Деззи поерзала на стуле. Все же просто так сидеть, без дела, было неприятно. Лучше бы тогда оставили в палате. Там, по крайней мере, можно было бы следить за птичкой за окном. И, наконец, поразмышлять вволю. А здесь нельзя. Все эти люди вполне могут услышать ее мысли. Услышать, позавидовать, и тогда...Нет, она же дала себе слово. Об этом не думать. Нет, нет...
Деззи завертела головой и зацепилась взглядом за яркую футболку светловолосого парня. Она не видела его здесь в прошлый раз, за завтраком. Новенький? Или просто его не приводили? Ногти грызет...волнуется, что ли? Или боится?
Девушка встала, быстро подошла к Уэнделлу, присела рядом на краешек пуфа и негромко спросила:
- Почему я раньше тебя не видела? Ты новенький? А как тебя зовут?

Резко накатившее чувство было чересчур неожиданным для Алекс, остро пронзив внутренности, разорвавшись, сплетя все органы в один пульсирующий ком, который принялся распространять теплые волны, разгоняя их по крови и мышцам. На лбу девушки выступила испарина и захотелось сорвать бинты с головы, которые, лишь бы только хоть как-то охладить воспаленный мозг. Девушка глубоко вдохнула, и тотчас пожалела об этом... в раздувшиеся ноздри ударила смесь ароматов... мужчины... женщины... какая в попу разница? последняя мысль заставила ее нервно усмехнуться, сдавливая подлокотники кресла. Запах... резкий запах, он исходит и от нее, запах желания, а если?
Алекс затравленно оглянулась, кажется, никто не обращал на нее внимание, может быть, все пройдет бесследно? Девушка потупила взгляд и крепко сжала ноги, ощущая, как на сведении этих двух прямых уже вовсю пульсирует небольшая, мало заметная точка, вызывая приятное и одновременно болезненное чувство в паху.
– У тебя есть имя? - грубоватый низкий голос совсем близко от нее заставил Алекс вздрогнуть и быстро повернуться, слишком быстро, но она не могла... не хотела терпеть.
Тот бугай... он смотрел на нее... и в то же время сквозь, она не была центром его внимания, а значит. Из груди девушки непроизвольно вырвался разочарованный вздох, однако взгляда она не отняла, а повела вниз, отмечая расхристанную пижамную рубашку, не сходящуюся на груди, пижамные брюки, не скрывающие бугрящихся мышц на ногах. Девушка остановилась на нижней части "крепыша", ее зрачки расширились и она прошептала на выдохе:
- Алекс... - ноль реакции. Кажется, у этого типа еще и слюна с уголка губы потекла. Мерзейшее зрелище... но тогда почему? Почему она?..
Тело пронзила дрожь и Алекс, краснея от стыда и внутренне костеря себя за все, отвернулась, уставившись на свои напряженные руки.
- Черт... - сорвалось с ее губ, - Увезите меня отсюда... пожалуйста...
Однако, кажется, никто этого не услышал, вместо же...
– Алекс... ее имя Алекс, - неприятный голос с легким резиновым писком в нем... санитаришка... с утиной головой, он наклоняется к бугаю и, неприятно улыбаясь, что-то говорит ему, она слышит лишь обрывки фраз.
Бугай не реагирует, он смотрит на телевизор... что же, может ее это тоже успокоит? Алекс ведет взглядом до экрана зомбоящика, однако в голове бушует такой тайфун, что то, что скрывается за рябью почему-то кажется неимоверно пошлым.
... звук пощечины... не смотри, отвлекись... тебя это не волнует. Она машинально двигает ногами и новый всплеск срывает с ее губ негромкий, почти неслышный стон.
- Он тебе нравится? - нежный шепот на ухо, узловатые руки ложатся на ее плечи и тот самый "утенок" наклоняется к ней, сжимая пальцами ее плечи. Это приятно... кажется, - Хочешь его...
Дыхание со свистом вдалбливается в ее легкие, она было, кивает, но удерживается от этого. Смотри телевизор, тебе пофиг... тебе фиолетово...
- ... мы можем, в счет будущей милости, выделить вам душевую на двоих. У тебя ведь с ней связаны приятные воспоминания? Или... хочешь... мы составим вам компанию?
Это была последняя капля, Алекс сжимает кулаки, ощущая боль в ладонях и, опустив голову, шипит:
- Нет...
Тишина... она оборачивается... никого... только пациенты... никаких санитаров... сон разума рождает чудовищ? или просто ты этого хочешь?
- Не хочу...
"Не верю..." - новый удар пронзает ее, она чувствует, как увлажняется внизу, в ее голове блуждают фантомы прикосновений, она ощущает, как сильные ладони сжимают ее груди до боли, как пальцы вплетаются в ее волосы, дергают вверх, откидывая голову назад и обнажая шею... боль жестких поцелуев щекочет губы, заставляя облизывать их языком... в глубине живота нервы и мышцы скручиваются в один мощный клубок, который медленно растет, увеличивается, умоляя, упрашивая, приказывая найти того, который распутает его, а лучше разрубит... одним... стремительным движением...
- Нет... - она ухватывает кожу на запястье зубами, сдавливает его до боли, сильнее... еще сильнее... но боль почему-то такая далекая. На глазах девушки выступают слезы, которые, кажется, капают на ее штаны, она зажмуривается и загоняет это жалкое чувство беспомощности обратно внутрь, утаптывает его своей гордостью.
"Увезите меня... я хочу обратно в палату... я хочу... я хочу... УВЕЗИТЕ МЕНЯ ОТСЮДА!"
– Я прекрасно тебя слышу, малыш. Незачем так орать.
Она сказала это вслух?! Нет...
- Заткнись... - сказала ли она это себе, или другим, неясно... - Иди на х*й!

Телевизор сводит с ума. Эта долбанная реклама раздражает всё больше и больше, пока, наконец, Лана не соскакивает с пола и не забирается на ближайший стол с ногами. Там она садится на корточки у самого края и снова исподлобья обводит взглядом комнату. Взгляд замирает на "бунтарке", которой явно не по себе. С ней что-то происходит и Лана чувствует это. Она спрыгивает со стола и осторожно подходит к девушке в кресле-каталке. Заглядывает ей в глаза, смотрит ровно мгновенье и дотрагивается до её руки.
- Всё нормально, я помогу, - шепчет Лана.
В следующую секунду она ударяет санитара, стоящего рядом с "бунтаркой", основанием ладони в нос, скользит к ближайшему стулу и спихивает с него "дохлого Сэма", что похож на дистрофика, за что и получил своё прозвище. И вот, стул уже врезается в телевизор, закреплённый на кронштейне высоко под потолком, разбивая экран. Искры сыплются во все стороны, а Лана кричит:
- Увезите её отсюда!
Удар дубинки обрушивает её на пол, а потом боль заставляет свернуться калачиком и прикрыть голову руками, пока два санитара запинывают её.

Лана отрывает голову от коленей и ловит ртом воздух, в панике оглядываясь по сторонам. Всё по-прежнему, все сидят и смотрят телевизор. Или не смотрят. Только черноволосой больше нет. Она ушла.
- Что это было? Морок? - бормочет "шестая", и поднимается с пола. Она медленно, словно боясь, что её увидят, подходит к тому парню, что смотрел на неё и не глядя в глаза спрашивает:
- Что ты делаешь здесь?
Взгляд же её в это время прикован к девушке в кресле-каталке.

Дурацкий глист никак не желал перевариваться, отчего живот ходуном ходил. Фиби кляла всеми известными ей не самыми приятными словами всех "докторов" и саму "больницу". Но когда она вошла в общий зал, и почувствовала ЭТО... Девочку замутило вовсе, а голова чуть не упала на пол вместе с телом. Фиби с трудом сделала еще пару шагов, стараясь не дышать и не открывать глаза, и села на пол прямо там, куда смогла добраться.
С огромной опаской она сделала маленький вдох - и ЭТО снова накрыло её. Невероятный концентрат самых резких и дурманящих запахов: дикий букет сладкой гниющей плоти и свежести хвойного леса, пряность имбиря и душащий запах гари...
Малышка решилась и вдохнула снова, на этот раз набрав полные лёгкие воздуха. В такой мешанине Фиби чувствовала себя как слепая, и попыталась разобрать по нотам то, что ощущал её бедный нос.
Сначала те запахи, что она уже слышала. Та самая пряная нотка имбиря и корицы, таинственный и пугающий аромат ночной орхидеи - это всё темноволосая, что была и на прошлом сеансе, только в этот раз на ней словно налипли чужой пот и кошачья шерсть. Фиби не открыла глаза, чтобы случайно не пересечься взглядом, она подсознательно побаивалась тёмную... Что-то в голове убеждало, что это не та персона, чьё внимание нужно привлекать, потому что... В её букет незаметно, стараясь не выделяться, вплетался томный запах смерти.
А вот следующий, наоборот, был знаком и приятен. Цветы, ну конечно же! Деззи тоже здесь. Фиби открыла глаза и посмотрела в сторону недавней соседки. Она почти не изменилась, источает всё тот же душистый, успокаивающий аромат. Да, горькие ноты проскальзывают тоже, как пара солёных слезинок в кружке молока с мёдом, но они не портят, нет, совсем наоборот. Без них Деззи казалась бы совсем скучной и безвкусной на этом пиру.
Еще один знакомый запах. Знакомый с детства, хоть и с неприятными примесями. Запах грозы, волчьей ягоды, холодной стали и крови преобладали над остальными, но всё равно чувствительный носик Фиби улавливал то, что не давало покоя с первого дня их встречи. Тёплый и уютный, укутывающий, будто одеяло, такой родной и безопасный аромат лимонной вербены с мятой. Этот запах был слишком тонок, чтобы насладиться им сполна, да и не особо хотелось, ведь это вовсе не мама Фиби. К тому же, к горлу уже подкатывал ком. После их прошлой встречи с этой... девушкой... произошли явные перемены. Живот снова заурчал, и малышку чуть не вывернуло наизнанку. В псевдо-маме тоже сидел червяк. Отличный от того, что скормили Фиби, но его запах вызывал ту же самую тошноту.
Девочка поспешила переключиться на кого-нибудь еще, не хотелось вываливать содержимое желудка прямо тут, тем более, кто его знает, когда её снова покормят. И наконец-то дошел черед до новеньких. Один был похож на огромный действующий вулкан. Сплошь сера, порох, жжёная резина и вообще всё, что так или иначе связано с огнём. Нюхать его - всё равно что очутиться в горящем здании. Фиби скривилась и отвернулась. Не очень-то интересно искать спрятавшуюся розу в дыму.
Следующий - букет, что был составлен тщательно, почти каждая нота выверена и вплетена не случайно, а по особой задумке. Это запах человека, который подходит к своему делу творчески, продумывает каждую мелочь... И видит своих жертв насквозь. Такая схожесть заинтересовала Фиби, она сделала несколько маленьких и быстрых глотков воздуха, а потом задержала дыхание. Вся "мелодия" была основана на разных оттенках ладана, в который вливались всё новые и новые аккорды, создавая поистине чарующую и пугающую музыку: кедровая смола придаёт терпкости и наглости, по запаху старинной бумаги можно сказать, что человек весьма не глуп и даже проницателен, нотка акриловой краски подходит образу художника, а запах душистого сырого мха добавляет мистики. И, конечно, шлейф из смерти и страха, витающих за спиной. Интересно, какой именно запах из услышанных делает её и этого мужчину-комикс похожими? Семилетняя девочка и убийца, свято верующий в свою "правду" - почему у них схожий "дар"?
Тут Фиби уловила на себе внимание еще одного новичка (почему все новенькие - мужчины?). И засмеялась. Еще в коридоре она услыхала этого смердящего палёной псиной паренька. И почему-то, когда она увидела его нервный вид и рисунок динозавра на майке... захотелось самую малость пошалить. Она ответила на его взгляд озорным подмигиванием, улыбнулась во весь зубастый ротик и тявкнула. А потом снова расхохоталась.
- Это для того, - Фиби, всё еще смеясь, указала на намордник, - чтобы я не покусала их сторожевых собачек. А то был тут один Боббик...
Девочка уже каталась по полу, не обращая особого внимания на сгущающееся напряжение в зале. Запахи распределились в группы, зрение вернулось, и представление уже начинается. Ах, доктор, бедный лживый Доктор, здесь не хватает только твоего гнилого аромата. Посмотри, каких интересных людей ты собрал. Когда же ты появишься, когда дашь себя.....
Съесть?

В нирване отсутствует счет времени. Нельзя было сказать, прошли секунды или часы, прежде чем в глаза Джошуа вернулись признаки разума, и его мысли сосредоточились на окружающем мире.
Первое, что он услышал в новом слое реальности:
- Заткнись... иди на х...
Мысли итак были нечастыми гостями в черепной коробке Джоша, вот и сейчас у него не сразу появилась мысль о том, что фраза могла быть адресована не ему...
Перед глазами все еще стояла омерзительная картина монстра в телевизоре. Смешавшись с такой соблазнительной девушкой в кадре, она ударила по расшатанной нервной системе и вылезла неожиданным боком.
"Ах ты, [censored]!" Он испытывал одновременно и гнев, и отвращение, и непреодолимое желание овладеть мерзавкой, которая посмела так с ним разговаривать. Страху того, что происходящее - мираж, было не место в помутненном разуме.
Не раздумывая, Джош замахнулся, чтобы влепить Алекс пощечину. Скорее всего, такой прием закончился бы не просто перевязкой ее головы. Ноздри здоровяка раздулись, жилы на шее наполнились кровью, он покраснел... и остановился.

Мир вокруг приобрел краски. Зрение вернулось в норму. Удивление, заполнившее сознание, напрочь вытеснило все остальное. Словно скрюченная статуя Свободы, Джошуа замер. В смешной позе, с поднятой рукой и вытаращенными глазами.

Когда рядом с ней вырос бугай с занесенной для удара рукой, Алекс была уже близка к той точке, чтобы запихнуть руку в штаны и самоудовлетворить себя прямо на глазах честного народа, и только внутренняя гордость удерживала ее от этого действия. Ну и еще миленькая камера с красненьким огоньком, которая довольно подмигивала ей: "Что ты будешь делать, моя любимая подопытная крыска..."
- Они играют с нами... - прошептала Алекс, закрывая глаза.
"Перешагни через себя... пусть желание перерастет в равнодушие... равнодушие вырастет в раздражение... раздражение вырастит гнев..."
Черная тень легла на нее, и девушка, наконец, взглянула на здоровяка, который пучил глаза и замахивался на нее. На его лице было все написано, как в больничной карте - минимум интеллекта, зато бешеная агрессия... хотя сейчас он напоминал скорее испуганного и удивленного ребенка, мечущегося на грани страха и любопытства, красного, то ли от гнева, то ли от смущения. Алекс глубоко вдохнула, втягивая ноздрями его запах, дрогнула, облизнувшись, и, посасывая нижнюю губу, встала, медленно поднимая на амбала глаза, слегка влажные... с чуть расширенным зрачками... темные и с плохо скрываемым желанием, которое тягучей патокой струилось во взгляде.
- Бей... - приказала она, глядя в глаза мужчине, - Бей... или я тебя...
"... разложу прямо здесь на полу и тр**ну до потери пульса прямо перед этими психами, санитарами, докторами... т**ну так, что у тебя полопаются глазные яблоки и сломается твоя "палка"..."
Незаконченная фраза повисла в воздухе, вокруг двоих на какой-то момент образовался вакуум из практически осязаемой тишины... кажется, температура в комнате вновь подскочила... кожа на скулах Алекс покрылась бисеринками пота и она негромко выдохнула сквозь влажные приоткрытые губы, по которым сразу же пробежала языком.
Главное не опускать взгляд... держи контакт... держи... или я знаю, куда ты будешь смотреть, если не удержишь... а от взгляда недалеко и до физического контакта. Смотри, Алекс, смотри...

Иезекииль буквально кожей ощущал напряжение. Что-то происходило, но он не мог взять в толк, что именно.
- Что ты делаешь здесь?
Он поднял глаза и уставился на чёрненькую.
- Размышляю, - его хриплый голос был похож на шелест сухих листьев.
Девочка в наморднике смеялась, «бабочка» подсела к «динозавру».
А громила занёс руку для удара. Девушка с забинтованной головой замерла. Между этими двоими только что молнии не проскакивали.
В дверях уже маячили Энвик и МакГриди.
- Сядь, здоровяк, - насмешливо прошуршал второй. – Ты же не хочешь снова в интенсивную терапию?
Калеб успел заметить, как худосочный санитар успел бросить быстрый взгляд на чёрненькую.
Другой заворочался в глубине его мозга, на миг заставляя взглянуть на происходящее через призму воспоминаний.

Калеб отвёл глаза от странной парочки и снова посмотрел на чёрненькую.
…И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли — умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными… - прошептал Калеб. – Ты мне нравишься, девочка. Я бы хотел нарисовать тебя.
МакГриди совсем близко. Он идёт к громиле. Калеб улыбается.

С удивлением взглянул на девушку, чуть подвинулся, освобождая для неё побольше места на пуфе и тихо ответил:
- Да полиция привезла вот только что. Зовут меня Уэнделл. А ты давно здесь?
Чужие диалоги не отвлекали его от собеседницы, он не смотрел на других пациентов, но что-то заставило Уэнделла бросить взгляд на девочку в наморднике. Она точно ждала этого момента; и после того, что она сделала и сказала, всё его тело стало будто ватным, перед глазами замелькали точки и полоски - чёрно-бело-серые, как обычно, - затем звёздочки холодных тонов, как в кошмарных снах. Уэнделл несколько раз вздрогнул всем телом, зажмурился на секунду - когда открыл глаза, комната была полна собак в пижамах, халатах. В слюнявых пастях блестят клыки, когти стучат по полу, а воздух пропитан влажной вонью.
- И-и-и-у-у-ыыыыыыыы...
Парень сполз на пол, дёргаясь, сжимая ладонями голову. Всё, бежать некуда. И отец с дедом сейчас придут.
"- Ты мне сын или нет? Ты мужик? Даже со щенком не справился! Да ты так должен на любую псину глянуть, чтоб на хвост упала и язык убрала, - усёк, сопля?!"

Деззи ахнула, вскочила, отшатнулась от скрчившегося на полу парня, а затем упала рядом с ним на колени, прижала к себе и принялась гладить по голове:
- Тише, тише, все хорошо, не бойся, тебя никто не тронет, не обидит.
Она беспомощно оглядела окружающих и снова запшептала:
- Ты же хороший, да? И все здесь хорошие...тебя никто не тронет. Мы посидим здесь, телевизор посмотрим...а потом нас в парк гулять отпустят...там хорошо, кустики, дорожки...солнышко свети...тише...успокойся...

Ему уже давно никто не говорил (если вообще когда-нибудь говорил), что всё хорошо - и что он тоже хороший... Уэнделл выбирался из бледнеющего кошмара, как из трясины, стремясь к белокурой девушке, держась за её голос, успокаивающий шёпот, как за нить в лабиринте. Сейчас он не в детстве, сейчас он в общем зале на холодном полу. Глубокий вдох, теперь открыть глаза - веки кажутся кусочками лысых покрышек. Псы пропали. Надо будет разузнать насчёт девочки с намордником - сто пудов её тоже кто-то укусил или навнушал всякого, как ему.

- Спасибо! Всё, кажется, прошло...
Уэнделл смотрел на девушку. Она напоминала принцессу Динотопии - да, ей бы подошло имя Марион. И только что она его спасла. Безо всякой медицинской хреноты. Какого цвета её глаза? Она очень добрый человек. Нет, лучше, чем человек, - люди такими не бывают.
В жар бросило. Вот ведь слабак! Но через пару мгновений возникло ощущение тишины внутри - будто бродишь морозным утром по льду замёрзшего озера. Она касалась его - и поделилась умиротворением. Уэнделл вспомнил, что за минуту до неприятности, во время разговора, он отчего-то подумал об археоптериксах, об их красивых крыльях. Полёт... она будто летела за ним, не позволив ему пропасть.
- Да, я Уэнделл... а как зовут тебя?

Деззи испытующе заглянула в лицо парню и кивнула. Потом застеничиво улыбнулась и отпустила его плечи.
- Я - Деззи...тебе лучше?
Она поднялась и потянула Уэнделла за руку, усаживая рядом с собой на пуф.
- Ты не нервничай так. Здесь часто бывает странно. Иногда очень плохо. И никогда очень хорошо. Но надо с этим как-то жить. Мы вот потихоньку сумели.
Деззи кивнула на людей в зале.
- И ты сможешь. Надо только постараться.
Она снова улыбнулась и поправила парню растрепанные волосы.

В дверях маячили Энвик и МакГриди.
– Сядь, здоровяк, – насмешливо прошуршал санитар. – Ты же не хочешь снова в интенсивную терапию?
МакГриди прикоснулся к Джошу, и тот словно ожил. Поза его неуловимо изменилась, но так, что от нее повеяло уверенностью. Глаза прояснились, плечи расправились, а ноги стали на пол твердо. Последнее время глаза Джошуа были мутные, словно залитые водой, и смотрели сквозь предметы, а сейчас они стали ясными, как огонь. Двое санитаров, собрались утихомирить Джошуа очередной инъекцией. Никто не понял, что сжатый кулак налился силой, которая была больше, чем просто сила мышц. Возможно, что-то заметить могла лишь Алекс, которая смотрела на Джоша в упор. И точно увидел МакГриди. Но было поздно.
– Я понял! – крикнул Джошуа стальным голосом, какого здесь давно не слышали.
Все обернулись. Улыбка сползла с лица МакГриди. Вместе с Энвиком они чувствовали, что теряли контроль.
Сейчас Сандерс видел их насквозь. Внутри Энвика копошились крысы, желтые огоньки глаз светились злобой, лысые хвосты сплетались между собой. Второй санитар был наполнен пауками. Они лезли через рот и уши и карабкались по одежде. Девочка с крыльями за спиной была бледной и худой, словно больная чумой. Губы Алекс и правда были покрыты кровью. Если бы у нее за спиной были крылья, как у той, другой – вылитая валькирия, богиня Войны. «Шестая», ее неизменный спутник – сама Смерть. Безликий парень у стены готов вот-вот принести смерти жертву. Настоящий маньяк. Маленькая девочка, валявшаяся в ногах одного из санитаров – чистый лист. Из нее можно вылепить, что угодно. Вот зачем она здесь. Нервный худой парень у стены, говоривший с феей, внешне ни капли не был похож на Джоша, но у них было что-то общее внутри. Сам же Джошуа почувствовал дикую боль. Все тело его обожгло, загорелась пижама, загорелась кожа, загорелась сама его плоть. Крысы и пауки с писком отскочили от объятой огнем фигуры и упали на пол, катаясь из стороны в сторону, в бессильных попытках потушить пламя. Они перебирали лапками и визжали, но умирали. Джош содрогнулся от омерзения. Сейчас он ненавидел их.
Вот почему Энвик и МакГриди не могли им командовать. Санитары набросились на Джоша, как на собаки кабана, пытаясь сковать руки и целясь шприцами.
– Уйдите, – предупредил он.
– Сядь, парень, отдохни.
– Уйди…
– Сядь, здоровяк! – повторил МакГриди.
Джошуа взбрыкнул, как оседланное животное и с размаху приложил МакГриди по черепу. Санитар отлетел к стене, впечатавшись в нее спиной, да так, что посыпались краска и штукатурка.
Второй санитар воткнул шприц в шею Сандерса и нажал на поршень.
– Мы не сошли с ума. Это мир сошел… – не договорив, Джош обессиленной грудой рухнул на пол. Глаза его потухли, из них брызнули слезы. Минуту он помычал, вздрагивая, и затих.

Спокойствие личности, многое преодолевшей, и искренняя уверенность в её действиях и речах расположили его к новой знакомой.
- Деззи... Ты права, надо постараться... надо жить.
Уэнделл кивнул, его лицо на секунду исказила гримаса. Не смог выдержать её взгляда. Тут определённо творится что-то намного серьёзнее, чем самые безобразные пансионатные нервические выходки... Деззи сильная, как и другие. И нельзя выпытывать, за счёт чего она держится, - это так же верно, как то, что идентичных глюков не бывает.
Осторожным жестом предложил рукопожатие.
- Мы, должно быть, в частной лавочке? Не знаешь, кто тут командует?

Уэнделл видел, что мужчина с обожжённой кожей застыл в странном положении, точно угрожая девушке в бинтах, затем подошли санитары... Выкрик почему-то не заставил вздрогнуть, но вызвал отклик в мозгу. Как будто Уэнделл сам понял - на доли секунды.
– Мы не сошли с ума. Это мир сошел…
"Из-за нас?", - шёпотом спросил Уэнделл, пристально глядя на упавшего человека.

Деззи вздрогнула, как от удара, и невольно прижала к груди занывшую руку. Она отвернулась, чтобы не видеть, как санитары ворочают большого человека, и даже закрыла глаза, но тут же увидела перед собой человека в бинтах, его протянутую к ней руку, и снова разомкнула веки.
- Я хочу обратно в палату, - прошептала она. - Обратно в палату! - выкрикнула уже в полный голос, вскочила и топнула ногой. - Отведите меня обратно, не хочу быть здесь, не хочу, не хочу!!!!
Деззи не могла остановиться, она попробовала закнуть рот кулачком, но только больно укусила себя за пальцы. По щекам побежали слезы. Она снова и снова выкрикивала ставшей уже совершенно бессмысленной фразу, чувствуя, что еще пара мгновений, и она взорвется на тысячи частей.

Реакция Деззи на случившееся с обладателем ожогов в первый момент парализовала Уэнделла. Он было решил, что девушка знакома с тем пациентом, потому переживает так сильно; но, разглядев шрам на её запястье, заподозрил иное.
- Что с тобой?!
Отведите меня обратно, не хочу быть здесь, не хочу, не хочу!!!!
Гипнотизируют нас тут, что ли, по очереди...
- Не надо, не зови их! Деззи... Тссс! Успокойся!
Он видел слёзы; крик шарашил по голове (наверное, сильнее, чем если бы тот здоровяк кулаком врезал). Потемнело в глазах. Поймав её руку ладонями, пытался удержать - с чего-то решил, что если Деззи сейчас упадёт на пол, как высокий, то произойдёт непоправимое. Сильнейшая боль пронизывала всё тело, но сквозь боль он всё отчётливее осознавал, что это ощущение принадлежит ему лишь частично. Её боль... Уэнделл не то что не чувствовал чужой боли раньше - он вообще редко по-настоящему задумывался, что другим может быть больно ("ха-ха, скажете тоже!"). Сейчас он как будто схватил провод, лишённый изоляции.

МакГриди пролетел через комнату и ударился о стену. Его челюсти клацнули. Хрустнула левая рука.
Но он встал, щёлкнул плечевым суставом и покосился на Энвика, который стоял возле притихшего здоровяка.
- У***к! – прошипел он. – Оттащим его в карцер.
- Обратно в палату! Отведите меня обратно, не хочу быть здесь, не хочу, не хочу!!!
Крик девчонки заставил МакГриди вздрогнуть. Он развернулся и силой ударил Деззи по лицу. Она отлетела в сторону, разбив скулу в кровь.
- Молчи, с**а! – прошипел санитар и выразительно глянул на паренька рядом. – Гав!
МакГриди оскалился и разразился сухим смехом.
Калеб молчал и наблюдал за происходящим с лёгкой улыбкой. Он не пошевелился ни разу.
Тем временем Алекс почувствовала, как возбуждение ушло. Так же резко, как и началось.

Тишина... блаженная тишина и в то же время неприятная пустота. Волна неудовлетворенности отхлынула, оставив после себя звенящий вакуум внутри, от которого сводило внутренности и заставляло скрести зубами.
В ногах у Алекс валялся бугай, которого обкололи всеми транквилизаторами, которыми могли обколоть, санитары буйствовали, лупя всех почем зря. Прилетело девчонке, из-за которой Алекс обрили, бился в истерике еще какой-то парнишка. А МакГриди... тот, который чуть не сломал ей руку и нос, щеголял прокушенными губами и, кажется, поврежденной рукой. Девушка ухмыльнулась, просунув пальцы под бинты на голове, почесала зудящую кожу, ощутив легкое покалывание пробивающейся щетины на голове, а потом, развернувшись, подошла к тумбочке, на которой скромно лежал пульт, и принялась щелкать по каналам. За спиной раздавались крики, шум, гам... Алекс это не волновало, а вот сожаление, что чувство "взрыва внутри" ушло, осталось... Крики, кажется, стали громче, и девушка повернулась к санитарам и пациентам.
- Помолчите, я хочу послушать новости... - ее голос был негромким, но настолько властным, что умудрился перекрыть остальные голоса, заставляя на миг всех замолчать.

Уэнделл рухнул на пол рядом с ней, сильно ударившись спиной.
- Молчи, с**а! – прошипел санитар и выразительно глянул на паренька рядом. – Гав!
Оскал. Смех. Разве собаки смеются? Вместо худого черноволосого санитара на него таращился исполинский пёс неясной породы. Лай доносился отовсюду, эхом отталкиваясь от предметов, ниточки слюны ползли с клыков. Точки-полоски-точки-полоски-звездочки... Окрики старших. Он же никому не рассказывал, так чего надо этой твари?!
- нннннниииииееееее....
Пытался сжать голову обмякшими руками. Ладонь Деззи пришлось выпустить. За миг до падения ему почудилось движение воздуха, точно от пары крыльев. Археоптериксы, птеранодоны, птеродактили, тише, тише, птеродактили, крылья, огромные, хорошие, здесь-все-хорошие, тварь-хочешь-слопать-подавись!
Открыв глаза, он вскочил на пуф и, вставив вперёд кулаки, прыгнул, стремясь сломать зубы собаки или хотя бы застрять в пасти... Со стороны выглядело так, будто Уэнделл хочет боднуть санитара в живот.

Сжавшись в комочек, Деззи лежала на полу. Она больше не кричала, даже почти не дышала. Нервное возбуждение ушло, осталась только боль в руке и саднило скулу. Девушка провела ладонью по больному месту, слизнула с пальцев кровь и закрыла глаза. Надо взять себя в руки. Что за истерика с ней случилась? С чего бы это? Она медленно села, откинула назад волосы и осторожно поднялась, косясь на санитаров. Тем, к счастью, больше не было до нее никакого дела, и девушка добралась до своего стула и тут же устроилась на нем, подобрав ноги.
- Помолчите, я хочу послушать новости...
Деззи тотчас уставилась на экран телевизора. Это отвлечет от мыслей и успокоит окончательно. То, что мелькало перед глазами, не волновало девушку, она просто бездумно смотрела на меняющиеся картинки и поглаживала ноющую руку.

МакГриди ушёл в сторону и резко опустил кулак на голову парню.
- Охренели совсем! – зашипел он. – Сожру…
Он осёкся.
- Энвик, чего ты стоишь? Помоги мне. Этого отведём на перевоспитание к сторожу.
- В медкарте написано, что он панически боится собак. – Энвик возник рядом.
- В том-то и дело, - заржал МакГриди и подхватил Уэнделла.

Телевизор рябил и шипел сильнее обычного. Видимо, показ новостей был куда более сложной процедурой, чем выдача раздражающей пациентов рекламы. Диктор вещал что-то о военных действиях и невиданных урожаях кукурузы на фермерских полях где-то в Колорадо, о полчищах саранчи, уничтоживших урожай бобовых культур и грядущем апокалипсисе, что, на взгляд Алекс было совсем ересью. Но на безрыбье, как говорится, и рак рыба. А слушать этого ушастого типца с ярко выраженными резцами, выступающими из-под верхней губы, было даже забавно, не в пример истерикам пациентов и мерзкому слюнявому хохоту санитаров. Потом экран замигал и телевизор переключился на прямую трансляцию с какого-то мероприятия. Блондинка в красном, улыбаясь во все 32 зуба, вещала на повышенных тонах:
"- Беспрецедентное событие! Аукцион! Все знаменитости того и этого света... а вот и..."
И в это время телевизор вновь зарябил помехами, чтобы переключиться на какой-то до зубной боли попсовый сериальчик с закадровым смехом.
"- ... у нас опять засорилась труба.
- Но мы же только вызывали сантехника...
- Потому труба и засорилась...
- Ох уж этот мистер Кряки..." - закадровый смех, однако из-за снега на экране разглядеть происходящее на экране было невозможно.
"- ... в люксе опять найдена мервая шлюха под матрацем.
- Алесса!
- Прости, Билли, в следующий раз повешу значок "не беспокоить, утилизация тела"... "- смех.
Алекс прикрыла глаза, потирая висок... от этого движения бинты на голове распустились и понемногу начали разматываться. Девушка нервно дернула головой в такт очередному взрыву смеха.
- Я хочу в свою палату, - прошептала она, передавая пульт санитару, оказавшемуся как нельзя кстати рядом. Видимо, они опять боялись рецидива с ее стороны.
"... с бритвой фирмы "Оккама" вы забудете про все свои проблемы..."

Появились безликие. Они оттащили Сандерса в карцер, а Уэнделла на первый этаж. Энвик подхватил Деззи, а МакГриди Алекс. Остальные остались в комнате под присмотром ещё двух санитаров.
- Через час обед, - буркнул уходя Энвик.
***
Энвик подвёл Деззи к её палате и неожиданно прижал к двери.
- Запомни, сучка, будешь доставлять неприятности – мои маленькие друзья навестят тебя ночью, - он прижал её ещё плотнее и открыл свой рот.
Девушка замерла, потому как из глубины горла на неё смотрела бусинками глаз чёрная крыса, покрытая слюной.
Энвик закрыл рот и улыбнулся, сверкнув металлическим зубом.
- Ты ведь не хочешь, чтобы они съели твоё прекрасное личико?
Он впился пальцами в грудь девушки и зарычал ей в ухо.
- Веди себя хорошо, Дезире. В твоих интересах быть пай-девочкой.
Он распахнул дверь палаты и швырнул её внутрь.
***
Дверь за Алекс закрылась. Но она оставалась одна совсем недолго. В палату вошёл Энджери.
Он расположился на стуле и уставился на девушку, словно ждал чего-то.
И это что-то не заставило себя ждать. Горячая волна снова наполнила её тело, заставив выступить слёзы на глазах.
- Вторая фаза в действии. Посмотрим, что сильней. Стыд или гнев? – он ухмыльнулся.
Йо-йо глухо стукнул по полу и снова оказался у него в руке.
- Бум, - прошептал Энджери.
Игрушка снова касается пола.
- Бум, - уже громче.
Щелчок.
- БУМ! – смеётся он.
Горячая волна желания в её теле не даёт соображать и поступать согласно логике. Голые инстинкты разрывают сознание девушки.
- Игра началась.

И вновь эта пытка, но почему-то она этому рада.
- Игра началась, - лыбится доктор, глядя на нее, такой холеный, уверенный в себе, однако его йо-йо возвращает ему его настоящий облик. Тот жуткий зверь без глаз, бугрящийся множеством мышц, от которого пышет яростью, животными инстинктами и жестокостью... однако это возбуждает, возбуждает так, что у девушки подкашиваются ноги и она, чтобы удержаться, опирается о подоконник, выдавливая из себя улыбку.
- Чего вы хотите... доктор? - шепчет она, заставляя, чтобы голос не дрожал.
Жужжание йо-йо и мерные удары гипнотизируют, блокируя сознание и Алекс чувствует, что безумно хочет, хочет этого высокомерного доктора, который смотрит на нее, как на лабораторную крысу, и ожидает, что с ней случится. Она закусывает губу, с вызовом глядя в глаза доктору.
"Нет уж, хренушки..." - взрывается сознание, позволяя еще пару минут разумно мыслить. А потом Алекс начинает нервно теребить пуговицы пижамы...

Пролетев через всю палату, Деззи ударилась о стену и сразу же села, подтянув колени к груди и обхватив их руками. Она содрогнулась, вспомнив маленькие черные бусинки, сверкнувшие на нее изо рта Энвика, и всхлипнула.Слеза скатилась по щеке и ссадину защипало. Девушка осторожно провела по ней пальцем и вздохнула. Как все складывается сегодня мерзко. А проснулась она с таким странным чувством... Что же ей снилось? Деззи зажмурилась, стараясь вернуться в то мгновение, когда медсестра разбудила ее. Совершенно точно, что ей снилось что-то очень хорошее, приятное... В животе стало горячо, руки похолодели, а в голове неожиданно прозвучал очень знакомый голос:
- Я верю в тебя, клубничка....
Деззи распахнула глаза и ахнула... Что это? Что?...кто-то же действительно так называл ее...но когда?....и где?
Она поднялась и подошла к окну. Из белесого тумана тотчас же вынырнула знакомая птичка и повисла перед окном, трепеща крылышками. Дкеззи кивнула ей и тихонько повела лопатками, стянутыми повязкой. Потом зажмурилась и улыбнулась.

Энджери смотрит на Алекс со смесью интереса и иронии.
Но в глубине его зрачков отражается что-то ещё.
Он подходит вплотную и разрывает больничную пижаму. На миг он превращается в уродливое чудовище, в следующее мгновение он снова человек. Почти…
- Расскажи доктору, чего ты желаешь? Что ты чувствуешь?
Он наклоняется совсем близко и сжимает грубыми пальцами сосок. Больно и жестоко.
- Чего тебе сейчас больше всего хочется?
Его лицо плывёт, искажаясь безумной гримасой. Он говорит и одновременно рычит, извергая из пасти запах сухого песка, разогретого зноем.
Он - существо другого порядка. Он – воплощение, персонификация.
Изящные руки с ловкими пальцами опускаются на её живот. Или это уродливая лапа, покрытая сетью кровеносных сосудов?
Боль пополам с желанием. Смешать, но не взбалтывать.
Энджери властно раздвигает её ноги, он чувствует себя хозяином положения. Уродливый палец терзает нежную плоть. И тогда она кричит.

Алекс закусывает губу, но крик все равно вырывается из груди. Крик, в котором смешивается омерзение с удовольствием. Он причиняет ей боль, она чувствует себя грязной, жалкой подстилкой... ее бесит, невыразимо бесит довольное и уверенное выражение лица этой твари, которая меняет свое обличье каждый раз, когда она моргает...
Темнота... доктор...
Темнота... зверь...
Темнота... доктор...
Алекс закрывает глаза, чтобы не видеть эту перемену. Сведенные напряжением мышцы взрываются болью от проникновения и девушка через силу, через омерзение и страх, заставляет себя расслабиться, погасив часть боли. И в этот момент, она чувствует, как вся эта безумная волна эмоций, разливается по телу, позволяя не слишком трезво, но все-таки мыслить...
"У тебя нет выбора, Алекс... прекрати сопротивляться... прими его, прими это наказание... противясь себе ты ничего не добьешься, сопротивляясь ему, ты только доставляешь ему удовольствие..." - скользит разумная мысль в ее мозгу, - "Расслабься и получи удовольствие... забери все, что можешь получить от этого..."
Что же... девушка улыбается и открывает глаза. Я принимаю тебя, зверь, хочешь - получи, но на контакт я с тобой не пойду... и, раскрываясь навстречу зверю, направляет его естество в себя, глядя ему в лицо... безглазое, уродливое.
- Вам не нужно, притворяться, доктор, - выдыхает она, поглощая его, - Скажите мне, что вы чувствуете, чего вам хочется?
Пульсирующий комок внутри нее разрывается, прогоняя огненную волну по ее органам и, наконец, она чувствует себя легко... и прижимается к этому жуткому существу, обвивая его руками, ощущая под ладонями напряженные мышцы.
"Посмотрим, кто кого, доктор... но вы не получите ни гнева, ни стыда..."

- Размышляю, - подняв на Лану глаза, прошелестел парень.
Лана хотела спросить, о чём же его размышления, но обстановка, продолжавшая накаляться вокруг "бунтарки", отвлекала внимание на себя. Девушка не сводила взгляда с Алекс, но она словно почувствовала на себе мимолётный взгляд МакГриди и тут же попыталась стать невидимкой, потупив взор и ссутулившись. Она ясно почувствовала его цепкие узловатые пальцы на своём теле, и ей стало не по себе. Лана непроизвольно попыталась найти защиту у сильного мужчины, рядом с которым сейчас стояла. То, что он был сильным и очень опасным у неё и сомнения не возникло. Она просто это почувствовала. Интуитивно. Хотелось дотронуться до него, но Лана сдерживала себя, опасаясь излишнего внимания со стороны санитара. А незнакомец, в этот момент тоже смотревший на Алекс и громилу, вдруг снова посмотрел на Лану и шёпотом изрёк:
…И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли — умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными… Ты мне нравишься, девочка. Я бы хотел нарисовать тебя.
Лана поняла, что если сейчас не поцелует его, непременно сойдёт с ума. Его глаза пленили её. Она чувствовала смерть, витавшую вокруг него, и это притягивало ещё сильнее. Весь окружающий мир словно перестал существовать, кроме этого загадочного человека. И плевать на санитаров. Девушка наклоняется к незнакомцу, смотрит ему в глаза, взгляд соскальзывает на губы и она целует его, очень осторожно и почти невесомо. А потом, оторвав свои губы от него, но, не отстраняясь совсем, шепчет:
- Ты мне тоже, незнакомец. И я согласна.
Потом, отстранившись окончательно, "шестая" улыбнулась мужчине и чуть слышно, адресовывая слова только ему, произнесла:
- Моё имя - Лана, и я несу смерть.

Он удивлён, но не настолько, чтобы останавливаться. Мышцы сокращаются, подобно поршням. Его тело меняет очертания, скользит, сжимая реальность до восприятия через тактильные ощущения. Уродливый монстр – только маска. Как и человечье лицо.
Тварь проникает глубже и глубже, словно стараясь поглотить душу. Словно стараясь выпить сознание без остатка.
Через боль рождается гнев. Он знает это. Он упивается её болью. Но ждёт злости. Ждёт испепеляющего чувства, когда она будет ненавидеть его.
Его естество извивается внутри тела девушки. Руки терзают её тело, заставляя стонать.
- Приятно чувствовать себя игрушкой? – рычит он и из его пасти выпадает дёргающаяся скорпионья лапка. – Марионетка, которая думает перехитрить кукловода?
Его смех похож на шелест песка.
***
-Меня зовут Иезекииль Калеб, - он словно бы не удивлён её поцелуем, только разглядывает ещё внимательней. – Зови меня просто Калебом.
Его рука на миг сжимает руку девушки.
- Я приду ночью. Ты узнаешь мой маленький секрет. И я нарисую тебя.
Улыбка делает его лицо ещё более странным. Он говорит с такой уверенностью, как будто палаты не запирают, как будто он может ходить по больнице без каких-либо проблем.
- А теперь отойди, - его голос глух. – Время не пришло. Тссс!
Его палец касается её губ.

Это боль, но это и наслаждение... боль есть наслаждение, подчинение есть удовольствие. Алекс осознает это и принимает. Она не будет страдать, она не будет сопротивляться, она ответит ему, примет все и пропустит через себя. А потом отразит в него... нужно только настроиться.
- Мне нравится... - шепчет она и ощущает, как он дергается.
Ее тело становится податливым и послушным, жесткие руки скользят по ее напряженным мышцам, сдавливая, заставляя сжиматься от боли, от неприятия ее.
"Марионетка... марионетка, которая думает перехитрить кукловода..."
Кукловод... кукловоды... безликие существа, которые держат ее в плену и создают тела из ее плоти... одно, другое, третье... все, с ее лицами. Куклы на убой. Они изучают ее, разрушают, ждут, пока она восстановится, и опять приступают к опытам... она убивает их...
А потом приходят Распорядители...
На мгновение над морем удовольствия поднимается черная грозовая туча гнева, ненависти и боли, то, что хотел получить Зверь. Но... дверь захлопывается прямо у него перед носом, не позволяя насладиться тем, что ему привычно...
- Нет, доктор... - на выдохе выкрикивает Алекс и смеется, - ... я хочу еще... еще... прошу... еще... да! ДА! ДА!!!
Взрыв удовольствия, кажется, разрывает ей мозг и она словно слышит пищание червя, который не готов к такому количеству электричества, генерируемого нервными клетками, не готов к такой концентрации медиаторов, выплескивающихся в синапсах. Алекс улыбается, прижимается к зверю крепче и прикасается губами к пасти твари.
"Ты гнев... ты ненависть... ты боль... ты безумие сражения... ты оглушающий крик... ты звериное рычание... ты то, из чего родилась я... я то, что рождает тебя..."
Он пытается залезть к ней в душу, но не находит этой самой искорки, вместо этого ему открывается сознание Алекс... темная бездна, которая со смесью интереса и голода смотрит на него. А потом дверь захлопывается, отражая лишь его самого, и остается только голос... ее голос...
- Я хочу еще...

Повезло врезаться в зубы этого монстяры и сломать хоть один? Нет, по ходу, дедуля наорал и врезал по мозгам - теперь его приятели тащат куда-то...
Медработники молча перемещали Уэнделла в пространстве лечебницы, не пытаясь привести его в чувство, - он сам очухался и, глядя на проплывающие над ним тускловатые светильники, прокручивал произошедшее в памяти, восстанавливая детали. Он решил, что было бы скверно, если бы черноволосый и толстяк отыгрались на других из-за него.
И лучше бы санитары молчали, как эти, куклоподобные. Голова слегка гудела, перед глазами мельтешили "мушки". Коридор, лестница, опять коридор, анфилада, лестница, площадка, лестница, площадка... Его несли ногами вперёд, ухватив за щиколотки и запястья; держали так крепко, что Уэнделл через некоторое время перестал ощущать пальцы. Несколько раз он задел спиной ступеньки, порог, ещё что-то твёрдое; реагировал, вздрагивая и гримасничая, но ходячим манекенам было всё равно, и они продолжали топать с той же скоростью.
Повеяло прохладой. Его бросили, как мешок, на дощатый пол, ещё с минуту смотрели, окружив, затем направились обратно - только тогда Уэнделл, приподнявшись, сел и оглядел незнакомое помещение. Память подсказала наименование "каптёрка": пахло старой мебелью, едой, почему-то линолеумом и немного газом; старые фотографии в рамках на скромных обоях; пятна на потолке; из мебели - большой письменный стол (лак растрескался) с лампой, как у дежурного, с громадным радиоприёмником и маленьким телевизором, пара старых кресел (обивка засаленая, но прорехи аккуратно зашиты), большой гардероб, несколько полок с книгами и коробками.
Пальцы снова начали слушаться; на запястьях и щиколотках темнели синяки.
В комнатке было два маленьких запылённых окна (оба с одной стороны) и три двери: через первую Уэнделл только что попал в каптёрку, - "куклы", уходя, закрыли её; другая была заперта, третья приоткрыта. Деревья, кустарник, дорожки... Что, можно в парк?
Парень поднялся на ноги, но не успел и пары шагов сделать, как та дверь распахнулась, и в светлом прямоугольнике возникла здоровенная лохматая собака. До его слуха донеслось глухое рычание. Тело мгновенно превратилось в вату. Страх парализовал, проник во все уголки тела и сознания. Уэнделл смотрел в злые нечеловеческие глаза и едва дышал... Всё исчезло из поля зрения, из памяти - кроме глаз и клыков. Ещё уши и нос - зверь приходит, потому что чует. И как не учуять липкий холодный пот, как не услышать тяжёлые неритмичные удары сердца. Шрамы на правой ноге - собака вцепится в то же место?..
Зажмурившись на секунду и снова открыв глаза, Уэнделл увидел, что пропорции комнаты и собаки изменились, но тут же понял, что изменился он сам - у него четыре лапы, короткая светлая шерсть, рост в холке около 40 см. Он бультерьер. И этот пёс у двери по-настоящему тот самый бультерьер, замаскировался, но можно, можно было раньше догадаться, да нет же, тупица трусливый, это из своры дедовых друзей...
Царапнув пол коготками, Уэнделл заговорил быстро, довольно скоро перейдя на крик:
- Палку верну, слышишь? И секрет храню, и хранить буду! И палку верну, и про драку не скажу, не разболтаю, никому-никому-никому! Шкуру забери, а? и клыки, и когти, на фига мне это всё? я не собака, я не хочу, не буду собакой. И уберись отсюда, проваливай, тут прилично, все хорошие, а палку я верну хозяину - или тебе отдам... после... когда разрешат... выходить... я-не-собака...
Собственный голос слышится ему лаем и тявканьем. Шкура давит, перед глазами точки, полоски, звёздочки.

Энджери стоит в дверях и равнодушно смотрит на девушку на кровати. Он так ничего и не сказал, ничем не выразил своих эмоций.
«Щёлк» - йо-йо ударяется о дверь, и он выходит из палаты. Данные ждут обработки. Записи и отчёты – основа научной работы.
Его шаги удаляются по коридору.
***
- Сидеть! – голос сторожа звучит властно и уверенно.
Он проходит по комнате и косит желтоватым, говорящим о проблемах с печенью, глазом.
- Совсем ополоумели, - глухо ругается он и достаёт из шкафчика алюминиевую тарелку. – Сидеть, Малик.
Он что-то бурчит, раскуривая вонючую сигарету и смотрит на Уэнделла.
- Мы с тобой вместе до вечера, малыш. Так что пожри хорошо. У нас будет работа.
Из старого поржавевшего холодильника извлекает что-то, что в лучшее времена называли макаронами. Теперь это слипшаяся холодная масса, куда сторож втыкает вилку.
- Меня называй мистер Джонсон. Это Малик. Чего стоишь? Жрать садись.
***
В карцер приносят еду. Нечто напоминающее мутный суп. В двери открывается маленькое окошко и просовывается поднос.
- Кушать подано, здоровяк, - голос за дверью издевается над Сандерсом.
***
В общий зал входят санитары и скручивают Фиби. Через пять минут она уже в своей палате, пристёгнута ремнями к койке. Люстин деловито вгоняет длинную иглу ей в руку и поправляет капельницу с питательным раствором и устраивается рядом с книгой. На обложке написано «Shining».
***
Энвик входит в палату Деззи и становится у входа.
- Вставай. Обед.
Он следит мутными глазами за каждым движением девушки.
***
В палату Алекс заходит МакГриди. Он кидает на кровать больничную робу и вперивает глаза на обнажённую кожу девушки.
- Переодевайся. Обед.
МакГриди и не думает отворачиваться.
***
В общем зале остались только Калеб и Лана. Санитар окидывает парочку мутным взглядом и бесцветным голосом вещает:
- На обед.
После этого выключает телевизор. Рассказ о новом средстве от вредителей замирает на полуслове.

- Вставай. Обед.
Деззи поднимается, одергивает халат, поправляет волосы , не поднимая глаз, обходит Энвика и выходит из палаты.
В обеденном зале она сразу же садится за столик, за которым завтракала, берет ложку, зачерпывает из миски мутную жижу, отправляет в рот и торопливо глотает. Вкус так себе…вернее, совершенно никакой. Одно достоинство – этот суп горячий. По крайней мере будет ощущение, что она поела.
Деззи быстро оглядывает залу и тут же снова опускает взгляд в миску. Там, в палате, она дала себе слово, что постарается вести себя тише воды, ниже травы. Рука заживет, со спины снимут повязку, за ней перестанут следить во все глаза, и вот тогда… Новая ложка с уже подостывшим супом отправляется в рот. Что будет тогда, Деззи еще не придумала. Вернее, план-то у нее есть, но вот как его претворить в жизнь? В любом случае, ей нужно время, чтобы все обдумать…

Алекс выдерживает взгляд санитара, неприятный, словно по телу бегают тысячи насекомых, и липкий от густой слюны, которая, кажется, сочится у него из уголков рта. Роба другая, пахнущая хлоркой, но, по крайней мере сухая и хоть чуть-чуть скрывающая новые ссадины и синяки, оставленные на ее теле доктором. МакГриди продолжает "облизывать" ее взглядом, и Алекс, которой это довольно быстро надоедает, поворачивается к нему и с усмешкой произносит:
- Что, болезный, женщины ни разу не видел? - МакГриди в ответ только улыбается шире и Алекс передергивает от этой улыбки, - Ну ладно, смотри... пока бесплатно.
Она смеется и натягивает робу, доходящую до колен. О штанах и нижнем белье остается только мечтать. Ну и хрен с ним... Почесав голову с мелким ежиком волос на ней, Алекс вновь поворачивается к санитару и произносит:
- Ну что, гарсон, веди в жральню что ли...
Ее подталкивают вперед, однако она не противится, хоть внутренне и желает сломать парочку костей этому патлатому дистрофику. Между ног и внизу живота ноет так, что хочется попросить какое-нибудь обезболивающее, но хрен кто это даст. Девушка вздыхает и заходит в столовую, где жиртрест в сальном фартуке, причмокивая губами, протягивает ей тарелку с отдаленным подобием супа.
- А второе и компот? - громогласно заявляет Алекс, впериваясь взглядом в повара, и спиной чувствуя, как напрягаются санитары, - Небось все сам сожрал, пухляш! Я хочу компот!
- Сядь на место! - тут же пихает ее один из "пупсов" и Алекс, зыркнув исподлобья на его пластиковую физию, направляется к столу, плюхая тарелку и начиная вливать в себя недосоленную бурду. Однако через пару мгновений взрывается и вновь поворачивается к "раздаче".
- Богородицу твою за ногу! Хлеба, б**ть, хоть дайте, я что вам зазря себя пялить разрешаю!?

Уверенный властный голос выдёргивает из глюков, возвращая антропоморфный облик. Покачнувшись и помотав головой, Уэнделл смотрит на свои руки, затем - не без тревоги - на старика. Вспомнилось, как в других клиниках, в разных пансионатах хотелось поговорить с кем-нибудь из обслуживающего персонала (не-медиков), но это запрещалось, а здесь можно, более того, как оказалось, обязательно.
- Мы с тобой вместе до вечера, малыш. Так что пожри хорошо. У нас будет работа.
Это был консьерж или сторож; Уэнделл в первый момент ощутил неприязнь к нему как ко всякому собачнику, но что-то в голосе старика, в его тоне и манере, заставило парня снова обратиться к собаке. Откликавшийся на кличку "Малик", зевая, спокойно сидел на полу. Едва дыша, Уэнделл разглядывал зверя и всё больше осознавал то, что замечал и раньше, но почему-то отметал, не вдумываясь. Собаки неодинаковы. Это особенно важно для него самого, ведь Уэнделла совсем почти не трясёт, когда мимо идёт человек с белой тростью в сопровождении собаки-поводыря (или когда дети играют со щенятами). Малик почесался задней лапой. Уэнделл почувствовал себя спокойнее - возможно, из-за того, что вдохнул дым сигареты...
- Меня называй мистер Джонсон. Это Малик. Чего стоишь? Жрать садись.
- Yes, sir.
Уэнделл взял тарелку (на секунду показавшуюся ему миской) и, устроившись в одном из кресел, принялся за обед. Температура и структура пищи его не особенно волновали; лучше бы это, конечно, был какой-нибудь крем-суп или картофельное пюре с мясом. Причин доверять привратнику нет, не доверять - тоже, да и невелика охота возвращаться в гущу событий, а столовку местную он ещё успеет посетить. Что же за работа предстоит, интересно? Сто пудов ковры выбивать или хлам перетаскивать.
О, это спагетти, тут завитушки, а вот "бантики"... Он ел, стараясь не чавкать, и вспоминал то состояние, внутри шкуры, на четырёх когтистых лапах. И как его "переключил" голос.
Голос... Деззи... Уэнделл подумал о хрупкой белокурой девушке с благодарностью и смутным беспокойством.
Доев макароны до последней крошки, Унделл поставил тарелку с вилкой на стол и сказал тихо, но внятно:
- Спасибо, мистер Джонсон!

Калеб отправил ложку в рот и улыбнулся своим мыслям. Девушка, обритая наголо, опять попыталась протестовать. За что получила подзатыльник от санитара.
Калеб переводил взгляд с одного охранника на другого.
МакГриди стоял в проходе и Иезекииль ждал, пока он подойдёт ближе.
***
Когда с едой было покончено, Джонсон выдал Уэнделлу фонарик и повёл по узким обшарпанным коридорам.
- Беспокоятся… Чего они всполошились? Ничего, соль есть на всех… - бормотал сторож, совершенно игнорируя своего спутника. Малик трусил впереди.
Наконец они добрались до большой тёмной комнаты. Пыльные стеллажи, уставленные банками засохшей краски и другим хламом.
Сторож отдал Уэнделлу пачку соли и приказал насыпать её дорожкой на пороге двери из которой они вышли.
Сам он сделал круг из соли на полу.
- А теперь подойди сюда, малыш, - улыбнулся сторож

Парень шагал рядом со стариком, стараясь не отставать. Луч фонарика выхватывал из темноты причудливые пятна, царапины и трещины на стенах и потолке. Сколько лет этому заведению - полсотни, сто? Уэнделл не решался обратиться к сторожу - только прислушивался к бормотанию. Он тоже был несколько обеспокоен, как те, о ком говорил старикан, но любопытство нарастало, мешая страху.
В большом помещении с забитыми почти доверху стеллажами Уэнделл получил пачку соли. Поместив фонарик на одной из полок, парень выполнил задание; дорожка, правда, получилась не слишком ровная, но широкая. С полминуты он глядел на сияющую полосу из соли - или снега, инея? - затем, лизнув палец, коснулся дорожки посередине. Сунул палец в рот. Соль поваренная пищевая, хоть сейчас в солонку. Что за церемонии... Выровнял поверхность дорожки.
- А теперь подойди сюда, малыш, - улыбнулся сторож
Уэнделл послушался; губы растянулись в ответной улыбке. Фонарь снова был у него в руке, в другой - коробка с солью; круг на полу, как и дорожка, казался светящимся. Фигура Малика белела неподалёку.

Дальше события разворачивались слишком стремительно.
МакГриди сделал два шага к Лане. В этот момент Калеб сорвался с места, сжимая в руке алюминиевую ложку. Он словно бультерьер вцепился в санитара и повис на нём. МакГриди заорал так, что задребезжали стёкла. Он сумел отбросить пациента в сторону, как раз на кукольного санитара, который ещё не успел прийти в себя от удара тарелкой в висок.
Шум, крики и суета наполнили столовую. МакГриди продолжал орать, зажимая рукой левую половину лица. Кровь хлестала из-под его ладони прямо на кафельный пол.
Калеб воспользовался ситуацией и в одно мгновение оказался рядом с Ланой. Девушка почувствовала, что он сунул ей в руку что-то осклизлое.
- Это мой подарок, девочка. Спрячь его, - шепнул он.
А потом его похоронили под грудой тел. Санитары прижимали Иезекииля к полу. Он орал, матерился, пока игла не вошла в плечо. Калеб затих. МакГриди куда-то исчез.
Энвик зло посмотрел на остальных и рявкнул:
- Обед окончен. По палатам! Живо!
В это время Лана осторожно посмотрела, что же она сжимала в руке.
Это был окровавленный глаз МакГриди.
***
Уэнделл сделал к сторожу пару шагов, как вдруг тот резко схватил его за руку. Нож блеснул в темноте, и руку парня обожгло болью. Несколько капель крови упали на пыльный пол.
- А теперь стой в круге! – крикнул Джонсон. – Если знаешь молитвы – то молись, с**а. Ибо грядёт…
Он не успел договорить. Дикий вой наполнил помещение. Даже свет фонариков потускнел. Малик заскулил и прижался к ноге сторожа.
Голоса… Они стали звучать ниоткуда и отовсюду.
…что вы делаете, доктор? Мои глаза не помнят света. МАМА! МАМОЧКА! Раз, два, три, четыре, пять… Только не в карцер! Я проголодался. УБИТЬ! Твари, сволочи… АААААА! Смерть – это начало. СПИ, ТВОЮ МАТЬ. ПОЧЕМУ ТЫ НЕ СПИШЬ? Больно, боже как больно. Они съели моё ЛИЦООООО…..
Обрывки фраз, произнесённые разными голосами. Одни спокойные, другие панические. Мужские, женские, детские. Они сплетались в единую симфонию.
- Что вам нужно? – заорал сторож, пытаясь перекричать дикий шум.
На секунду всё затихло, а потом началось с новой силой. Только теперь они повторяли только одно слово.
- Жертва!Жертва!Жертва!Жертва!Жертва!
- Прости, малыш. Время умирать. – сторож вцепился в плечи Уэнделла и стал выталкивать его за пределы круга. – Не повезло тебе.

Темная фигура в словно сотканном из теней плаще. В маленьком круге света, который создает больше темноты, шевелящейся, копошащейся, переглядывающейся миллионом глаз.
- Зачем ты зовешь меня, смертный? Зачем ты хочешь, чтобы я занял твою никчемную, грязную оболочку? Ты знаешь, и я знаю - ты заманиваешь меня в ловушку. У меня к тебе один вопрос - зачем?

Демон берет в руки бокал багряно-красного вина, глядит сквозь него на свет. Блики играют на его лице.

- Ты зовешь меня, ты даже умудрился каким-то образом добраться до места, где я сейчас заточен. Да, сбежать я могу только через тебя, но... Менять одну темницу на другую? Стоит ли эта игра свеч, потраченных на создание теней?

- Кто ты Фрэнк? Кто ты? Как ты смог добраться сюда, даже потратив несколько суток своей жизни? Ты хочешь убить кого-нибудь? Спасти кого-нибудь? Не молчи. Говори. Го-во-ри, смертный. Стой. Куда ты исчезаешь? СТОЙ!

И только одно слова шепчут мои губы, прежде, чем я исчез.
- Лана.
Лицо демона искажается, меняется, он кричит мне что-то вслед, но...

Я открыл глаза. Санитар-манекен, сидевший на моей кровати, сразу же вскакивает с места и выбегает из палаты, хлопнув дверью.

Сон? Долгий сон воспаленного сознания, умирающего мозга? Или же...

- Мефистофель, хозяин мой, теперь ты знаешь, почему я зову тебя...

Мое лицо искажает ужасная ухмылка...

Деззи сидела, забившись в угол кровати, покачивалась и не спускала глаз с окна. Туман сегодня был не белым, а грязновато-серым. Птичка, трепеща крыльями, то маячила в отдалении, то приближалась к самому стеклу. Девушка закрыла глаза и медленно сосчитала до десяти. Снова посмотрела на окно. Птичка укоризненно покачала головой, отлетела и вновь вернулась обратно. Да что же это такое? Ей кажется? Или эта птаха что-то обозначает?
Не могу понять, не могу. Деззи поежилась, подтянула к груди ноги и обняла колени руками. Сегодняшний обед опять закончился скандалом и дракой. Все эти люди...как же они несчастны. Санитары, врачи, медсестры...они стараются сделать своим пациентам больно. Но за что? Почему? Мы все наказаны? Это наказание? А я? За что наказана я? Почему я ничего не помню? Даже мое имя кажется мне ненастоящим. Наверное, меня все же зовут не так...или просто оно произносится иначе? На другом языке? Но на каком?
Деззи вздыхает и ложится, пряча лицо в подушку. Может быть, ей опять приснится что-нибудь хорошее? Но добрые сны здесь почти не снятся...только страшные и непонятные...

...добрые сны здесь почти не снятся...только страшные и непонятные... (с) :smile:

Джошуа видел черно-белые сны. Его мучили кошмары. Липкие, тягучие, пахнущие кровью. Рептилии с глазами людей и пауки размером с ладонь шептали и свистели: убей-убей. Они появлялись и исчезали, но продолжали шептать. Среди навязчивых образов появилась Алекс. Во сне Джошуа вспоминал каждую незначительную деталь ее лица, формы груди, ног. На миг, ее присутствие как будто вернуло рассудок и покой, но вот и ее лицо рассыпалось в пыль и исчезло. Сандерс бежал и бежал по темному коридору в попытке поймать призрак, но со стен и потолка зияли лишь красные глаза и шипели змеи. Он не знал кого именно, но нутром чуял, что ждут, как он кого-то убьет или умрет сам. Зачем, почему? Бег по туннелям был безумным и бесконечным, в нем не было никакого смысла, но остановиться, сказать себе: «стой» – у Джошуа не было сил. Там, во сне, он упал, задыхаясь и чувствуя приближение чего-то большего, чем Смерть.
И вот он пришел:
– Ты еще жив? Я удивлен.
– Я тоже не ожидал увидеть тебя снова, мистер Глюк. Ты решил стать моим персональным навязчивым видением? Сгинь нахрен, кошмар ходячий.
Существо, стоявшее перед ним, не имело лица и светилось красной аурой. В ней не было угрозы, но она была другой. Чужой. Джошуа машинально попытался отстраниться.
– Мы связаны, человек. Крепко связаны...
– Почему я? Тебе что, больше связаться не с кем? Изыди!
– Чтобы что-то наполнить, нужно сначала сделать это пустым... Ты подходишь мне. Если ты умрешь, я получу свое. Не сопротивляйся.
– Тогда убей? Или ты способен только докучать во сне? – Джошуа ухмыльнулся, показав зубы.
– А ты забавный. Я надеюсь, что тебя остановит разум. Тебе хочется жить? Если ты пойдешь мне навстречу, я постараюсь сделать моё воплощение менее, хм, болезненным. Да, я даже сохраню твой разум. Мне нужно только тело – окно для входа в этот мир.
– А если я не просто убью, а сожгу все?
– Вы, люди, стали смелее, хитрее за все это время. Хитрее и забавнее. С вами теперь интересней играть. Я не знал, что ты готов умереть ради эфемерной надежды. Теперь знаю. – Он улыбнулся, но улыбка эта не предвещала ничего хорошего. – Я думал, что ты умнее. Зачем ты сопротивляешься? Я действительно готов сохранить остатки твоей жизни. Мне это несложно. Ненужно – да, но не сложно. Любое желание, человек. Тебе нравится та девчонка? Она будет твоей. Ну?
Джошуа снова ухмыльнулся, и в боку кольнуло:
– Господи? Почему вы все считаете, что всё, что мне нужно – это пожрать и потрахаться?
– Твой ТВОРЕЦ создал тебя таким. Разве тебе не нравится?
– Иди в жопу. Мне нравится футбол и шоу Опры Уинфри (а еще няшные котики. Прим. автора).
– Ты властен только над половиной себя.
– Тогда почему ты считаешь, что знаешь о второй половине всё?
Он захохотал. Смех его был противным и отрывистым, как автоматная очередь.
– По меркам вашего мира я очень много знаю. Я его создал.
Пришелец выделил слово "я". Джошуа чуть заметно улыбнулся:
– Ну-да, ну-да. Тогда в строители или преподавать иди. Не ту ты дорожку в жизни выбрал, демон.
– Я не демон, человек. Я закон. Я нигде и везде. Тебе не понять этого. Ты глуп.
– Не очень получается что-то понимать, когда в меня постоянно тыкают шприцами и приходят глюки, вроде тебя. Как-то не дает сосредоточиться, знаешь ли.
– Тебе и не нужно понимать. Просто убей Уэнделла или умрешь сам.
Фигура пришельца окуталась светом и исчезла.
-С**а. Вот так всегда, на самом интересном месте...

Сквозь веки резанул свет. Над Джошуа белел кусок потолка. Собственно, этот свет и разбудил его: сложно оставаться в забытьи, когда тебя просвечивают насквозь рентгеновской лампой. Пол под ним шатался, словно пьяный. Голова кружилась. Голые доски впивались в спину так, словно пытались ее расплющить. Джошуа моргнул и попытался осторожно пошевелиться. Правую руку тут же резануло болью. Он глухо выругался, но все же заставил себя приподняться на руках и попытаться осмотреться.
Первое предположение оказалось верным: он в тесной каморке, и каморка эта – карцер. Джош покосился на зарешеченное окошко в двери. В руке продолжало пульсировать болью. Он непроизвольно потянулся к ней пальцами и наткнулся на довольно толстый и довольно аккуратный слой бинтов. Местами сквозь повязку проступала кровь. Навряд ли его собираются убить, если перевязали.
Замечательно. Жить-то чертовски хочется.
«Надо найти Уэнделла!»

От подзатыльника санитара слегка ноет голова. Однако Алекс не без удовольствия вспоминает морду этой "куклы", когда его начинают отчитывать. Прааавильно, не бей лабораторную крысу после трепанации и подсаживания "трояна" в голову. Вдруг у нее что-то в голове сдвинется.
Водица, в которой плавают две синюшных картофелины и кожурка от морковки не слишком похожа на суп. Алекс старается не думать, какая лажа была основой для бульона, надеется только, что ее хотя бы помыли. Она довольно быстро расправляется с обедом, отмечая, что попить воду из-под крана было бы и то вкуснее и столько же полезнее. Хлеба ей так и не дали... видимо жалко... жмотье.
То, что сегодня начала выступать чернявая и мужик со шрамом, Алекс не особо волновало. Это хорошо, когда на других обращают внимание, можно, например, стырить ложку и потом уже, после всего кипиша припрятать ее в своей палате в дырку в матраце следом за фонариком. Кстати, фонарик можно использовать и по-другому, если вдруг доктор решит продолжить эксперименты. Хотя Алекс казалось, что не продолжит. Кажется, она слегка его обломала. Эта мысль вызывает у девушки легкую улыбку...
Пациенты продолжают буянить, МакГриди лишается глаза и их растаскивают по палатам, довольно грубо. Но девушка выворачивается, заявляет, что может и сама и спокойно шествует к себе, между делом поинтересовавшись, есть ли у них что-нибудь из литературы... ей скучно...
Скучно... в палате черный от грязи подоконник и белые крашеные стены. А еще тараканы и мыши, шуршащие под плинтусом. И влажное белье...
- Отдыхай... - заявляет санитар и прикрывает дверь.
- Ага... - улыбается Алекс, - Мои комплименты повару...
Забравшись с ногами на кровать, она упирается взглядом в стену и смотрит до тех пор, пока перед глазами не начинают идти круги, собираясь в одну сплошную черную дырку. Что-то надвигалось...

- Э, что за...
Уэнделл уронил фонарь, который, не выключившись, откатился к краю замкнутой в кольцо линии из соли. Правый рукав куртки тут же стал влажным и потемнел от крови; боль была не сильнее, чем тогда, от укуса бультерьера, но вдобавок к ярким ощущениям от новой раны ненадолго заныли шрамы на ноге (как если бы сторож и по ним полоснул) - и даже вытатуированная проволока несколько секунд колола и царапала, как настоящая. Выкрик сторожа отвлёк от боли... А потом место на полу в круге из соли превратилось в островок посреди хаоса. Уэнделл был уверен, что не только слышал, но и чувствовал всех кричавших - сквозь воздух, сквозь истончившуюся грань.
Точки-полоски-точки-полоски... Непропорциональные, размытые фигуры, лица, искажённые страданием и яростью, мелькали перед глазами, усиливая головокружение. Их так много здесь! Ну и место... Раненая рука отяжелела и похолодела, он едва обратил внимание на это.
- Жертва!Жертва!Жертва!Жертва!Жертва!
- Прости, малыш. Время умирать. – сторож вцепился в плечи Уэнделла и стал выталкивать его за пределы круга. – Не повезло тебе.
Точки и полоски тут же пропали, как и страшные фигуры. До этого момента парень был слишком удивлён, чтобы по-настоящему бояться; но последние слова и действия мистера Джонсона вызвали ужас и почти парализовали. Нет, нет, зачем... Дёргаясь, точно зажатый в тиски, Уэнделл упирался, пытаясь оттолкнуть противника руками и туловищем, стараясь наступить на ногу. Малик, скуля и подвывая, метался под ногами; он хотел помочь хозяину, но не мог преодолеть злой силы, наполнявшей пространство и существ, затерянных в нём.
Некоторое время попытки освободиться от захвата оставались безуспешными; но в какой-то момент Уэнделл сделал резкое движение левой рукой, всё ещё сжимая в ней открытую пачку соли. Сторож вскрикнул и выругался, когда соль попала ему в глаза; чуть ослабив хватку, он тем не менее ещё раз сильно толкнул парня. Теряя равновесие, Уэнделл быстро присел на корточки (тут он дотянулся до своего фонаря); Малик продолжал вертеться рядом, его хозяин запнулся о пса и зашатался...

Снова сны. Деззи парила над больницей. Тёмное здание с пустыми глазницами окон. Оно было давно мертво.
Она повернула голову м увидела человека с забинтованным лицом.
- Всё повторяется. Но теперь это в последний раз. Ты видела трещинку на стене в твоей палате? Она всё ближе к двери.
Он ухватил девушку за плечи и встряхнул.
- Они будут искать мой дневник! Главное – ничего не ешь там…Передай девушке с чёрными волосами. – пальцы впились в девичьи плечи. – ОНИ СЪЕЛИ МОЁ ЛИЦО!!!!
Деззи резко села на кровати.
- Медосмотр, - в дверях стоял доктор Слозер с санитаром за спиной.
***
Мисс Люстин медленно шла по коридору к карцеру. Короткий халатик не скрывал, а скорее подчеркивал стройность её ног. В ложбинке между грудями поблескивал амулет в форме свёрнутой змеи. Покатые бёдра покачивались, грудь подпрыгивала при каждом шаге. Волосы разметались по плечам. Цвета они были…впрочем, каждый воспринимал их в зависимости от своих понятий сексуальности.
- Привет, солнышко, - она сексуально выгнулась в дверном проёме и посмотрела на Джошуа. – Медосмотр. Ты рад?
Она захлопнула за собой дверь и упёрлась стройной ножкой в грудь Сандерса.
- Расскажи, большой мальчик, что у тебя болит? – она облизнула губы кончиком языка. – Я поцелую это место.
***
Доктор открыл дверь и заглянул в палату Алекс.
- Как мы сегодня себя чувствуем? – спросил он весело. – Расскажи, что тебя тревожит Алекс.
Он прицепил к её руке манжету и начал накачивать резиновую грушу. За спиной лыбился Энвик. Шея Доктора была заклеена пластырем. Его движения торопливы, он словно чего-то боится.
***
Сторож покачнулся и рухнул за пределы круга. Тени на миг скрыли его от глаз Уэндела, а потом подбросили вверх. В абсолютной тишине сторож начал кричать. Его пару раз ударило о стены, а потом утянуло в глубину коридора. Крик затих.
Уэнделл остался в одиночестве. Только Малик тихо подвывал. Ни звука, ни шороха. Фонарик выхватывал из темноты кусок стены. Тишина ждала парня, как притаившийся хищник.

Сандерс лежал, оперевшись спиной на стену, когда дверь карцера открылась и на пороге появилась фигурка медсестры.
– Привет, солнышко, – Люстин сексуально выгнулась в дверном проёме и посмотрела на Джошуа. – Медосмотр. Ты рад?
Она захлопнула за собой дверь и упёрлась стройной ножкой в грудь Сандерса.
Сандерс впервые обратил внимание, что голос у нее на редкость странный. Холодный, но притягательный, будто магнит. Таким бывает голос флейты, зачаровывающей змею. Полно, а бывают ли у людей настолько странные голоса? Джош поежился. По спине пробежали мурашки. Странная женщина. И страшная. Глаза ее завораживали, как бездонные колодцы. Джош не хотел в них смотреть, но не мог заставить себя отвернуться.
– Расскажи, большой мальчик, что у тебя болит? – она облизнула губы кончиком языка. – Я поцелую это место.
Джошуа покраснел, он склонил голову набок и пристально изучал фигуру сестры снизу вверх. Посмотреть было на что. Ужас, который вызывало присутствие Люстин, не помешал ему ощутить, как рот наполняется слюной, а между ног начинает требовательно щекотать.
– Я чувствую себя прекрасно. Просто отлично. – Он запнулся и сглотнул. – Ты маленькая бешеная дьяволица. Я почти уверен, что под твоим халатом скрывается хвост. Уж лучше меня осмотрит паталогоанатом, чем ты. – Джошуа покраснел еще сильнее, хотя казалось, что уже некуда.

Деззи вскочила и потрясла головой, пытаясь сообразить, где она находится. Человек в бинтах только что был совсем рядом. Она чувствует, как ее плечо все еще болит от прикосновения цепких пальцев. Девушка оглядела комнату и прищурилась. На стене у двери действительно была тонкая серая полоска. Щель? Именно о ней говорил ее собеседник из сновиденя? И где она не должна ничего есть? Вопросы вертелись на языке, и Деззи чуть не произнесла их вслух. Но шарканье старческих ног по полу привело ее в чувства.
Доктор Слозер приблизился к ней почти вплотную, и Деззи почувствовала, как у нее по телу побежали мурашки. Когда этот старик в прошлый раз перевязывал ее руку, пальцы, прикасающиеся к ней, напоминали лапки пауков. Девушка непроизвольно впилась взглядом в пальцы доктора, потом вздохнула и, повинуясь его жесту, развязала пояс халата. Сейчас он снова начнет прикасаться к ней. Она глубоко вздохнула, сняла халат и выпрямилась, зацепившись взглядом за решетку окна. Птичка висела совсем рядом со стеклом. Деззи кивнула ей и снова вздохнула. Скорее бы уже все кончилось, что ли. Она дала себе слово вести себя хорошо. Очень хорошо. Тогда от нее все отстанут и она сможет… Тут девушка прикусила язык и заставила мысли бежать в другом направлении. Руки у доктора такие холодные…а санитар не спускает с нее глаз. Так неприятно…так мерзко…

Пульс размеренный... давление идеальное, хоть сейчас заноси в учебники по физиологии.
- Я прекрасно себя чувствую... - произносит девушка, улыбаясь, потом проводит ладонью по голове, - Волос жалко... но они отрастут и будут лучше, чем прежде и персоналу вашего медучреждения будет опять за что подержаться.
То, что за спиной доктора маячит Энвик, Алекс мало волнует, его взгляд же попросту упирается в непроницаемую стену. Девушка вскидывает голову, ловя взгляд санитара и пригвождает его им, как муху к картону, улыбается и отводит глаза, глядя на доктора, который чересчур напряжен.
- Вам нужно отдохнуть, доктор... вы перетрудились... - шепчет она, чуть наклоняясь вперед и замечая, как дергается жилка на шее главврача, - и мне кажется или...
Она шумно втягивает воздух ноздрями, поводя головой из стороны в сторону и прикрывая глаза:
- ... вы боитесь? - голос Алекс плавен и тих, как рокот волн в отдалении, она улыбается и мурлычет негромко, - нельзя бояться, доктор... мы это чувствуем... а когда мы это чувствуем, можем и укусить... АМ!
Она резко подается вперед, щелкнув зубами над ухом врача и тут же отстраняется, замечая, как санитар дергается в ее сторону.
- Не советую... мне надоело, что меня бьют... - серьезно произносит она, не повышая голоса, - и в следующий раз буду бить в ответ.

Когда кукла ушла, Френк от души расхохотался, через минуту подавившись своим смехом и закашлявшись. Значит, его долгое отсутствие все-таки привлекло внимание. Жаль. Было бы проще оставаться незамеченным. А скоро будет обед, интересно? Желудок прилипал к спине. Аххххх, как же хочется жрать. Боюсь, не убеги санитар - рисковал бы быть съеденным.

Хотя Фрэнк никогда не обладал желанием жрать поролон.

Встал с кровати - не привязан. Отлично. Не в смирительной рубашке. Странно, но вообще великолепно. Тело как новенькое, без царапин и синяков. А вот если бы дверь была открыта - то это уже была бы ловушка. Время определить ни по ощущениям, ни по освещению не получалось. Вдали раздались шаги.

На кровать.

И лежать.

После меткого броска "тарелочки" последовала развязка, которой Лана и не ожидала. Что будут бить, она, конечно, знала и была готова, и бить стали, но не её. Лана в изумлении смотрела на Калеба, накинувшегося на МакГриди.
"Он почувствовал что-то и решил защитить меня или у него свой повод для ненависти к этому уроду?" - подумала "шестая" прежде, чем в её руке оказалось что-то круглое и неприятно-мокрое.
- Это мой подарок, девочка. Спрячь его, - шепнул Калеб, а Лана крепко сжала "подарочек" в кулаке.
- Обед окончен. По палатам! Живо! - рявкнул Энвик.
"Шестая" быстро глянула на то, что сжимала - глаз санитара смотрел на неё из разжатой ладони. Девушка снова сжала кулак, сглатывая приступ тошноты, подкативший к горлу. Она не возражала против того, чтоб вернуться в "палату", да и есть "дерьмовую" еду ей не особо хотелось, тем более после такого зрелища. Лана засунула руки в карманы пижамных штанов и поплелась в камеру, делая вид, что ничего не произошло.

Когда дверь закрылась за девушкой, она достала из кармана глаз МакГриди и посмотрела на него повнимательнее. Обычный глаз, но у девушки было ощущение, что он смотрит на неё.
"Он сказал, его нужно спрятать".
У Ланы был свой тайник в камере и туда-то она и собиралась положить глаз. Нырнув под кровать, девушка отодвинула кусок плинтуса и положила в открывшуюся нишу "подарок" Калеба. После, вернула кусок плинтуса на место и выбралась из-под кровати. В палате имелась раковина с краном, и девушка смыла кровь санитара с рук, а затем, умыла и лицо. Вытерев руки о штаны, она села на кровать и уставилась в окно в ожидании очередного обхода.

- У меня нет хвоста, глупый, - Люстин заливается смехом.
Из-под её короткого халатика слышится шипение. По внутренней стороне бедра скользит холодное змеиное тело, в два пальца толщиной.
Люстин запрокидывает голову и с её губ слетает стон, пока змея покидает её тело. Холодное тело, покрытое тёмно-зелёной чешуёй, лоснится от влаги, замирает на мгновение, когда обкручивает девичью коленку, и, наконец, замирает у лица Джошуа, смотря холодными злыми глазами.
- Давай не будем злить меня, солнышко, - ласково улыбается Люстин.
***
Доктор Слозер делает перевязку, меняет повязки на лопатках девушки. При этом нижняя челюсть старика дрожит, и тонкая ниточка слюны тянется с нижней губы.
- Замечательно, просто прекрасно, - его пальцы скользят по спине девушки, дойдя до поясницы. – Три маленькие феечки сидели на скамеечке…
Он засмеялся скрипучим смехом, который перешёл в кашель. Он сплюнул на пол и Деззи увидела, что в плевке копошится маленький белый червячок.
***
- Оставь нас наедине, - приказал Доктор Энвику.
Тот хмыкнул и покачал головой.
- Она вам голову открутит.
- Выйди!
Энвик посмотрел на Алекс и захлопнул дверь.
- Говори быстрей, какие эксперименты ставил Энджери? Что у тебя в голове? – возбуждённый голос дрожит. – Тут происходит что-то не то… Инспектор, он заставил задуматься… Быстрей, пока Они не слышат!
Доктор дрожал всем телом и схватил Алекс за рукав.
***
- Френк? Как мы себя чувствуем? – Энджери внимательно уставился на пациента. Йо-йо щелкнул по полу и оказался в его руке. – Ты говорил сам с собой. Видимо ты не хочешь выйти отсюда. Нормальные люди не говорят сами с собой, Френк. А ненормальные остаются тут.
Его голос спокоен, но почему он похож на рычание чудовища?

Доктор трясется как осиновый лист и мнет рукав ее больничной робы. Глаза влажные, широко распахнутые, в уголках рта блестит слюна, которая слетает с губ при каждом судорожном:
– Тут происходит что-то не то… Инспектор, он заставил задуматься… Быстрей, пока Они не слышат!
Алекс улыбается и медленно подносит палец к виску, постукивая ногтем по нему:
- Не паникуйте, доктор... только не паникуйте. Мы ведь слышим... и видим... и чувствуем ваш страх, - тянет она неспешно, глядя в расширившиеся зрачки доктора. Кажется, от чем-то накачался перед приходом к ней? Но откуда ей-то знать, что он не заодно с этим зданием? Может быть, она скажет, а он покачает головой и напишет в ее личной карточке - "шизофрения и мания преследования". Вот радость то. А потому... она глядит на дверь, под которой виднеется темная полоска ног санитара, потом вновь на доктора.
- Доктор Энджери был очень мил... - расплывается она в улыбке, - я не знаю, что он сделал, но мне определенно лучше. Посмотрите в моей медицинской карте, Доктор... вы же глава в этой больнице, и все должны знать...
Алекс слегка щурится и добавляет вновь:
- ... все-все должны знать... - "и то, что меня избивают, и то, что меня тр***т, и то, что мы нормальные, все... нормальные... ну, почти все... И что здесь происходит вам понять куда как легче...".
Она вздыхает и, отстраняясь от трясущегося доктора, равнодушно произносит:
- Вам нужно отдохнуть, доктор. Вы нездоровы... - после чего отворачивается, глядя в окно.

Он зашел. Страх. Гнев. Ненависть. Клокочущая злобой пасть. Страх.

- Френк? Как мы себя чувствуем? Ты говорил сам с собой. Видимо ты не хочешь выйти отсюда. Нормальные люди не говорят сами с собой, Френк. А ненормальные остаются тут.

- Мы? Я себя чувствую хорошо, но почему "мы"? Если я тут не один, то разговор явно не "сам с собой". И... Как я могу выйти отсюда, если я не помню, как сюда попал? И... В чем определяется нормальность? Если я буду утверждать, что я нормален, то вы не поверите, а кто определит степень моей нормальности? И... Я не отрицаю, что немного не в себе.

Френк косился глазом с нервно бьющимся зрачком на санитара. Косился, до тех пор пока ему не показалось, что тень Энжери дрогнула, сплелась в кляксу, изменила очертания - на миг - и вновь стала прежней.

Зажмурить глаза.

Вжик-вжик.

Вжик-вжик.

Йо-йо жужжит.

- Давай не будем злить меня, солнышко, - ласково улыбается Люстин.
– Правда, что ли? Ну и чего же ты хочешь? – оскалился Джош. – Как то негуманно – сначала лечить, а потом мучить. Не хочешь быть дьяволицей – будешь хоть зайкой, хоть птичкой, хоть раком. – Джош попробовал ухмыльнуться. – Но не угрожай мне. Пожалуйста.
В последнее слово Сандерс вложил весь сарказм, на который был способен. Он стиснул внушительных размеров кулаки, с трудом сдерживаясь, чтобы не отломать ей голову. Все-таки было что-то в этом существе, в этой женщине, что заставляло желать. Мысленно Джошуа уже проделал с ней все известные сладкие пытки, и в то же время внутренний голос советовал держаться на расстоянии.
– Говорят, в детстве меня уронили на пол, с тех пор я малость упрям. А ты, смотрю, не великая мастерица дипломатии. Не надо мне тут показывать зубки, а то я умру на месте от потрясения их размерами.

Доктор смотрит на девушку неподвижным взглядом.
- Я посмотрю… Да… - он встаёт, покачивается и толкает дверь.
Энвик внимательно смотрит на Доктора, потом переводит взгляд на Алекс.
- Пойдёмте, Доктор, - улыбается он. – Надо продолжить обход.
Когда они выходят, в палате повисает тишина. Но через короткое время Алекс слышит шуршание. Посреди комнаты сидит небольшая крыса, вперив бусинки глаз в девушку. Тварь приподнимается на задние лапки и втягивает носом воздух.
***
Доктор и Энвик входят в палату Ланы
- Как самочувствие? – апатично спрашивает Доктор, смотря мимо девушки куда-то в пол.
Затем следуют измерение давления, сердцебиения и дыхания.
Энвик следит за каждым движением Ланы, ковыряясь в зубах пластиковой зубочисткой.
- Этот Калеб, он что-нибудь говорил тебе, что-нибудь передавал? – санитар раздражён и смотрит на девушку с неприязнью.
- Вы мне мешаете, мистер Энвик. Можно позже? – устало говорит Доктор.
- Не вопрос, Док.
***
- Вот и отлично, - улыбка Энджери напоминает звериный оскал. – Признание болезни – первый шаг к выздоровлению.
Щёлк.
- Доктор Айдо хочет поговорить с тобой. Индивидуальная терапия. Будь вежлив и спокоен, Френк. Через час будь готов.
Энджери открывает сумку и достаёт инструменты.
Пока он меряет давление, внимательно смотрит на Френка, потом спрашивает:
- А ты хотел бы уйти отсюда? На свободу. У меня есть одна мысль. Ты можешь заработать себе выписку. Главный вопрос: на что именно ты готов ради этого?
***
- Я ещё даже не начинала угрожать тебе, - улыбается Люстин и убирает ногу.
Змея сползает на мягкий пол карцера и шипит, свернувшись клубком.
Она присаживается на корточки и проводит рукой по шершавой щеке.
- Ты такой сильный, разве может хрупкая девушка угрожать тебе? – она звонко хохочет, заглядывая в его глаза. – И я тоже хочу быть потрясённой размерами.
Её рука скользит вниз.
- Ты же везде такой большой? – улыбается она. – Ты ведь с кем-то разговаривал, пока я не вошла? Поделись, солнышко. Я хочу знать о тебе всё…
Последние слова она шепчет, смотря в глаза Джошуа. Зрачки на миг становятся вертикальными, а потом принимают нормальный облик.

Когда доктор дотронулся до ее спины, Деззи замерла и почти перестала дышать. Холодные пальцы дотронулись до лопаток, мягкие бинты снова окутали тело, а девушка слышала только стук собственного сердца.
-Три маленькие феечки сидели на скамеечке…
Деззи вздрогнула. Доктор их видит7 Да? Или…она осторожно повела лопатками, а пальцы Слозера опустились по ее спине и дотронулись до поясницы. По коже побежали мурашки, в глубине живота свернулась ледяная пружинка. Девушка отшатнулась и испуганно оглянулась.
Доктор откашлялся и сплюнул.
Белый червячок был омерзительный. Он извивался, свертывался в колечко, разворачивался. Деззи с ужасом глянула на губы доктора, потом растерянно – на санитара….Тот пожал плечами и отвернулся. Девушка снова глянула на доктора и сморщилась, кусая губы. Ну, и пусть…лишь бы он не увидел их…не почувствовал их упругость и живой трепет…

Сквозь закрытые веки доносится спокойный голос врача, а его тяжелое дыхание буквально плавит волосы.
- Доктор Айдо хочет поговорить с тобой. Индивидуальная терапия. Будь вежлив и спокоен, Френк. Через час будь готов.

Он предлагает мне быть спокойным? С каких это пор тут все сошли с ума? А?
Мерный стук сердца в ушах и - эхом - в руке. Я чувствую на себе внимательный взгляд.

- А ты хотел бы уйти отсюда? На свободу. У меня есть одна мысль. Ты можешь заработать себе выписку. Главный вопрос: на что именно ты готов ради этого?

Я сглатываю слюну, подобострастно смотрю на врача и сильно киваю головой, пока...

Импульсы в моей голове горят. ЛОЖЬ. Отсюда НЕТ ВЫХОДА! УБЕЙ ЕГО! БЕГИ! ВОТ ВЫХОД! ОН ЛЖЕТ!

- Я готов на все.

Пальцы за спиной скрещены.

- Я могу лгать.

Пальцы за спиной скрещены.

- Я могу воровать.

Пальцы за спиной скрещены.

- Я могу провоцировать и унижать.

Пальцы за спиной скрещены

- Я могу убивать.

Рука сжата в кулак.

Уэнделл сидел в центре нарисованной солью окружности, уставившись в темноту, где пропал мистер Джонсон; судорожно сжимал фонарик и повторял вполголоса: "Время умирать... Время умирать..." В ушах всё ещё звучали пронзительные крики и глухие удары тела о стены. Все мысли и стремления отступили на дальний план, - Уэнделла пронзало острое, как лезвие, осознание реальности в противовес содержимому собственной соображалки. Переживание того, что всё возможно - по крайней мере, сейчас и здесь. Чувствовал он себя так, будто стал мишенью для бейсбольных мячей... Между тем парень слышал и подвывание пса - но тщетно ждал прежней, ставшей привычной, реакции. Тогда он обернулся и посмотрел на Малика, который вдруг почудился ему первой настоящей собакой после множества странных враждебных собакообразных существ, с которыми приходилось сталкиваться. Уэнделл несколько раз провёл рукой по голове и спине пса. В эти минуты не Малик, а тишина вокруг казалась хищником, затаившимся врагом.

- Малик... Не знаю, кого и зачем вызвал твой хозяин. И я не хотел, чтобы его... Вообще ни фига не понимаю, если честно!

Рукав начал присыхать к ране, и движения сопровождала боль. Уэделл подобрал коробку, в которой ещё оставалось немного соли, и, свернув, спрятал в карман штанов. На полке ближайшего стеллажа оказалась ветошь, и он выбрал с полдюжины чистых лоскутков. Осторожно закатал рукав, перевязал правую руку, - более-менее приличная повязка получилась не с первого раза и всё равно была кривоватой, но вроде бы не съезжала с места. Уэнделл застегнул молнию на куртке. Старался не думать о том, что именно сторож мог резать тем ножом раньше.
Теперь - куда? Надо попробовать вернуться в "каптёрку" с открытой дверью. Парень с фонариком направился к двери, у порога которой белела полоса из соли, и позвал:
- Малик, ко мне!
Подумал о том, что пёс лучше знает этот путь (как и другие), и направился по коридору, прислушиваясь, поглядывая вокруг. Знакомые трещины, знакомые пятна на полу, стенах и потолке...

Злые бусинки глаз вперились в Алекс, и девушка кожей почувствовала всю ту любопытствующую неприязнь, которую источал зверек. А еще... еще она в какой-то момент увидела составляющую этого зверька, мелкий противный кусочек всего этого здания. Не настоящая крыса, источающая настоящую зависть и презрение.
- Убирайся... - холодно процедила девушка, уставившись на грызуна, - Я ничего не сказала доктору... потому что он слабак... так что нечего за мной следить.
Крыса не сдвинулась с места, только негромко зашипела.
- Я не буду второй раз повторять... - произнесла Алекс, чуть наклоняя голову, - Передай своему хозяину, что меня больше устраивает доктор Энджери и его приспешники, а жирные телеса твоего дружка меня не впечатляют. Пусть найдет себе другой объект для вожделения...
Она ухмыльнулась и запустила в крысу подушкой, сшибя зверька и отбросив его к стене.

Доктор Слозер закончил осмотр Деззи и вяло сказал:
- Через полчаса будет свободный час. Сможешь посмотреть телевизор. Ты сегодня хорошая девочка.
Он липко улыбнулся и покинул палату.
***
- Вот и отлично! – сказал Энджери. – Айдо будет доволен. Хотя зачем ждать? Мы можем пойти туда прямо сейчас, Френк. Ты готов?
Энджери оскалился. Это можно было принять за улыбку, с большой натяжкой, но можно.
Ему не нужен ответ. Крепкие руки двух санитаров пристёгивают пациента к креслу на колёсах.
Через минуту он уже в кабинете доктора Айдо.
Древние японские гравюры на стенах изображают призраков и монстров. Доктор-азиат сидит за столом. В пыльное окно настойчиво бьётся муха.
- Здравствуй, Френк.
***
Тишина шлаза Уэнделлом, крала шум его шагов и дыхания. Но самое страшное было то, ЧТО скрывалось за тишиной. Тихие голоса и стоны, невнятное бормотание. Они скользили по самому краю восприятия. Может быть, Малик их слышал отчётливо. Он бежал впереди и поскуливал. Скоро показалась ржавая дверь с надписью «Пожарный выход».
***
Крыса злобно запищала и исчезла под кроватью.
И вдруг накатило. Алекс сначала почувствовала, как сжался живот. Сердце забилось как сумасшедшее. Глаза расширились. А потом стали дрожать руки.
Весь ужас ситуации был в том, что ощущения только усиливались. Пульс отдавался в висках, заболела грудная клетка и боль продолжала нарастать.

- Ты такой сильный, разве может хрупкая девушка угрожать тебе? – она звонко хохочет, заглядывая в его глаза. – И я тоже хочу быть потрясённой размерами.
Её рука скользит вниз.
- Ты же везде такой большой? – улыбается она. – Ты ведь с кем-то разговаривал, пока я не вошла? Поделись, солнышко. Я хочу знать о тебе всё…
Последние слова она шепчет, смотря в глаза Джошуа. Зрачки на миг становятся вертикальными, а потом принимают нормальный облик.
Сандерс пытается не думать о том, что Люстин так близко, и ее тело так сексуально, так привлекательно. Оно пахнет желанием и опасностью. Одно подчеркивает и, как ни странно, усиливает другое. Но при том исключает всякую возможность воспользоваться моментом. Мужчина тщательно подбирает слова, чтобы Люстин не подумала, что он что-то скрывает, и разговор не превратился в ненужный спор.
– Нет уж, спасибо. Давай как-нибудь обойдемся без потрясений? Шла бы ты, а? Ходят тут всякие, не дают хоть немного поспать.
Люстин явно недовольна ответом и не собирается уходить.
– Будешь плохо себя вести – укушу. – Джошуа делает большие глаза и деланно рычит, пытаясь перевести разговор в шутку. – Да, я действительно разговаривал сам с собой, но мне можно. Я же псих.
Он рычит и тявкает койотом и смеется.
- Ау-у-у-у. Ав-ав-ав! Вот видишь, совсем ненормальный.
Джош пытается уйти от направления разговора, навязанного Люстин, и не смотреть на нее. Он чувствует, что еще минута, и может плюнуть на все предупреждающие голоса в голове и оттрахать ее прямо на полу. В конце концов, уже месяц целибата в этих застенках, а она так близко, что контролировать себя на его месте смог бы только Далай Лама. Но что бы Джошуа ни сделал, стены карцера не развалятся сами собой, и психушка никуда не исчезнет. Все останется по-прежнему. Мысли Джошуа лихорадочно мечутся в попытках найти возможность разговорить саму Люстин.
- Слушай, лапочка. Давай договоримся. Я отвечаю на один твой вопрос, а ты на мой? Идет?

Upd.