- Вы совсем как дети, - заметил Диоталлеви.
Наш разговор был прерван появлением девушки с мясистым индюшиным носом, которая держала в руках какие-то листки бумаги. Она поинтересовалась, подписали ли мы уже петицию об освобождении арестованных аргентинских товарищей. Бельбо не читая поставил свою подпись.
- Во всяком случае, им живется хуже, чем мне, - сказал он Диоталлеви, который сидел с отсутствующим видом. Затем обернулся к девушке:
- Мой друг не сможет подписаться: он принадлежит к индейскому меньшинству, а у них запрещено подписываться своим именем. Многие из них сейчас находятся в тюрьмах, потому что терпят правительственные преследования.
Девушка долго с сочувствием смотрела на Диоталлеви, а потом подала лист мне.
- А кто они такие?
- Как это - кто такие? Аргентинские товарищи.
- Да, но из какой группировки?
- Может, из Такуары?
- Но ведь Такуара, насколько мне известно, это фашистская группировка, - заметил я.
- Фашистская, - злобно прошипела девица. И ушла.
- В общем, тамплиеры были оборванцы, - подытожил Диоталлеви.

Развитие новых перспектив отнюдь не было случайным. Формальным толчком послужила антиманихейская полемика, но иной подход к материалу был обязан своим происхождением вызреванию нового, научного аспекта чувственного восприятия, появлению интереса к оптике и физике света. Мы вступили в век, когда Роджер Бэкон провозгласил оптику новой наукой, предназначенной разрешить все проблемы. В "Романе о Розе", лучшем аллегорическом произведении наиболее прогрессивного течения схоластики, Жан ден Мён устами Природы пространно рассуждает о чудесах радуги и кривых зеркал, превращающих, переворачивающих и искажающих любые фигуры.