- Так зачем ты говоришь, пришел?
Низенький старичок с седыми волосами, больше похожими на солому сидел на деревянной ступеньке перед входом в свой домишко. Сморщенное лицо было неприятным, вся кожа покрыта темными пятнами. Небольшой прямой нос и глаза. Они не сдавались старости, были живые, а взгляд очень мягкий и добрый. Он постоянно щурился, хотя солнце было спрятано за темными облаками. Просторная крестьянская одежда была больше похожа на мешок для картошки, чем на одежду. В руках старичок держал небольшую чашечку с какой то ароматной жидкостью. Он внимательно посмотрел на своего собеседника.
- Я еще не говорил.
- Да, и правда, но поскольку теперь мы оба знаем, что говорить ты умеешь, то может, все-тики расскажешь, что такому представительному человеку потребовалось от моей скромной старческой персоны?
Собеседником старичка был высокий, на вид молодой, опять же, на вид человек, среднего телосложения, одетый в простую темную рубаху и холщевые штаны, подвязанные нитками у самых голеней. Длинные угольно-черные волосы доходили до середины спины и были заплетены в косу. На ногах у него были одеты сандалии.
- Извините за мою невоспитанность, - он поклонился, - я хотел попросить Вас взять меня к себе в ученики.
- И чему это, интересно, ты собираешься учиться у меня? Я, знаешь ли, обычный крестьянин, выращивающий чай.
- Лучший чай на сто километров вокруг, - незнакомец улыбнулся.
- Ты, конечно же, врешь. И на двести и на пятьсот нет чая лучше, чем у меня, - он хрипловато рассмеялся, - входи в дом, там стоят два ведра, возьми их и сходи к ручью. Да, а зовут то тебя как?
- Ди.
- Ужасное имя, иди быстрее, скоро стемнеет, а у меня совсем не осталось запасов воды.
Молодой человек пошел в дом и вышел оттуда с двумя деревянными кадками, примерно по пятьдесят литров каждое. Он взял деревянное карамысло и, повесив на него ведра, направился к ручью по направлению, которое ему указал старичок.
Вернулся он примерно через час, с трудом таща на себе ведра, до верху наполненные водой. Пот катился по его, спокойному на вид лицу.
- Быстро. Прошлый гость пришел только на следующее утро и без воды. Входи в дом, темнеет, пора бы и поужинать. Да, отнеси воду в бочку за домом.
Ди дотащил ведра до этой бочки. Она была почти до верху наполнена водой, принесенная им еле вместилась. Улыбка заиграла на его лице, и он довольный, вошел в дом вслед за старичком.
Снаружи это была лачуга, но внутри все-таки настоящий дом. Везде было чисто, хотя мебели почти не было, одинокий топчан валялся в углу, а небольшой чайный столик прямо посреди комнаты, недалеко от очага, пристроенного к стене. На очаге висел котелок, а в нем что-то весело булькало. Больше всего эта масса напоминала кашу.
- Можно мне звать Вас по имени?
- Зови, только по моему, а не по имени какого-нибудь алкаша из ближайшего городка. Да, и не забудь прибавлять «учитель», - старичок прошел к очагу и наполнил две глубокие плошки кашей, после чего прошел к столику и сел на пятую точку, скрестив ноги перед собой. Он поставил одну напротив Ди и стал есть, при этом громко чавкая.
- Учитель Тора… - он не успел договорить, так как получил по лбу деревянной ложкой.
- Если хочешь есть – ешь, главное молча.
Ди принялся за еду, чашка опустела быстро, и Тора налил две чашки чая, который они долго смаковали, наслаждаясь непревзойденным вкусом.
- Я был неправ, соврав Вам, учитель Тора, и за тысячу километров нет чая лучше.
- Это печально… Скоро я стану делать такой же хлам, как и остальные. Как говорят в городе, отсутствие конкуренции. Я вижу твои ладони. Ты мог бы взять свой меч с собой. Места у нас дикие, до ближайшего поселка день пути.
- Зачем мне приходить с полной чашкой?
- Старая история, но верная. Завтра я иду в поселок, а поскольку ты решил мне помочь, то ослик немного отдохнет. А сейчас пора спать, совсем уже стемнело.

Глава 1 Найдёныш
В городе Рубиус начало работать Дизустерно-генуротронное оповещающие устройство. Оно представляло собой матрицу переплетённых разноцветных, генуротронных лучей, которые постоянно перемещаясь в разные стороны, и в момент скачка энергии создавали мощную звуковую волну, и тогда громкий звук расходится во все стороны.
На всех генуротронных панелях установленных на энергетических фасадах зданий, по всему Рубиусу появилась, спроецированная, надпись, которая доводила до горожан следующее. Пятнадцатый Император планеты Огнутес, сегодня в назначенное время сообщит важную новость.
Все жители города Рубиуса прекрасно знали это время, многие века Император его не менял, считал эту традицию важной для всех Жителей Империи Гундерус и дал этому времени название- новости из Императорского дворца, всё потому, что Императорская династия чтит традиции с давних времён.
На дворе стоял трёхсот миллионная эра по Гундеровскуму календарю. В этом способе исчисления времени, которым являлся календарь, все жители были уверены в его точности.
На волновой площади стал собираться народ, и с каждой минутой его подходило всё больше и больше. Всех интересовал один вопрос, что же скажет им сейчас Император?
Через некоторое время на генуротронном табло, Императорского дворца, как и много веков до этого. Появилось с проецированное изображение Императора, который сидел на Дизустерном троне. Он поднял руку вверх, это означало, что Император будет говорить. Толпа на волновой площади замерла в тревожном ожидании.
- Мои верные подданные, я собрал вас сегодня здесь, чтобы сообщить важную новость. Сегодня, Императрица Олерия родила мальчика – моего наследника, и я повелеваю о том, что мой сын, взойдёт на престол после моей отставки, пускай это противоречит нашим закону наследования трона от брата к брату, но когда-то его надо менять, я считаю, что такое время настало, такова моя воля.
Толпа загудела от услышанной новости, и тут на генуротронной панели появилось изображение, как двоюродный брат Императора Юрмениус, отталкивая охрану, врывается в зал к Императору и обращается тоже к народу
- Неужели вы этому обрадовались? Это заявление о наследовании правления империей является нарушением нашего общепринятого наследования престола, за старшим братом на престол всегда восходил младший брат, а не сын Императора. Неужели вы не воспрепятствуете самодурству нашего Императора.
Толпа на площади взревела, слышались крики.
- Мы полностью согласны с Императором, он поступил правильно!
И император продолжил свою речь.
- Своё решение я не считаю самодурством, так как я не уверен в благих намерениях своего двоюродного брата, он отличается особой жестокостью к другим людям, и я не хочу, чтобы мой народ страдал от Императора - самодура, который способен утопить народ в крови. Мой двоюродный брат таким и является.
- Ты ещё пожалеешь об этом и не раз, Император! Со злостью в голосе крикнул Юрмениус.
После этих слов он удалился. Все с волновой площади начали расходиться, обсуждая услышанное.
Эта планета находилась в глубине вселенной, в самой дальней части звёздной бесконечности, во мраке галактик, там, куда полёт займёт много времени и энергии, и началась эта история.
Но продолжение этого рассказ лучше начать с другого уголка вселенной. В галактике Анреуриус на восьмой планете Янкрис от Норплинса в городе Чарбунге на улице Яндрог в небольшом доме № 8, который был построен из Сингрома . Этот материал использовали семьи, у которых достаток был небольшим. Жил маленький мальчик, которого звали Дивидий.
Он рос активным, веселым, любознательным ребёнком, любил читать фантастические книги, но из-за небольшого финансового достатка в семье, он вынужден был брать книги у друзей, которые не всегда давали почитать новые.
Читая книги, он представлял себя героем литературного образа, они дарили ему пищу для фантазии и размышления. Погружаясь в книги, мальчик представлял себя в будущем, там он был с героями, которые бороздят просторы вселенной, и видел себя капитаном пилотируемого космического Бульдера .
Его отец - Сирфоён работал на заводе по добыче и переработке генертной плазмы. Завод был единственным во всей вселенной, добывающий и использующий этот редкий природный ресурс. Данный материал использовался для изготовления сверхпрочных корпусов Супердизетронных Бульдеров, корпуса, изготовленные из этого сплава, позволяли увеличивать скорость полётов до предельно допустимой-10000 Гедрэсоров .
Платили ему очень мало, так как не всегда завод успевал продавать свою продукцию из-за того, что планета Янкрис находилась в стороне от транспортного маршрута.
Работа его отца заключалась в том, что он следил за процессом переработки плазмы, а для этого он через определённое время проверял показатели приборов и записывал в контрольный журнал.
Завод снаружи представлял собой гигантский многоуровневый промышленный комплекс со своим межцеховым транспортом. Из труб завода выходили постоянно загрязняющие воздух промышленные выхлопы, и по этой причине начальство завода платило большие штрафы городу, но для устранения недостатков в системе очистки отходов, оно ничего не предпринимало.
Единственное, что было сделано для рабочих завода это выделение участков земли бесплатно для постройки домов на обезвреженной, и облагороженной территории, бывшей свалки отходов от производства генертной плазмы.
Строительство дома семья осуществляла самостоятельно, стройка растянулась на два года. До того как Сирфоён устроился на завод, он работал на заправке Бульдеров и жили с женой в общежитии при заправке.
У них решение о постройке собственного дома возникло после нахождения брошенного ребёнка.
Африндия, его жена, была домохозяйкой. Их дом внутри был прост потому, что красивых и дорогих вещей они не могли себе позволить. В доме было всего три комнаты.
При входе в дом сразу в глаза бросались голые стены, так как не хватало денег на обойное покрытие, которое давало бы дополнительное тепло и эстетику. В прихожей, из мебели, была только обувная полка, и вешало из простого дерева.
Первая комната была спальней: в ней стояли три кровати, сделанные из того же дерева: одна кровать стояла у окна, из щелей которого всегда дул холодный ветер. Вторая кровать стояла прямо впритык с бельевым шкафом, и для того, чтобы открыть шкаф, каждый раз приходилось отодвигать её. Третья же кровать стояла в самом неудобном месте и мешала открывать дверь - все это получалось из-за того, что комната была очень маленькая, так как при строительстве еле-еле хватило денег построить хоть какой-то дом.
Вторая комната была столовой, если её можно было так называть: посередине комнаты стоял одноногий круглой формы стол зелёного цвета, сделанный из Чуборного дерева, которое растёт в заброшенном карьере и является очень вредным для здоровья, но если покрыть его специальным покрытием, оно становится безопасным. У стола стояла длинная скамья с изогнутыми ножками из того же Чуборного дерева.
Кухней служила кладовка, в которой стоял стол с гладкой поверхностью для предварительной обработки продуктов, а рядом, в правом углу от входа, располагалась Генуротронная плита с одной активной частью для приготовления продуктов питания при больших генуротронных потоках.
Освещением в доме служили шарообразные устройства на потолке в каждой комнате, накапливающие в себе определённое количество генуротронной энергии и в момент падения уровня освещенности автоматически активировались приборы, давая освещение в доме.
На полу во всём доме, лежало гладкое покрытие, изготовленное из дешевой смеси смолы чуборного дерева с мелкой крошкой от отходов генертной плазмы с добавлением обезвреживающего песка.
Сирфоён был высоким стройным голубоглазым блондином с фигурой атлета, одевался в черный костюм и носил чёрные ботинки, одевался строго, но со вкусом, а его жена Африндия - высокая брюнетка с длинными, шелковистыми волосами, худощавая и всегда одета в костюме строгого классического стиля.
Семь лет назад, они нашли подкидыша в корзине, там же записку, с именем Дивидий и фамилией Лейнес . Из-за того, что у них не было своих детей, Африндия и Сирфоён сосредоточили всю свою родительскую любовь на этом ребёнке. И уделяли ему много внимания, чтобы он вырос развитым и смог бы, потом самостоятельно адаптироваться к взрослой жизни.
Он подрос - нужно было думать о его будущем, и приёмные родители решили его отдать в Ерчунг , это школа, по сравнению с другими школами была самая территориально доступная, так как семья не имела достаточных средств на транспортные услуги.
Дом Дивидия располагался на окраине города, и к тому же первая остановка городского транспорта была далеко, и до неё надо было идти пешком минут десять.

Завтра ты станешь другим…

2060 год, 1 января. Два месяца до окончания реабилитации.

– Откройте рот шире, – В руках девушки блеснула игла шприца.
– А это больно? – спросил я.
– Самую малость, вы не почувствуйте.
Я растянул губы в улыбке. С детства не люблю стоматологов. Сердце бешено колотится при виде игл, лезвий, а от запаха обезболивающего в глазах мутнеет. И хотя на дворе середина двадцать первого века и бояться зубного врача – позор, мне не победить страхи. Я могу искупаться в ледяной воде, съесть живого таракана, а вот сходить вылечить зубы...
– Откройте еще шире.
– Куда шире?!
– Послушайте, – она нахмурила бровки. – Вы сами пришли. Насильно никто не тянул. Будьте добры слушать меня. Откройте рот ши–ро–ко. Понимаете? Ши–ро–ко! Не тратьте мое драгоценное время!
Стерва. Знаешь с кем разговариваешь? Одно слово... Не кипятись. Она права. У тебя в двенадцать встреча с главными акционерами. Не забыл?
Я окинул взглядом кабинет стоматолога: на стене красовался постер с изображением четырех гномов прыгающих вокруг дерева, рядом с входной дверью улыбался беззубым ртом манекен голливудской звезды. Отсутствием чувства юмора здесь не страдают.
– А у вас уютно. – Сказал я.
– Спасибо. – С арктическим холодом в голосе ответила она.
Дужки моих очков завибрировали, на линзах-экранчиках бегущей строкой выползло сообщение «Доктор Пафнутий Цукерманович Изенштейн». Я вытащил из кармана футболки блютуз-наушник и запихал в левое ухо.
– Алло, – наконец–то доктор позвонил мне. – Пафнутий Цукерманович, приветствую вас.
– Здравствуйте, Игорь Юрьевич, – голос доктора показался взволнованным. – Молодой человек, простите за отсутствие изображения, наши спецы повредили главную сеть. И спешу огорчить. Ваш дед, возвращенный к жизни двадцать пятого декабря прошлого года, не подлежит реабилитации. Не знаете, что он вчера выкинул? Когда мы попросили перепечатать текст из книги на компьютер. (С трудом нашли книгу в бумажном варианте, весь интернет переворошили!) Он тыкал пальцами в клавиатуру более пяти часов! Две страницы! А дня три назад ваш дедушка... плюнул мне в лицо! Я отказываюсь работать с ним. – Доктор вздохнул с облегчением. – Дед... простите... дедушка умер рано и воскрешен слишком поздно.
Я поморщился. Трижды черт! Изенштейн – мастер в своем деле. Около пятисот человек вернулись в мир живых полноценными людьми благодаря ему. Среди реабилитированных – Василий Курганов, когист начала двадцать первого века, Сергей Носов, биолог, создатель лекарства от СПИДа, Джон Васекс, творец первого действующего центра крионики. И многие–многие.
– Пафнутий Цукерманович, – я должен уговорить его.– Молю вас: верните родного человека. Не ради денег и славы. В детстве я поклялся... Впрочем, не важно. Вы знаете кто я, я знаю кто вы. Прошу, за ценой не постою.
Интересно: Изенштейн будет ломаться, повышая цену за лечение? Или согласиться сразу? Пару лишних десятков тысяч евро у меня есть. Но не хочется переходить грань разумного и отдать больше. Если он видит во мне курицу, несущую золотые яички, то ошибается. Я крокодил с золотыми зубами. Острыми как лезвия бритвы.
– Эээ... Игорь... Давай на «ты», мы же ровесники? Спасибо. Я проведу новый курс лечения. Сроки по реабилитации возрастут на один месяц. Если готов ждать.
– Готов! И еще: соедини с дедом? – В горле пересохло.
– Это может повредить процессу, но я позволю. Подожди минутку.
Наушник зашипел, словно внутри не провода и чипы, а маленькая гремучая змея. К голове прильнула кровь, уверен, сейчас я покраснел аки рак. Секунда, две. Почему не соединяют?
– Игорек? – Дедов мужской баритон я узнал бы из миллионов. – Внук, ты где?
– Я здесь, дедуль, – Голос дрогнул. Еще чуть–чуть – заплачу. – Как дела?
– Прикидываешь: вчера, значит, сунули книгу. Догадайся какую? Камасутра! Без картинок! И попросили пере...
– Мне Пафнутий Цукерманович рассказал. – Я перебил деда. – Делай все, что скажут. Если все будет хорошо, я заберу тебя. Пообещай мне, что будешь делать все, что скажут. Дед, мы как в детском садике сейчас разговариваем. Или как в американском боевике. «Не умирай, Нора!» «Не умру, Арни.» Чувствуешь фальшь?
– Гм. Ладно, Игорек, мне на процедуры пора. Пока...

2060 год, 16 февраля. Две недели до окончания реабилитации.

Дышать стало тяжело, грудь словно сдавили тиски. А на веки будто нацепили пудовые гири. Я с трудом открыл глаза.
Ветви деревьев были склонены к земле, рекламные стенды скошены.
По дороге со скоростью эстонских улиток двигались машины. Серого цвета, с тонированными стеклами. Вдоль обочины красовались манекены девушек, одетые в джинсовые черные шорты и рыжие топы. Мгновение... Их тела начали плавиться, пластмасса зашипела, красиво очерченные руки покрывались пузырями. Но как это получается?!
Толчок в бок.
– Твою мать, смотри куда прешь! – бросил я.
– Что-о-о-о?
В меня вклинился... муравей? Закованный в литой, отливающий металлом хитин, он покачивал выпуклой головой и вычищал сяжки, прохватывая их через жвалы.
– А... А... Вы кто? – промямлил я.
Муравей шевельнул влажной щеточкой по фасеточным глазам.
Шизофрения, Игорь. Между прочим, неизлечимая болезнь...
Проснись! Я вскочил с кровати.
– Свет! – прошипел я.
В глаза выстрелили и кольнули лучи ламп. Не устояв на ногах, плюхнулся на кафельный пол. Наплевать. Не встану. Буду лежать, сил нет подняться. Сердечной мышце надо расслабиться. Вон как стучит, будто пробежал десять километров по Сахаре. А сколько времени?
– Время! – почему нельзя задавать дурацкому компьютеру команды мысленно.
– Двадцать три, ноль, ноль по Гринвичу. - Ответил женский голос из колонок.
– Хоть по Фаренгейту!
Надо меньше есть мяса на ночь. Помру с такими снами.. «Не помрешь!» - намекнул внутренний голос. «Сдохнешь – оживят».
Еще с дедом надо решить проблемы. Надоело мне мучиться. Все доктора в один голос твердят о невозможности возвращения человека к нормальной жизни после полувекового «несуществования». Если бы год, то – да! Пять лет – да. Десять, пятнадцать. Но пятьдесят! Я могу, конечно, стереть память! И «скинуть» новую жизнь. Но уничтожать придется все воспоминания! Доктора, ученые-биологи до сих пор не знают, что надо стирать. Хочу, чтобы дедуля помнил всё. Я должен его вернуть!
Но как? Стирание памяти сразу отметаем. Второй способ – поместить деда в виртуальный мир. Но это – обман. Врать я не буду.
Что же?! Дед сможет реабилитироваться! Смог же научиться пользоваться компом, смог изучить пять языков программирования, смог! Надо верить.
Я сжал кулаки. Раз не смогли доктора обучить, смогу я. Завтра заберу деда.

2060 год, 29 февраля. Один день до окончания реабилитации.

Тормоза машины взвизгнули. Сто пятьдесят километров в час, сто семьдесят километров в час. Быстрее, быстрее! Будто не на «порше» еду, а на карете.
Дед, дед! Почему ты умер так рано? За те пятьдесят лет, что ты провалялся в морозильной камере, мир ускорился в развитии. Появилась возможность полетов в космос к далеким галактикам. Представь, человек теперь живет бесконечно долго. Сколько можно успеть сделать!
Остался один шаг до бога.
Ты умер, но я тебя воскресил. Я помог богу вернуть «хорошего человека». Но не запросто так. Дед, придется догонять человечество. И если у меня с тобой что-то не получится – исправим.
Машина остановилась. Я увидел здание центра по реабилитации «Завтра ты станешь другим». Дед, наверное, ждет меня, волнуется. Ничего, уже иду.
Глубоко вздохнув, прошептал:
- Дед, ты знаешь кто я, а я знаю кто ты...

На закате
Его заметила Кэтрин.
Шел ливень. Я сосредоточился на дороге, но хоть спидометр и не превышал отметки в сорок километров, приходилось вглядываться вперед через струйки воды, с которыми не справлялись дворники. Один неверный поворот и скользкий асфальт уйдет из-под шин.
— Джек, смотри!
Кэтрин показала на фигуру человека. Сначала мне показалось, что это только камень, один из тысячи причудливых силуэтов, сформировавшийся после обвалов, но, приглядевшись, я различил руки и голову. Человек смотрел на море и не повернул головы, когда наша машина проехала мимо.
— Надо остановиться, вдруг, ему нужна помощь, — сказала Кэтрин.
— Не думаю, что это хорошая идея…
— Остановись, мы только спросим его.
Кэтрин всегда была отзывчивой, из тех людей, у которых не нужно просить помощи, чтобы они оказали ее. Мое сердце сжалось при виде одинокого человека под дождем, но я бы не остановился. В этом и была главная разница между мной и Кэтрин: она бы не простила себе равнодушие.
Я остановил машину. Кэтрин хотела вылезти, но я остановил ее и дал задний ход. На обочине вода собралась в лужи и отрезала путь к каменному завалу. Темная фигура не отозвалась на сигнал, и я опустил стекло, чтобы убедиться, не каменная ли глыба возвышается впереди. Тогда он повернул голову, словно только-только заметил нас, впрочем, сразу же потерял интерес.
— Не думаю, что ему нужна помощь, — сказал я.
— Надо спросить.
Я крикнул, но человек игнорировал нас. Пришлось выбраться на мокрую дорогу и бежать, не жалея ботинок к незнакомцу, которого угораздило стоять здесь в ливень. Я еще раз окликнул его, и взгляд поднялся к горизонту за морем, где горела полоска предзакатного неба.
— Красиво, — сказал я, чтобы хоть так начать разговор. — Послушайте, вам точно не нужна помощь?
Моя рука почти коснулась плеча, но, не встретив твердой преграды, вошла внутрь незнакомца. Я мог бы поклясться, что отчетливо видел каждую складочку на тряпичной куртке, каждый волосок на затылке. Глаза отказывались верить, что человек под дождем — бесплотный дух. Пожалуй, только тогда я обратил внимание, что на него не падают капли; вода проходит сквозь тело и по камню стекает в лужу. Он повернулся, и я разглядел рыжую бороду и яркие голубые глаза. Он по-доброму улыбнулся, дав понять, что помощь не нужна.
— Что случилось? — спросила Кэтрин, выбравшись из машины. — Что он сказал тебе?
— Ничего, — признался я, но затем поправился: — Сказал, что у него все хорошо.
— Вы уверены? — спросила Кэтрин у одинокой фигуры.
Человек повернулся к ней и вновь улыбнулся. Нет, ему не нужна помощь.
Я никогда не рассказывал Кэтрин, что человек у обрыва — бестелесный дух. Интересно, кем он был на самом деле? Впрочем, у меня никогда не будет времени разузнать о призраке, стоящем на горной дороге.
Через много-много лет, когда Кэтрин не будет рядом, я соберусь с силами, выберу выходной, в который поеду на то самое место. Я дождусь вечера, и призрак появится на камне, словно ждет меня все эти годы.
В своей одинокой старости я приезжаю сюда каждый вечер, иногда беру с собой пиво, для себя и единственного бестелесного друга. И хотя он никогда не пьет, я боюсь показаться не вежливым. По телу пробегает приятный морской холодок, но теплая дружеская улыбка согревает душу. Легкое пиво приглушает сознание и оставляет в мире только море и закат. Здесь, на самом деле, очень красивый закат.
19. 05. 2008
Лекс Картер