Давно Хорн не видел такой грозы: ветер срывал крыши крестьянских домов, молния с завидной частотой била в шпили высотных зданий, попутно круша черепицу в клочья, река пересекающая город вышла из русла и размывала дороги и близлежащие постройки. С высоты птичьего полета было видно, что узкие улочки-артерии Хорна были заполнены людьми в поблёскивающих при вспышках бури доспехах и оружии. Гроза, очевидно, была усилена с помощью волшебства, чтобы скрыть начало, а после дать фору штурмующей стороне. У парадного барбакана замка уже вовсю кипела битва, а чуть дальше за барбаканом схлестнулись в дуэли рядовой имперский лучник и волшебник третьей категории, бывший наставник школы магии, а ныне бежавший каторжник и предатель – Хенрик Серый.
Сквозь шум дождя приглушенно звякнула тетива. Хенрик вытянул руки перед собой, скрестил пальцы в магической формуле и произнес заклинание. Стрела, со свистом рассекающая капли дождя глухим звоном врезалась в защитный барьер и, закружившись в предсмертном танце, упала рядом с волшебником. Одной рукой поддерживая защитное заклинание, Хенрик свободной смел капли дождя с лица и принялся плести боевое, повторяя про себя одну и ту же фразу с каждым разом все громче и настойчивее. В левой руке медленно скапливалось вьющимися лучами яркие как солнечный свет энергетические потоки, плавно образовывающие сгусток. С каждым оборотом заклинания, которое Хенрик уже не шептал и не говорил, а выкрикивал, шар рос как на дрожжах. Это стихийное заклинание было как никогда к месту. Оно собирало в грозовую погоду из ионизированного воздуха всю энергию, стекаясь в пучок и образуя шаровую молнию. Заклинание было чрезвычайно эффективно в грозу и совершенно не смертельным в обычный солнечный день.
Со стороны врага послышался натужный стон натянутой тетивы. Стрела прошла по дуге и воткнулась в стену за спиной Хенрика. Волшебник и глазом не повел. Небо неистово громыхало, напоминая дуэлянтам о своем отнюдь не доброжелательном присутствии. Разряды молний били в близлежащие строения, освещая окрестности. Земля не справлялась с большим потоком воды неизвергнувшегося с небес. Широкие ручьи размывали землю. Стоять на месте с каждой минутой становилось все труднее – ноги то и дело норовили соскользнуть. Хенрик сосредоточился на заклинаниях, требующих особой концентрации, и старался не обращать должного внимания на неприятеля в купе с разбушевавшейся стихией. Тем временем шаровая молния достигла размеров с добрую бадью, и волшебник резко оборвал плетение, убрал защитный барьер, и силой швырнул заклинание в неприятеля.
Шаровая молния, издавая жуткий гул и треск, кинулась на лучника. Стрела свистнула над ухом. Смертельная сфера по пути задела пару связанных боем латников, те с криком осели на землю, испуская тонкие струйки пара от раскаленных лат. Сила заклинания была такой, что при контакте живое существо в мгновения ока превращалось в обугленную головешку, не говоря об оплавленном железе, которым они были увешаны с ног до головы. Через еще два человека заклинание, наконец, достигло цели. Лучник, взвизгнув, упал в грязь, а шар пролетел еще пару саженей и с треском исчез в небытие.
Слипшиеся волосы застилали глаза, одежда висела мокрой тряпкой, тело била дрожь, а от рук волшебника исходил пар. Раскат грома и яркая вспышка вернули Хенрика в реальность и он, скользя, кое-как переступая через обугленные тела, добрался до восточной стены замка. «Хенрик… Скорее… В темницу…» – в голове мага раздался голос полный скорби и отчаянья. Хенрика прошиб озноб от ледяного голоса, казалось, замерзает душа и разум покрывается инеем. Колдовать было тяжело, а мыслить в два раза тяжелее. «О Боги» – подумал Хенрик – «За что?». Но стиснув зубы, двинулся дальше.
В это время у северной стены с грохотом пали железные ворота барбакана и в замковый двор с криками и скандирую лозунги, предвещающие страшную смерть узурпатору, ворвались войска повстанцев. Хенрик старался держаться тени у стен и не выдавать себя, но частые вспышки стихии препятствовали этому плану. Мокрый балахон мешал двигаться, два раза чуть не потеряв равновесие, волшебник с горем пополам добрался до черного входа замаскированного плющом. За углом внезапно громыхнуло, толи молния ударила в замковый двор, толи пали ворота самого замка. «Торопис-с-сь…» – прошипел в голове уже знакомый голос. Хенрик судорожно проглотил ком в горле, обнажил кинжал, вежливо перенятый у лучника, и открыл потайную дверь.

***
Уже как неделю должна была свирепствовать цепкая зима, но настойчивая осень никак не хотела отпускать Мать-Землю из своих скользких объятий. Дождь монотонно барабанил по стеклу трактира доверху забитого людьми. Некоторые что-то возбужденно обсуждали, некоторые лаялись, некоторые смеялись, только менестрель в углу деловито бренчал на лютне и неожиданно мягким баритоном затянул всем известную песнь, начиная отрабатывать положенный гонорар. Звон монет, стук посуды, треск поленьев в очаге – все сопутствовало полу-мрачной атмосфере трактира.
В углу трактира сидел волшебник. Как и положено большому городу в Хорне была школа магов, как и положено большому городу был здесь и Совет Магов, который величаво называли Совет Жемчужного Ока, так что встреча волшебника Хорне была обычным делом, народ к этому попривык и особого внимания не обращал. Одет волшебник был в темно-зеленый балахон с накинутым на голову капюшоном. На вид он был молод, нижнюю часть лица украшала небольшая аккуратная бородка, которая лаконично гармонировала с подстриженными бакенбардами, а левый глаз пересекал узкий шрам. Сам же глаз остался невредим, что придавало некий шарм и мужественный вид человеку. Волшебник устало перекатывал ложкой горошины в деревянной тарелке и прислушивался к разговорам окружающих, он определенно чего-то ожидал. За окном сверкнула молния, и дождь усилился, повествуя о грядущей ночной буре. Волшебник облизнул губы. Он учуял странный привкус, который внезапно появился в воздухе и который определенно ему не понравился, затем скинул капюшон и осмотрелся. «Странно» – пожал он плечами и вернулся к трапезе.
Дверь со скрипом открылась и в трактир зашли двое мужчин. Зал сразу притих, больше никто не смеялся и не ругался, даже менестрель, который, между прочим, еще не отработал свой хлеб, замолчал.
В центр таверны вышел крепкий для своих лет мужчина атлетичного телосложения в кольчуге с седой подпоясанной бородой. Через спину на кожаном ремне висел внушительный двуручный меч. Его звали Дарин Кузнец, староста Нижнего круга ремесленников и крестьян, бывший сотник в армии короны, а ныне рядовой кузнец-оружейник избранный старостой на третий срок за усердие перед народом, прирожденный лидер. По выражению лица Дарина всем сразу стало ясно, что хороших новостей ждать не стоит, а вечер предстоит не из легких.
– Сразу к делу. – Сказал он, – У нас есть поддержка почтенного ордена магов, сир Эомер, – староста указал на стоящего по правую руку высокого худощавого волшебника, – и три сотни мечей Винтерхельма за стеной благодаря сиру Эдвану. Нижнее кольцо уже в нашем подчинении, Среднее обещают открыть торговцы к полночи. – говорил староста четко и быстро, времени явно было в обрез, – Волшебники грозой обеспечили нам свободное передвижение по городу, этого хватит чтобы добраться до замка незамеченными…
«Так вот откуда этот привкус! Магия!» – подумал волшебник сидящий в углу.
…Мы закончим восстание так же быстро, как и начнем его! – Зал поддержал старосту одобрительными возгласами. Как только все стихли, Дарин сменил тон с делового на приятельский:
– Ваша задача, мои командиры, – он обвел взглядом всех собравшихся в таверне, – взять на себя отведенные вам роли. Встречаемся в полночь у внешнего кольца, у вас есть час чтобы попрощаться с близкими… – эту фразу он сказа с особой горечью. – Р-р-разойтись!
Староста, гремя подкованными сапогами, направился за стойку, по всей видимости, перекинутся парой фраз с владельцем таверны. Зал быстро опустел. За всеми последовал и сидевший в углу волшебник, но неожиданно Эомер схватил его за плечо и усадил на место.
– Ты думал, я тебя не узнаю? Ты думал, что простой морок сможет скрыть тебя от меня? – Эомер провел рукой перед лицом неизвестного волшебника морок пылью осел на столе.
– Хенрик, что ты сделал с посланцем Ордена? – продолжил Эомер.
– Кажется, вам придется найти нового. – Сказал Хенрик и поднялся к выходу.
– Я знаю, зачем ты здесь. Темница, ты найдешь там, что ищешь. – Сказал Эомер ему в след

Город был расположен на холме и представлял собой многоуровневый испещрённый четырьмя центральными улицами-артериями и тысячами мелкими капиллярами. Улицы ежедневно струились, словно жизненной влагой, торговыми караванами и новоприбывшими гостями столицы.
Хорн делился на три уровня, каждый из которых был окружен каменной стеной с башнями и барбаканами. Нижний уровень был представлен низшим сословиям, в основном это были крестьяне, мелкие торговцы, воровские гильдии и храмы. Средний уровень был одним большим торговым павильоном, где можно было найти практически любые товары, от заморских пряных специй, до искусных ювелирных изделий подгорных мастеров. Здесь также располагались крупная торговая, теологическая и волшебная гильдии конкурирующие между собой. И последний Королевский уровень составляла крепость, в которой заседал Совет Жемчужного Ока и наместник города А городские стражи и регулярная армия располагались в самих стенах между уровнями города.

Второй Вавилон. Рассказ второй.
Фролов Артём

8 часов 33 минуты, а.m.
- Итак, господа, каким будет наш следующий шаг? - спросил Генри Лайт.
- Следующим нашим шагом станет вступление Второго Вавилона в открытое противостояние с движением Сопротивления, - ответил Пол Свайндлер. - Аарон Бэйл сделал первый шаг, захватил одну из наших нефтяных платформ, совершил "отвлекающий" манёвр с намерением сосредоточить наше внимание на северо-западном направлении. Если это сработает, то в восемь часов тридцать семь минут по времени Токио ещё несколько групп повстанцев должны захватить и обесточить ещё несколько наших платформ и один нефтеперерабатывающий завод. Думаю, указывать номера и местонахождение этого завода смысла не имеет. Простите, - Свайндлер взял стоявший перед ним стакан с водой и сделал пару глотков. Затем продолжил:
- Спустя ещё девять минут, то есть, то есть в восемь сорок шесть, убедившись, что наше внимание сосредоточено на северо-западном направлении, повстанцы начнут развёртывать основное силы на юге. Те войска, что останутся на севере, с того момента начнут играть лишь побочную роль.
Первая цель южной группировки войск - аэродром близ бывшего Куала-Лумпура. Там их уже ждёт три десятка наших боевых и транспортных машин, полностью оснащённых и готовых к взлёту, а также около девяти наших серв-машин, в народе именуемых "мехами" или "шагоходами". После того, как штурмовые группы захватят аэродром, они тут же подвергнут атаке наши производственные комплексы на севере бывшей Малайзии...
- И вот тут начнётся самое интересное! - перебил Фред Лайр, которому молчание явно было в тягость. - Потому что тут за дело возьмутся мои ребята, а они своё дело знают, я гарантирую это! Это будет охренительно крутое шоу!
Вы только представьте: со всех сторон прут дикари с винтовками, в древних боевых костюмах, вражеские вертушки разносят всё в пух и прах, шагоходы месят джунгли из пулемётов, и только один взвод наших бойцов продолжает из последних сил удерживать к производственному комплексу, а оператор дрожащей камерой выхватывает самые сочные моменты сражения!
А потом, когда у них заканчиваются боеприпасы и уже кажется, что помощи ждать неоткуда, вдруг прибывают эвакуационные вертолёты и спасают героев! Заканчивается всё зрелищной бомбардировкой.
- Не хочу критиковать, но тебе не кажется, что ты переборщил с пафосом? - вдруг выступил Ричард Хоути. - По моему, у тебя получается какая-то примитивная жвачка.
- А как ты думаешь, что нужно массовому зрителю? - ответил вопросом на вопрос Лайр. - Ему нужна пафосная, максимально зрелищная и, желательно, слезливая жвачка, которая не требует длительного пережёвывания, а значит, и какого-либо умственного напряжения. И мы готовы поставлять её широким массам в любых количествах, нон-стоп, лишь бы люди довольны были!
И, поверь мне, лучшего специалиста по производству данной жвачки, чем я, тебе во всём Вавилоне не сыскать! - тут он широко ухмыльнулся. - Я же Фрэд Лайр!
8 часов 42 минуты, a.m.
Крошечный чёрный вертолёт, которые сотрудники Разведывательного управления называли между собой "Стальной мухой", приземлился на небольшую посадочную площадку перед огромным зданием склада, больше похожим на бетонную коробку. Внутри вертолёта сидели трое: два солдата в серой униформе и высокая белокурая женщина, которой на вид было около двадцати пяти, красивая, имевшая прекрасно сложенную фигуру и холодный, презрительный взгляд голубых глаз.
- Смотрите, мисс Джойс, - сказал один из бойцов, пальцем указывая на почти сливавшиеся с серой стеной обитые свинцом ворота склада. - Подходите к вон тем воротам, там будет кнопка вызова, большая такая, красная. Жмёте на неё, вам отвечают, вы называете своё имя и говорите пароль. Вам же сообщили пароль, да?
- Конечно передали, - едва заметно скривив губы ответила Кэти.
- Вот и прекрасно, - удовлетворённо кивнул солдат. - Ну, в общем... - он замялся, не зная что ещё сказать. - Короче, можете идти.
Кэти Джойс, подхватив небольшую квадратную сумку-планшет, легко спрыгнула на бетон посадочной площадки.
- Удачи, мисс Джойс! - крикнули ей вслед.
Кэти даже не оглянулась.
Со свистом и шумом хлопающих лопастей вертолёт поднялся в воздух и полетел обратно на север, ко Второму Вавилону.
А Кэти Джойс зашагала в сторону ворот складского помещения, с интересом глядя по сторонам. Смотреть, правда, было особо не на что: "бетонная коробка" была окружена мёртвым тропических лесом, который когда-то был частью малазийских джунглей. Хотя и лесом это назвать можно было с большой натяжкой: это была скорее заболоченная равнина, посреди которой кое-где торчали голые стволы пальм, лишившиеся последних листьев ещё полвека назад. Кое-где их обвивали переплетающиеся остатки корней фикусов-душителей. Дувший с юга пронизывающий осенний ветер заставил Кэти прекратить созерцание местных пейзажей и прибавить шагу.
Большая красная кнопка, прикрытая истрёпанным резиновым чехлом, находилась справа от ворот. Кэти надавила на неё большим пальцем правой руки. Раздался короткий писк, а затем, спустя несколько секунд тишины, низкий, неприятный голос сказал:
- Имя, фамилия, пароль.
- Кэтрин Джойс. Пароль - "вспышка", - ответила Кэти.
- Открываю.
- Поскорее там давайте, - Кэти неожиданно почувствовала, что стоит пригнувшись и неловко переступает с ноги на ногу, словно на плечи её взвалили тяжёлый груз.
И это чувство было ей знакомо. Она испытывала его каждый раз, когда попадала на Центральную площадь, где отсутствовали перегородки между уровнями Второго Вавилона и можно было разглядеть Купол, который на расстоянии в сорок сотен ярдов казался не более чем крошечным светящимся пятнышком. Это было ощущение безграничного простора, свободы, но эта свобода была ей не нужна, она пугала. И тогда, и сейчас, под бескрайним облачным небосводом, Кэти чувствовала себя как заключённый, который отсидев приличный срок вышел на свободу и вдруг понял, что привычные правила, привычные рамки, сам привычный образ жизни перестали существовать, что окружающий мир вдруг стал сложным и непонятным и что теперь если бы у него был выбор, то он бы не задумываясь променял эту ненужную свободу на знакомую и уютную тюремную камеру.
Створки ворот медленно, со скрипом, раздвинулись в стороны и всё тот же неприятный голос приказал: "Заходите, быстро!" Он бы мог и не говорить этого: Кэти, желавшая поскорее убраться из-под неуютного осеннего неба, широкими, быстрыми шагами вошла в помещение. Ворота так же медленно опустились за её спиной. Джойс сняла с головы защитный шлем.
- Добро пожаловать, Мисс Джойс, - хозяин неприятного голоса оказался невысоким, болезненно бледным и худым парнем лет двадцати пяти, с тёмными волосами и тонкими чертами лица. В руке он держал сигарету, но не обычную, электронную, а древнюю, бумажную. Время от времени он подносил её ко рту, торопливо затягивался и столь же торопливо выдыхал сквозь ноздри зловонный дым. - Я Авраам Шварцман, - представился он.
- Почему вы не курите электронные? - сморщившись от неприятного ей запаха дыма, спросила Кэти.
- "Электронки" - совсем не то, что настоящие сигареты, - ответил Шварцман. - Они не дают тех ощущений, что даёт настоящий, натуральный сигаретный дым. Понимаете?
- Не понимаю. Не курю. - с презрением в голосе сказал Кэти.
- Тем лучше для вас, - Авраам в последний раз глубоко затянулся и бросил окурок на пол. - Пойдёмте, у нас мало времени.
Хотя складское помещение, в котором они сейчас находились, до этого дня использовалось как продуктовая база Вавилона, сегодня стеллажи, обычно доверху заполненные коробками с продуктами, доставленными с гидропонных ферм, пустовали, транспортные ленты были отключены за ненадобностью, а обслуживающие роботы были выстроены в несколько рядов у дальней стены помещения. Центр склада был расчищен под съёмочную площадку: там была установлена небольшая сцена, окружённая с трёх сторон перегородками зелёного цвета и хорошо освещённая многочисленными прожекторами. Рядом со сценой толпилось с дюжину человек в серой униформе.
- Стойте здесь, - приказал Шварцман, когда они с Кэти подошли к сцене. - Я позову актёров. - и он скрылся в толпе.
Кто-то тронул Кэти за плечо:
- Так значит, вы - мисс Джойс?
- Да, - ответила Кэти, развернувшись и увидав низенького, крепко сбитого старичка с короткой прямоугольной бородкой.
- Ага, - старик довольно погладил бородку. - Так значит, снимать сейчас будем?
- Да.
- Это хорошо.
Тут вернулся Шварцман в сопровождении двоих актёров: высокого, мускулистого мужчины и тощего, сутулого парня в очках.
- Это Блэкмор, - Авраам указал на высокого и мускулистого. - А это Мэйсон, - сутулый в очках наклонил голову в знак приветствия. - Так, ребята, знакомьтесь, это мисс Джойс. Итак, - тут он громко хлопнул в ладоши. - Так, теперь все друг с другом познакомились и мы можем приступить к съёмкам, а то у нас время поджимает. Олди, отгоните своих солдат от сцены!
Лейтенант Олди, которым оказался тот самый бородатый старичок, беседовавший с Кэти минутой раньше, прокричал:
- Так, ребят, значит, отходим от сцены, не мешаем процессу съёмочному!
Солдаты взвода разошлись в стороны, встав в полуметре позади прожекторов.
- Реквизит, сюда! - скомандовал Авраам, и один из парней Олди подбежал к актёрам с серой солдатской шинелью и кофтой.
И майка, и шинель были изорваны и запачканы чем-то красным, изображавшим кровь. К майке был пришит чёрный карман с рваными краями.
- Мэйсон, переодевайся, быстро! - Шварцман взволнованно притопнул ногой. - Хэй, а где кишки?
Тот же самый парень подбежал с резиновыми внутренностями в руках.
- Простите, я их в сторонке сложил, чтобы с собой не таскать. - оправдывался он. - А почему их к внутренней стороне кармана сразу не пришили?
- Спроси у наших мудрых реквизиторов, - пробурчал Шварцман. - Так, каждый знает, что ему делать, так что начинаем!
Мэйсон спешно затолкал поролоновые кишки внутрь кармана с рваными краями, и теперь казалось, будто это его внутренности вываливаются из огромной дыры внизу живота. Затем он взобрался на сцену и улёгся напротив заранее установленной камеры в позе умирающего. Блэкмор встал перед ним на колени, наскоро поправляя не слишком плотно сидящий на голове громоздкий шлем с датчиками движения на нём. Датчики были предназначены для того, чтобы фиксировать каждое движение лицевых мышц актёров: в дальнейшем в процессе компьютерной обработки их лица будут изменены до неузнаваемости, зато их игра будет передана со стопроцентной точностью.
По сигналу Шварцмана трое бойцов, отобранных им ещё до приезда Кэти Джойс, взбежали на сцену и присели возле одной из зелёных перегородок. Сам Авраам подошёл к камере, нацепил на голову наушники и проорал:
- Действуем согласно инструкции, никакой самодеятельности! Итак... пять... четыре... три... два... один... сцена три, дубль один, поехали!
Мэйсон схватился обеими руками за искусственные кишки и надрывно захрипел, лицо Блэкмора превратилось в гримасу страдания, а солдаты на заднем плане с криком и руганью принялись имитировать бурную деятельность.
- Ты в порядке, друг мой? - с дрожью в голосе спросил Блэкмор.
- Я ранен, - тихо ответил Мэйсон. - Тяжело ранен. Боюсь, что насмерть.
Кто-то громко загоготал.
- Стоп! - закричал Шварцман. - Кто смеётся?!
- П-прости, шеф, - ответил один из солдат массовки. Нижнюю половину своего раскрасневшегося лица он прикрывал рукой, однако по сверкавшему в прищуренных глазах огоньку веселья было понятно, что он улыбался. - Прости, просто... ты хоть сам понимаешь, что снимаешь?
- Пожалуйста, сделай одолжение, - злобно процедил Авраам. - Я конечно понимаю, что ты лучше знаешь, как и что снимать, но в следующий раз, когда тебя смех начнёт разбирать, пожалуйста, просто возьми и заткни свою грязную пасть, ладно? Спасибо.
- Так, давайте ещё раз! - выговорившись, скомандовал Шварцман. - Пять, четыре, три, два, один, пошли! Дубль два, сцена три!
Снова лицо Блэкмора превратилось в гримасу страдания, снова он встал на колени перед натужно хрипящим Мэйсоном и осведомился о его здоровье, и снова солдаты на заднем плане изображали кипучую деятельность.
- Я ранен, - так же тихо ответил Мэйсон. - Тяжело ранен. Боюсь, что насмерть.
И снова всё испортил своим безудержным хохотом солдат из массовки, только на этот раз смеялся над нелепостью всего происходящего не только он, но и его сослуживцы, которые тихо захихикали в кулаки, и Олди, не удержавшись, громко хохотнул, и даже на холодном лице Кэти Джойс появилась едва заметная усмешка. Всё это окончательно вывело из себя Шварцмана.
- Какого хрена, вашу же мать, здесь творится! - закричал он. - Чёрт возьми, ну как вы, придурки, то понять не можете, что у нас всего двадцать минут на всё, двадцать минут вашу мать, а мы хохочем! Заткнитесь! - тут голос Шварцмана соскочил на фальцет.
- Так замените же нарушителя, - неожиданно предложила Кэти.
- Да, я так и сделаю! - провозгласил Шварцман. - Кто хочет побыть на сцене заместо этого ублюдка? - и шёпотом поблагодарил мисс Джойс. - Спасибо вам.
- Так это же очевидно, - всё с той же холодной усмешкой ответила Кэти. - Только дурак бы не додумался.
- Вы что, хотите сказать, что я идиот? - Авраам уже собрался отпустить ответную колкость, но вместо этого он только злобно поджал губы и презрительно фыркнул, брызнув слюной во все стороны.
Тут солдат, который вызвался на замену смеявшемуся, взбежал на сцену и уселся рядом с остальными статистами.
- Так, пять, четыре, три, два, один, поехали! - торопливо прокричал Шварцман. - Сцена три, дубль один!
На этот раз всё прошло как надо, и после слов Мэйсона, что он ранен, тяжело ранен и боится, что насмерть, Блэкмор воскликнул в отчаянии:
- Держись, мой друг, не умирай! - он взял Мэйсона за руку. - Ты выкарабкаешься, ты будешь жить, будешь!
- Нет, нет, со мной уже всё кончено, - прошептал Мэйсон. - Дружище, можно попросить тебя об одной услуге?
- Проси, что хочешь, всё исполню, - торжественно пообещал Блэкмор.
- Передай родителям, что я сражался, как настоящий мужчина.
- Это будет первое, что я скажу им.
- Спасибо, друг, - Мэйсон улыбнулся и закрыл глаза.
Блэкмор ещё с минуту стоял на коленях перед "умершим", затем, пустив скупую мужскую слезу и медленно утерев ёё рукавом, он сказал прочувствованно:
- Я никогда не забуду тебя, друг. Я скажу твоим родителям, что вёл себя на поле битвы, как настоящий мужчина. И я отомщу за тебя этим негодяям!
С этими словами он вскочил на ноги и, взяв в руки бутафорскую гаусс-винтовку, вышел из кадра.
- Стоп, снято! - крикнул Авраам. - Наконец-таки, чёрт вас дери! - он несколько раз то ли в шутку, то ли в серьёз хлопнул в ладоши. - Так, теперь мы быстро снимаем сцену с мисс Джойс и пока на этом закончим. Надеюсь, мисс Джойс выучила роль?
- Не переживайте, - заверила его Кэти.
- Прекрасно, - кивнул Шварцман. - Так, вы, - он указал на солдат массовки. - Переметнулись вправо. Мисс Джойс, вы садитесь рядом с "убитым" и комментируете случившееся.
Кэти присела рядом с Мэйсоном и взяла микрофон из рук паренька-реквизитора.
- Всё, три, два, один, старт! - протараторил Шварцман. - Дубль один, сцена четыре!
И в тот момент, когда он это сказал, холодная и презрительное ко всему выражение лица Кэти вдруг превратилось в бесконечно страдающее и бесконечно милосердное, а взгляд её, прежде совершенно равнодушный и непроницаемый, будто загорелся изнутри, и она взволнованным, дрожащим голосом начала:
- Только что на наших глазах произошла трагедия, которая, наверное, никого не оставит равнодушным, трагедия, которая заставит вас ужаснуться и в то же время восхититься мужеством и отвагой павшего на поле битвы солдата, трагедия, боль от которой может сравниться лишь с чувством гордости за славных сынов Второго Вавилона!
Но кто же виноват в смерти нашего героя? Оборванные, нищие дикари, полулюди-полуживотные, которых Виктор Маклиллан, Первый и Величайший из Отцов Вавилона, посчитал недостойным жизни в нашей священной обители, нашей земли обетованной!
Мы были уверены, что они сгинули вместе со Старым миром, миром, полным греха и порока, сгинули без следа. Но они снова здесь, и они снова угрожают всем нам, нашему счастью, самому нашему образу жизни. И сейчас, когда наша родина в опасности, я призываю вас всех поддержать тех храбрецов, которые рискуют сейчас собственными жизнями во имя нашего общего блага, поддержать пусть и не делом, но возгласом одобрения, и уважением, и гордостью за мужественных защитников Второго Вавилона. И главное - ни в коем случае не бездействуйте, потому что то, что произойдёт сегодня, затронет каждого из нас, и отстоим ли мы наше правое дело или нет, зависит только от нас!
На этом я с вами не прощаюсь, потому что, я уверена, это далеко не последняя сегодня наша с вами встреча, поэтому я скажу просто: спасибо за ваше внимание, дорогие телезрители, скоро увидимся! С вами была ваша Кэтрин Джойс.
- Стоп, снято! - скомандовал Шварцман. - Прекрасно, прекрасно сыграно! Замечательно! - и в подтверждение своих слов он вскинул вверх крепко сжатые кулаки.
Кэти ничего на это не ответила, а ёё лицо опять приняло выражение холодного презрения, огонь в глазах потух, и она вновь натянула маску безразличия и равнодушия ко всему.
- Мэйсон, время восстать из мёртвых! - впрочем, Авраам мог уже этого и не говорить, так как актёр уже встал и начала стягивать с себя рубашку и шинель. - Так, теперь быстро собираемся и выдвигаемся к позиции!
Кэти подошла к Шварцману с вопросом:
- А куда мы денем всё это? - она обвела рукой съёмочную площадку. - Что, если повстанцы заглянут сюда и увидят всё это?
- Это всё разбомбят, - ответил Авраам, занятый отключением прожекторов. Мы сымитируем стратегию "выжженной земли". Это когда при отступлении всё, что может быть полезно противником, выпиливают к чертям. Полоса земли шириной примерно в милю будет выжжена супернапалмом. Склад находится как раз в этой полосе.
- И это поможет избавиться от всех улик? - спросила Кэти.
- Это супернапалм, мисс Джойс, - с оттенком превосходства в голосе сказал Шварцман. - Он способен металл прожигать, так что уж там говорить о сцене из ДСП и трёх фанерных перегородках! После того, как тут пройдутся наши бомбардировщики, здесь не останется ничего. Абсолютно ничего.

9 часов 3 минуты, a.m.
- Так, мы на месте, мистер Олди, ведь так? - спросил Шварцман у старого командира.
- Если верить карте, то да, - ответил Олдин, сосредоточенно вглядываясь в схему местности, которая высвечивалась на забрале его шлема. Ровно дюжина точек, обозначавшая всех членов отряда, включая Шварцмана, Кэти Джойс и актёров, пульсировала рядом с флажком, которым на карет была показана их позиция.
Они пришли к средней высоты холму, вершина которого поросла мхом и низким кустарником. За полвека, прошедших с момента Краткой войны, природа Земли сильно изменилась. С вершины холма открывался прекрасный вид на мёртвые джунгли и болота внизу. Милях в пяти, на самом горизонте, посреди остатков леса виднелись серые складские помещения, еле различимые на фоне мрачного пейзажа.
- Неплохое место, - заметил Олди. - Для удержания позиции самое оно. И лес позади. Так, значит, ребята, располагаемся. Миномёты в центр, все остальные по флангам.
Двое бойцов сложили свои рюкзаки на землю, затем повытаскивали из них отдельные части миномётов, запакованные в шелестящие целлофановые пакеты и масляно блестевшие, распаковали, быстро собрали из них готовые орудия и установили их примерно в середине вершины. Остальные солдаты расселись или улеглись полукругом вокруг артиллеристов, готовые защищать их от огня противника.
- Мисс Джойс, - Авраам рукой поманил к себе Кэти. - Послушайте... Я начну снимать, как только они, - он махнул рукой в сторону юга. - Начнут по нам шпарить. Я вам подам сигнал, вы зачитаете свой текст (главное, под пули особо не высовывайтесь) и свободны. Помните, на всё про всё у вас будет минут пять, не больше, так что постарайтесь всё сделать с первого дубля. Всё поняли?
Кэти медленно кивнула и со своей извечной холодной улыбкой сказала:
- Конечно.
Шварцман при виде этой улыбки снова поджал раздражённо губы и злобно фыркнул.
- Хэй, ребят, смотрите! - вдруг крикнул один из миномётчиков.
- Что там? - тут же откликнулись его товарищи. - Где? Что? Противник? Где он?
- Да нет, ребят, - ответил боец. - Смотрите!
И он указал на несколько цветков нежного бело-розового цвета, притаившихся среди поросших мхом валунов и вытянувшихся вверх на тонких ярко-красных стебельках.
- Охренеть! - воскликнул один из бойцов. - Никогда не видал такого, чтоб цветы не в клумбах, а просто так, на земле росли!
- А я видел, - задумчиво промолвил Олди. - Мне значит, пятнадцать годков тогда было и за месяц до Краткой войны я видел их в последний раз. Правда, их и тогда уже мало оставалось. Да уж... - по-прежнему находясь в задумчивости, он, пытаясь почесать бородку, вместо неё провёл рукой по забралу шлема и вдруг воскликнул. - А ведь, значит, ядерная зима и вправду заканчивается, раз цветы растут! Точнее, уже закончилась, ведь так?
- Ничего подобного, с чего вы взяли! - шутливо возразил Шварцман. - Это дезинформация! Я настоятельно рекомендую вам прекратить подобные инсинуации или...
- Идут! - вдруг закричал солдат, лежавший в зарослях кустарника с биноклем в руках.
Выражения лиц всех присутствующих мгновенно переменились, и с лиц солдат исчез восторг, который они испытали при виде цветка, и Шварцман перестал шутливо грозить пальцем Олди, и взгляд старого командира из задумчивого мгновенно превратился в предельно сосредоточенный и он приказал:
- Так значит, всем приготовиться! Огонь по любой цели, что подошла на расстояние выстрела! Миномётчикам - огонь про крупным скоплениям неприятеля и наземной технике! Вопросы? Нет вопросов, - удовлётворённо заключил он и сам улёгся с винтовкой наготове.
Авраам тем временем судорожно возился с застёжками небольшой чёрной сумки, висевшей у него на плече.
- Твою мать, да расстёгивайся! - раздражённо кричал он, пытаясь справиться с особенно мудрёной застёжкой. - Тащись, сволочь! Сигарету бы сюда...
А тем временем солдат, лежащий с биноклем, сообщал сведения о перемещениях повстанческих войск:
- Полсотни живой силы противника на семь часов! Ещё полсотни на четырнадцать! Сотня по центру, идут под прикрытием колонны из пяти... нет, кажется, шести серв-машин "Элиэн 7-15", кажется. Координаты для миномётного залпа...
Шварцману тем временем удалось наконец-таки вытащить видеокамеру из сумки.
- Мисс Джойс, вы готовы? - спросил он.
Кэти его не слышала. Она с интересом и даже волнением наблюдала за солдатами, ожидающими начала перестрелки. Несколько бойцов напряжённо всматривались в мёртвые заросли джунглей сквозь окуляры прицелов на их винтовках. Рыжеволосый парень-верзила что-то шептал неслышно, прижав к забралу повешенный поверх одежды крошечный нагрудный крестик. Солдат с биноклем продолжал надиктовывать координаты миномётного удара, и артиллеристы поспешно вводили их на своих планшетах.
- Мисс Джойс! - снова позвал Шварцман.
- Да, я готова, - отозвалась Кэти. - Просто отвлеклась немного.
- Давайте, начинаем, у нас времени, между прочим, мало, - Авраам нажал несколько кнопок на боковой стороне видеокамеры и нацелил её на Джойс. - Сцена один, дубль один, поехали.
Лицо Кэти моментально приняло взволнованное и тревожное, но в то же время торжественное выражение.
- Здравствуй, Марта, - Мартой звали телеведущую, которая должна была сообщить об атаке повстанцев с юга, а затем передать слово корреспонденту. - Действительно, выяснилось, что наступление повстанцев на северо-западе от Второго Вавилона было лишь вероломным отвлекающим манёвром, призванным отвлечь наше внимание от основного удара повстанцев, который они собираются нанести на юге.
Так кто же сейчас защищает Вавилон от агрессии с юга сейчас, когда мы ещё не в состоянии противостоять повстанцам? Неужели мы беззащитны? Нет! Нас защищают они - восемь отчаянных парней, бесстрашных мужчин, настоящих героев, которые, узнав о надвигающейся угрозе, сами вызвались на защиту свой родины. Вот они, - Кэти махнула рукой в сторону лежавших среди валунов и зарослей кустарника солдат. - Наши герои, готовящиеся принять сейчас, возможно, самый важный в своей жизни бой - бой за Отечество. И я полетела вместе с ними, чтобы передать вам все подробности предстоящей битвы и с помощью этого репортажа увековечить подвиг наших доблестных защитников. Сейчас вы увидите кадры сражения, снятые нашим оператором.
- Снято! - объявил Шварцман. - Всё, ваша работа, мисс Джойс, на этом закончена. Единственное, что я от вас теперь требую - постарайтесь не подохнуть. Вы нам ещё нужны будете.
- Сами то раньше времени не помрите, - ответила Кэти. - Где же мы найдём другого оператора?
Но Шварцман её уже не слышал. Он направил камеру не замерших в ожидании солдат и вполголоса произнёс:
- Сцена два, дубль один. Начинаем, - и медленно облизал губы.
Кэти оглянулась на актёров, которые спрятались (точнее, они думали, что спрятались) от глаз неприятеля на северной стороне холма. Они лежали, вжавшись изо всех сил в холодную, каменистую почву, и испуганно вращая глазами, глядели то друг на друга, то на закрытое свинцовыми тучами небо.
- Так, значит, приготовиться к залпу! - скомандовал Олди.
И каждый из миномётчиков занёс подрагивавший от волнения палец над клавишей запуска, и каждый из бойцов ещё крепче сжал рукоятки винтовок, и даже вечно нервничающий и мечущийся Авраам замер неподвижно с видеокамерой в руках и тлеющей в углу рта сигаретой, которую он чёрт его знает как умудрился закурить, не снимая шлема.
"Вот они, последние мгновения перед неизбежным", - пронеслось в голове у Кэти, и она неожиданно почувствовала, что всеобщее волнение невольно передалось и ей.
В тот момент над холмом и над прилегающими джунглями воцарилась абсолютная тишина, нарушаемая лишь порывами ветра. И в этой тишине старый, хриплый, но твёрдый голос Олди громко и отчётливо произнёс:
- Значит! Атака!
Хлопок. Ещё хлопок. Вспышки пламени, вырывающиеся из стволов миномётов, и свист артиллерийских снарядов, устремившихся к позициям противника.
И вместе с этими двумя хлопками что-то надорвалось в душе у Кэтрин, и она вдруг поняла, что сейчас произойдёт нечто непоправимое и ужасное, то, чего не должно было произойти, что сейчас с обеих сторон заговорят орудия и прольётся кровь, и как минимум несколько десятков человек навсегда останутся здесь, а некоторые из тех, которым посчастливится выжить, уже никогда не будут прежними людьми. И она удивилась, как легко они перешли ту грань, после которой уже никакого выбора не остаётся, а остаётся лишь неизвестность и смерть впереди, и то чего ещё минуту назад могло и не случиться, теперь стало неизбежным.
Издалека донёсся глухой грохот от попадания снарядов, и слева от Кэти заговорили пулемёты, и справа от неё раздались сухие хлопки от выстрелов из винтовок Гаусса, и бой начался. Ответ повстанцев долго ждать себя не заставил: почти тут же воздух над холмом наполнился свистом пуль, которые пролетая срезали ветки кустов, врезались в камни и валуны, оставляя на них глубокие выщерблины, с противными щелчками входили в землю, взметая клубы пыли. Напуганной и сбитой с толком грохотом перестрелки Кэти казалось, что весь воздух вокруг был заполнен смертоносным свинцом, что нигде нет от него спасения, что он повсюду, и она, следуя древнейшему из инстинктов - инстинкту самосохранения, старалась как можно сильнее распластаться по земле, чтобы максимально уберечь себя от опасности.
И тем удивительнее было для неё то, что солдаты, несмотря на страх и напряжение, которые были ясно видны на их лицах, несмотря на близкий свист пуль, несмотря на то, что это был первый их бой, продолжали выполнять поставленные перед ними задачи. Пулемётчики и снайперы обстреливали пехоту противника, парень с биноклем постоянно бубнил что-то о перемещениях войск неприятеля, артиллеристы вводили на своих планшетах координаты для следующего залпа и опускали в трубы миномётов новые снаряды, которые орудия почти тут же выплёвывали с характерным хлопком .
Олди, прилёгший за одним особенно крупным валуном, следил за ходом сражения и, как дирижёр, командовал своим отрядом, отдавая быстрые, чёткие приказы:
- Дымовую завесу! - и один из солдат бросил поочерёдно под ноги миномётчикам две дымовые гранаты. Поднявшееся спустя несколько секунд над холмом облако дыма скрыло позиции отряда от глаз неприятеля. - Инфракрасные! - и тот же боец пальнул в воздух из ракетницы, наподобие той, с помощью которой обычно отстреливают сигнальные ракеты. Через мгновение над холмом раскрылся огненный зонт, похожий на фейверки: это были световые ловушки.
- Снайперы - в середину! - снова приказал Олди. - Пулемёты - направо! - несколько солдат стало переползать с места на место, и, казалось, делали они всё это настолько спокойно, будто свист пуль вокруг них был не смертельная опасность, а не более чем досадная помеха, и двигались они настолько неторопливо, словно торопиться им было некуда торопиться, словно у них было всё время в этом мире.
- Робин, чуть назад, не высовывайся так под пули! - крикнул Олди солдату с биноклем, и тот послушно отполз обратно под прикрытие валунов.
- Невероятно, - невольно выдохнула Кэти, глядя на всё это и ощущая в себе прилив нового, незнакомого ей чувства, которое распирало грудь, стремилось вырваться наружу. Невероятное воодушевление, вера в себя и в человеческие способности, безграничная привязанность к этим простым парням-солдатам, желание помочь им: это было уважение...
Высокий, сухой, худой мужчина лет сорока, одетый в строгий деловой костюм, опустился на корточки перед белокурой девочкой в длинном, до пола, синем платье с блёстками. Кэти в тот день исполнилось пять лет, и её отец, директор "Вандерволл Бэнк", поздравляет её с днём рождения, попутно делая ей напутствия, которые изменят всю её дальнейшую жизнь. Эти напутствия превратят маленькую красивую девочку-скромницу в холодную рафинированную даму, презирающую всех остальных людей и готовую, казалось бы, на всё ради достижения своих целей. Казалось бы...
- Послушай, Кэти, - ты самое лучшее, что у меня есть. - говорит её папа. - Мама бы тобой гордилась, потому что ты - самая замечательная девочка на свете. И ты всегда ей будешь.
- Правда? - сияющий взгляд маленькой Кэти устремлён прямо в глаза отца.
- Конечно правда, - отвечает папа. - Запомни, Кэти: ты - моя дочь. И ты достойна всего самого лучшего. Не слушай тех, кто думает иначе. Они этого недостойны. Ты просто... отодвигай их со своего пути.
Понимаешь, этот мир далеко не так гостеприимен, как тебе сейчас кажется. Никто ничего не будет делать для тебя просто так. Каждый делает что-то лишь ради собственной выгоды. Для того, чтобы чего-то достичь в этой жизни, приходится хорошенько поработать локтями. - отец тихо вздыхает, затем поднимается с колен. - Ну, а теперь пошли праздновать! Что у нас там первым делом: посещение Манзарек-Парка?
"Никто ничего не будет делать для тебя просто так," - мысленно повторила Кэти. - "Каждый делает что-либо лишь ради собственной выгоды." Тогда ради чего сражались эти простые парни-солдаты? Ради защиты собственной родины? Нет, Второму Вавилону, по сути дела, ничего не угрожало. Ради славы, почёта? Все имена участников данной операции, кроме самой Кэти Джойс, были засекречены. Из-за званий и орденов? Заинтересовать этим солдат ещё можно было. Но вряд ли кто из этих ребят стал бы рисковать своей жизнью ради пары медалей на груди, повышения по службе и денежной премии.
Нет, им сказали идти воевать и они пошли воевать, потому что у них не было другого выхода, потому что им отдали приказ, который они были должны, нет, чёрт возьми, обязаны выполнить.
Но это-то как раз было совсем не важно. Важно было то, что сейчас эти парни сражались для того, чтобы Великие Отцы смогли провернуть очередную пропагандистскую акцию, в то время как она, Кэти Джойс, прославленный корреспондент, лежала в кустах, вжавшись в землю от страха.
- Вертолёты! - прокричал парень с бинколем. - На пять часов. Тридцать миль, значит они уже "видят" нас. Чувствую, пора нам отсюда валить.
- Инфракрасные, быстро! - мгновенно отреагировал Олди. - Значит, оставляем позицию!
Бойцы взвода поначалу осторожно, чтобы не словить пулю, стали подниматься с земли; согнувшись в три погибели и медленно пятясь, они проходи несколько шагов, а затем бросались наутёк. Авраам оставил позицию последним: он шёл вслед за отступавшими солдатами, держа камеру на вытянутых руках и постоянно проводя языком по тонким губам.
- Гражданские, взять! - крикнул Олди.
Трое бойцов подбежали к актёрам и к Джойс, грубо и решительно подхватили их под мышки и потащили вниз по склону холма.
Внезапный, оглушительный, разрывающий барабанный перепонки и пробирающий до костей рёв раздался над холмом, и Кэти почувствовала, как всё её тело обмякло и задрожало, а затем что-то туго врезалось ей между лопаток и грохочущий, ослепляющий вспышками взрывов мир завертелся перед её глазами. Через пару секунд последовал глухой, но от этого не менее сильный удар об землю.
Когда Кэти очнулась, её снова куда-то волокли. Она ничего не могла слышать, кроме непрерывного, всё усиливавшегося свиста у неё в ушах, мысли её были туманны и совершенно путались, каждый новый вздох отзывался болью в груди, из носа и ушей её тепла какая-то тёплая жидкость, название которой ей никак не удавалось вспомнить. По видимому, это был джем.
Резкий щелчок и вспышка боли в ушах, как будто там лопнул какой-то болезненный нарыв, и возвращение всех звуков: грохота стрельбы, противного свиста и щёлканья пуль, крики солдат и краткие, чёткие приказания Олди.
Кэти чувствовала, что вся нижняя часть её лица, что вся нижняя половина её лица была запачкана чем-то тёмно-красным, липким и солёным на вкус. Это была кровь ("Конечно, кровь," - подумалось Кэти. - "Чем же ещё этому быть.") Она автоматически провела рукой по забралу.
- Там имеется специальный фонтанчик как раз для таких случаев, - подсказал сидевший справа от неё солдат. На груди бойца был отпечатан большой зелёный крест зелёного цвета. - Подумайте о нём, или, если вы ещё не совсем отошли, то нажмите третью сверху кнопку на правом виске. Главное, не захлебнитесь.
Кэти нашарила нужную кнопку на шлеме, надавила на неё, и тут же её в лицо ударила тугая струя воды из фонтанчика. Рот Кэти мгновенно наполнился водой, в носу засвербило, она чихнула и закашлялась, чувствуя, что вода попадает в горло и она начинает захлёбываться. Джойс принялась торопливо отыскивать заветную кнопку, но от испуга у неё не получалось даже вспомнить, какая она по счёту ("Снизу? Сверху? Чёрт!) и с какой стороны находится. Кэти была очень близка к тому, чтобы запаниковать.
Фонтанчик отключился. Медик, сидевший рядом с Кэти, видя, что она не может выключить воду, сам нажал на нужную кнопку.
- Спа... - Кэти ещё несколько раз кашлянула, затем закончила. - Спасибо вам.
- Не за что, - ответил медик. - Благодарите этого парня. - он указал на солдата, лежавшего справа от Кэти. - Если бы не он, вы бы... как бы объяснить... были на его месте. То есть вам было бы гораздо хуже.
- Что с ним? - спросила Кэти, приподнимаясь на локте и рассматривая раненого.
- Осколок, - ответил санитар. - Когда рванули ракеты, он бросился вместе с вами на землю и прикрыл собой. Так часто делают, причём совершенно неосознанно, чисто автоматически. Но если бы он этого не сделал, осколок был бы сейчас в вашей груди, мисс.
Раненый лежал на спине, тихо постанывая и безостановочно загребая землю обеими руками. Под голову ему был положен валик из свёрнутой шинели. На рану была наложена повязка, которая уже успела пропитаться кровью и которую, видимо, в скором времени нужно было сменить. Широко раскрытый, немигающий взгляд раненого был устремлён в небо, и не было в этом взгляде ни боли, ни страха, но было в нём нечто другое, гораздо более страшное: тихое отчаяние, отсутствие всяких сил для борьбы и готовность умереть.
- Он выживет? - спросила Кэти.
- Осколок застрял у него прямо у сердца, - ответил медик. - Успеем доставить на базу, если нет... - он нервно сглотнул. - Мэм, мне сейчас нужно сменить ему повязку. Лучше вам этого не видеть, поверьте.
Сказав это, санитар подполз к раненому, приподнял его и начать разматывать бинты. И вот тут во взгляде солдата появилась боль. Его глаза широко раскрылись и он взмолился, рыдая:
- Твою мать, не надо, не надо, пожалуйста, не надо, больно! Не надо, не трогайте меня! Оставьте меня в покое, отпустите, больно!
Кэти в ужасе зажмурила глаза, встала на ноги и побежала прочь, не важно куда, лишь бы подальше отсюда, лишь бы не видеть страданий солдата и не слышать его крика. Она бежала какое-то время с закрытыми глазами, не обращая внимания на опасность быть убитой, и она, возможно, далеко бы сумела убежать, но на её счастье Кэти споткнулась о какую-то корягу и растянулась на земле.
- Ребята, готовимся к эвакуации, скоро вертолёт! - провозгласил Олди. - Около двух минут до прибытия! Совсем чуть-чуть осталось!
Раздался возмущённый возглас Шварцмана:
- Какие вертолёты, мистер Олди? - крикнул он. - Какие две минуты, мне ещё минут пять по меньшей мере нужно! Отзывайте вертолёты!
- Так, значит... мистер Шварцман... подойдите сюда, - короткая пауза. - Отключите радиосвязь и прислонитесь своим забралом к моему. Отлично. - Теперь голос старого командира звучал намного тише и был приглушен, но Кэти продолжала слышать его отчётливо. Видимо, они находились где-то поблизости. - Чем вы недовольны, мистер Шварцман? - чувствовалось, что нелепый протест оператора сильно оскорбил Олди и что сейчас он с трудом сдерживал кипевшую в нём злость. - Вы ведь отсняли свой материал?
- Материал! - воскликнул Шварцман. - У меня этого материала кот наплакал. Как я это начальству покажу? Да оно меня на куски раздерёт! Мне нужно ещё время.
- Послушайте, мистер Шварман, - сказал Олди. - Значит, у меня боец ранен. Тяжёлое ранение, помощь нужна, срочно. Если его вовремя не доставить, он погибнет. Понимаете?
- Да мне плевать, похрен мне на вашего бойца, спасёте вы его или нет, мне похрен, запомните! - взорвался Шварцман. - Мне материал нужен, из чего мы ролик монтировать будем?! Нет, если вы мне предоставите прямо сейчас материал, то я соглашусь на эвакуацию, но кажется мне, что достать его вы сможете только из собственной задницы!
- Я здесь главный! - орал он. - Не забывайте, Я - а не вы. Я здесь хозяин, и я приказываю оставаться!
- Хорошо, вы можете остаться, - всё тем же напряжённым голосом ответил Олди. - Можете, если хотите. Но один. А я хочу собрать своих ребят и убраться отсюда. Чем скорее, тем лучше!
Кэти открыла глаза. Она сидела в центре небольшой рощицы, в окружении иссохших, потрескавшихся пальмовых стволов. Неподалёку, меньше чем в десятке шагов от неё Шварцман и Олди вели свой глупый и, в конечном счёте, бесполезный спор. Авраам кричал что-то оживлённо жестикулируя и зачем-то то и дело тыча в забрало Олди своей видеокамерой, а старый командир сидел, прислонившись к поваленному стволу пальмы и с усталым видом выслушивал Шварцмана. Там же, подальше от эпицентра боя, расположились актёры, Мэйсон и Блэкмор. Сами же сражавшиеся находились на южном краю. Оттуда доносились солдатская ругань, крики, команды, сообщения, выстрелы. Двое бойцов пытались сбить вертолёты противника, выстреливая по ним самонаводящимися снарядами из своих гранатомётов, и видимо, у них это получалось, поскольку разрушительная вертолётная атака больше не повторялась.
- Значит, послушайте, Шварцман! - закричал окончательно выведенный из себя Олди. - Если мы здесь останемся ещё хотя бы на пару минут, то умрём. Все! Как вы не поймёте, что мы их натиск не сдержим, и тогда нам конец, всем конец и вам тоже! И вы уже ничего не отснимете, и что у вас есть, вы тоже уже не отошлёте! Вы вообще ничего больше не сможете! Потому что вам конец! - и, закончив свою тираду, старый командир вдруг воскликнул радостно. - О, а вот и он! Вертолёт! Ну, мистер Шварцман, остаётесь или нет? Или с нами?
И в самом деле, далеко на севере в небе чернел силуэт длинного двухвинтового вертолёта, своей формой напоминавшего тело шмеля. Огромный, неуклюжий, он медленно подлетал к рощице. Уже слышался далёкий рокот винтовых двигателей, к которому по мере приближения примешивались звуки хлопанья лопастей о воздух и ещё какой-то непонятный ритмичный стук. Что-то он напоминал Кэти, только она не могла понять, что именно, но тут она расслышала звук гитары, играющей хорошо знакомый ей рифф, и голос Билли Джо Армстронга, призывающий: "Скажи: "Эй!" Из мощных репродукторов, установленных на борту вертолёта, над полем боя разносился "Отпуск:
Ты не слышишь ли шум дождя:
Как от гнева Господня дрожит земля?
Позор тому кто умрёт без огня.

Слышишь ты, собаки фальшивят, поя
Гимн в честь веры и страдания.
Признай, сегодня проиграна наша война.

Под звуки песни вертолёт приземлился перед рощей, распахнул задний люк, и чей-то голос из репродукторов объявил:
- ПРИВЕТСТВУЮ ДОБЛЕСТНЫХ ВОИНОВ ВТОРОГО ВАВИЛОНА! ВСЕ НА БОРТ! БЫСТРО!
Второй раз повторять не пришлось: Олди, актёры, солдаты, сама Кэти - все повскакивали со своих мест и побежали к вертолёту. Только Шварцман остался сидеть на земле, что-то крича и потрясая кулаками в бессильной злобе (в бешенстве он забыл даже включить радиосвязь), но вскоре понял, что его всё равно никто не слушает (и не слышит), плюнул и побежал вместе со всеми.
Первой до вертолёта добралась Кэти. Она вбежала внутрь тёмного и пустого отсека для пассажиров и остановилась в проёме заднего люка, чем-то напоминавшего разинутую китовую пасть. Вслед за Кэти в вертолёт забежал Олди, за ним актёры, несколько солдат, непрерывно матерящийся и трясущий камерой Шварцман. За ними сквозь открытый люк прошагал санитар, вместе с ещё одним солдатом несущий носилки с раненым.
Последним бежал рыжеволосый парень-верзила с пулемётом наперевес. Буквально в десятке ярдов от вертолёта он споткнулся о небольшой валун, торчавший из земли, и свалился на землю вместе со всем снаряжением. Он попытался вскочить одним рывком, но у него ничего не вышло: одна из лямок его рюкзака зацепилась за валун. Парень осторожно приподнялся, высвободил ремень, выпрямился, и его разорвало надвое прямо в районе пояса.
Ноги солдата рухнули в траву там же, где он стоял. Верхняя часть тела упала на несколько футов правее. Кровь сразу несколькими фонтанами брызнула на землю и вскоре растеклась по ней одной огромной лужей.
- Твою мать! - крикнул кто-то из солдат. - Какого хрена! Командир, Дэйв убит!
- Вижу, - глухо ответил Олди, и обратился к пилоту. - Анаконда-2, сколько у нас времени до бомбардировки?
- Минута-полторы, - после короткой паузы ответил пилот. - Вы не успеете его подобрать.
Когда прошёл первый шок от увиденного, Кэти ощутила, как к её горлу подкатывает тошнота. "Просто не смотри и всё," - сказала она себе и принялась за тщательное разглядывание заклёпок на потолке пассажирского отсека. Бесполезно. Она снова и снова видела, как крупную тушу Дэйва разрывает надвое пулей снайпера.
- Простите, - оправдываясь, сказал пилот. - Но нам нужно лететь. Иначе все здесь останемся.
- Роджер, - с досадой в голосе ответил Олди.
Корпус вертолёта крупно завибрировал вместе с усилившимся рокотом двигателей, и вертолёт медленно, как бы с неохотой стал набирать высоту. Злосчастная рощица потихоньку отдалялась, становясь всё меньше и меньше, пока вовсе не слилась с общим унылым постапокалиптическим пейзажем.
"Один парень остался там навсегда. Его близкие даже похоронить его по-человечески не смогут," - подумала Кэти, задумчиво глядя на джунгли. - "А мы с Шварцманом сделали репортаж. Причём репортаж достаточно посредственный, даже халтурный местами. Не стоил он того."
Видимо, Шварцман в этот момент подумал о том же. Он обратился к Олди:
- Сэр, я хотел бы...
Рёв бомбардировщиков, по силе своей ничем не уступающий грохоту взрывов, сотряс воздух. Он постоянно усиливался и уже становился нестерпим, однако сами самолёты всё не показывались.
- Слово предоставляется делегату из Калифорнии! - торжественно провозгласил кто-то сквозь рупор.
- Идут, они идут! - радостно воскликнул пилот. - Сейчас начнётся!

Зиг хайль, президент-газовик,
Мы не будем бомбить и тебе кирдык!
Вспышка! Армстронг оказался неправ: бомбы упали, и над джунглями взметнулись десятки огненных столбов.
Представителей верхушек в разотри в порошок:
Пусть бунтари испытают шок!
Грохот!
Бей, бей, бей и стекло разбивай,
Всех несогласных сразу убивай!
Грохот от взрывов быстро сошёл на нет, и над округой снова раздался рёв бомбардировщиков, который снова становился всё сильнее и сильнее, и уже почти полностью заглушал несущуюся из репродукторов песню:
Чтоб триумф одержать, огонь открой.
Но теперь мне уж не по пути с тобой!
Рёв бомбардировщиков достиг своего пика, и в этот момент несколько самолётов показались в проёме заднего люка и тут же исчезли: в памяти Кэти они остались лишь в виде размытых чёрных пятен на фоне серого небосвода. И рёв двигателей улетел вместе с ними, буквально через полминуты стихнув вдали.
- Что вы ещё хотели сказать, мистер Шварцман? - спросил Олди у Шварцман.
- Я хотел сказать, командир, что... - тут Аврааму пришлось сделать над собой усилие. - Ох... Простите, я...
- Конечно, - ответил Олди. - Просто многим людям так хочется, чтобы всё было по-ихнему, что они не думают, что говорят и что делают. Чтобы осознать, что они неправы, им обязательно нужно сказать или сделать что-нибудь такое, о чём они потом будут жалеть.
- Сэр, простите, - повторил Шварцман. - Я действительно повёл себя некрасиво.
Олди просто махнул на него рукой и отвернулся, а Шварцман уселся обратно на своё место, задумчиво вертя видеокамеру в руках.
Песня уже давно закончилась, и во время всего полёта лишь рокот двигателей нарушал тишину в отсеке, но в голове Кэти всё продолжали крутиться последние её строчки:
Я разрешу себе мечтать, забыть пустую ложь,
Рассвет уж был, теперь заката ждёшь,
Мы будем в отпуске!

10 часов 44 минуты, a.m.
Стэнли Эванс, главный редактор "Вавилон Ньюс", был обладателем самой что ни на есть скучной, заурядной внешности: средний рост, сухощавое телосложение, бледноватая кожа, голубые глаза и гладко прилизанные тёмно-русые волосы. Даже манера разговора у него была под стать внешнему виду: вялая, скучная, безэмоциональная. Но только на первый взгляд.
- В принципе, я подозревал, что эта работа окажется тебе не по плечу, - сказал он, выслушав слова Кэти о том, что она увольняется с должности корреспондента. - Я повидал за время работы на телевидении достаточно таких как ты. Не очень много, но достаточно, чтобы судить. Все они изображали из себя хладнокровных, беспринципных профессионалов, и, вероятно, таковыми себя и считали. Но когда доходило до настоящего дела - криминальной хроники, например, - почти все из них попросту ломались. Как ты, Кэти. Ты не создана для такой работы, вот и всё. Это не есть плохо, просто у тебя другой характер.
- Вы просто не видели, как его разорвало пулей надвое, - ответила Кэти. - Вы не видели глаза раненого. Вы не видели, как они воевали. Вы не видели этого.
- Спокойно, Джойс, - прервал её Эванс. - Я был свидетелем того, как деревню повстанцев разнесли напалмовой бомбардировкой. И это было гораздо похлеще. То, что видела ты - так, детские сказочки, - он немного пожевал губами. - Послушай, тебе не обязательно уходить с телевидения. Ты можешь, например, работать телеведущей или обозревателем новостей, а? Как насчёт этого?
- Десятки человек в том бою погибли, в том числе один наш солдат, - вздохнув, ответила Кэти. - И ещё один сейчас умирает где-то потому, что если бы не он, то умирала бы я. А вы тут говорите о должности телеведущей. Где связь? - тут она с выражением решительности на лице встала из-за стола. - Я ухожу. Прощайте.
- По закону тебе ещё две недели нужно отработать, - сказал Эванс, едва заметно ухмыльнувшись. - Или штраф. Заплатишь?
- Да подавитесь вы своим штрафом! - воскликнула Кэти и пошла прочь из кабинета Эванса.
А Стэнли кричал ей вслед:
- Ну и куда вы теперь пойдёте, а, мисс Джойс? Кому вы теперь нужны? Я понимаю, вы хотите сбежать отсюда, сбежать из всей этой грязи, лжи, бесчестия, но куда вы сбежите-то? Вавилон только один! Другого нет! Ну и побунтуете вы, пообижаетесь, а дальше то что?
Кэти не знала, что будет дальше, что она будет делать и куда она пойдёт. Да и это и не важно было тогда. Просто она впервые в жизни почувствовала себя свободной от собственных амбиций, собственного тщеславия, собственного панциря из презрения, холода и равнодушия, который всю жизнь мечтал ей жить спокойно. И на данный момент этого было вполне достаточно.
Наконец-то! Фролов Артём,
30 мая 2013 года.

Начало весны. Мир оживает после зимнего сна. Оковы Мораны спадают. Лед возле берега тонкий и прозрачный, как стекло – все видно. Скоро Лада наберет силу, и река станет свободна. А сейчас наяда смотрит на мир, как в оконце.
Но душа реки рада и этому. Зимой ведь и того хуже – подо льдом, покрытым снегом, ничего не видно. Долгие, тоскливые дни…
Тогда можно, разве что подшутить над водяным, который спал под корягой, распугивая рыбу храпом. Старик ворочался и чихал во сне, когда его щекотала соломинка или водоросль. Или позабавиться над замерзшим рыбаком, просидевшим возле проруби целый день. Кто бы видел его глаза, когда он выудил большущую щуку, а та вдруг заговорила человеческим голосом! Подвыпивший мужик упустил рыбу вместе со снастью, не дослушав о трех желаниях! Потом он еще не раз приходил на это место, надеясь снова поймать удачу. Отвадить рыбака смогла только жена – она живо погнала мужа домой, причитая о страсти к хмельному.
Только и всего…
А сейчас раздолье!
Вот лес. Солнце светит уже по-весеннему ярко. Сугробы повсюду начинают таять. Деревья стоят голые, но скоро придет их пора зеленеть и расти. По лесу, мелькая среди деревьев своей бурой шубой, ходит сонный леший. Проверяет свою вотчину после зимней спячки. Вдруг шум, треск кустов. На берег выбежал заяц, а следом за ним волк. Бедный зайчишка не успел сменить зимнюю одежку, и сейчас был серо-белым дрожащим клубком. Прижав уши, он, казалось, смирился с незавидной участью. Волк прыгнул, уверенный в своих силах. Вот только заяц оказался хитрее, припустив по тонкому льду на другой берег. Серый разбойник устремился за добычей, однако лед под его лапами угрожающе затрещал. Пришлось отступить. Хищник обиженно завыл и вскоре скрылся в зарослях – отправился отыскивать новую жертву. Белобокая сорока с громким стрекотом сорвалась с верхушки березы, спеша рассказать эту новость всему лесу. Юркая синичка, тихо сидевшая на тоненькой веточке плакучей ивы, дождалась пока все успокоится, и живо слетела вниз. Она уже давно приметила жука. Тук-тук! – застучал ее клюв. Пустое, жук вмерз в лед, достать его нельзя. Звонко пропев, птаха улетела прочь.
Дальше – поле, а вот и первая проталина! Здесь робко зеленеют молодые ростки. Торопыги! Ночи-то еще морозные. К ним подошел дедушка-полевой и заботливо укрыл снегом, словно подоткнул одеяло. Теперь все в порядке. Степенно пригладив свою бороду-колосья, дух поля отправился в дальний путь. Под сугробами шуршат мыши, бегая по своим снежным норам, отыскивая прошлогодние семена. Однако они слишком увлеклись, забыв об опасности. Вдруг в воздухе мелькнул огненно-рыжий лисий хвост! Прыжок, еще прыжок и попавшаяся мышь жалобно пищит. Попалась! Неужели все? Нет, извернувшись, она вырвалась из лап рыжей проказницы. Лиса недовольно тявкнула. Воробьи, кружащие над полем, ответили ей дружным хохотом-чириканьем.
Течение, тем временем, влекло наяду к городу, где жили люди. На вершине холма сверкает золотом куполов великий каменный собор, подле которого стоят богатые терема бояр и князя. У подножья приютились вросшие в землю избы бедняков и деревянная посеревшая от старости церквушка. Но улочки безлюдны. Дверь одного из домов приоткрылась и высунулась лохматая голова домового. Видно, он тоже гадает, куда это все запропастились. Лишь стражи, сверкающие на солнце начищенными кольчугами, стоят у городских врат.
Разгадка открылась скоро. За городом горели десятки костров, где и собрались все горожане – от князя до последнего холопа. Люди жгли чучела зимы, ели блины и запивали их медом. Отовсюду слышались разудалые песни. Дети катались с горки, девушки водили хороводы вокруг костров, а парни бились на кулаках стенка на стенку.
Весело!
Наяда тоже хотела закружиться в круговерти праздника.

Но, что это? Вдалеке одинокий костер. Возле него, понурившись, сидит молодой воин в богатых одеждах. Княжич. Совсем еще мальчишка! Отчего он грустит? Почему не веселится вместе со всеми, а тяжко вздыхает? Вдруг он встает, и, сбросив с плеч плащ, стремглав бросается к реке. Вот уже трещит лед под сапогами, юноша поскальзывается, но и не думает отступать к берегу, к спасению. Безумец! Он же провалится и утонет!
Треск! Всплеск воды и молодой княжич идет на дно, не пытаясь сопротивляться, поддаваясь стихии, решив свою участь. Смерть…
Нет! Душа реки подхватывает его и выбрасывает на берег. Юноша снова ползет к полынье, не чувствуя холода в безумной горячке. Наяда и на сей раз не дает совершить один из самых тяжких грехов. Сильный удар по лицу. Горячая кровь заставляет понять, какую глупость он едва не сотворил. В серые глаза возвращается разум.
– Кто ты? – стуча зубами, прохрипел княжич.
В этот миг наяда ступила на берег.
Душа реки приняла облик прекрасной темноволосой девушки, облаченной в долгое снежно-белое платье, охваченное серебряным пояском. На вид ей было не больше двадцати зим, лишь голубые, цвета вод реки, глаза, видевшие все эпохи мира, говорили обратное. Сейчас в них читалось удивление.
– Наяда. Душа реки.
Тщетно пытаясь согреться, охватив руками плечи, парень бросил:
– Это все сказки! Духов не бывает.
– А я думала, что таких дураков, как ты – не бывает! – звонко рассмеялась Наяда. – Выходит, что мы оба ошиблись?
Княжич упрямо покачал головой. Он принял бы девушку за блаженную, если не взгляд этих глаз. Сейчас ему пришлось поверить…
– Зачем? Я хотел умереть!
Наяда безразлично пожала плечами.
– Ты мне не нужен… Вот и выбросила обратно на берег. И раз мы еще живы, то пойдем к костру.
С этим упрямец спорить не стал.
Душа реки пристально смотрела на огонь, а княжич, укрывшись своим плащом, любовался Наядой. Вода и пламя – две разных стихии, сейчас так близко друг к другу! Только вражды между ними не ощущалось. Скорее, это была дружеская встреча. Отвлекшись на миг от своих мыслей, парень только сейчас понял, что его одежда высохла, а холод больше не напоминает о себе.
– Почему ты хотел умереть? – не отрывая взгляда от костра, вдруг спросила Наяда. – Ты же княжич, а не смерд, который влачит жалкую жизнь, стараясь прокормить себя и свою семью. У тебя есть почти все, что только может пожелать человеческий разум!
Парень покачал головой.
– В том то и дело, что почти…
– Я слушаю, – продолжила настаивать душа реки, терзаемая любопытством.
– Осенью, мы вместе с отцом ездили в соседнее княжество. На пиру я увидел дочь князя Ярополка – Анну. Ее мать гречанка, говорят, была неземной красоты, и девушка унаследовала этот дар. Я влюбился в нее без памяти с первого взгляда. И каково было мое удивление, когда она тоже стала смотреть на меня и улыбаться! Служанка княгини тайком шепнула мне, что в полночь в саду меня будут ждать. Конечно, я и не думал спать! Как только стемнело, я украдкой пробрался в сад. Едва увидев друг друга, мы поняли, что наши судьбы отныне едины. Но на утро предстояло уезжать. Всю осень голуби летали между нашими княжествами. Какие письма мы писали! С первым днем весны я решил ехать к Ярополку и просить руки его дочери.
Наяда посмотрела в глаза молодому заносчивому княжичу.
– И сегодня ты услышал отказ.
– Хуже! Он сосватал Анну князю Болеславу. Моя любимая теперь за другим мужем, – он в бессилье сжал кулаки. – И ничего нельзя изменить. Я опоздал!
Кинув взгляд на реку, Наяда поднялась.
– Понятно. Значит, любовь… Странные чувства движут вами – смертными. Глупые. Оглянись, княжич! – она указала в сторону праздничного счастья и веселья. – Вон сколько девушек танцует возле костров. Одна краше другой. Выбирай любую!
– Ты ничего не поняла, – обиженно сказал парень, упрямо смотря себе под ноги. – Мне нужна только она.
Душа реки вспыхнула. Никто еще не упрекал ее в неведении!
– Как тебя зовут?
– Ярослав, – гордо ответил княжич.
– Тогда, Ярослав – княжий сын, ты будешь приходить сюда каждую ночь, в первый день седьмицы. Объяснишь мне, темной, что такое – любовь.
С этими словами Наяда канула в полынью.

Пришло время Лады-весны. Дни становились все длиннее, а ночи короче. В лесах из нор и берлог выходили звери, на поля возвращались звонкоголосые птицы. Солнце щедро дарило тепло – все начало зеленеть и цвести. Лед с реки сошел, ушла на нерест рыба. Наяда давно сменила унылые зимние одежды, на веселое зеленое платье, украшенное живыми цветами.
Каждую ночь, первого дня седмицы, к берегу реки приходил молодой княжич, где ожидала Наяда. Парень рассказывал о жизни людей, и о чувствах, что ими движут. Благодаря встречам, душа реки узнала много нового, ведь раньше ее люди мало интересовали. Вскоре, душа реки начала замечать, что каждый раз все сильнее ждет незамысловатых рассказов и торопит время встречи. Наяда начала думать, как человек. Прошло немало времени, прежде чем она поняла, что означают эти противоречивые чувства.
Душа реки нарушила закон мироздания – полюбила княжича. Одиночество осталось в прошлом. Рядом любимый. И пусть его жизнь скоротечна, как жизнь любого смертного, но любовь Наяды будет жить вечно...
Ярослав догадывался об этом, но молчал.

И вот пришел черед Ярило взять посох власти над природой.
Цветы отцвели, на их месте появились плоды и ягоды. В лесу пищали, играя друг с другом, маленькие зверята. В поле вставали на крыло молодые птенцы. Люди искренне радовались и собирали первый урожай. Год обещал стать богатым и сытым.
Только Наяда грустила одна. Княжич больше не приходил. Старый князь умер, на молодого Ярослава легло нелегкое бремя власти. Теперь у него не было времени для встреч с душой реки.
Душа реки ждала. Казалось бы, что такое – ожидание для бессмертного существа? Для нее и времени, не существует. Вернее оно течет иначе. Седмица пробегает как мгновенье, а день и вовсе незаметен. Да, так и было до той поры, как она повстречала Ярослава. Но теперь… Даже дни тянулись невыносимо долго! Она смотрела на берег, каждый миг ожидая любимого.
Все чаяния и надежды оставались тщетны. Ярослав не появлялся. Речную деву охватила грусть и тоска. В журчании реки слышался плач...

А осенью, когда Наяда оделась в золотые наряды, разразилось великое лихо. Война! На берегах реки разыгралась страшная битва. Люди безжалостно резали, кололи, убивали своих братьев. Вода смешалась с кровью и для многих ратников река стала последним пристанищем на белом свете. Наяда всматривалась в лица погибших, страшась среди них узнать молодого княжича.
Но вскоре, одна сила пересилила другую – воцарился мир.
Человеческая память коротка. Недавние враги уже сидят за пиршественным столом, поднимают кубки за здоровье друг друга. Богатые дары, лживые заверения о дружбе между князьями.

Пришла пора свадеб.
Снова в городе шум и веселье! Еще бы – война выиграна, и воины вернулись с богатой добычей! А мертвые… Кто же о них помнит, кроме родных?
К реке спускаются люди, видно спешат принести дары. И, что это? Ярослав! Он вспомнил о Наяде, об их встречах! Вот только почему он в наряде жениха, и почему рядом с ним белокурая девушка, чье лицо покрыто? Человек в церковном одеянии благословляет их, нарекая мужем и женой. Девушку Ярослав называет Анной.
Наяда поняла. Ярослав не отступился – достиг, чего хотел. Развязал войну, для того, чтобы завладеть чужой женой. Погубил тех несчастных воинов, что сложили свои головы ради его похоти. А тогда, весной, княжич лишь излил боль, отравил ей Наяду.
И ушел. К другой.
Свадебный венок, принесенный в дар, стал последней каплей. Как плевок в душу. Княжич знал, что это значит. Не мог не знать...
Наяда в последний раз ступила на берег. Сейчас она выглядела как утопленница: изодранное золотистое платье, снежно-белая кожа, в растрепанных волосах водоросли. Только глаза ее жили – полные слез и неземной печали. А еще, обиды...
Душа реки не произнесла ни слова. Молча вернула венок жениху. Пристально посмотрела на него.
Теперь она поняла людей. Поняла их чувства. Поняла, что испытывал Ярослав в тот злополучный день…

Наяда вернулась в реку, канула в самый глубокий омут. На берегу люди еще долго шумели и галдели. Но ей было все равно. Она совершила ошибку. Нарушила закон мироздания.
Река вскоре обмелела, заросла камышом и осокой.
Наяда больше не плакала.
Она умерла.

Все называли его чистоплюем, да таким он и был. Он никогда не хотел иметь дела с грязными и неприглядными сторонами человеческой жизни, не смотрел новостей, не интересовался политикой, ходил с поднятым подбородком и прищуренными глазами. Любил высказать свое «фе» и не любил выслушивать «фе» чужое.
Когда он постарел, терпеть его стало совершенно невозможно. Брюзжаще-дребезжащий старик, пусть и всегда аккуратно одет и чист, в своем районе был известен всем. Бывало, идет он по Авиамоторной улице, а местные жители переходят на другую сторону дороги. Чтоб не выслушивать нотации, в случае чего. К тому же завелась у него привычка под стать прозвищу. Он стал в подтверждение своего недовольства плевать под ноги. Нет, конечно, не конкретным людям, но этому миру в целом, где возможно такое непотребство.
Уж не знаю, когда это случилось и почему. Не знаю, заметил ли кто-то, кроме меня, эту связь, но стало происходить нечто странное. Эти его плевки стали будто магическими. Например, идет он к магазину, а там, возле входной двери, около урны, бычки да подсолнечная шелуха. Прочитает он гневную отповедь, плюнет, и тут же выйдет уборщица исправлять непорядок. Или плюнет он на аварию, перегородившую путь трамваям, как водители тут же договорятся полюбовно и разъедутся, не дожидаясь дорожной милиции. Или милиция эта приедет не через полчаса, а через минуту.
Прошло какое-то время, и Авиамоторная улица преобразилась. В институтской столовой стало вкуснее и дешевле, реклама стала менее навязчивой и более правдивой, пробки стали явлением до того редким, что сам мэр приезжал лишний раз сверкнуть лысиной и засвидетельствовать «свою», пусть и локальную, победу над транспортным коллапсом города. Чего уж говорить о чистоте улицы и вежливости пешеходов.
Журналисты, к сожалению, столь необычную активность в городе проморгали. Или пропустили специально. Плохие новости, к сожалению, лучше привлекают аудиторию. Кстати о новостях! Чуть стоило появиться на экране криминальной хронике, изображение начинало рябить, а звук скрежетать. Газеты с самыми желтыми материалами плохо завозились, а по радио вещали только грамотные и образованные ведущие.
Лишний раз я убедился в том, что это заслуги Чистоплюя, зимой. Стариковские хрупкие косточки мерзли, и он чаще отсиживался дома, игнорируя свою странную вахту. Тогда я первый раз за полгода наткнулся на брошенный посреди тротуара окурок, а потом повалило как из чаши: первая пробка на два часа, отключение электричества на восемь, кортеж премьер-министра, ограбление соседа... Чуть только весенние дни при вялом участии районных коммунальщиков растопили зимние наслоения льда, ситуация стала меняться в уже так полюбившуюся лучшую сторону.
Это было, как помнится, в конце июля, необычно чистого от пуха. Не знаю, как такое могло случиться, при нашем-то плюющем ангеле-хранителе. На улицу забрел хам. Самый настоящий, неприкрытый. Обматерил мороженщицу. Наступил на ногу почтальону, растолкал неимоверное количество прохожих, и даже с комментариями по поводу их ходовых качеств и габаритов. Привыкший к вежливости и покою народ столбенел или спешил убраться с дороги.
И, видимо, наши общие беззвучные молитвы были услышаны. Из проулка вышел он. Его серый плащ развевался на легком теплом ветру, трость блестела в лучах солнца подобно мечу, а цепочка карманных часов, свисавшая из жилетки, напоминала участок кольчуги. Узкие щелки глаз выискивали жертву, подбородок, а при учете возраста – целых три, были как никогда высоко подняты. Он подошел к парню и высказал все, что думает о его поведении. На этом катастрофа кончилась.
Рассказывают, что парень долго еще сидел на лавочке в одном из дворов, плакал и жаловался каждому встречному, что у него такое ощущение, будто плюнули в душу.

«Что ж, мы имеем перед глазами полную картину этого страшного и душераздирающего массового террора, перед которым меркнут даже самые жуткие примеры войн и революций, имевших место на протяжении мировой истории. Такова реальная система кровопролития, смертей и террора, осуществляемая истеричными и преступными политическими маньяками, готовыми скопировать её в каждой стране и среди каждого народа теми же методами террора, если им только представится такая возможность.»
- Из речи Йозефа Пауля Геббельса, «Коммунизм без маски», 1935г.


Глава1. Последние дни войны.
Над Брюгенбау поднимался рассвет. Вначале различимый лишь как узкая полоска света на горизонте, он разгорался, становясь ярче с каждой минутой, разгоняя однородный ночной сумрак, отделяя свет от тени. Лучи восходящего солнца подсвечивали кромку белоснежных облаков, висевших над городом, словно заставляя их флюоресцировать. В неподвижном утреннем воздухе эти облака выглядели застывшими белыми гигантами, которые казалось вот-вот рухнут вниз, обрушившись всей своей массой на землю.
Солнце тем временем поднималось, его сияние освещало обшарпанные городские стены и балюстрады, проникало в черные проемы окон, скользило по остовам разрушенных артиллерией строений, многие из которых в своем нынешнем виде напоминали порожденные больным разумом кошмары, заливало багряным светом покрытые обломками улицы, словно там разгорался вечный пожар. Рассвет обнажал скрытые тьмой следы войны и разрухи.
Брюгенбау… Когда-то жители этого города употребляли совсем иное, непривычное для немецкого уха название, «Сыктывкар». Но теперь все надписи и указатели, где имело место это грубое, написанное неполноценным северным языком слово, были замазаны, таблички сорваны, а постаменты сровнены с землей, и на их месте красовалось новое, аккуратно выведенное готическим шрифтом название. Теперь всем жителям, в том числе и русскоговорящим следовало употреблять именно его.
Как говорится, новые времена – новые порядки.
Это был не самый крупный, и далеко не самый важный из городов на бывшей советской территории. В период советской власти здесь располагалось множество школ, которые теперь пустовали, многие были переоборудованы Рейхом в склады, остальные также ждало переустройство. Кроме всего прочего на территории города существовало несколько небольших промышленных предприятий, но все они были слишком незначительны и не могли принести реальной пользы индустрии Рейха. Пожалуй определенную экономическую выгоду мог принести разве что деревообрабатывающий завод на городской периферии. Вокруг Брюгенбау росло множество лесов, занимавших огромные площади, что вообще было свойственно для этой страны, так что недостатка в ресурсах для завода возникнуть точно не могло.
До прихода новой власти это был всего лишь небольшой провинциальный город, но вскоре его ждала ассимиляция – коренные немцы и «полукровки», жители России и прочих оккупированных Рейхом стран, в чьих жилах еще сохранялась арийская кровь должны были прибыть сюда и заселить город, построить новые культурные и индустриальные центры, обеспечив ему процветание под национал-социалистическим флагом.
Но до этого следовало проделать большую работу, восстановив разрушенные войной строения и расчистив улицы – не только от обломков, но и от расово неполноценных элементов, которые по приблизительным расчетам немецкого командования составляли треть жителей города. Их следовало отправить на принудительные работы в концентрационные лагеря, где они со временем умрут от физической нагрузки и истощения, или покончить с ними прямо здесь и сейчас. Принципиальной разницы в этом не было, разве что во втором случае требовалось несколько меньше ресурсных затрат. И местное руководство СС, чье главное управление теперь располагалось в здании бывшего Обкома, уже приступило к решению этого «демографического» вопроса.
Но конечно самым важным было закончить войну. Долгая и кровавая, она унесла жизни миллионов немецких солдат, но к сегодняшнему дню, шестнадцатому апреля тысяча девятьсот сорок шестого года большинство индустриальных и стратегических центров русских были захвачены, а войска немецкой армии устремились на восток, далеко за Урал. И это значило что вот-вот придет конец бесконечным смертям, и солдаты восточного фронта смогут вернуться домой, где их встретят как героев…
Конец войне был близок, по крайней мере так утверждало военное командование Рейха. Но подобные обещания оно давало не раз, а война, казалось, лишь затягивалась. Даже в безвыходном положении, стоя одной ногой над пропастью, остатки советских войск (те которые еще не были взяты в плен, не дезертировали, и не были поголовно расстреляны) продолжали фанатично сопротивляться, защищая коммунистический режим, с остервенением сражаясь за каждый метр территории. Бои продолжали идти во многих городах, еще шли сражения в Фюрерштрассе и Остенберге (бывших Свердловске и Новосибирске), даже в Брюгенбау военные столкновения прекратились лишь пару дней назад. Ситуацию осложняло еще и то, что после захвата Москвы у русских не было какого-либо определенного командного центра – каждая область являлась по сути автономией, самостоятельно организующей оборону своих рубежей. Правительство Германии было уверено что в таком состоянии государство автоматически распадется, перестанет функционировать. Но оно функционировало, и более того - было боеспособно. Непредсказуемость тактики загнанных в угол русских оказывала на всех немцев сильнейшее психологическое давление. И это не говоря о партизанском движении, которое действовало практически во всех городах захваченной Рейхом советской территории. Партизаны врывали поезда и склады, устраивали подрывы и диверсии. Систематические чистки среди местного населения не спасали ситуацию – людям было уже нечего терять.
Но ресурсы русских ограничены и долго продолжаться это не могло. Рано или поздно должен был прийти конец любой войне, и миллионы немецких солдат как в центральном Рейхе, так и в его комиссариатах, созданных на территории бывшего Союза Советских Социалистических республик жадно вслушивались в радиоэфир, надеясь услышать заветное сообщение о полной капитуляции вооруженных сил Советского Союза.
К счастью здесь, в Брюгенбау немцам удалось избежать больших людских потерь – армия генерала генерала Комарова, руководившая обороной, города была захвачена в плен, хотя другой выбор вряд ли оставался. Провизия и боеприпасы у них закончились уже давно, а обстрел немецкой артиллерией города оказался действенней любых переговоров.
Город Брюгенбау располагался на территории самого северного и самого крупного из рейхскомиссариатов – комиссариата Московия, занимавшего всю территорию России, вплоть до Урала. На эту территорию у военного руководства Германии существовали большие планы – Московия должна была играть важную роль в экономике третьего Рейха, став для него своего рода аграрным центром. Большую часть территории комиссариата предлагалось засеять различными сельскохозяйственными культурами; поля и пастбища должны были протянуться на десятки гектаров; пройдет еще несколько лет, и с этих полей гигантские мегасоставы, груженые сотнями тонн зерна и злаков устремятся в центр великой Германии, в главное зернохранилище третьего Рейха. Впрочем, на родину они повезут не только злаки, но и рабочую силу - самые выносливые и сильные остарбайтеры должны будут послужить на благо Германии. Их руками будет отстроен новый мир, величайшая из империй которой суждено править всеми прочими.
Но сейчас это были только планы, а пока на месте будущих полей лишь начиналась грандиозная работа – силами заключенных вырубались лесные чащи, выравнивались холмы, засыпались овраги и сравнивались с землей поселения – так расчищалось пространство для грандиозных проектов Третьего Рейха…
Солнце тем временем всходило все выше, и его спектр постепенно менялся с красного на естественный желтый. Теплый и ласковый свет разбудил группу голубей, дремавших на крыше бывшего универмага - птицы спали, распушив перья и уткнув в грудь свои клювы. Разбуженные солнцем, они встрепенулись и почти одновременно вспорхнули с карниза. Поднявшись вверх, выше городских крыш, они сделали плавный разворот в левую сторону и устремились на запад, пролетая над мощеной улицей, в направлении длинного шпиля на одном из зданий, очевидно служившего им ориентиром.
Внизу, по мостовой шел человек. На нем была немецкая форма стандартного образца, темно зеленого цвета, на голове - каска, явно слишком большая для такой худощавой головы, в руках - потрепанный MP 38, попросту шмайссер. Грудь украшал, ярко поблескивая на солнце, железный крест – не только почетная награда, но и символ самопожертвования во имя Рейха; символ страданий, которые он пережил, пройдя через мясорубку войны.
Лицо его было совершенно спокойным, возможно впервые за долгие годы, и лишь стайка голубей, пролетевшая над головой, смогла привлечь к себе его внимание. Солдат поднял руку, защищаясь от яркого солнца и взглянул на птиц.
«Наверно это хорошо, - подумал он, - иметь птичий разум. До этих тупых созданий никогда не дойдет что такое война. Даже если рядом будут потрошить их товарища, они наверно будут безмятежно клевать зерна, не понимая чему здесь можно огорчаться. Да, конечно, больше ума – больше пессимизма… С этой точки зрения человек точно является самым безрадостным из животных.
Хотя… возможно это просто почтовые голуби, отправленные с посланием каким-нибудь фельдфебелем-голубеводом. Ну уж эти то поумнее будут…»
При этих мыслях солдат ухмыльнулся. Его имя было Манфред Штайнбах. Звание – старший стрелок.
И сегодня он выполнял обязанности патрульного, обходя улицы и следя за соблюдением порядка. Впрочем, работа теперь была почти формальностью. Несмотря на уже наступившее утро, город казался мертвым; повсюду царила абсолютная тишина и спокойствие.

Ветер бил в лицо и швырял песком в глаза, донося запах нефти и гари с моря. И горел старый дом, отрезая все пути назад. Обойти развалины церкви против движения солнца, получится, только если есть это самое солнце. Черные клубы жирного вязкого дыма стлались по поднебесью уже долгие месяцы. Но дом, принесенный в жертву, должен был дать путь солнечным лучам. Облитый химикатами, добытыми в брошенном городе, он занялся мгновенно, посылая в небо белый шлейф дыма, рассеивающего черную завесу, поднявшуюся от горящего океана.
Гаятри НКеллен подобрала полы своих длинных одежд, не оглянувшись на родной дом, умиравший в жадных ласках пламени, и побежала, обходя церковь против движения солнца. Она бежала, торопясь, пока тучи не скрыли тусклый мраморно-белый диск с изжелта-черными краями. Бежала со всех ног, обгоняя собственную тень. Дважды она упала, расколотив ладони и колени об острые камни, но успела…

На какой-то миг голова закружилась и Гаятри снова упала, запнувшись о длинное разнотравье, мягко колыхавшееся под ногами. Подниматься не стала, зарываясь лицом в благоуханные живые травы, слушая с наслаждением стрекот цикад. Так давно она была лишена этого! Обреченная жить, обреченная помнить…
Авентани любила читать ей на ночь, несмотря на то, что книги были под запретом. И когда её разорвала на куски взбесившаяся толпа, Гаятри даже по родной матери и сестре не тосковала так, как по ней.
Всё, что осталось малютке НКеллен,
Память и воля былых поколений.
Она помнила каждый прочитанный стих, каждую сказку и легенду. Каждую строчку из книг, что стали серым пеплом в пожарищах, охвативших обезумевший мир. Но более всего она грезила о старой легенде про юного Роланда. С того мига, когда она прочитала сказку о нем и о короле эльфов, её не оставляло ощущение, что весь мир вокруг- иллюзия, сотканная сумасшедшим, а реален лишь тот мир…

Она лежала, примяв и прижав к груди длинные стебли трав и цветов, вдыхая пьянящий аромат. Сознание мутилось от чистого воздуха и запаха жизни. И Гаятри никак не могла заставить себя встать. Перед глазами проносились обрывки картин из прошлого, строки из книг, стихи. Мерный глуховатый голос Авентани зазвучал в голове раскатами далекого грома:

-Чайлд Роланд двинулся к Башне Черной…

Она лежала и смотрела сквозь сине-белое небо, задыхаясь от окутавшей её свежести и от отчаянной тоски, сжавшей сердце. Почему-то эти строки всплыли в её мутящемся сознании. Любимые и ненавистные строки, заставлявшие кровоточить её сердце…

-Ави, но почему? Вдруг она хотела остаться с королем эльфов?
-Так говорится в легенде, а легенды пришли к нам из самых старых времен…

Лишь спустя время она смогла заставить себя вначале сесть, а потом и встать. Голова закружилась, но это ощущение вскоре сменилось невероятной легкостью и невероятной же тоской. Гаятри огляделась вокруг. Сколько хватало глаз, перед ней расстилались бескрайние поля. Лишь на западе виднелось нечто вроде замка, но слишком неправильной формы были его башни, сиреневые в серебристой дымке. Гаятри пошла, а потом побежала, высоко подкидывая ноги, чтобы не запнуться о траву. Длинная одежда путалась и мешала, и Гаятри ничтоже сумняшеся содрала её через голову, оставшись в шальварах и топике. Она снова припустила через поле, пока не начала задыхаться. Пришлось прилечь и немного передохнуть. Гаятри смотрела в синее небо, по которому плыли белые и золотые облачка. В памяти возникло усталое смуглое лицо Авентани, низко склоненное над книгой. Глубокий чуть глуховатый голос читал Балладу о Мире Грез:
«…В далеком изломанном мире
Где солнце лилового цвета
Где три луны так прекрасны
Где жарко вечное лето
Где стонет, ломая струи
Река хрусталя живого,
В этом изломанном мире
Покой обрету я снова…»

Гаятри поднялась и пошла к замку. Теперь он казался куда ближе. Даже видны были расколотые белые камни, сверкавшие на солнце каплями серебра, и чуть сбоку в не столь высокой траве тонкая дорожка, рассыпающаяся остатками мраморных плит. На миг ей почудилось, что какое-то животное проскочило в густых травяных зарослях, но то был лишь миг. Гаятри попыталась вспомнить животных, которых знала по картинкам. Собаки, кошки, которых люди держали в качестве домашних питомцев. Дикие медведи, волки. Но ни на одно из этих животных виденное Гаятри не было похоже. Она чуть замедлила шаг, всматриваясь в пространство, отделявшее её от замка.

Неожиданно высокий чистый звук заставил её вздрогнуть. Ничего подобного она никогда не слышала. Теперь, замерев от удивления и испуга, она увидела вышедшее из-за развалин существо. Лошадь! Она узнала это прекрасное создание, виденное однажды на картине в заброшенной галерее. Лошадь, живая и настоящая! Но какая странная лошадь! Белоснежная, сверкающая на солнце, и с витым изящным рогом, росшим из центра лба. Ошеломленная Гаятри во все глаза смотрела на это создание, показавшееся ей невообразимо прекрасным.
-Кервелен, где ты, малыш?
Она снова вздрогнула, не веря своим ушам. Голос доносился из-за белоснежной стены, точнее, обломка стены, возвышавшегося над буйным зеленым морем. Существо подняло голову, и снова раздался тот же звук.
-Слышу тебя, малыш, - голос был мягкий, удивительно приятный, и от звука его сердце Гаятри забилось сильнее. Она пошла вперед, с некоторым испугом глядя на прекрасное создание, которое снова издало странный высокий звук и двинулось на голос.
-Я слышу, Кер, я иду!
Гаятри смотрела на высокую стройную фигуру в странном одеянии. Ветерок развевал неровно обрезанные пряди седых волос. Человек! Она едва не расплакалась от облегчения и усталости, но подавила слезы. Мужчина двигался навстречу, как-то неуверенно, протянув вперед руку. Белое существо покосилось на Гаятри лиловым глазом и дернуло головой.
-Где ты, Кер?- голос незнакомца ласкал слух. Гаятри посмотрела на животное, которое снова чуть повернуло голову, словно указывая ей направление.
-Кер? Где ты, малыш?
-Он чуть сбоку стоит, - сказала Гаятри, протягивая руку и касаясь вытянутой вперед ладони незнакомца. Его пальцы неуверенно осязали её ладошку. От звука её голоса глаза мужчины раскрылись чуть шире, словно он пытался рассмотреть что-то. Но он был слеп, его глаза цвета травы смотрели в пустоту.
-Кто вы?- тихо спросил незнакомец, держа Гаятри за руку. –Во имя Вечности, ответьте, живое ли вы существо или же наваждение?
-Меня зовут Гаятри, - ответила девушка, с состраданием всматриваясь в красивые тонкие черты лица незнакомца. –Не бойтесь, я не уйду. Вы тут один?
-Да… по крайней мере, был до сего момента, - мужчина протянул вторую руку, коснувшись лица Гаятри, ощупывая его быстрыми движениями. –Я уж думал, что не осталось никого кроме меня и Кервалена.
Он покачнулся и едва не упал. Гаятри пришлось обнять его, в ноздри ударил жаркий аромат, заставив девушку вздрогнуть от ощущения знакомости. Она словно уже знала этот аромат, из невыразимо далеких дней, из тех дней, когда она ещё не помнила себя. Тонкая ладонь легла ей на затылок, гладя, осязая.
-Дитя, ты пахнешь как Свет, - тихо сказал незнакомец. –И в то же время запах тьмы и боли запутался в шелке твоих волос. Он не исходит от тебя, но шлейфом окутывает.
-Это запах моего мира, - ответила Гаятри, помогая ему дойти до каменной стены и сесть на небольшую приступку. –Увы, его нет больше.
-Огонь горит, - грустно улыбнулся мужчина. -Вода течет. И законы Вечности неизменны. Лишь только Безумие приходит на место Разума, его пламя пожирает обреченный мир.
-Оно пожрало мой, - Гаятри склонила голову, вдыхая аромат, исходящий от его рук, чувствуя, как боль отступает куда-то далеко, - но пламя же открыло мне путь сюда. Это мир эльфов?
-Эльфов?- мужчина усмехнулся. –Да, когда-то так называли мой народ те, кому удавалось перейти Грань.
-Ваш народ? Но кто вы?- Гаятри коснулась прекрасного лица, убирая длинную челку, упавшую на незрячие глаза.
-Я Эммерлинг, и когда-то я был королем сих земель. Теперь же, увы, лишь тень, память о тех, кто некогда владел этим миром, - в голосе мужчины была тоска и безмерная усталость обреченного на вечность существа.
-Но разве вашего народа тоже нет?- спросила Гаятри, с состраданием глядя на него. Эммерлинг покачал головой.
-Нет. Уже давно они истребили друг друга, заразившись безумием от проникшего в наш мир человека. Человека, в гордыне своей и жестокости отнявшего ту, что…
Он снова качнулся, и Гаятри поддержала его, вначале за плечи, а потом обняв и скользя пальцами по худой спине.
-Вы, верно, голодны, - это было единственное, что пришло ей на ум. Мужчина покачал головой.
-Нет, дитя, голод и жажда давно уже не волнуют меня.
-Но вы так слабы!
-Помоги мне лечь, я немного устал.
Гаятри сняла с плеча свернутую жгутом одежду и расстелила на траве. Затем помогла Эммерлингу лечь поудобнее.
-Благодарю, дитя, - вздохнул он, вытягиваясь на импровизированном ложе. –Так давно уже я не слышал ничьего голоса, не чувствовал ничьего прикосновения. Лишь Кервелен был мне другом и спутником всё это время. Его рог кормил и поил меня до того мига, когда я не пожелал больше поддерживать жизнь. Время мое близко и я рад, что есть, кому сидеть со мной, пока Вечность не возьмет меня.
Гаятри, движимая жалостью и странной нежностью, провела ладошкой по щеке мужчины, ощущая под пальцами тонкую гладкую кожу. Ветерок принес аромат мёда и воды.
-Расскажи мне о себе, - попросил он, нащупывая её ладошку и сжимая в своей руке.
…Ветер гнал золотые облака на запад. Стемнело. Затем наступила непроглядная ночь. Прошло уже много часов, а Гаятри всё говорила. Она видела, с какой жадностью и каким наслаждением ловит несчастный король каждое её слово. И говорила, говорила, говорила. Вначале рассказала ему о мире, погибшем в пламени безумия, потом стала наизусть читать всё, что помнила. И всё светлее становилось лицо Эммерлинга, а когда она стала читать свою любимую Балладу о Мире Грёз, он приподнялся и устремил сквозь неё взгляд своих незрячих глаз.

… В мире, где солнце светит,
Тьмы срывая покровы,
В этом изломанном мире
Покой обрету я снова.
Но сердце покуда знает
О том, что любим и любишь,
Ты путь в тот мир не отыщешь,
И вечно в пути пребудешь…

-Всё верно, - прошептал Эммерлинг и крупные слезы покатились по его щекам, - всё верно, дитя. Я желал бы позабыть, но увы…
-Если бы я только могла помочь!- Гаятри почувствовала, как против воли из её глаз тоже струятся слезы. Эммерлинг взял её маленькие ручки в свои руки и поднес к губам.
-Я благодарю тебя уже за то, что ты есть, и что сидишь со мной, - сказал он. –Но продолжай, молю тебя! Ведь это не конец баллады!
Гаятри отерла слезы и, вздохнув, продолжала:

Ты помни и знай, что в сердце
Хранится всё то, что было,
Всё то, о чем мы мечтали,
И то, что страстно любили
Но лишь сердца человечьи
Подвластны любовной пытке
Сердца же эльфов увечны,
Бесплотны они и зыбки.
И лишь сердца человечьи
Любить умеют так страстно,
Что даже Ангелы Смерти
Над ними уже не властны.

-…лишь сердца человечьи… - эхом откликнулся Эммерлинг.
Гаятри коснулась его щеки, на которой застыла, переливаясь бриллиантовым сиянием, прозрачная капля. Голос её задрожал, когда она прочла заключительные строфы поэмы:

И слёзы даны лишь людям,
В награду и в утешенье,
Сердцам, что так сильно любят,
Отбрасывая сомнения,
Сердцам, что умеют плакать,
Стенать и кричать от боли,
Сердцам, что познали пытку,
Именуемую любовью.

-Вы- человек!- выдохнула девушка, глядя на влагу, стекающую ручейками из глаз мужчины. –Но как?
-Когда-то давным-давно меня подменили, выкрав из колыбели. Я был вскормлен молоком женщин-хэльве, это дало мне долгую жизнь. Но не изменило моей природы. Лишь похищенное человеческое дитя может занять трон королевства хэльве.
Гаятри смотрела в его лицо, прекраснее которого не видела за свою долгую жизнь. Тоска снова стиснула её сердце холодными липкими лапами. Она видела лицо короля в мягком сиянии, исходящем от лежащей рядом лошади. Видела огромные омуты глаз, казавшихся сейчас озерами непроглядной тьмы.
-Вы были влюблены?- тихо спросила она.
-Нет, - ответил он, глядя в пустоту, - я просто люблю. Вот уже целую Вечность… но кажется, что всё случилось вчера.
Гаятри наклонилась, всматриваясь в эти незрячие глаза. Лошадь рядом издала тихий нежный стон. Девушка провела ладошкой по щеке короля, затем коснулась поочередно правого и левого глаза.
-Простите, если мой вопрос оскорбит вас, что случилось, что вы больше не… не можете видеть?
Словно в забытьи он протянул руку, опустив её на лицо девушки, скользнул по виску, по пышным волосам. И Гаятри едва не закричала от такой страшной тоски и такого безумного счастья, что рассудок почти оставил её.
-Я выплакал свои глаза по Хелен, - тихо сказал Эммерлинг, - но тоска по ней и любовь к ней по-прежнему владеют моим сердцем. Хотя уже века прошли, но сердце помнит о ней.
Гаятри показалось, что мир рухнул и небеса обрушились на землю. Но, собрав в кулак всю свою волю, она облекла её в одну-единственную строчку:

>-Чайлд Роланд двинулся к Башне Черной…

С губ короля сорвался отчаянный стон, больше похожий на рыдание. А Гаятри вскрикнула, уткнувшись лицом в его грудь. Аромат его кожи будил странное, темное, проникая в закоулки её души, пробуждая память о тех временах, когда люди верили в эльфов и демонов…

-Эй, рыжая Хелен, а струсишь ли ты пойти и взять мяч? Он укатился за церковь…

-Нет, о Боже, нет!- прорыдала Гаятри, обнимая ладошками побелевшее лицо короля. Незрячие глаза смотрели в пустоту. Он потянулся к ней, обхватив слабыми руками.
-Хелен!
-Эммерлинг, мой король…- слезы полились из глаз девушки.
-Ты вернулась ко мне…
Гаятри рыдала, не в силах остановиться, чувствуя, как рвутся тонкие и прочные покровы забвения, открывая прошлое…
-Ты ждал… ты так долго ждал!
-Целую Вечность, моя Хелен!
-Прости, что позволила ему… прости, любовь моя! Прости, что ушла, что побоялась биться за свою любовь!
Его губы были горьки как полынь и сладки, словно мёд. Гаятри приникла к ним, словно истомленный жаждой путник к живительной воде. Тонкий нежный звук заставил её вздрогнуть. Нехотя разорвав поцелуй, она взглянула на единорога (и как она могла назвать его лошадью?), который лежал в шаге от них, наклонив голову. Из его рога засочилась серебристая благоухающая влага. Подставив ладошку, Гаятри поймала в неё капли и поднесла ко рту короля. Он пил и пил, вначале помалу, а потом она помогла ему сесть и поила, собирая в ладошку нектар с единорожьего рога. Целебный нектар, способный вернуть к жизни даже умершего.
-Выпей и ты, любовь моя, - тихо произнес Эммерлинг, протянув руку и ощупью проводя по снова увлажнившемуся рогу. Гаятри с улыбкой лизнула его ладонь, а потом, повинуясь тому, глубинному, что властвовало сейчас в её душе, коснулась серебристых капель и смазала глаза короля.
-Я не хотел видеть мир, пока в нем не было тебя, - сказал он, опуская веки. –Моя Хелен. Но теперь я хочу… я хочу видеть и жить.
…И когда открылись глаза короля навстречу вновь обретенной любви, из-за далеких синих гор показался краешек золотистого солнца, пробуждая к жизни умирающий мир.

<Новоселье

Вот и новый дом. Непривычно, конечно, но могло быть и хуже. Намного хуже. Одинокая изба посреди огромного дремучего леса, большой двор, банька, сарай, хлев для скотины. Одним словом, доброе хозяйство. На много километров ни одного города, только далеко, на опушке, расположилась небольшая деревенька. Благодать. То что надо.
Жаловаться было грех. Пафнутий просто скучал по родному дому. Дому, которого больше нет. Как-никак, прожил там сотню лет. А может, и больше. Проклятая цивилизация, как говорил сосед Кузьма, добралась и до них. Избу снесли, вокруг все перерыли, понагнали страшных железных мордоворотов и давай строить каменные душегубки в несколько этажей. Им с Кузьмой предлагали там остаться. Говорили про какой-то комфорт, про счастье. Только счастье такое для бездельников и дармоедов: знай присматривай за хозяевами да лежи-отдыхай за печкой. Да и где лежать, печей-то там нет. Вот тебе и комфорт. Кузьма согласился, он неприхотлив. Стар уже, ничего не надо, лишь бы угол был какой-никакой. А Пафнутий не устал, лоботрясом не был, так что комфорт этот не про него. Хотел Пафнутий жить, а не отдыхать - вести хозяйство, ухаживать за скотиной, как настоящий домовой. Кем он, собственно, и был. Что за дрянь такая, эта цивилизация? Много нечисти повидал, но эта - хуже войны.
Пафнутий шел не таясь. Попасться кому-то на глаза не боялся. Место глухое, людей нет, да и ночь на дворе, спят все давно. Прежде чем войти в избу, осмотрелся, побродил по двору, присел у поленницы, подышал. Эх, воздух здесь хороший, природа.
Понравилось Пафнутию место. Оценил наконец, размечтался. Радостно так стало. Просидел и не заметил, как рассвет занялся. Скоро петухи пропоют, хозяева проснутся, пора в дом. Поднялся, поплелся вразвалочку - да чуть за углом с хозяином нос к носу не столкнулся. Понесла его нелегкая спозаранку. Не спится. До ветру пошел. Пафнутий еле в кошку успел обернуться.
***
В сумерках да спросонья, Степан ничего не разглядел. А если и разглядел, то не понял. Только кошка незнакомая по ногам теранулась, замурлыкала, мякнула что-то. Нагнулся, погладил.
- Ты откуда такая, приблуда? Не видел тебя раньше. Ну ладно, коли пришла - заходи, - приоткрыл дверь, кошка нырнула в темноту, а сам отправился дальше, по своим делам.
Степан был мужик одинокий, не старый еще. Всю жизнь прожил здесь, лесником, как дед и отец. От отца досталось хорошее хозяйство. Когда есть огород, скотина и руки откуда надо растут, ничего больше и не надо. Все свое, своими силами – и мебель, и продукты, а чего не хватало, то докупалось. Женился Степан на Анюте из местной деревни. Всякое бывало, но жили дружно, душа в душу. Изредка выбирались в город: за зарплатой, вещами закупиться, погулять да в кино сходить. Жизнь шла своим чередом. Размеренная, неторопливая и счастливая.
Овдовел Степан рано. Дочке и двух лет не было. Простудилась Анюта, слегла. Фельдшер местный говорил про пневмонию. Отвезли ее в городскую больницу, там и померла.
Остался он с Лесей вдвоем. Сложно было. Растил, души не чаял, баловал. Выросла девчонка ладная, добрая. Отца любила, по хозяйству помогала. После школы в столицу учиться уехала, да там и осталась. Приезжала сначала на каникулы, скучала, часто созванивались на почте. Потом все реже и реже. А теперь разве открытки отцу шлет да письма. Их только Степан и ждет, дни считает. Почтальон сюда не доходит, вот и мотается сам на телеге чуть ли не каждый день в деревню. А вдруг Лесенька что написала? Съездит, с мужиками пообщается. А письмо получит - не нарадуется, до дыр перечитывает. Так и живет, ведет хозяйство, но скорее по привычке, не умеет по-другому, да и дни так идут быстрее.
Встретил Степан кошку, настроение поднялось на весь день. Хорошая примета, когда животные в дом сами приходят. Особенно кошка. Старики говорят, в кошку домовой оборачивается. Встретил его - к удаче. Может, Лесенька наконец-то приедет? Чует сердце, приедет.
***
Хозяин Пафнутию понравился сразу. Добрый, открытый, весь как на ладони. Животину любит - тоже хорошо. Поладим, точно поладим. Только груз какой-то на сердце у него. Тянет, мучает, жить спокойно не дает. Ждет чего-то, только тем и жив. А мужик видный, хозяйство ведет, не пьет – непонятно, чего один-то? Не успел толком домовой хозяина рассмотреть, ну ничего, сейчас вернется - и все понятно станет. Могут так домовые: в глаза посмотреть и жизнь как книгу прочитать. В душу глянуть, в сердце побывать - что за человек, чем живет, чем дышит.
Весь день Пафнутий за печкой просидел. Привыкал, думал. Прибрался у себя в уголке, расставил все как надо. Все по-тихому, чтобы хозяина не пугать. День - не время для домового, негоже на глаза попадаться. Ночью все дела делаются. Пару раз выбегал кошкой, огляделся, так Степан сразу молочка плеснул, приласкал. Хорошо дома, чистенько, а с домовым теперь и уюту прибавится.
Ночью, как только хозяин улегся, решил осмотреться. Надо же свою делянку знать. Где что, откуда беды ждать, да и соседей посмотреть. А еще ведь и живность есть - кому овса подкинуть, кому зерна, поговорить с кем, гриву расчесать. Скотина, она тоже ласку любит, внимание, оттого и добрее будет к человеку, послушнее.
Вышел, животину подкормил. Не удержался, заплел пару косичек в гриве у лошади, Зорькой кличут. Ох и хороша кобыла. Высокая, справная, так и хочется прокатиться. Глянулась она ему. Вернулся в дом, за печку. Прилег. Скоро рассвет, а не спится. Беспокоит что-то, будто в доме кто не спит. Выглянул. Степан сопит себе, дрыхнет, как дитя. Чужой в доме? Стук странный. Показалось. Нет, вот опять. Всмотрелся в угол - шевелится что-то, будто сама тьма ворочается. "Ну, вот и соседи, - подумал домовой, - вот и свиделись!"
- Эй! Ты чего здесь делаешь? Откель взялась? А ну пшла, вон отседа! Тебя мне здесь не хватало, - Пафнутий уже выбрался из-за печи и стоял нахохлившись, по-хозяйски подбоченясь. - Ох и терпеть не могу я вашу породу!
- Тише ты, баламут. Хозяина разбудить не боишься? Горлопанит тут. Ты кто вообще такой? - темнота говорила скрипучим голосом, постепенно рассеиваясь и превращаясь в корявую, тощую фигуру со всклокоченной головой.
- Это я кто? - Пафнутий осерчал не на шутку. Только поселился, обустроиться не успел, а уже лезут всякие, хозяйничают. - Кикимора, она кикимора и есть. Ты че, не чуешь, домовой здесь, куда прешься?
Кикимора немного скукожилась, вроде как рассеялась, прозрачной стала, и вдруг - раз, стоит уже рядом. Вдвое выше, в грязных лохмотьях, нагнулась так, чтобы лицом к лицу. Страшная, глаза навыкате и воняет тиной, Пафнутий аж поперхнулся.
- Ты откуда такой? Шел бы ты взад, откуда взялся, - говорит, а сама в глаза смотрит, ручищи костлявые тянет. В глазах у Пафнутия потемнело, поплыло все, тело ослабло.
- Сгною, изведу, а дом не отдам, - не шепчет, уже хрипит в лицо обмякшему домовому, а он ничего поделать не может. Гонит она его из тела, гонит, оболочки лишает. Еще немного, и станет обычной тенью, призраком, что людей пугает. Потерял сноровку, залежался на печи. Да где это видано, чтобы в собственном дому, где силищи хоть отбавляй, домового какая-то рвань болотная изничтожила? Не бывать! Собрался Пафнутий, вскинул руку, ударил волной воздуха. Сильно так, от души. Кикимора не ожидала, не успела отскочить, жабой обернуться. Шарахнуло об стену так, что вся утварь посыпалась: чарки, половники, картинка какая-то, а кикимора грязным тряпьем рухнула рядом. Перестарался, аккуратней надо быть.
Степан вскочил: взъерошенный, испуганный, глазищи бешеные. Впопыхах пытается зажечь лампу, из рук все валится. Спохватился домовой, глянул в угол - тряпье исчезло. Сбежала, значит. Снова обернулся кошкой и ходит среди половников с виноватым видом.
- Ты что творишь, окаянная? Я чуть в портки не наделал! - Степан носился по дому, не зная, за что взяться. Сел на кровать, встал, опять побродил. Вышел на улицу, снова зашел. Стал собирать посуду. Бубнит что-то под нос, ругает на чем свет стоит бестолковую кошку. Пафнутий рядом крутится, мурлычет, об ноги трется, а самого смех разбирает - больно забавный хозяин, когда всполошится. Да и хорошо так домовому стало, загордился собой. А как же, защитил дом, справился, хоть и сам чуть не сгинул. Но она вернется. Ох, не сдастся она, не оставит так просто дом. То ли еще будет.
***
Мокша шла по лесу, чуть не рыдая. Давно с ней так не обходились, давно не швыряли об стену. Точнее, никогда. Нескладная, кривая, тощая фигура брела среди деревьев, потрясая кулаками и размахивая костлявыми руками. Иногда останавливалась, топала, колотила по какому-нибудь дереву и ругала, обзывала проклятого домового, появившегося ниоткуда, страшными словами, призывала на его голову разные гадости, обещала скорой и ужасной расправы. Только пришел, а уже командует, выделывается. Тьфу, принесла нелегкая.
Давно Мокша облюбовала эту избу, а других поблизости и не было. В деревню путь неблизкий, идти лень, да и родное болото все дальше. Родным Мокша называла его только так, по привычке. Не любила она его, даже ненавидела, хоть и зависела от него, черпала силы, как домовой от дома. Жить в противной вонючей жиже не хотелось, но и поделать ничего не могла, а тут - сухо, чисто, уютно. Кикимора наведывалась сюда уже много лет. Помнила, как нынешний хозяин Степан еще агукал в люльке. Да что там Степан. Помнила его деда, ползающего с голым задом по полу с дудолей во рту и везде сующего свой маленький любопытный нос. Все это Мокша видела как сейчас, но никак не могла припомнить, был ли в этом доме когда-нибудь домовой. Ну и хорошо, что не было, иначе не ходить бы ей сюда, а сидеть в тухлой воде, пугать лягушек. Докажи, что ты спокойно и тихо ведешь себя, не мешаешь, а просто хочешь посидеть в тепле и пряжу попрясть. Да он и слушать не станет, долбанет об стену и выгонит на все четыре стороны. Вот как сегодня. Домовые они такие, не терпят чужих. Особенно кикимор.
Мокша была кикиморой необычной, даже странной. Не хулиганила, хозяев ночами не пугала, посуду не расшвыривала и муку с солью не мешала, как любили делать остальные кикиморы. Можно сказать, заменяла домового. Прибиралась иногда, присматривала за домом, когда хозяев не было, нечисть разную проходящую отгоняла, да и людей лихих отпугивала, в общем, была очень даже приличным сумеречным. Да и злобствовала нечасто. И что так на домового насела, стала душу вытрясать? Одичала, что ли? А он теперь у себя дома, что ему еще оставалось, пришлось, конечно, от нее отбиваться. Эх-х... Делов-то натворила... Все равно обидно. Мокша дулась уже только по привычке, для порядка. Думала уже извиниться. Давно ни с кем не говорила, тяжко одной, а тут, может, поболтали бы. Хотя, дружить с домовым... Нет, не выйдет. Лес глухой, люди заходят редко. Из своих только леший Путята, да и тот какой-то полоумный. Сидит у себя в дупле, глаза горят. Ни с кем не общается, только лупяшками хлопает и лопочет что-то по-своему, видать, с деревьями разговаривает. Тоска тут, хоть волком вой.
Кикимора почти дошла до дома. Болото, конечно, противное, вязкое, но все же свое. А другого ничего теперь и нет. Пыталась когда-то Мокша создать здесь подобие уюта. Вырыла на дне ямку, да так хитро, что воды и жижи там почти не было. Получилась берлога. Или землянка. Не так хорошо, как в избе, но и в трясине не прозябаешь, как какой-нибудь водяной. Стены выскоблены от всякой мерзости, облеплены глиной. Вход, навроде занавесок, украшен болотной ряской. Даже пеньков у Путяты выпросила и сообразила стол со стулом. А чтоб красивее было, Мокша таскала разные цветочки да кустики. Неплохо вышло, по-домашнему, но все равно воняет. Болото все-таки.
Только успокоилась, к трясине подошла, нырнуть хотела - чует, не так что-то. На болоте чужой был. Дух вокруг совсем незнакомый. Запахов таких тут отродясь не было. А зловонит знатно, как смерть прошла. И следы кругом. Странные, таких давно не видела. Топтались на одном месте, будто искали что-то. Такие следы только самая мерзость оставляет. Та, что сдохла давно и вернулась. Откуда только повылазили. Надо изводить, а то житья совсем не будет. Только одной ну никак не справиться.
***
Выбрались на охоту в кой веки раз. Отдохнуть от жен, от городской суеты, от душных, до тошноты надоевших офисов. Влад и Сергей брели по лесу, довольные выпавшей чередой праздников. Нечасто удается съездить на природу. То на работу в выходные, то по дому что-то сделать, а тут решили: "Плюнем на все и поедем!" Плюнули и поехали. Машину оставили на опушке. Места дикие, безлюдные, взять некому. Теперь шли вдвоем, вдыхая свежий воздух, об охоте и думать забыли. Хорошо в лесу. Идут, ищут, где бы посидеть, перекусить: выпить-то на природе, оно вдвойне приятно, да и ноша стеклянная тянет, а охота подождет. Идут с открытым ртом, головами вертят. Налюбоваться, надышаться не могут - и не замечают, что среди деревьев за ними наблюдают бесцветные, прищуренные глаза.
Кое-кто тоже вышел на охоту. И не для того, чтобы отдохнуть, а просто хотелось жрать. Широкие ноздри шумно, со свистом, втягивали воздух. С мощных, выпирающих челюстей тянулась густая мутная слюна. Маленькие заостренные уши подергивались с каждым шорохом. Два упыря нервно высматривали добычу, следили за каждым движением и пока решали: просто набить брюхо или размяться? Поиграть с добычей или сразу сожрать, унять пустой, глухо ноющий желудок?
Влад от неожиданности подскочил на месте. Мимо, сквозь кусты с треском продирался какой-то зверь.
- Что это? - Серега уже скинул ружье и тревожно озирался. Влад в ответ только пожал плечами. Ребята струхнули, скучковались спина к спине.
- Может, кабаны какие? Выбежит - сразу стреляй, а то с ног собьет, - лицо Влада покрылось испариной, коленки предательски тряслись. Топот и треск раздавались все ближе. Кто-то бегал по кругу, сокращая радиус.
- Вон он! - Влад судорожно ткнул пальцем куда-то в сторону. Из кустов вырвалось нечто серое. Серега только поднимал ружье, когда существо прыгнуло и на лету, с хрустом вонзило клыки в горло. Секунда - и охотник упал замертво. А тварь уже рвала его на части, с чавканьем и урчанием отрывала зубами огромные куски, помогая руками заталкивать их в пасть. Влад выстрелил, промахнулся, с воплем бросил ружье и побежал. Навстречу ему выскочил еще один, прыгнул. Парень оступился, тварь промахнулась. Влад рванул в другую сторону. Упырь скакал на всех четырех, не отставая.
Дыхалки уже не хватало, ноги не слушались, сапоги казались свинцовыми, а тварь то и дело норовила вцепиться, отхватить кусок побольше. Влад чувствовал ее дыхание, слышал, как клацают челюсти у самой шеи, брызжа слюной. Споткнувшись, он кубарем полетел с пригорка и угодил прямо в воду – кругом тянулась топь. С усилием поднялся и, задыхаясь, пошел дальше от берега в надежде, что эта дрянь не пойдет за ним.
Каждый шаг давался все труднее, ноги вязли в трясине, а тварь и впрямь осталась на суше и теперь носилась из стороны в сторону. "Не возьмешь", - мелькнуло в голове. Влад рывками двигался вперед, погружаясь все глубже. Упрямо, из последних сил, боролся с вонючей жижей, но трясина затягивала и затягивала, подступая уже к лицу. Отчаяние накрывало, душила усталость, не давая даже закричать – а хотелось, во все горло. Не звать на помощь, а кричать – от безысходности, оттого, что все так нелепо, что больше ничего не оставалось. Грязь уже набивалась в ноздри, заполняла рот, лезла в горло. Вскоре Влада накрыло с головой, и потревоженная ряска стала медленно обступать оставшиеся на поверхности мутные пузыри. Последним рывком из трясины вытянулась рука, попыталась за что-то схватиться, обмякла и пропала. А тварь уже бежала по лесу, спешила, надеясь успеть дожрать единственную добычу.
***
Степан колол дрова, когда из леса раздались вопли с выстрелами. Громкие, отчаянные.
- Медведь кого дерет? - Степан рванул в дом, схватил ружье. На ходу заряжая, побежал к болоту.
Забеспокоился Пафнутий. Сначала звуки страшные из леса, теперь хозяин с бешеными глазами влетел в дом, как душегуб. Сорвал со стены ружье, схватил патроны и убежал. Ой, не к добру. Пафнутий впервые за долгие годы испугался. Не за себя, за хозяина. Только вселился, а тут на тебе. И кикимора, и еще вот не пойми что. Не хотелось жить спокойно - так на, получай.
Предчувствие было тягостное. Должно было что-то случиться. Беда с утра стороной ходила, витала в воздухе, да так и не обошла. Выбежал Пафнутий за хозяином, помчался следом. Нельзя одного его пускать, нельзя. Налетел со всего маху на кикимору, даже не понял, что случилось.
- Что, домовой, почуял? - кикимора выглядела уже не так, как ночью. Перед Пафнутием стояла низенькая, согбенная старушонка с круглым лицом.
- Опять ты! Что наколдовала? Уйди, не время, потом разберемся!
- Дурачина. Тебя хотела предупредить...
- О чем?
- Упыри в лесу.
- Ух ты! Откуда? - Пафнутий от неожиданности так и сел на землю.
- Ну, чего расселся, гачи вытянул? Бежим давай, а то сожрут Степана твоего.
Бросились за Степаном – по кустам, окольными путями, но из вида не выпускали. Хоть и чудно смотрелась кикимора в образе старушки, лихо скачущей через ямы да коряги, Пафнутию было не до смеха. Шутка ли, с упырями столкнуться? Ни разу с ними не встречался, да и не хотел: много слышал, опасные это твари. Упырями колдуны оборачиваются и люди, мучительной смертью погибшие.
***
Видел как-то давно, как хоронили в деревне. Засуха была, посевы зачахли, скотина передохла. Много людей тогда от голода на тот свет ушло, много домовых осиротело, в пустых избах остались. Не пожелал бы Пафнутий такого никому, даже кикиморе. Горе, страх, люди негодуют, виноватых ищут, кто небо разгневал. Гостинцев собрали, отнесли старой ведьме, совета спросили. Ведьма знала, что делать. Людям нужен тот, на ком злобу сорвать, печаль выместить. А засуха сама пройдет. Ткнула корявым пальцем в кузнеца, не подумавши: "Вот он, - говорит, - колдун! Душу продал. От него все беды". Тут же подняли кузнеца на вилы, без разбору. Подняли громко, с визгом, с улюлюканьем. Никто не помянул его доброты, как в помощи не отказывал, как топоры да косы правил.
Федотом кузнеца звали. Пафнутий его имя навечно запомнил, то был его первый дом, первый хозяин. И жену его, Василису, запомнил, и детей, Митеньку и Васютку. Всех троих в хлеву сожгли, чтобы прощения у Бога вымолить. Запомнил, как хоронили их, что собак, в овраге. Порезали сухожилия у колен, чтобы не шатались, значит, после смерти. Насыпали пшеницы каждому: пусть считают крупу до самого страшного суда, коли упырями обернутся. Боялись мести после смерти, ох как боялись. Хорошо это запомнил Пафнутий. Как сейчас перед собой видел. Страшно было, и поделать ничего нельзя. Возненавидел тогда людей, осерчал сильно. Долго никому в доме житья не давал. Ныла душа, покоя не давала. Дом тогда сожгли, нехорошим назвали, а Пафнутий долго еще дикарем скитался. После этого в деревне люди стали пропадать. Говорят, упырей в округе видели, будто четверо их и держатся все время вместе, всю деревню они извели, никого не оставили.
***
Степан давно так не бегал. Ладно бы только выстрелы, но вот крики... Стрелять могли охотники, хотя давно сюда никто не забредал. Но чтобы человек так орал истошно, никогда не слышал. Что-то случилось. У болота Степан остановился, перевел дыхание, прислушался. Вроде тихо. Опоздал? Какая-то возня на поляне, сквозь деревья не разглядеть. Двинулся дальше, осторожно, стараясь не шуметь. Подошел с подветренной стороны, чтобы не учуял кто раньше времени. Ружье в руках, мускулы напряжены, пальцы готовы нажать на курок. Раздвинул кусты, вышел на поляну - и встал как вкопанный, будто в землю врос. Ни крикнуть, ни шевельнуться. Как паралич пробил, только поджилки трясутся. В траве лежал человек, вернее, то, что от него осталось. Два тощих, отвратных уродца рвали его на части, жрали, утробно рыча. Степана замутило, вывернуло на траву. Пока в себя приходил, отплевывался да губы утирал, возня утихла. Поднял глаза, а уродцы уже на него смотрят, недобро, исподлобья. Подбираются медленно, по-звериному, и в стороны расходятся, вроде как окружают. Скалятся, слюной исходят. Урчат что-то, как переговариваются. Клыки длинные, смотреть страшно. А взгляд злой, ненавистный, сквозит могильным холодом, волю отбивает. Видно по глазам: ненавидят они все живое лютой злобой. Убивать больше чем жрать хотят, и смерть чужая для них слаще меда, потому как сами уже неживые, смерти принадлежат и все для нее делают, как жертву приносят. Чувствует Степан: конец пришел, сопротивляться - только время тянуть. "Побыстрее бы, - думает, - отмучиться сразу." Надо что-то делать, а не может. Воля своя чужой заменилась и говорит: "Не дергайся, только хуже станет, больнее. Деваться тебе некуда, а так раз, и все. Совсем не больно. Разве что чуть-чуть". Сил никаких нет. Хочется ружье поднять, прострелить им бошки, превратить в решето, жизнь продать подороже. Ан нет, руки плетьми висят, стоит, как телок на бойне, только слезы наворачиваются.
Вдруг звук раздался страшный, будто вздох, только громкий, мощный, оглушающий. Упыри уши прижали, застыли на месте, вроде как контузило. Зато со Степана морок как рукой сняло. Выстрелил, отлетел один. Все нутро разворотило, а ему хоть бы хны. Поднялся как ни в чем не бывало, башкой трясет, потерялся немного. Второй осклабился, прыгнул с распахнутой пастью. Степан от зубов-то увернулся, но подмяла тварина его под себя, насела, зубами вцепиться норовит, только успевай уворачиваться. Одной рукой Степан упыря за горло схватил, свободной стал колотить по отвратной морде почем зря. А зубы щелкают у самого лица, слюна капает, гнильем разит, хоть топор вешай. Эх, топор бы сейчас...
***
Пафнутий вышел к поляне вместе со Степаном, только с другой стороны. Почуял темную силу, наводящую морок. Умом завладеть хотят, чтобы хозяин не сопротивлялся. Отвлечь их надо, а как? Совладать с обоими сразу не выйдет, пока с одним провозишься, второй Степана сожрет. Покосился на кикимору. Чего от нее ждать? Поможет, не поможет, али в спину ударит? Что задумала? Эвон зыркает как зло, опять в бабу страшную обернулась, как ночью. Приготовилась к чему-то. У-у, морда лупоглазая! Что же делать? Эх, силенок-то здесь маловато, от дома далеко. А, была не была, хозяина спасать надо! Тут раздался вздох чей-то.
Упырей оглушило, Степан выстрелил, самое время ввязаться.
- Ой, Путята пожаловал, - удивилась кикимора. - А ты куда, суматошный?
Пафнутий уже рванул на поляну. Одной волной сбил упыря со Степана, второй отбросил хозяина подальше и очертя голову кинулся на уже приходивших в себя тварей.
Подбежал, схватил обоих за шкирку, ударил друг о друга головами, расшвырял, как котят. Кинулся снова. Один извернулся, бросился домовому на спину, второй вскочил на четвереньки, напружинился, приготовился прыгнуть. Пафнутий взмахнул рукой, но упырь отскочил. Вместо него деревце поломалось. Упырь зарычал, прыгнул на Пафнутия. Тот закрутился волчком, уворачиваясь от клыков. Твари облепили его, вцепились, не отпускают. Упал Пафнутий, вертится как может, силы на исходе, того и гляди порвут на куски.
Подоспела Мокша, сорвала упыря с домового, откинула. Топнула - растеклась под ним лужа грязи. Пытается упырь подняться, да руки-ноги разъезжаются, скользят, вязнут. Повернулась кикимора домовому помочь, а тот уже оседлал второго, месит кулачищами по противной морде.
- Что делать-то будем, болотная? Их ведь только осина возьмет!
Смотрит Мокша, а упырь уже выбирается из лужи, подсыхает грязь. Топнула, снова увяз. Ну нельзя же их вечно так держать. Им, мертвым, все равно, усталости не ведают, а тут силы не казенные, заканчиваются. Ну почему у темных всегда сил больше?!
- Ну что ты ждешь, Путята? Али смотреть пришел? Смотри зенки не прогляди, а то полопаются, - завелась кикимора.
Вздохнул лес тяжко, заскрипел. Вырвалась из чащи коряга, выбила упыря из-под домового, прижала сверху тяжестью. Под вторым повылазили корни, спеленали так крепко, что двинуться не может, хоть и пытается, тужится сильно, но не выходит.
- От силища, вот так бы сразу, а то пупки надрываем, - Пафнутий уже отряхивал портки, выколупывал грязь из лаптей.
- Ну и что ты на них любуешься, осины, что ли, у тебя в лесу нет? - подбоченилась Мокша.
Лес снова вздохнул, но уже с обидой. Полетели с треском ветви и сучья, острые, как колья. Проткнули тварей. Вой поднялся страшный. В глазах у них зажегся страх: боятся умирать во второй раз. Покорчились упыри, покривились, да и растаяли, будто не было, только пыль серая пеплом летает.
- Ты там Степана, часом, не прибил?
- Жив он. Да ежели что, я бы почувствовал, хозяин все же.
- Ты с ним сроднился уже, даже лицом схож. Что делать будешь? Много он увидал, что видеть не надобно.
- Угу, набедокурил я...
- Да то ж не ты. Это вон те повылазили, откуда взялись только, неужто с Черного леса принесло.
- Откуда?
- Здесь часть леса наша. Тут Путята заправляет. Чуден он, конечно, мозги навыворот, но хороший, невредный. Это он недавно, лет пятьдесят тому, чудить стал. Из дупла не вылазит, рожи страшные корежит, а так добрый, разве туговат немного, ну ты видал. А другая половина леса черная. Деревья там древние, высохшие, сплелись все, аж солнце туда не доходит, днем хоть глаз коли. Ночью оттуда звуки страшные слышатся, вопли, кряхтения. Даже Путята туда не ходит, боится. Что там такое, никому неведомо, а кто знал - тех уж нет давно. Зверь туда не ходит, птица стороной летит. Мертвое место там, гиблое. А Степану твоему я забвение нашлю, забудет он все. Стоялая водица все в себя возьмет. Эх, чего только не помнит мое болотце, какие тайны хранит...
- На том спасибо. Слышал, что кикиморы память в болото прятать мастерицы, только не переборщи смотри.
- Да что ты все кикимора да кикимора, у меня и имя есть. Мокшей кличут.
- Пафнутий я.
- Ладно, Степан уже закряхтел, пойду, поколдую.
- Спасибо тебе, ежели б не ты... Ты это, приходи в дом, когда вздумается, посидим, покалякаем, чаю погоняем, у меня варенье есть...
- Малиновое?
- И малиновое.
- Поглядим еще.>

<- Давай-давай, проходи, чай стынет... И ноги вытереть не забудь! С болота все-таки. Что так поздно, скоро петухи пропоют, а ты все не идешь, - бухтел Пафнутий, разливая чай.
- Какие петухи, только солнце село, Степан недавно заснул, даже дышит неровно еще. Что такой суетливый? Заскучал?
- А!.. - отмахнулся Пафнутий, состряпал огорчение на лице, посмотрел куда-то вдаль, на стену. Борода заходила ходуном, губы задергались, а глаза подозрительно заблестели. Того и гляди расплачется.
- Говори уже, упырь тебя подери, не томи. Что стряслось? - напустила на себя строгость кикимора, а сама улыбку еле сдерживает - больно милый домовой, когда волнуется и обижается. Маленький, пухленький, ходит смешно и рожи корежит, ну как ребенок... Только с бородой.
- Дочка к Степану приезжает завтра. Телеграмму он получил.
- Ну и пусть приезжает, хорошо же. Хоть радость ему, а то один совсем. Олеся - девчонка хорошая, я ее в колыбельке качала.
- Да Степану-то радость, а мне хлопоты. Прижился только, а тут новый человек: привыкай, приноравливайся. Да и прятаться сложнее. От Степана немудрено укрыться, а тут уже... Что же мне теперь, целый день за печкой сидеть? Ой, беда-беда!
- Ну, ты наговоришь. Живут же домовые с целыми семьями, а ты сопли распустил, да было бы с чего. Фу, какой капризный!
- Все бы ничего, только с дитем она едет. Хозяин-то не знает, а я чувствую. Не люблю я детей. Лезут везде, нос суют, не укроешься от них. Ночью проснутся и зыркают на тебя. Никакого уединения, шагу ступить нельзя, все видят.
- Ну, дети сокрытое видят, но, пока маленькие, рассказать все равно ничего не смогут, а с возрастом зрение тайное пропадает, и не вспомнят уже ничего. Не расстраивайся. Радоваться надо. О Степане подумай, счастье какое ему. Да и тебе благо, семья растет, живет, и ты, значит, при деле будешь.
- Так-то оно так, но за детями глаз да глаз. Смотри за ними, приглядывай. Нечисть до них всякая охоча, знай отгоняй, и в беде не оставишь, своя кровинушка уже, родная.
- Ой ты, какой заботливый стал. Да брось ты! Какая нечисть? Подумаешь, забрели упыри раз в двести лет, хоть кости размяли. Вон, Путяту расшевелили, здороваться хоть стал. Не боись, Пафнуша, справишься, а я помогу.
Пафнутий покивал-покивал, да и повеселел. Семью представил. Счастливую, большую. Дом, полный радости и уюта. Себя с Мокшей на лавочке, почему-то в обнимку. Встряхнул головой, улыбнулся:
- Пей чай, остыл уже. Давай медку подложу.
***
Поезд подполз к платформе, заскрипел, дернулся и застыл. Проводница с грохотом открыла дверь, опустила лестницу. Народ спешно, толкаясь, стал выходить, почувствовал свободу. Засиделись, заскучали в длинной дороге. Кто-то расправлял плечи, кто-то потягивался, забавно подпрыгивая. Вскоре все разбежались, оставив на платформе одинокого человека. Растерянно поглядывая по окнам, он ходил вдоль поезда, искал кого-то.
- Девушка, конечная, выходить будете? Поезд скоро в тупик отправится.
- Да, конечно, извините.
Олеся последний раз глянула в окно, вздохнула, стала собираться. Сиди не сиди, а идти надо. Вон папка на платформе стоит, волнуется. Ох, папка...
Соскучилась Олеся по дому, по отцу. Когда поля родные, леса увидела, сердце защемило от радости. Не терпелось приехать, папку увидеть, обняться. А теперь... К отцу выйти сил не находит. Как ему с ребенком на глаза показаться, да без мужа? "Опозорила, - скажет, - в подоле принесла". Страшно. Разочаровать страшно, когда в тебе души не чают. Но так хочется домой... Надо было сразу написать все как есть, сейчас было бы легче.
- Пап, я здесь. Привет! - улыбается, а саму всю трясет. Накрутила себя. Ой, что сейчас будет...
- Наконец-то, я уж волноваться начал, думал, стряслось чего! - Степан засветился от счастья, ручищи растопырил для объятий. Олеся расплакалась, прижалась к отцу. Комок в руках закряхтел, захныкал.
- Осторожно, большого человека раздавишь.
- Ой, кто это?
- Это - Андрюша, внук твой!
- Что же ты папке-то не сказала, на свадьбу не позвала? А мужик где твой? - оторопел Степан, руки опустил.
- А нет его, вдвоем мы. Нам и без него хорошо. Да, сынок? Или не примешь без мужа?
- Тьфу, типун тебе на язык. Как только в голову такое пришло. Дуреха ты, дочка, вся в мамку. По любви хоть, али по блуду?
- По любви...
- Ну-у, чего нюни-то распустила, чудо ты мое? Наконец-то приехала, совсем про отца забыла. Поехали быстрее домой, по дороге все расскажешь. Дай хоть внука подержать. А глаза-то мои!
***
- Да где ж их черти-то носят! Запропастились совсем! За полночь уже, а их все нет. За это время можно двадцать дочек привезти, а он все с одной не справится! - причитал Пафнутий.
- Да не гоношись ты! Знаешь же, путь не близкий, на телеге с кобылой ехать долго. На их месте я бы вообще в городе заночевала, а с утра дальше двинулась.
- Много ты понимаешь. Да где они там телегу оставят, ты об этом подумала, садовая твоя башка? Сама-то давно из леса выбиралась? Конюшен нынче не сыщешь, так что приедут, еще как приедут. А если не приедут... - что он с ними сделает, Пафнутий так и не придумал, да и не хотелось об этом думать. Лучше бы приехали.
Непорядок, когда хозяев дома нет. Неуютно становится, одиноко, холодно, и бежать хочется. То ли дело, когда хозяин под боком, рядом, пусть спит даже, а тепло сразу становится от одного присутствия. Эх, кабы не кикимора, совсем невмоготу было бы, а тут пришла, поддержала. На дорогу с Пафнутием вышла. Стоят вдвоем, как привидения, в темноту всматриваются, хозяев встречают: вот-вот должна телега заскрипеть, еще немного, и Зорька из-за поворота покажется. Но все нет и нет, случилось чего? Да нет, домовой бы почуял.
***
Колесо снова заскрипело, юзом пошло. Лошадь всхрапнула, остановилась.
- Да чтоб тебя, окаянная! - Степан с фонарем в руках уже забрался под телегу, осматривал колесо, чем-то стучал, тихо ругаясь.
- Пап, что там?
- Да не пойму никак, дочка. Все нормально. Что не так? Всю душу вымотала эта дорога. Поехали дальше. Но! Пошла, родимая!
Как из города выехали, так и пошло неладное. То кобыла взбеленится, идти отказывается, то телега встрянет, то еще что. И Андрюша постоянно плачет, будто болит что-то. Забеспокоился Степан. Быстрее бы домой, но нет дороги и все тут. Как сглазил кто, словно бес привязался. Кое-как деревню миновали. А тут засмеркалось, к ночи дело идет. Воздух загустел вдруг, как кисель, дышать стало тяжело. Тишина кругом, только стук сердца гулом в груди отдает. Страх какой-то беспричинный, на душе тошно, хоть волком вой. Одна отрада: посмотришь на дочку с внуком, и легче становится, только ненадолго. Вон Олеся тоже смурная сидит, ребеночка к груди жмет. До этого щебетала без умолку, о себе рассказывала, а теперь молчок. Не по себе ей, чует неладное. Только где это неладное, в чем? Выйди, покажись! Не трави душу, не вытягивай жилы! Нащупал Степан под соломой ружье, придвинул поближе, так спокойнее. Да вот и дорожка уже родная к дому через лес идет. Скоро будем.
***
- Ну, хватит уже стоять, пойдем лучше еще чаю выпьем. Оттого что ты здесь торчишь, они быстрее не приедут.
- Может, пройдем чуток по дороге, навстречу, а?
- Слушай, домовой, хватит дурью маяться. Пойдем, говорю!
Пафнутий крякнул, махнул рукой, подался было вперед, на дорогу. Сделал шаг, другой, но не тут-то было. Мокша переменилась в лице от злости, снова превратилась в страшную каргу. Схватила домового за рукав и волоком потащила к дому.
- Вот задрыга неугомонная! - осерчала кикимора.
- Отпусти! - хныкнул домовой, упираясь.
- Я тебя сейчас так отпущу... Хрястну оглоблей, да так, что борода осыплется!
- Отпусти, говорю!
- Не отпущу!
- Куда ты меня волохаешь?
- Чай пить.
- Отпусти! Слышишь, копыта стучат? Едут!
Мокша остановилась, прислушалась.
- И правда, телега скрипит, не обманул, старый, - Мокша уже снова стала доброй старушкой.
- Я не старый, - обиженно буркнул домовой, расправляя помятый рукав, - я зрелый!
- Скройся ты. Близко они уже. Иль на глаза решил показаться?
Пафнутий ойкнул и тут же исчез.
- Чуешь? - шепнула Мокша.
- Ага! Нечистью запахло! Говорил же, нельзя Степана одного отпускать. Люди как дети. Как в город сунутся - сразу какую-нибудь заразу подцепят, изгоняй потом!
- Так говоришь, будто сам человеком не был. На то ты и домовой, чтобы очаг хранить.
- Подъехали почти. Давай, с двух сторон обходим и гоним эту гадость в три шеи поганой метлой. Готова?
Поравнялась телега с домовым. Вот Степан сидит, фонарем дорогу высвечивает, лицо хмурое, усталое. Вот Олеся, вот дите... Не такое уж и страшное, это дите… А вот и она, зараза проклятущая! Сидит рядом с ними на телеге, улыбается, ногами болтает. Костлявая баба с длинными черными, как тьма в погребе, волосами. Гляделки, словно бельма, как пустота смотрит. Зубы настежь, пасть искривлена в злорадной ухмылке. Вместо одежды грязная, драная тряпка, вроде рубища. Кожа синяя, как у мертвяка, в язвах вся и струпьях. Тянет руки к дитятке, щиплет его, тычет в бока, тот плачет, слезами заливается. А Олеся агукает да баюкает бедное дитя, гадает, почему сынишке не спится?
Видать, нечисть эта пристала к ним еще в городе. Увидела ребенка, жажда проснулась, захотелось извести молодую душу. Так и едет с ними, страху нагоняет, дороги не дает. Степан с Олесей хоть и не видят ее, но чувствуют - давит она на них. Как от тучи, пасмурно от нее на душе.
Рыпнулся было домовой на нее, а страхолюдина его уже приметила. Вперила в Пафнутия бездонный взгляд, смотрит прямо внутрь, насквозь, и скалится зубастой улыбкой, широкой, от уха до уха, мерзко хихикая, как душевнобольная. Домовой остолбенел, ничего поделать не может, только тоска вдруг пронзила и страх гложет. Вот провалиться бы на этом месте и не существовать, только бы такого не испытывать. Покуда Пафнутий мешкал, нечисть в червя обернулась, скатилась с телеги и зарылась в землю.
- Ну и какого ты ничего не сделала?
- А сам-то! Меня заворожили, а ты чего ждал?
- Как она тебя могла заворожить, если она на меня смотрела, да так околдовала, что поделать ничего не мог!
- Хватит врать, струсил - так и скажи! Она вылупила глазищи свои на меня. Смотрит, и будто поглощает, бррр, а я и взгляд отвести не могу!
- Меня тоже околдовала. Это что же, выходит, она нам обоим глаза отвела?
- Выходит. Только это еще умудриться надо.
- Да, хитра подлюка, - почесал бороду домовой, - а куда она подевалась-то?
- Ой, правда! Я и не приметила. Как отпустило меня, так ее уже не было. Может, нас увидела, испугалась и дала деру?
- Ну и пес с ней, баба с возу - волки сыты.
- Ты это, про баб не надо. И все равно осторожнее, вдруг вернется.
- Ага, у меня не забалуешь! Пойдем гостей встречать.
Ожил дом, стал теплее, светлее, будто внутрь больше солнца попадать стало, будто светит только для них. Да и Степан расцвел, встрепенулся, как после спячки. Мир в нем появился, радость. А внуку-то как рад, нянчится, агукает, улюлюкает. Наверное, всю жизнь об этом мечтал. Олеся тоже молодец. По дому крутится, порядок наводит. Папке подмога и радость. Пафнутий попривык, успокоился, а после того, как с Мокшей на окна с дверьми наговор от зла сделали, совсем хорошо стало, настолько, что и желать больше нечего. И чего домовой боялся, дурачина? Свободы не убавилось, хлопот никаких. Проснется Андрейка ночью, а домовой тут как тут - убаюкает, понянчит. Любит маленький бандит Пафнутию в бороду вцепиться. Треплет волоса, смеется, словно ляльку нашел, а домовой хохочет, умиляется. Мокша только успевает шикать, боится, что хозяев разбудит.
***
Путята присматривал за этим лесом с давних пор. Настолько давних, что сам не помнил, с каких именно, и как не пытался, вспомнить не мог, да и времени на такие глупости не было. Леший давно перестал ощущать себя чем-то отдельным. Он сам и был своим лесом, а лес был им, и казалось ему, будто никакого Путяты уже и в помине нет.
Лес давно вырос, оформился, повзрослел, и лешему оставалось только поддерживать установленный им же порядок и слушать. Слушать и исправлять, если что не так. Путята знал все, что творилось в лесу. Все жалобы и просьбы обитателей он слышал сразу, одновременно, и было их много. Жаловаться любил каждый, от малой былиночки, крохотного муравья до вековечного дуба, росшего еще до Путяты. То дупло не поделят, то муравейник не там построили, то кто-то листья к зиме забыл сбросить - хлопот было много, и Путята со всем справлялся, везде успевал - иначе нельзя, иначе будет плохо и может случиться Большой Аяяй. И Аяяй этот с ним уже случался.
Путята лешим тогда только обернулся. Был не настолько сучковат, и внешне еще не сильно походил на дерево. Так, старичок-лесовичок. Делянка досталась ему несладкая. Лес молодой, но уж больно разросшийся, огромный, запущенный. Лешего тут отродясь не водилось, оттого и росло все беспорядочно, в разные стороны. Справиться со всем было нелегко. Лес, он ведь как человек - рождается, растет, крепнет, стареет и умирает. И чем заботливее, усерднее леший, тем дольше живет и цветет лес, а если и умирает, то только вместе с лешим. Леший - тот же домовой, только в лесу. Уследить за всем сразу Путята тогда еще не мог: силенок и опыта не хватало, да и лес капризничал, вредничал по-всякому. Этот беспризорник никак не хотел признавать хозяина. Пытался доказать самостоятельность. Дескать, не вы меня посадили, не вам и растить! Ох и намучился с ним Путята, ох и намаялся, столько козней натерпелся.
Лес был с характером, но и Путята не лыком шит. Понимал, что нельзя сразу, нахрапом, силой взять - насильно мил не будешь. Искал лазеечки, круголями к лесному Сердцу плутал. Месяцами, годами - и подобрал-таки ключик: принял его лес. И не просто принял, а как родного, будто Путята всю жизнь с ним прожил.
Пока отношения ладил да приживался, леший присматривал за лесом, как мог. Присматривал, да не усмотрел. Сердце лесное Путята сберег, а вот за дальней окраиной не углядел. Дремучая та часть леса была, заросшая, нечисти всякой там развелось. Путята боролся с ней, выгонять пытался, но было уже поздно. Заразилась окраина тьмой и злобой. Деревья стали как мертвые, будто тлей черной пожратые. Животные, кто мог, в здоровую часть перебежали, а кто не успел - сгинул насовсем в мертвой чаще. Отделилась темная половина от леса, даже Сердце свое там зародилось. Черное, скверное, злое. Путята с этим поделать уже ничего не мог, только хватался за голову и причитал: "Аяяй, аяяй!" Ту половину с тех пор зовут Черным лесом, а несчастье Путята вспоминает как Аяяй.
Много веков из Черного леса никто не приходил, но ночами там и по сию пору кричит кто-то, воет, повизгивает, деревья будто с места на место передвигаются. И слышит Путята в последнее время оттуда зов странный. Шепчет голос ночами, просит прийти, присоединиться, а к кому, зачем - непонятно, но противиться ему все сложнее. Манит он к себе, как околдовывает, и становится Путята в те моменты сам не свой, безумный, а все оттого, что борется с наваждением, старается не поддаться.
В эту ночь лешему не спалось. Странные голоса снова звали его к себе, но в этот раз как-то вяло, ненавязчиво и быстро отстали. Путята уже приготовился к долгой борьбе с самим собой, а тут раз, и все закончилось. Гул в голове резко прекратился, неожиданно настала тишина. Леший долго лежал у себя в дупле, прислушивался, боялся пошевелиться. Потом собрался с духом, медленно поднял руку, осторожно постучал по деревяшке.
- Уф! Не оглох, старый! - радостно проскрипел Путята, услышав сухой стук, и еще больше обрадовался собственному голосу.
Голоса ушли и больше не мешали, ночь обещала быть тихой. Леший решил пройтись, осмотреть лес, пока все спят, и подумать. Давненько он этого не делал - днем-то думать некогда, а ночью всякий гомон в голове мешает. А подумать было о чем. Путяте до сих пор не давала покоя оскверненная часть леса. Не мог он никак смириться с потерей, совесть мучила, что недоглядел, не усмотрел. Все свободное время, хоть его было и немного, леший соображал, как очистить лес от этой гнили. А тут еще зов, будь он неладен... Раньше голос просто звал, а сейчас ведь угрожает, приказывает.
Так Путята брел, кумекал и не заметил, как к дому лесника вышел. Подошел, в окошко глянул. Спят человеки, отдыхают. А эти чаи гоняют, ишь, сдружились-то как. Да! Никогда бы не подумал, что домовой с кикиморой ужиться смогут. Ой, ты посмотри, и ребеночка вместе укачивают! Ну, дела! Стоял так леший, смотрел, и показалось вдруг ему, что не один он, ходит у дома еще кто-то. Вон там, за углом. Стоит, по окнам таращится. Что за зверь такой?
Над окном нависла длинная тень с неровными, постоянно меняющимися очертаниями. Внутри у нее будто что-то клокотало, кипело, вспучивалось, снова убиралось, появлялось пузырем в другом месте. Тень покачивалась из стороны в сторону. Временами из нее вытягивались отростки, тянулись к окну, потом вдруг отдергивались и снова исчезали. Путяту передернуло. Такой мерзости он еще не встречал. Такие даже в Черном лесу не водились... Раньше не водились.
- Эй! - окликнул леший, - таких мы не звали! Проваливай, покуда осиной не попотчевал!
Тень перетекла в его сторону, побурлила. В туманном мареве вспыхнули глаза, уставились на лешего, налились кровью. Тень заклокотала, поплыла к Путяте - медленно, будто туча, извиваясь и булькая. На ходу стала вдруг сгущаться, приобретать форму. Вот уже появились плечи, наметилась голова, вытянулись руки. Вот тень уже и не тень совсем. На человека похожа, не плывет, а вышагивает. Глаза смотрят кровавыми бельмами, а вот лица нет вовсе, словно вылепить забыли. Вдруг существо передернуло, и идет теперь на Путяту баба синюшная, в струпьях вся. Подошла к лешему, смотрит в глаза. Лицо неподвижное, как маска надета.
- Не хотишь, значит, по-хорошему? Ну глядай! - Путята поднял руку, вращая указательным пальцем, забубнил что-то под нос. Воздух вокруг загудел, задвигался, под тварью поднялся столбик пыли, закрутился быстрее и быстрее, в такт движениям лешего, стал похож на маленький вихрь. А Путята вращает уже всей рукой, шепчет странные слова, отдающиеся вокруг громовыми раскатами. Вихрь все рос и рос, сорвал листву с соседних деревьев, закружил тень, завертел, пока та не исчезла в бешеном хороводе листьев.
- Ты чего это делаешь, Путят? - Пафнутий вышел проводить Мокшу.
Путята дернулся от неожиданности, обернулся, сбился с ритма. Смерч вырвался на свободу и пошел кружить по двору, вырывая с корнем кусты смородины и крыжовника, опустошая огород.
- Ох ты ж, ё... - схватился за голову домовой и побежал с кикиморой ловить вихрь, топча грядки вместе с тем, что еще там осталось. Путята крутанул рукой, понял, что смерч уже не слушается, топнул, сплюнул и со скрипом припустил за ними.
Вихрь ловили долго, но так и не поймали. Он сам успокоился, сошел на нет. Почти сразу после того, как выломал дыру в заборе. Покружил еще немного и затих. Осыпался в кучу ветками, досками и прочим хламом. А поверх этой кучи сидела нечисть, что приехала со Степаном - домовой с кикиморой ее сразу узнали. Пока узнавали да ошарашенно переглядывались, та осклабилась и рассыпалась горстью мерзких могильных червей, которые, копошась и извиваясь, стали зарываться в землю, пока совсем не скрылись с глаз.
- Ускользнула, зараза! Ну прям сквозь землю провалилась. Тьфу… Ну что же теперь делать, где ловить? Раз тогда не отстала, то теперь уже и палкой не отшибешь, - заволновался домовой.
- Я по лесу-то пошукаю, глядишь, и найду. Вот только одно мне невдомек. Я так разумею, что знакомы вы. Ежели вы про нее прознали, отчего мне не сказали? - обиделся леший.
- Так мы сами на тебя рассчитывали. Ты же чужаков да волшбу злую чуешь, прогнал бы, если что. А раз молчишь, думали, убралась она восвояси. Хотя ты же упырей на болото пустил, людей позволил угробить, нас чуть не схарчили, - разошлась Мокша.
- Довольно! - прервал леший. - За болотом сама смотри, для того ты здесь и поставлена. У меня забот и без того хватает. В лес я ходить никому не запрещаю, у меня ведь как: всяк ходи, только лесу не вреди. А ежели чужак чужака сожрать хочет, то мне до того дела нет. Земля плодовитей будет.
- А что же ты за нас с ними сцепился? - буркнул домовой.
- Так куда же от вас деваться? Вы в моем лесу живете, мне за вас и ответ держать. Свои вы теперь, родные, - Путята обвел взглядом огород. - А теперь цыц! Натворили мы дел... Скоро рассвет, огород воротить надо, покамест человеки не проснулись, а то вон что вышло, непорядок. Давай, домовой, твоя делянка - тебе и начинать. А мы подмогнем.
- Лежать без сил мне седмицу после такой волшбы, не меньше, - тяжко вздохнул Пафнутий. Поворошил выдранное из земли, побродил из стороны в сторону, будто не знал, за что взяться. Потом встал, вытянулся, руки по швам, заговорил:

Плодородная землица,
В память, что в тебе хранится,
Разровняй всё, как было,
Вспомни, что в тебе росло,
Плодородило, несло,
Подними скорей ростки,
Тебе корни, нам - вершки!

Земля заходила ходуном, выровнялась, стала приобретать форму, появились грядки, показались слабенькие зеленые росточки.
- Мокшенька, водички, водички поддай. А ты, Путята, сил прибавь земле. Пускай лес поделится, с него не убудет.
Грядки враз налились влагой, растения потянулись вверх. Тут вступил в дело леший. Заскрипел руками, затрясся весь. В ответ в лесу зашумело, деревья передвинулись, будто лицом к нему повернулись, вокруг все задрожало. Из земли поперло со страшной силой, ростки мгновенно поднялись, как вытолкнул кто. Кусты смородины и крыжовника снова зазеленели, заблестели ягодами. Оголившиеся от Путятиного смерча яблони оделись в листву, зашелестели. Стало вокруг, как было, даже лучше. Живее, сочнее.
- Теперь Степан урожая в два раза больше соберет. Семью накормит и на продажу еще останется! - обрадовалась кикимора.
Путята тоже в лице переменился, оглядывал все, смущенно бубнил что-то, но вроде как радовался. Один Пафнутий осунулся, ссутулился, руки опустились - вид усталый, но довольный.
- Ну все! Осталось только забор подправить и прибраться, но это мы быстро. Мокша, присмотришь за домом? А то я теперь долго из-за печки не вылезу.
- Ага, только на болото сбегаю. Гляну, что да как.
***
Внизу что-то заблестело, закопошилось. Наверное, жук или червяк. Птенцы подросли, скачут уже по гнезду вовсю, неугомонные. Пух почти сошел, оперяться стали. Скоро летать надо учить. Отрыжкой уже не прокормишь, им подавай что побольше, настоящую еду. Что поделать, дети растут, и на поиски добычи у матери-вороны теперь уходило куда больше времени.
Червяк большой, жирный. Таким половину птенцов можно накормить. Птица ловко спикировала вниз, подобралась поближе, приготовилась схватить. Вдруг листва зашевелилась, и появился еще один червяк, такой же. Глаза у птицы заблестели: кого схватить первым? Пока гадала, рядом выползла еще пара, и еще, и еще... Через мгновение под вороной копошилась целая куча, которая все росла, доставая уже до самого брюшка. Черви проворно взбирались по лапам, нагло ползли по спине, крыльям, хвосту. Птица испуганно каркнула, попыталась взлететь, но вырваться не получилось, будто ее держали.
Копошащаяся горка становилась все больше и больше, опутывая жертву со всех сторон. Свободной осталась только голова с беззвучно открывающимся клювом. Ворона уже не дергалась - поняла, что не выбраться, и последний раз посмотрела на родное гнездо.
Черви тем временем плотно переплелись, начали срастаться, превращаясь в однородную массу, которая все увеличивалась, поднималась, как тесто на дрожжах, и наконец обратилась в синюшную бабу. Та склонилась над трепыхающейся птицей, прижалась губами к клюву и начала высасывать жизнь, жадно глотая тонкую синюю дымку. Тело вороны дернулось судорогой, стало блеклым, словно потеряло цвет. Закончив, существо встало, отбросило бездыханную птицу, шумно втянуло воздух, будто принюхиваясь, посмотрело вверх, криво ухмыльнулось и снова рассыпалось. Черви поползли по дереву, оставляя за собой черные пятна гнили и подбираясь к птенцам.
***
Пафнутий седьмой день валялся в беспамятстве. Иногда приходил в себя, просил у Мокши чаю и снова засыпал, не дожидаясь. Бывало, принимался орать что-то среди ночи, до смерти пугая хозяев и кикимору. Что ж ему снилось? Мокша была все это время рядом, честно выполняя за домового работу по дому. Лишь иногда бегала на минутку проверить болото – все ли там как надо? Путята в эти моменты ее подменял, караулил у окна, чтобы ничего не случилось, дрянь какая не пробралась. Про злую синюю бабу никто не забыл, жили в постоянном ожидании, что та вот-вот должна вернуться, и уж тогда они точно не оплошают, хотя и неясно, что с ней делать. Но ничего не происходило, и ожидание угнетало кикимору с лешим еще больше, чем незнание, как эту беду одолеть. Им оставалось только надеяться, что Пафнутий оклимается раньше, что он придумает, как поступить с этой тварью, да и втроем оно сподручнее, легче.
А Пафнутию тем временем снилось разное. Снились картинки из прошлой жизни, до того, как он стал домовым. Снились бывшие хозяева, которые становились вокруг и смотрели, вроде как с сожалением. Иногда они что-то рассказывали - наверное, важное. Показывали пальцем куда-то в сторону Черного леса, но голоса были такими глухими, далекими, что Пафнутий ни слова не понимал, отчего было очень обидно, до слез. Но плакать не давали, потому что кто-то заставлял смотреть туда, куда указывали мертвые. Смотреть не хотелось, но противиться у Пафнутия сил не было. Там, из Черного леса, кто-то глазел, таращился прямо внутрь домового, в самую душу, минуя оболочку. Смотрел с такой ненавистью, что тянуло убежать, исчезнуть. Пафнутий чувствовал запах беды и понимал, что у него хотят отнять самое дорогое. От этого становилось настолько страшно, что хотелось кричать, и в эти моменты, как спасение, появлялась Мокша, гладила по голове, успокаивала добрыми словами.
На восьмой день он очнулся. Вскочил посреди ночи и давай колобродить по дому. Ковырялся по углам, громыхал чем-то, почесывал затылок. Кикимора насилу его успокоила. Пафнутий присел, посмотрел в пустоту, потом многозначительно поднял палец вверх, прошептал: "Вспомнил!" и вышел из дому. Мокша кинулась за ним - мало ли что учудит, спросонья-то. Догнала домового у телеги, тот уже копался в настиле из сена, что-то искал. Кикимора слегка потрепала его за волосы.
- Ты чего вскочил-то, чумовой, приснилось что?
- Приснилось, Мокшенька, приснилось. Вспомнил я! - с этими словами Пафнутий выхватил из сена какие-то тряпки. - Вот!
- Это что? Дай посмотрю, - и выдернула из рук домового непонятное тряпье, которое вблизи оказалось куклой. - Ты издеваешься, что ли? В куклы решил поиграть? Ты вспомнил, что ляльку в телеге закопал?
- Дуреха ты, - хихикнул Пафнутий, - как только в голову такое пришло. Я знаю, что за гадость нам покоя не дает.
- И что же ты молчал, окаянный?
- Говорю же, забыл, а когда лежал в беспамятстве - вспомнил.
- Не темни! Это у людей память коротка, а у нас все копится, ничего не забывается.
- Ты не поняла. Я вспомнил оттуда, из той жизни, когда человеком был. Прицепилась тогда к ребенку такая же, жизнь ночами высасывала. Чахнуть дите стало. Думали, болезнь какая. Знахарь лечил-лечил, травками разными пичкал - не помогало. А как-то ночью встал я воды попить, смотрю, а у колыбельки, у изголовья, стоит страхолюдина, такая же, как наша, только чуть-чуть другая, и к сынишке тянется. Я тогда весь дом переполошил, отогнал-таки ее, а утром к ведунье пошли. Та и говорит: ночница это. В колыбель к детям ночью подкладывается и жизнь из них вытягивает, пока совсем не изведет. Сказала, что нужно ребенка из дома унести, вместо него в колыбельку куклу на ночь вот такую положить, на куклу наговор сделать, а утром подбросить кому-нибудь в телегу.
- Сделали?
- Сделали. Помогло. Нам. А вот кому подбросили... Вон оно как, оказывается. На других передается. Тогда я об этом почему-то не думал.
- Выходит, это кто-то в городе Степану подкинул. А нам то же самое делать, что ли?
- Нет! Нельзя беду на других перекладывать. Я, может, из-за того, что так сделал, до сих пор в домовых и маюсь. Извести ее нужно. Совсем. Чтобы никому зла не причиняла. Только вот как?
>

<Пафнутий совсем ополоумел с этой ночницей - хозяйство забросил, Степану с дочкой не помогает, даже с Андрейкой играть перестал. Из-за этого дома стало неуютно, холодно. Степан с Олесей за хозяйством присматривают исправно, но все равно какого-то тепла не хватает, сразу видно, что домовой или в отлучке, или его вовсе нет. И как только раньше без Пафнутия обходились?
Да вот вобьет этот баламут себе что-нибудь в бошку, спасу нет. Не угомонится, пока не добьется своего. Всех на уши поставит, все вверх портками перевернет. Вот и сейчас: принялся охотиться на эту ночницу. Искать ее, конечно, надо, спору нет. Но не так! Рыщет по лесу целыми днями, под каждый куст заглядывает, в каждую нору, зверью жить мешает, скоро по гнездам лазить начнет, чтоб его... Достал Мокшу до печенок. Заставляет ходить за ним повсюду, даже дом хотел поставить сторожить. Кикимора за это такую оплеуху ему влепила, что он потом долго глаза в небо таращил. Сторожить больше не просил, но ходить за ним все же пришлось. И ведь что еще удумал, умник. Захотел, чтобы Путята к Олесе охрану приставил. Пусть, мол, животина лесная за ней приглядывает, когда она ребеночка выгуливает. А еще лучше, если бы Путята сам за ними смотрел, якобы так надежнее. Леший поначалу терпел, относился к этим причудам снисходительно. Понимал беспокойство домового, даже сочувствовал. Но под конец от злости все же покрылся мхом и местами потрескался. Даже переселяться собрался в дальний конец леса, чтобы ненароком домового не покалечить - Мокша насилу отговорила.
Вот и сегодня кикиморе пришлось весь день бродить с Пафнутием по лесу. Как всегда, ничего не нашли. Мокша давно поняла, что ночницу искать бесполезно. Прятаться она может где угодно, а уж если и леший ничего не видит... Нужно просто ждать. Когда-нибудь она сама объявится. Но Пафнутий, видите ли, не может сидеть сложа руки и ждать, когда хозяева в опасности.
Мокша говорила домовому, что ей нужно на болото наведаться, а то с этими поисками совсем его запустила, но он и слышать ничего не хотел. И теперь вот пришлось кикиморе идти туда среди ночи, порядком устав после поисков. А ведь могла спокойно сидеть за печкой и пить чай. Ох уж этот деятель... Она шла и злилась, дулась на домового, и вдруг заметила над родным болотом огонек. Он то висел над водой, то принимался летать как угорелый, будто за ним гнались. Раньше Мокша сама создавала такие от скуки и запускала их летать над болотом, чтобы подразнить Путяту. Но то было давно, еще до того, как сюда пришли люди, с тех пор она этим не баловалась. Откуда же здесь этот взялся? Такие светляки селятся у сокровищ, но кладов кикимора не хранила... Пока Мокша размышляла, огонек ее заметил, приблизился, замерцал перед глазами, запрыгал, как бы приветствуя, и полетел прочь. Кикимора пошла следом – а он будто звал ее за собой, уводил все дальше и дальше. Если она отставала, он возвращался и ждал. Мокша совсем забылась и все шла, шла, уже не думая, куда, зачем, просто хотелось идти, и все.
Очнулась Мокша в странном месте. Эту часть леса она не знала и никогда сюда не забредала, но поняла сразу - это граница с Черным лесом. Кикимора поежилась.
Огонек снова вспыхнул перед Мокшей, только цвет его сменился с теплого желтоватого на ядовито-зеленый с черными прожилками.
- Ты куда меня привел, шалопай?
Светляк вдруг исчез, а вместо него перед Мокшей возникла ночница, да так неожиданно, что кикимора подскочила. Ночница приблизилась, схватила ее за плечи, уставилась кроваво-красными зрачками прямо в глаза. Страшно стало до дрожи. Ночница долго смотрела, потом дернула щекой, и, завывая, стала открывать рот все шире и шире, обнажая острые иглы зубов. Пасть раззявилась непомерно, открываясь еще больше. Вот уже вместо головы сплошной рот, но он все раскрывается, вернее, выворачивается наизнанку, а внутри кроме тьмы ничего нет. Мокша завороженно смотрела, как тьма окутала ночницу, как вместо нее осталось лишь черное пятно, точно дыра в пространстве. И тут темный сгусток вытянулся змеей и, извиваясь, бросился на кикимору.
***
- Путятка! Путятка! Открывай, чтоб тебя, - запыхавшийся Пафнутий что есть силы барабанил по дереву, где обитал леший. Внутри что-то громыхнуло, из дупла показалась ветвистая борода, а потом и сам Путята.
- Ну, чего орешь, как баба на сносях? Весь лес перебаламутил. Что стряслось-то? - проскрипел леший.
- Мокша пропала!
- Куда?
- Знал бы - не искал. Ночью пошла на болото. Полдень уже, а ее все нет. Искать надо! Говорил же, подожди до утра - нет, поперлась. Помоги, Путят, а? - голос у Пафнутия дрожал, глаза на мокром месте, губы затряслись.
- Да не хнычь ты! Ой, беда с вами. Как дети малые. Ванька дома - Маньки нет, Манька дома... Эх! Заходи давай, не позорь меня перед зверьем.
Пафнутий подтянулся, вскарабкался и исчез в темном дупле вслед за лешим.
Перед ним открылась просторная, уютная комната. Пахло елью и какими-то цветами, было светло как днем. Домовой завертел головой, пытаясь разглядеть чудо-лампы, но вместо них под высоким потолком летал целый рой светлячков.
Пол был отполирован до блеска. Годовых колец на нем было не счесть. У стены стоял пенек, на котором скатертью лежал огромный лист орешника. Рядом со столом стояли два пенька поменьше и сплетенное из веток кресло-качалка с накинутым поверх травяным пледом. Кроватью лешему, видимо, служила куча лапника, сложенного на другом конце комнаты.
- Ух ты! Ничего себе обустроился! Снаружи деревце небольшое, толщиной обнять два раза, а внутри... Ишь, палаты отгрохал! А я-то думал, как ты в этом дупле вообще помещаешься, спишь, что ли, стоя?
- Вижу, понравилось? - хитро заулыбался леший. - Но не за тем пришел! Что там у вас опять стряслось? Мало того, что чудище какое-то в бабьем обличье по моему лесу шастает, птиц изводит да людей погубить норовит, так вы еще со своими бедами бежите. Пропала, говоришь? Ну пойдем, посмотрим, что у нас в лесу делается.
Путята подошел к стене, провел по ней ладонью и зашевелил неслышно губами. Рука засветилась, леший пальцем вывел на стене очертание двери и открыл ее.
- Пойдем, - буркнул Путята и шагнул за порог.
- Тудыть ее, - только и смог выдать домовой.
- Давай шибче, не стой столбом, - леший протянул руку, ухватил Пафнутия за шкирку и вытянул наружу.
За дверью оказался лес. Все тот же родной лес, а вроде как и другой. Вокруг было как-то очень светло, и цвета стали настолько яркими, что слепили глаза. А еще каждый листик, каждая веточка-травиночка светились как лампа, испуская мягкий, теплый свет.
- Что за чудеса? - раскрыл рот домовой.
- Нутро это.
- Чье? - Пафнутий растерянно вертел головой.
- Леса. Ну что глаза выпучил, ни разу не слыхал про такое? Тебя в дровах, что ли, нашли? Нутро это. Изнанка, мир внутренний. У человека душа, а у леса - это. Тоже вроде как душа. Но мне Нутро больше нравится. Смотри - ты первый, кому показываю.
- И зачем мы здесь? Я думал, ты кикимору найти поможешь, а ты меня прогулками попотчевать решил. Ты не серчай. Тут красиво, занятно, но не ко времени. Мокша в лесу одна, а в лесу – эта... Вот найдем, тогда нам обоим все и покажешь.
- Чуден ты, домовой! Вроде не дурак и не блаженный. Ты что, когда ко мне бежал, мозги по дороге оставил да подобрать забыл? Так пойдем, поищем. Ты думал, я тебя сюда, что красну девицу – развлекать привел? Мы сейчас на лес изнутри смотрим. Если в нем зло творится или чуждый кто есть - здесь сразу это видно.
- Это как? - удивился домовой.
- Ну вот смотри, - леший взял домового в охапку, махнул рукой - и местность вокруг переменилась. - Сейчас мы на опушке, а во-он там, - Путята ткнул пальцем вдаль, - деревня. Теперь гляди туда. Видишь, человечки мельтешат? Все вокруг цветное, а они будто бесцветные. Ну, разглядел? - леший дождался, пока домовой угукнет, и стал объяснять дальше. - Это детишки с деревни играют. А бесцветные они потому, что для нас они по ту сторону, в другом мире. Они в Яви, а мы, вроде как, на перепутье: и не живые, и не мертвые.
- А мы с кикиморой тоже бесцветные?
- Нет, вы - часть леса, да к тому же - как вы, молодежь, говорите? - леший почесал затылок. - Вспомнил - сумеречные! Цветные вы, как все вокруг, вы ведь тоже на перепутье, как и я. Да, Степан с семейством тоже цветные. Потому как в лесу живут, частью его стали, свои, то бишь, хоть и не на перепутье.
- А ночница, - всполошился домовой. - Она цветная? Ее отсюда видно?
- Она - ненависть, и, хоть и сумеречная, лес ее не принимает, она пятно черное, как дырка в пространстве. Не цветная, хоть цвет имеет, и не бесцветная, но красками не блещет. Чернее ночи она, и чернота ее настолько плотная, что все вокруг поглощает, да насытиться не может. Оттого эта прорва и уничтожить все пытается. Детей извести тем паче, потому как из них она чистую жизнь забирает, саму ее суть. Так-то вот. А лес своих признает, так же как ты меня, когда видишь.
- Это что же получается, мы, значит, с ног сбиваемся, изловить ее не можем, а ты сидишь тут, пялишься, как она шастает, и молчишь?
- Не все так просто, Пафнутий. Ежели б я ее так увидеть смог, да изловить... Рассеивается она, понимаешь? Вот вроде стоит она, бери да лови, ан нет, рассыплется червями могильными и расползается по всему лесу. Так ее не то что поймать, выследить невозможно - она везде, она повсюду. И даже если изловишь, растопчешь этих червей хоть десяток, хоть два, а все равно с нее не убудет. Всех не переловишь, я пробовал. Да и поймаешь если, что делать с ней - непонятно.
- Я живу не так долго, но тоже кое-чему научился, все ж не лапти плел. Хотя плел иногда, от скуки. Ежели голову сломал, а решения так и нет, то полезно бывает плюнуть и делать, что должен, а нужное само в последний момент придумается. О как! - сказал домовой с таким лицом, будто истину великую открыл.
- На авось, говоришь, иногда надеяться полезно? - Путята почесал поясницу. - Что ж, может и твоя правда, посмотрим.
- Ты это, Мокшу поможешь искать?
- Мокшу? А, башка-то моя деревянная, совсем запамятовал. Пойдем, - Путята снова сунул домового подмышку, помахал руками - и местность вокруг переменилась.
- Это что? - спросил Пафнутий, указав вверх пальцем. Там, над поляной, около которой они оказались, висел какой-то непонятный, светящийся зеленый комок. С виду вроде волосатый, с торчащими в разные стороны палками. Комок постоянно надувался и сдувался, будто дышал. Домовой подошел поближе, присмотрелся. Комок был не волосатым, а травянистым. Травка была настолько тонкая и нежная на вид, что напоминала шерстку, а изнутри комка во все стороны топорщились ветки, по которым пробегал какой-то огонек.
- Это - Сердце, - ответил леший, - оно лес питает, связывает между собой каждое деревце, каждую травинку. Снабжает их силой жизненной, которой с ним земля щедро делится. Приглядись, от Сердца к деревцам тянутся жилки тоненькие. Через них они кормятся, разговаривают, сплетничают. Вот сейчас и спросим, видали они кикимору или нет.
Путята подошел к сердцу, обнял его, приложился ухом и замер, закрыв глаза. Стоял он так долго, Пафнутий даже испугался, что тот заснул, и стал его окликать и тормошить, но леший будто помер. И только после того, как домовой пнул его с досады, тот открыл глаза и попросил не хулиганить, постоял еще, почесал поясницу и сказал:
- Ой, что-то мутное наговорили. Не понял половины, трандычат-трандычат, как бабы на завалинке, перебивают друг дружку, сказать не дают.
- Ну не тяни, говори, что не так, - забеспокоился домовой.
- Кикимора жива-здорова, вроде...
- Что вроде?
- Жива, но была у Черного леса. Чего ее туда понесло? Еще талдычат про какой-то огонек, про ночницу, произошло нехорошее что-то, там, у Черного леса. Дальше что было, не разобрал, но Мокша к дому идет, жива значит.
- Выведи меня, леший, верни домой, быстрее!
- Сейчас-сейчас, не колготись, - Путята уже рисовал в воздухе дверь, - хватай меня за руку.
***
Вышли они из дерева прямо у дома, снаружи уже стемнело. Домовой тут же рванул к крыльцу, на котором сидела, склонив голову, кикимора.
- Что стряслось, чего ты там делала? - Мокша не отвечала. - Чего молчишь-то? Эй!
Пафнутий потормошил кикимору за плечо. Та долго не шевелилась, потом медленно подняла голову и уставилась на домового.
- Ну, что смотришь, отвечай!
- Ее больше нет.
- Кого нет!
- Ее.
- Тьфу ты! Как немой с глухим разговариваю, - стал злиться Пафнутий. - Кого ее нету? Ночницы?
- Да, - Мокша все также пристально смотрела на домового.
- И куда она делась?
- Туда.
- Сейчас как надаю по щам! Что случилось, куда делась?
- Встретила ее в лесу. Сцепились, поваляла она меня немного, потом я ее в болото столкнула, она в грязище увязла, а я еще сверху добавила, - кикимора отвечала медленно, монотонно, растягивая слова. - Засосала ее трясина, замуровала намертво - не выберется. Одной гадостью больше у меня в болоте.
- Ты не поранилась, сильно она тебя помяла? Ой, да что ж это я. Устала-то вон как, еле языком ворочаешь. Пойдем чаю попьем. Праздник-то какой у нас! Избавились от этой ведьмы. Ты теперь Андрейке что мамка вторая, жизнь ему спасла. Вставай, пошли, - домовой вошел в дом, следом за ним медленно поднялась кикимора, но внутрь не пошла, а встала как вкопанная на пороге, не двигаясь.
- Ну что ты как неродная? Заходи в дом, не бойся, все уже спят, - позвал Пафнутий откуда-то из темноты.
Мокша вышла из оцепенения, перешагнула через порог. Пафнутий уже хлопотал за печкой: кипятил чайник, гремел кружками, напевая себе под нос. Кикимора не торопилась. Медленно прошлась по дому, оглядывая все как в первый раз, зачем-то водила руками у окон, дверей, временами передергиваясь, и вообще вела себя очень странно. "Наверное, сильно ее эта ведьма приложила", - думал домовой, тихо сочувствуя и жалея, что не смог оказаться рядом в нужный момент и помочь, а прохлаждался вместо этого с лешим внутрях леса и дивился, какие все вокруг черно-белые. Мокша тем временем подошла к кровати Степана, постояла над ним, потом постояла у Олеси и двинулась к колыбели. Пафнутий тихо наблюдал за ней из-за печки. Что-то его настораживало, что-то было не так, не срасталось. "Соскучилась, наверное, после такого. Переосмыслила много. Ходит теперь, смотрит на мир новыми глазами", - думал Пафнутий.
***
Путята бежал по лесу, скрипя коленями и порой спотыкаясь. Спешил найти место, где столкнулись кикимора с ночницей. Он слышал, что сказала Мокша, помнил, о чем сообщил лес. В том и другом понятного было мало. Деревья говорили о встрече у Черного леса, кикимора - про болото, а оно от границы со скверной ой как далеко. Лес врать не может, да и у болота никаких следов нет - леший уже проверил. Пафнутий что - тюха-матюха, уши развесил, а Мокша ведь что-то недоговаривает, скрывает. Эх, знать бы точно, где все произошло - перенесся бы туда сразу, не метался бы теперь по всему лесу.
Наконец он нашел, что искал. Как раз у Черного леса. На земле темнел выжженный черный круг, от которого разило злобой и гнилью чуть не за версту. Путята поморщился. Он знал этот запах. Будто все вокруг отмирает и распадается. Такой же был у леса, когда его стала пожирать тля и скверна.
Еще издали Черный лес почуял его, заскрипел корнями, в чаще кто-то заворочался, застонал. Внутри у лешего защемило. Снова напомнило о себе чувство потери. Путята постоял немного, отдышался, погрозил кулаком Черному лесу и занялся тем, зачем пришел. Присел у круга, поводил над ним ладонью. Взял горсть земли, пересыпал из руки в руку, пошептал что-то, поднес открытую ладонь к лицу и сдул с нее пыль. Воздух вокруг заискрился, пыль не осела, а осталась в воздухе, переливаясь разными цветами. Все это светопреставление покружило немного, а потом оформилось в картинку и показало лешему, что произошло здесь между Мокшей и ночницей.
***
Пафнутий забеспокоился еще больше. Мокша уж слишком долго стояла у люльки с Андрейкой, странно наклонившись, и не откликалась. Домовой подошел, позвал, похлопал по спине - кикимора нервно дернула плечом, но не обернулась. Тогда Пафнутий наклонился к ней - и отпрянул в ужасе. Лицо Мокши было перекошено, рот раззявлен, а из него, извиваясь, к ребенку тянулись тонкие, черные жгутики. Присасываясь, точно пиявки, они начинали светиться - видно, вытягивали жизнь.
Домовой кинулся на кикимору, сбил с ног и повалил на пол. Мокша завизжала не своим голосом.
- Что визжишь, будто кишки лезут? Побудишь всех! - Пафнутий заткнул кикиморе рот ладонью и стал оглядываться. Хозяева на шум даже не пошевелились. Только сейчас домовой заметил, что вокруг Олеси со Степаном собралось какое-то зеленое марево. - Что ты с ними сделала, зараза? Отвечай!
Домовой заглянул в глаза Мокши и оторопел. Изнутри кикиморы на него пялились черные бездонные буркала ночницы.
- Вылазь из нее, слышишь, пока сам тебя не вышиб! - заорал Пафнутий.
Тело Мокши изогнулось, раскорячилось пауком и с воем прыгнуло на домового, опрокинув на пол. Кикимора била его руками, топтала ногами, возила по полу и одновременно умудрялась клацать зубами, пытаясь откусить лицо внезапно выросшими клыками. Пафнутий извивался, пытался не попасть ей на зуб, потом изловчился, схватил за горло, вдарил по зубам и пинком отправил в угол.
***
"Сдался мне этот огонек, зачем поперлась за ним незнамо куда?" - корила себя Мокша. После того как ночница ворвалась в нее и завладела оболочкой, кикиморе пришлось прятаться внутри самой себя. Ночница вела себя нагло, по-хозяйски. Подчиняла кикимору медленно, частями, будто смаковала. Впереди она спускала страх, который черными, без конца лающими псами гнал Мокшу, щелкая зубами, брызжа слюной и жутко завывая, заставлял бежать без оглядки. Чтобы укрыться от него, кикиморе приходилась бежать в самые закоулки своей памяти, и чем дальше она уходила, тем больше ослабевала, тем меньше могла противостоять ночнице.
Мокша долго бежала какими-то коридорами, петляла тропами и мощеными дорогами. Дороги превращались в буреломы, а те в бескрайние, цветущие поля. Откуда что берется? Каждое место было знакомо, с каждым что-то связано. Вот она с Пафнутием в доме чаи гоняет, вот они с упырями бьются, вот первая встреча с домовым, вот с Путятой, а дальше и вовсе что-то незнакомое пошло, настолько далекое, что и не вспомнить. И все вокруг мелькало, мельтешило, изменялось до головокружения.
Кикимора остановилась перевести дух, прислушалась - никого. Осмотрелась. Пахло сыростью и землей, под ногами мокрая, скользкая трава, кое-где с потолка торчали корни, а по влажным, осклизлым стенам ручьями стекала вода. Похоже на пещеру. Или на нору… Ее нору! Где-то в глубине Мокша разглядела костерок и направилась к нему.
Приблизившись к костру, кикимора приметила у него какую-ту фигуру. Вроде бы человек. Он сидел на земле и подкидывал ветки в огонь, отчего тот шипел и привередливо потрескивал. Мокша подошла ближе и, примостившись напротив, попыталась рассмотреть незнакомца. Тело его скрывало длинное темное одеяние, а лица, хоть оно и освещалось огнем, было не разглядеть, отчего человек имел вид чересчур уж зловещий и невозможно было понять, кто перед тобой - мужик или баба.
Только сейчас, ощутив тепло костра, кикимора поняла, что замерзла: ноги оледенели, тело бил колотун. До этого Мокша никогда не чувствовала холод, да и не должна была, она же кикимора! Видать, ночница отняла всю болотную силу без остатка. От этих мыслей стало совсем скверно.
- Пришла наконец! - голос был женский, не молодой и не старушачий, но знакомый и родной, откуда-то из далекого-далекого прошлого, еще того, докикиморьего.
Мокша вновь стала вглядываться в незнакомку, силясь вспомнить, откуда ее знает. Лицо вдруг стало открыто и хорошо видно - то ли женщина села ближе к огню, то ли огонь стал ярче. Но и сейчас кикимора не смогла ее разглядеть. Черты лица то прояснялись, то становились неуловимыми. Будто ускользали или пропадали, а потом снова появлялись, и никак их не получалось запомнить. Мокша встряхнула головой, сморгнула - не помогло.
- Что, совсем забыла? Не мудрено, столько-то лет, - как только голос зазвучал, Мокша будто всё вспомнила - и тут же забыла.
- Ну что ты там прячешься, выходи, не бойся, никто тебя не обидит, - сказала женщина кому-то во тьму. Там зашуршало, затопало маленькими ножками, и из-за спины незнакомки осторожно выглянуло чумазое, испуганное детское личико. Девочка настороженно посмотрела на кикимору большущими глазами, улыбнулась застенчиво и опять спряталась.
- Это кто же ребенка так запугал?
- Покажи ей, - сказала незнакомка за спину.
Девочка медленно подошла к Мокше, взяла за руку - и все вокруг изменилось. Болотная нора поблекла, померкла и исчезла вовсе, вместе с незнакомкой и девочкой, только костер оставался гореть где-то там, в пустоте, будто маячок. К нему кикимора и направилась, боясь заблудиться и сгинуть в этом странном месте. А костер приближался, становился теплее, жарче, с каждым шагом все больше и выше. Выше Мокши, выше деревьев, которые появлялись из пустоты, выше взгляда. Огонь везде, огонь повсюду, огонь не помещался в глазах. Пожар! Огромный, страшный, жадный, а внутри него дом, одинокий, посреди леса. Кикимора стала вглядываться в знакомые очертания, на глаза навернулись слезы. Вдруг она оказалась прямо в горящем доме. Маленькая, совсем ребенок. Плачет, зовет маму, а огонь подбирается ближе, обжигает кожу. В дверном проеме появляется мама, она пробирается к Мокше, спешит, спотыкается, падает, встает, идет дальше. Вот она уже близко, протягивает руки, но снова падает, придавленная горящей балкой, и больше не поднимается. Платьице уже начало тлеть, когда огонь злобно зашипел и раздвинулся, пропуская темного человека...
Видение неожиданно оборвалось, и Мокша снова ощутила себя в привычном облике, все также смотрящей на догорающий дом. По испачканным сажей щекам текли слезы. Все еще было страшно. Мокша дернулась от неожиданности - кто-то положил руку на плечо.
- Матушка Мокрыня? - прошептала Мокша.
- Я не хотела, чтобы тебе снова было больно. Но ты должна была вспомнить.
- Прости. Я не узнала тебя. Я не забыла, нет. Просто... Просто запамятовала - твое лицо, голос будто стерлись из памяти.
- Ну будет, будет. Хватит реветь на сегодня, - старая кикимора прижала Мокшу к себе. - Все хорошо, так и должно быть.
- А девочка? - всполошилась кикимора. - Она вдруг пропала... это что - была я?
- Ты.
- А мама? Я что же... Как я могла ее забыть? - Мокша схватилась за голову, рухнула на колени и заревела.
- Ну, откуда ж в тебе воды-то столько? - Мокрыня присела рядом. - Не забыла ты ее. Самое страшное не забыла, как ни старалась я…
Давно я тебя присмотрела, когда ты еще совсем маленькая была - не на кого мне было после себя болото оставить. Силы в тебе было, хоть ведром черпай. Мать твоя ведуньей знатной была: людей хворых с того света вытаскивала, предсказать что-то могла, совет толковый дать. От нее тебе сила и передалась по наследству. Кто отец твой - не знаю, но жили вы вдвоем, здесь, в лесу, отдельно от людей, чтобы не мешал никто. На этом месте теперь Степан с дочкой живет, оттого тебя в дом ихний так и тянет. Ну вот. Не нуждались вы ни в чем - люди с окрестной деревни помогали, чем могли, и мать твоя спокойно ведовством занималась, не отвлекаясь ни на что. Я за тобой присматривала, но забрать тебя до семи лет не могла - не принято так у нас. Отчего пожар случился, мне неведомо, Путята может и знает чего, но молчит. Вспыхнуло посреди ночи, да разгорелось так быстро, что пока я с болота дошла, успела только тебя из огня вытащить. Странный пожар был, быстрый, внезапный, будто раздувал кто. За какие-то мгновенья дом сожрал... Намучилась я тогда с тобой. Маленькая, кричишь, плачешь по мамке, не ешь, не спишь. Испугалась я, что умом ты тронешься, да сила твоя пропадет, и решила воспоминания тяжелые у тебя забрать и в болоте упрятать, чтобы не мучилась ты больше. Так я тебя и растила, а дальше...
Тут все заходило ходуном, затряслось, перевернулось. Обе кикиморы вцепились друг в друга, испуганно озираясь.
- А теперь слушай внимательно! - Мокрыня схватила кикимору за плечи. - Времени совсем мало, вишь как домовой с ночницей в твоем обличье воюют, того и гляди, поубивают кого-нибудь. Думаешь, раз ночница оболочки тебя лишила, то и силы твои забрала? Нет, не может такого быть! На испуг тебя, глупую, взяла, а ты и рада пятками посверкать. Силы-то в тебе много, а ума - не очень. Ты и есть эта сила, сама в себе. И отнять ее никому не по зубам. А сейчас беги, покуда не погиб никто.
Мокшу вдруг обуяла злоба: "А ведь и правда! Приперлась тут какая-то, раскомандовалась, хозяйничает, норовит отнять все, а я даже слова поперек не сказала!" Гнев забурлил, заплескался внутри через край, наполнил кикимору пробудившейся силой. Хлынула эта сила вся сразу, оглушая, сбивая с ног - кикимора чуть не захлебнулась. По кусочкам, медленно Мокша стала отвоевывать свою оболочку, заполняя ее собой, будто костюм какой надевала - руки в руки, ноги в ноги и голову на место. Выдавливала ночницу из себя, словно хворь ненавистную, пока совсем для нее места не осталось.
***
Выбросило ночницу из кикиморы черным комком. Пролетела она через всю комнату – и угодила прямиком в зеркало.
- Ой беда, разобьет ведь! - зажмурился домовой в ожидании.
Тишина.
- Эй! - затормошила Мокша Пафнутия. - Да открой ты глаза наконец!
- Подожди, еще звона не было.
- Не будет звона. Подзатыльник могу дать - зазвенит не хуже. Смотри, пропала она!
- Как пропала? Куда? - вытаращил глаза домовой.
- В зеркало. Летела-летела и провалилась! Внутрь! Только как так вышло...
Подошли к зеркалу, сняли со стены, покрутили, повертели - все как обычно, повесили на место. Осмотрелись - марево над хозяевами поблекло, Андрейка запыхтел, заворочался, стал хныкать. Пафнутий озадаченно оттянул бороду, задумался. И вдруг как хлопнет в ладоши, расплывшись в улыбке. Мокша со страха чуть сама в зеркало не прыгнула.
- Ты что творишь, рожа оголтелая!
- Понял! - ответил домовой. - Ты ее, Мокшенька, из себя прогнала, а в свою оболочку нарядиться она не успела, вот и засосало ее в зеркало, как душу усопшую. Так-то!
Пафнутий погрозил кулаком в сторону зеркала и пошел к хозяевам, пританцовывая. А Мокша все стояла у зеркала и всматривалась внутрь, будто что-то увидела.
- Слишком просто... - пробубнила кикимора.
- Что?
- Просто все слишком. Мы всю весну за ней бегали, да изловить не могли. Огород наизнанку вывернули, Путята по червям ее отлавливал, моей оболочкой завладеть смогла, а нужно было только зеркало ей на уши одеть?
- Ай! Ладно тебе. Из зеркала так просто не вылезешь - такие лабиринты... Я сам не бывал там, но не зря же зеркала занавешивают, когда умирает кто. А попадешь туда - так и будешь блуждать, пока время не кончится. От такой злыдни избавились! Не порть праздник. Пойдем лучше в гости к тебе, ты давно зовешь нору свою смотреть. Я вареньица с собой прихвачу. А дома завтра приберусь. Не буду сегодня работать - без меня управятся.
Пафнутий, пока говорил, и хозяев успел проверить - живы ли, и за печку слазил, банку с вареньем достал, и направился было на выход, как вдруг что-то завыло. Дом затрясся, заходил ходуном. Обернулся домовой - Мокша все так же стоит перед зеркалом, а оно рябью покрылось, будто вода. Поверхность вздулась, пошла пузырями, а изнутри ударило, словно в двери кто-то ломился, да так, что с полок все посыпалась.
Кикимора попятилась, но тут ударило с новой силой. Внутри зеркала что-то хрустнуло, треснуло, а отражение в нем сменилось снежным пейзажем. Мокша с Пафнутием от удивления рты пораскрывали, уставились на чудо во все глаза. Пейзаж вдруг застило черным, и это черное медленно, словно кисель, стало перетекать наружу.
Ночница черной жижей переваливалась через край, тут же покрываясь оболочкой. Рука ее вытянулась из зеркала, раскорячилась, уперлась в стену и стала вытягивать за собой остальное.
- Смотри, как ей назад-то хочется. Тьфу! Сгинь ты уже, зараза! - рявкнул домовой и запустил в зеркало банкой с вареньем.
Зеркало со звоном разлетелось, изнутри него раздался крик, а руку, что ночница наружу высунула, в тот же миг затянуло обратно.
- Ну, теперь-то все, что ли? - спросила кикимора.
- Еще нет, - Пафнутий указал на пол.
Осколки зеркала светились, немного подрагивая, а внутри что-то металось, будто тени какие.
- А вдруг из каждого по мелкой ночнице повылазит - что мы тогда с ними делать будем? - спросила Мокша.
Домовой посмотрел на нее: не шутит ли? Нет. Подумал - и сам испугался: кто этих ночниц знает, из зеркала ведь почти выбралась.
- Эй, веник-лентяй! - скомандовал Пафнутий. - Хватит в углу прохлаждаться, ну-ка, поработай давай, и друга своего прихвати!
В углу зашуршало, и из темноты, лениво вышагивая на веточках-ножках и волоча за собой совок, появился веник. Вид у него был заспанный и немного потрепанный, но при виде такого беспорядка оба оживились и стали ловко все сгребать-собирать.
- Первым делом зеркало битое, только живо! Остальное потом.
Пока они прибирались, домовой подошел к печке, открыл заслонку и гаркнул внутрь: "Гори!" В печке тут же затрещало, заплясали язычки пламени, повалил дымок. Обдало жаром.
Пока Пафнутий колдовал с печкой, веник уже протягивал совок, полный осколков. Домовой тут же отправил их в огонь.
- Ну вот, Мокшенька, сейчас зеркало закоптится, перестанет отражать, и врата сюда закроются.
- Теперь все, - в открытой форточке с улицы показалась голова Путяты.
- Вот ты где, хрыч старый! Тебя где носило? Помочь не мог? - завелась Мокша.
- Тихо, тихо, как же я помогу, ежели в дом не войти? Меня же не звал никто. Не мои это угодья, а домового. А он меня не приглашал, - леший пожал плечами. - О! Смотри, хозяева просыпаются! Мне пора, - и голова исчезла.
***
Степана разбудил грохот. Было жарко, голова жутко болела, в горле пересохло, а глаза вообще не открывались, хоть руками раздирай. Как с похмелья. С трудом сел на кровати, поднялся, да чуть не упал. Захворал, что ли? Кое-как разлепил глаза. Вот те на! Дома полный кавардак: посуда побита, стулья перевернуты вверх дном, рама от зеркала разворочена, только осколков не видать. Зеркало разбили - жди теперь беды! А в довершение всего сидит кошка, мурлычет и, вот чудная, из банки разбитой варенье вылизывает.
- Ты что же это творишь, паршивка? - сон со Степана как рукой сняло. - Ну-ка марш на улицу, и чтоб в доме я тебя больше не видел!
Степан схватил кошку за шкирку, подошел к двери и вышвырнул ее наружу, плюнув вслед с досады. Кошка долетела до конца огорода, мякнув, шлепнулась на землю и, перекувырнувшись через голову, снова обернулась в Пафнутия. Домовой поднялся с земли, сопя и отряхиваясь, обернулся, с обидой посмотрел на дом и поплелся, осунувшись, в лес, в сторону болота.>

Первое предложение отрывка:
Как. Эксмо. Вас. Приняло. К. Печати. С. Вашей. Орфографией. И. Пунктуацией?

Так уж получилось, что в тот лесок я забрел перед грозой. Не стоило, конечно, этого делать.

В заплечном мешке под одеялом, остатками провизии и прочими необходимыми вещами было спрятано целое богатство - десять корней мандрагоры и те тяготы, с которыми мне удалось их добыть, могли бы и научить меня кой-чему. Могли бы... Но хотелось передохнуть, забыть грозные крики сторожей, пение стрел над головой, перекусить. А гроза... Что гроза? Приходилось и в снегу спать, и бродить часами по пояс в осенней стылой воде и много чего еще. Лишь бы заказчик платил.

Но теперь, стоя в середине небольшого, собственно, леска, до этой минуты казавшегося редким и светлым и не понимая, с какой стороны я только что пришел, мне стало жутковато. Я мог бы поклясться, что пересекал березняк с редкими осинами на старых гарях, шел мимо группок дубов и ясеней. Теперь же кругом, куда ни глянь, топорщились неприветливо елки, увитые лимонником тисы бугрились наростами, воздух, и до того густой и тяжелый, стал и вовсе - хоть ножом режь. Пахнуло прелью и цветами. Как там, в том клятом лесу, из которого я так спешно бежал седмицу назад. Только там еще на каждом суку сидели круглоголовые и красноклювые совы, а в палой листве под ногами то и дело шныряли змеи с желтыми щеками. Если увижу хоть одну такую тварь здесь - решу, что боги от меня совсем отвернулись. Но и без того превращение мирного редкого леска в зловещую тайгу заставило сердце сжаться, а рука сама потянулась к оберегам на груди. От ощущения знакомых резных знаков в пальцах стало чуть спокойнее, но морок не спешил исчезать.

В вершинах деревьев загудел ветер, небо уронило первые капли, каким-то чудом пробравшиеся сквозь переплетение ветвей, листьев и иголок для того, чтобы упасть на мою давно нечесанную голову. "Ничего, - сказал я сам себе - это только мираж. Глупые чары темного и неведомого народа. Боги мне помогут." И я пошел вперед, палкой раздвигая кусты и дорогой взывал шепотом к богам. Чтобы в такой яркий августовский день творилось подобное беззаконие... Неужели позволят? Не знаю, услышали ли меня небожители, но вокруг ничего не менялось. Все те же лапы елей, кустарник, холодные капли дождя, бегущие за шиворот, поразительно быстро раскисающая земля под ногами и растущее чувство беспокойство. Влажный донельзя воздух заставлял то и дело утираться, в лицо лезла паутина, дождь усиливался с каждой минутой. Я решил переждать под елкой. Вот уж где должно быть если и не сухо, то по крайней мере терпимо находиться.

Первые несколько мгновений так и было, а потом... Я ощущал спиной морщинистый сучковатый ствол, ветки над головой были вполне вещественны, но дождь словно огибал их и, насмехаясь над поднятым мною воротником, упрямо лил под одежду, превращал почву под ногами в болото, а волосы в слипшиеся сосульки, лезущие в лицо. Я не выдержал долго, перебежал под другое дерево, казавшееся мне еще гуще, но история повторилась и там. Я был уже весь мокрый, усталый и заметно продрог, несмотря на летнюю пору, когда по лесу пронесся порыв ветра. Каким-то образом он проник меж стволами деревьев, стоящими так часто, что дальше уж некуда и с тех пор дул и дул, не переставая. Я не сразу понял, что не так, а когда понял - поежился. Ветер явственно пах морем, до которого по самым скромным подсчетам было семь дней пути и был холодным до омерзения. Дело принимало нешуточный оборот.

Я вышел из-под не спасающей от дождя елки и, найдя за все гуще собирающимися тучами краешек солнца, а там уже и юг, оборотился к нему. Оттуда шли и шли легионы туч, оттуда дул этот промозглый ветер, пропахший солью, оттуда я держал путь домой. Там, в лесных чащобах, далеко-далеко от обжитых мест, уже очень давно поселилось племя сморингов. Этих странных низкорослых созданий с горящими зелеными огнями глазами, светловолосых и длиннопалых, поклоняющихся своим, неведомым богам. Это они, бесстрашно забираясь в самую дичь и глушь, собрали в своем маленьком лесном селении целую грядку так необходимой людям с деньгами мандрагоры. И, похоже, собирались примерно наказать осмелившегося их ограбить.

Все это промелькнуло в моей голове в единый миг, но я не устрашился. Пусть с меня течет, как с дырявой крыши, а колдовской ветер пробирает до костей, пусть под ногами чавкает и хлюпает. Холод не тот, чтобы от него умирать, я даже не простыну, хотя, конечно, приятного в нем мало. Дождь когда-нибудь кончится, он не может идти вечно. Ворожба сморингов не сломит меня. Приободренный этими мыслями и готовый терпеть до морковкина заговенья, я вновь юркнул под ель, быстро достал из мешка одеяло и укутался в него. Дождь уже не мог проникнуть ко мне под одежду, ветер стал ощущаться слабее. В фляжке, как я знал, сохранялось еще глотка три отличного вина, было вяленое мясо и сушеные фрукты. Не-ет, до следующего дня вам точно меня не одолеть, а терпеть происки каких-то жалких шаманов из запселого племени боги явно не будут и дня. Может, уже сейчас порыв теплого западного ветра разгонит всю эту хмарь, вновь засияет солнце и сквозь лесок напросвет будет видна старая южная дорога, ведущая к дому, до которого остался всего день пути.

Я чуть подождал и, когда ничего этого не произошло, пожал плечами. Можно и потерпеть. А солнце тем временем окончательно скрылось в тучах, под моей елкой стало темно, однако уже через миг небо прочертила рогатая молния, да такая, что я невольно вздрогнул. А за ней еще и еще одна. Звук пришел потом и он был страшен. Казалось, прямо у меня над головой великан ударил во что-то неописуемо большое и гулкое. Разом пригнулись вершины деревьев, озаренные очередной молнией, на меня пролилось, должно быть, махом бочки две воды и я упал, закричав в полный голос от страха. С этой минуты молнии били не переставая, грохот стоял ужасающий, я не слышал себя самого. Хотя вопил, сжавшись в комок на раскисшей земле и мешая слова проклятий и молитв. Как скоро наступила полная тишина и я себя вновь осознал человеком, а не червем, копошащимся в грязи - не знаю. Могло пройти несколько минут, могли часы.

Я лежал на спине, в лицо мне летел крупный водяной горох, я был слаб и растерян. И вдруг я всем своим нутром почувствовал, что это затишье неспроста, что грядет нечто ужасное и со стоном метнулся из-под дерева, в темноте почти ничего не видя. Через несколько шагов лес осветился, как в полдень, но неживым светом, меня ударило в спину, сбив с ног и сбросило в яму, полную дождевой воды. Тихо подвывая, я немедленно начал из нее выбираться, цепляясь за корни, а в небесах вновь бушевала непредставимая гроза. Ветер чуть не сшиб меня обратно в яму, дождь бил, как плеть, но я благодарил богов от всей души. Елка, что служила мне пристанищем, была расщеплена до корней, а в плотной коже мешка засела щепка длиной в локоть, летевшая мне прямо под левую лопатку.

Потом я брел, уже мало что соображая, по лесу. Надо мной сверкали молнии, уши закладывало от грохота, мимо, казалось, мелькали тени не то животных, не то людей... Утомленный, я присел под сросшимися стволами тисами, закрыл глаза и сам не заметил, как заснул. Видимо, запас моих сил иссяк намного раньше, чем я опрометчиво полагал прежде. Проснулся я чуть более свежим, но кругом ничего не менялось и ничто не указывало на возможность спасения. И лишь потом я заметил его. Маленькое, с барсука создание с большими белесыми глазами на плоской треугольной мордашке жалось к моему боку и дрожало всем белым тельцем, покрытым короткой шерсткой. Это я рассмотрел в очередной вспышке молнии, оказавшейся на некоторое время последней. Глаза зверька, или какого-то иного создания, которого я ранее никогда не видел, чуть светились в темноте и с ним было как-то спокойнее. Оно могло оказаться хищным, вороватым, ядовитым, просто опасным, наконец, но сейчас мы оба были просто мокрыми и несчастными бедолагами, испытывающими страх. Я осторожно положил руку на макушку малышу, тот вздрогнул, однако не убежал, даже не отпрянул, а когда небо разрезала очередная молния, взобрался ко мне на колени. Так мы и сидели, наверное, долго, оцепеневшие, дрожащие от холода и страха. В голове не было ни одной светлой мысли, уши давно и прочно заложило от грохота.

Неожиданно в лесной чаще вспыхнул один огонек, второй, третий, ясно различимые в промежутках темноты между вспышками молний. Их становилось все больше, я так и подался вперед. Неужели кто-то идет с фонарями? Они спасут нас! Я готов был уже закричать, чтобы шли скорее сюда, но тут огоньки еще чуть приблизились, стали яснее, и я закричал совсем о другом и так громко, что даже сам себя услышал. Это были не фонари, а глаза. Зеленые яркие глаза сморингов, идущих забрать свое. Они победили, довели жертву до полного изнеможения и теперь хотели отнять ее жизнь. А заодно и то, что было у них украдено.

-Нет, нет, не подходите! - кричал я в ужасе и, наверное, плакал - Не дамся!
Хотя это было и бесполезно, я потянулся за кинжалом. Мелькнула мысль бросить им мешок. Пусть забирают бесценные корни, пусть берут все и уходят. Только бы оставили в покое...
Маленькое создание завозилось у меня на коленях. Я, все еще раздумывая, что делать (бежать ли, бросив вещи, защищаться ли), уже поднимался на ноги, когда увидел глаза и с другой стороны. В первое мгновение мне показалось, что сморинги обошли меня с тыла, отсекая пути к бегству. Но глаза были больше, тусклее и не зеленые. Я сморгнул, пытаясь лучше рассмотреть, что еще за очередная напасть на мою голову и глаза исчезли. Вместо них вдалеке ясно виднелся живой теплый огонек костра. Кажется, ветер донес сквозь непогоду даже запах дыма...

Тут уже я не стал ни о чем раздумывать, а бросился на свет огня, разбрызгивая грязь и оскальзываясь. Левой рукой я прижимал маленькое белое существо к груди, правой, выронившей кинжал, торопливо раздвигал норовящие выбить глаза ветки. Пожалуй, ни до, ни после этого так бегать мне не доводилось ни разу. Огонь приближался, мой спутник, которого я не смог оставить одного во тьме, цеплялся за мокрое одеяло, все еще висящее на мне. Ярилась гроза. Сослепу я обнял чертово дерево, отшатнулся, чуть не упал, но все-таки проломил грудью сплетение кустов и... выскочил на чистую лесную полянку, поросшую по краям осинником. С ветвей сорвались перепуганные сороки, из моего объятия вырвался и шмыгнул в траву не то бобер, не то барсук, не то хомяк. Каждая часть его тела говорила о некоем определенном виде зверя и каждая о разном. А от костра испуганно смотрела на меня светловолосая девушка, инстинктивно подтягивающая ближе корзину с ягодой. Я еще успел осознать, что дует теплый западный ветер и светит сквозь разрывы в тучах солнце, прежде чем сознание меня покинуло.

Можно долго рассказывать о том, как я приходил в себя, пытаясь понять, где граница между сном и явью и окончательно запутываясь. Или о том, как девушка (ее зовут Рония) все выспрашивала меня, отчего я такой мокрый, всклокоченный и весь в колючках. Или как она лечила меня от простуды и взяла клятву обязательно навестить в будущем ее скромное целительское жилище на опушке леса. Или о том, как мандрагора заплесневела и заказчик заплатил мне четверть обещанного. Или о долгих-долгих ночах, наполненных кошмарами и вечерах, полных раздумий. Лучше я расскажу о том сне.

Он пришел на вторую седмицу после того, как я вывалился к костру. Сон был очень яркий, четкий и я отчего-то точно знал, что он вещий. Во сне я лежал на зеленом травяном ковре, а надо мною склонялось большое белое существо со светлыми глазами на треугольном лице. Ни я, ни оно не произнесли ни слова, не издали ни звука, общение наше было мысленным и, право же, оно и к лучшему. Словами нам пришлось бы объясняться слишком долго. Я узнал, что существо это - лесной дух и он строго судил меня за прегрешения. Да, я совершил за жизнь много беспутств. Промелькнула и погасла череда лиц, мест, событий. Дольше всех держались и последними пропали призраки строгих ликов с полыхающими зеленым глазами. Но была и другая череда, замыкал которую образ мокрого напуганного малыша, жмущегося к человеку. Мне показалось, что второй ряд куда как короче, я затосковал, однако дух улыбнулся и коснулся меня своей большой и мягкой рукой. У него больше сотни детей, но каждого он любит одинаково сильно, будь тот даже совсем не подарок. И будет рад еще одному сыну, пускай и названному. Он звал меня... Я обомлел, проснулся и долго сидел, чувствуя, как разжимается что-то внутри.

А сейчас я стою на полянке в лесу, окруженной осинником. Смотрю на неспешно приближающиеся в сумерках две пары белесых глаз, втягиваю запах влажной травы и кипящего у Ронии на плите супа и, преодолев робость, опускаюсь на колени.

ЗОВ ПРЕДКОВ

Пролог. Точка отсчета.

«Возможно, никто и никогда не поверит тому, что я описал в этой рукописи. Возможно, мои записи никто и никогда не прочтет. Возможно также, что даже если и прочитают, то назовут меня сумасшедшим… Пусть! Мне уже все равно! Ведь все, что было мне дорого на этой земле, кануло в Лету, как кану в неё скоро и я сам, а потому… Пусть все будет так, как будет! Как ученый, я, во всяком случае, убежден, что для истины нет преград, а потому если есть на свете некое Знание, которое является истинным, даже если 99,9% населения земного шара считает это Знание бредом сумасшедшего, то я убежден, что оно и тогда должно быть явлено миру во что бы то ни стало, хотя бы только для того, чтобы предупредить его об опасности, а уж как мир отнесется к нему – это остается целиком на его совести…»
Эта странная надпись, сделанная нервным, прыгающим, едва читаемым почерком на чистом титульном листе довольно толстой кипы распечаток – первое, что я увидел, внимательно осматривая письменный стол таинственно пропавшего сотрудника нашего института и моего бывшего университетского товарища.
Дело в том, что после того, как он неделю уже не появлялся на работе и не откликался на телефонные звонки, кафедра подняла тревогу. Но прежде чем беспокоить полицию, попросили сходить к нему на квартиру меня, как человека, который был ему ближе, чем все остальные.
Не могу сказать, что я был его другом. Строго говоря, у Кирилла вообще не было друзей. Он был всегда одинок, замкнут, особенно после скоропостижной гибели, с интервалом всего в несколько месяцев, его молодой жены и бабушки с дедушкой – единственных его близких родственников. Но мы друг друга знали давно, ещё с университетской скамьи, регулярно здоровались при встречах, с жаром обсуждали близкие нам обоим научные проблемы - наши интересы в области изучения народной мифологии, в целом, совпадали.
Кирилл всегда казался мне странным парнем. Проводил большую часть времени в библиотеках, читал. В выходные любил в одиночку ездить на природу, а летние каникулы – в этнографические экспедиции. Наверное, было бы лишним говорить о том, что он никогда не был женат…
Раскрывался он, как можно догадаться из сказанного выше, только в беседах на научные темы, точнее, на научные темы, близкие к его собственным изысканиям. Кирилл мог часами говорить, например, о значении мифологического образа «заложных покойников» для славянской фольклорной традиции, с пеной у рта доказывать абсолютное несходство образа «классической» западной русалки с рыбьим хвостом и её славянской тезки, или, наоборот, проводить далеко идущие параллели между славянской и кельтской мифологическими традициями. Он горел своими научными теориями, но – ничего кроме теорий выудить у него было невозможно. Когда беседа плавно переходило в русло личной жизни или, скажем, перескакивала на другие научные темы, он неизбежно терял к дальнейшему ходу разговора интерес, замыкался, уходил в себя, молчал…
Надо сказать, большую часть времени Кирилл работал в одиночестве, и у него в порядке вещей было не отвечать на звонки. Именно поэтому мы, его коллеги, и не сразу хватились его…
Дверь в квартиру Кирилла оказалась заперта. Однако, постучавшись к соседке-старушке, я, объяснив ей ситуацию, получил от неё дубликат ключей. Кирилл оставлял ей дубликат на случай, если прорвет трубу или случиться какое-нибудь другое бытовое ЧП, тем более, что он в последнее время часто уезжал и не ночевал дома. Меня же старушка хорошо знала и доверяла мне.
Как только я открыл двери, меня сразу обдал поток неприятного, пронизывающего до костей холодного ноябрьского ветра, беспрепятственно гулявшего по всей квартире. В зале я не обнаружил ничего примечательного, как и на кухне, если не считать полнейшей чистоты и порядка, резко контрастировавшего с весьма неуютным и совершенно неуместным сквозняком. Все было прибрано, все лежало на своем месте, никаких следов насилия (если бы имел место грабеж со взломом) я не обнаружил. А потому поспешил перейти к осмотру комнаты пропавшего.
Окна, раскрытые настежь, оказались именно там. Квартира находилась на девятом этаже, а потому вряд ли открытое окно могло наводить на какие-то подозрения насчет проникновения сюда посторонних лиц. Мысли о самоубийстве также пришлось сразу же отбросить. Если бы Кирилл покончил с собой, сразу бы сообщили по месту работы, и уж тем более сказала бы об этом его соседка. И тем не менее широко распахнутое окно – достаточно странная деталь в общей обстановке. Тем более, что, несмотря на то, что помещение было более чем хорошо проветрено, мне показалось, что я постоянно чувствовал еле ощутимое, пьянящее (от него даже слегка закружилась голова) благоухание, казалось, пропитавшее все вещи и предметы обстановки в комнате. Если не ошибаюсь, пахло яблоками. На подоконнике, письменном столе и даже на полу я обнаружил довольно высохших лепестков яблоневых цветов, как будто бы здесь осыпалась целая ветвь… Очень странная, надо сказать, находка для начала ноября!
Не обнаружив в комнате каких-либо следов насилия, я принялся аккуратно перебирать бумаги Кирилла на письменном столе. Я искал блокнот, записную книжку или что-то в этом роде. Компьютер оказался запаролен. Будучи занят этим делом, я почти сразу и наткнулся на рукопись со странной надписью. Она лежала на виду, у самого монитора, в компании с целой кипой книг по славянской этнографии и археологии.
Прочитав странное рукописное предисловие, содержание которого я огласил выше, я, недолго думая, перевернул страницу и начал читать уже распечатанный текст.
«Зовут меня Шадрин Кирилл, сегодня в полночь мне исполняется 30. По образованию я – историк, специализировался на изучении фольклора. Однако не фольклористика, как могут подумать те, что найдут в себе труд прочесть нижеследующую рукопись, привела меня к сделанным мною открытиям. Нет.
Дело в том, что я – сирота. Рос, сколько себя помню, в Москве, у бабушки с дедушкой по отцовской линии. Отец пропал без вести ещё тогда, когда я был младенцем. Об обстоятельствах его исчезновения так толком никто ничего и не узнал. Мать вроде бы по каким-то причинам была лишена родительских прав почти сразу же после моего рождения и проживала где-то в Сибири. О бабушке и дедушке с её стороны я тоже почти ничего не слыхал.
Я сообщаю возможному читателю моей рукописи эти, на первый взгляд, лишние подробности моей семейной генеалогии только потому, что это имеет прямое отношение к предмету, которому и посвящена та самая рукопись, к которой я и пишу это предисловие.
Рукопись эта представляет собой воспоминание о моей поездке, предпринятой в прошлом октябре в далекую Сибирь с целью поиска моей матери и вообще родственников по материнской линии. Совершенно естественным с моей стороны было стремление узнать хоть что-то о них, увидеться с матерью, от которой у меня не осталось даже фотографии, а тем более ввиду предстоящей свадьбы мне хотелось иметь возможность познакомить мою будущую жену с тещей.
Однако не путевые заметки и не сентиментальные подробности моей семейной жизни стали поводом для обнародования этой рукописи. Нет. Только к концу поездки, когда я столкнулся с явлениями, превосходящими всякий здравый смысл и нарушающими все каноны научной логики, а также когда я осознал, какую опасность они таят для человечества, - особенно сейчас, в эпоху полнейшего пренебрежения с его стороны не только религией, но и самой наукой - я принял тяжелое для себя решение вспомнить все обстоятельства моей поездки, описать их на страницах этой рукописи, чтобы предупредить человечество о грозящей ему опасности. И только закончив этот труд и поставив жирную точку в конце его, я почувствую себя, наконец, исполнившим свой долг и спокойно смогу уйти...
Специально для сотрудников полиции или для моих коллег (потому что кроме моих коллег да пары знакомых у меня не осталось ровным счетом никого на этом свете), которые будут меня искать, сообщаю: я не был убит, не покончил жизнь самоубийством и не был похищен. То, что произойдет буквально через пару часов со мной, не укладывается ни в одну статью Уголовного Кодекса ни одной из существующих стран мира. А потому спешу призвать как сотрудников полиции, так и коллег сэкономить свои драгоценные время и силы на моих бесплодных поисках и потратить их лучше на то, чтобы донести содержание моего последнего исследовательского труда до адресата.
P.S. Собственные мои имя и фамилия, имена и фамилии основных участников описанных ниже событий, а также названия населенных пунктов, улиц и топографических мест намеренно мною изменены. Не хочу, чтобы хоть кто-то отправлялся по моим следам, подвергая себя и других смертельной опасности. Надеюсь на ваше понимание. Кирилл Ш.».
Таковым было содержание второй (первой печатной) страницы рукописи.
Не нужно, наверное, говорить, что всю ночь, а затем и весь следующий день я провел за тщательным изучением рукописи. Затем, рассказав в самом общем виде о её содержании всем моим коллегам, я принял решение все же сообщить (за неимением других близких к нему лиц) в полицию об исчезновении Кирилла. Рукопись же его, после долгого и пристального изучения, я решил, по причинам, указанным ниже, опубликовать, как этого и хотел её автор.
Однако здесь я сразу же столкнулся с очень трудной проблемой. Издавать её как научное сочинение было невозможно по причине фантастичности всех описываемых там событий. Издавать же как мемуары – также невозможно, поскольку ни одно из указанных там имен и мест совершенно невозможно с чем-либо идентифицировать – во всяком случае мне этого сделать не удалось. Поэтому я решил опубликовать его как художественное сочинение и, поскольку у меня уже был опыт публикаций подобного рода, мне и выпал жребий проделать эту работу.
После некоторых размышлений, я разбил бессвязную (особенно во второй своей половине и в конце), написанную практически очевидно психически нездоровым человеком, рукопись на пять глав, по количеству дней, точнее, суток, в которые происходили главные события путешествия. Ибо в полночь 27 октября 2008 года Кирилл подъезжал к «Таежному», а уже в полночь на 31 октября на «Монолитах» произошли главные события.
Потом я постарался придать этим запискам как можно более вменяемую литературную форму – насколько позволяли мне мои скромные литературные способности – оставив, впрочем, элементы «мемуарности» - повествование от первого лица, а также строго выдержанную датировку событий и мест, в которых они происходили. В общем, я постарался свести свое вмешательство, как своего рода литературного редактора, к minimum minimorum: все действующие лица, вся топография, даже описания местности и содержание разговоров – все целиком авторское. Я лишь разнообразил язык, убрал все повторы (Кирилл почему-то имел свойство в рукописи по многу раз писать одно и тоже, может, боясь, что особо важные с его точки зрения места обойдут вниманием, но на практике это невероятно затрудняет чтение), а также сочинил диалоги, также из соображений максимального облегчения восприятия текста.
О чем остается сказать ещё?
Признаюсь честно. Я, как ученый, как и все мои коллеги, ни на йоту не поверил во все то, о чем было написано в рукописи. В то же время, ввиду того, что исчезновение Кирилла – это непреложный факт, факт, который и по сей день остается загадочным, несмотря на то, что вот уже полгода ведется расследование, а также потому, что всем нам, его коллегам, хотелось почтить память о Кирилле – выдающемся молодом ученом и просто хорошем, хотя и глубоко несчастном, человеке, скорее всего, ставшего жертвой сильного психического расстройства в результате понесенных им тяжелейших утрат, - мы решили во что бы то ни стало приложить все силы, чтобы издать его рукопись. А были ли описанные события правдой или фантазиями его больного рассудка – судить самому читателю…
Горюнов Ю. С., канд. ист. наук, доц., 29.04.2010 г.

Глава 1: Ограниченный спрос и сомнительное предложение.
Еще не прогретое весенним солнцем море мягко покачивало на волнах водолазное судно «Пингвин». Подводники, закончив собирать снаряжение, слушали худощавого мужчину, с заметной проседью, который монотонным голосом рассказывал план предстоящего погружения. Капитан — молодой, высокий, с озорными глазами и беззаботной улыбкой, ожидал окончания инструктажа, сидя на перилах дайвдека в обнимку с миниатюрной темноволосой девушкой.
- Курт в своем репертуаре, - тихо сказала она, - старается предусмотреть каждый шаг. Скоро дышать будем под его диктовку.
- Немец , - усмехнулся капитан в ответ, — привык жить по расписанию.
- Бен, вы не хотите с Ольгой поработать на лебедке? - равнодушным тоном, лишенным всяких эмоций, обратился Курт к шепчущейся парочке.
- Прости, - капитан незаметно ущипнул подругу, от чего та ойкнула и покраснела, - продолжай, мы все во внимании.
Немец нахмурился, услышав Ольгино хихиканье, зыркнул на нее из-под густых бровей, но отвернулся и продолжил свой монолог. Девушка поежилась и прижалась к Бену сильнее.
Брифинг закончился и дайверы разошлись к приготовленному снаряжению. Помогли друг другу застегнуть герметичные застежки сухих костюмов, проверили исправность оборудования. Плеск воды — и пять человек все глубже уходили ко дну, оставляя после себя стайки воздушных пузырьков. Чуть позади Бена плыл Влад, лучший друг и напарник по погружениям. На корабле его называли старпомом, но на их переделанном для водолазных нужд буксире это было не звание, а скорее прозвище. Ольга держалась рядом с ними, стараясь не отставать. Парой метров выше, бесшумными тенями зависли Курт и его напарник Жан, молодой весельчак и балагур, над шутками которого смеялся даже угрюмый немец.
Все ближе становились рукотворные развалины, возводимые на дне по заказу местного дайвцентра. Сложенные друг на друга массивные плиты служили ступенями, ведущими к портику древнегреческого храма. Самую верхнюю покрывали трещины и сколы, дополняя общую картину разрушенности когда-то величественного здания. На четырех резных колонах, украшенных лепниной, держался архитрав — каменная перекладина, прикрывающая промежуток между ними и добавляющая устойчивости. Стену портика решили оставить полуразрушенной, а о самом храме напоминали лишь выглядывающие из песка руины фундамента. Работа была почти закончена, оставалось лишь несколько завершающих штрихов. Мужчины распределились вокруг руин и заякорились «кошками» к каменным выступам дна, ставшим за прошедшие дни почти родными. Ольга же уселась на архитрав, держа в руке концы расходящихся к дайверам тросов.
Раздался глухой удар об воду — лебедка опускала массивный блок весом в половину тонны. Когда до соприкосновения обточенного булыжника со стеной осталось сантиметров десять, девушка подала в прикрепленную к крюку видеокамеру знак остановиться, и громадина послушно зависла в толще воды. Ольга прищелкнула тросы карабинами к каждой из четырех строп, удерживающих груз. Заняв позицию над камнем, она стала показывать мужчинам, кому нужно тянуть сильнее, а кому наоборот ослабить. После нелегкого перетягивания, булыжник выровнялся точно по стенке. Девушка махнула в камеру «опускай» и блок наконец то занял свое место. Сработали скрытые в толще камня замки — теперь никакой шторм не разрушит выглядящую древней стену. Отстегнув карабины, Ольга разъединила стропы, вытащила их из под блока через выточенные желобки и отправила обратно на поверхность.
Еще пара таких камней и строительство портика было завершено. Раскидав вокруг развалин несколько глиняных амфор, обломки статуй, черепки керамики и сфотографировав законченную экспозицию со всех ракурсов, дайверы неторопливо поднялись на поверхность.
- Все доделали, кэп? - послышался грубый голос - механик Стивен, огромный темнокожий верзила жутковатого вида, управлявший лебедкой во время работ, перегнулся через борт, подхватил одной рукой скубу и передал ее Герхарду, взрывнику, которому сегодня под водой работы не нашлось.
- Доделали, - довольно ответил капитан, забрался на корабль и протянул руку подруге.
Как только вся команда оказалась на борту, механик завел буксир, а Герхард начал разбирать оборудование - компенсаторы еще нужно будет хорошенько сполоснуть от соли и просушить. Рядом крутилась Ольга, помогая ему и выпытывая подробности строительства подводного отеля, в котором взрывник когда-то участвовал.
- Жан, всплывать торопишься, — долетел до них монотонный голос, перечислявший допущенные ошибки, - Влад, тебя это тоже касается. И консоль у тебя болтается как...
- Курт сегодня в ударе, толком на борт не успели подняться, а он уже начал, - тихонько сказал Герхард девушке, довольный, что на этот раз его имя в списке отсутствует. Та заулыбалась, но, поймав мрачный взгляд немца, сникла — из-за невнимательности ошибок на ее счету всегда было больше, чем у любого члена команды, а значит выговор неминуем.
Бен скинул костюм в емкость с пресной водой и поспешил в рубку - время близилось к вечеру, а дел еще хватало. Буксир уже шел в сторону порта, и островок, к богатому историческому прошлому которого дайверы только что дописали новую страницу, остался позади. Вскоре в рубке появилась Ольга с бутербродами и горячим чаем. Угостив Стивена, девушка вручила тарелку капитану и собрала в хвост мокрые, торчащие в разные стороны волосы, открывая немного оттопыренные уши.
- Можно? - поинтересовалась она и не дожидаясь ответа, обеими руками взялась за штурвал.
- Метишь на место Влада, - прошамкал Бен с набитым ртом и поспешно хлебнул чая. - Конечно у него ветер в голове, но ты его слишком рано решила списать со счетов.
- Какая разница, что у него в голове, он все равно думает не ей, - улыбнулась девушка. Любвеобильность старпома, давно ставшая в команде основной темой для шуток, сначала сильно смущала Ольгу, но чем больше она узнавала его добрую, беззаботную натуру, тем непринужденнее становилось их общение.
Словно услышав их разговор, в рубку заглянул сам Влад — молодой, загорелый грек с внешностью Аполлона, недельной щетиной и придающими ему вид студента телепатическими стереоочками. Повесив на шею девушки забытый среди снаряжения фотоаппарат, он забрал с тарелки последний бутерброд и ткнул в сторону цели их путешествия - приближающегося островка-порта, соединенного мостом с островом Китира.
- Есть легенда, что Афродита появилась из пены именно у этих берегов, а к Кипру ее перенесло ветром.
- Это ты в новой игрушке узнал? - с серьезным видом спросил у друга Бен. Влад был одним из немногих людей, у которых мысленное управление компьютером не вызывало головной боли, поэтому он мог часами лежать на койке, созерцая на потолке фантастические миры видеоигр. — Или земные женщины надоели?
- Это я из уроков истории узнал, - ответил старпом, привыкший к подшучиванию друзей. Тут перед его глазами пробежал синий огонек и Влад уставился в никуда, читая входящее сообщение.
- Богиня? - не удержалась Ольга.
- Тсс. Вечер покажет, - рассмеялся он и вышел из рубки, сочиняя ответное послание.
Буксир подошел к причалу. Возникший словно ниоткуда маленький щуплый человек с ручной тележкой поймал швартовый конец и начал крепить его к приколу. Присоединившийся к нему Жан, проверив надежность швартовки, крикнул Бену, что все в порядке. Загрохотала выбираемая якорная цепь, еще немного поработали, и вздохнув на прощание, замолчали двигатели.
Не успела Ольга сойти на берег, как их добровольный помощник, что-то бормоча себе под нос, попытался снять у нее с плеча объемную сумку. Растерявшись, девушка рефлекторно поймала ее за лямку и потянула на себя.
- Ольга, ты сумки перепутала, эта — Герхарда. Осторожней, там детонаторы, - невинно заметил Жан.
Отпущенный с обоих концов баул шмякнулся на асфальт, рядом, не удержав равновесия, приземлились Ольга с носильщиком. Мужчина успел, падая, развернуться к сумке ногами и закрыть руками голову.
- Опасная у тебя работенка, друг, - сочувственно произнес подошедший Стив, помогая им подняться. Незадачливый помощник отряхнулся, что-то пробурчал в сторону Жана, взял рюкзак у здоровяка и ухнул, согнувшись от тяжести.
- Да, это не женская сумочка, - механик добродушно хлопнул носильщика по плечу, и подняв рюкзак, поставил его на тележку рядом с другим багажом.
На площадке с арендными автомобилями было безлюдно, и скучавший сотрудник, завидев дайверов, тут же выскочил к ним навстречу.
- Вам подать те же машины, что и утром?, - услужливо поинтересовался молодой человек , поправляя наспех одетый пиджак.
- Нет, Марко, - ответил Бен, - одну давай повместительней, мы сегодня с поклажей, а вторую …
- Тот желтый кабриолет, - закончила за него Ольга.
- Девушка знает толк в автомобилях, - бросил на нее хитрый взгляд Марко. - Но это очень дорогая машина. В три раза дороже чем та, что вы брали раньше, - немного помявшись, добавил он , втайне надеясь, что высокая цена не спугнет клиентов.
- Давай кабриолет, - махнул рукой капитан, глядя на искрящиеся глаза подруги.
Молодой человек обрадованно выдохнул и повел редких в это время года клиентов оформлять документы в небольшую комнатушку, которую он гордо назвал офисом. Не дожидаясь окончания формальностей, Курт со Стивом погрузили вещи и уселись в приглянувшийся внедорожник. Вскоре к ним присоединился старпом, и уже через пару мгновений старенькая машина помчала мужчин в гостиничный домик.
Подписав наконец все бумаги и получив ключи, Ольга с Беном плюхнулись на сидение кабриолета и шустрый автомобиль, легко сорвавшись с места, понесся по мосту к раскинувшемуся впереди гористому острову. Чем выше забирались они по серпантину, с легкостью вписываясь в опасные повороты, тем живописнее открывалась картина — горы, покрытые зарослями низких кустарников, пушистые облака, до которых хотелось дотянуться рукой, и простирающееся вдаль лазурное море, на горизонте еле заметной синей полоской перетекающее в голубое небо.
- Как тебе? - немного с завистью в голосе поинтересовалась Ольга, как только Бен притормозил у небольшого домика со скромной вывеской «Дайвцентр «Посейдон».
- Еще бы одну такую, - мечтательно произнес он, - можно было бы вместе погоняться по серпантину.
- К отелю за рулем поеду я, - заявила девушка и вышла и машины.
По соседству с центром находилась сувенирная лавка, которая в прошлый их приезд была закрыта. Ольга недолго думая потянула Бена заглянуть в нее хоть одним глазком.
- Оль, сначала дело, - коротко ответил он, но подруга уже скрылась за ее дверью и к заказчику пришлось идти одному.
В приемной, роль которой играла комната-магазин водолазного снаряжения, скучающе выводила карандашом незатейливый узор на клочке бумаги девчушка лет семнадцати. Черные распущенные волосы придавали худому лицу болезненную бледность. Заметив посетителя, она тут же отложила свое занятие и деловито улыбнулась:
- Вы к кому?
- Я к господину Пангалосу, - удивленно ответил Бен, не ожидавший встретить здесь кого-то еще.
- А папы, то есть господин Пангалос будет чуть позже, - поправилась она и слегка покраснела. - Вы подождете? Могу угостить вас чаем или кофе.
- Подожду. Лучше кофе.
Девушка, выпорхнув из-за наскучившего прилавка, скрылась за дверью отцовского кабинета и вскоре вернулась с маленьким подносом в руках.
- А я София, - поставив напиток перед незнакомцем произнесла она.
- Бенедикт, - ответил дайвер на вопрос, застывший в глазах юной собеседницы, - можно просто Бен.
- Какое у вас необычное имя, - прощебетала девушка, возвращаясь на место.
- У моих родителей оказалось хорошее чувство юмора, - усмехнулся он и сделал глоток. Поморщился. Нет, не сравнить то, что предлагает кофемашина, со свежесваренным натуральным кофе, - Вы неплохо говорите по английски.
- Да, меня учили языку с детства, чтобы лучше понимать туристов. Вы ведь те дайверы, которые возводили для нас руины рядом с Прасониси? - догадалась София и, получив утвердительный кивок в ответ, продолжила, - как же я вам завидую. У нас катер маленький и папа боится на нем ходить в открытое море. А мне бы так хотелось путешествовать по миру, как вы, - она лукаво посмотрела на гостя. Бен молча потягивал напиток, и заскучавшая девушка опять потянулась за изрисованным листочком.
За дверью послышались голоса, на пороге появилась улыбающаяся Ольга, увешенная бумажными пакетами, а следом директор «Посейдона». Полноватый мужчина, с черными вьющимися волосами добродушно поздоровался, пожав руку капитану, и пригласил дайверов в кабинет. В светлой комнате, залитой солнечным светом, с последнего их визита ничего не изменилось, даже съехавшая набок стопка документов на столе осталась нетронутой. Бен продемонстрировал отснятые материалы, заказчик удовлетворенно покивал и протянул взамен подписанные бумаги.
- Хорошо, что везти на место не потребовал, - тихо сказал капитан подруге, выходя в приемную — магазин. София выбралась откуда-то из-под прилавка, положила на стол упавший карандаш, и, набравшись смелости, спросила:
- А если я научусь нырять, вы возьмете меня в свою команду?
- Хоть сейчас, - обрадовалась Ольга. - Палубу надо помыть, в каютах прибраться. Уметь нырять не обязательно.
- Это хорошо, а то я воды боюсь, - заулыбалась девушка.
- Серьезно? - Бен обвел взглядом помещение, увешанное снаряжением для подводного плавания.
- Да, - она покраснела, - в детстве за борт выпала, и теперь не могу нырять с головой, кажется что утону.
- Нет ничего невозможного, когда тебе действительно этого хочется, — сказала Ольга, с полными руками покупок открывая дверь ногой и выходя на улицу, - все препятствия придумываем мы сами. - Дверь за ней гулко захлопнулась.
- Если захочешь, можно летом погостить у нас на «Пингвине», а мы тебе устроим увлекательную прогулку по близлежащим берегам. Твой отец знает, как нас найти, - добавил Бен, чувствуя неловкость.
София радостно закивала, и капитан поспешил на улицу, откуда уже доносилось призывное рычание мощного мотора.
В середине весны туристы на острове были редкостью. В уютном двухэтажном домике с традиционной красной крышей и белым фасадом, кроме дайверов проживала только пожилая пара итальянцев. Припарковавшись и перекинувшись парой фраз с хозяйкой, Бен с Ольгой поднялись в свой номер. Соседний занимали Герхард и Жан, а номер напротив достался Владу со Стивом. Нелюдимый Курт в этот раз предпочел жить на корабле. Кем он был до появления на буксире не знал никто, кроме, возможно, капитана. Держался немец обособленно, говорил мало, о прошлом молчал. Но Бен доверял ему, да и задавать лишние вопросы в их команде было не принято.
К вечеру дайверы собралась на открытой террасе небольшого ресторанчика. За веселыми байками время летело быстро. Жан, как обычно, рассказывал свои полупридуманные истории, над которыми смеялись не только друзья, но и компания за соседним столиком.
- Вы когда с острова улетаете? - наклонился Бен к Владу, стараясь говорить как можно громче — от раскатистого хохота темнокожего механика, казалось, тряслись даже стены.
- Завтра, вечерним рейсом, - ответил старпом не сводя глаз с миниатюрной официантки, скользившей среди столов,— а у вас какие планы?
- Доплывем до Афин, оставим там «Пингвина» с Куртом, а сами махнем в Альпы на несколько недель, - ответил Бен, но вниманием Влада завладела приближающаяся девушка в униформе и ответ он пропустил мимо ушей. Капитан только усмехнулся предсказуемости друга и обнял заскучавшую Ольгу.
* * *
Уже вторую весну подряд Бен с Ольгой сбегали от шумной команды в уютное «шале» в Швейцарии, вдали от горнолыжных трасс и других туристических мест. В двухэтажном доме, расположенном на склоне в окружении вечнозеленых вековых сосен, царила особая атмосфера покоя и уединенности. Сидя на перилах, Бенедикт лениво созерцал лежащую перед ним долину. Зелень уже покрывала подножья гор, но нерастаявший снег в тени хребтов напоминал о недавно ушедшей зиме. Ближе к вечеру вода в озере, вокруг которого рассыпались аккуратные, словно игрушечные, домики, приобрела густой серый оттенок.
Между деревьями на серпантине, ведущем к дому, замелькал автомобиль. «Черный», отметил про себя Бенедикт, - «Кого-то черт несет на ночь глядя». Через некоторое время автомобиль, прошуршав между каменными столбами ворот, остановился и выпустил из водительской двери невысокого человека в кожаном пиджаке причудливого покроя. Бен мягко спрыгнул с перил в тень двора:
- Я могу Вам чем-то помочь? – спросил он, подходя ближе к незнакомцу.
Тот оказался ниже на голову. На вид ему можно было дать лет тридцать, короткие черные волосы, ровный загар. Цепкий взгляд темных глаз незнакомца насторожил Бена - «Похоже, коп».
- Я ищу капитана водолазного судна «Пингвин», - неторопливо произнес тот, неприкрыто разглядывая хозяина.
«Нет, не коп», решил дайвер. В Швейцарии он всегда представлялся бизнесменом, и у местной полиции вряд ли был повод выяснять подробности его бизнеса.
- Вы ошиблись.
- Не думаю. - уверенно ответил гость и протянул руку, - Адам Блеквел. У меня есть к вам разговор.
Хозяин дома изучающе посмотрел на прибывшего. Имени этого он никогда не слышал и гостя своего видел впервые.
- Хорошо, пройдемте на террасу, - интуиция подсказывала, что вернуться к перилам и закату в одиночестве все равно не удастся, - откуда вы узнали, что меня можно найти здесь? - капитан указал гостю на плетеное кресло, приглашая присесть, сам же расположился в соседнем.
- Я навел справки в агентстве недвижимости, – все также неторопливо и уверенно ответил тот, усаживаясь удобнее.
- И чем же я вас заинтересовал? - спросил дайвер.
- Вы разграбили «Неуловимого».
На лице Бена, как ему хотелось надеяться, не дрогнул ни один мускул, но мысли в голове бешено закрутились. О находке и незаконном поднятии груза пинаса не должен был знать никто кроме непосредственных участников. Но это подождет. Сейчас важнее кто же сидит перед ним - полицейский, конкурент, бандит?
- Можете считать меня агентом контрразведки. Это не важно, я безоружен и не собираюсь Вас арестовывать, - словно прочитав его мысли, ответил Блеквел.
- Это попытка шантажа? - дайвер еще раз внимательно пробежал взглядом по гостю. Наряд и дорогие часы говорили скорее о владельце казино, чем об агенте на задании.
Тот отрицательно покачал головой:
- Я хочу предложить вам работу.
- Я не ищу работу. - Бен откинулся в кресле, давая понять, что интерес к разговору потерян.
Солнце коснулось нижним краем гор, погружая дно долины в полумрак. Приятный ветерок холодил лицо, напоминая о горной речке неподалеку, в ледяную воду которой они с Ольгой окунулись всего несколько часов назад. При этой мысли губы непроизвольно начали растягиваться в улыбке.
- И вас никто не ищет. Это слишком прекрасно чтобы быть правдой, – самоуверенный голос, не привыкший к возражениям, вернул Бена к реальности.
- Значит все-таки шантаж. Или по вашему правильнее вербовка? Если вы действительно тот, за кого себя выдаете, - хмыкнул он.
- Послушайте, груз с «Неуловимого» вы продали за четыре миллиона. Весьма продешевили, но я понимаю ваш резон. Я же предлагаю поднять со дна несколько ящиков, по двадцать миллионов за каждый.
- Это конечно интересно ... – задумчиво протянул капитан, барабаня пальцами по столу. От разговора ощутимо запахло криминалом. Гость хотел произвести впечатление своей осведомленностью, и это ему отчасти удалось, но втемную в такие игры дайвер не играл. - Только вы зря потратили свое время. Я не знаю ни о каком «Неуловимом». Прощайте.
Блеквел некоторое время гипнотизировал хозяина, потом очевидно пришел к какому-то решению, достал визитку из нагрудного кармана пиджака и положил на стол.
- Хорошо. Если в течение суток Вы передумаете, позвоните по этому телефону, больше времени на раздумья, к сожалению, у нас нет. Да, в ящиках не наркотики. И не оружие. Покупателей на их содержимое в мире меньше десятка, и один из них сейчас перед Вами. Нарушающих законы дайверов гораздо больше.
- Что в ящиках? – Бен мельком взглянул на визитку но в руки брать не стал.
- Я и так сказал слишком много. Жду вашего звонка, – Блеквел встал и, кивнув на прощание, пошел к машине.
Выждав, когда тот отъедет, подводник лениво изучил оставленную гостем карточку. Не найдя информации, за которую можно было хоть как то зацепиться, он отложил визитку и вернулся к прерванному занятию. Солнце медленно катилось за горизонт, окрашивая небо и верхушки гор багровым румянцем. Еще совсем бледная, словно прозрачная, показалась полная луна. По серпантину несся белый автомобиль. «Ольга», подумал Бен, чувствуя как некоторая растерянность, оставшаяся после нежданного визита, стирается дурацкой улыбкой подростка, внезапно поцеловавшего подругу своей старшей сестры. Находясь в компании, он всегда проглатывал эту улыбку, смеясь про себя; с Ольгой наедине она читалась в глазах, какие бы ссоры между ними не происходили; и лишь оставаясь один, он выпускал ее наружу. Бена самого удивляло, что это настроение было с ним каждый день, начиная со дня их знакомства.
Он быстро вышел за ворота и встал за камнем так, чтобы его не было заметно с дороги. Автомобиль, сбросив скорость, плавно въехал в арку. Бен дождался звука захлопнувшейся дверцы, бесшумно вбежал во двор и подхватил подругу на руки. Ольга засмеялась и помотала головой, щекоча его лицо кончиками волос.
- Как я тебе?
Вместо ответа он усадил девушку на перила террасы, отошел на пару шагов и изучающе взглянул. Ольга приняла соблазнительную позу и замерла.
- Точно, ты подстриглась, а я-то думаю… - Бен поймал летящую в него туфлю.
- Покупки в машине, и сделай мне кофе, я устала…
- Турка в раковине, раковина на кухне, – он поймал вторую туфлю, и пошел к машине за продуктами.
Ольга проводила его взглядом. Когда-то она увидела другой мир в синих глазах этого высокого темноволосого мужчины, и пошла за ним без оглядки, скинув прошлое словно надоевшую одежду.
- Будешь много думать, станешь некрасивой, - весело крикнул Бен, ставя пакеты на стол. Убрав продукты в холодильник, он принялся варить кофе. От Ольги все равно в этом деле толку мало.
Солнце окончательно скрылось за горизонтом, погружая долину в полумрак. Девушка соскочила с перил, ощущая ногами прохладу дерева, и зажгла на террасе свет.
- Кто-то приезжал? - ее взгляд упал на визитку, лежащую на столе.
- Угу. Некий Адам.
- С Евой? Она тебе понравилась?
- С предложением работы, - неохотно ответил он, убрав закипающую турку с огня.
- И что мы нынче, ищем клады или грабим караваны? - Ольга уселась в кресло, в котором совсем недавно сидел непонятный гость.
- Поднимаем ящики по двадцать миллионов штука. - дайвер появился в дверях с двумя чашками горячего напитка в руках,и увидев удивленный взгляд подруги вкратце пересказал разговор с Блеквелом.
- Хорошо, давай подумаем над этим ребусом, - вдыхая бодрящий аромат, попыталась девушка втянуть его в рассуждения. - Десяток покупателей во всем мире. Тебе не кажется это странным?
Капитану совершенно не хотелось думать о ящиках, деньгах, о незваном визитере. Чутье, которое обманывало редко, подсказывало - от этого предложения будет неприятностей больше, чем заработка. Да и деньги сейчас не особо волновали, на том деле с «Неуловимым» команда прилично заработала.
- Мне кажется, чем меньше об этом будем знать, тем для нас будет спокойнее, - ответил он, и поймав удивленный взгляд подруги, добавил. - Больше всего мой гость был похож на мафиози.
- Тогда он бы прислал кого-то за тобой или не говорил бы от своего лица, - немного подумав, возразила девушка. - Зачем ворочающему миллионами боссу кататься в такую глушь?
- Много ты их знаешь, - проворчал Бен. - Но возможно, в чем-то и права. - Загадочность гостя не давала покоя и дайвер неохотно продолжил: - За часы этого Блеквела можно купить два его автомобиля, и он сам был за рулем. Хотел скрыть от кого-то факт встречи.
- Почему бы ему действительно не быть из какой-нибудь госслужбы? Узнал что-то и хочет провернуть дело в тайне от всех, - скажешь не похоже на правду? Интересно что в этих коробках. Может быть, лекарство от какой-то редкой болезни? - по горящим Ольгиным глазам стало понятно - девушка заинтересовалась предложением всерьез.
- Ящиками? - хмыкнул капитан, - можно поискать в интернете, но, думаю, тут, скорее, технологии или политика. Например, самописец самолета, сбитого где-то на чужой территории. - Азарт начал захватывать и его, но вопрос, кем был недавний гость, интересовал больше, чем содержимое контейнеров. - С другой стороны, самописец бы искали сразу. И почему покупателей на него десяток?
Ольга кивнула, действительно, в этой версии вопросов больше чем ответов.
- Возможно там код, который знают только десять стран. Это какой-то альянс, - предположила она.
- Скорее ящиками физически могут воспользоваться только десять человек или организаций, коды тут не при чем. - Бен встал с кресла и прошелся по террасе. Светлые деревянные доски, еле слышно поскрипывали под ногами. Взяв недопитый кофе, оставленный на столике, он прислонился спиной к дверному косяку.
Девушка отставила чашку и еще раз рассмотрела визитку - ни организации, ни адреса, только на черном фоне серебристыми буквами напечатаны инициалы АБ и номер телефона.
- Ничего больше в голову не приходит. А если это ракета с затонувшей субмарины? Он террорист? - оторвав взгляд от карточки, спросила она.
- На ракету покупатели в очередь выстроятся. Равно как и на любое другое оружие. – Бен помолчал, - Мне кажется там запчасти, из которых собрать что-то целое может только ограниченный круг лиц.
Ольга постучала по дисплею планшетника, откинулась на спинку кресла, и задумалась. Бен сделал еще глоток и посмотрел на девушку. Неяркий свет падал на миловидное лицо, подчеркивая маленький тонкий нос и губы, красивой формы. Каштановые непослушные волосы, спускавшиеся чуть ниже плеч, и темные глаза в обрамлении длинных густых ресниц дополняли игру света и тени. Ольга сидела неподвижно, лишь легкое движение губ выдавало какой-то внутренний монолог.
- Опиши этого Адама, – она хлебнула остывший кофе, поморщилась и отставила чашку подальше от края стола, что бы случайно не опрокинуть.
- Невысокий, сухой, молодой, волосы черные, смуглый или загорелый, я так и не понял.
- А глаза?
- Темные.
- Нос прямой?
- Да.
Она еще немного побегала пальцами по экрану и взглянула на Бена.
- Мне кажется, это Эндрю Блесс. Духовный лидер одного тибетского учения.
- Фото нашла?
Ольга неохотно толкнула планшет по столу. На экране виднелась обложка книжки с верхней частью мужского лица и надписью «Эндрю Блесс. Путь к себе». Как Бен ни старался, он не мог ни подтвердить, ни опровергнуть, изображен ли на обложке его недавний гость. Попробовал поискать другую фотографию, но безуспешно.
- И что может хотеть этот духовный лидер поднять со дна за такие деньги?
- Скорее всего они нашли древний затопленный храм.
- Поднять храм? Это ему, наверное, будет проще , чем нам, - сила мысли крепче силы лебедки, – не сдерживая сарказма ухмыльнулся дайвер, но Ольга его не поддержала. – Ладно, пусть утварь, книги. Но как быть с фразой про десяток покупателей?
- Мне кажется, там некие реликвии. Что-то не имеющее особой материальной ценности само по себе, но важное для небольшого количества духовно развитых людей.
- И зачем тогда огород городить? Бери снаряжение да ныряй, при чем тут двадцать миллионов за ящик.
- Очень смешно, – разозлилась девушка, - я думаю, эти предметы могут быть важны для духовного развития человечества, и их обнаружение станет важной исторической вехой. Для такого дела не жалко двадцать миллионов.
- Ты слишком рано уехала из парикмахерской. Забыла покраситься в блондинку, - Бен облокотился на перила, вертя в руках пустую чашку.
- Звони, проверь, Фома неверующий. Эндрю один из членов закрытого общества «Отцы Мира», занимающегося, среди прочего, поиском утерянных Предметов Силы.
- Отцы чего? – рассмеялся капитан, - мира? - смех перешел в веселый хохот – они не перетрудились?
- Очень умно издеваться над тем, чего не понимаешь,- холодно сказала она. Давай так - если я не права – я покрашусь, но если права – покрасишься ты, в знак своей дремучести. Девушка демонстративно развернулась и пошла в дом. - И еще мне нравятся блондины, - бросила она на ходу.
Бен в сердцах взял трубку, и начал набирать номер, потом остановился.
- Ты точно этого хочешь? Это может быть опасно, и наверняка будет - крикнул он.
- Не пытайся увильнуть, тебе пойдет белый цвет волос, - послышалось из глубины дома.
Плюнув, он набрал номер до конца. «Спасибо за звонок, с вами свяжутся» произнес через пару гудков механический голос.
Собранная через пару дней команда «Пингвина» очень удивилась новому цвету волос подруги капитана, – по мнению большинства ей совсем не шел этот образ, но сама Ольга, похоже, была от него в восторге.

Ещё недавно полностью затянутое тучами небо открыло пути для лучей солнца. На заросшей мелкой травой дороге заблестели большие, размером в горошину, росинки. Птицы закружились хороводом над лесной поляной, через которую пролегала тропа. Но всё это ничуть не радовало молоденькую девушку, чья зелёная мантия с капюшоном изрядно промокла, а тонкие шитые мифрилом сапожки из драконьей кожи хлюпали от попавшей в них влаги. Из-под одеяния выглядывали такие же вымокшие золотистые волосы, очевидно, выглядящие намного светлей в сухом состоянии. Флорена Глессвинг – бродячая путешественница и искательница приключений знавала и лучшие времена. Но сейчас её карманы были пусты как никогда. Изумрудно-зелёные глаза в тени намокшего, капюшона смотрели с надеждой в неведомую даль, куда волею случая вел странницу этот путь. Загадочный посох с резным орлом, взмахивающим крыльями, на конце ловко переставлялся её изящной рукой в такт движению изящных ножек. Тучи отступили, и солнце взяло власть над небом. Плащ, скреплённый декоративным нефритовым листом у основания хрупкой шеи, стал потихоньку сохнуть, и свет начал выдавать очертания личика девушки. Кудрявые локоны падали на румяные щечки, между которыми был кончик прямого, красиво поставленного носа. Сверху виднелись брови, мягко повторяющие контуры глаз. И наконец, всё это дополняли тонкие, но обладающие какой-то особой, манящей энергией губы…

Вскоре на пути показалась небольшая поляна с парой-тройкой дряхлых хижин, за которой расположилась высокая массивная гора, окаймлённая густым лесом. Очертания ветхих домишек проявлялись всё чётче. Флорена уже вплотную подступила к поселению, а от влаги на сапогах и плаще не осталось и следа. Летнее, палящее солнце сделало своё дело. Жара стала подкрадываться к девушке, так что вскоре пришлось расстегнуть верхнюю пуговицу корсета, который опоясывал её стройную талию и тянулся вплоть до нефритовой застёжки на плаще, покрывая плечи лёгкими листами нежной материи.

Внезапно дверь ближайшей хижины протяжно заскрипела, и прямиком к девушке из неё выскочил щуплый сутуловатый старичок преклонного возраста. Серая ряса из мешковины волочилась по земле вслед за ветхим деревянным посохом с изогнутым окончанием. На голове же старца неряшливо сидела такая же серая штопаная шапка. Непонятное бормотание уходило в седую бороду, свисавшую чуть ниже пояса. Глаза были опущены в землю, словно Флорены не существовало.

Когда, наконец, старик упёрся своим носом чуть ли не в грудь девушки из-под бороды вырвались различимые звуки:
- Ась!? – сказал бородатый, уставившись на прелести Флорены, скрытые под корсетом.
- Ты чего это, старый, одурел совсем на склоне лет? Прекрати пялиться на меня!
- Ох, ты ж! Неужто кто-то забрёл в эту глушь? Аль мне показалось?
- Ты что совсем ослеп?
- А нет. Кто-то и вправду есть. А то уж я думал, деревья нынче повадились говорить. Места здесь дивные и ни такое увидать можно! «Пялиться» говоришь? Так ты значит девка у нас. Дай-ка я тебя разгляжу поближе…
- Да куда уж ближе, старик. И я тебе ни какая-нибудь там девка! Меня зовут Флорена Глессвинг!
- Ишь, какая важная! Тоже мне принцесса! Ну, раз уж так… Меня Ведагором звать. А ты чего это тут забыла? Глухомань ведь, ни души вокруг, кроме нас с тобой.
- Как же ни души? А в других хижинах что же? Людей нет?
- Да каких там… Съехали все отсюдова, уже лет пять как.
- Хм… Вот так просто взяли все и съехали?
- Не просто. В деревеньке жили люди, не тужили. Охотой, да собирательством промышляли. Ну, а я целитель тутошний. И дед мой был лекарем и прадед…
- Давай ближе к делу.
- В общем жили не тужили, да как-то раз девка в лесу одна пропала, а за ней другая, а за той третья… Спохватились охотники. Леса вдоль и поперёк прочесали. Однако же, от девок ни слуху ни духу. Как сквозь землю провалились. Время шло, а девки всё пропадали. Тогда плюнули мужики, да съехали отсюдова, покуда все жён и дочерей своих не потеряли. А мне то что? Я ведь тута с от таких вот лет. И дед мой и…
- Ладно, ладно. Это я уже слышала. Странные вещи творятся у вас здесь. А эти твои мужики не пытались выяснить причину исчезновений?
- А как же. Пытались бедолаги. Раньше тута в лесу пират один ошивался. Ох, недобрый то был типок, точно тебе говорю. Повсюду сундук за собой таскал какой-то. А в сундуке том, люди говорили, проклятое золото. Твердили мол, закопал он этот скарб в лесу, вот и накликал беду...
- Золото говоришь? А где этот пират «ошивался», не подскажешь? – сказала Флорена, чувствуя удручающую пустоту своих карманов.
- А ты что это вздумала то? Ох, непутёвая! Сгинешь ты в этом лесу, как и девки те. Не ходи туда лучше, а ни то…
- Тоже мне нашёл чем пугать. Я такое видела в своей жизни, что тебе и не снилось, дедуля. Хватит трепаться, показывай! Где?
- Ну, коли так. Ходи за мной. Мне как раз по пути…

Старик поплёлся по тропе, уходящий в гору, покрытую густым лесом. Флорена пошла следом. По мере приближения, атмосфера становилась всё мрачней. Вскоре небо стали заволакивать густые кроны пышных деревьев, а дорогу заграждать различные кустарники и лозы. Лес практически полностью поглотил свет, и старик с девушкой остались в полумраке посреди разветвления дороги. Одно из которых опоясывало гору, а другое шло вверх, в самую чащу рощи.

Ведагор в последний раз попытался отговорить Флорену:
- Ну, на кой тебе этот скарб? Ходи лучше ко мне. Свежих трав да кореньев отведаешь.
«Травы да коренья! Как аппетитно!» - подумала Флорена.
- Завязывай Ведагор. Куда дальше?
- Здесь пути наши расходятся. Мне туда, а тебе… Наверх. Ну, бывай, девка… - с этими словами старик развернулся и поплёлся по опоясывающей дороге, попутно разглядывая и срывая различные травы.

Перед Флореной лежал извилистый путь, ведущий в непроходимые заросли леса под горой. Что-то ёкнуло внутри у девушки, какое-то нехорошее предчувствие потихоньку подкрадывалось к ней. Однако Флорена Глессвинг была не из робкого десятка. Наперекор своим сомнениям она ступила на этот путь и последовала прямо по дороге навстречу неизвестности.

Шаг за шагом девушка углублялась в непроходимую чащу. Дорога со временем всё больше оплеталась лозами и густой травой. Так что вскоре от неё осталась лишь небольшая тропинка.

Несмотря на то, что был самый разгар летнего дня, совы, вопреки своему ощущению времени в этом лесу не спали, а то и дело издавали характерные им звуки.
Внезапно мрачную атмосферу нарушил шорох за спиной Флорены. Голова вмиг обернулась назад, а зелёные глаза девушки стали вглядываться в ближайшие кусты. Однако никаких признаков посторонних обнаружено не было. Насторожившись, бывалая искательница приключений, но сейчас скорее сокровищ, двинулась дальше. В дали среди покрытой мраком чащи начал виднеться небольшой лучик света. По мере приближения картинка становилась яснее, и вскоре перед Флореной раскинулась небольшая полянка, освещённая удивительно красивым дневным светом. Цветы и обильное освещение привлекали разного рода бабочек, которые грациозно порхали здесь, создавая неповторимую цветовую гамму, резко отделявшуюся от мрачного непроходимого леса. Глубокий вдох наполнил лёгкие свежим воздухом и подсластил обоняние душистым букетом из свежих цветов. На вытянутую руку села бабочка. Но какое-то странное чувство охватило Флорену. Лесные звуки словно перестали существовать, слышалось только собственное дыхание и биение сердца. Окружение поплыло перед глазами. Мышцы расслабились, и обмякшее тело свалилось на поляну, заставив разлететься бабочек с цветов, которые вскоре превратились в голубую дымку, как и все красочные элементы этого места…

Сознание вновь вернулось к Флорене и первое, что она почувствовала, скользкая холодная земля. Дикая головная боль ощущалась в затуманенной голове. Сквозь полуоткрытые глаза начала проявляться картина окружения. Странные белые камни, имеющие в основном форму шара, валялись сплошь и рядом. Некто восседал на массивном валуне и очевидно, его взор был направлен на неё. До конца не придя в себя, Флорена попыталась встать, но всё было тщетно. Руки были связаны, впрочем, как и ноги. Крики были бесполезны, кляп во рту прекрасно исполнял свои обязанности. Взгляд прояснился, и вскоре перед ней раскинулась мрачная пещера, освещённая тусклым, синим светом. А камни на земле стали всё больше походить на груды человеческих костей и черепов! Страх поглотил молодую душу. Беспомощно барахтаясь, девушка отпрянула от останков и уткнулась спиной в стену. Незнакомец на камне залился утробным смехом, и хохот этот раздался эхом по всей пещере, которая вероятно была не малого размера. В правой руке злодея вспыхнул зловещий зелёный огонь, что придало логову хоть какое-то освещение. Она увидела его морщинистые, мертвецки синие руки. Грязные потрескавшиеся пальцы заканчивались длинными, заострёнными ногтями. Чёрный потрёпанный плащ оседал на его костлявое тело. Огромные синие глаза пронизывали девушку насквозь. Лысина, скрытая под капюшоном, была покрыта гнойными язвами. А длинный нос сокращался, словно уродец к чему-то принюхивался.

- М-м-м! Что я слышу! Этот прелестный запах… Знаешь, что мне больше всего нравится в людях? Страх. Стоит хоть на секунду вам показать что-либо такое, что по вашему мнению является угрозой, вы тут же теряете контроль и самообладание. И именно в этот сладостный момент я получаю истинное наслаждение от убиения жалких людишек. Кстати, у страха есть свой вкус. Видишь всех этих несчастных? Каждый из них перед смертью лез вон из кожи и всё из страха, страха за свою никчемную жизнь… Эх! Все вы люди одинаковы. Никакого разнообразия! Хотя…
Людоед взял один из черепов и стал поглаживать его своей мерзкой рукой. В то же время монолог продолжился:
- Вот это, например, малышка Бэтти. Эх, хороша была чертовка! Во всех смыслах. М-м-м! Пальчики оближешь… Ах, да! Я же не представился. Ну, что ж прошу меня простить прелестной даме. Меня зовут Люцидар Арх Кхаат. Наверное, уже догадалась, зачем ты здесь?

«Говорил же мне старик, не ходи туда, не ходи… А я дура погналась за этими сокровищами!» - подумала Флорена и это были единственные адекватные мысли её в тот момент, ибо вся жизнь стала стремительно проноситься у неё перед глазами.

Люцидар повторил свой истерический хохот, его облик стал меняться, кожа тянулась подобно тесту, замешанного с водой, и вскоре перед ней престал старик Ведагор. Теперь девушка осознала, что угодила в ловушку. Пути назад уже нет, а помощи ждать неоткуда.
- С самого детства, я чувствовал… Чувствовал в себе некоторую силу. Мать моя воспитывала меня одна и постоянно находила оправдания, когда речь заходила о том, кто мой отец. Хотя уже тогда я догадывался что, что-то здесь не чисто. Моя истинная сущность очень долго не проявлялась, и я спокойно изучал различные виды магии, коими родительница моя владела в совершенстве. Но однажды, во мне проснулась какая-то непреодолимая жажда. Жажда крови. В ту ночь я убил свою мать и съел всю до последней косточки. Люди не понимали меня, отвергали, называли порождением тьмы. Не раз я был в одном шаге от пламени инквизиции или осинового кола. И каждый раз убеждался, какие же вы жалкие создания… В какой-то момент меня посетила мысль, что та сущность, которая лежит во мне, не должна увянуть вместе с моей жизнью. И тогда я начал экспериментировать. Как видишь ни одна женщина из этой деревеньки, не подошла, поэтому они послужили мне отличной едой. Но ты... На тебя у меня большие надежды… Ты ведь тоже немного владеешь магией? Можешь не отрицать, я чувствую, чувствую в тебе силу…

Внезапно где-то в глубинах пещеры раздался шорох, и Люцидар помчался со звериной яростью прочь в недра своего логова. Перспектива стать наложницей какого-то чудовища была, мягко говоря, не очень приятной для Флорены.

Спустя несколько минут, людоед вернулся всё ещё в облике старика. На лице его мелькнула саркастическая улыбка, по крайней мере, так показалось Флорене. В морщинистых руках мелькнул нож, с которым он и направился прямиком к девушке. До смерти оставалось несколько секунд, однако к удивлению путешественницы, старик аккуратно перерезал верёвки, связывающие её руки. Освободив ноги, Ведагор снял кляп. Флорена было решила что-то сказать, но прежде чем успела это сделать, старик приложил к её губам указательный палец. Послышались шаги Люцидара. Ведагор спрятался в тени за массивным уступом, перед входом в логово.

Яростный людоед вбежал в помещение, и в этот момент старик с усилием ударил ножом в его спину. Но острие не воткнулось, а просто прошло насквозь, и тело растворилось в воздухе, оставив от себя лишь сине-зелёную дымку. Из всех концов пещеры стал слышаться истерический, утробный хохот Люцидара.

- Посмотрите, кто к нам пожаловал! Старик Ведагор. Тебе всё не даёт покоя та история, приключившаяся несколько лет назад? Решил отомстить? Успокойся наконец, или я сам успокою тебя… Навсегда!

В тот же миг в пещере начали строиться в ряд иллюзии из сине-зелёной дымки. Один из Люцидаров схватил Флорену, и тут же в руках у других появились точные копии девушек. Злобный смех опять отразился эхом по всей пещере.
- Ты любишь азартные игры старичок? Ставлю жалкую жизнь твоей знакомой. А что предложишь мне ты, Ведагор?

Старик пристально вглядывался в каждую из иллюзий, сжимая в руке кинжал. Через несколько секунд кинжал уже летел в одну из пар. В тот же миг облако из сине-зелёной дымки развеялось по пещере. И когда, всё стало проясняться, Люцидар стоял, схватившись за нож, который зиял в его груди. Флорена находилась с боку, очевидно, она удерживалась другой иллюзией.

- Нет! Этого не может быть! – тело Люцидара словно рассыпалось под натиском вырывающихся изнутри сине-зелёных лучей и паров. Людоед корчился и издавал леденящие крики, свидетельствующие о страшных муках. Но вскоре в пещере воцарилась тишина, а от убитого не осталось и следа.

- Как ты догадался, что это он? – спросила Флорена.
- А на кой мне было догадываться? Я метнул и так. От судьбы не убежишь… – на лице старика застыла усмешка, и можно было догадаться что, не всё так просто, как описал сам спаситель. Впрочем, Флорена не стала расспрашивать его. В конце концов, он спас её от неминуемой гибели или насилия. Кто знает, что было на уме у этого чудовища.

- Как ты там говорил? «Заходи ко мне, отведаешь трав да кореньев»?
- От оно как. Говорил же я тебе … Эх! Ладно, пошли, хоть поешь маленько.

Лес остался позади, и вскоре девушка уже сидела в небольшой избушке, которая изнутри выглядела довольно прилично. В каждой комнатёнке лежали ковры, повсюду было множество книг, а также сушёных трав на верёвках. Но на одной книжной полке не было бумаг. Там лежала лишь небольшая горка различных самоцветов от изумрудов до алмазов. Подумать только! Откуда у старика могли взяться такие сокровища? Ведагор заметил интерес Флорены и поспешил вставить своё слово:
- А-а-а! Камушками заинтересовалась. Небось, хотишь узнать откудава они у меня? Дело было так. Как-то вечером, прискакала лошадь к моей избе. А в седле раненный гном без сознания. Выходил я значит этого бедолагу. Тот обрадовался, да камушки мне эти всучил. «На кой они мне» - говорю я ему. Но он… Ни в какую! Всучил камушки и был таков. Хочешь? Забирай …

Забив карманы драгоценностями, Флорена таки добралась до тех самых трав и кореньев и на вкус они к её удивлению оказались очень даже ничего.

Ещё несколько дней проведённых в уютной хижине старого Ведагора помогли поправить молодой, но измученный организм. И перед самым уходом Флорена заметила небольшую картину, изображающую молодую девушку.
- Кто это? – спросила путешественница.
- А это… Да, дочка моя. Бэтти. Славная была девица…

Спустя несколько недель Флорена уже сидела в одной из таверн и проедала последнее из того, что досталось ей от старика. Внезапный рвотный позыв заставил её прекратить трапезу и выйти на улицу. «Ну и дрянь же здесь готовят» - подумала девушка, даже не подозревая об истинной природе своих проблем с пищеварением…

<Нерушимый оплот
Доратар, упершись на великий двуручный меч, смотрел вдаль на свою долину. Воин был высок, на голову выше самых могучих воинов его армии, искусные панцирные доспехи сковывали его тело. Но сила воина позволяла не замечать вес брони. На нагрудной пластине был выгравирован медведь, стоящий на задних лапах. В глазах медведя сияли два изумруда. На голове воина красовался шлем в виде медвежьей головы, из- под которого виднелась черная борода и длинные волосы, заплетенные в косы. Доратар стоял на самом большом бастионе, окружающих его замок. Шесть укреплений были связаны между собой толстой стеной из камня, в центре возвышался своими шпилями сам замок. Древнейшее величественное строение, которое построили его предки. Замок будто был продолжением утеса, на котором он стоял, так искусно он был вытесан и построен. Подобраться к нему можно только с одной стороны по каменному мосту, перекинутому через глубокий ров. А дальше были отвесные скалы. Замок был построен из темного камня с гор драконьего острова. Формой похожей на пятиконечную звезду, увенчанную на концах высокими башнями. С самого высокого шпиля, который называется башня знаний, в ясную погоду были видны все земли Доратара, все крепости и укрепления его баронов и генералов. Два из них сейчас горели ярким пламенем. Виновники этого адского представления сейчас стояли под стенами его родного замка. Маркова Падь была гнездом его семьи вот уже две тысячи лет. И за две тысячи лет, она выдержала множество атак. Дом Мохаров до сих пор отстаивал свои права на эти земли.
Лорд Доратар Мохар стоял в окружении своих баронов. Двоих из них не хватало, лорд с грустью вспомнил Сира Лериса и Сира Хелми. Еще трое с тревогой устремили свои взоры на армию захватчика. Тысяча воинов, лучников и конных ожидали приказа к атаке на замок.
- Как он смог собрать такую армию - удивился Сир Марун, остальные бароны поежились.
- Не переживайте, друзья мои - успокоил их Лорд- он не сможет подобраться к нам. Мост слишком узок, чтобы прошло полноценное наступление. Мы отражали атаки вот уже две тысячи лет. Отразим и сейчас. Каков настрой у наших воинов?
- Они рвутся в бой, мой Лорд - ответил парень, держащий знамя на котором красовался черный медведь на зеленом поле.
- Видите, наш дух не сломить и миллионной армией.
- Странные у них орудия, какие-то бочки. Как они хотят запускать заряды. Ни один не долетит до наших стен – отозвался, приободрившийся, Сир Крон.
Действительно, шесть бочкообразных орудий не вселяли большого страха. Они даже не были похожи на орудия. Перевернутые металлические бочки.
Вражеская армия стояла лагерем и не пыталась строиться в боевой строй. Караульные вальяжно разгуливали меж палаток. Кто-то спал. Весь лагерь был как на ладони у Доратара. Их орудия на бастионах могли разбить всю армию в одно мгновение. Но Лорд ждал, он хотел выиграть честно этот бой. Ведь все козыри и так были у него на руках. Он посмотрел на своих воинов. Все стены и бастионы были забиты стройными рядами лучников и мечников, закованных в латы. Его рудные копи позволяли иметь самое лучшее оружие и доспехи во всех графствах и баронетов севера. Климат этой гористой местности закалял простых людей в непобедимых воинов.
- Чего мы ждем?,- спросил Сир Крон - дайте приказ, и наши орудия не оставят и следа от этого захватчика.
Сир Марун хмыкнул и сплюнул:
- Лорд Берис видно с ума сошел, став лагерем так близко к нашим стенам, завоевателем он себя кличет теперь.
- Ну, он вроде как уже захватил земли трех графств – вмешался в их разговор третий человек, это был генерал Бьорн, начальник одного из укреплений, примчавшийся со своей армией на помощь к своему вассалу. Престарелый воин с длинной и седой бородой на лице, испещренном шрамами. Но его осанка и массивные плечи говорили о том, что в нем осталась еще небывалая мощь. Его темный доспех покрывал плащ, сшитый из нескольких волчьих шкур.
- Так что вроде как...ммм... заслужил пока так называться - продолжил генерал и повернулся к баронам - уважайте своего противника, недооценив врага можно поплатиться кровавой данью.
Бароны презрительно скривились и отвернулись от старика.
- Здесь его завоевания закончатся, - промолвил Доратар и указал рукой на лагерь захватчиков - отдать приказ орудиям приготовиться.
Его юный знаменосец передал приказ по ротным командирам. Остальные бароны устремили свой взор туда, куда показывала рука Лорда. В армии Бериса Завоевателя началось движение. Люди собирались и строились в боевой порядок. Из самой большой палатки вышел Берис со своими приближенными. У некоторых была черная как смоль кожа. «Неужели варвары»,- думал Лорд - « Он связался с этими дикарями. Как он умудрился захватить те графства и сжечь мои оплоты?»
- Готовьте воинов- сказал Доратар своим баронам. Те немедленно начали выполнять его приказ, отдавая нужные указания в свои полки.


- Великий свет укажи мне дорогу в свои чертоги, прими меня яростно служившего тебе. Во славу великую твою живу лишь. И во славу твою погибну. Да будет так!
Он снова и снова повторял эти слова, пока полз по отвесной скале. Одетый во все черное, в маске скрывающей лицо, парень все лез и лез наверх, к своей цели! К великой цели. Он посмотрел по сторонам и увидел еще двух своих братьев, ползущих в ста метрах от него по левую и правую руки. Таких же, полностью укутанных в черное, с рюкзаками за плечами. Он аккуратно поправил свой рюкзак и, приободренный видом своих братьев, пополз дальше. Цель совсем рядом. Парень стал молиться все громче и громче, не боясь быть замеченным. И вот он уже кричал свою молитву неведомому богу. Он достал из рюкзака какие-то предметы. И, улыбнувшись под своей маской, с нежностью посмотрел на них. Это был металлический стержень и кусок кремниевого камня.

Ужасный взрыв сотряс всю Маркову падь. Доратар и его бароны повалились с ног, никто ничего не понимал. Воздух заполнился криками людей, вонью горевшей плоти и смерти. Лорд с трудом поднялся на ноги. Он оглянулся по сторонам, его бастион и главные ворота были целы, что же случилось? В этот самый момент подбежал его знаменосец, ошалевший от страха, в его глазах читалось безумие, которое охватило бедного юнца.
- Ваша Милость - шептал парень - двух задних бастионов вместе с частью стены и частью замка с северным шпилем нет, сэр. Они обрушились и погребли под собой часть утеса. Невероятная магия вызвала эти взрывы. Это все демоны.
Парень упал как подкошенный от удара бронированной рукой Сира Маруна.
- Демонов нет, есть люди - ответил он, глядя сверху вниз на парня - а для людей есть лекарство - меч! Даже если это маги.
С этими словами он вытащил свой серебряный меч. И поднял его над головой. Его полк отборных лучников издал боевой клич, увидев призыв своего господина.
- И мы накормим врага этим лекарством - взревел Сир Крон, поднимая свой боевой топор. И в ответ получил яростные крики своего полка мечников.
- Пора отдавать приказ мой Лорд- отозвался Бьорн. Он понимал, что сейчас время не для речей, а для действий.
Доратар все это время стоял и молча смотрел туда, где был самый дальний пятый шпиль. По его щекам текли слезы. Если бы враг начал захват, самым последним они бы брали на приступ последнюю башню. Именно поэтому он отправил туда свою жену и детей. «Они отомстят за это»,- думал Доратар Морах, лорд этих земель,- « я лично прирежу как свинью этого Бериса, какие бы маги не помогали ему». Он с рыком повернулся и поднял руку со своим двуручным мечем.
- Орудия!!! Готовьтесь... - он замолк на полуслове еще от шести взрывов. На этот раз звук исходил из лагеря Бериса от его странных бочек. Шесть бочек издали гулкий грохот и из каждой вылетело ярко-бело пламя. Шесть огненных шаров неслись в сторону замка. Доратар, его бароны и его армия смотрели как завороженные на это чудо. А снаряды все приближались. Первый с громким взрывом снес ворота, еще три поглотили три бастиона, два оставшихся снесли часть пятиконечного замка. Доратар не мог поверить своим глазам. Весь замок полыхал огнем, почти половина сооружений была разрушена. Во дворе была паника, люди пытались утихомирить лошадей. Кто- то погиб от взрыва в огне, кого-то придавило отколовшимися от стен и замка глыбами. Все орудия были повреждены. Лорд посмотрел на своих баронов, но на ногах он увидел только лишь Бьорна. Его верных друзей убило осколками от взрыва. У него закружилась голова, по лицу потекла струйка крови. Видимо небольшой осколок и к нему нашел дорогу.
- Нужно уводить людей со стен в замок мой господин, - прохрипел старый солдат - там мы сможем хоть немного защищаться.
Лорд был полностью согласен со своим генералом, необходимо спасать людей. Там, в лабиринтах под замком, у них была реальная возможность ввязать врага в рукопашный бой. Это был лабиринт, охватывающий почти все пространство внутри утеса. Не знающему человеку не прожить и дня в этих катакомбах нашпигованных ловушками.
Доратар не успел дать новый приказ, как прозвучало еще шесть взрывов. Шесть новых снарядов приближались к его бастиону и стенам вокруг него:
- Нельзя недооценивать своих врагов - прошептал могучий лорд, прежде чем встретил первый огненный шар.>

Определенно, у каждого кучера должна быть хотя бы пара – тройка хороших историй из своей жизни. Будьте уверены, в нашей работе иначе просто не бывает. Разумеется, я прекрасно понимаю что вы, мягко говоря, удивлены моим появлением. И, судя по всему, вы еще думаете, что более удивительно: То, что я мог дышать и разговаривать, не взирая на мое появление без всяких средств защиты в вакууме или же тот факт, что пред вами появился картеж запряженный скакунами, а не какое – нибудь подобие звездолета. Если не считать моего ящероподобного происхождения, то, в остальном, я смахивал на…Как это у вас называется…Перевозчика карет времен старой Англии. Для вас это – почти что мертвая профессия. Машины, водный транспорт, самолеты более удачно, с вашей точки зрения, приспособлены для того чтобы доставлять в нужное место и нужное время…Людей. Но, как вы уже поняли, я принадлежу к вашей расе. И, как подозреваете, мое средство передвижения отличается от тех, что описаны в ваших исторических хрониках. Отличнейшая проницательность для человека, который внезапно отсоединился от своего космического корабля и наслаждался созерцанием своей родной планеты, отсчитывая последние минуты до окончания остатков кислорода вашем скафандре. Да, я понимаю, что поэтому вы все еще считаете меня результатом галлюцинации. Или сном. Или перевозчиком в мир мертвых. Нет, на ваше счастье, я вовсе не из последних и, конечно, не являюсь побочным продуктом ваших фантазий. Удивлены, что я так четко описал ваши мысли? Моя работа требует проницательности. И еще многих других важных навыков.

Кучер – это очень почетная и, вместе с тем, довольно непростая профессия. Не каждому под силу совладать с ней и, при этом, выжить. Стоит отметить, что получить такую специальность можно, лишь, имея очень высокий ранг. Возможно, вам это покажется странным, но такими как я становятся все без исключения правители планет и целых созвездий. Правда, увы, не всякий при этом долго живет…Но проверка временем и опытом является лучшим способом отбора.

Как же так вышло, что настолько важные лица стали заниматься подобным? У этой истории довольно древние корни. Давным – давно появился на свете бандит, чьи преступления по тяжести своей были несоизмеримы. В одиночку он мог сделать то, что до сих пор не под силу целым боевым блокам и пиратским синдикатам. Вместе с тем, никто так и не смог пролить свет на истину личности негодяя. К какой расе он принадлежал? Сколько уже жил? Какой пол имел? При помощи чего так ювелирно свои дела он совершал? Вопросов в таком духе было множество. А вот ответов на них – никаких. Крупные анклавы, состоящие из самых опытных сыщиков, чьи имена и сейчас легендарны, так и не смогли изловить этого одного хитреца. Так это было чудно, что многие стали сомневаться, что он вообще живое существо, а не какой – нибудь высокотехнологичный компьютерный вирус или неизвестная форма жизни.
В любом случае, в определенный момент, он решил поставить точку в своей карьере. Но сделать это решил ярко в прямом смысле слова. Представьте себе что в один момент все жители с самых разных уголков вселенной теряют…Самое дорогое в своей жизни. Беспрецедентное дело. Кто – то потерял близких, некто лишился света своего солнца и был вынужден жить под лучами искусственного аналога, исчезали целые явления и понятия из жизни. Представьте, что в какой – то момент такая часть вашей жизни как музыка просто бы взяла и пропала. Неслыханно? Странно? Не можете себе представить? Но именно таким эпохальным ограблением и закончилась карьера самого гениального вора за всю историю нашего мироздания. Результаты получились катастрофическими: В одночасье воцарился хаос. Должен сказать, что происходящая на вашей планете вакханалия и непонимание воцарились по той же причине. Просто, в какой – то момент, все забыли о том, что потеряли. А быть может, сама память о дорогом и была самым ценным? Или понимание и было тем Самым Ценным в жизни вашего вида?

Однако, мы отошли от истории. Чтобы исправить сложившийся беспредел, было решено найти ключ к разгадке тайны главного преступника всех времен. Ради этого кто – то, чья личность уже стерлась у других из памяти, после долгой и опасной экспедиции нашел место где, чаще всего, появляется все то, что было потеряно. Я бы сказал, что данное место представляет собой подобие вашего бюро находок, но имеет это образование масштабы не просто планеты или галактики…Целой оригинальной Вселенной! Там, как выяснилось, находится то, что потерял исам вор – хитрюга. А потерял он, ни много ни мало, самого себя. И, собственно, сам же со всем что украл и находится до самых пор в месте, где есть все, что было потеряно. Лучшего способа, я полагаю, скрыться и не сыщешь. Как же так вышло и почему? История умалчивает. Но, однозначно, многих это поставило в тупик. Дискуссии о том что стоит предпринять в связи с ситуацией длились веками.

В итоге, правители от мала до велика, собрали самую большую делегацию. Она направилась в мир потерянных вещей и исчезла на довольно – таки долгое время, которое для верноподданных стало Смутным. Дошло до смешного: Однажды все подумали что их главы тоже потерялись и стали частью того загадочного, непонятного мира. Правда, спустя время, делегация вернулась и озвучила, навела порядок, а потом озвучила что заключила крупную Сделку. Эпоха Смутности сменилась золотым веком Ясности.

Согласно докладу, изложение которого длилось три десятилетия, согласно Земному календарю, мир, который они окрестили Потерянной Вселенной, согласился вернуть на свое место украденное легендарным преступником. Однако, в свою очередь, повелители разных народов и рас должны были, по условиям, поработать кучерами и извозчиками Всего и Вся. Доставляя Все на его законное место они не должны дать ничему потеряться. Это означает что, в таком случае, ничто более не попадет в Потерянную Вселенную и не доставит новых проблем. «Если утраченного будет слишком много, этот иной мир попросту лопнет. Вселенная не резиновая». Именно так озвучили волю загадочного иномирья лидеры.
Согласно сделке, зарплату кучерам Потерянная Вселенная выдает давно потерянными вещами, явлениями, местами…В общем, всем что было украдено еще давным – давно ушлым бандитом из стародавних времен. Самой последней платой для перевозчиков однажды станет уже сам преступник. Но вначале надо вернуть все, что тот прибрал с собой.
Так как договор был составлен и утвержден самими правителями разных рас, то и работа Кучера ложилась на их плечи и, соответственно, их будущих поколений. Избранный лидер становится избранным Кучером. Лишь талантливые и находчивые создания могут справится с такой работой.

Было ли все абсолютно в точности, как я вам рассказал, или нет? Трудно сказать точно. История эта уже такая древняя и так много передавалась из уст в уста, что уже тяжело с уверенностью сказать, сколько в ней правды. Но, к слову говоря, я получаю оплату Тем Что Было Потеряно и доставляю на свои места. Что доставляю конкретно я? Рассказы и истории. Согласно бланку вы – получатель.

Моя главная задача – доставить вам в лучшем виде интересные рассказы с разных уголков нашей Вселенной. А, согласно дополнению, надо возвернуть вас, потерявшегося астронавта прямо на звездную базу. Иначе в моей доставке не будет смысла. Вот как мы поступим: Я вручу вам вот это подобие книги. Не волнуйтесь, она не кусается. Открыв ее, вы сможете призвать меня. Я тотчас появлюсь и доставлю вам новый рассказ в том антураже и с теми впечатлениями, что указаны в моих бланках. Не стоит недоумевать: Я вам привез лишь самый первый рассказ о истории похищения Всего Самого Ценного и, собственно, доставлю вас в указанное в моем заказе место. Но на ваше имя, на деле, очень много запросов. Правда, точной даты и времени не указано и помечено, что доставка должна происходить по вашему востребованию. Но я уверен – ваше любопытство пересилит страх и вы уже, вскоре, откроете то, что я вам дал. И тогда я доставлю вам новые, свежие истории. Кроме того, возможно, вы сможете получить что – то Ценное что однажды было Потеряно. Заманчиво, не правда ли?

Что ж, здесь я буду вынужден высадить вас. Ваша каюта, не так ли? Все сходится. Приятного вам дня. До следующей и, надеюсь, скорой встречи.

С каждой прочтенной книжной строчкой мир читателя становится богаче. Это одна из прописных истин, которая является столпом для жизни расы, к которой я принадлежу. Есть и другие утверждения, пословицы и поговорки. Их много. Суть их в одном: Нет ничего важнее историй. На этом и строится наше существование.

Мой рассказ о происхождении Кучеров, краже Самого Ценного и легендарном воре был лишь присказкой. Эдаким предисловием перед настоящим повествованием. Готовы выслушать сам рассказ? Отправитель – это я. Получатель – вы. Почему получилось так что отправитель и доставка оказались одним и тем же? Хороший вопрос и однажды я на него отвечу. Всякой части рассказа отведена своя роль. Этот постскриптум я оставлю на потом. Впрочем, полагаю, к тому времени как мы вернемся к данному вопросу, вы и сами уже найдете ответ.

Моя задача поставлять историю в самом свежем виде. Нет иллюстрации к месту начала рассказа лучше, чем возможность увидеть его своими глазами. Мы добрались до пункта назначения. Не стоит так паниковать и в спешке надевать шлем своего скафандра. В пределах моего картежа вам ничего не грозит. Вы не задохнетесь, и гравитация вас не расплющит. Все равно считаете, что так надежно? Как знаете.

Вы правы. Это самые настоящие джунгли и погуще всех тех, что вы могли бы увидеть на своей родной планете. То, что водится здесь в разы коварнее и опаснее любых животных, обитающих в сердце Амазонки. И, все же, именно этот мир стал пристанищем и колыбелью ящероподобных существ, избравших истории и рассказы чем – то вроде призвания и источника для существования. Что тут скажешь, родину не выбирают.

Два с небольшим метра ростом, внешне антропоморфны, что означает присутствие двух рук, двух ног на теле и головы на плечах. Длинный хвост балансир, который является еще одной конечностью. Чешуя, похожая на твердую кожу. Острые когти, не менее острые белые зубы. Глаза, чей зрачок то становится похожим на присущий ящерицам, напоминающий палочку, то приобретающий вид идеальной окружности, какой ближе человеку. Присутствие одежды, говорящее о том, что мы все же стесняемся ходить в том, что дано лишь природой. Это все вы видите во мне и, так скажем, на мне, здесь и сейчас.

На деле многообразия в нашем внешнем виде куда больше. Например, у нас разные размеры тела, варьирующиеся от роста чуть ниже среднего человека до четырехметровых великанов. Такая разница, ко всему, не зависит от возраста. Да, можно сказать, поэтому я довольно среднего роста, хотя и живу не так уж и мало времени на этом свете. Цвет нашей внешности тоже разнится. Хотя у меня янтарно - золотые глаза и темный цвет чешуи, вы запросто сможете встретить здесь многоцветного ящера. Например, ярко – красного или сине – зеленого. И глаза у них могут быть фиолетовыми или цвета бархата. Видите вот там, вдалеке шевелящееся радужное пятно? Эта палитра состоит из разномастных ящеров, собравшихся в одном месте. Должен отметить, что цвет не зависит от пола, хотя есть представительницы прекрасной половины, желающие выделится и меняющие разными способами контрастность рисунка и его значение. Популярный способ выделится среди сверстниц у молодых особ. Впрочем, любые иные физические отличия двух полов я, пожалуй, пропущу. Отдельно стоит отметить способ общения. Контактируем мы чем – то вроде телепатии. Хотя в переводе на ваш язык это звучит как «Язык Рассказчика». Способность, позволяющая понять ход мыслей другого существа и передать их без прибегания к переводчикам. Не стоит путать это с чтением мыслей. Возможно, позже вы поймете в чем здесь кроется разница. Способность такого контакта является присущей всем и каждому из нас без исключения. Даже если способности ящера как рассказчика даются ему плохо. К сожалению, беседовать на этом языке с животными довольно сложновато. До них дойдет смысл, но едва ли они смогут внятно и без изъянов дать ответ. Такое общение утомляет.

Хотите узнать больше о нашем обществе? Что ж, здесь нечего утаивать. Как вы уже, наверное, успели понять, во многом наша культура строится на чтении и пересказе произведений, использовании плодов этого вида творчества. Стихи и проза всех мастей, на разных языках и в разных объемах интересна нам. В каком – то смысле чтение является для нас пищей. Источником жизни. Способом повысить свое мастерство. Вам будет занятно узнать, что это даже источник энергии. Он представлен в виде гигантского гобелена, который посменно читает посменно добрая сотня специальных служащих. За счет этого высвобождается энергия, которая питает часть сооружений работающих исключительно на таком виде энергии, не имеющем ничего общего с технологией или магией. Действительно, сила, которую мы используем, похожа на магию, но, в тоже время, ею не является. Мы способны высвобождать силу, заточенную в произведениях. Совершенно не важно записал ли автор это на книгу, диск или голограмму. Даже если это цветная книжка с картинками для детей, любой из нас сможет высвободить вложенное в нее и воплотить в том или ином виде. Правда, то как удачно все выйдет и насколько будет сильным эффект от такого призыва зависит от того кто высвобождает из произведения записанную в него суть. В лапах двух разных ящеров – рассказчиков слово «молния» будет выглядеть иначе: Один призовет мощнейшую вспышку, которая сожжет тот объект, на который она направлена, другой вызовет маленький электрический разряд, не приносящий существенного вреда. Разумеется, от потенциала источника тоже многое зависит, ровно, как и от его древности, вложенных в него автором чувств и других немаловажных критериев.

Стоит отметить, что ящеры реже являются авторами и чаще – читателями. Пересказать уже имеющуюся историю трудно, но написать ее и продумать еще сложнее. Такой дар среди нас мало кто имеет и редко достигает существенных успехов. Это искусство сродне тому, что вы бы назвали высшей магией. Такая возможность как написать и высвободить свое же творение – очень непроста и требует невероятно много сил. Для многих ящеров это и вовсе невозможно, а кто и в состоянии это сделать, может сотворить эффект из своего творения один – два раза. Плата за это выражается в израсходовании всего запаса Силы Рассказчика, являющейся аналогом манны в магии. К счастью, способность превращать задумки в реальность имеет свойство восстанавливаться и чем – то похожа на восполнение магической энергии, хотя и имеет с этим, на самом деле, не так много общего. К сожалению, эффект от высвобождения своего произведения не будет мощнее прочих. Это одна из причин почему чаще считается гораздо более простым использовать для воплощения чужой труд. Но, как это часто бывает, нужной книги под рукой может и не быть.

В общем, способов и методов использования нашей врожденной способности очень много. Уверен, с течением времени, вы лучше поймете этот принцип. Я сейчас пояснил лишь самые азы для лучшего вашего понимания.

Конечно, читать и пересказывать истории не является чем – то принудительным среди ящеров, хотя и прививается еще с детства. Но, в общем – то, от этого мало кто отказывается. Потерявшие всякий интерес к любому проявлению чтения или пересказа становятся, как ни печально, дикими животными у которых есть лишь зачатки разума. Все их способности утрачиваются. Некоторые из них, все же, возвращаются к прежнему состоянию, но на это уходит очень долгое время. Отсюда, должен сказать, пошло мнение, что мы произошли от некогда диких ящеров, которые каким – то образом пробудили в себе жажду чтения и пересказа творчества, а с этим и разум. Вот только это не так уж и стабильно. С чего это началось и каким образом получило сильный толчок в развитии сказать трудно. Возможно, в этом была задумка древних пилигримов или воля Случая в виде утерянного источника информации, который спровоцировал мутацию.

Стоит отметить, что ящеры реже являются авторами и чаще – читателями. Пересказать уже имеющуюся историю трудно, но написать ее и продумать еще сложнее. Такой дар среди нас мало кто имеет и редко достигает существенных успехов. Это искусство сродне тому, что вы бы назвали высшей магией. Такая возможность как написать и высвободить свое же творение – очень непроста и требует невероятно много сил. Для многих ящеров это и вовсе невозможно, а кто и в состоянии это сделать, может сотворить эффект из своего творения один – два раза. Плата за это выражается в израсходовании всего запаса Силы Рассказчика, являющейся аналогом манны в магии. К счастью, способность превращать задумки в реальность имеет свойство восстанавливаться и чем – то похожа на восполнение магической энергии, хотя и имеет с этим, на самом деле, не так много общего. К сожалению, эффект от высвобождения своего произведения не будет мощнее прочих. Это одна из причин почему чаще считается гораздо более простым использовать для воплощения чужой труд. Но, как это часто бывает, нужной книги под рукой может и не быть.

В общем, способов и методов использования нашей врожденной способности очень много. Уверен, с течением времени, вы лучше поймете этот принцип. Я сейчас пояснил лишь самые азы для лучшего вашего понимания.

Конечно, читать и пересказывать истории не является чем – то принудительным среди нас, хотя и прививается еще с детства. Но, в общем – то, от этого мало кто отказывается. Потерявшие всякий интерес к любому проявлению чтения или пересказа становятся, как ни печально, дикими животными у которых есть лишь зачатки разума. Все их способности утрачиваются. Некоторые из них, все же, возвращаются к прежнему состоянию, но на это уходит очень долгое время. Отсюда, должен сказать, пошло мнение, что мы произошли от некогда диких ящеров, которые каким – то образом пробудили в себе жажду чтения и пересказа творчества, а с этим и разум. Вот только это не так уж и стабильно. С чего это началось и каким образом получило сильный толчок в развитии сказать трудно. Возможно, в этом была задумка древних пилигримов или воля Случая в виде утерянного источника информации, который спровоцировал мутацию.

Производством благ и технологий мы пользуемся не так часто. На самом деле, очень многое было получено при торговле с другими существами. Взамен на технологии и помощь мы оказываем очень широкий круг услуг по переводу рассказов и произведений на разные языки, занимаемся тиражированием в невероятно большое число очень разных носителей информации, восстанавливаем утраченные шедевры, храним и перепродаем первоисточники. Как видите, свое дарование ящеры – рассказчики используют очень мастеровито. Кроме всего прочего нашу планету можно назвать одной большой библиотекой и местом паломничества туристов. Множество рассказов и книг собрано тут и хранится в надлежащем виде на специально отведенных территориях. Очень разных, должен отметить. Чего стоит великая «сто томная ксеноморфная трагедия», чей размер сравним с самыми высокими из небоскребов, построенных человечеством. Дабы прочитать этот оригинал от начала до конца вам придется провести долгое время в сети специальных лифтовых платформ, пристроенных к этому, в прямом смысле слова, монолитному произведению. Внешне оно напоминает огромный камень неестественной формы. А трагедией называется, потому что много жизней было положено на ее создание. А вот чтобы ознакомится с «Последней эпопеей Атлантиды» нужно будет нанимать специально обученный экипаж и лететь в космическом корабле – субмарине, который отправляется в отдельный пространственный разлом на орбите нашей планеты. Он ведет прямиком в ограниченную аномалию. Там, на другом конце, покоится плита протяженностью в три добрых километра. Она расположена на самом дне Марианской Впадины, самой глубокой из всех на Земле. Примечательно, что первые слова эпиграфа в нем звучат так: «Пройди галактику, да опустись на дно, дабы понять Атланта бытие». Обязательно ознакомьтесь при случае с этим изыском, гарантирую, что равнодушным вас он не оставит. Смелое заявление для человека, который находится от своего дома на расстоянии многих тысяч световых лет.

Впрочем, я что – то увлекся. Если подытожить сказанное, то нам недаром дают громкие имена. Чаще всего величают Чтецами и Рассказчиками. Как читателей и переводчиков нас считают одними из лучших. При этом редкий ящер получает титул гениального писателя.

Я вас не утомил? Замечательно. Может, попутно с рассказом проедемся по здешним местам? Уверяю, я выберу наиболее безопасный маршрут, так что о перспективе стать ужином местных фауны и флоры вам не грозит. Даже если на нас нападут, отбить атаку мне не составит труда.

Впрочем, я что – то увлекся. Если подытожить сказанное, то нам недаром дают громкие имена. Чаще всего величают Чтецами и Рассказчиками. Как читателей и переводчиков нас считают одними из лучших. При этом редкий ящер получает титул гениального писателя.

Я вас не утомил? Замечательно. Может, попутно с рассказом проедемся по здешним местам? Уверяю, я выберу наиболее безопасный маршрут, так что о перспективе стать ужином местных фауны и флоры вам не грозит. Даже если на нас нападут, отбить атаку мне не составит труда.

В детстве и юношестве я, как это у вас говорят, не хватал звезд с неба. Мне казалось, что мое призвание будет мало чем отличатся от тех которые выбирают мои сверстники. Например, я мог получить карьеру штатного книгочея или исследователя литературной философии, а, может, приноровившись, стал бы заниматься отловом местных зверей и носил звание профессионального охотника. Не все профессии были одинаково интересны: Я не слишком был уверен, что смогу принять ответственность за сохранение книг и стать опытным библиотекарем, слабо верил и в то, что буду принят в боевую академию, где, даже не взирая, на силу и сноровку кандидатов, по старой традиции просто не брали никого ниже трех метров ростом. В общем, я примерно осознавал по ходу моего обучения искусству Рассказчика, где смогу построить свое будущее. Были у меня планы и на заведение собственной семьи, хотя и еще призрачные для того времени.

Однако, подобно герою какого – нибудь приключенческого романа, я и представить не мог что мое будущее будет по своим очертаниям очень далеко от того что было запланировано.

Итак, теплым утром двадцать восьмого месяца, когда все три спутника нашей планеты ясно виднелись на горизонте светло - зеленого небосвода…

Продолжение следует во второй части.

Скоро на всех мониторах форума.

I

«Пора! – подумал волшебник, - больше ждать нельзя! Иначе не успею провести ритуал к полуночи».
Однако волшебник колебался. К сорока годам он успел накопить немало грехов, и на местечко в раю уже не рассчитывал. Но… неисповедимы пути Господни. Как знать, вдруг вместо ада присудят пару тысяч лет чистилища? Тоже не сахар, но продать душу Дьяволу! Здесь обратного пути не будет.
С другой стороны, Бога пока ещё никто не обманул, а вот Дьявола…это случалось!
«Нельзя надеяться на милость Божью, - решил волшебник, - мастер магии рассчитывает лишь на себя и свою волю. У меня всё получится».
Стрелка на старинных механических часах сдвинулась на одно деление. Минута. Ещё одна минута потерянного времени. Полночь приближается. Волшебник понимал, он уже опаздывает. Дьявол шутить не будет. Один начерченный впопыхах неверный символ, одно небрежно произнесенное слово, и защита его магического круга ослабнет, а тогда…тогда повелитель преисподней заберет его душу, не даровав взамен ничего. Дьявол – не мелкая адская тварь, которую можно отпугнуть простым оберегом.
Ноги волшебника стали будто ватными, на лбу выступили капельки холодного пота.
«Как зеленый ученик, право слово! - упрекнул он себя, - давай, начинай».
Но начать было трудно. Часовая стрелка с равнодушной точностью забрала ещё одну минуту драгоценного времени. Волшебник застыл словно статуя. Один шаг и назад дороги нет! Волшебнику не хотелось шевелиться, дыхание давалось ему с трудом, но, всё же…всё же он сделал шаг вперед, преодолев двухминутную слабость. Магия – призвание сильных духом.
Облачившись в черную мантию и пристегнув к поясу длинную серебряную шпагу, волшебник направился в центр ритуальной комнаты. Взяв кусочек белого мела, освященного его лучшим другом епископом, волшебник натренированной рукой без подручных инструментов начертил на полу идеально ровный круг диаметром в два шага.
Опустившись на колени, адепт черной магии стал аккуратно выводить имена великих архангелов – борцов с адскими тварями. Каждую букву священных имён волшебник сопровождал молитвой. Человеку, решившему призывать дьявола, надлежало быть святее праведника. Недаром за тридцать дней до ритуала волшебник соблюдал строгий пост, воздерживался от удовольствий и раздал почти треть личного состояния на милостыню. Городские нищие были счастливы, как и продавцы дешевого спиртного. Гуляния продлились несколько дней, завершившись песнями, плясками, драками, поножовщиной и двумя трупами. Такова судьба! С подозрительной частотой благо одного приводит к грехопадению другого. «Милостыня оказалось нечистой», - сказал его друг-епископ.
Закончив писать имена архангелов, волшебник начертил внутри каждой четверти круга священные печати Бога. Обычно они не требовались, но Дьявола ангелы могут и не остановить. Волшебник решил, дополнительная осторожность ему не помешает.
Отложив мел, колдун поднялся на ноги и внимательно осмотрел защитный круг. На первый взгляд ошибок не было, но адепт магии никогда не доверял первому взгляду. Дважды перепроверив рисунок (Дьявол, как известно, обитает в мелочах) волшебник приступил к созданию «круга вызова».
Белый мел сменился красным. В центре второго круга волшебник начертил пентаграмму, поставив на её лучах пропитанные кровью свечи. В центр пентаграммы чернокнижник перенес невысокий круглый столик. Волшебнику так и не удалось очистить его поверхность от подозрительных красных пятен. Столик использовался в качестве алтаря.
Оставалась последняя деталь – жертва. Её волшебник подобрал заранее. Жирный черный как уголь петух мирно спал в клетке, не подозревая о своей скорбной участи. Как и полагается настоящему петуху, на восходе солнца он собирался проснуться и возвестить миру о начале нового дня.
«Всё готово, - убедился волшебник, - как раз успеваю!».
Минутной стрелке оставалось пройти до полуночи пятнадцать делений.
Удовлетворенно кивнув, волшебник зажег свечи, а затем, взяв в руку жертвенный нож, сделал надрез на собственном запястье. Кровь чернокнижника окропила алтарь. Волшебник произнес заклинание, и линии пентаграммы засветились красным цветом. Силы ада почувствовали зов, но пока не торопились появляться. Пентаграмма казалась огромной пастью хищника.
Волшебник достал из клетки петуха и прижал птицу к алтарю. Удивительно, но петух не испугался. Вытянув шею, он больно клюнул своего обидчика! Однако подобный пустяк не нарушил сосредоточенность опытного мага.
Высвободив правую руку, волшебник обнажил шпагу и нанес удар, пригвоздив петуха к столу. Птица забилась в беспомощном отчаянии. Волшебник поспешно отскочил в белый круг и начал читать длинное заклинание.
Садистский удар не убил петуха мгновенно. Силы ада любили муки жертв. Несчастная птица умерла ровно в полночь, в тот миг, когда волшебник закончил читать своё длинное призывание.
- Явись же ко мне, Дьявол! Приди – властитель преисподней! У меня есть к тебе предложение!
Из-под алтаря повалил черный дым. В комнате запахло серой.
- Да-да! – произнес волшебник, - приветствую, тебя, Дья…ЭЭЭ…А КТО ТЫ?!
Когда туман рассеялся, в пентаграмме действительно появилась адская тварь. Вот только волшебник считал, что Дьяволу выглядит куда внушительней. Разумеется, до сих пор вживую видеть Князя Тьмы колдуну не приходилось, хватало ума не связываться; но старинные гравюры наглядно рисовали картину исполинского великана, с массивными бараньими рогами, длинной козлиной бородой, огненным горящим взглядом и громоздким трезубцем в руках. Вместо этого перед волшебником предстало невысокое, едва-едва достающее ему до пояса существо, облаченное в элегантный черный костюм с ярко-желтым галстуком. Не будь адская тварь лысой, и её маленькие рожки, напоминающие шипы, никто бы и не разглядел. О сходстве с дьяволом говорили лишь: огненно-красная кожа, маленькие раздвоенные копытца, проглядывающие из-под отглаженных брюк; да серый ослиный хвост, которым существо машинально виляло из стороны в сторону.
Вместо яростного дьявольского взора чернокнижника встретил печальный слегка затравленный взгляд. В руках гость держал не острый трезубец, а маленький кожаный дипломат.
- Приветствую! – обратилось существо, - Дьявола вызывали?
- Да-да, - ответил волшебник, - а ты…это….
- Конечно, нет, - отмахнулось существо, - я – бес. Слуга Преисподней. Моё имя – Эдвин. Будем знакомы?
Гость приветливо улыбнулся и протянул руку, волшебник едва-едва не подал свою. Лишь в последний момент он опомнился и остановился, не став выходить из круга. Дьявол славится коварством. Вдруг это всё розыгрыш? Зачем заключать сделку, если душу можно заполучить обманом?
Бес улыбнулся.
- Понимаю, безопасность превыше всего! – сказал он.
Вернувшись к алтарю, бес выдернул оскверненную черным колдовством шпагу. Пощёлкав языком, слуга ада с видимым удовольствием осмотрел оружие, потрогав пальцем лезвие.
- Когда ещё представится случай подержать в руках серебро, - произнес Эдвин, - к тому же когда-то освященное. Может, подаришь?
Волшебник не ответил. Всё пошло уж как-то слишком не так. Старинный черный гримуар, купленный у старьевщика, по-другому описывал встречу с темными силами.
- Ну, нет, так нет. Понимаю, жадность, - сказал Эдвин, - что ж, смертный грех наша контора может только поощрять.
- Контора? – удивился волшебник.
- Адская канцелярия, - пояснил бес.
Разочарованно отложив шпагу, Эдвин вернулся к алтарю. Отбросив мертвого петуха, бес достал из кармана носовой платок и тщательно вытер кровь со стола. Закончив работу, Эдвин поставил на алтарь свой дипломат.
- Есть стул? – поинтересовался бес, - не люблю писать стоя!
По-прежнему не говоря ни слова, волшебник указал на маленький треножник в углу.
- Надеюсь, не освященный? – поинтересовался бес.
Волшебник отрицательно помотал головой.
- Хорошо, а то знаю я вашего брата. Священники только на вас и работают. По данным отдела порчи святых реликвий почти треть воды, благословенной в храмах, приобретается и используется колдунами в ритуалах. Освящают чернокнижники всё и вся. Хотя… Знаю я лентяев из отдела порчи святых реликвий. Соврут недорого возьмут. Лишь бы самим не работать. Дескать, зло оно и без нашего участия на Земле побеждает. Однако я не верю. Вы же сотворены по образу и подобию Божьему, стало быть, к свету тянетесь.
«Это вряд ли», - подумал волшебник.
- Ладно, к делу, - продолжил бес, устраиваясь поудобнее на треножнике, - цель вызова?
И тут волшебника прорвало.
- Вообще-то я призывал дьявола! Самого дьявола!
- Дьявол занят, - отрезал бес.
- То есть как?
- Мужик, ну, подумай немного головой. Вас много, а Дьявол один.
- Но в моём гримуаре…, - начал было волшебник.
- Так он, небось, ещё в средние века написан.
- Да, и я…
Ну…друг, - перебил бес, - давеча и до ветру ходили реже. Инквизиция недаром свой хлеб ела, и колдунов, в отличие от судов над ними, было не в пример меньше. А как все запреты сняли, развелось вас, как собак нерезаных, вернее, на кострах не сожженных.
Волшебник открыл рот от изумления.
- И Дьявол теперь не появляется?
- Почему же? Приходит, но… Ты уж не обижайся, дьявол удостаивает личным визитом шишки поважнее, - развел руками Эдвин, - короли, там всякие, политики, архиепископы, банкиры и так далее. От них КПЗД выше!
- КПЗД?
- Коэффициент полезности злых деяний, - объяснил словоохотливый бес.
Отчего-то последняя фраза совсем расстроила волшебника.
- Выходит, моя душа Дьяволу не нужна и договора не будет?
- Не говори ерунды! Наш лозунг: «Двери ада открыты для всех!». Будет тебе договор в лучшем виде, не переживай.
- Но договор можно заключить лишь с Дьяволом!
«Сомневаюсь я в твоём могуществе – бес», - подумал про себя волшебник.
- Разумеется, сейчас мы с тобой составим заявление. Адская канцелярия его рассмотрит и направит на утверждение Князю Тьмы. Не переживай! Ад – это не банк, и процент отказов у нас довольно низкий. Денька через два ты меня снова призови, и, если всё хорошо, я вернусь уже с договором. Тебе останется только расписаться, и после смерти демоны заберут твою душу в ад.
- Ясно, - только и смог пробормотать волшебник.
- Вот и хорошо, - сказал бес, - надо работать. Свечи скоро погаснут. Да, и засиживаться мне ни к чему.
Открыв дипломат, бес вытащил нечто сильно похожее на бланки.
- Значит, вы желаете продать душу? – спросил он.
Волшебник кивнул.
- Так-так-так, - сказал бес, уткнувшись в бумаги, - это заявка-приглашение на участие в шабаше, это заявление о посылании к дьяволу, это тоже не то…
Волшебник закрыл глаза. Магия - великое запретное искусство, вдруг начала казаться ему обыденной рутиной. Мрачные тайны, передаваемые из уст в уста; зашифрованный книги; скрытые встречи с коллегами и, конечно же, знаменитый, свойственный только магии, налет очарования. Чувство причастности к чему-то необычному! Всё это, в глазах волшебника, говорливый бес только что безжалостно осквернил паршивыми бланками.
- Ага, нашёл! – обрадовался Эдвин, - заявление на заключение договора о продажи души. Великолепно.
Довольно потерев руки, бес убрал лишние бланки и взял в руки перо.
- Душа, - задумчиво произнес он, - одна штука.
- Души не измеряются в штуках, - вяло запротестовал волшебник.
- Стандартизация, - отмахнулся бес, - итак, раздел первый – «тип души». Три варианта: белая, черная и серая. Лишнее зачеркнуть.
Эдвин задумчиво посмотрел на волшебника.
- Нет, на черную не тянешь, - объявил бес, - не такой уж ты злодей. Праведником и подавно не являешься. Пусть, будет серая. Что там дальше? Ага, графа – «Девственник». Да или нет?
- Нет! – решительно отозвался волшебник.
Бес почесал пером за ухом.
- Не моё дело, конечно, - сказал он, - но, смотри, продешевишь! Девственная душа выше ценится. Правда и врать не советую, в аду всё вскроется.
- Нет, не девственник, - поколебавшись, подтвердил волшебник
Бес пожал плечами.
- Ну, и молодец. Дальше у нас, позиция: «вид предложения смертного». Итак, за свою душу ты требуешь, категории: смерть врагов, богатство, любовь, власть, волшебная сила, призыв мертвого, другое. Нужное подчеркнуть.
Эдвин вопросительно посмотрел на волшебника, тот слегка замялся. Разумеется, перед ритуалом мужчина, как подобает настоящему магу, вызубрил каждое слово своей просьбы, проверив её на наличие всех возможных и невозможных лазеек. Однако нелепость происходящего выбила чернокнижника из колеи. Ему понадобилось время, чтобы вспомнить. Протянув руку в потайной карман мантии, волшебник достал и показал бесу небольшую фотографию, на которой целовалась, упиваясь любовь друг другу, молодая пара.
- Он должен умереть в муках, она стать моей рабыней до конца наших дней, - заявил волшебник, - платой станет моя бессмертная душа.
Кивнув, Эдвин подчеркнул в бланке два пункта: «смерть врагов» и «любовь».
- Девушку ты получишь, - произнес он, - а что насчет него? Он добрый или злой человек? Ходит ли в церковь? Помогает бедным?
- Это имеет значение?
- Да. Некоторые люди находятся под защитой ангелов-хранителей. Их сложно убить. Не то, чтобы совсем невозможно, но цена другая. Твоей души, тем более не девственной, может и не хватить.
- Он юрист, - пояснил волшебник.
- Аааа! Ну, тогда никаких проблем, - улыбнулся бес, - все юристы попадают в ад.
- Вообще, все?
- Да. В рай их не пускают, и правильно делают. В аду от них спасения нет! Канцелярия доверху завалена обращениями и исковыми заявлениями. Не сомневайся! Юрист умрёт жуткой смертью и, буквально, за десятую часть обычной цены. У меня есть несколько знакомых палачей-демонов, жалобы на которых были …мммм…. частично удовлетворены, так они готовы ещё и приплатить за право выпотрошить юриста.
Эдвин задумчиво уставился в потолок и что-то забормотал про себя.
- Проси больше, - радостно объявил он, спустя минуту, - всё ж бессмертную душу продаёшь, пока мы с тобой в лимит укладываемся.
- Тогда богатство, чтобы жить в роскоши до конца своих дней, - решил волшебник.
- До конца твоих дней, не обещаю, - заметил Эдвин, - одному Богу известно, сколько ты ещё проживешь, но лет на десять обеспечим.
- Хорошо, я согласен.
- Ну, и чудесно.
Бес продолжил заполнять бланк. Волшебнику пришлось терпеливо ждать.
- Готово! – наконец, сказал бес, - распишись, здесь, здесь и здесь. Поставь дату, а на обратной стороне, укажи: «вариант заявления зачитан мне сотрудником адской канцелярии вслух, со всем согласен, претензий не имею».
- Так ты же мне ничего вслух не зачитал! - возразил волшебник.
Эдвин закатил глаза.
- Это формальность. Я же объяснил, в аду развелось СЛИШКОМ много юристов! Ну, если хочешь, могу и зачитать. Но свечи на пентаграмме вот-вот погаснут. Если я не успею, тебе придется вызывать меня заново. Без твоей подписи заявление ничтожно. Адская канцелярия его не примет.
- Хорошо, давай.
Подпись была поставлена. Душу волшебника теперь могло спасти лишь одно…




II

Величественное здание адской канцелярии находилось в одном из самых живописных мест Преисподней. Размерами оно уступало лишь дворцу князя Тьмы. Дабы тридцать тысяч тружеников пера и чернил могли вольготно разместиться в одном месте, строители возвели в жерле действующего вулкана огромную башню, упирающуюся шпилем в земную твердь.
Вокруг северного подножья вулкана протекала река Отчаяния. В её водах тонули души миллионов сдавшихся на волю судьбы грешников. Южный склон огибала река Бурлящей Крови. Ветер, задувавший с западных пещер, забрасывал канцелярию клубами ароматной серы. Лишь на востоке не оказалось ничего интересного! Обычный пейзаж, который встретишь в любом уголке ада – черная земля, огненные гейзеры, реки лавы и тому подобная опостылевшая местным жителям картина.
По негласной иерархии окнами на восток выходили служебные помещения наименее значимых Департаментов. Кто более, а кто менее значим, определялось тайным способом, известным лишь Великому Канцлеру Ада - лорду Андамелеху, чей огромный кабинет, занимал весь нижний этаж здания (поближе к адскому пламени).
Переселение «на восток» означало для адских тварей воистину адовы муки. От физической боли никто не страдал, но для работников канцелярии, не было во Вселенной более значимой и актуальной проблемы, чем расположение окон кабинетов. Большинство внеслужебных разговоров, так или иначе, сводилось к столь важной теме. Некоторые работники смели утверждать (громче, чем на полшёпота), что Великий Канцлер всерьез занимается лишь распределением помещений.
Эдвин к таковым смутьянам не относился. Бумажная работа, от которой любого порядочного демона тошнило, приносила ему странное удовлетворение. Бес трудился усердно, заполняя документы аккуратным, не свойственным адским тварям каллиграфическим подчерком.
Князь Тьмы утверждал - если каждый демон будет добросовестно выполнять свои обязанности, то Армагеддон настанет уже скоро, и Эдвин работал с полной отдачей. Бес верил, недалек тот день, когда он отправится на поверхность и будет наблюдать за страданиями жалких людишек.
Душу Эдвина грело знание того, что в огромном проекте Армагеддона будет частичка и его труда. К сожалению, сдача проекта затягивалась. Лет эдак на тысячу! Но бес, регулярно посещая Землю по работе, не сомневался – Ужасный Конец близок.
Добросовестным трудом Эдвин заслужил расположение начальства. Окно его крошечного кабинета выходило на север. И пусть ещё двести лет назад занимаемая бесом комнатка использовалось в качестве подсобки для хранения инвентаря, сам факт обладания личным кабинетом изрядно повышал статус Эдвина в канцелярии. Многим работникам приходилось сидеть в коридорах, на лестничных площадках между этажами, и даже в вентиляционных шахтах. Свободных помещений катастрофически не хватало. В спроектированном на тридцать тысяч демонов здании сегодня трудилось без малого полмиллиона адских тварей.
Окно на север, личный кожаный дипломат, собственный стол – не так плохо для молодого специалиста всего триста лет отроду. Бес знал, его начальник уже беспокоится. Заботливые подчиненные – завистники Эдвина, не преминули подарить шефу на тысячелетний юбилей забавную книжку: «Как не допустить, чтобы вас подсидел молодой выскочка». Начальник, собравшись с силами, прочёл пухлый том, хотя обычно ему с трудом давались самые короткие служебные письма.
Когда ритуал призыва закончился, Эдвин телепортировался в свой кабинет. Протиснувшись между стеной и столом, бес открыл крошечное окно. Порыв ветра принес в кабинет запах свежей серы.
Бес позволил себе расслабиться. Денек выдался нелегкий. В дипломате лежали: два заявления о продаже души и пять приглашений на шабаш. К сожалению, из двенадцати вызовов пять оказались ложными. Ведьмы наивно рассчитывали, что Князь Тьмы без промедления явится на шабаш и вступит с ними в половые отношения. Появление вместо могучего Дьявола низкорослого беса обескуражило девушек.
«Ну, и, ладно, - подумал Эдвин, - призовут ещё раз. Куда денутся?».
Желание некоторых ведьм «снести дьявольское семя» носило воистину маниакальный характер. Каждая девушка верила, именно ей суждено родить Черного Властелина, который погрузит весь мир во Тьму! А какая женщина не хочет счастья для своего ребенка? Регулярно читая корпоративную газету - «Будни Адской Канцелярии», Эдвин знал, по информации Департамента демонических сношений, сыновей Дьявола на земле разгуливало едва ли меньше, чем потомков Чингисхана. Армагеддон же пока не наступил.
«Необходимо увеличить КПЗД, - решил бес, - следует написать в Департамент демонических сношений. Пусть объяснят ведьмам, что не стоит призывать Князя Тьмы на шабаш за пять минут до начала оного».
Эдвин не любил откладывать принятые решения. Блокнотом бес принципиально не пользовался. Заметки, по его мнению, делали лишь за тем, чтобы с чистой совестью о них забыть. Писанина имела свойство накапливаться, словно снежный ком. Блокнот заканчивался, и работник Адской Канцелярии заказывал себе новый – чистый и приятный на ощупь. История повторялась до бесконечности.
Взяв со стола чистый лист и перо, Эдвин написал:
«Объясните тупоголовым ведьмам, что встречу с Князем Тьмы нужно за две недели согласовать с представителем Ада!».
К сожалению, столь лаконичная служебная записка, отнявшая у беса пять секунд рабочего времени, никуда не годилась. Секретариат подобный документ не заверит.
Печально вдохнув, бес взял новый лист. Подняв голову, Эдвин осмотрел длинный, напоминающий простыню свиток, висящий на стене. В нём перечислялись имена руководителей всех Департаментов. Секретариат обновлял и распространял список каждую неделю.
Найдя нужное имя, Эдвин начал сочинять письмо:
«СЛУЖЕБНАЯ ЗАПИСКА
КОМУ: начальнику Департамента демонических сношений, господину Мутножилу.
ОТ КОГО: от начальника Департамента по переговорам с грешниками, господина Пофигнавсёжа.
Уважаемый Мутножил, в связи с постоянно увеличивающимся процентом ложных вызовов кураторов злых договоров, прошу вас организовать мероприятия по информированию ведьм о порядке их доступа к детородному органу нашего Великого Князя Тьмы. Есть основания считать, что правила шабашей, описанные в черных гримуарах пятисотлетней давности, более не отвечают современным условиям организационной работы Ада и вводят ведьм в заблуждение. Некорректная информация приводит к недопониманию между еретичками и кураторами злых договоров. В результате наши работники вынуждены тратить дополнительное время на объяснения с ведьмами, это изрядно увеличивает нагрузку на кураторов и повышает долю отказов от приглашения Князя Тьмы на шабаш. Как следствие снижается КПЗД. О принятом вами решении, прошу сообщить. Подпись: господин Пофигнавсёж. Исполнитель письма: Эдвин, старший куратор злых договоров».
Отложив перо, бес перечитал написанное. К сожалению, этот вариант тоже никуда не годился. Секретариат, может, и пропустит, но прежде чем письмо туда попадет, его необходимо подписать у Пофигнавсёжа (Эдвин по своему статусу не имел права обращаться напрямую в параллельный Департамент). Увы, чтобы получить вожделенную закорючку начальника, бесу предстояло пройти Кровомару – старого вредного суккуба, помощницу Пофигнавсёжа по работе с документами. Свою единственную обязанность карга видела в «заворачивании» проходящих через неё писем. Суккуба абсолютно не интересовало их содержание, зато ЧРЕЗМЕРНО волновала форма. Старуха постоянно возвращала исполнителям их «нелепую писанину, заполненную неуместными оборотами речи». Эдвин подозревал, что за всю жизнь суккуб прочла лишь одну книгу: «Правила деловой переписки», изданную её родным братом, и с тех пор заставляла всех (включая самого господина Пофигнавсёжа) следовать указанным в ней правилам.
Закрыв глаза, Эдвин вновь услышал в голове скрипучий голос Кровомары:
- Письмо, мальчик, это лицо! Лицо Департамента! Нашего Департамента, если ты не понял. Неважно, какую чушь пишут другие, они не работают в НАШЕМ Департаменте. Поэтому давай-ка покажем, что у НАШЕГО Департамента на месте лица находится именно лицо, а не задница!
Дальше следовало несколько десятков исправлений.
Кровомара, разумеется, была права, но Эдвин не переставал сожалеть о часах рабочего времени, затраченных на доказательство того, что «на месте лица у Департамента находится именно лицо». Бес считал, что есть дела поважнее. К сожалению, Кровомара была непробиваема, а ссориться с ней Эдвину не хотелось.
Обычная история. Во всех Департаментах обитали злобные суккубы, с которыми боялись связываться. Знали, будут проблемы. Причем, что это будут за проблемы, никто не знал, однако, не связывались. Себе дороже.
Тяжело вздохнув, Эдвин принялся исправлять письмо:
Во-первых, фраза «с постоянно увеличивающимся процентом ложных вызовов» требовала подкрепления статистикой.
- А что именно, господин куратор, вы подразумеваете под ложным вызовом? Разве сам факт черного ритуала не есть злое деяние? А раз уж вы, господин куратор, считаете ложным вызовом безрезультатные переговоры с ведьмами, то нужно приложить график, показывающий динамику подобного явления за последние сто лет. Может, у остальных кураторов всё в порядке? А ваш личный опыт является результатом вашей же неэффективной работы, - вслух произнес бес, подражая скрипучему голосу Кровомары.
К сожалению, собрать статистику означало убить весь рабочий день. Помимо сомнительного удовольствия «подышать клопами в архиве» (противные насекомые умудрились прижиться даже в аду) придется купить девочкам-архивариусам по шоколадке с начинкой из крови младенцев.
- Когда же, наконец, у этих стерв диабет обнаружат?! - ругнулся Эдвин.
Взвесив все «за» и «против» бес решил просто вычеркнуть скользкий фрагмент, указав лишь на наличие факта ложных вызовов из-за «плохой осведомленности ведьм».
Далее, во фразе: «…к детородному органу нашего Великого Князя Тьмы», следовало убрать слово «нашего».
«За подобное словечко можно и выговор схлопотать, - испуганно подумал бес, - Князь Тьмы он же не только наш, а, так сказать, Всеобщий и Всеохватывающий»
Фраза: «Есть основания считать…» тоже не годилась. Какие такие основания? Кто их выдумал? Кто утвердил?
- Не порите отсебятину, товарищ, - продолжил разглагольствовать Эдвин, - не нужно казаться умнее всех.
В конце предстояло решить самую сложную задачу! Следовало что-то сделать с выражением: «прошу вас организовать мероприятия...». Здесь имелся тонкий момент. С одной стороны просьбу следовало конкретизировать. Однако подробные разъяснения могли показаться специалистам параллельного Департамента оскорбительными. Мол, почему вы учите нас делать нашу работу?! Самыми умными себя посчитали? Мы тоже не дураки, своё дело знаем!
К сожалению, Эдвин понимал - расплывчатые просьбы дают расплывчатые ответы. Напишешь: «прошу вас организовать мероприятия…», и тебе ответят: «мероприятия организованы». И ВСЁ! Понимай, как знаешь! Думай, что хочешь! А Эдвин не любил пустых переписок.
Покачав головой, бес пробормотал заклинание. Толстенная книга: «Правила служебной переписки» поднялась в воздух и пролетела в руку куратора.
«Нужно побыстрее разобраться с вонючим письмишком», - решил Эдвин, - «мне ещё договор о продажи души оформлять!»


III

Три часа напряженного сочинительства окупились с лихвой, Кровомара без лишних претензий взяла письмо и даже соизволила похвалить. Уже скоро бумага ляжет на стол господину Пофигнавсёжу, затем направится в секретариат, затем... впрочем, какая разница? Довольный, что сделал нужное дело, Эдвин направился в холл канцелярии к питьевым автоматам. С удовольствием выпив стакан крови девственниц, бес начал ловить томные взгляды сидящих в приёмной молодых суккобок.
«Жизнь прекрасна», - подумал слуга ада.
Неожиданно установленная рядом с кровяными автоматами каменная горгулья ожила. Открыв большой зубастый рот, статуя возвестила:
- Старший куратор Эдвин, срочно вернитесь в свой кабинет!
«Жизнь тухлый навоз», - подумал слуга ада.
Выбросив в урну недопитый стакан с кровью, Эдвин метнулся к себе. Обладая тонким слухом, он успел расслышать сплетни суккубов. Девушки уже начали обсуждать причины столь неожиданного вызова. Одна красотка бросилась к переговорному кристаллу и, произнеся заклинание, начала поспешно докладывать о том, что одному бесу устроят головомойку (для поощрения по горгульей связи ещё никого не вызывали), а тогда кабинет может освободиться.
«Интересно, ради кого старается?», - подумал Эдвин, - «друг, любовник, родственник? Всё, может быть…».
Ненавидя до тошноты подобные игры, бес всё больше и больше подсаживался на них. Действительно, ну, какое ему дело до нахальной суккуба и её тайного дружка? Проблем что ли не хватает? Или Армагеддон уже наступил и можно не работать? Ничего похожего.
Увы! Эдвин всё чаще замечал за собой непозволительную трату умственных ресурсов, вызванную анализом канцелярских интриг и сплетен. Другими словами, бес становился таким же, как все, и его это начинало беспокоить. Сходив несколько раз на главный праздник ада – День Вкушения Запретного Плода, Эдвин знал - нет более говорливой бабы, чем пьяный мужик. Бес не понимал, почему сплетни занимают демонов больше, чем их непосредственная работа? Разве адские твари созданы не для того, чтобы творить зло?
Вернувшись в кабинет, бес обнаружил на столе развернутый свиток, усыпанный подписями и печатями, словно рождественская елка. Эдвин застонал. Рюмка паленой водки сокращала жизнь на час, засмоленная сигарета на десять, подобные свитки отнимали недели драгоценного существования. Особенно скрепленные черной печатью Великого Канцлера и красной пентаграммой Князя Тьмы.
Сев за стол, бес начал читать:
Запрос: «Что происходит на Земле? Достаточно ли накопилось грехов, чтобы начинать Армагеддон? Ответ предоставить через десять дней. Подпись: Князь Тьмы – Люцифер».
Первая резолюция: «Оригинал документа направить в Департамент Адской Статистики. Определить необходимые параметры для удовлетворения запроса и сформировать единый отчет. Ответственными за предоставление информации считать руководителей всех Департаментов. Ответственным за свод информации и формирование единого отчета считать начальника Департамента Адской Статистики. Согласованный со всеми руководителями высшего уровня отчет предоставить мне на утверждение в течение девяти дней. Подпись: Великий Канцлер Ада – лорд Андамелех».
Вторая резолюция: «Разослать документ всем руководителям высшего звена, потребовать от них собрать информацию за семь дней. Подпись: начальник Департамента адской статистики».
Третья резолюция: «Уважаемый начальник Департамента Адской Статистики, прошу подробно разъяснить - в какой именно форме следует направить отчет? Так же прошу ТОЧНО определить количество грехов, числа которых будет достаточно для успеха Армагеддона. Ответ прошу дать завтра. Подпись: начальник Департамента по контролю над занудами».
Четвертая резолюция: «На небе облака покрылись желтыми пятнами! По земле идет коричневая чума, и восстает красная зря! Это знаки! Жги! Убивай! Бей всех! Подпись: начальник Департамента по контролю над буйными психами».
Пятая резолюция: «Выписать Начальнику Департамента по контролю над буйными психами внеочередную путевку. Проследите, чтобы ему выдали палату с мягкими стенами. Начальнику Департамента Адской статистики приказываю разработать требуемую форму отчетности. Срок исполнения – один день. Подпись: Великий Канцлер Ада – лорд Андамелех».
Шестая резолюция: «Просим указать в ответе многоуважаемому Князю Тьмы, что Армагеддон нельзя проводить немедленно, т.к. согласно Приказу №666 от 06.06.666, нас обязаны известить об Ужасном Конце за 666 дней до его начала, иначе мы не успеем провести на Земле предупредительные мероприятия (темные знамения) и запустить начало процесса. Подписи: внештатные сотрудники ада – Брань, Глад, Мор и Смерть»
Седьмая резолюция: «Начальникам всех Департаментов Адской Канцелярии. Господа, прошу вас явиться на внеочередное совещание, посвященное формированию отчета для Князя Тьмы. Опять пошла какая-то галиматья с обязанностями. Кто должен предоставить данные о количестве детоубийц? Департамент чудовищных преступлений «кивает» на Департамент изуверских преступлений, те в свою очередь, на Департамент по контролю над маньяками, те на Департамент по контролю над буйными психами. Департамент по контролю над буйными психами ничего сказать не может, поскольку у них сменилось руководство. Давайте соберемся и обсудим, кто за что отвечает? Срок – следующий день от даты настоящего письма. Подпись: начальник Департамента адской статистики»
Восьмая резолюция: «Выбранная начальником Департамента адской статистики дата совещания не годится, поскольку в обозначенный день на Земле состоится саммит лидеров мировых держав. Работники канцелярии входят в состав делегаций стран-участниц. Их отсутствие сорвет саммит! Важнейшие мировые решения не будут приняты. В результате уровень жизни людей на Земле возрастет, что снизит КПЗД и, возможно, заставит пересмотреть сроки начала Армагедонна. Подпись: начальник Департамента по контролю над политиками и особами королевской крови»
Девятая резолюция: «Тогда совещание переносится на следующий день. Подпись: начальник Департамента адской статистики»
Десятая резолюция: «На следующий день тоже нельзя. На Мальдивских островах состоится встреча глав мировых наркокартелей. Будет обсуждаться важнейший вопрос о переделе сфер влияния. Между прочим, мне так и не пришли инструкции о том, в каком именно решении заинтересована Адская Канцелярия? С одной стороны, можно всех перессорить и начать войну между картелями, что обернется «кровавой баней», однако, снизит объемы мировой торговли наркотиками. Я месяц назад направлял в Департамент расчета злодейской эффективности запрос о том, что даст больший КПЗД? Война или мир? Подпись: начальник Департамента по работе с незаконными и законными преступными организациями»
Одиннадцатая резолюция: «Предлагаю назначить совещание по вопросу: «о согласовании даты проведения другого совещания, посвященного разработке формы отчетности по запросу Великого Князя Тьмы!» Подпись: начальник Департамента внутреннего аудита и снижения бюрократических барьеров Адской Канцелярии».
Двенадцатая резолюция: «Вы что там все из ума выжили?! Подпись: начальник Департамента адской статистки».
Тринадцатая резолюция: «Господа начальники Департаментов, так мы ни до чего не договоримся! Предлагаю размножить письмо и спустить его до всех старших исполнителей. Пусть, подсчитают количество грехов, прошедших по их заявкам и документам. Затем распишут всё это дело в динамике за последние две тысячи лет и, если КПЗД вырос на 500%, то Армагеддон можно начинать. Подпись: начальник Департамента по контролю над бесполезными чиновниками».
Четырнадцатая резолюция: «Вот! Единственная светлая голова в Канцелярии, после меня, разумеется. Приказываю: а) Поднять начальнику Департамента по контролю над бесполезными чиновниками оклад на 20%, б) Рассмотреть вопрос о выделении начальнику Департамента по контролю над бесполезными чиновниками нового кабинета, в) Принять Резолюцию №13 к исполнению. Подпись: Великий Канцлер Ада – лорд Андамелех»
Пятнадцатая резолюция: «Распоряжение Великого Канцлера будет исполнено, но нельзя ли уточнить, почему КПЗД должен вырасти именно на 500%? У Князя Тьмы могут возникнуть вопросы. Возможно, в ДНиП есть ссылка? Подпись: начальник Департамента по контролю над занудами».
Шестнадцатая резолюция: «Не стоит подключать к работе Дьявольские Нормы и Правила. Они сейчас пересматриваются Департаментом злых инструкций. Примерный срок окончания работ – 200 лет. Пусть, будет не 500%, а 666%. Князь Тьмы останется доволен. Начинайте уже ишачить, господа, сроку осталось три дня! И перед тем, как волшебники секретариата размножат письмо, потрудитесь стереть вашу писанину. Подпись: Великий Канцлер Ада – лорд Андамелех»
Семнадцатая (ПОСЛЕДНЯЯ) резолюция: «Эдвину, для работы. Подпись: начальник Департамента по переговорам с грешниками».
- Всё-таки, господин Пофигнавсёж так и не научился читать письма и резолюции, - произнёс бес, а затем сел и горько заплакал.
Сроку оставалось два дня…


IV

С двенадцатым ударом старинных механических часов на алтаре умер белый петух.
- Принес? – спросил волшебник, когда дым над пентаграммой рассеялся.
Эдвин посмотрел на него ошалелым взглядом. Чернокнижник слегка смутился. Сегодня бес выглядел иначе. Желтый галстук задрался, на элегантный брюках появились складки. Лицо куратора покрыла густая щетина, а огненно красная кожа не смогла скрыть темные круги под глазами. Главное - если раньше бес гордо держал осанку, отчего казался выше и солиднее, то сейчас Эдвин неуклюже сгорбился и втянул шею.
«Черт знает что! – подумал волшебник, - если дальше так пойдет, адским тварям останется лишь давить на жалость. Продайте душу, Бога ради!»
- Ээээ… Цель вызова? – выдавил из себя Эдвин.
- Договор! – подсказал волшебник.
Бес звонко ударил себя ладонью по лбу.
- Точно! Договор! - произнес он, - извини, друг, пока не готов.
- Как так? – удивился волшебник.
Бес замялся. Признаваться в том, что заявление о продаже души по-прежнему лежит на письменном столе, ему не хотелось.
- Призови через недельку! – с места в карьер предложил бес.
- Неделя!? С чего вдруг?
- Много заказов, - соврал Эдвин, - в мире готовится большое зло.
Волшебник замер.
- Саммит лидеров мировых держав? – предположил он.
- Ну… Типа того, не могу раскрыть все тайны, - ответил бес.
- Но целая неделя! – раздраженно повысил голос волшебник, - это слишком долго.
Перед тем, как решится продать свою душу, чернокнижник колебался и мучился почти год. Он страдал долго и, в принципе, мог подождать ещё немного. В конце концов, большинству людей не хватает всей жизни, чтобы осуществить, даже не мечту, а самые обыденные свои желания. Волшебника раздражало не время, а правила! Они преследовали людей от рождения и до смерти. Чтобы не подчиняться правилам, не прогибаться под систему, волшебник много лет назад взялся изучать магию, поверив в то, что запретное искусство позволит ему не общаться с мерзкими, вконец ошалевшими от собственной важности людишками, оккупировавшими многочисленные кабинеты и следившие за тем, чтобы правила исполнялись. Волшебник знал, существуют на свете дельцы, которые хорошо изучили правила и заставили систему работать на себя. Волшебник не был дураком и тоже мог этому научиться, но ему не хотелось. Мужчину тошнило от чтения длинных и скучных правил, а так же исключений, и исключений из исключений. Магия обещала другое. Запретное искусство игнорировало правила, позволяя изменить мир в соответствии с Волей. И сейчас заветная мечта не могла исполниться из-за очередного крючкотвора.
- Нельзя ли как-то ускорить рассмотрение моего вопроса? – спросил волшебник.
Бес скривился.
- Нет, друг, давай через неделю.
Волшебник почувствовал неудержимое желание дать бесу в морду. Он даже сжал кулак, но в последний момент опомнился, осознав, что едва-едва не вышел из круга. Волшебнику приходилось читать об уловках адских тварей. Превращение в детей и прекрасных дев – один из самых простых трюков.
- Ладно, - сказал чернокнижник, - неделя! Не больше!

V

- Проклятье! – ругнулся Эдвин, вернувшись в кабинет.
Бес почувствовал сильное желание выпить крови младенцев. К сожалению, за ней следовало идти к автомату. Пришлось удовлетвориться спрятанной в столе бутылкой коньяка.
Вместе с живительной влагой в организм Эдвина попало чувство странного равнодушия.
«А не послать ли всё к Дьяволу? – подумал он, - если, всё равно, накажут за неисполнительность, то к чему напрягаться? Десять минут хорошего разноса и снова старший куратор. Хм… интересно, а сколько сотрудников канцелярии в данный момент думают также?»
Коньяк в чашке закончился быстро. Криво усмехнувшись, Эдвин подлил себе ещё. Странно, но следующий глоток мигом привёл беса в чувство.
- Нет! Так нельзя! – вслух сказал он, - Армагеддон! Вся работа идет для него! И сейчас, впервые за долгие века появился реальный шанс принести на Землю смерть и ужас! Просто всем нужно поднапрячься! А затем Ужасный Конец! Зло восторжествует!
Одним глотком осушив чашку, Эдвин выпрямился в кресле и помассировал пальцами виски. Убрав бутылку в стол, бес вернулся к работе. К сожалению, груда бумаг, вытащенная на днях из архива нанесла серьезный урон его трудовому порыву.
- Сначала разберусь с волшебником и его душой! Нужно оформить договор, - озвучил свои мысли Эдвин, - как знать, вдруг именно этот грех станет соломинкой, что переломит спину верблюду и приведет к поражению Бога!
Бес представил, какая выйдет нелепость, если канцелярия рассчитает, будто КПЗД вырос не на 666%, а на 665,999%; тогда Армагеддон отложат, и лет через сто придется пережить формирование отчета заново.
Мысль казалась тяжелым бредом. Эдвин знал, Департамент адской статистики никогда не предоставляет своевременных данных. В лучшем случае, сведения публиковались с опозданием на десять лет. Но после двух чашек коньяка бес решил, что на сей раз работники Канцелярии поднатужатся и внесут в отчет свежую информацию.
- Решено, сперва оформлю договор о продаже души! Затем начну собирать данные для отчета Князю Тьмы, - произнес бес.
Стараясь не замечать груду бумаг на столе, Эдвин вытащил из дипломата заявление волшебника и бланк договора. Почему заявление и договор нельзя совместить в одном свитке, бес понять так и не смог. Спрашивается, чего проще? Куратор на месте составляет договор, человек расписывается, бумага отправляется к Дьяволу (на утверждение). Всё! Дальше только написать в Департамент пыток, чтобы забронивали местечко для новой души. Увы! Так дела не делались. Договор не заключался без заявления, и неважно, что в нём дублировалась одна и та же информация, а правильность оформления проверял один и тот же куратор. Всё это неважно! Нужно делать, как положено и не думать о том, чего ты не понимаешь. А причина она обязательно есть. Во вселенной ничего не возникает просто так, даже глупость.
Эдвин успел оформить примерно четверть договора, когда в дверь постучали. Бес хотел крикнуть: «войдите», но его разрешения не потребовалось. Дверь открылась, и в кабинет ввалился большой пузатый демон, напоминающий бочку. Огромные бычьи рога монстра едва-едва не уперлись в потолок. Занеся внутрь своё огромное тело, демон занял половину кабинета.
«Что за черт?» - подумал Эдвин.
Уловив недоуменный взгляд, черт представился.
- Здравствуй! Я – Урмаолух, главный мучитель Адского Общества Открытого Типа «Пыточная №66613», - сказал он, - зашел по делу!
- Я – Эдвин, старший куратор…
- Знаю, знаю, - грубо перебил черт, - мне сказали, где тебя найти. Забрался под самую крышу. Пятьдесят этажей вверх по лестнице отпахал, пока добрался.
- Чем я могу помочь? – спросил бес.
- Проверка к нам нагрянула, - сказал черт, - ходят индюки надутые, что-то разнюхивают. Вопрос задали: сколько ведьм и магов за последние триста лет воспользовались услугами нашей пыточной? Вот я и пришёл.
Эдвин недоуменно поднял брови.
- Вы не знаете, сколько пытаете колдунов и ведьм?
- Ну… Примерно-то знаю, но как определить, какие из них моложе трехсот лет? А если сведений не дадим, то нам график снабжения не утвердят, и денег на расширение пыточной не выделят! Мы этим козлам говорим: «Помещений свободных нет, грешников размещать негде»! А они дурацкие вопросы задают, мол, сколько у вас площадей всего, какова плотность? Мы простые работяги! Зачем нам это знать? Мест не хватает? – Не хватает! Так расширяйте!
Оранжевая слюна, изрыгаемая чертом в процессе разговора, активно разлеталась по незанятой половине кабинета. Эдвин скривился.
- Необходимо рассчитать динамику поступления грешников, - осторожно заметил бес, - иначе архитектор не сможет понять, сколько места вам потребуется в будущем и правильно реконструировать здание.
Черт оставил замечание Эдвина без внимания.
- Короче, ты понял, что мне нужно, - произнес он, - наша пыточная специализируется на колдунах и ведьмах, которые попадают в ад по направлению вашего Департамента и…
- Необязательно, - перебил Эдвин, - если еретик, практиковавший магию, не заключал сделок с Дьяволом, его душа, всё равно, может попасть в Ад. Так чаще всего и бывает.
- Черт! – сказал черт, - и что делать?
Эдвин развёл руками.
- Зачем куда-то ходить? – удивился бес, - у вас же есть журнал учета вновь прибывших грешников. Дежурный по пыточной обязан отмечать всех новеньких. Посмотрите свои записи. Если нужна статистика за последние триста лет – сделайте запрос в архив. Пусть, там найдут ваши старые журналы.
Черт отмахнулся.
- Вот ещё! Если разные бестолковые бумажки заполнять работать будет некогда. Я людей пытать должен, а не закорючки в журнале выписывать. Я честный работяга!
- Я не сомневаюсь, но…
- Короче, у тебя имеются сведения только по грешникам, продавшим душу Дьяволу, так?
- Так.
- Ну, хоть что-то! – кивнул черт, - тогда, скажи, сколько грешников за последние триста лет вы направили именно в мою пыточную? Давай, а то я на обеденный перерыв не успею. А когда я голодный, я становлюсь добрым и грешников жалею! Тогда у нас производственные показатели падают. Усекаешь?
Эдвин закрыл глаза. Усекать-то он усекал. Воображение нарисовало бесу яркую картину того: как сначала он обходит всех кураторов, собирая данные о продавших душу грешниках; а затем отправляется в архив, чтобы поднять каждый договор и посмотреть на обратной стороне бланка запись: «Чернокнижника N отправить после смерти в пыточную №…».
- Сожалею, но сейчас я не могу вам помочь, - произнес Эдвин.
- Почему?
Огромная туша черта нависла над бесом. В другое время, Эдвин обязательно бы придумал хитрое оправдание, не оставляющее место для возражений. Но после пары чашек коньяка, фантазия начала отказывать, и бес, не подумав, «ляпнул» правду.
- Я сейчас очень занят, а удовлетворение вашего запроса отнимет много времени.
Сперва черт задумался, переваривая услышанное. Эдвин, рассчитывая, что гость начнет его уговаривать, начал «проворачивать в голове» более убедительные отговорки. К сожалению, бес просчитался. Черт усёк, «задавить интеллектом» Эдвина ему не удастся, и предпочёл сразу перейти к оскорблениям.
Для начала демон разразился потоком матерной ругани общего характера, в стиле: «все женщины – проститутки, все мужчины – гомосексуалисты». Под столь обидную классификацию попали все разумные существа сроком от одного года до шести тысяч лет отроду, за исключением, самого черта и Князя Тьмы (разум ещё не успел окончательно покинуть голову незваного посетителя).
За долгие годы работы в пыточной №66613 черт вдоволь наслушался проклятий, активно обогатив свой лексикон. Посему «матерная разминка» затянулась. По стенам кабинета обильно полилась оранжевая слюна. Развешанные на стенах: публичные приказы, должностные инструкции и рабочие схемы оказались безнадежны испорчены. К сожалению, черт только-только начал конкретизировать причины своего возмущения:
- Крысы канцелярские! Совсем обалдели! Сидите тут по кабинетам, задницы отращиваете! Все соки из трудового демона вытянули.
От избытка эмоций, черт слегка пошатнулся и задел животом письменный стол. Инерция вышла такая, что не успевшего ретироваться беса намертво прижало к стене. Эдвин почувствовал, как оранжевая слюна закапала ему по темечку.
- Мы – честные работяги, творим зло! На нас – честных трудягах, вся ответственность! А вы – гниды, только бумаги по столу гоняете. Мы ишачим от заката до рассвета! Я, в отличие от тебя, хмыренка, две сотни лет за пыточным станком простоял! Всё здоровье угробил! Ты знаешь, что у меня давление высокое и аппетит пропал!
Эдвин попытался отодвинуть прижатый чертовым мамоном стол. К сожлаению, с тем уже успехом он мог тащить на себе мертвого слона.
- Прошу, не надо кричать, - произнес бес.
Но черт и не думал успокаиваться. Наоборот, посчитав, что одной лишь словесной взбучки «вконец обленившейся канцелярской крысе» будет недостаточно, демон занес руку для удара. У Эдвина не было возможности увернуться. Стол, подпертый животом противника, плотно прижал беса к стене вместе со стулом.
Поняв, что единственный шанс сохранить мозг внутри черепа связан с магией, Эдвин вскинул руку и пробормотал защитное заклинание. Между чертом и бесом вырос силовой щит. К сожалению, на работника пыточной, где специализировались на колдунах и ведьмах, магия действовала плохо. Кулак черта прошёл сквозь щит. Волшебство Эдвина лишь сместило направление удара. Вместо головы в щепки разлетелся письменный стол.
К счастью, удар черта позволил Эдвину освободиться. Бес юркнул вниз и ловко проскочил между кривыми ногами противника.
- Стой, гадина! Убью! – заорал черт.
Монстр попытался наклониться и схватить беса, но огромный живот из врага стал Эдвину союзником. Вот уже три сотни лет палач, глядя вниз, не видел собственных ног.
- Пошёл прочь, таракан беременный! – крикнул Эдвин.
- Ах, ты!
Открыв дверь, бес выбежал в коридор. Черт бросился было в погоню, но прежде, чем ему удалось развернуть своё неуклюжее тело на сто восемьдесят градусов и покинуть кабинет, прошла добрая минута. За подаренное время Эдвин успел спрятаться за одним из выставленных в коридоре стеллажей.
Выйдя из кабинета, черт продолжил громко ругаться, однако, стеллажи бить не стал, удовлетворившись разгромом кабинета Эдвина.
Сначала бес хотел пробежать к переговорному кристаллу и вызвать охрану, но быстро передумал.
«Замучаешься потом объяснять, почему отказался помочь адскому пролетариату! – подумал Эдвин, - стоит лишь пальцем тронуть «забитого и угнетенного работягу», как получишь выговор на сто лет вперед».
Бес решил просто подождать, когда черт уберется восвояси. По счастью, тот уже начал выдыхаться.
Заново объяснив, что именно на честных трудягах держится весь Ад, а разжиревшие в канцелярии бесы должны по первому требованию рабочих масс выполнять любое их желание, черт медленно побрел к выходу.
- Вот станет негде колдунов и ведьм пытать, вы меня вспомните! – напоследок рявкнул он, - потом будете штаны рвать, искать деньги на расширение пыточной.
«А ведь он прав, - подумал Эдвин, - без техусловий архитектор не начнет работу над проектом. Каждая статья бюджета требует обоснования. Выделят мало средств, и грешников станет негде размещать, выделят чересчур много, и денег не останется на реализацию других проектов, а площади будут простаивать. Разумеется, виноват во всём будет не «беременный таракан», а «дурак-архитектор» создавший неправильный проект. В итоге новое снижение КПЗД. А это: выговоры, депремирование, кадровые перестановки. Короче говоря, за неимением достоверных данных вопрос о расширении пыточной будет решаться до тех пор, пока переполненное здание окончательно не развалится. Тогда вмешается Великий Канцлер. Бюрократы с «попой в мыле» начнут перетряхивать бюджет, выискивая деньги на срочный ремонт. В итоге сделают дорого и, кончено, плохо».
Бес устало вздохнул. Ещё один камень на пути Армагеддона.
- Ну, почему все вопросы нельзя решить нормально? – прошептал куратор, прячась за стеллажом.
Вопрос повис в воздухе.
«Ладно, меня это не коснется, - подумал Эдвин, - черт не обращался официально, а в моей должностной инструкции нет положения, согласно которому я обязан вести статистику распределения душ по пыточным».
Наказать беса не могли, но Эдвин, всё равно, почувствовал себя неудобно. Важная задача, необходимая для победного шествия зла, снова не могла разрешиться из-за банальности.
Неожиданно Эдвина осенила идея. Пробежав по коридору, бес выскочил на лестничную площадку. По счастью, черт не успел уйти далеко.
- Постойте, у меня есть идея!
Демону понадобилось время, чтобы поднять голову вверх.
- Ах, вот ты где!
- Я знаю, как решить дело! Спросите самих грешников!
- Чего? – не понял черт.
- Когда пытать будете, заодно спросите, сколько каждый в пыточной просидел. Вот, вам и статистика!
На лице черта мелькнуло озарение.
- А ведь верно! – обрадовался он, - жаль, долго. Пока каждого расспросишь. Эх! Опять нам – честным работягам, за вас - крыс канцелярских, ярмо тянуть. Всё на трудягах держится! Так есть, и так будет. Ладно, скотина бумажная, бывай!
- До свидания, - сухо произнес Эдвин.
Не соизволив поблагодарить беса за идею, черт продолжил спускаться вниз по лестнице.
Эдвину ничего не оставалось, как вернуться в свой кабинет. К его удивлению у двери его ждал новый гость. Правда, на сей раз – хороший знакомый.
- Привет, Эдвин, - сказал он.
- О! Стив! Рад видеть!
В аду грешникам полагалось страдать, но из любого правила бывали исключения. Если грешник способен помочь дельным советом, то почему бы не заменить мучения продуктивной работой в Аду? Ради повышения КПЗД, разумеется. У многих талантливых личностей самому Дьяволу было не зазорно пройти стажировку. Правда, иногда поступали жалобы от вездесущих юристов, вроде: «Мы за жизнь не совершили и миллионной доли тех злодеяний, что устроили Франклин, Уинстон, Иосиф и Адольф, так почему нас по двенадцать часов в день на адском пламени держат, а они в кабинетах сидят? Попивают коньяк, курят и вспоминают былое».
Желая минимизировать судебные издержки, Великий Канцлер распорядился называть грешников, освобожденных от мучительных процедур, по именам и первой букве фамилии.
Стив Дж. стал последним грешником, коего в Аду сочли полезным для повышения КПЗД. Поговаривали, будто Ангел Яда, по просьбе Великого Канцлера, убил Стива раньше положенного тому срока. Андамелех, посетив Землю во время отпуска, заинтересовался последними результатами научно-технического прогресса. Наметанный взгляд Великого Канцлера разглядел в странных вычислительных машинах людей огромный потенциал.
Стива Дж. сочли наиболее подходящей кандидатурой для внедрения в аду новых прогрессивных технологий. Эдвин, как молодой, а потому лояльно относящийся к инновациям работник, сдружился с грешником.
- Проблемы? – поинтересовался Стив.
Эдвин отмахнулся
- Мне нужен новый письменный стол, - пробормотал бес, - и по какой статье расходов его «выбить»? Проклятье! Как всё не вовремя! Просто черная полоса.
Стив Дж. почесал подбородок. Вообще-то на эфирном теле щетина не росла, но привычку, выработанную за долгие годы грешной жизни, было не так-то легко побороть.
- Брось! Стол – это вчерашний день! Прогрессивному человеку…тьфу… демону подобный предмет мебели не нужен!
- Правда? А куда прикажешь ставить, изобретенные тобой ящики? – спросил Эдвин.
Несмотря на юный возраст, бес предпочёл не ломать язык, употребляя слово: «эфирологиковычислительный механизм». То, что выглядело, как ящик, бес предпочитал именовать ящиком.
Во время пыток души смертных выделяли пятый элемент материи – пресловутый эфир. Стив Дж. каким-то лишь одному ему ведомым способом научился управлять им, пуская волны эфира длинными и короткими пучками. Собираемые гением ящики обрабатывали эфирный сигнал и производили вычисления. Эдвин не мог понять всего, но сам видел, как на кристаллических экранах «эфирологиковычислительных механизмов» появляются буквы, цифры и даже картинки.
- Вчерашний день! – гордо произнес Стив, - смотри, моё последнее творение!
Улыбнувшись, грешник протянул руку. На его ладони лежала маленькая плоская коробочка, напоминающая футляр для очков.
- Что это? – удивился Эдвин.
- Компактный «логиковычислительный механизм» на эфирных кристаллах. Работает в два раза быстрее, при минимальных размерах и весе. Вдобавок, в нём есть новые революционные возможности по сканированию кармического поля Земли! Это бомба, понимаешь Эдвин? Я держу в своих руках то, что изменит жизнь всего Ада!
Эдвин покачал головой. Гениальный грешник явно опережал своё время. Великий Канцлер поощрял работу Стива, рассчитывая, что замечательные ящики позволят на порядок повысить скорость и точность бумажной работы, а в перспективе и вовсе от неё отказаться. Андамелех поставил перед Стивом задачу: через полторы тысячи лет полностью перейти на магический документооборот. И вот, спустя два года, талантливый грешник готовился отчитаться в исполнении задачи. Эдвин знал – это катастрофа! Департамент инвестиций уже согласовал бюджет исследований на пятьсот лет вперед, и на первые полвека деньги уже были освоены. Вдобавок, Адский Политехнический Университет обещал подготовить разбирающихся в новшестве выпускников только через три сотни лет.
Все планы были одобрены и подписаны (согласовать их с самим грешником никто не додумался). Не пересматривать же теперь сложную инвестиционную программу из-за такого пустяка, как достижение конечного результата?!
- Жаль мне тебя, Стив, - грустно произнес Эдвин.
Обследовав останки письменного стола, бес нашел чудом уцелевшую бутылку коньяка.
- Почему? – спросил грешник.
Эдвин задумался, соображая, как объяснить Стиву, что уже созданные им ящики не ускорили, а замедлили работу канцелярии. Сам Эдвин быстро оценил огромные возможности изобретения. Увы! Этого нельзя было сказать о других демонах. Желая помочь Стиву, бес добился от Департамента злых разработок выпуска опытной партии в десять тысяч ящиков. Изобретение, опять же не без помощи Эдвина, распространили среди работников канцелярии.
К сожалению, ознакомившиеся с новинкой демоны разделились на две больше группы.
Первая (возрастом преимущественно за тысячу лет) смотрела на прогрессивные «хреновины», как на чужеродный объект, порожденный больным разумом. Народ чертыхался, плевался и старался обходить непонятные ящики стороной (вдруг они разносят порчу?). Объяснить что, нажатием всего пары кнопок, можно узнать полезную информацию или оформить важный документ, было невозможно. Пожилые демоны впадали в панику, искренне не понимая, чем сумасшедшей молодежи не угодили перо и чернила? От свитков и пахло приятно, а от эфирного излучения «хреновин» начинали болеть глаза.
Представителям второй группы ящики понравились. К сожалению, молодежь быстро обнаружила, что с помощью новинки можно не только составлять документы, но и по невидимым эфиро-информационным волнам доставлять сообщения друг другу. Одна молодая суккуб, в полной мере освоившая изобретение, ошиблась со словами заклинания и направила письмо в ящик Эдвина. Глазам беса открылась многостраничная переписка, посвященная обсуждению сексуальных, карьерных и денежных возможностей мужской части канцелярии. Эдвин тогда не растерялся и, подписавшись женским именем, слегка подкорректировал приписываемый ему потенциал. Результат не заставил себя долго ждать. Такой плотности свиданий с Эдвином не случалось за всю жизнь.
Ничего не стоило продолжать в том же духе, но бес понял - ящик не повысил, а снизил эффективность работы. Бес впервые за долгие годы не успел оформить договор к сроку. Подобное снижение КПЗД угрожало успеху Армагеддона, и Эдвин, во имя общего дела, предпочёл отказаться от ящика.
Бес закрыл глаза и представил хаос, который начнется в канцелярии, если «подсевшие на ящики» перейдут на «коробочки», которые они смогут носить с собой.
«Намертво работа встанет!» – подумал Эдвин.
- Да, ты только посмотри! Посмотри! – наседал грешник, - это же революция!
То, что любопытство сильнее благоразумия - известно издревле. В конце концов, если бы не любопытство одной сотворенной из ребра особы, люди и про грех бы ничего не узнали.
Эдвин внимательно посмотрел на игрушку Стива.
- Выглядит неплохо, - осторожно произнес бес, - тебе удалось уменьшить размеры деталей?
Грешник довольно просиял.
- Ничего подобного! Ты видишь перед собой совершенно новую технологию! Мне удалось подобрать заклинание, которое создает постоянную связь с кармическим полем.
Любопытство нарастало.
- А подробнее? – попросил бес.
Стив решил показать на примере. Довольно улыбнувшись, грешник произнес заклинание. В воздухе появился большой магический шар. Эдвин открыл рот от удивления, но чудеса только начинались. Магическая энергия начала сгущаться и на поверхности шара появились очертания континентов Земли. Примерно через минуту, стали отчетливо различимы: горные массивы, крупные реки, снежные шапки на полюсах, желтые пески пустынь.
Довольный Стив произнес ещё несколько волшебных слов. Шар вырос в размерах, и на его поверхности возникли города.
- Вот это да! – ахнул бес.
- Эфир пропитывает всю землю, - начал объяснять Стив, - но в отличие от электрического и магнитного полей, призрачная материя имеет «память формы». Погляди, видишь большую красную точку! Это негативные эмоции! Отчаяние! Боль! Ярость! Чувства людей проецируются в кармическое поле! Готов спорить, здесь совершился акт геноцида! А вот здесь началась освободительно-миротворческая операция!
Эдвин внимательно посмотрел на карту.
- Странно! – заметил бес, - ни Департамент геноцида, ни Департамент защиты демократии ничего не сообщали о конфликтах в данных регионах.
Стив посмотрел на беса. Его взгляд красноречиво говорил: «Думаешь, они об этом знают?».
Эдвин давно подозревал - документальные базы ряда Департаментов запущены до такой степени, что они узнают новости, читая земные СМИ. А если журналистам, не без помощи Департамента по борьбе со свободой слова и распространению свободы лжи, заткнули рты, то важное злодеяние могли легко упустить из виду. А, следовательно, ни геноцид, ни разбросанные семена демократии (по несколько тонн в тротиловом эквиваленте каждое) не вошли в расчет КПЗД.
- А что за голубые точки? – спросил Эдвин.
- Увы, здесь совершаются добрые дела!
- В эту самую минуту?
- Не совсем. Информация поступает в прибор примерно с часовым опозданием, но мы работаем над проблемой. Я нашёл хорошего прорицателя, он реально способен заглядывать в будущее. Если Великий Канцлер даст добро и согласиться освободить его из Пыточной №66613, я смогу перенастроить прибор, и тогда можно будет заранее предсказывать хорошее дела и направлять силы зла на перехват.
- Потрясающе! – только и сумел сказать Эдвин, - получается, можно узнать о всех добрых и злых деяниях прошлого, настоящего и даже будущего?
- Да. Только представь, ты сможешь заранее узнать о приготовлениях ведьм к шабашу! Тогда не нужно будет оформлять никаких договоров. Получив сведения, ты заблаговременно известишь Князя Тьмы, и Он сам, без всяких приглашений, явится на шабаш. Никаких дурацких заявлений и прочих бумажек.
Эдвин представил, сколько бумажек понадобится, чтобы: сначала получить заявление от предсказателя, потом утвердить его в Департаменте злых прорицаний, затем направить запрос в Департамент распоряжения адским временем, затем….
- С помощью заклинаний можно пресекать добро на корню и эффективней распространять зло, - продолжал разглагольствовать Стив, - сравнивать результаты настоящего с прошлым, заранее предугадывать последствия наших решений в будущем! Ещё пара деталей нуждается в доработке, но в целом, конструкция работает. Вот я и направился к тебе.
- Между прочим, - встрял Эдвин, - а почему именно ко мне? Я, всего на всего, старший куратор. Вдобавок, мой Департамент не занимается опытно-конструкторскими работами.
В печальном вздохе Стива прозвучала вся горечь мира.
- Ты единственный работяга!
Эдвин вспомнил недавнего черта.
- Что ты имеешь в виду?
Новый вздох Стива вышел ещё печальнее.
- Я знаю, ты не обязан помогать, но….Понимаешь, когда вокруг прохлаждается куча бездельников, воспринимающих любую инициативу, как нагрузку на себя любимых! Когда все их мысли направлены на то, как бы поделикатнее послать тебя ко всем чертям, то…
Стив выразительно посмотрел на беса.
- …то управлять начинает тот, кому не всё равно. Если не де-юре, то де-факто, ты, Эдвин, один из самых влиятельных демонов канцелярии!
Бес печально посмотрел на останки своего письменного стола.
- Что-то я не вижу мордоворота, защищающего столь уважаемого демона, как я, от агрессивных тружеников кнута и каленого железа.
Стив Дж. попытался поправить на носу давно не существующие очки.
- Ответственность вознаграждается дополнительной работой, а не привилегиями.
- Тогда зачем мне всё это нужно?
- А тебе не всё равно.
- Почему?
- Откуда я знаю? Это тебя нужно спросить.
На некоторое время воцарилось молчание. Эдвин впал в мрачные размышления. Стив терпеливо ждал.
Армагеддон! Мечта увидеть Ужасный Конец, в который приободрила беса.
- Я не против помочь тебе, Стив, - сказал Эдвин, - но у меня сейчас настоящая запарка!
Изобретатель сочувственно кивнул.
- И какому сроку? – спросил он.
- Как обычно всё нужно было сделать ещё вчера. Запрос от самого Князя Тьмы!
- О!
И тут Эдвина осенило!
- Ну-ка, покажи ещё раз твою карту!
Стив пробормотал заклинание. Эдвин начал внимательно изучать красные и синие точки.
- Чем краснее точка, тем больше зла и наоборот. Верно?
- Абсолютно.
У беса загорелись глаза!
- Какова погрешность измерений по сравнению с реальным эфирным полем?
Лицо Стива слегка помрачнело.
- Семь процентов, - выдавил из себя он, - но я работаю над проблемой! Уже в следующей версии…
- Хорошо-хорошо, - перебил бес, задрожав от волнения, - а твой прибор может сам подсчитать сумму точек.
- Разумеется!
- Превосходно! Стив, ты гений! Дай мне свою игрушку!
Эдвин принял изобретение с таким видом, будто Стив вручил ему философский камень.
- Где нажимать?
- Я думаю, нам стоит начать твоё обучение с ряда дополнительных возможностей…
- Дьявол с твоими дополнительными возможностями. Как для тупого, объясни, что и куда тыкать?
Взяв перо и чистый свиток бес приготовился внимательно слушать и записывать.
- Хорошо, - произнес Стив, - сперва нажми на эту кнопку, затем произнеси заклинание активации. Стоит дополнительно отметить…
- Не надо ничего дополнительно отмечать!
- Как скажешь.


VI

После разгрома кабинета, бесу пришлось найти новое место для работы. Пройдя в столовую, Эдвин устроился за свободным столиком и, разложив перо и чернила, начал сочинять письмо.
Увы, час мучений завершился безрезультатно. Бес не смог «выдавить из себя» ни строчки.
Руководство поставило четкую задачу: подсчитать по бланкам договоров, увеличился ли КПЗД за две тысячи лет на 666%? Остальное верхушку не интересовало.
«И как доказать, что есть альтернативное решение? – размышлял Эдвин, - нет, доказать на простом и наглядном примере несложно, но только обычному демону! Когда же обозначенный демон находится при исполнении служебных обязанностей, доказательством служит лишь внушительная печать и подпись большого начальника».
Вездесущий КПЗД – Коэффициент Полезности Злых Деяний, в теории рассчитывался просто. Эдвин, хорошо учившийся в Адском Политехническом, знал - на любое действие требуется энергия. Но энергия не всегда полезна для Князя Тьмы. Когда убийца расправляется с жертвой, только часть работы направлена на злое деяние. Вдруг негодяй сожалеет, раскаивается или, того хуже, молит о прощении?
Для решения проблемы бюрократы присвоили каждому виду греха параметр – «тяжесть». Количество грехов подсчитывали, определяя по «тяжести» энергетическую ценность злодеяний. Результат делили на общее число людей на Земле, исходя из предположения, что в каждом человеке содержится примерно 100 единиц эфирной энергии на килограмм веса. Далее путем несложных расчетов выводилась цифра, показывающая сколько «чистого зла» совершенно в процентном соотношении от мирового запаса эфира. Если показатель увеличивался, значит, Князь Тьмы побеждал, и Армагеддон приближался.
Адская Канцелярия рассчитывала КПЗД со дня своего основания. Простая в теории методика на практике имела ряд сложностей. Во-первых, «тяжесть» греха рассчитывалась условно. Творец отнюдь не облегчал задачу! Посылаемые Им на землю пророки часто меняли нормы морали и то, что тысячу лет назад считалось безусловным злом (например, личная гигиена) сейчас возводилось в добродетель. Во-вторых, зачастую благо одного становилось злом другого. Солдат, убивший врага, совершил зло, но если в этот момент он защищал свою Родину, как тогда быть? Слишком много тонкостей, а юристов в рай не пускают.
В расчет КПЗД постоянно вносились дополнительные поправочные коэффициенты. Из года в год методика менялась и совершенствовалась. В итоге, приходилось пересчитывать КПЗД, сводя статистику к единому знаменателю.
Тяжелая, очень тяжелая работа, над которой трудились сотни тысяч демонов!
И вот сегодня какой-то Стив Дж. изобрел «коробочку» позволяющую наглядно измерить количество злого и доброго эфира! Правда, с погрешностью в семь процентов.
Но не это главное!!! «Коробочка» Стива наглядно доказывала - Армагеддон можно и нужно начинать! Даже за вычетом семи процентов концентрации зла хватало! Всадникам Апокалипсиса уже давно следовало возвестить людей об Ужасном Конце!
Оставалась одна маленькая, но непробиваемая стена – бюрократия. «Коробочка», легко умещающаяся в руке, не являлась документом. За изобретением не стояли толстые инструкции и размашистые подписи. Выходит, формально коробочки не существует!
Если имеется бумажка с печатью, что небо фиолетовое, значит, небо фиолетовое. Неважно, каким его видят твои собственные глаза. Глаза не являются «принятым к учёту средством определения цвета неба».
Эдвин застонал в бессильном отчаянии. Решение всех проблем находилось у него в руке, но как донести его до Князя Тьмы?
Служебное письмо? Не годится. Кровомара ни за что не пропустит. Чтобы со стороны НАШЕГО Департамента отправилось письмо, посвященное вопросу, находящемуся ВНЕ компетенции Департамента? – Нет! Только через старухин труп!
Секретариат тоже не зарегистрирует письмо. Какой такой эфировычислитель? Что это за фиговина? Что за непонятные красные и синие точки? Ах, они говорят, о концентрации зла и добра на земле? Хорошо, но где записано, что секретариат должен принимать странные волшебные коробочки в качестве приложений к письмам? Нужно разрешение Департамента высоких технологий. Прибор обязан пройти приёмку Департамента дьявольских средств измерений. Всего 300-400 лет согласований и проблема решена! Делов-то. Но у Эдвина не было столько времени.
- Да плевать на всех! Нужно идти к Великому Канцлеру! – воскликнул куратор.
Увы, на этом пути тоже возвышалась стена, сравнимая по габаритам с Великой Китайской.
Бес начал вспоминать, в какие дни лорд Андамелех принимает работников по личным вопросам.
«Вроде, каждую пятницу тринадцатого, но только по зимним месяцам и високосный год - размышлял Эдвин, - а за десять лет до предполагаемого визита следует изложить суть своего вопроса представителю Адского Профсоюза и начальнику Департамента по развитию демонического персонала. А профсоюзник и кадровик меня отошьют, ведь коробочка Стива не попадает под определение – «личный вопрос работника». Ка-та-стро-фа!».
Оставалась ещё одна официальная возможность увидеть Великого Канцлера – торжественное собрание. За добросовестный труд Эдвина не раз премировали и удостаивали почетной грамотой. Несколько раз Великий Канцлер в торжественной обстановке под аплодисменты передовиков дьявольского производства пожимал бесу руку.
Увы, этот вариант тоже не годился. Во-первых, следующее торжественное собрание намечалось на Хэллоуин, до которого ещё предстояло дожить. Во-вторых, не факт, что на сей раз Эдвина пригласят. Ну, забудет господин Пофигнавсёж ответить на запрос Департамента по премированию работников, и облом. Грамоты не будет. В-третьих, и это САМОЕ ВАЖНОЕ! На торжественных производственных собраниях говорить, собственно, о производстве не полагалось. Следовало принять грамоту, пожать руку Великому Канцлеру и произнести: «Спасибо всем! Я рад, что меня заметили!». Всё!
- Остается одно! Напрямую идти к лорду Андамелеху, - произнес Эдвин, - наплевать на всё! Просто вломиться к нему в кабинет и потребовать выслушать!
По спине беса пробежал холодок. Он сам испугался своей мысли. Эдвин – добросовестный работник, безукоризненно следующий всем правилам, задумал пойти наперекор мудрым инструкциям, ради какого-то там Армагеддона и торжества зла на земле! Что за глупость!?
Нет, одним коньяком здесь было не обойтись. Бес заказал себе две стопки обогащенного серой спирта.
- Если, смогу передвигаться, то пойду к Великому Канцлеру, - пообещал сам себе Эдвин.
Две стопки ушли в желудок словно вода. От волнения бес даже не захмелел. Завернув, коробочку в свиток с записанной со слов грешника инструкцией, Эдвин встал из-за стола. Неожиданно ему вспомнилась одна неординарная душа, вот уже две тысячи лет консультирующая Князя Тьмы по политическим и государственным вопросам.
- Жребий брошен! – объявил бес.
Первые двадцать этажей до приёмной Великого Канцлера Эдвин пролетел словно на крыльях. Следующие десять он прошёл спокойным уверенным в себе шагом. Последние тридцать бес плелся будто преступник на плаху, так и норовя свернуть в сторону. Ноги Эдвина сделались будто ватными.
Неожиданно бес открыл в себе тягу к бессмысленному общению. Он поздоровался со всеми встречными демонами. Долго и нудно рассказал каждому, как у него дела. Интересовался последними слухами и проблемами, расспрашивал про общих знакомых, даже если видел оных пару минут назад в соседнем коридоре.
Ничего помогло! К ужасу беса расстояние между ним и приёмной неумолимо сокращалось. Спустя три часа, Эдвин увидел массивную дверь из красного дерева. Золотая «табличка» размером примерно два на два метра возвещала: «Великий Канцлер Ада – лорд Андамелех».
Перед дверью за большим письменным столом сидела изящная суккуб. Сперва Эдвину показалось, будто в ад неожиданно спустился ангел, ибо демонических созданий с небесно-голубыми глазами и длинными молочно-белыми локонами он до этого дня не видел. Однако изогнутые вниз крылья и изящные едва-едва проглядывающие из-под волос рожки не оставляли место сомнениям.
Длинные стройные ноги, нежная лебединая шея и, разумеется, большой размер груди девушки наглядно демонстрировали посетителям высокое положение и огромный авторитет Великого Канцлера.
Помимо неземной красоты, суккуб оказалась великолепно обучена, поскольку сумела заранее оторваться от маникюра и поприветствовать Эдвина.
- Добрый день, - произнесла она, - рада видеть. Могу я чем-нибудь помочь?
От подаренной ему лучезарной улыбки бес впал в ступор и на мгновенье забыл обо всем на свете.
- Ээээ…помочь?
Эдвин никогда бы не поверил, что женская улыбка может стать ещё милее, а взгляд ещё приветливее, но реальность превзошла его ожидания.
- Вы находитесь в приёмной Великого Канцлера Ада, лорда – Андамелеха. Я – Марина, его личный секретарь. Чем могу помочь?
«Марина, какое чудесное имя», - подумал Эдвин.
Суккуб вопросительно выгнула изящную бровь. Бес понял, она чего-то ждёт.
«Видимо, ответа на свой вопрос», - сообразил догадливый бес.
- Мне… ээээ… нужна…ээээ… личная аудиенция у Великого Канцлера.
- Хорошо, - ответила суккуб.
- Правда? – искренне удивился Эдвин.
- Конечно. Великий Канцлер принимает работников по личным вопросам каждый високосный год….
Суккуб заученной скороговоркой начала рассказывать Эдвину процедуру записи на аудиенцию. Бес прекрасно всё помнил, но не смог отказать себе в удовольствии послушать мелодичный голос Марины. Суккуб рассказывала о порядке согласования цели аудиенции с представителем Адского Профсоюза по приложению №13 формы №63166 от 02.02.1666, будто призналась в любви.
- …и тогда, имея на руках вышеуказанные документы, подписанные в секретариате, вашем Департаменте, а так же у начальника Департамента по охране труда, вы в сопровождении представителя Адского Профсоюза и начальника Департамента по работе и развитию персонала, явитесь сюда; и Великий Канцлер примет вас. Если, конечно, он не будет в отъезде по служебным делам, - закончила суккуб.
- Это всё понятно, - сказал бес, - но, поверьте, мне нужно увидеться с Великим Канцлером, как можно скорее.
- Тогда вам стоит немедленно начать собирать документы.
- Нет, вы не поняли, это связано с запросом Князя Тьмы!
- Согласно резолюции Великого Канцлера ответственным за формирование отчета Люциферу является начальник Департамента адской статистики.
- Да, но в отчете нет необходимости! – запротестовал Эдвин, - я хоть сейчас могу дать ответ на запрос.
Суккуб поправила свои белоснежные локоны.
- Простите, я не знаю в лицо всех работников канцелярии. Скажите, вы случайно, не работаете в Департаменте по контролю над буйными психами?
- Нет.
- Тогда вы должны понимать, что форма отчета Князю Тьмы утверждена, назначен ответственный исполнитель. Вдобавок, ваш вопрос имеет служебное, а не личное значение.
- Я понимаю. Поверьте! Всё понимаю, но это очень важно и очень срочно! Только у Великого Канцлера есть…
- Вы пьяны? – перебила беса Марина.
- Что!? Нет!
- От вас пахнет спиртным.
- Не обращайте внимания! Всего полбутылки коньяка и две стопки спирта! Я трезв, как сапожник! Тьфу….В том смысле, что ни в одном залитом глазу!
Суккуб выразительно посмотрела на беса. Эдвин сделал последнюю попытку оправдаться.
- Послушайте, я понимаю, всё это выглядит глупо, но у меня и впрямь срочное дело к Великому Канцлеру, и я не спятивший алкоголик. Возможно, сейчас именно вы, а не какой-нибудь архангел с огненным мечом, встали на пути Армагеддона! Понимаете?
На прекрасном личике суккуба отразилось сомнение.
- К сожалению, я ничем не могу вам помочь, - сказала она.
- Но, почему?!
- Вдруг Великий Канцлер мне что-нибудь скажет?
Бес в беспомощном отчаянии поднял глаза в земную твердь. Эту фразу он слышал постоянно, но никак не мог понять её смысл. «Вдруг мой начальник что-нибудь мне скажет», - испуганно отговаривались от любых инициатив работники канцелярии. И ведь никто не знал, скажет или нет, а даже если скажет, не факт, что за этим последует наказание. Однако слабый намёк на недовольство, вдруг появившейся на лучезарном лица шефа, вгонял матерых демонов (храбро сражавшихся с ангелами и праведниками) в необъяснимый ужас. Эдвин всё время пытался понять, с какой целью работники стремятся отгородить больших начальников от неприятных известий? Разве «большие шишки» получают зарплату не для того, чтобы решать действительно важные проблемы?
- Ну, свалите всё на меня, - предложил Эдвин, - скажите, что я, буквально, заставил вас себя пропустить.
На лице Марины отразился страх.
- Нет, что вы. Вдруг Великий Канцлер спросит, почему я не вызвала охрану?
Эдвин уже был готов разрыдаться.
- Ну, соврите что-нибудь…
- Лгать Великому Канцлеру?! – театрально возмутилась суккуб.
Эдвин почувствовал в её голосе фальшивую нотку.
«Можно подумать, я сам никогда не обманывал господина Пофигнавсёжа», - подумал бес.
- Тогда, просто извинитесь. Уверен, даже Великий Канцлер простит такую женщину, как вы.
Бес попытался льстиво улыбнуться. Вышло у него так себе, но довольная Марина кокетливо поправила белоснежные локоны.
- Это верно, - произнесла она, - но, всё же… вдруг Великий Канцлер что-нибудь мне скажет? Нет, и не просите!
- Может, хотите шоколадку из крови младенцев или… или… деньги!? У меня есть сбережения.
«В конце концов, после Армагеддона золото мне не понадобится, - подумал Эдвин, - страданий и несчастий хватит на всех демонов».
Бес достал кошелек.
- У меня при себе сто дьявольских червонцев. Завтра принесу в десять раз больше!
Раскрыв кошелек, бес рассыпал по столу монеты.
- Вот берите!
Изящная ручка суккаба потянулась к деньгам. Увы, неожиданно в прекрасной женской головке что-то щёлкнуло, и алчный взгляд сменился выражением ужаса и презрения.
- Так ты из Департамента внутренней безопасности! – рявкнула девушка, - провокацию решили против меня устроить! Выслужиться захотел, гадина! Взятку мне принес! А, ну, проваливай отсюда, ищейка проклятая!
- Я не…
- Вон!
Решительный взгляд суккуба не оставлял возможности для маневра. Эдвин понял, убедить Марину не удастся. Оставалось только прорываться с боем.
- Да, ну, тебя! – воскликнул Эдвин, - так пройду! Мне нужен Великий Канцлер!
Бес бросился к вожделенной двери.
- Стой! Не пущу!
- Пошла к черту!
Очутившись у двери, Эдвин потянул ручку на себя. К сожалению, бес ошибся. Дверь открывалась вовнутрь. Оплошность стоила Эдвину нескольких секунд, за которые суккуб успела среагировать. Марина подскочила к бесу и нанесла ему размашистый удар. К удивлению для самого себя, Эдвин отлетел от двери. Силы хрупкой на вид суккуба хватило, чтобы отбросить куратора к противоположной стене.
- Не пущу! Не пррройдешь!
Нежный миловидный голосок вдруг сменился звериным рыком.
- Убирррайсяяя! Ррррр! Вдрррруг Великий Канцлеррррр что-нибудь мне скажет?
Поднявшись на ноги, Эдвин с ужасом увидел, как тело девушки начало изменяться. Белые волосы, обратились черной шерстью. Обаятельные пухлые губы стали звериной пастью, заполненной двумя рядами острых, как ножи, зубов. Голубые глазки налились кровью. Самое страшное, плечи Марины вдруг расширились, из них выросли две волчьи головы!
Перед Эдвином предстал цербер! От былой красотки остался лишь изящный маникюр на острых когтях.
- Не пррропущу!
Цербер бросился в атаку. Бес едва-едва успел отскочить в сторону. Вскинув руку, Эдвин пробормотал заклинание и наложил на себя магический щит. Бес знал, его волшебство долго не продержится, но слуга Ада уже и не надеялся выжить.
- Во имя Армагеддона! – закричал Эдвин и бросился к двери.
Цербер настигла беса одним прыжком. Волшебный щит слетел с одного удара. Не устояв на ногах, старший куратор злых договоров растянулся на полу.
Издав зловещий рык, цербер нависла над бесом, лишив его возможности подняться.
В последней отчаянной попытке, Эдвин перевернулся на живот и просунул коробочку Стива в щель под дверь.
«Надеюсь, Великий Канцлер разберется, что и куда нажимать» - подумал бес, за секунду до того, как почувствовал дикую, мучительную боль.



VII

Когда дым над пентаграммой рассеялся, волшебник лишился дара речи. Если прошлый раз облик беса просто насторожил чернокнижника, то сегодня привел его в ужас. Обмотанный с ног до головы бинтами, Эдвин напоминал мумию. Красное лицо беса превратилось в один сплошной фиолетовый синяк. Однако наибольшее впечатление на чернокнижника произвёл обрывок откушенного уха с отчетливыми следами зубов.
- Что… что случилось? – с подлинным беспокойством поинтересовался чернокнижник.
- Снаружи, они все красавицы, а внутри – злобные стервы, - коротко объяснил бес.
- А что с моим договором?
Эдвин устало вздохнул.
- Не до тебя сейчас…
- Да как ты смеешь!? – вскипел волшебник.
- Ой, да катись колбаской.
Дикое, просто неестественное равнодушие в голосе Эдвина обескуражило волшебника. Ответные слова буквально застряли в горле.
- Но…Но…
Бес припомнил некоторые речевые обороты своего недавнего знакомого чёрта. Решив перенять полезный опыт, бес набрал в лёгкие побольше воздуха, открыл рот и высказал волшебнику, своё мнение: о нём, его душе, и, в особенности, о смысле работы в Адской Канцелярии.
- Отцепись от меня, индюк козявочный! Ты – чмо, а не волшебник! Правильно, она от тебя ушла, с таким чудилой на букву «м», даже хромая косоглазая старуха жить не захочет.
Тактика быстрого перехода к оскорблениям оказалась гораздо эффективней долгих объяснений. У волшебника не возникло никаких дополнительных вопросов. Переговоры с клиентом прошли на удивление быстро.


VIII

- Поганый колдунишка! – выругался бес, - нашёл время призывать!
- Тише, тише, Эдвин. Успокойся, - посочувствовал Стив, - тебе вредно волноваться.
- Это верно! – согласился куратор, - беспокоиться, переживать, думать о работе, заниматься хоть каким-либо общественно-полезным трудом! Всё это крайне вредно для здоровья!
Стив сочувственно похлопал бедолагу по плечу. Раны, нанесенные цербером, заживали медленно. Слава Дьяволу, хоть самое ценное бес сумел уберечь, кое-как вырвавшись из когтей и зубов миловидного секретаря.
- Дай, выпить! – попросил Эдвин.
Изобретатель с готовностью обновил рюмку. Кроме коньяка, никаких обезболивающих в кабинете куратора не нашлось. Цеховой врач-терапевт, приходивший с месяц назад, взял с Эдвина сто пятьдесят подписей за каждое лекарство, указанное в реестре, но аптечку не выдал (слишком много весили бумаги). Обещал, занести потом.
- Брррр… - помотал головой бес, залпом осушив чашку.
Не обладающему желудком Стиву, выпивать было просто некуда, но из солидарности изобретатель понюхал содержимое своей рюмки.
- Как будешь оформлять травмы? – спросил грешник, желая отвлечь друга, - напишешь, что упал с лестницы? А если обратят внимание на следы зубов?
- Да, ничего я не буду писать! Надоело!
- Но из Департамента…
- Да, пошли они! – перебил Эдвин – пусть, сами пишут, чего хотят.
- Но…
- Наплевать! – отрезал бес, - налей-ка ещё!
Стив с беспокойством посмотрел на уже порядком опьяневшего друга, но возражать не стал.
Однако «утопить горечь в горячительном» бесу не удалось. В дверь кабинета постучались, и снова гость не стал утруждать себя разрешением войти. Впрочем, нового посетителя нельзя было назвать гостем. Кровомара – секретарь господина Пофигнавсёжа, везде чувствовала себя хозяйкой.
Бес застонал, приготовившись получить нагоняй «в порядке общей очереди». Но сегодня обычно строгое и презрительное лицо суккуба исказил почти животный страх.
- Эдвин! Эдвин! Тебя вызывает Великий Канцлер! Немедленно! Ты слышал! Сам Великий Канцлер! – закричала Кровомара, не успев войти, - уже два раза объявили по горгульей связи!
Бес моментально протрезвел.
- Неужели сработало? – ахнул он, - я уже и не надеялся!
- Что сработало?! – испуганно переспросила Кровомара, - почему Великий Канцлер заинтересовался тобой? Ты писал ему какие-то письма? В обход меня и господина Пофигнавсёжа! Как ты мог!?
Если и существовало на свете более тяжкое преступление, чем отправка письма Большому Начальнику в обход утвержденного регламента, то Кровомара о нём не знала. Эдвин поспешил успокоить суккуба.
- Ничего я не писал…
- Слава Тьме!
- Я попытался самовольно ввалиться к нему в кабинет.
Кровомара замерла с широко раскрытым ртом и выпученными глазами. Где-то внутри её головы Вселенная вдруг перевернулась с ног на голову. Обычно на языке стервозной суккуба всегда вертелось несколько язвительных фраз для нарушителей «второго подпункта, шестого пункта, девятнадцатого параграфа, четырехсотого раздела», но сказанное бесом вызвало в мозгу Кровомары короткое замыкание.
- Старший куратор злых договоров, Эдвин! СРОЧНО пройдите в кабинет Великого Канцлера! - послышался из коридора металлический голос горгульи, - повторяю…
Превозмогая боль, Эдвин выпрямился и, подобно циркачу на ходулях, направился к двери. Бес успел проковылять два лестничных пролета, когда нос к носу столкнулся с бежавшим наверх господином Пофигнавсёжем.
- Эдвин! – ахнул начальник – что случилось? Почему тебя вызывает Великий Канцлер?
- Пока точно не знаю, - ответил бес, - но, надеюсь, Армагеддон вскоре наступит.
Эдвин довольно ухмыльнулся.
«Похоже, господину Пофигнавсёжу вдруг стало не по фиг на всё» - подумал бес.
Мимо куратора и его начальника вверх и вниз пробежали несколько демонов. Первая группа уже торопилась «застолбить» апартаменты Пофигнавсёжа, вторая (более скромная) ринулась к кабинету Эдвина. Никаких официальных решений от Великого Канцлера пока не поступало, но правила: «я здесь первый забивал» ещё никто не отменял.

IX

- О! Наконец-то вы пришли, - ласково произнесла суккуб, - Великий Канцлер уже заждался, даже велел повторить объявление! Проходите!
- Спасибо, - только и смог сказать Эдвин.
- А вы куда? – строго поинтересовалась Марина у господина Пофигнавсёжа.
- Я, вообще-то, его начальник и...
- Великий Канцлер велел пригласить только куратора Эдвина, никто другой не пройдет, - твёрдо объявила секретарь.
- Я начальник Департамента…, - начал было объяснять Пофигнавсёж.
- Только куратор Эдвин! - перебила суккуб.
- Но…
- Лучше вам с ней не спорить, - прошептал Эдвин на ухо шефу, - поверьте моему опыту!
Господин Пофигнавсёж прислушался к совету. В гордом одиночестве Эдвин проковылял в кабинет Великого Канцлера. В звуке запираемой за ним двери, бесу послышался скрежет надгробной плиты.
- О! Надо думать, вы старший куратор, Эдвин! - твердый начальственный голос не оставил бесу никаких шансов на отступление.
- Мммм…Да, лорд Андамелех. Вы, как всегда, проницательны, лорд Андамелех, - промямлил Эдвин.
- Проходите, присаживайтесь на любой из стульев.
Сегодня Великий Канцлер позволил себе отступить от протокола (кто ж ему запретит?). Вместо того, чтобы встречать подчиненного за письменным столом, сидя в высоком напоминающим трон кресле, Андамеллех возлежал на большом диване. Удобно устроившись на пухлых подушках, Великий Канцлер держал в руке золотой фужер.
- Что-то у тебя нездоровый вид, Эдвин, - сочувственно произнес Андамелех, - что-то случилось? Где-то упал?
- Да… Несчастный случай.
- На производстве?
Эдвину не хотелось лгать Великому Канцлеру, но писать очередную кипу бумаг, оформляя производственную травму, желания вовсе не было.
- Нет, личная глупость.
- Думаю, твоёму выздоровлению поспособствуют хорошая выпивка и добрая сигара. Угощайся!
Великий Канцлер указал на маленький журнальный столик. Эдвин увидел: причудливую пузатую бутыль, ещё один золотой фужер, коробку ароматных сигар и… прибор Стива!
Андамелех произнес короткое заклинание. Бутыль поднялась в воздух и наполнила пустой фужер загадочной голубой жидкостью. Одновременно из коробки вылетела сигара.
- Во имя Дьявола, не используй волшебный огонь для раскуривания, - сказал Великий Канцлер, - это портит весь вкус.
Демон протянул Эдвину тяжелую золотую зажигалку.
Пораженный столь неофициальным приёмом, бес неуверенно раскурил сигару. Откровенно говоря, к табаку Эдвин относился равнодушно, балуясь исключительно по пьяни, когда очередная рюмка коньяка в рот уже не лезла, а необходимость что-то вертеть в руках и зубах одолевала. В своё время бес даже сочувствовал идеям общества: «Здоровая Земля». Демоны, основавшие его, утверждали - табак наносит непоправимый урон торжеству зла. Некурящий человек реже болеет, стало быть, он меньше ходит по врачам, лишая их честного заработка. А стратегия роста безработицы, согласно директиве Канцелярии, должна была стать настоящим бедствием нового тысячелетия.
Согласно идеологам общества – здоровый образ жизни на Земле следовало всячески поощрять! Здоровый человек ходит пешком, стало быть, не покупает машину и не тратит деньги на автосервис. Он не ест химическую бурду, а потому не пользуется услугами диетологов и фитнес центров. Он не курит и не пьет, повергая в отчаяние государство, задравшие до небес акцизы. Таким образом, здоровый человек – есть величайшее зло для экономики, он источник безработицы и социальной нестабильности. «Здоровье – союзник Ада!», - гласил лозунг сообщества. Впрочем, Дьявол не поддержал прогрессивную идею. Князь Тьмы резонно заметил, что кризисы и нестабильность, хоть и толкают большинство людей в грех, однако, заставляют их задумываться о вечном и в итоге (о ужас!) искать путь к Богу. Экономический рост и процветание, по мнению Дьявола, создавали лучшую греховную атмосферу, тем самым способствуя успеху Армагеддона.
- Твоё здоровье, Эдвин! – произнес Канцлер.
Бес так и не понял, что именно он выпил. Вкус голубоватой жидкости не походил ни на один известный бесу напиток. Это было нечто настолько дорогое, что даже признанные мастера и ценители алкоголя смогли бы только притвориться, будто «поняли фишку», оставшись в таком же неведении, как и большинство любителей обыкновенной водки.
Эдвин закрыл глаза, всем видом показав, насколько он вне себя от блаженства.
- Неплохо, да? – улыбнулся Великий Канцлер.
Бес кивнул. Эдвин точно не знал, как следует поступить дальше, но решил подымить сигарой. По довольному лицу Андамелеха бес понял, пока он делает всё правильно.
- Интересную ты мне подбросил игрушку – произнес Канцлер, выпустив облачко дыма.
Эдвин не сразу понял, что речь зашла о коробочке Стива.
- Ты избрал довольно странный способ доставки, - посетовал Андамелех, - почему не записался на приём и не принес игрушку лично? Зачем вот так вот сунул под дверь? Я ведь едва-едва заметил на листе с инструкцией твоё имя.
- Но вы постоянно заняты…, - начал было Эдвин
- Ой, ли! – перебил канцлер, пригубив выпивку, - особенно сейчас! Прямо по макушку в бумагах зарылся.
Андамелех коварно улыбнулся.
- Марина – хорошая девушка, - сказал лорд, - но порой относится к своим обязанностям чересчур рьяно!
«Неужели он всё знает?» - подумал Эдвин.
- Она – чудесный работник, - продолжил Великий Канцлер, - именно благодаря ней я могу сидеть целыми днями, курить сигары, пить хорошие напитки и не выслушивать ходатайства многочисленных просителей. При этом я не просил её делать ничего подобного!
- Осмелюсь возразить, Великий Канцлер. Бывают вопросы первостепенной важности!
- Знаю, я потому и занимаю свой кабинет, чтобы решать вопросы первостепенной важности. Проблема в другом. Начальники Департаментов склонны любую проблему раздувать до вопроса первостепенной важности!
- Но ведь бывают ситуации…
- Бывают! Как раз в твоём случае! И, как видишь, ты здесь, у меня в кабинете. Выходит, твой вопрос действительно первостепенный. А если демон не готов рискнуть своей карьерой и решить проблему, значит, она не так уж и важна, верно?
Несмотря на весь авторитет лорда Андамелеха, бес не смог заставить себя выразить согласие. Эдвин решил перейти к главной теме.
- Так вы изучили принесенный мною прибор?
Великий Канцлер нахмурился.
- Думаю, иначе я бы не стал тебя вызывать. Не так ли?
Эдвин понял, что совершил промах.
- Прошу прощения!
- Не стоит.
Повисшую было неловкую паузу Андамелех ловко закрыл, заново наполнив фужеры.
- Уверен, должность начальника Департамента инновационных технологий тебе подойдет, - произнес Великий Канцлер.
Эдвин едва не поперхнулся выпивкой.
- Простите!
- Ты удивлен?
- Да!
- Ну, а что такого? Разумеется, подобного Департамента пока не существует, но мы должны идти в ногу со временем. А у новой перспективной структуры, должен быть молодой перспективный начальник. Для успеха Армагеддона следует наладить массовое производство подброшенного тобой прибора.
- Позвольте, Великий Канцлер, - схватился за голову Эдвин, - мне льстит повышение, но в нём нет необходимости. Армагеддон уже можно начинать! Прибор с достаточным уровнем точности доказывает необходимую концентрацию зла. Князь Тьмы – победил! Мы низвергнем царство Божьё на Земле!
Отставив фужер, Андамелех задумчиво взял коробочку Стива.
- Ничего не стоит её уничтожить, а бессмертную душу изобретателя засунуть в глухие потёмки Ада, но… прогресс не остановить. Я давно это понял. За одним безумным учёным приходят другие.
- Уничтожить!? – ахнул Эдвин, - но Армагеддон!
Великий Канцлер внимательно посмотрел на беса.
- Адская Канцелярия создана для продвижения Армагеддона. Когда Ужасный Конец наступит, система будет не нужна. И куда прикажешь девать полмиллиона работающих демонов? Прибавь к этому ещё пятьдесят тысяч преподавателей Адского Политехнического Университета, исправно обучающих для нас молодежь. А триста тысяч работников Адского Целлюлозно-Бумажного Комбината, ежедневно поставляющих шестьсот тон чистых свитков. Как с ними быть?
- Но…
- Почему ты хочешь уничтожить канцелярию, Эдвин? Разве созданная мною система недостаточно порочна?
- Нет, она крайне порочна! Демоны пишут, пишут и пишут нелепые бумаги в то время, когда цель уже достигнута! Мы заняты бессмысленной работой!
- Ну, и прекрасно! Разве не таким должен быть настоящий Ад?
- Но… разве нам не следует устроить Ад на Земле?
Великий Канцлер тяжело вздохнул.
- Когда мы – великие Лорды Преисподней и Князь Тьмы были ещё совсем молоды и только, только восстали против Творца, мы жаждали победы над Ними! Желали доказать, что способны стать подобными Ему! И знаешь, что?
- Что?
- Мы это доказали! Разве полмиллиона сидящих в канцелярии демонов не готовы на меня молиться? Разве Творца они просят о повышении зарплаты? Канцелярия – это моя Вселенная, и здесь – я Творец. Понимаешь?
Эдвин промолчал.
- Но демонам нужна цель, - продолжил Андамелех, - цель придает жизни смысл, но достигнуть цели, значит, уничтожить смысл. С Армагеддоном моя Вселенная рухнет, и как ответственный руководитель, я не могу этого допустить. Думаю, большинство демонов этого не понимают, но подсознательно чувствуют. Они не работают! Они делают вид, что работают. Они не то, чтобы против Армагеддона, но своя рубашка ближе к телу. И это правильно! Так нас учил Князь Тьмы. К сожалению…
Великий Канцлер сделал выразительную паузу.
- К сожалению, время от времени в стаде находятся паршивые овцы, вроде тебя. Некоторые в ущерб себе стремятся к высшему благу, некоторые ищут истину, многие просто хотят выслужиться. В любом случае, если им хватает ума и воли, то они прорывают барьер и ставят под угрозу мой мир. Ты – паршивая овца, Эдвин.
По спине беса пробежал холодок.
- В прошлом я просто истреблял подобных тебе, - произнес Андамелех, - тихо и незаметно, но со временем понял - нет лучшего сторожа, чем бывший вор. Понимаешь, к чему я клоню?
- Боюсь, что нет.
- Привыкай соображать быстро, Эдвин. Начальник Департамента должен понимать мою волю, даже если я не изъявляю её публично.
- Мммм... и что вы хотите мне поручить? - промычал бес.
- Разве я не сказал? – нахмурился Великий Канцлер, - должность начальника Департамента инновационных технологий. Прогресс не остановить, и уничтожение одного изобретателя ничего не изменит. На его место придут другие. Твоя задача – внедрять новые технологии, но внедрять их таким образом, чтобы сводить полезный эффект к нулю!
- То есть?
У Великого Канцлера загорелись глаза.
- Эти коробочки – будущее канцелярии! Ты только представь себе - миллионы демонов будут каждый день приходить на свои рабочие места, включать коробочки и...
- И? – спросил бес.
- И НИЧЕГО! Груды бумаг исчезнут, вместо них появятся громоздкие эфирные таблицы! Там, где раньше справлялось несколько бухгалтеров на примитивных счётах, будут основаны целые Департаменты! Изобретатели напишут специальные инструкции. Я создам многочисленные системы перекрестного контроля. Все! Все будут при деле! Количество бессмысленной работы начнет расти. Обязанностей будет всё больше, больше и больше! Но даже не это главное! Работа будет вгонять в скуку! И знаешь, что поможет демонам справиться со скукой?
- Что?
- Эти же коробочки! Демоны будут писать друг другу письма, играть друг с другом. Скорость передачи сплетен и слухов поднимется до неимоверных высот. Возникнет необходимость бороться с зависимостью. Я создам новые Департаменты. В канцелярию придут сотни тысяч молодых демонов! Они будут обслуживать коробочки, собирать их, бороться с их распространением, следить друг за другом. И все, все (!) будут при деле! Вот твоя главная задача, Эдвин! Воплоти мой план в жизнь! Справишься?
- А…а… вторая задача?
- Вторая – она же самая важная. Ты должен сделать так, чтобы с помощью коробочек нельзя было достигнуть конечной цели! Иначе канцелярия рухнет! Пусть демоны станут беспомощными без коробочек. Они будут кушать с ними, спать с ними, но конечная цель останется недостижимой!
- Но Стив уже создал кармическую карту Земли!
- Ну, и прекрасно! Найди ей подходящее бессмысленное применение! Пойми, научно-технический прогресс сам по себе бесполезен, он лишь пытается удовлетворить желания человека, демона или иного разумного существа. Так сделай так, чтобы в их больных мозгах возникали бессмысленные желания! Поверь, это не так сложно, как кажется. Например, пусть, твой Стив усовершенствует кармическую карту, чтобы каждый демон мог отметить на ней свой грех, а потом похвастаться им перед друзьями. Пусть, появится система репутаций и рейтингов, чтобы демоны с налитыми кровью глазами бодались друг с другом, желая поднять свой несуществующий авторитет.
- Понятно.
Великий Канцлер снова наполнил фужеры.
- Третьей задачей станет выявление подобных тебе паршивых овец. Необходимо создать для них непреодолимые барьеры. Между прочим… кто твой нынешний начальник?
- Господин Пофигнавсёж.
- Понял, значит, его вычеркиваем. Раз ты сумел донести до меня важные новости, значит, Пофигнавсёж не компетентен. Помни о его судьбе, когда решишь проигнорировать инициативу очередного юного выскочки!
- Вроде меня?
- Верно!
- Разрешите один вопрос?
- Валяй.
- А зачем вы тогда меня вызвали? Ничего не стоило проигнорировать!
- Чтобы ты и дальше продолжил ломиться во все двери? А-то и, разочаровавшись в начальниках, попытался донести своё открытие до широких масс? Нет, проще и лучше тебя купить, обратив энергию и способности в противоположное русло.
- Понимаю.
Выпустив несколько клубков дыма, Великий Канцлер отложил сигару.
- Ну, что ж, Эдвин, - улыбнулся он, - большой личный кабинет с окнами на юг и запад, высокая должность и зарплата. Я попрошу Марину подыскать тебе хорошую во всех местах секретаршу. Неплохой взлёт, а?
Эдвину оставалось лишь радостно согласиться. В конце концов, разве не об том он мечтал? Наконец-то, выслужился. Доказал руководству свои способности. Даже величайший из зануд не сможет сказать, будто Великий Канцлер не оценил по достоинству его труд. Награда обрела героя.
Внезапно появившуюся бочку меда испортила... нет, даже не ложка, а маленькая едва-едва заметная капелька дегтя. Увы, для беса долгие годы эта «капелька» оставалась главной целью в жизни, и он не смог просто от неё отмахнуться.
- А как же Армагеддон? Неужели Ужасного Конца не будет?
- Нет! Будет Ужас без конца!
Великий Канцлер рассмеялся ужасающим, торжествующе-надменным смехом, коим так славились Лорды Ада.



X

А волшебник неожиданно для самого себя встретил новую любовь. Прекрасную, милую и добрую девушку. Благодаря ней он отвернулся от черной магии и обратил свой лик к свету. Волшебник совершил множество добрых дел и искупил свои грехи. Он умер счастливым в окружении жены, детей и внуков.
Довольный ангел-хранитель препроводил волшебника в рай, не забыв отчитаться в Небесной Канцелярии о том, что из лап Дьявола удалось вырвать ещё одну бессмертную душу.

Конец
Автор благодарит за помощь в редактировании – Ankelesh.

PS. Спасибо за прочтение. Если у Вас появилось желание материально поддержать автора, то можете направить деньги (сколько сочтете нужным) на один из следующих кошельков:
Яндекс-деньги: 41001469160520
Web Money: R27864060542

Если Вы хотите что-либо написать автору, то:
Адрес электронной почты: kirillp1985@mail.ru
Блог в ЖЖ: http://kirillkrm.livejournal.com/

Это могли быть наши лучшие дни.
(Сценарий)

Поначалу мы видим тёмный экран и эпиграф в середине:
"Confusion will be my Epitaph"
King Crimson
и слышим тихое, но постепенно усиливающееся тиканье множества часов.
Это длится всего около пятнадцати секунд, а затем вместо мерного тиканья вдруг раздаются производимые множеством часовых механизмов звон и бой и синхронно с ними на экране появляются титры. Они идут в течении примерно половины минуты, пока не затихает звон часов, и, когда наступает полная тишина, начинается, собственно, сам фильм.
Первый кадр. Вид сверху.
Широкая двуспальная кровать, на которую наискось падает широкая полоса солнечного света. На кровати лежит старик лет семидесяти, полностью облысевший и немного полноватый на вид. Он одет в пижаму белого цвета, похожую на больничную. Всё одеяло старик перетянул на себя, так что правая сторона кровати пуста, но на матраце достаточно отчётливо видна вмятина в форме человеческого тела.
Первые несколько секунд старик лежит с закрытыми глазами. Затем он медленно открывает их и неохотно, будто совершая невероятное усилие, поворачивает голову к окну.
Следующий кадр.
За окном ни облака. Лучи жаркого летнего солнца, настолько яркого, что из-за него даже голубое небо выглядит выцветшим, освещают комнату, заставленную старой, немного потрёпанной мебелью...
Изображение комнаты сменяют круглые часы на стены, показывающие без одной минуты час. Секундная стрелка проходит последние несколько делений и вместе с минутной останавливается на двенадцати...
...И на экране появляется крупный план фарфорового чайника с крупной трещиной, идущей от крышки до носик. Посередине чайника когда-то был изображён улыбающийся мальчуган в форме матроса, однако теперь от него остались только фуражка с синей лентой, одна из рук с фрагментом туловища и нижняя часть ног.
Камера начинает отъезжать назад, и мы видим столик с чашкой чая на нём, того самого старика, сидящего за столиком. Вскоре становится ясно, что старик расположился на террасе средних размеров деревянного коттеджа. Терраса находится со стороны дороги, так что можно наблюдать за прохожими и проезжающими автомобилями. Через один квартал дорога упирается в пешеходную набережную, идущую вдоль морского пляжа.
Солнце в зените. Ветер практически не дует: свисающий с крыши коттеджа флаг штат Мэн еле-еле колеблется слабеньким морским бризом. Дорога, тротуары, листья деревьев, газоны покрыты толстым слоем пыли. Похоже, что дождя здесь не было по меньшей мере пару недель.
- Эй, Фрэнк! - слышится за кадром крик, и старик поворачивает голову в сторону кричавшего.
- Привет, Кевин, - говорит он.
Высокий, худой чернокожий мужчина стоит на тротуаре, прикрыв глаза от солнца ладонью. Он коротко стрижен, сед, его лицо изрезано морщинами, но выглядит он на несколько лет моложе Фрэнка, хотя возраста с ним одинакового.
- Я зайду? - спрашивает Кевин.
- Нет, конечно, я тебя оставлю на пороге смотреть, как я допиваю свой чай, - с хорошо различимым сарказмом отвечает Фрэнк. На лице Кевина появляется смущённая улыбка. - Дверь открыта, заходи.
Кевин проходит к дому по пешеходной дорожке, поднимается на низкое крыльцо, вытирает ботинки о коврик для ног, открывает дверь, проходит внутрь и осторожно, чтобы не хлопнуть, закрывает её...
...Средних размеров полутёмная комната. Единственное окно закрывают плотные тёмно-зелёные шторы. Комната почти пуста: экранный холст, висящий на стене; два широких дивана, поставленных напротив холста; маленький столик между двух этих диванов и небольшая репродукция "Девятого вала" Айвазовского, висящая рядом с холстом - вот и вся обстановка.
Кевин сидит на диване, Фрэнк, согнувшись над стареньким любительским кинопроектором, стоящем на столике, что-то колдует с ним. Рядом с проектором лежит коробка из под киноплёнки с наклейкой на ней: "12 июня 1964 год. Выпускной."
- Готово, - говорит Фрэнк, распрямляясь.
- Ну что, совершим путешествие в прошлое? - Кевин снова улыбается смущённо. - Во дни нашей молодости?
Фрэнк ничего не отвечает, только жмёт на пару кнопок. Раздаётся характерное стрекотание, и на экране появляется чёрно-белое изображение. Звук отсутствует.
Красивый светло-русый парень, на голове которого красуется слегка сдвинутая набок шляпа с полями, сидит за рулём кабриолета, с большой скоростью несущегося по шоссе.
Фрэнк проходит к дивану и садится рядом с Кевином.
- Это ведь Рой, да? - спрашивает Кевин.
- Да, - кивает Фрэнк. - Когда он умер?
- Ммм... в шестьдесят девятом, летом, на каком-то рок-фестивале. Кажется, смертельная доза героина. Жалко его.
- Да, - соглашается Фрэнк. - Правда, к шестьдесят девятом мало что уже осталось от того крутого парня, каким он был всего пять лет назад. Знаешь, по-моему, это было самоубийство. По-моему, его просто достало всё то дерьмо, которое его окружало... в которое он сам себя вогнал.
Пока они говорят, камера приближается к экранному холсту, и скоро изображение на нём заполняет собой весь кадр. Когда это происходит, Рой поворачивается в нашу сторону, широко улыбается и свободной от вождения рукой показывает "козу". Он что-то радостно выкрикивает.
Следующий кадр. Цветное изображение.
"Вам-бама-лума-а-вам-бэм-бум!"
Фрэнк, ещё молодой черноволосый, кареглазый парень, который не успел ещё располнеть и облысеть, сидит, поднеся к лицу древнюю ручную видеокамеру, и, крутя ручку записи. Слышны шум езды и несущаяся из автомобильного радиоприёмника "Тутти Фрутти".
- Да, согласен, приятель! - кричит Фрэнк. - Это самый крутой день в нашей жизни!
- Может, прибавим скорости? - спрашивает Рой. - Нехорошо заставлять других ждать.
- Давай! - соглашается Фрэнк.
Он уже закончил снимать и укладывает камеру в небольшую дорожную сумку.
Тем временем Рой свободной рукой нашаривает полулитровую бутылку "Джима Бима", большим и указательным пальцем, не глядя, свинчивает крышку и три-четыре раза отхлёбывает прямо из горла.
- Да, Фрэнки, - говорит Рой, ставя бутылку обратно на место. - Мы живём в век высоких скоростей. Это век, когда нам наконец-то стало позволено всё. И после нас этот мир уже никогда не будет прежним!
Все предыдущие поколения только тем и занимались, что возводили всё новые стены, нравственные барьеры, рамки, ограничения; придумывали всё новые и новые нормы: нормы морали, нормы права, нормы этикета - и в конце концов они сами себя загнали в тупик. Посмотреть на них - жалкое зрелище: зашоренные, задавленные обилием ими же выдуманных правил и запретов: негоже делать то, негоже делать это... Наверное, единственное, чего эти ханжи до сих пор себе не запретили, это дышать. Ну и кому они теперь нужны со своими запретами?
Мы совсем другие. Мы - новое поколение, свободное от всяких предрассудков: мы - те, кому предназначено смести все устаревшие моральные барьеры, которые мешают нам двигаться дальше, и повести человечество вперёд, к свободе!
Фрэнк, у нас есть сейчас уникальный шанс изменить этот мир, создать наконец-таки общество, в котором не будет ни войн, ни политики, ни прочей лжи, где все люди будут равны и каждый будет волен делать то, что он захочет.
Но нам нужно торопиться. потому что нужно всё успеть сделать и всё успеть попробовать, ведь тот, кто не попробовал в этой жизни всё, прожил её зря.
- Вот почему наш век - это век высоких скоростей, - заключает Рой. Он снова берёт бутылку и делает ещё пару глотков. - Мы хотим успеть всё.
Фрэнк ничего не отвечает, и остаток пути друзья проводят молча: Рой сосредотачивается на вождении, Фрэнк с довольным видом смотрит по сторонам.
По обе стороны от шоссе, по которому мчатся наши герои, расстилаются поля, изредка прерываемые небольшими рощицами и узкими полосками леса. Всё цветит, зеленеет и блестит в лучах летнего солнца, утвердившегося среди плывущих по голубому небосводу облаков. Сегодня прекрасный день.
Автомобиль взбирается на вершину высокого холма, минует щит с надписью: "Дабл-Кросс Таун. Население: 300 человек." и спускается навстречу небольшому городку, расположившемуся на морском побережье.
Дабл-Кросс своё название получил неслучайно: он состоит из шоссе, оно же Мэйн-стрит, которое доходит до пляжа и упирается в него под прямым углом, и двух улиц, его пересекающих, так что с высоты он действительно смахивает на сдвоенный крест. Весь город, за исключением зданий супермаркета, администрации, полицейского участка и нескольких кафешек, расположившихся вдоль пешеходной набережной, застроен аккуратными одно-двухэтажными коттеджами.
Камера глядит вслед удаляющемуся под последние аккорды "Тутти Фрутти" кабриолету, и мы слышим закадровый разговор между постаревшими Фрэнком и Кевином:
- Слушай, а я ведь видел Роя незадолго до его смерти! - вдруг восклицает Кевин. - В шестьдесят восьмом, что ли...
- Ну и как он был? - спрашивает Фрэнк.
- Он выглядел таким... подавленным. Нет, я, конечно, понимаю, героин, он ведь так на людей влияет, верно? Рой ведь тогда уже плотно на этой дряни сидел. Но, знаешь, я думаю, это был лишь отчасти героин.
Рой был не просто подавлен. Он был устал и разочарован...
Автомобиль движется по Главной улице Дабл-Кросса. Рой, успевший напялить солнцезащитные очки, не отрываясь от дороги, энергично кивает головой в такт "Блюзу восходящего солнца" в исполнении The Animals.
- Когда мы встретились, Рой сказал мне, что ему всё надоело, - продолжает Кевин.
Звучит закадровый голос Роя:
- Все эти хиппи, все эти антивоенные движения - дерьмо. Сначала я надеялся на них, а потом понял, что они ничего не могут изменить. Люди слишком эгоистичны. Они не хотят становиться лучше, они хотят денег, власти и развлечений.
Для большинства хиппи - это не идеалы равенства, свободы, любви и братства, а возможность не работать, курить косяк и иметь "свободные отношения"; пацифизм - не движение против войн и насилия, а модно, позволяет почувствовать свою значимость для общества и служит хорошим прикрытием для собственных корыстных целей. А ты что думал, все эти лидеры движений протеста за идею борются? Навряд ли.
Да и вообще, почти все люди - эгоистичные придурки. Я теперь это понимаю, но вот что мне делать со своим пониманием - ума не приложу.
- Примерно так он мне всё и рассказал, - говорит Кевин.
Пока он заканчивает свой рассказ, Рой паркует машину возле гаража дома, который мы видели ещё в самом начале. Да, это дом Фрэнка, только пятидесятилетней давности. Впрочем, от нынешнего он мало чем отличается: деревянные оконные рамы, другие входная дверь и почтовый ящик, отсутствует кондиционер.
Фрэнк вылезает из автомобиля и захлопывает дверь. Рой поступает интересней: вынув ключ зажигания, он, не раскрывая дверцы, выпрыгивает из машины.
- Может, припаркуем её в гараже? - спрашивает он.
- Если придумаешь, куда телепортировать машину моих родителей, которая стоит там, тогда припаркуем, - несколько раздражённо отвечает Фрэнк. - А вообще, не думаю что в этом есть нужда. Мы тут от силы четверть часа пробудем.
- А потом отправимся навстречу приключениям... - вставляет Рой. - Кстати, а где твои родители?
- Греются под жарким летним солнцем Флориды, - говорит Фрэнк.
Новая сцена.
Прихожая в доме Фрэнка, вид из коридора. На коврике перед дверью стоят три пары обуви. Из глубин коттеджа доносятся звуки оживлённого разговора.
Треск дверного звонка. Несколько секунд тишины, затем звук шагов в коридоре и в кадре, к нам спиной, появляется среднего роста девушка с коротко (но не слишком) постриженными белокурыми волосами. Камера движется вслед за ней, пока она подходит ко входной двери, проворачивает ключ в замке и отпирает дверь.
- Привет, парни, - говорит она и отходит в сторону, пропуская мимо себя Роя с Фрэнком.
Теперь, когда она стоит к нам вполоборота, мы видим, что она очень красива: огромные голубые глаза сверкают изнутри огнём веселья, прекрасные губы приподняты в улыбке, а слегка завитые на концах золотистые локоны изящно спадают ей на лицо.
- Привет, Джейн, - говорит Рой и проходит дальше по коридору.
Фрэнк входит вслед за ним. В его руках снова камера, и он, не переставая крутить ручку записи, направляет её на Джейн.
- Улыбнись, - говорит он. - Ты сегодня прекрасна.
Джейн расплывается в смущённой и вместе с тем счастливой улыбке:
- Правда?...
... Рой проходит, по виду своему напоминающему столовую: в центре комнаты расположился длинный обеденный стол, на котором стоит бутылка с шампанским в окружении восьми пустых бокалов. При этом, если приглядеться повнимательней, то становится очевидно, что столовая в шестидесятых и домашний кинозал в наше время - одна и та же комната. Те же пропорции помещения, та же репродукция Айвазовского на стене; тот же маленький столик, только поставленный возле окна и с радиоприёмником вместо кинопроектора на нём.
За столом сидят двое: Кевин и незнакомый пока нам низкий, крепко сбитый, весь немного угловатый парень, впечатление от которого довершают высокая лоб, массивная челюсть и короткая стрижка. Кевин же молодой практически ничем не отличается от пожилого Кевина, разве что волосы его не седые, а вороно-чёрные и курчавятся, да отсутствуют морщины на лице. В остальном же он всё тот же самый высокий, коротко стриженный, слегка небритый парень с задумчивым, туманным взглядом и некоторой стеснённостью в движениях и речи.
- Здорово, ребята! - кричит Рой.
Не совсем твёрдой походкой он приближается к сидящим и поочерёдно здоровается за руку с каждым из них.
- Привет, Кевин. Привет, Тэдди, - в ответ на приветствие Тэдди улыбается своей широкой, чертовски обаятельной и, что самое главное, доброй улыбкой.
- О чём вы тут беседуете? - спрашивает Рой.
- О то, кем бы хотели стать, - приятным басовитым голосом отвечает Тэдди. - И о том, что для нас в этой жизни главное.
- Хм, а это любопытно. Эй, Фрэнки, - говорит Рой входящему вместе с Джейн в комнату другу. - У нас тут философская беседа насчёт того, чего бы мы хотели в своей жизни добиться.
- Погодите, без меня не начинайте, - Фрэнк торопливо завинчивает крышку объектива камеры и кладёт её в дорожную сумку.
Он проходит к столу, отодвигает стул, чтобы на него могла сесть Джейн, и занимает место рядом с ней, напротив Кевина и Тэдди. Рой остаётся стоять.
- Ну, с кого начнём? - спрашивает Фрэнк.
- С меня, пожалуй, - говорит Рой и начинает свою речь. - Честно говоря, я не знаю, кем я хочу быть, но я точно знаю, чего я хочу добиться. А хочу я, ни много ни мало, изменить к лучшему этот мир, слишком погрязший в лицемерии, политике и потребительском образе жизни.
Наш маленький голубой шарик и так слишком мал, но люди продолжают придумывать всё новые и новые рамки и границы: между белыми и чёрными, богатыми и бедными, между тем, что дозволено и что нет. Хватит! Этому миру давно нужна хорошая встряска и я собираюсь её ему дать. И мне наплевать на то, что придётся сделать для этого, главное - результат.
- Всё, я закончил. Кто следующий? - Рой обводит взглядом собравшихся и останавливается на Фрэнке. - Давай ты, дружище.
- Давай, - соглашается Фрэнк. - Так, чего бы я хотел? Ну, я не такой как ты, Рой, я не хочу переворачивать наш мир с ног на голову, мне он и так нравится; мне не надо совершать революций, открытий или ещё что-нибудь такое же выдающееся. Мне многого не нужно: чтобы была любимая работа, чтобы завести семью и детей, чтобы рядом со мной были друзья и дорогие моему сердцу люди. И этого мне хватит с лихвой. Да я и не думаю, что нужно больше. А ты, Джейн?
- Знаете, а я с детства мечтала стать путешественницей, - говорит Джейн. - Я бы хотела посетить каждый уголок земного шара. А потом написать книгу о своём путешествии. Это, наверное, наивно звучит, - она вновь смущённо улыбается.
- Мечты всегда немного наивны, - замечает Кевин, задумчиво разглядывая свисающую с потолка люстру. Следует пара секунд молчания.
- А что скажешь ты, Тэдди? - спрашивает Рой, продолжая разговор.
- Я... не знаю, - на лице Тэдди неожиданно появляется почти виноватое выражение. - Я действительно не знаю, что мне нужно от жизни.
- Как так, не знаешь? - удивляется Рой. - У каждого в жизни есть какая-то цель, мечта! Хоть что-то да имеется! Ну-ка, давай подумай ещё раз хорошенько и скажи мне: чего бы тебе хотелось?
- Может, - неуверенно начинает Тэдди, приобретая ещё более виноватый вид. - Может, покоя...
- Ах, значит покоя, - тут Рой внезапно сощуривается и окидывает Тэдди с головы до ног презрительным взглядом. - И что же ты имеешь в виду под покоем?
- Ну, когда тебе не надо ни к чему стремиться, потому что ты всем доволен и у тебя есть всё, что нужно для комфорта. Тебя не тревожат лишние заботы, переживания, и ты можешь спокойно наслаждаться жизнью.
- Существованием, - цедит Рой сквозь зубы. - По-моему, это худшее, чего может пожелать человек. Не думаю, что мы были рождены для того ,чтобы провести свою никчёмную жизнь, лёжа на диване. Для того, чтобы мы чего-то хотели, о чём-нибудь мечтали и чего-то добивались, но не ради того, о чём ты сейчас говорил.
Нет, это, конечно, отличный способ избежать жизненных неурядиц, но не думаешь ли ты, что таким образом ты пропускаешь мимо себя саму жизнь? Как по мне, так просыпаться, просыпаться по утрам, не зная, чего ради - я уж лучше пойду застрелюсь.
Тэдди, собираясь возразить, открывает рот и кажется, что сейчас разыграется жаркий спор, но тут раздаётся звонок в дверь и все сидящие, подвинувшиеся поближе друг к другу в ожидании интересной дискуссии, почти синхронно поворачиваются в сторону входа.
- Это Элли, - говорит Фрэнк.
- Я открою, - Кевин вскакивает резко со своего места и торопливо покидает комнату.
И пока он идёт к двери, постаревшие Кевин и Фрэнк снова заводят свой невесёлый разговор.
- Слушай, а Тэдди, он в семьдесят пятом же скончался, верно?
- В семьдесят седьмом. Что-то с сердцем, инфаркт, кажется.
- Ах да, - Фрэнк тяжело вздыхает. - Эх, память ни к чёрту стала.
Кевин подходит к входной двери, берётся за вставленный в замок ключ, но отпускает его и ещё несколько секунд стоит перед дверью, переминаясь с ноги на ногу в нерешительности.
- Давай, - тихо шепчет он себе и с едва слышным вздохом наконец поворачивает ключ в замке и открывает дверь.
На пороге стоит хрупккая на вид, миниатюрная девушка с длинными, чуть золотистыми волосами и серьёзным взглядом глубоких зелёных глаз.
- Привет, - говорит она.
- П-привет, - глухим голосом отвечает Кевин.
- Все уже там?
- Да, да, все уже собрались, - говорит Кевин, глядя куда-то в летнее небо.
Он отходит в сторону, пропуская Элли в прихожую, и ждёт, пока она снимает обувь.
- Они в столовой? - спрашивает она.
- Да, конечно, - теперь Кевин, теперь внимательно рассматривающий противоположную сторону улицы.
Следующий кадр.
Камера следует вслед за Кевином и Элли, вместе идущим по коридору по направлению к столовой, из которой доносятся звуки песни, которая в шестьдесят четвёртом году звучала, наверное, из каждого радиоприёмника. Это была битловская "She Loves You".
Кевин на пару шагов отстаёт от Элли: он смотрит вновь, на собственные ноги и сосредоточенно трёт себе висок.
Когда они входят в столовую, Рой уже стоит с откупоренной бутылкой шампанского в руках, по горлышку которой стекают остатки пены. Собравшиеся приветствуют Элли ,каждый по своему: Фрэнк и Джейн, улыбаясь, машут руками и почти синхронно произносят: "Привет!"; Тэдди слегка наклоняет голову, поднимает левую руку, в которой, как оказалось, он всё это время сжимал соломенного цвета шляпу с полями, и говорит: "Здравствуй, Элли." Рой, заметив новоприбывшую, жестом приглашает её к столу:
- Проходи, Элли, сейчас как раз время для торжественного тоста.
Элли садится на место рядом с Кевинои.
- Берите бокалы, - говорит Рой, разливая по ним шампанское своей заметно подрагивающей рукой. Несколько капель напитка попадает на стол, и Фрэнк делает ворчливое замечание:
- Чёрт, Рой, ты мне весь стол так заляпаешь.
- Остынь, чувак, ототрём. Сегодня самый лучший день в нашей жизни - не время для того, чтобы беспокоиться о таких мелочах, верно? - отмахивается Рой.
Кевин, находясь рядом с Элли, явно чувствует себя не в своей тарелке: он сидит, весь сгорбившись и держа руки на груди. Когда он тянется за шампанским, его рука мелко, но сильно дрожит; забирая бокал, он умудряется вывернуть руку под совершенно неестественным углом, так что ему приходится спешно перехватывать его другой рукой, дабы не разлить.
- Итак, - Рой с торжественным видом оглядывает сидящих. - Тост! Хотя нет, стоп, какой тост!
Элли, у меня к тебя важный вопрос. На него уже успели ответить почти все кроме тебя: что бы ты хотела от этой жизни?
Элли пару секунд молча глядит на Роя, затем на мгновение закрывает глаза, и, поправляя сбившиеся на лицо волосы, отвечает:
- Думаю, главное для меня - успешная карьера.
- Ну что ж, тоже цель, ничем не хуже других, - говорит Рой. - А что ты скажешь, Кевин?
Кевин смотрит сначала на Роя, затем обводит взглядом собравшихся и несколько секунд сидит молча. Видно, что он напряжённо размышляет: нижняя губа его закушена, брови нахмурены, а сосредоточенный взгляд обращён вовнутрь. Наконец он отвечает:
- Я бы хотел найти своё место в этом мире.
- Отлично! - кивает Рой и, подняв высоко над головой свой бокал, торжественно провозглашает. - Итак, предлагаю нам выпить за то, чтобы каждый из нас нашёл своё место в этом мире!
- За наши мечты, - добавляет Джейн со своей вечной смесью смущенья, веселья и радости на лице.
- Правильно, за мечты! - соглашается Рой.
Стремительно стихают в треске помех последние звуки "She Loves You" и вместо неё вдруг начинает звучать рефрен из "Американского идиота" :

Никто тебя не любит,
Тебя все забудут,
Все без тебя веселятся всласть.

И в это время крупным планом, в замедленной съёмке показываются сталкивающиеся бокалы. От сильного удара шампанское переливается за края шампанского, капли пены взмывают вверх и превращаются в высокую морскую волну, в кадре выглядящую огромной, и эта волна под финальные звуки ударных из "Возвращения домой" обрушивается на вылепленное из песка сердце. И когда вода откатывается обратно в океан, она уносит с собой часть песчаной скульптуры, а очертания сердца немного расплываются. На поверхности скульптуры виден белый осадок: это следы морской соли.
Рядом с сердцем сидят, держась за руки, парень и девушка в пляжной одежде. Океан раз за разом накатывает на их, вероятнее всего, общее творение, стремительно уничтожая его, но они не замечают этого: они о чём-то беззаботно болтают....
А в это время постаревшие Кевин и Фрэнк снова разместились на веранде и пьют чай, задумчиво разглядывая туристов, бредущих со стороны пляжа, или просто прохожих, которые идут по своим делам или прогуливаются. Уже наступил вечер, солнце стоит низко над горизонтом и на закатном небосклоне отчётливо видно Луну. С моря веет прохладный ветерок, приносящий облегчение после дневной жары. На улице, если не считать стрекотания сверчков и едва слышных разговоров между прохожими, стоит полная тишина, которую на самом деле не хочется разрушать, но нашим героям ещё есть что сказать.
И первым начинает Фрэнк:
- Знаешь, мне иногда кажется, что все наши мечты были заранее обречены на провал. Сам посуди: Рой, единственный из нас, кто по-настоящему пытался чего-то добиться, первым же и спёкся. Он хотел изменить мир, уничтожить ненужные границы между люди и прилагал к этому все усилия.
А потом вдруг осознал, что, как бы мы не стремились изменить что-то к лучшему, у нас ничего не получится, потому что всегда найдётся кто-то, кому неймётся, кому обязательно нужно потянуть одеяло на себя и всё изгадить. И от отчаяния Рой покончил с собой.
Или вот Элли: она всегда хотела сделать карьеру дипломата. Она метила в высшую лигу. Даже её муж, за которого она вышла замуж в Англии, был дипломатом.
Но брак её распался уже спустя пару лет после свадьбы. Элли тогда сказала, что в один момент она просто поняла, что её с мужем связывали только работа и общее стремление во что бы то ни стало попасть в... - тут Фрэнк, пытаясь подобрать подходящее выражение, несколько раз обводит указательным пальцем возле виска. - высшее общество. И когда он (муж) получил повышение и перевод на службу в Берлин, она поняла, что тянуть дальше смысла ноль, и подала на развод
А работу свою Элли возненавидела. А когда ты терпеть не можешь то, чем занимаешься, то о каком карьерном росте может идти речь? В результате, как её послали в Лондон в должности дипломатического атташе, то есть, проще говоря, младшего сотрудника, так она им всю жизнь и проработала. И теперь, выйдя на пенсию, она доживает свой век на юге Англии, вдали от друзей и родных.
- Знаешь, недавно я созванивался с нею...
- И что же она? - взволнованно перебивает его Кевин, выпрямляясь в кресле.
- Элли сказала, что ей там живётся неплохо, но она тоскует по старым временам, когда мы все были вместе, и жалеет о выборе своей профессии. Она призналась мне, что выбрала дипломатическую карьеру лишь потому, что посчитала её престижной. Ещё она сказала мне, что: "Лучше бы я занялась чем-нибудь другим. Тем, что мне бы действительно нравилось."
Про нас с Джейн и говорить нечего. Мы поженились спустя всего два месяца после выпускного, нам не хотелось ни от кого зависеть, а посему мы переехали на съёмную квартиру в Нью-Йорке, где я должен был начать своё восхождение к вершинам славы, - последние слова Фрэнк сопровождает грустной усмешкой. - Но вместо этого я занялся грузовыми перевозками: мы же теперь с Джейн ни от кого не зависели, а значит, нужно было обеспечивать себя самим. - тут в голосе Фрэнка проскальзывает сарказм. - И за всем этим моё увлечение фотографией и операторским искусством как-то подзабылось.
Правда, я несколько раз подумывал о том, чтобы вернуться к своему увлечению, но сначала я был занят своей работой водителя, затем организацией собственной фирмы по грузоперевозками, хлопотами по её развитию, продвижению... ну ты понял. Вести собственный бизнес, как ты сам знаешь, у меня получалось неплохо, и когда, кажется, в семьдесят пятом... ты же основал "Гипно" в семьдесят пятом?
- Да, - отвечает Кевин.
- Так вот, когда в семьдесят пятом ты предложил мне организовать собственную дизайнерскую студию, я подумал: "Да поздно уже... да и зачем?" И вот тогда-то я навсегда распрощался со своей мечтой.
А вот Джейн со своей нет. Знаешь, она часто рассказывала мне о том, как бы она мечтала поездить по миру, увидеть своими глазами Эйфелеву башню и Тадж-Махал, подняться на вершины Гималаев и скатиться вниз по склонам Андорры... И эту то мечту я уж точно был в силах исполнить. Так вот, на двадцатилетие нашей свадьбы я купил путёвку в Париж на двоих. - тут Фрэнк невольно приподнимает губы в улыбке. - Ты бы видел, как она обрадовалась!
За ту неделю, что оставалась до нашей поездки, Джейн успела спланировать её до мелочей: она составила список всех мест, которые мы должны были посетить, и всех дел, которые мы должны были успеть выполнить; она прочитала всю доступную ей об этом городе литературу. На кухонном календаре Джейн маркером обвела дату поездки, и стала вычёркивать один за другим оставшиеся до поездки дни.
За этими словами следует изображение висящего на стене августовского календаря, одна из дат которого аккуратно обведена чёрным маркером, а предыдущие семь дней, за исключением последнего, перечёркнуты столь же аккуратными чёрными крестиками. В кадре появляется рука Джейн и дорисовывает маркером последний крест, и камера возвращается обратно к Фрэнку.
- А по пути в аэропорт мы попали в аварию, - говорит Фрэнк, и его глаза загораются злобным огнём. - Какой-то пьяный ублюдок вылетел на перекрёсток на красный свет и на своём грёбаном "Нью-Йоркере" вмазался в нашу машину. О самой автокатастрофе воспоминаний у меня почти не осталось: испуганный крик Джейн, затём оглушительный грохот и противный хруст от удара и чудовищная боль в правой руке. А потом потерял сознание.
Можно сказать, я легко отделался. Тот придурок въехал в нас справа, я был за рулём, так что получил лишь сотрясение, перелом пары рёбёр и правую руку, нашпигованную осколками и сломанную в двух местах. А вот Джейн погибла на месте.
Я очень хорошо помню момент, когда мне сообщили, что ёё больше нет. Сначала было чувство, будто меня чем-то по голове огрели и внутри всё так похолодело, а потом мне вдруг стало всё так тяжело и безразлично... Следующие несколько дней я прожил как зомби, на автомате. Я не хотел ни есть, ни пить, но мне приносили завтрак, обед и ужин, и я вынужден был их поглощать. Мне не хотелось ни с кем разговаривать, но приходил доктор и расспрашивал меня о моём самочувствии, и я отвечал, что да, мне лучше, что рука моя заживает, а сам думал: "Уйди, уйди ты от меня, оставь меня в покое." Я мог по нескольку часов бессмысленно таращиться в окно, думая лишь об одном: чтобы мне наконец вкололи снотворное и я мог заснуть.
Сон был хорошим способом забыться... до тех пор, пока в одну ночь в больнице мне не приснилась Джейн, и я не понял, что ёё больше нет, что... Это такое ужасное чувство, когда ты больше не можешь быть рядом с человеком, которого любишь. Это как пытаться локоть укусить, только раз в тысячу хуже, понимаешь?
- Конечно, - тихо отвечает Кевин.
- Единственное, чему я рад, так это тому, что я купил путёвку только на себя и Джейн, а Дэви, нашего сына, отправил сюда, к родителям. Не дай Бог он бы оказался с нами в одной машине, потому что если бы и с ним что-нибудь случилось, я бы этого не пережил.
После этой трагедии я прожил в Нью-Йорке ещё два года, пока Дэви не исполнилось восемнадцать и он не отбыл в Калифорнию за высшим образованием. Как только он уехал, я продал квартиру, нанял директора, чтобы он управлял компанией вместо меня, а сам вернулся сюда, в родительский дом.
Дэви так и остался жить в Калифорнии: у него там работа, семья. Виделись мы последний раз лет десять назад, да и созваниваемся редко, максимум раз в полгода. Он избегает меня.
И всё из-за того дурацкого случая. Дэви встречал меня из больницы, и у него был такой грустный вид, как будто он был готов вот-вот расплакаться, и меня это просто взбесило. Дэви мне: "Привет, пап.", а я ему: "Подбери сопли, сосунок., а то захлёбнешься." И он так зло на меня посмотрел...
С тех пор у нас с ним установились довольно натянутые отношения. Не враждебные, нет, но натянутые. С тех пор, как Дэви уехал в Калифорнию, мы виделись всего раз пять-шесть. Даже на свою свадьбу и празднование в честь рождения дочери он пригласил меня в последнюю очередь. И всё из-за одной грёбаной фразы.
Так, что с тех пор, как девяносто втором умер отец, я живу один. Без жены, без детей, без семьи, без друзей. Ну, за исключением тебя, конечно.
Знаешь, иногда мне кажется, что Тэдди был самым счастливым из нас. У него была лишь одна цель в жизни - покой, - и он вполне её достиг. А что: работа музейным сторожем ночью, пиво в банке, телик и мягкий диван - днём. Тихая смерть от инфаркта во сне. Никаких пустых надежд, несбывшихся желаний, никаких волнений и разочарований. Идеал.
- Нет... - Кевин, до сих пор в задумчивости рассматривавший собственные подошвы, вдруг вскакивает с кресла. - Нет, ты не прав. Ты думаешь, Тэдди был доволен тем, как он распорядился своей судьбой? Сомневаюсь.
Тебе рассказать, как под конец жизни он растолстел настолько, что с трудом поднимался на второй этаж? Как все за глаза называли его жирным неудачником? Как однажды он сказал мне, что думает о суициде и полчаса прорыдал на моей груди? Как он начал пить, чтобы забыться, и алкоголь лишь приблизил его конец?
- Да, Тэдди был славным парнем, - помолчав чуть-чуть, продолжает Кевин. - Он был из тех, кто никогда не бросит в беде, кто всегда поймёт и поддержит; он был одним из немногих по-настоящему добрых и искренних людей. Но у него не было внутреннего стержня.
Тэдди рос без отца, под бдительной опёкой горячо любящей его матери, и это наложило отпечаток на весь его характер. Она контролировала фактически каждый его шаг, всё делала за него, так что в конце концов он просто разучился делать что-либо сам. Как итог, все его желания, мечты, таланты оказались похоронены под толстым слоем лени и нерешительности. И осталось только стремление к покою, больше похожему на медленную смерть. Увы.
Да и со мной собственная нерешительность сыграла злую шутку. Я тысячу раз хотел сказать Элли о своих чувствах к ней, но каждый раз, когда я собирался сделать это, мне в голову приходила простая такая мысль: "C чего ты, дурак, решил, что ты ей вообще нужен? Кто ты такой, чтобы быть рядом с ней? Молчи уж лучше." И я молчал.
Перед выпускным я сказал: "Всё, сегодня я признаюсь. Потому что если не сегодня, то никогда." Что ж, - Кевин грустно улыбается. - Теперь уж никогда. Помнишь, Рой спросил меня, чего я хочу в жизни, и я ответил: найти своё место в ней? Что ж, я его нашёл. Я хотел стать дизайнером, основать собственную студию - я это сделал. Но какой в этом смысл, если ты одинок, если рядом нет человека, которого любишь?
Я ведь что сейчас пытаюсь сказать: у каждого из нас был шанс исполнить мечту, прожить эту жизнь пусть не счастливо, но так, как хотелось бы нам самим. Но один пошёл не тем путём, другие отказались от своих стремлений, едва столкнувшись с жизненными обстоятельствами; третьи вообще выбрали себе в жизни не ту цель. Но самое страшное не это: в конце концов, ошибки совершает каждый. Хуже всего, что, однажды потерпев поражение, мы боимся попробовать снова, даже нет, нам лень пробовать снова.
И мы выбрасываем наши мечты на свалку, чтобы потом, в конце жизни, понять, что прожили её зря, и что теперь-то уж точно ничего не изменишь, потому что время ушло. - Кевин устало опирается о перила террасы. - Время - величайшая драгоценность. Деньги, золото, бриллианты - всё это мы можем, в принципе, заработать снова. А время не вернёшь ничем. Господи, как мы могли это забыть...
Камера показывает остатки песчаного сердца, от которого к этому моменту осталась лишь крошечная горстка песка. Затем на экране возникает зелёный кабриолет неизвестной модели, по Мэйн-роад покидающей Дабл-Кросс.
Финал.
Закатное солнце над морем. Нижний край небесного светила уже касается горизонта.
Тут посередине солнца появляется чёрная точка, которая быстро разрастается и под последние строки песни "Время":

Время ушло, и песня спета.
Что ещё могу сказать?

заполняет собой всё светило. Такое изображение держится в течении пары мгновений, а затем тьма молниеносно поглощает весь остальной кадр.
И под звуки репризы к песне "Breathe" на экране появляется надпись:

КОНЕЦ.
Титры.

Я лежала в одежде на кровати, готовая в любой момент укрыться одеялом и притвориться спящей, если родители вдруг вздумают ко мне заглянуть. Хотя я не могла припомнить момента, когда они заходили в мою спальню после «отбоя», но всё же не хотелось попасться из-за элементарного пренебрежения к закону подлости - самое непредвиденное произойдет тогда, когда потеряешь бдительность. Время тянулось мучительно медленно словно оно попало в желе и все никак не могло из него выбраться. Так всегда: когда замечаешь время, оно начинает ползти, словно наслаждаясь твоим вниманием, но стоит только отвернуться и оно, как спринтер, стартует вперед.
Без десяти минут двенадцать.
Скоро полночь. Именно в это время мы с друзьями договорились встретиться на остановке и уже там решить, что делать дальше.
Пожалуй, пора начинать подготовку.
Встав с кровати, я подошла к шкафу и, достав оттуда пуховик, положила его на кровать, после чего накрыла сверху одеялом. Да-а-а, не очень-то похоже на человека. Я попыталась и так и эдак придать форму, но после пяти минут плюнула на это решив, что, если родители все же заглянут, то точно присматриваться не будут, а раз так – сойдет и этот бугорок.
Подойдя к двери я прижалась к ней ухом и прислушалась: все тихо. Нагнувшись, я надела кроссовки, которые предусмотрительно оставила в своей комнате и, выпрямившись, снова прислушалась: ни единого звука. Стараясь не шуметь, я повернула ручку и медленно стала открывать дверь. Выйдя в коридор, я тихонько прикрыла за собой дверь и на цыпочках спустилась на первый этаж. Оказавшись в холле, я замерла и прислушалась, но все по-прежнему было тихо, только с кухни доносилось слабое гудение холодильника. Неяркий лунный свет струился в окно, но его было достаточно, чтобы я могла беспрепятственно прокрасться на кухню, а уже там к «черной» двери. Только оказавшись на улице и посмотрев на окна своей комнаты, поняла какая я тупица – мне следовало приставить к окну лестницу и спуститься по ней. В таком случае мне не пришлось бы совершать этот адреналиновый спуск, грозивший мне задержанием с поличным. И едва ли отмазка типа «Да я вот встала перекусить, а в спортивном костюме и кроссовках для красоты» прокатит.
Я стала быстро удаляться от дома, опасаясь того, что меня могут заметить соседи, которые по какой-то невероятной причине видят все даже тогда, когда, кажется, что видеть не могут.
Добравшись до условного места я смогла немного расслабиться. Вот она – свобода! Свобода, от которой трепетала душа и учащено билось сердце. Многие считают, что в другой мир можно попасть через зеркало, что оно является дверью, но по мне так все было куда проще – нужно просто дождаться ночи. И попадешь в совершенно иной мир, с другими звуками, запахами и ощущениями. Вот оно настоящее волшебство, но едва ли его кто-то замечал.
С противоположной стороны я услышала топот бегущих людей – это были Хотэка и Такаши.
- «Банда с последних парт» объявляет ночной сезон гуляний открытым! – крикнул Хотэка подбегая.
- Вот уж не думал, что тебе понравиться это прозвище. Мне оно совершенно не нравится, – ворчливо заметил Такаши. И я с ним была полностью согласна. Это прозвище приклеилась к нам совершенно случайно, когда на уроке иностранно языка Хотэка что-то сказал Такаши и тот засмеялся. Учитель быстро обернулся и, испепеляя их взглядом, процедил сквозь зубы:
- Банда с последних парт.
Эти слова адресовались только им, но по какой-то непонятной причине они распространились и на нас с Эри. Уже год прошел после того инцидента, но про прозвище так никто и не забыл.
- Да ладно тебе, - сказал Хотэка. - В этом что-то есть. Некий… шарм..
И мы все прыснули со смеху.
Из-за поворота показалась Эри и, заметив нас, помахала.
- Я боялась оказаться здесь первой и дожидаться вас, - подойдя к нам, сказала она. – В этом есть что-то жуткое, в голову моментально лезут разные страшилки.
- Не знала что ты у нас такая впечатлительная! – засмеялась я, хотя нечто подобное испытала сама, когда оказалась одна на остановке - островке света в окружающей тьме.
- Да это все из-за дома Ли. Мимо него и днем проходить жутковато, а ночью и вовсе… - недоговорив, она передернула плечами.
- Сколько раз тебе говорить, что это просо байки, которыми пугают друг друга у костра? – снисходительно проговорил Хотэка и посмотрел на Эри.
- Ты просто не общался со старожилами и не видел, как они изменяются в лице, когда речь заходит о доме генерала Ли, – сердито ответила девушка и для большей убедительности даже топнула ножкой. – Я верю в то, что в том доме происходит нечто странное. Его даже животные стороной обходят!
- Ты так говоришь, как будто сидела в засаде и наблюдала – обходят животные стороной этот дом или нет, - сказал он и расхохотался.
- Не наблюдала, но когда я выгуливаю собаку, она упирается и ни за что не хочет идти мимо него.
- О-о-о-о, нашли время, когда сцепиться из-за такой ерунды! – закатив глаза, простонал Такаши, но они никак не отреагировали на его слова.
- Ну ты просто сразила меня своим занудством! – выпалил Хотэка.
- Ах ты!.. – Эри взмахнула сумочкой и треснула его по голове. Парень ухнул и повалился навзничь. На земле он пару раз дернулся и затих.
- Хотэка, - воскликнула я и подбежала к нему.
- Я убила его! - воскликнула Эри срывающимся голосом. Она нагнулась над ним. — Я…я.. он… он… Ой!
Мы обе отпрянули, а Хотэка сел и состроил страшное лицо:
- Бу!
После чего завалился на спину и стал хохотать.
- Ну у вас и выражение лица! - сказал он, откашливаясь и переводя дух. — Как жаль, что не додумался сфотографировать вас. Вы бы точно победили в номинации «Испуганные лица 2013 года!».
За одно мгновение во мне пронесся ураган эмоций начиная от дикого страха за Хотэка до невероятного облечения, что с ним все в порядке. Но потом мной обуял гнев.
- Идиот, - заорала я, - на долю секунды я и правда поверила что… - договорить я не смогла.
- Извини, - проговорил парень, задыхаясь от смеха, но было видно, что он не чувствовал своей вины. – На моем месте ты бы тоже не удержалась.
- Она бы удержалась, потому что у нее больше извилин в голове, чем у тебя! – взвизгнула Эри и замахнулась сумочкой, но потом, по-видимому, передумала и опустила ее.
- Зато я не верю во всякую чушь, - взвился Хотэка и подскочил с земли, словно ужаленный. – Я схожу в дом этого Ли, вернусь и ты удостоверишься сама, что это просто старый, заброшенный дом, - он развернулся и стремительно стал удаляться. Сомневаться не приходилось: он осуществит сказанное.
- Эй-й, постой, - крикнул Такаши, но Хотэка не откликнулся.
Переглянувшись, мы, не сговариваясь, последовали за ним.
Повернув на повороте, нашим глазам предстал массивный двухэтажный особняк. Между ним и другими домами с обеих сторон было большое расстояние и из-за этого складывалось ощущение, что дома знали о дурной славе особняка и стремились отдалиться от него, жались к соседским. Издалека даже при лунном свете он выглядел величественным, надменным. Однако, когда мы приблизились к нему, первое впечатление мгновенно испарилось. Первое, что бросалось в глаза – высокий, местами разрушенный, и заросший растительностью каменный забор с покосившимися воротами. От них местами разбитая асфальтированная дорожка вела к парадному входу. Вся территория особняка, некогда ухоженная, была покрыта какой-то сорной травой.
«Что мы здесь делаем? — спросила я себя. И ответ тут же нашелся сам собой: — Это безрассудно, но, надо признаться, в этом есть какое-то очарование».
Мы прошли по дорожке и остановились у ступеней. Хотэка решительно подошел к двери и постучал.
- Эй, призраки, вы дома? Э-ге-гей! – произнес он громко, но не настолько, чтобы услышали соседи. Подождав немного, парень постучал еще раз и прислонил ухо к двери.
- Внутри все тихо, - сказал он скорее для нас, чем для себя. - Пойду зайду с другой стороны.
Мы вслед за ним спустились по ступеням и обошли дом. Тут все окна были закрыты ставнями и эта сторона дома казалась неприступна. Но, когда мы оказались у черного входа, Такаши вдруг предостерегающе поднял руку.
— Смотрите! — прошептал он.
Высунувшись из-за его плеча, я смогла рассмотреть то, на что указывал парень: черная дверь была приоткрыта. Немного помедлив, Хотэка толкнул дверь и та с жалобным скрипом, напоминающим визг котенка, отворилась. От этого звука мурашки побежали по спине.
- Я не пойду внутрь, - прошептала я и не узнала свой голос. Крутанувшись на пятках, я направилась назад к воротам. Внезапно яркий свет ударил мне в лицо. Проморгавшись, я разглядела силуэт, вооруженный, кажется не только фонариком, но и пистолетом:
– Ни с места! Полиция!
- Офицер, мы не думали… - начала было Эри, но полицейский оборвал ее, рявкнув:
- Молчать! – он посветил фонариком ей прямо в лицо.
У меня внутри все похолодело. За моей спиной кто-то судорожно вдохнул и не трудно было догадаться почему - каждый из нас понимал, чем нам это грозит – хорошей взбучкой от родителей и, скорее всего, отстранением от занятий. Мысли метались от одной идеи к другой, ища выход из этой ситуации, когда полицейский сделал невероятное: он поднес фонарик к своему подбородку, скорчил гримасу и громко рассмеялся.
«Неужели мы нарвались на сумасшедшего полицейского?», - пронеслось у меня в мозгу.
- Рю, мать твою, - радостно воскликнул Хотэка.
- Что вы здесь делаете? – выключая фонарик, спросил «полицейский».
Рю? Я не верила глазам и ушам своим! Он был нашим одноклассником, пока его отец не сменил работу, и они не переехали в другой город. За то время, что мы не виделись, он сильно изменился, даже тембр голоса стал более низким, так что нет ничего удивительного в том, что я его сразу не узнала.
- Это ты что здесь делаешь? — выпалила я.
- Я шел домой, когда услышал знакомые голоса. Сначала хотел вас окликнуть, но потом решил проследить за вами и, как оказалось, не зря.
- Ах ты.. ты чуть всех нас до инфаркта не довел! Но, Боже, я не видела тебя почти полгода! — крикнула я, ринулась вперед и повисла у него на шее. - Постой, - я отстранилась от него.- Домой?
- Да, ты не ослышалась. Отец снова сменил работу, и мы перебрались сюда.
- Теперь наша «банда» в полном составе! – радостно воскликнул Хотэка.
- Вы мне так и не ответили, - напомнил Рю. - Что же вы здесь делаете?
- Решили покрыться фантастическим лунным загаром, а всем известно, что на заднем дворе Ли он получается самый лучший и правильный, – смеясь ответила Эри.
- Ты никогда не даешь прямой ответ, - заметил Рю.
- Мы здесь, чтобы доказать Эри, что в нем, - Хотэка указал на дом, - нет никаких странностей и аномалий.
- Тогда чего ждем? – спросил Рю, включил фонарик и, обогнув всех, вошел в открытую дверь.
Я понимала, что наши действия противоправны и, если нас поймают, проблем будет больше чем достаточно, но не смотря на это – я последовала за остальными. Первые опасения после встречи с Рю прошли и меня захватило то, что мы делали, захватило своим безрассудством и, щекоча нервы, звало за собой, обещая большего.
Несколько минут мы молча двигались за Рю. Прошли сквозь кухню и оказались в гостиной. Тишину окружающую нас лишь изредка нарушал скрип деревянных половиц. Фонарик и лунный свет позволяли разглядеть окружающую нас мебель.
– Этот дом непохож на заброшенный, - прошептала Эри.
Действительно, немногочисленная мебель была аккуратно расставлена: на старом диване лежала газета, и она не была желтая, следовательно, она здесь недавно. Да и воздух не был затхлый, так характерный для заброшенных помещений.
- Как вы смеете! – раздался гневный окрик.
Дернувшись как от удара, я резко обернулась. В дверном проеме стояла высокая фигура, отчетливо выделяющая на фоне лунного света.
- Призрак! - завизжала Эри и попыталась убежать, но споткнулась обо что-то и, падая, зацепила Рю и они с криком повалились на пол. Вылетавший из рук парня фонарик стукнулся об пол, моргнул раз, другой и погас, погружая всех нас в темноту. Кто-то ахнул и затем раздался чей-то душераздирающий вопль.
- Бегите! – крикнул Хотэка, и послышались удаляющиеся шаги. Немного замешкавшись, я ринулась по направлению коридора, который до этого заприметила, но врезалась в кресло. Обогнув его, я выскочила в коридор и в конце него увидела окно. Подбежав к нему, я попыталась открыть его, но оно не поддавалось. Я начала паниковать. Неожиданно кто-то зажал мне рот рукой и притянул к себе. Все, я попалась. Я стала брыкаться, чтобы попытаться вырваться из этих цепких рук, но у меня не получалось. Шалости кончились и меня посадят в тюрьму за проникновение в чужое жилище. Со школы с позором исключат, и соседи будут тыкать пальцем в моих родителей. Позор. Я стану позором семьи.
- Тихо, - в самое ухо прошептал кто-то и по голосу я определила, что это Такаши. Он отпустил меня и я обернулась.
- Извини, я не хотел… - он судорожно сглотнул и как-то странно посмотрел на мой лоб. – Я не хотел тебя напугать. Дай я попробую.
Он стал толкать раму, но она не подавалась.
- Идем, - схватив меня за руку, он потащил за собой. Я хотела определить местоположение хоть кого-то, но ничего не могла услышать: наш бег не давал возможности расслышать другие звуки. Выбравшись из коридора, Такаши потянул меня в бок и вскоре мы оказались перед дверью.
Распахнув ее, мы влетели внутрь и практически сразу налетели на стол, который стоял посередине комнаты, и перевернули его. Послышался скрежещущий грохот, звон разбитого стекла. Эта комната была тускло освещена, что позволило нам осмотреться. Мы оказались в небольшой комнате с множеством столов, на которых стояли баночки, пузырьки и аквариумы, некоторые из которых были очень большими и покрытые тканью. Посмотрев на содержимое ближайшего аквариума, Такаши с отвращением прошептал:
- Змеи.
Я огляделась и заметила дверь.
- Смотри… - неожиданно мою праву ногу пронзила боль и от неожиданности я вскрикнула.
- Что? – парень обеспокоенно посмотрел на меня.
- Нога, что-то укусило меня.
В неясном свете я огляделась и заметила нечто, уползающее от меня.
- Что это?
- Это рак, обычный речной рак. Идем. – Такаши подбежал к двери, открыл ее и ночной воздух ударил в лицо. Выскочив на улицу, я хотела сразу побежать к дому, но резонно предположив, что нас могут преследовать, передумала. Я решила добежать до улицы, на которой располагалось множество ночных баров и увеселительных заведений и, если кто-то будет гнаться, то в толпе потеряет меня. Я дышала с трудом, но заставляла себя бежать. Вперед-вперед-вперед! Когда боль пронзила бок, я остановилась, чтобы перевести дух, и только тут сообразила – я бегу одна. Отгоняя от себя ужасные мысли о том, что Такаши поймали, я быстрым шагом устремилась на главную дорогу.
В витрине одного из магазинов я увидела свое отражение и поняла, почему так странно посмотрел на меня Такаши в доме Ли - некогда черные волосы стали белыми. Я поседела. В другой бы ситуации у меня бы случилось истерика из-за этого, но сейчас это обстоятельство отошло на второй план – меня беспокоил укус. Он стал болеть сильнее.
Пробираясь сквозь толпу, я ощущала на себе многочисленные взгляды. Их можно понять – не каждый день увидишь седую девушку, но я ненавидела эти косые взгляды, которые бросали прохожие. Их улыбочки. И то, как украдкой некоторые пытались меня сфотографировать. Сначала я даже хотела подбежать к одному из них, выхватить телефон и швырнуть его на асфальт, но поняла, что у меня просто нет сил. Нет, мне не хотелось упасть и умереть или забиться в самый темный угол и попытаться пережить эту боль – мне хотелось идти вперед, словно таким способом я надеялась уйти от реальности. Я даже боялась обернуться – я боялась увидеть черноту, которая ползла вслед за мной и поглощала все, превращая разноцветные афиши, деревья и цветы в однотонную черную массу – в ничто. Я опасалась того, что, если остановлюсь, хоть на секунду, она поглотит меня.
Боль становилась сильнее.
Я шла вперед и с тревогой ждала перекрестка, потому что если будет гореть красный цвет светофора, мне придется остановиться, а именно этого я и боялась. От ужаса и боли, я не могла даже закричать. Мной двигала только одна мысль – домой, скорее домой. Там безопасность. Родители обязательно что-то сделают, чтобы убрать эту невыносимую боль.
Горел красный, но я не остановилась, а свернула направо и, не переходя дорогу, пошла вдоль дома. Постепенно гомон с главной дороги стал стихать, и вскоре был слышен только небольшой гул.
Я недалеко от дома, всего один квартал. Остался всего один квартал.
Так я и шла – как сломанная кукла, вынужденная вечно идти вперед. Кукла – без эмоций, без осознания происходящего. Кукла – никому ненужная, но нуждающаяся во всех.
Мне становилось все хуже — то ли я совсем расклеилась, подавшись панике, то ли сказывался этот чертов укус. Я уже сомневалась в том, что это был обычный речной рак. Стук в висках сменила адская боль, пронизывающая мозг насквозь. Пульсирующая боль раздирала место укуса, словно таким образом, использую манеру азбуку Морзе, выстукивала: «Я тут. Я тут». Это напоминало изощренную пытку. Боль ненадолго ослабевала, но потом вновь становилась сильнее, как гонщик стартует и быстро увеличивает скорость, так она свою силу. И словно вторя ей мышцы лица стали поддергиваться, как будто решили устроить замысловатый танец. Дышать становилось труднее, и пот градом катил по моему лицу. Что происходит? ЧТО??? От непонимания ситуации и жуткого страха я скулила. Сейчас бы, даже если захотела бы закричать не смогла. Воздух со свистом проникал в легкие и его едва-едва хватало, чтобы не свалиться в обморок.
Еще немного. Я почти у дома. Я уже вижу крышу нашего дома.
Улица круто поднималась вверх. Ухватившись за перила, я преодолевала ступеньку за ступенькой, осторожно переставляя ноги. Каждый нетвердый шаг отзывался гулким звоном в голове, причиняя боль.
Боль была нечеловеческой. Пожалуйста, сделайте так, чтобы она прошла. Я больше никогда-никогда не буду выбираться на ночные прогулки. Я стану учиться лучше. Я исправляюсь, только, пожалуйста, пожалуйста, пусть исчезнет или хотя бы станет не такой острой боль. Но мои мольбы оставались без ответа. Походу свой лимит чуда и удачи я исчерпала.
Я зажмурилась, затем снова открыла глаза. Интересно, это мне кажется или свет в окнах действительно становится темнее? Нет, не кажется. Я больше не могла дышать. Я задыхалась, и из-за этого у меня мутнело в глазах.
Земля ушла из-под ног и ударила по лицу.
Я не дошла... Я не успела…
Секунды в хаосе противоречивых ощущений. Чьи-то голоса, то громче, то слабее, словно кто-то крутил регулятор громкости. Безжалостные челюсти боли. Чьи-то серебристые глаза. Руки. Боль.
А потом все исчезло и тьма окутала меня, принося с собой долгожданное небытие.

<Ангел-Хранитель
Приготовив праздничный ужин, Макс сел на подоконник и принялся смотреть из окна вниз на залитый блеклым лунным светом асфальт. Он ждал ее, свою музу – Катю. Девушка работала в банке и всегда возвращалась в одно и то же время.
Катя и Максим познакомились два года назад, когда Максим решил подработать в летнем детском лагере, а Катя, будучи еще студенткой, в том же лагере проходила практику. Это была любовь с первого взгляда, и каждый вечер после общего отбоя они долго гуляли под луной или в вечернем свете фонарей и разговаривали обо всём на свете. Так выяснилось, что живут они в одном городе, и после этого открытия они уже не расставались. Через год Катя окончила свой экономический университет, Макс свой строительный, и лишь тогда они решили жить вместе. Заработка двух недавних студентов хватало в аккурат на съем совсем небольшой квартирки, но это обстоятельство никак не могло помешать их любви.
Но вернёмся к событиям дня насущного.
Уже прошел час, Кати всё не было, и Макс начал не на шутку беспокоиться. Волнение нарастало с каждой минутой. Максим несколько раз срывался и подбегал к двери, когда слышал гудение лифта, шаги на лестничной клетке или, как ему казалось, позвякивание ключей в прихожей. Время текло медленно, и каждая минута давалась мучительней предыдущей. Часы пробили полночь, а девушка всё не появлялась. Чтобы мрачные мысли не лезли в голову, Максим убеждал себя, что Катя сильно задержалась из-за аврала на работе или встретила подругу и заболталась, забыв обо всём на свете, а батарейка у телефона, конечно же, в самый неподходящий момент села, а зарядку она никогда не берёт с собой. Немного успокоив себя, парень решил лечь спать. Впервые за год он засыпал, не чувствуя её убаюкивающего тепла рядом.
Однако, выспаться ему так и не удалось. Буквально через полчаса раздался телефонный звонок. В мгновение ока Максим схватил трубку, готовый услышать родной голос, щебечущий оправдания такой жуткой задержке. Но реальность оказалась не такой радужной.
- Алло, Максим? – Спросил сухой мужской голос.
- Да...
- Славина Екатерина вам кем приходится?
- Девушка моя... А что случилось? Вы кто?
- Подъезжайте в областную больницу на Фрунзе, вам всё объяснят. – И положил трубку.
Макс почувствовал, как холодная рука будто сжимает внутренности. Он набрал номер службы такси и заметался по квартире, судорожно собирая вещи: ключи, кошелек не забыть, мобильный... Через пять минут парень уже стоял на улице в ожидании машины, а через десять несся по ночному городу.
Пулей влетев в холл больницы, Макс столкнулся с мужчиной в форме.
- Вы Максим? – Скорее утвердительно спросил уже знакомый голос.
Парень не смог ответить и лишь коротко кивнул.
- Славина Екатерина вам кем приходится?
- Девушкой... любимой... Ну, мы живём вместе... Вы же спрашивали уже.
И тут же, не вытерпев, он начал расспрашивать офицера, что же произошло, и где Катя. Тот достал протокол и начал сухо докладывать: «сегодня 25 сентября 2006 года произошло столкновение двух транспортных средств…»
Но причем, здесь Катя?! - теряя над собой контроль спросил Макс.
Всему свое время. - Ответил офицер – Не перебивайте, пожалуйста. И продолжил: «…которое привело к жертвам, как со стороны нарушителя, так и со стороны потерпевшего. При пересечении перекрестка, виновник аварии нарушил правила дорожного движения и врезался в движущейся автомобиль со стороны пассажира. Несмотря на подушки безопасности, пассажир получил тяжёлые травмы. На момент прибытия бригады скорой помощи пассажир находился без сознания. Личность пострадавшего установлена - Славина Екатерина (далее ПОТЕРПЕВШАЯ). Как вследствие было установлено, действия реанимационной бригады не привели к должному результату. От полученных травм потерпевшая скончалась, не приходя в сознание.
Последняя фраза заставила Макса вздрогнуть. Невидящим взглядом он смотрел на офицера. По щекам текли слёзы, но он будто этого и не замечал. Будто в тумане парень отвечал на вопросы следователя, а затем прошёл за ним с морг. До этого момента в Максе еще теплилась надежда на то, что всё это какая-то ошибка, чья-то глупая шутка, а то и вовсе дурной сон. Но тут санитар снял простынь с тела. В глазах Макса потемнело, он чуть не упал в обморок, благо, что следователь подхватил. В нос ударил едкий запах нашатыря, в глазах прояснилось. Сомнений быть не могло – это была Катя, хотя от количества повреждений и гематом сложно было поверить, что некогда это тело было его любимой, жизнерадостной и всегда улыбающейся Катюшей.
Макс не помнил, как прошёл все формальности, как вышел из больницы, как добрался до дома и лег спать. Уже в постели ему продолжало казаться, что всё это был лишь дурной сон, и что Катя спит рядом. Осознание правды было тяжёлым - Макс разрыдался как ребёнок. Сама мысль, что Кати больше нет, была невозможной и давила на грудь.
С утра он проснулся с чувством, будто не спал совсем, и принялся собираться на работу. Глупой идеей было в таком состоянии не остаться дома - Катя не выходила у него из головы, всё валилось из рук, и толку от него было мало. Видя состояние Макса, и, узнав о его горе, главный инженер отпустил его домой. Парень вышел с работы и теперь, когда можно было не сдерживаться, он дал волю слезам. Он шёл на автопилоте, почти не видя пути, полностью погружённый в собственное горе. На переходе его вдруг ослепила яркая вспышка, и он остановился буквально на секунду, но и этого хватило чтобы в полуметре, едва не зацепив его, на дикой скорости пронеслась машина. Макс застыл от шока. Осознав произошедшее, парень внезапно подумал: «Зачем я вообще остановился? Сейчас бы уже снова был со своей любимой». Простояв еще с минуту, Макс утер слезы и, перейдя через дорогу, дошел до автобусной остановки.
Дома Макс принялся перебирать вещи Кати. Некоторые ещё хранили запах её любимых духов, и, вдыхая такой родной аромат, он будто чувствовал её присутствие рядом. И вдруг, вытащив из комода очередной свитер, Макс наткнулся на достаточно потрепанную тетрадку, которую никогда ранее не видел. Открыв первую страницу, он понял, что нашёл старый дневник Кати. Макс никогда не имел привычки читать чужую переписку, тем более, Катину. Он полностью доверял ей и уважал право на личное пространство, так что в любой другой момент вернул бы находку на место нетронутой. Но Кати теперь нет, и, повинуясь минутному порыву вспомнить самые лучшие моменты их совместной жизни, Макс уселся на ковер и принялся читать.
Судя по первой записи, Катя начала вести дневник еще будучи школьницей, но то, что там было написано, не было похоже на откровения или секреты маленькой девочки. Этот дневник содержал такое, что не мог себе представить ни один человек, и по мере прочтения у Макса всё сильнее округлялись глаза. Там было всего две записи. Наверное, Катя так и не смогла изложить всё.
«15 марта 1988. Дорогой дневник, я начинаю тебя вести от скуки и печали. Я хочу рассказать тебе самое сокровенное – мою личную жизнь. Я должна была погибнуть неделю назад, когда мой папа и моя мама умерли.
Я с родителями ехала домой по шоссе. Темнело. Мы ехали уже полдня. Дорога была пуста, и мы ехали молча. Но внезапно из-за подъема выскочила машина, движущаяся по нашей полосе. Папа попытался уйти от столкновения и свернул с дороги на обочину, но скорость нашей машины была настолько высока, что машину перевернуло, и я почувствовала очень сильный удар, и, теряя сознания, я случайно увидела, как встречная машина буквально растворяется в воздухе. Следующее, что я увидела, - это как я поднимаюсь над землей и вижу папину машину, в которой лежу я, придавленная чем-то тяжелым, рядом папа в луже крови, а чуть поодаль мама. Мыслей в этот момент у меня не было, мне было все равно и я поднималась все выше и выше, но тут меня пронзила боль, я бросила взгляд на маму и увидела, как она протягивает ко мне руку и, отделившись от тела, призрак моей мамы схватил меня за руку и потянул обратно вниз.
Очнулась я в больнице позавчера. Правая рука была сломана, но это не мешает мне вести тебя, дневник, я левша, и сломанная рука мне совершенно не доставляет неудобств. А сегодня я узнала, что мама умерла еще до приезда скорой помощи, но я не могу понять как, если мама пострадала из нас троих меньше всего, пара ссадин, да и только.
16 марта 1988г.: сегодня ночью мне снилась мама, такая красивая статная - я ее такой никогда не видела. Но как только я хотела спросить, что случилось, и почему она умерла, она исчезла. Проснулась я вся в слезах и проплакала всю ночь. Мне было настолько грустно, что я не хотела ни есть, ни разговаривать. Мной одолело какое-то оцепенение, когда на меня нахлынула волна воспоминаний о родителях, и я не могу ни с кем разговаривать».
***
Утром Макса ожидало еще одно испытание - похороны Катерины, где он не мог дать волю чувствам, как бы ему этого не хотелось. Похороны длились, как ему показалось, целую вечность, и у немногочисленных пришедших с каждой минутой становилось все тяжелее на сердце от скорби. Начавшись в девять, похороны закончились в полдень, после чего родственники отправились на поминки, а Макс решил пойти домой и поработать. Усевшись за компьютер, поглощенный делом, он не только не заметил, как на землю легла ночь, но и на какое-то мгновение забыл о своем горе. Очнувшись и взглянув на время, он пошел спать. Сон не принес спокойствия, ему снилось чье-то тяжелое дыхание и шаги, но как только он просыпался, все пропадало.
Со смерти Кати прошел месяц, и лишь работа помогала парню немного сгладить чувство бесконечного горя, хоть для этого ему и приходилось работать денно и нощно. К тому же, странный сон повторялся с завидной регулярностью, Макс каждую ночь будто слышал шаги и дыхание. Это становилось каким-то наваждением.
Звонок от старого школьного друга Миши стал переломным моментом в жизни Макса. Друг приглашал Макса на репетицию рок-группы, директором которой он является. После смерти Кати Макс никуда не выбирался, ведь они везде ходили вместе, а подобные вылазки могли лишь усугубить чувство одиночества. Но сейчас он внезапно решил, что стоит развеяться, и согласился, о чем позже не пожалел. Макс иногда слушал рок, но к фанатам, его нельзя было отнести, скорее к тихим любителям. Еще в старших классах у него была собственная группа, созданная как раз с Мишей, но школа кончилась, «музыканты» разъехались кто куда поступать, и группа распалась, зато на память об этом времени в его углу пылилась электрогитара. На ней он когда-то признавался в любви Катерине, но почти уже год он не брал ее в руки.
Макс немного волновался – друга он не видел уже много лет. На входе в студию его встречала Мишина группа, и, пока они вместе ждали директора, Максим успел познакомиться со всеми и узнать название коллектива. Группа “Ангел-Хранитель» (или же на английский манер Guardian Angel) состояла из барабанщика Спайдера, клавишника Первого и бас-гитаристки, а, по совместительству, голоса коллектива Сестры. Ну или просто Лёши, Петра и Олеси, хотя на настоящие имена ребята в пределах компании отказывались реагировать. Только сейчас Макс понял, зачем его пригласили. В группе явно не хватало гитариста, и Макс мог оказаться неплохим вариантом. Тут подошел и сам Михаил, пригласив всех в студию. Макс, как гитарист, занял свое место в группе, кроме гитары ему поручили некоторые вокальные партии. Он отлично спелся с Олесей и смог познакомится поближе. Репетиция прошла угарно, Макс давно так не играл и не пел. После репетиции новоиспеченный гитарист предложил Олесе прогуляться, и они еще три часа бродили по городу.
Домой Макс вернулся уже за полночь и сразу лег спать. В этот раз он как обычно проснулся от звуков дыхания и обомлел. Перед ним стояла Катерина. Нет, это была не она, это был ангел с её лицом. Ангел улыбнулся и произнес: «Здравствуй, Максим, я пришла попрощаться». Тут у Макса перехватило дыхание, и он еле вымолвил:
Не уходи, я по тебе скучаю, я не могу без тебя!
Катя ответила:
Ты сможешь без меня, я это знаю, я не твоя судьба, не зря же я тебя спасла от автомобиля и каждый день охраняла тебя. Я твой ангел-хранитель, и иных отношений у нас быть не может, не забывай меня, но и не закрывай свое сердце от любви, она у тебя еще будет. Помни, любовь близка, и завтра делай все так, если бы этого разговора не было.
Макс хотел еще, что-то сказать, но Катя легко прислонилась губами к его лбу и в ту же секунду испарилась.
Макс послушался совета ангела, и когда Олеся предложила ему встретиться, он согласился и, прогуливаясь по парку, он заметил облачко в форме лица Кати. Оно улыбалось. Посчитав это хорошим знаком он не стал противится тем чувствам что уже две недели обуревали его по отношению к Олесе.
Вскоре Макс ушел с работы и полностью посвятил себя музыке. Благодаря талантам - Миши, как организатора, и двух вокалистов, группа быстро набрала популярность, и их концерты стали собирать большое количество публики. На одном из концертов он объявил о свадьбе с Олесей и уже на следующем они праздновали торжество.
>

С некоторых пор я точно знала, что инопланетяне существуют. Не раз и не два ночью над домом проносилась летающая тарелка: ребристая, спирали-антенны во все стороны, два безумных глаза-иллюминатора.
Я про неё никому не говорила. Зачем? Кто не спит ночью, как я – и так увидят.
Прилетала она нерегулярно. Порой я успевала соскучиться, а то и вовсе забывала, увлекшись созерцанием отдельных звёзд.
И вот однажды тарелка тормознула и приземлилась – аккурат напротив нашего подъезда. Я вышла поглазеть, но без фотокамер. Мало ли… Инопланетяне вышли, и мы познакомились. Увидев, что они совсем как люди, я разочаровалась и расстроилась. Но чем больше мы рассказывали друг другу всяких забавных историй, тем больше я убеждалась, что они – не просто как люди, они – как я. Мы понимали друг друга с лёгкостью, приходили в восторг от одних и тех же вещей - это было удивительно и приятно.
Потом они попрощались и улетели. А я смотрела в пустое небо, поражённая внезапной догадкой.
Они не могут быть настолько похожи на меня. Вероятность так ничтожно мала, что и думать не стоит. Но для успешного контакта, должно быть, и требовалось соответствие. Может быть, у них для этого есть специальные настраивающие устройства. Может даже, проходили тренировки…
Всё, что угодно.
Я завесила окна толстыми шторами и теперь по ночам смотрела в потолок. Выдержала неделю. Всё думала – что, если они, мои новые друзья, снова приземлились во дворе и ждут, а меня нет, и они думают, что я сплю, и не хотят будить, хоть я и говорила, что почти никогда не сплю по ночам, но они могли забыть…
Отшвырнув скомканный плед, я села к компьютеру, вышла в интернет и набрала запрос «Как построить летающую тарелку». Нужно ли попутно узнать правила игры в блэк-джек? Нет, пожалуй, обойдусь симулятором «Денди».

<

>

Глава 1: Обычное дело
«Биотекс» – фармацевтическая компания, которая специализируется на разработке и производстве препаратов фармацевтического и растительного происхождения. Компания была основана в 1951 году в городе Киев, основателями стали группа ученых занимающиеся биоинженерией. С годами компания вышла на мировой рынок, и в её услугах стали нуждаться не только мирное население стран, а так же и военные организации с которыми «Биотекс» работал под грифом «секретно». Здание компании было огромным комплексом, который состоял с сорока семи этажей, где непосредственно находились лаборатории, в которых трудилось свыше двух с половиной тысяч людей. Здание было оснащено последними технологиями охранных систем помимо этого, присутствовали военизированные отряды, которые охраняли «Биотекс» круглосуточно.
Было около десяти часов вечера, Анатолий Валериевич - генеральный директор компании сидел в своём кабинете, находящимся на самом верхнем этаже, и рассматривал отчёты о разработках компании. Кабинет руководителя был довольно шикарным, в нём находилось всё самое необходимое для работы. Там были: широкий и массивный стол овальной формы, который очень хорошо выделялся на фоне витражного окна, вид из которого завораживал дух. С правой стороны от стола находился шкаф, в котором аккуратно по полочкам в папках были разложены документы, на левой стороне висели грамоты и награды, полученные компанией. Зайдя в кабинет можно было увидеть, как по углам комнаты расставлены растения « драцена Дрекон» и «бегония Мэсона» считалось, что эти растения приносят удачу в делах и переговорах. На столе всегда был идеальный порядок, кроме ноутбука, телефона и подставки для ручек ничего не было, все рабочие и важные документы хранились в ящиках стола. Сам же Анатолий был молодым тридцати шести летним талантливым учёным, он был среднего роста и среднего телосложения. Сидя за столом и читая отчёт о разработке нового препарата для военных, его внимание перебил звонок телефона, отведя взгляд от бумаг и направив его на телефон, он увидел, что на телефоне горит красная лампочка, это означало что звонок важный, отложив документы в сторону, он снял трубку с телефона.
- Компания «Биотекс», слушаю вас, – сказал Анатолий, подняв трубку.
- Извините, что отвлекаю, это начальник вашей службы безопасности, у нас произошло чрезвычайное происшествие,- с дрожью сказал голос из трубки.
- Что случилось? – тревожно спросил Анатолий.
- Вчера был похищен ученый, который возглавлял работу в лаборатории №34 отдел военных разработок.
- Кто ещё знает об этом?
- Вы и Сергей Геннадиевич ваш заместитель.
- Где сейчас находится Сергей Геннадиевич?
- Он был в квартире похищенного учёного, сейчас направляется к вам.
- Хорошо. Как только приедет, пусть сразу зайдёт ко мне, и не разглашайте об этом инседенте, нам не нужна паника.
- Слушаюсь сэр!
Положив трубку, Анатолий снова взял отчёт в руки, отчёт был из той самой лаборатории, в которой работал учёный. Ожидая своего заместителя, он начал детально изучать какими разработками занималась лаборатория. В отчёте было описано неизвестное растение, которое было найдено в пещерах Амазонки.
Отрывок из отчёта доктора Гребенникова Ф.П.
«Когда учёные военных обнаружили образцы это растения, они потеряли одного человека. Присутствующие рассказывали, якобы он поранился о стенку пещеры, на которой росло это неизвестное растение, после ранения прошло около полутора часа и бойца бросило в очень сильный жар, спустя ещё сорок минут он отключился, и его не смогли привести в чувство. Пройдя ряд анализов, военные врачи обнаружили в крови пострадавшего клетки, которые поразили весь организм, бойца спасти не удалось, он скончался спустя три часа после заражения. Но я не могу понять, в моих опытах, ни одно животное не погибало, а наоборот становилось сильнее и проворнее, улучшался слух, зрение, реакция, да похожие приступы как у погибшего солдата присутствовали, но по истечению трёх часов животное приходило в норму и чувствовало себя замечательно. Этот образец может помочь сделать огромный шаг в медицине, мне нужно две недели для подробного изучения образца. Военные что-то скрывают, знать бы что?!»
Дочитав отчет, Анатолий встал из-за стола и подошёл к окну, всматриваясь в ночной город, он задумался, неужели находка учёного стала поводом для его похищения, и кто бы мог его похитить, военным нет смысла это делать, ведь мы с ними сотрудничаем да они сами попросили нашу компанию исследовать образцы. Возможно, где-то произошла утечка информации, и кто-то ещё знает о находке. Если у кого-то есть тоже образец то при помощи похищенного учёного могут сделать оружие и это будет катастрофой, надо срочно принимать меры. От мыслей и догадок лицо Анатолия наполнялось страхом, он реально смотрел на ситуацию со стороны и оценил угрозу. Мысли Анатолия прервал стук в дверь, повернувшись лицом к двери, он громко сказал:
- Войдите!
Дверь открылась, и в кабинет вошёл Сергей Геннадиевич, подойдя к столу, он сел на стул, Анатолий повернулся к окну и дальше всматривался в ночной город, смотря в окно, он сказал:
- У нас могут быть большие проблемы.
- Я знаю, квартира учёного перевёрнута с головы на ногу, там что-то искали и возможно нашли, - положив руки на стол, ответил Сергей.
- Что можно было икать в доме ученого, если он всё хранил на работе.
- Не совсем, у него в квартире была мини лаборатория, он проводил опыты на дому, по всей квартире валялись разбросанные записи, лаборатория сломали, в клетках как я полагаю, были подопытные животные, они исчезли.
- Значит, кто-то похитил не только доктора, но и его исследования. Нужно найти похитителей чего бы это ни стоило, - рассуждая, произнёс Анатолий.
- У вас есть предложения с чего начать?
- Да, мы обратимся к парням из агентства «Созвездие». Разыщи их и привези сюда! – бросив на стол визитку агентства, сказал Анатолий.
- Хорошо, - ответил Сергей, взял визитку и положил её в карман.
Встав из-за стола, Сергей направился к выходу, подойдя к двери, он открыл её и оглянулся на Анатолия, который застыл у окна и смотрел в одну точку о чём-то думая. Осмотревшись, он пошёл дальше, закрыв за собой дверь.
Был выходной день ребят из «Созвездия» можно было найти в баре под названием «Берёзка» - это был обычный бар со спокойной обстановкой где можно было отдохнуть после тяжёлых трудовых будней или просто зайти выпить. Интерьер бара был прост, на задней стенке находился шкаф с разными сортами выпивки, потом стояла стойка бармена, вокруг неё находились шесть барных стульев, остальное пространство бара занимали девять столов которые стояли в три ряда. На стенах висели различные картины, а в дальнем углу комнаты стоял музыкальный аппарат. Сыщики часто любили заходить туда на выходные, чтоб отдохнуть.
Агентство состояло из двух человек, это Алексей и Юрий. Алексей, бывший работник КГБ который проработал в секретном отделе больше десяти лет, но по неизвестным причинам ушёл из этой организации и стал частным сыщиком. Он брался за любые заказы, которые ему попадались, учитывая его навыки и умения, он всегда доводил свою работу до конца и спустя некоторое время неплохо себя зарекомендовал как сыщик и стал одним из лучших. Юрий был военным, специалистом по огнестрельному оружию, участвуя в боевых действиях, он получил тяжелое пулевое ранение, после выздоровления его сняли со службы и он устроился оперативным работником в милицию. Алексей и Юрий познакомились, когда работали над одним делом, которое помогло им стать друзьями, через несколько месяцев Юрий уволился из милиции и стал работать вместе с Алексеем, проработав год, они открыли частное агентство «Созвездие».
Сидя за столиком, который стоял возле стенки в первом ряду от стойки, они пропускали по бокалу пива, их внимание привлёк человек в костюме, который зайдя в бар, остановился у входа и осматривался. На нём был дорогой деловой костюм, кожаные черные туфли, сделанные под крокодиловую кожу, он был немного растерян. Осмотревшись, он медленно направился к бармену, который стоял возле стойки и обслуживал посетителей. Подойдя к стойке, он сел на стул. Бармен, наполнив бокал пива, отдал его посетителю, направив свой взгляд на незнакомца в пиджаке, направился к нему. Подойдя к незнакомцу, он спросил:
- Что-то будете заказывать?
- Я здесь не для того чтобы пить.
- Тогда для чего вы здесь?
- Я ищу кое-кого и думаю, вы можете мне в этом помочь.
- Всё зависит от ваших намерений.
- Я ищу парней из «Созвездия». Вы знаете, где они?
- А что вы от них хотите?
- У меня для них есть работа.
Бармен отвёл взгляд от незнакомца и направил его на столик, где сидело два крепких парня пьющие пиво.
- Тех, кого вы ищите, сидят там, – произнёс бармен, не отводя взгляда от столика.
- Спасибо за помощь.
После того как Сергей посмотрел на столик где сидели сыщики он замер, увидев как на него направлено два грозных взгляда, по его телу пробежала дрожь, он почувствовал себя не своей тарелке. Парни были одеты в обычную одежду, это были потёртые джинсы, чёрные туфли, футболки похожие на рубашки и лёгкие осенние кожаные курточки, это была их обычная повседневная одежда. После того как Сергей встал из-за стойки он подошёл к столику где сидели Алексей и Юрий. Подойдя к ним, он отодвинул свободный стул, сел за него и сказал:
- Здравствуйте, меня зовут Серей, я могу с вами поговорить? – голос Сергея был чёткий и уверенный, несмотря на то, что он слегка нервничал, из-за чего часто перекидывал свой взгляд то на Алексея, то на Юрия.
- Чем можем вам помочь Сергей?- спросил Алексей, сделав глоток пива из бокала.
- Я пришёл сюда, чтоб предложить вам работу, наша компания «Биотекс» нуждается в ваших услугах.
- Неужели такой огромной компании с такими связями как у вас нужна помощь таких простых сыщиков как мы? - с лёгкой улыбкой на лице произнёс Юрий.
- Как неудивительно, но это так.
- У вас в распоряжении есть лучшие из армейских ищеек, почему мы?
- Работа, которую мы хотим вам предложить повышенной секретности, поэтому даже организации, работающие с нами недолжны, знать о ней.
- Что ж тогда вы обратились по адресу, - сказал Алексей и допил свой бокал пива.
- Это означает, что вы согласны?
- Всё зависит от условий и оплаты, мы ведь не благотворительная организация.
- Тогда, если вы непротив, давайте проедем к офису компании, мой директор хотел лично обговорить с вами детали.
- Поехали, - сказал Юрий, оставляя деньги за выпивку на столе.
Все трое встали из-за стола и направились к выходу. Впереди шёл Сергей, он был напряжен и быстрым шагом направился к двери выхода. Алексей и Юрий шли не спеша сунув руки в карманы они шутя направлялись к двери, которая неуспела закрыться после того как вышел Сергей. Выйдя на улицу, они увидели рядом с баром припаркованный чёрный джип марки ТОЁТА, за рулём уже сидел Сергей и поворачивал ключ зажигания, джип хорошо выделялся возле бара, поскольку рядом с баром небыло парковки Сергей припарковал его на тротуаре, прям напротив входа в бар. Подойдя к машине, Алексей сел на переднее сиденье, а Юрий на заднее. Мотор джипа был заведен, у него был приятный и мощный звук настоящего японского автомобиля. После того как все расселись по местам машина выехала на дорогу и направилась к зданию компании. Парни очень заинтересовала работа, не каждому удается поработать с огромными компаниями, тем более они понимали, что это довольно неплохие деньги ведь если всё секретно, то это стоит дорого, а значит это стоящее дело. С токами рассуждениями про себя они сидели и ехали на встречу с директором компании.
- Чем нам придётся заняться?- спросил Алексей у Сергея.
- Приедем на место, там вам всё расскажут, – ответил Сергей.
- Я неспрашиваю о деталях работы, меня интересует, какой именно работой, - произнёс Алексей, тем самым надавив на Сергея психологически.
- У нас в компании пропал человек и нам нужно, чтоб вы его нашли, это же для вас не сложно?
- Нет, это наша работа.
- Всё подробней вам расскажет Анатолий Валериевич директор компании.
- Хорошо, – ответил Алексей и направил свой взгляд на звёзды в небе.
Машина подъехала к входу здания «Биотекс». Все трое выйдя из машины, направились к ступенькам лестницы, которые находились перед входом. Поднимаясь по ступенькам, Алексей осматривал здание снизу вверх, это было высокое сорока семи этажное здание. Пока Алексей осматривал высоту здания, Юрий смотрел по сторонам. Такой опытный сыщик не мог не заметить, как сильно охраняется компания, прямо перед входом стояло два охранника, помимо них были установлены камеры наблюдения, которые находились по всему периметру. Поднявшись по ступенькам, выложенным из мрамора, они зашли внутрь и попали на проходную, оснащенную металлоискателем, но он наудивление Сергея не сработал когда парни прошли через него. Получив пропуска, они немного прошли вперед по коридору, и попали в холл здания, где находился лифт, оглядевшись, они увидели довольно высокие потолки, около десяти коридоров, они напоминали лабиринт. Двери лифта были сделаны из стекла и были прозрачными, так что, подымаясь на нём можно было видеть, что происходит на этажах. Сергей подошёл к лифту и нажал на кнопку вызова, пока лифт ехал вниз Юрий и Алексей осматривались.
- Снаружи здание кажется меньше, – сказал Юрий, осматривая холл.
- Да это так, я сам долго к этому привыкал, – с ухмылкой ответил Сергей.
Лифт спустился в холл и двери лифта открылись. Сев в лифт Сергей нажал на кнопку сорок седьмого этажа, это был самый верхний этаж здания. Лифт начал набирать скорость и после отметки десятый этаж скорость лифта была такова, что можно было почувствовать как стоя на полу, вдавливаешься в него.
- Интересно любой из работников может попасть в лаборатории? – спросил Алексей у Сергея.
- Нет, это исключено, здание строилось по специальному проекту, первый и второй этаж оборудованы под рядовой персонал, а остальные под лаборатории и требуют определенные права доступа, поэтому кто попало, не может просто разгуливать по зданию.
- Здесь просто цитадель, не войти, не выйти.
- Компания обязана безопасно ко всему относится, здесь проводятся разные разработки препаратов, даже тех которые могут быть опасны для человека, так что нельзя допустить, чтоб разработки попали не в те руки.
Лифт ехал вверх, дойдя до тридцать пятого этажа, лифт плавно снизил скорость, и на сорок седьмом этаже плавно остановился. Двери лифта открылись и все троя вышли и направились вперёд по коридору, который был длиной двадцать метров на полу находился красный ковёр, который хорошо смотрелся при дневном освещении. В конце коридора кабинет директора компании, дверь кабинета была немного приоткрыта, и оттуда виднелся свет полумрака. Подойдя к кабинету, Сергей постучал в дверь, затем слегка толкнув её рукой, пропустил Алексея и Юрия вперёд, после чего зашёл сам и закрыл плотно дверь. Анатолий Валериевич сидел за столом и чем-то занимался на ноутбуке, увидев, как к нему в кабинет зашли, он отложил своё занятие и сказал:
- Здравствуйте, я вас ждал. Проходите, присаживайтесь.
Алексей и Юрий подошли к стульям, которые стояли возле стола и присели. Сергей подошёл к окну начал в него всматриваться.
- И так чем мы можем вам помочь, - сказал Алексей.
- У меня есть для вас работа, но она повышенной секретности.
- Это мы уже поняли. Давайте ближе к делу, – утвердил Юрий.
- Хорошо, у нашей компании пропал, а точнее был похищен сотрудник, он очень важен для нашей компании. В этой папке все данные о докторе, – сказал Анатолий и протянул папку Юрию.
- Хорошо, что касается оплаты… - Алексей не успел договорить, как Анатолий перебил его.
- Сто тысяч американских денег, за то, что его найдёте и ещё сто, если доставите его невредимым.
- Похоже, он для вас действительно ценен.
- Если, в течение расследования добудете ценную информацию, то получите щедрый бонус к своей оплате.
- Неплохо, а как насчёт расходов, в ходе расследования нам могут потребоваться деньги.
- Все расходы компания возьмёт на себя. Вам будут выданы пропуска специального сектора, так что пока вы работаете с нами, то числитесь официальными сотрудниками «Биотекса».
- Отлично, тогда мы приступим.
- Приступайте, утром Сергей привезёт к вам в агентство пропуска.
- Хорошо, вы можете организовать нам транспорт, хотим осмотреть сами место преступления.
- Но там уже была полиция и ничего ненашли.
- Мы сами посмотрим, может они что-то пропустили.
- Это непроблема, машина будет ждать вас возле входа, охранник передаст вам ключи, машина полностью в вашем распоряжении.
Парни встали из-за стола и направились к выходу, открыв дверь, они вышли и покинули кабинет Анатолия.
- Как ты думаешь, они справятся? – спросил Анатолий у Сергея.
- Они лучшие в своём деле, хоть этого и не скажешь с первого взгляда, в них что-то есть.
- Будем, надеется, что это так.
Выйдя на улицу, они подошли к джипу марки ЛЕКСУС, возле него стоял охранник, Алексей подошёл к нему и тот непроизнося ни слова протянул руку с ключами, Алексей взял ключи и охранник направился в здание. Юрий и Алексей сели в машину и завели мотор. Сидя в машине Юрий начал листать папку, которую дал Анатолий.
- У нашего доктора интересное досье, – сказал Юрий, читая досье.
- Что именно?
- До того как начать работать в компании наш доктор работал с военными, в секторе девятнадцать
- Тебе о чём-то это говорит?
- Когда я служил, этот сектор только формировали, поэтому никто не знал, чем они занимались.
- А у нашего доктора много секретов, – усмехаясь, сказал Алексей.
- Возможно, он не такой и простой.
- Вот мы и приехали, – сказал Алексей и остановился.
- Пойдем, посмотрим что там.
Выйдя из машины, они увидели двенадцати этажный элитный дом. Подойдя к входной двери, они увидели вахтёра, подойдя к нему, Алексей спросил:
- Мы работники компании «Биотекс»
- Да и чем могу вам помочь? – спросил вахтер, стоя у вахтовой стойки.
- Нам нужно осмотреть квартиру Фёдора Петровича, – сказал Юрий.
- А как его фамилия?
- Смык, – быстро и чётко произнёс Юрий.
- Квартира опечатана полицией.
- Да мы знаем, поэтому и здесь, наша работа разобраться, что здесь произошло.
- Я вас понял. Вот журнал посещений, впишите в него свою фамилию и инициалы.
Алексей и Юрий записались в журнал посещений, который дал им вахтер, после чего он дал им ключ от квартиры доктора.
- Пройдите прямо по коридору к лифту, вам нужен двенадцатый этаж, а квартира с номером сто двадцать сем.
- Спасибо за содействие, – поблагодарил Юрий вахтёра.
- Да незачто, только можно у вас попросить об одолжении?
- Да конечно.
- Можете не привлекать к себе внимания и вести себя потише, а то жильцы встревожены после случившегося инседента.
- Мы будем тихо себя вести.
После разговора с вахтёром они подошли к лифту, нажав на кнопку вызова, лифт мгновенно приехал, и его двери открылись, после чего Алексей и Юрий зашли в лифт, Алексей нажал на кнопку двенадцатого этажа, дверь закрылась, лифт тронулся вверх, пока они поднимались в лифте, несколько раз мигал свет.
- Вот тебе и элитный дом, а проблемы с электричеством как везде,- сказал Юрий.
- Это точно, – подтвердил Алексей.
Дверь лифта открылась, и они вышли, пройдя вперёд, ребята наткнулись на дверь, на которой висел номер сто двадцать семь.
- Нам сюда, – сказал Алексей и достал ключи из кармана, после чего открыл дверь.
Зайдя в квартиру, входная дверь резко захлопнулась, из-за открытых окон по квартире гулял сильный сквозняк, именно он захлопнул дверь. Осмотревшись, они увидели, что комната полностью перевёрнута, вещи, документы всё были разбросаны по всей квартире. Осмотрев квартиру, они обнаружили комнату, оборудованную под лабораторию. Образцы разных жидкостей были разлиты по полу. Вокруг было битое стекло от мензурок, колб и пробирок в которых возможно что-то хранилось. На полу лежал картонный ящик и возле него лежали разбрасаные документы с разными исследованиями, Юрий подошёл к разбросанным по полу документам и начал их перебирать, рассматривать, а Алексей тем временем начал обыскивать рабочий стол доктора. С первого взгляда на столе небыло ничего необычного: документы, записи, формулы, книги по генетике, вообщем обычный рабочий стол, но когда Алексей попытался открыть нижний ящик стола, то понял, что тот заперт, Алексей достал отмычку и начал его открывать. Юрий подошёл к нему и спросил:
- Есть что нибудь интересное?
- Пока нет, вот только закрытый шкафчик, а у тебя что?
- Ничего, только документы об исследованиях, в них часто упоминалась амазонское растение.
Замок шкафчика щёлкнул, открыв его, они увидели чёрную записную книжку, взяв её в руки и открыв на первой странице, Алексей понял, что это личный дневник доктора.
- Вот это может нам помочь, - произнёс Алексей, листая дневник.
- Личный дневник, помочь?
- Возможно, в нём есть какие-то зацепки, потому что других у нас нет.
- Подожди, может и есть.
Юрий включил компьютер доктора, запустившись на экране монитора, высветилось сообщение из электронной почты, Юрий открыл его, это была реклама, но предыдущие сообщения заинтересовали парней.
Переписка доктора с неизвестным по электронной почте
Аноним: почему вы не хотите с нами работать, ведь то, что мы предлагаем в ваших интересах, тем более мы гарантируем любое финансирование, которое вам понадобится.
Доктор: у меня уже есть работа и меня не интересует ваше предложения.
Аноним: почему же, ведь у вас есть возможность с нашей помощью сделать грандиозное открытие, которое может стать самым важным в вашей жизни.
Доктор: я уже много натворил ошибок за свою жизнь, поэтому я отказываюсь, найдите себе другого учёного и прекратите меня тревожить!!!
Аноним: жаль, нам бы пригодились ваши знания и опыт.
- Теперь мы точно уверены, что это похищение, но для чего? – спросил Юрий, выключая компьютер.
- Пока неизвестно, – ответил Алексей.
- Доктор работал над растениями из джунглей, возможно, он, что-то обнаружил и стал, кому то опасным, – высказал своё мнение Юрий.
- Возможно, нам надо попасть в эти Амазонские джунгли, ведь он нашёл это растение, и долгое время там над ним работал, есть возможность найти зацепки кто мог похитить беднягу.
- Да ты прав, но сначала поедем в агентство поспим, а утром получим документы и отправимся путь.
- У нас осталось пять часов.
- Тогда не надо терять времени.
Парни забрали собой дневник доктора, без лишнего шума вышли из квартиры, закрыли за собой дверь и спустились к вахтёру. Алексей подошёл к стойке вахты и протянул руку с ключём, вахтёр взял ключ и спросил:
- Вам удалось найти то, что искали?
- Нет, ничего не удалось найти, квартира разгромлена, а следы преступления скрыты. Будем искать дальше.
- Понятно, успехов в вашем нелёгком деле.
- Спасибо.
Отдав ключ вахтёру, Алексей и Юрий направились к машине. Подойдя к ней, они осмотрелись вокруг, у них возникло чувство, что за ними следят. Открыв двери, они сели в машину, Алексей завёл мотор и замер, осматриваясь по сторонам.
- Это только мне кажется, что за нами следят? – сказал Алексей.
- Нет, у меня тоже такое чувство, и оно началось, когда мы вышли из этого дома. Мне кажется, что вахтёр что-то недоговаривает. Он мне не нравится, – ответил Юрий.
- Ладно, поехали в офис, – сказал Алексей, нажав на педаль газа.
Приехав в офис, который находился на первом этаже жилого дома, это была обычная квартира, сделанная под офисное помещение, ничем не отличалось от других похожих офисов, та же железная лестница, бронированная дверь, справа от которой висел график работы с контактными телефонами парней. Над дверью висел бигборд с названием агентства. Поднявшись по лестнице, Юрий достал ключ и открыл дверь, сработала сигнализация. Алексей зашёл первым, повернув налево и подойдя к пульту охранной системы, он набрал шестизначный код и сигнализация отключилась. Сняв курточки, парни повесили их на вешалку, которая была расположена на стене справа от входной двери. Затем они направились в комнату, которая служила им рабочим кабинетом. Зайдя, Юрий прилёг на диван, который находился в кабинете и задремал. Пока Юрий зарабатывал себе пролежни, Алексей сидел за столом, стоявшим возле окна и при включенной настольной лампе, чтобы не тревожить храп Юрия ярким светом сидел и листал дневник, найденный в квартире доктора.
Отрывок из дневника доктора:
« Растение, найденное мной уникально, я никогда не видел такого типа организмов, которые с такой лёгкостью приспосабливаются к окружающей их среде. Этому организму нестрашны высокие и резкие перепады температуры, нагрев его до 100 градусов, а затем резко охладив до -100 градусов организм не подал ни каких признаков того что это ему как-то навредило. Низкая температура дала организму развиваться и расти, это удивительно. Интересно как это растение попало в джунгли Амазонки, и какие ещё секреты оно хранит, нужно провести ещё опыты, хочу узнать о нём как можно больше».
- Значит, доктор что-то обнаружил, – произнёс Алексей, прочитав одну из записей в дневнике. После чего закрыв дневник, выключил лампу, облокотился на спинку кресла и уснул.
Утром парней разбудил звонок мобильного телефона, это был Сергей, он привёз документы, о которых говорил Анатолий. Юрий проснулся первым, и в сонном состоянии ответив на звонок, он понял, что Сергей стоит под дверью. Не проснувшись полностью, он направился к входной двери, чтоб впустить Сергея, открыв дверь, он произнёс:
- А, это ты?!
- А вы ждали кого-то другого?
- Да нет. Который сейчас час?
- Семь двадцать, – ответил Сергей с ухмылкой на лице.
- И не спится тебе в такую рань, – сказал Юрий зевая.
- Вы вчера, что нибудь нашли? – спросил Сергей, пройдя в кабинет, где за солом сидел только что проснувшийся Алексей.
- Да так мелочи, ничего особого, – ответил Алексей
- Я же говорил, что там делали обыск и ничего не обнаружили.
- У нас есть зацепка, но чтоб её проверить, нам нужно попасть на прежнее место работы нашего доктора.
- Да и есть несколько вопросов к Анатолию, – сказал Юрий.
- В любом случае надо ехать в «Биотекс», собирайтесь, я подожду вас в машине.
Сергей вышел из агентства и сел машину припаркованную рядом. Юрий и Алексей начали собирать свои вещи, которые им понадобятся.
- Я вчера немного полистал дневник, который мы нашли, – сказал Алексей.
- Нашёл что-то интересное? – спросил Юрий.
- Похоже, наш доктор много знал.
- Поэтому его и похитили, но поскольку за него не требуют выкуп, то убивать его несобираются, – вслух подумал Юрий.
- Точно, но у меня чутье, что это дело таит в себе больше тайн, чем нам рассказали.
- Всё может быть. Ты собрался?
- Да я взял всё необходимое.
- Тогда пойдём, а то Сергей нас уже, наверное, заждался.
Собрав свои вещи в свои рюкзаки, парни пошли к выходу. Выйдя из агентства, Алексей взял рюкзак Юрия и направился к машине, а Юрий остался закрывать дверь агентства. После того как Юрий подошёл к машине, а Алексей положил рюкзаки в багажник они сели в машину и Сергей направился в компанию «Биотекс».
- Сергей, вы непротив, если мы зададим вам несколько вопросов? – обратился Алексей к Сергею.
- Да конечно задавайте, – ответил Сергей.
- Ваша компания знала о том, что доктор перед тем как работать с вами работал с военными.
- Да, он великолепный специалист с огромным опытом, просто ас в своём деле, поэтому мы предложили ему работать у нас, когда он ещё занимался разработками на военной базе в лесах Амазонки.
- А что за растение исследовал доктор?
- Это его находка, он обнаружил образцы в одной из пещер, которые находились рядом с военной базой.
- Каким образом они попали в вашу компанию?
- У нас договор с военным, они платят - мы изучаем. Бизнес ничего сложного.
- Откуда вам известно про исследования доктора.
- Неважно.
- А что тогда важно?!
- Пока не знаю, но думаю, что придётся организовать нам экскурсию на прежнее место работы доктора.
- Это как то может помочь его найти?
- Если не доктора, то какие-нибудь зацепки мы там найдём.
- Вот мы и приехали, пойдёмтё.
После того как машина подъехала к зданию «Биотекса» все трое вышли из машины и направились к входу. Зайдя во внутрь, они увидели огромное количество людей, которые работали в компании, и никто не стоял на месте. Днём «Биотекс» напоминал огромный муравейник, а люди напоминали муравьев, которые были заняты своей работой. Показав пропуска, Юрий и Алексей бес проблем прошли проходную и вместе с Сергеем направились к лифту.
- Вчера ночью тут было очень тихо, – с удивлением произнёс Юрий.
- Да, ночью работает только несколько лабораторий, а днём компания оживает и всё становится совсем по-другому.
- Даже подумать не мог что здесь такое количество людей.
- Именно поэтому у нас охрана на высшем уровне, мы знаем все, что происходит внутри этих стен.
Поднявшись на лифте на сорок седьмой этаж, они направились к кабинету директора компании. Подойдя к двери кабинета, Сергей постучался, затем приоткрыл дверь и спросил:
- Можно войти?
- Да конечно, – ответил Анатолий.
Зайдя в кабинет, Юрий и Алексей подошли к рабочему столу Анатолия.
- Вы смогли что-нибудь узнать? – спросил Анатолий у парней.
- Мы можем остаться на едене, у нас тоже есть несколько вопросов, – сказал Алексей.
- Сергей, подождите, пожалуйста, за дверью.
- Как скажете, – произнёс Сергей, покосив свой взгляд на Анатолия, а затем на парней. Сделав пару шагов назад, он развернулся и покинул кабинет.
- Так что вы узнали?
- Незадолго до своего похищения доктор получил какие-то образцы чего-то.
- Что именно?
- Неизвестно. Известно только то, что он много работал над образцами растения полученного из Амазонки.
- Да в лаборатории он занимался образцами, но из неё ничего не пропадало.
- Мы думаем, что его работа над исследованиями, как-то связана с его похищением.
- И нам нужно попасть на базу в Амазонке, где он работал раньше.
- Вы действительно профессионалы, для чего вам нужно лететь в Амазонку?
- Если его похищение связано с исследованиями, то там мы получим больше зацепок.
- Хорошо, я дам вам вертолёт компании, он находится на крыше, Сергей вас проведёт.
Анатолий взял телефонную трубку и нажал на зелёную кнопку, после чего сказал:
- Подготовьте вертолёт, через двадцать минут он должен взлететь.
Парни вышли из кабинета и увидели Сергея, который стоял возле дверей.
- Нам нужно на взлётную площадку, – сказал Юрий.
- Да, я знаю, мне уже сообщили, – ответил Сергей.
И они втроём подошли к бронированной двери, которая находилась слева от лифта. Сергей достал карточку и провёл ей по терминалу, дверь открылась. За дверью находилась лестницу, которая вела на крышу, поднявшись по лестнице, они вышли на взлётную площадку, где находился вертолёт. Это был вертолёт марки МИ-28, он обладал повышенной маневренностью, был оснащён самой лучшей системой спасения экипажа, а также имел большой запас автономности. Подойдя к вертолету, парни сели вовнутрь. Он был готов к взлёту, пилот запустил двигатель, после чего вертолёт поднялся в воздух и полетел.
- Сколько нам лететь? – спросил Юрий.
- Около шести часов, – ответил Алексей.
- Отлично тогда я успею поспать.
Алексей усмехнулся, глядя на Юрия, который начал укладываться и достал дневник доктора.
Отрывок из дневника доктора:
«…амазонка, сколько времени было потеряно на поиски неизвестно чего, пока сегодня не наткнулись на растение, которое отняло жизнь одного человека. Это странно тело увезли военные, они даже не дали его осмотреть. В отчётах о вскрытии сказано, что сердце солдата невыдержало и остановилось. Если это так, то зачем присылать сюда специальный отряд для того чтобы забрать тело. Что-то здесь не так, и не понятно как растение, обнаруженное мной, попало в пещеру. Я лично много раз посещал эту пещеру и не видел его там, просто мистика какая-то»
Алексей дочитал отрывок и закрыл дневник, затем решил последовать примеру Юрия. Он понимал, что ему нужны будут силы, поэтому устроился на своём сиденье и задремал.

Рыжие корпуса истребителей «Чхосин» в свете чужого солнца были похожи на рыб-щитов в небольшом ручье, стремящихся на нерест в первые недели весны. Обычно Маяк хашара пилота 89667-Раг не должен был допускать воспоминаний о родине в боевой обстановке, но в этот раз машина сочла, что это нужным образом изменит баланс психики органического существа между боевой отвагой и самосохранением.

Впереди была красная, почти безжизненная планета, куда уходили чужаки после своих гнусных рейдов, забирая с собой наших соотечественников, без сомнения, чтобы подвергать их пыткам и страшным экспериментам. Это были далеко не первые существа из внешних солнечных систем, которых встретила гордая нация Чосера. До сих пор никто не хотел добровольно принимать Великую Истину хашар, но три из этих видов оказались слишком слабы, чтобы помешать восходу знамени хашара над их мирами. Люди Чосера сражались с радужными пауками в долинах гейзеров, гибли в выбросах, воронках, разодранные руками и кривыми клинками врага, карабкались по тысячелетним деревьям Орлота, штурмуя города-гнезда могучих орнитоидов, горели под химическими бомбами волосатых низкорослых людей, предпочитающих высокую гравитацию, «хотан», которые сопротивлялись так яростно, будто самец тарека, накачанный гормонами и стимуляторами. В данный момент нация Чосера не могла позволить себе больше длительных вооруженных конфликтов, и вожди в отношениях с остальными чужими выбрали стратегию умиротворения. Многие из них даже не были изучены настолько, чтобы предположить их отношение к Великой Истине, что уж говорить о технических возможностях. Но текущий противник, прозванный «кхэ гудан», что означало «подлый грабитель», оставался абсолютной загадкой. От хотанов было известно, что они каким-то образом приходятся друг другу родственниками. Никто точно не знал, как они выглядят, а редкие записи с их кораблями демонстрировали непостижимый уровень развития науки и техники. Все корабли были одинаковы и похожи на нижний панцирь паука или распластанную грудную клетку человека голубого цвета, пробелы между «ребрами» заполнены какой-то материей черного цвета, а «спереди» в районе грудины, если проводить аналогии с анатомией, размещалось небольшое утолщение. На концах ребер находились две капсулы с орудиями, которые выстреливали почти белый луч, за секунду-две разрезающий дредноут пополам с ровными гранями, светящимися от накала. «Кхэ гудан» атаковали только когда намеревались извлечь живых существ изнутри какой-либо конструкции, и после похищения уходили, не обращая внимания на ответный огонь и преследование. Все попадавшие в машины похитителей снаряды исчезали в облаке черного тумана, не причиняя никакого видимого урона. В конце концов, вожди приняли решение нанести ответный удар врагу, выступать против которого никто ранее не осмеливался, чтобы продемонстрировать величие духа существ, следующих хашару.

Ячейка 17 находилась полулежа в кресле посреди разнообразных механизмов, в небольшом шестиугольнике напротив ее глаз собрались 119802 лазерных дисплея, информировавших о состоянии систем самого корабля, остальных кораблей флотилии и установок на поверхности Марса. Несколько окон предоставляли связь с Ячейками 1, 2 и 3 в Центральном храме, и Ячейкой другого корабля, находившегося рядом. «Эта мера необходима во избежание удаленного изучения Миссии непричастными расами, что может нарушить баланс развития и привести к нарушению спектра сознаний.» Она молча согласилась. «Сейчас я создам и транслирую предупреждение.» Для компьютера это не составило труда, так как образцы вида с самоназванием Чосера имелись в наличии, и Ячейка 17, объединив с электронным мозгом собственный, сосредоточилась на изучении состава вражеских сил, прогнозировании действий и траекторий объектов, чтобы предельно быстро уничтожить их и воспрепятствовать анализу Марсианской миссии.

Бортовые компьютеры всех судов Чосера подали сигнал о сообщении по открытому каналу. 89667-Раг вывел его на экран вместе с остальными. На экране появилось лицо представителя Чосера, казалось, собранное из черт разных людей, как фоторобот, но коррекция также была очевидна. Синтетический контактер со странным лающим акцентом начал говорить: «Через 0.25 временных единиц по системе измерения метрополии Чосера пространство в радиусе 950 триллионов нерт от данной звезды будет объявлено зоной, закрытой для посещения. Все корабли, нарушившие условие, будут уничтожены без предупреждения, за исключением тех, кто будет покидать зону к истечению срока.» У Рага похолодели конечности, но Маяк быстро заставил мозг синтезировать транквилизатор с активирующим вторичным эффектом. Приоритетный канал возопил «Вперед во имя Великой Истины!», и рой истребителей устремился навстречу смерти на бесцветных факелах фтороводородного выхлопа. Оба корабля «кхэ гудан» среагировали мгновенно, авангард истребительного флота превратился в маленькое созвездие, кое-где детонировали термоядерные торпеды, сжигая и разбрасывая машины, еще не попавшие под сокрушительные белые лучи. Эти же лучи начисто срезали нижние оружейные палубы дредноутов, также вызвав подрывы боеприпасов, после чего пробили уже горящие кирпичеобразные основные корпуса насквозь, не заметив десятиметрового слоя урановой защиты с каждой стороны, и добрались до термоядерных силовых установок. Во всем запасе дейтериевого топлива мгновенно произошла реакция синтеза, и крупнешие корабли флота Чосера превратились в металлическую пыль и раскаленные уголья. Волна уничтожения истребителей дошла до «Чхосина» Рага, неподалеку взорвалась торпеда, и соседняя машина врезалась в отсек оборудования. Раг успел заметить, что пилот неуправляемого истребителя был сожжен до костей термоядерной вспышкой. Двигатель отключился, остановился подключенный к нему генератор. Корабль оказался обесточен, за исключением системы жизнеобеспечения, питающейся от отдельной батареи.

Теперь поле боя было ничем иным, как свалкой. В пространстве курсировали миллионы фрагментов боевых судов и частей тел воинов. Раг наблюдал, как к его парализованному истребителю двигался корабль «кхэ гудан». Ребра неприятельской машины уже заслонили весь обзор. Из окошек неясного назначения и невидимых щелей падал мертвенно-голубой свет. Чосерцы видели в основном в инфракрасном и терагерцевом диапазонах, воспринимая видимый свет лишь слаборазвитыми рецепторами на коже лица. Пилот Чосера с холодной решимостью размышлял, как нанести врагу максимальный урон, будучи взятым в плен. И в этот момент он лишился сознания.

89667-Раг пришел в себя на полу идеально кубического помещения из матово-черного материала. Длина стены была примерно в 5 раз больше его роста. В воздухе неподалеку парило семь шаров, три излучали инфракрасный свет, три – ТГ-излучение, один – видимый белый свет. Он был одет в простое чистое кимоно из почти невесомой ткани. Хотя в комнате была комфортная для него температура, затылок чувствовал прохладу. Сила притяжения также соответствовала таковой на его родине. Мыслей о побеге или атаке не было, их заняло любопытство вместе с чувством нахождения во сне или где-то еще вне материального мира. Напротив бесшумно опустился фрагмент стены. В проходе, окруженная сияющими белыми шарами стояла фигура, похожая на женскую особь вида, с которым в данный момент велась война за принятие хашара на одной из планет: плавные формы костей и мышц, никаких острых углов, гладкая промежность; два дыхательных отверстия на треугольном выступе, хрупкие оптические органы по обе стороны от него, две небольших выпуклости на груди. Однако, череп был даже более длинным, чем у хотанов, совсем не похожий на почти шарообразную голову Чосера, а ростом существо раза в полтора превосходило Рага, хотя «маленькие люди» не всегда доставали ему до уровня плеч. Оно, хотя определенно это была она, насколько Раг знал внешность хотанов, была одета в черный обтягивающий костюм без застежек и швов, доходивший до шеи, и он неожиданно для себя почувствовал некоторое половое возбуждение. «Алхоллим» -- она произнесла древнее приветствие Чосера, бывшее в ходу еще до откровения Великой Истины. Голос тоже соответствовал хотанам, будучи, однако, очень чистым и при этом холодным. Мыслей о нападении, побеге или хотя бы самоубийстве, которые должен был подсказать хашар, не было, Раг впервые в жизни был в растерянности. «Мы удалили модуль психоконтроля» - произнесла собеседница на литературном языке Чосера. «Что это за место? Ваше укрытие? Что вы будете со мной делать? Знают ли вожди о нашем поражении?» -- 89667-Раг засыпал ее вопросами. «Мое обозначение Ячейка 17. Это так называемый Новый храм, подземный комплекс, построенный нами вокруг древнего Центрального храма. Центральный храм -- древнее сооружение, оставленное разумной расой, которая покинула нас в результате трагического инцидента. В Новом храме, кроме различных технических устройств, расположены помещения для живых существ, как, например, это. Чтобы объяснить цель вашего появления здесь, необходимо провести экскурсию по нашей скромной обители.» Закончив монолог, она протянула руку в направлении коридора, откуда пришла. Не зная что еще предпринять Раг, молча пошел за ней, про себя удивившись, что их имена похожи. Коридоры несколько раз перестраивались, Ячейка 17 пояснила, что этот материал представляет собой элемент-126, или адамантий-252, или просто адамантий. Группа поднялась по лестнице на поверхность, закрытую прозрачным куполом, и больше двух часов поднималась на вершину зиккурата, который и являлся Центральным храмом. За границами купола стояли около 20 кораблей, аналогичных участвовавшим в битве. На его вершине находился центральный павильон, внутренние и наружние стены которого были украшены филигранными барельефами. Снаружи произведение искусства сильно пострадало от песчаных бурь, будучи сделанным не из адамантия, а из какого-то декоративного камня, возможно, привезенного из другой системы. 89667-Раг не был чужд искусству, до призвания на военную службу он коллекционировал творчество художников-любителей своего народа. Техника исполнения варьировалась, но сюжеты разнообразием не отличались: объединение планеты под властью императора Нина Бриллиантового, обретение Великой Истины Вечным вождем Нансоном, прочие исторические события и их годовщины, фигурки и изображения вождей прошлого и настоящего. Барельефы древнего храма привели Рага в чувство священного благоговения, хотя он никогда его не испытывал, религия была запрещена хашаром почти 200 лет назад. Ячейка 17 прокомментировала: «Эти барельефы изображают жизнь в разных ее проявлениях. Храм предполагался как символ победы жизни над энтропией, разума над материей. Но эти прекрасные изображения – всего лишь оболочка.» Группа снова спустилась в Новый храм. «Теперь мы подошли вплотную к вашей роли в нашей миссии. Настоящим монументом должна стать машина, сверх-компьютер, которая вбирает в себя разумы живых существ. Разных биологических видов, социального разного положения, с разными способностями. Она просуществует до конца веков, и даже когда во вселенной кончится энергия, она уснет, но не будет разрушена. Возможно, ее найдут какие-то иные существа, и они будут знать, что не одиноки в пространстве. Что никто не одинок.» Раг понял, что сейчас его жизнь тем или иным образом прервется, может быть, быстро, как от крупнокалиберной пули в голову, может быть – на хирургическом столе, где с его разума снимут тело, как кожуру спелого плода коши. По мозгу Рага, словно гной из обнаженной раны, разлились страх и тревога. «Я все понял. Даже если бы я хотел уничтожить вас и сбежать, я бы не смог. Теперь остается только принять смерть, как человек, освещенный Великой Истиной.» На что Ячейка 17 ответила «Не будет смерти в полном смысле этого слова. Разум покинет сосуд, который после этого станет бесполезным и умрет. Но ваши чувства, мысли, отчасти даже память будут жить внутри машины. До тех пор пока она не будет разрушена, если кто-то пожелает и сможет это сделать.» Коридор в очередной раз перестроился, в этот раз открылся дверной проем в комнату с кушеткой, окруженной сложнейшими, странными механизмами. В поле периферического зрения Рагу показалось, что некоторые из них дышат. «Прошу вас расслабиться, чтобы переход произошел менее болезненно и более полно. Смерть неизбежна, но сейчас вы имеете шанс оставить бессмертное наследие». 89667-Раг с пустым взглядом лег на кушетку, и проем закрылся. Ячейка 17 так и не поняла, была это обреченность или просветление, или и то, и другое сразу.

< Смерть, или как в нее не верить.

Капли воды стекали по лицу и один за одним медленно падали в раковину. Но Антон не чувствовал их . Не приходил тот эффект, который обычно бывает в семь утра от холодной воды! Антон не смыкал глаз вот уже недели две. "оно и понятно- думал он- такое творится, счастье, что я вообще еще мыслю! Так и мозги закипеть могут". Антон надел белый халат, поправил табличку с именем и вышел из кабинета, тщательно его заперев.
Молодой доктор, заведующий хирургическим отделением, в очередной раз начал свой каждодневный обход. Он шел здороваясь с пациентами и другими врачами, и грустно смотрел им вслед. Отчасти он завидовал им. Жизнь в неведении могла быть счастливой. День за днем делать одно и тоже, не задумываясь о том, что происходит сейчас с ними и в жизни в целом. Каждый новый день был зеркальным отражением прошлого. Но все были счастливы, каждый в своем мирке... "Интересно,- думал врач,- а что видят они вокруг?" Его мысли прервал стук каблучков, который заставил его сердце биться чаще. Антон поднял голову и увидел, как на встречу к нему идет Анечка, медсестра в его отделении. Ее легкая походка приободрила его, она как будто плыла по воздуху. От этой мысли у Антона побежали мурашки по спине, и он вздрогнул.
- Здравствуй, - чуть смущенно проговорила она. Они старались не показывать свои чувства на работе, чтоб про них не говорили лишний раз. Молодой врач посмотрел ей в глаза и чуть улыбнулся. Боже, какая она красивая, ее курносый носик, русые волосы, все в ней вызывало восторг и самые теплые чувства у Антона. Ему захотелось обнять ее и стать с ней одним целым. Но он знал, что Анечка пришла к нему с дурными новостями.
- острый перитонит- сказала она, подтверждая слова Антона- нужно спешить, счет пошел на минуты. Во второй операционной. Я побежала Помогать Керовичу готовить пациента.
С этими слова она дотронулась, до плеча Антона, врач потянулся к ней.
Аня отпрянула, хмуро посмотрев на него:
- не сейчас Антон, пациент ждет. Он в тяжелом состоянии.
И медсестра побежала в сторону операционных.
- да я спасу его,- прошептал молодой врач, глядя вслед Анечке- я уже это делал.

- Ты просто талантище- со смехом сказал Керович, анастезиолог больницы. Невысокий мужчина лет сорока с бритой наголо головой. - никто бы не смог это сделать, а ты сделал!
Остальные врачи и медсестры зааплодировали Антону, а Антон смущенно улыбаясь домывал свои руки в предоперационной .
- да ладно тебе Юра- промолвил он- мы все хорошо постарались.
- восемь секунд, да? Я прав? Восемь секунд длилась клиническая смерть- не унимался Юрий Керович- да ты воскресил его. Четыре часа простоял рядом с ним. В общем мы вечером с тобой выпьем за это, понял? И никуда тебе не деться. Вундеркинд ты наш.
Антон улыбался, а взглядом он искал лицо его Анечки. Вот она стоит, позади всех. Смотрит на него, как на героя и улыбается. Еще немного и она будет в его объятиях. И как всегда Антон, обняв Анечку, первым делом прикусит своими губами ее чудный носик. Он не был уверен, когда все закончится- завтра или послезавтра, но Антон был уверен, что он выжмет из этого дня все до последней капли, как выжимал из прошлых. Прогуливаясь по коридору своего отделения, Антон то и дело останавливался, чтобы перекинуться парой слов со своими пациентами. Они все стали ему как родные.
- Любовь Викторовна, и куда же вы так несетесь?- с улыбкой произнес молодой врач- неужто прогуляться решили?
- да куда уж там, Антошенька- с ворчанием произнесла старушка- чойт сестрички нет все с лекарствами. Время то уже вона скока.
- Родная моя, да идет же медсестра- ответил Антон указывая на девушку с тележкой, его голос немного дрогнул- и до вас сейчас дойдет.
- а-а, Анечка хорошая девочка, добрая. Мне всегда помогает- прошамкала старушка и побрела к себе в палату.
Врач и медсестра поравнялись и вежливо улыбнулись друг другу. Спектакль продолжался.
- Мне кажется вы хотите, что- то сказать мне Антон Евгеньевич.- с улыбкой произнесла Аня. В ее голосе прозвучал вызов поиграть в коллег. По-видимому, после операции настроение девочки заметно улучшилось. "Очень многое милая, но я не успею поделиться всем"- подумал Антон глядя на нее, вслух он произнес:
- знаешь, я хочу уже...
- Марков, тебя к себе главврач зовет- сказал Юра, вышедший из-за угла.- ох ты, или я помешал, мм?
Юра оглянулся и заговорщически подмигнул своим друзьям.
- Керович, ты как всегда вовремя, лысый черт. Чего понадобилось Котову?
Улыбка исчезла с лица анастезиолога , и он продолжил уже серьезно.
- Кто-то ворует у нас сильнодействующие препараты. Всех санитаров по выдаче уже перекошмарили. За нас взялись. Я только оттуда. Недосчитались нескольких упаковок. Либо складывать не умеют, либо действительно...
И Юра сделал жест рукой над своей веной. Ну вот, еще одна неприятность, которая ничем хорошим не закончится. Теперь еще и здесь голову ломай и выход ищи.
- ты чего погрустнел Тох- Керович пристально на него посмотрел- ты знаешь что- нибудь? Если знаешь, лучше скажи. Там трясут всех, у кого доступ есть.
- да ну ты брось- нервно отмахнулся Антон- грустно просто, что в своей же больнице, свои же люди. Кошмар.
Сказав это, он украдкой бросил взгляд на Юру.
- чего ты удивляешься, с такими зарплатами в нашем городишке, я удивлен, что раньше этим делом не занялись.
- Ты так уверен, что на продажу?- спросил Антон.
- Ну а как еще. если для себя, мы бы с тобой нарика быстро раскусили,- сказал Юра и улыбнулся.- Ладно хватит лясы точить. Котов с господами дожидается.
Антон шел к кабинету главврача и боролся с волнением. Он чертыхался про себя, но руки по-прежнему тряслись "прям как в первый раз"- думал врач. Отдышавшись и кое- как успокоившись, Антон зашел к Котову. Главврач сидел во главе переговорного стола. Он был всегда гладко выбрит, казалось волосы на его лице просто не росли. Подтянутый, он сидел ровно, как будто дом проглотил. сказывалась старая травма позвоночника. и все же, не смотря на свои 50 лет, он был в отличной форме. у него не было ни одного седого волоса. Антон знал, что Котов не красится, просто седина не брала его. Он завидовал этому мужчине... точнее раньше завидовал. по бокам от него стояли два крупных санитара.
- здравствуйте Сан Саныч, вызывали?
- привет Антон, проходи- Сан Саныч был загружен своими мыслями.- садись. Ты уже в курсе, зачем я тебе позвал?
Антон послушно кивнул.- да. Мне уже рассказали. Воровство.
- воровство- подтвердил Сан Саныч, кивнув- Юра хуже бабы, всей больнице поди уже растрепался. Надо было мне с тебя начать.
- да нет, Сан Саныч. Юра никому не скажет, он по секрету только мне и..
-И?- нахмурился главврач. Антон в который раз за сегодня чертыхнулся. Не очень хороший конспиратор он, сам себя сдает. Ну, как говорится, чтоб не забыть ложь, нужно дать 80 процентов правды.
- Анна Конорина, наша медсестра, проходила мимо и слышала разговор- попытался выкрутиться Антон.- но ей можно доверять.
- ну да, можно- Антону показалось, что главврач слегка улыбнулся, но парень сослал все на паранойю, которая не на шутку разыгралась у него последние две недели.- в общем, ты что- нибудь знаешь?
У молодого врача опять задрожали руки, он прикусил губу и покачал головой.
- значит пора звонить в полицию,- сказал Сан Саныч и потянулся к телефону.
- Стойте,- У Антона пересохло во рту- недосчитались трамадола?
Главврач прищурив глаза, медленно кивнул.
- Так это я взял,- продолжил Антон- у Цветкова ночью два приступа были послеоперационные. А Михалны, как всегда на месте не было. Ты же знаешь ее. Нельзя было медлить. А ампулы, я в кабинете куда-то бросил. Саныч я сегодня же найду их и отчитаюсь. Ночь тяжелая была, понимаешь?
- Понимаю, -ответил мужчина, чуть подумав- и именно потому, что все натворил ты, а не кто-то другой, я не уволю тебя. Только выговор выпишу... и Антон, без премии в этом месяце. Сам понимаешь, такую кашу заварил.
Марков еще раз извинился, и поспешил покинуть кабинет. Как удачно, что сегодня и впрямь были приступы у Цветкова. Это спасло его и всю ситуацию. Врач шел и думал "без премии, так без премии. Сейчас все это не имеет смысла" Он остановился и посмотрел в окно, то что он там увидел его не обрадовало, он еще больше осунулся: "Теперь ничего не имеет смысла, кроме одного... одной". Антон взглянул на настенные часы, висевшие в коридоре, время к вечеру, а он еще не сделал самое главное. Парень ускорил шаг, вокруг ходили пациенты, озабоченные делами доктора и медперсонал. Когда он вышел от посторонних глаз на лестницу, Антон перешел с шага на бег и перепрыгивая сразу через две ступеньки помчался наверх. Добежав до чердака, парень остановился и улыбнулся переводя дыхание. Сейчас он был счастлив. Женская рука погладила его щеку. Женские губы прижались к его губам. Антон со страстью прижался к Анечке, целый день он был без нее и теперь не отпустит пока не насытится, Аня будет в его объятиях, пока он не напьется меда с ее губ.
- Милая моя! Нежная снежинка- промолвил парень- целый день я ждал этого. Как же соскучился я по тебе. А ты еще, засранка такая, дразнила меня сегодня!
С этими словами Антон понарошку ударил ее по бедру своей ладонью.
- А мне казалось, тебе понравилась эта легкая игра- промурлыкала Аня в ухо Антону и невинно улыбнулась сощурив свой курносый носик. Молодой врач улыбнулся в ответ и по традиции прикусил ее носик своими губами. Они игрались в эти игры вот уже пол года. Редкие встречи в больнице, в кафе в отдаленных концах города. Учитывая, что они жили в очень маленьком городе с одной единственной больницей, все это было проблематично сделать. Они даже прятались от соседей, когда ходили друг другу в гости. Конечно они оба были свободны, и вроде ничего такого здесь нет. Но ему было 34 года, а Анечка была девятнадцатилетней студенткой практиканткой. В такой глуши, как эта, где все были воспитаны строго и чуть ли не по "домострою", их союз бы подвергался критике и гонениям. Все это сказалось бы в конце концов на их карьерный рост.
- мои родители переезжают в другой город- нарушила тишину девушка- и я уезжаю вместе с ними.
Антон нахмурился:
- ты не можешь остаться? Аня грустно рассмеялась
- где я останусь? Я маленькая девочка, у меня нет ничего здесь. Квартиру они продали. Нам нужно уехать на следующей неделе.
Антон уставился на дверь, ведущую на чердак. Нужно играть, думал он. Нужно довести все до конца.
- тебе есть где остаться,- произнес он вслух- у меня! Сколько можно прятаться. Мне надоело, я хочу, чтоб все видели, что ты моя и только моя! Я готов убить этих молодых пациентов, которые клеются к тебе. И твоих знакомых, ухажеров. Так грустно, что я ничего не могу сделать.
- нам не дадут покоя здесь- попробовала убедить его Аня.- а если я тебе надоем? Ты ни разу за эти пол года не казал, что любишь меня.
- Не говори глупостей, ты не надоешь мне. А про покой не переживай, мы уедем, в другой город... Больше. Где разница в возрасте не имеет для людей большого значения
Аня обняла его и посмотрела ему в глаза. Как всегда он не видел своего отражения в ее глазах, потому что взглянув в эти омуты, он сразу начинал тонуть.
- давай не будем сейчас об этом,- прошептала она и поцеловала Антона. Парень ответил и краткое прикосновение перешло в долгий поцелуй.

День шел к своему завершению. Антон возвращался с вечернего обхода, как всегда погруженный в свои мысли. В этот раз вроде все неплохо получилось. Без эксцессов и ненужных передряг. С каждым днем все тяжелее и тяжелее. Интересно почему, наверно психосоматика. Или моральная усталость, все же действует на него. Резкий толчок прервал его размышления, Антон споткнулся и влетел в открытую дверь подсобки. Дверь захлопнулась. В полной темноте кто- то прижал его спиной к стене. Антон рукой нащупал переключатель и включил свет. Перед ним стоял Керович, он подозрительно и зло посмотрел на парня.
- героем решил заделаться?- рыкнул Юра- что ты задумал мудак? Какие к черту приступы Цветкова, да он сам оправился! Достаточно будет у Ани спросить.
Анастезиолог на секунду задумался и зло засмеялся- Ах да, Анечка! Как же я забыл, прикрыл жопу своей подстилкой. Что вы задумали оба!
Антон с усилием оттолкнул от себя друга и врезал ему в челюсть и крикнул:
- Совсем с ума сошел от своей наркоты!- кинувшийся было на парня Керович, в друг застыл на месте. Вся ярость ушла от него, он опустил руки и сел на пол. Глаза невидяще посмотрели в сторону Антона.
- давно?- пробурчал Юра
- да уж давненько.- ответил врач и вспомнил как в первый раз он открыл дверь этой самой подсобки и увидел друга сидевшего на полу с закрытыми глазами со шприцем во рту. Он не знал тогда, что делать, а теперь знает:
- Юра, Юра... Ты же с людьми работаешь!- грустно произнес Врач- в наших с тобой руках жизни людей, а ты...
- жизнь такая, что еще делать в этом вонючем городе. У меня перспектив нет- Юра виновато улыбнулся- на героин уже денег не хватает. Сам знаешь, какие у нас нынче зарплаты... попался дурень, если бы не ты... угодил бы...
Антон понял, что добился результата. Он подошел к другу и положил руку ему на плечо, но тот сдернул ее, Антон насторожился.
- спас друга значит- тихо произнес Керович- в благородного решил поиграть. Не просто так, я людей знаю! Что хочешь, м?
Антон напрягся, сегодня что-то пошло не так, не по его сценарию. Врач принюхался и почувствовал запах химикатов. Похоже он опоздал, сегодня слишком долго он был вместе с Анечкой. Юра поднял свой затуманенный взгляд, Марков понял, что тот успел уколоться. А обезумевший анастезиолог продолжал:
- Денег наверно хочешь, мм? Высасывать теперь с меня будешь,- Юра злобно сплюнул на пол- неплохо устроился. Или это твоя неиссякаемая жила была? Ишь как складно Котову все спел. Как-будто не первый раз. Может вы со своей соплячкой вместе по вене гуляете? Не стой у меня на пути- мужчина начал вставать- мне терять нечего. Жизнь прошла.
"Ты даже не представляешь на сколько ты прав"- подумал Антон, вслух он произнес:
- не глупи, Юр. Назад пути не будет.
- ты мне угрожаешь что-ли? А я знаю, эт ты и взял упаковки, а я тебя раскусил. А так как ты был под наркотой, то решил убить меня- с этими словами Юра вытащил нож- но я оказался быстрее. Самозащита!
Человек бросился на Антона, но тот был уже готов к этому. Схватив с полки что- то тяжелое, молодой врач ударил по голове друга.
Марков опустился к лежащему другу, из головы того текла тонкая струйка крови. Молодой врач испугался, как бы не переборщил. На всякий случай он связал наркомана каким то тонким шлангом лежащим в подсобке. Антон выглянул, вроде никого не было. Парень поплотнее закрыл за собой дверь и пошел спокойно в свой кабинет. Он знал, завтра тела уже не будет. Остановившись перед своей дверью, Антон перевел дыхание и закрыл глаза. Он знал, нужно только желать... неистово желать и все воплотится. Антон открыл дверь и, не открывая глаз, вошел. Была тишина, на мгновение он испугался, что ее нет. Но милый сердцу голос развеял все его тревоги:
- Ты чего глаза закрыл, дурачок? Иди ко мне скорее.
Антон открыл глаза и увидел лежащую на его диване Анечку, он осторожно оглядел комнату и, наконец улыбнулся своей любимой.
Антон в очередной раз забыл обо всем, сейчас лишь Анечка заполняла весь его взор... весь его мир. Он снял свой белый халат и подошел к медсестре.
Они лежали обнаженные под покрывалом и курили. Антон нежно целовал плечо Ани. Хоть это он мог чувствовать, как будто весь день был платой за этот сладкий миг. Молодой врач нежно повернул лицо девушки к своему.
- Я люблю тебя, слышишь меня? Всем сердцем! Я никуда тебя не отпущу.
- Целых полгода, я ждала этих слов.- произнесла девушка и по ее щекам пробежали слезы- почему именно сейчас?
- потому что раньше, я был глупым дураком.
Эх, Тошенька- прошептала Аня и поудобнее устроилась у него на груди. Антон сделал вид, что заснул, ведь спать он не мог. Через какое-то время Аня зашевелилась. Встав она поцеловала в губы "спящего" Антона и пошла к столу. Немного подумав, она села за стол, взяла ручку с листочком и начала писать. Немного погодя Антон решил открыть глаза. Антону показалось, что он мог видеть дальнюю стену через ее тело. Девушка повернулась к нему и улыбнулась.
- Спи дурачок- прошептала она и Антон ослеп.

Молодой заведующий хирургическим отделением Марков Антон открыл глаза, он потер их но ничего не почувствовал. Так было каждое утро, нужно только привыкнуть, а мозг доделает потом всю работу. Антон встал и подошел к столу, за которым сидело, опрокинув голову на столешницу, истлевшее тело его Анечки. Антон оглянулся на диван и увидел там такое же тело, смутно напоминающее его.
- И снова этот день,- Прошептал Антон. Сегодня нужно сделать все аккуратно и ювелирно, во вчерашний раз он чуть все не запорол. Все и так держится на тонком но, как оказывается крепком сознании бедных людей. Парень оглядел свои прозрачные руки, с усилием он стал возвращать им плотность. Он посмотрел в разбитое пустое окно на мертвый безлюдный город. Все было черным от копоти, все было мертвым. На земле не осталось ни одного живого человека. Последняя война забрала всех в уплату за безрассудство. Лишь каким-то чудом люди... точнее духи... они все еще верили что живы. И проживали последний день своей жизни вновь и вновь. Он не мог понять почему так, видимо смерть была настолько быстрой, что люди не успели поверить в это. Так же он не мог понять, почему он увидел все это в первый день когда якобы проснулся. Он чуть не сошел с ума тогда, он бился в истерике, он кричал... Но увидев Анечку за своим столом, понял, что нужно делать. Пока верят они, будет верить и он. Антон будет помогать им поддерживать это состояние, если это поможет быть рядом с любимой еще один лишний день, пусть и такой. Антон подошел к своей снежинке и попытался дотронуться до обгоревшего тела. Его рука прошла сквозь нее. Он обратил внимание на недописанное письмо и, слегка улыбнувшись, начал читать. Он читал его уже четырнадцать раз

"мне иногда кажется... Совсем на секунду.. что я дышу тобой..
что я целиком и полностью завишу только от тебя. Думаю о
тебе и весь мир теряется... значение имеешь только ты. Целую
тебя и, точно уверена, что люблю. Ожидаю встречи, а минуты,
как назло, имеют свойства тянуться, а потом наоборот,
слишком быстро бегут, как будто опаздываю и пытаются
наверстать... хочется больше тебя, хотя и этого мало. Я верю
в чувство любовь, оно прекрасно! Верь же и ты, пусть это будет
не простое для тебя слово, а слово, наполненное до краев
смыслом. Я верю ты еще найдешь..........">