- Если на всю историю человечества отвести одну неделю, то день будет равен 660 миллионам лет.
Представим же себе, что наша история начинается в понедельник. В 0 часов возникает огромный шар, Земля. В понедельник, вторник и утром следующего дня ничего не происходит. Лишь в полдень среды появляются первые формы жизни - бактерии.
Четверг, пятница и утро субботы - бактерии стремительно множатся и медленно развиваются.
В субботу, во второй половине дня, около 16 часов, появляются первые динозавры, а пять часов спустя уже исчезают. Более мелкие и слабые животные беспорядочно распространяются по Земле, рождаются и умирают. Остается лишь несколько видов, случайно выживших после череды природных катаклизмов.
В субботу же, без трех минут полночь, появляется человек. За четверть секунды до наступления полуночи возникают города. За сороковую долю секунды до полуночи человек сбрасывает первую атомную бомбу и взлетает с Земли, чтобы впервые ступить на Луну.
Нам кажется, что наша история длится невероятно долго. На самом деле мы,
"новейшие мыслящие животные", появились лишь за сороковую долю секунды до окончания недели, в течение которой существует наша планета.

- Вербуя будущих агентов, ЦРУ пользовалось и такой, совсем простой методикой. В газетах появлялось объявление о наборе персонала. Никакого конкурса, анкет, рекомендаций, резюме. Всякого, кто заинтересовался объявлением, приглашали явиться в офис к семи часам утра. В зале ожидания собиралась сотня претендентов на место. Они ждали целый час, но за ними никто не приходил. Время хило. Проходил еще час. Наименее настойчивые уставали и, недоумевая, зачем их напрасно побеспокоили, уходили, выражая недовольство. К 13 часам дверью хлопало не меньше половины кандидатов. К 17:00 оставалась четверть пришедших утром. К полуночи оставались один-два человека. И их автоматически принимали на работу.

- Педагогическая психология выделяет в любви четыре уровня.
Первый уровень: "Мне нужна любовь".
Это детский уровень. Младенцу нужны ласка, поцелуи, ребенку постарше - подарки. Он спрашивает у окружающих его: "Вы меня любите?" - и требует доказательств любви. На первом уровне мы задаем этот вопрос другим, затем "кому-то одному", который является для нас главной инстанцией.
Второй уровень: "Я могу любить".
Это взрослый уровень. Происходит открытие своей способности испытывать чувства к другому человеку и, значит, изливать свою любовь вовне, и в особенности на своего избранника. Это чувство опьяняет сильнее, чем сознание, что кто-то любит вас. Чем сильнее вы любите, тем яснее понимаете, какую власть дает вам это чувство. Потребность любить станет необходимой, как наркотик.
Третий уровень: "Я люблю себя".
Распространив свою любовь на других, человек узнает, что может любить и себя. Преимущество этой стадии перед двумя предыдущими заключается в следующем: ты не зависишь от других. Тебе никто не нужен ни для того, чтобы получать любовь, ни для того, чтобы ее дарить. Следовательно, больше нет риска испытать разочарование или пережить предательство любящего или любимого существа. Любовь можно отмерять строго в соответствии с собственными потребностями, не прибегая к чужой помощи.
Четвертый уровень: "Любовь ко всему миру".
Это безграничная любовь. Человек, научившийся получать и отдавать любовь и любить себя, распространяет любовь вокруг себя во все стороны. И точно так же получает ее.
В соответствии с личными пристрастиями, эта любовь может называться по-разному: Жизнь, Природа, Земля, Вселенная, Ки, Бог и т д.
Речь идет о понятии, которое, когда постигаешь его, расширяет горизонты сознания.

Предаваясь безутешной скорби, прекрасный Царь обезьян, Сунь У‑кун, вдруг услышал, что за склоном горы кто‑то горько плачет. Он быстро выпрямился, утер слезы и, оглянувшись, стал всматриваться. Он увидел женщину в глубоком трауре. Всхлипывая, она медленно приближалась к нему. В левой руке она несла плошку с жидкой пищей, а в правой держала жертвенные бумажные деньги, которые по обычаю сжигают на могиле.
«Верно говорится в пословице, – подумал Сунь У‑кун со вздохом, кивнув головой: – «Кто слезы льет, – встречается с тем, кто так же, как он, плачет; кто надрывается в печали, тому такой же горемыка попадается на пути!» Интересно знать, отчего так убивается эта женщина? Дай‑ка я ее расспрошу», – решил он.
Вскоре женщина подошла совсем близко. Он почтительно поклонился ей и спросил:
– О милостивая женщина! Скажи мне, о ком ты плачешь?
Глотая слезы, женщина отвечала:
– Мой муж покупал бамбуковые жерди в даосском монастыре – храм Желтого цветка и повздорил с настоятелем, который в отместку опоил мужа отравленным чаем. Я несу на его могилу эти жертвенные деньги в память о нашем супружестве.
Сунь У‑кун заплакал. Женщина страшно обозлилась и гневно закричала на него:
– Какой же ты невежа! Я горюю и скорблю о моем муже, полна негодования на обидчика, а ты позволяешь себе издеваться надо мной и передразнивать меня!

Сунь У‑кун приблизился к бодисатве, поклонился и воскликнул:
– О бодисатва Пиланьпо! Приветствую тебя!
Бодисатва сразу же сошла с тахты, сложила руки ладонями вместе и, возвращая поклон, произнесла:
– Великий Мудрец! Прости, что не вышла встречать тебя! Ты откуда прибыл?
– Как же ты узнала, что меня зовут Великий Мудрец? – удивился Сунь У‑кун.
– Когда ты учинил великое буйство в небесных чертогах, – отвечала бодисатва, – везде и всюду сообщили описание твоей наружности. Кто же теперь не опознает тебя?
– Вот уж верно говорят: «Добрая слава дома лежит, а худая – по свету бежит!» О том, что я стал правоверным последователем Будды, тебе, оказывается, даже неизвестно!
– Когда же это ты успел стать правоверным? – удивилась бодисатва Пиланьпо. – Что ж, если это так, то от всего сердца поздравляю тебя!
– Недавно я даже удостоился получить повеление, – произнес Сунь У‑кун. – Мне поручено охранять моего наставника Танского монаха в путешествии на Запад за священными книгами.

– Ну что ж! Это легко сделать! – сказала Пиланьпо.
Она выступила вперед и протянула руку, указывая на даоса, который тотчас же повалился на землю и превратился в огромную стоножку, длиною до семи чи. Пиланьпо поддела стоножку своим мизинчиком и, поднявшись на благодатное облако, направилась к своей пещере Тысячи цветов.
Чжу Ба‑цзе, задрав голову, проводил ее взглядом, а затем сказал:
– Эта бодисатва обладает огромной силой! Иначе ей бы не удалось сразу покорить злое чудище!
– Когда я спросил ее, каким оружием она собирается рассеять золотистые лучи оборотня‑даоса, – с улыбкой сказал Сунь У‑кун, – она ответила мне, что у нее есть вышивальная иголка, которую закалил в лучах солнца ее сын. Когда же я спросил, кто ее сын, она сказала, что он правитель созвездия Мао. Правитель созвездия Мао – это петух, а сама она, безусловно, оборотень курицы. Известно, что курицы любят клевать стоножек, вот почему ей и удалось так легко привести в покорность этого оборотня!
Услышав обо всем этом, Танский монах беспрестанно отбивал земные поклоны, а затем обратился к своим ученикам:
– Братья! Давайте собираться в путь!

Не обязательно выигрывать каждую битву, главное — выиграть войну.


Не напивайтесь с утра. В этом случае придется напиваться весь день. И тогда даже кокаин не вытянет.


Деньги не избавят вас от старости. От старости избавит смерть.


Тот факт, что это произошло с тобой, вовсе не значит, что это интересно всем.

В Голливуде не следует злоупотреблять словом «искусство». Там его считают чем-то сродни слову «жопа». Если вы будете слишком часто произносить «искусство», поначалу с вами перестанут здороваться, а потом лишат места на парковке.


Я никогда не кадрирую свои фотографии. «Если ты собираешься фотографировать, — сказал мне однажды Дин, — никогда не кадрируй фотографии». — «Что за черт?» — спросил я. — «Когда-нибудь тебе точно захочется снимать кино, а кино нельзя кадрировать, так что учись видеть кадр сразу».


Камера не похожа на пушку. Но это оружие. Мне кажется, что в революциях сегодняшнего дня проще сражаться с камерой, чем с автоматом, а в некоторых случаях автоматы не понадобятся вовсе. Битва за свободные умы будет выиграна в кинотеатре, а не в танковом бою.


Все то, что я вижу вокруг, заставляет меня думать о том, что мы уже не способны отличить Судный день от обычного.


Иногда я чувствую, что я в одном шаге от того, чтобы заделаться серийным убийцей.


Люди постоянно спрашивают меня о природе зла, которое кроется во мне и позволяет легко справляться с ролями всяких ублюдков. Все это чушь, конечно. Никакого зла во мне нет, просто я ношу трусы на размер меньше.

В пору мира и процветания государства даже отдельные личности проникаются сравнительно мягкими чувствами, война же, при которой людям уже не удается легко удовлетворять свои повседневные нужды, является, как говорит Фукидид, учителем насилия, сообщающим большей части людей черты и привычки, вполне отвечающие тем условиям, в которых они существуют.
Происходила порча языка.
Обычное восприятие слов в их отношении к вещам изменялось в соответствии с представлениями людей.
Безрассудная отвага воспринималась теперь как доблестная верность своей партии.
Благоразумная осмотрительность — как замаскированная трусость.
Умеренность — как личина постыдного для мужчины малодушия.
А умение видеть все стороны вопроса означало, что обладающий им человек ни на какие действия не способен.
Безудержная вспыльчивость признавалась подлинным достоинством мужа, а склонность к осторожному обдумыванию — благовидным предлогом, позволяющим уклониться от действия.
Горячие головы вызывали доверие, а те, кто с ними спорил, — подозрение.
Человек, преуспевший в составлении какого угодно заговора за спиною врага, признавался проницательным мудрецом, а человек, раскрывший заговор прежде, чем тот созрел, — мудрецом еще большим.
С другой стороны, о человеке, к заговорам не склонном, говорили, что он подрывает единство партии, что он-де трус, испугавшийся противника.
Короче говоря, ударить первым того, от кого ожидаешь вреда, считалось делом столь же похвальным, как и донести на того, кто никому никакого вреда причинять не желает.
Отомстить же было куда важнее, чем не потерпеть ущерба, дающего повод для мести.
Победа, достигнутая путем предательства, приносила победителю звание человека, обладающего великим умом.
И то сказать, большая часть мерзавцев предпочитает слыть скорее ловкими плутами, нежели честными простаками. Первое звание наполняет их гордостью, второе — стыдом. Причина же всех этих зол — жажда власти, коренящаяся в алчности и честолюбии.
Ибо люди, возглавлявшие украшенные звучными названиями партии обеих сторон, хоть и провозглашали кто «равноправие народных масс перед законом», кто «ограниченное владычество знати», кто «надежное и твердое правление консервативной аристократии», на деле стремились к единоличному господству над государственной машиной.
В этой борьбе за власть не существовало запрещенных приемов, и все эти люди упивались недолгой враждой, вынося неправедные обвинительные приговоры или насилием одолевая противников.
Что же до граждан умеренных, ни к одной из партий партий не примкнувших, то этих лупили с обеих сторон — либо за нежелание участвовать в общем деле, либо из чистой зависти к тому, что они глядишь да и выживут.
Так и получилось, что в результате всех этих революций греческий мир пропитался порочностью в чистом ее виде, отчего простейший взгляд на вещи, всегда служивший отличительным признаком благородных натур, стал предметом презрительных насмешек и понемногу сгинул, тогда как взаимная вражда двух идеологически различных миров в сочетании с всеобщим недоверием распространилась повсеместно.
И в массе своей наибольшую живучесть проявили люди с подлым складом ума, они-то и вышли победителями.

Люди — эгоисты, которые думают только о собственном маленьком удовольствии в ущерб всему человечеству.

_______________________________________

Душа приспосабливается, а глаз верит.

_______________________________________


— Все рухнет? Мне плевать! Человечество может катиться к черту, пока я получаю удовольствие от моего «Харлея» и сигары.

_______________________________________

Как мало нужно, чтобы все полетело в тартарары.

_______________________________________

Стремление получить удовольствие немедленно, всегда будет сильнее голоса совести. Людей не останавливает даже страх, что их собственным детям нечем будет дышать.

_______________________________________

Нельзя поверить в красивую сказку, пока не расскажут страшную.
_______________________________________

… каждая ложь — это чья-то мечта. Настоящая ложь просто обязана быть красивой, тогда в неё обязательно поверят. Лишь правда способна позволить себе роскошь уродства.

Религия — это наука, изучать которую нужно обязательно. Ты должен знать, из-за чего ведутся все эти войны.


Жестокость очень человечна и очень понятна. Но ни то, ни другое не делает ее допустимой.

Я очень часто исполняла роли жертв, это правда. Но мне кажется, что вся мировая история женщин об этом и написана.

Наверное, это очень страшно, когда твои дети стареют у тебя на глазах.

Грустно, если ты провел детство, так толком его и не увидев.

Знание того, какими именно красками пользовался художник, и понимание его места в истории культуры не способны испортить тебе впечатления от его картин.

Быть понятым — не самая важная вещь в мире. По крайней мере, этого точно не нужно ни от кого ждать.

Страх — эмоция номер один, которая заставляет наш разум прикладывать невероятные усилия, чтобы избавиться от него.

Побеждать лучше, чем проигрывать. Хотя бы потому, что победитель всегда крепче спит.

«Судьба» — очень удобное слово для тех, кто никогда не принимает решений.

Нормальность — это не то, к чему надо стремиться. Это то, от чего надо бежать.

Всегда найдутся недовольные, обиженные, недооценённые, обделённые вниманием, да и просто скандальные бабки - они и есть костяк любого заговора!

Гораздо легче умереть за своих друзей в бою, но так трудно не предать их, когда всё позади, а тебя ждет лишь слава и гордящиеся тобой соплеменники.

Хороший автор откровенен с читателем, а плохой снисходителен к нему.

- О том, как лезли гномы, стоит рассказать отдельно. Если бы я мог, то написал бы об этом поэму. Увы, таких талантов нет…
Начну с того, что ругались они не переставая:
— Мокрохвостки подлые, нет вам тела бодрого нашего гномьего, лярвы плавучие, лбом об корягу вас, гнуси болотные, ха! Не укусите ныне, высоко вам, полнотитьные девы, бесстыжие зенки что пялите зря, не дождетеся вкуса знакомого, фигу!
Ползли родственники тоже на свой особый манер, пузом по веревке сверху и опустив одну ногу вниз для равновесия. Да плюс еще метко плевали в разозленные физиономии речных нерейд. Те, конечно, дико злились, но выпрыгивать из воды на такую высоту вертикально вверх действительно не умели. Чем и пользовались два бородатых нахала, осуществляя законную месть наглым словоблудием…
— Тьфу вам на лысины, жабы бездушные, прямо! Нет вам прощения, в штаны залезавшие к гномам, пальцами длинно-холодными щупая все что попало без спросу! Плачьте же, ибо успев и пощупать, но не достанется вам все равно ничего, и вообще вы противные все тут! Фифы, селедки, хабалки, коровы и драные выдры, не нами!
В какой-то момент мне даже показалось, что от ярости красных нерейд вода в реке начала значимо подзакипать. Но это, разумеется, антинаучно, а потому вряд ли… А вот когда они все-таки добрались до берега и успешно перепрыгнули на то же дерево, где их ждали Эландер и мой хозяин, то добавили, уже абсолютно не стесняясь:
— Ха, рыбы неумные сами с мозгами пустыми, утритесь слюнами! Мы же вернемся и сетью вас к супу изловим, а может, в аквариум даже посадим и будем кормить мелкой килькой, а воду менять вам забудем! Вам чешуей подавиться бы чтоб и чтоб в позах стояли бесцельно, поскольку не дались мы вам, а-ха-ха, вот!

— Тетенька, а тетенька! Ты вон какая большая, понеси меня на ручках, у меня ножки устали-и…
— Будешь меня доставать, мальчик, я тебе их вообще повыдергиваю.