Да и позднее, когда мы уже восстановили контакты с прочими оазисами, то всегда держались наособицу. Независимые, сильные, в неприступном городе-крепости. Когда до нас дошли послы, звать на этот хваленый Совет, очередь в правлении как раз принадлежала партии, которая, скажем так, не любила чужаков. Да и послы эти, чтобы там не говорил Аэдан, вели себя дерзко. В общем, нехорошо получилось. А потом…

- А потом большезадые передрались между собой, - прозвучало голосом Аэдана. Оказалось, что Кан-Каддах уже давно стоял в тени и слушал, - И когда к ним в гости пришли парни из Чогда, как-то внезапно получилось, что союзников у лапнутых не осталось. Такие дела.

- Да что ж вам всем не спится-то? - простонал варау, - Такое утро было хорошее, тихое…

- Как же я мог пропустить очередной разговор на эту тему? Гильдия, хватит рвать обормотню душу.

- А почему это она должна у меня рваться? – удивился Ханнок.

- Ну как же. Варау же прям как Сарагар – половина пронзала носом небеса, вторая вообще считала себя высшей расой. А теперь сидят по соседним княжествам на птичьих правах, да травят байки чужеземцам.

Зараза пятнистая. Теперь Ханнока и впрямь терзала нехорошая параллель. Если подумать, вот накроет его родное княжество озверение, и у кого помощь просить? Майтанне? Ха! Нгардок? Трижды ха! Орден? Милосердней сразу сжечь город.

- Сойданов ты сын, Аэдан! – прошипел варау, скрипнув когтями по камню.

- Еще какой! – согласился дедядя, - Раз уже половина все равно не спит, предлагаю растолкать вторую и выдвигаться. Шесть лап, сколько там до этого твоего Холма Любований?

- Если через час выйдем, к обеду будем, - рыкнул злой, но ответственный кошак.

---

Ханнок уже не удивился, увидев, что Холм Любований - на самом деле высоченная столовая гора, князем торчавшая над соседними кряжами. Поначалу даже не понял, как они вообще собираются на нее всходить. Затем варау привел их к крутой, но ровной тропе на вершину. Потом Ханнок всерьез опасался, что ноги у него по пути отвалятся – подъем был не прост. Нет, доковылял-таки, и даже без раздражавшего Аэдана вываленного языка по-звериному. Начал, похоже, привыкать к копытам. А когда наконец получилось скинуть осточертевшую ношу, перевести дух и оглядеться, то и вовсе решил, что силы и время потрачены не зря.

Отсюда и впрямь открывался великолепный вид. Огненный хребет на севере – снега, точеные ледниками острые вершины, величественные вулканические конусы. Предгорья по правую и левую руку – лабиринт разноцветных скал, каньонов и ущелий. То тут то там сквозь камень прорастала жизнь. Горными лугами и стлаником у самых вершин. Хвойными рощами ниже. По дну долин сосны и ели начинали разбавляться листвой. И даже листва эта, в общую пятнистую тематику, была разноцветной - попадались красные и синие биотные вкрапления. Местами они даже собирались в первобытные анклавы.

На юге зелень начинала доминировать – там рельеф уже становился мягче, сглаженней. Рощицы перерастали в настоящие леса, разделённые лугами. Ханнок припомнил что говорили про маршрут южане и решил, что это уже начинается оазис Кохорика.

Впрочем, на этом направлении в первую очередь взгляд цеплялся не за растительность. По соседству с Холмом Любований возывшалась еще одна вершина. И вот ей слово "холм" подходило куда больше – невысокий, обросший деревьями почти под самую вершину. А вот та была, наоборот, плоской и лысой. Обильно застроенной, хотя и явно нежилой лет так с пятьсот. А потом зверолюд пригляделся внимательнее и пересмотрел оценку - явно с целую тысячу. Развалины внизу явно были в Сиятельном стиле, одновременно похожими на привычную ему укульскую архитектуру и разительно от нее отличавшуюся.

- Старый Тольок. Городище дома Омэль, - сказал Караг. Он уже стащил со спины короб с передатчиком и настраивал аппаратуру.

Ханнок поежился. В свете всего услышанного им за последнее время об истории Юга вымерший город казался особенно зловещим. Хотя в иное время, и в иной обстановке, и впрямь было бы чем полюбоваться: массивные башни, многоэтажные дома высотой с добрый зиккурат. Где бетонные, утилитарные, а где и украшенные арками, колоннами и даже отсюда видно – статуями. Одна из последних, на центральной площади, вообще настоящий колосс, хотя от нее уцелели только ноги в сандалиях.

- Там сильный фон? – с опаской спросил он.

- Нет, - буркнул варау, щелкая прибором.

- Омэлли считались богатым Домом, - неожиданно расщедрился Аэдан, и впрямь, в тон названию горы, похоже получавший от зрелища удовольствие.

- Они любили строить из бронзы и стекла. Если бы там была горячая точка – ты бы увидел декоративные решетки и купола. А так местные давно уже ободрали их на переплавку.

- А камень чего не унесли? – удивился Ханнок.

- Какой? Бетон долбить бессмысленно – если и победишь сиятельное качество, то останешься с кучей щебня. А известняк они часто возили с внутреннего полушария. Он отменно резонирует с магией.

- Тихо вы! - воскликнул пантерочеловек, скакавший по камням с тарелкой в руках, - Славься, Варанг! Есть сигнал!

- Пст Кх-три! Говорит пост Кох-три! – надтреснуто, дребежаще донеслось из короба. Замечтавшийся нобиль даже подскочил от неожиданности, - Кто нс вызвает?

- Лицензия Нга-восемь-тринадцать! Караг Анатаск! У меня срочное донесение для руководства о ситуации в…

- Боги… - выдохнул, Ньеч, в отличие от прочих продолжавший смотреть на руины. Ханнок мельком бросил туда взгляд, гадая что привлекло внимание огарка, но ничего странного не заметил.

- Там что-то не так… Сильные возмущения фона, почти в визуальном диапа… Ах, тьма… вы же не видите…

- Господин Тилив, вы не могли бы не мешать! – рявкнул Караг, - И не вздумайте сканировать…

- Уходим, немедленно! – заорал в голос звероврач.

Это было на него так не похоже, что Ханнок даже отскочил от края скалы. Но все равно успел увидеть, как из центра городища в небо ударил ударил ослепительный багровый луч. Как дрогнули старые башни, одна из которых и вовсе обрушилась вниз. Как в нижней долине деревья мотнуло кронами к развалинам.

- Вниз, живо! – взвыл варау и подал пример, даже забыв про передатчик.

Как сбегали вниз по склону, Ханнок запомнил плохо. Это было сумбурно, быстро и страшно. Казалось, что он и впрямь летит вперед, без крыльев, под откос, а в спину дышит злая магия. Он чудом не споткнулся на тропинке и не переломал ноги.

- Так. Теперь Тольок и впрямь – горячая точка, - зло бросил Аэдан едва они перевели дух и отдышались в низине по северную сторону от Холма Любований. Ахри, суровый, но благой, опять укрыл их от основного выброса. На юге, даже отсюда видимым продолжал сверкать луч, вокруг которого уже закручивались, стремительно чернели облака.

- Тьма, они совсем с ума посходили? Здесь же оазис рядом!

- Еште! Все, быстро! – Караг торопливо, не скупясь крошил плитку антимагического сбора.

- Я правильно понимаю, что в Теркану мы теперь точно напрямую не попадем?

- Ага, - мрачно отозвался Караг и подавился сбором. Откашлявшись, утер усатую морду ладонью и пояснил:

- Теперь только через Кохорик и видят боги, нам туда лучше добраться поскорее.

---

Песня – на севере.
Процветание – на западе.
Ритуал – на востоке.
Война – на юге.

- Четверки Внешнего Варанга. Классическое собрание.

---

Элеис Миэн смотрела на то, как вождь варваров унижается перед господином Укулем. Дикарь выглядел перепуганным и жалким. Тощий, невысокий, морщинистый словно огарок, только еще хуже – с звериными глазами и мехом на голове. Последний даже был наполовину выстрижен – бритый лоб и длинная грива на затылке. Наверняка, в насмешку над настоящими людьми. А уж эта одежда… рубаха, аляповато расшитая синей нитью. Бахромчатая накидка через плечо. Эти ужасные штаны. Действительно – живой экспонат из музея "Быт и нравы бездушных до эпохи просветления".

Южанин мялся, приседал, быстро, как-то дергано кивал седой головой. Ну точно фарфоровый болванчик. Господин Укуль смотрел на него с плохо скрываемой брезгливостью, даже отсюда было видно, из ее ряда. Но, увы, слышно плохо – далеко, и здешний климат играл с чувствами Сиятельной жестокие игры. Вчера болели глаза. Сегодня, вот, со слухом туго. Ничего, они еще излечат эту землю, вернут её к жизни…

Впрочем, и так примерно понятно, что о чем речи ведут. Господин лорд-командующий Семнадцатого Священного Похода Укуль Илай требует полной покорности перед лицом праведной силы. Напоминает, что даже у сиятельного милосердия есть предел. Дикарь трепещет, но еще упирается, глупый.

В ответ на очередной вялый протест лорд-командующий повернулся к своим воинам, повысил голос, повелительно махнул рукой. Стоящий рядом лорд Тулун, ее непосредственный начальник приосанился и перехватил ловчее сверток, что принес с собой на это поле. Миэн посторонилась, давая дорогу, проводила его взглядом, содержащим, как она надеялась, скромность и восхищение в надлежащей пропорции.

Несколько дней назад лорд Тулун возглавил вылазку в место, которое союзники называли Долиной Кипящих Рачков. Все-таки иногда вся эта законтурная дичь может быть и забавной, даже жаль что ей самой поучаствовать не довелось. В этом походе господин Тулун привел туземцев к покорности одним видом своих воинов. Они признали власть Сиятельных и выплатили дань – мешки с солью и странным синим порошком. Говорят, кто-то из оруженосцев попробовал его и отравился. Добрая расплата за глупость.

А еще солевары поднесли Ордену мечи – бронзовые и кривые, как немногочисленные души их владельцев. И вот эти-то клинки полетели на чахлую траву Ядоземья, когда лорд Тулун разом вывернул сверток. Вождь дикарей съежился, заморгал, но покачал головой. Господин командующий повысил голос до крика.

Ядоземец отшатнулся, по штанам стремительно расползлось мокрое пятно. Нет, что за мерзкие это края! Упал на колени и приложился лбом о землю три раза, в сторону новых господ, попирающих сандалиями оружие его собратьев. По слабому жесту дикарской руки из группы южан вышли три заложника. Послы Ордена заняли их место.

Ведомые сгорбленным, спотыкающимся стариком, они направились в деревню. Притулившуюся на острие каменного "мыса", нависавшего над ущельем. Осторожно казавшую деревянные крыши и дозорную вышку из-за частокола. Дикую, как свои обитатели, но Миэн вынуждена была признать – живописную и красочную, в флажках и резьбе. По отношению к сдавшимся позволительно проявлять снисхождение.

Фреп-Врап смотрел на возвращающегося вождя. Тайган Санга вел за собой троицу орденских парламентёров в деревню. Они остановились внутри частокола, но рядом с воротами, чтобы прочие вторженцы с севера все видели.

Золотокожие презрительно оглядывались по сторонам, морща носы. Перебрасывались фразами на своем чирикающем языке. Фреп-Врап его знал его с четвертое по восьмое. Так что когда предводитель делегации заговорил громче, обращаясь к вождю, уловил лишь что-то вроде:

- Долго! Велеть кристалл! Ключи и логовища!

- Одобрень! Одобрень! Сейчас занесем, сомневаться не целеполагайте! – подобострастно улыбнулся вождь. Его Фреп-Врап понял лучше – в отличие от орденцев старик говорил на омэлли. Его на Юге знали куда шире.

- Это что? – удивился один из "послов" внезапно вперившись взглядом в сторону Фреп-Врапа.

- Фольклорист наш! – проблеял Тайган Санга.

- Неопределенность?

- Песни подбирает! Знайте? Ки-Э, Ки-Э! Ханнга-Тше, о Нгара-т-Кау!

Старик сотворил несколько судорожных телодвижений, которые с натяжкой можно было обозвать танцем. Деревенские угодливо захихикали, отводя глаза. Пятно на штанах придавало особый колорит. Как и выражения золотых лиц с серебрянными глазами.

- Голову не натирай! Какой флорист? Какой танец? Кристалл! Ключи! Поклоны с субмиссией!

- Мои повелеватели…

- Немедленно!

Старик со скорбным лицом поманил одного из воинов. Тот подбежал, почтительно протягивая лакированный ларец, длинный и вытянутый. Когда вождь наклонился чтобы забрать его, то чуткий Фреп-Врап услышал, как он сказал, уже на нгатаике:

- Все ушли?

- Да.

- В ущелье никого?

- Да, маги не позаботились.

Старик кивнул и пошел, шаркая, к орденцам, держа ларец на вытянутых руках и бормоча почтительное. Когда оказался рядом, один из них, с виду самый тертый жизнью, все озиравшийся, крикнул:

- Лорды! Где самки с детенышами? Я не ви…

Наблюдательный, но недостаточно быстрый. Тайган Санга отшвырнул ларец и выхватил из рукава кинжал. А затем загнал по самую рукоять в глотку ближайшего сиятельного.

Его дружки выпучили глаза – наверняка попытались колдовать, но обнаружили, что не могут. Кинжал был из небесного железа, не боящегося Ржави – прощальный подарок от князя, который упек обожаемого, но слишком опасного дядюшку в почетную ссылку. Он рвал магию даже лучше лунных собратьев, из обычной руды.

Почти одновременно чавкнуло три удара. Громыхнули створками ворота, скрипнул засов. С вышки, и с платформ защелкали выстрелы, запахло порохом. Над деревней зарокотал барабан войны.

Тайган Санга вытер кинжал и бросил в ножны, хотя особо уже можно было не заботиться – деревня мала, атаку не отразит. Его оруженосец подал меч.

- А ты чего остался, бестолочь? – проворчал старик Фреп-Врапу, - Иди давай, мы задержим достаточно долго, чтобы и ты ушел!

Фреп-Врап покачал головой.

- Ну, как знаешь, - сказал старик и занес меч. Оруженосец уже перевернул сиятельный труп, поднял его за голову. Вогнутое бронзовое лезвие снесло ее одним ударом. Рука у Тайгана оставалась тверда, хотя во многом другом годы были немилосердны к княжьему дяде. Особенно потому что он был полным нормалом, одним из последних в этих краях. Но седой лис ухитрялся даже из недержания сотворить образ и пользу.

Снаружи, за частоколом, кричали. Естественно, заложники уже пошли к Кау. Это вообще была не неожиданность. Но еще оказалось, что орденцы недооценили дальность огневого боя, обманулись невзрачным видом укреплений. Маленькая пограничная деревушка уже собрала с них большую дань, чем вообще заслуживала.

Вождь поднялся на надвратную платформу и швырнул голову на дорогу. Жутчайшее оскорбление – мол, твой череп недостоин того, чтобы его забирать. Впрочем, Фреп-Врап сомневался, что белоплащные невежи разбираются в этикете. Но им и порезанных послов должно хватить. И хватило – одна из платформ уже горела, как и крыша деревенской часовни. Святые вояки поспешно пятились от зубастой деревни, прикрываясь щитами и магией, огрызаясь плетениями и все равно оставляя на земле убитых. Но за их рядами волшебники уже разогревали излучатель.

Фреп видел все это с крыши, куда успел забраться. Сейчас он сноровисто снаряжал верный нарезной огнестрел.

- Эй, фольклорист! – крикнул ему старик, - Раз уж ты здесь, слушай и запоминай!

Тайган набрал в грудь воздуха и запел, с нежданным задором.

- Смейся Кау, папа наш! Нгаре, мама, хохочи!

Воины подхватили:

- Ваши дети рвутся в пляс, не тоскуют у печи!

Фреп-Врап ухмыльнулся, оценив. Выцелил особо расфуфыренного золотокожего, далеко за досягаемостью нгатайских ружей.

- В бронзовых кафтанах, в шапочках из меди!

Отдача привычно ударила в плечо. Белоплащный всплеснул руками и упал. Красивый день.

- Удалые сердцем, властелины эти!

Осадная волшебная призма засветилась. Фреп-Врап мысленно выругался – вот артиллеристы у них себя ценят, не достать.


- Ты не хмурься, папа, про тебя мы помним! Ты не бойся, Нгаре, мы к тебе вернем…

Излучатель выстрелил.

Они услышали барабан, когда шли по дну каньона. А еще – сухой треск пороха и грохот взрывов. Караг жестом велел им стоять на месте и неслышно, черным в тени пробежался вперед, на разведку. Вернулся, успокоенно отмахнулся в ответ на немой терканайский вопрос.

- Что это? –спросил у него Шаи, вслух, хотя и шепотом. Парень уже реже донимал всех туризмом, но сейчас опять не утерпел.

- Война идет. Мимо нас, пока что, - вместо кота ответил Аэдан.

- Там деревня, на гребне долины, - добавил гильдеец, недовольный вмешательством в разговор.

- Нам стоит вернуться?

- Возможно, но позади, если ты помнишь, горячая зона. Либо лезть по отвесным скалам, обходя, либо опять идти через аномалию.

Ханнок вспомнил вместо Кан-Каддаха и его опять затошнило. Когда шли через верховья долины, магическая погода внезапно поменялась. По словам Ньеча, произошла локальная переполюсовка, и то место на время замкнуло на Тольок. Ханнок с трудом представлял себе, что это все на самом деле должно значить, но приложило их знатно. И им еще повезло – эпицентр этого малого сбоя прорвался в каком-то забеге позади. Немного раньше, и пришлось бы прямо по ним. "Малая", тьмать ее, аномалия… Он, наверное, теперь до конца жизни будет помнить, как разом облетели, почернели, а потом и взорвались щепой деревья, попавшие под прямой удар.

Они как раз добили последнюю порцию анти-маг сбора тогда.

- Значит, придется рискнуть, - решил Аэдан, - Быстро, но тихо.

Когда они свернули за угол каньона, оказалось, что здесь в него вливается приток. Стал виден скальный мыс, возвышавшийся над этим побочным ущельем. На нем стояла деревня, отгородившаяся от остального плато частоколом. И горела. Но барабан продолжал грохотать, не в ритм. То ли ударник молотит из последних сил, то ли, что вероятнее – какой-то сигнал.

- Ты знаешь их код? – спросил Аэдан, подтверждая рогатые догадки.

- Нет, - отозвался шестолап, - Но и так понятно – "Враги пришли, с магией".

На их глазах в дозорную вышку деревни ударил яркий луч, оранжевого цвета. Оттенка янтаря и магического стекла. Платформу снесло разом, вместе с шатром и барабанщиком. Дробь, впрочем, не умолкла, лишь затихла. И словно отдалилась. Ханнок протер глаза, стараясь сморгнуть остаточную вспышку и понял, что это не усталость с ним играет шутки. С вершины скалы за деревней клубился алый дым. Затем, на его глазах такой же потянулся от вершины соседнего вулкана – тонкий и едва различимый с такого расстояния. Эстафета была подхвачена.

- Что ж, по крайней мере теперь Кохорик узнает про вторжение, - сказал Аэдан, - Нечего больше глазеть, идём.

Они развернулись, готовясь продолжить спуск по основной долине. По словам Карага она должна была привести их как раз к Кохорику. Но война все не спешила отпускать их.

Кусок стены бокового ущелья, как раз у выхода, внезапно осыпался обломками. Открылся ход в глубину скалы. Ханнок даже успел рассмотреть серую внутреннюю поверхность, характерного цвета омэльского бетона, прежде чем оттуда, в облаке пыли и кашляя вылетел тер-зверолюд. Судя по редкой, белой гриве, стриженой на горский манер – местный. И пожилой.

- Тьма! Они здесь! – взвыл химеро-горец. Поднял огнестрел и не целясь выстрелил. Мимо уха Ханнока свистнуло, позади зло заорали. Кажется, Ньеч. Мир невесть с чего подкрасился алым, сарагарец подхватил посох и метнул, как дротик. Попал, хотя противник оказался крепче шелковичников, свинцовый шип такому – не угроза.

- На меня напали! – крикнул горец, отшатнулся обратно в лаз.

Еще больше криков – ругань, несколько сортов рычания, женский визг. Из потайного хода выбежала еще пара воинов, открыли огонь. Северная группа схоронилась за ближайшим камнем. Заскочивший туда последним Ханнок увидел, что Ньеч живой, вот только держится за окровавленное предплечье. Сонни уже перетягивала ему руку жгутом.

- Ты что не стреляешь? Стреляй же! – лихорадочно бормотал Шаи. Парень смотрел на гильдейца. У того в руках уже был снаряженный лук, но пускать его в дело черный пантерочеловек не спешил.

- Тихо ты! – цыкнул Караг, и уже в голос крикнул:

- Почтенные! Спокойно! Произошло недоразумение!

- Недоразумение? Я тебе покажу недоразумение, орденский ублюдок! – рявкнули с другой стороны укрытия.

- С ума сошел? Какой к тьматери Орден? Я зверолюд! – возмутился гильдеец. – Сейчас мы выйдем, без стрельбы, и поговорим, хорошо?

У входа в лаз зашушукались, но стрелять перестали. Ободренный шестолап высунулся из-за угла и тут же с проклятием нырнул обратно. В то место где только что была его голова дзенькнула пуля.

- Старый козел! – Караг достал-таки из колчана стрелу. Натянул лук и, несмотря на протестующий взмах аэдановой руки привстал на дыбки, разом поднявшись над камнем. Спустил тетиву. И тут же, почти неуловимыми движением дослал вдогонку еще одну стрелу. Снова опустился на все четыре, скрывшись за камнем.

- Ладно, давай поговорим, с-снайпер! – послышалось хриплое старческое рычание.

Ханнок выскочил на открытое место прямо следом за варау. Кровь кипела, хотелось кого-нибудь порвать. Или хоть красиво словить выстрел на бегу. Дурные мысли. Но когда увидел открывшуюся сцену, передумал.

Старый горец, зло оскалившись, стоял у деревянной, открытой настежь двери потайного лаза. Оба его крыла были аккуратно прибиты стрелами к доскам. Правое и левое, на одной высоте, словно отражаясь в зеркале. Раны слегка кровили, но судя по всему для жизни не были опасны. Рядом уже суетились его вояки, как оказалось совсем еще юнцы. Вытаскивали засевшие в древесине наконечники. Зверолюд скрестил руки на груди и зло постукивал копытом по камню.

- Ничего себе! – прошипел сарагарец. Потому как присвистнуть не получилось.

- Да, вот поэтому я и таскаю с собой не ружье, - огрызнулся гильдеец, - Ты какого вылез поперек батьки?

Впрочем, Ханнок заметил, что он польщен, и прятаться не пошел.

- Вы кто такие?

- Простые путники, идем в Кохорик.

- Это плохое время для прогулок.

- Мы его не выбирали. Послушайте, почтенный, неужели вы всерьез верите, что зверолюди, огарок и носители стали бы…

- Я уже не знаю, чему мне верить, - отрезал горец. Его помощник вытащил наконец стрелу из правого крыла. Демон развернул его, а затем сложил, с виду даже не замечая раны. А ведь Ханнок по своему опыту знал, что перепонки весьма чувствительны.

- Я же из Гильдии, - продолжал напирать на здравый смысл шестолап. Старика не впечатляло.

- Ага. Варау. Омэлепоклонник чертов.

На мгновение шестолап потерял выдержу. Оскалился, зарычал. Эти намеки явно достали его по самые мохнатые уши.

- Люди ждут… - осторожно напомнил крылатому вояке один из юнцов. Тот лишь сурово пождал губы, так что клыки стали еще заметнее. Левый был сломан.

- Так, не веришь варау – я только за. Но может тебя Кан-Каддах устроит? – донеслось из-за камня. Аэдан вышел на открытое место, снял шапку. Поднял руку с медной пластиной.

- Мерзкое нетопыриное отродье!

"А сам-то?" – подумал Ханнок. Но промолчал, потому как ясно было – старый козел и здесь все вывернет по своему хотению.

- Да хоть бы и так. Но Сиятельные мне тут точно не нужны, родич. Я к папе иду.

- Укульский конь тебе родич! – прошипел демон, но и впрямь крикнул назад, в тоннель:

- Выходите!

Беженцев оказалось немного. В основном женщины, из тех, что постарше, и дети. Бойцов в зените жизни вообще не было. Кое-кто плакал, иные же сохраняли южную бесстрастность. Того сорта, что всегда готов взорваться яростью. Ханноку стало неуютно.

- А где этот песенник? – спросил старик, пересчитывая сородичей. Пока делал это вытащили вторую стрелу, кот подошел забрать, но у подстреленный демонстративно сломал древки и вышвырнул прочь. Караг, ворча, сбегал подобрать обломки с дорогими наконечниками.

- Остался там.

- Сволочь! – взвыл старик. - Почему он, а не я? Тьмать, сопровождать в последний путь господина должен был я!

- За вами идут? – сказал Аэдан, возвращая бешеного обратно в этот негероический мир.

- Наверняка! – полузубый столь же внезапно развеселился. И рявкнул так, что Ханнок подскочил от неожиданности:

- Поджигай!

Мгновения спустя наружу выскочил последний беженец – однорукий, с дымящейся запальной палочкой в уцелевшей ладони. Еще минута, томительная, которую беглецы пережидали со смесью тревоги, скорби и надежды. И жахнуло.

Часть скальной стены между ними и деревней сложилась вниз, осыпавшись мешаниной красного камня и серого бетона. Обнажились половинки комнат, переходы, словно развороченный старый улей.

- Тьма! Что там было? Комплекс Сиятельных? – Аэдан держался за голову, видимо слегка приложило ударной волной. Ханнок стоял удачнее, опомнился быстрее.

- Ты любопытен, сойданов сын! - буркнул рогатый горец. Ему уже передали какой-то длинный свёрток и он прижимал его к кирасе с таким видом, что если кто покусится – загрызет.

- Если там и было городище, то неучтенное, странно все это, - шепнул Кан-Каддаху гильдеец. Услышал не только Ханнок.

- Вот, вот, валите отсюда к своим господам, рассказывайте, пока целы! – продолжал неистовствовать задира.

- Здесь один спуск к Кохорику, - сказал Караг.

- Мне начхать!

- Мы не станем из-за вас карабкаться по скалам в обход!

- Я сказал…

- Может ты и хочешь пойти вслед за вождем, Доннхад, но он не для того пожертвовал собой! – крикнула одна из деревенских. Остальные согласно заворчали.

- Ты не смеешь сомневаться в моей решимости! В его доверии! - огрызнулся Доннхад, перехватил ловчее сверток и пошел вниз по ущелью первым. Вопреки словам его слегка мотало, он натыкался на камни, спотыкался.

- Эй, док, идти сможешь?

Ханнок вспомнил о подстреленном огарке и устыдился, что забыл. На счастье, тот и впрямь уже встал, хотя и был даже бледнее обычного.

- Везет тебе, мой друг! – поздравил его Шаи.

- Не везет, - покачал головой Ньеч, - Я магией скрепил. Но идти смогу.

Ханнок вспомнил еще и слова "Я плохой маг" и с большим трудом подавил желание догнать горца и открутить дурную, упрямую башку. Вот тебе и зверолюдская солидарность.

Ньеч упал незадолго до того, как они покинули каньон. Все-таки и впрямь огарок, не сиятельный – кровь затворить навыков и магического запаса хватило, восстановить силы – нет. С проклятиями остановились, соорудили наспех носилки из двух копий и щита. Несли поочередно, но в основном – двужильный Кан-Каддах и выносливый от проклятия сарагарец.

- Он нас задерживает! – прошипел Доннхад.

- Ты нас задерживаешь! – парировал Аэдан. Затем подошел и что-то тихо сказал рогатому горцу. Тот оскалился, но замолчал. И больше не возмущался.

Выход в еще одну долину, на этот раз действительно широкую. И зеленую – растительности было много, леса перемежались с полями. На вершинах холмов виднелись деревни – окруженные частоколами, с дозорными вышками. Многие посты курились красным дымом, отовсюду слышалась барабанная дробь.

По пути к городу к ним присоединилось еще две группы. Одна – целиком снявшаяся с места застава, даже вместе с пятеркой бойцов. И вторая, ближе к вечеру и ближе к Кохорику. Нагрянули внезапно из зарослей, едва не спровоцировав очередную потасовку. И эти были в куда худшем состоянии – много раненых, обожженных. Ханнок понял, что барабан последней деревни, которую они недавно проходили, затих отнюдь не от усталости сигнальщика.

- Орден так близко? – тихо спросил Аэдан.

Беженец в посеченных доспехах, с замотанным окровавленным бинтом глазом лишь угрюмо кивнул. И тут же застонал от боли. Кто-то начал молиться.

- Как они так быстро идут через оазис? Как, тьма?- Аэдан выругался, незнакомо, дзокающе.

- Они… внезапно пришли. Словно знали как обойти заставы. Я думаю… – сказал одноглазый.

- Молчи! – рявкнул на него Доннхад.

- Почему? – удивился беженец. – Ты думаешь, что эти…

- Я не знаю, кому можно верить! – рыкнул рогатый.

- Мы не с Орденом, сколько можно повторять! – если бы Доннхад знал Аэдана так же хорошо, как успел Ханнок, то поостерегся опять паранойю разводить. Кан-Каддах сейчас был таким же, как в разгромленной деревне солеваров.

- Ага, - одноглазый согласился, но как-то слишком осторожно. Ханнок с трудом подавил желание всех обматерить. Вот ведь мерзкий старикашка, теперь на бегу, да с носилками в лапах еще и следить, чтобы в спину острие ненароком не ударило. От щедрот якобы своих.

Прервалась еще дробь. На этот раз справа и совсем близко. За секунду до этого за кронами деревьев полыхнула янтарная вспышка.

- Они фронтом наступают! Прямо за нами!

Открылось второе дыхание, даже у раненых из последней деревни. Вернее, почти у всех – окровавленная девушка, которую приходилось поддерживать, пока никто не видел, оказывается, тихо перерезала вену на руке. Чтобы не задерживать. Бешеные они все здесь, у горцев, даже женщины.

Помимо этого вертелась в голове нехорошая мысль – откуда, ну откуда у Ордена такие ресурсы? Влезть даже не в соседнее княжество, а на грань ойкумены. Да еще незаметно. И вместе с арсеналом могущественных заклятий и артефактов. А ведь раньше Сиятельные береглись протаскивать наследие предков за Контур, даже на войну с Саэваром. Драгоценное это наследие и невосстановимое – несмотря на любовь пускать пыль в глаза, даже союзники Укуля про это знали. Что же изменилось? Они открыли новые источники магии, пока Нгат был занят грызней с самим собой? Или же совсем отчаялись? И тот и другой вариант внешним землям ничего хорошего не сулил.

Впрочем, вскоре стало не до политики. Приходилось следить, как бы не навернуться. Ньеч, даром такой щуплый с виду, тяжелел с каждым пройденным забегом. В кои-то веки химер был благодарен судьбе за озверение – нормалом бы так поддерживать темп не получилось.

- Друзья, спасибо вам… - тихо донеслось с носилок, - Давайте…

- Заткнись! – рявкнул Ханнок, - Хоть ты в варвара не играй!

Краем глаза заметил, как с еще большей неприязнью скривилась морда Доннхада. А казалось уже и так свирепее некуда. А вообще - плевать.

- Где остановимся? – спросил сарагарец Карага. Даже с такой погоней за спиной они не смогут пройти далеко без передышки.

- В Кохорике, - ответил шестолап, - Город стоит с края оазиса. Как раз нашего края. Близко уже.

- Насколько?

- Вот за этим холмом.

Наученный горьким опытом, Ханнок расслабляться не спешил. Уже заучил накрепко, что здешние края не любят, когда к ним относятся легкомысленно. А еще – наивных оптимистов. И, в принципе, правильно делал.

Когда обогнули холм и лес расступился, у него оказалось какие-то десять минут на то, чтобы налюбоваться пейзажем. И он воспользовался ими сполна, пусть и на ходу, даже несмотря на вечную угрозу засмотреться, споткнуться и скопытиться. Уж очень картина того заслуживала.

Ядоземье, тьмать его, страна обманчивых слов. Кохорик, этот “небольшой по южным меркам город, горское гнездо” как его пару раз называли Аэдан с Карагом, показался во всей своей красе. И выяснилось, что по размеру он мало уступает Сарагару, жемчужине Севера. Город раскинулся на широкой вершине плато, пересеченной потоками, вдали обрывавшейся вниз утесами и водопадами.

Ряды за рядами крыш, темневших сланцевыми плитками, серевших дранкой, ощетинившихся острыми коньковыми балками Несколько зиккуратов. Стадион для игры в мечемяч. И огромная башня Сиятельных по центру, напомнившая сарагарцу дом до рези в глазах. В отличие от Клыка древняя постройка сохранила верхние этажи, хотя даже отсюда было видно – крышу ей достроили уже новые хозяева, в своем стиле. И получилось как всегда в этих землях – противоречиво и тем гармонично. Башней сиятельная архитектура здесь не ограничивалась – чуть поодаль, но еще в пределах городских стене виднелись купола. Серые и черневшие проломами, но когда-то, если Ханнок еще не позабыл канон, наверняка оштукатуренные в слепящую белизну. Местами через трещины в куполах пробивался то ли пар, то ли белый дым. А с вершины центральной башни – алый, военный.

И самое главное – те самые стены, их спасение. Каменные. Низкие, толстые, пугающе современные – для порохового боя. Земляков ждал сюрприз – варварские земли следили за военной модой.

Естественно, Орден подгадал как раз такой момент, чтобы надежда беглецов окрепла, получила под собой основание. И начал их нагонять. Ханнок вначале заметил, как то и дело стал оглядываться назад шестолап. А затем и сам различил конский топот. Услышал бы и раньше, да клацанье собственных копыт мешало. Южане перешли на бег, размеренный у вояк, спотыкающийся, из последних сил – у гражданских.

Смотреть назад Ханнок не стал – бессмысленно. Лишь кольнуло страхом, пополам с восхищением. Нет, ну что за золотые отморозки! Едва влезли в чужие края, с лету вонзились в ближайший оазис как горячий нож в масло. Судя по всему, разбились на группы, атаковав несколько застав разом. Да еще и выслали конных налетчиков за беглецами. Ими командует либо гений войны под стать Саэвару, либо безумец. Если сумеет собрать разбежавшиеся пальцы обратно в кулак – первое. С лету полезет бить им город – второе. Им, беглецам, впрочем, даже во втором случае ничего хорошего не светит.

Топот нарастал. Ханнок, тьматерясь про себя, старался не сбиться с шага. Зверолюду под аэданов бег подстроиться было тяжело, но не просить же этого Доннхада и его озверевших поддержать носилки? Небось сразу же перевернет, чтобы раненый не задерживал. А если его дружки отстанут подбирать – тем лучше.

Тьма, не о том думает. Уже слышно конское фырканье и возгласы всадников.

- Алэ! Алэ!

Задорные, веселые, как на охоте. Укульские, хотя и со знакомым акцентом. Теперь Ханнок знал, что чувствовали волки, которых они гоняли дома по плантациям.

"На что ты надеешься, Ханки?"

Хотелось остановиться. Дать хоть краткий отдых ногам и горящим легким. Встретить опасность лицом к лицу, пусть даже бесполезным сейчас коротким мечом. Да что там, просто с когтями и клыками наголо.

Ханнок продолжал упрямо бежать к городу. Впереди уже виделся каменный забор, в половину человеческого роста, явно сложенный земледельцами из собранных с полей булыжников. Все ближе, сулящий обманчивую защиту. Потому как тренированная лошадь легкого кавалериста перескачет его одним махом, а вот носилки и раненых он замедлит еще сильнее.

- Быстрей! Быстрей! – где-то близко и далеко орал Доннхад. И не жаль ему дыхания тратить на эту обманку?

- Алэ!

Но, похоже, беглецов и впрямь возлюбила Нгаре, Неистовый Шторм. Или зверолюдский слух обманывал самого зверолюда, заставляя услышать погоню еще ближе, чем она на деле поспевала. Они добежали почти до самого забора, оставалось лишь перебраться через низенький земляной вал и пять саженей истоптанного дерна. И тогда Аэдан выругался, с неожиданным от него страхом, и прыгнул вперед, так далеко как смог. Химер по старой воинской привычке повторил маневр. Это его спасло.

За валом оказался канал, прикрытый жердями и срезанной дерниной. Аэдан перепрыгнул его в последний момент. Ханнок чуть запоздал, по приземлении земля под копытами провалилась. Зверолюд налетел животом на борт ямы, выпустил носилки, лишь по счастью оказавшиеся на той стороне. Ньеч с криком упал на раненую руку. Сарагарец заскреб когтями, пытаясь удержаться и не сползти вниз.

Кто-то был еще менее удачив. В шаге справа одноглазый горец вообще не заметил ловушку. Взмахнул руками и плашмя рухнул на вкопанный в дно кол. Только и хрустнуло.

- Алэ! Алэ?

Передние ряды всадников заподозрили неладное и затормозили. Задние напирали, хотя и не до давки – беглецы, сами того не зная, явно сорвали отличную хитрость союзников. Она в первую очередь ударила по ним. Некоторые погибли, другим пришлось прыгать или спешно спускаться вниз и карабкаться на другую сторону. Кто-то не успел или заартачился, накормил орденскую бронзу.

- Алэ!

Аэдан уже помогал ему выбраться. Затем рядом с рукой Ханнока во влажную, красную глину воткнулась стрела. Другая с плеском ударила в воду канала, густо замешанную с насыпавшейся сверху землей и уже разбавленную кровью. Чертовы земляки. Осмелели, подскакали ближе.

- Алэ! - ликовал Укуль.

- Тэй-хо! – внезапно отозвался Нгат.

Аэдан пригнулся к самой земле, не выпуская химерьей лапы. Над забором поднялись во весь рост бойцы Кохорика. В дощатых доспехах, кожаных шлемах, на кирасах узнаваем силуэт центральной башни. Тлели фитили. Даже легкие деревянные пушки приволокли.

Выстрелы грянули залпом. А затем - крики, конский визг. Свинец косой прошелся по налетчикам, опрометчиво сунувшимся добивать беженцев так близко к засаде. Но и по самим беглецам, что не успели перебраться на ту сторону – тоже.

Слева заорал от боли воин с заставы. Чуть дальше женщина, та, что ругала Доннхада, поймала пулю в горло и молча свалилась в канал. На мгновение мотнуло правое крыло – словно и впрямь попали. А может и показалось – боли не было.

Ханнок взревел и смог наконец взобраться по скользкому берегу. Подхватил Ньеча, перекинул через плечо. Прямо напротив него, за забором, кохорикай, совсем еще молодой парень, размеренно забивал в ствол пыж. Серые чужанские глаза широко раскрыты, застекленели.

- Тэй! Хо-о!

Парень закрепил фитиль и поднял снаряженный огнестрел, все так же завороженно, механически. Прущий из последних сил вперед сарагарец зажмурился. Громыхнуло, морду обожгло дымом. Ухо пронзило болью. А в следующую секунду зверолюд налетел на камень забора и понял, что все еще жив.

Кто-то отобрал у него Ньеча. Затем помог перелезть на ту сторону, в безопасность. Проморгавшись, Ханнок увидел Аэдана и черный силуэт с луком – похоже Караг уже и сам отстреливал орденцев. Привалившись спинами к стене рядышком сидели чумазые Шаи с Сонни. Удивительно, но их бедовая компания добралась до Кохорика в полном составе.

За спиной зазвучал рог, высокий и чистый звук. Когда-то он звал Кёля на подвиги. А теперь Ханнок ощутил лишь ярость. Уцелевшие всадники повернули обратно.

- Док, ты как? – спросил зверолюд Ньеча. Огарок был еще бледней чем обычно. Повязка на руке набрякла от свежей крови, хорошо хоть рядом уже суетился местный лекарь.

- Живой, – вяло улыбнулся звероврач. – Хотя уже не уверен – не проще ли помереть. Момент красивый.

- Док, не шути по нгатайски, а? – попросил Ханнок.

- Не к лицу?

- Нет, страшно.

Стрелки Кохорика уже переставляли пушки на более удобное место – все равно второй раз на засаду поймать врага не получится. Некоторые убирали огнестрел в чехлы, явно собираясь вернуться в город. А кое-кто перелез через забор – подбирали тела беженцев и рубили головы орденцам. Даже отсюда было видно, как некоторые из их товарищей, углядев такое непотребство, хотели вернуться, да более опытные соратники удержали. А жаль.

После забега Ханнока все колотила дрожь, до клацанья зубов. Навалилась жуткая усталость. Хорошо хоть кто-то из горцев вызвался помощь им добраться до ворот, и с носилками тоже.

Сами ворота оказались большими, и серьезно укрепленными. Ров, подъемный мост, две приземистые, укрытые деревянными крышами башни. Ханнок подумал, что, кажется, форма каменных оснований близка к той, которую дома называли "бастионной". Конечно же, южане опять украсили деревянные створки и каменные стены резными, декоративными панелями. Вот только сейчас драколеню было не до них, даже несмотря на привычки гончара-художника. Устал слишком. От войны и от всей этой экзотики. Тем более на что есть куда внимание потратить с большей отдачей. Да что там - это попросту жизненно важно. У входа в город их встретил князь со свитой.

- Вы стоите перед лицом Соуна, вождя клана Санга, князя Кохорика, повелителя среднего Хребта и предгорий! Восславьте его! – пропел вышедший вперед сановник. Князь едва заметно поморщился.

Владыка Кохорика оказался внушительным мужчиной. Как по снаряжению, так и по внешности. Очень внушительным. Укулли бы назвали его "толстым" и воссияли презрением, но нгатайский взгляд обмануть сложнее. Соун Санга, двигался легко и хищно. Такому вес не помеха, наоборот. И судя по тому, как он держал огнестрел – дорогой, с инкрустацией, ему часто доводилось пускать его в ход. И даже не на охоте.

Помимо ружья, у него были ножны с мечом, по южному обыкновению с обратной заточкой. Кираса, не дощатая, бронзовая. И ярко красные шелковые штаны, пышные, собранные в складки над коленями - главные похитители внимания. Выбритые спереди волосы сзади завязаны в пучок на затылке. Лоб охватывает княжья повязка с вплетенной золотой нитью, шею - нефритовое ожерелье. В пробитые мочки ушей воткнуты палочки из того же благородного зеленого камня. Пухлые щеки гладко выбриты, разве что на подбородке оставлена ухоженная щегольская бородка.

"Так вот ты какая, варварская знать…"

- Восславьте его! – снова церемонейстер. Беженцы переглянулись, вразнобой поклонились, кто мог. Аэдан снял шапку, ударил кулаком в ладонь, чуть склонив голову. Князь закатил глаза и поманил ладонью вверх – поднимайтесь, мол.

- Кого я вижу, - голос был мягкий и раскатистый. Тоже обманчивый, скрывающий опасность, - Доннхад, дядина тень. Что ж, раз ты здесь, я так понимаю, что старый лис ушел пить с Кау?

- Ты правильно понимаешь, щенок! – оскалился старый задира. Нет, все же он явно вознамерился отправиться к богам вслед за этим своим "господином".

Сановник-церемонейстер аж побагровел. Ханнок только сейчас заметил, что стрижен он совсем не на местный манер. Заплетенные в косу волосы и странный продолговатый тюрбан. Чогдай, что ли? Сыны верхней тундры на Севере не появлялись уже много лет, кое-кто из сородичей вообще считал, что они вымерли.

- Нет, ты и впрямь не изменился! – добродушно хохотнул князь. Судя по всему, даже искренне. Свита подхватила. И резко смолкла, когда князь заговорил снова.

- Но мне некогда бодаться с тобой сейчас, Доннхад. Ты хоть принес то, что дядя обещал?

- Да, князь, - чуть сбавил обороты старик. Подошел, протянул вперед давешний сверток.

Соун Санга развернул плотную ткань, белую, с вплетенным синим. Извлек наружу тусклый, мутный кристалл величиной с ладонь.
- И впрямь, похож, - сказал князь и обернулся назад, к свите.


- Хашт, ты здесь? Проверь!

Над полубритыми горскими головами появилась драконья. И это был не химерий эвфемизм. То, что Ханнок видел в отражениях, на эту морду походило так же как огарок на сиятельного. Настоящий дракон, даже с блестящей медной чешуей, отражавшей свет. Зубастый, с короткой гривой, хищными глазами и короткими ветвистыми рогами. Оживший утуджейский рельеф, Цамми, недодушенный Нгатом. Впечатление смазывали разве что усы, длинные, тонкие и черные, с вплетенными стеклянными кольцами. И странный, фиолетовый цвет радужки.

Пока Ханнок таращился на ящера во все глаза, даже позабыв про боль и усталость, голова успела подняться над соседними на добрую сажень, на длинной шее. Затем показались плечи, с перевязью. Над одним торчало оперение – судя по размеру настоящие дротики. Но потом сарагарец увидел еще и лук – чудовище в полтора человеческих роста. Все же в колчане были стрелы.

- Не смотри на него, змеелюди этого не любят, – шепнул ему Аэдан.

- Э… - Ханнок так удивился, что не сразу последовал полезному совету. Более того, даже тихо спросил:

- Змеелюд? Да он на дракона похож больше чем я!

- Их мало, и ни одного нет в князьях. Потому ты у нас гордый летучий демон, а пресмыкающееся - он. Голову ниже, говорю!

Чешуйчатый проскользнул между расступившихся придворных. Двигался так, словно и впрямь ползет на животе, но когда выбрался на открытое место, оказалось что нижние лапы у него все же есть. Вот только короткие и несуразные, быстрее было змеиться.

- Что так долго-то? Доделал все, хотя бы?

- Да, князь, - отозвался ползучий миф. Ханнок почти ожидал шипения, как в укульских пьесах про ужасы Ядоземья. "Дха-а-а, княс-с-сь". Но нет, обычный местный зверолюдский диалект, хриплый и лающий.

- Вы позволите?

Камень перекочевал в чешуйчатые руки. Змеелюд всмотрелся, едва не принюхался. Даже глаза на время прикрыл веками – обычными, а не змеиными.

- Да, это он.

- Что ж, дядя, да поднесет ему Нгаре полную чашу, как всегда надежен.

Придворные невесть с чего начали переглядываться, мяться, переступать с ноги на ногу. А вроде ведь не похожи на укульских нобилей – у каждого на поясе меч или чекан, у многих еще и шрамы. Некоторые и вовсе озверелые.

- Ах, как верен был Тайган Санга! – воскликнул церемонейстер, подняв к небу худые руки в браслетах.

- Да поднесет ему Нгаре полную чашу! – нестройно отозвалась знать. Но под конец фразу зазвучала уверенней. Доннхад зло выскалился, но молчал. Ханнок занервничал, как всегда, когда чуял, что судьба ввязывает его совсем не туда куда хотелось бы, да вот понять в чем именно засада не получается.

- А это люди из Иштвица, заставы Тарваннан и Тэй-Шаны? – князь повернулся к тем из беженцев, кого еще не унесли в город лекари. Ханнок как-то внезапно понял, что их Ньечу разве что кровь уняли, да и только. Похоже, местный владыка неплохо умел отличать своих подданных от чужаков. И тем его щедрость не полагалась.

- Да князь, - рявкнул Доннхад.

- Ваши убытки будут возмещены, обиды и причиненное вам зло – отомщены. Так я сказал.

Беженцы похватали те из пожитков, что умудрились дотащить до Кохорика и пошли в город. За ними ушла большая часть знати – кроме стражи, разве что змеелюд с Доннхадом задержались. Князь проводил подданных отеческой улыбкой. Потом посмотрел на оставшихся, как-то разом постарев и осунувшись.

- А вы еще кто такие?

Аэдан вышел вперед, церемонно склонил голову. Но старый рогатый горец его обогнал:

- А это орденские лазутчики.

Даже Аэдана это заявление застало врасплох.

- Серьезно, что ли? – прищурился князь, - Доннхад, если это опять прорезалось твое чувство юмора…

- Я серьезен, Соун Санга!

- Ваш человек ошибается. – глухо сказал терканай. – Я…

- Это не мой человек, - отмахнулся Соун, - А ты, как я понимаю, из Кан-Каддахов?

- Да. Я Аэдан Норхад, сын Сойдана Кан-Каддаха. Как вы можете понять, это уже доказывает, что к Ордену мы не имеем никакого отношения…

Князь цокнул языком, извлек золотой кругляш из кошеля на поясе. Явно монета, хотя с такого расстояния нельзя рассмотреть, какого места и времени.

- Голову поверни. В профиль. Ага, и впрямь, похож.

Монета скрылась обратно в мошне.

- Вот только, Аэдан Норхад... Кровь Папы Демонов это еще не противоядие от омэльнутости. У меня самого старик в генеалогии наследил, знаете ли, но кланяться в сторону Терканы от одного этого еще не тянет. Ни по утрам, ни даже после обеда.

- Я верен своему отцу. А он всю жизнь положил на то, чтобы Сиятельные никогда больше не угрожали Терканнешу.

- Какую именно жизнь, господин Норхад? Как будто у него их за эту тысячу лет мало было. Последняя так вообще яркая и красочная. С нападениеми на храмовые города и резней союзников. Слушай-ка у меня тут война на дворе, мне некогда, назови более серьезную причину, чтобы я не верил этому старому черту, Доннхаду!

- У него рожа пятнистая. - добавил старый черт, довольный и щербато улыбчивый. Он явно решил воспользоваться заминкой чтобы доозвучить обвинения. - Если я еще хоть что-то понимаю в нетопырях, он несколько лет шарился по Карантинным землям, отемнитель еще не сошел. С ним огарок, чудной слишком. Меднокожий отравлен магией, как законтурец какой… А вот девка ничего.

- Мы носители и зверолюди, да с чего нам помогать Ордену-то? – возопил Аэдан, явно не понимая, как можно не видеть очевидного. Вот только князь внезапно стал еще более недружелюбен. Обвинитель заметил и возликовал.

- Зверолюди? Пфа, не смеши меня. Когда это кого останавливало? Да и какие это, тьматерь вашу за ногу, зверолюди. Этот что ли?

Доннхад указал на гильдейца.

- Варау. Пьянь с лишними ногами. Они до сих пор уважают проклятый Дом!

В следующее мгновение когтистый палец уперся в Ханнока:

- А это вообще северный скот! Прикидывается нашим, штаны даже нацепил, но акцент не спутаешь. И клеймо у него на плече! Он напал на меня!

"Жаль, что у меня в руке была палка, а не копье!" – подумал сарагарец. Не удержался и рявкнул:

- Мы с вами шли от границы! Орден гнал нас также, как и вас! И убили бы, если б догнали!

- Ха! Отличное прикрытие. А что до опасности – так когда это золотокожие ценили жизни своих рабов и подхалимов?

Ханнок зарычал, забыв где находится. Он рванулся вперед, мечтая порвать эту мерзкую однозубую морду на части. Но на полпути его ударил по ногам чешуйчатый хвост.

Сарагарец покатился по земле. Когда встал, встал, то обнаружил перед носом наконечник копья. Пришлось замереть на месте.

- Вот видишь, что он творит, Соун Санга! – седой зверолюд стоял, скрестив руки на груди. Ханнок не добежал какие-то два шага. – Слушай больше – этот Кан-Каддах обещал порезать меня на части, если я не позволю им идти с собой!
- Это правда?

- Да, - глухо сказал Аэдан, - Но только потому, что до этого этой рьяный подстрелил моего человека.

Даже с бронзой у морды сарагарец все равно обратил внимание на формулировку. "Моего человека". Очередное напоминание, как за последние полгода у ни всех изменилась жизнь. Интересно, мог ли почтенный доктор целительских наук предположить, что окажется подстреленным у стен варварского города, да еще на службе то ли у законтурного аристократа, то ли у демонского сына.

- Мой человек и сейчас лежит здесь раненым. Господин мой, я прошу дать нам убежище, позволить перевести дух, залечить раны. Если понадобится, пленниками. Отправьте потом весть моему отцу в Теркану, он заплатит выкуп за нас.

Князь вздохнул, посмотрел вдаль, на свои земли. Над кронами деревьев вдалеке как раз сверкнула очередная вспышка, ветер донес отголосок магического удара.

- Твой отец гораздо ближе, чем ты думаешь, Аэдан Норхад. На моих землях, между прочим. Мать-тьма, до чего же ты не вовремя. Хашт! Забери у этих оружие и запри где-нибудь. Потом разберемся.

Змеелюд качнул копьем перед Ханноком. Тот понял знак, осторожно вытащил меч из ножен и кинул на землю.

- Укульское литье! – заметил чешуйчатый. Нехорошим таким тоном.

- Трофей, - буркнул в ответ Ханнок.

Остальные также лишились снаряжения. Отобрали даже кинжал у Сонни. И руки связали. А затем под присмотром змеелюда повели в город.

- Ну и куда ты полез? – шепнул сарагарцу Караг, когда оказался рядом. Сердито, явно переживал за фамильное сокровище. И в принципе оправданно.

- Устал, - в тон сказанному отозвался Ханнок.

- Тихо вы! – по-горски рявкнули сзади. Между лопаток кольнуло острие копья.

Они прошли под аркой ворот и оказались в нижнем городе Кохорика. В любое другое время сарагарец бы не упустил возможности поглазеть по сторонам. Было на что – архитектура, одежда. Даже их суровый провожатый – по грязной городской мостовой он ползти брезговал и топал вперед на всех четырех, смешно выгнув длинную спину.

Ханнок теперь хотелось лишь рухнуть на кровать, пусть даже это будет циновка пленника и закрыть глаза. Мельтешащие вокруг горцы, готовившие город к осаде, жутко раздражали.

Вначале показалось, что их отведут в башню – Сиятельные строили с размахом и любили подземные коммуникации. Наверняка и для пленников найдется уютная камера. Но Хашт свернул на боковую улице, задолго до центра города.

Внезапных пленных загнали в полузаброшенное убежище от магии, с толстыми каменными стенами и маленькими окошечками под самой крышей.

- Сидите здесь, не дурите, – сказал им змеелюд и громыхнул освинцованной дверью. Их пожитки остались снаружи, на милости местных.

Сонни вздрогнула, осознав это и метнулась к входу. Ударила по дверным доскам кулаком, так что отшибла руку и сама это не сразу заметила:

- Эй! Тут ничего нет кроме циновок и бочки с водой! Вы обещали оказать нам помощь!

- Князь вам ничего не обещал, - рыкнул снаружи Хашт. Цокот его когтей и шаги нормалов стали удаляться. Но кого-то наверняка оставили приглядывать и искушать князя попытками выбраться явно не стоило.

Впрочем, как только настроилось зрение Ханнок понял, что Сонни была все же не совсем права. Помимо бочки, лавок и циновок, внутри оказались люди, тихо сидевшие у стен. Судя по одежде и внешности – неместные, наверняка горожане согнали их сюда пока готовили Кохорик к осаде. И даже несмотря на ярость по отношению к Доннхаду и собственное плачевное положение, сарагарец не был так уж уверен в том, что осуждает за это горцев. От пусть и удаленного общения с Орденом у самого начала просыпаться паранойя.

Сонни суетилась рядом с положенными на пол носилками, но без инструмента и лекарств мало чем могла помочь. Ньеч к счастью перестал истекать кровью еще у ворот, оставался в сознании. Даже умудрялся давать указания, слабым, но уверенным голосом. А потом оказалось, что о них все же не позабыли. Дверь скрипнула и в убежище вошли три человека. Демон-стражник, при оружии, пожилая женщина-нормал и огарок. Чудной, высокий и длинноволосый, массивный, в штанах, если б не глаза, Ханнок принял бы его за обычного старика. Глаз, вернее - правую половину морщинистого лица скрывала полумаска.

- Кто тут у нас больной? –пробасил южный сородич Ньеча, наставив на них всех, полупленников, лакированный ящичек, черный и длинный.

- Я, коллега, - слабо улыбнулся Ньеч.

- А чего голос такой странный, брат? – удивился одноглазый, - Шелестишь, словно и не таваликки…

- Болеет, - скупо отозвался Аэдан, - Мы будем благодарны вам за помощь.

- Э, сейчас, сейчас… - горный лекарь глянул на рану, неодобрительно цокнул языком, - Кто ж его так, северные скоты?

- Почти, - вновь полуправда от Кан-Каддаха. Если подумать, злосчастная деревня на утесе и впрямь была к северу от города.

- Тьолль! Вот мерзавцы! – громыхнул здоровяк, - Люди, давайте, вытаскивайте его на улицу, из-под свинца – колдовать буду!

- Хашт озлится, - заартачился стражник, - Сказал, они тут должны сидеть.

- Хо, будто я ему позвонки не вправлял, когда он еще молодым змейком под колесницу попал. Ты еще скажи, друг мой, что это не тебя у мамки принимал, когда ты рога начал отращивать прямо у нее в утробе…

- Хорошо! Хорошо! – тут же сдался вояка, – Сейчас помогу!

- Все равно скоро жарко будет, - продолжал гулко бормотать южный огарок, - Орденцы с ума посходили, уже на город лезут. Прямо в нашу сторону. Такие забавные – в полотенцах и сандаликах! Так что я тут, на дворе точку организую, чтобы далеко тащить наших героев не пришлось.

- Прямо на нас? – обеспокоился демон-стражник.

- Да говорю же, дурные! Совсем дурные! – хохотнул лекарь.

Ханнок подумал и согласился. А еще решил, что нет, орденский лорд-командущий все же не гений, а обычный ретивый, вообразивший себя Саэваром, берущим с налета города. Одним концом улица с убежищем и впрямь упиралась в крепостную стену – сарагарец заметил, прежде чем затолкали внутрь. И насколько он мог судить по своему опыту, с этой стороны подход к Кохорику был едва ли не самым неудобным.

- А еще куда они идут, не знаешь? – спросил горец.

- Этот десятник с улицы бондарей, все забываю его имя, сказал - на восточный бастион. Если не врет, то там тоже будет весело! – безмятежно отозвался одноглазый. Нет, похоже он совсем онгатаился. И уже нравился этим Ханноку.

- Коллега, что это вы делаете? – неожиданно сказал Ньеч. Сквозь дверной проем Ханнок видел, как южанин склонился над его носилками и водил руками, ну прямо как сам отомолец в горячей долине.

- Сканирую! – подтвердил рогатую догадку волшебник.

- Это же дикая магия! – голос у Ньеча стал встревоженным, сдавленным. Была бы вся ситуация чуть менее пугающей, северный зверолюд бы даже позлорадствовал.

- Натурально – дикая! – охотно подтвердил одноглазый, - Другую не привечаем. Кстати вот ты, друг, какой-то возвышенный весь. Прямо-таки сияющий! Где это тебя так облучило?

- Орден, - подсказал Аэдан, - Друг, ты делай свое дело и не вреди…

- Да ладно, мне до ваших нетопыриных заморочек дела нет! Северных, кстати, тоже, – отмахнулся как-то уж слишком проницательный южанин, - Так уж и быть, почищу заодно. Радость моего ока, ты синьку-маголюбку захватила?

- Обижаешь, яблочко мое печеное, обижаешь! – пришедшая с ним женщина тоненько хихикнула и достала пакет с синим порошком. Знакомым с виду.

Горный таваликки кивнул и сел прямо на ноги пациенту, придавив немаленьким весом. Женщина уместилась у изголовья, протянула звероврачу палочку. Северяне встревожились.

- Коллега, я бы предпочел, чтобы вы ограничились физической практик-о-о-а!

Ньеч внезапно выгнулся и заорал. Женщина ловко сунула ему деревяшку между зубов, навалилась руками на плечи, легко удерживая в лежащем положении.

- Прекратите! – крикнула Сонни. Подорвалась с места, кинулась к двери. Ханнок увидел, как стражник нацеливает огнестрел и сцапал девушку в обхватку.

- Пусти меня, козел! – за свою заботу сарагарец получил локтем в нос. Зло рыкнул, перехватил надежнее. Свою ошибку давать повторять другим он не собирался.

- Успокойся, так ты ему не поможешь! – и впрямь, как-то внезапно в поле зрения появилась еще пара вояк в кохорикайской броне. Видно, стояли все это время у стены.

А потом Ханнок сам едва не впал в амок. На его глазах дикий маг провел рукой над раной. Не было ни янтарных искр, так любимых магами Укуля, ни даже свечения. Просто края вновь разошлись, плеснув алым, а затем сам собой вспучился наружу и шлепнулся в подставленную ладонь кровавый комок. Кровоток, впрочем, тут же иссяк. Ханнок почти ждал, что рубец так же быстро и залечится, оставив здоровую, гладкую кожу, но южных чудес хватило лишь стянуть рану обратно. Или живодер решил, что и так достаточно.

Ан нет, не решил.

- Тьолль! Глубоко засела, но ничего, справился. С огнем играли, почтенный. Свинчок-то совсем рядом с артерией засел, а вы его магией закрепили. Высшей, да по нашей-то погоде… Отважно, но глупо.

Ньеч возмущенно замычал.

- О, вижу, что силы у тебя еще есть, братишка … Хорошо. Продолжаем.

Дикий переместил пальцы пациенту на виски. Закрыл глаз.

- Та-ак. Значит с детства спиной страдаем… Понятно, частая у вашей линии проблема. Ага, вижу, ваши лекари заркепили вот тут и тут… Ну кто же так делает! Бедные недоучки, как же вам не везет. Сейчас, сейчас… Дорогая, помоги его перевернуть.

Ньеч опять задергался, лицо перекосило, похоже на этот раз от ярости, не боли. Глаза на долю мгновения сверкнули янтарем. И тут же погасли, он разом обмяк. Южанин дернулся, но покачал головой.

- Тск, как грубо. Чего ты этим, интересно, хотел добиться? Ладно, сканируй и учись.

Южанин сцепил руки, закаменел лицом. Ньеча словно схватил невидимый гигант, мотнул по лежанке из стороны в сторону. Щелкнуло. Хрустнуло.

Здоровяк утер пот со лба, слабо улыбнулся:

- Вот, уже лучше. Акробатом тебе не бывать, сам знаешь, но спонтанного отключения поддерживающей магии под действием фона больше бояться не надо. Руку, долечишь сам, не дилетант, чай. Сейчас съешь пригоршню синьки, остальное заваривай каждый вечер по щепоти, в течение двух осьмидневок. Доброго дня.

- Клюковка, - неожиданно сказала женщина, - Ты точно ничего не забыл?

- Ах да, - здоровяк наугад выцепил из кармана еще пакетик, - Вот. Легкий анестетик от магии.

- Душа моя, в следующий раз дай его пациенту ДО процедуры…

- Непременно!

Дикий поправил маску, сложил руки в молитвенном жесте и поклонился, разом Сонни, Ханноку и уже зашевелившемуся звероврачу.

- Добро пожаловать на Юг!

На землю капнуло красным.

- Не бережешь ты себя, душа моя, - неодобрительно сказала женщина.

- Увффы! - покаянно хлюпнул одноглазый, задирая голову и заталкивая в ноздрю вату.

Ханнок решил наконец отпустить девушку. Той хватило выдержки не броситься на помощь обожаемому учителю, тем более, что того уже перевернули обратно и он смотрелся вполне осознанным.

- А тебе помочь не надо, рогатый друг? – прогнусавил горный лекарь. Оба присутствующих демона, местный и импортный, синхронно вздрогнули.

- А почему вы спрашиваете? – рискнул уточнить Ханнок, когда стало понятно, что пара этих слуг Иштанны смотрит прямо на него.

- У тебя дыра в крыле, свежая, - сказал здоровяк.

- Какого? – опешил зверолюд, - Я ничего не чувствую!

Судорожно попытался вывернуть крыло так, чтобы увидеть. С грехом пополам удалось. И впрямь – рядом с когтем, чудом не задев тонкие костяные "фаланги", в перепонке зияло отверстие. Кровь уже даже успела неаппетитно запечься. И естественно, рана тут же заныла, почти как только что полученная.

- И вы мне не сказали? – прошипел зверолюд, давя желание высказаться куда крепче.

Шаи и Сонни переглянулись.

- Я думала это сложно не заметить!

- Согласен!

- Бывает, - а это уже Аэдан, мрачный и загадочный. Ханнок разом перестал злиться и начал нервничать.

- Ну, если не надо, я тут посижу, снаружи, - сказал огарок.

Пока сарагарец размышлял, не лучше ли все-таки наступить на горло недоверию и попросить о помощи, со стороны стены начал нарастать шум. И до этого был слышен барабанный бой, зов укульских горнов и крики. Теперь стало окончательно понятно, что осада с самого начала не планировалась, только прямой штурм. Странно все это, очень странно, даже изолированные от всего света фанатики и те должны же понимать, что этим ничего не добьешься кроме растраты людей?

Впрочем, нельзя сказать, что нападающиеся не пытались. Несколько раз звучали характерные хлопки от боевых заклинаний, слышные даже поверх нгатайских выстрелов. Дверь в убежище закрывать второй раз не стали, по настоянию лекаря, обеспокоенного затхлым воздухом, и Ханнок мог наблюдать за реакцией горожан. Пара лекарей, стражники и прибившиеся ко всему этому общинники заинтересованно смотрели в сторону стены. И химера не покидало ощущение, что там не смертный бой гремит, а разыгрывается пьеса. Еще бы перекус с выпивкой захватили, бешеные.

- Бестолочи, ну что за бестолочи… - качала головой женщина.

Свистнуло, громыхнуло, одноглазый хлюпающе хохотнул.

- Палить по башне волшбой? Неудачники. Не зря, не зря князь потратился на тех каменщиков из антимагической гильдии…

- Во, котел с нафтой потащили! Сейчас припарку поставят! – оскалился демон-стражник.

Даже отсюда было слышно, как снаружи, под стеной, нечеловечески закричали.

- Ох, хороша похлебка!

Ханнок увидел, как вскочил лекарь. Секунду спустя со стены подтащили носилки со свежим раненым.

- Ну что там у вас? – между делом и стонами спросил дикий маг у носильщиков. Те затараторили, на пару, возбужденно, перебивая друг друга.

- Представляешь? Эти сияющие идиоты прут прямо на стену! Даже лестниц с собой почти не взяли! Ни осадных башен, ни сап, даже лестниц на всех не хватает? Вот болваны, а? Я таких удобных мишеней с последнего праздника стрелков не упомню! Если бы не этот их дурацкий магический экран, всех бы уже перещелкали. Ну я посмотрю как долго они смогут его продержать по такой погоде. И как они будут прикрывать им тех, кто наверх лезет.

- Не нравится мне это, - сказал Аэдан.

Снаружи услышали. Ханнок заметил, как рогатый стражник досадливо поморщился.

- Да брось, нетопырь, не все же…

Он не договорил. Потому как мир взорвался.

За последнюю треть сезона Ханнок повидал и наслушался множество разных взрывов. Ярость огненных гор, вспышки боевой магии, проснувшиеся городища Сиятельных… И то что ударило по его ушам сейчас уступало разве что извержению Нгаханга. И то ненамного. И тогда он хотя бы успел к ударной волне хоть как-то подготовиться.

Толстые стены убежища дрогнули, людей снаружи повалило на землю. Зажимающий уши сарагарец увидел, как кусок камня начисто снес одному из бойцов голову. Следующая глыба пробила свинцовую крышу, упала на пол совсем рядом с головой Ньеча. На ладонь правее бы и огарок точно не сумел бы насладиться плодами местной медицины. Прочие обломки застучали по земле – крупные, серые и красные, местами от явно тесаного камня и кирпича. Чем бы не был вызван этот удар, он пришелся прямо по стене.

А потом один из запертых с ними горожан встал с пола. Шатаясь, на ходу наматывая на руку невесть откуда взявшийся желтый шнур вышел на улицу.

- Эй, северянин, идем со мной!

Ханнок, все еще пришибленный, встал, держась за стену последовал за горожанином. Подошли к стражнику, из демонов, как раз пытающемуся подняться. Ханнок, соловело хватающийся за голову, чуть успокоился – все же есть еще у людей правильное поведение. Чувство взаимопомощи, даже несмотря на войну и то, что самого заперли по подозрению…

Человек с желтым шнурком подобрал меч и неаккуратно всадил его стражнику в шею. Тот схватился за горло, раня пальцы о свой же меч, но быстро затих.

За спиной у Ханнока вспыхнула потасовка. Не оглядываясь – Аэдан с гильдейцем умелые вояки, справятся, сарагарец заозирался, ища оружие. Человек со шнурком вскочил, рывком развернулся, держа в руке окровавленный клинок.

- Тьма! Так вы не из Ордена?

Ханнок молча ударил его когтями. Попал, все же противник явно гражданский, не из умелых бойцов. Сарагарскому демону только легкий порез достался, прежде чем убийца схватился за окровавленное лицо и завыл. Даже меч выпал из руки. Весьма кстати. И хорошо, что привычный, прямой, к местным вогнутым лезвиям северянин все еще не был приучен. И еще мгновение спустя к раскроенной морде добавилось с ладонь бронзы в животе.

Быстро выдернув меч, Ханнок огляделся. Кусок стены в который упирался внешний конец улицы попросту исчез. Соседняя башня покосилась, шатер обрушился, балки торчали сломанными костями. В проломе уже кипела схватка, ошарашенные кохорикаи пытались выбить орденцев из города. И получалось у них плохо. Гости с севера явно хорошо подготовились к пирушке. Взрыв был направленным, волна и разлетевшиеся шрапнелью обломки ударили по самому городу. Те, что улетели в поле отразил волшебный щит. И прикрываясь этим же щитом, выстроившись в фалангу орденцы перли и перли вперед, отбросив уже ненужные лестницы.

Дело защитников сильно осложняло предательство. Люди с такими же желтыми шнурками напали с тыла. Выскакивали из домов, добивали раненых бойцов, стреляли еще державшим оборону у стены в спину. Нормалы и разномастные зверолюди – сарагарец увидел второго в своей жизни варау, на этот раз рыжего, посылавшего в горцев стрелу за стрелой. С уже виденной по Карагу феноменальной меткостью. Из склада ближе к стене вылезла и группа одоспешенных стрелков, в добрых кирасах и шлемах. Предводительствовал высокий воин в резной маске. Но большинство друзей Ордена были не столь умелыми и снаряженными – так, торговцы и мастеровые, нахватавшиеся верхов искусства войны по ополчениям, прямо сейчас вооружавшиеся мародерством.

И все это под крики "Ютель! Ом-Ютель снова будет править миром!". Их укулли был ужасен, Ханнок даже с теперешней пастью и то внятней говорил. Вот и довелось, похоже, свидеться с теми самыми культистами, о которых они говорили с Аэданом.

Долго разглядывать бой сарагарцу не дали. Конечно, основное внимание культистов было направлено на стену, но кое-что перепало и их многострадальной группе. Углядев, наконец, вспоротого товарища на окровавленной мостовой, к Ханноку кинулось сразу несколько предателей.

- Умри, нетопырь!

Ханнок категорически не согласился с таким предложением. Самый рьяный из нападающих заорал, схватившись за свежую культю и сарагарец сам удивился, даже немного испугался собственной расторопности. Впрочем, парень явно из простых работяг, более привычный к инструменту, чем оружию. Второй отвлекся на выскочившего Аэдана. А вот с третьей, неожиданно, возникли очень большие проблемы.

Нет, дело было вовсе не в мастерстве владения оружием. Девица оказалась неплоха, сноровиста, но не более того. На нгардокайских войнах Ханнок пережил куда более зубастых противников. Но клятое, родное воспитание мешало химеру резаться с женщинами. Вроде бы вопрос жизни и смерти, но сейчас он заартачился, лишь парируя удары и пятясь назад.

- Отвали!

Кланг!

- Уйди!

Дзанг!

Горянка наступала с яростью избранной. Ее меч так и мелькал, и так усталая рука с каждым отбитым ударом все тяжелела. Серые глаза горят, белые зубки скалятся. Милое, даже несмотря на татуировки и брызги чужой крови личико так и пышет свирепостью.

- Пожалуйста!

Хрясь!

Доигрался. Культистка сменила тактику и врезала ему оковкой щита по морде. Мир поплыл и Ханнок завалился назад, выронив меч. Мостовая неласково поприветствовала его рога и затылок. На распластавшееся по земле крыло тут же кто-то наступил. Похоже, Аэдан, тоже сцепившийся в нешуточном поединке.

- Ом-Йутер тарйа-кэ! – почти завизжала фанатичка, - Я посвящаю тебя Владыке!

Меч блеснул отражением от магического взрыва у стены.

"Это должно звучать "Ом-Ютель, ке талья", невежа" – успел подумать Ханнок и зажмурился.

Женский крик из экзальтированного стал прямо-таки мученическим. Добавилось рычание, жуткий хруст и треск. Ханнок рискнул открыть глаза и увидел, что на фанатичку напрыгнул Караг. Повалил, подмял и теперь увлеченно драл в красные лохмотья. Смотреть снова резко расхотелось.

- Так. Чего разлегся, Сарагар? – ворчливо отозвались откуда-то за рогами голосом Аэдана. Похоже, Так-Так тоже справился со своим противником.

"Мы самые свирепые и славные герои Ядоземья!" - восхитился Ханнок. Захотелось заорать, завыть прямо в вечернее небо, то ли от ярости, то ли от страха, а может и от счастья.

Соседняя крыша взорвалась огнем и осколками кровельного камня. Вместе с кохорикайским стрелком, лихорадочно перезаряжавшим огнестрел. Похоже, Орден прорвался-таки в город.

- Уходим! – Аэдан цапнул его за руку, помог встать.

Подняв голову, химер заметил, как в сторону центральной башни уже бегут Шаи, совсем уже не похожий на нобиля, и Сонни, подхватившие носилки. Девушке было тяжеловато после предыдущих забегов, ее слегка шатало из стороны в сторону. А может и ударной волной приложило. Рядом бежали, ковыляли, и даже ползли прочие горожане, которых зверолюд помнил по убежищу. Их сильно поубавилось.

- Осторожнее! – рявкнул здоровяк-огарок.

"А ты чего здесь делаешь?" – удивился драколень. И что-то в голосе лекаря и выражении его половинчатого лица заставило его обернуться. Зря, наверное.

Дальний конец улицы перегородила стена щитов. Орден вползал в город длинной змеей, белой, золотой и бронзовой, по пути цеплявшей разноцветный сор из культистов. Предводительствовала троица коренных сиятельных, из магмастеров, впереди материальных щитов толкавших почти невидимый силовой. Незаметный, но вполне осязаемый – трупы и обломки дергались, когда он проходил поверх. Некоторые вовсе тащило дальше и дальше, словно прилипший к носу баржи плавучий мусор. Периодически в волшебный экран били стрелы и пули, но бессильно отскакивали прочь.

Ведущий магмастер замедлил шаг, щит напротив него дрогнул, на мгновение расплылся. И сквозь истончившуюся преграду в их сторону полетел сгусток энергии. Оранжевый, с раскормленного хряка величиной. Ханнок похолодел – дома, на орденских стрельбах вдвое меньшим в щепу разнесли старый амбар, исполнявший роль цели. Что случилось с коровой, которую подорвали потом, остатками заряда, вспомнилось и вовсе не к месту.

Дикий маг в полумаске внезапно взмахнул рукой, странно, словно зачерпнул что-то невидимое и бросил в подступающих орденцев. Нелепое движение – настоящему магмастеру не нужно кривляться, чтобы сплести заклинание. Но несущаяся в них сияющая смерть разом расточилась в воздухе. К немалому удивлению белоплащного колдуна - тот даже с шага сбился, застыл. Хоть золотое лицо и было скрыто защитной маской, сарагарец так и представил себе, как выпучились глаза, отвисла челюсть.

- Да! Бей их! Порвем их! – взвыл химер.

Когда огарок повернулся, Ханнок увидел, что красным течет уже и из второй ноздри. Почти хлещет, видимое лицо перекосило хлеще, чем у Ньеча. Здоровяк открыл рот, но лишь захрипел, застонал. Пошатнулся.

- Да идем же! – вместо него крикнула женщина, бросившись поддерживать. Привычный к местным странностям Аэдан уже пристроился с другой стороны. И они все побежали прочь, вглубь города. Вернее – заковыляли, раненые, пришибленные. Но продвижение Ордена и впрямь сбилось с ритма, замедлилось на время, святые вояки опасались покидать защиту волшебного экрана. Лишь наблюдали как недобитые защитники отступают к башне. Малая передышка, но ее хватило.

Мимо, в сторону нападавших, пробежали несколько воинов подкрепления. Опрокинули телегу, наставили на улицу ружья. За импровизированным укрутием скорчилась женщина, судя по глазам и лицу – тоже огарок. Она держала накопитель в руке, красного цвета, в отличие от укульских. Их спасителя, дикого мага, уже подхватили в четыре руки и понесли к центральной башне.

До нее оказалось сильно дальше, чем хотелось. Со ступеней на террасу Верхнего города Ханнок едва не скатился вниз. Очередной за этот день выброс адреналина прошел, меч едва не вываливался из руки. Простреленное, оттоптанное крыло обвисло. Преодолев подъем почти ползком, зверолюд отдышался, поднял голову и напоролся на злющий, знакомый взгляд. Красноглазый и демонский.

- Опять вы? Соун Санга, это опять эти орденские полюбовники?

- Донхмв! – промычал дикий маг. Сплюнул кровью и повторил: - Доннхад! Это их враги!

- Ха! – фыркнул неуемный демон.

- Они дрались с орденцами, - сказала женщина. - А ты где был?

- Слушай, ты…

- Доннхад сидит здесь, и не делает глупостей, - внезапно и впрямь послышался голос князя. Уже откровенно злой, хотя все эти его то ли подданые, то ли вообще непонятно и впрямь вели себя не по северным правилам. Странные это земли.

- Вон отсюда, все, в башню! Хал-Тэп, ты за них в ответе!

- Да, князь, - прогнусавил лекарь и обмяк на носилках.

Присоловевшего Ханнока начали пихать в сторону башни. Тащить за собой через площадь. Меч, впрочем, отбирать не стали. Наоборот, хлопали по плече, с чем-то поздравляли. Южане. Сарагарец с трудом мог понять, в чем дело. А вот кариатиду при входе в древнее здание отчего-то запомнил хорошо. Если судить по соседней, еще не затронутой рукой реставратора, новые владельцы перелепили стройную волшебную девушку в весьма… несиятельные формы. Узкое суровое лицо обзавелось приделанной улыбкой и пышной резной шевелюрой. Ее уже даже раскрасили. Наверх, на второй этаж, лез словно в тумане, мерещилась кровь и магия, но вот эта чушь из головы никак не лезла.

Опомнился уже сидя на циновке между двух окон, с чашкой бульона в руках. Осмотрелся – ага, измученная молодежь, Шаи и Сонни, сидят рядышком, нобиль невидяще таращится в стену, как сам он, наверное, минуту назад.

- Если горцы украдут мой лук, я тебя съем! - прошипел химеру Караг, диоритовой статуей застывший у переделанного в бойницу окна. В руках у него был огнестрел, древний, едва ли не досаэваровых времен. Даже фитиль к такому пришлось бы подносить вручную. Впрочем, калибр и длина впечатляли.

- Я разумный, есть меня нельзя, - машинально пробормотал Ханнок, перевел взгляд дальше. Пара носилок с огарками, разными на вид, но сейчас отчего-то похожими. Аэдан и Доннхад, зло сверлящие друг друга глазами. Кан-Каддах, скрестив руки, облокотился на колонну, горный демон слегка подранным нетопырем сидел прямо на полу, рядом с бойницей. Разные, похожие, и слишком разные.

Зала второго этажа была огромна, без перегородок, лишь с рядами колонн. Бойницы противоположной стены казались маленькими щелками. Наверное, так же выглядели первые, обжитые этажи Клыка Ламана. Кёлю, прожившего в его тени всю жизнь, так и не удалось там побывать, не хватало еще одной души для допуска. Ханноку это вообще не светило.

Здесь было много горожан, видимо сбежались из кварталов со стороны пролома. И стрелки, тоже много.

Ханнок посмотрел на чашку в руках, прислушался к выстрелам снаружи.

- Тьма! Что я делаю? Нам надо…

- Сиди уже, обормотень, - окоротил его Аэдан, - Без тебя разберутся.

Снаружи громко ухнуло, хлопнуло, закричали.

- Вот ведь настырные! – Караг половчее уместил неуклюжий огнестрел на подоконнике, хищно сощурился, прицеливаясь. Поднес фитиль.

- Не стрелять! – рявкнул один из кохорикайских воевод на весь зал. Похоже, не одного гильдейца обуревало желание приложить нападавших. Шестолап разочарованно сморщил нос и поднял голову.

- Щит! Не стрелять! – повторил воевода.

- О, притормозили! – кентавроид решил хоть прокомментировать белых плащей, раз отстреливать не дают, - Вперед кто-то проталкивается.

- Сдавайся, Соун Санга! Верни мне власть над городом! – всю залу заполнил спокойный, мягкий голос, исходивший, казалось, от самых стен. Говорили на нгатаике, с горским акцентом. Кохорикаи, воины и гражданские, повскакивали с мест, заозирались. Ханнок лишь поморщился – Орден любил пускать пыль в глаза.

А вот Доннхада внезапно проняло. Старый демон зашатался, схватился за сердце.

- Нет!

Сделал несколько спотыкающихся шагов к бойнице, горожане быстро убирались с его пути. Даже Караг, гильдеец, привычный к всякому, и тот шуганулся с облюбованной огневой точки. Подхватил пищаль, насторожил уши. Доннхад навалился на тесаную из камня раму.

- Нет!

- Сагат! – отозвался князь. Его голос никто, конечно, не подумал усиливать магией. Так что он кричал, хотя и на редкость спокойно. Хотя агрессии в этом спокойствии едва ли не больше, чем в кинайском рычании за неделю до новой жизни.

- Привет, брат! Я рад что ты вернулся, но зачем, скажи привел с собой этих? И ты что, совсем вежество растерял? Мог бы хоть устроить военный танец, прежде чем бить мне в спину!

- Да вот как-то времени не было правильно организовать все, брат, - вновь отовсюду заговорил Сагат Санга.

- Как ты мог? Как ты мог? Он же любил тебя больше! – Доннхад плакал, стучал рогами о белый камень. Ханноку даже стало его жалко. Совсем чуть-чуть.

Сарагарец не удержался и, оттолкнув возмущенно заругавшегося Шаи, выглянул в соседнюю бойницу. Ругани стало больше, по крыльям долбанули несколько раз кулаками, и только тогда еще неопытный оборотень догадался их сложить. В освободившийся просвет тут же просунулось еще наблюдающих.

Орденские войска еще больше напоминали змею, - они пробились на центральную террасу, выдавив защитников заклинаниями и щитом к самой башне. Авангард окружил магмастеров, клин занятый ими земли у лестницы и походил на змеиную голову. Дальше ряды тянулись и тянулись до самой стены, единой, прикрытой магией линией. Блестели кристаллы – один в "морде", совсем рядом с магами. Другой по центру колонны. Третий, совсем тускло с такого расстояния – в хвосте, у пролома. На полуразрушенной башне уже развевалось на ветру знамя Укуля. Деталей отсюда видно не было, но Ханнок и так отлично их знал– янтарный меч на белом фоне.

Много, очень много народу. И слишком прочный и долго удерживаемый для этой промагиченной страны щит.

- Брат, ты попрал мое право первородства! Я требую вернуть мне повязку Кохорика, его мечи и инструменты, соль и краски, пиво и картофель!

Ханнок сощурился – вроде бы говорил человечек, отсюда казавшийся маленьким, стоящий рядом с троицей главных мастеров магии. У бедра он держал снятый шлем-маску. Химер решил, что уже видел его, возглавлявшим отряд культистов у пролома.

- Ты не будешь указывать мне, брат! Ты сын наложницы, пытавшейся убить нашего отца и трон по праву принадлежит мне, сыну его главной супруги! Уходи на свой восток, пока можешь!

- Брат, не хочешь по-хорошему, погляди на моих почтенных союзников! Они горят желанием принести справедливость в эти земли!

Орденцы по команде вскинул мечи, рявкнули в унисон. Глоток было столько, что даже чирикающий законтурный язык прозвучал по-настоящему грозно. Мечи ударили по щитам.

- Узри, брат, содрогнись!

- Да что они делают, тьмать их? – послышалось, тихо и совсем рядом голосом Аэдана. Зверолюда пихнули в бок и он понял, что опять загородил обзор. Смутился, чуть подвинулся. Теперь один из наблюдателей совсем точно опознался как пятнистый Кан-Каддах.

В целом, сарагарец был согласен с его оценкой. Так удачно начать штурм и теперь тратить время на диалог? Не по нгатайски, совсем, не по нгатайски. Практичные дети Кау и Нгаре любили ритуал с риторикой, но до и после, а не во время войны. Укулли, с другой стороны…

А потом он пригляделся и понял, то навидавшийся укульских порядков вживую дедядя говорит совсем не про белоплащных. Некоторые из культистов за время штурма стянулись в группки. Иные мигрировали к краям "змеи". Большинство было сняряжено куда лучше прочих бунтовщиков, и стиль их доспехов напоминал этого Сагата, любителя поговорить. С такого расстояния сложно было определить точно, но на боковых улицах вроде бы засновали тени, тускло заблестел металл.

- Но прежде всего, брат, во славу Ом-Ютеля… Верни мне мое оружие!

Распалившись, мятежный родич оттолкнул орденского щитоносца. Вышел вперед, несмотря на предостерегающие крики магов. Пошел дальше, за пределы защитного купола. На ходу стукнул в грудь, четыре раза, со стороны сердца. За его спиной волшебники стянули брешь в экране обратно.

- Верни! Мне! Мое! Оружие!

Сарагарец углядел еще кое-что. За спиной у Соуна свернулся в клубок змеелюд, незаметный снизу, загороженный дружиной. В одной руке лук, вторая держит стрелу, даже отсюда был виден матерчатый, синий колпачок на наконечнике.

- Ты! Демонское отродье, носитель рогов, кого ждут копыта! – заругался князь, - Убийца, бьющий людей, ты…

Сзади, за крыльями закричали, раздался влажный звук, с которым бронза вгрызается в человека. Ханнок повернул голову и увидел, что на полу лежит один из горожан. В его руке был серый кристалл, у стоящего над ним княжьего дружинника – красный клинок.

- Тьма, золоторожие могут заподозрить… Скажите владыке, срочно!

Ханнок отчего-то сразу понял, что это неважно, а вот вернуться взглядом на площадь - бесценно. Один из моментов, которые потом называют историей.

Мятежный Сагат шел вперед. Соун ругался.

- Ты, утуджейская кровь, половина родства… да забирай.

Князь кинул брату тяжелый двуручный чекан. Силища у него была неимоверная – оружие долетело. У Сагата таковой оказалась реакция – он поймал. И тогда Хашт, княжий змей, разом распрямился, как пружина цвета меди, во весь длинный рост. Наложил стрелу на тетиву огромного лука и выстрелил. Колпачок упал на мостовую. Одновременно, маги ударили волшбой. По Сагату, даже не врагу. Тому хватило времени лишь развернуться и выставить чекан бойком вперед. Защитный жест, даже в чем-то жалкий. Как и змеелюдский выстрел. Ну что может нгатайский примитив против высшего искусства?

Оказалось, очень и очень много. Оба оружия были сделаны из стали.

Волшебный огонь при столкновении с чеканом Сагата, не причинив тому никакого видимого вреда вреда стек на землю. Хотя княжий братец и заорал, зло, словно от боли. Боек раскалился до красноты, но длинная рукоять спасла от ожога.

Змеелюдская стрела набрала высоту, а затем по канула вниз, с разгону пробив защитный экран, вспыхнув на долю секунды и воткнувшись аккурат в головной кристалл. Грянул очередной взрыв, магов отбросило прочь как позолоченные куклы, щитоносцев повалило на землю.

В середине улицы на крышу внезапно вспрыгнула маленькая рыжая фигурка с луком. И с избытком лап. Почти тут же разлетелся на смертоносные осколки центральный камень. Ханнок уже ждал того, что и у пролома сейчас рванет, но нет, лишь какая-то суматоха, вспышки не последовало.

Но даже и двух третей коварства хватило, чтобы нанести Святому походу непоправимый урон. Многих посекло осколками, спалило взбесившейся энергией. Та на всех диапазонах била между двух разрушенных кристаллов, выпивая жизнь у попавших под прямой удар, заставляя золотокожих бледнеть и падать в обмороки даже в стороне. Мнимые культисты секлись с ламанскими союзниками Ордена и культистами настоящими. Некоторые заскакивали в дома, закрывали двери и стреляли из окон, с резных балконов, черепичных крыш.

А главное – волшебный экран заискрил и погас.

- Тей! Х-о-о!

Центральная башня окуталась пороховым дымом. Из бойниц полетели пули, стрелы и целые ядра. Сбоку зашумело, заклацало. Ханнок скосил глаза, увидел, как Доннхад скачет от радости молодым козлом, громыхая копытами по дорогому дереву пола. Лезет брататься к ощерившемуся гильдейцу. Караг отпихнул его прикладом, воткнул дуло в бойницу и поднес фитиль.

Почти тут же сарагарец сам получил кулаком между крыльев от нетерпеливого кохорикайского стрелка. Пришлось бросить удобный наблюдательный пункт, пропустить огнестрельщика вперед. Но зверолюд еще успел заметить, как княжья дружина, во главе с братьями атакует так и не пришедших в себя врагов. И как чекан в руках старшего, но непрестижного, одним ударом разбивает кирасу магмастера вдребезги, словно та сделана не из не прочнейшего магического стекла, а из обычного.

Ханнок побежал к лестнице вниз, но почти сразу его остановил Аэдан.

- Куда собрался? Они сами справятся!

- Я хочу драться! – взвыл Ханнок. И куда девалась усталость? Кан-Каддах глянул на него, коротко и жестко. Остановил рукой на плече ближайшего огарка, из кохорикайских. Женщину, судя по чертам морщинистого лица.

- Ты доктор?

- Да.

- Звероврач?

- Да.

- У моего друга вторая стадия, амок. Усыпи его. Сможешь?

Женщина кивнула.

- Эй! Ты чего? – возмутился и чуть испугался Ханнок. Отскочил в сторону, но тут же, как обычно - неуклюжий, врезался в одного из горожан. Упал. Почти ожидал, что женщина-огарок околдует его каким-нибудь диким заклинанием, но та просто достала духовую трубку.

- Тьма с тобой! Уговорил. Я здесь останусь!

Аэдан лишь кивнул, без торжества или снисхождения.

- Ты точно не хочешь спать?

- Хочу. Но не дротиком же!

Женщина, не говоря ни слова, сунула ему в руку фляжку и ушла. Сосуд оказался подписанным надписью "Успокоительное".

- Что это вообще было? – рыкнул зверолюд Кан-Каддаху.

- Я и впрямь решил, что у тебя амок. Симптомы похожи. Вторая молодость. Не закатывай глаза - потом объясню.

- А если я отравлюсь? – Ханнок недоверчиво понюхал откупоренное горлышко.

- Я заберу ее голову - устало сказал Аэдан, - Если не будешь пить, отдай мне.

"Такую потеху пропускаю".

Ханнок вздохнул. И впрямь, лезет в голову всякое. Сел на циновку, сделал несколько глотков и закрыл глаза. Усталость быстро вернула сданные было позиции.

Проснулся Ханнок, когда в восточные окна уже светило солнце следующего дня. Проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо. Встрепенувшись, вскочил, и, едва не шмякнувшись с заскользивших копыт очнулся, наконец, полностью.

- Да тихо ты! – зашипел Аэдан, - И сойди с моего сапога!

Зверолюд смущенно переставил ногу.

- Что произошло, пока я спал?

- Кохорикаи выбили Орден из города. Нарезали много бритых голов. Только что объявили, что гражданские могут расходиться по домам. Вот-вот должна вернуться горская знать, и надо испросить у кого-нибудь покровительства, пока не загнали еще в какую дыру. У отца тут была пара знакомых, есть кому напомнить о нетопыриных одолжениях…

И впрямь, горожане шустро скатывали циновки, подхватив узлы с самыми ценными пожитками, снесенными в башню, спешили к лестнице вниз. Стоявшие у ее начала дружинники следили, чтобы исход населения со второго этажа не перегораживал проход полностью. Потому как в обратную сторону несли и несли носилки с ранеными. Почти половина этажа уже превратилась в импровизированный лазарет. Ханнок понял, что настойка была и впрямь хорошей – его не разбудили стоны и крики. А может он просто так сильно устал.

На лежанке рядом сидел Ньеч, мрачный, но уже способный держать спину. Даже более того – когда ему помогли встать и опереться на костыль, то не падал, лишь слегка шатался. Заделанная магией рука все еще висела на перевязи. На соседней циновке расположился дикий маг, Хал-Тэп, скрестивший ноги и вкушавший – другое слово тут не подходило, лапшу из расписной пиалы прозрачной красной вилкой. Заткнутый ватой нос ему не мешал, явно из-за наработанной привычки. Хал-Тэп смотрел на северного сородича с благодушием хирурга-живодера, отрезавшего нечто ценное, но искренне гордящегося тем, что пациент теперь может сделать отличную певческую карьеру. И даже почти уверившим в этом мученика – Ньеч с чего-то смотрел на него с огромным уважением. А еще рядом стояла "их" молодежь, такая же встрепанная, как сарагарский химер –видно тоже приложились к сонной фляжке.

- Долго вы еще все? – потерял терпение Кан-Каддах. Пнул ногой нечто черное и урчащее, тут же развернувшееся в очень злого шестолапа. Нервы у всех в их отряде уже были ни к отцу-мраку – Аэдан едва не получил за свою жаворонковость острыми когтями. И Ханнок с трудом удержался, чтобы добавить еще и от себя – мир продолжал противно размываться в глазах и плыть по часовой стрелке. Хотелось снова лечь и забыться, а не заниматься дипломатией. Но сегодняшний амок, если, кончено, это был амок, удалось подавить.

С лестницы зазвучали голоса, особенно громкие и веселые. Аэдан тяжело вздохнул.

- Так. Понятно. Князь возвращается. Значит, обращаться будем сразу к нему.

- Здорово ты того щитоносца раскроил, брат! – мягкий, опасный голос. Соун Санга.

- Ты тоже еще не забыл, как за меч держаться, брат, - этот голос зверолюд также уже знал. Хотя без усиления магией он звучал чуть по-иному. Человечнее как-то, и сильно более устало. Сагат Санга.

Вначале на второй этаж вполз медный змей, Хашт-лучник. Недобро осмотрелся, но опасного, похоже, ничего не увидел. Затем на вершине пролета показались владыка города и его коварный родич. Отсюда, с ближнего расстояния, Сагат производил куда менее внушительное впечатление, чем, когда атаковал магмастеров. Ханнок удивился, как мало он похож на брата, разве что высоким ростом и цветом волом. В остальном – противоположность. Жилистый, почти тощий. Скуластый, с острым орлиным носом и выпирающими вперед резцами. Глаза глубоко посажены, водянисто-голубые, смотрят вроде бы рассеяно, но зверолюд отчего-то был уверен, что вся зала была просканирована быстрее и лучше, чем справился бы Ньеч со своей магией. Налобная повязка куда уже, чем у брата, не княжья – вождеская. В нее были вплетены наконечники стрел, остриями вниз. Доспехи посечены и обожжены, как, впрочем, и у брата.

- Ты был весьма убедителен в своей роли, - между тем сказал князь, - Когда взорвалась стена я почти поверил, что ты и впрямь решил голову обрить.

- Брат, мы оба знаем, что если бы я захотел тебя скинуть, то смог бы обойтись без Ордена. И уж тем более без культистов.

Ханнок почти ожидал, что Соун озлится, раскричится. Но тот лишь запрокинул голову и расхохотался, на весь зал.

- Фанатичные бестолочи, - продолжил мнимый предатель, - Я вот не пойму, с какого они решили что я обязательно нуждаюсь в их помощи. И что тут же брошусь выдергивать из-под тебя папину циновку, стоит им поманить меня своей поддержкой. Даже укулли и те осторожнее. Они все-таки не настолько мне доверяли, чтобы посвятить во все свои планы. Я даже не знал, что в стене был резонатор. Мой человек осмотрел пролом и нашел там следовое излучение. Похоже, заложили еще при перестройке. Я настоятельно рекомендую тебе больше не вести дела с той артелью каменотесов.

- Только не говори, что ты и впрямь оставил эту идею с наследством, – лукаво прищурился князь.

- Нет. Не оставил. Но не ценой Ордена в своем заду. Меня бы жена из спальни до конца жизни выгнала, ты ее знаешь… А так я герой. И ты мне должен. Выбирай, чем будешь расплачиваться – реликвиями, долиной Уквеша, или наконец поделим клан по-братски?

А вот за это на севере Сагата бы вообще в темницу кинули, ибо нет родства среди увенчанных. Но здешние сильные мира явно вдохновлялись другими летописями. Теперь Соун смеялся так, что даже на глазах слезы выступили.

- Да, у нас с тобой были хорошие учителя… Сойдан, папа, а у тебя еще и дядюшка.

Сагат внезапно помрачнел.

- Так он правда… погиб?

-Правда. Пал в бою. - в тон ему отозвался Соун.

- Да поднесет ему Нгаре полную чашу.

- Да отрежет ему Кау лучшую долю.

Они помолчали минутку, потом Сагат сказал:

- Брат, не надо долины. Я понимаю, по вежеству все нынешние пленные – твои, но ты все же одолжи мне парочку по-сиятельней. Поговорить охота.

- Как пожелаешь. Но клан мы все-таки разделим. Мне надоела эта подвешенная ситуация. А взамен – съезди к Сойдану, а? Он тут рядом, в Уллу-Ксае в развалины зарывается. Это моя земля, между прочим. А у тебя с ним более миролюбивые отношения. Ты у нас третья, незаинтересованная сторона, тебя он выслушает охотней.

- Старик тут? – выгнул бровь Сагат.

- Ага, и опять темнит. Мне с этими незваными гостями еще долго не до него будет. Несолидно город покидать. И праздник двадцатилетия скоро.

- Что ж, Мег по мне истоскуется, но это даже хорошо, - помолчав, согласился Сагат.

Все это время Аэдан молчал. И когда знать начала подниматься на третий этаж – тоже. Видимо справедливо рассудил, что владетельным сейчас не до него. Можно тихо затеряться среди тех самых нетопыриных друзей.

- Соун! Тут как раз этот Кан-Каддах стоит! Не забудь про него! – прорычали откуда-то сбоку. До боли знакомым старческим голосом. Доннхад, тьмать его.

- Ах, да, еще одно, брат, - Соун устало потер рукой лоб, - Сделай одолжение, забери его.

- Кого именно? – после паузы уточнил Сагат. Ткнул пальцем в их разношерстную группу. Весьма невежливо.

- Этого? Или вон того?

- Нетопыря. Нет, который крылатый. Нет, который старый. Доннхада, короче… А, впрочем, знаешь, остальных я тоже не держу.

- Надо же, я не ожидал я его здесь увидеть, - сказал Сагат. Рогатый горец зарычал. Он попеременно выглядел счастливым, скорбным, злым и снова радостным. И конкретно сейчас – оскорблённым. Как бы в амок по таким нервам не впал.

- Он не дал мне пойти за собой! – пожаловался однозубый.

- Это на него похоже. Что ж, тебе будут рады при моем дворе, - сказал Сагат. Уверенным в своих словах он не выглядел.

- Мой отец будет рад узнать, что вы поможете добраться нам до него, - решил дать о себе знать Аэдан.

- Несомненно, как увидишь его, предай ему, чтобы валил с моей земли. И еще, я жду возмещения за его пребывание там. Но нет, клан Хараште мне не жалко. Они три года не несли повинностей, не платили податей и убили поставленного мной вождя. Культисты и бунтовщики. Если к вам опять были перебежчики – пусть выдаст их, или компенсацию. Так и передай.

- Да, господин мой.

- Со мной поедешь. Звать-то тебя как? – буркнул Сагат.

- Аэдан…

- Который из них? - не дал ему договорить вождь.

- Фамильное имя – Норхад. Третий в этом поколении. Шестнадцатый от утверждения Медного Перечня. Скорее всего двадцать шестой в целом, если брать законнорождённых. Моя мать – Уламдж Нор-Хадзаре, Краса Озерного Края. Теперь мы почти земляки, господин.

- Хо, впечатляет, - сказал не редкость не впечатлено выглядящий Сагат, - Земляк, значит. Родич, почти. А ты знал, что наш дед был простым сборщиком шелка? И никто бы не заподозрил в нем кровь Сойдана, если бы он не отрастил крылья?

- Сегеш Санга. Он же Ашур-Дан, Дракон предгорий. Объединил все земли Центрального Хребта. Разгромил карательный поход Терканы. А прежде этого - одну из последних вылазок царских людей. Один из основоположников нового порядка княжений.

- Смотри-ка, и впрямь Кан-Каддах.

Братья неожиданно повеселели, смотрели теперь куда более благосклонно. Ханнок отчаялся понять все эту родовую неразбериху. Южане вели себя уже не просто по-летописному, а как персонажи до-Сиятельных эпосов. И, похоже, получали от этого осознанное удовольствие.

- Ну раз вы поладили, хорошо, хорошо, - почти пропел Соун, - я дарую тебе право пребывания в городе до того, пока дорога на Уллу-Ксай не станет безопасной. Передай старику еще и привет.

- Мой отец оценит то, что нам вернули имущество, изъятое оправданно, из-за неразберихи войн.

- Да, конечно. Хашт! Проследи.

Кан-Каддах поклонился.

- Я благодарен вам, господин мой. Да будут…

- Поля плодоносными, пиво крепким, а соль – соленой. Да, да. Здесь сейчас нет моего церемонейстера, не надрывайся…

Соун чуть картинно хлопнул ладонью по лбу.

- Ах да, чуть не забыл. Я дарую этому вот статус человека, так и быть.

Ханнок сморгнул. Он ожидал, что князь имел в виду его, свежего и неотёсанного северного оборотня, но Соун Санга указал ухоженным, окольцованным пальцем на Шаи. Непривычно тихий в эти последние дни нобиль встревожился, посмотрел на Аэдана. Тот едва заметно дернул щекой.

- Вы проницательны, господин мой, - сказал терканай.

О, Сарагар полон этого! Ты берешь на рынке кувшин вина и слышишь, что святые аскезы сильнее мирских святых. Старьевщица точно знает - шестая душа важнее пятой! Банщик рассуждает о чистоте Спирали, а водоноша поет о каре терниями и клыками…
А вот оливки, конечно, хороши.
- Леди Тармавирнэ, странница Чогда.

---



Даже с такого расстояния Кёль слышал голоса хорошо, словно стоял рядом. Есть польза и в проклятии.

- Внимай, Килич, эти варвары совсем озверели!

Стражники стояли за углом, двое, в круге света от волшебного фонаря. Тот, кого звали Килич, хмыкнул, разом в поддержку и устало. Да, воистину озверели. Да, князь слишком многое им позволяет. Да, так больше продолжаться не может… Да слышал я это от тебя уже сотню раз, заткнешься ли, земляк?

Земляк намеков не понимал и не затыкался. Уже по второму кругу возмущался прошедшей неделей. Всеми восемью ее днями. Начиная с первого, на котором поцапались партии союзников и коренных. Опять.

А ведь князь постарался на этот раз никого не обидеть. Церемонию провода младшего княжича в орденские послушники после долгих вычислений назначили на счастливую дату. Даже по обоим календарям – как лунному счету Укуля, так и солнцу Каннеша. Пригласили все сколько-нибудь значимые кланы, забив людьми древний стадион Сарагара по верхние, уже полуразрушенные ступени. Озаботились тем, чтобы обе партии сидели и рядом, создавая видимость единства, и при этом разделенные рядами с княжьими людьми. Во всеоружии, на всякий случай.

Не помогло. Одной неловкой фразы укульского жреца о душах хватило, чтобы Каннеш опять пошел на Укуль. Делегацию Ордена пришлось выводить боем. Затем бунт выплеснулся на улицы. И на этот раз разгром с запасом превзошел прошлогодний, когда Сарагар продул команде Нгардока в мечемяч.

- Жаль, господин Атонель слишком добрый! Надо было врезать этим волосатым дикарям так, чтобы они вовек зареклись носы казать из своего Заречья! Боги на нашей стороне, в этот раз мы снесли бы вражьи идолы к тьматери!

Очередное хмыканье вышло нервным. Укулли, пришельцы с чистых земель, ныне были элитой княжества, это так, с привилегией на бронзу и важнейшие должности, но потомков жителей Каннешского царства – нгатаев все еще было больше. А в этот раз беспорядки вспыхнули и в кварталах полноправных граждан. Союз с Орденом, а, значит, и с тамошними богами, раскалывал город все сильнее.

Кёль слушал и чувствовал, как в душе разгорается ярость. Не из-за вражды некогда дружественных общин Сарагара, хотя видят боги у него, полукровки, причин для отклика на эту тему было еще больше. Болтливый стражник с товарищем сами того не подозревая заперли Кёля в тупике. Перегородили ему дорогу к реке. А главное - мосту на ту сторону, в Заречье. Туда ему нужно было позарез. Или даже позагрыз.

К исходу осьмидневки беспорядки наконец, затихли. Усиленная княжьими людьми стража отбила обнесенные лавки, вычищенные склады и подпаленные орденские подворья. Клановую верхушку частью вколотили обратно в чувство, частью подкупили льготами и организованные отряды расточились, оставив партизанить самые фанатичные шайки.

В малой мере Кёля это радовало. Гражданская солидарность еще тлела в нем и смотреть на то, как родной город пожирает сам себя было тошно. Мир и порядок – хорошо. Но хаос помог ему сбежать из клетки, и даже добраться до заранее подготовленного схрона с мечом, припасами и деньгами. И теперь возвращение привычного уклада и ночных патрулей грозило облавами и погоней. Потому как привычный уклад в Сарагаре уже давно включал в себя ловлю оборотней.

Спину опять пронзила боль. Кёль стиснул зубы, лишь бы не зашипеть. Переборщил с усилием – клык хрустнул и выпал. Кёль сплюнул его на ладонь, со страхом и ненавистью рассмотрел, а затем сжал кулак и с размаху швырнул в стену. Ощупал языком пазуху – там уже чувствовался кончик нового. Челюсть ломило, словно вновь лезли зубы мудрости. Все тридцать восемь, разом, постепенно вытягивая лицо в морду. Проклятье отчасти защищало от боли, иначе бы уже сошел с ума. Да и так уже недолго осталось.

С рукой тоже творилось неладное – мизинец стал синеватым и холодным, слегка усох, зато остальные пальцы стали толще. Кожа на кончиках покраснела и опухла, ногти частью выпали три дня назад, частью ударились в рост. Если то, что он читал, правда – скоро они превратятся в когти. Разница в одну букву, но уже навевающая первобытная жуть.

- Эй, ты слышал? – встревожился Килич. Оборотень опомнился, затих.

- Чего слышал? – говорливый опасливо понизил голос.

- Да нет, показалось…

- А вдруг это был зверелый? Тот самый, из дома Туллия?

Кёль внезапно осознал, что вздергивает губу, в недооскале. Сейчас лицо еще слишком человеческое, наверняка гримаса смотрится жалко и нелепо. А вот вскоре будет выходить куда натуральнее…

На этот раз жуть удалось погасить с большим трудом.

- Туллия? Они же своего поймали неделю назад? – толика удачи, стражники не спешили лезть в темноту проверять.

- Ну да, поймали. А потом у ворот на Ксадье-Чах дикари врубились в княжьих. Я там был, полквартала разнесли… Смылся, похоже, под шумок. На посту опять заявку на отлов повесили.

- Тьмать! Ты мне не сказал? Эта тварь же может быть где угодно!

- Читать надо было учиться, Килич! – обиделся второй, - Я не хочу все время тебе растолковывать!

- Я умею!

- Ага, на нгатаике! Все равно что неграмотный. Смотри, доведешь старшину, он тебе жалование урежет…

- Погоди… Зверильня дома Туллия вроде при подворье святой Окельо? У ворот же сущая псарня, для изгоев и неопознанных… – Килич явно поспешил перевести тему.

- Да, именно так.

- Но…

- Да турнули они его от очага, Килич, что уж там, - судя по голосу, даже этому нетерпимому стражнику было неприятно об этом говорить, - Как только стало понятно, что у него еще и рога начали отрастать. Набольшой их сказал, что это не может быть его родичем, у егойных рогов, мол, никогда не было. И вообще, это еще большая мерзость, Ом-Ютель никогда бы не обрушил такую кару на столь уважаемый род.

- Тьма. Мне почти его жаль…

- Да полно тебе. Это же этот, как его там… выскочка из Заречья. Парень знал на что шел.

- А… ну и дракозел с ним.

Кёль вцепился пальцами в стену, уже не заботясь, что может выломать еще ноготь. Долгие годы он пробивался в полноправные из рядов варваров. Оставил позади свой старый клан, уверовав в свет укульских богов. И вот каким его запомнит Верхний город? Выскочкой-дикарем, влезшим в знатный род? Мутантом-изгоем, вышвырнутым прочь, стоило проявится не той разновидности проклятия? Этим?

Треть сезона прошла с тех пор, как он впервые заметил на себе признаки болезни. В его случае развивавшейся слишком медленно. Это давало ложную надежду. Две недели с того, как не ставшая женой невеста заметила неладное и кликнула стражу. Неделю он был в бегах – как бывший ловец, он неплохо знал повадки оборотней, значит, мог избегать их ошибок. И помнил основные приемы и хитрости коллег. А потом допустил ошибку – вернулся в город, в глупой, отчаянной надежде что магия, алхимия или вера сотворят чудо там, где им не удавалось сделать это долгие десятилетия. Кто донес на него тогда? Расписанный шафраном мистик с севера, окуривший его дрянью, от которой в ушах до утра выли демоны? Знахарь, у которого он покупал "слезу Владыки"? Семейный жрец, поправший тайну исповеди и право убежища?

Уже не важно. Его поймали, от него отреклись, его швырнули в кишащую блохами, провонявшую псиной и страхом яму. Если бы не бунт, прокатившийся поверх Нижнего города, он бы уже ехал в клетке в город плантаций Ксадье-Чах. Как изгой, он больше не мог рассчитывать на помощь клана. Как отреченный от храма, даже на княжью милость. Его ждал невольничий рынок и бараки в чьем-нибудь поместье. Вряд ли бы он прожил после этого долго. Клановые и княжьи плантаторы еще как-то признавали, что об озверелых надо заботиться. Частные же владетели славились умением споро пережигать жизнь мутантов в прибыль.

А главное - у Кёля же и в самом деле начали расти рога. Это еще сокращало и тяжелило отпущенные ему дни. Потому как значило, что превращается он не в сарагарского волколюда – презираемого, но привычного. А в того, кого иногда иронично, а все чаще всерьез, называли "демоном". Демоны обитали на юге, в Ядоземье. Разновидности проклятья передавались исключительно по кровному родству. А следовательно – род его не городской, и щадить его вообще нет смысла. Сарагарцы слишком часто резались с южанами, устраивавшими набеги на пограничье. Даже нгатаи считали налетчиков дикарями. Да что там, и волколюди, эти собратья по несчастью – и те ненавидели демонов на каком-то инстинктивном уровне.

- Твоего же мрака!

- Что?

- Теперь там рычат! Слышишь?

- Да… Слышу! Килич, я тут вспомнил… Свояк говорил, что на Аптекарской нашли труп с вырванным горлом. Полусожранный…

- Ох… Лучше заткнись!

- Я его не ел! – прошептал Кёль. Негодующе. А потом прошиб холодный пот – а точно ли не ел? С каждым днем хватка разума слабела. Уже случались провалы в памяти. Утром в заброшенном подвале, своем временном убежище, он бродил на четвереньках. Несколько часов, пока не очнулся… Что если? Нет! Он точно помнил, что ушел сразу. И он был не единственным больным, сбежавшим в тот день из разгромленной зверильни у ворот на Ксадье-Чах.

- Сигналка есть? – прошептал один стражник другому. Несмотря на весь ужас происходящего Кёль подумал: "Дилетанты!". У него слух все еще хуже волколюдского, и то слышит. Эти двое явно из дневной стражи, поставленные на ночь лишь из-за угрозы беспорядков.

- Все на бунт ушли…

- Тьма, идем…

- Сдурел? Здесь светло, там - нет!

Слабое утешение. Они уже настороже. Того и гляди мимо пройдет еще патруль – много их сейчас – и с подмогой они наберутся храбрости изловить страшного монстра. Который в отличие от них слишком хорошо осознавал свою уязвимость и смертность.

А потом случилось то, что потом вспоминают как поцелуй богини судьбы, помощь предков или благое стечение обстоятельств. Хотя, если вдуматься – не такое уж невероятное. Волшебные фонари Верхнего города обошлись князю в круглую сумму, порезанную пошлину на ввоз какао из орденских земель и обещание отправить княжича в послушники. Орден клялся, что огни будут светить пока стоят стены города, нуждаясь лишь в отчистке колпака и ежемесячной медитации мага-наладчика. Но столкновения с суровой реальностью краев, столь близких к Ядоземью, капризная роскошью не выдержала. Год выдался суровым, уже сезон с холодного юга дул сильный ветер. Напитавшийся злой магией с развалин городов из бетона, бронзы и колдовского стекла, с сияющих по ночам топей и зарослей перекрученных деревьев. Он нес с собой пепел вулканов и сожжённых варварами пограничных деревень. При столкновении с ним энергетический купол, ограждавший страну Ордена, полыхал багровыми разводами. А внешников, таких как сарагарцы, преследовала мигрень и тошнота как с похмелья. Маг-наладчик, Сиятельный уроженец законтурных земель, и вовсе спекся в ста шагах от подворья, стоило ему выйти на улицу без амулета и попасть под дождь. Теперь он лежал в лазарете и ему было не до медитаций.

В общем - фонарь взял и лопнул.

Хлопок, испуганные вскрики на два голоса и звон стекла по мостовой. Кёль опомнился быстро и выскочил из тупика, пробежал мимо шалелых стражников. Мрак-отец, обрушив на него проклятие, отдарил взамен зверолюдским зрением. Он видел во тьме все лучше, и быстрее к ней привыкал. Пока бывшие земляки очнулись, успел пробежать три двора. Впереди уже виднелась набережная.

А потом за спиной раздался топот сандалий. Неправы те, кто полагает будто человек начисто лишен хищнических инстинктов. Как могут подтвердить многие боевые вожди, люди часто бросаются в погоню за тем, что пугало их еще мгновение назад – достаточно увидеть удаляющуюся спину. И зачастую рвение это - на свою же беду.

В случае Кёля, правда, стражникам грозила куда меньшая опасность. У него не было верных друзей в засаде. Он голодал, его ломала болезнь. И бежалось ему плохо. От проклятия ступни медленно удлинялись, ему уже пришлось отрезать носки сапог, лодыжка тоже меняла форму. Оборотню еще удавалось переставлять ноги по-человечески, но все хуже.

Когда он выбежал на набережную то понял, что не успеет даже добраться до моста, куда уж там оторваться от погони. А если и сможет – там еще отряд, ловит горячих голов из Заречья, мажет несмываемой краской. Когда рассветет – на туземную сторону потянутся законники, собирать штрафы и раздавать бичи за нарушение комендантского часа соклановцам задержанных. А мутант и до законников не дотянет.

Затравленно оглядевшись, Кёль разогнался и прыгнул в студеную, темную реку.

Запыхавшаяся стража подбежала к каменному парапету, всмотрелась в идущую кругами воду.

- Как думаешь, доплывет?

- Дракозел с ним, мне плевать, - Килич в подтверждение слов смачно харкнул в реку, - Туллия заварили эту кашу, вот пусть сами с зареченцами теперь и разбираются.

410
На севере князья Майтанне возрождают угасшую было при Сиятельных традицию кровавых жертвоприношений, включая разумных существ. Поскольку рубить головы детям четырех богов все еще считается зазорным, в основном на алтари льется кровь потомков Сиятельных. По особым случаям в Кин-Тараге закупаются причудливые звероподобные чудища. Продавцы-кинаи настаивают, чтобы рабы-мутанты поступали на север исключительно холощеными и с вырванными языками, несмотря на жалобы жречества, что цельные были бы куда ценнее в качестве жертвы.

440, год проснувшегося Варанга
На юге разгорается война между Терканой и союзом утуджейских вождей. Сойдан Кан-Каддах захватывает оазис за оазисом, пока его армия не оказывается почти полностью уничтоженной внезапным землетрясением и оползнем. Такой магнитуды здесь не видели со времен коллапса Сиятельных. Невдалеке от Терканы просыпается вулкан, хотя область считалась малоактивной еще Сиятельными. Ободренные божественной милостью утуджеи переходят в наступление, захватывая области, казалось бы, навсегда сданные нгатайской экспансии.

442,
Утуджеи нападают на Теркану. Вассальные княжества, еще помнящие службу Сойдана у Шауреша Осквернителя, а теперь еще и уверившиеся, что боги, наконец, отвернулись от Магобойцы, задерживаются с помощью. В результате город, за исключением акрополя, взят и разграблен. Многие жители уведены в плен.

443
Аэдан Первый, вопреки приказу отца, уходит в набег на утуджейские земли, вызволять пленников. После начальных успехов его личную дружину отрезают от основных войск, а самого, уже больного, с первыми признаками озверения, берут в плен.

444
На календарном празднике в Майтанне приносится в жертву большое количество закупленных на юге чудищ, сильно возросших в числе за последние годы. Кинайские торг-евнухи в ответ на вопросы говорят лишь, что товар нынче ловит сам себя. Гости особо восхищены новой разновидностью – большекрылым демоном.

445
Глава кинайских торг-евнухов найден мертвым, с заточенным оленьим рогом в горле.
В архивах Совета Терканы под этим годом записана жалоба: жители возмущены тем, что князь так надолго отлучается из города в столь тяжелое время.

446
В дипломатическом архиве Майтанне сохранена формальная жалоба, направленная гильдии торг-евнухов в связи с тем, что те так и не поставили обещанную партию демонов "для ритуалов и прочего".

450
Утуджейская реконкиста замедляется, поскольку землетрясения и извержения вулканов, нарастающие год от года, бьют уже по всем. Пеплопады вызывают голод и исход населения. Частота озверений также сильно возрастает.
И нгатайские и утуджейские союзы де-факто распадаются, все политические игроки заинтересованы больше в борьбе со стихией и захвате безопасных земель, чем в престиже и дипломатии.

460
На севере князья Майтанне добиваются гегемонии над прочими политиями нгатайского севера. Вершина могущества княжества. В столице, Цуне, разворачивается масштабное строительство, восстанавливаются доколониальные зиккураты, посвящаются новые.

465
В покоренном Сарагаре великий князь Майтанне сажает на престол младшего сына, основывая побочную ветвь династии.

490
Второй сарагарский князь восстает против нового владыки Майтанне – своего кузена. Тому удается победить зарвавшегося вассала, но ценой больших усилий и не полностью – тот сохранил жизнь бегством. Несмотря на победу, Майтанне начинает проявлять признаки упадка – непрерывные войны и дорогостоящие монументы понемногу истощают княжество.

495 – большое извержение в год Пепельной Цапли
Пик активности в первый огненный период на юге. Он чувствуется даже на севере, несмотря на еще довольно надежную защиту внешнего контура. После холодного года и неурожая, великий князь Майтанне, несмотря на возражения советников, закладывает новый зиккурат – самый большой на данный момент, да еще и в до сих пор неспокойном Сарагаре, в надежде показать власть над этим городом.

505
Проект, призванный дать работу голодающим и обездоленным, сплотить народ, на деле выполняется с такими прегрешениями против здравого смысла, что подданные начинают сомневаться в рассудке великого князя.

515, - Второе Безумство
Великий князь Майтанне болен. Несмотря на все усилия, готова лишь первая ступень пирамиды. Казна разорена, население ропщет, и без того плохие урожаи страдают от того, что людей угоняют на грандиозную стройку. В отчаянии князь решает освятить уже имеющееся, причем с размахом, призванным скомпенсировать незавершенность ансамбля. Анклавам огарков объявлена ритуальная война, причем на этот раз озлобленные воины хватают всех без разбора. Угоняют племенную скотину. Доходит до того, что ловят и изгоев из детей богов.

В отчаянии жители разгромленной деревни огарков близ Сарагара, из которой вопреки договорам только что угнали почти всех, вскрывают подземелье, некогда накрепко запечатанное предками. Презрев высеченные на стенах предупреждения (которые и прочитать-то уже толком было некому) огарки активируют центральный кристалл. Это оказывается передатчик, настроенный на частоту Великого Дома Укуль.
Спокойная, упорядоченная за века жизнь под контуром оказывается прервана трансляцией на оповестительные сферы в центральных городах. На них граждане видят уродливых, но трогательных в своей слабости существ, отдаленно похожих на правящую касту. Существа плачут и лопочут на плохо понятном языке мольбы о помощи. Они носят кристалл по улицам, показывая сожженные дома и тела тех, кого бегал недостаточно быстро и кого ловили недостаточно аккуратно.

Совет анклава оказывается в затруднительном положении. Официальной позицией все это время было, что мир за пределами контура не уцелел – никто уже не следил специально за внешними передатчиками, из-за чего даже такая неумелая трансляция не была заранее проанализирована и отсечена. И сам контур в те годы еще слишком плотен и непрозрачен, чтобы сквозь него было видно происходящее снаружи. Даже те, кто высказывал гипотезы о стабильном состоянии внешнего мира были не уверены, что с ним стоит общаться. Ресурсы колонии надлежит расходовать аккуратно. Однако сложившаяся куртуазная и утонченная культура требует от своих носителей определенных стандартов поведения.

Молодым и горячим в итоге удается убедить Совет действовать, сломив в процессе противодействие делегатов от Ордена – организации, призванной следить за благополучием контура и его климатических подсистем. Орден, впрочем, настаивает на том, чтобы самые магоемкие артефакты остались под щитом Укуля, а экспедиция ограничилась холодным оружием.
Его, впрочем, более чем много – под занавес янтарной эпохи предками владела паранойя на тему того, как жить в мире без магии и специально разработанным снаряжением были забиты целые склады. До сих пор им пользовались лишь на дуэлях и в ритуальных занятиях боевыми искусствами.

За несколько дней до нового года, на который намечена церемония освящения нового зиккурата, жители деревни у подножья контура видят небывалое зрелище. Волшебный экран, настолько неизменный и непроницаемый, что стал уже привычным, внезапно поднимается между двумя опорами, и наружу выступают ряды за рядами бойцов в причудливых доспехах. Ими предводительствуют высокие, золотокожие всадники, подобных которым до сих пор видели лишь на древних, уже осыпающихся фресках и рельефах.

Начало эпохи Священных Походов.

- Не одни Кан-Каддахи нарушают договор о карантине, - князь коснулся скулы, там, где у самого Аэдана было пятно посветлевшей кожи, - Я много путешествовал. Впрочем, тебе это неинтересно. Вы остановитесь у Хал-Тэпа, раз он уже за вас поручился. Вам дозволено пользоваться банями. Добро пожаловать в Кохорик.

Аэдан поклонился. Князь со свитой продолжили путь на следующий этаж. Вокруг зашумели, засобирались и Ханнок внезапно осознал, что все это время горожане стояли и молча следили за ходом разговора. Словно зрители в театре. Сарагарцу стало неуютно от мысли о том, какие скрытые от него указы и намеки они могли опознать.

- Идемте, новые дружики, - прогнусавил Хал-Тэп, с трудом поднимаясь с лежанки, - Волей князя и моей, вы мои гости.

Аэдан не выглядел довольным. Но кивнул в ответ.

---

Корми киная четыре дня, и он будет помнить твою доброту четыре года.
Корми варау четыре года, и все это время он будет жаловаться, что ему не наливают.
- Терканайская поговорка.


Хал-Тэп жил в большом, двухэтажном доме, выходящем окнами на одну из центральных площадей. Дело у него было поставлено на широкую ногу – склад для соли и лекарств, отдельная кухня, пристройка для размещения больных, свой колодец. Ньеч оценил. И затосковал по дому – "Милость" в лучшие дни была организована со сравнимым размахом и тщанием.

Отомолец, пользуясь положением раненого, сел на лавочку у каменного подклета дома. Остальные потащили пожитки на чердак. Ханнок с разрешения хозяина дома поднял на вороте кувшин с водой. Когда достал, то удивленно шикнул, едва не упустив сосуд.

- Горячая, да. У меня свой отводец от княжьих купален, - похвастался одноглазый, - Минеральная водичка, прямо из знаменитых источников Кохорика… Да, пить ее можно, и даже полезно, но для утоления жажды лучше брать холодную, с кухни… У меня и бассейн, кстати, есть.

Химер с уже привычным, забавным выражением морды – "Нервным № 2", как его окрестил про себя Ньеч, несколько раз беззвучно цапнул воздух пастью. Похоже, проговаривал про себя новое, незнакомое слово. Потом пошел мыться. Давно пора пришла крылья прочистить, да, хотя Ньеч, памятуя о походных условиях, не напоминал.

Хозяин, извинившись, пошел в пристройку. У дверей его уже ждали, подмастерья, двое, почтительно склонившие головы, по огарковски морщинистые, по горски - стриженные. Все при делах, вполне мирных. Идиллия. И не скажешь, что город в осаде.

Похоже, он уснул, и крепко, потому как стоило вновь открыть глаза, как двор разом наполнился носилками. Раненые стонали и тихо ругались, но не в предсмертных муках. Судя по всему, сюда собрали не критических, с ожогами магией или отравлениями от пошедшего вразнос фона.

Солнце стояло в зените, но так и не сменило утренний красный цвет на зрелую желтизну. Пахло дымом, язык чуть щипало. От стен глухо бахнула пушка. Одиночный выстрел, вряд ли приступ, так, дуркуют, похоже. Звероврач поразмышлял чуток о превратностях погоды и, налегая на посох, встал.

- Я могу помочь, - сказал он, доковыляв в пристройку.

Хал-Тэп поднял голову от пациента на лежанке. Видимая часть лица опять побледнела, но кровь из носу еще не шла. Видимо, экономил силы.

- Можете? Да нет, коллежек, боюсь, что нет.

"Похоже, он дал обет калечить по слову за речь." – подумал Ньеч, уязвленный. Коллежек. Морда еще кривей, чем у него самого, а и этот туда же.

- Прошу меня простить, но это не был вопрос.

Одноглазый вздохнул, с уже привычной по Аэдану интонацией.

- Послушай, человече, - он сделал упор на это слово, - Не сможешь. Я слышал, ты у нас по оборотничищам мастак.

Ньеч красноречиво посмотрел на здоровенного демона, шипевшего и тьматерившегося в углу. Рогатому обожгло крылья и спину, он лежал на животе. Перехватив взгляд, драколень тут же настороженно затих, даже как-то съежился. Это было почти смешно.

- Тьолль, ну богов ради, северянец! Ты хирург, волковед, много наработаешь одной рукой? Да тут и по магии работа в основном, карантинники в ней с вольчий хрен разбираются, уж прости.

- Базовая подготовка врача даже в моих родных землях включает работу с маг-отравлением. Подержать накопитель или развести адсорбент – меня хватит. Я не могу оставаться в стороне от дружеских страданий, это противоречит клятве Иштанны.

- Принципиальный, так ведь? – Хал-Тэп усмехнулся, непостижимом образом одновременно недобро и одобряюще. И речь разом выправилась, - Я тебе скажу прямо – в твоих родных землях захожим чужеземцам за такую настырность уже плетей прописали бы. Разве я не прав? Прав. Вы опасные гости, на моем попечении, и я позволяю вам ходить по двору без надзора только из-за присущего мне южного раздолбайства. Я справлюсь сам – эти больные стабильные, серьезных пришлось отослать коллегам, которые вообще поджарили бы тебя при попытке указывать – они настоящие таваликки, не то что мы с тобой.

- Вы считаете меня ненастоящим таваликки?

- Южные врачи дают свою клятву Тейорре. Твоя на меня не действует. - улыбнулся дикий маг, - Вон отсюда.

Подошел подмастерье, большой и суровый. Ньеч посмотрел на него и передумал бить наработанным в "Милости" учительским гневом. Лицо было не по годам увядшим, огарковским, но черты - варварскими, черные глаза – раскосыми, а волосы… отомолец ошибся поначалу, приняв их за седые. Они оказались светлыми. Но вряд ли южанин был моложе него самого…

- Пойдем, господин мой.

В речи подмастерья не было и следа говора Сиятельных.

Когда Ньеч вошел в гостевую залу там был Аэдан, сидевший за столом, занятый своими мыслями, в компании со стеклянным кубком и бутылкой вина. Звероврач не стал им мешать. А еще, у длинной стены стоял сарагарский химер. Ханнок изучал роспись, красочную, в диковатом, но жизнерадостном варварском стиле. Ньеч часто замечал за бывшим элитным гончаром такое – похоже, профессиональная деформация.

Лекарь хотел было уже пройти мимо, к лестнице на отведенный им чердак. Но сам по пути заинтересовался фреской. Все-таки отцу удалось вколотить в него самого кое-какие знания об искусстве. Сюжет из классических – Неистовая Нгаре на облачной колеснице, отстреливающая улепетывающих демонов из своей Громовой Пищали. Волосы Покорительницы Бурь разметались на половину стены, слова боевого клича были тщательно выписаны рядом с божественным оскалом. Из-под копыт лошадей били молнии, осерпованные колеса мололи вражьи кости. Выкрашенные аурипигментом нечестивые пучили серебряные глаза, закрывали четырёхпалыми руками лысые головы, путались на бегу в белых тогах.

У заказчика было весьма своеобразное чувство юмора.

- Ханнок, а ты часом не знаешь, кто такой Тейорре? – внезапно для себя самого спросил Ньеч.

- Тейорре? Не слышал такого… - прорычал зверолюд, явно удивленный, что огарок обратился к нему. Даже посмотрел на Кан-Каддаха, но тот продолжал молча крутить в пальцах ножку кубка.

- Хм. Прискорбно… Хотя, погоди, а если так – Тьолль?

Сарагарец задумался. Потом радостно оскалился:

- Ахха! Помню такую. В укульских святцах она упомянута как мелкая божкиня сте-ри-ли-зации и металлических протазанов... нет, протезов. А почему ты спрашиваешь?

- Так, понятно. Тавалик, это мать твоя, - опередил Ньеча Аэдан.

- Прошу прощения?

- Проси не у меня, - терканай встал, со скрипом отодвинув стул, и подошел к двери в жилые комнаты. Легонько стукнул костяшками пальцев по притолоке:

- Госпожа моя, у вас часом календарного диска не найдется? Мне надо кое-что разъяснить моим северным друзьям.

Пару минут спустя к ним вышла та самая женщина, что сопровождала Хал-Тэпа к убежищу у стены. У Ньеча на мгновение мелькнула мысль, что она кто-то больший для хозяина дома, чем просто коллега. Неловкая, даже в чем-то нелепая мысль. Впрочем, стало не до нее – им вынесли триптих, резной, ценного красного дерева. Когда раскрыли, отомолец ощутил досаду. Чему, интересно, собрался учить его Кан-Каддах, показывая Солнце Каннеша – повсеместный на севере символ царских времен? А потом всмотрелся и отругал себя за узость разума.

На первый взгляд композиция была до боли знакомой. Четыре луча, образующие звезду, основу рисунка, увенчанные символами старших богов – меч Кау, колесница Нгаре, молот Ахри, ладья Иштанны. Четыре косых луча, по числу первенцев – Нгат, Чогд, Тсаан, Канак. Много второстепенных секторов и символов. Четыре высоких герба, по числу племен. Четыре знака благородных сословий. Четыре цвета для стихий. Четыре цвета для сторон света. Четыре времени года. Восемь дней недели. Восемь дисков – луны и планета. Шестнадцать тотемных чудищ. Всюду четверки и производные от них. Тщательно исполненные фигуры Кау и Нгаре на створах, обозначающие, что резали под нгатая. Мир в миниатюре.

Переставляя фишки по секторам и лучам, или вращая металлические кольца в более дорогих моделях, можно было выяснять ритуальную дату, молиться, гадать на удачу или просто коротать время за игрой.

- Солнце Юга, - сказал Аэдан и принялся указывать на отличия, - Вот здесь у нас восемь озверений, восемь рогов и четыре карлика. Но вас сейчас интересуют боги.

Палец указал на косой луч, посвященный Нгату. Звероврач заметил, что косой крест на южной модели был равен длиной главному. И помимо имен праотцев его украшают дополнительные символы. В данном случае – стилизованный клык.

- Вот Цамми, он же Дзаму, нефритовый дракон Джед-Джея.

Ньеч вспомнил сказанные ранее слова "Даже богов внезапно стало восемь".

- Вы поклоняетесь червю расписных дикарей? – Ханнок приоткрыл пасть от изумления.

- Мы сами теперь такие, - поморщился Аэдан, - Дракон популярен у змеелюдей и химеров.

Палец сместился на четверть диска. Веретено.

- Вот Шанад, она же Тшанд, ткачиха судеб людей из Озерного Края.

Еще четверть. Кристалл.

- Вот Ирдаш, он же Иль-Дасач, обсидиановый кузнец дома Дасаче.

Вот теперь пришла пора удивляться Ньечу.

- Но…

Аэдан прервал его, нетерпеливо покачав головой. Последним из новых был калам.

- А вот Тейорре, она же Тьолль, леди кодексов дома Тавалик. Хоккун ее консорт.

У Ханнока было очень странное выражение морды.

- Интересно, что сам Хоккун об этом думает…

- Ишканха еще стоит, - пожал плечами Аэдан, - Похоже, он не против.

Ньеч усмирил разбегающиеся мысли и спросил:

- Откуда вообще появилась эта Тьолль?

- Она – божественная царица страны Тавалик, еще до вашего исхода с внутренней стороны.

Ньечу не хотелось в это верить.

- Если это так, то так мы могли ее забыть?

- Укуль, док. Их доброта убивала душу быстрей свирепости Омэля.

---

Хал-Тэп пришел из пристройки в сумерках. Пока медитировал, восстанавливая силы, женщины его дома накрыли стол. Подтянулись остальные "хозяева", а также большинство "гостей". Ньеч, проведший все время до заката в мыслях о богах и бумаге, спросил у дикого мага, как раз воссевшего – истинно такое слово – во главу стола:

- Прошу прощения, коллега, за бестактный вопрос. Как переводится ваше имя? Признаться, мне очень неловко, на севере мы утратили многие слова из языка старого Тавалика…

Спросил, хотя уже чувствовал, что зря нарывается невежеством. Но разбуженные проклятым Кан-Каддахом сомнения терзали его голодом по словам.

- О, коллежек, себя не вините. Не таваликки это вовсе. Я долго жил у илпешей, с их языка это "Половина морды".

Происхождение прозвища и так было очевидным, но горец все равно снял маску. Оказалось, что второй глаз у него все же был. Но такой, что лучше бы и без него – большая часть глазницы заросла кожей, виднелось лишь круглое отверстие, с мелкую серебрянную монету-ноготок величиной. И цветом. Бельмо, глубоко утопленное в череп, тускло отсвечивало белым. Вся правая половина лица, за исключением носа, была иссечена разноцветными рубцами и выпуклостями, как после давнего ожога.

- Упрежу вопросы – я таким родился. В отеческом анклавце мне отказали в праве на продолжение рода, так что пришлось поездить по миру.

- Им убыток, мне удача, - проворковала женщина, разливая по чашкам из высокого стеклянного кувшина. Ньеч, задумавшись, пригубил, поначалу даже не заметив, что же пьет. А потом опознал. Какао, отменного качества, хотя и непривычно разбавленное молоком, подслащенное. Похоже, дела у горного лекаря шли хорошо, раз он мог позволить себе покупать такую роскошь. Или, хотя бы, ему удалось настолько впечатлить князя, чтобы тот отсыпал дорогих бобов от щедрот дворца. Дома, помнится, многим нгатаям доставляло немалую боль, что ингредиенты для священного напитка приходилось завозить из земель Ордена. После иссушения Канака единственным источником "питья богов" стал Укуль, год от года сокращавший поставки.

Ньеч так и не смог решить, стоит ли расценивать подобное расточительство по отношению к чужеземцам как какой-нибудь местный ритуал гостеприимства, за который им придется расплачиваться услугами. Или в качестве желания варвара пустить захожим северянам пыль в глаза.

Космомост "Слава Этлена", 1580 г. от возжигания чистого огня.


- Это точно безопасно? – почтенная матрона смотрела на диск телепортатора, насупив лоб и поджав губы. К груди она прижимала расшитую золотом и кристаллами-накопителями сумочку, чемодан в похожем стиле парил рядом, не касаясь пола. Увалень-муж беспомощно топтался рядом, пытаясь уследить за выводком ребятишек.

- Искусство дома Халадон безупречно, вам нечего бояться, благородная госпожа, - пропела проекция девушки в накидке смотрительницы путей.

- Да, но все же… - артачилась женщина.

"Туристы" – с презрением подумал Мита. Сплюнул бы, кабы не страх раскрыть до срока провинциальное происхождение. А еще - надежда на лучшую судьбу.

На самом деле державшую очередь даму "почтенной" и "матроной" можно было назвать лишь по повадкам. Современная медицина творила чудеса. Гибкие, точеные тела знати, их чистая золотая кожа и сияющие глаза выглядели куда моложе и свежей, чем у самого Миты.

- Благородная госпожа, при всем уважении, Киньич уже почти выстроился на одной линии с Этленом. Если не совершить переход в ближайшие полчаса, то луны разминутся и нам придется ждать завтрашнего полудня.

За спиной застонали, но перечить никто не посмел. Простолюдинов не пустят наперед высшей касты. Пусть даже та и взяла моду играть в филантропию. Сам Мита лишь поправил сползающую лямку рюкзака, предпочитая ругаться про себя. Кожаная полоса больно врезалась в плечо, при движении внутри бряцали инструменты. Примитив, а не снаряжение, стыдно с таким на глаза патронам показаться. Но у него не хватало ни денег, ни волшебного таланта, чтобы багаж возил себя сам.

Мита перемещался на Киньич не для того, чтобы охотиться с небесной лодки на червей-камнеедов, нежиться в потоках первобытной магии в одном из фортов-санаториев или любоваться частыми закатами. Он собирался строить там светлое будущее. И, желательно, зарабатывать на этом.

Из всех прочих лун Киньич был открыт для свободного посещения и заселения первым. Что, впрочем, отнюдь не означало, что он наиболее пригоден для жизни. Ближайшая к планете луна оказалась богата на минералы и сырую магию. Чуть меньше – на захватывающие дух виды. Гораздо больше – на способы с этим духом расстаться.

На самом деле, Мита совсем не рвался поначалу на эту ржавую, провонявшую серным расплавом печку. Даже холодный, далекий Атли с его днями по трети сезона и чахлым фоном, или пустынный Уллу, и те сулили более комфортную, а главное, долгую, жизнь. Не говоря уже о колониях на внешней стороне самого Этлена.

Но в колониях опять вспыхнули беспорядки среди туземцев-внешников, а до других лун хватало охотников посноровистей. Мита уже впал в отчаяние, он едва успел привыкнуть к широкой жизни, как вновь понадобились деньги. Выработанные шахты в коренных землях его дома не сулили удачи. Потому ухватился за первую возможность. Он подозревал, что и сюда его взяли лишь потому, что какой-нибудь менее робкий и более вменяемый рудознатец сбежал, или отправился пить с предками. Конечно, в рекрутском центре его долго гоняли через хитрые приборы, а потом говорили, какие у него уникальные таланты и как он им нужен, но Мита еще на скамье подмастерья научился опознавать брезгливость высшей ученой касты.

- Камушек, может вообще не надо? – заканючил впереди нобиль, словно по тексту народной комедии о высших подкаблучниках. Дама задумалась. Поставила занесенную было для шага ножку обратно.

- Извольте уже пошевелиться, господа мои! - внезапно крикнули сзади. Звонкий голос, молодой, хотя в нынешние годы ни в чем нельзя быть уверенным. Мита обернулся и увидел высокого нобиля, стоявшего в конце очереди. Видимо, только что прибыл. Но не спешил разгонять народ впереди. И снаряжен по-простецки – без шелка, золота и амулетов, в комбинезоне технического кроя, такого же, как у Миты, хотя даже отсюда видно – куда лучшей ткани. Может, даже магической. Лицо и стать не давали спутать его с простым работягой. Богатей, возжелавший экзотики по полной? Или излишне наглый мелкий служилый?

- Поспешайте, почтенные, а то если опоздаю - на дуэль вызову!

Аристократы впереди решились. Либо пройдоха обвел их вокруг пальца, удача любит отважных. Либо и впрямь – важная шишка из воинской касты, те любят кидаться вызовами.

Впрочем, минуту спустя Мите стало не до этого – лорды с выводком добрались до центра диска, в самую безопасную зону. Остановились, вокруг них замерцал малый защитный купол. И только тогда экран, отгораживающий залу телепорта от черни, погас. Народ со слаженным вздохом радости ломанулся вперед. Подхваченный людским потоком Мита едва попал жетоном-идентификатором в сканер.

- Гражданин Тачи Мита, дом Дасаче, лунологоразведчик, контрактный раб… - загудел искусственный голос из сканера. И тут же прервался, квакнул, и завел следующее имя, такое же малозначащее. И еще, и снова, и снова. Торговцы, колонисты, контрактные рабы… то есть, работники, конечно. Рудознатец запоздало поежился от оговорки тупой машины. Он, все же, надеялся отбить контракт до того, как его признают не то что за раба, за колониста.

- Благородный господин Элеис Ниалль! – даже у сканера голос стал торжественней и словно бы чище, - Дом Укуль. Человек многих умений. Владетель поместья рода Элеис. Колонист.

Мита выругался. Вновь молча. Из всех высших хуже всего были такие вот народолюбцы, воображающие себя защитниками справедливости. Подпишутся на какой-нибудь опасный на бумаге проект, вспашут поле-другое магией, пройдутся по бедному кварталу и считают себя знатоками надежд и страхов малого человека. Интересно далеко ли на деле такие юнцы уйдут по его родному городку без ненавязчивой опеки тайной полиции. Или по полю – без свиты из поселян, перебивающих мотыгами искалеченный дерн.

Мита уронил рюкзак на ногу, на глаза навернулись слезы от боли и обиды на судьбу. Высокородная скотина, все из-за него! Что там у него за дом? Укуль? Эти – хуже всего, воины света. Что-то за последние тридцать лет, эти божьи витязи массово убрались на внешнюю сторону, пасти бездушных. Прочь от того самого народа, что якобы защищают. А этот вообще на другую луну. Колонист, дикаря ему. Наверняка свалит, как только серы нюхнет.

- Гражданин Тачи Мита, - перед носом замерцала проекция смотрительницы, выведя гражданина из жалости по самому себе эффективнее затрещины, - Мы настоятельно рекомендуем вам надеть шлем. Мастерство команды по этленоформированию велико, атмосфера Киньича уже менее летальна, но пребывание в ней без защиты все равно отрицательно скажется на вашем здоровье.

Контрактник, путаясь в ремешках, нахлобучил стеклянную полусферу. Устарелой конструкции, громоздкую и тяжелую. Затем защелкнул ремень безопасности. Откинулся на сидение, прикрыл глаза, пытаясь медитацией успокоить колотящееся сердце.

По полусфере постучали пальцем. Мита подскочил от неожиданности, резко натянутый ремень щелкнул, дернул его обратно. Негодующе скосив глаза направо, рудознатец увидел благородного господина Элеис Ниалля. Идеально обезопасенного, сидевшего со спокойствием и уверенностью ветерана небесных войск.

Гражданина Тачи Миту прошиб холодный пот. Но нобиль лишь показал пальцем куда-то на грузовое гнездо между сиденьями. Мита проследил и увидел собственный рюкзак, его торчащую лямку. А еще – отщелкнутую скобу крепежа. Похоже, он плохо её закрыл.

Сосед слева встревожился, замахал руками в сторону надзорного окошка. Но из динамиков уже заговорил приятный женский голос:

- Внимание! До отправки на Киньич осталось: двадцать, девятнадцать, восемнадцать…

Мита рванулся, но клятые ремни опять удержали его на месте.

- Семнадцать, шестнадцать…

Сигналили уже три человека. Отсчет продолжался, если служба безопасности и следила, то за благополучием отсека для знати,

- Одиннадцать, десять…

Нобиль ударом по груди открыл застежки, перегнулся через ноги Миты. Поймал лямку и парой четких движений завязал на поручне. Выпрямился на своем сидении.

- Четыре, три…

Мита поднял голову к небу, беззвучно шевеля губами в молитве. Легкий купол уже отъехал, круг конденсаторов магии гудел и светился янтарем. Между ними били молнии. А дальше за тысячи и десятки тысяч забегов в ночном небе висел серый, красный и желтый диск Киньича. Как раз на фоне синей планеты, словно зрачок варварского бога, смотрящего недобро, оценивающе.

Мита не выдержал, зажмурился.

- Два. Один!

Он не видел, как наверху раскрылся портал, как диск подбросило вверх, в эту пространственную дыру. Только чувствовал давление ветра, перегрузки от родной луны, не желающей отпускать. А затем и то и другое разом поменяло направление, и он канул в гравитационные объятия нового дома. Платформа вынырнула над поверхностью Киньича, крутанулась в воздухе и приземлилась дном точно на крепежи приема.

Контрактник ощутил два удара. Первый жесткий, диска о землю. Второй – куда менее заметный, но куда более пугающий, совсем рядом. Его недозакрепленный рюкзак подлетел на лямке вверх и, по приземлении, рухнул обратно. Шлем не пропускал звуки, но Мита почти наяву услышал дребезг и грохот инструментов, собранных ему всей общиной.

Мита рискнул открыть глаза – наверху было ничего не видать. Здешний купол закрывался куда быстрее, чтобы изолировать порт от атмосферы Огненной Луны. Да и без него вряд ли бы удалось рассмотреть дом. На внутренней стороне Этлена, до недавнего времени единственной обители разумной жизни, стояла полночь. Здесь – полдень. В новой фазе, да еще против солнца… Нет, не увидел бы толком.

Он опустил взгляд и побледнел – на него пристально смотрели двадцать восемь простолюдинов, мужчин и женщин. От ледяной ненависти, через укор, до жаркой ярости. И один нечитаемый нобиль. Центральная аристократия была замкнута на себе, как обычно.

Быстро, но для Миты все равно мучительно медленно, перезакачали воздух, разрешили снять шлемы и ремни.

- Мне нравятся мосты старой модели! – воскликнул господин Ниалль, как только снял полусферу, - Архаика, да, но какие впечатления! Сколько не скакал, все как в первый раз. А главное – дешево! Но серьезно, в этот раз они совсем дали маху с безопасностью. Я напишу жалобу в местный Совет.

Народ, переключенный вниманием, отчасти – успокоенный, стал угрюмо собираться и сходить с платформы. Мита сидел ни жив ни мертв, засуетился лишь когда почти все ушли. Нобиль, спасибо ему, чтоб он провалился, стоял рядом.

Лунологоразведчик справился, наконец, с ремнями. Тут же схватился за клятый, унижающий рюкзак. Но тот свое черное дело еще не завершил. Мита тянул, рвал на себя лямку, пытался вскинуть на плечо, но ноша оказалась слишком тяжела. В процессе он вспомнил, почему так должно быть, вспомнил, и стал медным от стыда и унижения.

Киньич был меньше в диаметре, чем его собрат – Этлен, но железно-никелевое сердце Огненной луны занимало куда большую долю радиуса, да и кора была плотней. Он тянул к себе людей и вещи жадно, как дикарь - добычу.

Он. Тачи Мита. Дипломированный специалист. Забыл. Это.

Груз, который и дома гнул Миту к земле, здесь стал неподъёмным. Если бы не паника, контрактник еще раньше бы ощутил, что и просто двигаться-то было труднее. Ниалль, то ли из аристократичной вежливости, то ли утонченно издеваясь, выждал, а потом поднял его рюкзак одной рукой. Мита ощутил возмущение в магическом фоне, нобиль колдовал. Но прежде чем он сам, машинально, потянулся своими слабыми силами к волшбе, Ниалль его предупредил:

- Гражданин, на вашем месте я бы обождал подключаться к здешнему полю. Оно очень сильное, но… непокорное с непривычки.

Мита, вконец запутавшийся как себя вести, лишь закивал и побрел вслед за нобилем к выходу. Позади открылся, наконец, малый защитный купол. Вылезшим из него аристократам было не до возмущения задержкой - дети восторженно визжали и прыгали. Взрослые пошатывались, охали, хватались за грудь молодыми, сильными руками. Их прихватило явно не всерьез, а по привычке. И не из-за высокой гравитации – для туристов уже включили компенсаторные заклятья. Работягам такие не полагались.

В зале ожидания стояли грузовые тележки, для бесталанных. Ниалль бухнул звякнувший рюкзак на такую. Пожелал удачи, дал пару непонятных советов в стиле "большинство новоприбывших отправятся в гостиницу, вам же я рекомендую подождать здесь". Откланялся и ушел. Мита остался сидеть на лавке, рядом с пожитками, потерянный и несчастный. Благородная каста, наконец, закончила довлеть. Но перечить последнему напутствию он не посмел.

Похоже, он просидел в этой тупой усталости очень долго. За окном старого терминала, узким, под самым потолком, стемнело, хотя, казалось, совсем недавно был полдень. Контрактник даже забеспокоился – не ударил ли по его нервной системе резкий переход? В разговорах знакомые, побывавшие "там", за пределами Этлена, эти общинные герои и знаменитости, любили стращать опасностями и болезнями. Иные показывали культи, шрамы и участки пересаженной ткани в подтверждение слов.

Мита рассердился. Он сам теперь такой, лунный странник. Он прибыл за новой жизнью. Он образованный человек, в конце концов. На Киньиче сутки длятся половину стандартных, это просто настал вечер. Он никуда еще не опаздывает.

Мита встал и пошел по кругу. С каждым шагом повторяя по строке детской считалки, любимой у отпрысков космической эры. Она успокаивала и воодушевляла.

Один. Ютель-владыка, планета, клана отец.
Два. Киньич-опаленный, быстрый бегун.
Три. Этлен-благой, возлюбленный дом.
Четыре. Уллу-суровый, пустынный аскет.
Пять. Силлике-светлая, поэтов луна.
Шесть. Хегед-двуликая, леди тайн.
Семь. Кумал-карлик, отколотый мир.
Восемь. Атли-изгой, морозный предел.

В подданных Ютеля летало еще много скал и обломков, а теперь еще и орбитальных станций. Но их стишок не упоминал.

Мита замер, раскинув руки, открываясь магии. Осторожно, памятуя предупреждение, но все равно охнул и согнулся, словно получив под дых. Магия и впрямь была сильная, но сырая, в жестком диапазоне. Иные мастера волшбы специально прилетали сюда, чтобы на время потешить душу могуществом. Мало кто из них оставался здесь жить. Мита же в данный момент куда больше сил тратил на борьбу с потоком, чем на подпитку от него. И ему предстояло терпеть это несколько лет. В лучшем случае.

Контрактник вздохнул, взял ручку тележки и побрел искать ванную комнату.

Вскоре он смотрел в грязное, старое зеркало. В стекле отражались его тяжелая челюсть, широкие скулы, полноватые щеки и шея. Чересчур крупный нос. Кожа со слабо выраженным металлическим блеском, серебристые глаза с усталым разрезом.

Плебейское лицо.

Мита поплескал на себя водой, отморгался и потянулся за футляром со своим стыдом и болью. Там таилась бритва. У Миты росли волосы на голове. Великий дом Дасаче, его родной клан, одним из последних принял высшую магию. Предки вознесение в новую, благословенную форму провели впопыхах, и потомки регулярно рождались с рудиментами и атавизмами.

Как только дома он не воевал с мерзкой растительностью. Лосьоны "Череп Благородного", медитации с контрабандным накопителем, горячее полотенце в варварской манере. Кожа облезала лохмотьями, каждый раз, но спустя день бесила его свежей, щетинистой порослью. Он давно дал себе слово – как разбогатеет, первым делом починит Спираль. Или, хотя бы, наладит стабильное подавляющее заклятие.

Перед отъездом к мосту он, естественно, удалил первобытный позор подчистую. Но теперь, на всякий случай, еще раз обскреб макушку, брови, подбородок, и над верхней губой. Затем подвел глаза колем. Сбережет от сурового здешнего солнца и подмаскирует ресницы. Их он повыдергивать пока еще не решался. Все, теперь он точно выглядит цивилизованным человеком. Можно отправится в колониальную контору, предстать пред очи новых патронов.

Старый космомост соединялся длинным переходом с куполом центрального поселения. Издали, в ночи, купол казался стеклянным. Но Мита знал, что на самом деле он соткан из магии. В центре Альто-Киньича, первого, и, пока что, единственного настоящего города Огненной Луны, возвышалась башня, кристалл которой питал почти прозрачную, чуть светящуюся полусферу. Эту вышку построил дом Укуль – их маги считались лучшими спецами по волшебным экранам и щитам. В ночи колония со своими огоньками накопителей, преобразователей и источников магии, со вспышками декоративных заклятий и светом окон, была впечатляющим зрелищем. Мита даже забыл на время о тяжести гравитации. Теперь предстоящая встреча вызывала азарт, а не беспокойство.

В черте города восторг почти перешел в эйфорию, для новичка-луноседа здесь все было интересно. По улицам бегали самоходные колесницы, кишели колоритные обитатели – народ весьма авантюрного вида, почти все с оружием или диковинными приборами. Суровые работяги, пионеры со шрамами, искатели острых ощущений, славы и богатства, или уже сполна их нахватавшиеся, отдыхающие теперь в этом оплоте высокой цивилизации. В комбинезонах, иногда и с броневыми накладками, простых гражданских тогах. Попадались и расшитые драгоценными металлами шелка знати. Но и та одежда, что выглядела поношенной и потертой, говорила скорее о борьбе и подвигах, чем о бедах и нужде. Сама речь туземцев казалась пропитанной экзотикой места и времени:

- Команда по э-формированию и разведке в районе Тальтио в этом году запрашивает новое мясо.

- Слышал. Постой, а твой кузен же уже скормился демонам?

- Не, тяжел на желудок оказался. Не могу сказать, что я сильно огорчен…

Мита миновал говоривших и вышел на центральную площадь, с величественным монументом отцам-основателям колонии.

Площадь обрамляли постройки из белого камня, бронзовых решеток и волшебного стекла – в поставках последнего уже отличился его собственный клан. Дасаче был одним из ведущих промышленных союзов, хотя и уступал нынче по влиянию и богатству самым промагиченным из Великих Домов. Местами попадались и реликты первопроходческой эпохи – стандартные бетонные коробки жилых корпусов и складов, но и они смотрелись в Альто-Киньиче к месту.

По зданиям посверкивали рекламные и информационные надписи и табло, многие анимированные, на дешевой и обильной местной магии. Иные пели. Их тематика была под стать разговорам:

"Чистка ауры на радоновых источниках!"

"Только у нас – охота на пилозубов! Снаряжение и поминальные церемонии – за наш счет!"

"Лучшие протеиновые брикеты, отрада для пионера! Теперь - в соответствии с требованиями весеннего аскетизма!"

"Станьте вассалами маглорда Мелли, вместе мы построим сияющее будущее!"

"Центральный зал приемов братства "Семь Благословений"

Мита вернулся к реальности. Сюда ему и нужно.

В ротонде прихожей, отделанной мрамором, явно завезенном с Этлена с великими издержками, его встретила проекция девушки. Полупрозрачное создание, измышленное в соответствии с воздушной мифологией дома Качина парило над металлическим диском, чуть мерцая.

- Гражданин Тачи Мита? – пропела она, едва контрактник переступил порог. Мита вздрогнул и вцепился в рукоять тележки, пытаясь заволочь ее внутрь. Он надеялся, что у него будет пара минут, чтобы прийти в себя.

- Вас ожидают!

Мита вновь ощутил прилив паники, рюкзак с пожитками опять застрял. Он посмотрел на проекцию, уже зная, что пропал, совсем пропал! Волшебная девушка улыбнулась ему и у стены ожил, зажжужал движителем сервитор. Конструкция, словно сделанная из затвердевшей смолы подъехала к двери и протянула клешни захватов к лямке рюкзака. Мита чуть успокоился, позволил себе помочь. Неудивительно, что здесь было такое оборудование. Дом Качина, с которым он заключал контракт, и занимался производством механических слуг и големов.

Шаи пил его осторожно, смакуя мелкими глоточками, как дорогое вино. Лицо у парня было несчастное, но чашку он держал как драгоценнейшее сокровище.

- Кстати о традициях… - внезапно сказал Хал-Тэп, посмотрев прямо на нобиля, - У вас там, за Контуром, часом не сохранились какие-нибудь древние застольные обычаи? Мы тут не прочь просветиться.

Шаи испуганно скукожился, в тихой панике посмотрел на Аэдана. Тот, помедлив, кивнул, но пальцы на ложке сжал до побелевших костяшек.

"К чему все это?" – подумал Ньеч. А затем перебрал факты их совместного путешествия и княжьи намеки.

"А, так он законтурец… интересный феномен".

Похоже, на лице Ньеча проявилось что-то профессиональное, потому как теперь аристократ уже испуганно косился на него самого. Даже стул отодвинул. А может, не от него, а от сидевшей рядом с учителем Сонни – девушка тоже сложила четыре и четыре, и разом, снова, онгатаилась.

Нечитаемый, но не удивленный Ханнок грыз медовую лепешку. За спиной у одноглазого слышимо, укоризненно, громыхала посудой женщина. Пауза затянулась.

- Я… я немного знаю о церемониях приготовления Питья Богов… - пролепетал наконец нобиль, втянув облучевшую голову в плечи, - Но я не уверен, что смогу повторить, там нужны особые специи… Тот же тсаанский перец, например…

Хал-Тэп, лишенный жалости, встал, подошел к шкафу у стены, легко снял целую полку с ящичками и мешочками и поставил на стол прямо перед законтурцем. Тот лишь беспомощно шарил по ней глазами, даже не притрагиваясь.

- Учитель, а нобиль-то, похоже не только контрабандный, но и липовый… - тихо, слышно на весь зал, прошипела в наставническое ухо Сонни.

Шаи вздрогнул. Ханнок покачал рогатой башкой, сходил за сумкой. Со стуком уместил в центр стола тот самый бокал, расписанный под детей Ахри и Иштанны.

- Для кон-цен-трации, - буркнул зверолюд.

Красный как рак, уже явно не от магии, Шаи ожил-таки. Пробежался тонкими пальцами по склянкам, лакированным шкатулочкам и шелковым сверткам. Отомолец с толикой злорадства отметил, что ингредиенты меднокожий подбирал из самых дорогих и редких. Жгучий красный перчик, стручки ванили, сок агавы в хрустальном флаконе…

Хал-Тэп не горевал о расточительстве, наблюдал с хищным интересом. Либо и впрямь, богат, как Хаванен Благословенный, либо что-то Ньеч упускал в картине варварского мира. Что-то важное.

Господин Ток Каан все больше входил в раж. Затребовал ступку с пестиком, размолотил в ней бобы с таким тщанием, что Ньечу на мгновение стало завидно. Вот его бы ученики проявляли подобное прилежание… Попросить, что ли, юношу помочь с организацией аптеки при лечебнице?

Чашки на столе были взвешены, рассчитаны и признаны негодными. По едва заметному кивку Хал-Тэпа женщина сбегала к соседке за сервизом в древнем, благородном стиле. Тсаанские бокалы без ручек, расписанные черным по белому, подобные кодексам, выстроились рядком на столешнице. Один из подмастерьев, в домашней одежде так похожий на самого хозяина дома, притащил несколько дополнительных стульев. Шаи кинул на свой подушку и уселся, поджав ноги с привычной изысканностью, который бы обзавидовался князь Кин-Тарага.

Отмеряя, смешивая и взбалтывая, аристократ концентрацией и точностью движений сейчас напоминал Ньечу отомольского мастера тренировок, учившего молодого огарка гимнастике и рукопашному бою. Звероврач даже ощутил укол ностальгии – тот старик был одним из немногих земляков, с которым у них сложились дружеские отношения.

По итогу, Ньеч все-таки решил, что для повседневного питья все же предпочитает "плебейский" (Тьолль, забытая мать Тавалика, дожил - плебейское какао!) способ приготовления. Сладкий и с молоком. Но, все таки, было в древнем, горьком и бодрящем напитке… что-то. В родословии Тилив Ньеча нгатайская кровь была апокрифом, но он все равно ощутил некоторое волнение. Словно открыли окно в доколониальный мир, с его воинственной знатью, флейтами и барабанами, и дымом тлеющего копала в курильницах.

- Господин Хал-Тэп, я вижу, ваши дела процветают, - внезапно сказал Ханнок. Зверолюд обычно был молчаливым и подозрительным, но сегодня что-то осторожничал меньше. Ньеч подумал про себя – следствие ли это их безумных приключений, или же у рогатого в озверении и впрямь наступила какая-то новая, стабильная фаза? И если да, то можно ли этот успех, если это успех, приписать его усилиям, Тилив Ньеча из Отомоля?

- И гостеприимство ваше безупречно. Дома не каждый нобиль может позволить себе поить незнакомцев какао.

Да, кстати. Ньеча все еще интересовал этот вопрос.

- Ох, не делайте мне больше чести, чем я заслуживаю, дружики. Тьолль видит, в этом году из-за склок с озерниками в Кохорик караваны идут с перебоями, но я вполне могу себе это позволить.

Красные демонские глаза заинтересованно сверкнули.

- Вы торгуете с Севером? Но ведь Озерный край к востоку от этих мест? Неужели Нгардок нашел обходной перевал?

- Причем тут Нгардок? – нахмурил бровь Хал-Тэп.

- Это сарагарский нетопырь, господин мой, - вмешался Аэдан, - Рога отрастил, но до сих пор щетинится от мысли, что вражий город мог обскакать его родной.

- Тогда пусть будет спокоен, - дикий маг откинулся на спинку стула, - Мы уже сорок лет не торгуем с карантинничками.

- Откуда тогда сырье? - Ханнок явно не поверил, - Да еще такое хорошее?

- Из Страны Какао же, ясен мой свет, - пожал плечами Хал-Тэп.

- Но… она же погибла при катаклизме?

- Да нет, живет помаленьку. Или ты думаешь караванщики и прочий товар из воздуха достают?

- Почему тогда у нас ничего подобного нет? Ни сырья, ни всего прочего. Боги, я вот смотрю и вижу, что вон тот ларь из эбенового дерева. А эта пепельница… молочный нефрит из Хенальхи, я правильно понимаю?

- Хо, да ты ценитель, зубастик, - добродушно хохотнул горец, - Сразу заметил.

- И все же? Почему у нас этого нет? – упрямо повторил Ханнок.

- Частная, нелицинзированная торговля с карантинными землями запрещена, - суда по стремительно нормализующейся манере речи, хозяина весь этот разговор начал утомлять.

- Это редко когда кого останавливало…

- А подумать? Уж прости меня, друг, но что ваша глухомань может предложить миру помимо оливок, орденских побрякушек, да вольчатины? Шелк вам сбывать еще можно, его и так нынче в каждом княжестве собирают, но переводить на законтурцев импорт?

Законтурцев. Слово больно резануло и самого Ньеча. Ханнок не стал отвечать, уставившись на опустевший бокал.

- Простите, почтенные, - внезапно сказал Шаи, не иначе как тоже задетый, разбуженный своим же мастерством, - Дома на церемонии у нас принято говорить не о политике с экономикой!

- Прошу меня простить, дружики, увлёкся, - Хал-Тэп провел рукой по лицу, словно снимая наваждение, - О чем же тогда надо вести речи?

- Ну… О культуре, например. И красивых вещах. Вот, я вижу у госпожи прекрасное ожерелье. Четыре соединенные цепочкой личины, из золота, сердолика и бирюзы. Я правильно понимаю, что это традиционная аллегория четырности богов и единства священных противоположностей?

Женщина захихикала, прикрыв ладонью лицо.

- Что вы, юный владыка, это просто означает, что когда Тэппи за мной ухаживал, то принес в дом четыре головы моих кровников. У меня и до того не было сомнений, а после не стало и у клана. Это было так красиво!

- Да, хороший год, - мечтательно сказал горный лекарь, смотря на стену, где висел меч в потертых ножнах. Под ним находилась полка, а на ней… кувшин? Или все же ваза? Ханнок наверняка знал нужный термин, Ньеч же затруднился, как ему следует назвать искусно вырезанное из глины подобие головы. Огарковской, явно, хотя и в молодой, еще не сморщенной фазе.

- Понятно, - Шаи выглядел чуть обескураженным первой попыткой, но нашел силу воли для второго боя, - А этот замечательный кувшин…

Аэдан подавился и закашлялся.

- Да не беспокойся так, сойданов сын, - сказал Хал-Тэп, - Я понимаю, что молодому человеку еще надо многое узнать. Тем более, что он подарил нам такой замечательный вечер. Я был неправ, задирая его. Это действительно правильная, старо-тсаанская церемония.

Дикий маг учтиво склонил голову перед тихо паникующим Шаи. Поднялся и вышел из комнаты.

- Это урна нашего первенца, - сказала женщина. Нобилю, без следа вражды, но смотря не на него, а куда-то далеко, - Хороший мальчик.

Ханнок так и промолчал весь остаток вечера, ожив лишь когда фигуристая служанка забирала у него поднос со съеденным. На девушку он смотрел странно, долго, а затем, словно очнувшись, резко отвернулся, уставившись в стол.

Лишь потом, когда Ньеч проходил к своему закутку мимо двери в комнату Аэдана, услышал оттуда тер-демонское, нервное, шепотом:

- Это нормально?



- Чего именно? - ответил зверолюду Кан-Каддах.

- Женшины. Я не ожидал, что огонь загорится снова.

Ньеч сцены, естественно, не видел, но по голосу терканая отчего-то представил себе, как тот опять прикрыл рукой глаза. Сам огарок смутился, что подслушивает, хотел уйти, но что-то удержало.

- Так. Ты еще скажи, что против.

- Да! То есть, нет! Я… Кинаи ведь того… Почти всегда выгоревшие после обращения. Я думал, что и мне уже не светит. И как теперь?

- Нгаре, мать наша. Большой химер, разберешься.

- Аэдан. Я зверолюд.

- Не единственный на свете, заметь.

- Ты что, не понимаешь? Меня по-старому тянет!

- Как и прочих. Разум-то у тебя старый и остался. Считай, что у тебя свторая молодость, иные старики из нормалов мнгое бы отдали, что ее вернуть.

- Тьма, да можешь ты вообще говорить нормально?

- Мне подарить тебе пособие по копейному бою? Сводить в храм Иштанны? Или сразу спровадить в Страну Какао? Я слышал, у них при дворце до держат евнухов.

- Я серьезно.

- А серьезно – будь осторожен, не навязывайся, не болтай лишнего. И все у тебя будет хорошо. Истосковавшихся зверолюдок на Юге хватает. Дракозел ты у нас статный, видный…

- Все издеваешься.

- Уже нет. Крылья у тебя развитые, рога симметричные, морда не перекошена. Нормальный, здоровый демон. Погонять тебя на тренировках, мяса нарастить – так вовсе эталонный красавец… Чего опять рычишь?


- Не рычу. Сейчас это был смех. Не обращай внимания, это так, воспоминания.

- А.

- Но даже если так… этих зверолюдок пойди еще найди. Я вот что-то до сих пор ни одной не видел.

- Видел. Просто химерши чаще всего носят мужскую одежду… И на морду, если честно, от парней не сильно отличаются. И фигурой тоже. Но самое главное на месте… Так, а сейчас ты чего смеешься?

- Я не смеюсь, сойданов ты сын! Я тихо вою.

Аэдан хмыкнул.

- Да. Такова уж демонская доля. Мракотец забывает вместе со всем остальным поменять и мозги. Так и живем, рогатыми людьми.

- Иногда, я завидую кинаям.

- Представь себе, я тоже. Так. Ладно. У Кан-Каддахов действительно хорошие душеведы. Как доедем, назову пару имен. А пока, поговори, что ли, с доком, может он чего скажет или пропишет…

- Поговорю, - согласился зверолюд, - Мастер Тилив, заходите уже, я сразу вас учуял. У нас тут еще полбутылки осталось.

Ньеч выругался про себя и зашел. Кто бы поговорил с ним самим. У него тоже последнее время все было сложно.

---

Наутро Ханнок смотрел на себя в зеркало. Зеркало было хорошим – стеклянное, на оловянной подложке. Дома его назвали бы предметом роскоши и берегли бы как фамильное сокровище, заворачивая в бархат и храня в сундуке до праздников. На Юге оно висело в умывальной как нечто само собой разумеющееся, отражая зайчиком свет из окна – тоже вызывающе, расточительно остекленного.

Изображение слегка искажалось из-за того, что поверхность все-таки чуть выпуклая. Может из-за этого, а может и просто потому что так оно и было на самом деле, несмотря на все уверения Аэдана, но жуткая морда оставалась жуткой мордой. Зверолюдской эталонной красоты Ханнок в упор не видел. Хотя если она вся-таки имелась, то это своя, особая ирония судьбы, о которой сарагарец не решился говорить вчера.

В том, что братья-Шоры родня, сомнений не возникало ни у кого – Кёль и Инле были похожи. Но если старший считался в клане красавцем, то у непутевого младшенького те же, казалось бы, черты складывались совсем неудачно. Нет, парией Кёль не стал, но все надежды на семейное счастье уже с детства пришлось возлагать на учтивость, знания и престижное родословие. Или, хотя бы, налаженный быт.

Чтобы его, Ханнока Шора, хотя бы с половинной иронией назвали красавцем, пришлось отрастить рога.

Зверолюд провел пальцем по щеке, ощупывая растущую щетину, еще мягкую, ни разу не тронутую бритвой. У него начала расти борода. Хотелось верить, что с ней он будет похож на тигра или льва, или хотя бы балаганного оборотня-волколюда, а не козла. Предыдущие наблюдения за местными демонами (Кау сохрани, похоже – что и демоницами тоже), демонстрировали полный спектр вариантов. Впрочем, это хоть поправимо лезвием.

Еще Ханнок надеялся, что в комплект второй молодости не входят прыщи. Не хотелось переживать это дело заново, да еще и, прости предки, мутантом.

Когда он зашел в залу, там уже трапезничал Аэдан, привычно ранний и мрачный. Он как раз преломлял лепешку, а судя по движению, предпочел бы сворачивать шеи.

- Утро – доброе? – осторожно поинтересовался Ханнок.

- Необыкновенно. Как и ночь, похоже. Народ все гуляет вокруг этого дома, дышит прекрасным горным воздухом. И не скажешь, что осада.

Сарагарец подошел к окну. У забора с противоположной стороны улицы маячил бледный крылатый дракозел, в черненых кожаных доспехах, при копье. Со спиленными рогами, в шлеме. И странных круглых очках на морде… Или это все же дракоза? Тьмать, он только начал привыкать к собратьям по озверению. После ночного разговора опять придется начинать сначала.

Рогатый снаружи заметил, что его разглядывают и жестом порекомендовал прекратить. Весьма экспрессивно. Сам пялиться на дом не перестал. А со стороны городской стены донесся перещелк огнестрела.

- Разве этим… людям не полагается защищать свой дом? – оскалился оскорбленный Ханнок.

- Они и защищают, - Аэдан бросил раскрошенный, так и не укушенный ломоть обратно на тарелку, - От Кан-Каддахов.

- Ты поэтому злой?

- Не совсем. Осторожность – княжья добродетель. После того, что отец устроил в Кауараке, я себе-то теперь не доверяю. Но, сто аскетов ему на банкет, это уже перебор. Когда вы с доком ушли спать, вон та бледная морда ночью приземлилась на крышу и пыталась влезть в мое окно.

- Приземлилась? – уточнил Ханнок, припоминая собственный неудачный опыт полетов.

- Да. Пока есть время, запоминай – такие легкие, но полностью закрывающие тело доспехи носят летуны. Видишь, вон там заметна подбивка мехом? В полете холодно. И на глазах у него защитные линзы. Да и сами крылья – тренированные.

- Так он сам Кан-Каддах?

- Ага. Такой же как Доннхад, тьмать его, - сказал Аэдан, - Знаю я этих оленей. Сойдан может и побывал в их предках, но мне, да и тебе, голову они открутят с радостью… Кстати, не будущее, осторожнее с именем моего клана.

Ханнок отошел от окна, пододвинул хвостом стул, сел.

- Какие у нас дальше планы?

- А это уже не мне решать, - отмахнулся Аэдан, - У них тут веселье, орденский праздник, а я сижу в гостях и пью какао!

- Ты сам говорил, что горцы справятся без нас.

- Справятся. Отлично справятся. Но пока они не справились, я не могу попасть домой. Я там пятнадцать… уже шестнадцать лет не был!

Ханнок задумался, что ответить. Так и не решил до того момента, как по ступеням лестницы зацокали когти и в залу ввалился Караг, черный, лоснящийся и довольный жизнью. Сейчас он из всех них был самым респектабельным, официальным и вне подозрений. А потому он сразу же из башни умчался на гильдейское подворье, где и провел ночь. И оружие ему вернули – из нового саадака торчало плечо фамильного тейварского лука. Видимо, от того кот такой и радостный.

- Привет! – рявкнул кентавроид, с порога кинул Ханноку продолговатый сверток. Тот едва успел поймать. А когда развернул, то нашел там давешний, трофейный клинок. Уже заботливо очищенный и в подобранных ножнах. Аэдану его оружие варау швырять остерегся, подошел и передал как положено.

- Вернули-таки… - процедил Кан-Каддах, придирчиво осматривающий лезвие.

- Да с чего не вернуть? Я тут поболтал с народом, мы произвели хорошее впечатление. Почти герои! Как ты вскрыл того культиста, а? Народу ты понравился. И князю тоже.

- Напомни мне сказать князю комплимент, он все равно не потерял бдительности. Хотя надзор и был назойлив.

- Какой надзор? – нахмурился пантерочеловек.

- Я о том бледном хмыре, который торчит снаружи! – Аэдан еще не успел подобреть.

- Каком хмыре? Нет там никого!

Кан-Каддах рывком вскочил, посмотрел в окно. Выругался.

- Чего это с ним? - спросил кот Ханнока.

- Нервная ночь. Лазают всякие, - ответил сарагарец, - Хорошо хоть сегодня меч вернули, я и сам теперь этому рад.

- Вообще-то еще вчера, - признался гильдеец.

- Вчера?

- Ну да, я хотел еще вечером забежать, закинуть, но… мы там отмечали удачное отражение штурма.

- Балда, - ругнулся Кан-Каддах, похоже без хоть какого-нибудь клинка под рукой чувствующий себя едва не голым, - А если бы вылазка?

Кот покаянно прижал уши. Затем словно спохватился:

- Да и еще, этот змей, Хашт, когда передавал, сказал, чтобы мы шли в баню… Нет, это я серьезно.

- У нас вообще-то война, - не поверил ушам Ханнок.

- У них война. А нам даже лучше – очередей не будет. О, а тут у вас что?

Кентавроид прошлепал лапищами к столу, снял блюдце с оставшегося после церемонии кувшина.

- Ух ты, какава!

И тут же приложился. Но сразу отлип, обиженно фыркнул.

- Эй, она горькая! Почему она горькая?

- Иди в баню, Караг, - отмахнулся Аэдан, - А мы догоним.

- О, так ты тоже любишь мечемяч? – радостно оскалился Караг.

Ханнок отвлёкся от разглядывания поля для игры, мимо которого они проходили. Машинально почесал когтем шрам во лбу. Вернее, то место, где тот раньше располагался, пока озверение не перекроило сарагарцу шкуру.

- Я предпочитаю уламу.

Шестолап презрительно сморщил нос. Но быстро вернул на морду дружелюбное выражение.

- Ну, тогда идем дальше. Мы почти дошли до Малого Небосвода, он будет более интересен!

И впрямь. Бани Кохорика располагались в том самом куполе, который Ханнок приметил над городскими стенами еще на бегу от орденцев. Словоохотливый варау, предпочётший все-таки их дождаться, рассказал по пути, что горячие источники, которые и питали купальни, были знамениты по всему Югу. Причем, уже давно знамениты – еще утуджейские вожди правили здесь свои ритуалы и мокли в лечебных бассейнах. Когда эти земли захватил Дом Омэль, то выстроил здесь курорт, соединив ключи искусной системой труб и акведуков, а местами и пробив скважины глубже в водоносный горизонт. Гордая башня Кохорика, такая многоэтажная, в лучшие годы служила лишь гостиницей. То, что она пережила века частых землетрясений, извержений и войн, служило лишним напоминанием об искусстве Сиятельных зодчих. Более того, Караг утверждал, что в первые полтысячи лет после сгубившей их войны из-за причуд взаимодействия фона с Внешним контуром в горах было очень холодно и многие долины оказались перекрыты ледниками, на сотни лет почти наглухо отрезавшими Юг от Севера кроме разве что перевала в Кин-Тараге. Снёсшими вниз многие древние города, самых разных народов. Но не Кохорик, тогда еще Альто-Акве. Его ледяные тараны пощадили.

Но то, что башня уцелела, казалось еще не таким удивительным. В конце концов, дома Ханнок видел почти такую же, да и по пути насмотрелся на реликты Янтарной эпохи. Купол – вот что по-настоящему поражало захожих туристов. Под ним мог разместиться городской квартал с рынком и зиккуратом. А может даже и старый стадион Сарагара.

- Не поверите, когда предгорья окончательно оттаяли, поселенцы, будущие горцы, нашли под ним целый поселок огарков! – шестолап, похоже, наслаждался ролью гида по полной.

- И что с ними стало? – спросил Шаи, который, естественно, не мог упустить шанс поглазеть на достопримечательности и увязался за Аэданом.

- Здесь чистые земли… были еще недавно, по крайней мере. Кохорикаи быстро отстроились. А уж когда наладилась торговля с Тейваром и Озерным краем и вовсе разбогатели!

- Нет, я про огарков.

Караг замялся. Ответил Аэдан.

- Вождь, ну как думаешь, что древние нгатаи и таваллики могли сделать с потомками одного из Высших Домов? Гильдейцы даже не успели записать, какого именно из них.

Сезон назад Шаи бы смутился или ляпнул чего-нибудь про варваров. Может быть, еще даже вчера. Сегодня сказал лишь:

- Жаль. Наверное, они многое бы могли рассказать.

Ханнок с ним согласился, хотя подозревал, что даже теперь нобиль оставался чересчур чувствительным для таких знаний. Отрезанная от мира льдом, злой магией и враждой соседей община вряд ли вела легкую жизнь. И наверняка вынуждена была прибегать к суровым мерам ради выживания.

Завоеватели подлатали трещины, оштукатурили купол снаружи, наверняка изведя на дрова для отжига извести целый лес. Кое-где над пробоинами возвели трубы для выпуска пара. И на одной из таких быстро-быстро вертелась странная мельница. Над входной аркой, высоченной, в пять химеров, сохранился даже картуш с символом Дома Омэль – Спираль и циркуль, вписанные в ромб. Но теперь его попирал сапогом лепленый из штука, ярко раскрашенный воин. Изрядно напоминавший Соуна Санга.

Внутри Ханноку на минуту стало и вовсе жутко – показалось, что Малый Небосвод выберет именно этот момент, чтобы рухнуть им на головы. Высоченная полусфера изначально опиралась лишь на собственный вес, но потом внутри построили несколько башен, колонн и подпорок, упиравшихся вершинами в бетон. И отчего-то их вид не то что не успокаивал, а наоборот, заставлял подумать, что древняя конструкция доживает последние годы. Сквозь отверстия пробивался солнечный свет.

Впрочем, немногочисленные местные расхаживали вокруг с вполне безмятежным видом. Сарагарец подумал и решил, что, наверное, еще через десяток лет житья в этих краях и сам либо сойдет с ума, либо обзаведется такими же стальными нервами. А по ближайшему рассмотрению оказалось, что постройки внутри не столько укрепляют купол, сколько являются служебными и курортными помещениями. А может, и остатками того самого поселка безымянных огарков. Половину площади и вовсе отгораживала стена. На вопрос что за ней, шестолап нерешительно ответил, что, вроде бы, бассейны для выращивания рачков и особых мелких водорослей.

- Гидро-по-ника, да!

Ханнок подозревал, что слово нужно другое. Но поправлять не стал. К ним уже спешил здоровенный банщик, толстый и краснокожий. Увы, не с поклонами и улыбками, а дубинкой наперевес.

- Вы. Проваливайте! Тебя, задница, это в первую очередь касается.

- Эй, это оскорбительно! Я – варау!

- Да хоть гиенорф. Кыш отсюда! Вон! Исчезни! Провались в кипяток!

- Так. Привет. Я Аэдан из Кан-Каддахов, а вы кто?

Служитель Небосвода несколько сбавил обороты.

- Купальни закрыты для всех, кроме раненых магией бойцов и личных гостей князя. Его волей!

- Той же волей нас пригласили вкусить местного гостеприимства. Господин Караг, передайте, пожалуйста, мне верительные. Спасибо. Вот. Видите?

- Но…

- Вы сомневаетесь в подлинности печати?

- Нет! Не сомневаюсь!

- Тогда не забудьте принести нам хлопок, масло и скребницы. И подготовить трапезу на четырех. Снедь должна быть не промагичена.

- Шестолапам здесь находиться запрещено… господин мой! – попытался учинить последний набег банщик.

- Где вы тут видите шестолапов? В Гильдии нет шестолапов. В Гильдии только гильдейцы.

- Он же сам сказал…

- Да, если вздумаете подавать какао, не забудьте приготовить его в старотсаанском стиле. Вы же знаете, как это, правда?

Банщик ушел, оглядываясь через плечо. Шаи восхищенно, неверяще, покачал головой. Караг осторожно, тихо сказал:

- Друг, я благодарен, серьезно. Но, может, не стоило сердить местных?

- Не за что. Кохорик и так собирается иметь дело с Кан-Каддахами. Может начинать привыкать уже прямо сейчас.

- Я бы как-нибудь договорился.

- А меня интересовали в первую очередь свои интересы.

Шестолап не ответил. В желтых глазах сверкнула укоризна – мол, ты-то отсюда свалишь, так или иначе, сойданов сын, а вот мне с кохорикаями еще работать. Впрочем, скоро черный кот оттаял, вернулся в привычное веселое расположение духа. Если ему раньше и доводилось бывать под куполом, то так далеко его явно не пускали. Теперь он заинтересованно вертел башкой, разглядывая святая святых древнего курорта Сиятельных. Ханнок решил последовать его примеру.

Конечно, годы купальни не щадили, выкрашивая мозаики, отслаивая фрески и увеча статуи. Но горцы по мере сил попытались восстановить, или, хотя бы, переделать декор под свои вкусы. И сарагарец вынужден был признать, что поработали они даже масштабнее и смелее, чем, казалось бы, обукулившаяся вконец княжеская династия Ламана в его Верхнем Городе.

Вокруг журчали, булькали или тихо исходили паром каскады бассейнов, выложенные смальтой в разных оттенках голубого и синего. В некоторых вода была настолько горяча, что даже самых выносливых купальщиков хватало лишь на несколько минут. Другие - столь студеные, что при погружении мигом перехватывало дыхание. В домиках вокруг располагались горячие каменные столы или сухие парилки. В одном из таких, аристократично поджав ноги, прямо на полу сидел огарок, полностью голый. Когда они проходили мимо, он открыл глаза, секунду смотрел на Аэдана, и учтиво кивнул, промокшая метелка волос на макушке качнулась вврех-вниз. Кан-Каддах, помедлив, ответил тем же.

Для собственного отдыха они облюбовали площадку, ограниченную отделявшую служебную половину стеной, подножием упиравшейся в купол центральной башни и заливом главного бассейна. Им принесли циновки и хлопковые полотенца, а позже и приличный обед. Какао в его составе не оказалось, вместо этого напитки были представлены терпким, кисловатым настоем, который Аэдан назвал "нгат-чаем". А еще кувшинчиком бражки. Увидев последний, Караг просиял и тут же выпросил себе целиком. Ханнок возражать не стал, тем более что кота быстро развезло, а демоны шестолпаским умением трезветь в нужный момент не отличались.

Потом он плавал в горячей и прохладной воде, сидел в зале, подписанном Сиятельным термином "Ингаляционная". Нгатайский текст рядом обещал наилучшее укрепление легких. Из трубки по центру каменного стола дуло сухим, жарким воздухом с привкусом металла. Процедуру испортил Шаи, вслух поинтересовавшийся, сколько он сам, Ханнок Шор, считает этому устройству лет?

Пригнанная распорядителем здоровенная горянка с руками борца размяла ему спину. И крылья, да так, что на мгновение зверолюду показалось, что дама решила их ему оторвать.

В один из заходов в бассейн к ним присоединился Караг, возвеселившийся духом и поправший стереотипы. Кот сиганул в воду всеми четырьмя лапами вперед, с тучей брызг. Вынырнул забавно, разом, отощавшим, с облипшим мехом. Но довольным.

- Во-от, эт-то я понимаю, отдых, да, ва… вождь?

- Ага, - флегматично отозвался Шаи, снял с плеча черную шерстинку и сощелкнул прочь.

- А давайте, хик, кто быстрее до т-того борта?

Ханнок ради интереса согласился. И быстро выиграл. Не столько из-за навыка - плавать, он конечно, умел. Как и у многих сарагарских зареченцев, детство его прошло на берегу. Но теперь приходилось делать поправку на крылья с хвостом. Ему стало интересно – а есть ли какая-то особая школа для тер-пловцов? Учиться летать ему после эпизода с великим деревом расхотелось. Может хоть водным демоном получиться стать, раз к воздушной стезе таланта нет?

Добравшись до "берега", Ханнок поднялся на руках и вылез. Глянул назад – варау оказался далеко позади. Да и забыл он на полпути, похоже, о соревновании, плескался на месте. Ханнок даже забеспокоился – а вдруг кентавроид тонет? Но тот вынырнул и помахал ему. Плавал он может медленно и неуклюже, но держался на воде уверенно, с шестолапским бесстрашием.

Покачав головой (больше ради того, чтобы вытрясти из уха воду) Ханнок поднялся на ноги. Почти сразу же увидел огромную мозаику рядом. Заинтересовался, подошел. Это была карта, занимавшая большой участок пола. Довольно схематичная, создана явно не для планирования военных походов, а для услаждения взора гостей города. Судя по ярким цветам и полному комплекту блоков – постколониальная работа. Может, даже и этого десятилетия.

Ханнок пошел по кругу, изучая. Впечатления у него вскоре сложились странные – интересно, да, здесь были изображены многие земли, о которых он лишь читал. Хватало названий, вызывавших из памяти древние кодексы и мифы как из Янтарной эпохи, так и, даже, еще до нее. Канак, Страна какао, Верхняя тундра Чогда, Страна малых свирепцев… А были и такие, какие дома не найдешь ни в одной книге.

Котел Кау. Кости Ахри. Голодная пустошь. Большое кислое плато. Жженые земли… Если заказчик с мастером ничего не приукрашивали, не стремились нагнать ужаса на зрителя, то карта служила жутковатым напоминанием, как сильно катаклизм прошелся по Варангу. Многие, очень многие районы были обозначены жизнерадостными черепами, некоторые - и рогатыми.

А еще Ханноку стало неуютно от того, каким маленьким по сравнению со всем прочим оказался привычный ему мир. Карантинные земли. Северный Нгат с Тсааном жались к Контуру Укуля. С севера над ними угрожающе нависла соль Канака, с востока скалились горы Чогда. Каждая из этих областей была изображена куда подробнее, казалось бы, оплота цивилизации. Нгатайский, демонский юг вообще довлел, раскинувшись на все свои старые земли, и на многие новые.

Переходя в Джед-Джей и прочие, еще более зловеще-экзотичные края.

Ханнок впервые в жизни ощутил себя не то что провинциалом – в Укульской партии это было делом добровольным и даже ожидаемым… а полной деревенщиной. Пока плыл назад, все думал, что будет, если варварам трех сторон света надоест играть в их странные игры с карантином и они разом обрушатся на расслабившийся Север? Нагрянут в их города, где давно уже не режут друг другу головы на память, не ходят в баню во время войны, как само собой разумеющееся, и не отращивают массово рога. Где учтиво сдаются в плен и не хвалят кинжалы в спину. Где даже Ламан с Нгардоком порой церемонно ждут противника на заранее оговоренном поле для боя.

Ханнок выругался про себя и перестал грести. Не хватало еще и сегодня испортить себе день размышлениями о погибели цивилизации. Все равно он ничего сделать не может, да и не так уж уверен, что хочет спасать кого-либо, помимо родного нгатайского клана. Да и, если вспомнить ту деревушку солеваров и взорванные руины, начинает закрадывается подозрение, что сиятельный и княжеский лоск Севера скрывает не менее, а может и более жестокие повадки.

Зверолюд перевернулся на спину и замер, прикрыв глаза и распластав крылья по теплой, чуть солоноватой воде. Минут на пять удалось забыть о всех бедах, проклятиях, дикарях и бушующих за пределами Небосвода войнах. А потом стемнело.

Сарагарец очнулся от дремы и увидел прямо над собой чешуйчатую, зубастую морду.

- Раррх! – Ханнок от неожиданности с головой ушел под воду. Пока выныривал, осознал, что это медный змей, Хашт. Княжий зверочеловек, жутковато длинный, изогнулся рыболовным крючком, опираясь хвостом и короткими нижними лапами на самое дно. Глубины здесь было с полтора Ханноковых роста, но лучник все равно наполовину торчал из воды, скрестив руки на груди и оценивающе рассматривая захожего туриста. Дождавшись, пока тот очухается, Хашт сказал:

- Это хорошо, что вы заранее пришли. На берегу тебя уже ждут.

- Аха, понятно, - соврал Ханнок, стараясь незаметно отгрести прочь. Змей удовлетворенно кивнул и изящным нырком скрылся из виду. Сарагарец не увидел, чтобы Хашт вновь появился на поверхности, а до берега было далеко.

Его уже и впрямь ждали. Мрачный Аэдан, уже одетый. Караг уже протрезвевший, взлохмаченный и недовольный. Шаи, отчего-то перепуганный. И десяток городских бойцов. Вместе с Доннхадом.

- Идем! - рявкнул на всю их компанию однорогий. Ханнок заскакал на одной ноге, опять растеряв ловкость из-за нервов и не попадая копытом в штанину. Горский козел смотрел на это, презрительно сощурив красные глаза.

- Живее! Соун Санга вас ждет!

"А князем ты его так и не назвал" – подумал сарагарец. На секунду замечтался, чтобы владыка Кохорика повел себя по-северному и зажарил бы наконец докучливого старика в медном быке за дерзость.

Повели их не на алтарь, не на судилище и даже не под арест. А на вторую, служебную половину парового комплекса. За стеной оказался брат-близнец курортного бассейна, только куда более обшарпанный, перекрытый сверху решеткой из брусьев. На брусья там и сям положили мостки, а также закрепили подъёмные вороты для сетей и корзин. В воде бурлили синие и красные крупинки.

- А вот и Аэдан Норхад, двадцать шестой этого имени! – приветственно раскинул руки в сторону князь. Рядом с ним стоял, держа шлем-маску и клевец, брат его, Сагат, холодный, несмотря на царивший вокруг геотермальный жар, и недобрый. Позади князя – неведомо как оказавшийся здесь наперед них змеелюд. Позади вождя – тот самый огарок, парившийся в домике, когда они только сюда пришли. Теперь, естественно, одетый, в несиятельные штаны и странный, расписной доспех. Но приглядевшись, Ханнок понял, что кираса на самом деле и вовсе прозрачная, словно из стекла отлита. Просто под ней просвечивает вышивка поддоспешника.

- Как тебе горное гостеприимство, Кан-Каддах?

- Господин мой, выше любых похвал.

- А вот на тебя жалуются. Пугаешь людей, - голос у князя оставался веселым, доброжелательным, но Ханнок заметил, как разом подобрался терканай. А еще углядел во владетельной свите того самого бледного химера. Снова при доспехе и оружии.

- Но я вас не затем позвал. Вы же хотите прогуляться за стену?

- Господин мой, я не силен в дипломатии.

- Дипломатии? Хо! Это же Орден, какая с ними дипломатия? Намеков не понимают – решили учинить осаду.

Ханнок подозревал, что выбора у белоплащных уже и не было – потеряв два великих кристалла из трех, вряд ли они теперь смогли бы вернуться той же дорогой, через облученный перевал. Хотя даже теперь, судя по разговорам, у них оставалось достаточно людей и магии чтобы окружить Кохорик кольцом укрепленных лагерей. Они даже начали рыть кольцевой ров и ставить частокол, двойной, прямо как из мемуаров Саэвара Великого. Это тревожило, но, похоже, не Соуна Санга. Или князь это искусно скрывал.

- Золотые кирасы устроили один из постов прямо у лаза наружу. Боги над ними смеются. Я предлагаю вам пойти туда и разнести все к тьматери. А потом – домой, как раз к ужину.

- Я так понимаю, выбора у нас нет, господин мой?

- Ну почему же. Выбор есть. Но видишь ли, Норхад, тут такое дело – мы шерстили культистов и нашли там одного из ваших. И не абы кого, а настоящего Дана-номерного. Между нами говоря, я и впрямь не верю, что старик играется с законтурцами, но парня опознали и теперь ставки поменялись. Если я хочу торговать с Сойданом, это впечатление надо сгладить. Сходи, подыши свежим воздухом, принеси еще пару голов – и мы все уладим. А твой юный протеже пока здесь посидит, под присмотром, а то мне сейчас сложно за всеми этими северными гостями уследить. Народ мы горячий – сам знаешь.

- Хорошо. Этого хватит?

- Если брат вздумает тебя еще гонять, - сказал Сагат, - Я первым ткну его лицом в его же двуличие, уж поверь.

- Спасибо, брат, - улыбнулся князь, и, возможно, даже искренне.

- Мне нужно вернуться за снаряжением, - помолчав, сказал Аэдан.

- Не нужно, у меня с собой есть доспехи и оружие по вашим меркам, - отмахнулся хозяин города. Поправь, если ошибаюсь - ты же у нас уважаешь старое искусство? Обоюдоострое, на две руки?

- Давно не практиковался, - ответил Кан-Каддах, - Но возьму.

- Хашт!

Змеелюд скользнул вперед и протянул дедяде меч. В чешуйчатых лапищах двуручный каменный клинок казался еще не таким большим, но в руках Кан-Каддаха разом стал громадным. Почти в рост самого терканая. Тяжелый, с двух сторон усаженный обсидиановыми отщепами. Основа вырезана из черного дерева, напоминающего эбеновое, но, судя по тому как им на пробу взмахнул Аэда, еще более плотного, тяжелого. Возможно – и прочного.

- Благодарю, владыка. Но и новому я открыт.

Князь соизволил явить еще щедрости и Кан-Каддаху передали… весьма странный огнестрел. Совсем короткий, меньше локтя длиной. На одну руку. Ханнок что-то слышал о таких, но на севере технология считалась малоперспективной. Литейщики полагали, что переводить дорогой металл на маломощную версию и так ненадежного оружия – расточительно. Но на юге решились-таки. И замок на нем был не фитильный, а с камнем.

- Если это дар, то очень щедрый, господин мой, - сказал Аэдан.

- Это будет даром. Теперь у тебя есть еще причина принести обратно не только свой череп… А ты, друг мой северянин… как тебя там? – Соун посмотрел прямо на Ханнока.

- Ханнок Шор, господин мой, - ответил зверолюд, и добавил, заранее: - Я нгатай, из Сарагара.

- О, впервые вижу такого вживую. Тебе меча хватит? Полагаю, ты видел, что многие у нас пользуются оружием, производящим вспышки и убивающим свинцом, на расстоянии. Вроде бы, ты его не боишься. Если бы ты умел им пользоваться, я бы выдал тебе ружье, но, если что – у нас есть пики, палицы и луки.

Вряд ли Соун Санга всерьез полагал, что карантинники не знают, что такое огнестрел. В конце концов на юг его впервые принес Саэвар. Впрочем, за последние дни Ханнок положил себе быть готовым ко всему.

- Я умею стрелять из фитильного ружья. Если у вас есть доспех на таких как я, тоже не откажусь, - сказал Ханнок. Князь одобрительно хмыкнул и один из его воинов сбегал в пристройку и принес снаряжение. Пока сарагарец, путаясь в незнакомых ремешках, надевал кирасу, чувствовал не себе оценивающие взгляды.

Соун, излучающий лицом радушие и щедрость, эдакий всеобщий дядюшка, только с правом рубить всем головы. Ханноку пришло на ум сравнение с тигриной лапой – мягкая, яркая и полосатая, но под когти лучше не попадаться. И повадки у владельца хищные. С такого станется отправить их всех на верную гибель, а потом написать загадочному отцу демонов искренние, успешные соболезнования.

Сагат, холодный, тощий лицом. Чем-то похожий на Аэдана, хоть и не костями со шкурой. Почти недвижимый, но все замечающий. Боек клевца он оглаживал ласково, как щеку возлюбленной.

Хашт, чешуйчатый, длинный и нескладный. Этот, впрочем, на Ханнока почти и не смотрел, все больше щурил глаза на шестолапа. Того и гляди кинется и откусит тому мохнатую башку. То ли видовые разногласия, то ли соперничество двух лучников, а может, они просто были нехорошо знакомы.

Огарок в доспехе, прибавивший к кирасе шлем. Тоже странный – чем-то напоминает защитный снаряд игроков в мяч. Причем не для нгатайской кровожадной разновидности, а укульской, старинной и гуманной. Такие округлые каски с прозрачными забралами Ханнок видел на рельефах с сарагарского стадиона. Вроде бы, за контуром похожие еще носили несмертные дуэлянты и стражи закона. Владелец рассматривал окружающих с доброжелательным любопытством, игнорируя ответные косые взгляды. Но в целом вызывающая сиятельность в вооружении почему-то сходила ему с рук.

И Аэдан. Кан-Каддах явно был недоволен тем, как с ними обошелся князь. Возможно, переживал за нобиля. Но когда Ханнок не стал артачится, а сразу затребовал оружие, чуть расслабился, одобрительно кивнул. Хотя, все же, напоследок подошел, якобы для того, чтобы помощь завязать ремешки на спине – из-за крыльев система была сложной и совершенно непривычной северному обормотню.

- Если, что держись за мной, - шепнул он, - Я постараюсь, чтобы тебе не пришлось иметь дело с укульцами.

- Я справлюсь, - буркнул Ханнок, затягивая потуже шнурки на… настопнике? Интересно, какое у накладок, защищавших удлиненную по-звериному стопу, от лодыжки до копыт, правильное, местное название?

- Я о том, что, возможно, тебе придется драться с земляками.

- Я тебя так и понял, - химер подергал получившуюся конструкцию, остался доволен, - Даже если в том лагере и есть ламанцы, сомневаюсь, что они из той родни, которую предал я, а не наоборот. А даже если и нет… Я справлюсь.

Драколень с некоторым удивлением понял, что не врет. За последнюю треть сезона жизнь в Верхнем городе не то чтобы забываться начала, но казалась ему самому не такой уж и определяющей. Словно он вылетел прямиком из зала кланового совета Кенна сразу в зверильню, аккурат с самой церемонии отречения.

Ханнок надел шлем, с третьей попытки, не попав сразу же в вырез под рога. Затянул шнурок под мордой. Несколько раз присел, помахал руками, расправил и сложил крылья. Непривычно, но терпимо, он опасался худшего. С виду южные "нетопыриные" доспехи, собранные из планок черного дерева и кожаных пластин, перевитые сухожилиями и шелковыми шнурами, казались чересчур экзотическими. Но на деле мигом разбудили задремавшие было воинские навыки. Сарагарец не считал себя солдафоном, но понял, что в своем изменившемся мире по броне скучал.

- Герой, - цокнул языком князь, как оказалось за всем этим процессом с интересом наблюдавший.