Заведение Рюрика было, пожалуй, главной достопримечательностью этого убогого городишки. И посему являлось многофункциональным – среди предоставляемых услуг можно было выделить ночлег, еду, выпивку. Имелись также свои секреты. Секреты, о которых знали все и все пользовались. В крохотном подвальчике располагалась опиумная курильня, а к себе в номер можно было заказать несколько девочек. Естественно, неофициально. Трактир пользовался дурной славой, однако клиентов не терял – как уже говорилось, он был единственной достопримечательностью города. Сам мэр частенько тут задерживался на ночь, хотя имел приличный особняк на окраине. Поэтому хозяин ничуть не смущался, когда парочки и группки слишком громко кричали – мэр и сам был не прочь постонать в глубоком экстазе, создаваемом умелыми проститутками, что он в этот момент и делал.
Была глубокая ночь, когда дверь трактира открылась, впустив довольно подозрительную личность. Под опущенным капюшоном можно было разглядеть лишь кончик мясистого носа и искривленные в жутковатой гримасе губы. Грязный плащ волочился по полу, оставляя на нём мокрый след – на дворе шёл дождь. На человеке была сшитая из грубой ткани, но искусно отделанная рубаха и кожаные штаны. Узкий в плечах, он, тем не менее, отличался завидной статью и изяществом походки. Единственным, что портило общее впечатление, была толстая бычья шея, никак не вязавшаяся с худощавой фигурой.
Бармена не удивил ни поздний приход, ни вид пришельца – в его заведении появлялось много странных типов. Но Рюрику было всё равно – лишь бы исправно платили.
Подойдя к хозяину, незнакомец выложил на стойку несколько монет, произнеся сиплым голосом: «комнату на ночь». Равнодушно кивнув, хозяин смахнул монеты в подставленное для этой цели ведро и ткнул пальцем вверх.
- Идите наверх, третья дверь справа.
Не ответив, гость направился к лестнице.

ГЛАВА 1

Сквозь дырку в пологе пробивался первый луч солнца. Радостно и независимо танцевал он на разбросанных по подушкам вещах, обшарпанных досках, бочках с вином. Он был полон жажды свободы, непередаваемой радости существования. Но теперь он только раздражал обитателя фургона. Протяжный стон возвестил о его пробуждении.
С трудом открыв правый глаз, Арман с раздражением обнаружил, что тот упирается в подушку. Однако закрыть его уже не было никакого желания. Зверски болела голова. Рядом лежало несколько пустых бутылок. Парень с отвращением пнул одну из них ногой и вновь застонал, вторя ноющёй голове. Прежде он никогда не пил, но то был особый случай… Осторожно перевернувшись на спину, Арман подождал, пока утихнет боль. Уже предпринял первую попытку сесть, когда напоролся на что-то острое. Помедлив секунду, он с молниеносной скоростью вскочил. На кровати среди хлама и бутылок лежал двойной чехол для ножей. Однако клинок был лишь один.
Поморщившись от нового всплеска головной боли, Арман вытащил кинжал и замер… Раскрытые в ужасе глаза таращились на окровавленное лезвие. Теперь он наконец вспомнил все подробности этой ночи.

***

Он сидел здесь уже несколько часов, напряжённо поддерживая образ запоздалого пьянчужки. Это было его первое настоящее задание. Но оно было лишь первым этапом испытания. Сегодня он должен был убить человека… Конечно, убийство было обычным делом Вольного Братства и он знал на что шёл, когда захотел к ним присоединиться, но всё же ему было как-то не по себе. С детства ему запомнились сказки о бесстрашных братьях, защищающих бедных и наказывающих богатых. Теперь он понимал, насколько далеки были от истины материнские рассказы. Братство выполняло лишь высокооплачиваемые заказы, а кому нужно платить за убийство нищего? Его пропажи никто и не заметит – нанимать ради такой мелочи профессионалов было бы в крайней степени глупо. Арман попытался отвлечься от тревожных мыслей, сосредоточившись на созерцании двери. Ему зверски надоело ждать и хотелось в туалет. Останавливал он себя лишь мыслью о возможности невыполнения задания – тогда его убьют, просто и банально. Жизнь человека не представляла для Братьев никакой ценности – она была их работой. А некоторым просто нравилось убивать. Подобные им и создали Кодекс… Согласно ему каждый начинающий асассин, не сумевший пройти испытания, изгонялся из Братства и предавался казни. Вид казни определялся главой организации. И вот он сидит в этом захудалом городишке в двадцать милях от столицы, а на окраине его поджидает фургон, который должен будет отвезти его, Армана, к следующему задания. Причём подобная помощь предполагалась лишь на первом задании. Только теперь парень понял назначение штабелей бутылок и винных бочек в повозке – первое задание всегда самое трудное.
От невесёлой задумчивости его отвлёк зазвеневший колокольчик, подвешенный на двери. В трактир вошёл тучный мужчина в плаще с капюшоном. Он настороженно оглядывался по сторонам, ещё ниже опуская его край – видно было, что господин мэр отнюдь не рад возможности быть узнанным. Поприветствовав кивком головы хозяина заведения, он быстро прошмыгнул вверх по лестнице. Весело прищурившись, Рюрик крикнул:
- Парко, двух курочек в двадцать шестой.
Арман уже знал, что «двадцать шестой» не номер – у здешних комнат не было номеров. Так хозяин сообщал, что пришла важная шишка и надо подать всё самое лучшее… в том числе, и девочек.
Очевидно, хозяин нисколько не боялся огласки, раз говорил так громко. Что ж, посмотрим, как он отвертится после обнаружения трупа главы города. Но Арман всё ещё не мог сдвинуться с места – его сковала нерешительность. Уже давно прошли проститутки, послышались приглушённые крики, а он всё сидел, сжимая стакан с выпивкой. Наконец, он решился. Дождавшись, пока хозяин отвернётся, Арман неслышно поднялся на второй этаж. По доносившимся крикам он смог безошибочно угадать «двадцать шестой». Вот только крики эти, примешивающиеся к страстным мужским вздохам, были вовсе не криками страсти. Терзаемый смутными догадками, асассин потянул ручку двери. Конечно, она была закрыта изнутри. Но он знал и другой путь – день исследования трактира не прошёл даром. Пройдя в конец коридора к заросшему грязью окну, он немного повозился с разбухшими от влаги рамами, открывая его. Встав на подоконник и ухватившись за раму, подтянулся и через несколько мгновений оказался на плоской крыше трактира. Он прислушался к звукам, доносящимся из комнаты. Затем перешёл на другую сторону и спрыгнул на окно комнаты, где мэр предавался похоти. Увиденное отнюдь не принесло Арману удовольствия. Замерев, невидимый в ночной темноте, он выжидал удобный момент. Внезапный вскрик заставил его вздрогнуть:
- Пожалуйста, мне больно!
Как раз в этот момент толстяк с полубезумной улыбкой и пеной у рта заталкивал одной из проституток в рот её косу. Что он в этом находил, Армана уже не интересовало – он решился. Открыв окно, он прыгнул в комнату. Погружённый в свои похотливые грёзы мэр всё ещё не заметил убийцу, что тот и использовал. Сбросив на пол свечу – единственный источник света здесь – Арман обернулся к мужчине. Асассин ждал, когда тот повернётся к нему лицом – ему была назначена казнь откровения, но Арман даже об этом забыл. Он просто хотел, чтобы жирный извращенец увидел свою смерть и её посланника.
Мужчина обернулся. В непроницаемой тьме нельзя было различить его лица, но по дрожащему, сухому голосу Арман догадался, что тому было не менее пятидесяти лет.
- Ч..что вам надо? Кто вы? – прозвучал испуганный голос мэра.
Затем в нём послышались гневливые и капризные нотки:
- Ты знаешь кто я? Если ты сейчас же не уберёшься… - в его голосе послышалась угроза.
Арман улыбнулся. Он вспомнил приказ и теперь с нескрываемым удовольствием вытащил из-за пояса свиток. Не дав мэру закончить, он тихо, почти шёпотом, но твёрдо продекламировал назубок заученный текст:
- Лаггар Беранд, достопочтимый и уважаемый – в голосе убийцы зазвенели нотки презрения – мэр города Канта-сетта, вы приговариваетесь к казни откровения. Вам предоставляется право услышать имя вашего убийцы. После его произнесения вы умрёте. – асассин развернул пергамент – Сим приказом свидетельствую:
Лаггар Беранд.
Вышеупомянутая персона отмечена для казни откровения в соответствии с законной традицией и практикой Вольного Братства. Носитель этого неоспоримого документа имеет официальное право убить вышеупомянутую персону.
Парень пожалел, что из-за темноты не может видеть лица старого извращенца. Но дрожащий голос мэра послужил ему наградой.
- Что всё это значит? Кто вы?
- Меня зовут Арман…

***

Ему вдруг захотелось выпить. Он уже шарил в подушках в поисках полной бутылки, когда непреодолимый зов, вторгшись в его и без того пострадавшее сознание, вынудил его высунуться из фургона и исторгнуть выпитое ранее. Только сейчас он сообразил, что повозка движется. Пошатываясь, Арман на четвереньках переполз к месту погонщика. Хмуро покосившись на отодвигающийся полог, кучер протянул:
- Мно-ого же ты вчера выпил…
- Были причины – голос Армана выражал сплошное недовольство.
- Не груби мне, юноша – извозчик, казалось, повеселел. – Впереди тебя ожидают испытания посложнее.
- Снова убивать?
- Это работа – кучер пожал плечами.
Арман указал, куда куда эта работа может направиться, на что извозчик философски заметил:
- Работу надо выполнять. Если ты не выполняешь свою работу, она перестаёт приносить заработок. А в твоём случае это так же означает смерть.
- И что можно сделать? – заинтересованно спросил парень.
- Ну, некоторые превращают работу в хобби… Или вешаются… Э-э-э, парень. Да ты совсем плох – кучер наконец улыбнулся, услышав в подтверждения стон. – Да ты ещё совсем мальчишка. Сколько тебе? Шестнадцать?
Арман кивнул.
- Крайний возраст для организации. У меня есть кое-что для тебя. – весело крякнув, он извлёк из-под скамейки бутылку. – Нам одна ведунья поставляет. Как рукой снимает последствия гхм... крепких напитков.
- Что это?
- Я тоже как-то интересовался. Сказали, что мне лучше этого не знать, так что пей – я уже на себе пробовал. – Хитро прищурившись, кучер протянул бутылку.
Арман настороженно вынул пробку, понюхал и решительно возразил:
- Нет уж, спасибо. Я сам как-нибудь…
- Тебе решать – погонщик вновь пожал плечами. – Хотя я бы на твоём месте выпил – мы уже почти приехали. Через час будем в столице. – Он указал на показавшийся вдали город.
Арман посмотрел в том направлении, где уже можно было различить высокие шпили храма, монахи которого до сих пор оставались злейшими врагами Братства. К счастью, большим влиянием храм обладал лишь в Саррамене – столице обширной империи, занимавшей добрую половину континента. На данный момент правителем был Его Величество Халлаф Третий, хотя точно он сказать не мог – здешние правители менялись в среднем десять раз за столетие. Естественно, не без участия Великого Братства. Примерно восемьдесят процентов убийств осуществлялось именно ими. Наивные властители слишком поздно понимали, что Братство не принадлежит никому – лишь самому себе. А после раскаиваться и пытаться изменить положение было поздно. Казалось бы, давно пора учиться на ошибках других, но новые правители империи, заказав предыдущих организации, считали её купленной… и вновь ошибались.
«И вот этому городу снова, уже в который раз, придётся выдержать двенадцать дней непрекращающихся убийств – дней испытания будущих асассинов. Каждые два года, в одни и те же дни – это уже вошло в традицию. Естественно, на улицы будет выставлена стража, люди будут избегать тихих улочек, но это не спасёт намеченных жертв»: думал Арман, гипнотизируемый мягким качанием крупа лошади.
- Кто мой осведомитель? – внезапно спросил он.
- Тебе лучше знать, – кучер заговорщески подмигнул.
Арман не ответил. Он и сам прекрасно понимал, что уж его-то без задания его не оставят. Вздохнув, парень вырвал у кучера бутылку и несколькими глотками осушил наполовину. К его удивлению, напиток оказался не таким плохим, как он представлял. По крайней мере, головная боль тут же притупилась, уступив место гулкой тишине. Мимо проезжали повозки, проходили люди – крестьяне, солдаты, паломники, нищие. Сегодня дорога была особенно оживлённой, то и дело мелькали фургоны, подобные тому, в котором ехал сейчас он – люди опасались оставаться в городе на «кровавую дюжину». Но таких было не много – в основном это были зажиточные тёмные крестьяне, не понимавшие, что даже если Братство ими заинтересуется, им не спрятаться ни в одном городе Империи…
Вскоре они миновали городские ворота. Остановив лошадь, кучер сочувствующе, с чуть виноватой ухмылкой, обратился к юному асассину:
- Извини, парень, конечный пункт – дальше я тебя не повезу.
- Да, я знаю – лицо Армана затвердело, собравшиеся мышцы образовали жёсткие бугры на скулах, – спасибо… за снадобье.
- Да в чём проблема? – уже весело ответил извозчик. – Это моя работа.
- Да… работа… - не тратя больше времени на разговоры, Арман спрыгнул на пыльную вымощенную камнями мостовую.

Тишина…
- Дедушка, расскажи мне о Паровозе.
- Ты знаешь, Внучек, я когда-то работал машинистом. Паровоз – это огромный и послушный зверь, который тащит за собой составы из вагонов. Он очень добрый, если не разозлить его, и идёт быстро и слаженно.
- Ух, ты! А я когда-нибудь смогу поехать на Паровозе?
- Когда-нибудь, Внучек, когда-нибудь!
Старик и Мальчик сидели на серой лавке в маленьком переулочке. Лавка была самопальной, состояла из доски и остатков табуретки и стула. Дедушка в старом тулупе, всклокоченной ушанке, засаленных штанах и серой майке-безрукавке сидел и курил самокрутку, опершись о стену полуразрушенного дома. К нему прижимался маленький мальчик, в шапке, надвинутой по самый конопатый нос, в драной и всклокоченной пуховой куртке, обёрнутый полосатым шарфом. На вид ему было лет пять, не больше. Они долго молчали. Внезапно, Дедушка встал.
- Пойдём, Внучек, нам пора. - Он закинул за спину котомку.
- А куда, Дедушка? – Мальчик посмотрел на Дедушку серьёзными и ясными глазами.
- Куда-нибудь, Внучек. – Улыбнулся тот и взял Мальчика за руку.
И они побрели среди дымящих и чадящих развалин города. Небо было затянуто пеленой тумана. Небо… они почти никогда его не видели. Здесь у них ничего не осталось. Дедушка шёл и вёл за собой Внучка в неизвестность. Внезапно, среди развалин послышались странные голоса, обработанные фильтрами солдатских гермошлемов. Дедушка очертя голову бросился за первую попавшуюся развалину, увлекая за собой Мальчика. Появились трое солдат в бронекостюмах. На бронекостюмах были метки вражеской стороны. Они ворвались в город после бомбёжки. Ожидая в оцеплении, они убивали любых, кто убегал из города. Для верности, они вошли в город группами, проверяя наличие выживших. Солдаты шагали тяжело и грузно, переговариваясь между собой, и осматривали окружающие руины. Внезапно, один из них приблизился к стене, за которой схоронились, чуть дыша, Старик и Мальчик. Но в тот момент, когда он уже готов был заглянуть за стену, его окликнули, и он, словно по волшебству, остановился и пошел назад. Дедушка и Мальчик побежали. Они добежали до странного места. Здесь тоже было всё развалено, но развалины выглядели не так, как улицы и переулки, где они скрывались до сих пор. Они шмыгнули в щель между развалинами и увидели большой зал, раскрошившиеся перроны, покосившиеся столбы. Когда-то здесь был вокзал. Везде громоздились кучи щебня и обломки бетона, но одна полоса рельсов, вместе с кусочком перрона, сохранилась.
И на этой уцелевшей полосе Дедушка и Внучек увидели вдруг чудо: большой, стальной и красивый паровоз. Он был потёрт временем, его красивые колёса выцвели, но он оставался несокрушимым и стойким в буре войны. Внезапно, в кучке щебня что-то зашевелилось. Это был маленький бурый пищащий комочек шерсти.
- Ой, котёнок. – Мальчик взял Котёнка и спрятал за пазуху и почувствовал его тепло и ощутил вибрацию оттого, что животное вдруг мягко заурчало. Дедушка, как завороженный, подошёл к Паровозу и с ним его Внучек. Дедушка залез внутрь кабины и сказал из окна:
- Внучек, залезай, тут столько топлива, что мы сейчас живо разгоним эту старую развалину! Ну, чего ты ждёшь, внучек, залезай, ты же так хотел покататься на Паровозе!
Внучек с радостным возгласом, схватился за сухую руку Дедушки и залез внутрь. Всё было так, как рассказывал Дедушка, всё, до последней детали. Дедушка раскочегарил топку, а Мальчик помогал ему. Вот поезд запыхтел, закряхтел, чихнул и… тронулся. Радостный Внучек завизжал от восторга, видя как Поезд, набирая скорость, всё дальше и дальше удаляется от разрушенного города по уцелевшей чудом железной дороге. Мальчик посмотрел на Дедушку и не узнал его: это был уже не дряблый старик, это был молодой и сильный машинист, в чьих глазах горит чистый огонь восторга! Поезд шел всё дальше и дальше. Вокруг были выжженные поля, покрытые пеплом и сажей, но это было не важно, ведь они были свободны! Они наконец-то освободились от оков усталости и ужаса безнадежности разрушенного города! Они были счастливы, как мальчишки на летнем пляже! А небо над ними было синим-пресиним, лазурным, как стекло красивой и дорогой вазы…
Дедушка остановил Паровоз, они вышли в поле и сели отдохнуть, счастливые и свободные, но… внезапно, над головой прогремели двигатели стратегических бомбардировщиков. Они ворвались в небо, нарушили покой. Ещё секунду назад он казался долгожданным и таким… близким, а теперь небо несло неумолимую угрозу.
- О нет! – Дедушка застонал, закрыл глаза и взял Мальчика за руку.
- Дедушка, я боюсь! – Мальчик задрожал от внезапного холода, охваченный ужасом, они обнялись и… тут прогремел мощнейший взрыв, и Паровоз накрыло…

Новости Евроальянса, второе ноября две тысячи пятидесятого года.
Вчера вечером Японское Военное Управление объявило об одностороннем прекращении перемирия и объявило Европе войну. Первая стратегическая бомбардировка пришлась на несколько провинциальных городов. Оперативные подробности: <…> Когда в один из провинциальных городков N прибыл отряд Альянса, они нашли лишь остатки железной дороги и обгоревший каркас паровоза в пяти километрах от города…

Шум сирен, прожектора шарят по тёмному полю. Поздняя ночь… очередная операция по очистке последствий от бомбардировки. Солдаты Евроальянса приблизились к скелету Паровоза. Один из них заметил что-то неподалёку:
- Эй, парни, сюда, здесь что-то лежит.
На земле лежали два обугленных тела. Это были тела Мальчика и Старика, и они лежали в обнимку. Потрогав тела дулами винтовок, бойцы отошли, только один солдат задержался. Он снял шлем, обнажив голову, его красивое молодое лицо было задумчиво и печально, ветер шевелил его светлые волосы. Он встал на колени и осмотрел трупы. Внезапно, что-то зашевелилось в обгоревших лохмотьях, и из-под них показался Котенок.
- Мяу! – Котёнок жалобно запищал.
Солдат улыбнулся, осторожно извлёк Котёнка из-под останков Мальчика и спрятал его за пазухой. Он снял со своих плеч армейский плащ и завернул в него трупы, надел шлем, отвернулся и пошёл вдаль… вскоре его скрыл густой дым.

***

На севере Вологодской области, на Андомской возвышенности, на северном берегу Кемского озера из покон веков стояла одна единственная избушка. В ней жил старый дед. Про него ходило немало слухов, будто он вот уже сотню лет живёт меж двух миров, мол сама Смерть его жалеет.
Приехав в Ерчино к тётке в гости, я впервые услышала эту историю. Мне стало очень интересно. Я, конечно, не поверила, что старик знает Смерть лично, но пообщаться с ним мне очень хотелось: если ему и правда сотня лет, невозможно представить сколько он всего знает. Возможно, дед согласится рассказать мне несколько историй из своей жизни... Тётя Антонина не сразу отпустила меня. Ещё бы, ведь нужно обходить вокруг озера! Но после долгих уговоров она разрешила мне пойти к той избушке, при условии, что Кузьма Владимирович меня перевезёт через озеро. Я была так рада, что долго лежала на кровати и тупо смотрела в потолок, пока не заснула.
Следующим утром, сразу после завтрака я отправилась по дороге на пирс, где в старой домушке жил лодочник Кузьма. Все звали его просто Кузя, но я не допускала по отношнию к нему такой фамилиарности. Вобщем, мы собрали то немногое, что могло бы нам понадобиться в пути и отчалили. Плыли довольно долго пока не пристали к берегу.
- Теперь иди до того холма, а с него увидишь избушку, - сказал Кузьма Владимирович.
- А вы?
- Я тебя тут подожду. За лодкой нужен глаз да глаз.
На том и порешили. Я поднялась на холм, с него действительно была видна маленькая изба. Вокруг неё даже не было изгороди. Казалось: домик стоит прямо на линии горизонта. Я спустилась под откос и пошла по еле видной тропинке. Подходя всё ближе к избёнке, я на миг увидела меленькую девочку лет семи, но через миг её уже не было. "Интересно, что это", - подумала я. Наконец, я достигла цели: вот она избушка, перед ней скамеечка из какого-то хвойного дерева, а на скамейке пожилой мужчина. На вид ему и правда как минимум лет девяносто.
- Доброго вам дня, - подала я голос, - Простите, но это вы тот самый старик, что живёт здесь больше века?
- Я живу много дольше... - тихо сказал мужчина. - Если хочешь, я расскажу тебе мою историю.
- Конечно хочу! - воскликнула я.
- Присядь, внучка, - старик улыбнулся и начал рассказ:
[Давно, когда мне шёл восьмой десяток лет, ко мне пришла девочка с матерью. Женщина ничего не сказала, лишь спросила разрешения пройти в дом. Я её впустил, усадил за стол и поставил самовар. За чашкой чая женщина поведала мне о странной особенности своей дочки. В дом, куда приходила девочка за ней следом приходили либо достаток и счастье, либо болезнь и разорение. Она у всех просила лишь воды глоток, но это проверка. (Девочку зовут Голгофа. Имя странное для нашего края, но на другие имена она не откликается) "Если ей понравится как вы предложите воду, то вам повезло..." - Женщина помолчала, а потом добавила:"Только двум людям стало лучше после визита моей дочери. Одному мужчине, который, несмотря на отнятую ногу, достал Голгофочке целое ведро ключевой воды; да ещё маленький мальчик, который приняс ей из дома чашку воды и связку сушек".
Мы допили чай и вышли на улицу. У моего колодца стояла девочка, когда я подошел она ничего не сказала, лишь посмотрела на меня своими карими глазками. Я зачерпнул ей воды из колодца и протянул ей кружку: "Не хочешь ли водички попить? Ты наверно устала бегать целый день". Девочка взяла кружку, посмотрела на воду и тихонько так ответила, не поднимая глаз: "Моя жажда не сильнее вашей", - и протянула мне кружку назад. Я не особо задумываясь выпил воду из неё. Затем мы распрощались. Женщина уже отошла на приличное расстояние, как вдруг ко мне сзади подбежала девочка и, дёрнув за рукав, сказала мне на ухо: "Сбежать от жизни можно, но от смерти - никогда; сама жизнь крылья сложит, тогда вернусь сюда..."]
- Очень интересно! - сказала я, еле скрывая свой интерес.
- С тех пор, внучка, я, как будто, родился заново... - старик помолчал немного, подумал, а потом добавил. - Вот уж восьмой десяток пошёл.
- Тогда выходит, что вам лет то уже за сотню! - воскликнула я, удивляясь просебя.
- Тебе пора, внучка. Мне нужно воды принести: гость ко мне придёт.
Старик поднялся и пошёл к колодцу. Я посмотрела на заходящее солнце, и, решив возвращаться к дяде Кузе, побрела потихоньку...
Когда я дошла до рощицы, за которой должна быть лодка, позади послышался детский смех. Не оборачиваясь, я спустилась к Кузьме Владимировичу. По прибытии в родное Ерчино, я никому не рассказала, что услышала от старика. Зачем? Всё равно мне никто не поверил бы. Думаю мы ещё встретимся с ним когда-нибудь... Все мы когда-нибудь встретимся... Что до Голгофочки, я была бы не прочь увидеть её в живую (если данный оборот здесь уместен).

Капля воды упала на землю. Затем ещё, ещё. Потом всё больше и больше…И, наконец, пошёл ливень. За стеной дождя не было видно дальше, чем на половину вытянутой руки. Капли стучали по латам, издавая мелодичный, ритмичный звук. Меч легко вышел из ножен. И вода заиграла ту же мелодию на нём.
Ливень прижимал траву. Под ногами хлюпала грязь. Странник был словно оглушён. За стеной дождя все звуки заглушались. Воздух заметно похолодел. Дыхание вырывалось изо рта облачком пара. Вода была со слегка солёным привкусом. Он продрог, хотя на нём под латами и была надета рубашка из добротной кожи, плотно прилегающая к телу, которая, обычно, неплохо согревала в холодные ночи. А тут…
Справа мелькнула тень. Он остановился и сплюнул на землю. Дорога эта была выбрана им, как самая короткая. Он знал о подстерегающих его здесь опасностях, но не захотел тратить лишний день на обход. Тем временем сквозь лёгкий туман, созданный дождём, наблюдалось некоторое движение. Но его меч был наготове. Он метнулся в темноту, рассекая надвое тело первого врага. Глаза почти ничего не видели, но слух, пусть даже приглушённый ливнем, вёл его.
Внезапно кто-то схватил его за ногу.
- Совсем уже от рук отбились, - пробормотал странник, отпихивая пяткой сапога наглого бандита и вспарывая ему живот.
Меч во второй раз обагрился кровью.
Раздался крик и перед ним оказался ещё один, с копьём в руках. Меч нырнул вниз, но был сбит с траектории древком. Дерево предостерегающе затрещало. Тогда в дело вступила железная перчатка, и, пока меч отвёл в сторону наконечник, она превратила нос разбойника в кровавое месиво. Тот зашатался и упал без чувств.
Тренькнула спущенная тетива. Но стрела отскочила от добротных лат. Взмах рукой – и меч, вращаясь, улетел в темноту. Раздался звук разрезаемой плоти. А за ним звук, словно упал с некоторой высоты мешок с мукой.
Странник снял подвешенный к поясу топорик и пошёл на звук. Холод уже добрался до костей, заставляя невольно ёжиться. Спустя некоторое время, воин оказался у края глубокого оврага. Внимательно осмотревшись по сторонам, он начал осторожно спускаться. Так уж уложено природой, что мы не замечаем все ловушки, выставленные на нашем пути. Так и он не заметил натянутой верёвки. Споткнувшись, странник покатился вниз, наблюдая, как из грязи, покрывающей дно оврага, с хлюпаньем вырываются лезвия. Но он не собирался так просто сдаваться. Развернувшись, он воткнул в склон топорик и остановил падение, повиснув, держась за рукоятку.
Сверху донеслись довольные голоса, и к краю обрыва подошли пятеро. Ливень значительно ослабел, поэтому странник мог отчётливо видеть их фигуры. Из группы выдвинулся один, по-видимому, главарь.
- Смотрите, кто здесь висит. Убил двоих наших и думает, что может безнаказанно уйти? Давайте-ка, ребята, поможем ему поскорее отделаться от нас.
Он взял копьё у одного из своих товарищей, намереваясь столкнуть странника на лезвия. Но это не входило в планы воина. Он достал из маленьких ножен, висящих на поясе, метательный кинжал. Промелькнула серебристая молния, и главарь шайки разбойников схватился за сердце, глядя на торчащее у него из груди лезвие. Тут же он свалился мёртвым.
- Эй, да он не промах! – закричал один из бандитов. – Давайте стрелами!
Воины потянулись к лукам, но странник оказался проворнее. Выхватив ещё один кинжал, он воткнул его на уровне топорика и, подтянувшись, забрался на них. Теперь у него была боле менее устойчивая позиция для стрельбы. Он достал подвешенный на спине арбалет. Первая стрела насквозь прошила череп одного из разбойников. Воин начал перезаряжаться, попутно уворачиваясь от стрел. Вторая стрела нашла ещё одного разбойника. Третья – третьего. Но четвёртый оказался не промах. Наблюдая, как убивают его друзей, он достал небольшой топорик и метнул его, попав прямо в щель между наплечником и панцирем.
Странник взвыл от боли. Но и тогда не растерялся. Убрав бесполезный арбалет, он аккуратно вытащил из раны топорик и метнул его обратно владельцу. Лезвие поразило цель. Воин посмотрел вниз. Ничего другого не оставалось. Он выдернул из склона холма топорик и кинжал и вновь покатился вниз, на ходу пристёгивая оружие к поясу. Лезвия неумолимо приближались, но он избрал свою тактику. Оттолкнувшись, странник ухватился руками за выступающие лезвия и почувствовал, как остро наточенная сталь сдирает стружку с его металлических перчаток. Заметив единственную свободную от лезвий площадку, он спрыгнул туда. Ощущая что-то под ногами. Он вынул из грязи лестницу и, приставив её к склону, забрался наверх.
Он забрал свои стрелы и кинжал. А затем перебрался на другую сторону оврага. Дождь закончился, и теперь в воздухе стояла приятная прохлада и чистота. У края поля странник обнаружил дерево. У его подножья лежал обезглавленный труп. Меч и голова, с застывшим на лице ужасом, отлетели чуть дальше. Он взял меч и пошёл дальше. Дойдя до первого же ручья, он промыл рану и перевязал. Затем отмыл меч от подсыхающей крови. Потом убрал его в ножны. Он не собирался убивать тех разбойников, но раз уж они не давали ему спокойно пройти…
Странник удручённо вздохнул, провёл рукой по твёрдому ёжику волос на голове и пошёл вдоль течения ручья. Его путешествие ещё не было окончено…

Низкие серые тучи предвещали скорый ливень. Неожиданно усилившийся ветер гонял по воздуху опавшие листья. Осень.
Аверьян поёжился. Приближающийся первый снег ознаменовался понижением температуры. На широкой террасе загородного особняка из мебели был только небольшой стол, рядом с которым в инвалидной коляске сидел Аверьян, прогремевший на весь мир академик Новиков. Ему уже было далеко за семьдесят, морщины причудливой паутиной покрыли лицо. Он был один в этом огромном особняке. Один, если не считать его детища.
Академик Новиков за всю свою жизнь был очень известен. Человек, полностью посвятивший себя науки - это неполное определение Аверьяна. Он жил наукой. Наука - всё, что у него было. Окончил школу с золотой медалью, затем поступил в институт, получил высшее образование. Защитил докторскую диссертацию, был зачислен правительством в группу учёных, занимавшихся разработкой роботов. На этом всякое его продвижение по жизненной лестнице вверх, как такого, останавливается. Проходит десять лет и на Свет появляется универсальный человекоподобный робот с невообразимым для этого времени искусственным интеллектом. И тут - всё.
Краем глаза Аверьян заметил, как к нему из особняка вышел андроид. Почти человек, и ничего, что с большой железкой в голове. Изобретение века, прорыв в технологии. Тьфу! Аверьян ненавидел своё детище больше всего на Свете.
Андроид, кодовый номер ЧАН-15 (человекоподобный андроид Новикова), подошёл поближе. В руках он держал тёплое одеяло.
- Разрешите мне укрыть вас, произнёс он ровным металлическим голосом.
- Пошёл прочь! - академика раздражала каждая минута рядом со своим творением. Он наклонил рукоятку на панели автоматического управления коляской, и та, резко развернувшись, проехала мимо стоящего истуканом робота в дом.
Особняк был огромен. Два этажа, разросшиеся на множество квадратных метров, прямо-таки излучали одиночество. Конечно, ни пыли, ни, тем более, паутины не было - механизированная сиделка строго следила за чистотой, - но в воздухе ощущалась затхлость. Свет нигде не горел, хотя время уже шло к вечеру.
Аверьян подъехал к лестнице, по которой шли рельсы подъёмника, развернул коляску, закрепил колёса. Нажал на кнопку, и коляска, слегка дребезжа, поползла вверх. Достигнув второго этажа, Новиков отцепил колёса и направился в комнату. По размерам она не уступала залу. Повсюду книжные шкафы, в углу кровать, всю дальнюю стену, начиная от середины стены и выше, занимали большие окна. Академик подъехал к столу, включил ноутбук. Экран ярко осветился, став единственным источником света, озарявшим комнату. Новиков открыл одну из программ и продолжил работу над форматированием системы. Единственное, для чего он жил - для науки. У него не было внуков, детей, жены. Лишь работа, работа и работа. Под старость лет, когда он превратился в дряхлого старца, а ноги сковал паралич, его закинули в это захолустье вместе с ЧАН-15. Хуже некуда.
Андроид встал на пороге, не двигаясь. Что-то в его лице, застывшем в безразличной смиренной маске, не нравилось Аверьяну. За что он так ненавидел своё творение? По жизни ему не везло, и он, обозлившись на весь мир, с головой уходил в науку - единственную стихию, где ему почти не было равных. И что ему досталось? Вместо любящей семьи и друзей (не коллег, а именно друзей) - железяка, неспособная внимать всем горестям человеческой души.
- Уйди! - словно истеричный вопль пронеслось сказанное по пустынному особняку. Аверьян схвати мышку и, что есть силы, швырну её в робота. Тот заранее выверенным движением поймал её и, подойдя к инвалиду, встал у стола.
- Вам не стоит нервничать - давление повысится, - андроид аккуратно вновь подключил мышь, - Позвольте мне.
Академик хотел протестовать, но сильные руки уже отодвинули коляску от стола. Пальцы робота, изящные, ровные, завораживающе пробежались по клавиатуре, проделывая работу, на которую у Новикова ушло бы несколько месяцев. Наконец он закончил. Последний удар по нужной клавише - и на экране побежали строчки букв, различные комбинации. После нескольких минут беспорядочного мельтешения всё исчезло, и во весь экран выплыла надпись "Проверка системы успешно завершена".
- Всё, - андроид, казалось, с какой-то гордостью отошёл от ноутбука.
Аверьян взвыл. Последнее, что у него осталось - науку - и ту отобрали. Гнев кипел в нём расплавленным свинцом. Он подъехал к окнам и распахнул одно из них. Дождь уже начался, и в комнату ворвались капли. Среди туч мелькнула изогнутая острыми углами ослепительная молния. За ней, словно пытаясь догнать, пророкотал гром. Новиков вдохнул мокрый воздух, стараясь успокоиться.
- Вам нельзя. Надует ещё, металлическая рука легла на раму открытого окна, собираясь закрыть его, но Аверьян тут же опустил сверху свою ладонь.
- Я так хочу!
- Вы рискуете жизнью, а я не могу допустить этого, - андроид с громким щелчком захлопнул раму.
- Пошёл прочь! - ненависть к этой железяке всё больше наполняла Новикова. - Чтоб я тебя больше не видел!
Робот замер, словно в нерешительности.
- как пожелаете. Но вначале, с вашего позволения, я уложу вас спать. Без моей помощи вам вряд ли справиться.
Насмешка. Но роботы не могут смеяться. Всё равно андроид над ним надсмехался, и Аверьян был уверен в этом.
- Уйди, я сам смогу!
- Не сможете, у вас нет таковой возможности.
Напоминание о собственной слабости заставило академика дышать с огромным усилием.
- Я сам смогу, - повторил он.
- Вы не способны на это.
Точно. Насмешка. На этот раз Аверьян очень чётко её услышал. Это переполнило чашу его терпения. Он вынул из-за пазухи пистолет, который всегда носил с собой, и направил его на робота.
- Уйди, оставь меня одного!
- Вы можете себе навредить. Отдайте мне ваш пистолет, - андроид протянул руку.
Как много знакомого в этой руке. Вон, под наружной неполной обшивкой видна универсальная гидравлика. Такой рукой камни крошить можно.
Выстрел прозвучал сильнее грома с улицы, на пол упала, горько звякнув, гильза, из дула заструился серый дымок. Робот, не скрывая удивления, посмотрел на свою ладонь, в центре которой зияла небольшая дыра с рваными краями.
- Вот видите, - в голосе звучала укоризна, хотя при создании синтезатора речи для андроида функция интонации не учитывалась. - Отдайте мне, наконец, оружие.
- Нет! - впервые почувствовав себя не жалким калекой на попечении робота, а полноценным отцом своего творения, Аверьян вновь нажал на курок. Пули полетели из дула, пронизывая голову, торс и ноги андроида.
Шум затих. Закончились патроны. Пистолет рассеянно выскользнул из руки и упал на пол, огласив особняк глухим ударом. Вслед за ним свалилось обесточенное и обезглавленное тело робота. И вновь тишина окутала дом. Новиков ухватился за рукоятку управления коляски и направился к кровати. Когда он проезжал мимо двери, его охватила неописуемая усталость. Он остановился, тряхнул головой. Ему не было плохо, лишь некоторая приятная лёгкость охватила тело. Он улыбнулся. Теперь он свободен сам от себя.

* * *

Мощный двигатель под капотом ревел, как десяток быков. Мимо проносились красивые загородные пейзажи. Осень брала своё, и листья деревьев вобрали в себя всю палитру цветов: от лимонно-жёлтого до кроваво-бордового. Новая иномарка неслась по дороге, водитель Эрнест выжимал всё, что можно было из машины. Скорость уже зашкаливала за две сотни, когда автомобиль промчался мимо пшеничного поля и ворвался на широкую поляну, окружённую редким подлеском. Заскрежетали тормоза, машина опасно развернулась и полностью остановилась. Эрнест выбрался из автомобиля и размял ноги, затёкшие после долгой езды. Под ботинками хлюпала грязь - ночью прошёл дождь. Посреди поляны стоял огромный особняк, не подававший признаков жизни. Вокруг него стояло несколько машин, в том числе и грузовиков.
Эрнест поднялся на террасу, дверь была распахнута настежь. Внутри по огромному холлу сновали люди, перетаскивая какие-то вещи, громко споря. Пройдя через холл, Эрнест поднялся по изогнутой лестнице с рельсами для инвалидной коляски на второй этаж. Огромная комната-зал была почти пуста. Лишь пара человек осматривали стеллажи. Неподалёку от двери стояла инвалидная коляска. В ней сидел светило всей современной науки, академик Аверьян Новиков. Мёртвый. О чём можно было судить по расслабленному положению тела. Глаза открыты, подбородок почти не опустился.
Эрнест приблизился к столу, где стоял включённый ноутбук, на экране которого светилась надпись "Проверка системы успешно завершена". К нему подошёл один из мужчин, ранее рассматривающий книги.
- Эрнест Квазински. Представитель фирмы, которую основал Новиков, - представился Эрнест, - Я прибыл сюда за информацией о проектах, над которыми работал академик.
Мужчина кивнул.
- Мы проследим за этим.
Эрнест вновь повернулся к ноутбуку и, достав из кармана пальто небольшое устройство, подключил его к компьютеру. На маленьком дисплее сразу возникла заполняющаяся синяя полоска, показывающая количество скачиваемой информации. Проекты Новикова, всё же, достояние и собственность его фирмы. Сложно сказать, что многие ждали смерти академика, чтобы заполучить его имущество, но это так.
Под длинной вереницей окон Эрнест заметил изувеченного андроида. В теле было семь пулевых отверстий. Ещё одна пуля перебила шею и сшибла голову. Квазински подобрал лежащий рядом пистолет, вынул обойму. Пустая.
Он подошёл к мертвецу, опустился на корточки, посмотрел в неподвижные, словно стекло глаза. Странно, но академик улыбался. Мало кто видел улыбку на его лице, он был всегда очень серьёзен. Они многим обязаны ему. Эрнест вздохнул. Такой жизни не пожелаешь никому. Никому не нужный, целиком отдающийся работе. Хоть в смерти он счастлив.
Эрнест поднял руку и, проведя пальцами по лицу великого академика, закрыл тому глаза.

Покойся с миром..

Контрактор
Я рад бы просто быть,
Не знать забот и сожалений,
Хотя лучше и не быть,
Существование создает проблемы.
Контрактор №201
Земная версия

Я рад бы просто быть,
Не знать забот и сожалений,
Хотя я готов и с ними жить,
Ведь я живу в любви и мире.
Слова истинного Я
Более или менее переведенная версия

Глава 1
Контрактор
-Что ты думаешь о будущем? Скажи, каким ты его себе представляешь?
Этот вопрос мне задала девушка, которой я очень нравился, но мне она, если честно была безразлична как существо другого пола. Так как я не обычный человек, проходящий урок на этой земле…
***
Зачем я согласился на встречу с ней? Почему я это сделал? Я не знаю. Просто так захотелось а точнее на эту встречу вечером в парке я согласился только потому что мне нечего было делать… Хотя нет, мне просто было скучно и я хотел как бы это сказать “острых ощущений”, а тут она звонит, и застенчиво спрашивает не свободен ли я сегодня вечером. Ну я и сказал, что нет, хотя у меня и была работа. Она естественно предложила встретиться, а я естественно согласился, предложил пойти в парк, как раз туда, где у меня и была сегодня вечером работа…
Если по правде я не специально выбрал именно её, так просто получилось. Ну, судьба была у неё такая что ли! Или звезды сложились не так. Я не знаю… Да и не больно то и хочу (Но в глубине меня было догадка насчет нее, к которой я не прислушался). В общем если б позвонила другая, то это все случилось бы с другой, или если б никто вовсе не позвонил всего могло бы и не быть, а так, что я могу поделать ну не повезло ей вот и все.
Почти два часа до назначенного времени я готовился, выбрал одежду, подходящую для сегодняшнего дела, достал меч (если честно то он больше был похож на длинный кинжал, но я гордо именную его МЕЧ) потом одел ножны, которые крепились на спине и причем меч я доставал не из-за головы, а из под мышки. Спросите почему? Да все очень просто, вы попробуйте пройтись по городу с торчащей рукоятью из-за головы… Ну как представили лица прохожих? Вот-вот я тоже представлял, поэтому уже с двадцатого века пришлось осваивать новую технику мгновенного извлечения меча. Да и меч мягко говоря пришлось поменять… Если б я знал, что буду работать таким огрызком, который не под каким предлогом уже не назвать мечом я бы наверное в жизни бы не согласился быть контрактором. Что!? Вы не знаете кто такой контрактор. Боже! Из какой же вы дыры вылезли! Ах да… Я забыл вы с земли, и я к сожалению тоже должен быть здесь, что еще печальней.
Эх… В общем контрактор – это так сказать существо с человеческим обликом, но не ограниченное этой жизнью. Можно даже сказать, что я бессмертен. Нет, не подумайте, что меня нельзя убить или что-то в этом роде. Я не робот какой-нибудь и не ангел, спустившийся с небес (куда мне до него), не демон. Я так сказать душа из другого измерения с менее ограниченными возможностями. Как это понимать? Да очень просто: все люди, перед тем как прийти в этот мир, шли сюда с какой-то целью. Мы все должны были выполнить её в этом мире, за что нам там наверху засчитается, проще говоря, мы имеем шанс стать душой более высокого уровня весьма можно сказать легким образом. Причем легким только в смысле времени, а не в смысле выполнения. Что еще? Ах да, я душа из другого измерения отличаюсь от других только тем, что я согласился на контракт, так сказать на работу на всевышнего, по условию которого я должен буду приходить в разные измерения… хммм… так сказать вашего типа и должен очищать их. В каком смысле спросите вы? Да в самом обычном я должен стирать с лица земли последствия вашей неосторожной работы, и могу вас уверить это не легко. Под вашей неосторожной работой подразумевается нежелательные творения ума вашего, или проще говоря, бред сумасшедшего, который воплощается в вашем мире и мягко говоря, мешает его развитию и которому в нем еще не место. Да и вообще, по моему мнению, все ваши творенья бред сумасшедшего, но это так сказать сугубо моё мнение.
В общем, таких как мы немногие просветленные называю контракторами. В некоторых мирах нас считают существами высшего порядка, но это не так, мы обычные души, только сумевшие выполнить чуть больше взятых обязанностей в других измерениях или так сказать земной жизни (так вам будет понятнее). Хотя по сравнению с вами мы наоборот можно сказать менее развитые души, так как мне для того чтоб достичь наивысшего уровня надо исполнять свою работу на протяжении многих тысяч лет, а вам была дана возможность достичь его за один миг, всего за промежуток короткой человеческой жизни. Хотя есть одно “но”, вы также можете пасть на самое начало или дно развития то есть разложиться на составляющие души и начать весь путь заново, а это мягко говоря наиболее вероятно в том современном мире в котором вы живете сейчас. И.т.д. и.т.п…,а то я думаю, вам уже надоело слушать объяснения о моих обязанностях и тому подобном.
Ах да! Чуть не забыл, я еще в отличие от человека не ограничен временем. Я могу выполнять свою работу одну тысячу лет, а могу и все двести. Вот как оно все закручено! Чаще всего время моей работы в определенном измерении определяется временем существования мира, в котором я нахожусь, в вашем случае (в смысле земном) это время варьируется от прямо сейчас до бесконечности. Почему? Не спрашивайте, я и сам не знаю, почему.
Где-то около двух часов я готовился к сегодняшней очередной работе, потом на скорую руку перекусил. Да перекусил - вас удивляет и это? То, что я практически могу жить вечно не отменяет глупые законы этого мира, если честно то такие вещи как еда, сон, да и что уж там скрывать секс мне в принципе по душе, я ведь не робот, в конце концов! Вы что же думали я аки супермен очищающий мир от зла живу и работаю на чистом кислороде и благодарностях прекрасных дам которых я спас (хотя какие в моей работе прекрасные дамы)? А вот не дождетесь! Я как и все только знаю чуть больше и могу чуть больше… (Кстати тоже самое можете и вы, только вы в это не верите и поэтому у вас ничего не получается.) Ваши глупые стереотипы и ограниченность поведения в обществе сами по себе ставят вам преграды, и многие этого не замечают . Странно, не правда ли? Я вот уже вторую тысячу лет здесь и диву даюсь, как вы любите усложнять себе жизнь…
Вы также, наверное, удивляетесь как такой как я с виду (если не считать “меча”) обычный человек может быть так называемым контрактором. Думаете все … Что крыша у человека поехала да? Не отрицаю. В этом мире все возможно. Я даже не удивлюсь, если кто-нибудь завтра скажет, что солнце взошло на западе. Да, в общем, мне и без разницы с какой стороны оно взойдет мне лишь бы работу выполнить, а будет солнце или не будет это не моя забота. Мне, говоря всем понятным языком, все по боку. Даже если завтра вообще не настанет.
Я думаю, вы обо мне после такой тирады не очень-то высокого мнения. Вы уже считаете меня пессимистом, эгоистом, лентяем - который с жиру беситься, законченным уродом и все-таки сумасшедшим. Ну, в некоторых аспектах я не такой уж и плохой, а в остальном вы правы… Ну скажите кому в этом мире хочется быть хорошим всю жизнь, а в особенности так долго как живу я а? Вот и я тоже подумал, а зачем мне быть хорошим? Меня там наверху не ограничивали какими-то определенными рамками поведения (ну почти), главное выполнение работы, а в остальном я такой же обычный человек, как и все.

Местом назначения был городской парк. Затерянный в лабиринте большого мегаполиса, он являлся, чуть ли ни единственным большим зеленным участком в черте города. Поэтому вечерами здесь собиралось довольно много влюбленных парочек и просто людей желавших отдохнуть от суеты мегаполиса отправившись так сказать на городскую природу.
Встретиться мы договорились на набережной реки, которая разделяла город на две части старый и новый город – так называли эти части люди. Правый берег являл собой архитектуру и устои старого образца и поэтому назывался старым городом, левый же берег вместе с парком являл собой обновление и символизировал новую эпоху и поэтому назывался новым городом. Совсем недавно всего двадцать лет назад центр города был перенесен с правого на левый берег и связи с этим правый берег практически был забыт почти на пять лет. И через некоторое время уже с трудом верилось, что это когда-то был один город. Посмотрев на город со стороны, я стал негласно называть эти две части города символами смерти и жизни. Левый блистал частотой и порядком, эталоном красоты и поэтому он символизировал жизнь. Правый же берег обветшал со временем без постоянного ремонта и выглядел, как бы искаженным отражением левого, поэтому он символизировал смерть. Люди же разделились на элиту, живущую на левом берегу и середняков и бедных, живущих на правом.
Лично я жил на правом берегу, хотя мог бы купить себе квартиру и на левом, но я не стал. Я за последние пятьдесят лет настолько привык к своей старенькой трехкомнатной квартирке, что пока не настанет срок сменить город (обычно я переезжаю из города в город каждые сто лет) я не променяю её ни на какие хоромы. Девушка же с которой я договорился встретится, на набережной, жила на левом берегу, а точнее на самом его краю буквально сразу за парком. Если мне, идя через дворы до набережной надо было затратить на дорогу двадцать минут, то ей, чтобы попасть туда же надо было просто спуститься вниз и пройтись через парк на прямую к берегу. На всю дорога в целом она тратила максимум минут пять.
В общем, ровно за пятнадцать минут до назначенного времени встречи я был на месте. Её еще не было. Я и не думал, что она придет так рано, девушки вообще любят опаздывать. Так что я не удивлюсь, если мне придется прождать ее еще минут тридцать или сорок. Все это я продумывал так краем, в основном я был занят, тем как мне найти свою цель. Я знал, что оно здесь, и сейчас я был уверен, что оно почувствовало мое присутствие. Эта ситуация напоминала сцену “охотник и жертва”, только с одним маленьким нюансом жертвой мог стать и я…
В этот день я почему-то делал все не так… Не знаю, что было этому причиной. Может я устал (не может, а точно, целых две тысячи лет батрачу, а благодарности никакой!), на солнце перегрелся, стал уже стар, или еще что… Я не знаю. Просто так видно было должно случиться или так пожелали сверху. Ну или в конце концов можно сказать это была моя судьба которую я выбрал…
За весь сегодняшний день я уже успел совершить несколько необдуманных поступков. Первое это то, что я согласился на свидание, которое только мешает мне. Второе я медлил с поиском цели моей работы, хотя знал, что моя цель меня почувствовала и наверняка подготовиться, что сделает выполнение моей работы на порядок сложнее. Ну и в третье это то что, зная все это, я спокойно стою на набережной и умиротворенно смотрю на неспешное течение реки…
Я конечно понимал, что мне уже надо прекратить отлынивать, надо приступать к “работе”. Но почему-то медлил… Я словно предчувствовал беду, но при этом ничего не собирался менять, или предпринимать. Я не сознательно смирился с тем, что меня ждало впереди. Вглубине души я чувствовал это неизбежно…
Так, на часах уже половина шестого, а это значит, что у меня около десяти минут для того чтобы зачистить место. Перед началом я еще раз проверил свою немудреную экипировку, удостоверился, что меч удобно ложиться в ладонь и отправился на поиски. Искать мне долго не пришлось, всего через каких-то пять минут поисков я почувствовал на себе взгляд…
- Эй, я здесь!
Я обернулся, и увидел ее… По-моему на моем лице отразились сразу все мои мысли, потому как она неожиданно вскрикнула и уставившись в меня страшным… нет даже каким-то диким взглядом застыла на одном месте. И даже время вокруг замерло… Все люди, машины, птицы, ветер, течение реки, солнце все это остановилось ,на какой-то миг мне показалось, что все вокруг умерло и я единственное живое существо. Но это было не так, и я это хорошо знал. В первые минуты установления печати пространства всегда так, тишина, опустившаяся на этот суетливый мир окутывает все вокруг поглощает все звуки, словно губка, впитывая их в себя и на некоторое время в моей можно так сказать духовной части, наступает покой… Я как бы обретал просветление, которое потерял, придя в этот мир. Но также я терял ощущения мира и обретения всего пространства... Я понимаю, что это тяжело понять людям. Да и мне когда это мгновение пройдет, тоже будет казаться сном, просто, чудесным сном… Жаль если честно… Люди обретают такое чувство только когда умирают, или когда становятся чистыми и телом и душой (проще говоря святыми).
Раньше эдак лет пятьсот или шестьсот назад я часто ставил печати времени ради того чтобы запомнить это ощущение, ибо я хотел избавиться от той человеческой личности которой я был на земле. Я пытался врезать это ощущение в себя, но получалось не очень… Это очень похоже на момент когда ты что-то хотел сказать и вдруг забыл. Ты понимаешь, что вот только что ты это знал, но забыл… И это ощущение знания и не знания одновременно и оставалось каждый раз у меня с единственной разницей я не мог потом вспомнить то что я “хотел сказать”. Я практиковался даже использовал разные записывающие устройства и пытался подключить к этому иных просветленных. Но все это не увенчалось успехом. Через какое-то время я просто пытался найти покой в эти недолгие моменты перехода от реальности этого мира к реальности моей печати пространства.
И вот сейчас я тоже просто стоял и с упоеньем слушал тишину, биенье своего сердца и снова ощущал потерянное… Все пространство вокруг как бы зациклилась на мне, люди которые всего мгновенье назад были вокруг и жили своей повседневной жизнью исчезали. Они не принадлежали моему миру – миру, где было место только для меня и для моей цели.

Глава 2
Ограничение

- Что может быть страшнее смерти? – услышал я хриплый еле слышный голос.
- Жизнь. – Ответил я машинально даже не думая.
Мы стояли напротив друг друга. Вокруг нас не было ни души, лишь пустой город, да небо над головой были свидетелями того, что сейчас происходит. Я и он стояли неподвижно и смотрели друг другу в глаза. Мы словно были заворожены друг другом, у меня даже возникло ощущение родства… В принципе наши сущности были идентичны и родство действительно между контракторами и пожирателями отдаленно было.
Ни я ни он не делали никаких движений, наверное, на протяжении нескольких часов, или минут… Я не знаю, мы словно выпали вообще из этого потока времени. Ни он, ни я не нарушили гармонию, наступившую между нашими сущностями. Мы стояли и сражались, но не физически… Это наверное было похоже на битву натур или характеров... Хотя нет, по масштабам будет верна аналогия столкновения двух планет. Именно такое количество энергии разлеталось от нас в пространство. Я не уступал ему, а он не уступал мне. Через некоторое время вокруг нас стала проявляться свечение наших столкнувшихся аур. И уже невооруженным глазом можно было увидеть словно бы искры, разлетающиеся в разные стороны от места их соприкосновения.
Но сегодня как я уже говорил, мне не “везло”, потому, что он оказался, не так уж слаб, как я думал. Точнее в глубине меня там где-то, где было мое истинное Я, а точнее там, где у меня все еще сохранялся канал связи с истинным собой все трубило о том, что сегодня все будет не так как обычно…
Он медленно, даже можно сказать очень медленно начал поднимать руку. Я сразу понял дела становится серьезней и мне уже надо переходить к активным действиям, если я не хочу испробовать на себе пару штук посерьезней…
* * *
Но при этом другая моя часть, та часть, которую я обретал или даже можно сказать та часть меня, что пробуждается при переходе во временную печать давала мне настойчиво понять, что вот он мой момент освобождения!! Я не мог понять, что за освобождение, ибо в моем разуме это означало конец земли и мое возвращение к единому. В меня это было вбито при моем соглашении, и я знал, что я сам согласился на все то, что со мной происходит и все что у меня есть это выбор… Но также я знал что-то еще. Что-то что я не мог вспомнить или можно понять. Я сам скрыл от себя это. Это тяжело объяснить. В вас с самого рождения, как и во мне, были заложены естественные барьеры, которые не должны были дать вам обрести это знание. Почему спросите вы? Скажу честно мне то же хотелось бы знать, ведь во мне он тоже есть, просто изначально я имел чуть большей информацией (просветлением) чем вы. Но вы в отличие от меня можете со своего начального уровня обрести просветления моего уровня обрести все мои способности и даже пойти дальше, а я этого лишен. И опять же вы спросите, почему я знаю это, не знаю другого, что естественно должен был знать, имея те знания, которыми я обладаю? Почему я не могу пойти дальше по пути просветления (получения информации)? Я вам отвечу то что знаю, то что было мне дано изначально и то что я почерпнул из ваших знаний бога. Или проще говоря самих себя, ведь в каждом есть частичка бога. Я контрактор и как было сказано свыше я служу тем, кто получает урок. Я сам согласился и ограничил себя, для того чтоб я мог выполнять свою работу. Я не должен проходить урок, который вы называете обрабатыванием кармы. Я должен был помочь вам избавлять вас от ненужного. Того, что создавал ваш разум и того, что не должно находиться на земле, так как это помешает прохождению вашего урока. И потому что сами вы избавиться от этого пока что не в состоянии.
Все это я вам объясняю под влиянием того, что я прошел свой путь. Мир изменился, и вместе с миром изменились вы сами. Вам в вашем измерении не нужен больше так называемый вами высший служитель - контрактор. Вы сами способны извести весь негатив, который, вы сами и породили. Мне же позволено уйти до завершения срока существования вашей планеты и это прекрасно. Точнее той небольшой части, что находится в этой биологической оболочке. Так, по-моему, я уже сказал слишком много…
* * *
Мой разум помутился или что-то еще, я не знаю… Я вдруг понял, что я уже целую вечность, а это аж две секунды наблюдаю за пожирателем. И именно эти две секунды он использовал для того чтобы поглотить мою печать. И не просто поглотить, а вместе с этим одновременно поставить свою… И это было бы очень плохо. Это даже можно назвать моей глобальной катастрофой или моим персональным апокалипсисом… И при всем этом мне было совсем не страшно и как ни странно смешно что ли. Я ликовал внутри, словно вот только сейчас узнал, что выиграл миллион или моя работа контрактора окончена (как же я был близок к истине, которую три секунды назад расписывало мое настоящее высшее Я, истина которую я благополучно забыл).
Я не нервничал и не метался, лихорадочно ища выход из этой ситуации. Я просто сделал выбор. Я решил идти навстречу тому, что меня ждет впереди. Я контрактор, который был прислан защищать людей от их же порождений. Я тот кто является последним барьером между вами и ними и только поэтому я не проиграю. Все что я мог сделать в этой патовой для себя ситуации это остановить его печатью смерти, которая была доступна мне как человеку. Что такое эта печать я не знаю. Точнее я даже не знаю, зачем у меня есть знания об ее применении или вообще на кой мне это умение. Ведь я был сотворен с условием того, что я могу победить любое ваше порождение в своей печати. И я даже не знал, что пожиратели могут делать печати (раньше этого в моей земной практике никогда не случалось). Да они могут пожрать нашу печать и попытаться скрыться, но не более. Даже его печать я смог распознать, потому что она имела аналогичные свойства с моей собственной печатью. Вы наверное думаете что стоит мне тоже снять его печать я ведь контрактор я посланец с неба. Ведь вы всегда верили в то что свет сильнее тьмы и то это вам говорил любой монах или мула. Да это так я могу снять его печать… Но есть одно такое весомое но! Я не смогу его уничтожить обычными методами, ибо он уподобился мне, то есть он стал контрактором в каком-то смысле. Я не могу ему причинить вреда, так же как и он не может причинить его мне. Но он может причинить вред вам, а это самое страшное, что может произойти с контрактором. Я не мог этого допустить я не мог дать ему уйти. Поэтому я использую печать смерти. Я… Я не знаю что будет, но это просто пришло ко мне. Мне словно кто-то впихнул эту мысль в голову. Мне словно открылись доколе мне неизвестные мои возможности, которые были обговорены на случай форс мажора или чуда.
Я достал свой “меч” и провел по ладони вскрывая ее так чтоб кровь текла как можно обильнее. Потом я проделал туже процедуру с другой ладонью. И когда кровь окропила землю мира пожирателя он словно бы взбесился он до этого просто стоял в отдалении от меня и пытался пробить мою ауру и поглотить меня. Он не понимал, что не может причинить мне вреда. Он не был порождением наделенным разумом, он был порождением, напитанным вашим страхом и поэтому был вашим персональным доморощенным монстром.
Тем временем, пока он пытался до меня дотянуться, просто открылся, убрал барьер силы и дал ему до себя дойти. И тут можно сказать выпятил грудь на амбразуру и просто сказал:
- Да будет свет и любовь ,Да будет воля и царствие всевышнего! – сказал я это с радостью и гордостью пятилетнего ребенка, которому только что была дана честь сказать коронную фразу своего мультяшного героя.
Мир печати пожирателя начал меняться, на нем как по стеклу пошли трещины, как и на самом пожирателе, он обратился в прах. Я же начал падать, так как сила единого прошло через мое тело не способное пока пропускать такую силу без последствий…
Обычный мир начал возвращаться. Все вновь становилось на круги своя. Появлялись люди идущие по своим делам или спокойно и мирно прогуливающиеся по набережной. Появлялись дома, которыми обильно были застроены все города современного мира, в которых тоже кипела своя жизнь. Появлялось вновь привычное пространство, в котором обитали все мы и этот мир…
* * *
Я умер. Я это знал и почти все хорошо понимал. Хоть я и умер я не чувствовал боли которая по моему мнению должна была этому сопутствовать. Мне вообще не было больно даже здесь за кромкой. И я вообще тут ничего не чувствовал кроме… Кроме такого знакомого чувства… Чувства… Любви что ли, или чего то высшего. Чего-то такого чего я не в состоянии был понять пока я не я. “А теперь стоп! – когда я заставил остановиться анализ моих ощущений и своего состояния в общем в моем сознании которое не угасло даже после смерти пролетали… Нет даже можно сказать с огромной силой проносились тысячи панических вопросов на которые я не мог ответить. - Почему это я не я? И вообще кто я? Почему я знаю, что умер? – и таких вот «почему» было много очень много и на все эти «почему» я не имел ответа.
В моем сознании начинали происходить мыслительные процессы, которые пытались хоть как-то логически связать мое теперешнее состояние. И я даже уверен, если бы я был еще жив или это все навалилось на меня при жизни, я бы в лучшем случае сошел с ума или умер. В худшем… Нет! Не надо думать о худшем. Тем более это даже немного смешно думать о худшем, когда хуже уже не бывает. Я же умер, что же может быть для человека хуже? Ну возможно и есть чт… Стоп! Я подумал «ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА»!!! Что же это значит я был человеком или меня так звали… Может мое сознание несознательно еще думает о бо мне как о существе называемым человеком? Или я и есть – человек? Я даже не знал, почему думаю именно так. Я вообще сейчас нечего не знал, или знал, но что-то мне мешает этим знанием воспользоваться.
- Правильно старый друг. Тебе мешают твои врожденные барьеры, которые нужны были тебе там где ты был.
Я услышал звонкий переливчатый, можно даже сказать такой вкрадчивый голос, который шел от всей сущности того кто говорил и содержал в себе столько тепла, что я… Нет даже не я, а все мое существо затрепетало, словно это был голос который был мне знаком. И все мое существо, можно сказать, свело в судороге ностальгии. Да, да! Именно так как бы это не звучало и не воспринималось моим сознанием. Я не испугался этого чувства. Я не даже не почувствовал беспокойство о том откуда этот голос идет и вообще откуда взялся его обладатель. Да что сказать я даже до сих пор не открыл глаза. Да до этого момента я не подозревал о том что это надо сделать. Я даже не знал что они у меня есть эти глаза.
- Не надо так нагружать логику, Друг. Знай, что она была дана тебе с любовью, и ты её с любовью же и принял. Знай, же что ты прошел свой путь. И мы чтим тебя за это. – голос звучал с таким теплом, что мое существо потянулось к нему всей своей душой.
- Твой путь закончен, - повторил он - но ты можешь продолжить его, или же уйти начать новый, уже в другом месте. Ты выполнил свой контракт. Ты освободился, ты обрел большее просветление. Ты повысил духовную вибрацию своего духа.
Я внимал его речам. Я со всей своей возможной силой пытался понять их смысл. Я знал, что они направлены им на меня для того чтобы мне помочь. Я знал, что он желает мне только добра. Я знал… Но не мог понять… Мой разум и моя логика не хотели этого понимать. Они бунтовали все время норовя запаниковать или испугаться. Они все время пытались сделать это на основе лишь того, что это за гранью их пониманья. Они все время уводили от меня вновь и вновь возникающий проблеск понимания, который зарождался и вновь угасал, как только они вклинивались в этот процесс.
- Друг, открой глаза.
Как это не парадоксально, но я уже и целую минуту не могу их открыть. Потому как я не знаю как это сделать… Я не мог понять это существо желающее мне добра. Я не мог сделать то что оно просит. И вот это уже привело меня в отчаяние. Я почему то вдруг понял, а точнее решил что я в безвыходной ситуации и следовательно надо что-то делать. И как примерное существо следом за этим выводом я сразу же поддался паническим сигналам разума, который с настойчивостью тарана пытался пробудить во мне страх.
И вот тут вдруг ни с того не сего от страха или еще от чего я сделал это. Открыл глаза. Точнее открыл я то их открыл, но понять этого не смог потому как принял свет, который вдруг взялся из ниоткуда за безумие… Представьте себе безумие после смерти. Ни это ли является безумием.
Но существо, словно зная, что со мной происходит, остановило меня. Оно дотронулось до меня, и все пропало. Страх, паника, боль от безысходности. Все это растворилось. И я увидел ЕГО. Точнее я его почувствовал, ибо его невозможно было просто видеть. И я его знал… Бррр…. Нет не я, а моё… Моя… Ну в общем я не знаю.
Вслед за страхом и всем остальным пропала и амнезия. Да я теперь знал, то состояние, в котором я находился, тот я, которым я был совсем недавно назвал бы его амнезией. Так же я знал, кем я был. Знал, где я был. Знал, что я исполнил свою миссию, свой контракт и это наполняло мою душу (теперь я знал и это) радостью. Мой путь окончен. Я все сделал правильно и освободился от оков биологического тела и от своей личности. Осталась лишь логика мышления, но и это не надолго…

Вечер тихо подкрался к трем путникам, что расположились в лесу подле дороги на привал. Солнце было по-вечернему ласковым, оно уже не жгло и не жарило, как днем. Поглаживая всё своей большой ласковой ладонью, дневное светило уходило в свою ночную обитель за далекий и бесконечный горизонт.
Луна уже вступала в свои права, а путешественники, рассевшись вокруг костра, завели беседу.
- Ну и где же Эд? – проворчал один из путников – темноволосый и мрачный. Казалось, он совсем не умеет улыбаться. – Послали воды принести, а он, видимо, решил обойти пешком всю планету!
Его левый сосед, кудрявый блондин, заразительно рассмеялся, обнажив идеальные зубы, а потом отшутился в ответ мрачному:
- Очевидно, он решил выкопать колодец, прежде чем набрать воды.
- Шутки шутками, Макс и Сид, а я начинаю волноваться, - сказал третий, нервно оглядываясь по сторонам. – Я слышал, словно тут живет таинственное племя, которое швыряется камнями и умеет незаметно ускользать так, что и кошка не приметит!
- Да ладно тебе, Джон, - беззаботно ответил Макс, тот, что был блондин. – Ты веришь во всякую чепуху. А если я скажу, что тут водятся огромные гоблины, злые, беспощадные, кровожадные?
- Тут ещё и гоблины водятся? – дрожащим голосом спросил Джон, побледнев, что стало заметно даже в неверном пламени костра.
Макс лишь рассмеялся.
- Ребята, смотрите, что я нашел!
К костру подбежал их четвертый друг, Эдвард. Он был запыхавшийся, лицо раскраснелось. В руках его сверкали удивительной красоты карманные часы, явно сделанные из золота. Охая и ахая от восторга, друзья окружили Эдварда, любуясь находкой.
Снаружи часы были украшены изящным рисунком, обрисованным тонкой линией из белого золота. Рисунок был непонятный, загадочный, но от этого становился ещё более прекрасным. Внутри крышка была покрыта странными надписями, похожими на руны, а каждый час был отмечен разным драгоценным камнем - рубин, сапфир, гранат… Двенадцать часов главенствовали маленьким бриллиантом, искусно ограненным. Он, хотя и маленький, вбирал в себя малейший отсвет и преумножал его в каждой своей грани.
- Я нашел это в маленькой пещере с дверкой, - пояснил Эд, когда волнение вокруг находки немного успокоилось. – Там было пусто, только эти часы висели на крючке у двери. А ведь у любой вещи должен быть хозяин!
- Может, там жил карлик. Да, скорее всего там жил карлик, - убедительно сказал Сид.
- Я же говорил, здесь живет какой-то народец! – воскликнул Джон с таким выражением, с которым обычно говорят: «Ага, попался!»
Друзья начали спорить – Сид и Макс спорили с Эдом и Джоном о личности хозяина великолепных часов. Первые двое отстаивали идею о карлике, Эдвард и Джон были уверены, что это какой-то народец, который живет в этом малоисследованном лесу. Внезапно за спиной Эдварда хрустнула ветка, и путники мгновенно смолкли. Как-никак стояла глубокая ночь, и ночью как-то особенно начинает вериться в различные выдумки, легенды и небылицы!
Эд, не растерявшись, ловко сунул руку в куст и вытащил оттуда упирающегося маленького человечка.
Человечек был ростом чуть выше, чем по пояс Эдварду. На нем была ярко-желтая рубашка, зеленый жилет и коричневые брюки в серую полоску. Полуростик был кучерявым и круглолицым, из-за чего лицо казалось немного детским.
- Воришка! – укоризненно сказал Эдвард. – Ты зачем залез в мой карман? И кто ты такой вообще?
- Я … я… хоббит!
Раздался нервный смешок.
- Вот уж враки! – возразил Макс. – Нет на свете никаких хоббитов! Мы не настолько идиоты, чтобы купиться на такую глупость!
Хоббит шумно вздохнул – ему было неудобно, так как Эдвард всё ещё держал его за шиворот.
- Хорошо… Я вам скажу, кто я. Я Взломщик.
- Ты, маленький и неуклюжий, взломщик? – удивился Джон.
Нет, я Взломщик с большой буквы «В»! – гордо сказал ночной вор. – И я могу вам это доказать. Я ловкий и быстрый, могу в темноте попасть в белку из пращи!
(Всем известно, что хоббиты изумительно искусные стрелки из пращи, а так же обладатели очень острого зрения).
Это заинтриговало путников, и они наперебой начали просить, чтобы воришка показал свое умение меткого стрелка. Хоббит, недолговременно думая, извлек из кармана жилета пращу и, пошарив пухлой ручкой в траве, отыскал подходящий камешек округлой формы.
- Смотрите! – воскликнул хоббит, и камень, стрелой вырвавшись из пращи, улетел куда-то между ветвями вяза.
Путешественники начали вглядываться в темноту, и услышали лишь едва заметный шорох.
- А где этот мазурик?! – воскликнул Эдвард.
Друзья обернулись – ночного воришки не было. Удивленные, как тот сумел так незаметно удрать, они услышали насмешливый голос хоббита:
- А ещё я первоклассно обвожу вокруг пальца Громадин!
И был таков.
- Он стащил часы! – возмутился Эдвард, обшарив карманы куртки. – Маленький жулик!
- А я говорил, - заметил Джон, собираясь укладываться спать. - Я предупреждал. Никогда меня не слушаете…
Хоббит тем временем бесшумно шел по малоизвестной людям тропинке к себе домой, посмеиваясь над глупостью людей:
- Хоббитов не существует! Ха-ха-ха! Как же не существует, если они видели меня своими собственными глазами? А чужое добро брать, значит, естественно, но когда хозяин изъявляет желание вернуть украденную вещь, то объявляют его воришкой! Ох уж эти Громадины… Зря они считают себя такими умными. Как им до нас ещё далеко… А часы, подаренные дедушкой, да ещё и сделанные в давние времена народом подгорного короля, я им не мог оставить. Да и насчет банки сгущенного молока… Я не думаю, что они сильно огорчатся. Огорчатся они, если узнают, как скоро им придется увидеться с парой орков, что скитаются по Западному тракту…
Устроившись на лавочке у своего нового дома, хоббит набил резную трубку трубочным зельем и с удовольствием пустил седое колечко, которое на фоне звездного неба казалось призрачным и загадочным.
В калитку тихо стукнули несколько раз.
- Проходите, дорогие гости! – радушно сказал хоббит, пропуская в дом несколько невысоких фигур в плащах с капюшонами. – Я вам расскажу презабавную историю, что приключилась со мной…
Гномы, что пришли под ночь погостить в новый дом ловкого и хитрого хоббита, долго смеялись, когда узнали, насколько люди высоко задрали нос, считая себя самыми умными, попивая ароматный чай и заедая пирожными со сгущенкой.
- Однако один из них знал о хоббитах, - заметил наш «вор поневоле». – Вдруг он сможет убедить остальных в нашем существовании?
- Не бери в голову, наш шерстопятый друг, - успокаивающе сказал гном с крючковатым носом и рыжей бородой. – Даже если он напишет книгу о хоббитах, никто никогда не поверит в это!
Он оказался прав…. Ну кто из нас верит в существование хоббитов?

«О Средиземье».

Он нам открыл волшебный мир,
Сам как волшебник-Митрандир:
Здесь гномы руды златые куют,
Песнопевцы героям песни поют,
Здесь о волках в овечьей маске,
Здесь расхожденье жизни с сказкой,
Прекрасные девы с жемчужной слезой,
И Белое Древо за крепкой стеной.
Здесь маленький, слабый – реальный герой,
И смерть, и предательство следом змеей.
Здесь магия, сила и мудрость, любовь,
От дружеской силы нам здесь светло.
И этот мир – он так прекрасен!
Но путь по Тьме тернист, опасен…
Но есть конец любой истории правдивой,
Как есть конец пути для пони с белой гривой,
Конец морей, озёр и рек, а океан
Лишь в своей чаше держит гордо синий стан.
И солнце, замедляя свой горячий бег
Идёт за край небесный, его уютный брег…
Конец истории, сияет гениальности венец:
Три книги – «Властелин Колец».

29 сентября 2008 год.14:55

ВСТУПЛЕНИЕ.
Год за годом мы смотрим фильмы, читаем книги, слышим со всех сторон – наш мир разделён на добро и зло. Иногда нам может казаться что, истребив целиком и полностью зло, мы можем сделать наш мир Утопией. Однако если убрать все зло, хм... как мы бы поняли то, насколько мы хорошие? А если разобраться, то изничтожить зло – невозможно. И не нужно обвинять в этом демонов.
Нет, я не пытаюсь сейчас склонить вас к сатанизму и т.п. Просто вдумайтесь... Демоны склоняют нас к злу, а не заставляют его совершать. То есть все наши поступки на нашей совести. И если вы не душевнобольной человек, то вы всегда отдаёте себе отчёт в том, чем это обернётся. Безусловно, перевес зла – это ужасно, ибо тогда начинается совершеннейший хаос. Во всём должно быть равновесие. Равновесие – залог порядка, всё должно быть в меру.
Всё нам просто твердит о том, что зло пытается взять над нами верх. Разве добро не пытается одержать победу над нашими скудными разумами?

Это была война. Нет, это была лишь только маленькая стычка. После недолгого сражения двух лидеров повстанцев, было заключено хлипкое перемирие. Именно «хлипкое». Так как оно держалось лишь на словах. Не всегда два Правителя – небесного и поземного мира, держат в «узде» своих подданных. К чему я это говорю? Ах да... Светлые силы тоже имеют своих фанатиков.
Среди тёмных полным-полно отпетых негодяев, на то они и темные. Они действуют по всем известным нам правилам. Я так думаю, все мы знаем их главную задачу – склонять нас к злу. Склонять нас так же, как склонил когда-то темный правитель первых людей. Склонять нас к нарушению десяти заповедей, или Божьих законов. Они наставляют нас против законов, против правил. Толкают нас на самые безумные поступки. Именно по этим причинам они глубоко под землёй беснуются по своим «демоническим причинам».
Светлые разделяются на три иерархии, с подразделением каждой на три лика. Высшая иерархия: Серафимы, Херувимы, Престолы. Средняя иерархия: Господства, Силы, Власти. Низшая иерархия: Начала, Архангелы, Ангелы.
Кстати сказать, темные существа так же не все равны меж собой. Они разделяются на три ранга: бесы, демоны и черти. Опять же по порядку: бесы – самые древние и приближенные к Правителю. Демоны – средние, между бесами и чертями, в большей степени посланники Люцифера (как ангелы у Небесного Творца). Черти – мелкие пешки в армии темных, они зачастую любят развлечься, подстроив людям мелкую гнусность. Именно благодаря этому его столь часто поминают в неудачно сложившихся ситуациях.
Среди демонов есть и полукровки. Как говорится, ни то, ни сё. Ни демон, ни человек, ни ангел. Почему именно не ангел и не демон? Но ведь они являются вестниками воли Правителей. Именно они чаще всего бывают в нашем мире. Именно они чаще всего пересекаются там...
Хезито именно из таких. Обречённый на вечные насмешки, он в некоторой степени отличается от своих... Как их назвать-то? Собратьев, что ли... Главное отличие его от остальных демонов – не присущие демоническим созданиям флегматичность, а так же склонность к философствованию. Тёмные создания вообще не задумываются над такими вещами, как политика, взаимоотношения людей и т.п.
Однако в семье не без урода, как говорится. Больше всего он ценил спокойствие, не лез на рожон, мало устраивал пакостей и почти не занимался тем, чем положено заниматься порядочным демонам. Однако и его спокойствие было нарушено, чего бы он, несомненно, вовсе не желал. В общем, ему тоже пришлось вмешаться. Хотя и несколько пассивно...

1.
Под землей.

Начертано на дверях ада:
«Я увожу к отверженным селеньям.
Я увожу сквозь вековечный стон,
Я увожу к погибшим поколеньям.
Был правдою мой зодчий вдохновлен:
Я высшей силой, полнотой всезнанья
И первою любовью сотворен.
Древней меня лишь вечные созданья,
И с вечностью пребуду наравне.
Входящие, оставьте упованья».
- День добрый, Данте.
Вновь запрещенная встреча. В некотором роде эти тайные встречи придавали особый вкус – чувство ожидания, что вот-вот их разоблачат. Для обоих это обозначилось бы особым, личным поражением – все их продуманные встречи были так называемым виртуозным искусством. Но целью их обоих было не искушение высших сил, а познавательные беседы.
В своё время Данте сделал немыслимую вещь – под прикрытием «Божественной Комедии» рассказал людям правду о мире, в который души попадают после своей смерти. Однако его откровение было воспринято исключительно как художественное произведение – это было лишь так называемым опытом, испытанием людей на доверчивость. Кто знал, что почти всё, описанное в «Комедии» - правда…
О некотором в произведении, правда, не упоминается. К примеру, Данте Алигьери не имел не малейшего понятия о том, что существует таинственный артефакт, называемый Весами Порядка. В египетской мифологии о них искаженное преставление – якобы после смерти душа человека помещалась на одну чашу весов, на другую же богиня истины и справедливости возлагала перо Правды. И если перо перевешивало, то душа человека отправлялась в подземный мир на вечные муки…
Однако истинное значение Весов Порядка было иным. Ведь равновесие во всём есть истинный порядок. Так среди добра и зла должно быть равновесие – и именно эту тонкую грань между светлой и темной Силами сохраняют Весы.
Однако, как и Светлые, так и Темные желают завладеть артефактом. Но желание безобидно лишь до тех пор, пока не превращается в действие…
Эти беседы доставляли Хезито истинное удовольствие – ведь Данте был умен, в свое время он стал гением мировой литературы, философия была его сильной стороной. Более всего Хезито интересовало, почему же Данте осмелился открыть завесу тайны смерти столь приземленным существам – людям, но в силу своего смешанного происхождения не мог этого понять. Сегодня же темой их высокого разговора стало недавнее столкновение Светлых и Темных.
- Я в недоумении, - сказал поэт. – Я не вижу смысла в такой «темной войне». Насколько известно мне, то время ещё не пришло.
Хезито немного сомневался. Сомнение его заключалось в том, рассказать ли Данте о Весах Порядка, или нет. Вот уже время сходило на нет, а демон всё никак не мог открыть тайну существования Весов.
- Ведь время придет лишь тогда, когда сгинет в бездне смерти последний человек, - продолжал размышлять Алигьери.
Хезито в свою очередь решился в пользу первого – рассказать об артефакте Данте.
…Вот Светоносец был свержен на землю архангелом Михаилом. Он и его войско опустились в глубины земли, образовав там свое Темное царство. Ангелы, что были на стороне Люцифера, превратились в бесов – приближенных, насколько это возможно, к Темному Властелину. Светлые ангелы продолжали верой и правдой служить добру и своему Небесному Творцу.
Однако…Ад был создан триединым божеством – отцом(высшей силой), сыном(полнотой всезнания) и святым духом(первой любовью). Создан был для наказания восставшего Люцифера. Однако вышло так, что ад стал его царством, наказывающим грешников.
Царство дьявола стало отражением… надо сказать, гнусным небесным отражением. Дабы не превратить всю вечность в бесконечную войну небес и подземелья, был создан артефакт – Весы Порядка, заключающие в каждой своей чаше большую часть каждой из противоборствующих сил. Так мощь обоих государств оказалась сильно ограничена.
При свержении с небес темного ангела Люцифера, не все ангелы обратились его противниками или союзниками. Часть ангелов осталась безучастны:
«…ангелов дурная стая,
что не восстав, была и не верна
Всевышнему, средину соблюдая».
Именно эти ангелы взяли поручительство над защитой артефакта.
Но Светлые нарушили договор – они попытались завладеть силой Светлых и Темных, заключенной в Весах Порядка.
Вот и начала разгораться Вторая Великая Война – уже было положено ей начало.
- Теперь мне понятны мотивы войны, – сказал на это Данте.
Они не знали, что в этот миг войско демонов, возглавляемое бесами, готовилось к истинной войне.

2.
На небесах.

«Брат! Ангелы и чистая страна,
Где ты сейчас, - я так бы изложила, -
В их совершенстве созданы сполна».
А на небесах ангельское войско внимало словам архангела Михаила.
- Мы обязаны овладеть силой артефакта. Разве не наша забота – искоренять в людях зло, направлять на праведный путь? И разве возможно это без уничтожения первоисточника зла? Ведь в этом и заключена бесполезность наших стараний – сам падший ангел направляет их к злу, искушает их! Но он не только направляет наивные доверчивые души ко злу и греховности, но и оправдывает самого себя.
Люцифер – это отсутствие правил, он – соблазн сокровенных тайников, высшая мудрость и наслаждение, кладезь талантов и земных благ. Он освятил отвагу, властолюбие и высокомерие – и назвал это всё героизмом; он освятил любопытство – и окрестил его наукой; позволил человеку изучать своё происхождение и назвал это философией. Он дал разлиться всем человеческим инстинктам и назвал это искусством… Как считает сплошным отрицанием того, что нужно человечеству Светлая Сила… сильнее всего фанатическая ярость ненависти направлялась против Сатаны-мага, Сатаны-целителя. Будьте нищи духом и смиренны, будьте покорны, подражайте, не думайте! Таков был высший закон религии темных масс. Но маг был горд, ибо он противился всем законам. Противоречие целителей и врачей природе, данной Богом, так же не может называться «даром от Всевышнего»… Не зло Люцифера, а добро Иеговы есть понятие отрицательное. Добро есть отрицание страсти, которой все творится, ибо каждая страсть имеет своего беса. Добро - отрицание жизни, ибо всякая жизнь есть зло.
Сатана - положительное, вечное в самом себе... Ибо Сатана есть вечное зло, а вечное зло - жизнь.
Возмущенный ропот волной поднялся в рядах белокрылых. Это было истинным безумием – пытаться нагло и лживо оправдать свои отвратительные действа! Неужели Темные полагают, что мерзости, совершаемые ими, можно представить в виде каких-то благородных вещей мира? Ну уж нет, не быть такой несправедливости! Они, ангелы, несут людям добро и умиротворение, спасают их от зла. Люди очень импульсивны и легко поддаются влиянию – ибо слабы духом. Этим пользуются мерзкие злые демоны и черти – а они, ангелы, спасают людей от этой напасти, хранят их разум, стараются направить их на истинный путь добродетели.
- Веди нас, - воскликнули в один голос ангелы. – Веди нас, и мы будем до последнего сражаться с нечистым войском падшего брата ангелов!
- Мы слабы. Слабы, так как численно нас очень мало. Но сумей мы завладеть почти бесконечной силой Чаши Порядка, то победа над темным войском нам точно дастся!
- Так веди же нас к Чаше Порядка!
«Как сонм блаженных из могильной сени,
Спеша, восстанет на призывный звук,
В земной плоти, воскресшей для хвалений,
Так над небесной колесницей вдруг
Возникло сто…
Всевечной жизни вестников и слуг…»

3.
Битва.

«И вот войска друг друга лишь завидев,
Бесстрашно ринулись в кровавый бой.
Друг друга страшно ненавидев,
Противники, как лед и зной…»

Пустынное поле, покрытое желтой пожухлой листвой. Осенняя тишина окутывает всё вокруг – поле огромно, безлюдно. Воздух свеж и холоден. И в один миг всё меняется…
…Разверзлась земля, давая путь подземному войску. Как страшны и угрюмы демоны и бесы – глаза их горят красным огнем, налиты ненавистью и злобой! В руках их древние клинки – огромные, слабосветящиеся багровым светом.
Небеса озаряются ослепительно-белым светом – то спускается ангельская гвардия, настроенная на победу. Их голубые глаза сияют праведным гневом и решимостью.
Мечи их более изящны, чем те, что на вооружении у демонов, и светятся холодным лазоревым пламенем…
- Во имя Света! – воскликнули ангелы.
- Во имя Тьмы! – отозвались демоны.
И началась битва.
Битва не на жизнь, а на смерть – каждый знал, что в случае поражения проиграют эту войну…
Звон мечей, стоны, крики и проклятья сыпались со всех сторон – каждый дрался до последнего. Перевес переходил от одних другим – но решительную и заключительную атаку нанесли ангелы, что хранили Чашу Порядка.
Выше любого другого существа, что участвовало в кровавом бою, они были во много раз сильней, но их было мало – численность всё же была важна. Война Двух Сторон превратилась в Войну Трех Сторон.
Поле было усеяно кровавыми телами. Среди погибших были жуткие демоны, после своей гибели искаженные еще более мерзкими и страшными гримасами. Светлоликие ангелы так же погибали – светлые, добрые по своей сути глаза, грустно смотрели в небо, которое сгущало возмущенные тучи.
Разве стоила эта война смерти этих прекрасных существ?
Сколь веревочке не виться, а конец всё равно будет.
Тишь настала над полем.
Лишь один ангел, с трудом державшийся на ногах, был жив. Тело его было всё изранено, одно крыло чуть не разрублено пополам. Он опирался на свой меч, обагренный темной, почти черной кровью. К нему подошел Данте.
- Стоила ли эта битва ваших жизней? – спросил он выжившего ангела.
Но ответа он не дождался.
Алигьери обернулся и увидел, что рядом с полем битвы стоит пьедестал. А на пьедестале стоят серебристые Весы.
К вершине, где расположен артефакт, поднимался Хезито. Его фигура была хорошо заметна на фоне света, что излучали Весы Порядка.
По обе стороны от возвышения стояли два властелина – Небесного и Подземного царств.
- Возьми его, - шептал Хезито Люцифер. – Возьми его и я научу тебя использовать силу артефакта. Ты постигнешь невиданные высоты силы и знаний… ты сможешь сделать всё, только пожелаешь. Возьми его…и доверься мне.
- Нет, Хезито. – Возразил Всевышний громогласно на хитрые увещевания Люцифера. – Подумай о том, что сила должна быть использована во имя добра. Лишь добро имеет всесилие и являет собой будущее!
Хезито невозмутимо молчал. После чего сказал:
- Я ни на чьей стороне. Равновесие – залог порядка. Пусть люди сами решают, становиться ли на сторону света или выходить на тропу войны и насилия. Невозможно внушить человеку то, каким он должен быть. Каждый – создатель своей судьбы, и каждый вправе распорядиться ею так, как ему угодно. Пусть Чаша Порядка хранит Всемирное Равновесие. И пусть так будет вечно.

Так Хезито установил равновесие между добром и злом. Хотя искушение воспользоваться силой, заключенной в артефакте, было очень велико. Да и кого не соблазнит возможность стать всемогущим, имея во власти силу Темных и Светлых?..


21 сентября 17:40

1. Суд.
Человечество не могло ждать милости от природы после того что сделало с ней. Земля содрогалась, словно тая в себе демона, рвущегося наружу (имя этому демону Хаос). Пустыня и океан порождали смерчи. Они, словно сторукие великаны, несли разрушения. Плотью этих чудовищ был песок, кровью – вода, сердцем и разумом – ветер. Их нельзя было убить или хотя бы ранить.
Живые нашли спасение от неживых под энергетическими сферами. Один такой купол защищал весь город от канализации, до высочайшей башни. Все дома давно срослись в нечто напоминающее муравейник из дали. Лишь при приближении были видны муравьишки-люди, летящие н капсулах по ходам гигантского лабиринта.
Большинство из них и не знали что там – за стеной. Для них небо всегда оранжевое, искажаемое защитником, мир – серый, украшенный яркими огнями. Но каждый житель понимал что погибнут если не станет главной цитадели – высочайшего здания. Ведь к нему прикреплены все здания. Оно создавало сферу, предохраняла город от наклона, ибо шар, как известно способен катиться.
Так же цитадель являлась и административным центром. В ней находилось все: от мэрии и загса, до тюрьмы и крематория.

Свет вонзился во мрак одной из камер СИЗО. Восемнадцатилетний парнишка заслонился от него руками.
- Вставай, - злобно буркнул один из пришедших людей.
Их было двоя в черных кителях.
Подсудимый прихрамывая, но гордо вошел в зал суда, прошел мимо лиц присяжных и судьи, бросив слово последнему:
- Отец…
- У меня нет сына.
- Иди живее! – сказал страж, толкнув в спину.
Парень словно искал кого-то среди людей. Их силуэты сливались в единое многоликое многоголосое враждебное существо. Оно бормотало во все голоса, порождая гул. Толпа стихла заслышав глас судьи.
Он был высок, красив, силен хотя не молод. Глаза его уставшие зеленовато-карие, локоны рыжевато-коричневые, собранные в хвост.
Закончив свои вступительные речи, судья дал слова прокурору:
- Демон сейчас сидит перед вами в клетке. Он всю свою жизнь претворялся человеком и чуть не убил ту которую называл сестрой. Потерпевшая – Роксана Кербер. Слово предоставляется вам.
Девушка встала и сказала:
- Свидетель имеет право отказаться давать показание против родственников.
- Существо обладающее паронормальными способностями - не человек. Такие как он - ему родня.
- Зачем тогда суд, если и так все ясно? – спросила Роксана.
- Роксана Кербер, вы решили перечить закону? – сказал судья, вставая.
- Вы не пощадите не сына не дочь, ведь верно Константин Кербер?
- Роксана… - судья не нашел слов. Ему подчинялись судьбы тысяч людей. Но над дочерью он не имел контроля. Порой казалось будто он побаивался ее. – присаживайтесь. То что подозреваемый виновен очевидно. Как его наказать решит сегодня суд присяжных. Пусть говорит другой свидетель.
- Свидетель Сара Бирюк вам есть что сказать?
Длинноволосая, светлая девушка одетая и накрашеная по правилам гламура, цокая шпильками, подошла к трибуне, поклялась говорить правду перед святой книгой и заговорила сладеньким голоском:
- Это случилось на банкете в честь юбилея достопочтенного судьи Константина Кербер. Александр Кербер без всякой причины кинул в нее огненный шар.
- Я не хотел нападать на нее! Это вышло случайно! Она кинула мне телефон. Я хотел поймать…
- Человек чуть не лишился жизни и это факт. - Перебил прокурор.
- Роксана, скажи же, что я не мог причинить тебе вред! Черт, где мой адвокат!
- Демон не имеет права на защиту адвоката!
- Не человек не может судиться!
- Предложишь сразу пристрелить тебя?
- Это будет лучше участи подопытного или раба!
- Всем, тихо. – Сказал судья, – пусть говорит другой свидетель. Анжела Кербер, вам слово.
- Александр говорит правду! Он не мог желать зла людям. Скажи же Роксана!
Но Роксана сидела равнодушно сложив руки, опустив голову. Если бы кто-нибудь посмотрел ей прямо в лицо, то увидел бы что девушка спала. Это понимал только Александр, хорошо знающий повадки младшей сестренки.
- Твоя сестра не желает поддержать тебя, потому что ты искажаешь факты. Ей видней, это она чуть не погибла. Согласно результатам экспертизы выяснилось, что тот кто носил имя Александр Кербер действительно обладает паронормальными способностями, возникшими вследствие мутационных изменений в цепи ДНК. Кодекс всепланетной империи Гепардесса гласит, что существо, обладающее паронормальными способностями – не человек и следовательно не имеет человеческих прав…
…Подсудимый бессильно слушал, понимая, что жизнь его оборвалась: «Сара предала меня. Артур – пой лучший друг теперь мой прокурор! Отец – судья, отрекся от меня! Роксана уснула, ей наплевать на меня! Предатели! Ни кому нельзя верить! Только Анжела не отвернулась от меня...».
Прокурор закончил свою речь и сел на свое место. Выступило еще несколько людей, так просто для веса. Все они обвиняли Александра.
- Суд признает Александра Кербер виновным в покушении на человеческую жизнь и в сокрытии паронормальных способностей, следовательно приговаривает подсудимого к причислению к государственным рабам. В последствии раб может быть продан частным лицам. – Сказал судья. – Решение суда окончательно и обжалованию не подлежит. На этом заседание суда можно считать оконченным.
Роксана открыла глаза и бросила взгляд на брата, который смотрел на нее из-за бронированного стекла. Девушка спокойно вышла из зала, как и сотни равнодушных лиц. И только его сестра-близнец – Анжела мельком печально взглянула на бедолагу. Впрочем ушла так же как все.
- Роксана! – крикнул Александр.
- У тебя больше нет сестер, - рыкнул судья, проходя мимо.
Роксана подошла к Артуру, не обращая внимания на брата. А ведь когда-то они скакали верхом по полям загородных владений отцов. Самые близкие друзья – брат, сестра и ее жених…
Осужденного увели.

От вод медленно текущей речки отрывались и, стелясь по ней, мгновенно таяли в воздухе клочья пара. Вдоль берегов речки рос лес, практически вплотную спускавшийся к самой воде, но еле сдерживаемый с обеих сторон узкими лентами дорог.
Старый лесоруб потянулся и поворошил длинной палкой костер. Огонь затрещал чуть сильнее.
-Холодно слишком. А ведь сейчас лето. Почему так, Моран?- Спросил старого лесоруба его ученик.
-Ночью же дождь шел,- отозвался Моран.- А тучи пришли с севера. Я когда в городе был, в кабаке слышал байку, что, значит, есть на севере места такие, что там снег никогда не тает. Там вообще никогда не бывает лета, а всё время зима.
-Да брехня это,- отмахнулся молодой лесоруб.- Такого просто не может быть. Если там так холодно, кто же решится жить?
-Откуда я знаю, Рон!- огрызнулся Моран.- Мне это подмастерье кузнеца Трака рассказывал. А он в прошлом году решил в какую-то Академию к ученым пойти учиться, а у Трака работает, чтоб за обучение заплатить. Ну и в кабаке он всем желающим рассказывает всё, что узнал.
-Ну, значит, он брешет,- ответил Рон.- Его же никто не сможет проверить. Вот и вещает всем желающим лапшу на уши.
-Не знаю, что он там кому вешает.- Резко сказал Моран, вспоминая из-за чего начался спор.- Холодно потому что дождь с севера пришел, и всё тут!
Ученик замолчал, зная, что в таком состоянии учителя лучше не злить. Впрочем, Моран и сам почувствовал, что напрасно взъелся на него.
-Ну ладно, забудем.- Лесоруб поднялся и расправил плечи.- Нам до вечера надо три ствола свалить. Неплохо было бы еще успеть их ошкурить. Потом их вот здесь уложим,- он указал подходящее место,- а по осени сплавим в Меронч. Короче, если до вечера управимся, то к ночи дома будем. Эх, надо же будет старика Батора проведать, а то он совсем плох стал, всю зиму проболел, не живет же, а мучается.
-Так он может ведь ещё поправиться, ведь так?
-Да куда там. Он ведь старый уже стал. Так и помрет в мучении. А невестка его на сносях, так знахарка говорит, что ребенок то мертвым родится. Эх, столько горя на одну семью.
-Кошмар,- кивнул ученик и поежился.- Что-то еще холоднее стало. С чего бы это?
-Боюсь, я знаю, отчего.- Моран кивком указал на медленно идущего по дороге путника. От него, казалось, веяло холодом.
-Кто это?- Спросил Рон, поежившись ещё раз.
-Не знаю,- честно пробормотал Моран.- По одежде похож на паломника, только где в нашей глуши места поклонения? Да и на мага он похож слабо - я как-то в Меронче их видел, так никто из них серых мантий не носил.
Тем временем путник продолжал идти, не обращая внимания на притихших лесорубов. Когда он проходил мимо них совсем близко, Моран перекрестился и жестом заставил Рона замолчать.
-Теперь я понял, кто это. И, боюсь, что пришел он за Батором.
-Так надо же скорее предупредить его!- Рон хотел было подскочить, но Моран шикнул на него.
-Не стоит идти против тех, кто ведает смерть. Мы ничего уже не сможем сделать.

Не обращая внимания на притихших лесорубов, путник продолжал свой путь. Шел он медленно и неторопливо, однако, при этом не сбиваясь с темпа. Даже разбухшая после недавнего дождя не могла ему помешать. Его серая мантия и высокие серые сапоги оставались совершенно чистыми, несмотря на грязь. Вокруг царила тишина и покой, ранние пташки молчали, пережидая холод. Лес, своими корнями упиравшийся в камень дорожного полотна и стремившийся разрушить его неспешным своим ростом, не хотел просыпаться...
Странник подошел к развилке. Указатель уже давно покосился, и все его надписи стерлись, но странник уверенно повернул в нужном направлении и вскорости вошел в деревню Келам.
Проходя мимо маленькой деревенской церкви, он подошел к погосту. Старое кладбище давно никем не приводилось в порядок, кое-где раскололись надгробия, из земли поползли сорняки, и ограда погоста изрядно повредилась.
Странник недовольно покачал головой, отчего капюшон еле качнулся. Он чуть повел посохом, тут же кладбище стало меняться. Потрескавшиеся и расколотые надгробия стали вновь целыми, сорняки рассыпались прахом. И в последнюю очередь восстановилась ограда. Еще раз осмотрев погост, странник развернулся и пошел дальше по деревне.
Из-за раннего и холодного утра ему никто не попадался на пути. Собаки, обычно брехавшие на каждого проходящего, на этот раз быстро попрятались по углам. Долго идти путнику не пришлось, дом Батора нашелся почти сразу. Он коснулся ворот и тяжелый замок, запиравший их изнутри, упал на землю. Сторожевая собака попыталась было подскочить к наглому незнакомцу, но одного взгляда из под капюшона хватило, чтобы шавка умчалась под крыльцо и оттуда продолжила глухо рычать. Странник поднялся на крыльцо и посохом постучал в дверь.
-Кто там в такую рань приперся?
-Я должен войти,- произнес незнакомец. В его голосе не слышалось ни угрозы, никакой другой интонации. Словно ему безразлично все происходящее в этом мире.
-Мы никого не ждем,- послышалось из-за двери.
Незнакомец взялся за ручку двери и легко открыл ее, словно та и не была заперта на два засова. Его встретил молодой парень, вооруженный вилами. Он застыл без движения, не в силах противостоять силе странника. Незнакомец пошел внутрь дома.
Навстречу чужаку выбежала девушка, заметив его, закричала:
-Не пущу!
Путник глянул на нее. Его лицо так и не было видно, но девушке и этого хватило, чтобы попятиться в сторону.
Из комнаты, с которой выбежала девушка, послышался сильный кашель.
-Кто там?- произнес старческий голос.
-Ты знаешь, кто я,- произнес путник, заходя вовнутрь комнаты.
-Знаю,- прошамкал лежащий на кровати старик.- Значит, пришло мое время?
-Пришло,- подтвердил путник.- Ты болел всю зиму, и надежды выздороветь у тебя не осталось.
-А, может, все-таки есть хоть малая надежда?
-А зачем тебе оставаться тут?- Вопросом на вопрос ответил путник.- У тебя хороший сын, он не побоялся пойти против меня. И внуки твои будут хорошими. И, потом, тебя кое-кто ждет.
-Моя старуха?- По щеке старика пробежала слеза.- Она ждет меня?
-Да, только там она далеко не старуха. Да и ты будешь не таким как сейчас.
-Эх, не думал я, что так скоро, да что уж тут поделаешь... Давай, Страж, делай свое дело.
Страж поднял посох и коснулся навершием головы старика. Старик, до этого дышавший с трудом, с хрипами, задышал ровно и спокойно, затем прекратил. Умер он тихо, без боли. Страж убрал посох со лба старика, протянул руку, закрыл глаза умершего и тихо вышел из комнаты.
Сын старика посмотрел на него, и спросил со слезами на глазах:
-зачем, зачем ты это сделал?!
-Иначе было нельзя,- тихо произнес Страж.- Он бы умер в муках, зачем лишняя боль?- Он повернулся к девушке и коснулся ее живота кончиками пальцев. Произнес,- Одно забрал, другое дал. Я и другие к вам придем не скоро. Четыре поколения минут, тогда я или другие придем. Прощайте, смерть пришла и ушла, жизнь остается.
Страж покинул дом. Как только он вышел за ворота, сломанный замок вернулся на место, став вновь целым.
-Кто это был?- Спросил сын старика.
-Страж Смерти, он приходит, чтобы забрать тех, чей срок пришел,- ответила девушка.- Твой отец был слишком стар и болен, чтобы жить дальше.
Девушка трогала живот и чувствовала странное, непонятное облегчение. Прикосновение Стража было холодным, но оно внесло то тепло, которого так не хватало. Тому, чего она боялась, не суждено было случится - малыш начал шевелиться и дрыгать ногами. Действительно, одно забрал и другое дал.

Знаешь, представляю тебя учеником скульптора, что принес своим друзьям свою первую работу и с затаенным дыханием ожидает, что скажут. Ну, сам подумай, что они могут сказать на корявую, необтесанную фигурку. Конечно, похвалят, они же друзья. Вот только не стоит ученику останавливаться на достигнутом. Надо идти дальше и иногда брать инструменты своего учителя, копировать его, стараясь превзойти. Если ученик остановиться, то мир увидит еще одного Церителли, непревзойденного мастера-ребенка…
Гыг…)) Это, конечно к тебе не относиться…

АКАДЕМИК
Низкие серые тучи предвещали скорый ливень. Неожиданно усилившийся ветер гонял по воздуху опавшие листья. Осень.
Аверьян поёжился. Приближающийся первый снег ознаменовался понижением температуры. На широкой террасе загородного особняка из мебели был только небольшой стол, рядом с которым в инвалидной коляске сидел Аверьян, прогремевший на весь мир академик Новиков. Ему уже было далеко за семьдесят, морщины причудливой паутиной покрыли лицо. Он был один в этом огромном особняке. Один, если не считать его детища.
Академик Новиков за всю свою жизнь был очень известен. Человек, полностью посвятивший себя науке - это неполное определение Аверьяна. Он жил наукой. Наука - всё, что у него было. Окончил школу с золотой медалью,затем пошёл в институт, получил высшее образование. Защитил докторскую диссертацию, был зачислен правительством в группу учёных, занимавшихся разработкой роботов. На этом всякое его продвижение по жизненной лестнице вверх, как такого, останавливается. Проходит десять лет и на Свет появляется универсальный человекоподобный робот с невообразимым для этого времени искуственным интеллектом. И тут - всё.
Краем глаза Аверьян заметил, как к нему из особняка вышел андроид. Почти человек, и ничего, что с большой железкой в голове. Изобретение века, прорыв в технологии. Тьфу! Аверьян ненавидел своё детище больше всего на Свете.
Андроид, кодовый номер ЧАН-15 ( человекоподобный андроид Новикова), подошёл поближе. В руках он держал тёплое одеяло.
- Разрешите мне укрыть вас, произнёс он ровным металлическим голосом.
- Пошёл прочь! - академика раздражала каждая минута рядом со своим творением. Он наклонил рукоятку на панели автаматического упраления коляской, и та, резко развернувшись, проехала мимо стоящего истуканом робота в дом.
Особняк был огромен. Два этажа, разросшиеся на множество квадратных метров, прямо-таки излучали одиночество. Кончно, ни пыли, ни, тем более, паутины не было - механизированная сиделка строго следила за чистотой, - но в воздухе ощущалась затхлость. Свет нигде не горел, хотя время уже шло к вечеру.
Аверьян подъехал к лестнице, по которой шли рельсы подъёмника, развернул коляску, закрпил колёса. Нажал на кнопку, и коляска, слегка дребезжа, поползла вверх Достигнув второго этажа, Новиков отцепил колёса и направился в комнату. По размерам она не уступала залу. Повсюду книжные шкафы, в углу кровать, всю дальнюю стену, начиная от середины стены и выше, занимали большие окна. Академик подъехал к столу, включил ноутбук. Экран ярко осветился, став единственным источником света, озарявшим комнату. Новиков открыл одну из прогамм и продолжил работу над форматированием системы. Единственное, для чего он жил - для науки. У него не было внуков, детей, жены. Лишь работа, работа и работа. Под старость лет, когда он превратился в дряхлого старца, а ноги сковал паралич, его закинули в это захолустье вместе с ЧАН-15. Хуже некуда.
Андроид встал на пороге, не двигаясь. Что-то в его лице, застывшем в безразличной смиренной маске, не нравилось Аверьяну. За что он так ненавидел своё творение? По жизни ему не везло, и он, обозлившись на весь мир, с головой уходил в науку - единственную стихию, где ему почти не было равных. И что ему досталось? Вместо любящей семьи и друзей (не коллег, а именно друзей) - железяка, неспособная внимать всем горестя человеческой души.
- Уйди! - словно истеричный вопль пронеслось сказанное по пустынному особняку. Аверьян схвати мышку и, что есть силы, швырну её в робота. тот заранее выверенным движением поймал её и, подойдя к инвалиду, встал у стола.
- Вам не стоит нервничать - давление повысится, - андроид аккуратно вновь подключил мышь, - Позвольте мне.
Академик хотел протестовать, но сильные руки уже отодвинули коляску от стола. Пальцы робота, изящные, ровные, завораживающе пробежались по клавиатуре, проделывая работу, на которую у Новикова ушло бы несколько месяцев. Наконец он закончил. Последний удар по нужной клавише - и на экране побежали строчки букв, различные комбинации. После нескольких минут беспорядочного мельтешения всё исчезло, и во весь экран выплыла надпись "Проверка системы успешно завершена".
- Всё, - андроид, казалосб, с какой-то гордостью отошёл от ноутбука.
Аверьян взвыл. Последнее, что у него осталось - науку - и ту отбрали. Гнев кипел в нём расплавленным свинцом. Он подъехал к окнам и распахнул одно из них. Дождь уже начался, и в комнату ворвались капли. Среди туч мелькнула изогнута острыми углами ослепительная молния. За ней, словно пытаясь догнать, пророкотал гром. Новиков вдохнул мокрый воздух, стараясь успокоиться.
- Вам нельзя. Надует ещё, металлическая рука легла на раму открытого окна, собираясь закрыть его, но Аверьян тут же опустил сверху свою ладонь.
- Я так хочу!
- Вы рискуете жизнью, а я не могу допустить этого, - андроид с громким щелчком захлопнул раму.
- Пошёл прочь! - ненависть к этой железяке всё больше наполняла Новикова. - Чтоб я тебя больше не видел!
Робот замер, словно в нерешительности.
- как пожелаете. Но вначале, с вашего позволения, я уложу вас спать. Без моей помощи вам вряд ли справиться.
Насмешка. Но роботы не могут смеяться. Всё равно андроид над ним надсмехался, и Аверьян был уверен в этом.
- Уйди, я сам смогу!
- Не сможете, у вас нет таковой возможности.
Напоминание о собственной слабости заставило академика дышать с огромным усилием.
- Я сам смогу, - повторил он.
- Вы не способны на это.
Точно. Насмешка. На этот раз Аверьян очень чётко её услышал. Это переполнило чашу его терпения. Он вынул из-за пазухи пистолет, который всегда носил с собой, и направил его на робота.
- Уйди, оставь меня одного!
- Вы можете себе навредить. Отдайте мне ваш пистолет, - андроид протянул руку.
Как много знакомого в этой руке. Вон, под наружной неполной обшивкой видна универсальная гидравлика. Такой рукой камни крошить можно.
Выстрел прозвучал сильнее грома с улицы, на пол упала, горько звякнув, гильза, из дула заструился серый дымок. Робот, не скрывая удивления, посмотрел на свою ладонь, в центре которой зияла небольшая дыра с рваными краями.
- Вот видите, - в голосе звучала укоризна, хотя при создании синтезатора речи для андроида функция интоннации не учитывалась. - Отдайте мне, наконец, оружие.
- Нет! - впервые почувствовав себя не жалким калекой на попечении робота, а полноценным отцом своего творения, Аверьян вновь нажал на курок. Пули полетели из дула, пронизывая голову, торс и ноги андроида.
Шум затих. Закончились патроны. Пистолет рассеянно выскользнул из руки и упал на пол, огласив особняк глухим ударом. Вслед за ним свалилось обесточенное и обезглавленное тело робота. И вновь тишина окутала дом. Новиков ухватился за рукоятку управления коляски и направился к кровати. Когда он проезжал мимо двери, его охватила неописуемая усталость. Он остановился, тряхнул головой. Ему не было плохо, лишь некоторая приятная лёгкость охватила тело. Он улыбнулся. Теперь он свободен сам от себя.

* * *

Мощный двигатель под капотом ревел, как десяток быков. Мимо проносились красивые загородные пейзажи. Осень брала своё, и листья на деревьях покрылись разноцветной гаммой цветов: от лимонно-жёлтого до кроваво-бордового. Новая иномарка неслась по дороге, водитель Эрнест выжимал всё, что можно было из машины. Скорость уже зашкаливала за две сотни, когда автомобиль промчался мимо пшеничного поля и ворвался на широкую поляну, окружённую редким подлеском. Заскрежетали тормоза, машина опасно развернулась и полностью остановилась.Эрнест выбрался из автомобиля и размял ноги, затёкшие после долгой езды. Под ботинками хлюпала грязь - ночью прошёл дождь. Посреди поляны стоял огромный особняк, не подававший признаков жизни. Вокруг него стояло несколько машин, в том числе и грузовиков.
Эрнест поднялся на террасу, дверь была распахнута настежь. Внутри по огромному холлу сновали люди, перетаскивая какие-то вещи, громко споря. Пройдя через холл, Эрнест поднялся по изогнутой лестнице с рельсами для инвалидной коляски на второй этаж. Огромная комната-зал была немноголюдна. Лишь пара человек осматривали стеллажи. Неподалёку от двери стояла инвалидная коляска. В ней сидел светило всей современной науки, академик Аверьян Новиков. Мёртвый. О чём можно было судить по расслабленному положению тела. Глаза открыты, подбородок почти не опустился.
Эрнест приблизился к столу, где стоял включённый ноутбук, на экране которого светилась надпись "Проверка системы успешно завершена". К нему подошёл один из мужчин, ранее рассматривающий книга.
- Эрнест Квазински. Представитель фирмы, котрую основал Новиков, - представился Эрнест, - Я прибыл сюда за всем, над чем работал академик.
Полошедший кивнул.
- Мы проследим за этим.
Эрнест вновь повернулся к ноутбуку и, достав из кармана пальто небольшое устройство, подключил его к компьютеру. На маленьком дисплее сразу возникла заполняющаяся синяя полоска, показывающая количество скачиваемой информации. Проекты Новикова, всё же, достояние и собственность его фирмы. Сложно сказать, что многие ждали смерти академика, чтобы заполучить его имущество, но это так.
Около длинной вереницы окон на полу Эрнест заметил изувеченного андроида. В теле было семь пулевых отверстий. Ещё одна пуля перебила шею и сшибла голову. Квазински подобрал лежащий рядом пистолет, вынул обойму. Пустая.
Он подошёл к мертвецу, опустился на корточки, посмотрел в неподвижные, словно стекло глаза. Странно, но академик улыбался. Мало кто видел улыбку на его лице, он был всегда очень серьёзен. Они многим обязаны ему. Эрнест вздохнул. Такой жизни не пожилаешь никому. Никому не нужный, целиком отдающийся работе. Хоть в смерти он счастлив.
Эрнест поднял руку и, проведя пальцами по лицу великог академика, закрыл тому глаза.
Покойся с миром..

Раздался звонок. Первый за осень. Выключив музыкальный центр и отложив книгу, я поднял трубку и глухо произнёс «Да». Разумеется, это была она. Ни один нормальный человек не станет звонить мне в четвёртом часу утра. Впрочем, как и в любое другое время.
- Привет. Чем занимаешься?
- Сублимирую.
- И как?
- В меру увлекательно и не требует присутствия других людей.
- Скучал?
- Да. А что у тебя нового?
- О, вчера в моей жизни произошло поворотное событие. Возвращаясь домой из института, я увидела на стене подъезда надпись маркером: «Счастье есть. Я е..л его».
- И в какую же сторону оно тебя повернуло?
- Ещё не знаю. Но все происходящие с нами события оставляют на жизни свой отпечаток. А из всех событий вчерашнего дня это было самим ярким. Возможно, потому, что надпись была розового цвета.
Я невольно улыбнулся. Катя никогда не просила извинения за свои долгие отсутствия, но ей каждый раз получалось настроить меня на примирительный тон.
- И чем заняты твои мысли холодной сентябрьской ночью?
- Холодной сентябрьской ночью мои мысли заняты старыми стихами. Вот, послушай:
Черные тучи, закат цвета вишни,
Осень уходит, дразня бабьим летом,
Солнечный луч пробирался чуть слышно
В окна мои тем безрадостным светом,
Что разливается в городе сером,
В мутном стекле, в суматохе мгновений…
Уже потом, из-за всех сил стараясь вспомнить всё сказанное и несказанное той ночью именно стих был тем центром тяжести сознания, который говорил о реальности существования не только Кати, но и всей моей жизни. Отчётливо помнились только шесть строк. И этого было вполне достаточно.
- Ищешь удовольствия в сентиментализме?
- В любом предложении главным словом является глагол. Главное здесь: я ищу. Чего и с чьей помощью не играет ни малейшей роли. У тебя одинокий голос. Ты расстался с ней?
- Да. Я расстался с ней.
- Почему?
- Однажды, когда шёл дождь, я обыскал её жизнь и обнаружил своё отсутствие.
- Грустишь?
- Ты слишком плохого обо мне мнения. На грусть не хватает времени.
- Потом может быть хуже.
- И это неплохо. Когда потом может быть.
- Ты оптимист.
- Звучит как упрёк.
- Звучит как признание.
Она вздыхает. Я молчу. Она произносит:
- Помни обо мне.
- Помнить? Ты куда-то уезжаешь?
- Нет, никуда я не уезжаю. Просто потом может не быть.
Не попрощавшись, она кладёт трубку. Я выключаю свет, возвращаю музыку и примерно полчаса смотрю в окно. На улице дует сильный ветер, выметая остатки надежды. В динамиках звучит меланхоличное «The Love Thieves». Наверное, уже тогда я всё знал и поэтому мне было как-то по-особенному печально. Своё прошлое человек помнить ничуть не лучше своего будущего. Отыскание причин случившегося не имеет никакого смысла.

* * *

В октябре я в десятый раз перечитал «Послемрак» Харуки Мураками, в ноябре несколько раз напился, в декабре началась зима. И все эти дни Земля по-прежнему продолжала вращаться вокруг своей оси. Занятия в институте и подработка в музыкальном магазине давали столь роскошную по нынешним временам возможность не думать. А когда за тебя это ещё успешно не делают телевидение, пресса и интернет, то можно без всяких скидок считаться нормальным членом общества.
В музыкальном магазине между сеансами морального мазохизма, заключавшегося в обслуживании ценителей прекрасного, я настолько сблизился с одним коллегой, что даже признался ему в искренней любви к блокбастерам с бюджетом за двести миллионов. Ответный шаг глупости включал в себя подарок на Новый Год и предложение провести первую ночь января в отрыве от коллектива. Отказаться от социальной групповухи я не посмел. Он обиделся. Мне было не всё равно. Со временем мы стали проводить вместе вечера. Пили мартини под «Малхолланд Драйв» и красное вино под «Evanescence». Ему было о чём грустить, но он пока не дошёл до такого состояния, когда для грусти не нужна причина. Мы не говорили о личном. Мы просто приближались к неизбежному.
Когда со времени её последнего звонка прошло четыре месяца мне стало совсем плохо. Некому было выплеснуть накопившуюся злость на справедливое устройство мира. Некому было рассказать мои мечты и то, как я не собираюсь идти им навстречу. Некому было передать радостное осознание моей полной несостоятельности на ниве эффективных менеджеров. Диме я не мог об этом сказать. Не мог причинить ему боль, которую он не заслужил.
Единственное упоминание о Кате у нас промелькнуло в беседе о бренности жизни. О том, как однажды летом во второй половине дня мы с ней гуляли в парке и…
- Выбирай.
- Мне всё равно.
- Но выбрать всё равно надо.
- Выбирай сама, какой бы из путей я не выбрал, он приведёт к одному.
- Это к чему же?
- К смерти.
- Логично.
- Значит всё равно.
- Нет.
- Почему?
- То, что будет до смерти, зависит от твоего выбора.
- Но я не знаю, что именно будет до смерти в результате моего выбора.
- Заело.
- И не говори.
.......
- Ну ладно, бери ванильное.
Его это рассмешило.

* * *

Я начал искать её. Она исчезла. Совсем. Так, словно её никогда и не было.
По телефонам отвечали другие люди, в квартире жила другая семья, в её институте мне заявили, что студентки по фамилии Волгина у них никогда не значилось, на электронные письма никто не отвечал…
Как я мог к этому отнестись? Что мог подумать? Был человек и вот его нет. Да и был ли человек? Может это мои глюки, а я псих, который естественно психом себя не считает? Впрочем, последнее проверить возможным не представлялось. Главное здесь: она исчезла.
Мне было тяжело. Я не понимал. Не хотел понимать. Да и жить мне не хотелось.
Взял больничный, в институте не показывался. Днём спал. Ночами бродил по тихому январскому городу. Немногие фонари, выхватывающие и фиксирующие мягкие снежинки, усиливали темноту за ними. Я просто шёл. Заходил в какое-нибудь кафе, работающее круглые сутки, выпивал чаю, немного сидел над взятой с собой книгой и шёл дальше. До очередного случайного кафе. Страшное слово «очередной». На ранних утренних автобусах возвращался назад и, выпив немного вина или водки, ложился спать. До следующей ночи.

* * *
Он появился в середине февраля. Был вечер, и я только проснулся. Лёжа на диване, мне не сразу удалось его разглядеть.
- А… Это ты. Давно тебя не было. Не думал, что всё уже так плохо.
- Ты как будто мне не рад?
- Не особенно.
- В последний раз ты кидал в меня ножи. Мои котировки явно растут.
Растягивая слова как жевательную резинку, Тень безвольным взглядом разглядывал стену над моей головой. Всегда он так.
- Хочешь добить?
- Ничего я не хочу. Я даже не хочу в энный раз говорить о том, что я хотеть не могу вообще.
- Ага… Как же.
- Дело твоё. Правда, сейчас ты и несколько слов с трудом можешь связать. Ну, пропал человек. Исчез. Прекратил существование окончательно, не оставив следа.
- Но почему?
Этот вопрос его разозлил. Тень встал, взял со стола пачку сигарет и зажигалку. Вышел на балкон. С большой неохотой я потянулся за ним. Закурив и сделав несколько затяжек, он в своей обычной манере протянул:
- Ты знаешь.
- Не знаю.
- Знаешь. Катя перестала хотеть быть.
- Катя что?! Но как это возможно?
- Очень просто. Лишь перестав хотеть быть. Самоубийство здесь не поможет. Для него нужно не хотеть жить. Только не спрашивай, в чём разница. Я не специалист по философским аспектам бытия.
Ответ разозлил уже меня. Судорожно достал сигарету из пачки. Тень помог мне прикурить.
- Как её можно вернуть? Почему я единственный, кто её помнит?
- Не знаю. Может и никак. А что касается второго вопроса…
- Что?
- Ты единственный кто хочет, чтобы Катя была.
Его голос лишён малейших интонаций. Неприятный голос. Красиво падал снег. Снегу всё равно. Что ж, он дал логичное объяснение.
- Как я этого не заметил?
- Вопрос к тебе, милейший. Ты ведь с ней напивался до откровенных признаний.
- Напивался. И не заметил. За пару месяцев до последнего звонка у Кати была депрессуха по старой теме…
- Вадим?
- Да.
- Ты никогда не говорил, что у них там случилось. Что-нибудь особенно трагичное?
- Вадим ушёл. А она его любила.
- Стандартный вариант. Каждый из нас сам выбирает повод для грусти. Не здесь искать причины.
- А где?
- В твоём прошлом. Забавно
Я докурил. Действительно забавно.

* * *

Мои ночные скитания продолжались. К очередным кафе добавились одинокие кинотеатры. Обычно я приходил за полчаса до сеанса и стоял у афиш. Если никто больше не появлялся, заходил внутрь и покупал билет. Не важен был фильм, но отсутствие других – непременно. Мне нравилось сидеть в пустом зале перед большим экраном, купаясь в своих воспоминаниях как в холодной весенней воде.
Та ночь не была особенной. Я как обычно сидел на четырнадцатом месте пятнадцатого ряда. Вокруг стало темно. Это сразу выкинуло меня из омута памяти. Не совсем понимая, что к чему, я медленно встал и направился по ряду направо, держась за спинки кресел. Воздух показался очень густым. Дойдя до прохода, снова повернул направо в сторону дверей. Темнота подарила какое-то странное чувство беспомощности. Я покрылся липким потом.
- Что-то не так, - сказал я непонятно кому.
И ничего не услышал. Стало очень страшно. Шаг. Другой. Выхожу из зала. Фойе – чёрно-белая картинка немого кино. Вокруг пепел. Пепел как снег, только не падает. Никого нет. Медленно, очень медленно иду к выходу. Что-то сильное давит на уши, сковывает ноги, забирается в нос и рот, мешает дышать. Одна секунда – Млечный Путь. Наконец выхожу. Мира за ступеньками кинотеатра не существует. Впереди коричневая стена хаоса. Останавливаюсь перед ней. Сомневаюсь. Делаю шаг. Рождается звук. Яростный и свободный. Закрываю глаза и безвольно соскальзываю вниз.
Раздаются чьи-то всхлипы и тихие стоны. Открываю глаза. Я нахожусь в небольшой комнате. В ней темно и единственный источник света – равнодушная луна. Стоны становятся громче. Ползу по направлению к особенно чёрному пятну напротив. На корточках, закрыв лицо руками, сидит девушка. По её рукам течёт кровь.
- Эй… Что с вами?
Она перестаёт стонать и отнимает руки от лица. Нет, я никогда её не видел. Но внутри у меня пусто. Больше в мире никого нет. За этими стенами нет ничего. Она скоро умрёт и как тогда жить мне, наедине с этой проклятой луной?
Её губы начинают двигаться:
- Нет ничего до и нет ничего после. Привычная тоска. Безысходность утреннего кофе. С неба дождь. Куда мне идти в такой ливень, если некуда идти, когда солнце? Механические учителя вкладывают в головы механические мысли. Русалок уносят волны. Преследователи не видят пустыню. Улицы банального города безлюдны, в его светящихся окнах ёлочные игрушки, игрушки блестят, но не радуют. Облака не выносят…
Пытаюсь её ударить. Удар выходит слабым и скользящим. Этого хватает, она приходит в себя, с любопытством смотрит на текущую из вен кровь, затем на меня.
- Привет.
- Привет. Что с тобой?
- Не знаю. Наверное, я умираю.
- Звучит безумно.
- Хоть как-то звучит. Я в этой комнате уже вечность и в то же время, меня никогда здесь не было. Каждая секунда, как последняя. Я ощущаю эту безысходность.
- И ты не пыталась выйти?
- Нет.
Она тянется ко мне. Неловко обнимет левой рукой за шею. Скользит губами по моему лицу. И снова прислоняется к стене. Проходит минута. Она спрашивает:
- Ты хочешь жить?
- Да, но не знаю зачем.
- А я знаю. И хочу. Но умираю.
- Не везёт тебе.
Она проводит языком по кровоточащим запястьям. Потом снова пытается поцеловать меня. Моё лицо в крови.
Всё исчезает. Я валяюсь на каменных плитах небольшой площади.

С трелью разрядился мамин телефон. Я, синхронно с тремя парнями рядом, подпрыгнула на ходу.
- Что у тебя со звуком?
- Да, так, - уклончиво сказал мама.
Из метро повалили люди – в яблочно-золотой, августовский вечер. Трещали ветви яблонь – это чудесное дерево, приносящее плоды возле московского шоссе, было истинной знаменитостью, и каждый, замечавший сей парадокс природы стремился сорвать для себя одно ядовитое яблочко.
Меня зовут Даша. Только что моя мама, выволокшая меня прогуляться из квартиры, устроила мне душ изх холодной кока-колы. Кто бы знал, что она так нестерпимо пахнет – на меня оборачивались на улице, радостно улыбались мне из-за плеча.
Я говорила вам свое имя, да… Учебный год в моем родном восьмом классе начался, как всегда, месяцем раньше первого сентября. С Леркиным мобильником на полную катушку, весь наш клас в составе пятнадцати человек шлялся по району, в распевании песен невпопад и травле баек. С нами не было Лехи, который до сих пор валялся на песочке в Египте, Никита полз за нами на костылях – он полетал с лестницы. У нашей классной руководительницы Ксении Георгиевны был сломан палец, поэтому она была вместе с нами, но подпрыгивая на одной ноге.
Телефон трепетно забился где-то в моих джинсах. Вспомнить, в котором из карманов он находился, было невозможно, хоть убей. Подскакивая от зубодробительной вибрации, я наконец вытряхнула его на асфальт.
- Да!!!
Мама, предусмотрительно отвернувшись от меня, вскрыла вторую запотевшую бутылку колы. Пять голов, с шеями, перетянутыми ремнями сумок, повернулись на вдохновенное шипение.
- Да!!! – орала я.
- Ку-ку, - проорала мне в трубку Сонька.
- Ну?
- Ты дома сейчас?
- Ну?
- Да, оказывается, у нас сегодня праздник, - сегодня будут танцы… да нет, я так это. Короче, новую школу открыли… Говорят, нас ведь всех туда на время перекинут… пока наша на ремонте… Я сейчас пру с Вовчиком туда. Ты как?
И раньше нам приходилось слышать о «новейшем заведении». И даже видеть приходилось – это неоновое здание из стекла и стали, с парковкой сбоку и хорошим стадионом. Оно было не так уж далеко отсюда.
Мама жадно глотала колу.
- Мам… Я пойду?
Выхватив бутылку, я тоже попробовала – горло обожгло газом.
- Ну… Ладно, иди. Только бутылку отдай.
Я оглянулась - мама вошла в торговый центр и села под пальмой на кушетку. Она помахала мне рукой в окно…

Золотое солнце сошло на нет.
Дверь в школу оказалась открыта, - я вошла, и попала в круговорот знакомых лиц. Удивительно для лета – но людей было очень много… Меня прижало к стенке, и тут же откуда-то сверху как-будто упала Настя.
- Ты тоже тут?
- Ага.
- Плохо выглядишь, Даш, – обеспокоенно сказала она. – Случилось что?
- Нет, все нормально.
Ксения Георгиевна квинула нам и побежала дальше.
Тот зал, двери которого открылись, оказался огромен. Потолок был низковат, но такое впечатление было скорее всего от стен, уходящих далеко-далеко.
Всех рассаживали за столы. Судя по всему, здесь должны были кормить. Спустившись с четырех ступенек, я едва не упала, - на меня посмотрели с удивлением, но поддержали и проводили к столу.
С суетливостью, девочки примерно одного со мной возраста звали громким визгом своих подружек, занимали им места и затевали потасовки с нежелательными соседями. Откуда-то появилась Сонька, - она турнула парня, сидящего напротив и плюхнулась на стол.
- Оп-па, - сказала она. – Кажется, нас будут кормить.
Вова сел со мной рядом, и потрепал меня по плечу.
- Ку-ку.
- Привет, Даш.
Как всегда, от него веяло каким-то странным теплом.
На тарелке лежал салатик, который я поковыряла вилкой. Соня, давившаяся от смеха, помахивала пластиковым ножом у меня перед носом; Рита истерично ржала в проходе от меня.
- У тебя не вывернут капюшон, - заботливо сказал Вовка.
- Угу… Как дела? Я сегодня как-то особенно оригинальна.
Погас свет и маленькая круглая сцена в углу, никем ранее не замеченная осветилась цветной проекцией. Там шел какой-то приветственный пафосный фильм о развитии современный технологий и тому подобной ерунде. Но все ели, и повода отвлекаться от священного обряда не находили.
- Как три года всех не кормили, - шепнула я на ухо Вове. – Нет. ну ты посмотри на Санину…
Лена Санина, наша многострадальная однокласница, старательно выскребала опустошенную тарелку. Даже в темноте были видны ее голубенькие глазенки, жадные от вида шоколадок. Ленины худенькие костлявые ручки белели в темноте, - она уже договорилась с Лерой и с ее диетой на вторую порцию.
- Картина Репина. Голодающие поволжья.
Аппетита не было как в помине. Нас поили тепловатым «пепси», оказавшимся приторным и вязким, и я уже собиралась пройтись до туалета и крана с холодной водой. Экран погас, - и совсем стемнело.
- Очень душно, - я отодвинула молнию на кофте вниз. – Черт, хоть бы окна открыли…
Мой стул грохнул, и какая-то девчонка позади вскрикнула.
- Извини, - бросила я и пошла к выходу.
- Ты что, ты что! – Налетела та женщина в красном из толпы. – Иди, смотри фильм.
Вобщем, выхода не было.
- Не пустили?
- А-а.
То и дело раздавались тяжелые вздохи, - сидя в темноте, в душном помещении, всем стало тоскливо. И я вздыхала.
- Все. Сейчас кто-нибудь упадет в обморок.
«Люди, кто у окна, откройте окно, а?»
- Нет, нет. – пронзительно закричала тетка в красной кофте. – Никакиз окно! Сейчас вентиляторы включат.
Все, как по команде, подняли головы, - а там уже вяло крутили лопастями «мельницы» - странные вентиляторы, не дающие никакого эффекта. Заколыхались голубовато-серые полосы жалюзи, затрепыхались, как живые или еще живые.
Пепельные полосы неба в окнах испугали меня.
- Кто-нибудь знает, сколько времени? Уже так темно…
«Темнота друг молодежи, - зашептали вокруг, - я люблю тебя, - я тоже, я…»
С едой было покончено; играли голубые экраны мобильников, отрывисто звучали телефонные мелодии.
- Так рано стемнело… Странно…
Моя сумка никогда не закрывалась – в ней не было молнии. В ворохе фантиков, ненужных бумажек с телефонами, всеми забытых ручек и фломастеров не отыскивалось самого важного – мобильного и ключей от дома.
- Черт, - вскрикнула я. – Я ключи забыла…
Жалюзи все порхали и порхали. Это было похоже на танец – на предсмертный трепет.
- Так рано стемнело… Слишком рано.
Вспомнилась дорога до дома. Ночью не было страшно – зажигались фонари, красные, синие, белые, кирпично-оранжевые, ездили мимо автобусы, пустые, похожие на гусениц со светящимися боками. Теперь же, в преднощный период, с размытыми тенями, с видимостью минус четыре диоптрии, мне бывало страшно идти одной. Здесь, - дома и деревья… Никого, никого. Рынок. Он уже закрыт. Потом – опять мертвые спящие дома.
- Проводите меня, кто-нибудь, - тохо, испуганно звучал мой голос.
- Бои-ишься? - рассмеялась Сонька.
- Да. Я же не вы – вы все живете в одной стороне. А мне одной идти. Вов, знаешь. там такой дом есть – старый. Его, кажется, ремонтировали. Но он на отшибе, - там никто почти и не ходит и рядом только стена дома. Там темно даже днем.
Они никто не знали, - возможно, им просто не приходилось там проходить.
- Так вот, я помню одну историю, - я была еще мелкая. Шла с бабушкой. И тут на нас выпрыгнул какой-то мужик, - он всем по пояс был залит кровью. Он что-то у нас спросил и понесся, как ошпаренный. У меня это впечатление на всю жизнь…
- Дашка, перестань, - успокоил Вовка. – Сейчас весь вот это колхоз ломанется по домам. Одна ты точно не останешься.
- Ну спасибо! Мне все равно страшно…
От духоты и съедобного запаха у меня заболела голова; вокруг кружились омерзительно довольные лица, и слышался Ритин смех…
- Заткнись, идиотка!
Скоего крика я почти не слышала, - а Рита продолжала смеяться.

Еще некоторое время нас держали в зале, - и, как только раскрылись двери. мы рванули в темный серый коридор. Я хотела домой. Больше – ничего.

Андрей Лавров отбился ото всей компании и пустился в прогулки по школе. Сонька тоже пошла за ним, - он нравился ей с седьмого класса, и она не хотела упускать возможности побыть с ним.
Ребят из нашей школы больше не было видно – они все разбежались куда-то; да и лиц во мраке не было видно.
Тяжелый воздух ложился на кожу, как влажная горячая вата. На улице зажгли широкую наземную лампу, она слепила глаза.
Чудное зрелище – мой класс пересекал шоссе. Для низ будто бы не существовало преград, не существовало опасности, - и так вот, выстроившись веером, шагали они по всем белым полосам… На благо, машин не было.
Сама того не замечая, я неотрывно глядела на свет. Заметались зеленые пятнышки в белом снегопаде, и я не рискнула идти вслед за нашими. Здесь, на этой стороне, было темно. Здесь, в тени деревьев, чернота ласкала мои глаза.
Ноги и руки покалывало. Вовка наверняка шел там же, где-то там, среди однотонной массы школьников. Жаль, что его сейчас нет рядом со мной, - и я уже хотела побежать через дорогу, к нему поближе, как последняя идиотка, как вдруг чья-то грубая рука остановила меня.
Почивающееся, бренное тело одурело от такой наглости.
- Да, блин!.. – вырвалось у меня.
- Слышь, че это они там идут?..
Я все еще плохо видела. Но только у этого парня было лицо в прыщах, - даже в темноте это было видно.
- Да так… гуляют…
Я высвободила свюй рукави побежала через дорогу.
- Катя, - я наклонилась к уху одной девчонки. Мы подходили к фонарному столбу, просветлело. – Видишь того парня? Так вот, мне кажется, он как-то слишком активно нами интересуется…
Его фигура была похожа на медвежью. Даже с какой-то хромотой он перешел к нам; это уже напоминало преследование.
Вовки не было видно… Его каштановая голова слишком терялась во мраке.

Тихонько, шажками, я ушла. Я снова шла по тени. Вот уже пересекла рынок – там стояли слепые запертые ларьки, какими их непривычно видеть. Там лежали бомжи на автобусных остановках, понатыканных здесь и тут. С этого я сразу вспомнила героинщиков на лестнице, - они боролись с бомжами там же, но наркоманы были лучше, - по крайней мере, от них не воняло и они расходились иногда. Из-за них папа вручил мне когда-то газовый пистолет. Тогда я была относительно мелка и боялась с ним обращаться.

Все горело. Дым, дым… Дым от костров уже превратился в сигаретный ментоловый дым, заполняющий вагон метро.
Зима, все. Скоро новый год, радуйтесь, люди, плачьте, смейтесь, бегите. Все фонари горели зеленым, все огни переливались и бежали незабвенным потоком.
Я помню. Это все было на самом деле. Я действительно помню.
Меня зовут Даша.
Лампа, лампа. Она слишком сильная, мне больно на нее смотреть.
Вовка, я люблю тебя! У меня по спине бегают мурашки, у меня дрожат руки и горят губы, - мне так кажется, что это неспроста.
Это было как полет на самолете… Не чувствуешь тела, что-то важное незаметно из тебя выпадает.

Я проснулась. Надо мной нависала двухэтажная громада ТОГО самого здания, и в этой спасительной тьме моим глазам не было больно… Как будто бы я только что читала при свечах.
Откуда бралась эта страшная боль? Я никогда в жизни не была по-настоящему пьяна, - сейчас это было похоже на то… свернула не туда – прочь от светящихся фонарей, от гулкого шоссе, во двор чужой школы. Здесь их много, слишком много.
Привычным движением я пролезла в щель в заборе. Под ногами на газоне похрустывал картон, пластик, алюминиевые звонкие банки. Потом – асфальт потер подошвы китайских кроссовок, могущих развалиться после дождя.
Фонарь…зеленый фонарь. Когда я окончила седьмой класс, я шла здесь, точно так же. Тольок это был яркий день. Я встретила того парня – он провалил ЕГЭ в нашей школе. Он был убит; я кивнула ему и пошла дальше, потому что сама была счастлива… Что с ним потом стало?
Кашель смял горло. Теперь, после жаркого дня, нактила ледяная ночь, уже не совсем летняя, напоминающая сентябрь.
Мой район – мой дом. Тряс страх, безотчетные нервы, но я шла и узнавала дома. Здесь живет Галя Абрамова. Днями здесь сидят старушки на лавочке, а сейчас не горело ни одно окно. Сколько же времени? Почему так темно?
Оглушительное гудение камаза пришило меня к месту. На секунду я остановилась посередине дороги к моему подъезду, вместо того чтобы рвануть дальше. Сердце забилось. Я не слышала, что кричит мне злой и сонный водитель, - я могла умереть сейчас…
В подъезде не горел свет. Табло над лифтом красно светилось, - но это алое спокойствие не поколебало истеричное стучание по кнопке.
Ступенька за ступенькой, пролет за пролетом. Светились в темноте цифры, намаленванные фосфорной краской. Скрипели рамы призывно раскрытых окон; нга этом подоконнике шестого этажа собирались еще и группки Ска-ребят. Мрачные товарищи… Они все рвемя спрашивали у меня, почему я не проколю себе язык… Мы ссделали ссебе массу ффсякохо пирссинха, сеперь фот тусссуемсся…
На этаже мигала лампочка, и по стенке, ощупья отправилась я на путь к себе. Конпка звонка захлебнулась в трелях, и замяукала моя кошка за дверью.
Бабушка пустила меня. Повсюду горел свет, на кухне даже что-то жарилось.
- Тебе звонили, - Мама вышла из своей комнату и встала, сложив руки.
- Кто?
- Какой-то мальчик.
- Скажи им, чтобы не звонили так поздно…
- Да, хорошо.
Черная тень накинулась на меня. Когда она успела? Я не заметила ее. Меня сжимало безучастными тисками, и я не могла выпутаться. Я могла тольок изображать борьбу.
Это был мама. Это она на меня напала.

Телефон, стоящий на полу, пугал. Команата без мебели, - без прошлого и будущего, - принадлежала не мне, ни кому-то другому. Вовка был рядом…
- Я люблю тебя…
- Я тоже…
- Я люблю тебя…
Это все был не сон. Я знаю, что не сон. Это слишком хорошо, чтобы быть сном…