Женщина ответила, с уверенностью, которой не чувствовала:

- Даже если так, чем непроглядней тьма, тем ярче в ней будет даже мой малый свет. Отец, послушай, даже если мы одержим сокрушительное поражение, может это именно то, что нужно, чтобы разбудить Укуль. Пусть наша воля и жажда жизни ослабели, но огонь милости Мириад…

Иль-Элеис Тоёль потух также быстро, как загорелся. Снова стал стариком.

- Я пришел в мир раньше многих из твоих книг, дочь моя, Миэн, нежданный дар… Некоторые я написал сам. Я уже знаю, что тебя не отговорить, ты же сбежишь, даже если я запру тебя в самом глубоком моем подземелье. А если не сбежишь, то зачахнешь…

- Воистину ты это знаешь, отец, - Миэн склонила голову, почему-то и впрямь ощутив себя глупой девчонкой, в свои-то сорок лет, - Утешься. С твоим благословением и под щитом Владык, какое чудище устоит передо мной? Какой мутант или бездушный?

- Я не монстров боюсь, Миэн… Я боюсь людей, что там встретил, - сказал ересь отец, - Послушай, если ты и впрямь поедешь в ставку, то лучше завтра, пока этот Иолч еще в городе… пока я не передумал. А сейчас слушай внимательно, что тебе говорю и запоминай. Держись этого сотника. Он расчетливый мерзавец, но он всюду выживает. Никогда ему не верь. Вообще, верь там только себе. Ешь только то, что сама отчистишь. Никогда не…

Никогда не надевай ограничители… нет, этого он не говорил. Тьма великой бездны, что же он тогда ей сказал?

Миэн прикусила губу, чувствуя, как на глаза, под закрытыми веками, наворачиваются слезы. Это неправильно, надо себя удержать. Она ведь уже заранее знала, что скоро откажет и кристалл памяти. Об этом говорили предатели-выродки, подступавшие к ее голове с кошмарным сверлом, но так и не решившиеся вскрыть ей череп. А ведь, наверняка, хотели. Сморщенных мерзавцев она понимала с трудом – они говорили извращенно, перекошенными словами. Но чем бы им не грозила "терминация фронтона обертки разума" ее они опасались. И предоставили пленнице дожидаться "натурального растворения, повышено рискового, но дающего надежду, о, братик-во-труде". Миэн с великой радостью устроила бы им эту терминацию. Но, отсеченной от своих душ, потерявшей половину жизни, ей ничего не оставалось кроме как попытаться смягчить неизбежную потерю. Вызывая наиболее яркие отблески высшей памяти и снова и снова прокручивая их в голове, запоминая их по-простецки, тварным серым мясом. Сочиняя новые проклятия.

В комнате щелестнула страница. Миэн, уже понимая, что следующий сеанс запоминания стоит отложить, нехотя разлепила веки и прохрипела:

- Воды.

Уродливая дикарка с красным мехом отложила тяжелую записную книжку. Взяла лапищей, жуткой, лишнепалой, плошку с водой. Протянула. Миэн с трудом, великим и неоцененным, свершением, что лишь напоминало о поражении, подтянулась на лежанке и взяла. Едва не уронила, но бездушная, издеваясь, помогла удержать. Еще и посмотрела, странно. Миэн не выдержала звериного взгляда, отвернулась.

Эту самку Миэн видела уже не впервые. Вчера, снаружи, в прихожей, ядолунцы устроили скандал. Малый мучитель спорил с этой красношкурой, что-то доказывал. Потом большой мучитель вмешался в этот разговор, посмотрел прямо на нее, Сол-Элеис Миэн, воительницу Ордена и сказал, на человеческом языке, явно и для нее:

- Пусть ее. Эта больше почти и не опасна.

Теперь дикарка дежурила посменно с, пусть и дикими, но магами. И самое ужасное, Миэн и впрямь ничего не могла ей ничего сделать. Магии она не чувствовала, совсем. Это было даже не подавление, как в темнице или на алтаре, это была пустота, жуткая и высасывающая волю к жизни. В первые дни женщина пыталась ускорить свое угасание, лишь бы не жить пустым отражением. Ей не дали. Теперь она и сама уже не решалась – куда она такая пойдет, какой из Мириад ее примет?

От более прозаичных подвигов, вроде попытки украсть и всадить живодеру в глотку ножницы, ее удерживала слабость. Эти огарки, отголосок истинной формы, и те нынче были сильнее ее. А еще мешал тот факт, что искаженные и подобия слишком ее уважали – в палате всегда находился кто-то еще, с оружием. Впервые в жизни Миэн мечтала, чтобы ее больше не принимали всерьез.

Единственное что не позволяло ей окончательно кануть в бездну отчаяния – Малый дар Элеисов. То, чего она всегда опасалась, порой – стыдилась. Сейчас даже его слабые отголоски казались согревающими надеждой. Привычными. Домашними. А еще они постепенно укреплялись, позволяя мечтать о том, что восстановятся, или, даже, позволят ей отомстить. Но сейчас она будет осторожней. О, она будет наблюдать, учиться, она не даст себя заподозрить. Она выждет подходящий момент, чтобы применить Малый дар для совершеннейшей отплаты и максимального разрушения. Или, хотя бы, сможет утешить себя его присутствием на грани сознания, в то время, что отпущено ее перед очередным экспериментов сморщенных мясников. Или языческим ритуалом. Тепер, после всего что она пережила, Сол… просто Элеис Миэн не позволит страху вновь собой овладеть.

Плошку она все-таки уронила, промочив бинты на груди. Бездушная молча подобрала посуду, поправила одеяло, но, нечаянно ли, умышленно ли, толкнула пленницу. Миэн зашипела от боли – раны заживали быстро, очень быстро, словно тело пожирало утерянные души и восстанавливалось за их счет. Но все равно они еще болели, просто так и от малейшего воздействия.

- Ты! Толстуха хаоса, дикая и мохнатая! – иногда Миэн жалела, что выросла в приличной семье. Ругаться у нее не получалось даже от чистого сердца.

- Спасибо, - на человеческом языке сказала бездушная. Миэн на мгновение даже позабыла про боль, не ожидав такого от дикарки. Знания благой речи и на редкость благожелательного тона. Потом отругала себя за неосторожность, - наверняка и другие подобия знают язык или хоть его урывки. Отныне надлежит быть осторожнее.

А потом это рыжее подобие округлило жуткие глаза, вздохнуло и добавило:

- О, это вероятностно – оскорбление. Интересно.

Поставило уже заново наполненную плошку обратно на стол, вне ее, Миэн, досягаемости. Поправило шаль, село обратно. Вернулось к чтению. У стены, на страже, пособник мучителей, тоже отгоревший, еще более волосатый чем они, хмыкнул. Черные вырожденные гляделки безжалостно сощурились. Перебросил метательный кристалл из руки в руку, магией. Миэн замутило от дикого фона. Что-то сказал, на рявкающем местном наречии. Рыжая хихикнула.

"Зараза и отродья этого несчастного, изнасилованного мира" – подумала про себя Миэн, с ненавистью. Прав был отец – дура она, раз возмечтала принести свет… этим. А еще ведь укоряла про себя лорда Тулуна, когда его заносило пару раз в разговорах, про очищение внешних территории и праведное воздаяние. Выжечь бы их всех, да сил нет и не будет.

Клац-клоц. Клац-клоц.

Миэн скрипнула зубами. Помяни отродий, так сразу навестят демоны. Поймавший ее монстр, протащившая ее на веревке по городу, на потеху всем… этим…. Мутировавшая тварь открыла дверь и зашла в комнату. Стало тесно – кончики рогов почти упирались в потолок, крылья заслонили тусклый свет от окна. Демон, в свою очередь, посмотрел на нее – оценивающе. В красных буркалах отражался огонек масляной лампы. Уже третий сорт ужаса на такое небольшое помещение. В такое малое время. Миэн сдалась. Зажмурилась, еще и отвернулась, как могла.

Впрочем, помогло это мало. Мутант что-то пролаял, не поганя ей вид, так изводя уши. Бездушная проворковала в ответ, не иначе как отвечая на вопрос – "И как она" – "Отменно!". Потом зашелестела бумага. Самка снова подала голос, уже с заинтригованной, вопросительной интонацией. Потом с чего-то ахнула и зачастила на гортанном наречии. Демон отгавкивался, едва ли не обороняясь. Смешно, а еще такой большой и зубастый.

- Миэн?

Снова бездушная. Воительницу Ордена прошиб холодный пот – откуда? Откуда они знают ее имя?

- Ты внимаешь?

Миэн взглянула-таки на них и увидела – о, великое унижение, жуткий кошмар! – печать своего посвящения в леди Ордена в руке… лапе… мерзкой хваталке этого чертового демона! Стекло уже потускнело, местами обесцветилось. Там, где когти касались обессиленного материала, уже появились царапины. Скоро символ ее чести, ее достижений, всех ее надежд, рассыпется в серый прах! И наверняка аура язычников лишь ускорит этот процесс.

Миэн не выдержала и разрыдалась. Искаженные терпеливо дождались пока она прекратит. Впрочем, вряд ли им это было в тягость. Нет, эти уж точно наслаждались небывалым зрелищем. Женщина осознала это и взяла себя в руки.

- Это твое? – сказала бездушная.

- Да, это мое, - ответила Миэн, надеясь, что ей удалось справиться с гримасами горя. Разочаровать внешних дьяволов возрождением бесстрастности.

Дикарка что-то вякнула рогатому дружку. Тот кивнул, положил печать обратно в папку из которой достал. Извлек наместо лист бумаги и протянул пленнице.

- Он жаждет, чтобы ты удостоверила… подписала. Вот здесь, - ткнула пальцем с окрашенным ногтем бездушная.

Миэн осторожно взяла документ. Потом тростниковое перо – примитивную поделку, жалкое подобие световых стилусов ее родины. Всмотрелась в варварские угловатые закорючки…

Элеис Миэн черканула на свободной строке самое черное ругательство, которое только смогла вспомнить, плюнула на место печати и медленно, с величайшим наслаждением скомкала поганую бумажку в руке. Швырнула комок и перо в морду парнокопытному отродью, гордо вскинула подбородок, уже зная, что сейчас ее будут убивать. Но она точно не собиралась губить и без того плаченое посмертие хулой на отчизну и своих богов, или же славить темных духов язычников! Может, хоть этой последней вспышкой она чуть исправит следующее перерождение...

Демон коротко, зло рявкнул. Калам он поймал в полете, почти машинально, но чернила все равно заляпали ему ладонь. Бездушная расхохоталась. Брякнула непонятное, но отчего-то по тону напомнившее "и на что надеялся?". Мерзостный шикнул на нее и… достал из папки еще один документ, полную копию предыдущего. Только на этом уже стояла ее, Сол-Элеис Миэн, подпись, правильного смысла и модуляции. Словно ее рукой вычерченная.

- Что это за черное колдовство? - возопила женщина, пытаясь выхватить и уничтожить и эту погань во след первой. Выродок предостерегающе ее окрикнул, но от поспешного усилия у Миэн и так помутилось в глазах и она рухнула обратно на лежанку. Когда чуть опомнилась, поняла, что демон сцапал ее руку своей лапищей, сильной и жесткокожей. Довел ее палец до чернильного пятна, макнул и поставил оттиск рядом с подписью. И еще один раз, на копии. Разом потерял интерес, развернулся и ушел, грохоча копытами.

- Зачем… Зачем он это сделал? Что было в этой бумажке? Отвечайте мне, вы, отродья, вы… грязные, лишенные смысла…

- Ханки думает, что этим спасет твою жизнь, - брезгливо передернула плечами бездушная, когда вторичный прибой слез и всхлипов иссяк и откатился.

- Да что все это значит, гори вы в пламени Киньича?!

- Что он порядочный дурень, - сказала рыжая, и сунула Миэн в зубы плошку с водой.

---

- Я смотрю важные переговоры прошли успешно, - приподнял бровь Аэдан, наблюдая за тем как Ханнок ожесточенно оттирает чернила с кожи.

- Не то слово, - буркнул сарагарец, - Ты вернулся. Князь про меня ничего не говорил?

Со времени памятного визита в Башню Кохорика прошла неделя. Хал-Тэпа и отомольского звероврача и впрямь пригласили прийти за деньгами на следующий день. Ханнок все думал, что загадочные княжьи "извинения" могут относиться к нему, но, похоже, ошибся.

Впрочем, не сильно это его угнетало.

Время для вежливости и впрямь было неподходящее. Коннот не соврал, ничего не перепутал в темноте – к Ордену пришло большое подкрепление. Лагерь святых воинов вырос едва не вдвое, ощетинился еще блестящими пиками из маг-стекла, воссиял новым великим кристаллом. Странная война в гляделки еще продолжалось, но ясно было, что это ненадолго. Пришельцы с благодатного северо-запада грохотали молотками и корячились в траншеях и сапах. Что странно – все больше потрепанные герои первой волны и ламанни. Вразумляющее нгатайское влияние, похоже, еще не успело докатиться до новичков. Хотя почему их не просвещает Лорд-Командующий – загадка.

- Вы тк… такие сурьееезные! – нетрезво взревели рядом, выдергивая химера из обители высокой стратегии в реальный мир. Ханнок поморщился и отодвинулся – дух южной ароматизированной водки шибанул в чересчур чувствительный нос, - А рас-слаби… иться?

- Вот и шел бы ты отдыхать, Караг, - в тон сарагарским мыслям, нелюбезно посоветовал Аэдан.

- Я и та-ак наотдыхался! - простонал черный кентавроид, но так и остался маячить мохнатым напоминанием о вреде и излишествах. Варау пребывание в городе впрок не пошло. "Мне-бы-переночевать" естественным образом переросло в то, что гильдеец перебрался жить к Хал-Тэпу совсем. Дикого мага это если и возмутило, то все претензии он прописывал прямо Кан-Каддаху. Тот, забегавшийся из дворца на стены, из темниц обратно к ним, злился, но вправить пантерьи мозги руки все не доходили.

Ханнок только сейчас понял, что жизнь в суровом приграничном гарнизоне и переход по горам на самом деле поддерживали в шестолапе жизнь. За эти недели в Кохорике Ньеч успел вылечить руку, нобиль – обрасти иссиня-четной щетиной – обещанием новых, столь же аристократичных косм. Сам Ханнок и не заметил как, но залечил себе крыло. А вот шестолап поистрепался, как-то вылинял и перемежался апатией и деланной наглостью.

- Тогда работай, задница. Хал-Тэп тебе точно задачу найдет на все шесть лапищ.

"Этот может" – подумал Ханнок и у него тут же заныла сорванная на огороде спина. В последние время сарагарец уверился в том, что и дальше хочет оставаться как можно более далеким от почтенных радостей обработки земли.

- Я ему не нравлюсь!

Ханнок ощутил прилив солидарности к старому горцу. Аэдан чувствами не ограничился.

- Ау-у! – взвыл кот и схватился за ушибленную яблоком морду. Реакция и меткость у Кан-Каддаха была намного выше орденской. И даже самому Ханноку стало завидно, несмотря на все недавние дары от мракотца.

- Так, давай-ка вспомни, что вашу многолапую братию я не люблю и взаимно. Я очень не хочу идти поперек своего слова, но если ты превратишься в обузу – к отцу я тебя не потащу. Он и так считает, что я не умею выбирать знакомых.

- С-серьезно? – ошалел кошак. И вот как дедяде удается нагонять в простые слова такой жути, что даже насковзь всех явившихся варау драконов прошибло? Родовой навык, не иначе. Может, удастся перенять…

- Нет, я у нас такой шутник. Сейчас ты прекратишь мозолить мне глаза и свалишь куда-нибудь. Лучше всего на стену, если хочется заняться делом. Насколько я помню, отстрелу орденцев гильдейский нейтралитет не помеха. Ваши как раз на вылазку вчера ходили.

- Я не могу, - внезапно протрезвел кот. Но, боги, приятнее его общество от этого не стало. Теперь желотглазая морда источала концентрированное уныние. А потом еще и страх, словно Караг решил, что сморозил лишнее.

- Это еще что?

- Они вышвырнули меня из отделения! – решился-таки кот.

- Совсем?

- Нет… просто вышвырнули! Но близко… Кан-Каддах, они связались с перевалом! Кто-то заметил, как я вас веду.

- Так. Ты хочешь, чтобы я поставил их на место?

- Варанг сохрани! Нет! Я и так могу из-за тебя потерять лицензию!

- Как знаешь. Но Проводникам не мешало бы напомнить, что пришла не та эпоха, когда можно плевать на Кан-Каддахов.

"Интересно, а иные вообще бывают?" – подумал Ханнок, потихоньку отступавший в дом, убиравшийся от очередного национального разговора куда подальше.

Судя по морде Карага, он тоже уже жалел, что вздумал пожаловаться на жизнь. Или, хотя бы, протрезвел.

- Не надо! Дело не в Кан-Каддахах, те только в вас, тебе не надо беспокоиться, все хорошо…

- Что, не только мы вас угнетаем?

- Там один из "котов", - сказал загадочное кот. Уши прижались, глаза бегают, словно поймали за кражей бутылок из княжьего погреба.

- Так ты все-таки из этих.

- Не я! Родичи. Тебе ли не знать, что с этим всегда сложно, у самого брат…

- Следи за языком, - холодно отрезал Аэдан. Потом неожиданно смилостивился:

- Ладно. Мы поговорим об этом. Дам тебе совет, и сам спрошу кое-какие мнения.

- Э-эм, друг, знаешь, я, наверное, и сам справлюсь…

- Я куплю тебе вина, выпьем на пару, - сказал Кан-Каддах и кентавроид тут же навострил уши.

- Правда? Я готов! Куда пойдем?

- Не сейчас. Я обещал Сарагару сводить его к нотариусу.

- Обещал? – опешил Ханнок, уже добравшийся до крыльца, и так и замерший с дверным кольцом в когтях.

- Обещал, - веско, как он это умел, повторил Аэдан.

- Оу, - сник горе-гильдеец и заковылял прочь.

Ханнок дернул дверь на себя, точно зная, что никуда не пойдет. Аэдан в режиме параноика его привычно нервировал.

В прихожей возвышался Хал-Тэп, протягивающий корзинку с коротком мотыгой, что твоя аллегория Страды. Он улыбался.

- Нотариус! Да, я уже иду! – рявкнул Ханнок и соскочил с крыльца вниз.

---

- Нет, я определенно не могу это утвердить, - прогнусавил горский законник, дикий, длиноволосый и растатуированный. То, что он при таком антураже продолжал быть воплощением скуки и бюрократизма - впечатляло.

- В соответствии с имеющим силу постановлением… - завел Ханнок, на ходу конструируя выражение морды из вдохновения и воспоминаний о собственных речах в Доме Дебатов.

- Молодой человек, не тратьте время, - флегматично, непреклонно, как сброшенный на голову с неба Нгаханг из вязкой смолы, прервал его нотариус, - Я знаю эти законы. Ваши построения восхищают, однако же основываются на весьма древних прецедентах.

- Не отмененных, - напомнил химер, ежась от этого снулого "восхищения".

- Да, не отмененных. Но в подобных вопросах я все равно предпочти дождаться княжьей воли. Или хотя бы поручительства двенадцати. Особенно учитывая отсутствие наличия второй стороны заключаемого договора в этих стенах.

- Здесь есть подпись и даже отпечатки пальцев.

- А вот второй стороны заключаемого договора нет, - неумолимо продолжил законник. Разговор шел уже по третьему кругу, с малыми вариациями. Ханнок почти наяву слышал, как его, сарагарские, кости и рога трещат в жерновах юриспруденции. А ведь ему обычно это дело нравилось.

- Она… вторая сторона болеет. Это дело большой срочности.

- Тем более. Я не могу утвердить это прошение ни на княжеском, ни на великокняжеском уровне. В столь подозрительных обстоятельствах. Если вы будете настаивать, я вынужден буду проинформировать соответствующие залы дворца.

- Эй, это вообще из статей про войну и добычу, - Ханнок поймал себя на том, что проигрывает в собственной игре и застваил себя вежливо оскалиться:

- Послушайте, вы же понимаете что дух, а не буква закона о крови на мече племен предполагает совсем иное прочтение…

Нотариус пожал плечами и совсем обездвижился лицом. Словно голем из страшилок про Сиятельных.

- Почтенный, возможно, мы зайдем потом, - сказал Аэдан, массирующий пальцами виски.

Уже на улице Аэдан тихо прошипел:

- Чертов Хал-Тэп.

- А? – насторожился Ханнок, разом переборов уныние.

- Я спросил его: знает ли он хорошего законника? Он мне подсказал. О, он не соврал, это замечательный человек скрижалей, просто эталон. Ответственный, ученый и… бесполезный. Хорошо, что ты не стал пытаться его задобрить. Мы бы схлопотали поединок, если не хуже.

Ханнок, вообще-то и думавший о том, чем бы подкупить нотариуса – привычная и успешная тактика – важно кивнул, наслаждаясь собственным здравомыслием. И спохватился:

- Постой, ты говорил с Хал-Тэпом обо мне?

- Говорил. И прежде чем начнешь скалиться – он уже знал. Сарагар, да половина города уже знает о том, что ты спасаешь Сиятельную. Зачем, кстати?

- Потому что… - начал Ханнок и понял, что Кан-Каддаху ему сказать и нечего.

- Вот и я о том.

Пока они шли обратно, Ханнок и вправду думал – на кой ему сдалась эта золотая леди? Сарагарское воспитание, галантность породистого ламанни, это, конечно, да, но сейчас война, смог бы и обойтись. Сия возвышенная барышня вполне могла быть одной из тех, кто развешивал солеваров по балкам в сожженной деревне. Она и не скрывала, что не ценит его помощи, и, даже, похоже вообще ее не понимает. От певучих укульских "мерзость", "мутант" и "тварь" у него начинали снова чувствоваться крылья и зудеть пропавшие пальцы.

Но он не хотел отступаться.

Это беспокоило.

- Куда мы идем? – опомнился Ханнок, когда они уже оказались у самого подножия башни. Пятьдесят этажей бетона на террасе впереди, выход на центральную площадь по левую руку. Богатые дома знати и купцов. Таверна. Склад, в ворота которого молотил кулаком горский воин, в полукруге из коллег и бледного Коннота.

- Я обещал лапнутому вино. Почти все лавки закрыты, - сказал Аэдан.

Кохорикаи вступили на путь войны всерьез. Ополченцы дежурили у стен, стража патрулировала улицы. Кто не годился для сражения готовился, если что, тушить, оттаскивать и заделывать. Торговля и ремесло, и так едва теплившиеся, совсем встали. Потом встали и они с Аэданом – княжий соглядатай махнул рукой – стойте мол, не проходите мимо пока мы тут не разберемся.

- Что у него вообще за беда с выпивкой? – воспользовавшись заминкой, спросил о Караге драколень.

- Варау, - процедил Кан-Каддах словно одно слово все объясняет. Но все же снизошел пояснить:

- Большезадые быстро трезвеют, это так. Но алкоголь для них хуже маковой вытяжки для нас с тобой. Одна кружка и они уже не могут остановиться. Всю жизнь. Караг еще не самый тяжелый случай.

- Аха, - сказал Ханнок, отчего-то почувствовавший себя перед черным котом едва не виноватым. Что ж, еще одна серебряная в копилку обрушенных стереотипов. Если он и ожидал такого от шестолапов, то по отношению к кошачье мяте или валериане, но никак не выпивке. Почему их общее проклятие такое непоследовательное? Взять вот запах. От него самого пахнет человеком, надо только крылья промывать, чтобы не слишком сильно. От Фрепа вообще не пахнет, даром что мохнатый. Караг если и разит, то не котом, а пьянью, в тяжелые дни. А вот кинаи…

Бам. Бац! Шарах!!

- Именем князя, открывай немедленно!

Химер шмыгнул носом. И внезапно понял, почему задумался о запахах.

- Аэдан, я чую волков!

Дверь вышибло с петлями. Наружу, похоронив стучащего бойца. В темном проеме зарычали.

Аэдан потащил из-за пояса пистоль. Но не успел снарядить до того, как кин-волк, большой и черный, спрыгнул с соседней крыши. Приземлился, на все четыре, встал во весь рост. И оказалось, что лап на самом деле – пять с половиной. Одна лишняя торчала из спины, вполне длинная и когтистая. Еще огрызок засохшим ужасом болтался от пояса. Несмотря на жуткие мутации сверх-кинай был отнюдь не на последнем издыхании.

Кан-Каддах подкинул пистоль в руке, перехватил за дуло и врезал тяжелым, бронзовым яблоком руокояти по морде прыгнувшей твари – быстрой, ловкой но… тугодумной.

Волчья челюсть хрустнула и отвисла. Искаженный едва замешкался – так и попер вперед, истекая кровью напополам со слюной. Но этой малой заминки хватило, чтобы опомнившийся сарагарец вогнал ему клинок под ребра. Аэдан коротко кивнул и сразу же принялся заряжать огнестрел. Стальной человек.

Из выбитой двери мохнатым валом повалили зверелые. Горцы сразу же потеряли еще троих, загрызенных и разорванных. Уцелевшие отбивались прикладами и копьями. Все успешней – эффект неожиданности прошел. Да и волки были странные – бешеные, словно не чувствующие боли, но больные на вид. Мутанты в самом плохом, не философском смысле слова. У кого переизбыток лап, у других сквозь мех прорастали разноцветные опухоли, третьи, наоборот, тощие как лучина, животы целуют хребет.

Из свалки у двери вывернулся и кинулся к ним с Аэданом вообще малозатронутый. В одной набедренной повязке, грязный, лицо безобразно ополумордилось. Но меха почти нет, и глаза –едва волчканутые. Но напрочь безумные. И светятся. Повезло, в этой фазе больные совсем слабые, хватит и…

Недооборотень прыгнул с пяти шагов и врезался в химера, сбив на землю. Громыхнул выстрел, но бешеный лишь дернулся, не упал. От Аэдана отмахнулся не глядя и тот отлетел в сторону, будто бы и не был здоровенным варваром. Полуволк подмял Ханнока под себя, дыша в лицо болезненным гнильем. Широко раскрыл рот, раздирая углы губ под новую пасть. И вгрызся в демонскую глотку.

Ханнока спасло лишь то, что зубы у больного выпали и новые нарасти не успели. Но счет и так пошел на секунды. Он попытался скинуть тварь, но та была чудовищно сильна, рвала себя на предел, едва получалось отпихивать ее морду. Потом сарагарец вспомнил. Выпростал руку, схватил себя за хвост, у самого основания шипа и ударил этим костяным клинком. В бок, три раза, вложив в каждый все желание жизнь.

Оборотень хрипяще заскулил, потом обмяк. Ханнок скинул его с себя, подбежавший Аэдан помог встать. Сарагарец ощупал горло – болит и кровит, но, счастье, не из прокушенной вены.

- Хос-ся-ин… - провыли с мостовой. Ханнок и не сразу понял, что это – укулли.

Вот сволочь, все никак не сдохнет. Уже убитый, но никак не желающий смириться с этим недоволк полз к стене склада. Потускневшие глаза, еще почти человеческие, смотрели на нее счастливо, с обожанием. Пальцы впивались в окровавленную мостовую. На одном, указательном, драколень заметил след от снятого кольца. Сараграцы, любой общины, обычно носили перстни именно так.

- Хош-шаин! С-сдесь!

Ханнок, дрожа от ярости, подошел и вбил бывшему земляку клинок в шею. Рывком выдернул и сам взглянул на склад, уже зная, что сделает с этим "хозяином", попадись он ему.

Стена вспучилась и следующая тварь проломилась прямо через фахверк. Сплющила зазевавшегося горца в блин громадным каменным молотом. Она и сама была громадна. В то, что когда-то родилась человеком, верилось с трудом. Как и в то, что должна стать волком. Полтора дракозлиных роста, разнородно бугрящиеся мышцы, многоцветный мех пучками. И маленькая голова, едва не утонувшая в шее.

Это был не "хозяин". "Хозяина" Ханнок увидел в полутьме разгромленного склада - силуэт в стеклянных доспехах, сияющий магией и силой веры. Магмастер сложил руки жестом концентрации. Так часто молились дома.

Монстр взревел и начал гвоздить. Что подвернется – стены, кохорикаев, оборотней. В пыль и красные брызги. И без того едва справлявшиеся горцы сломались и побежали. Иногда их догоняли и рвали последние оборотни – у этих боевой дух, похоже, ушел в иное измерение, недоступное нормалам и вообще разумным.

- Уходим! – крикнул Аэдан.

Ханнок замешкался. Прямо на пути у монстра с молотом застыл маленький дракозел, бледный и в черных доспехах. То есть сарагарец, конечно, знал, что Коннот – такая же здоровенная зверюга как он сам, особенно когда растопырит крылья, но сейчас тот казался едва не детенышем.

Монстр поднял свою дубину и опустил. Потом еще раз. И снова – мимо. Коннот стоял у нее на пути, едва отшагивая, уворачивался. Тварь безбожно мазала, дергалась, словно кукла на ниточках сразу двух дерущихся постановщиков. Потом княжий зверочеловек вытащил нож из-за пояса и бросил. Результат превзошел все ожидания.

Огромный монстр, этот осадный волк, повалился на мостовую, воя до боли в химерьих ушах. Тварь каталась по камням, рвала себя когтями. С трудом отведя взор от этого жуткого зрелища, Ханнок увидел, что и другие кин-мутанты – тоже.

Бойцы Кохорика остановились, потом, вдохновленные Коннотом, шатающимся, но судя по ругани – вполне живым, вернулись. Осторожно, целясь в сорванные ворота и дыру в стене, закалывая по пути скулящих, словно бы плачущих волков. Химеру с чего-то показалось, что иные из мохнатых сами подставляли горло.

Бледный химер отважно доковылял внутрь склада, перешагнул через груду обломков. Вытащил из глазницы Сиятельного нож. Такой же Ханнок видел у князя. А может это он и был – Соун Санга любил возрождать в себе щедрых владык прошлого.

Когда княжий демон вышел обратно на свет, Ханнок заметил, что морда у него вся в крови. Похоже, Конноту кто-то знатно успел расквасить нос. Впрочем, в такой суматохе – немудрено. Соглядатай хлюпнул, размазал кровь перчаткой и прогнусавил:

- Там ход в подземелье. Они могут быть где угодно. Я должен сказать князю.

Последнее прозвучало, будто он себя уговаривал. Коннот расправил крылья, контрастно бело-черные, словно выкрашенные. Прошипел что-то сквозь зубы, едва не стонуще и… взлетел прямо с этого места. Прямо с земли. Несколько мощных взмахов, поднявших тучи пыли и побелки, и он уже был над крышами, еще мгновение – он на полпути к башне. Ханнок завороженно следил за ним. Потом чихнул и сказал:

- А мне говорили, что мы так не можем.

- Правильно говорили, - отозвался Аэдан, пристально, из-под ладони следивший за полетом. И добавил, тоном отнюдь не хвалебным: - Хор-роший летун. И метатель.

Ханнок не понял. Посмотрел на труп Сиятельного. Потом на тушу осадного волка, еще подрагивающую. Вспомнил, где стоял бледный хмырь. Почесал гриву на макушке. Да, и впрямь хороший. Просто великолепный. Чтобы так попасть, нож должен был два раза сменить траекторию полета.

- Почему… почему псов скрючило? – сказал боец из горцев, все никак не справлявшийся с дыханием. Озвучил этим еще одну вертевшуюся в рогатой сарагарской голове мысль.

- Мне это не нравится, - сказал Аэдан.

Из-за стен донесся чистый, пронзительный звук укульских горнов. Громкий, наверняка еще и усиленный магией. Башни напротив главного становища орденцев зарокотали барабанами. Потом боевой ритм донесся и со стороны вторичных осадных лагерей.

- Началось.

За стенами, по великолепной дуге, взмыл вверх огненный шар. Замер в высшей точке и понесся вниз. Обрушился на черные и серые крыши, три мгновения спустя по ушам ударил грохот взрыва. Город ожил криками, как свирепыми, так и напуганными. Пара вояк, из самых побитых, осталась у места волчьей бойни, остальные побежали к укреплениям. Аэдан тоже побежал.

- Почему к башне? - догнал его Ханнок.

- Древний город. Ходы тут везде. Как и культисты. Если они уже попали внутрь… Омэль знает куда они могут пролезть еще…

ШАРАХ!

Этот приземлился на самой башенной террасе. Ханнок даже почувствовал взрывную волну. За этим последовал целый залп.

- Магии не жалеют, - заметил зверолюд. Им пришлось остановиться у края площади, под прикрытием каменного дома. Когда утих грохот, внутри стало возможно расслышать молитвы.

- Даже с новым камнем их ненадолго хватит, - Аэдан всматривался в небо, потом, выждав момент, они перебежали к началу лестницы наверх. Залегли за бортиком. По площади металась объятая пламенем фигурка. Недолго.

- Если они вообще тратятся на штурм, - очередное затишье, - А не…

Затишье закончилось. В колосса Кохорика ударил луч света. Оторвалась и разбилась о мостовую глыба - где они пробегали мгновение назад.

- На отвлечение, - закончил Аэдан. Они были уже у подножья башни.

"Почему мы вообще лезем помогать князьям с воеводами, а не нашим?" – подумал Ханнок, перескакивая через труп в городских доспехах. И удивился про себя, что уже считает таковыми всю эту спонтанную и в прямом смысле слова разношерстную компанию. Куда и сам, считай, навязался. Даже с этой золоченой, чьи дружки лупили сейчас волшбой по гражданским кварталам.

- Потому что там мой брат! - рявкнул Аэдан. Похоже от грохота зверолюд и не заметил, как сказал это вслух. И прежде чем он успел в очередной раз восхититься крепостью клановых уз у Кан-Каддахов, терканай добавил:

- Скорее всего мы его убьем.

- А если…

- Тогда он убьет нас.

Господин Укуль Илай, Лорд-Командующий Семнадцатого Священного похода, едва удерживался от того, чтобы навеесить себе на поясницу заклинание. Всю прошлую неделю он почти не слезал с коня, мотаясь от лагеря к лагерю, инспектируя, вдохновляя, утешая, договариваясь. Более не доверяя делать это подчиненным. Сейчас он возвращался с переговоров с новым перебежчиком, сумев-таки довести дело до формальной присяги и обмена аманатами. Бальзам-плетение, не излечивающее, так хоть смягчающее боль, он воистину заслужил. Но – нельзя, люди стали слишком внимательными. Ныне и анекдот об Илае-мягкозадом может послать остатки его авторитета в войсках козлодемону под хвост.

Авторитет… Беда пришла вместе с подкреплением. Со всеми этими пятью зашуганными послушниками и одним ламанни, озверевшим на следующий же день. С их треснутым камнем, которого не хватало и на то, чтобы сто бойцов укрыть. О нет, связисты Магмастера Войны не соврали, ничего с подкреплением на перевалах не случилось. Их не накрыло фоном, их не порубили дикари. Просто все те витязи, что топали блестящими сапогами рядом, все эти сияющие, непуганные герои – не подкрепление. Это, узри их Окельо, новый, Восемнадцатый поход. Уже со своим Лордом-Командующим.

Хотел бы Укуль Илай знать, что за демоны покусали столицу, раз она послала два солнца на один небосвод. Когда он, в иной форме, конечно, спросил об этом у "брата-во-Ордене", свежеиспеченного коллеги, надушенного хлыща, никогда не покидавшего до того Контур, то получил предложение поступить по примеру благородных предков – чередовать власть день за днем. И узрел хартию, пурпурную и золотую, уполномочивающую и благословляющую.

Когда-то, еще ко дню своего пятого опечатывания, Укуль Илай представил доклад об истории Священных походов. И ни в одном источнике не нашел упоминания об этой почтенной традиции. А если она и была… что ж, даже у великих праотцев случались приступы идиотизма.

Хуже всего, что он ничего не мог с этим поделать. Его бойцов было меньше, они устали и изголодались. И, боги, многие из этих благородных больше времени теперь проводили в новой, куда более просторной и расшитой палатке новичка, чем в своем же лагере… Господин Илай жалел, что не вздернул вовремя мерзавца-сотника, когда был повод. Теперь поздно, и куда он, туда и ламанни.

Даже в "его" дни восемнадцатые почтительно слушали, изысканно кланялись, сыпали обетами… и запарывали любое порученное дело. Чего тут было больше – прямого саботажа или раздолбайства, Укуль Илай не знал. И старательно гнал от себя мысли, что еще в прошлой трети он сам и его бойцы были немногим лучше. Мириады, неужто Укуль и впрямь утратил умение платить за опыт чем-то иным, чем собственной кровью?

Укуль Илай поморщился от укола мигрени. Недосып и свирепствующий фон делали свое дело, понемногу подтачивая даже его знатные и обеспеченные души. Что же творилось с воинами и простецами Семнадцатого? Почему он радовался, когда Магмастер Войны доложил об успешной активации Старого Тольока? Почему они вообще так рьяно придерживались планов, составленных в тепле и мраморе дома? От расползшейся аномалии страдали не только бездушные, но и осаждающие. Илай даже подозревал что и не столько. Опоздавший опыт и цена - высока.

Сквозь деревья, пожелтевшие от здешней злой осени, а может и их магической виной, уже просвечивали палатки лагеря. Их еще даже не окликнули. Растяпы. И это еще "его" день. Ничего, сейчас он всыпет им по полной. Как насчет отрубленной руки за беспечность, любители древних традиций?

Когда Укуль Илай услышал зов горнов, то не сразу понял, что это не тревога, даже не оповещение. Горны звали к атаке. На штурм и подвиги. И семнадцатый Лорд-Командующий точно знал, что таких приказов не отдавал.

Он подстегнул коня магией, наплевав на то, что нарушает этим один из статутов об уважении к "младшим друзьям". Вырвался вперед свиты, влетел в лагерь, едва на затоптав конем часового-ламанни в воротах. Увиденное подтвердило слух о беде – войска Ордена шли на приступ Кохорика. Частью воспользовались прорытыми для заматывания особо ретивых героев ходами и траншеями. Частью – сколоченными для вразумления новичков щитами и навесами на колесах. Но большинство, боги, выдвигалось колоннами с лестницами в руках. Как в тот, первый, день. День, который он, Укуль Илай, поклялся себе никогда больше не повторять. Надеждой на сотню следующих перерождений поклялся.

Его воины, несчастные, благородные семнадцатые… Святые неудачники.

- Что все это значит? – прорычал он с седла Лорду-Командующему Восемнадцатого.

Укуль Сеньео, позор их правящего рода, сидел на своем складном стуле как летописный полководец. Хоть сейчас в инфосферу, для восхищенных потомков. На голове крылатый шлем. В длани – жезл повеления, кристалльный, сверкающий нерастраченной силой. С каким удовольствием Илай разбил бы его об эту тупую голову! А потом вогнал обломок Восемнадцатому в глазницу, да так, чтоб из затылка выскочило…

- Ваш боевой дух делает вам честь, родич, - пропел Укуль Сеньео, - Как я вас понимаю! Какой лорд откажется прозываться освободителем Альт-Акве, обители гидротермального исцеления? Как умело вы отвели глаза вражеским шпионам, создав видимость трусости, прежде чем обрушиться на них! Я признаться, отправил доклад о вашем пораженчестве командованию. Как раз на сегодняшнем сеансе связи – Иль-Халад улыбается нам, связисты смогли пробиться в Столицу. Верховный совет очень интересовался, почему все их повеления еще не исполнены. Хорошо, что ваши друзья убедили меня добавить слова умягчения, дать вашему плану развернуться. Теперь-то я вижу всю глубину вашего таланта в малой стратегии!

Укуль Илай смотрел на собравшихся за спиной "родича" офицеров. Рядом с восемнадцатыми стояли "его" Магмастер Войны и Кормчий. Первый смотрел спокойно, второму хватило совести отвести глаза. Свежие войска подкрепления, корпус союзников и те сотни, командиров которых чаще прочих видели вместе с Тулун Иолчем, стояли на внезапных позициях, отрезая атакующим путь назад, в становище. Из-за их спин по городу навесом и лучами били осадные призмы. Илай уже был уверен, что это сжигается последний стратегический резерв Семнадцатого, их шанс вернуться домой без помощи новоприбывших. Теперь он видел, что его воины чаще оборачивались назад, чем смотрели на укрепления дикарей.

Семнадцатый Лорд-командующий молчал. Он, Укуль Илай, все-таки оказался никчемным командиром. Он подвел своих людей. Он не сумел предотвратить перехват власти. Его труды о походах прошлого не смогли подготовить его к тому, что в первую очередь опасаться надо было своих.

- Хотя… дайте-ка подумать, родич… - Сеньео едва не жеманным жестом положил палец на подбородок. Видимо, это долженствовало изображать неверящее сомнение, мысль-о-котором-так-неприятна, - Мне не очень нравится ваш тон. Может ли статься, что и это все очередное представление и на самом деле вы хотите отозвать бойцов назад? После того, как вы уже позволили священным телам наших воинов оказаться в лапах бездушных? Попрали директиву о сокровенности сиятельной смерти? Может вы и вовсе хотите презреть пятый параграф плана вашего Похода? Оставить этот славный город стонать под копытами мутантов? А может, вы такой не один и нам стоит изучить пределы рвения всех ваших людей? Мне очень не хотелось бы сообщать это на вечернем сеансе связи…

Со стороны города заговорил порох, адское зелье дикарей. Штурмующие вошли в зону поражения. Лорд-Командующий Семнадцатого священного похода провел ладонью по хребту, укрепляя спину:

- Я возьму этот чертов город! Будьте готовы поддержать меня, когда мы взойдем на эти стены!

- Всенепременно, - улыбнулся Сеньео. Укуль Илай этого уже не слышал. Он спешил туда где умирали его люди.

- Назад! – дворцовый страж наставил на них копье. Дорогой бронзовый наконечник чуть дрожал.

- Мне надо попасть в подземелье башни. Сообщи князю!

- Я тебе говорю – назад! Война! Кан-Каддах, это не ваш город!

- Пропусти их, - спокойно сказали у них за спиной. Ханнок обернулся и увидел чогдайского мастера церемоний. Как всегда безукоризненно опрятного и по полной форме. Разве что посох сменила бронзовая глефа с длинным, в полтора локтя лезвием. Интересно, умеет ли этот рафинированный эстет ей пользоваться? Зверолюд уже знал, что южане считают такое оружие "женским". Но в этой странной земле это еще ни о чем не говорит. Он уже видел их женщин в бою.

- Вождь стражи – Хашт, не вы! – упорствовал охранник подъемной шахты.

- Долг господина Хашта сейчас – находиться при князе, владыке гор. Мои же умения сейчас куда менее полезны. Посему я помогаю как могу. Меня послали приветствовать господина Норхада, буде он появится.

Стражник нехотя подчинился и отшагнул с порога. Дернул за шнурок в кольце "-5". Как только чогдай, последним, ступил на настил платформы, она дрогнула и поползла вниз. Вновь – мучительно медленно.

- Вы пользуетесь доверием князя, господин Норхад, человек Коннот отзывался о вас с похвалой, - сказал мастер церемоний.

"Вот как?" – удивился бледной симпатии Ханнок.

- Но все же Соун Санга, великий, опаляющий, желает знать – зачем вам понадобился доступ к пленным и артефактам именно сейчас?

- Человек Коннот не говорил про культистов? – приподнял бровь Аэдан.

- Он их упоминал.

- Вот. Мой брат…

В-Ж-Ж-жух!

Соседняя шахта отозвалась гулом, низким, пробирающим до костей. Зародившимся внизу и быстро унесшимся вверх.

- Тьмать. Это же левитатор, да?

- Надо было разобрать этот механизм, - с легким сожалением сказал чогдай.

Платформа вздрогнула и застыла между этажами. Мгновение спустя о ее доски с хрустом ударился человек, пролетевший пятьдесят два этажа. В рабочий тунике, порванный когтями, с крепкими, натруженными от вращения подъемного блока рукам. Еще мгновение и он скатился в шахту, когда лопнул один из канатов и настил накренился.

- Прыгай! – Аэдан первым подал пример и перескочил в темный зев служебного коридора. Чогдай с неожиданной ловкостью оказался следующим. Потом незримые нападающие обрубили второй трос.

Химер повис на высоте трех этажей, судорожно вцепившись когтями в канат. Чуть снизу кричал "Крылья!" Аэдан. Заметно выше встревоженно орал стражник у входа. Очень высоко выли оборотни и звенел металл. Да и сам Ханнок, похоже, ревел благим тьматом.

Еще один трос начал складываться кольцами во тьму. Удерживаемая за последний узел платформа закачалась гигантским маятником. Драколень, из последних сил и рассудка дернулся, усиливая амплитуду и прыгнул.

Бетонная перегородка между этажами ударила его живот, вышибая воздух. Химер заскреб когтями, пытаясь удержаться, но едва не отправился вслед за обрушившимся на дно подъемником, в тучи пыли. Потом Аэдан схватил его за рог и помог влезть наверх.

- Как отсюда быстрее добраться до темницы? – Кан-Каддах не стал тратить время на вопросы вроде "Ты как? Живой?" и прочие утешения. Ханнок был ему за это почти благодарен.

- Я провожу, - сказал чогдай и заскользил по коридору, в мерцающем свете волшебных огоньков. Химеру пришлось восстанавливать дыхание на ходу.

Нижние ярусы тоже восстанавливали, и тщательно, но не тратясь на красоту. Дыры и выбоины в стенах наскоро замазали раствором, разноцветно закрасили. На потолках виднелись следы от снятых на переплавку труб. Вокруг ящики, пифосы и тюки. Пару раз попадались работники, сбившиеся в группки, иные наскоро вооруженные, прочим оставалось лишь уповать на богов. У лестницы на минус четвертый с аппетитом обедал служанкой волколюд. Аэдан пристрелил его на ходу.

Дальше трупы попадались чаще. Кладовщики, котельники, носильщики, мутанты. Загрызенные, разорванные, пронзенные мечами. Черными костями под белыми силуэтами на закопченных стенах. Были и живые, раненые и нет, несколько таких выживших даже присоединились к ним. Они поминутно озирались, дрожали, иных тошнило, но заступы и гражданские каменные клинки сжимали крепко. Горская самоубийственная отвага, куда уж даже Кенна до Кохорика.

На минус пятом двери в комнаты стали массивными, местами обитыми ценной бронзой. Мертвые и живые также куда выше статусом, одоспешенные, при боевом вооружении. Ханнок увидел второго за этот день убитого Сиятельного, пришпиленного копьем к ящику, прямо через двойной нагрудник. Рядом, привалившись спиной к стене, сидел Доннхад и пил. Водку, прямо из горла, от запаха чистого, без присадок, алкоголя у сарагарца ощетинилась грива. Но старому козлу сейчас простительно – он теперь не только однозубый, но и однокрылый – переломанные фаланги болтались на обвисшей, порванной перепонке. У Ханнока сразу заныла спина.

- Хороши закрома у Санга, а? – прорычал старик, судя по морде - сам сегодня в амоке. Кряхтя, похоже, больше по привычке, поднялся и пошел за ними. Ханнок понадеялся, что он не выпадет из шока в самый ответственный момент, заорав на всю башню. Или, хотя бы, не кинется на них самих.

- Шахта уже близко, так? – спросил Аэдан, похоже если до того и ходивший в гости к брату, то другим маршрутом, от подъемника, не по лестницам.

в-ж-у-у-УХ!! – провыло совсем рядом.

- Можешь не отвечать, - сказал Кан-Каддах и сплюнул. За гулом приземлившейся волшебной платформы последовал топот сапог, стеклянных, по бетону. А еще цокот когтей и тяжелое, хриплое дыхание.

Они почти вбежали друг в друга, потрепанные обитатели башни с ее гостями и не менее них вкусившие тягот боя диверсанты. Трое магмастеров и полтора десятка мутантов, осатаневших от запаха крови, но железно покорных. Что ж, головы Соуна Санга при них, как боялся Ханнок, не было. Но и с пустыми руками они не уходили. Высокий воин, судя по печатям – старший, держал в руках кристалл, серый и продолговатый. Ханнок вспомнил его – именно этот артефакт так самозабвенно тащил с собой в город из деревни Доннхад.

- Ах ты золотой ублюдок! – ахнул старый козел. Ну точно, он самый.

- Убить, - мелодично чирикнул орденец и волколюди рванули вперед, расталкивая друг друга, бестолково размахивая оружием у кого оно было. Маги развернулись и столь же резво припустили в противоположную сторону, скрылись за поворотом.

Первый из мутантов налетел на подставленное копье, нанизался на него как на вертел, но все равно умудрился достать Доннхада когтями. Сарагарец ощерился от накатившего волной смрада промокшей от крови шерсти и гнилого дыхания. Громыхнуло, чавкнуло, другой крупный зверь с мохнатым телом и совсем сарагарским лицом повалился на пол, перегородив коридор.

- Дальше пересечение, вы их догоните, - сказал чогдай, - Развернитесь и два поворота направо.

Доннхад спихнул копытом волка с копья, словно кусок мяса с шампура. Место рядом с ним заняли еще два таких же ветерана, в озерных доспехах.

- А мы разберемся.

Аэдан кивнул и побежал. Большая часть горцев рванула за ним. Ханнок впечатился и увязался следом. Хотя так и не понял – зачем он это. Думать вообще сложно. Еще он успел услышать как позади чогдай сказал, лишь едва повысив голос:

- Вы пришли без приглашения.

Хрустнула разрубаемая кость, отчаянно взвизгнул волкочеловек.

- Это непростительно.

Назад до развилки, направо, прямо, направо. Волшебные светильники мелькали, едва не смазываясь в одну сияющую черту. Они злили химера. Ему хотелось их разбить.

На полу коридора лежал один их тех трех, с бритвой в глазнице. Рядом дрожал в агонии демон из обслуги.

- К-котел, - прохрипел он и затих.

- Нам туда, - ткнул пальцем один из работяг.

Снова бег.

Аэдан затормозил, зверолюд едва не сшиб его на землю. Они оказались у входа в большой зал, вырубленный в коренной породе. Дверь лежала чуть поодаль, искореженная, словно выбитая взрывом изнутри. Из осиротевшего проема тянуло теплом и гидротермальной взвесью. Котельный молча указал на табличку на стене. "Центральный преобразовательный узел". Почему-то Ханноку показалось, что это – совсем не хорошо.

Кан-Каддах подобрал и сунул в проем швабру. Ее перерубило заклинанием, перекладина с тряпкой распались в искры не успев упасть на пол.

- Боевые дикомаги есть?

- Д-да… - заикаясь, отозвалась девушка-огарок, нервно ломающая пальцы. Аэдан не выглядел обрадованным, но приглашающе качнул ладонью в сторону двери. Девушка замерла лицом… и упала в обморок. Но дверной проем заискрил багровым, потом изнутри закричали, заскулили и певуче заругались.

Норхад ворвался в залу первым, с пистолью в одной руке и мечом в другой. В него тут же врезался полупрозрачный, переливающийся шар, словно сотканный из тумана и плавленой смолы. Кан-Каддах пошатнулся… потом поднял огнестрел и нажал на спуск. Попал или нет, Ханнок не увидел – он как раз обогнул терканая и врубился в первого оборотня.. Химер вообще мало что успел разглядеть. Мир уже был красным. Демон знал лишь, что помещение действительно большое. И что магмастера опять отгородились заслоном из меха и мутировавшей волчатины. Эти их питомцы были совсем больные и истощенные, пока их добивали забрали лишь несколько жизней… Одной едва не оказалась его собственная.

Ханнок зарубил волка и увидел, что почти добрался до "настоящих" орденцев, в доспехах. Примерился атаковать и тут в лодыжку впились зубы. Пока выдирал ногу и кромсал мохнатого, чтоб наверняка, золотые опомнились. Один ударил его, просто кулаком, под дых, еще издали. Их разделяла добрая сажень, но зверолюд словно молотом по животу получил. Рухнул на колени, беззвучно разевая пасть. Отчего-то он очень хорошо видел, как на лице волшебника испуг и удивление – видимо ждал куда большего эффекта – сменились яростью. Сиятельный переложил кристальный клинок в правую руку и кинулся к нему – добивать неуговоренную магией тварь… Сиятельный получил по лицу брошенной пистолью. Потом напоролся шеей на меч – бронзовый, южный, с обратной заточкой. Врученный Аэдану лично князем, на одной из аудиенций. Кан-Каддах дернул его на себя, едва не отрезая голову напрочь. Высвободил.

- Стоять! – демонски рыкнули на весь зал. - Скажи им стоять!

- Назад! – и впрямь крикнул Аэдан.

Горцы зло разорались, видно, не любо им было подчиняться захожему Кан-Каддаху, но послушались. Ханноку помогли встать, он наконец мог восстановить дыхание, огляделся.

Первые впечатления не обманули – зала и впрямь была большая. Уже наполовину забитая мертвыми и умирающими. У дальней от входа стены дышали жаром две огромные бронзовые сферы. В них, из пола, от них, в потолок, шли трубы. Такие же зигзагами змеились по стене. А в ней самой темнел ход в древние подземелья, свежепроломленный.

У лаза фалангой застыли орденцы. За ними командир и… самый большой тер-зверолюд, которого до сего дня доводилось видеть Ханноку. На две головы выше него самого. В рубище, истощенный, но бодрый. На запястьях и над копытами темнели полосы от кандалов, уже выглядящие так, словно месяц как заживали. Похоже, им помогли. Но больше всего сарагарца впечатлили крылья… вернее то, что от них осталось. Перепонки и почти все фаланги "пальцев" отсутствовали. Уцелели лишь два крайних, в норме должных держать все крыло. И вот эти, напротив, были прямо-таки аномально развитые, толстые, сросшиеся, слегка загнутые. Что твои две костяные сабли. То как химер воинственно растопырил эти "клинки" позволяло предположить, что это не тюремщики так постарались, а другие, залечивая ли давнюю рану или просто модифицируя в соответствии с демонской придурью. Ханнок уже догадывался кто это мог быть.

- Ну привет, брат, - сказал Аэдан, - Хорошо выглядишь.

- Назад! - повторил тер-зверолюд, поднимая зажатый в лапе кристалл еще выше. Не тот, что выкрали диверсанты, а другой, подешевле с виду. Командир орденцев что-то говорил демону на укулли, видимо саблекрылый лишь переводил. Но с импровизациями, - Это резонатор. Если вы подойдете мы взорвем его к чертям собачьим.

- У нас вообще-то война, брат. Говори дельное, пока можешь.

- Ха! Это сердце башни Кохорика. Если подорвать камень здесь, вся дылда сложится к тьматери!

- Я просил дельное.

Саблекрылый насмешливо оскалился:

- Аэд, вот передо мной не надо. Я тебя знаю. Ты не станешь обрекать город на катастрофу…

Под конец фразы демон звучал уже не так уверенно. Его брат поднял с пола пистоль и начал перезаряжать. Своей цели саблекрылый, впрочем, достиг – горцы пятились, отступили на половину зала. Оставшийся на месте Аэдан тихо выругался, разве что Ханноку слышимо. Пока суть да дело магмаетсера смогли справится с диким заклинанием и сплели малый щит.

- Могли бы и раньше царскую фишку на стол выложить, - сказал он уже вслух. И пнул ближайшую мохнатую тушу, еще дергающуюся, хрипящую, - Не пришлось бы ваших докрамсывать.

- Они прихватили напоследок парочку горцев, тоже неплохо, - осклабился вражеский нетопырь, снова уверенный в себе, - А мы избавились от балласта.

- Так это теперь называется?

Волколюд копошился, пытаясь вывернуться так, чтобы в последний раз увидеть хозяев.

- Они слабые, больные, - пожал плечами козлоящер. - Ни на что больше не годные. Жаль, но в новом мире таким не место.

- А таким как ты, значит, будут почести с наградами? – сказал Аэдан.

- Таким как мы, Аэд. Да, будут. Присоединяйся и мы вернем Варангу былое величие. Саму жизнь!

Кин-волк, скуля, сумел-таки перекатиться на другой бок, вскрытый и сочащийся кровью. Уставился на старшего орденца. На длинной лишаистой морде расцвело выражение совершенного счастья. Ханнок снова не выдержал и ударил. Но и меч в шею не смог согнать эту гримасу жуткой, собачьей преданности с лица мутанта.

- Интересный экземпляр, - заметил саблекрылый, впервые обратив на Ханнока внимание, - Дай угадаю, опять тащишь новичка в Теркану?

- Тебе-то какая уже разница? – процедил Норхад.

- О, это был намек на то, что я, якобы, предал клан. Ты ошибаешься, братец. Я верен отцу и Спирали.

Впервые за все время знакомства Ханнок, на какое-то мгновение, решил, что Аэдан насмерть перепугался. Потом Кан-Каддах справился с собой, хотя слово прозвучало почти по-зверолюдски рычаще:

- Объясни.

- Я верну нам честь, Аэд, смогу, если ты и другие помогут. Я сумею раскрыть отцу глаза, помогу ему покинуть ложь, что ему рассказали о Господах их враги! Мы снова… Ты смеешься.

- Ха. Спасибо, брат, мне уже легче. Я и забыл, что это тебя называли романтичным идиотом нашего поколения, даже не меня.

- Да ты ничего не знаешь о нашем прошлом, ты, глупец! – заорал нетопырь, выскалившись во все зубы, - Найди настоящие летописи! Посмотри на старые камни! Прижми отца! Вспомни о Шауреше и ты…

Командир Ордена дернул союзного демона за скелет крыла. Тот замолк, явно с неохотой. Уже за своей спиной Ханнок услышал топот горских сапог и грохот горских копыт. К ним пришло подкрепление. Сиятельные бросили колдовать над бронзовыми сферами, один за другим юркнули в пролом. Последним ушел сойданов заблудший сын.

- Мы еще поговорим, Аэд.

Щит мигнул и погас. Аэдан выстрелил во тьму лаза. Потом Орденцы все-таки подорвали резонатор. На самом малой мощности, ясно не рискуя сбросить на себя на себя весь город. Или с самого начала блефовали. Но обрушить потолок коридора у них получилось. Башня вздрогнула, ханнокова грива встала дыбом, но этим все и ограничилось.

- Мы еще поговорим, - сказал завалу Кан-Каддах, - И тебя это не обрадует.

- Что здесь происходит? – рявкнули голосом Соуна Санга. Князь вел за собой дворцовую стражу, судя по напоенному клинку в руке и чужой крови на доспехе – отнюдь не из-за спин.

- Они хотели тут все разнести. У них не получилось, - сказал Аэдан.

- Я спрашиваю, что сказало это отродье и почему ты дал им уйти?!

- Они хотели тут все разнести, - повторил Аэдан, - Я достаточно навидался резонаторов чтобы знать – этот был рабочий.

- Ты хоть знаешь, что именно они заполучили, сойданов сын?

- Нет, не знаю. Вы же не посвятили меня во все свои тайны. Меня и к брату-то не пускали одного. Он натура сентиментальная, нежная, проповедует только в надлежащих декорациях.

- Ты Кан-Каддах. Мы тебе не доверяем. Тебя хорошо бы подвесить на моей башне, – сказал князь, но излишне ретивого вассала, бросившегося карать и отличаться, таки остановил нецензурным окриком.

- Но, возможно, нам и впрямь стоило рассказать тебе больше, - Соун Санга внезапно показался постаревшим и усталым, - И еще может статься, что нам лучше было самим подорвать эту башню, чем позволить им завладеть этим артефактом. Вот что, сейчас ты пойдешь в мой город, Аэдан Норхад и будешь геройствовать. Если доживешь до вечера – заходи, поговорим.

- Как пожелаете, князь, - поклонился Аэдан и они все, кроме оставленных у завала дозорных, пошли к лестницам. Адреналин схлынул и цокая копытами по бетонным ступеням и переходам Ханнок на мгновение подумал, что подъемники – это не так уж и плохо.

И схватился Са-Ивелли Келед с нелюдем и преломили они копья. Но Ивелли был чист душой и соблюдал все обеты и жертвования так, что погиб со славой, сохранив и преумножив души, а презренный враг его испустил корявый дух в пекло Киньича, где и пребывает с тех пор, пугая послушников, что слишком много думают и мало делают.
- "Житие святого Келеда."

В последний бой его провожали всем княжеством. Звучали песни, звучали саги. Опустели в тот день погреба и наполнились на следующий год троекратно. Славно порадовал он дев, зная что уже не вернётся. И пошли от него там два клана – Шивен и Нахаирин. Так должно приходить и покидать потомку Кау и Нгаре!
В день сражения он отрубил нелюдю, Кереду, руку по плечо, но и сам принял удар между седьмым и шестым ребром со стороны сердца. Раны завизировал Ах-Итшив, жрец из Кауарака.
- "Жизнь и деяния Тамэтомо На-Дхора, благого витязя."

В день "663 Джед 7 Мауар 2 Дзаб 5 Варадж" секлись бронзовые пришельцы с золотыми у хребта Изгнания. Вождь бронзовых убил золотого и сам умер.
Это был хороший день.
-Большая Красная Летопись Джед-Джея.

---

Взрывов не было слышно уже две минуты. Укуль прекратил обстрел города заклинаниями. Потому ли что побеждал или же его опять отбросили – Миэн не знала. Она не знала и того, почему сородичи вообще предприняли такую дорогостоящую в магии атаку. Когда она еще была по ту сторону стен, то ясно слышала приказы Лорда-Командующего, направленные на сбережение запасов энергии. Будучи настройщицей артефактов, она могла распознать и то, что эти повеления эти не произносились для отвода дикарских глаз. После первого неудачного штурма и потери камней магии хватало в обрез. Если не случилось чуда, то после сегодняшнего экспедиции остается лишь победить или погибнуть.

Она все же надеялась на первое. Покой не спешил возвращаться в оскверненный город. От укреплений доносились грохот и крики, звуки боя. Но варварских победных завываний еще было слышно – эти любили жить тихо, но праздновали громко – в ее плену было время заметить. Эту и другие их повадки.

В затишьях между залпами она слышала, как одноглазый выродок спорил снаружи с другими на таком искаженном укулли, что лучше бы рычал и выл. Потом они все убежали со двора, из обрывков искаженного диалекта она смогла понять, что из позвали латать раненых дикарей. Напоследок в ее палату заскочил младший мучитель, не одноглазый, и не перекошенный, а так, пособник. Примотал ее к лежанке и закрыл дверь. Судя по стуку, еще и подпер. Мерзавцы, если праведный гнев Ордена ударит и по этому кварталу, то заберет и ее. Позорно, корчащуюся в путах, медленно сжигаемую заживо или задыхающуюся в дыму…

Впрочем, Пресветлые мудры в назначении испытаний. Дикари и не подозревали, что это было ей только на руку. Момент настал, куда раньше ем следовало, да, но намного позже чем она хотела. Пока подмастерье одноглазого мясника легко побеждал ее показную борьбу, то не заметил за всем этим, что она успела задвинуть за спину ложку. Из местного поддельного маг-стекла. Миэн выкрала ее пока все метались, вспугнутые взрывами, стащила со стола с непонятными приборами.

Женщина прикрыла глаза, расслабилась и воззвала к наследию Элеисов. Почувствовала магический композит едва ли не на уровне частиц, удивилась как легко он откликнулся. На нее накатило странное вдохновение, она начала плести заклинания из собственного малого дара, такого обычно невзрачного, заставлявшего ее стыдится себя самой. Загадочно расцветавшего в этих отравленных краях. Ныне спасающего ей жизнь. А еще из обрывков высвобожденной бомбардировками энергии – ее было столько, что даже в ее выпотрошенном состоянии удавалось урвать крупицу-другую. От того, что ныне она священную силу, считай, воровала, а не переизлучала, было горько и яростно.

Ложка сдвинулась с места. Миэн приподналась, упираясь головой и ногами, толкая эту стеклянную палочку из-под спины к руке. Одновременно она плавила ее, заставляла край заостриться. Хорошо бы по отдельности вести процессы, но она не знала насколько хватит сил, времени и удачи.

Запахло горячим, спину обожгло. Даже несмотря на то, что силы Миэн едва теплились, что она почти не касалось истинного волшебства, что работала осторожно и медленно и что материал был удачным – ложка все равно раскалилась. Сиятельная закусила губу, лишь бы не закричать, приходилось выгибаться так, что шея едва не трещала. Лишь бы не занялись простыни…

Сгусток жара передвинулся к руке. Из последних сил Миэн толкнула переплавленное в пильчатое лезвие ложку под запястье, дернула вперед-назад, еще, перерезая, обжигаясь. Запахло уже паленым. Женщина прокусила губу в кровь, потом все же закричала. И смогла вырвать руку из захвата.

Потом она наскоро остудила пилку и справилась со прочими путами вручную, без волшебства.

Она слезла с кровати, моля богов о том, чтобы не упасть в обморок прямо тут, в этой пропахшей лекарствами и страхом темнице. Чтобы все ее страдания над стеклом не оказались напрасными. К ее удивлению после минуты-двух головокружения и тошноты она смогла дойти до двери, даже не споткнувшись. Возможно, Мириады даровали ей внезапное восстановление сил под воздействием отголосков чистой магии? Может ли статься, что яростные огненные заклинания выжгли из нее скверну Ядолунья, хоть на день?

Миэн ухватилась за Высшую магию сильнее и поняла, что совершила ошибку. Слабость и тошнота вернулись. Чем бы не опоили, не изрезали ее выродки, она уже принадлежала отравленному миру больше, чем Укулю. А еще ожил ошейник, угрожающе нагревшийся, разом потяжелевший. Но он же быстро начал выводить святую, но опасную теперь для нее энергию из ее душ и тела, изгнонять ее прочь где она рассеивалась. Искрами прошлого, пеплом ее мечтаний…

От всего этого женщина едва не утратила волю к борьбе. Такое напоминание о том, кто она теперь… Но Миэн сумел перековать эту смертную тоску в клокочущую ярость, открылась той единственной силе, которая ей еще оставалась.

Бронза замка щелкнула и сдалась ее воле. Сбросив остатки высшей магии через дверь, словно таким образом расписавшись в окончании старой жизни, она вышибла подпорку, навалилась на доски входа и едва не упала с крыльца на хорошо утоптанную землю.

Свободный мир обрушился на нее с такой силой и яростью, что она опять едва не потеряла сознание. Непривычно яркий свет резанул по глазам. Ушли атаковали грохот и вопли войны. В нос ударил запах дыма. Неужели ее узилище было так сильно экранировано от всего этого? Неужто ради нее одной? Зачем это варварам?

Она привыкла быстро. К необходимости привыкать тоже привыкаешь. На ее счастье, осада Альт-Акве и самим дикарям должна была казаться светопреставлением. Во всяком случае, на такую мелочь, как стук упавшего полена-подпорки никто внимания пока еще не обратил. А было кому. У ворот в большой двор, внутри которого она находилась, деревянных, прикрытых сверху резной двускатной крышей, стояли бездушные. Знакомая ей дикарка с красным мехом и еще один – невысокий, странно смуглошкурый, с короткой черной шерстью на голове. На мгновение этот с чего-то заставил ее вспомнить поездку в Четвертый сектор на переговоры – тамошние младшие касты, когда забывали или не хотели бриться, выглядели именно так.

Дикари дежурили в врезанного в полотно воротины окошка, периодически отталкивали от него друг-друга, возбужденно перелаивались. Это их отвлекало, настолько, что прежде чем Миен заметили, она успела доковылять почти вплотную. Первой неладное почуяла рыжая, развернулась, ахнула, округлила свои жуткие голубые гляделки. Ее товарищ поднял демонскую огненную палку и выстрелил. Промазал. С запасом.

Миэн угрожающе подкинула в руке переплавленную ложку. Заставила ее светиться. И сказала еще одно знакомое ей дикое слово:

- Аших!

И добавила, подпустив в голос кровожадности, специально этой красношкурой толстой лисе, уже на человеческом языке:

- Открывай и прочь! Оба! Или убью!

Дикари разом стали с чего-то совсем молодыми, еще щенками. Особенно этот, с черным мехом. Даже огненная палка в его руках перестала казаться угрожающей, даром что перламутром и бронзой украшенная… Перламутром. Бронзой. Так. Миэн знала это поганое оружие. С его помощью ее забрали в плен. Интересно, этот мерзавец одолжил его у парнокопытного дружка или же правы слухи о демонах и они могут перекидываться из рогатой формы в подобия человека?

Миэн с великим трудом удержалась от того, чтобы и впрямь вогнать ложку в этот карий звериный глаз. Остановила ее не жалость, а осознание того, что скорее всего у нее просто не получится. Перепугавшиеся дикари, несчастные суеверные отголоски, и не знали о том, как мало у нее осталось сил. Даже свечение волшебного стекла было самой обычной реакцией частиц на слабую магию, ничего общего с настоящим, безжалостным огнем боевых накопителей и резонаторов.

Но ее блеф удался – бездушная опомнилась первой, отвесила щенку затрещину и они сняли засов. Потом отбежали и Миэн пятясь, спиной вперед вывалилась из ворот на улицу. Стоило ей отойти на десяток шагов, как ворота захлопнулись снова, снова громыхнул брус засова. За забором заорала бездушная, понятно, теперь решила, что в безопасности и зовет на помощь, выродков, мутантов или другие подобия, а может и своих языческих божков. Чаще всего повторялось слово “Фреп”. Миэн искренне пожелала этому злому духу развоплощения и зашаркала на свободу дальше. Потому как обидно, но факт – даже эта парочка растяп и впрямь была в безопасности от нее, некогда грозной воительницы Ордена.

Вокруг нее горел дикарский город, цветастой плесенью наросший на белом мертвом теле Альт-Акве. Не так жарко и обильно, как хотелось бы ее гневной душе, но как раз столько, чтобы радовать душу осмотрительную. Отовсюду непонятно, зло или паникующе орали варвары, но на этой улице народу, счастье, было мало. Потом Миэн расслышала куда более добрый звук – укульский горн, и даже, вроде, орденский боевой клич. Но когда повернулась в ту сторону, то увидела, что до прясла стены над которым вился языческий синий и белый дым, сверкали вспышки благих заклинаний, до этого места боя – далеко. Ядолунье опять шутит с ее слухом, пусть в этот раз и в сторону улучшения.

Так далеко… Не важно. Миэн пошла туда, твердо заповедав себе если и не дойти, то хоть упасть головой в правильную сторону.

Пять дворов и приступ тошноты спустя она почти дошла до слияния этой улицы с более крупной. Остановилась на минутку перевести дыхание, опираясь рукой о забор. И тут же, словно наказание за эту слабость, из-за угла выбежал пяток варваров. В разномастных доспехах. Одна – женщина. Двое – рогаты. На поясах каменные кинжалы. А вот что в руках багры и ведра, не боевое оружие, Миэн поняла не сразу. Впрочем, в ее состоянии и этого хватит.

Миэн перехватила свою жалкую пилку поудобнее. Демоны и подобия… пробежали мимо. Лишь один мутант, особо неуклюжий, зацепил ее крылом, едва не опрокинул. Зло рявкнул на бегу, но сиятельная была уверена, что это не боевой клич, а местный вариант вездесущего, вселенского "смотри куда прешь!".

Чужане угрохотали подошвами и копытами прочь, туда, где все более смело клубился над крышами дым. Миэн перевела дух и спрятала свое, боги прости, "оружие" в рукав. Неужели она и впрямь стала так похожа на выродков? Она уже знала, что кожа ее поблекла, утеряла благородный металлический блеск. Да и одета сейчас была в варварское рубище, из-под которого выглядывали бинты. Объяснимо, приятно, но… пугающе.

Миэн не позволила страху испоганить момент удачи. Оттолкнула забор и пошла дальше.

Большую улицу наполовину перегородило обрушившейся стеной большого дома. По завалу сновали горцы, раскапывая, перетаскивая раненых и мертвых, помогая тем, кому еще имело смысл. Женщина признала, что все это делает нелюдям и выродкам честь. Но, пекло огненной луны, они сейчас преграждали ей путь к месту ее славы! Может статься, что последней.

Миэн склонила голову, добавила в походку нетвердости, благо это было почти естественным. Она всего лишь очередная перепуганная и растерявшаяся горожанка, не на что смотреть…

Удачи почти хватило. Когда она уже почти миновала это варварское скопление, ее окликнули:

- Сестра, куда? Там дальше убийственность, кровавая опасность! Застынь! Повремени!

Сиятельная скрипнула зубами. Мерзкая, корявая речь Тавалика, неверного Дома! К ней спешила одна из этих предателей. Татуированная, в штанах – позорище. Миэн тоже сейчас была в этом диком ужасе, но у нее-то не было возможности выбирать!

- Эй, ты укомплектована? – вырожденная уже таращилась прямо ей в лицо своими черными дырами на месте глаз. Боги, да у нее и зубы подпилены, и клыки заметны, прямо как у бездушных! Как низко пал этот Дом…

- Уы-гы-ы! Э-э-э… - промычала Миэн, зная, что иначе акцент ее выдаст, деланно неуклюже отмахиваясь, пряча глаза... Великая удача, но почему таваликки еще не заметила ничего подозрительного?

- Мать тьмы, страсть и позиции! – выругалась местная, - Ну, ну, успокойся, садись сюда.

Вырожденная усадила ее у стены и пошла к своим. Миэн нашарила камень, удобно легший ей в руку. Сейчас они отвлекутся, и она побежит к стене. Истинно – побежит. Только чуточку отдохнет…

На пути к прочим варварам таваликки как-то странно дернула головой. Потом упала на колени, на секунду застыла так и повалилась набок. Миэн не сразу смогла разглядеть торчащий из ее виска кристалл.

Дикари раскричались, забегали, их застали врасплох. Миэн сложно было их обвинять – она и сама не ожидала что со стороны центра города, из еще одного переулка, выскочат и бросятся на горцев волколюди. Пожалуй, сейчас сиятельная была ошарашена даже больше прочих. Дома озверение всегда считали наказанием за грехи и общение с темными силами. Печатью звероголовых богов огня и хаоса, которую те налагают на своих верных последователей. Ненавидимым и возлюбленным ими проклятием, которое объединяет их в животной злобе к последнему оплоту Сиятельных. Разве что у ламанни оборотни были тихими и пришибленными, но ведь на них падает отблеск света Укуля…

На глазах Миэн демоны рогатые и демоны мохнатые схлестнулись в бою и, неожиданно, она уже не знала кого ей стоит презирать больше. Волколюди выглядели мерзко и вели себя куда более дико. Один прорвался к раненым и начал жрать. Позабыв про схватку. Не обращая внимания на то, что его жертва продолжает орать и корчиться.

Сол-Элеис Миэн не выдержала и, чудо, и впрямь подбежав, ударила волко-монстра по затылку камнем, укрепив мышцу магией, всей, праведной и неправедной, без остатка. Тварь упала. Женщина продолжила молотить ее даже когда она прекратила дергаться.

- Брат! Осторожнее, здесь еще одна колдунья выродков! – звонким, родным говором, приветом из прошлого пропел ей Укуль.

Миэн подняла глаза и увидела, что эта схватка дикарями проиграна. Горожане частью полегли в бою, частью разбежались, преследуемые многоликими оборотнями. Ей бы радоваться, но ей стало страшно.

По центру улицы, среди тел и луж крови стояли трое ее сородичей, в блеске силы и праведного гнева. Один из них, в чине старшего послушника, указывал на нее пальцем. Вокруг него вертелся волколюд, заискивающе заглядывающий в золотое лицо.

- Слава богам, вы здесь! – крикнула им Миэн, в глубине души уже понимая, что ее мир безвозвратно изменился.

- Ты из "культистов"? – брезгливо сощурил глаза в тени шлема послушник, - Ты убила моего ламанни, дура! Этот был еще не безнадежен!

- Я укулли, как и вы! – холодея от того, что оправдывается и не понимает, зачастила Миэн, - Меня взяли в плен! Я Сол-Элеис Миэн, из Четвертой цитадели, слава богам что…

Второй из орденцев что-то шепнул первому. Глаза у того зажглись уже не презрением, ненавистью.

- Премерзкая, молчи! Не тебе славить богов. Ты предала их в тот день, на плахе, на глазах у всего командования честных воинов. Но, вижу, дикари славно отблагодарили тебя за то, что послужила им подстилкой. Ну так мы добавим от щедрот Ордена.

Миэн на могла ничего на это ответить. Сородич усмехнулся и сказал:

- Убить.

Волк прекратил с обожанием таращиться на него, повернул полуморду к ней. То ухо, что успело уже переползти на макушку, прижалось к голове. Черные губы раздвинулись, обнажая зубы, еще редкие, уже острые.

Волк кинулся вперед. Миэн зажмурилась, зная, что это конец, уже не имея сил и желаниям сопротивляться. Как глупо сложилась ее жизнь…

За спиной громыхнуло. Оборотень на бегу сложился пополам и упал, захлебываясь скулежом. Миэн обернулась и увидела рыжую бездушную, глаза шалелые, но руки уже засыпают новую порцию зелья в ствол, размеренно, умело. Конечно, одной этой отважной дуре ничего не светило против героев Ордена и их внезапных питомцев… Но бездушная была не одна.

Образец номер 4 – Миэн уже устала удивляться - взвился с разбега великолепным прыжком. Перескочил ее, отвергнутую братьями-во-Ордене, сбил послушника – только хрустнуло. Потом выщелкнул пальцы, схватил кинувшегося с мечом его товарища за ногу, легко оторвал от земли и хряпнул о ближайшую стену. Как будто рыбу глушил. Крик оборвался быстро.

Третий ее сородич бросился наутек. Разумно – волки, позабыв про все, метнулись на защиту. Но номер четвертый подобрал обороненное кем-то копье. Еще раз прыгнул и в прыжке метнул, сверху вниз. Снаряд ударил с такой силой, что орденца ласточкой бросило вперед на две сажени.

Волки разом утратили волю к жизни. Кто выл, кто катался по земле. Номер четыре спокойно перебегал между ними и добивал. Прибежала бездушная, тыкала в нос стволом, ругалась. Миэн было не до нее, в упавшем орденском щите она увидела отражение – свое бледное лицо с наметившимися морщинами. И полностью черные глаза.

Миэн закричала и потеряла сознание.

Каменное ядро ударило в усиленный магией навес, разбилось, не повредив. Но один из поддерживающих плетение мастеров упал в обморок. Укуль Илай перехватил его партию, вливая свои запасы в это и другие защитные заклинания. Теперь, когда он не наблюдал со стороны, а подключился напрямую, стало окончательно понятно – их силы на исходе. Но и осталось совсем чуть-чуть…

- Вперед, братья, взяли! Вы, у тарана, поднажмите! Ну! Еще! Герои, Ом-Ютель улыбается вам!

Лорд-командующий не кривил душой и не льстил. Его воины шли вперед. Бой был спланирован с нарушением даже не здравого смысла, а замшелых канонов. Хуже всего, даже этот план ему пришлось подхватывать на лету. А еще им, славному авангарду завоевания, оставили самые огрызки волшебной мощи и оружия. Но они шли. Укуль Илай знал, что не заслуживает таких людей в подчинении, но он не мог предать их еще и бросившись каяться и молить о прощении в самый ответственный момент. Не мог даже отступить. Потому он ненавидел себя, но тоже шел вперед.

Они прикрывались плетёными и дощатыми экранами, собственными щитами, даже вязанками хвороста напополам с вплетенной в них магией. Хоронились в траншеях и у локальных маг-полей. Его умельцы на ходу осваивали новое искусство, умение достигать великого искрами ресурсов и собственной кровью. Жаль, так поздно. Горе – этого не хватало. Трагедия – даже сами эти знания могут не пережить сегодняшнего дня.

Крытый таран почти довели до центральных ворот. Воистину герои! Под фланговым огнем с бастионов они смогли засыпать вязанками хвороста ров. Дотащить навесы, окованное бревно и лестницы. Но, то что они вообще вынуждены били идти этим маршрутом – преступление. Тот, кто послал их сюда совершил ошибку. Совершили, вернее – Илаай уже понял, что чудовище предательства и глупости было многоликим, словно языческое гневное божество. Оно не ограничивалось этим напыщенным глупцом, Сеньео. Там были еще и те стратеги, оставшиеся дома, что учили их всех воевать так, будто и не рождался на свет Саэвар, прививший дикарям любовь к пороху. А еще - Кормчий и Магмастер Войны, потому что уже видели на что способны варвары, но все равно не возразили. И он сам, ибо не уберег и не предотвратил.

Наверняка руку приложил и этот мерзавец сотник-без-сотни. Бойцы были уверены, что это сам Илай послал его в диверсию по "внезапно" найденному ходу в город, вместе с половиной отданных ему в обучение послушников и теми из озверелых ламанни, которые были самими больными и никудышными. Укуль Илай поклялся, что убьет Иолча. Потом. Сейчас не время сеять в душах воинов мысли о расколе в верхах.

Дикари на надвратной башне дождались, когда защитные заклятия внезапно ослабнут – наверняка какой-нибудь выродок постарался. И опрокинули на таран котел с горящей нафтой. Результат был не такой сокрушительный, на который они, наверняка, надеялись, но все равно от криков обожжённых мороз продрал по коже. Илай кивком отправил еще пару бойцов на замену, сам, лично, подпитал щит под которыми они добежали до замершего навеса. Молча выругался. Впервые за всю жизнь у него, потомка святой Окельо, начинал ощущаться предел.

- Что там у второго лагеря?

- Господин, они уже лезут наверх! – после минутной заминки отрапортовал связист, держащий у уха передатчик.

- Хвала Владыкам! У третьего?

На этот раз связист молчал заметно дольше.

- Ну?

- Господин…

- Говори же!

- Их опрокинули. Господин, ветер меняется.

Укуль Илай выругался уже вслух. Единственное хорошее что было сегодня – ветер дул от них на город, унося прочь антимагический дым. Теперь же он и сам видел – синие клубы и усики от сброшенных дикарями свертков и разведенных на стенах жаровен качнулись в их сторону. На правом фланге они уже окутали осадную башню и теперь со стен по ней били пушки, вышибая щепу и целые доски. Долго не продержится.

Илай оценил шансы, если их накроет, и понял, что они воистину невелики. И чем дольше он раздумывает, тем меньше.

- За мной, - скомандовал он офицерам и резерву из личных дружинников.

- Господин! – округлил глаза связист, - Вы верховный командующий нашего похода! Если вы…

Укуль Илай ударил его ладонью в перчатке. Боги, почему он так не похож на вождей древности?

- Я сказал - за мной! – прорычал он, - Сейчас или никогда!

Они выскочили из траншеи, он и его латники, и даже этот кабинетный маг из хорошего рода, утирающий на бегу потекший нос. Илай отстраненно подумал, что со стороны они наверняка представляют собой жалкое зрелище – последний резерв Семнадцатого, так недолго блиставшего. Он понадеялся, что заодно и хоть немного героическое, из тех, что потом рисуют в настенных свитках.

Под сапогами зачавкала раскисшая от осенней мороси и свежей крови дорога. Потом захрустели прутья засыпавших ров фашин. В щит ударила пуля, другая. Потом целый залп – дикари отвлеклись от расстрела простых вояк на куда более важную цель. Лорд-Командующий чувствовал каждый удар по невидимому куполу, прикрывавшему отряд. Каждая такая искра, вспыхивавшая в магическом диапазоне его зрения, уносила частичку священной энергии. Ее и так уже осталось мало.

Илаю было приятно, что хоть кто-то еще так ценит его голову.

Когда они вбежали под навес тарана, то он выругался, увидев вблизи, как мало повредили удары его бойцов ворота. Похоже, он возлагал слишком большие надежды на это бревно, к торцу которого примотали осколок одного из великих кристаллов. И даже этих малых результатов удалось добиться лишь споров с воротин обивку из синих волокон. Под огнем противника. Оплатив временем и жизнями. Хитрые горские сволочи! Издали ворота казались просто странно окрашенными.

- Командир! – прогнусавил связист. Илай едва не треснул его второй раз, но обретавший на ходу компетентность маг указал вверх.

Варвары уже спускали с башни на веревках толстый мат из таких же богомерзких трав, наверняка еще и пропитаный солями. От одного его присутствия волшебная защита начала колебаться и искажаться, пошла разноцветными разводами. Как мыльный пузырь. Скорок так же и лопнет.

Счет пошел на секунды. Илай решился и совершил страшное святотатство. Он выхватил из-за пояса и разбил свой жезл полководца, бесценную реликвию, один из немногих оставшихся еще с времен до Коллапса накопителей древней работы.

От нахлынувшей волны энергии даже у него заплясали в глазах искры. Спускаемый мат мотнуло в сторону, как живое существо или мифический "магнит", напоровшийся на ту же полярность. Плетенка задымилась.

Укуль Илай засмеялся от переполнявшей его силы, он чувствовал себя Сиятельным древности, из тех, что проплавляли насквозь горы, если им было лень было их обходить. Эйфория едва не заглушила важнейшую, необходимейшую мысль – это лишь на мгновение. Заемное могущество.

Он перенаправил магию в засветившийся обломок великого кристалла, и силой мысли метнул его в ворота, так что камень потащил за собой уже бесполезное бревно.

Вспыхнуло, громыхнуло. Ворота вынесло в город вместе с решеткой из бруса, разметало щепой по всему коридору башни. Уже чувствуя, что бесценная, унаследованная силы утекает, как вода сквозь пальцы, Илай запечатал магией убийственные дыры в сводах и возглавил атаку. Пока бежали по выстланному обломками и кусками варварских тел проходу, его души пели и смеялись. Но одна, пятая - душа магии, рыдала от того, что он только что уничтожил одно из сокровищ Укуля ради того, чтобы выломать дверь в диком городе, который не стоит того, чтобы его захватывать.

На площади на другой стороне его латники врубились в спешно сбегавшихся в подобие строя дикарей.

Впервые в жизни Укуль Илай сражался в ближнем бою с варварами. Не с бандитами и повстанцами по запросу полуцивилизованных союзников и даже не с их на четверть окультуренными врагами из Восходного Края. Не магией, издали, а кристаллом против бронзы и обсидиана. Сейчас ему это нравилось. Сила прошлого бежала по его венам и энерготокам. Илаю казалось, что великие предшественники бьются рядом с ним, оберегают его, словно на мгновение возвращенные в этот мир разрушением полководческого накопителя. Может так оно и было – этим жезлом они посылали победоносные армии в бой, при завоевании Внешней стороны. Тогда, когда мир был еще чист и молод и снова, в эпоху Священных походов.

Они быстро выбили дикарей с предвратной площади. Зверелые и нет, враги валились на землю от его ударов, мечом и магией. Илаю было радостно. Он знал, что еще немного и он воплотит свою судьбу. Сокрушит бездушных и выродков. Вернет этот город Сиятельным. Станет провозвестником новой эпохи. Раздавит своей заслуженной славой предателей, о как сладостен будет день, когда Сеньео, Иолч, Магмастер Войны и прочие…

Опьянение высшей магией начало спадать. Лорд-командующий осознал, что сражаться на самом деле сложно. В их безумной атаке варвары потеряли многих, но куда меньше, чем он надеялся. А может даже и не столько, сколько ему примерещилось. Победная поступь Ордена замедлилась. Бронза, обсидиан и свинец выдержали натиск золота и кристаллов. Потом начали одолевать.

Остатки заемной силы покинули его так же быстро, как и затопили. Оставив лишь нечеловеческую усталость, пустоту и щемящее осознание, что вот такового вот в его жизни больше уже не будет. Никогда, разве что столица позволит ему угробить еще что из невосстановимого. Илай пошатнулся, едва не упал. Счастье, его задвинул назад за себя, прикрыл щитом один из ветеранов… они все теперь такие, его Семнадцатые.

Лорд-Командующий огляделся. Его люди по-прежнему держались. Но видно было, что это дается им все тяжелее. Впереди, за спинами обороняющихся, главную улицу уже перегородили опрокинутыми телегами. Прямо сейчас варвары громоздили поверх мебель и бочки, превращая заслон в баррикаду. Вдоль стены налево заняли оборону строем копейщики в шлемах-масках. Даже не копейщики – слишком длинное у них оружие. Пикинеры они - вспомнилось Илаю ненужное сейчас слово из летописей. И под острия этим мерзавцам уже легло слишком много Семнадцатых. Общий защитный экран распался на лоскуты. В домах вокруг засели дикари с подлым оружием – на глазах Илая одному из латников прострелили навылет кирасу, словно ту делали не лучшие бронестекольщики Укуля, а его златошвеи. Илай поднес свой меч к глазам и увидел, что и он уже пошел трещинами. Не любит их Ядолунье, не принимает, разве что - переваривает…

Дорога направо была свободна, но вот туда им не надо. По крайней мере, не такими силами.

Илай опомнился. Схватил за плечо сгорбившегося рядом, под щитом, связиста, рявкнул ему в лицо:

- Где они?

- Ждут приглашения… Сигнала, господин, - связист сразу понял, кто такие "они" и как к ним следует относиться.

"Выживем – произведу в сотники" - пообещал себе и связисту Илай, развернулся и заковылял к надвратной башне. Ее дверь уже размеренно, трофейными топорами высаживали двое латников. Все-таки эти люди заслуживают лучшего полководца…

Дверь выломали как раз, когда он дошел. Экономя силы и время даже на благодарный кивок – вассалы поймут, он знал, Илай возглавил еще одну атаку. Двое на первом этаже – без потерь. Один на лестнице, убил первого латника, но и самому ему Илай подрубил ногу и скинул вниз, товарищам. Огнестрельщик у опрокинутого стола на втором, прикончил второго латника. Илай разбил о рогатую голову фамильный меч. Огарок у выхода – получил осколком в глаз. Илай забрал его клинок – бронзовый, примитивный, такой сейчас ценный…

Последний этаж едва не забрал жизнь самого Лорда-Командующего, повезло что рядом оказался связист, подпитавший своими слабыми силами экран, да еще вассалы, подоспевшие на штурм. Илаю помогли встать. Там же, на третьем, Укуль Илай оставил свой плащ, порваный и измаранный в крови и грязи. Если во всем этом был тайный смысл, послание от Мириад, то Илай впервые жизни понял, что готов на богохульство.

Лорд-Командующий приставил лестницу к люку наверх. Высадил его магией, уже чувствуя себя так, будто вытаскивает магию не из пятой души, а всего организма, клещами, в ущерб органам и тканям. Наверх лез с мыслью, что если там окажется очередной нежданно умелый дикарь, то он не прочь получить пулю или лезвие – все отдых. Но там никого живого не оказалось – еще при обстреле деревянный шатер башни попал под удар осадным заклинанием. Теперь сквозь точащие в разные стороны доски просвечивало злое, неожиданно яркое солнце Ядолунья.

Укуль Илаю передали копье и знамя – он даже не сразу вспомнил, какой из сотен. Он пробрался к пролому в кровле, и вывесил полотно наружу – белое, золотое и уже изрядно красное. Илай на него не сильно надеялся – если этому мерзавцу, Сеньео, не достаточно магического сигнала, то вряд ли он и сейчас бросит армию в атаку.

Прошло несколько минут, тоскливых и пугающе утвердительных, пропитанных мыслью "я так и знал". Потом вновь зазвучал укульский горн. Ровные ряды орденских войск двинулись к городу. Пожалуй, со скидкой на усталость и головокружение, Укуль Илай стал радостен. Он шепотом произнес обет, что если доведется развить успех, захватить-таки Альт-Акве, то он на свои средства поставит в новом оплоте Сиятельных часовню. В память о всех погибших.

- Боги нам благоволят сегодня, - расчувствовавшись, сказал он связисту, бледному, едва не свешивающемуся из пролома и помогающему удерживать знамя. Тот вымученно улыбнулся в ответ. Улыбка еще держалась на его лице, когда под невероятным углом в шею связисту вонзилась стрела. Илай дернулся к нему, едва не упустив ткань, но маг уже вывалился наружу и упал в ров, далеко внизу. Годы обучения, славное родовое имя и вот, хватило палки с каменным наконечником и цветастым оперением… Лорд-Командующий сжал зубы, заставил себя отвести взгляд и посмотреть туда, откуда прилетел клятый снаряд.

На правом от башни бастионе стояло черное чудище, напоминавшие кентавра из бестиария "Вымышленные твари внешних дикарей". Оно уже успело повторно натянуть лук. Потом спустило тетиву.

Стрела ударила в нагрудник, напротив сердца. Застряла в броне, оцарапав кожу. Еще бы чуть-чуть… Илай зло заорал. Мерзкая тварь! Почему из здесь так много, мутантов, почему они все такие опасные?

На крик к нему метнулся еще один семнадцатый, последний из его группы. Вцепился в знамя, не сообразив, почему командир вопит. Илай не успел его предупредить – следующая стрела нашла смотровую щель шлема. Как, как твари это удается?

Илай мог бы выпустить столь дорого оплаченное знамя, но с Сеньео станется тогда отменить атаку. Поэтому он лишь вцепился в ткань сильнее. Третью стрелу ему удалось спалить в полете, магией, но сразу же понял, что вот он – предел. Теперь даже не хватит чтобы свечу зажечь.

Он смотрел на то как лишненогий мутант выцеливает его и думал о том, что ни у одного Лорда-Командующего еще не было такой эпитафии – "Застрелен небывалой и противоестественной тварью, удерживая знамя на воротах чужанского города". Потом оживший миф оглянулся через плечо и шуганулся из виду.

Илай был удивлен. Он не ожидал, что его спасителем окажется сотник-без-сотни. Лорд Тулун комендантом города шагал по стене, возглавляя отряд из послушников и оволчишихся ламанни.

Выглядели они потрепанными, окровавленными, в разбитых доспехах. Но судя по тому, как уверенно скидывал на своем пути варваров со стены Иолч, у него с запасами магии дело обстояло куда лучше, чем у его вроде как командира. Наверняка, пока предводитель Семнадцатого вел утомительные переговоры с дикарями, сотник забрал лучшие накопители для своей "диверсии".

Это не имеет значения. Сейчас Илай выслушал бы даже демона-Кау, если бы тот пообещал ему удержать ворота до прихода основной армии.

- Сюда! Помоги нам! – крикнул он, усилив зов крупицей магии, который и взяться-то было неоткуда. Сразу заболела спина. Он и забыл про это плетение.

Тулун Иолч посмотрел на башню, посмотрел на него, своего Лорда-Командующего – тот готов был поклясться в этом. Потом отвернулся, вскочил на парапет и спрыгнул с бастиона. Встал, отряхнулся и пошел дальше, к рядам восемнадцатых и предателей. Илай вначале невпопад возмутился такому безумному расточительству – баловаться с левитацией, столь энергоемкой, когда остальным и на экран не хватает! И только потом до него дошло, что все это значит. Что ж, такой откровенности он не ждал даже от сотника-без-сотни. И не знаешь, как к ней относиться.

- Я же взял этот проклятый город… - прошептал он, и сразу же поморщился от того, как глупо и жалко это прозвучало.

Соратники лорда Тулуна последовали за вождем – куда менее изящно. Один по приземлении сломал ногу и его втроем потащили дальше. Следом со стены попрыгали всполошившиеся, покинутые волки. С предсказуемым результатом. Потом прибежали преследовавшие дикари. Прыгать не стали, кинулись к зубцам с ружьями и луками. Иолч не глядя подновил щит и снаряды горцев начали отскакивать от него словно в тот, первый, день осады, когда Семнадцатый поход был еще в блеске и славе.

Когда лорд-сотник торжественно передал Сеньео незнакомый кристалл и вся орденская армада развернулась обратно к лагерю, Укуль Илай удивился лишь тому, как мало его это задело. Хотя нет, не вся – кучка вояк продолжала упрямо бежать к в очередной раз обломавшему сиятельные зубы Альт-Акве. Это трогательно, но уже ничего не меняет. Лорд-командующий аккуратно смотал знамя и спустился в башню. Там его едва не сбил с ног запыхавшийся латник:

- Вы живы! Господин, мы взяли баррикады! Велите идти вперед!

- Мы отступаем.

- Господин! – задохнулся латник, - Как же... Мы слышали горн… Орден…

- У Ордена, видно, есть дела поважнее, чем помогать мне, - от размежевания себя и Ордена Илаю не стало ни горячо, ни холодно, - Они не придут. Мы отступаем. Те маги, у кого еще остались силы, переключатся на поддержание щита. Заберите раненых, кто еще может идти. Мы уходим.

Когда, чуть позже, над засыпанном рвом Илай встретил запыхавшегося, хватавшегося за сердце старика-Кормчего, то молча ударил кулаком в нос, сбив на колени, презрев почтение к морщинам. В отличие от первого раза косых взглядов не последовало. Но он и не стал мешать жрецу и немногим оставшимся его послушникам подпитать волшебный щит. Его едва хватило, чтобы вывести уцелевших. Они едва успели – Илай неведомо обостренным чувством ощутил, как рядом появился злой, демонский металл – железо. Он порадовался, что ему не пришлось видеть, как подоспевший бездушный с Озер добивает своим жутким клевцом тех, кого пришлось оставить.

---

- Вы были великолепны, родич! – восхитился Укуль Сеньео. Похоже, даже искренне.

- Ты не пришел, - Илай стоял перед Восемнадцатым лордом-командующим, воссевшим на свой стул на вершине горского кургана. Стоял, еще окровавленный, в выкрошившейся кирасе, до сих пор сжимая дикарский кривой клинок, держа под мышкой свернутое знамя. Наверное, то еще зрелище. Впрочем, неважно.

- Мне не надо было. Вы успешно справились с задачей.

Пожалуй, Сеньео удалось-таки его заинтриговать, вяло и холодно.

- Вот как? Вон те что-то радуются, - указал мечом в сторону Альт-Акве Илай. Горцы победно молотили в барабаны. Над крышами города взлетела ракета и взорвалась ворохом разноцветных искорок. Потом еще. И еще.

- Простим дикарям их дикие радости. Они и не знают, что мы взяли в кулак их будущее, - Сеньео продемонстрировал как именно, воздев над головой руку с трофейным кристаллом.

- Это всего лишь камень, - сказал Илай, удержавшись чтобы добавить – "куда слабее разбитого мной".

Укуль Сеньео громко вздохнул с видом "И я еще пытаюсь дать вам возможность сохранить лицо, неблагодарный!".

- Вы хотите, чтобы там еще и вокняжился наш человек? Похвально. Вам еще есть куда расти. Приложите еще немного усердия и добьете задачу-максимум!

- А ты не хочешь?

- Это не наша битва.

- Тогда какая битва – твоя? - Илай слишком устал и охрип, чтобы кричать.

- У Восемнадцатого священного похода свои задачи, данные мне лично в столице. Будьте уверены, когда придет время мы приложим все усилия по их достижению. А до той поры предоставьте мне распоряжаться моими ресурсами, родич.

- Мои сотники – тоже твой ресурс?

- Нет, ну что вы. Но если они не подчиняются вашим приказам, это не моя беда. Сделайте им внушение, что ли… Послушайте, господин Илай, я и так вынужден был поддержать ваших бойцов нашей магией. И должен отметить, что если бы не инициативность этих ваших сотников, мы бы не получили и того, что получили.

- Где он, этот инициативный? - сплюнул Илай, приняв бессмысленность разговора.

- Лорд Тулун сильно пострадал во время своей отважной вылазки. Которая принесла вам победу, между прочим. В силу это, я посчитал нужным немедленно оказать ему медицинскую помощь…

- Пусть не возвращается.

- … у наших лучших целителей… Я не ослышался? Вам бы следовало его наградить!

- Я его казню. Неблагородно.

- Родич, как же можно! – изображать возмущение у Восемнадцатого получается хорошо, не отнять.

- Не спорь с историком, Сеньео, - поправил сползающее знамя Илай, - Я имею право на это, и даже большее. Будь он сам Элеис Тоёль, прославленным герой, и то бы я повесил его за неподчинение.

- Кстати, об Элеис Тоёле… - завел Сеньео, но Семнадцатый Лорд-Командующий уже повернулся к своим войскам.

- И вы все, слушайте. Кто и дальше хочет ходить под рукой этого человека из столицы, пускай идет приносить новую присягу. В честь нашей великой победы, это дозволено до заката солнца. Если же кто не определится и потом, то такого я не буду даже вешать. Я оставлю его варварам, без печеночного имплантата. Я сказал. Вы слышали.

- Послушайте, вы… Илай, ты что творишь?

- Навожу порядок. Как ты сам советовал. А теперь, Сеньео, извини, у меня спина болит. Идемте, Лорд-Кормчий, прочитаете мне молитву-другую.

Укуль Илай повернулся и пошел к своему шатру. Вопреки словам об усталости, он знал, что отдыха еще не скоро дождется – в голове уже роились новые, неотложные дела. Консолидировать запасы. Проследить за тем, чтобы заложники были под надлежащим надзором. Поговорить с ними, наобещать с три короба сиятельной благодати. Поймать выродка-другого и допросить, как они тут выживают… и где раздобыть порох.

Вообще-то все эти планы могут оказаться пустыми и ненужными. Укуль Илай не удивился бы, если назавтра из всего Семнадцатого окажется последним. Или что из Столицы пришлют приказ о разжаловании. Илай знал, что такой человеку его звания могут вручить лишь лично, с тройной печатью, но и Сеньео может надоесть играть в благородные обычаи… По правде говоря, Илай был готов и к тому, что до шатра попросту не дойдет.

И его удивлению и даже некоторой досаде – валандайся теперь с этим и дальше – к заходу солнца на его стороне остались не только прямые вассалы, но и почти все штурмовавшие Альт-Акве. Пришли с покаянной и несколько уклонившихся сотников. Лорд-Командующий сказал им много жестоких, но ободряющих слов, уже зная, что доверять никому больше не будет. Старый жрец наложил епитимьи, причем, неожиданно, и на себя.

Магмастер Войны не пришел. Ну и пес с ним.

Укуль Илай надеялся, что предки учтут все это, когда будут спрашивать с него после неминуемой катастрофы.

Часть четвертая. Кау.

---

… И сказал ему верховный жрец:
- Как вы вообще можете называть себя нгатаями? В песнях своих вы добавляете слоги, не соблюдаете канон. Стрижены не по обычаю. Одеяния подобраны не в цвет, в родословиях перепутаны боги. Это возмутительно!
Ответил ему Ах-Шиван, своему господину:
- Да, но ведь так же гораздо красивее!
И на том они помирились и преломили хлеб, потому как Ах-Шиван, жрец, просветитель Озерного Края, в гости к верховному всегда брал с собой десять тысяч бойцов.
- "Жизнь и деяния святого Ах-Шивана Озерного".

---

- Сиятельные уходят.

- Вот как, - Ханнок уперся спиной в застрявшую балку, копытом в стену, и сдвинул-таки этот брус с кучи обломков – кровельный камень, тесаные блоки и доски. И чья-то рука в браслетах, торчащая из-под завала.

- Я слышал, как Аэдан говорил это Хал-Тэпу, как раз прежде чем меня отправили к тебе, - Шаи выглядел неважно – до сих пор не привык к виду (и запаху) последствий войны. Но старался держаться бодро. Со времени штурма прошло четыре дня.

Серый зверолюд оглянулся по сторонам, затем, понизив голос, сказал:

- Если это сказал Аэдан, то явно незачем кричать об этом на всю улицу.

- Я не кричал, - насупился нобиль, - У тебя уши слишком чуткие! Все злишься из-за того, что я взял ружье без спроса?

- Для нгатая это – оскорбление.

- Сонни ты так не ругал. Вообще не ругал!

- Она умеет им пользоваться, - отпарировал Ханнок, на самом деле куда более разозленный, что этот дурень едва не пристрелил пленницу. Но прояснять позицию по этому вопросу не стал. Сарагарца не покидало чувство, что с ним самим творится что-то странное в деле защиты и куртуазности. Конечно, его самого так именно и воспитывали. Да, бить в набатный гонг вроде еще рано, но все же… Надо поговорить с Кан-Каддахом. Вот только тот снова целыми днями пропадал в дворцовой башне.

- Хааноок, Аэдан тебя звал, вообще-то, - убедившись, что гневные взоры и сопение не прошибают эту серую полуварварскую шкуру, добавил-таки Шаи.

- Вот сразу бы и сказал.

Ханнок отпросился у квартального старшины, организовавшего разбор завалов. Вместе с ним выпрягся из телеги и ушел Фреп – дружик к старосте не подходил, но возмутиться таким самоуправством ни у кого, похоже, духу не хватило. По словам Хал-Тэпа снежный зверолюд сильно переживал, что в первой же заварушке оказался бесполезен почтенному подателю жизни и так далее. Ханнок успокоил илпеша, что, зато, тот блистательно оборонил его имущество и пусть и временный, но кров. Саблезубый повеселел, но теперь старался на всякий случай не упускать вождя из виду. По крайней мере, пока за стенами сидят Сиятельные. Что ж, если Шаи не примерещилось, последнее обещает измениться.

- Нас вызывает князь, - такими словами встретил Ханнока Аэдан. Уже одетый в чиненый, вычищенный доспех. При оружии.

- Прямо сейчас? – не обрадовался химер, уставший, с вымазанными золой штанами и рогами в побелке.

- Да. Пусть видит, как ты трудишься на благо его города. Кирасу надень. И ружье прихвати. Без пуль и пороха.

Ханнок надел и прихватил. Не только воинский снаряд, но и переписанное по второму разу прошение. О последнем он Аэдану не сказал.

С ними увязался Фреп-Врап. Ханнок два квартала интриговал себя картинкой, как въезжает в приемную залу верхом на снежном чудище, с перекинутой через седло пленницей. Потом с сожалением вернулся к куда более скромному и жизнеспасительному варианту.

Они прошли на вершину плато, к башенной террасе, через подгоревший, пропахший дымом город. Плачи и победные гимны, стихи о цветах и срубленных головах, надлежащие после крупного южного боя, уже отзвучали. Теперь горцы расчищали и заделывали с деловитостью людей, привычных к постоянным войнам и природным катастрофам. Кохорикаи казались вполне готовыми к продолжению войны. Как и их князь, который принял их на третьем этаже – к радости Ханнока подъемник еще не починили и место аудиенций перенесли ниже (да и простреливается этот этаж хуже).

Вот только сарагарец еще помнил, каким подавленным и встревоженным выглядел Соун Санга, когда узнал, что непонятный артефакт похищен Орденом.

Импровизированная зала для приемов оказалась больше по размеру, но проще украшенной. Естественно, там были выставленные напоказ трофейные головы и комплекты доспехов. Две знатные дамы, которых Ханнок уже видел в прошлый раз, сидели в углу – одна обтирала тряпочкой очередной из жутких золотокожих экспонатов, вторая насаживала уже обмытый и подкрашенный экземпляр на подставку со штырем и привязанным бумажным ярлычком. То, как женщины работали – уже устало, но умело и как-то буднично, переговариваясь и посмеиваясь, вновь напомнило Ханноку какие же они все-таки разные и похожие – нгатаи Севера и Юга.

Еще там была стража, много, - после диверсии князь был оправданно осторожен. Включая вождя – Хашта, свернувшегося у колонны, настороженно светившегося синими огоньками глаз. Малость забинтованного, берегшего руку на перевязи.

У трона князь, сегодня весьма бодрый и веселый, хотя бы с виду, диктовал что-то господину над церемониями, живому-таки, но тоже не избегшему тягот войны. Чогдай сидел в странном кресле на колесиках, оттопырив загипсованную ногу. С одной стороны в держателе на кресле была закреплена уже знакомая сарагарцу глефа. С другого подлокотника свешивалась пара волчьих хвостов.

Варвары. Это ведь его соплеменники были, когда-то, пусть в них и не осталось ничего от прошлой жизни…

- А в нижню треть стелы впишем: - невольно прислушался Ханнок, - "Я, Соун из рода Санга, свирепый, опаляющий, так еще говорю: Пусть все видят – за сезон до возжигания огня, в год двадцатилетия повязания алой повязки в Кохорике, пришел Орден – враг презренный, коварный, зломудрый. Недруг, явившийся без ритуала и вежества. Воистину обрушил я на них свою булаву и они пали ниц перед моим величием. Юношей и дев их я положил на алтари, сжег в кострах, развесил по крюкам воспоминаний! Штандарты их кинуты под стопы праотцев, вожди их корчатся в моих клетках! Так я, Соун, потомок Эшир-Дана Санга, потомок Сойдана Кан-Каддаха, потомок Кау и Нгаре, низвергаю заносчивых, смиряю гордецов… хватит там еще места?

- Да, господин мой, должно хватить. Особенно если сократить запланированный ранее раздел с насмешками над вашим братом, - сверился с записной книжкой господин церемоний, - Но я должен обратить ваше внимание, что эта запись будет похожа на стелу седьмого года правления Шиенена в Аккане.

- Которого из них?

- Первого. Того-что-с-придурью-из-северян, господин мой.

Дома Шиенена величали Яростнем и Гневным. Князь задумчиво щипнул бородку:

- Ты прав. Так не пойдет. Насмешки вообще убери, а в характеристику впиши: "Я, щит и доспех предгорий… и так далее… Они явились, сильные, золотые и серебряноглазые. Отважные, в сиянии янтаря и злой магии. Воистину, свирепые и знающие, бросились они на нас, не искавших боя, но всегда готовых. И вот, повернуты прочь полки их, потеряна их заносчивость. Кохорик, город мой, пребывает в безопасности и радости. Его воины славно трудились со мной на урожае чести"…

- Господин мой. Это уже напоминает эдикт Саэвара Великого в Сарагаре.

- Вот именно, - наставительно указал пальцем в потолок Соун Санга. Потом, словно только что увидел посетителей, сказал:

- А вот и они, вот и они, герои благодарного Кохорика!

Почему-то его веселый тон Ханноку совсем не понравился.

- Мы пришли по вашему зову, князь, - склонил голову Аэдан, хотя точно уже сегодня с горским владетелем говорил.

- Я подумал и решил, что награду вы все-таки заслужили, - продолжил князь, вставший с трона и заложивший руки за спину, - Конечно, было бы лучше, если бы вы все-таки справились со своим бешеным родственничком и вернули камень. Заранее избавили Юг от множества проблем. Но даже мой брат согласился, что попытка была похвальна. Говорить "просите, всего, чего пожелаете" я не буду. Мы с вами все втроем отродья Сойдана и я хорошо нас знаю.

Но те чаяния, что разумней и умеренней, могу воплотить. Деньги, снаряжение, танец с посохами в вашу честь на юбилее… Выбирайте.

- Чем же мы должны будем отплатить за такую щедрость, господин мой? – спросил Аэдан. Чогдай возмущенно дернулся в своем кресле, схватился за колеса, но князь удержал его на месте взмахом руки.

- А, сразу к делу. Это мне нравится в Кан-Каддахах. Прагматичные, как снежные чудища, так ведь? Непочтительные и себе на уме, но порой полезные… те из вас, кто не ударился в культизм, конечно. Но ты и так уже знаешь, что мне надо, Норхад. Поедешь с Сагатом к Старику. Ты этого и хотел. Мы об этом уже говорили. Но так как Сиятельные ведут себя непонятно и непредсказуемо, я хочу обсудить детали еще раз. Хашт! Карту.

Чешуйчатый призмеился и положил на широкий стол тубус почти в человеческий рост высотой. Князь достал из него карту, расстелил. Поманил гостей ладонью. Под его обманчиво-приветливым взглядом и откровенно недобрым змеелюдским, нетопыри и примазавшийся к ним снежный угрызец подошли и всмотрелись.

- Брат тут поговорил кое с кем, жестко, как он это умеет. Он склонен считать, что знает, куда намылились золоченые, - князь указал стилусом, витым, бронзовым, на точку на дорогой бумаге. Точка лежала к юго-востоку от оазиса, там, где от огненного хребта ответвлялась и глубоко врезалась в лесистые южные цепь низких гор и отдельных вулканов. Отделявшая Озерный край от прочего полночного Нгата. Рядом виднелся значок стилизованной Сиятельной башни и череп, обозначавший особо плохие земли. Череп был отчего-то зачеркнут. Ханнок прочел подпись: "Уллу-Ксай, малая запретная территория". Где-то этот топоним химер уже слышал.

- Так. – сказал Аэдан.

- Да-да, именно, - хохотнул князь, - Как раз там сейчас изволит пребывать наш досточтимый предок. Успокойся, Норхад, я не собираюсь отправлять вас к нему по частям – как я уже говорил, я не верю, что он спелся с Орденом. Более того, Старик уже успел схлестнуться с Ра-Хараште, моими дражайшими вассалами. Я мог бы возмутиться и потребовать извинений за то, что он опять полез в политику. Но не буду. Особенно в свете последних событий.

Князь перехватил стилус на манер кинжала и с силой вогнал в клановый значок рядом с Уллу-Ксаем. Башня Кохорика, только не серая, а красная. Видимо эта эмблема тех самых Ра-Хараште.

- Алая и Стальная Башни никогда не ладили, особенно после того, как мы отобрали у них власть. Но с тех пор как они отселились в пустошь, с ними совсем не стало сладу. Ходят слухи, что в этом году они нашли там что-то… странное. Потом туда как гром среди ясного неба заявляется Сойдан Кан-Каддах, главный демон Юга. Еще чуть позже мой дядя, да греет его душу очаг Кау, нашел нечто столь же загадочное в тайном, начатом еще предшественниками раскопе под той заставой. И бантом на этом черепе – Орден, который успешно отобрал у нас это загадочное и собирается навестить странных Ра-Хараште и непредсказуемого Сойдана Кан-Каддаха, который всего лишь выехал туда на охоту. Истинно он мне ответил – на охоту. Всего лишь на охоту в окрестности из крупнейших городищ Омэля по эту сторону луны.

Соун Санга согнал с лица напускную приветливость. Сейчас рядом с Ханноком снова стоял южный двуногий хищник, почти чужой и странно летописный.

- Ты поедешь туда вместе с Сагатом и Хаштом и поможешь им разобраться, что происходит в старом гнезде Омэля. Я отправляю тебя туда, потому что хочу мира с Терканой, но мое терпение не безгранично. Я отправляю тебя туда потому, что знаю тебя, Аэдан Двадцать Шестой, как одного из немногих в этом поколении, который верен Старику, но еще способен ему перечить. А еще я хочу, чтобы все вы убрались из моего города. Вот и все. Чем тебя за это отдарить?

- Не считая золотой похвалы, мне и моим людям нужны запасы пищи гильдейского качества, на всю дорогу, - сказал Аэдан, привычно не выбитый из колеи, - Южная дорожная одежда в вариациях на шесть человек. И три длинных огнестрела, с запасом пуль и пороха. Желательно со штык-ножами.

Хашт выдал странное шипение, показавшиеся одновременно возмущенным и восхищённым. Соун Санга поморщился.

- Три? Многовато даже для Кан-Каддаха.

- Мой проводник из Гильдии. У сарагарца уже есть свое ружье, вашей милостью. Я же хочу и прочих северян приобщить к Югу.

- Хорошо, - явил благосклонность князь, - Хотя зверолекарей твоих приобщать смысла особого и нет. Мне тут говорили, что на улицах видели некую рыжую даму с майтаннайским выговором. Она умело ругалось и столь же метко стреляла. Такой я впрямь приятно помочь. Да и наставник её не промах, ха. На восточной стене им тоже довелось пострелять.

Ньеч и Хал-Тэп ни о чем подобном не говорили, припомнил Ханнок. Но князю видней.

- А тебе чего, мой северный друг?

Серый химер укрепил волю, как перед прыжком со стены "Милости Иштанны". Вспомнил, как выходил дома на декламации перед сильными людьми города. И, призвав этот опыт, сказал:

- Мне и моим людям нужны запасы пищи гильдейского качества, на всю дорогу. Южная дорожная одежда в вариациях, на три человека. И два огнестрела, с запасом пуль и пороха. Со штык-ножами.

На мгновение в зале воцарилась тишина. Даже знатные кохорикайки в углу оторвались от своего жуткого творчества. Химер и впрямь, снова, ощутил себя эпицентром всеобщего внимания. Вот только ощущения были не как от стояния на мраморном помосте в каемчатой тоге, а словно он опять корчился, прикрученным к рабскому акуционному столбу на площади Цуна. Даже хвост заныл. Но в отличие от того жаркого денька теперь на него таращился и Аэдан.

Ханнок подавил нарождающийся приступ паники и поклонился, треснув кулаком в ладонь:

- Если это, конечно, будет сочтено уместной и скромной просьбой.

- Ха, - изрек князь. Соун Санга расхохотался, потом заразил этим владычным примером придворных и стражу. Потом так же быстро, взмахом руки, прервал веселье:

- А ты мне нравишься! Признайся, этот Двадцать Шестой тебе часом не просто соклановец? Вы сейчас и впрямь похожи. Смотри только не обожгись как он.

Намек Ханнок не понял, но это было сейчас не важно. Потом спросит у Аэдана, если конечно, тот не прибьет его сразу после того, как они покинут пределы княжьего мира.

- Значит, ты у нас теперь тоже вождь. И кто же твои достойные вассалы?

Ханнок решился чеканить по бронзе, пока она еще есть и сказал:

- Один из них сейчас здесь, прямо перед вами, - он указал на дружика, почтительно кивнувшего мохнатой башкой, - Фреп-Врап, фольклорист из Аэх-Таддера. Он взял три золотые головы в день штурма. Свидетелей подвига я могу привести. Как и свидетелей, что клятва службы была дана по всем правилам в вашем городе, князь.

- Вот как, вот как. Тебе везет на необычных знакомых, Ханнок Шор из Сарагара, - улыбнулся Соун, показав подпиленные зубы, - Все это неплохо смотрится в книге жизни Кохорика, так что я согласен выполнить твою просьбу. А кто же второй счастливец.

Не сбиться сейчас оказалось куда сложнее. Ханнок вытащил из-за пояса свиток и передал Хашту, полагая, что начальник стражи все равно не даст ему передавать потенциально опасную штуку лично в руки обожаемому владыке. Сиятельные всем изрядно потрепали нервы.

- Сол-Элеис Миэн, - пролаял змеелюд, зачитывая, - Дщерь Укуля. Взяла мохнатую голову в день штурма Кохорика. Ниже прошение на зачисление ее в боевые неприкосновенные наложницы первого класса.

Князь прекратил улыбаться.

- Тьмать. Что это за чушь?

Сердце Ханнока пропустило удар. Этого он боялся. Но тут, нежданно, пришло спасение. Вдвойне нежданно – не в лице Аэдана. Заговорил чогдай, видимо потому, что традиции его народа повелевают знать эти самые традиции, даже когда озвучивание их вредит карьере и продолжительности жизни. Даже в помощь непутевым карантинникам. Это было трогательно.

- Господин мой, человек из Сарагара имеет в виду древний прецедент…

известный среди потомков Кау и Нгаре… Он потребует долгого объяснения.

- Дозволяю, - льдисто бросил князь, - Все равно тут надо подумать, как ответить на такую наглость.

- В те времена, когда повержены были ржавые царства северных утуджеев и три клана Нгата отселились в земли за Водораздельным хребтом, среди переселенцев не хватало женщин. Ставшие потом южными нгатаями заметили также, что в отличие от изнеженных аборигенов-северян, здешние люди были весьма воинственны и не покорялись так быстро. И что женщины их свирепы и идут в бой наравне с мужами. И что землю они передают в наследовании по женской линии. Все это вместе, недостаток семей, тогдашнее ритуальное нежелание убивать дев копья и дипломатия привели к тому, что родоначальник На-Шангов, первого клана среди равных в полночном крае, сформулировал принцип: воин, взявший в бою пленницу из иных народов получает право жить с ней, удержать ее при своем дворе как служанку или наложницу. Сверх любой доли добычи. Независимо от любого жертвенного или обменного повеления. Допустимо и умыкание по сговору. Часто случалось так, что дети от этих союзов получали право наследования в земле матери, а потом объявляли себя нгатаями и присоединяли свой надел и титул к Нгату. Записано даже изречение, что княжества Айнгета и Наморик никогда не покорялись оружию, но были взяты через постель. А раз так, то и общаться с пленницами надлежало почтительно, ибо через их лоно были порождены многие владетельные семьи. Такие "жены войны" на обговоренное в договоре время пользуются всеми правами гражданки Нгата, хоть и без клановой или храмовой приписки, право носить оружие и уплату в пять мер тонкой ткани в сезон, вне зависимости от того, выступает ли она как служанка, или же…

- Понятно, - прервал господина церемоний князь, - Почтенная, седая древность, до которой руки у людей закона не дошли. Тьмать, северянин, это было полторы тысячи лет назад!

- Господин мой, этот принцип применяли и по отношению к Тавалику, когда они только высадились, - чогдай продолжал поражать своей отвагой чиновника и педантичностью, - А еще - Сойдан Кан-Каддах, когда на него напала блажь одарить Джед-Джей своей Спиралью. Хотя даже ему не довелось подводить под это дело Сиятельных.

- Кан-Каддах! Я мог бы догадаться… - процедил Соун Санга, - Признайся, Норхад, ты его надоумил?

- Я его отговаривал от глупостей. Я обещал открутить ему башку, - сказал Аэдан. Он почему-то сейчас выглядел почти довольным, - Но это в нашем стиле, так что, может, обойдусь разбитым носом.

На мгновение Ханноку опять показалось, что весы его судьбы застыли в неустойчивом равновесии. Потом повелитель Кохорика устало махнул рукой.

- Что ж, пусть будет так. Но ты уйдешь из моего города, человек из Сарагара, вместе со своими "вассалами". А ведь подумать только, я почти было решился зазвать тебя к себе в клан, раз столько моих людей перебежало к брату… Хорошо, что я не поторопился. Забирай свою награду и проваливай. И не дай тебе все твои и её боги, чтобы эта твоя "дева войны" чего учудила.

По пути из башни Ханнок упорно и тщательно поздравлял себя с очередным выигранным делом. С новым достижением. Но радостно ему почему-то не было.

Аэдан так ничего ему и не сказал. Но бить в морду и впрямь не спешил. Ханнок подумал было завести с ним речь о том, что сам не понимает зачем ему все это надо, но понял, что слишком устал.

---

Ханнок приоткрыл дверь и заглянул в комнату. Его новый вассал, то ли еще Сиятельная, то ли уже настоящий огарок, сидела на кровати в позе для медитаций. Подмастерье приветственно ему кивнул, но следить за столь, как оказалось, резвой пленницей не прекратил.

Поначалу химер, зля себя, надеялся, что изгнанница решит и сумеет со всем покончить. Теперь, после всех хлопот и жертв, он этого боялся. Или же нашел себе причину, по которой бояться не зазорно.

Что ж, пока что она, вроде, в порядке. Восстанавливала силы орденша поразительно быстро. Бывшая орденша. Сонни рассказала ему про разговор с послушниками. Всему этому Ханнок решил обрадоваться. Даже хотел потратить часть высвободившихся средств на подарки врачам. Потом Ньеч за ужином обмолвился, что как раз перед штурмом они с "мастером Хал-Тэпом" протестировали некоторые средства по "волшебной акклиматизации", принятые у Дасаче. "Экспериментальные" средства. Капельницы с эликсирами высокой перегонки, костяные закрепители, регенеративные поля и прочий высокомагонаучный жаргон. Вроде бы, в этом Доме такие применяли для лечения горняков и разведчиков, вынужденных работать в сильно зараженных областях. Врачам даже удалось подбить этого вассала Сагата, Ксав-Уилаге, на то, чтобы он поделился реагентами и опытом…

Ханнок вспомнил тот разговор подробнее и поморщился. Вечер шел вполне нормально – химер ел и слушал вполуха, уже привыкший ко всей это терминологии и выработавший определенный фатализм – если и не получится понять, о чем эти люди пера и скальпеля говорят, то можно хотя бы сделать выводы по настроению и лицам. Или сделать вид, что понял. Пусть ученые порадуются. Затем Ньеч брякнул, что вообще-то они были совершенно не уверены, что сработает. Более того, Ксав-Уилаге говорил, что людям не его Дома это вообще скорее навредит, чем поможет. Ньеч еще успел удивиться – что же тогда Матоленим это им тогда вообще присоветовал?

Потом нехорошо получилось. Ханнок не очень хорошо помнил, как именно. Вроде бы он схватил бутылку со стола и угрожал расшибить ее о голову седого мерзавца, который ради своих чертовых экспериментов готов был угробить пленницу. ЕГО пленницу! Как Хал-Тэпу удалось его унять, тоже помнил слабо. Есть у одноглазого талант уговаривать сложных людей, похоже. Счастье еще, что ученицы этой рыжей тогда в зале не было.

Сарагарец вышел из врачебной пристройки и закрыл за собой дверь. Нет, надо все-таки сделать примирительный дар. Даже два! Или три – его мохнатый вассал бродил по двору печальный, хорошо бы – не обиженный. Снежный зверолюд золотой компании по службе не обрадовался совсем.

На дворе стояла ночь – хлопоты, хлопоты съели весь день! Боги и предки, он начал вовсю пользоваться своей озверелостью и дарованной ей выносливостью. Как бы не начать ее ценить…

Аэдан с навязавшимися уже готовились к отъезду. Ханнок боялся, что нгатай скажет, что им не по пути, но тот отмахнулся лишь – потом поговорим, собирайся, "вождь". Надо было найти надежных поставщиков в обедневшем от войны городе. Надо было доправить документы, на себя и верных сподвижников. Надо было синхронизироватся с озерниками и их вождем, Сагатом – тот, по слухам, хохотал до колик в боку, когда услышал про фарс на аудиенции.

К обеду Орденцы уже скатали палатки и ушли. Все, пришельцы, первые, вторые и метавшиеся между ними ламанни. И кое-кто из местных, бросивший свой жребий в законтурный котел. Поля перед городом опустели. Князь, впрочем, пока что разумно никого кроме повязанных службой за стены не выпускал и разобранные мостки через рвы и каналы на плато восстанавливать не спешил.

Ханнок поднялся на крыльцо. Между ужином и проверкой пленницы он успел заскочить к нотариусу и поднять его с кровати. Сунув под нос бирку с княжьим повелением, заставил его доправить и заверить договор о "почтенном, не роняющем чести пвассалитете Миэн Элеис, из клана Элеис, дщери Западного Нгата, по древнему праву, воину Ханноку Шору, вне клана, из Сарагара… и так далее". Задумывалась месть, но человек закона сделал все спокойно, профессионально, педантично, словно к нему каждую ночь вламываются не вполне адекватные демоны с владычным повелением в лапах. Хотя кто их, чужан, знает, может так оно и есть…

Теперь Ханнок чувствовал себя не только опасным психом, но и мелочным идиотом.

Когда он вернулся от нотариуса, то долго торчал во дворе, смотря на танцующую в ночном небе дикую магию и пытаясь захватить в плен разбегающиеся мысли. Не получалось. И знающие люди, у кого стоило бы спросить совета, спят уже все…

Прежде чем войти в дом, Ханнок достал из корзины у двери те самые "тапки". Нацепил, чтобы не перебудить всех цокотом. Осторожно поднялся по лестнице на второй этаж. По пути к спальням заметил, что разноцветная циновка на стене висит криво. Поправил, в такт мыслям об упорядочивании жизни.

Из кабинета Хал-Тепа послышалось приглушенное зверолюдское ворчание. Ханнок вздрогнул, вытащил клинок и покрался туда.

- Тихо ты! – шепотом из-за двери сказал одноглазый. Рычание умолкло.

Химер успокоился, дикий маг звучал раздраженно, но явно не как человек в опасности. Теперь в сарагарце проснулось любопытство. Он замер, вслушиваясь.

- Ты с ума сошел? – повторил уже словами невидимый зверолюд. Знакомый, похоже…. Точно – Коннот.

- Ты не должен так со мной разговаривать.

- Прости. Но это же и впрямь дурость! С какого я должен все бросить и…

- Меня вызывал князь. Он считает, что тебе лучше исчезнуть из Кохорика. На время или насовсем.

- Он не стал бы такое говорить! Я давно служу ему. Он даже нож мне подарил, вот, стальной, видишь? Много ли таких?

- Кон, это намек и прощальный дар. А его слова мне и впрямь - забота. Соун может сколько угодно пускать пыль в глаза общинникам и туристам, но волку понятно, что это будет тяжелый год. Урожай разграблен, фон ушел в разнос и неизвестно когда утихнет, Ра-Хараште в открытом восстании… Если он не хочет, чтобы его народ страдал, ему придется искать помощи.

- У Кан-Каддахов, так ведь? – упавшим голосом сказал Коннот, - Разве он не договорился с братом?

- Это уже чудо, что они вообще мирно разошлись. Не стоит ждать большего. Но князь сказал, что не против, если ты уйдешь под руку Сагату. Возможно, это лучшее на данный момент. И для тебя и для Кохорика.

- Он просто не хочет, чтобы я мозолил глаза Старику… - Ханноку отчего-то так и представилось как бледный хмырь сидит поникнувшим, опустив рогатую голову.

- А ты этого хочешь? Надеюсь, что нет. Он снова в недобром разуме. Я провожу тебя до Уллу-Ксая, и сообщу в озерный университет – если что, всегда можешь обосноваться там. Как все уляжется, вернешься.

- Что? – опять орычал Коннот, - Ты-то зачем туда? И какой смысл сбегать из Кохорика от Сойдана, лишь чтобы положить ему голову прямо в пасть?

- Там ему будет не до тебя. Старик на войне и Старик интригующий в городе – разные вещи, хвала богам. А если пойдешь как человек Сагата – тем более, даже если заметит, вряд ли захочет связываться с озерниками.

- Озерники… Это же чертовы варвары…

Где-то Ханнок похожее слышал. Заслушавшись, северянин переступил с ноги на ногу. Вперед, на самую малость. Под копытом мелькнула и погасла багровая линия. Беседа тут же прервалась. Дверь распахнулась и Ханнок увидел ощерившегося бледного химера с дареным ножом в руке. Но его он не испугался. А вот Хал-Тэпа да. Хотя огарок даже не встал из-за стола. Дикий маг вытянул руку. Что-то мешало отвести взгляд. В единственном глазу сверкнуло янтарем…

---

Ханнок посмотрел на циновку и увидел, что она висит правильно. Отдернул руку. Озадаченно почесал макушку. Поморщился – уже знакомо, магично заболела голова. Похоже, фон шалит.

В обеденной зале у окна стоял Хал-Тэп и смотрел на город. Химер хотел было аккуратно, на тапках проскользнуть мимо, но маг его заметил. Когда он обернулся, то сарагарец увидел, что в носу у него торчит уже подкрасившаяся красным вата.

- Вы в порядке? – для вежливости поинтересовался химер.

- Переколдовал малёк, - криво улыбнулся огарок, - Ничего страшного. Тебя что-то беспокоит?

- Нет… вроде, - подумал, посомневался, но все же решил Ханнок, - Аэдан не приходил?

- Все у владычных в гостях, к походцу готовится. Тебе бы тоже пора.

- Аха, - согласился Ханнок, - Я спать пойду.

- Иди, - сказал Хал-Тэп.

Ханноку на долю мгновения показалось, что у здоровенного горца виноватый вид.

Коридор, выложенный белой плиткой и полосами янтарного стекла. Сложно разглядеть где кончается стена и начинается потолок. Или пол. Он идет по нему, зная, что не хочет идти, но выбора нет. Его позвали.

Босые ноги мерзнут от камня. Он проходит мимо овальной двери, из комнаты доносится запах лекарств и медицинского спирта.

Привычный запах. Он его ненавидит. Как и все это место. Но идет дальше.

Двойная дверь впереди раскрывается. Он видит ряды постаментов. Один из них пуст. Он встаёт на него. Чувствует, как деревенеют мышцы.

Он ненавидит это место.

Разгорается янтарный свет. Они приходят. Ему хочется закричать и кинуться на них. Просто закричать. Или хотя бы сбежать. Но он не может. Иначе явится страх. И боль. И великое подчинение.

Они пришли.

Он ненавидит это место. И их тоже. Больше чем боль. Больше чем страх.

Где-то в глубине его души зарождается багровый огонь и начинает теснить теплый, но злой свет янтаря…

Они не ожидали.

О, как он славно он ненавидит это место!

Бац. Бац. Хрясь.

---

Стук в дверь повторился. Уже точно не продолжение сна. Ханнок сел на кровати, поморщившись, потер пальцем висок. Он не выспался. Голова болела так, словно он вчера перебрал и немало. Он попытался вспомнить сон и понял, что не может. Ну и пес с ним. Все равно какие-то кошмары.

- Кто там?

- Просыпайся, - возмутительно бодрым голосом сказал из коридора Аэдан, - Мы скоро выходим.

Ханнок посмотрел в окно. Небо едва порозовело. Впрочем, здесь, на юге осенью светает позже…

Быстрый завтрак. Химер едва смог и его одолеть. Паршиво ему было. Даже Шаи и тот казался более готовым к походу. Ел хорошо. Почти правильно собрал и повесил на спину котомку с припасами. Растет парень.

Они собрались во дворе. Ханнок и Ньеч сходили в пристройку за пленницей. В горской одежде она уже мало отличалась от местных огарков – разве что безволосая и еще в сравнительно "молодой" фазе. Она безропотно позволила им накинуть на шею веревку и вывести себя на улицу. Ханнок слегка забеспокоился, но, если не учитывать такую все равно трудно определимую в чужаках переменную, как желание жить и сила воли, то остальном она выглядела просто замечательно. Ну… для жертвы войны, изгнания и медицинских экспериментов, конечно. Пожалуй, и впрямь сможет вытянуть переход. А то химер уже боялся, что жестокий Сагат, вождь их дипломатической миссии, заставит ее бросить, или, еще хлеще, "избавить от страданий".

Это было хорошо. Даже голова почти прошла.

Ханнок даже поблагодарил-таки Хал-Тэпа за выдающееся лечение. Прежде чем успел и Ньеча, горский врач усмехнулся и протянул ему итоговый счет. Увидев аккуратно и безжалостно подведенный итог химер не сдержался, выругался. Такие деньги у него были разве что дома.

- Ну, ну, успокойся, северок, - сказал Хал-Тэп, налюбовавшись на ярость, - Чтобы поставить эту личность на ноги к этому дню, нам потребовались лучшие препараты. Но я готов скостить часть цены, если ты и дальше позволишь нам наблюдать за ней, по дороге к Старику. В конце концов, это не твоя вина, что мы с коллежеком люди увлекающиеся.

- Вы идете с нами? – Ханнок только сейчас заметил что одноглазый с женой сами одеты по-походному.

- Да. Я не придворный дикомаг, но князь решил, что я буду полезен экспедиции. Как специалист по запретным землям и злому фону. А может и как дипломат, если вождь Сагат заартачится… А сейчас извини, но мне надо дать последние распоряжение подмастерьям.

Скоро они покинули лекарский двор. Ханнок успел привыкнуть к этому месту – война и изгойское кочевье заставляет ценить моменты отдыха. Впереди их отряда, снова выступившего в путь, шел, кто же еще, Аэдан Норхад, из клана Кан-Каддах. Даже едкий горный маг и тот не стал оспаривать такой порядок, пристроился на пару с супругой за ним. Следом Шаи, чуток обросший и уже вполне адаптировавшийся к дикому фону. Потом Ньеч с ученицей, уже опять переодевшейся в штаны и смотревшейся в них уже вполне естественно. Как и с ружьем на плече. Пока собирались, Ханнок заметил, как рыжая секретничает с хозяйкой дома. Потом они обе посмотрели на коллег-врачей и засмеялись. На него самого взбалмошная девица с упреками и руганью не кидалась, из чего серый сарагарец заключил, что об испорченном ужине врачи ей не сообщили. Что ж, еще повод для благодарности.

И, наконец, в хвосте плелся он, Ханнок Шор из Сарагара, свежеиспеченный вождь. С тремя стволами в личном арсенале, что делало его богатым. Верхом на снежном чудище, что, по идее, славно и внушительно. Таща на символической веревке "деву войны", что тоже должно было бы наполнять его сердце гордостью. Но чувствовал он себя уныло и больным.

С отрядом озерников Сагата они встретились у ворот, выходящих на юго-восток. Рабочие как раз налаживали мост через ров. Еще там были княжьи люди, меньше в числе, чем "союзники", и сильно более беспокойные с виду. Среди них химер заметил бледного собрата по большекрылой спирали. Запоздало удивился. Поморщился. Вот ведь не повезло, теперь спотыкайся об этого мутного шпиона всю дорогу. Интересно, это князь его послал как подстраховку, или хмырь сам навязался?

Предводительствовал горожанами Хашт, недовольный, даже злой. Со слов Аэдана сарагарец уже знал, что змеелюд был сильно против, что его назначили главой кохорикайского контингента, но так как господина церемоний ранили, и он нужен, как и прочие сановники, здесь и сейчас - восстанавливать порушенные связи и клятвы с внешними общинами оазиса - то выбора у Хашта не было. Чешуйчатого печалило рассогласование этой миссии с его долгом начальника стражи, особенно в такое время. Необходимость дальнего перехода, с его-то нестандартным телосложением. И, особенно, предстоящая встреча со Стариком. Если даже такое чудище опасается этого загадочного Сойдана, то не пора ли и северянам беспокоиться?

Сагат, впрочем, выглядел вполне безмятежно. Пожалуй, даже, довольным. Сидел себе в седле, подбоченившись, сжимая чекан как царский скипетр. Соун на прощание подарил ему коня с дворцовых конюшен. Почтенный дар, южане смотрели на него одобрительно или с благой завистью. Но на взгляд Ханнока скотинка оказалась и впрямь чахлой и невзрачной. Никакого сравнения с лошадьми Севера. Как бы владетельному не пришлось половину пути топать на своих двоих, лишь бы не уморить дар до срока.

За спиной у Сагата кололи низкое, осеннее небо пиками воины Озерного края. В деревянных и кожаных доспехах, иные – при огнестреле. У кого шлемы без масок, то видны еще более чужанские, чем у местных, лица. У иных даже совсем утуджейские серьги кольцами и проколотые носы. Есть и женщины. В наспинные кольца воткнуты флажки с Ладьей Аэх-Таддера, бело-красной по синему, под желтым солнцем. Сагат Санга покидал город, как победитель. Ханнок уже знал, что вскоре на восток отправится караван с переселенцами – братья поделили клан. Через сезон не будет больше простых "Санга". Будут Цан-Санга, люди Кохорика, и Шиван-Санга, новый клан Озерного Края. История. Её пора бы уже начинать считать "своей", да что-то не получалось.

- Явились наконец, - уронил слова Сагат.

- Мы не опоздали, господин мой, - заметил Аэдан.

- Нет, но вон те мне уже надоели. Разберись.

Вождеский перст указывал на пару варау у ворот. Один черный, другой – рыжий. Оба злые. Скалятся и шипят. В черном Ханнок опознал Карага. Устыдился, что забыл про гильдейца, даже не заметил, что ушли без него.

Рыжего Ханнок не знал. Выглядел он странно – более длинноногий, узкомордый. От глаз к носу слезными дорожками сбегают полоски черного меха, крашеные, или от природы. Там и сям шерсть пятнают темные розетки. Впрочем, не много этой шерсти и видно. Доспех у незнакомого шестолапа был куда более полным, чем у Карага. И в куда более богатом и ухоженном состоянии.

Аэдан пошел к спорщикам. Ханнок, подумав, спрыгнул с седла и последовал за ним.

- В чем дело? – поинтересовался Кан-Каддах. Вообще-то у их проводника, но рыжий ответил первым.

- Он не может с вами идти.

- Вот как? – скрестил руки на груди Аэдан, - Гильдия все продолжает мне мстить? У нас всех забот, я так понимаю, сейчас важнее просто нет.

- Что вы, что вы, господин Норхад! - вскинул руки пятнистый, вроде как и примиряюще, но уж больно демонстративно, - вожди Гильдии весьма впечатлены вашим геройством при защите Кохорика. Как и действиями ваших людей – в алом убийстве и в подвигах калама и чернил вы все равно достигли многого…

- Тогда в чем дело?

- Видите ли, мы настолько высоко ценим ваш вклад, что считаем – сопровождать вас должны лучшие.

- Спасибо, меня все устраивает.

- Лучшие, а не позор моего народа, - кошасто улыбнулся рыжий, словно и не расслышал. Что ж, по крайней мере избирательная глухота, у шестолапов, похоже, болезнь весьма распространенная. Причем равно у эталонов и позора.

- Вы только посмотрите на него, - продолжил лучший из варау Гильдии, презрительно сморщив морду, - растяпа, больной спиной, теряет оборудование, влезает в долги. Использует лицензию в личных целях…

Черный шестолап смотрел на башню вдали, не перед собой.

- … а самое главное, кормит демонов превратных представлений. Он - паршивый алкоголик! Из-за таких как он…

Аэдан предостерегающе вскинул руку, но Караг уже натянул лук. Наконечник стрелы, не дрожа, нацелился прямо в рыжее горло.

- Вот видите, - довольно осклабился элитный гильдеец, словно такого и ждал. Ханнок заметил, впрочем, как напряглась его рука, держащая щит, - Он совсем уже больной. Деградировал. Только по своим стрелять и годится. Что уж там говорить, у него на прицеле был Лорд-Командующий этих золотых, и он, ха, промазал!

- Но я хотя бы был у тех ворот! – хрипло сказал черный варау, - Был там, хотя ты пытался прогнать меня со стены!

- Молчи, пес, я не с тобой разговариваю, - фыркнул рыжий, успевший уже заработать личную ханнокову неприязнь. Как по товарищеской солидарности, так и личным мотивам сарагарского полукровки. И вообще, что кто бы говорил о стереотипах, обзывая второго варау псом… тем более, что сам этот наглец куда более тонконогий и поджарый, чем их "растяпа". Наверное, не сможет залезть на дерево даже в теории. И морда длинная.

- Так. Закончил?

- Еще нет, господин Норхад! Я вам больше того скажу – вы же знаете это песье племя, они же восхищались Сиятельными! Я не удивлюсь, если этот из янтарной партии нарочно стрелял мимо! Варанг свидетель, нам не стоило позволять им работать в таком почтенном союзе, как Гильдия Проводников!

- Иди своей дорогой.

- Да послушайте вы! В столь важный поход должно взять с собой не этого предателя, а настоящего гильдейца!

- Ты непонятливый, - с сожалениям констатировал дедядя, - Во-первых, я Кан-Каддах. Не указывай мне, что делать. Во вторых, я - Аэдан Норхад, я вообще вас, большезадых терпеть не могу, рыжих, черных, полосатых, "янтарных псов", "обсидиановых тигров", всех. Не дави мне на симпатию, не выйдет. В третьих, я нгатай. Этого "пса" приняли в Гильдию и позволили служить, а теперь вдруг внезапно решили, что он и не был достоин?

Ханнок осознал, что сойданов сын как-то внезапно оказался совсем рядом с рыжим кентавроидом. Тот слегка попятился. Аэдан улыбнулся и сказал:

- Последнее – мерзко в глазах потомка Кау и Нгаре. Иди своей дорогой. Пока можешь.

- Я верю, что вы передумаете, - прошипел рыжий, но впрямь ушел. Недалеко. Пристроился в хвост колонны озерников. Сагат перехватил недовольных аэданов взгляд, пожал плечами и сказал:

- Я нанял его еще в Аэх-Таддере. Он уже помог нам при осаде.

- Ваше дело, - поклонился Аэдан, - Идем, Караг, сын Аната,

Вскоре явился Соун Санга, сказал речь. Вскоре они, наконец, вышли из горда. Под бой барабанов, с развернутыми знаменами. Но настроение у Ханнока уже было испорчено, даже несмотря на то, что свара в самом начале похода отвлекла всех от его собственной провокационной "боевой прислужницы".

Нгат – меч четырех народов. Какой толк в мече, если он боится выпачкаться в чужой крови?
- Гвард На-Шанг, вождь переселенцев за Водораздельный хребет, в ответ на протест главного жреца по поводу его свадьбы на утуджейской провидице.

---

Подобия и мутанты громыхали подошвами и копытами по дороге из Альт-Акве куда-то на юго-восток, в самое сердце Ядолунья. По большей части – в такт, маршевым шагом. Этот звук постепенно пробился даже сквозь вязкую стену ее апатии. Заставил вновь задуматься.

Как это у них получается, при всем различии длины шага и строения ног? При всей клановой пестроте и невежестве в простейших вещах? Почему они вообще такие организованные? В тех книгах, что Миэн читала дома, говорилось, что южные дикари еще хуже восточных – чтят богов хаоса и тьмы. Те авторы и комментаторы, кто из снисходительных и милосердных, призывали помнить, что жизнь в отравленной стране тяжела, а свет Укуля сюда не добивает. И что все это поправимо. Но большинство исследователей полагало, что искаженные варвары обратились к злу добровольно и безнадежно.

В начале своего путешествия, так печально продолжившегося, Миэн хотела верить первым, потому что мечтать об отблесках света и благородства на покалеченной луне – приятно. Теперь она вспоминала этот свой идеализм с досадой. Но и суждения суровых и насмешливых праведников ближе ей не стали. Потому что был один важный момент – большинство их полагало, что если отбросить злое колдовство и нечестивое могущество мутировавшей плоти, то дикари угрозы не представляют. Невежественные, больные, разобщенные. Воюющие между собой и лишенные стержня закона, праведности и долга. Прозябающие всего с тремя-четырьмя душами. Вклеивающие каменные отщепы в дубины.

"Воистину, если бы не отрава великой войны в воде, почве и воздухе, хватило бы пяти сотен благородных всадников, чтобы привести эти края к покорности Укулю" – вспомнила Миэн цитату из Зерцала Воинской Доблести. Женщина повторила ее про себя еще раз, обдумала. И пришла к выводу, что настрой у Эллите Бритвослова, безусловно, был благородный. Но прискорбно самонадеянный. Если вспомнить, был ли вообще Бритвослов когда-либо в своей жизни дальше Ламана? И многие другие специалисты? Отец редко говорил о своем опыте, и как теперь подозревала Миэн вообще отпустил ее только тогда, когда лорд Иолч поклялся – этот поход ненадолго. До пограничной крепости и обратно, со знаниями и артефактами.

Не получилось ли из-за всего этого так, что командование впало в грех гордыни и понесло заслуженную кару? У Миэн было достаточно высокое посвящение, чтобы знать – какие бы ободряющие слова жрецы не говорили простецам, на самом деле Мириады не терпят глупцов. Даже праведных.

Она, маг великого рода и третьего посвящения, кристальная всадница, знающая столько книг, шла на веревке за пленившим ее дикарем. Справедливости ради, волоком еще не тащили, да и остальные воздерживались пока от насмешек. Но ошейник, жуткая пародия на Сиятельный артефакт и сама веревка не позволяли забыть где она, и с кем и в каком статусе.

Она думала, конечно, о побеге. Так надлежит воину. Это помогает отвлечься от холодной бездны безнадежности, поселившейся в ее душах после того, как Орден ее отверг… справедливо наверное.

Миэн скрипнула зубами, прошептала ругательную молитву, изгоняя демона отчаяния. Напомнила себе цитату – "даже если все потеряно, это еще не повод прекращать борьбу". И еще одну, которую вообще-то ей знать не следовало: "Труп убившего себя из стыда полезен только в том случае, если в стране голод." Так говорил Сиенен… нет, Шиенен. Один из философов варваров, про которого она прочла в запрещенной книге. Что ж, даже если ей не суждено… нет, надо быть честной с собой… Даже пусть ей не суждено вернуться домой, она хотя бы сможет изучить дикарей вблизи. Понять их мысли. Вызнать их тайны. И кто знает, может ей удастся передать эти знания Укулю, чтобы очередной Бритвослов мог бы направить свой пыл по лучшей дороге…

Миэн заставила себя посмотреть по сторонам, оценить, где она находится. Отряд варваров шел по широкой горной долине, спускаясь с плато Альт-Акве на южные равнины. По левую руку продолжался горный хребет, ниже чем тот, через который Семнадцатый священный поход перевалил раньше. Но и здесь отдельные вершины – по большей части конусовидные, вулканические, легко преодолевали снеговую линию.

Женщина сморгнула – низкие облака расступились и в глаза ударило отраженным светом от ледника. Теперь, когда ей приходилось полагаться на немагический диапазон зрения, все казалось непривычным. Цвета, яркость, дальность видимости… Миэн вдруг поняла, что и не видела до того толком Ядолунья. И не слышала – уши осаждали свист ветра, цвирканье первой биоты в пожелтевших кустах. Грубое перелаивание подобий и мутантов. Их походные песни.

Вдали, ближе к центру долины Миэн заметила приподнятую над верещатником и сосновым редколесьем дорогу, с арочными мостами и съездами. Еще наследие омэлли? Женщина попыталась вспомнить, куда бы оно могла вести. К стыду своему, не смогла. Сердце колониальных владений этого великого Дома определенно находилось где-то к югу. Но где именно? Известный ей мир оканчивался у башни Альт-Акве, да и про этот бывший курорт она узнала лишь потому, что сочла нужным прочитать, что же именно Орден собрался отвоевать.

Некоторые пролеты древней трассы были обрушены, но своим новым зрением женщина видела даже отсюда – через проломы перекинуты мостки. Почему дикари тогда решили топать по проселочным тропам? Личное суеверие их вождя? Или же они кого-то опасаются. Из поведения варваров Миэн заключила, что Ордену был нанесен чувствительный удар. Иногда она даже боялась, что оказалась последней из всего Семнадцатого. Но может ли быть так, что Сиятельные еще не покинули эти края? Или, хотя бы союзники из южан, которые втайне продолжали хранить верность свету Укуля… Да, с этим вождем-предателем в маске, предавшим их доверие нехорошо получилось, но ведь были среди южан и те, кто сражался взаправду. И умирал взаправду.

Надлежало во всем разобраться. Если и не ради Укуля, то, может, хоть ради этих потерянных, но еще не безнадёжных душ.

Для начала Миэн присмотрелась к душам окончательно заблудшим, захватившим ее плен. Все равно от пейзажей, пугающе ярких и нежданно необъятных в сердце начинала ворочаться паника. Какое оно большое, это Ядолунье…

Она украдкой посмотрела на черного кентавроида, топавшего чуть поодаль – в конце концов, прочих идущих рядом – демона, выродков, разноцветных бездушных и образца номер четыре она видела до того чаще. Это же нелепое четвероногое чудище куда реже и издали… Большой. Несуразный. В куртке на "человеческий" торс, даже в каком-то подобии штанов на задних "лапах"… Странно конечно. Один из читанных ей авторов заявлял с абсолютной уверенностью, что мутанты если и носят одежду, то только по необходимости. Тогда его утверждения что этим полузверям противно любое проявление порядка и цивилизованности казалось разумным. В конце-концов разве дикие волколюди, которых не успели поймать и вразумить палками сородичи-ламанни, не теряют остатки человечности?

Опять же, насмотревшись на мутантов, она уже не была уверена и в этом тезисе. Рогатые, четвероногие и даже тот чешуйчатый, которого время от времени можно было заметить в голове колонны – все они навешивали, одевали и наматывали на себя множество вещей. Если доспехи, ножны мечей и рожки для пороха еще можно счесть мучительной уступкам войне и труду, то куда девать остальное? Ярко, кичливо цветастые штаны и туники. Накладки на рога и копыта, серьги в подвижных ушах. Татуировки на мордах и окрашенные полоски меха. Амулеты, подвески и браслеты из зеленого камня и черного вулканического стекла…

- Тшет-те ваиш-е, дэрга? Аших! – рявкнули рядом, разом выведя ее из задумчивости. Миен, съежилась, смотря на оскалившегося черного мутанта. Похоже, она утратила осторожность и тот заметил, как его разглядывают. Кентавроиду внимание явно не понравилось, он выпустил когти и подергивал костяным шипом на кончике хвоста.

Миэн поспешно отвела взгляд, уставилась в спины идущим впереди. Несмотря на страх – неправильные они все же, мутанты, особенно когда злые, - заметила, что ее пленитель выпрямился в седле. Он не обернулся, но крылья, этот кожистый кошмар, дернулись, чуть раскрылись, словно он готовился к драке.

Неожиданно, что-то мурлыкнула рыжая бездушная, про которую Миэн и думать забыла. Негромко, но, похоже, слышимо кому нужно. Вокруг расхохотались. Черный кентавроид замер, обиженно фыркнул и спрятал руки в карманы. Зарысил дальше, подчеркнуто игнорируя как дикарку, так и волшебницу раздора. Демон снова сгорбился, потерял интерес.

Еще через полтысячи шагов Миэн вспомнила, что так и не поблагодарила эту бездушную за спасение. Как сейчас, так и тогда, в Альт-Акве. Сиятельная чуть замедлила шаг, опасно натянув связывавшую руки веревку.

Варварша оказалась рядом. Плотного телосложения, в штанах – дома бы такое сочли позором, даже если забыть про рыжий мех на голове. За спиной, удерживаемый налобной повязкой, у нее висел тяжелый короб. Такой не каждый из младших каст Укуля согласился бы нести. Но южанке этого словно было мало – она еще и огнестрел с собой тащила. С ним, как уже успела убедиться Миэн, дикарка управлялась весьма умело.

Рыжая погрозила ей пальцем – смотри, мол, и я могу осерчать.

- Ты хорошо стреляешь, – брякнула Миэн первый пришедший на ум комплимент. Бездушная даже с шага сбилась, вытаращилась на нее. Пленница почтительно опустила глаза, в первую очередь потому, что так можно избежать ответного чужанского взгляда.

- Я звероврач, - сказала наконец дикарка. Непонятно, но хоть не проклятия. Прозвучало впрочем, хоть и польщенно, но с оттенком грусти. Или же Миэн опять что-то напутала.

- Береги дыхание, - посоветовала рыжая.

Силы Миэн и впрямь понадобились. Хотя и позже чем она боялась - что бы не сделали с ней выродки, она очень быстро оправилась от их пытки. Это радовало. И пугало – человеку не пристало так вот спокойно, без волшебной защиты, расхаживать по отравленным землям. Без укрепляющей магии и внутренних накопителей она просто не должна была пройти и это расстояние. Лишенная мерцания невидимого простецам защитного экрана, разлученная с внутренним светочем чистой энергии, выдавливающим прочь энергию злую, дикую, Миэн чувствовала себя хуже, чем голой. Выпотрошенной и оскверненной. Как живой труп из страшных сказок – неутомимый и пустой.

Все же, и эта нечестивыая выносливость была не беспредельна. Она начала спотыкаться. И тогда случилось странное. Демон впереди спрыгнул со спины образца номер четыре. Подхватил ее, испуганно вскрикнувшую, что твоя послушница-перволетка и… перебросил через седло. Сам пошел рядом. В ответ на очередную непонятную шуточку – теперь рыжая явно сама издевалась - лишь пожал плечами и что-то коротко рявкнул. Девица заткнулась. Вокруг снова расхохотались. Миэн показалось, что скабрезно. Она сжала зубы и поникла головой, уткнувшись носом в снежно-белую шерсть. Потом начала чихать.

---

Когда солнце окрасило хребет в красный цвет, Сагат скомандовал привал. Но это еще не означало конца их трудам. Озерники быстро, умело разбились на группки. Вытащили лопаты и начали копать. Часть отправилась в ближайший лес из странных деревьев – коленчатых, с узкими листьями. Похоже на тростник, только куда выше и прочнее. Частокол из этих то ли стволов, то ли стеблей получался загляденье. От Ханнока участия в обустройстве лагеря не требовали, но он подумал и решил присоединиться.

Менее чем через час спустя на поле выстроили походный форт. Сарагарец был впечатлен. Что-то похожее организовывал в своих полках Саэвар Великий, но южане, как обычно, подхватили и развили концепцию. У них явно есть чему поучиться. И теперь слышанная присказка "Теркана воюет не мечом, а лопатой", неведомо как забредшая на Север и исказившаяся там смыслом, казалась уже не издевкой, а суровым предупреждением.

Свое место отдыха он обустраивал дольше – он и раньше-то нечасто ночевал в лагерях за городом, а здесь и сама конструкция выданной со склада палатки оказалась незнакомой. После третьей неудачно попытки Ханнок уверился, что эту мешанину шнуров и полотнищ терканайского шелка князь подарил ему в качестве изощренной мести. Корил себя за то, что любовался окрестностями, да и забыл за этим посмотреть, как чужане раскидывают шатры. Впрочем, не много их и было – большинство озерников расположились прямо на земле, завернувшись в плащи. Фреп и вовсе свернулся белым, мохнатым клубком, подстелив лишь холстину. Химер не решился его беспокоить.

Ханноку было холодно. Особенно мерзли крылья. Интересно, ночи в это время года здесь всегда такие стылые, или это извержение Нгаханга разбудило раннюю осень?

Когда съежившаяся, привязанная костра пленница начала кашлять, сарагарец проглотил вождескую гордость и пошел к Аэдану. Кан-Каддах сидел у себя в шатре, скрестив ноги по-знатному и смотрел на огонь. Впрочем, химер явно не застал его врасплох.

- Заходи, Сарагар.

- Мне надо палатку поставить, - сказал Ханнок.

Аэдан хмыкнул, потом встал и вышел к нему.

- Долго же я ждал. Как большой человек большому человеку скажу: тебе не стоит пытаться здесь кого-то впечатлить гордостью и опытом. Ты все равно еще лишь карантинник, обормотень, хоть и большекрылый.

- Аха, учту, - буркнул Ханнок, давя желание назло сойданову сыну замотаться в крылья.

Аэдан, даром что по своим же словам полный горожанин, помог обустроиться. С пристыживающей сноровкой. Когда закреплял последний шнур на колышке, терканай зыркнул на пленницу и сказал:

- Вот и все. Веселой ночи.

- Ты хоть не начинай… - оскалился химер.

- Ты сам сегодня перед вояками заявлял, что она по праву твоя и только.

- Я сказал это, чтобы ни у кого…

- Сарагар, в этом-то и проблема, - сказал, понизив голос Аэдан, - Ты слишком стараешься. Нгаре, праматерь, свидетель – если бы так не настаивал на ее неприкосновенности, мало кто и внимания бы обращал. Озерники - потомки людей, умыкавших девиц со всего Юга, речные пираты и налетчики. Уж право на добычу они, поверь, чтут свято. Кое-кто даже хвалил тебя, что ты напомнил им такую идею, с боевыми наложницами…

- Ты сам говорил мне о том, что её убьют без легального статуса!

- О чем уже жалею. Посмотри на нее – они почти огарок. Огарков тут много, даже знатные есть. Ты бы лучше начал ее учить языку и обычаям, чтобы меньше привлекала внимания.

- Я… скоро этим займусь.

- Так. Ну и почему ты вообще откладываешь?

- Аэдан, я на своей шкуре знаю, как к демонам относятся дома. А она вообще из Укуля, в ее мире такие как я не просто больные и опасные чудовища. Озверение – кара за грехи. Ты и сам там был за Контуром, знаешь наверняка. Я боюсь только хуже сделать.

- Зачем ты вообще с ней тогда возишься? Если считаешь, что все так безнадежно.

- Я… не знаю, - решил сказать правду Ханнок, - Я хочу об этом поговорить.

- Хорошо, давай поговорим.

Аэдан, вопреки словам, осекся и предупреждающе вскинул руку. Сарагарец проследил за его взглядом и увидел дозорных у частокола. Черного, почти незаметного на фоне ночного неба шестолапа. Хищно нахохлившегося, с луком в руках. И озерника с ружьем – Сагат не доверял чужакам и все равно страховал своими людьми.

Караг положил стрелу на тетиву.

- Не стреляй! – хрипло шепнули из-за спины. Ханнок развернулся и увидел Хал-Тэпа. Этому-то чего здесь делает?

- Не стреляй! – повторил дикий маг, - Это Коннот!

- А вы откуда это знаете? – настороженно прошипел кентавроид, но лук натягивать и впрямь не спешил. Одноглазому огарку он, наверное, должен был бы быть за приют благодарен.

- Просто знаю!

Вообще-то это подозрительно. Но зоркий в ночи кот и впрямь, похоже, разглядел кто к ним подбирается. Вскоре неслышно, умело проскользнул между кольев крылатый силует. Факел высветил знакомую бледную морду, в черных очках. Подоспел и уже вызванный Сагат.

- Говори, - велел княжий брат.

Коннот недоверчиво уставился на посторонних тёмными стеклами. Но, не получив уточнения, все же решил сказать при них:

- Господин мой… рядом орденцы. Десять существ, похоже, отбились от своих. Или отвергли клятву. Шли на север, сейчас остановились. Волков нет.

- Понятно, - кивнул Сагат, - Увидим, хорошо ли ты служишь.

Необычная формулировка. Уж насчет хмыря-то Ханнок был уверен, что тот – зверочеловек Соуна.

- Эй, Норхад, прогуляться не хочешь? Будет весело и выгодно.

- Почтем за честь, - церемонно поклонился Кан-Каддах. Ханнок уловил намек и последовал его примеру.

---

- Плохая это была идея, плохая! – едва не хныкали внизу. На ламанском диалекте языка Сиятельных. Это Ханноку не понравилось.

- Заткнись! - рявкнул в ответ еще земляк, большой и недобрый с виду, - Или возвращайся!

- Куда уж теперь вернешься… - обреченно сказал третий голос.

Пять ламанни, три простеца из младших каст Укуля и двое послушников Ордена сгрудились вокруг странного ящика в укромной, прикрытой от посторонних взглядов лощине. То есть, это им казалось, что укромной и прикрытой. Ханнок был разочарован и едва не обижен. Ладно эти законтурные бестолочи, но земляки-то куда смотрят? Даже он, полный горожанин, и то действовал бы осторожней. И даже на копытах и с цеплявшимися за ветки крыльями был тише.

Впрочем, даже сквозь тьму и заросли видно, что выглядят люди Пяти Лун неважно. Обросшие, хотя где как не на орденской службе следовало следить за бритьем. Какие-то дерганые, звероватые. В дурацких висюльках на шнурах, повязанных на шеи или примотанных к запястьям.

- Плохая идея. Плохо. Идея… Я?

- Тьмать, - выругался злой земляк, вспомнив-таки нгатайское ругательство, - Он что, оборачивается? Эй, ты! В глаза мне смотри!

- Уймись. Все мы здесь проклятые, - сказал третий, - Мне и самом уже тени и крылья мерещатся…

На мгновение воцарилось перепуганное молчание, прерываемое лишь всхлипами земляка-в-истерике.

- Господин, нам нужно подновить плетение, - сказал злой послушнику, чуть добавив в голос почтительности.

- Мне надо беречь силы, - отрезал Сиятельный.

- Ты обещал, что сможешь нас провести до дома! – вновь освирепел ламанни.

- Я не мог предугадать, что этот Илай так хорошо охраняет запасы и нам достанется лишь один накопитель. Но вы все знали, что будет риск. О, господин, мы боимся идти дальше. Да, господин, мы готовы на все. Добрый господин, мы не хотим быть волками! Вот что, лучше помогите мне крышку сдвинуть.

- Плохо! Так плохо!

Послышался звук затрещины. Потом пыхтение, пока мужчины трудились над сундуком из волшебного стекла. То как тяжело шла крышка, заставляло предположить, что тут замешаны не только трудности механики, но и волшебство.

В тени леса Коннот, руководивший охотой, поднял лапу, готовясь отдать приказ к атаке. Ханнок поправил фитиль. Рядом подобрался к прыжку снежный угрызец.

- Эй, вы слышали?

Рука княжьего соглядатая так и замерла в воздухе.

- Что и тебе мерещится? Ты-то точно не оборотень. Ты вообще законтурный ублюдок! – прикрикнул на всполошившегося простеца злой.

Законтурный ублюдок… Быстро же у воинов Священного похода начало истаивать почтение перед высокой укульской культурой. Впрочем, озверение или его угроза еще и не такое делают с людьми.

- Плохо. Почему?

Крышка наконец, поддалась, причем так, что дезертиры едва не попадали на траву. Над ящиком склонились головы – обросшие, бритые и от природы лысые.

Идеальный момент для атаки, но Коннот с чего-то продолжал медлить.

- Тьмать, ты что взял со склада, идиот? – рявкнул злой, после недолгого, потрясенного молчания.

- Это конец, - выдохнул третий…

- Да, это конец, - внезапно прекратил рыдать сломленный. Сказал он это спокойно, уверенно и даже акцент сменил на классический.

- Вы и правду думали, что можете предать великий Укуль?

Коннот вздрогнул, словно от затрещины и прошептал, едва слышно:

- Здесь еще кто-то есть… берегитесь.

Внизу заорали, уже не плачущий ламанни вскочил и атаковал товарищей. Потом по дороге прибежали волколюди, мохнатыми молниями. С разбега кинулись рвать и грызть дезертиров.

У одного из горских стрелков сдали нервы и он разрядил огнестрел в дерущихся. Потом выстрелил другой. А затем и Коннот, обреченно выругавшийся и рявкнувший:

- Тэй Хо!

По волкам и беглецам ударили пули, шестолапские стрелы и даже брошенный Фрепом дротик. С этого обрыва и противоположного, куда пробрались несколько воинов. Пожалуй, южане чересчур увлеклись, скоро в лощине остался стоять лишь одинокий ламанни с простреленным плечом. Но когда сын Верхнего Города увидел среди деревьев подбирающихся ловцов, то и он вогнал меч себе в горло.

Несколько бойцов, включая Аэдана с Ханнокм, спустились вниз, проверить. Выживших не оказалось. Но их временный бледный вождь ругать такую неаккуратную работу – возможного языка лишились - не спешил.

Сарагарец заметил как Аэдан сорвал с шеи одного из дезертиров амулет. К загадочному ящику осторожно, вытянув вперед странный прибор с мигающими кнопками, подбирался огарок – один из Сагатовых вассалов, приданный отряду как дикий маг. Он заглянул внутрь, потом хрипло рассмеялся:

- Вы только гляньте!

Осмелев, подбежали озерники. Восхищенно тьматерились, свистели. Потом и у Ханнока любопытство одолело страх перед магией.
Внутри длинный ящик из магстекла оказался разделен на отсеки вставными пластинами. Отделения были обиты бархатом. В стенки вплавлены трубки со странными эликсирами. Когда один из южан дотронулся до внешней поверхности, то с ойканьем отдернул руку. По его словам стекло оказалось горячем, хотя и не обжигающим. Но изнутри тянуло сухим холодом. На брошенной на истоптанную и окровавленную траву крышке зверолюд прочел: "Переносное стазисное хранилище, походная модель".

Ханнок что-то слышал о таких – полузабытая технология. По слухам, позволяла месяцами хранить продукты и прочий скоропортящийся товар. А еще уберегала от фона капризные укульские артефакты. Безумно дорогая в обслуживании вещь, вроде бы в дворце ламанского князя была пара таких, больше для престижа, чем из-за пользы.

Тем нелепее казалось содержимое. Не лекарства или тайное оружие. Не война и не исцеление. Роскошь и ритуал.

Разноцветные напитки в вычурных бутылях. Фрукты, казавшиеся лишь вчера собранными – большинство даже выросший в отблесках Контура Ханнок видел впервые. Сверток с сырами, покрытыми разводами разноцветной плесени – химер поначалу подумал, что из-за сбоя в заклинании. Потом вспомнил смутные слухи о высокой Сиятельной кулинарии и решил, что это все нарочно. Банка сарагарских оливок. Парадный сервиз на шесть персон из полупрозрачного материала. Каемчатая тога, смейся Нгаре – из местного шелка…

Тридцать молитвенников, переписанных от руки. Шкатулка с разноцветными бусами. Стопка книжечек, озаглавленных: "Малое наставление в усердном служении". Еще какая-то литература, завернутая отдельно. Сорок штампованных из дешевого стекла символов Ом-Ютеля. Магические светильники, тут же погасшие, стоило их извлечь из защищенного сундука на яростный южный фон… И все это – в отсеке, заботливо, с солдафонской дотошностью подписанном – "для раздачи дикарям".

- Всегда бы они так в гости приходили, - оскалился один из сагатовых демонов и потянулся за трофеями.

- Повремени, - треснул его по рукам огарок, - Перед тем как занести в лагерь, мы еще раз проверим. Это может быть ловушка.

Ханнок отвлекся от ящика и увидел, что к мрачному, не участвующему в общем веселье Конноту подбежал запыхавшийся Караг, исцарапанный, с забившимся под наплечник кленовым листком. Видимо, пока они тут любовались, лишенный права на добычу кентавроид рыскал по окрестным зарослям. Ханнок пристыдил себя и повелел быть более осторожным.

- Там еще один был, на холме, - сказал щестолап, - Ушел. Судя по отпечаткам сапог – из офицеров. В четырех забегал отсюда сел на лошадь и ускакал.

Коннот кивнул. Удивленным он не выглядел. Потом бледный летун рявкнул:

- Забираем головы и уходим.

- А добыча? – возмущенно взвыли озерники, видимо еще не успевшие проникнуться к новому вождю почтением.

Коннот молча посмотрел на ящик. Очки мешали понять его настроение. Но после странной паузы, бледный демон смилостивился:

- И добычу тоже.

Под ноги коню ударила пуля, выбив земляную крошку. Благородный скакун, с выписанной родословной длиннее, чем у большинства простецов из младших каст, остался недвижим. Илай, правда, подозревал, что не из-за выучки – к пороху лошадей в Укуле не приучали никогда. Более того, понаблюдав за ламанни и местными "союзниками", он пришел к неутешительному выводу, что кавалерия Укуля вообще готова к турнирам, но не войне.

И исправлять было поздно. Конь держался на заклинаниях, слабый и с подавленной волей. Илай на этих переговорах больше всего боялся, что родовитая скотина в самый ответственный момент попросту сдохнет. Раздавив при падении остатки его величественности. А может, и его самого.

Переговоры… славно же они начались. С пальбы и гортанной варварской ругани. Илай подумал, что в данном случае хорошо, что еще не понимает их языка. Это помогает держать себя в руках.

С другой стороны, может это и хороший знак. В предыдущем клане молчали и целились сразу в щит. Оттуда пришлось уйти.

- Спокойно, - сказал Лорд-Командующий магам, начавшим плести боевые заклинания. Посмотрел на частокол маленькой, затерянной в сосняке деревушки. Улыбнулся торчащим над ним рожам и мордам. В шлемах, раскрашенные по-боевому. Укуль Илай развел руки в стороны, показывая, что оружие держит в ножнах. И намекая, что оно ему не сильно и необходимо.

- Ты обещал, что здесь нас примут с миром, - не переставая улыбаться, прошипел он культисту, ехавшему рядом с ним.

- Это добрый танец прихода, эн-ши, - пожал плечами варвар, - Плохой вы зрели под молодым солнцем. Они подготовлены внимать. Умягчены. Удобрены.

Говорил "просветеленный" дикарь на языке Сиятельных. Как его тут понимали. Не то таваликки, не то омэлли, а может и противоестественный пиджин из этих диалектов. Пропущенный к тому же через бездушную глотку. И мозги. Загадочный подбор слов, корявая грамматика, размытые смыслы, вкрапления нгатаизмов… Илай пожалел, что вынужден был прийти в эти края воином, а не ученым. Материала хватило бы на два трактата.

- Эн-ши, если целеположите, то я с ними уцелуюсь, - сказал варвар.

Илай в очередной раз подумал, что ко всему этому в доме Войны его не готовили. Но все же целеположил, кивком. Варвар цокнул языком, посылая лошадь вперед. Мохнатую, злую, мелкую – на такой долговязый всадник смотрелся смешно. И экзотично. В кирасе из костей, нашитых на кожаную основу. В фиолетовых штанах и махровой накидке. Лоб выстрижен, позади длинный мех… то есть волосы… собраны в пучок, из которого торчат две резных палочки – красного кедра и нефритовая. На лице изломанные линии татуировок.

Илай знал, что многие культисты, из тех что по-восторженней, волосы сбривали начисто, подражая ламанни. Но восторженные ему были не нужны. Восторженные слишком легко уходили под крыло Сеньео с его пышными церемониями, жрецами-златоустами и покорными воле сотников волками. Уходили, даже подвергая риску заложников.

По правде говоря, Семнадцатый Лорд-Командующий подозревал, что конкретно этот экземпляр во всю историю с заговорами и восстаниями вляпался лишь из-за сложного и малозаметного чужеземцам сплетения личных клятв, договоров и обязательств, определявших местную политику. И теперь мечтал от остальных товарищей по "услужению Великому Золотому" отколоться, желательно вместе со своим малым домом… то есть кланом. И непременно что-то с этого поимев.

Этим он Укуль Илая полностью устраивал. И уже оказался полезен. Настолько, что пора бы уже прекратить называть его "экземпляром", даже в разговоре с самим собой. Хотя выговорить правильно "Хартанг Тейод-Хадад" Илай, наверное, сможет еще не скоро.

Сейчас этот мелкий вождь перелаивался с седла с деревенскими. Илай дал себе зарок выучить наконец это варварское наречие лучше. Пока что приходилось полагаться на переводчика. И излучать дружелюбие.

От частокола заорали особенно громко. Взревела труба из морской раковины. Илай скосил глаза на толмача, тот явно встревожился.

- Господин, они… злые.

"Это и тулуновому волку понятно" – Илай подавил желание высказаться вслух. Почему в этом походе ничего никому нельзя поручить? Все приходится делать и изучать самому…

Хартанг наклонился и вытащил из торбы при седле отрезанную голову. Высоко ее поднял, за волосы. Столь пикантной приправы к пиршеству дипломатии Илай, признаться, не ожидал. Деревенские затихли. Потом снова заговорили, тише, с наклюнувшимся уважением.

Семнадцатый культист приложил руку к сердцу, поклонился. Развернул лошадь и вернулся к своему вроде как Лорду-Командующему.

- Вероятно, нам по пути, - опередил он толмача. Даже со скидкой на ломаный диалект, подбор слов Илаю не понравился. Он бы предпочел "они рады служить", или, на худой конец "они пойдут за вами". Но Ядолунье уже научило его смирению и искусству довольствоваться малым.

- Эти славные… люди не выглядят рьяными, - все же заметил Лорд-Командующий, осознав, что это с его опытом это прозвучало едва не как комплимент.

Ополченцы не спешили снимать с подставок длинные, крепостные ружья. И даже открывать ворота.

- Эн-ши, вам не стоило отвлекать Кау от усмирения Нгаханга. Дважды не стоило возжигать хижины нейтральных кланов. Трижды – будить призраков Омэля. Четверкой, священное число, было подсылать к ним дурных волков под лунами… Я владею видом - ночью. Сарагараев. Понимаете?

Укуль Илай поначалу решил, что не разобрал ломаные, получуждые слова. Потом почувствовал, как пробуждается душа ярости. Сезон назад он приказал бы выпороть пестрого дикаря за такой полклеп на его честь и на честь Ордена. Но сезон уже прошел. Илай уже знал, что слишком мало знает о себе, и о своих верных "святовоинах"…

Чужанин смотрел так, словно читал его мысли, ел сомнения и запивал покаянием. И чем дольше длится это пиршество, тем к более неутешительным выводам приходит.

- Итак - макушка селения заинтригована, - продолжил Хартанг, - Они единонаправлены, что золотые маски изысканны в налетах и грабеже. Это славно. Но как вы рекли – "рьяные". Очень. У макушки четыре вопроса. Будет с ними самими как с варцами соли? Отравите ли вы их грядки? Вопьется ли волк им в сухожилия? Какова у вас война?

Илай вспомнил, что уже слышал о каких-то солеварах. Вернее, о славной победе над ними тогда еще сотника Тулун Иолча. И о том, что победа эта была одержана силой слова и милосердия. А не меча и магии. С лукавых дикарей станется лгать и рыдать крокодиловыми слезами, но… Магмастер Войны тоже утверждал, что активация развалин будет лишь к вящей славе Укуля. И с кем сейчас Магмастер Войны?

Илай сощурил глаза, пытаясь перенастроиться на непривычный простецкий диапазон. Это получалось все лучше и лучше. Теперь он видел, что над воротами прибито не черное размытое пятно, а волчья башка. И скорее всего не просто волчья, а с оборотня снятая.

Славно вставляет себе же палки в колеса Орден в двойном Священном походе! Хорош же он сам, великий военачальник, у которого сподвижники грабят и режут без разрешения, умножают фон и выращивают мутантов. Он шел в Ядолунье не оливковые сады сажать, это так, но демоны его побери если и дальше позволит заливать себе уши медом, а на глаза класть круглые золотые оправдания. Если суждено получить расплату за ошибки, то пусть это будут его ошибки, а не самоуправство Иолча, Сеньео и прочих.

Укуль Илай понял, что ярость вновь с ним. Но на этот раз гасить ее не стал. Он начал выплавлять ее огнем оружие.

Но прежде чем заливать эту бронзу в форму он все же подумал: какие именно слова ждут от него вожди чужан?

Он мог напомнить им об умножении душ и кристальной остроте ума философов и ритуалистов Укуля… вот только мало от этого всего было пользы при осаде Альт-Акве. Да и жрецы Восемнадцатого умеют петь куда лучше него.

Он мог рассказать об исцелении искуплением. Об очищении этого пропащего края от яда суеверий, ломаной Спирали и темного поклонения. Но даже ему отсюда видно было, что над частоколом возвышается резной столб с символикой хаоса и ярости. Увешанный жертвенными флажками. С выдолбленным пазами под черепа. Деревенские не стали валить свои идолы, как сделал это младший родич князька Альт-Акве, которого теперь прочил на престол Сеньео вместо не оправдавшей себя озерной кандидатуры. Даже не убрали их с глаз долой перед переговорами, как сделал это Хартанг. Илай отметил также, что среди лиц этих самых деревенских многовато морд.

И, наконец, Илай мог поведать дикарям о сладости служения настоящим людям. Законным господам всей луны. Просветленным, могущественным. Наследникам древней славы, тайного и всего хорошего… у которых сейчас почти нет магии. И ружей. А у дикарей ружья есть.

Илай, уже зная, что затягивает с ответом, все же решил выдержать еще пару мгновений недоброго, оценивающего внимания варваров. Бегло вспомнил опыт общения с ними, мечом, магией и словом. Понял, что опыт этот мал, но уже куда больше чем у подавляющего большинства соплеменников. И еще – что неправильно ставит вопрос самому себе. Не "что им сказать?". А и на самом деле: "Какова его война?".

Он сказал:

- Я пришел сюда по воле моего клана. Мне нужны поставки… редкостей для дома, знания и союзники. Мне все равно, добывать их мечом, или торговлей. То, что по пути я могу стяжать славу и богатство – приятно и хорошо. Я буду рад, если и моим союзникам будет приятно и хорошо. Мне недосуг считать ваши души, но если захотите, я могу помочь. Я хочу, чтобы везде был хороший урожай. Мои люди допустили ошибки яда и мутаций – я готов разделить часть вины. Но лишь часть. И это больше не мои люди. Я готов перекроить карты и переставить престолы… А если почтенной макушке нужны волки, магия, проповеди и перекусанные сухожилия, то передай им вот что – рядом с моим лагерем есть еще один. Побольше и попышнее. Там этого хватает. Но ненадолго

Хартанг слушал его молча, внимательно. Разноцветные глаза с заметными точками зрачков до сих пор нервировали Илая. Даже пугали. Все же, Лорд-Командующий не отвел взгляд и не повысил голоса. И ему показалось, что в звероватом южном взгляде мелькнул интерес. Причем не обычный, ироничный и опасливый, к которому Илай уже успел привыкнуть при общении с этим Хартангом, а заинтригованный. Может даже алчный. Что ж, это тоже неплохо. Если ему захочется обожания, он всегда может одолжить волчика-другого у Сеньео.

- Это и есть война Укуль Илая, - подытожил Лорд-Командующий.

Хартанг кивнул, опять приложив ладонь к сердцу. Скрипнув кожаными доспехами. Звякнув ножнами с мечом. Развернул лошадь и вернулся к частоколу.

Илай остался смотреть ему в спину и гадать: не сморозил ли он в своем странном вдохновении глупость, которую потом занесут в новое издание Зерцала?

"И вот Укуль Илай, достойный порицания, свершил последнюю ошибку – он дичь пустил в свой разум, уподоблением варварам запятнял последние свои души. Истинно – прогнул его комплекс жертвы. Узри же результат, о неофит, и выжги в памяти своей: погибло дело правое и знамя гордеца повержено под мерзкие копыта…"

- Чадо, долг вынуждает меня сказать, что наговорил ты сейчас на три покаяния, - Илай едва не вздрогнул, но это лишь подал голос Лорд-Кормчий. Он слегка гнусавил – разбитый нос был еще перебинтован. Старик до сих пор не применил исцеляющее плетение, от того ли что берег силы, или же потому что хотел напомнить себе о провинности. Или даже мести. Илай так и не решил.

- Мы все сейчас постимся, лишены ласк и винных чаш, - ответил он старику, - Это зачтется?

- Думаю да, - щербато улыбнулся старик, уже и впрямь выглядевший на свои сто семьдесят. Ядолунье всех их ест.

У ворот Хартанг повысил голос, раскричались местные. Блеснули вытащенные мечи. Но затем ворота открылись и вождь, гордо вздёрнув расписной нос, въехал в поселок. За его спиной створы снова закрылись.

Чужанина не было дольше, чем понравилось Илаю. Он уже почти готов был приказать бойцам атаковать, спасая если не всего союзника, то хоть его голову или честь Ордена. Или же карая очередного переметчика.

Но потом на резной столб накинули веревку и потянули вниз, так что он скрылся за частоколом. Ополченцы сняли ружья со стены. Повременили немного, словно проверяя, не кинутся ли подозрительные золотые господа в атаку и выпустили посла из деревни.

- Эн-ши, они готовы далеко шагать, - сказал Хартанг, вернувшись к своему Лорду-Командующему.

- Сколько потребуется ждать? – спросил его Илай, постаравшись не выказать лицом ни радости от успешных переговоров, ни досады от задержки.

- Мало минут. Они заранее упаковали калории. Одели пятки походной кожей. Церемония извинений перед предками протанцована с побудкой солнца.

- Чего ж тогда так долго стекло тянули? – не выдержал Лорд-Кормчий. Оба командующих, захожий и коренной, посмотрели на него. Илай свирепо – не лез бы ты не в свое дело, почтенный, особенно после Альт-Акве! Хартанг безразлично.

- Эн-ши, я могу даровать объяснение. Целеположите?

- Говори, - сказал Илай. Ему отчего-то показалось, что разъяснять странности южанин собрался не жрецу, а ему самому.

- Эн-рих Соун Санга - хороший рих, - огорошил его союзник, - Но наш дом долгим вчера вручил присягу эн-цакому дома Ра-Хараште. Мы долго ждали песни восстания. Когда эн-цаком разослал алый дротик войны, мы поднялись, чтобы вернуть ему циновку Кохорика… вы ведаете его как город Альт-Акве.

- Ваш вождь сейчас сидит одесную Укуль Сеньео, моего соперника. У его циновки, бритым и с многими дарами, - холодно прервал его Илай. Запоздало поморщился от того, что и сам не заметил, как перешел на ломаную речь.

- Истинно, - кивнул Хартанг, - Вы видите это. Но, эн-ши, голова Ра-Хараште ничего не говорил нам про Орден. Про то, что вы пришли, вознесли его, жжете и раскидываете кислые… отравленные плетенки. Это вынос ругани из рамок. Он взял наши клятвы и применил не по назначению. Это низвергает в ноль мои обязательства. И обязательство многих других энов.

- Постой, ты говоришь, что вы бросили своего лорда, из-за того, что он присягнул Ордену? – не поверил своим ушам Лорд-Командующий.

- Истинно, - повторно кивнул чужанин.

- Тогда какого демона ты стоишь здесь? – рявкнул Илай, сбившись на просторечные тона. Хартанг остался стабильно невозмутим.

- Эн-ши, закон освобождает младшие дома от службы великим, если они присягают запрещенным Воссиявшим. Но закон не видит малых энов и простых воинов, если они сами по себе решат торговать с Воссиявшими. Мы свободны в рождении. Раз Ра-Хараште обрили головы, то теперь все их штандарты вольны пить чужое пиво.

- Понятно, - вопреки слову, на самом деле Илай понять что-либо в играх варваров отчаялся, - Но почему вы просто не ушли к другим лордам, или просто из этих краев?

- Мое острие слишком часто било в щит рода Санга, - с видимым сожалением признал Хартанг, - В священном городе недавно скатывались головы куда более непричастные, чем моя. Теперь грядет холодная зима и наконечники в боках. Между горами, башней и старым демоном малым домам нужно искать себе покровителя. Воссиявшие неприглядны, но могущественны. У вас великие тайны. Укрытые наделы плодородны и теплы, а люди севера давно поднесли вам мозги. Наши мы оставим себе, но торговля это… приемлемо. Мы лишь хотели убедиться, что вы не слишком Воссиявшие.

- Что ж, по крайней мере ты откровенен, - холодно бросил Илай.

- Мне привиделось, что вы цените это, эн-ши.

Лорду-Командующему хотелось еще многое ему сказать, но тут из ворот, чеканя шаг, словно и не ополченцы, а ветераны легионов древности, вышли воины деревни. За ними потянулись общинники – земледельцы, пастухи, мастеровые. Женщины, дети и старики неопределенных занятий. К изумлению и неудовольствию Илая их оказалось много, куда больше чем могло прижиться в нескольких длинных домах деревни. Видимо и впрямь заранее была решена миграция кланов из новой страны войны. Утешало лишь, что они уже и впрямь были собраны и при припасах, с целым штатом носильщиков и вереницей укрепленных фургонов и телег. В одной орденец заметил давешний резной столб, аккуратно, по сегментам, разобранный. И похоже, не один такой. Похоже, восставшие давно готовы были к переезду. Или же полукочевая жизнь вообще обычна для этих нестабильных, яростных краев.

Рядом с телегой, полной идолов, шагал шаман, в бело-красной узорчатой одежде. Седоволосую голову прикрывала плетеная шапка воронкой, усаженная иглами и перьями. Приметив внимание к своей персоне жрец дикарей красноречиво похлопал нефритовой дубинкой по ладони, но смолчал. Илаев собственный походный святоша, к счастью, тоже. Обреченно, беззвучно нашептываемые искупительные молитвы можно не считать.

Наконец из крепости, потому как деревней этот пункт сбора уже язык не поворачивался назвать, вышел замыкающий отряд, снова воины. В доспехах, с огнестрелом. Много демонов, неприязненно щуривших алые глазищи. Ворота аккуратно закрыли, чужанский жрец поклонился крышам… и над ними закурился дым. Вначале тонкие, белые, струйки, потом яростные черные клубы и вихри искр. Дважды мятежные кланы подожгли оставленные дома.

Это было вполне возвышенно. Илай позволил себе сентиментально вздохнуть и скомандовал своим латникам присоединиться к каравану. Впереди еще много дел и задач, неотлагательных, монументальных. Например, как объяснить своим вассалам нежданное пополнение и удержать оба народа от проламывания друг другу черепов.

---

Когда караван добрался до лагеря Семнадцатого священного похода, Илай почти убедил себя в том, что поступил правильно. Недоброе удивление Сиятельных часовых эту убежденность поколебало. Взбешенные лица Сеьнео и его Восемнадцатого Лорда-Кормчего, напротив, укрепили.

- Что все это значит? – заявил Илаю "родич", мявшийся со свитой у входа в лагерь, под прицелом десятка оставленных на дозоре огнестрельщиков Хартанга. И под угрожающе наставленными кристальными копьями ветеранов штурма Альт-Акве.

- Что именно? – Илай устал, хотел есть и подпитаться магией от накопителей.

- По какому праву эти варвары и низкокастовые ничтожества не пускают меня в этот лагерь?!

"Боги, он так и сказал – низкокастовые ничтожества!" – поразился Илай. Он вынужден был делегировать простецам из ассимилированных внешников все больше задач и обязанностей. Многие Сиятельные болели или страдали от упадка сил.

Семнадцатый Лорд-командующий широко улыбнулся своим бойцам и сказал:

- В дни Пятнадцатого священного похода, когда к Элеис Тоёлю в лагерь явился сам Лорд-Председатель Совета, то не смог попасть внутрь, поскольку не знал пароля и не сдал оружие. Ибо нет на войне титулов, а есть лишь звания. Элеис Тоёль получил за бдительность вассалов великую похвалу советника. Души мои согреты повторением истории. Воистину вы прилежно исполняете мои приказы, воины! Я горжусь вами!

Воины приосанились. Даже враждебность укулли по отношению к бездушным слегка угасла. Сеньео добавил в золото на щеках оскорбленную медь.

- Илай, прекрати этот балаган! Я требую, чтобы мне вернули украденные ящики с накопителями!

- Какие ящики? – сделал удивленное лицо Семнадцатый.

- Стазисные хранилища. С артефактами боевого уровня, - процедил Сеньео, - Их украли вчера с нашего складского сектора.

- Сочувствую. Надо было лучше организовывать охрану. Здесь опасные края.

- Это были дезертиры, а не варвары! Я знаю, он безнаказанно прошли через твоих дозорных на север!

- Сеньео, не моя вина, что ты не можешь управиться со своими бойцами, - вернул давнюю шпильку Илай. Однако же и сделал себе заметку еще раз прошерстить Семнадцатых на предмет симпатий к свежим святовоинам. Остались еще глазастые и излишне ответственные.

- Ты обязан был их покарать и вернуть Укулю законную собственность!

- Я не обязан гонять своих людей в ночь за твоими потерями.

- Я и сам справился. Три ящика, Илай! Три ящика было при предателях, когда они сбежали, но когда мы их нашли, при них оказался лишь один. Но и тот достался варварам, которые, вот внезапность, подстерегали моих мстителей!

Что ж, неприятный поворот. Илай искренне надеялся, что несчастные идиоты, которых подстерегли и лишили большей части украденного варвары Хартанга, будут достаточно любезны, чтобы тихо помереть в глуши, не привлекая лишнего внимания. Или, хотя бы, исчезнуть без следа. Интересно, как это Восемнадцатым удалось догнать дезертиров с их форой, да по враждебной территории?

- Ничего мне не скажешь на это, Укуль Илай?

- Ничего не скажу. Кроме того, что в следующий раз, пожалуйста, оповещай о приходе заранее. Наши новые друзья-федераты еще неотёсаны, горячи и непочтительны. Мне бы очень не хотелось, чтобы пока они на страже случилось бы что-нибудь… недипломатичное.

Краем глаза Илай заметил, как беззвучно повторил про себя слово "федераты" его Лорд-Кормчий, саркастически изломив бровь. Похоже, старик куда более начитан в секулярной литературе, чем он ранее считал. Надо будет с ним побеседовать. Илай скучал по понимающим собеседникам.

- Я тебе это припомню! – запорол конец "переговоров" Сеньео. Развернул коня, нервного, но возмутительно здорового и полного сил. И это в то время, пока его Семнадцатые голодают… Илай понял, что больше не терзается угрызениями совести.

- А сейчас ты скажешь мне, что лгать и плести интриги – недостойно лорда Ордена, - чуть позже сказал он старому жрецу, наблюдая, как возобновивший движение караван союзников въезжает в лагерь.

- Скажу, мой лорд. Но если вы не против не сейчас, а на вечернем молении. Я вынужден признать, что потратился на поддержание магических полей бойцов. И со стыдом и покаянием, но не прочь подкрепиться от накопителей… которых при нас, конечно же нет.

- Их нет. Но подкрепись.

"Тем более что я должен тебе за твой ящик, которым лазутчики Хартанга не подменили тот, который мы не обещали дезертирам, с которыми, конечно же, не имели никаких дел, за несуществующее наше им содействие " – мысленно добавил Илай. Знали бы дома, чем он вынужден тут заниматься…

---

А вот здесь он пишет: "Мягкие и пышные земли порождают мягких и пышных мужей, а посему надлежит изнурять народ, дабы у него не оставалось сил на заговоры и упаднические мысли. Ибо голод, нужда и страх закаляют народ, благоденствие и роскошь же его убивают!"
Если бы этот знаток только видел, чего нынче стоит оборонить чистый и богатый оазис от всех тех кланов, что сами желают в нем поселиться…
--- Маргиналия на полях перевода трактата Янтарной эпохи, присланного на рецензию в университет Аэх-Таддера.

---

Ханнок сунул руку в мешок и вытащил костяную бирку. Вроде бы от игры в "восемь вождей". Назвал выжженую на ней цифру:

- Двадцать пять.

- Слышал тебя, Ханнок Шор, сарагарай. - сказал человек припасов из свиты Сагата Санга и черканул нужную отметку в перечне, - Забирай свою долю.

На походный стол бухнулась стопка книг, перевязанная шелковой ленточкой. Ханнок с трудом подавил желание выругаться. Его удача!

После долгих споров и проверок, дикомаги отряда пришли к выводу, что содержимое трофейного ящика безопасно и подходит для наград. Поскольку возник спор как делить незнакомую и непривычную роскошь, решили организовать лотерею.

Ханноку досталась литература. Даже не прочтя названия, он уже подозревал, что ему, половинному ламанни, она и так в награжденном отряде знакома лучше всего. Ну, кроме, может быть, Аэдана. Хвала Нгаре, судя по форме и толщине это хоть были не молитвенники. Но если это и впрямь был жреческий сундук, как говорили дикомаги, то наверняка что-то из той же сферы. Если подумать, не могли ли эту досаду ему подстроить специально? Намекнув таким образом на неблагонадежное прошлое и избавив прочих вояк от искушения ересью? С другой стороны, на чужан это не похоже. Похоже тут и слова-то такого не помнили, "ересь", даже местные огарки, болтавшие на своем эклектичном диалекте.

Дойдя до своей палатки, Ханнок все же глянул на верхний томик стопки.

"Слёзы Мириад. Наставление в тройной медитации, пяти потоках плетения для семи душ. Упоение разумом. Творение Тилле Высокоочищенного".

Ну точно, духовная математика. Самое-то ему теперь ей заниматься, с тремя остатками…

- Храхр.

Ханнок не испугался… ну, почти. И был этим горд. Он привыкает-таки к своему вассалу. Даже несмотря на его манеру вот так вот тихо подкрадываться и рычать.

Снежный угрызец протянул ему грифельную доску.

"Мне досталось вино и фрукты. Не хотите поменяться половиной, вождь?".

- Хвала предкам, конечно же! – радостно оскалился химер, - Но… зачем тебе?

Ширх. Шурх.

"Для университета. Взамен моих утерянных записей."

- Отлично! Держи, отберешь себе, что интереснее, - одобрил мохнатую инициативу Ханнок. Потом зашел в палатку. Улучшившееся было настроение вновь подкисло. Нет, что Сиятельная наполовину перетерла привязь, это, в чем-то, даже хорошо. С полностью сломленными в итоге лишь больше мороки. Но вот что она от этого хлопнулась в обморок – плохо. Кровь из носу, похоже, характерная для огарков реакция на отравление… это плохо вдвойне.

- Фреп, я иду искать врачей на восход, ты – на закат, - рявкнул Ханнок и побежал.

- Хрр!

Что ж, оставалось надеяться, что это согласие, а не "пошел ты к демонам, вождь, на твоих питомцев моя лояльность не распространяется".

---

Ханнок нашел Сонни. На сразу. Но, к счастью, когда он вернулся к палатке, там уже работали оба лекаря-огарка, Ньеч и Хал-Тэп.

- Северок, иди-ка куда-нибудь еще. Нам тут полями подвигать надо, - выставил его наружу горец.

Полотно с шелестом съехало обратно. Потом через оставшуюся щель начал пробиваться багровый свет. У серого защипало на языке, он ушел к костру и сел там в компании рыжей, белого и черного.

Лечили пленницу долго. Время было – Сагат не спешил отдавать приказ об выступлении. Насколько мог понять из разговоров горцев с озёрниками Ханнок, разведчики донесли, что оба лагеря Сиятельных в переходе отсюда тоже стоят. Нагонять численно превосходивших врагов вождь южан не хотел.

Еще слышна была ругань в адрес "предателей" и "культистов", которые, похоже, перешли на сторону Ордена сразу несколькими кланами. Ханноку это не понравилось. Но он поймал себя на том, что сосредоточиться на стратегии сложно. Мысли постоянно возвращались к несчастной волшебнице и ее самочувствию. И эта перекошенность приоритетов снова беспокоила сарагарца.

Сонни починила одежду. Перебрала запасы. Сыграла в камни с Карагом и выиграла у шестолапа нож и два кольца на хвост. Великодушно подарила их обратно. Потом, все же, заскучала. Подошла к илпеш-зверолюду и без спроса взяла из стопки книг рядом с ним томик наугад. Увлеченно строчивший новые заметки Фреп и ухом не повел. После осады Кохорика северянка и южное чудище неплохо поладили.

Завернувшись в шаль, девушка села читать. Вначале хмурилась и покусывала губу – похоже, высокий укулли с непривычки оказался сложноват. Затем явно втянулась. Даже хихикала время от времени. Получалось это у нее, надо признать, весьма мило.

Ханнок невольно засмотрелся, на малое время даже оставив беспокойство по поводу Сиятельной мученицы. Сонни все же красавица. Никакого сравнения с его, прости Нгаре, тощей и высоченной "наложницей". Дщерь Майтанне не портили ни рыжие волосы, ни быстрое принятие местных обычаев и одежды. Лишь бы только не вздумала лицо разрисовывать…

Тяжело вздохнув из белой зависти к Ньечу, Ханнок отвернулся. Чтобы не перейти грань вежливости. И перестать думать "я не на что ни претендую, не могу, да и не хочу". Теперь ему на глаза попался Караг. Кентавроид стрелял по мишени. На неискушенный демонский взгляд – с все той же превосходной скоростью и меткостью. Но сам шестолап недовольно морщил морду и прижимал уши. Похоже, результатом он недоволен. И тот разговор с сородичем у ворот его сильно задел.

За спиной Сонни расхохоталась в голос. Темперамент у нее, конечно, огненный, но все же это необычно. Ханнок навострил уши.

- Нет, вы только послушайте!

Ученица лекаря зачитала:

- И доверилась дева Учьомме презренной твари, согрешив к ней состраданием. Поверила мерзейшему, будто бы он мог нести в себе частицу добра. Околдованным принцем из сказания предстал мутант-демон в ее наивном взоре. Позабыла, несчастная, наставление премудрых. И вышла она к нему за пределы защитного купола, отринув осторожность и священную ненависть. Принесла она камни и эликсиры, слова добра и целительную энергию...

Голос Сонни приобрел надрывную, мелодраматическую тональность.

- Но конечно же, то ловушка была. Подхватил козломонстр ее когтистыми лапищами и унес в ночь на черных крыльях. В смрадной пещере своей сорвал он с нее одеяния послушницы, поверг непорочную на холодный пол. Бросил ее на колени, поправ ужасным раздвоенным копытом. Огласил логово хохотом блеющим, торжествующим. И вот, бьется дева Учьомме, рыдая, в мохнатых объятиях, блохами и мускусом осаждаемая, топает демон ногами в танце весеннем. Нет ей спасения! Приблизил к ней рогатый свою зловонную пасть, жарко дышащую, слюной истекающую. И длинным раздвоенным языком…

- Боги яростные, что это за тьматерьщина? – не выдержал Ханнок.

- Это не тьматерьщина, а душеспасительный труд, "Об ужасах Ядолунья" именуемый! – ткнула пальцем в осеннее небо Сонни, - Призван дать наставление для дипломатов и путешественников за благословенный Контур. Содержит мудрость и поучительные истории из жизни, долженствующие укрепить силу духа и чистоту читающего и предостеречь от опасностей. Создан в по заказу преподобного Иньехелле в скриптории Пятого сектора… интересно, где это?

- Напротив Сарагара, - машинально ляпнул Ханнок. Заметив довольную улыбку спохватился и добавил: - И это чушь собачья!

- Не греши сомнением в мудрости Укуля, Ольта Кёль! - промурлыкала рыжая мерзавка, - В аннотации ясно написано: "Истории сии истинны, собраны в гарнизонах и граде сумрачном Ламане".

Ханнок промолчал. Его земляки могли и не такое порассказать. Если подумать, то после чарки родной водки он и сам, наверное, мог быть таким "информатором", разомлевшим от выпивки и внимания законтурных кумиров.

- Хм… а еще, он, похоже, иллюстрированный, - Сонни перелистнула страницу полезного трактата, аккуратно убрала защитную закладку из шелка. И замолчала, вытаращившись.

Серый химер совершил ошибку, подойдя и всмотревшись. Дорогая, красочная миниатюра на разворот явно относилась к рассказу о деве Учьомме. И судя по всему, заказчик принадлежал к "гневной" школе Сиятельной философии, в которой боги отказывались вмешиваться, спасая поучительных грешников, а предоставляли карам и гордыне доводить их до логического конца.

Ханнок подумал, что, судя по стилю и детализации, преподобному Иньехелле не мешало бы самому обратиться к специалистам. Тем же душеведам Кан-Каддахов, например.

- Ханки, а ты… вообще так можешь? Ну… в такой… таким…

- Не могу, - огрызнулся зверолюд. И не смог решить, рад ли этому… или же опечален.

- Д-да, буду знать, - пробормотала девушка и перелистнула дальше.

Сарагарец увидел, что, судя по тексту, грешнице предстоит красочно и подробно… страдать еще долго и ушел к костру.

- Признайся, дружище, ты именно поэтому таскаешь за собой эту ведьму? Ну, чтобы попрать и низвергнуть? Я не специалист по двуногим, но даже на мой взгляд, она годится только для ритуалов… – проурчали рядом. Привлеченный обсуждением, пантеристый лучник оторвался от расстреливания мишени.

По-хорошему, надо было отшутиться. Или и просто сказать: "да". До Сарагара очень, очень далеко. Но Ханнок невесть с чего рявкнул:

- Нет.

- Ну серьезно, чего тогда ждешь-то? Мне интересно, какие они, золотые, в любви… Мои предки сами к ним чересчур неровно дышали, вот я и подумал…

- Заткнись!

- В чем дело? - удивился шестолап.

Химер чувствовал себя странно. Большая часть его самого, не важно что этим под "самим" понимать – душу, души, или же просто разум, ясно осознавала, что тут не с чего свирепеть, даже если кот на самом деле издевается. Но, даже больше, Ханнок был почти уверен в том, что раз Караг вообще заговорил о семье, то беседу затеял не со зла. И что стоило бы ее поддержать – Ядоземье заставляет ценить знания. И дружеские связи.

Все эти здравые и зрелые мысли никак не мешали зарождающейся ярости окрашивать мир алым. Ханнок помотал головой, отгоняя наваждение, потом, осознав что не получается, развернулся и пошел прочь, чересчур громко топоча копытами. Спину жгли недоуменные, обиженные взгляды.

- Чего это с ним? – по-боевому обостренно услышал он осторожный шепот. Химер скрипнул клыками, зажал уши ладонями и свернул на соседнюю "улицу".

---

Позже, чуть успокоившись, он вернулся к своей палатке. Ньеч, усталый, но довольный сказал:

- Сейчас ей намного лучше. Методики мастера Матоленима дают удивительный результат! Куда лучший, чем когда я попытался применить их к себе. Мне интересно, с чем связаны такая разница? Хроники говорят, что дома Дасаче и Укуль никогда не были особенно близки, ни в политике, ни в Спирали. Их магия сильно различалась… ладно, не буду утомлять тебя, друг.

Ханнок благодарно, молча кивнул. Откинул полог и зашел, тут же найдя взглядом столь беспокоящую всех пленницу. Сразу стало спокойнее, опять же не в его собственных осознанных мыслях, но на каком-то сверхъестественном уровне.

Сол-Элеис Миэн, чужелунная полонянка, посмотрела на него безразличным, нарочито отстраненным взглядом. Словно помимо демона в палатке толпился сонм духов предков, которых надо было впечатлить. Так в зерцалах и наставлениях смотрели мученики и святые. Тени под глазами и осунувшееся лицо, достойные житийных аскетов, лишь усиливали эффект. Женщина сидела на своей лежанке, привязанная к вкопанному стволу того странного дерева, которое чужане называли "бамбук".

- Тебе чего-нибудь надо? – спросил Ханнок, хотя знал, что она либо не смогла еще выучить нгатаик, либо очень умело это скрывает. Как и следовало ожидать, в ответ он не услышал ни слова.

Зверолюд вытащил из торбы сменянную у Фрепа бутылку и протянул ей. И тогда, наконец, получил хоть какую-то реакцию. Правда, не ту, которую ожидал. Горделивый взор сменился на до смерти перепуганный. Изгнанница Ордена попыталась отползти прочь.

- Не надо! – пролепетала она на укулли, - Пожалуйста… господин!

Ханнок, несколько озадаченный такой реакцией, поставил бутылку на землю, рядом с собой. Задумчиво почесал черный нос. Потом вспомнил, как сам переживал из-за того, что Сонни видела его голым или чинила его штаны. Возможно, нравы за контуром еще более строгие. И переживать деве Миэн надо не из-за симпатичного майтанная, а из-за мутанта, ошибки природы, бездушного и жуткого.

Интересно, читала ли она "Ужасы Ядолунья"?

Ханнок вздохнул, и убрал выпивку обратно. Следуя куртуазной культуре Ламан-Сарагара он мог бы выразить, что ей не надо бояться красиво – положив между ней и собой обнаженный меч. Вот только он не сомневался, что в таком случае поутру очнётся мятежным призраком. Даже бутылку стоило спрятать, чтобы не наглотаться стекла.

Он вышел на улицу и опять ушел к костру, никак не в силах обрести душевный покой. Огонь уже почти угас. Рядом лежал Фреп-Врап и увлеченно грыз трофейный арбуз. Ханнок понаблюдал за этим, покачал головой и посоветовал:

- Знаешь, а если снять кожуру, то будет вкуснее.

- Нет, эн-ши, трубка должна воздеваться выше. Очи не прижмуривайте. Зрите, вот так, - Хартанг еще раз показал, как надо правильно целиться.

Укуль Илай, Лорд-Командующий Семнадцатого священного похода и потомок святой Окельо вновь напомнил себе, что если воин Ордена целеположил… тьфу, решил что-то совершить, то честь повелевает ему быть последовательным и прилежным. Даже, если это касается обучению навыкам бездушных дикарей. Особенно, если это касается обучению навыкам бездушных дикарей.

- Следите за огненным вервием, эн-ши. Лучше если оно взведено вот так… Да, это радостно. Теперь давите загогулину.

Илай прицелился в мишень и нажал на бронзовую загогулину… то есть, спусковой крючок. Бесчестная огненная палка ожила в его руках, толкнула в плечо, но об этом его предупредили. А то, что пуля с такой ударит по испорченному деревянному щиту и пробьёт его насквозь он и так знал. Видел уже эффективность огнестрела на своих бойцах.

Куда сильнее его удивило, что он не только попал, но и весьма близко к центру. Почему-то ему казалось, что он, знатный воитель, которому кодексом поединков если и дозволялось атаковать на расстоянии, то разве что силой душ и разума, обязательно промажет. Как промазал он еще послушником в академии Каньяли, благословенной столицы, где изучал историю. Тогда он писал доклад на тему, ха, Священных походов и решил главу посвятить анализу оружия и военного дела дикарей. Даже раздобыл в музее трофейный лук, сложносоставной, с роговыми накладками, взятый то ли в Ядолунье, то ли во время победы над ордами нечестивого вождя Саэвара в Четвертом секторе. Оружие показалось ему громоздким, неудобным и нелепым. Требовавшим высокой силы и навыка, но неспособным пробить и лишь единожды, не трижды благословленную и закаленную кирасу из волшебного стекла. Никакого сравнения с честной простотой математически рассчитанного меча или метательного кристалла. Воскрешенный катаклизмом домагический век. Упырь, живой труп прогресса. Печальное свидетельство того, как деградировал мир за пределами Контура…

Ах, молодость! Как наивен и самонадеян он тогда был.

Илай ощутил прилив ностальгии. Потом вспомнил еще кое-что. Перед защитой ему настоятельно "порекомендовали" главу из текста вычеркнуть. Даже после того, как он возразил, что с ней, на контрасте, величие и благородство Укуля сияет лишь сильнее. Ему пригрозили изгнием из академии, за разброд разума, и он отступился. Тогда это показалось ему странным, но не лишенным суровой мудрости.

Теперь же… Даже палки и камни в руках бездушных регулярно оказывались смертоносней орденских мечей. Что уж говорить о луках. И огнестреле. Укуль Илай вновь, в который уже раз за последние дни, подумал: запретили ли ему изучать "дикарей" потому, что это отвлекало его от подвигов настоящих воинов? Или же на самом деле кураторы, среди которых был и сам Элеис Тоёль, ветеран, не хотели поднимать панику и отвлекать Сиятельных и младшие от их успокаивающих игр в непобедимых наследников Янтарного века?

Он посмотрел на ружье, которое держал. На мгновение захотелось его бросить и вымыть руки. Спиртом. А души, каждую по три раза, суровым покаянием.

Страшная вещь! С виду такая же неуклюжая как луки и самострелы, но столь же опасная. Даже в куда более неумелых руках. Такими простецы убивают магов и высоких лордов.

От пуль и стрел не спасают ни опыт, ни сила духа. Даже магия - с трудом. Илай вспомнил, как стремительно во время штурма таял под ударами свинца его щит. Поежился.

- Покажи мне еще раз, - сказал он Хартангу.

Варвар кивнул и начал последовательность движений с огнестрелом, рожком для пороха, пыжом и шопмполом, которой пытался научиться Илай. И делал это чужанин быстро, размеренно и умело, словно автоматон древности. Конечно, в настоящем бою, а не на стрельбище, подобную эффективность и эффектность сохранять куда сложнее. Но конкретно с этого экземпляра станется сохранить нервы и навыки в самой гуще схватки. Пока Сиятельный наблюдал, на ум ему пришло словосочетание, из древнего и полузабытого боевого искусства с Внутренней стороны - "ката". Ката пороха - если быть особенно возвышенным.

Хартанг установил фитиль, вскинул ружье, и, почти не целясь, выстрелил. Попал в третий от центра круг, с еще более далекого расстояния чем Лорд-Командующий. Хотя сам же говорил, что его "милашка" - "гладкая, не нарезана, очень ветрена".

Краем глаза Илай заметил, что его латники-телохранители морщаться, презрительно крутят носами. Лорд-Командующий не стал требовать от них каменной, надлежащей воинам на страже невозмутимости. Для Сиятельных стрельбище уже и впрямь смердело, как пекло Сорака, где перед перерождением очищаются пламенем грешные души. Запах пороха.

Орденец подошел к лакированному, раскладному столику и поднял рожок с громобойным зельем. Его снял с пояса и положил туда Хартанг, когда пришел учить Высыпал горстку на ладонь. Как такая невзрачная с виду, серая с синими крупинками пыль, может нести в себе столько могущества? Илай намеревался это выяснить. Отчасти прямо сейчас. Он вычистил ствол шомполом и поднес к нему горлышко расписной в энергичном, местном стиле емкости, чтобы засыпать новую порцию.

- Не надо, эн-ши. Не этот. Возьмите другой, - Хартанг подошел и протянул ему сменную пороховницу.

- А этот чем плох?

- Это магобойный прах. С вмешиванием раков и лишая. Мне не надо было его приносить, но вы позвали быстро-быстро. Не успел проверить, что беру.

Илай неподобающе для знатного человека выругался и стряхнул мерзость с ладони. Ладонь уже чесалась, едва не горела и теперь он понял, почему.

Запоздало встрепенулся телохранитель. Илай одобрил гневный вскрик и суровое лицо, но не выхваченный из ножен меч. Успокоив латника взмахом руки он протер ладонь смоченным водой платком. А потом еще и легким, снимающим дикую полярность экстрактом. Хотелось бы и крепким, но большинство гарантированных зелий из запаса оказались малоэффективны. Иные вообще испортились до ядовитости. Те немногие из "проверенных" и "благословенных" средств, что еще действовали, приходилось разбавлять. Илай отстраненно подумал, что и все они сейчас такие, Семнадцатые. Взять вот мявшегося рядом латника. Ему стыдно, и правильно, будь реальная опасность, он со своей оголодалой снулостью мало чем помог бы. Илай так и не решил, стоит ли его отругать потом, без лишних глаз, или же наградить за то, что вообще еще ходит, а не лежит в палатке с компрессом на голове. Возможно, надо будет сделать и то и другое.

- В следующий раз, будь осторожнее, - сказал он не телохранителю, а Хартангу. Варвар поклонился, признавая вину.

- Простите, эн-ши. Это великое битье кувшинов моими свершениями. Про-падение мыслей, туман рутины неоправданный. Далеко я буду сильнонезорок и ввинчу то же моим людям.

Что ж, остается надеяться, что еще более покромсанный укулли означает, что варвару и впрямь стыдно и он просто спешно подбирает слова. А не издевается.

По этой чуждой морде пока что понимать не получается.

- Порох бывает разным? - спросил Илай, переводя разговор и мысли на новый канал.

- Да, эн-ши. Для больших трубок и малых. Для взрывных раскопок. Для летающих частоколов. Для разноцветного неба. Каждая тема запрашивает свой состав и концентрацию. Долю угольев, преисподней и солевой соды. Сушку гранулами или тонким притиранием. Больше дыма или меньше. То, что вы держали - первая биота. Она крушит могучие плетения. Печалит любящих ведьм.

- Вы и впрямь собирались воевать с Сиятельными? - прищурился Лорд-Командующий. Подобная мысль беспокоила. Не в последнюю очередь потому, что в пределах его лагеря теперь полно расписных стрелков.

- Кау наставляет нас в планировании, Нгаре - осторожности, - сказал Хартанг и Илай опять не мог понять, издевается ли чужанин за ширмой косноязычия, чего-то не понимает он сам, Укуль Илай, или варвары и впрямь обращаются за этими добродетелями к Хаосу и Ярости.


- Но, эн-ши, в недавние дни мы были неважными учениками. Стыдно это, но свершилось. Воссиявшие долго не вылезали из клетки. Даже те из нгатаев, кто вас ждал, стали считать вас переменной, вынесенной за скобки. Посему мы стали неготовы.

Илай впечатлился математической метафорой, достойной его Лорд-Кормчего, и подумал: если дикари сокрушаются по поводу собственной неподготовленности к этой войне, то что же говорить о Сиятельных?

- Эн-ши, это несерьёзный магобой. Мы вмешиваем его в прах, чтобы отвадить Аска Тейорре и Аска Дасаше… южным огаркам, охоту поджигать зелье заранее, еще в руках воина. Они и сами им шалят, в спорах крови и науки.

- Эти Дома часто пользуются порохом? - спросил Илай, заинтригованный. Еще сезон назад он сказал бы про Тавалик, что те низко пали, раз возлюбили дикие хитрости. Но сезон он еще не слышал дробь, которую выстучали по нему пули при Альт Акве. И он даже не знал, что выжил еще один Дом, Дасаче - если труднопонятный союзник имеет в виду именно их.

- Да, часто. Аска Дасаше - мастера формул. Двухколесные стрелки этого дома славятся по всему Югу. Меткостью и надежностью фитиля… его они запаливают магией. Полезный громовой прием, эн-ши, мокрым и в ночи. Вам стоит намотать на шерсть… тха… хорошо его запомнить.

- Кстати об огарках… где можно раздобыть ученых и лекарей этих Домов?

- Эн-ши, у вас гости, - ответил иное нгатай, указал ему за спину.

Гости… Укуль Илай и забыл про них, увлеченный разговором. Его дражайший родич и впрямь собирался звать его к себе, вспомнил он. Лорд-Командующий обернулся, водворив на лицо улыбку, которая не отражала его истинное настроение. Посланец Сеньео не расщедрился и на такую формальность. В широко раскрытых глазах Восемнадцатого офицера плескался ужас пополам с праведным гневом. И, возможно, толика презрения. Семнадцатый затоптал ростки ярости, решил повременить с ней, обдумать ее. В конце концов, этот - не из его уже привычных ко всему первопроходцев. Илай понимал, как выглядит. Осунувшийся, поблекший, с тронутыми голодной чернотой глазами. В варварских башмаках и обмотках, на которые сменил сандалии. И меховом плаще. Утепляющие и смягчающие плетения попали под экономию одними из первых, да и местная одежка лучше подходила к климату и земле. Казалось бы, разумное и практичное решение, но Илаю далось оно нелегко. Что уж говорить о тех, кто еще в сиянии славы?

И самое главное он, витязь Ордена, хранитель Укуля, модель которой должны следовать граждане и подражать младшие касты, он держал в руках оружие, о сомнительных этических и эстетических качествах которого только что и сам думал.

Посланец справился, наконец, с возмущением. Церемонно поклонился и, после долгого и утомительного для Илая пересчиаления титулов поинтересовался, не изволит ли Укуль Илай, Лорд-Командующий и проч., откушать с Укуль Сеьнео и проч. ужин примирения.

Илай ответил, что принимает приглашение. С сожалением отдал ружье владельцу. Сиятельный предпочел бы потратить свободное время, столь редко нынче выпадающее ему удовольствие, на что-нибудь более полезное, чем любезности с "коллегой", которого уже ненавидел. Однако, даже с одолженными накопителями он пока не может обойтись без поддержки Сеньео. И хотя общаться с родичем нынче куда неприятнее, чем, неожиданно, с варварами, придется пойти на эту жертву. Лишь бы только это не оказалось ловушкой…

Илай долго искал целый белый плащ. Не нашел. Пришлось одолжить у ординарца.

---

Обед не задался. Сказано было много добрых слов, с обеих сторон. Жрецы двух лагерей зачитали самые проникновенные проповеди о единстве. Играли флейты и арфы, качались на промозглом южном ветру знамена и ленты с печатями. Но веса эти изыски не имели. Сеньео казался веселым, но почти болезненно. Семнадцатого Лорда-Командующего этим не обманул. Илай на время возвратил в речь при общении с родичем титулы и хонорифики, но есть предложенные явства отказался. Сославшись на то, что постится во искупления грехов и для укрощения гордыни от своей великой победы. Ограничился принесенным караваем ячменного хлеба, пятком сушеных фиников и кружкой воды. Знал, что и Сеньео на такое объяснение не купился.

На фоне улыбок и комплиментов прикормленные Восемнадцатыми варвары казались глотком чистого горного воздуха после попытки утопления в чане с розовой водой. Конечно, оба их вождя, младший княжий брат и старый глава клана Ра-Хараште, обрили головы и надели на прием тоги с ткаными золотом полосами, но выглядели в них именно что бритыми дикарями в тогах. Смотрели зло, пристально. В перерыве между тостами старший прямо спросил - почему лорд Укур Ирай укрывает у себя его беглых вассалов? Илай порадовался закаменевшему лицу родича, но от ответа уклонился. В само деле, какие такие вассалы? Все мы сейчас товарищи в великом делании. Вы ведь слышали, что пел только что Лорд-Кормчий о мире в рядах священных и сонаправленности действий? Знаете, в "Послании к ламанни" на эту тему тоже много чего сказано…

Когда Илай выходил с огороженной полотнищами площадки для пира, голодный и усталый, но радостный от того, что все завершилось, то увидел своего клятвенного врага. Тулун Иолч тренировал своих волков на главном плацу. И тренировался сам. Озверевшие ламанни, совсем теперь неузнаваемые, выполняли боевые приемы.

Судя по всему, это были отборные оборотни, из самых крепких и здоровых. Мутировавших, но "по-хорошему", если такое озверение вообще бывает. Большие, лоснящиеся. Вероятно, они даже сохранили кое-что из навыков прошлой жизни, хотя это и считалось невозможным. Иного объяснения тому, как мохнатые бестолочи умудрялись идеально повторять за Иолчем движения, выпады и перехваты, причем столичной школы фехтования, Илай не нашел. В этом было что-то жуткое. Зверолюди синхронно, сосредоточенно били, уклонялись и парировали. Ни один не выбился из ритма, не отвлекся на прилетевшую птицу, не вывалил язык. Не вытаращился, зверовато-исподлобья, на наблюдающего. Иолч вел бой с тенью и тридцать его теней следовали за ним. Семнадцатому Лорду-Командующему снова пришло на ум сравнение с музейными автоматонами и сервиторами. Только теперь от таких ассоциаций веяло жутью.

Илай заметил новый, неданно вышитый штандарт. Цифра восемнадцать, личная печать Тулуна и незнакомое доселе звание: "Магмастер над животными".

Что ж, каждый приспосабливается к Ядолунью по-своему. Сотник-без-сотни нашел себе новую. И куда более ему удобную, похоже.

Илай решил, что дрессировку именно в это время затеяли не случайно. И признал, что в качестве психологического давления она вполне удачна.

Если человека музыки взяли в плен и он не хочет стучать в барабаны:
- Убей его, - велит Шиенен.
- Сломай его, - прорычит Шауреш.
- Перемани его, - скажет Саэвар.
- Подожди. Если не он, так его внук сам придет к тебе, - улыбнется Сойдан.
--- Четверки Внешнего Варанга, южное издание.

---

Ханноку снилась муть. К этому он уже привык, но обычно эта муть была хотя бы красочна и увлекательна. Этой же ночью в основном досада и стыд. Даже обидно, что запомнилось лучше обычного. Особенно тот момент, когда он голым стоял на белокаменном аукционном постаменте, а вокруг толпились Сиятельные, воодушевленно чирикавшие и строчившие на белых табличках светящимися стилусами. При этом он точно знал, что полностью голый и прикрыться, даже сдвинуться с места не может. Потом в толпе замаячили знакомые лица. Сонни размахивающая портками на шесте, словно это было ламанское знамя. Шаи с белозубой улыбкой наперевес и складным кодексом. Скорбная ликом пленница-Миэн, бубнящая молитвы и проклятия.

Химер открыл глаза, увидел матерчатый полог палатки. Укульский шепот не прекратился.

- Да сокрушит премерзкого Ом-Ютель верховный владыка, планета великая, дланью мощной, ярко карающей. Да обрушит он на демона ярость своего ока, гнев пламеннно-белый. Пусть войдет мое проклятье ему в кости и рога, да распадутся они прахом. Метко поразит моя ненависть нечестивого в печень и почки, да задохнется он от яда своего. Заслони глаза его темным хозяевам, Хаосу и Ярости, да не увидят они его в беде. Разорви владычица Сауле связь между его душами, чтоб долго не нашел он дороги в жизнь следующую, ибо животное он и того не заслуживает…

С какой бы симпатией Ханнок не относился к пленнице, сейчас он почувствовал ярость. Варварскую и красную. Он знал, что ведьма его ненавидит, но терпеть такое в свой адрес не собирался. Главное только не выдать, что он заметил, наверняка она осмелела неспроста…

Химер положил руку на ножны с ножом. Прислушался внимательнее. Оценил, что шепот по-прежнему идет из угла палатки, отведенного пленнице. Похоже, она так и лежит на своем месте, а не нависает над ним с убийственной магией наготове. Нет, точно, все безопасно. Да и странно ожидать от магмастера молитв и наивных словесных заклятий вместо боевых плетений.

Ханнок сел на своем месте, незаметно, под одеялом вытащив нож. Миэн посмотрела не него. Явно заметила, что проснулся. Шептать однако не прекратила, разве что тише. Потом, под его недобрым взглядом все же почтительно потупилась и выпалила:

- Утло. Добло. Господина.

Драколень не сразу понял, что это нгатаик. И громкий какой, как бы соседей не перебудила! Теперь он разрывался между желанием прибить мерзавку на месте и восхищением несломленным бунтарским духом. Но женщина, невесть с чего успокоившись, вновь устремила взгляд в пустоту. Продолжила шептать. Это уже не просто загадочно. Это полная чушь.

Ханнок положил нож. Пленница, похоже, и не подозревала, как близко только что находилась от гибели. Серый сопоставил факты. Ньеч говорил, что у нее будут странности с органами чувств – адаптация еще далека от завершения. Может она умом двинулась, от фона и лишений?

Потом он вспомнил, что слышал о настоящих, законтурных Сиятельных. И чему его самого учили в храмовой школе Верхнего города. Не только что мутанты это безнадежная мерзость, болезнь отравленных земель и душ, но и что они просто не способны осознать и воспринять Сиятельную культуру. На физическом, вспомнил он умное слово, уровне.

Неужто эта дура всерьез считает, что он не сможет ее понять? Что раз он неспособен правильно высвистеть тона Сиятельного языка и потому вообще воздерживается от разговора на нем, то он ее и не понимает? Это противоречит логике, еще один укульский термин, и ее, казалось бы, опыту общения с ними всеми и Фрепом в особенности, но что если и впрямь так? Но должна же в самом деле она понимать, что и просто бормотать в компании суеверного дикаря – опасно для жизни?

Маловероятно. Но если это и впрямь так, то подобная наивность обезоруживает. Как ее народ еще не вымер, даже под своим куполом? Мстить ей незачем, внешние мир прекрасно сделает это за него. Как уже начал.

Химер не хотел отказывать себе в удовольствии сказать ей "доброе утро" на укулли и проверить. Или, хотя бы, если не получиться сказать, воспользоваться опытом снежного чудища и нацарапать пару слов. Не хотел. Но пришлось. Ударил барабан - сигнал к побудке и сбору лагеря. Они вновь выдвигались в путь.

К обеду они покинули оазис Кохорика, со всеми его союзными, враждебными и уже разрушенными деревнями и хуторами. Отряд Сагата пополнился бойцами нескольких мелких вождей, решивших перейти к нему по праву раздела клана Санга. Небоевых отослали с имуществом в Кохорик, готовиться к миграции в Озерный Край. На взгляд Ханнока как-то уж больно рьяно горцы снимались с места. Нгатаи, конечно, гордились тем, что были на южном континенте завоевателями, но все же от общинников ожидалась большая привязанность к наследной земле. Само слово "Вар" – "удел, огороженный участок" со временем стало чаще употребляться в значениях "хороший", "благородный" и даже "священный". И вошло в имя самой их луны. И самоназвание кото-кентавров, хотя их-то из вотчин прогнали.

Местные быстро погрузили разборные деревянные стелы, прорезные барабаны и черепа предков в повозки и снялись с места. Деловито, без плача и вздохов, разве что лица и морды чуть более суровы, чем обычно. Или же он все-таки не полностью умеет эти выражения считывать?

Он спросил об этом Аэдана. Тот ответил:

- Сарагар, время скорбеть еще придет, поверь. Но позже. Ядоземье переменчиво. Колебания фона, землетрясения и вулканы в любой момент могут превратить оазис в пустошь, а потом вновь вдохнуть в него жизнь. Нам пришлось стать легкими на подъем. Кланы, гильдии и города связаны между собой сетью обязательств по переездам и почти каждый род имеет права на несколько разбросанных участков. Сейчас для нового клана важнее всего успеть отселиться до холодов. Эта зима будет долгой и кровавой. Кохорик не прокормит в этом году всех своих детей. А Озерный край на подъеме. Я слышал, их конфедерация разгромила чужие племена на востоке и ищет поселенцев для новых земель. Вроде бы, они собираются восстанавливать покинутые города в тех краях и основывать новые. Неплохая возможность для некоторых.

Аэдан посмотрел на горы, за которыми располагались незнакомые северянам земли.

- Да и потом, община, клан, княжество - это люди, живые и мертвые. Южные нгатаи расселились от моря до моря. Наши предки столь же неугомонны и склонны к кочевью как мы сами… Так. Ты настроил меня на сентиментальный лад. С тебя бутылка.

- Заметано, - ухмыльнулься зверолюд.

- Сто-ой! – крикнули впереди, - Сойти с дороги!

Горцы и озерники шустро переместились вверх по склону холма. Заняли оборону. Потом к ним вернулся вызванный к вождю Аэдан, и разъяснил ситуацию:

- Застава за поворотом разгромлена. Недавно.

- Сиятельные?

- Выясняют, - уклонился от ответа Кан-Каддах, - Но следи за своей пленницей.

- Почему?

- Застава нехорошо разгромлена. Как в деревне людей соли.

Ханнок вспомнил и почувствовал, как щетинится грива. В голове колонны уже орали и рычали и он понял, что горцев-таки пробило на эмоции. И ему это не понравилось.

- Выдвигаемся! – скомандовал наконец Сагат, которому, похоже, как раз докладывал, что дорога безопасна, бледный демон.

Ханнок пообещал Кау расписать и пожертвовать бокал для возлияний, если удастся дотащить Миэн живой хотя бы до следующего привала. Малый обет, большого давать не стал. В конце концов, даже у его загадочно накатившего снисходительности к Сиятельным есть предел.

А когда отряд проходил через заставу то Ханнок понял, что пожалуй, нашел не просто предел милосердия, а отменное от него лекарство.

---

Миэн шла по дороге, смотря под ноги. Она устала. Замерзла. Инъекция нечестивой магии, которой ее подпитали выродки-мучители, уже растратилась. Скрашивала дорогу разве что радость от духовной победы над демоном. Не ровня презренный своей мирской, дикой и звериной силой, истинному могуществу, величию веры и знания!

Дикари внезапно свернули на холм, вначале утяжелив ее долю подъемом через камни и кустарник. Затем Мириады даровали ей передышку. Миэн довелось даже отдохнуть, сидя на скинутом мешке. Она прикрыла глаза и наслаждалась этой минутой покоя. Сумела даже отвлечься от грубых дикарских голосов.

Возможно, это она зря. Отдых закончился, когда ее буквально за веревку подняли с земли. Мутанты и подобия казались еще более злыми и жестокими. Миэн прокляла их, в этот раз решив не искушать судьбу. Демоны может и не смыслят ничего в правильной вере, но вокруг лишком много подобий. Рыжая вот, например. Ее Сиятельная читать уже немного научилась. Толстуха казалась нервной. Щурилась в горизонт, прикрывая глаза ладонью. Шмыгала носом.

Бывшая Госпожа артефактов сама принюхалась и скривилась. Запах гари. С одной стороны он должен бы ее радовать – с варварами продолжают приключаться беды, может и уцелевшими сородичами вчиненные. Неспроста все же чужане осторожничают.

Но в глубине души она понимала, что уже наелась горьких плодов войны на два перерождения вперед. Даже попадавшиеся там и сям развалины горских логовищ уже не радовали.

А потом отряд обогнул высокий холм и вступил в очередное поселение. Укрепленное, оно чем-то отдаленно напомнило Миэн дом – дозорная вышка на скальном выступе, два кольца частоколов, что-то напоминавшее казармы. Разгромленные, наполовину сожженные. Как и прочие хижины, загоны, хранилища на сваях. Ростки ностальгии быстро увяли. Дом у Миэн с развешенными по деревьям и столбам трупами не ассоциировался. Как и с немногими выжившими, окровавленными, растрепанными, копавшимися в пепле и грязи. Понемногу растаскивавшими и снимавшими тела.

Даже после всех этих красных и черных дней, к горлу подступила тошнота. Она не чувствовала ее даже в бою и после, осознавая новую себя, зная, что уже деградировала. А сейчас вот проявилась. Все же, вероятно, ученые мужи, с которыми она так любила мысленно поспорить, в чем-то были правы – не женское это дело, война. Отчего-то вспомнилось как один из этих авторов даже говорил, что правь Этленом дамы, то было бы куда больше мира. Миэн подумала, что она, наверное, точно бы не стала впадать в варварскую дикую ярость, которую чужане обрушивали друг на друга… она хотела верить, что это чужане – поправила дщерь Элеисов себя.

Хуже всего ей стало, когда она увидела подтверждение – это и впрямь учинили сородичи. На уцелевшей стене главного дома были выжжены слова: "Волей, непокорные и дикие были сокрушены, да иссохнут души любого, тот осмелиться здесь поселиться. Это место навеки – хэльем". Последнего слова Миэн не поняла. Это дало ей отговорку, что это и впрямь могли быть чуть менее дикие варвары, воевавшие с варварами полными. Просто не поняли чего и захотели хоть как-то отомстить за Укуль…

Отговорку Миэн отвергла. Буквы были нанесены на камень стены явно Сиятельным огнем, она чувствовала след высшей магии, остро, как чует запах пищи давно голодающий. Да и будь они выбиты вручную, пора все же признать, что этот священный, великолепный, но неудачный поход пробудил в собратьях не только лучшее, но и худшее. Миэн это признала. Как и то, что дикари вполне заслужили такое к себе отношение, на алтарях и в профанных лабораториях. Но все равно, от того, что еще одна часть ее наивной мечты безвозвратно погибла, стало пусто и горько в уцелевших душах.

Потом из остова главного дома вышла женщина. В порванной накидке, длинный мех на голове растрепан, окровавлен. В руке она держала отрубленную голову, но показалось Миэн, что почтительно, как величайшую драгоценность, не трофей.

Дикарка вскинула голову с жутким грузом. Заговорила, хрипло и тихо, потом голос окреп, озвончел.