Школа должна быть местом, где дети растут и развиваются, а не местом для проявления негативных сторон человеческой природы. К сожалению, опыт свидетельствует об обратном. Школа, классная аудитория не застрахованы от проявлений агрессии и насилия, прорывающихся во время уроков, на переменах или по дороге в школу, а зачастую и полностью подчиняющих себе распорядок дня ребенка. Эта малоприятная сторона человеческой сущности обнаруживается у людей всех возрастов, и детство не составляет здесь исключения.

Быстрее всего взрослые реагируют на явные проявления агрессии. Под этим подразумеваются случаи детского садизма, когда дети мучают своих сверстников или совершают поступки, выходящие за рамки обычных шалостей и пугающие своей жестокостью и отсутствием сдерживающего начала.

В одном из 5-х классов начальной школы постоянным издевательствам подвергалась страдающая ожирением и близорукостью девочка. Во время перемены или по дороге в школу несколько мальчиков, подбадриваемых одноклассниками, окружали девочку – почти инвалида – и, вырвав у нее очки, растаптывали их ногами, чтобы затем сообща насладиться зрелищем ее всхлипываний и беспомощных попыток найти дорогу. Слабость зрения этой девочки стала поводом для издевательств с их стороны.

Явные проявления насилия могут быть направлены не только против отдельных лиц, вызывающих к себе повышенный интерес окружающих, но и целой группы. В одной из школ Цюриха возникла мода на «бросание карликов». Во время перемен ученики 5-х и 6-х классов ловили 7– и 8-летних первоклассников, выстраивались в линейку перед полем и устраивали соревнование: победителем считался тот, кому удавалось дальше всех забросить в поле малолеток – мальчика или девочку. Другой пример насилия одной возрастной группы над другой, осуществляемого в форме террора, скрытого от глаз взрослого, имел место в одной из школ Берна. Напротив здания школы находился магазин, торгующий аудио– и видеопродукцией. Его директор обратился к администрации школы с жалобой на участившиеся кражи дисков, в которых он обвинял учеников школы. Он утверждал, что большинство ворующих кассеты и диски – дети младшего школьного возраста. Преподавательницы начальных классов отказывались этому верить и возмущенно отвергали самую мысль о чем-то подобном, им казалось невероятным, чтобы ученики 1-го и 2-го классов могли быть замешаны в воровстве. Все это казалось им явным недоразумением, и они отвергали все упреки. Однако после того, как в результате подключения специалистов по критическим ситуациям было проведено расследование и соответствующая работа с самими учащимися, выяснилось, что младшие школьники оказались жертвами террора со стороны группы мальчиков 6-го класса. Эти «деды» приказывали малышам таскать для них диски под угрозой применения физической силы. Боязнь учеников младших классов мести со стороны старшеклассников была причиной их молчания. Происходящее оставалось тайной как для родителей, так и для учителей.

Наряду с явными и вербализованными формами агрессии нередки случаи ее скрытых и тщательно замаскированных проявлений, к сожалению, слишком часто ускользающих от внимания преподавателя. В одном из классов нам бросилась в глаза особенность размещения детей за партами: они жались к окнам. Широкий средний ряд оставался незанятым. Учительница объяснила подобное поведение «модой». Благодаря нашему расследованию выяснилось, что группе лидеров класса не нравилось, когда их одноклассники пользовались средним проходом между партами. Поэтому они приказали пользоваться проходом вдоль окон. Любого, осмелившегося нарушить это предписание, ждала расправа на перемене. У учеников этого класса не было сомнений в том, кому принадлежит лидерство в классе. Учительница была в их глазах пустой фикцией, истинные носители власти сидели с ними рядом.

Зачастую насилие выражается вербально, как это имеет место в тех классах и школах, где в ходу нецензурная похабная брань, или в компаниях подростков, пользующихся при общении самыми грубыми словами и лексикой, почерпнутой из области сексуальных отношений. В подобных случаях лексика служит оружием для нанесения взаимных ударов.

Эскалация вербализованной формы насилия может проявляться и в письменном виде. В одном из сочинений мальчик описал, как, по его мнению, надо было поступить с его одноклассницей Карин: «В начале ее повесили, а затем отрезали ноги и руки. Затем ей вырвали язык и распороли живот. После всего этого ей запихали в рот бомбу и Карин взорвалась. На сем кончаю».

Независимо от того, проявляется ли насилие вербально, явно или скрыто, оно никогда не оставляет нас равнодушными и взывает к ответным мерам. Когда школа становится местом пыток и мучений детей, а «разборки» во время перемен перестают носить характер безобидных шалостей, учителя, психологи и родители не могут делать вид, что это не их ума дело, и должны попытаться найти выход из создавшейся ситуации...

Представьте себе, что вы сидите вместе со своими сотрудниками в прекрасном ресторане на свежем воздухе в окружении зелени. Вы мирно беседуете, наслаждаясь совместным поеданием Piccata Milanese (отбивной по-милански) и чудесным вечером. Внезапно ваш сосед по столу запускает вилку в ваше блюдо спагетти и швыряет его наземь. Вы протестуете, однако вместо того, чтобы извиниться, он хватает вашу сумочку и выкидывает ее на улицу, а вы едва успеваете проследить за описанной ею кривой. Кипя от возмущения, вы вцепляетесь в обидчика, и тогда ваш бессовестный сосед во весь голос жалуется администратору ресторана на ваше поведение…

Вероятно, вы представляли себе приятный ужин несколько иначе, и поведение вашего сотрапезника не слишком вас порадовало.

Эта сцена выглядит малоправдоподобной. Однако дети, посещающие детский сад, сталкиваются с таким поведением постоянно. То, что нам кажется кучей-малой или беспричинным воплем, в восприятии детей имеет свою этиологию. Для того чтобы понять, как дети в детских садах воспринимают насилие и агрессию, нам необходимо мысленно поставить себя на их место. Переживание детьми актов агрессии и насилия в детских садах отличается не меньшей драматичностью, чем в вышеописанном случае в ресторане. Вещи, кажущиеся, на взгляд взрослых, невинными шалостями, в глазах детей выглядят совершенно иначе. Когда на уроке рукоделия шестилетняя девочка неожиданно сталкивается с агрессивным поведением своего соседа по парте, который ранит ей руку, или когда мальчик, показавший своему партнеру по играм, что его бутерброд лучше, получает удар в живот, дети реагируют на это не менее болезненно, чем мы в описываемом случае в ресторане – их охватывает ярость и отчаяние. Поставив себя на место детей и научившись воспринимать детские переживания серьезно, вы начинаете осознавать всю степень проблемы насилия и агрессивности как для воспитательницы детского сада, так и для самих детей. Эта проблема, с которой многие дети и воспитательницы сталкиваются в самых благополучных на вид детских садах, в которых зрелище играющих детишек способно привести в трогательное умиление ничего не подозревающих прохожих.

В данной главе мы вначале обратимся к рассмотрению форм проявления агрессии и насилия в детских садах, а затем проанализируем роль воспитательницы. В заключение мы попытаемся проследить ее возможные реакции.

Формы проявления насилия и агрессии в детских садах не такие, как в школе. В каждой стадии своего развития агрессивные импульсы детей выражаются по-разному, в детском саду мы имеем дело с одной стадией, в школе – с другой. Мальчик, с размаху ударивший по голове сверстника деревянным бруском (привет булыжником в висок!!!) в завершение их долгой и мирной совместной работы по возведению гаража, или девочка, столкнувшая свою сверстницу с лестницы в наказание за насмешку, – типичные примеры насилия в детском саду. Агрессивное поведение имеет индивидуального носителя. Насилие проявляется спорадически, в отдельных инцидентах и акциях. Случаи, когда акты насилия инициируются обособленной группой детей, относительно редки. Не менее редки случаи, когда в насильственные действия вовлекается весь детский сад, вернее, все его питомцы, как это имело место в инциденте с воспитательницей, встреченной градом туфель после непродолжительного отсутствия, или в случае, когда одной девочке удалось сколотить маленькую шайку, специализировавшуюся на краже и порче игрушек. В отличие от школы, где насилие быстро становится проблемой групповой психологии, в детском саду насилие связано с действием отдельных, конкретных детей.

Следующий момент, обращающий на себя внимание, касается самой специфики проявления насилия в детских садах. Его характерной особенностью является непосредственность. Двое детей только что мирно играли друг с другом, как вдруг в следующее мгновение один ребенок плача встает и жалуется на то, что другой ударил его «прямо в живот». Насилие в детских садах не знает предварительной стадии, обдумывания, предвкушения, периода накопления напряжения, которое ищет выхода и наконец находит разрядку. Одно состояние в мгновение ока меняется на противоположное, мирное сопение разражается вспышкой ярости. Полутонов здесь нет.

Многие питомцы детских садов не осознают до конца своих действий. Нет понимания последствий своих действий и чувства вины. Мальчик ударяет девочку, а затем, сбив ее с ног, начинает топтать ногами. Воспитательница в ужасе оттаскивает его от жертвы: «Разве ты не понимаешь, что делаешь ей больно?» Мальчик отрицательно качает головой: «Да ведь на мне же кроссовки!»

Зачастую оправданием насильственного действия является незначительный проступок, наказывается крайне субъективно оцениваемая провинность. Девочка расцарапала другой лицо только за то, что та ее не дождалась. Многие дети не отдают себе отчета в неадекватности своей реакции и в том, что шишка на голове, удар в живот или удар с размаху вызывают у другого боль. Довод: «У нее глупый смех» – выглядит оправданием для применения насилия, так же как и следующее: «Нечего ей было так орать».

Нередко агрессивное поведение детей расходится с их словами. На словах все они против насилия – что не мешает им применять насилие против своих сверстников. Но ведь это совсем другое дело! Можно ли терпеливо сносить то, что «у нее такие ужасные лакированные туфельки»?

Исполнение данной задачи предполагает различные варианты. Один из них: воспитательница занимает своего рода «пуританскую» позицию, с высоты которой она, не вдаваясь в тонкости различения дозволенного и недозволенного в сфере применения насилия, начисто отвергает все агрессивные и насильственные действия. Фантазии ребенка о супермене или разыгрывание двумя детьми в гардеробе сценки из боевика с помощью воображаемых пистолетов вызывают крайнее возмущение. Детям дают понять, что подобных игр следует избегать: «То, что вы делаете, ужасно!» Агрессия отождествляется с насилием.

Есть опасность, что в результате подобной позиции воспитательницы дети довольно быстро почувствуют свою ущербность. Когда радость, испытываемая от агрессивных игр и фантазий, объявляется патологией, дети уже не могут свободно им предаваться и чувствуют, что вот-вот их могут поймать с поличным. Агрессивные действия и мечты кажутся им чем-то недостойным. Стремление воспитательницы оградить детей имеет целью полное вытеснение агрессии и насилия из их мира. Агрессивные фантазии, высказывания и истории отождествляются с актами насилия. В основе этого лежит стремление к достижению некоего утопического состояния, при котором атмосфера внутри детского сада будет характеризоваться исключительным дружелюбием и уравновешенностью. В подобной атмосфере нет места теневым сторонам человеческой природы, как, например, в случае с воспитательницей, пытавшейся скрыть от детей гибель детсадовской кошки, всеобщей любимицы, попавшей под машину. Страшное табуируется (выносится за рамки сознания).

Однако подобная оградительная тенденция чревата большими психологическими проблемами. К сожалению, вместо пассивной имитации подобной позиции детьми, происходит «уход» агрессии в неконтролируемую зону.

Дети замечают, что насилие и агрессия является для их воспитательницы неким пугалом и замыкаются в себе. От их внимания не ускользает характер ее реакции при виде потасовки и отвращение, вызываемое в ней игрушечным монстром, и, как следствие этого, они перестают делиться с ней своими агрессивными фантазиями. Наиболее покладистые дети, не желая терять с ней контакта, внешне уступают ее требованиям, однако в действительности только прячут свою тень. Почувствовав одностороннюю преданность воспитательницы утопической идее «безоблачного» мира, они ощущают себя оставленными наедине со своим очарованием насилием. Диалог с детской тенью прерван. Радость при виде танка нельзя показывать, и стрельба из пистолета строжайше запрещена.

Следующая проблема, с которой дети постоянно сталкиваются в детских садах и школах и которая способна приводить к вспышкам насилия, касается этнических конфликтов, ксенофобии, а также соперничества между различными типами некоренной для данной местности национальности.

В одном детском саду появилась новенькая девочка-турчанка. Она почти не говорила по-немецки. Однако воспитательница не видела в этом ничего страшного, полагаясь на уже принятых в группу турецкого мальчика и турецую девочку, не имевших проблем с языком, считая, что они, несомненно, помогут новенькой преодолеть языковой барьер и установить контакт с остальными детьми. Со своей стороны, воспитательница решила сделать все возможное для облегчения установления контакта девочки с другими детьми. Что же произошло в действительности? Дети подвергли новенькую остракизму, не давали ей проходу на пути домой и два-три раза даже побили. Вокруг вновь поступившей эмигрантки возникла резко враждебная атмосфера. Детям удалось запугать девочку настолько, что она перестала говорить. Правда, на словах дети соглашались, что поступают неправильно, и клялись оставить девочку в покое, однако все их благие намерения вылетали у них из головы, стоило им ее увидеть.

Что это было: ксенофобия? Воспитательница решила внимательнее присмотреться к поведению других детей турецкой национальности и с удивлением обнаружила, что соплеменники новенькой не только дистанцируются от нее сами, но и постоянно натравливают на нее остальных детей. Они подвергали ее преследованиям и принимали участие в избиении. Наконец объяснение было найдено: вновь пришедшая была курдской национальности.

Возможность для возникновения этнических конфликтов у питомцев детских садов есть всегда. Дети воссоздают борьбу, соперничество и антагонизм, которые наблюдали у себя на родине: хорватов с сербами, курдов с турками или даже камбоджийцев с вьетнамцами. Они привносят в атмосферу детского сада конфликт, ассоциирующийся в их сознании с их домом и их родителями. Воспитательница становится невольным свидетелем этого конфликта и, естественно, стремится каким-то образом его нейтрализовать.

Природный ландшафт Папуа Новой Гвинеи, островного государства в Индонезии, горист и лесист. Изрезанность ландшафта обусловила разноязычие: племена, разделенные горами, не понимают друг друга. Многие из них находятся в состоянии перманентной войны друг с другом. Военные противостояния зачастую длятся месяцами, отнимая много времени и энергии. При этом обращает на себя внимание явное несоответствие между размахом военных операций и потерями в живой силе. Облачившись в боевые доспехи, нанеся боевую раскраску и оглашая окрестности воинственными криками, племя вторгается на вражескую территорию, по сути, не нанося противнику никакого урона – набег не оставляет после себя ни разрушений, ни убитых.

Все эти боевые действия осуществляются в рамках определенного сценария. Вначале одно племя нападает на другое, стараясь произвести как можно больше шума. Другое племя отступает, затем приходит в себя и подстегивая себя криками, в свою очередь устремляется на врага. В промежутке между акциями стороны забрасывают друг друга копьями. Крики воюющих состоят из хвастливых восхвалений собственных достоинств и богатства. Качества и степень состоятельности противника высмеиваются в самой обидной форме. Обе стороны стараются превзойти друг друга в бахвальстве и взаимном поношении. Зачастую, чтобы доказать собственное богатство, демонстрируют приведенную с собой корову. С той же целью ее демонстративно забивают. Другому племени волей-неволей приходится приводить одну или две коровы, чтобы показать, что и они не лыком шиты. Подобная форма ритуального военного противостояния – к сожалению, сегодня разыгрываемая в Папуа Новой Гвинеи нечасто – долгое время была костью в горле австралийских просветителей, сводя на нет все их усилия по поднятию сельского хозяйства Папуа Новой Гвинеи. Все коровы, подаренные ими этим племенам для развития их животноводства, через какое-то время забивались.

Подобные и аналогичные формы ритуализации проявления насилия можно наблюдать в самых разных племенах Азии, Африки и Южной Америки. Благодаря некоторому ослаблению запрета на насилие данные ритуалы приводят к снятию (абреакции) напряжения, позволяя не доводить дело до смертей и разрушения. Сдерживание агрессии достигается переводом ее в русло социальных форм.