Дым тонким ручейком поднимался к потолку и терялся в густых клубах, висящих над головой, словно грозовые тучи. Казалось, ещё секунда – и мелькнёт молния, и от грома дрогнут стены тесной кухни.
Дина затянулась, на несколько секунд задержала дыхание, и выдохнула серое табачное облачко. Затушила окурок о край полной пепельницы и достала из пачки следующую сигарету. Прикурила от одноразовой зажигалки.
Плеснула в стакан портвейна и тут же выпила: проглотила, не почувствовав вкуса. Алкоголь огненным ручейком прожурчал по пищеводу и провалился в желудок. Растёкся по венам расслабляющим теплом. Дина выдохнула и плеснула ещё, но пить не стала.
И так каждую ночь. По утрам обещала себе, что завяжет с одинокими посиделками, найдёт себе занятие по душе и смирится с тем, что мир – такой. Всё равно его не переделать. Но к полудню нападала жестокая меланхолия, закат приносил депрессию, и всё возвращалось на прежний круг: сигареты одна за одной, дешёвый портвейн и мысли, мысли, мысли… Никуда от них не деться. Они копошились в голове, как скопище тараканов, они ползали, кусали и щекотали усиками мозг. Они лишали покоя и сна. Они были – и одно это страшно.
Дина встала с шаткого табурета и подошла к окну, распахнула одну створку. В лицо ударил морозный ветер с вкраплениями колючих снежинок. Облокотившись на подоконник, она стряхнула пепел на улицу.
За пределами кухни царила совершенная темнота. Ни единого огонька в окнах, ни одного фонаря, ни неоновых вывесок, ни мигания реклам. Никакого движения, кроме танца снежинок. Никаких звуков, кроме тонкого свиста ветра.
Совершенно пустой город.
Мир пустых людей.
Дина тряхнула головой, словно это могло помочь избавиться от мыслей. Однако не помогло – как всегда…

Три года назад. 12 ноября.

- Сейчас схожу в солярий, выгуляю Пусю, а на обратном пути заскочу к тебе,- щебетала Дина в трубку, спускаясь по ступенькам подъезда. В одной руке держала поводок, сделанный ею самой из красной атласной ленты – Дине это казалось очень стильным. Отставая от хозяйки на три ступени, бежала Пуся – шестимесячный йоркширский терьер. Чтоб чёлка не падала собачке на глаза, Дина собрала её в хвостик, перевязав кокетливым бантиком в тон поводку.- Конечно, я всё помню! Завтра день рождения Виталика. Я уже приготовила ему подарок, и знаешь какой?.. Нет, не скажу, ты проболтаешься… За человека, который не умеет держать язык за зубами. В прошлом году я рассказала – и чем всё закончилось? Даже не подумаю!..
Дина замерла в шаге от подъездной двери, выслушивая гневную отповедь обиженной подруги. Пуся тявкала и тянула хозяйку обратно, в квартиру, но крохе не хватало сил, чтоб сдвинуть девушку с места, а та стояла и слушала, слушала…
- Слушай, давай поговорим у тебя?- предложила Дина минут через пять, когда подруга сделала секундную паузу в бесконечном монологе.- У меня батарея садиться.
Она сбросила звонок и сунула телефон в карман. Поглядела на рвущуюся обратно Пусю и не сдержала улыбки: какое милое существо! Эти глазки, этот носик…
- Пошли гулять,- сказала она и распахнула дверь. Подъезд наполнился шумом улицы: автомобильными гудками, скрипом качелей, голосами малышей на детской площадке.
Пуся скулила и упиралась всеми лапами; коготочки скользили по плиточному полу, когда Дина волокла её за собой.
Дина только перешагнула через порог. Сделала ровно один шаг – и на неё навалилась тишина. В первый момент она даже не поняла, что произошло, не услышала перемены, только почувствовала, что сопротивление прекратилось. Пуся медленно вышла на улицу и села у ноги девушки, уставившись перед собой. И застыла, став похожей на игрушку.
- Пуся?
Присев, Дина погладила собачку по голове, но та никак не отреагировала на ласку, словно не заметила.
Только в эту секунду Дина поняла, как стало тихо. Она подняла глаза и окинула взглядом двор. На скамейке у соседнего подъезда сплетничали пенсионерки, возле качелей играли малыши, две мамаши с колясками совершали утренний променад. Вернее, они сплетничали, играли и гуляли только до того момента, пока Дина не перешагнула порог, а теперь манекенами замерли на своих местах. Стих смех, разговоры. Замерли на дороге автомобили. Даже голуби, купающиеся в луже, перестали шевелиться, и кошка, что умывалась на крыше детского грибка, окаменела с поднятой лапой. Улицы за секунду превратилась в один большой статичный фотоснимок, немой в своей документальности.
- Что за чертовщина?- пробормотала Дина, озираясь по сторонам и находя всё новые и новые подтверждения странной ситуации: погасший светофор, замершая в процессе вывешивания белья соседка: в протянутой руке, словно белый флаг, трепетала на осеннем ветру выстиранная наволочка.
Ветер – это всё, что осталось. Он ерошил волосы людей, качал голые ветки деревьев, гнал по асфальту фантик от «Чупа-Чупса»…
- Что за чертовщина?- повторила Дина, на этот раз громко.
Никакой реакции.
Она потянула поводок, однако Пуся даже не вздрогнула. И когда деушка взяла собаку на руки, её тельце повисло, беспомощно болтая тонкими лапками. А глаза… Глаз у Пуси не было, вместо них чернели два провала.
Заорав, Дина отшвырнула собаку в сторону – та упала на асфальт и осталась лежать неподвижно.
В течение нескольких минут Дина обезумела. Она металась от одного человека к другому, трясла за плечи, лупила по щекам и выкрикивала что-то нечленораздельное, но всякий раз натыкалась на дыры вместо глаз, словно чёрные колодцы. Пыталась позвонить знакомым, но телефон оставался нем, превратился в бесполезную игрушку из пластика и микросхем. Бежала по городу, спотыкаясь на шпильках, и всюду видела одно и то же: застывшие люди, погасшие витрины, пустые лица. И остановилась, только когда лишилась сил: упала на бурый, грязный газон, захлёбываясь истеричными рыданиями.
Весь день до самого заката Дина бродила по улицам, заглядывала в магазины, в кафе, в чужие квартиры. Замирала, стоило померещиться постороннему звуку, но всякий раз надежда не оправдывалась. И с каждой минутой происходящее всё сильнее напоминало галлюцинаторный кошмар. Она не верила своим глазам и ушам, не представляла, что всё это – правда. Ведь так не бывает!
Начал накрапывать ледяной дождик, быстро превратившийся в снег. Дина шла и шла, хромая на сломанном каблуке. Намокшие волосы повисли вдоль лица, джинсы прилипли к ногам, снежинки попадали за шиворот и стекали по спине ледяными струйками. Шла в полной, сводящей с ума тишине, прямо по проезжей части, огибая автомобили с их неживыми – немёртвыми владельцами. Не смотрела перед собой и несколько раз сталкивалась с прохожими: от этих встреч они падали, как большие тряпичный куклы, и снежинки, вальсируя, опускались прямо в провалы глазниц.
К своему дому Дина попала, когда стемнело окончательно. Фонари не горели, окна не светились. В полной темноте Дина обо что-то споткнулась и с криком упала, проехалась ладонями по асфальту. Замёрзшие руки едва почувствовали, как мелкие камешки содрали кожу. На глазах снова закипели слёзы, на этот раз вызванные глухой усталостью, но девушка не дала себе возможности заплакать. Сцепила зубы, поднялась на ноги и вошла в зияющий провал подъезда, как в лабиринт Минотавра. На ощупь, держась за стену, поднялась на третий этаж, отперла дверь – и только когда замок защёлкнулся за спиной, отгородив ото всего мира, Дина позволила себе расслабиться. Сползла по стене на пол, стащила сапоги, куртку, и долго ещё сидела, уткнувшись лицом в колени, без единой мысли в голове.
Внезапно в коридоре раздался тихое, ритмичное цоканье. Этот звук Дина хорошо знала: так цокали коготки Пуси, когда та пробегала по паркету.
Цок, цок, цок – приближался звук.
Но ведь Пуся осталась на улице! Её мётрвая морда до сих пор стояла у девушки перед глазами.
Дина вскочила на ноги, захлебнувшись криком, потом бросилась на кухню.
Цок, цок, цок – слышалось за спиной.
Выдернула из шкафа ящик, трясущимися руками пытаясь нашарить свечи и спички. Наконец, нашла. Кухню осветил трепетный огонёк, разом прогнав по углам мрак, за ним второй и третий.
Звук смолк, и, выглянув в коридор, Дина убедилась, что там никого нет.
Заныли ладони. Только теперь Дина заметила, как сильно их содрала. Кровь пропитала манжеты свитера, расплылась багровыми разводами. Она повернула ручку крана: осталась только холодная вода, но и она текла тоненькой струйкой. Дина тщательно вымыла руки и лицо, почему-то надеясь, что стоит умыться – и всё встанет на свои места.
В тот вечер она впервые пила в одиночестве. Достала бутылку портвейна из старых отцовских запасов (он любил приложиться к бутылке, что, в конечном счёте, и свело его в могилу), откупорила и сделала глоток прямо из горла. Закашлялась, вытерла слёзы и повторила. И просидела так далеко за полночь, глядя то на огоньки догорающих свечей, то на разверзшуюся за окном пасть темноты, то на бутылку, в который с каждым разом было всё меньше содержимого. Пыталась дозвониться до матери, но телефон не давал даже гудков. Несколько раз начинала плакать и жалеть себе, лепеча что-то маловразумительное. Слизывала капельки крови с ладоней и воображала себя вампиром. Единственным оставшимся вампиром на всей земле.
Так и уснула, уронив голову на скрещенные на столе руки, рядом недопитой бутылкой.

Её разбудил громкий, заливистый лай. Дина подняла тяжёлую, гремящую голову. Щека, которая прижималась к руке, онемела.
- Пуся, сейчас пойдём гулять,- пробормотала Дина.- Сейчас. Мамочке капельку хреново…
Лай не смолкал. Девушка разлепила глаза, увидела перед носом оплавившуюся лужу воска и немедленно всё вспомнила. Ахнув, качнулась на стуле и едва не свалилась. В голове грохнул взрыв, отдавшись острой болью в затылке.
Лаяла Пуся, её писклявый голосок невозможно было спутать. Это было не вчерашнее зловещее цоканье, а вполне живой, реальный звук.
- Это был сон.
Дина помассировала виски, собираясь с мыслями, и отправилась в комнату, но собаки там не оказалось. А судя по лаю, Пуся была за входной дверью.
Девушку словно обдало ледяной водой. Она взяла лыжную палку в качестве оружия, прижалась ухом к двери и несколько минут вслушивалась в монотонный, на одной ноте лай.
Отперев замок, Дина осторожно приоткрыла дверь.
Пуся сидела напротив двери и лаяла, хвост мотался туда-сюда в ритме автомобильных дворников. Грязная шерсть висела сосульками. Чёрные дыры на месте глаз казались бездонными провалами. Поводок тянулся от ошейника вниз по ступенькам, как полоса крови из перерезанного горла.
- Пу…ся…- едва выдавила Дина.
Терьер поднял голову, и на секунду показалось, что, несмотря на отсутствие глаз, он видит.
Дина захлопнула дверь. Сердце колотилось у самого горла, руки дрожали. Постояв немного и послушав возобновившийся лай, она отправилась в ванную, потом снова на кухню. Обнаружила в аптечке аспирин и проглотила сразу три таблетки.
Выглянула в окно. За ночь выпал снег, и теперь таял, разводя холодную слякоть. Сквозь серый облачный полог пробивались стрелы солнечных лучей.
Люди двигались, машины ехали, светофоры на перекрёстке бодро перемигивались тремя цветами. У Дины отлегло от сердца, но, понаблюдав за ними ещё немного, она поняла, что обрадовалась рано. Люди вели себя не как живые люди, они были словно механические куклы: чёткие, размеренные движения, одинаковые походки, никаких разговоров. Переодень всех в чёрные костюмы – и вот готовые Смиты из «Матрицы».
И провалы вместо глаз…
Дина зажмурилась и отвернулась от окна.

День она снова провела, бродя по городу. Побывала в парке, у себя на работе, у подруг и неприятелей. Она плакала, положив голову на холодные материнские колени, пока та вязала, сидя у окна, что-то пёстро – бессмысленное. Она перецеловала все иконы в церкви, молясь так неистово, как никогда прежде. И никто её не увидел, никто не обратил ни малейшего внимания на человека с глазами. Дина обращалась с вопросами, кричала, ругалась и даже – в качестве эксперимента – разделась прямо посреди улицы и станцевала джигу. Всё напрасно.
Было невообразимо жутко ходить между этими людьми, окунаться в окутавшие их безголосье. И понимать, что это не галлюцинация, не бред – реальность. Любой звук заставлял её шарахаться в сторону, случайные прикосновения к прохожим вызывали брезгливую дрожь. Она старалась не смотреть в пропасти на чужих лицах, но то и дело ловила себя на том, что пытается разглядеть спрятанное на дне.
Вечером всё снова застыло в неподвижности. Стоило солнцу сесть – и люди, птицы, собаки, машины замерли в тех позах, в каких их застал закат. Если днём шуршали шины и стучали подошвы об асфальт, то теперь от тишины зазвенело в ушах. Дина тоже в первый момент замерла, растерянная и напуганная: казалось, кто-то главный решил, что его рабочий день завершился, нажал на кнопку и за одну секунду остановил движение всего мира.
Вернувшись домой, она застала Пусю в прежней позе у дверей квартиры. Пасть была раскрыта, белели крохотные клыки. Хвост, застывший на полувзмахе, нелепо торчал в сторону.
Вечер снова прошёл в обнимку с бутылкой и компании буравящих мозг мыслей. Кто сказал, что алкоголь способен заглушить страх и боль одиночества? Гнусная ложь!
Дина пыталась добраться до кровати, но потерпела неудачу и уснула там, где упала – в коридоре возле ванной.

Её снова разбудил собачий лай.
Это было уже слишком. Дина схватила лыжную палку, выскочила на площадку и с размаху воткнула остреё в голову безглазой собаке. Пуся даже не вздрогнула. И крови не было. Тельце терьера съёжилось, будто из него выпускали воздух, пока на пороге не осталась лежать рваная, пустая шкурка с красным бантом.
Дину колотило, словно в лихорадке, к горлу подкатывала тошнота. Она подцепила шкурку на остреё палки и сбросила в мусоропровод.
А когда вышла на улицу, заметила ещё одну перемену. Изменились дома. Теперь они все были сложены из ярко – красного кирпича и зияли пустыми оконными проёмами. Было видно, что внутри тоже никакой отделки, голые стены, словно в квартирах никто никогда не жил.
По улицам бродили пустые люди – дутые оболочки. Вдоль улиц стояли пустые дома…
Дина сжала голову, боясь, что она не выдержит и расколется. И сбежала домой, заперла окна и двери, забаррикадировалась в единственном укрытии, которое у неё осталось. Бегала смотреться в зеркало, всякий раз с ужасом ожидая, что глаза сменятся пустыми дырами, а движения станут механическими. Страх немного отступал, но стоило перестать видеть отражение, он возвращался с прежней силой.
В шкафу она отыскала ещё один тайник отца, на этот раз с сигаретами: два полных блока. Сигареты и алкоголь составили неплохой тандем и в конечном итоге снова выбили её из реальности. До утра.

На рассвете Дину разбудил знакомый собачий лай.
Это было какое-то сумасшествие. Дина выскочила из квартиры с ножом в руках и резала, кромсала шкурку животного так, что клочья разлетались во все стороны. Что при этом выкрикивала, она не запомнила, но наверняка матом.
Страх перерос в ярость и выплеснулся через край, когда она выскочила на улицу и начала резать прохожих, пырять их ножом с садистским восторгом. И люди безмолвно падали один за одним, растягивались на мокром снегу тонкими оболочками. Из них не вытекло ни капли крови.

А ночью – сигареты и портвейн. Чтоб забыть о том, что делала днём.

Чтоб на рассвете её разбудил собачий лай…

Из протокола:
«12 ноября во дворе дома номер шесть по улице Вавилова скончалась жительница квартиры номер сорок, Мариева Дина Станиславовна, двадцати трёх лет. По данным вскрытия, смерть наступила вследствие разрыва внутримозговой аневризмы...»


Дина щелчком отправила окурок за окно и закрыла створку.
Вечный ноябрь, вечный первый снегопад…
Ночь и тишина…
Небо светлело, грозя близким рассветом. Он должен был разбудить застывший на ночь мир.

Разные субчики бывали в моем баре, но такое пугало вижу впервые!
Глаза остекленевшие, кривая ухмылочка застыла на тонких губах, черные волосы неухожены и всклокочены - соломенное чучелко, ни дать ни взять.
Одежда на нем не лучше – плащ, который мог бы показаться модным лет пятнадцать назад, изношен в лохмотья, левая штанина брюк вся в грязи, неоднократно штопаные дыры от огнестрела на футболке. Короче говоря, создавалось впечатление, будто бы паренек вернулся прямиком с Войны в Болотах.
Но его глаза… Холодные, безжалостные и, в то же время, неуместно озорные. Нет, что-то не то с этим чудаком, уж поверьте моему чутью.
Я быстренько опустил взгляд, чтобы незнакомец не заметил, с каким интересом я его разглядываю. И все же, я был несправедлив к пареньку. Вы только гляньте на сапоги! Крепкие, высокие, да и походка в них становится пружинистее. Ишь как вышагивает… Забавно только… Забавно только то, что сапоги подобного фасона шились на имперских фабриках, а не на синдикатовских.
От этой мысли у меня похолодели внутренности. Вот ведь маленький сукин сын – думал, что эта деталь пройдет незамеченной. Э, нет, брат, от моего наметанного глаза ничто не ускользнет…
Давненько мне не попадались имперские шпики, давненько. Ровно пять лет, точнее. Все они были хлипкими сопляками лет двадцати и раскалывались после пары хлестких ударов. А этот явно был бойцовой породы – высокий, мускулистый, тяжелые кулаки, да и крупнокалиберный пистолет, ненавязчиво топорщащийся из кобуры на поясе, намекал, что с его хозяином не просто опасно, а очень опасно связываться. Но, несмотря на внушительный букет примет, на которых стоило бы обратить внимание, я не отводил взгляда от зубов незнакомца – когда этот чудак ухмылялся, видно было, как изо рта торчали клыки. Необычайно острые, между прочим – такими только колючую проволоку перекусывать…
Незнакомец внимательно осмотрел зал, будто бы выискивая кого-то. Его взгляд остановился на девушке, одиноко сидевшей в дальнем углу. Остроносая такая девчушка лет двадцати пяти с белым шарфиком, повязанным вокруг тонкой аристократической шейки. Ничего особенного.
Почувствовав на себе пристальный взгляд, девушка ощутимо занервничала, оставила на столе чаевые и удалилась в уборную. Она даже не заметила, как шарф соскользнул с ее шейки, обнажив клеймо в виде цифры «II» на ключице.
Вот тебе и подарочек.
Бывшая Вторая наследница Трона Синдиката, Принцесса Сабрина Лорéнс соизволила наконец выползти на свет божий. Полгода скрываться от лучших агентов Принца Грегори – это многого стоит. Я-то думал что ее поймают сразу после попытки покушения на жизнь Принца, однако эта на первый взгляд безобидная девочка оказалась крепким орешком. На поиски были брошены все силы, по гиперволновому телевидению каждые два часа передавали описание внешности Сабрины, полиция перевернула Старый Город вверх дном – и все безрезультатно. Требовались ответы на следующие вопросы: кто помог этой предательнице покинуть дворец незамеченной? Почему лучшие сыщики потерпели фиаско, взявшись за это дело? И, наконец, где эта чертовка прячется?!
Теперь хотя бы на второй вопрос был дан ответ – виной всему отличная маскировка. Если бы не клеймо, я бы ни за что в жизни не узнал Сабрину. И дело даже не в том, что свои смольные черные волосы Принцесса перекрасила в русый цвет. Ее лицо чуточку вытянулось, скулы обрели рельефность, разрез глаз стал уже. На руках появились татуировки, присущие бандам Нижних уровней, манеры огрубели – короче говоря, она прекрасно терялась в толпе таких же молодых вертихвосток. Ну что же, со злорадством подумал я, твоя песенка обрывается здесь.
«Не забудь про имперца, придурок», - елейным тоном подсказал здравый смысл и улегся спать. Черт возьми, а про паренька я совсем забыл, хотя он был намного важнее и опаснее Принцессы-неудачницы. Ну ничего, и на него найдется управа.
Я огляделся - незнакомец исчез вслед за Сабриной. Значит, уже можно было доставать «стук-телефон». Набрав номер специальной линии для синдикатовских информаторов, я торопливо прошептал:
- Говорит номер 63/19. Ты не поверишь, но Самозванка попалась. С ней какой-то имперец, похож на гвардейца. Не помешала бы поддержка.
Незамедлительно последовал ответ:
- Слышу тебя, 63/19. Задержи их до прибытия подмоги.
- Уж постараюсь, - буркнул я и положил трубку.
И тут из женской уборной раздался леденящий душу крик, медленно переливающийся в плач отчаяния. Тонкий и острый как игла, он впился в мой мозг.
Я схватил пистолет и поспешил на помощь жертве, но внутренний голос твердил одно и то же: Сабрина мертва и ты ей уже ничем не поможешь.

Сабрина давно знала, что этот разговор рано или поздно будет иметь место, но когда Дэниел, собираясь утром на службу, начал его, она все же оказалась не готова к такому повороту событий:
- Тебе нужно покинуть мой дом.
Дэниел не шутил. Когда он предлагал Сабрине убежище, речь шла о двух-трех днях, но спустя полгода ситуация так и не изменилась – сыщики продолжали рыскать в поисках девушки, и опасность того, что ее рано или поздно найдут у него, существенно повышалась.
- Тебе нужно покинуть мой дом, и желательно прямо сейчас, - сдвинув брови, решительно повторил Дэниел. Он уже был в полном боевом обмундировании и теперь зашнуровывал сапоги. – Риск слишком большой. Ходят слухи, что у Караса чешутся руки начать расследование в своих же рядах. Скорее всего, Принц даст ему официальное разрешение задействовать палачей. И если так, то предвидятся пытки. Никто не застрахован. Стоит им меня расколоть - конец всему мероприятию. Нас обоих ликвидируют, без лишних слов. Уходи, ради своего же блага.
- Дэниел, без тебя и твоей поддержки… я погибну, - ответила Сабрина, сжав руки в кулачки.
Натянув вязаную шапочку на голову, солдат заметил:
- Если ты будешь одна, тебя не станут убивать. Грегори не горит желанием корчить из себя тирана – его позиции на политической арене и так непрочны. В крайнем случае, отделаешься легким огнестрельным ранением.
- Ты умеешь утешить, дока, - буркнула Сабрина и бухнулась в кресло. Дэниел лишь покачал головой.
- Ну что же, - наконец сказал он, закинув за плечо винтовку и обернувшись к девушке, - прости меня, Принцесса. Боюсь, я так и не выполнил своего долга пред тобой. Но…
Сабрина неслышно встала, приставила указательный палец к губам и мягко поцеловала оторопевшего солдата. Тот отскочил от Принцессы как ужаленный.
- Пожалуйста… - прохрипел он, покраснев. – Не нужно. Я ведь ничего не просил взамен за свою помощь!
- Дурак! – вскипела Сабрина. – Я люблю тебя, идиот! Неужели ты этого не понимаешь?! Плевала я на этот чертов Город! Плевала на Синдикат! Плевала на Трон! Давай просто свалим отсюда, милый! Мы ведь можем быть счастливы и в Оцеплении! Ты ведь знаешь, как хорошо Арбитры относятся к беженцам!
Солдат лишь отрицательно мотнул головой:
- Я не заслуживаю права уходить, пока тощая задница Грегори греет Трон. А насчет тебя… неужели ты сдаешься? А как же план по уничтожению Синдиката?
- Я никогда не ставила себе целью уничтожение Синдиката! – возразила Сабрина. – Все, что я делала, я делала ради Елизаветы. И ты ведь сам прекрасно понимаешь, что не Организация виновата во всех бедах – виноват Грегори. Займи моя сестра Трон, и Старый Город стал бы раем в считанные месяцы…
Увлеченная рассуждениями Сабрина совсем забыла о присутствии Дэниела. Когда же она вспомнила про рядового Роско, на его лице уже успела остыть маска разочарования.
- Вот значит как… Наверное, нам не о чем больше говорить… Принцесса… - процедил солдат. – Ты знаешь, где выход. Прочь.


Принцесса бежала вниз по лестнице, давясь слезами. Ее предавали, и не раз. Но сейчас так с ней поступил любимый человек. И осознание этого жгло сильнее каленого железа.
Она даже не заметила как оказалась в каком-то задрипанном мотеле на окраине Сектора. Старичок за стойкой администратора так внимательно изучал фотографию на ее фальшивом удостоверении, что девушка испугалась – вдруг тот обо всем догадался. Но на этот раз пронесло – вернув Принцессе документ, старичок сообщил, что кредитные карточки они не принимают, а берут лишь наличными. Еле сдержав вздох облегчения, Сабрина расплатилась за дешевый номер на втором этаже остатками своих сбережений. Лежа на продавленном диване и уставившись в потолок, девушка начала собирать заново картину произошедших с ней событий.
Дэниел Роско, двадцать пять лет. Обыкновенный солдат, неравнодушный к судьбе Старого Города. Пожалуй, даже чересчур неравнодушный. Его неприятие какой бы то ни было власти вызывало у Сабрины замешательство. Дэниел был рожден в семье синдикатовского армейского офицера, взращен по всем правилам военного воспитания и вымуштрован лучшими инструкторами. Семья потомственных солдат Роско считалась одной из самых уважаемых в узких кругах военщины Старого Города. Однако, несмотря на такую наследственность, Дэниел всеми фибрами души ненавидел Синдикат – в частности, Принца Карла III, занимавшего Трон в течение семидесяти восьми лет. Отношения Сабрины с правящей верхушкой тоже были ни к черту – но по совершенно иной причине…
Поступив на службу, Дэниел не особо старался помочь Старому Городу. Результат: восьмой год отпрыск семьи Роско ходил в рядовых. Только громкое имя защищало Дэниела от полного разжалования.
Почему же он тогда спас ее? Сабрина не могла найти ответа на этот вопрос. Она снова и снова прокручивала в голове события того дня, но решение загадки постоянно ускользало от нее…
Избрание Грегори Принцем должно было изменить все. Людям казалось, что наступает новая эпоха, ошибки Карла медленно забываются, а в восстановлении прав Сабрины на Трон многие видели чуть ли не признак начала эры любви и согласия. Тут-то молодой наследник и показал свои зубки.
После того, как Грегори официально признал Вторую наследницу, в Старом Городе начались празднования. В это же время новый Принц набросал на листке странный план – до конца года фабрики должны сконструировать, как минимум, сотню танков, иначе полетят головы. Когда кто-то из советников спросил его, зачем это нужно, Грегори ответил просто и без обиняков: «Я собираюсь начать войну с Арбитрами».
Сабрина была в тронном зале и слышала это. Недолго думая, девушка достала пистолет и три раза выстрелила в простодушного Принца. К сожалению, пули не смогли пробить крепкого мундира с кевларовой подкладкой, да и Грегори не оценил самоотверженность Сабрины по достоинству. Принцесса бежала…
… чтобы тут же затеряться в бесконечных коридорах и развилках синдикатовского дворца. Иронично, но именно в этот момент подстанция дала сбой, и свет, вкупе с камерами наблюдения, отключился. Когда личной охране наконец надоело бегать в потемках коридоров с фонариками наперевес, к делу подключилась армия с приборами ночного видения. Человеком, разыскавшим отступническую Принцессу, стал нерадивый рядовой Дэниел Роско. Он задал беглянке только один вопрос:
- Зачем ты это сделала?
И ответ девушки спас ее от смерти:
- Грегори собирается ввергнуть нас в пучину войны. Я не могла поступить иначе.
Так произошло их первое знакомство.
Принцесса прекрасно понимала, что Дэниел стал ее идеальным подчиненным, сообразительным и гибким телохранителем, укрывавшим ее на протяжении полугода у себя дома. Но она так и не могла понять, кто она была для него?..
Дэниел знал, что Сабрина уже ничего не сможет сделать для Старого Города, но продолжал беспрекословно верить ее словам, что наступят лучшие времена. Да, он сделал для своего «командира» многое. В частности – подарил ей новую личность и внешность – если бы не его связи с некоторыми работающими в подполье хирургами, Принцессу поймали бы сразу же после бегства из Дворца. Своим сослуживцам солдат сказал, что отныне будет жить с подругой. И, как он и предполагал, заподозрил неладное только капитан Карас. Основания были – почему это у двадцатипятилетнего рядового Роско вдруг ни с того ни с сего появляется подруга, с которой он никого не хочет знакомить, да еще почти сразу же после исчезновения Второй наследницы? Не имея на руках доказательств, капитан оставался бессилен, но сейчас, когда Грегори почувствовал, что дело затянулось, у него были официальные полномочия задержать весь Полк Самообороны и провести личный допрос каждого военнослужащего. Принц был не дурак – если Сабрина исчезла без следа, то дело, скорее всего, заключалось не в поразительном умении молодой наследницы запутывать следы, а в измене одного из членов военного крыла Синдиката. Но до последнего момента он пытался убедить себя в обратном, пока, наконец, не решил пойти на экстренные меры.


Капитан Карас заявился на службу только под вечер – и не в самом лучшем расположении духа. Дела шли хуже некуда. Принцессу нигде не могли найти. В том, что она смогла бежать обвиняли именно армию, а не охрану дворца. И так не слишком популярная в народе военщина стала объектом обидных шуточек и памфлетов. Благо, Грегори быстро придушил свободу слова на территории Старого Города, и Полк Самообороны смог вздохнуть чуть свободнее. Однако, среди подчиненных капитана упорно ходили слухи, что, дескать, Карас – синдикатовский информатор. Это было не так. Да, капитан поддерживал режим, установленный Принцем, но быть его цепным псом он не подписывался, поэтому сплетни очень сильно раздражали его.
У входа на базу Караса встретил нервического вида юноша в очках и мешковатом мундире личной охраны Королевской семьи. В руках он крепко держал некую толстенную папку. Капитан лишь кивнул ему и прошел мимо, но юноша вдруг увязался за Карасом и даже осмелился окликнуть его по имени, не упомянув при этом звания. Офицер не обращал внимания на маленького посыльного до тех пор, пока не расположился в удобном кресле своего кабинета. Там он наконец снизошел до того, чтобы спросить у юноши, с какой целью тот прибыл.
- Сэр, у меня к вам донесение от Принца Грегори, - пробормотал запыхавшийся курьер. – Вот… вот здесь…
Он передал капитану папку. Карас тут же вскрыл ее, внимательно прочитал приложенную к ней записку, осмотрел фотографии и, наконец, сказал:
- То есть, вы хотите сказать… что среди личной охраны предателей обнаружено не было? – юноша утвердительно кивнул. – Что это, черт возьми, значит? У нас в Полку крот?!
- Сэр, Принц гарантирует стопроцентную достоверность фактов. Каждый человек, дежуривший в тот день, был несколько раз проверен и перепроверен. Имевшие доступ к выходам также были опрошены по всей форме, иногда даже с применением сыворотки правды. Никаких следов предательства или заговора во Дворце нет. Поэтому нам нужен человек, который начнет внутреннее расследование в армии. Вы и ваша рота были присланы помочь нам во время покушения, поэтому логичнее было бы начать именно с вас.
- А если я откажусь? – ехидно поинтересовался Карас, закинув ногу за ногу и скрестив руки.
- Тогда я предполагаю, что вас тут же поставят к стенке… сэр… - неожиданно резко оборвал капитана юноша. В его голосе зазвучала сталь. – Принц не спрашивает, согласны вы или нет. Он приказывает вам начать поиски предателя – ваши же капризы никого не интересуют. Мы не допустим, чтобы среди нашей основной силы – армии – были изменники и инакомыслящие.
Капитан молчал. Он знал человека, виновного в побеге Принцессы. И меньше всего офицеру хотелось, чтобы этого человека допрашивали как предателя, пытали как предателя, а потом расстреляли как предателя.
- Ну что же, я согласен, - после некоторого молчания проскрежетал Карас. – Дайте мне семь дней, и я найду вам вашего инакомыслящего изменника.
Неожиданно на столе капитана зазвонил телефон. Карас, не задумываясь над тем, что эта линия уже не работала лет пять, поднял трубку, выслушал доклад и, побледнев, ответил:
- Слышу тебя, 63/19. Задержи их до прибытия подмоги, – бросив трубку, капитан уставился на юношу и потрясенно заметил: - Неужели Сеть еще действует?.. Не может этого быть… ведь тогда говорили, что Отдел распущен, а все оперативники арестованы?..
- Мы не можем так бездарно разбрасывать свои самые ценные кадры, капитан, - резонно заметил юноша. – Новость была лишь для успокоения народа, не более.
- Любопытно… - пробормотал в ответ Карас, отслеживая на интерактивной карте движения отрядов. Присмотревшись к именам над точками, он включил интерком и проговорил: - Стэнли, бар «Ночной сверчок», отправь туда отряд подавления Уиткерса. Код 98, «Самозванка». И еще… - немного подумав, капитан наконец закончил фразу: - Сабрина нужна нам живой! Ты слышишь? Обязательно передай это сержанту.
- Есть, сэр, - пискнул в ответ Стэнли и отключился.
Карас снова погрузил свое тело в уютное кресло, сложив руки перед собой, будто прилежный школьник. Он даже не заметил, как юноша из личной охраны покинул его кабинет, так и не попрощавшись. Усмехнувшись, капитан буркнул себе под нос:
- Роско. Я даю тебе только один шанс спасти девчонку. Не оплошай.


С доктором хирургии Габриэлем Вильямсом (сам же Вильямс утверждал, что он в первую очередь ученый, а во вторую – хирург) Дэниел познакомился не так давно – месяца два назад, во время подавления контр-синдикатовских бунтов в Восемнадцатом Секторе. Тогда рядовой Роско состоял в одной из команд зачистки. Среди руин разоренного временного штаба бунтовщиков солдаты нашли заложника – связанного по рукам и ногам доктора Вильямса. Для человека, оказавшегося в столь необычном положении, доктор был на удивление спокойным – однако, судя по речам, ученый сошел с ума. Заботы по эскорту Вильямса к палатке медиков возложили на Дэниела. За это время бедный рядовой успел выслушать столько бреда, сколько не слышал за всю свою богатую на абсурд военную жизнь. Однако, в милом идиотическом лепете свихнувшегося доктора Дэниела вдруг насторожило одно заявление: «Судный день грядет, господа и дамы. Я создал сердце тьмы, и теперь, ведомый мраком, царящим в его душе, Рыцарь стремится уничтожить этот мир. Возрадуемся же этому событию, братья и сестры, и поднимем бокалы за новый, мертвый мир! Аллилуйя!».
Пару дней спустя Вильямс пришел в себя, и когда Дэниел пришел навестить доктора, с целью расспросить о «грядущем Судном дне», ученый с непониманием в глазах смотрел на рядового Роско и утверждал, что ничего подобного не помнит. Психологи списали это на шок – бунтовщики похитили Вильямса из его собственной квартиры средь бела дня. Все найденные работы по биосинтетике сожгли, о чем доктор еще долго сокрушался. Дэниел же все никак не мог понять – какой от этого похищения прок? Выкупа не затребовали, родственников не предупредили… Получалась сущая несуразица.
Покопавшись в городских архивах, Дэниел выяснил, что дипломированный хирург Габриэль Вильямс долгое время занимался разработкой и исследованием биосинтетики – материала, способного гармонировать с внутренней средой живого организма, не вызывая при этом отторжения тканей. Эта технология позволяла минимизировать риск при протезировании – биосинтетические легкие приживались лучше, чем изготовленные из стандартных материалов, да и затраты на их производство были существенно меньше. Часть, обозначенная как проект «Вторая жизнь», была засекречена, и лишь пустив в ход все влияние, которое у него имелось, Дэниел добился разблокировки интересующих его данных.
Главным куратором проекта являлся некто В.М., бакалавр медицинских наук, почетный выпускник сто девятнадцатого года академии Официо Медикус Терры. Заинтересовавшись личностью таинственного доктора, Роско затребовал список всех выпускников академии за этот год. И снова натолкнулся на скрытый блок, однако, настолько высокого уровня допуска, что его могли просматривать только оперативники Сети и особо уполномоченные детективы, нанятые Синдикатом. Учитывая то, что имперцев на Кафиссии не особо жаловали, да и они сами не любили появляться, участие терранского бакалавра в проекте казалось, как минимум, странным. Но, пошевелив мозгами, Дэниел пришел к выводу, что В.М., возможно, был осужден своими коллегами за научный экстремизм, и потому был вынужден искать прибежища на планете, «с которой никто и никогда не возвращается», как метко однажды высказался Освободитель.
Так или иначе, Роско решил бросить эти детективные штучки и навсегда позабыть о том, что он увидел и услышал. Однако, доктор неожиданно снова дал о себе знать, когда Дэниел в нем сильнее всего нуждался.
Кое-как обогнув патрулирующих коридоры Дворца охранников и солдат, рядовой все же сумел вывести Принцессу, воспользовавшись собственной карточкой доступа, выданной ему в тот день на время операции. Когда они наконец покинули здание, снова включился свет. Однако, у беглецов не было времени гадать, удача ли это или чей-то дьявольски просчитанный план. Но чудеса все продолжались – после перезагрузки, в системе Дворца не осталось записей об использовании карточек доступа на входах и выходах.
- Все это, конечно, прекрасно, но как черт возьми мы уберемся отсюда? – спросила запыхавшаяся от долгой беготни по коридорам Сабрина. – Это центр Сектора, вокруг рыщут патрули, личная охрана, не говоря уж о твоих дружках из армии. Как ты рассчитывал меня спасти?
- Заткнись, я думаю, - процедил Роско, оценивая обстановку. Несколько грузовиков спецотрядов полиции чуть поодаль, кордон у входа и напирающая толпа зевак. Накинув на голову Принцессы валявшийся рядом балахон, оставленный безызвестным и крайне непрактичным бездомным, Дэниел скрутил девушке руки за спиной и, прокричав уставившемуся на него с немым вопросом констеблю: «Этот попытался войти без билета!», аккуратно начал продираться сквозь толпу. Наконец, они вышли к какому-то темному переулку, где рядовой снял импровизированный капюшон с головы полузадохшейся Сабрины.
- Теперь беги, - пробурчал Дэниел. – Я не собираюсь с тобой нянчиться. И постарайся найти себе пластического хирурга – твое личико примелькалось, любой жаждущий денег и славы засранец может опознать тебя. А если тебя поймают – то нам обоим каюк, не говоря уж о том, как мне будет обидно за потерянное время.
- Слушай, я не знаю, как тебя зовут, но я очень благодарна тебе. Спасибо. – Глаза Принцессы подозрительно заблестели, и Роско вдруг почувствовал, как к его горлу подкатывает ком. Нет, он не мог просто так уйти, оставив ее здесь на растерзание всем этим синдикатовским сволочам. Но что можно было сделать?..
Рядом с ними вдруг остановился автомобиль – Дэниел тут же схватил Сабрину и слился с ней в долгом поцелуе. Стекло медленно опустилось и наружу выглянул одноглазый водитель:
- Эй, парень, ты Дэниел Роско, верно? – рядовой никак не отреагировал на эти слова. – Знаю, что это ты. Бери свою Принцессу, доктор Уильямс предлагает ей сменить имидж.
- Черт возьми. И как только он меня нашел? – пробормотал Дэниел, помогая Сабрине сесть в машину.

Начинался самый обычный летний день. Молодая девушка проснулась в своей постели. Как обычно она отправилась на кухню и сделала себе кофе. Сегодня настроение с самого утра было какое-то неоднозначное. Девушке казалось, что надвигается буря, но одновременно душа пела и просила свободы. Все началось внезапно. Девушка решила выпить еще кофе, но когда она встала, чашка сорвалась со стола и, пролетев полтора метра, разбилась о стену возле чайника. Вся кухня словно сошла с ума: заходил ходуном стол, задребезжал холодильник, посуда начала выскакивать с полок. Девушка бросилась прочь, но во всем доме происходило невообразимое: все к чему она прикасалась, оживало и начинало буйствовать. Девушка забежала в свою комнату и, забившись в угол, молила о том, чтобы все это закончилось. Вдруг все стихло. Через какое-то время девушка решилась выйти и посмотреть на итоги погрома.
Их было трое, они были одеты в серые плащи с капюшоном, а их лица были скрыты масками. Слева стоял незнакомец в белой маске, справа – в черной, по середине – в красной. Разговор начал “белый”:
- Приветствую тебя, юная волшебница, не бойся, мы здесь для того, чтобы все прояснить. Мы, как и ты – избранные, те, кого питают три главные силы этого мира, нас выбрали твоими проводниками. Я выбрал свет, свет просит самоотверженности, но вознаграждает по заслугам, мы можем говорить с ангелами, а достойнейшие могут побывать в раю еще при жизни. Мы помогаем людям, пусть и незаметно, но ведь так и должно быть. Спасение душ – вот наша цель.
- Я пошел по пути тьмы. Мы живем вечно, мы получаем настоящую силу и власть, мы можем играть судьбами людей, и делаем это с удовольствием. Мы можем наказать врагов, лишь подумав об этом. Величие – это наша цель. – Продолжил незнакомец в черной маске.
- Я выбрал хаос. Эта сила появилась на земле, когда было нарушено равновесие света и тьмы. Мы не подчиняемся никаким законам, кроме одного. Мы вольны делать то, что считаем верным и никогда не встаем на одну и ту же сторону в вечной битве. Баланс – наша цель. – Закончил незнакомец в красной маске. – Теперь ты знаешь, кто мы. Мы будем присматривать за тобой, твои силы еще дики и будут развиваться непредсказуемо. Но через семь дней мы снова придем сюда, и ты дашь нам ответ: чью сторону примешь. Прощай.
Все трое растворились в воздухе. Девушка, не смогла поверить во все произошедшее, она упала в кресло и погрузилась в долгие раздумья.
В течение недели силы прибывали, девушка уже могла спокойно передвигать предметы взглядом, давать новую жизнь умершему цветку, повелевать водой и огнем. Не раз она видела на улице трех незнакомцев, про себя окрестив их просто: «Свет», «Хаос» и «Мрак», по их силам. Девушка размышляла, но ничего определенного не получалось. И вот настал тот день. Они снова пришли, на этот раз в их взглядах и движениях проглядывалась напряженность.
- Время пришло, мы вернулись за ответом – сказали они хором
- Свет призывает тебя к спасению – сказал «Свет»
- Тьма предлагает тебе силу – сказал «Мрак»
- Хаос ожидает ответ – сказал «Хаос»
Они молчали, их взгляды стали непроницаемы, а тела словно окаменели. Девушка поняла, сейчас они ждут только ее ответ. Наконец после долгих раздумий она решилась:
- Свет! – она произнесла одно слово, но дальнейшее выходило из ее понимания. Взгляд «Света» наполнился теплом, «Хаоса» - пониманием, «Мрака» - страхом.
- А теперь тот самый закон, который един для всех… - начал «Хаос», и девушка вдруг поняла, что они стоят на скале, а за спиной у ее собеседников обрыв, дна которого не было видно. – Каждый из нас троих был отвергнут трижды. Ты выбрала свет, тем самым, отвергнув меня и его (кивок в сторону «Мрака»). Закон гласит: “Кто будет отвергнут четырежды, да понесет наказание”.
- Нет, я не хочу! – вдруг крикнул «Мрак» и его начало окутывать странное облако. «Свет» подошел к девушке, встал за ее спиной и положил руку на ее плечо. «Хаос» тем временем выдернул «Мрака» из облака и поставил на ноги, предварительно встряхнув.
- Наказание одно. - Продолжил «Хаос» и достал меч из-под плаща. После чего повернулся к «Мраку» и ударил его этим мечом, потом сбросил приверженца тьмы со скалы и повернулся к девушке. – Твой учитель и наставник стоит у тебя за спиной, не вини себя. А ты, светлый… тебе дали еще шанс, сделай из нее настоящую волшебницу. Да будет равновесие мира…
Он поднял окровавленный меч, улыбнулся, потом вонзил меч себе в грудь и упал с обрыва.
А светлый волшебник перенес девушку в «Цитадель Небесного Отца», чтобы она начала свою новую жизнь…


Созданый убивать (часть 1)
- Готовься, для тебя есть дело. – Мой хозяин и создатель вошел в маленькую комнату, в которой я… хранился.
- Я готов, хозяин.
- Не сомневаюсь. Сейчас ты пойдешь к одному человеку, он мне мешает.
- Понял, хозяин.
- Его хорошо охраняют, но все надо сделать тихо. Я хочу, чтобы в его доме не осталось ни одного живого существа.
- Будет сделано, хозяин. – Хозяин кивнул, затем подошел ко мне и коснулся пальцами моего лба. В голове сразу начали проноситься образы и голоса.
- Теперь ты знаешь, как он выглядит и где живет. Иди!

В тот вечер людей на улице уже не было, впрочем, хозяин говорил, что люди в городе боятся выходить из дома после заката, а мне нельзя попадаться кому-либо на глаза. Преодолев почти половину города, постоянно прячась в тенях от стражников, я оказался возле нужного дома. Перебравшись через изгородь, я пошел к дому через сад. Неожиданно из-за угла дома вышел стражник и пошел в мою сторону, он не сразу меня заметил, но времени было мало. Когда стражник шарахнулся в сторону и собрался закричать, я уже был рядом. Мгновение и металлический коготь пробил человеку горло. После того как тело было спрятано, я проник в дом. Из одной комнаты доносился разговор. Я подкрался к двери и осторожно заглянул внутрь. За столом сидели еще четверо стражников и играли в карты, а в противоположной части комнаты виднелась лестница. За пару минут я услышал все, что было необходимо:
- Есть, я снова выиграл! Кстати, а где новенький, мог бы, и научиться чему-нибудь у мастера? – спросил довольный стражник со шрамом на подбородке.
- Если ты мастер, то я генерал. А юнец ведь только благодаря дяде в королевскую гвардию попал, прослужил там год и сюда его отправили. Все время твердит про устав, вот сейчас опять пошел ночной обход делать, и зачем ему это, все равно любой, кто захочет подняться на второй этаж, должен будет пройти через эту комнату. – Сказал второй тот, что сдавал карты.
- Вот такие дела, брат. Мы тут королем приставлены, и поэтому своими шкурами рискуем, а те морды (личная хозяйская охрана) сидят на втором этаже и в ус не дуют. Знают ведь, что в случае чего нас первых будут убивать и шум поднимут. – Поделился своим мнением третий стражник. Но четвертый так и продолжал молчать.
- Ладно, пойду, загляну на кухню. Может, заодно и новенького поищу. - Первый стражник встал из-за стола и пошел к двери. Увидев это, я спрятался в соседней комнате, у которой не было двери. Когда охранник проходил мимо, я схватил его и резким движением сломал шею. Трое других стражников были слишком увлечены игрой, поэтому ничего не услышали. Я положил тело в тени, достал меч из ножен умершего, затем подкрался к двери в комнату с остальными. Действия были точны.
Бегом в комнату, к столу, удар полумесяцем, три головы бесшумно упали на толстый ковер. Осторожно наверх по лестнице. Десять охранников беспробудно спят. Хозяин дал мне знание и умение использовать «тихую смерть». Из когтя выдвинулась тонкая спица. Не было хрипов и стонов, все они умерли раньше чем почувствовали боль. Оставалось последнее дело. Осторожно приоткрыв дверь я вошел в комнату хозяина дома. Я подошел к кровати и двумя руками вонзил в человека меч охранника. Только тогда стало ясно в чем моя ошибка: на кровати лежал фантом.
- Я вижу братству опять не понравились мои действия. – Из тени вышел тот самый человек, в его руке светился неизвестный мне артефакт. – Дайка я на тебя погляжу, Тень.
Откуда он узнал имя, которое дал мне хозяин? Артефакт в руке человека вспыхнул ярче и мне вдруг стало трудно двигаться. Я успел сделать только пару шагов, пока не был полностью обездвижен.
- Какой настойчивый. Хм… Я вижу братство добилось некоторых успехов. Должен признать ты сильно отличаешься от своих предшественников. Даже жаль будет тебя уничтожать. – Странное чувство охватило все тело, мысли стали обрывочными и проносились в сознании с огромной скоростью: «Он знает мое имя… Хозяин говорил что я устойчив к магии… Что со мной вообще происходит?»
- Не беспокойся насчет имени, просто теперь я знаю все, что знаешь ты, некоторая информация мне даже пригодится. Как ты заметил, мы тоже не сидим на месте и нашли вашу слабость. Скажи каково чувствовать впервые за свою недолгую жизнь? Да, именно в этом ваша уязвимость, эмоции разрушают вашу сущность. Сейчас ты ощущаешь целый букет эмоций, а скоро они достигнут пика и ты исчезнешь из этого мира.
Артефакт снова вспыхнул, человек ухмыльнулся, но в следующий миг магическое оружие разлетелось на мелкие осколки. Я наконец снова смог двигаться и сразу же бросился на противника, снес ему голову мечем, который так и держал в руках. А он даже не попытался помешать, так и стоял глядя на свою, изрезанную осколками ладонь.
Чувства никуда не ушли, в течение получаса я не мог даже стоять на ногах. Лежа на полу и вздрагивая от каждой мысли, я вспоминал как убивал, видел перед собой кровь и трупы. В голове проносились мысли которые были мне чужды раньше: «Кто я? Почему я должен убивать по указке?! Стоп! Я не должен размышлять, только анализировать и выполнять приказы… Но я не хочу выполнять такие команды… Но я должен… хозяин приказал… нет! Не хочу… Время отведенное хозяином почти истекло, пора возвращаться»

Эмоции пропали и больше не отравляли мою сущность. Это место осталось позади и я снова оказался в доме хозяина.
- Как все прошло? – Хозяину хотелось побыстрее узнать подробности.
- Приказ выполнен. Цель и все охранники убиты.
- Были проблемы?
- Да. У цели был неизвестный артефакт, он почти уничтожил меня, но потом распался.
- Что?! Невероятно, так значит это правда, значит он смог создать оружие против голема. Но я вижу ты оказался крепче чем он ожидал, это радует. А теперь подойди. – Хозяин снова приложил пальцы к моему лбу и увидел все произошедшее моими глазами. – Я не сомневался в твоих возможностях, а сейчас иди в хранилище, я позову тебя когда понадобиться.

Несколько дней я простоял в той маленькой комнате, до тех пор пока к хозяину не пришел гость, мне даже удалось услышать их разговор:
- Приветствую тебя, брат. – Сказал гость
- Приветствую, брат. – Ответил хозяин.
- Ты уже в курсе? Тот маг, который все время лез в дела нашего братства? Он мертв! Ты знаешь кто это сделал?
- Конечно. Сейчас ты его увидишь. Тень, сюда. – Я вышел на приказ и увидел возле хозяина низкого и толстого человека, который при виде меня почему-то отступил на шаг назад.
- Кто это? Это наемник, да?
- Ну что ты, брат. Разве ты не видишь, что это голем.
- Но… Он какой-то странный. Это и есть работа последних пяти лет?
- Да. Поверь, я добился невероятных результатов. Алхимический сплав из серебра, стали и ртути.
- А что у него внутри?
- Пустота, если не считать небольшой детали. Видишь ли, его не нужно периодически подпитывать магией, он имеет свой источник энергии. Тень, покажи. – Я слегка надавил на грудную пластину и она плавно отъехала в сторону, комнату моментально заполнило зеленоватое свечение. Гость подошел ко мне и заглянул внутрь.
- Что это?
- Сгусток «безликой» энергии, первородная магия, его сердце. Понимаешь, я нашел способ накапливать и использовать эту энергию. Представь если мы сделаем хотя бы сотню таких солдат. Сильные, быстрые, неуловимые, устойчивые к магии. Мы наконец поставим короля на колени. Но думаю работа еще не закончена. Завтра я сообщу обо всем лично Магистру.
- О да! Магистр будет доволен. Не прощаюсь, брат. – Гость развернулся и вышел в дверь.
- На сегодняшний вечер у нас есть дело, будь готов. – Хозяин как-то странно улыбнулся.

Вечером мы с хозяином отправились в город, точнее в один из домов этого большого города. Дом оказался небольшим и явно не ремонтировался уже несколько лет. Я по приказу хозяина осторожно выставил дверь и мы вошли внутрь. Хозяин дома оказался человек преклонного возраста, практически старик, одетый в рваную одежду.
- Здравствуй, видишь я все-таки нашел тебя. – Хозяин прошел вглубь комнаты и сел за маленький столик. Я остался в тени и человек меня не заметил.
- Что… что тебе нужно?! Я же сказал, что не продам свои рецепты!
- Не беспокойся о своих рецептах, старик. Я пришел к тебе с другой целью. У меня есть предложение: работай на нас.
- Я никогда не предам короля.
- Короля?! – Хозяин рассмеялся. – Ты говоришь об этой ленивой свинье? Ты работал всю жизнь на благо королевства, потратил все деньги на любимое дело, твоими достижениями пользуются маги и алхимики короля. Но что ты получил за это? Живешь в этой лачуге и даже не знаешь на что купить еду, не говоря уже про продолжение работ. Работай на нас. У тебя будет хороший дом, не будет проблем с оборудованием и материалами. Представь каких успехов мы добьемся вместе. Посмотри на это: Тень, подойди. – Я вышел на свет и старик осел на стул рядом с хозяином. – Вот! Это мое творение, а как мы с тобой сможем его усовершенствовать. Ты ведь талантливый алхимик и добьешься успехов, а мы тебе поможем. Только скажи «да» и получишь все, что тебе необходимо.
- Я никогда не предам короля! – с нажимом повторил старик.
- Жаль, нет мне действительно жаль такого талантливого человека как ты. Тень, убей его. – Хозяин встал и отошел в сторону.
Я подошел к человеку, схватил его и поднял над полом. Старик судорожно дышал, его глаза не двигаясь смотрели на меня, все его тело будто окаменело. Я вспомнил, что чувствовал под действием того артефакта и эмоции вернулись ко мне. На этот раз они не причиняли мне боль, наоборот я все осознал. «Не хочу убивать!!!» Я опустил человека и развернулся к хозяину.
- Что ты встал?! Убей его! – хозяина сильно удивило мое поведение.
- Нет!!! – прежде чем хозяин смог что-то сделать я рванул вперед и свернул ему шею. После этого я сел на кровать старика и стал размышлять по собственной воле.
«Что мне теперь делать? Жить? Но ведь я даже не знаю что это. Умереть? Но ведь я и не рождался. Никто не сможет ответить на мои вопросы!»
- Ты убьешь и меня… как его? – Сейчас я сижу на кровати в доме какого-то алхимика который смотрит на труп моего бывшего хозяина и боится даже встать с пола.
- Нет. Я больше не буду убивать! Надеюсь. Ты можешь делать все что хочешь. – Старик вскочил на ноги и выбежал из дома. Однако отсутствовал недолго. Когда снаружи послышался чеканный шаг городской стражи, я вышел на улицу. К дому шел отряд из десяти стражников, возле командира я заметил алхимика. Солдаты приблизились и заняли позицию на некотором отдалении. Вперед вышел командир, но потом развернулся к старику и спросил:
- Ты уверен, что это голем? По-моему это просто латник, ведь големов делают из камня. Ты, назовись! – Крикнул мне командир.
- Меня зовут Тень. И я голем.
- Что за черт! Это что псих в латах? Возомнил себя големом и бегает по городу?
Мне надоело это все и я решил уйти, может даже из города.
- Стоять! Солдаты, арбалеты готовь! Бронебойные заряжай! – Солдаты послушно исполняли приказы и я ощутил новое чувство, думаю это был гнев. – Пли!
Стрелы лишь немного помяли пластины брони, но вмятины быстро выправились. Я прибавил шаг и меня встретил «еж» копий. Я сломал их все до единого и раскидал стражников, после чего посмотрел на старика (зачем?) и пошел по улице неизвестно куда. Затем вышел из города и пошел по дороге. Может, найдется место где меня поймут и помогут мне? Надеюсь…

- Эй! Куда вы??? Постойте!.. – кричала Катя так громко, как только могла, и не от того, что ее могли не услышать. – Постойте же!
Вскочив на ноги, так резко, что у нее потемнело в глазах, она скорее разгоняла вокруг себя этот черный туман отдыха; она напрягала все силы, чтобы видеть спины этих людей, которые только что сидели рядом с ней, а теперь уходили таким манером, будто репетировали заранее строевой шаг. Время остановилось, Катя позабыла моргать, дышать, и только смотрела на них. На них.
На лавках, сдвинутых вместе, еще лежали остатки их маленького пира радости – полупустые бутылки из-под колы, бьющей в счастливую голову своей сладостью, обертки от конфет, мороженого и надкушенные пирожки с яблоками. Половина лавки была залита газировкой: это кто-то подавился от смеха, и кого-то новояленные друзья щедро и со всей душой колотили по спине. Они смеялись, смеялись, смеялись, ели сладости и облизывали липкие пальцы. А теперь у одной из них выскакивало сердце из груди от накатившего страха, и душа, не понимающая ни капли из того, что происходило сейчас, рвалась из тела. За спиной у нее стояла тень, и от нее надо было бежать подальше.
Но они смеялись долгие часы, и сидели под этим солнцем, вытянув ноги, и радовались своей свободе, и тому, что они все вместе. Даже взрослые чувствовали себя детьми, а дети – они никуда не сбегали и не тащили на себе весь тот груз взрослых правил, которыми их нагрузили родители.
Это был детский пир, подумала Катя, прежде чем собраться наконец с духом, прокричать еще раз «Подождите!» и броситься бегом за ними.
«Они меня бросили», - думала Катя, на бегу утирая раскаленные слезы обиды; она не видела ничего вокруг, но чувствовала себя ребенком, которого забыли забрать из детского сада. Ее сердце было разбито, и грудь прижигало горячим, но она бежала вперед.
Машины. Она так давно не видела их, и хотя ей нужно было спешить, она резко затормозила перед дорогой, широкой, как река. Страшно было сделать даже шаг, страшно было умереть, сойдя с тротуара; эти психи, психи! Они неслись как ненормальные, и ни один из них не думал немного сбавить скорость.
Катя чувствовала, как у нее распухает лицо; наконец, она сорвалась и побежала наперерез микроавтобусу. Задыхаясь, она пересекла широкое шоссе, и поплелась на ватных ногах по стенке большого желтого здания. Асфальт двигался у нее под ногами, приближая Катю к автоматическим дверям большого магазина, ослепленным солнечными лучами.
«Почему? Что произошло?»
Душа все еще рвалась прочь; ничего не понимая, можно было заболеть от всего этого, и от этих шуршащих дверей. Они раскрылись перед ней, и изящно-миниатюрные продавщицы поглядели на нее странновато, словно в один миг объединившись против. Но все это, должно быть, показалось Кате. Остановившись на месте, по прицелом чьих-то взглядов, в приятной компании драгоценных манекенов, она так и не решилась спросить, не ивдели ли они... Кого? Ее новых друзей.
Они вместе выходили из Парка.
Кого? Кто они такие? Душа выбиралась из тела, жаром подтачивая грудь, выцарапывась из каждой клетки; кто они, кто они...
«Я схожу с ума.»
Время, остановившееся когда-то, теперь брало свое, и одна секунда проходила за сто лет.
Их всех больше нет. Их никогда не было. Просто сон.
«Они бросили меня. Ах, мама, как болит сердце!»
Продавщицы спрашивали у нее, все ли в порядке; они смотрели на женщину в джинсах на три размера больше и чем-то огромном и не слишком чистом, намотанном сверху, и с каждой секундой все меньше знали, что предпринять. Стоило порадоваться, что она своим... эксцентричным видом не распугивает у них посетителей; в такое время их магазин обычно был стерильно пуст, и ни одна стильная девочка не приподнимала верхней губки, чтобы продемонстрировать свое смутное неудовольствие.
Они бросили меня; Катя не решилась ничего спросить, а тихо прохаживалась вдоль блистающих стендов, боясь прикоснуться к чему-нибудь. Ее рука оказалась прижатой к груди, прикрывая то место, где предположительно находилась душа.
Мир возвращался на свои столпы, и прекращал лихорадочное подскакивание куба на плоскости. Красивые вещи отвлекали от всяческих мыслей, и Катя все больше успокаивалась среди всех этих дорогих игрушек и платьев для больших кукол. Подозрительные взгляды блистательных девушек у кассы теперь казались участливыми, а их присутствие не давало Кате остаться наедине с ее мыслями.
- Простите, у меня сейчас нет при себе денег, - набравшись смелости и воздуха, произнесла Катя. Ее голос показался девушкам таким нежно-тонким. – Но я бы с удовольствием зашла сюда еще раз.
- Будем ждать, - сухо ответствовала кассирша.
- До свидания, - слабо сказала Катя, приближаясь к дверям; живой свет опять ударил по лицу, и в полной темноте Катя вышла на улицу.
Когда она наконец приоткрыла глаза, солнца уже не было. И широкие ветви неведомых деревьев раскрывались перед ней, как дружеские объятия с ехидной улыбкой. Тень от леса накрывала женщину с головой, и плечи немедленно озябли.
Не леса. Парка.
Мир прекратил свою лихорадочную дрожь, и Катя вступила в пору ослепительной ясности.
Она знает все. Она снова в Парке.
Катя опустила руку; у нее болело лицо, но она так же ехидно улыбалась в ответ этим тенистым веткам, не переставая плакать. Мир вырвался из лихорадки, а она все еще нет; они бросили ее, но...
Парк всегда с тобой.

Я не знаю той тропы, которая ведёт к пониманию твоих текстов, и, должно быть, найду не скоро. Поэтому честно признаюсь: ничего не поняла.
Вернее, даже не так. Я поняла, что некая девушка по имени Катя бежит за некими случайными товарищами по улице, боится одиночества, переходит дорогу, раздражает продавцов бутика и при этом бесконечно о чём-то думает, думает, думает...
Но это больше похоже на антураж, скрывающий внутреннее содержание отрывка. Я так полагаю, это часть большой работы, о которой ты упоминала раньше? Так вот, как и в тех случаях, до сути мне доплыть не удалось: утонула на середине, захлебнувшись образностью. Увы мне, увы.
В финале есть мысль, что "Парк всегда с тобой". Наверное, ей полагалось подвести черту метаний бедной Кати. И опять пуля прошла прямо у виска - но мимо. Ещё раз увы.
Верю, что есть люди, которые понимают, о чём ты пишешь, проникается глубиной и умеет сопереживать героям. Просто я, наверное, не вхожу в их число. Прости.

Николай Порохов долго не мог попасть ключом в замочную скважину, поэтому его плохое настроение постепенно перешло от отметки «как все достало» к красной черте «всех убью – один останусь».
«Ну почему так? Почему мне так не везет в жизни?» - Думал он, поворачивая наконец, ключ в двери.
Николай – Бывший менеджер продаж, бывший офисный работник среднего звена, а с этого дня еще и бывший продавец-консультант в автосалоне. Отношения с Олей также не могли продолжаться, но обо всем по порядку:
После обеда хмурая и не выспавшаяся Татьяна Дмитриевна попросила занести директору папку с документами, ибо ей самой тащиться на третий этаж просто влом. В ее уставших глазах читалось полное нежелание работать, ходить и вообще двигаться по причине похмелья, а также философский вопрос «зачем так пить, да еще и в середине недели?». Коля согласился и пошел к начальнику с целью передать документы и может быть выпросить для себя отгул или премию, если конечно «грозный и ужасный» будет в хорошем настроении. Игорь Петрович был строгим руководителем, но последнее время по неизвестной для всех причине начал делать поблажки для Николая.
- Можно, Игорь Петрович? Я тут… - Начал Коля заходя к шефу.
- А? Николай, заходи конечно! Что там у тебя? – Добродушно махнул директор из-за своего стола.
- Да вот, Татьяна Дмитриевна попросила занести. – Протягивая папку, ответил предвкушающий скорый отдых Коля
- А сама никак? Опять поди с девчонками вчера в кафе сидели пол ночи? Ну она у меня когда-нибудь доиграется.
- Игорь Петрович, я тут хотел… - Начал Николай, но осекся. Со стороны дивана, стоящего в кабинете и на котором шеф любил подремать после сытного обеда, раздалась модная эстрадная мелодия.
Николай обернулся, посмотрел на диван, потом на своего босса. Мелодия удивила и Игоря Петровича, он встал, подошел к дивану, порылся между подушками и вытащил на свет божий маленький женский мобильник.
«А ведь у Оли такой же, и мелодия…» - подумал Николай, пока его шеф отключил вызов и бросил телефон в ящик стола.
Дабы развеять нахлынувшие сомнения, Коля выхватил мобильник и набрал номер своей девушки. Когда в трубке раздались гудки, из стола шефа опять раздалась мелодия. Игорь Петрович, достал мобильник из стола отключил и глядя ошарашенному Николаю в глаза, философски заметил:
- Бывает.
- Но…
- А ты думал, что эти отгулы, премии, повышение зарплаты, даже тот короткий отпуск для поездки к родителям… все это за добросовестную работу? Считай это своеобразной компенсацией. Ну так, из мужской солидарности – Директор говорил спокойно, даже слегка отрешенно, но его глаза смеялись. Это и стало той каплей, что вывела Колю из ступора.
- Ах ты ж… - вспыливший рогоносец подскочил к обидчику и «благодаря за компенсацию» случайно приложил того головой об стол… Раза три или четыре.
Когда охранник выставил негодующего продавца за дверь, то произнес лишь слегка виноватое
- Колян, ты это… Не обессудь, но шеф тя стопудово уволит. И это, ты ж знаешь я б тя не стал так.
- Ладно, забей. – Хмуро ответил Коля, щупая разбитую губу. Поморщился от боли, развернулся и пошел в сторону остановки.
***

Дома Коля поставил в холодильник пакет с шестью бутылками пива и бутылкой водки (на всякий случай, если пива не хватит). После этого пошел в спальню, характеризуя своего шефа и девушку словами, самыми приличными из которых были предлоги «в» и «на».
«Так! Сейчас в душ, а потом напьюсь. Напьюсь и пошли они все как можно дальше. Только не туда, куда меня послал Игорь Петрович, не хочу чтобы нам было по пути» - подумал уволенный продавец-консультант, бросая штаны прямо на пол.
После душа, в одних трусах и шлепая пятками по линолеуму, Николай вошел на кухню. Его сознание требовало залить тоску алкоголем, и было тактически не готово к появлению гостя.
За столом сидел паренек, ровесник Николая. По крайней мере ему нельзя было дать больше двадцати пяти лет. Ростом под метр восемьдесят, подтянутый и загорелый, светлые волосы слегка завивались, нос с горбинкой, голубые глаза с интересом разглядывают обои. Сам гость был зачем-то был обмотан простыней, на ногах легкие сандалии с приклеенными крылышками, а на коленях лежал странный скипетр с такими же как на сандалиях крыльями, только эти были не из перьев, а скорее всего из золота.
- Ты вообще кто? – глупо спросил хозяин квартиры, наблюдая как незнакомец нагло пьет пиво, уворованное из холодильника.
- О, счастливец смертный! Разве так пристало относиться к гостю? И столь грубыми речами, встречать посланника богов? – Нараспев сказал пришелец.
- Че? Давай без выкрутасов, и вообще пиво мое поставь – Отрезал Николай. Удивление постепенно сменялось раздражением
- Ну ладно, раз ты просишь, то давай по-простому. У меня для тебя деловое предложение, Коля, и не от абы кого. Ты еще не понял кто я? Плохо, очень плохо. Умный вроде человек. Я – Гермес, посланник богов. – Торжественно заявил гость и замолчал, ожидая обморока, оваций, или хотя бы удивленного возгласа. Не дождался…
- Что за?.. – Николай прошел к холодильнику, вытащил еще одну бутылку пива и залпом опустошил ее наполовину. Придурок в простыне никуда не делся, чем сильно расстроил хозяина дома.
- Ты мне веришь? – спросил посланник.
- Может ты глюк? - Неуверенно предположил «счастливчик»
- Сдурел?.. Какой я тебе глюк? Наркотой ты не балуешься, напиться еще не успел. Давай к делу?
- К какому делу?
- У меня к тебе предложение от богов. Поверь, это много значит. Предложение в следующем: ты выполняешь некую службу с благословления высшего начальства, - тут Гермес показал пальцем наверх, - а за это тебе после смерти дают прямой билет на Елисейские поля. Как тебе такая перспективка?
- Службу? И что же хотят от меня боги? - Коля прикинул варианты и пришел к выводу, что перед ним псих все таки. Вопрос как тот попал в квартиру? Но с этим можно было повременить. Говорят, что с психами нужно всегда соглашаться, и Коля решил ему подыграть
- Ну… Ты ведь помнишь легенду о Кроносе?
- Нет.
- Ладно, тогда в общих чертах будет так: Кронос был титаном, но это не самое главное, главное то, что он был отцом всех богов. Еще у него была одна нехорошая привычка. Он ел собственных детей…
- Зачем?
Не перебивай! По легенде ему предсказали смерть от руки своего ребенка, но если честно, у него просто поехала крыша, маразм крепчает и все в том духе… Так вот благодаря мамочке один из сыновей Кроноса избежал участи быть съеденным. Это был Зевс. Его папаня не имел привычки жевать детишек и ничего не заметив проглотил булыжник, а Зевс когда подрос пришел к папе и убил его, потом вспорол тому живот и вытащил оттуда остальных братьев и сестер. Это по легенде, на самом деле было несколько иначе. Главное отличие в том, что Зевс не смог убить своего отца, какой бы сволочью тот не был. Его заточили в магическую тюрьму. Это такой стеклянный шарик примерно с теннисный мяч по величине. Спустя многие столетия шар нашли люди, и Кронос сохранив частицу своей силы смог общаться с ними через стенки тюрьмы. В общем те люди организовали некое общество, целью которого является освобождение титана из тюрьмы.
- А я тут причем?
- Тебе поручается уничтожить сферу вместе с ее пленником. – Подытожил Гермес
- И как я это сделаю? – Николай почесал в затылке
- Да ты не бойся, в богов Олимпа сейчас мало кто верит, и их сила в мире смертных несколько ослабла, но кое-что они тебе смогут дать. Ну так как, ты согласен?
- Я могу подумать над предложением? – А про себя подумал. – «Продолжаем цирк и ищем способ позвонить, куда следует»
- Думай, но не долго, мне нужен ответ здесь и сейчас. Претендентов несколько, откажешься ты, мы попросим другого.
- А пару вопросов можно? – спросил претендент
- Валяй…
- Ты говорил про какие-то там поля… Это типа рай? Но я ведь христианин, может мне не туда нужно?
- Рай, Елисейские поля, Валгалла, Эдем… Названий много – место одно. Не переживай по этому поводу. К тому же ваш Бог будет только рад, если ты справишься, ведь конечная цель титанов – господство в мире без богов.
- Тогда еще одно. Почему я?
- Я же сказал – претендентов много, тех, кто сможет справиться. Мы просто ткнули наугад, и попали в тебя. Вот и все.
- Я согласен! – Твердо заявил Николай и собирался подкрепить заявление ударом по столу, но передумал.
- Вот и отлично. Сейчас формальности зафиксируем, и можешь начинать. – Гермес встал посреди кухни, поставил Колю перед собой и направил на него свой жезл
- Волей судьбы и желанием богов, я нарекаю этого смертного Воином Олимпа. Наделяю его силой для выполнения святой миссии, ради блага человечества и во славу Олимпа. – Произнеся это, Гермес резко взмахнул скипетром и ударил посвященного по голове.
Николай долго созерцал абсолютно белую стену по которой то и дело пробегали цветные всполохи. Когда гул в голове маленько утих, он понял, что цветные причудливые искры и фигуры явно от удара в область виска, а стены вообще нет, это потолок.
- Зачем ты так? – Спросил новоиспеченный страж вставая с пола и пытаясь не слишком сильно раскачивать колокол в голове.
- Так нужно. Теперь о твоих возможностях, которые даруют тебе боги: Отныне ты получаешь вечную жизнь и молодость до окончания своей миссии. Неважно сколько времени тебе понадобиться, ты не изменишься ни на один день. Учти – ты бессмертен, но уязвим. Тебя можно ранить и на восстановление потребуется время. Восстановишься ты, даже если тебя порубить на куски, пропустить их через мясорубку, а полученный фарш сжечь и развеять пепел, но на это уйдет время, примерно год. О таких мелочах как пуля в голове или нож в сердце не переживай, это восстановление не займет больше пяти минут. Далее ты получаешь способность слышать сферу. Как далеко бы она не была. Учти ее постоянно перевозят и она задержится на месте только на время ритуала. Твоя миссия будет связана с постоянными боями, поэтому Арес приготовил для тебя специальный дар – Теперь ты сумеешь воспользоваться любым оружием начиная с каменного топора и заканчивая современными образцами, мастерство и знание будут появляться сразу как ты возьмешь оружие в руки. Понял?
- Угу. – Буркнул Николай, потерев ушибленную голову. – А летать или огнем дышать я смогу?
- Может тебе мои сандалии отдать, отобрать у Зевса пачку молний, а у Гефеста самые крепкие доспехи? Я тебе лучше машинку подарю, губозакаточную.
- Нет, спасибо!
- Вот и замечательно. Далее задача: делай все что считаешь нужным, ищи информацию, запасайся оружием и так далее. Иди на зов сферы, найди и уничтожь ее. Не сможешь сделать это сразу – не беда, главное не дай закончить ритуал освобождения, для повторного ритуала придется ждать еще пятнадцать лет, пока звезды вновь выстроятся в нужном порядке. Уничтожить сферу можно только в этот день, и только двумя способами. Или провести ритуал, или пронзить ее этим кинжалом – Гермес выхватил небольшой золотой кинжал прямо из воздуха. Узкое, зигзагообразное лезвие переходило в золотую рукоять с вырезанными на ней костями, рукоять заканчивалась черепом с двумя агатами вместо глаз. – В этом кинжале заключена сила двух сильнейших богов: верховного бога Зевса, и Повелителя мира мертвых Аида. Всегда носи его с собой, никто кроме тебя и последователей Кроноса не сможет его увидеть или дотронуться до него. Когда ты почувствуешь, что зов сферы изменился, значит они готовят ритуал, нужно спешить. Сорвать ритуал очень просто, он длится ровно сутки и пятеро жрецов должны организовывать кольцо в котором будет стоять верховный жрец со сферой в руках, они также должны быть постоянно сосредоточены и направлять свою силу в центр круга. Заставь хотя бы одного из пяти отвлечься и все будет сорвано. Хочешь, убей его, но достаточно будет даже пинка под зад. Ты прорываешься через толпы охранников (которых кстати будет более чем достаточно), а потом подбегаешь к жрецу, и раз! Крик, визг и полные штаны удивления. Я думаю от такого воя все присутствующие подпрыгнут. Вот смеху-то будет!.. Итак действуй, первый ритуал состоится через пять лет, так что советую потратить время на освоение силы. Счастливо, помни, мы наблюдаем за твоими успехами или поражениями. – Гермес исчез, без вспышек и дыма. Николай достал из холодильника весь имеющийся алкоголь, сел за стол и просто пил весь вечер. Он не сразу поверил, что все всерьез, но теперь уже пытался прикинуть во что вляпался.


Спустя четыре года

Магистр «Стражей» сидел в своем кабинете в главной резиденции ордена. Дело всей его жизни, подходило к концу. Еще год и они проведут, наконец ритуал, который навсегда заточит Кроноса в его тюрьме. Самое главное, чтобы никто не помешал. Размышления под бокал хорошего вина было прервано. Магистр повернул голову на шорох и увидел в соседнем кресле юношу в короткой тоге, крылатых сандалиях и с крылатым жезлом в руке. Гермес лениво рассматривал открытую бутылку вина.
- А нет чего-нибудь другого? От вина меня уже тошнит, и все благодаря Дионису. – Спокойно спросил он, возвращая бутылку наместо.
- Приветствую, тебя посланник. Что привело тебя в мой скромный дом? – торжественно приветствовал Магистр.
- Как всегда – дела, поручения. – Отмахнулся Гермес.
- Новости?
- Обижаешь, Товарищ Магистр. – Посланник расплылся в улыбке, но эта улыбка быстро исчезла. – Правда, новости плохие.
- Что случилось?
- Случилось то, чего мы опасались. Появился воин. Мы обнаружили его на прошлой неделе, судя по всему он уже несколько лет носит дар. У этого воина почти нет опыта, но он уже получил кинжал и может нанести удар во время ритуала.
- Что нам теперь делать?
- То, что собирались. Провести ритуал любой ценой. У вас много последователей, они должны будут задержать воина хотя бы на время, убить его вы не сможете. Но если он сорвет ритуал, придется ждать еще пятнадцать лет.
- Пятнадцать?! Но ведь ты сказал, что созвездия встают в нужный порядок раз в двести лет!
- Это так, но начинается период сродни параду планет, созвездия будут двигаться почти синхронно, и следующие четыре века можно будет проводить раз в пятнадцать лет.
- Это… это невероятно! – Воскликнул Магистр, не веря такому счастью.
- Да, это очень хорошо, но только если воин не доберется до сферы. Это будет концом света. Даже если он сорвет ритуал, главное спасти сферу.
- Мы сделаем все, что в наших силах. Но не могли бы и вы чем-нибудь нам помочь?
- Я говорил раньше, повторю и сейчас: у богов больше нет силы в мире смертных, даже мне не так легко находиться здесь, а ведь я наполовину человек. В нас почти никто не верит, и мы можем только наблюдать.
- Ясно. Простите мне мое недоверие, я надеюсь, боги не сочтут это оскорблением?
- Думаю, что нет. Готовьтесь. Вам еще многое предстоит сделать, а времени все меньше. – После этих слов Гермес исчез из кресла.


Несколько попыток ритуала спустя :smile:

На Олимпе царило оживление. Все небожители собрались на вершине горы, рядом с троном Зевса. Здесь же, прямо по центру большой мраморной площадки стаяла огромная чаша, до краев наполненная водой. В воде виднелся мир смертных, точнее определенная его точка, в которой шли последние приготовления к «вечному заточению (освобождению)» Кроноса. Боги маялись в ожидании начала представления.
- Братья и сестры, занимаем места согласно купленным билетам и готовимся получать удовольствие от просмотра. – Вяло махнул рукой Дионис. Вечно пьющий бог был инициатором всей затеи, и лишний раз тонко намекал об этом.
- Началось? – Оживился Гермес. Он в отличии от остальных не приближался пока к чаше, предпочитая сидеть на высоких перилах опоясывающих площадку.
- Нет, мне просто надоело смотреть на ваши кислые лица. Вот решил расшевелить – спокойно отозвался организатор, не глядя протягивая кому то кубок вина. Сам бог веселья принципиально пил из рога изобилия, дабы не отвлекаться на наполнение тары напитком.
Гефест меланхолично достал из складок своей тоги трубку с ароматным табаком. Трубка задымила, едва мундштук коснулся губ бога-ремесленника.
- Не коптите красоту. – Замахала на него руками, сидящая рядом Афродита.
- Слушай, птичка певчая. Или ты чирикай тише, или я тебя в наковальне похороню – также спокойно ответил Гефест.
- В наковальне говоришь? Много крови я на своем веку повидал, по разному люди убивали. Но чтобы так! Не против если по присутствую, просто для общего образования. – Спросил оживившийся Арес.
-Мужланы! – Крикнула «красота», и пересела подальше от обидчиков.
-Кстати, я тут у людей взял бутылочку… - Сказал Дионис, демонстрируя всем емкость из темного стекла. – Никто не хочет попробовать, чего они опять придумали? Совсем никто? Ну ладно, я сам… Вот же гадость - ни вкуса, ни запаха! Зачем тогда вообще это пить
Гермес проследил взглядом падение бутылки с Олимпа и сморщился, когда тот закончился.
- Весельчак, ты бы аккуратней был, это была уже третья авиакатастрофа за последние десять лет. А если ты меня когда-нибудь собьешь? – Возмутился он
- Значит, на Олимпе станет одним занудой меньше – Гоготнул в ответ Дионис.
- Как считаете, в этот раз сферу разрушат? – Спросил молчавший все это время Зевс, одновременно пресекая остальные колкости и оскорбления.
- Не столь важно. Главное, как я считаю то, что с этим парнем не соскучишься, все время что-нибудь новенькое придумает. Интересней даже чем с прошлым. – Поделился своим мнением все тот же Дионис. - Как там его звали, который головы всем рубил?
- Мак’Лауд. Он кстати имя себе сделал. Продал свою подредактированную историю в Голливуде. Кино потом снимали. – Ответил Гермес.
- Мда… Хороший вояка был, только все без воображения воевал, прям как Муромец – Меланхолично заметил Гефест.
- Илюху нетрож! Мужик хороший был, меня уважал как отца, называл правда Перуном, но это мелочи – Заявил Арес.
- Странный был человек, и народ у них странный. – Задумчиво произнес Зевс
- Странный? Ты что, до сих пор не можешь им простить, что они меня, а не тебя считали самым главным? – Арес готов был рассмеяться
- Между прочим о именах: только греки знали наши настоящие, остальные как только нас не называли. А узнали, только потому, что мы сами им сказали. – заметил Гермес.
- И правильно сделали, ты вспомни какими нас представляли, хотя бы Египтяне. Как вспомню, так вздрогну. И самое обидное, что приходилось соответствовать! – поежилась Афродита.
На верхней ступени появился худой и бледный Аид, видимо подземный мир все-таки накладывал на него свой отпечаток.
- Всем привет! Я ничего не пропустил? – Сразу поздоровался бог загробного мира.
- Ты как всегда вовремя, начинается. – Сказал Зевс. Все устремили взгляды на чашу. В ней было видно, что появился воин, значит сейчас начнется бой.
Афродита как всегда заявляла что это ужасно и закрывала глаза руками в самые кровавые моменты, однако не спешила уходить. Зевс с Аидом Слегка улыбались и молча наблюдали за происходящим. На весь Олимп несколько богов, возглавляемые Дионисом, скандировали в пьяном азарте «КОЛЯ! КОЛЯ! КОЛЯ!». Все веселились. Только Арес смотрел не шевелясь, и даже не моргая. Для него это и была жизнь. Он упивался боем во славу богов, в его славу.

это всё её глюки были?

Объятья ночного кошмара бесшумно разомкнулись, выпуская ребёнка в серый мрак тесной комнаты. Утро в этот раз встречало его необычно: вместо привычной небесной голубизны с редкими облачками окно сегодня занимала однородная молочная пелена. Разбросанные вокруг детской кроватки солдатики и кубики, светильник с мордочкой пчёлки на тумбочке, постер «Корпорации Монстров» на стене, письменный стол с фломастерами и альбомами на нём – всё было подсвечено зловещим светом, кто-то будто смыл с окружающего мира краски, и эти вещи более не привлекали малыша.
- Мама! – позвал мальчик и сразу же испугался своего звонкого голоса, разорвавшего абсолютную тишину. Он прислушался, но квартира молчала: ни звона посуды с кухни, ни родительских голосов, ни балалакающего радио.
- Мама! – ещё настойчивее позвал мальчик, поднимаясь в кроватке на ноги и держась ручонками за деревянные прутья. Он прислушался снова и понял, что даже город сегодня немногословен: ни шума машин, ни далёкого грохота поездов, ни даже сирены скорой помощи или милиции. В деревне у бабушки, где не было всего этого, малыша окружал шелест листвы, пение птиц, жужжание насекомых. Но сейчас он даже этого не слышал.
- Мама! – ребёнок заплакал. Он не кричал, не хныкал, просто беззвучно скривился, сощурился, выдавливая слёзки. Он смотрел через наполовину прикрытую дверь в коридор, где было ещё темнее и страшнее. И оттуда не доносилось ни звука.
В обычное время у кого-то на верхнем этаже постоянно играла музыка, которая часто не давала спать мальчику днём. Также под окнами квартиры велись строительные работы, там частенько что-то стучало, жужжало или грохотало. Но сегодня улица молчала, словно город погрузился в глубокий траур.
Мальчик решил, что мама спит. Такое уже бывало, поэтому ему захотелось самому отыскать её. Он умел выбираться из кроватки, хоть это и выглядело довольно опасно, да он и сам боялся, но бездействие пугало его ещё больше. Мальчик крепко вцепился в перила, одну ножку перекинул через них, с кряхтением перевалился через край и плюхнулся на попу. Ковёр смягчает падение, но ему всё равно было больно и обидно. Маленькое сердечко быстро колотилось, на лбу блестели капельки пота, а из глаз с новой силой ударили слёзы.
- Мама! – он выбежал в коридор, смешно переставляя босые ножки по скользкому паркету, ускорился, преодолевая тёмноту до следующего просвета.
Мальчик навалился на дверь, ведущую в родительскую спальню. Здесь тоже всё было залито серым светом. Постель аккуратно застелена, на столике возле кровати часы. Взгляд малыша остановился на них, ребёнок некоторое время раздумывал над тем, что не так с этими часами, а потом вдруг понял, что они не тикают, как обычно, а стрелка не двигается. Его сковал ужас, он снова начал звать маму, побежал на кухню, потом в туалет, в ванную, но в квартире никого кроме него не было.
Что делать и что будет – эти вопросы застыли в тишине молчаливыми изваяниями. Мальчик не нашёл ничего лучше, чем вернуться в кроватку. Там он залез под одеяло и тихо плакал, иногда замолкая, прислушиваясь. Он хотел что-нибудь услышать. Он боялся что-нибудь услышать. Он надеялся что-нибудь услышать. Он страшился ничего никогда больше не услышать.
Где все и что происходит – это вынудило его опять спрыгивать с кроватки и залазить на подоконник. Мальчик смотрел на улицу с седьмого этажа, от его взволнованного дыхания стекло покрылось запотевшими пятнами. Но и без них он ничего не видел. Пару серых машин на стоянке перед домом, несколько скамеек и мусорных корзин рядом с подъездами, такие же неподвижные деревья. Окна в доме напротив тёмные и мёртвые. Как и весь город.
Мальчик переживал всё больше и больше. Он не понимал, что случилось с миром, и боялся понять ещё сильнее.
Он снова залезал к себе в кроватку и плакал. И снова выбирался из неё, предпринимая новые попытки отыскать надежду на что-нибудь и отогнать страх.
Как мама могла его бросить? Где все люди? Почему так всё страшно?
Вскоре мальчику захотелось есть. Он всё также боялся темноты и тишины, но организм требовал пищи несмотря ни на что. Мальчик долгое время терпел голод, урчание в животе. Когда боль стала самой приоритетной проблемой, он сдался, и пошёл самостоятельно искать еду на кухню. Его режим питания уже сбился, и он не в силах был вспомнить, что обычно ест в такое время – творожок, кашку или сразу бутылку с детским молоком. За окном уже совсем стемнело, ни одного огонька в городе. И это сильно волновало малыша, потому что ему не хватало роста, чтобы включить в комнатах свет.
Из холодильника он с помощью черпака скинул на себя бутылку с молоком, она стукнула его по лбу и звякнула о плитку. Ему повезло, что она не разбилась. Поплакав от боли, он всё же взялся открывать её. В итоге разлил половину содержимого, но остальное жадно выпил. Молоко было очень холодным (мама обычно кипятила его) и каким-то невкусным (мальчик не знал, что оно ещё бывает просроченным). Тем не менее, голод был утолён.
Темнота наступала, а ребёнок уже выплакал все слёзы, поэтому пришло время бороться с ней. Он не мог придумать, как включить свет, но знал другой способ, который его уже давно привлекал. Коробок со спичками лежал рядом с плитой, до него несложно было дотянуться. Также мальчику удалось найти свечку в шкафу. Он никогда ещё не пользовался спичками, но всегда хотел. Огонь манил его своей загадочностью и красотой. Но родители почему-то запрещали ему играться с ним.
Сначала неудача сменялась неудачей. То спички ломались, то их головки крошились. Но вот одна из них ярко вспыхнула, отчего мальчик с криком выронил её, испугавшись. Она упала на кучку использованных спичек, задымилась и огонёк погас. Но надежда осталась. Мальчик понял, как пользоваться коробком, зажёг новую и некоторое время наблюдал за пламенем, пока оно не дошло до его пальчиков. От боли он выронил спичку, закричал и плакал долго-долго, пока комната совсем не погрузилась во тьму. На ощупь очень осторожно он зажёг новую спичку и вскоре фитиль свечки разгорелся, наполняя комнату запахом воска и прыгающими тенями.
Со свечёй было ещё страшнее сидеть в тихой и тёмной квартире. Мальчик ещё какое-то время рыдал от горя и испуга, злился на маму и одновременно с этим мечтал о её возвращении.
Несколько часов спустя он извлёк из холодильника пачку масла. Хлебница на столе пустовала, а он знал, что масло мама намазывает на хлеб, поэтому мальчик просто ел масло руками. Чуть позже его стошнило, есть он больше не хотел. Хотелось спать, но засыпать было очень страшно.
Тогда мальчик вспомнил про телевизор. Он долгое время возился с ним (папа обычно не подпускал к нему сына, боялся, что тот сломает его). И вскоре догадался, что нужно нажать кнопку рядом с красной лампочкой. На экране появилась студия новостей. И кресло ведущей. Кресло пустовало. Мальчик стоял перед экраном, свечка горела за его спиной на столе. Телевизор молчал. Даже синяя полоска субтитров пустовала. Экраны вдалеке на заднем фоне ничего не показывали. Словно весь мир оставил мальчика одного.
Малыш пронзительно закричал, закрыв ладошками глаза, упал на пол, упёрся лбом в пол, поджав колени. Так и сидел, громко всхлипывая и подвывая. Он пытался говорить, жаловался кому-то на свои проблемы, спрашивал, где мама, просился к ней, словно его держали здесь силой. Ему не хватало слов, чтобы выразить свой страх и свои желания. Но было понятно, что ему хочется вернуть себе всё, что было.
Проснулся мальчик ранним утром, когда свеча догорела, а за окном было всё также серо. Косточки болели от длительного лежания на холодном полу. Мальчик хотел плакать, но не находил в себе сил. Голова налилась тупой болью, веки одеревенели. Он не находил себе места в пустой квартире, просто лёг на диван и смотрел в потолок.
Щёлк.
Малыш прислушался, поморгал. Он отчётливо слышал щелчок. Что же это могло быть? Как давно он уже не слышал никаких звуков в этом сером мире!
Щёлк.
Мама вернулась! Или папа! Хоть кто-нибудь!
Иииииии! – пронзительно скрипит входная дверь, впуская в квартиру ещё более холодный воздух. Занавески на окнах начинают колыхаться. Мальчик плачет от радости и бежит в коридор, в прихожую.
- Мама! – вне себя от счастья визжит ребёнок, увидев в дверях женщину среднего возраста, такую знакомую, такую родную, такую любимую, такую святую. – Мама! – он бежит к ней, бежит спотыкаясь, и даже не замечая этого. – Мама! – он рыдает, страх сменился радостью, а теперь сменяется злобой. Как она могла бросить его на целую ночь?
- Ой, мой маленький! Ой, мой хорошенький! – подхватывает его на ручки мать. Она улыбается ему, целует в щёку. – Бедненький, так испугался, наверное! Маленький! – Она крепко обнимает его. – Всё хорошо, всё хорошо, успокойся. Мама с тобой, мама рядом. – Он не отпускает её, уткнувшись личиком в её плечо, боится выпустить из рук это тепло, эту любовь. – Маленький мой глупыш, не надо плакать, всё хорошо. Мамочка вернулась.
Она несёт его в детскую кроватку. Пытается положить его, но он начинает верещать, не отпускает её, крепко вцепившись в одежду и волосы.
- Ой, ты мой трусишка зайка серенький, - усмехается женщина, баюкая ребёнка на руках. – Баю-бай, баю-бай, лю-ли-лю, лю-ли-лю, за-сы-пай… А-аа-а, баю-бай, все игрушки спят, все детишки спят, почему не спишь, баю-бай… глазки хотят спать… а-аа-а, у-лю-лю… баю-бай…
Мальчик закрывает глаза. Несмотря на утро, на сбитый режим, на взбудораженность он погружается в дрёму. Он радуется жизни, радуется спасению, всё восстановилось, всё теперь хорошо. Он чувствует тепло матери, как она качает его, и ему больше ничего не надо.
А потом мама открывает гигантский рот, полный огромных гнилых зубов и откусывает мальчику голову.

Давно стемнело, когда в дверь сторожки постучались. Вернее, едва слышно поскреблись, потёрлись коготками о дерево. Вячеслав решил, что померещилось: перепутал с дикими завываниями метели, разыгравшейся за окнами. Он сам решил остаться в зимней хижине, не рискнув возвращаться по такой погоде в лесничество.
Однако стук повторился, чуть более громкий и настойчивый. Вячеслав со вздохом отставил в сторону не доделанный корабль – обещал племяннику вырезать из дерева настоящий фрегат – стряхнул с коленей мелкие стружки и пошёл к двери, хотя так и не поверил до конца, что во дворе может кто-то быть. За последние две недели он не встречал в этих местах ни одного человека.
- Кто там?- поинтересовался, прижавшись ухом к двери.
Никто не ответил.
Вячеслав усмехнулся, почесал заметно отросшую бороду. Да уж, после двух недель одиночества ещё и не то мерещится начнёт!
Можно было выйти, поглядеть, нет ли кого за дверью, но в доме стояло тепло, а снаружи – холод, и смешивать одно с другим не хотелось.
Он уже намеревался вернуться к прерванной работе, когда стук раздался в третий раз. И такой явный, что не перепугаешь ни с треском веток, ни с ветром.
В доме было оружие: старая двустволка. Она всегда стояла в шкафу у самого выхода, но ни разу не пускалась Вячеславом в дело, а потому патронов к ней не было. Сейчас мужчина достал двустволку только для морального устрашения неведомого противника, откинул засов и вышел на порог. Холодный ветер немедленно начал набирать ему за шиворот снежную крупу.
Света, падающего из дверного проёма, хватило на то, чтоб рассмотреть обнажённого человека, скорчившегося на занесённых ступеньках крыльца. Парень или девушка – этого Вячеслав разобрать не смог.
- Вот так сюрприз!- выдохнул он ошеломлённо.
Огляделся по сторонам, рассчитывая увидеть тех, кто раздел несчастного, но бушевала метель, и уже в двух шагах мир растворялся в мечущейся завесе.
Отставив ружьё в сторону, он подхватил невесомое тело и внёс в дом, пинком закрыв за собой дверь. Поглядел на свою находку при свете: это была девушка. Светлые волосы припорошило снегом; кожа мраморная, словно прозрачная, так что сквозь неё можно видеть ниточки сосудов. Длинные ресницы смёрзлись в сосульки. Согнутые руки прижаты к груди, пальцы сплетены между собой, будто перед падением девушка молилась. Пальцы с коротко постриженные ногти белые, как мел.
И только уложив тело на диван, Вячеслав сообразил пощупать пульс. После нескольких секунд, когда от осознания того, что притащил в дом труп, едва не остановилось сердце, пальцы нашли на шее ритмично пульсирующую жилку. Вячеслав выдохнул, стащил с себя свитер и накрыл девушку, а сам отправился ставить на печь ведро с водой. Ещё бабушка учила, что для качественного согрева нужно искупаться в горячей воде.
Вячеслав только успел набрать воды и поставить на печь, когда девушка пришла в себя. На белом лице распахнулись прозрачные, как два кристаллика льда, практически бесцветные глаза. Увидев Вячеслава, она едва слышно ахнула и попыталась отодвинуться, но безуспешно.
- Не бойся,- улыбнулся Вячеслав, в первый раз подумав, что выглядит как леший: обросший мужик с задубевшим на морозном ветру лицом. Любая девушка испугается.- Я нашёл тебя на пороге своего дома. Как ты тут очутилась?
Девушка опустила глаза и едва заметно покачала головой. По щеке скользнула слеза, мгновенно растопив мужское сердце.
- Ну, не важно,- немедленно отступил Вячеслав.- Потом расскажешь. Когда захочешь.
Незнакомка снова подняла необыкновенные глаза, бледные губы тронула едва заметная улыбка.
Вячеслав редко имел дело с девушками, не знал, как себя вести, а потому суетился и разговаривал без умолку – пытался скрыть собственную неловкость. Он не подозревал, что наоборот, только выставлял её напоказ. Незнакомка всё с той же полуулыбкой наблюдала, как он готовит чай из смородиновых листьев с мёдом, как развешивает у печи одежду, чтоб после мытья гостья оделась в тёплое, как готовит «ванну» в круглой лохани. Она не произносила ни слова, но было видно, что начала отогреваться: села, растирая кисти рук. Правда, кожа её продолжала оставаться белой, чуть мерцающей на свету.
- Ну, вот всё и готово,- довольно потёр руки Вячеслав, когда лохань наполнилась тёплой водой.- Идти сможешь?
Девушка поглядела на свои ноги, торчащие из-под свитера, прикусила губу и отрицательно помотала головой. В этот момент у неё должен был выступить румянец, демонстрирующий степень стеснительности, но щёки незнакомки остались бледными.
Вячеслав убрал свитер, поднял девушку и осторожно усадил в воду. Она ахнула и скривилась, как от боли, зрачки стали огромными и, как показалось мужчине – тёмно-синими, цвета ночного неба. Впрочем, это ему вполне могло померещиться.
Взяв кусок хвойного мыла, Вячеслав быстро вспенил его между ладонями и принялся мыть незнакомку, разминая напряжённые, замёрзшие мышцы. Не зря он когда-то занимался спортом, опыт не прошёл даром – и теперь загрубевшие от долгой работы на воздухе руки безошибочно находили и растирали именно те места, которые требовали массажа.
- Как твоё имя?- спросил Вячеслав между делом.
Девушка посмотрела на него, но ничего не ответила.
- Я - Вячеслав,- представился, сильными движениями намыливая ей спину.
Казалось, пальцы скользили по голым костям, пересчитывали рёбра и позвонки. Обнажённое тело девушки не вызывало у него совершенно никакой реакции. Оно не могло принадлежать человеку, скорее голодающему котёнку. И кожа бледная – бледная, как первый снег.
- Значит, Славик…- прошептала девушка. Подумала и добавила.- Алёна.
- Значит, Алёнушка,- улыбнулся Вячеслав, не прекращая своего дела. Голос у девушки был мягким, с томными кошачьими нотками.
Он принялся было мыть её грудь, но стоило накрыть их ладонями, как в голову ударил жар. Он поспешно отдёрнул руки и вскочил на ноги:
- Извини, я… Я принесу полотенце.
Алёнушка с улыбкой кивнула. На её щеках наконец-то появился лёгкий румянец.
Пока она вытиралась и переодевалась в штаны и рубашку, Вячеслав делал вид, что убирает со стола следы своего мастерства, однако взгляд то и дело метался в сторону печи, за которой переодевалась Алёна. На стене лежала её тоненькая, гибкая тень, и всякий раз, стоило её увидеть, ладони снова начинали ощущать мягкую упругость её груди…
- Зараза!- Чашка выскользнула из рук и раскололась, по полу разлился горячий чай.
Алёнушка выбежала из своего уголка, заправляя рубашку, посмотрела на осколки чашки, потом на мужчину, и потянулась за тряпкой. Её пальцы случайно коснулись руки Вячеслава, и его словно обожгло: кожа девушки была ледяной.
- Замёрзла?- поинтересовался он, едва выдохнув.
- Немного,- ответила она, ловко собирая тряпкой воду.
- Сейчас напьёшься чаю – сразу согреешься.
- Конечно.
Чай пили в молчании. Алёна отрешённо глядела в окно, крутя в пальцах чашку с чаем и иногда делая крохотные глоточки. А Вячеслав не прочь был бы поговорить, но не знал, о чём. Все его интересы в последние годы концентрировались вокруг лесного хозяйства, но не рассказывать же девушке о посадках молодых сосенок или проблеме браконьерства. С ней надо о… О чём? Книгах – он не читает, фильмах – последний смотрел года два назад, музыке – слушает только шансон…
- Смотри, как ложиться снег,- прервала молчание Алёна, показав на окно.- Ни одна снежинка не пропадает, все находят своё место в узоре. Удивительно, правда? Такие маленькие – а понимают, куда и как надо падать.
Она пристально посмотрела на Вячеслава, ожидая ответа.
- Да, удивительно,- согласился он, а про себя подумал, что самому никогда бы такое в голову не пришло.
- Ты очень хороший человек, Славик,- продолжила Алёнушка после небольшой паузы.- Добрый. Не знал меня, но всё равно впустил в свой дом, согрел, накормил.
Вячеслав улыбнулся, польщённый, и немедленно задал вопрос, который волновал его весь вечер:
- Как ты всё же попала так далеко в лес? Да ещё в такую погоду, и го… без одежды.
- Я родилась в этих местах, совсем недалеко,- просто ответила Алёна.- А вообще, это долгая история.
- Не хочешь рассказать?
- Нет. Как-нибудь в другой раз, сегодня не могу. И знаешь… Жаль, что ты такой хороший.
- Почему?- удивился Вячеслав.
Алёнушка неопределённо пожала плечами и ничего не ответила, снова засмотревшись на снегопад.
- Ты слышал историю про Снегурочку?- поинтересовалась Алёна, когда Вячеслав уже готов был начать рассказывать анекдоты, лишь бы прервать тишину.
- Сказку?- Он снова удивился ходу её мыслей.
- Да, наверное… Помнишь, как она погибла? Прыгнула через костёр, захотев быть как все – и растаяла.
- Не удивительно, её же слепили из снега. Всё равно наступила бы весна, пришло тепло – и ей настал конец.
Глаза девушки, смотрящей на него, внезапно стали холодными и колючими, как крещенские проруби.
- Правда? А если бы тебе сказали: прыгни в огонь. Какая разница, ведь ты всё равно когда-нибудь умрёшь. Ты бы прыгнул?
Вячеслав рассмеялся, но Алёна смотрела так серьёзно, что смех стих сам собой.
- Это просто детская сказка, для младшего школьного возраста,- сказал он.- Не надо принимать так близко к сердцу.
Алёнушка кивнула и опустила глаза.
- Да, ты прав… Слишком близко…
Через час начали укладываться спать. Вячеслав уступил девушке кровать, постелив себе на скамье, подбросил в печь несколько больших берёзовых поленьев: тепла от них должно было хватить до самого утра.
- Если что-то понадобиться – ты обращайся,- сказал он Алёне, гася свет.- Не стесняйся.
- Хорошо,- согласилась она из темноты.

Среди ночи Вячеслава разбудил холод. Он распахнул глаза и увидел лицо Алёны, в темноте оно едва заметно светилось белым. Девушка лежала рядом с ним, прижимаясь всем телом; кожа была такой же холодной, как в тот миг, когда Вячеслав нашёл её на пороге.
- Ты что делаешь?- нахмурился он, чувствуя, что организм готов его предать.
- Греюсь,- ответила Алёнушка, пододвигаясь к нему ещё плотнее.- Славик, я так замёрзла…
Она поцеловала его. Вячеслав почувствовал её холодное дыхание у себя во рту и сдался…

На рассвете метель стихла, солнце золотило снег, заставляя искриться всеми цветами радуги. Под окнами сторожки виднелись заячьи следы…
Алёна вышла на порог и потянулась. Она снова была обнажена, и кожа под солнечными лучами мерцала тем же перламутром, что снег вокруг.
Этой ночью она хорошо согрелась. Хватит, пожалуй, на пару месяцев…

В сторожке, укрытое тёплым одеялом, медленно оттаивало тело, бывшее когда-то Вячеславом.

1.

«У вас семейные проблемы? Неприятности в личной жизни? Клаустрофобия, шизофрения, паранойя? Тогда обращайтесь в центр психологической помощи Михаила Гаврилова…»
- Что… что за…
Я опустил газету и уставился на грязную дверь с облупленной краской. Под потолком тускло мигала люминесцентная лампа. Позади меня в сливном бачке весело журчала вода.
- Кать, ты что-то сказала? – выкрикнул я. Голос раскатистым эхом заскакал по кафелю туалета.
- Нет, тебе послышалось! – глухо донеслось с кухни.
Хм… Ну послышалось, так послышалось. Я встряхнул газету и бездумно уставился на рекламу разномастных заведений. Неужели померещилось? Вроде бы отчетливо слышал, как кто-то сказал…
- Где я? – донеслось из бачка, и я с ужасом вскочил с унитаза, выронив газету.
Голос определенно звучал из бачка. Это чья-то шутка?
- Кто здесь? – после минутного молчания проговорил я, испуганно пялясь на разговаривающий сливной бак.
Тишина. Я резко снял крышку бачка. Никаких устройств нет. Ну не может же такое померещиться. Или я схожу с ума?
- Что такое? Где я? – прозвучало над ухом. Я резко развернулся.
- Что за?.. Кто здесь? Кто со мной говорит?!
- Андрей, что там у тебя? – снова послышалось с кухни.
- Чертовщина какая-то, вот что… - прошептал я и тут же крикнул: - Ничего, все нормально!
- Всё нормально?! - прогудело в ухе. – Что происходит? Объясните мне, прошу вас… Что это за место? Я вижу унитаз, какие-то полки… Почему я не могу двигаться? Что за фигня?!
Нет… Я определенно сошел с ума. Шизофрения, или как там ее… Шизохрения, в общем. Да ну, про что это я? Какая еще шизофрения? Я шизофреник? Да невозможно это! Я здоровый, миллион раз проверялся! Как это могло случиться именно со мной?!
- Шизофрения… Ты про что? Кто ты?
Я прикусил губу. Отлично. Он ещё читает мои мысли. Ну, поздравляю Андрей, ты точно свихнулся!
- Андрей… Так-с… Андрей! Ты меня похитил что ли? Эй! Урод! Ты знаешь, кто я? У меня столько знакомых ментов, что… лучше отпусти меня по-хорошему! Эй!
Голос явно разбушевался… Какой я ему похититель? Мне плохо… Сейчас будет обморок. Да какой еще обморок?! Ну-ка, ну-ка, подтереться и одеться!
Напялил штаны, предварительно не забыв четким движением помочь туалетной бумаге выполнить ее законный долг. Открыл дверь и выпрыгнул в зал, задев газету ногой. Остановился… Газета проехала по полу и уткнулась в ковер. Слышится только скрип колеблющейся двери. Голоса не слышно. Фух, глюки, только и всего! Задремал в туалете, видимо… Хех, голос!.. Ахха! Голос… Напридумываешь ведь всякого…
- Какие глюки? Какой голос? Твой голос! Я постоянно слышу твой голос! Объясни мне, что происходит! Я не понимаю! Пожалуйста! Прошу!
Я стоял посреди зала, закрывая уши ладонями, но это не помогало.
- Слушаю тебя и не верю, что я мог так вляпаться! Попал в руки к какому-то психопату! Или я действительно в голове у кого-то?! Проклятье! Божечки, может, это из-за водки? Вроде не так уж много пил вчера, уж точно не больше обычного… Что же произошло потом в тот вечер? Ничего не помню. Надо завязывать с алкоголем, точно говорю, из-за него всё…– я плюхнулся на диван и закрыл голову подушкой, но голос все равно слышался: - Эй!.. Эй! Что с моим телом? Я не чувствую рук! И ноги?! Ноги где?! Я парализован?! Может, я «овощь»? И лежу в больнице, почти в коме? Нет… Павел, ты набухался… Ты просто набухался, Павел, успокойся… Ты спишь… - несколько секунд голос молчал. - Реальный сон какой-то! Не буду больше бухать! Мамой клянусь! Отпусти меня, урод! Объясни хотя бы, что происходит! Кто здесь? Я знаю, здесь кто-то есть!
- Я… - разговаривать с кем-то мысленно было очень непривычно... - Я никакой не похититель… Я простой журналист… Простой, елы-палы, журналист! А ты кто? Я так понимаю, Павел? Появился не пойми-разбери откуда у меня в голове!
- Голос? Как голос? Млин… Я же… Ну я же только что с друзьями бухал!.. Это розыгрыш? Нет… Не розыгрыш… Я не чувствую своих конечностей…
- Вот! Ты у меня в голове!.. Я шизофреник… Да… Все же я сошел с ума!..
Я поднялся с дивана, надо что-то предпринимать… Звонить в скорую, пока ещё соображаю? Рассказать жене? Нет, не поверит… Надо все прочувствовать на себе… Хотя… Катя… Катенька поверит, но… Нет. Ей говорить ничего не надо.
- Это сон, это точно сон. Но почему я не просыпаюсь?! Как мне ущипнуть себя?
Из кухни вышла Катя с подносом, на котором стояли маленькие чашечки и сахарница.
- Ну, Андрей, закрой дверь в туалет! – она поставила поднос на журнальный столик и рассмеялась: – Вонь же стоит жуткая! Я за печенюшками.
Любимая снова скрылась за углом. Я почувствовал, что меня колотит дрожь. Голос проговорил:
- Неужели я на самом деле у тебя в голове?!
- Похоже на то, - ответил я и направился закрывать туалет.
- Как же такое возможно?
- Этот вопрос и я могу тебе задать…
- Извини… Извини за оскорбления… Я на самом деле не знал, что все это правда… Что я у тебя в голове…
- Ничего.
- Но… такое разве возможно?! Что это значит тогда?! Мистика! Магия! Невероятно…
- Я будто знаю.
- Тебя зовут Андрей, да? Меня Павел.
- Приятно позна... Хотя… нет, не очень приятно.
- Я ничего не понимаю.
Из-за угла снова появилась Катя, но теперь с двумя мисками печенья в руках. Она быстро расставила посуду на столике и уселась рядом. Я напряженно замер, словно натянутая струна. Не знал, что делать. А как должен вести себя человек, у которого что-то непонятное творится с головой?
- Я прочитала, что перед ужином полезно пить зеленый чай. Так что усаживайся, будем наслаждаться.
- У меня, хм, что-то аппетита нет совсем.
- Как это нет? Что случилось?
- Нет, нет, ничего. Просто голова болит.
- Голова? Сейчас принесу таблетку.
- Нет, обойдусь без таблеток, - я прижался к сидящей жене и поцеловал. – Все хорошо, спасибо, котик. Пойду прилягу.
- Ладно… Я пока ужин доделаю… Точно не надо таблетки?
- Нет, не надо, - я взял со стола чашку и немного отпил горького зеленого чая.
В спальне я лег на кровать и обратился к Павлу:
- Что будем делать?
- Я не знаю, Андрей… Но… Возможно, стоит позвонить моей жене? Может, она поймёт, что происходит?
Я покосился на тумбочку с телефоном.
- Так и быть… Говори номер.
Павел сказал номер своего домашнего телефона. Я медленно набрал семь заветных цифр и приставил трубку к уху. После недолгих гудков из неё прозвучало:
- Алло!
- Да! Это она, родимая!
- Здравствуйте… - промямлил я.
Блин, забыл спросить фамилию!
- Короленко мы, Короленко! – подсказал Павел.
- А имя жены?!
- Ксюша!
- Вы Ксения Короленко?
- Да, я… Здравствуйте…
- М-м, а своего мужа можете позвать к телефону?
- Умер он!.. – голос женщины дрогнул, затем повторил ещё тише: - Умер...
- Умер? – ошеломленно проговорил Павел. – Как умер? Ксюша… Я не умер… Ксюша!
- Как он умер? При каких обстоятельствах?
- А вы ему кто?..
- Что ей сказать? –я зажмурился.
- Скажи… - Голос Павла ощутимо дрожал. – Скажи, в Афгане вместе воевали… Господи…
- Мы из одной роты… были. В Афганистане.
- Да?.. Понятно… Мне очень жаль, но… он… он умер три дня назад… - голос исказился и я осознал, что она плачет. Плачет в трубку. – Вы… вы его хорошо знали? Простите, а как вас зовут?
Павел не сдержался и завыл. Я скривился, неуверенно потряс телефоном, не зная, выключать его или нет…. И всё же медленно опустил на рычаги под нескончаемое «Кто вы? Алло!» и рёв незнакомца у меня в голове.


2.

- Подъём! Подъём, лежебока!
- М-м… - я приоткрыл глаза и тут же зажмурился от утренних лучей солнца, пробирающихся сквозь стекла и легкий колыхающийся тюль.
- Ну, как голова? Ужин принесла тебе, а ты уже спишь.
Оказывается, это меня жена поднимала… ох, работа… снова работа…
Я сел на кровати и протер глаза:
- Нормально, голова в поря… - кстати, а где Павел? - …дке.
- Точно?
Это был дурацкий сон. Фух. Никакого Павла, воевавшего в Афганистане нет. Как и его жены Ксении. И уж точно никто не умирал и не обживался у меня в голове.
- Точно-точно! – я мягко схватил жену за талию и подтащил к себе. – Что-то настроение у меня сегодня хорошее! Дай-ка я тебя поцелую…
После затянутого поцелуя я умылся, позавтракал, оделся, сел в свой немного помятый спереди джип (Ветка! Большая тяжёлая ветка свалилась! Ты ведь помнишь?) и отправился на работу.
Ох, голос исчез. Как такое может быть? Аххаха! Голос исчез! Фух… Снова я нормальный человек! Один в своем теле! О да! Это самое лучшее утро в моей жизни… Всего лишь требовалось немного поспать и придти в себя.
Левая рука дернулась, упала с руля. Попытки ей подвигать не увенчались успехом. Что такое? Отнялась? Вдруг она поднялась к моей голове и почесала затылок.
- О-о-й, где это я? - Павел громко зевнул.
О, нет! Блин… Он тут… Он у меня в голове…
- А-а, доброе утро, Андрей… Я… Я думал, это сон. Ох...
- Да! Лучше бы это был сон! – выкрикнул я вслух. Мой «форд» стоял на светофоре и люди в соседней «тойоте» недоумённо поглядели на меня через открытые окна.
Зелёный свет. Я надавил на газ, продолжая разглядывать непослушную руку. Что за чертовщина?!
- Смотри! Смотри! Фантастика! У меня теперь есть рука! Я могу ей двигать! – с этими словами он стукнул мне моей же рукой по носу. – Ой! Ой, извини!
- Какого хре… Эй! Ты что творишь?! - Я потер ушибленное место правой рукой, отпустив на мгновение руль. Машина вильнула влево, всё та же «тойота» пронзительно засигналила. Уф, наверно думают, что я псих.
- Ты чего отпустил-то! – Павел взялся за руль и повел машину к обочине.
- Да не трогай ты! – Я взял инициативу управления на себя, резко повернув обратно на дорогу и оттолкнув левую руку. – Не вмешивайся хоть…
- Нухорошо, хорошо, не буду! – тут он и замолчал.
В тишине мы проехали до самой редакции газеты.
Теперь я не просто шизофреник, – подумал я, вылезая из машины. – Я однорукий шизофреник! А второй рукой управляет «друг» шизофреника! Павел становится вполне осязаемым, – я взял левую руку другой и прижал к груди. – Да, осязаем. Теперь не он не чувствует своего тела, а я не чувствую своей руки!
У меня проблемы. Большие проблемы. Одно дело голоса… Но если я не могу уже конечности контролировать…
- Да ладно тебе… - Павел попытался вырвать руку из моего захвата. – Не кипятись.
- Ага, не кипятись. Да как тут не кипятиться! – я вошел в лифт вместе с молодой девушкой в элегантной черной юбке.
- Вам на какой? – спросил я у девушки.
- Седьмой, - ответила она, улыбнувшись.
- Ага, а мне восьмой, - отпустил я левую руку и нажал на нужные кнопки.
- Фью, какая цыпочка! – Павел изобразил звук поцелуя и, не успел я опомниться, шлепнул девушку по правой ягодице.
- Ты что делаешь, урод?! – прикрикнул я на Павла и снова прижал бешеную руку к себе.
- Вы что делаете?! Нахал! – отошла в угол лифта девушка и приподняла свою сумочку на уровень груди, защищаясь.
- Ну ты и… - Нет, нужно в первую очередь извиниться перед девушкой... – Извините, я случайно…
- Самые глупые слова, которые я когда-либо слышал, Андрей, - насмешливо проговорил Павел.
- Заткнись! – снова крикнул я Павлу и продолжил извиняться: - Я просто махнул рукой и случайно задел вашу… м-м… вашу мышцу… окаймляющую тазобедренную кость.
- Ты, определенно, оригинал! Аххаха! Мышцу, млин! Непременно бы валялся сейчас по полу!
Девушка постояла несколько секунд в недоумении и, наконец, улыбнулась:
- Да? Ну, тогда извините за «нахала»…
Я кивнул. В этот момент открылись створки лифта. Девушка вышла, на мгновенье остановилась, повернулась, и сказала:
- А с тазобедренной костью вы замечательно вывернулись, - и вдобавок подмигнула.
Створки сошлись. Лифт повез меня на этаж выше.
- Вот те на! А она горяча!
- Извращенец долбанный… - сказал я Павлу. Хотя да, девчушка что надо. А какая у неё мышца!
- Ого! А еще меня извращенцем называет! Умора!
Я вышел из лифта и направился к своему рабочему месту.
- У меня жена есть! – продолжил я разговор с Павлом.
- У меня тоже! И что? Зато у тебя хотя бы пиписька имеется и всё остальное, а у меня только рука, от которой мне пользы никакой!
- Лучше бы тебя вообще не было!
- Да ладно, в жизни бы не решился шлёпнуть её по заднице! А так, того гляди, ещё и шансы на свидание появились!
- Да пошёл ты!
- Пошёл бы. Но увы, не могу.
Так мы заткнулись до обеда. Со стороны кофеварки раздалось:
- Ну вот… Снова сломалась…
- Ну-ка, что там у них сломалось? – заинтересовался Павел, которому моя рутинная офисная работа была той ещё пыткой. Вот она – цена второй жизни в новом теле.
- Ничего, - грубо ответил ему я, продолжая уже десятую минуту вчитываться в первое предложение какой-то дешёвой фэнтезийной«нетленки».
Левая рука, лежащая на распечатанных страницах, сжала бумагу в комок.
- Ты что делаешь?! Совсем сдурел?! Это моя работа!
- Да то и делаю! Иди к кофеварке, помоги людям, редактор хренов!
Редактор хренов? Он переступает границы.
- Границы? Границы чего? Ты уже выставил границы?
- Границы должного простому голосу в голове поведения!
- Да, а ты, я вижу, эксперт по голосам в голове! Границы, значит, выставляешь уже!
- Ладно, я отведу тебя посмотреть на кофеварку, только угомонись.
- Вот и иди.
Я поднялся, направился к кофеварке и столпившемуся около нее народу. Кто-то негодовал:
- Ну вот, когда же ее заменят?!
- Ага, начальство вообще о нас не думает.
- А у журналюг этажом ниже недавно автомат поставили с кофе и другими напитками!
- Может, скажем про это шефу?
- Да уже сто раз говорили!
- Я, например, пойду еще раз скажу, - произнесла полная женщина и поковыляла по коридору, договаривая: - На этот раз он у меня не отвертится!
- Можно пройти? – обратился я к одной из возмущающихся.
- Да, пожалуйста.
- Ну что? И чего ты хочешь? – спросил я у Павла.
- Отдели крышку, там крепления должны быть с двух сторон.
- Ты хочешь, чтобы я?..
- Да! Выполнять! Редактор, млин, сухорукий.
Я сглотнул слюну. Сухоруким меня еще никто не называл. Ну да ладно.
Склонившись над кофеваркой, я поискал глазами крепления.
- Да не туда смотришь, дубина!
Он меня раздражает… но что ж теперь поделаешь, взялся за гуж, не говори, что не дюж… А то обсмеет меня сегодня вся редакция.
Так, одно крепление нашел, отделил. Павел тем временем левой рукой нащупал второе.
- Теперь смотри и учись, - произнес Павел.
Я опустился на колено и взялся за столик под кофеваркой. Левая рука сама выполняла нужную работу.
Иногда требовалось помочь правой рукой, тогда Павел называл меня «Мистером Сухие Руки», потому что ничего у меня не получалось.… Не моя это работа.
Через некоторое время дело было сделано – кофеварка починена и приготовлена первая порция кофе.
- Золотые руки! – обратились ко мне коллеги, хлопая по спине.
- Да! Настоящий мужик! Эй, смотрите! Вот пример настоящего мужика!
Люди хвалили меня. Оставалось только глотать слюну и кивать, смущённо улыбаясь.
- Спасибо! Спасибо! Жаль не тому, кому надо хлопаете! Ну да ладно! Все равно спасибо! Кланяйся! Андрей, чего стоишь дуб дубом?! Подыграй!
Настроение у меня совсем упало, особенно после того, как левая рука начала «давать пять» окружающим.


3.

Что может быть лучше, чем просмотр телевизора после работы?
Я знаю.
Просмотр телевизора в одиночку.
Пульт лежал у дальней стены, крышка от него притаилась возле двери, ведущей на балкон, батарейки разлетелись по всей комнате. Я сидел на диване, скривившись, и заломив левую руку, которая от невозможности переключить канал теперь пыталась крутить мои соски или просто досаждать мне любыми методами.
- Я не хочу смотреть долбанные новости! Это самая настоящая промывка мозгов! Не могу я смотреть новости! Переключи ты, ради бога!
- Ты минуту назад орал, что ненавидишь футбол! У тебя вообще интересы есть какие-нибудь?!
- Включи фильм какой-нибудь или «НТВ», там как раз «Ментовские войны» скоро начнутся.
- Да я уже только за название расстрелял бы всю съёмочную группу!
- Ну хотя бы «ТНТ» включи! Если там не «Дом-2», то говорю тебе – будет что-нибудь интересное!
- Ладно. Просто из любопытства!
Я подошёл к телевизору и защёлкал клавишами. Следующие минут пятнадцать мы смотрели «Битву экстрасенсов».
- Класс, так и знал, что эта дура – не колдунья. Ни одно испытание пройти не может! Шарлатанка! – Павел восхищался собой, а я поглядывал на пол, где до сих пор покоилась газета, которую я читал вчера в туалете.
Вспомнилась рекламное объявление психолога Гаврилова. Некоторое время я размышлял над этим, потом отложил мысль до лучших времён.
А через несколько минут не выдержал и переключил назад на новостную передачу.


4.

- Ну что за ситуация! И угораздило же мне так вляпаться! Одна лишь левая рука есть! Да я даже удовлетворить себя не могу, только тебя! Невероятно!
- Может, помолчишь хоть немного? Раскудахтался, как старуха приподъездная!
- А ты бы молчал в моём положении?!
- Знаешь, я всё-таки пытаюсь уснуть!
- Как дела на работе? – раздался голос в темноте спальни.
- Нормально, - буркнул я.
- Ты какой-то напряжённый в последнее время. Точно всё в порядке?
Одеяло зашуршало – Катя придвинулась ко мне, облокотив голову.
- А расскажи ей про меня! Посмотрим, как отреагирует!
- Делать мне больше нечего.
- Вдруг она сможет мне помочь!
- Интересно, как? Отправит меня в психушку? – подумал я, а вслух сказал: - Да нормально всё. Всё как всегда.
- Ну тогда, может… - её рука игриво скользнула под моё одеяло и мягко дотронулась до паха. – Владик у бабушки на даче, никто не помешает…
Я некоторое время раздумывал над ситуацией, но когда в голове раздались смех и улюлюканье, понял, что сейчас не лучшее время для…
- Секс втроём! Такого у меня никогда ещё не было!
- Заткнись!
- Хоть я и выступаю в роли наблюдателя…
- Заткнись же!
- … да и члена у меня нет…
- Ну хватит!
- …но я не прочь посмотреть!
- Ты… не готов? – печально спросила меня Катя, не ощущая моего возбуждения.
- Вовсе нет… я… как бы… ну не совсем…
Моя левая рука поднялась с живота и потянулась в сторону Кати. Я с яростью вцепился в неё и оттащил на место. Хорошо, что жена не видела этой странной борьбы в темноте.
- Ты что, её лапать собрался?! Мою жену?!
- Ну… Это же твоя рука! Я тебе только помогу.
- У тебя точно всё в порядке? – спросила Катя, придвинувшись и чмокнув меня в щёку. – Ты какой-то вспотевший…
Её правая рука продолжала трогать меня внизу живота, и вскоре я возбудился, несмотря на несмолкающий голос в голове.
- Вот, другое дело! – обрадовалась она.
- Какой странный секс намечается у меня!
- Заткнись, наконец!
Она скрылась под одеялом и оказалась над моими бёдрами.
- Я ничего не вижу и ничего не чувствую, боже мой! – ворчал Павел. – Что за неудача!
- Дай мне покоя! – я почти закричал вживую. – Помолчи ты хоть немного!
- Он снова обмяк, - доложила Катя, выныривая из-под одеяла. - Только не говори, что у тебя уже начались… ну эти… времена…. Ты же ещё совсем молодой у меня!
- У-у, ты какой-то нестабильный!
- Всё из-за тебя, урод!
Жена сидела у меня на коленях, пытаясь руками привести мой половой орган в чувство. Одна шлейка ночной сорочки сползла, отчего немного оголилась грудь. Лунный свет, еле пробивавшийся через закрытое шторами окно, поблёскивал на её коже, приятно пахнущей сладким кремом.
- А знаешь, должен заметить, твоя жёнушка - ничего. Моя Ксюха, конечно, получше будет, но и твоя сойдёт. Ммм…
- Слушай, не смей даже… Эй! Эй! Что ты делаешь?!
- А что?!
Он ласкал моей левой рукой её оголённую грудь.
- О, помогает! – усмехнулась Катя, поправляя волосы.
- Не нравится мне всё это… - мысленно цокал я.
- А мне даже наоборот, хех. Слушай, а у неё есть, за что ухватиться!
Она села на меня и мягко задвигалась, не столько вверх-вниз, сколько взад-вперёд, а иногда и вбок. Она вращала тазом, я тихо охал, а Павел внутри моей головы продолжал комментировать свою радость, трогая мою жену за грудь моей левой рукой. Ну ладно. Я успокаивал себя тем, что он всё равно ничего не чувствует и большая часть удовольствия по-прежнему достаётся мне.
- Оу, оу, оу, оу… - стонала Катя, прикрывая глаза.
- Оу е, детка! Давай! Давай! Ещё! – хохотал Павел. – Андрей, мужик! Я завидую тебе! Эге-гей! Так её!
Ну и ладно. Пускай говорит. Так оно, может, и интересней. Необычнее, по крайней мере.
Я привстал, целуя её в губы. Мы со смехом упали набок, она перевернулась ко мне задом.
- Рано что-то я тебя списала в запасные! – хохотнула Катя, когда мы снова задвигались.
И тут она вскрикнула. Моя левая рука звонко шлёпнула её по ягодице.
- Но-о-о! Пошла! Моя кобылка! – кричал Павел.
- Слушай ты, мудак! – я постучал себя указательным пальцем по лбу. – Не увлекайся!
- А то что? Что ты мне сделаешь? Отрежешь левую руку?!
- Вау, это что-то новенькое! – рассмеялась Катя, не оборачиваясь.
- Я найду способ тебе навредить, обещаю! – говорил я незнакомцу в голове.
- Очнись, брат! Ей это нравится! Ты только не снижай темп и увидишь, всё к лучшему!
Он снова шлёпнул её по заднице, а я закусил губу. Сейчас Катя обидится на меня за это. Но она только быстрей задвигалась и ещё громче застонала, приближая нас к оргазму немного раньше положенного.
- О да, о да! Мой ковбой! Давай! Давай! Ещё!
- Видишь?
А действительно. Может, стоит это дело практиковать? Павел снова шлёпнул.
- Давай! Давай! Давай! Да! Да! Да! Да-а-а…
И тут что-то произошло.
- Ох… - простонал Павел у меня в мозгу. – Ох… Ну и дела…
- Это было великолепно, Андрюша! – Катя развернулась, навалилась на меня, впиваясь в губы.
- Что за… - пробормотал я, опуская взгляд. Левая рука подрагивала от толчков, держась за член. Павел продолжал охать и ахать. А я… я ничего не чувствовал.
- Обалдеть! – крикнул он. – Это что-то!
- Нет, не может быть!
- Я… я кончил!
- Нет! Нет!
- Кто бы мог подумать! У меня нет тела, но я кончил!
- Нет! Как же так?!
- У меня… Боже… у меня есть член… я ощущаю его…
- Нет! Нет! – я выкрикнул это вслух.
- Размером, конечно, не вышел. Да и кривоватый немного. Но лучше такой, чем вообще никакой.
- Дорогой, всё в порядке?
- Нет… - прошептал я, с ужасом глядя в потолок.
- Теперь у меня есть не только твоя левая рука, но и твой член! Ничего себе! Вот это да!
- Нет… Нет… Не-е-е-ет… - я зарыдал.


5.

- Здравствуйте. Я по записи на шестнадцать тридцать. Берков Андрей.
- Здравствуйте, присаживайтесь. Что вас беспокоит?
- У меня проблема… Два дня назад я начал слышать голос. Ну, у меня в голове. Очень отчётливо. Это какой-то незнакомый человек, я могу общаться с ним, мысленно….
- Так, хорошо, расслабьтесь. И расскажите всё по порядку. Это точно не кто-то из ваших родственников, может, знакомых с детства? Вы уверены?
- Этот человек… его зовут Павел. Он реально существовал ещё недели две-три назад. По словам его жены, он умер. И теперь непонятно почему заговорил у меня в голове. Я его даже не знаю!
- Причина смерти?
- Э-э… Ну, это я не выяснил. Как-то не подумал. У меня… у нас… был шок.
- Понятненько. Конечно, хорошо бы уточнить этот вопрос, возможно, это как-то поможет.
- Я же говорил! Надо навестить мою жену! Я же вроде не болел в последнее время! Отчего я мог умереть тогда?!
- Хорошо, только не мешай. Мы же договорились!
- Так-с, теперь надо бы копнуть глубже. Узнать, где произрастают корни вашего… недуга. Расскажите о своём детстве, юности. Может, всплывут какие-то не очень приятные воспоминания. Вас, случайно, не били родители?
- Нет!
- А в детском садике? В школе? Может, вам досаждали соседские хулиганы?
- Ну… н-нет…
- Вы не падали с большой высоты? Не бывали в автокатастрофах?
- Ну…
- Что? Со второго этажа? С третьего? Полагаю, сотрясение мозга?
- Нет, нет… Ну, не так давно попал в небольшую аварию, со всяким бывает, вы понимаете. Но вроде… отделался… лёгким… испугом.
- Как-то вы неуверенно говорите. Головой ударялись?
- Нет. То есть да. Но не сильно. Крови почти не было. Чёрт! В общем, неважно!
- Постойте, это может оказаться как раз таки очень важным! Можете подробней вспомнить про тот случай?
- Доктор, думаю, не стоит. Говорю же вам: отделался тогда лёгким испугом. Ничего страшного.
- Ну, ладно. Раз тут у нас глухая стена, зайдём с другой стороны: бывали провалы в памяти?
- Вроде бы нет.
- Сильные головные боли?
- Ну…. Ничего необычного уж точно.
- Вы пьёте?
- Ну… Выпиваю иногда. По выходным, с друзьями.
- Одну? Две рюмки?
- Вы шутите?
- О нет, вовсе нет.
- Я не алкоголик, доктор, но если и пью, то, как и любой нормальный человек. Если не за рулём, то… обычно… в хлам.
- Простите, что?
- Ну ладно, пью много. Но не часто.
- Каждые выходные, по-вашему, редко?
- Ну, смотря относительно чего.
- Понятненько.
- Слушай, ну я же не плод твоего воображения?
- Ты хочешь сказать, что ты галлюцинация, и я сошёл с ума?
- Надеюсь, что нет. Очень надеюсь. Лучше наоборот!
- Вы сможете помочь мне, доктор? Убрать этот голос?
- Эй, постой-ка! – моя левая рука поднялась к лицу, прикрывая рот. – Что значит «убрать»?! А как же я?! Что со мной будет?
- Надеюсь, ты по закону жанра отправишься на небеса. В Рай или Ад, ну, куда там тебя определят, не знаю.
- Я сделаю всё, что в моих силах, Андрей. Ну что ж, приступим. Для начала возьмите это.
Я принял из рук психолога тряпичную куклу. Куклу-перчатку.
- Бугага!
- Господи… Что за бред?
- О да, думаю, этот психолог решит все твои проблемы!
- Для начала прикройте глаза, вдохните поглубже, расслабьтесь на выдохе.
Я повторил это.
- Теперь попытайтесь любыми способами перенести ваше второе «я» в эту куклу. Только не открывайте глаза. Не спешите. Мягко, плавно, постепенно сосредоточьте вашего «гостя» в правой руке. Теперь это кукла – не просто кукла – а посредник между… миром живых и миром мёртвых.
- О, какой маразм! Такой же как ты, любитель «экстрасенсов»!
- А я говорил, идти сюда – глупая затея. Если не чувствуешь член, тут дело либо для гинеколога, либо для хирурга.
- Для хирурга?
- Ну в «Докторе Хаусе» постоянно если что-то ненормальное с пациентом, то это какая-нибудь опухоль давит на определённый участок мозга. Надо такое дело удалять.
- Иди ты!
- Андрей, давайте поговорим с этим «гостем». Попросите его как можно вежливее говорить не у вас в голове, а с помощью рта куклы, то есть, двигая пальцами под перчаткой. Я начну задавать лёгкие вопросы. С этой процедуры мы начнём разделять ваши личности. Постойте! Андрей! Не этой рукой!
Я разлепил глаза и увидел, что левая рука снимает справой куклу-перчатку, самостоятельно натягивает её на себя и начинает шевелить «губами».
- Скажи этому мудаку, что его методы бессильны!
- Я… я не могу его остановить… он хочет общаться левой рукой… в принципе, я ей вообще не могу управлять…
- Ну ладно, давайте играть по его правилам, - старик откинулся в кресле, переплетя пальцы на солидно выпирающем животе. – Скажите, господин…
- Павел. Его Павел зовут.
- Господин Павел, какая цель вашего визита в тело другого человека?
Левая рука не двигалась.
- Эй, ты там уснул?
- А что мне ответить? Я не знаю!
- Он не знает.
- Пускай говорит это посредством куклы! – чуть ли не закричал психолог, покраснев от напряжения.
- Да заколебал он со своей куклой! – левая рука затряслась, сбрасывая перчатку. А затем показала психологу средний палец.
- До свидания! – старик захлопнул папку. – Так и знал, что вы решили просто снова меня разыграть! Ух, пропади вы пропадом, хулиганьё! Бездарно потраченное время!
- Ну вот что ты наделал?! – шипел я, сгорая от стыда, когда выходил из здания.
- У меня созрел отменный план. Отправляемся к моей жене и поговорим с ней с глазу на глаз. Так я узнаю обстоятельства своей смерти. Возможно, это наведёт нас на убийцу, и тогда, пожалуй, мы займёмся им… А потом, скорее всего, я отправлюсь на небеса, ибо моя миссия будет выполнена!
- Знаешь, делать мне больше нечего, чтобы таскать тебя по городу из точки в точку, словно я лошадь и наёмный убийца в одном флаконе!
- Иначе буду доставать тебя всю оставшуюся жизнь! С ума сойдёшь!
- А сейчас, по-твоему, всё нормально со мной, да? – я горько сплюнул вбок.


6.

Она выглядела засохшим и увядшим цветком. Красивая женщина, действительно красивая. Но сейчас она находилась не в самом лучшем состоянии. Бледная кожа, красные глаза, потрескавшиеся губы. Никакого макияжа.
Мы сидели в гостиной, в доме Павла Короленко. Его жена, Ксения, сварила нам кофе, дерьмовый, надо сказать, кофе. Под стать атмосфере.
- Вот, кстати, его вещи с Афганистана, - она подняла с пола небольшую бумажную коробку и передала её мне. – Это всё, что нашла на чердаке. Вещи немного запылились, но, мне кажется, Паша дорожил ими. Ведь он так много историй рассказывал о войне. И мне, и друзьям своим. Любил он поболтать.
Пока Павел что-то неразборчиво ныл у меня в голове, а левая рука судорожно сжимала подлокотник дивана, я без интереса заглянул в коробку. Погоны, коробочки с орденами, какие-то блокнотики, фотографии… Фотографии? Я вытянул из кучи одну чёрно-белую фотографию и долгое время смотрел на молодого паренька, изображённого на фоне гор. Он щурился от солнца и криво улыбался. Что-то знакомое в чертах его лица… Странно… Где-то я его видел…
- Скажите, а можно взглянуть на какое-нибудь его последнее фото? А то я уже столько лет его не видел. Интересно было, как он изменился.
Ксюша принесла фотографию из спальни, где они обнимались с мужем. Я увидел его лицо, и знание бомбой обрушилось на мою голову: это же ОН! Мне перехватило дыхание…
- О, смотри… Мой счастливый ножик! – левая рука Павла потянулась в коробку с его вещами и достала грозный с виду клинок.
- О, а это его счастливый нож! – улыбнулась вдова. – Дважды моему мужу удачу приносил на войне. Один раз он блок сигарет у командира отряда выиграл, когда ножи в мишень метали. А второй раз… да вы и сами знаете…
- «Духа» я завалил. Когда патроны закончились. С ножом на него накинулся из укрытия. И прирезал.
- Помню, помню. Врага заколол Паша. Страшный человек.
Она усмехнулась, но мне было не до смеха. Голова закружилась, я начал обильно потеть, казалось, сейчас меня вырвет. А всё из-за того, что я вспомнил, откуда знаю Павла, глянув на его фотографию. Это было очень нехорошее воспоминание.
- С вами всё хорошо?
- Ох, не знаю.
- Давайте я воды принесу.
- Спасибо, не стоит, я домой лучше поеду.
- Эй! Какое «домой»?! Я хочу ещё тут побыть! – Паша чуть не выпрыгнул у меня из головы от недовольства.
- Понимаю. Вы, наверное, распереживались. Полагаю, вы были близки с моим мужем. Хорошо знали его.
- Ну, да, да, наверное.
- Возьмите себе, - она отталкивала нож, который левая рука пыталась ей вернуть. – Я настаиваю. Всё равно мне он не нужен в доме, будет пылиться на чердаке и дальше. А вы, возможно, сможете его сохранить по достоинству. В память о Паше. Возьмите.
- Спасибо, хорошо, - я уже хотел отвернуться, но увидел, что левая рука вцепилась в её руку. Крепко и настойчиво.
- Что ты делаешь? Отпусти её!
- Подожди.
Мы несколько секунд стояли в молчании. Потом Павел благоразумно отпустил свою жену, а она сказала немного неуверенно:
- Спасибо, что навестили. Спасибо. Паша бы обрадовался вашему визиту. Надеюсь, у него там всё хорошо.
- Если бы…

7.

Ехали назад в тишине. Павел был подавлен после разговора с женой, целиком погрузился в раздумья, даже рука вела себя на удивление послушно. Я тоже чувствовал себя не очень хорошо, когда узнал, кто такой Павел Короленко. О, я прекрасно знал, кто это – хватило лишь его фотографии, чтобы вспомнить. И меня это совершенно не радовало. Я узнал и эту дорогу, по которой мы уезжали из его деревни. И я уже обдумывал обходной путь, чтобы не сворачивать на ту злосчастную тропу через лес…
- Знаешь, а я думал, что не боюсь смерти. Когда-то давно, ещё в юности, я сильно заболел. Какой-то вирус подхватил. И мать ничего не могла поделать. В деревне тогда жили. Думал, что не выживу и уже как-то смирился. Потом через некоторое время попал на войну. Там уже всё смотрелось по-другому. Страшнее всего на мине подорваться было. Но я не столько гибели боялся, сколько не хотел, чтобы маме тело сына в закрытом гробу возвращали. А уже после Афгана вообще мало что могло напугать в жизни. Детей нет, хозяйство маленькое, жизнь паршивая. Что мне терять? Но сейчас, уже когда умер, до сих пор страшусь в это поверить…. Меня нет. И я каким-то образом оказался у тебя в голове. Вряд ли так со всеми покойниками происходит. Если бы просто умер, и не догадался бы, что произошло. А сейчас наблюдаю за женой своей, смотрю на личные вещи, когда-то никчемные безделушки, а теперь единственные напоминания обо мне, свидетели того, что я существовал…. Это страшное, просто ужасное чувство. Вот ведь есть в мире ситуации, которые действительно врагу не пожелаешь!
Я бы продолжал молчать, но язык весь изворачивался. Так и намеривался признаться Павлу кое в чём нехорошем. Но я не мог, не в силах был. У меня-то страхи ещё никуда не делись, ещё какие страхи! Кошмары, если быть честным!
- А надо мной в школе хулиганы-старшеклассники издевались, - ляпнул я вслух первое, что в голову пришло, лишь бы разговор поддержать. Пот щипал глаза, дорогу почти не видел. Я очень нервничал, и не представлял даже, как отвлечься от дурных мыслей.
- Да ладно. Ты же крупный малый! Не верю, что тебя обижали в школе.
- Тогда я был тощим и мелким. Особенно доставал один урод, его звали Миша Канарейка. Уж кто-кто, а в памяти он отложился, пожалуй, до конца моих дней. Со своей дурацкой фамилией. Знаешь, что он однажды сделал? Забрал в мой день рождения у меня новенький кассетный плеер, непозволительная роскошь на то время. Подарок от родителей. Мне пришлось говорить, что потерял его. Канарейка сказал никому не ябедничать, иначе я труп. А затем месяца два ходил с моим плеером, хвастался перед всеми. Но вскоре разбил его в какой-то драке.
- Ужасно. Он бил тебя?
- Лучше бы только бил. Но проблем он мне в жизни много наделал.
- И ты не мог пожаловаться?
- Он бы точно меня убил. Без шуток. Такие люди вообще рождаться не должны. Но вот попался мне в жизни такой человек, ничего не поделаешь.
- Если бы надо мной так издевался, я бы ему морду подправил, ух…. В крайнем случае, рассказал бы всё учителям, родителям, директору. Милиции, наконец.
- Кто-то так и поступал. В общем плане, это ничего не меняло. Бывало, даже извинения вытягивали из Канарейки и банальное «я больше не буду». Но, насколько я знаю, жить этим товарищам становилось ещё тяжелее после такого. Знакомому он обезобразил лицо, ещё кому-то пальцы на руке все переломал, причём не сразу все, а по одному.
- Сукин сын, - процедил Павел. Немного помолчал, а потом добавил с усмешкой: - Но всё равно мины пострашнее будут!
- Его исключили из нашей школы, когда он был в девятом классе, - задумчиво продолжал я. – За драку с учителем английско-о-о-ого! Эй! Что происходит?! Мои ноги! Что с моими ногами?!
- Я тебе доктор что ли? Где болит?
Я не чувствовал ног. Их словно парализовало. Я не мог ими пошевелить. Словно перестали быть моими.
И правая нога продолжала давить на педаль газа. Стрелка спидометра быстро поднималась.
- Я не могу остановить машину! Что у меня с ногами?! Эй! – я схватился за ручной тормоз, потянул изо всех сил, раздался визг шин, но машина продолжала ехать на огромной скорости. Впереди был поворот, до него оставалось метров триста.
- Я… Я чувствую… Чувствую ноги… У меня есть ноги!
Двести пятьдесят.
- Не может быть! У тебя теперь мои ноги?!
Двести.
- Я что ли занимаю всё твоё тело?! Сначала рука и пенис, теперь… ноги…
Сто пятьдесят.
- Нужно останавливаться! Тормози, мля! Там поворот! Господи!
Сто метров.
- Я давлю, давлю. Чёрт, почему тут три педали, а не две?!
- Это сцепление, идиот! На соседнюю! На соседнюю! А правую отпусти! Быстрее!
Он повиновался, но было уже поздно. Под визг шин мы стремительно приближались к ржавой калитке на повороте дороги. В последний момент, я попытался резко повернуть руль вбок, и если бы это у меня получилось, джип смог бы уйти в красивый занос, и машина уцелела бы.
Но левая рука, которая принадлежала Павлу, судорожно вцепилась в руль, и не давала его повернуть.
- Придурок! – только и успел выдавить я, когда джип снёс калитку и подпрыгнул на высоком холме. Сначала нас ослепило заходящее солнце, потом автомобиль опустился и мы врезались в воду.
Озеро!
Осколки лобового стекла вместе с литрами неумолимого потока воды ударили мне в лицо, сбивая с толку.
Воздуха! Воздуха не успел набрать, как следует!
Скривившись, я начал дёргаться, пытаясь выбраться из тонущей машины. Дверь открыть удалось, но тут я увидел, что меня удерживает ремень безопасности.
- Так, спокойно, парень. Я здесь. Я с тобой.
- Лучше бы ты сдох, подонок! Я погибаю! Погибаю из-за тебя, щенок!
- Угомонись. Расслабься. Сначала тебе нужно отцепить ремень. Нажми на красную кнопку справа. Ну, давай, ты сможешь.
Я давил на неё большим пальцем, но её будто заклинило водой. Не нажималась. Ремень не отпускал меня. Я труп, я точно труп. Воздуха! Господи!
- Как не нажимается?! Ты шутишь? Такое невозможно! Сильнее дави! – он пытался помочь левой рукой.
Я мысленно орал на него всеми матами, какие только довелось слышать в жизни. Тут же подумал о том, что будет с Катей и Владиком, каково им будет без мужа и отца? Кате придётся искать работу. Конечно, есть некоторые накопления в письменном столе, но их хватит только на первое время, на гроб для меня. Что потом?
- Ладно, ладно. Спокойнее. Сейчас что-нибудь придумаем. Так… Так… Гм… А, в бардачке должен быть мой нож! Достань его! У тебя же мой счастливый нож, точно!
Джип погружался в воду всё глубже и глубже. Вокруг было темно, как в гробу. Давление воды сдавило уши и виски. Я шарил рукой в стороне от себя, открыл бардачок и, наконец, нащупал рукоятку ножа.
И тут последовал удар. Машина передним бампером врезалась в дно. Ремень сдавил мои лёгкие, отчего я выпустил остатки воздуха. При этом сработала подушка безопасности, Ох, я точно задохнусь! Захлебнусь! Умру под водой, здесь, в незнакомом месте! И никто меня не найдёт! Проклятье!
- Нож? Где нож? Нож где?
- Я… я выронил…
- Ищи! Ищи его!
- Я… я не нахожу его… он где-то плавает… может, уже сзади, или наоборот вперёд улетел после удара…
- Ищи его, ты же не хочешь умереть! Не хочешь! Мистер Сухие Ручки!
- Я не могу дышать… Прости… Прости, Павел… я сейчас… я должен тебе кое в чем признаться…
К счастью, пальцы правой руки нащупали где-то под крышей стальное лезвие среди осколков стекла. Я начал озлобленно бить подушку ножом, пока она не сдулась, направляя мне в лицо целый рой пузырей.
- Дай его мне! Дай мне! Я соображаю лучше! Живо!
Я перекинул нож в левую руку. Лёгкие и горло скрутило так, как выворачивают бельё после стирки. Я не выживу, точно не выживу. Больше никогда не увижу Катю и Владика.
- Готово! Всплывай! Ну же!
Ноги Павла сами вытолкнули меня из джипа и погнали к поверхности. Левая рука не выпускала именной нож, помогая мне всплывать. Я видел розовые блики солнца и вдруг понял, что это ещё не конец.
Мы добрались до берега. Я обессилено повалился на песок. Достал из промокших джинсов мобильник. Естественно, сдох.
- Ты угробил мою машину! Ты просто мудак! Я из-за тебя чуть не погиб!
- Мне выписать тебе чек? Или хочешь подать на меня в суд?
- Заткнись!
- А то что?
- Иначе… я убью твою жену!
- Ты так уверен в своих силах? У меня уже конечностей больше, чем у тебя.
Я попытался встать. Посидел несколько минут, закипая от гнева. Потом сказал опять вслух:
- Вставай и веди нас в город!
- Слушаю и повинуюсь, мой капитан.
Через некоторое время мы дошли до развилки дороги. Асфальтированная дуга огибала лес, а широкая просёлочная тропа уходила в чащу леса.
- Так короче. Идём.
- Нет! – сказал я. – Пошли в обход!
- Говорю тебе, так быстрее. Я вырос в этих местах.
- Мне не нравится этот лес и эта чёртова дорога! – это была ещё какая правда. – Достаточно на сегодня приключений!
- Ну уж нет, ноги теперь мои. Мы идём по этой дороге. И мне особенно интересно теперь, Андрей, что же ты в последнее время от меня так тщательно скрываешь? Сознаться в чём-то хотел, когда тонули… М?
- Ничего. Ничего я не хотел. Забудь.


8.

Мы не должны идти по этой дороге! Это та самая дорога! Мы не должны! Не должны!
И всё-таки остановить «поселенца» не удавалось. Ноги решительно несли меня вперёд по неровной широкой тропе, прятавшейся в тени пышных крон деревьев. Ботинки зарывались в грязь по самую щиколотку, но разве это могло остановить чужака в моём теле?
- Почему ты не хотел сворачивать сюда? Что ты скрываешь?
Я молчал. Глядел на колею, оставшуюся после проезжавшего здесь когда-то трактора, и мне становилось дурно. Изо всех сил пытался не думать о той ночи, но обрывки воспоминаний всё равно вспыхивали перед глазами.
- Я что-то чувствую… - говорил Павел. – Некую тайну. Ты что-то скрываешь от меня. Что-то очень важное. Скажи, это связано со мной? Скажи, прошу тебя, не молчи!
Дождь льёт действительно, как из ведра. Когда-то я думал, что это просто литературная метафора, но нет – такого напора с небес я никогда не видел. Дорога совсем размокла. Автомобиль подпрыгивает на ухабах, грязь из-под колёс оставляет небрежные росчерки на окнах. Неистовый ветер бросает на лобовое стекло тяжёлые ветки, которые застревают между «дворниками». Музыка в радио сменяется жутким треском…
Я продолжал идти, а по моей коже разгуливал мороз. Он догадается, он догадается, он догадается! И что тогда будет, я даже представить не могу. Как же мне заблокировать от него память? Или сознаться во всём, пока ещё есть шанс?
- Я что-то видел… - слышалось задумчивое бормотание, но я ничего не говорил. Это Павел завладел моими голосовыми связками, лёгкими, губами и языком. – Какое-то воспоминание… Я за рулём… Сильная буря… Я еду по этой дороге… Подожди-ка… Я не умею водить машину! Это был ты! Твоя память! Она переходит ко мне!
Этого я и боялся. Но остановить обмен душами не мог. Как ни пытался.
- Давай, давай же! Быстрее! – шепчу я, до рези в глазах всматриваясь во тьму. Вряд ли кто будет в такой поздний час по лесу разгуливать, но мало ли. Свет фар выхватывает из неразберихи яркие стволы сосен, которые быстро проносятся мимо. – Я должен успеть. Давай, детка, не подведи.
Финал Кубка УЕФА. Чемпионат Европы по футболу. Моя любимая сборная в финале, поэтому сделал крупную ставку и ещё с другом поспорил на ящик пива. Конечно, кому-то эта причина спешки вряд ли покажется приоритетной, но вы просто не увлекаетесь футболом с детства, не отслеживаете новости по интернету и не знаете поимённо всех игроков! О чём с вами можно говорить?!
Я должен успеть на этот матч! Любой ценой! Оле-оле-оле-оле!
Я видел впереди тот злополучный поворот. Уже издалека можно было заметить венки с цветами, которыми обложено одно из деревьев. Показалось, что я сейчас заплачу. Но глаза уже не слушались меня. Они тоже перешли под контроль Павла. Он постепенно захватывал моё тело, и я ничего не мог с этим поделать.
Радио трещит из-за помех. Я и так нервничаю, а тут ещё оно под ухо шипит, словно гремучая змея. Буквально на две-три секунды отрываю взгляд от дороги, пытаясь нащупать кнопку выключения проигрывателя. На лобовое стекло в тот же момент падает пушистая еловая ветка, загородив почти весь обзор.
- Это было на этом отрезке дороги, верно? Что-то произошло здесь, на этом повороте, я прав? Отвечай мне, Андрей! Я знаю, что ты здесь, в моей голове! – Павел стучит себя в висок указательным пальцем левой руки. Правую я ещё чувствую, ещё контролирую, поэтому медленно сжимаю в кулак.
Что меня колотит? Страх или ярость? Что я собираюсь делать?
А воспоминания продолжают накатывать неукротимой волной…
Удар. На улице гремит гром и ревёт ливень, но я отчётливо слышу тяжёлый удар. В то время как лечу вперёд и сам прикладываюсь лбом о руль. Успеваю ещё услышать, как что-то быстро прокатывается по крыше автомобиля. Потом откидываюсь назад, теряю сознание.
- Ты сбил человека?! Господи! – говорит Павел. Его глаза смотрят на цветы под деревом, с которым мы практически поравнялись. Я смотрю вместе с ним, не могу отвернуться. Ноги замедляют ход.
Прихожу в себя. Голова трещит, словно с бодуна. Один глаз почти не видит – мутная пелена застилает обзор. Вторым гляжу на потрескавшееся лобовое стекло. Дождь уже почти смыл всю кровь, лишь кое-где между ветками и иголками видны алые разводы.
Чувствую, как по левой стороне носа и верхней губе что-то стекает. Трогаю лоб, чувствую жжение. Пальцы тоже в крови. Несколько минут смотрю на них и не знаю, что делать. Мозги совсем не работают. Где я? Что произошло?
- Олень! – злостно выдыхаю я. – Долбанный лесной олень! Или лось! Кто угодно! Тьфу!
Открываю дверь, наклоняюсь и сплёвываю кровь. Громадные ледяные капли падают сверху, прямо за шиворот. Вмиг вымокшие волосы облепляют веки, ничего не рассмотреть. Вытираю лицо, убираю прядь со лба, моргаю.
Вижу какое-то неразборчивое пятно на дороге, небольшую кучу, позади автомобиля.
Не похоже на оленя. Да олень это! Заводи мотор и гони отсюда, твою мать! Олень это!
- Боже… - шепчет Павел. – Ты сбил человека! Ты убил человека, ведь так?
И я уже собирался уезжать. Понимая, что на дикое животное очертания тела не очень похожи, всё равно с силой оторвал взгляд от пятна на дороге, закрыл дверь, повернулся вперёд. И, перед тем, как вдавить педаль газа в пол (Уехать! Уехать отсюда! Быстрее! Не оборачиваться!), последний раз бросил взгляд в зеркальце заднего вида.
Продолжительная вспышка молнии освещает тело человека. Он лежит в грязи лицом вниз, раскинув руки и ноги в стороны. Лужи вокруг него дрожат под ударами дождя, и на фоне всего подвижного окружения, человек уже кажется неодушевлённым предметом. Мешком с картошкой. Камнем. Упавшей веткой. Чем угодно. Но только не живым существом.
Я некоторое время смотрю на него в зеркальце. Сердце колотится со скоростью пулемётной очереди.
Я сбил человека! Я сбил человека! Я убил его! Господи! Я убил человека! Убийца!
Новая молния и последующий раскат грома приводят меня в себя. Я выхожу из автомобиля и медленно приближаюсь к незнакомцу. Дождь прижимает к земле, лютый ветер тягает за распахнутую куртку из стороны в сторону. Ноги погружаются в грязь, будто в топь. Кажется, я никогда не дойду.
Человек в плаще подсвечен зловещим красным светом задних фар. Он действительно лежит на дороге, погрузившись лицом в грязь. Он не может дышать. Никак не может.
- В-вы в порядке? – задаю самый тупой вопрос в своей жизни, перекрикивая шум ливня.
Нет ответа. Склоняюсь над беднягой и пытаюсь перевернуть его на бок. Он не подаёт признаков жизни. Грязь с чавканьем отпускает его. Я вижу его лицо, вижу отчётливо, оно до того наводит ужас, что я уже, кажется, потерял дар речи, но когда ещё одна вспышка освещает его во всей красе, я кричу громко и пронзительно, отступая от трупа.
- Ах ты сука! Я так и знал! Это ты меня сбил! Ты меня сбил, урод! – кричит Павел моим голосом, больно тыкая пальцем в висок.
Мы стоим над цветами и одним единственным венком: «Короленко Павел Александрович 1961-2010».
Я хочу рыдать, но не могу.
Я хочу отвернуться, но не могу.
Ни упасть на колени, ни закричать.
Я уже никто. Во мне не осталось ничего человеческого.
Половины лица с носом просто нет. То ли размазалось, то ли содралось. Уцелевший глаз выпучен от ужаса. Щеки на изуродованной половине нет, окровавленные зубы обнажены в зловещей улыбке.
Да, это Павел, сразу видны черты, как на той фотографии. Я убил его.
Надо звонить в скорую! Я дотрагиваюсь дрожащей рукой до его груди. Не слышно ударов сердца. Трогаю пульс на шее и на запястье. Ничего. Может, оно и к лучшему. Не мучился долго.
Надо звонить в милицию! Оглядываюсь по сторонам, пару раз робко зову на помощь. Конечно, в такой глуши никого не будет. Но вдруг он шёл через лес не один. Да и вообще, что он тут забыл в полночь?! В такую погоду!
- Куда ж ты смотрел?! – кричу на него, а сам плачу. – Идиот что ли?! Фар не видел?! Что мне теперь делать?!
- Я был пьян, - вздыхает Павел. – Возвращался из соседней деревни. От кореша. Я даже не помню, как шёл по этой дороге, память напрочь отшибло…
- Но в чём тогда моя вина?! – реву я внутри его головы. – Почему ты вселился в меня?! За что?! Если ты сам виноват!
Так что мне делать? Везти его в больницу? Вызывать милицию?
Проклятье. Вот вляпался. Сбил человека насмерть!
Что будет теперь со мной? С моей карьерой? Как на меня Катя смотреть будет? А Владик? Что он подумает? «Мой папа – убийца»?
Господи, что мне делать? Помоги мне!
Я выпрямляюсь. Дождь мешает осмотреться, но я всё равно вглядываюсь во тьму между деревьев. Голова раскалывается, словно после удара битой. Как минимум сотрясение мозга заработал. А всё из-за этого слепого придурка, чтоб его!
- Да пошёл ты! – плюю со злости, направляясь к машине. Каждый шаг даётся с трудом. Словно приближаюсь к воротам Первого Круга Ада.
Я не могу так его бросить! Не могу!
Он сам виноват! Уезжай отсюда быстрее! Никто тебя не видел!
Господи, это не по-человечески! Я должен помочь ему! И уж точно не имею права оставить его посреди дороги!
Могилу вырыть ему собрался? С ума сошёл? У тебя и лопаты нет!
Я разворачиваюсь, иду к трупу, быстро беру его за руки и тащу в сторону деревьев. Сталкиваю в кювет, он небрежно скатывается вниз по насыпи и с плеском врезается в болотную воду под кустами. Лёг почти незаметно. С дороги, может, и не увидят. Но собаки какие-нибудь точно учуют.
Возвращаюсь к автомобилю. Обхожу его спереди. Фара разбита, бампер, капот и крыша помяты. Сильно потрескалось лобовое стекло. Скажу, что небольшое деревце упало. Или тяжёлая ветка. В такую бурю – вполне реально.
Сажусь за руль. Весь мокрый и взбудораженный. Трясущимися руками пытаюсь завести двигатель, но машина отказывается уезжать. Фильм ужасов какой-то! За несколько минут, пока я боролся с зажиганием, так перенервничал, что чуть не заработал сердечный приступ.
Но вот «форд» завелся, я последний раз глянул в окно, будто ожидал увидеть там поднявшегося на ноги мертвеца. Пелена дождя и ночная тьма не дали бы увидеть даже это.
Я вдавил педаль газа в пол, поднимая столб брызг из-под колёс, и рванул прочь из леса.
- Ах вот как ты разрулил ситуацию! – горестно усмехнулся Павел.
- Прости. Прости меня. Видит Бог, я не специально!
- Да нет, нет проблем. Ты всего лишь забрал у меня мою жизнь. И всё, что у меня было.
- Но я же… Это всё… Проклятое радио!
- Не надо меня успокаивать, хорошо? На мой взгляд, ты уже достаточно получил по заслугам. Теперь я забираю у тебя всё, что только можно забрать. И думаю, это очень справедливо.
- Может, и так! Даже если мне не вернуть моё тело… Но оно и тебе не достанется, говнюк! – с этими словами я выхватываю правой рукой из-за пояса нож. Тот самый, который Павел привёз из Афганистана. Тот самый, который спас ему жизнь на войне. Тот самый, который спас нас из тонущего автомобиля.
Я попытался вонзить нож в сердце. В своё бывшее сердце. Оно уже не принадлежало мне.
Но Павел перехватил мою руку своей.
- Что ты делаешь, Андрей?!
Я резко вывернул руку и попытался ударить снова. Но напоролся на блок. Павел охнул, мне тоже было больно. Я снова и снова пытался ударить ножом тело, принадлежащее когда-то мне. Но бывший солдат умело защищался от правой руки.
Наконец, он перестал играть по моим правилам, повалился на землю, прижав взбесившуюся конечность к земле коленями. Мне не хватало сил выбраться из такого захвата. Потом я чуть не сошёл с ума от боли. Павел бил кулаком по моим пальцам. Я выпустил нож. Он подобрал его, перехватил поудобней…
- Это не моё тело. Поэтому… Подумаешь, одной рукой меньше…
- Нет! Нет! Не смей! Не поступай со мной так!
- Поздно спохватился, Андрей.
- Кроме этой руки у меня ничего больше нет!
- Это уже не важно. Приношу свои соболезнования.
Он приставил холодное лезвие к моему запястью. Рука побагровела из-за пережатой вены.
- Ты не посмеешь! Это тело теперь практически твоё! Ты же не хочешь его уродова-а-а-а-а…
Лезвие начало медленно двигаться взад-вперёд.
- Знаешь, что самое забавное в этой ситуации? – усмехался Павел, не слушая мои пронзительные вопли внутри головы. – Я не чувствую боли в этой руке. Она ведь всё ещё твоя!
Всё, что у меня было – правая рука и разум – всё наполнялось невыносимой болью. Я видел, как лезвие армейского ножа распиливает мою плоть и уже касается кости.
И внезапно всё стихло. И вместо меня заорал Павел, повалившись на бок от неожиданной боли. Он прижимал раненную руку к груди.
Я не знал, смеяться или плакать. Хотя ни то, ни другое по-человечески выполнить уже не мог. У меня не было тела. Я окончательно превратился в призрака. В душу, запертую внутри своего собственного тела и наблюдающую за его действиями.
- Ну, ничего! – воскликнул Павел, рассматривая глубокий надрез на руке. – Заживёт. А вот ты, мне кажется, очень скоро вообще исчезнешь. Бог всегда воздаёт по заслугам!
Он подобрал нож, взвесил его в руке. Потом с рёвом метнул его в дерево, под которым лежали цветы. Окровавленное лезвие вошло наполовину в сухой ствол.
- А руки-то помнят! – усмехнулся незваный, сжимая и разжимая пальцы.


9.

На протяжении всего пути домой небо рычало, словно разъярённый демон. Седые облака у линии горизонта ярко освещались. Может, там и правда началась битва между Раем и Адом, а ветер доносит её отголоски?
Тело Андрея быстро пересекало улицы, даже немного наклонялось вперёд, как человек, боровшийся с сильным встречным ветром. Едва первые капли скользнули по его щекам, он увидел знакомый дом в отдалении.
Звонок в дверь. Екатерина открыла не сразу: попрощалась с подругой, положив трубку… нанесла пару поспешных штрихов лаком на последний ноготь… аккуратно опустила ноги с дивана и не спеша заковыляла, ступая на пятки и растопырив пальцы.
- Где ты пропадал? – спросила она, деловито уперев кулачки в бока. В скупе с растопыренными пальцами на ногах это смотрелось довольно нелепо.
- Машина сломалась, - буркнул Андрей, поспешно снимая грязную куртку. – В ремонт отвозил.
- Почему не позвонил?
- Телефон тоже накрылся. Извини.
- Господи, что случилось-то? Расскажи!
- Авария. Ай! – он отмахнулся. – Ничего серьёзного!
- Что это за тряпка на руке? Боже, ты ранен?
- Успокойся, всего лишь порезался.Кровь больше не идёт.
- Давай обработаю и перебинтую!
- Не нужно, без тебя справлюсь.
- Андрей! – окликнула его жена.
- Папа! – раздался детский голос.
Андрей остановился посреди комнаты. С полуоткрытым ртом он медленно повернулся. Из-за спинки дивана на фоне экрана телевизора появилась белобрысая головка.
- Пап! – радостно взвизгнул малыш и побежал к отцу.
- Ох… - прошептал Андрей, неловко обнимая сына.
- Андрей, с тобой всё в порядке? – Катя подошла сзади и мягко обвила его талию. – Что врачи сказали? Надеюсь, никакого сотрясения?
- Нормально всё. Сказал же.
Павел сглотнул, чужое тело повторило действие. Сначала ситуация казалась ему справедливой. Но стоило увидеть ребёнка своего врага, маленькое невинное существо…. Да уж. У них с Ксенией никогда не было детей. Возможно, наличие младшего в семье, не создало бы такой цепочки событий и никто бы не пострадал. Все жили долго и счастливо до конца своих дней…
- Давай я займусь твоей рукой, давай, - она потянула его в ванную.
Павел на одеревеневших ногах шагал за ней, чувствуя влагу в глазах.
- Папа! Рассказать, кого я видел с дедушкой в лесу? – Владик вприпрыжку следовал за ними.
- Тише, папа не может сейчас говорить. Иди поиграй в комнату. Папе надо руку перевязать.
Тело Андрея увидело раковину, склонилось над ней и его начало рвать. Долго-долго, до полного опустошения. Когда Павел поднял налившуюся свинцом голову, он столкнулся в зеркале взглядом с самим собой – самым безжалостным убийцей, которого он мог только вообразить. Он уничтожил жизнь не одному человеку, а многим. Мало того, он не уничтожил её, а забрал себе. Дальнейшие последствия лежали на его совести. И она уже была отнюдь не чиста.
- У тебя точно сотрясение, раз тошнить начал! – качала головой Катя, разворачивая грязный кусок ткани на правой руке Павла. – Ты только посмотри! Какая глубокая рана! Бедненький…
- А папа выздоровеет? – обеспокоенно спросил Владик, не выпуская обслюнявленный палец изо рта.
Павел прикрыл второй рукой глаза, пропитавшиеся слезами. Он ощущал жгучую боль в порезе, который жена его врага обрабатывала йодом, но не это его волновало. Его пальцы тряслись, зубы скрежетали, он начал громко со свистом вдыхать и выдыхать, а потом закричал:
- Нахрен отвали от меня! – он с силой отпихнул Катю, она испуганно вскрикнула, отступила и плюхнулась задом в ванную. – И ты пошёл прочь! – он схватил за плечи сынишку, две секунды раздумывал, что с ним сделать, и резко отодвинул в сторону, ударив локтем по шкафчику. Тюбики кремов и зубной пасты, вперемешку с какими-то бутылками и баллончиками посыпались на отца и сына. Одна баночка разбилась о плитку, остро запахло спиртом.
- Андрей!
- Папа?!
Павел громко затопал в свою комнату. Выдернул из тумбочки верхний ящик, рассыпая всё содержимое. Взял несколько пачек с долларами, перетянутых резинками.
Откладывал на чёрный день? Чёрный день настал, ублюдок!
Он двинулся назад к выходу.
- Андрей! – Катя появилась с округлёнными глазами в дверном проёме ванной комнаты. Её муж взглянул на неё с такой ненавистью и презрением, что она снова попятилась.
Он пересёк гостиную и оказался у дверей, ведущих на улицу. Окна пару раз озарились молниями, очертив тень посреди прихожей.
- Уйди с дороги!
- Папа! – заплакал Владик, когда отец снова грубо убрал его с пути.
Потом мальчик выбежал за ним под дождь, рыдая и повторяя «Папа! Папа! Папа!». Позади них у подъезда застыла тень матери. Она ничего не делала, не двигалась. Стояла и молчала.
- Папочка! – визжал сынок, догоняя любимого человека и хватаясь за его рукав.
Андрей развернулся, наклонился и впился обезумевшим взглядом в лицо Владика:
- Папа больше не придёт!

10.

- Что происходит? Где я?!
Перед глазами вращается круг с красно-чёрными делениями. По ячейкам звонко скачет металлический шарик.
- Рулетка? Ничего не понимаю…
- Давай, давай, родимая! – слышу хрипатый голос. – Чёрная! Чёрная! Прошу тебя, давай!
Что-то знакомое, далёкое, но не могу разобраться. Пытаюсь пошевелиться – тело не повинуется. Пытаюсь оглядеться – не в силах. Смотрю чужими глазами на рулетку и ничего не могу поделать.
Я у кого-то в голове?! Быть такого не может! Прямо как Павел вселился в чьё-то чужое тело…
- Ты что-то сказал? – грозно обратился «владелец» нашего тела к игроку, сидящему за соседним автоматом. Мужчина в грязной куртке, с дешёвой сигаретой в зубах и с лицом бурачного цвета. Он медленно оторвал взгляд от экрана и прищурено взглянул на вопрошающего. – Что ты там про голову и тело бурчал, а?
- Отвали.
- Чё ты сказал?
Незнакомец затянулся сигаретой и пренебрежительно выпустил в нашу сторону дым, затем отвернулся. Человек, в которого я вселился, посмотрел на свои смуглые руки с отбитыми костяшками, покрытыми коричневой коркой. Я не знал, о чём он думает, но догадывался: кулаки медленно сжались. И всё же он решил не искать пока приключений на свою задницу, вновь взглянул на рулетку и увидел, что выпала красная клетка. Ставка в триста двадцать рублей сгорела.
- Дерьмо! – зашипел мужчина. – Пятый раз подряд! Ты только посмотри, какая сука!
Я молчал. Не знал, как начинать разговор с этим человеком. И страшно было подумать, как он отреагирует на то, что кто-то поселился у него в голове.
На счету оставалось семьсот рублей. Некоторое время игрок раздумывал, я видел, как он теребит свою неопрятную щетину на подбородке. Потом он что-то пробурчал и поставил всё на чёрное.
Рулетка снова подвела его. В этот раз он никак внешне не высказал негодования, просто сидел и долго-долго смотрел в экран, будто не верил своим глазам.
- Ну, на седьмой раз мне должно повезти… – прошептал мужчина и полез в куртку за деньгами.
Он достал оттуда все купюры, около полутора тысяч рублей. На дне кармашка остались поблёскивать монеты.
- Остановись! – произнёс я. – Хватит!
Игрок огляделся. Ближайшим к нему по-прежнему оставался тот парень у игрового автомата. Сейчас он тихо говорил с кем-то по мобильнику. «Владелец» нашего тела хмыкнул и покачал головой. Решил, что опять послышалось.
Он снова сделал ставку на чёрную клетку, поставив тысячу четыреста. И снова проиграл. Начал выкрикивать самые суровые матерные слова, которые мне только доводилось слышать, несколько раз ударил кулаком по защитному стеклу рулетки.
- Эй! Эй! Эй! Руки убрали! Сволочи!
Два охранника возникли из ниоткуда, схватили под руки разбушевавшегося мужчину и потащили к выходу.
- Вы что, совсем охренели?! Вы хотя бы знаете, кто я?! Эй! У вас большие проблемы, мудозвоны! Большие проблемы! Я записан у вас, говнюки! Эй! Полегче! Я Канарейка Михаил!

Совместная работа
Уткина Ильи (Neeter) и
Куклина Василия (VASEX).

<Она схватила его, стала лезть, прижиматься.
- Не глупи, маленький... Тебе хорошо будет!
- Не могу я! Ты же отца моего жена!
Мила прыснула со смеху.
- Ха! Какого такого отца? Уж не Горислава ли отцом называешь, подкидыш?
- Дура! - неожиданно низким голосом рявкнул Ксар, отпихнув её в сторону с такой силой, что Мила упала. Сам вскочил и бросился к дверям амбара.
Побелев от ярости, оскорблённая Мила кинулась на парня с ногтями, но при этом почему-то завизжала:
- Люди! Помогите! Помогите кто-нибудь!
- Да ты что, ошалела? - Ксар отбивался, как мог, рвался к дверям, а Мила висла на нём, полосовала ногтями его шею, щёки, плечи, грудь и орала во всю глотку.
- Я тебе покажу, щенок! - с настоящей ненавистью шипела она, рванув зачем-то свой ворот. - Волчий выродок! Ещё отвергать меня будешь?!
Тут в амбар ворвался Горислав в кольчуге и при мече, вероятно, недавно вернулся с обхода границ. И Мила в один миг из злобной мавки превратилась в перепуганную насмерть овечку.
- Гориславушка! Соколик мой! - завыла она и залилась слезами, кидаясь воеводе на шею. - Спаси меня от этого зверя!
Ксар остолбенел. Что?! Да что она несёт?!
Мила тем временем выла в голос:
- Затащил сюда силой, чести лишить хотел, женщину замужнюю!
Горислав побелел от ярости. Страшным стало его лицо. Ксар дара речи лишился от обиды и удивления. Потом всё же раскрыл рот и короткими выдохами выдавил:
- Врёт всё! Сама на меня полезла! Руками как давай за всё хватать!
- Ах ты зверёныш… - прорычал воевода, двинувшись на него. Ксар попятился, яростно огрызаясь:
- Сама она всё! Нет на мне вины никакой!
Мила зарыдала громче:
- Как накинулся, как порвал одежду! Вот погляди, Гориславушка!
Но воевода не глядел, ему было достаточно и того, что он уже успел увидеть. Меч с шорохом покинул ножны. Мила облизнула губы, с трепетом ожидая, что же будет.
- Ну-ка на улицу выметайся, - прохрипел Горислав Ксару. - Кровью твоей поганой марать тут не хочу ничего.
Ксар чувствовал только страшную, жгучую обиду на Милу и на человека, к которому робко, тихонько тянулась его душа, которого хотелось видеть отцом, да который так отцом и не стал. Чужой человек. Страшный и чужой. На глазах Ксара заблестели слёзы обиды. Но воевода принял их за слёзы страха.
- Ещё в штаны наложи, погань! Пшёл, я сказал!
Он схватил упирающегося парня за загривок и выкинул из амбара. На улице уже собрались люди, которые слышали истошные вопли Милы, но подоспели только сейчас. Мила, дрожа всем телом, выглянула из дверей, придерживая ворот рубахи, разодранный до пупка.
Люди увидели то, что хотела показать Мила - зверёныш намеривался честную женщину осквернить, да вовремя муж подоспел. Многие удручённо притихли - слишком уж были похожи лица Ксара и Горислава. Но никто, даже из тех, кто видел истину, зная нрав Милы, не крикнул - «Остановись, воевода! Это же сын твой! Лучше шалаву свою за косы оттаскай для науки!»
- Батюшка, я же… - пробормотал Ксар, и слово это хлестнуло Горислава точно раскалённый прут.
Воин взревел и кинулся на мальчишку, взмахнув мечом. Люди ахнули, отпрянули, привизгнула какая-то баба.
Но каким-то неведомым чудом Ксар юркнул в сторону гибким барсом. И тяжёлый, крупный мужчина, грузно позванивая кольчугой, ухнул вперёд, неловко махая мечом. Развернулся, пунцовея от ярости.
Ксар оскалился. Глаза его сверкали от гнева и блестели непролившимися слезами.
- Не виноват я! - рявкнул он совсем не жалобно.
Воевода снова взревел и кинулся.
Меч описал дугу, со свистом распоров воздух на уровне живота парня, но Ксар отпрыгнул назад, потом прогнул спину, когда клинок вернулся обратно, чуть выше, на уровень груди.
- Стой, нечисть! - с ненавистью шипел Горислав. Пелена безумия заслонила его взор, и не видел он перед собой своего единокровного сына, а видел только полуголого смуглого чужака с глазами, точно чёрный янтарь, врага, посягнувшего на его собственность.
- Убью… - хрипел он.
- Люди, да что ж деется-то! - горестно завопила какая-то сердобольная баба, не выдержав. - Отец сына родного…
- Разнимите их кто-нибудь! Позовите кого из дружины! - вторила ей другая.
Горислав вдруг перехватил меч одной рукой, а другою двинул в скулу Ксару. Парень рявкнул, лязгнув зубами, и опрокинулся навзничь. Сверху обрушился клинок. Но вдруг вылетела из толпы, точно орлица, Китшап. Вцепилась ногтями в сведённое судорогой ярости лицо Горислава.
Тот оттолкнул женщину и сразу же рубанул наотмашь.
Завизжало несколько баб. Кто-то бросился прочь, кто-то прянул к воеводе. Ксар мотал головой, осоловело хлопая глазами. Круговерть. Шум в голове и кругом. Кровь. Кровь…
- Мама…
Несколько драгоценных мгновений Китшап вырвала для сына у судьбы, обменяв на свою жизнь, и теперь лежала, согнувшись, в бурой от крови пыли.
Мила пискнула и отвернулась, закрыв лицо руками. Люди шумели. И во всем этом гаме Ксар вскочил на ноги и, взревев медведем, ринулся к человеку, которого больше не считал отцом.
Горислав, казалось, на миг замешкался, заметив, что натворил, потому не успел отмахнуться от налетевшего парня. Тот врезался в него всем телом, сшиб наземь, прыгнул сверху, вцепившись в воеводину руку с мечом. Послышался сухой хруст кости. Горислав зарычал от боли. В следующее мгновение Ксар выдрал из обмякшей ладони отца меч, вскочил на ноги, сверкая дикими, прозрачными, почти жёлтыми от ярости глазами, и вонзил клинок прямо меж недоумённо распахнутых глаз врага.
Вокруг почти никого не осталось, люди поразбежались, мужики попытались скрутить Ксара, но он развернулся вокруг своей оси, гулко ухнул тяжёлый клинок. Никто не решил приближаться.
Слышались крики:
- Сюда! Сюда! Вот он, тут!
Ксар не совсем понимал, что происходит. Им двигали дремучие животные инстинкты, заставлявшие работать тело, но не разум.
Ксар каким-то чудом прорвался сквозь подоспевших гридей, кого-то опрокинув навзничь, кого-то сшибив с ног, и бросился бегом в сторону землянки Дарёны.
- Стой! - орали позади, но Ксар не останавливался, всё нёсся и нёсся со всех ног.
Свистнуло несколько стрел. Ксар не замедлился ничуть, понимая, то стоит ему замереть на месте, как он сразу же ляжет на эту землю и отправится вслед за матерью и отцом. Отцом…
Глаза жгло слезами, дыхание перехватывало, было горько и тяжко.
- Бабушка! - выдохнул он, вломившись в косую дверь.
Через краткое время дверь затряслась от ударов.
- Добром его выдай, Дарёна! - рявкнуло несколько грубых хриплых голосов снаружи.
Старуха глядела на окровавленного, растрёпанного, дрожащего парня спокойно и печально.
- Эх, Соколушка, не послушал, - с досадой проговорила она негромко.
- Открывай, карга старая! - заорал снаружи Тур. - Этот выродок убил воеводу!
- Не хотел я, - тяжело дышал Ксар. - Он матушку… матушку…
Он не мог вымолвить ни слова. Его рука всё ещё сжимала рукоять отцовского меча. Дарёна вздохнула и покачала седой головой.
Потом поманила его рукой.
- Подойди-ка.
Ксар приблизился на подгибающихся ногах.
- Вот этот камень отодвинь, а то не под силу мне, старой.
Парень не сразу сообразил, что от него требуется, потом легко сдвинул в сторону широкий камень позади очага. За ним зияла чернота.
- Быстрей, беги. Окажешься у реки, под обрывом. Если там сохранилась лодка, поплывёшь.
- Бабушка, а ты-то как же?
Дарёна поглядела на него и усмехнулась.
- А чего я, чего я? Я уже старая, пожила на свете. Хватит.
- Но они же тебя не тронут? - робко спросил Ксар. Старуха молчала, прикрыв водянистые глаза.
- Ведь не тронут же?! - крикнул Ксар в отчаянии.
- Беги уж! - буркнула Дарёна, хлопнув его по плечу.
Парень в смятении сунулся в тайный лаз.
Старуха вздохнула и развернулась двери. Прежде чем гриди вломились, она вышла к ним сама.
- Выдай щенка, Дарёна, - еле смог вымолвить Тур сквозь стиснутые зубы. - Душегуб он, насильник.
- Нет, - покачала головой ведунья.
- Не выдашь? - прорычал побратим воеводы.
- Не душегуб он и не насильник, - невозмутимо ответила Дарёна.
- Отдавай мальчишку, кому сказано! - рявкнул Тур даже замахнулся раскрытой ладонью. Прочие дружинники немного нахмурились. Конечно, горе его нового предводителя было велико, но чтоб на старую женщину руку поднимать…
- Идите с миром, откуда пришли, - проскрипела ведунья. - Не гневите судьбу.
Вооружённые мужчины слегка попятились. Но Тур отпихнул со своей дороги Дарёну и, сильно пригнувшись, зашёл в землянку. Зёв тайного лаза увидел сразу же. Тура аж затрясло от ярости.
Он толкнул ногой тлеющие в очаге поленья, и те покатились по старым сухим шкурам, рассыпая ворохом искры. Разгорелось пламя. Постояв посреди крохотного жилища, трясясь от злости, Тур завалил вход в лаз, потом вышел наружу и, схватив старуху, прорычал ей в лицо:
- Ведьма старая… Чтоб тебе на том свете пусто было.
С этими словами он впихнул Дарёну в землянку, из которой уже валил едкий дым, захлопнул дверь и привалил её бревном.
- Чего творишь-то, Тур?! - возмутились воины. - Нельзя так!
- А оборотней растить можно? - заорал Тур. - Туда ей и дорога, ведьме!
Из землянки долгое время не доносилось никаких звуков, и чуть поотошедший Тур решил с облегчением, что у старой лисы ненароком оказался в запасе ещё один тайный лаз, или она каким-то способом смогла отодвинуть тяжёлый камень.
Но внезапно из-за двери послышался нечеловеческий вой. Дружинники даже попятились. Тур вдруг захотел исправить свою страшную ошибку, но дверь уже лизали языки пламени. А вой почти сразу же стих.
- Глядите-ка! - крикнул вдруг один из воинов, забравшись на пригорок и указывая рукой на реку.
Дружинники мигом взбежали по тропке и разглядели на гладкой спокойной воде утлую лодчонку, в которой сидел Ксар, правя к противоположному берегу.
- Врёшь, не уйдёшь, - прорычал Тур, вскидывая лук.
Ксар орудовал веслом так быстро, как мог. Руки тряслись, глубоко, холодно болела грудь - казалось, вместо сердца разрастается ледяной ком. На дне лодки лежал отцовский меч. Проклятый меч, испивший крови его родителей. Но выбросить рука не поднималась. Ксар грёб и грёб, и вдруг засвистели стрелы. Выронив весло, Ксар бросился на дно лодки.
Чего толку торчать вот так посреди реки, открытый всем ветрам, отлично видный с берега?
Ксар быстро стащил рубаху, обмотал ею меч. Перетянул тесёмкой, что стягивала ворот, привязал поясом к спине, вдоль хребта, чтобы не мешался. После чего осторожно перекувырнулся через борт лодки. И всё равно это заметили с берега. Стрелы, точно шмели, жужжали мимо, впиваясь в воду, уходили в чёрную глубину. За день вода нагрелась, но тут, на середине реки, она была пронзительно-холодной. Ксар набрал воздуха грудь и нырнул. Его на мгновение потеряли из виду.
Он сам научился плавать. Мама всю жизнь провела в степи и плавать не умела, ну разве что могла поплескаться у самого бережка. Ксар же любил воду, и, часто оставаясь одиночестве, занимал себя тем, что на спор с самим собой заплывал всё дальше и дальше от берега. В некоторых местах он мог даже переплыть Оку. Правда, в таких местах течение было особенно быстрым, и то и дело попадались камни и водовороты, но Ксар преодолевал всё. Плаванье закалило его, развернуло ему широкие плечи, сделало выносливым, налило тугие мышцы силой. Сейчас всё это пригодилось парню как никогда.
Стрелы свистели мимо, уже почти не достигая его. То и дело всё же приходилось нырять, спасая голову и шею, и Ксар нахлебался холодной и горькой воды с привкусом глины. С шумом хватал воздух, отфыркивался, задыхался, но плыл.
И вдруг его что-то очень больно ударило в плечо. Стало сначала жарко, а потом точно всё тело пронзила судорога. И рука отнялась. Повернувшись и скосив глаза, Ксар увидел торчащее из плеча древко стрелы. Попали всё-таки!
Плыть вдруг стало очень тяжело. Тело одеревенело от боли. От кровопотери холодели и переставали слушаться ноги. Но плыть было нужно. Нужно. Всё ближе и ближе противоположный берег. Благо, в этом месте река не слишком широкая. Ксар терял силы, его сносило течением, но он боролся, плыл, хотя казалось, будто застрял на месте. За ноги хватали бесплотные и скользкие пальцы мавок, тянули ко дну. Ксар кашлял, уходил под воду, выныривал, загребал одной рукой, судорожно толкал воду непослушными ногами. Хотя бы лицо держать на поверхности. Пусть несёт река, пусть…
Ксар задрал голову и увидел огромное-преогромное небо, залитое кровью заката. В недостижимой высоте тускло проступали крохотные точки звёзд. Душа так и рвалась к ним из неуютного, непослушного, окоченевшего тела. Ксар хватал её угасающим сознанием и силой удерживал, продолжая грести. Меч, привязанный к спине, точно давил его ко дну. Но парень плыл, пока мог. Потом сдался на милость волн, вяло шевеля ногами и раскинув в стороны отказавшие руки.
Он не чувствовал, как стала теплее вода, как подуло с берега дымом и запахами трав, он не помнил, когда перестали свистеть над головой стрелы. В ушах шумело, перед глазами темнело. Вдруг в ступню ткнулось твёрдое илистое дно. Потом - в колено. Парень выполз ползком на берег, которого уже не видели его глаза, затянутые пеленой боли и усталости, рухнул на живот.
И сразу же провалился в забытье.
>

«Дом моей матери – дом, из которого я всегда выходила с легким сердцем и на облачно-легких ногах, а дверь ее квартиры – та дверь, которая всегда била меня по спине на прощание, от души желая мне больше никогда не возвращаться сюда.»
Этими словами Катя начала бы свои мемуары, подробное изложение всех своих личных легенд, которые собирались вокруг нее уже многие годы. Легенды приходили всем скопом, все эти маленькие трагедии и триумфы, набрасывались на нее и рвали на части, раскачивая ее жизнь, как корабль в бурю. Так бывало, когда все в очередной раз бросали ее наедине со всеми ее мыслями, когда она в очередной раз выходила из маминой квартиры, а никто не мог ее выслушать или даже просто предложить ей прогуляться –
по этому самому сырому парку.
Никто не вспоминал о том, как опасно оставлять человека лицом к лицу со своими ленгендами, никто не замечал, что кто-то рядом переживает очередную вспышку каждодневных трагедий. Трое людей, плетущихся впереди, спотыкающихся о разморенный, разорванный от старости асфальт, менее всего интересовались Катей; зато запах дыма и шашлыков, запах еды и гостеприимства медленно, но верно вел их к цели, и Катя, ежась, представляла, как тепло сейчас в животе, груди и голове у этих немного пьяненьких людей, когда-то учившихся с ней в одном классе. Она не завидовала; а личные легенды и Чувство Собственной Важности велели задрать нос повыше и просто идти вперед, восхищаясь своей трезвостью.
Хозяин торжества упустил этот организационный момент, и теперь унылая молчаливая колонна, растянувшись в цепочку отчуждения, шествовала по сырой аллее парка куда-то, где им наконец-то дадут закусить, загасить легкое пламя шампанского, смешанного с коньяком, и позволят перейти к основной, неофициальной части банкета. Начинался маленький дождичек, но это маленькое беспокойство никак не раззадорило пьяненьких, и Кате пришлось даже сбавить шаг, чтобы не врезаться в худосочную спину жены мальчишки, который сидел целых семь лет за партой у нее за спиной.
Иногда бывает так, что даже после десятилетия, отделяющего твою жизнь от выпускного класса, ты все еще не можешь выпутаться из старинного болота, и все они, неженатые, одинокие и неустроенные, так часто звонят тебе для очередного получаса разыгрывания всевозможных чувств - добрых и радостных. Открывая свой первый магазин, Стас, «истинный друг и бывший одноклассник», пригласил на торжественное открытие и Катю, и еще двадцать пять человек из «бывших», включая и некоторых приобретенных – мужей и жен, правда, в не самом большом количестве. Он был счастлив, и даже теперь, выводя развеселых гостей и друзей из подземного торгового центра, улыбался и сиял изнутри, а все, что он делал или говорил, превращалось в песню радости.
Медленная молчаливая процессия, так напоминающая похоронную, продолжала свой путь к маленькому радостному событию в кругу друзей и знакомых; постепенно паника, внезапно накатившая в темных подземельях, сходила, смывалась первыми брызгами дождя и прохладой лесного воздуха. Еще недавно они так же тихо шли по темным коридорам подземного строения, так же пошатываясь, в темноте теряя друг друга на расстоянии пары метров; шли по пустому торговому центру, двумя этажами и подземным паркингом которого Стас на один вечер был единоличным хозяином, но даже он, по большой просьбе реальных владельцев, не посмел врубить свет во всех помещениях. Специально для совмещения, так сказать, приятного с полезным, празднования с деловыми партнерами и старыми друзьями, он решился провести «первое открытие» магазина до того, как весь торговый центр начал бы свою работу. И вот, когда первые гости слетали с нарезки и жаждали «освежиться», отдохнуть и спрятаться от мира в кабинке туалета, возникла пресловутая организационная проблема. В темный коридор, полный опасностей в виде неожиданных поворотов и стен, появляющихся на ровном месте, друзей провожали как в последний бой; через некотрое время Стас заметил, что многие ребята куда-то подевались. Он не замечал любимых и давно знакомых лиц, и это растревожило его, и сам он, покинув свой сияющий остров, оказавшись в глухой темноте, вдруг забыл, в которой стороне здесь выход... Отсутствия хозяина не ощутили, и праздник продолжился, тем более что все серьезные дядьки, приглашенные для становления новых экономических связей, уже дремали в тихих уголках. Тогда Лера, усталая Лера, схватив фонарь, отправилась на поиски, и через пятнадцать минут у нее уже была надежда, что она отловила и вернула на место всех потеряшек. Стас промолчал, но его сияние не потухло.
Его жена Лера сказала бы, что Стас в этот вечер даже без алкоголя не спускался с небес, с розовых тучек восторга и любви ко всем и каждому, теперь пьющему за его счет и придирчиво, пренебрежительно оглядывающему детище его рук, магазин, сияющий и сверкающий, но менее, чем новоявленный хозяин. Лера сказала бы, что в этот вечер он простил бы любую обиду и все равно утащил бы гостя угощаться шашлыками на пруд, где как раз приглашенные повара разводили приютный огонек, кромсали мясо и ждали голодных клиентов.
Лера сказала бы, что для нее это был трудный день.
Стало по-настоящему холодно, и Кате хотелось бы вырваться из собственного тела, одетого в свежие мурашки. С жалостью она смотрела на женщин, так же, как она, сжимающихся в щепку от накатившего озноба, но еще большую жалось испытывала к Лере, только что выбравшейся из душных подземелий. Она робко высматривала мужа среди новой вереницы пленников лабиринта; Катя подождала ее, и дальше они двинулись вместе, вздыхая о чем-то время от времени, и усердно изгоняя из себя всякие мысли.
Эти парни, которых они пригласили из специальной компании для обслуживания, спрятались в зеркальном уголке и подсчитывали секунды до того, как их время выйдет, разматывали наушники и срывали с себя оранжевые фартуки. Лера наблюдала за ними, за их милыми прощаниями с (сияющим) Стасиком, и приходила в себя после блужданий по безлюдному корпусу. Мягкий диван казался таким приятным местом, но каждую секунду незримый долг сталкивал с него женщину.
- ...негде даже руки помыть... Но на кухне, хоть и под открытым небом, должно же быть что-то?..
Убирая остатки выпивки, Лера пролила шампанское и испачкалась в креме от закусок; очень быстро ее пальцы становились сладкими и липкими, а она не могла ничего с этим поделать. А ведь это платье она считала по праву лучшим из всех, что у нее были, - так что теперь Лере приходилось разводить руки и не забываться, не прикасаться к телу.
- Он сияет. Смотри, как он счастлив, - кивнула она на мужа, на самом деле к Кате не обращаясь.
- Да. Он рад.
- А мне кажется, что этот магазин... вовсе не то, - выдохнула она.
- Но он назвал его своим именем, - мягко усмехнулась Катя. Она знала Стаса дольше, но, должно быть, много хуже, и теперь могла смотреть на все только со стороны. Бессловестный наблюдатель, злой, потому что чужой.
- Да. Назвал. Ты видела цены? – с тоской оглянулась Лера. – Они мне не нравятся. Никто не станет... Только всякие идиоты, наверное. Гхм. Это никто не купит, - твердо припечатала она.
Приятная листва сменилась широкими еловыми лапами. Катя чувствала, как холодные клубы тумана накатывают на нее, трогают за плечо, вежливо приглашают на приятную прогулку – туда, во мрак. Незаметно для себя Катя стала сутулиться, и больная спина, и капли шампанского, и целый день на ногах – все это, как давний враг, (как внутренние легенды) набросилось на нее уколами и ударами в позвоночнике. Будто по сигналу, она выпрямилась и повернула голову ровно, оторвавшись наконец от темноты, спрятавшейся за деревьями, напоминающей множество комнат в большом, плохо освещенном доме, все двери котрого были распахнуты.
- Хреновые цены, - тихо сказала Катя.
Хреновые цены. Как раз тогда, когда природа начала брать свое, и Катя спряталась за высоким стендом, чтобы изучить все эти радостные мелочи: бижутерию и парфюмерию, косметику и мелкую бытовую технику, - неумолимые комбинации цифр на картонных ярлыках тронули в ней немую струну. Проволочку, натянутую ей самой. Проволочку, за которой начиналась зона Высоких Цен. Эта самая зона была для Кати очень болезненной, и после этого болевого шока она часто уходила в себя; каждое посещение зоны Нехватки Денег заставляли Катю погрузиться в переосмысление мира и себя в этом мире. Кризисы новый возрастных ступеней были еще впереди, а Катя все равно задумывалась над своим счастьем, работой и свободой.
Словно в споре с самой собой, Катя все же мерила все эти странные браслеты, и к счастью, ни один из них не пришелся ей по душе до конца. С ней не произошло ничего такого, как тогда, в магазине – этого ада и рая желаний, примитивных стремлений обладать вещами, кажущимися волшебно-прекрасными. Платья, простые куски сшитой ткани, могли произвести в жизни какой-нибудь женщины мини-революцию; и тогда, в примерочной, Катя спасалась от разъяренного сознания, сидя на пуфике. Приходя в магазин, Катя снова попадала в исключительное царство женщин, в царство жестокости. Катя, сидевшая на пуфике, была переехана траваем в образе хрупкой, уверенной девушки, продавца-консультанта, бросившей ей в лицо цену этого платья, как обвинение. И Катя, еще недавно полная решимости примерить на себя его сладкий шелковый плен, теперь боялась даже прикоснуться к нему. Она глядела на себя в зеркало, и казалась себе узницей неизвестной тюрьмы, уничтоженной люминисцентными лучами ламп.
Должно быть, она была слишком свободной, чтобы покупать такие вещи, говорило ей страшненькое изображение в зеркале своему симпатичному оригиналу. Должно быть.
Подруга, ты хреново зарабатываешь. У тебя хреновая работа.
- Хреновые цены, - сказала Лера. –Хм... Да он готов раздавать всю эту фигню даром, на самом деле... Главное – это магазин. Он назван его именем... Его именем, господи!
- Да, черт, - смачно добавила Лера. – Но я не хотела бы, чтобы Стас сейчас это слышал.
Она еще раз вздохнула; собираясь еще что-то сказать по этому поводу, Лера поперхнулась и немного охрипла. Это был трудный день. И сколько трудов предстоит...
Над озером (или прудом) расползался дым, влажный и вкусный, а кафе на воде горело теплым фонариком, манящим в тепло, уют и сытость. Первые толпы уже достигли своей цлеи, и Стас, никого не дожидаясь, сияя и поднимаясь над землей, произносил первый тост, неуловимо показывая на Леру, задвигая слушателям маленькую оду их семейному счастью. Она как раз подошла, и Стас преподнес ее народу как драгоценность, как свою гордость, как удивительную находку. И будто в благодарность с лица Леры сошло выражение святого безропотного мучиничества, уступив место спокойной вежливой улыбке, котрая держалась всю «строгую часть», пока серьезным дядькам с большими деньгами не стало весело и все равно, где они находятся.
Все меняется, лениво подумала Катя, глядя как прозрачные смерки окончательно испарились. Теперь пруд, парк, лес, дорожки и кафе-китайский фонарик накрыло пухлым одеялом из дождя и пара. Ребята приступили к шашлыкам, и напряженно-испуганная тихая атмосфера исчезла. Все болтали, и парни пошли за новой выпивкой, чтобы растянуть подольше чудесный миг радости.
А день уже прошел... – подумала Катя. Она глядела на девчонок в их самых лучших платьях, смотрела лениво на движение тел и теней; Стас Неутомимый толкал речи и произносил тосты, с усердием спаивая всех, кто еще не дошел до нужной кондиции.
- Ка-ать, - наконец он решил, что подошла и ее очередь. – Пухова, а-у! Что ты тут сидишь?
Оказалось, что сам он был на удивление трезв, - небывалое возбуждение не давало ему захмелеть, удалиться в чудесные дали... Он был трезв и так же, как и Лера, он ходил сейчас по ковру из гвоздей, каждое произнесенное кем-то слово, каждое движение было в зоне его ответственности, и Стас готов был на все, чтобы в самый счастливый день его жизни (может быть, даже более счастливый, чем свадьба) не произошло чего-то, за что всем им было бы стыдно.
- Что ты тут сидишь? Сейчас музыка будет... Хочешь, потанцуем?
Катя оглянулась на Леру, - та снова смотрела тервожно, но нашла силы кивнуть и улыбнуться ей.
- Да что ты, - отмахнулся Стас. – Она все знает, сестренка. Лера чудо, не бойся за нее.
Этот вечер состоял из вздохов и улыбок, как и многие Катины вечера; только сегодня ей стало труднее улыбаться, ведь ее спина опять стала заявлять о себе, как ребенок, которого надолго оставили одного. Зато вздохи заменяли ей новую порцию обезболивающих, которые теперь требовались ей, но лежали дома, в ящике стола, под коробками и шоколадом и ежедневником...
- Пойдем, хватит киснуть! – воскликнул Стас, схватив уже Катю за руку, но она даже слишком быстро отдернула ее:
- Нет, Стасик, давай не сегодня...
Слабость опять накатила на нее и одновременно насадила на твердую спицу. Боль уже давно не посещала Катю и позволила ей забыть о себе; но теперь она вернулась, и это была
ехидная ухмылка старого недруга.
Стас пожал плечами: отказ Кати его не расстроил, а скорей наоборот. Мир шатался у него под ногами от счастья, и он присел на минуту рядом с ней, чтобы замедлить ненадолго яростное шатание.
Парни вернулись из магазина, и из четверых парней, имена которых Катя с трудом вспоминала, вырвался Никита. Уж его-то она узнала. Стас со стоном счастливой усталости пошел открывать новые бутылки, произносить новые тосты, глотать положенные капли алкоголя (капли вежливости) для хозяина праздника, а Никитос присел на корточки перед Катей, внимательно глядя на нее. В руках у него было по бутылке, и это придавало ему коромысленное равновесие. Никто и никогда не назвал бы его добрым; но боль опять с издевкой вылезала из дальних закоулков, и эта странная ситуация Катю никак не тревожила.
- Привет, - просто сказала она.
Винцо. Коктейли. Ни у кого у них в классе не было одной, но неизменной клички, - с подлинным артистизмом их придумывали и отбрасывали, и у одного персонажа могло набраться по три, четыре прозвища, в то время как у некоторых не находилось и одного. Кроме просто коротких словечек, бессмысленных и смешных только в узком кругу, Катя могла бы назвать и несколько кодовых фраз. Для Никиты такой фразой была: «Давай выпьем». Просто и мило. Найс, правда.
- Ну здорово, Пушистик. Как дела? Что, сидишь, скучаешь?.. – он смотрел напряженно, и ему явно меньше всего сейчас хотелось знать, как у нее дела.
- Все в порядке, - простовато улыбнулась Катя. Она ждала от него чего-то, какой-то пакости, почти как первоклассница Катя от своего нового соседа по парте. Она ждала от него жестокости, как и раньше.
- Ну, чем живешь, - с нажимом спросил Ник.
Никакого добра, затвердилось у Кати в голове, никакого добра...
- Да все хорошо, что ты... Я работаю. А ты?
Кожа у глаз Никиты покраснела, а нос, наоборот, побледнел. От него пахло потом и сыростью; он как раз прибежал с дождя, и привкус земли отбивал даже резкие запахи алкоголя. Вдруг в голову Кате пришла забавная мысль: эти бутылки в его руках напоминали оружие, он едва не замахивался на кого-то.
- Стемнело, правда?.. – беззаботно заметила она.
- Ты не замужем? – с нажимом спросил Никита, и бутылки винца все больше становились похожи на метательные снаряды.
Не думай ни о чем, подруга, - беззаботно болтает кто-то в твоей голове. – Все шик. Точно.
- Ну так что?
- Нет.
- А... Ну ладно.
Никита наконец поднялся, и двусмысленно махнув Кате рукой удалился (в дым) вдаль.
Кто-то беззаботный напевает глупые песенки у тебя внутри. Лера (какой трудный день) заметила чье-то отсутствие; она пыталась отвлечь Стаса, по-детски с усердием объясняя что-то мужу Насти (она завила волосы и надела свое Лучшее Платье) – квадратному дядьке постарше ее лет на семь, злобно нападавшем на Стасика... Лера (ох, какой трудный день...) стала замечать что-то, чего еще не могла до конца понять в этом почти новогоднем блеске, что появилось на перекосившемся лице мужа, на его дрожащих губах. Лера моргала чаще, и отвечала на вопросы безоблачной Насти или других девчонок низким медленным голосом; моргала чаще и глубже, надолго прикрывая глаза и вдыхая глубже с каждым разом. Она готовилась к бою, и это было трудно скрыть. Впрочем, на нее, на маленькую хозяйку, мало кто сейчас обращал внимание... Никита (давай выптьем, дружище!) воздвигся над народом и превратился в нового монарха, утянув на себя все взгляды и мысли. На глазах люди гибли за спирт.
Беззаботный: Охохо, давай порадуемся этому. Давай хоть чему-нибудь порадуемся.
Стас превращался в несчастного брошенного ребенка, и Лера ничем не могла ему помочь. Она не зря хотела бы укрыть его от всего этого. Она бы хотела (да заткнись же, кретин, выпей еще чего-нибудь, нажрись всмятку, только ЗАТКНИСЬ), чтобы Стаст прекратил споры с этим человеком, которого она даже не знала по имени. Хоть и подозревала, что он здесь загонял пятнадцать минут ее мужу.
Убытки. Скандалы. Банкротство. Расходы. Налоги. Рекет.
Вот дерьмо.
Стас нахмурился; его розовая тучка радости перевернулась под ним и пнула под зад напоследок. Тот бокал, что он налил себе для очередного тоста, он таки выпил до дна; а ощущение надвигающегося горя работало в его организиме как катализатор, и он пьянел мнгновенно, накаляясь от злости.
Все больше с каждой секундой.
С жалостью Катя наблюдала за ним из темноты, где она уже сидела, как в своем личном зрительном зале. Под дождем стояла скамейка; до этого Кате казалось, что выпила она еще не очень много, всего даже совсем ничего, а теперь ей и дождик был нипочем...
Сцена была освещена вполне, и все лица данной комедии были видны Кате, как на ладони в этом аппетитном свете. Лера стояла грустная, а всем было вкусно и бодро, будто бы ночь еще не начиналась.
Разве что стало очень жаль Стасика, который уже выбрасывал кого-то в ночь, в воду, прямо через металлические перила. Раздался плеск, и счастливые гости рухнули с небес, в то время как Катя только поднялась на них, удалившись в зрительный зал.
Лера стояла, помертвевшая. Катя глянула на нее и сразу же отвернулась, так ей сделалось совестно. Сделалось стыдно. зато она любовалась на Стаса, ведь сегодня он оказался все-таки победителем, хотя чудесный вечер окончился полным дерьмом.
- Этот урод еще и сожрал полкило шашлыка. На халяву-то, - заявил Никита, садясь рядом с Катей, в то время как все вылавливали пострадавшего из воды.
- Правда?
- Да, он все на фиг теперь залил кетчупом. Он же того... вместе с тарелкой кувырнулся... – он вздохнул и сипло засмеялся. – Как бы не скорежился еще... Холодно все-таки...
- Правда?
- Да ты что, Катьк? – еще пуще замеялся Никитос. – Ты пьяная, что ли, совсем?
Грубыми руками он встряхнул Катю, а та не стала вырываться; ей показалось, что там уже кто-то идет и все равно все будет хорошо... Но, возможно, Никиты был в чем-то прав, и Кате следовало меньше верить окружающему подлому миру...
- Никит, ты того... полегче... – тяжело сказал Стас, плюхаясь на скамейку...
- Да кто бы говорил...
- Все, пошел вон отсюда, - огрызнулся Стас. – Кать, мне твоя мама звонила,-серо произнес он. – Он тебя ищет. Ты ее разве не предупредила?...
- Ищет? – прыснул Никита. – Маленькая девочка! Детка, хочешь конфетку?..
- ***, заткнись! – Белный Стас давно уже покинул пределы вежливости и сдержанности, и Лера ощущала каждый из этих актов как удар по лицу.
Стас вдруг обнял Катю, впавшую в глубокий ступор; сам он мечтал отправиться туда же, пока Настя визжала на террасе, пока ребята оказывали помощь «утопающему», пока Лера...
«Он бы хоть помог ей, - тупо подумала Катя. – Лера...»
И она совершенно точно молила о помощи. Настя выпускала когти перед болшой дракой в защиту семейной чести и достоинства, пока ее мужа, барахтающегося в воде, вытаскивали на берег. Этот идиот зацепился за что-то под водой, и теперь мог только хрипеть и плеваться, бестолково дергаясь и мешая мужикам, которые пытались ему помочь. Лера сдерживала внешний натиск, а ее голова в мыслях распадалась на множество кусков. Ей почему-то казалось, что они все же забыли кого-то в здании, и сейчас какое-нибудь одинокое привидение в темноте оглашает своими воплями гулкие каменные коридоры. Но Настя так усерно вырывалась из ее рук, а другим почему-то не пришла в голову мысль, что Настя выпила достаточно...
- Я убью этого ***, - возопила она.
...для того, чтобы натворить глупостей. Продолжить славную традицию этого вечера.
- Подержите ее, кто-нибудь! – бессильно закричала Лера, толкая Настю от себя. – Прекрати, ненормальная! Успокойся!
- Что там у них происходит? – с сомнением спросил Никита, так и не соизволивший убраться. – Опять какая-то ***?
- Сгинь.
Лера спрыгнула с лестницы, при этом немножко упав не руки.
- Ста-ас!.. Ну где ты?..
Она, наконец, заметила его и поспешила к мужу, что-то выкрикивая, оборачиваясь к Насте, которая оставалась в захваченном бастионе. Недоумевающие повара все еще стругали шашлык, которые тут же поедался наиболее приятными и спокойными гостями, в то время как хозяева стола болтались неизвестно где. Настя не без помощи «мальчишек» втащила супруга к столу, и теперь тщетно пыталась вытереть его испорченный костюм, не забывая материть Стаса.
- Стас... – задыхаясь в накативших слезах, проронила Лера.
« Я больше не могу», подумала она.
- Все, Лер. Сейчас все будет в порядке.
И вот все они опять вернулись на арену, бросив Катю в одиночестве. Их покачивающиеся фигуры Катя замечала, когда внутри китайского фонарика, этого волшебного кукольного светлого театра, опять раздались страшные крики, мат, и все в который раз зазвенело.
Катя слышала звон, но теперь ей казалось, что она слышит его из-за своей спины. Лицо ее было на свету, но там, за спинкой скамейки, начинался первобытный мрак и страх, звенящая дождем тишина. Она вся уже давно вымокла, но что-то не давало ей вернуться к этому вопросу.
Моя мать.
Вот что звенело. Стас говорил что-то, и она...
... думала над этим все это время. Моя мать. Вот в чем проблема.
Катя подскочила на месте; ей было уже давно пора, и она решила смотаться отсюда не прощаясь, даже при всей жалости к бедной хорзяйке. Она оставила машину где-то там, среди деревьев, на тупиковой аллее, и тогда еще асфальт был светлым и сухим, а теперь все казалось сплошным простором воды – и сам пруд, и аллеи, протянувшиеся черными реками.
Что-то давало свет, должно быть, за деревьями все-таки был фонарь, и Катя смело пошла туда. По галерее из улыбчивых деревьев, приглашающих тебя к себе гости на прогулку по комнатам и коридорам высаженного леса.
Драка шла вовсю, а Лера плакала во весь голос. Это был очень трудный день.

Разные субчики бывали в моем баре, но такое пугало вижу впервые!
Глаза остекленевшие, кривая ухмылочка застыла на тонких губах, уродливый сабельный шрам, полностью пересекающий левую щеку, черные волосы неухожены и всклокочены - соломенное чучелко, ни дать ни взять.
Одежда на нем не лучше – плащ, который мог бы показаться модным лет пятнадцать назад, изношен в лохмотья, левая штанина брюк вся в грязи, неоднократно штопаные дыры от огнестрела на футболке. Короче говоря, создавалось впечатление, будто бы паренек вернулся прямиком с Войны в Болотах.
Но его глаза… Точнее, глаз – второго я не видел, потому что его всегда прикрывала черная прядь волос. Холодный, безжалостный и, в то же время, неуместно озорной взгляд. Нет, что-то не то с этим чудаком, уж поверьте моему чутью.
Я быстренько опустил глаза, чтобы незнакомец не заметил, с каким интересом я его разглядываю. И все же, я был несправедлив к пареньку. Вы только гляньте на сапоги! Крепкие, высокие, да и походка в них становится пружинистее. Ишь как вышагивает… Забавно только… Забавно только то, что сапоги подобного фасона шились на имперских фабриках, а не на синдикатовских.
От этой мысли у меня похолодели внутренности. Вот ведь маленький сукин сын – думал, что эта деталь пройдет незамеченной. Э, нет, брат, от моего наметанного глаза ничто не ускользнет…
Давненько мне не попадались имперские шпики, давненько. Ровно пять лет, точнее. Все они были хлипкими сопляками лет двадцати и раскалывались после пары хлестких ударов. А этот явно был бойцовой породы – высокий, мускулистый, тяжелые кулаки, да и крупнокалиберный пистолет, ненавязчиво топорщащийся из кобуры на поясе, намекал, что с его хозяином не просто опасно, а очень опасно связываться. Но, несмотря на внушительный букет примет, на которых стоило бы обратить внимание, я не отводил взгляда от зубов незнакомца – когда этот чудак ухмылялся, видно было, как изо рта торчали клыки. Необычайно острые, между прочим – такими только колючую проволоку перекусывать…
Незнакомец внимательно осмотрел зал, будто бы выискивая кого-то. Его взгляд остановился на девушке, одиноко сидевшей в дальнем углу. Остроносая такая девчушка лет двадцати пяти с белым шарфиком, повязанным вокруг тонкой аристократической шейки. Ничего особенного.
Почувствовав на себе пристальный взгляд, девушка ощутимо занервничала, оставила на столе чаевые и удалилась в уборную. Она даже не заметила, как шарф соскользнул с ее шейки, обнажив клеймо в виде цифры «II» на ключице.
Вот тебе и подарочек.
Бывшая Вторая наследница Трона Синдиката, Принцесса Сабрина Лорéнс соизволила наконец выползти на свет божий. Полгода скрываться от лучших агентов Принца Грегори – это многого стоит. Я-то думал что ее поймают сразу после попытки покушения на жизнь Принца, однако эта на первый взгляд безобидная девочка оказалась крепким орешком. На поиски были брошены все силы, по гиперволновому телевидению каждые два часа передавали описание внешности Сабрины, полиция перевернула Старый Город вверх дном – и все безрезультатно. Требовались ответы на следующие вопросы: кто помог этой предательнице покинуть дворец незамеченной? Почему лучшие сыщики потерпели фиаско, взявшись за это дело? И, наконец, где эта чертовка прячется?!
Теперь хотя бы на второй вопрос был дан ответ – виной всему отличная маскировка. Если бы не клеймо, я бы ни за что в жизни не узнал Сабрину. И дело даже не в том, что свои смольные черные волосы Принцесса перекрасила в русый цвет. Ее лицо чуточку вытянулось, скулы обрели рельефность, разрез глаз стал уже. На руках появились татуировки, присущие бандам Нижних уровней, манеры огрубели – короче говоря, она прекрасно терялась в толпе таких же молодых вертихвосток. Ну что же, со злорадством подумал я, твоя песенка обрывается здесь.
«Не забудь про имперца, придурок», - елейным тоном подсказал здравый смысл и улегся спать. Черт возьми, а про паренька я совсем забыл, хотя он был намного важнее и опаснее Принцессы-неудачницы. Ну ничего, и на него найдется управа.
Я огляделся - незнакомец исчез вслед за Сабриной. Значит, уже можно было доставать «стук-телефон». Набрав номер специальной линии для синдикатовских информаторов, я торопливо прошептал:
- Говорит номер 63/19. Ты не поверишь, но Самозванка попалась. С ней какой-то имперец, похож на гвардейца. Не помешала бы поддержка.
Незамедлительно последовал ответ:
- Слышу тебя, 63/19. Задержи их до прибытия подмоги.
- Уж постараюсь, - буркнул я и положил трубку.
И тут из женской уборной раздался леденящий душу крик, медленно переливающийся в плач отчаяния. Тонкий и острый как игла, он впился в мой мозг.
Я выхватил пистолет из кобуры под стойкой и поспешил на помощь жертве, но внутренний голос твердил одно и то же: Сабрине ты уже ничем не поможешь.


Сабрина давно знала, что этот разговор рано или поздно будет иметь место, но когда Дэниел, собираясь утром на службу, начал его, она все же оказалась не готова к такому повороту событий:
- Тебе нужно покинуть мой дом.
Дэниел не шутил. Когда он предлагал Сабрине убежище, речь шла о двух-трех днях, но спустя полгода ситуация так и не изменилась – сыщики продолжали рыскать в поисках девушки, и опасность того, что ее рано или поздно найдут у него, существенно повышалась.
- Тебе нужно покинуть мой дом, и желательно прямо сейчас, - сдвинув брови, решительно повторил Дэниел. Он уже был в полном боевом обмундировании и теперь зашнуровывал сапоги. – Риск слишком большой. Ходят слухи, что у Караса чешутся руки начать расследование в своих же рядах. Скорее всего, Принц даст ему официальное разрешение задействовать палачей. И если так, то предвидятся пытки. Никто не застрахован. Стоит им меня расколоть - конец всему мероприятию. Нас обоих ликвидируют, без лишних слов. Уходи, ради своего же блага.
- Дэниел, без тебя и твоей поддержки… я погибну, - ответила Сабрина, сжав руки в кулачки.
Натянув на голову балаклаву, солдат заметил:
- Если ты будешь одна, тебя не станут убивать. Грегори не горит желанием корчить из себя тирана – его позиции на политической арене и так непрочны. В крайнем случае, отделаешься легким огнестрельным ранением.
- Ты умеешь утешить, дока, - буркнула Сабрина и бухнулась в кресло. Дэниел лишь покачал головой.
- Ну что же, - наконец сказал он, закинув за плечо винтовку и обернувшись к девушке, - прости меня, Принцесса. Боюсь, я так и не выполнил своего долга пред тобой. Но…
Сабрина неслышно встала, приставила указательный палец к губам и мягко поцеловала оторопевшего солдата. Тот отскочил от Принцессы как ужаленный.
- Пожалуйста… - прохрипел он, покраснев. – Не нужно. Я ведь ничего не просил взамен за свою помощь!
- Дурак! – вскипела Сабрина. – Я люблю тебя, идиот! Неужели ты этого не понимаешь?! Плевала я на этот чертов Город! Плевала на Синдикат! Плевала на Трон! Давай просто свалим отсюда, милый! Мы ведь можем быть счастливы и в Оцеплении! Ты ведь знаешь, как хорошо Арбитры относятся к беженцам!
Солдат лишь отрицательно мотнул головой:
- Я не заслуживаю права уходить, пока тощая задница Грегори греет Трон. А насчет тебя… неужели ты сдаешься? А как же план по уничтожению Синдиката?
- Я никогда не ставила себе целью уничтожение Синдиката! – возразила Сабрина. – Все, что я делала, я делала ради Елизаветы. И ты ведь сам прекрасно понимаешь, что не Организация виновата во всех бедах – виноват Грегори. Займи моя сестра Трон, и Старый Город стал бы раем в считанные месяцы…
Увлеченная рассуждениями Сабрина совсем забыла о присутствии Дэниела. Когда же она вспомнила про рядового Роско, на его лице уже успела остыть маска разочарования.
- Вот значит как… Наверное, нам не о чем больше говорить… Принцесса… - процедил солдат. – Ты знаешь, где выход. Прочь.


Принцесса бежала вниз по лестнице, давясь слезами. Ее предавали, и не раз. Но сейчас так с ней поступил любимый человек. И осознание этого жгло сильнее каленого железа.
Она даже не заметила как оказалась в каком-то задрипанном мотеле на окраине Сектора. Старичок за стойкой администратора так внимательно изучал фотографию на ее фальшивом удостоверении, что девушка испугалась – вдруг тот обо всем догадался. Но на этот раз пронесло – вернув Принцессе документ, старичок сообщил, что кредитные карточки они не принимают, а берут лишь наличными. Еле сдержав вздох облегчения, Сабрина расплатилась за дешевый номер на втором этаже остатками своих сбережений. Лежа на продавленном диване и уставившись в потолок, девушка начала собирать заново картину произошедших с ней событий.
Дэниел Роско, двадцать пять лет. Обыкновенный солдат, неравнодушный к судьбе Старого Города. Пожалуй, даже чересчур неравнодушный. Его неприятие какой бы то ни было власти вызывало у Сабрины замешательство. Дэниел был рожден в семье синдикатовского армейского офицера, взращен по всем правилам военного воспитания и вымуштрован лучшими инструкторами. Семья потомственных солдат Роско считалась одной из самых уважаемых в узких кругах военщины Старого Города. Однако, несмотря на такую наследственность, Дэниел всеми фибрами души ненавидел Синдикат – в частности, Принца Карла III, занимавшего Трон в течение семидесяти восьми лет. Отношения Сабрины с правящей верхушкой тоже были ни к черту – но по совершенно иной причине…
Поступив на службу, Дэниел не особо старался помочь Старому Городу. Результат: восьмой год отпрыск семьи Роско ходил в рядовых. Только громкое имя защищало Дэниела от полного разжалования.
Почему же он тогда спас ее? Сабрина не могла найти ответа на этот вопрос. Она снова и снова прокручивала в голове события того дня, но решение загадки постоянно ускользало от нее…
Избрание Грегори Принцем должно было изменить все. Людям казалось, что наступает новая эпоха, ошибки Карла медленно забываются, а в восстановлении прав Сабрины на Трон многие видели чуть ли не признак начала эры любви и согласия. Тут-то молодой наследник и показал свои зубки.
После того, как Грегори официально признал Вторую наследницу, в Старом Городе начались празднования. В это же время новый Принц набросал на листке странный план – до конца года фабрики должны сконструировать, как минимум, сотню танков, иначе полетят головы. Когда кто-то из советников спросил его, зачем это нужно, Грегори ответил просто и без обиняков: «Я собираюсь начать войну с Арбитрами».
Сабрина была в тронном зале и слышала это. Недолго думая, девушка достала пистолет и три раза выстрелила в простодушного Принца. К сожалению, пули не смогли пробить крепкого мундира с кевларовой подкладкой, да и Грегори не оценил самоотверженность Сабрины по достоинству. Принцесса бежала…
… чтобы тут же затеряться в бесконечных коридорах и развилках синдикатовского дворца. Иронично, но именно в этот момент подстанция дала сбой, и свет, вкупе с камерами наблюдения, отключился. Когда личной охране наконец надоело бегать в потемках коридоров с фонариками наперевес, к делу подключилась армия с приборами ночного видения. Человеком, разыскавшим отступническую Принцессу, стал нерадивый рядовой Дэниел Роско. Он задал беглянке только один вопрос:
- Зачем ты это сделала?
И ответ девушки спас ее от смерти:
- Грегори собирается ввергнуть нас в пучину войны. Я не могла поступить иначе.
Так произошло их первое знакомство.
Принцесса прекрасно понимала, что Дэниел стал ее идеальным подчиненным, сообразительным и гибким телохранителем, укрывавшим ее на протяжении полугода у себя дома. Но она так и не могла понять, кто она была для него?..
Дэниел знал, что Сабрина уже ничего не сможет сделать для Старого Города, но продолжал беспрекословно верить ее словам, что наступят лучшие времена. Да, он сделал для своего «командира» многое. В частности – подарил ей новую личность и внешность – если бы не его связи с некоторыми работающими в подполье хирургами, Принцессу поймали бы сразу же после бегства из Дворца. Своим сослуживцам солдат сказал, что отныне будет жить с подругой. И, как он и предполагал, заподозрил неладное только капитан Карас. Основания были – почему это у двадцатипятилетнего рядового Роско вдруг ни с того ни с сего появляется подруга, с которой он никого не хочет знакомить, да еще почти сразу же после исчезновения Второй наследницы? К тому же, во время поисков он куда-то запропастился, мотивировав это тем, что натолкнулся в коридорах дворца на неизвестно как туда проникшего оборванца (рядовой сделал предположение, что в этом была виновата охранная система, полетевшая во время отключки подстанции) и был вынужден его выпроводить. Констебль, в тот момент дежуривший у входа, подтвердил слова Дэниела. Не имея на руках доказательств вины Роско, капитан оставался бессилен, но сейчас, когда Грегори почувствовал, что дело затянулось, у него были официальные полномочия задержать весь Полк Самообороны и провести личный допрос каждого военнослужащего. Принц был не дурак – если Сабрина исчезла без следа, то дело, скорее всего, заключалось не в поразительном умении молодой наследницы запутывать следы, а в измене одного из членов военного крыла Синдиката. Но до последнего момента он пытался убедить себя в обратном, пока, наконец, не решил пойти на экстренные меры.


Капитан Карас заявился на службу только под вечер – и не в самом лучшем расположении духа. Дела шли хуже некуда. Принцессу нигде не могли найти. В том, что она смогла бежать обвиняли именно армию, а не охрану дворца. И так не слишком популярная в народе военщина стала объектом обидных шуточек и памфлетов. Благо, Грегори быстро придушил свободу слова на территории Старого Города, и Полк Самообороны смог вздохнуть чуть свободнее. Однако, среди подчиненных капитана упорно ходили слухи, что, дескать, Карас – синдикатовский информатор. Это было не так. Да, капитан поддерживал режим, установленный Принцем, но быть его цепным псом он не подписывался, поэтому сплетни очень сильно раздражали его.
У входа на базу Караса встретил нервического вида юноша в очках и мешковатом мундире личной охраны Королевской семьи. В руках он крепко держал некую толстенную папку. Капитан лишь кивнул ему и прошел мимо, но юноша вдруг увязался за Карасом и даже осмелился окликнуть его по имени, не упомянув при этом звания. Офицер не обращал внимания на маленького посыльного до тех пор, пока не расположился в удобном кресле своего кабинета. Там он наконец снизошел до того, чтобы спросить у юноши, с какой целью тот прибыл.
- Сэр, у меня к вам донесение от Принца Грегори, - пробормотал запыхавшийся курьер. – Вот… вот здесь…
Он передал капитану папку. Карас тут же вскрыл ее, внимательно прочитал приложенную к ней записку, осмотрел фотографии и, наконец, сказал:
- То есть, вы хотите сказать… что среди личной охраны предателей обнаружено не было? – юноша утвердительно кивнул. – Что это, черт возьми, значит? У нас в Полку крот?!
- Сэр, Принц гарантирует стопроцентную достоверность фактов. Каждый человек, дежуривший в тот день, был несколько раз проверен и перепроверен. Имевшие доступ к выходам также были опрошены по всей форме, иногда даже с применением сыворотки правды. Никаких следов предательства или заговора во Дворце нет. Поэтому нам нужен человек, который начнет внутреннее расследование в армии. Вы и ваша рота были присланы помочь нам в поисках, поэтому логичнее было бы начать именно с вас.
- А если я откажусь? – ехидно поинтересовался Карас, закинув ногу за ногу и скрестив руки на груди.
- Тогда я предполагаю, что вас тут же поставят к стенке… сэр… - неожиданно резко оборвал капитана юноша. В его голосе зазвучала сталь. – Принц не спрашивает, согласны вы или нет. Он приказывает вам начать поиски предателя – ваши же капризы никого не интересуют. Мы не допустим, чтобы среди нашей основной силы – армии – были изменники и инакомыслящие.
Капитан молчал. Он знал человека, виновного в побеге Принцессы. И меньше всего офицеру хотелось, чтобы этого человека допрашивали как предателя, пытали как предателя, судили как предателя, а потом расстреляли как предателя.
- Ну что же, я согласен, - после некоторого молчания проскрежетал Карас. – Дайте мне семь дней, и я найду вам вашего инакомыслящего изменника.
Неожиданно на столе капитана зазвонил телефон. Карас, не задумываясь над тем, что эту линию должны были отключить лет пять назад, поднял трубку, выслушал доклад и, побледнев, ответил:
- Слышу тебя, 63/19. Задержи их до прибытия подмоги, – бросив трубку, капитан уставился на юношу и потрясенно заметил: - Неужели Сеть еще действует?.. Не может этого быть… ведь тогда говорили, что Отдел распущен, а все оперативники арестованы?..
- Мы не можем так бездарно разбрасываться своими самыми ценными кадрами, капитан, - резонно заметил юноша. – Новость была лишь для успокоения народа – пусть думают, что Синдикат больше не следит за ними.
- Любопытно… - пробормотал в ответ Карас, отслеживая на интерактивной карте движения отрядов. Присмотревшись к именам над точками, он включил интерком и проговорил: - Стэнли, бар «Ночной сверчок», отправь туда отряд подавления Уиткерса. Код 98, «Самозванка». И еще… - немного подумав, капитан наконец закончил фразу: - Сабрина нужна нам живой! Ты слышишь? Обязательно передай это сержанту.
- Есть, сэр, - пискнул в ответ Стэнли и отключился.
Карас снова погрузил свое тело в уютное кресло, сложив руки перед собой, будто прилежный школьник. Он даже не заметил, как юноша из личной охраны покинул его кабинет, так и не попрощавшись. Усмехнувшись, капитан буркнул себе под нос:
- Роско. Я даю тебе только один шанс спасти девчонку. Не оплошай.


С доктором хирургии Габриэлем Уильямсом (сам же Уильямс утверждал, что он в первую очередь ученый, а во вторую – хирург) Дэниел познакомился не так давно – месяца два назад, во время подавления контр-синдикатовских бунтов в Восемнадцатом Секторе. Тогда рядовой Роско состоял в одной из команд зачистки. Среди руин разоренного временного штаба бунтовщиков солдаты нашли заложника – связанного по рукам и ногам доктора Уильямса. Для человека, оказавшегося в столь необычном положении, доктор был на удивление спокойным – однако, судя по речам, ученый сошел с ума. Заботы по эскорту Уильямса к палатке медиков возложили на Дэниела. За это время бедный рядовой успел выслушать столько бреда, сколько не слышал за всю свою богатую на абсурд военную жизнь. Однако, в милом идиотическом лепете свихнувшегося доктора Дэниела вдруг насторожило одно заявление: «Судный день грядет, господа и дамы. Я создал сердце тьмы, и теперь, ведомый мраком, царящим в его душе, Рыцарь стремится уничтожить этот мир. Возрадуемся же этому событию, братья и сестры, и поднимем бокалы за новый, мертвый мир! Аллилуйя!».
Пару дней спустя Уильямс пришел в себя, и когда Дэниел пришел навестить доктора, с целью расспросить о «грядущем Судном дне», ученый с непониманием в глазах смотрел на рядового Роско и утверждал, что ничего подобного не помнит. Психологи списали это на шок – бунтовщики похитили Уильямса из его собственной квартиры средь бела дня. Все найденные работы по биосинтетике сожгли, о чем доктор еще долго сокрушался. Дэниел же все никак не мог понять – какой от этого похищения прок? Выкупа не затребовали, родственников не предупредили… Получалась сущая несуразица.
Покопавшись в городских архивах, Дэниел выяснил, что дипломированный хирург Габриэль Уильямс долгое время занимался разработкой и исследованием биосинтетики – материала, способного гармонировать с внутренней средой живого организма, не вызывая при этом отторжения тканей. Эта технология позволяла минимизировать риск при протезировании – биосинтетические легкие приживались лучше, чем изготовленные из стандартных материалов, да и затраты на их производство были существенно меньше. Часть, обозначенная как проект «Вторая жизнь», была засекречена, и лишь пустив в ход все влияние, которое у него имелось, Дэниел добился разблокировки интересующих его данных.
Главным куратором проекта являлся некто В.М., бакалавр медицинских наук, почетный выпускник сто девятнадцатого года академии Официо Медикус Терры. Заинтересовавшись личностью таинственного доктора, Роско затребовал список всех выпускников академии за этот год. И снова натолкнулся на скрытый блок, однако, настолько высокого уровня допуска, что его могли просматривать только оперативники Сети и особо уполномоченные детективы, нанятые Синдикатом. Учитывая то, что имперцев на Кафиссии не особо жаловали, да и они сами не любили появляться, участие терранского бакалавра в проекте казалось, как минимум, странным. Но, пошевелив мозгами, Дэниел пришел к выводу, что этот В.М., возможно, был осужден своими коллегами за научный экстремизм (что бы это ни значило), и потому был вынужден искать прибежища на планете, «с которой никто и никогда не возвращается», как метко однажды высказался Освободитель.
Так или иначе, Роско решил бросить эти детективные штучки и навсегда позабыть о том, что он увидел и услышал. Однако, доктор неожиданно снова дал о себе знать, когда Дэниел в нем сильнее всего нуждался.
Кое-как обогнув патрулирующих коридоры Дворца охранников и солдат, рядовой все же сумел вывести Принцессу, воспользовавшись собственной карточкой доступа, выданной ему в тот день на время операции. Когда они наконец покинули здание, снова включился свет. Однако, у беглецов не было времени гадать, удача ли это или чей-то дьявольски просчитанный план. Но чудеса все продолжались – после перезагрузки, в системе Дворца не осталось записей об использовании карточек доступа на входах и выходах.
- Мы покинули Дворец. Это, конечно, прекрасно, но как черт возьми мы уберемся отсюда? – спросила запыхавшаяся от долгой беготни по коридорам Сабрина. – Это центр Сектора, вокруг рыщут патрули, личная охрана, не говоря уж о твоих дружках из армии. Как ты рассчитывал меня спасти?
- Заткнись, я думаю, - процедил Роско, оценивая обстановку. Несколько грузовиков спецотрядов полиции чуть поодаль, кордон у входа и напирающая толпа зевак. Накинув на голову Принцессы валявшийся рядом балахон, оставленный безызвестным и крайне непрактичным бездомным, Дэниел скрутил девушке руки за спиной и, прокричав уставившемуся на него с немым вопросом констеблю: «Этот попытался войти без билета!», аккуратно начал продираться сквозь толпу. Наконец, они вышли к какому-то темному переулку, где рядовой снял импровизированный капюшон с головы полузадохшейся Сабрины.
- Теперь беги, - пробурчал Дэниел. – Я не собираюсь с тобой нянчиться. И постарайся найти себе пластического хирурга – твое личико примелькалось, любой жаждущий денег и славы засранец может опознать тебя. А если тебя поймают – то нам обоим каюк, не говоря уж о том, как мне будет обидно за потерянное время.
- Слушай, я не знаю, как тебя зовут, но я очень благодарна тебе. Спасибо. – Глаза Принцессы подозрительно заблестели, и Роско вдруг почувствовал, как к его горлу подкатывает ком. Нет, он не мог просто так уйти, оставив ее здесь на растерзание всем этим синдикатовским сволочам. Но что можно было сделать?..
Рядом с ними вдруг остановился автомобиль – Дэниел тут же схватил Сабрину и слился с ней в долгом поцелуе. Стекло медленно опустилось и из машины выглянул одноглазый водитель:
- Эй, парень, ты Дэниел Роско, верно? – рядовой никак не отреагировал на эти слова. Водитель заговорщически улыбнулся и крикнул: – Знаю, что это ты. Бери свою Принцессу, доктор Уильямс предлагает ей сменить имидж.
- Черт возьми. И как только он меня нашел? – пробормотал Дэниел, помогая Сабрине сесть в машину.


Уильямс стоял у наблюдательного окна, через которое можно было лицезреть операционную. Казалось, старый доктор еще сильнее осунулся со времени последней встречи с Дэниелом. Он сгорбился, видно было как судорожно трясутся его руки – то ли от страха перед неизвестной угрозой, то ли от дряхлости – хотя Уильямсу было всего семьдесят пять лет, возраст небольшой по имперским меркам. Несмотря на то, что доктор большую часть своей жизни посвятил биосинтетике и проблеме протезирования, сам он имплантатов не признавал. Даже на новый закон, принуждающий всех практикующих хирургов модернизировать силиконовыми нервами свои кисти (для улучшения чувствительности во время проведения операций), Уильямс наплевал, мотивировав решение тем, что он и так неплохо справляется, в то время как к обновленным рукам придется еще долгое время привыкать. Во избежание возмущенных воплей со стороны большей части клиентуры доктора – дам преклонных лет с маниакальным желанием омолодиться, - люди из министерства не стали трогать старого хирурга, оставив его оперировать на свой страх и совесть.
- Не знал, что вы и рожи умеете перекраивать, - сказал Дэниел, как только одноглазый водитель снял с его и с головы Сабрины черные мешки. – Кстати, к чему весь этот фарс?
- Напоминаю вам, что я ближе к ученым, нежели к практикующим хирургам, - снисходительно заметил Вильямс. – Этого человека зовут Дональд, он мой самый верный подчиненный. Можете верить ему так же, как мне. – Водитель поклонился. – Что же до мешков… Видите ли, если вас и вашу Принцессу поймают и начнут пытать, есть огромная вероятность, что под впечатлением от мастерства королевских палачей вы расскажете им все о вашем маленьком побеге, в котором косвенно замешан я и прямо – один мой хороший друг. После этого у вас обязательно спросят, где доктор Уильямс отдыхает каждую субботу и воскресенье – и вы будете вынуждены раскрыть местоположение моего тайного убежища, в котором мы, собственно говоря, и находимся.
- Очень интересно, док. Как мы можем доверять вашему шоферу, если вам доверяем с натяжкой? - Дэниел выразительно шмыгнул.
Уильямс лишь покачал головой.
- Хотя бы достаточно того, что я приказал вытащить вас из самого эпицентра поисков? – поинтересовался старый ученый.
- Ладно, считается, - усмехнулся рядовой и пожал руку доктору. – Благодарю. Вы ведь знаете, кто это? – указал он на молчащую девушку.
- Принцесса Сабрина Лоренс, Вторая наследница Трона Синдиката, только что совершившая покушение на жизнь своего кузена, Принца Грегори, посчитав, что одним лишь физическим уничтожением можно искоренить саму милитаристскую идею, засевшую в головах людей, - отчеканил Уильямс так, будто репетировал эту фразу весь день. – Глупо, девочка. Впрочем, мой друг ожидал от вас такого шага. Скажите ему спасибо, иначе бы вас сейчас здесь не было.
- А где он, этот ваш друг? – мягко вопросила Сабрина. – Я не вижу никого, кроме вас и вашего водителя.
- Увы, сейчас парнишка не может с вами поговорить – переутомился. Для него дуэль с подстанциями Дворца оказалась нешуточным вызовом.
- А я голову ломал, почему свет отключили… - саркастически отозвался Роско. – Если встречу, обязательно поблагодарю этого «электрика». Знать бы еще, как он выглядит…
- Рано или поздно, Джек сам вас найдет, - ответил Уильямс. – Он, в общем-то, неплохой парень – как увидел, что вы выстрелите в Грегори, так сразу бросился вас спасать.
- Погодите, - резко подняла ладонь Сабрина. – Увидел? Но ведь это произошло совершенно случайно! Я вообще не собиралась этого делать.
- Мой друг обладает… некоторыми выдающимися способностями, о которых он обязательно расскажет вам при встрече. А сейчас – к делу. Полагаю, рядовой Роско вынужден будет вернуть к Дворцу, пока его не хватились, верно?
- И правда, - сообразил Дэниел. – Думаю, чертяка Карас обязательно устроит мне разнос, ну да плевал я на него… Если к вечеру закончите, пришлите за мной машину.
Взяв Сабрину за кисть, он тихо сказал:
- Ждите, Принцесса. Я еще вернусь.


Как ни странно, уловка про бездомного сработала. Констебль подтвердил слова Дэниела, а Карас лишь скривился и послал рядового домой. «Здесь ты уже ничем не поможешь, - причмокивая, произнес капитан. – Ребята закончили поиски и никого не нашли, так что смысла здесь оставаться нет. Иди отдыхать, засранец. Завтра мне отчет по инциденту, понятно?» «Так точно», - лишь ответил Дэниел.
Домом ему служила дешевая съемная квартира в центре Восьмого Сектора. Условия проживания там были, конечно, не ахти, но Роско, при поступлении на службу, твердо решил обособиться от своей «звездной» семьи. Сняв шлем, очки и балаклаву, солдат, не раздеваясь, рухнул на продавленный диван, и ножки тут же угрожающе заскрипели. Не обращая на протестующий визг мебели внимания, рядовой тут же уснул крепким сном.
Его разбудил громкий стук в дверь. Шофер мерзко ухмылялся, держа черный мешок наготове – Роско ничего не оставалось, как повиноваться.
- Погоди, лишь дверь закрою… - пробормотал он.
Езда заняла около получаса. Даже представив в голове карту Сектора – а Дэниел неплохо его знал – рядовой так и не сумел отследить маршрут автомобиля. Единственное, что он понял – родной Восьмой остался далеко позади. Вполне вероятно, что сейчас они находились в Пятнадцатом, а то и в Семнадцатом.
Доктор застыл у окна в той же чуть сгорбленной позе, как и в первую их сегодняшнюю встречу. Дэниел неслышно присел на кушетку и приготовился слушать.
- Да, странные вещи творятся, - пробубнил Уильямс. – Я вот все не могу понять, за каким чертом Карл назначил Первым Наследником Грегори? Сабрина была его самой любимой внучкой, да и родилась намного раньше…
- Откуда вы это знаете? – поинтересовался солдат.
- Юноша, я знаю такие вещи, которые выходят за предел вашего примитивного воображения, - хмыкнул хирург. - Вы ведь никогда и в космосе не бывали – я угадал? – Роско кивнул головой, чуть нахмурившись. – Так и думал. А я бывал на Терре. Прелестнейшее место, скажу вам. Родная планета Дональда. Там же он был санкционирован…
- О чем вы говорите, док? – произнес Дэниел. – Я хочу знать, что с Сабриной…
- Да, санкционирование псайкеров, - продолжал старый хирург, будто не замечая рядового. – Довольно неординарная вещь. Из-за этого Донни и ослеп на один глаз. Вторым он, правда, тоже не видит – этот нужен для осязания. Как думаешь, почему он вас нашел?
Дэниел молчал. В детстве он много слышал о псайкерах, но Роско считал, что это бабушкины сказки. Хотя и знал, что для имперцев эти старатели разумом – явление довольно обыденное. Но чтобы здесь, в Старом Городе?.. Воистину мир начинает сходить с ума…
- Все мы здесь беглецы, Дэниел, - сказал Уильямс, заметив выражение лица солдата. – Не удивляйся. Но твоя подруга – особенно. По сравнение с ней мы ничто. Грегори душу продаст и перепродаст, чтобы схватить её, а на то, что «его» Старый Город в это время будет кишеть убийцами, бывшими имперскими учеными и псайкерами, ворами и, что хуже всего, политиканами, ему плевать. Скажи, ты любишь эту девушку?
Дэниел сразу вспыхнул, но тут же взял себя в руки.
- Нет, я ее не люблю, - слегка заикаясь, ответил солдат. – Но мне не все равно, что с ней произойдет. Не знаю почему, но она должна выжить.
Уильямс одобрительно кивнул. В этот момент открылась дверь, и из операционной вышел высокий мужчина, ростом под два метра. Роско тут же мысленно обозвал его одноглазым, потому что вторую часть лица незнакомца прикрывала черная прядь волос. На нем был запыленный плащ, полы которого превратились в лохмотья, серые брюки и высокие сапоги с вышитыми на боках крыльями аквилы. Кисти человека были запечатаны в черные беспалые перчатки с металлическими пластинами на костяшках, шею обвивало серебряное распятие. Мужчина неприятно улыбнулся.
- Дэниел, познакомься, это Джек, - сказал Уильямс и, обращаясь к незнакомцу, спросил: - Ты сказал все, что хотел? – незнакомец кивнул.
- Рад встрече с вами, - ледяным тоном произнес солдат и железной хваткой сжал кисть мужчины. Тот снова ухмыльнулся и в ответ стиснул руку рядового с такой силой, что у бедняги мгновенно отлила кровь от лица.
-Ну, ну, будет вам! – примирительным тоном воскликнул хирург. – Дэниел хотел бы поблагодарить тебя за спасение Сабрины, Джек.
- Спасение? – возмутился Роско. – Да этого кренделя там даже близко не было!
- Никогда не доверяй своим глазам, друг мой, - сказал незнакомец хриплым надломленным голосом. – Ваш побег полностью был подстроен мной, хоть конкретного плана поначалу и не было… Считай, что я оказался в нужном месте в нужное время. Извиняюсь, но мне пора уходить. Габриэль, - обратился он к хирургу, - проследи за девушкой. Иначе твои труды канут в Лету...
- Я это сделаю, - неожиданно выступил вперед Дэниел. Джек взглянул на солдата совершенно без удивления. Рядовому вдруг начало казаться, что взгляд этого парня вообще ничего не выражал – лишь холодную, будто материальную заинтересованность. Но тут же в глазу Джека промелькнула искорка веселья, и Роско вздохнул свободной грудью – все-таки, первое впечатление обманчиво.
- Правда? И зачем же тебе это? – саркастично поинтересовался «одноглазый».
- Как-никак, я вывел её из Дворца, так что на мне теперь лежит ответственность, - несмело сообщил солдат.
Джек повернулся к Уильямсу. Старый хирург пожал плечами.
- Я сделал свою часть работы, вы уж как-нибудь сами разбирайтесь, - просто ответил он.

- Такой красавицы, как я, на свете не сыскать,- напевала Принцесса Викторина, сидя с вышивкой у высокого окна в своей башне. На полотно ложились карминно-красные штрихи.- Коль принц явится на порог…
Спокойный взгляд небесно-голубых глаз не отрывался от работы, золотая коса спадала да самого пола. На макушке сверкала бриллиантовая корона, отбрасывая радужные блики.
Принцесса терпеливо ждала, когда же, наконец, явится её судьба и унесёт далеко-далеко из этого страшного места. Ах, как она мечтала об этом счастливом миге! Представляла, как Он ворвётся в покои, сверкая броней, а она бросится в жаркие объятия! И может быть, даже поцелует – если Он окажется симпатичным!
Но день проходил за днём, и всё оставалось по-прежнему.

За окном раздался пронзительный рёв, следом послышался шум огромных крыльев. Страшная тень закрыла солнце. Дракон!
Викторина отшвырнула вышивку и вскочила на ноги, отбежала к дальней стене. Прижала кулачки к груди, чувствуя, как взволнованное сердце мечется в тесной клетке. Ему тоже хотелось вырваться из этого плена!
Алый Дракон приземлился на крышу башни и, изогнув чешуйчатую шею, заглянул в покои Принцессы. Его золотой глаз со щелью зрачка окинул тесную, скромно обставленную комнатку и остановился на девичьей фигуре в длинном платье, застывшей у стены.
Принцесса ахнула и закатила прекрасные глазки, вот-вот готовая лишиться чувств. Тонкие пальчики нервно теребили жемчужины ожерелья. Сейчас, сейчас, сейчас…
Дракон фыркнул, глаз на секунду подёрнулся кожистым веком – и пропал из оконного проёма. На крыше загрохотало: гость готовился к взлёту.
Викторина распахнула глаза и в недоумении поглядела на опустевшее окно.
Нет, ну сколько же можно?!
- Эй, ты!- взвизгнула она, стремительно краснея. Пальчики стиснулись в кулаки.- Куда?
Подхватив длинный подол, она выскочила из покоев. Взлетела вверх по узкой чердачной лестнице, прыгая через три ступеньки, и с топотом ворвалась на крышу башни. Накладная коса оторвалась в пути, и теперь Принцесса сжимала её в руке. Перевязанный белой лентой конец волочился за девушкой.
Алый сорвался с края и стремительно понёсся прочь. Тонкий хвост щёлкнул перед самым лицом разгневанной королевской дочки.
- Ты не имеешь права!- взорвалась Викторина, взмахнув кулаками.- Ты не можешь меня тут оставить! Трус! Жалкая ящерица! Крокодил - переросток! Чтоб тебе пусто было! Чтоб тебя газами разорвало! Чтоб рыцарь тебе распорол брюхо, а кишки скормил псам! Чтоб тебя крестьяне на вилы подняли! Чтоб тебя!..
«Крокодил» прибавил скорость, удирая от замка с башней и Принцессой. Его алая чешуя сверкала на солнце, по округе разносился рёв.
- Ты не дракон!- ярилась нежная Принцесса, размахивая косой, как кнутом.- Ты курица! Проклятая несушка!
Сорвала с ноги туфельку, усыпанную самоцветами, и метнула вслед ящеру. Туфелька описала дугу и упала на задний двор замка, прямо в свиной загон. Играющие неподалёку кухаркины дети бросились вылавливать сверкающую обувь из грязи. Это была третья туфля за неделю.
Дракон давно скрылся из вида, солнце клонилось к горизонту, а Викторина всё носилась по крыше, выкрикивая ругательства и угрозы. И никак не могла успокоиться.
Пришлось старику-королю вмешиваться в дело. С кряхтением и стонами, проклиная радикулит и вздорный характер дочери, волоча за собой тяжёлую норковую мантию, он вскарабкался на крышу башни. Корона норовила съехать на нос, и приходилось водружать её на место.
- Дочка, спускайся,- взмолился король, сложив перед собой руки.- Пожалуйста. Весь двор уже смеётся! Оставь ты этого Дракона в покое!
Яростно сопя, Викторина уставила на отца пылающий взгляд. Король невольно попятился.
- Оставить в покое?- закричала она.- Как? Папа, ты посмотри на меня! Через два месяца мне исполняется пятнадцать! Я старуха! И меня ещё ни разу! Ты слышишь: ни разу не похищал ни один Дракон! Прилетают, пугаются и сбегают! Это нечестно!
- Викториночка, девочка, поспокойнее. Найдём мы тебе хорошего, храброго Дракона…
Но Принцесса не слушала увещеваний отца.
- Я такая страшная, да? Да?- наседала она на короля.- Глянь повнимательнее, может, у меня бородавки на лице? Или морщины? Может я косая и рябая? Нет! Я красавица и умница! Чего им ещё надо, этим чашуйчитым? Заметь, я даже не бросилась к нему с топором, как в прошлый раз, и не пыталась накинуть лассо, как в позапрошлый! Даже капкан не подложила! Я добрая!!!
- Родная, может, не стоит так стараться?- взмолился отец.
- Ещё как стоит! Сам подумай, всех нормальных Принцесс уже похищали, и не по одному разу! Амалитту похитили, Принц спас, и они уже начали жить долго и счастливо! Диаманду тоже – и через два месяца свадьба! Фиону украли – скоро и ей герой отыщется! Даже Григорину свистнули – а ведь она хромая и заикается! А Гертруду уже трижды воровали! Это же не просто так, это как знак, что девушка выросла и готова встретить суженого! Я одна не при делах! Что я, не готова, по-твоему? Всю жизнь в отцовском замке просидеть должна, как на привязи?
- Солнышко, не нервничай.
Дочь уже загнала его на самый край крыши, отступать дальше было некуда. Король опасливо посматривал вниз и прикидывал, какова вероятность, что если спрыгнет - останется цел.
- Изобразила такую нежную скромность, сделала вид, что испугалась, даже косу эту нацепила, чтоб совсем прекрасной стать!- не замолкала Принцесса.- За вышивку взялась! Представляешь, я – и за вышивку! На какие жертвы пошла, и что? Опять этот пресмыкающийся мне хвост показал! Попадись он мне в другой раз – глаза натяну на… Да, да, именно на то место и натяну, чтоб не повадно было от порядочных красавиц бегать!
В небе снова появился быстро увеличивающийся силуэт. Он летел со стоны заката, мерно взмахивая крыльями на фоне заходящего солнца.
- Дракон! Второй за сутки!- воодушевилась Принцесса, лихорадочно приматывая косу к торчащим во все стороны прядям.- Папа, иди вниз, не мозоль глаза! Где моя вышивка? Куда её задевали? Ладно, так погуляю!
Викторина присела на крышу, приняв, по её мнению, самую романтичную позу. Тщательно расправила складки платья. Одну ножку, в туфельке, выставила напоказ, вторую, босую, подогнула под себя. Сложила ручки перед собой. Идеал Принцессы! Пусть только попробует пролететь мимо и не похитить!
Агатовый Дракон сделал круг на бреющем полёте, рассматривая устроившуюся на крыше девушку. Жёлтые глаза сияли в сумерках, из пасти вырывались короткие язычки пламени.
Принцесса замерла, боясь даже дышать, чтоб не спугнуть удачу. Вот сейчас его когтистая лапа сомкнётся на тонкой талии, и полетит Викторина навстречу светлому будущему и череде героев!..
Замечтавшись, девушка прикрыла глаза, и очнулась, только когда шум крыльев смолк вдалеке.
И этот улетел!
Да что же с ней не так-то?!
- Завтра поставлю капкан,- прорычала Принцесса.- Ни один хвостатый не уйдёт!

Кухаркины дети с визгом полезли доставать из грязи вторую туфельку.

Разбудил её тихий скрежет. Викторина села на кровати, протирая заспанные глаза кулаками.
- Уйти, Призрак, я спать хочу. Бренчи своими кандалами в отцовской опочивальне – у него всё равно бессонница.
- Слышь, ты? Эй, убогая?
- Чего?- возмутилась Принцесса.
Глаза распахнулись. Канделябр со свечами успел погаснуть, однако золотой глаз в окне вполне его заменял.
- Дракон!!!
- Он самый,- проворчал Агатовый густым басом.- Не ори, чумная, у меня хороший слух. В общем, я решил тебя похитить.
- Ура!!!
Принцесса скатилась с кровати и немедленно принялась натягивать заранее подготовленное белое платье. Где корсет? Где чулки? Где туфли? Куда запропастилась коса? Ничего не найдёшь в такой ответственный момент!
- Вот одного понять не могу,- щебетала королевская дочка, втыкая в причёску шпильки.- Чего вы все от меня шарахаетесь? Я же образец для подражания! Красивая, добрая, милая, спокойная, весёлая… Чего вам ещё надо?
- Чтоб тихой была. Мы, знаешь ли, плохо переносим шум. А уж после того, как ты Яхонтового пыталась на гарпун поймать, вообще решили, что связываться с такой нельзя. Нас мало осталось, беречь надо, а ты…
- Сами виноваты!- парировала Принцесса.
- Учти, шальная, в своё гнездо я тебя тащить не собираюсь,- предупредил похититель.- Высажу в соседнем королевстве, в лесочке – а дальше сама, как знаешь.
- Ага!- не спорила занятая сборами девушка.- Только у меня багаж. Потянешь?
С этими словами Викторина выволокла из чулана кованый сундук с приданым. Глаз Дракона на секунду зажмурился.
- С пяти лет собирала,- похвасталась Принцесса.
Она ликовала и торопилась, опасаясь, что ящер в последний момент струсит. Не прошло и пяти минут, как уже сидела на драконьей спине, крепко ухватившись за позвоночные шипы.
- Готова!- сообщила она дрожащим от распирающих чувств голоском.
Агатовый вздохнул, схватил в лапу сундук с приданым и снялся с места.

Записано за Кшешловом Збдрыжеком, слово в слово.

Разговор с королями хитпарада
(корейская сказка)

Однажды я задумался: а кто же смотрит все эти фильмы?
Нет, давайте начнём сначала. Однажды я, Кшешлов Збдрыжек, поглаживая булькающее журеком брюшко заглянул в интернет: а не изготовился ли уже второй Ведьмак? Заодно осведомился – а хватит ли мне рейтинга на торент-треккере, чтоб его выкачать?
Вот тогда-то я и задумался: а кто смотрит эти фильмы?
Эти знаете ли… А Железный Человек! А Теккен. И так далее. Трансформеры может быть.
Кто? Вот если б эти фильмы сами взяли да и рассказали, кто их смотрит. Кому об этом лучше знать, как не им самим. Вот так взяли ли бы, слово за слово, да и рассказали.
Это был, однако, тяжёлый труд для меня, переваривающего журек и к тому же озабоченного перспективами добычи второго Ведьмака – призывать духи фильмов. Потому я притомился. Веки мои отяжелели, из глубины души надвигался зевок. Ах всё же, как бы это было хорошо, если бы Железный Человек сейчас сказал: «Привет, Кшешлов!».
-- Привет, Кшешлов!
Оказывается, озабоченный треккерным делом я забыл затворить дверь.
Потому-то Железный Человек сейчас присел в гостевое кресло напротив меня и со вздохом положил звякнувшие железные ладони на железные колени, будто стейнбековский фермер на приёме у банкира.
-- А никто, друг-Кшешлов. Никто нас не смотрит.
Я встрепенулся и хотел было возразить, мол, скачивают же, вот, у меня лежат и Теккен и Железный Человек – скачивают. А значит – смотрят!
Но Железный человек усталым жестом не позволил мне и начать тирады.
-- Э нет, брат. Вот скажи, зачем мы тебе?
-- Мы? – замычал я, стараясь выиграть время.
-- Да, мы – я и Теккен.
И действительно, в комнату припрыжкой Брюса Ли заявился Теккен.
-- Как же, - Я замялся, - рейтинг поднять. Извините.
-- Брось извиняться, брат-Кшешлов. Я отлично знаю, что ты нас не посмотрел. И прощаю тебя.
Железный выглядел так жалко, что казалось сейчас затянет: «Же не манж пас сис жур. Гебен Зи мир бите…».
-- Но я-то ладно. Да, признаю, я скачал вас обоих, чтобы раздавать, чтобы за счёт этого поднять рейтинг и скачать то, что мне по-настоящему нужно. Но ведь есть же те, кто смотрит. Ведь какой-нибудь пятиклассник запросто скачает Теккена, чтобы посмотреть!
Железный Человек долго, протяжно посмотрел мне в лицо. В его глазах отразились все уголки познания добра и зла, как у польского фантаста.
-- Нет. Брат.
Он помолчал и продолжил.
-- Какой смысл скачивать нас и смотреть на экранчике компьютера? Те, кто действительно любит такие фильмы – ходят на них в кино.
Тут Железный заявил себя всамделишным поэтом.
-- Мы как скоротечные звезды, падающие звёзды. Пролетим кувырком по небосводу, и никто нас даже не разглядит…
«Же не манж» неотвратимо приближался. Но запускать плеер мне совершенно не хотелось.
Положение выправил сидящий во втором гостевом кресле Теккен. Ориентальный Теккен дзен-философ.
-- А может быть, - начал юноша, - Нас для этого и создают, нас для того и снимают, чтоб люди могли за счёт нас набрать рейтинг в торрент-треккере и поглядеть то, что им на самом деле хочется? Тогда в этом наше благородное призвание – помогать человекам. Мы же в некоторой степени герои. Пусть и киношные. Люди, не бойтесь, скачивайте те фильмы, какие хотите, мы вам в этом поможем!
И второго Ведьмака, подумал я.
- Теккен, мне кажется, это начало прекрасной дружбы, - прошептал Железный Человек.
Совсем как у Кустурицы, подумал я, и открыл глаза.
Сторож-рассвет рассеял все призраки.

Вечный Малх
Мужчина лет сорока пяти, коротко стриженный, с суровым истомленным лицом и запавшими глазами, прислонился к единственной уцелевшей доске на синей остановке. С тех пор, как наступил конец света, автобусы не ходили, и никому не было дела, что вандалы выломали лавочку и разбили шифер стен.
Солнце пропало, непроглядное пятно, будто чернильная клякса засмолила папиросное небо. Город умирал, бетон таял от страшной черноты небес, фундамент крошило в песок, стёкла трескались и выпадали вместе с рамами, железо поразила необратимая ржа.
Сколько Малх видел концов света? Один, два, три или несколько десятков? Он давно сбился со счёту. Труха и гниение стали чем-то родным, привычным, как пот.
- Ничего не изменилось, ничего, - Малх прикрыл большие глаза. Прошло уже столько лет, а пламя до сих пор стояло в глазах, пламя, пожирающее стопы бумаг. Последняя катастрофа, когда ангелы сговорились с демонами, запомнилась больше всего.
– Я видел костры из книг, я слышал овчарок лай.
Уже давно Малх приобрел дурную привычку разговаривать сам с собой. Одиночество толкало и не на такие глупости. Малх воевал с небом, спускался к пылающим горнам, но что бы ни делал, так и не смог расколоть ледяную стену отторжения. Теперь, спустя не одну тысячу лет, он почти свыкся со своей ролью.
Сначала Малх почувствовал чужое отчаяние, только потом услышал сиплое дыхание и цокот когтей по асфальту. Он вышел к дороге, - заметил собаку, мелкую лохматую собачонку, с вываленным языком и волочащимся поводком. Животное гнал страх. Малх понимал, что на свете существует немного причин заставить собаку предать хозяина, поэтому подозвал беглеца и велел идти следом.
В джинсах и кожанке было жарко, но не это утомляло изгнанника, а чужое страдание. Город разрывался, кричал от боли, морщины перерыли дороги, облысели деревья, усохла зелень. Только не все жители поняли, что это конец, и пытались жить как прежде.
Желтые стекла хрустели под толстой подошвой. Малх прошел по битой крошке к зеленому квадрату пустыря. Между бетонной стеной и теплотрассой местные выгуливали собак. Оттуда и прибежала псина.
Три молодых коротко стриженных парня издевались над девушкой. Один из них ничком повалил её на траву, другой, посмеиваясь, наступил на спину. Третий стоял в стороне с початой бутылкой и давал советы.
Свобода без ответственности перерастает в насилие. Изгой видел такое много раз, но ничего не мог поделать. Только пока есть сдерживающий фактор, который надо ненавидеть и бояться, монстр внутри дремлет.
- У нас гости, - бросил один из них, тот, который не вмешивался. Они были одержимы чужой волей. Такие же пешки в шахматной игре, как и их кукловод-хозяин. – Парни, я же сказал, хватит!
- Проблемы? – спросил один из насильников с одутловатым красным лицом. «Совсем ещё молодой, - подумал Малх. – Но уже подточенный, с гнильцой». Сообщники обходили с боков, отрезая путь. Ножи оставались в карманах, но странник догадывался, что за ними дело не станет.
Каждый день Малх мечтал о смерти. Он собирал неприятности, и зло мира шло ему на встречу. Малх понимал бесполезность усилий: даже если парни будут сильнее, и он падет, то все равно очнется.
Пальцы нащупали холодную ручку пистолета, Малх выхватил ствол, направил на первого. Палец уверенно, как в тире, лег на курок. Раздался выстрел.
Парень покачнулся и упал, держась за пробитую грудь. Малх повернул ствол в сторону и пристрелил другого. Третий побежал, изгнанник несколько раз выстрелил в спину и добил упавшего.
Девушка подняла голову и как затравленный зверь посмотрела на спасителя. Глаза распухли от слез, губа кровоточила. Малх почувствовал жалость. Их никто не любит. Они всегда были только говорящими игрушками. О них можно вытереть ноги, лишить чести, заставить жрать себе подобных.
- Ничего, ничего, - попытался улыбнуться Малх. – Идите домой, выпейте чего-нибудь, и забудьте.
- Моя собака, – зарыдала девушка. Её начало трясти, и Малх даже почувствовал отвращение, как будто бы прикасался к лягушке. Изгой пересилил себя и поднял собачницу на ноги.
- Жива она, вас ждет. Идите домой, - приказал Малх. Если бы она заупрямилась, он бы выпроводил её силой.
- Долго ждать? Вылезай, - буркнул Малх. Из тела убитого парня поднялась черная тень, принявшая человеческие очертания.
- Как ты узнал меня, незнакомец? А-а-а, вижу, падальщик, тебе опять не сидится. Да, я тоже знаю тебя. – Тень расправила призрачные крылья.
- Хватит бахвалиться! – Малх воздел руку. Пальцы вцепились в складки вороной мантии призрака. - Набольшие выйдут? Город обречен?
- Наши за стеной… - проскулило чудовище, стремительно теряя очертания. Касаясь пальцев, призрачная плоть распадалась на нитевидные отростки и вспыхивала белым огнем.
- Возвращайся домой! – приказал Малх и сжал пальцы в кулак. Запахло жженой резиной, темное облако развеялось. За годы странствий вечный изгой, бывший раб, обрёл способности бороться с тенями.
Малх потер руки, стараясь избавиться от жжения в ладонях, размял плечи и прыгнул на двухметровый бетонный забор. Пальцы впились в трещины, нога наступила на выпирающую арматуру, мужчина подтянулся на руках и перемахнул через край.
Брошенный завод ожил, из нависшей над комплексом красно-белой трубы поднимались клубы чёрного дыма. Во дворе гудели машины, среди разоренных построек как муравьи сновали люди, с неподдельной радостью на окосевших лицах. Колдовство! Разум советовал отойти, но Малх разучился бояться, и трястись над жизнью.
Хозяева, группа коренастых громил в черных куртках и с цепями, собрались под ржавым навесом. Казалось, что все они братья, близнецы, настолько одинаковые были, будто сделаны по одному шаблону.
- Заткнись и слушай! – крикнул один из них, крепкий боевик с шипами на плечах. Он подскочил к товарищу, такому же громиле, схватил за грудки и поднес к лысой голове огромный кулак. – Хочешь как в прошлый раз? Я сказал – значит делай! Мардук – на южные ворота. Чтоб парни выложились! Я с центра. Лизоблюды получат по полной!
- Вы видели человека с крестом? – спросил подошедший Малх. Он держал руки в карманах, внешне спокойный и умиротворенный. Однако хозяева заброшенного завода разом ощетинились и напряглись, будто в их владения ступил не просто какой-то изгой с большой дороги, а нечто большее, настолько большее, что и им не по плечу.
- Ты! – воскликнул вожак, демоны заслонили вожака. – Убирайся вон! Нет тут никакого креста! Нет - и никогда не было!
- Жаль, - помолчал, помедлив Малх. Он повернулся, пошёл к воротам, но тут же остановился. – Отпусти людей! Можете играть в дурацкие игры сколько угодно, но хватит трогать людей.
- Пошел ты! – огрызнулся вожак. Из-за рта громилы высунулся синий раздвоенный язык. Малх с омерзением отметил остроту длинных зубов. Треснула куртка. За спиной демона выросли чёрные перепончатые крылья.
- Так в себе уверен? – спросил Малх, готовясь применить некогда подслушанные слова силы. В тот день ангелы и демоны собрались вместе, чтобы унизить и разгромить всякую человеческую мысль, и потеряли осторожность. Божественный огонь разрушил мечту. Сущности упивались могуществом и забыли, что за каждым их словом, за каждым делом ненавидяще следят глаза изгнанника.
Противники замерли. Странник понимал, что его мастерства хватит лишь на пару неожиданных ударов, а потом он опять очнется израненный, невесть где, без надежды повстречать человека с крестом. Так было уже много раз.
Воздух сжался, будто ткань. Сначала Малх решил, что это тайное чародейство врагов, однако из складок материи между ними вынырнуло совсем иное существо, будто вырубленное из эбонита. Пришелец посмотрел на демонов, и те, поникнув, как плети хмеля после заморозка, разбрелись прочь. Стало тихо, будто и не было всех этих тысяч шумящих механизмов, завод замер.
- Человека с крестом здесь нет! - глухо, как из длинной-предлинной трубы донесся голос незнакомца. – Тебя наказали не мы, а ангелы. Они на стадионе, можешь проверить. Вот и иди к ним, а людей мы не тронем.
Малх поклонился и побрел прочь. Сразу за воротами странник натолкнулся на поджидающую девушку с собакой. «Как глупа и наивна! - подумал Малх. В разноцветной курточке девушка была похожа на большого ребенка. – За каждым, кто обратит на неё внимание, и улыбнется, она пойдет до конца. Как и её жалкая собачонка».
- Иди домой, ясным же языком сказал, - устало, как после тяжкого рабочего дня на мельнице, проговорил Малх. Ничего, что ещё несколько десятилетий впустую. В прошлый раз он ждал его на площади тысячи подожженных книг, стоял у самой кромки пламени. Молодежь бесновалась у поднимающего пламени, ещё не понимая, что это духовная смерть, что сверху за них всё решили, - и праздник воли превратился в безволие.
- Можно мне с вами? - заканючила девушка, её собака приласкалась к Малху. – Больше не куда пойти, город умирает. Люди говорят, что конец света наступает. А с вами спокойно.
- Только ненадолго, – Малх согласился, заметив брелок с ключами на пальце девушки. Стадион был на другом конце города, пока он дойдет, ангелы могли перебраться на новое место. Девушка ещё пригодится. – Подкинь меня к стадиону!
Путь занял немного времени. Ржавая грязно-белая колымага на диво легко порхала по разбитой дороге. Скелеты мертвых зданий нависали над ними, но страннику было наплевать, а девушка, у которой он даже не спросил имени, была уже на той ступени безнадежности, когда впадаешь в детство, не замечаешь реальности. «Она такая же одержимая, как и её насильники», - подумал Малх.
Между рекой и облезлым серым домом расположился вытянутый стадион, покрытый синими шапками шатров. Ангелы ценили основательность.
- Ещё бы противотанковый ров вырыли, - хмыкнул Малх. Он поблагодарил девушку и попросил отъехать подальше. Как ни мало она для него значила, но странник не хотел никого впутывать в опасные дела. Ангелы действовали по собственным соображениям и не стеснялись применять силу. На стадионе собрались не все небожители, только каста воинов, полубессмертных убийц, живущих для войны. Больше эта порода ни на что не была годна.
- Я видел костры из книг, я слышал овчарок лай, - пробормотал Малх и ступил на землю лагеря. Ангелы не стеснялись внешнего облика, никто не прятал сущность под людской плотью. Каждый из них желал выделиться, как можно дальше отгородиться от смертных. Одни отрастили белоснежные крылья, другие носили непрактичные хитоны ледяных цветов, третьи вооружились двуручными огненными клинками.
Малх бродил между группами ангелов, но никто не говорил с ним, и не обращал внимания. Кто-то посетовал на вонь плоти, другой как бы случайно задел скитальца тяжелым крылом. И тут раздался гул трубы. Старшие офицеры созывали армию на брань.
Ангелы выстроились шеренгой перед офицерами в шлемах с белоснежными гребнями и вскидывали руки в знак приветствия. «Как много их собралось»! - подумал Малх и даже пожалел демонов. Воины встали в колонну и двинулись маршем по беговой дорожке.
- Твердыня Тьмы падет! Сегодня мы разрушим оплот зла и одержим победу! Во имя борьбы! – Поднялась овация. Ангелы орали и бесновались от восторга. И тут Малху почудилось в этом бушующем море толпы… - Зиг!
- Хайль! – Белоснежные воины вскинули мечи над головой. Острия клинков засветились ледяным пламенем.
- Они не станут говорить, - сказал кто-то за спиной. Малх увидел настоящего великана. Под его ступнями трескалась и проваливалась земля, настолько большим и тяжелым он был. Гигант говорил приглушенно, но всё равно гнулись тополя и осыпались вороньи гнезда. Вот только никто из ангелов даже не обернулся – Эти давно ни с кем не говорят. Ни с отцом, ни со мной. Они забыли.
- Забыли что? – спросил, волнуясь, Малх.
- Забыли, что он никогда и не уходил. Но они не видят.
- Человек с крестом не спустится? – изгой перебил великана.
- Он и не уходил. Если ты хочешь освободиться, то должен понять не почему ты здесь, а зачем. Только и всего. Теперь уходи, скоро начнется великая битва.
За стадионом, на пустой стоянке, по которой поднимающийся ветер гонял обрывки газет и мусорные кульки, стояла только одна машина. Малх заметил спасенную девушку и помахал ей рукой.
- Я был глуп, - сказал Малх. Он никогда не стеснялся говорить сам с собой. Каждая новая фраза будто поднимала его на ступеньку вверх. – Я был и есть самодоволен. Мне было наплевать на других. Я отворачивался от зла. Я шёл от одного конца света к другому, чтобы найти человека с крестом. Я думал только о себе.
Малх ощутил в себе нечто принципиально новое. Одиночество может быть побеждено! Но сначала нужно позаботиться о других. Таких, как она и ещё тысячи потерянных людей на этом поле битвы между силами.
- Надо собирать людей! – сказал Малх и сел в машину. Он мечтал, что выведет жителей из умирающего города, будет заботиться о них. Малх найдёт дом и друзей, обретёт смысл жизни. Но неумолимое проклятие разрушит единство, перессорит товарищей, загадит родники веры, и, в конце концов, он очнётся один, в незнакомом городе перед концом света. Люди станут сторониться изгнанника, обвинять в бедах. Малх будет страдать, бороться, обретать веру, мечтать и опять проиграет, как проигрывал сотни раз.

Это "летальное" средство сразу меня смутило. Не способом полета, конечно, привыкнуть к нему я уже успел, все таки птиц в этом мире не существовало никогда. Но все же оно смущало.
Наконец, не выдержав, я обратился к Хесту:
-Только три? Почему не квадрат?
Тот, почесывая щетину, несколько секунд раздумывал, отвечать ли мне. Но уголь еще грузили, время, несмотря на приближающихся все ближе солдат, было.
-Нормальный квадрат у меня был,- Хест сплюнул и откинул плащ, обнажив за ним перетянутый длинным шрамом торс.- Летал мимо Сферы, меня из пукалки задели. Хорошо, что едва коснулась, разнесла к чертям собачьим турбину. А та зараза, отлетая, движок за собой утянула. Теперь, едрить его. Теперь на пару ходить приходится. Какого черта встали, очкамомы?!
Пока он отвлекся на затеявших абсолютно недопустимый перекур, я повернулся к Сильвии. Теперь она была совершенно спокойна. Холодно спокойна. Даже не обращала на меня внимания. Хотя винить ее мне было не в чем. Побег, это чертово излучение Сферы, снова побег. Вымотают любого, она, естественно, тоже начала сдавать. Но я рядом, силы ей есть где почерпнуть. Вот бы мне где сил взять.
Вдалеке слышались уже голоса и ругань солдат, спешивших нагнать "сталкеров" и, особенно, нас с Сильвией. Но больше шумели машины. По освобожденной от Сферы земле они ехали с трудом, то зарываясь в рыхлую, словно желе, почву, то прыгали по ней как на батуте.
-Каршлачья рузарха! А ну, очкамомы, загружайсь!

Однако, Хест взлетать не спешил. Хотя опасность была рядом, почти под боком.
Уже было осенила меня мысль, что он хочет, наоборот, сдать нас врагу, лишь бы самого пощадили, но Хест, наконец, заговорил.
-Угля, зараза, взяли мало. Придется идти мимо Сферы, а она, недаром шрам ноет, снова расширяться вздумала. Если заденем - будем хренью какой внутри ее скакать.
"Если все верно, концентрированное излучение Сферы эту колымагу летающую в космокорабль превратит. Будем на этой планете первыми космонавтами. Да и последними"
Хест, тем временем, продолжал.
-Эти нас долго конвоировать не будут, трусят близко к этой хреновине идти, когда на них ползет. Но пару раз пальнут, не без этого. Держитесь за все крепкое, может и не потеряю никого на этот раз. Турбин три, по два на каждую. Лопаты в руки и вперед,- он хотел было что-то еще сказать, но я опередил его:
-Бери больше, кидай дальше, отдыхай пока летит.
-Точно. Вот ты как раз и покажешь пример. Хотя блондинку можешь оставить. Вдруг свою нежную кожу повредит.
По одной его ухмылке было ясно, куда он клонит. Не часто среди "сталкеров" Сферы мелькают женщины. Это слишком опасное занятие, да и слишком грязное. Хотя с северной стороны доносились слухи о банде "сталкеров"-женщин, неоднократно совершавших нападения на мужчин, помимо рысканья по запретной территории.
Но Сильвия отличалась от них. И от обычных женщин "сталкеров". Даже после пройденного пути она умудрилась сохранить одежду сравнительно чистой. Хотя учитывая ее магию, это не так уж сложно. Затратно, правда.

Предисловие
Так как речь пойдёт о вещах и людях неизвестных и недопустимых в Обратном мире (мире в котором мы живём), то я считаю внести кое-какие пояснения, которые должны помочь вам хоть чуть-чуть разобраться.
Первое – данный роман есть не что иное, как труд Бантерика Арогинея – выдающегося математика и физика Среднего мира, который прославился благодаря изобретению маг-двигателя (механизм для поднятия и поддер-жания в воздухе небесных кораблей, раньше для этого требовался сильный маг, что приводило к тому, что абордажная команда стремилась поскорей захватить его в плен), который и принёс ему всеобщую известность в Ниж-нем и Среднем мирах. Но главное увлечение Бантерика – история – в своих книгах он изложил наиболее достоверные факты, касающиеся Анея Вилд-жима (раньше его существование отрицали, что было великой глупостью). Я лишь изложим его труд на более доступном языке ( он был написан не-сколько сухим текстом), а также дополнил пояснениями, исправил сомни-тельные места добавил диалоги, ибо я являлся свидетелем всех описанных событий (ну ладно – почти всех) – в общем превратил научную работу в роман.
Второе – вопрос человеческих рас. Жаждущие – самая известная раса к которой принадлежите и вы. Почему жаждущие? Этого не знают и драконы, но, возможно, жаждущие «знаний», ибо это наиболее присущая им черта. До череды далее описанных событий все жаждущие не старели и жили тысячи и тысячи лет (а большинство живёт и ныне), но отдельная группа выбрала неминуемую смерть в обмен полную и беспрекословную независимость от драконов. Их стихия – огонь, ибо жаждущие наиболее вспыльчивые и склонные к необдуманным поступкам, но они также и самые храбрые. Мёртвые – умирая, любой может выбрать свою участь ( верней мог) – испить в Подземном мире из реки Стикс (до вас дошло её название) и вернуться туда, где погиб и начать новую жизнь – он лишается и памяти и возможности проявлять какие-либо эмоции, что делает мёртвых наиболее здравомыслящими людьми. Также он может остаться жить в Подземном мире, сохраняя и память и часть эмоций (он просто становится более спокойным и неспособным к необдуманным поступкам). Стихия мёртвых – вода, а вернее лёд. Фениксы – неуязвимые, склонные к необдуманным поступкам, придерживающиеся своего собственного кодекса чести. Убить феникса можно, но он сгорит и воскреснет из пепла, что делает его самым опасным врагом (порой опасней дракона). Но ныне фениксы почти вымерли, так как мужчин-фениксов – один на три тысячи женщин-фениксов. Часто можно встретить мужчин-полукровок, которых фениксы-женщины совершенно игнорируют, зато они очень падки на драконов-полукровок. А так, как для возрождения феникса нужна земля (если песчинка пепла падёт на землю в цветочном горшке – феникс возродится), то их пытаются заманивать в ловушки. Но у их вымирания есть и другие причины. Земля их стихия (хотя порой говорят, что огонь). Звёзды – наиболее загадочная раса, которая жила и живёт затворником. Мастера хитростей и интриг, всевозможных иллюзий. Большинство звёзд добродушны и веселы, ныне в знак того, что они ничего не замышляют, звёзды появляются ночью на небе (хотя об этом немногие знают, а о том как это им удаётся не знает никто). По легендам драконов – Солнце – звезда спасшая мир от гибели ценой своей жизни и вечного скитания души, но это было так давно, что об истинных событиях того времени не знают даже древнейшие драконы. Стихия звёзд – воздух, ибо ход мысли звезды проследить очень сложно.
Третье – драконы. Никто не знает, каково их истинное обличие – человече-ское или обличие огромного крылатого ящера. Они пытаются сохранить баланс в мирах, пытаясь не вмешиваться в их дела. Именно драконы уста-новили баланс четырёх рас – ибо сила всех рас суммарно равна (хотя как это?), а значит чем меньше представителей этой расы – тем сильнее от-дельная особь (это не мои слова). Многим драконам присуща алчная тяга к сокровищам (которая порой приводит их к печальной смерти от меча оче-редного героя), а так же к красивым девушкам. О жизни драконов практи-чески неизвестно.
Глава 1
В те времена, о которых не помнят даже многие драконы, стояла могучая крепость. С ещё более глубокой древности владел ею, а также окрестными землями род жаждущих - Вилджим, когда-то уважаемый, большой и богатый. Но постоянные распри среди представителей этого рода привели к тому, что в нём осталось лишь два представителя. Юный лорд Аней не выделялся особым военным искусством, хоть и был неплохим стратегом и дипломатом, зато слыл в меру большой мудростью и очень большой осто-рожностью. В бой он не рвался, фехтовал из рук вон плохо, сам был не очень высок, не очень низок, худ, тёмно-русые волос закрывали глаза – так было легче вести переговоры, ибо сколько раз глаза выдавали ложь? Благодаря большому богатству и владением мощной фамильной крепостью он был весьма популярным среди дам, однако своей популярностью он не пользовался, ибо его сердце было предано молодой княгине дома фениксов Хесель – Далии. Говаривали, что на их свадьбу, которая должна была состояться через месяц, собирается прибыть делегация драконов – ибо в Анее текла их кровь – его мать, покойная княгиня Веилигинья Вилджим, была дочерью дракона и человеческой женщины.
После смерти родителей Анею досталась крепость, большие богатства и огромное количество недругов, жадно смотревших на его владенья. И са-мым главным его врагом был Аленол Вилджим принадлежавший к другой «ветви» генеалогического древа Вилджимов. Отличаясь большой жадно-стью, злобой и острым умом, он постепенно уничтожал своих родственни-ков. Он не раз пытался устранить и Анея, но тому способствовала удача и он остовался жив. Так и не добившись своего, Аленол ушёл, и вот уже два года о нём не было слышно.
Шли дни…
***
Шли дни, приближалась свадьба, обещавшая объединить два знатных рода – лордов Вилджимов и князей Хеселей. До свадьбы оставалось два дня, как прискакал гонец с южных уделов – вдоль границы прошло войско в три ты-сячи человек пехотой и около пятисот конницей, но прошло мимо, не на-рушая границы. Аней приказал усилить дозор – южная граница была наи-более пригодная для внезапного нападения, ибо пролегала в огромном лесу. Шагающие мимо армии были в порядке вещей – воин давно (даже очень давно) не было, но знатные рода часто вели борьбу за богатые земли. При этом, не портя друг с другом отношения. Бывало, лорды рода Мерайсебуль пировали вместе с князьями рода Персиваль, в то время как их люди сражались насмерть друг с другом из-за ничего не значившего клочка земли, на котором не было ни людей, которые платили бы налоги, ни зверей, на которых можно было охотиться, ни плодородного чернозёма. Но этот отряд потревожил Анея, ибо к нему на свадьбу съезжалось множество знатных гостей, безопасность которых он должен был обеспечить.
«Знамёна, геральдику, что-нибудь проливающее свет на то, чьё это вой-ско, ты видел?» - спросил Аней гонца и разведчика в одном лице.
- Ничего, мой лорд - ни геральдик, ни знамён у них нет.
- Наёмники?
-Не знаю, мой лорд.
- Ладно, иди.
«Мой лорд, вы чем-то обеспокоены?» – спросил, войдя в комнату, советник и наставник Анея младший лорд Гетрунс Валькул.
«В южных лесах замечены неизвестные войска» - ответил Аней»: Ни ге-ральдики, ни каких-то других опознавательных знаков».
- Думаете, что это враги?
- Может быть и да, а может быть – нет. Лорд Вилджимов давно ни с кем не воюет. Но вот только очень тревожно мне.
- Вы просто сильно переживаете за безопасность леди Далии.
- Возможно. Только все равно надо быть наготове. Отправляйся на север и попробуй быстро собрать небольшое ополчение.
- Но ведь я могу не поспеть к вашей свадьбе.
- Поспеешь, если не будешь копошиться. Я отправлю тебе в помощь не-сколько офицеров.
- Сколько собрать, мой лорд?
- Сотню – стены Вилджтауна крепки и две сотни солдат регулярных войск при поддержке сотни солдат ополчения способны выдержать осаду даже трёхтысячного войска.
- Даже пяти тысяч, мой лорд.
- Даже пяти.
- Когда мне отправляться, мой лорд?
- У тебя час на сборы.
***
Прошло три часа с отъезда Гетрунса, Аней был ввергнут в раздумья. Порой мимо границ его земель проходили стотысячные войска, ибо два ближайших государства – Фонаун и Веспуль – воевали уже около двухсот лет. Семь лет назад был установлен шаткий мир. Тогда его отец был спокоен, так как его земля была слишком мелкой сошкой для обоих «гигантов». Теперь, когда отца уже не было в живых, Аней переживал – чутьё никогда его не подводило. Вилджтаун был неприступной цитаделью, способной выдержать осаду многократно превосходящего войска, даже десять человек могли отражать атаку пяти сотен, ибо ступенчатая конструкция стен крепости не позволяла использовать осадные башни и лестницы. Широкие стены позволяли строительство пяти врат, что делало использование тарана очень трудоёмким занятием. Лес, обступающий плотным кольцом крепость, очень сильно затруднял использование катапульт. Камень с Драконовых гор придавал стенам несокрушимую прочность. Особое строение бойниц помогало вести лучникам огонь со стен, не боясь вражеских стрел. В общем, крепость, принадлежавшая тысячи лет назад королевству Даурион, верно служила дому Вилджимов. Но даже она могла пасть при грамотной осаде и наличие у противника сильного мага.
«Ты чем-то обеспокоен, дорогой?»
Слова далии вырвали Аней из лап тревожных мыслей: «Нашей свадьбой, любимая».
«Только ли этим?» - спросила Далия, садясь на стол, за которым сидел Аней.
Он встал, подошёл к ней, она обняла его, он поцеловал её в губы.
«Только этим, только этим» - ответил он ей.
Они ещё раз поцеловались, он прижал её к себе, она освободилась, вышла.
«Только этим» - вздохнул Аней.
***
Прошло два дня. Два часа оставалось до свадьбы. Неопознанное войско исчезло так же внезапно, как и появилось. Гетрунс вернулся во главе отряда из двух сотен солдат ополчения. За час до свадьбы землю накрыла огромная тень – дракон Альдунаил, дед Анея, спикировав, приземлился на главной площади Вилджтауна и превратился в рослого крепкого блондина.
Он по-отечески обнял Анея, сказав: «Да не изведётся драконья кровь в жи-лах твоих детей».
«Да не погаснет пламя того, чья кровь будет течь в их жилах» - ответил Аней.
«Она феникс?» - спросил дракон.
«Да, о моя кровь и пламя».
«Любят нас сии представительницы этой славной расы» - сказал Альдунаил: «Особенно тех, в ком есть и драконья, и человечья кровь. Любят»
«Любят» - согласился Аней.
«Так пусть твой путь и путь твоей избранницы сойдутся на дороге счастья, о потомок властительницы моего сердца».
***
Он шёл с северной стороны города, держа под руку мать Далии – Зеилину Хесель. Она шла с южной стороны, ведомая Альдунаилом. Они встретились. Их руки соединили. Альдунаил и Зеилина связали вмести две ленточки – синюю и красную, собрались обвязать руки Далии и Анея, но их прервал Гетрунс: «Мой лорд, мы в осаде. Предводитель врага идёт на переговоры».
«Значит, я иду на стены» - сказал Аней: «Прости Далия, я там нужнее».
«Я присмотрю за ней» - сказал Альдунаил.
Среди гостей началась паника, которую прекратила Зеилина, бывшая от природы властной женщиной. Воины, созванные громом труб, бежали на стены строиться. Оглушительно ревели дети и причитали женщины.
***
«Кто вы, что смеете осаждать мои законные владения?» - спросил Аней, поднявшись на стены. Армию осаждающих нельзя было назвать огромной, но она определённо получила подкрепление, после того, как была замечена на южной границе – числом около семи тысяч пехотой и семисот конницей – люди стояли под стенами Вилджтауна. Как и раньше на их кожаных доспехах (лат, кольчуг, стальных панцирей и другой тяжёлой брони не было) не были нашиты геральдики. Внешне осаждающие напоминали больше разношёрстную толпу вооружённых людей, чем армию. Да и вооружены были, по большей части, вилами, топориками, простыми луками. Последним штрихом было то, что большинство солдат этого «войска» составляли калеки и прокажённые. Конница оставляла чуть лучшее впечатление, но во многом благодаря хорошим вороным коням.
«Мы вольное братство, ведомое целью вселить свет в сердца людей» - отвечал хор голосов на слова Анея.
Гетрунс поперхнулся давя смех – эти ободранцы могли вселить в сердца людей что угодно, но только не свет.
«Если выслужите свету, то почему осаждаете мою крепость?» - властно спросил Аней.
«Стены этой крепости укрыли дракона - служителя тьмы – но драконы-полукровки не менее противны нам. Не думайте, что нас так мало, мы лишь передовой отряд, составляющий лишь сотую процента от остального войска» - последние слова были бессовестной ложью – армия в несколько сот тысяч воинов не могла пройти незаметно.
«Что вы хотите?» - спросил Аней.
«Выдачи чистокровного дракона и припасов для дальнейших походов» - ответил ему хор голосов.
«Будет вам и дракон и припасы» - ответил Аней.
«Что вы делаете, мой лорд» - спросил Гетрунс.
«Хочу выдать им дракона, зови Альдунаила» - ответил Аней.
Гетрунс по лицу своего лорда понял его замысел и, поклонившись, ушёл.
***
Альдунаил взошёл на стену – небольшой её участок был лишён бойниц и был открыт всем ветрам, ибо именно с него должны были вестись перего-воры. Он окинул взглядом осаждавших, ухмыльнулся: «Так это вы хотите получить дракона?» - спросил он.
«Спускайся выродок» - был ему ответ.
«Спущусь, но не пожалейте потом об этом» - сказал он, превращаясь в ле-тающего огнедышащего ящера.
Осаждающие быстро отреагировали на появление дракона в небе…
***
Альдунаил взмыл в небо, полыхнул огнём, но даже те, кто превратился в живой факел не вскрикнул, а стойко принимал смерть. Но на самом деле огненный смерч причинил осаждающим не особо много урона, словно были на них не кожаные стеганки, а сверкающие латы. А то, как мужественно выносили муки умирающие и раненые, было не свойственно сброду, воо-ружённому хоть бы чем, а благородным рыцарям, способным выйти, не убоявшись смерти в одиночек против сотни противников.
Несколько сот стрел взмыли в небо, около десятка клюнули драконову чешую, но ранить они не могли.
Альдунаил вновь выдохнул огненную бурю на толпившихся у стен людей – снова никто не издал ни звука боли. В третий раз – пара десятков обор-ванцев, загоревшись, понеслись в сторону стены…
***
Арогиней писал, что Аней понял хитрость своего противника, но уже было слишком поздно. А я хочу сказать – ничего он не понял – слишком он был молод и никогда до этого не пересекались его пути с магами, и, возможно, его не понимание, не знание, то, что он ни о чём не догадался – называйте как хотите – спасло ему жизнь.
***
Аней не успел понять, что произошло, его оглушило, откинуло от стен, он потерял сознание и не видел то, что произошло дальше. Не видел, как оборванцы, превратившись в рослых умелых солдат закованных в броню с изображением птицы-феникса пожирающей дракона – геральдического знака Аленола Вилджима – феникса-полукровку – рванули в проломы в стенах. Не видел, как храбро сражались его люди в уже заведомо проигра-ной битве. Как защищал его Гетрунс, пока сам не пал на землю, оглушённый ударом тяжёлой дубины – лишь фамильный шлем Вилджимов - подарок отца Анея, спас ему жизнь. Аней не видел, как заговорённые стрелы пронзили крылья Альдунаила, как он продолжил сражение на земле, пере-рубив не одну сотню врагов, но и он, в конце концов, пал. Аней многого не видел, многого того, что могло придать ему сил святого гнева, но он лежал без сознания и ничего не видел.

Глава 2
Перед глазами сплошная кроваво-красная пелена, но звук колёс и то, что его постоянно подбрасывало, говорило о том, что он едет на телеге. Аней попробовал пошевелиться – тело плохо слушалось.
«Не двигайтесь, мой лорд, вы ещё слишком слабы» - сказал поразительно знакомый голос.
«Далия. Что с ней?» - прохрипел Аней.
«Попробуйте заснуть, мой лорд» - повторил голос.
«Не могу, Гетрунс» - прошептал Аней, но силы уже покидали его.
***
Аней не мог сказать через, сколько времени он пришёл в себя. Пелены уже не было, но жутко болела голова. Он лежал на крытой повозке, рядом сидело двое солдат – по форме он узнал элитную стражу Вилджтауна. По-возкой теперь, видимо, правил Гетрунс.
«Младший лорд Гетрунс, лорд Аней очнулся» – сказал один из солдат.
«Тпру» - крикнул тот.
Повозка остановилась, и спустя мгновение Гетрунс был около своего лорда: «Иди, правь» - кивнул он одному из солдат.
Тот вылез из повозки и вскоре она снова двинулась.
«Я вижу вам лучше, мой лорд» - сказал Гетрунс.
«Да, только голова болит, но это так – мелочь» - сказал Аней: «Кстати, что с ней?» - спросил он Гетрунса, ощупывая повязку на голове.
«Осколок стены, отлетев от взрыва, ударил вас по голове, мой лорд» - от-ветил тот.
«Взрыва? Ах да, взрыва. Значит то, были не просто оборванцы» - сказал Аней: «Расскажи, что собственно произошло, куда мы едем и почему я не в Вилджтауне?» - спросил Аней, сев – рядом лежал его меч и, так и не надетая им кольчуга: «Хотя нет, на последний вопрос не отвечая – я и так всё понимаю – Вилджтаун взят».
«Да, мой лорд, вы правы» - сказал солдат, оставшийся в повозке.
«Нас ввели в заблуждение с помощью магии – те кто побежали в сторону стен – фанатики – пожертвовавшие свои жизни, чтобы образовать проход, для своих собратьев. После взрыва вас, мой лорд, оглушило, а наши враги разительно изменились – спала магическая пелена – пред нами враг показал своё истинное лицо – все как на подбор – воины из воинов – а дрались они под знамёнами Аленола Вилджима» - сказал Гетрунс.
«Аленол? Рассказывай дальше» - попросил Аней.
«Завязалась драка – стены хоть и были пробиты, но проходы все равно были узки и много врагов пало. Я и ещё несколько солдат защищали вас, не подпуская врага к вашему телу, но мне попался страшный противник – два с половиной метра роста, жирный, сильный – боров, а не человек, но я смог с ним совладеть, да только эта падла живучая оказалась – умирая, он стукнул таки меня по голове, только шлем – подарок вашего отца – да будет он править в Подземном мире – спас мне жизнь, теряя сознание, я видел как стрелы поразили Альдунаила, но то были не простые стрелы – то был огонь и вода, небо и земля, жизнь и смерть – смешение стихий – видел я вражеского мага и не хочу его увидеть больше» - сказал Гетрунс.
«Меня терзает один вопрос – откуда это войско и этот маг у Аленола?» - сказал Аней «Хотя ответ, возможно, сокрыт в твоём рассказе – я как пони-маю это не конец?» - спросил он.
«Нет, мой лорд. Я очнулся часа через два – дубина долбануть долбанула, но кроме как оставить огромную «шишку» ничего не смогла. Аленол стоял над вами, обнажив клинок, собирался убить вас. Во мне проснулось второе дыхание – я поднялся сам и поднял свой клинок, бросился на Аленола, но тут мне дорогу преградил Он – тот самый маг – такая мощь шла от него, что я оцепенел на мгновенье, но лишь на мгновенье. Я попытался его зарубить, но он с лёгкостью отбил мой удар, своим обоюдоострым мечом, выбил оружие у меня из рук и собирался убить меня, но тут вмешался тот, кого нужно опасаться куда больше мага. Он был весь закован в кроваво-красные латы. «Не надо этого делать» - сказал он, обращаясь и к магу и к Аленолу.
«Не надо, любимый» - сказала, подбежавшая Далия, проклятому отпрыску, незаслуженно принадлежащему к дому Вилджимов».
На мгновение в глазах Анея вспыхнули молнии, но он сдержался: «Продолжай» - сказал он.
««Она права, мой друг» - сказал неизвестный рыцарь в кроваво-красных доспехах. Ах да, лица его я не видел – кольчужная маска закрывала его: «Ты не знаешь правил ксорвинтааля, да и мне не дано их знать – если сын стихий сказал, что Вилджим Аней должен остаться жив вместе с самыми преданными воинами, то так и будет. Когда ты заключал договор, то речь шла лишь о возвращении тебе Вилджтауна и твоей невесты – Хесель Далии, а не об убийстве Вилджима Анея».
«Прости мой друг, я погорячился» - сказал Аленол.
«Мне нечего тебе прощать. Человек не властен над своими чувствами» - сказал рыцарь, а потом обратился ко мне: «Ты, а также вы…» - он указал на Ареля и Роэна, тех солдат, что едут с вами.
«Я Роэн, мой лорд» - представился сидящий рядом в повозке солдат: «А Арель правит повозку»
«Позволь продолжить» - сказал Гетрунс: «…повезёте его, мне здесь не ну-жен ваш полукровка».
«А как же дракон, мой лорд» - спросил Аленол.
«Я сразил его» - ответил рыцарь.
«Так значит, Альдунаил мёртв» - вздохнул Аней: «Продолжай, Гетрунс»
«Так нечего продолжать, мой лорд. Нам выдали повозку, дали провиант и воду, погрузили вас, разрешили взять своё оружие и отдали, найденное в замке, ваше».
«Куда ты отдал приказ нас везти?» - спросил Аней.
«Мы скоро подъедим к Фонауну, а дальше вам решать, мой лорд» - отве-тил Гетрунс.
«Фонаун… ты прав Гетрунс, мы должны добраться до Фонауна и выяснить, что нам делать дальше, смысла отбивать Вилджтаун я пока не вижу» - сказал Аней.
«Извините, мой лорд, но не пойти ли нам в наёмники?» - спросил Роэн.
«В наёмники?» - удивился Вилджим.
«Я слышал, что Раденхельм набирает наёмников – какой-то враг подсту-пает к нему с севера. Два сундука золота и четыре серебра спрятаны под сеном – нашего врага оно не заинтересовало. Когда наёмное войско Ра-денхельм распустит – его наберём мы и…» - сказал Роэн.
«…и нас разобьют под стенами Вилджтауна» - закончил Гетрунс: «Вы со-гласны, мой лорд?»
«Согласен. Нет Роэн – Раденхельм – не способ вернуть крепость» - сказал Аней: «У нас нет сильного мага, а в наёмники чаще всего идут одни самоуч-ки, да бывшие ученики магов, которые выучили пару тройку заклинаний и уже считают, что заслужили статус мага. Можно в том же Фонауне закупить пару тройку летучих кораблей и с их помощью десантировать наёмников в крепость, но, к сожалению, это тоже требует услуг магов. Кстати, ксорвинтааль – что это?».
«Игра драконов, мой лорд. Никто кроме них не знает её правил. Да и, кроме того, что это – игра, никому, кроме драконов, о ней ничего неизвест-но» - ответил Гетрунс.
«Игра драконов?» - переспросил Аней: «Но ведь Альдунаил – дракон?».
«Не знаю, мой лорд» - сказал Гетрунс: «Но мне кажется, что спокойные времена заканчиваются, мир пробуждается ото сна, если вы, конечно, по-нимаете, о чём я говорю».
«Понимаю, Гетрунс, понимаю» - ответил Аней Вилджим.
«Мой лорд, мне кажется, что в Фонауне мы найдём этому подтвержде-нию» - сказал Арель.
«Почему ты так считаешь?» - спросил Аней.
«Потому, что я вижу то, что не видите вы» - ответил он, останавливая по-возку.
Один за другим Аней, Роэн и Гетрунс повыпрыгивали из повозки. Силы стремительно возвращались к Вилджиму, но его все равно слегка шатало. Увиденное ими не лезло ни в какие рамки: пред стенами Фонауна располагалось огромное войско - корабль с алыми парусами – знамя Фонауна, а рядом серебряный клинок – знамя Веспуля - это явление было из ряда вон выходящих. Здесь были также: всадник на белом коне – знамя Сенарде-нааля, синий огонь – Панирамена, дракон извергающий пламя – Даконшильда, безглавый змей – Янтарьсиуна, а также ещё сотни знамён – тысячи и тысячи палаток, между которыми сновали миллионы и миллионы людей – такого войска этот мир ещё не видел.
«Кажется, мы несколько отстали от жизни» - пошутил Роэн.
«Даже слишком отстали» - ответил Аней: «Залезайте обратно в повозку, нам нужно в этот лагерь».

Заканчивалась первая четверть осени. Зеленый цвет потихоньку уступал желтому, красному и багряному, но опять их ежегодная победа окажется пирровой – на земле уже лежало много сухих, искореженных, павших бойцов, и они сопровождали каждый мой шаг шуршанием, которое при богатом воображении можно было принять за стоны.
Очередной пир наверняка уже начался, но вряд ли кто-то ждал меня вовремя. Я всегда опаздываю в такой теплый и ясный осенний день. Традиция. А, как известно, весь бардак в мире начинается именно с нарушения традиций. Я же не собирался отказывать себе в удовольствии неспешно пройтись по моим лесам, взбивая ногами упавшие листья. (Если честно, если бы не эта прогулка, это бегство от каждодневных дел, пропустил бы я пир. Устал. И надоело). Разумеется, от такого занятия ботинки и брюки запылились, и я, заметив их неважное состояние только поднимаясь по гранитным ступеням Осеннего Замка, поспешил придать себе должный вид.
Мои коллеги и родственники пировали на открытой площадке, окруженной колоннами, переплетенными между собой красным виноградом. Отстукивая копытцами по каменным плитам, ко мне подбежал Зуи, и я сбыл ему: короткий плащ в бежево-бардовую клетку, шерстяной шарф и перчатки. Зонтик оставил, мне порой приходилось опираться на него, поскольку безмерные августовские дожди (припомню я их тебе, Тхин!) еще отдавались болью в спине. Только глупцы думают, что их боги не подвержены недугам…
Пиршество еще не вошло в стадию, когда гости покидают свои места, объединяясь в группы по интересам, так что Зуи проводил меня к привычному ложу: справа изящная Локса, слева Руна, вырядившаяся нынче в костюм зажиточной горожанки, напротив каштановая борода моего старого (очень старого) друга Лиина. Впрочем, они не обратили на меня внимания, и я, пододвинув к себе сразу несколько блюд, по-быстрому набил желудок, опасаясь, что меня в любую неудачную минуту могут привлечь к светской беседе. Вино подали неплохое, так что по моим расчетам соотношение вина и еды в организме через некоторое время можно было оценить как восемь к трем. Из-за этого я испытывал повышение благодушия к окружающему меня миру и приступ нетерпимости к окружающим меня богам.
Лиин наблюдал сию дивную метаморфозу молча, но с одобрительной улыбкой. Я почти чувствовал, как скука и уныние покидают моего друга. В такие моменты мне хотелось выдернуть бородача от стола прямиком в кузню, а самому с удовольствием наблюдать за его работой. И за ее результатами тоже. В моем доме много кованых вещей, сотворенных именно в таких приступах вдохновения, так что я научился различать оные.
- Лиин, поведай мне, беспамятному, у нас сегодня есть какой-нибудь приличный повод для сборища, или мы по-обыкновению начнем выяснять интимные подробности тысячелетней давности, которые и сами участники не помнят? Кажется, через часок мои уважаемые коллеги дойдут до нужного состояния…
- А ты, смотрю, уже дошел, - усмехнулся друг, - раз забыл, что сегодня мы принимаем в свою дружную семью отпрыска Смела. Незаконного, разумеется. Мальчик стал совершеннолетним, так что теперь его папаша смело, (каламбур, получился, красавчик!) может определить ему парочку небольших городов. Кстати, со своей деревенькой паренек оказался на высоте. Хорошая смена подрастает.
- Ну-ну, - буркнул я уже в кубок. Понятно. У парня первый взрослый пир. Он уже научился и бремени власти, и управлению своими способностями, - еще один городской бог. А нас, лесных, днем с огнем…
- Так плодись и размножайся, - сказала Локса, - а не сиди как бирюк в своей хижине!
- Во дворце, прекрасная, чтобы ты там себе не придумала. Или для тебя дворцом может зваться лишь помещение, битком набитое водорослями?
- Лесник, - пренебрежительно отозвалась она, охотно вступая в привычную перепалку, - что ты можешь понимать в красоте!
- Всё, - я галантно поцеловал ее руку, - и всегда признаю первенство красоты. И к тому же тебе известно, что детей у меня полно. Могу поделиться.
- Вот и поспорь с тобой, - возмутилась Локса, и мы выпили на брудершафт.
Кстати, Локса полукровка. Не понимаю, откуда взялись легенды, мол полукровки у нас за богов не считаются, да и вообще они слабее. Чистота крови – это миф, равно как и связанная с этой чистотой сила. Тут правит Его Величество Случай, перед которым и мы, блистательные, не властны. Да и вымерли бы давно без полукровок. Таких мастодонтов как я вообще осталось немного. Точнее – пять. Включительно.

Смел хрястнул кубком об пол, требуя тишины. Мне он импонировал. Хороший бог (из второго поколения, но не мой сын), ставящий во главу угла разум и логику, так что общаться с ним легко и приятно.
- Коллеги, - почти прокричал он, потому что нужной тишины не получилось, - сегодня я ввожу в наш круг своего сына. Ему исполнилось триста лет, а о его успехах пусть лучше расскажут учителя. Мне, отцу, сложно быть объективным.
Так, это я, пожалуй, пропущу. Учителя – это не интересно. Раз они согласились, что мальчик готов к самостоятельной жизни, быть посему. Подробности для любителей.
За время, отведенное учителям, мы с соседями успели обсудить несколько подковёрных интриг, Локса уговорила Руну на несколько лет принять бремя наставницы для своей племянницы, я и Лиин уговорились через три дня встретиться, чтобы я смог указать кузнецу на неточности (если таковые имеются) цветочного орнамента на воротах, выкованных для центрального храма столицы Арманита, после чего неоригинально переключились на байки и исторические анекдоты…В общем, коротали время, пока не прозвучал гонг, и Смел не ввел в пиршественную залу сына. На него посмотреть было интересно, и мы прекратили треп.
Любопытно. Я знал этого длинноволосого юнца. Имени не запомнил (да и зачем оно мне?), а теперь не расслышал. И знал довольно неплохо. Даже хорошо, пожалуй. Знал, но забыл. Сто с лишним лет прошло со знакомства. А началось оно больше двухсот лет назад со ссоры. Началось бы и с ругани, но малыш (как выяснилось впоследствии всего несколько недель назад получивший в покровительство свою первую деревеньку) ругаться со мной не решился. Если честно, то и ссориться со мной ему было…опрометчиво. Но он оказался смелым, достаточно образованным, чтобы грамотно отстаивать свою позицию, да и чувствовал, что за его спиной правда. Но для меня это всегда было неважно. Суть его претензий заключалась в следующем: жители деревеньки, расположенной на узком клочке земли между рекой и лесом жили за счет рыболовства, охоты и немного за счет собирательства. Не слишком надежная основа для построения жизненных планов. И малыш решил упрочнить их положение на этом свете, приобщив еще и к земледелию. Оставалось за малостью – землей, но для этого представлялось необходимым распахать место, занятое рощами, предваряющими собственно лес… Лес мой не пострадал бы, рощицы выросли худосочными и неэстетичными. Но это были МОИ рощицы. И я их не отдал. А через пару лет по закону подлости крестьянам не хватило запасов на зиму после неудачного лета, и многие из них умерли. Разумеется, в их смерти отчасти и моя вина, но это мне безразлично. А вот малыш заинтересовал. Всегда я отличался неравнодушием к приятным собеседникам. А к тем, кто умеет слушать – тем более. Рассказывал я ему многое. Как-то малец додумался попробовать назвать меня учителем, но получил разгон, отлуп, а еще лет через сорок дела позвали меня совсем в другие места, и я благополучно забыл о нашем знакомстве, приятном, но, в общем-то, ненужном.
Но Лиин прав. Если за прошедшее время характер мальчишки не претерпел катастрофических изменений, из него выйдет толк. Побольше, чем из многих моих сыновей.
Мальчик наткнулся на меня взглядом, и немного расслабился. Конечно, хоть какое-то знакомое лицо на сборище. Тем более, если это лицо – один из Первенцев. Но если он ждал от меня чего-то вроде одобрительного кивка, то зря. Пути у нас разные, и до его мне нет дела. В отличии от своего. Я в нем как-то в последнее время разобраться не могу. Или разобрался уже слишком хорошо, что, впрочем, одно и тоже…

Обряд подошел к концу. Смел вышел не середину зала и начал произносит заключительные слова, одновременно медленно поднимая руки над головой. Пока они не соприкоснуться, любой из нас мог сказать слова протеста. После – только принять мальчика в стаю или убить потихоньку, коль не успел ничего сказать в нужное время.
- Мы принимаем тебя в нашу семью как равноправного, как равного сред равных. И твое дыхание становится нашим дыханием, твоя радость – нашей радостью, своя боль – нашей болью (тут я задумался и отключился от утомительного перечисления)… И никто не сможет испить твоей силы, или перелить свою в твою…
- Стой! – я резко встал, но, как выяснилось, сам оказался не способен осуществить свой же призыв к Смелу. Под ноги мне попался брошенный зонтик, я потерял равновесие (все-таки много выпил) и постыдно стал валиться на стол. Хорошо, что Руна – богиня сильная, здоровая (хвала Тхин!) ухватила меня сзади за пиджак, не дав совершиться безобразию,- Я прерываю ритуал по праву… в общем, протестую против твоего сына, и желаю, чтобы он доказал свою способность занять место среди нас, сразившись со мной. Завтра.
- Грань поединка? – бодро спросил Грон, вояка, знаток всех обычаев и правил.
- До переливания силы.
Смел, взбешенный до крайности, кинулся ко мне, решил прибить сейчас, на месте и собственноручно. Но Грон перехватил его, а от Грона не вырвешься.
- Ты пьян!, - рычал папаша, пребывая в праведном гневе,- Твои слова ни хрена не стоят!
- Слова сказаны, - улыбнулся я,- но я, конечно, пьян, только помнит ли кто из присутствующих, чтобы вызов на смертельный поединок был произнесен на трезвую голову? Обязательно один из поединщиков был пьян, и хорошо, если не в стельку.

Я сидел на опушке кленового леса, прислонившись обнаженной спиной к шероховатому стволу дерева. Вокруг меня лежали желтые кленовые листья, а среди них, недалеко от меня, один красный. Дисгармония. Я приподнял правую бровь, лист поднялся вверх, пролетел по воздуху и опустился на воду прозрачного ручейка, журчащего где-то в трех-пяти шагах.
Ну почему встречи, подобные той, которая была запланирована у меня на сегодня, принято проводить так рано? Было свежо, если не сказать прохладно, и я довольно часто ежился от легкого ветерка. Но менять ничего не стал. Солнце только-только поднимается над горизонтом, на небе почти нет облаков, так что кому-то сегодня предстоит жаркий денек.
Мой противник, светлый, словно сотканный из золотого света, появился через несколько минут. Его длинные волосы были убраны под легкий шлем, но забрало поднято. Он подошел ко мне, и я поднялся на ноги, чтобы поприветствовать его как полагается. Зашелестели сухие кленовые листья, падая на землю.
- Я твоя смерть, - сказал мой противник.
- Ты мой воздух, - отозвался я, - Я твой страх.
- Ты мое дыхание.
Покончив с формальностями, я опять сел на землю.
- Где твои сияющие доспехи, враг мой? - мой противник покосился на снятую мной рубашку.
- Сегодня они мне не понадобятся, - улыбнулся я. - С каких пор я стал твоим врагом?
Он улыбнулся:
- Я решил соблюсти этикет, мой…учитель.
- Дурак, - махнул я рукой, - кстати, об этикете — ты позаботился о свидетелях?
- Только об одном. Недалеко отсюда пастух выгнал стадо. Правда, вид у него слегка придурковатый, но ведь так даже и лучше.
- Будет и второй. Скоро на опушку выйдет девочка из деревни неподалеку. Она сейчас собирает грибы.
- Полагаю, ей повезло сегодня?
- Ну, по крайней мере, червивых ей не попадается, - засмеялся я.
- Ты не слишком щедр, - он сел напротив, подумал и лег навзничь, зарывшись в листья. Теперь я не видел его, лишь слышал.
- Я разумен. Нельзя, чтобы маленькая девочка действительно начала верить в чудеса. Жизнь крестьянина и без того трудна.
- Ты подыскал на всякий случай, кто будет заботиться о таких, как она?
- Боишься, что им станешь ты?
- Конечно.
Я почувствовал, как он напрягся, и сказал невпопад:
- Ты же знаешь, я не люблю город.
- А я лес.
- Вот поэтому моим приемником станешь не ты. Начнем?
- Еще пару минут. Ты же знаешь как редко удается вот так отдохнуть...
Я уже поднялся, заставив листья закрутиться вокруг меня. Эта незамысловатая шалость нравилась мне с детства.
- Ты отдохнешь потом, мой…ученик. Я позаботился, чтобы приемник не беспокоил тебя еще несколько часов.
Он встал стремительно. Я даже не заметил движения.
- Что ты решил?.. - против всех правил мой противник положил мне руки на плечи, вглядываясь в лицо. Это был еще человеческий жест. В нем вообще еще многое было от человека.
- Ты не имеешь права касаться меня, пока я жив, блюститель этикета, - я ухмыльнулся, и он отступил,- Пора.


И когда я лег на землю, пачкая красным золото листьев, он склонился надо мной, уже успев потерять когда-то шлем. Не знаю, в какой момент это случилось. Наверное, когда я сбил его с ног у ручья. Подобные вещи я запоминал только в подсознании, не фиксируя в действительности, а теперь мне не хотелось копаться в себе. Все-таки я гораздо сильнее.
Он смотрел мне в лицо не отрываясь, и его глаза становились для меня все больше и больше, сливаясь с небом, с деревьями, с шелестом листьев и пением ручья.
- Тебе тяжело, - сказал я, - уходи.
Он, не оборачиваясь, сделал несколько шагов назад, и тогда мне впервые стало страшно. «Куда же ты», - подумал я, и это, кажется, была моя последняя земная мысль. А последним, что я услышал, стали человеческие шаги. Но кто пришел на опушку первым — девочка или пастух, я так и не узнал.

Таким, как я, дано право последнего полета, до того, как мы растворимся в сути этого мира. Я взлетел быстро, не оглядываясь на оставленное мной тело и на дурочка, который так и не стал моим учеником. Я соврал ему. Но это уже становилось неважным.
Я полетел над своим лесом, но выяснилось, что мне не хочется посмотреть на него напоследок. Я слишком хорошо знал, что увижу. И горечи расставания испытать не пришлось. Только бесконечную, беспечную, первозданную свободу.