Сегодня Виктору Ивановичу, ученому-испытателю Института физики металлов, предстояла очень ответственная смена. Эту смену он не решился доверить никому, но никто этому не удивился.
Сегодня вечером к испытаниям был приготовлен образец металла, обнаруженного в выработанных карьерах Курской магнитной аномалии.
Этот образец был очень мал – приблизительно тысяча кубических миллиметров. Внимания сначала не привлек – выглядел как инородное включение в металлической болванке. В последнем железном слитке, извлеченном из руды КМА, которая уже закрыта.
Удивления начались, когда слиток отправили на переплавку – когда расплавленная до состояния воды чушка попала в общий ковш, заверещала сигнализация. Жидкий металл немедленно слили на соседнюю линию, а перед глазами обалдевших инженеров предстал тот самый кусочек металла, ничуть не поддавшийся запредельным температурам и по-прежнему зеркально-блестящий.
Если температура в тысячи градусов даже не размягчила эту кроху, то обработке по старым технологиям он точно не подлежит. А это значит, что в исследовании этого чуда нужно привлечь титулованного ученого со стажем. Этим ученым и оказался Карамзин Виктор Иванович, который проработал в родном институте около тридцати лет. На своем веку он видел всякое, но сейчас волновался будто школьник перед первым свиданием.
А вдруг этот металл – наше будущее? Сегодня прогресс бежит вперед семимильными шагами, но по-прежнему, безнадежно, и от того ужасно, не поспевает за человеком горно-инженерная промышленность. По-прежнему, без надежд на изменения, две из десяти домен работают на компенсацию убытков от коррозии. И если этот маленький кусочек неизвестного пока металла окажется большим будущим, то возрадуется человечество и воплотит все свои великие идеи, до сих пор пылящиеся в архивах.
Последний раз взглянув на часы, Виктор Иванович подхватил свой дипломат и, едва не подскакивая, побежал на работу.

Это путешествие надолго запомнится Верховному главнокомандующему крейсера Иерханна Нерзелю Бараметт де Квонтон из расы орттов. Сто тысяч световых лет назад он обещал своему повелителю Амбераниму Пятому, что найдет новое топливо для обогрева Мегаполиса в безвоздушном пространстве на захваченной недавно планете Паэрон. Того, что осталось, хватит едва на миллион лет, а ведь жить им на этой планете не один миллиард этих маленьких годов, что текут как бежали когда-то секунды. А было это не так давно – еще когда огги и ортты совместно разрабатывали базы по добыче урана на Гельяре… Только уран оказался слабоват для Мегаполиса., а огги, увы и ах, сбежали с Паэрона, голося о нарушении каких-то там своих прав.
И тут, пару лет назад, в каких-то светоузлах от Паэрона, образовалась новая система звезд, крохотная, - неудивительно, что зоркие глаза Нерзелю не увидели ее в свое время. Планет, пригодных для жилья, там около пяти, на трех из них можно жить с некоторыми предосторожностями. А подлежащих немедленной колонизации - две, причем одна из них уже заселена. И – о чудо, на ней обнаружился образец Мерцения-17, ценнейшего из ископаемых системы В12-16!
Эту новость Нерзелю принесли только что, запустив в коммуникации этой маленькой планеты небольшого, но шустрого шпиона.
Нерзелю надолго задумался. Потом почесал высокий лоб и обратился к оператору:
- Мигерьял, какие у нас сейчас возможности на Мерцений-17 с учетом последней тысячи световых лет?
- Используется как топливо в средних и больших генераторах. Имеется возможность синтеза. Но только при наличии образца, - оператор даже не потрудился глянуть в базу данных.
- Не волнуйся, друг мой, образец у нас под ногами лежит – осталось его подобрать, - мечтательно улыбнулся командующий крейсера Иерханна, глядя на приближающийся голубой шар, покрытый белыми завитками.
Он уже думал о том, как вернется на Паэрон, получит давно надлежащий ему Орден Империй и небольшую, но милую планетку вроде этой, где построит себе дворец и шикарный сад. А потом возьмет себе в жены Принцессу галактики МЛ-5 Мэйдор.
И не надо будет со взмыленным задом бегать по Вселенной, чтобы найти чертово топливо для какого-то идиотского Мегаполиса, где за каждую заслугу надо сотнями лет гнуть хребет!

Виктор Иванович уже полчаса как устроился в своем уютном кабинете и готовил ритуальную чашку чая – без нее весь рабочий день шел коту под хвост. Но сегодняшняя ночная смена должна быть потрясающей сменой открытий и великих свершений. Мир уже полсотни лет стоял на пороге великого открытия и все топтался на месте. И он, маленький скромный ученый, сдвинет весь мир вперед, к великим делам и величайшим планам.
Отставив ведерных размеров кружку в сторону, Виктор Иванович включил монитор и активировал манипуляторы. Весь остальной испытательный цех давно работал, исследуя металлические образцы на устойчивость к нагрузкам, кислотам, влажности, радиации и так далее. Служба данных начала пиликать, указывая на то, что некоторые образцы уже прошли испытания, и машины отправили первые мэйлы с результатами.
Но все внимание ученого было приковано к небольшой свинцовой камере, где в тисках повышенной точности устроился маленький гений великого человеческого будущего. Он как алмаз в оправе, сверкал и переливался всеми цветами радуги. Виктор Иванович на долгие минуты засмотрелся на него, видя в нем новое поколение машин и оборудование, прекрасные протезы с сотнями степеней свободы и самое главное – собственное признание как лучшего ученого в мире.

Нерзелю Бараметт де Квонтон, глядя в свой монитор через зараженные инопланетным вирусом камеры профессора Карамзина, не понимал, как эти мелкие существа сумели добыть величайшее из сокровищ Вселенной. Это же радиевый вензель на бесконечном утреннем небе Гиона, это прекраснее рождения новой звезды и грандиознее ее смерти! И виделись ему в этом камне прелести Принцессы Мэйдор и пурпурные сады Келиабла, господство над МЛ-5 и признание Мегаполиса и Империи. Все, все было в этом камне!
- Ваша светлость, прикажите атаковать? – подал голос Мигерьял, мелко моргая маленькими глазами без ресниц.
Нерзелю поднял руку, прерывая оператора.
- Нет, они способны на контакт. Но у них слишком маленький коэффициент мозга, чтобы осознать это явление. Тем более не хватит мозгов, чтобы уничтожить его. Когда они напляшутся над ним, мы купим его. А в случае отказа конфискуем, - на этих словах огромные миндалевидные глаза Нерзелю опасно сверкнули.
- Готовлю корабль к маневрам. Они могут вывести на орбиту ядерную боеголовку, - оператор движением брови листал обширное меню настроек.
- И что? – буркнул его светлость, нехотя покидая свои благодатные мечты.
- А то, что если эта пакость попадет в обшивку, то оставит в ней камеру, которая деформирует ее, и в ней тут же заведется какая-нибудь гадость, которая ее дожрет. Простите, ваша светлость.
- Да ничего. Это что-то вроде песчинки в соплах, да?
- Оно самое, ваша светлость.
- Тогда подождем, это недолго, - хмыкнул его светлость. После этого он начал внимательно следить за бессмысленными на его взгляд операциями какого-то недоразвитого ученого.

Профессор Карамзин, обливаясь потом от волнения, наблюдал за тестами в ужесточенных условиях. Машины гудели и грузили образец изо всех своих сил. Тиски и испытательные резцы ломались уже множество раз, Виктор Иванович решил списать их потом, не сейчас. А сейчас перед ним творилось немыслимое чудо – рабочий стол уже покрылся рыхлым слоем ржавчины, а неизвестный металл продолжал блестеть.
Виктор Иванович мельком глянул на соседний монитор и отметил, что девяносто процентов возможных операций уже произведено, остались облучение и вакуум. Радиацию Карамзин решил отложить на потом, а сейчас решил посмотреть, как ведет себя вещество в безвоздушном пространстве.
С открытием новых соединений эту испытательную операцию сделали обязательной, так как очень многие металлы стали капризничать в самых неожиданных условиях. Но плавный ход мыслей профессора прервал телефон. Пришлось отвлечься от свинцовой камеры.
- Привет, Вить, тут такое дело…
- Да, Леш, я тебя слушаю, - недовольство Карамзина сразу улетучилось, едва он услышал голос близкого друга.
- Тут такое дело. Сканили всю аномалию, в каждую щель залезли, пускали бота, сами копались. А ничего похожего не нашли. Миха мимоходом запатентовал две траектории, четыре способа врезки и еще два соединения железа. А такого, как у тебя, нету. Жди другие образцы, они тоже интересные, но не так уж… Мы о них уже вроде как все знаем.
- Ну ладно. Может, тогда в музей… Хотя бы узнаю, что это такое, - пожал плечами Карамзин.
- А че, уже успехи?
- Да что там… Алмазный резак ломается, рубиновый лазер врезается на микроны, в кислоте и щелочи – хоть бы хны.
- Ого! Может, на полировку сгодится, а? А то коллеги из наноцентра жалуются – уж больно им шероховатость нынешняя ни в какую не катит.
- Я подумаю. Ладно, брат, пойду доделаю, а то еще много чего. Ректор с работы не ушел, меня ждет.
- Ладно, до скорого. Если че – проставляешься! – хмыкнули в трубке.

Уже оказавшись на орбите Земли, Нерзелю слушал разговор ученого и инженера, покрываясь испариной. Эти идиоты пытались его резать! А вдруг они чего еще придумают? Надо что-то делать.
И тут он увидел самое ужасное, самое невообразимое из того, что видел за долгую свою жизнь. Для ортта, лихо отсчитывающего сотни тысяч световых лет, секунды показались вечностью. Маленький глупый человечишка там, внизу, затеял нечто непонятное иноземному разуму. Четырехпалые руки верховного главнокомандующего мелко затряслись, а на приборную доску посыпался едкий холодный пот.

Виктор Иванович нажал кнопку «ввод» и стал с интересом наблюдать за происходящем в камере. Напряжение на стенках было в пределах нормы, давление падало равномерно, и ничто не отвлекало от мечтательных размышлений.
Громкий хлопок и последовавший за ним скрежет и оглушительный грохот заставили ученого вздрогнуть, свалиться с кресла и забиться под стол. Погас свет, звякнула сигнализация.
Освещение восстановилось за пару секунд. После этого стало ясно, что система безопасности обесточила цех и заблокировала половину опасных для жизни машин. Но неясно, что случилось в свинцовой камере, ведь взрыв был как раз в ней.
Поднявшись на дрожащие ноги, ученый вышел из кабинета на балкончик с видом на цех. Ему открылась странная, но ожидаемая картина: камера со свинцовыми стенами толщиной в полтора метра, укрепленная сверхтвердосплавной арматурой, надулась пузырем и треснула. Тяжелую армированную титаном дверь вырвало из проема и впечатало в стену, за которой находился цех гальваники. Хорошо еще, что не пробило…
Карамзин выругался. Камеру придется списывать, а завтра утром звать монтеров и убирать бардак. Сейчас, в половине четвертого утра, никто не сорвется. Но что сталось с образцом?
Виктор Иванович вернулся в кабинет и нашел запись эксперимента – удивительно, но не пострадала камера, которая эту запись сделала! Может, просто повезло…
На записи было отчетливо видно, что, едва в камере образовалось безвоздушное пространство, образец мгновенно испарился. Он просто исчез, и в этот же момент треснула стена и вылетела дверь.
Что же, всего лишь неудачный эксперимент. Образец, правда, жалко, нету больше такого… Но с кем не бывает?
Карамзин открыл распечатку вывода на последней странице и начал искать нужную строку. Буквы прыгали перед глазами, и сердце бешено колотилось – последствия шока сказывались. Наконец, он нашел нужный абзац и для верности, чтобы строчки никуда не убежали, ткнул в него пальцем.
«…после эксперимента «вакуум» масса образца ноль граммов, содержание вещества десять в минус сто двадцатой степени на квадратный метр, …повреждение внешней оболочки тридцать пять процентов, деформации… ударная волна… сила взрыва в эквиваленте двум стам граммов бета-циркония. Предполагаемая область применения – оборонная промышленность».
- А, черт! – Карамзин откинулся на спинку кресла и влил в себя половину кружки ледяного чая.
Потом надолго задумался и, наконец, произнес:
- Ну и бес с ним! Никогда не хотел работать на оборонку!

Нерзелю наконец понял, что с ним происходит. Это его покинуло его знаменитое на всю галактику самообладание. Мысли метались в голове, предаваясь вселенскому отчаянию, а из глаз посыпались тяжелые слезы. Не видать ему Принцессы, не бывать в пурпурных садах еще невесть сколько лет! Нет ничего! Нет надежды!
И эта маленькая голубая планетка, этот синенький шарик, тут же потерял для него всякий интерес, посерел и слился с бесконечной чернотой неба. Черт с ним, на эту дыру, эту низость и мерзость, не хочется тратить ракеты!
И крейсер Иерханна развернулся и устремился в бесконечность, оглашая Вселенную горестными рыданиями.