сейчас постараюсь объяснить то, о чём я говорил в целом.
"Звенящая тишина"?Это как почти как морской флот.
хорошо, а как вам такой текст?


Не стоит заворачивать вот такими вот "хрустально-сингулярными" оборотами. Этот поток символов является очень громоздким, но в то же время он абсолютно ничего не несёт.
Стасик Ежи Лец невзначай сказал вот такие замечательные слова:


А здесь и пафос-то сам по себе шаткий. Сама идея пышет оборотами и завихрениями, которые в конце концов в совокупности своей выливаются в чих канарейки.

в этом состояла моя первая претензия. Опираясь на неё, я и просил не пытаться писать "художественно". Иначе получается стопка спирта на 3 литра воды, так копирайтеры пишут, чтобы символов побольше набить.

идём дальше. Хорошо, машина, образ так образ. Но чем они сами недовольны, собой что ли? Тем более по поводу образа см. начало этого поста.
одно время я сочинял метафизические сентенции, которые можно было бы применить в любй ситуации, но сами по себе они представляли бы пустую болванку. Например:

прелестная пустота. Как хошь, так и понимай. Так вот, поменьше таких болванок.

Около 2-х лет назад я начал писать следующим образом: задавал себе некий вопрос или парадокс, затем очень долго над ним думал, штурмовал его, искал информацию, и только потом садился писать. Если же мне удавалось это дело разрешить, то я не писал вообще. Второй тип письма, который я до сих пор использую - это "ржака" в духе Рабле. Изредка вылетала писанина только по этому принципу, но в основном я смешивал его с первым.
Без юмора (даже ненавязчивого) не будет ничего. Получится лишь шмат текста, который не будет работать полностью. Характеристика же этого текста сведётся либо к слюням-соплям, либо к какой-то дидактике. А вот дидактики очень даже бойтесь, потому как письмо в таком духе убивает читателя на раз.
Не пытайтесь без должной информированности открыть что-то новое, не пытайтесь раскрыть читателю его подслеповатые глаза. Чаще всего из этого получается эффект хренового фильма ужасов: они пугают, а мы не боимся.
в музыке это сродни кучам пубертатных кор-коровых и др. коллективов, которые пытаются верещать о своих чуйствах не своим голосом. Метальные эпические пафосы, антигосударственные панковские пафосы, пафосы безликой и серой жизни а-ля брит-поп: это всё оттуда.
Не надо подключаться к этой чуме, её и так уже есть кому возглавить.
Такие дела.
p.s.
Думаю, что и про замысел тоже ответил.

Если вас могут как-то неправильно понять, то именно так вас и поймут.

Отцы и матери


Ганс поцеловал её в глаза, последний раз сжал её руку в своей и отпустил. Когда он уходил, Ангелика не проронила ни звука – никаких вздохов, всхлипов или жалостливых просьб остаться – но спиной он ощущал на себе пристальный взгляд влажных глаз. Ганс облизал губы, почувствовал солёную горечь Ангеликиных слёз и поплотнее натянул капюшон, ускоряя темп шагов до бешеного бега по мокрому асфальту.
Хотелось упасть в ближайшую канаву с бутылкой водки, а лучше с двумя, напиться до беспамятства и замёрзнуть в холодных объятьях осенней дождливой ночи. Замёрзнуть насовсем, не оставив ни шанса лучам рассветного солнца, тёплому шерстяному одеялу или обжигающему пламени камина. Но сейчас Гансу было невыносимо жарко, то ли оттого, что он бежал, то ли от пылающего водоворота чувств, разрывающего в клочья все мысли, слова… душу. Предстоял ещё один серьёзный разговор, от которого он и так уже достаточно долго уклонялся.
Ганс немного помедлил у домофона, вспоминая номер квартиры. Не вспомнил. Посчитал навскидку и набрал семнадцатую.
- Да? – её голос – угадал.
- Это я, - ответил Ганс.
Как всегда, вопроса типа «кто – я?» не последовало, раздался противный гудок открытой двери, и Ганс вошёл в подъезд. Лифта здесь не было, и подниматься на пятый этаж пришлось пешком. Поднявшись, Ганс снова не стал спешить, замедляя участившееся дыхание и отгоняя мысленный образ стоящей под дождём Ангелики. Затем повернул металлическую ручку и уверенно переступил порог. Лидия ждала его, сложив руки на груди и молча вопрошая причину его визита пронзительным взглядом карих очей.
- Вот, поговорить пришёл.
Она не ответила, поглядела на него с подозрением и нескрываемой злобой и вышла на кухню.
Ганс равнодушно пожал плечами, скинул с ног мокрые ботинки и прошёл за ней. На плите шумно закипал старенький чайник, а Лидия суетилась рядом, рассыпая сахар мимо фарфоровых чашек. Было забавно видеть её такой: в поношенном грязном халатике, в длинных вязаных носках на сланцы через палец, с неряшливо собранными в пучок чёрными патлами и не смытым вечерним макияжем. Её вид шёл вразрез с обычным образом тусовочной стервы.
Комок отвращения застрял в горле у Ганса, он понял, как же люто ненавидел эту женщину, будущую мать его ребёнка, и как ещё больше ненавидел себя. Чёрт, ну какого лешего он умудрился так вляпаться?
Стукнулись о стол фарфоровые чашки, Лидия уселась на деревянный стул и принялась усердно перемешивать сахар в своём чае, создавая звон почти как колокольный, отчего в голове Ганса с холодной вибрацией заплясали невесёлые мысли. Он сел напротив. Барабанящая ложкой женщина намеренно не поднимала взгляда.
- Я пью зелёный, - сказал Ганс.
И тут понеслась.
Чашка полетела в раковину, с громким хрустом разбившись об отечественную керамику, расплескался на полу кипяток, а Лидия раскраснелась до цвета перезрелого томата – казалось, ещё немного, и лопнут нарумяненные щёки.
- Да ты издеваешься, кретин несчастный! Чего вообще явился? Ты ещё в прошлый раз прекрасно дал понять, что никогда не признаешь своим ребёнка “шлюхи”, даже привёл весомый аргумент! Знаешь, - Лидия понизила голос, поднесла ладонь к правой щеке, - а я и сейчас чувствую твой кулак, и он почувствовал, - второй рукой она обняла живот, - что с мамой что-то не так, что маме больно. Я так удивилась тогда, ведь совсем маленький срок, а я как будто уже слышала его мысли – тихие, как шёпот канарейки, – и чувствовала, как бьётся его крохотное сердечко.
- Заткнись, - прошептал Ганс. – Я был пьян, я вообще не хотел тебя трогать. Хоть ты и правда шлюха, но это мой ребёнок. Я пришёл сказать…
- Он был пьян, вы только послушайте! – взорвалась Лидия с новой силой. – Да по тебе больничка плачет. Сначала по пьяни детей делаешь, потом по пьяни людей избиваешь – хороша отговорка! А в следующий раз что же? Ты хоть заранее предупреждай, когда у тебя попойка намечается, чтоб я успела билеты купить. Чем дальше, тем лучше.
- Да заткнись же ты.
Ганс опустил голову на стол, сжав виски руками. Ну как же его угораздило? Чёрт подери, он действительно был пьян, но сейчас не мог оправдать себя. Даже под давлением сборища таких же, как он, подвыпивших друзей-придурков, даже на спор, даже проиграв в карты, он мог остановиться, послать всех куда подальше и уйти. “Господи, Ангелика, - думал Ганс, - я, и правда, тебя недостоин, я просто жалок”.
- Теперь куда важней другое. Я пришёл сказать, что я много думал, и, - он посмотрел женщине прямо в глаза, - я хочу, чтобы у него был отец. В отличие от нас, от меня, малыш ни в чём не виноват. Я помогу материально, буду заботиться о нём, и даже, - Ганс сглотнул, - женюсь на тебе, если ты этого захочешь.
Лидия обмякла, снова присела на стул, предварительно нащупав его ладошкой, и уставилась пустым рыбьим взглядом куда-то за плечо Ганса. Похоже, она никак не ожидала услышать такое.
- Нет, ты не женишься на мне, - последовало после длительного молчания, - ты женишься на Ангелике, и забудешь обо мне и моём ребёнке.
- Что за чушь? Этот ребёнок наш, как бы дико это не звучало. Кроме того, я всё равно уже не смогу вернуться. Мой сын, или дочь - не важно, не будет расти без отца, с такой никудышной матерью, как ты. Да и Ангелика не простит мне моего предательства.
Лидия улыбнулась, как улыбаются безумцы, прыгающие с моста или вскрывающие вены.
- Ты вернёшься к ней. А она примет тебя обратно, даже пожалеет. Она у тебя такая – всепрощающая, преданная, как собачка.
- Не смей…
- Знаешь, я больше не слышу его. Ха-ха, он больше не говорит со мной, мамочка обидела своего малыша, и он замолчал.
Откуда этот холод? Холод, сковавший Ганса по рукам и ногам, превративший сердце в ледяную глыбу.
- Всё правильно, так ты будешь счастлив. Ты забудешь об этом и будешь наслаждаться жизнью со своей прелестной собачкой. Было страшно, конечно, и больно, но теперь мне совсем легко.
Ударил молот, ледяная скала разлетелась тысячами острейших осколков.
- Ты не могла.
- Прощай, Ганс. Нас больше ничего не связывает.

***
Воздух насыщался запахами скорого лета, солнце становилось уже откровенно жарким, а буйство красок дарило вдохновение уставшим глазам художника. Ганс посмотрел на новенькие наручные часы, подаренные Ангеликой на его День рождения. Можно было и не выходить так рано, зато теперь в запасе лишний час свободного времени. Он решил пойти через парк: в такой прекрасный день хотелось как можно меньше вдыхать автомобильные выхлопы и толкаться в спешащей на работу, а кто и по иным делам, толпе людей. Ганс не спеша прогуливался по парковым аллеям, наблюдая, как резвятся лохматые псы со своими счастливыми хозяевами, толкают вперёд коляски новоиспечённые мамаши, увозя малышей подальше от шума, издаваемого газонокосилкой.
Внезапно Ганс остановился. Скорей всего, показалось, но… Вон та коляска, синяя, в колокольчиках, это ведь не она была рядом? По свежескошенной траве, чуть не споткнувшись о невесть откуда выпрыгнувшего маленького терьера, уворачиваясь от клыков обидевшейся собаки…
- Лидия! Стой, Лидия, - он почти догнал её. – Да отстань ты, дурацкая псина. Лидия?
Женщина обернулась. Не зря Ганс думал, что ему показалось. Вместо высоченных шпилек – белые босоножки, вместо чёрных колготок сеткой и мини-юбки – светлые прямые джинсы; бежевая кофточка с длинными рукавами, аккуратно заплетённая вокруг головы коса и никаких ярких теней и вызывающий стрелок на веках. Но это была она. Застыла, повернувшись к нему вполоборота, с ревностью сжав ручку коляски в руках.
Внимание Ганса также было приковано к коляске. Он медленно подошёл к ней, но вдруг испугался и ещё раз посмотрел на Лидию.
- Ты ведь сказала…
Улыбка. Настоящая, счастливая улыбка нежной матери, а не тот пугающий оскал сексуальной хищницы. Она научилась улыбаться искренне.
- Прости, но пришлось солгать. Я правда хотела этого ребёнка. Я старалась, посмотри, я стану прекрасной матерью для своего сына. А скоро у него, возможно, появится заботливый отец, - она отвернулась и покатила коляску дальше. – Просто не бери в голову. Возвращайся к Ангелике, нас действительно ничего не связывает. Этот ребёнок никогда не был твоим.
Ноги готовы были подкоситься, а слова Ганс слышал словно через поломанный телефон. Вспомнился тот вечер, когда его, Ганса, мир пошатнулся дважды. Вспомнилось, как хлопнул дверью, как сбегал по тёмным ступенькам, а эхо разносило по дому грохот тяжёлых шагов, как пытался разглядеть дорогу и не видел ничего из-за нахлынувших слёз. И прямо сейчас мир тоже раскачивался в такт бешено стучащему сердцу, но прямо сейчас в его жизни появилось что-то ещё, что, как он думал, потерял навсегда, даже не успев приобрести, что-то, ставшее ему твёрдой опорой.
В два шага он одолел разделявшее их расстояние и заглянул-таки в коляску.
С весёлым любопытством смотрела на Ганса его маленькая голубоглазая копия.

Это очень плохо, когда после первого же абзаца хочеться бросить читать текст. Автор хотел драмы, я же прочитал, что молодой человек любит облизывать глазные яблоки других и высасывать слезы.

лишнее
какой бежал, он же уходил (см. первый абзац)

не очень хорошо звучат такие вот высокопарные словечки в рассказе, описывающем нашу действительность и современные реалии

читается так, будто Лидия целенаправленно это делала, типа так и нужно готовить чай
канарейки шепчут?
Что, серьезно, жарким? Блииин, а я всю жизнь думал, что солнце это сосулька такая.

толпа - кто?

Теперь на очереди был гвоздь вечера – оригинальные произведения молодых девиц. Одна за другой они подходили к краю эстрады, откашливались, развертывали рукопись, перевязанную хорошенькой ленточкой, и начинали читать, особенно напирая на выразительность и знаки препинания. Темы были все те же, над какими в свое время трудились их матушки, бабушки и, без сомнения, все прабабушки, начиная с эпохи крестовых походов. Тут были: «Дружба», «Воспоминания о былом), „Роль религии в истории“, „Царство мечты“, „Что нам дает просвещение“, „Сравнительный очерк политического устройства различных государств“, „Задумчивость“, „Дочерняя любовь“, „Задушевные мечты“ и т.д.

Главной особенностью этих сочинений была меланхолия, любовно вынянченная и выпестованная, кроме того – сущее наводнение всяких красивых слов и к тому же – манера носиться с каким-нибудь любимым выражением до тех пор, пока оно не навязнет в зубах и не потеряет всякий смысл; а особенно заметна и неприятна была надоедливая мораль, которая помахивала куцым хвостом в конце каждого сочинения. Какая бы ни была тема, автор из кожи лез, чтобы впихнуть в свое произведение что-нибудь полезное и поучительное для добродетельного и возвышенного ума. И хотя фальшь этой морали бьет в глаза, ее ничем не искоренишь; она до сих пор остается в силе и не выведется в наших школах, пока свет стоит. Нет ни одной школы во всей нашей стране, где ученицы не чувствовали бы себя обязанными заканчивать сочинение моралью; и чем легкомысленней и маловерней ученица, тем длинней и набожней будет мораль. Но довольно об этом. Горькая истина никому не по вкусу. Давайте вернемся к экзаменам. Первое из прочитанных сочинений было озаглавлено: «Так это и есть жизнь?» Быть может, читатель выдержит хоть один отрывок из него:

«На торных путях жизни с каким радостным волнением предвкушает юный ум некое долгожданное празднество! Воображение живо набрасывает розовыми красками картины веселья. В мечтах изнеженная поклонница моды уже видит себя среди праздничной толпы, окруженною всеобщим вниманием. Ее изящная фигура, облаченная в белоснежные одежды, кружится в вихре упоительного танца; ее глаза сияют ярче всех; ее ножки порхают легче всех в этом веселом сборище.

В таких упоительных мечтах время проходит быстро, и наступает желанный час, когда она должна вступить в тот светлый рай, о котором говорили ей счастливые грезы. Как волшебно-прекрасно кажется здесь все ее очарованному взору! Каждое новое явление для нее все более пленительно. Но с течением времени она обнаруживает, что под этой блестящей внешностью скрывается суета сует; лесть, когда-то пленявшая ее душу, теперь только раздражает; бальные залы потеряли для нее свое очарование; с расстроенным здоровьем и горечью в сердце она бежит прочь, уверившись, что светские удовольствия не могут удовлетворить стремлений ее души! « И так далее, и тому подобное. Одобрительный гул то и дело слышался во время чтения, сопровождаемый шепотом: „Как мило! «, «Какое красноречие! “, «Как это верно! «, а после того, как все это закончилось особенно надоедливой моралью, слушатели восторженно захлопали в ладоши.

Потом выступила стройная меланхолическая девица, отличавшаяся интересной бледностью, происходящей от пилюль и несварения желудка, и прочла «поэму». Довольно будет и двух строф:

ПРОЩАНИЕ МИССУРИЙСКОЙ ДЕВЫ С АЛАБАМОЙ
Алабама, прощай!
Я любила тебя, А теперь я тебя покидаю!
Лью я горькие слезы, всем сердцем скорбя,
И навеки тебя оставляю.
Алабама, тебе шлю любовь и привет.
О долинах твоих я горюю.
Пусть остынут навеки и сердце и tete,
Если только тебя разлюблю я.

Очень немногие из присутствующих знали, что такое «tete», но все-таки стихи очень понравились.

После нее перед зрителями появилась смуглая, черноволосая и черноглазая барышня; она выдержала долгую паузу, сделала трагическое лицо и начала читать размеренно и торжественно:

ВИДЕНИЕ
«Ночь была бурная и темная. Вокруг небесного престола не мерцала ни одна звезда, но глухие раскаты грома непрестанно сотрясали воздух, в то время как ужасающая молния гневно сверкала в облачных чертогах небес, как бы пренебрегая тем, что знаменитый Франклин укротил ее свирепость! Даже неистовые ветры единодушно покинули свое таинственное убежище и забушевали над землей, словно для того, чтобы эта бурная ночь казалась еще более ужасной.

В эту пору мрака и уныния мое сердце томилось по человеческому участию, но вместо того – Мой друг, моя мечта – советник лучший мой В скорбях и в радости – явилась предо мной.

Она приближалась, подобная одному из тех небесных созданий, которые являются юным романтикам в мечтах о сияющем рае, – царица красоты, не украшенная ничем, кроме своей непревзойденной прелести. Так тиха была ее поступь, что ни одним звуком не дала знать о себе, и если бы не волшебный трепет, сообщившийся мне при ее приближении, она проскользнула бы мимо незамеченной, невидимой, подобно другим скромным красавицам. Странная печаль была разлита в ее чертах, словно слезы, застывшие на одеянии Декабря, когда она указала мне на борьбу стихий под открытым небом и обратила мое внимание на тех двух, что присутствовали здесь».

Этот кошмар занимал десять рукописных страниц и заканчивался такой суровой проповедью, предрекавшей неминуемую гибель всем, кто не принадлежит к пресвитерианской церкви, что за него присудили первую награду. Это сочинение, по общему мнению, было лучшим из всех, какие читали на вечере. Городской мэр, вручая автору награду, произнес прочувствованную речь, в которой сказал, что за всю жизнь не слышал ничего красноречивее и что сам Дэниель Уэбстер мог бы гордиться таким сочинением.

Голос был неумолим.
Подчиняясь ему, я полз по узкому, бесконечному тоннелю в кромешной тьме. Тоннель то становился просторным, и получалось встать на колени, то вдруг сжимался, сдавливая тело своими скользкими стенами, словно стремясь раздавить.
Я полз и боялся, что однажды тоннель сожмётся ещё сильнее, в нём не останется просвета, и тогда придёт конец.
Меня опоясывала толстая верёвка. Она уходила назад и пропадала в неизвестности, оставленной за спиной. Иногда она натягивалась до предела, но чаще просто тянулась следом, не мешая, но и не помогая.
- Ползи,- командовал Голос. Он раздавался сразу отовсюду, окружал со всех сторон, словно говорил сам воздух. Голос знал нечто, неизвестное мне, и требовал подчинения.
- Не могу…
Я хотел вытянуться, но стены снова сжались, стиснули в жутких объятиях. Паника сдавила голову, кровь бешено стучала в висках. Сейчас точно раздавит, и я останусь тут навсегда, в темноте, между мокрых стен, которые разотрут тело в пыль.
- Ползи.
Стены ослабили хватку, отпустили меня – на этот раз. Я не видел, но чувствовал, как они приходят в движение.
- Я не могу!
- Ползи.
Немного полежав, я возобновил движение, потому что больше всего боялся остаться навсегда в этом страшном месте. Как сюда попал? Странно, но ответить на этот вопрос я не мог. И создавалось ощущение, будто уже целую вечность я стремлюсь куда-то вперёд, к неизвестной, но очень важной цели. И ради неё можно терпеть боль и страх, бороться из последних сил. Я был так слаб, так устал, что едва шевелился, но казалось, что двигаюсь быстро.
И снова тот же путь сквозь темноту, в полной тишине, прерываемой лишь монотонными репликами Голоса. Я не понимал и не хотел понимать, что происходит, что это за тоннель и куда он ведёт. Лишь мечтал, чтоб пытка закончилась, и только эта мысль поддерживала в самые страшные минуты. Всё закончится, рано или поздно. И я обязан остаться в живых, чтоб понять, ради чего преодолел этот путь.
- Как меня зовут? На этот вопрос ты можешь ответить?- Кажется, я кричал, но не слышал собственного голоса, и не мог вспомнить, как он звучал. Его заменил Голос – руководитель.
- Не могу,- ответил Голос.
- Почему?
- У тебя нет имени.
- Но… как же?..
Слова застряли в горле. Нет имени? Нет голоса? Может, тела тоже нет, и всё происходящее только мерещится? Снится? Если так, то разбудите меня!
- Расскажи обо мне! Хоть что-нибудь!
- Мне нечего тебе сказать. Ты должен ползти вперёд.
- Кому должен?
- Себе,- последовал ответ.
Я ничего не понял.
Стены снова попытались задушить, и опять у них ничего не вышло. Отталкиваясь локтями и коленями, я возобновил путь. Теперь хотелось выбраться ещё сильнее, хотя бы для того, чтоб понять: кто я на самом деле? И почему ничего не помню?
Впереди мелькнул свет: крохотная белая звёздочка у самого горизонта. Я застыл, не поверил своим глазам. Это было первое, что я видел за всё путешествие, и не передать, как приятно было смотреть на этот крохотный огонёк.
Секунда – и свет пропал, оставил меня один на один с тьмой. Но и тьма уже не казалась страшной и враждебной, потому что – теперь я точно это знал – имела своё завершение.
- Тоннель заканчивается?- уточнил я на всякий случай, боясь поверить в чудо.
- Верно. Твой путь почти завершён.
- И я…
- Ползи,- подтолкнул Голос.
Стены сжались, проталкивая меня вперёд, к снова появившейся звезде. Собрав все силы, я устремился вперёд…

Анна пронзительно закричала, вцепившись в простыню мокрыми кулаками, и на руки акушерки выпал крошечный комочек. Ребёнок. Вторая акушерка ловко пережала, а затем перерезала пуповину.
- Мой сыночек…- заплакала Анна.
Малыш недовольно кричал.

Один.
Холодная пустота космоса медленно проплывала за иллюминатором. Тюремный транспорт 17-41 вёз заключённого с земли на недавно колонизированный марс. Десять лет назад в ходе исследования планеты были обнаружены залежи высокопрочных металлов. Сильные мира сего быстро смекнули, как заработать на этом большие деньги. Практика, которая широко применялась в давно забытом Советском Союзе, была снова пущена в ход.
За считанные месяцы, руками заключённых, на планете были построены шахты, заводы, поселения и прочие необходимые объекты. Чиновники пухли от свалившихся на них «откатов», а власти получили возможность добывать столь ценные ресурсы, почти бесплатно. Заключённым не надо платить зарплату, а кроме того, можно отлично сэкономить на мерах безопасности. Пара – тройка несчастных случаев никого сильно не расстроят.
Ввиду очередной мировой войны, на земле бывали трудности с отправкой заключённых. Транспорт 17-41 взмыл в небо, успев загрузить на борт лишь одного узника. Весь экипаж судна с ужасом наблюдал, как стартовая площадка, откуда корабль взлетел всего несколько мгновений назад, превращается в море огня. Вражеская авиация работала точно и безжалостно.
Едва транспорт вышел в стратосферу, весь экипаж вздохнул с облегчением. В космосе Россия позиции ещё держала, хоть и не без поддержки немногочисленных союзников. Полёт шёл по штатному графику, как вдруг завопила сирена тревоги бортового компьютера. На панели забегали цифры, отсеки озарил алый свет мигающих маячков, а из динамиков стало раздаваться, - ситуация 371, ситуация 371.
Снова забегали цифры на панели, затем какие-то диаграммы.
- Ситуация 371. Перевод управления в автоматический режим. Согласно основной инструкции, управление будет передано в руки уцелевших членов экипажа.
Во время штатного полёта тюремный отсек обычно пустовал. Бортовой компьютер следил за жизнедеятельностью заключённых и стабильной работой криокамер. Сейчас на одной из панелей виднелась небольшая фигурка человека, с какими-то отметками и показателями. Из динамика раздались слова:
- Давление - норма.
- Активность нервной системы – низкая.
- Пульс – ровный.
- Дыхание – присутствует.
- Начать процесс вывода из анабиотического сна.
Дверь криокамеры открылась, являя свету нагого мужчину облепленного электродами и трубками. По одной из них потекла бурая жидкость, и по монитору вновь пробежали строчки, но на этот раз в графе «активность нервной системы» проскользнуло, - «высокая».
Борис Светлов медленно открыл глаза. Яркий блик тревожного маячка резанул по глазам, от чего Борис сощурился. Он хотел сделать привычный жест и закрыть лицо рукой, но тело не слушалось. Две недели анабиотического сна сделали своё дело. В ногу что-то больно укололо. - «Мышечные стимуляторы», - догадался Борис. Он медленно приоткрыл глаза, и тут же, какой-то прибор посветил ему в оба зрачка, а затем раздался голос из динамика, - «Реакция зрачков на свет - нормальная». Затем Борис почувствовал, как по телу пробежала волна жара. Его мышцы быстро приходили в норму. Не желая рисковать зря, он осторожно пошевелил пальцами ног. Те послушно выполнили все движения, которые он хотел. Следом за пальцами ног, на команды головного мозга послушно отреагировали мышцы голени и бедра. Уже вполне уверенно, Борис сделал шаг и едва не повалился на пол. Всё-таки ощущения были немного обманчивы, но тело быстро вспоминало двигательные рефлексы.
С трудом перебирая ногами, Борис добрёл до ближайшего монитора бортового компьютера. Там бегали какие-то цифры, и мигала красная надпись – «Ситуация 371». Борис напряг память и вскоре выудил оттуда обрывки воспоминаний о тех давних временах, когда он служил в военной авиации. Тройка в коде обозначала отсутствие курса, семёрка – отсутствие связи, а единица – гибель личного состава.
Борис пробежался по кнопкам на дисплее и вскоре он шёл в направлении пищеблока. За две недели на инъекциях глюкозы и витаминов он сильно исхудал и проголодался. С каждым шагом тело слушалось всё лучше. Преодолев длинный коридор, Борис оказался у переборки с надписью – «Пищеблок», и небольшой припиской ниже – «Если ты случайно вынес посуду из пищеблока, вспомни о внеочередных нарядах».
Едва Борис вошёл внутрь, как из динамиков послышался голос бортового компьютера – « Анализ состояния здоровья: Состояние всех систем организма в пределах допустимой нормы, присутствует острое чувство голода, нервное напряжение и сексуальная неудовлётворённость». Борис улыбнулся, - «Кому могло прийти в голову установить сканер сексуальной удовлетворённости в бортовой компьютер тюремного транспорта?»
Борис добрался до холодильных камер и, достав оттуда пару упаковок продуктового пайка, принялся набивать живот. После скудного армейского питания, и тюремного рациона это было просто лакомство. Уплетая очередную куриную ногу, Борис вдруг замер и едва не подавился. От голода совсем забыл про «ситуацию 371», и про то, что он до сих пор понятия не имеет, что происходит на корабле. Борис быстро осмотрелся и достал столовый нож с округлой тупой кромкой. «Техника безопасности блин», - подумал Борис, - « ничего, мы тоже не вчера родились». Он быстро вставил нож в щель между переборкой и стеной, а затем резко дёрнул вбок. Раздался звон, а в руке Бориса оказался довольно острый металлический обломок.
Держа наготове самодельное оружие, Борис стал медленно двигаться к капитанскому мостику, а если точнее туда, где он должен был быть. За длинным узким коридором последовал небольшой зал с тремя переборками, оказавшись в котором Борис облегчённо вздохнул. Идя по коридору, он всё время ждал, что кто-то выйдет с пистолетом на том конце и тогда нож ему уже не понадобится. По счастью, зал был пуст, а на переборках красовались таблички с названиями помещений. И вновь Борис порадовался своей удаче, капитанский мостик был за одной из них.
Борис тихо подошёл к переборке. Он долго вслушивался, но ничего подозрительного не услышал. Наконец, он представил синее небо земли, то в котором ещё не было ударных групп вражеских истребителей, далёкое счастливое время, когда у него были жена и сын, и мысленно пообещал к ним присоединиться. Собравшись с духом, Борис решительно шагнул к переборке, и едва она открылась, влетел в помещение готовый рубить и кромсать зазевавшихся врагов.
К его удивлению, за дверью его никто не поджидал, за исключением пяти трупов. Один, судя по знакам отличия, принадлежал капитану, остальные пилотам и сопровождающим охранникам. Поначалу Борис растерялся, но присмотревшись и оценив обстановку, он быстро сообразил, что тут произошло.
Капитан был единственным, кто сжимал в руке пистолет. Остальные лежали безоружные, а это объясняло всё. Непонятно было только одно, что подвигло командира корабля на такой шаг. Вряд ли на флоте держали шизофреника.
Недолго думая, Борис решил просмотреть запись камер безопасности. Пальцы пробежали по клавишам на дисплее, и бортовой компьютер послушно начал загрузку видео. Борис сел в кресло первого пилота и стал изучать запись. Первые пятнадцать минут не было ничего интересного. Один из пилотов следил за курсом, второй читал что-то на мониторе. Механик занимался ремонтом электродвигателя переборки, полетел сноп искр и он крепко выругался, а затем начал рыться в инструментах. Конвоиры опустошали запасы пищеблока, обсуждая победы в амурных делах. Всё выглядело вполне обычно, муторно и рутинно.
На двадцатой минуте Борис не выдержал и нажал на перемотку. Люди на мониторе задвигались с бешеной скоростью, моментально перемещаясь из одной части корабля в другую. Наконец появилось кое-что интересное в записи одной из камер. Борис вернул воспроизведение к нормальной скорости и стал слушать последние слова капитана корабля.
- Я, капитан третьего ранга Семён Круглов, записываю это послание тем, кто обнаружит наш корабль. Мой народ и вся цивилизация людей погибли…
- Если все, б…ять, погибли, кому ж ты это послание оставил? – вырвалось у Бориса.
- Запасов продовольствия хватит на несколько лет полёта, но нам некуда лететь. Что бы ни случилось далее, нас ждёт голодная смерть в космосе. Я не вижу смысла обрекать моих людей на эту ужасную гибель и давать им ложную надежду. Надежды нет, всему настал конец.
Далее, Борис с грустью наблюдал за расправой. Было больно видеть такую бессмысленную гибель молодых ребят. – «Психопат чёртов», – подумал Борис, - «нервы сдали». На войне он видел такое не раз, но чтобы вот так, на транспорте, вдали от дерьма и опасностей.
Борис выключил запись и задал поиск приемлемого сигнала связи. Спустя несколько минут, механический голос из динамиков пояснил, что сигнал не может быть найден. Громко выругавшись и пожалев о том, что ничего не понимает в космической навигации, Борис задал поиск координат Земли или Марса и курс на то, что окажется ближе.
Вновь ожидание и вновь - ничего. Компьютер заявил, что подобных объектов в поле досягаемости бортовых навигационных систем не обнаружено. Борис насторожился, не мог же он улететь так далеко, не та скорость у этого тюремного корыта. Он повторил запрос, но ответ был тот же, - «Ни одной из планет в поле досягаемости нет». Страшные подозрения стали закрадываться в голову Бориса, но искра надежды вспыхнула вновь. Пальцы молниеносно набрали поиск координат солнца.
Ответ пришёл почти сразу и удивил Бориса ещё больше. - «Объект солнце обнаружен, местонахождение соответствует координатам, хранящимся в базе данных бортового компьютера». Что-то явно не сходилось. Солнце есть, а планет находящихся совсем рядом с ним почему-то нет. Он быстро задал поиск крупных небесных тел в солнечной системе и вывод результатов на экран.
Несколько минут спустя, Борис сидел в кресле первого пилота и истерично хохотал. На мониторе была знакомая карта солнечной системы с одним небольшим отличием, на месте Земли и Марса красовались большие метеоритные поля. Никаких более крупных небесных тел там попросту не было.
«Мать вашу в рот!» - вырвалось у Бориса, - «Какого хрена!?» Он встал и, взявшись за голову, прошёлся по мостику. Первое, что пришло в голову, это отправится к жене и сыну. Взгляд упал на лежащий рядом пистолет. Немного поколебавшись, Борис отмёл эту мысль решительно и безвозвратно.
- Хрен вам! – заорал он и сделал характерный жест рукой, - думаете всё!? Чёрта лысого! Я блин ещё поживу, меня такой хренью не проймёшь! – Борис с силой ударил в спинку кресла. Он бил ещё и ещё, пока рука не онемела и не повисла как тряпка. Обессилев, он сел обратно в кресло и стал думать.

Эзурия

"Теория твоя убога, как шкура эзурии, Рич. Твой "антидот"... если он и будет работать, то ты этого даже не проверишь. Где ты возьмешь ингредиенты? Брось это дело; ты опять пытаешься хватать звезды с неба".
В который раз Рич пробегал глазами письмо старого друга, пришедшее почти неделю назад. Казалось, он даже слышал голос, выносивший его мечте приговор, голос суровый и напористый, исполненный чувства собственной правоты. Что ж, Андр часто оказывался прав. Хмурый, белоснежно-седой старик с пронзительным взглядом, под которым Рич, бывало, чувствовал себя провинившимся юнцом. А ведь он был ровесником Андра...

Солнце слепило глаза. Нестерпимо яркий свет; льющийся с неба, мерцающий в волнах, бликующий на металле... тому, кто провел жизнь в полумраке безопасного убежища, никогда не полюбить столь жестокий и беспощадный свет верхнего мира.
Рич задернул шторы; небольшая домашняя лаборатория погрузилась в привычный полумрак. Сработал таймер, и маленький раздаточный аппарат запустил свои механические лапы в клетки, где в ожидании пищи сновали туда-сюда красноглазые крысы. В клетках слева - обычные; в клетках справа - зараженные эзуриовирусом, эзуриосом, как еще говорят.
Последние получат тройную порцию корма. А таймер их аппарата-кормильца отсчитывает интервалы в три раза короче. Но все равно сквозь плешивую шкуру этих несчастных созданий проглядывают ребра, а в глазах... в них, кажется, притаилось пламя.
Голод. Бесконечный, неутолимый, безумный...
Над названием вируса древние не думали долго. Esuriens на языке, мертвом еще тогда, означало "голодный".

Мысли Рича вернулись к злосчастной теории. Андр прав. И нужно подойти ко всему с другой стороны. Найти более доступные ингредиенты, быть может...

- Здравствуй, дедушка! - молодой и бодрый голосок Мэй застал ученого врасплох.
- Здравствуй, моя дорогая...

Он опять не услышал шагов. Неудивительно: охотник, хороший охотник, и дома ходит мягко.
Мэй стояла в дверях. Несколько дней, которые девушка провела в походе, оставили свой след. Чернущий загар; печальные круги под глазами; и фигурка, кажется, стала еще более поджарой. Однако голос был веселее, чем обычно: похоже, охота выдалась на редкость интересная.
И, как всегда, наскучавшись, Мэй заглянула в лабораторию деда даже не сняв снаряжения. Винтовка - и та оставалась еще при ней, выглядывая из-за плеча.
Откинувшись в кресле, Рич произнес обычную фразу, призванную открыть путь целому потоку историй: "Ну что, малыш, как охота?.."

...Мэй принадлежала к первому поколению людей, родившихся в верхнем мире. Мире жестокого света и диких джунглей, отнюдь не стремящихся вернуть людям когда-то оставленные ими города.
Безрассудное поколение. Многие старики ругали его. Но только не Рич.
И сейчас он любовался единственной внучкой.
Поколение Мэй отличает густой загар, белоснежные улыбки, неуправляемый характер и зачастую - полное равнодушие к науке.
И вправду - к чему человеку, молодому и сильному, книжная пыль, когда за родным порогом уже начинаются неизведанные земли, которые нужно открыть и покорить заново; когда опасности подстерегают всюду; когда города, затерянные в джунглях, хранят свои тайны?.. И вправду - зачем?

- ...А еще мы поймали эзурию, дедушка!..
- Что?!

Эта фраза подействовала на Рича, с улыбкой слушавшего с дальних лесах, подобно холодному душу. Он вздрогнул и подался вперед.
Эзурия... Значит, они стали появляться и здесь; значит, они уже не призрак прошлого и не байка с полудиких окраин; они стали реальностью здесь и сейчас.
"О боже, я не ждал этого так скоро..." Рич сжал подлокотники кресла так, что побелели костяшки пальцев.
Эзурия...
По словам Мэй, это был леопард. Жуткого вида зверюга со взглядом, в котором словно горит внутреннее пламя; со шкурой, поблекшей от болезни и располосованной шрамами от бесконечных битв. Она напала в ночи бесшумно, лишив жизни одного из охотников.
Молодые, глупые, самонадеянные! Они еще и поймали эту тварь живой и привезли сюда! Несмотря на то, что одному это уже стоило всего.

- Мэй... - Рич говорил с трудом; во рту пересохло, точно он целый день провел под тропическим солнцем. - Скажи мне одно: этот леопард не ранил тебя?
- Да пустяки, дедушка! - отмахнулась охотница. - Пара царапин. С нами Крис был, медик, он их обработал и швы наложил. Даже шрамов не останется.

Равнодушие к науке... и к истории рода своего.
Впервые Рич горько пожалел о том, что в свое время не отобрал у внучки первую охотничью винтовку; что не посадил Мэй за древние книги...

Каждый вирус преследует лишь одну цель - выжить, распространяясь все дальше, захватывая все больше. И все, что происходит с зараженным организмом, служит этой цели, ей и только ей.
И если вирус гриппа, который распространяется воздушно-капельным путем, заставляет носителя чихать и кашлять, то эзуриовирус заставит наносить раны. Охотиться, сражаться, искать жертву - бесконечно; голод не даст забыться и вырваться из замкнутого круга.

Сколько длился поход Мэй? Неделю? Тогда инкубационный период должен уже подходить к концу.
"Мэй..." - и сердце пропустило удар...
Круги под глазами, отощавшая фигурка, дьявольские огоньки во взгляде и неестественно веселая манера говорить... именно - неестественная, ибо как человек, у которого не так давно друг погиб на охоте, может быть столь весел.
"Мэй..."

Слезы душили старика. И в то же время нечто холодное наливалось тяжестью в груди, заставляя на время утихнуть горе, как ледокаин заставляет неметь мышцу - чтобы не было больно сейчас и было стократно больнее потом.

- Сходи отдохни с дороги, - произнес Рич ровно и холодно. - А винтовку мне оставь, я ее почищу.
- А ты умеешь? - удивилась Мэй.
- Умею, милая, иди...
- Ну хорошо, - она развернулась и бодро зашагала по коридору. - Ух, есть хочу безумно!

Конечно. Вирус вступает в свои права...
Рич вскинул винтовку. Тяжелая, чужая для рук, не привыкших к оружию. Прицелился. С такого расстояния даже он не промахнется.
"Милая Мэй... Я не увижу тебя эзурией, убийцей, одержимой, никогда. И нет мне прощения за то, что не успел с этим антидотом... и уже никогда не успею..."

Тихий панирский городок замер, когда в одном из домов прозвучал выстрел. А как только раздались первые возгласы "Что случилось?!", прозвучал еще один.

26.12.2007

Рес’Талар, верховный шаман из деревни Быстрого Потока, медленным шагом направлялся в сторону священной рощи. Вот уже несколько недель, каждую ночь ему терзали видения. Сны, в которых с небес падал огонь и железные птицы убивали людей. Он видел сгоревшие посевы, высохшие реки, его взору открывались образы того, как вершины Хёгста раскалывались надвое, а то и вовсе рассыпались в пыль, и каменные реки текли к подножию, разрушая всё на своём пути. Эти видения тревожили Рес’Талара, за долгую жизнь он усвоил простую шаманскую мудрость, которая гласила - плохие сны никогда не приходят просто так.
Завидев вдали резную каменную арку, которая служила одновременно и вратами, и указателем того, что непосвященным дальше хода нет, он отбросил все сомнения прочь и ускорил шаг. Обращаясь к духам-хранителям нельзя держать смятение в своей душе, иначе ответ не придёт. Саламандра, покровительница и защитница его народа, не любит слабых духом, и шаман помнил об этом. Дойдя до арки, он положил на землю свой посох, снял с себя свою дорожную суму, и прикоснулся ладонями к тёплому камню, украшенному письменами и орнаментом. Послышался едва уловимый шёпот, древние сакральные слова подхватывал лёгкий ветер, и уносил их в сторону предгорий. Еле слышимый мелодичный звон, камень слегка завибрировал – хранитель рощи милостиво разрешал шаману вступить в свои владения. Рес’Талар почтительно поклонился, взял посох, перекинул через плечо суму и зашагал дальше по тропе, петлявшей среди деревьев.
В центре рощи находился алтарь, которым служил огромный валун. Вокруг него расположились восемь камней поменьше, формой напоминавшие грубо вытесанные стулья. У подножия алтаря, лежали высохшие плоды и колосья, оставленные Таларом в прошлый его приход сюда. Он бережно собрал подношения в одну кучку, и вытащил из сумы холщовую тряпицу. Расправив её на земле, он сложил туда плоды, также бережно свернул тряпицу в узелок и отложил в сторону. После этого шаман развёл огонь в центре полукруга, обошёл все камни, начертав на них письмена, и вновь вернулся к огню. Взяв в руки узелок, приложив его к губам и ко лбу, он бросил подношения в костёр. Тут же столб пламени взметнулся к небу, и часть огненных языков потянулась к шаману, грозя сжечь его заживо. Рес’Талар взялся за посох обеими руками, поднял его к небосводу, закрыл глаза и заговорил:

-Извечный огонь, о великая саламандра! Взываю к тебе я, Рес'Талар, твой верный служитель! Милостивая покровительница, выведшая мой народ из гибельных пещер Мёрке, услышь меня. В час нужды мне необходим твой совет!

Слова эхом ударились от деревьев, птицы взметнулись ввысь и шаман ударил посохом прямо в центр костра. Мир вокруг тут же изменил очертания, всё стало размытым и лишилось формы, кроме алтаря и огня перед ним. Белёсые нити заполняли пространство, стягиваясь вокруг Талара коконом. Шаман открыл глаза и стал ждать, не отрывая взора от камня. В голове его проносилась одна и та же мысль о том, чтобы хранитель его клана услышал и пришёл на зов. Огонь дрогнул, и языки пламени потянулись к камню, потеряв к шаману интерес. Становилось нестерпимо жарко, казалось, что ещё немного и кожа пойдёт пузырями. На алтарь из огненного столба сходила гигантская саламандра.
Величественная, гигантская рептилия, казалась сотканной целиком и полностью из огненных нитей. Но это было не то пламя, которым горели костры и очаги в домах. Это был Огонь, рождающий и уничтожающий миры и судьбы. Воздух вокруг неё плавился, марево размывало силуэт. Перейдя на камень, она обвила его своим телом, подняла голову и заглянула в глаза шамана.
Дух знал наперёд все его вопросы. Рес’Талар оглянулся, но не увидел более рощи. Вокруг, куда ни кинь взор, пред ним расстилалась степь, в которой бушевал огонь. Он узрел среди огня диковинных существ в тёмных одеяниях, с четырьмя ногами, тонким змеевидным телом, в руках они держали копья, из которых то и дело исходило свечение. Из-за спины послышалось ржание коней, надрывистое, как будто им не хватало воздуха. Обернувшись, он узрел, как из дыма один за другим появлялись всадники и тут же падали словно подкошенные, когда существа направляли на них свои копья. Всё вновь исчезло, и вот он уже стоит посреди пустыни. Свысока на него летят железные птицы из ночных видений, а внизу, верхом на пустынных животных, держа в руках сети, их готовились дать отпор воины. Один из наездников хотел кинуть сеть, но под его ногами разверзлась земля, и он отлетел в сторону. И опять всё исчезает вокруг и пред Рес’Таларом открывается вид на пылающую Великую Долину, окутанную дымом. Горят бесчисленные поля мирных землепашцев, тут и там слышаться крики умирающих, среди них голоса детей и женщин. Образы исчезли, он снова увидел саламандру. Слов не было, но рядом с камнем появилось призрачное изображение мужчины, в странном блестящем одеянии, державшего в руках диковинные орудия. На мгновения их взгляды пересеклись, и мужчина, пошатнувшись, упал, а затем фантом исчез.

- Он ваше спасение.

Когда Талар очнулся, луна уже всплывала из-за горизонта. Костёр давно догорел, тлели редкие угли. Шаман медленно, с большим трудом, поднялся с земли. Достав из сумы дары, он положил их к алтарю, прошептав слова благодарности. Закончив обращение, он начал собираться в обратный путь.

***

Рядом с тотемом, несмотря на позднее время, было шумно и многолюдно. На улице было тепло, дым от костра отгонял назойливых насекомых, а старый землепашец Синвар’Ламин был в прекрасном настроении. Сегодня днем, в поле, когда он занимался своим повседневным трудом, его посетила мысль устроить праздник для деревенских ребятишек. Сделать вкусные угощения, собрать их у костра и долго-долго рассказывать им разные истории, услышанные им в детстве от старших. И сейчас, вокруг него кружились дети, весело гомонили, представляя себя, то могучими воинами, скрещивая друг с другом деревянные мечи, то мудрыми шаманами, призывающими духов. Ламин смотрел на них, и душа расцветала яркими красками, наполняя его счастьем. Казалось, ещё вчера, дед рассказывал о жутких пещерах, в которых за каждым камнем таилась смерть, и как без вести пропадали целые семьи, и об ужасных криках о помощи, доносившихся из глубины гор. Всё это было в прошлом, когда народ Пепельной Длани переживал нелёгкую судьбу. А сейчас вот оно, простое детское счастье.
Он немного покряхтел, для виду погрозил ребятне пальцем, чтобы не заигрывались, и запустил руку в мешок, доставая оттуда маленькие деревянные фигурки. Это были изображения Брёне, детские обереги, сделанные им собственноручно, и в которые шаман вдохнул тайную жизнь. Они были почти все одинаковые, различаясь лишь в нескольких нюансах, но именно эти детали придавали им индивидуальность. Он специально в каждой фигурке отражал какое-то качество ребёнка. Вот тут саламандра готова к нападению - это для маленького Крига, который лучше всех сражается на деревянных мечах. А вот тут саламандра закрывается хвостом, и готова к защите – это для Форваса, добродушного мальчика, который в свои юные годы был на голову выше всех сверстников и заметно шире в плечах. Доброе у него сердце, всегда вступится за слабого, поможет, если кто-нибудь не справляется. Ну а фигурка, у которой в глазах пляшут весёлые искорки – это конечно для Йёлины, рыжеволосой девочки, способной развеселить кого угодно, даже сурового шамана Йорнвага.
Раздав детям подарки, Ламин долго ждал, пока поутихнут радости , а после собрал всех детей вокруг себя, пообещав им множество историй. Дети все как один смотрели на Ламина и внимательно слушали его, открыв рты.

-Давным-давно, когда я ещё даже не родился, а мой дедушка был маленьким ребёнком, наш народ жил далеко-далеко от этих мест. В тех краях почти не росли деревья, не текли реки и ручьи, а земля там была жёлтой и очень горячей. Называлось то место бесконечной пустыней, и жили там жестокие, злые люди. И многие из них не ходили на своих ногах, а ездили на ужасных животных, похожих на наших волков, но только гораздо больше и страшнее. У них была желтоватая шерсть, огромные морды и красные глаза. Они так и назывались – пустынные волки. И не умел тот народ ни выращивать хлеба, ни разводить никаких животных, кроме волков, а умел только отбирать это всё у соседей, у жителей плодородной долины, раскинувшейся меж горами, и одним концом соседствующей с пустыней. Но не всем людям нравилось так жить, и вот однажды они спросили своего вождя – почему мы не живём мирно, как жители долины, почему только и делаем, что убиваем и крадём и других. Сильно разгневался на них вождь и выгнал их из племени. Долго скитались люди по пустыне, пока не дошли до огненных гор, преградивших им дорогу. Обратно им пути не было, потому что злые наездники на волках преследовали их и не давали вернуться назад. И тогда они спустились в пещеры, что были под огненными горами, в надежде найти проход через горы. Но долгие годы пришлось бродить под землёй. Жили они возле странных растений, тускло светившихся в темноте, а пищей им были диковинные создания, которых никогда прежде они не встречали. И тогда шаман Рес’Илфарн в отчаянье обратился к духам гор за помощью, моля их о спасении его народа. Из всех духов на зов пришла только хранительница огня, великая огненная саламандра Брёне. Она и вывела людей из пещер на другую сторону огненных гор. И когда вышли они из-под земли, увидели, что кожа их стала серой как пепел, и решили, что это плата, которую саламандра взяла за их спасение. Тогда и решили шаманы, и воины, и все остальные, назвать себя кланом Пепельной Длани и жить в этих прекрасных, плодородных землях. Так и появился наш народ, родившись заново в недрах огненных гор, и поэтому мы все считаем себя детьми великой огненной саламандры Брёне.
После этого Лавин ещё долго рассказывал им истории про таинственное, полное испытаний и невзгод, прошлое.

К тотему шумной поступью подошёл Рес’Йорнваг. Дети не услышали его, так как были заняты играми, а Ламин слишком сильно был увлечён созерцанием происходящего. Когда тяжёлая рука шамана коснулась плеча земледельца, тот вздрогнул и испуганно обернулся.

-А, это ты, уважаемый Йорнваг. Напугал меня – улыбнулся Ламин, переводя дыхание.
-Прости, старый друг, что напугал тебя. Видит Брёне, не хотел этого. Нам нужно идти, совет шаманов желает видеть тебя.

Не сказав больше ни слова, он протянул руку Ламину и помог ему встать. Старик с кряхтением поднялся с земли, отряхнул свои штаны и рукой показал стоящему неподалеку воину подойти.

-Далсьёл, отвлеки детей, прошу тебя. У них сегодня счастливый день, пусть ещё повеселятся – попросил Ламин, заключая протянутую руку воина в свои ладони
-Конечно, Синвар’Ламин – воин почтительно поклонился и повернулся в сторону шумной толпы ребятни – страшный зверь напал на деревню! Все за мной!

И детвора с гиканьем и улюлюканьем побежала за Далсьёлом на окраину деревни, туда, где стояли чучела для тренировки воинов, и уже через несколько минут оттуда послышался стук деревянных мечей и крики, означающие, что чудовище скоро падёт.

Поднявшись в капище, Синвар’Ламин поприветствовал верховного шамана селения.

-Долгих тебе лет и великой мудрости, служитель духов – поклонился ему землепащец

-Долгих тебе лет и неиссякающего здоровья, служитель земли – поклонился Рес’Талар ему в ответ, а после крепко обнял своего брата.

-Великая беда пришла в наш дом, брат мой Ламин. Брёне явила мне страшные видения, в которых только смерть и страдания. Мы собрались здесь, чтобы принять решение как нам быть – обратился к нему Талар, и рассказал о своих видениях.

Внимательно выслушав шамана, его брат ещё долго молчал. Видно было, что терзают его недобрые мысли, и в глазах уже не было и следа от той радости, наполнявшей его не так давно.

-Брат мой Талар, печальную весть ты принёс всем нам. Но погибель грозит не только нашему клану, но и всем народам, живущим в этом мире. Мы должны рассказать им эту недобрую весть, а тебе будет легче искать ответа вместе с мудрыми людьми других племён и кланов.
-Нет! – гневно воскликнул Рес’Йорнваг – нам нельзя снова возвращаться за огненные горы. Все думают, что мы исчезли и так тому и быть!
-Что послужило причиной твоего гнева, уважаемый Йорнваг? – удивленно обратился к нему Талар – сколько я знаю тебя, твоё сердце было открыто миру, а твой разум всегда был готов помочь нуждающимся.
-Но они предали нас, Талар! Они вышвырнули нас как больных волчат, что рождаются слепыми в песках! И после всего, что они сделали с нашим народом, ты хочешь помочь им?
-Да, друг мой – спокойно ответил ему верховный шаман и пристально посмотрел на него – я понимаю, почему тебя переполняет ненависть. Я сполна могу разделить горечь твоей утраты, Йорнваг. И в другие минуты я поддержал бы тебя, но мы будем бессильны перед этой угрозой, если останемся одни. Мы не можем найти ответы, Йорнваг. И если сейчас мы из-за собственной гордости откажемся от помощи и не предложим её сами – мы все погибнем. Ты хочешь этого, Рес’Йорнваг? Ответь нам.

Йорнваг замолчал и обвёл взглядом всех присутствующих. Конечно, он не хотел этого. До его слуха долетели детские голоса. Он вспомнил как дома его милая, любимая жена укладывала спать их маленького сына. Взгляд его потеплел, оттаял, стал мягче.

-Прости Талар. Да, ты прав. Мы обратимся за помощью к жителям Великой долины и к обитателям бесконечных степей. Но скажи, неужели и у предателей мы попросим помощи?

Рес’Талар хотел было ответить, но замолчал. В него закралось сомнение. Ведь в чём-то Йорнваг был прав. Клан Пустынного Волка, предатели, изгнавшие его народ, неужели и они заслуживают спасения? Неужели это не будет справедливым возмездием для тех, кто постоянно убивал и грабил мирных землепашцев и ремесленников?

-Не дай сомнениям поглотить тебя, служитель Брёне – слова давались тяжёло старому Рес’Каи. В последнее время он сильно ослаб, и сейчас, присутствие на совете давалось ему очень тяжело – отбрось обиды и ненависть. Тех, кто совершил злодеяния против наших предков, давно уже забрали к себе духи. И будь уверен Талар, они ответили сполна за все свои поступки. И сейчас от нас зависит не только наша судьба, но и судьбы других народов. Обитатели пустыни не исключение.

Отблески ритуального костра освещали лица присутствующих. Все вокруг понимали, что сейчас принимается судьбоносное решение, их взоры были устремлены на верховного шамана.

-Да будет так. Мы попросим помощи и у жителей долины, и у властителей степей, и… - речь его на секунду прервалась, а затем он с глубоким вздохом добавил – и у обитателей пустыни. Да поможет нам всем великая саламандра.

Едва Талар закончил речь, в капище вбежал Гир’Калсьёл, молодой воин, едва-едва получивший право называться полным именем. Его волосы растрепались, он тяжёло дышал. Одной рукой он хотел что-то показать, указывая ей в направлении реки, а другой опирался на колено.
-Успокойся, Калсьёл – сурово молвил Йорнваг – отдышись и сообщи совету, что ты хочешь сказать.
-Во…во… - воин вздохнул полной грудью, и на выдохе выпалил – воины вернулись в деревню! Те самые, что две жатвы назад уходили за огненные горы!

Он вылетел, как только запеленговал трансмодуль, но опоздал на каких-то пару часов. Судя по всему, старика посетили ближе к утру. Когда соседка, по обыкновению, принесла ему на заре кувшин свежего мохового настоя, она еще застала его живым. Последними словами умирающего было что-то про черную ткань или темную материю, точнее соседка, тучная шустрая баба в засаленном фартуке, сказать не могла. Даже это воспоминание вызвало на ее грубом глинобитном лбе такие трещины мыслей, будто она пыталась сформулировать единую теорию поля. Ситуация напоминала банальный детективный роман, и Кол кисло поморщился. Напоминала еще и тем, что его звали не Кол, а Николай, а старика – не Кис, а Кристофер. И еще – словосочетание «темная материя» в этом случае имело гораздо больше смысла, чем «черная ткань», а Кристоферу, астрофизику, в этом захудалом городишке делать было абсолютно нечего. Жаль только, что «темная материя» помочь отыскать убийцу не могла. Тот явно не имел ни малейшего представления о науке и целью его не были труды профессора. Николай как раз удостоверился, что ничего из личных вещей старика не пропало, когда за скрипящей о буйных временах и нравах старухой пришла дочь, которая только что вернулась со смены на водорослевой плантации, и от нее жутко несло прокисшим морем.
Прокисшим морем тут несло ото всего. Свежий ветерок лишь изредка сносил дикую смесь запахов рыбы, птичьего помета и квашеной морской капусты. В эти редкие минуты Николай набрасывался на уху, спеша съесть как можно больше, пока ослабевал запах. Он сидел в заштатной харчевне почти в середине южной стороны второго гребня и через мутное окно, затянутое плавательным пузырем рыбы-кошки, наблюдал за другой стороной местной улицы – северной третьего. Лачуга астрофизика, вписанная в корявую линию таких же развалин, уже подвергалась тщательному осмотру и оценке новых хозяев, по виду – рыбаков. При учете плотности населения квартала, они, кажется, даже припозднились. В углу, у хребтовой стены харчевни, сурово опохмелялись самогоном два увешанных перьями птицелова. Из кухонной двери выглядывала чумазая девочка. Николай крикнул насчет припозднившегося пива, и девочка тут же примчалась с заказанным. Пиво было теплым и кислым, глаза девочки – любопытными.
- Ну, чего тебе? - Буркнул Николай. Девочка стояла чуть сбоку, шаркая ножкой и сцепив за спиной руки.
- А я вас тут раньше не видела, господин. Я тут всех-превсех знаю, и даже других еще, с других гребней. Не всех совсем, но много. – Видимо, дабы выглядеть господином, было достаточно чистой не перелатаной одежды. Девочка расцепила руки и начала изучать грязь под ногтями, потом резво вскинула голову.
- Вы с высокого?
Николай вздрогнул.
- Гребня. - Добавила девочка, и Николай расслабился. Ну конечно, откуда ей было знать про пост Высокий.
- Да. Как тебя зовут, если не секрет?
- Ло.
- А сколько тебе лет?
- Семь, но уже почти восемь! Правда!
Будто Николай ей не поверил бы.
- А я - Кол, мне двадцать семь. Слушай, а ты знала старика, что жил напротив?
- Деда Киса? Конечно, он к нам почти что каждый день заходил! Эх, хороший он был, правда. Конфеты давал, вкусные-превкусные! Только вот мама не разрешала с ним разговаривать, говорила, что он старый маразматик и нечего с ним, а то наслушаешься еще от него всякого. Вот. А рассказывал он интересно, правда!
- А что рассказывал?
- Говорил, что наша земля - черепаха, большая-пребольшая, и что скоро она уйдет отдыхать вниз. И что есть земля-нечерепаха, и он оттуда.
Визгливый женский голос позвал Ло, и она вприпрыжку убежала на кухню, то и дело стреляя в сторону Николая блестящими глазками. Понятно. Значит, Кристофер и не скрывал, кто он и откуда, но его всерьез не воспринимали. Никто здесь особо не верил ни в землю-черепаху, ни в землю-нечерепаху.
А земля-черепаха, тем временем, действительно постарела настолько, что со дня на день могла уйти на глубокий вечный отдых. Безголовые, как и вся фауна планеты, гигантские черепахи жили достаточно долго, чтобы люди могли забыть, где они поселились. Колонисты не смогли хорошо закрепиться на единственном небольшом материке этой водной планеты, при посадке им досталось непредсказуемо сейсмоактивное побережье. Часть из них ушла вглубь суши, а часть сбежала в море, где и обрела свою новую землю. Вода была насыщена ядовитыми для человека соединениями, и употреблять ее без очистки было нельзя, а о том, чтоб провести в ней более десяти минут, не могло быть и речи.
Николай бродил по улицам, ловил обрывки разговоров про участившиеся землетрясения и про то, что, может быть, и не бред эти детские байки. Но один разговор заинтересовал его особо. Речь шла о местном эксцентричном богаче по имени Белый Кит. Некоторое время назад он начал собирать личный флот, хотя надобности в этом, вроде как, и не было. Флот, если так можно было назвать беспорядочное столпотворение суден разного размера и степени старости, занимал почти половину северного порта, а ощутимую часть берега за последним гребнем занимали выкупленные или свежепостроенные лодки. Но толстосум платил, и мало кто задавал вопросы или жаловался. Напрашивался вывод: Кит осведомлен о положении черепашьих дел, и стоило нанести ему визит.
Путь до центрального гребня лежал через несколько тоннелей и перевалов, пробитых в костных выступах карапакса, так похожих на невысокие скальные хребты. Богатым квартал выглядел только в сравнении с остальным городом. Дом Белого Кита располагался по обеим сторонам гребня, у его основания, где заканчивались неприступные наросты безглазой черепашьей морды. Он даже был скупо украшен дурновкусной лепниной и рисунками большой земли, мало походящими на пейзажи настоящего материка. Черепахи, единожды отложив личинки в грубый песок узкой береговой линии, навсегда уходили в океан, бродить по его неспешным течениям, фильтруя планктон, и люди никогда уже не видели настоящей тверди. Редкие встречи этих плавучих островов обеспечивали короткие, но плодотворные торговые сезоны. Меняли всё и на всё, но главной валютой всегда оставались адсорбенты, добываемые из панциря, – тяжелые в выработке, но жизненно необходимые для дезактивации токсичных веществ в воде, растениях и животных тканях. Кит был здешним монополистом их производства.
Охранники, затянутые в черную облегающую одежду, стояли по обе стороны широкой двустворчатой двери. Один из них, услышав просьбу Николая о встрече с хозяином, не меняя кирпичного выражения лица, скрылся в доме. Через минуту он вернулся, тщательно обыскал гостя и попросил следовать за ним. Извилистые коридоры с множеством дверей вели вглубь гребня. Глубоко, около середины его, в небольшом круглом зале, Николая уже ждал Кит. В белом одеянии, он сидел на краю круглого одноногого костяного стола, растущего прямо из пола, и нелепо болтал толстыми ногами. Жирные бока действительно китовьих размеров колыхались в так движениям ног.
- Приветствую вас, уважаемый! Заходите, не стойте на пороге! Простите, не расслышал вашего имени?
- Я его ещё и не называл. Кол. – Николай шагнул ближе и встал, подавив желание протянуть руку для рукопожатия. Здесь эта традиция давно исчезла.
- Что-то лицо ваше мне не знакомо. Вы местный?
- Теперь – да. Я перебрался к вам в прошлый торговый сезон, живу в нескольких гребнях отсюда.
- Понятно. Не расслышал, какое дело вас привело сюда, ко мне? Вижу, человек вы порядочный. – Кит обвёл взглядом опрятно одетого Николая, прямая осанка которого, видимо, свидетельствовала хозяину об отсутствии привычки горбатиться на промыслах и производствах.
- Понимаете, тут такое дело... Недавно умер мой друг. Кис, старик с северной третьего. Он был человеком ученым, и я подумал, вы, тоже, без сомнения, умный и образованный человек, могли его знать.
Кит встрепенулся, несколько мгновений изучал лицо гостя, по-птичьи поворачивая голову, а потом хлопнул в ладоши. И тут же охранник, подскочив сзади, скрутил Николаю руки. Кит неуклюже спрыгнул со стола и грязно выругался.
- Ещё один. Хорошо хоть, что сам пришёл, а то я бы о тебе и не знал, пока народ не занервничал. Достали вы меня, гости дорогие!
Николай понимающе кивнул и активировал встроенный в запястье парализатор.

- ...Я просто воспользовался станнером. И ушел. Зачем убивать, местью профессора не воскресишь. Потом нашел трансмодуль Кристофера, сложил в него вещи из дома и активировал автопилот на возвращение, а после этого сам вернулся на Высокий. – Николай стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на расстилающуюся внизу панораму материковой колонии. За его спиной, за офисным столом, в мягком кресле сидела Франческа, начальница смены поста, и молча слушала доклад. Когда он закончил, она позволила себе комментарий.
- Одно мне не ясно, при чём тут была темная материя? Пропавший астрофизик ей не занимался.
- Да какая там темная материя? Это была черная ткань! Одежда Амбалов Кита. У обычных жителей одежда преимущественно серая, иногда – мутные и грязные оттенки зеленого, коричневого, желтого... Видите ли, качественно красить ткани на черепашьих островах могут себе позволить очень немногие.
- Однако! – Франческа хмыкнула и откинулась на спинку. – И что же это выходит? Профессора убили только ради того, чтоб сохранить тайну черепахи? Чтоб население не готовилось к эвакуации, и, когда подойдет пора, хорошенько заработать на продаже мест на судах?
- Видимо. – Николай помолчал, а потом, внезапно, взорвался. – Да во имя всего сущего, когда же мы сможем собрать их всех с этих черепах? Когда? Когда у нас будет хватать ресурсов, чтоб содержать их всех?
- Мы делаем всё возможное, Николай, вы же знаете. Агрессивная биосфера плохо поддается адаптации. В прошлый сезон дождей мы уже попробовали ассимилировать два плавучих поселения, и это дорого нам обошлось, вы знаете. Так что программа временно приостановлена.
- Ладно, тогда объясните мне вот что: если у нас такие непосильные задачи и ограниченные ресурсы, то какого чёрта? Что себе возомнили эти ученые? Как ни соберутся – вечно выйдет смертная обида или даже драка! Зачем Кристофер улетел? Разругался с коллегами по поводу какой-то минорной точки зрения и решил упокоиться, уединиться и сочинить убедительное доказательство своей правоты? И что из этого вышло? Сущие дети, честное слово! Только вот последствия совсем не детские.
Николаю стало тяжело дышать, он пару раз судорожно вздохнул, схватил со стола Франчески стакан и без спроса осушил его. Франческа молча наблюдала за ним, ей нечего было сказать. Такие уж они, творческие личности, первопроходцы дебрей разума. В теории – всего две задачи: обеспечить максимально возможную добычу ресурсов для людей на планете и вернуть связь с домом. На практике – детство в коротких штанишках. Николай устало опустился на стул.
- Как в том древнем мультфильме. «Покатай меня, большая черепаха», чёрт бы её побрал.

Я сидел на траве под раскидистым деревом, чья кружевная тень заслоняла меня от солнца. Я отдыхал от трудов праведных, закончив труд всей моей жизни. Был ли я счастлив? Несомненно! Но какая – то тихая грусть пробралась в мое ликующее сердце. Я вдруг определенно понял, что не знаю, чем буду заниматься завтра, а ведь годы, проведенные в лабораториях, за исследовательским столом были так увлекательны и удивительны, так необходимы мне, что порой я забывал о еде, сне, да обо всем на свете. Да, последние два дня я точно не брился и почти не спал и вот труд мой завершен. Все очень стройно и понятно изложено в толстой книге в твердом переплете. А сейчас я сижу на травяной кочке под деревом и просто созерцаю мир вокруг себя, наполненный теплым пряным воздухом, щебетанием птиц, стрекотанием насекомых и буйной зеленью растений. Мне, наконец, удалось найти, выделить, эту тонкую материальную субстанцию. Несомненно, я давно догадывался о ее существовании. Она не видима и не осязаема, как например, наши мысли. И мне, образно говоря, удалось пощупать ее руками, раскрыть, наконец, ее материальность. Я отдавал себе отчет в том, что я первооткрыватель, и не каждый воспримет мое открытие. Несомненно, будут любопытные продолжатели моего дела, оппоненты и ярые противники. Но я знал точно, отбросив все домыслы и сомнения, что это Великая материя, является единственной все объединяющей созидательной силой. Она движет человечество вперед, она благословенна и чиста и просто – творит чудеса. Приняв эту субстанцию внутрь, глупый становиться мудрым, робкое сердце непременно становиться отважным, она исцеляет тоску, тело оставляет молодым… Но она не терпит враждебности и насилия и если злой человек начинает принимать ее в лечебных целях ,в нем и вокруг него, возникает добро, постепенно превращаясь во что-то высшее и совершенное. Я разработал множество рецептов приема этой субстанции, указывая точную дозировку вещества для каждого конкретного случая. И, что удивительно, для полного исцеления от недуга достаточно очень малой дозы. Попадая внутрь человека, она разрастается, и человек начинает излучать ее вокруг себя, заражая окружающих. Добыть эту великую материю оказалось очень легко – она содержится во всем. Она естественным образом присутствует в каждом человеке, но крайне не равномерно, в одних ее в избытке, а в других доля ее содержания так мала, что это трагическим образом влияет на судьбу человека.
Шло время, а я все сидел под деревом, предаваясь своим мыслям, придирчиво вороша пласты своего труда и не заметил, как ко мне подошел человек.
- Позвольте обратиться к вам? – Услышал я ясный и крепкий голос.
Отбросив упавшую на лоб непослушную прядь темных волос, я поднял глаза. Передо мной стоял великолепно экипированный молодой человек, лет двадцати восьми. Его совершенное тело было тщательным образом защищено от малейшего пагубного воздействия внешний среды, в том числе и от микробов и вирусов. Вместе с тем, одежда его была легка и приятна на вид. Так обычно бывают экипированы путешественники и бизнесмены, или те и другие в одном лице. Они путешествуют в поисках благоприятных возможностей для своего бизнеса. Серые глаза молодого человека были спрятаны под прозрачными защитными линзами, выражали удивление, и как мне показалось, ничем не прикрытый ужас.
- Ужас, я вижу ужас в ваших глазах. – Мой голос звучал спокойно, но с некоторой долей иронии.
- Но вы сидите на голой земле!
- Если быть точным, то на траве.
- Но я замечаю в вас остатки цивилизации. Ужас! Время оставило на вас просто неизгладимый отпечаток, видимо вы очень давно не подвергались реконструкции.
- Сто лет.
- Ух ты! – Выдохнул молодой человек, - но вы очень хороши для сотни лет.
- Благодаря моей субстанции…
- Извините за нескромный вопрос. У вас нет денег для реконструкции? – Спросил молодой человек, пропустив мимо ушей мою реплику о субстанции.
- Есть, - ответил я.
- Но тогда это меняет дело, я не позднее, чем завтра, смогу вам предоставить эту услугу с большой скидкой, учитывая ваш почтенный возраст.
Я немного помолчал и спросил в свою очередь.
- Вы подвергали свое тело реконструкции? И сколько раз, если это не секрет?
- Нет, что вы! Я молод! – Радостно отозвался мой собеседник. – Я удостоился чести родиться, мне всего 26 лет… - Но затем уже серьезно добавил. – У меня свой бизнес. Я открыл маленькое предприятие по реконструкции людей. У меня есть несколько установок и сотрудники, правда всего несколько человек. – Мой собеседник смутился, поджал губы и развел руками. – Но клиентов нету! Я в поисках забытых цивилизацией уголков Земли, и благоприятных условий для моего бизнеса. Я решил все это успеть еще до моей первой реконструкции.
- Во сколько лет это происходит впервые? – Спросил я ,потирая лоб пальцами. – Надо же, совсем забыл.
- Я удивлен, это знает каждый. Первая реконструкция в тридцать лет и затем каждые двадцать пять лет.
- Вы молоды, но уже открыли столь серьезный бизнес. Позвольте не совсем корректный вопрос?
- Пожалуйста.
- Вы взяли кредит? Влезли в бесконечные долги? Может ваши родители весьма обеспеченные люди?
- Нет, что вы. Этот капитал…, ну, в общем, это дары, поднесённые на мой день рождения, от людей нашей страны. Вы знаете, я звезда, меня растила вся страна, я был общим ребенком для всех жителей. Мною гордились, лелеяли меня и баловали.
- Да я знаю. Законы, как я понимаю, остались прежними. На земле существует неизменное, раз и навсегда установленное количество людей. Свободно производить на свет себе подобных запрещено, иначе все блага жизни переходят к детям, а родители уже не имеют права реконструировать свои тела, и подпадают под закон естественной убыли населения. Правда, печально? И кто же из твоих родителей сейчас стар и немощен?
- К великому счастью никто. Все случилось неожиданно и закончилось тем, что я сейчас перед вами стою.
- Интересно, произошло чудо?
- Нет. Один человек совершил страшное преступление в нашей стране и был приговорен к высшей мере наказания – естественной убыли населения. И когда этого человека не стало…, что тут началось! Правительство объявило конкурс на право стать родителями одного единственного ребенка. О, это был тщательный отбор. Претенденты должны были быть молоды, никогда не подвергавшие свои тела реконструкции. Их генетический фонд должен был быть идеален. В общем, к финалу пришли сто пар. Но моя мама и мой отец были признаны самыми красивыми. Их тела оценили по достоинству буквально все. Тут имело значение все – цвет волос, их блеск, длина, цвет и разрез глаз, форма носа, белизна зубов, толщина губ, цвет кожи, красота мышц, ну и все остальное. Они были счастливы.
- Да, я успел заметить, ты необыкновенно строен и красив, - откликнулся я.
- Я и сам не сомневаюсь в этом, - прозаически продолжил мой собеседник, а мое открытое восхищение никак не стеснило его.
- Какое преступление совершил тот несчастный, осужденный так строго?
- Не знаю. Но, думаю, что никто не задавал себе таких странных вопросов. Наказан – это значит, виновен, вот и все. Ни кто и в мыслях не держал желания выяснить подобное. Как можно не доверять нашей судебной системе, которая так справедлива. Я верю людям власти на сто процентов, они заботятся о каждом, в принципе, каждому дарована жизнь, возможно, вечная.
- Если играть по их правилам,- пробурчал я .
- Вы интересный собеседник и уже не кажетесь мне таким дикарем, как в первые минуты. – Молодой человек свободно и с удовольствием рассмеялся, оголив ровные белые зубы. – Но, что занесло вас в этот неприветливый мирок?
- Пожалуй, я расскажу вам свою историю, мне все равно нечем себя занять в данный момент.
- Да, я успел заметить, здесь не проводится ни каких состязаний, реалити – шоу …скука. Если вы не будите возражать, то я, пожалуй, разобью рядом с вами, под деревом, небольшой бивак, отдохну и выпью чашку чая.
- Конечно, пожалуйста.
Мой собеседник, достал из рюкзака небольшой сверток, нажал какой - то клапан в нем и положил его на траву перед собой. Не прошло и минуты, как из свертка, словно бабочка, выползшая из кокона и расправившая свои крылья, появился небольшой диван, маленький стол для чаепития и прозрачный навес, создающий тень над всем этим. Незнакомец, испытывая приятное предвкушение, шагнул под навес, достал чайные пренадлежности,сел на диван и предложил.
- Хотите чая? Сейчас я засыплю вот этот порошок в чайник…,подождем пока появится вода, и заварим очень хороший зеленый чай. У меня есть отличное шоколадное печенье. Ну как?
- От чая не откажусь, но печенье не буду, - отозвался я, вдруг почувствовав жажду.
- Отлично! Чувствуете, какой аромат издает чай? – Он разлил чай в белые чашки и одну протянул мне, прямо к месту, где я сидел. – К сожалению, не могу пригласить вас сюда, за стол, вы не прошли дезинфекцию. – Мой собеседник замялся. – Поймите и вы меня. Мне, как никогда необходимо беречь свое тело, не за горами моя первая реконструкция. – Он с доверием посмотрел на меня и приятно улыбнулся.
- Не беспокойтесь, - я взял чашку в руки и сделал маленький глоток. – Мне очень удобно здесь, под деревом, а чай действительно очень хорош. – Успокоил я молодого человека.
- Да, местные жители умеют изготавливать хороший чай, а в остальном, здесь царит запустенье. Цивилизация проникает сюда робкими шагами, но это благоприятно сказывается на моем бизнесе. Именно это обстоятельство занесло меня сюда. Но вы – то, как дошли до такого состояния?
- Произошло нечто масштабное, я бы назвал это так – сто часов, которые потрясли мир, или - сто часов, которые перевернули мой мир. Событие было столь грандиозно, что затронуло буквально каждого жите6ля Земли. Все произошло семьдесят лет тому назад…
- Это так интересно, я не слышал ничего подобного.
- Как? Вы весьма образованны. И о том, что произошло, вы должны знать – это исторический факт. – В свою очередь удивился я.
- История, говорите, но эта наука доступна только очень узкому кругу людей – единицам. Вы же знаете, очень серьезный департамент выдает разрешения заниматься историей.
- Но люди, непременно должны знать о произошедшем, - заволновался я .
- Лишь только преступники, приговоренные к естественной убыли населения. Они не подвергаются реконструкции, а значит, только их память отягощена неприятностями. Память нормальных людей подвергается очистке, вся горечь, сомнения, неудачи остаются в прошлом. Вывод один – никто ничего не помнит.
- Я действительно не знал этого, я не подвергался реконструкции, - задумчиво произнес я.
- В таком случае, я догадываюсь, отчего вы здесь. Вы преступник и приговорены к естественной убыли населения. Вы виновны! Но в чем?
- Я имею двоих детей, - сказал я, сделал глоток чая и поднял глаза на собеседника.
- Поздравляю! – Вдруг выкрикнул он, едва не подавившись печеньем. Вы побеждали в конкурсе претендентов на право стать родителями – дважды! Что же вы раньше не сообщили мне об этом? А я тут, как мальчишка хвастаюсь своими родителями, когда передо мной, скромно, под деревом сидит, можно сказать – гордость нации.
- Ни какого отбора не было, - ответил я. – Просто моя жена была больна немотивированным маниакальным желанием иметь детей. Есть такое понятие в психиатрии, я о нем ничего не знал. Но стал замечать – моя жена ведет себя как – то странно, счастлива безмерно, поёт и щебечет как птичка, непривычно долго любуется своим телом. И однажды она сообщила, что у нас будет ребенок. «Ты что с ума сошла, - воскликнул я тогда. – Ты понимаешь, что кого – то из нас осудят на естественную убыль населения, чтобы уступить свое место нашему ребенку?» И моя птичка перестала петь, была грустна и задумчива, она принудительно проходила курс лечения у знаменитого доктора – светилы психиатрии. Вскоре у нас родился сын. Детей не у кого не было, и я не знал, как с ним обходиться, но моя жена, каким – то чудесным образом об этом знала, все или почти все. И вскоре, я уже самостоятельно ездил на другой конец города в крохотный детский магазин за питанием, одеждой и игрушками. Наш ребенок рос и мы росли вместе с ним, я вдруг почувствовал, что заразился от своей жены этим «маниакальным состоянием». Оба были безгранично счастливы, мы перестали думать о красоте своих тел, о всяких реалити-шоу, играх и состязаниях, где обычно побеждает тот, кто был менее уязвим физически. У нас с женой было свое реалити – шоу, несомненно, интереснее и интеллектуальнее, чем все остальные – мы растили и воспитывали человека. Так прошел год. Но и суду понадобилось ровно год для принятия решения, кто из нас двоих подвергнется естественной убыли населения – жребий пал на меня. Вместе с судебным постановлением мне вручили огромный пакет предписаний, что я должен и что я не должен делать, куда обращаться в случае моей болезни и как следует поступить моей жене в случае моего физического ухода. Честно говоря, для меня это был сильнейший удар. Но я переживал его молча, и жена тоже молчала, я думаю, говорить здесь было не о чем. Но, в одно привычно молчаливое утро, жена вдруг многозначительно посмотрела на меня и сказала: «Я не могу и не хочу тебя потерять и поэтому мы уйдем вместе». – Бесконечное спокойствие и уверенность выражали ее глаза, я понял, что от задуманного она не откажется никогда. Так появился наш второй ребенок на свет – белокурая красавица дочь. Мы стали обладателями двоих детей и двух увесистых пакетов с судебными предписаниями. Окружающие относились к нам с осторожностью, как к очень странным людям. Мы стали не благонадёжными гражданами для государства, за нами очень аккуратно наблюдали.
- Да, печально. Лишиться возможности быть реконструированным. Я не представляю, как возможно такое пережить. – Раздосадовано произнес мой собеседник.
- Возможно. – Сказал я утвердительно и улыбнулся спокойно и уверенно. – Реконструкция – это единственная перспектива в вашей жизни, вы лишены творчества, опыт веков сознательно убирается из вашей памяти. Сами того не замечая, вы становитесь высокоинтеллектуальными физическими машинами. Вы требуете только хлеба и зрелищ, все это легко вам дать и так же легко управлять вами.
- Интересно, я не думал об этом некогда.
- У вас отняли все, что возможно отнять. А мы с женой, благодаря ее болезни приобрели малую часть отобранного и были счастливы не смотря на наш предстоящий уход. И все бы хорошо, но какая – то блуждающая планета отклонилась от своего курса… - Я сжал кисть своих рук в замок.
- Ну и что? Таких планет в космосе предостаточно.
- Но эта была ЭКС-5Т
- Не понимаю! – Воскликнул мой собеседник.
- Извините, я и забыл, что вы не знаете тех событий. Так вот, эта ЭКС- 5Т потрясла мир. Да это была она… Сначала она совсем неприметной и непрошенной гостьей ворвалась в нашу галактику и ее заметили. Помню, диктор телевидения, скучно едва не зевая объявил о ее вторжении. И жители Земли, увлеченные очередным шоу, также лениво и скучно пропустили это сообщение мимо ушей. Но через шесть месяцев, ЭКС-5Т уже не сходила с небосвода ни днем, ни ночью. Все знали – она приближается, эта «рыжая бестия». Да она была именно рыжая с множеством черных кратеров – словно оспин на ее лице. События принимали угрожающий характер. Главы государств неустанно собирались вместе, что – бы разработать тактику единых действий в борьбе с этой напастью. Страх поселился в сердцах людей, каждый думал о том, что же будет с ним лично. За тем этот страх принял совершенно фантастические размеры, люди стали бояться за судьбу человечества, а потом и за планету Земля. Люди требовали от правительств реальных действий и программ, направленных на спасение человечества. И вскоре было объявлено, что беспокоиться не о чем и при наступлении часа Х – армады межгалактических кораблей, пронизывая пространство и время, устремятся к новым обитаемым мирам. А для тех кто не получит место на корабле забронировано место в подземных убежищах – городах. Забота будет проявлена о каждом жителе Земли. Люди устали от бесконечного страха и постепенно вернулись к своим делам, лишь иногда обращая свои взоры на оранжевый шар, увеличивающий свои размеры ежедневно. Возвращаясь с работы, никому и в ум не шло смотреть реалити – шоу. Люди воссоединялись с, когда то забытыми родственниками, проявляли невиданный интерес друг к другу, заканчивали свои важные дела – все как будто проснулись и увидели мир по- новому. Но напряжение росло с каждым днем. Мир дрожал как натянутая струна. И вот однажды тихой ночью, на фоне огромной ЭКС-5Т, казалось, она висит прямо за горизонтом, разразился сверкающими огнями неописуемый по своим масштабам фейерверк. Люди полные любопытства и удивления устремили свои взоры в небо – было определенно ясно, тысячи межгалактических кораблей покинули Землю. Час Х настал! А диктор телевидения, едва справляясь с волнением, объявил, что главы государств, правительства и их семьи на межпланетных кораблях покинули планету Земля, с беспрецедентной миссией, которую они добровольно взяли на себя в поисках обитаемых для человечества миров. Выполнив эту миссию, они возвратятся на Землю для осуществления новой фазы мероприятий по спасению человечества. Губы диктора плохо подчинялись ему, они набухли, покраснели и вдруг крупные капли влаги покатились из его глаз, при этом не один мускул на его лице не дрогнул. Но по ту сторону экрана дрогнул и мигнул свет, но устоял. И диктор, отложив бумаги в сторону продолжил.
- Люди! – Почти шептал он. – Час Х настал. Как вы уже успели понять, наши правительства освободили нас от своего покровительства…, оставив нам на спасение самих себя четверо суток, если быть более точным – сто часов. К счастью, убежища полностью функциональны и готовы принять людей. За каждым закреплен свой номер и для каждого запасены продукты питания в соответствии с его индивидуальной диетой. Просим взять с собой документы, ценные вещи и… - диктор криво улыбнулся – вкусное, кто что любит. Все остальные сведения вы сможете отыскать в своем компьютере. – Диктор помолчал, но затем продолжил. – Надеюсь…, до встречи, всем здоровья и удачи. Время пошло!
На экране, стройными рядами двигались номера телефонов, адреса сайтов. Паники не было. Мы переглянулись с женой и уже знали, кто и чем будет занят в ближайшее время. Я засел за компьютер в поисках нужной информации, жена принялась паковать необходимые вещи в дорогу. Я слышал, как жена рассказывала детям, что нам всем предстоит путешествие в подземный город, в котором все будет новым и необычным. «Вам понравиться, а сейчас всем спать». – Закончила она.
Утро было теплым и солнечным. Дети спокойно спали. Я приготовил кофе и вышел на смотровую площадку нашей высотки, отсюда город был как на ладони. Планета «Рыжая бестия» висела прямо за домами.
- Я боюсь. – Тихо сказала моя жена и обняла меня сзади за плечи.
Я уловил ее манящий, такой родной запах, обернулся и обнял ее.
- Не бойся, она еще очень далеко. Ближайшие двое суток бояться нечего – это точно.
- Но ты не нашел наших мест в убежище, не для нас не для наших детей.
- Не беспокойся, все будет хорошо. Вчера я успел просмотреть менее половины, того что там прилагается. Я уверен, всем все будет предоставлено, мы все успеем. – Успокаивал я жену, но понимал, мои слова малоубедительны. Мутное чувство тревоги неприятно затронуло мое сердце, и оно отчаянно забилось. Я вдруг понял, что я не хочу, не желаю, терять ее, терять своих детей.
«Будь ты проклята, - подумал я, взглянув на планету. – Зачем ты здесь, откуда ты взялась?» - Я всем сердцем ненавидел ее. Наскоро позавтракав, я посмотрел новости и опять занялся поиском наших мест в подземных городах. Я просматривал адрес за адресом, но везде был ответ – «Нет». К вечеру, изможденный поисками так и не получив положительного ответа, я спустился вниз, решив пройтись по улицам и узнать у знакомых, как у них обстоят дела. Едва открыв дверь на улицу, я окунулся в удивительно живую жизнь города, обычно в это время суток его обитатели занимали места у своих телевизоров и предавались просмотрам любимых сериалов. Общение между собой было весьма ограничено. Но сегодня, на улицах творилось нечто неописуемое. Огромное количество людей, без всякой видимой цели находилось здесь. В каждом их действии, в каждом их слове, чувствовалась некая растерянность, их разум вдруг определенно осознал, что рушиться некий постулат – их вечная незыблемость. Их не волновало ничего, кроме возможно навсегда ускользающей вечности. И эта мысль казалась им кощунственной и не справедливой. Они были уверены, что созданные ими законы так совершенны, что не один волос не упадет с их головы, без некой могучей воли, созданной совокупностью этих законов. Сейчас – совокупность этих законов трещала буквально по швам.
- Вы представляете, они очень тщательно оснащали межгалактические корабли, они грузили все – драгоценности, еду, одежду, даже установки для реконструкции людей. – Услышал я доверительный голос позади себя.
- Но им все это пригодиться, они взяли на себя очень ответственную миссию по поиску новых обитаемых миров. Их ожидают опасности, мне их жаль. – Отозвался робкий голос.
- Ха ха! – Рассмеялся первый. Вы меня рассмешили. Неужели не ясно – главы государств и правительства нас кинули, трусливо спасаясь. Откройте глаза, эта махина, что висит над нашей Землей, способна разрушить ее с легкостью.
- Это значит, что мы погибнем? Нет, нет. Я слышать об этом не хочу.
Я тоже не хотел и ускорил свои шаги, невольно подняв глаза на нависшую планету. И тут я обратил внимание – все рекламные экраны отсчитывали время – оставшееся до катастрофы. Они показывали пятьдесят два часа.
«Надо спешить, - подумал я, - но где же убежище для нашей семьи. Необходимо зайти в центр катастроф и узнать все из первых рук».
Какой-то человек взобрался на рекламную тумбу и предлагал всем бесплатно воспользоваться его телом. Человек оказался всемирной знаменитостью, победителем реалити - шоу, в котором его тело было признано самым красивым идеальным и неуязвимым. Но вокруг звезды шоу-бизнеса образовался вакуум, никто не спешил удостоить вниманием ценнейшего из ценностей. Я тоже прошел мимо. В центре катастроф было абсолютно безлюдно, казалось, отсутствовало вообще всякое движение, мои одинокие шаги по мраморному полу, отзывались эхом в большом зале. Огромный монитор на стене, молча отсчитывал, какие то цифры.
- Здравствуйте. – Услышал я очень приятный женский голос.
- Здравствуйте. – Ответил я обернувшись. Передо мной стояла очаровательная блондинка в форме внутренней охраны.
- Я бы хотел внести ясность, по нескольким интересующим меня вопросам. У кого можно это сделать?
- Видите ли, здание совершенно пусто, сотрудники покинули его еще вчера, абсолютно законно. Всю информацию обрабатывает центральный компьютер. Вот. – Она протянула маленькую изящную руку, показывая на монитор.
- Но, я в течение двух суток не могу найти мест в убежище для своей семьи.
- Странно, большинство мест уже нашли своих хозяев, многие уже въехали и обживаются, покупают необходимые вещи, гуляют на поверхности. Еще сорок восемь часов можно покидать убежище и возвращаться. По истечении этого времени люки будут задраены до особого распоряжения.
- А вы нашли свое место? – Спросил я, сердце мое беспокойно стучало.
- Да. – Девушка мило улыбнулась. – Вот, прямо здесь имеется спуск в подземный город, но там все места уже заняты. Я спокойна за их благополучие, я распорядитель этого убежища. Вы мне не верите? Но вот приказ о моем назначении, все с соответствии с законом. – Она подошла к двери лифта. – Вот эта кнопка для спуска лифта в подземный город, она же является переговорным устройством. Где вы проживаете? – Спросила блондинка. – Возможно, я смогу вам чем-то помочь.
Я назвал адрес.
- Так вы с соседней улицы! Скорее всего, ваше место здесь.
- Возможно. Но у меня двое детей и мне необходимо как можно быстрее устроить жену и детей.
- О да! – Девушка прикусила нижнюю губку. – Все, что я могу сделать для вас, это дать адрес специального сайта…, для таких как вы.
- Да, да спасибо. – Я записал адрес сайта и поспешил домой.
Улицы кишели толпами народа. Люди тащили какие-то сумки, громоздкие вещи, громко разговаривали, а порой кричали друг другу через головы других людей. «Быстрее, быстрее домой, вещи собраны, все готовы к отъезду. Не надо никакой суеты, все будет хорошо. Сейчас войду на сайт, определюсь с местами и вперед». – Думал я, ускоряя шаг. Я почти бежал.
Едва войдя в дверь, я скинул пиджак и бросился к компьютеру.
- Соседи уже съехали, - тихо сказала жена, положив мне руку на плечо.
- Мы скоро, мы тоже скоро съедем. – Ответил я, вглядываясь в монитор.
- Сайт не был похож на предыдущие, мной внимательно просмотренные.
Он не содержал ни фамилий, ни номеров, ни названий улиц и городов. Лишь номера приказов и законов заполняли целые страницы. Самый первый номер был выделен черной краской, по всей видимости, он был основным, поясняющим… Я открыл его и бегло пробежался глазами сверху донизу. Мой разум отказывался понимать предоставленную информацию. Я отъехал на кресле от монитора, безвольно откинувшись на его спинку и замер, не желая шелохнуться.
- Что случилось? – Услышал я взволнованный голос жены.
Я не ответил, не смог. Она подошла к монитору и начала читать. Прочитав, медленно села на диван, опустила свое лицо в ладони, и я понял, что она плачет, впервые за все годы нашей совместной жизни.
-Это правда? – Спросила она сквозь слезы.
- Да, мы вне закона, государство снимает с себя всякую заботу об приговоренных к естественной убыли населения, так как катастрофы и бедствия не противоречат естественной убыли населения. Все наши привилегии передаются детям.
- Надо найти места для наших детей, - энергично встав, сказала моя жена. – Брось эти сайты, наших мест в них нет. Выйди в свободный доступ, напрямую разговаривай с людьми городов и стран, но найди места для наших детей, они должны выжить, они ни в чем не виноваты.
- Это дорого. – Сработала привычка быть расчетливым.
- Деньги – это всего лишь бумажки, да и те виртуальные.
- Но сейчас ночь – люди спят и доступ затруднен.
- Ты прав. Продолжим поиски с утра. Я пойду укладывать детей спать, они не должны чувствовать горечь и обиду – только заботу и ласку.
Помню, я долго еще рылся по сайтам в поисках наших мест, которые должны были принадлежать нашим детям. Однажды удача была так близка – я нашел наши места с женой и начал вести переговоры о размещении, сердце мое ликовало. Убежище находилось в соседнем городе, в часе езды отсюда. Когда договорённость подходила к завершающей стадии, оператор, вдруг помолчав, сказала.
- Подождите минуту, мне компьютер уточнил ваши возможности.
Я онемел от надвигающегося предчувствия чего-то нехорошего.
- Да, ваши места исключаются из списков – вы подвержены естественной убыли населения.
- Но эти места принадлежат нашим детям! – Выкрикнул я.
- Я уточняю эту позицию, - и снова молчание. – К сожалению, мы не вправе принять ваших детей. Для них не создано соответствующих условий, нет детского питания, нет няни, не запасено детской одежды.
- Примите их, я прошу, - умолял я. – Питание и детские вещи мы привезем сами.
- Я не имею право стеснять присутствием детей остальных жильцов, в противном случае, я непременно присоединюсь к вашей компании. – Жестко ответила оператор. – Советую вам обратиться в убежище, где есть хотя бы один ребенок.
Я был не в силах выслушивать ее советы, я был опустошён, опрокинут, едва держась на ногах, добрел до постели и провалился в тревожный сон. Утром я продолжил поиски убежища в свободном доступе, я говорил со всеми, кого я видел, и со мной говорили все, кто видел меня. Но результата не было. И я, отчаявшись, бросился в своих усилиях на восток, выбрав на карте местность наугад. Компьютер не заставил меня долго ждать и ответил, что передо мной город Бенарез. Я был не мало удивлен увиденному. Моему взору открылся странный город, по всей видимости, туда не ступала нога цивилизации. Берег реки, несшей мутные воды, был просто забит малыми ,с ручным управлением старыми судами, скорее похожими на груду давно никому ненужного хлама. Малоэтажные дома вперемежку с храмами, которые не одно столетие принимали на себя ветра и дожди, составляли тесные улицы. Проследовав взглядом вглубь городка, я оказался на небольшой площади, предназначенной для торговли. Здесь было огромное количество людей, разного возраста, это обстоятельство буквально поразило меня. Жители, одетые в цветные одежды и простую обувь, даже намеком не выказывали своей озабоченности о своих телах. Да и тела многих были откровенно стары. Седовласые старцы не прятались от людских глаз и не были смущены своим положением, напротив, их глаза смотрели на меня с большим достоинством и выражали мне почтение. Множество детей играли здесь же, в какие – то непонятные мне игры, как мне показалось, через чур громко смеялись и махали мне руками.
- Смотри, - Удивилась моя жена. – Здесь много детей, не два не три, их двадцать и более. Вот, тот черноволосый мальчик, с игрушкой в руке…, ой, это не игрушка, он держит какое-то животное. Это недопустимо, животные – разносчики всякой заразы. И все же, кого он держит на руках?
- По-моему, это детеныш собаки. Как это правильно сказать? Щенок! Ребенок гладит его, а он, о ужас, покусывает ему пальцы.
- Пусть. Видимо он знает что делает. Спроси, могут ли они принять в свои убежища наших детей, а по возможности и нас.
Я лаконично сформулировал свой вопрос и приготовился ждать ответа. Но, что случилось впоследствии, я и предположить не мог. Множество улыбающихся лиц в едином порыве обернулись в мою сторону, что бы сказать, что непременно примут всех нас, и дом каждого из них – это наш дом. И каждый из них примет нас, как лучших друзей своего сердца. Мальчик, державший щенка на руках, вдруг крикнул.
- Мы любим вас! – И помахал нам, взяв в свою руку лапу щенка.
- Что он сказал? – спросила жена. Что значит это «любим вас», может это что то неприличное?
- Не знаю. Это, какое то древнее понятие. Совсем древнее, одно могу сказать определенно – это не ругательство.
Посовещавшись, мы решили не испытывать более судьбу, запастись всем необходимым, погрузить вещи в машину и отправиться на восток в поисках убежища. И остановиться в первом же пункте, где нам позволят остаться.
Я спустился в супермаркет. Город встретил меня пустыми улицами, по которым гонимые ветром, шелестя, перекатывались обрывки газет и раздутые упаковочные пакеты. В магазине не было ни продавцов, ни покупателей. Я выбрал нужный товар, расплатился картой и вышел, испытывая абсолютную ненужность этому городу. На другой стороне улицы я увидел на скамейке женщину в нелепом мешковатом наряде.
- Вам нужна помощь? – Спросил я скорее из любопытства.
- Нет, что вы! – Женщина обернулась, и я понял, как она стара. – Нет, мне очень хорошо. Наконец то я хозяйка положения, иду куда хочу и делаю чего хочу и никто не оборачивается мне во след. Сейчас все здорово и не мешайте…
Вернувшись, я впервые за эти дни был предоставлен самому себе, но привычно сел за компьютер и совершенно неосознанно стал искать значение древнего слова – любовь. Компьютер не собирался открывать мне архивные данные, но я уговорил его. И вот что я прочел: «Любовь – чувство глубокой привязанности, преданности кому либо, основанное на общности интересов, на готовности отдать свои силы общему делу или спасению, сохранению кого-либо. В древней мифологии и поэзии – космическая сила подобная силе тяготения, побудительная сила духовного восхождения». Это было поразительно, архив предоставлял еще какие – то весьма обширные сведения на эту тему, но я все оставил на потом – необходимо было отправляться в путь. Мы сели в машину, я включил навигатор и определил точку назначения – город Бенарес. До катастрофы оставались почти сутки, почти, потому что люки во всех убежищах непременно должны были быть задраены за десять часов до срока. Гнать машину по пустой дороге не составляло большого труда. Навигатор выбрал удобный и короткий маршрут, останавливались мы всего пару раз. Я потерял чувство времени..., но жена частенько бросала свой взгляд на часы.
- Ты можешь прибавить? – Спросила она, когда большая часть пути была преодолена.
- Нет. – Ответил я. – Машина летит на пределе своих возможностей, отсутствие полицейских на дороге дает нам фору. Все в порядке? – Вдруг заволновался я и взглянул на часы. Мы опаздывали… Я потерял равновесие, почувствовав величайшую опасность для моей семьи, я отказывался верить в происходящее. Внутренняя тревога захлестнула меня, я не справился с управлением, рванул руль на себя, но автопилот выровнял машину и благодаря этому мы не привернулись, не улетели в кювет. Я еще раз взглянул на часы и понял, наши расчеты оказались неверными, на каком то их этапе произошел сбой, ситуация прояснилась вот здесь, на пол пути к цели. Я понял, что вся эта скоростная езда по дороге, не что иное, как последняя оттяжка, данная мне до неминуемого конца. Желание осмыслить, наконец, свой долг перед семьей, заставили меня остановить машину и выйти. Я понял – последний отблеск лучей надежды угас. Я посмотрел на своих детей и жену. «Я не достоин». – Вяло проползла мысль у меня в голове. Если бы я был один, я бы перешагнул через ситуацию, не замечая себя, и будь что будет. Я готов был уйти из этого мира, безвестным странником на этой пыльной дороге. Я взглянул на планету, «Рыжую бестию» и мое сердце замерло от отчаяния.
- Зачем ты здесь? – Шептал я совершенно отрешено. – Этого не должно быть…, я не хочу этого.
Но между нами была бездна.
- Папа, пап! – Голос сына вывел меня из оцепенения. – Папа, почему мы стоим? Мы же собирались путешествовать по подземным городам.
Я, сделав над собой титаническое усилие произнес. – Понимаешь сынок… - я отбросил все эмоции и намеревался честно сказать, что все мы, скоро погибнем, но мой ум не находил нужных слов.
- Сынок! – Услышал я голос своей жены, она вышла из машины и подошла ко мне. - Я и папа решили здесь ,на природе, устроить пикник.
- Здорово! Мне надоело ехать в машине. – Радостно откликнулся сын и обнял младшую сестренку. – А, ты хочешь пикник?
-Я хочу играть, - капризно надула губки дочка. – А где мы возьмем газон для пикника? Нельзя же ходить по дикой траве, она опасна и может нам навредить.
- Мы найдем хорошую траву, которую не надо будет бояться, - Пообещал я и с удивлением посмотрел на жену.
Она подошла ко мне обняла меня и тихо сказала. – Устроим им праздник и если случиться нечто непоправимое, то пусть все произойдет быстро.
- Да, согласен. – Тихо ответил я и громко скомандовал. – Всем в машину, мы едем на праздник!
Дети захлопали в ладоши и не скрывали своей радости. Предыдущие дни, для них прошли в напряжении и скуке. Я вздохнул с облегчением и сел за руль. По одну сторону дороги, насколько мог охватить глаз, мирно простирались поля. Ветер ласкал колосья этих полей, заставляя их благородно струиться золотым потоком. По другую сторону был легкий, молодой лиственный лес, остро пахнувший разогретой листвой и разнотравьем. Я свернул на проселочную дорогу в поисках уютной и красивой поляны. Машина шла тихо и плавно и вскоре, я нашел то, что искал. Ровную, как скатерть поляну, с одной стороны дугой обрамлял лес, с другой едва заметная поросшая травой проселочная дорога. Я вышел из машины, прошел поляну вдоль и поперек и остался доволен своим выбором. Тихий ветер осторожно трогал мое лицо, волосы, руки, принеся с собой запахи травы, цветов и какую – то очень приятную смесь запахов от дыхания нагретой земли. Я прислушался к теплым дуновениям ветра, и мне показалось, что я не только слышу этот ветер, но вижу и осязаю дуновения света. Я вдруг почувствовал, что все горькое и мутное покинуло меня. И я приобрел, нет, скорее почувствовал, что ко мне вернулось нечто, утраченное, когда то, затянутое толстым слоем пыли прогресса.
- Выходите! Не бойтесь! Это хорошая поляна, она не принесет вам вреда.
Долго ждать не пришлось, жена, и дети дружно высыпали из машины, радостно смеясь, поддавшись чувству простора и свободы. Вскоре, нами был разбит небольшой голубой шатер, в котором большие подушки заменяли кресла вокруг низкого стола, а еда на жаровне издавала аппетитные ароматы. Дети свободно резвились на поляне, совершенно позабыв об опасной траве. Этот лес, трава, цветы и земля встретили наших детей, как своих детей, ветер и солнце целовали их кудри. Дочка собрала букет полевых цветов, а жена сплела из них венок, который поразил меня своим сдержанным тонким очарованием.
- Как ты это сделала? Удивился я. – Ты некогда не делала ничего подобного.
- Не знаю. Так получилось.
Дочке очень понравился этот венок и когда, вдоволь наигравшись, она легла спать, венок остался на ее голове, она отказалась его снять. Вечерело. Мы с женой сидели, прижавшись, друг к другу и смотрели на своих детей глазами полными слез.
- Не плач. – Сказал я – ты, как будто прощаешься с ними, возможно, все обойдется.
- Нет, я знаю – не обойдется. Ты просто успокаиваешь меня. Время неумолимо, осталось совсем не долго – час может два.
Странный шум, шорохи, голоса птиц стали заполнять кромку леса вокруг поляны. Шум нарастал с каждой минутой, и я понимал, там, внутри леса твориться что-то невообразимое, не поддающееся объяснению. Я встал лицом к надвигающейся предполагаемой опасности.
- Ты взял свой пистолет? – Спросила жена.
- Да. Ты заметила, там, чьи то тени?
Жена встала рядом со мной, держа свой пистолет наготове. Мы, как щитом заслонили своих детей.
- Не нравиться мне все это, - шепнул я. – Солнце садиться быстро, тени в лесу сгущаются и гул нарастает. Ума не приложу, что там может происходить.
- А! – Вскрикнула жена от страха и удивления, подавшись назад.
Я, напротив, шагнул вперед, пытаясь защитить свою семью. Кусты и деревья, с треском распахнули свои объятия и несколько десятков животных вывалили из леса и встали, как вкопанные, у самой кромки леса. Мой мозг судорожно пытался выудить из себя, хоть какую ни будь информацию об этих существах: чем они питаются, каковы их нравы и все остальное. Но, кроме того, что это дикие мало разумные биологические существа, чья жизнь подчинена лишь инстинктам, а издаваемые ими звуки, не что иное, как ответная реакция на раздражения, я вспомнить ничего не смог.
- Этого нам еще не хватает, - выпалил я. И обернулся, чтобы увидеть свою семью.
Жена, держа пистолет наготове, стояла позади меня, а дети безмятежно спали.
- Возможно, все закончится раньше, чем мы предполагали. – Усмехнулась жена. – Дикие твари вышли на охоту… Выстрели, возможно это остановит их.
- Подождем, - выговорил я тихо и медленно.
Животные стояли, не шелохнувшись, слышны были лишь их дыхания и сопения.
- Они не нападут, сказал я. – Это очевидно.
- Почему?
- Здесь хищники и их потенциальные жертвы стоят бок о бок. Волки соседствуют с большой свиньей и ее маленькими поросятами, лисы рядом с зайцами – все вместе. Что они хотят?
- Не могу даже предположить. Но, что это?
Животные разомкнули свою цепь и из – за их спин, шагнул нам на встречу олень, высоко подняв голову, гордо увенчанную раскидистыми рогами. Животное ступало мягко, я бы сказал больше, с большим достоинством. Я посмотрел ему в глаза и понял – они полны смысла, в них нет хитрости и агрессии. Я с облегчением вздохнул, потому что вдруг осознал, что было бы, если бы я все же выстрелил. Все мои страхи и опасения не стояли одного взгляда угасающих глаз подстреленного разумного существа. Дойдя до середины поляны, олень остановился, подогнул под себя одну переднюю конечность и сделал в мою сторону глубокий поклон, едва не достав рогами земли.
- Он разумен! – С удивлением выдохнула моя жена.
- Благородный олень…, благородный олень. – Повторял я. – Древние люди знали об этом, называя так этих животных. Все они пришли проститься с нами? Современные люди всегда считали их отсталыми существами, но они, несомненно, совершенствовались. Откуда черпали они знания, энергию? Никто из людей не обучал их специально. Что превратило их в тех, кем они стали?
Помню, в эту минуту, в моей голове пронеслась и быстро угасла странная мысль, о том, что в мире, должно быть существует невидимая, неосязаемая, пока сокрытая от нашего познания материальность, которая творит и движет все вперед. От простого к сложному, от малого к великому и к более совершенному, чем все. Олень отступил назад.
- Возможно, они просто приветствуют нас, на своей территории, - заметила жена и взглянула на часы. - Сто часов! Сейчас свершится, мы погибнем!- Выкрикнула она и бросилась к детям.
- Не надо! – Поймал я ее за руку. – Пусть спят, пусть они будут в неведенье.
Я крепко обнял свою жену, так что хрустнул какой – то ее сустав, я не желал расставаться с ней. Через плечо жены, я смотрел на своих детей, у меня першило в горле и глаза наполнились влагой.
- Я люблю тебя. – Сказал я медленно и раздельно.
- Что? Я не знаю этого слова, - жена убрала голову с моего плеча и обиженно продолжила. – Я знаю – это древнее понятие, но мне совсем не знакомое и пусть древнее останется для древних. Скажи хотя бы еще раз, то, что ты говорил мне раньше, когда нам было так хорошо вдвоем.
- Да, мне безумно нравиться твое тело, да, близость с тобой доставляет мне огромную радость. Но я не откажусь от своих слов. Пойми же, ты нечто большее, чем просто красивое тело. Ты обладаешь такими дарами, какими не обладает не один мужчина мира. Ты, как богиня сотворила и подарила Земле детей, ты открыла мне путь к невиданному творчеству – растить и творить человека. Я люблю тебя! Я люблю наших детей! – Я поднял глаза на планету и выкрикнул. – Ты слышишь меня «рыжая бестия»? Я люблю ее! Я люблю своих детей! Я люблю этот мир, и ты не в силах разрушить его!
Планета вдруг лопнула, как мыльный пузырь, озарив небо пламенем. Я крепко прижался к жене и закрыл глаза, но ничего не произошло. Вот и все.
Я вернул чашку своему собеседнику и добавил. – Так прошли сто часов, которые потрясли мир и перевернули мою жизнь.
- Я не понял, я ничего не понял, что потрясло мир? – Спросил с удивлением молодой человек.
- А то, что я, и множество других людей, ощутили, почувствовали на вкус эту субстанцию. Эту тонкую материальность, которую я впоследствии нашел и выделил.
- Что вы имеете в виду?
- Любовь конечно.
- Любовь? Это давно отжившее, очень древнее понятие. Как понятие может быть материальным? Не понимаю.
- Так же, как и мысли, например. Их нельзя потрогать руками, но мы прекрасно знаем, что с помощью мыслей мы включаем свет, общаемся с компьютером и другими умными машинами. Материальность мыслей проявляет себя через их физические свойства, которые мы можем видеть, почувствовать и оценить.
Мой собеседник с большим недоверием посмотрел на меня.
- Ваше поведение глубоко закономерно, - заметил он. Я вполне готов понять вас, вы перенесли столько невзгод… По этому я совершенно бесплатно предлагаю вам реконструкцию вашего тела и будьте спокойны, не один человек на этой Земле не узнает, что вы преступили закон и не подчинились естественной убыли населения. Я бы мог это предложить вашей жене, если конечно она еще с нами, но я не настолько богат.
- Спасибо.
-Здорово! Вы согласны?
- Еще раз спасибо. Вы поступаете благородно, но я не нуждаюсь в вашей помощи.
- От чего же? – Возмутился молодой человек. - Все совершенно бесплатно.
- Возможно, я ваш конкурент и сейчас владею еще более совершенными технологиями, чем вы. Я владею субстанцией, а с ней, возможно, все или почти все. Кое-что необходимо доработать, понять…
- Вы опять о любви? Но это, по крайней мере, смешно. Я никогда не поверю в эти ваши фантазии, пока не проверю все сам.
- Охотно верю вам и знаю причину ваших сомнений. Вы, как и очень многие люди – ослеплены цивилизацией.
- А, вы? – Красивое лицо моего собеседника выражало сдержанный гнев. Боюсь, он воспринял мои слова, как оскорбление.
- А, я? Я прозрел, и мне хватило ста часов, что бы начать смотреть на мир открытыми глазами. Семьдесят лет я работал над этой творящей чудеса, тонкой материальностью, и так совпало, что именно сегодня мой труд закончен.
- Но где он, я не видел его. Обычно когда человек создает нечто, весь мир наблюдает за происходящем. Ничего подобного не происходило. Я очень ревностно слежу за техническими новинками.
- Но мой труд, написан моей рукой на бумаге, обыкновенной шариковой ручкой.
- А- а. – Протянул молодой человек. – Понимаю, все же встреча с планетой не прошла бесследно. Кстати, что же планета? Как то странно вы ее называли… О ней никто ничего не помнит.
- Рыжая бестия? Это был лишь фантом, голограмма или еще что-нибудь в этом роде, не знаю. В общем, это была «шоковая терапия» предпринятая высшим человечеством с созвездия Орион. Их целью была попытка открыть нам глаза затуманенные цивилизацией. Они пытались нам указать беступиковый путь развития.
- Какой? По-моему мы не нуждаемся не в чьих подсказках.
- Они давно пользуются тонкими материями, и поэтому у них никогда не было ни войн, ни болезней, ни нужды. Все их действия воспринимаются как волшебство, они беспрепятственно путешествуют в пространстве и во времени. У них нет такого понятия, как естественная убыль населения. Я уверен «шоковая терапия» от созвездия Орион не прошла даром, могу сказать без лишней скромности – человечество Земли вступило в новую эру развития.
И я вкратце рассказал моему собеседнику о моей субстанции, о ее свойствах и применении. – Я предлагаю вам ближе познакомиться с моими изысканиями, прочитав мою книгу. Возможно, вы станете моим соратником. – Сказал я в завершении.
- Я? Вы смеетесь! Хотя вы утверждаете, что ваша жена и дети также молоды, как и я. Хотелось бы убедиться в этом самому. Вы утверждаете, что они лишь принимали вашу загадочную субстанцию.
- Милости просим. – Сказал я и протянул молодому человеку свою визитку.
- От чего же тогда вы сами, находитесь сейчас не в лучшей форме?
- Я намерен совершить путешествие к созвездию Орион, используя другие тонкие материальности…
- Мне необходимо идти, - Вдруг заспешил мой собеседник и посмотрел на меня, не скрывая своего разочарования и жалости. – Мое предложение к вам, о реконструкции вашего тела остаётся в силе. – Поспешил добавить мой собеседник, сворачивая свой бивак.
- И мое предложение, для вас действует всегда. – Заверил я. – Что-то мне подсказывает, что вы очень хороший человек и достаточно любознательны.
Мой собеседник закинул свой рюкзак за спину, салфеткой обтёр лицо и руки, поправил защитные линзы и, сделав пару нервных шагов по тропинке, остановился.
- Я не верю, понимаете не верю… Нет, скорее я сомневаюсь. Да ладно… - Он как-то безнадежно махнул рукой в мою сторону и уверенно зашагал по тропинке. Но до моих ушей долетели его нервные рассуждения. – Этого не может быть…, но, возможно это прорыв вперед? Да он просто сумасшедший…
Услышав эти его последние слова, я засмеялся легко и свободно – от всего сердца. Ведь я посеял сомнения, а это значит, еще для одного человека приоткрыл путь к познанию. Мой труд не напрасен. Тень от дерева, под которым я сидел, вытянулась и истончилась. Наступал вечер, потянуло прохладой, запахи восстановили свою остроту, утерянную было под лучами солнца, звуки приобрели особую звонкость. Я уверенно шагал по заросшей тропинке к дому и думал: «Вот она, она во всем, она вездесуща – эта Великая тонкая материальность, которую мне многие годы дарит город Бенарес».

Однажды в мире спорта произошёл беспрецедентный случай.

Русский футболист ни с того ни с сего пробил пенальти головой, и умудрился даже забить гол.

Новость эта моментально распространилась по всему свету, журналисты съезжались к дому этого футболиста.
Примерно в то же время, но уже в другой стране, один хоккеист погряз в разврате, пороке и моральном разложении. Этот хоккеист опустился до того, что во время хоккейного матча пробил пенальти непонятно откуда взявшимся футбольным мячом при помощи своей головы, и даже умудрился забить позорный гол. После этого случая хоккеист решил искупить свою вину исповедью у своего духовного отца. На исповеди священник сообщил хоккеисту, что хоккеист этот носит особую форму жидкого греха, поэтому нуждается в скорейшем духовном лечении. Закончилось всё это тем, что у спортсмена отобрали его конёк, а затем посадили в келью и кормили одними обещаниями для большего очищения.

В Древнем Китае была популярна легенда о Китайском Лучнике, который отстрелил девять солнц и хотел было отстрелить и десятое, но его отговорили от этого вредного хобби. В действительности же этот Лучник не стрелял в небо, а отстрелил девять солнц первому встречному эскимосу. Чтобы не вводить вас в заблуждение, следует отметить, что солнцами эскимосы измеряют время, одно лето – это одно солнце. Поэтому Китайский Лучник отстрелил эскимосу девять лет, а если быть ещё точнее – напугал эскимоса до такой степени, что бедняга постарел на девять лет.

Через некоторое время русскому футболисту наскучило забивать голы ногами и головой. Фамилия этого футболиста была уже достаточно известной, поэтому он решил, что правильнее будет забивать мячи фамилией.

Фамилия футболиста не знала промаха, мячи словно из рога изобилия сыпались в ворота противника. Сам футболист решил на вырученные от фамилии деньги выпустить настольный футбол и назвать его «Шайбу! Шайбу!», в поддержку того самого порочного хоккеиста.

Когда хоккеист узнал о том, что он тоже обладает правами на настольный футбол, гневу его не было предела. Через некоторое время он пришёл на футбольный матч, дабы раз и навсегда расквитаться с фамилией футболиста. Началась ужасная неразбериха, но больше всего публику удивил какой-то Китайский Лучник, который погнавшись за первым попавшимся эскимосом, случайно пробил пенальти головой и забил гол.

С этих пор спорт мне абсолютно неинтересен.

Миф лежит в основе любой культуры. Любое бытие Человека Разумного представляется невозможным без существования определённой мифологии.
Со временем мифология выкристаллизовывается в определённый текст. Но помимо основных священных текстов всегда существуют и апокрифы, а основные идеи и учения получают совершенно иное развитие в так называемых ересях.

Из работ многих исследователей (Л.Акопян, М.Бахтин и др.) нам становится ясно, что эпоха Союза Советских Социалистических Республик породила неимоверное количество мифов. Также существовало и некоторое количество ересей, которые отклонялись от общепринятой трактовки. Об одной из таких ересей и пойдёт речь..

История данной ереси берёт своё начало в среде Комитета Государственной Безопасности. Советский учёный, писатель, военный и философ, Владимир Васильевич Карпов (дед известного русского литературоведа и философа, Дениса Львовича Карпова), всегда имел доступ к самой последней информации из-за рубежа. Карпов работал аналитиком в Службе «А» (тайные операции, дезинформация) Первого Главного Управления. Его осведомлённость в вопросах культуры не может вызывать никаких подозрений.

В 60-х годах ХХ века в СССР образовалась известная субкультура интеллигентов-шестидесятников, которая впитала в себя неимоверное количество мифов.
Примерно в те же годы большую популярность приобрело учение сатанизма, созданное Антоном Шандором Ла-Вэем. Можно совершенно точно отметить, что если бы идеи Ла-Вэевского сатанизма каким-то образом попали на территорию СССР, то власти просто не смогли бы остановить их развития. Контрразведка докладывала, что учение Ла-Вэя есть не что иное, как попытка подорвать культурный и моральный облик СССР в момент, когда некоторая часть интеллигенции стала «выездной». В то же время Служба «А» получила приказ всячески контролировать культурную обстановку.

Карпов, как один из лучших сотрудников, предполагал, что для контроля над ситуацией необходимо создать некое подобие «нашего ответа» Ла-Вэевскому сатанизму. Именно тогда и появились Адепты Рыбного Дня.
Идея Карпова была проста: необходимо было создать некий антитезис сатанизму, а потом вбросить получившиеся семена в почву интеллигенции в лице ихтиологов-любителей. Реализовать всё это оказалось довольно легко, т.к. идеи Карпова заимствовали многое из христианской традиции, к тому же восприятие людей уже было подготовлено базисными принципами гностической мифологии социализма.

Через несколько месяцев уже довольно большое количество шестидесятников было завербовано. Встречи организовывались по четвергам на территории предприятий общественного питания. Легко узнаваемым символом адептов стал символ ранних христиан – якорь с двумя рыбами по бокам.

Не ложным представляется поставить вопрос о том, почему же столь большое количество шестидесятников согласилось с данным учением. Начиная с 60-ых популярность эзотерических учений уже невозможно было оспорить. Правоту этих слов подтверждают примеры таких людей, как Юрий Мамлеев, Евгений Головин и т.п. Подпольные эзотерические кружки имели вес и могли с лёгкостью влиять на умы граждан. Поэтому с одной стороны люди с восторгом приняли новое учение, с другой же – остались в тисках режима. Как это ни странно, но на практике обе стороны остались удовлетворёнными.

Если быть до конца объективным, то нельзя не упомянуть изначальную противоречивость гностического учения Карпова. Вряд ли теперь можно составить список всех знаковых ересей, которые подрывали авторитет проповедников: костники, хрящевики, панцирные, партогенезствующие и т.д. Перед Карповым встал довольно значимый вопрос о борьбе с ересями ереси, именно поэтому учение приходилось постоянно шлифовать и дорабатывать, а раскольников нещадно пытать. Мало кто хотел оказаться на сковородке Карпова, но, тем не менее, раскольники послужили одной из причин распада группировки Адептов.

Всю этику учения Адептов Рыбного Дня можно свести к следующему утверждению: ты должен поступать так, чтобы гнома, выведенная из максимы твоего поступка, могла стать апофегмой презумпции хладнокровия. Все духовные вопросы также сводились к презумпции хладнокровия, поэтому классические сентенции Адептов Рыбного Дня очень напоминают дзен коаны. Примером может послужить самая известная строка из «Апологии Палтуса»:
«Как объяснить ребёнку, что женщина – это педераст, проданный за смех в долг?»

«Апология Палтуса» дошла до нас в виде нескольких обрывком текста. Они были записаны на клочках газеты, в которую заворачивали копчёную сельдь. Текст «Апологии Палтуса» был очень популярен, некоторые его сюжеты были обыграны последующими авторами. Так например известный композитор Рыбников, один из участников движения Адептов Рыбного Дня, написал свою знаменитую оперу «Юнона и Авось» именно на основе текста «Апологии Палтуса». Подробнее об этом можно прочитать у современного исследователя М.Колпакова. Вот что он пишет в своей фундаментальной работе «Адепты, которые сделали День»:

«Красота и ужас Рыбникова состоят в том, что при всей его религиозности народная память отметила его исключительно как композитора. Нынешние исследователи готовы часами спорить о духовных началах творчества Пярта, Губайдулиной или же Караманова. При этом очевидно, что учение Карпова и музыка Рыбникова оказали на мировую культуру большее влияние, нежели все композиторы двадцатого века»

Известный русский писатель В.П.Астафьев тоже не избежал контакта с Адептами. «Царь-Рыба» представляется прямым следствием таких контактов. Вот что пишет один из независимых исследователей в работе «Утверждение общечеловеческих моральных ценностей в книге В.П. Астафьева «Царь рыба»:

«Главный герой «Царь-рыбы» следует своеобразному нравственному закону тайги, где выжить может человек, открытый с другими, честный и не пытающийся подмять под себя природу. Гога же, «сам себе Бог», на поверку оказывается дьяволом, Кащеем (не случайно писатель подчеркивает, что Герцев, как сказочный злодей, «загремел об пол костями»). Он плюет на других людей и этим гордится, он готов уничтожить всякого, кто встает на его пути, уничтожить не в переносном даже, а в прямом смысле.»

Предельно ясно о том, что человек «открытый с другими» является обладателем гнозиса, о котором и писал Карпов. «Закрытый» человек – человек без гнозиса, жалкий посланник Демиурга. Уделом его является всяческое осквернение и без того несовершенного мира.

Стоит сказать пару слов о Левиафане и его роли в учении Карпова. Иудаизм провозглашает то, что после смерти все праведники попадут на Небеса, где будет устроен роскошный пир. На пиру будут подавать блюда, приготовленные именно из плоти Левиафана. Адепты Рыбного Дня употребляли рыбу в пищу именно потому, что с этой точки зрения рыба является самой «праведной» пищей. Это можно отнести к области парасимпатической магии: съеденная рыба как бы является тем Левиафаном, которого праведники будут вкушать на Небесах. Если Левиафан уже съеден, значит путь на Небеса обеспечен. К области этой магии можно отнести и действия рыбака, который плюёт на крючок с целью поймать рыбу. Слюна связана с пищей, поэтому рыба является уже пойманной и съеденной, она не сможет уйти от рыбака, если рыбак поплюёт на крючок. Также можно вспомнить ещё один пример подобной магии: заупокойная служба по живому человеку, с целью нанести этому человеку физический вред.

Одним из наиболее влиятельных божеств в учении Карпова представляется Чмь-Мыч, бог храпа и разрушения. При помощи того же Карпова Адепты имели доступ к военным разработкам и вооружению. Одной из самых серьёзных инноваций того времени была методика введения храпа в военный арсенал. Советские учёные долгое время занимались исследованием храпа, результаты их работы оказались поразительными. Храп по своему воздействию оказался очень токсичным наркотиком, который вызывает моментальную аддиктивность.

Наступил период храповых отравлений, жрецы беспощадно устраняли конкурентов в борьбе за власть. Огромное количество раскольников поднялось на борьбу, провозгласив Чмь-Мыча единым божеством. Несмотря на храповую зависимость, им удавалось поддерживать борьбу на протяжении довольно долгого времени.

22.10.1993 события подошли к трагической развязке. В воспоминаниях бывших Адептов эти события получили название «Шпротного Паштета».
Большая часть раскольников попыталась свергнуть правительство. Столица разразилась небывалыми беспорядками. После введения войск агрессия достигла пика: именно тогда разыгралось известное сражение при Доме Советов. В ход шло всё: бутылки, ионные пушки, икотный газ, напалм, гранаты с жидким храпом. Восстание было обречено на провал.

История учения Адептов Рыбного Дня закончилась так же внезапно, как и началась.

Глава 1

Здесь было плохо) текст будет позже

Почвогрунт? :)
Интересное ударение, курей-коровей
после употребления столь непростительных слов должно последовать объяснение того, что же это за оружие и как оно работает. За каждое слово приходится нести ответственность.
позволил себе вставить словечко. Получился бы неплохой плеоназм, но не деле же всё оказалось тавтологией. Одну "последнюю" нужно убрать.

Случилась эта история, кажется, в июле. Да, точно, четырнадцатого июля, в день взятия Бастилии.
Тем летом я с несколькими товарищами колесил по дорогам Средиземноморья. Мы были молоды и безбашенны, и перед нами лежал целый мир. Старый верный микровэн, теплые летние ночи и несколько гитар обеспечивали все необходимое для беззаботного существования. Мы играли на площадях маленьких городов, давали концерты жителям разбросанных вдоль побережья деревушек, бесстыдно обедали в благотворительных столовых, а иногда помогали по хозяйству фермерам за еду и кров. И это было лучшее время в моей жизни.

На музыкальном фестивале в Авиньоне мы сдружились с участниками одной начинающей французской группы, и они пригласили нас отметить вместе четырнадцатое июля. У французов это большой праздник. Флаги и гирлянды везде, парады, музыка на площадях, гуляния до утра по всей стране. И непременно фейерверки, они так и называют все это ночью небесных огней.
Не помню насчет небесных огней, но вечеринка в ту ночь была что надо. На широкой песчаной косе собрались окрестные жители, обитатели многочисленных кемпингов, редкие туристы и хипповатые бродяги. Громкая музыка в стиле латино, танцы босиком на песке, кружащиеся юбки черноглазых красавиц, смех, реки текилы, друзья рядом, - одна из тех ночей, когда звезды ярче, улыбки шире, и кажется, что ничего плохого просто не существует.
Незадолго до полуночи мы покинули вечеринку: на пляжах жечь костры запрещено. А разве может быть что-то лучше гитарной ночи у огня? Нашли место, где песок сменился каменистыми утесами, и, укрытые от дороги невысокими скалами, разместились вокруг огня. Передавали самокрутки по кругу, пели на разных языках, обменивались текстами и учили друг друга крепким словечкам - в общем, вели самую настоящую культурную интеграцию. В какой-то момент я решил искупаться. Место было не самое удачное, но пьяному море по колено. Я забрался на один из валунов и нырнул.
Плавать ночью - это как... Ритуал очищения, что ли. Прогревшаяся за день соленая вода, лунная дорожка до самого горизонта, с берега доносятся гитарные аккорды. Покачиваясь на волнах, я даже несколько протрезвел, что тем летом случалось не слишком часто, и спохватился, что меня отнесло почти к самому берегу. Наш костер виднелся далеко в стороне. Не без труда мне удалось выбраться из воды, расцарапал ноги в кровь. И тогда впервые увидел ее. Неправдоподобно тоненькая девушка сидела на крупном камне метрах в пяти от меня и расчесывала волосы. Как в гребаной сказке. Я удивился, конечно, подумал сначала, что ей нужна помощь, подошел, окликнул. Она посмотрела на меня и улыбнулась так заразительно, что захотелось петь и смеяться. Воодушевленный, я завел разговор, спросил что-то, но она не отвечала, только глядела и улыбалась сияющими глазами. Я обратился к ней на английском, потом на немецком, русском, испанском - а она все молчала. Смешно сказать, я почувствовал себя сбитым с толку, смущенным, как пятиклассник. И вдруг она запела. Всего несколько слов, текучих, непонятных, волнующих. Искренне так, чистым голосом она выводила высокие ноты, а волны, разбиваясь о камень, служили мелодией ее песне. Обескураженный, я стоял, боясь пошевельнуться и прервать ее, но девушка замолчала и провела рукой по камню - вроде как садись рядом, расскажи мне о своих странствиях, забавный иностранец. Она совсем не походила на разбитных безбашенных девчонок, с которыми я привык иметь дело. Но и на местных жительниц она похожа не была, странно белокожая, с огромными зелеными глазами. Я был очарован.
Скоро небо осветилось разноцветными огнями - там, на пляже, начался фейерверк, ветер приносил восторженные крики и обрывки музыки. Я увидел, что на ней ничего нет, только длинные локоны скрывали наготу. И тут она поцеловала меня холодными губами, как обожгла.
Наверное, это был очень красивый фейерверк. Я так и не обратил на него внимания.

Друзья рассказывали, что забеспокоились и отправились меня искать где-то через полчаса после моего ухода. Я валялся на берегу у самой линии волн, с застывшим взглядом, замерзший до полусмерти. Потом я пытался объяснять что-то о встреченной девушке, но парни меня высмеяли, посоветовав не усердствовать с травой. Скоро я и сам стал думать, что все это было плодом моего воображения. Через пару недель Ники, напившись, признался, что во вспышке фейерверка ему привиделась женская фигурка надо мной, но, когда он подошел ближе, рядом никого не было.

Много времени прошло, и история эта совершенно выветрилась из памяти. На том бы и закончить рассказ, но недавно я ездил по делам в Марсель и встретил на улице Гийома, одного из тех парней. Он тоже меня помнил, и мы провели отличный вечер в маленьком пабе у старого порта за воспоминаниями и историями. После некоторой по счету кружки я вдруг рассказал во всех подробностях о странном видении той ночи. Вопреки ожиданиям, история не вызвала ни смеха, ни подтрунивания. Гийом присвистнул, похлопал меня по плечу и назвал счастливчиком.
В тех местах, рассказал он, пропадают люди. Рыбацкие суда обходят залив стороной. И купаться у каменных утесов местные давно не рискуют. Сам он вроде как не придавал этим россказням значения, но чем черт не шутит.

После этого разговора я пришел в некоторое волнение, и, уладив все дела в Марселе, отправился к той самой песчаной косе. Остановился в крупной деревне под названием Сэн Жармэн, порасспрашивал местных жителей. Легенды ходили самые противоречивые: и о разбившемся о скалы корабле, и о бросившейся с утеса в море брошенной возлюбленной, и даже о морском дьяволе Дэйви Джонсе. Но случайно встреченный жандарм, услышав мой вопрос, расхохотался и объяснил, что навигация там действительно опасна. Сплошные камни, вот и вся загадка.
Я нашел то место, где когда-то мы жгли костер среди скал. Побродил вдоль берега. Карабкался с камня на камень, рискуя сломать ноги, и на все лады костерил себя, Гийома с его глупыми шутками и всех местных любителей порассказывать страшилки. А потом узнал тот самый валун. И будто воочию увидел тоненький девичий силуэт, костяной гребень, разделяющий в лунном свете на пряди мокрые волосы. Воспоминания нахлынули и оглушили, ноги подкосились, и я так и сел, пытаясь осознать все вынырнувшее из глубин памяти. Я будто снова ощутил ледяные прикосновения, жаркое дыхание, наслаждение, от которого хотелось умереть. И ее взгляд, зовущий, затягивающий. Древний. Я вспомнил, как скользнул в воду следом за ней, а она отступала, как я тянул к ней руки, а она все время ускользала из моих объятий, как горели легкие изнутри, а она смотрела с немой мольбой в глазах, с отчаянием, от которого душу рвало на части. Невыразимая мука, сменившаяся темнотой. И последнее, что я помнил, это ее бледное лицо и развевающиеся волосы в подсвеченной салютом зеленоватой тьме.

Я просидел на камнях до вечера. Когда солнце спустилось к самому краю моря, встал, на негнущихся ногах вернулся в деревню и проспал почти сутки. Потом съездил в город, купил в антикварном гребень. Украшенный жемчугом, ажурный такой. Ну, я в них не очень разбираюсь, но этот и правда красивый был. Почти все оставшиеся деньги за него отдал. Гребень я оставил на том камне.
А потом уехал и больше никогда туда не возвращался.