<Глава 1. Родовитое дворянство.
Всё началось ещё в те времена, когда на великой сковородке вселенной был испечён первый блиновидный мир. Получился он естественно комом, что, впрочем, не мешало ему существовать и даже развиваться. Долгое время в самом мире не признавали его блиновидности. Некоторых, особо дотошных учёных, упорно доказывавших, что мир совсем не круглый, а очень даже плоский, пытались всячески уничтожать и даже топили в ледяной воде. С тех пор таких учёных стали называть «утопистами». Но прогресс не загубишь и с появлением очков на пятнадцать диоптрий утописты смогли доказать свою теорию. А консерваторам пришлось смериться и признать тот факт, что вокруг их шарообразного светила, между вполне шарообразных соседей-планет, крутиться совсем плоский блин мира.
Впрочем, надо поправиться, совсем плоским мир… назовём его, скажем, Миром!.. не был. Природа никогда не любила простоты и, эстетической красоты ради, поместила на диске Мира множество гор, рек, долин, шоссейных дорог, заправок, супермаркетов и прочих географических достопримечательностей. Самой высокой точкой среди всех гор по праву считался хребет Мелкосопочный. Его вершина возвышалась над поверхностью моря на целых пять тысяч метров, и каждый год прибавляла к своему росту ещё пару тройку сантиметров благодаря многочисленным туристам. Среди путешественников считалось доброй традицией посетить вершину Мелкосопочного и там хорошенько намусорить. К тому же, это было одно из самых тёплых мест на блине Мира, ведь к светилу оно находилось значительно ближе всех прочих.
Но вершина не жаловалась, и правда, чего жаловаться, если каждый турист имел обыкновение притаскивать с собой кучу всяких вещей и съестных припасов, мусор от которых великодушно оставлял на ней. Другое дело, если бы у туристов существовала традиция, уносить с собой камушек, булыжник или валун с вершины в качестве сувенира, каждый раз, когда они на неё поднимались, но… слава Славе, такой традиции не было. Что, в свое время, доказал один очень хорошо плававший и с детства занимавшийся моржеванием утопист.
Кстати, о Славе! Во всех «мирах, как мирах» у богов были имена и прозвища, которыми они любили, чтобы их называли, и наш Мир не являлся исключением. Только в отличие от прочих, Бог этого мира считал себя очень скромным, не любил выделяться из толпы и желал, чтобы его называли просто - Слава. Он рассчитывал, что это обычное, ни чем не примечательное имя не должно особо привлекать к нему внимания верующих. Да это и было бы так, не забудь он случайно, что в этом мире имени Слава никогда до него не существовало.
Так же, в отличие от других более-менее всемогущих богов, он свой Мир не создавал. И более того, он даже отрицал свое соавторство в этом деле. Слава утверждал, что как-то ранним утром выбежав на ежедневную прогулку, он нечаянно запнулся и упал. А когда поднялся, то обнаружил возле собственного носа «совершенно ничейный!» мир. Мир был, как говориться, б/у и к тому же раздавленный.
Естественно, никто ему не поверил. Ведь все знали слабость Славы до виниловых пластинок, CD-дисков и тарелок-фризби.
Слава не любил шары. Напрягало отсутствие в них границ и граней. Концептуально же плоская форма Мира имела свои плюсы, ведь ни один из прочих богов не мог подать в суд на Славу за нарушение авторского права.
Помимо всего прочего существовало в этом Мире очень большое количество чрезвычайно родовитой знати во втором, а то и в первом поколении. Вот о дочери одного такого, внезапно ставшего знатным, крестьянина мы и поведём дальше наш рассказ.
Дворянство своё удачливый земледелец приобрёл хоть и неожиданным, но далеко не самым странным способом. Дело в том, что местный король любил раздавать своим приближенным всяческие титулы. Было бы за что, а уж титул у него находился. Как-то раз после особо тяжелого совещания монарх мучился сильным похмельем. Лето в этом году выдалось суровым и во время последних рождественских морозов в округе помёрзли все огурцы. Монарху же позарез нужно было литра три живительного рассола. Клич пустили по всему государству. Умных докторов, позарившихся на лёгкую наживу, до смерти закормили их собственным анальгином. Рассолов приносили тоже много, да всё не те. Не уродился в этом году огурец и всё тут. А прошлогодние запасы из царской кладовой съели подчистую. Именно тогда удача и улыбнулась будущему дворянину. Однажды вечером, забравшись в подпол выгонять особенно наглую крысу, крестьянин под толстым слоем пыли и занавесями паутины обнаружил у себя в закромах незнамо-сколько-лет стоявшую трёхлитровую банку с огурцами.
Батюшку-короля продрало до самой задницы. Такого ядрёного рассола он в жизни своей не пивал и вряд ли бы когда попробовал, не одолей его поутру похмелье.
Титул был дарован и Мир приобрёл ещё один древний дворянский род. Но труды крестьянина (просившего называть его Граф) на этом не закончились. Как и положено графу, ему в срочном порядке необходимо было заиметь стандартный дворянский набор, ГОСТ 501-88. А именно:
1. Замок старинный с приведениями, рвом и башней – 1 штука;
2. Карета с кобылою, али мерином, гербом украшенная – 2 штуки (повседневная и парадная).
3. Герб родовой, древний, содержащий не менее трёх изображений дворянских атрибутов и надпись на латыни – много штук, лепить на всё, что можно.
4. Земли безмерные, дабы данью их облагать – сколько получится.
Графа такие требования серьёзно озадачили, но делать было нечего - пришлось их выполнять. Ведь, как известно, на каждый ГОСТ во всех мирах существовал свой нормоконтроль.
Помогли ему в этом деле щедрые три золотых подъёмных, выплаченные королём своему новому вассалу «на раскрутку дворянского титула». Старую свою хибару с пристроенным хлевом он переоборудовал в Цитадель, поднял на три этажа в вертикально-наклонном направлении, и на самом верху поставил голубятню, на которой для ясности крупным печатными буквами написал «бАшНя». Ров, правда, выкопал не очень большой, в глубину сантиметров тридцать. Это было замечено комиссией и занесено в табель с пометкой «углубить». За неимением пираний, граф выпустил туда десяток гупёшек, двух хариусов и одного престарелого карася. Каждый день он исправно подливал в ров чистой воды из шланга и подкармливал рыб старым печеньем.
Приведение во время проверки замка на соответствие ГОСТу изображала единственная, горячо любимая дочь графа, и доизображалась до того, что одного из чиновников пришлось увозить на телеге «скорой помощи». Правда, не в реанимацию, а прямо в морг. То ли посланный почтовый ворон загулял и поздно доставил сообщение, то ли кляча «скорой» тащилась слишком медленно, или же возраст «чуть за девяносто» не располагал к встречам с призраками, но один настоящий покойник в тот день в замке всё-таки появился.
За приведение комиссия поставила высший бал. Как оказалось, этого старого хрыча, главу комиссии, лет десять уже со свету сжить никто не мог. После такого события на роскошную, запряженную ослом телегу, с намалёванным акварельными красками гербом, никто даже внимания не обратил.
Герб, кстати, нарисовали качественно. На фоне чистого неба, на зелёном лугу гордо красовалась одинокая свёкла. Её ярко фиолетовый цвет выгодно оттеняла написанная латинскими буквами надпись “I’ll be back!”. Чего она значила, сам граф не знал, но звучало красиво и даже как-то грозно.
Обложив данью весь свой приусадебный участок, от тыквы до последнего подсолнуха, граф проводил и без того довольную результатами проверки комиссию по нормоконтролю восвояси и зажил долго и счастливо.
Точнее, зажил бы, не имей Граф молодой дочери.
Но она у Графа была, а при ней имелся вздорный характер, весь в матушку, то и дело дававший о себе знать. Звали дочку Васькой. Графиней Василисой Миртрудмаевной Свиноерыло, если по паспорту.
Началось всё именно с фамилии. Не пожелав быть Свинымрылом, в четырнадцать годочков от роду, она потребовала сменить фамилию на Романову. Почему именно Романову, никто не знал, но после третьего полетевшего в стену дорогущего сервиза «Общепит», состоявшего из тарелки и трёх гранёных стаканов, отцу пришлось пойти на уступки. Сколько бы ни была ему дорога своя старая фамилия, унаследованная им от отца, а его отцом от деда, а дедом от прадеда… и так далее до самих неандертальцев…, а посуда была дороже.
Итак. Графиня Василиса Романова характер имела тяжелый, своенравный и очень своеобразный. Почуяв отцовскую слабину, девушка тут же потребовала подать себе знатного жениха, дабы «не помереть старой девой в свой четырнадцать с половиной лет».
Граф кинул клич по ближайшим соседям и стал готовиться принимать у себя в Цитадели знатных дворян на белых конях.
Роковым утром Василиса взобралась на самую высокую башню отцовского замка, предварительно выгнав оттуда всех голубей и, усевшись возле окна, завела разговор со своим любимым котом Афанасием Петровичем.
Тут надо уточнить, что в этой беседе человека с животным не было ничего странного, необычайного и, уж тем более, психически нездорового. Афанасий Петрович был котом старым, умудрённым опытом и к тому же рыжим. И дар речи среди всех его многочисленных достоинств занимал далеко не первое место. Бандитская физиономия кота наводила страх на всю округу. Не щадил он, ни старых, ни малых, ни даже средних. Кусал и царапал до смерти любую живность, что заходила на его территорию, разве только с крысами у него было заключено давнее перемирие.


- Значит принц на белом коне, ни больше, ни меньше? – поинтересовался Афанасий Петрович, раздраженно отмахнувшись от назойливой мухи хвостом.
- Больше можно. Меньше нельзя, - категорично заявила Василиса. За четыре часа непрерывного сидения в постоянно раскачивающейся на ветру голубятне, её настроение порядком испортилось. Ожидание женихов оказалось не таким уж увлекательным и занятием. Скорее оно походило на вязание, только тут её ещё и укачивало.
- А зачем тебе собственно понадобился принц? Чего ты с ним делать будешь? Могу поспорить, печень принцу ты за неделю проешь начисто. Помрёт принц или ещё того хуже, сбежит без развода.
- Дурак ты, Афанасий Петрович! Он ведь такой… такой… он меня любить будет! Вот!
Если бы утопистами уже не был доказан тот факт, что на физиономии котов эмоции отражаться не могут, то я бы заложил собственную шляпу за то, что кот при последних словах хозяйки ехидно ухмыльнулся.
- Васька, а ты в курсе, что сто процентов молодых браков, заключённых в четырнадцать лет, благополучно распадаются?
- Не в курсе! Значит, мы в эти сто процентов входить не будем. Да что ты вообще знаешь, ты же кот?! Мой принц, он спортсмен. Он знаешь, какой сильный. Он наш замок может в три секунды раскачать!!! Он вообще атлет!!!!..
- Хм, - ещё раз, вопреки всем научным доказательствам, ухмыльнулся кот. – Предположим, наш замок даже я могу обрушить. На чём он держится я так и не смог понять. Разве что, на авось, которое твой почтенный батюшка отродясь вместо цемента использует.
- Мой принц ещё и не такое может, - нахохлившись, сообщила Василиса. – Он добрый! Он в фонд защиты белок в прошлом году сундук золота пожертвовал. И старушкам дорогу переходить он всегда помогает.
- То-то я смотрю, в королевстве смертность пешеходов повысилась…
- И ещё он красивый! Очень!! Очень!!! Высокий блондин, с голубыми глазами…
- В чёрном ботинке?
- Чего?!?
- Да ничего, я так, - вздохнул кот, - вспомнилось вдруг... Ты молодая, ты не знаешь. Почему, собственно блондин, а не брюнет или рыжий?
- Не знаю, - растерялась будущая невеста, - так ведь красиво…
Василиса хотела привести ещё какие-то весомые аргументы в пользу светлых волос, но Афанасий Петрович уже не слушал. Он вдруг весь напрягся, вздыбился, зашипел и… достав откуда-то бинокль, принялся всматриваться вдаль.
- Кажись, жених твой едет. Ты, Васька, откуда узнала, что кавалер твой красивый, богатый и на лошади?
- Мне сон вчера приснился. Вещий.
Не уверен, знают ли утописты, о том, что коты умеют хохотать, и доказывали ли они это, но Афанасий Петрович в данный момент хохотал. Хохотал он громко, от души, чуть ли не заикаясь, и потихоньку сползал с подоконника.
Вволю насмеявшись, кот передал бинокль возмущённой таким поведением Василисе. Реакция не заставила себя ждать. Лицо невесты вытянулось в форме кабачка, глаза вылезли из орбит, а челюсть свободно легла на тот самый подоконник, с которого сползал кот. И надо заметить, было из-за чего.
У жениха имелся, по крайней мере, один ярко выраженный плюс. Он производил неизгладимое впечатление.
В бинокль было отчётливо видно старого мерина серовато-белесого окраса, который осторожно, на дрожащих от напряжения ногах перебирался через мост. Время от времени, ноги отказывались держать коня и тогда восседавший на нём… нет, не так… с ужасом вцепившийся в стремя всадник летел с него головой вперёд. От таких упражнений и без того потрёпанный рыцарь выглядел как огородное чучело, честно простоявшее на своем посту не меньше десятка лет.
Минут через пятнадцать будущий жених с горем пополам добрался до графского поместья и предстал перед Василисой с Афанасием Петровичем во всей своей красе.
Кот прямо лучился от счастья и доброжелательности. Чем, похоже, изрядно пугал жениха.
- Ваше резюме? – промурлыкал он, протянув в направлении рыцаря пушистую рыжую лапу. Рыцарь опасно накренился и стал заваливаться на спину. Такого исхода кот, похоже, не ожидал, но поскольку невеста прибывала в не менее ошарашенном состоянии, то приводить в чувство кавалера пришлось именно коту. Афанасий Петрович, при всем своем отвращении к воде, взял с подоконника графин, наполненный тёплой пожелтевшей жидкостью, в которой с трудом угадывалась некогда прозрачная кипячёная вода, и щедро полил ей потерпевшего. Рыцарь зашевелился. К сожалению, первое, что он увидел, была участливая рыжая физиономия всё-того же говорящего кота. Процедуру пришлось повторить.
Когда рыцарю всё-таки объяснили, что к чему (сам кот и объяснял), а инцидент был исчерпан, Афанасий Петрович приступил к сватовству.
- Итак! Как ты, Василиса, уже говорила, согласно вещему сну и имеющемуся у меня резюме, мы имеем: молодой человек (шестидесяти пяти лет отроду), высокий (метр двадцать в холке), красивый (если закрыть оба глаза), блондин (уточнение, брюнет)… правда не знаю, в какую графу записать, что он кривоногий, длинноносый и в кепке… просит руки урожденной графини в первом поколении, Василисы Миртрудмаевны Романовой. Дабы сочетаться с ней законным браком. И опять-таки жить с ней долго и счастливо, пока смерть не разлучит их. Вроде, всё правильно.
Кот ещё раз сверился с записями в раскрытом резюме. Затем поправив надетый на шею театральный бинокль, продолжил:
- Вопрос первый! Цена, сто рублей. Каким видом спорта, подсказываю – атлетика, вы любите заниматься?
- А-а-а, э-э-э, - рыцарь совсем растерялся под пристальным взглядом кота, - я н-н-на канареек л-л-люблю охотиться и в шашки хорошо играю.
- Вот видишь, он хорошо играет в шашки, - Афанасий Петрович повернулся к Василисе. – Ну чем не атлет?!? С канарейками, правда, брат, ты промахнулся. Канареек и я ловлю хорошо. Этим даму не проймёшь.
Кот подцепил когтем страничку, перевернул и стал читать дальше.
- Вопрос второй. Несгораемая сумма. Что вы сделаете, если фонд защиты белок потребует от вас отдать им сундук золота?
- Чей сундук золота?
- Ваш сундук золота.
- Где ж я его возьму, у меня и золота-то отродясь не было?!?
- А серебра?
- И серебра не было.
- Ну, хоть медь-то была?
- Немножко! На чёрный день спрятал, правда, куда, уже не помню.
- Та-а-ак, - протянул кот, тон его не предвещал жениху ничего хорошего. Острый ум Афанасия Петровича сейчас усиленно соображал, чего бы ещё такого спросить у этого горе-жениха, на что нельзя было бы дать неправильный ответ.
- А сундуки у вас дома есть?
- Сундуки? Есть!
- И с чем у вас эти сундуки? – обрадовался кот.
- С картошкой!
- Вот! – кот вздохнул с облегчением. – И вы, конечно же, пожертвовали бы один сундук с картошкой в фонд защиты белок… Вот видишь, какой щедрый кавалер, сундука картошки для бедных голодных животных не пожалеет! Как за такого замуж не выйти? А?
Надо признать, со стороны Афанасия Петровича было немного нечестно давить на растерявшуюся невесту. Ведь психологического давления этого кота не выдержал бы ни один, даже самый прожженный, психотерапевт. Слишком большой опыт запугивания стоял за спиной Афанасия Петровича, чтобы ему кто-то в чём-то мог отказать.
Всё дело испортил ставший вдруг возмущаться жених.
- Чего это я должен отдавать свою картошку каким-то там белкам?!? Это не они её садили! Не они её поливали! Не они в навозе копались, лишь бы картошечка хорошо росла! Так с какой стати эти белки будут ЖРАТЬ МОЮ КАРТОШКУ!!!
- ВОН ОТСЮДА!!! – благим матом заорал доведённый тупостью жениха до белого колена Афанасий Петрович.
С увесистой подачи кота лошадь несостоявшегося жениха изо всех сил рванула по направлению к мосту. Никогда в жизни она не получала под зад пятисантиметровыми, острыми, как бритва, тщательно отполированными алмазной крошкой когтями. Кот провожал её разъярённым взглядом.
- Чтобы я, уважаемый во всей округе кот, ещё хоть раз согласился сватать тебя за таких тупиц! Да никогда в жизни!
Кот всё больше и больше раздувался от гнева. Глаза его сверкали изумрудной зеленью и даже, казалось, метали вокруг искры (вольт по шесть каждая).
- Что молчишь? Хочется ещё замуж? А то давай догоним твоего кавалера, зуб даю, что найдём его вместе с клячей в первой же попавшейся канаве.
Василиса ничего не ответила, только развернулась и побрела по направлению к лестнице. Замуж ей больше не хотелось. Жизнь с присущим только ей чувством юмора наглядно показала, как могут мечты расходиться с реальностью.
«Завтра же выкину все эти толкователи снов и никогда больше не поверю ни одной гадалке!». Придя к такому выводу, Василиса отправилась спать. По пути к спальне ей встретился отец. На предложение сходить, подоить их графскую корову, девушка демонстративно разбила ещё один гранёный стакан из дорогущего сервиза и с чувством выполненного долга упала на кровать.
>

- Именем короля приказываю остановиться! – донесся хрипящий голос запыхавшегося командора Уилкинса. Впереди, майтах в десяти, через трухлявые деревья и пни перепрыгивал человек. Погоня шла уже почти полчаса, а противник все не выдыхался. Длительный забег начал сказываться на самом старшем из служителей порядка, и вскоре, усталость его одолела.
- Нужна помощь? – спросил один из молодых помощников, но командор лишь отмахнулся.
- Я не старик, чтобы мне помогать. Ну, чего встали! Марш за вором! – Уилкинс, даже несмотря на сорванный голос, умудрился рявкнуть на подчиненных так, что те и думать забыли о свинцовых ногах.
А вор тем временем, как заправская лань, скакал через препятствия, цеплялся за сучья и ветки, падал в мягкую траву, поднимался и несся дальше. Не останавливаясь и не оглядываясь, потому что чувствовал тяжелое дыхание за спиной. Ему совсем не хотелось провести остаток жизни с одной левой рукой. Да и вообще, сильно повезет, если руку оттяпают, а не голову, ведь он посягнул на дом не кого-нибудь, а известного в городе советника Шула.
Пробиваться сквозь бьющие по лицу ветки клена стало еще сложнее, лес становился гуще, чаще стали появляться толстые сосновые стволы. Это говорило о том, что он давно покинул округ Конфор и сейчас на всех парах несется на запад. Солнце мелькало между крон деревьев, но неизбежно скатывалось за далекие горы.
Лишь через десяток минут вор почувствовал, что преследователи отстали и остановился, чтобы отдышаться. Ему повезло, что тело было приучено к бегу на длинные дистанции. Он с самого детства голодал, поэтому часто во время добычи пропитания решали три вещи: планирование, реакция и скорость. С планированием он справлялся отлично (по крайней мере, до сегодняшнего дня), а реакцией и скоростью боги наделили его с рождения. Однако и он, Железный Марк, чувствовал сейчас подступающее опустошение. Ему нужно было срочно перекусить. Только что он мог себе позволить? Кусочек старого вяленого мяса стодневной выдержки? Или погрызть соляной камень, прихваченный по дороге из дома Шула. И зачем он только согласился на это дело?! Жажда легкой наживы? Богатство и слава в воровских кругах? Все это теперь было далеко, за нестройными рядами сосен и кленов, за высокой городской стеной и рядами вооруженной до зубов охраны…
Вдалеке послышались голоса и вор притаился. Слышно было очень плохо, но обрывки фраз он все же различил:
- Как вы могли… вора! … и рас... ляб..ность… удивляет. …. Шул… когда узнает… . Наверняка ушел на запад.
«Ага, как же!» - подумал про себя Марк и улыбнулся.
Он сорвался с места и побежал на север в сторону оврага. Ориентируясь только по мху, вор, изредка останавливаясь, проверял, не идет ли кто по следу. Ему очень повезло, что блюстители закона не прихватили с собой пару чаргов. Уж они-то его без проблем бы отыскали, догнали и разорвали, как тряпку.
Марк зарекся, что пробежит еще немного, после чего найдет себе место для ночлега и зарежет какую-нибудь живность на ужин. А с костром никто из зверья к нему и на лейт не подойдет. Да только не подозревал он, что бояться в лесу ему придется не живности, а кое-чего другого.

Уилкинс долго отчитывал троих подчиненных посреди леса, когда те вернулись без беглеца. В ход шли самые разные оскорбления, угрозы и запугивания, многое сводилось к употреблению старого наречия, использовавшееся сейчас разве что для открытых ругательств.
- Шатерс кашнейрос. Как вы могли упустить вора! Ваша безалаберность и расхлябанность меня просто удивляет! Да вас советник Шул копьями на шейде насадит, когда узнает, что вор сбежал! – Уилкинс приложил руку ко рту и откашлялся. На несколько секунд в лесу, будто время остановилось, даже природа замерла в ожидании следующего буйного выкрика командора охраны.
- Можно мне все объяснить… - протараторил один из починенных, но Уилкинс слушать ничего не хотел.
- Сборище идиотов. Вы все хорошо осмотрели? – подчиненные все как один кивнули. – Наверняка ушел на запад.
Уилкинс, кряхтя, перелез через упавший ствол сосны и заковылял в ту сторону, куда, по его мнению, направился беглец.
Солнце все быстрее и быстрее скатывалось к краю небосвода. Там где его лучи проникали на землю, появлялись длиннющие тени толстых стволов сосен и раскидистых ветвей кленов, которые искрились своей зеленью на затухающем свете раскаленного белого шара. Уилкинсу было не до тамошней красоты. Он вообще терпеть не мог природу с ее постоянными изменениями: то зной, то холодный ветер с океанских просторов, то дожди. Однажды ему это так надоело, что он просто перестал замечать вокруг красоту.
- Он ушел, - робко сказал один из подчиненных.
Уилкинс окинул его недобрым взглядом и рявкнул:
- Сам знаю! И это будет только ваша проблема, а не моя.
- Но не волнуйтесь, если вор не пошел в западном направлении, как вы думали, значит, он пошел на север.
- И что с того? – нахмурился Уилкинс.
- Его убьют духи Мертвого леса, если уже не убили. Он вряд ли нашел здесь другую дорогу, кроме как строго на север, под сень черных, высохших и омертвевших деревьев. Мы смело можем вернуться домой и доложить советнику Шулу, что вор был убит при попытке пересечь мост через Бурлящий Рок к югу отсюда.
Уилкинс довольно хмыкнул и еле заметно кивнул:
- А у тебя есть голова на плечах Монтес. Надеюсь, она послужит тебе и твоим друзьям еще не раз. Но сегодня вы совершили последнюю оплошность. Следующего раза не будет!
Монтес согласился с утверждением командора и уступил дорогу. По правде говоря, он был крайне недоволен Уилкинсом. Его неуемная страсть к командованию и наказанию всех и вся за малейшие провинности, была как кость в горле сразу нескольким отрядам стражников западного Риндела. О репрессиях знали и далеко за пределами столицы, и в самых богатых ее районах, но больше боялись высоких покровителей командора, а он пользовался своей безнаказанностью. В голове Монтеса промелькнула идея убить Уилкинса по дороге обратно. И он бы претворил ее в жизнь, если бы остался тет-а-тет.

Последние лучи света, прорвавшиеся сквозь деревья, озарили небольшую каменистую полянку. Между громадными валунами сидел Марк и при помощи кремния пытался высечь хорошую искру.
Все вокруг вдруг стало таким недружелюбным и страшным, как в детском кошмаре. Отовсюду, кривые и скрюченные клены тянулись к нему. И каждая минута, каждый неудачный удар камней приближал момент, когда ветки затянуться на шее вора и заставят его задохнуться.
Марк не причислял себя к трусам, ведь по ходу жизни он встречался с самыми разными неприятностями и видел такое, отчего в жилах даже самых жестоких бандитов стыла кровь, но этот лес был пугающе тих.
Наконец, один из ударов увенчался успехом. Трава медленно зашипела, а затем вспыхнула ярким оранжевым огоньком. Почти сразу Марк кинул сверху еще немного хвороста, которым была устлана вся земля вокруг. Огонь быстро разгорелся и он даже забыл о том, что все вокруг было столь враждебно. Будто огонь вселил в него надежду, приговаривая, все будет в порядке; пока я горю, они не подойдут близко.
За тонкими ветками в огонь пошли более толстые, а затем и совсем большие кленовые поленья. Но для долгой ночи ему требовалось больше дров, поэтому Марк, невзирая на опасные сумерки, поджидающие совсем рядом, поднялся с колен и направился в чащу.
Деревья вокруг почернели. Будто старая королева из детских сказок прошла по своим владениям и одела их в бархат. Марк попытался отломать ветку, и она с сухим хрустом подалась почти без усилий. И к какому бы дереву он не подходил, даже самые толстые пни оказывались трухлявыми, а из отломанных веток начинал сочиться странный черный сироп. Марк сначала хотел попробовать его на вкус, но вовремя смекнул, что это плохая идея. Наломав нужное количество дров, он решил вернуться к костру побыстрее. Но когда развернулся, увидел перед собой бледную девушку. От неожиданности Марк выронил все из рук.
Она странновато глянула сначала на упавшие дрова, а затем ему в глаза и тонкая струйка холода пробежала от затылка до крестца.
- Тебя здесь не было минуту назад, - без эмоций сказал Марк и сам удивился своему голосу. Он был плавающим и слегка вибрирующим.
Девушка открыла рот, но вместо слов оттуда вырвался жуткий вой. Марк свалился на землю и закрыл уши руками. В голове начали проноситься картины живых деревьев, клены с обрубленными стволами и отломанными ветками. И вдруг… все стихло. Так же внезапно, как и началось, совсем сбив его с толку.
Марк моментально собрал часть упавших дров и рванул к костру. Выбежав на освещенную поляну, он бросил ветки рядом и увидел, как из их сердцевин течет все тот же черный сироп. Вор поморщился и пинком отправил несколько веток в костер. Они странно зашипели, и среди отдающихся в голове звуков он различил…
- Мы вестники мира, запомни наш вой. Пройдя все страданья, останься собой…
И с каждым разом все отчетливее и отчетливее. Марк осмотрелся вокруг и заметил, как из-за деревьев стали выходить бледные люди – духи. Он догадался сразу, когда увидел их ближе: ободранные одежды, обезображенные лица и выцветшие глаза. Недолго думая, Марк ринулся в лес.
Он снова бежал, как и весь день, но на этот раз не верил, что это поможет. Ведь они не устанут ни через час, ни через два. Им не нужно есть и пить. Они жаждут лишь его смерти.
Марк летел по лесу, не оглядываясь назад. Если замечал какое-то движение впереди, сворачивал в сторону. Перепрыгивая через сваленные деревья, он все время смотрел под ноги, чтобы не упасть, но однажды любопытство его пересилило, и он обернулся. За спиной толпились призраки. Они, казалось, все время были рядом и ни на шаг не отходили. И в этот момент Марк потерял опору и полетел вниз. Стремительно и безвозвратно. Тьма обволокла его, ветер бил по ушам. Он куда-то долго падал, но слышал все время одну и ту же фразу, повторяющуюся у себя в голове…
- Мы вестники мира, запомни наш вой. Пройдя все страданья, останься собой…

<И каково это так умирать?

-Когда теряешь грань дозволенного, вернуться невозможно…
-Тогда где же она, эта грань?!
-Почему люди вдруг решили, что я дам им ответ на это!?



В частную клинику обратилась молодая и привлекательная девушка.
-Что могут быть за проблемы у такой молодой особы?!- задает первый вопрос врач.
-Это просто катастрофа для меня! Вся моя жизнь, обрушится из-за этого!
-Что же стряслось с вами?!
-Доктор, у меня нежелательная беременность. Я хочу сделать аборт.
-Что?!....Так…это… Сперва вы должны пройти обследования, а после посетить еще одну мою консультацию.
-А, это долго?
-Займет неделю, я думаю, не меньше.
-Нельзя ли все ускорить?!
-Без обследования никак.
-Ох, я так и знала, что с этим будут проблемы. Ладно, так уж и быть, я пройду все ваши обследования, только давайте быстрее.
***
-Доктор в чем дело?!
-Я прошу вас, подумайте хорошо. Анализы безупречны. Ваш малыш очень крепкий и здоровый. На таких детишек выстраиваются огромные очереди из пар, неспособных иметь детей.
-Что?! Это меня не касается!
-Но подумайте! Вы откажитесь от него, еще до рождения, подписав бумаги, родите, а потом будите и дальше жить своей жизнью, не имев никаких обязательств и ответственности перед ним. Для вас все будет как и обычно.
-Что? Родить?! Вы меня не поняли, это вообще не входит в мои планы. Никак.
-Как так?
-Это слишком долго, и потом фигура будет испорчена. А сколько проблем с этими детьми, им вечно что-то нужно! Это же катастрофа!
-Но…
-Доктор! Я прошу. Нет. Я требую от вас этого.
***
-Что там у вас?
-Ох….издержки молодежи, вот как я это называю.
-Это по поводу той девушки, что приходила?!
Доктор потерянно посмотрел на медсестру так, что та от неожиданности вздрогнула.
-Что случилось?!
-Она хочет сделать аборт. А ребеночек очень хороший, здоровенький….
-Так откажите ей!
-Хм…, если бы это помогло.
-Что? А почему нет?!
-Если она не сделает это здесь, то пойдет в другую поликлинику, где подобное сделается неофициально, и вред ее здоровью будет нанесен серьезный.
-Так значит вы…
-Хочу, хотя бы сохранить ее.
-А разве стоит беречь жизнь подобной девушки?!
***
У него затряслись руки, в глазах пустота.
-Доктор в чем дело на этот раз?!
-Это…это невозможно…невозможно….невозможно….,- повторял он себе одно и тоже не обращая внимания больше ни на что, словно полоумный.
-Да в чем дело?!
-Он должен был умереть…. После инъекции….но он жив. Это невероятно…невозможно…невозможно!
-Что?! Тогда делайте вторую!
-Но подумайте! Представьте, себе только какой это невероятный ребенок! Это же…невероятно…невероятно…это же…
-Мне это ужасно надоело!!
-Но…Ведь…
-Меня это не волнует!
***
Телефонный разговор.
-Я еще немного задержусь в больнице.
-Что с тобой случилось?
-Не переживай, это ерунда. Правда времени забирает много.
-Ладно, когда выпишешься - поедим не речку.
-О, ты уже получил права?!
-Я зря времени не теряю.
-Это, что укор мне?!
-Называй, как хочешь.
***
Еще немного и у него начнется истерика.
-Вторая…вторая…., и он жив, он борется…
-Третью! Следующую! Делайте следующую!
-Но….
-Убейте его! Убейте!
***
Медсестру попросили принести все необходимое.
-Нет…Нет…нет…, я не буду этого делать, нет, нет!
-Доктор, что за дела, вас совсем не слушаются!!
-Я прошу тебя, принеси мне.
-Нет…Нет! Ребенок, который должен родится…. Я не могу. Нет!

Женщина в этот день уволилась с работы.
***
-Вы уверены в этом?
-Уж точно мне не с техничкой разговаривать об этом.
-Я не буду реагировать на вашу грубость.
-Это почему же?!
-Вы все равно не поймете. Как и то - почему та, кто проработал тут полжизни, вчера уволилась.
-Не мое дело! Это она вылетела отсюда, я ее не выкидывала!
-И когда это на жизнь привесили ценник, как на товар в магазине!?

***
В течение недели умер тот, кто так и не родился. Вместе с тем, сломалась ни одна судьба, на изменения которых, мог повлиять только тот, кого уже никогда не будет.
***
Белая комната, огромная, с высокими потолками. Ни одного предмета мебели или вещи. Пустота. Она сама в белом простом платье. У нее никогда такого не было.
Это ей снится. Ну, кончено же! Что же еще!?
-Это …сон…сон…сон…
-И почему когда, реальность становится тебе не выгодной, ты веришь в кошмар?!
Она обернулась. Мужчина. Совершенно незнакомый. В белом костюме с пистолетом в левой руке. Что он тут делает?! Что она делает?! Здесь?!
-Где я?! Кто вы?! Что это все значит?! Как я здесь оказалась?!
-Разве это важно?!
-Еще как важно!? Вчера, я вернулась домой, легла спать…и…проснулась здесь!
-Меня это не волнует!!
-Что?! Но….
-Ты мне мешаешь, знаешь ли!
Он навел на нее пистолет.
-Но как же, я могу мешать?!
-Это мой идеальный мир, в нем нет ничего лишнего. Ты же приносишь неудобства.
-Что за бред??!
-Думаешь, я сумасшедший?!
Он достал пули и начал заряжать пистолет.
Бежать, бежать…куда…куда??!
Она помчалась сломя голову, но где же хоть какая-нибудь дверь?! Здесь же одни стены!!
Нет! Вот. Она нашла дверь. Такую же белую, как и все что здесь находится.
Выстрел. Она спешила, старалась увернуться. Однако это не помешала ему попасть в плечо. Алое пятно быстро растеклось по белому, безупречному платью.
***
Коридор. Огромный коридор, со множеством поворотов и комнат.
Прячась, девушка заскочила в первую же комнату. В ней вентиляционные люки у потолка загудели над головой. Потоки дыма стали выходить из маленьких щелок.
Газ. Ее глаза заслезились, начался сильный кашель, голова пошла кругом. Девушка свалилась на пол. Плечо ужасно болело, оно серьезно повреждено. Ее разум мутнеет. Если она не уйдет отсюда…Медленными ползками, опираясь на здоровую руку, она приближалась к выходу.
Снова коридор. Шаги.
-Думаешь, сможешь спастись?!
Это снова он.
-Я не понимаю, при чем тут я?! Я же ни в чем не виновата!!
-Это ты так решила. Я же думаю по другому.
-Отпустите меня! Я хочу жить!
-Да?! И сколько ты хочешь жить?!
-Как это сколько?! Всю жизнь! Столько, сколько получится!
-Слишком долго!
-Что….?! Как…
-Я не могу так долго ждать, к тому же это все слишком утомительно.
-Что?! Как это так!? Я хочу лишь жить!
-И почему ты все время что-то просишь у меня?!!
-Разве??!
-Слишком много!
Дуло пистолета снова направлено на нее.
Бежать! Бежать!
***
Как долго она здесь?! Исхудала…и почти без сил. Платье ободрано, висит на ней словно тряпка, прическа, и макияж, все сбилось в одно сплошное безобразие. Уже три дня без воды и еды…Что это?! Вода. Раковина. Здесь в таком месте?! Неважно!
Ее губы жадно прижались к крану, и она глотала холодную воду так, что давилась ей. Внезапно, девушке стало плохо. Рвота с кровью, судороги, сознание мутнеет.
Шаги…О, нет! Бежать, бежать!!
***
Поворот, еще один поворот, еще и еще. Она точно знает. В этом месте должен быть выход, и она близка к нему как никогда!
Поворот, поворот…Дуло пистолета приставлено к ее лбу. Она и не думала, что оружие на столько холодное.
-Я же сказал. Ты мне ужасно надоела!!
-Нет! Нет! Пожалуйста….НЕТ!
Ухмылка?! Нет. Он был серьезен и холоден. Она же жалка и ничтожна.
-Я пытался тебя задушить, я повредит твое плечо, ты же не можешь пользоваться рукой без боли. Я морил тебя голодом и жаждой. Тебя мучает бессонница. Я травил тебя. Так почему же ты не умираешь?!
Слезы потекли градом из ее глаз, так сильно, так много, что голова разрывалась от боли.
-Нет…нет…нет!!! Это сон! Сон!
-Даже кошмар не спасет тебя!
Он защелкнул курок.
-Нет! Нет!...нет….Аааааа!
Она ревела, кричала, сходила с ума.
Мужчина наклонил пистолет, а вместе с тем и свою голову немного вправо. Что бы видеть лучше ее глаза...
-И…?
-Прошу!!! Нет! Я ничего у вас не буду просить! Я ни о чем не буду вспоминать!! Нет!! Я вообще забуду, все что здесь было! Я прошу лишь только не трогать меня!
-И каково это так умирать?

P.s. Люди слишком наивны,
если полагают, что у них все под контролем…>

Пролог
Зачем кричать, когда никто не слышит, о чём мы говорим?
Мне кажется, что мы давно не живы - зажглись и потихоньку догорим…
Lumen, “Гореть”

Алан сидел на земле, если эту чёрную, как Ночь, и липкую, как слизь, поверхность можно было назвать землёй. Она тянулась до самого горизонта. Но рихтер не мог знать это наверняка, ведь на расстоянии трёх метров от него сгущался непроницаемый мрак, смешивавший «землю» и небо. Чёрное, будто Ночь, с прожилками цвета крови.
За его спиной, облокотившись на серый ствол сухого искорёженного дерева, стояла Маргарет. Их разговор угас уже много свечей назад, и они просто молчали, глядя на пульсирующие, полные крови небесные сосуды.
Юный рихтер встал, небрежно стряхнув с одежды чёрную жижу, и обернулся к ней. Маргарет. Маргаритка. Светлые, почти белые волосы, жёлтые глаза, будто два маленьких солнца . Но, в отличие от взгляда немилосердного бога, в них не было ни капли злости. Лишь тепло. Много (или совсем немного) позже это станет единственным, что он сможет вспомнить о ней.
Маргарет протянула ему серебряный кубок, в котором плескалась жидкость цвета её глаз. Алан жадно припал к нему губами, блаженно прикрыв глаза. Тёплая солнечная влага проникала, казалось, в каждую частичку его естества, выгоняя прочь холод и притупившуюся боль. Рихтер открыл глаза. Чувства не обманули его – он горел. Жёлтое пламя объяло его, обняло со всех сторон. Огненные языки медленно съедали его, но Алан лишь рассмеялся. Юных рихтер уже давно не чувствовал себя настолько живым.
Он взял Маргарет за руку, и пламя объяло её. Дочь самозваного короля улыбнулась ему, и вместе, всё так же держась за руки, они вскарабкались на старое дерево. Кора чернела и трескалась там, где божественный огонь касался её, но древо продолжало стоять.
У самой вершины до чёрных небес, казалось, можно было дотянуться рукой. И Алан сделал первое, что пришло в голову – ударил по ним ребром ладони. И солнечное пламя, сорвавшись с руки, пронзило тьму. Где-то там, наверху, за пределами этого маленького мирка, раздался полный боли и ярости крик, но рихтер почти не слышал его. Он, объятый пламенем, летел куда-то вперёд, в разрыв меж расходящимися тучами, а его рука сжимала ладонь Маргарет.

1.
Ольга поднялась за три свечи до рассвета. Прямо в ночной рубахе она спустилась по крутой деревянной лестнице и вышла во двор, огороженный плетёным забором. В неясном свете ночи были видны её красивые мягкие черты лица – ничего общего с будто высеченным из камня отцом-северянином. Дочь кузнеца запрокинула голову, будто силясь прочитать что-то в вечно сжимающих небо тучах, её распущенные волосы цвета вороного крыла трепал лёгкий ветерок. Небеса не сулили ничего хорошего.
Девушка выругалась, помянув Солнце, и направилась к колодцу. Набрав полное ведро, она наклонилась к нему и что-то долго шептала над поверхностью воды, а потом подхватила его, будто пёрышко, и направилась в кузню. И до самого утра в ночной тишине разносились удары молота, а разбуженные крестьяне испуганно крестились и призывали бога-всетворца себе на защиту.
***
Алан сидел на длинной деревянной скамье, шедшей вдоль ломящегося от яств стола, и созерцал наполовину пустой кубок. Кубок был серебряный, с гравировкой Первого императорского дома, только вот внутри плескалось далеко не вино, а какая-то хвойная настойка, от одного вкуса которой сводило зубы. Юный рихтер усмехнулся. Обычно он старался не думать о том, что его окружает, о том хаосе, который творился в некогда процветающей стране. Не думай попусту о том, чего не можешь изменить, говаривал порой его отец, Великий лорд Нид, и Алан старался следовать этому совету. Но не сегодня. Сегодня он был слишком пьян.
Сосед слева от него ползал лицом по деревянному блюду и что-то невразумительно мычал, тот, что справа, пытался приставать к молодой, но не слишком привлекательной служанке, а человека напротив не было видно за огромной плохо прожаренной тушей вепря. Рихтеру вдруг стало душно, он с трудом выбрался из-за стола и направился к выходу. Перед самой дверью он оглянулся назад, на зал, в который лишь пять свечей назад он ворвался с окровавленным мечом в руке. Плечом к плечу с праздновавшим здесь отребьем.
Менестрели теребили лютни, «славные рихтеры», вчерашние бандиты с большой дороги, увешанные награбленным будто праздничные древа, нестройно подвывали им. А во главе стола на высоком резном троне сидел, опираясь на меч, король Логар, сын Лорна. Всего четыре свечи назад этим самым мечом он снёс голову барону Ялфхейму, законному хозяину этого города и наместнику кесаря в северных землях. А затем голова была нанизана на меч, будто кусок мяса на нож, и отброшена прочь, к центру зала. Тогда Логар произнёс свою короткую речь, так, как будто её будут помнить в веках. «Он не хотел отдавать корону, но отдал её вместе с головой». А окровавленный кусок плоти, ещё недавно бывший сосредоточением духа последнего властителя Империи всё катился и катился по дощатому полу до самых дверей, до того места, где сейчас стоял Алан...
Юный рихтер понял, что его сейчас стошнит, и выскользнул наружу, прикрыв за собой дубовую дверь.
Он оказался на огороженной площадке, с которой открывался вид на город. Алан старался не смотреть на узкую, залитую кровью лестницу, но и на город смотреть был не в силах: то тут, то там вспыхивало пламя пожара, раздавались крики и стоны умирающих, лязг мечей. Он сам был там несколько свечей назад: крушил, рубил, жёг, опьянённый битвой. Тогда рихтер обратил свой взор к небу.
Разгорался рассвет. Как и последние пять веков (а может, и больше – Алан не был уверен в точности «обновлённых» хроник, которые порой путали очерёдность правления кесарей), небо было затянуто тучами. Солнце-Всетворец не появился, не желая смотреть на грехи своих детей. Стало лишь немного светлей. Бриз, пришедший со стороны залива, выветрил остатки хмеля из головы Алана. Он последний раз окинул взглядом славный город Венфолд, не сдавшийся без боя, и направился обратно в замок. Если этот головорез Логар заметит отсутствие одного из своих самых верных рихтеров – не жди добра.
***
Ахр-Яну шагал вперёд, сгибаясь под потоками холодного ветра. Было трудно дышать, а от тысяч мельчайших ледяных осколков не спасала даже кожаная полумаска, но он не смел оборачиваться назад. Там, за спиной, шёл его род. Вот уже три сотни дней продолжался их исход. Дважды земля изгибалась под их ногами, превращая бесконечную пропасть в надёжную твердь. Яну считал это добрым знаком, но понимал, что далеко не все дойдут до Благодатного края.
Многие из его рода уже умерли. Их не хоронили. Здесь, у самого края двух миров, где до небесного огня, можно, казалось, дотянуться рукой, души сами находили дорогу в чертоги предков. Хуже было другое. Многие из вьючных муугров просто ложились на промёрзшую землю, отказываясь идти дальше, и их приходилось оставлять вместе с припасами.
Исход продолжался.

2.
Он стоял один посреди травяного моря, вдыхая запахи полевых трав и цветов. Впереди, то и дело скрываясь за набегающими облаками, маячил палящий диск Солнца. Злое бледное лицо в обрамлении жёлтой короны чудилось в нём. Сведённые в неестественной ухмылке губы, нагло задранный нос, пронзающий взгляд из-под нахмуренных бровей.
Но он не боялся. Там, высоко в небесах, разворачивались оберегающие его чёрные крылья, а рука сжимала обагрённый кровью меч…
***
Алан проснулся, будто от сильного толчка и долго лежал, пытаясь понять, где он. Сновидение ускользнуло от него, не оставив малейшего воспоминания. Голова раскалывалась от выпитого хмеля, а рука сама нащупала предусмотрительно оставленный слугами кувшин. Частью выпив, частью пролив содержимое на себя (им оказалось холодная колодезная вода) рихтер улыбнулся и проснулся окончательно.
Оглядев комнату, её бревенчатые стены и висящие на них шерстяные ковры, дощатый пол и низенькую лежанку, он сразу вспомнил, где находится. И вчерашнюю битву, которую правильнее было бы назвать бойней. Он помнил её в мельчайших подробностях.
Будь тогда на месте «королевской армии» легион, деревянные стены Венхолда были бы раскатаны по брёвнышку. Но у головорезов Логара не было ни осадной техники, ни знания (да и желания тоже), как построить её из леса, растущего на холмах вокруг северного города. К счастью для самопровозглашённого короля, в городской страже нашёлся предатель. Придушив напарника, он отпер ворота укрывавшейся до темноты в лесу армии. В городе началась резня. Гарнизон вступил в бой, но было уже слишком поздно.
А предатель, которого за несколько недель до этого завербовал разведчик, и чьё имя король даже не знал, дождался своей награды в «имперском металле», как и было оговорено. Три удара добрым имперским палашом в живот.
Алан с трудом размялся, облачился в будничную одежду (испачканный парадный камзол унесли слуги) и, распахнув ставни, выглянул в узкое резное оконце. Кое-где над городом ещё поднимался дым, но по улицам уже ходили патрули королевских войск. Показались первые горожане, недоверчиво оглядывающиеся по сторонам и шарахающиеся от королевских солдат. Разумеется, Логар спишет погромы на «мародёров», которые «уже пойманы и наказаны». Но на кого он спишет резню, в которой гибли даже женщины и дети? На Ночных?
Рихтер грустно усмехнулся. Скорее всего, так и будет. Ещё до того, как они ворвались в крепость, Алан видел, как из Храма Семи Ветров выносили трупы. Их тащили куда-то за городские ворота. Он хорошо запомнил эту картину. Тёмно-красные лужи, сорванные с петель двери, разбитые витражи… Рихтер уже видел Логара, стоящего перед толпой горожан. «Но среди вас затесался чернокнижник. Он воззвал к своей Госпоже, и явились тени Ночных. Наши воины и жрецы вступили с ними в бой, но безумные твари кинулись на чернокнижника и тех, кто был рядом с ними. Мы не успели их спасти».
Всё это не вызывало в нём никаких чувств, будто всё произошедшее с ним было всего лишь сном.
Алан встряхнулся, будто пёс, вылезший из воды, и направился к выходу. Может быть он хотел сбежать от этого липкого кошмара, подальше от крови, грязи и лжи, дезертировать, отправиться на острова Радости, где за любой клинок платят звонкой монетой и не задают лишних вопросов, а может, просто хотел подышать свежим воздухом. Но, так или иначе, в дверях он лицом к лицу столкнулся с Логаром.
Взъерошенные, неделями не мытые чёрные волосы, густые кустистые брови, яростный взгляд тёмных, как сама Ночь, глаз, перебитый нос, оскал щербатых зубов, кое-как подстриженная борода. Такому не кентурией командовать, не на троне восседать, а бегать по горным лесам с фальчионом и луком, избегая патрулей и грабя одиноких путников. Внешность обманчива. Алан прекрасно помнил, что за ней прятались хитрый, изворотливый ум и неплохие ораторские способности. А ещё он старался помнить, что перед ним лучший друг его отца.
- Садись, принц, - хрипло пролаял Логар, сын Лорна, - надо поговорить.
***
Брен опустился на одно колено, жилистой рукой в беспалой перчатке коснулся опавшей листвы. Кровь, оставленная раненым зверем, была свежей. Горец поднялся, оглянулся по сторонам. Высокие, чёрные стволы, подпирающие небеса. Столетние, обточенные водой валуны, принесённые и брошенные здесь ледником в годы Великой Ночи… Он был здесь как дома. Он и был дома, но сейчас в этом не было ничего хорошего. Охотник втянул воздух широкими ноздрями и направился по следу.
Дальше было несложно. Кровавый след становился всё чётче, пока не привёл его к добыче. Бок оленя тяжело поднимался и опадал. Две стрелы с чёрным оперением засели в его плече. Брен вытащил кинжал из высокого сапога и, обнажив его, склонился над зверем.
— Плоть твою забираю, душу твою отпускаю, — прошептал горец, заглядывая в огромный чёрный глаз животного. Кинжал вонзился точно в сердце, олень вздрогнул последний раз и затих.
Едва слышно хрустнула ветка. Брен вскочил, держа наготове испачканный в крови кинжал.
— Выходи, — едва слышно прошептал он.
Высокий человек в плаще с капюшоном вышел из-за дерева. В его руках был лук и стрела на ослабленной тетиве.
—Мне нужно было сразу убить тебя, когда ты лишь подходил к горам — с горечью произнёс он, садясь на опавшую листву и втыкая стрелу в землю рядом с собой.
— Гран, это ты? — охотник недоверчиво поднял бровь.
— Уходи, — проговорил другой вместо ответа, — Быстро.
Брен нахмурился, бросив взгляд на тушу оленя.
— Я преследовал этого зверя три дня. Мне нужно чем-то кормить семью.
— Семью? — в голосе Грана прорвалась злость, он поднялся, вытаскивая стрелу из земли, и натянул тетиву — Одну семью ты уже предал! Уходи.
И Брен, вложив кинжал в ножны, побрёл прочь меж чёрных стволов, не смея обернуться. Он хорошо понимал, что сейчас ему в спину, прямо между лопаток смотрит стрела с чёрным оперением. И настолько же хорошо понимал, что жив лишь потому, что когда-то давно, в прошлой жизни они с Граном были друзьями.
***
— Я не ослышался? – негромко проговорил Алан. Он сидел на низкой лежанке, а Логар, нависавший над ним как скала, мерил шагами его комнату, в задумчивости нахмурив брови. Голос юного рихтера смешал его мысли, и король остановился, вопросительно глядя на него.
— Нет, ничуть, Алан, — наконец, произнёс он, — Конечно, я слегка поторопил события, но это не важно. Ты ведь прекрасно знаешь, что наследника у меня нет, и навряд ли он появится в ближайшее время. А кое-кто из моих славных рихтеров уже задумывается над моей бессрочной кончиной и предстоящей грызнёй за трон.
— Более того, — продолжил он, садясь рядом с Аланом, — мне известно о твоих чувствах к моей дочери, так что не вижу никаких препон для твоего воцарения на троне. После моей смерти, разумеется.
— Но сир, — рихтер взглянул на Логара, и тут же замолчал. Чёрные глаза короля заглядывали прямо в его душу, срывая все маски и разрушая заслоны. Его попросту читали как раскрытую книгу.
Логар отвёл взгляд и уставился на дощатый пол, будто старался разглядеть каждую неровность и трещинку.
— Я прекрасно знаю, что ты думаешь обо мне, — со вздохом проговорил он через седьмую долю свечи, - Мол, злодей Логар разрушает Империю, воюет, грабит, убивает. Вот что я тебе скажу. Нельзя сжечь пепелище. Можно лишь очистить землю и попытаться построить что-то новое на его месте. Да-да, я прекрасно помню об этом бароне с непроизносимым именем, но подумай сам, какой из него, к Ночным, был наместник, если именно в его земли последний кесарь направился лично для подавления бунта?
—Я был сторонником Империи, — продолжил он, выдержав паузу, - я даже под страхом смерти не обнажил бы клинок против кесаря. Но Империя пала и не воспрянет из пепла. А я лишь пытаюсь сплотить людей в эти тёмные времена, вот и всё.
Логар поднялся и молча направился к выходу, но, дойдя до двери, хлопнул себя по лбу и обернулся.
— Совсем забыл, зачем к тебе пришёл, — с ухмылкой произнёс король, — Тебе нужно срочно отправляться в Кронбург, и это не терпит отлагательств. Через две недели там пройдёт торжественный приём, на котором будет кто-то из ордена Сломанного меча. От них не было вестей последние двадцать лет. Надеюсь, ты понимаешь, насколько важна будет эта встреча?
Алан покорно кивнул.
— Твой отец гордился бы тобой, — и с этими словами Логар, сын Лорна вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.
Алан стиснул зубы и ударил кулаком по стене. Бегство было бессмысленным. Логар никогда не оставит его без присмотра. Даже сейчас где-то поблизости рыскают его соглядатаи, готовые в случае чего притащить беглого рихтера за шкирку и бросить у ног хозяина, словно гончие — дичь. А сказать ему в лицо «С меня довольно» и уйти, не обернувшись, равносильно самоубийству. Король сам нанесёт милосердный удар в спину, а потом сочинит какую-нибудь красивую сказку, которой поверят все.
Юный рихтер знал об этом лучше кого-либо ещё. Его отец, бывший командующий вторым конным отрядом Седьмого легиона, лорд Марн Нид, погиб именно так.

НАПЕРЕГОНКИ

Поставленная на таймер магнитола оглушительно взвизгнула дабстепом, сбросив Лео с постели.
“Черт! Черт!“ - взрывалось петардами в голове подростка. - «Экзамен, гребаный экзамен!»
Окружающее пространство неожиданно превратилось в кипяток, обжигая кожу, вопя надрывно «Быстрее, быстрее!». Лео торопливо натягивал разбросанные по полу вещи и просто не верил происходящему. Как, накануне экзамена, он дал себя уговорить «прошвырнуться» на вечеринку к Сью? Последнее, что он помнил, это здоровенный косяк дури, по габаритам сравнимый с торпедой. Лео даже не знал как и когда добрался домой. Откровенно говоря, он решил, что это меньшая из его проблем на сегодня.
“Экзамен, гребаный экзамен!» - хлопали петарды в голове.
Натягивая кроссовки, он краем глаза поглядывал на часы. Те, словно приняв дозу метамфетаминов, буквально слетели с катушек. Лео мог поклясться, что цифры на экране сменяются быстрее обычного, быстрее чем должны. Часы кривлялись утекающим временем, глумились над константой: «быстрее, быстрее!». Молекулы воздуха, кислотой вытравливали на эпидермисе бесчисленное «быстрее, быстрее!». Магнитола сатанинскими проклятиями изрыгала децибелы, предавая анафеме, за то что забыл поставить будильник на сорок минут раньше; Ниагарами микшированного брейкбита рушилась на барабанные перепонки, грозя прорвать их: «быстрее, быстрее!».
Он хотел уже было дотянуться и вырубить долбанную музыку, а лучше отфутболить магнитолу в стену, но на это у него не оставалось времени, времени не было, черт возьми, нужно было бежать. Быстрее, быстрее!

Больше всего, он боялся, что подошва на левом кроссовке лопнет. «Попросит каши» и при очередном соприкосновении с наждаком асфальта на нем же и останется, точно пригорелая отбивная. Тогда его шансы уменьшаться до ничтожно малых - земля была усеяна слоем мусора, в том числе осколками битого стекла. Неверный шаг - и дальше он не побежит - с проколотой ногой сильно не побегаешь. И это не считая риска подхватить сепсис. Но откровенно говоря, Лео решил, что это меньшая из его проблем на сегодня.
Тварь бежала метрах в десяти позади. Сгусток гниющей требухи, обтянутый синюшной мертвой кожей. Тварь хрипела, рычала и не хотела отставать. Тварь заставляла мчаться, заставляла двигаться: быстрее! Быстрее!
«Итак, остались последние шестьсот ярдов и всего лишь один участник!» - орали развешенные по столбам динамики. - «Уважаемая публика, поприветствуем нашего финалиста!»
Крик, свист, смех, улюлюканье - толпа на трибунах, в барах, дома у экранов телевизоров ликовала. Лео не слушал, Лео бежал. Когда-то белый, а теперь почерневший, штакетник сливался в сплошную полосу: быстрее! Быстрее! Коттеджи по бокам, метастазами выбитых окон буравили затылок, смрадно шептали вдогонку: быстрее! Быстрее! Тварь позади постепенно сокращала расстояние: быстрее, мать твою, БЫСТРЕЕ!
«Спасибо всем, дорогие болельщики за столь истовую поддержку, - распинались динамики. - Сейчас она, как никогда, необходима нашему участнику под номером девять. Ведь выйти в финал еще не значит победить! Инфицированный преследует нашего финалиста даже не думая отставать.»
Что верно то верно: тварь не думает, думать ей нечем да и незачем. Но бегает она будь здоров, откуда только столько прыти в разлагающемся трупе?
«Осталось еще целых пятьсот ярдов пути и я скажу, что это это самый сложный отрезок, а силы у участника под номером девять уже на исходе. Вот, смотрите: он упал!».
Лео действительно поскользнулся, проехался по асфальту, содрав колени, но тут же вскочил, продолжая гонку. Хриплое дыхание позади стало громче, подросток почувствовал сладковатый запах гниющей плоти.
«Невероятно, он встал как ни в чем не бывало! - восторженно завизжали динамики. Лео уже давно прозвал про себя диктора Гнойным Чмырем - никаких других ассоциаций применимых к этому восторженно-дебильному фальцету, у него не возникало.
«Смотрите, смотрите, как он двигается! Наш герой не из тех, кто легко сдается. Давай, парень, мы все болеем за тебя!».
Лео подумал, что Гнойный Чмырь не болел бы даже за собственную дочь, загибающуюся от рака, имейся у него таковая. Легкие, точно залитые расплавленным свинцом, выжигали нутро. Сбитые в кровь колени горели огнем. В очередной раз, Лео подумал о абсурдности и нелепости происходящего с ним.
«Почему я здесь?! Почему я здесь?! Какого дьявола это случилось со мной?!».

От беспорядочных мыслей в голове становилось тесно, они рикошетили от стенок черепа подобно шрапнели. Лео буквально скатился по лестнице.
- Милый, ты проснулся? - раздался сонный голос матери.
«Вернулась с ночной смены», - мельком подумал он.
- Привет, ма! - Лео вихрем прошелся по кухне, распахнул холодильник, схватил пакет с молоком.
- Будешь завтракать? Могу пожарить оладьи.
Лео отрицательно замычал и зажестикулировал - рот был занят надорванным краешком молочного пакета.
- Сынок, перестань так делать. - уставшее, помятое лицо матери обезобразилось легким раздражением. Медсестра по профессии, она с негодованием относилась к малейшему пренебрежению гигиеной. - У нас пока еще есть стаканы.
- Извини, ма, больше не буду, - Лео чуть виновато чмокнул мать в щеку. - Опаздываю жутко.
- И даже не позавтракаешь? - та словно и не слышала последней фразы сына.
- Обязательно! - Лео был уже у входной двери. - Позавтракаю после обеда.
Входная дверь выплюнула его на солнечный свет. Лео, спотыкнувшись, пролетел ступеньки и зашипел: колени горели огнем счесанной кожи. Попытки вспомнить причину боли не увенчались успехом. Но ведь проблема не в этом, проблема в гребанном экзамене, на который он опаздывал. Лео рванул прямо по зелени лужайки, на угол улицы, туда где

Находилась бетонная коробка Исповедальни. Лязгнул затвор, отсекая Лео от верещащей твари. Ломило виски, легкие прохудившимися кузнечными мехами хрипели и кашляли мокротой, в топке сердечной мышцы шуровал кочергой невидимый кочегар.
- Покайся, сын мой, – старческая надтреснутость голоса, фиолетовая дорога столы по черному полю альбы, островок тонких губ в окоеме седых волос бороды, архипелаг старческих пятен на желтизне кожи лба, стеклянный блеск выпуклых глаз, сомкнутые в замок пальцы – мозолистые, узловатые толи от артрита толи от целибата.
- Исповедуйся в грехах, сын мой, исповедуйся. – Зрачок камеры буравит Лео гневно и осуждающе, точно ветхозаветный Господь.
- Мне… не в чем…исповедоваться, - кашель рвет изнутри, царапает шлифовальным кругом. Голова – ком сплетающихся и извивающихся червей.
Писк сигнала. Таймер над священником замельтешил сменяющимися секундами и миллисекундами.
- Мне… Мне не в чем исповедоваться! – Не крик, а полузадушенное сипенье. С равнодушного жидкокристаллического экрана равнодушно взирало лицо равнодушного священника. Цифры на таймере равнодушно сменяли друг-друга. Только тварь за дверью не была равнодушной. Она бесновалась и штурмовала перегородку. Знай тварь, что когда таймер обнулится, та откроется сама – не тратила бы силы.
Лео впился пальцами в каштановые волосы, пытаясь собраться с мыслями, пытаясь не дать расползтись в стороны шевелящемуся комку.
- Я грешен, святой отец, - выдавили губы. Зеленые червяки на таймере застыли. Замер комок Lumbricus в голове.
- В чем грех твой? – Островок тонких губ располовинился красной плотью языка, облизавшего их.
- Я… я дрочил, в смысле мастурбировал, – Лео заговорил взахлеб, давясь слюной и кашляя еще больше. – На нашу учительницу литературы, мисс Свонн. А еще, курил марихуану, всего пару раз, но было, а еще как-то стащил из кошелька матери восемь баксов, мне не хватало на видеоигру, и еще…
- Рукоблудие, наркотики и воровство это конечно плохо, - магма языковой плоти еще раз мелькнула и вновь уползла в недра рта. – Но не хочешь ли ты исповедаться в убийстве?
Лео, настроенный нести и дальше всякую чушь лишь бы «черви» на экране снова не задергались, поперхнулся.
- Каком убийстве? – Почему-то произнесено это было шепотом.
- В том самом, из-за которого ты здесь, – Выпуклые глаза священника - две бусины из набора таксидермиста – смотрели, не мигая.
На мгновение, Лео задумался, а может и вправду, он виноват в ТАКОМ. Секунд пять честно пытался вспомнить. Мелькнула мысль, предательски соблазнительная, ответить согласием, покаяться в несовершенном. И тогда, возможно тогда, все это «Почему я здесь?!», Гнойный Чмырь, священник с головой-глобусом, неестественно-живая-мертвая Тварь за дверью исчезнут, испарятся, как дым. Как страшный сон. Мышцы рта и языка уже артикулировали «да», но слова прозвучали другие.
- Иди нахер! Иди нахер, ты, ханжеская гнида! Идите нахер, вы все! Я ни в чем не виноват! Никого я не убивал! ИДИТЕ НАХЕР!
Лео кричал и слезы ярости текли по его лицу. Священник молчал, архипелаг на лбу накрыло циклоном морщин. Ни понимания, ни жалости – одна досада.
Таймер снова запищал, время продолжило свой бег. Настал черед двигаться дальше: быстрее, быстрее! Щелкнул запор на передней двери, одновременно с ней щелкнул запор и на задней. Тварь ворвалась в Исповедальню, когда Лео выскочил наружу. Вперед, вперед, не останавливаться! Ноги – поршни, легкие – турбины, сердце – сраный термоядерный реактор. Бежать, бежать и ничего более! И гнать мысли о невесть откуда взявшемся «гребанном экзамене». Сейчас не до этого, потому что

Желтый автобус отходил от остановки. Пока еще медленно, но с каждой секундой набирая скорость. Лео застонал от обиды и разочарования. Прильнувшая к заднему окну физиономия – кажется Дизеля – ухмылялась и тыкала в стекло средний палец.
«Урод!» - заскрипел зубами Лео. – «Ну, ничего- ничего».
Он махнул наперерез, через дорогу. Автобус можно догнать, если бежать через задние дворы коттеджей. Фаланги пальцев входят в ячейки рабицы, как десять фаллосов в лона шлюхи, мышцы ног бросают тело вверх через ограду. Справа утробно залаял пес – иди нахер! Прямо по курсу вырастает полиэтиленовый айсберг мусорных пакетов – иди нахер! За спиной хлопает дверь и чей-то сиплый голос ругается и грозится вызвать копов – ИДИТЕ НАХЕР ВЫ ВСЕ!
Калитка берется штурмом. Улица, однояйцевый клон-близнец той, на которой жил Лео. Где автобус, уже уехал, он опоздал? Нет, на перекрестке мелькнуло желтым – быстрее, быстрее! Лакмус асфальта ударяет о подошвы, позади виниловая агония автомобильных тормозов, скрежет бьющегося металла. Повернуться посмотреть, остановиться. Нет, нет! Останавливаться нельзя – тогда все пойдет к черту. Надежды на колледж и лучшую жизнь, надежды вырваться из этого гиблого пригорода с похожими как однояйцевые клоны-близнецы улицами и ублюдками вроде Дизеля. Сзади ничего серьезного, это пешеходная зона, максимум машина протаранила чей-нибудь почтовый ящик. Неприятно, но не смертельно. Фраза в мозгу «исповедаться в убийстве» чуть было не заставила затормозить. Но вместо этого Лео наддал ходу. Догнать автобус, добраться вовремя до школы и сдать наконец этот гребанный

- Экзамен, время экзамена! – неистовствовал Гнойный Чмырь. – До финиша всего лишь сто метров и это последнее испытание.
Еще одна будка и еще одна дверь, зарешеченный хлипкой деревянной рейкой прямоугольник. Лео знал, что теперь ему надо ответить на три вопроса. Гнойный Чмырь дублировал его мысли.
- Правильный ответ на один вопрос открывает дверь, ведущую прямиком к финишу. Два правильных ответа – и нашему герою достается заряженный револьвер. Ответ на третий вопрос это дополнительный барабан с патронами. Суть в том, что дверь очень непрочная и инфицированный может ее выломать. Это ограничивает время на раздумья. Наш герой, наш финалист под номером девять может ответить лишь на первый, достаточно легкий вопрос и продолжить свой путь! Проблема в том, что дальше могут оказаться новые инфицированные и если от одного еще можно спастись бегством, то от нескольких становится проблематично. Но если рискнуть, то можно получить оружие, которое добавит шансов! Ну же, последний рывок и последнее решение. Что выберет участник под номером девять?
Лео выбрал вопросы. На экране светился текст детской загадки и варианты ответов
«Что бежит, но не идет, рот имея не речёт, с головой но слез не льет, может лечь но не заснет?»
Палец дернулся в поиске кнопки «Тварь» на сенсорном экране, но наваждение спало и Лео ткнул в слово «река».
- Отлично! Теперь дверь открыта, стоит только повернуть ручку. Продолжит ли наш герой путь или все же решит перестраховаться?
Тварь позади завизжала и бросилась таранить хлипкое препятствие. От этого визга, анус Лео сжимался словно коллапсирующая звезда.
Второй вопрос. Автор декларации о независимости США. Лео задумался, треск досок за спиной мешал. История, ненавистная история! Лео ненавидел даты и имена, если бы не надежды на колледж и стипендию, он сжег бы учебник по этому предмету на барбекюшнице, посыпая солью и переворачивая книгу для лучшей прожарки. Но низкая зарплата матери и отсутствие выдающихся спортивных способностей, заставляли сцепив зубы зубрить эту хрень. После недолгого раздумья, Лео ткнул в иконку «Томас Джефферсон».
В корзине под экраном загремело, короткоствольный револьвер блеснул хромом в свете ртутной лампы.
- Отлично, просто отлично! – Гнойный Чмырь даже присвистнул от удовольствия. – Чувствую, дело приобретает дурной поворот для инфицированных. Ну же, продолжит ли наш герой или остановится на достигнутом.
- Ты повторяешься, сука, ты повторяешься, – шипел Лео, вглядываясь в текст последнего вопроса. Давайте физику, уроды, я вас сделаю! Первый закон термодинамики или Ома, на большое у вас кишка тонка.
«Какой вид кислоты используется при срабатывании автомобильных подушек безопасности?».
Лео мигнул. Казалось, некто нажал кнопку «mute» на пульте мира и все звуки пропали. Исчез противный голос Гнойного Чмыря, Тварь в просветах отваливающихся реек, царапала воздух и немо распяливала гнилостный рот.
Палец Лео замер над кнопкой одного из ответов. Задрожал в сантиметре. Что-то лезло из омута сознания, какое-то воспоминание заполошно цеплялось руками тонущего, пытаясь выкарабкаться на свет.
«Это не тот экзамен», - дыхнуло внутреннее Я. – «Беги или автобус уйдет. Нельзя останавливаться, ты же знаешь. Быстрее, быстрее!».
Уверенная прохлада рифленой рукояти в ладонь. Курок поддавался туго, необходимо было усилие, чтобы взвести. Мушка короткого ствола, покачиваясь, совместилась с белесым глазом твари. Всего три патрона, но хватит и одного.
Звук вернулся к Лео с оглушительным раскатом выстрела.
Пряди слипшегося волоса, осколки кости, пораженные некрозом ошметки мозга, веером катапультировались на тротуар. Тварь, обвиснув, застряла в провале двери, из неестественно-живой-мертвой превратившись просто в мертвую.
С оттягивающим руку пистолетом, Лео медленно побрел к финишу. «Быстрее, быстрее!» уже не действовало, потеряло свой магнетический эффект.
«Натриевая кислота», - пульсировало в голове. – «Правильный ответ – натриевая кислота».
Почему-то молчал Гнойный Чмырь. Лео было все равно. Что-то не давало ему покоя, что-то он упустил. Что-то важное.
На пути выросли двое. Подросток лет восьми с оторванной нижней челюстью и обнаженная женщина. Из раны, чуть повыше свалявшегося в клобук лобка, сладко пахло аммиаком и меркаптаном. Лео почувствовал невыносимую усталость. Захотелось лечь и свернуться калачиком.
«А как же автобус?» - напомнил внутренний попутчик. – «Как же гребанный экзамен?! Хочешь вечно прозябать без перспектив – ну-ну, валяй».
Лео безвольно пожал плечами. Подросток и женщина замерли метрах в десяти и было непонятно, чего они ждут.
«Быстрее, быстрее!» - забились там-тамы, где-то под правой бровью. Тихо-тихо, но назойливо.
«К чему все это?» - Лео разговаривал сам собой. А может, он обращался к Гнойному Чмырю.
Подросток урчаще засопел. Сделал шаг. Пистолет в руке такой неподьемный, проклятая гиря, а не пистолет.
«Быстрее, быстрее!» - нарастало под правой бровью. В мышцах легкая вибрация, надпочечники насиловали организм адреналином.
«К чему все это?» - повторил вопрос Лео. Тишина. Женщина, качнувшись, зашипела.
«Быстрее, БЫСТРЕЕ!» - Не бровь, а громкоговоритель. Единственная мысль вытесняла все остальные, топила их, как слепых котят. Экзамен? Автобус? Натриевая кислота? Исчезло все. Осталось одно – БЫСТРЕЕ. Лео согласно улыбнулся: правильно, все правильно. Так и должно быть. И никак иначе.
Вначале, он прицелился в женщину.

- Вэн, в Доджсонвилле опять инцидент, слыхал? – Худощавый мужчина в фирменной кепке канала набекрень откинулся от монитора.
- Обычное дело, - дородный Вэн в рубашке с темными пятнами в районе подмышек равнодушно хрустнул шеей. – Комендантская зона, куча вшивых эмигрантов. Когда-нибудь это должно было случиться. Одна радость, у Гэрриота будет много свежего ходячего мяса.
- Они быстро портятся, - ввернул худощавый.
- Ничто не вечно под Луною! – Хохотнул Вэн. – Том, у меня к тебе просьба. Сегодня у нас с Джудит годовщина, ну знаешь – свечи, вино, а после она в костюме медсестры, я в костюме дровосека.
Вэн заговорщицки подмигнул. Том улыбнулся, оценив шутку.
- Так вот, к чему я это. Подготовишь парня сам, я свалю раньше. Дело несложное, а за мной не заржавеет.
- Ладно, сделаем. – Том устало взьерошил волосы. – Интересный тип. Это у него какой забег?
- Кажется, шестой. – Вэн задумчиво почесал мясистый нос. – Точно шестой.
Том уважительно цокнул языком. Вэн осклабился чуть желтоватыми зубами.
- Нахрена ему это все? Вэн, я не могу понять – все, кто доходят до финиша получают амнистию. Достаточно одного раза, шансы победить и так слишком малы.
- Ты недавно здесь и еще не знаешь этой истории. Он же, мать его за ногу, легенда шоу! Он пришел сюда добровольно.
Вэн с удовольствием наблюдал за отпавшей челюстью напарника.
- Сам подписал контракт, на собственных условиях. Ни амнистии, ни денег. Говорил, что он виноват в смерти человека и ему необходимо искупить вину. Чокнутый сукин сын.
- Он и вправду сознался в убийстве?
- Как сказать, - Вэн щелкнул зажигалкой. – Канал провел расследование. Автомобильная авария. Парень перебегал дорогу перед носом проезжающей машины. Водитель, беременная девушка, вывернула в сторону, на тротуар. Там и удара как такового не было, проблема в долбанных подушках безопасности. Натриевая кислота используемая для выброса, эта хрень жутко токсична и обожгла ей сетчатку. Ну и еще шок. Короче, у нее случился выкидыш, дамочка недолго думая вскрыла вены – вот такое невезенье.
- Его посадили? – Том придвинулся вместе с креслом поближе.
- Какой там, это даже на непредумышленное не тянет. Как бы, муки совести и все такое.
- Хорошо-хорошо, неужели одного раза оказалось недостаточно? Ну, чтобы наказать себя?
- О, более чем! Только вот крыша у него съехала окончательно. Он забыл, чего он хотел! Первые раза три его отпускали восвояси, а он все возвращался. Чего то у него сломалось, посттравматический синдром. Что ты хочешь, мир пережил зомби-апокалипсис, Боженька вначале решил устроить строго по плану Судный День, поднял мертвых из могил, а затем, видать, чего-то у него не заладилось и он просто махнул рукой – разбирайтесь, мол, сами. Как здесь не тронуться ума, вот скажи?
Том хмыкнул в ответ на этот, явно риторический, вопрос.
- Гэрриот, скотина, сразу просек, что на этом можно заработать: взял парня в оборот, подсадил на наркоту, чтобы у него в голове все окончательно перемешалось и на тебе – наш чемпион, участник под номером девять. Парнишка каждый раз пытается вспомнить, Гнойный Чмырь, кстати это он его так прозвал, смешно да, каждый раз подбрасывает ему пасхальные яйца, Исповедальня, Экзаменационная Будка… Это наш парень послужил источником вдохновения. Не действует это дерьмо на него нихрена, да и не имеет уже никакого значения. Злые шутки Гэрриота, развлекается он так и все.
Вэн сплюнул и затушил окурок о ножку кресла.
- Теперь он просто белка, белка в колесе. Ни прошлого, ни будущего, один только бег – быстрее, быстрее! Ну что, мы договорились?
- Не понял? – встрепенулся Том.
- По поводу Джудит и нашей годовщины.
- Ах, да, конечно! Никаких проблем.
- Отлично, - Вэн потер руки. – Через сколько, кстати, его выход?
Том взглянул на часы, затем на сидевшего за стеклом, утыканного катетерами капельниц и датчиками кардиографа Лео.
- Через пятьдесят четыре минуты. Будем будить?
- Дай парню еще пару минут. Думаю, бедняга их заслужил.
Лео не слышал. Он был далеко.
Он как раз догонял автобус.

Примечание : мир игры представляет 80 километров мешанины из разных миров.
Поиск и Ахметовцы – игровые кланы.



Вступление

Уважаемый читатель… нет, пожалуй, не так. Я собираюсь писать в этом дневнике о своей жизни. Писать о своих приключениях, о своих чувствах и переживаниях, делах злых и добрых. Ты, мой читатель, невольно становишься участником тех событий и моим соратником. Поэтому давай начнем сначала.
Дорогой читатель. Я пишу эти строки, сидя на крыше высокого многоэтажного дома. Много лет прошло с тех пор, когда мне приходилось дрожать под свирепыми атаками ледяного таежного ветра. И хотя эти времена позади и в щетине на моих щеках больше седых волос, чем черных, я до сих пор не могу привыкнуть к теплу и уюту. Стены моей квартиры в Лондоне давят на меня, редкие моменты расслабленности неизбежно прерываются тревожным предчувствием опасности, и только в состоянии полного истощения я могу провести ночь, не вскакивая от каждого шороха. Поэтому, дорогой читатель, я решил написать тебе. Чтобы вспомнить, все, что там было со мной. Вспомнить свои страхи и… забыть о них вновь. На этот раз навсегда.

Отрывки из дневника сталкера. Отрывок первый

Хряп! От очередного удара с дерева посыпалась труха. Я скинул с плеча рюкзак, стал так, чтобы удобнее размахнуться и ударил еще разок : Хрясь! Все тщетно. Наручные часы, которые я так упорно пытался раздолбать были стильными, дорогими и абсолютно удароустойчивыми. – Да чтоб тебя … ! – я задумался чего бы такого ужасного пожелать часам. Разбило? Разнесло? Я вспомнил, что где-то слышал подходящее слово. – Чтоб тебя раскочерыжило, скотина! – мстительно прикрикнул я на ненавистный механизм, и порадовался, что никто не видит моей маленькой войны. Не хватало еще, чтобы меня считали идиотом или сумасшедшим. Я посмотрел на солнце, поднимающееся над лесом.
Надо идти. Подавив свои разрушительные наклонности, я подхватил с мокрой земли свой рюкзак и повесил на плечо. Перед тем как продолжить путь я оглянулся вокруг. Меня окружали толстые, высокие сосны. Внезапно я испугался: в лесу столько разных чудовищ, а я шумел как атомоход в полярном тумане. Тем более надо идти, решил я и бодро зашагал, осматриваясь по сторонам и крепко сжимая рукой пистолет в кобуре. Впрочем, все мои страхи моментально улетучились, потому, что часы опять завибрировали. Кожа так зудела, что лишь чудовищным усилием воли мне удалось удержаться от яростного рычания. Черт меня дернул пользоваться этим сбрендившим будильником – пронеслось в голове. Когда я купил эти часы несколько недель назад, я радовался покупке как ребенок.
Часы были очень удобными и радовали глаз завораживающим футуристическим дизайном. Время было отлично видно при любом освещении, и плюс ко всему прочему там был маленький фонарик. Радовался я не долго. Не прошло и месяца, как часы стали безбожно барахлить. То они выключались сами по себе, то произвольно меняли часовой пояс, а однажды перестал работать фонарик. Его я особенно оплакивал, полезная была штука. А сейчас вот я на свою голову «завел» будильник на 11:30 , чтобы вовремя выйти и к полудню попасть к месту встречи, и проклятый кусок пластика уже 20 минут гудел и вибрировал на запястье, игнорируя все попытки выключить себя. Я подумал, что не нужно было останавливаться и долбить часами об ствол дерева. Теперь опоздаю из-за этой глупости.
Я поправил рюкзак на плече и пошел быстрее. Солнце все выше поднималось над головой, но жарко не было. В зоне, пожалуй, вовсе не было жаркой погоды. Только мороз или лютый мороз. Впрочем, я уже привык. Пока я приближался к опушке порывы ветра все чаще пробирались мимо заслона из деревьев и достигали меня. Чтобы спастись от них мне пришлось застегнуть пуговицы куртки под самым подбородком. Этакий воротник неприятно давил на горло, но приходилось терпеть. Не замерзать же в самом деле.
На краю леса были густые заросли. Перед тем как лезть в них я негромко предупредил: Это я! Вылезая оттуда, где тебя не могут видеть, очень важно предупреждать окружающих о своем появлении, даже если тебя ждут. Иначе ожидающие могут превентивно выпалить в сторону шума несколько профилактических очередей из автомата. Просто на всякий случай. Выходя из кустов я зацепился ногой за какую-то корягу, но слава Богу не упал.
Было бы обидно, если бы я выкатился прямо на своих друзей , а парни от испуга меня расстреляли. Выпутавшись, наконец, я вышел из леса и осмотрелся. Меня ждали Чтец и Антон по прозвищу Снегирь. Чтец. И Снегирь. Я не в первый раз подумал о том, как сильно мы напоминаем школьников. Носимся по лесам и лугам, стреляем, деремся, называем друг-друга по кличке. Жаль, что нельзя как в детстве прекратить игру и уйти домой отдыхать.
Чтец скептически посмотрел мне в глаза. – Извините ребята, но придется вам теперь и меня подождать – Чтец говорил медленно, с преувеличенным раскаянием и наигранной тоской – жаль вас задерживать, но пока мы ждали нашего дорогого друга, у меня борода отросла. Придется заново бриться.
На лице Антона расплылась паскудная ухмылка. Я заметил, что тоже улыбаюсь. Мы оба любили слушать, как Чтец кого-нибудь подзуживает. Об этом человеке я хочу рассказать подробнее, ибо пока он был жив, я всегда испытывал к нему глубокое уважение. Когда-то чтеца звали весьма солидно: Лев, Лева. Впервые я повстречал его чуть больше месяца назад. Он выглядел странным, нескладным. Его мутные глаза напоминали цветом зеленое бутылочное стекло. Черты лица топорные, на щеках постоянная полуседая щетина. Потрепанная одежда выдавала в нем вечного странника.
В Зоне вообще никто никогда не ходит чистеньким, но Лева выглядел сущим бродягой. Я проникся к нему симпатией, после одного случая на границе, куда мы отправились за важными для выживания покупками. Сам я закупил еды , которую можно долго хранить и патроны для своего пистолета. Чтец купил книг. Когда я насмешливо поинтересовался, хочет ли он, чтобы я сохранил парочку на черный день вместе со своими консервами, он серьезно ответил мне: Знаешь приятель, в Зоне есть сотни способов умереть и все они намного страшнее голода.
Я не собираюсь отказывать себе в радостях жизни ради сомнительного удовольствия пожрать досыта лишний раз. Он сказал это и… ну в общем, я потратил оставшиеся деньги на эти часы. Решил, что тоже не хочу существовать как зверь, довольствуясь едой и укрытием. Глупая все-таки покупка, хоть и с высоким смыслом.
- Извините ребята, опять эта штука бунтует – я постучал по часам – и надоели жутко и выбросить жалко.
- Наверное, их сделали в Китае – сказал Снегирь, - я слышал от одного лешака, что сейчас все плохие вещи делают в Китае.
- Дурь какая-то – усомнился я, - зачем китайцам это нужно?
Антон только равнодушно пожал плечами. Чтец сплюнул и удобнее сдвинул двухстволку на плече.
– Ладно, давайте выдвигаться – заявил он – хотелось бы пройти хотя бы треть пути сегодня. Значит решено? – Снегирь смотрел Чтецу в глаза, - идем в Пирамиду?
Всю прошлую неделю в нашей компании не угасали споры о том, куда лучше податься таким великолепным стрелкам, следопытам и ловкачам как мы. Ну или трем голодранцам, которыми мы являемся на самом деле. Собственно необходимость смены места обитания уже не обсуждалась. Время шло, мир вокруг менялся. Мы все это чувствовали. Постепенно в Зоне начало зарождаться подобие цивилизации, люди все больше сбивались в группировки, старались держаться друг друга. Так что мы тоже решили к кому-нибудь присоединиться. Спорили только к кому именно.
Кандидатов было двое: Лева ратовал за клан Поиск, обитающий в инопланетной пирамиде на северо-западе, Антон голосовал за то, чтобы уйти к парням Аркашки Ахметова, засевшим на старом блокпосте, на северо-востоке. К Ахметовцам тянуло сильнее. К Пирамиде было ближе идти. Пожалуй, это несомненное преимущество и заставило меня отдать свой голос за Поиск. Дело, конечно, было не в лени. Я просто хотел жить и небезосновательно считал, что чем больше придется пройти по пустоши, тем больше вероятность, что меня кто-нибудь сожрет, разорвет на части или застрелит. Уходить к Пирамиде собирались сегодня. Лева, наконец, почесал подбородок и ответил Снегирю:
- Ну чего ты нервничаешь, Антоша? Мы же не в рабство продаваться идем. Сходим к Змею в логово, осмотримся, освоимся. А там и решим стакнуться нам с Поиском или к Ахметову уйти. Давай, не ломайся, пойдем.
С этими словами Чтец подтянул брюки, поправил куртку чтоб сидела удобнее и не оглядываясь зашагал на запад. Мы с Антоном переглянулись и двинулись за ним. Идти старались не спеша, экономили силы. Почти не разговаривали. Мы конечно не поссорились, мы со Снегирем знали, что наш друг прав.
Лучше сделать несколько опасных переходов, чем торчать там, где не нравится. И уж точно лучше двигаться вперед, чем сидеть, ожидая с моря погоды. Так что никакой ссоры не было, просто не хотелось разговаривать. Над головой ярко светило солнце и холод постепенно слабел. Воздух был таким свежим и насыщенным, что вдыхая его казалось, будто всю жизнь ты спал, и только теперь проснулся и живешь по-настоящему. Весь день мы шли по лугам с желтеющей травой, и пока солнце еще стояло высоко, цвета были такими яркими, что казалось, идешь по жаркой южной пустыне.
Я вертел головой по сторонам и мечтал увидеть где-нибудь на горизонте оазис с пальмами и прохладным озером. Мне очень хотелось, чтобы вокруг действительно была пустыня, а не Зона. На душе было грустно. К концу дня мы начали высматривать место для ночлега. Однажды мы увидели довольно большую палатку. Антон крикнул издалека, чтобы владелец палатки не испугался, и мы двинулись к ней, но когда подошли, увидели, что она смята и разорвана, вокруг лежат какие-то лохмотья, и еще разбросанная куча палок. Наверное, тот, кто останавливался тут, собрал костер, но зажечь его не успел. Мы не стали выяснять, что здесь произошло или мародерствовать, просто ушли. Наконец часам к десяти мы увидели водонапорную башню. На месте крыши у нее искрился аномальный вихрь, он красиво переливался цветами от голубого до зеленого. В вихре кружили обломки того, что видимо и было крышей башни: доски и кирпичи. Я нерешительно посмотрел на спутников. Мы все отлично знали, какой опасной может быть такая красота.
- Слава богу – выдохнул Антон, разминая плечи, - я однажды останавливался тут ребята, в башне безопасно. Чтец облегченно вздохнул и побрел к башне. Наверное, он устал еще сильнее нас, сказывался возраст. Я тоже не стал спорить. Раз Снегирь там останавливался, значит аномалия статическая. Наверное, даже хорошо, что она там, может быть отпугнет непрошеных гостей.
Жаль только двери выбиты. Но ничего, можно спать по очереди.

- Чайльд-Роланд к Темной башне пришел – пробормотал Чтец, исчезая в дверном проеме.

Отрывок второй.

Значит вы, трое многоопытных сталкеров, - Ким Ир Сен говорил на чистейшем русском твердым, спокойным голосом,- изъявляете желание присоединиться к моей скромной общине. Верно?
Мы молча ожидали продолжения монолога. Ким увидел крошки, прилипшие к рукаву свитера и слегка поморщившись, стряхнул их. Разговор происходил в совершенно дурацкого вида помещении: стены разбиты на мерцающие зеленым свечением шестиугольники, освещение слабое, воздух затхлый. Обшарпанные кухонные (и даже несколько письменных) столы и не менее обшарпанные табуретки и скамейки, которые сюда затащили, выглядели чудовищным анахронизмом. Я оглядывался вокруг и размышлял, на что комната похожа больше: на средневековую пыточную или на склеп.
Несмотря на все это Ким, которого в Зоне называли Змеем, не иначе как за хитрость, сидевший за одним из столов, держался с таким достоинством, будто он король, а мы стоим возле его трона. Кроткая ускоглазая женщина, видимо жена Змея, хлопотала в дальнем углу комнаты. Наконец гордый предводитель Поиска покачал головой каким-то своим мыслям и продолжил: Вы господа по всей видимости осведомлены о том, что по-национальности я – кореец, – я поморщился слушая чрезмерно витиеватую речь , характерную для тех, кто в совершенстве овладел чужим языком , - а потому своими людьми я управляю по-корейски. У нас царит всеобщее взаимоуважение и взаимопомощь, и каждый изо всех сил старается внести свой вклад в общее благо. Иными словами: лентяи мне тут не нужны. Вы меня понимаете?
Я бросил взгляд на благодушную, щекастую физиономию Антона. Наверное, за лентяя приняли его…
Да. – Коротко ответил я. Мои друзья серьезно кивнули. Хорошо, – Ким заметно успокоился, - я признаться чрезвычайно рад вашей понятливости. Две или три недели назад ко мне заявились два голодранца и подобно вам хотели обосноваться в моей славной пирамиде, а когда узнали, что просиживать зад в тепле и довольстве просто так не выйдет, устроили скандал. На всю округу вопили, о том, что я проклятый нехристь и притесняю русский народ. Тьфу! – он с досадой плюнул на пол и сразу пугливо покосился на жену: не заметила ли? Я с трудом сдержал ухмылку. В общем и целом, полагаю, мы с вами поладим - продолжал Змей. Хейа!
Кореянка, которая в это время подметала пол, не откладывая метлы, подошла к мужу и вежливо поклонилась нам. Это была маленькая, как ребенок, женщина с еще молодым, миловидным лицом. Когда она сутулилась с метлой, то казалась, чуть ли не старухой, но теперь я видел, что ей не больше тридцати пяти лет. Только у глаз было много маленьких морщинок свидетельствовавших о прошедших годах. Я дружелюбно улыбнулся и поклонился в ответ. Надо сказать, что я всегда питал слабость к всякого рода церемониалу. Люблю, когда люди демонстрируют уважение, и чувство достоинства, в такие моменты окружающий мир кажется мне благороднее.
Кланяясь, я подумал, что же такое «хейа», ее имя или по-корейски это что-то вроде «иди сюда». Хейа, - повторил Ким (видимо все-таки имя) глядя на жену, - я собираюсь сейчас пойти работать и никак не могу заниматься этими людьми, найди им пожалуйста свободное помещение для ночлега. В ответ она молча кивнула и жестом позвала нас за собой. Пойдемте, - мягко произнесла она. Змей кивнул нам и потерял всякий интерес. Когда мы выходили из комнаты он намазывал хлеб на масло с таким важным выражением лица, будто полировал боевой клинок.
По коридору пирамиды мы шли, размышляя о том, что все складывается очень неплохо. Добраться сюда живыми собственно уже успех, а мы еще и нашли себе кров и компанию. По крайней мере, на время. Свободных комнат в пирамиде было хоть отбавляй. Под руководством Хейи, - это имя я постарался хорошо запомнить, чтобы не обижать добрую женщину неправильным произношением, - мы зашли на склад с разнообразной мебелью, бог знает как сюда попавшей и решили перетащить оттуда несколько коек в первую свободную комнату.
Пока мои друзья кряхтя тащили ржавые койки с проседающими сетками, мне удалось переговорить немного с супругой Змея. Она оказалась исключительно приятным в общении человеком. Как вы тут живете? – спрашивал я с нервной улыбкой,- меня честно говоря, угнетают эти светящиеся стены. Я чувствую себя как в бредовом сне. Это мое заявление рассмешило кореянку, она с улыбкой покачала головой. - Да-да, так говорят почти все. Я и сама долго привыкала, даже сейчас я боюсь ходить тут в одиночестве. Но видели бы вы моего мужа, когда мы нашли это место! Клянусь Богом, он носился по коридорам как мальчишка и то и дело восклицал: Какое открытие! Неземные цивилизации!.. Хейа печально улыбнулась. – Ким тогда даже забыл на время, в какой ужасной ситуации мы находимся, и я вместе с ним. Я подумал про себя, что счастливый брак бывает кажется не только в кино. Мы с ней поговорили еще немного и она ушла заниматься делами.
Наше новое жилище было таким же нелепым, как и столовая. Те же зеленые шестиугольники, какие-то геометрические рисунки на полу и три койки, расставленные по углам и в центре. Комната выглядела пустой и неуютной, но я радовался ей, как, ни один богач не радуется своим хоромам. До ночи было еще несколько часов, но мы ужасно устали. Антон сразу улегся спать, Чтец выудил из рюкзака книгу и зашелестел страницами, освещая их фонариком.
Я решил выйти на улицу. Идя по коридору, я слышал в некоторых помещениях тихие разговоры. На входе стоял охранник. Я уже встречал его, когда входил, и решил
поговорить. Услышав мои шаги, он развернулся и сразу узнал меня. О, это ты , - произнес он, - договорились с Змеем? - Договорились, – ответил я, - а Ким, кажется нормальный мужик. Да, - согласился мой собеседник, - мужик, что надо. Молодцы, что пришли, гуртом держатся завсегда проще. Я Лукаш между прочим. Лукаш – польское имя. Я постоял секунду вспоминая фразу принятую у поляков при знакомстве, я как-то видел ее в какой-т книге. Ага, вспомнил : Поляк? Поручкаемся? – я улыбнулся и протянул ему руку. Лукаш фыркнул: этак поляки здоровались лет двести назад. Вот оно как я выходит выгляжу! – сказал он горько разводя руками. Мы оба посмеялись над шуткой, и когда я назвал свое имя, преувеличено почтительно пожали друг другу руки.
Внезапно я краем глаза увидел движение справа и услышал шум, мы оба обернулись. Что-то стремительными скачками, с глухим топотом мчалось за деревьями. Я слегка дрожащими руками потащил из кобуры пистолет. Пробежав по периметру вокруг пирамиды с десяток метров, существо резко нырнуло в заросли кустов.
Я оглянулся на Лукаша, он нервно сглотнул, поджал губы , как человек, который не может отвертеться от неприятного дела и сняв с плеча автомат осторожно, но решительно зашагал к кустам. Ты куда? Жить надоело? – зашипел я недоуменно. Проверить надо, – отвечал Лукаш, - Это брат, святая обязанность дежурного. Если мы будем позволять, кому попало сидеть в засаде в кустах, то нас всех поубивают скоро. Да не боись, я сам пойду. А ты в свою смену будешь шкуру подставлять. Да ну тебя – обиделся я, - не стану же я смотреть, как тебя на клочья разрывают. Ободрил, так ободрил – пробурчал поляк, вглядываясь в кусты и приближаясь мелкими шажками.
Я быстро догнал его и пошел рядом. В кустах не было никакого шума или движения. Наконец мы сократили расстояние до нескольких метров и остановились в нерешительности, переглядываясь. Я поднял с земли камень и швырнул в заросли. Ничего. Лукаш постоял еще несколько секунд, стискивая зубы, и наконец, видимо доведя себя до определенного градуса храбрости, оскалился и прыгнул в кусты. Там ничего не было.
Фуу – выдохнул сталкер с глубоким облегчением. Ей богу чуть не обделался. Лукаш набожно перекрестился. И оглянувшись на лес в последний раз, зашагал на свой пост. Я последовал за ним, вытирая пот со лба. Шагая, мой новый знакомый снимал напряжение яростной руганью : Страхолюдина засраная ! Это ж надо людей так пугать, вот ведь тварь паршивая ! Курва! Я молча достал пачку сигарет, закурил сам и протянул еще одну Лукашу. Он благодарно кивнул и хлопнул меня по плечу так, что я поперхнулся и закашлялся. Мы переглянулись, и расхохотались. Странная штука – нервы. Говорить не хотелось, мы и так понимали друг друга. Когда первые сигареты обратились в пепел, Лукаш достал свою пачку и поделился со мной. Мы сидели на ступенях пирамиды и смотрели, как красный диск солнца опускается за горизонт.

Отрывок третий

Я поднес пистолет к глазам и тщательно осмотрел. Ага: маленькое пятнышко крови под дулом. Я взял влажную тряпочку и вытер ствол. Теперь оружие было чистым и блестело как новое, но все равно протер его еще раз. Чистить оружие я любил. Не то, чтобы я был каким-то особенно грозным воякой, мне просто нравилось это медитативное занятие. Кроме того во время вылазок мне важно было знать, что я с моей стороны сделал все приготовления, какие только можно было сделать, и если я теперь умру из-за осечки, то не по собственной глупости, а по воле слепого случая. Это странным образом успокаивало.
Как раз, когда я засовывал пистолет в кобуру, вошел Снегирь. Ах, вот ты где – улыбнулся он. С тех пор, как мы пришли в Поиск полгода назад Снегирь возмужал. Странно говорить такое о взрослом мужчине, но это было правдой: за прошедшее время Антон стал спокойнее, увереннее, а значит и солиднее. Сидишь тихо как мышь, - сказал он, - я три раза прошел мимо, пока искал тебя, и даже не подумал что ты тут. Я ухмыльнулся. Пора бы уже … - я понял, что неприятно хриплю и покашлял, прочищая горло, - … пора бы уже запомнить, где я бываю перед вылазкой. И вообще не мешало, бы составить мне компанию. – Свое снаряжение я всегда держу в порядке, можешь быть уверен. Пойдем, Лева наверное уже на входе ждет. – Сейчас.
Я надел рюкзак, повесил на плечо автомат и мы вышли из комнаты. Около минуты мы шагали по лабиринту пирамиды. Несмотря на то, что я ходил здесь тысячи раз, меня охватил страх: вдруг я никогда не выберусь отсюда? Я недовольно подумал, что видимо никогда не привыкну к мрачным коридорам.
Недалеко от выхода мы увидели Чтеца. Оказалось, что он вовсе не дожидается нас, а ворчливо препирается с Олегом, ассистентом Кима, который сегодня отвечал за оружейный склад. Я подошел достаточно близко, чтобы слышать спор. Лева, ну какого хрена ?! – разорялся Олег -, вы что всю Зону перестрелять собрались? Нахрена тебе целая коробка патронов!? Олег кричал громко, но тон был больше жалобным, чем злым. Он по сути был робким юношей и не посмел бы всерьез бранить такого сталкера, как Чтец. Тем более, что тот был вдвое старше. Однако же с амуницией в клане было строго, и парень ни за что не хотел отступать. Наш друг пожалуй и правда чересчур замахнулся. Ведь если мы погибнем, ценные патроны, вряд ли вернутся в клан.
Лева тем временем увидел нас и скорчил свою самую издевательскую гримасу. Мужики, вы слышите этот хруст? Не иначе как чья-то морда от жадности трескается. Мы с Антоном громко расхохотались, а Олег оскорбленно надул губы. Вот хрен вам, а не патроны – категорично заявил он на правах обиженного, и, схватив коробку, демонстративно отвернулся и полез ставить ее на верхнюю полку стеллажа. Ну и подавись, - фыркнул Чтец и рукой махнул нам следовать за ним. Я смотрел на друга с искренней приязнью, идти на опасное дело с хорошим настроением было гораздо легче, нежели с плохим.
Я кажется, забыл упомянуть, куда мы отправлялись? Я упустил этот момент, потому, что по большому счету мне всегда было все равно, каким образом рисковать жизнью. Клан сказал – я сделал.
В данный момент нас послали в заброшенный двухэтажный дом, в нескольких километрах отсюда. Были сообщения от патрульных, что там, похоже, обосновались какие-то твари. Такие сообщения всегда тщательнейшим образом проверялись. Клан высылал группу зачистки, группа искала чудовищ, и методично зачищала. Опасно, но необходимо. Твари могли начать размножатся, и к тому же часто рассматривали территорию вокруг пирамиды, как свои охотничьи угодья. Только не думайте, будто мы пошли на это задание от избытка чувства долга и храбрости. Просто была наша очередь.
Снегирь с Левой казалось вовсе не думали о предстоящем и вели спокойный, «домашний» разговор. Смотри Антоша, опять я куртку разодрал, - говорил Чтец демонстрируя распанаханый рукав кожаной куртки. – угадай где ? Мы сразу поняли, о чем он и засмеялись вместе. Дело было в том, что Лева поразительным образом каждый божий день заходя в столовую цеплялся рукавом куртки за один и тот же угол одного и того же кухонного стола. Такая стабильность страшно веселила весь клан. Я зевнул было, но увидел, что мы вплотную подошли к лесу и сонливость как рукой сняло.
Не сговариваясь, мы замолчали и пошли, периодически осторожно оглядываясь. Наши шаги сопровождались негромким хрустом веток и шуршанием упавшей листвы под сапогами. Я невольно залюбовался окружающим пейзажем. Лучи солнечного света , пробивающиеся сквозь густую листву крон деревьев всегда было моим любимым зрелищем, наряду с закатом и восходом солнца. Как обычно, не заметив вокруг следов никаких чудовищ, мы начали понемногу расслабляться. Чтец тихонько замычал какую-то песенку.
Я почесал шею и в этот же миг, перед нами шлепнулось на землю что-то черное. Я рефлекторно отшатнулся и дернул автомат с плеча, Антон вскрикнул. В следующий миг тварь развернулась вокруг и смела Чтеца хвостом. Я успел увидеть густую черную шерсть с проплешинами и какой-то шарообразный нарост на хвосте зверя. Лева с воплем отлетел в сторону и с чудовищным хрустом врезался в ствол ближайшего дерева. Я похолодел от ужаса, но не замер. Тварь ринулась на меня, клацая крокодильими зубами, а я щелкнул предохранителем и стиснул спусковой крючок. Автомат в моих руках загрохотал, а монстр заревел так, что перекрыл даже шум стрельбы. Я отступал и не прекращал огня ,понимая, что рискую перегреть и безнадежно испортить оружие. Наконец Снегирь опомнился, и тоже открыл начал стрелять. Я сделал очередной шаг назад и зацепился за корягу. Поразительно, сколь многое из своей жизни можно вспомнить за какие-то доли секунды, пока летишь навстречу своей гибели. Я упал на задницу и заорал: Да подохни же ты, наконец, ублюдок!
Тут я понял, что все кончилось. Оскаленная морда чудовища лежит у моих ног, Антон тяжело дышит и утирает покрытый потом лоб. Я посмотрел еще несколько секунд в пустые глаза мертвой твари , затем вскочил и хотел ринуться к Чтецу, но увидел, что он уже встал и вполне себе живой, отряхивается и ругается. Он поймал мой взгляд и решил поделиться со мной своей ненавистью: Ну, ты глянь, какое скотство. Долбанулся об дерево и разбил флягу с ромом вдребезги. Мало того, что поцарапался, так еще и вся жо… ээ .. дерьер в этом дрянном липком пойле. Лева в сердцах пнул неподвижный хвост. Видимо он был тверже, чем казалось, потому, что сталкер взвыл и стал ругаться еще усерднее. Дерьмогнусник паршивый, и чего тебе скотина на дереве не сиделось – причитал он. Успокойся уже – поморщился Антон – объясните мне лучше, что это за чудо такое. В первый раз вижу. Мы втроем склонились над поверженным противником, как полководцы над картой сражения, разглядывая его. Монстр по размерам был как крупный медвежонок, с широким бочкообразным туловищем и гротескно тонкими когтистыми лапами, непонятно как удерживавшими вес этой туши. Морда напоминала помесь крокодила и собаки.
Хрен его – подытожил Чтец – что это за сволота. Пойдемте.
Через пятнадцать минут мы почти успокоились, и даже порадовались. Реалии Зоны таковы, что рано или поздно ты обязательно встретишь что-нибудь эдакое с огромными зубищами и острыми когтями. А теперь ,когда это случилось , мы отделались как нельзя более легко. Максимум, что грозит Чтецу – синяк на заднице и стирка штанов. А мой автомат кажется не повредился от перегрева. Я мысленно поблагодарил Бога за удачу. Не сказать, чтобы я всерьез верил в Бога, но когда мне везло, я украдкой благодарил его за это. Так, на всякий случай.
Через полчаса мы добрались до нужного места. Дом мне сразу понравился своими скромными размерами. Всего два этажа, на каждом один коридор вдоль которого расположены кабинеты (кажется это было какое-то административное здание). В таком доме не потеряешься. Однажды мы с группой в пятнадцать человек два часа рыскали по огромной пятиэтажке, отстреливая многочисленную стаю хохотунчиков. Это было страшно: ходить мимо десятков темных дыр дверных проходов и гадать откуда на тебя с визгом бросится очередная тварь.
Подойдя ко входу мы увидели, что дверь густо затянута слизью. Чтец, который всю дорогу жалобно стонал и охал, перестал ломать комедию и просиял: смотрите, какая удача, господа. И верно, слизь ясно свидетельствовала о том, что тут нам не придется иметь дело не с призраками, не с ушанами, а с самыми обычными водянками. Может даже с одной. Конечно водянки как и большинство живности Зоны, были не бог весть какими красавцами. Паучье туловище с хитиновым брюхом и шестью лапами, оканчивающимися костяным когтем, увенчивала голова на длинной шее напоминающая человеческое лицо. Только такое лицо, которое хорошенько подержали над огнем, от чего оно расплавилось и растеклось. Добавьте к этому гнусному зрелищу длинный острый язык, свисающий вниз ввиду отсутствия нижней челюсти, и вы примерно поймете, как выглядит водянка.
Я оглянулся в поисках какой-нибудь палки. Рядом валялась ржавая труба, мне это подходило. Я крепко сжал ее двумя руками, и махнул сверху вниз, разрывая стену слизи. Чтец включил фонарик и шагнул в освободившийся проход. Мы вошли вслед за ним.
Воздух внутри был отвратительно затхлый, нос терзала кислая вонь. Я невольно закашлялся. Мои спутники всецело разделяли мои чувства. Иисусе Христе – выдавил Антон, кашляя – если я задохнусь от этой вони, не говорите никому правды, ради Бога. Скажите … что меня на части разорвали, и то я перед смертью перестрелял всех, и что … Чшш! – Чтец зашипел и схватил Снегиря за рукав. Смотри! – он указал на лестницу на второй этаж.
На лестничной площадке бесшумно и недвижимо сидела водянка сверля нас черными как смоль глазами. Антон вскинул ружье. Не.. ! – Я попытался остановить его, но не успел. Раздался выстрел, брюхо водянки взорвалось облачком кровавой пыли, ее дернуло отдачей, и труп шлепнулся о стену. Из дыры в брюхе толчками вытекал ихор. Внезапно здание странно затрещало, как будто в каждой комнате работала печатная машинка. В исступлении я толкнул Антона в плечо : Болван !
В следующую секунду из кабинетов с обеих сторон и с лестницы, страшно цокая когтями по полу, на нас побежало несколько десятков водянок, я в ужасе мотал головой по сторонам пытаясь сосчитать их. Пять, десять … Чтец попятился и заорал: Назад! Мы, толкаясь, рванули к двери, я споткнулся и покатился с крыльца по ступенькам. Сзади грохотали выстрелы, друзья начали пальбу. Я вскочил и стал на колено, прицелился. Спутники стреляли без остановки, я увидел, как у вылезающей водянки взорвалась голова и она упала. По ее трупу пробежала другая, кто-то – кажется Антон – выстрелил, и отдачей ее смело обратно в дверной проем. Открыта была только левая створка двойных дверей, а теперь я увидел, что правая трясется и шатается. Внезапно крючок, удерживающий ее закрытой, не выдержал и вырвался из потолка вместе с кольцом.
Водянки хлынули из прохода, мы пятились и стреляли. Я прицелился в одну из приближающихся тварей, но вместо выстрела услышал сухой щелчок. Я отшвырнул свой калашников и вытащил пистолет, но прежде чем успел выстрелить, водянка скакнула с трехметрового расстояния и повалила меня на землю. Чудовище зашипело, я задыхался от вони и ужаса сковывающего легкие. Я направил пистолет вверх и выстрелил, из раны на меня полился ихор. Водянка заревела и с размаху проткнула мне плечо когтем, я заорал от боли и выронил оружие. Я погибал. Выстрелы друзей доносились до меня как-бы издалека. Из последних сил я дотянулся до ножа и всадил твари в шею, затем выдернул лезвие и воткнул еще раз в голову. Водянка забилась в судорогах, терзая мое пронзенное когтем плечо, из ее ран хлестал ихор, заливая мне глаза и рот. Все вокруг затихло, без сил я прикрыл глаза и потерял сознание, но мгновением раньше почувствовал чьи-то руки хватающие под мышки.
Кажется, я умирал. Тонул в кошмарах. Воспаленный разум безумным калейдоскопом прокручивал в моей голове фантасмагорические картинки. Вот мне улыбается какая-то пожилая женщина с седеющими волосами и добрыми васильковыми глазами. Она кого-то напоминает мне. Вот я стою под развевающимся красным флагом. Я в шеренге каких-то детей в галстуках, со смертельно серьезными лицами. Полузабытые воспоминания сменялись бредом: я поджигаю зажигалкой свою руку и смотрю, как она тлеет и рассыпается. Я прыгаю со скалы, но не падаю, а поднимаюсь. Я смотрю вверх, и вижу, что черные щупальца тащат меня к огромной зубастой пасти. Я смотрел на зубы, и они превратились в зубы призрака, который откусил кусок от моего бедра почти год назад. В реальности я стонал от ужаса и умолял спасти меня.
На операционный стол меня притащили на последнем издыхании. Я слышал чьи-то молитвы и скупые указания Кима: скальпель, зажим. Продезинфицировать. Я подумал, что Лева сейчас наверное прямо как в кино драматически воздевает руки и вопрошает : Сестра, он будет жить!? А Антон в это время утирает глаза платочком и причитает о том, как я еще молод. Я хотел засмеяться, но из груди вырвался только мучительный стон. Вся правая половина тела горела. Потом я почувствовал прикосновение скальпеля, плечо взорвалось болью и я, наконец, отключился.
Проснулся я от какого-то страшного рычания. От слабости я не мог повернуть голову, поэтому только испуганно покосился на шум. Я увидел, что это Антон храпит сидя на стуле у моей постели и сразу успокоился. Я попытался пошевелить пальцами на руках и мне это удалось. От радости я заплакал, я страшно боялся, что мне отрежут руку, я всегда панически боялся стать инвалидом. Я с облегчением закрыл глаза и думал о женщине с васильковыми глазами из моих видений. Теперь я вспомнил, что это была моя мать. Как жаль, что я никогда больше не увижу ее. Я подавил накатывающую печаль и заставил себя успокоиться. Будь, что будет.

здесь обычная, свойственная и мне ошибка - соишком длинные предложения. если можно разбить на два или несколько - разбивай смело.этим ты упрощаешь прочтение, не надо следить за всеми запятыми, в поисках где, какой и куда тот или иной оборот подходит, как например в этом предложении)
не бойся короткими предложениями потерять размеренный темп повествования. динамика добивается за счет абзацов.
пропустил запятую
если волосы поседели, то уже всегда. т.е. возможно надо что-то на щеках постоянная щетина, седой каймой обрамляющая загорелое лицо.смейся. но, надеюсь, ты понял о чем я. кстати, ты уже второй раз в тексте указываешь на полуседую щетину. хорошее наблюдение, но одного раза не хватит?
нет запятой, либо не обязательно которую можно долго хранить
мы, мы, мы
на этом всё. извини. не потому что плохо, совсем нет. просто я не фанат подобных повествований. будучи фанатом Кинга, я всё равно не могу одолеть "тёмную башню". просто это не мои миры.

Глава 2. Мокрое дело.

– А-а-а-а-а-а-а!!! – раздался во дворе душераздирающий крик.
Василиса недовольно пробурчала что-то сквозь сон и накрылась подушкой.
– А-а-а-а-а-а-а!!!!! – крик повторился, на этот раз более настойчиво.
Ночь была тёплой и окно, как назло, осталось открытым, потому ничто не воспрепятствовало крику проникнуть в комнату, чтобы разбудить Василису.
Кричать в графском поместье в такую рань (двенадцать часов дня) могли только двое. Первым был петух, считавший своей обязанностью отпевать не только заутреннюю и вечернюю проповеди, но и обедню. Звучало это примерно, как вой воздушной тревоги, но Ваську, пожалуй, разбудить бы не смогло. Всё-таки привычка – это сильная штука. Был ещё второй возможный вариант источника дикого крика такой силы, но мотивы его возникновения пока что оставались неясны. Кроме петуха, так кричать мог ещё и папенька. Вот только с чего бы?
Отметив, что на «ку-ка-ре-ку!» крик был не похож, Василиса приоткрыла один глаз. Бдительное солнце, воспользовавшись этим, тотчас начало в него усиленно светить. Око захлопнулось.
«Если это был папенька, то возможно имеет смысл швырнуть в окно стакан. Если стакан разобьется на его глазах, то он, пожалуй, поймёт намёк и замолчит. А если – на голове, то замолчит тем более».
Подумав так, Василиса перевернулась на другой бок и довольная своими логическими выводами задремала. Во дворе больше не кричали, зато какой-то паразит уже целую минуту настойчиво стучал в дверь василисиной комнаты.
– Во-о-ойдите, – зевнули со стороны кровати.
Вошел граф.
– Солнышк.., – начал было он, но, получив подушкой по физиономии, замолчал.
Продолжения, однако, не последовало, и Граф приободрился.
– Солнышко, у нас произошло ужасное событие!!!.. Уже полдень, ты не собираешься вставать?
– М-м-м! – раздалось недовольное «м-м-м» из-под одеяла.
– Я же говорю, просто ужас какой-то! У нас убили Карася! – на последнем слове граф сделал драматический акцент. К сожалению его актёрского мастерства никто не оценил. В ответ раздавалось всё тоже настойчивое молчание. Но теперь оно приобрело раздражённый характер.
– Я говорю, Карася убили! Ночью кто-то и убил. Возможно это многосерийный убийца, жуткий маньяк! Как Щекотило! Ты помнишь, в таверне рассказывал он нём Волосатый Джонни?
– Не помню я никакого волосатого карася Джонни. Отстань от меня. Дай поспать!
– Там Афанасий Петрович остался, на месте преступления то бишь. Говорит, до прибытия судмедэксперта. А ещё он тебя велел позвать, мол, ты в этом шибко разбираешься. Говорит, ты любое дело можешь распутать.
– Что за ерунда! Я клубок ниток распутать не могу, а тут какого-то Джонни пришибли.
– Да не Джонни, а Карася! Нашего Карася, которого я в ров выпускал, вместо пираний!
– Постой, постой, – Василиса высунула голову на свет божий. – Это Карася что ли? НАШЕГО КАРАСЯ?!?
– ДА!!! Я ж тебе об этом всё утро толкую. Даже покричал, когда увидел его бездыханное тело. Думал, ты придешь.
– Так это ты кричал. А я-то думала, какой идиот у меня под окном в такую рань горланит? Выйди-ка, я оденусь. Ещё лучше сходи к Афанасию, а то как бы ему плохо там не стало, от вида трупа.
Когда спустя полчаса Василиса пришла к берегу недавно вырытого и уже порядком углублённого графом рва, Афанасий Петрович на пару с хозяином завтракали бутербродами. Тело Карася было заботливо накрыто простынёй.
– Доброе утро, – поздоровалась с котом Василиса.
– Добрый день, – кивнул в ответ Афанасий Петрович, не переставая жевать бутерброд с маслом.
– Это, наверное, труп? – деловито поинтересовалась девушка, натягивая отцовские шерстяные варежки.
– Это простыня, – уточнил кот. – А вот под ней действительно лежит труп.
Не обращая внимания на обычные шуточки кота, Василиса откинула простынку. Карась, безусловно, был кем-то насильственно умерщвлен, о чём свидетельствовал проходивший через всю шею (по крайней мере, в том месте, которое у рыбы могло бы быть шеей) глубокий порез. Рана была сделана острым до невозможности предметом, чрезвычайно похожим на коготь Афанасия Петровича.
– Как умер потерпевший? – на всякий случай спросила Василиса.
– Ну, он..., – начал было объяснять граф, но тут встрял Афанасий:
– Он утонул!
– Как это утонул?!?
– Молча, в воде. Плавал, плавал, а потом взял и утонул. Вот, если бы он, скажем, ходил по земле, то утонуть ему было бы проблематично. А так он плавал, вот и потонул. Старый же был Карась. Устал, наверное, перестал грести и захлебнулся.
– Так у него же на шее следы от надреза?!
Кот задумался. Почесал когтём ухо, потом вдруг спохватился и спрятал лапы за спину.
– Значит, Карася утопили, а на шее у него след от удавки! Примотали к горлу чего-нибудь тяжелое, допустим кирпич, и утопили.
Убедительный тон Афанасия Петровича заставил всех присутствующих серьёзно задуматься. Покумекавши, решили, что граф сходит в сарай за багром и пошарит по дну – вдруг, там чего-нибудь надёться?
В некогда кристально чистой воде рва сейчас, естественно, ни черта видно не было. Граф долго шарил по дну, руководимый дельными советами кота и дочери. И спустя полчаса, ему посчастливилось что-то зацепить. Граф потянул на себя и выволок это «что-то» на берег. Все трое уставились на предмет.
– Кирпич! – констатировал Афанасий Петрович.
Все снова уставились на лежащий на берегу предмет. Это и вправду был кирпич. Красного цвета, обмотанный крест-накрест каким-то шнурком. В шнурке граф не без труда опознал свой собственный.
– Когда ты обнаружил труп? – спросила Василиса у отца.
– Да это, собственно, не я. Это Афанасий Петрович. Я-то как раз пошел корове сена дать. Гляжу, у рва лежит Карась, а над ним Афанасий стоит с раскрытой пастью.
– Это я искусственное дыхание делал, – на всякий случай уточнил кот. – Я с утра как всегда пошел в поле, завтрак себе поискать. Хотел было мышь поймать, но вдруг вспомнил, что сегодня великий пост, то есть мясного мне вообще есть нельзя. Вы же знаете, я пост всегда соблюдаю.
– С каких это пор?
– С сегодняшних! Ты бы, Васька, не мешала, знаешь, как трудно на ходу приду... э-э-э, то есть, вспоминать. Так что не сбивай меня с мысли! Прохожу я, значит, около рва. Смотрю – Карась тонет! Я одежду с себя скинул и в воду...
– Постой, постой! Какую ещё одежду?!? У тебя отродясь никакой одежды не было! Ты же так ходишь!
– Конечно, не было. Я же кот, у меня шерсть. Вот её я и скинул. Линяю я.
– Ну, допустим, допустим. А дальше что было?
– А дальше…Дальше двумя мощными гребками я доплыл до карася и выдернул его тело из цепких лап смерти.
– Как же ты его выдернул, он же был привязан?
– Я сильно дёрнул. Увы, карась был уже мёртв. Мне оставалось только вытащить его бездыханное тело на берег, дабы похоронить его как полагается, в земле. Можно, я схожу его сейчас похороню? Вон там, за амбаром, а?
Афанасий Петрович с надеждой поглядел на Василису, затем – на графа, и наконец – на Карася. На Карасе взгляд его и остановился.
– Между прочим, – подал голос граф. – Мертвых хоронят только через три дня после кончины. Это, чтобы родные и близкие успели с ним попрощаться.
– Издеваешься! – возмутился кот. – У рыбы, между прочим, срок годности есть! Свежая она только пару часов! Как я её, по-твоему, ес… В смысле, у Карасей другие традиции, их сразу хоронят. Религия у них такая.
– Никого мы хоронить не будем, – перебила начинающийся спор Василиса. – Папа, возьми карася, отнеси его в погреб. Положи к курятине. Там у нас будет импровизированный морг. Пока мы не выясним, кто его убил, ни о каких похоронах и речи быть не может!

* * *

Двумя часами позже, после проведения таких важных мероприятий, как второй завтрак, сбор дани с огурцов и укропа, поспешный осмотр рва на предмет оставленных преступником следов, а также судебно-медицинского вскрытия тела Карася, все трое собрались в бальной (бывшей конюшне) зале за круглым (скорее квадратным) столом для обсуждения первых итогов следствия.
– Официальное вскрытие, – начал Афанасий Петрович, – проведённое мной при ассистировании Василисы показало, что Карась действительно утонул, так как в организме у него было найдено большое количество жидкости. Визуальный осмотр подтвердил, что жидкость – это вода из рва.
– В лёгких тоже была вода? – уточнил для протокола граф.
– Лёгких вообще не было, – ответил кот и продолжил. – Шрам в области, напоминающей шею, свидетельствует о том, что смерть рыбины действительно была насильственной. Время смерти 11:30 утра. У меня всё.
Афанасий Петрович сложил листы с заключением в папку, снял с носа очки и с выражением полнейшего внимания уставился на графа. Граф засмущался.
– А-а-а, э-э-э, ну да. Следствие это учтёт. Что у нас с уликами? Ров обследовали?
– Да, обследовали! – ответила Василиса и тут же уточнила. – Но там ничего нету. Никаких улик. Только окурки везде понакиданы и какие-то странные следы от сапога. А так, даже зацепиться не за что.
– Какие окурки?!
– Какой сапог?!
Василиса недовольно посмотрела на завопивших хором отца с Афанасием.
«И чего они так прицепились ко мне со всякими глупостями, тут всё-таки Карася убили, а их только сапоги да бычки всякие интересуют!?!»
– Обычные окурки. От сигарет. «Клопомор» по-моему. Хотя я не уверена, я их не рассматривала! Делать мне больше нечего, как в грязи копаться, когда у меня ещё лак на ногтях не высох.
Кот и граф разом посмотрели на окрашенные в ядовито-розовый цвет малость погрызенные василисины ногти. У Афанасия даже в глазах защипало от яркости оттенка, и он впервые возблагодарил бога за то, что коты не способны различать цвета.
– А сапог-то, сапог там какой был? Какого размера? – спохватился вдруг граф.
– Ну, сорок шестого, а что? – Василиса подозрительно уставилась на графа.
– Это мой сапог! – вскричал граф, но тотчас поправился. – В смысле, это след от моего сапога. У меня его украли… ночью… вместе со шнурком…
– О-о-очень подозрительно! – протянул кот, пристально вглядываясь в хозяина.
– Мне тоже так показалось. Ведь сапог-то украли только один. Второй оставили. Ума не приложу, кому могли понадобиться мои сапоги со шнурками. Хотя это концептуальная модель. Такие сапоги лет десять тому назад были в большой моде.
– У тебя же сорок второй размер ноги?! – удивилась Василиса.
– Да, – не стал отрицать граф. – Но сапоги я покупал на вырост.
– Значит, убийца был одноногий, курил папиросы «Клопомор» и, скорее всего, ходил без костылей, – сделал выводы кот. – Вы ведь не нашли следов костылей?
– Нет. Таких следов там точно не было. Только наши и убийцы-в-сапоге. Папа, а что сказал шериф по поводу убийства?
Надо отметить, что граф тоже не терял времени даром, и пока кот с Василисой проводили вскрытие, он успел наведаться в участок, где доложил о происшествии местному шерифу. Шериф его внимательно выслушал, после чего сказал пару тройку непечатных фраз, которые означали примерно следующее: что ему, мол, «честному стражу порядка этого грёбаного города», больше нечем заняться, как разбирать «грёбаные убийства грёбаных карасей на грёбаной ферме какого-то грёбаного графа!» После чего вежливо попросил катиться «грёбаного графа» к чёртовой матери из его участка.
– В общем, мне кажется, он не собирается браться за это дело, – подытожил Граф.
– Значит, нам надо вернуться туда, где всё началось, – задумчиво протянула Василиса.
– К истокам бытия? – поинтересовался кот, скорчив подозрительную мину.
– Нет. К месту преступления!

* * *

Все знаменитые сыщики отличаются очень развитым логическим мышлением. Чтобы, определить убийцу, им достаточно найти надушенный платок с вышитыми инициалами или внезапно изменённое в пользу садовника завещание. Василисе бы не помог и случайно оброненный на месте преступления паспорт. Даже если бы в нём было написано Джейсон Вурхис, а сверху лежала визитка – серийный маньяк. Не то, чтобы у неё совсем отсутствовала логика, наоборот – она у Василисы была. Но была она женской, а потому дело взял в свои лапы как-то внезапно им заинтересовавшийся кот. Недолго думая Афанасий Петрович предложил наиболее простой выход из ситуации, а именно – пойти по следам предполагаемого преступника.
Собирались медленно. Сначала граф долго искал свой дробовик, с которым, по словам отца, ещё его прапрадедушка ходил бить утку. Потом он не менее быстро обшаривал все шкафы на кухне, где когда-то, лет пять назад, лежала дробь и порох. Второй эстафету по «копанию» переняла Василиса. Она заявила, что никак не может выйти на люди без туфлей на каблуках, а так как один из каблуков она сломала, когда танцевала на дискотеке в каменном карьере в прошлую субботу, то пока Афанасий Петрович не прибьёт его на место, они никуда не пойдут!
Разве что Афанасию Петровичу не требовалось ничего ни собирать, ни надевать. Он был котом, а потому почти ничего с собой не носил, кроме бинокля. Хотя было не совсем понятно, где же он хранил свой бинокль в остальное время.
В конце концов, спустя два часа графская телега выехала из конюшни (бального зала) и неторопливо покатилась по направлению к таверне. Следы одноного убийцы вели именно туда. Скорее всего, сыщики могли бы нагнать преступника и пешком, ведь в его положении, да ещё и без костылей далеко не упрыгаешь, но на соблюдении этикета настоял кот. Коту было лень тащиться пешком, а с телеги оказалось весьма удобно разглядывать в бинокль окрестности.
Карета неторопливо тащилась по дороге. Её обгоняли попутные пешеходы. Многие приветственно снимали соломенные шляпы. Толи из уважения, толи чтобы отмахиваться от назойливых мух, роем следовавших за телегой. Граф решил заодно отвезти давно обещанный трактирщику, с недавних пор по воле короля ставшему «барменом», компост. Из компоста бармен гнал в подсобке преотличное виски. Василиса сидела на самом краюшке телеги и от нечего делать болтала туфлей, повисшей на самом кончике пальца ноги.
– Он, наверное, не только одноногий, но и однорукий, – ни с того, ни с сего, предположила Васька.
– Это ты почему так думаешь? – оторвался от созерцания окрестностей Афанасий Петрович.
– А как бы иначе он смог прыгать и не падать? Точно однорукий! И ухо у него тоже одно.
– Ага! И голова одна. И всё остальное, – согласился кот.
– Что остальное? – Василиса даже ногой перестала болтать от удивления.
– Да как тебе объяснить?.. – тут же замялся Афанасий, – ну всё, что осталось. В общем, вырастешь – поймёшь.
– Хм! Большой тут нашелся! Я вообще выше тебя ростом… А! Поняла! Глаз у него один!!!
– Мда, об этом я как-то не подумал. Ну, пускай будет глаз.
Когда они доехали до таверны «Старый козёл», начало смеркаться. Граф пошел запарковать лошадь, а кот с Василисой остались на телеге яростно спорить по поводу убийцы. Афанасий утверждал, что после таких травм люди обычно не выживают, и аргументировал это статистикой. Упирающаяся оппонентка утверждала, что ещё как выживают и аргументировала это тем, что если Афанасий такой умный, то где же его лысина?!
– Ужас, какой! – заявил вернувшийся граф. – На заправках здесь явно все с ума посходили. Обычный фуражный овёс двадцать медяков стоит!
В таверну вошли вместе: посредине граф, с боков всё ещё дующиеся друг на друга кот и дочка.
Посетители разом замолкли. Новоприбывших по старой доброй традиции осмотрели с головы до ног и с ног до головы. Кое на чём взгляд преобладающей мужской половины таверны задержался подольше. Правда, вошедшие тоже нескромно пялились на посетителей. Точнее на одного из них, каким-то образом умудрявшегося сидеть на табурете у стойки бара, пить из стакана виски и при этом не падать. Дело в том, что у посетителя была одна рука, одна нога, одно ухо и на мир он взирал одним глазом.

* * *

– И кто в этой грёбаной забегаловке додумался так поставить эти грёбаные двери, чтобы они открывались наружу, а не вовнутрь?!? Я же расшиб весь свой грёбаный лоб, пока какой-то умник не додумался выйти. Во всех грёбаных тавернах этого грёбаного королевства двери открываются вовнутрь, а здесь, видите ли, наружу! Ну и как их прикажете вышибать?!?
Шериф, яростно потрясая своей шерифской дубиной, расхаживал по разгромленному залу таверны. Он подоспел как раз вовремя, чтобы разметать по углам тех, кто ещё каким-то чудом оставался стоять на ногах, а не, скажем, на четвереньках. Шериф вдвое превосходил по габаритам каждого из находившихся в зале и в двадцать два раза сидевшего на люстре кота.
Посетители молчали. Одни – потому что находились в нокауте, другие – потому что были пьяны, а Афанасий Петрович – из благоразумия. Страж порядка ещё раз бросил недобрый взгляд на притворившегося мебелью бармена и уже более спокойным голосом спросил:
– Кто затеял драку?
На этот вопрос однозначного ответа не оказалось. Версии варьировались от «Он» и «Она» до «Они». А поспешно вскинутые руки указывали на графа, его дочь, однорукого-одноногого-одноухого-одноглазого незнакомца и почему-то на кота.
– Что-то многовато для одной грёбаной драки зачинщиков. Наверное, это граф. Он мне сегодня всё утро на мозги капал!
В таверне согласно закивали и загомонили.
Шериф достал верёвку и собрался вязать графа.
– Это не он, Джон, – донеслось откуда-то сверху.
Джон Смит Н. Вессон (вот таким вот редким именем звали шерифа) резко вскинул голову кверху.
С люстры на него нагло пялился рыжий бандитского вида котище. Больше там никого не было.
«Показалось», – подумал Джон.
«Как бы ни так!» – подумал кот.
– Кто это сейчас мне возразил? – взгляд шерифа начал шнырять по сторонам, не предвещая возразившему ничего хорошего.
– Это я, – опять сказали сверху.
Джон снова посмотрел на кота. Кот посмотрел на него. Оба молчали.
– Кто «я»? – с расстановкой произнёс страж порядка, не сводя с животного взгляда.
В абсолютном молчании прошло пять минут. Пока шериф смотрел на кота, а кот на шерифа, никто в таверне не осмеливался даже громко вздохнуть.
Шериф не выдержал и моргнул.
– ГосподьБог! – скороговоркой произнесли сверху.
Джон Смит Н. Вессон с рождения был человеком богатырского телосложения и соответствующего ему душевного здоровья. Он мог выпить залпом пятилитровую бутыль лучшего (имеется ввиду не самое вкусное, а самое крепкое) в городе виски и даже не захмелеть. Но сегодня Джон впервые почувствовал себя плохо. Его пробила дрожь, а на лбу выступил холодный пот.
– Ну, а кто тогда виноват?! Девчонка?!
– Нет! – в ужасе пискнул граф.
Шериф с рёвом ринулся к нему, но к счастью Афанасий Петрович вовремя успел крикнуть с потолка: «Это инвалид!». Фраза застигла озверевшего стража порядка на полпути, и тот, как подрезанный повалился на пол. Последнее, что он успел сказать перед тем, как потерять сознание, было:
– Вяжите инвалида!..

* * *

В центральной зале таверны «Старый Козёл» происшествие обсуждали до глубокой ночи. Тем, кто потерял сознание, рассказывали, что произошло после. А тем, кто его не терял, просто было интересно послушать и пережить всё заново. Многие соглашались, что происшествие было необычайным и требующим долгого, детального пережевывания. Таким образом обычно истории обрастали животрепещущими подробностями и превращались в слухи. Хозяин, в честь которого его собственная жена и назвала таверну, был только «за», если возникали такие посиделки и сам не забывал подливать масла в огонь. Сваренный из свежего графского сырья самогон, с недавних пор – «бренди», тёк рекой.
Время перевалило уже далеко за полночь, и уезжать ночью из тёплого здания Василиса наотрез отказалась. Ей было не столько страшно ехать по темноте на телеге домой, сколько любопытно в первый раз в жизни переночевать где-нибудь за пределами собственной комнаты. Граф заплатил за два «номера», один из которых занял сам, а во второй отправил дочь. Кот увязался за ней.
Комната оказалась на удивление уютной и радовала присутствием свежего постельного белья. Сразу было видно, что в заведении заправляет хозяйственная женская рука.
«Как, наверное, увлекательно быть путешественником!» – переодеваясь ко сну, думала она. – «Каждый день видишь новые места, ночуешь в новых тавернах. Но меня бы папенька, вот, ни за что не отпустил бы путешествовать. Он меня даже на танцы одну отпускать боится. Приходится ходить с Афанасием Петровичем, а он всем хоть немного привлекательным парням морды порасцарапал. Юмор у него такой. Дурацкий».
– А как же этот инвалид, интересно, кирпич то на шею карасю привязал?!? – вдруг озарило Василису. – Там же узел морской был.
– Да, – подтвердил сидевший на комоде Афанасий Петрович. – Морской узел одной рукой не завяжешь.
Василиса аж вздрогнула от неожиданности. Она-то не видела, что кот пошел в туже комнату.
– Ты что, подсматривал?
– Я не подсматривал. Я смотрел.
– Но я же девушка!!!
– А я кот.
С этой логикой поспорить было сложновато. Подумав примерно то же, Василиса примирительным тоном спросила:
– А ты морские узлы вязать умеешь?
– Конечно, умею.
– Так может это ты карася утопил?
– Не говори глупостей. Давай лучше спать. Поздно уже.
Кот свернулся на комоде клубком, а Василиса, так и не дождавшись прямого ответа, задула огонь в светильнике и, зарывшись в одеяло, уснула.
Афанасий Петрович не врал. Карася он и вправду не топил.