- К вам можно, сэр?
- Входи, Ирвин. Как прошел обряд?
- Мы сделали все, что нужно.
- И?
- Он уже тут…
- Хорошая работа, Ирвин. Просто великолепная!
- Спасибо, сэр, но у нас возникла проблема.
- Что за проблема?
- Мы рассчитали место его прибытия… Он в Пустыне, сэр.
- Но этого не может быть! Это просто исключено! Дьявол, я думаю, здесь не обошлось без участия Светлых!
- Мы тоже пришли к такому выводу, сэр. Что будем делать?
- Мы все равно должны найти Его, Ирвин. Возьмите два, а лучше три отряда прикрытия и отправляйтесь.
- Сэр, но у нас и так практически не осталось учеников. Потеря еще трех десятков приведет к катастрофе.
- Я не хочу ничего слышать, Ирвин. Мне плевать на то, сколько у нас учеников и к чему приведет потеря еще нескольких! Я знаю одно: мы должны найти Его. От этого зависит наша судьба! А все маги, ты знаешь, сейчас очень далеко. Все, ты получил приказ. Выполняй.
- Да, сэр.

***

Тьма сменяется светом, а свет – тьмой, и так происходит бесконечно…Все стороны и направления теряют свой смысл. И когда на смену всему этому приходит беспамятство, кажется, что большего удовольствия просто не существует…
Едкая серая мгла проникает сквозь все препятствия и заслоны. Она проходит через все существо того, кем Он был и кем никогда уже не станет. Ничто не может противостоять ее натиску… и вот она уже у своей цели – у того, что принято называть душой. Борьба длится целую вечность и в тоже время лишь одно мгновение. Но конец предрешен: человек не может противостоять всему мирозданию.
И вот Он уже тут…

***

Казалось, боль опутала все его тело. Она неимоверно тяжелым грузом навалилась на веки, не давая раскрыть глаза, расползлась по рукам и ногам, дабы подавить любое движение еще в зародыше… Но боль не всесильна. Она лишь кажется могущественной, пока тело еще слишком слабо для того, чтобы оказать сопротивление. Но как только силы возвращаются к человеку, эта мерзкая пакостница убегает, поджав хвост. Вот и сейчас, как только организм опомнился от чего-то столь страшного и непонятного для него, боль поспешила убраться восвояси…
Он открыл глаза. Все еще не понимая, что делает, поднялся и осмотрелся вокруг. А вокруг не было ничего. Лишь только красные небеса над головой своим тусклым свечением рассеивали тьму. Наверное, это должно было показаться странным, однако, что значит странность для человека, который не помнит ничего. Словно новорожденный младенец, который впервые увидел мир, Он воспринял его как должное. Ведь ему не с чем было сравнивать, у него еще никогда не было целого мира…
Прошло некоторое время, прежде чем Он понял, что переставляя ноги можно куда-то идти. Но куда? Ведь казалось, что в этом мире вообще не существовало такого понятие, как направление.
Но его тело не желало оставаться на месте, и Он нетвердой поступью начал свой путь…
Наверное, Он шел долго, потому что через некоторое время ноги начали наливаться тяжестью. Все его существо опутали тяжелые цепи усталости… И пролетавшая птица увидела тело спящего человека, единственного человека в целом мире…

***

Тьму пещеры разрезала внезапная вспышка огня. Когда языки пламени разделались с царящим здесь мраком, любой, обладающий даром зрения, смог бы разглядеть лежащего на земле человека. Человек был стар … очень стар. Его лицо было безжалостно истерзано морщинами, однако, несмотря на это, казалось на удивление привлекательным. Старец был одет в просторный темно-коричневый плащ, из-под капюшона которого выглядывали длинные, до плеч, седые волосы…
Неопытный взгляд мог бы принять человека за мертвого, однако взгляд существа искушенного в определенных областях, тот час уловил бы Силу, исходящую от этого хрупкого тела. Эта Сила проникала в самые дальние уголки пещеры, и казалось, что это именно Она разгоняла мрак, который еще недавно был здесь полноправным властелином.
Прошло несколько мгновений, и человек заговорил, не вставая с земли: «Апостол Ирвин прошел свой Путь. Пусть время сохранит его следы, дабы тридцать сподвижников примкнули к своему учителю».
- Да будет так, друг мой. – из темноты показалась фигура человека. На нем был точно такой коричневый плащ, как и на старце. Внешне они выглядели ровесниками, но на этом сходство заканчивалось. Человек был невысок, однако очень широк в плечах. Его иссиня черные волосы были заплетены во множество косичек и обрамляли лицо, черты которого были настолько резки, что придавали ему сходство с хищной птицей.
- О, Вилен, ты уже здесь. Как обычно спешишь сунуть голову в печь? – старец попытался встать, однако казалось, что сил в истерзанном временем теле было слишком мало. – Может поможешь старику?
- Да, ладно, Ирвин, кончай валять дурака. Поднимайся. Все наши скоро будут здесь.
- Ух ты, мы сегодня не в настроении. Ладно, веди к остальным. - человек встал и только сейчас смог как следует разглядеть лицо того, кого он назвал Виленом. – Боже мой, что ты опять с собой сделал?
- Что нравится прическа? Вчера решил зайти в салон для молодежи. Вот мне и сделали это чудо. Признаюсь, это экстравагантно даже для меня, ну ничего, привыкну.
- Вилен, сколько тебе лет, а ты все туда же!
- Изменения – это жизнь, Ирвин. Нет, нет, не надо спорить. Пошли, нас уже ждут.
- Ты прав, надо спешить. В Пустыне Он долго не протянет.
- Да уж, Ангел, наверное, уже там. Остается только надеяться, что он Его не сразу найдет.

***

Тело знает, сколько времени ему необходимо, чтобы восстановить силы. И когда это время истекает, человек приходит в себя. Наверное, после этого он должен чувствовать себя хорошо. Но как это – хорошо? Что значит это слово, выплывшее из глубин подсознания? Что есть хорошо, и что есть плохо, и если они есть, где грань между ними, чем они отличаются? Нет, нет… это слишком сложно… пока сложно. Он просто есть. И это ни хорошо и ни плохо… во всяком случае пока…
Он открыл глаза. Казалось, внешне ничего не изменилось: безжизненное красное небо все также придавливало к земле, а под ним, куда ни глянь, простиралась бескрайняя пустыня. Но что-то все-таки было уже не так, как во время Его появления на свет. Как будто, какое-то новое чувство прибавилось к тем, что Он уже имел. Сила – вот первое слово, выплывшее из подсознания. Но это не было силой человеческого тела, это не было Его силой или силой какого-либо другого существа. Казалось, что эта непонятная мощь просто разливалась по воздуху… и еще с каждым мгновением становилась все более ощутимой.
Его начало опутывать чувство тревоги – он понял, что сила надвигается на Него, да именно на Него. С внезапной ясностью, Он осознал, что необходимо бежать, найти какое-либо укрытие, лишь бы не встретиться лицом к лицу с ее источником. Но где можно скрыться в безжизненном мире пустыни?

***

Тьма вокруг, тьма в душе… Господи, как же все это надоело. Господи… Смешные, бессмысленные мольбы.… Почему ты проиграл, Господи? Неужели это мы, твои любимые создания, сами уничтожили тебя…
Оля лежала и смотрела в красные небеса Пустыни.
- Удивительно, - думала она, - Даже небо здесь имеет цвет крови. Как будто целый океан, наполненный этой некогда живой жидкостью, был чьей-то волей поднят ввысь, дабы напоминать людям об их грехах…
Девушка опустила взгляд и уткнулась лицом в спекшуюся землю. Слезы, так старательно сдерживаемые, все же вырвались наружу и потекли из больших зеленых глаз. Успешно преодолев свой путь по мягкой коже лица, они увязли в длинных черных волосах.
- Почему, почему все это происходит? – мысли лихорадочно метались в голове, пытаясь отыскать выход. – Ненависть, боль, смерть,… И ничего больше. Бессмысленная жизнь в полупустом мире, наполненном лишь злобой. Быть может, будет даже лучше, если она прекратит для себя эту бесконечную пытку... Нет, нет, об этом даже думать нельзя! Она сделает все, что в ее силах, чтобы ненависть ушла из сердец!
Оля поднялась с земли и решительным движением руки стерла с лица слезы.
- Нужно успокоиться, - подумала девушка, - А то чего доброго глупостей сейчас наворочу.
Она подняла с земли лежащую рядом скрипку и нежно погладила любимый инструмент. Смычок коснулся струн, пальцы забегали по грифу, и печальная мелодия полилась по мертвой Пустыне, наполняя ее жизнью. Казалось, что это не музыка, а волшебные потоки любви и доброты разливаются окрест. Вот уже они кружат свои хороводы вокруг людей, приунывших поодаль, разглаживая морщинки на их лицах. Грусть пропадает, то тут, то там расцветают улыбки. Удовлетворившись своей работой, эти лучики света поднимаются ввысь, к небу. Вот и оно перестает казаться застывшим океаном смерти. Красный цвет крови смягчается, и небеса становятся похожими на яркий ковер, пышно укрытый лепестками роз… А музыка все звучит и звучит, ведя неравный бой со злом и ненавистью этого мира…
- Опять грустишь? – Дима подошел как обычно незаметно и сел рядом с девушкой.
- Да нет, Дим, все нормально. – Оля отложила скрипку и облокотилась на плечо парня.
- Но я же знаю, ты играешь так только когда тебе плохо. Давай поговорим. Что тебя тревожит?
- Я устала, Дима. От этой войны, ненависти, злобы. Зачем все это? Во имя чего? Мы каждый день убиваем друг друга. Просто так, без всяких причин… Только ради того, чтобы еще сильнее взрастить ненависть, живущую в нас. Я не вижу выхода, не могу противостоять этому… - слезы опять появились на красивом лице. Оля сильнее прижалась к парню и прошептала. – А еще я просто боюсь. Боюсь, что мы не переживем эту ночь…
Дима обнял девушку за плечи и нежно погладил по мягким черным волосам.
- Не бойся, мы обязательно выкарабкаемся. Я тебе обещаю, что завтра мы вот тут, на этом же месте, встретим с тобой рассвет…
- Дима, мы в отряде прикрытия. Не претворяйся, будто не знаешь что это такое.
- Оля, ты что, не веришь мне? Я же пообещал, а ведь ты знаешь, я не обманываю никогда. Все будет хорошо, поверь…
- Я верю, но все равно очень страшно. Обними меня крепче, давай просто помолчим.
… Два любящих человека сидели друг рядом с другом посреди мира тьмы и зла. Их любовь согревала им сердца, но как тонкое пламя свечи не может развеять тьму, так она не могла справиться с ненавистью, которую человечество взращивало в себе веками…

***

Две фигуры замерли под красными небесами. В Пустыне сегодня было людно, как никогда. Но, впрочем, удивляться было нечему: вероятно, настали самые важные часы этого дьявольского мира.
Ирвин сидел, подперев голову руками, и наблюдал за лагерем учеников, расположившимся поодаль. Какое-то странное выражение застыло на лице мастера. Оно старило даже сильней, чем глубокие морщины и седые волосы. Вилен, лежащий рядом, не мог не заметить этого:
-Что случилось? Тебя что-то гложет, друг мой? – тихий голос коренастого человека развеял тишину, которая угнетала, заключая людей в свои холодные объятия.
-Не знаю, Вилен. – Старик повернулся к своему другу. – Нехорошее предчувствие что-то у меня, как будто не все мы учли.
-Да ладно тебе, Ирвин. Не накручивай себя. Все будет хорошо. Мастера сейчас барьер ставят, так что этот Ангел нас не достанет. Вигиланс все держит под контролем. Как только он что-нибудь заметит, мы это узнаем.
Ирвин опять устремил свой взгляд к лагерю учеников:
-Три десятка человек, Вилен. И у каждого из них была своя судьба, своя жизнь… плохая жизнь, друг мой. И даже сейчас они не могут обрести покой… Как ты думаешь, сколько их останется после встречи с Ангелом? Один? Два? А может не останется вообще никого? – старец уронил голову на колени. – Мне надоело все это, Вилен. Я устал. Не знаю, может, будет даже лучше, если я сейчас останусь с ними…
После этих слов в воздухе опять повисла напряженная тишина. Минута тянулась за минутой, а вокруг не менялось ничего. Но когда Ирвин уже хотел подняться и идти к лагерю, звук, чуждый этому месту донесся до него. Это была музыка, простая, но чарующе красивая. Она проникала в самые дальние уголки души, туда, где так любят обычно скрываться страх и отчаяние, боль и грусть. От этой мелодии становилось на удивление хорошо и спокойно. Нет, она не заставляла забыть свои переживания, она не выжигала из сердца печаль, просто с чистой красотой волшебных звуков приходило желание бороться, желание защитить себя и тех, кто тебе дорог…
- Оля. – Лицо Ирвина озарила столь редкая улыбка. – Только она может играть так.
-Да, поразительно талантливая девочка. – По виду Вилена было понятно, что музыка не оставила равнодушным и его. – Еще несколько лет и я уверен, она один на один сможет противостоять Ангелу.
- Для начала ей нужно будет пережить эту ночь. – С болью в голосе ответил седовласый мужчина.
-Ладно тебе, Ирвин, хватит киснуть. – Вилен резво встал с места. – Да, ничего не поделаешь, мы вынуждены подставить учеников под удар. Но я думаю, ты и сам понимаешь, что без этого никак! Невозможно создать полный барьер. Это закон, и тебе он известен. А если мы оставим проход открытым, Ангел настигнет нас, и тогда всему плану конец. Так что давай, поднимайся. Думаю, пора уже начинать.
- Да, друг мой, ты прав. Но я продолжаю настаивать, чтобы к ним доставили канал, после того, как мы скроемся.
-Конечно, Ирвин. Я же пообещал.
-Ну, вот и хорошо. Я пойду, объясню ребятам ситуацию. – старик встал и быстрым шагом двинулся в сторону лагеря.

***

- Вот вы где, голубки! А я вас уже обыскался, - Ирвин развеял одиночество влюбленной пары. – Не хотел мешать вам, но дело срочное. Мы нашли Его.
- Нашли! Где Он? – от нахлынувшего возбуждения у Димы заблестели глаза.
- Тут, недалеко. Мы с мастером Виленом отправимся за Ним. Но не все так просто. Слушающие сообщили, что по нашим следам идет Ангел. Сами понимаете, мы не можем допустить, чтобы Он попал в руки Светлых. Поэтому вам предстоит прикрывать наш отход. Извините, в помощь оставить никого не могу. Остальные мастера уже отправились в более безопасное место. Они будут готовить нам канал для отступления. Поэтому вся надежда на вас, ребята. План такой: я и мастер Вилен немедленно отправляемся за Ним. Вы же соединяетесь всеми тремя отрядами в кольцо. Оля, ты в центре. Я надеюсь, твоя скрипка силы сегодня будет на высоте. Дима, ты создаешь сеть и набрасываешь ее на Ангела. После того, как мы втроем уйдем в канал, мастера перенесут его к вам, и вы сможете скрыться. Только я прошу, ребята, продержитесь до этого момента. Я хочу видеть вас всех завтра живыми и здоровыми. Ну, все, мне пора в путь.
-Удачи вам, наставник!
- И вам удачи, ребята. Мы нашли его, а значит, война будет закончена.
Ирвин развернулся и быстрым шагом, не вяжущимся с его внешней старостью, удалился. Оля с Димой опять остались наедине.
- Вот, слышишь, что сказал мастер Ирвин! – улыбнулся Дима. – Они нашли Его! Война закончится! Ух, даже не верится! Заживем без убийств, смертей, ненависти! Все будет хорошо, Оля. Ну, не грусти!
- Да, Дим, я тоже хочу в это верить… Пошли расставлять остальных?
- Идем, конечно. Как же они без нас?
Пара взялась за руки и двинулась к остальным ученикам, расположившимся поодаль. День приближался к своему концу, небо темнело, постепенно меняя цвет с красного на бардовый. Пройдет еще немного времени, и оно станет черным. Тогда мир утонет во мраке.
- Как ты думаешь, - спросил Дима, посмотрев наверх, - Нам лучше зажечь костры или остаться в темноте? Может, удастся захватить Ангела врасплох?
- Ангел нас заметит в любом случае. Если не будет света, он просто передавит нас как слепых котят.
- А ты не переоцениваешь его силы?
- Да нет, Дим, боюсь, что я их недооцениваю. – Оля отпустила руку парня и ускорила шаг.
Войдя в лагерь, она осмотрелась по сторонам. Возле костра лежал Димин друг Игорь. Это был крепкий симпатичный мужчина лет тридцати. Его голову венчала замысловатая новомодная прическа, спутывающая длинные светлые волосы в сложный узор. Говорят, Игорь был одним из самых талантливых учеников мастера Вигиланса. Его готовили в слушающие. Но в боевой магии мужчина был полный профан, а значит, толку от него сегодня будет немного. Чуть поодаль сидели подрушки-хохотушки Ира и Лена. Тоже уже далеко не молодые, но их энергии могли позавидовать даже подростки. Эти посмеются, посмеются да как ударят заклятьем из своего богатого арсенала, мало не покажется! Оля подумала и решила, что подружки займут место рядом с ней, в центре – надежная опора никогда не бывает лишней. Остальные сидели возле большого костра и дружно что-то пели. Надо сказать, что пели неважно (слуха явно ни у кого не было), но с душой.
- О, Оля, ты вернулась! – радостно вскрикнул кто-то из толпы. - Присоединяйся, а то без твоей скрипки песня никак не идет!
Девушка оглядела веселящихся: весь цвет был собран здесь. Самых лучших учеников кинули мастера в этот бой, поставив на кон все, что имели.
- Нет, ребята, не получится нам сегодня ничего спеть! – как могла беззаботно произнесла она.- Со мной говорил мастер Ирвин. Он сказал, что слушающие нашли Его! Но и Светлые, оказывается, тоже не дремлют: за нами идет Ангел! И, хотим мы того или нет, останавливать его нам. Так что за работу, друзья. Я хочу, чтобы вокруг всего лагеря горели костры. Когда с этим разберетесь, выстраивайтесь кольцом. Я в центре. Ира, Лена, со мной. Дима впереди будет создавать сеть. Все понятно? Тогда за работу!
Прошло несколько часов, прежде чем вокруг лагеря весело заплясали языки костров – нелегкое это дело разжечь огонь в Пустыне, где все и так уже давно выгорело дотла. Люди стали постепенно собираться вокруг Оли с Димой. Девушка пристально вглядывалась в лица своих подопечных, и взгляд ее с каждой минутой становился все мрачней: похоже, большинство только начало осознавать, что может принести им эта ночь. Все как один ходили хмурые и насупившиеся. Страх, витавший над лагерем, усилился настолько, что, казалось, подними руку вверх и сможешь зачерпнуть полную ладонь этой скользкой серой субстанции. Оля только хотела сказать что-нибудь обнадеживающее, как заметила Игоря, который несся к ней на всех парах с другой части лагеря.
- Ангел, Ангел, идет! – начал кричать он, не добежав метров двадцать. – Уже близко! Минут через десять будет здесь!
- Все, теперь не до напутствий! – подумала девушка, а вслух произнесла – Ну, ребята, вы знаете, что делать. Выстраивайтесь в кольцо. Сейчас мы встретим этого светленького!
Лагерь вмиг ожил: люди с мрачной решимостью побежали на свои посты. Не прошло и минуты, как вокруг Оли образовалось правильной формы кольцо из человеческих тел.
- Пропустите, пропустите! – раздался немного писклявый голосок Иры. Это подружки как обычно опаздывали на свой пост. – Ну, что ты на меня так смотришь! Посторонись, давай, мы с Ленкой сегодня в центре!
Совсем юный парень, преграждавший ей путь, смутился и пропустил двух хохотушек к Оле.
- Ну, вроде бы все готово. - подумала девушка и оглядела быстрым взглядом весь отряд. Ученики стояли мрачные и сосредоточенные. Было видно, что большинство просто ушли в себя, пытаясь загнать страх как можно дальше, – Молодцы, понимают, что паника не лучший помощник в бою. А сражения нам уже не миновать…
Оля отвела взгляд в сторону, пытаясь отыскать Диму. А вот и он: сидит недалеко от кольца, опустив голову и рассматривая свою ладонь. Парень тоже настраивался, и мешать ему сейчас не стоило.
…Минута тянулась за минутой. Казалось, время нарочно замедлило свой бег, чтобы напряжение в сердцах людей достигло своего апогея. И когда Оля уже начала думать, что тревога была ложной, Игорь вскрикнул: «Он здесь! Дима, сеть!»
В тот же миг тишина была взорвана первыми аккордами начинающегося боя. В руках девушки, казалось из ниоткуда, возникла скрипка, и по лагерю полилась задорная мелодия. Однако это уже была не та печальная музыка, которую совсем недавно играла Оля. Резкие, жесткие звуки, вылетавшие из инструмента, устремлялись прямо в сердца защитников лагеря, выжигая страх, превращая его в мрачную решимость, в желание бороться до самого конца. Но главное назначение мелодии было в другом: вместе с ней к людям устремлялись потоки Силы, которую каждый, стоявший в кольце, принимал в себя и, преумножая с помощью сложных заклинаний, передавал Диме. А тот, в свою очередь, расположившись немного поодаль, резкими, уверенными движениями начинал плести сеть. Только он, любимчик мастера Вилена, мог делать это настолько ловко и умело. Оля знала, что сейчас вокруг Димы свиваются и переплетаются видимые одному ему светящиеся нити, боль ломает его тело, однако сила, щедро текущая из кольца помогает держаться.
- Игорь, где он? – хриплым голосом крикнул парень. – Сеть готова, долго я ее не удержу!
- Сейчас, подожди немного! Он рядом, но пока за пределами освещенной области! Скоро бу… - слушающий хотел сказать еще что-то, но в это время поток света ударил ему в грудь. Мужчина упал и остался лежать неподвижно. А в лагерь вошел Ангел. Он выглядел на удивление хрупким: довольно тщедушное тело было покрыто просторной белой рясой. Капюшон, украшенный замысловатыми рунами, закрывал лицо, не давая увидеть глаза. И вместе с этим, казалось светлым существом, пришла ненависть…
- Что я делаю? Зачем мне эта музыка? Бросить! Бросить все прямо сейчас! Ведь вот он, рядом! Заклятье! Да, только одно заклятье смерти! Пусть я потом тоже перестану существовать! Но и он… он недостоин жизни! – мысли лихорадочно метались в Олиной голове. Глаза девушки налились кровью, ее всю трясло в бешеном угаре. Она все еще продолжала играть, но руки плохо слушались, музыка начала сбиваться, превращаясь в невнятный скрип. Вот смычок выпал из предательски дрожащих пальцев, и лагерь погрузился в тишину. Но девушка не замечала этого. Ей казалось, что небеса рухнули на землю, и она уже тонет в этом бушующем и кипящем океане крови… Все теряет свой смысл, остаются только она и это проклятое существо, этот Ангел, стоящий как ни в чем ни бывало над алой бездной.
Оля уже хотела сорваться с места, как вдруг недалеко раздался крик.
- Что это? – промелькнуло в голове у девушки. – Я уже где-то слышала этот звук! Надо вспомнить! Это очень важно!... Стоп, это же Дима! Это кричит он!
Кровавая пелена вмиг спала с глаз волшебницы, и она смогла оглядеться вокруг: Ангел находился совсем недалеко, но его движения были уже не так резки и уверены. Он шел вперед какими-то дергаными, конвульсивными шагами. А в нескольких метрах перед ним, вытянув руки вперед, стоял Дима. Его лицо было покрыто испариной: парень все-таки накинул свою сеть на цель, но боль жестко терзала молодое тело. И только тут Оля начала понимать, что выбросив скрипку, она прекратила поток силы, помогающий магу держаться. Девушка бросилась к инструменту и одновременно закричала:
- Всем стоять! Не поддавайтесь ненависти! Мы сможем одолеть его только совместными усилиями! Не разрывайте кольцо!
Но было видно, что многие ее попросту не слышали. Вот два человека, парень и девушка, бросились на Светлого, и вмиг были уничтожены его яростным взглядом. В этот момент Оля, наконец, добралась до своего инструмента: пальцы вновь заскользили по грифу, наполняя Пустыню уже знакомой мелодией. Это помогло: люди начали лучше осознавать окружающую их реальность, и кольцо, хоть и в меньшем составе, было восстановлено. Вот и Дима распрямился, вновь почувствовав приток силы. Его пальцы опять начали виртуозный танец, укрепляя сеть. Шаги Ангела с каждой секундой становились все более медленными, и через несколько мгновений он остановился, не в силах сдвинуться с места. А молодой маг все туже и туже стягивал свою ловушку, блокируя не только тело, но и магические атаки оппонента…
…Вскоре работа над сетью была закончена, и волшебникам оставалось только ждать, когда мастера перенесут к ним канал для отступления. Время тянулось мучительно медленно, а столь желанного события все не было и не было.
…Может, прошел час, может и все пять, девушка все играла и играла, стараясь не думать ни о чем более. Однако все имеют предел, и Оля понимала, что уже почти достигла своего. Она взглянула на остальных и убедилась, что те не в лучшем положении: стоящие в кольце были все как один очень бледны, их щеки ввалились, создавая впечатление долгого голодания. Дима же вообще, стоял, покачиваясь, весь мокрый от собственного пота. Похоже, кольцо с каждым мгновением давало ему все меньше силы, отчего боль, приносимая сетью, становилась все сильней. Осознав, что парень долго так не протянет, девушка прикрыла глаза и заиграла с удвоенной силой. Никогда этот мир еще не слышал такой музыки. В ней переплелось все: и усталость слабой загнанной девушки, вынужденной претворяться сильной, и ее неукротимый дух, толкающий порой на неимоверные поступки. Было место в мелодии и для любви: простой человеческой любви к красивому черноволосому парню, выжимающему сейчас все из себя, чтобы спасти друзей. Внимательный слушатель расслышал бы в этих звуках и ненависть: ненависть к этому проклятому миру и к самой себе за неумение ему противостоять. Время шло, а девушка продолжала играть, без остатка отдавая себя музыке. Она уже не воспринимала окружающий мир, полностью сжигая себя в этом гениальном творении.
Секунды продолжали свой неумолимый бег, унося с собой надежду. И вот девушка просто упала, отдав всю себя музыке. Сил уже не было в хрупком теле, и Оля осталась лежать на спекшейся земле Пустыни, наблюдая за своими друзьями и не в силах ничем помочь им.
Сеть просуществовала не многим дольше: Дима, превозмогая боль, еще некоторое время держал ее, но через несколько минут и его силы иссякли. Ангел оказался на свободе…
… Сначала было уничтожено кольцо: волшебники просто упали замертво, не в силах ничем ответить своему врагу. Дима же продолжал держаться. Он на коленях подполз к своей возлюбленной, посмотрел в ее дивные глубокие глаза и произнес:
- Прости, я не сдержал обещание.
- Нет, Дим, все так, как ты и говорил.- из последних сил прошептала девушка. – Смотри, это рассвет…
Парень поднял взгляд вверх и увидел то, чего никогда не было в этом мире: в Пустыне взошло солнце. Но это было последнее чудо в его жизни, которой уже не осталось…
Ангел неспешно подошел к лежащей на земле Оле. Не тратя заклинаний, он вонзил нож в сердце волшебнице. Но прежде чем умереть, она увидела лицо своего врага: это была девушка, и в ее глазах стояли слезы…

***

Он открыл глаза и огляделся вокруг. Возле него стояли двое и о чем-то говорили:
- Ух! Ирвин, мы это сделали! Первый раз я пользовался таким нестабильным каналом!
- Да уж, я думал нам конец! Интересно, как там ребята?
- Понимаешь, я не хотел тебе сейчас об этом говорить, но во время перехода со мной связался Вигиланс. Он сообщил, что в канал вошел только один человек. Мы не можем определить кто это, поэтому решили закрыть его.
- Что?! Как закрыть?! Вилен, что ты несешь?! Там же наши! Черт возьми, там три десятка наших учеников! Ты с ума сошел?!
- Ирвин, успокойся. Давай, трезво оценим ситуацию: вероятность того, что в канал вошел кто-то из ребят, крайне мала. Ты не хуже меня знаешь, что один на один с Ангелом не справится никто. Поэтому при лучшем для нас раскладе по переходу бы шла группа. Поверь, мне больно не меньше, чем тебе, но я более чем уверен, что к нам идет Светлый.
- Да мне плевать на твои прогнозы! Если есть хотя бы один шанс из миллиона, что кто-то из ребят выжил, я готов рискнуть всем! Ты же обещал мне, черт тебя подери!
- Друг мой, подумай хорошенько. Рисковать сейчас, когда мы, наконец, нашли Его, когда мы можем закончить войну… я призываю тебя, тщательно взвесь все, прежде чем принимать какие-то решения!
- Все! Хватит! Я не намерен медлить больше ни секунды! Как старший мастер, я тебе приказываю: открывай канал!
- Хорошо, но ей богу, мы об этом еще очень сильно пожалеем! - Один из говоривших развернулся и быстрым шагом ушел прочь.
Тот, кого называли Ирвином, сел на землю и уронил голову на руки. Он сидел так довольно долго, пока не вернулся второй:
- Все, Ирвин, канал открыт. Кто бы по нему не шел, он скоро будет здесь! И я думаю, мы в любом случае должны к этому подготовиться.
- Считаешь, что, нам нужно использовать Пузырь Памяти прямо сейчас?
- Да, без сомнения. Если сюда идет Ангел, Его помощь нам будет не лишней.
Оба говоривших подошли к Нему. В руках одного из них находилось что-то, напоминавшее шар немного неправильной формы, стенки которого были сделаны из некоего эластичного материала. Сосуд был наполнен жидкостью, отчего во время передвижения все время менял свои очертания.
- Вилен, подожди! Я думаю, мы должны немного приглушить Ему эмоции, иначе шока не миновать. Ведь нам нужен боец, а не свихнувшаяся кукла.
- Не беспокойся, Ирвин, я уже все сделал. С нервами у этого парня сегодня все будет в порядке, правда потом несколько месяцев Ему придется помучиться с головной болью.
- Ну, это уже не наши проблемы. Начинаем!
Держащий сосуд размахнулся и резко бросил его прямо Ему в лицо…
…Что это? Странное ощущение: как будто кто-то взял и одним ударом сломал плотину, сдерживающую все Его знания. И те, почувствовав свободу, хлынули небольшим, но с каждой секундой увеличивающимся, потоком. Вот Он, Степнов Александр Викторович шести лет от роду, первый раз подрался с каким-то мальчишкой на улице. А вот уже в шестнадцать, преисполненный гордости, танцует на выпускном балу с одноклассницей… А воспоминания все льются и льются, пытаясь скорей занять свое место: Ему уже двадцать два. Он – сформировавшаяся, довольная жизнью личность, встречает свою судьбу – Катю… Вот Он уже провожает ее с сыном к бабушке – в Минск… И что? Разве это все? Почему больше ничего не вспоминается? Стоп, стоп, кажется, мысли все-таки пробили последний барьер: Вечер… Он сидит, расслабившись, возле телевизора. На душе спокойно и легко. Идет какой-то дешевый американский боевичок. Но что это? Программу прерывает экстренный выпуск новостей. Безразличное лицо диктора с натянутой маской скорби сообщает: «Сегодня при взлете разбился самолет, двигавшийся по маршруту Минск-Донецк. Все пассажиры и экипаж погибли. Причины катастрофы выясняются». Похороны… Друзья, родственники, коллеги, все пытаются делать вид, что им не все равно… Ободряющие похлопывания по плечам, ничего незначащие слова… Бред! Эти воспоминания быстро занимают самый дальний уголок памяти…
… Вот прошло четыре года. Он просыпается посреди грязной захламленной квартиры, надевает свои порванные джинсы и идет на ничего незначащую работу… Уже вечер этого же дня. Он, Степнов Александр Викторович двадцати семи лет от роду, лежит в теплой ванне. Только вода в ней почему-то красная…
Александр медленно присел:
- Что со мной? Где я? – в голове был сплошной хаос. – Меня спасли? Зачем? Кто вы?
Человек с волосами, собранными в причудливые косички ответил:
- Ты можешь называть меня Виленом, а вот его, – он указал на своего собеседника – Ирвином. Ответить на твои вопросы будет нелегко, но поверь, нам не привыкать. Да, ты, наверное, заметил, что твои эмоции притуплены. Не удивляйся, в той жидкости, которую я на тебя вылил, был наркотик.
Это сделано для того, чтобы сберечь твою психику. Ну а теперь – ответы. Начнем с начала: тебя не спасли. То есть, ты умер. Что ты спрашивал еще? Ах да, где находишься? Что ж, можешь называть это место Адом… или Раем, хотя при ближайшем знакомстве у тебя вряд ли возникнет желание отзываться о нем так лестно. Ну что? Правда голова идет кругом?
- Что?! Что вы несете?! Где я? Что вам от меня надо?
- Тихо, тихо, Александр, успокойся. Давай рассуждать логически: ты порезал себе вены. Теперь посмотри на руки. Ты видишь там какие-то следы, шрамы? Правильно, их нет. Так бывает всегда. То есть, если бы тебе, скажем, всадили пулю в голову, ты бы тут не разгуливал с дыркой во лбу. Ну, можешь придумать этому рациональное объяснение? Идем дальше: ты очнулся посреди очень странного места. Куда ни глянь, не было ничего, а над головой нависало низкое красное небо. Такое нигде не встретишь на матушке Земле. Конечно, есть еще вариант, что тебя накачали наркотиками, и все это были галлюцинации. Но подумай сам, кому ты нужен? У тебя не было ни денег, ни положения, в общем, ничего. Как видишь, концы с концами не сходятся. Так что, тебе придется поверить нам. А для того, чтобы поверить, по крайней мере, надо нас выслушать. Ну что, Александр, ты будешь слушать?
- Да, да, говорите…
- Вот и отлично. Дальше тебе обо всем расскажет Ирвин. Обычно у него это хорошо получается.
- Александр, чтобы ты все лучше понял, я начну издалека. Испокон веков существовало два мира: твой, и, собственно, этот, в котором мы имеем несчастье пребывать. Но тут не всегда было так, как сейчас. Бог создал два абсолютно идентичных мира и населил их людьми. На заре своего существования человечество жило более-менее спокойно. Конечно, иногда случались войны и раздоры, но они сменялись довольно длинными промежутками мирного бытия. Однако время шло, и люди все больше и больше увязали в ненависти и грехе. Одна битва сменялась другой, кровь текла реками, и не было этому конца и края. И вот пришел момент, когда человечество, окончательно потеряв здравый смысл от сжигающей его изнутри злобы, развязало решающее сражение. В бой были кинуты все имеющиеся силы. Миллиарды людей сошлись в безумной кровавой мясорубке. И Бог не смог этого больше терпеть. Он спустился на землю, желая вразумить своих любимых созданий. Однако человеческая ненависть поистине не знала границ. Почувствовав это, Сатана также сошел в мир… Бог не смог противостоять такому потоку тьмы и зла и был уничтожен… А Дьявол провозгласил, что раз человечество не может существовать без ненависти и убийств, то они теперь постоянно будут его спутниками. Он связал два мира и сказал, что люди и после смерти не смогут обрести покой. Расставшись с жизнью, человек теперь оказывается здесь, чтобы еще раз вкусить этот сладкий вкус крови себе подобных. Вот так, Александр, мы и живем уже очень и очень давно. Ненавидим друг друга и ничего не можем сделать с этой злобой. Попав сюда, люди из твоего мира как бы разделяются на две группы: на тех, кто был при жизни счастлив (мы их называем Светлыми), и соответственно на тех, кто таковыми не были (как ты, наверное, уже догадался - Темные). И эти, с твоего позволения скажу, виды постоянно враждуют и убивают друг друга. Понимаешь, Александр, я много думал, почему так происходит. Я не хочу войны, мне глубоко противна эта ненависть, это зло, но когда я вижу Светлого, я не могу сдержать себя… это просто выше моих сил. Дьявольское проклятье туманит разум… И, казалось бы, ничего нельзя сделать, но из поколения в поколения люди передавали друг другу пророчество о том, что однажды в мир придет человек, который закончит войну. И вот он пришел. Этот человек ты, Александр!
Он резко вскочил с места. Голова дико болела, а мир вокруг походил на маятник метронома. Стоять было дьявольски тяжело, но Александр удержался:
- Что вы, черт возьми, несете! Что вам надо? Бред! Это какой-то бред… - перед глазами все поплыло, а живот скрутила внезапная судорога. Мужчина согнулся, и его вырвало кровью.
Человек с черными косичками склонился над ним и взял за плечи:
- Все хорошо, друг мой. Все хорошо. У тебя шок. Так бывает. Подыши немного.
Вдох… немного задержать дыхание, еще вдох. Мир приобретает прежнюю яркость, понемногу исчезает туман, застилающий глаза. Александр поднялся и сел на землю, подперев голову руками.
- Ну, вот и хорошо. – Человек, назвавшийся Виленом, не отводил от него взгляда. – Видишь, тебе уже лучше. Ну а теперь послушай, Александр. У нас сейчас чертовски мало времени. С минуты на минуту откроется канал, и от туда скорей всего выйдет Ангел. Знаешь, это очень неприятная личность. Он появился у Светлых совсем недавно, но это не мешает ему наводить ужас на нас. Этот мир еще не знал столь сильного мага. Кстати, ты сможешь, ощутить всю силу ненависти, подаренной нами его величеством Сатаной. Ведь ты, Александр, без сомнения, темный.
Пусть… пусть говорит. Все равно… все бред. Надо набраться сил, надо набраться сил и бежать от сюда…
-Да, да, ты не ослышался, Александр – странный человек улыбнулся. – у нас тут есть магия. Но она нам не поможет. Ангел разметает нас, как слепых котят. Ну, скажи что-нибудь!
Господи, да что же им всем надо! Тянуть время… нужно потянуть время, чтобы вернулись силы…
- Так приведите сюда своих темных. Вас же, наверное, побольше будет. – Говорить, надо говорить, чтобы потянуть время. Пусть слова не хотят вылезать из горла, все равно… Надо говорить – Счастливых то сегодня мало совсем. Приведите всех своих темных, и возьмите этого Ангела числом.
Лицо черноволосого человека еще сильней расползлось в улыбке.
-Видишь, Александр, ты уже начинаешь мыслить. Это хорошо. Но, к сожалению, нас вовсе не больше. Понимаешь, люди, несмотря на жизнь в нищете, болезни, страдания, все равно ухитряются быть счастливыми. Они радуются окружающему миру, солнцу, встающему по утрам. Они любят друг друга и тем самым зажигают лучики света в своих сердцах. Они смотрят на своих детей и наполняются счастьем и гордостью. Поэтому, нас вовсе не больше. Существует примерный баланс, Александр. Ведь, если бы не было равновесия, какая-то сторона давно бы одержала победу, не так ли? Да и, к тому же, мы не можем, как ты выражаешься, привести всех своих темных. Во-первых, потому что большинство из них сейчас далеко. У нас были определенные дела в несколько другой части мира. Ну, а во-вторых, далеко не все из нас маги…
Вилен хотел сказать еще что-то, но тут его прервал седовласый старик, стоящий все это время немного в стороне:
- Так, друзья. Я думаю, что сейчас не время для диспутов. С минуты на минуту откроется канал. Я надеюсь на лучшее, но подготовится все же не помешает.
Сразу после этих слов, как будто они послужили какой-то командой, царящий вокруг мрак рассеяла яркая вспышка огня. Когда пламя немного опало, Александр смог разглядеть появившегося, казалось из ниоткуда, человека, хрупкая фигура которого была покрыта белой рясой. Заметил его и стоящий рядом Ирвин, потому что его лицо тотчас же побледнело и с дрожащих губ сорвались слова:
- Тварь! Ты тварь! Значит, все-таки справился, да?! Боже мой, ребята! Оля, Дима, Лена, Игорь! За что?! За что ты их?!
- Да, Темный, я убила всех твоих учеников. За что? Ты прекрасно знаешь, что мы не можем противостоять ненависти. Извини, но ты сейчас последуешь за ними! – рука человека в белом поднялась и скинула с лица капюшон. Длинные огненно рыжие волосы, почувствовав свободу, очаровательным водопадом скользнули по плечам. Это была девушка. Она сделала шаг вперед, и Александр почувствовал, что Сила, которая совсем недавно заставила его бежать, начала заполнять пространство вокруг. Чужая злая мощь давила на виски, уши, не давала дышать, и он понял, что если это продлится еще немного, жизнь просто покинет его тело. А девушка все приближалась и приближалась… И вот, когда парень уже был готов упасть от навалившейся на него тяжести, все внезапно прекратилось. Он поднял взгляд и увидел, что Светлая стоит прямо перед ними, опустив руки. Тьма скрывала ее лицо, и поэтому Александр не мог понять, что происходит. Зато Ирвин быстро разобрался в ситуации: заклятье, сорвавшееся с его пальцев, ударило девушку в грудь. Она упала на землю и осталась лежать, видимо без сознания.
Непонятный порыв толкнул парня вперед, и он первым оказался возле волшебницы. Александр взглянул девушке в лицо и в этот миг мир перевернулся с ног на голову…
Боже мой… Этого не может быть! Это просто невозможно! Перед ним на твердой земле лежала Катя… его Катя, которую он потерял, казалось безвозвратно, четыре долгих года назад… Ее лицо практически не изменилось за это время. Лишь только морщинки превратили его искрящуюся веселость в некую удрученную грусть… Он смотрел на девушку и не чувствовал ненависти к ней. Да и как это вообще возможно? Как можно ненавидеть человека, которого любил все время больше, чем жизнь? Он упал на колени, провел рукой по дивным мягким волосам и произнес:
- Котенок, вставай. Это я, Саша. Я наконец тебя нашел…
Девушка открыла глаза и хотела что-то сказать, но в этот момент оттуда, где стояли два мастера раздались звуки борьбы:
- Ирвин, нет! Ты не понимаешь! Посмотри на них! В них нет ненависти! Это конец! Их любовь победила зло! Остановись!
- Вилен, пусти меня! Эта тварь убила ребят! Наших ребят! Я ее уничтожу! – старец оттолкнул своего друга (откуда только взялись силы?) и бросился к лежащей на земле Кате. Произнося какие-то непонятные слова, он вскинул руки вверх…. и был пронзен ножом, брошенным Виленом вслед.
…Широкоплечий маг сел возле своего умирающего друга:
- Прости, Ирвин. Изменения – это жизнь, а ты не хотел меняться. Прости, друг. – произнес он в уже остекленевшие глаза седовласого старца. - А вы двое, уходите скорее! Я долго себя сдерживать не смогу! Уходите, проклятые! Я вас ненавижу!
… Два любящих человека шли по миру тьмы и зла. Любовь победила ненависть в их сердцах, но впереди была главная схватка – со злом, въевшимся в души всего человечества…

Отрывок из романа - "Естество".

Коротая время за приятной беседой, профессор рассказал о рецепте одного колдовства, который ему удалось выудить у старого деда, год назад в одной из глухих богом забытых деревень. Суть колдовства заключалась в том, что с помощью определённых приготовлений можно было вызывать духов и с их помощью узнать своё будущее. Для этого необходимо - протапливая печь, откладывать из охапки дров по одному полену. Раз в месяц в течение года. Должно получиться двенадцать поленьев. Под новый год, по старому стилю, нужно положить все дрова в печь и ровно в полночь поджечь их все разом. О последствиях дед не сообщил, но дал понять, что у каждого это происходит по-разному и то, что ты узнаешь, будет только твоим и только для тебя.
Профессор хотя и считал себя высокообразованным человеком, но иногда любил слегка расслабиться, впасть в детство и поэкспериментировать с каким, ни будь явлением, выходившим за рамки научных реалий. Это был как раз тот случай. Уже год у него в сарае пылились одиннадцать отборных поленьев, и сегодня к ним добавится ещё одно.


Огонь вспыхнул сразу. Фиолетовые языки пламени мгновенно охватили облитые спиртом дрова и закружились в страстном танце, причудливо переплетаясь с оранжевыми язычками уже занимающейся бересты. Воздух в помещении наполнился запахом спирта и горящей древесины. Рождённые грозной стихией тени, беспорядочно заметались по оплавленным стенам топливника в закопченном чреве старой русской печи.Профессор сидел, устроившись в кресле-качалке, с бокалом наполненным шампанским в руке и отрешённо смотрел на огонь. Он находился в лёгком трансе и в его расширенных зрачках, мерцающими бликами отражалось пламя очага. У подножья печи валялась перевёрнутая склянка, в которой недавно находился технический спирт, использованный для розжига дров. В доме присутствовали двое – профессор, облачённый в чёрный атласный халат, да пламя, устремившееся в дымоход и уже успевшее пожрать добрую половину пылающего топлива.
Мерзкий, внезапный скрежет мгновенно вывел учёного из оцепенения. Ему показалось, будто кто-то с переменным усилием ведёт железом по стеклу, при этом мелко барабаня костлявыми пальцами в такт участившимся ударам сердца. Зрачки профессора то сужались до малых крупинок, то расширялись до размеров роговиц. Он резко обернулся и с ужасом вперился взглядом в чернильную тьму не зашторенных окон. Огромная летучая мышь то, приближаясь, то, скрываясь в черноте ночного мрака, ломилась с улицы в окно. Мечась и повизгивая, она рвалась внутрь дома, разбрызгивая отвратительные сгустки слюны и размазывая их по стеклу. Вдруг словно осознав тщетность своих попыток, она последний раз сильно ударилась о деревянную створку окна и устремилась прочь, увлекая за собой чавкающие звуки, издаваемые взмахами её перепончатых крыльев. Словно камень из пращи профессор выскочил из кресла. Он рванулся к окну и плотно прижавшись, стал внимательно всматриваться в то, что скрывала зимняя ночь. Мрак распался над поверхностью снега и постепенно привыкающие к темноте глаза, стали различать всё происходящее.
Спавший в сладкой неге лес вдруг закричал, завопил немыслимыми голосами и выпустил из своих недр полчища ужасных тварей и созданий. Стадо разъярённых диких вепрей как опасной бритвой срезало большую часть примыкающего к лесу забора. Они группами разбрелись по всему саду и с дикой яростью принялись рыть и выковыривать замёрзшие корни плодовых деревьев.
Стаи визжащих нетопырей вызволенных неведомой силой из объятий зимней спячки, чёрной тучей нависли над садом. Взмахи тысяч крыльев, словно огромным вентилятором подняли к небу свежевыпавший снег, закручивая его в вихри и заметая всю округу. Сквозь едва проглядную мглу можно было различить, как от чёрной стены леса, отделяются крадущиеся тени. Это волки. Они выстроились по линии лежащего на земле забора, на некотором расстоянии друг от друга и напоминали взвод почетного караула в ожидании важной персоны. И персона не заставила долго ждать.
Вершины сосен содрогнулись, сбросив шапки плотного снега. Деревья словно расступились, предлагая дорогу неведомому путнику, и из леса появилось нечто. Оно шло, уверенно передвигая ноги, и остановилось в метре от заснеженных спин подвывающей охраны. Таинственное свечение, мерцающим ореолом окружавшее его, позволяло разглядеть всё до мельчайших деталей. Невиданный монстр, весь усеянный бородавками и кожаными наростами, казалось, безмолвно взирал по сторонам молочными зрачками, поражённых бельмами глаз. На его серой вздувшейся коже, зияли гниющие воспаленные язвы. Он походил на угловатого голема, грубо высеченного из каменной глыбы, нетвёрдой рукой начинающего мастера. Его безжизненный взгляд терпеливо блуждал по поверхности старого дома. Казалось, будто он ощупывает невидимыми пальцами каждую пядь покосившегося строения. Когда же его взор добрался до окна, в котором застыл беззащитный силуэт профессора, чудовище замерло.
Резкая боль в глубине черепа парализовала все мысли и движения ученого. Он сильно страдал не имея возможности пошевелиться и крепко сжать поражённую голову. Из всего, что у него недавно было, остались только стон, не требующий движений, да слёзы неподвластные разуму.
Внезапно раздался тяжёлый, дребезжащий голос. Но не из пасти урода. Нет. Он зазвучал в мозгах профессора, болезненно вибрируя и повторяясь долгим эхом во, всех уголках обескураженного сознания. Слов было пять: «ЖИТЬ ТЕБЕ ОСТАЛОСЬ ТРИ МЕСЯЦА».
Голова закружилась. Комната поплыла. Тело обмякло.
Очнулся Анатолий Николаевич поздним утром. Он лежал на полу и весь дрожал от холода. Сильно болела голова, а особенно ныла шишка, «украшавшая» лоб и назойливо напоминавшая профессору о причине своего возникновения. Опираясь на стену, он поднялся и недоверчиво подошёл к окну. Его взору открылся залитый солнцем зимний сад, устланный белым ковром. Нетронутые шапки снега на высоких соснах. Серый забор, стоявший на своём месте, как ни в чём небывало. Все хорошо, но что-то было не так. И только сейчас Анатолий Николаевич заметил перепончатое крыло замёрзшей летучей мыши, которое акульим плавником торчало из сугроба и слегка подрагивало при слабых порывах ветра.
Осмотрев кухню, он увидел: перевёрнутую склянку, из-под спирта, обветренные остатки ужина - разбросанные по столу, пустую бутылку, от шампанского - закатившуюся в угол, осколки стекла от разбитого вдребезги бокала и сваленное на бок кресло-качалку.
Об этом случае, профессор рассказал мне, на следующий день, после своего необычного пробуждения. Излагал подробно, стараясь не упустить деталей и только в глазах его, нет, да и вспыхивали предательские искорки зарождающегося психического недуга.



Farvater

Отрывок.

- Вася, поскоблил поросший щетиной подбородок и, задумавшись, тупо уставился в пол. Потом его будто озарило, он вмиг поднял глаза и вдохновлённый тем, что его собираются слушать, произнёс: - Москва большой город! Мегаполис! Там наверху много хорошего и плохого. Добрая энергия, которую источают любовь, ласка, милосердие, обратившись в маленькие воздушные шары, устремляется вверх, на небеса. Наверное, к самому господу. Господь должно быть её собирает, сортирует и раздаёт тем, кому она необходима. А вот вся отрицательная энергия, весь тот негатив, которым переполнены сердца и умы дурных людей, неотвратимо стремится вниз. Эта незримая масса некоторое время лежит на поверхности земли, облепляя мерзкими уродливыми кляксами дороги и тротуары. Наверняка любой из вас проходя по улицам города, а может мимо чужой квартиры, иногда ощущал, что внезапно ваше сердце начинало биться быстрее, а в душу вдруг закрадывался неукротимый страх и предчувствие чего-то недоброго, неотвратимого. Это значит, что вы вплотную столкнулись с этой мерзостью. И вот, вся эта безобразная масса, набрав необходимый вес и консистенцию, начинает медленно просачиваться сквозь землю, опускаясь всё ниже и ниже, пока не доберётся до прочных, железобетонных сводов подземки. Пройдя этот тернистый путь, она начинает разливаться по всем пустотам и лабиринтам этого хорошо подходящего для неё подземного мира, заполняя всё новые, и новые пространства, отвратительно хлюпая и пузырясь. Некоторые люди время от времени могут видеть эту массу. Они даже способны ощутить её плотность, запустив руки в отвратительное, булькающее желе. Но таких индивидуумов немного. Для остальных, же смертных, сия энергия неосязаема, и ощутить её можно только каким-то внутренним чувством. Вся эта гадость очень сильно действует на людей с неустойчивой психикой. Из таких, то экземпляров и получаются «прыгуны».
-Прыгуны? А кто это? - с интересом спросила Алёна
-«Прыгуны»,- это те бедняги, которые решаются свести счёты с жизнью, неожиданно прыгнув с платформы прямо под колеса, несущегося на большой скорости поезда. За время существования подземки, подобных случаев было множество. После такой ужасной смерти, несчастные души этих бедолаг никак не могут найти упокоения ни на земле, ни на небе. Их призраки неустанно бродят по станциям метро. Перебираясь с платформы на платформу, они словно ищут того, кто виновен в их гибели. Иногда призраки подходят к людям, одиноко стоящим на краю платформы и подолгу всматриваются в их глаза. Глаза, как известно, зеркало души. Словно безжалостные спруты они запускают свои отвратительные энергетические щупальца в душу человека. Смакуя и наслаждаясь, духи медленно вытягивают часть жизненной энергии и отвратительно хохочут, когда ничего не подозревающий человек входит в подоспевший вагон и уезжает, оставаясь растерянным и опустошённым.
-Откуда вы про всё это узнали?- спросила Алёна, недоверчиво посматривая на проводника.
-А об этом мне рассказал один знакомый медиум, который частенько спускается в подземку и часами наблюдает своим «третьим глазом» за всем происходящим. Да я и сам порой вижу, то загадочные светящиеся силуэты, осторожно крадущиеся вдоль мрачных тоннелей, то одиноко слоняющиеся тени, медленно расползающиеся под светом прожекторов приближающегося поезда.


Farvater

Темная ночь… Мрачный лес возвышался вокруг маленького огонька на его окраине – костра и одинокого путника. Зима еще не вступила в свои права, но похолодание уже давало о себе знать.
Вставай… Беги… - чей-то голос прозвучал в моей голове. Я поспешно встал и испуганно спросил – Кто здесь? – звуки утонули в недружелюбном лесу.
Два года странствий научили меня многому, а именно: беги, если чувствуешь беду. Быстро собрав свои немногочисленные пожитки: огниво, маленький топорик, большое одеяло из овечьей шерсти. Длинный, узкий кинжал, недавно украденный у кузнеца в деревне, я засунул за ремень. Не ахти какое оружие, но отбиться в подворотне сгодится.
Затушив костер, я услышал шорохи и приглушенные голоса в лесу. Поспешно отступив в тень, я уже собрался бежать, но спиной ощутил прикосновение чего-то колючего. Повернув голову, я увидел заросли шиповника. Молча проклянув себя за лень, которая овладела мною при желании разведать окрестности, я начал искать пути к отступлению. Ну, хоть выспался, - между делом мрачно подумал я. Увидев прекрасную тропинку между сосен, я собрался было отступать, но именно в этот момент на краю опушки появились двое, как видно по походке, солдат. И судя по всему, они продолжали начатый ранее диалог:
-Ты точно уверен, что нам нужно искать этого ворюгу? – неуверенно промолвил первый.
-Эльриэх, не трусь, нам же сказали, что за него обещана награда, - тут же с уверенностью добавил второй, - если мы поймаем его живого и притащим обратно в деревню.
-А что же он сделал? – спросил Эльриэх
-Не нашего ума дело.
-Ну как скажешь.
Посмотрев на десять серебряных монет, которые лежали у меня в кармане, а ранее на столе у хозяина трактира, я решил, что пора драть когти. Подняв две увесистые палки, я размахнулся и бросил с максимально возможной траекторией сначала одну палку, затем мысленно сосчитал до двух и бросил вторую немного в стороне от первой. Одновременно с падением первой палки я тут же побежал к намеченной тропе между сосен.
Тем временем наёмники, как я успел уже их окрестить, нашли следы наспех затушенного костра.
Эльриэх попробовал на ощупь золу и угли, и тут же отдернул руку – остатки костра были горячими.

«Бомбила» - человек, промышляющий нелегальным извозом. (жарг)



Маленькая милая девочка с яркими, синими бантами. Он даже не заметил, косы у неё были или хвосты. В памяти остался только синий цвет, который молнией резанул по глазам. А затем лицо. Детское, искажённое от неизбежности и ужаса, лицо. Оно приближалось к лобовому стеклу автомобиля неимоверно быстро. Застывшие доли секунды. Ему они показались вечностью. Затем сильный удар. Кровь и мозги. Зрелище не для слабонервных. Это напоминало разбившегося о лобовуху огромного шмеля. С той лишь разницей, что вместо насекомого был маленький человек, и в этом желеобразном сгустке, оставшемся на потрескавшемся стекле, преобладал в основном белый цвет с подтёками серо-розового вещества.
Мгновенно, у него в голове, возник образ семьи: жена, маленькая дочь, оголтелый подросток сын. И тюрьма. Ему ясно представились мрачные казематы, забитые до отказа злобными уголовниками. Он даже не оглянулся, не говоря уж о том, что бы остановиться. Девочке уже не помочь, а садиться он не хотел. Разумеется, срок ему теперь обеспечен. И немалый!
"- Я ещё молодой мужик! - рассуждал он. - Мне немногим больше тридцати! Чёрт меня дёрнул опохмелиться, после вчерашней пьянки, и сесть за руль, - промелькнуло у него в голове и водитель притопил педаль акселератора".

Хотя дело прошлое, но память неумолима. Сей кровавый эпизод, из его жизни, остался с ним навсегда - словно бездумно сделанная, в юношеские годы, похабная татуировка, которую нельзя смыть никаким раствором.
Это являлось ему в ночных кошмарах, словно приступ хронической болезни, временами поглощая разум и душу. Затем внезапно отпускало, улетучиваясь в глубины подсознания и позванивая там, до времени, противным мерзким колокольчиком. Другой человек, оказавшись на его месте, давно бы всё позабыл, как страшный сон, и скорее всего, был бы прав, но только не он. Его, с детства, нестандартная психика не позволяла сделать этого. И мужчина страдал. Сильно страдал.
Теперь он трудился в престижной организации. Человек работал персональным водителем и возил важного чиновника. Да! Наступили совершенно другие времена. Не то, что прошлые, когда он занимался "бомбёжкой" подвозя случайных, иногда привередливых, пассажиров рискуя быть ограбленным и торгуясь за каждую копейку. Хотя и тогда не всё было так плохо. Случались дни, когда за несколько часов он мог срубить столько деньжат, сколько при других обстоятельствах приходилось зарабатывать неделю, а то и месяц.
Да и на служебной машине он частенько подрабатывал, благо автомобиль, на выходные и праздники, оставался в его распоряжении.
В один из таких дней, едва он высадил очередного клиента на углу «Петровки», к нему в авто постучался пожилой человек. Мужчина походил на иностранца. В его руке находилась трость, увенчанная красивым набалдашником в виде необычной короны и изображенными на красноватом древке масонскими символами. Странным казалось то, что масоны обычно не выставляют напоказ, какие либо знаки и атрибутику указывающие на свою принадлежность к данному сообществу. Но с этим стариком оказалось всё по-другому. Хотя как знать? Может он купил эту трость в, какой ни будь, антикварной лавке.

Старая помещичья усадьба была разрушена практически до основания. Лишь кое, где торчали обглоданные прожорливым коммунистическим чудовищем каменные стены, да недавно отреставрированная красивая церковь. В советские времена партийные безбожники хранили в ней зерно, используя святое место в качестве местного элеватора. Теперь же некий анонимный меценат пожертвовал крупную сумму денег на восстановление былого облика божьей обители и совсем недавно храм снова засиял былой чистотой и великолепием. В эти отдалённые края, богом забытой российской глубинки, и привёз владельца диковинной трости, утомлённый от дальней поездки трудяга «бомбила». Они ехали всю ночь и уже к рассвету стояли к востоку от церкви, наблюдая, как багровый диск величаво поднимается над горизонтом, предвещая жаркий день без сомнений удавшегося лета.
Старик лениво потянулся стоя лицом к солнцу, затем немного выгнулся, назад подняв руки вверх, словно выполняя утреннюю зарядку, но внезапно присел на левое колено, прижав руку к груди, как это делают люди при внезапной боли в сердце. Он замер, на несколько мгновений опершись на трость. Потом осознав, что в силах пошевелиться поднял голову.
- Да, да молодой человек,- осторожно произнёс пассажир. - Три инфаркта это уже не шутка, - он неторопливо запустил руку во внутренний карман пиджака и достал белую пластмассовую коробочку с нитроглицерином. Открутив крышку, старик опрокинул контейнер на ладонь и произнёс: - Не густо. После чего положил единственную оставшуюся гранулу в рот и снова замолчал. - Кажется, отпустило,- наконец произнёс он и поднялся на ноги. Затем отряхнув пыльное колено, посмотрел на водителя. - Хотел один совсем справиться - да видно не судьба. Мне придётся попросить вас об одолжении. Пассажир не отрывал взгляда от собеседника, словно пытался понять, можно ли ему доверить нечто важное или нет. Но, вероятно, выхода не было. Он понял, что одному не осилить то дело, по следам которого, собственно, и приехал в эту глушь. И тогда старик произнес:- Я вынужден посвятить вас в свою тайну, но при условии, что об этом никто и никогда не узнает. Я хорошо заплачу. Вы готовы стать сейфом для чужих секретов?- он с измученной улыбкой посмотрел на «бомбилу» и задумался, затем немного помедлив, произнёс,- я расскажу вам предысторию, а уж вы, думаю, сами поймете, что к чему.

-Мои предки жили в городке Сан-Реми де Прованс - на самом юге Франции. В те далёкие времена в Европе царил хаос и беспорядок. Эпоха революционных бурь и народных восстаний, так или иначе, потрепала многие государства устойчивого, как тогда казалось, цивилизованного мира. Головы бунтарей летели направо и налево. И среди всей этой неразберихи существовала лишь одна организация, в которой всё оставалось относительно спокойно благодаря дисциплине и благородству состоявших в ней людей. Это была и есть скорее не организация, в теперешнем понимании, а прочная заботливая семья или если хотите братство. В данном случае - «Братство вольных каменщиков».
- Взглянув на вашу трость, я сразу понял, что вы, так или иначе связаны с масонами.
- А вам доводилось встречаться с подобными вещами? – старик с удивлением заглянул собеседнику в глаза.
-Нет. Просто я иногда читаю книжки,- саркастически заявил «бомбила», в том числе и о масонах.
-Ну, полно-полно. Умоляю вас, не обижайтесь. Я не хотел, чтобы вы оскорбились. В действительности же эта трость досталась мне от умершего родственника. Старик вдруг прервал речь, и озабоченно обратившись к спутнику, произнёс:- Скажите, у вас есть шанцевый инструмент?- он посмотрел на машину, словно пытаясь рассмотреть сквозь выкрашенный металл её содержимое.
-Имеется монтировка и сапёрная лопатка, - ответил «бомбила» поднимая крышку багажника.
Пассажир заглянул внутрь и произнёс:- как раз то, что нужно. Прихватите, пожалуйста, это с собой. «Если конечно он нам пригодятся,- произнёс старик, скорее обращаясь к самому себе, чем к собеседнику, и направился в сторону перепаханного поля». Ступайте за мной молодой человек. По пути мы непременно продолжим нашу беседу,- бросил, он не оборачиваясь.
Водитель достал из кармана связку ключей и нажал на кнопку, находившегося в ней пульта управления сигнализацией. Машина тявкнула, как перепуганный пёс, затем несколько раз моргнула удивлёнными фарами, и впала в дрёму, недалеко от свежевыкрашенной голубенькой церковной ограды.

Двое мужчин шли в направлении небольшого леса, который находился на приличном расстоянии от церкви. Чтобы до него добраться, необходимо пересечь широкое распаханное поле. По пути следования загадочный гражданин поведал историю появления своих предков на этой земле.
Оказалось, что далёкий родственник старика прибыл когда-то в Россию в качестве французского дипломата. Он ревностно служил во благо укрепления добрых отношений между двумя государствами, за что был отмечен царствующей особой и награждён почётным орденом. Вдобавок к этому, французу было даровано небольшое поместье, к которому он впоследствии очень привязался. Когда время его дипломатической миссии завершилось, он пожелал остаться здесь, где и прожил до конца своих дней. Затем во времена большевистской революции довольно многочисленная, уже к тому времени, семья обрусевших французов эмигрировала на свою историческую родину. Один из потомков и теперешний владелец необычной трости прибыл в Россию, как турист на несколько дней, для того чтобы посетить родовое имение предков и прояснить, кое-какие, обстоятельства.
-Да. На машине здесь не проехать. Тут и пешком-то тяжело идти, - причитал «бомбила», спотыкаясь о крупные комья спрессованной земли, следуя за стариком. Вы наверно бывший спортсмен? Вон как лихо скачете. Я едва за вами успеваю.
- Всё было. И спорт, и здоровый образ жизни. Но как видите, от инфаркта это не спасло,- ответил пожилой человек, удовлетворив любопытство собеседника.
- А куда мы собственно идём?- озадаченно произнёс водитель, удивляясь самому себе, что он только теперь об этом спросил.
-Не пугайтесь молодой человек. Мы почти на месте,- спокойным тоном заявил старик, ступая на траву, которая зелёным лезвием отсекала чёрное перепаханное поле от небольшого лесного массива.
- Вы были здесь раньше?
- Можно и так сказать.
-Не понимаю,- удивлённо промолвил водитель.
- Дело в том,- произнёс старик, - я почти половину своей жизни изучал дневники и документы, перешедшие мне по наследству от моего дальнего родственника. В этих рукописях подробно описаны жизнь, быт, порядки и архитектурные особенности этой усадьбы и её предместий вплоть до расположения плодовых деревьев и лесных массивов. Конечно, с тех пор многое повырубили, что-то посадили заново, но некоторые вещи, например те руины,- он указал тростью на оставшиеся далеко позади старые развалины, - сохранились. Устояла несмотря ни на что старая церковь и этот лес под сенью, которого мы сейчас находимся.
- Наверное, ваши предки зарыли здесь клад. Скорее всего, это так и есть, раз мы сюда забрались, поэтому бездорожью?- с иронией предположил водила.
- А вы недалеки от истины,- сказал собеседник, продираясь сквозь густую поросль орешника.
-Но всё же. Что означает такая необычная форма ручки вашей трости, а главное эти символы которыми усеяна вся верхняя часть древка этой красивой вещицы?
- Извольте,- старик взял трость в левую руку и остановил указательный палец правой руки на инкрустированном золотом по красному дереву одном из символов. Это изображение циркуля и наугольника символизирует - закон, совесть и вечность. Мастерок и молоток- «Братство вольных каменщиков». Сам массивный набалдашник выполнен в виде короны, которая в свою очередь означает - высшее просветление, и мудрость. Впрочем, мы уже пришли.
Старик раздвинул тростью плотные кусты и перед взором «бомбилы» возникло великолепное лесное озеро. Скорее это был большой пруд, окруженный со всех сторон плакучими ивами, плети которых свисали до самой воды. По периметру овального водоёма, на расстоянии нескольких метров от берегов, на водной глади, застыли нежно зелёные спирали потревоженной ряски. Казалось, будто стая диких уток перемешала ровную, однотонную поверхность, устланную крошечной водной травой, закрутив её в причудливые узоры подобные тем, что мороз оставляет на озябшем стекле. И действительно, в дальнем конце пруда, где небольшой ручей, убегает тонкой прозрачной лентой в лесные дебри, ни кого не опасаясь, плавали две милые утки. Они были прекрасны в своём пестро-коричневом оперении. Перебирая лапками птицы, кружились возле яркого селезня. Важный самец периодически нырял, а через некоторое время снова появлялся на поверхности воды за несколько метров от того места и принимался своеобразным криком подзывать своих обеспокоенных подружек. Услышав хруст надломившейся ветки пернатые любовники, сорвались с места, захлопав застоявшимися крыльями, и улетели прочь, скрывшись за кудрявой зеленью покачивающихся на ветру деревьев. С той стороны водоёма, где недалеко от берега, возвышаясь среди колючего кустарника, находился покрытый лишайником огромный валун, лес казался не таким дремучим скорее, он был немного прореженным по отношению к близлежащим зарослям. Наверно здесь, когда-то, находилась большая поляна, которая со временем поросла молодыми побегами деревьев и кустарника. Именно в том месте, от самого берега, полго спускаясь вниз, сбегали в воду и растворялись в глубине прозрачного озера широкие каменные ступени. Старик направился туда. Подойдя к валуну, он опёрся на него рукой и замер тяжело дыша. Затем немного переведя дух, произнёс:- Всё как я себе и представлял.
- Что это за место? - любуясь окрестностями, произнёс «бомбила. - Здесь так красиво!
- Это батенька - бывший барский пруд. Насколько я понимаю вокруг того места, где мы сейчас находимся, в своё время простиралась поляна. Здесь находилась господская купальня. В летнюю жару тут устраивались игрища. Молодые девушки упражнялись в «серсо», под тенистыми деревьями накрывались столы с прохладительными напитками и лёгкими яствами. Возможно, на этом самом валуне загорала некая прелестная княгиня. Затем люди, сбросив с себя одежды, гурьбой сбегали по этим белокаменным ступеням в прохладные чистые воды и плескались как дети, поднимая в воздух радужные невесомые брызги. Скорее всего, так и было,- с ностальгическими нотками в голосе произнёс старик. Но всё это ушло и вряд ли возвратиться. Но мы здесь совершенно по другому поводу. Пожилой мужчина оставил трость на траве и принялся обследовать валун. Обойдя его несколько раз, он остановился. Затем зачистив от лишайника одну из сторон камня, он удовлетворенно воскликнул:- Есть.
Подойдя к тому месту, водитель увидел на гранитной махине небольшую зарубку, словно сделанную топором на дереве.
-И что это означает? Недоумевая, произнёс он, уставившись на спутника.
- Скоро мы всё узнаем. Узнаем, - твердил человек, разгребая ботинком многолетний слой опавшей листвы у подножья валуна,- пока я ещё ни в чём неуверен.- Будьте так добры, выкопайте вашей лопатой небольшую яму именно в этом месите,- он указал пальцем на клочок земли расположенный непосредственно у края валуна.
-И глубоко копать?
-Ну, может быть метр-полтора. Точно сказать не могу.
- Ничего себе небольшую,- буркнул «бомбила» вырезая в указанном месте широкий кусок дёрна.
Почва была рыхлая и через четверть часа у подножья камня образовалась приличная яма, на краю которой, свесив ноги, сидел взмыленный человек, размышляя, о том стоит ли копать дальше.
- Возможно, я ошибся,- озадаченно произнёс пожилой мужчина, вглядываясь в глубину зияющего в земле подкопа. Яма уходила прямо под камень и возникла опасность смещения этой махины с её законного места.
- Попробуйте, взять немного левее,- посоветовал старик, когда его спутник всё же решился копать дальше.
Через минуту лопата наткнулась на край какого-то предмета, который, по звуку скребущей по нему лопаты, напоминал изделие из керамики или чего-то подобного. Находка оказалась квадратным ящиком размером с небольшой сундучок и была тщательно обмазана толстым слоем глины – по видимости обожженной затем в печи. « Бомбила», с большим усилием вытащил предмет на поверхность и поставил к ногам сгорающего от нетерпения пожилого мужчины.
-Не тяните молодой человек!- возбуждённо произнёс старик,- разбейте же скорее эту чёртову оболочку.
Водитель взял в руку, лежавшую рядом монтировку, и аккуратно ударил по предмету. При ударе, от него откололся небольшой кусок глины, а в левый нижний угол устремилась глубокая трещина. Со второй попытки глина лопнула, как перезревший арбуз, разделившись на две неровные половинки. Словно птенец, вылупившийся из яйца, перед взором изумлённых людей возник диковинный бронзовый ларец, который чудом пощадило время. Он выглядел так, будто искусный мастер только вчера закончил над ним работу, а уже сегодня принёс для оценки привередливому заказчику.
Над лесом появилась небольшая стая уток. Она сделала несколько кругов над лесным водоёмом и, заметив присутствующих на берегу людей, снова исчезла за лесом, недовольно покрикивая с высоты.
Старик стоял на коленях перед раскрытым ларцом, перебирая его содержимое.
- Я сделал это,- с дрожью в голосе произнёс он.- Выходит я, не напрасно прожил свой век,- затем с его губ слетел неуместный смешок.
Потом его лицо приняло вид человека, который с трудом сдерживаясь готов вот, вот рассмеяться. И через несколько мгновений, он уже безудержно хохотал, растворившись в нездоровом истерическом смехе. Но вдруг старик замолчал. Он повалился на землю и стал с жадностью глотать воздух, схватившись за сердце.
- Что с вами?- «бомбила» быстро подскочил к человеку, в одно мгновение расстегнул ему верхние пуговицы шёлковой рубашки и аккуратно стянул с него давящий грудь пиджак.
- Лекарство. Лекарство,- шептал старик не в силах пошевелиться.
- Вы забыли?! Ваши таблетки закончились,- выкрикнул перепуганный водитель, подкладывая спутнику под голову пиджак наспех сложенный в виде маленькой подушечки. – Постойте! У меня в машине есть автоаптечка и в ней наверняка должен быть нитроглицерин или, в крайнем случае, валидол. – Вы сможете, некоторое время побыть один пока я добегу до машины? Пожилой человек одобряюще опустил веки и на время забылся.
На весь путь до машины и обратно у водителя ушло чуть больше получаса. Вернувшись назад, он обнаружил старика сидящим на земле, опершись спиной на валун. Его глаза смотрели куда-то вдаль, а безвольные кисти рук распластались по земле, словно брошенные плети. «Бомбила» всё понял. Пассажир приказал долго жить, и от этого ему стало не по себе. Постояв некоторое время возле трупа, человек подошёл к нему и опустил пальцами остывающие веки.
«- Что же делать? Что теперь делать?- металась фраза у него в голове, словно бильярдный шар нежелающий зайти в лузу.
Затем его взгляд произвольно упал на распахнутый ларец, где всё содержимое было прикрыто бардовой бархатистой материей. Он подошёл к находке, опустился на колено и резким движением сдёрнул покров с таинственного сундука. Вглядываясь в то, что возникло перед его глазами, парень почувствовал как руки стали предательски подрагивать, а в кровь словно впрыснули немереную дозу адреналина. Он почувствовал себя экстремалом падающим с неимоверной высоты и борющимся с неисправным парашютом. Ларец доверху был наполнен масонскими реликвиями, золотыми монетами и драгоценными украшениями. Прямо сверху отражая собой безоблачное небо, лежал золотой мастерок с выгравированными на узорчатой ручке непонятными парню символами. Чуть ниже выступала ножка диковинного циркуля изготовленного из того же благородного металла. Немного в стороне красовался перстень с изображением короны и продетого сквозь неё наклоненного креста, а также женские и мужские украшения многие из которых были отделаны довольно крупными бриллиантами. Он захлопнул сундучок.
« Как быть с телом и драгоценностями,- думал человек, перебирая в голове все возможные варианты.- Заявить в милицию – невыход. На меня же всё и повесят. Скажут, довёл иностранца до инфаркта, чтобы завладеть сокровищами. Всё отберут, а меня посадят. Оставить всё как есть, и смотаться тоже не дело. Тачку то мою наверняка заприметили возле церкви. Будут проводить расследование и по машине наверняка на меня выйдут. Да и такое богатство жалко терять. Остаётся одно».
«Бомбила» закрыл ларец и отнёс в соседние кусты. Затем подтянул покойника к яме. Спрыгнув вниз, он аккуратно протащил мёртвое тело под самый валун. Выбравшись после этого на поверхность, человек осмотрелся. Немного в стороне, едва выглядывая из травы, торчала ручка стариковой трости. Вещь парню, конечно, нравилась, но по этой штуковине, впоследствии, могли выйти и на это дело.
«Не надо жадничать,- решил парень и бросил трость в яму, где покоился её хозяин». Быстро закопав могилу и тщательно скрыв все следы он, припорошил место старыми листьями, которых в округе валялось великое множество.
Человек взял ларец и, продираясь сквозь заросли, последовал близ берега озера, направляясь к противоположной стороне водоёма. Затем парень забрал немного правее и вскоре вышел из леса оказавшись далеко от того места где они вместе с умершим стариком пересекали пашню. С этого края насколько хватало взгляда, простиралось ровное скошенное поле. Сюда вполне можно было подъехать на легковой машине. Мужчина припрятал сокровища в плотном валежнике и быстрым шагом отправился за авто.

-Здравствуйте молодой человек. Рад вас снова видеть,- пролепетал добродушный еврей, завидев старого знакомого.- Чем дядя Давид может помочь на этот раз,- он прищурил глаза, приподняв над седыми бровями круглые золочёные очки которые с виду напоминали чеховское пенсне.
Этот пожилой, махровый еврей не раз выручал «бомбилу», покупая у него некоторые вещи забытые рассеянными пассажирами в его машине. Старенькая антикварная лавка, которую изредка посещал парень, находилась в центре города и была очень популярна в среде людей профессионально занимавшихся оборотом старинных предметов, а также среди мелких жуликов и карманников.
-Ко мне попали некоторые вещи,- осторожно начал объяснять парень,- ценность которых я…
- Ну, смелее, смелее дорогой. Дяде Давиду можно доверять. Ведь я ни разу вас не подвёл? Не так ли?
- Да, да. В общем, посмотрите сами,- «бомбила» оглянулся и, убедившись, что в магазинчике они одни достал из сумки и выложил на стол перед глазами перекупщика тот самый золотой мастерок.
Удивлённый еврей на некоторое время застыл, как зачарованный не в силах оторвать взгляд от предмета. Затем очнувшись, он взял его в руки и взглянул на парня.
-Вы позволите мне на минутку удалиться вместе с этой вещью?- спросил он и, получив одобрение, скрылся за зелёной дверью где, по-видимому, находилась мастерская, в которой он проводил экспертизу предлагаемых ему ценностей.
- Вы удачливый человек, скажу я вам,- произнёс хозяин лавки, вернувшись через некоторое время. - Только счастливчик может быть обладателем такой редкой и необычайно престижной, в определённых кругах, вещи.
- Но, не могли бы вы назвать её цену,- сгорая от нетерпения, выговорил «бомбила».
- Скажу вам по секрету,- Давид перешёл на шепот, словно его кто-то мог услышать,- она бесценна.
- Но всякую даже, как говориться, бесценную вещь можно продать главное найти покупателя. И вот ещё,- парень достал из внутреннего кармана своей коричневой ветровки небольшую кипу цветных фотографий и передал Давиду.
Еврей, внимательно рассмотрев каждую, взглянул собеседнику прямо в глаза и недоверчиво произнёс: - И что, это всё у вас имеется?
- Конечно,- чуть сконфуженно произнёс парень,- или вы думаете, я сюда пришёл просто так, немного позабавиться.
- Это серьёзное предложение молодой человек. Если вы действительно обладаете этими предметами, то можете считать себя богатейшим из людей. Он еще раз перебрал каждую фотографию и продолжил. - Но всё это лишь красивые драгоценные вещи. И они замечательно смотрелись бы у кого-то в коллекции или, например, на шее у кокетливой красавицы, Давид указал на снимок с изображением прекрасного колье с платиновыми подвесками, где внушительные брильянты обрамлены изящными изумрудами. Но вам нужны деньги. Ведь так?- он снова посмотрел на парня и добавил:- А чтобы всё это превратить в конвертируемые средства нужно какое-то время и… солидный покупатель. Вы спросите, почему солидный? Да потому что, судя по моим предварительным подсчетам, если учесть, что все эти вещи подлинны, а также взяв во вниманиё их художественную и антикварную ценность сумма, вырученная за всё это, составит астрономическую цифру.
-Ну не томите меня, пожалуйста, Давид! Говорите!
- Более ста миллионов евро, но возможно и в несколько раз больше,- выдохнул еврей и уставился на забегавшие глазки собеседника. – Я готов взяться за это дело и в случае удачного исхода моя доля составит… пятьдесят процентов от вырученной суммы.
- Пятьдесят процентов?!- удивлённо произнёс «бомбила»,- это круто.
- Молодой человек… Вы являетесь только владельцем этого сокровища, а вся работа и риск будет лежать на мне. Поверьте это дорогого стоит. Но я сделаю для вас больше - я не спрошу, откуда всё это?
Немного посомневавшись, прикинув все, за и против, парень дал согласие. Они ударили по рукам, подписав, таким образом, негласный контракт.
- Оставьте мне, пожалуйста, свой номер телефона и фотографии. А это,- Давид осторожно придвинул мастерок к руке парня,- пока спрячьте и подальше. В течение месяца я вам обязательно позвоню, и мы определим план дальнейших действий.
Подельники пожали, друг другу, руки, «бомбила» вышел из помещения, а массивная буковая дверь звякнула на прощание бронзовым колокольчиком.

Долго ждать не пришлось. Через три дня Давид позвонил парню, после чего они встретились в уютном кафе, где и решили все вопросы, обсудив нюансы, касающиеся известного дела. Покупатель нашёлся быстро. И это неудивительно. Масонское братство готово было отдать последние деньги за реликвии, которые до сих пор считались безвозвратно утраченными. Щепетильный еврей сделал всё тонко и аккуратно, что свойственно этой нации. Он даже помог отрыть персональный счёт на имя своего подельника, приобрести небольшой особнячок в штатах и получить вид на жительство в той же стране. Да и сам он, конечно же, не остался внакладе.

Теперь «бомбила» сидел, как говориться, на чемоданах. Через два месяца, пока утрясутся все бюрократические формальности, которыми занимался нанятый им адвокат - намечен отъезд из страны. Жена и дети были счастливы. Все давно мечтали оставить нестабильную, в отношении проживания, родину и уехать в более предсказуемое и защищенное государство. Своего сына, он определил в престижный колледж, где по приезду на новое место жительства тот сразу должен приступить к учёбе. Дочку, которой надлежало пойти в первый класс, также пристроили в солидное учебное учреждение. Всё последнее время с детьми занималась пригашённая, высокооплачиваемая, преподавательница английского языка.
Квартира и старенькие «Жигули» подготовлены к продаже, а новые хозяева уже вступали в свои права сразу же после отъезда семьи. В общем, всё складывалось замечательно. Парень даже стал понемногу забывать, откуда на него свалилось это богатство?! Каким образом он стал владельцем огромных банковских счетов?!
На улице стоял конец августа. Уставшие от летней жары деревья сбрасывали отдельные пожухлые листья, подбирая для себя элегантные жёлто-красные наряды и не спеша, готовились к торжественному осеннему дефиле.
Даже теперь когда «бомбила» стал немыслимо богат, он не перестал заниматься извозом. Это занятие ещё оставалось у него в крови, и парень нет, да и разъезжал на своей «копеечке» по соседним улицам в поисках потенциальных клиентов. Делал он это не из-за денег. Нет. Ему скорее не хватало простого общения, к которому он так привык.
С официальной работы «бомбила» уволился, а его начальник на прощание, в знак благодарности за хорошее исполнение своих обязанностей, выписал ему небольшую премию.

Во время одной из таких вылазок, когда на улице уже темнело, а горожане спешили после работы домой, парень заметил священника, вероятно католика, стоявшего на краю тротуара, в надежде поймать вечернее такси. Он был облачён в чёрный костюм, а пальцами левой руки перебирал жёлтые четки, которые удивительно сияли при свете фар подъехавшей машины. Когда священник открыл дверь автомобиля и заглянул внутрь, у парня перехватило дыхание. Он даже отпустил руль и стал медленно отползать, пока выпуклый подлокотник не упёрся ему в подреберье. Лицо пастыря, как две капли воды, походило на физиономию старика, владельца диковинной трости. И если бы «бомбила» не знал, что тот мертв, то наверняка отдал бы богу душу прямо там, в своей машине.
-Мне, хотеть ехать аэропорт! Я, встречать мой коллега!- с ужасным акцентом прогнусавил священник. Затем немного смутившись, произнёс:- Почему вы на меня так смотреть? Я очень пльохо сказать по-русски?
Убедившись, что всё в порядке, а человек просто очень похож на умершего старика, парень успокоился.
- Нет проблем,- проговорил он,- сто баксов вас устроит?
- Да, да. Я дать вам такие деньги, но мне надо бистро, самолёт, нельзя опоздать! - он плюхнулся на переднее сиденье, прикрыл глаза и принялся, перебирать камни чёток, шепча обветренными губами вечернюю молитву.
«До аэропорта не меньше часа езды,- прикинул бомбила,- учитывая пробки- всё полтора. По окружной ещё дольше. Самый короткий путь через бульвар, мимо моего дома. Да, это наилучший вариант,- он резко принял, влево и, проигнорировав две сплошные линии, развернулся в обратном направлении ».
Машина двигалась по бульвару с приличной скоростью, а сильный боковой ветер, прорываясь между домами, временами встряхивал людей, не давая водителю расслабиться, и насладиться свежеуложенным асфальтом. Вскоре показался его дом – старая, облезлая хрущёвка. Он с трудом отыскал свои окна. Свет не горел.
«- Где же моя семейка?- подумал «бомбила». - Пацан наверняка во дворе с друзьями. Жена с дочкой собирались в магазин, на соседнюю улицу».
- Мы можем не успевать! Бистро, бистро!- затараторил вдруг очнувшийся пастырь,- я платить вам двести баксов, только очень торопится!
Эта фраза подействовала на прожженного извозчика - словно красная тряпка на разъярённого быка, и он инстинктивно надавил на педаль акселератора…
И снова лицо. Детское, до умиления родное лицо дочери. Оно увеличивалось, с бешеной скоростью. Их взгляды встретились. Они находились совсем рядом, и далеко. Людей разделяло стекло - прочное стекло автомобиля.
« Всё это уже было, - стучало у него в мозгах - было давно. Это проклятое дежавю».
И темнота… Затем слабый свет… После плачь. Рыдание обезумевшей от горя жены склонившейся над бездыханным маленьким телом.
Разбитая машина стояла на обочине, обняв искореженным капотом фонарный столб.
«Бомбила» приоткрыл глаза. Его онемевшие ноги сдавило распёртым железом.
«-Что с пассажиром?- пульсировало у него в висках. - Что с ним?- парень, с неимоверным усилием, превозмогая адскую боль, повернул голову в сторону соседнего кресла».
Рядом никого не оказалось. Только жёлтые чётки, свернувшись гремучей змеёй, покоились на промятом сиденье. Они лежали, источая слабое свечение, походя на выложенный магический круг. Затем скреплённые между собой камни замерцали зелёными искрами, и растворились в угасающем сознании человека, расползаясь бледными удаляющимися всполохами.

Эпилог.

- Эти уроды - большего не заслуживают,- произнёс озлобленный санитар, вываливая содержимое половника в очередную алюминиевую миску. Затем брезгливо стерев тряпкой со стола пролившуюся субстанцию, обратился к пожилой коллеге: - На! Неси им это дерьмо.
-Тише! Тише!- негромко зацыкала женщина в нестиранном, белом халате, ставя посуду с пищей на широкий потемневший поднос,- они, же услышат!
- Да, хрен с ними. Они всё равно ничего не соображают.
- Э-э-э, не скажи,- заговорщически пролепетала она. Среди них есть всякие. Не все такие, какими кажутся. Здесь кто от тюрьмы косит, а иные от мира отдыхают,- сказала женщина и перекрестилась.
- Как это от мира?- спросил, недоумевая быковатого вида санитар.
- Одни люди в монастырь идут ну, а те, кто в бога не верит, сюда, в «дом скорби» стремятся.
- А медкомиссия?
- Молодой ты, да глупый. Знаешь, сколько способов, а главное причин сюда попасть существует?!
- А тот хромой?- санитар кивнул на молодого человека, который проковылял через всю столовую и притаился в углу, задумчиво уставившись в одну точку, - с виду вроде нормальный, только угрюмый чересчур.
- Этот бедолага дочку свою на машине сбил, с тех пор умом-то и тронулся. Вообще он смирный. Но бывают минуты, когда на него вдруг что-то находит. То - начинает головой о стены долбиться, а иной раз норовит глаза себе выдавить. Только намедни смирительную рубашку сняли.
- Ну, этот нежилец. Знавал я таких,- вздохнул смягчившийся санитар и повесил половник на край здоровенной кастрюли.

Стояла поздняя весна. Густые зелёные листья на деревьях и кустарниках успешно скрывали признаки запустения и упадка, царивших в Городе Волшебников. Собственно, даже в лучшие для города времена, пышная растительность не позволяла рассмотреть богатство и достаток простых горожан. Такова была одна из причуд правителей города - волшебников. У каждого из них была своя башня - выше или ниже других, в зависимости от могущества или амбиций её обитателя. Присутствия себе подобных волшебники не выносили, а потому располагали свои жилища на изрядном удалении друг от друга, но всё же в пределах видимости, руководствуясь соображением, что врагов нужно держать рядом.
На этом их терпимость к ближнему своему и заканчивалась. Видеть каждый день суету простых горожан, в обилии стекавшихся к средоточию власти и богатства, их мелкие страстишки и убогие постройки, было уже выше сил волшебников. Поэтому простолюдинам позволили жить в городе, но с некоторыми условиями: высота их домов ограничивалась двумя этажами, и сверху все крыши должны быть надёжно укрыты раскидистыми кронами деревьев.
Вот так и получилось, что с высоты птичьего полёта Город Волшебников представлял собой бескрайнее море лесов, из которого одинокими скалами вздымались к облакам громады башен, а на уровне человеческих глаз тот же город был дремучей чащобой, с вечными сумраком и сыростью.
По улице, укрытой толстым слоем скопившейся за много лет опавшей листвой, шёл мужчина. Его звали Дит, и он был одним из лучших собирателей города. Высокий, чуть старше среднего возраста, одетый в неприметную походную одежду, он направлялся к ближайшей башне - резиденции волшебника, на которого Дит обычно работал. Вокруг разносились звуки дикого леса: перекликались птицы, в густом подлеске шуршали мелкие животные, разгребая перепревшую листву в поисках пищи, и ничто не говорило о присутствии других людей. Но Дит ступал совершенно бесшумно, крадучись переходил от дерева к дереву, прячась в густой тени, потому что знал - не все горожане покинули город. И оставшиеся выживают, паразитируя на других людях. Даже здесь, в непосредственной близости от башни волшебника, по лесу рыскали хищники в обличии человека.
Только выйдя из леса на открытое пространство, окружавшее башню в радиусе ста метров, Дит смог почувствовать себя в безопасности. Незваный гость не посмел бы ступить на каменные плиты, которыми были вымощены подступы к башне, не рискуя лишиться жизни.
Сама башня мало походила на творение человеческих рук. Она выглядела так, словно кто-то взял высокую скалу, и высек в ней двери и окна, нисколько не беспокоясь о симметричности их расположения. Декоративных украшений удостоились лишь входы, к одному из которых подошёл Дит.
Поднявшись по ступеням, он вошёл в холл на первом этаже. Хотя грабители и мародёры не проникли в башню даже во времена бунтов и беспорядков, помещение выглядело почти так же, как и жилища простых горожан после погромов. Ковры, мебель, разнообразная утварь... всё было вынесено и - либо спрятано, либо продано. Даже мозаики на полу и стенах были изуродованы - из них выбили все полудрагоценные камни, а некоторые фрагменты выпилили целиком.
Гостя встретили двое охранников. Они приветствовали Дита кивками, и без лишних слов проводили вглубь зала - к подъёмному устройству. Некогда гостям волшебника было достаточно войти в башню, и её хозяин заклинанием переносил их в свои апартаменты. Неуклюжая, грубо сколоченная конструкция стала лишним свидетельством исчезающего могущества правителей Города.
Довольно много времени Дит провёл в темноте, слушая стук и скрип медленно ползущей вверх платформы. Наконец его вгляду открылись личные покои хозяина здания. Обстановка огромной комнаты, словно бросая вызов действительности внешнего мира, была неприлично роскошной. Экзотические породы дерева, щедрая позолота, пышные драпировки из заморских тканей, являли собой кричащий контраст запустению нижних этажей башни.
Едва собиратель ступил на мягкий ковёр, как в центре комнаты возник волшебник. Он словно бы всё время, невидимый, находился там, и лишь из вежливости показал себя посетителю.
- Дорогой Дит, проходи же, не стой на пороге.
Хозяин был само радушие. Волшебники скрывали свои имена, поэтому Дит называл его про себя – Сиреневый - по цвету мантии. Среднего роста, неопределённого возраста, непонятного пола, абсолютно безволосый... волшебник был ничем не примечателен. Среди магического сообщества он не выделялся и особенными дарованиями - ходил в крепких середнячках.
Приглашения присаживаться не последовало, поэтому Дит отошёл от подъёмника на шаг и застыл, почтительно склонив голову.
- Должно быть, ты думаешь, что я попрошу тебя, как обычно, отправиться в Долину и принести оттуда руды для моих опытов, - продолжал волшебник свой монолог, нисколько не волнуясь, что же на самом деле думает Дит. По правилам этикета, в беседе с волшебником говорил только волшебник, а простолюдин открывал рот лишь тогда, когда ему задавали вопрос. - Так вот ты ошибаешься. На этот раз тебе не нужно пойти и ПРИнести, а должно пойти и ОТнести. - Волшебник рассмеялся своей шутке. Потом слегка пошевелил пальцами и перед гостем на ковре возник мешок размером со среднюю тыкву.
- Внутри мешка находится некий артефакт, который тебе предстоит отнести в Долину. Там ты спустишься в Лабиринт, доберешься до подземного озера, и в три часа ночи новолуния, в миг когда... э-э-э..., ладно - это не важно. В общем, в три часа ночи брось мешок в воду. - С чувством выполненного долга, Сиреневый выжидающе посмотрел на собирателя.
Приняв взгляд волшебника за разрешение говорить, Дит спросил:
- А можно ли мне узнать, что это за артефакт, и зачем его нужно бросить в подземное озеро Лабиринта?
С добродушной улыбкой волшебник ответил:
- Нет. Но я понимаю причину твоего беспокойства, - тут он заговорщически подмигнул гостю. - Твоя миссия будет потруднее, чем простой сбор руды, но и оплата будет соответствовать её сложности. Ты получишь в десять раз больше золота, чем за обычную ходку.
Дит выдавил из себя улыбку. С условиями волшебников либо соглашаются, либо переезжают в другой город. А уезжать он не собирался, поэтому поднял с пола мешок.
- Вот и договорились. Поскольку времени до новолуния осталось мало, а путь предстоит не близкий, я тебе немного помогу.
Волшебник снова пошевелил пальцами, но на этот раз ничего не произошло. Слегка смутившись, он порылся в складках мантии и извлёк щепотку порошка. Подбросил его в воздух и, когда облачко сверкающей пыли окружило безволосую голову, сделал вдох. Незаметный пас руками, и гость исчез, оставив волшебника опять одного.
А Дит обнаружил себя стоящим на плоской крыше башни. Сильный порыв ветра потащил его к не ограждённому краю, и Дит, преодолевая напор стихии, постарался удержаться в центре. Опустившись на колени, он снял заплечный мешок, чтобы положить в него полученный артефакт. Услышав за спиной шум, человек в последний момент откатился в сторону, и на месте где он только что был, приземлилась чёрная крылатая тварь.
Подобрав под себя чешуйчатые лапы, существо опустилось на крышу, подобно огромной курице-переростку, только в отличие от курицы на существе не было ни единого пёрышка. От маленькой головы, венчавшей длинную морщинистую шею, до кончика гибкого извивающегося хвоста расстояние составляло не менее трёх человеческих ростов.
Ездовой дракон, один из тех, которыми пользовались волшебники, и за чьим полётом Дит иногда наблюдал с земли, повернул к человеку голову и прохрипел:
- Садись.
Собиратель торопливо подтянулся на руках и вскарабкался на спину животного. Там он обнаружил плетёное кресло и едва успел занять его и привязаться ремнями, как дракон вперевалку направился к краю башни и прыгнул вниз.
У пассажира перехватило дыхание от ужаса при виде устремившейся на него бездны, на дне которой вращалось лесное море. Когда дракон раскрыл кожистые крылья, падение прекратилось, и Дита встряхнуло, словно они с размаху налетели на стену. Стремительное пикирование перешло в горизонтальный полёт в сторону Долины.
К концу первого часа путешествия Дит измучался от приступов морской болезни. Способ передвижения дракона был своеобразным - несколькими взмахами крыльев он взбирался на невидимую воздушную гору, чтобы потом провалиться с её вершины на несколько метров вниз. Со стороны такой полёт казался грациозным порханием, а со спины зверя - беспорядочной болтанкой.
Чем ближе к Долине приближался дракон, тем ниже он летел. Сказывалось всё более ощутимое присутствие месторождений магической руды. Волшебники лишались своей силы, а созданные ими существа просто исчезали рядом со скоплениями руды. Парадокс - истолчённый в мельчайшую пыль минерал давал волшебникам могущество, и он же - в сыром, непереработанном виде, был для них смертельно опасен. В этой странной зависимости и крылась причина сначала процветания, а затем и медленной агонии, в которой ныне пребывал Город Волшебников.
В незапамятные времена, в местности, называемой теперь Долина, упал огромный небесный камень. В месте падения образовался кратер, окружённый высоким барьером из выброшенной взрывом породы. За последующие миллионы лет природные процессы заполнили воронку песком и камнями, под которыми оказались погребены куски прибывшего из другого мира вещества.
Потом в Долину пришли люди и открыли для себя невероятные свойства руды, впоследствии названной магической. Через несколько сотен лет из тех, кто постоянно использовал магический порошок, произошла каста волшебников. Они стали правителями этого мира, но появились и те, кто пытался управлять волшебниками, используя их зависимость от сверкающей пыли.
Разрозненные кучки рудокопов объединялись и распадались. В Долине возникали и исчезали карликовые государства и обширные империи, в некоторые периоды становившиеся богаче и сильнее своих клиентов - волшебников. До тех пор пока последние не преодолели взаимную неприязнь и не решили положить конец самоуправству зарвавшихся грязекопателей.
Волшебники создали новый вид живых существ. Эти существа не были полностью магическими, иначе они исчезли бы, едва ступив за кольцевой вал Долины. Их основным предназначением стала добыча руды, поэтому волшебники наделили их тела необходимыми инструментами: шесть сильных лап заканчивались плоскими и острыми, как бритва костяными наростами; жесткая грубая шкура защищала от каменных осколков при рытье нор; плотные прозрачные веки оберегали от пыли видящие в темноте глаза. Крот - так, не слишком мудрствуя, назвали волшебники своё творение и выпустили в Долину.
Днем кроты, избегая солнечного света, рыли сложную систему тоннелей и шахт в поисках руды для своих хозяев, а ночью выползали на поверхность и вырезали рудокопов. Ростом чуть ниже людей, кроты компенсировали этот недостаток внезапностью нападения и большим количеством колюще-режущих инструментов, чем смог бы удержать в обеих руках человек.
Через год в Долине не осталось никого, кроме кротов, а добытой руды было больше, чем люди извлекли из недр за всё время своего пребывания в Долине. Именно тогда был построен Город Волшебников и уже никто не осмеливался оспаривать власть у его основателей.
Эпоха процветания продолжалась несколько тысяч лет и, казалось, будет длиться вечно. Но в момент триумфа волшебники заложили под своё могущество мину замедленного действия и однажды она сработала.
Возможно, виной тому стало постоянное вредное воздействие больших скоплений магической руды на кротов, но в один не прекрасный для волшебников день полноводная река сырья из Долины пересохла. Кроты осознали свою индивидуальность, они поняли, что не менее разумны, чем люди и не должны оставаться рабами. Надёжных свидетельств тому нет, но многие предполагали, что кроты начали создавать собственную цивилизацию. Волшебники попытались решить возникшую проблему проверенным способом - в Долину были запущены новые монстры. Но кроты очень хорошо приспособились к условиям мест своего обитания и без проблем избавились от пришельцев. Запасы магического порошка стремительно таяли, и отчаявшиеся волшебники бросили на кротов человеческие армии. После недельной резни уцелевшие отряды вернулись в город бандами мародёров. Волшебники заперлись в своих башнях и через какое-то время, когда поживиться в городе было уже нечем, а выжившие жители бежали, на город опустилась тишина. Мёртвая тишина.
Но жизнь продолжалась: волшебники нуждались в порошке, а немногие оставшиеся горожане - в работе. Так появились собиратели. Они совершали кратковременные вылазки в Долину, днём копались там в отвалах породы возле нор кротов, а ночью прятались по щелям, как тараканы.
Один из таких собирателей – Дит, подлетал сейчас к Долине на спине дракона. Зверь слабел с каждым взмахом крыльев и его наездник опасался, что тварь издохнет прямо в воздухе. Но чудом обошлось, и дракон тяжело спланировал на один из холмов, кольцом окружавших Долину. Человек торопливо распутал узлы на ремнях и сполз со спины животного. Покачиваясь, на подгибающихся ногах, Дит сбежал по склону холма и упал на колени, пытаясь совладать с головокружением и одновременно с тошнотой. Обойдясь без напутственных слов, волоча по земле крылья, дракон спустился по другой стороне холма и пешком двинулся в город.
Придя в себя, Дит, как всякий обладающий здоровым любопытством человек, первым делом проверил содержимое полученного мешка. Внутри оказался продолговатый сферический предмет серо-зелёного цвета. На ощупь его оболочка была похожа на плотную упругую кожу, под которой прощупывалось что-то твёрдое. Приложив предмет к уху, Дит услышал звук - как от роя пчёл. Тщательно упаковав артефакт и уложив его обратно в заплечный мешок, Дит поднялся на ноги и направился в Долину. До заката он планировал добраться до первого тайника и провести в нём ночь.
Пройдя шагов десять, Дит услышал сзади крик. Обернувшись, он увидел, как с холма бегом спускается человек. Практически сразу Дит узнал в преследователе Нака. Этот подросток был учеником волшебников и ещё, вроде как, подопечным Дита. Глядя на быстро приближающуюся неуклюжую фигурку, Дит в сердцах выругался.
- Какого дьявола ты тут делаешь?! - Воскликнул Дит, пока, упёршись руками в колени, Нак переводил дыхание.
- Я... пойду в Долину... с тобой, - в перерывах между вдохами ответил подросток.
- Ты сейчас же отправишься обратно или я так тебя отделаю, что тебе будешь добираться до города ползком, - со злостью прошипел Дит в лицо Нака. Гнев в глазах взрослого заставило Нака поверить, что тот не блефует. Отпрянув, ученик волшебника вцепился в спрятанный под плащом нож.
- Если ты не возьмёшь меня с собой, я всё равно буду идти следом, - глядя исподлобья, пообещал мальчик.
Зарычав, Дит шагнул к паршивцу. Его первым и самым сильным желанием было привести угрозу в исполнение. Но, судя по упрямой складке на переносице, заставить подростка отказаться от своих намерений, можно было, только крепко привязав его к дереву. Дит прекрасно понимал, что он разбрасывается пустыми угрозами и не сможет причинить Наку вреда. Он испытывал к ребёнку почти отцовские чувства, и ни за что не оставил бы Нака здесь одного и беспомощного. Отвести его за ручку обратно, к волшебникам, не было времени. Взвесив все за и против, Дит принял решение. Скрипя зубами, он сказал:
- Хорошо, ты пойдёшь со мной. Но если ты ещё, хоть раз, ослушаешься меня... я брошу тебя одного посреди Долины. И не сомневайся, даже ЕСЛИ мы вернёмся в город - трёпки тебе не избежать.
Всем своим видом демонстрируя смирение, Нак послушно закивал.
- Идём, - резко скомандовал Дит и зашагал на запад. Нак потрусил следом.
Недоучившемуся волшебнику хватило ума не отправиться в путь в ученической мантии. Он надел практичный и неприметный дорожный костюм и даже собрал мешок с необходимыми вещами. Уроки, данные когда-то Дитом, не прошли даром. Однажды Нак уже был обязан старшему товарищу жизнью, но по молодости и за давностью лет не придавал этому большого значения. Кому из детей приходит в голову благодарить своих родителей за то, что те произвели их на свет?
Настоящий отец Нака погиб во время войны с кротами. Остальные родственники сгинули во время последовавших беспорядков. Дит, в смутные времена не гнушавшийся обшаривать покинутые дома, обнаружил в одном из них четырёхлетнего мальчика. Мужчина не бросил ребёнка умирать от голода, а воспользовался связями и пристроил его в закрытую школу волшебников. В течение следующих десяти лет Дит навещал найдёныша и Нак стал воспринимать своего спасителя как отца.
Довольно долго путники шли молча, думая каждый о своём. Наконец, Дит спросил:
- Так расскажи мне, как ты узнал, что я буду именно здесь и именно в это время?
- В школе пошли слухи, что волшебники придумали новое средство против кротов. И что его вот-вот пустят в ход. А недавно волшебник Исани поручил мне - как своему личному ассистенту – помочь ему в составлении астрологической карты Долины и гороскопа кротов. Тогда я и узнал о предполагаемой дате - в начале этого месяца, - Нак замолчал, перепрыгивая ров, бывший когда-то окопом. Ров зарос травой, милосердно скрывая останки тех, кто встретил в нём свою смерть.
Путники вошли в ту часть Долины, где десять лет назад шли бои. Мертвых тел уже не было, они стали удобрением для буйной растительности, но среди травы всё еще белели кости. Остовы катапульт превратились в маленькие холмики, а воронки от огненных шаров стали небольшими водоёмами, по берегам которых росли кусты. Основной удар человеческих армий пришёлся на север Долины, но и здесь хватало сувениров военного времени, в изобилии разбросанных по земле.
Дит, привычный к окружающему пейзажу, невозмутимо шагал вперед, а Нак ошеломлённо вертел головой - ведь где-то здесь могли лежать и останки его отца. Свою нервозность подросток пытался скрыть за сбивчивым рассказом:
- А потом я подслушал, как Исани разговаривал с другими волшебниками. Они обсуждали, кто из собирателей работает лучше всего. Называли много имен, в том числе и твоё. Поэтому я составил и твой гороскоп, но уже для себя, а не для Исани.
- И что ты в нём обнаружил? - Дит не очень доверял гороскопам, но ему было любопытно.
- Я нашёл много пересечений твоей звёздной карты и звёздной карты Долины. Может, именно поэтому ты так удачлив.
- Не сглазь.
- Остальное уже было делом техники, - продолжал Нак, - почти неделю назад я сбежал из школы и уже третий день как ждал тебя здесь.
- А если бы для миссии выбрали не меня? Что бы ты делал?
- Ну, не знаю... - подросток растерялся. - Всё говорило о том, что это будешь ты. Одно из достоинств волшебников - их предсказуемость.
Оставался ещё один вопрос, ответ на который Дит знал и так, но не мог его не задать:
- А почему ты пошёл на всё это?
- Я не помню своих родственников, но чувствую, что должен отомстить за их смерть, - тихо произнёс Нак.
- Кротам? С тем же успехом можешь винить волшебников! - Вспылил Дит. - Вообще всё это глупо. От твоего присутствия больше вреда, чем пользы.
Подросток угрюмо молчал.
Солнце садилось, и путники шли, отбрасывая длинные тени. Нак уже начал волноваться, что они встретят ночь на ровном месте, абсолютно беззащитные перед кротами. Внезапно Дит исчез из поля зрения подростка, словно провалился под землю. Через несколько шагов Нак увидел, что поверхность земли пересекает узкая трещина - шириной не более полуметра. Он её заметил только потому, что внимательно смотрел под ноги. Закатные лучи солнца туда совсем не проникали, и дно трещины терялось в темноте.
Упираясь конечностями в осыпающиеся стенки, Нак спустился вниз. Предосторожности оказались не лишними - трещина углублялась на четыре метра, и в самом низу было так тесно, что Нак не мог развернуться. Откуда-то с уровня ног прозвучал голос Дита:
- На пару метров правее...
Нак послушно двинулся в указанном направлении. В кромешной темноте ногами он нащупал в стене дыру. Извиваясь как червяк, мальчик вполз-таки в тесную каверну. Кряхтя и толкаясь, он поменялся с Дитом местами - собиратель непременно хотел лежать у выхода.
- Здесь мы проведём всю ночь, - сказал Дит. - И соблюдай тишину, тем больше шансов, что нас не найдут, - прервал он попытку Нака завести непринуждённую беседу. - Спи.
Но Наку не спалось. Он ворочался с боку на бок, тяжело вздыхал, слишком взбудораженный событиями прошедшего дня и в предвкушении дня грядущего. А вот у Дита проблем со сном не было или он делал вид, что их нет. Собиратель не спал в полном смысле этого слова, он словно бы находился на грани сна и бодрствования, какой-то частью сознания воспринимая происходящее. Мысли в таком состоянии ворочались как каменные глыбы на дне водного потока.
А думал Дит о том, правильно ли он поступил, взяв с собой Нака. Может быть, был какой-то способ отделаться от подростка, не подвергая опасности ни себя, ни его. Неизбежно возникла мысль, что он уже совершил ошибку, позволив возникнуть привязанности к этому сироте. У Дита не было семьи, и заводить её он не собирался - ни из эгоистических соображений, чтобы было кому о нём позаботиться в старости, ни из-за страха перед одиночеством. Любая привязанность делает человека слабее. Стоило скорлупе вокруг сердца Дита дать трещину, как в неё тут же просочился Нак и разламывает её на кусочки. Того и гляди, начнёшь лить слёзы над выпавшими из гнезда птенцами. Б-р-р-р.
Наверху наступила ночь. Нак, кажется, заснул - его ровное сопение было отчётливо слышно в полной тишине укрытия. Внутренний метроном собирателя отбил полночь. Пора.
Стараясь не потревожить сон мальчика, Дит выбрался наружу. Стоя на дне провала, он прислушивался. Кроты не прочёсывали Долину теперь, как раньше - после войны. Они чувствовали себя уютнее в своих норах, а не на поверхности - под бездонным небом. У них всё же есть слабости, и это было на руку собирателям.
Дит поднялся на поверхность. Ночь оказалась не только безлунной, но и беззвездной. Небо над Долиной заволокло тучами, и лёгкий ветерок шевелил высокую траву. Ещё раз прислушавшись, и даже принюхавшись, Дит закинул на спину мешок с артефактом и бесшумно зашагал в ночь.
Когда вчерашним утром Сиреневый заговорил о спуске в лабиринт кротовых нор, Дит впервые был готов нарушить правила этикета и усомниться в здравом смысле волшебника. Ни один собиратель в поисках руды не спускался в лабиринт Долины. Даже днём, не говоря уже о ночи. Лишь когда стало ясно, что подарочек нужно доставить в подземное озеро, у Дита отлегло от сердца. Для осуществления замысла волшебников не нужно было совать голову в петлю, и вылазка обещала стать не более трудной, чем обычно.
Та трещина, в которой сейчас спал Нак, была провалом над подземным ручьём. Обвалившаяся земля перекрыла старое русло, и вода пробила себе новый путь в обход. Древние колодцы, располагавшиеся ниже по течению - пересохли, а те, что выше - ещё действовали. К одному из этих колодцев собиратель сейчас и направлялся.
Трава была покрыта ночной росой, и когда Дит дошёл до цели, его штаны до колен насквозь промокли. За последний час глаза человека привыкли к темноте, и он смог разглядеть силуэт колодца. Перегнувшись через полуразрушенную стенку, Дит услышал на дне шум проточной воды. Ручей впадал в подземное озеро и, по прикидкам Дита, через пару часов посылка волшебников - чем бы она ни была на самом деле - окажется у адресата. Дит вынул из мешка яйцеобразный предмет - тот медленно пульсировал теплом и стал походить на живое существо - и выпустил из рук над колодцем. Через пару секунд снизу донёсся всплеск и Дит неслышно вздохнул - одной проблемой меньше.
Обратный путь до убежища собиратель проделал налегке. Тяжести не было не только на спине, но и на сердце. Подкравшись к провалу, он напряжённо всматривался и вслушивался в темноту. Кажется, всё было в порядке, но Дит почувствовал беспокойство. Ещё добрых полчаса он таился, как мышь, и ничего не происходило, но беспокойство не исчезало, а только усиливалось. При иных обстоятельствах собиратель просто ушёл бы - одно из главных правил, выработанных им за последние десять лет, велело доверять своим предчувствиям, но в этот раз в убежище был Нак и мужчина, чертыхаясь про себя, начал спуск в трещину.
Неподвижная темнота вдруг ожила, и к Диту метнулись несколько заточенных конечностей. Человек одним сильным рывком попытался выпрыгнуть из трещины, но на его затылок обрушился удар - темнота перед глазами взорвалась вспышкой света, и он потерял сознание.
Очнулся собиратель от льющейся ему на лицо воды. Одна струйка устремилась в нос и Дит, отфыркиваясь, попробовал встать, но тугие верёвки на руках и на ногах не позволили ему этого сделать. Он приоткрыл глаза и увидел над собой морду крота. Существо стало издавать хрюкающие звуки и попыталось бережно (насколько это было возможно с его лапами) помочь человеку подняться.
Сидя вытянув ноги, и прислонившись спиной к шероховатой каменной стене, Дит, наконец, осмотрел место, где он оказался. Узкий тоннель - шириной и высотой не более половины человеческого роста - тянулся в обе стороны и шёл под небольшим уклоном вниз. С его верхнего конца проникал слабый рассеянный свет, а в противоположной, более темной стороне, на расстоянии десяти метров находились ещё два крота и между ними - Дит напрягся - сидел в той же позе, что и старший товарищ, Нак. Над ним были занесены сразу четыре острых и слегка изогнутых когтя, похожих на длинные сабли. Они были готовы в любой момент проткнуть ребёнка насквозь, но почему-то пока этого не делали. Ещё дальше, уже почти в полной темноте, угадывались силуэты других кротов.
- Нак, ты как там - жив? С тобой всё в порядке? - заорал Дит, уже нисколько не заботясь о сохранении тишины. Крот, что сидел рядом, предостерегающе приставил верхнюю конечность к горлу человека с недвусмысленным намёком. Но Диту было уже всё равно, он снова прокричал:
- Нак, ответь мне! Что они с тобой сделали? Не молчи!
Но подросток не издал ни звука. Слегка раскачиваясь, он смотрел невидящим взглядом прямо перед собой и ни на что не реагировал.
Крот ударил Дита по лицу. Потом приблизил к его глазам зажатый в лапе кусок белого камня. Когда Дит сфокусировал взгляд на куске, кажется, известняка, крот протянул лапу к противоположной стене и крупными печатными буквами написал: "ТЫ МАЛЧАТ". Возражений со стороны человека не последовало, и он продолжил - "ДИТЁНЫШ ЖЫФ".
- Тогда почему он молчит? - требовательно спросил Дит.
Немного подумав, переговорщик нацарапал: "ОН В СТРАХ".
Собиратель перевёл взгляд на мальчика. Тот сидел уже неподвижно, уставившись в потолок, и у вытянутой шеи покачивались когти его стражников.
- Почему нас не убили? - Снова обратился Дит к кроту.
Тот довольно закивал - беседа двигалась в нужном направлении. На этот раз он писал довольно долго: "ТЫ НИСТИ ЭТО ДИТЁНЫШ ЖЫФ". Крот бросил на колени человеку мешочек размером с кулак.
Меньше всего Дит был готов к шантажу со стороны животных. Но после того, как крот продемонстрировал зачатки грамотности, это уже не удивляло. Внутри человека затеплилась надежда, что все ещё может закончиться не слишком плохо.
- Куда нести?
"ХАЗЯИН".
- Ты имеешь в виду волшебника? - Уточнил Дит.
Крот утвердительно захрюкал. Мысли Дита лихорадочно заметались - ещё одна посылочка, на этот раз ценою в жизнь Нака. И цена слишком высока, чтобы отказываться.
- А каковы гарантии, что вы выполните свою часть уговора, если я выполню свою?
Подслеповато щурясь, маленькие глазки существа изучали человека. Наконец, крот нацарапал: "ДАВЕРИЕ".
Поговорить, даже просто приблизиться к Наку собирателю не позволили. Подростка утащили вглубь лабиринта, а Дита освободили и вытолкали из тоннеля.
Снаружи был солнечный день. Тучи, прошлой ночью закрывавшие небо, ветром сбило к восточному горизонту. Земля, в очередной раз лишённая дождя, начала подсыхать.
Полностью опустошённый, Дит недалеко отошёл от кротовой норы, и в изнеможении опустился на торчащий из травы камень. Дрожащими пальцами он развязал полученный мешочек - внутри оказался магический порошок. Взяв щепотку, Дит развеял её в воздухе. Сверкающее облачко закружилось вокруг его лица и через секунду исчезло. У собирателя хватило ума сидеть в это время не дыша.
Уложив посылочку в заплечный мешок, Дит вытер увлажнившиеся глаза и встал. Ему предстоял долгий путь в Город Волшебников.

НАЧАЛО С КОНЦА

Однажды, давным-давно я умер. Мой корабль с гордым названием “Последняя Надежда” потерпел крушения в чёрном океане жизни. Так получилось, что в результате стечения волн судьбы, спаслись все кроме меня. Я был на нём простым матросом но, тем не менее, тоже превозносил огромный вклад в порядок этого крошечного и сумбурного Мира. Экипаж тонущего судна, на котором я служил, подобрала случайно проплывающая неподалёку от места нашего крушения, промысловая баржа. Сначала меня вместе со всеми подняли на борт китобойного судна, что спасла моих товарищей. Но потом, через некоторое время, когда суматоха с потерпевшими бедствие прекратилась, и выяснилось, что я не дышу и сердце моё перестало биться, а на теле медленно появляются первичные признаки разложения, то по морским традициям моё бренное тело предали чёрной бездне океана. Старый, пьяный капитан, чья кожа была столь же морщиниста, как и скорлупа грецкого ореха, произнёс молитву об упокоении души усопшего. За кормой пророчески вздымались волны, океан ждал человеческой дани. Погрузив моё тело на старую, но не потерявшей своей прочности, изношенную шлюпку, меня с головой накрыли куском изъеденной крысами парусины, пахнущей тухлой рыбой, и отправили в последний путь. И вот я всё дальше и дальше от жизни. Моё тело уносят безмятежные траурные волны, и я плыву в Мир вечного сна, в ту вселенную, что станет моим новым домом. И как, только стихли последние голоса людей удаляющейся баржи, моё сознание поглотило пространственное забытье пустоты. Лишь ветер шептал мне свою колыбельную песню.

+Стынет кровь в моих жилах,
И сердце в груди, не подвижно, безмолвно, как камень,
Чуть легонько трепещет от страха душа,
И лишь руки, борясь, навсегда уцепились в мгновенье.

КОГДА ПРИХОДИТ СМЕРТЬ

Я умер? Чёрная лодка, на ней печального вида, худая, молодая девушка в чёрном платье, с серебряными замысловатыми узорами на рукавах и груди, грустно и проникновенно, словно сквозь меня, смотрит и, как будто бы спрашивает:…
- Зачем ты здесь?
- Мой корабль потерпел крушения, и Бог воззвал меня к себе.
- А твой Бог, кто он?
- У него нету имени, он просто есть, и всё. Так просто, верить в него и ждать от него заветного спасения. Хотя, наверное, я его, чем-то сильно расстроил, коль я всё равно умер.
- Туда куда мы плывём, нет никаких Богов. Там ничего нет, кроме того, что ты сам создашь, построишь собственными руками, придумаешь собственным разумом.

- А кто, тогда ты?

- Я смерть. Только ты меня не бойся, ты всё равно умер, и теперь тебе совершенно бессмысленно тревожится по пустякам.

- Это не правда, я чувствую, что жив.

- А что, по-твоему, правда и жизнь, когда умирает Мир, а ты нет?

- Это безумие, так не бывает. И вообще почему, ты знаешь, куда мы плывём, но не знаешь, зачем я здесь?

- А теперь ты узнаешь, что и так бывает. Пустота – это идеальное начало и идеальный конец. Рано или поздно всё умирает и этому всему приходится начинать жизнь заново, с полного нуля… Ты потерял смысл жизни, поэтому тебе придётся его заново придумать или найти, решать, конечно, только тебе. Но всё-таки, раз уж ты здесь, значит тебе, дан ещё один шанс, чтобы разумно воспользоваться тем, чего раньше ты не замечал и не ценил. Ну, а если ты настолько глуп, что предпочтёшь оставить всё как есть, то пустота поселится в твоём сердце, и будет медленно пожирать тебя из нутрии, пока ты и вовсе не исчезнешь. Но, тогда, обратного пути никогда больше не будет и вообще ничего не будет. Исчезнет смысл, а когда это происходит, всё становится бессмысленным, нелепым и не нужным. И останется лишь, только выбросить в огонь, измалёванный угольным карандашом никому не нужный, даже его автору, лист испачканной бумаги. Теперь выбор только за тобой.

За горизонтом чёрных вод показался белый песчаный берег. Цепочка ореолов верхушек скал блестела в дали под сеянием лучей холодного солнца.

- Я, наверное, сошёл с ума, и это всё мне только снится. Хотя можешь не отвечать, всё равно я не пойму твоих туманных слов.

- Ну и это, только тебе решать, - При этих словах на её тонких, практически прозрачных, губах появился лёгкий оттенок таинственной улыбки. - Твой путь начинается здесь, дальше ты пойдёшь один, но я надеюсь, в будущем ты не забудешь, дать мне свой ответ, на мой первый вопрос. Наступит время, и я сама позову тебя, а теперь пришло время расстаться.

- Постой! Кто ты? … Я не заметил, как оказался на берегу и молча, направил свой взгляд вдаль, на исчезающую, в белёсой дымке пелены тумана, чёрную лодку с её загадочным пассажиром.

+На чужом берегу, на мёртвом писке
Умирает судьба, воскресает душа,
Ветер гонит тоску в след за облаком в даль
И лишь чёрные волны скребут небеса.

Полная луна, будто днем, освещала заброшенное кладбище. Облысевшие ветви деревьев свисали над потускневшими могилами давно усопших людей, перекрывая доступ лунного света. В окне одинокой сторожки, как раз в центре кладбища, можно было разглядеть тусклый свет, отбрасываемый свечой. Не очень внимательный человек, проходя мимо, мог увидеть в этом свете отражение одинокой луны, не обратив внимания на мерцающее пламя. И ни души, за исключением старого смотрителя кладбища, Сергея Владимировича Белякова, который, склонившись над кипой бумаг, что-то увлеченно писал. Сергей Владимирович уже сорок пять лет работает на этом месте, из них около двадцати прошли впустую, поскольку это кладбище уже давно не использовали, даже родственников навещать уже никто не приходил. Старик оправдывал это тем, что окрестные поселения уже давно расселились по крупным городам и добраться до этого кладбища, чтобы почтить память усопших друзей и родственников, стало для них довольно трудоемким занятием. Очевидно, эти люди вспоминают о них дома, по старой традиции, поминая рюмкой водки, это было вполне приемлемым, когда он жил там, с ними.
Сейчас же смотритель триста двадцать седьмого кладбища писал прошение, прошение «о переводе на другое место работы», как подсказал ему почтальон, такой же старый, как он сам, только, в отличие от Сергея Владимировича, Петрова годы совсем не жалели. Старик, закончив писать, выгнул спину, затекшую в одном положении, и повернул голову к темному углу комнаты.
- Ну что, кажется готово. Как ты думаешь, на этот раз нам повезет? – Он совсем не ждал ответа, а лишь ухмыльнулся, наблюдая как из тени выпорхнула летучая мышь, и приземлилась на старую, местами протертую, куртку. – Я думаю – пора, Петров прибудет с минуты на минуту, ты со мной? – старик привык общаться с Машкой, как с обычным человеком, да и, казалось, она, за долгие совместные годы научилась хорошо понимать смотрителя. Машку ему подарило начальство, на его десятилетний юбилей на рабочем месте. Это, пожалуй, - единственный приятный подарок за все сорок пять лет.

Посвящается падшим и павшим.

Полная луна, пробиваясь сквозь редкие облака, освещала заброшенное кладбище. Облысевшие ветви деревьев свисали над потускневшими могилами давно усопших людей, перекрывая доступ лунного света. В окне одинокой сторожки, как раз в центре кладбища, можно было разглядеть тусклый свет, отбрасываемый свечой. Не очень внимательный человек, проходя мимо, мог увидеть в этом свете отражение одинокой луны, не обратив внимания на мерцающее пламя. И ни души, за исключением старого смотрителя кладбища, Сергея Владимировича Белякова, который, склонившись над кипой бумаг, что-то увлеченно писал. Сергей Владимирович уже сорок пять лет работает на этом месте, из них около двадцати прошли впустую, поскольку это кладбище уже давно не использовали, даже родственников навещать уже никто не приходил. Старик оправдывал это тем, что окрестные поселения уже давно расселились по крупным городам и добраться до этого кладбища, чтобы почтить память усопших друзей и родственников, стало для них довольно трудоемким занятием. Очевидно, эти люди вспоминают о них дома, по старой традиции, поминая рюмкой водки, это было вполне приемлемым, когда он жил там, с ними.
Сейчас же смотритель триста двадцать седьмого кладбища писал прошение, прошение «о переводе на другое место работы», как подсказал ему почтальон, такой же старый, как он сам, только, в отличие от Сергея Владимировича, Петрова годы совсем не жалели. Старик, закончив писать уже шестое прошение за полгода, выгнул спину, затекшую в одном положении, и повернул голову к темному углу комнаты.
¬- Ну что, кажется готово. Как ты думаешь, на этот раз нам повезет? – Он совсем не ждал ответа, а лишь ухмыльнулся, наблюдая как из тени выпорхнула летучая мышь, и приземлилась на старую, местами протертую, куртку. – Я думаю – пора, Петров прибудет с минуты на минуту, ты со мной? – старик привык общаться с Машкой, как с обычным человеком, да и, казалось, она, за долгие совместные годы научилась хорошо понимать смотрителя. Машку ему подарило начальство, на его десятилетний юбилей на рабочем месте. Это, пожалуй, - единственный приятный подарок за все сорок пять лет. Сергей Владимирович поднялся со стула и, опершись на старую трость, заковылял к выходу. Сторожка была расположена таким образом, что на нее открывался вид с западных и восточных ворот кладбища. Беляков огляделся по сторонам, вдыхая отсыревший ночной воздух, закрыл дверь и направился на запад. Пройдя оградку с похороненной семьей Краповых, погибшей в автокатастрофе тридцать лет назад, Сергей Владимирович свернул от западных ворот, направившись в сторону заросшего густым кустарником склепа.
- Вот он, старый, потертый. Как всегда, через двадцать шестое идет. – Беляков схватился за тяжелую дверь и с силой потянул на себя. Машка, почувствовав неудобство на плече хозяина, поймала момент и переместилась на ветку, нависшую над головой смотрителя.
- Ах ты старый, силенок уже не хватает? – Лицо появившегося из склепа скелета в форме почтальона ничего не выражало, но если бы могло, Беляков знал - это была бы ухмылка. – Ты посмотри, так ничего и не делается с ним, а, и как умудряешься совсем не гнить? Ты уже почти полвека, как мертвый, а ни одного кусочка кожи с тебя не слезло. Ну, вот скажи мне, и где справедливость? – Почтальон скрестил костлявые руки на груди и пустыми глазницами уставился на Белякова.
- Даже и не знаю, чего тебе ответить, Костя, наверное, воздух тут хороший – Старик улыбнулся почтальону, поправляя затертую куртку.
- Ну не знаю, не знаю, может быть и так – Машка, заметив гостя, вспорхнула с ветки и приземлилась на кепку почтальона. Кепка, под ее весом, недолго продержалась на лысом черепе Петрова и Машка, вместе с ней медленно скатилась вниз. – Эх ты, все никак привыкнуть не можешь, что опора из меня никакая – Петров подхватил на лету кепку, а недовольная летучая мышь снова перелетела на плечо хозяина.
- Так что с ответом? Чего-нибудь слышно? – Беляков долго ждал письма от начальства и уже начал терять надежду на то, что его, наконец-то, переведут. Прошения он посылал сразу в центральный комитет по управлению персоналом. Местные комитеты уже больше года игнорировали прошения старика, и он решил просить у тех, кто загнал его в это забытое место.
- Есть одно, вчера только из центра прибыло – скелет похлопал по сумке – Может, в дом пригласишь, а то мне в центр только на завтрашнем поезде добраться получится?
- Ну конечно приглашу, разве можно как-то иначе с тобой? Раньше ведь и без приглашения дорогу к сторожке находил, а раз нашел – все, деваться некуда.
Всю дорогу до сторожки, почтальон рассказывал о происходящем в городе. Говорил о развалившемся отделе переработки, о забастовке копщиков. Для смотрителя – это было единственным источником новостей. Газеты Петров не носил, типография в этом районе давно закрылась, да и газеты в основном на поверхность не выносили из осторожности, чтобы одна из них случайно не попала в руки человека. Старик открыл Петрову дверь, а сам, вооружившись топориком, направился за угол здания, чтобы раздобыть дров для печки.
- Ого, да я смотрю, у тебя тут новая порция писем готова уже? – скелет уже обследовал сторожку и теперь сидел в пыльном кресле напротив гудящей печки.
- Да, было дело, я уже всякую надежду потерял на то, что мне ответить соизволят. – Старик сел за письменный стол и положил перед собой запечатанный конверт – Может тебе чаю налить, а?
- Издеваешься? – Почтальон, сняв кепку, посмотрел на Белякова – Я полвека назад на это надежду оставил. А ты чего над почтой медитируешь? Давай уже, разворачивай. – Старик взял в руки письмо и, помедлив, сорвал восковую печать.

Уважаемый Сергей Викторович, ваше прошение о переводе на новое место работы, в связи с пропавшей необходимостью в кладбище №327, было рассмотрено. Областной комитет по распределению персонала собрал совещание по вашему делу и принял решение направить вас на собеседование с последующим трудоустройством. Собеседование состоится двадцатого мая этого года в тринадцать часов. С уважением, главный секретарь отдела по распределению персонала, Марченко К.Д.

Старик дочитал письмо и, свернув, положил его обратно в конверт.
- Ну что, чем порадуешь? – Почтальон придвинулся ближе к столу.
- Одобрили. Собеседование послезавтра. – Старик слегка улыбнулся и отвел взгляд. Он добился, чего хотел, но был озабочен. Центр не направил его в окрестные города на собеседование, а это может означать лишь одно, он может рассчитывать только на две вакансии: исполнительный агент отдела сортировки и агент по отбору того же отдела. Второй из них живет в городе, наблюдает за происходящим, за людьми и решает, кому пора отправляться на покой, а кому продолжать жить. Первый же приводит в действие приговор, вынесенный агентом по отбору. Ни первым, ни вторым Беляков быть не хотел, поскольку на плечи возлагается тяжелый выбор – лишать людей самого сокровенного – жизни.
- Ну, тогда чего такой хмурый? Не этого ли ты добивался? – почтальон в непонимании снова откинулся на спинку кресла.
- Этого, Костя, этого и добивался – старик бросил легкую улыбку скелету – Просто, понимаешь, грустно расставаться со всем этим, привык уже – Конечно, это было отчасти правдой, но истинной причины беспокойства он назвать не решался.
- Вот и отлично. Завтра вместе на десять часов поедем. С двадцать шестого кладбища.
- Конечно, с двадцать шестого и поедем. А сейчас – давай отдыхать, утром придется рано подниматься. – Старик обвел взглядом комнату – Вещей собирать немного, так что – завтра все успеем.
Всю ночь старик просидел на улице, думая о предстоящей работе. Как можно лишать человека жизни, всего чего он добивался, всех кого он любил. Беляков не понимал. Как можно жить с этим грузом. Жить... Разве можно назвать жизнью Это? Нет, еще пятьдесят пять лет придется работать для того, чтобы его направили на реинкарнацию, очистили память и тогда – жизнь, и тогда все с самого начала, забыв обо всем, что человек пережил за этот век. Петров, развалившись в кресле, мирно затих. Ему оставалось всего двадцать лет до нового рождения, до новой жизни. За свои годы почтальон повидал немало и уже успел устать от этого мира. Машка, как всегда улетела на ночную прогулку, и вернется только к рассвету. Смотритель спустился к могилкам и все оставшееся время бродил по рядам заброшенного кладбища, теперь уже оставшегося без смотрителя.
На перрон двадцать шестого кладбища они прибыли точно по расписанию, да и поезд, вполне обычный подземный поезд, с не совсем обычными пассажирами уже ждал на втором пути. Старик, не привык к давлению и сырости на трехкилометровой глубине и чувствовал, в отличие от Петрова, легкое неудобство. Вагон был почти пустым, лишь несколько полуразложившихся трупов сидели в конце вагона и о чем-то тихо беседовали.
- Видишь, вон та парочка, возле окна сидит? – Почтальон махнул головой в сторону беседующих.
- Да, вижу – Лицо старика выглядело слегка озабоченным, но Петров этого не замечал. Сергей Владимирович, вспомнив о предстоящем собеседовании, невольно поежился и поправил летучую мышь, спящую за пазухой.
- А ведь совсем недавно померли. Про них тогда в верхних газетах писали, авиакатастрофа, из воды вынули. Да, тяжело ребятам придется. Через годик от них одни скелеты останутся, а там… Тяжело, очень тяжело. – Почтальон тихо вздохнул, вспомнив свою суровую долю, отвернулся от Белякова и погрузился в мысли. Старик тоже не настаивал на продолжении беседы и оставшийся путь они проехали молча.

Он стоял на холме и смотрел на луну. Её серебристый свет манил его всё так же, как и в щенячестве - тогда он пополз к ней, но заботливая мать оттащила его в нору за шкирку.
Сейчас он щенком уже не был. Матёрый чёрный волчара, с жуткими свицовми глазами. Он всегда был изгоем. Родная стая его оставила после гибели матери - её загрызли охотничьи псы, и защищать его было уже некому. Его не любили из-за странного внешнего вида - вместо серой шерсть была угольно-чёрной, глаза вместо желтизны отдавали свинцом.
Тогда ещё молодой неопытный волчёнок не понял, насколько ему повезло - то, что опытный волк подобрал его уже умирающим было не главным. Главным было то, что этот волк показал ему мир таким, какой он есть.
Через год их пути разошлись. И уже на тот момент ставший сильным охотником волк объявил своим воем войну. Войну всему миру.
Он не привязывался ни к местам, ни к стаям - для всех он был своим в час беды, и тем, кого лучше держать от себя подальше в мирное время. Многие молодые волчицы тяжело смотрели ему всед, когда он уходил. А уходил он всегда с болью - мечта о норе с щенками не оставляла его. Но луна брала своё - и он снова срывался в дорогу. И однажды он нашёл тех, кто стал ему настоящей семьёй.
Так прошло несколько лет. Он воевал со всеми - с зажравшимися псами, с людми, пытавшимися устроить на него облавы, с теми волками, которые вставали против него... Единственные, с кем он не воевал - это был различный скот, но ведь не воевать же с едой?
Но из-за своей непостоянности и среди семьи он стал чужим. И оттуда он тоже ушёл.
Дальше жизнь стала ещё страшней - война закончилась. Во всех мелких схватках ему было скучно, крупных не было, да и всё чаще враги разбегались при его виде. И тогда-то он и задумался о том, что пора остановится. Но все попытки были напрасны, и замки, построенные на песке из пепла, осыпались прахом.
Сейчас он был один. Семья забыла, кто он, и в этот раз уже навсегда. Войны не было, мысли о спокойной жизни доводили до безумия, и он всё чаще выл на луну, проклиная её за такую судьбу.
Он понимал, что медленно умирает, но оставался доволен. При взгляде на своих ровесников в его глазах загорался злорадный огонёк - уже старые волки, молодняк их подкармливает принесённым мясом, они смотрят на пару-тройку щенков, которые являлись их детьми и медленно доживали остатки своих дней.
Ну а он...
А он был всё так же силён, всё так же ловок. Он был знаменем для молодых волчат и олицетворением смерти для скота и псов. Он не знал точно, сколько у него было щенков - повсюду у него были волчицы, которые смотрели на него когда-то с надеждой. И он знал, что луна, так похожая на человека, улыбается ему. Довольная улыбка никогда не сходила с её серебрянной морды, и он зал: эта улыбка именно ему - чужому для всего мира созданию.
Он был готов умереть в любой момент - он был доволен тем, что прожил свою жизнь достойно. И ему было наплевать, если кто-то считал иначе.

Дед Василий, старый лесник, стоял уже минуты две в шоке - таких громадных чёрных волков он раньше никогда не видел.
Вдруг зверь повернул к нему морду. Старик вскинул винтовку.
Волк даже не встал. Он просто смотрел.
-Не, брат, не буду... - старик опустил ствол. - ты же такой же неприкаянный, как и я.
Волк опустил голову.
Дед развернулся и пошёл к избе. Уже потом он понял, что волк тоже отпустил его - иначе он бы бросился на повернувшегося к нему спиной человека.
Старик долго не мог понять, что же не давало ему уснуть. и только уснув и увидев во сне этого волка он понял - понял и проснулся в настоящем шоке.
У волка было то, чего не было у многих людей, у всех животных, птиц и рыб.
У волка были человеческие глаза.
26.10.2008

Часть 1 : Алая Метка

***
Главное – никого не разбудить. Выйдя из комнаты, я тихонько закрыл дверь, отчаянно пытаясь не щёлкнуть замком. Передо мной лежала лестница вниз – старая деревянная лестница, жутко скрипучая. Дабы не поднимать шума, я сел на перила и тихонько, метр за метром съехал вниз. Ещё пара шагов – и вот входная дверь уже тихонько закрывается за моей спиной. Осмотревшись по сторонам и убедившись, что никто не заметил меня, я сорвался с места и помчался прочь от дома… да, восемь лет назад я и подумать не мог, что всё так обернётся…

Глава 1
Беглец

-Ну, сынок, поздравляю! Десять лет! Юбилей!- улыбался мне мой отец. – А знаешь, по этому поводу тебе полагается подарок! Такой, какого не было ни у одного из знакомых тебе детей!
Мои глаза широко раскрылись от радости:
-Новый компьютер?!
Отец задумчиво почесал затылок:
-Ну, возможно и это тоже… но я имел в виду подарок другого рода… и совершенно другого уровня!- отец отвёл взгляд в сторону и посмотрел на мою мать. Она едва заметно кивнула, хотя в её глазах читалось едва заметное беспокойство.
-Пожалуй, всё же пора, хоть меня и терзают смутные сомнения…- проговорила она, когда мы встали из-за стола.
Мы с отцом спустились в подвал, после чего подошли к ближайшей стене.
-Ну… приготовься,- отец сделал загадочное лицо и нажал на один из кирпичей в стене.
Произошедшее заставило меня замереть раскрыв рот от удивления. Медленно, как во сне, стена медленно расступалась, открывая моему взору уходящую вниз лестницу.
Отец молча указал рукой на проём, приглашая меня внутрь.
Шагнув на первую же ступеньку, я понял, что моя жизнь изменилась навсегда…
В тот же день я узнал, что вся наша семья – члены древнего Алого Ордена, тайного общества, существующего уже тысячи лет. Как выяснилось, нашим миром управляют высшие силы, называемые Кристаллами. Они мудро и справедливо поддерживают равновесие в мире, давая возможность спокойно жить своим верным подданным – людям. Но не все разделяют взгляды Кристаллов. Есть люди, которые всеми силами мешают делам Высших Сил, тем самым нарушая равновесие в мире. Их называют Аватарами. Они – всего лишь гнусные воры, укравшие лишь малую часть сил Великих, но ставящие себя выше всех законов и устоев, считающие, что в их праве судить всех, кого угодно, в том числе – страшно подумать – сами Высшие Силы! Именно для того, чтобы воспрепятствовать их коварным замыслам, и существует Орден. Его элитные отряды Охотников находят Аватаров, где бы они ни прятались и избавляют мир от этих порождений зла.
Быть Охотником – величайшая честь.
А мой отец, как выяснилось, уже пятнадцать лет является почётным Канцлером Ордена, его духовным лидером и наставником, ведущим его в будущее…
Долгие годы я обучался мастерству Охотника, изучал историю нашего Ордена, совершенствовался, готовясь посвятить свою жизнь служению великому делу… и тут в моей жизни произошло ещё одно событие, которое в один миг разрушило всё – мои мечты, мою веру в Орден и мою жизнь. В возрасте восемнадцати лет, во время прогулки за городом, я лично встретился с самой великой из Высших Сил – с самим Кристаллом Крови. И эта встреча не прошла для меня бесследно. Я до сих пор помню пронзающие меня лезвия кроваво красного цвета, помню то, как истекая кровью полз по дороге в сторону дома, как подобравшие меня врачи везли меня в реанимацию… а пока мы ехали, все раны успели зажить сами собой. Без какого-либо вмешательства со стороны. Страшная и непонятная на тот момент догадка пронзила мой мозг. Вернувшись домой и изучив материалы, связанные со способностями Аватаров, я понял. Понял, что стал одним из них.
Какое-то время я просто не мог прийти в себя от потрясения. Как такое может быть?! Почему Кристалл Крови сделал меня Аватаром?! Почему он обрёк меня на верную смерть от рук тех, с кем я долгие годы преданно служил ему? Ответы на мои вопросы вдруг нашлись сами собой.
Я не знаю, была ли это удача или судьба, но буквально через неделю после становления Аватаром, во время уборки в доме, я случайно наткнулся на дневник моей матери. Природное любопытство и любознательность взяли верх над совестью, и, как оказалось, не зря.
Дневник матери всё расставил по местам. Читая его, я не переставал удивляться, как много от меня скрыли. Например то, что двадцать с лишним лет назад мой отец путём обманов и интриг убил предыдущего Канцлера и занял его место. Или то, что любой, кто по той или иной причине пытался уйти из Ордена, был рано или поздно выслежен и казнён.
Но самым большим потрясением для меня было то, что когда-то у меня был старший брат, погибший ещё до моего рождения. А когда я прочитал, как, у меня перехватило дыхание. Я сидел где-то полчаса, не в силах осознать страшную правду, потому как оказалось, что его судьба была почти та же, что у меня. Ему тоже довелось стать Аватаром. Он тщательно скрывал это, рассказав об этом лишь матери, которая бережно хранила его секрет, помогая сыну и пуская пыль в глаза членов Ордена. Но это не спасло моего брата. Однажды он, в составе отряда Охотников отправился на отдых в лес. Там отдыхающим здорово не повезло – на обратном пути они наткнулись на стаю волков. Кое-как отбившись от них, они увидели моего брата ,сидящего на земле. На его теле было неисчислимое количество ран – на него пришёлся самый матёрый волк. Удивлению Охотников не было предела, когда они увидели, что раны исчезали прямо на глазах. К несчастью, они тоже хорошо знали отличительные черты Аватаров, поэтому уже через пару секунд мой брат оказался в кольце. Он сражался отчаянно, но охотники хорошо знали своё дело. Даже без своего снаряжения они оглушили и связали его. После этого его доставили на суд. И там произошло самое жуткое. Он был публично казнён на глазах у всего Ордена, а его палачом был… мой отец.
Дочитав дневник, я отложил его в сторону. На первый взгляд, в моей голове по прежнему царил хаос, но я начинал чётко осознавать правду. А она заключалась в том, что Орден – лишь бездушная машина для убийств, ведомая одним Кристаллам известными целями. Толпы фанатиков, готовые убивать по первому приказу своего вождя, даже не задумываясь о правильности своего решения. Да, это было великое общество, оставляющее свой след в истории, но это был не мой путь. Я не хотел становиться безжалостным монстром, убивающим ни в чём не повинных людей, которые и так пострадали от рук Кристаллов. И я даже знал, какой путь намерен избрать. В моей голове вдруг чётко и ясно возникла картина моего будущего. Я собирался примкнуть к другим Аватарам и помочь им в противостоянии с Орденом…

Именно поэтому в моём рюкзаке помимо всего прочего лежала украденная мной карта, на которой были отмечены области, в которые в скором времени собирались отправиться Охотники. Я знал, что если я и смогу найти других Аватаров, то только там.
И, ведомый своей целью, я отдалялся всё дальше и дальше от дома. Впереди меня ждала долгая дорога. Дорога в неизвестность…

...
Сириус уже не раз видел рассвет, точнее, он крайне редко его не видел: мать ещё в раннем детстве показала ему это чудо природы.
Караван подъезжал к развилке, за развилкой шел лес. Сир постучал по броне.
- Что случилось? – вылез водитель.
- На развилке остановишься.
Водитель посмотрел на сопровождающего и юркнул обратно в люк.
На подъезде к разветвлению трассы у Сириуса перехватило дух.
Холмы на востоке резко закончились, и вместо них заблестела тёмным серебром Волга.
- Что случилось? – спросил подошедший было караванщик, но Сириус властным жестом приказал ему замолчать.
Как кровь по клинку, заскользила алая дорожка по холодной глади реки от багрового диска встающего солнца. Словно пламя пожара, кровавое зарево разгоняло ночную мглу.
Солнце поднималось медленно, величаво. От сухой травы и редких деревьев резко обозначились тени, и всё так же медленно, подражая солнцу, они начали укорачиваться, сжиматься к подножию породивших их растений. Где-то в лесу, начинавшемся сразу после развилки, запела ранняя птаха.
Свет от вставшего светила заполнял небо. Сириус закрыл глаза и вдруг понял, что чувствует своей бледной кожей каждый лучик. Открыв глаза, он увидел полностью поднявшийся над горизонтом солнечный диск.
В мёртвом мире родился новый день.
- Я видел многое... – прошептал стоящий рядом старый торговец. – Но за всю свою долгую жизнь я впервые встречал рассвет…
-Значит, ты многое потерял, - раздался глухой голос из-под респиратора.- Отправляемся.
...

Как-то раз я и Гера возвращались с работы чуть раньше чем обычно. Наши коллеги ещё оставались в окрестностях торфяников. Командировка подходила к концу и отъезд был запланирован на следующее утро. Выйдя из леса мы очутились у самого забора того таинственного дома. Редкие причудливые облака застыли в небе грозной флотилией с поставленными парусами в ожидании попутного ветра. Ещё раньше, обсуждая тот замысловатый рассказ старой женщины, мы загорелись желанием непременно побывать в этом доме. Посмотреть что там внутри. Учитывая предстоящий отъезд, другой такой возможности могло не представиться. Войдя во двор через покосившуюся калитку, мы остановились. Добраться до главного входа в здание было нелегко. Все обозримое пространство, вплоть до самого порога, поросло бурьяном. Гера заговорщически подмигнул мне и, нагнувшись, на четвереньках стал продираться сквозь густую траву. Я последовал его примеру. Пряный дух полыни невидимым облаком окутал зелёные заросли.
Этот запах пробудил во мне забытые чувства. Я, будто скатившись с крутых американских горок, за одно мгновение пронёсся по самым отдаленным уголкам моей памяти мимо прекрасных островов безвозвратно ушедшего детства. Где как и раньше пахнет полынью, бабушкиными пирожками и парным душистым молоком.
На главной двери дома висел потрёпанный временем замок. Идти пришлось в обход. С обратной стороны здания мы обнаружили приоткрытую дверь чёрного хода.
Изнутри дом не казался таким страшным. Пыль, бедлам, да голые стены. Обойдя всё помещение мы не нашли ничего особенного что могло бы нас заинтересовать. Старые башмаки, разбросанные по всему полу пожелтевшие журналы, огарки парафиновых свечек на подоконнике. Вот и всё. Никакой интриги. И только собираясь уже уходить, Гера заметил на полу, в дальнем углу комнаты, небольшое бронзовое кольцо, выступавшее поверх маленького деревянного люка. Это был лаз в подвал. Когда я не без труда приподнял прикованную временем крышку, сейчас же в лицо пахнуло могильной сыростью. Запах плесени защекотал в носу, и Гера громко чихнул. Неожиданно бронзовое кольцо выскользнуло из моей руки, и крышка с грохотом вернулась на своё прежнее место. Словно не желая нас впускать она застряла ещё крепче и уже одному её было не поднять. Совместными усилиями мы кое-как справились с этой работой и несколько минут просидели на коленях, с нескрываемым любопытством всматриваясь в зияющую дыру. Необходим был источник света. Спички у нас, конечно, имелись. Без них в лесу нельзя. Но одними спичками здесь не обойтись. И тут я вспомнил о свечных огарках, лежавших на подоконнике. Запалив по одному мы осторожно спустились вниз по трухлявой лестнице. Расстояние от земли до пола оказалось достаточно большим. Здесь можно было стоять, не нагибаясь, а при желании даже и подпрыгнуть. Разойдясь в разные стороны, мы принялись обследовать все закоулки подполья. Остатки истлевшего картофеля, разбитые банки из-под солений и всё это под большим слоем плесени. Отпечатки следов обуви различных размеров и разбросанные повсюду окурки, говорили о том, что в подвале уже кто-то побывал до нас. По всей вероятности здесь работали оперативники. Безрезультатно облазив все углы, мы направились к выходу, продолжая осматривать дощатые стены. Весь фундамент подвала по периметру был обшит вертикально приколоченными досками. Текстура обшивки была однородна и почти нигде не нарушалась. Лишь в одном месте, с южной стороны подпола, несколько тесин немного выделялись на фоне остальных. Другой сорт дерева и более гладкая отделка досок не сильно, но все-таки контрастировала с соседними участками. К тому же они слегка выступали из общего ряда, тем самым нарушая гармонию ровной поверхности. Казалось, за ними что-то есть. Я слегка нажал на это место. Потом надавил сильнее, и… ничего не произошло. Продолжая обследовать выступ, мне с трудом удалось просунуть указательный палец в щель за верхним торцом обшивки. Упершись в небольшой деревянный брусок, я слегка надавил на него, после чего часть поверхности подалась вперед и образовалась узкая дверь. Под дрожащим пламенем свечи обозначились каменные ступени, которые уходили вниз и постепенно растворялись в чернильной темноте подземелья. Вынырнув из-за моего плеча, Гера удивлённо присвистнул. Усиленный пламенем второй свечи, свет пробрался чуть дальше и уперся в громоздкую деревянную дверь, сидевшую на толстых чугунных петлях. Спустившись вниз, мы попытались её открыть, но тщетно. Страх и любопытство - извечные спутники человека. Преграда не поддавалась. Складывалось впечатление, что она была подпёрта чем-то изнутри. Не сдаваясь, я принялся ломиться, бить ногами и что есть силы напирать. Раздался отдаленный треск. Дверь с отвратительным визгом повернулась на ржавых петлях, и мы очутились у входа в старую штольню. Высота тоннеля не превышала двух метров, а в ширину можно было легко вытянуть обе руки, не касаясь при этом боковых стен. Проходя сквозь торфяной пласт, штольня под небольшим уклоном убегала вниз. Когда-то просмоленные, но уже сгнившие от времени шпалы, разделяли длинный коридор на равные сектора. Убегая угловатыми колоннами в темноту, они растворялись на границе света. Вся опалубка штольни также изрядно прогнила, а на бугристом полу возвышались небольшие кучи обвалившейся породы. Идти дальше без специального снаряжения было опасно, но мы все же рискнули. Пробираться пришлось лавируя между завалами. Спотыкаясь о доски отвалившейся местами опалубки, мы проковыляли метров пятьдесят и остановились. В этом месте основной рукав штольни делился на три ответвления. Продолжая уходить вниз, эти коридоры исчезали в темноте. Мы остановились. Взглянув на Геру, я заметил, как он сосредоточенно что-то рассматривал под пламенем свечи. Подойдя поближе, я увидел на его ладони распластавшееся тельце крупного, недавно погибшего, насекомого. Оно было необычным, если не сказать больше. Внешне букашка напоминала гибрид осы скорпиона и стрекозы. Продолговатое тело осы с чередующимися жёлтыми и чёрными полосками, заканчивалось выгнутым хвостом скорпиона с характерным жалом на конце. Немного приплюснутая голова была снабжена большими глазами, а туловище оснащено четырьмя стрекозьими крылышками, расположенными на спине попарно. Занимая добрую половину ладони, существо лежало неподвижно. Оно будто спало. Могло показаться, что вот-вот странный жучок зазвенит перепончатыми крыльями и взлетит.
Внезапно из темноты правого ответвления послышался шорох. Фыркая и противно попискивая к нам что-то приближалось. Через пару секунд, медленно пересекая границу тьмы и света, появился невиданный зверь. Это животное походило на крысу, только очень большую. Но шокировало нас другое обстоятельство. Поражало то, что крыс было две. Точнее две в одном теле. Они как бы срослись спинами, при этом, имея общее туловище, единый чешуйчатый хвост и две головы, расположенные вертикально. Заостренные морды, будто обидевшись друг на друга, отвернулись в разные стороны, напоминая образ двуглавого орла на российском гербе. Четыре когтистые лапы, крадучись, несли всю эту биоконструкцию в нашем направлении, а четыре других конечности беспомощно копошились на спине, словно нащупывая точку опоры. Немигающие глаза нижней головы пристально смотрели на нас взором хищника, в то время как бегающие глазки верхней явно замышляли смыться отсюда, да поскорее. Страх и растерянность сковали наши тела. Остатки догоревшей свечи неожиданно выпали из подрагивающей руки Германа. Стало темнее. Мы стояли, не рискуя пошевелиться. Зверь явно готовился к нападению, нагло подбираясь на максимально короткое расстояние. Напряжение росло. Вдруг хищник резко сорвался с места и бросился в моём направлении, но неожиданно, споткнувшись на обломке доски, крыса перевернулась в воздухе и, сделав сальто через головы, приземлилась в двух шагах от моих ног. Я отпрыгнул в сторону и весь сконцентрировался в ожидании следующей атаки. Вопреки моим предположениям, животное почему-то стало испуганно пятится назад. Гера медленно присел и, не отводя от крысы взгляда, стал судорожно ощупывать землю в надежде отыскать хоть палку или кусок доски пригодные для обороны. Поведение крысы меня сначала озадачило, но через секунду я понял в чём дело. После падения животное перевернулось, и пугливая верхняя половина неожиданно очутилась внизу, в то время как её сиамский близнец нервно потрясал лапами воздух, щерился и шипел сверху. На какое-то мгновение тварь замерла, но потом резко развернулась и с пробуксовкой бросилась туда, откуда недавно появилась. Мы последовали её примеру, только совершенно в противоположную сторону. Не справившись с потоком встречного воздуха изнемогающее пламя свечи тихо фыркнуло и погасло. В кромешной темноте, на ощупь, периодически спотыкаясь и падая, мы опрометью неслись к выходу. Наконец, вдалеке замаячил тусклый свет. Входной люк был открыт и мы пулей выскочили из подвала.
Свежий воздух и дневной свет привели нас в чувство. Дух полыни и запах хвои снова заполнили легкие, а на подрагивающей ладони Геры, загадочно переливаясь, лежало замысловатое тело неизвестного науке насекомого.

На следующее утро Беляков уже был в столице. Попав на поверхность через тридцать второе кладбище, он вышел на дорогу и огляделся. До центральной улицы было около двадцати минут ходьбы и старик, придерживая рукой Машку, которая спала за пазухой его старой куртки всю дорогу до столицы, направился к высоткам. То, что старик видел вокруг – не очень радовало взгляд. Толпы людей, бегущих куда-то по своим делам, большая пробка машин, сигналящих друг другу и выкрикивающих из окна водителей. Шум, суета и ни души, за исключением старого смотрителя кладбища. Люди потеряли радость, стремление к жизни. Толпы подростков ходили по улицам, громко о чем-то гоготали и грубили прохожим. Пожилые люди, которые проходили мимо, бросали по сторонам озлобленные взгляды и бормотали себе под нос. Ни кому, ни до кого не было дела. Каждый жил для себя и, по возможности, старался испортить жизнь другому, или в лучшем случае, просто игнорировал окружающих.
- А ты знаешь, Машка, пожалуй, Костя был прав – Сергей Владимирович похлопал по куртке – В этом городе много лишних, они не достойны задерживать очередь, им стоит поучиться ценить то, к чему они так небрежно относятся. Я уверен – на их место в жизни будет много достойных кандидатов. Сегодня же и приступим, вот только квартиру найду.
- Простите, - старик протянул листок с адресом стоящему у пешеходного перехода парню – Вы не подскажете мне, где находится эта улица?
- Отвали, старик, я тебе что, справочное бюро? – Парень с презрением глянул на Белякова и отвернулся, ожидая, когда же загорится зеленый свет.
- Хорошо, как скажешь – старик тихонько похлопал парня по спине, оставляя метку, по которой его найдет исполнительный агент, и удалился вдоль проспекта.
- Ну а что, он даже с наркотиками завязать не может. Я уверен, его смерть будет быстрой – Тихонько обратился он к Машке – Или ты считаешь, что я не прав?

Тень промелькнула и пропала. Человек от неожиданности сморгнул и остановился в растерянности.
- «Что бы это могло быть?». Он оглянулся и увидел её. Рыжая лайковая перчатка. Она лежала на сером окутанном поздними сумерками снегу, и свет от покачивающегося на ветру фонаря то отступал, то снова высвечивал её контур.
- «Какая-то растяпа потеряла, а ведь вещь дорогая» - размышлял он, поднимая находку и стряхивая с неё невесомый снег.
- « Правая, правая. Где же твоя пара?- человек поднёс её к лицу и принюхался. – Какой тонкий, неведомый аромат. Такого запаха я ещё не знал», - подумал он, мысленно представив хозяйку потерянной вещи.
- «Надо положить тебя на видное место. Глядишь и владелица спохватиться да вернется», - проговорил он вслух, словно обращаясь к реально существующему человеку и поймав себя на этом, насторожился. «Что-то я стал заговариваться в последнее время, - подумал ещё нестарый художник». Он положил перчатку на низенький металлический заборчик, расположенный вдоль тротуара, тоскливо посмотрел по сторонам и направился к своему подъезду, словно одинокий медведь в пустую, холостяцкую берлогу.
Открывая дверь в выстуженную квартиру, человек на какое-то мгновение ощутил легкое движение воздуха. Из жилища пахнуло подвальной сыростью перемешенной с духом застарелой плесени, от чего у художника по спине пробежал холодок, а на лбу, выступила испарина.
- « Что за ерунда?», - подумал он, ступая в прихожую. Включив свет, и не разуваясь, он быстро прошёл на кухню где закрыл настежь распахнутую форточку. – «Странно. Я ведь её, не открывал. Кажется »,- мужчина задумался и вдруг словно оцепенел. Внезапно в его глазах вспыхнул образ той самой перчатки, которую он нашёл на улице, и ему показалось что, проходя по прихожей, он видел именно её лежащую перед зеркалом на полочке между алюминиевой расчёской и синим флаконом с туалетной водой. Человек рванулся обратно к двери и, остановившись перед большим зеркалом, застыл. Рыжая перчатка местами немного потёртая и подмокшая лежала на полочке, отражаясь в зеркале чёрной дырой расправленной манжеты.- « Я что свихнулся?», - подумал он, продолжая внутренний диалог. Художник точно помнил, что оставил предмет во дворе. Как он мог оказаться тут, было непонятно и это обстоятельство наводило на мысли, с которыми он никак не мог согласиться и принять.- « Одно из двух - либо у меня белая горячка и я взял перчатку сам того не осознавая, либо здесь присутствует какая-то чертовщина»,- опять мысленно сказал себе растерянный человек. Потом ему вдруг показалось, что из-за холодильника отражённого в зеркале прихожей, выскочил маленький бесёнок с отливающими при свете лампочки белыми рожками и прошмыгнул в тёмную кладовку. Лежавшая без движений перчатка внезапно зашевелилась. Сначала пришёл в движение большой палец, затем мизинец, после чего она немного надулась, воспарив в воздухе и приняв объём руки внезапно объявившейся хозяйки, взялась ощупывать пространство в прихожей, будто пытаясь обнаружить отсутствующую голову и другие части своего предполагаемого тела. Немного освоившись, она подплыла к зеркалу и проделала некоторые манипуляции напоминавшие движения женщины, прихорашивающейся накануне посещения театра, затем повернувшись пальцами к художнику, перчатка произнесла: - Здравствуй милый! Ты не возражаешь, я буду тебя так называть? (если конечно слово произнесла, здесь могло быть уместным). Речь прозвучала в голове художника, но ощущал он её так, будто звуки исходили от самого предмета и это явление не вызывало сомнений.
- Успокойся дорогой! Ты весь дрожишь. Поговори со мной, пожалуйста. Я так этого хочу, - она приблизилась к лицу ошеломлённого мужчины и нежно провела по небритой щеке указательным пальцем.- Тебе необязательно произносить слова общепринятым способом достаточно воспроизвести их в мыслях, и я услышу это точно так же, как ты слышишь сейчас меня. Попробуй!
Тембр её голоса казался обворожительным, а произношение было столь очаровательным, что художник некоторое время не мог прийти в себя от таинственного восторга. В нём боролись два чувства: страх перед чем-то неведомым и восхищение неповторимо прекрасным.
- Кто ты?- наконец-то вымолвил мужчина, опускаясь на табурет, стоявший у стены в прихожей.
- Кто я? Неважно. Возможно, когда-нибудь я расскажу тебе об этом. Но не теперь! Сейчас мне просто необходимо быть с тобой и это главное.
- Но почему я? Отчего, ни кто-то другой, который лучше меня? Что во мне есть такое, чего нет в других? Ответь! И что означает фраза - «быть с тобой»? – сначала он говорил вслух но потом, сам того не заметив, перешел на мысленную речь.
- Ну, во-первых, ты меня нашел, а во-вторых, ты художник и это очень важно. «Быть с тобой»- означает находиться всегда рядом особенно в те часы, когда ты работаешь над своими холстами, творишь, фантазируешь. Я буду любоваться твоими работами, ухаживать за тобой, стану твоим единственным другом. Я сделаю тебя счастливым! Ты удовлетворен моим ответом?
- А, я? Что должен сделать я взамен? Ты ведь не просто так собираешься со мной нянчиться? Верно?
- Ты прав,- произнесла она, зависнув прямо у него над головой. - Взамен я попрошу одно: пока мы будем вместе ты не должен, встречаться с женщинами и тем более не посмеешь жениться.
- Ничего себе! А что ты ещё потребуешь? А? И вообще тебя нет. Просто я, наверное, болен, и мне нужно отдохнуть, возможно, тогда ты исчезнешь, - художник сбросил с себя верхнюю одежду и открыл холодильник. Достав непочатую бутылку водки, хранившуюся для особого случая, он отправился на кухню. Там человек взял из шкафчика гранёный стакан и за несколько минут опустошил всю бутылку не оставив ни капли. Затем, не замечая никого и ничего он, прошёл в спальню и рухнул на кровать как был, в одежде и обуви.

Утро было тяжёлым и невыносимым. Художник лежал на кровати навзничь, уже проснувшись, но, пока не открывая глаз. Голова была будто напичкана крупинками разбитого стекла, а неровный пульс отдавал в область правого виска.
« Опять нарезался», - размышлял он, прислушиваясь, как из крана в ванной комнате срывается очередная капля воды и со страшным треском разлетается в разные стороны по всей периферии его воспаленного мозга. «Где я? Что Я?», - человек напрягал память, пытаясь вспомнить, что же с ним произошло вчера. Веки словно чугунные задвижки не хотели подниматься, и он смирился с этим. В его сознании словно из небытия стали возрождаться образы и события вчерашнего дня. Они были разбросаны на чёрном фоне зелёными и синими пятнами. Затем будто кто-то выплеснул на мистический холст из загадочного сосуда потоки багровой крови, и картина стала плавно скрываться за алой плёнкой, затягивая красочное полотно всё больше и больше, а от былого рисунка уже оставалась лишь крошечная точка готовая в любой момент слиться с кровавым грунтом выплеснутой жидкости. И когда это произошло, будто раздался ядерный взрыв и на ослепительно белом фоне начал пульсировать образ рыжей перчатки то, приближаясь, то удаляясь на немыслимое расстояние. Он всё вспомнил! Всё!!! Но что это было? Сон или явь?
Мысли стали постепенно приходить в порядок. Сознание начинало проясняться. Художник стал прислушиваться к малейшим звукам возникающим поблизости. Сначала чуть слышно задрожали оконные стёкла от рёва проезжающего по улице автомобиля. Затем что-то хрустнуло и зашипело на кухне. После чего где-то совсем рядом раздался шелест бумаги раскрывающейся книги или газеты. Человек с усилием открыл газа и вдруг увидел вчерашнего бесенка, мирно сидевшего за столом и читающего потрепанный журнал. «Дело дрянь»,- художник снова закрыл глаза. Шелест прекратился. Он опять поднял веки. За столом никого не было. Мужчина протянул руку и взял небольшое зеркальце, стоявшее рядом на старой тумбочке. Он посмотрел на своё отражение. «Да!» – подумал он, разглядывая покрасневшие глаза и до неприличия помятую физиономию. После чего человек опустил ноги на пол и уставился на чёрные ботинки разрисованные белыми разводами уличных реагентов. « Чёрт возьми! Обутым я еще не спал ни разу», - он встал на ноги и осторожно пошёл на кухню. Возникшее недавно шипение переросло в беспорядочное потрескивание и потянуло запахом жарящейся яичницы с салом и луком - его любимого блюда.
Человек подошёл к двери и то, что он там увидел, привело его в шок, а из больной головы быстро выветрились остатки вчерашнего хмеля. Над газовой плитой ловко управляясь со сковородкой, словно трудолюбивая пчела кружилась та самая перчатка из его бредового кошмара. Словно почувствовав, что на неё кто-то смотрит, бестия повернулась пальцами к художнику и произнесла: - Милый! Ты проснулся? Какой у тебя непривлекательный вид. Пойди скорее, приведи себя в порядок и возвращайся. Завтрак уже почти готов.
Мужчина, ничего не осознавая, словно под воздействием гипнотической силы направился в ванную комнату. Ровно через полчаса он уже сидел за столом чисто выбритым, переодетым и с жадностью поглощал приготовленную пищу.
- Я ничего не понимаю! Объясни мне, что всё это значит! – произнёс художник, покончив с яичницей.
- Всё хорошо дорогой, - сказала она, наливая крепкий чай в жёлтую улыбающуюся неглубокой трещиной чашку. - Я объяснила всё тебе ещё вчера. Если ты, конечно, помнишь? – перчатка приблизилась к его лицу, немного приподняв средний палец, что походило на мимику лица человека, который возвышает бровь, вопрошая кого-либо и ожидая ответа.
- Да. Я помню, - промолвил мужчина.- Но никак не возьму в толк, зачем тебе всё это?
- Не забивай себе голову, чем ненужно, - пресекла разговор перчатка и нажала на кнопку- «POWER», на панели старенького заляпанного жирными пятнами телевизора.
Цветной экран подсевшей телевизионной трубки засветился размытыми картинками новостной заставки. Затем она снова нажала на кнопку, экран сузился и свернулся в маленькую белую точку в самом центре серого стеклянного квадрата. Перчатка проделала это ещё несколько раз, напоминая сумасбродную жену, которая пытается досадить своему мужу несуразным поведением в отместку за какую-то обиду.
- Я приготовила тебе подарок, - вдруг сказала она.
- Подарок? Что за подарок, и по какому случаю? – удивился мужчина.
- Он находится в кладовке. Пойди, посмотри, - продолжала незваная гостья, словно не замечая слов человека.
Художник выбрался из-за стола и направился к тёмной комнатке. Подойдя, он осторожно открыл скрипучую дверь и ахнул. Белый столб дневного света, ворвавшись в открытую дверь, выхватил из черноты пыльного угла несколько предметов, которых раньше здесь не было. В полумраке, упираясь ножками в пол, а вертикальной стойкой в выкрашенную зелёной краской стену возвышался новенький мольберт, местами ещё не освобождённый от упаковочной бумаги. Справа от него прямо на полу стопкой лежали три этюдника. Немного в стороне стояла большая картонная коробка, которая была доверху заполнена различными красками, растворителями, кистями и другими вещами необходимыми для художественных работ. При ближайшем рассмотрении художник заметил, что все предметы были очень хорошего качества, а на некоторых из них красовались ярлыки известных западных фирм, производящих принадлежности для профессиональных художников. Но, то, что человек увидел дальше, поразило даже его богатое воображение. Немного в стороне опершись на угол картонной коробки, стояла большая инкассаторская сумка с фирменным банковским клеймом на боку и натёртой до блеска запорной металлической рамкой, схваченной через небольшие проушины медной проволокой намертво зажатой свинцовой пломбой.
«Что это?» - мужчина поднял сумку за ручку и резко сдернул защитное приспособление. Кладь раскрылась, словно огромный набитый деньгами кошелёк и из неё прямо на пол вывалились несколько пачек зелёных банкнот аккуратно перетянутых банковской лентой. От увиденного у бедного художника закружилась голова и, теряя сознание, облокотившись на стену, он стал медленно сползать вниз, пока не опустился на пыльный линолеум, упершись онемевшими ногами в накренившийся мольберт. Деревянная конструкция медленно подалась вперёд и с грохотом упала на противоположную стену. При крушении стойка мольберта выскочила из крепления и, падая, больно ударила мужчину по голове, что привело к появлению на его затылке небольшой ссадины, но мгновенно вернуло сознание и ощущение действительности. Мужчина немедленно поднялся и, собрав с пола упавшие деньги, поспешил на кухню.
Зимнее солнце, запутавшись в узорах, не помнивших стирки занавесок, расплескалось по закопченной стене загадочными образами мифических силуэтов. Спускаясь по газовой плите вместе с тёмными кляксами убежавшего когда-то молока, оно перебралось на облезлую ножку деревянного стола и, забравшись на столешницу, улеглось расплывчатым пятном на покоящуюся там, в одиночестве рыжую перчатку. Она лежала совершенно неподвижно, и казалось, будто приятный тембр голоса молодого диктора, исходящий от включенного телевизора убаюкал ее, и сон на какое-то время сковал потёртые кожаные складки разомлевшей ведьмы.
Томное, монотонное вещание неожиданно сменилось более высоким, и из динамика телеприёмника зазвучал, взбудораженный женский голос: «А сейчас уважаемые зрители прослушайте сообщение, которое поступило к нам только что. Сегодня ночью на одной из улиц нашего города было совершено дерзкое нападение на инкассаторский автомобиль, перевозивший крупную сумму денег. Водитель и двое сотрудников сопровождения были зверски убиты особо жестоким способом». На экране телевизора замелькали кадры ночной съёмки проведённой почти сразу после обнаружения погибшего инкассаторского экипажа, где были показаны тела погибших людей с застывшими в ужасе лицами. Но самым страшным в этом зрелище являлось то, что у всех людей было вырвано горло, а через окровавленную, со свисающими клочьями мяса и кожи дыру, белел бугристый столб нетронутых позвонков.
«Граждане! Если кто-то из вас стал свидетелем данного преступления или может, хоть как-то помочь расследованию этого дела большая просьба позвонить по телефону или сообщить об этом каким-либо другим способом». На экране телевизора появилась заставка, где синим шрифтом, были выведены номера телефонов, а также указывались альтернативные способы связи со службой занимающейся расследованием этого преступления.
Художник стоял под аркой дверного проёма у входа на кухню, с пачками денег в руках и находился в полуобморочном состоянии глубоко потрясённый всем увиденным и услышанным. Он медленно, словно боясь случайно потревожить и разбудить спящую, перевёл взгляд с экрана, который уже мелькал заезженной рекламой очередного бренда на всё ещё лежавшую без движения перчатку. Только внимательно присмотревшись, он заметил на её рыжей, кожаной поверхности небольшие едва различимые кровяные пятна, хорошенько затёртые или замытые водой. Он всё понял. Сомнений быть не могло. Человек осторожно ступая на вздыбившийся от частых протечек паркет, направился в прихожую. Там он аккуратно положил на табурет пачки зелёных купюр, и его дрожащие руки с закостеневшими, словно у мертвеца пальцами потянулись к спасительному телефону.
- Ты, не сделаешь этого! Не сделаешь ведь, правда? – раздался голос прямо у него над ухом. Художник вздрогнул.
- Да... Ты права, - прошептал он, и безвольно опустил руки. В его сознании замелькали кадры из увиденного только что репортажа, где оскалившиеся трупы инкассаторов застыли в нелепых позах. – Я не сделаю этого.
- Ну, вот и хорошо милый. А сейчас иди, установи мольберт и подготовь всё необходимое. Пора работать дорогой. Пора работать!

Человек стоял перед чистым холстом с колонковой кистью в руке намереваясь сделать первый мазок. Он ещё не знал, что собирается писать и поэтому находился в нерешительности, а из его покрасневших глаз текли слёзы.
- Почему ты стоишь? – спросила перчатка.- В чём дело?
- Я не знаю с чего начать, - художник поднёс кисть к холсту и снова убрал руку.
- Смелее! Попробуй! Просто прикоснись к нему.
Человек попытался еще, но на этот раз он дотронулся до холста, и произошло чудо. Колонок помимо воли художника плавно скользнул вверх, затем описал окружность и словно живой стал двигаться в различных направлениях, периодически припадая к палитре. Рука человека казалось, срослась с кистью и двигалась за ней словно нитка за иголкой. Мужчина опешил. Он не понимал в чём дело и стоял, наблюдая за процессом создания картины словно посторонний. Будто ни его рука писала на холсте, а работал какой-то другой гениальный творец. И когда шедевр был закончен, художник со злостью зашвырнул отпустившую его, наконец, кисть в дальний угол комнаты.
- Что с тобой? – перчатка нырнула вниз и подобрала брошенный предмет.- Я не пойму что опять не так?
- Это не моя работа,- сказал мужчина, глядя на картину. – Я хочу создавать свои произведения сам и не желаю, чтобы дьявол творил их моей рукой. – Ясно?
- Конечно, ясно мой милый. Только ты ошибаешься, если думаешь, что кто-то создал это за тебя, - перчатка положила поднятую кисть рядом с палитрой, затем включила свет и, приблизившись вплотную к картине, замерла. – Это действительно нЕчто. У тебя потрясающий почерк.
- Ты издеваешься?
- Нет, нет, я и не думала. Пойми одно. Всё что ты сейчас сотворил, на самом деле находилось глубоко внутри тебя. Это твои мечты, надежды, желания. Я лишь посодействовала тебе, высвободив их из прочных сетей стереотипов, комплексов, робости, а колдовство помогло тебе освоить наилучшие техники письма. В дальнейшем ты будешь создавать всё сам. Полностью.
Внимательнее присмотревшись к «своему» творению художник вдруг обнаружил в нём, что-то до боли знакомое, выстраданное. Да, да. Сюжет и образы, отражённые на этом полотне вдруг ярко восстали из притупившейся с годами памяти. Его мысли вдруг отделились от всего происходящего в комнате и умчались далеко, далеко по нисходящей спирали воспоминаний к забытым, но еще не разрушенным замкам и дворцам юношеских грёз и наивных желаний. Там он снова на миг обрёл умиротворение и покой. Вернувшись обратно в реальность, художник словно преобразился. В его глазах вспыхнул азартный блеск, лицо просветлело, и он произнёс: - Ты права. Это всё моё. Только моё. Я мечтал написать эту картину ещё в ту пору, когда был молодым начинающим художником. Мне не хватало смелости, а главное мастерства. Я всё время откладывал это на потом. Но это потом так и не наступило. Моя душа очерствела. Ощущение мира потускнело. И я стал тем, кто я есть. Но теперь я воскрес. Я чувствую в себе столько творческих сил, что их хватит на десятки, нет сотни подобных этому произведений. Я буду писать. Да, всё решено! Я буду!!!
Два года художник работал не покладая рук. Он сотворил множество шедевров. Его картины были сравнимы с лучшими творениями Ван Гога и Тициана, а в чем-то даже превосходили их. Ни одна из крупнейших художественных выставок мира не обходилась без его полотен. Художник стал немыслимо богат. Гениальные картины мгновенно раскупались на престижных аукционах «Сотбис» и «Кристи», оседая в частных коллекциях. Утлая квартирка в рассыпающемся от времени доме сменилась на просторное двухуровневое жилище, недалеко от центра города. Оно было оснащёно большой мастерской и просторным балконом на самом верху современного небоскреба, с высоты которого открывался ошеломляющий вид на безустанно пульсирующее сердце гигантского мегаполиса. Художник начал посещать элитные тусовки. Он стал очень знаменит, и любое богемное общество почитало за честь видеть мастера кисти и кудесника палитры в своём кругу.
И вот на одной из званых вечеринок, в полутёмном зале небольшого уютного ресторанчика художник отдыхал от своих творческих трудов. Он сидел у стойки бара, разгоняя разноцветной соломкой, округлившиеся кубики льда в широком хрустальном бокале с остатками популярного коктейля и отрешённо смотрел сквозь выставленные бутылки дорогих элитных вин. Наверное, в его голове зарождались образы новых творений, а возможно человек думал о чем-то другом, совершенно постороннем - кто знает. Небольшая группа музыкантов в белых смокингах расположилась в глубине маленькой эстрады. Ненавязчиво, тихо струясь, помещение окутала невесомая музыка, а в широком окне за тюлевой вуалью, утопая в неоновых красках наружной рекламы, кружились первые лепестки зарождающегося снегопада.
Вдруг словно молния с небес пронзила тело захмелевшего мужчины. Он вздрогнул точно так же, как в день, когда пытался позвонить по телефону после того страшного репортажа о погибших инкассаторах. Его снова испугал голос, который он узнал бы из миллиона подобных голосов. Такой тембр и благозвучность нельзя было спутать ни с чем. Только теперь, он был облачён в изумительную песню и от того казался ещё прекраснее. Неземные звуки исходили со стороны эстрады и, обходя редкие танцующие пары, нежно касались раскрепощенного слуха художника. Он медленно, словно боясь спугнуть вдруг севшую на его плечё бабочку, повернулся в сторону, откуда доносилась божественная мелодия. На низенькой сцене, с серебристым микрофоном в руке стояла ослепительно рыжая, длинноногая красавица. Её красное, искрящееся при свете рампы платье, глубоким вырезом дразнило глазеющих мужчин, умеренно обнажая очертания стройных ног, а глубокое декольте обрамляло выразительные формы прелестной дивы. Художник оставил стойку и направился в сторону эстрады, обходя уютные столики, подсвеченные декоративными лампами имитирующими пламя трепещущих свечей. Когда он добрался до сцены певица, уже закончила своё выступление и спускалась в зал, по низеньким зеркальным ступеням придерживая полу цепляющегося за выступы платья. В тот миг, когда нога женщины коснулась мраморной поверхности пола затемнённого зала, каблук её чёрной туфли резко скользнул в сторону, обрекая тем самым свою хозяйку на неминуемое падение. В самый последний момент подоспевший художник ловко подхватил ее за талию, и прижал к себе.
Так они простояли несколько мгновений. Их взгляды встретились. Они находились лицом к лицу, и к его щеке прикасался нежный локон её рыжих, вьющихся волос. А запах? Он был неповторим. Похожий аромат художник ощутил только однажды когда нашёл ту самую перчатку, которая перевернула всю его жизнь. Сейчас она находилась дома и ждала его как верная жена.
- Кто ты? – тихо спросил мужчина, ослабляя объятия.
- Я женщина твоей мечты, - промолвила она и озорно улыбнувшись, выскользнула из его рук.
Мужчина понял что ошибся. Голос действительно казался очень похожим, но это был не он.
- Постой! Нам нужно поговорить, - сказал художник, останавливая уходящую женщину.
- Когда-нибудь потом. Сейчас за столиком меня ждут друзья.
- Но где я смогу тебя найти? – художник не хотел отпускать ее, и взял под локоть.
- Я буду петь весь вечер.
- Тогда позволь мне проводить тебя сегодня.
- Боюсь, что сегодня, уже очень скоро превратится в завтра и настанет ночь, а по ночам разумные люди спят.
- Я плохо сплю, - сказал мужчина, освобождая её руку. « Тебя я обязательно дождусь», - подумал он, направляясь к бару на своё насиженное место.
Художник добился своего. Он остался до окончания вечеринки и подвёз певицу на такси прямо к её дому.
Таким образом, они познакомились. Их встречи стали очень частыми. Они происходили в отелях, кемпингах, иногда у неё на квартире, но, ни разу художник не пригласил её к себе домой и понятно почему. Через некоторое время влюблённый мужчина сделал ей необыкновенный подарок - изумительный перстень. Он был инкрустирован платиной по золоту и увенчан редким и очень дорогим дымчатым бриллиантом.
Однажды она спросила его: - Любимый! Когда ты пригласишь меня к себе? Мне очень хочется посмотреть на твои картины увидеть, как ты работаешь. А может быть ты женат, и поэтому боишься пригласить меня в свой дом?
- Ну, что ты милая! – мужчина не знал, что ответить, но быстро сообразил: - Просто у меня там полный разгром. Холостяцкий бедлам. Совсем нет времени разобраться, и навести порядок.
- Так давай я тебе помогу!
- Нет нужды затруднять себя такими пустяками. Я справлюсь сам. Потерпи немного. Всему своё время.
Но его возлюбленная была очень любопытной и нетерпеливой (впрочем, как и все женщины). Она решила прийти к нему неожиданно как снег на голову. Ведь не выгонит же он ее, в конце концов. Благо она знала, где он живёт.

Зимним непогожим вечером художник неторопливо возвращался домой после организации одной из своих выставок. Он шел, кутаясь в меховой воротник, размышляя о своей дальнейшей жизни и о той проблеме, которую ему необходимо было решить в самое ближайшее время. Мужчина на минуту остановился недалеко от того места, где рельсы метро выходили на поверхность. Человек стоял, наблюдая за мелькающими огоньками, выходящего из тоннеля поезда и думал: «А может уехать куда-нибудь далеко-далеко на край земли - в ледяные пустыни или знойные джунгли. Но… разрешит ли это ситуацию? Ведь нечисть вездесуща». И одна фраза, из самого первого разговора с перчаткой отдавалась в его голове ритмичным стуком колёс проносящихся совсем рядом вагонов: «НЕ ПОСМЕШЬ ЖЕНИТСЯ… - НЕ ПОСМЕЕШЬ… - НЕ ПОСМЕЕШЬ».

Войдя в сою квартиру, художник снял верхнюю одежду, переобулся в домашние туфли и прошёл в кабинет. Там он приблизился к массивному дубовому столу, оснащенному большим количеством выдвижных ящиков и, опустившись в зелёное, кожаное кресло, включил старинную настольную лампу. Мягкий рассеянный свет, окропив настольные предметы, пролился светящимся молоком на ламинированный паркет, немного разбавив чернила тьмы, залившие дальние углы помещения. Откинувшись на мягкую спинку человек, снова погрузился в размышления и не заметил черной тени, проскользнувшей в приоткрытую дверь. Это была перчатка. Она незаметно скрылась в самом тёмном углу кабинета, и долгое время наблюдала за мужчиной, читая мысли и отслеживая ход его рассуждений.
В одно время художник серьёзно увлёкся НЛП и достаточно преуспел в этой дисциплине. Он научился скрывать потаённые мысли за самые дальние пределы своего сознания и до времени запирать их на прочный засов. Всякий раз, приходя домой человек, включал потаённый тумблер на панели своего разума и начинал думать только о тех вещах, значение которых не могло повредить ему, в том случае если ведьма вдруг решит покопаться в его мозгах. Вот и сейчас он сидел и размышлял о деталях и эскизах своей новой картины. Перчатка, тщетно пытаясь пробиться сквозь неприступную стену его подсознания. Она как всегда неожиданно выплыла из темноты и предстала перед отсутствующим взглядом мужчины. На этот раз он не испугался. Художник давно привык к неожиданному появлению перчатки и отреагировал только тем, что отвернулся в другую сторону и продолжил свои размышления.
- Дорогой! Ты меня совсем не замечаешь. А ведь я так для тебя стараюсь. В твоём доме всегда порядок. На твоём счете много денег. А где благодарность?
- О какой благодарности ты говоришь? - не сдержался мужчина. - Может купить манекен и надеть тебя на его пластмассовую руку? Как можно отблагодарить дерматиновую рукавицу?
- Это можно расценить как оскорбление? Ты хочешь меня разозлить? – вспылила перчатка и по тону её речи, было понятно, что она вот-вот выйдет из себя.
Мужчина хотел сказать что-то еще, но после её слов быстро осекся, вспомнив с кем, имеет дело.
- Что ты! Я и не думал тебя оскорблять. Просто я совсем не знаю с кем, уже два с лишним года живу в одном доме?
-Хорошо... Я расскажу тебе эту печальную историю о себе и о том, что со мной произошло, - она легла ему на плечё и на время замолчала. Комнату объяло безмолвие. Но тишина была не полной, а какой-то сыпучей. Казалось перчатка, через сито просеивает песок времени, пытаясь отыскать в нём нужные песчинки, в которых хранится память о давно прошедших временах. Наконец она шевельнулась и повествование началось.

В небольшой стране, на самом краю средневековой Европы, во времена Святой Инквизиции и охоты на ведьм появилась на свет девочка. Её, от рождения огненно-рыжие волосы удивляли родных и восхищали домочадцев. Очаровательное дитя. Она родилась в семье крупного землевладельца. Её мать умерла при родах и ответственность за воспитание ребёнка легла на плечи отца. Поместье находилось в прекрасном краю, затерянном среди живописных холмов. Маленькое в прошлом селение постепенно переросло в миниатюрный город со своими кузницами, тавернами, мастерскими. Городок жил спокойной, размеренной жизнью, словно дружная трудолюбивая семья и любой чужак, забредший в эти места, сразу становился приметным. По окраинам городка растянулись крестьянские подворья, которые обеспечивали всё население необходимыми продуктами. Город раскинулся на широком холме. В центре возвышенности расположился великолепный готический храм, воздвигнутый посереди большой площади, от которой в разные стороны разбегались узенькие улочки, соединённые между собой небольшими переулками. Черепичные крыши некоторых домов были залатаны вставками немного отличавшимися оттенком на фоне основного покрытия и от того город казался пестрым и нескучным. Всё предместье вплоть до дальних холмов утопало в виноградниках. Они тянулись длинными грядами, кочуя по возвышенностям, и упирались на юге в скалистые горы, а на севере вплотную подбирались к старому дремучему лесу. С той стороны, где солнце по утрам величественно поднималось над горизонтом, виноградник простирался не так далеко и довольно скоро ограничивался небольшой рекой, которая брала своё начало от водопадов, бушующих в глубине скалистых гор и, петляя между холмами, убегала далеко на запад. Там почти у самого горизонта возвышался величественный графский замок. В низине, где река имела перекат, неутомимо вращалось большое колесо водяной мельницы. Медленно поворачиваясь, оно осторожно врезалось деревянными рёбрами широких лопастей в бурлящие потоки воды и заполняло округу мелодичным поскрипыванием древнего механизма. Рядом с мельницей расположился большой дом, выложенный из серого камня и покрытый бурой черепицей. Там жил мельник со своей многочисленной семьёй. Чуть ниже по течению реки, где крутые берега возвышались непреступной стеной, перекинулся большой каменный мост соединявший город с просторными полями, которые тянулись далеко на восток.
Время двигалось неторопливым всадником. Жаркие летние месяцы сменялись промозглыми, зимними днями. Вода в реке разрушила уже не одно колесо на старой мельнице, а деревья в садах обзавелись множеством новых ветвей.
Девочка землевладельца - маленький нежный ангел, превратилась в красивую молодую девушку, а её прекрасные рыжие волосы с возрастом стали немного темнее и приобрели каштановый оттенок. У неё появились подруги. Девушки часто приходили к реке и подолгу стояли на каменном мосту, наблюдая как вода, закручиваясь в водовороты, разбивается о каменные опоры старого моста. Ещё им нравилось разглядывать людей, проходящих мимо, сплетничать по поводу их одежды и внешнего вида. Но самым обожаемым занятием девушки была верховая езда. В день совершеннолетия отец подарил ей прекрасного коня - чёрного как сатана и резвого как тысяча чертей. Подобного скакуна не знала округа. Частенько подруги садились на коней и уносились прочь от старого города. Прекрасные амазонки удалялись в бескрайние дали, вдоль кудрявых виноградников, мимо глазеющих крестьян оставляя за собой лишь пыль от копыт, разгоряченных лошадей. У девушек были свои излюбленные места, которые они посещали чаще других. Нередко подруги отправлялись к таинственному лесу, который считался непроходимым. Спешившись на одной из полян, не углубляясь слишком далеко в заросли, они лакомились ягодами и веселились, наблюдая за дикими кроликами которые частенько выскакивали из кустов затем, вдруг заметив людей, стремглав уносились обратно в колючие заросли ежевики. Иногда девушки отправлялись к скалистым горам. Следуя вдоль петляющего русла реки они, проносились на резвых скакунах по самому берегу, обдавая радужными брызгами зазевавшихся рыбаков. Там среди непреступных скал находилось большое зеркальное озеро. Ночью в нём отражались звезды, временами падая в его прозрачные воды, а днём любовались собой облака, проливаясь хрустальными каплями летнего дождя. Со скал, свисающих прямо над водной гладью, с разных сторон каменистых берегов сбегали три шумных водопада. Даже издали не составляло большого труда заметить, что были они не совсем обычными, так как имели разные цветовые оттенки. Это происходило из-за того что здешние горы были богаты рудами и минералами. Падающая вода веками окропляла горную породу и от того каменные колоссы окрасились в радужные цвета. Первый водопад, а точнее скала, с которой он срывался, имела синеватый оттенок. Он находился недалеко от русла реки вытекающей из озера, а за ним на приличном расстоянии друг от друга бушевали ещё два - красный и зелёный. В жаркие дни подруги любили купаться вблизи синего водопада, подставляя обнажённые тела и разгорячённые лица под прохладные ниспадающие струи. Эта местность находилась так далеко от города и дорог, что девушки могли часами плескаться в воде, не беспокоясь, что их застанут за этим занятием и они, не стесняясь, снимали свои одежды.
Но как-то раз, двое молодых людей скитаясь по окрестностям графства, ненароком забрели в эти пределы. Они остановились у озера для того чтобы напоить уставших лошадей и передохнуть. Услышав со стороны водопада отдалённые крики веселящихся подруг, молодые люди незаметно подкрались к тому месту и долго наблюдали за резвящимися в сверкающих брызгах обнажёнными озорницами.
Одним из юношей, был единственный сын старого графа владельца огромного замка. Второй молодой человек приходился ему кузеном и приехал на время погостить в старинном замке своих родственников. Графскому сыну очень понравилась прекрасная рыжеволосая девушка. Дождавшись, когда амазонки нарезвившись, помчались домой, братья проследили за ними и таким образом узнали, где они живут. Вернувшись в замок, графский сын отправился к отцу. Он рассказал ему о своей прогулке и о той прекрасной девушке, которую он увидел и чья красота, покорила его сердце.
С самого детства графский сын был серьёзно болен. Он страдал падучей болезнью. Иногда при падении он разбивался в кровь, после чего доктор подолгу залечивал его раны и пичкал различными пилюлями. Врачи и знахари говорили старому графу, что болезнь может отступить или вовсе прекратиться в том случае, если юноша жениться на спокойной девушке и будет избегать стрессов и волнений. Старый граф задумался над этим и задался целью подобрать подходящую жену для своего наследника. Но до сих пор его сыну никто не приглянулся и граф находился в постоянном ожидании чуда. Но чудеса в данном случае были бессильны. Сам старый владелец замка слыл в округе колдуном. Его побаивались местные жители, приписывая старику всевозможные нечистые поступки. В народе ходили слухи, что граф занимается колдовством и алхимией. Говорят, что в тёмные ночи он чёрным филином вылетает из окна своей высокой башни, и парит над городом, высматривая всё и вся. Ночная птица часто спускается во дворы горожан, подкрадывается к раскрытым окнам, где подолгу подслушивает, о чём говорят ничего неподозревающие люди. Если вдруг он слышал о себе нехорошее, то через некоторое время в том доме кто-то заболевал, либо приходила другая беда. Но это были всего лишь слухи и домыслы. Никто об этом доподлинно знать не мог. Но молва не возникнет на пустом месте, и во всём этом было что-то непонятное, бесовское. Как бы то ни было, граф был не в силах излечить недуг своего чада и надеялся только на докторов.
Разговор с наследником порадовал его. В душе отца родилась надежда что сын, наконец, жениться и всё измениться коренным образом. К тому же эта девушка происходила из богатой и знатной семьи, и данный брак мог стать неплохой партией для его ребёнка.
Неделю спустя после случая на озере старый граф отправил с гонцом приглашение отцу рыжеволосой девушки, в котором настоятельно просил его вместе с дочерью посетить свой замок. Он недвусмысленно намекнул землевладельцу о причине сего приглашения. В тот же день отец позвал к себе дочь, и они долго разговаривали по этому поводу. Не так давно во время очередной прогулки с подружками к каменному мосту девушка познакомилась с прекрасным юношей. Он оказался сыном мельника. Молодые люди понравились друг другу. С этого дня влюблённые только и делали что считали часы и минуты, до того мгновения когда увидятся снова. По вечерам они уединялись от своих сверстников и убегали вдвоём на дальние виноградники, где подолгу лежали под спелой лозой, смотрели на звёзды и разговаривали. Они мечтали о будущем и о том дне, когда священник и господь навечно свяжут их сердца и души брачными узами. Когда же девушка узнала о приглашении в замок, она сначала наотрез отказалась туда ехать. Но отец убедил её в том, что не стоит наживать себе таких врагов, тем более что старый граф приходился дальним родственником самому королю и отказ от приглашения мог не лучшим образом повлиять на их дальнейшую жизнь. Вскоре погожим летним днём к дому землевладельца подъехала изумительной красоты карета. Её корпус был сработан из красного дерева, инкрустирован серебром, а на двери красовался объёмный фамильный герб.
Через некоторое время отец и дочь уже ступали по натёртому до блеска деревянному полу большого зала древнего замка. Стены помещения украшали янтарные панно. Справа от входа возвышался длинный деревянный стол, сервированный в лучших традициях средневековья. После обеда старый граф предложил сыну, чтобы тот показал гостье замок и имеющиеся в нём достопримечательности. Молодые люди с радостью покинули каменное помещение и отправились на свежий воздух. Графский сын долго водил девушку по территории цитадели. Они побывали в бесконечных подвалах, где в огромных бочках годами зрели терпкие вина. Затем проследовали по прекрасной оранжерее, восхищаясь красотой удивительных орхидей ухоженных искушённым садовником. Огромная библиотека поразила воображение начитанной девушки, а таинственная лаборатория старого графа привела в восторг сверкающими колбочками, змеевиками и различными диковинными штучками. Далее молодой человек предложил спутнице забраться на стену замка, чтобы увидеть, как выглядит графство с высоты исполинской крепости. Они поднялись по крутым ступеням на самый верх восточной башни и, приникнув к широким бойницам каменного бастиона, замерли, будучи очарованными открывшимся видом. У девушки перехватило дыхание. На такой высоте она была впервые, и ей вдруг показалось, что сознание и мысли, которые на данный момент, почему то жили в своём обособленном мирке, сейчас закружатся как водоворот в быстрой реке, а душа отделится от тела и улит прямо с башни в бесконечные дали. Постепенно девушка привыкла к новым ощущениям и принялась рассматривать открывшуюся панораму. Там далеко внизу зеленели виноградники. На желтеющих полях трудились крестьяне, которые казались маленькими чёрными буквами на пёстрых страницах созревающей нивы. Совсем далеко в той стороне, где располагался город, едва прорисовывались очертания храма, в котором она исправно молилась, посещая церковные службы. Девушке вдруг стало грустно и очень захотелось домой. Но нужно было решить, то зачем, они с отцом приехали в это место. Общаясь и разговаривая с графским сыном во время прогулки, девушка поняла, что человек он добрый и застенчивый, а значит, наверняка поймёт её и не станет настаивать на помолвке. Она рассказала ему о своей любви к сыну мельника и о том, что мечтает выйти за него замуж. Сделав это, девушка подняла голову и пристально посмотрела в глаза юноше, чтобы оценить его реакцию на всё ею сказанное и обмерла. Молодой человек переменился в лице, его руки затряслись, он неестественно запрокинул голову назад, а из раскрывающегося, словно у выброшенной на берег рыбы рта, вырвалась обильная, белая пена. Ошеломлённая девушка сильно испугалась и, испустив пронзительный крик, упала без чувств, сильно ударившись о каменный выступ. Перепуганные стражники, цепляясь друг за друга звенящими доспехами, бросились наверх по лабиринтам узких каменных проходов в направлении уже угаснувшего вопля. Тем временем сын графа, потеряв над собой контроль, повалился в проём пушечной бойницы. Он бился в судорогах и, упираясь ногами в ребристые стены амбразуры, медленно, но неумолимо продвигал своё тело вперёд навстречу неминуемой гибели. И в тот момент, когда подоспевший стражник уже протянул руку чтобы вызволить человека из каменного зева, юноша последний раз сильно изогнулся, и резко оттолкнувшись от выступающего из стены камня, сорвался вниз с высокой башни, разбившись о серые валуны, торчавшие из земли у самого подножья замка. После этой страшной трагедии старый граф разразился всеми проклятиями, на которые только был способен обезумевший в горе колдун. Он наслал великую порчу на бедную ни в чём не повинную девушку и на могиле своего сына поклялся именем дьявола отомстить за смерть единственного наследника, обвинив во всём случившемся только её.
Жизнь продолжалась, но для дочери землевладельца всё круто изменилось не в лучшую сторону. Целый месяц она тяжело переживала обо всём случившемся в замке. Затем неожиданно тяжело заболел и вскоре умер сын мельника. Это стало большой трагедией для любящей девушки, но, то, что произошло дальше, не вписывалось, ни в какие рамки
реальности и здравого смысла. Временами она стала замечать, что всё до чего она дотрагивалась, непременно меняло свою сущность. Если девушка прикасалась к прекрасному цветку - растение увядало на глазах. Погладив домашнего пса, она на утро обнаружила его мёртвым. И такое случалось почти со всем к чему бы, девушка не притронулась. У её крепкого, здорового отца внезапно случился удар, и вот уже несколько недель, он лежал, недвижим, не в силах произнести ни единого слова. Дочь восприняла случившееся с ним несчастье на свой счёт и сильно от этого страдала. Наконец она дала себе слово не дотрагиваться ни до чего живого и стала неукоснительно соблюдать это правило. Девушка забыла подруг. Стала жить как затворник и уже всерьёз начала задумываться о монашеском облачении. Она часто горевала по своей умершей матери и нередко в своих пламенных молитвах обращалась к ней за помощью. Мать приходила к несчастной дочери в её снах, и они подолгу беседовали вдвоём, витая в облаках у чудесных врат небесной обители. После этих грез девушка просыпалась счастливой и отдохнувшей. Жизнь уже не казалась ей такой пропащей, а в душе снова вспыхивали искорки надежды и веры в то, что все, в конце концов, наладиться и беды умчатся в безвозвратную даль.
Однажды затворница всё же решилась выйти в город, походить по знакомым улицам и исповедоваться в храме, который она так давно не посещала. Проходя по главной площади, где в воскресный день собралось множество горожан, внимание девушки привлекла толпа людей скучившихся вокруг седого, безликого шарманщика, который развлекал народ благозвучной музыкой, ненавязчиво вытекавшей из его видавшего виды инструмента. Молодым был шарманщик или старым, толстым или худым определить было невозможно, так как лицо его до самых глаз скрывала грязная повязка, а туловище укутывал длинный зеленый плащ. Обычно таким способом прокажённые скрывают дефекты своего лица и тела, изъеденные неизлечимым недугом. Самым необычным действующим лицом в этой сцене была противная, облезлая обезьяна, ловко исполнявшая мудрёные трюки на полосатом коврике возле ног комедианта. Когда девушка вплотную приблизилась к импровизированной сцене, едва протиснувшись сквозь скопление праздных зевак, противная макака вдруг прервала свою репризу, и пристально уставившись на нового зрителя, злобно оскалив свои жёлтые зубы, вдруг громко закричала. Пронзительный вопль постепенно перешёл в истерический смех. Этот хохот казался настолько сильным и неестественным, что девушка, дабы не оглохнуть закрыла уши ладонями, опустила голову и зажмурила глаза. Когда она вновь посмотрела перед собой обезьяна, как ни в чём небывало продолжала выполнять свои трюки, а любопытная толпа всё также смотрела на неё, не переставая безудержно восхищаться, немыслимым выкрутасам и удивительной изворотливости мерзкой твари. Девушка подумала, что вероятно всё случившееся ей только почудилось, иначе люди по-другому бы реагировали на происходящее. Неожиданно её взгляд задержался на облепленных дорожной грязью длинных полах плаща загадочного шарманщика. Они спускались до самой земли, и когда комедиант повернулся, чтобы покланяться на очередные аплодисменты, плащ слегка приподнялся, и девушка мельком увидела ноги владельца обезьяны. Ступней, как и самой обуви под плащом не оказалось. Вместо этого в землю упирались два уродливых обрубка расширенные к низу и туго затянутые в затёртые до дыр, кожаные мешочки. Без сомнения это были копыта, а их владелец наверняка сам дьявол. И когда девушка подняла голову чтобы лучше рассмотреть прикрытое лицо незнакомца - их взгляды встретились. В его зрачках на миг вспыхнул ослепительный свет, подобный блеску бриллианта, сверкнувшего отшлифованной гранью и в это мгновение девушка вдруг почувствовала чью-то руку осторожно пытавшуюся проникнуть в карман её платья, где лежал гобеленовый кошелёк. Она машинально схватила незадачливого вора за шею, и в туже секунду раздался душераздирающий крик подобный тому, что прозвучал недавно из пасти злобной обезьяны. Чтобы мошенник не вырвался, девушка взяла его за обе руки и сильно сжала запястья. Воришкой, оказался молодой беспризорник, одетый в жуткие лохмотья, грязный и босой. Он продолжал неистово вопить, и казалось его крик с каждой секундой усиливался всё больше и больше. На этот шум мгновенно собрался народ со всей площади. Большая толпа обступила место происшествия, шумно галдя, словно стая ворон, и возмущаясь беспредельной наглостью юного плута. Неожиданно крик прервался, и люди уставились на мальчика. На глазах у всех, его руки стали покрываться отвратительными, водянистыми пузырями, которые затем лопались, расползаясь по телу краснеющими воспалёнными язвами. Лицо подростка вдруг почернело, и он бездыханным трупом рухнул на булыжную мостовую, выскользнув из ослабшей, девичьей хватки мерзким, слизистым угрём. Наступившая тишина продержалась недолго. Через мгновение в остолбеневшей от шока толпе, словно возглас глашатая прозвучало страшное слово – « Ведьма». И в один миг, его подхватила вся оголтелая масса перепуганных людей. Через некоторое время несколько стражников следивших за порядком на городской площади, уже вели бедную девушку к зданию, где располагался трибунал Святой Инквизиции. Они вели её быстро, брезгливо подгоняя длинными копьями и выдерживая безопасную дистанцию. Судьи не стали долго разбираться с доставленной под конвоем ведьмой. Немного посоветовавшись, они вынесли ей страшный вердикт: - « Сжечь на костре». Но, старый граф остался недоволен столь «мягким» приговором. Хотя суд Святой Инквизиции не подчинялся местным правителям и вельможам, всё же в некоторых случаях он прислушивался к их мнению. Учитывая пожелания графа, приговор был ужесточён и главный судья повелел сначала четвертовать ведьму, а уже потом бросить её останки в огонь. Но злопамятный колдун не успокоился и на этом. Чародей придумал более страшное наказание. После четвертования девушки, он приказал своему слуге тайно выкрасть отсечённые руки мученицы и принести их к нему в замок. Затем, велел одному искусному мастеру снять с них кожу и сделать добротные перчатки: - «Они должны быть непременно рыжими, в тон волос этой змеи», - распорядился старик:- « А оставшуюся плоть немедленно сжечь в раскалённой печи». Спустя несколько дней, две красивые, рыжие перчатки лежали на столе перед старым графом и ждали своей дальнейшей участи.
Гнусный колдун долго ворожил над тем, что осталось от бедной девушки. Он читал заклинания, не раз окроплял перчатки всевозможными зельями и с помощью потусторонних сил вызвал душу умершей повелев прибывать ей отныне в этих двух кожаных предметах. Он проделал это всё не без помощи сатаны. Когда же старик завершил свой страшный ритуал ясное доселе небо над серым замком вдруг закрыли тяжёлые, свинцовые тучи, а в почерневших небесах затрепетали огненные стрелы, оглушая округу могучими громовыми раскатами. Подойдя к раскрытому окну, некромант последний раз посмотрел на перчатки, плюнул на них и выбросил с высокой башни, предав порыву налетевшего ветра.

Закончив рассказ, перчатка будто вздрогнула на плече у художника. Ему даже показалось, что она заплакала горькими слезами, издавая негромкие всхлипы, но это были всего лишь воздушные пузыри, бегущие тонкой струйкой в глубине уютного аквариума. Она тихо соскользнула с плеча мужчины на письменный стол и снова замерла, будто в ожидании вопроса.
- Действительно печальная история,- промолвил художник. – Но что, же случилось потом?
- Затем произошло, очень много событий и я не стану тебе о них рассказывать, так как на это могло бы уйти целая уйма времени.
- Но мне всё же интересно куда ты попала после того как граф выбросил тебя из окна замка? Где вторая перчатка? Вас же было две?
- Да действительно нас было и остаётся две. Разные судьбы, но одна душа.
- Разве так бывает?
- Как видишь, это есть. Мы существуем в разных измерениях. Одновременно. Я здесь, но я и там. Тут у меня одно предназначение, а там совершенно другое никак несравнимое с этим. Я надеюсь, ты не сомневаешься в существовании третьего измерения?
- После нашей с тобой встречи, я уже во многом перестал сомневаться и готов поверить во всё что угодно, - художник вздохнул и откинулся на спинку кресла. – И что, вы больше никогда не были рядом?
- Почему же, иногда мы встречаемся. Это происходит в такие минуты, когда одной из нас угрожает опасность. Если это вдруг случается, то мы мгновенно оказываемся рядом. Пространство для нас ничто.
- Если судить по твоему рассказу, ты была доброй и милой девушкой. Откуда тогда эта злость, нетерпимость к людям, жестокость? Взять, к примеру, тех инкассаторов, которых ты лишила жизни.
- Я многих погубила на своём веку. Отчасти, теперь это моё предназначение в данном мире. Но в душе я всё та же, добрая рыжеволосая девушка. Только порой наступают такие минуты, когда мной овладевает слепая ярость. Будто дьявол начинает руководить моими действиями. В такие моменты я становлюсь непредсказуемой в своих поступках, и тогда непременно жди беды, - она на мгновение замолчала, затем осторожно произнесла: - Вот и сегодня я сделала нечто такое, о чём теперь сильно жалею.
-Что же это?- мужчина боязливо посмотрел на перчатку.
- Поднимись на второй этаж, пройди ванную комнату, и ты всё увидишь сам.
Художник как ошпаренный вскочил с места, сдвинув в сторону массивное кресло и, предчувствуя, нечто непоправимое рванулся по винтовой лестнице на второй уровень своей квартиры.
Подбежав к полупрозрачной стене, за которой находилась большая джакузи, человек, приоткрыл дверь и остановился, не решаясь войти в неосвещённую комнату. Постояв несколько мгновений, он нащупал гладкий выключатель и нажал на плоскую клавишу.
Картина, которая предстала перед ним, могла поразить и привести в ужас любого даже самого стойкого человека с железными нервами. Посреди широкой, когда-то белой ванны, стоял больших размеров чёрный пластиковый мешок, а всё пространство вокруг него, включая высокий потолок, было обильно заляпано кровью. В углу за дверью валялся широкий разделочный нож. От засилья красного цвета художник зажмурил глаза и на мгновение застыл, чтобы не потерять сознание. Затем с трудом взяв себя в руки, он осторожно приблизился к зловещему узлу и расправил его горловину.
- О боже! – воскликнул обезумевший мужчина. – Это неправда! Такого не может быть!
Окровавленный мешок был доверху набит кусками, уже немного обветренного мяса, расчленённого человеческого тела. В этом месиве вдруг, что-то сверкнуло, затем глаза художника наполнились слезами и наконец, он рухнул на колени, упёршись лбом в холодный кафель, и глухо разрыдался. Он больше не сомневался. Художник узнал ту вещь, которая излучала ледяной блеск. Это был дымчатый бриллиант.
-Ты расстроен милый? - услышал он голос у себя за спиной.
-Я расстроен?!!- задыхаясь от негодования, переспросил художник, поражаясь спокойному тону с которым перчатка произнесла эту фразу. – Да я тебя призираю, я тебя ненавижу, будь ты проклята!!!
-О-о-о дорогой! Меня уже столько раз проклинали, что я к этому уже давно привыкла. Но ты сам виноват во всём что произошло. Ведь это не я нарушила наш договор. Зачем ты стал встречаться с этой женщиной? Тебе было известно к чему, это может привести, но все-таки ты пошёл на такой шаг. Это ты её убил. И вина в её гибели лежит только на тебе.
- Не было никакого договора. Ты меня ко всему принудила, - сказал художник, повернувшись к убийце. – Если бы я не стал выполнять все, то, что ты велела, я давно бы был уже мёртв.
- Возможно. Но ты с удовольствием пользовался теми благами, которые я тебе предлагала и, ни разу не отказался от чего либо. Значит, ты принял мои условия.
Художник поднялся на ноги, оперся рукой о стену и замолчал. « А ведь она права, - размышлял он. - Во многом виноват я сам, и за всё рано или поздно нужно платить. Но это ведь не повод лишать жизни, ни в чём неповинного человека! По большому счёту наверняка все с самого начала было подстроено, - человек попытался вспомнить тот вечер, с которого началась вся эта история. - Черт меня дёрнул поднять эту перчатку. Но я знаю что делать. Да-да я знаю».
Художник вышел из жуткого помещения, отстранив парящую в воздухе ведьму, и отправился в свой кабинет, где заперся на ключ и пробыл в одиночестве некоторое время. Далеко за полночь замок в двери кабинета щёлкнул, художник вышел, и направился в прихожую. Там он облачился в шубу, обулся и подозвал к себе перчатку.
- Ты уже не сердишься на меня дорогой? – произнесла, она, медленно выплывая из-за угла. – А зачем ты оделся? Уже так поздно! Куда ты собрался?!
- Я смирился с неизбежным, - бесстрастно произнёс мужчина. Того что произошло назад не вернуть. А сейчас, мне нужно кое-что тебе показать и это очень важно. Может тогда, ты от меня отвяжешься.
- Но почему в такой час? Не лучше ли подождать да завтра?
-Идти туда лучше ночью, когда все люди спят. Я же не хочу, чтобы меня увидели со своей летающей, кожаной подружкой, какие ни будь зеваки. Ты ведь понимаешь?
- И что это за таинственное место?
- Почему таинственное? Честно говоря, я не хочу сейчас тебе рассказывать подробности. Считай данную прогулку сюрпризом. Ты же мне делала сюрпризы. И не раз! Я уверен, что ты об этом не пожалеешь.
Человек протянул руку и перчатка, немного помедлив, словно в чем-то сомневаясь, улеглась к нему на ладонь.
- Хорошо. Ты меня заинтриговал. Я люблю сюрпризы.
Художник положил её в карман пальто и захлопнул за собой входную дверь.

Старые часы над заводской проходной показывали четверть второго. Как давно он здесь не был. Внешне всё осталось прежним. Тот же высокий забор с протянутой по периметру колючей проволокой, те же коричневые двери - только выкрашенные свежей краской, и неизменно серое, ступенчатое здание, упирающееся в ночное небо длинными стволами почерневших труб. Сколько лет он проработал на этом предприятии в должности художника-оформителя и не вспомнить. Здесь его ценили. Оформление стендов, создание стенгазет, изготовление плакатов - всё это входило в обязанности мастера. Даже надписи, которые до сих пор красовались у входа на территорию завода - дело его рук. Но главной гордостью художника была стена, расписанная в заводской столовой на которой была изображена тайная вечеря Христа Спасителя в окружении своих учеников. Сначала директор предприятия был против такой росписи, сюжет которой явно не вязался с интерьером рабочей столовой но, увидев красоту и точность с которой художник сумел передать дух времени и достоверность знаменитого творения Леонардо, разрешил оставить всё как есть. Подойдя к турникету, мужчина негромко постучал по стеклу, за которым в полудреме томился вахтёр и жестом попросил его выйти из своей каморки. Пожилой человек нехотя поднялся из-за стола и вышел в открытую дверь навстречу ночному гостю.
- Это вы? – дружелюбно произнёс он. – Что-то вас давненько не было в наших краях. Наверно зазнались. Я слышал, что вы разбогатели стали знаменитым. Это правда?
-Что есть, то есть,- смутившись, ответил художник, совсем не ожидая увидеть здесь своего старого знакомого. – Думал вы на пенсии, а смотрите-ка ещё в строю и выглядите молодцом,- художник на мгновение вспомнил время, когда пожилой вахтёр по утрам пропускал его через заводскую проходную, как иногда разговаривал с ним перед уходом домой, а порой он даже одалживал старику немного денег.
- А как же? Жить-то надо. На одну пенсию сегодня не протянешь,- старик сплюнул и играючи крутанул вертушку турникета. Металлическая рамка с противным писком сделала несколько оборотов и остановилась.
-А вас то, что сюда привело, в такой поздний час? – вахтёр с любопытством взглянул на художника в ожидании ответа.
- Дело в том, - произнёс ночной гость.- Сегодня утром я улетаю в другую страну и мне хотелось бы забрать некоторые мои вещи, которые я оставил в своём кабинете и не успел взять в тот день, когда увольнялся с работы. Они мне просто необходимы. (Схитрил художник).
- А почему ночью? - недоумевая, произнёс вахтер.- Что, днём зайти времени не хватило?
- Честно говоря, я про это совсем забыл, а сейчас вот, уже скоро самолёт и вдруг как осенило. Может, пропустите меня по старой памяти. Я мигом одна нога здесь другая там, - художник улыбнулся и заискивающим взглядом, посмотрел на старика.
- Вообще-то сами знаете не положено, но… вас так и быть пропущу - в виде исключения. Только быстро, а то вдруг какой проверяющий, - вахтёр снял один из ключей, висевших на доске рядом со столом, и протянул мужчине. – Куда идти то не забыли?

Художник двигался быстрым шагом по расчищенной от снега дорожке в направлении литейного цеха. Полная луна, петляя меж ветвей промерзших лип, сопровождала его печальным взглядом, а яркие звёзды нет, да и падали с ночного неба искрящимися слезами оставляя за собой длинные быстро исчезающие линии. Подойдя к двери в здание, над которой висела старая табличка с надписью «Литейный цех», он остановился. Ещё раз, взглянув на звёздное небо, художник взялся за дверную ручку и вошёл в помещение. Полумрак внутри производственного строения, нарушался только мерцанием люминесцентных ламп дежурного освещения, да маревом раскалённого метала висевшим над широким жерлом плавильной печи, а хрупкую тишину разбавлял монотонный гул водяных насосов и ненавязчивая песенка вентиляционной вытяжки. Процесс плавки металла на заводе был автоматизирован, и поэтому людей в ночном цехе практически не было, если не считать нескольких полусонных операторов находившихся в отдельной комнате и следивших за приборами управлявшими ходом работ. Пройдя в дальний конец цеха, художник осторожно поднялся по металлической лестнице на самый верхний ярус высокой железобетонной конструкции и, ступив на широкую платформу, остановился, чтобы немного осмотреться. С такой высоты всё производство было как на ладони. Со стороны входа на широкой площадке теснилось множество станков, застывших загадочными идолами в ночной полутьме. Недалеко от художника почти над самой горловиной печи, в которой потрескивал раскалённый металл, находился большой контейнер полностью забитый ломом, готовым к переплавке. Из этого большого поржавевшего ящика выглядывало множество металлических деталей и вещей, давно отслуживших свой век. Они торчали в разные стороны и, будучи окутанными полумраком напоминали огромного ощетинившегося дикобраза. Разглядывая эту кучу человек, явно искал какой-то предмет. Среди прочего хлама выпиравшего из громоздкого ящика художник заметил толстую цепь, которая лежала на самом краю контейнера и одним концом свисала с его бортика, заканчиваясь большим острым крюком. Другая сторона этой цепи была снабжена огромным чугунным ядром, покоящимся на обрезке ржавого швеллера. Это необычное приспособление походило на старинные кандалы, в которые раньше помещали опасных преступников, только вместо запорного кольца здесь находился замысловатый крючок. « Это как раз то, что нужно», - подумал художник и подошёл к ржавому контейнеру. Таким образом, он оказался прямо над пылающей бездной расплавленного металла.
Мужчина опустил руку в карман и достал томившуюся там спутницу.
- Что это милый? – спросила она, едва выбравшись из заточения.- Куда мы пришли? – это всё что успела произнести перчатка.
Художник резко, что было сил, сжал её в ладони и, схватив свисающий крюк, продел в манжету перчатки и рванул его на себя. Раздался треск рвущейся плоти, и поражённая жертва тут же начала неистово извиваться на крючке, словно пойманная изворотливая рыба, не желавшая просто так сдаваться хитрому ловцу.
Затем человек с трудом вытащил из контейнера ржавое ядро и словно заправский отлет запустил его вниз прямо во чрево раскалённой печи. Человек стоял и наблюдал, как чугунный шар медленно, но неотвратимо приближается к неспокойной поверхности огненной ванны, утягивая за собой ржавую цепь с извивающейся на ней ведьмой. Раздался сильный всплеск, и едва перчатка соприкоснулась с раскалённым металлом, произошла яркая вспышка, которая тотчас обернулась маленьким огненным бесом. Он, повизгивая, заметался по жгучей поверхности преисподней,после чего, забравшись на верхний выступ печи, спрыгнул вниз на бетонный пол и, петляя между тёмными силуэтами безжизненных станков, скрылся из виду, оставив за собой лишь огненный угасающий шлейф. Изумлённый человек ещё долго стоял, отрешённо уставившись вниз пока его глаза не устали в потоках обжигающего воздуха, и он отвернулся от огня, утирая глаза полные горячих слёз.
Затем ссутулившийся художник выпрямился, расправил плечи и, собираясь уходить, вдруг вскрикнул от неожиданности и замер. Прямо перед ним на расстоянии двух шагов, в воздухе парила перчатка, зловеще подрагивая всем своим существом.
- Левая?!! Но как…
- Милый. Зачем ты это сделал?- с сожалением произнесла она. - Мне с тобой было так хорошо.
Сильный удар в грудь потряс обескураженного мужчину. Он отскочил в сторону, ударившись о контейнер и не удержавшись на краю платформы, рухнул вниз в жуткие объятья огненной геенны. Раскалённые массы словно расступились перед падающим телом и, поглотив его, сомкнулись, снова выпустив из своих глубин лишь небольшое чёрное облачко. Оно поднималось всё выше и выше пока не достигло замасленной решетки воздуховода, затем мгновенно улетучилось вместе с беспокойной душой успокоившегося человека.



ЭПИЛОГ


Мороз крепчал, и прохожий поглубже уткнулся в тёплые недра своей старенькой дублёнки. Свежевыпавший снег лишь слегка припорошил дорожную грязь, но зато, не скупясь, приодел голые кусты сирени в белые пушистые полушубки. День уже заканчивался, однако вечер ещё не наступил. Высоко на старом тополе вскрикнула ворона. Затем она взлетела, обломив сухую ветку, и умчалась, прочь рассекая усталыми крыльями холодный воздух. У человека бешено забилось сердце. Он остановился. Через мгновение всё прошло. Вдруг прохожему показалось, будто совсем рядом с ним, на землю опустился голубь. Он повернулся. Вместо птицы на снегу лежала рыжая перчатка. Человек нагнулся и поднял её.
- Ещё тёплая. Видно только что обронили, - вслух произнёс мужчина и тут же осёкся.
Внезапно очень близко кто-то хихикнул. Через мгновение смех повторился. Человек украдкой посмотрел по сторонам. Поблизости никого не оказалось.
- Что за чертовщина?- снова в голос произнёс молодой поэт и, пристроив находку между свисающими над тротуаром промерзшими ветками сирени, отправился дальше, отбросив посторонние мысли, повторяя и подгоняя под размер никак не поддающийся ямб.