Ханнок опять не решил, издевается тот, или говорит серьезно. Хотя, Аэдан спокоен, молчит, так что хотелось надеяться, что драколень не перепутал что-нибудь в мудреном деле облачения в зверскую одежку.

- А раз ты герой, - продолжил Соун, - то и оружие тебе нужно не абы какое.

Ханнок даже перепугался слегка, когда ему вручили длинный огнестрел. Хорошего литья, с инкрустированным перламутром ложем. На стволе было гнездо под нож. Да и сопутствующее снаряжение, рожок для пороха, сумка для пуль и пыжей – радует глаз, тисненая кожа и бронзовые накладки. На Севере за такое можно было купить дом.

- Вы воистину щедры, господин мой. Это поражает, как гром среди ясного неба, - то, как Аэдан это произнес, заставляло предположить, что он тоже пришел к выводу – это не просто владетельская блажь, - Мне придется постараться, чтобы отдарить любезность, достойную вождей, а не таких скромных общинников как мы.

- Ты правильно понял, Сойдана сын. Я задабриваю старика, - и князь это открыто признал! – Да и говоря откровенно, вы с магами махаться идете. Может статься, что и не вернетесь. Так хоть никто не упрекнет, что я послал вас на убой непочтёнными.

Да, теперь уже поздно отказываться. Тем более, возвращать дары. Если хоть половина того, что Ханнок читал о южных варварах правда – после такого их вполне могут тут же и прибить. Хорошо хоть ружье и вправду красивое.

Когда собрались, Хашт повел их за собой в ничем не примечательный склад для водорослей. Воины князя растащили мешки и корзины прочь, открыв каменный диск в полу, с высверленными лунками. В них воткнули рукояти и сдвинули с места. В открывшемся лазе виделось начало лестницы, по спирали уходившей в темноту.

К удивлению сарагарца, первым на ступени шагнул Сагат. Его помпезный родич поднял руки и возгласил:

- Иди же, брат, победный в своем безумии. Сокруши наших врагов, принеси славу семье, напои предков вином войны допьяна! И вы, герои Кохорика, душой удалые, опасность презревшие. А я посмотрю на вас со стены и порадуюсь.

- Что? Ты не поведешь нас? Соун Санга, ты останешься здесь? – сбился с шага Доннхад.

- Истинно, - улыбнулся князь.

- Честь рода…

- Достаточно я сделал для чести рода за эти два дня, Доннхад, - улыбка князя стала совсем недоброй. Похоже, с каким бы странным радушием братья ни относились к старому козлу, сейчас тот подошел к самому его пределу.

- Сагат, ты меня послушай, если он ударит…

- Донн, ты еще не мой человек, - отмахнулся старший, - Это часть нашего договора. Даже если брат, да колет его зад отцовская циновка еще сотню лет, решил от меня избавиться – этим он не убьет всю мою родню. О вендетте Кохорика и Озерного края будут петь веками.

Последние слова звучали уже из лаза. Старый химер, несчастный, поникший, замолк и поплёлся вниз. Когда пришла очередь спускаться туда Ханнока, он услышал, что помимо сапог и копыт, по полу клацают шестолапские когти. Караг шел прямо за ним.

- А ты почему себе ничего не попросил? – полюбопытствовал Ханнок. Они как раз проходили мимо еще одного люка, отчего-то горячего.

- Князь и так был крайне щедр, что позволил такому как я послужить на благо города, - сказал варау. Странным голосом. Для сарагарца только сейчас дошло, что гильдеец может не и не рваться переть на магию ради нгатаев.

Впрочем, эти мысли из рогатой головы вылетели быстро.

"Скусить патрон. Засыпать порох. Забить пыж. Загнать пулю. Забить пыж…"

Ханнок не врал, когда говорил, что умеет стрелять из огнестрела. Просто в последний раз делать это ему доводилось еще в первом клане. Укулли презирали "вонючее нгатайское непотребство" и пользовали стволы неохотно. Хотя и все чаще – конечно, мужи из Дома Дебатов могли, и любили, привести множество примеров, когда укульская кавалерия или даже фалангиты громили нгардокайских стрелков, но уже для всех стало понятно в какую сторону дуют ветры войны. Кёлю, как человеку с особо шаткими правами, приходилось подбирать снаряд для войны особенно щепетильно.

Но Ханнок был рад тому, что в схватке с магмастерами у него под рукой будет "дар Кау".

Волей Храма Кауарака, последовательность победоносного ритуала на этот год:
1. Побивание Омэля палкой.
2. Попрание Укуля сапогом.
3. Поношение Дасаче злым словом.
4. Наложение ярма на Тавалик.
- Послание старшей жрицы храма Кауарака касательно празднования фестиваля Обновления Огня.

Госпожа наша Ишик-Дану, мы все ценим ваш боевой настрой, но с осколками Дасаче у нас мирный договор уже как пятьсот лет, а Тавалик вообще союзники. Уверены, что человек с такой почтенной родословной как ваша сможет подобрать более подходящие кандидатуры Сиятельных Врагов для календарного праздника.
- Ответная реляция Конклава Жрецов Юга леди Ишик-Дану Кан-Каддах. 1035 г. н.э.

---

Фреп-Врап смотрел на стены Кохорика, издевательски близкие, безнадежно далекие. Город от него отделяли: забег по полю, открытому вражьим взорам. Ров, безалаберно сухой, но глубокий. Стены из тесаных каменных блоков, высокие и недавно отреставрированные. А главное – решетка. Полупрозрачные прутья казались хрупкими, почти воздушными, но, как он уже успел проверить, прочностью не уступали стали.

- Зри его! Белая морда! – послышалось позади сиятельное чириканье, - Вот тебе!

В спину ткнули древком копья, фольклорист зашипел от боли и забился в угол клетки. В другое время он бы устыдился, что позволил захватчикам подобраться так близко незамеченными, но сейчас это было грешно. Когда обрушился дом деревенского совета, Фреп получил упавшей балкой по голове. Иные после такого не выживали. Он отделался потерей сознания и до сих пор не вернувшимся в полном объеме слухом.

Признаться, очнувшись и обнаружив себя в плену, он немало удивился. Пережить тот день Фреп не планировал. И поначалу не счел это удачей. Он ведь успел порядочно нащелкать врагов. Но, хоть его и били несколько раз, до настоящей мести дело не дошло. Возможно, белоплащные просто не поверил, что это он так здорово отстреливался из кланового дома деревни, последнего рубежа обороны. Если так, то это было оскорбительно, но, пока что, к добру. Или же они готовили для захваченныйх южан злую волшебную судьбу. В таком случае ему лучше было и впрямь погибнуть вместе с вождем и его дружиной.

- Скрученный! Нуль в душе! Знай места!

Мамонтово дерьмо, до чего же мала клетка! Не уползешь, не спрячешься.

- Внимайте, что вы воздвигаете? – послышался новый голос. Несколько тоньше прочих. Как и его обладатель. Или обладательница? Фреп не умел различать сиятельных. Все одинаково лысые, тонкие и в доспехах. И пахло от них равно кисло. Фреп решил для себя величать их в среднем роде.

- Он увязанный! Он помиренный! Наша задолженность повелевает! – похоже, тонкое было чем-то недовольно. Двое других – высокое и второе, пониже, но с синяком под глазом, тыкать прекратили. Но тоже радостью не лучились.

- Благородственность, это недруг. Уродище. После двушного дня назад…

Несмотря на бедственное положение и боль, Фреп подавил улыбку с трудом. Из своего плена он мало что мог рассмотреть, но взрывы, крики, а также плачевное состояние вернувшегося со штурма отряда лучше лекции показали – вместо ожидаемого триумфа маголюбцам досталось оглушительное фиаско. Главный помпезан Орденцев долго орал на своего заместителя. Это было приятно. А вот то, что Фреп-Врап оказался пленником проштрафившегося командира – уже меньше. В тот же вечер его отряду поручили устроить несколько осадных лагерей и клетку перетащили в один из них. И в тот же вечер Высокое и Подбитое впервые поколотили его. Осторожно, тайком. Не настоящая пытка, да, но все равно неприятно.

- Мы лучшие! – Тонкое не унималось, - Речено в Луже Достоинства: кто гнев укротит - упившимся будет. Кто делает как душный нуль – сам суть душный нуль. Мы лучшие.

- Как сказали, благородственность, простите, - Подбитое убрало копье. Опять же Фреп плохо различал выражение лиц Сиятельных. Но ему отчего-то показалось, что парочка прекратила забаву не от нахлынувшей совести, а от желания избежать продолжения проповеди. Подозрение усилилось, когда за спиной отвернувшегося Тонкого Подбитое переглянулось с Высоким и постучало пальцем по виску.

Затем двое с копьями ушли. Тонкое осталось. Посмотрело на Фрепа своими колдовскими глазами и заявило:

- Отдай им свое прощение.

Вот этого Фреп делать точно не собирался.

- Они устали. Благое дело – тяжело. Умы-копья уже умов чернильных ладоней. Горести скатывают незрелые яблоки.

Фреп решил, что, пожалуй, пяток ударов палкой по хребту – не так уж и плохо. Почувствовало ли его настрой Тонкое, или просто завело себя до нужного уровня, но следующие слова едва ли не пропело:

- Внимай! Речено в Сборище Милосердия: кто покорился вправленным, голову тому не нарезают. А умащают ласково и в одежды заворачивают. Корица это! Молотый ладан! Но противление владычным – злая досада. Ёч, тебе страшно?

Фреп-Врап мысленно обвел золотое лицо в кружок прицела.

- Не оправданно это. Да, мы суровы. Но это юридично. Мы явились лечить эту землю! Деревья, млекопитающие и кремнезем! Тебя вылечим!

Вот теперь фольклористу и впрямь стало жутковато. Тонкое внезапно увяло.

- Ом-Ютель, да речь высокую ты не раскладываешь, вероятностно… Ладно, я просто поправлю.

Сиятельное подошло ближе, вытянуло руку. Глаза засветились, между пальцев забегали искорки. Фреп вжался в прутья, пытаясь оказаться как можно дальше. В общем-то бесполезный протест. Магия коснулась его и боль начала уходить.

Тонкое насупило голые брови, видимо волшба в этих землях давалась тяжело. Но давалась, хотя магмастеру и пришлось подойти почти к самой клетке, чтобы поддержать плетение. Фреп-Врап блаженно сощурил глаза. Ему стало хорошо.

"Ну же, подойди еще ближе. Давай! О, да, попробуй до меня дотронуться! Ну же, что я тебе могу сделать?"

- Миэн! – воинственно пискнули за спиной колдующего. - Ум захоронила? Сюда! Не копая!

"Тьмать" – подумал фольклорист. И еще: "Все-таки баба".

- Господин Тулун! Да, господин Тулун! – метнулась к командиру проповедница. Вытянулась в струну, руки по швам, прищелкнула каблуками кристальных сапог.

- Жить прискучило, Миэн? Гуляй до стены!

- Господин Тулун, здоровье скрученного было повреждено! Я восстановитель!

- Много кушаний магии, Миэн? Отдам иным твое довольствие!

- Господин Тулун…

- Три раза, Миэн. Четыре – юбка, не поножи.

Миэн склонила голову и так и осталась стоять, молча.

- Хорошо. Идем.

Они ушли, оставив его на попечение вернувшегося Подбитого. Тыкать копьем оно больше не решалось. Но смотрело еще более свирепо. Фреп-Врап вздохнул и опустил голову на руки. Он старался отвлечься от мыслей, зачем на самом деле понадобился этим фанатикам.

---

- Сол-Элеис Миэн, ваши рекомендации рисуют вас как человека скромного, усердного и знающего Учение, - господин Тулун Иолч смотрел поверх сцепленых в замок рук, - Пока мы не пересекли границ Особо Отравленных Земель, я был склонен с ними согласиться. Но что, позвольте, творится в вашей голове эту неделю? Попытка присоединится к атаке в той деревне. Попытка пролезть в ряды штурмующих Альто-Акве. А теперь еще и проповеди образцам. Вы кем себя возомнили, Миэн?

- Я воин Священного Похода, - тихо ответила Миэн, холодея от того, как беспомощно это прозвучало.

- Вы Госпожа Малых Артефактов и заместитель лекаря нашей сотни. Ваш долг не нести язычникам слова Богов, а помогать это делать другим. Если вы не способны наступить на горло собственной гордости, то зря носите третью медаль.

- Господин, можно сказать?

- Разрешаю.

- Господин, это величайшее свершение Укуля за последние три века! Подготовка, аллокация жизненно важных ресурсов, возрождение боевого духа после всех этих лет… Я готовилась к этому сорок лет!

- Истинно так.

- Но, господин, я по-прежнему не участвую в деле своей жизни!

- Вы ушли за край мира, пересекли зараженные области и вам еще мало? – господин Тулун изогнул бровь так, что у Миэн прилила кровь к щекам.

- Господин, я воин.

- Послушайте меня, Миэн, вы конечно не послушница, и даже не оруженосец. Но вы под моим командованием. Отец ваш может и снабдил вас лучшим скакуном сотни и доспехами, но это моя сотня. И вы – мой ресурс. Я буду распоряжаться им, как считаю нужным. А вы – верно служить. Это путь воина. Если вас это утешит, то вы еще пригодитесь. Если доживете, конечно, в чем я уже не так уверен.

- Господин…

- Сол-Элеис Миэн, разговор окончен. Он и состоялся только потому, что вы дочь командующего шестым гарнизоном.

Лорд Тулун встал из-за походного стола.

- Я должен проинспектировать осадные работы. Пока меня нет, в этом лагере отвечают перед благородным Эли.

- Воистину, господин! –десятник, молодой, статный и улыбчивый, хлопнул ладонью по кирасе напротив сердца. Сотник поправил плащ и вышел, бросив напоследок:

- Верный, идем.

Из темного угла на свет восстал варвар. Миэн поежилась, ей до сих пор было не по себе от соседства с… бездушными. Даже эти зверолюди, и те казались симпатичней – сразу видно, что не человек. Непроявившие еще свою истинную сущность аборигены пугали, как плохо сделанные куклы. Причем она слышала, как лорд Тулун как-то хвалился, что ему удалось приручить "красивый экземпляр". Если это косматое и большеухое, с его длинным носом и неблестящей, животной кожей – красавец, то каковы же здешние уроды?

Верный прошел мимо нее сторонясь, по-звериному зыркая исподлобья. Неопрятный, он следил за собой ровно настолько, чтобы не влетало от сотника. Тот приучил его носить правильную одежду, но отчего-то запретил стричься. Хотя, может оно и к лучшему, и так уже возникает впечатление, что смотришь на плохую копию.

Откровенно говоря, ее даже союзники из низших… то есть младших, каст – поправила она себя, - слегка пугали. Дома она редко покидала привратную цитадель.

Миэн покачала головой. Нет, это неправильно. Ей придется привыкнуть к местным, если она нас самом деле хочет нести сюда добро. Неодаренные магически сами виноваты, что такими родились, но, все же, не стоит мешать им пытаться искупить грехи и бороться за благое перерождение. Осложнять им и так почти неподьемную задачу ложным высокомерием. В конце концов, во многих заблуждениях дикарей повинны предки, чересчур возгордившиеся. Особенно те, что правили этими землями – омэлли. По правде говоря, летописи были весьма туманны и иносказательны, чем же именно этот Дом был нелюбим Укулем, но сходились на том, что в какой-то мере те заслужили свою судьбу.

- Господин заместитель, я могу идти?

- Иди, - в голосе десятника ей послышалась насмешка. Не первый раз за этот поход, от разных душ. Она почувствовала, как разгорается гнев, но смирила его плетью разума. Миэн знала, что многие из пограничников считали ее выскочкой, папиной дочкой, которую не сумевший сделать сына отец, командир гарнизона, отправил искать себе жениха среди военных. Пускай, она-то ведала, что меч ее не просто обещание будущему мужу. Да и, в конце концов, не просто же так лорд Тулун попросил ее пойти под его начало. Он был одним из немногих, кому доводилось часто бывать за Благословенным Контуром, наверняка он понимал в войне больше всех этих сопляков, недостойных придерживать ее стремя…

Миэн покачала головой. Опять. Она еще раз запретила себе гневаться. Лучше, и впрямь, думать об аборигенах. Вот взять, например, этого, Владыка прости, Верного. Что интересно, могло заставить этого пойти против своих? В его диких собраться была хоть какая-то хищная гордость, хотя в остальном они низки и коварны. Этот же напоминал побитую собаку, хотя и стоял теперь за правое дело. Неужели, и впрямь мир стал обителью падших, в котором даже благие деяния отныне нельзя творить, иначе как жертвуя душами?

Нет, и на эту тему тоже размышлять не стоит. На счастье, она уже дошла до палатки мастеров артефактов. Надлежит сосредоточиться на работе.

- Благородная леди, чье искусство безупречно, - поклонился ей ее помощник.

- Оставьте, мастер Алио, - кивнула в ответ Миэн, - Это мне надлежит вам кланяться.

- Вы так добры, - улыбнулся старый мастер. Он выглядел усталым и чуть больным – после неудачного штурма пришлось урезать лучевой рацион. Глаза потускнели, морщины стали как никогда заметными.

- Оповестите об изменениях.

- Мы наладили малый контур как вы и просили, госпожа. Конечно, пришлось пожертвовать несколькими диапазонами, но теперь утечки больше нет и накрыта площадь всего поста.

- Вы настроили полярность у центрального накопителя?

- Истинно.

- А у внешних?

- Мой сын этим как раз занимается.

- Хорошо.

Миэн почувствовала возвращение баланса. Нормальный, деловой разговор, то что надо для того, чтобы почувствовать себя нужной.

Площадка, выделенная мастерам реликвий располагалась чуть выше по склону, чем прочий лагерь их соединения, обложившего город с восточной четверти. Отсюда Миэн могла видеть город, Альто-Акве, чудесное творение двоюродных предков, оскверненное дикарями. А еще - стан целиком, все три группы палаток. Их было немного, но они в миниатюре повторяли планировку главного лагеря. Ровные ряды белой ткани – прибежища сородичей. Некоторые были расписаны золотыми узорами, не для красоты, а чтобы хоть как-то сгладить целительными плетениями влияние больной магии. Чуть в отдалении, по правую руку, серые шатры укульских вассалов – младшие касты были приучены к высшей магии, но, все же, в походных условиях некогда было тщательно калибровать под них общие защитные чары. Простолюдинов пришлось отселить на пол-забега в сторону, потому как суровый переход через отравленный перевал и так перенасытил их тела волшбой.

И, наконец, по левую руку – землянки почтенных союзников. И вовсе наособицу, высшая магия, как оказалось, вызывала у них головную боль и тошноту, особенно поначалу. С военной точки зрения эта разобщенность Миэан беспокоила, но с человеческой – радовала. Ламанни ее разочаровали. Их боевого духа хватило на то, чтобы добраться сюда, но всего лишь пара досадных неудач с коварством варваров – и они затосковали по дому. Их вождь даже имел наглость спорить с Лордом-Командующим. Указывать ему, незапятнанно-рожденному! Смешно подумать, этим половинчатым отголоскам, похоже, не нравится, как воюет подлинная бронза Ордена! С таким расстройством духа неудивительно, что у них самих озверение свирепствует. Уже десять случаев с того дня, как они спустились в эти земли. Она сама видела одного такого оборотня – жуткое зрелище.

Миэн опомнилась и отругала себя. Прав лорд Тулун, истинно прав, она стала небрежна в исполнении долга. Как сказано в Источнике Мудрости: "Кто пренебрегает гвоздем, однажды сломает шею, ибо конь его потеряет подкову". Укуль обязан беречь каждую крупинку силы. А она – служить ему без сомнений и самомнения.

Госпожа Малых Реликвий перевела зрение в магический диапазон.

Болезненное свечение выродившейся магии заполнило мир вокруг. Лагерь Сиятельных казался островком здоровья в море заразы, благородной лампадой на гнилом пне. Там, где защитные контурные заклятья сталкивались с волокнами и клоками дикого фона, искрило. Миэн прогнала по внешней цепи диагностическое плетение. Все работает… кроме участка у края оврага, вливавшегося в большой ров. На секунду Миэн забеспокоилась, но в базовом свете там ясно виделся дозорный. В штанах да, и это было возмутительно. Многие из менее таланной молодежи стали одеваться по-южному. Впрочем, она напомнила себе об обещании быть снисходительной. Ночами, и на посту, здесь холодно. Да и в конце концов, кираса у воина из волшебного стекла, даже отсюда чувствуется – в идеальном состоянии. Он зрит если не букву, то дух Учения.

Миэн все же подстраховалась и послала ему парольное заклятие. Половинку простого плетения. Дозорный помедлил – явственное дело, помехи от больного фона, но довершил чары, и в магическом диапазоне полыхнула вспышка. Нужного цвета и состава. Все хорошо.

Женщина успокоено отключилась от фона. Магия здесь сильно выматывала, у нее уже кололо в висках. Она перевела взгляд на мастера Алио.

- Я все же удивлена тем, что вы решили оставить вон тот сегмент на потом.

Магмастер забеспокоился.

- Госпожа, этого не может быть, мой сын с него и начал!

"Конечно же, не может быть. Мастер Алио и его сын – отличные специалисты" – сказала себе Миэн, - "Это все моя усталость. Сейчас я посмотрю еще…"

Мастер Алио всхлипнул, качнулся вперед и уткнулся лицом ей в грудь. Женщина машинально отшатнулась, и он упал. Из спины у него торчала стрела. Длинная, почти дротик, с синим оперением. Миэн посмотрела вниз по склону и увидела монстра. Огромный, длинный, сверкающий медью, он держал в лапах лук в полтора ее роста. Его хватило чтобы дострелить до их палатки. Рядом с ним стоял тот самый дозорный, но видно было – что не против него.

Миэн переключилась на магию. Вернее – попыталась. В глаза словно иголки воткнули, она вскрикнула и на мгновение пропала для мира. Когда отморгалась – внизу уже стояли не двое, а бежали десятки. В варварской броне, бронзовых шлемах или расписных масках. При оружии, обычном и бесчестном. Недолюди и… нелюди. Теперь ей уже не хотелось нести им добро.

В магическом поле рядом по прежнему полыхал, словно малое солнце, огонь аномалии. Эпицентром – в бездыханном теле Мастера Алио. Миэн стиснула зубы, закаменела лицом от ненависти. Железный наконечник, чёртов, проклятый металл. Мгновение спустя свистнула еще стрела, но Миэн уже видела ее и уклонилась. Пришлось отключиться, чтобы не выжгло надолго и без того пошатнувшиеся силы. В угасающем поле Миэн еще успела заметить, как лже-дозорный отвел сжал ладонь в кулак и ударил. В пустоту, но спустя мгновение защитный контур лагеря, созданный ее трудом, трудом погибшего мастера и его сына, эта сияющий купол надежды, лопнул, как лопается мыльный пузырь на кончике ножа, как разлетается вдребезги фарфоровая чашка под латным сапогом.

Элеис Миэн, воин Ордена, оттолкнула жгущую ее магию. Выхватила меч, оружие простолюдина, и побежала вниз, призывая за собой стражей, послушников, союзников, да кого угодно. Она бежала по склону и оплакивала свою мечту.

Невидимая, но ощутимая ударная волна шевельнула Ханноку крылья.

- Вперед! – рявкнул Сагат Санга.

Огарок опустил руку, пошатнулся. К нему тут же подбежал один из воинов, судя по деревянной маске и гербу на кирасе – из свиты Сагата. Помог удержаться на ногах. Сквозь прозрачное забрало видно было, что лицо у дикого мага смертно побледнело, а из носу закапала кровь. Словно и не замечая, он начал надиктовывать какие-то цифры и направления Хашту, застывшему рядом с новой стрелой на тетиве.

Это все, что успел заметить и услышать Ханнок, прежде чем пробежал мимо. Все разгоняясь. Пока они шли через туннель, Аэдан успел шепнуть несколько советов. Один из них – не ждать боевого построения, не завязывать перестрелку. А сразу же ворваться в лагерь, вклиниться в ряды врагов. Чтобы маги береглись колдовать в полную силу. Или, хотя бы, попадали по своим.

Их осознали, но все равно поздно. Все-таки Сиятельные растеряли хватку. И учатся медленно. Первые заклинания доплели как раз тогда, когда Ханнок перепрыгивал через изгородь – похоже чисто символическую, для порядка. Атакующих она не задержала.

Городской воин, бегущий рядом, булькающе вскрикнул и ничком рухнул на истоптанную траву. Сарагарец даже не понял, что же именно его убило. Через труп перескочил один из озерников Сагата. Этот успел швырнуть горящий странным, синим пламенем сверток в ближайшую палатку. А потом ему навылет пробило кирасу плоским, острым кристаллом, словно соткавшимся прямо в воздухе.

Ханнок затормозил, взрыв копытами пыль и солому, глядя прямо на свою смерть. Достойную. Святоокую, изысканную ликом, пусть даже и одетую лишь в исподнее. Только что выскочившую наружу из шатра. Мир полыхнул и зверолюду словно кипятком в морду плеснули. Взревев, химер нажал на спуск, почти не глядя. Княжий дар рванулся в руках, боль разом ушла.

Магмастер навалился спиной на опору шатра, зажимая ладонями красное пятно на белой ночной сорочке. Между тонкими пальцами хлестала кровь. На золотой маске лица застыло безграничное удивление. Даже, пожалуй, обида. А потом сиятельный упал на колени и заорал. Ханнок перехватил ружье за ствол и с размаху, справа – налево, размозжил его голову прикладом. Побежал дальше.

Вокруг царил хаос. Военные туристы продолжали выпрыгивать из своих палаток, хотя куда уж позже. Многих тут же забивали обратно лезвиями, пулями или остриями. Другие огрызались волшбой. На глазах Ханнока одного из кохорикаев располовинил вдоль световой плетью кавалер Ордена в медалях. Мгновение, и самому ему втыкает в горло штык озерная девушка. Проворачивает, оскалившись, хохоча. Мгновение, и вот - Доннхад, примяв послушника к дереву, пытается передавить ему кадык дубинкой, ухваченной за оба конца. Орденец упирался, явно магией, раз даже здоровенный демон не мог легко с ним совладать. Тогда демон неожиданно вогнал ему под ребра хвостовой клинок. "А так можно?" – тупо удивился Ханнок. Мгновение, и он сам едва успел упасть на землю. Вместо него колдовство ударило по какой-то мечущейся сиятельной в хламиде целительницы. Безголовое тело прошло пять шагов и упало. Мгновение, и рядом появился Сагат. Отмахнулся стальным клевцом от заклинания и одним ударом разбил кирасу заклинателя в янтарную, сверкающую пыль.

Это благой хаос. Это Кау. Расплатившись первыми потерями южане стали снимать обильную жатву.

Там, где укулли удавалось справиться со смятением и паникой, дела шли хуже. По центру, у шатра командующего, три мастера возвели силовой купол, прикрывающий… наверное, этого самого командующего. Молодой и статный, доспех в печатях, лицо благородно-суровое. В руке знамя с пиктограммой сотни. На какое-то время он сам стал источником и накопителем мужества защитников. Они сбегались к нему, они присоединяли свои силы к плетению защиты, или помогали разогревать приволоченную лучевую призму.

А потом с невероятного расстояния, по математично рассчитанной дуге прилетела стрела-переросток и убила все их труды. Дальше отбиваться им пришлось холодным оружием. Весь лагерь заволокло синим дымом от горящих свертков с рачками или пропитанных диковинными солями палочек. У Ханнок от него слезились глаза и кололо в горле. Сиятельных же крючило куда сильнее. Мгновение назад смертельные чары оборачивались пшиком, жалкими искрами или звоном разбитого стекла. Иные творцы просто падали в обморок. Кольцо нападавших начало смыкаться.

Это Ахри, добрый порядок, четко отработанный план.

Пошатнувшийся было командир Ордена гордо выпрямился. Выхватил меч, судя по виду – больше церемониальный, чем боевой.

- Эй, козья кровь, кто из вас готов на поединок?

Непонятно, чего он хотел этим добиться. Вряд ли много народу с Юга понимало укулли. А если и понимают – неужели сиятельный думает, что они согласятся уйти восвояси, если он вдруг победит? Впрочем, что бы он не замыслил, бой продолжался. Вернее, "охота на золотых птиц" – говорил один из воинов по пути нечто подобное. Придурманенных антимагией орденцев уже не столько били, сколько вязали.

Но кое-чье внимание вражий вождь все же привлек. Отпихнув увлекшегося союзника, к нему пробился Аэдан. Подкопченный и злой – видно, что первый же его бой в дареном доспехе станет для снаряжения и последним – оно едва не обуглилось, пластины набедренника болтались на полуоборванных шнурах. И меч Кан-Каддах успел о кого-то окрасить и выщербить. Впрочем, сам он был слишком бодр и уверен в себе для серьёзно раненого.

Орденец ударил, раз, другой, металлом в подставленный камень. Аэдан работал двуручной громадиной, столь неуклюжей на вид, с такой легкостью, словно это была трость для прогулок. На третий раз даже не стал парировать. Отступил в сторону, пропуская увлеченного инерцией врага и приложил плоской стороной меча по спине. Командир лагеря упал лицом в пыль. Терканайский сапог тут же наступил ему на шею. Классическая картина, хоть сразу на барельеф.

Слева загрохотали выстрелы, закричали. Часть стрелков Кохорика еще в начале налета прорвалась к краю лагеря, заняла там оборону за сиятельными же баррикадами. Попытавшиеся было прийти господам на помощь вассалы потеряли с десяток убитыми, и, в замешательстве, обезглавленные, отступили. Союзники из Ламана были более независимы разумом, но лояльность питали прежде всего к самим себе. Они еще на полпути решили, что здесь все проиграно и отступили к своим землянкам. Послали гонцов к основной армии на другую сторону от города.

Ханнок проверил фитиль. Все готово, на случай если надо в кого-нибудь выстрелить. Но, похоже, желающие драться враги закончились.

- Можно грабить, - хрипло разрешил Сагат, - Услышите сигнал -сразу же ко мне.

Кохорикаи заулюлюкали, заскакали, потрясая оружием, озерники – завыли, даже нормалы. Разбрелись по лагерю. Часть бойцов, впрочем, осталась сторожить повязанных и подступы со стороны вассального лагеря. Тот бурлил, бритоголовые, не лысые, вояки собрались в подобие строя, мялись, переглядывались, идти в атаку не решались. Возможно потому, что самых помпезных орденцев приволокли и поставили у них на виду, под прицелом.

- Эй, Ханки, возьми и мне чего-нибудь! – проурчали за спиной. Ханнок вздрогнул, повернулся и увидел Карага. Хотел в ответ на испуг съязвить по поводу того, что не видел варау в бою, но присмотрелся и понял, что колчан у того почти опустел. Если черный кот стрелял хоть вполовину своей обычно меткости, то нащелкал куда больше серого демона.

- А сам?

- Я варау, мне трофеи – только чужой милостью, - досадливо оскалился пантерочеловек. - Ну же, не спи, живее!

Сарагарец пошел по лагерю, заглядывая в палатки, мешки и телеги. Алчность в нем боролась с тревогой. По его опыту, не стоило так мешкать, ох не стоило. Вот придет подмога из незахваченных врасплох и раздавит их о стены Кохорика. Чего же задумал этот Сагат Санга?

---


Элеис Миэн молилась. За упокой, прося мести, но в первую очередь – чтобы ни одно чудище не свернуло на этот переулок из ткани и мешков. Пока что владыки миловали – искаженные и подобия ходили мимо.

Она быстро поняла, что на последний бой у шатра лорда Тулуна не успеет. Враги сработали четко и быстро, словно знали куда и как надо бить. По лагерю клубился дым – обычный, от подпаленных шатров, и вторая куда более опасная разновидность. От нее мир Миэн плыл и рвался на клоки, пара вдохов едва не отправила ее в обморок. Богопротивная, подлая мерзость, у варваров нет чести!

Хорошо хоть навес на окраине лагеря, рядом с клетками для образцов, где она держала своего коня, оказался почти не затронут. Но даже так ей пришлось отказаться почти от всех заклинаний. Хватило лишь на простенький аккорд, приглушивший звуки. Миэн трижды прокляла себя за трусость, но решила, как только бездушные чуть отвлекутся, вскочить и скакать к ламанни, прочь от позора и горя, муки и безумия.

Ханнок подумал еще раз и положил брошь из волшебного стекла обратно. Ну эту красоту к тьматери, с помощью неких загадочных резонаторов орденцы даже крепостные стены подрывают. Мало ли на что безделушка настроена, одну рогатую голову разнести хватит и полуобморочного кудесника. Сарагарец и так себя не обидел – в импровизированном узелке из парчи бряцали позолоченный шлем, серебряный умывальник и бронзовый подсвечник. Бронзовый. В походе. Орденство!

Впрочем, кое-что рискованное химер себе прихватил. Набор костяных пластинок для алфавитных гаданий, с окрашенной резьбой. Есть вероятность, что и их заразили волшбой, но Кёль слишком давно хотел себе такие же. В них можно было и играть, вот только правил он не знал. И спросить не у кого – пленных ему не досталось. Может Аэдан чего успел узнать, во время своего вояжа за Контур?

По правде говоря, всем этим зверолюд надеялся в первую очередь задавить растущую панику. Долго, тьмать, они тут возятся!

Откинув полог чуть более раздраженно, чем хотелось бы, Ханнок вышел на свет. Так, где еще можно поживиться? Интересно, а что за той стенкой-ширмой из полотнищ, натянутых на колья?

На полпути он о своем выборе пожалел. За тканью с лекарской символикой что-то размеренно громыхало, и, вроде бы, порыкивало. Закинув мешок за спину, сарагарец перехватил ружье по-боевому. Осторожно отодвинул дулом входное полотнище. За ним открылась огороженная площадка, с клетками по периметру и столом по центру. Из-за последнего торчали ноги в орденских латных башмаках. Хотелось верить, что владелец убит или в обмороке, а не заманивает крылатых растяп. Костеря себя за дурость, Ханнок вошел внутрь.

Звуки внезапно зазвучали в полную силу, словно кто разом выкрутил на полную громкость гильдейский передатчик.

- Ррахау! Гррау! Уау!

Ханнок крутанулся, едва не выронив огнестрел, посмотрел на клетку. Вернее, на сидевшее в ней чудище. Чудище металось по чересчур узкой темнице, бросалось на решетку, да так, что клетка ходуном ходила. Толком разглядеть его не получалось. Мешанина белого меха, острых когтей и ощеренных клыков. Орденские притащили с собой волшебных питомцев? Неужели у них и вправду осталось еще чего из наследия колониальной эпохи, о чем он не знал? Орденские кони могли скакать днями напролет. Быки – в одиночку тащили тройные упряжки. А псы брали безнадежный след на камне… когда не дохли от фона, конечно. Ханнок уже ничему не удивлялся, в загадочных планах Ордена вполне могло найтись место и для такого чуда.

Зверь налег так, что решетка мелодично зазвенела. До Ханнока запоздало дошло, что она полупрозрачная, наверняка волшебная, а ведь по лагерю так сноровисто ударили антимагией…

Он прицелился и… чудище замерло на месте. Большое. Четвероногое, но странно. Передние лапищи мощные, длинные, задние – короткие. Этим отдаленно напоминает гиен или, со скидкой на зверостопость - вымерших больших обезьян из колониальных атласов. Вот только у обезьян не бывало такой хищной морды, саблезубой, черноносой и голубоглазой. С маленькими ушками, острыми и мохнатыми, смотревшимися трогательно и невместно, как бантик на Аэдане. А у гиен – когтей на зависть медведям и длинного драконьего хвоста, тоже, впрочем, обросшего густой снежно-белой шерстью.

Зверь поднял руку в жесте милосердия. Ханнок готов был признать, что, наконец, сошел с ума, но это оказалась именно рука. На земле была лапой, как и вторая, там и оставшаяся. На полпути жутковато хрустнули суставы и короткие звериные пальцы разом удлинились вдвое.

- Аха! - сказал Ханнок.

- Ты что творишь? - взвыли сзади по-нгатайски, - Опусти ствол, живо! Тьмать твою!

Мимо проскочил Доннхад, кто же еще. Ханнок с трудом подавил желание нажать на спуск.

- Омэль меня укрючивай, Фреп, ты, что ли? - рявкнул полузубый горец. И тут же, не дав ответить, продолжил, обвиняющее:

- Ты должен был погибнуть вместе с господином!

"Фреп" зарычал. Ханноку отчего-то показалось, что матом. И ткнул своим внезапным указательным пальцем в сторону полотнища слева.

К рычанию образца № 4 за тканевой стенкой добавился зверолюдский лай. Миэн трояко прокляла сегодняшний день, уже в девятый раз. Она почти уверилась, что ее слабые приглушающие и отводящие заклятья, этот чахлый позор, все же сработали. Но вначале взбесился образец, а потом, вероятно что на его рев, пристучали копытами двое демонов. И вдруг затихли, нехорошо, Миэн пятнадцатой душой ли, интуицией ли, но почувствовала, что рогатые ее обнаружили и уже подкрадываются.

Все, больше платить честью за незаметность не только грешно, но и опасно. Миэн занесла меч, пришпорила коня. Мало место для разгона, времени – и того меньше, но ей должно хватить. Ветер переменился, подлый обессиливающий дым уносило прочь, и после него даже фон казался пьянящим чистым вином духа. Праведная ярость оживила сиятельный талант. Боги снова любят её.

За секунду до того, как конь вбежал в полотно, оно было отброшено повелительным жестом и чуточкой магии. Ближайшего мутанта сшибло лошадиной грудью, Миэн, улыбаясь, нацелилась на следующего. У этого в лапах был бесчестный огнестрел, но Сол-Элеис Миэн уже знала, как с ним поступит. О, она о многом успела размыслить, пока пряталась от варваров. Удивительно, что до этого не додумались товарищи. Ее стыд будет смыт огнем, она воспламенит богомерзкое зелье силой своего гнева! Тварь будет обожжена своим же боеприпасом, а потом…

Заклинания не сработало. Время было упущено. Фитиль клюнул полку, огнестрел коротко рявкнул и пуля ударила в плечо. Доспех не пробила, но Миэн мотнуло в сторону. Она бы, может, еще смогла удержаться в седле. Но ее верный конь перепугался, встал на дыбы и она потеряла равновесие. Миэн ударилась шлемом и канула в густую, языческую тьму.

---

Конь, визжа, протаранил ограду и умчался в поле, распугивая по пути кохорикаев и озерников. Ханнок подбежал к упавшему орденцу, но тот не двигался. Сарагарец пошевелил его копытом, потом, осмелев, наклонился. Живой вроде, хотя из-за этого закрытого шлема не разобрать толком. У Ханнока состоялось-таки взятие пленника сегодня! Хотя что с ним делать дальше, серый представлял себе слабо. Без магии добыча быстро станет больной и малополезной. С магией – при первой же возможности легко его убьет.

- Да, со мной все в порядке, спасибо за беспокойство! – прошипел откуда-то сбоку Доннхад. Старый драколень, кряхтя, поднимался с земли. Но, похоже, серьезно ранен не был. Повезло или демонская непрошибаемость помогла.

- Аха, – чуть разочарованно отозвался Ханнок.

Однозубый подошел, зло выскалился на лежащего орденца. Сказал, неожиданно.

- Хорошо стреляешь, северянин.

- Аха, - повторил сарагарец. Он целился в лошадь.

В клетке недовольно заурчали. "Фреп" сидел, нетерпеливо покачивая кончиком хвоста. У белого чудища он тоже оказался снабжен костяным клинком. Теперь палец указывал на давешние сиятельные сапоги с той стороны стола. Доннхад процокал туда, наклонился. Когда поднялся, то держал кольцо с ключами. Со второй попытки одним из них отпер дверь. Фреп выскочил, блаженно потянулся. Подобрал с земли камень, прыгнул к осапоженному Сиятельному. Судя по звуку – одним ударом раскроил тому череп. Вышел на трех лапах из-за стола, держа в руке окровавленный булыжник. Направился к второму бессознательному.

- Нет, - буркнул Ханнок. Он уже перевернул пленного на спину и связывал ему руки, вспоминая на ходу, как это надо делать правильно.

- Этот мой. Ищи себе другого.

Фреп фыркнул, но камень выбросил. Пожалуй, чуть демонстративно.

- Я все же видеть твою морду, Фреп, - соблаговолил старый горец, - С тебя выпивка, кстати. Еще бы чуть-чуть и твою шкуру попортил свинцом вот этот болезный… Какая чуже-муха тебя покусала, северянин?

- Нервы, - отозвался Ханнок. Осмотрел ловчий узел, остался доволен.

- А я вот что думаю, нетопырь ты драный…

Что именно думал о нем Доннхад на этот раз, так и осталось загадкой. Из центра лагеря тоскливо провыл южный рог. Дважды. Обговоренный сигнал.

- Веселье окончилось! – Доннхад пошел к вождю первым. Снежное чудище – помедлив, за ним. Ханнок подцепил добычу за шкирку и закинул на плечо. Удивился, как легко получалось тащить – возможно озверение еще сил подкинуло. А может, просто Сиятельный ему достался какой-то тощий.

Ханнок вначале услышал, а потом и увидел мстителей. Много, пока что еще вдали. Пока налетчики возились с грабежом, Укуль отрядил отряд Сиятельных, к которому по пути присоединились союзники. Южане у баррикад ушли последними, дав напоследок залп по законтурнымм вассалам, так и проторчавшим все это время на месте. Разъярившись, осмелев от приближающейся подмоги, те полезли вперед. Поздно и неорганизованное. За спиной сарагарец слышал их горестные вопли, когда они не только поняли, но и увидели, что живых из сиятельной сотни там не осталось.

Отряд из Кохорика тащил с собой тела павших соратников, живых пленных и ценное добро. Это их замедляло. Ханнок забеспокоился даже, что орденцы догонят и пожгут их всех в пепел. Впрочем, уже недалеко до лаза. Они уже даже успели перетягать добычу на ту сторону рва. Сейчас еще двадцать саженей вдоль стены, обогнуть бастион и…

- Тьма-а-а! – Взвыл из-за спасительного угла Доннхад.

Ханнок прибавил скорости. А ведь и так устал, пленник на плече уже стал тяжелеть. Оббежав укрепление, затормозив в спину воина впереди, зверолюд увидел, что лаз закрыт. Если бы он сам через него не проходил чуть раньше, нипочем бы не нашел – закрытой дверь было не отличить от кладки. Теперь перед ним вздымалась ровная, заполированная стена во много локтей высотой.

- Я же говорил тебе, Сагат, я же тебе говорил!

Сарагарцу на мгновение показалось, что в одной из бойниц мелькнуло довольно лицо князя. Впрочем, воображение перед смертью часто играет напоследок.

- Почему ты не слушал?

- Заткнись, Донн, - Ханнок позавидовал выдержке озерного вождя, - Туда!

Дальше вдоль стены от закрытой потайной двери и выше ее по склону холма зазор между укреплениями и краем рва чуть расширялся. В небольшую площадку, ограниченную углом следующего бастиона, стеной и стремительно вырастающим в скальный обрыв берегом. Отсюда отступать было уже некуда. Даже если ползти вдоль стены, прижимаясь к камню и рискуя сорваться вниз, это будет настолько медленное бегство, что их и волчьи стрелки перещелкают, не то что мастера магии.

Однако, пускай и нельзя было сказать, что Сагат остался совсем уж спокоен, присутствия духа он не потерял. Быстро расставил бойцов, перебросился словом с огарком и Хаштом, отрядил их прикрывать отряд от магии. Вмазал кулаком по лицу запаниковавшему бойцу, юнцу из городских, заставил его лезть вниз, подбирать брошенного пленного. Ханнок чуть приободрился, с таким вождем хоть помирать - красиво.

И вряд ли уже оставалось долго ждать. Вначале прискакала кавалерия Ордена, по дуге, держась на почтительном расстоянии от стен. Впрочем, бойницы и парапеты безмолвствовали. Потом за элитой поспели несчастные, осиротевшие вассалы и кислые союзники. Чуть дальше уже чеканила шаг тяжелая пехота, как на параде.

Несколько магмастеров сообща приготовили защитный экран – тусклый, не чета прошлому, первого дня осады. Под прикрытием Орден двинулся вперед. Внушительно и издевательски неторопливо. Ханнок уже досадовал, что не прихватил из разгромленного лагеря кувшинчик укульского красного – хотелось пить.

На полпути один из молодых и ретивых сколдовал в них энергетическую сферу. В ответ огарок вскинул руку и она свильнула в сторону, вышибла каменную крошку из бастиона. Молодого и ретивого тут же зло обчирикали коллеги – неудачливые налетчики красноречиво разложили пленных среди своих рядов. Колдун ведь мог, ужас, попасть по какому-нибудь из безупречных родословий. Или спровоцировать дикарей.

- Вот ти и попялся, плидатилл! – магично, на ломаном нгатаике, зазвенело сразу отовсюду. Не сразу и скажешь кто именно из орденцев глаголет. Но, вроде бы, тот, у кого больше всех медалей и крылья на шлеме. Ханнок не сразу откопал в памяти, что такие носят только лорды-командующие, полузабытый титул с тех времен, когда Орден еще ходил походами в Нгат.

- Есть такое! - крикнул ему Сагат. Потом сказал, тише, Аэдану:

- Кан-Каддах, знаю, это наглость, но… подари мне своего пленного, а?

- Я рад оказать эту услугу, вождь, - сказал терканай. Толкнул вперед командира, которого так и волок на себе все это расстояние от лагеря. Причем, по виду, даже не взопрев.

Командир по-прежнему был одурманен, колдовать не мог. Но уже достаточно пришел в себя, чтобы оценить обстановку. Теперь он улыбался, щеря полувыбитые о варварскую землю зубы. Сиятельный шатаясь, но выпрямился, смотрел свысока, словно это он всех тут повязал. Зверолюд вынужден был признать – это внушало уважение.

- Твой блат тёбя оставилл! Твой налод тёбя викьёнулл! Как и долшно! Покайся, и доживьесе до испаллавления! Ми дашэ наид'ом вам мэста!

"Боги, как вы мне все надоели…" – тоскливо подумал Ханнок. Он понял, что не успел соскучится по Верхнему городу. Кстати о нем, - сарагарец приметил, что за спиной лорда-командующего один из земляков ожесточенно спорит с магмастерами, жестикулирует, показывая то на стену, то на войско. Один раз даже провел ребром ладони по горлу. Маг отмахивался от этой докуки, потом и вовсе содрал с руки латную перчатку и швырнул ламанцу в лицо. Тот пошатнулся, поднес руку к носу, затем сплюнул и ушел к своим воинам.

- Прежде чем я сдамся и верну вам пленных, вы должны кое-что сделать.

- Ми внимаем.

- Я не могу сдаться абы кому. Ваш вождь должен признать себя пасынком Кау и провести обряд плодородия с вон той жрицей. Прилюдный, не меньше трех часов длиной, с возлиянием маслом.

- Ти… ти что лечеш, мутантулл?

- Ох, прошу прощения. Это кажется не жрица, а жрец. Вы разберитесь там, а то неудобно выйдет. Или войдет.

Похоже, кто-то сильно ученый, но слабо умный переводил в толпе врагов с нгатаика на укулли. Или они и так считали смысл по тону речи. Ряды сиятельной пехоты раскричались, угрожающе качнулись вперед, к самому краю рва. Ханнок видел, что командирам все сложнее удерживать вояк. А магам, похоже, защитный экран, причем непредвиденно – они суетились и бегали, один внезапно упал как подкошенный. Похоже, для боевой, не защитной волшбы их уже не хватало. Это было хорошо. Как и то, что почти никто из орденцев не умеет стрелять. Обучаться огнестрельному бою им мешал ритуал и гонор. Почтенная древность вроде луков и дротиков тоже мало кого привлекала – говорили, что дома сиятельные запросто метают кристаллы и лезвия силой своей магии, да и сам Ханнок, похоже, видел нечто подобное при штурме лагеря. Но сиятельный дом остался далеко отсюда.

"Ну же, еще ближе, еще чуть-чуть" – прочел по губам Аэдана Ханнок. Зверолюд выругался и проверил фитиль. Одно хорошо – ламанцы как-то потихоньку смещались дальше от стены. Что бы Ханнок не говорил Кан-Каддаху, и как бы сам себя не уверял, но стрелять в бывших сограждан было бы тяжело.

- Ти сдокснес раньсе, бесдусний!

- Ну, как знаете, - Сагат Санга учтиво поклонился. А потом одним движением снял с плеча клевец и ударил обухом в колено командира. Хрустнуло, тот упал и заорал. Наколенник раскрошило, будто тот был леденцовым.

По рядам орденцев пронесся слаженный стон, словно вождь попал по каждому.

Сагат обошел лежащего. Клевец поднялся и опустился, ломая вторую ногу.

Пожилой орденец на самом краю рва, бледный, неотрывно смотревший, первым заорал и соскочил вниз, оскальзываясь и марая плащ об осыпающуюся глину. За ним ринулись остальные.

"Они великолепны" – подумал Ханнок. Прицелился.

- Тэй хо!

Загрохотали выстрелы. Некоторые из атакующих покатились на дно. Но мало, все же слишком мало по сравнению с общим числом. Сдерживать эту орду получится малое время, а потом их просто затопчут.

Ханнок успел выстрелить еще один раз. А на третий – уронил пулю. Поднимать времени не было – ближайший белоплащный уже долез до края. Зверолюд пнул его копытом по шлему, скидывая вниз. Это дало еще пару мгновений на то, чтобы примкнуть нож на огнестрел. Он быстро пригодился.

Мимо пролетела стрела-дротик. Подрубивший ногу соседу белоплащный, уже вскарабкавшися наверх, повалился обратно. Его место занял следующий. Увы, эффект от хаштовой стрельбы уже был не такой сильный. Похоже стальные стрелы, такие ценные, чудесные, божественные, закончились.

Кристальный меч свистнул в пальце от морды. Следующий удар чиркнул по кирасе. Ханнок ответил ударом приклада в золотое лицо. В этом все же было что-то особенное – бить сиятельных. Страх его детства, всегда готовый за шалость унести из дому в вечное рабство за Контуром. Враги юности ранней, кумиры – поздней. Докучливая духовно-бюрократическая препона на пути роста в дома Туллия...

Оказывается, они ломались так же легко, как нгардокаи и чахлые волки, если не легче…

- Хххак!

Ханноку напомнили, что к чему – следующий орденец был не магмастером, но кое-что сумел. Сарагарец внезапно понял, что не может дышать, горло словно удавкой передавило. Несколько раз промахнувшись по колдуну, он отшатнулся назад, выронив оружие. В глазах потемнело.

И тут Соун Санга налюбовался наконец и открыл дверь. Он открыл ее не для того, чтобы впустить брата, и даже не присылая подмогу. Потайной люк с грохотом распахнулся настежь и из лаза, прямо в заполненный атакующими ров, ринулся крушащий поток воды. Крутого кипятка, разогретого самими богами, замешанного на солях и антимагической живности.

Ханноку еще долго потом снились эти крики.

Но именно сейчас он снова дышал и тем был счастлив.

Стены и башни Кохорика ожили, ураганным огнем и стрелами. На глазах у сарагарца пушечное ядро с боковой грани бастиона выкосило в толпе ордецев узкую, но длинную просеку, снеся голову первому в этом жутком ряду и оторвав ногу последнему. А потом он увидел, как за городской берег рва ухватилась руки в бронзовых латных перчатках. Пальцы рвали траву, шарили по земле, дрожали, но обладатель сумел подтянуть себя. Показалась голова без шлема, страшная, красная, обваренная. Сагат походя пробил ее клевцом. И вот это, пожалуй, даже можно было назвать милосердием.

Пришельцы с севера выцарапали из воды крайних ошпаренных и начали отступать. Отход их не превратился в паническое бегство лишь потому, что волшебный экран кое-как держался, прикрывая если не всех, то хоть командиров.

---

Уже сильно позже, когда перекрыли слив и тоннель в стене остыл, участники вылазки поднялись по нему наверх, обратно в большой купол. Уставшие, разящие кровью и пороховым дымом. Ханноку было не по себе всю дорогу, да и на бани он теперь смотрел совсем другими глазами. Никак не мог выкинуть из головы, что все эти мозаики, статуи, фрески и лежанки скрывают под собой такую безжалостную, первобытную мощь.

"Нгат, суровый предок, неужели и впрямь твои дети обречены даже красоту и уют обращать на службу алому убийству?".

- Слава вам, герои, четыре ее сорта! – встретил их лично владыка Кохорика, - Вы почтили старших богов! Кау, ужас врагам. Ахри, железная воля. Нгаре – искусное притворство и Иштанна, расчетливое милосердие. Вы собрали все благословения!

- Все-таки это была авантюра, - сказал Сагат.

- Уважь меня, брат, - раскинул руки Соун.

- Прости. Брат, твое коварство достойно Сойдана, ты был хорош в своей роли. Я почти поверил, что ты и впрямь решил оставить меня за стеной.

- Другое дело! – улыбнулся князь, - А я был уверен, что ты вернешься с богатой добычей. Настолько, что мой мастер церемоний уже начал готовить большое жертвоприношение. Воины! Завтра на рассвете, мы будем чтить предков древним обычаем. Каждая голова будет возмещена, как подобает. А пока, сдайте золотых птиц нашим тюремщикам, они позаботятся, что бы те дожили до церемонии, и не шалили.

"Тьмать" – подумал Ханнок. Начал проталкиваться вперед. Но почти сразу его остановила рука Аэдана на плече.

- Молчи, - шепнул Кан-Каддах, - Не делай глупостей, потом поговорим.

Призмеился Хашт, оценивающе уставился на северян. Ханнок вымученно ему улыбнулся и сгрузил пленника на красноречиво прикаченную тележку. Серого химера и впрямь не покидала мысль, что владетельные братья за ним наблюдают и только и ждут, чтобы он оступился. Последует за этим очередное зубоскальство над растяпистыми карантинниками или настоящая месть за надуманное оскорбление – выяснять и впрямь не хотелось.

Но вот когда их чуть оставили в покое, когда они стаскивали с себя посеченные и обожжённые доспехи, Ханнок прошипел Аэдану:

- Я не буду в этом участвовать!

- Так. Сарагар, я понимаю, что тебе жалко терять пленного, но сам подумай – что ты с ним будешь делать здесь, в Ядоземье? Так хоть князю польстишь.

- К тьматери выгоду! Я не о ней!

- Никак укульская щепетильность?

- К тьматери Укуль! Не все на Севере на них повязано. Это закон Саэвара, мы уже три сотни лет не поим богов людской кровью!

- Три сотни лет. Да. Напомни мне, откуда я тебя самого вытащил в Цуне?

- Они воспользовались лазейкой и объявили меня животным. И это вообще была не жертва, там просто добивают непроданных рабов.

- Вот. Мы тут тоже не людей на алтарях режем. Как видишь, мы вполне себе саэвариты.

- Аэдан, - не дал себя заговорить Ханнок, - Вот именно поэтому и не хочу участвовать. Я это на своей шкуре испытал, каково это, когда дышло закона вертят куда хотят, вот, видишь – памятка во все плечо!

- Успокойся. Я сомневаюсь, что Соун на самом деле решил устраивать ритуал по всем правилам, так, куражится. А если и решил - конклав жрецов вкатит ему претензию на четыре кодекса. Они тоже пытаются быть, кха, современными.

- И все же.

- Боги, Сарагар, - процедил Кан-Каддах, - вот уперлось тебе именно сейчас? Мне еще балбеса моего из княжьих гостей забирать…

- Можешь, хотя бы, раздобыть мне свод законов? - зашел с другого фланга зверолюд. Его внезапно осенила одна идея.

- Постараюсь, обещай только не лезть к князю с просьбами без моего ведома.

- Обещаю, - сказал Ханнок.

В конце концов, игра на формулировках – обоюдоострое оружие.

---

Элеис Миэн очнулась в узкой каморке, вызывающей теснотой приступы паники. Едва удалось сфокусировать глаза, огляделась, хотя от каждого поворота головы снова накатывала дурнота.

Сложенные из рваного камня стены изрезаны перечеркнутыми палочками, по восемь на ряд. Местами попадались варварские слоговые закорючки. Ложный свод низок – легко удариться головой. Холодно не было. Место одной из стен занимала решетка из бруса, сквозь квадраты отверстий сочился свет факелов. И кое-что похуже.

Освещенность на мгновение усилилась. Мимо как раз прошло одно из подобий, с перезвоном кадя ручной курильницей на цепочках. Очередная насмешка – похожие использовались в ритуалах дома. Вот только в этой тлели не священные травы, а то самое неведомое, богомерзкое зелье, дающее иссушающий дым. Миэн закашлялась, прикрывая рот ладонью.

Подобие, не глядя, сунуло руку в кошель на поясе, взмахнуло сеятелем. По полу застучали полупрозрачные крупинки. Потом варвар прошел по коридору дальше, и кашель со слабыми проклятиями сопровождали его, переходя эстафетой от камеры к камере. Сколько же здесь сородичей?

Миэн смогла восстановить дыхание. Уже даже легче, чем в прошлый раз. Магия, конечно, по-прежнему не подчинялась, но физическое отравление быстро пошло на спад.

Это пугало еще сильнее, чем дурман. Госпожа Малых Артефактов слышала от патрульных и участвовавших в вылазках, что магический голод поначалу наваливается свирепо, шоком, а потом тело начинает приспосабливаться и даже отвоевывает позиции. Но это лишь знак того, что настоящая беда близко – задействованы последние, отчаянные резервы, скоро начнётся распад и необратимая деградация. Неужели этот проклятый яд не только мешал колдовать, но и тянул святость из организма, как дьявольская губка? Всю дорогу она регулярно подпитывалась от личного источника лорда Тулуна, и немало страдала из-за того, что этим живет лучше простых воинов отряда, вынужденых экономить каждый квант. Тогда она самой себе казалась изнеженной, расфуфыренной дочкой коменданта, объедающей настоящих героев.

Она и впрямь была глупа. Собственный голод оказался куда страшнее, чем видимый со стороны. Сейчас ее сил не хватало даже на то, чтобы прогнать диагностические заклинания. Но Миэн все равно отчего-то казалась что она во всех подробностях чувствует, как откат калечит ее организм. Как расплетаются охранные и укрепляющие чары, сопровождавшие ее с самого рождения, казалось, навечно ставшие частью ее лунного существа. Как нарушается равновесие, выработка и обмен жизненно важных веществ, как системы и органы отчаянно требуют того, что души уже не могут им дать. Как дикий фон вторгается все глубже, заразой, что уже не уйдет.

На мгновение ей показалось, что это всхлипывает она сама, и ей даже не было за это стыдно. Но потом она очнулась еще чуть-чуть и поняла, что стоны и жалобы доносятся из камеры напротив.

- Брат, кто там? Чем мне тебя утешить?

Полумрак за соседней решеткой пришел в движение, оформился в человека, подполз ближе.

- Госпожа… Госпожа, это вы? Ом-Ютель воистину отвернулся от нас, и вы здесь?

Голос был знаком, хотя и охрип, ослаб. Сын мастера Алиота. Наверное, он попался одним из первых. Бедный мальчик.

- Это моя же вина, что здесь, - честно ответила Миэн.

- Моя! – прохныкали невпопад. Похоже, юноша еще не отошел от дурмана.

- Ну, успокойся, все будет хорошо…

- Не будет, госпожа, не будет! Я мало понимаю… этих, но они говорят о празднике!

- Ясное дело, - продолжила пытаться Миэн, - И бездушным бывает весело. Прости их, в них так мало смысла…

- Я как-то читал про подобия, - продолжал скороговоркой, лихорадочно бормотать молодой мастер, - Прежде чем отдаривать своих великих демонов, они очищают пожертвование солью и дымом копала. Вы… вы чувствуете? Дым изменился, это уже не просто биота, они подмешали в нее смолу! Тот самый копал!

"Какая еще биота?" – удивилась Миэн, машинально отстраняясь вглубь камеры. Мастер налег на решетку. Глаза у него поймали свет, отблеском. Женщина с ужасом заметила в их серебре чернь, пятнами. Неужели и у нее уже такие же?

- Успокойся, юный герой. Даже если пойдем на злой алтарь, то с него – прямо на ладонь Владыки, под отеческие взоры Пресветлых. Сказано же: "Страдание на службе окупается тысячекратно, что тебе его мгновение пред лицом вечности"?

- Госпожа! – юноша почти кричал, - Я же предал Орден! Я предал богов!

- Поражение перед такой силой – не предательство, а иная форма победы, воин.

- Вы не понимаете! Я выдал им пароль! Их выродок поймал меня, и бил меня дикой магией! Я подвергся испытанию и… оказался не годен. Они узнали плетение и обманули стражей. Из-за меня они окружили лагерь…

"Ах ты мелкое ничтожество!" – завелась Миэн, - "Это из-за тебя мы все тут? Это из-за тебя погиб мастер Алиот? Он же смотрит сейчас на тебя и рыдает…"

Сол-Элеис Миэн совершила подвиг укрощения духа. И сказала:

- Даже если так, ты еще сражаешься. Правильное осознание временного поражения – первая ступень на пути к истинному подвигу.

- Я буду принесен в жертву огню и хаосу, и вечно буду пребывать во тьме. Я буду принесен в жертву огню и хаосу и буду вечно пребывать во тьме…

Судя по бормотанию, юноша сломя голову бежал не туда и не собирался сворачивать.

"Все-таки ты не слишком умен для мастера, земляк" – вздохнула про себя Миэн.

За причитаниями она не сразу услышала царапание когтей по плиткам коридора. Образец № 4 возник перед ее решеткой как призрак, белый и мохнатый. Как обычно – бессловесный.

- Я ведь правильно понимаю, ты сюда пришел не как Длинноклык из притчи о добром стоматологе и благодарном зверолюде? – спросила его Миэн.

Снежное чудище посмотрело на нее своими ярко-голубыми глазищами, сейчас, в полутьме, отражавшими свет. Выщелкнуло пальцы, подняло с пола прутик и ткнуло. А потом еще и еще, целя в лицо.

"Ну как же иначе" – Миэн прикрылась рукой, стараясь чтобы тычки приходились на латный налокотник. Доспехи с нее так и не ободрали полностью, лишь забрали оружие. Ей хотелось верить, что это бездушные так куражились, щекотали себе нервы опасностью. Но подозревала она, что скорее всего те просто уже не признают ее воинский талант за угрозу и хотят протащить пленницу по оскверненным улицам Альто-Акве при полном параде.

Образец № 4 недовольно засопел – прутик оказался коротковат, до дальней стены камеры не дотягивался. Оглянулся через плечо, явно в поисках палки подлиннее… Хотя нет.

Клац-клоц. Клац-клоц. Клац-Клоц.

- Хо? Тшет те деш-е? Аших! – рявкнули на грани членораздельности.

Образец № 4 посторонился, и в поле зрения появился еще один мутант. Сейчас при нем не было шлема и вытемненного доспеха, как и богомерзкого ружья, но Миэн это парнокопытное узнала. Зерцало воинской мудрости предлагало много цитат из классиков, призванных научить неофита уважительному отношению к победоносному противнику, но в ее случае, пожалуй, можно и малость согрешить.

- И ты издеваться пришел, тварь? Ну давай, радуйся пока можешь.

Дракозел, серый, крылатый и красноглазый, словно и впрямь сошедший со страниц демонологического трактата, наставил на нее когтистый палец и начал издеваться. Миэн слушала, скучая. Вар-вар, нгар, мхар. Как будто она понимает эту тарабарщину. Потом рогатый и вовсе начал лающе, ритмично порыкивать. Видимо, это долженствовало изображать смех.

- Настоящий воин переплавляет свою ярость в горниле милосердия и учтивости, - снизошла до него Миэн. В игру непереведенных насмешек можно играть и вдвоем, - Он не получает удовольствия в страданиях, и не пытает пленных голодом и жаждой. Иначе не воин он, а мясник.

К ее некоторому удивлению, серый зверолюд, отшагнул вбок, наклонился. Булькнуло. Когда выпрямился, в когтях у него была зажата деревянная плошка. Демон протянул ее пленнице, не преставая, впрочем, ругаться.

Бамс!

На полпути чашка оказался выбита белой, мохнатой лапой. Упала на пол, выплеснув воду. Образец № 4 припал к земле, ощерившись и прижав уши.

- Те мор-он? Хав? – демон и сам показал зубы. Формула у них была совсем не жвачной.

Впрочем, идти на конфликт с собратом по проклятию рогатый не стал. Махнул на него рукой, развернулся и ушел. Снежное чудище, помедлив, успокоившись, зарысило за ним, прочь из темницы.

Миэн метнулась к решетке, просунула руку в нижнее отверстие. С трудом, едва не вывихнув плечо, подцепила пальцем край плошки, начала осторожно подтягивать к себе. Может, удастся слизать пару капель. Или, хотя бы, загнать посудину в глотку какому-нибудь потерявшему бдительность тюремщику.

Пальцы наткнулись на что-то плоское и шуршащее. Миэн сцапала его, поднесла к глазам и увидела клочок бумаги. На нем чернели буквы, по рассмотрению - укульские, кривым почерком.

"Если тебе дорога жизнь, то перед жертвенником ты скажешь такие слова: Сине хас, ме ишт аски –Нгаре-т-Кау".

Идеальная ерунда. Да за кого они ее принимают? Миэн скомкала бумажку и зашвырнула в угол камеры.

---

Ханнок шел по улице и думал: какая же чуже-муха и впрямь его укусила?

Ханнок шел по улице и думал: какая же чуже-муха и впрямь его укусила? Зачем он влез во все это дело? Неужели так уж необходимо было спасать этого надменного золотого помпезана, "истинного воина", мрак люби его девятикратно? Что будет, если кто-то из кохорикаев нейдет его записку, или, еще хлеще – орденец проникнется-таки и перескажет слова товарищам по пленению? Если сарагарец на самом деле прав касательно характера Соуна Санга, то одного непожертвованного он еще простит, а вот сорванную церемонию – нет.

- Тьмать. Тьмать. Тьмать.

Хватит. Как говорил Саэвар – когда уже бросил копье, поздно проводить гадания. Дело сделано, будь что будет.

Химер оглянулся через плечо, чтобы уточнить время по звездам. Середина ночи. И белое саблезубое чудище, целеустремлённо топавшее следом.

Ханнок остановился. "Фреп" тоже. Ханнок пошел дальше. И "Фреп" за ним. Вот зараза, подозревает что-то? Угораздило же напороться на это четвероногое в темнице.

Сарагарец развернулся и подошел к преследователю.

- Тебе что-то нужно?

Чудище глазело на него, склонив голову набок. И ничего не говорило.

- Точно?

Теперь Фреп смотрел под другим углом. Но, последовательно, молча.

- Грр! – Ханнок понял, что и сам дичает потихоньку.

- Ну и где тебя Омэль носит в ночи? - такими словами встретил его Аэдан, когда озлившийся сарагарец наплевал на осторожность и вышел прямо ко двору Хал-Тэпа. Кан-Каддах стоял в воротах, скрестив руки на груди и перегораживая проход.

- Какая мне разница, когда гулять? - отмахнулся Ханнок, почти не кривя душой. На улицах Кохорика и впрямь было вполне зверолюдно. Видимо, ночное зрение и мутантская выносливость вносят свои правки в городскую жизнь Юга.

- Так. Я же просил не ходить к князьям без меня.

- Я и не ходил. И не собираюсь, - а вот сейчас правда полная.

- Куда тогда, тьмать?

- Любование пленником. Имею право. Все равно завтра лишусь.

- Я уже жалею, что дал-таки тебе эту книгу. Ты явно что-то затеял.

Ханнок только плечами пожал. Дедядя проницателен, но для отчетов перед ним сарагарец был сейчас слишком зол.

- Не веришь мне, спроси вот у этого вот.

Он указал пальцем на Фрепа, нашедшего местечко почище и усевшегося прямо на землю. Терпеливо чего-то дожидавшегося.

- Кстати, а что… кто это? В видовом смысле? – шепнул Аэдану химер.

- Илпеш-зверолюд, или, если угодно, снежный угрызец, - Кан-Каддах соизволил-таки забыть на время о пленной эпопее.

- Аха. Только… точно ли? В смысле, я все понимаю, но… где там вообще "люд"?

- Здесь, - Аэдан постучал себя пальцем по лбу.

- И этого достаточно?

- А это самое главное. Иначе даже с идеальной Спиралью ты не более чем животное.

- Аха. Слушай, он тащится за мной уже три квартала, - на самом деле куда больше, но об этом Ханнок умолчал.

- Так. Мне говорили, что ты, вроде бы, его спас.

- Не совсем, если бы не Доннхад, я бы мог его и застрелить… Аэдан, я в него целился.

Если Кан-Каддах и набросал в уме план действий, то не успел его озвучить.

- Фреп-Врап! Дружик! – Мимо пробежал дикий маг. Их гостеприимцу тоже отчего-то не спалось.

Снежный, прости Нгаре, угрызец прирысил к ним.

- Ну, ну, дай мне посмотреть на тебя! Фреп, как делищи? Откуда ты в наших краях? Почему… Где твои вещи?

- Хрр!

- Ох, что же это я… Проходи, поговорим.

Ханнок, посторонившись, пропустил Хал-Тепа и его мохнатого знакомого в ворота. Когда снежник проходил мимо, то снова зыркнул на химера. Как отчего-то показалось Ханноку – с иронией. И драколень внезапно осознал, что им просто могло быть по пути. А еще, что у загадочной новой разновидности может оказаться отличный слух.

---

Остаток ночи Ханнок пытался уснуть, но так и не сумел. Азарт от вчерашней вылазки и от собственной наглости постепенно сошел на нет. На его место пришли нервы, размышления о том, что делать дальше. А еще, когда закрывал глаза, мерещились ужасы современной магической и пороховой войны. Когда в окне посветлел восток химер отчаялся отдохнуть, сел за стол, положил на него раскрытый законнический кодекс, что выпросил у Аэдана. Кодекс был действующего свода, разумно скомпонованный. Сарагарец легко нашел нужные ссылки и поправки. Вроде бы то, что он задумал, должно сработать… Но все равно, как выразился Сагат Санга – авантюра.

Напоследок он еще раз перечитал нужную ему статью из раздела про храмовый закон, глава о юридическом оформление ритуалов и церемоний.

Дверь в его комнатушку скрипнула, открываясь, и вошел ранний Аэдан. Все еще погруженный в формулы, казусы и цитаты Ханнок спросил его, ища уже третьего подтверждения плану. Конечно, по разуму это полагалось делать до того, как он сделал ход своей фишкой, но зверолюд подозревал, что поторопись он с вопросами, Кан-Каддах сорвал бы ему всю игру. И, наверное, разумно бы поступил.

- Я правильно понимаю, что на самом деле клан Санга формально принадлежит к так называемой Новой Вере?

- Доброе утро.

- …Это направление получило распространение после царских реформ и ныне доминирует в центральных оазисах, на побережье, и в тех княжествах Джед-Джея, которые допускают синкретические культы…

- Балда ты, Сарагар.

- …В частности, большинство мест в конклаве жрецов последнего созыва принадлежит к реформированной вере. Включая делегатов от Кауарака, священного города, и, что интересно, от Цадайрхе, родового святилища Кан-Каддахов. Сам Сойдан Кан-Каддах, как раз в тот момент бывший верховным жрецом столичного храма, на первом же съезде после падения царства Большого Каннеша…

- Тьмать.

- …голосовал за подтверждение запрета на человеческие жертвоприношения. Именно его голос, как считается привел к тому, что постановление прошло. Хотя при обсуждении секулярной охоты за головами он высказался о своей коллекции так…

Аэдан вырвал у него из рук книгу. С громким стуком захлопнул.

- Что. Ты. Затеял?

Зверолюд невольно отодвинулся. И как-то передумал говорить чистую правду.

- Да так… Просто… Князю же придется провести дорогостоящий ритуал очищения, как и всем прочим участникам, чтобы конклав жрецов не перекрыл кохорикаям в целом и участникам в частности доступ к прочим храмам…

- Говори прямо!

- Аэдан, меня волнуют деньги, которые мне придется платить жрецам, раз я и впрямь собрался жить на Юге.

Кан-Каддах чуть расслабился.

- Успокойся. Очищения не потребуется. Сиятельные сами отказались быть людьми на наших условиях. Пусть не жалуются. Да и потом…

- С формальной точки зрения, да, но если учесть декрет от 978-го года "О тварях божиих", касательно принесения в жертву варау…

- Так. Еще одна такая фраза, я тебя этой замечательной книгой по башке тресну. Мы уже и лапнутых не режем… с таким оправданием, по крайней мере.

- А доводилось?

- Хватит. Да, доводилось, и это было плохо. Больше так не делают. Но сиятельные – другое дело…

- А что насчет дома Дасаче? Они, с оговорками, могут…

Ханнок уклонился от брошенной книги.

- Нгаре, мать, ну вот почему ты умеешь читать?

- Аэдан, если кто-то из наблюдающих решит, что пленные попадают под этот декрет, мне придется заплатить сто золотых и совершить большое паломничество.

- Да кого это волнует. И потом, в твоей умной книге не сказано, что горцы почти сплошь староверы, да и Санга изображают из себя саэваритов лишь ради торговли и дипломатии? Впрочем, если тебя это успокоит, князь по совету, скажем так, союзников, все же подстраховался. Это формально вообще не жертва. Это показательная казнь в декорациях.

От нгатайской половины Ханнокова сердца отлегло. Укульская продолжила ныть.

- Я все же могу не давать пленного?

- Можешь. Но не советую. Князь хочет польстить поклонникам традиций, пусть и оговорками. Да и потом, я тут переговорил с Соуном насчет, кхм, брата. Несчастный идиот при допросе, похоже, и впрямь нагородил такого, что его чудом не прибили. А на Кан-Каддахов и их друзей теперь навешена большая и красочная мишень. Я тебя прошу – не мешай ты Санга резвиться по-своему. Я готов даже возместить тебе потерю добычи, как прибудем в Теркану.

- Хорошо, - вздохнул Ханнок, - больше я заниматься этим не буду.

Можно сказать, что и не соврал.

- А что именно этот твой брат сказал? – все же полюбопытствовал он.

- Понятия не имею. Но за всеми своими улыбками Соун кипит, как земная кровь в жерле Нгаханга. Да и потом, даже если бы он мне рассказал, - Аэдан показал на лежащую книгу, - мне тебе говорить уже страшно…. Собирайся.

- Куда?

- Князь с братцем лично пригласили тебя поучаствовать не только зрителем. Понравился ты им.

- Аэд…

- Не начинай, просто дотащишь белоплащного на поводке и постоишь рядом.

Ханнок повоевал с собой. Победил. Посмотрел в окно.

- Неужели уже время пришло?

- Да, у ворот уже ждет княжий человек. Ты вообще спал сегодня?

- Нет.

- Плохо. Хотя, глаза у тебя и так теперь по жизни красные. Сразу и не заметишь. Идем.

Когда они проходили по обеденной зале к лестнице, Ханнок заметил, что не один он такой неспящий сегодня оказался. За столом сидел Хал-Тэп, в компании опустевших бутылок и стаканов, изрядно веселый. Рядом со столом – снежное чудище, мохнатым задом на подстеленной циновке. Сгорбившись, опершись переведенным в руки передними лапами на столешницу. И все равно Фреп был настолько большим, что башка почти упиралась в потолок. На скатерти перед ним лежала темная грифельная доска. Снежник обернулся через плечо на миг, потом быстро зашелестел мелком.

- Мой др-дружик желает вам удачи в церемонии, - глянув на написанное, сказал Хал-Тэп, заплетающимся языком, - Накровоточьте там побольше для него.

Ханнок так и не понял, искреннее ли это пожелание Фрепа, или преломленное через дикий огарковский говор. И уже выходя со двора осознал, что белое чудище теперь тоже было в штанах. Импровизированных и нелепых.

"Похоже, Ядоземье, я так никогда тебя и не пойму." – с тоской подумал сарагарец.

Когда я, Саэвар, из рода Теш-Моранан, царь великий, царь сильный, царь, возлюбленный богами, взял себе Север, в той земле творили много недостойного. Я поправил это. Теперь в той земле больше не поят богов кровью их детей. И это хорошо. Читающий это, помни – зло это, поить богов кровью их детей. Они этого не любят, и этого они не держат тайным. Когда Шердор из Цуна совершил большое жертвоприношение в Годы Огненной Цапли, разверзся Контур и пришел Орден. Когда Над-Дхорав, дракон Юга, совершил большое жертвоприношение, пришел я, Саэвар, на Юг и взял его землю. Оправданно ли это, поить богов кровью их детей? Воистину нет!
Так говорю я, Саэвар, ныне, в день тридцатый, второй трети, второй четверти, 723-его года от Сурового Возрождения, в доме Южного Кау, перед его ликом: Здесь не будут поить богов кровью их детей.
Я, Саэвар, чье удалое сердце радует Кау, чьи деяния угодны Ахри, имя которого на устах Нгаре, милосердие которого драгоценно в глазах Иштанны, еще говорю: Они покарают того, кто покусится на эту надпись, род его будет иссушен и развеян по миру.
Я - Саэвар. Я пришел на Юг. Вы подчинитесь моей воле.
- Наскальный эдикт Саэвара Великого в Кауараке.

---

Миэн было плохо. Ядоземье одолевало, выпивая из нее добрую магию. На его место приходила магия злая, и не было этому преграды. Женщина уже с трудом понимала, на каком свете находится. На самом деле ли она еще в темнице варваров, или это уже очистительное мучение, назначенное ей судом Пресветлых? И насколько оттянули чашу весов ее грехи, сколько же это еще продлится?

Мимо опять прозвенел кадилом страж. Миэн подалась к решетке, вопреки чувству самосохранения пытаясь вдохнуть глубже, надышаться зелья, упасть в обморок, лишь бы этот кошмар хоть на время прекратился.

Решетка неожиданно с грохотом поддалась, открываясь наружу. Не ожидавшая женщина потеряла равновесие и упала на пол, плашмя. Гортанно расхохотались подобия, на спину встал сапог, придавил к присыпанному соломой камню. Руки скрутили за спиной колючей веревкой, как раз поверх следа от прошлого пленения. Подом схватили за ворот и грубо подняли. В зубы ударил край деревянной плошки, уже знакомой, в горло потекла вода.

Измученная жаждой женщина глотала жадно, с благородностью либо богам, либо, горе, своим мучителям. А потом, как только схлынула первая эйфория, пришло осознание, что вода – плохая. В нее тоже подмешали яд, уничтожающий души. Миэн показалось, что внутри нее что-то умерло, и навсегда. Но, внезапно, помутнение рассудка прошло, появились силы. Она дернулась, заругалась, но поняла, что даже так – бесполезно. Лишь радует бездушных.

Сол-Элеис выпрямилась, брезгливо поджав губы, смотря на своих мучителей. Мучители опять невесть с чего расхохотались и тут же накинули ей на шею нетугую петлю, потом нахлобучили на голову шлем. Шлем был орденский, но не ее собственный. Слишком большой, он болтался, сползая на глаза.

Ее потащили по коридору. Она пробовала упираться, но быстро поняла, что в ослабленном состоянии это не только жалко, но и бесполезно. Мимо без особых усилий волокли мужей ордена куда сильнее и внушительней её самой. Считать, что она справится там, где оказались бессильны они – нелепо.

Ее вытолкнули во двор, под безжалостные, ослепляющие лучи солнца. Она даже вскрикнула от рези в глазах, потом устыдилась. Потом проморгалась и ужаснулась. Мир изменился, небо, бездушные и здания остались теми же, но цвета и очертания сместились. Как в самом инфра-магическом диапазоне, даже еще дальше! Он даже забыла о том, что не может колдовать и попыталась сместить зрение. Увидеть хоть чуточку магии, пусть даже и злой. Но целостной картины больше не было, не потому что ей не давали колдовать по полной, а потому что она больше не могла. И Миэн впервые почувствовала, как ее решимость начинает сдавать.

- Дожил, плебейский спектр… - прохрипели рядом. Миэн повернула голову и не сразу смогла опознать в этой осунувшейся, поблекшей и черноглазой маске капеллана их сотни. На этот раз крик удалось сдержать трояким трудом.

- Пл-плебейский… Что… Что это? О чем вы?

- Это, Сол-Элеис Миэн, значит, что пятая душа…

- Аших!

Петлю на шее дернули, повелевая заткнуться. Потом держащее ее подобие рявкнуло еще:

- Ханнок Шор, сарагарай?

- Аха.

Ее толкнули опять, на этот раз в лапы демона. Она его узнала, хотя мерзостный снова нацепил доспех. Еще и расписал броню и шкуру красными закорючками, наверняка богохульными. О, как она его ненавидела! Но иногда и праведный гнев, высшего его сорта, бессилен, как каприз младенца. Попытки пнуть или повалить мутанта успеха не возымели. Ее поволокли с тюремного двора, на веревке, как скотину на бойню.

Почти сразу же переулок, по которому ее вели, влился в более широкую улицу. По аналогии с родными городами, Миэн могла бы сказать, что это дорога для процессий. Бездушные захватчики Альто-Акве перестроили город под свои вкусы, но основа планировки сохранилась. Отголоски древнего величия проглядывали не только в громаде центральной башни и куполах над источниками, они находились тут и там в кварталах простецов. Белым камнем, пущенным на фундаменты и подклеты, фонтанной чашей или замшелой статуей во внутреннем дворике. Но поверх этих драгоценных реликвий громоздился Нгат. Деревянными домами с острыми крышами, крытыми дранкой и черной черепицей. С резных стен пучили глаза божки, скалились чудища, флажки из шелка трепыхались на горном ветру. Боги, неужели ей все это могло хоть на минуту показаться симпатичным?

Над крышами возвышались пирамиды ложных капищ. Они еще не могли соперничать по высоте с куполами Омэля, но не от недостатка амбиций. Самое большое было окружено строительными лесами. Похоже на время осады работы прекратили, но, судя по всему, по завершению эта варварская груда камня и кирпичей станет почти вполовину объема ближайшего древнего монумента. Хотя, с бездушных станется просто уничтожить наследие прошлого, когда они окончательно поймут, что не могут с ним соперничать…

Ох, не о том она думает. Сквозь тщательно взращиваемое презрение сорняками пробивался ужас, грозя задушить оставшиеся силы на корню. Потому как дома давно не строили и такого. Очень давно не строили… Почему она не продолжила учебу в семинарии хранителей реликвий и памятников, а заставила отца записать ее в гарнизон? У нее был такой хороший результат по итогам пятилетки, она бы легко получила должность в родном превратном городе, или, чем Боги не шутят, в самой столице? Сейчас бы она могла работать над…

Миэн вернула себя в чувство. Но получилось уже совсем с трудом. Хотелось домой, к семье, забыть обо всем этом кошмаре, проснуться. Вид мутантов и подобий вокруг совсем не помогал укреплять волю.

Их ненависть была ледяной и ощутимой, словно продираешься против ветра на заснеженном перевале. О нет, они не орали, не бросались огрызками, почти не ругались. Миэн уже ненавидела их за то, что они так не делают. К поношению она уже успела морально приготовится за эту ночь в застенках. А эти просто стояли двумя рядами, самцы справа, самки с детенышами – слева и смотрели, молча, оценивающе. Те что одеты попроще – насуплено, исподлобья, своими чужанскими глазами, так что даже у неозверевших чудятся клыки и когти. Те, что побогаче, в шелках и нефрите, хищно щурились поверх вееров, и букетиков цветов, перебирали пальцами по древкам и рукоятям оружия. Боги, как же их тут много, на что вообще надеется Орден?

Миэн почувствовала, что ее решимость тает, как лед у жаровни. Потому, когда в толпе увидела местного огарка, то даже его черный, пустой взгляд, даже это сморщенное, вырожденное лицо, и то показалось почти родным. Сама уже не понимая, что делает, она сказала ему:

- Помогите!

Огарок криво улыбнулся и черканул ладонью у горла. Тащивший ее демон отчего-то споткнулся, но Миэн показалось, что это у нее самой земля ушла из-под ног.

Возглавлявший процессию варвар в шлеме-маске, казалось, специально выбрал этот момент, чтобы взмахнуть двуручным клевцом и хрипло затянуть языческий гимн. Прочие подхватили, грубыми голосами, завораживающе. Заборы и стены разошлись в стороны, они выходили на площадь. С двух сторон ее возвышались парные пирамиды, на восток и запад. Север и юг ограничивали длинные ступенчатые платформы, на которых густо толпился народ. А на пересечении этих четырех осей уже возвышался наскоро сколоченный постамент, с самыми жутко выглядящими дикарями, которых ей только доводилось видеть в жизни.

Из рядов слева выскочила старушка, растрепанная, в черном платье. Миэн отшатнулась было, чисто машинально, но бить ее не собирались. Дикарка надела пленнице на шею гирлянду цветов, провела ладонью по золотокожей щеке. Нежно, оставляя след из краски и смолы, но вот глаза у женщины были совершенно мертвые.

Демон впереди опять заартачился, сбился с шага. Ему на помощь пришло подобие с двуручным мечом на плече. Мягко взяло старушку под руку, что-то шепча увело в сторону. Шествие продолжилось. Миэн уже могла рассмотреть во всех подробностях главных участников ритуала.

Толстый дикарь в алых штанах и золотых украшениях, с вычурной конструкцией из длинных зеленых перьев, закрепленной на спине. В плетеной шапке, украшенной иглами.

Его подручные в резных деревянных личинах, числом четыре. Личины были вырезаны под морды демонов, не обычных, простите Боги, обычных, а подлинно мифических.

Предатель из выродков в стеклянном доспехе. В руке он держал кристалл, серый, казавшийся смутно знакомым.

Наконец, наиважнейшие действующие лица – топор с вогнутым лезвием, на длинной, двуручной рукояти и жертвенная плаха полумесяцем.

- Страдание мимолетно, награда совершенна…. Страдание мимолетно, награда совершенн-а-а-а-а!

Под пронзительно-синим небом Ядоземья, среди чужих красок и богов, Сол-Элеис Миэн поняла, что не хочет умирать. Только не так. Но ее слабый вскрик потонул в нарастающем грохоте барабанов и завываниях конхов.

Ханноку не нравилось развитие событий. То есть, ему вообще с самого начала не нравилась вся эпопея с истинно-казнью-а-не-жертвоприношением, но теперь особенно. Он было расслабился слегка, когда процессия свернула не к главному храмовому комплексу, а к полю для игры в мяч, но как только кохорикаи затянули посвятительный гимн, тоска вернулась. Слишком уж все по правилам. Сарагарец правилами этими, признаться, раньше интересовался мало, тем более, что у южан ко всему был свой подход. Но когда он еще только начинал свой путь в укульском Доме, не решившись еще окончательно оставить ремесло и посвятить себя войне, то одной из последних заказанных ему работ был поднос для храмовых трапез, с росписью, посвященной Большому Жертвоприношению в годы Огненной Цапли. Заказ с политической подоплекой – напоминание беспокойным варварам, что именно это событие послужило предлогом и оправданием первого, самого блистательного и морально безупречного из Священных походов Ордена во внешние земли.

Сходство живописного прошлого и живого настоящего было щетинящим гриву. Сколоченный из дорогих, кедровых досок помост. Резная плаха, переносная, как раз для тех случаев, когда платформы на вершины пирамиды просто недостаточно. Узкий бронзовый топор полумесяцем, так напоминавший сарагарские "лунные". Разве что лезвие вогнутое, "рожками" наружу. Четыре жреца-прислужника в резных деревянных шапках и личинах. Даже горизонт на заднем плане – смесь зиккуратов и наследия Янтарной эпохи. Вплоть до громады многоэтажной башни. Слишком похоже, хотя южане более крикливо-цветасты, в шелке и драгоценных камнях, с мозаичными щитами и масками. Некоторые выбелили лица под черепа или закрасили кожу алым, между черных татуировок.

Ханнок решил, что становиться частью истории – вовсе не так здорово, как ему казалось в молодости.

Впрочем, одно различие было фундаментальным. Но являлось при этом развитием основной идеи.

Посвятительная надпись на подносе, выполненная его собственной, тогда еще пятипалой и некогтистой рукой, провозглашала, что изображенное действо - мерзость в глазах богов. Шердор На-Майтанне, безумный князь Цуна, нечестиво пролил кровь разумных, за что его покарал Орден и их союзники из восставших подданных. В тот день родился протекторат Укуля в законтурных землях. Великий зиккурат в Сарагаре, призванный возвеличить павшую династию, так и остался недостроенным. Более того, праведные победители снесли его верхние ярусы, построив на руинах и из обломков прославленный стадион Ламана, а также многие из зданий Верхнего города.

Ныне же, пятьсот лет спустя, в последние дни лета, Соун Санга, князь Кохорика, готовился рубить головы вторгшимся орденцам. На стадионе, недалеко от новой пирамиды, еще в лесах и без штукатурки. В городе, в котором отголоски сиятельного прошлого были поставлены на службу сынам и дочерям Кау и Нгаре.

Судя по лицам присутствующих, эти мнимые "варвары" были с северным прошлым знакомы и внезапной иронией судьбы искренне наслаждались.

Соун Санга вышел вперед, поющие подданные затихли в жадном предвкушении. Но прежде чем зачинать само действие он и впрямь уточнил, что это лишь показательная казнь. А не жертвоприношение, что вы. Одиннацатый век на дворе. Саэвар и впрямь был хорошим парнем. Да и как можно злить Теркану?

Сказано это было быстро, едва ли не скороговоркой. Почти скучающим тоном. Хотя и слышимо – акустика здесь была отменная. Горцы игнорировали эти слова с той же великолепной невозмутимостью, с которой дома Кенна не обращали внимание на эдикты Верхнего города о поддержании благой душевной математики.

- А теперь, люди города, люди гор и горячих ключей, посмотрите на них, наших пленных!

Люди Кохорика восторженно завопили. Храбрые воины приосанились, некоторые пихали свою добычу вперед, на всеобщее обозрение, или дергали за веревки, заставляя поникших сиятельных выпрямиться. Отвага – душа Нгата, но и осторожность – добродетель. Предусмотрительные южане расставили вокруг жаровни с тлеющей антимагией. Ожившие было орденцы снова присоловели, иных шатало. Ханнока беспокоил его собственный – поникший головой, в этой издевательской гирлянде из цветов, что-то бормочущий. Каким-то тонким голосом. Не вовремя он болеет.

Владыка Кохорика ходил по периметру помоста, жестикулировал, все более распаляясь. Он хвалил Орден. Говорил, какие они славные воины, как неустрашимы в битвах, какими могущественными злыми силами повелевают. Их кристаллы так сверкают, бронза хороша, а лошади - вкусны.

Несмотря на все нервы от предстоящего, Ханнок ощутил легкую досаду. А может даже и зависть. Толстяк шпарит по древнему канону. Детям Нгата достойно чтить противника, если тот заслуживает хоть малую толику уважения. Ведь чем сильнее враг, тем слаще – победа… Дома многие начали об этом забывать.

- Воистину, они страшны и искусны в алом убийстве, встречаться с ними в бою, что ладонью останавливать крушащую волну, кулаком прошибать гору! Но не для нас! Мы – дети Бури и Пламени. Мы потомки богов. Сильнее. Лучше! И сейчас мы преподадим им урок, покажем, как с захватчиками поступают настоящие нгатаи!

"Отрубленная голова плохо держит знания, варвар" – подумал Ханнок, уязвленный. Настоящие нгатаи, гни его спираль Омэль, можно подумать он – нена…

"Ох, к тьматери".

Давешний остекленный огарок вышел вперед и закрепил на подставке тусклый серый кристалл. Северный зверолюд его вспомнил – этот артефакт он видел в руке у зарубленного горожанина в день первого штурма. Вероятно, убитый был культистом. Интересно, зачем камень князю сегодня?

Огарок слышимо вздохнул, выдохнул, сквозь зубы. У Ханнока защипало на языке, по коже пробежали мурашки, топорща отрастающий гребень волос на спине.

Воздух над подставкой задрожал. А потом словно окно отверзлось, в нечётко очерченном парящем круге показалось лицо. Золотокожее, с серебряными глазами. Вот, похоже, и довелось увидеть в живую знаменитые орденские передатчики.

- Какого ты меня вызываешь сейчас? – сказал укулли. Тут же осекся:

- Кто ты? Что это за нгатайщина?

- Мы приглашаем вас приобщиться к местным радостям, высокородие, - остекленный огарок изысканно поклонился, указывая рукой на ряды пленных. На языке Сиятельных он говорил странно, такого акцента сарагарец еще не слышал.

Орденец в окне передатчика дернул щекой, глаза сверкнули. Круг начал схлопываться. Но не продолжил.

- Э нет, ты будешь на это смотреть! – прошипел дикий маг. Изображение задрожало, а потом раздалось вширь, открыв не только лицо орденского связиста, но и длинный стол за его спиной, а также матерчатые стены шатра. За столом сидели командиры в пышных, но уже потускневших доспехах, как Сиятельные, так и простецы, а еще жрецы и мастера в тогах. Похоже, как раз сейчас был совет.

Ханнок ошибся. Соун, похоже, предусматривал и планировал все. Семья Санга продолжила любимое дело – доведение врагов до белого расплава. Им бы на герб не башню Кохорика, а стрекало, которым бесят жертвенных быков, чтобы они бросались на закольщика.

- Приступим, герои! – князь не глядя, требовательно качнул ладонью. Жрец в маске вложил ему в руку топор. Крайнего в ряду толкнули в спину, он пошатнулся, едва не упал, но гордо вскинул голову. Ему перерезали стягивающую запястья веревку. Два жреца схватили орденца за руки, поволокли к плахе, бросили на вырезанную впадину. По ее состоянию - жертвенником уже пользовались, и не раз. Четвертый жрец удерживал золотую голову. Судя по ругани вполголоса – за волосы было бы удобнее, чем за уши.

- Кау, отец наш, укротитель огня, хаос благой, слава тебе!

Хрясь.

Удар вышел великолепным, чувствовалась практика. Платформы и крыши соседних зданий, заполненные народом, крикнули, в унисон:

- Видим! Видим это!

- Нгаре, мать наша, победившая бурю, ярость благая, тебя мы чтим!

-Видим это, свидетельствуем!

Хрясь.

- Ахри, наш дядя, сокрушитель скал, добрый порядок!

Хрясь.

Хрясь.

Хрясь.

Пленники разошлись быстро. Иштанне. Новой четверке. Чтобы фон смягчился. За руки, держащие лезвия. Богатый урожай овса. Долгих лет Великому князю. Чтоб сдох полосатый жук.

И вот, осталось трое последних. Старикашка под стать своему ловцу - Доннхаду. Второй, совсем молодой еще паренек, его вел остекленный огарок, выгоревший на сегодня и сдавший вахту по поддержанию передатчика другому сородичу. Старик обрел, а может и не терял силу духа. А вот юноша сдавал, уже открыто плакал и слабо дергался, порываясь вырваться. Нехорошо было это, оставлять его напоследок…

И последний, третий, его собственный, который уже, похоже, перестал понимать, где находится, хотя из-за шлема сказать сложно.

К удивлению Ханнока, следующим указали не на Донхада или дикого мага, а на него. Внутрее вздрогнув, он отпустил веревку и толкнул пленника вперед. Тот безропотно зашагал к плахе.

"Ну, давай, время пришло, говори!"

Пленник молчал, даже когда с него содрали шлем и повалили на жертвенник. Ханнок впервые смог рассмотреть его лицо, без полумрака, головной боли от пошедшего в разнос фона или чадящей антимагии. Настоящих Сиятельных сарагарец видел мало, но этот показался ему… женщиной?

"Тьмать".

Что ж. Жертва молчит. Это ее дело. Его было дать ей возможность. Возможно, так даже лучше. Уж точно – спокойнее.

Князь, на редкость выносливый человек, уже поднял топор для очередного удара. И только тогда может-быть-и-пленница крикнула:

- Сим объявляю, я потомок Кау и Нгаре!

Едва понятно. Нгатаик - не для волшебных уст. Но на редкость хорошо слышно. То ли отчаяние сил прибавило, то ли так срезонировало от местного фона.

Остекленный огарок рывком подался вперед, и рявкнул, неожиданно:

- Подтверждаю!

Соун Санга замер, с топором. Ханнок, сам себе удивляясь, рявкнул:

- Она.. Он… Этот признал себя человеком!

Князь криво, недобро ухмыльнулся. И пинком столкнул отныне однозначно неугодную жертву с алтаря. Сиятельная скатилась вниз и замерла, тяжело дыша и тараща уже подернутые чернотой глаза. Похоже, она сама до конца не понимала, что произошло.

Старик-орденец неожиданно сам вышел вперед, едва не схлопотав лезвием до срока от ошалевшего Доннхада. Сухой, гордый, неистовый. Проходя мимо скорчившейся женщины он демонстративно сплюнул на землю у ее ног. И сам вытянул шею на плахе. Похоже, этот-то язык бездушных понимал.

Князь почти нежно огладил безволосую голову ладонью и поднял топор в очередной раз.

- За вразумление нелюдей!

Хрясь.

Соун Санга повернулся. Под его взглядом Ханнок обдумал свою жизнь. Но потом владыка Кохорика расхохотался:

- Кажется, наш добрый гость лишился радости от победы! Как учтивый гостеприимец, я не могу такого допустить. Господин Матоленим, раз уж вам все равно, одолжите ему своего!

- Как пожелаете, князь, - поклонился огарок, видимо тот самый господин Матоленим. И подтолкнул вперед "своего" мальца.

А потом Ханнок в некотором изумлении осознал, что князь протягивает ему топор.

- Добрый гость, не робей, тебе оказана великая честь! – промурлыкал Соун, хищней любого шестолапа.

- Делай что он говорит! – прошептал на грани зверолюдской слышимости Аэдан. Сарагарец уже и забыл о нем.

Ханнок подошел к плахе, едва не поскользнувшись по натекшей крови. Такой же алой, как у простецов. Мальца сообща уже прижали к ритуальному полумесяцу, но он еще сумел пролепетать на родном языке:

- Не надо рубить!

- Руби, - ласково отозвался князь, образованный человек.

- Не надо рубить!

- Руби! – словно стальной коготь из мягкой лапы.

- Да скажи им, что я сказала! Скажи! – ожила женщина-орденец. Находившийся рядом Доннхад наступил ей на спину копытом, пригвождая к доскам.

- Не надо рубить…

Ханнок тюкнул. Нерешительность – враг для воина, удар вышел смазанным. Бронза вспорола краем золото, парень забился и закричал. Державший голову жрец с проклятием отшатнулся, выпустив. Он едва не лишился пальцев.

- Твою же тьматерь, аккуратнее надо! - укоризненно вздохнул Соун Санга, потом широко улыбнулся и воскликнул на весь стадион:

- Видите, как он ненавидит Орден! Какая свирепость! Какая жестокость!

"Еще одно разочарование и ты покойник" – услышал Ханнок.

- А я всегда говорил, что северяне – дохлые слезливые ничтожества, и нам следовало… - рыкнул Доннхад.

Следующий удар до половины загнал топор в колоду, безнадежно погнув и расщепив. Теперь только на переплавку и дрова. Голова отскочила и покатилась по помосту. Ханнок посмотрел на Доннхада. Доннхад заткнулся. На полпути к нему сарагарца остановила рука на плече. Князь сказал:

- Другое дело.

Остаток церемонии Ханнок запомнил плохо.

Твак!

Отлетевшая от изрубленного столба щепка попала Ханноку по лбу, аккурат между рогов. Зверолюд сморгнул и вновь себя полностью осознал.

Конечно, он прекрасно помнил, как дошел до двора темницы, волоча на веревке отвоеванную пленницу. А еще то, как убеждал, безуспешно, тюремщиков определить ее, временно, в камеру. Вернее, хамил и ругался. Стража не горела желанием разводить канитель с жаровнями и антимагической солью по второму разу, они только проветрили каземат. Стража по-хорошему посоветовала ухайдокать опасную нелюдь прямо здесь. Или вон, хотя бы, столб. Да, вот этот вот.

Ханнок бросил меч в ножны, чувствуя себя идиотом. Только клинок поцарапал. Зверолюду было неуютно – тот самый амок, про который ему часто говорили, не превратил его в неразумное животное, как он боялся, отнюдь. Но все равно напомнил о том времени, в самом разгаре мутации, когда он себя не контролировал.

- Успокоился?

- Аха.

- Ну вот и славно, - стражник отложил в сторону легкий самострел, одноручный, почти игрушечный. Впрочем, вещица и не предназначена для убийства – заряжается короткими стрелками, наверняка смазанными транквилизатором. Может, специально для угомона озверелых. То, как княжий человек держался – настороже, но спокойно, словно к нему по пять раз на дню приходят с требованиями злые, не вполне адекватные демоны, заставляло предположить, что проблема на Юге повсеместна, регулярна и давно привычна.

Ханнок посмотрел на столб и прикинул, что далеко не все зарубки на нем оставлены его мечом. И он точно помнил, что деревяшку не грыз. И еще, что видел такие же столбы и скрученные из пеньки манекены во дворах, на площадках для отдыха и прочих присутственных местах.

"Здравствуй еще раз, новая родина, край рогатых психов и убийц…"

Впрочем, ему здесь не сложнее всех адаптироваться. Сиятельная пленница то никла, то гордо выпрямлялась. Золотое лицо попеременно выражало скорбь, ярость, ненависть, стыд или вот, только что, при взгляде на рычащего, оскаленного монстра, кромсающего дерево в лохмотья – страх. А еще ярость, ненависть и прочее, по очередному кругу.

Ханноку стало не только неуютно, но и гадостно. Вот он значит какой, в глазах светлых мира сего. Опасная тварь, боль природы, злая шутка диких богов… Интересно, есть ли в богатом на термины южном диалекте слово для таких вот отгорающих "высших"? Полуогарок? Маг в полураспаде? Отчего-то захотелось приложить бедную, бледную немочь таким.

- Нет, мы не принимаем на хранение орденцев, не положено, - упредил его вопрос стражник. Щелкнул по ложу самострела на столе, намекая на этот усыпительный аргумент.

- Хорошо. Я уведу ее, - после недоброй паузы сказал сарагарец.

- Не положено, - повторил тюремщик. Его коллега заступил ворота и тоже красноречиво проверил оружие. И вот это уже огнестрел, опасно.

- Я что, арестован? – рыкнул Ханнок, понимая, что по дурости сорвал такую удачную схему.

- Не-а, можешь валить куда хочешь. Но без нее.

- То есть, вы ее возьмете? – терпеливо повторил Ханнок, чувствуя, как опять начинает звереть.

- Не-а, как только ты уйдешь, мы её убьем.

"Тьмать"

Ханнок лихорадочно думал, развитие событий ему не нравилось.

- Я тогда останусь здесь! – ляпнул он, чувствуя себя витязем-спасителем, глупым, нежданным и неоцененным. Вон как серебряные глаза сверкают, могла бы колдовать – уже трижды сожгла бы на месте.

- Валяй, - великодушия хватило на одно слово, - Через два часа ночь, это будет уже несанкционированное нахождение на охранной территории. С насилием и оскорблением людей закона.

"Тьмать, тьмать, тьмать…"

- Я поручусь за них, - сказал знакомый голос.

Ханноку стало не только неуютно и гадостно, но и страшно. Как он мог забыть про Аэдана, и не заметить, что тот решил пойти за ним? И что этот сойданов сын думает о рогатом самоуправстве и нарушенной церемонии?

- Ты Кан-Каддах.

- Мой клан уже считается вражеским?

- Твой клан считается великим, повсеместным и сующим нос не в свои дела. Тебя мало. Нужен еще один поручитель, - тюремщик продолжал удивлять выдержкой. Стальной человек. Или же получивший надлежащие указания и играющий свою роль в очередной забаве братцев-Санга.

- Хорошо. Будет вам поручитель. Сарагар, пока меня не будет, давай без сюрпризов, хорошо?

- Аха, - виновато сказал Ханнок.

Дедяди не было где-то с полтора часа. Старшина тюремщиков уже начал прохаживаться вдоль стены, протирать вырезанные на ней солнечные часы, и так блестящие оловянной инкрустацией. Ханнок досадовал, что затупил лезвие о чурбан. Когда обленившееся к осени солнце коснулось вершины строящегося зиккурата, враждебность достигло пика. Но тут, наконец, вернулся Кан-Каддах. С поручителем. Да не одним.

- Эй, ты сказал надо вписаться за знакомого, а не за… это! – возмущенно взвыл Караг, едва увидел девицу раздора. Хвостовой клинок зло щелкнул по камню мостовой. Второй спутник, чтобы не зацепило ненароком, к аккуратно отшагнул в сторону, звякнув маг-стеклянными доспехами.

- Так это знакомая и есть. Личная пленница нашего общего друга, - Аэдан оставался нечитаем и нервирующ. Ханнок все никак не мог понять, всерьез он помогает, или решил развлечься унижением северных недотеп, уже в компании.

- Вот что, господин хороший…

- Ты почти довел меня куда надо, Шесть Лап. И я почти готов рекомендовать твои успехи… знатокам с долгим опытом. Окажи еще услугу-другую для наилучшего впечатления.

Нет, похоже, не шутит. Черный кентавроид посопел, помялся, поцарапал когтями землю, но черканул на протянутой бумаге размашистую подпись. И пришлепнул официальной гильдейской печатью, прямоугольной, красными чернилами.

- Ну-ка, ну-ка, что тут у нас, - старший тюремщик уже уселся обратно за стол под навесом. Брезгливо, двумя пальцами, как обсморканный лист, подцепил документ, - Караг Анатаск… Варау. Веский голос, ничего не скажешь. И этого мало, Кан-Каддах.

- Во-первых, это Гильдия, - судя по всему Аэдан и такое развитие событий ждал, - Вы не хотите, чтобы Гильдия в кои-то веки спелась с… как там нас называют? Киноварными убийцами?

- Нетопырями-кровопийцами, - взгляд у тюремщика по-прежнему оставался недобрым. Такой сероглазый и суровый, что и впрямь вспоминается цветастый поэтический эпитет – "железноокие дикари, хищники тундры и гор"… Нашла терканайская коса на горский камень.

- Да даже если и так. Не с одним этим пришли.

Остекленный огарок подошел, забрал прошение, добавил уже свою подпись. Вернул.

- Матоленим Ксав-Уилаге, Великий Дом Дасаче… огарок, - прочел страж. Почтения в его повадках прибавилось, но на горчичное зерно.

- Я имею честь быть наследным вассалом госпожи княгини Озерного Края, супруги господина вождь-консорта из клана Санга, - поклонился огарок. - Господин вождь-консорт перед началом похода лично предоставил мне привилегию обязанности разбираться с проблемами магического характера. Поскольку, как известно, клан Санга в текущем состоянии пребывает в двойной лояльности, то был сделан запрос господину князю Центрального Горного края о наделении меня соответствующими полномочиями в пределах данного княжества. Запрос был удовлетворен.

- Понятно, - судя по лицу стража, понятно ему не было, но упоминание Сагата Санга и впрямь произвело должное впечатление. - Сколько же вас, великих имен, на мою простую голову. Подождите минутку, дам я вам документ. А потом вы уберете это с глаз моих. И не дай вам боги, чтобы оно выкинуло какую-либо пакость. Я вас запомнил.

- Я еще раз приношу свои извинения, что оторвал вас от важных дел, - казал Аэдан, когда ворота тюремного двора закрылись за ними. По счастью, оставив всех снаружи и в добром здравии… не считая отгорающей, но ей придется потерпеть.

- Право, не стоит, эти Санга могут быть такими упрямыми, - отмахнулся господин наследный вассал, - С вашей стороны было разумным позвать меня, как только вы узнали, что этот человек закона симпатизирует озерному брату.

- Благодарю за добрые слова, - любо Аэдан и впрямь все рассчитал, либо безупречно умел выглядеть таким стратегом.

Огарок еще раз поклонился. И сказал:

- Так когда вы предоставите эту особь мне для изучения?

Ханнок в очередной раз проклял этот длинный день.

- Э, спокойно, - Аэдан как-то невзначай отодвинул сарагарского зверолюда в сторону. Ханнок понял, что со стороны опять начал скатываться в то недоброе, злое состояние.

- Что-то не так? – удивился огарок, похоже, даже искренне.

- Почтенный, речь шла вовсе не о сдаче это молодой особы вам на опыты.

- Вот как? А вы говорили, что не прочь бы увидеть всех "этих" развешанными по милевым тотемам от Кин-Тарага до Терканы.

- Так это я. И всех в целом. Но просить поручиться я пришел от лица хозяина пленника, а это – наш рогатый друг. Похоже, он не одобряет этого варианта… да убери ты меч, горе!

Ханнок сумел ухватиться за ускользающее благоразумие и с щелчком задвинул клинок обратно в ножны. На счастье, господин Матоленим с чего-то отнес такую бурную реакцию в пределы допустимого. Критерии которого северянина на Юге не переставали вводить в недоумение, а то и откровенную панику.

- Да, вижу, Канн-Каддахи и впрямь не утеряли хватки, - сказал господин Матоленим с благожелательной досадой, - Протяни вам руку, откусите по плечо. Впрочем, мое предложение все еще в силе.

- Нет! – рявкнул Ханнок. У него по-прежнему были трудности с рациональным мышлением.

- Если вас беспокоит, что я якобы желаю причинить вред вашей новой… собственности, то спешу заверить, что меня не интересует хирургия по-живому или кормление живых подопытных образцов ядами и радиоактивными солями. Я не звероврач и не человек пытки. Мой интерес связан с исследованиями магического фона. Видите ли, хаос первых веков после коллапса не позволил нам запротоколировать процесс размагичевания должным образом. Мы видим результат, но имеем весьма смутные представления о конкретном ходе и всем спектре изменений… Да и потом, мне просто интересно. Своими глазами увидеть, с чем пришлось столкнуться предкам, как они медленно угасали и теряли власть над Высшей магией, было бы… - огарок глубоко вздохнул, черные глаза посмотрели вдаль во времени и пространстве, он щипнул чахлую, длинную бородку, - …разновидностью катарсиса.

- Грр! – Ханнок с трудом понимал специфический диалект господина Матоленима, но мнение имел исключительно определенное.

- Мой друг имеет в виду, что обдумает ваше предложение. У нас был долгая и насыщенная неделя, - Аэдан незаметно пнул его в сторону улицы, по которой было ближе идти к дому Хал-Тепа.

- Если передумаете, то знаете, где меня найти, - снова поклонился огарок. Как у него шея еще не переломилась? – Но все же хочу добавить, что под моей… опекой, эта молодая особа скорее всего проживет дольше. Насчет выживания даже и в этом случае обещать ничего не могу.

Когда они прошли уже два квартала, господин Матленим на их пути явился снова, разбойником, выскочив из узкого переулка между двумя высокими заборами. К счастью, без княжьих людей или, хотя бы, озерных громил, призванных обеспечить изначальные условия поручительства.

- Держите! – только и шепнул он, протягивая странное кольцо из металла. Похожее на… ошейник. И наверняка, безумно дорогое.

- Что это? – так же тихо поинтересовался Аэдан, на пару с шестолапом удерживающий малость освирепевшего от неожиданности сарагарца.

- Подавитель. Хал-Теп разберется! – Кса-Уилаге накинул на голову капюшон и скрылся с глаз, словно легендарный лазутчик из Храма Тайн.

Сиятельная, безропотно (если не считать горящий серебряной скорбью и жаждой убийства взор) снесшая все эпопею с "поручительством" выбрала именно этот момент, чтобы упасть в обморок. Напугав проходящую мимо девчушку с коромыслом и вызвав нездоровый интерес зверолюдской стражи.

- Боги, за что мне все это, - Аэдан подхватил ее за ноги, - Шесть лап, помоги!

- Нет, - непривычно боязливо откликнулся кентавроид, - Оно наверняка заразное!

Ханнок наконец смог загнать разогнать багровый туман и кинулся помогать сам.

- Ну, тогда на этом перекрестке нам направо, тебе - налево, задница.

Караг обиженно зашипел, но поплелся за ними.

- Ну что еще?

- Слушайте, у меня в Гильдии… сложности возникли. Я вообще-то когда столкнулся с тобой хотел попроситься на ночлег к лекарю.

- Ох, тьматерь…

"Вот Хал-Теп-то всей нашей компании обрадуется". – уныло подумал окончательно отрезвевший Ханнок.

Когда они зашли во двор, Хал-Тэп и снежное чудище сидели под навесом и пили чай, судя по запаху – хороший, импортный. В белой мохнатой лапе с черными ладонью и подушечками пальцев синяя поливная чаша казалась маленькой, с плошку для водки. Рядом, за тем же столом, дремал Ньеч. Вдали, на стене, грохотали выстрелы. Орден пошел-таки на приступ, прямо на заранее подготовленные позиции. Их упорство и праведный гнев восхищали и были достойны лучшего применения

- Как прошла церемония? – улыбнулся хозяин дома первому вошедшему, а им оказался гильдеец.

Ханнок вспомнил, что черного пантерочеловека среди подателей жертвы не видел, да и на трибунах варау отсутствовали. Хотя тогда ему самому было не до тщательных наблюдений.

- Вы же знаете, что я… – прозвучало уж больно поспешно, рычаще, может даже и зло. Впрочем, кот тут же передернул уши, просительно, - Эм, хорошо похоже прошла. Почтенный… тут такое дело…

- Задница, отойди!

Они занесли импровизированные носилки во двор. Один встревоженный лекарь тут же отставил чашку и подбежал к ним, второй, разбуженный стуком глиняного донца о столешницу, приковылял чуть позже. А потом Хал-Теп осознал кого, вернее, на его взгляд - что ему притащили.

- Почему вы принесли это в мой дом?

Глядя на морщинистые лица наследников магии, в их черные глаза, вспомнив поведение третьего, остекленного, Ханнок подумал о доме. Дома родня, настоящая, а не мнимая-обритая, распространяла нгатайскую ненависть против Сиятельных и на отгоревших. Зареченцы считали огарков пособниками законтурным чародеям. Недомаги чуждо смотрели, шаркали по темным углам, готовили ножи и накопители для возвращения господ. Порой, после очередного из все чаще случавшихся неурожаев, эпидемий или выловленного из Реки трупа-другого с подозрительными, возможно ритуальными ранами, вспыхивали беспорядки. И со временем сарагарская община таваликки, некогда вторая по численности, разбежалась по соседним княжествам. Нгардок перехватил у давнего врага производство линз и посуды из закаленного стекла, Майтанне, вопреки разгрому, стало центром медицины.

Теперь, достаточно навидавшись как магов, так и размагиченных, Ханнок понял – в данном случае сородичи оказались злобными глупцами. Может когда-то отчаявшиеся огарки и решили обратиться за помощью в Орден, с чего и началась эпоха Священных походов… Но те времена давно прошли, да и были, похоже, временным помешательством. Хал-Тэп смотрел на пленницу так яростно, как ни одному Кенна не получалось, хоть тройную проповедь о душах ему вчини. Ньеч, более спокойный по жизни, тоже был непривычно недобрым.

- Хрраф.

Пока Ханнок решал, что сказать, пришел снежный зверолюд. Сарагарец от чего-то подумал, что тому достаточно двух ударов лапы – одного, чтобы отшвырнуть его самого, второго – прикончить орденшу.

- Да, дружик. Я с тобой полностью согласен. Вы с ума сошли? Понимаете, хоть, что это мина с тлеющим фитилем?

Аэадан понимал. Аэдан был готов извиниться, четырежды, но не больше. Он сказал, что произошла непредвиденная ситуация – во время церемонии казнимая внезапно, совершенно случайно, произнесла формулу признания себя человеком. Да, такая есть. Нет, князь даже лично не стал ее убивать, так что может обидеться, если кто-то решит сделать это за него. Нет, ее сложно вышвырнуть с глаз долой. Поскольку темница закрыта на обезмагичевание, она там точно не выживет. Вы же понимаете, какая это возможность поиздеваться над орденом. Доказать, что мы учтивее и могущественней в науках, чем они?

- Это слишком опасно, - упрямо повторил дикий маг.

Ханнок решил, что, конечно, благодарен терканаю, что тот взял переговоры на себя – разум еще слегка плыл и зверолюд опасался, что не сможет говорить красиво – но все же пора и самому действовать.

- Вот, - сарагарец поддавшись внезапному порыву, протянул вперед ошейник.

- Откуда это у вас?

- Знакомый подарил, - ответил лекарю Кан-Каддах.

- Я бы сказал, что у вас необычные знакомые, но ты и так сойданов сын, - дикий маг обмотал ладонь платком, и только после этого взял металлическое кольцо, - Любопытный сплав. Характерная работа. Подавитель. Дом Дасаче делал такие, когда готовился отражать Одиннадцатый священный поход.

"Дасаче? И эти уцелели?" – Ханнок попытался вспомнить что-либо определенное об Одиннадцатом походе и осознал, что не может. В укульские летописи он был внесен как "успешный", но такими там значилось большинство. Включая тот, в который якобы убили Сойдана Кан-Каддаха.

Ошейник вернулся к Ханноку.

- Впрочем, на его активацию и поддержание все равно нужна магия. Я свою тратить не буду. Нет, это даже не обсуждается. Если вы еще не запамятовали, то у нас тут война. Мне и без милосердия к врагам есть для кого кровью сморкаться.

- Я могу попробовать, - сказал Ньеч.

- Коллега, оно вам надо? – с легкой брезгливостью спросил дикий маг.

- Если я правильно распознал диапазон, там интересное сочетание дикой и Высшей магии. Я бы с удовольствием воспользовался возможностью изучить такое необычное сплетение. Если я хочу завести дело в этих краях, мне было бы полезно изучить местное магическое искусство, а начать лучше всего с контраста между вашими и знакомыми мне традициями…

Судя по выражению половинного лица, Хал-Тэпа давить врачебным жаргоном северному огарку не удавалось. Насколько уже мог судить Ханнок, у южан вообще была к этому делу сопротивляемость, а дикий маг развил ее в себе до полного иммунитета.

- Моей ученице нужно на ком-то практиковаться, - сдался Ньеч. – А если эта помрет, будет не так жалко. И меня всегда интересовало, какую роль в организме Сиятельных играют те "лишние" органы из атласов…

Сарагарцу на мгновение показалось, что Ньеч оправдывался не столько перед диким магом, сколько перед остальными спутниками. Ханноку стало несчастную волшебницу жаль, уже не только чисто ритуально, на и слегка по-человечески. Даже ему так не везло на безумных ученых, как ей.

Шурх. Шурх. Шурх.

- Гррау!

- И ты туда же, - устало сказал Хал-Тэп, взглянув на сунутую прямо под нос грифельную доску с меловой надписью. Ханнок заметил себе, какими четкими и изящными вышли у снежного чудища буквы. Понять написанное не смог – алфавит был нгатайским, но явно использовался для другого языка. И все равно ощутил укол зависти. Фреп-Врап ухитрялся писать красиво и с такими-то лапищами. Потом химеру удалось перековать зависть в более благородный стыд. Что-то сам он слишком быстро сдался, а еще, якобы, элитный гончар.

- Понятно. Вы исчерпали предел моего гостеприимства, - сказал Хал-Тэп, после недоброй паузы. Драколенье уныние еще не успело перерасти в нервы или панику, как горный лекарь пояснил:

- Дальше вы будете у меня в долгу. Поскольку ты, сойданов сын, среди всей стаи вроде как главный, то и спрашивать я буду с тебя. То есть – с самого старика. Я горжусь своей наглостью. Это может пока что остаться под моей крышей. А вы за него в ответе. А теперь, - он поклонился, раскинув руки, на взгляд химера – слегка издевательски, – Чего еще изволите?

- Мне бы переночевать где, - ожил затаившийся было в стороне кошак. Вот уж кто точно не стыдился скрадывать, загрызать и пожирать возможности.

Хал-Тэп кивнул с видом князя, жалующего вассалу поместье, с деревней и малым зиккуратом.

- Нам нужен будет спирт, адсорбенты и сбор для выведения магии. А еще у пациента наверняка откажут почки и ей надо будет…

- Коллежек, зайдите ко мне в амбарец через час, со списком, - нетерпеливо прервал одноглазый, - Мы вместе оценим мои запасы и я там же выставлю счет.

Шурх. Шурх.

- Нет, - вслух ответил Хал-Тэп, - оружьишко ищи себе сам. У меня все равно нет нужного тебе калибра, и я не знаю, у кого его заказать. А вот седло посмотрю, вроде еще осталось твое старое где-то.

"Зачем ему седло?" удивился Ханнок. Потом решил, что вменяемость его внутреннего мира и впрямь уже можно не щадить, поздно уже. И решил включиться в эту странную игру.

- Мне нужна храмовая соль, копал, чернила и бумага, - сказал он, наблюдая за тем, как Аэдан и внезапно исцелившийся от паранойи кот затаскивают носилки в приемную пристройку.

Хал-Тэп если и удивился этой, последней на сегодня, просьбе, то ничем внешне этого не выказал.

В дверь постучали. Ханнок, не открывая глаз, буркнул:

- Входите!

Зверолюд сидел на полу комнаты, скрестив ноги, в выложенном крупными кристаллами соли круге. Рядом чадила ароматным дымком курильница, резной глины, в виде модели небольшой пирамиды. На низком столике лежали две стопки листов плотной бумаги, чистая и исписанная, а еще калам на лакированной подставке. Сегодняшние успехи на ниве каллиграфии демона не радовали. Совсем, слоговые знаки кривились и плясали варварские танцы, отплевывались от горе-художника кляксами. Но самой попыткой он гордился.

Аэдан молчал. Наверняка, изучал открывшуюся ему сцену. И уж точно - критически.

- Ну и как, помогло?

- Нет, - не стал врать Ханнок. Говоря еще более откровенно – он и не надеялся, что поможет. Укулли любили искупительные и очистительные ритуалы, так что опыт у бывшего оруженосца Света в этом деле уже имелся, и немалый. Но сейчас он поступал по нгатайской традиции. У суровой Четверки вообще с покаяниями было неважно. Сарагарец подозревал, что и у Восьмерки не сильно лучше. Обряд не помог драколеню отделаться от мысли, что он участвовал в недостойном убийстве. Но выразить отношение к произошедшему, задать цель и хоть как-то привести шатающийся разум в порядок медитация помогла. А вот унять головную боль и ощущение кровавого похмелья – нет.

- Значит, все прошло как надо. В отличие от выходки на жертвоприношении.

- Аэдан, я знаю, что это было дурость. И у плахи и потом.

Кан-Каддах отвел не сразу. Зверолюд открыл глаза и увидел, что Кан-Каддах сел на пол, скопировав его позу, с поправкой на отсутствие хвоста и копыт.

- Хорошая смола, - одобрительно сказал терканай, принюхавшись, - Дорогая.

- Я постараюсь возместить все убытки.

- Да не пойми ты меня неправильно. Это была дурость, но наша, родная, нетопыриная. Сойдановы дети, подотчетные лишь богам, да старику, да и им не всегда… Но убытки ты все же постараешься мне возместить. Что это тут у тебя? Красное, майтаннайское? Чего сам не пьешь?

Скрипнула откручиваемая крышка. Булькнуло наливаемое в чашку вино.

- Передумал. Голова и так плывет... Аэдан, амок мне не понравился.

- Хорошо, что не понравился. Недоброе это состояние, если войдешь во вкус - останавливаться все сложнее. Да и голова потом болит.

- Стой, ты так говоришь, будто и сам испытывал!

Кан-Каддах пригубил красный напиток, восхищенно щелкнул языком и сказал:

- Так. Ты мнительный человек, Сарагар. Меньше знаешь, лучше спишь.

- Вот теперь точно страшно. Ты же говорил, что мне нечего бояться внутреннего зверя!

- И сейчас говорю.

- Аэдан! Что же это за тьматерьщина, отвечай нормально!

- Это мракотцовщина. И вообще суеверия.

- Аэдан!

- Ну коль хочешь…

Похоже, последние дни вымотали даже двужильного Кан-Каддаха и ему захотелось отвести душу разговорами. Или он просто решил, что в плане здравомыслия северному обормотню терять уже нечего. Терканай сказал, что вообще-то обычные носители, да и чахлокрылые демоны, не так уж и часто, как он выразился, сплюнув слово, как слишком кислую сливу – "амокируют".

А вот Кан-Каддахов временами заносит. Вспышки эмоций, обостренное реагирование на тривиальные причины, у каждого свои. Фантомные боли. Странные сны. Большинство "нетопырей" привыкло относиться к этому как к данности мира, чему только помогали нгатайские традиции. Потомкам Нгаре и Кау, Льда и Пламени, надлежало всегда учиться смирять свой непростой, божественный темперамент. Так что обычно лишь дополняли привычне перечни ритуалы парой своих. Кто-то даже шутил, что они теперь поголовно настоящие малые свирепцы, с уникальными и взлелеяными гейсами.

У некоторых потомков Сойдана эта черта оказывается выражена куда сильнее. Причем, чем недавнее в ту или иную генеалогию вливалась его кровь, тем более яркими и разнообразными виделись сны. Среди рядовых клановцев даже возникло поверье, что вместе со Спиралью старика им перепадает еще и его богатый опыт. И странности. Это служило поводом для опаски со стороны прочих южан, беспокойства самих Кан-Каддахов и питало их же гордыню.

- Значит, не внутренний зверь, а личный Сойдан? – поежился Ханнок, - Что раньше не сказал?

- Удобного момента не представилось. Да и тебе нужно было привыкнуть вначале к хотя бы к собственной морде. Как бы ты представил наш первый разговор? "Привет, Ханнок Шор из Сарагара! Сезон назад у тебя было по пять прекрасных смуглых пальцев на ногах, а теперь по копыту! Тебя вышвырнули из дому за потеряю душ, я только что стащил тебя с жертвенника, тебя клеймили, рыжая девка зовет тебя козлом, но, возрадуйся, ты еще и потомок старшего демона Юга! И, может быть, несешь в себе частичку его души."

Ханнок подумал и согласился, что тогда этого ему, наверное, знать впрямь не следовало. И решил, что со своими нервами и мнительностью надо что-то делать. Все равно с такими родственничками интересные времена обеспечены на всю жизнь.

- Пять и три, - сказал он.

- Хо?

- Я говорю, у меня два пальца на левой ноге пришлось отрезать еще до мутации. Лошадью отдавило… боевой. Когда нгардокайская кавалерия пошла на прорыв в битве… Впрочем, это долгая история.

Сарагарец бросил в курильницу еще пластинку смолы, чтобы Пламя не обиделся и добавил:

- Удивительно, как вы старика еще аватарой Кау не зовете, с такими-то параллелями.

- Не поверишь, - неожиданно зло сказал Аэдан, - каждое поколение находятся идиоты, учиняющие тайные культы в его честь. Их не останавливает даже то, что отец это дело люто ненавидит. Человек он, и всё тут. И все тут. Он же первым отложился от Нгатайского царства, когда Айонен объявил себя воплощением Кау, достигшим постоянства.

- Вот как?

Ханнок примолк, задумавшись. От своего жуткого предка такого воинственного смирения он не ожидал. А еще дома считалось, что с правлением Алого Безумца, а заодно и с его царством, покончило восстание в Ламан-Сарагаре, тогда еще не передравшимся сам с собой. Причем гордились этим все жители, как в Верхнем городе, так и Нижнем с Заречьем. Эти южные высокомерные варвары, кончено, далеко не обязательно имеют верный взгляд на произошедшее и весьма лукавы… Но если подумать, как бы повернулась история, если бы в решающем сражении той войны на стороне Айонена сражалась царская гвардия? По традиции ее набирали из южан.

И совсем уже напоследок промелькнула мысль: а ведь Кенна дома считают теми еще яростнями, вспыльчивыми, с излишне богатым воображением, и едва ли не сумасшедшими…

- Давай о чем-нибудь другом.

- Как скажешь, обормотень.

Дальше они говорили о том, что и где надо купить, чтобы, как закончится осада, как можно быстрее добраться до Терканы, или, хотя бы, до ставки Самого. Сколько вообще еще продлится это осадное сидение. Как дорого обойдется содержание и лечение болезной пленницы. Кому лучше продать захваченные в вылазке трофеи. Где найти другой источник средств, хотя бы на ближайшее время, потому как понятно, что и этого надолго не хватит.

- Сарагар, ты уже придумал, что собираешься с ней делать? Ты у нас человек начитанный, юридически подкованный, наверняка знаешь Саэваров закон и то, что у нас его не отменили. Сейчас, с золочеными у ворот, горцам не до этого. А вот потом тебе все припомнят.

- Аха, помню. "Да не поработит человек человека" и так далее. Прямое личное рабство запрещено, а попытайся я, как положено, сдать ее в условное владение общине, храму или дворцу – ее тут же прибьют. Тьмать, да мне еще и заплатят за эту возможность.

- Неплохой вариант, кстати.

- Аэдан!

- И в самом деле неплохой! Я даже знаю пару нужных человек. Да и ты их знаешь.

- … Нгаре, мать наша. А, знаешь, Сойдан с тобой… Я вот чего придумал…

Сарагарец выцепил со стопки исписанных листов верхний, передал собеседнику. Аэдан вчитался и брови у него поползли вверх.

- Так. Ха. Ну… я даже не знаю, чего тут сказать… Ха.

- Я взял эту формулу из действующего свода законов, если ты сомневаешься, – Ханнок ткнул когтем в уже слегка потрепанную книжку, лежащую в углу комнаты, - Она рабочая. Сиятельной не обязательно быть при этом гражданкой Юга, да и моих птичьих… нетопыриных прав должно хватить.

- Да я не в юридическом плане, - Аэдан повеселел, и самое бесящее было в том, что Ханнок даже не мог сказать, что повеселел терканай "внезапно" или "неоправданно", - Мне просто интересно, как вы с ней будете этот, ха, контракт, исполнять.

- Ты сам мне говорил, что любителей экзотики на Юге навалом, - зверолюд против воли скрипнул клыками. Он уже знал, что от этого Сойданова сына разговорами о сарагарской куртуазности не отобъешся.

Аэдан расхохотался, гнусно и торжествующе. Тьмать, когда Кан-Каддах успел так хорошо его узнать?

- Что ж, мой рогатый друг, - отсмеявшись, сказал он и издевательски-сочувствующе положил руку на зверолюдское плечо, - Когда она очнется, откормится и все узнает, то не вздумай являться мне потом скорбным призраком – я тебя предупреждал!

Когда пришла пора собирать урожай:
Сын Тсаана составляет четыре прошения в восемь инстанций и вместе с шестнадцатью чиновниками идет на поле, после чего остается с одним початком. Но счастлив своей ответственностью.
Дитя Чогда заранее посвящает храму половину на удачу, а половину потом отдает в благодарность за молитвы. Остается с одной картофелиной, но воистину благочестивым.
Винодел Канака поет винограду заклинания, чтобы гроздья сами падали в его давильню. В результате набирает на одну бутылку, но навеки свободен.
А нгатай объявляет урожаю войну и идет резать кочаны. Нечаянно сжигает свою деревню, нарочно - деревню утуджея, подбирает последнюю кочерыжку и выбрасывает ее прочь. Ибо он гордый.

- Четверки Внешнего Варанга, классическое собрание.

---

Ханнок вздрогнул и открыл глаза. Поначалу не мог понять, что его так напугало, а потом вспомнил: ему снилось, что он зверолюд. Но дело было даже не в этом, а в том, что до определенного момента это ему казалось абсолютно нормальным. Интересно, нет ли еще какого умолченного Аэданом эффекта озверения? Вроде того, что он однажды забудет, что вообще был нормалом?

Сарагарец сел, расправил и сложил примятые за ночь и затекшие крылья. За окном еще не посветлело толком, но оттуда уже доносились приглушенные звуки большого города. Химер подошел к окну и отодвинул ставень. Звуки усилились. Осажденный Кохорик не спал всю ночь, по улицам кружили патрули, скрипели телеги, развозившие припасы. Острое ухо уловило доносящийся от пролома стук топоров, лязг зубил и лающий зверолюдский тьматерок. Горцы, заскучав от орденской неопытности, похоже уже не просто наскоро заделывали стену, а восстанавливали ее по всем правилам.

Интересно, чего же задумали золоченые? С налета взять им город не удалось, это уже было понятно, так неужто они возмечтали взять его измором? Если так, то это было странное решение. Конечно, новый Священный поход застал южан врасплох, да и пришелся как раз на период страды. Большая часть урожая осталась на полях. Насколько мог он смог понять из разговоров, по всему оазису кипели схватки фуражиров Ордена и партизан из общинников, делящих еще несобранное и не украденное. Цены на частный провиант на городском рынке уже угрожающе подскочили вверх, так что его трофеи за вылазку рисковали растратиться еще быстрее.

Но с другой стороны, у их вождей был свой, особый голод. И такой, какой сложно утолить, обирая свирепых горных поселян. Лорд-командующий сильно рисковал, соревнуясь в силе воли с дикими бездушными, пока его собственные драгоценные души истощаются на поддержание защиты от фона. Белоплащным и так пришлось затянуть философские пояса, они уже даже не рисковали использовать свою лучевую артиллерию.

Да и потом, химер успел уже узнать от Аэдана, что закаленные междоусобицами и природой Ядоземья южане держали в городе большой запас продуктов как раз на случай таких вот непредвиденных катаклизмов. Картофель, выдержанный на высокогорных морозных сушильнях до такого состояния, что мог храниться годами. А еще квашенную капусту, которую местные наловчились закатывать в не такие дорогие здесь стеклянные банки и запечатывать оловянной крышкой. Один такой сосуд дедядя вчера даже выпросил у Хал-Тэпа и вскрыл на ужин. Ел и нахваливал. Угощал.

Северянин так и не понял, что расписные варвары нашли в такой кислой пакости. Даже поинтересовался вслух. В ответ Аэдан прикрыл глаза рукой и сказал что-то про какие-то "вещества жизни". А после вопроса уже про эти последние обидно расхохотался и посоветовал уточнить у "Дока".

По правде сказать, вот последнего химеру отрывать от работы не хотелось. Со времени ритуала прошло уже три дня, Сиятельная балансировала на грани жизни и смерти.

Признаться, поначалу рогатый северянин всерьез опасался, что черноглазые из ненависти к прекрасноликой родне пленницу по-тихому уморят. Как вариант - опасаясь высшей волшбы, и тут Ханнок не мог их осуждать – от воспоминаний про бой в осадном лагере до сих пор грива щетинилась. Или же Ньеч и Хал-Тэп могли попытаться избавить мир от колдуньи просто из жалости, к ней, и к ее непутевому ловцу.

"Возможно, помри она, и впрямь стало бы лучше всем нам" – малодушно подумал зверолюд и тут же отвесил себе мысленную затрещину, в укульском стиле. Что бы там не подозревал про него Доннхад, заботился о пленнице сарагарец не из присущей землякам сентиментальности или пиетета перед кумирами молодости – это дело вылетело у него из головы, как только его самого вышвырнули из дома. Как бы его не подкалывал Норхад, уже третий день подряд, он еще не настолько отчаялся, что ухватился за первую возможность. Нет, тут дело было в чисто нгатайском упрямстве и ярости от того, что вынудили участвовать в жертвоприношении. Не попытайся князь отобрать его пленного и устроить из этого спектакль – сам бы уже сдал добычу городу, за вознаграждение, конечно. Но волка с два он сделает это теперь!

"Или ты сам себе нашел красивое оправдание. В Доме Дебатов этому учат воистину хорошо." - сказал внутренний голос.

Ханнок взял внутренний голос за глотку и повесил на Клыке Ламана. Четыре раза ударил копьем гордости – в печень, сердце и обе глазницы.

Впрочем, сейчас оба врача, вначале северный, а потом и южный, прониклись милосердием всерьез. Ньеч, как живущий ближе к Контуру и более наслышанный о тамошних обитателях, уже называл это дело "исследовательским проектом высокой ценности". Завел отдельную папку, крашеную в желтый цвет, в которой постоянно регистрировал результаты замеров промагиченности пациентки. Со стороны эти замеры выглядели смешно – сморщенный звероврач снимал очки и внимательно таращился в пустоту над телом Сиятельной. Водил вокруг ее головы выпрошенным у Хал-Тэпа кристаллом, воскурял над жаровней порошки и коренья, курил сам. Только бубна и шапки с гремушками для полноты образа не хватало.

Но Ханнок еще очень хорошо помнил, как от таких невинных с виду манипуляций скрутило его самого. И поздравлял орденшу с тем, что она пока еще в забытье. Обморок, или как его назвал один раз Ньеч - "кома" – пока что ее здоровью угрожал меньше досрочного пробуждения. По крайней мере, так сарагарец понял из туманных высоконаучных объяснений. Рядом с ее лежанкой установили странный аппарат – емкость на высоком подставе ("штатив" – еще одно слово в его копилку укульского). Из какого-то прозрачного, гибкого материала, вроде бычьего пузыря, только более однородного и плотного с виду. От нее отходила такая же трубка, заканчивающаяся иглой. Прямо на глазах Ханнока, как раз зашедшего проведать ход лечения, эту иголку воткнули… прямо в вену на руке пациентки. Да так там и оставили. Залили в емкость какие-то эликсиры, периодически их меняли.

Теперь у не отошедшего еще от укульской щепетильности сарагарца при воспоминании увиденного ком подкатывал к горлу и ныл локтевой сгиб. А еще в ушах звенели монеты, которые ему надо будет уплатить за все это технологическое великолепие. Кстати о них…

Ханнок подошел к кровати и достал кошель из-под подушки. Тот со вчерашнего вечера приятно потяжелел, жаль это ненадолго. Через Хал-Тэпа нашли эксцентричного змеелюда, коллекционирующего сиятельный антиквариат. И сплавили ему умывальник, причем куда дороже, чем вышло бы по весу.

Химер достал из кожаного мешочка золотой кругляш. На одной его стороне - Два Клинка, как он успел уже узнать, герб Терканы, великого княжества. И год чеканки, двадцать пятый, совсем недавний. На другой стороне – лицо, вернее, морда. Драколень, весьма помпезный, тоже эталон (или льстиво, а может и почтительно, приукрашенный). Легенда сообщала, что это Шагаракт Третий, радость божественных предков, великий князь. Уж точно не Старик.

Следующая. Тоже новая, тоже золотая – профиль остроносой женщины в шлеме, на обороте ладья. Следующая, серебро, свернувшийся в замысловатое плетение змеелюд, а может и Цамми-Дракон и три рогозины. Следующая, томпак, почти стертая и прокушенная насквозь, - не иначе особо подозрительным зверелым, – на аверсе тигриная морда с баками и окольцованными серьгами ушами, реверс – блочный лук и три стрелы. Еще одна, бронза, с квадратным отверстием по центру и странными клеймами, на незнакомом языке – эта реальной ценности здесь не имела, покупатель, расчувствовавшись, положил ее в довесок, как сувенир.

Ханнок перебрал их все, но Сойдана Кан-Каддаха так и не нашел. Самой перспективной кандидатурой показалась личина на серебряном квадратике с насечками. С тщательно вычеканенными морщинами, кожа туго обтягивает широкие скулы, княжий обруч прижимает к голове редкие волосы. Если и тут лесть, то какие же сушеные мощи позировали граверу? А потом химер разобрал-таки непривычные аксаны и умляуты над сиятельными буковками и понял, что это… Ксав-Уилаге, великий оратор Альт-Чеди, оплота Дома Дасаче. Правда, не Матоленим, а Летте, но везет же ему на встречи со знатью последний год! Понял бы что это огарок и раньше, да не ожидал, что у южан в ходу деньги одного из Великих Домов.

Драколень ссыпал монеты обратно в кошель и затянул ремешок. Интересно, а если бы они взяли ассигнациями, нашелся бы нужный портрет на одной из них? Змеелюд-антиквар порывался расплатиться ими, но Ханнок уперся и потребовал металл. Новомодным бумажкам он не доверял. А уже дома у Хал-Тэпа дедядя как бы невзначай оборонил, что на юге такие в ходу уже со времен распада царства. Зараза пятнистая.

Ханнок протер глаза. Хорошо, опять захотелось спать. Вроде бы солнце еще только встает, можно урвать еще часок-другой. Зверолюд посмотрел в окно, чтобы подтвердить мнение. И впрямь, светлее не стало – химерье ночное зрение – но в обесцвеченную ночную картинку стали возвращаться дневные краски. Пока что – еще совсем немного, намеками. Есть еще время, даже с учетом удлинившейся к осени ночи.

Химер клыкасто зевнул. И так и замер, с приоткрытой пастью, глядя в окно. Над коньковой балкой соседнего дома торчала дракозлиная голова. Знакомая, бледная, в круглых очках. Ханнок щелкнул зубами, с трудом удержался от того, чтобы схватить стоящий рядом с кроватью огнестрел. Вежливо помахал княжьему соглядатаю рукой. Бледный хмырь зло сморщил морду и пропал из виду.

"Сволочь. Теперь деньги перепрятывай - наверняка подсматривал как я ими любуюсь".

Сарагарец задвинул ставень обратно, привязал его накрепко шнуром. Лег обратно на кровать, такую широкую и удобную, словно специально сделанную под парнокопытных сонь, уже твердо зная, что сон на сегодня испорчен. Сейчас он встанет, и будет заниматься делом, только подумает, с чего лучше начать завтра поиск дохода, ведь…

---

Когда он к полудню вышел из комнаты, впервые за сезон – полностью выспавшимся, но с чувством легкого стыда от собственного слабоволия, то первым что увидел, была белая саблезубая морда. Снежный угрызец сидел на полу в верхней гостиной, как раз напротив двери в его комнату. Перед ним стоял столик с грифельной доской… а слева лежало седло. Причем не на лошадь, а как раз под самого Фрепа. За столом у окна работал с книгой и абаком дикий маг, невесть с чего предпочётший это место уюту и тишине собственного кабинета. Похоже, сверял доходы и расходы. Хал-Тэп одноглазо посмотрел на Ханнока, почти с нежностью, и перещелкнул костяшку на счетах в сторону увеличения.

- Грр. Урр. – сказал Фреп-Врап.

- Мой друг приветствует тебя этим прекрасным осенним днем и желает долгой жизни, процветания и отсутствия блох, - перевел огарок.

- Аха, и ему того же, - осторожно ответил Ханнок. Отчего-то точность передачи мохнатого приветствия вызывала у него изрядные сомнения.

Снежное чудище зачиркало мелком. Видимо в дальнейшем разговоре рыком и шипением ограничиться никак не получалось. Когда завершило, повернуло доску именно в сторону сарагарца. Тот посмотрел на результат и занервничал. Как бы не напороться на очередной подводный камень от духов-покровителей загадочных ядоземных культур.

"Искр-Вс. поч. под. жзн. Я со смирением прошу позволить мне поступить к вам на службу."

- Аха, – сказал не ожидавший такого поворота сарагарец, - Друг мой… Я рад помочь. Только можно ли объяснить, чем именно?

Четвероногий посмотрел на него, дернул ухом. Ханноку показалось что он чем-то раздосадован. Может и обижен. Ханнок занервничал. Вызывать у столь зубастой и крупной зверюги досаду, или, тем паче, злость, ему не хотелось. Отчего-то подумалось, что Фреп легко может укусом лишить человека руки. А одним ударом лапы – снести ему голову. А может и не просто абстрактному человеку, но и демону.

"Тьмать, тьмать, тьмать… Чего она если он обидется с чего и загрызет? Или это ловушка? А может какая-то незнакомая мне традиция? Чего я упустил?" – пока сарагарец думал, Фреп-Врап повернулся к дикому магу. Тот отложил гроссбух и встал из-за стола. Подошел. Вчитался.

- Северок, ну чего тут не понятного? Вначале стандартное сокращение: "Искренне и высоко почитаемый мной податель жизни". Видишь ли, доска маленькая, а мой дружик излишне вежлив и ответственен. Вот и пытается выразить не вместимое. Дальше, то, надеюсь, понял?

- Нет, - Ханнок решил пойти напролом и ответил честно, - То есть, слова-то - да, а вот посыл - нет.

Фреп-Врап недовольно заурчал. Ханноку стало не по себе. Вроде бы и у самого морда с клыками, вроде бы точно знаешь, что перед тобой не дикий хищник, а разумный, просто малость приболевший Спиралью человек, но все равно пугает. Три дня назад было проще – химер и сам был злой, на грани амока, а сейчас, отдохнув, вновь почуствовал себя цивилизованым гражданином. Таким, которого в норме должны отгораживать от ярости природы и плотоядных монстров стены города, или, хотя бы, балки клеток в зверинцах.

Но, похоже, с выводами он поторопился. Фреп досадовал не на него.

- Ладно, ладно, грызлик, не серчай, - примирительно вскинул ладони дикий маг, - Мне просто нравится наблюдать за тем, как при виде тебя у простечков поджилки трясутся. Неужели ты откажешь мне в этой невинной радости?

- Гррау! – Грызлик продолжил серчать. Похоже "разговор" изначально планировался серьезным и Фреп не одобрял попыток превратить его в фарс с трудностями перевода.

- Ну хорошо, хорошо. Рогатик… Ханнок Шор, видишь ли, моему другу блажь в башку втемяшилась, что ты ему жизнь спас и он теперь обязан тебе это прекрасное событие отработать.

- А-аха, понятно, - Ханнок вспомнил, как целился в илпеша из ружья и по второму кругу заподозрил месть, изощренную и непременно кровавую, - Фреп… э… досточтимый друг. Не надо беспокиться - я всего лишь сделал, что должен был!

- Вот и я ему говорю, не стоишь ты беспокойства, - безмятежно оскорбил химера огарок, - Но Фреп-Врап упрямый, раз решил чего – веслом не выбьешь. Традиции у них, тундровых, знаешь ли. Если откажешь – год будет хандрить, знаю я его.

Ханнок подумал и решил, что с хандрящим Фрепом рядом находиться не сильно безопасней, чем с озлобленным. Но, все же, сделал еще одну попытку увернуться от почетной, но уж больно беспокойной награды. На этот раз уже с рациональных позиций. Или хотя бы выглядящих такими с точки зрения нгатаев, считающих что верность вассала и сюзерена должна быть обоюдной, а служба – вознагражденной:

- Это радует мои… мою душу, но мне и отплачивать за преданность нечем. Почтенные, вы же знаете, что я того и сам того и гляди в долги влезу с этой девицей, как мне еще и хорошим… эм… вождем быть?

Фреп снова склонился над доской. Написанное показал сразу горцу, видимо, во избежание очередных недопониманий. Ханнок сперва обрадовался, что тот поневоле берет на себя переговоры. А потом отчего-то стало обидно. На вечно подкидывающее ему сложные вопросы Ядоземье. И на себя, за то, что позволяет этому течению расшибать себя о камни. Что ж он, сын Заречья и Верхнего города, стал так неуклюж в вежестве?

- О, не волнуйся, северок, - пока химер думал, Хал-Тэп прочитал три разных написанных и стертых текста. Долго, видно, думал – еще одна досада, - Моему дружику похоже слишком сильно деревяшечкой по темечку досталось. Большой балкой, целым бревнышком. Все глупит и глупит. Фреп, тебе точно компресс не надо наложить?

Саблезубый негодующе ощетинился, но скалиться и кусаться не стал. Видимо, дикому магу многое позволялось. Или же Ханнок вообразил себе про илпешей невесть что и продолжает ханжествовать насчет зверолюдских стереотипов. Этот вариант демону не понравился совсем. Ухватившись за этот нагрянувший дипломатический кураж, он рявкнул, опередив очередной шелест мелка:

- Да в чем дело-то?

- Видишь ли, Фрепу втемяшилось еще и то, что это именно из-за него на тебя свалилась эта докука.

- Э нет, пусть не беспокоится, - царственно отмахнулся Ханнок, - Эту докуку я взвалил на себя сам.

Подумал и решил, словив странное вдохновение: живешь с варварами, так почему бы и морду не разрисовать? И сказал:

- Я отдаю долг Иштанне, долг милосердия. Мой мир рухнул, так же, как и мир этой ведьмы. Подобно этой несчастной, судьба оковала меня ошейником и положила мою шею на жертвенник испытаний под топор прозрения. И подобно ей, нашелся человек, вытащивший меня из этой беды. Я вижу тут связь, вариант божественной дихотомии, когда противоположности работают в связке. Кау и Ахри, мужчина и женщина, месть и прощение, красное и зеленое, Нгат и Тсаан. Идеальный метафизический зал для испытаний. Если мне получится исцелить эту заблудшую промагиченную душу от ее безумия, то я докажу превосходство Внешней стороны над Внутренней. Если же нет, я сниму ей голову и тем докажу превосходство Внешней стороны над Внутренней. Беспроигрышный вариант, гордое милосердие, радость Иштанне!

Оба южанина странно на него посмотрели. Потом мохнатый увлеченно заскрипел по доске мелком. Одноглазый кашлянул в кулак и сказал:

- Северок… Тьолль, северянин, ты это серьезно?

- Нет, - пожал плечами Ханнок, - Надоело, что все требуют от меня разумности. Да и просто соскучился по дому… дому Дебатов. Это очень интересное место в моем родном городе. Если окажешься там – пощади свою голову, пройди мимо двери под золотым свитком.

- У вас там, в Ламан-Сарагаре, все такие?

- У нас, в Сарагаре, да! – гордо сказал Ханнок.

- … Понятно. Ладно, вернемся к делу. Поскольку мой дружик еще малость ушибленный, да и ты не лучше, уговорю вас обоих я. Фреп состоит фольклористом при университете в Аэх-Таддере - это в Озерном крае. И обычно не бедствует. С войной убыток вышел, да, но, когда он доберется до ближайшего подворья, расплатится. А пока что я ему, так и быть, одолжу, чтобы тебе не пришлось его обеспечивать. Вы же все равно собираетесь в путь вместе с озерниками… так ведь?

- Аха, - сарагарец на мгновение снова слегка приуныл, подумав, что поход к Старику, мимо орденцев, через землю войны, и без того дело сложное и опасное. В компании Сагата с его бешеными вассалами, аэданова братца, смертельно опасной колдуньи на поводке, а теперь еще и снежного чудища из страшилок, которыми дома пугают непослушных детей… и вовсе угрожающее свести с ума.

- Так вот, с вами это получится быстрее. Обоюдная выгода. Вы поможете Фрепу добраться до соседнего княжества. А еще я уверен, что после этой твоей… метафизики, ему явно захотелось тебя допросить насчет родной культуры. И спутников твоих. Работа у него такая - блажь племен собирать и оформлять в сокровища человеческого наследия. А взамен он и впрямь послужит пока вам, пока дурь из него не выйдет.

Ханнок подумал, что "пока дурь не выйдет" – очень расплывчатая формулировка вассальной клятвы. Это печалило его как законника. Вот решит снежное чудище, что срок вышел, и оставит его в самый ответственный момент, в пути или бою. Или еще и решит отомстить за накопившиеся обиды… Учи теперь еще и илпешские традиции. Мало ли что, вдруг они там у себя, в этих самых тундрах, практикуют еще и ритуальное угрызание за неудачную шутку про четвероногость? Или даже за то, что чужак увидел кого из них без этих дурацких зверолюдских штанов…

- Хрр!

- Ладно, ладно. Не пока выйдет дурь, а по обычной клятве верности, - успокоил ощетинившегося саблезуба огарок. А потом хмыкнул и добавил:

- Северянин, тебе надо поучиться мордой владеть. Слишком выразительная.

- А что не так? - теперь Ханнок и сам почувствовал, как топорщится грива.

- Выглядишь полным северянином. Даже когда злишься, как сейчас. Рыбой из воды. Волчиком на празднике словестности. Даже больше чем эта ваша рыжая или носатый.

- Какой носатый? – Ханноку не понравилось развитие разговора.

- Этот, молодой, пустынничек… Успокойся, расслабься, как врач советую. Если бы в Ядоземье мстили за каждый конфуз – Карантин уже вымер бы.

- Чего тогда Аэдан так беспокоился за… носатого?

- Видишь ли, мстить тебе тут не будут. А вот прямо на месте в морду дать – всегда пожалуйста, - выкрутился дикий маг, - Но насчет илпешей беспокоиться не надо. Очень прагматичный народ. Они за плату позволяют запрягать себя в плуг или телегу. И даже седло нацепить. Слушай, сарагарец, неужели тебя и впрямь никогда не хотелось врезаться в толпу врагов верхом на снежном чудище из легенд?

Ханнок представил себе картину – он, демонический всадник, и его верный боевой монстр, дерут в лохмотья Сиятельных и нгардокаев, разбегающихся по норам или же в мольбе протягивающих руки за милосердием плена. Вышло нелепо, жутковато, но… не лишено красоты. И он решился.
- Хорошо, я согласен. Сейчас я схожу за книгой закона и вы все обговорим по правилам…

- Нет. Сейчас вы с ним пойдете пожрать. А потом будете батрачить на моем дворе. Нужно обновить запас дров и подготовить подвалы на случай если осада затянется. И не смотри на меня драконом, северок, все равно не Цамми. Я оказываю тебе лишнее благодеяние – в городе ты сейчас работы не найдешь. Слишком много деревенских сбежалось со всего оазиса, скучают. Да и потом, - Хал-Тэп одноглазо подмигнул, - Карантинники считаются плохими работничками. Изнеженные и шарахаются от каждой тени.

- Урф.

- А илпешей, дружик, здесь и вовсе еще мало видели. Боятся. Ну, чего расселись?

Ханнок подумал, что и впрямь не против кое-кого легендарно разорвать.

---

- Мы нижайше просим принять нас обратно.

- Громче!

- Мы нижайше просим принять нас обратно под ваше покровительство, господин лорд-командующий!

"Что, пёс, не нравится быть в моей шкуре?"

Верный смотрел на то, как вождь ламанни совершает коленопреклонение и торжествовал. Падать ниц от союзничков ордена никто не требовал, но они поспешили проявить добавочное усердие. А какими надменными были еще осьмидневку назад! Как они слегка вздёргивали носы при его приближении, щурились, кривили губы. Как тянулись за надушенными платками, как оглаживали свои бритые макушки… Как же. Он же- нгардокай, носитель оволчения, личный питомец Сиятельного сотника…

После очередного поспешного штурма между Ламаном и Укулем пробежал пьяный варау. Союзники ругались, клялись, что если бы знали, какие из законтурных вояки на самом деле – нипочем не покинули бы свое княжество. Требовали большей доли припасов, полного допуска к маг-лекарям. Тьматерились на тошноту и слабость от сиятельного фона.

Верный знал, что эта наглость – от страха. Они испугались Юга, его демонов и чудовищ.

Пять дней назад ламанни в полном составе отселились от основного лагеря на два забега, бросив свои обязанности по патрулю и блокаде города. Все награбленные припасы стали оставлять себе. Даже пытались изловить проводника среди местных, чтобы тот провел их обратно.

Облунненные глупцы. Ядоземцы уже либо укрылись за стенами Кохорика, либо разбежались по соседним оазисам. Когда храбрые сыны Верхнего горда сунулись туда вдогонку – горцы так по ним врезали, что четверть палаток в "союзническом" становище опустела.

А потом… о, как он ждал этого, как ждал первого воя на новом месте, первой грызни и стычек… Он ликовал, когда стали проявляться признаки массового озверения. За какие-то два дня гордость ламанни была растоптана в прах, пропахла псиной, вырвала самой себе глотку. Ополовиненный отряд поспешил вернуться под крыло Ордена. И господа Укуля уже дали понять, что не забудут случившегося.

Церемония затянулась, жрецы Мириад Пресветлых читали свитки с гневными гимнами, да не по одному разу. Горели в жаровнях накидки и тоги высшего почтения, отобранные у тех союзников, у которых вообще имелись. В огонь полетело и несколько декоративных, отлитых в виде печатей блях, из золота и серебра – знаков посвящения в воинские культы. Эти принадлежали их вождям. Ламанни каялись и каялись. Видно было, что на этот раз – от всего сердца. Их страх можно было учуять, он перебивал легкий звериный душок, который Верный уже научился ощущать. И который теперь шел от куда более многих. Прекрасный запах. Они воистину в ужасе, а если бы добавить сюда чуточку кровавых ноток…

Верный сразу позабыл про злорадство. Сердце заколотилось, на лбу выступила испарина. Страх перекинулся и на него, подрезал сухожилия, передавил глотку. Он схватился за амулет, который ему выдал Господин. Лорд Тулун гордился этой вещицей – один из немногих волшебных предметов такого уровня, созданных за последние двести лет, его личная разработка. Артефакт поддерживал сразу несколько плетений, искусство, по его словам, прискорбно забытое, когда Укуль спрятался за своим экраном. Об этом он говорил часто, в начале пути лишь доверенным соратникам, теперь – и иным, из других офицеров и мастеров. Верный знал это, потому как часто неслышимой тенью присутствовал при этих беседах. Сейчас, когда Лорд Тулун был уверен в его преданности. И раньше… когда он не был уверен, но рассчитывал на, хотя бы, алчность.

Лорд Тулун говорил: слишком многое истлело невостребованным в библиотеках в пределах Контура и в анклавах огарков во внешних землях. Иное из этого – со знания и молчаливого попустительства Ордена. Сотник считал, что последнее было сущим преступлением. Убеждал, что Укуль погубит не скверна Зараженных земель и даже не козни живущих там мутантов. Он был уверен, что причиной их коллапса будет апатия и пораженчество, страх перед собственным потенциалом и ложный стыд за прошлое. И в ответ на неизбежные "Мы и так пошли в этой чертов поход, с подачи твоих друзей, посмотри на наши потери, тебе мало?" говорил о древних знаниях, опасных, да, суровых и требующих большой отваги. Но способных стать ключом к возрождению Сиятельных и всего этого искалеченного мира.

Когда сомневались, насмехались или же гневно цитировали Учение – подзывал Верного и демонстрировал наложенные на него заклинания…

Верный уже знал, что некоторые из орденцев, поупрямей и более приверженных кодексу, с этих тайных встреч и не возвращались. Они уходили в патруль с разжалованным за потерю сотни командиром и не возвращались. Или неосмотрительно покидали пределы лагеря без сопровождения. Обычное дело в этих проклятых краях – нападения расписных дикарей и мутантов. Лорд-командущий рвал и метал на такую неудачливость, но поделать ничего не мог – каждый магмастер ныне был на счету.

Но Верный знал и то, что теперь, Лорд Тулун мог рассчитывать на поддержку куда большего числа Сиятельных чем когда-либо в своей карьере, даже несмотря на вырубленную дикарями сотню.

А еще Верный был уверен, что некоторые из использованных в спасительном для него амулете плетений и вовсе никогда не попадались на глаза прочим магам Ордена. Но вот об этом он будет молчать до самой смерти. Или до того, что еще страшнее.

Мир начал подкрашиваться алым. Верный снова сдавил амулет, шепча молитву, не тем богам, которым больше не поклонялся, но единственному, кто нынче управлял его жизнью и смертью. Лорд Тулун бы занят, очень занят. Но все же услышал и отжалел ему частичку своей магии. Амулет сверкнул и погас. Волк сбежал – на время, как всегда – на время.

Верный перевел дыхание и вытер пот со лба. Так близко. Иногда ему казалось, что Лорд Тулун нарочно откладывает подзарядку амулета на последний момент, чтобы питомец не забывал, что ему грозит в случае непослушания.

Последний свиток обличительного цикла, Гневный Разряд, свернули и убрали в позолоченный футляр. Ламанни, совсем раздавленные, мялись на своем краю плаца. То сбиваясь вместе, словно ища поддержки, то отшатываясь друг от друга – явно вспоминали, что в каждом может волк сидеть. Смотрели зверовато, исподлобья. Интересно, это так совпало, что в союзническом отряде носителей оказалось даже больше, чем в целом по Северу? Или же господин сотник нарочно порекомендовал самые зараженные кланы? Лорд Тулун оказал не по званию большое влияние на подготовку экспедиции.

"Или же" – мелькнула в голове мысль, – "оценки распространения и интенсивности заражения на самом деле безбожно занижены. Интересно, это случайность – или умысел?"

Верный скрипнул зубами, помотал головой, словно пытаясь эту мысль вытрясти. Потому как она невесть с чего прозвучала знакомым голосом, с хрипотцой и размеренностью отомольского выговора.

Слуга лорда-сотника не хотел вспоминать прошлое. Он хотел его убить, порвать на часть, выгрызть ему печень, и ради этого готов был даже слегка сойти с ума.

В затянувшемся молчании Лорд Командующий Священного похода чуть шевельнул кистью руки. Первый из союзников, их вождь, вздрогнул как от пощечины, склонил уже начавшую обрастать седой щетиной голову. И повел своих нелюдей по плацу, цепочкой. По центру лагерной площади установили раму из трех связанных шестов – копья кавалера Ордена, жреческого крюка и посоха мастера артефактов. Шаткая и невысокая конструкция – ламанни приходилось под ней проползать. Они ползли и ползи.

"Козлом целованные любители традиций, мертвых и плесневелых" – сказал Лорд Тулун, - "Когда этот балаган, Кау его трижды возлюби, закончится?"

Никто, кроме Верного, не услышал.

Вождь союзников, так и не отряхнув колени, вымаранные в отравленной пыли Ядоземья, подошел к помосту, где стояло высшее командование Ордена-в-походе. Сам лорд-командующий, господин Учения и магмастер войны. А еще – Лорд Тулун. Вообще-то, хозяину звание и недавние "заслуги" не позволяли там находиться, но сегодня для него сделали исключение.

Хозяин улыбнулся вождю, тепло и всепрощающе. Достал из большой корзины амулет и надел ему на шею, такой же, что спасал сейчас самого Верного. Лорд Тулун не просто возрождал древние знания, он еще и обладал редкостной работоспособностью. Так много, в таких условиях и с таким импровизированным материалом творить нынче могли немногие, даже в светлейших семьях под Благословенным Контуром.

Практическая часть примирения закончилась не в пример быстрей ритуальной. Ламанни едва локтями друг друга не распихивали, стремясь быстрее заполучить наскоро, из частей доспехов и осколков кристаллов, выплавленные куски волшебного стекла. Вряд ли кто из этих невеж мог понять, что означает слово "стабилизатор", но заполучив его в руки некоторые плакали. Если от унижения – Верный их понимал, отлично понимал. Но если тут было облегчение от отведенной беды… то скоро жалкие глупцы сполна осознают, что им на шею нацепили ошейник с поводком.

Амулеты достались не всем. И не потому что закончились – еще полторы корзины остались. Лорд Тулун рассчитывал, чтобы хватило на весь отряд – мятеж был чересчур скороспелым и кровавым. Сейчас он, при виде некоторых, самых нервных, шарахающихся, или наоборот – пришибленно-тихих союзников, лишь качал головой со скорбным лицом. Стоявшие рядом магмастера тут же били по отвергнутому обездвиживающими заклинаниями (тоже личная разработка господина сотника). Потом простецы из вассалов утаскивали парализованных прочь, к уже подготовленным загонам. Ламанни смотрели на безнадежных земляков с лютой ненавистью, от прочих получивших амулет отводили глаза.

- Сол-Тулун Иолч, сотник Света, я вынужден признать, что эта ваша затея с амулетами увенчалась успехом, - сказал Лорд-Командующий, когда раздача стабилизаторов завершилась и ламанни убрели восстанавливать свой основной, покинутый было лагерь. Троица высшего командования ушла в большой шатер, распустив младшее офицерство и оставив при себе лишь нескольких доверенных телохранителей. А еще лорда-сотника и его дикую тень. Господа Сиятельные косились на Верного, перешептывались. Они вели себя утонченней и снисходительней с виду, чем союзные внешники, но Верный знал, что на деле для них он еще гаже, ошибка природы. Особенно для кормчего Учения, этот древний фанатик и вовсе не скрывал своего отвращения.

- Чадо, ты не могло бы отослать отсюда эту мерзость? - проскрежетал старик Хозяину.

- Он ничего не сделает поперек моей воли, - улыбнулся лорд Тулун, - А заодно на его примере можно будет еще раз обсудить примененные плетения, если ваша мудрость, глубокая как тектонический желоб, опять изволит сомневаться.

- Хмпф, - господин Кормчий скрестил руки на груди, с вызовом уставился прямо на носителя отвратного богам проклятья. Тот отвел глаза, в красках представив про себя как стесывает суровую гримасу с этого золотого лица топором. Вряд ли конечно, представится такая возможность, но помечтать приятно… А вообще, ламанни тоже еще какой-то месяц назад задирали носы и что с ними теперь?

- Однако, господа, вернемся к делам насущным, - Лорд-Командующий, Укуль Илай, подошел к столу и налил себе бокал вина, - Теперь у нас полный загон оборотней и половина лагеря подтвержденных носителей. Все еще союзных, к сожалению. Приведение их к покорности – дело благое и отменно приятное, вынужден со стыдом признать эту недостойную смиренного слуги Света радость. Однако же я уже предвижу серьезные проблемы с Дече Атонелем, - орденец даже не соизволил поименовать владыку Ламана его надлежащим титулом, - к сожалению нам придётся отчитаться перед объединенным командованием за потери и… вразумляющее давление.

- К огненному демону Ламан! – сплюнул старик. Эк его допекло, а обычно такой благостный, зерцало вежества, - Господа, лорды, нам пора признать, что и эта псарня потеряна для человечества. Общаться с ними дальше – лишь подвергать риску наших собственных вассалов из малодушных. Вы хотя бы о них подумайте, лорды, если вам уж и впрямь плевать на древнюю мудрость.

- Учитель,- этот хонорифик в устах Хозяина прозвучал едва ли не издевательски, - позвольте вам возразить. Зачем же нам разбрасываться ценным материалом? Вы сказали, что для человечества город потерян? Осмелюсь с вами не согласиться. У дикарей в ходу одно интересно словосочетание – "мясо для пушек". Оно нам не помешало бы. И осмелюсь заметить, что волчатина куда дешевле и уместнее человечины.

- Мы воины Света, Сол-Тулун Иолч, а не мясники. И не бандиты, подкапывающие, крадущие и режущие глотки в ночи. Мы не торгуем телами и душами, даже притворно, даже во имя великой цели! Праведному надлежит вести себя честно даже по отношению к мутанту, ибо для него важны его собственные поступки, а не чужие.

"Взгляни на него, всмотрись в это лицо" – сказал Верному Хозяин, - "Какая страсть! Такая вера. Воистину наш Кормчий - украшение любой скамьи в Домах Дебатов. Ну и где он был, когда в прошлом году Укуль был вынужден брать у этих самых волков зерно в кредит?

- Господа, господа! – лорд-командующий стукнул донцем опустевшего бокала по столу, потом наполнил его второй раз, - При всем долге перед Учением, предлагаю перенести его обсуждение на другое время.

- Приношу свои извинения, Лорд-Командующий, - если старик и хотел чего еще сказать, то Хозяин его опередил, - Вернусь к сути. Мои исследования, хотя и не сравнимы по важности с трудами господина Кормчего...

...Лорд Тулун ввернул-таки еще шпильку и та осталась неотмщенной, - получили уже кое-какие предварительные результаты. С уверенностью могу сказать, что с помощью определенных частот и формул мы уже в ближайшее время сможем влиять на озверевших. Умиротворять их и даже направлять их действия. Если же мне предоставят дополнительные ресурсы, то я смогу изучить и влияние на носителей. Возможно – управлять и их поведением и не только сдерживать, но и вызывать досрочное проявление их истинной сути.

- Боги, да это же сущая мерзость! – проскрипел лорд-Кормчий. Хозяин пожал плечами и ответил:

- Вероятно. Но из тех, которые способна сломать мутантам хребет. Это не просто вопрос усмирения безумных и практической обороны от их набегов на союзников, или, не приведи боги – однажды и на сам Контур... Это еще и клинок в руки нашим дипломатам. Представьте себе возможности давления…

- Возможности для того, чтобы покатиться в бездну! – старший жрец не унимался, - Помимо праведности есть еще и честь. Вы готовы ей пожертвовать, Тулун Иолч, ради своих целей? Причем не только своей, но еще и всех Сиятельных?

Верный заметил ненароком, что Кормчий, обычно безукоризненно соблюдавший протокол и этикет, не назвал приставку к родовому имени Хозяина. Тревожный знак. Но не обязательно, что для них самих.

Сол-Тулун Иолч посмотрел прямо в глаза старику и сказал:

- Ради выживания человечества я готов пожертвовать не только честью, но даже душами тех самых милосердия и праведности. Я готов на тысячу перерождений, илотом на вашем поле, червем в пекле Киньича, волком в городе мутантов, если это поможет вернуть Сиятельным силу, нужную для исцеления этого несчастного мира. Вернуть им надежду. Вы знаете, что сейчас я говорю правду, господин лорд-Кормчий, знаток Учения.

На мгновение в шатре стало тихо. Старик положил руку на эфес меча, но промолчал. Читать Сиятельных было куда тяжелее, чем земляков-внешников и даже этих мерзавцев из отгоревших, но Верному отчего-то показалось, что невидимый баланс влияния и власти в лагере за последнюю неделю успел сместиться и лорд-Кормчий внезапно, только сейчас, по реакции прочих вождей, сам это понял.

- Но возможно, этого и не потребуется, - как ни в чем не бывало продолжил Хозяин, так и не сменив тона, - Давление может быть и со стороны добра и помощи. Знание лишь ресурс, инструмент, и как его использовать, зависит от самого знающего.

- Интересно, последние из прочих Домов говорили то же самое, прежде чем раздуть пожар войны на весь Этлен, который спалил их и все что им дорого? – старик решил сменить тактику, больше не лез напролом, и сказал это негромко, своему соседу за столом. Опасный нелюдь, хитрый для своего поста. Но играть с Хозяином на его же поле? Верный не пожелал ему удачи.

- Вы поэтому ведете агитацию среди моих подопечных и перехватываете нужные мне материалы? – сказал магмастер Войны, молодой для этого звания. Внимательные серебряные глаза смотрели поверх сцепленных в замок ладоней. Наполовину опаленное давним ожогом лицо смотрелось жутко. Маг такого уровня и власти мог бы воспользоваться услугами лучших медиков Контура, но, амбициозный и скромный одновременно, предпочел оставить себе напоминание об одной давней ошибке. Насколько мог вспомнить Верный, этот Сиятельный был одним из немногих боевых командиров, действительно часто бывавших во внешних землях. Его Хозяин опасался больше всех прочих и ощутимо встревожился от таких обвинений. Верный даже услышал ругательство, длинное и сложносоставное, неожидаемое от знатного витязя, которое лорд-сотник переслал ему на "мысленной" частоте.

- Да. Именно поэтому я делал это, - Лорд Тулун воистину умел сохранять внешнюю невозмутимость, и объединять в своих деяниях вежество, отвагу и наглость. Черта, по иронии судьбы, пользовавшаяся уважением у нгатаев и родственным им варваров, но отнюдь не у его собственных соплеменников.

- На будущее, я рекомендую вам обращаться ко мне прямо, а не работать за моей спиной. Вы все же подчиненный, а не высший командир, - неожиданно мирно ответил магмастер Войны. Похоже, долгое пребывание среди дикарей оказало влияние и на него,

- Я правильно понимаю, что в потенциальные помощники в вашем проекте вам нужен не абы кто, а люди, обладающие талантами в определенных частотах?

- Истинно так, - осторожно ответил Хозяин, похоже, проницательность начальства уже действовала ему на нервы.

- Я распоряжусь чтобы младшие послушники прошли тесты на нужные вам диапазоны и, может, отряжу пяток-другой вам на постоянной основе. Как только бремя поддержания локального контура спадет. И если Лорд-Командующий не против.

- Лорд-Командующий не против, - сказал Укуль Илай.

"Одумались, хвала мастеру Спиралей" – услышал Верный. Хозяин был так взволнован, что говорил с ним, и сам того не замечал. Эта привычка появилась недавно и Верный еще не знал, как к ней относиться. Она пугала, да, но и давала надежду, что однажды Хозяин заиграется и ему самому удастся перекинуть кости судьбы… Ох, плохая мысль, злая мысль, от нее больно. Плохо. Не думать.

… вот теперь снова хорошо.

Сотник радовался. Лорд Тулун не ожидал такого богатого улова на сторонники среди высшего командования. Он даже процитировал пару строчек из благодарственного гимна Пресветлому, а такое с ним случалось нечасто. Эта радость еще согревала Верного, когда Лорд-командующий, выдержав надлежащую паузу, добавил:

- Все равно надо занять чем-то молодежь, пока мы отсчитываем дни до возвращения домой.

Вспышка хозяйской ярости была такой, что Верный даже пошатнулся. Но внешне сотник ничем ее не выказал.

- Господин?

- Да, да. Знаю, что вы мне скажете. Победа уже близко, надо лишь проявить волю. Но напомню, что целью нашей вылазки были: сбор информации об угрозе с Юга, состоянии фона, ловля живых образцов и изъятие артефактов с городищ Омэля. Последняя их них и так вызывает нарекание у многих из высших чинов и оказалась оплачена чересчур большим количеством жизней. Остальные задачи мы выполнили и перевыполнили.

- Господин!

- Ах да. Еще нам сказали захватить и возродить Альто-Акве, превратить его в форпост Света в царстве Тьмы. Явить волю Укуля всему миру. Вот только знаете что, Сол-Тулун Иолч, я благодарен вашим покровителям, за то что они так здорово поспособствовали организации экспедиции, но приказывать они мне не вправе. Довольно и того, что я согласился величать это предприятие Священным походом, а себя Лордом-командующим.

Укуль Илай налил себе третий бокал.

- Будем реалистами, лорды. Даже если нам удастся захватить это логово без неоправданных потерь, Укуль не сможет его удержать. Наши оценки военной мощи и тактики южных мутантов оказались преступно устарелыми и заниженными. А ваши уверения в том, что многие южане, якобы, только и ждут того что мы явимся и поведем их к Свету – полной чушью. Боги столько людей, славных людей, погибло только из-за того, что мы так поверили в эти сказки… Этому тощему дикарю в маске… На алтарях…

Так и не отпитый бокал с дребезгом разбился, брошенный об стол, вино залило чистую белую скатерть.

- Ты понимаешь, что это пятно на репутации Ордена уже не смыть! Пятно на моей репутации!

Беломраморный фасад святилища духа Сол-Тулун Иолча впервые пошел трещинами.

- Господин… Господин я …

- Будь счастлив, что твой плащ не сгорел в одной жаровне с ламанскими, лорд-сотник без сотни! Мастера связи уже получили сообщение от идущих к нам подкреплений. Через неделю, если, дай то боги, на нас не свалится еще одна "совершенно непредвиденная воля Света", нам доставят новую партию великих кристаллов с Внешнего контура… еще одна излишняя жертва… И мы уйдем обратно. Артефакты, образцы, и опыт, за который мы заплатили столь высокую цену, гораздо важней нашей спеси. И тем более спеси ваших друзей, Сол-Тулун Иолч. Я сказал. Ты услышал.

Хозяин переборол себя и почтительно склонил голову:

- Да, Лорд-Командующий. Простите, Лорд-Командующий. Но, пока мы ждем подкреплений, могу я продолжить мой проект с оборотнями? Возможно нам удастся добиться еще кое-каких результатов, прежде чем мы покинем Ядоземье.

Лорд-Командующий остыл и вялым кивком дозволил продолжать. Пошел к стазисному ящику за новой бутылкой. Сотник поклонился его спине и вышел. Верный, на подгибающихся ногах, хватаясь за сердце, за ним. Затылок жег торжествующий взгляд старшего жреца.

---

"Словно дракозел на льду" – присказка, популярная у варау.

"Точно волк на стрельбище", - выражение, часто используемое тер-демонами.

"С грацией снежного чудища", - словосочетание, встречающееся в поэзии Кин-Тарагских Словорубов.

"Рукопись трезвого шестолапа" – оценочная формула, распространенная в Нижней Тундре.

- "Отрада симпозиумов, вспомоществование ораторам, точильный камень разума или Большой перечень распространенных идиом". Составитель - Велп-Наб Наточенный, университет Аэх-Таддера, 1012 г.

---

- Вперед.

Фреп-Врап пробежал десять прыжков и остановился, едва не уткнувшись носом в забор. Лекарский двор был для тренировок мал и неудобен, даже когда его не заполняла очередь пациентов, перекладываемая поленница или собрание общества любителей таваликской гимнастики, в котором, как оказалось, Хал-Тэп был председателем. Но иных возможностей размяться, а заодно почувствовать-таки себя витязем-мутантом и его верным свирепым чудищем у Ханнока и Фрепа не было. С улицы их гоняла стража, злая из-за осады. Пугать добрых горожан непривычным зрелищем, а главное – сшибать с ног, оказалось запрещено и вообще финансово невыгодно. С площади у общинного резервуара их выставили свирепые горянки, которым они мешали обстирывать и кормить возросшее из-за войны население города. А на площадки для игры в мяч, пустующие и удобные, Ханнока пока нельзя было заманить и деньгами – слишком свежа была память о жертвоприношении.

Странная осада не то чтобы затягивалась, но держала всех навзводе. И еще, одновременно, изнывающими от скуки. Орден усвоил-таки урок и массированно стены больше не атаковал. Даже те попытки, собственно, осадного дела, что еще имели место больше походили на театральную постановку, чем на реальную войну. Самым заметным развлечением в эту неделю была попытка подкатить к укреплениям осадную башню, которую строили чуть ли не всем простецким контингентом Ордена. Кохорикаи подпустили ее ближе и разнесли в щепки из пушек.

Горцы все чаще возмущались тем, что князь не снесет это золоченое позорище с лица Ядоземья одним ударом. Самым рьяным уже приходилось напоминать о добродетелях терпения и послушания дружинными затрещинами или судейскими розгами. Вчера одну семью обвинили в пособничестве Ордену. Правдиво или нет, но стража вытаскивала подозреваемых буквально с всенародной виселицы.

- Поворот налево.

Все-таки словами не удобно. Но совать Фрепу в клыки удила, или, тем паче, крепить на копыта шпоры Ханнок не решался. А править одними ногами, со степняцким мастерством, так и не научился.

- Вперед, с разгона! Аррэ!

Шест ударил в старую, дырявую корзину, навешенную на воткнутый в землю кол. Сбил вниз и Фреп тут же азартно наподдал по ней лапой, забросив через забор на огород соседки. Оттуда заругались, с визгливой искусностью. С другой стороны двора заулюлюкали тонкими голосами. Ханнок посмотрел туда и увидел рядок детей, рассевшихся на крыше. Девочка в платьице и боевой раскраске, мальчик с горской стрижкой и в доспехе из палок. А еще два зверолюденка. Рогатый, с маленькими смешными крылышками, в драных штанишках и накопытниках. И чешуйчатый, в расшитом кожухе-чехле на длинное тело. Их пол сарагарец определить не брался.

Ханнок, приосанился, перехватил изображающий всадническое копье шест с верхнего, варварского, хвата, на привычный, таранный. Примерился к следующему колу, уже с закреплённой доской. Ее украшала намалеванная сажей рожа, на взгляд бывшего гончара жуткая, но не лишенная экспрессивности. И подписанная: "Йа злобен ординец. Хар. Хар."

Ханнок подумал, что, возможно, имеет смысл дать Фрепу урок живописи. И укульского. И внезапно решился.

- Давай еще раз. Только бери вправо, а на середине пути развернешься. На счет… Стой! Тьма! Сто…

Для своего размера Фреп был исключительно маневренной зверюгой. И быстрой. Ханнок опять об этом забыл. И поплатился, вылетев по дуге из седла и проехавшись по жесткой, такой возмутительно жёсткой земле, утоптанной почти до бетонной твердости.

- Мпф! Тмт. С-с-скт. – прошипел химер, отплёвываясь пылью и соломой.

- Хрраф. – не согласился Фреп. Снежный зверолюд подошел, выщелкнул пальцы и безмятежно поднял блистательного витязя за шкирку, на ноги. Критически осмотрел, снял соломину с серошкурого плеча. Сел так, чтобы господину было удобно забираться обратно в седло.

- На сегодня хватит, - смалодушничал Ханнок, потирая ушибленный нос.

Фреп все так же спокойно дотянулся рукой до подпруги, щелкнул хитрым замком и седло сползло вниз. Потом подобрался и хрустнул позвонками, переводя хребет в "неездовое" положение. Когда он так сделал в первый раз, химер не на шутку перепугался что повредил дружику спину. Теперь лишь поморщился.

А вот юные зрители оказались менее милосердны к провалам, разразились свистом на два голоса, и насмешливым шипением, тоже разных сортов. Сарагарец сорвал яблоко – позднего сорта, как раз поспевшее к осени. Демонстративно подкинул на ладони и детвора скрылась за коньком крыши. Кончики драконьих рогов, впрочем, остались предательски торчать.

Ханнок укусил снаряд с красным бочком – сладкий, с легкой магической кислинкой. А потом заметил на крыльце Шаи, зарисовывающего всю сцену в кодекс. Яблоко все же отправилось в полет.

- Учитель! Где Учитель? – обезвредила назревший скандал Сонни, выскочившая из госпитальной пристройки. Девушку оставили присматривать за проблемной пациенткой, причем по ее же настоянию. Ньеч был сильно против, хотя с теми же оборотнями работать ученикам не запрещал.

- Ушел спать, - встревожился Ханнок, - Что-то случилось?

- Нет… То есть да! – девушка заметила четыре мелкие лице-морды на крыше и поправила съехавшую шаль. Ханнок сморгнул и сам, запоздало, отвел глаза. - Она очнулась! С ней неладное.

- Дружик… Друг! Фреп! Сбегай, а?

Снежное чудище безмолвной тенью рвануло к главному дому, двигаясь с такой скоростью и так ловко уворачиваясь от препятствий, что Ханноку вновь стало завидно. Отогнав неуместное чувство, рогатый побежал в пристройку. Что ему там делать не знал, но юридическую ответственность решил чтить.

- Ох ты ж тьматерь, - выдохнула Сонни при виде развития проблемы.

Творилось и впрямь неладное. Пленница-пациентка в дугу выгибалась на своей лежанке, хрипела и дергалась. Походило на припадок или предсмертные конвульсии. Но потом зверолюд заметил, что глаза у нее открыты, и, с поправкой на волшебную чуждость, вполне осмысленные. Простыня уже сползла на пол, Сиятельная таращилась на воткнутую в вену иглу, пыталась до нее добраться, но ее запястья крепко приматывали к постели кожаные ремни.

"Как бы ей стараниями огарков ноги-руки не отсушило" – обеспокоился Ханнок. И тут магиня посмотрела на него. И ему разом расхотелось милосердствовать. Вместо этого передавило гордо, как тогда, в бою у рва. Зверолюд покачнулся, потянулся рукой к подносу с лезвиями и скальпелями, который лежал на столе. Впрочем, ощущение быстро прошло. Сиятельная ударила затылком по подголовному валику, раз другой, снова попыталась приподняться и колдовать. Ханнок уже оттеснял ничего не почувствовавшую, растерявшуюся лекаршу вон из зала, прикрывая собой.

- С дороги!

Под руку поднырнул миниатюрный Ньеч. За ним вбежал горный дикомаг – куда более большой и конфликтный, он продрался прямо через них с Сонни, едва не вывихнув зверолюду крыло. Хал-Тэпу хватило одного взгляда, чтобы оценить ситуацию. Он развернулся и буквально вытолкнул простецов прочь, может даже и магией – в этом пиршестве безумия сложно было сказать наверняка. С грохотом захлопнулась освинцованная дверь. Но Ханнок еще успел увидеть, как полыхнули камни на ошейники-подавителе. Как чихнула кровью сиятельная. И как ее, такую хрупкую с виду, едва смогли прижать к лежанке два, пусть и огарка, но мужчины.

- Повезло, - пробормотал Ханнок. Теперь у него болела еще и голова.

За дверью закричала пленница. Смесь ужаса и ярости. Хуже всего, что Ханнок ее понимал.

- Вы грязные чудовища! Предатели! Звериные подстилки! Владыки будут сто перерождений жарить вас в углях Киньича! Вас и ваших хозяев-мутантов… Что вы делаете?! Нет! Не смейте! Боги, прошу, не надо!

Крики смазались в мычание. Похоже, ей воткнули кляп в зубы.

Сонни зябко замоталась в шаль. Сарагарцу внезапно вспомнилось, что ей, как врачу, тоже довелось изучать староукульский.

- Похоже, я начинаю соглашаться с одноглазым, - пробормотала она, смотря мимо химера, - От всего этого хуже и нам и ей. Вначале было интересно – она такая… странная. А теперь… Сарагар, зачем ты это затеял?

- Уже и сам не знаю, - не стал врать Ханнок, - Но и бросать пока рано, так ведь? Ахри ценит упорство.

Сонни лишь покачала головой и ушла в большой дом. Ханнок посмотрел ей вслед и увидел, что на террасе стоят Фреп-Врап и Шаи. Такие разные. Такие, сейчас, похожие – нобиль смотрел на пристройку и улыбался. Почти радостно, чего химер, признаться, от этого лучезарного гуманиста не ожидал. И ему стало как-то совсем невесело.

Детенышей на крыше и след простыл.

---

Первым вернулся Ньеч, уже когда солнце началоклониться к закату. Гостеприимец же, как более выносливый и умелый в работе с магией, остался дежурить у постели мученицы. И Ханнок так про себя называл ее уже без иронии.

- Плохо дело, - сухим тоном сказал звероврач в ответ на немой вопрос, - Она, похоже, выживет.

- У тебя руки в крови, - сказал ему Ханнок.

- А… - отомолец безразлично посмотрел на ладони, сцапал со стола парадную, расшитую салфетку. Плеснул спиртом из висевшей на поясе склянки, оттер. Потом глотнул прямо из горла.

- Учитель! – подхватилась со стула девушка.

- Пришлось провести срочное иссечение тканей брюшной полости и грудины, - все также бесцветно пояснил врач, - Продолжилось и ускорилось массовое отторжение органов… непонятного назначения. Я не могу с уверенностью обещать, что операция прошла успешно, но состояние больной стабилизировалось, даже несмотря на кровопотерю и деградацию личного фона…

Ньеч провел рукой по глазам, словно смахивая наваждение.

- По правде говоря, друзья, я даже не уверен, что же, собственно, иссекал. Ханнок Шор из Сарагара, объявляю тебе благодарность!

- За куртуазность? - попытался пошутить Ханнок, - Видите, мастер, иногда и она способна спасать людей.

- В пекло куртуазность. В пекло эту людь, - отрезал Ньеч, скривившись даже сильнее обычного. Черные глаза сверкнули недобрым огнем. Ханнок только сейчас понял, что, похоже, ошибался. Сильно ошибался. Парой огарков при лечении руководило вовсе не внезапно проснувшееся милосердие. Если их и посетила Иштанна, то в своей гневной ипостаси, владычицей мести и войны.

- Видишь ли, мой рогатый друг, еще с ранних дней на меня порой накатывали приступы сентиментальности. Половину детства я провел среди нгатаев. Я часто думал, что сильно отличаюсь от прочих работников нашей зверильни. Иногда даже хандрил по этому поводу. Но вот сейчас… Сейчас я понимаю, что волновался зря. По сравнению с тем, что я увидел… Я самый обычный человек. Да и ты тоже – вариация в допустимых пределах нормы.

- Хм, - оскорбился Ханнок. И чуточку испугался.

- А самое пугающее, знаете, что, коллеги? - Ньеч похоже, опять увлекся, раз и драколеня записал в люди калама, - Этот образец, похоже, далеко не самый измененный. Нам с мастером Хал-Тэпом почти удалось путем радикального вмешательства направить ее на путь развития в нормального огарка… Тльолль, внезапная мать, я и не знал что когда-то скажу такие слова – нормального огарка…

- Кажется, я начинаю лучше понимать местную философию, - помолчав, сказал Ханнок.

- А? – Второй глоток Ньеч не рассчитал и раскашлялся.

- Когда люди начинают выяснять, кто из них больший человек, выглядит и вправду… хреново. Просто сиятельно хреново.

- Эй! – возмутилась ученица, но осталась на месте, когда Ньеч от нее, не гладя, отмахнулся – сиди мол. Все неласковое черноглазое внимание переключилось на сарагарца… не так уже давно и сменившего шкуру.

"Сам таким был" – одумался и пристыдил себя зверолюд, но озвучить не успел.

- Да ничего ты не понимаешь, балда! – флакон врезался в стену в пальце от зверолюдской морды. Не попал, а мог бы, хотя химер такой вспышки ярости от тихого доброго доктора не ожидал. Ханнок все лучше привыкал к себе новому и реакция становилась все быстрее. И не разбился – хорошее маг-стекло, местное, бесяще качественное.

- Дело не в том, кто как из нас выглядит! Даже не в том, как у нас каждого спираль погнуло! – доктор распалился настолько, что перешел на классический разговорный укулли. Ханнок мог бы себя поздравить с излечением дока от медицинского жаргона, но радостно ему не было, - Ты хотя раз болтал с Сиятельными, не этими ряжеными миссионерами, а настоящими мастерами?

- Не доводилось, - демонстративно смахнул с носа каплю спирта Ханнок, по-прежнему щетинящийся, и поставил флакон на стол.

- А мне вот, представь себе, да. Ламанский гонор, наглые южные варвары… да все вы сущие дети по сравнению с истинным Сиятельным. Так презирать внешний мир могут только они, этому не научишься, с этим надо родиться! Они считают нас всех скверно больными, даже те, кто не верит в эти сказки с духовной математикой. Причем по бездушной же вине. И особенно нас, кривое зеркало, выродков, предавших светлые идеалы великих предков. Когда я говорил одному такому, что мои предки вообще из другого Дома, что Тавалик никогда не просил этой благодати – меня просто не поняли. И единственное лекарство тут "к сожалению - большая эвтаназия и перерождение, малые лорды, надеюсь вы все понимаете и не в обиде". Да боги бы с ними, если бы они просто говорили.

Ньеч не дотянулся до спирта и, не глядя, сцапал чашку со вчерашним какао. Глотнул так, словно это была выпивка.

- Семья моей бабки по матери вынуждена была уехать из Сарагара, когда в Верхнем городе водворились эти обновленцы из Ордена. Даже не из-за проснувшегося религиозного пыла коренных, а потому, что иерархи Миссионерии объявили, что хирургия – грех. Негоже мол, лезть варварскими, льющими кровь инструментами в тела живых. Злит кого-то из Мириад, да и вообще ритуально нечисто. Я сам читал старший канон – не было там такого, в их благой древности, от слова совсем. Но нет, восхищенные неофиты подхватили и поэтому всему Закатному краю теперь приходится ездить лечиться в Майтанне. Мне от этого было лишь выгодно как частному практику, Иштанна свидетель, но паршиво как клятвенному врачу.

Ханнок вспомнил свои собственные приключения и смущенно хмыкнул - мяч в сарагарское кольцо. Ньеч и не заметил этого, погрузившись в воспоминания.

- Праведный лечится магией, или, хотя бы, одобренными эликсирами по старинным рецептам. И неважно, что это могут себе позволить лишь избранные из "вставших на путь пробуждения союзников". Неважно, что высшая магия не работает за пределами Контура нормально, что инструменты и… специалисты попадают к нам восьмого сорта, в лучшем случае. Ты же у нас служил в ополченческой страже, Ханнок Шор, помнишь наверное, что кого из старой школы даже повесили недавно, большинство бежали. Нгаре, мать ваша, да половина Майтаннайской гильдии врачей шпарит на вашем диалекте!

Спираль, кресты и вилка, да они книги конфискуют, представляешь, книги! Анатомические атласы, фармакопедии, и не только реликвии прошлой эры, но и новые, местные. И многие сжигают!

Ханнок присутствовал при одном таком действе. Правда, что именно за литературу палили, не знал. Ересь и ересь. Тогда ему было не до того, чтобы разбираться – как раз гадал, удалась ли авантюра с подкупом жрецов и новой душой. Да и горели в тот день не нгатайские мифы или клановые саги (партию "дикарей" Орден провоцировать опасался), а малопонятные справочники.

- Я уже не говорю о тех, кто имел смелость в открытую проводить операции, или тем паче – аутопсировать трупы для сбора информации! Иные вообще пропадали без вести, просто исчезали, как в баснях про Кинайских Визитеров. Мой отец смеялся над этим, я смеялся над этим… Пока эти золотые мерзавцы не выгнали меня из дома!

Ньеч треснул кулаком по столу, так, что зазвенела посуда, а впечатленные слушатели синхронно вздрогнули. Доктор был непривычно распален, даже совсем не по-огарковски раскраснелся.

"Спирт… наверное" – подумал Ханнок. А заодно и о том, что что-то подобное слышал. Не про исчезновения, но в тему. Один из родичей, кузен Ольта-как-его-там, рассказывал однажды про рейд на переметнувшиеся к Нгардоку поселки к северу от Цуна. Парень был младше его самого на почти на десять лет, но родословие у него было куда несомненней и почетней, чем у бывшего зареченца. Так что юнец уже тогда носил звание воина света, входил в элитное, храмовое ополчение. Наверно из-за неоформленного желания макнуть эту спесивую бритую башку в сковороду с жарящимися в масле клецками Кёль тот разговор в таверне и запомнил.

Кузен хвалился тем, что пока городские бились лбами о приграничный форт нгардокаев, его отряд отважно вонзился в глубокий тыл Солнечных. Славный отряд, геройское войско, братство благородных всадников! Их жрец был не местным выучкой, и даже не простым укульцем а настоящим Сиятельным, высокого посвящения. Они огнем и мечом прошли по заставам и постам Нгардока, и их пыл не поколебало даже то, что в одном леске они нарвались на засаду. Золотого ритуалиста подбил из огнестрела какой-то местный вождь. Жреца похоронили, вождя повесили на дереве над ним. Отряд вернулся обратно, сдал добычу и попал под разнос командования за то, что не забрали с собой высокочтимый труп. Их заставили вернуться обратно, в уже покинутую прочими войсками зону, под ответный гнев Солнечных и месть майтаннайских поселян. Но, искусные, гордые витязи, они справились с задачей со всем прилежанием и вернули благородного сына Укуля его скорбящим командирам. Воистину, искупили они тогда свою вину и стяжали славу!... хотя и полегли почти все. На этом месте кузен сломался и зарыдал, пьяный и дрожащий. Кёлю больше с ним говорить не довелось. Вроде бы и отряд тот не стали воссоздавать, разогнали выживших по прочим, а самого родича перевели в какой-то предгорный гарнизон.

Тогда это казалось очередной блажью Сиятельных патронов, как раз в их капризном и суровом духе. Но сейчас, кажется, Ханнок начал понимать куда клонит разговор мастер Тилив. Что если тот повторный поход был вовсе не епитимьей для злосчастного кузена и его товарищей? Что если Укуль не хотел или не мог допустить, чтобы тело магмастера попало на стол анатомам Восходного Края?

- Дошло до того, что мы о волках, Иштанна, волках, знаем больше чем о собственных магических сородичах! – Ханнок заново вслушался во врачебную декламацию и подумал: "Аха!".

- И вот, я, мастер врачебных наук получаю возможность изучить живого Сиятельного, эталон, образец прекрасного сгинувшего мира. Божью проекцию на этот мир, идеал к которому надо стремиться мне десять перерождений, а вам все сто сорок! Что я вижу, а?

"Да он и вправду пьян" – поразился Ханнок.

"Пьян в хлам, до восьмого дракона, до танца голым на вершине зиккурата!"

- А вижу я не результат медитаций и подвигов духа, не дарованную свыше в награду благодать! Тут даже не безумная наука Сиятельных мастеров прошлых веков, нет. Кривая работа по присадке кристаллов и чуждого мяса – вот что это такое, ваш идеал, ламанни! И много, много магии, чтобы заштукатурить этот дворец духа из битых кирпичей. Неуклюжий, неэффективный… расточительный! Они же рана на теле мира, ламанни, темная дыра в межзвёздной бездне, пьющая свет, саму жизнь этого мира, они, а не ты или я, не она и не Сойдан. Не тьмать и не мракотец! Удивительно, как долго Контур продержался, коль все они такие.

"А с тобой что делать мне, светило, если отрубишься прямо здесь, у этого стола, под нашим взором?" – подумал Ханнок, - "Тащить в комнату или здесь полежишь?"

Но, похоже, опьянение у огарков, как и у варау, было свое, особое. Звероврач заходил по зале, кругами вокруг стола, жестикулируя. Временами склянки на столах и полках, посуда и инструменты, звякали и сдвигались с места, отнюдь не в такт шагам. Дракозел и ученица шарахались с пути огарка, потом Ханнок начал просто следовать за ним. На всякий случай – вдруг чего учудить вздумает или и в самом деле хлопнется на пол. Интересно, показанный-таки на досуге Аэданом прием против магмастеров действует на огарков? Или лучше не рисковать и аккуратно лапой по седому затылку? Сонни сама врач, поможет если что…

- Боги, им же пришлось сдвинуть несчастной желчный пузырь на палец вбок, лишь бы вкрячить еще один накопитель! И на что он был настроен? На она его тратила его силу, а? Скажи мне!

- Эмм… Наверное…

- Да! Именно! На то, чтобы правильно работал желчный пузырь, сдвинутый с места этим укульнутым накопителем! Тьолль, нежданная владычица, ответь, твои дети поэтому сбежали с внутренней Стороны, прочь от лика планеты, лишили себя ее тепла и света, лишь бы убраться от этих… мясников с искрой?! Царица кодексов, ответь!

Ньеч внезапно крутанулся на месте и ткнул скрюченным пальцев в грудь зверолюду. Тот поморщился – его укололо дикой магией, но смолчал. Лишь отстранился слегка.

- Вот мой диагноз, вердикт вождь-врача "Милости Иштанны", почетного зачинателя симпозиумов, исследователя Сообщества жрецов и лекарей земель от Цуна до Нгардока до самого Натаан Шиая у берегов пустыни – это непростительное, преступное деяние, что сотворили с ней, что делали с нами, что хотели сделать с вами! И не единое, а система. Мракотцовщина и тьматерщина, да простят меня злые прародители за такие слова. А худшее из этого всего знаешь что?

Ханнок уже много чего сегодня узнал. Все худшего и худшего. Но предпочел неопределенно хмыкнуть. Путь док выговорится. Похоже, эту ярость почтенный вождь-врач и зачинатель… чего-то там, копил долго. С самого дня как они прибыли в Ядоземье, а может и раньше, когда еще сидел дома.

- Она даже этого не понимала. Уверен, даже эти якобы магмастера ничего не понимали, когда творил такое с ее поколением, а может и со своим. Я ведь не только ее резал в эти дни. Хал-Тэп сводил меня в княжий госпиталь, где местные препарировали пожертвованных пленников. Та же картина, иногда слабее выраженная, а чаще - сильнее. Остаточное излучение, стандартизированные надрезы и даже, не поверишь, оставленные в зашитых полостях лоскуты ткани с посвятительными гимнами! Они же превратили это в ритуал! Они творят это даже не потому, что это оправдано, даже не со злобы. Они делают это, потому что привыкли и не видят иначе. А мы смотрим им в рот, носимся с этой позолоченной торбой, как с последними наследниками утраченной великой эпохи. Даже нгатаи!

"Ну, про нгатаев ты это загнул, почтенный мастер наук…" – начал думать Ханнок. И прервал эту мысленную цепочку. Ибо Кау сказал однажды – "Тот, кто позволяет своей борьбе с кем-то целиком определять свою жизнь, такой же раб врагу, как парасит, добровольно надевший эту цепь". Его собственный… бывший клан, Кенна, уже во многом жил назло Укулю, и то, насколько это начало управлять их суждениями и поступками, Ханнок начал осознавать только сейчас, пожив в окружении не нарочитых, а подлинных варваров.

- Я ведь не только от собственной инаковости страдал дома, ламанни, - продолжил Ньеч, уже малость осипший, - И не только я, все мы, огарки Отомоля, Альт-Манау, Имихъях-Чаха, прочих анклавов Севера, все мы смотрели на Орден с завистью, даже несмотря на кровавую ненависть Тавалика. Пусть их могущество лишь тень прошлого, пусть. Это тень завораживала, подавляла своим величием. Такая сверкающая, крушащая сила, такие знания!

На кухне со стены сорвалась и упала, звеня, дорогая бронзовая сковорода. Ханнок и Сонни синхронного вздрогнули и обернулись. Этот дребезг еще стоял в ушах, когда сарагарец услышал новый, доселе незнакомый звук и его мороз продрал по хребту.

Ньеч смеялся.

- Ха. Это сезон откровений, ламанни. С наших идолов сыпется позолота. Ха-ха. Могущество Сиятельных держится на прогнивших подпорках, наскоро поставленных их предками. А их хваленые знания, ах-а, всего лишь набор зазубренных формул. Уверен, что скажи я им про обеззараживание воды, они бы стали меня убеждать, что это не излучение убивает микробов, а воля Ом-Ютеля – демонов заразы. Они бы помолились над ней, Иштанна, наставница, и поверили бы в результат. Они не мастера, они не более чем знахари и шаманы с претензиями. Лишь последыши Янтарной эпохи, они, безголовые, но еще бегущие, потому как нечем уже осознавать. Они, а не мы. А ты и я и вот она - ее истинные наследники… Тебе жаль эту несчастную тень в пристройке? По морде вижу, жаль. А зря. Золоченая уже умирала, еще когда сидела среди своих. Можно сказать, что мы ее спасли. И ей еще повезло – она меньше изменилась, чем другие. Хотя у нее и есть теперь настоящий повод нас ненавидеть. Ха!

На полке лопнула стеклянная банка, оставшаяся от съеденной капусты. Сонни дернулась к наставнику, но Ханнок ее удержал. Опасно.

"Где ж ты, когда снова нужен, дикарь ты одноглазый?" – мысленно возопил Хал-Тэпу химер. Отчего-то ему верилось, что горный маг нашел бы, чем унять коллегу.

- Мы ее спасли, ламанни! Понимаешь? Ничего ты не понимаешь! Слушай! Моя семья, мой народ, выродки, презираемые огарки, мы лучшие врачи и маги, чем сами Сиятельные! Я, Тилив Ньеч, сын Тилива Альте и Санъэ Сатчинао, таваликки, вождь-звероврач – лучший Сиятельный чем сами Сиятельные. И я не остановлюсь на этом! Я объявляю им войну разума и я отберу у них их же наследие. Я переплавлю его на благо изменившегося мира и всех в нем. Я очищу его от волшебного похмелья, уберу из него отраву Вышей магии, я дам ему новую жизнь. Нгаре, благая мачеха, я клянусь, что сделаю все это и даже больше!

Мать Нгата со своей фрески на стене тепло улыбалась пасынку. Сонни вывернулась-таки из зверолюдской хватки и кинулась к учителю. Вернее – ему на шею. Поцеловала в морщинистую щеку, не утешая, не успокаивая, о, Ханнок тут совсем ошибся. С гордостью и любовью она это сделала.

Ньеч осекся и посмотрел на ученицу. Дом прекратил ходить ходуном. Ханнок воспользовался моментом и ушел думать.

---

Крышка сундука скрипнула, открываясь. Ханнок осторожно вытащил завернутый в синюю антимагическую ткань доспех, стеклянный и трофейный. Развернул, осмотрел. Подцепил когтями декоративную орденскую печать на нагруднике. Открутил, легче чем ожидал – капризное законтурное стекло уже начало разрушаться. Положил на столик перед собой, взял в лапу кисть. Вспомнил уроки художественного мастерства и Сиятельный канон. Выбрал нужный завиток в причудливой каллиграфической вязи и начал водить по нему кистью, оценивая и запоминая ход.

Через пару часов он сумел-таки воспроизвести личную подпись хозяйки доспеха. Умение подделывать чужое искусство пригождалось по жизни удручающе часто. И в самых непредсказуемых ситуациях. Хотя понадобится ли это дело сейчас, еще толком сказать было нельзя. Законники Ядоземья могли вообще не обратить внимания на такие мелочи, как согласие порабощенной стороны. Или же, наоборот, упереться так, что их не переубедила бы лично данная ей, в присутствии свидетелей, клятва на безукоризненном нгатаике. Но лучше подстраховаться. Да и вообще – все равно больше делать особо нечего. Хал-Тэп оказался прав – горцы не спешили нанимать чужака, даже на самую унылую работу. Личная казна грозила расточиться куда быстрее, чем надеялся драколень.

- Так. Вот ты где.

Ханнок дернулся так, что очередная линия тушью удлинилась вдвое нужного.

- С-сойданов сын! Нельзя же так внезапно!

- Ты зверолюд. Учись пользоваться этими длинными ушами. И своей рогатой башкой.

Норхад подошел и всмотрелся.

- Опять каллиграфией занимаешься. Кто такая Сол-Элеис Миэн?

- Наша цепная волшебница. А это ее печать, третьего посвящения… Я и не знал, что женщина там может дослужиться до такого.

- Кадровый голод. Надо отдать Ордену должное, они учатся наступать на горло собственным предрассудкам.

- Ты сам сказал мне, что Укуль перенаселен.

- Он перенаселен. Вот только по-настоящему могущественных мастеров там все меньше.

Что ж, это похоже на то, о чем говорил пьяный Ньеч.

- А вообще, я тебя к князю звать пришел.

- Именно меня?

Ханнока владетельное внимание не обрадовало. Совсем. Наверняка очередная жалоба от соседей на крики или на мигрень от магии. Зная горцев, наверняка еще и с требованием "прибить, наконец, эту золотую мерзость"… Золотую. Когда зверолюд видел мученицу в последний раз, то отметил, что она уже начала выцветать.

А еще рогатого беспокоило, что Соуну Санга он понадобился на ночь глядя. Если аудиенция затянется, придется возвращаться за полночь. Самому сарагарцу темнота мешала мало, да и небеса стали яркими – разбуженные орденцами руины древних городов будоражили фон, когда не было облаков в сполохах дикой магии можно читать даже без химерьих талантов. Но все равно неуютно. И стража злая – придется доказывать, что это не нарушение осадного режима, а княжье гостеприимство.

- Вообще-то в первую очередь – врачей. Слухи о вашем с ними кхм… проекте уже будоражат народ.

- Мне стоит составить завещание? – попытался пошутить зверолюд.

- Да нет, тут все понятно. Если что, как поручитель от Кан-Каддахов я заберу себе оружие, А Хал-Тэп, как гостеприимец… Так. Ты это не всерьез.

- Почти уже, - вздохнул Ханнок.

---

Когда они добрались до центральной башни, последний на сегодня свет солнца отгорел. В окнах бетонного колосса зажглись огоньки. Ровные, яркие и разноцветные. Чуть потусклей и прерывистей озаряли дворы знати и храмовый квартал. Поделки местных огарков и впрямь куда лучше держались против фона. На мгновение сарагарцу до кома в горле вспомнился дом.


Они прошли приемную залу на первом этаже (растрескавшаяся мраморная табличка у входа именовала его архаичным словом "фойе"). Без толп вояк и беженцев интерьер смотрелся куда величественней. Резные панели, деревянные и штуковые, установленные на древний бетон. Мозаики, фрески, цветная плитка. Значительная часть всей этой роскоши – заботливо, хоть и с завоевательским гонором, восстановленная древность. Например, статуи, перекрашенные, подрезанные или перелепленные под вкусы горцев, но сохранявшие старую основу. Особенно северянину запомнились аллегории Неги и Исцеления у фонтана по центру – выверенные по символическому канону позы и прочая атрибутика легко позволяла их опознать, даже несмотря на то, что реставраторы пытались приблизить их образ к нгатайским знатным дамам. Княгиням, благим духам предков или даже южной версии Нгаре и Иштанны – вот как раз это у северянина определить получалось куда хуже.

Были и иные реликты прошлого в виде стрелочек на стенах и подписей к ним, недавно поновленные. Вновь устарелые, вычурные слова. "Ресторация", "Зала для наслаждений игрой в энерго-сферы, второй этаж, одесную", "Покой высокой гармонии", "Убежище очищения верхнего эпидермиса", загадочные "Водяные чертоги" с пририсованными человечками.

Иные из букв казались перепутанными, искаженными. Химер поначалу счел это небрежностью мастеров-восстановителей. А потом уловил систему. Вчитался. Вспомнил, что этими землями владел не Укуль, а их кузены из Омэля. Похоже, эти пользовались своей вариацией Сиятельного алфавита. И на мгновение она с чего-то показалась ему куда уместней и правильней. Прямо-таки на фундаментальном уровне.

Странное ощущение накатило и прошло.

Вопреки ожиданию, они миновали уже знакомую лестницу на второй этаж. Вместо этого их провели к дальней от входа стене, с парными дверными проемами, завешанными циновками. Циновки были весьма симпатичными, из крашеный тростинок, перевитых шелковыми шнурами. Но химера куда больше впечатлило панно рядом.

Тоже Янтарный век, тот же угловатый шрифт.

"Большой левитатор. Ярусы -5 - 50. Рекомендованный диапазон для активации – 1230-1430. Снабжен стопорящим механизмом."

И ниже, чуть мельче.

"Только для высших каст. Без питомцев. Бездушным, малодушным и не состоящим в обслуге таваликки доступ запрещен под страхом малой телесной кары".

Горцы не были бы горцами, если б не уместили вверху этого заявления рисунок нгатайского вояки, закалывающего трепещущего магмастера копьем. А вот что там наличествовал еще и мститель из лица тех же запрещенных таваликки, уже было необычно. Свою жертву черноглазый добивал бронзовой киркой. Потоки рисованной крови обрамляли древнюю надпись в рамку, весьма удачно гармонируя с охряной грунтовкой. Капали с черных букв. Более современная табличка внизу гласила:

"Да, и за это тоже."

Провожатый откинул циновку и Ханнок был разочарован. Вместо древнего маг-механизма по центру шахты висела деревянная платформа на толстых канатах. Конструкция покачивалась и скрипела.

- А может мы сами…

- Тридцатый ярус, Сарагар. И сомнение в гостеприимстве князя, - Аэдан первым ступил на доски. Когда Ханнок зашел за ним, то почувствовал, как под дрогнул под его весом подъемник. В зазор между стеной и платформой старался не смотреть. Перил не было и, если верить надписи, их уже отделяло ото дна пять этажей.

- Весьма необычное решение, - неожиданно сказал Ньеч. Всю дорогу северный доктор молчал, не иначе как оберегая гудящую после вчерашнего голову. Теперь же отважно подошел к самому краю, едва не свешиваясь. Вытянул руку, сканируя кольцо из маг-стекла, вплавленное в стену по окружности шахты.

Княжий человек предостерегающе хекнул и стукнул древком копья. Хал-Тэп лишь отмахнулся, спокойно, мол, туристы. Огарок явно обладал в этой общине большим доверием.

- Это не похоже на то, что я видел у образцов, коллега. Проще да, но и изящнее. Экономней.

- Да, наша работа, - хохотнул Хал-Тэп.

- Наша?

- Дом Тавалик. Когда Сиятельным надо было чтобы что-то просто работало, они гоняли нас. Особенно под конец, когда все их искристые шедевры стали гаснуть один за другим. Такие гордые, а все равно часто пользовались нашим ремеслишком вместо высокого искусства. Правда это не мешало им вести себя так, как ты, наверное, заметил.
Княжий человек нетерпеливо дернул за один из шнурков, привязанных к пронумерованным кольцам. Ханнок лишь из-за зверолюдских ушей смог расслышать сверху отдаленный звон колокольчика. Платформа дрогнула и поползла вверх.

- Мы даже восстановили соседнюю шахту. Там сохранился подъемный диск и тогдашний придворный техномаг перенастроил кристаллы на дикую магию.

- Но вы все равно пользуетесь этим? – рявкнул Ханнок, просто чтобы что-то сказать и тем отвлечься. Он не ожидал, что от болтанки на хлипкой платформе у него снова проснется жуть. Того сорта, что сцапала его у великого дерева в горах. Страх высоты.

- Да, даже наше наследие нынче дороговато обходится. Выжигает накопители так быстро, что не успевали перезаряжать. Да и потом, тот инцидент…

Химер пожалел, что вообще пасть открыл.

- Делегацию клана Ра-Хараште пришлось отскребать от потолка. Теперь они не любят род Санга еще сильнее.

- Ырх! - Ханнок плюхнулся на хвост, обхватил руками колени и крепко зажмурился.

- Послушайте, коллега, я тут подумал… В нашу подопечную была вшита редкостно грубая работа, это так. Но иногда ошибки других могут дать недостающее вдохновение. Если нам удастся сдвинуть полярность в местных кристаллах еще на пол-искры… Я могу встретиться с техномагом?

- Увы, Ра-Хараште сняли ему голову. До сих пор гадают как это им удалось, но этот пост уже два года вакантен.

Платформа вздрогнула снова, особенно сильно и химерье сердце пропустило удар. Не сразу осознав, что никуда не падает – просто добрались наконец, он рискнул открыть глаза. А потом едва не на карачках переполз с платформы на порог тридцатого этажа.

Во взгляде встретившего их господина над церемониями промелькнула легкая брезгливость, особенно по отношению к пришибленному демону. Слегка приподнятая бровь лучше слов говорила: "А еще крылатый!". Впрочем, длинноволосый придворный быстро переключился на снисходительное радушие.

- Вы пришли. Вы пришли по зову князя. Вы явились пред очи горного владыки, восславьте его! И следуйте за мной.

Неслышимые знаки препинания акцентировали удары в плитки пола посохом, длинным, резным и окованным в набалдашник бронзой. Под конец ритуального приветствия зверолюд очухался настолько, что заметил про себя: слово "горный" в устах господина над церемониями прозвучало странно: безукоризненно почтительное, но с легкой иронией. Сочетание несочетаемого так впечатлило несостоявшегося знатного человека, что он присмотрелся к встречающему повнимательней:

Красноватая кожа, не тсаанская медь, а, скорее, кровельная черепица с Алых Карьеров. Широкоскулое лицо, чем-то напомнившее господина Матоленима, хотя огарком придворный точно не был – глаза обычные, карие. Прямые, черные с проседью волосы, собранные в косы, сегодня не укрытые тюрбаном. Непривычно длинный, до пят, халат из шелка, с меховой опушкой по вороту. Почти не экзотичная угловатая вышивка. И сильно контрастирующие со всей этой худощавой утонченностью крупный нос картошкой и выступающие вперед надбровные дуги с косматыми бровями.

Что ж, если это и впрямь чогдай, подзабытый родич из Верхней Тундры, то понятно, что называть нгатаев горцами ему забавно – дети Ахри и Нгаре жили на чердаке мира, обширном плато под самыми облаками. Людям прочих племен там и дышалось-то с трудом. Да и сами чогдаи вроде бы смогли там закрепиться, лишь смешавшись с тамошними, особыми аборигенами, так же неродственными утуджеям как и пришельцам с севера.

Ханнок похвалил себя за умные мысли. Пока шли по коридору к Верхнему приемному покою (он же "дендрарий небесной радости" на омэлли) они помогли ему прийти в себя. И впрямь, может самому стать этим, как его, его, фольклористом при местном универсуме… или, все же университете? Раз так замечательно получается глушить нервы этнографией…

Свежеобретенную уверенность в себе удалось удержать даже когда витражные, стеклянные двери отворились, и он увидел залу для малых аудиенций. Деревьев там не оказалось, если химер вообще правильно понял древнее слово. Да и вообще, время ударило по верхним этажам куда сильнее чем по нижнем. Здесь царил Южный Нгат –циновки и гобелены на стенах, лакированные лари с сундуками у стен, обтянутые кожей и плотной бумагой ширмы, резные лавки и длинный стол. Вояки в деревянных и бронзовых кирасах, при копьях и огнестреле. Две татуированные знатные дамы с веерами. Сагат Санга и его наследный вассал –Ксав-Уилаге. И сам князь, собственной, внушительной персоной в неименных алых штанах.

И самое южное – черепа и головы. На подставках и свешивающиеся на веревках с потолка. Нормалов и зверолюдей. А еще совсем недавние – золотистые, блестящие. Горцы, оказывается, умели как-то усушивать их до размера кулака, но сохраняя при этом черты и даже гримасы.

Аэдан и ограки поклонились князю и прошли вперед. Ханнок двинулся было за ними, но его остановила сухощавая краснокожая ладонь на плече.

- Куда? Паркет! – трагичным шепотом простонал господин над церемониями.

Ханноку вручили пару… тапочек? Иного слова для этой подбитой мехом обувки подобрать было сложно. Не краснея лишь потому, что шкура такая, зверолюд всунул в них копыта и зашелестел по собранному из кедровых и эбеновых плашек полу.

- Явились-таки, витязи науки, отрада для патронов со вкусом и деньгами! - с добродушием сытого тигра поприветствовал их князь, когда формальности приветствия, хвалы и славословия, наконец, подошли к концу. Знать и придворные, кроме стражи, откланялись и покинули залу. Последним из них – господин над церемониями, затворивший за собой двери. Ханноку отчего-то показалось что владыка Кохорика его уходу едва ли не обрадовался. Соун Санга встал с трона, заложил руки за спину (заодно и ближе к ножнам), покачался с пятки на носок – не иначе разминая затекшие от сидения в знатной позе ноги.

- Чем порадуете?

- Господин мой, вы знаете, я изначально был против этого… проекта, – взял инициативу Хал-Тэп, как более респектабельный из "витязей", - Но теперь вынужден признать свою неправоту. Мы достигли замечательных результатов в прикладной адаптации сильно промагиченного организма…

- Нгаре, мать наша. Чогдай уже ушел. Говори понятно. Как дворцовый лекарь князю. Ну, заново!

- Господин мой, теперь мы можем делать из волшебничков огарков. Три из десяти, что они это даже переживут.

- Вот как? Ха!

Князь расхохотался. С подлинным добродушием. На покачивающихся на веревках головах орденцев плясали отблески светильников.

Хал-Тэп продолжил доклад, сообщая то, что Ханнок в общем-то уже слышал от Ньеча. Только куда менее эмоционально и заумно.

- А почему он терпит чогдая, если это такая докука? - улучшив момент, шепнул Аэдану химер.

- Престиж, Сарагар. Не каждый вождь настолько утончен и богат, что может привлечь к себе на службу настоящего знатока традиций из потомков Первого Жреца.

- Но…

- Он и должен злить нас, вояк. Значит, хорошо делает свое дело. Уверен, священные князья Чогда тоже косы себе выдирают от манер наших военных советников.

Ханнок не сразу понял этот парадокс. Но уж когда понял…

"Варвары, чертовы варвары" – подумал химер, с завистью. Как им удается сохранять столько мифического и летописного? Это при всех-то бедах Ядоземья и лютости правящих домов Сиятельных? Дома князья Нгардока и Натаав Шиая разве что мечами и мисками раз в десять лет друг от друга отдаривались, изображая, что чтут этим древние договора и клятвы Четырех Племен. В Сарагаре же "тсаанская" керамика и вовсе лепилась прямо в черте города.

- В общем, больше соли, больше кристаллов и скальпелей, князь, и мы сможем нарезать вам новых, жизнеспособных пленников, - подытожил свой рассказ Хал-Тэп, - Глядишь, кое-кого получиться очеловечить. Может удастся прочистить им черепушки до того, чтобы они рассказали нам свои секреты. Сами понимаете – не высшего колдунства, а прочей науки… практической.

- Если вы позволите, князь, – тихо, но слышимо сказал Ньеч, - Я считаю, что мы мало чего сможем узнать от… этих, - и Ньеч сам, лично, пересказал вторую половину того памятного разговора – об упадке и свергнутых кумирах. Сжато и по-деловому, уже без клятв и взрывающихся емкостей. Одноглазый кивал и подтверждал – видимо, оба лекаря успели согласовать выводы и ход доклада.

- Интересно, - хмыкнул князь, - А каково ваше мнение, господин Ксав-Уилаге, мнение стороннего специалиста? Человека, который служит брату, не мне? Потомка другого Сиятельного дома?

- Я пытался получить образец для изучения. Вы, наверное, знаете это, - сказал остекленный огарок, - Теперь я вижу, что мог бы и не беспокоиться. Так даже лучше. Большая выборка результатов, двойное подтверждение. Мои люди и я пришли примерно к таким же выводам.

- Что ж. Это… неожиданная и ценная информация, я вам благодарен, мастера, - сказал Соун Санга. И на мгновение привычное, доброжелательное выражение пропало с его лица. Если бы Ханнок не был уверен, что сейчас горская жестокость направлена на Сиятельных, то получил бы повод для страха. Но и сейчас стало неуютно. Впрочем, владыка Кохорика быстро вернул на место улыбчивую маску.

- И поскольку моя благодарность весомей и приземленней орденской, то вы найдете моего казначея и запросите у него по средней награде. Кроме вас, господин Матоленим, вы же понимаете, я не могу одарять людей брата, но он вас не обидит, так ведь? Что вы сказали, вы запишите.

Ксав-Уилаге понимал. Хал-Тэп просиял – видимо средняя награда была не такой уж и средней.

- А теперь к более насущной проблеме, - сказал князь, - Насколько еще, по вашем расчетам, орденцам хватит запасов магии? И как лучше атаковать?

Развитие разговора Ханноку, как уже часто, очень часто, случалось в этой недоброй стране, не понравилось. Он уже решил про себя, что более не горит желанием попасть в исторические книги. А участие в военных советах - наипрямейший путь туда. Особенно учитывая характеры собравшихся владетелей и знати. С братцев-Санга станется устроить очередной тест на лояльность. Или же просто воспользоваться захожими северянами как разменными банкнотами в своих играх. Слишком уж доверительная тема для таких изысканных параноиков, чтобы вот так просто болтать о ней с гостями. Неспроста это.

- Сложно сказать, - сказал господин Матоленим, - Но по моим оценкам, они уже перебросили все силы на поддержание контура против фона. Особенно учитывая ситуацию с ламанским контингентом…

Соун Санга прервал его взмахом руки.

- Кстати о ламанни. Ханнок Шор, не мог бы ты дать нам пару советов, как лучше уладить вопрос с соотечественниками? Они же не подсажены на магию? Или подсажены? Будут ли они ослаблены когда отключится волшебный купол в лагере? И как именно?

Вот он, княжий удар под дых. Ханнок ждал чего-то подобного. И все равно оказался не готов. Словно самого на веревке под потолок подвесили.

- Они… мне не соотечественники, - сказал он, первое что пришло в голову, лишь бы заполнить опасно затянувшуюся паузу. И сразу пожалел. Словно последнюю нить оборвал.

- Тем лучше! – воодушевился князь, - Может тогда расскажешь, как с ними воевать?

- Я никогда с ними не воевал… - Ханнок чувствовал себя очень маленьким и очень далеким от дома. И полуправда жалкой получилась. Воевать-то не воевал, а вот убивать доводилось.

- Ну хоть возможности для давления? Что вы, ламанни, цените, чем вас соблазнить?

Химер поразился тому, какие у него вязкие и запуганные мысли. Тьма, почему так сложно? Да! Вспомнил!

- Они гордые… – промямлил он наконец, больше по заученному из книг, чем по реальному опыту - Если Орден их оскорбит, они уйдут. На этом можно сыграть…

- Интересная мысль, - Соун Санга картинно огладил бородку, - Правда тут загвоздка вышла. Мне тут сообщили, что они и впрямь ушли. Гордость продержалась целых пять дней. А потом невесть с чего сыны Закатного края приползи обратно. Очень странная гордость… Как у вас там с религией? Нет, давай так: - как у тебя с религией, Ханнок Шор? Почему ты защищал ту золоченую, даже когда понял, что это злит моих людей и печалит меня? На тебя жалуются.

"Вот оно что".

Князь снова сбросил маску и смотрел зло и опасно. За его плечом рослый, тощий Сагат рассматривал объект братской досады со странным любопытством. Тоже пугающим. Черные глаза господина Матоленима глядели ожидаемо чуждо, но вроде бы с жалостью. Познавательный вечер быстро скатывался в интриги и золотое, княжеское убийство. Ханнок начал свирепеть. Не вовремя.

- Я больше не лезу в клановые дела с легким сердцем, князь, - рыкнул зверолюд.

Пухлая, унизанная перстнями рука легла на рукоять меча. Не для боя, так, привычная реакция. Но многообещающая.

- Господин мой, сарагарая еще совсем недавно вышвырнули из родной общины, - глухо сказал Аэдан, где-то позади, за химерьими крыльями, - Ему нужно время чтобы осознать это и новые возможности.

- Я обращался к тебе, Кан-Каддах? Что-то не припомню такого в этот вечер.

- Брат, что ты пристал к человеку? – неожиданно подал голос Сагат, - У нас тут самих сложности с самоопределением нынче. И да, я старше. Я сам решаю, когда с тобой говорить.

- Вот ты куда лезешь? – рявкнул князь, с на редкость естественной досадой.

- Слушайте-ка, вы, гости дорогие! У меня тут весьма странные дела в городе творятся и не дай вам боги…

От чего именно их должны были уберечь Кау с родичами так и осталось загадкой.

- Э! – гаркнул Хашт, оказывается, бывший здесь, но каким-то непостижимым образом оставшийся незамеченным. Змеелюд возник, натянул лук и нацелил наконечник на стеклянную дверь, большую, в два дракольеньих роста, решетчатую, выходящую на балкон. Ханнок машинально посмотрел туда сам и ничего подозрительного не увидел. А потом темное пятно в ночном небе увеличилось и оформилось в летящего химера. Мгновение спустя его углядели и нормалы с огарками.

Демон растопырил крылья, тормозя, но все равно не рассчитал и кубарем покатился по балкону, затормозив у самой двери. По княжьему оклику, к нему подбежала стража. Один из вояк повернулся и крикнул:

- Это Коннот!

- Сюда его! – велел князь.

Тащить не пришлось. С дракозлиной непрошибаемостью ночной летун поднялся и заковылял в приемную залу. И от поддержки отказался. Когда он попал в круг света и Ханнок смог рассмотреть его дневным зрением, то понял, что перед ним бледный хмырь. В неизменной вытемненной броне и черных очках – и зачем ему такие, ночью-то?

Княжий соглядатай дрожал и шатался, но с похвальным рвением попытался доложиться и немедленно. Но пока что получалось лишь трагично сипеть.

- Хр-р! Сш-ша… Нас-с…

Потом не выдержал и качнулся в сторону пылающего камина.

- Х-холод...

- Эй! Вина ему, горячего!

Чуть отогревшись, хмырь… Коннот, прошипел:

- К Сиятельным идет подкрепление! Они уже вступают в оазис!

- Как так? – даже Соуну Санга на мгновение изменила выдержка, - Еще сегодня была связь с внешними ополченцами, они же…

- Нас предали, князь! Ваш племянник вывесил цвета Ра-Хараште, ваши… его люди сбросили соседний пост в ущелье и провели Орден безопасной тропой. У них конница и тысячи и камни и жуть и…

- Тьматерный мелкий выродок! После всего, что я для него сделал… Я убью его и пришью его башку на волчий труп, потому как большего он не достоин!

- Ну, ну, не суди мальца так строго, не все у нас в семье обладают моей харизмой и моральным компасом, - сказал Сагат, - Тебе действительно не стоило давать ему вождество после того как папин младшенький… Ну, ты помнишь.

Венценосный брат повернулся и ткнул окольцованным пальцем в грудь озерному вождю.

- А ты… ты вообще сейчас молчи. Это ты мне советовал обождать, пока орденцы оголодают. Вот и доигрались. Вот теперь мне придется воевать по-настоящему!

- Я уверен, что ты справишься, - напомнил Сагат.

- Иди ты к дяде.

- Зато теперь еще одна кость определилась, в чьем стакане ей громыхать, - пожал плечами старший, - Может нам даже удастся устроить наконец нормальную междоусобицу. Но я не очень в это верю. Малец не в нас пошел. Представляешь, когда мы вместе обихаживали Орден он меня озерным ублюдком назвал. Прямо при лысых. Брат, он мне нахамил! Так что, если ты не против, прежде чем пришивать его голову кинаю… а у тебя и впрямь хорошие мастера, так ведь, господин Хал-Тэп? В общем, дай мне прочитать ему мораль. За семью обидно.

Князь сплюнул на пол.

- Та-ак. А вот этого ты мне не говорил.

Соун Санга вытащил из ножен длинный нож. Серый. Стальной. Вояки в зале прянули в сторону, прочь друг от друга. В группки по вассальным интересам.

- Я не обязан, - улыбнулся Сагат.

Нож серой тенью прошил воздух. Вонзился в лоб, пробил кость и закачался на веревке вместе с сиятельным черепом.

- Давай-ка ты сейчас расскажешь мне остальные свои секреты. Пожалуйста, брат.

- С удовольствием, брат. Только вот…

Сагат кивнул в сторону "гостей".

- Ах да, - устало потер наморщенный лоб Соун, - Вон отсюда. За наградами и извинениями придете завтра.

Что ж. Этого следовало ожидать. Реальную политику братья оставили своим ушам и разумам. Не то чтобы Ханнока это печалило, впрочем.

Так пел Нгат жене Чогда:

Они пришли из-за моря, сестра, ты помнишь?
Где раньше мы мнили - лишь волны да пена,
Под взором суровым великой планеты.
Великая пустошь, где семя не найдет себе почвы,
Где крачке не свить гнездо и где не поют цикады.

Таваликки ступили на нашу землю сапогами из бронзы,
Таваликки целовали песок и называли скалы – своими.
Сестра, ты помнишь, в руках у них были копья,
В сердцах их горела ярость и чужое искусство.
Тавалик прошел огнем и мечом по закатному краю.

Они сокрушали полки со знаменами тысяч
Они побеждали князей и срывали покровы
Они брали себе дочерей и жен Нгата.
Теряли головы, лишались престолов и снова их брали.
Мы пили их кровь и любили их женщин, жизнь текла как обычно.

Но, знаешь, сестра, им всегда было страшно.
Им, надменным, могучим, закат внушал ужас.
Лишь изгнанники, они пробивали днища лодьям,
Пугали детей именами прошлого дома.
И, слушая их, мы научились бояться заката тоже.

И вот триста лет мелькнули как сон полуденный.
Они пришли из-за моря, сестра, ты видишь?
Им в спину светит старое солнце.
Их глаза горят, в руках их огонь.
Золото у них на коже, сердца - совсем чужие.

Они пришли.
Города умирают у них на пути.
Сестра, поплачь о нас.
Остриги себе косы.
Завтра они придут к тебе.

- Из Книги Завоеваний Внешний Стороны.

---

Её соперник нанес удар, красивый, но предсказуемый. Сол-Элеис Миэн прикрылась щитом, круглым, ярким и начищенным до блеска. Кристалл ударил о бронзу и металл его отразил. Кузен слишком полагался на мужскую силу и длину руки, хотя и все равно не так как многие, слишком многие укулли в эту эпоху.

Их род вообще привык меньше полагаться на силу. Элеисы Приграничные, наследные защитники Шестого сектора, были древней и уважаемой семьей. Но никогда не считались магами наивысшей категории. Кровники из четвертого за глаза звали их половяшками, едва Сиятельными. Ирония суровых богов – они похоже и не подозревали, что близки к истине. Спираль Элеисов занимала свое место в перечне безупречных сокровищ Укуля, но хранители генеалогических свитков из столицы все равно периодически получали внезапные анонимные пожертвования, чтобы она там и оставалась. Родовой позор, замалчиваемый стыд – их Сиятельность была с изъяном. Сырого могущества было не отнять, но оно было рассеянным, прискорбно хаотичным. Таланты проявлялись по-разному, с разной силой, часто противоречили друг другу. Прадеды тайно финансировали исследователей из академий магии и медицины, изучали экспериментальные техники, даже закупали редкие и опасные реагенты из Внешних земель для посвятительных ритуалов. Все без толку – непокорное семейное наследие отказывалось исправляться. Да еще и упорно прописывалось в Спираль из поколения в поколения, издевательски легко побеждая попытки разбавить их кровь куда более ручными и почтенными линиями.

Изысканное искусство прошлого их подвело. Более того, к разгару Священных походов от него стало только хуже. Святые воины Элеисов были острием копья, авангардом завоевания, но уже к Третьему люди стали говорить, что яд и бешенство Внешних земель толкнули и без того нестабильное семейство на путь упадка и безумия. Затем явился Ньо-Алон, Ярый-в-Смирении, владыка покаяния. Он открыл глаза Укулю и помог исправить ошибки прошлого, укротить гордыню, угрожавшую повести их по пути Погибших Домов. Укуль свернул экспансию, возвратился под защиту благословенного Контура, дабы размыслить о причинах поражения. Элеисы вернулись под Контур, чтобы осознать – их беды явились последствием ярости и жестокости, с которой они воевали за правое дело. Под благим полумраком дома и под злым солнцем чужбины. Отныне надлежало направлять свой пыл по каналам долга, через шлюзы Учения в хранилища последовательного добра. Чтобы свет горел ярко, но ровно.

И это сработало. Хоть полной гармонии по-прежнему достигать удавалось не многим, но….

- Ай!

Рука кузена напряглась снова, но ударил он щитом. От этого она увернулась, но родич подскочил ближе и подсек ее ногу своей. Миэн упала на землю тренировочного дворика, в пыль и прах стыда. Столько мыслей об искусстве, ах!

- Не зевай, сестренка, - кузен помог ей подняться, - Раз уж решила идти по нашему пути, будь готова ко всему и всегда. Или ты думаешь, выродки с мутантами будут играть по нашим правилам?

- Не думаю, - улыбнулась Миэн. Плац чуть дрогнул, бронза поножей и заклепок сандалий поехала с сторону, самую малость. Кузен потерял равновесие, шлепнулся на спину. Скосил глаза на затупленный наконечник тренировочного меча, нависший над лицом.

- Но и я тоже им ничем не обязана!

- Миэн, не делай так больше! – кузен окинул дворик настороженным взглядом. Сейчас там были лишь они, да старый оруженосец из немагической касты, верный вассал их малого дома. Юноша чуть расслабился, но все равно сказал:

- Ты меня слышала?

- Слышала. Прости, - смутилась женщина. Все-таки эту неделю она чересчур расслаблена, слишком грезит о подвигах. Как сказал Явиль Секира Долга - подменяет верные поступки верными мыслями. Сейчас вот воспользовалась той самой силой Элеисов, не запретной, но неодобряемой. Хорошо никого из посторонних нет. Еще лучше – что этого не видел отец.

- Благородная госпожа? Вы просили напомнить вам о встрече, - сказал оруженосец.

- Да, конечно, спасибо, - кивнула ему Миэн, - Вы воистину ответственны и надежны. Как и всегда.

Польщенный старик поклонился, забрал тренировочные мечи со щитами и ушаркал прочь. Миэн облегчённо вздохнула. Эти глаза… Иногда она думала, что, когда еще жила на женской половине башни, вдали от младших каст и помыслов о войне – жить было проще.

Миэн опомнилась и отругала себя. Благородной госпоже не пристало так бояться верных вассалов. Да и потом - жить было проще, это так, но и невыносимо скучнее. Когда стало окончательно понятно, что других детей у Элеис Тоёля, Последнего Свято-Воина, уже не будет, отец уступил реалиям политики, насущным интересам и требованиям семьи. Ее провозгласили не временным, а подлинным наследником, открыли прежде запретные пути для службы роду. Она оставила платье благородной леди и жезл целительницы, посвятила себя искусству войны. И, святая Окельо, благая праматерь - свидетель, ей это пришлось по душе. Особенно потому, что, потеряв надежду увидеть ее в роли правильной дочери, отец решил, что поздно горевать о шестнадцатой душе и предоставил ей лучших наставников и, в остальном, полную свободу.

Прочие безупречные семьи возмущались решению, но вяло – в эти суровые годы, эпоху углей и пепла, ни один из благородных домов не мог быть уверен, что его линия в достаточно безопасности. Даже столица это понимала и Верховный совет принял-таки, хоть и со скрипом, поправку к законам о наследовании титулов и земель. Верховный жрец даже вспомнил по такому случаю, что самим существованием Контур обязан Святой Окельо, Непокорной Правде, Яростной Осторожности, Госпоже многих умений.

Кровники из Четвертого, помнится, смеялись этим лишь дай повод. Долго смеялись. Пока их собственный наследник не оказался убит. Убит мутно, невесть с чего взбесившимся телохранителем тсаанского князька, поправшим право дуэли. Поговаривали, что это и вовсе был варвар, бездушный из потерянных стран. Миэн в это не верила – слишком уж это… фантастично. Бездушный, в благословенных землях? Напоминает сюжет их тех романов, которые скрашивали ее дни, когда она еще не открыла для себя сладость Учения. Хотя… было бы особенно приятно если бы эти глупцы прошляпили дикаря на своей территории. Не лишний удар по самомнению, хотя эти Исчелли и без того продолжают тупить – пускай их патриарх вынужден был пойти по стопам Элеисов и провозгласить внучку наследником, они сами себе воткнули нож в спину тем, что никогда, может и назло, не заботились о ее образовании. Бедная кукла была окована своей ролью, никогда не держала в руке ничего важнее вязальной спицы и была, по опыту общения, премного уныла. Декоративная Исчелли. С такой и соперничать - стыдно.

Миэн вздохнула и отвергла ложную радость. Желать, даже кровникам, чтобы причиной их бед оказался бездушный – недостойно воительницы Ордена. Радоваться их упадку, в те времена, когда иссякают столь многие некогда великие имена – противно долгу настоящей Сиятельной. Гордиться тем, что она оказалась лучшей наследницей в сходной, угрожающей для рода ситуации – не пристало почтительной дочери.

"Да, не забывай – еще тебе приятно осознавать, что ты усядешься на кресло отца и будешь сама управлять цитаделью." – прошептал внутренний голос. Миэн поблагодарила его за напоминание и придушила медитацией. Она достаточно хорошо поняла, что этот великий почет, но из тех, что преждевременно гасят глаза и сгибают спину. Как и кузен, обрадовавшийся тому, что и дальше останется повелителем маслодавилен и оранжерей, а не крепости, вечно готовящейся к осаде и уже триста лет не осаждаемой.

Что ж, последнее обещает измениться. И, хвала Множественным Владыками – не плохим образом. Укуль просыпается и собирает силы. Сиятельный вновь готовы заявить о себе. И даже если, не приведи боги, это окажется их лебединой песней – пусть будет так, это лучше прозябания… на своей, отгороженной половине дворца.

Впрочем, до чего же она прекрасна, эта половина, её Укуль. Невзирая на опасность опоздать, Миэн позволила себе подойти к парапету стены и посмотреть на мир. Отсюда открывался любимый вид, так и не прискучивший ей за все ранние годы, заново согревший ее после возвращения из семинарии.

Внизу царили белый камень, бронза и благословленное стекло. Рифленые колонны и стрельчатые арки. Купола и шпили. Жилые дома знати, училища и храмы, сады с колоннадами и беседками. Округлые шапки пиний и свечи кипарисов. Ветер доносил до нее лепестки цветущих вишен и перезвон фонтанов. А вокруг нее, за внутренними стенами – прекрасные в своей суровой простоте казармы верхнего гарнизона. Великие предки даже склады и конюшни строили на века, по законам математической гармонии. Золотой канон пропорций, углов и длин, лучшие материалы, подлинный Янтарный век.

Миэн осознала, что опять сбилась на манеру мыслей послушницы. Которая еще лишь выбирала себе путь, незрело перескакивая с увлечения на влюбленность, от целительства и выплавки стекла до искусствоведения и архитектуры. Миэн напомнила себе быть более собранной, но каяться не стала. Шестая цитадель и впрямь заслуживала восхищения.

Она позволила себе еще пару минут. Иногда эмоции лишь укрепляют силу воли.

Еще на ярус ниже, за кварталами знати, на отдельной террасе, располагалась Площадь собраний, с галереями для торговли и платформами для выступления и проповедей. А еще дальше, у самого основания холма – пестрый, красный и синий хаос черепичных крыш. Едва не перехлестывающий за внешние стены. Стараниями в том числе и ее семьи, Шестой гарнизон был не только грозной крепостью, но и процветающим городом. Не каждое привнешнее владение могло похвалиться таким успехом. Исчелли, например, гнушались общаться с младшими кастами, забывали о долге пастырей. Не только ленились направлять простецов на путь благих перерождений, но даже пренебрегали и их телами. При таком прискорбном подходе неудивительно, что именно у них сохранилось больше всего староверов и невеж. Миэн, пожалуй, сложно было упрекнуть цепляющихся за варварство младших вассалов Исчелли – от таких и сама мех на голове отрастишь.

Миэн вздохнула и посмотрела дальше, на природу. Природа умиротворяла. Воистину их сектор – один из самых богатых! Поля с первой зеленью нового цикла, оливковые сады и виноградники, до самого Контура... Женщина решилась, укрепила волю и заставила себя повернуть голову и посмотреть на него внимательней. Разбавить идиллию суровым напоминанием, в тему предстоящим разговорам.

Благословенная граница была совсем рядом, отсекая половину горизонта, переливалась собственным добрым янтарем и алыми разводами отраженного обратно в Ядоземье фона. Дикого, злого и разрушительного. Долго на эту борьбу и смотреть-то было страшно. Даже голова болела, особенно у неодаренных магией. От мельтешения цветов, и от осознания того, что творится за этим древним куполом. Отец рассказывал, что еще в дни его молодости защита была настолько плотная, что за ней можно было разглядеть лишь немногое, самое близкое и яркое. Или самое темное.

В ее годы за жизнью искалеченной луны можно было следить, как за пьесой в древних стеклянных инфо-сферах. И увиденное не радовало – там до сих пор желтели прошлогодней травой луга, тянули к небу ветки деревья – черные, голые и скрюченные. Местами почву до сих пор скрывала эта грязно-белая пакость – снег. На холме чуть поотдаль, уже едва видимой, скалилась частоколом дикая крепостца. Формально – союзническая, она все равно раздражалаа Миэн, как пьяный и рваный сосед, храпящий в грязи посреди своего двора – так вроде говорят простецы?

Хуже всего то, что Миэн была, одной из немногих, лишена отрады благой лжи, что Контур стал прозрачнее будто бы из-за того, что луна успокаивается и слабее на него давит. Она знала, что нас самом деле все гораздо хуже. Даже наследие безупречных предков и то дает слабину, вынуждая Орден вести себя не по-Орденски. Заставляя его плести недомолвки, полуправду и откровенный обман, лишь бы среди населения не началась паника. Ничего, это еще поправимо.

Миэн поняла, что засмотрелась и упустила возможность зайти на нижнее подворье и переодеться. Не страшно, воинская туника, поножи и кираса - надлежащий костюм для дочери коменданта. Разве что…

Она сосредоточилась и усилием воли стрясла с себя налипший песок дворика. Развернулась и направилась к центральной башне. Грандиозная в видимом, тварном, диапазоне, в магическом она вздымалась еще выше. Подпирая исходящей от кристалла на шпиле энергией купол Контура. Ниже поток был единым, но, столкнувшись с главным щитом, растекался по нему извивами молний. Напитывая священную границу от линий силы, проложенных еще самой святой Окельо.

Контраст между родными краями, возделанными и залитыми очищенным светом от Контура и облученным диколуньем за границей питал её размышления всю дорогу до левитатора. Потом пришло время отречься от философии ради концентрации. Ради пятой души и ее волшебства. Встав по центру шахты, в кольцо древней магмашины, она изгнала из разума постороннее, подключилась к благому фону, зачерпнула и направила магию. Кольцо зажглось огоньками преобразователей и вознесло ее сразу на сорок пять этажей. Женщина замедлилась у нужного балкона и аккуратно перелетела на начищенный до блеска, беломраморный пол. И по осознанной привычке прочитала благодарственную молитву в честь древних волшебников, сотворившего такое чудо. Воистину, строившие Шестую цитадель укулли были мастерами своего дела, даже более чем прочие. Не каждая великая башня могла похвастаться таким совершенной инфраструктурой, до сих пор работающей и столь… эффективной. Миэн почти и не заметила расход магии. А вот у Исчелли в их гнезде…

"Довольно об Исчелли" – приказала себе Миэн, нахмурившись.

Тяжелые, бронзовые двери в кабинет отца оказались закрыты. Стражники у них стояли навытяжку, еще более суровые и бдительные чем обычно. Энерго-посохи в их руках пересекались под идеально выверенным углом. Рядом, у гостевого столика, сидели два незнакомых воина в стеклянных доспехах и о чем-то тихо беседовали. Увидев ее, они прервались и сдержанно поклонились. Помедлив, и здесь Миэн уловила намек – не сразу, мол, признали в непривычно одетой женщине коллегу полного посвящения. Какие-то они больно наглые для здешних, наверняка…

"В первую очередь следи за собой, о дшерь Укуля" – процитировала себе женщина.

Сол-Элеис Миэн направилась к дверям, но скрещение посохов не дрогнуло от ее поступи.

- Госпожа Леди-Наследница, господин Лорд-Комендант просил никого к ним не пускать, - охранник показался Миэн непривычно нервным.

От титулов посетители разом подобрались и смотрели куда более уважительно. Миэн это не обмануло. Как-же, как же, еще не наслышаны… туристы.

- Мой отец сам просил меня прийти… - Миэн бросила быстрый взгляд на парящую над подставкой инфо-сферу и убедилась, что надлежаще пунктуальна, - … именно в это время.

- Господин Лорд-Комендант просил никого не беспокоить, пока он дает аудиенцию господам-лордам из Ордена, - за прорезями стражничьего шлема глаза светились мукой верного вассала, оказавшегося меж двух огней – уже отгорающего, но еще смертоносного и идущего ему на смену… молодого, но уже смертоносного.

Миэн сжалилась, кивнула и отошла к стене, дожидаться своей очереди. Прислонилась спиной к стене и задумалась. Все это очень загадочно. Элеис Тоёль не был из тех, кто меняет свои планы в угоду каждому захожему функционеру. Наверняка это не простые люди, а кавалеры Ордена высшей важности. Может, даже из тех героев, кому доводилось бывать во внешних странах. Были у отца знакомые, лишь чуть младше его самого, также заставшие времена, когда Орден еще ходил туда великими походами. А иногда случалось и такое, что Элеис Тоёль делился мудростью с новым поколением, увы не святовоинов, а всего лишь военных советников и дипломатов. Но все равно, странно. Такое на ее памяти еще приключалось внезапно.

Миэн решилась и, незаметно от всех, положила ладонь на стену. Потянулась к магии, не почетной, из тех что даруют душу Сиятельным, а так… еще одному шальному умению Элеисов. Женщина настроилась на камень и бетон, почувствовала как по ним идет высшая магия – лишь отдача от колоссального напора поддерживающего потока, но и его она с трудом отсекла. И куда более приземленные, обычные колебания – ветер, заставляющий слегка качаться даже такую громаду как башня Шестой цитадели. Грохотание машин на техническом ярусе, гонявших воду по свинцовым трубам и простецкую энергию по медным вервиям. Троюродная сестра в своих покоях этажом ниже, решившая… позор. Так, этого точно не надо… Ближе, еще ближе… Мириады, как же давно она этим не пользовалась... Вот, то что нужно.

Голоса за стеной сразу стали громче, словно это она сама, лично оказалась в кабинете отца.

- … таким образом, мы всецело рассчитываем на вашу поддержку.

Знакомый голос, где-то она его слышала и неоднократно… Миэн сделала поправку на искажения от фонового потока и поняла: лорд Тулун! Почтенный командир, немало лет подвизавшийся во благо Ордена на территориях этих ламанни, союзников. Много сделавший для того, что в полуварварские края проник свет Укуля. Говорили, впрочем, неофициально, что именно он в последних переговорах внушил этим ветреным гордецам-послушникам должный трепет, перевесивший чашу весов в пользу заключения выгодного договора о поставках товаров из Ядолунья. А еще он часто навещал Дом Войны, в котором она обучалась на третью ступень посвящения. Его даже полушутя называли патроном всего их крыла Ордена, хотя по титулу он так и оставался сотником. А на церемонии выпускного опечатывания он лично похвалил ее успехи в столь разных сферах Мастерства и Учения…

Тем внезапней оказалась ярость, с которой отец ответил лорду-сотнику:

- Да вы с ума сошли!

- Осмелюсь предположить, что нет, господин Иль-Элеис Тоёль. Со всем почтением, мы уверены, что ваша дочь будет лучшим вложением в предстоящее дело от всего Шестого сектора. В наше общее дело.

- В вашу авантюру, лорд-сотник! Она не менее безумна чем вы сами, и ваши друзья. Это пустая трата и так ограниченных ресурсов, и я не позволю чтобы моя дочь…

- Командование оказало мне великую честь, предположив, что мое умение управлять ресурсами – достойно внимания, господин Лорд-Комендант. А ваша дочь признана отличной наследницей, талантливой и многообещающей, украшением любой семьи. Шестая цитадель же – самым возлюбленным и желанным уголком Укуля. Так ведь, господин Иль-Элеис Тоёль?

Миэн поежилась. Так на ее памяти с отцом еще никто не говорил. Еще небывалей - отец промолчал.

- Хотя и не все так считают, конечно, - как ни в чем не бывало продолжил лорд Тулун, - Некоторые семьи утратили высокий вкус и блеск прошлых времен. Взять, например, Исчелли из Четвёртого. Прискорбное самомнение, ужасные манеры. Впрочем, в их случае не все потеряно, они обещали мне прислать людей и средства, и много – похвальное рвение, не находите? Их патриарх даже сказал, что буде такая необходимость, они смогут взять на себя вашу долю и призыв. Я взял на себя смелость уверить его, что до этого не дойдет. Или я поторопился?

- Мне следовало скинуть вашего агента с вершины башни, еще когда вы впервые постучались в мои двери, звать мой род в это свой… кагал! – наконец произнес лорд Элеис.

- Осмелюсь напомнить, что вы этого не сделали. А теперь, я не смею больше отнимать ваше драгоценное время и смиренно прошу дать мне ответ, который я могу передать командованию.

- Вот что я тебе скажу, ты… погоди-ка…

Похоже, Миэн от волнения сбила концентрацию. Отец засек ее плетение и, неизмеримо более опытный и могущественный, немедленно разорвал его, легко, как осеннюю паутинку. И тут же обезопасил кабинет от любых попыток прослушки Малым Даром Элеисов.

Женщине стоило большого труда не вскрикнуть, не отшатнуться от стены. Откат от разорванного заклинания ударил по голове, словно она треснулась затылком об стол. Но Миэн удалось промолчать, и, она надеялась, даже сохранить безмятежное лицо.

Спустя еще половину часа дверь открылась. Лорд-Комендант, улыбаясь, проводил гостя до края платформы, пожелал быстрой и ровной дороги. Если бы Миэн сама не слышала, как до того шел разговор, то сочла бы, что лорд Тулун и отец – друзья-ветераны, старый и сильно моложе, но равно связанные узами боевого братства. Что лорд-сотник и патриарх дома Элеисов хорошо провели время, распив кувшинчик Слез Окельо. Вспомнили славное прошлое, пожаловались на молодежь, похвалились урожаем оливок и бобов в оранжереях.

- Передавайте от меня привет господам. Напомните, что Шестая цитадель по прежнему на месте, наши стены крепки, а копья – готовы к службе.

Дорогие гости слевитировали вниз, один за другим. Потом отец взглянул на нее, словно только что заметил.

- Идем, дочь моя.

Миэн отлипла от стены и прошла за бронзовый портал, с трудом удерживаясь от того, чтобы не втянуть голову в плечи. Иль-Элеис Тоёль, сам, лично, закрыл дверь и замкнул кабинет от магии родни, как уже выяснилось – излишне любопытной. Снял перчатку, другую, бросил их на хрустальный стол. Подошел к окну, заложив покрытые шрамами ладони за пояс.

- Что ты успела услышать? – отец не повернулся.

- Отец, он… он шантажировал тебя? У нас беда? – Миэн слишком хорошо знала родителя, чтобы сейчас размениваться на формальности

- Можно сказать и так, - лорд Тоёль сказал это вроде бы и спокойно, но Миэн отчего-то стало зябко. Даже несмотря на то, что по стенам бежали извивы стеклянных трубок, не только украшавших, но и обогревавших вотчину Лордов-Комендантов. Мерцавших теплым, оранжевым светом. Предшественники Иль-Элеис Тоёля смотрели из ниш с объемными портретами, её предки и родичи из союзных семей. Непрерывная цепь верности, славы и долга, в середине акцентированная рамкой траурной славы. Иль-Элеис Лан, герой войны, оборонивший цитадель от несметной орды мутантов и варваров, прорывавшихся в благословенную страну при правлении первого из Царей Мрака... Ценой своей жизни оборонивший. Её прадед.

Обычно Миэн черпала в этих ликах силы и гордость, сейчас они, как ей показалось, взирали оценивающе и сурово. Исчисляя ее малые достижения на весах вечности.

- Давным-давно я пожелал величайшее сокровище, - сказал отец, не сразу, - И я получил его. Теперь от меня требуют платы, справедливой, может быть. Но пусть демоны вырвут мне все души, если эта справедливость сойдет им с рук!

- Отец, если надо, я приложу все силы, чтобы спасти нас от этого долга! - выпалила Миэн чувствуя себя такой торопливой, такой неловкой, - Ты можешь рассчитывать на меня, если надо будет сражаться за честь семьи! Даже против лорда Тулуна! Даже он пожалеет, если возомнил себе, что может нам приказывать!

Отец отвернулся от окна, моргнул. И сказал:

- Ты так изменилась за это время в Доме Войны…

Миэн не знала, что на это ответить.

- Миэн, они требуют, чтобы ты присоединилась к новому Священному походу.

- Отец, но это же то, к чему я готовилась! - поразилась женщина, - Это же великая честь! Отец… я не понимаю! - Миэн, чувствовала себя плывущей против течения великой реки. Вверх по водопаду. Так недолго и уже так устала… - Отец, я не ожидала, что нам придется напоминать о долге шантажом!

- Ты и вправду ничего не понимаешь, ты глупая девчонка! - крикнул отец, пальцы сомкнулись на широком поясе так, словно старый воин собрался им душить.

- Я там был, слышишь меня? Я! Там! Был! Это не ваша ритуальная прогулка вдоль границы. Даже не удар по ближним варварам, прикрытый союзниками! Они идут в дальнее Ядолунье Миэн! Ты думаешь вот это, – он указал рукой на окно, в котором вдали, за куполом, серели и желтели отравленные территории, - Вот это пустошь для подвигов, смертельно опасная? Да она и на подошву не сгодится настоящему Ядолунью!