Хронология-1
Хронология-2
Хронология-3

Набросок карты

Набросок иллюстрации: Сарагар

1.
2.
3.
4.
5.

Погода стояла мерзкая, словно сбежала со страниц летописей тысячелетней давности. Весна опоздала, то ли засмотревшись на неспокойные вулканы, пышущие пеплом и серной взвесью, то ли простудившись на расползшихся с полюсов ледниках. Солнце пряталось за плотной, сыплющей мелким дождем пеленой облаков, а когда робко выглядывало, пугало мелких мистиков алым ликом в оспинах пятен. Крестьяне уже подсчитывали убытки от побитых заморозками виноградников, и зло перемотыживали кукурузные поля под овес и картофель.

А еще со вчерашнего дня дул южный ветер. Рожденный тундровым холодом, вскормленный стылыми туманами на поросших ледяными манграми отмелях, он пронесся над хвойными лесами, отвылся в обсидиановых скалах Огненного Хребта, не растеряв задора варваром-завоевателем обрушился на Ламан-Сарагар. Накурившись по пути чадом огненных гор и сожжённых горцами пограничных деревень. Впитав злую магию с развалин городов из бетона, бронзы и потускневших янтарных кристаллов.

В Верхнем городе мигали и один за другим гасли волшебные фонари. А ведь должны бы гореть еще долгие годы, нуждаясь лишь в очистке колпака и ежемесячной медитации мага-наладчика. Так обещал Орден, затребовавший за установку огромные деньги, порезаную пошлину на какао, да еще младшего княжича в послушники. Разноцветные огоньки, сами по себе зажигавшиеся вечером, недолго услаждали горожан - столкновения с суровой реальностью земель вне Контура капризная роскошь не выдержала. Как и наладчик, пластом лежавший в княжьем лазарете. Жуткое отравление дикой магией. Без амулета в дождь вышел. Местных от шалящего фона разве что тошнило иногда, а Сиятельный спекся уже в ста шагах от подворья.

На Нижний и Заречье с их лавочками, мастерскими, земляными пирамидами-святилищами и трущобами и вовсе опустилась промозглая тьма, кое-где разгоняемая факелами стражи. Стражу осьмидневку как вывели на улицу всем составом, невзирая на издержки, погоду и графики патрулей. На проводах княжича опять поцапались партии союзников и коренных, после орденской проповеди. Оратор умудрился взбесить не только туземное нгатайское население, но и половину укульцев намеками на озверение, ритуальную чистоту и искаженную Спираль. Из кланового сектора оратору заявили, что если Орден так печется об их Спирали, то пусть поднимет Контур и пустит к себе, в чистые земли. Оратор ответил, что зверью и варварам в оплоте света и цивилизации делать нечего.

Орденскую делегацию пришлось выводить с древнего стадиона боем. А затем разгром с запасом обошел прошлогодний, когда Сарагар продул Нгардоку в мечемяч.

Сегодня улицы Заречья наконец опустели. Усиленная княжьими людьми стража отбила вычищенные склады, обнесенные лавки и подпаленные орденские подворья. Клановую верхушку частью вколотили обратно в чувство, частью подкупили льготами и организованные отряды расточились, оставив партизанить самые фанатичные шайки.

Можно вернуться к обычным заботам. Например – к ловле оборотней. В Верхнем городе как раз один объявился. И молва уже успела обгрызть и разобрать его по всем искаженным косточкам: когда озверевает человек известного укульского клана, это всегда восхитительная ирония судьбы, с театральностью постановки и колоритными актерами. Особенно, если несчастного угораздило перекинуться в рогатого демона, а не в обычного сарагарского волка. Да еще аккурат к приезду помешанных на чистоте Спирали магмастеров. Говорят, это кара, посланная клану Туллия за грехи. Было заявлено, что он набил морду первожрецу их главного святилища. На аптекарской улице нашли труп с вырванным горлом.

Трое стояли в темном закоулке, выходящем на раскисшую земляную набережную. Единственный на всю округу фонарь тяжело отдавал богам душу, больше слепя вспышками-судорогами тех, кто идет по улице, чем реально освещая окрестности. Повезет - удастся подкараулить богатого балбеса, возвращающегося в столь неудачный час из злачных мест Заречья к мосту в Верхний город. Если он будет из проорденской партии, потом можно похвалиться трофеями в клановом доме.

Повезет не очень - в сети заглянет тот самый зверолюд. Главарь шайки их не боялся - довелось повоевать в городе плантаций Ксадье, когда тамошние волки попытались восстать. Будет дольше маеты, меньше вымогательства и чуть больше убийства, зато можно будет прослыть народным героем и в кои-то веки честно заработать объявленную Туллия награду за рогатую голову.

Стояли долго, утешало лишь то, что под козырьком. Двое подельников начали переминаться с ноги на ногу и недовольно сопеть, но пока молчали. Их терпение было вознаграждено - со стороны реки появилась сгорбленная фигура, замотанная в некогда дорогой, но теперь изрядно подранный плащ с капюшоном. Укульской расцветки. Главарь недовольно прижмурился - не такого он ждал, но и с бедняка можно вытрясти пару монет. Дождавшись, когда горбун поравняется с проулком, трое выскочили, изготовив дубинки.

- Перекошенный, гони пожитки... - жертва подняла капюшон и главарь осекся, напоровшись на недобрый взгляд оранжевых глазищ, отразивших алым свет фонаря. Горбун выматерился. Глухо и рычаще.

- Это зверь! Бей! - рявкнул заводила и подал пример, опустив на искаженного дубинку. И понял, что ничего-то он о войнах со зверолюдьми не узнал, гоняя по полям тощих плантационных рабов. Встали они неудачно, мешая друг другу - только пугать и годится. Неубитый медведь оказался слишком быстр - увернулся и выхватил меч. Короткий, бронзовый, однолезвийный, из тех что популярны у состоятельных полноправных граждан. Подставив клинок под очередной удар, да так ловко, что металл расколол обсидиан лезвия дубинки, горбун от души пнул незадачливого охотника в живот. Главаря отбросило к ближайшей стене и крепко в нее впечатало, обсыпав слетевшей с прутьев основы обмазкой. Округлив глаза и без толку кусая воздух, он увидел, как зверь расправляется с товарищами. Одного заполошным, но пришедшимся точно в цель уколом в глотку. Топорик второго перехватил в замахе, затем толкнул противника к стене, навалился, зажав когтистой лапищей рот, и с хрустом вбил лезвие в подреберье.

Уже не вожак с трудом поднялся. Дыхание не шло, позвать на помощь не получилось. Хватило лишь умереть стоя.

Расшатывая и вытаскивая из тела главаря клинок, грозный демон тихонько скулил и всхлипывал. Некоторых сегодня выгнал на улицу страх. Перед самим собой.
С тех пор как он впервые углядел в отражении рыжеющие глаза и удлиняющиеся клыки, его жизнь стала кошмаром. Одно дело с ужасом наблюдать за тем, как озверение уродует прочих. Другое - помогать их отлавливать и держать в повиновении. Третье - самому вкусить горечи этого проклятья. За последний месяц ему довелось пережить все сразу.

Обычных оборотней-волколюдей уже давно приноровились ловить и отправлять на доводку в специальные лечебницы. Там они окончательно обрастали мехом и теряли память. Затем озверевших отправляли на плантации, во благо Ламан-Сарагара и во искупление грехов. Ставшая пугающе привычной за этот век ситуация.

Сам он уже почти смирился с такой участью и хотел сдаться. А затем обнаружил зачатки рогов. Приемный клан, или Дом, как они повадились величать себя на законтурный манер, от него разом открестился, невеста - оказалась первой заметившей неладное и поднявшей крик, а жрец, к которому он забежал, спасаясь от преследователей, едва не погубил его, пытаясь задержать проповедями. Ибо рогатые демоны, химеры или же тер-зверолюди, обитали на юге. Та или иная форма озверения передавалась исключительно по кровному родству. А следовательно - род его не ламанский и проклят богами в разы сильней.

Вряд ли бы он долго протянул в зверолечебнице или на плантации - изгои не могли рассчитывать на княжьи или клановые наделы, частные же владетели славились умением споро пережигать жизнь озверелых в прибыль. Более того - подневольные волколюди питали к рогатым инстинктивную ненависть, а что до надсмотрщиков... слишком многие в Ксадье потеряли родичей в последнем набеге южан, чтобы не испытать искушения отыграться на свеженайденном потомке варваров.

От берега он рванул уже бегом - прихрамывающим и не совсем человечьим. Меч тоже убирать не стал, лишь стряхнул алые капли на немощеную улицу. Пока что ему везло - никто на шум не выскочил, кривые улочки Заречья оставались тихи и безлюдны. О том, чтобы заблудиться в этом хаосе лачуг и землянок речи не шло - он прожил здесь первые двадцать пять лет своей жизни. Как оказалось - самые счастливые.

Везения хватило на два квартала - ткачей и плотников. На родной площади гончаров он услышал чеканное шлепанье сапог по грязи и понял, что судьба воистину любит иронию. Прятаться было негде, если не считать груды амфор у мастерской. Здесь он когда-то работал, прежде чем попытаться столь неудачно выбиться в люди. За керамикой он и спрятался, шкурой чувствуя всю ненадежность укрытия от света факелов стражи.

Стражников было шестеро. Пять снаряжены типично для стражи этой, туземной, части города - холщовые штаны с вшитыми наколенниками из кожи, кожаные же доспехи, шлемы и сапоги, бронзовые копья и мечи. Шестой побогаче - в расписной льняной панцирь, вываренный для прочности в маслах, полированные шлем с поножами, дорогой белый плащ, уже изрядно вымаранный в грязи. Пять злились, кидали на спутника косые взгляды и подозрительно радостно беседовали о сожжённой часовне Ом-Ютеля. Шестой заметно нервничал. Он прибыл из Верхнего и в Заречье чувствовал себя неуютно. Когда он снял шлем, чтобы отереть пот, трепыхающийся свет факелов высветил бритую под ноль, на укульский манер, макушку.

Отряд неторопливо прошагал на площадь и остановился, обшаривая закоулки светом факелов. Озверевающий за своим укрытием лихорадочно решал - попытаться ли сбежать, сдаться или гордо, как подобает воину, выйти и помереть на копьях бывших соратников. Воином он был недолго, и пессимизмом орденских трактатов о надлежащем поведении вассалов проникнуться не успел.

Стоявший позади старшины страж из полукровок лениво мазнул взглядом по штабелю горшков, задержал на миг, а затем повернулся и заявил прямо в лицо укульцу:

- Плачет нынча Атонель, лбом бьет об алтарь. Вот засада, как же так? Сына продал за фонарь. А фонарь-то сдох.

Безыскусная присказка на мотив плясовой уже была оплачена жизнями. Старшина заречного пятерка дернулся как от затрещины, повернулся и рявкнул:

- Какого козла, Ашваран? Забыл, что тебе за такое могу вкатить? Помнишь, зачем именно мы здесь?

- Помню, о вождь! - вытянулся как дворцовый гвардеец Ашваран Шор, заместитель старшины, статный муж и уважаемый в клане боец, любимец женщин и почитатель традиций, – Я просто напоминаю нашему товарищу, по чему надо опознавать мятежников. Но меня вот очень интересует какого я в чужую смену должен шляться снаружи вместо того чтобы миловаться с моей пышечкой? Зверолюда упустил клан Турийа, вот пусть...

- Дом Туллия, ты, нгатайская скотина! - взорвался бритый, не замечая, что даже бдительный старшой как-то больно нехорошо оглаживает эфес, - И это твоего братца мы сейчас ловим, Инле из рода Ольта! Мы ловим Ольта, мать его, Кёля!

- Для тебя я - Ашваран Шор. И он мне не брат. И мне все равно что зовут его теперь лишь по-укульски. А за мать ты мне ответишь, - Инле-Ашваран улыбался, как закольщик, изготовивший копье на несущегося к нему жертвенного быка, - И я не виноват, что этот ваш Атонель, князек-бастард, евнух зажористый, задолиз орденский, вконец выморозил свою пустую, бритую баш...

- Словом себя убил, схватить изменника! - Закричал укулец, пытаясь выхватить меч и обнаруживая что руки заломлены сзади. И вот кончик ашваранового кинжала рассек подбородочный ремешок шлема, позволяя его сдернуть, и в яростное, бледное лицо бьет кулак. И еще, точно в переносицу, ломая с хрустом. Затем в шею - уже металлом, выплескивая горячее и алое на бесполезный нагрудник. Хрипящий укулец был аккуратно опущен наземь. Ашваран еще раз улыбнулся:

- Сказал же, ответишь.

Тело последний раз дернулось и затихло.

- Ты знаешь, во что влезаешь, - проговорил старшина, - Кстати, Ханнока здесь уже нет, сбежал. И заметил я его еще за три дома - с тебя серебрушка.

- Не брат он мне, и имя ему - Кёль, - поморщился Ашваран, но кошель развязал, - Угораздило же идиота оказаться здесь именно сейчас. Теперь еще и эту сволочь прикапывать.

- Не рано ли? – поинтересовался еще один страж, длинноволосый и тощий как жердь. Он уже хозяйственно потрошил кошель убитого. Извлек золотой, присвистнул и запихнул в карман. Более щепетильные коллеги морщились, но не мешали.

- Мы бы все равно мимо прошли. Бритый заметил бы. Ладно. Мы с вами все равно хотели на восток податься, братья, - сказал Ашваран, разом пропитав речь торжественностью и сам того не замечая, - У меня там земли за последний поход, куда я в скорби и позоре и уползу заливать вином новость, что сам оказался носителем озверения, а Кёль и вовсе рога отращивает. У меня для всех места хватит. Все равно Сарагар с каждым годом все больше становится Ламаном, а в Майтанне нгатайской земли еще полно.

- Аш, это все славно, но с этим чего? - прервал начальник, давно переложивший командование, но не чин, на старшенького из братцев-Шоров.

- В реку.

- Не потонет... извини.

- Там у набережной кто-то об озверелых вопил... недолго, - сказал длинноволосый. - Сбегаю, гляну, если что - подкинем им. Доблестно павшего в бою со зверем и ободранного чернью от ценностей... С тебя еще деньга, кстати. За наши танцы в завтрашних отчетах.

- Хорошо. Но я и в самом деле знаю во что вас втягиваю и если кто...

- Заткнись уже! - на четыре голоса прошипели вокруг.

Инле-Ашваран криво, но довольно усмехнулся:

- Тогда действуем по плану. Как закончим здесь, у нас еще дельце есть.

---

Кулак с грохотом ударил по двери, обдирая краску с дерева и кожу с костяшек. Под ободранным проступило серое.

- Савор! Открывай! Савор! Я знаю, что ты здесь! Пожалуйста... Кау, сделай так, чтобы он был здесь...

За дверью шуршали и негромко переговаривались, но не открывали. Осознание того, что старый контрабандист по пересылке озверелых мог съехать из этого дома, или и вовсе - света, беглеца подкосило вконец. Он так и рухнул на колени посреди грязной окраинной улочки, от чего выпиравший тряпье на спине горб стал еще более заметен. Наконец, после тягостной задержки, дверь скромного, едва украшенного резьбой, но крепенького и ладно сбитого дома отворилась.

Кёль радостно рванулся внутрь, лишь для того, чтобы обнаружить приставленное к животу острие копья с охотничьим втоком. Копья обсидианового - дорогая бронза в Сарагаре не зачисленным на воинскую службу туземцам не полагалась. Впрочем, сейчас оно бы справилось не хуже стального. Хозяин дома был подобен своей собственности - столь же стар, потерт жизнью и крепок. За его плечами возвышалась пара родичей, тоже не с пустыми руками. Все в традиционных шитых бисером нгато-сарагарских рубахах со штанами.

Ханнока оттеснили в угол лавки. Один из младших закрыл обитую тканью дверь, проскрипев тугим засовом.

- Нет, вы только поглядите, кто к нам пожаловал, - нараспев, перекатывая слова во рту словно карамельки, сказал Савор, - Сам Ольта Кёль, восходящая звезда Дома Туллия, надежа Укуля, храбрый герой, почти святой. Чего изволите от нашей лавочки в неурочный час? Вин из Майтанне? Бумаги из Тсаана? Терканайских шелков?

- Савор, ты же знаешь, зачем я пришел! - речь у Кёль-Ханнока уже была рычащей, трудно различимой, но отчаянная мольба слышалась легко.

- Здесь я решаю, что знаю, а что нет, - отрезал Савор, разом став из сладкого негоцианта опасным головорезом, - что-то голосок твой нехорош, скидывай капюшон!

Кёль, помедлив, подчинился, показав то ли лицо, то ли уже морду с торчащими клыками и лихорадочно блестящими оранжевыми глазами. Некогда идеально выбритая макушка уже успела обрасти щетиной. На лбу, над висками, алели бугры зачатков. Савор, выругавшись, снова наставил отведенное было копье.

- Нгаре, мать наша! Ханнок, идиот, какого ты ждал так долго?!

- Зелье. Я купил зелье! Когда шерсть так и не полезла, я решил, что подействовало…

- Вот же идиот, - повторил, как плюнул, Савор, но сквозь презрение пробилась толика сочувствия. О том, что озверение не лечится, знали все, но отчаявшиеся хватались за любую соломинку. Некоторые алхимики охотно таковые предоставляли, тем более что больные все равно быстро теряли разум и претензий не предъявляли. Правда, учитывая слухи, последний просчитался. В демонов зверели медленнее.

- Ладно. Кровь на лезвии, - кондтрабандист бросил мимолетный взгляд на изогнутый ханноков меч, в знак мирных намерений брошенный на пол, - стражничья?

- Нет, хвала Кау! Сброд с пристаней.

- За тобой идут?

- Нет... оторвался.

- Хорошо. Быстро же ты вспомнил прежних богов, Ханнок.

- Жрецы новых назовут меня демоном. Старых вполне устроит прихожанин-оборотень, лишь бы платил, - прохрипел озверевающий. Попытка пошутить была смазана скулежом от очередного приступа боли, - Савор… Помоги мне!

- Вот как, вдруг понадобилась наша помощь, - Савор зашел на второй круг, улыбаясь ярко, как золотая обманка, - Неужели славный Дом Туллия хуже заботится о собственных заболевших воинах, чем какие-то Кенна с Заречья? Чем же они тебя обидели, пообещали не ту лечебницу? Тесную клетку? Боишься, что от пайков живот прихватит?

Кёль-Ханнок слышимо сглотнул.

- Не надо...

- Что именно не надо? Мне просто интересно, как там у вас в Верхнем городе дела делаются.

- Ради Кау, Савор! Ты же знаешь, они вообще вышвырнули меня прочь!

- Ого, - вскинул брови нгатай, - Кто бы мог предугадать? И какие только кланы, ох прости, Дома, так поступают, а? Только подумать, кто же вообще согласен на присягу таким? Интересные наверно люди, да, Ханнок? Или все же Кёль?

Изгой дернулся, но смолчал.

- Так это что же получается, ты у нас совсем нелегальный, да? Ай-ай, как же поспешно с их стороны. Теперь даже на княжью милость, уж какая есть, рассчитывать нельзя. Страшно представить, тебя же могут прирезать сгоряча, и ничего дурного забойщику не прилетит. Даже наоборот. Какие-нибудь зареченцы например. Дикий же народ.

Ханнок долго молчал, затем сдавленно повторил:

- Я не хочу в Ксадье.

Тот вновь ухмыльнулся, на этот раз криво, не по-торгашески. Слегка повысив голос, так что сыновья за спиной разом подобрались, сказал:

- Смотри же, кровь моя, как бывает. Его мать сбежала из Верхнего города, лишь бы подальше от тамошнего безумия. Его отец всю жизнь был в Кенна. Стоило же укульскому деду поманить его радостями жизни у подножья Клыка, как парень мигом свинтил туда. А менее чем через год уже обрил голову, напялил белоснежную тогу и даже акцент сменил. А потом - бац, засада - рога из башки полезли. Как неудобно, рога, да в священных залах Ом-Ютеля. И тот же самый укульский дедушка сказал, что и доча-то была незаконорожденной, а, следовательно, и права у нгатая по имени Ханнок на членство в Доме нет. Ошиблись они, с кем не бывает. И вот теперь рогатому придурку ничего не остается, как стучаться в те двери, которые он с такой помпой за собой захлопнул. Вот так и бывает со всеми, кто ложится под Орден.

- Все сложнее было, - прохрипел рогатый, - но т-ты прав. Я зря у-ушел из Кеннау-у-у... - изгой так и сел на пол, схватился за голову и завыл.

- Тьмать и мракотец, приятно, но заткнись. Ты хоть понимаешь, что с тех пор как Туллия и присные возмечтали побороть озверение покаянием, мне намного тяжелее работать? Особенно после того, как в Верхнем городе объявился один излишне ретивый полукровка из бывших Кенна. Моя последняя пересылка озверелого в Майтанне из-за тебя едва не сорвалась. Меньше трепать языком надо о прошлом, Ханнок, а не то, когда он станет длинным как у демона, идти некуда будет. И вообще, ты - сплошной убыток.

- Я исправлю, - встрепенулся Кёль, достал из-за пазухи сверток, но выронил, руку свело судорогой.

На пол упала россыпь серебра и, самое ценное, плотно увязанных медных слитков.

- Ого, есть еще деньжата у Домовых из Верхнего города. Хорошо. Но да будет это груз на твою душу, не мою. И не думай, что это ради твоей шкуры - я просто хочу утереть нос бритым мерзавцам. Племянничек, дери тебя Укульский Ом-Хрен.

- Да, да! Но знаешь... когда я прикончил тех у набережной... я едва удержался. Мне вечно хочется есть, - Ханнок плотоядно облизнулся.

Савор рывком подался вперед, всмотрелся в жуткую полуморду, помянул искаженных дурней, отшагнул к стене. Сдернул копьем со крюка копченый окорок и бросил в угол. Ханнок тут же растерял остатки цивилизованности, набросившись на мясо словно дикий зверь. Трещавшие по швам обноски на горбу лопнули и разошлись, обнажив опухоль во всю спину, пятнистую, алого и синюшного цветов. Временами под кожей что-то шевелилось и тогда начинающий зверолюд стонал особенно душераздирающе, но от разгрызания хрящей и косточек не отрывался.

Младший из сыновей сбледнул и склонился над пустым горшком, да и старший выглядел не сильно лучше. Савор закатил глаза, пробормотал нелестное про молодежь, и, уже в полный голос, сказал:

- Что, сосунки, никогда тер-зверолюдей в предпоследней стадии не видели? А они вот такие вот милашки. Расслабьтесь, этот, когда нажрется, смирный будет. Расслабиться - не значит, что его не нужно будет нанизать на копье, если начнет чудить. А ты, Кёль-Ханнок, если их хоть когтем тронешь, клянусь - дохнуть будешь медленно.

Ханнок подавился и закашлялся. Дядя умел быть убедительным.

- А теперь, господа хорошие, мне пора вас покинуть, поболтать с нужными людьми, подготовить инвентарь, чтобы у нашего родственничка не возникло проблем у ворот.
Савор снял с вешалки толстый клетчатый шерстяной плащ. Завернувшись, поклонился по нгатайскому обычаю. В высшей степени учтиво, но от пристального, злого взгляда Ханноку стало совсем худо. И вышел в ночь.

Савора не было долго. Затихший было зверолюд вновь стал жаловаться на голод. Братьям удалось увлечь кузена в угол еще одной копченостью, где тот и скрючился, вгрызаясь. Младший зачарованно бился об заклад сколько еще понадобиться пищи, старший хозяйственно подсчитывал убытки. Впрочем, вскоре им стало не до того - Кёль-Ханнок все сильней дрожал, все злее огрызался на вопросы и все больше жаловался на слышный одному ему шум. И младший мог поклясться, что жуткая, шевелящаяся опухоль за это время успела еще подрасти. Как и зачатки рогов с клыками. Да и сидеть родич все чаще предпочитал как-то боком. Или же это было лишь накапливающееся напряжение?

- Да где он там уже? - прохрипел в сто двадцатый раз Ханнок, которому членораздельная речь давалась все трудней. Близилось утро, а от контрабандиста не было весточки. Едой не осилившего подъем по социальной лестнице изгоя ублажать уже не получалось, он скалился и шипел. Держащие копья руки также отчаянно затекли. Наконец, Савор вернулся, отряс иней с плаща и кинул сверток едва не упустившему его недозверолюду.

- На, оденься нормально. Не мешало бы тебя еще и помыть, жаль не получится. Стражник у Майтаннайских ворот уговорен. У них тебя ждет повозка. Там переждешь свое озверение, раз дури хватило доверится Укулю. И не возвращайся, теперь ты здесь никто.

Ханнок встал, пошел и на третьем же шаге споткнулся, заявив по-детски удивленно:

- Больно!

- Привыкай, - посоветовал Савор, - дальше будет хуже.

- Отец, может не стоит, он того и гляди сорвется! - обеспокоился старший.

- Этот протянет долго. Хоть в чем-то он должен быть на брата похож.

И вот так они с Савором и шли, сгорбившись от порывов ледяного ветра. Кёль-Ханнок все медленнее и спотыкаясь, родич - с уверенностью более влиятельного чем власть беззаконника. Когда впереди выросла громада неурочно открытых ворот на Майтанне, Ханнок почти поверил в свою упорхнувшую было удачу, настолько, что не заметил, как его спутник специально ускорил шаг.

Напоследок он обернулся, ища взглядом Клык Ламана. И тогда ему в основание шеи вонзилась стрелка из духовой трубки. Выдернув ее и ошалело потаращившись с пару секунд, Кёль-Ханнок всхлипнул, рванул шатающимся бегом прочь, но споткнулся и впечатался носом в мостовую. Подняться сил не было.

- Ну привет, Кёль, давно не виделись.

- Аш-ш-ш...

- Да, я. Мне нужно было забрать кое-что у тебя.

Братские сапоги прошли мимо бессильно оскалившейся морды и Ашваран поднял упавший бронзовый меч, которым могли владеть только полноправные граждане. Кёль завыл и заскребся, но добился лишь того, что в поле зрения появился длинноволосый стрелок, с предусмотрительно вскинутой духовой трубкой.

Ашваран, не последний человек в клане Кенна, подошел к Савору, приветственно приобнял за плечи. Затем передал запечатанный конверт вознице.

- Гони не останавливаясь. Сам знаешь - если убежит и сожрет кого по дороге - мы ничего не знаем. Но если птичка свистнет, что к этому ты руку приложил - найдем и скормим самого.

А затем подошел к затаскиваемому в клетку брату:

- Прощай, Кёль. А это тебе на память от Кенна.

Последнее что увидел Ольта Кёль был кулак, летящий ему в нос.

Попавшая в паутину ночная муха отчаянно билась в ловушке малого шелковичника, жужжа и трепыхаясь всеми четырьмя лапками. Крысопаук медленно, осторожно, зловещими рывками подбирался к добыче чтобы упеленать в кокон и уволочь в норку про запас. Но на сей раз его ждало разочарование: углядевшая хищника муха утроила усилия, выдрала последнюю лапку и с триумфальным писком свалилась прямо на нос тер-зверолюду, уже как день лежащему на полу без движения, а значит, ставшему деталью пейзажа.

Он очнулся от того, что на лицо свалилось что-то крупное, членистоногое и верещащее. Такого надломленная психика вынести никак не могла, он смахнул незадачливое создание с почему-то чересчур крупного носа и размазал в слизистый блин о мощеный плитняком и присыпанный соломой пол.

Выдранный из ленивого, тянущегося уже вечность кошмара Ханнок Шор приподнял голову и осоловело огляделся. Помещение одновременно было чужим и отменно знакомым - то ли комната, то ли загон, половина которого выстроена из камня и с крепкой дощатой крышей, а другая собрана из толстенного бруса в виде решетки, с решетчатой же заслонкой вместо кровли. Доски и брус несли на себе глубокие борозды от когтей. В углу сидел крысопаук и злобно сверлил его взглядом.

Сарагарец помотал головой, пытаясь вытрясти мигрень и вернуть на ее место память. Вначале получалось неважно - вспоминались лишь отсыревшие по весне стены и мостовые родного города. Да еще видимые отовсюду, подсвеченные магическим светом руины Клыка Ламана - легендарной башни Янтарной Эпохи, гордости сограждан. Бывших сограждан.

Чем больше вспоминалось, тем ясней была ошибочность затеи. Уже хотелось вернуться назад, в блаженное забытье и подданство инстинктам. Мешала боль в спине. И в копчике. И руках. Не этих, а других... Которые на спине. Которые крылья.

Ханнок зажмурился и принялся скороговоркой молить Кау, Ом-Ютеля, да кого угодно, чтобы они избавили его от накатывающей жути. Сейчас он был даже готов на демонов и Сораково пекло.

Ни отозвались ни демоны, ни новые боги, ни старые. Возможно потому, что вместо слов получались хрип и рычание. И Ханнок вспомнил в каких обстоятельствах, кем и почему здесь очутился. Было тяжко, но спустя долгое время он нашел в себе силы попытаться пожить еще денек и узнать, что уготовила судьба.

В первую очередь понять где это самое здесь. То, что это зверильня было понятно стразу. Вопрос - какая? Если родная-государственная, то развитие событий ему известно и оптимизма не внушает.

А вот если зверильня заграничная или, Кау убереги, еще и частная, варианты возможны самые разные. От того, что Ашваран с Савором не стали мстить напоследок и ему тут будет лучше - долечат и выпустят в свет с верительными. Но дальше чего? И уже тем более не хочется думать об экспериментаторах из зверолекарей-частников, ищущих лекарства... и отнюдь не только от озверения. Для таких объявившийся вне привычного южного ареала тер-демон - просто находка.

И наконец, самое главное - Ханнок попытался оценить, насколько болезнь изуродовала его. Первыми оглядел руки, уже по ним видно, что к прежней жизни возврата нет - четырехпалые, с мощными невтяжными черными когтями, серой кожей. Далее аккуратно ощупал голову - холодная мочка носа, торчащие из-под верхней губы клыки, острый кончик уха, теплая шершавость рога... да, типичная тер-зверолюдская башка... его башка.

Все самообладание испарилось разом, как вылитый в сотенный погребальный костер кувшин крепкой поминальной водки. Ханнок запаниковал, вскочил и попытался подбежать к стоявшей в углу бочке с водой, дабы увидеть все, что о себе узнал. Но споткнулся на первом же шаге, хряснувшись подбородком об пол и едва не оттяпав кончик длинного алого языка. Ноги двигались неправильно. Ступни по-звериному вытянулись, зато обзавелись раздвоенными копытами - массивными, черными и сапожисто блестящими. Урожденные и ветеранистые тер-зверолюди бегали быстро и ловко, охваченного жутью новичка хватило лишь на то, чтобы, тихо подвывая от ужаса, придавленной змеей поползти вперед, подметая солому длинным, бестолково ерзающим хвостом с зловещим костяным клинком на кончике. Да еще крыльями - здоровенными, кожистыми, мощными, с глянцевито отсвечивающими в лунном свете перепонками и торчащим на сгибе когтями.

Наконец, пальцы впились в дощатую обшивку глиняного пифоса. Ханнок подтянулся на руках, перегнулся через край, дождался пока успокоится вода и увидел свою новую морду. Кажется, он закричал.

---

Тростниковое перо-калам аккуратно клюнуло нутро чернильницы, и принялось выводить четкие, убористые буковки каллиграфического тсаанского стиля на дорогой хлопковой бумаге. Буквы слагались в слова, те в предложения, придавая бумаге смысл, а жизни - красоту.

... Касательно же нашего прошлого спора. Господина Юмёлли из Ордена вообще не стоит слушать, ибо сей доктор наук не в состоянии понять, что Кин в нгатаике вовсе не означает северный, а Тер - южный, и что нгатаи таким образом не классифицировали разновидности озверения по географическому принципу. Да и куда при таком раскладе прикажете девать варау и йехга-зверолюдей (и тот факт, что господин Юмёлли сто лет прожив среди нгатаев не освоил хотя бы торговый диалект)? Тем более что как раз недавно мне попался экземпляр, рожденный на севере (в Сарагаре, если быть точным), проживший там всю жизнь и там же обратившийся в середине зимы, так что и гипотеза госпожи Куух, при всем моем к ней уважении, о климатическом или хотя бы широтном влиянии на ход озверения не подтверждается.

Можно было бы предположить о влиянии Спирали, или даже культурных традиций разных народов на ход прогрессии заболевания, изначально заключающего в себе все потенциальные линии развития (уместно ли в данном случае говорить скорее о "вариативном заболевании Спирали"?), однако мне приходилось читать подтвержденные наблюдения о кин-нгатаях (этих, как вы можете догадаться, я наблюдал лично) , йехга-нгатаях, тер-утудже, и, в лично виденном мной случае, тер-матавильца (напоминание для господина Юмёлли – полкуровок-нгатаев в Сарагаре зовут именно так, а вовсе не “отродье Кау”, что бы там не говорили его друзья из Верхнего Города). Так что и убеждения моего собственного отца придется отвергнуть (дабы никому не показалось что я пристрастен). И последнее разъяснение для господина Юмёлли - этот матавилец до обращения был истовым прихожанина Храма Светлых, с родней по матери восходящей к святовоинам Укуля так что специально попрошу его больше не сбивать мое понимание проблемы теориями “Божественного воздаяния для варваров”.

Вообще же, как мне кажется, изначально имелось несколько центров распространения проклятья, поразившего окрестное население вне зависимости от его этнической или конфессиональной принадлежности (полный иммунитет прослеживается только у чистокровных потомков Сиятельных). Что я и планирую доказать на нашем следующем Симпозиуме. Заодно предоставив свежие наблюдения по тер-зверолюдям, доселе недоступные из-за нежелания южан сотрудничать с почтенным Сообществом. Например, как и говорилось ранее, кин-зверолюди восстанавливают когнитивные функции медленно, относительно спокойно и не в полном объеме (полная потеря памяти - один из частных примеров) - это общеизвестно. Добытый же мной экземпляр хоть и демонстрировал большую агрессивность, но также и самоосознание. Затем, как и в случае пациента моего отца, по завершении последней фазы он впал в глубокий со...

Ночную тишь разорвал жуткий вой, в котором гармонично слились звериная ярость и человеческий ужас. В ближайшем селении занялись собаки. В лесу сочувственно отозвались волки. За стеной слева что-то разбилось и раздался испуганный женский писк, справа - мужская ругань. Вождь-врач зверильни "Милость Иштанны", почтенный мастер целительских наук Тилив Ньеч неодобрительно сдвинул брови на растекшуюся по бумаге кляксу, аккуратно присыпал песочком из шкатулки и закончил вслух:

- После чего этот несчастный сукин сын от сна очнулся и осознал в кого превратился, - Ньеч поправил очки и перевел взгляд на свиток-портрет на стене, - Все как ты и описывал. Именно твоими словами.

Дверь открылась и в комнату ввалился полуодетый ученик с мечом наголо, из-за плеча которого выглядывало испуганное девичье личико, обильно покрытое конопушками.

- Первое качество сотрудника зверильни - ровным голосом возвестил им Ньеч, - Самообладание. Ибо если его нет, первый же сорвавшийся при дрессировке зверолюд - труп. Свой или нескольких чужих. Дрогнувший нож при операции - труп. Или несколько. Промахнувшийся стрелок... ну, вы поняли. И куда вам с такими нервами в звероврачи, а, бестолочи?

Парень обиженно фыркнул и убрал меч в ножны, слегка дрожа. Девушка упрямо поджала губы.

- Ну что, коллеги. У нас новый пациент. Идемте же, во славу Иштанны.

Тилив Ньеч повернулся к массивному, остекленному шкафу, взял выделявшуюся свежей краской папку.

- Пятый сверток, Айвар, на втором стеллаже, клинок там же оставишь, - крикнул он метнувшемуся к складу ассистенту-подмастерью. Тот рассеянно кивнул, одеваясь на бегу и все еще пытаясь проснуться. Вождь-врач лишь покачал головой - из парня мог бы выйти толк, кабы только не мешала порывистость, рассеянность, да несусветный гонор. Поговаривали, что это бастард какого-то мелкого кланового вождя из Нгардока, но по документам выходил обычный общинник. Распределивший его сюда чиновник городского совета по старой дружбе намекнул, что с ним надо "особо", но не уточнил как именно.

Подготовив записи, Ньеч решительным шагом вышел в ночь. Пересек круглый внутренний двор, мягко шурша подошвами по булыжной выкладке. На ходу ополоснул лицо из кувшина, стоявшего на крышке круглого колодца по центру. Глянул на небо, на прочие луны и звезды, чтобы уточнить время - желтая громада Ахтоя зависла прямо по центру, серебрянный серпик Токкори почти ушел за горизонт, в стороне от прочих надкусанной картофелиной тускло белел Тав. Мавара с Хоутом видно не было. Полночь.

Позади семенила рыжая Сонни Кех. Она успела заскочить к себе в комнатушку, переодеться, завернуться в шаль поверх платья и захватить ящичек с иглами, лезвиями и лекарствами. Вряд ли понадобятся - понадеялся про себя Ньеч - но инициативу одобрил. Но вот зачем пухленькой, милой и доброй девушке, любительнице теплых пледов и яблочного повидла, вся эта грязь и кровь работы на зверильне так и не понял до сих пор. А она молчала.

Вконец запыхавшийся Айвар нагнал коллег у самого загона, специально переоборудованного для крылатого пациента из двух стандартных, рассчитанных на кин-волколюдей. Оба стража сегодняшней смены уже были там, с трубками и стрелками наготове. Ньеч, принюхавшись, уловил слабый запах медовухи и приметил неплотно прикрытую дверь сторожки, из которой сочились свет и тепло.

- Проспали, - все тем же ровным голосом констатировал Ньеч. Оба здоровенных мужика, каждый на голову выше тощего огарка, съежились, как нашкодившие коты, - За ним сегодня должны были постоянно следить. Я предупреждал, что это особый случай. А если бы он с перепугу голову себе о стену разбил или крылья попытался оторвать? Вычту из жалования. С докладом.

Вождь-врач повернулся от приунывших стражников, к криво и надменно улыбавшемуся Айвару. Правая бровь врача поползла вверх. Левая сторона ухмылки ученика - вниз.

- Это что? - поинтересовался Ньеч, показав на оттягивающие пояс ножны.

- Меч... - уже куда как неуверенней отозвался Айвар, - на случай...

- Ритуального самоубийства. На бешеного озверелого надо идти с копьем, маг-паралитиком или огнестрелом. Остальное - игрушки. Или ты хотел сгоряча прибить меня или Сонни, а потом сказать, что так и было?

- Я...

- Бестолочь.

- Я - бестолочь. Простите, учитель.

Ньеч смерил его ледяным взглядом и повернулся к зверолюду, удовлетворительное физического состояние которого на глаз оценил еще до всех препирательств. Оставалось понять самое важное - психическое.

Особый пациент скорчился в углу у пифоса-поилки, замотавшись в мелко дрожащие крылья, и тихонько скулил. Ситуация не самая удобная для работы, но всяко лучше бессознательного кружения по загону или попыток добраться с клыками наголо до любого проходящего мимо.

Ньеч подошел к и легонько постучал костяшками пальцев по брусу, спросив на укулли:

- Эй, ты меня слышишь? Ты меня понимаешь?

Нулевая реакция. Ньеч повторил вопрос на нгатаике, на упрощенном торговом диалекте, и даже растягивая гласные по-тсаански. Ничего. Лекарь вздохнул и махнул одному из стражей. Тот зарядил в резную, щегольски украшенное перьями духовую трубку глиняный шарик и плюнул, вначале в крыло, затем в ощерившуюся хищную морду. Когда химероид прикрылся рукой и переполз ближе к решетке чтобы попытаться достать стрелка когтями, Айвар по сигналу дернул неприметный шпенек и на растерявшегося зверолюда обрушился мощный поток воды. Сверху была установлена еще одна бочка, служившая для чистки загонов и приведение в чувство их обитателей. Крылатого хорошенько вмяло в пол, очистило от налипшей соломы и вроде бы слегка подкинуло разума и желания жить. Во всяком случае, на сотрудников он теперь глядел хоть и свирепо, но вполне осмысленно.

- Ты меня понимаешь? Если не получается говорить, кивни два раза. Понимаешь?

Вместо кивков рогатый захрипел, зашипел, но выдал, с четвертой попытки, на торговом диалекте - том же нгатаике, только покромсанном настолько, чтобы и зверолюдская пасть справилась:

- Да. Понимаю.

- Отлично, - пробормотал себе под нос Ньеч, открывая зеленую папку и делая пометки на листке внутри, - Помнишь прошлую жизнь?

Зверолюд помедлил, то ли размышляя стоит ли говорить, то ли медитируя на слово "прошлую". Наконец, ответил:

- Да. Помню.

- Отлично! - впервые за долгие дни улыбнулся Ньеч. Специфически, по-огарковски, так что зубастый и когтистый демон отшатнулся поглубже в загон. Ньеч и не заметил этого, упоенно застрочив по бумаге, поминутно макая перо в почтительно удерживаемую Айваром чернильницу.

- Что со мной будет!? - со скулящими нотками донеслось из-за решетки.

- Жить будешь, - отозвался вождь-врач, наконец соизволив захлопнуть папку и взглянуть зверолюду прямо в глаза. Оранжево-алое встретилось с беспросветно-черным, без белков и радужки, - Ольта Кёль, он же Ханнок Шор, ты находишься в лечебнице "Милость Иштанны" в княжестве Майтанне... попрошу заметить, что на нгатайской половине княжества, а не в этом вашем Ксадье с их мясницкими зверильнями и шарлатанами вместо врачей. Сегодня шестой день пятого месяца, близится седьмой. Ты провел в озверении три месяца и два дня. В ближайшее время тебя будут долечивать, а затем ты отработаешь долг и сам решишь свою судьбу.

- Долг? Какой еще долг? - встревожился рогатый.

- Об этом - позже. Вначале в себя придешь. Да, и еще. Если не заметил - ты голый, - сказал тут же неловко прикрывшемуся собеседнику Ньеч, - Айвар, одежду ему!

Подмастерье размахнулся и бросил сверток навесом через крышу. В ячейке которой тот и застрял, сиротливо и укоризненно. Зверолюду никак не удавалось пока справиться с ногами и встать в полный рост, не говоря уж о том, чтобы допрыгнуть. Пришлось одному из стражников лезть наверх и пропихивать застрявшее сапогом вниз совсем приунывшему пациенту.

В свертке оказались штаны с вырезом под хвост, плащ-накидка и толстенный шерстяной плед. С последними двумя Ханнок справился легко - несмотря на четырехпалость и когти, руки слушались исправно. Со штанами дело ожидаемо шло хуже.

Наконец, Ньеч удостоверился в том, что пациент завернулся в плед в сухом углу и затих, отвесил прощальный подзатыльник Айвару, рассказал новоприбывшей смене стражи о наказании предыдущей, и на том завершил первый цикл исследований:

- Глаз с него не спускать! Если решит повеситься или самозагрызться, и не будет вовремя остановлен... сами там сидеть будете. Айвар, Сонни - свободны.

Повернулся и ушел во врачебный дом. Заметив ненароком, как задержавшийся ученичек провожает жадным взглядом ладную фигурку рыжей коллеги. Закрывая за собой дверь в кабинет Ньеч подумал о том, что в будущем это может стать проблемой, но быстро переключился на работу. Ее у него сейчас было много.

Тилив Ньеч и так не досыпал по жизни, а, перечитывая наблюдения отца за Пациентом-1 и внося собственные пометки, задержался так надолго, что проспал глубоко в день. И все равно не отдохнул толком, так что легонько тронувшую его за прикрытое пледом плечо Сонни встретил свирепый, заспанный взгляд.

- Ну?

- У-учитель... Там Айвар, у загона с тер-зверолюдом...

Девушка нервничала. Ньеч тоже забеспокоился, но потом решил, что она просто дичится Айвара.

- Ну?

Нет, что-то тут не так... Чтобы горе-ученик, да вдруг воспылал любовью к работе...

- Он... - Сонни набрала воздуха в грудь и разом выпалила: - В общем, он решил проследовать стандартной процедуре и сейчас сидит прямо у клетки. С анкетой для волколюдей. И опрашивает по ней пациента.

---

- Спираль, кресты и вилка! Айвар!

Ругань вождя зверильни, конечно, до ночного ханнокова воя не дотягивала. Но все находившиеся на другой стороне круглого внутреннего двора - стража, Айвар и даже страшенный зверолюд, все равно подскочили и заозирались. Тилив Ньеч сбежал по крыльцу главного корпуса, сейчас отменно напоминая святого аскета - тощий, нечесанный, яростный. Редкие белые волосы развевались за спиной, не завязанные, как обычно, в аккуратных хвостик. Антрацитовые глаза чернели межзвездной бездной, холодной и безжалостной. Позади косовато, но размашисто бегущего Ньеча колобком катилась Сонни с неизменным ящичком на перевязи через плечо и двумя зелеными папками в охапку.

Айвар обреченно втянул голову в плечи, но зачастил скороговоркой, разом перескочив во вторую половину кодекса:

- Имя себе бери. Для новой жизни. Сейчас. Какое возьмешь? Предложу - Длиннорог. Или - Сероспин?

Серошкурый зверолюд сверлил непрошенного благодетеля злющим взглядом. Откашлялся и рявкнул:

- Мамин подарок - Ольта Кёль, папин - Ханнок Шор. Оба сохраню. А ты иди на...

Торговый за это утро Ханнок освоил на диво хорошо. Хотя вернее было сказать, что просто наловчился справляться с удлинившимися челюстями и языком. Ньеч читал сопроводительные письма от давнего партнера Савора Шора и с удивлением узнал, что тот когда-то обучил племянника зверолюдскому диалекту. Зачем – непонятно. В любом случае, подбежавший вождь-врач как раз застал середину длиннейшего маршрута из разных видов, сортов и конечностей, по которому предлагалось отправиться почтенному подмастерью Айвару.

В отличие от побагровевшего Айвара, сломавшего со злости калам и безнадежно заляпавшего рубаху чернилами, Ньеч не обрушил всю компанию в преисподнюю. Лишь неожиданно азартно улыбнулся. Не глядя, протянул руку назад. Сонни нервно вложила туда нужную папку. Ньеч сунул ученику чернильницу и быстро-быстро застрочил в "Пациенте-2":

- А теперь, давай, обругай меня, или еще кого из присутствующих. Кроме девушки - мы все же культурные люди... и прочие создания, так?

Зверолюд сначала с опаской прошелся по стражникам, а потом, осмелев, и самому Ньечу. Благо насчет внешности того зацепок и инспираций найти можно было массу. Как и многие ученые, стеклодувы, лекари, инженеры-технологи, Тилив Ньеч был огарком – выродившимся Сиятельным (хотя сам он предпочитал термин "вернувшийся к народным истокам"). Но в любом случае растерявшим большую часть магии и созданного магией же внешнего величия предков. Говорят, что за Контуром уцелевшие Сиятельные держали таких в специально огороженных кварталах и поселках, но в Нгате огаркам жилось относительно свободно. Низкорослый, слегка перекошенный вправо, с заметно ассиметричным, морщинистым в тридцать лет лицом, с маленькими ушами, едва скрытыми жиденькими длинными волосами, узкой челюстью… Ньеч был легкой мишенью для насмешек.

- Отлично! - наслушавшись и начеркавшись вволю, заявил наконец он, - Друг мой, тебя можно поздравить - отличное восстановление когнитивных и речевых функций всего за день после пробуждения. Культурные аспекты ты тоже вспомнил очень хорошо. Поздравляю! Но если еще раз учинишь с персоналом такое, а я узнаю... Сонни!

Девушка протянула Ньечу ящичек. Тот, почти не выбирая, вытянул самый длинный и зловеще выглядящий обсидиановый резак.

- Так вот. Я тебе крылья на лоскуты порежу. Это не жизненно важный орган и у тебя пока что отменная регенерация, но не провоцируй меня, хорошо?

Крылатый мало что понял из терминологии, но истово закивал.

- Айвар...

- Учитель, это же стандартная процедура...

- Айвар. Это опросник для дрессировки. Дрессировки! А этот свежеобращенный и в памяти. Я не для того ждал все это время, чтобы ты довел его до безумия в первый же день… Просто исчезни с глаз моих.

Ученичек обиженно поджал губы и убрел к врачебному дому, прихватив в охапку обучающие кодексы. Вождь-врач проводил его взглядом и с безмятежной улыбкой повернулся к вновь забившемуся вглубь загона Ханноку.

- Подойди ближе.

Пациент привстал на четвереньки и пополз к решетке. Ньеч едва заметно поморщился:

- Ну же, прямо. Как подобает цивилизованному зверолюду.

- Не могу, - сдавленно сказал тот.

Ровнозубая, без клыков и резцов, огаркова улыбка исчезла так же быстро, как и возникла. Только в этот раз химер смог впервые наблюдать не злость, азарт или каменное безразличие, а искреннюю обеспокоенность. Насчет того, что она направлена на Пациента-2, свежеиспеченного тер-зверолюда, а не Ханнока Шора из Сарагара, он ничуть не сомневался.

- Как так? Когда последний раз проверяли, все уже стабилизировалось, степень и результат озверения был стандартным для тер... в смысле и копыта, и лодыжки, и связки - все должно работать. Повредил при пробуждении?

- Все нормально. Просто - не могу.

- Хм.

Сделав пометку во второй папке и пошуршав первой, Ньеч наконец расхмурил брови:

- Да, понятно. Назовем это "Естественным психологическим тер-шоком". Скажи, ведь с крыльями и хвостом все в порядке?

- Нет! Их вообще не должно быть!

- Да не о том я. Ты же ухитряешься складывать и раскрывать крылья правильно, да и хвост у тебя не тряпкой висит. И вообще, ты явно не помнишь, но пока ты тут у нас озверевал, то весьма резво по загону носился. Уже заметил следы когтей на балках? Твои.

- Не знаю. Когда пытаюсь раскрыть только одно крыло или подцепить соломину хвостом… Они не отказывают, но идут плохо.

Ньеч довольно долго молчал, потирая ранние морщины на лбу. Наконец, сказал:

- Возможно, ты прав и все дело в том, что их не должно быть. И с рождения ты привык ходить всей стопой, а не кончиками пальцев…

Огарок заходил перед решеткой из стороны в сторону, велеречивостью и склонностью к монологам напоминая Ханноку дядюшку. Речь по-прежнему была обильно пересыпана загадочными терминами, звучавшими на редкость ругательно…

Ну да, ну да, кин-волки теряют память, а он, химероид, нет. Истинно, у тех инстинкты стадиально переходят в разум, а у него им сменились, но с наслаиванием. Конечно, у него же всего лишь конгнитивная инерция, что бы она не значила. Несомненно, ему надо встать, потому как он здоров, хотя и не понимает этого…

На слово "здоров" Ханнок отреагировал низким, гортанным и весьма впечатляющим рыком, но встать попытался. На полпути левая нога дернулась и он рухнул навзничь, больно подвернув крыло. Зашипев, саданул кулаком по земле. Зашипел громче.

Вождь-врач бросил Сонни пару слов, дождался пока та сбегает на кухню за миской с пирожками. Взял самый аппетитный на вид, вторым поделился с ассистенткой и безмятежно откомментировал:

- Еще раз. Не пытайся опираться на пятку - у тебя ее считай, что теперь нет. Нет, колено у тебя вывернуто правильно. Это именно пятка. Представь себя тсаанской храмовой танцовщицей, что касаются земли лишь кончиками пальцев.

Зверолюд шутку не оценил. В этот раз подломилось правое колено. Ньеч вновь помрачнел.

- Еще.

Не удалось и на четвереньки встать.

- Еще.

Почти получилось. Неловкий взмах крылом. Падение. Отдавлен хвост.

- Еще.

Зверолюд остался лежать на боку. Тихо поскуливая, и подрагивая кончиками крыльев.

- Я сказал - еще!

Ханнок завыл, жутко, но совсем по-человечески. Затем перед широким, черным носом в пыль шлепнулся пирожок. Судя по запаху - с яблочным повидлом. Зверолюд осекся, удивленно скосил глаза на выпечку, затем на подошедшего вплотную к решетке Ньеча. Но если он думал, что сейчас его начнут утешать, то ошибался. Жестоко:

- В сопроводительном письме было сказано, - тихим, морозным голосом сказал Ньеч, - что ты был воином. Едва полноправным, бывшим гончаром, но все же участвовавшим в ополченческих походах. Заработавшим себе право на бронзу. Достаточно амбициозным, чтобы сменить клан на Дом, не боясь насмешек и мести... Я не вижу этого человека. Я вижу очень умного кин-зверолюда с крыльями. Похоже, что Айвар прав, и тебя надо просто дрессировать, чтобы вернуть в общество, хотя я надеялся на лучшее. Но если долг велит мне дрессировать, я буду дрессировать. Еще!

Ханнок зло захрипел, но поднялся. Копыта скользили, зверолюда шатало, но он добрался-таки до решетки, так надсадно заскрипев когтями по дереву, словно представлял на ее месте ньечево лицо.

- Другое дело, - усмехнулся Ньеч. Про себя же он в очередной раз подумал, насколько же пациент и впрямь похож на демона со старинных нгатайских и тсаанских кодексов и зарисовок фресок, которые ему показывал проведший полжизни в путешествиях отец. Разве что рога были изогнуты иначе и раздваивались на кончиках, больше напоминая мифических же драконов. И еще - если ночью "демон" проходил по категории "сокрушенный и поверженный мощью Кау", то сейчас это явно был "демон ярящийся". В древней мифологии Детей Кау были еще и "демоны благородные, исправившиеся", но до введения пациента в эту малочисленную общность им еще предстояло работать и работать.

- Что со мной будет дальше? - повторил чуть успокоившийся и укрепившийся в духе зверолюд.

- Вот доведем тебя до адекватного состояния, адаптируем тебя в общество... то есть долечим и приучим не бросаться с клыками наголо на первого встречного, выправим документы - и можешь быть свободен... Ах да чуть не забыл, еще один момент - у тебя тот самый долг перед лечебницей. Заверенные Инле-Ашвараном Шором расписки у меня есть. Сомневаюсь, что, став по ламанским законам никем, ты вдруг сможешь мне их предоставить немедленно, но с тебя шесть золотых.

- Сколько? Тьмать…

- Шесть. За три месяца питания высококлассным мясом и пользования медицинской помощью от лучших специалистов по зверолюдям в этих землях. Господин Ашваран был достаточно щедр, чтобы оплатить вступительный взнос и переоборудование стандарт-загона. Но и он заявил, что тебе будет полезно остепениться, осознать себя, поработать на благо окружающих, прежде чем возвращаться в человеческое общество. Он даже настойчиво упоминал некое “искупление”, но оно меня волнует мало. Отработаешь свои шесть золотых, и можешь идти куда глаза глядят. В этой половине Майтанне такое дозволено. Новую еду включили в отработку сразу, процентов не начисляем. У нас солидное учреждение, а не какой-нибудь Дом Призрения, кабальная контора или клановый банк.

Ханнок непечатно зарычал, настолько виртуозно мешая укулли и нгатаик, насколько это вообще было возможно с такой-то мордой. Ньеч поморщился, затем мстительно улыбнулся:

- А теперь ты у нас отлипнешь от решетки и пойдешь до стены. И обратно. И снова до стены. И так десять раз. Постарайся ничего не сломать при падениях. Потом осмотр, прием пищи и сиеста, хотя гонять тебя надо как терканайского козлоящера, коим ты и являешься. Не стоит обижаться, тебе еще похлеще будут обзывать. Если предпочитаешь "Драколень", "Химер" или "Демон" - сообщи. Ах, Ханнок Шор, значит? Отлично, мне нравится такой боевой дух, но имя тебе здесь еще заслужить надо. Ученик мой - бездарь, но в одном он прав. Это - твоя новая жизнь. Постарайся распорядится ею лучше, чем прошлой.

Ханнок начал ненавидеть улыбки Ньеча.

Кувшин плюхнулся в воду и поплыл, пока требовательный рывок привязанной веревки не заставил зачерпнуть краем, разом потяжелеть и ухнуть вглубь колодца. Ханнок вытащил воду, перелил в смоленое берестяное ведерко, прицепил к уже полной товарке на коромысло и понес к лесенке, приставленной к той самой вразумляющей бочке.

Клац-клоц. Клац-клоц. Клац-клоц.

Цокот копыт по камню. Такой привычный звук для выросшего в крупном городе. Вот только теперь это были на лошадиные, а его собственные копыта. И осознание этого факта при ходьбе долбилось в голову постоянно, стоило лишь сделать шаг.

Клац-клоц. Клац-клоц. Клац-клоц.

Опять начала накатывать жуть. Зверолюд со свистом втянул воздух через сжатые зубы, затем сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, как учил Ньеч. Несколько полегчало. Ханнок вынужден был признать, что за прошедшие восьмидневки звероврач хорошо потрудился и ходить у него получалось уже неплохо. За все утро, когда на него взвалили задачу донаполнить бочку, упал он всего два раза, в первый раз расколошматив кувшины, куда как более удобные чем берестяные кульки. Впрочем, химер (он все же предпочитал этот вариант из предложенных) всерьез подозревал что под загадочными словами "это тебе для развития моторики" скрывалось не столько желание вождь-врача видеть бочку наполненной, а отработку - выполненной.

Клац-клоц.

Ханнок скрипнул клыками. Что-то сегодня осознание собственной зверскости было особенно невыносимым. А тут еще некстати налетел порыв ветра, заставив зашатавшегося химера инстинктивно распахнуть крылья. Удержаться на ногах получилось. А затем инстинкт отступил, и ему переклинило мозги, вновь заставив воспринимать крылья как лишние, торчащие из спины руки с туго натянутой между кошмарно длинными фалангами пальцев кожей. Жуть захлестнула.

Коромысло с плеском полетело на вымостку двора, зверолюд рухнул на колени рядом и обхватил когтистыми лапищами голову. Хотя и зарекался, но опять завыл. Рядом тут же оказались стража с Айваром. Ньеч с Сонни еще с утра по каким-то срочным делам умчались в приписанную к зверильне деревушку. И теперь Айвар на правах старшего князем расхаживал по двору, раздавая указы страже, повару, прачке и прочему персоналу. По большей части те его игнорировали, и скорее всего по возвращении огарка ученичку крепко влетит. Так что на айваров вопль "Обездвижь его, немедленно!" значительно более опытный страж-стрелок отреагировал лишь долгим взглядом, а копейщик без особой неприязни ткнул скулящего зверолюда древком. Оружие, впрочем, взяли на изготовку.

- Эй, особый случай, ты там часом ничего не отдавил? Хвост или еще чего? - спросил копейщик.

- Нет, - отвывшись, простонал приходящий в себя Ханнок.

- Тогда какого так вопишь?

- Тебе не понять!

- О. Ну да, конечно, я всего лишь пару сотен оборотней на своем веку повидал, не то что господин Тилив. Но вот кажется мне, что до сих пор не осознал, как тебе повезло.

- Чем же? - зло, но и в самом деле успокоившись, спросил химер.

- Разум, дубина ты рогатая. Память. Ты их сохранил. Почти все озверевшие здесь - нет.

- Лучше б я помер. Чем осознавать, чего потерял.

- Ты - идиот, - сплюнул копейшик, повернулся и пошел прочь, невзирая на прямой приказ Айвара.

- Его сын лечился здесь, в "Милости", - с некоторым сочувствием продолжил за него стрелок, зачехливший пенал со смазанными быстродействующим транквилизатором малыми дротиками, - Он знает, о чем говорит. А ты - нет. Эх ты... обормотень.

И ушел вслед за товарищем на пост, оставив успевшего подняться зверолюда наедине с картинно наставившим на него огнестрел Айваром. Тот слегка сморщил аристократичный нос с горбинкой и сказал не к месту:

- Давно ли вы мылись, пациент?

- Да вот только что, - огрызнулся облившийся при падении Ханнок, в отличие от начинающего звероврача все утро таскавший ведра и потому изрядно пропотевший. Учитывая обострившееся обоняние, для Ханнока доброй вестью стало, что пахло от него по-прежнему человеком, а не парнокопытным, нетопырем или хищником. И шерсти, за исключением постепенно отрастающей черной гривы на голове и по хребту, нигде больше не пробивалось.

Другое приятное открытие - в комплексе для выздоравливающих была паровая баня, коей он с удовольствием пользовался. Тоже помогало почувствовать себя человеком - раз уж ты выглядишь как демон из легенд, это еще не повод, чтоб от тебя так же разило.

- Тебе следует лучше промывать крылья - в складках скапливается всякая гадость.

- Учту, - ответил Ханнок, вообще-то уже оповещенный об этом самим вождь-врачом еще в первый день и исправно завет исполнявший.

- Внутренний зверь не беспокоит?

- Э? - только и отозвался химер, возвращаясь к колодцу. Вот теперь Айвару удалось его удивить. Ньеч ни о чем подобном не говорил.

- Ну, ходьба на четвереньках, ночной вой, желание пожрать сырого мяса или перегрызть кому-то глотку?

Глотку Ханноку и в самом деле уже хотелось перегрызть. Метафорически.

- Нет... А должен?

- Есть теория... - высокопарным тоном начал Айвар, но был прерван воплем стража-огнестрельщика со смотровой вышки:

- Вождь приехал! С грузом!

Вокруг забегали и засуетились. Подмастерье вообще расточился в воздухе, будто бы и не было его рядом все утро. Стражники с оружием наизготовку отворили тяжеленные, словно на осаду рассчитанные ворота и во двор влетел Тилив на лошади, въехала Сонни на пони, и еще втащилась огромная, влекомая парой необычно упрямых и нервных волов клетка-повозка. Собранная из тяжелого бруса, укрепленная бронзой и весьма похожая на ту, что привезла сюда самого Ханнока. Прислушавшись, рогатый уловил доносящееся из нее сдавленное рычание на три голоса.

- Слушайте все! - прокричал Ньеч, как только массивные створки захлопнулись, - Тихие дни закончились. В этот раз у нас сразу трое на начальной стадии, но уже в бешенстве. Что делать знаете. Айвар! Где Айвар? Ах вот ты где. Ты уже подготовил сектора три, четыре и пять? Как нет? Тьмать! Мы с тобой крепко об этом поговорим сегодня. А этих пока в единую демонскую. Там хоть чисто теперь.

Стражники расторопно окружили распряженную клетку, пропустили вперед стрелка и тот размеренно засадил в каждого из находящихся там по малому дротику с транквилизатором. Последний хладнокровно вручную в выстрелившую в просвет то ли еще руку, то ли уже лапу с внушительными когтями.

- Драколеня запереть в корпусе для выздоравливающих, - заметил Ньеч так и не донесшего ведра с водой Ханнока.

Тот пожал плечами, аккуратно положил коромысло на землю и, не дожидаясь тычков и стрелок, сам пошел в сторону приземистого здания, больше напоминавшего крепостной склад, чем общежитие. Лишь когда закрыл дверь и услышал за спиной стук падающего засова, в сердцах саданул кулаком по стене. Пол-жизни избавляться от сословных запретов, чтобы попасть в итоге под видовые – веселая судьба.

Привычно зацепившись рогами за потолочную балку, Ханнок прошел через сени в основной зал. Для занятий - так его называли звероврачи. Толстые маты на полу изодраны когтями, но пока еще не копытами. У одной из стен стоял тяжелый обеденный стол из грубо сколоченных на шканты досок. Стульев не было - лишь лавки. Впрочем, химер крепко подозревал, что на стуле со спинкой ему помешает усидеть хвост.

Из скромного убранства выделялись две вещи – шкаф для обучающих кодексов и набор системных глобусов отменной работы. Что такое чудо делало в лечебнице – непонятно. Большинство оволчившихся и говорили-то с трудом, не говоря уже о грамотности. Да и не шибко стремились чинить головы оборотням – когда дядюшка еще работал официально и хотел воспитать помощника, Ханноку доводилось бывать в княжьих зверильнях. Так вот, те полностью оправдывали жаргонное “псарни”.

От нечего делать, драколень подошел к модели. Сложная, выполненная из дорогущей бронзы. По центру – планета, расписанная лазурью и белилами под облачные пояса. Интересно, есть ли еще те, кто видел ее великолепие вживую, не на картинках? Из Сарагара Ахау было не видать, а коренные земли Сиятельных на внутренней стороне и сейчас были смертельно опасны. Вокруг центральной сферы на обручах вращались луны. Ханнок подцепил наугад серебристую Токкори и, чувствуя себя демиургом, крутанул. Тут же пришли в движение и прочие – от выкрашенного под лаву, ближайшего к Ахау Сорака, до крохотного Тава. Да, и впрямь хорошая штука – даже вращение откалибровано по резонансу.

Ханнок остановил движение, ткнув когтем во вторую луну – Варанг. Вот здесь он сейчас и находится. Внешне-ведомое четвертьшарие, южный континент, область Северный Нгат, княжество Майтанне.

Образованный зверолюд. Ха-ха. Смешно.

Вновь скиснув, серый отвернулся и ушел. Собственная его комната находилась в конце короткого коридора - зверильня вообще не была рассчитана на большое количество постояльцев. Клети дверь не полагалась - заменили циновкой. Такая же прикрывала узкую бойницу окна. Ханнок отдернул ее и выглянул во двор.

Троих бесчувственных и связанных озверелых уже вытащили из клетки. Содрали остатки одежды и закинули в бывший тер-загон. Судя по лохмотьям, одной из новоприбывших была женщина. Но при взгляде на голое тело у стражей ни малейшего следа смущения или похоти не возникло. Связанная слишком сильно изменилась - проступила шерсть, удлинились челюсти. Новых пациентов перетащили за решетку и под прицелом развязали, оставив по ошейнику на короткой веревке. Вокруг бесчувственных суетились Ньеч с Сонни, под присмотром стражей-копейщиков.

Ханнок отпустил руку, циновка съехала обратно. Наверняка его вот так же, словно бешеного пса, приволокли, связанного, беспомощного и смертельно опасного. А потом ходили вокруг клетки и наблюдали - не перекрутит ли его проклятье слишком сильно, и не лучше ли будет пустить в расход перекошенного мутанта, чем тратить первосортное, по словам Ньеча, мясо. Какое к тьматери первосортное? Потроха и отбросы небось, как в княжьих псарнях.

Нежданный отдых затянулся надолго, за полдень. Химер успел и подремать и походить кругами по зале, и даже почитать пару кодексов. Один из них оказался простейшей обучалкой, показывающей как слагать буквенные значки в слога. Ханнок полистал забавные, рассчитанные на детей картинки, стало чуть легче. А там и Ньеч появился.

- Хорошие дни кончились, - повторил он с порога, усталый и злой.

- Для меня они и не начинались.

- Вот уж неправда. Ты очнулся, сохранил разум и уже неплохо ходишь. А мы смогли нормально поспать без ночного воя на луны и грызни. Их теперь сразу трое, понимаешь? Советую попросить у Сонни затычки для ушей - ты у нас тут самый чувствительный и нервный. Последнее, надо срочно править - с завтрашнего дня будешь носить с Айваром им еду.

- Я не хочу на это смотреть.

- А придется, - отрезал Ньеч, - Ты слишком печешься о своей уникальности, о тяжести постигшей именно тебя катастрофы. Опомнись. Это сейчас может случиться почти с каждым. Плантации забиты под завязку, а носителей развелось неизвестно сколько - озверевают уже целыми деревнями. Ты еще не слышал о том, что под Сарагаром одновременно прокляло целую заставу? Их отрезало внезапным оползнем. Пока не прибыли ловцы из неозверелых уцелела только пара огарков, да заезжий торговец, запершиеся в погребе.

- Вы не понимаете.

- Это я-то? - Ньеч на памяти Ханнока впервые выглядел изумленным, - Я вырос на этой зверильне. Мы с отцом вас тут десятками лечили, хотя, надо признать, с кинаями проще - те может и отличаются минимальным уровнем когнитивной… А, к тьматери. Они не горюют на тему того как им не повезло в жизни.

- Дело не в этом, - неожиданно резко ответил Ханнок.

- В чем тогда?

- Я из Сарагара. Я с детства знал, что такое озверение и с юности готовился к тому, что могу стать оборотнем. Перейдя в Дом, я узнал, что дело в грехе и искуплении. Укульцы верят, что дело в руках богов и я внутренне готовился принять свою судьбу, если они так решат.

- Но если и так, по твоим словам, был готов стать кин-зверолюдом...

- Кин-зверолюдом! - перебил врача Ханнок, хотя уже знал, что тот подобного сильно не любит, - Кин-зверолюдом! Безмозглой мохнатой тварью, без привязанностей и воспоминаний! Это малая смерть, а воин всегда должен быть готов к смерти...

Угу. Опять. Крупный рогатый скот, начитавшийся красивых книжек.

Ханнок упрямо мотнул головой и продолжил:

- Но не к... этому. Этого я не ожидал. Никто не ожидал.

- Тебя тяготит мнение вышвырнувшего тебя за порог при первом же признаке озверения клана?

- Я подставил свой клан и род. Дважды. Первый раз, когда ушел к укульцам, второй - оказавшись химером. Теперь в Кенна все будут видеть парнокопытных.

- Надо же, не знал, что тер-озверение отращивает не только рога, но и совесть с клановым патриотизмом, - вскинул бровь Ньеч, заставив собеседника кисло сморщить морду, и протянул ему фляжку. Зверолюд зло засопел, но отказываться не стал.

- Я заметил ты у нас решил почитать на досуге. По пути заехал на заставу, мне привезли давно заказанное пособие для начинающих оборотней.

Ньеч извлек из сумки книжицу. Сшита и переплетена она была на новомодный, терканайский манер и качество печати вполне отвечало тамошнему - рисунок и текст были четкие, в отличие от местных кодексов, больше напоминавших лубки деревенской выделки.

Страницы были снабжены нумерацией. Обложка - тисненой по бурой коже надписью "Пособие для граждан Терканы по оборотничеству. Издание шестое, дополненное". У Ханнока зародилось подозрение, что в Козлограде о своих озверелых подданных заботятся куда как лучше.

- С завтрашнего дня начнешь заниматься по тамошней программе. В свободное от обслуживания новых пациентов время.

Ханнок полистал книжку наугад, остановился на разделе "Как поддерживать здоровье крыльев". Там были гравюрами изображены зверолюди, типичные козлоящеры с раскрытыми и сложенными крыльями и стрелочками, пояснявшими, как, собственно, это надлежит делать. Цифирью показывалось сколько раз. Способы были порой далеки от практичности. Ханнок задумчиво поскреб когтем рог и спросил:

- Что значит вот это слово? И зачем все это?

- Это слово - значит "зарядка". И как ты успел заметить, она действительно нужна для поддержания здоровья крыльев.

- Я знаком с тренировками. И все же, зачем? Я уже пробовал взлететь. Вы помните, что получилось.

Вождь-врач досадливо цокнул языком. Где-то на вторую восьмидневку серошкурый тайком улизнул в дальний уголок двора и попытался перелететь через окружавшую зверильню стену. Айвар нашел его по обиженному скулежу, когда после особо неудачного прыжка химер шмякнулся на мостовую и вывихнул крыло. Ньеч потом его вправил, крайне болезненно, и с той же степенью сочувствия объявил, что взлетать с земли у зверолюда не получится никогда - слишком тяжелый, а учить планировать с высоты и сбегать он точно не будет. По крайней мере до отработки.

- Сказано же, для поддержания здоровья. Будешь ими пренебрегать - они атрофируются. Я уже наблюдал такое - выглядит неприятно. Если тебя эти махи и подъемы тяжестей так тяготят - по выходу отсюда найди мясника и ампутируй. Я этого делать не стану.

Тилив Ньеч напоследок окинул притихшего пациента внимательным взглядом и повернулся к выходу:

- На сегодня все. Ты полистай его еще, там много интересного и полезного. "Как правильно бегать", например,"Как ухаживать за копытами" или "Как следить за чистотой пасти". Много полезного. А с завтрашнего дня тренировки и еще раз тренировки.

Ханнок и вправду пролистал, но раздела "Как бороться с внутренним зверем" не нашел.

Первые дни “зарядки” оказались настоящей пыткой. Мало того, что двигаться полагалось совсем не так, как он сам уже успел привыкнуть, но еще и многие из движений казались чересчур сложными и нелепыми. Вроде того, где полагалось, стоя на одной ноге, поджать вторую, наклониться вперед, выпрямив хвост, складывая и расправляя крылья. А хуже всего было то, что при активном движении раз за разом накатывала жуть. Но затем Ханнок втянулся. По большей части ему уже удавалось воспринимать новое тело как свое, но иногда... иногда хотелось выть, биться рогами о стену, разгромить все вокруг, лишь бы избавиться от по-звериному острых чувств или ощущения, которых дарили крылья за спиной, хвост или копыта. В особенно тяжелые дни начинали зудеть пропавшие пальцы на ногах.

Кин-зверолюдей уже успели рассадить по отдельным секторам-загонам, но рычание и вой не прекращались. Ханнок начинал бояться, что пристрастится к снотворному, коим его поила Сонни, потому как ему затычки для ушей не помогали. Он каким-то непостижимым образом ухитрялся слышать все стоны и бессловесные жалобы несчастных оборотней, не понимающих где оказались и за что им так плохо. Передышка наступала лишь когда они спали или питались.

Вот как раз сейчас, учуяв запах пищи, они жадно приникли к решеткам, просовывая когтистые, успевшие обрасти густым мехом ручищи и пытаясь сцапать явно нервничающего Айвара. Ханнок терпеливо стоял рядом, держа поднос с рубленым мясом. Качественным, как он вынужден был признать. Химероида озверевшие не любили сильнее прочих, но побаивались, как и Ньеча. Но это не делало кормежку сколько-нибудь приятным занятием.

- Ты бы хоть морду повеселее сделал, мученик, - процедил Айвар, прицельно швырнув шматок в проем решетки. Рычание оттуда тут же сменилось жадным чавканьем.

- С чего бы? - отозвался Ханнок.

- А с того, что сам можешь там оказаться. Наслаждайся свободой. Пока можешь. Будем откровенны - я тебе не доверяю. Как-то слишком гладко у тебя все вышло, хоть ты и воешь вечно о своем горе. Как бы в тебе вновь не проснулся зверь.

- Господин Тилив сказал, что мне нечего бояться ре-гре-шии.

- Господин Тилив у нас носится вокруг тебя, словно ты из бронзы отлитый. Но я бы на твоем месте не слишком радовался, - Айвар закончил перекидывать порцию зверолюдке, и перешел к ее соседу. Ханноку разговор нравился все меньше.

- Ты особенный случай, это так. Но не первый. Ты знаешь, что его отца убил тер-зверолюд?

- Нет, - осторожно ответил Ханнок. С некоторых пор биографические диалоги его сильно нервировали

- Так вот, мнится мне, тебя он держит не во исполнение долга, и даже не из жалости. Вот узнает о поведении и развитии вашей разновидности все, чего ему угодно и решит покопаться дальше... да что ж ты будешь делать!

А вот это уже относилось не к химеру, а к последнему волколюду. Тот скорчился в углу своего загона и не отреагировал, даже когда мясо упало прямо рядом с ним. Подозвали стрелка и тот расшевелил-таки пациента с пятого шарика. Апатия разом сменилась яростью, вот только бросился к ним мохнатый как-то скособочено. А когда дорвался до решетки, то в брус вцепилось сразу три руки - две обычные, и одна зачаточная. Мех на левой половине тела несчастного бугрился наростами, а рычание более походило на хрип из-за скособочившейся челюсти.

- Плохо дело, - пробормотал разом побледневший Айвар, до сих пор не слишком следивший за состоянием подопечных - положенное жрут - и ладно. Ханноку же впервые пришла мысль, что он и впрямь легко отделался.

Позвали недавно приехавшего господина Тилива. Ньеч неодобрительно цокнул языком, глядя на Искаженного, и устроил разнос ученику что не доложили раньше. Тот клялся, что еще вчера вечером было нормально. В ответ получил убийственное: "руки за ночь не отрастают".

- Всего три дня, как мне надо было съездить за припасами в Цун. Я оставил вас, коллега, приглядывать за ними. Фактически - на свое место. И я не был оповещен об искажении с самого приезда. Вы не оправдываете моего доверия, Айвар. Систематически. Мне кажется, вам здесь не место.

Развернулся и ушел.


---

Уважаемая госпожа Куух.

Прошу простить меня за то, что долго не писал. Последнее время в "Милости Иштанны" выдалось весьма бурным. Я уже писал в наше почтенное Сообщество о том, что привезенный мне тер-зверолюд после необычно долго озверения пробудился. Я подготовил к нашему следующему Симпозиуму доклад о его пробуждении и развитии. Заранее сообщу, что результаты просто поразительные - думаю никому из членов нашего Сообщества не удавалось до сих пор наблюдать процесс тер-озверения вблизи. Как и сообщал мой отец, тер-зверолюди (по крайней мере некоторые из них) поразительно быстро восстанавливают память и когнитивные способности. Фактически наблюдается сохранение прежней личности при куда более заметном изменении тела чем у кин-зверолюдей. Более того, мною описан феномен шока по пробуждении и последующей долгой депрессии и некоторые мои советы по выводу пациента из оных. Вообще же, подготовлен и отправлен целый пакет документации, с которым я нижайше прошу Вас заранее ознакомится, поскольку мне особо интересно Ваше, как жрицы Иштанны, мнение по некоторым вопросам. Мне даже удалось раздобыть два пособия по оборотничеству из Терканы.

Однако же, задержали меня не эти обстоятельства, а внезапное появление сразу трех кин-оборотней в моей лечебнице. У нас бывали подобные наплывы раньше, однако же этот совпал с тревожными вестями. Под Сарагаром, как вы уже наверное слышали, озверела целая застава. Уцелевшие рассказывали, что озверения наступали с поразительной скоростью, в течении нескольких дней, и сопровождались огромным процентом искажений. Так вот, у нашей партии кинаев наблюдается схожая...

- Твою же тьматерь, - Ньеч бросил перо на стол и обхватил голову руками. Если бы только его подопечные знали, как он сам перепугался, увидев оборотня-мутанта. Ему уже доводилось работать с искаженными, как и его отцу. Но опытный звероврач всегда мог распознать нежелательные искажения еще на ранней стадии. А он мог поклясться, что еще три дня назад трехрукий волколюд был вполне здоровой "куколкой"-оборотнем. И вообще, слишком уж быстро шло развитие, тот же Ханнок превращался три месяца, а эти озверели за несколько дней. Человеческие, даже зверолюдские ткани просто не могут расти или безопасно отмирать с такой скоростью. Что же творится в Нгате? Озверение вышло на новый уровень? Вскоре вместо укульцев, матавильцев и нгатаев останутся одни волколюди с рудиментами культуры и маленькие затерянные резервации огарков - тоже по-своему мутантов?

- Ну, только в жрецы с такими мыслями и перековаться, - усмехнувшись, покачал головой Ньеч. Оставив письмо госпоже Куух на завтра, он погасил лампу и улегся спать. Напоследок промелькнула мысль, что надо было помягче с Айваром, но глубоко не укоренилась.

---

За последующие два дня Искаженный отрастил обрубок еще одной лапы. Свернувшись в клубок, он выл не переставая, распугав по углам даже других оборотней, не говоря уже о прочих обитателях зверильни. У Ханнока чертовски болела голова, поспать удавалось все реже и реже. В конце концов то ли сердце у волколюда отказало, то ли страж втихаря засадил в пациента смертояд и больной отдал богам душу. Хоть химер собратьям по несчастью и сочувствовал, но к стыду своему был в глубине души рад.

Зато остальные двое озверевали просто удивительно хорошо. Оба вымахали выше Ханнока в полный рост с рогами, черная шерсть лоснилась, а мускулатура была как у профессиональных атлетов, сидящих на запретных зельях. Никакого сравнения с тощими плантационными мохнатиками, которых легко могло держать в страхе клановое или храмовое ополчение, не говоря уже о княжьих войсках. А такие вот зверушки могли легко выдрать из лат бронозодоспешного дружинника и порвать на несколько частей. Жрали тоже как не в себя. Ханнок про себя прикинул и понял, что хозяйственный Ньеч уже должен был продержать каждого по году, при его-то расценках.

В тот день Ханнока совсем замотали тасканием воды и колкой дров, так что прописанной зарядкой заниматься не хотелось отчаянно. Но потом волколюди вновь завыли, и он понял, что поспать пораньше ему сегодня все равно не дадут - со снотворным пришлось завязать. А потому отлично услышал сопение Айвара, отпирающего засов снаружи. Удивился, но отжиматься не перестал. Лишь хмуро поинтересовался:

- Зачем пожаловали?

- Не спишь? Вот и отлично. Пойдем, покажу кое-что интересное. Только тихо. На вот, - Айвар протянул Ханноку нечто, напоминающее пару круглых сандалий, плетеных из соломы. Зверолюду доводилось слышать, что такие надевают на ноги лошадям, чтобы стук копыт не выдал всадника, но проверить, так ли это, не доводилось. До сего дня.

Накрепко пришнуровав накопытники, Ханнок позволил увлечь себя в ночную тьму. Химер подозревал, что Ньеч не одобрит ночных похождений и отчаянно не доверял Айвару, но любопытств пересилило. Впрочем, когда они достигли, перебежками, ранее не отпираемого погреба и заглянули внутрь, Ханнок крепко пожалел, что не послал тиливова ученика куда подальше.

Большую часть сложенного из рваного камня каземата занимал огромный стол, как раз чтобы поместиться раскинувшему лапы и крылья зверолюду. Собственно, зверолюд там и лежал - давешний мутант. Аккуратно вскрытый как рыба на прилавке у торговца. Внутренние органы были заботливо разложены по банкам с мутной исзжелта-зеленой жидкостью, там же покоились лишние лапы.

Стены помещение были рядами обвешаны полками с такими же емкостями, в которых лежали искаженные и нет сердца, печени, прочие органы, порой целые головы. Запах спирта перебивал мертвечину, но для Ханнока она все равно была отлично заметной.

Сарагарцу уже доводилось отнимать жизнь, и он точно помнил, что впоследствии ему временами было гадостно и совестно, но не более того. Кенна вообще славились по всему княжеству безбашенностью и кровожадностью. Однако сейчас к горлу подкатил ком, сердце готово было выпрыгнуть из груди, разум упоенно грыз первобытный ужас. Укульские понятия ритуальной чистоты начисто, под страхом жестокой кары, запрещали подобную расчлененку. Вот только даже в пору увлечения всем законтурным он никогда не принимал их настолько всерьез. Или же лишь думал, что не принимал?

От одного из экспонатов зверолюду поплохело особенно - сквозь толстое стекло скалилась хищная демонская морда. Тер-зверолюдская голова, как у него самого, только рога изогнуты по-другому. Где-то в ином измерении отшагнувший назад на лестницу Айвар подкрутил фитилек у лампы, добавив в полумрак красок, особенно мягкого янтарного отблеска пламени.

Ханнок еще помнил, как мир поплыл куда-то в багровый туман. Как оказался за пределами каземата, в прихожей, и почему в ладони торчит осколок стекла - уже нет.

- Ну... бешеный... - запинаясь, сказал белый как мел Айвар. Но даже при явственном страхе в голосе ученика сквозила странная смесь восхищения с накормленным любопытством - словно такой реакции и ждал. Затем он, вернув на лицо надменную невозмутимость, продолжил:

- Счастье твое, что у мертвецкой стены толстые. Никто не услышал. Ладно стол опрокинул, но банки-то зачем раздолбал?

- А? - тупо проговорил зверолюд. Ладонь немилосердно болела, вмятые спиной в стену крылья дрожали, одежда пахла спиртом. Стоило прикрыть глаза, как начинала мерещится консервированная жуть.

- Я говорю, повезло тебе, баран.

До Ханнока наконец дошло. Ноги подкосило, как в первые дни после пробуждения. Остекленело таращась в темноту, он сдавленно зачастил:

- Тьмать, тьмать, тьмать!

Что именно сотворит с ним жуткий, балующийся на досуге заспиртовыванием вождь-врач за разгром, лучше было не гадать. За дверью остался поучительный и очень жизненный вариант.

- Тебя рогатая голова взбесила? - голос Айвара заставил Ханнока вздрогнуть, - Так это был пациент номер один. Я тебе о нем говорил. Первый терканай в нашей лечебнице, которого изучал еще отец Ньеча. Вот только что-то у них неладно вышло. Ньеч частенько сюда спускается, подозреваю что не только во имя науки, но и освежить гордость. Ведь он и убил козлоящера, еще совсем юнцом. Убил и расчленил, как этого бедолагу...

Химер смотрел на неестественно повеселевшего говоруна со все более осмысленной ненавистью. На середине предложения схватил его за шиворот и прижал к стене, так что ноги Айвара бестолково заерзали, не достигая пола.

- Зачем?

- Пусти меня, псих! - речь тиливова ученика разом истончилась и растеряла аристократический кураж, - Я не собираюсь ему говорить! Честно! Я вообще завязал с ученичеством! Пусти или орать начну!

Ханнок медленно разжал когти. Айвар с трудом восстановил равновесие, хватаясь за горло. Сарагарец повторил, справившись наконец с клокотавшим в горле рыком:

- Зачем ты меня под это подвел? Зачем ты мне говоришь?

- Животное... Тварь неблагодарная! Кто же знал, что тебе башку сорвет... Я тебе помочь хочу!

- Ты... Чтоб тебя... Как именно?

- Тебя надо уходить отсюда, как и мне. Огарок все безумней. Мне сегодня стало плохо на вскрытии. Видел бы ты как его перекосило!

Уходить... Ханноку отчаянней всего хотелось именно этого. Оказаться как можно дальше от подвала. Это маньяков с резаками. От "образцов". Он был уверен, что спиртовых настоек в жизни теперь в пасть не возьмет. Но та малая часть его, что еще не утонула в багровом тумане, резонно возразила:

- Ума лишился? Куда я пойду без его подписи? Без еды. Без денег. Без крыши над головой.

- Я уже собрал тебе котомку. В Цуне сможешь разжиться документами, были бы деньги да добрые друзья. А наша стража будет... невнимательной. Я проставился напоследок.

- Добрые друзья... Это ты? Кау сохрани, да за то такая благодать? От тебя-то?

Айвар поджал губы, как закалывающий врага князь с триумфальной стелы.

- Я все же хочу стать звероврачом. То, что делает этот Ньеч, не имеет к науке никакого отношения. Не ему спасти Каннеш от проклятия. Но речь идет больше о твоей жизни.

- Жизни? Ньеч все же...

- Повторяю. Ты для него не несчастная жертва проклятья, а научный эксперимент, а то и повод отомстить второй раз. Заруби себе на носу. Морда у тебя теперь длинная, места хватит.

Ханнок и впрямь потер переносицу. Что-то не сходилось. Но что, он не понимал - ночь была слишком алой, с отблеском янтаря, и пахла спиртом.

- Он не стал бы тогда так следить за моим благополучием.

- А зачем ему заморыш, ты подумай? Помяни мое слово, стоило тебе быть хоть чуть-чуть самостоятельным, а не прибитым своей ах-трагедией, и тебя бы не выпустили из загона. А начал бы понимать, что к чему, распилили на части, как того бедолагу. Я Тилива Ньеча знаю уж куда побольше твоего, поверь. Ты не выйдешь из этих стен живым, разве что в клетке, как пособие для его дружков. Я читал его письма.

- Но...

- Ладно. Слушай меня. Говорю просто. Для тебя. Я здесь и часа не задержусь. Можешь идти со мной. Я помогу. И отработок не потребую. Можешь остаться. От меня Ньеч не узнает. Но следы когтей в подвале - явно твои. Его выводы?

Ханнок ответил не сразу. В вольной жизни была своя прелесть. Объясняться за разгром перед звероврачом не хотелось. Да и само название профессии теперь наверняка будет являться ему в кошмарах. И еще. Подвал. Он рядом.

-Но ведь по чести... - сделал последнюю слабую попытку отпереться Ханнок.

- Ох, Кау ради. Унылей сарагарца только начитанный сарагарец. Никому из них хуже от нашего отсутствия не станет. Ньеч перебесится. Я пошел?

- Стой! Что от меня потребуется?

- Быть тихим, да еще помочь лестницу подтащить. Идем.

Они выбрались из каземата, заперев за собой дверь. Успешно пробрались мимо стражницкой. Из нее опять слабо, но ощутимо для Ханнока тянуло медовухой. Верхняя галерея также была самым безалаберным образом пуста. Лестница оказалась как раз дотянуться до вершины загона, окружающая кольцом лечебницу стена была вдвое выше. Поэтому, забравшись на верхнюю решетку, пришлось втянуть лестницу и потащить к кладке. До сих пор план сработал без осечек и проволочек. Дальше события понеслись к тьматери.

Один из оборотней то ли очнулся от транквилизатора, то ли просто проснулся, но вдруг взревел и заскакал по загону. Ханнок предусмотрительно забирался над пустым и тварь до них дотянуться никак не могла, однако же попыток не прекращала. Этим она разбудила вторую, а тут и стражники подоспели. Едва переставляя ноги, словно пили не легкую бражку, а водку. Стаканами.

Химер как раз приставлял лестницу к стене, как услышал окрик, в хлам пьяный и по-детски удивленный:

- А в-вы там какого козло... ящура... ползете?

Ханнок лихорадочно подбирал слова, как бы получше покаяться, но Айвар вдруг подскочил к краю населенных камер и топнул ногой. То ли он заранее подпилил брусья, то ли существовал скрытый механизм, но с ужасающим грохотом решетки рухнули. Пока остолбеневшие от такого поворота событий стражники и Ханнок приходили в себя, оборотни времени не теряли. Первого копейшика они разодрали сообща, а потом с нечеловеческой скоростью ринулись к прочим.

- Т-ты чего наделал? Зачем? - только и сумел выдавить из себя Ханнок.

- Я обеспечил нам свободный отход, - быстро, испуганно, но решительно бросил Айвар, - Живо!

- Но... ведь пострадать не должны... Были.

-Идиот! Соврал я! На лестницу, живо! - бывший ученик уже паниковал.

Багровый туман разом стаял.

- Ну ты и сволочь, Айвар, - прорычал Ханнок, подскочил к нему, опасно балансируя на брусьях и от души двинул когтистой лапищей по лицу. Айвар без звука отлетел на добрые два метра и раскинулся на решетке сломанной куклой. Ханнок подхватил котомку и рванул к лестнице.

Во дворе между тем царила бойня. Стражники были опытными и хорошо снаряженными, но айварова чудо-медовуха и чудовищные силища и скорость сверх-волколюдей не оставили им шансов. Разобравшись с охраной и парочкой заполошно выскочивших во двор слуг, женщина принюхиваясь покралась к главному корпусу. Второй единым прыжком взлетел на крышу загона и с утробным рычанием начал карабкаться вверх по лестнице.

- Вот же тварь, - прошипел химер и саданул озверелого копытом по морде. От удара морда мотнулась в сторону, а соломенная сандалия разлетелась в лохмотья. Зверь рявкнул и подобрался еще поближе. Ханнок уцепился за край стены и с размаху распрямил ноги в этот раз угодив по черепу удачно. Хрустнуло и волколюд мохнатым мешком рухнул вниз. Айвар зашевелился и застонал.

Ханнок вновь выругался. Как день ясно, на кого сегодня свалят побег, если только к утру в лечебнице вообще хоть кто-нибудь уцелеет. Проверять, что с ним за это сделают не хотелось. Это уже не разбитая банка. Химер, скорчившись на кладке венца стены на прощание оглядел место, успевшее стать если не родным, то знакомым, и повернулся к миру снаружи. Там были заросли пиний, пожухлые луга, деревушка невдалеке, а также громада стены, обрыв и речка внизу в придачу.

- Соракова жарь, - пробормотал оценивший высоту зверолюд, затем пошатнулся от налетевшего порыва ветра. Копыта скрипнули по камню, крошки обмазки живописно осыпались вниз. Ханнок собрал все мужество, что у него оставалось, расправил крылья и с воплем прыгнул. И даже полетел. Ненадолго. Потом его закрутило и он штопором врезался в речку, подняв дождь блеснувших в лунном свете брызг.

Спасла его разве что вошедшая в поговорки тер-демонская непрошибаемость. Едва не утонув, он выбрался на берег, и, пошатываясь от удара об воду, поплелся на свободу, с каждым шагом все тверже и быстрее переставляя ноги. В лес, а куда дальше - неизвестно.


---

Сонни Кех защелкнула замок и забилась в угол, держа в руке скальпель. Она знала, что это ее, в общем-то, не спасет - уже слышала, как вырвали с петлями дверь и загрызли жившую в нижней комнате прачку. От страха зуб на зуб не попадал, шептать молитвы быстро осозналось опасным. Оставалась ждать и слушать как когти стучат по доскам лестницы.

Ток. Ток. Ток.

Все ближе.

Дверь дернулась, затем сильнее, исходя на щепу. За тонкими досками недовольно заворчали и рванули так, что последняя преграда вылетела разом. В проеме нарисовался огромный мохнатый силуэт с сверкнувшими в улыбке клыками. Волчица сделала шаг и тут громыхнуло, зазвенели стекла в окне. Крупнокалиберная пуля попала ей в торс, крутанула и швырнула на пол. А затем молча подбежал Ньеч и, не давая подняться, огрел прикладом бронзового огнестрела по голове. И штыком в спину, пригвождая к доскам.
Когда волчица перестала дергаться и скулить, Ньеч подошел к Сонни, осторожно отвел скальпель в сторону:

- Ты как?

Сонни сглотнула, молча убрала с лица прядь волос и кивнула.

- Н-нормально.

- Молодец, настоящий звероврач.

- М-можно я потом поплачу?

- Можно, солнце, хоть всю бочку залей. Но сначала мы должны посмотреть, есть кто живой и мертвый, хорошо? Я пойду первым, ты держись за спиной. И главное - помнишь - без паники.

Ньеч перезарядил огнестрел и они пошли по непривычно тихому дому, затем во двор. Ночь была алой и пахла кровью.

Издалека Цун казался куда величественнее, чем вблизи. Громады зиккуратов, словно острова поднимавшиеся из утреннего тумана, скрывали на себе обветшалые храмы и осыпавшуюся облицовку. Могучие стены зияли проломами, причем некоторые явно были сделаны самими жителями, растащившими дорогой тесаный камень на постройку домов и мастерских. Некогда самое блистательное из нгатайских княжеств, Майтанне слишком много раз громили армии Святопоходов, а последнее время - соседних Ламан-Сарагара и Нгардока. Теперь оно утратило всякое политическое значение, настолько, что по итогам последней войны ламанцев с нгардокаями граница прошла прямо посередине столицы, а на месте княжьего дворца до сих пор чернело пепелище. Однако город, расположенный на самом перекрестье торговых путей ведущих с запада, из Сарагара и земель Ордена, в Нгардок, а также из южной Терканы в северный Тсаан, раз за разом возрождался из пепла, как легендарный феникс.

- И что, все города в Восточном Нгате такие? - спрыгнув с обломка поваленной стелы, растягивая гласные, с непередаваемой смесью аристократической брезгливости, любопытства и изрядной толики лежащей подо всем этим зависти поинтересовался Шаи. На его родине все было гораздо более процветающим на вид, чистым, утонченно украшенным... но и меньших масштабов. Сильно меньших.

- Цун лишь тень того, чем был раньше, о вождь. Нгардок и Сарагар намного богаче, - почтительно отозвался высокий мужчина средних лет. Одет он был как общинник, без клановых знаков, но выправка и тяжелый обсидиановый меч на плече не давали принять его за обычного слугу. Скорее из вольных наймитов, немногим лучше изгоев в глазах полноправных граждан. Вот только полноправные граждане отчего-то быстро разубеждались в желании подобное высказывать.

Едва они оказались вне слышимости прохожих, наемник тихо, спокойно, но на редкость нелюбезно сказал Шаи:

- Так. Повторяю. Следи за языком. Мы еще недостаточно далеко ушли.

По-тсаански меднокожий, черноволосый, аристократично горбоносый и раскосый, Шаи скривился, словно сливу-клыкодер сжевал.

- Слушай, Аэдан, если уж здесь такое захолустье, могли бы и пройти более живописными местами. Тем же Сарагаром, например. Иллак Многовидавший пишет, что там замечательные образцы как древней янтарной архитектуры, так и колониального стиля...

- Сарагар переполнен психами и орденцами, - Аэдан Норхад отвечал на далеко не первую на этой осьмидневке провокацию ровным тоном, словно жрец с высшей квалификацией в ежедневной ритуальности. Шаи пытался вызвать в нем хоть какие-то человеческие эмоции, хоть бы и раздражение, но спутник был вспыльчив и кровожаден на редкость избирательно.

- А мне казалось, отец дал тебя телохранителем, а не нянькой, - с досадой сказал Шаи.

Аэдан не ответил, но посмотрел так, что молодой нобиль сам почувствовал себя котом в мешке, да еще снабженным привязанной за хвост княжьей грамотой с угрозами.

- Пойдем хоть на рынок сходим, поглядим.

- Как пожелаете, о вождь.

---

Пятнистый олень утолял жажду на водопое, не подозревая о нависшей опасности. Опасно балансируя на суку здоровенного дуба, зверолюд обнажил клыки в хищной улыбке, перехватил поудобнее самодельное копье и, расправив крылья, камнем рухнул на добычу. И промахнулся. Опять. Похоже, полеты были не его стезей. Невинная жертва вначале ломанулась в заросли росшего по берегам орешника, затем разглядела что перед ней всего лишь оборотень-химер, фыркнула и перешла в атаку.

Следующие минут десять Ханнок, воя благим матом, то отбивался от другого рогача палкой, то спасался бегством, то костерил тварь лесную с ветки. Еще полчаса ушло на то, чтобы воинственно храпящий олень убрался восвояси. Слезал с дерева зверолюд от греха подальше сложив крылья.

Вообще же спустя три долгих дня блуждания по перелескам и холмам княжества Майтанне, Ханнок вспоминал сытое бытие в лечебнице с постыдной тоской. Он оголодал, поистрепался, мечтал о горячей ванне и вообще чувствовал себя полнейшим горожанином. На хутора и в деревушки заходить боялся - местные общинники были людьми суеверными и необразованными, зато закаленными вендеттами, набегами на соседей и вечной войной Ламана с Нгардоком. Такие вначале насадят демона на кол, а уже потом будут разбираться пожаловал ли к ним гость из преисподней, или ближайшей зверильни.

Нет, он понимал, что стоило ему пойти с Айваром, и все пути назад оказались отрезаны. Да и в минуты сомнения перед глазами вставала банка с рогатой башкой, посмертно ярящейся сквозь спирт-консервант. Но все же нет-нет, да и проклевывалась неуверенность в совершенных поступках. И что самое неожиданное - чувство вины. Он ведь оставил обитателей главного корпуса на милость волчицы, а сам сбежал. С другой стороны... Подвал. Ну их всех к тьматери.

В тот день пришлось питаться набранными грибами и ягодами. Несмотря на базовую подготовку по выживанию в дикой среде, которую пришлось пройти при поступлении на воинскую службу, пища добывалось с трудом. К тому же от опушки лесов Ханнок старался не отходить, опасаясь, что зайдя в чащу, так там и останется, заблудившись в трех соснах. А так зачатков знаний по ориентированию хватало чтобы идти на юг примерно в сторону Цуна. Впрочем, зверолюд подозревал что дикарем дальше него попросту не пройдет. Так что хочешь, не хочешь, а придется выходить к цивилизации. Город все же, насколько его помнил Ханнок, достаточно неуправляемый, хаотичный и гостеприимный, чтобы у беглого был шанс разжиться необходимым в дороге.

Массивные пирамиды столицы Майтанне показались на горизонте к утру следующего дня, впрочем, прежде пришлось еще миновать предместья - скопление деревушек и починков, населенных по большей части храмовыми и княжьими людьми, а потому более открытыми и законопослушными. По крайней мере никто на одинокого драколеня не позарился и на вилы не поднял. Даже нгардокайская разъезжая стража документов не попросила. Лишь проводили недобрыми взглядами. Ханнок ускорил шаг, хотя давал себе зарок вести себя естественно.

В город он проник через пролом в нейтральной, формально не контролируемой ни Нгардоком ни Ламаном части города. Внутри, на ничейной полосе пышным цветом цвели маленькие лавчонки, кабаки и бордели сомнительного качества, зато дешевые и полные всякой экзотикой. Здесь на него тоже таращились, но за оружие не хватались. Приободрившись, Ханнок постарался действовать так, будто имеет полное право здесь находиться. Очень ненадежная защита.

---

Покачиваясь в седле, Тилив Ньеч пытался вновь и вновь осмыслить произошедшие с ним перемены. Были они премного удивительны. Еще три дня назад он был почтенным человеком, пускай и огарком, но вождь-врачом пользующейся высокой репутацией лечебницы, а также членом научного сообщества, раскинувшего свою сеть от Нгардока до пустынь на Дальнем Севере. А сегодня - кто он? Странствующий лекарь без лицензии? Бродяга без крова и клана? Огарок вдали от формально родного Отомоля, куда возвращаться не хотелось? Ученый, потерявший результат эксперимента, готовившегося годами? Вновь и вновь вопросы без ответа.

Пытаясь отвлечься от мыслей о будущем, Ньеч мысленно прокручивал прошлое.

Стража прибыла к вечеру после побоища, едва они на пару с Сонни успели похоронить тела, вытереть кровь и подлатать героически перенесшего штопку Айвара, которого демон забросил на крышу загона, раскроив пол-лица. Парню больше не радовать деревенских красавиц белозубой ухмылкой и точеным профилем.

Но тогда Ньеч учеником был немало впечатлен, о чем и высказал: тот не только превосходно ассистировал ему с аутопсией мутанта, тогда как бедолага Сонни не продержалась дальше первой отрезанной лапы, но и перенес ночную бойню и ее последствия так, словно ему помогал сам Кау. А ведь ему пришлось иметь дело не с одной отвлекшейся волчицей, а сразу с тремя зверолюдьми, и неизвестно кто был опаснее - сверх-волколаки, или более хилый, но куда более хитрый, и, как оказалось, коварный и подлый козлоящер. Что на последнего нашло, если он выпустил на спящую лечебницу мохнатых, Ньеч не мог понять до сих пор. Кормили и одевали его хорошо. Документы уже были готовы. Ньеч даже собирался предложить ему поехать на Симпозиум Сообщества, взамен за деньги и протекцию. Зря. Возможно, предательство у рогатых просто в крови. О чем он и напишет в следующем докладе... хотя какой, к тьматери, доклад теперь?

В любом случае стражники приехали незваными - до ближайшей инспекции было еще три осьмидневки. И вот когда им с трудом открыли ворота, механизмом рассчитанным на дюжих стражников, а не тощего огарка с девушкой, Ньеча поджидал очередной сюрприз. Инспекция приехала сразу с судьей и всем необходимым для делопроизводства. И еще неожиданность - судья сразу затребовал принести свидетеля Айвара, недавно признанного сына славного вождя Кацци. И вот с носилок уже доносится едва слышимый, тщательно протоколируемый хрип, в котором описывается, как главный звероврач лечебницы "Милости Иштанны" Тилив Ньеч сезонами пренебрегал своим долгом ради безумного эксперимента с демоном. Пренебрежение остальными больными вылилось в то, что один из них исказился. Рогатая тварь же отплатила им тем, что спустила с цепей несчастных оборотней, помогла им разделаться со стражей и сбежала, прихватив его, Айвара Кацци, пожитки и чудом не лишив глаза.

Засим, означенный звероврач Тилив Ньеч отныне лишался лицензии на занятие профессиональной деятельностью, и лишь памятуя о его прежних заслугах, не становился вне закона и не подвергался клеймению. Его труды, должность и надел подлежали изъятию и передаче следующему по статусу, коим являлся, кто бы мог подумать, Айвар сын Катарри Кацци из Нгардока.

Все это вихрем, раз за разом проносилось в измученной седой голове, когда он услыхал звонкое "Учитель!" показавшееся ему насмешливой оплеухой воображения. Однако же голос повторился ближе.

- Учитель, подождите!

"Сонни" - отстраненно подумал Ньеч. Ему уже было решительно наплевать на все, связанное с прошлой жизнью. Наверное, так чувствовал себя Ханнок при побеге. Коня огарок не остановил. Впрочем, учитывая, что девушка вместо пони свела лучшую кобылу на конюшне и послала ее в галоп, поравнялись они быстро.

- Учитель, да постойте же!

- Ехала бы ты назад, Сонни, - нехотя, с хрипотцой проворчал Ньеч, - Айвар уже назначил нового повара, обед скоро.

- Да ну этого упыря в Сораково пекло! Он и с носилок так на меня пялился так... грязно. Ведет себя князем, и теперь у него есть основания! Я там не останусь. Нет. Ни за что.

Ньеч сморгнул, чуть улыбнулся, но по-прежнему не смотрел на собеседницу:

- Подумай, ну чего ты добьешься со мной. Мне нельзя даже лечить во всех землях Нгардока, куда уж преподавать. Какой к мракотцу учитель? На мне разве что клейма нет. Все труды насмарку.

- А я теперь тоже с дурной репутацией! - неестественно бодро сказала девушка, протянув дрогнувшей рукой сумку. Внутри лежали пачка конвертов с перепиской, две папки, обтянутые крашенной зеленью кожей с подписями "Тер-?1" и "Тер-?2". А еще "Пособие по оборотничеству" из Терканы.

- Сонни, солнце ты мое, тебя Айвар покусал? Его дурость заразна? - спросил Ньеч. Но спросил уже улыбаясь в открытую. И котомку перевесил на плечо.

- Только, это, - пробормотала смутившаяся Сонни, - мне пришлось новому стражу скалкой по голове двинуть, так что нам лучше до Цуна добраться поскорее. Мы ведь в Цун едем, так?

- Не решил. Но Цун ничем не хуже прочих вариантов.

Рынок в Цуне был обширен и радовал глаз. Там было многое и в изобилии. Знаменитые местные густые вина. Нефрит и шелк из Терканы. Ритуальная бумага из коры и хлопок из Тсаана. Пряности, каучуковые мячи и какао с Дальнего Севера. Обсидиан и олово из Тейварской Пустоши. Ханнок нашел даже металлические накладки для рогов и копыт, рассчитанные на тер-зверолюдей. Может и маргинально допустимых здесь, в отличие от его родины, но крайне редко встречающихся. О чем Ханнок едва не позабыл, засмотревшись на лотки и призывно зазывающих торговцев.

Проблемы начались, стоило ему неудачно увернуться от паланкина знатной дамы, расколошматив при этом хвостовым клинком изящную вазу с лотка гончара. Ремесленник сразу же поднял крик, не слушая уверений, что это нечаянно и без злого умысла. Ханнок попробовал откупиться, но торговец заломил за разбитое такую цену, что скудного Айварова серебришка на него и трижды не хватило. Не придумав ничего лучше, Ханнок попытался скрыться в толпе, забыв, что выделяется из нее... как терканай из рыночной толпы. Едва торговец крикнул "Стража! Держи козла!" как народ отхлынул как от зачумленного. Не успел свежеиспеченный преступник дернуться, как на него оказались наставлены две пики и огнестрел. Рядом, также под прицелом, застыл другой химер, в богатой одежде.

Хоть Цун по большей части и считался нейтральной, безвластной территорией, своя, наемная стража у него все-таки имелась. На крепившихся к спине маленьких флажках-штандартах у нее был изображены не нгардокайское Солнце Правды, или Пять Лун Сарагара, а древний символ Майтанне - Колесо Четырех. В стражники Цуна зачастую шли бывшие наемники из вечных войн соседних княжеств, изгои из кланов или, последнее время, нгатайские авантюристы из стремительно укулизировавшегося Ламана. Поэтому Ханнок не слишком удивился, увидев среди них длинноволосого дружка брата. И даже вспомнил имя - Махарик. А вот то, что на поясе у того висел его, ханноков, меч - он узнал его по гарде и приметной царапине на ножнах - стало неожиданностью.

И вот тогда Ханнок совершил очередную глупость. То ли в нем наконец проснулся-таки внутренний зверь, то ли сдали нервы от злоключений последних дней, но он оттолкнул острия и бросился на Махарика рыча "Это мое! Отдай!". Длинноволосый не изменившись в лице подпустил его ближе и с размаху ударил прикладом по носу.

---

Очнулся он в собранной из бруса клетке, конструкция которой была знакомой до щетинящей гриву жути. Помимо него, там оказались три тощих киная, да еще давешний богато одетый химер смурного вида. Сильно пахло псиной.

- Ты что, ума лишился? - поприветствовал химер очнувшегося Ханнока.

Вместо ответа тот коснулся расквашенного носа и глухо застонал. Видеть другого драколеня так близко было странно. Слышать - вдвойне. Сарагарец и не подозревал что у торг-рычания вообще может быть акцент. Чеканный, лающий, прямо как в древних анекдотах про южан, сложенных еще в те времена, когда они покидали Ядоземье не только ради набегов, дипломатии, да крайне жестко лицензированной торговли.

- Они проверили твою котомку, - продолжил южанин, - у тебя нет документов. Какой идиот шляется по Северу без документов? Ты, наверное, тот самый Ханнок Шор, запрос на оформление которого посольство получило осьмидневку назад. Сбежал? На помощь Терканы можешь не рассчитывать. Учитывая клетку - вдвойне. А ведь только подумать - если бы подождал чуток, был бы свободным человеком.

- Господин Каэхан? - раздался голос стражника. Терканай вопросительно повернул голову в его сторону.

- Все документы в порядке. Извините что заставили вас ждать с... этими.

- Я буду жаловаться в совет! - сказал, как плюнул посольственник, но из клетки вылез смирным, напоследок бросив Ханноку:

- Всего тебе нехорошего, обормотень.

Ханнок остался наедине с кинаями и чувством вины.

- Твоя первая клетка? - прохрипел мохнатый, по виду - самый старый и потрепанный жизнью. Даже торговый диалект давался ему с трудом.

- Нет, - настороженно отозвался Ханнок, получив в ответ сочувственную клыкастую улыбку. Прочие сверлили его волчьими взглядами исподлобья. Химера это весьма нервировало.

- Есть. Есть! Хочу есть! - внезапно провыл один из них, но первый быстро заткнул его локтем в бок.

- Его голова не долечилась. Говоришь - не первая? Повезло.

- Повезло что не первая, или...

- Кто-то звереет на воле. Потом приходит в себя в логове с костями. Страшно. Говоришь - сбежал? Зря. Очень.

- Что с нами теперь будет?

Волколюд удивленно округлил глаза. Ханнок только сейчас заметил, что шею его, как и двух прочих кинаев охватывает ошейник. Рабский.

- Куда? Ясно. На рынок.

- Тьмать... - только и сумел прошептать Ханнок, осознав до конца в какую историю вляпался.

- Эй вы, мерзости, затихли! - стукнул древком копья по решетке стражник, - Сейчас выйдете по одному. Без глупостей!

Кинаи послушно вылезли из клетки первыми. Ханнок вцепился в брус когтями, обратив морду к подошедшему Махарику.

- Махарик! Прости! Передай Ашварану...

- Ничего я Ашу передавать не буду, пусть и дальше думает, что ты взялся за ум.

- Но меня же сейчас продадут как скотину! - Помимо воли голос Ханнока сорвался на скулеж.

- И правильно сделают. Эх, Ханнок, Ханнок, рогатая башка, ничему-то тебя жизнь не научила.

-Ма-а-ах!

В спину кольнули острием копья, заставив отпустить клетку и сделать шаг вперед, а затем Махарик и неизвестный страж заломили ему руки за спиной, сноровисто связали их и когти крыльев. Вкололи транквилизаторную стрелку в хвост, так что он повис безвольным хлыстом. И, наконец, Ханнок с ужасом ощутил, как шею охватывает прочная кожаная полоса с оловянными вставками, надчеканенными городским гербом.

Махарик схватил поводок, прикрепленный к ошейнику и потащил так и не пришедшего в себя химера за остальными зверолюдьми сначала со стражничьего двора, затем через толпу в сторону самой высокой пирамиды. Когда-то, до Войны Саэвара, там приносили человеческие жертвы во славу Кау. Теперь же у подножья расшатанной лестницы расположился помост с вбитыми вертикально столбами. Место для представлений акробатов, актеров, а также проведения рабских аукционов.

---

Пронзительный звук трубы из резной раковины отвлек Шаи от созерцания лотка, заставленного шлифованными нефритовыми топорами и теслами, наборными лезвиями из обсидиана и кремневыми наконечниками. Он читал, что с металлами здесь дело обстояло туго, но чтобы настолько... Бронзовыми клинками и огнестрелом щеголяла лишь знать и клановая стража, металлическими инструментами - лучшие мастера гильдий, вместо денег зачастую выписывали забавные бумажные векселя. В обилии было лишь олово со свинцом - из них здесь лили все, от ложек, до водосточных труб.

- Что это было? - дернул он за рукав Аэдана.

- Аукцион, - нгатай привстал на цыпочки, оглядывая площадь поверх голов прохожих, - Рабов продают.

Лицо у Аэдана было каменное. Шаи знал его давно, но понимать так и не научился.

- А разве этот ваш Саэвар Великий не запретил личное рабство во всем своем царстве? - вполголоса поинтересовался он, придвинувшись поближе к наемнику.

- Запретил. "Да не поработит человек человека", - процитировал Аэдан, - Только вот здесь нашли как этот закон обойти. Порабощают зверолюдей. А Саэвар слишком мертв, чтобы вносить поправки в собственные законы.

- Так там будут зверолюди? - оживился Шаи, до сих пор видавший их лишь издали.

- Да. Но вам не стоит идти туда, вождь. Слишком людно и вообще... ниже вас.

- Позволь мне самому решать, что ниже меня, а что нет, - сказал Шаи и принялся пробиваться сквозь толпу к помосту. Аэдан сплюнул и пошел следом.

---

- Не увлекайся, у нас мало денег, а времени и того меньше, - посоветовал Ньеч Сонни, глядя как та приценивается к отрезу ткани для починки потрепавшегося платья.

Девушка скорбно вздохнула, отложила терканайский шелк и остановилась на льне, тоже с юга.

За этим делом их и застал звук аукционной трубы. Ньеч сначала не обратил на него внимания - у него не было ни средств, ни желания покупать себе рабов. Но затем он зацепился взглядом за сегодняшнюю подборку товара, поправил очки, присмотрелся, резко помрачнел, ухватил Сонни за рукав и двинулся к помосту.

- Куда? Зачем? - спросила девушка, но злой огарок лишь процедил что-то про должок и потащил ее дальше. Впрочем, та скоро сама разглядела последний лот партии невольников и примолкла - к четвертому по счету столбу был привязан Ханнок Шор, беглец, устроивший им всем такой переворот в жизни.

- Учитель, а давайте ему рога отпилим для начала, а потом... - кровожаждуще, как потревоженная рысь прошипела Сонни. Ньеч аж споткнулся:

- Что? И откуда это в тебе... Солнце, у нас с козлоящером будет длинный разговор, но вести его буду я. И вообще, хорошо бы его для начала выкупить. Хотя вряд ли у нас будет много соперников. Тер-зверолюди - плохой товар.

---

Ханнока вывели на помост последним, когда мохнатых уже накрепко привязали к столбам. Его самого подтащили к последнему - видно жрецы пирамиды любили иронию и продавали рабов четверками - священное число. Один из них в свободное от ритуальной деятельности время и исполнял обязанности городского аукциониста. Вассал божий явно был из массовиков-затейников - ходил в пышном наряде по краю помоста, хорошо поставленным голосом цитировал выдержки из мнений всевозможных святых и ученых на счет зверолюдей, изящно жестикулировал, расхваливал товар, раскланивался с лучшими людьми города.

- Не дергайся - хуже будет, - сказал Махарик, подводя драколеня к столбу.

Первым делом он закрепил ошейник, да так, что Ханноку стало трудно дышать, затем привязал руки, заломив до боли в запястьях. Доведенный до отчаяния зверолюд попытался хотя бы полоснуть мучителя хвостом, но тот после инъекции так и висел бесполезным жгутом.

- Вы только посмотрите какие у нас сегодня звери на продажу, - меж тем соловьем разливался торгожрец. Первый - Сероспин, бывалый горняк, может копать руду часами за миску похлебки, хорошо обучен. Вы посмотрите какие мускулы, какая шерсть! Его можно и для боев использовать. Второй - Длинноклык, беглый плантационный с Ксадье, умеет делать все - копать каналы, сажать картофель, уже приучен нами, храмовой зверильней, к повиновению и отслужил епитимью за побег, так что не бойтесь он у нас мирный. Третий - Златоглаз, совсем недавно вылупившийся, но уже приучен к порядку и почитанию!

Кин-волки воспринимали собственные описания равнодушно, как и собственную судьбу. Старшего, судя по клеймам, слишком часто перепродавали, а младшие были и впрямь хорошо выдрессированы храмовниками.

- И на-а-аконец, четвертый, - подошел к Ханноку аукционист, - Найденный в городе без документов - не стану лгать вам, благородные господа и дамы. Лот - Крылач.

- Мое имя - Ханнок Шор! - просипел зверолюд, рванувшись так, что ошейник больно врезался в глотку. Жрец, не переставая очаровательно улыбаться, съездил ему кулаком по морде, и продолжил как ни в чем ни бывало:

- Как видите, упрям, в памяти, и неотесан, но чрезвычайно вынослив и умен. Вы сможете обучить его таким вещам, что ни одному кинаю ни под силу, - тут жрец заговорщицки подмигнул всем сразу и в особенности - дамам. Народ не был вдохновлен. Одно - иметь дело с послушными и туповатыми волколюдьми с храмовых или княжьих зверилен, другое - со злобной и хитрой рогатой тварью. Когда жрец восхвалил стать крылатого особенно сильно, в Ханнока с недовольным свистом прилетело яблочных огрызков и капустных кочерыжек. В Майтанне демонов без документов любили не сильно выше чем в Ламане.

- Тцк. Плохо дело, - прошептал Махарик. Непроданных рабов часто добивали прямо на древнем жертвеннике, чтобы не тратиться на содержание. До длинноволосого только сейчас дошло, что одно дело - объясняться с Ашвараном на тему того, куда пристроили на перевоспитание его непутевого братца, а другое - сообщать ему подробности смертоубийства.

Аукцион меж тем набирал силу. Богатые горожане Майтанне выкрикивали ставки, жрец разогревал толпу речевками, в толпе поймали вора и вспыхнула короткая потасовка, добавившая всем задора. Три киная были быстро распроданы - кого для боев, кого в шахты, а последнего, самого молодого и пушистого, купила томного вида госпожа на паланкине, который уже тащила пара волколюдей в намордниках. К Ханноку пока никто даже не приценивался.

- И-и-и наконец, четвертый лот! Стартовая цена - один золотой - крикнул аукционер, картинным жестом развернув ладонь в сторону Ханнока.

Народ начал расходиться. Жрец, недовольный тем, что продажи грозят оборваться досрочно, продолжил расписывать уже откровенно мнимые достоинства рогатого товара.

- Ну и покупай сам своего черта! - выкрикнули из толпы.

Уверившись в том, что интерес майтаннаев к действу сильно поугас, жрец с сожалением крепкого хозяйственника кивнул Махарику в сторону жертвенника. Толпа азартно подтянулась обратно.

- Да будьте вы все прокляты! - проорал Ханнок, когда его шею прижали к ритуальному каменному полумесяцу-ярму, а нервничающий Махарик занес над ним меч. Добрые горожане ответили на это яростным, но восхищенным гомоном. Представление сегодня было славным.

- Один золотой - вдруг произнес тихий, с хрипотцой, голос, парадоксальным образом перекрывший весь людской шум. Ханнок узнал Ньеча и похолодел, хотя куда, казалось бы, в его положении хуже.

- Один золотой от огар... господина в очках! - радостно выкрикнул жрец, стукнув церемониальной булавой по освободившемуся столбу.

- Полтора! - отозвался другой голос, молодой и задорный с сильным тягучим тсаанским акцентом. Зверолюд скосил глаза и увидел потенциального покупателя - молодого, богато одетого, худощавого, смуглого и черноволосого. Запоздавшее лето наконец раскочегарилось. Погода сегодня была жаркая, многие горожане из одежды ограничились штанами, а то и вовсе набедренными повязками или юбками. Этот явно был настолько теплолюбив, что и сейчас одет был полностью. За его спиной маячил высокий нгатай с дозволенным каменным клинком. Напоминавший барельефного вождя каноничностью черт лица, недобрым прищуром и несмешливостью, коротко, по-воински, стриженный.

- Полтора золотых от господина из Тсаана! - жрец возликовал так, словно ему явился сам Кау во плоти.

- Два золотых!

- Два золотых от...

- Три!

- Учитель, у нас нет таких денег, потянув Ньеча за рукав прошептала Сонни. Тот дернул плечом и выкрикнул, заставив толпу жадно притихнуть:

- Четыре!

Паренек скорчил недовольную гримасу, и повернулся к помосту спиной. Сердце у Ханнока ухнуло в копыта - он уже представлял себе, что может сделать с ним лекарь, великолепно разбирающийся в анатомии зверолюдей.

- Четыре золотых от господина в очках! Два! Три! Про...

- Пять золотых! - гаркнул молчавший до того высокий мечник, да так, что подскочил даже тсаанай:

- Ты же сам говорил, что тебе зверолюди не нравятся! - различил лихорадочно обострённым слухом Ханнок.

- Кинаи мне не нравятся, а этот - другой.

- Тьмать, - а вот это уже от Тилива.

- Пять золотых от господина с мечом раз! Два! Три! Продано!

- Повезло тебе, - сказал Махарик, убирая клинок в ножны, Ханнок вполголоса послал его к предкам, по весьма извилистому маршруту, зная, что чужую собственность стражник портить уже не осмелится.

Рано обрадовался.

Бывший соклановец подошел к небольшой жаровне с углями и извлек оттуда раскаленный до красноты бронзовый штырь с тавром на конце. Подойдя к ничего не подозревающему Ханноку, стражник прижал клеймо к правому плечу. Вой зверолюда заглушил треск паленой плоти, в ноздри ударил запах жареного. Ханнок забился в путах, заскреб копытами по доскам, но сделать Махарику ничего не смог.

- Эй, это что еще за шутки! - молодой меднокожий успел подняться на помост и теперь, скрестив руки, с негодованием смотрел на подкоптивших новую собственность.

- Этот пойман без документов и продан в Майтанне. Теперь все будут это знать, - сказал вместо примолкшего и отступившего назад Махарика жрец. И продолжил, как ни в чем не бывало: - У нас и другие услуги есть. Хотите, можем выдрать ему клыки с когтями. Отрубить крылья? Хвостовой клинок? Кастрировать?

У себя на жертвеннике Ханнок зашипел змеей, ругаясь самыми черными словами.

- Видите? Этот совсем не ручной, небольшой урок ему не помешает.

- Спасибо, но мне он нужен целым, - а вот это уже произнес мечник, голосом спокойным, но отбивающим всякое желание спорить.

- А вы смелый человек. Но да дело ваше, забирайте своего раба и не жалуйтесь потом нашему мистику, если вас загрызут во сне.

Толпа начала расточаться. Одними из последних ушли Ньеч с Сонни.

Покупатель так и не доверил поводок спутнику, хотя тот ужом крутился рядом, разглядывая зверолюда словно тот был диковинным насекомым. Ханнок чувствовал себя товаром едва ли не сильнее, чем стоя на помосте. Но молчал, безропотно перебирая ногами по разбитой мостовой. Его отвели в гостиницу на нгардокайской стороне города - небогатое, но чистое и ухоженное заведеньице с пристроенными конюшнями. Ирония судьбы - сюда он вольным точно не сунулся бы - не хватило наглости и денег. По орденскому кодексу полагалось усиленно продумывать план побега, но сил уже ни на что не оставалось. Да и то, каким воином по мнению ламанцев и славных граждан Цуна он оказался, уже было ясно. Плечо зверски болело, как и стянутые веревкой крылья.

Комната располагалась на втором этаже, и выходила окнами на двор. Перед тем как подняться, молодой тсаанай заказал у хозяйки лохань с горячей водой, ужин на двоих, и перекус для нового раба. Владелицу появление в своих стенах парнокопытного явно не обрадовало. Постояльцам пришлось накинуть еще полновесный залога, на случай если мерзкая Кау тварь выкинет какую-либо пакость.

- Даже здесь паленым пахнет, - сказал тсаанай, когда дверь за ними закрылась, - Клеймение, торги... вот ведь варвары!

Высокий недовольно хмыкнул, но промолчал. Ханнок был удивлен - в Тсаане к зверолюдям лучше не относились. В некоторых дальнесеверных княжествах их вовсе убивали сразу после обращения. А затем произошло еще более странное. Отодвинув юнца, новый владелец пододвинул стул, поставил спинкой вперед, сел, и, многозначительно помолчав, сказал:

- Меня зовут Аэдан Норхад, из клана Кан-Каддах, - мечник вновь умолк, словно одни эти слова должны были расставить все по местам. Не дождавшись ответа, спросил, помрачнев:

- Так. Откуда ты?

- Из Сарагара.

Слово "хозяин" Ханнок выдавить из себя не смог. На счастье, собеседник не стал учить его почтительности. Только удивленно приподнял брови.

- Сарагарай? Вот уж не ожидал. Там такие вылупляются редко. Значит, вот так звучит ваш акцент в химерьем исполнении? Мне-то казалось у тебя просто глотку пережало. Да, ошибка вышла.

Аэдан выпрямился, смотря на собственность с явным разочарованием, но без злобы. Ханнок понимал все меньше и нервничал все сильнее.

- Значит, местный, и ничего о самом себе не знаешь. А еще если жрец говорил правду - сунулся в город без верительных. Глупо. Так. Не слишком-то хорошо для тебя. Впрочем, ладно, это подождет. Мой спутник...

- Шаи Тсомтаав, - вклинился веселым говорком тсаанай, - Вот, это должно помочь, - и прижал тряпицу, смоченную чем-то с запахом спирта, прямо к ожогу.

Ханнок зашипел сквозь плотно сжатые зубы, боль была такая, словно клеймили второй раз. Когда удалось отдышаться и сфокусировать глаза, Ханнок увидел, что Аэдан недобро, совсем не как подобало наймиту, ухватил непрошенного лекаря за плечо и оттащил в угол комнаты. Тот неловко замер, не в силах вырваться.

- Куда лезешь? Я предупреждал не соваться к зверолюдям, пока не разрешу!

- Да кто ты вообще такой, чтобы мне указывать! - на редкость вежливо для подобных слов возмутился Шаи.

- Тот, без которого ты давно бы уже с предками возлияния пил. Может как раз с подачи этого вот. У некоторых тер-зверолюдей запах спирта вызывает амок. А у него по морде видно, что близко.

- Он связан!

- Это зверолюд. Осторожность продлевает жизнь.

- Раньше нельзя было сказать...

- Я говорил. Только же ты своего Иллака Многоглазого лучше слышишь.

- Многовидавшего! - вякнул напоследок тсаанай, но держаться стал настороже.

Аэдан, и не перестававший сверлить драколеня взлядом, вновь обратил на него полное внимание.

- Ты же у нас не урожденный, так?

- Нет. Я оборотень.

- Княжий человек? Взятый на войне? Кабальный?

- Общинник.

- Стой, тебе в клане что ли не смогли нормально... Ах да. Сарагар.

Ханноку стало обидно. Не Кенна повинны в его бегстве из лечебницы. И не Кенна сделали его изгоем. Но обстановка к проявлению кланового гонора не располагала. Да и что сделаешь, если о родном городе за границей все больше судят по укульскому населению?

- Так, теперь слушай внимательно, - продолжил Аэдан, - Я думал, что оказываю помощь... скажем так, знакомому. Я ошибся. Но никто еще не может с основанием сказать мне, что я переменчив и непоследователен. Поэтому помогу и тебе. Веди себя смирно, без глупостей, играй свою роль при остальных, и, когда мы доберемся до цели, можешь идти своей дорогой. Не забудь напомнить эти слова Кау при встрече. Звать-то тебя как?

- Ханнок Шор.

- А по-укульски? Так, для интереса.

Химер с тоской припомнил попытки заново освоить укулли. Язык этот был тоновым, звонким и беспощадно карающим огрехи в произношении. То есть совершенно не приспособленным для зверолюдей. А после всего произошедшего и говорить на тему имен хотелось все реже.

- Не могу выговорить.

Аэдан усмехнулся и разрезал стягивавший руки ремешок. Ханнок, даже не разминая, сразу потянулся к ошейнику.

- Эй, мне нравится такая реакция, но еще рано, - окоротил его нгатай, - Вот посмотрим на твое поведение и за городом снимем.

Когда срезали все путы, химер осмотрелся, чтобы ничего не разбить, и с наслаждением расправил затекшие крылья. В комнате сразу стало тесно.

- Провалиться мне на этом месте! - восхитился Шаи и полез в сумку. Извлек свинцовый карандаш и кодекс - сложенный гармошкой, на старомодный манер. У Ханнока зародилось нехорошее чувство.

- Я изучаю зверолюдей, - охотно усилил его Шаи, - Эй, чего тебя так перекосило? А ты, Аэдан, не лезь. Твое золото от моей семьи, так что пусть этот его мне и отрабатывает. А теперь, Хааноок, стой смирно и дай мне замерить размах крыльев.

Ханнок вспомнил, как называл это чувство Ньеч. Дежавю.

---

- Учитель, я узнала где они остановились на ночь! - с ходу выпалила раскрасневшаяся Сонни, влетев в комнату дешевой гостиницы.

Едва кончились торги, как девушка тихонько ускользнула в толпу, шепнув ему напоследок: "Ждите меня на постоялом дворе". И вот теперь, наконец, явилась. Сам звероврач уже два часа нервно ходил из угла в угол, подумывая о том, чтобы обратиться в стражу, но страшась, что Цуна уже достигли вести о краже из "Милости Иштанны". И о произошедшей там бойне. С одной стороны, будь так, о побеге твердили бы на каждом перекрестке, а козлоящер точно не пережил бы поимки и аукциона. Но скорость распространения слухов - переменная непредсказуемая.

- Ты что творишь? А если бы тебя поймала стража? Или те двое спустили на тебя Ханнока? Или просто еще на каких подонков нарвалась бы? Или... - улыбка девушки увяла и Ньеч почувствовал себя последней сволочью. А также напомнил, что в общем-то ей не родня, и уже, формально, даже не учитель, а она взрослый человек, навидавшийся на "Милости" такого, от чего душа в пятки ушла бы и у княжьих дружинников.

- Ладно, рассказывай, - махнул он на роль наставника рукой. Когда обрадовавшаяся девушка шустро развернула на столе план города из путеводителя по Нгату, прихваченному заодно с папками из библиотеки лечебницы, и вовсе решил, что подельником быть куда приятнее.

- Вот здесь, у пролома рядом с пирамидой Нгаре. Здание с тесовой кровлей, двумя этажами. Если влезть вот с этой стороны, то можно добраться до окна. Вы ведь сможете подготовить горючую смесь?

- Сонни! - возопил Ньеч, - мы не собираемся никого жечь, резать или вешать, сначала, по крайней мере! - девушка непонимающе на него посмотрела и Ньеч впервые вспомнил, что его ученица - нгатайка. Воспитанная на эпосах о кровной мести, набегах и вендеттах до десятого поколения. Несмотря на то, что он прожил в ее мире всю свою жизнь, до конца родным Нгат ему не стал. В частности, ему было не понять, как вся эта архаичная героика сочетается с яблочным повидлом, котятами и любовными романами, "случайно" попадавшими в списки поставщиков.

- Но учитель, козел же предал нас всех! Из-за него в "Милости" теперь сидит этот упырь Айвар, а вы боитесь показаться на глаза страже!

- Повторяю, вначале мы пойдем и поговорим с ними, а уже потом... по обстоятельствам.

- О да, месть! - кровожадно проурчала Сонни, взмахнув небольшим кинжалом, с которым последнее время не расставалась даже во сне.

- Сонни!

---

Они пришли под вечер, когда Аэдан уже закончил чинить для Шаи небольшой щит, покрытый мозаикой из малахита и бирюзы. Колотый камень складывался в изысканно выгнувшегося змея. Ханнок услыхал Ньеча с Сонни еще с лестницы и затравленно огляделся, куда бы сбежать.

- Да стой ты смирно, - цыкнул на него Шаи, как раз зарисовывавший его в полный рост, на этот, третий, раз - сбоку.

- Они идут. Мой звероврач и его ученица. Мы расстались нехорошо. Вас ждет разговор. Или чего похуже.

- Ого, так ты еще и беглый? Много же от тебя беспокойства, - проворчал Аэдан, отложил тряпку, которой протирал мозаику и заявил на аккуратный стук в дверь:

- Не продается!

Стук повторился, чуть громче.

- А он настырный, - Аэдан перехватил поудобнее короткую дубинку с обсидиановым вкладышем-лезвием, открыл дверь и сказал звероврачу уже в лицо:

- Да, мы знаем, что он сбежал из твоей лечебницы и ходил по городу без дозволения. Да что там, теперь, когда у него клеймо на все плечо, все об этом будут в курсе. Но это больше не твоя проблема, а наша, ясно?

Ньеч, ошеломленный столь неудачным началом разговора, успел лишь открыть рот, как нгатай ткнул ему плоским навершием дубинки в грудь, заставив отшатнуться из комнаты. И тут в проем проскользнула Сонни.

- Я мщу, животное!

Вывернувшись от попытавшегося схватить ее Аэдана, девушка с кинжалом бросилась к Ханноку. Тот поймал ее за руку с оружием и приподнял, так что ноги оторвались от пола. Почти тут же зверолюд получил каблуком в колено и кулачком по носу, а затем и в скрытое повязкой клеймо. В глазах помутилось и девушка вывернулась. Нехорошо резвившуюся ситуацию спас подоспевший Ньеч, схватив воительницу за пояс и оттащив от опасно оскалившегося сарагарца и его хозяев.

- Да уймите вы эту бешеную наконец! - крикнул Шаи, так и простоявший столбом с кодексом в руках все это время.

- Бешеную? Это я-то бешеная? Этот ваш козел, которого вы так трогательно защищаете - бешеный. Вы думаете он просто так сбежал, да? Вначале он своих озверелых мохнатых дружков из загонов выпустил! Они устроили в "Милости Иштанны" настоящую бойню!

- Это правда? - нахмурился Шаи, полагая что грозно, на деле - растерянно.

- Нет! - рыкнул зверолюд.

- Но ты сбежал оттуда, - уточнил Аэдан, отчего-то довольный, как нализавшийся сметаны кот.

- Потому что знал на кого это дело повесят. Там еще один рвач был, он их и спустил на своих. Я ему даже на память лицо подправил. Благодарности?

- Да пошли вы с Айваром оба. Ненавижу! - прокричала в голос Сонни. В дверной проем уже заглядывала хозяйка, вышибала и пара постояльцев. Аэдан сказал им, что все нормально и в лучшей своей манере захлопнул дверь. Оставалось надеяться, что не побегут за стражей.

- Спасибо, - холодно ответил зверолюду Ньеч, - но ты мог остаться в своем корпусе и озверелые до тебя бы точно не добрались. Что ты вообще делал на улице в ту ночь?

- Айвар повел меня смотреть на расчлененный труп. Показал терканайскую голову в банке, сказал, что это моя судьба. А еще сказал, что его выгнали и предложил бежать вместе. Я не знал, что он откроет загоны!

- Так ты держал голову терканая в банке? - нехорошо прищурившись, придвинулся к Ньечу Аэдан. Тот попятился.

- И другие куски! От кинаев! От искаженных, - охотно подлил масла в огонь Ханнок.

- Исключительно в научных целях. Мне по протоколу положено. Мы пытаемся понять, что происходит. Найти лекарство. Я бы никогда не поднял руку на живого пациента!

- Айвар говорил, что терканая ты порезал живым.

- И ты ему поверил?

Сонни запальчиво дернулась вперед, едва не выдравшись из хватки:

- И он теперь вождь-врач "Милости Иштанны", ты, животное неблагодарное!

Ханноку стало чуть-чуть стыдно. Но он упрямо фыркнул:

- Одних двинутых на другого поменяли!

- Так стойте, вы говорите, что двое, Кау сохрани, кинаев смогли учинить смертоубийство в целой зверильне? - вклинился в опасно затянувшуюся паузу Аэдан.

- Я таких в жизни не видел! А я их в Сарагаре видел много. Они выше меня ростом вымахали!

- Он прав, - согласился Ньеч.

- В любом случае, остается вопрос, чего мне со всеми вами теперь делать, - нгатай сидел на кровати вроде и мирно, но оттуда легко дотянулся бы дубинкой до огарка. Тот это заметил и отшагнул к двери.

- Отдай его нам, мы не будем его убивать. У него долг перед зверильней, расписку от его брата я могу показать прямо сейчас. Он должен нам пять золотых, хотя с учетом разгрома я бы сильно увеличил цену.

- Извини, но это не выход, мы тоже уплатили за него деньги.

- У меня старшинство на долг!

- Когда был побег?

- Три дня назад!

- Отлично, жду вызова на суд из городского совета.

- Он будет скоро! - Ньеч сказал это громко, но сбивчиво. И никуда не пошел, оставшись неловко стоять в комнате. Такого за ним Ханнок раньше не замечал - звероврач бывал абсолютно безмятежен даже в одном загоне с исходящими пеной волками.

- Кстати, что ты тогда делаешь здесь, если там последствия еще не разгреб? - прищурившись, спросил Аэдан.

Ньеч не ответил.

- И где твой знак вождь-врача? Ах да, она же сказала, что теперь ты безработный, - нгатай уже говорил таким тоном, что Ханноку вспомнился Савор в последнюю ламанскую ночь. Сонни ахнула, прижав ладони ко рту, и круглыми глазами посмотрела на Ньеча. Тот лишь вздохнул.

- Нету? Идите своей дорогой.

Все сильней красневшая ученица снова не выдержала:

- Мы требуем возмездия!

- Сонни!

- Мести? Рабу? - хохотнул Аэдан, - По закону он вообще никто до выхода из зверильни. А теперь он наша собственность. Даже клеймо стоит. И свидетели покупки есть.

- Что-то вы больно много своему козлу позволяете! Влюбились? - тонким голосом, запальчиво, но безнадежно атаковала девушка.

Ньеч попытался заслонить Сонни, но, к их счастью, Аэдана все это, похоже, только веселило.

- Есть вариант, - кашлянув, чтобы привлечь общее внимание, проговорил Шаи, - они поедут с нами. Зверолюд в пути сможет отработать долг лечебнице и на него выпишут нормальные документы. А врач расскажет нам, что успел вызнать о Проклятии Каннеша. Я его тоже изучаю, видите ли... на досуге.

Оригинальность тсаанайского мышления не переставала поражать Ханнока.

- Ни в коем случае, она же меня опять попытается прикончить!

- Здесь не ты решаешь, Хааноок.

- Учитель, да эти сами нас на первом же привале прирежут!

- Так. Уж я-то не стал бы вас ночью резать, когда и днем могу, так что поехать и впрямь бы могли, - оскорбился Аэдан, - Хотя я не уверен, что это хорошая идея.

- А что, своя прелесть в таком варианте есть, - сказал примолкший было Ньеч, - благодаря Ханноку мне и впрямь нужны эти деньги.

- Ладно, встретимся завтра с утра у Нгардокайских ворот, - Аэдан безмятежно хлопнул дубинкой по ладони.

- По рукам, - ответил Ньеч.

- Учитель, да что с вами такое? - выпалила Сонни, едва они перешли досягаемость даже звериных ушей. Ньеч был уверен, что выразиться девушка хотела куда как сильнее, - Мы что, всерьез собираемся поехать? Укульский... бог знает куда? С этими?

- Нет, Сонни, мы всерьез собираемся пойти в стражу. Я, по крайней мере. А ты останься на постоялом дворе, нечего законникам тебя видеть. Или еще где пересиди. Как только я прослежу за поимкой, встретимся у холма на восток от города. Оттуда уезжаем. Быстро. Мне уже все равно, что сделают с этим рогатым. Эти двое его новых товарищей - темны, как безлунная ночь.

- Ох, Нгаре, мать наша! - девушка нервно улыбнулась, - Вы меня напугали. Говорили с ними так, будто на месте решили побрататься! Как Саэвар и Шиенен...

- Боги с тобой, - Ньеча передернуло, - Ваши эпосы слишком кроваво оканчиваются. Прочь от этого безумия! Предлагаю Отомоль. Не люблю его, но там свои. А тер-зверолюди... Хватит, наелся.

Сонни помолчала и нехотя добавила:

- Учитель, я все думаю. Козел конечно врет, но если вдруг предположить, что нет... Что сподвигло Айвара на... это?

- У него был личный судья. И воспылавший любовью отец-вождь. Вот и решился.

- Но все равно выпустить волков это же... - девушка не найдя слов попыталась жестами изобразить масштаб идиотизма. И у нее получилось.

- А ты много за ним умностей замечала, солнце? И потише, город все-таки.

----

Когда они подходили к своей гостинице, солнце уже ушло за ближайший зиккурат, черневший теперь на фоне заката могильным курганом. Ньеч все пытался получше обдумать, как бы и неблагодарного козлоящера прищучить, и к себе как можно меньше внимания привлечь. Поэтому едва не подскочил, когда ученица сильно дернула за рукав, увлекая в проулок.

- Смотрите, - прошептала она, - это тот самый, скалкой ушибленный!

У двери постоялого двора и впрямь со скучающим видом стоял человек Айвара. Без доспехов, в городской одежде. Что он не заметил их, было маленьким чудом - в другом конце улицы волколюди как раз несли паланкин со знатной дамой. Известной в городе своими причудами, поэтому мужчина брезгливо сплюнул. Смотреть, впрочем, не перестал.

- Тьмать и мракотец... Уходим!

- А лошади?

- Забудь... эй, куда ты... ах ты ж бестолочь!

Ньеч попытался остановить девушку, но та шустрым колобком нырнула в уходящий вдоль ограды постоялого двора переулок. Когда огарок нагнал ее, она как раз спрыгивала на ту сторону - только рыжая макушка мелькнула. Он полез следом, хотя и выматерил про себя нгатайскую безбашенность, так некстати проснувшуюся в рассудительной ученице.

На счастье, во дворе их встретила не городская стража, как боялся Ньеч. И даже не дружина вождя Кацци. Лишь мальчишка-конюший, не слишком смышленый с виду, и, как подозревал звероврач, глухонемой. Вот и сейчас он испуганно посмотрел на странных, не признающих дверей постояльцев, но не издал ни звука. Ньеч со стыдливой радостью пользующегося чужим несчастьем ткнул пальцем в сторону конюшни, затем одарил монеткой. Пока малец отпирал дверь и готовил животных, огарок с нгатайкой встали под козырьком, чтобы не было видно из окон.

- Итак, их здесь нет. Чем оправдаешься? - донеслось из гостиницы изысканным древним прононсом, переливчатым, с присвистом, как и должен звучать настоящий укулли. Не упрощенный говор человеческих вассалов Ордена, называвших себя укульцами, но на деле лишь нахватавшихся верхов культуры Сиятельных. И даже не речь огарков, безнадежно очеловеченная, как и они сами. Подлинный диалект Великого Дома Укуль народа Оми-Этлене, некогда считавшего себя иной, высшей расой. Цивилизация Янтарного века погибла своими же усилиями, едва не утянув за собой в небытие весь Варанг, так что Ньеч подобные претензии не разделял. Но все равно ощутил укол зависти.

- Зачем оправдываться? Найдутся. У меня есть знакомый в Отомоле, наверняка седая башка поедет туда.

А вот этот акцент куда грубее, основанный на традициях другого Великого Дома и обильно пересыпанный нгатаизмами. Куда как более знакомый Ньечу - в конце концов в необходимом для медицины языке сиятельной учености Айвара наставлял именно он.

- Не играй со мной в эти игры, мальчик. Кем ты себя возомнил?

- Союзником? Я вам не слуга.

- Твой отец...

- Может идти в Сораково пекло. Я всю жизнь без его помощи как-то справлялся. И добился своего вот этой вот головой и этими руками. И за хлопоты для вас уже достаточно пострадал.

- Хлопоты? Ты это так называешь? Тебе сказано было заманить к нам демона и завербовать выродка. И где они теперь?

- Да зачем они вам? Вам нужна была зверильня, она у вас есть. Да еще под моим командованием. Быдла на опыты вокруг нее хватает. Все чисто, никто не подкопается.

- Тебе сказано было...

- Дались они вам. Козел все равно слишком буйный. И ничем не от прочих не отличается. В посольстве и на Юге таких навалом, ловите и режьте любого. А с Ньечем у меня свои счеты.

- И впрямь, не отличается. Но до тебя не доходило, что одно дело пропавший изгой, а другое...

- Это Майтанне, здесь никому...

Окно полыхнуло янтарным светом. Даже снаружи было слышно, как Айвар с трудом пытается восстановить дыхание. Затем тихо, обреченно простонал:

- Нет!

Его собеседник остался столь же утонченно-невозмутим.

- Да. Я тебя активировал. Ты знаешь, что это такое. Еще раз перебьешь меня, я позволю твоей истинной сути проявиться по полной. Теперь ты не просто мой слуга. Ты мой ресурс. Ты поедешь с нами, животное, и, если будешь на самом деле полезен... может быть, именно что может быть, я позволю тебе дожить до старости в этой шкуре.

Айвар разрыдался. Ньечу стало жутко. Как бы он не относился к бывшему ученику, но признавал, что до слез того было не довести. До сих пор.

Как раз в этот момент снулый конюший наконец вывел лошадей. На стук копыт из окна раздалось встревоженное укульское:

- Это что еще такое?

Послав все к тьматери, Ньеч вырвал из рук оторопевшего паренька поводья, рывком подсадил Сонни и взлетел в седло сам. У беспечно замкнутых на тонкую жердь ворот поднял коня на дыбы, вышибая створы. Сметя с пути заполошно кинувшегося к ним айварова наемника, звероврачи послали лошадей в галоп. Отомолец снова порадовался чужим бедам - в любом другом княжестве за скачки в городских стенах уже подняли бы стражу. Привычные к хаосу и безвластию майтаннаи лишь умело шарахались с пути, да осыпали беглецов замысловатой руганью.

- Учитель, Нгардок и Отомоль в другой стороне! - едва расслышал поверх шума и криков Ньеч.

- Тихо ты! - рявкнул он в ответ. В свете подслушанного, анклав огарков уже не казался ему тихой гаванью. Да и в любом случае, подворье рода Кацци в Цуне располагалось у Нгардокайских ворот. Лучше было не рисковать. И обозначать путь в голос не стоило - огарок уже отчаялся понять, у кого в этом клятом городе разум на месте. Сонни это тоже то ли поняла, то ли оскорбилась, но дальше следовала молча.

Поплутав по кривым улочкам, они выбрались к южным воротам, через который шел тракт на Теркану - исправный, но не наезженный. И северяне, и жители Ядоземья ныне нечасто отправлялись друг к другу иначе, чем официальными княжьими караванами, прибыльными, многолюдными, но редкими и не покидающими пределы торговых представительств.

Створок в Терканайских воротах не было. Да и бессмысленно было их ставить, поскольку справа в стене зияла рваная дыра, а левая башня захаба давно осыпалась грудой битого камня. Полукольцом окружающие город предместья с этой стороны сходили на нет – лишь несколько хижин за кривыми заборами. Вдали в лучах низкого солнца медной змеей блестела река, текущая в сторону Сарагара. Мошкара очумело роилась в медленно стынущем воздухе.

- Как думаете, что мы слышали в гостинице? – Сонни старалась казаться невозмутимой, но Ньеч знал ее слишком хорошо.

- Не знаю, солнце. Но мне оно не нравится.

Дело о завистливом бастарде превратилось в нечто таинственное, куда были замешаны один из вождей Нгардока и орденцы. Логику последних Ньеч провидеть не брался, может некогда предки огарков и Сиятельные и считались одним народом, но время это давно прошло. Пропитанный магией разум способен на самые странные решения, от гениальных до феерически глупых. Но в любом случае, звероврач ощущал себя лягушкой, попавшей в колесо водяной мельницы. Лечебницу он уже потерял, как бы совсем не расплющило.

- Я думала, Айвар еще долго отлеживаться будет.

- У Ордена хорошие маги-целители, - а вот это Ньеч произнес уже не с завистью, а с едва сдерживаемой злостью.

Он еще мог понять желание древних Сиятельных укрыться от гибнущего мира за волшебным щитом Контура. Даже то, что, обнаружив спустя пятьсот лет выживших, законтурцы сразу же обрушились на едва оправившиеся Нгат и Тсаан чередой священных войн. Но теперь со времен коллапса минуло тысячелетие, а Орден по-прежнему сидел на знаниях как собака на сене. Пускай магия стала опасно нестабильной, но схемы кровотока, кишок, прочих внутренностей были бы бесценны. А так их приходилось восстанавливать по крупицам, кромсая трупы и сражаясь с суевериями. И конца этой работе видно не было.

- … сделал с Айваром?

- А? – Ньеч вырвался из размышлений о прошлом и увидел, что они миновали последний двор. Дальше дорогу обрамляли поля кормовой в этом году кукурузы, высаженной вперемешку с тыквами и увитой фасолью.

- Я говорю - что этот колдун сделал с Айваром?

- И знать не хочу, - отрезал Ньеч. Сейчас он вполне разделял нгатайскую неприязнь к волшбе.

- И что нам делать дальше?

Ньеч не ответил. Потому как случайно увидал теплящийся среди высоких, шелестящих стеблей огонек. Не говоря ни слова, огарок стегнул кобылу Сонни плетью, пришпоривая своего коня. Для светляков не сезон. А если это заплутавший в посевах хуторянин с трубкой, то лучше выглядеть безумным, чем быть мертвым.

Угадал. Фитиль.

За спиной сухо рявкнул огнестрел, свинцовая погибель просвистела мимо. Низко, метили в коня, не во всадника. Маисовый частокол закачался, захрустел, обозначая преследователей.

- Нье-е-еч! – на памяти звероврача ученица назвала его по имени впервые.

- Ходу!

Все-таки хорошо, что Нгардок богат и хорошо снабжает зверильни. Лошади были быстры и выносливы, дорога исправна, кусты и стебли на обочинах слились в размытую полосу.

Когда засада осталась позади, уже за досягаемостью пуль, в спину ехавшей впереди девушки аккурат между лопаток вонзился янтарный, с изумрудными прожилками, луч. Ньеч похолодел – оружие Сиятельных по рассказам способно было за считаные удары сердца прожечь насквозь бронзовую кирасу. Но Сонни даже не покачнулась. Сморгнув остаточный след от вспышки в глазах, огарок еще подстегнул скакуна.

Остановились глубокой ночью, среди зарослей низкого сосняка. Среди мха тихо журчал ручей – можно будет напоить лошадей и пополнить фляги. Прочие луны уже сияли в полную силу, и, хотя гигант-Ахтой сегодня не был виден, света хватало. Ньеч быстро соскочил с взопревшего хлопьями, дрожащего коня. Беднягу едва не загнали, но беловолосый об этом не думал, подбежав к ученице. Та выглядела устало, но вполне здоровой.

- Учитель, откуда они…

- Ты в порядке? – перебил здравую, но неуместную мысль Ньеч. По его представлениям, познакомившимся с мощью древнего оружия полагалось задаваться иными вопросами. Например, о реинкарнации.

- Да, а что… - девушка увидела выражение его лица и побледнела, отчего конопушки на круглом личике стали еще заметнее, - Что случилось?

- Повернись!

Сонни, вздрогнув, развернулась. Платье на спине намокло от пота, но ткань между лопаток была цела. Ньеч провел раскрытой ладонью над местом попадания, прикрыв глаза для лучшей концентрации. Может, колдун из него и был совершенно никудышный, но унаследованное от предков умение считывать спектр заклинаний работало. Следовое излучение было слабым, но еще распознаваемым. Огарок прикусил губу, размышляя, стоит ли сообщать новость. Потом отбросил колебания. Они звероврачи. Она справится.

- В тебя попали заклинанием. Сигнатура – та же, что у волшбы которой подвергли Айвара в гостинице.

- Ох, Нгаре, мать наша… - девушка села в траву, невидяще смотря вдаль. Чем бы говорящий на укулли не околдовал бастарда, это за мгновение превратило того из самоуверенного аристократа в рыдающий обломок.

- Сонни, слушай меня. Мы не знаем, что это было.

- Он говорил про ак… активацию, У-учитель, и про смену шкуры…

- Слова мага сложно понять…

Сонни вздохнула, чуть запрокинув голову и тяжело сглотнув. Затем открыла глаза, смотря твердо и цепко.

- Учитель. Вы не находите странным, что чудо-волки в нашей лечебнице объявились как раз тогда, как Айвар затеял свою игру с магмастерами? А ранее и в Сарагаре?

Ньеч сел на корточки рядом, устало сложив руки на коленях.

- Теперь нахожу. Но послушай меня, солнце, если бы Орден мог управлять озверением, не говоря уже о том, чтобы его вызывать… Они уже давно снова правили бы миром.

- Может, они как раз готовятся к возвращению власти?

- Вспомни, судя по голосу Айвар явно почувствовал, как его околдовали. И ты бы почувствовала, если бы колдовство сработало.

Девушка упрямо поджала губы.

- Может и так. А может быть, если бы я точно знала, чем мне грозит заклинание, и видела его применение, то меня тоже скрутило бы. Я читала о фантомной боли, Учитель.

Ньеч собирался ответить, сказать еще что-нибудь неопределённо-ободряющее, но Сонни его опередила.

- Я не говорила вам, почему пошла в звероврачи.

- Нет, не говорила. Мне хватило рекомендаций жреца вашей деревни. И горячих уверений старосты, что на Ахтой ты по ночам не выла.

Последнее было не к месту. Огарок вздохнул, сорвал травинку и прикусил, чувствуя горечь сока на языке. Девушка вновь смотрела мимо него, в темноту. Взбудораженные появление незнакомцев в роще четырехлапые ночные мухи уже успокоились и танцевали в лунном свете, тихо попискивая.

- Значит, и они не говорили. Вы ведь знаете праздник Божьей Свадьбы?

- Да. Начало лета. Нгатаи жгут костры и вопят от заката до рассвета, мешая мне спать.

- Молодежи в это время позволяется больше обычного. В тот год был удачный праздник – заморозки не побили виноград, маис взошел вовремя. За день до Свадьбы даже гроза отгремела, как положено. Из соседней деревни пришел парень, красивый, добрый, черноволосый. Мы хорошо провели время.

Сонни умолкла на мгновение, затем вновь заговорила.

- А на следующий день, когда давали прощальный пир, он подошел ко столу, взял нож и по рукоять вонзил в разносчицу. Потом голой рукой перебил горло своему брату, когда тот пытался его остановить. Прежде чем его скрутили, он ранил еще троих. К вечеру его глаза уже отливали золотом. А дальше мех, клыки и когти, все как обычно… Он не дожил до зверильни.

- Понятно. Ты решила послужить Иштанне, чтобы это не случилось с кем-нибудь другим.

- Да, хотя сомневаюсь, что, кроме родителей, по мне сильно скучают дома. Староста был очень внимателен и вежлив все те дни, пока я собиралась в дорогу. Праздник-то и вправду веселый.

Ньеч сплюнул травяной жвачкой. И не заметил, как весь стебелек сжевал.

- Спираль, кресты и вилка, это уже мракобесие. Озверение - не дурная болезнь. Надо было мне сразу сказать, я бы им междуушье вправил.

- Да я потом и сама уточнила, в учебниках. А поначалу страшно было. И вот теперь так же.

Сонни вытащила из котомки моток крепкой веревки. Когда Ньеч посмотрел на нее, недоуменно изломив бровь, вздохнула и вытянула скрещенные в запястьях руки.

- Я знала его с детства. Кетшег был хорошим парнем. Когда осознал, что натворил, то жутко кричал. Когда разучился кричать, завыл. Затем стража отвлеклась, и он перегрыз себе вену. Может, и впрямь обойдется…. Но если нет, то не хочу, чтобы у меня был повод поступить так же.

---

Вскоре лошади были напоены. Нехитрые пожитки перебраны, подсчитаны и увязаны в сумки. Можно выдвигаться. Погони до сих пор слышно не было, но Орден и впрямь располагал волшебными передатчиками. Возможно придется идти по целине, вдали от трактов, чтобы не нарваться на следующую засаду.

Колючие сосновые ветки раздвинулись и на поляну издевательски уверенной походкой вышел Аэдан с дубинкой наизготовку. За ним юркнул тсаанай.

- Я говорил, что это они, - злорадно прошипел Ханнок, выглядывая из зарослей.

- Для этого вам понадобилось зверолюдское ночное зрение? – вздохнул Ньеч, уставший удивляться, - Мне-то казалось мы так вымотались, что найти и поймать нас смогли бы даже слепые.

- Что вы здесь делаете? – тон Аэдана способен был заморозить приполярную тундру.

- Как что? Вас ждем, обещали же увлекательное совместное путешествие, - невесело отозвался огарок.

- А почему девица связана? – гневно сдвинул угольные брови Шаи, - Ты ее похитил?

- Я сама так решила! – процедила Сонни. Если бы взгляд мог жечь, троица уже давно распалась бы горелыми костьми.

- А, так это местный нгатайский ритуал! - тут же просиял черноволосый, затем озадаченно нахмурился, - А какова его цель?

Сонни немедленно продемонстрировала ему, что Майтанне, прославленный перекрёсток культур, известно не только народными традициями, но и богатством ненормативной лексики.

Аэдан задумчиво отбарабанил пальцами по бедру, затем кивнул сам себе.

- Так. Ладно, разберемся с этим быстро.

И вытащил кинжал, вырезанный из цельного кремневого отщепа.

Ньеч молча перехватил дорожный посох наизготовку. Затем между ним и намеником появился Шаи, белозубо ухмылявшийся и скрестивший руки на груди. Аэдан цыкнул и пристально посмотрел в глаза спутнику.

- Отойди.

- Аэдан, ты их не тронешь.

- Не сейчас, вождь. Слишком часто наши пути пересекались. Не люблю такого.

Ханноку ситуация тоже резко разонравилась.

- Они явно меня искали. Не вас. Не…

- А ты вообще заткнись, обормотень.

- Ты обещал защищать меня в дороге, - беззаботно продолжил тсаанай, - Насколько я помню точные слова клятвы, в понятие “меня” так же включаются мои невольники, наймиты и вассалы. Я принимаю службу этих для своего проекта.

- Вот же медная башка, - Аэдан сплюнул и бросил кинжал в ножны с такой силой, что рисковал или клинок сломать, или бок пропороть.

Ньеч обернулся к внезапному сюзерену и церемонно склонил голову.

- Вы спасли нас от смерти. Я благодарен.

- Смерти? – хохотнул Аэдан, - Что вы, я всего лишь хотел подрезать сухожилия, ограбить и бросить вас здесь.

Шаи поморщился, как от неспелого яблока. Затем мстительно, доверительным тоном сообщил:

- Кстати. Аэдан – терканай.

- Ну, ду-у-урень, - протянул южанин, и вновь перешел на родной диалект, - Так. Ладно. Огарок, развязывай девку и поехали. И так много времени потеряли. Затейничать можете на следующем привале, только отойдите подальше в заросли. А то мой вождь такой впечатлительный.

- Что-о? – возмущенно истончила голос Сонни.

- К сожалению, пока что нам надо сохранять сдерживающие путы… - сбивчиво принялся упражняться в дипломатии Ньеч.

Терканай мгновенно закаменел лицом.

- Если у нее озверение…

- Нет, нет, совсем не то… Это эксперимент… Ну, так ученые называют…

- Не учите южанина научной терминологии, доктор, - презрительно сощурился Аэдан, развернулся и ушел, оставив недоумевающего звероврача помогать ученице подняться.

---

Отойдя на пару забегов Аэдан скомандовал привал. И, что характерно, не в деревне (впрочем, их с этой стороны вообще было мало) а в тщательно выбранной, укрытой от дороги ложбине, Ханнок долго ворочался, пытаясь устроить поджаренное плечо. Получалось плохо. И даже когда удалось, сон не шел. Мешали воспоминания об аукционе, зверильне и, отчего-то, доукульской молодости. Или Аэдан, бесшумно, но назойливо маячивший на страже.

- Учитель, сейчас никто не видит, давайте уйдем отсюда…

Тихо, осторожно, но опрометчиво. Ханнок все слышал. Промелькнула надежда что вздорная девица и коллекционер кишок по-тихому свалят из его жизни.

Рано обрадовался.

- Нет. Слишком опасно. Да и куда? Дома Айвар сотоварищи. Если преследуют – лучше отсидеться у варваров.

- Но там же Теркана… - тоскливо прошептала Сонни.

- Бывало и хуже.



Уверенно это заявление не прозвучало.

- Ого! – в кои-то веки пейзажем восхитился не аристократ, а кто-то другой. Данном случае – Сонни.

Весь предыдущий день они шли через густой, нежилой лес, изредка перемежающийся зарастающими росчистями с брошенными хуторами. Если бы не пустующие, но ухоженные караванные стоянки, да петляющая дорога, местность казалась бы совсем вымершей. А затем лес закончился разом, словно ножом отрезали. За крайними дубами, осажденными орешниковым подростом, открылась травянистая, всхолмленная пустошь, по правую и левую руку простиравшаяся за горизонт. Впереди же, четко отделенным этой полосой вставал другой лес – хвойный, чуждый, мрачный, лишь кое-где оживлявшийся странными деревьями с полосатой, бело-черной корой и висячими ветвями. Над кронами виднелись увенчанными снежными шапками горы. Некоторые из пиков были подозрительно правильной, конусовидной формы. А один даже откровенно курился пепельными облаком, клубящимся, серым и длинным.

Но рыжий восторг явно вызвала высокая башня белого камня, словно выточенная из мамонтовой кости. Причудливая вязь контрфорсов, стрельчатых окон и колонн столь напоминала архитектуру Верхнего Города, что у Ханнока подкатил ком к горлу. Почти Клык, только тому не хватало уцелевшей верхушки с огромным тусклым кристаллом.

- Так. Добро пожаловать на Юг, - сказал Аэдан, щуривший глаза на башню.

- Что-то не так? – тихо спросил Ханнок, уже наловчившийся определять оттенки эмоций на суровом южном лице.

- Камень не светится. Ни на Игле, ни Ильяктовом Дозоре, ни вон там, – нгатай поочередно указал на ближний шпиль, затем еще в две точки куда-то дальше по безлесной полосе. Зверолюд пригляделся и осознал, что то, что он принял за белые скалы вдалеке, также было наследием Янтарной Эпохи. А еще тот факт, что вся эта система отменно напоминает Контур, только пожиже, пораздолбанней и без переливающегося золотыми и багровыми разводами волшебного купола, начинающегося от башен и уходящего ввысь и в стороны насколько хватало глаз.

- А! Так это Внешний Контур! – присвистнул Шаи, затем свысока обозрел прочих северян, удивленных и растерянных. Ну да, в кои-то веки это не он задает вопросы, а говорит что-то путное. Осталось понять – что именно.

- Я удивлен, что вы о нем не слышали, - сказал Аэдан, уловивший общий настрой, - В конце концов именно благодаря ему вы до сих питаетесь виноградом и оливками, а не репой с картошкой, как все нормальные люди к югу от Тсаана.

- Значит, нас тоже прикрывает магия… - пробормотал про себя химер, стараясь скрыть уязвленность. Северонгатайский гонор во многом основывался на том, что процветание Сарагара и Нгардока было рождено в упорном труде и борьбе с тяжелым наследием Сиятельных. Осознание, что окрестные варвары вполне могут видеть в них таких же изнеженных законтурцев, какими они сами считают магмастеров, было внезапным и неприятным.

- Не сказал бы, что прикрывает, - утешил его терканай, - Укуль не успел его достроить. Так лишь зимы чуть мягче, вулканы тише и магшторма по вам не бьют.

А затем пожал плечами, достал памятную фляжку и исправил оплошность:

- Впрочем, нам, южному отребью, и этого хватило бы, чтобы весь континент под себя подмять… Да и заглох он, похоже.

- Если вы такие крутые и распрекрасные, то почему это мы вас завоевали, а не наоборот? – запальчивая Сонни, аж сбившаяся на деревенский говор от волнения, сама того не подозревая, озвучила мысли зверолюда, опять молча и мрачно ушедшего в культурные дебаты с самим собой.

- Завоевали? Серьезно? – хмыкнул южанин, откручивая крышку, но не спеша прикладываться.

- Седьмой год правления Шиенена, когда была повержена мощью Большого Каннеша Теркана и южные князьки поднесли царю дань. Кавад Длань Кау разгромил Сойдана Кан-Каддаха в битве на Сияющих топях и столица вплоть до распада царства назначала на Юг наместников! – торжественно, словно на ритуальных чтениях летописей возгласила девушка, скрестив руки на груди и задрав веснушчатый нос. Ханнок краем глаза заметил, как удивленно приподнял брови Ньеч, да и сам он раньше за его ученицей страсти к историческим штудиям не замечал.

- А. Кавадова Блажь! - обидно расхохотался наемник, в кои-то веки по-настоящему явив эмоции, - Как же, как же. Мне отец рассказывал - этот придурок сезон гонялся по пустошам за призраками, тихо лысея, пока наши войска не окружили его в тех самых болотах, после чего из жалости сдались, получив по доле бронзы на воина, и перечень красивых титулов для вождей. У старика с тех пор памятный меч на стене висит. Красивый, парадный - царское литье. Вот всегда бы так нас завоевывали!

- Придурок? Кавад был великим полководцем, завоевавшим для Шиенена половину Тсаана! - Сонни так зашлась от возмущения, словно Длань Кау была ее любимым предком. Впрочем, учитывая анекдоты про любвеобильность тогдашней знати, а также страсть нгатаев к ведению генеалогий, оно вполне могло быть правдой.

- Может быть, может быть. Но как еще мне называть человека, поведшего северян через, кхм, Сияющие топи?

- Но дань-то вы платили!

- И получали взамен "подарки" и "пожалования". Удобная форма торговли, особенно учитывая, что в иных случаях вы склонны не расплатившись изгонять демонов клинками и пулями.

- Аэдан, у тебя в родословной Сиятельных не было? - неожиданно подал голос Ньеч, до сих пор не выказывающий желания участвовать в нгатайских разборках.

- Еще чего! - возмутился Аэдан.

После чего с внезапно пробудившейся гадливостью заявил фляжке:

- А впрочем, к тьматери тебя. Все равно вокруг одни эти... туристы.

И зашвырнул в придорожный вереск.

- Ха! А я-то все думаю, когда наконец закончишь маяться дурью! - Шаи прищелкнул пальцами и склонился в седле, словно наведенный на добычу ястреб.

- Заткнись, вождь.

- А что там было? - спросила Сонни, не иначе как почуяв плацдарм для реванша.

- Отемнитель, - наемник неожиданно ответил сам и добавил, с мрачноватым юмором: - Популярен у нашей знати, которая хочет быть похожа на культурных, смуглых предков.

"А еще у тех, кто хочет разъезжать по Нгату неузнанным", - подумал Ханнок. Интересно, сколько вот таких вот безклановых, вольных авантюристов неопределенной внешности, расплодившихся последнее время в княжествах, на самом деле держат руку Терканы? И еще одна холодящая догадка - а не был ли такой в его собственном роду? От кого-то же в его Спирали рога с копытами завелись...

За этими мыслями он и не заметил, как миновали безлесную полосу. Без короба с едой, оставшегося радовать лесных оборотней, шагалось легко, но голодно. Наемник обещал к завтрашнему вечеру довести их до города, но после ночной засады заранее предаваться оптимизму не хотелось. Ханнок достал из кармана кислое по молодости яблоко, сорванное в одном из заброшенных садов и, кривясь, надкусил. Рассеянно блуждающий взгляд напоролся на покалеченную временем стелу, светлевшую из зарослей крайних, чахлых пихт. Высокая, характерной формы, явно одна из тех, что Саэвар Великий расставил по границам своих свежезавоеванных владений

'Путник! Ты покидаешь провинцию Акканнеш и вступаешь в провинцию Терканнеш, внемли моим законам...'

А ниже, прямо поверх полустертых дождями и временем резных строчек, свежей краской, размашистым южным стилем издевательски алело:

'Добро пожаловать в Ядоземье, неудачники!'

Ньеч продолжал задумчиво изучать аэданову спину. И до Ханнока внезапно дошло, почему.

Саэвар правил три сотни лет назад. Шиенен был его наследником. Какой, мракотец его жарь, отец, дравшийся при Сияющих топях?

На самом деле, варианты были. Но уж больно нервирующие. Зверолюд мрачно хрупнул яблоком, борясь с желанием запустить его то ли в темнящего южанина, то ли в олицетворявшую новые земли стелу.

Добро пожаловать, дери его все демоны Козлограда...

Снега было много – по щиколотку. Деревья, скалы предгорий, крыши хижин, складов и главного здания поместья укрылись белыми шапками, чистыми и праздничными, как жреческие тоги. Покрывалу на земле повезло меньше – его смешали с черной грязью ноги, испятнали красным лезвия. Тут и там лежали тела, одетые в лохмотья и волчий мех. Те же, что качались рядком, выверено по размеру, на длинной, вычурно выгнутой коньковой балке были снаряжены куда богаче. От бронзового нагрудника на самом массивном, терканайского шелка на более изящном, до хлопка и пеленального льна на меньших.

Как обычно, кинаи оборонялись яростно, но неумело и слабо. Уцелевшие после внезапной атаки кланового ополчения забились внутрь усадьбы. Немногих стрелков, неведомо где раздобывших оружие, после короткой перестрелки сняли через окна. Без потерь – волколюди ни целиться толком не умели, не прятаться. Чудо, что вообще понимали, куда надо пулю забивать.

- Вот же твари, - укулец с брезгливостью поворошил носком сапога труп, - Интересно, что заставляет людей превращаться в таких безжалостных животных? Кёль, ты у нас специалист по волкам. Просвети.

Капитан, бравируя, стоял во дворе в полный рост, подобрав белоснежный плащ. Кёль нервничал, старательно отгораживаясь от дома щитом.

- Не знаю, вождь.

Чисто философский на первый взгляд вопрос содержал в себе множество злободневных подтекстов. Один из которых явственно звучал как “Какого Кау эта зареченская сволочь навязалась на мою голову?”.

- Да что ты вообще знаешь… И убери эту доску, когда я с тобой разговариваю, - белоплащный древком вниз воткнул в снег копье с кристаллом у наконечника. Камень естественно был лишь имитацией, да и сам капитан – не Сиятельным. Но, по крайней мере, одухотворенное лицо у него получалось отменно.

- Братья, отомстим и очистим это место! Во славу Ом-Ютеля, повторяйте за мной!

“Тьмать” – подумал Кёль, внимая проникновенному гимническому речитативу. Угораздило же его настоять на участии в походе, лишь чтобы попасть под командование этого ретивого. Свою долю клановой, то есть Домовой, конечно, службы он с лихвой отработал в прошлую кампанию. Последнюю осьмидневку чертовски ломило спину, у лопаток. Да и свадьба скоро – шикарный повод отговориться ритуальной чистотой от кровопролития. Но нет, клятая нгатайская жажда славы и дедушкино “Кёль, ты же понимаешь, как важно поддерживать репутацию рода” заставили его тащиться в пограничье, и ладно бы против горцев, так нет, смешно сказать, на священную войну волкам. Он бы еще вендетту в трех поколениях объявил собаке, цапнувшей его за задницу после пинка.

Бывший Кенна украдкой зыркнул по сторонам. Большинство соратников остались в шлемах, но даже сквозь прорези можно было считать выражение лиц – смесь неверия и нервов. Ага, наверняка думают о том же - если бы воевали с кем-то серьезнее плантационных, их бы уже и порешили прямо во время моления. Но было и несколько чистых, светлых взоров и сверкающих на солнце бритых макушек. Святовоины, дери их мракотец… и ведь подрал!

До конца посвятительного гимна похоже, надоело дожидаться даже тем ленивым демонам, что ответственны за волколюдские мозги. То ли очнувшиеся от ран, то ли осмелевшие кинаи забрались на чердак. Пуля пролетела в сажени над головами осаждающих, навредив лишь штукатурке высокого амбара напротив. Стрела позорно клюнула грязь в каких-то пяти шагах от здания. А вот дротик… дротик по невероятному стечению обстоятельство пробил навылет нагрудник так и не допевшего капитана.

“Ну наконец-то”, подумал Кёль, прикрываясь щитом и отступая к воротам. И тут же устыдился. Капитан, как-никак. Да и его боги теперь – укульские боги.

Позади рявкнул огнестрел – на этот раз добрый звук, от арсенального ствола. Удачливый метатель свалился с крыши. Десятник из стражи Верхнего Города уже принял на себя командование. Хороший парень, толковый. Кёль гонял с ним горцев в прошлом году. И удирали от них тоже сообща.

Бревно ударило в резные створки. Раз, другой, а на третий парадные двери, создававшиеся чтобы впечатлять, а не защищаться, с хрустом выбило назад, вместе с засовом и приставленными стульями.

Кёль вбежал в прихожую залу первым. Из тени в углу на него бросился мохнатый, тощий, неуклюжий и скособоченный. Ламанец врезал ему щитом наотмашь, сбив на пол.

Отлично! Личный пленник.

Остальные штурмующие уже рассыпались по дому, прикрывая друг друга зачищали комнаты. По праву мстителя забирали себе подвернувшееся добро и волков. Их было немного, жавшихся по углам и затравленно скулящих, из тех что уж совсем не могли, или не хотели драться. Некоторые шли в мести дальше прочих.

Чуть позже, во дворе, шел отчет и подсчет.

- Ольта Кёль. Общинник. Дом Туллия. Две меры серебра и пленник, - писарь, расстелив свиток на выволоченном из дома обеденном столе тщательно сверял списки имен. Вычеркнуто траурными чернилами было лишь одно, почти ко всеобщему удовольствию. Но кое-кто хмурил лица и поминально колол ладони кончиками мечей.

- Не забудь вписать, что я совершил подвиг первого взявшего дом! – крикнул ему Кёль, - Я хочу, чтобы Ольта Чанья-Аль это увидел!

Знакомые одобрительно заулюлюкали. Пока ламанец шел к клетке сквозь толпу, получил несколько дружеских тычков кулаком. Один, правда, пришелся прямо в уже откровенно ухваченную ломотой спину и Кёль едва сдержал ругань.

Из-за бруса на него уставились тоскливые желтые глаза. Кёль уже на правах хозяина осмотрел добычу. Слишком чахлый для работы в поле, или мастерской, да и дядюшка все же вколотил в него мысль, что наживаться на труде болезных – грешно. Можно попробовать надрессировать для обслуги.

- Что ты умеешь делать?

Волколюд забился еще глубже в клетку, зыркая исподлобья, избегая отвечать взглядом на взгляд. Кёль вздохнул и спросил на упрощенном нгатаике:

- Ты хоть говорить-то можешь?

Кинай внезапно подался вперед, просунув длинную морду между брусьев, и зашевелил черным носом, принюхиваясь. Посмотрел прямо в глаза. И рявкнул:

- Ты? Ты!

- Ну, я, - участливо отозвался Кёль.

- Ты сам! Ты - сам! Х-ха! Ха! Харрр! Харр! Сам такой!

- Тьмать, - выругавшись, отшатнулся Кёль, разом растерявший хозяйственность. Опять его удача – поймал волка и тот совсем блаженный. Ну его к козлам Юга, на рынок. Тем более что и Мюллис призналась, что очень боится зверолюдей… как раз в тот день, когда расшила ему рубаху!

- Хороший день! - окликнул его десятник.

- И впрямь – хороший, - отозвался Кёль. Помещика с семьей сняли с балки и рядом с укрытыми белыми ритуальными плащами телами застыл жрец их отряда, сосредоточенно бормотавший под нос. Ополченцы менее высокого ранга уже стаскивали убитых волков в угол двора.

- Пригласишь на пир?

- Отчего же нет, с радостью!

Внизу на равнине, за белыми кронами деревьев вначале тонкими усиками, затем черными клубами повалил дым. Судя по расположению – аккурат над зверолюдским кварталом Ксадье-Чаха. Пока ополченцы зачищали предместья, княжьи люди отбили город.

- На что они вообще надеялись? – спросил пейзаж Кёль, поддавшись моменту.

- А на что надеешься ты, Ханнок? Все изображаешь из себя человека? – голосом Ашварана отозвался десятник.

- А?

Десятник лишь улыбнулся, прямо как брат. В руках у него появилась длинная, прочная рогатка, которой ловят буйных зверолюдей. Вокруг тихо возникли другие, укульцы с речью Кенна, сжимая кольцо. Кёль запаниковал, схватился за меч, но когти лишь скрипнули по пустым ножнам. Попытался бежать, но споткнулся, копыта опять повело в сторону, прямо как в первые дни. Упал. Не давая встать, шею сзади пришпилило к земле ярмо шеста, пасть тут же оказалась забита снегом.

- Хватит бегать от себя, Ханки, - сказал Аш, защелкивая ошейник.

---

Химер дернулся, зашелестев растопыренными крыльями по подстилке. Рука зашарила в поисках ножен с мечом. Естественно, не нашла.

- Ты вообще способен нормально просыпаться? – буркнула Сонни, склонившаяся с иглой над куском холщовой ткани. Ханнок присмотрелся и в некотором смятении опознал в нем свои штаны.

- Эй!

- Кау, отец наш, до чего же вы, сарагарцы, нервные! Успокойся, в Майтанне это еще ничего не означает. Меня Аэдан попросил тебя в человеческий вид привести, из волкодраного.

“Аэдан – культурно заразен” – подумал Ханнок, заматываясь в одеяло, вылезая из-под навеса из еловых веток и щурясь на пробивающиеся по просеке лучи молодого солнца. Здесь дорога шла вдоль предгорий Огненного Хребта, резко обрывавшегося на север. И по курсу уже был виден разрыв в череде пиков, словно один из них выдрали из фаланги и забросили чуть вперед, в сторону нгатайской равнины. И дух горы явно остался этим недоволен – скинул снеговую шапку, растоптал лахарами леса на склонах, заплевал раскаленными камнями соседей.

- Злой Привратник, - голос Аэдана из-за спины заставил Ханнока вздрогнуть, - За ним начинается перевал.

- Кинайские Врата, - зверолюд поежился. Остатки сна до сих пор окрашивали реальность.

- Там живут волколюди? – Шаи явно уже ободрился после побудки и был готов к бою. Аэдан искоса посмотрел на него и, похоже, решил нанести упреждающий удар лекцией.

- Там стоит Кин-Тараг. Один из древнейших городов Нгата, существовал еще до вторжения Сиятельных. Также, первое княжество в котором проявилось озверение в волков. Кинай дословно и значит “человек из области Кин” по имени младшего из трех племен, отселившихся на Юг, в земли уту...

- Ага, вот она, связь! Удивительно, что я сразу не заметил. А это правда, что они кастрировали всех, кто покидал княжество? Торговцев и дипломатов? – Шаи, с триумфальным видом полководца, не давшего себя сбить с толку ложной атакой, продолжал совершенствоваться на Пути Туриста.

Южанин долго смотрел на облака. Затем, сказал:

- Да. Так, собираемся…

- А подробнее?

- Их гильдия евнухов занималась внешней торговлей, почти всей между Севером и Югом. Не забудь затоптать костер.

- Ааэдаан, если мне надо будет общаться с местными, я хочу…

Наемник молча сунул ему сумку и ушел седлать коня.

- Не надо будет, вождь, - Сонни скусила нитку и отдала чиненое химеру, - Терканаи перебили их подчистую после того как Юг отложился от Большого Каннеша.

- Перебили? – до ответа рыжей аэданова спина снизошла, - Если бы. Мы хотели. Может и не перебить, но хорошенько врезать скопцам, которые после развала царства опять взялись за старое и наглухо перекрыли перевалы. Был заключен союз южных князей, горских кланов. Даже утуджеи прислали отряды. А нас атаковали первыми, представьте себе. Полгода предгорья от Кохорика до Шанга осаждали стаи волков. Огромных, свирепых, часто – искаженных. А потом – как отрезало. Когда союзники вошли в Кин-Тараг, город был пуст. Дома разгромлены, часто сожжены. Останков почти нет, что есть – обгрызаны. На главной площади лежала незавершенная стела, от прошлого календарного праздника, а на ней, под обычным посвящением, строка за строкой – “Простите нас”, “Простите нас”, “Простите нас”… все худшей работы, все менее связно.

Адан развернулся и водрузил на все еще удерживаемую Шаи сумку второе седло.

- Вот такой вот местный колорит, вождь. Теперь здесь правит Терканнеш. Живей, я хочу добраться до города к обеду и узнать новости.

Притихший каньонник и впрямь засуетился. Ханнок с удовольствием полюбовался на живительное влияние исторических фактов, и размотал свернутые штаны. Над свежей, аккуратной заплаткой алыми стежками была вышита наглая, но симпатичная кошачья морда и подпись “Я - Мяука”. Драколень хмыкнул и нашел взглядом Сонни. Та подмигнула в ответ.

Вызвано ли бедствие ошибкой ритуала в праздник Поворота Года? Да, нет?

НЕТ.

Вызвано ли бедствие неподнесением даров полотном и медом в святилище Кауарака? Да, Нет?

НЕТ.

Вызвано ли бедствие недостойным поведением жителей? Да, нет?

САМИ ЖЕ ПОСТРОИЛИСЬ НА РАЗЛОМЕ, ПРИДУРКИ!

- Архив оракула храма Кау, община Цадайрхе. Сессия 137-Нга: “О третьем землетрясении 745-го года в Кин-Тараге”.




Кинайские врата были запоминающимся зрелищем. И слово “перевал” не совсем точно их описывало. Неширокий, но труднопроходимый (после последнего пика активности – так особенно) горный хребет словно разрезал своим мечом и аккуратно раздвинул на двадцать забегов в стороны Кау. Разломную долину в два ряда перекрывали мощные стены, упиравшиеся справа и слева в отвесные скалы, уходившие едва не под снеговую линию, лишь едва сглаженные водой и ветром, слоеные в черные, серые и охряные полосы. В свое время сюда массово паломничали Сиятельные ученые и маги от геологии. И насколько мог вспомнить Ханнок, со стороны Терканы должен был быть похожий комплекс укреплений.

Величественная симметрия нарушалась оползнем. С западного обрыва съехала огромная плита и застыла уступом, на котором древние кинаи, еще в те времена, когда слово это не несло мохнатого подтекста, выстроили свой акрополь. Сейчас вершина этого небольшого плато обросла низкими деревцами, а из видневшихся поверх крон вершин зиккуратов лишь немногие слали в небо тонкие струйки дыма.

- Аэдан, ты точно себя хорошо чувствуешь? – спросил Ньеч, уже в третий раз за последние два часа.

- Да с чего такая забота-то, док?

- Сонни, солнце, дай ему зеркало.

Ханнок, по привычке не претендовавший на ведущую роль в их маленьком караване, плетущийся в хвосте, не удержался и подошел.

- Так, понятно, - южанин, досадливо цокнув языком, всмотрелся в полированный обсидиан. Когда повернулся, чтобы вернуть его девушке, зверолюд одобрил тревоги лекаря. Левая щека и висок Аэдана побледнели, пятнами. Правый глаз тоже стал слишком светлым для карего.

- Я пятнадцать лет хлестал эту дрянь кувшинами. Неудивительно, что сейчас она не хочет расставаться по-хорошему. Не забудьте напомнить мне зайти в аптеку, сразу как оформимся и продадим лошадей.

- Эй, никто не говорил о продаже! – возмутилась Сонни, выхватывая поводья кобылы у ошалевшего от такой наглости нобиля. Эту лошадь, как сейчас вдруг припомнил химер, он видел на конюшне зверильни.

- Северная порода, - Аэдан не изменил тон, - Хороша, еще от Сиятельных скакунов, но именно поэтому непригодна для этих мест.

Южанин потрепал коня по холке, с неожидаемой от него симпатией.

- Пожалуй, кое-чего мне будет не хватать.

- И сколько стоит замена? - вместо пригорюнившейся ученицы спросил огарок.

- Нисколько. В смысле, у нас их настолько мало, что даже дружинники, бывает, по несколько лет замены ждут. Только через дворцовые службы. Да и потом, вам местные не понравятся – мелкие, злые, и упрямые, как наш вождь.

- Ну спасибо тебе, Аэдаан, за комплимент! Мне теперь пешком тащиться до этого вашего Козлограда как какому-нибудь… мещанину, только потому, что на тебя вдруг напал приступ сентиментальности? – Шаи оставил неуспешные, и грозившие иначе перейти в несолидные попытки отобрать поводья у рыжей. Скрестил руки на груди, задрал клювастый нос, был бы хвост - хлестал им себя по бокам.

- Не забудьте напомнить мне еще и извиниться перед нашими пони, - добавил Аэдан, перешедший к изучению приближающихся за разговором бастионов, - А для поездок к этому нашему Козлограду можно и телегу с волами нанять.

- Телега! Еще хуже!

На этот раз Аэдан не ответил вовсе. Ханнок набрался смелости и сказал:

- Вождь, здесь сильный фон. Им уже и так несладко. Видно же.

- Так ты у нас еще и в коневодстве разбираешься? – бросил через плечо каньонник. Ханнок сразу утратил желание продолжать разговор, по привычке услышав недосказанное “отродье Кау”. На счастье, Аэдан сам развил его предыдущую мысль:

- Когда я уезжал отсюда, здесь была специальная конюшня. С походящей кровлей и стенами, как раз для нашего случая. Если еще действует – передадим, а следующий караван отвезет их на север.

- А что, может не действовать? – сказал Шаи, с интонацией человека, привыкшего что мир и его место в нем поколениями остается неизменным.

- Может, - Аэдан слегка вскинул голову в сторону укреплений. Ханнок присмотрелся и внезапно понял, что до них на самом деле гораздо дальше, чем ему показалось поначалу. И что эти мелкие черточки – это приставленные к ним леса. Ветерок с той стороны донес запах дыма от печей для пережигания извести, и пока еще не распавшийся на отдельные слова гомон строителей, муравьями сновавшими по лестницам и парапетам, под грохот и звон инструментов. Похоже, Терканнеш всерьез взялся за починку и перестройку.

- Ага, - отчего-то помрачнел Шаи. Хвала Нгаре, надолго заткнулся. Сонни вернула тсаанаю поводья, напоследок приласкав лошадиную морду. Химероиду захотелось подойти к девушке и вкрадчиво напомнить про кулинарные пристрастия южан, в качестве возмещения за козлов. Но он посмотрел на несчастное веснушчатое личико, на вышивку. И передумал.

---

По некоторому размышлению, Ханнок все же решил, что декор ему не нравится. Вопреки широко укоренившемуся на Севере мнению, качество кладки и резьбы было вполне на уровне. А вот что до содержания…

Непривычное оформление надвратного кровельного гребня – вместо плавных, изящных изгибов коньковая балка щетинилась клинковидными выступами. Словно несколько впопыхах сплавленных воедино мечей насажали. Или, что вероятнее, и почему-то подспудно неприятнее – комплект дракозлиных рогов.

На правом пилоне сюжет для барельефа был выбран классический – Нгат-герой, удушающий дракона Цамми. Конечно, на вкус химера, предок в этом исполнении был мало похож на меднокожего, горбоносого и раскосого пришельца с Дальнего Севера, еще зеленого в те далекие времена когда потомки Четырех Богов впервые расселялись по миру. Пририсуй ему массивные серьги кольцами, бороду чуть попышнее, да тяжелую деревянную шапку – и вместо завоевателя окажется абориген-утуджей. Вспомнилась присказка: “Почему терканаи так четко выговаривают каждое слово? Они боятся, что иначе их напрочь перепутают с дикарями!”.

Слева от створок сцена была куда ближе к современной истории. И куда сильнее уязвляла сарагарские чувства. Некий Кай-Ахри Кинан, пятый этого имени, держал в руке ухваченную за длинные волосы голову уже несомненной северной внешности. Стилизованная под бумажный жертвенный ярлычок надпись поясняла, что отрубленное принадлежит Тангари Таци, человеку из Сарагара. Помимо ощутимого щелчка по еще теплящейся национальный гордости, Ханноку ненавязчиво напомнили о любимой южной забаве – охоте за головами. Формально, Саэвар заставил местных отказаться от обычая, но, похоже, с распадом царства они опять взялись за свое. Злополучный сарагарский поход-то был уже на памяти деда.

На это же намекал и повторяющийся мотив личин в резьбе на стенах. На подходящих к воротам путников хмурились боги, герои и совсем уже неопределяемые сущности, скалились драконы, демоны, и, куда уже без них - волки. Правда, последние в большинстве своем были стесаны или сколоты, зачастую явно наспех, с непонятной яростью. И похоже, что не теперешними обитателями княжества-крепости – прямо на глазах Ханнока на лебедке подняли и закрепили свежевырезанную кинайскую башку, в паз на место уничтоженной. Впрочем, на отдалении от ворот рабочие попросту замазывали отверстия штуком.

В отличие от эстетики, сама конструкция укреплений зверолюда впечатлила куда сильнее. Глубокий, выложенный каменными плитами ров. Внешняя стена, явно более поздняя, выстроенная в распространившейся в ответ на саэваровы завоевания пороховой манере. Внутренняя, с лихвой искупающая старомодный “высокий” дизайн толщиной кладки – на верхней галерее спокойно разъезжались повозки строителей. Если бы у Нгардока по границам было нечто подобное, волчий хвост бы они отобрали у него в прошлую войну, а не долину Матавирри.

У химера было время чтобы налюбоваться архитектурой и реставрационными работами. Пока он оценивал фортификации, от которых в прямом смысле слова теряли голову прославленные военачальники, Аэдан пререкался со стражей, требуя спустить мост. Стража артачилась в стиле “Нет сегодня никаких людей с Севера и все тут!”. Аэдан оставался учтив, но градус приветливости все больше уходил в морозные минусовые значения.

За всем этим к мосту подошла бригада землекопов, работавших по эту сторону рва, затем каменотесы из внешнего лагеря, с груженой тесаными блоками телегой, потом вообще какие-то откровенно бандитские морды. Сплошь тер-зверолюди, многие – при оружии, не считая клыков и когтей по умолчанию. Что интересно – у большинства либо вообще не было крыльев, либо они были теми самыми куцыми огрызками с давешнего картона. Вначале разглядывали прибывших с севера молча, с мрачным любопытством, затем, по мере того как спор затянулся, начали рявкающе ругаться, скалиться, как дома не позволил бы себе ни один вразумленный озверелый. Ханнок, несколько придавленный обилием вокруг других демонов, по мере сил старался запомнить, как они себя ведут.

- Да опусти уже мост! – взревел наконец один особо дикого вида, судя по всему, какой-то главный, хотя и в одних штанах. По первому впечатлению – бескрылый. А затем, когда повернулся, стали заметны шрамы у лопаток. Явно от той самой мясницкой работы, которой так не хотел заниматься Ньеч.

- Пускай эти вначале отойдут на перестрел! – неумолимо отозвались сверху.

- Так. Мил-человек, да уважь ты этого… ретивого! Нам работать надо! Отойди! – Это уже сказал нормально окрыленный, чуть поменьше и поизящнее прочих. Ханнок в первую очередь оценил его рубаху, с хитрой системой застежек и вырезов сзади – можно одевать даже несмотря на широко врастающие в спину перепонки.

Сарагарец уже хотел себе такую.

- Мне надо попасть в город, - в тон стражу повторил Аэдан.

- Тьмать. Все вы, Кан-Каддахи, упрямы, что ослы! – рыкнул крупный. От злого щелчка хвостовым клинком по камню вроде даже искра проскочила. - Уйди, говорят! Нового нетопыря потом обработаешь!

Судя по тычку когтистым пальцем, неприятному, хотя и на расстоянии, “новым нетопырем” был Ханнок.

“Как это славно, изучать и получать местные клички в первом же разговоре!” – устало подумал он про себя, успевший досыта наесться этого дела от щедрот обеих общин Ламан-Сарагара.

- А ты не указывай Кан-Каддаху, как ему себя вести! - внезапно окрысился другой крылатый. Зверолюди ощерились в полный набор зубищ, воинственно ссутулились, перехватили, один – каменный клинок, второй - бронзовую кирку, вполне уместно смотревшуюся бы как в карьере, так и в строю. Медленно зашагали по двойной спирали, сближаясь.

- Так, - а это уже привычное, аэданово, - Спокойно. Все.

Наемник как-то незаметно оказался между рогатыми, которым сейчас подходили исключительно “хищные”, никак не “парнокопытные” эпитеты. В руке у него появилась плоская глиняная табличка с немудреным рисунком, из тех, что выдают паломникам в подтверждение посещения храма. Кан-Каддах безжалостно хряпнул ее о борт телеги. Под счищаемой керамической пылью сверкнула медь. Затем, ярче – когда она поймала солнце и отразила его зайчиком прямо в нагрудник стража.

- А вот это видел? Опусти мост!

- Сразу не мог знак показать? – с укоризной, сдобренной изрядной долей наклюнувшейся осторожности спросил крылатый.

- Дела клана, - веско отозвался Аэдан, проходя мимо посторонившихся химероидов, и увлекая за собой спутников к глухо бухнувшему по внешнему борту рва настилу.

Ханноку стало не сильно легче на душе. Если раньше у корнокрылого во взгляде сквозила задиристость и неприязнь, то теперь подлинная ненависть, ледяная, как межзвездная бездна. Одно утешало – на лице у Шаи была написана неподдельная растерянность, даже не спешившая перерасти в негодование.

По доскам заклацали копыта – вначале несколько комплектов лошадиных и пара демонских. Затем, после надлежаще выжданной паузы, раздвоенных стало сильно больше.

Внутренние ворота были украшены еще богаче внешних. По подножью одной башни Кау вел за собой вереницу князей, чем ближе к нему, тем более древних по стилю резьбы. Навстречу шла процессия княгинь, возглавляемая Нгаре. Их разделяла высокая арка, в которой виднелось начало мощеной улицы. Ханнок направился было к ней, но остановился, услышав насмешливое:

- Куда собрался-то? Вначале – документы. Сюда.

Ему указывали на низенькое беленое здание, по сравнению с суровым великолепием парадных врат Юга смотревшееся едва не пошло. И одновременно зловеще. Ханнок вдруг осознал, что на слово “документы” у него выработалась аллергия. Это слово он узнал у Ньеча и оно отменно подходило его жизненному опыту.

Когда сошли великие боги
На гору в стране, где язык кусает перец
Где нафтой реки текут и плачут смолой деревья,
Сынов породили, благие,
Искусных предков, числом четыре.
От Кау с Иштанной Канак родился,
Поэт-первопевец.
От Ахри и Нгаре – Чогд,
Знаток ритуалов, из жрецов – славнейший.
Союзу Бури и Пламени Нгат жизнью обязан,
Воин исконный, с лицом свирепым.
Камень с Волной миру князя явили,
Тсаана, удалого сердцем…

- Перечень Прародителей, южный извод, зачин.

---

Вид из арки ворот оказался обманчив – жилой город начинался гораздо дальше. Непосредственно к укреплениям примыкали казармы для гарнизона, склады, да конюшни с непрактичной, тяжелой свинцовой крышей, где оставил лошадей Аэдан. Мощеная дорога, прямая, как древко славной пики, вела дальше на юг, у подножья акрополя ответвляясь широкоступенчатой лестницей. Впрочем, пока шли к ней Ханнок успел осознать, что такая планировка в Кин-Тараге была не всегда.

Тут и там, повсюду, виднелись каменные стены. Годы, дожди и снега заставили их скинуть одежды из штука и фресок, насажали по обнажившимся венцам кустарник. Прагматичные пришельцы из прочих южных княжеств уже частью обжили, частью разобрали многие постройки и теперь более устойчивые резные князья и герои гневно взирали на загоны с низкорослыми мохнатыми коровами, и, по контрасту, здоровенными свиньями, дико выглядящими, шерстистыми, клыкастыми, малоотличимыми от кабанов. Основная долина пестрела небольшими росчистями и усадьбами общинников, засадившими древние площади картофелем и устроившими в храмовых прудах рыбьи садки. Между граненых колонн из базальта на ветру полоскалось белье.

Кин-Тараг был огромен, и, некогда, очень богат. Когда поднялись на уступ, при взгляде сверху следы старой застройки стали видны еще отчетливей, вдали сменяясь столь же масштабными полями, огороженными стенами из колотого камня или врезанными террасами в крутые склоны. Ханнок припомнил дорогу по внешним, почти не затронутым цивилизацией предгорьям и удивился разнице. На севере крестьяне не любили селиться кучно, споро отпочковываясь от поселков россыпью хуторов и починков. Здесь же возникало ощущение, что громадные стены княжества были призваны не столько держать чужаков снаружи, сколько собственных граждан – внутри.

Прихожая зала гостиницы оказалась неожиданно просторна и богато украшена, в тему ханноковым мыслям об унаследованном величии. На полу, на циновках, кружком сидели три бескрылых демона, зачарованно нацелившие длинные морды на небольшую коробочку. Из коробочки косо торчал штырь с прикрученной тарелкой из Сиятельного фарфора. Пискляво пела женщина. Ханнок посмотрел по сторонам, но певицы не увидел. Для своих размеров гостиница вообще выглядела крайне безлюдной, хоть и чистой, но необжитой. А затем напев прервался неблагозвучным хрипом и шипением. Один из драколеней раздраженно цыкнул и щелкнул когтем по тарелке. Фальцет вернулся.

- Так.

В ответ на Аэдана химеры слаженно повернули головы, засветившись в три пары красных огоньков.

- Чего изволим?

- Две комнаты…

Ханнок в привычный разговор о размещении не вслушивался. Коробочка манила к себе, несмотря на фальшивящее исполнение. И похоже, не его одного.

- … идем уже, мать твоя Иштанна! - Аэдан, оказывается, умел рычать не хуже зверолюда. Шаи дернулся, взошел своей светлой улыбкой:

- Эй, я хочу послушать!

Аэдан молча цапнул возмущенно вякнувшего нобиля за плечо и поволок в коридор. Втолкнул в комнату, хлопнул дверью, едва не прищемив руку тащившему за ним сумки Ханноку.

Сарагарец остался стоять снаружи, переглядываться с огарком и его ученицей. Дверь отлично пропускала ругань, предоставляя разве что чисто ритуальную защиту аристократичной гордости. У Кан-Каддаха был талант сплетать вполне цензурные слова и смыслы в редкостно замысловатые комбинации.

- Ты что себе позволяешь? – наконец сумел вклиниться лже-Тсомтаав.

- Знаешь что, молодой владыка, после всего этого я могу позволить себе… да все что угодно, - Аэдан слышимо выдохнул и сказал, чуть ровнее:
- Я иду подготовить завтрашний переход и найти проводника. Ты останешься здесь. Это не обсуждается.

Нестандартный наемник вышел, подчеркнуто аккуратно захлопнув дверь. Сказал, устало:

- А вы чего хотите?

- Вождь, мне бы запас лекарств пополнить, я без них словно нгатай - без лезвия, - после паузы сказал Ньеч. Аэдан, похоже, аналогию оценил:

- Хорошо, пойдешь со мной.

- Я с Учителем, – быстро добавила Сонни.

- А ты, Сарагар?

Ханнок прикинул, что успел понять про южную манеру общения. И сказал:

- А я - спать.

---

Со стены на него грозно взирала чуть обшарпанная, незнакомая знатная дама. Ханнок, пожалуй, назвал бы ее миловидной, даже несмотря на экзотичную южную расцветку. Мешала очередная, вывалившая нарочито опухший, синий язык голова, утонченно удерживаемая за пучок волос на затылке изящной ручкой. Некуртуазно, даже по нгатайским понятиям. Северным, по крайней мере. Сарагарец начал было читать пояснительные значки, но понял, что имена ему ничего не говорят, да и выяснять не хочется.

“Вот и довелось заночевать во дворце” – подумал Ханнок, укладываясь на широкую, явно рассчитанную на крылатых, лежанку и закладывая руки за голову. Мысль навела тоску.

Дрему разорвал тягучий каньонный акцент от двери.

- Идем, Хааноок, я хочу осмотреть город!

Ханнок занервничал.

- Но Аэдан же сказал…

- Так-Так вообще слишком много говорит. Аэдан Тихий, Аэдан Молчаливый – так мы называли его дома. Стоило же варвару почувствовать силу, как его прорвало. И это после всего того, что отец для него сделал… Ладно. Вот.

В тонких писцовых пальцах Шаи сверкнул золотой.

- За беспокойство!

Ханнок промолчал, настороженно насупившись. Нобиль поджал губы:

- Впрочем, как знаешь. Я так и так пойду. Если хочешь, можешь остаться здесь объясняться с этим ходячим пособием по древним культурам, когда он вернется и не найдет меня, наверняка трагически погибшего на злых улицах Нгата…

Ханнок представил и нехотя взял монету. Хотя мерзкое чувство, что где-то он уже влипал в подобную ситуацию не отпускало.

---

За следующие два часа Ханнок понял, что на самом деле каньонник Аэдана побаивался. Потому как вне его благотворного влияния количество вопросов возросло не вдвое – на порядок. То, что на большинство из них следовал ответ “Не знаю” Шаи не волновало.

- А что это значит? А зачем это? А что они говорят? А кто это?

На последнее Ханнок все же смог дать более четкое мнение. Статуя была явно недавно перекрашена и укрыта от новых дождей резным деревянным шатром. Но атрибутика и каноничная зеленовато-синяя расцветка укрытия сомнений не вызывала.

- Вождь, это же Иштанна, мать твоя.

- А… Э… Но почему с огнестрелом? Она же богиня любви!

“Такая уж у нас в Нгате затейливая любовь” – не без мрачноватой гордости подумал Ханнок, но вслух сказал иное:

- И войны. Вождь… разве в Тсаане не так же?

Шаи стушевался, затем резко ткнул пальцем Ханноку куда-то за коготь на крыле.

- Почему Саэвар на этом рельефе такой злой?

- Вождь, это вообще не Саэвар… это Кау.

- Но почему он такой злой? Что ты на меня так смотришь? А! Вот эти двое приносят кровавую жертву, так?

Бескрылый демон с варварски растатуированной мордой и его помощница, рубившие свинину на поваленной стеле под барельефом (“На колбасу” – сразу определил своим мещанским чутьем сарагарец) слажено уставились на туриста. Это характерная южная реакция Ханнока начинала откровенно пугать, но была куда более понятной.

- Ну да, Кау же чтут кровью, правда, Хааноок?

Мясники как-то совсем недобро перехватили рубила.

- Э-э… не совсем, вождь. Почем мясо, почтенные?

- Сойдан за отруб, нетопырь, - буркнула женщина, переключив еще более неблагосклонное внимание на Ханнока. Тот ничего не понял, но бывалым гибридным чутьем уловил – еще немного и будут бить. Сбивчиво посетовал на оставленный кошель и утащил нобиля подальше. Тот, к сожалению, ничего так и не понял и слова Аэдана о самоубийственном поведении уже не казались, как бы выразился Ньеч – гиперболой. Сарагарцу пришлось еще спасать его на полпути до центральной площади (умильно зарисовывал копошащегося с игрушкой у порога дома дракозленка, а потом на улицу выскочила мать – неозверелая, но с тяжелым колуном наперевес). И на самом рынке, правда на этот раз в торговом вопросе.

- У вас отменный вкус! – льстиво улыбнулся владелец лотка с керамикой, невысокий, смуглый, горбоносый, но при этом белобрысый и зеленоглазый. Две древние крови временами сплетались в южанах весьма причудливо. Шаи это увы, а может и к счастью, интересовало куда меньше чем расписной бокал для какао в, о Нгаре, вправь мозги ему – тсаанском стиле.

Нет бокал и впрямь хорош – изящный, прямой, с тонко выписанными по белой краске фигурами пирующих аристократов в старомодных пышных набедренных повязках и украшенных нефритом и фазаньими перьями шапках. Но не на…

- Всего три каннешских и он ваш!

Ханнок аж ощетинился от такой наглости. Но Шаи с подернутыми паволокой глазами уже распутывал шнурок кошеля. Хватит.

- Цена ему четверть от силы! - рявкнул зверолюд, выхватывая бокал и вглядываясь в донце. Ну да, не по вежеству. Но торговаться отбило желание напрочь.

- Да ты хоть знаешь сколько стоит привезти их сюда с дальнего Севера, нетопырь? – торговец безуспешно пытался вернуть товар, но, что характерно - стражу не звал.

- Здесь сарагарское клеймо, - сказал Ханнок.

- Да как ты смеешь утверждать…

- Корона-и-меч под Пятью Лунами. Красная глина, явно с правобережного карьера, если еще не совсем одешевели – то замешаная на мидиях и тертых раковинах из вод Большой Реки… Хорошо, давайте так… Почтенный! Вас наверняка обманули. Это очень печально, но не вижу, почему мы должны переплачивать за ваше горе.

Торговец недобро сощурился, но обильно развел речь молоком и медом.

- Серьезно? Воистину поставщикам нынче верить нельзя, вы слышали они уже поголовно волчают! Ах какая жалость, какая жалость. Господа мои, я с радостью обрею голову если это позволит загладить мою вину, но проявите же снисхождение…

Шаи презрительно фыркнул “Торга-а-аш!”, затянул завязки, развернулся и пошел дальше. Зеленщица с соседнего лотка перегнулась через россыпь редисок и крикнула лающе:
- Ирши, не северянствуй! Сунули носом в навоз, так хоть не хвали букет!

- Так. Ладно, - южанин сплюнул и выпрямил голову, - Вали отсюда… Бокал на место!

- Три четверти сдачи, - буркнул Ханнок, протягивая золотой.

- Зачем он тебе? – спросил чуть позже Шаи, удивленно-брезгливо сморщив нос, когда увидел, как спутник аккуратно заворачивает злосчастную керамику в бумагу.

- Да так, вождь…

“Запомни, Ханки, корона - потому что то, что мы режем и расписываем, потом берут жрецы Чогда и князья Тсаана. И ценят не хуже своего! Пять лун – потому что сердца наши отданы Сарагару. Меч – потому что те, кто не принимает Кенна всерьез – платят втридорога! Ты понял, внучек? Молодец, теперь порадуй бабушку и бери перо!”.

- Подделка же. Не стыдно таким перебиваться?

Ханнок дернулся, как от затрещины.

- Стыдно? Сам-то ты кто? Нобиль, тьмать твою. Сарагар от Тсаана отличить не может!

Давно хотелось. Но опрометчиво. Каньонник как-то сразу съежился, снова на мгновение превратившись в мальчишку, заброшенного на другой конец мира. Затем упрямо мотнул черноволосой головой.

- Вот значит как! Теперь еще и ты считаешь меня бесполезным. Хорошо же вы все платите за мою доброту!

Лихорадочно бегающие карие глаза уцепились за что-то за крылатой спиной. Шаи обогнул оскалившегося и почти побежал туда, сказав едва слышно:

- Полезным, значит, быть… хорошо же… Аэдан хотел проводника? Будет ему проводник!

- Вождь, постойте! – спохватился сарагарец.

Шаи уже проскользнул внутрь дома под вывеской “Гильдия Проводников”. Зверолюд забежал за ним и оказался в помещении, больше похожем на таверну. Полумрак разгоняли оранжевые фонари из бумаги, в воздухе плыл табачный дым. Тренькала цитра. На постаменте по центру покачивала бедрами и медленно, плавно водила руками девица с цветком в волосах, обремененная лишь юбкой. Другая тут же сунула ему под нос чашку, с чем-то что выглядело как водка, и на вкус было как водка, но нарочито пахло апельсинами. Прочие мужчины и женщины вокруг смотрелись столь откровенными головорезами, что северные изгои мигом сбежали бы отсюда в уютные княжьи подземелья.

- Мне нужен проводник! – надо отдать Шаи должное – он не стушевался, лишь еще выше задрал горбатый нос.

- Этот с Кан-Каддахом, не надо его брать! – рявкнул здоровенный зверолюд, давешний корнокрылый с моста.

- Шарру, не все здесь их кровники, - лениво, но веско протянула женщина утуджейской внешности, положившая ногу в длинном, тяжелом и грязном сапоге на низкий лакированный столик.

- Я никак не хочу вас обидеть, господин с рогами, - Шаи церемонно сложил руки в замок у груди и чуть поклонился, - Да будет стая твоя крепка и самки плодовитыми, а детеныши славными!

Ханнок думал, что сегодня его уже нельзя будет удивить. Зря. Такого даже в Сарагаре по отношению к волкам себе не позволяли. Хорошо хоть матавильский инстинкт не подвел, он схватил за шиворот и потащил пустынного дурня к двери едва ли не раньше, чем корнокрылый с рыком “да он издевается!” вытащил кинжал.

- Шарру, стой! Тьмать, остановите его! – встревоженный голос женщины потонул в нарастающем грохоте копыт. Ханнок захлопнул тяжелую, обитую свинцом дверь и побежал, петляя и уворачиваясь от прохожих в переулки. Старые навыки вспоминать не хотелось, но пришлось. На счастье, нгатайские города были похожи и в тупик он влетел далеко не сразу. А когда влетел – нашел дверь, выбил ее ударом ноги и втолкнул шалелого но, вот чудо, покорного нобиля внутрь. Захлопнул. Стало темно.

- Они должны быть здесь! – Шарру зарычал снаружи спустя несколько ударов сердца.

- Успокойся, бешеный! – а вот это уже злой, запыхавшийся женский голос.

- Они смеются надо мной! После всего этого, им еще мало! Пусти!

- Мрак тебя дери, подашь жалобу в Совет! Успокойся, или я тебя на сезон в город загоню!

- Да чтоб вас всех! – почти простонал корнокрылый, но копыта заклацали все тише.

- Уф, пронесло… - спустя несколько минут осторожно шепнул Шаи, - Чего это он?

Ханнок с трудом подавил желание несколько раз хорошенько вплющить аристократичную физиономию в стену. Но ответил не он.

- Д-да, Шар.. ру и впрямь та ещ-ще… хак!.. звер-юга!

Ханнок рывком развернулся и узрел нацеленную прямо в левый глаз стрелу. Пахнуло густым апельсиновым перегаром, но наконечник не дрожал. Сарагарец медленно поднял ладони, оценив собеседника во весь рост. Отпущенная дверь отъехала и в пробившемся свете видеть лучника смог и Шаи.

- Ух ты, шестолап! – восхищенно выдохнул он. Ханнок всерьез решил стукнуть его хорошенько, чтобы наконец заткнулся.

- У юнца н-никудышные ма-анеры! – протянул лучник и добавил, гордо: - Я – варау!

Варау. По пояс, сверху, почти кинай, разве что вместо вольчих человеческие черты смешивались с пантерьими, желтоглазый с навостренными ушами. Снизу торс врастал в шею четвероногой твари, передние лапы которой нервно скребли когтями доски. Сердито дергался оклинкованный хвост. Под матово-черной, гладкой шкурой перекатывались мышцы. Кентавроид. Ханнок ощутил себя почти нормальным.

- Вы к-кто?

- Путники, искали проводника, не получилось, мы сейчас уйдем, мое почтение! – выпалил Ханнок, в надежде в случае чего опередить ходячую катастрофу.

- А. Понятно. Что сразу не сказали? - шестолапская речь разом обрела четкость, глаза - трезвое выражение, - Если искали проводника, то вы его нашли!

Варау снял стрелу с тетивы и учтиво поклонился.

- Караг Анатаск, к вашим услугам!

- Ум, хороша! - Аэдан укусил золотистый ломтик и прикрыл глаза, чувствуя, как сочная дыня тает на языке.

- Привратник может и Злой, но садовник из него отменный, - Хама впился клыками в свою дольку.

Они сидели за длинным столом на террасе, нависавшей над обрывом акрополя. Отсюда открывался великолепный вид на долину, а вечно дующий с юга ветер уносил запахи города прочь. Колонист, которому по жребию достался старый храмовый сад, неплохо устроился, превратив его в открытую таверну для таких же старых вояк, уже ценивших покой сильнее битья лиц и морд.

Огарка с рыжей девицей он оставил в аптеке, сразу после того как купил настой от отравления отемнителем. Паранойя назойливо твердила, что это он зря, но добрый доктор так увяз в диспуте с местными о пользе ампутаций, что отдирать пришлось бы дубинкой по затылку. Да и надоела вся эта компания ему хуже тсаанского кислого вина. А потому он сбежал, попросту сбежал в помянутую Хамой таверну. Поначалу, правда общаться с ним было тяжеловато – извечный побочный эффект озверения. Но терканайское воспитание, выпивка и пара баек из прошлого помогли заново проассоциировать новую морду со старым другом.

Перемыли кости вождям молодости, выпили за их упокой. Справились о близких, выпили за упокой и за здравие. Посетовали на молодежь… просто выпили.

Аэдан примерно так и представлял себе разговоры боевых товарищей, встретившиеся спустя пятнадцать трудных лет. А вот себя в роли такого ветерана – уже нет. Хама несколько раз попытался вызнать, что же такого он насмотрелся на севере, что так взвинчен, но терканай тактично уводил разговор прочь. Друг знал его слишком хорошо, чтобы настаивать.

- Слушай, я так понимаю ты все еще в княжьих людях ходишь? - наконец сказал терканай, - Если хочешь, я могу замолвить словечко в клан. Тебе всегда будут рады у Кан-Каддахов.

Уже на середине фразы понял, что поторопился. Хама как-то съежился, отвел глаза. Это было странно – когда он еще не был зверолюдом, то часто прямо заявлял, что не прочь уйти в общинники. А где на Юге найти более влиятельный клан?

- Сейчас не лучшее время, Аэд.

- Ладно, как знаешь, - примиряюще поднял руки Кан-Каддах. Некоторое время ели молча.

- Вот ты где! – рявкнули рядом с тяжелой интонацией, наводившей на мысли о свинцовом бойке кистеня. Аэдан как раз планировал приступить к обильно жареному в масле картофелю полосками, с чесноком и тертым хреном – вредному, говорят, но такому родному! С сожалением поднял взгляд от тарелки и увидел знакомый оскал. Задира с моста. Не надо было расслабляться.

- Шарру, ты что, спирта надышался, раз сюда с оружием пришел? – ощетинился Хама. Корнокрылый лишь фыркнул – до пересменка был еще час и облюбованное гарнизоном заведение почти пустовало.

- И впрямь, надышался, - шмыгнув носом, очень осторожно сказал безрогий и потянулся к поясу с мечом. Аэдан заметил и вскинул ладонь, хотя его-то заставили сдать клинок на входе.

- Я понимаю, ты не любишь Кан-Каддахов. Я и сам себя не люблю. Но мне с тобой делить нечего…

- Нечего. Ага. Конечно, - скупо отвесил слов Шарру, постукивая кончиком обсидианового вкладышного меча по столу. Затем сорвался на крик:

- Твой меднолобый щенок оскорбил меня! Как животное! Прямо перед всей гильдией!

- Так… - а вот этого Аэдан, признаться, не ожидал. Надо было нобиля запереть перед выходом. И связать. А чтоб наверняка – еще и бросить в клетку.

- Слушай, друг, ты сам заметил, щенок - меднолобый. Он тебе возместит, золотом. Обещаю.

- Укульский конь тебе друг, брат и суженый. Я буду добиваться поединка!

Аэдан ощутил себя неправедно упеченным в лечебницу для безумцев мучеником, сбежавшим, наконец, домой и обнаружившим там с десяток Саэваров Великих и три аватары Нгаре.

- Слушай, человече, - встрял Хама, - Иди-ка ты своей дорогой, пока тебе еще деньги предлагают. Тебе спирт в голову ударил. Поединки запрещены.

Шарру покачал головой, скрипнул клыками. Зрачки у него расширялись все сильнее, то ли от наведенного спиртом, то ли от вполне обычного амока.

- Запрещены. Да. Голосом Кан-Каддахов, Кан-Каддахами, ради Кан-Каддахов. От вас нет житья. После того, что вы сделали в Каураке…

Терканай взял с подноса еще один ломтик. Между пальцев потек сок.

- А что такого мы там сделали?

Шарру зарычал, перебрал меч в ладони и подскочил ближе. Аэдан, не изменившись в лице, швырнул ком дынной мякоти в глаза корнокрылому. Ушел в сторону, по пути метко врезав сапогом в зверолюдское колено. Шарру по инерции пробежал два шага вперед, развернулся, протирая красные глаза.

- Уймись, придурок! – сплюнул Аэдан.

- Ты покойник!

- Княжьим именем, прекратить! – а это уже Хама.

Гильдеец не глядя ударил вскочившего таможенника под дых и напал снова, перехватив рукоять обеими руками. Метил в шею, уже не драка. Аэдан подставил под удар подхваченный стул, раз, другой, по полу застучала обсидиановая крошка. Третий разнес мебель на куски, щербатое лезвие чиркнуло по плечу. Кан-Каддах удержал в руке остро обломанную ножку и четко вбил противнику в горло, отшагнул назад, создавая пространство для маневра. Но четвертого не последовало.

Шарру стоял, пошатываясь, даже не пытаясь зажать рану. Стремительно тускнеющие глаза смотрели слишком далеко.

- Я.. иду… к вам…

Упал, улыбаясь, счастливо и жутко.

- Тьмать! Напомни мне тебя не злить! Тьмать… - в перерывах между кашлем просипел Хама, сглатывающий и растирающий ладонью солнечное сплетение.

Когда все чуть успокоились, перевязали рану, оттащили и засвидетельствовали корнокрылого, Аэдан отвел друга в сторону и сказал, тихо и медленно, словно на язык жернов нацепили:

- Хама, что мы сделали в Кауараке?

- Аэд, это уже не смешно… Ох, мать наша Нгаре, ты же и впрямь не знаешь! Полтора года спустя как ты уехал старик ввел войска в город прямо перед съездом князей. Никто точно не знает, что причиной, вот только Кан-Каддахи схлестнулись с горожанами… Сейчас это называют Резней в День Киновари.

Аэдан прикрыл глаза ладонью.

- И ты мне не сказал?

- Прости! Все уже так привыкли, что я… прости. Но неужели на Севере об этом не знают? Боги свидетели, из всех людей, я думал, что уж ты…

- Я был далеко. Северяне – запуганные идиоты, - Аэдану, наконец, изменила выдержка и он саданул здоровым кулаком по столешнице, едва не добавив к порезу разбитые костяшки.

- Священный город! Он и впрямь наконец впал в маразм, скажи мне, Хама?

- В общем, теперь никто не любит Кан-Каддахов, - уклончиво ответил безрогий, затем добавил, чуть злее, - И просто большекрылых заодно.

- Мне надо вернуться к моим бестолочам.

- Погоди, дай я тебя провожу.

- Боишься, что сбегу до суда? – невесело усмехнулся терканай.

- Боюсь, что ты по пути еще кого угробишь и взорвешь этот чудесный город, - в тон отозвался Хама, оставив недовысказанным “и так теперь с начальством объясняться”.

Ньеч смотрел на местного лекаря, в кои-то веки радуясь собственной перекошенной, морщинистой физиономии. На ней тяжело читалась ненависть. Этот южный, татуированный, разодетый в шелк хлыщ с крашеной козьей бородкой заломил за анатомический атлас пять золотых!

- Коллега, со всем уважением, я не уверен в оправданности такого ценообразования.

Аптекарь улыбнулся, показав подпиленные и инкрустированные сердоликом зубы. У Ньеча заныла челюсть.

- Пять, огарок, и ни ракушкой меньше. Я и так сделал скидку на твою… кхм, специализацию.

Мерзкий шарлатан! Знахарь с корпией вместо мозгов! Как мог он, Тилив Ньеч, сын светлейшего ума в медицине, которого только знал Отомоль, час назад счесть его достойным диспута? И, что серьезнее, зачем он только сказал, что в “Милости” лечили именно волков? Стоило варвару об этом услышать, как маргинально приятная беседа моментально скисла в уксус. Аптекарь даже принялся протирать побывавшую в руках у собеседника склянку тряпочкой, от которой било в нос цитрусами.

- Коллега. Там на закладке стоимость написана. Нгатайскими цифрами. Один золотой.

Южанин, не переставая улыбаться, вытащил полоску бумаги и громким хлопком закрыл книгу.

- Пять.

- Да за чем он вам? На полке еще целая стопка лежит. Вы вообще травник, а не хирург!

- А ты ветеринар.

- Слушай, ты… я звероврач!

Ньеч почувствовал, как вокруг начинают проявляться нити, узлы и потоки магии, дикой и нестабильной, как сами эти земли. Странно, дома у него наоборот, даже чтобы ее увидеть, приходилось успокаиваться и медитировать. Огарок вдохнул и выдохнул, очищая сознание. Магия ушла.

Расписной мерзавец наблюдал за ним, чуть прищурив чужанские серые глаза, облокотившись на прилавок. Сказал, наконец:

- Как угодно. Слышал я об этих ваших… псарнях.

Мяч в северное кольцо. Ньеч мог бы возмутиться, что у него самого были заведены совсем другие порядки, но вспомнил, что даже прочие огарки считали отцовы методы блажью.

“И охота вам с ними возиться, родич. Люди почитай, что умерли, остались… эти. Хотя, боги велят нам быть добрым к животным…”

“Мастер Тилив, Нгардоку нужно чтобы из них выросли псы, а не волки. Нечего учить их читать.”

“Максимум, чем мы можем помочь ему, о мой законтурный брат – помолиться за спасение его душ. Всех трех, что остались.”

Отомолец прощально провел рукой по обложке, развернулся и вышел на улицу. И первым, что увидел, оказалось несчастное личико Сонни. Нгатайка отпросилась в соседнюю книжную лавку, и теперь, застав конец разговора, явно мучилась совестью, что променяла ученический долг на изучение местных романов.

Вот жалости ему не хватало. Огарок, свистяще ругаясь сквозь зубы, полез в сумку перебирать купленные припасы. Это обычно помогало. Позади него Сонни подняла руку, но не донеся пальцы до чуть сгорбленной огарковой спины отдернула. Забежала в аптеку. Звероврач услышал лишь постукивание сигнальных тростинок в глубине лавки, развернулся, но рыжая бестолочь уже закрыла вход.

Пять минут спустя дверь вновь отворилась, выпуская раскрасневшуюся девушку, в охапку прижимающую к груди атлас. Галантно проводивший посетительницу аптекарь на прощание одарил северянина свирепым взглядом, словно кипятком плеснув. Под ответным огарковым самодеятельная ученица согнала улыбку с лица, поправила якобы случайно съехавшую шаль, обнажившую плечи, но никнуть как прихваченный морозом первоцвет не спешила. Наоборот, сунула книгу ему в руки, приосанилась и княжной зашагала в сторону гостиницы.

- И что это было? – поинтересовался Ньеч, когда они уже входили в ворота постоялого двора.

- Я сказала ему, что сижу у вас в долговой кабале, но, если храбрый воин позволит мне подарить сиятельному деспоту книгу, меня отпустят учиться к нормальному, южному врачу.

- И он поверил? – Ньеч не споткнулся на пороге и записал это себе в маленькую победу. Путешествие в этой компании потихоньку учило его быть готовым ко всему. Даже лютовать в ответ на поклеп с деспотами уже было как-то лень. Впрочем, милосердию помогала приятно оттягивающая плечо сумка с трактатом.

- Отчего же ему не поверить? – хмыкнула Сонни, забирая у наставника золотой в возмещение. Сложила руки на груди в молитвенном жесте, широко распахнула глаза, голубые и как раз настолько раскосые, чтобы нравиться и Югу и Северу. Шаль вновь чуть съехала, грудь натянула платье.

- О, я всего лишь дура-общинница из Майтанне, оставившая загорских молокососов ради суровых парней Терканнеша! – защебетала она таким густым деревенским выговором, что им можно было мариновать баранину. – Ах, я даже готова была пойти в рабыни к презренному огарку, лишь бы сбежать из дому. Нгаре, как я млею от этих непокорных героев с их разрисованными лицами и штанами посередь лета!

- Я бы на его месте прописал тебе жаропонижающее, - честно ответил Ньеч. Но про себя отметил что образ… не лишен привлекательности. - Аэдан вообще спустил бы тебя с лестницы. Ты рисковала.

- Аэдан не мажется маслом тхи и не ест свой же товар, - отмахнулась девушка. – Я подозреваю, что половина афродизиаков в его лавке не доходит до покупателя.

Ньеч молча поблагодарил богов, что оставил свой флакон с вытяжкой из тхи в “Милости”.

Перед тем как приступить к трактату, отомолец, любви порядка ради и в качестве упражнения на силу воли, отсортировал купленные и имеющиеся ресурсы. Набор обсидиановых лезвий, бронзовый скальпель, рассчитанный на толстую зверолюдскую шкуру, сверло и пила. Парализующего яда осталось мало, и без лицензии пополнить запас в ближайшее время затруднительно. Обезболивающие, дезинфектанты (здешний спирт был с ароматическими присадками – северянин все хотел спросить – зачем, но до того, как диспут перешел в ссору – не успел). Пузырек с эфиром. Антимагический сбор для непривычных к местному фону Сонни и Шаи. Прочие лекарства по мелочи, из дорожного комплекта. Ах да, еще корреспонденция, пособие по оборотничеству и новая книга. Негусто. Но иным для начала практики хватало куда меньшего.

Большая часть его личных запасов отошла Айвару и бывший вождь-врач уже жалел, что не устроил узурпатору на прощание диверсию. Коллекцию начал собирать еще отец, и там было порядочно редких вещиц, вроде линз из закаленного магией стекла, или кристалла-накопителя, пусть и надтреснутого, но вполне способного поддержать парочку заклинаний. Ньеч колдовать почти не умел, да и не любил, но от мысли, что на отцово наследие наложил лапу Орден было гадко. Впрочем, сейчас больше всего огарок тосковал по огнестрелу. Крупнокалиберный, но легкий, прочный. Сделанный на заказ, в пару со съемным штыком. Крайне полезный инструмент в его сфере работы.

Воспоминания удалось быстро заглушить с помощью атласа. Ньеч листал страницы из хорошей, плотной мелованной бумаги и чувствовал, как постепенно взбирается на восьмое небо счастья. Здешние гравюры, посвященные как нормалам, там и зверолюдям, и даже их сравнительному анализу, отличались великолепным качеством. И, в отличие от последних работ Ордена, кровожадные нгатаи рисовали весьма натуралистично.

- Хорошие иллюстрации!

Ньеч вздрогнул от неожиданности. За его плечом стояла Сонни, с интересом разглядывающая рисунки.

- Солнце, ты уверена, что тебе охота этим заниматься? Хирургией наш труд не исчерпывается.

Сонни обиженно фыркнула и замоталась в шаль.

- И вы туда же. Я отцу помогала скотину резать. Принимала роды. Штопала соседа, когда он ночью спьяну на кабана напоролся.

- Когда мы аутопсировали мутанта, тебе понадобилась бадья.

- У него селезенка сквозь диафрагму проросла, - пожала плечами девушка. - Не ожидала. Привыкну.

Ньеч переложил книгу поудобнее, чтобы можно было смотреть вдвоем. Стал листать медленнее, теперь еще и вчитываясь в пояснения. Здешние печатники пользовались несколько иным начертанием букв, но помрачнел огарок не из-за лишних усилий.

- Что-то не так?

- Все так. Просто… они для описания изменения кровотока при оволчении используют схему Тилива Альте.

- Но вы же считаете ее правильной? – удивилась нгатайка.

- Еще бы не считал. Отец после своего последнего симпозиума долго жаловался на “укульнутых ретроградов”, отвергнувших его идеи даже после того как он на деле доказал возможность предотвратить разрыв сердца при ускоренной третьей фазе. Его новые, радикальные идеи! А здесь это подано, как само собой разумеющееся. Но самое главное…

Ньеч замолчал, красноречиво уткнув стилус в текст. Сонни пробежалась взглядом по указанным строчкам. Сама не замечая того, хрустнула пальцами.

- Ого…

- Да, у них это диаграмма Дзежамул - Тарвэ. Никогда не слышал об этих замечательных личностях, что немудрено, ведь, судя по сноске, они умерли вскоре после воцарения Шиенена. Интересно, когда была издана книга…

На странице с выходными данными стояла цифра “995”. Тридцать лет назад. А еще ниже стояла большая квадратная печать, красная и свежая, сообщавшая, что:

“Волей совета жрецов и гильдии оборотневедов - данный труд устарел и разрешен к продаже жителям Карантинных Земель.”

- Знаешь, солнце, похоже тебе и впрямь нужно искать нормального, южного врача в наставники.

Ньеч с нервным смешком бросил книгу на стол. Откинулся на спинку, сцепил руки на затылке. Девушка прикусила губу, затем сказала:

- Учитель, не переживайте так…

- Да будет тебе. Я вполне доволен развитием событий. Если у них и в остальном такие познания –смогу перенять и принести их на север, - пока говорил, сумел сам себя убедить. Впрочем, под конец опять кольнула тревога:

- Знать бы еще, что они понимают под Карантинными Землями…

- Мастер над воротами хотел оставить в карантине нас… - после зловещей паузы напомнила Сонни.

- И неизвестно еще, пропустит ли обратно, - вспомнив аэданову паранойю, подхватил и развил идею старший врач. – Вот что. Будем осторожнее. Больше никаких светил науки и простушек из Майтанне, хорошо?

“Ну, разве что для меня одного…” – просвистела между ушей шальная мысль. Ньеч поперхнулся воздухом и сурово сдвинул брови – в назидание самому себе, но собеседница вострепетала за компанию и поспешила заверить его в полнейшем согласии. Ньеч ощутил себя диверсантом во вражьем лагере, и что самое ужасное, все это безумие потихоньку начинало ему нравиться. Впервые после изгнания из “Милости” появилась четкая цель в жизни. Надо будет расспросить Аэдана, как здесь ведут себя здешние сородичи. Насколько он мог вспомнить, огарки Ядоземья происходили из того же Дома Тавалик, что и его предки, но за долгие века изоляции Юга от Севера могло всякое произойти.

В коридоре тяжело загрохотали сапоги. Начинающий шпион от науки вздрогнул и заозирался в поисках дорожного кинжала. Не понадобился – в комнату ворвался Аэдан, в этот раз откровенно, пугающе злой, но, хвала богам, не по их с ученицей души.

- Где этот идиот? – рявкнул нгатай.

“Помяни южного демона…” – подумал Ньеч, не спеша расслабляться. Плечо у Кан-Каддаха было наскоро прихвачено чуть побуревшей повязкой.

- Который из них? – пискнула Сонни, но под ответным взбешенным взглядом поспешила спрятаться за хлипкой огарковой спиной.

- Оба!

Дверь с грохотом захлопнулась, да так, что с древнего резного князя на стене сорвался кусок штука и застучал по доскам пола. Бедняга разом превратился из грозного завоевателя в жертву дурной болезни. Ньеч помянул про себя тьматерь и пошел подбирать и прятать обломок.

Перспективы и впрямь были воодушевляющими.

Владыка кодексов, Хоккун, спросил однажды пламенного Кау:
- Скажи мне, о могучий дядя,
Огня едок, изменчивый обманщик, рыжий забияка…
Каков же звук хлопка одной ладони?
Поставил Пламя кубок свой на столик рядом с троном,
Утер с усов божественную пену браги Нгаре.
- Поближе подойди, мой мудрый родич!
Я расскажу тебе об этой тайне мироздания,
Её познал задолго до того, как мир поверг оружьем!
Приблизился Ученый, так дрожа от нетерпенья,
Что стены Ишканхи, любезной его сердцу,
В пяти местах распались в щебень,
Подставил ухо, способное и шепот звезд услышать.
И получил такую оплеуху, что бедным ишканхаям
Пришлось измыслить ноль, и уж с него отстроить город.
А как очнулся, десять лет спустя, услышал:
- Завязывай-ка лучше с этой философской хренью!

--- Десять тысяч смертей Кау. Смерть 1213, Которая-Ради-Разнообразия-Приключается-с-Хоккуном.

---

Они уже два часа торчали на развалинах старого княжьего дворца, который колонисты едва приступили перестраивать. Тут и там к стенам были приставлены шаткие леса, работяги, как озверелые, так и нет, флегматично размазывали штукатурку по сохранившимся перекрытиям, или растаскивали безнадежно прогнившие участки. Живительное внимание богов власти явно целиком и полностью сосредоточилось на восстановлении укреплений и гражданские труженики наслаждались этим по полной.

Ханнок вляпался копытом в лужу строительного раствора. Присыпанную сверху опилками, и, глядя на свирепые южные морды, зверолюд уже был уверен, что - нарочно. Беззвучно матерясь заскакал на одной ноге, пытаясь стряхнуть намертво прилипшую гадость и при этом еще и не отстать. Былая, доозверелая ловкость никак не хотела возвращаться.

Впереди танцующей походкой порхал каньонник, уклоняясь от носильщиков, обходя все грозящие испоганить дорогую хлопковую тунику угрозы. Рядом, сопя и обманчиво неуклюже перебирая лапами, топал кентавроид. Караг белозубо скалился, шутил, травил анекдоты. Пространно рассказывал о каждой мелочи, зацепившей знатный взор, а видит Кау, таковые были повсюду. И совершенно очаровал изголодавшегося по восторженной аудитории нобиля.

Сарагарец все порывался сказать, что пора бы вернуться в гостиницу. Но от его робких увещеваний царственно отмахивались. Оставалось надеяться, что Аэдан увязнет на встрече со старым знакомым. Или, хотя бы, заест на время свой особый характер.

- Полно тебе дергаться, Хааноок. Я знаю Аэдана, и уже понял нгатаев! Вот увидишь, он одобрит наше замечательное приключение! Ах, мой рогатый друг, именно такие дела и помогают нам разогнать застоявшуюся кровь, почувствовать себя живыми!

Ханнок подозревал, что разбирается в нгатаях несколько лучше пришельца из Тсаана. Хотя бы потому, что сам таковым наполовину являлся. И был уверен, что при всей своей старомодности Аэдан не перепутает героическую самоубийственность с барской дуростью.

Но Караг, кошасто ухмыльнувшись, согласился с тем, что без огня в сердце жизнь – лишь сон. Добавив, что замешанная выпивкой кровь возгоняется еще веселее. И вот этот-то намек тсаанай уловил прекрасно.

Когда солнце уже укатилось за западный обрыв долины и городок расцветился бумажными фонарями, Шаи и Караг, на два голоса, по-тсаански заунывно и по-шестолапски грубо, одинаково под хмельком, пели старый, еще царских времен гимн Дружбе Племен. Нобиль путал слова, но очень старался. Варау, напрочь – интонации. Но оба этих мерзавца сохранили координацию! Безнадежно трезвый и подавленный Ханнок плелся за ними, обвиснув крыльями и цепляясь за сверток с сарагарской памяткой как утопающий за последнюю соломинку.

Ворота гостиницы сами открылись перед ними. В проеме стоял Ньеч с фонарем в руке, неяркий свет высвечивал бледное, кривящееся лицо, отблесками плясал в черных пятнах глаз.

- Где вас волки носят? Этот Хама уже с копыт сбился вас по городу искать. Стражу подняли.

- Если Аэ-э-эдану, я вдруг стал ну-ужен, пускай сам ко мне идет! - Шаи икнул и вызывающе подбоченился.

- Аэдану нельзя до суда покидать пределы гостиницы, – скупым тоном сказал Ньеч, поманил свободной рукой. – Проходите быстрее!

- До какого суда? - встревожился Ханнок, заозиравшись по сторонам. Нобиль захихикал и пошатнулся, тер-нгатайская выпивка была под стать своим творцам – мстительной и терпеливой.

- Так. Явились… - раздался рядом спокойный голос. Шаи развернулся рывком, едва не шлепнувшись на убитый ногами до каменного состояния двор. Поднял подрагивающие руки словно мечтая сцапать подходящего нгатая в объятья. Тот уклонился, миновал обиженно насупившегося выпивоху и подошел к химеру.

В последний момент Ханнок забеспокоился, но сделать ничего не успел. Аэдан ударил его кулаком под дых, схватил за плечо и швырнул на землю. Сверток с бокалом с дребезгом упал рядом.

- Вы что творите?

- Он… кха-аа… сам! – прохрипел Ханнок, впившись когтями в пыль, силясь протолкнуть воздух в легкие. В сгиб распластавшегося крыла, откуда расходились фаланги перепонок, уперся носок сапога.

- Так надо было его остановить, – сказал Аэдан и наступил. Хрустнуло, Ханнок взвыл.

- Спираль и вилка! Аэдан! – Ньеч сжал пальцы на дужке фонаря, но под горячую руку лезть не спешил. В отличие от Шаи.

- Мой друг – вар-вар! - каньонника на последнем шаге мотнуло, он оперся узкой ладонью о прикрытое повязкой плечо. Нгатай дернул щекой, но смолчал.

- Это я! Я нашел проводника! Они хорошие!

На этот раз Аэдан бил ладонью, лодочкой. Шаи упал на колени, не веря, ощупал стремительно краснеющее ухо.

- Т-ты с ума сошел! За что?

- Из-за тебя я убил человека! – Аэдан почти кричал, - В первый же день дома, Нгаре, в первый же день…

Негодование на меднокожем лице быстро сменялось ужасом. Шаи всхлипнул, прошептал “Опять!” и шатающейся походкой поплелся в главный дом гостиницы. Из-под кухонного навеса смотрели работники, перехватившие ножи и рубила. Наконец, вернулись к работе, перебрасываясь нелестным про Кан-Каддахов.

Нгатай убрал сапог. Ханнок сел, попытался расправить крыло, но оно не слушалось, отзываясь режущей болью.

- Тьмать, тьмать, тьмать… - зачастил химер, пытаясь дрожащими пальцами нащупать вывих. Чудно, сразу после обращения он крылья ненавидел, теперь же – всерьез перепугался.

- Эм. До завтра, тогда? – настороженно и чуточку виновато сверкнул желтыми глазами шестолап. Речь у него снова стала трезвой.

- Ты вообще кто? - сплюнул Аэдан.

- Проводник. Вы… эм… ваш друг меня нанял!

- Какой к тьматери проводник?

- Настоящий! – обиделся кентавроид.

- Лицензию покажи.

Варау вытащил из закреплённой на крупе сумки красную книжицу. Осторожно передал Аэдану.

- Так. Жалобы от путников. Срыв научного плана. Пьянство в походе… За-ме-чательно, - Аэдан быстро листал страницы, все сильнее кривя рот. – Последняя группа полностью погибла. Уже сезон сидишь без работы.

Нгатай закрыл книжку и швырнул обратно.

- Пошел вон!

Караг молча подобрал лицензию и зашлепал лапами прочь, заметно сгорбившись. Кан-Каддах проводил его недобрым взглядом, снова сплюнул и подошел к Ханноку.

- Дай, вправлю.

- Отвали! – зарычал отшатнувшийся сарагарец. Заковылял к дому, придерживая повисшее крыло. У стены наклонился было к свертку, но на полпути отдернул руку. Скрылся в доме.

- Отличный день, - устало сказал звездам Аэдан, - А ты чем меня порадуешь, сын Отомоля?

- Я починю Ханнока, - Ньеч затушил фонарь. – Иди-ка ты спать, вождь.

Ханнок получил отдых, по которому так тосковал. Да вот что-то радости было мало. Ньеч вправил ему крыло, устроив из этого целое представление для рыжей ученицы. Притащили какую-то здоровенную книгу с рисунками, долго обсуждали “новообразованные суставы, которые пока что легко вывихнуть, но и залечить - тоже”. Похвалили его “регенерацию”, которая еще спасает его от последствий своей же дурости. Намекнули, что долго это не продлится. Отстали, наконец.

Зверолюд спал тяжело, но долго. Когда проснулся, снаружи вовсю жарил полдень. Странно, они сильно южнее Сарагара, но в этом году теплее было в горах. Огарка в комнате не оказалось, у окна сидела Сонни и читала.

- Я бы на твоем месте побереглась, - заметила она, когда сарагарец попытался осторожно расправить крыло. – Скажи, правда - мило?

Ханнок глянул на сунутый под нос фолиант и вздрогнул: на весь разворот распластался собрат по озверению. Рисованного химера изобразили вскрытым от паха до глотки, обнаженные внутренности каллиграфично подписали терминами на нгатаике и языке Сиятельных. Гравюра была и впрямь хороша, но вот зачем, Нгаре, южанам понадобилось рисовать на зверолюдской морде предсмертный оскал и вываленный из пасти язык, длинный и алый? У мученика даже были выгнуты прямо как у него самого!


- Не то слово, - пробормотал Ханнок и отвел взгляд.

- Тут столько нового! Столько интересного! – девушка прижмурилась от удовольствия и выпалила, разом:

- Слушай, когда тебя наконец прибьют, можно я заберу твою печень?

- Зачем она тебе? – Ханнок споткнулся на ровном месте и машинально прикрыл бок лапой.

- Хочу проверить одну теорию!

- А чужая не подойдет?

- Нет, Сарагар, так не интересно! Я тебе еще не отомстила до конца. О моя карьера, моя загубленная неблагодарным пациентом карьера! Когда ждать печень?

- В очередь! - огрызнулся демон, пытаясь натянуть штаны, и, как обычно, не попадая копытом в штанину, - Почему бы тебе не поиздеваться над Шаи, например?

- Неинтересно, - брезгливо передернула плечиками нгатайка, - У него похмелье, тошнота от магии и муки совести. Плохая из тебя нянька, серый. Аэдан даже попросил Учителя с ним посидеть, на всякий случай.

“А меня с тобой, козел!” – машинально послышалось Ханноку при взгляде на прищуренные голубые глаза. Что ж, сам виноват.

- А где… этот?

- Держит совет с безрогим дружком, как им лучше выступить на суде. Ах да, ты же не знаешь. Пока вы там с шестолапом пили, на Аэдана местный зверолюд напал. Вроде бы с высокоблагородием крепко его разозлили, и он решился отыграться на Кан-Каддахе. Зря он это. Что вы ему сказали-то?

- Шаи пожелал ему самок и детенышей.

- Ох ты ж, - на мгновение Сонни потеряла выдержку, и Ханноку показалось что за всем этим ядом кроется страх. Страх перед будущим, перед новыми землями. Перед местными, пытающимися угробить тебя за пусть и грязную, но нечаянную ругань. Но лекарша быстро вернула самообладание.

- Удивительно, как Аэдан его досюда довез. Живым, а не по частям. Кстати, вождь просил тебя зайти к нему, как закончит договариваться.

“Вождь, вождь…” – подумал Ханнок, про себя думая, что нгатай, прикрываясь статусом наемника и впрямь умудрился затащить их всех в Ядоземье, и теперь от него все зависели. Возможно, это уже слишком.

Когда подходил к столовой, явно переделанной из старой пиршественной залы, прокручивал в уме как будет себя вести. Хотелось гордо и независимо – рассудок намекал, что не время и без оснований. Вежливо – начинало ныть крыло. А насчет весело он уже и забыл, каково это.

У стола стоял Хама, в доспехах и при мече. Аэдан сидел в кресле осажденным князем, устало прикрыв глаза ладонью и массируя большим пальцем висок.

- Ну, я сообщу тебе, как только начнется. Скорее всего быстро – в их интересах вышвырнуть тебя скорее из города, - сказал таможенник.

- Спасибо.

Аэданов приятель крутанул в руках шлем, надел и ушел, смерив напоследок сарагарца долгим, неприязненным взглядом. Тот ответил таким же, но сдобренным еще и завистью – Хама, даром что такое же парнокопытное, ходил легко и быстро.

- Садись, - Аэдан указал ладонью на стул.

Ханнок с опаской уместился на хлипковатом сиденье. Сам того не замечая, начал нервно постукивать по полу кончиком хвостового клинка.

- Завязывай с этим.

- С чем? – удивился зверолюд и на всякий случай обернул хвост вокруг ножек стула.

- Ты знаешь, с чем! Я достаточно насмотрелся на тебя, чтобы понять – когда тебе это надо, ты у нас и гордый, и самостоятельный. И амбиции у тебя есть. Но как отвечать за свои поступки, то ты сразу становишься жертвой. Ах, врачи напугали меня трупом в подсобке! Ох, меня поработил нобиль с медной башкой и его злобный южный пес! Злые варвары не ценят и не уважают!

Аэадн вскочил с кресла, уперевшись руками в столешницу и подавшись вперед.

- Знаешь, почему тебе вчера влетело больше, чем Шаи?

Химероид нахохлился, зло сверкая глазами на нависшего над ним Кан-Каддаха.

“Потому что он богат. Потому что ты сильнее.”

- Потому что я думал, что уж на тебя-то можно положиться! Юнец рос вдали от настоящего мира, в роскоши, среди охочих до отцовых денег подхалимов. Огарок и эта рыжая – книжники, себе на уме. Но ты мне показался разумным человеком!

- Я – зверолюд! - прорычал Ханнок.

У Аэдана снова дернулось лицо. Ощерившийся демон сжался, ему показалось, что южанин сейчас добавит к вчерашнему удару свежий. Но тот с видимым усилием успокоился.

- Да, ошибся. Все-таки сарагарцы – идиоты. Похоже, близость к Контуру запекает вам мозги. А выглядел нормальным нгатаем.

- Я матавилец, - уже тише добавил крылатый.

- Это еще кто? – глаза у Аэдана были холодные, особенно левый, уже посветлевший до льдистого серого цвета.

- Матавилли. Отродье Кау. Полукровка. А как говорили древние – “полукровок-нгатаев не бывает”, - кисло поджал губы Ханнок, так что клыки стали еще заметнее.

Кан-Каддах вздохнул и встал из-за стола. Сцепив руки за спиной прошелся туда и обратно по зале.

- Ах вот оно что. Да, Ньеч мне что-то такое говорил. Дурной у вас город, Сарагар, хотя когда-то и был первейшим в вежестве. Стражи Закатного Края, гордые, учтивые, готовые впятером атаковать вражью фалангу... А потом вы перестали строить на камне, а начали – на песке.

Остановился у окна, в котором открывался вид на сомлевший от жары город.

- Знаешь, когда мы все сидели под Сиятельными, северянам в чем-то повезло. Дом Укуль старался заботиться о завоеванных аборигенах. Они даже не называли нас Бездушными, как прочие Великие Дома. “Магически неодаренные”, какой изысканно снисходительный термин! Они ограничились тем, что основали свою столицу на западном берегу, понастроили башен и миссий на руинах зиккуратов и принялись пасти и просвещать. Когда завершился Янтарный Век, они просто ушли за Контур.

Нгатай усмехнулся, жестко и кровожадно, по-прежнему отстраненно смотря вдаль.

- А вот на Юге было веселее. Здесь правил Омэль. Им было наплевать на обязанности сильных, спасение душ и исправление нравов, чем забивали себе головы эти изнеженные укулли. Плевать на многовековую вражду нгатаев и утуджеев. Нас просто сообща согнали на самые бросовые земли и предоставили право по-тихому вымереть. Просчитались. Мы не успели подохнуть до коллапса, зато потом – помогли им. Парадокс в том, что поэтому мы сохранили куда больше знаний о прошлом. И мы помним полную версию поговорки: “Полукровок не бывает, наполовину нгатай – целиком нгатай”.

Аэдан указал пальцем себе на висок. Надо отдать аптекарю должное – лекарство работало и кожа светлела уже не так откровенно пятнами. Затем провел рукой по волосам, так что стали видны корни, окрасившиеся в странный, стальной цвет.

- Видишь? Цвета дикого Юга. Но я – нгатай. Целиком и в первую очередь. И не завидуй тем, кто посмеет в этом усомниться. А то, что еще и утуджей – это уже мое лично дело. А теперь посмотри вокруг! Это Терканнеш. Мы звереем уже семь столетий. Здесь ты никого, повторю – никого не разжалобишь своей трудной судьбой. Оправдываться своим проклятием не выйдет! Но здесь ты также и человек. Целиком или никак.

Аэдан поднял со стола бутыль в оплетке. Критически осмотрел пятнистое отражение в сером стекле, явно поддавшись моменту.

- Полукровки, подумать только. Поставь вас небритыми и голышом рядом, и пока рта не откроете – хоть прикладом бей, не отличу ламанца от сарагарая.

Ханнок помолчал немного, нахмурив брови.

- Спасибо. Я тронут, - когда Аэдан рывком развернулся, явно не оценив интонацию, зверолюд добавил:

- Нет. Я вполне серьезно. Воодушевляющие слова. Как бы там сказал Ньеч? Про-грра-шионные, да? Я оценил возможности.

- Прогрессивные. Это называется прогрессивные… - усмехнулся Кан-Каддах.

- Ты мне только вот что скажи - если здесь все так хорошо, почему меня называют нетопырем?

Аэдан до хруста сжал кулак. Зверолюд выпрямился, когти скрипнули по столешнице, оставляя глубокие царапины.

- Ох, как неловко. Что северянин может понимать в благородной древности, не испорченной укульским влиянием? Да вот знаешь, что - словом матавилли тоже изначально не гнушались себя звать и сами князья нашего дурного городишки. И только потом, стоило мне как раз подрасти настолько, чтобы понимать чужую ругань – за него стало возможно получить камнем в лоб! Вы тут сидите на такой же бочке с порохом, которая двадцать лет назад рванула у нас, так что прежде чем смеяться над моей занозой, вытащи копье у себя из задницы!

- Вот, так уже лучше! – внезапно расхохотался нгатай. Зверолюд осекся, сморгнул. Не сразу, но добавил:

- Все-таки вы психи.

- В Ядоземье нельзя сохранить рассудок, но ты можешь хотя бы выбрать, как именно слетишь с катушек… Это еще одна поговорка. - жизнерадостно отозвался псих, наливая сидр из высокого, тонкостенного графина – дорогущая по родным меркам вещь! Передал собеседнику стакан и тот, помявшись, взял. В горле клокотало и Ханнок сделал заметку на будущее разработать связки. Все-таки слишком долго он отмалчивался, от нескольких слов начинает сбиваться на рык.

- Нетопыри… Раньше это была шутка для своих, теперь – что-то иное… Тьмать, все сильно изменилось с тех пор как я уехал! – вновь помрачнел южанин.

- Для своих? – уточнил зверолюд, растирая горло.

- Да, все большекрылые идут от предка Кан-Каддахов. Знаешь, я не хочу идти на второй круг, но у вас всех реальные проблемы со знаниями о юге.

- Ты тоже не всеведущ.

- Да. О Нгаре, мать наша, рыдай – как мы дошли до этого…

- И поешь ты хреново.

- Нет, я еще сделаю из тебя правильного демона! – хохотнул Аэдан, - Кстати, я же тебя не ради старых летописей звал…

В руке у него оказался сарагарский бокал. Целый, хотя тонкая черная черта намекала, что уже – вторично.

- Пить из него не советую, но мне показалось – ты не захочешь так быстро с ним расставаться... Мне надо лучше себя контролировать.

- Да… - Ханнок со странным выражением морды покатал памятку по ладони. Затем огляделся и сказал, шепотом, на языке Сиятельных:

- Все-таки тебе надо вправить Шаи мозги. Палится. Человеку из-за Контура это вредно для здоровья.

Дома за такой чудовищный акцент его бы избили посохом в Доме Дебатов. Вернее, вообще бы проткнули чем-нибудь острым еще в дверях. Но Ханнок крепко подозревал что озверелый укулли Аэдан поймет. И угадал.

- Откуда узнал? – взгляд у нгатая вновь стал недобрым, даром что разноглазый.

- Успокойся, хотел бы засветить – не говорил бы сейчас тебе. Он не знает простейших вещей, лезет куда не следует… Не может отличить общинника от холопа. Бесит зверолюдей. Шпарит как укульский турист – а я на таких дома насмотрелся. Уверен, что в самих каньонниках лучше него разбираюсь, а ведь я всего лишь подделывал их керамику. Готов хвост заложить - он не тсаанай!

- Сегодня будем ужинать дракозлятиной, - налил себе еще сидра Аэдан, которому, похоже самому все это окончательно надоело, - тсаанай он. Когда строили Контур, зацепили часть пустыни… Думаешь я не пытался?

- Сегодня будем ужинать дракозлятиной, - налил себе еще сидра Аэдан, которому, похоже самому все это окончательно надоело, - тсаанай он. Когда строили Контур, зацепили часть пустыни, так что теперь у них есть маленькая резервация каньонников.

- Дай угадаю - Ишканха. Потерянный город Хоккуна. Здесь все считают его лишь аллегорией. Мифом.

Аэдан хмыкнул и откинулся в кресле, рассматривая напиток на просвет.

- Для простого гончара ты чересчур сведущ, мой половинный друг.

- А ты – для простого наемника, - отсалютовал в ответ стаканом Ханнок.

- Да, оба хороши. Выпьем во славу несуществующих полукровок?

---

Ханнок открыл дверь и вошел в комнату, ухмыляясь. Выпивка приятно шумела в голове, как раз настолько чтобы расслабиться, но и не столь сильно, чтобы напоминать о предоборотном помешательстве.

- Я слышала рычание и вещающего летописями Аэдана, - подняла глаза от книги Сонни. - А потом вы закрыли дверь. Но вот - ты еще жив. Что это было?

- Взрослые люди, улаживающие проблемы без мордобоя. Великая редкость в эти дни. Прости, Майтанне, сегодня тебе придется обойтись без моей печени.

- А я надеялась! Но еще не вечер, господин больной, еще не вечер, - девушка встала из-за читального столика, сладко потянулась. Залезла в переметную сумку, достала запасное платье, критично повертела. Вздохнула, и вытащила еще и мерную ленту.

- Он не говорил, что там с судом?

- В ближайшее время. Завтра у них день явления князя народу, наверняка суд приурочат к нему. Здесь не настолько много всего случается, чтобы затягивать, и это явно была самооборона.

Сонни сняла с талии ленту. Огорченно посмотрела на пришпиленную ноготком метку.

- Путешествия. Походная еда… Я сильно похудела.

- Поздравляю, о дева! – пропел от двери подкравшийся Шаи. Нгатайка вытаращилась на него, и под стремительно холодеющим взглядом нобиль сразу увял. Не вышколенной улыбкой, а глазами. Когда знаешь куда смотреть, такое становится легко отследить.

- Хааноок, ты Аэдана не видел? В столовой? Тогда я пошел!

- Он опять издевается, да? Может, мне тоже ему войну объявить? – девушка запустила в закрывшуюся дверь скомканной лентой. - Рога, в следующий раз спроси у вождя, что по закону прилетело бы его убийце!

Ханнок сморщил морду в усмешке. Теперь, когда подозрения подтвердились, многие странности в поведении нобиля получили объяснение. Стало проще и сложнее одновременно. Проще – потому что понятнее, сложнее потому что зверолюд начал испытывать к юнцу толику сочувствия. Сам в свое время оказался в ситуации, когда пришлось быстро осваивать чужую культуру, а ведь, при всей вражде кланов, Заречье – не резервация в стране Сиятельных. Вот сейчас Шаи попал в классическую ловушку – в отличие от восторгавшихся тонким станом законтурцев вечно полуголодные и поджарые от природы нгатаи считали, что красоты должно быть много. Но, все же, сама его способность влипать в эти силки все равно рациональному объяснению не поддавалась.

- Не суди его строго, может у него было особое детство. Очень особое.

Сонни ожгла взглядом уже его. В этот раз подразновидностью “Предатель!”.

- Что было в этом пойле? Нет, я все поняла! Аэдан все-таки отравил тебя, и ты уже предсмертно бредишь. Или на тебя подействовал фон и вызвал поражение мозга! Я напишу трактат и назову его “Ханнокова Болесть”!

Зверолюд покаянно развел лапами, мол, сам себе удивляюсь. Но промолчал.

---

Ранним утром, еще до петухов, Ньеч зевающий в кулак и моргающий спросонья, вышел во двор. Нижняя часть долины утопала в тени и тумане, но солнце уже расцветило в розовый снеговые шапки на западе. Стражник в отсыревшей кирасе, вынужденный всю ночь следить, чтобы не сбежал ответчик, встретил его унылым взглядом и шмыгающим поминутно носом. Когда лекарь вытащил из резервуара кувшин с водой и опрокинул на себя – и вовсе выругался и отвернулся. Акведуки, еще старой постройки, собирали воду прямо от ледников и она была обжигающе холодной.

Ньеч, и сам теперь дрожащий и сбивший дыхание, встал в стойку и начал утреннее правило. Вначале двигался плавно, осторожно, затем все быстрее. С каждым махом, приседанием и растяжкой движения становились более отточенными и напитывались силой.

Когда отгорели пожары над городами Сиятельных и выжившие покинули укрытия и разбрелись по вновь и безнадежно одичавшему Варангу, бывшие владыки мира сполна ощутили, что на смену вечному полудню разом пришла кромешная полночь. Магия исчезла или стала злой, кусачей. Поддерживающие заклинания приносили больше вреда, чем пользы. Дети часто болели и часто умирали. Взрослых осаждали давно забытые болезни, от которых тело и ум больше не знали, как защититься. Сама их Спираль рвалась на части, меняла благие сегменты на смертоносные. Тех, кто еще недавно ходил по соседним лунам, вновь сцапал когтями естественный отбор.

Кто-то использовал остатки волшебства, чтобы осознанно вернуться к более ранней, примитивной форме. Другие смешали кровь с аборигенами Внешней стороны, заново ставшими из недолюдей повелителями половины луны. Некоторые анклавы вели длинные списки родословий, сводя своих сынов и дочерей как скот, лишь бы только получить более здоровых внуков. Пути были разными, но в результате появился новый народ, внешность которого заставила бы предков рыдать от горя и унижения. Но которому выносливость и опыт обходиться малым давал шанс на будущее в изменившимся мире. Огарки – последыши Сиятельных, люди, у кого краткая пора псевдо-молодости сменялась квази-старостью, долгой, до нескольких сот зим, если повезет.

Ньеч поседел в двадцать, а с двадцати семи вынужден был регулярно заниматься изнурительными упражнениями. Чтобы не окостенели суставы, чтобы не застоялась кровь, чтобы спина не согнулась еще сильнее. И ему еще было легче чем многим, во времена прадеда пришлось бы регулярно облучаться Великим кристаллом Отомоля. Великим… Ньеч видел его - жалкий обломок, похожий на поддельный янтарь, в который насажали насекомых для накручивания цены. Когда был молод дед угас и он, вместе с половиной населения анклава. Отцу пришлось расти вообще без подпитки.

- Кхм.

Ушедший в себя Ньеч едва не сбил концентрацию от неожиданности. Но все же довел последовательность до конца, развернулся и, молитвенно сложив руки, поклонился.

- Доброго рассвета, Хама.

Зверолюд смотрел на него со странным выражением морды, не поймешь – то ли презрение при виде корячящегося во дворе ни свет не заря огрызка, то ли опаска. Может и заслуженная.

- Где Аэдан? Нам пора.

- Не рано ли? – Ньеч еще раз облился и накинул короткий халат – такой же выродок от волшебных мантий, как сам его хозяин – от древних мастеров магии. За забором еще только просыпался Кин-Тараг, от печей харчевен шел первый дым, скрипели тачки водоносов.

- Они решили перенести заседание раньше. Мне это самому не нравится, но так будет лучше – на это дело собирается как-то уж слишком много народу.

---

Князь воссел на циновку правосудия в старом дворце, в той его части, что была хотя бы перекрыта крышей. Даже не черепичной, а тростниковой. Владыка прославленного пограничного города оказался невзрачным человечком, худым, подслеповато щурившим глаза через круглые очки. Он, похоже, и сидеть-то толком по-знатному, скрестив ноги, не умел. Ерзал, морщился, потирал спину и колени. Плетеная конусовидная шапка, украшенная нефритовыми подвесками и странными гранеными иглами, норовила сползти на длинный нос.

Благодушного вида старичок за владетельной спиной, скромно одетый, с пузатым животом, но узкими плечами, все равно выглядел внушительнее господина. Да так оно и было на деле. Аэдан навел справки - Теркана нашла-таки дальнего родича старой местной династии, и посадила на трон, но не давала забыть, кому новый князь обязан за такую честь. Советник из правящего клана, на деле распоряжавшийся казной и войсками, был лучшим напоминанием.

У зала была два входа. Одним воспользовались Аэдан с “бестолочами” и Хамой. Из другого, чеканя шаг, вышла группа истцов. В разномастных доспехах, броской одежде, молчаливые, но прямо-таки сочащиеся непокорством и едва сдерживаемой агрессией. Гильдия Проводников. Предводительствовала высокая женщина, которую Ханнок помнил по сцене в штаб-квартире. Всех, естественно, заставили сдать оружие при входе, но проводница привычно держала руку у пустующих ножен. Стороны разделяла низкая стенка, но зверолюд все равно чувствовал себя неуютно.

После надлежащих поклонов и клятв честности, заверений чтить волю местного владыки и Великого князя, старик встал с колен. Зашелестев шелковыми рукавами, поднял руки и сказал, ласково так:

- Вы стоите пред ликами князя, а также предков наших - Кау и Нгаре. Вы пришли по делу об убийстве. Аэдан Норхад, человек Терканы, из клана Кан-Каддах, убил Шарру Иниэша, человека из Кауарака, гильдейца, в открытом бою, при свидетелях. Свидетелями со стороны защитника выступают: Хамарве Ишме-Даган, княжий человек…

- Гильдия проводников признает случившееся самообороной и не питает к Аэдану Норхаду вражды, - нетерпеливо хрустнув пальцами выкрикнула предводительница истцов. Ее подчиненные заволновались, зашумели, у кого были морды вместо лиц – оскалились. Княжья стража половчее перехватила древки копий, огнестрельщик начал сматывать с руки тлеющий фитиль. Женщина одним взмахом руки заставила их всех замолчать.

- Хо. Что ж, это вышло быстрее чем я думал, – пробормотал в наступившей тишине старый сановник и сунул руки в рукава. Ему, похоже и в голову не пришлось оскорбляться и требовать соблюдения протокола – вероятно, Гильдия откалывала еще и не такое.

- Я приношу свою благодарность вам за волю к справедливости, - учтиво склонил голову Аэдан.

- Не льсти себе, нетопырь, - женщина жестко усмехнулась. – Шарру был горячим парнем, чересчур горячим. Я велела ему оставить месть на потом, он не подчинился. Несубординация.

Глава отделения повернулась к подчиненным и крикнула:

- Слышали, вы! Несубординация! Я не потерплю, чтобы вы на службе отвлекались на личные вендетты и провокации этих мерзавцев из нетопырей. Наша работа важнее обид отдельных родов. Терканнеш важнее любого отдельно взятого клана. Кто все еще хочет, чтобы его имя попало в родовые саги - может сдать лицензию прямо сейчас!

Гильдейцы мрачно закивали, отводя глаза. Ни один не вышел из рядов. Женщина единым прыжком перескочила барьер и уткнула в грудь Аэдану палец с грязным, обгрызанным ногтем.

- Но вот что еще, Кан-Каддах. Шарру был мне другом и хорошим человеком. Сейчас ты в своем праве, но никто из тех, кому я могу приказывать, не поведет тебя через пустоши. И кого я смогу убедить - тоже.

- И что мне делать? - мрачно отозвался терканай.

- А вот на это мне наплевать, - Проводница, подтвердив буквальность слов, сплюнула ему между сапог и ушла. Соратники также покинули зал, поскрипывая доспехами и кидая через плечо злые взгляды.

- Ну, раз стороны договорились полюбовно, полагаю всем все стало ясно, - старик щербато улыбнулся и вновь поднял руки. В зале воцарилось молчание.

- Кхм. Полагаю, все стало ясно! - повторил советник. Ханнок поежился, такое ощущение что из бочки с патокой сам собой всплыл бронзовый меч. Князь вздрогнул, поправил шапку и тихо прошелестел:

- Моей волей - это дело закрыто.

- Отлично! – мед снова затопил лезвие, - Господин Норхад, пройдите к писцам за грамотой!

Когда Аэдан забирал резолюцию с княжьей печатью, Ханнок услышал, как тот шепнул писцу:

- От кого мне стоит опасаться личной мести?

- Ни от кого, Кан-Каддах, - неприязненно сказал служащий, - Последний он в своем роду. Вы же вырубили весь его клан в День Киновари.

- Что ж, это упрощает дело, - отозвался Аэдан таким тоном, что Ханноку стало ясно – ни к лешему оно ничего не упрощает.

- А я думал что Аэдан зверолюда убил, а они его все человеком зовут… - раздался рядом тсаанский шепот.

“Заткнись! Заткнись! Заткнись пока из-за тебя нас всех прямо здесь не разделали…”

К счастью, Шаи уловил намек величиной с химерьий оскал и сменил тему. А может, у него просто по жизни мозги спеклись от законтурной жизни и постоянно переключались.

- Все так быстро закончилось, и чего они с этим безрогим боялись?

- Похоже, у них здесь пользуются каким-то упрощенным, военным правом. Вот если бы ты с общинниками перецапался, с тебя бы три шкуры спустили… - ответил более опытный Ханнок, спешивший закрепить опасно шатающееся внимание нобиля на сравнительно безобидной теме.

- Эй, куда вы все? У нас сегодня второй иск разбирается! – вернул их в настоящее голос старика. Теперь патоку развела насмешка и толика… сочуствия? Последнее пугало.

Вторая дверь вновь открылась, впуская татуированного химера-мясника с помощницей, женщину, у которой в люльке на спине сонно, недовольно пищал зверолюденок и в этот раз полностью одетую танцовщицу с гильдейского подворья. И, напоследок, предводителя – Ирши-торговца-керамикой с рынка.

- Община Кин-Тарага вызывает на суд Шайе Токкана за оскорбления, попытку сглаза и множественные нарушения общественного порядка! – пропел советник.

- Эй, они переврали мое имя! – возмутился Шаи Ток Каан.

- Ох, во имя сонных предков… - прикрыл глаза ладонью Ханнок. И не заметил как успел привыкнуть к этому южному жесту.

- Пятьдесят. Пятьдесят золотых… – Шаи стоял, привалившись спиной к внешней стене дворцового комплекса и смотрел на соседний зиккурат. Но явно его не видел.

- Поздравляю, вождь. Теперь ты еще и нищий, - Аэдан с хрустом укусил яблоко и сощурил глаза на сверкающие снеговые шапки – прощальный привет от канувшего в закат солнца.

- А ты и доволен! – простонал каьнонник.

- Нет, - пожал плечами Аэдан. - Тебе больше нечем мне платить. Твоим верным вассалам, - он указал на троицу северян, - кстати, тоже.

- Ты вообще меня не защищал! Молчал и улыбался!

- Как же нет? Тебе оставили целых две перемены одежды. Имя моего клана еще чего-то значит, они не покусились на самое святое для нас, варваров – штаны. Ах да, еще твои книги, но их бы я оценил куда меньше.

- Тьмать, не смей так со мной разговаривать! Ай! За что?! Хааноок, друг, ну хоть ты сделай чего-нибудь! Что ты молчишь? Демон ты или нет?

- Грррау!

Ханнок наблюдал за всем этим, довольно жмурясь и растирая горло. Он совсем охрип. В процессе коллективного раздевания нобиля заводила жалобщиков наступил на все те же грабли, попытавшись заодно атаковать химера. За поклеп на его, Ирши Честнейшего, товар. Зверолюд в ответ повторил лекцию о сарагарском керамическом производстве, только еще более обстоятельно и пред владетельными ликами. Увлекшись, даже потребовал притащить материал и наскоро слепил горшок в тсаанском стиле. И зарисовал жреческую сценку на остраконе. Получилось, конечно, позорно – давно не практиковался и не привык к когтям. Но достаточно, чтобы убедить старика. А может, тот просто решил свести счеты с воинственными общинниками.

В итоге Ханнок здорово пополнил личный словарь нгатайской ругани. А самое приятное – отсудил на месте пятнадцать золотых. Словесные поединки в Доме Дебатов принесли, наконец, свои плоды. Пять тут же ушли Ньечу в счет зверильни, еще пять - Аэдану за аукцион. А оставшиеся зверолюд великодушно ссудил ответчику, чтобы тому хватило денег оплатить штраф. И хотя самого металла лапы так и не коснулись, перевернуть ситуацию с ног на голову было чертовски приятно.

А самое забавное было в том, что если бы нобиль хоть немного умел читать лица, то понял бы, что суровые горожане, с проклятиями покидавшие зал суда, на самом деле тоже были абсолютно, до неверия, счастливы. Дело-то было простейшее, и грамотно поведя защиту легко можно было отбиться. Но как только Аэдан с Ханноком поняли, что никто не собирается доводить процесс до охоты за головами, они переглянулись… и решили помолчать. Законтурные щедроты пока что оставались весьма гипотетическими (о Ньеч, и его всепроникающий лексикон!). А вот зрелище и воспитательная ценность – здесь, сейчас и попросту бесценны.

- Идем уже, светило Тсаана, - Аэдан метко швырнул огрызок в глиняную урну. Мусорить в этом городе было уже попросту страшно. – Нам вновь надо проводника искать.

- Я все хотел уточнить – зачем он нам? – сказал Ньеч.

Ханнок благодарно моргнул – сам хотел спросить то же самое, но голос был сорван напрочь.

- Да, разве ты, великий воин, не способен сам довести нас до Козлограда? – запальчиво перешел в атаку Шаи. Вернее - попытался.

- Вождь, не дури, - поморщился Аэдан, - Я горожанин. И вырос в спокойной области. Да и дело-то не во мне. Даже учитывая, что Терканайский тракт – давно расчищен, нам все равно потребуется сопровождение. Хама, слушай, вправь ему мозги, а? Я уже устал быть для них ходячей библиотекой

Хамарве выстучал трубку о все ту же урну и пояснил:

- Когда южный Нгат стал Ядоземьем, здесь было сурово. Гильдия началась с тех бешеных самоубийц, которые прокладывали пути между незараженными оазисами и искали новые. Отслеживали изменения фона. Правили карты. Заносили в каталоги новых тварей и мутантов, расползавшихся от разгромленных лабораторий Омэля и горячих точек. Когда всерьез проявилось озверение – занялись и им. Они гордятся своей беспристрастностью и отрешенностью от клановых свар и политики. И вам понадобится их печать, если Аэдан хочет протащить северян в населенные земли за Кин-Тарагом. Кинайские врата хороши тем, что их от других оазисов отделяет пустошь – пока будете ее пересекать, проводник успеет понять – не несёте ли вы на Юг какую-нибудь заразу. То же оволчение, например.

- Человек может всю жизнь проходить потенциальным кин-волком, но так и не озвереть, – вскинул бровь Ньеч.

- На севере, док, на севере, - огорошил его Аэдан. – Под воздействием дикой магии носителей быстро перекидывает в мохнатых. Помнишь, я говорил, что Кин-Тараг опустел вскоре после развала царства? Незадолго до этого защитные чары Укуля над перевалом окончательно сдали. А потом случилось первое массовое оволчение в истории. Я плохо разбираюсь в кинаях, но мнится мне, это не совпадение.

- Нгаре, мать наша… - Сонни побледнела и подскочила к южанину. – Вы… Вы! Вы мне этого не сказали?! Меня же могло перекинуть!

- Успокойся, Майтанне, - Кан-Каддах перехватил ее кулак в воздухе. - В этом году граница дичи доползла почти до Цуна. Мы пеклись под фоном восьмидневку, уж точно. Если бы ты была носительницей, уже бы выла на Ахтой. Как несчастные ублюдки с заставы. Да и потом…

Аэдан позволил себе злодейскую улыбку, мягко, за плечи, развернул девушку лицом к Шаи и добавил вкрадчивым шепотом:

- Я вообще не хотел вас брать с собой. А переубедил меня – он! Только не покалечь мне мальца…

Пощечина. Еще одна. И, под занавес – настоящий удар. Шаи, и сам лицом из меди ставший серым, даже не стал отворачиваться. Лишь утер потекший нос и сказал, в кои-то веки напрочь растеряв гонор, с мукой в голосе:

- Аэдан, тебе доставляет удовольствие терзать меня?

- Да, - согласился уже явно и откровенно бывший наемник. – Вождь, пора тебе вызубрить, что за твои слова и поступки могут, и будут, страдать другие.

У Ханнока настроение тоже окончательно испортилось. Он, наконец, понял почему Кан-Каддах так гнал их через заброшенные земли. И начал подозревать, что многие хутора и деревушки на деле опустели совсем не из-за набегов горцев.

- Мне надо вернуться домой, - скупо и жестко бросил Ньеч. Химер помнил его таким по “Милости”, когда огарок лично заходил в загоны осматривать бешеных оборотней.

- Не советую, док… Ох, во имя злого Кау, не надо жечь меня взглядом. Я не собираюсь тебя удерживать. Иди, если хочешь. Открывай людям правду. Вот только ты ошибаешься, если думаешь, что те, кому это реально нужно, ее еще не знают. Зря что ли династия Дече из Сарагара уже полвека лижет сапоги Ордену! Надеются, небось, что Укуль позволит им отсидеться за Контуром, когда половина княжества разом покроется мехом. С чего бы иначе Нгардоку год за годом строить новые зверильни и вбивать туда уже четверть дохода всего княжества? Милосердие? Тха! Видел я ваше милосердие!

Кан-Каддах осознал, что прохожие начинают на них оборачиваться и приглушил голос.

- Друг мой, я только хочу сказать, что в северной реке плавают слишком большие щуки для нас, карасей. Ты уже обратил на себя внимание Ордена. И если обычный, пускай даже и талантливый специалист вдруг вообще стал фигурой на это игральной доске… Что-то подсказывает мне – начнешь разводить панику – быстро пойдешь на уху. Да и не исправишь ты уже этим ничего. Правда опоздала на три сотни лет.

- Хорошо, - помолчав, сказал огарок, и видно было что далось ему это нелегко, - Я заметил, что у вас тут развита теория по волкам. Помоги мне добраться до ваших знатоков, чтобы я мог хотя бы смягчить грядущее.

Аэдан кивнул. Ньеч повернулся к Сонни, но та его опередила.

- С вами, Учитель, с вами. И даже не отговаривайте.

Хама разразился лающим, сиплым рычанием. То, что это он так, по-зверолюдски, смеется, а не отдает богам убитые едким южным табаком легкие, Ханнок понял не сразу.

- Ох, Аэд, Аэд. Я не зря потратил на тебя три отменных шантажа. Ты все такой же герой…

Прежде чем они ушли на другую сторону акрополя, к гостинице, Ханнок напоследок посмотрел на отлично видную отсюда древнюю стену Кин-Тарага, в два ряда перегородившую долину. Прикрывавшую путь из Цуна в Терканнеш. Даже несмотря на накрывшую перевал ночь по лесам продолжали сновать рабочие, кто при свете фонарей, кто благодаря химерьему ночному зрению. И до него, с внезапным холодком, от кончика хвоста по всему хребту, дошло: они же боятся! Помоги им всем божественные предки, эти свирепые полудикари, охотники за головами, демоны, они же до одури боятся того, что может нагрянуть с Севера!

С поисками дело не заладилось сразу. Хамарве знающий, казалось, дела всех в Кин-Тараге, подкинул им несколько имен, приписанных к другим отделениям Гильдии. Но и там либо сразу закрывали дверь перед носом, либо с разной степенью искренности сообщали, что да, они знают - это была самооборона и Аэдан в своем праве. Конечно же, они понимают, что ему нужна печать, но вот незадача, их уже подписали на экспедиции на сезон вперед. Да, и всех их знакомых тоже, вот ведь какое совпадение. Но вы походите, поспрашивайте, наверняка кто-то найдется! Вы же Кан-Каддах, кто захочет отказать такому уважаемому клану?

- А без них совсем нельзя? – спросил Ханнок, сидя за столом в трапезной гостиницы. Он уже успел по достоинству оценить свою порцию мяса, жареного с “кричащими травами”. Сарагарец не знал, что это такое, а по размышлению решил, что и не хочет знать. Но было вкусно. А вот нобиль совсем скис, сидя над остывшей тарелкой и размазывая по ней оловянной ложкой зернышки дикого риса. Нос у него уже облез, да и на остальном лице кожа начинала шелушиться. Отравление дикомагией. Ньеч было встревожился такой бурной реакцией, но замотавшийся Кан-Каддах лишь отмахнулся: “Щенок не привык к фону”.

“О вождь врачей, ты даже не представляешь – насколько не привык”, - хмыкнул про себя зверолюд, но портить шпионские игры не стал.

- Можно просидеть сезон в Кин-Тараге, пока не выйдет срок карантина… - Аэдан устало почесал пегой затылок, - Сезон. Слишком долго. Без сопровождения теперь не выпускают с южных ворот. Тьмать, когда я проезжал здесь в прошлый раз, такого еще не было…

- А договориться?

- Кто-то уже забыл свой опыт странствий без документов? – усмехнулся южанин, - Здесь тебя может за это и не продадут, но штраф такой влепят, что будешь жалеть, что не продали. Если бы не эта дрянная пьеса с мстителями может бы и обошлось, но мы уже засветились по всей Гильдии.

В столовую вошел Хама, в ответ на вопросительный взгляд лишь разведший руками.

- Так, ладно. Где вы там это четвероногое нашли? – Аэдан поднялся со стула с видом человека, собирающегося переплыть Сияющую топь.

- Я думал, ты его в первую очередь проверять пойдешь! - удивился Ханнок.

- Зря! – рявкнул терканай, нацепил купленную в городе южную, косой воронкой, шапку и вышел.

---

Караг Анатаск вжался задними ногами и хвостом в угол своей лачужки. Обычно навостренные уши прижались к голове, желтоглазый взгляд бегал из стороны в сторону, зрачки периодически ловили пробивающийся сквозь шаткую дверь свет и зажигались зеленью. В комнате было три зверолюда и один Аэдан, но последний все равно умудрялся казаться самым крупным. И самым злым.

- Эм, господа хорошие, послушайте… Я и вправду не могу вам помочь! – тянул черношкурый кентавроид уже до боли знакомую песню. На золотой на грубой, привычной к мечу аэдановой ладони Караг старался не смотреть. Но периодически алчно впивался в него глазами.

Хама прошелся взад-вперед вдоль дальней от входа стены. Снял с гвоздя налуч, под негодующим кошастым взглядом демонстративно поправил княжью бляху и вытащил лук. После того как Караг два дня назад передумал в них стрелять, Ханнок оружие толком не видел. Сейчас рассмотрел подробнее. Короткий для такого рослого хозяина, очень странной конструкции - причудливо изломанный, едва ли не ажурный, с непонятными колесиками на кончиках плечей. Словно выплавленный из смолы янтарного цвета. Химер даже сморгнул – поначалу показалось, что тетива двоится в глазах.

- Караг Анатаск… Караг сын Аната, так? Мне говорили, что тебя недавно видели на дальних полях, - котоподобным здесь был лучник, но слово “мурлыкать” сейчас куда лучше подходило таможеннику. – Ты там впрягся в плуг. Очень необычный досуг для Проводника, так ведь?

Хама перевернул лук, взглянул на свет через прозрачный материал.

- Хорошая вещь! Редкая! Таких ведь сейчас уже не делают, так?

Шестолап слышимо сглотнул.

- Со всеми этими перебоями с поставками, Майтаннайское красное в этом году сильно подорожало, - внезапно, с безмятежной интонацией сменил тему Хамарве. - Но некоторые ценители готовы ради него даже в долги влезть, и я их не осуждаю – густой, божественный нектар! Но отдавать за него шестолапский лук… не знаю, наверное, все же перебор. Наследное оружие, передающееся из поколения в поколение… Наверняка родичи не оценят известия о том, что кто-то таскал такое по ростовщикам.

- А знаете, похоже у меня и впрямь есть окно в расписании! - бодро рявкнул варау. Ханнок глянул на пол – когти передних лап кентавроида уже пропахали в мягкой древесине глубокие борозды.

- Отлично, - сказал Аэдан с интонацией, не соответствующей значению слова. - Жду тебя завтра на рассвете у лестницы. Не опаздывай, большезадый.

Караг, получивший обратно оружие и малость осмелевший, возмутился:

- Эй! Давайте сразу договоримся – это последний раз, когда меня так называют!

Кан-Каддах сощурил глаза под козырьком своей дурацкой шапки и сказал:

- Штаны одень.

- Да что вы в самом деле-то! Ничего же не видно! – почти простонал кентавроид.

- Ты меня слышал, - хмыкнул Аэдан и вышел на улицу.

- до 2000 до н.э.. – на внутренней стороне люди, вдохновленные Первой Биотой, инстинктивно чувствующей магию, начинают осознанно изменять тело в поисках большего магического могущества, хотя большинство наций с генетикой работают очень осторожно. Начинается развитие техномагической цивилизации, что осложняется тем, что местное железо оказывает разрушительное влияние на самый могущественный волновой диапазон магии – Сияющую, Высокую магию. На внешней стороне бронзовый век медленно сменяется железным.

- 1600 до н.э. – появляется секта фанатиков, объявивших Высокую магию единственно правильной и пропагандирующие радикальные техники изменения тела с ее помощью и создание новых жизненных форм. Они называют себя Сиятельными. Их города настолько сильно “фонят” что окружающее население либо тихо вымирает, либо вынуждено само пойти по их пути.

- 1500 до н.э. – столкновения между Сиятельными и адептами техномагии перерастают в полномасштабную войну. Поначалу перевес всецело на стороне Техников.

- 1300 до н.э. – отчаявшиеся Сиятельные создают Ржавь – микроорганизм, питающийся чистым железом и способный долгие века находится в спящем состоянии, легко переносимом ветром. В течение каких-то нескольких лет цивилизации Техников коллапсируют одна за другой. Но цепной коллапс бьет и по самим Сиятельным так что на несколько веков на Внутренней стороне воцаряется хаос.
Афтершок этого хаоса чувствуется и на Внешней стороне – внешники однажды обнаруживают, что их железные оружие и инструменты начинают рассыпаться в прах. За этим следуют голод, массовые миграции, падение ранних железных империй. Местные варвары, застрявшие в бронзе и камне, которых до того никто не принимал всерьез, напротив оказываются в выигрышном положении.

- 1200 до н.э. – Одна из групп таких варваров, известная как Дети Четырех Богов (Аска Тхад-Маоре, маораи), переплывает узкое, со множеством островов, море между внешними континентами и вторгается на Южный, пользуясь вакуумом власти после распада местного железа. За пару столетий они ассимилируют или выбивают аборигенов-утуджеев все дальше на юг, за Водораздельный хребет.

-1100 до н.э. – пришельцы образовывают на захваченных землях четыре союза племен, названные по легендарным первопредкам: Нгат на южных предгорьях, пограничных с утуджеями. Тсаан на засушливом северном побережье, известном как Страна Каньонов, Чогд на восточном высокогорном плато и Канак на островах Узкого моря. С течением времени языки и обычаи этих групп значительно расходятся, но осознание повышенного культурного и религиозного родства остается.

- 1000 до н.э. – Съезд потомков последнего всеобщего вождя четырех племен, закрепивший за ними после его смерти захваченные ими области. Считается условным началом классической маорайской цивилизации. Следующие пятьсот лет проходят в создании героических эпосов, постройке городов и зиккуратов, воздвижении календарных стел и бесконечных междоусобицах.

- 900 до н.э. – хаос на Внутренней стороне подходит к концу. Древняя вражда между магмастерами и Техниками вспыхивает с новой силой, но уже все больше в пользу первых.

- 700 до н.э. – группа нгатайских кланов перебирается через Водораздельный хребет и вторгается в земли утуджеев. В результате сложных, когда враждебных, а когда и союзнических отношений образуется новая область – Южный Нгат.

- 500 до н.э. – падение последнего государства Техников – царства Тавалик. Жители нескольких оставшихся городов этого царства в отчаянии садятся на корабли и выходят в открытый океан. По всеобщему мнению это почетное самоубийство – считается, что внешняя сторона непригодна для жизни из-за нестабильного магического фона. Многие ученые вообще сомневаются в наличии там земли. К радости выживших после перехода по крайне бурному океану, на внешней стороне обнаруживается пригодные для жизни континенты. Странные, кажется вообще невосприимчивые к магии аборигены зовут эти земли Нгат и Тсаан.
На радостях пришельцы – таваликки – тут же развязывают войну, выгрызая себе несколько областей, но, в целом, встраиваясь в местную систему. На основании этого некоторые историки даже отказываются выделять отдельный период истории и считают это продолжением Классической Внешней эпохи.

- 213 до н.э. – Безумство Ксе Ланаи – один молодой знатный таваллики решает организовать экспедицию на Внутреннюю сторону. Несмотря на ожесточенное противодействие, одному из кораблей, под командованием самого Ланаи, удается выйти в море и добраться до Старой Луны. Где его тут же ловят Сиятельные, успевшие в условиях мира за это время необыкновенно развить свои способности.
Обнаружив, что древние враги уцелели, Совет Сиятельных Домов решается на беспрецедентный шаг – они разбирают, изучают и массово воспроизводят корабль Техников.

- 203 до н.э. - через десять лет на Внешнюю сторону вторгается Великая Армада. В течении короткого времени, даже несмотря на то, что магия работает с перебоями, все местные области склоняются под власть Сиятельных. Победители делят завоеванные области между своими Домами. Внешников в соответствии с Сиятельной доктриной объявляют Бездушными – лишенными самой важной, Пятой Души – Души Магии. Начало Янтарной Эпохи.
Таваликки частью истребляют, частью заставляют насильно “вознестись” в Сиятельную форму. Для уцелевших образуют новый Сиятельный Дом – Младший Дом Тавалик, но на деле он является целиком подчиненным другим Домам. Таваллики вынуждены браться за ту работу, которой не желают заниматься Сиятельные (в основном техномагия по мелочи) но которую нельзя и поручить бездушным.
Отношение к бездушным разнится в зависимости от предпочтений правящего Дома – от геноцида и резерваций (Дом Омэль) до кооптации на низших ролях (Дом Укуль).

- 200 – 1 до н.э. – Янтарные Века. Зенит могущества Сиятельных. Впитав некоторые достижения Техников, они достигают небывалого совершенства в магических искусствах, под конец даже настраивая под себя климат и природу луны и стабилизируя магическое поле Внешней стороны. На соседней, маргинально пригодной для жизни луне - пустынном Уллу (по-нгатайски – Ахтое), основываются колонии. На прочих лунах – исследовательские станции.

- ок. 30 до н.э. – специалист по магическому климату, Укуль Окльо обнаруживает страшную вещь – из-за безудержного применения Высшей волшбы и с изъяном проведенной стабилизации внешней стороны, магическое поле луны находится под угрозой переполюсовки, или и вовсе – распада. После того, как ее аргументы отвергнуты Высшим Советом, дом Укуль официально казнит ученую за разжигание паники. На деле же она под прикрытием начинает создание Контуров – систем башен, которые в случае переполюсовки должны обеспечить стабильное поле на коренных землях Укуля на внутренней стороне, а также в колониях на внешней.

- ок. 10 до н.э. – строительная активность Укуля начинает вызывать подозрение со стороны прочих Домов. Подозрение начинает перерастать в панику, когда одно за другим начинают отказывать глобальные заклятья. Между Сиятельным начинается гонка вооружений и захват наиболее стабильных районов. Великие Дома начинают пожирать Младшие.

- 3 до н.э. – Высший Совет официально распущен.

- 2 до н.э. – Укуль бросает строительство Внешнего Контура в провинции Северный Нгат и переводит всех важных граждан колонии в уже построенный Внутренний.

- 1 до н.э. – мелкая стычка между Домами Омэль и Дасаче за стабильный район на Внутренней стороне перерастает в мировую войну. За несколько дней до конца эпохи Укуль запечатывает проходы в Контур, бросая многих граждан на произвол судьбы.

0 – Великий Коллапс. В определенный момент глобальное равновесие сил нарушается окончательно. Дома разом опустошают арсеналы заклятий, артефактов. Целые области оказываются уничтожены огненными бурями, землетрясениями, целые народы растворяются в воздухе, или распадаются в пепел. Просыпаются давно спящие вулканы. Магические твари, как сбежавшие из лабораторий, так и спущенные с поводка специально, уничтожают города.
Внутренняя сторона луны необратимо искалечена, на внешней образуются зараженные области, где тяжело приходится даже устойчивым от природы бездушным. В определенный момент магическое поле даже не просто скатывается в переполюсовку, но полностью исчезает, распадаясь на крайне агрессивные лоскуты. И хотя через сезон магия начинает возвращаться – это уже другая, дикая магия. А еще этого перерыва достаточно, чтобы бездушные, одно уцелевшее племя за другим, смогли поднять восстания. Ослабленные, отравленные магическим откатом Сиятельные обычно оказываются неспособны сопротивляться. В Нгате наравне с восставшими нгатаями свирепствуют и уцелевшие таваликки.
Под затянутыми магической зимой небесами начинается новая эпоха.

0-300 – Темные века. Ойкумена распалась на множество едва сводящих концы с концами оазисов. Крупнейший из них включает в себя Контур и прилегающие области Нгата и Тсаана, относительно защищенные внешним, пускай и недостроенным кольцом башен. На протяжении всего периода климат становится все суше и холоднее. Ледники в горах и приполярных областях разрастаются, так что южные тундровые кочевники и рыболовы сдвигаются на север. Узкое море между двумя внешними континентами медленно высыхает, превращаясь в солончаки и палящие котловины. К концу периода область Канак практически уничтожена. Многие регионы Тсаана, и прежде засушливого, также опустыниваются.

30 – последняя передача сообщений между Контуром в Северном Нгате и Столичным Контуром Укуля на внутренней. Остальные замолкли еще раньше. Вожди колонии отказываются разглашать, что в нем было в передаче, но вскоре после этого коммуникации приостановлены, даже несмотря на то, что несколько из магических передатчиков на орбите Ахау продолжают работу. Колония официально провозглашает себя последним уцелевшим обществом Янтарного Века. С течением времени большинство аборигенов на территории анклава ассимилированы в общность укульцев – внешников по крови и магическим способностям, Сиятельных по культуре. Чистокровные Сиятельные составляют замкнутую привилегированную касту.

60 – человек, называющий себя Сорок-Двенадцать, основывает деревню Теркана в недавно стабилизировавшемся оазисе в Южном Нгате.

70 – разведчики, лекари и шаманы нескольких южных поселений создают сообщество, ставшее ядром Гильдии проводников. Проводники прокладывают безопасные пути между оазисами, отыскивают новые, обновляют устаревшие карты и следят за изменением фона. Проводят каталогизирование новых болезней и новых тварей, как из наследия Сиятельных, так и мутировавших под воздействием фона. Дабы клановая политика не мешала работе, на время службы Проводники отрекаются от любых семейных, родовых и вассальных связей.

75 – первый зарегистрированный Проводниками случай озверения в химеров (позднее также известных как тер-зверолюди, демоны, козлоящеры, драколени и т.п.) Текст записи позволяет предположить, что на самом деле подобные случаи наблюдали практически с самого коллапса.

100 – падение одного из последних уцелевших анклавов Дома Дасаче, при взятии которого осаждающим нгатаям по мере сил помогает Тавалик, ненавидящий Сиятельных так же сильно, как и бывшие бездушные. Это создает прецедент, по которому таваллики вновь ритуально отделяются от прочих потомков переселенцев с внешней стороны, вновь признаются людьми и допускаются к сосуществованию с внешниками. Практическое воплощение этого шага, конечно, разнится от княжества к княжеству.

115 – уничтожен последний анклав Дома Омэль. За свирепость, проявленную в зачистке поселения, один из вождей, Сорок-Двенадцать из Терканы, получает прозвище Магобойца.

150 – при разведывании пути из Южного Нгата в Чогд один из Проводников проходит через Тейварскую пустошь. И обнаруживает, что город отчасти восстановлен и населен странными существами, похожими на кентавров из древних мифов, только с кошачьими чертами вместо лошадиных. Они вносятся в каталоги как “шестолапы”, но сами себя зовут “варау”. Позднее предположат, что это искаженное “тейварай” – “человек из Тейвара”.

175 – Сорок-Двенадцать из Терканы, нисколько не постаревший за это время, захватывает несколько соседних оазисов. Принимает княжеский сан под личным именем Сойдан.

190 – в деревнях, окружающих Сияющую топь, фиксируются первые змеелюди.

275 – Проводники начинают организовывать планомерные экспедиция в развалины городов Сиятельных. При изучении одного из них, принадлежавшего Омэлю и расположенного в горах Водораздельного Хребта, один из вождей Гильдии уходит вразнос вместе со своими людьми. Отбирает все найденные документы, атакует соседний, не ожидающий подвоха оазис – Кин-Тараг и захватывает там власть. Его династия наглухо перекрывает сообщение между Югом и Севером. Покидать переделы оазиса дозволено лишь евнухам, они и ведут всю внешнюю торговлю. Даже несмотря на странные обычаи, после того как восстановлено сообщение с Севером стратегически расположенный Кин-Тараг вступает в пору расцвета.

276 – Неожиданно для всех Сойдан Магобойца, никогда не любивший Проводников, полностью поддерживает их в вендетте с Кин-Тарагом. Стычки продолжаются четверть века.

300 – Восстановление природных ритмов разливов рек и сезонов дождей на Севере обозначает конец темных веков. Формально отчет идет от даты посвящения нового зиккурата Нгаре в окрепшем нгатайском княжестве Майтанне – одной из первых монументальных построек после коллапса.
На Севере начинается Средняя княжеская эпоха.
На Юге темные века продлевает эпидемия Серой Скорби, вероятно начавшаяся после того, как один любопытный князь подкупил Проводников и вскрыл запечатанный город Омэля. Это, вкупе с инцидентом в Кин-Тараге, приводит к тому, что на долгие века устанавливается запрет на изучение наследия Сиятельных.

310 – регулярные вспышки Серой Скорби позволяют выявить закономерность – болезнь никогда не поражает озверевших, либо тех, у кого были озверевшие в ближайшем родстве. И без того крайне враждебное отношение к мутантам, доходящее до погромов, перерастает в планомерные облавы и чистки.

320 – первый год на Севере в котором у Дома Тавалик рождаемость перевесила смертность. Считается своеобразной датой отсчета истории для огарков – заново очеловечишихся потомков Сиятельных.

330 – продолжающаяся эпидемия Серой Скорби приводит к тому, что не подверженных озверению людей, несмотря на все погромы, становится меньше чем носителей этого проклятья. Зверолюди и боящиеся за свою судьбу носители переходят в наступление. Начало Звериных войн.

360 – Один из вождей озверевших, химер по имени Шауреш, захватывает большинство оазисов. Он провозглашает зверолюдей наследниками нового мира, нормалы и не желающие признавать новую доктрину носители подвергаются гонениям. Введенное в государственном масштабе право первой ночи для носителей озверения приводит к тому, что проклятье стремительно распространяется на незатронутые области.

400 – заговор с участием последних “нормальных” кланов Юга и тех зверолюдей, которых не устраивал режим Шауреша начинает восстание. Восставших громят до тех пор, пока держащий до того сторону Шауреша Сойдан Магобойца внезапно не приказывает своим воинам атаковать союзника. После чего переносит столицу нового шаткого объединения княжеств в Теркану, и со странными словами “Теперь паровая колесница окончательно ушла… ” нарушает свой многовековой целибат и берет в жены дочерей соседних князей. Его потомки оказываются носителями особой ветви озверения – большекрылых химеров, хотя никто из них не может похвастаться долголетием прародителя. Так Сойдан основывает клан Кан-Каддах.

Утром Ханнок кажется понял, чем их новый проводник был так недоволен, закрывая за ними вчера дверь. Ну, помимо шантажа Хамы, этого страшного человека.

Кентавроид сам по себе смотрелся нескладным, периодически вызывая легкие приступы инстинктивной паники из-за непривычного строения тела. В жутковатой холщовой конструкции на задних лапах, призванной изображать штаны, и вовсе - нелепо. И судя по кислому выражению пантерьей морды – шестолап сам все это прекрасно осознавал.

Гильдеец встретил их у подножия ведущей с акрополя лестницы, как договаривались, едва проорали подъем визгливые южные петухи. Аэдан все равно остался недоволен:

- Почему снаряд такой подержанный? Экономим?

- Ценим уже доказавшее надежность! – огрызнулся Караг. За исключением ухоженного чехла на лук, все остальное его имущество выглядело старым, потасканным. От рюкзака на “человеческой” спине, до колчана, ножен и переметных сумок на крупе. Закрепленный поверх сумок латунный короб и вовсе украшали глубокие параллельные борозды, разлохматившие металл. Ханнок подумал, что не горит желанием сталкиваться с тварью, так поточившей об него коготки.

- Знаете правила? Когда выйдем за стены, решения: куда мы пойдем, как мы пойдем и когда, буду принимать я! – мрачно сказал гильдеец, сжимая древко копья. Наконечник длиной и формой походил на однолезвийный сарагарский меч.

- Ага. Ага. Конечно. – сказал Аэдан.

- У вас тут есть чувствительные к фону? Да? Понятно, - Караг достал из сумки две коробочки. Поднял багровую:

- Если запищит эта – надо вывести их в стабильную зону. Если застрекочет вот эта, лучевая – шестолап показал вторую, с зеленоватой окраской – уходим все и быстро.

- А от чего она предупреждает? – зевнул Шаи, которому даже ранняя побудка не убавила любопытства.

- Лучи войны, – пояснил шестолап. Помигал глазами на непонимающее облезлое лицо. Затем озадаченно почесал ухо, мохнатое и с белым пятном на обратной стороне. – Странно, я думал это и так понятно.

- Тсаан, – скупо пояснил Кан-Каддах.

- Если среди нас есть человек с Дальнего Севера, я должен напомнить форму… - спохватился гильдеец. Аэдан прервал его одним взмахом ладони.

- Так. Послушай, добрый человек. Тракт расчищен уже половину эпохи назад. Не надо изображать из себя знатока, где это не потребуется.

- Я – Проводник! – оскалился Караг, - Это моя работа! Предыдущие меня тоже не слушали!

- Ах да. Они же погибли, - сочувственно сыпанул соли на раны Аэдан, - Какая жалость. Я уверен, вождь, с нами такого не случится!

Ханнок занервничал.

- Послушай, Хама… - шепнул он пришедшему проводить таможеннику.

- Аэд не любит варау. У него есть причины, – туманно ответил княжий человек, покусывая непременную трубку.

- И какие же?

- Такие же, как у меня, - чуть раскрыл и снова сложил крылья Хамарве, - Не бойся, Сарагар. Кан-Каддаху хватит ума оставить это в сторону, когда будет нужно.

Откровенно говоря, не успокоил. Но жест Ханнок взял на заметку – похоже это был эквивалент пожатия плечами.

Напоследок Хама и Аэд обнялись, хлопнув друг друга по спине. Таможенник ушел к гарнизону, терканай украдкой, морщась, потер хребет – друг все никак, похоже, не мог привыкнуть к зверолюдской силище. Из-под шапки посмотрел на навязавшихся бестолочей.

Облезлый нобиль-бессребреник. Огарок с амбициями, сующий седую голову в пасть дракозлам. Его непутевая ученица. Парнокопытный гончар. Теперь еще и это черное четвероногое недоразумение. Да и сам он хорош – пятнистый убийца.


- Да помилует меня предок, - с чувством сказал Аэдан, повернулся к недоумевающим спутникам спиной и зашагал на юг.

- Почему он так на меня смотрит? – спросил Караг. Кончик его хвостового клинка уже час качался из стороны в сторону, все увеличивая амплитуду. Ханнок поймал себя на том, что сам копирует движение и прекратил.

- Это у него профессиональное, – отозвался Аэдан, довольный, словно уже содрал шестиконечную шкуру.

- Я просто никогда не видел варау так близко! – начал оправдываться Ньеч. Чудно, нобиль восхищенно таращился на кентавроида уже второй день, но вот его Караг игнорировал. На тактичного огарка среагировал куда быстрее и болезненней.

За день они почти прошли Кинайские врата. В нескольких забегах к югу от акрополя долина расширялась, но склоны все равно оставались уходящими под облака обрывами – лишь добавилось ровной земли у подножия. Всюду виднелись остатки полей, дамб и складов – Аэдан в момент накатившего благодушия пояснил, что до падения старого княжества местные почти не покидали его пределов. Земля в этой и нескольких соседних долинах, соединенных с разломом тоннелями, была редкостно плодородной. Оставшиеся от Омэля горные разработки давали камни и руды, леса на верхнем плато – древесину. Кин-Тараг сидел в великолепной изоляции почти пятьсот лет, наглухо перегородив сообщение между Югом и Севером. Ханнок поймал себя на мысли, что возможно именно благодаря этому озверение так долго не проникало за горный хребет. Но зато когда проникло, оказалось сродни чуме на переполненном корабле – и вот это уже было куда менее приятным выводом.

То там, то здесь полосатые скалы украшали рисунки. Почти стершиеся от времени спирали, стилизованные танцоры и фантастические звери, колесницы с лунными дисками – наследие утуджеев. Тщательно вырезанные князья, боги и герои в старинных одеждах, драгоценностях, при оружии – творения сынов Нгата. Было даже несколько рельефов Сиятельных, но на них лица были сколоты, а тексты переправлены в редкостную похабень.

Впереди уже виднелись южные стены княжества-крепости. В отличие от северного гарнизона, этот пост был лишь скопищем хранилищ, стойл и гостиниц. Стены также остались нечинеными – Теркана явно не горела желанием делать Кин-Тараг вновь неприступным уже для себя самой.

- Почти дошли, переночуем на заставе, а завтра… - Аэдан не договорил.

Дорога под ногами задрожала. От первого толчка неуклюжий Ханнок шлепнулся навзничь, от последующих едва не попадали остальные. Химер обхватил лапами голову, вжался в бьющуюся в припадке землю. Хотелось зажмуриться, но какая-то неведомая силы заставляла, напротив, таращить глаза.

Зверолюд видел, как заволновалась вода в соседнем пруду – хаотично, словно в бочке по которой лупят палками с нескольких сторон. Как в знойном безветрии закачали ветками деревья. Как из ближайшей усадьбы выскочила семья общинников и, спотыкаясь, побежала к открытой, тщательно выметенной площадке. Различил даже тонкие, словно сами собой зарождающиеся струйки пыли на ближайшей скальной стене.

А затем все стихло.

- Это было неправильно, - сказал Караг.

- Неправильно? – неверяще пролепетал Шаи, утирая выступившую на лбу испарину.

Ханнок осознал, что полностью с ним согласен – это было попросту жутко. Но Караг лишь отмахнулся:

- Я варау. Обычно я чувствую толчки заранее. А сейчас нет. Это пришло словно волна… с юга.

- Пить надо меньше, - посоветовал Аэдан, быстро успокоившийся. - Вставай, Сарагар. Варанг не проснулся – лишь слегка храпит.

Шестолап обиженно фыркнул, достал вощеную табличку и сделал несколько пометок стилусом,

Похоже, для разломных жителей это и впрямь - обычный день. Когда добрались до привратного поселка о произошедшем напоминала лишь женщина, скорбно сметающая с земли черепки от опрокинувшегося лотка с посудой. Даже на дозорной вышке – весьма шаткой на вид конструкции из бревен поверх древней башни, продолжал горгульей торчать стражник-химер, из большекрылых.

“Интересно, научусь ли я когда-нибудь летать” – подумал про себя сарарец, рассматривая собрата по озверению из-под приложенной козырьком ко лбу ладони. Рядом торговался за постой и телегу до Терканы Аэдан.

Словно услышав его мысли, крылатый внезапно вскочил на ноги. Всмотрелся куда-то вдаль. Затем расправил крылья, спикировал на стену и опрометью понесся по ней к соседней площадке. Там стояла рама, а на ней закреплен тяжелый бронзовый гонг.

“Пижоны. Ходят в циновках вместо доспехов, но на тебе – на это блюдо металла у них хватило…”

После первого же звонкого удара Аэдан вздрогнул и выматерился. На втором - схватил ошалевшего Шаи за руку. Третий застал его на полпути к ближайшему дому – каменному, словно вкопанному в землю, со свинцовой крышей.

- Идиоты, живей сюда! Магшторм! – проорал терканай спутникам от входа.

- Дзанг! Тсанг! Да-а-анг! – надрывался гонг.

На очередном ударе Ханнок увидел, как женщина впереди попросту отшвырнула прочь дорогой кувшин и подхватила испуганно заплакавшую девочку на руки. Ему стало страшно, он прибавил скорости. Но у тяжелой, также освинцованной двери не удержался и оглянулся – над стеной стояло зарево, словно солнце решило зайти на юге. Багровыми протуберанцами стремительно наползали на долину Кин-Тарага волокнистые облака, сами по себе источавшие свет.

Последним в дом ввалились Караг и закрыл дверь. Короткий коридор вел в полуподвальное помещение, сложенное из тесаного камня. Стыки между отдельными плитами залиты металлом.В углу была печь, в другом – пифос с водой. Сюда набилась дюжина человек, из проезжих. Аэдан объяснил, что у большинства хозяйств на Юге есть свои подвалы. А сейчас они были в общественном укрытии.

- А если не успеваешь добежать до своего? - поежился Ханнок.

- Обычно это не проблема, - сказал Кан-Каддах. – Просто именно эта буря оказалось слишком быстрой… и сильной. По правде говоря, я такого раньше не видел.

Аэдан выглядел злым и подавленным. А затем рядом витиевато выругался шестолап, переключив на себя внимание. Он уже достал из поцарапанного короба странную пластину со стеклянными вставками. От загадочной вещи отходил жгут, подсоединявший ее к прочему оборудованию, она топорщилась рукоятями и шпеньками.

- Это просто волчья хрень, - Караг стучал по пластинке когтем, но та, похоже вела себя совсем не так, как требовалась. - Там такой диапазон, что я даже с постом связаться не могу. Похоже, это надолго.

Приунывшие поселяне стали раскатывать циновки, рассаживаться и ложиться дремать. Снаружи, за оконными заслонками тихо потрескивало и шипело. Мать все старалась успокоить дочку – плакать та перестала, но тихо хныкала. У стены скорчился Шаи, сам выглядящий не сильно лучше.

- Вождь, ты как? - спросил его Аэдан, протянул плошку с водой, получив взамен вялый, благодарный кивок. Ньеч морщился, массировал виски и поминутно тер глаза.

- Остаточные вспышки, – пояснил он ученице и затребовал бинт из тсаанского хлопка и антимагический сбор для компресса.

Через несколько часов – внизу было трудно точно отследить время – Караг решил, что снаружи стало безопасно для зверолюдей. Сбегал в гарнизонное укрытие, вернулся еще более мрачным.

- Плохие новости, - с порога заявил он. Похоже пощада чужим надеждам не входила в число культивируемых в гильдии добродетелей, - Ультан ожил.

- Да чтоб вас всех разорвало! – простонал караванщик, с которым Аэдан торговался за аренду повозки. Парень уже едва ли не плакал – животные в спешке остались снаружи, а теперь еще и это непонятное известие.

- Ближайшее городище Омэля, рядом с трактом, - пояснил недоумевающему Ханноку Аэдан. Затем повысил голос, спрашивая:

- Ваши же запечатали Ультан еще давным-давно?

- Запечатали, - Караг вернулся к коробу, вытащил походную книжицу и начал записывать в нее какие-то цифры, наверняка относящиеся к магии. - И залили все входы свинцом.

- И кто мог его вскрыть?

- Какой-нибудь идиот, возмечтавший древних знаний, или сокровищ. Ближайший пост видел вспышку над руинами, добрались обратно только сейчас. Все отравленные до полусмерти, даром что козлоящеры… - гильдеец сделал описку и зло зашипел, - Кан-Каддах, отстань! Я работаю.

Зверолюдям и носителям разрешили покинуть укрытие после заката. Шаи и Сонни предстояло просидеть там минимум до утра. Да и Ньеч сослался на головную боль с непривычки. Ханнок все же решил выбраться наружу – пора привыкать к безумству Терканнеша, этой, может быть, новой родины.

Небо погасло, но разноцветные всполохи по черной пелене туч все-таки время от времени проскальзывали. В ушах слегка звенело, на языке чувствовался мерзкий металлический привкус. В загоне, прямо на загаженной земле на коленях сидел караванщик и гладил шею волу, хрипящему и тяжело раздувающему бока. Второй уже затих темной грудой поотдаль.

- Бедняга, - сказал хозяин другой повозки. – Говорил я ему не связываться с северной породой - живность выглядит славно, это да, но не для наших пустошей создана.

Его собственные волы были куда мельче, и мохнатей. Один взревывал и долбил землю копытом, даром что холощеный.

- Значит, его просчет – ваш прибыток.

Но караванщик лишь покачал головой.

- Послушай, Кан-Каддах. Я не пойду мимо Ультана, мне жизнь дорога. Если даже сюда добило… знаете, а ведь мне не сильно лучше, чем соседу. Кто знает, когда теперь восстановится сообщение.

Утром петухи не орали. Судя по виду того, что свешивался из ближайшего курятника – магический шторм уложил пернатых в долгое волшебное похмелье. Караг встретил их у выхода из укрытия. Судя по виду, он не спал всю ночь. Сам он сказал, что вторую половину ночи отчитывался перед комендантом о наблюдениях по фону. Виновато сгорбился, оправил ворот надетой на человеческую половину куртки и заявил:

- Что ж. Полагаю, все разрешилось само собой. Эм… До свидания.

Аэдан перебрал пальцами по рукояти меча, положенного на плечо:

- У тебя плохое чувство юмора, большезадый.

Вару фыркнул, показав кончики клыков, но ответил мирно. Даже, пожалуй, оправдываясь:

- Я не поведу северян трактом. Взрыв на запечатанном городище – слишком важен. Гильдии сейчас нужны все ее люди в княжестве.

- Караг, сын Аната… мой клан возместит тебе все убытки.

- Я сказал – нет. Мне нет дела до клановых вождей.

- У тебя в лицензии осталось места на одну жалобу.

Караг вздохнул, но отрицательно замотал ушастой башкой.

Аэдан демонстративно отдал меч озирающемуся Ханноку. Подошел ближе, разведя руки, словно хотел лезть к кентавроиду брататься.

- Мне надо попасть домой. У меня важная информация с севера.

- Слушайте, почтенный, кажется вы что-то не понима-а-а...

Кан-Каддах быстро, так что едва удалось рассмотреть, подскочил к шестолапу. Треснул его кулаком по хребту, там, где звериная часть переходила в вертикальную. Варау тут же обмяк и завалился на бок, жутковато дергая лапами. Руки его все еще слушались, он приподнялся на них и попытался отползти, но замер, увидев перед носом медную пластину. Уже знакомую Ханноку.

- Нет, мой четвероногий друг, это ты чего-то не понимаешь. Я – Аэдан Норхад, сын Сойдана Кан-Каддаха, и клянусь мраком, ты доведешь меня в обход Ультана, туда, куда мне будет нужно. Чего бы это тебе не стоило.

- Ты… Ты спятил!

- У нас это семейное, - Аэдан ходил вокруг лежащего на земле гильдейца кругами, словно хищник вокруг жертвы, - Слушай, может я еще чего не знаю? Может, пока я был на Севере отец перестал быть правой рукой Великого князя? А также его мозгами и волей?

Караг поворачивал голову за ним, оскалившись и прижав уши.

- Вижу, что нет. Не перестал. А теперь слушай внимательно. Я слишком долго играл в примерного гражданина. Зря я это делал. Можешь и дальше упиваться своей независимостью, но подумай вот о чем – старик не побоялся половину священного города разнести ради своих целей. Как думаешь, что будет, когда он узнает про некоего черного неудачника, не желающего помочь любимому отпрыску? Интересно, кто страшнее – Хама или Отец Всех Крылатых Демонов Юга?

Судя по морде Карага, это он себе прекрасно представлял. Аэдан тепло ему улыбнулся и продолжил:

- Это был кнут. А теперь – пряник. Тебе отплатят бронзой. Обещаю. А еще я поговорю с папой на тему того, чтобы он прекратил наконец запрещать вашим беженцам селиться в центральных оазисах.

Видимо, последнее было серьезной и больной темой. Шестолап даже скалиться перестал. Наоборот – наставил торчком уши, как кот, увидавший сочную, беспечную мышь.

- Ты… Ты и впрямь это сможешь сделать?

Аэдан оскорблённо уставился на небо, словно спрашивая Нгаре-Громовержицу – Праматерь, ты это слышала?

- Да. Я это сделаю.

- Ладно, ладно… Хорошо! Здесь есть служебные ходы в скалах, еще времен Омэля. Если повезет, горы прикрыли от магии выход на ту сторону. Я поговорю с комендантом – он откроет дверь… Ради научной работы.

- Замечательно! Совсем другое дело! - все-таки Аэдан не княжий советник, меду лить в слова не умел. Варау вновь несколько увял.

- Ты идти-то сможешь? Или мне хребет тебе вправлять?

- Нет! Все в порядке, все в порядке! – Караг с трудом встал на лапы и сделал несколько шатающихся шагов, - Уже отпустило, видите!

Когда гильдеец уковылял в сторону заставы, Аэдан забрал у Ханнока свой меч. Химер помолчал немного, затем все же решился сказать, что думает:

- Кажется, теперь я понимаю почему ваш клан здесь не любят.

- Ошибаешься, Сарагар. Как раз поэтому наш клан все еще терпят. Терканнешу нужно, чтобы было кому доверить запачкать руки. Демоны для демонов, чтоб нас, - Аэдан не к месту внимательно разглядывал клинок. Покачал пальцем шатающийся обсидиановый отщеп, сплюнул.

- Тьмать. Но это не значит, что мне все это нравится. Док, у тебя спирт остался? Хочу запить тот факт, что мне пришлось хвалиться резней в Кауараке.

- И что теперь?

- Теперь это недоразумение добудет нам проход мимо зараженной области. Или поднимет толпу и нас развесят на деревьях. Тоже вариант. Мне надоело колошматить людей за старикову блажь… Док, я ведь пошутил.

Ньеч смутился и запихал фляжку обратно в сумку. Ханнок поправил лямку походного рюкзака и спросил, сам от себя не ожидая:

- Так это действительно правда?

Аэдан пожал плечами, продолжая с едва уловимой тревогой смотреть на пустую улицу, по которой ушел гильдеец.

- Зависит от того, что именно ты слышал о Юге.

Ханнок честно попытался вспомнить. И осознал, что толком и сам не знает, что может сказать. От Цуна до гор была всего неделя пути, но за ними был словно совершенно другой мир, о котором ходили фантастические слухи. Как так вообще получилось? Южане были определенно нгатаями, более того, словно бы вылезшими прямиком из кодексов о временах еще до вторжения Сиятельных. И одновременно – чужими.

- Ну… - сделал он попытку как-то выстроить из обрывков легенд и мифов связную мысль. - Говорят, что здесь некогда жил великий владыка демонов. Что он умел превращать обычных людей в химеров и соблазнил этим много падших душ. И творил он это несколько веков. И именно вроде бы из-за него Укуль организовал Шестой Священный Поход, еще за сто лет до Саэвара. А сам Саэвар, когда собирал Нгат по кускам обратно, его и убил окончательно… Ты говорил, что все большекрылые идут от одного предка, так? Аэдан… сколько тебе лет?

Аэдан весело хмыкнул:

- Ну надо же! А вот этого я не ожидал. Расслабься, мне всего сорок три. Саэвар лишь отрубил отцу ногу, но, когда в следующий раз отправился в прогулку по Ядоземью, старик уже отрастил новую. Они помирились и Сойдан получил чин Смотрителя Юга.

- Первым смотрителем был Ахашверош! Кавад, мой предок, получил от него дочь в наложницы! – обличительно наставила палец на Аэдана Сонни. Зверолюд понял, наконец, отчего она так хорошо разбирается в этом временном периоде. Известное дело, общинник будет дорожить даже таким родством с легендой.

- Ну да, - довольно сощурился Кан-Каддах, - Ахашверош, Сойдан Кан-Каддах, Самгьял Злая Кровь, Йатдзораи Великолепный, Сорок-Двенадцать… Он непростой человек и собирает имена и титулы, как иные – тарелки с видами известных городов.

Палец девушки задрожал, глаза расширились.

- Вот же тьмать…

- Да нет, это истинный мракотец, - хохотнул Аэдан.

- Ты… Ты же мне родич! – Сонни прижала ладонь ко рту. - Это что же такое…Что если во мне тоже демоница сидит?!

- Вполне может быть, - нет, этот южный мерзавец определённо вернулся в отличное расположение духа. - У старика сильная Спираль.

- Аэдан, ответь мне честно, - у Ханнока внезапно перехватило горло. - Ты не проезжал через Сарагар, когда ехал на север?

Внезапный родич расхохотался уже в голос, привалившись спиной к стене. Даже шапка упала с головы.

- Ха! Ха-а! Нет, это божественно. Просто божественно, ха! Ох, ха, Нгаре, когда-нибудь я напишу мемуары и зарисую ваши лица. Хо! Или пьесу! Ха-а-а! Пьеса - это тоже хорошо!

Отсмеявшись, утер заслезившиеся глаза.

- Нет, дружище, я там был один раз, пятнадцать лет назад. Ты явно старше. Увы, тебе не грозит получить мой меч в наследство. Да и потом, я не какой-то особенный. Только в моем поколении у меня семнадцать братьев и двадцать три сестры. Четверть Юга носит кровь Сойдана, хотя не все любят это признавать.

- И как мне к всему этому относиться? – спросил вселенную Ханнок, остекленело таращась в пустоту.

- Можешь звать меня дедядя, - предложил Аэдан, - Мы выдумали это слово специально для тех случаев, когда встречаешься с братом своего пра-пра-пра-прадеда.

Ханнок с трудом подавил желание завыть, как в первую ночь новой жизни. Дедядя, режь его печень милые, рыжие подмастерья…

Караг вернулся в сопровождении воина из гарнизона. К счастью, если шестолап и затаил месть, то отложил на потом – княжий человек отвел их к скальной стене долины. Снял печать с тяжелой двери, словно вырезанной из белой, гладкой кости – очередного наследия завоевателей с Внутренней стороны. Дальше в глубь Огненного хребта вгрызались старые нефритовые выработки, служебные тоннели и прорубленный уже при новых владыках ход на другую сторону.

Пока шли по этим тоннелям, химер не раз видел уходящие во тьму отвилки, лестницы и лазы. Некоторые была заложена камнем. Один – попросту засыпан упавшими с низкого потолка обломками, Часть камней блестела свежими гранями – возможно свежие, сдвинутые с места последними толчками. Из завала торчала рука – тонкокостная, четырехпалая, истончившаяся до кости, но почему-то не распавшаяся на отдельные фаланги. Тускло блестел прозрачный, янтарного цвета браслет.

Ханнок почувствовал, как щетинится загривок – показалось что тьма сгустилась до осязаемого состояния. Навалилась, словно подушка в руках заждавшегося коронации княжича. Сарагарец будто бы вживую услышал мерное, мощное дыхание неспокойных гор.

- Так. На меня смотри, морда… - Аэдан щелкнул пальцами перед зверолюдским носом. Ханнок сморгнул и утер пот со лба – тьма снова стала обычной.

Кентавроид, смешно припав передними лапами, наклонился к полу и потер когтем браслет.

- На удачу, - смущенно прижав уши, пояснил он недоуменным северянам. Ханнок подумал, что у местных все-таки странное представление об удаче.

- Боги, он еще и суеверен, - возвел очи к потолку Аэдан.

- Эй! Это труп… эм… мощи одного из первых проводников! Героя – он закрыл путь в лабораторию Омэля! Видите – всего четыре пальца, но без когтей. Тогда еще принимали Сиятельных…

- А еще он редкостный болтун, - доверительной сообщил нгатай. Не иначе как самому Ахри, владыке гор. Гильдеец насупился, но промолчал.

- А что, сейчас не принимают? – поинтересовался Ньеч.

- А сейчас их здесь не осталось, - варау подошел к огарку и прошептал, заговорщицки, прикрывая пасть ладонью, но так, что все отменно услышали, - Ну, вы знаете, эти Кан-Каддахи…

Теперь умолк Аэдан.

Внешняя арка встретила их светом, вначале ярким, бьющим в глаза, но потом оказалось, что лишь от пасмурного, затянутого облаками неба. А еще наконечниками копий в руках у стражи. Встрепанные княжьи люди, ругаясь, повскакали с лавок у костра. Один и вовсе выбежал из дверей хибары, покосившейся и словно вросшей в крутой горный склон. Мокрым и окутанным клубами пара. Комплект вооружения из тяжелого лакированного шлема и норовящего сползти полотенца смотрелся бы смешно, кабы не пика в руках.

- Вы кто? Назовитесь!

- Караг Анатаск, проводник, пост Нга-восемь. Вот лицензия.

- А эти?

- Временно аффилированные ассистенты.

Ньеч удивленно приподнял редкие брови. Переглянулся с ученицей, зашевелил губами без звука, явно повторяя нежданный от зверолюда научный жаргон.

- А… да. Понятно… А зачем они тебе?

- Для экспедиции с целью выяснения потенциального повышения фона в окрестностях. В связи с неспрогнозированным выбросом магии на объекте Ур-шестнадцать.

- Хо?

- Ультан проснулся, - перевел Караг.

- Кау, отец наш… - копье в руке стражника дрогнуло. Полотенце едва не довершило побег, пресеченный в самый последний момент. Что ж, похоже, есть и хорошие новости – вояк не припекло, может дорога впереди тоже чистая.

- Сейчас, вот печать. Удачи, проводник.

Караг учтиво поклонился, прижав руку к груди. А когда пост скрылся за поворотом вьющейся по ущелью тропы, тихо зашипел на Аэдана:

- Почтенный, я из-за вас порчу лицензию и влезаю в крупные неприятности. Надеюсь, оно того стоит.

- Не сомневайся, мой друг с звериным задом, - к Кан-Каддаху вернулось хорошее настроение. Теперь они наконец и совершенно без вариантов были на Юге. В Ядоземье.

Расщелина вела все дальше. Горячий ручей, текущий от заставы, вбирал в себя холодные притоки, постепенно расширяясь. К вечеру вдали послышался шум водопада. Они обогнули последнюю скалу и оказались на уступе над широкой долиной.

Со южной стороны Огненных хребет был странными горами. Если северные склоны отличались крутизной и вздымались от равнины Нгата единой стеной, прорезанной лишь несколькими перевалами, то здесь горы походили на груду битого кирпича, присыпанного пеплом. Отдельными блоками торчали столовые вершины. Скалились базальтовыми, гранеными обрывами останцы. Террасами обрывались к бурным рекам каньоны. Впереди, по самому центру долины прыщом топорщился молодой вулканчик. За этим карликом, вдалеке, словно осуждая возвышался величественный заснеженный конус.

- Нгаханг. Ворчливый дедушка. Если бы не выброс, мы прошли с его другой стороны. Жаль, там красивые места, - сказал Караг. Затем ткнул пальцем в ближний шлаковый конус. - Придется ограничится Капризным Внучком.

- А где тогда Злой Папа? – полюбопытвовал Шаи.

- Суровая Мама. – поправил гильдеец. – Мы стоим у ее ног.

Нобиль заозирался, но другой огнедышащей горы не увидел.

- Да вот же она, - обвел рукой круглую чашу долины Караг.

А ведь и впрямь, впадина, словно некий божественный цирюльник выдрал клещами гору из челюсти Огненного хребта. Ханнок осознал, что вновь смотрит на кальдеру. Только в отличие от прошлой, эта проснулась намного раньше и мощнее.

- Это какой же силы взрыв должен был быть…

- Необыкновенной. Кин-Тараг заслонили другие горы, но землетрясение все равно было таким мощным, что обрушило стены княжества, - вмешался в разговор Аэдан, - Именно поэтому Шиенен Яростень смог свершить то, что до нему пять сотен лет никому не удавалось – взять страну кинаев осадой… жалкий глупец.

- Жалкий? - обиделась Сонни. - Тебе, что ли, завидно, что Теркане не удалось так же подкопаться с Юга?

Сарагарец был с ней солидарен. О стены Кин-Тарага обломал зубы даже Саэвар Великий. Ему пришлось вторгаться на Юг по другим перевалам, многие из которых вскоре закрылись из-за проснувшихся вулканов или вспышек дикой магии. И самому Яростню пришлось в начале правления отправлять войска для усмирения восставшего Юга через зараженные земли – и недавно этот несносный Кан-Каддах хохотал над этим!

- Мы тоже были глупцами. Нам повезло, что нас каждый раз разбивали в пух и прах, - пожал плечами терканай.

А вот это уже странно. Ханнок даже не стал спешить записывать мяч в южное кольцо.

- Шиенен возомнил себя древним завоевателем из Детей Богов, - сжалился над их недоумением Аэдан, - Решил показать всем, что готов возродить старый обычай. Нацаху. Вырывание с корнем. Его воины вырезали языки двадцати тысячам пленных кинаев и разослали на работы во все уголки северного царства. А до того так порезвились на пепелище, что даже те, кто сохранил речь вряд ли захотели их спасать.

До Ханнока наконец дошло. Но он позволил южанину досказать.

- Смешно. Кинаи столько веков подрезали собственных торговцев, лишь бы не занести оволчение за пределы княжества. Основали лучший тайный орден охотников за головами, чтобы ни один ренегат не рассказал бы миру об оборотничестве. Похищали ученых по всему югу, чтобы никто про него даже не догадался. И ради чего? Шиенен, эта бледная тень Саэвара, похерил все их труды за один поход.

Кан-Каддах в сердцах пнул камень, отправив его в долгий полет на дно кальдеры.

- А самое мерзкое знаете, что? Теперь мы, прочий демонский Юг, идем по тому же пути.

---

Ханнок припомнил карту и прикинул что большая часть этой странной земли состоит из такой же мешанины плато, каньонов и изолированных вулканов. В детстве он любил рассматривать старые карты из укульского архива. На них южный Нгат был изображен куда более зеленым, с пририсованными повсюду деревьями. Таким он казался куда более пригодным для жизни и многообещающим для поселения.

Хаос и пятна – такое впечатление оставляла природа Терканнеша. Местами склоны заросли низкими, корявыми соснами и можжевельником. В других – щебень и голая земля, красная, желтая или серая. Выше вздымались скалы, часто полосатые. А на высочайших вершинах лежал снег – чаще всего по левую руку, где хребет выше. По правую – реже, хотя отдельные горы, взять тот же Нгаханг, легко преодолевали рубеж. Они шли на восток.