Перевязав раны Ризо, Трейл с Альбертом перетащили его к грузовику. Гроля аккуратно положили в кузов.
- И что нам с ним делать? – поинтересовался Альберт. – В больницу мы его вести не можем. Мы вообще никому не можем рассказывать про него. Судя по внешнему виду раны серьезные. Никто не поверит, что гроль – хороший!
- Есть у меня один друг в соседнем городе.
- Это в Пьерне что ль? – охотник коротко кивнул. - До него день пути, или чуточку больше.
Альберт покосился на небольшую лужицу кровь, образовавшуюся под мешком, который нес Трейл.
- А это тебе зачем?
- Для начала было бы неплохо показать людям, что в их бедах виноват оборотень, а не гроль, и что он никогда больше не причинит вреда. И к тому же без доказательства мне не дадут вознаграждение.
- Ладно. Скоро начнет светать. Надо ехать, охране сейчас не до нас, оборотень наделал немало шумихи, но думаю, все-таки лучше провезти Ризо незаметно. А сделать это проще, пока темно.
- Ты прав, - коротко ответил Трейл и забрался в кузов.
Альберт сел за руль и завел свой старенький грузовичок.
Когда машина проехала через ворота города, солнце только-только показалось из-за горизонта. Как и ожидал Альберт, стража не обратила на них никакого внимания.
Сначала Трейл зашел к военным.
- Трейл, друг мой! Давненько не виделись.
- Привет, Нолт. Да вот как то все не проезжал мимо вас.
- Ясно. Кстати, твой знакомый забегал, сказал что ты берешься за заказ. Ну как?
- Вот, - охотник достал из мешка голову оборотня.
- Оборотень? Но заказ поступил на гроля… погоди, это не тот самый оборотень, который поубивал кучу народа вчера вечером?
- Он самый. Он-то и подал заказ, чтобы на него не подумали. Жаль, я убил гроля до того, как узнал.
- А чего жалеть то? – хмыкнул Нолт, - раз убил две твари, так еще лучше! Вот твое вознаграждение, - военный отсчитал пару десятков монет и протянул охотнику. – Извини, с удовольствием бы поболтал, но с этой вчерашней заварушкой дел теперь не в приворот. Может, вечерком по стаканчику пропустим?
- Это вряд ли. Я сейчас уезжаю. Как-нибудь в другой раз.
- Ладно, тогда, удачи тебе, - Нолт похлопал друга по плечу и поспешил продолжить работу.
- Пока.
Капитан Нолт бы другом Трейла. Когда он только стал охотником, одной из первых работ было выследить и убить нелюдь, поселившуюся неподалеку от этого города. Нолт отправился с ним, ведь монстры утащили его дочь. Повезло, что чудища решили не есть ее сразу, а оставить «прозапас». Капитан, в то время еще молодой военный, спас Трейлу жизнь, чуть сам не погибнув. Так они и сдружились.
У охотника было не много друзей, в силу своей опасной профессии. Но это было не самой главной причиной…
Трейл вернулся в машину.
- Теперь к Пьерне. Надеюсь, он еще там.
Альберт ничего не ответил. Грузовик тронулся и направился на север. К Пьерне.
Они и понятия не имели, к чему приведет их эта поездка.

* * *

- Мелкого убили, – прозвучал звонкий женский голос.
- Что? Кто это сделал? Найду и спущу за живо шкуру! – отозвался грубый мужчина средних лет.
- Подожди, - подал голос третий, молодой парень, лет двадцати, - что Мелкий успел передать?
- Наш друг в Пьерне прибился к группе исследователей, - снова сказала женщина, - чуть меньше недели назад они отправились к Руинам. Скорее всего, они только-только туда добрались. Но кое-что меня тревожит, - она выдержала паузу, видимо для большего драматизма. – Охотник отправился по дороге, ведущей к Пьерне.
- Он знает? – спросили второй и третий в один голос.
- Может это совпадение, может и знает. Клык, ты вроде хотел отомстить? Отправляйся за ним, не стоит рисковать зря. Ведь мы так долго ждали этого.
Клык хищно оскалился, показав свои желтые зубы, резко развернулся и вышел из комнаты.

* * *

- Вот что меня беспокоит, как оборотень мог спокойно жить в городе? За эти несколько недель, что я добирался, маги наверняка должны были его заметить, ибо их в этом городке не мало, - рассуждал Трейл сидя рядом с раненным гролем.
- Да кто его знает, - отозвался Альберт.
Охотник задумался. Наверняка его кто-то покрывал. Но кто? Зачем кому-то иметь дело с оборотнями? Не понятно.
Вдруг машины трясонуло – скорее всего наехали на кочку.
- Ой, извиняюсь, - виновато сказал Альберт.
В этот момент гроль очнулся и закашлял.
- Лежи тихо, - мы отвезем тебя к врачу, сказал Трейл и обратился к водителю, - можешь быстрее?
- Извини, машина не новая, но я попробую.
- Кен-Макель, - простонал Ризо.
Это имя ударило охотника посильнее оборотня.
- Что ты сказал? – резко спросил он, но гроль снова потерял сознание.
- Что случилось? – обеспокоенно отозвался Альберт.
- Да так, ничего, - тихо ответил охотник и предался воспоминаниям, вызванным именем. Кен-Макель.

* * *

Бездомный мальчик, лет десяти, в рваной, грязной одежде брел по дороге к месту, которое с натяжкой можно было назвать его домом. Он был одним из многих нищих и обездоленных детей в своем городе, находившемся рядом с пустыней Акера. Земля была неплодородной, воды мало, поэтому продуктов выращивалось мало. И стоили они дорого. Сироты сбивались в небольшие стайки, человек по пять-десять – так проще было выжить. В городе часто пропадали люди, в основном бездомные, поэтому быть одиночкой означало верную смерть.
Мальчик проходил мимо ветхих домов бедного квартала. Он обернулся на запад, в сторону пути, ведущего прочь из города, к Столице.
- Когда-нибудь… - прошептал парень, уже в который раз. Больше всего на свете он мечтал уехать отсюда, начать новую жизнь, даже не подозревая, что такой шанс ему представится через несколько часов.
Уже темнело. Жаркое знойное солнце, наконец-то, скрывалось за горизонтом. Невыносимая жара уступила место долгожданной прохладе. Наконец он дошел до небольшого одноэтажного домишки, наполовину из дерева, наполовину из кирпича. Крыша была продырявлена в нескольких местах. Стены облезлые, так же кое-где пробитые.
Мальчик зашел внутрь и увидел картину, которая представала перед его взором каждый день: самый маленький из шайки – пятилетний мальчуган Лекс – сидел у костра, с жадностью смотря на закипавший суп из овощей; девочка лет девяти, с длинными волосами цвета воронова крыла занималась готовкой. Еще четверо: два парня примерно одного с Трейлом возраста, девчонка лет четырнадцати и вожак их группы – пятнадцатилетний Сарак, играли в карты.
- Привет, Трейл, - дружно в один голос поздоровались шестеро детей с вошедшим мальчуганом.
Можно сказать ему повезло с группой. Все были вежливыми и добрыми. Во многих других шайках старшие и сильные частенько забирали все себе, оставляя слабых на произвол судьбы.
- Как успехи? – спросил Сарак, на секунду переведя взгляд с карт на Трейла.
- Вот, - ответил парень и вытащил из пакета, пару буханок хлеба, небольшой кусок мяса, окуратно завернутый в фальгу и несколько овощей, которые ему удалось утащить на рынке днем.
Трейл от рождения был наделен необыкновенной ловкостью. За годы жизни на улице он стал очень умелым вором, поэтому был основным источником пропитания для группы.
- Молодец! – похвалил его Сарак и снова окунулся в игру.
Стоит сказать пару слов и о Сараке. Его не спроста считали лидером – он был достаточно силен и никогда не давал своих в обиду. И умение общения и убеждения помогли их шайке жить спокойно – за вполне небольшую плату от всех неприятности их ограждала защита банды, управляющей этой частью Бедного Квартала.
Трейл сел рядом с костром.
- Ужин готов, - громко объявила Лина, отвечавшая за готовку.
Все сразу же бросились усаживаться рядом с костром, пока Лина разливала суп по тарелкам.
Поужинав, ребята начали готовиться ко сну. После тяжелого дня никто не обратил внимания на странный шум на крыше.
Всех разбудил громкий крик маленького Лекса, как будто он увидел приведение. Это оказалось не далеко от истины.
Костер все еще горел.
- Что такое? Тебе плохой сон прис… - Сарак оборвался на полуслове и оторопел.
Рядом с Лексом стояли трое проклятых.
Проклятыми называют оживших мертвецов. Зомби, если проще. Гнилая кожа, через которую проглядывались кости, висела на них лохмотьями. Проклятые появлялись в основном по двум причинам – некоторые маги против закона изучали некромагию – запрещенное волшебство. Но это было редким явлением – наказанием за это служила смерть. Чаще всего мертвые оживали из-за страданий тех, кто любил их при жизни. Почти каждый человек в этом мире обладает магическими способностями, и во время отчаяния они могут проявиться. Сами того не подозревая, люди обрекают любимых на ужасные страдания. Вернувшаяся душа не осознает, кем когда-то была. Проклятый ненавидит все живое, и его цель – убивать, убивать всех подряд, без разбора. Раньше по земле ходило много зомби, в особенности в первые годы после Великой Войны. Впоследствии их становилось все меньше, и сейчас их редко можно встретить.
Лекс вжался в стену и дрожал всем телом.
- Все бегите, - закричал Сарак.
Четверо детей выбежали с воплями на улицу. В доме осталось трое: Лекс, Сарак и Трейл. Двое последних бросились к младшему.
- Аргх, еда сама бежит к нам, - прошипел один из проклятых.
- Беги от сюда, дурак! – крикнул Сарак на Трейла.
- Нет!
- Хорошо, тогда я отвлеку их, а ты хватай его и беги!
Сарак схватил палку, валявшуюся на полу, и бросился на ближайшего к Лексу монстра.
- Не тронь его! – заорал он.
- Аргх, - огрызнулся зомби и силой ударил Сарака. Тот отлетел назад и потерял сознание.
Проклятый на мгновение отвлекся, и этих нескольких секунд хватило Трейлу, чтобы выхватить Лекса у него из-под носа. С кошачьей ловкостью увернувшись от смертельных объятий двух других мертвецов, он бросился к выходу. Трейл вылетел на улицу, поставил на ноги младшего и приказал ему бежать. Когда Лекс бросился к ждавшим на улице четверым детям, громко звавшим на помощь, Трейл обернулся и хотел кинуться обратно, но вдруг дорогу ему перегородил черный силуэт.
- Стой здесь, - спокойно сказал странный человек.
Было темно, и парень лишь понял, что перед ним мужчина в черном плаще и в широкой шляпе. Трейл хотел пробежать мимо, но приказ просто сковал его волю, настолько спокойным и, одновременно властным оказался голос.
Мужчина шагнул внутрь, при этом в его руках блеснули два меча, сверкавшие даже в тусклом свете луны.
Трейл призвал всю силу воли, чтобы сделать шаг и заглянуть внутрь здания и его взору предстало удивительное зрелище.
Проклятые были уже в нескольких шагах от тела Сарака. Мужчина одним прыжком преодолел расстояние, разделявшее его и монстров. Внезапность помогла без проблем разделаться первым мертвецом – его голова покатила к догоравшему костру. Боец направил клинки в грудь второго, но зомби успели опомниться, и жертва в последний момент ушла в сторону от удара. Злобно зашипев, зомби бросился на человека в плаще, но тот прыгнул в сторону, пропустив зомби чуть за себя, резко развернулся и одним мечом рассек спину нападавшего, а вторым ударил по шее – вторая голова покатилась по полу.
Оставшийся зомби в ярости бросился на загадочного мечника, обрушив на него шквал ударов. Мужчина без проблем отбил их плоскими частями мечей, Потом оттолкнул клинками в стороны руки проклятого и вогнал мечи в гниющую плоть по рукоять. Затем резко вынул клинки и с силой ударил мертвеца ногой в грудь, так что тот отправился прямо в огонь. Зомби заметался по полу, пытаясь сбить пламя, но это было бесполезно. Вскоре обгоревшее тело успокоилось навеки.
- Да упокоятся ваши души, - прошептал мужчина и подошел к Сараку. Мальчуган закашлял и открыл глаза, когда загадочная персона поднесла к его носу какую-то странную колбу.
Мальчик попытался сразу вскочить, но у него не получилось.
- Тихо, не так резко. Тебе хорошо досталось от них, - мягким голосом сказал мужчина.
- Как остальные? – обеспокоенно спросил Сарак, оглядываясь по сторонам.
- С ними все в порядке, ответил боец и направился к выходу. Парень с недоумением смотрел ему вслед.
Когда фигура в плаще поравнялась с Трейлом, мальчик спросил:
- Кто вы? – в его голосе были одновременно и страх и восхищение тем, как грациозно, быстро и без эмоций человек разделался с монстрами.
- Охотник, - бросил мужчина, не замедлив шаг.
Трейл немного слышал об охотниках. Лишь то, что эти люди за деньги убивают нелюдь. И что они в совершенстве владеют боевыми навыками.
Он посмотрел в сторону своей «семьи», затем перевел на удаляющегося охотника. И, наконец, принял решение. Мальчишка побежал за удалявшимся мужчиной и спросил:
- Можно мне пойти с вами?
- Со мной? – переспросил человек в плаще, чуть замедлив шаг, - ты хочешь стать охотником?
- Да! – с готовностью ответил Трейл.
- Ты даже не представляешь, через что тебе придется пройти.
- Все равно! – с вызовом бросил парень, - я все равно хочу пойти с вами! Я всегда мечтал, чтобы у меня была цель в жизни, кроме выживания, - его глаза наполнились слезами, но уверенности в его голосе не уменьшилось, - Пожалуйста, господин, разрешите пойти с вами.
Охотник задумался ненадолго. Ему понравилась твердость в голосе мальчика и, улыбнувшись, ответил:
- Хорошо, следуй за мной.
Трейл последний раз посмотрел на тех, с кем провел несколько лет своей жизни, кого он мог считать своей семьей. Они тоже глядели на него.
Иди, - крикнул Сарак, - но знай, что мы всегда с радостью примем тебя назад.
Трейл помахал им рукой, обернулся и последовал за охотником.
Они шли по дороге на запад.
По дороге, ведущей в Столицу.
По дороге, ведущей к новой жизни…

* * *

Учитель был прав тогда. Подготовка была не из легких. Он много раз думал о том, чтобы вернуться, но упорство и не желание сдаваться не давали ему сделать это.
Очередная встряска грузовика оторвала Трейла от воспоминаний.

Мы разбили лагерь около полудня.
Казакам нужно было отдохнуть. Воины разостлали на земле циновки, разложили снедь и горилку, весело болтали. Временами даже слышались смех и шутки, но они оставляли какой-то осадок наигранности и бравады, как будто бы – никому на самом деле не могло быть весело. Будто смеялись и сражались они единственно чтобы не завыть от отчаяния.
Мы расположились на стрелке двух пересохших, засыпанных мусором каналов. Посреди одного из них ещё струилось малость водички, а грязь была сырой и болотистой. Поперёк – аморфные следы. Но к этому здесь привыкли.
Марко Закрутигуба и пятеро сотников разостлали на упавшей мраморной колонне карту. «Хм, какого это, интересно, года?» - подумал я, глядя на заголовок: «Провинции Юранрион и Кеарион (Южный Критион), издание императорской Его Величества геодезической канцелярии.»
А всё дело в том – что перед привалом мы встретили возвращающихся дозорных. У них были новые вести касательно передвижений чудовищ. Плохие, судя по всему.
- …Да, это совершенно точно. Их основные силы пробираются через участок Керинальг_Старая Алыча. Если им это удастся – мы больше не сможем, как раньше, удерживать периметр: Талайи_Малиновка_Грабовка_Ллан-Белрун_Шалфеевка. Посмотрите! Пройдя тут – они превратят наши силы в две изолированные группки, которые будут вылавливать по лесам. А пройдут обязательно! – разволновался Мирон Шуба – сотник тактического куреня особого назначения «Скорпион», правая рука Закрутигубы – видите этот красивый городок Веккдурат – тут, на карте? Сейчас – там похожие на лес каменные руины, частично уходящие по землю. Рай для чудовищ! Этот район практически невозможно контролировать! Мои люди два раза на неделю ходят к этим (показал) холмам. И каждый раз возвращаются ни с чем. Там лазают твари с витальными модификаторами в хвостах. Разок ужалит – и ты один из них. А я не хочу просто, извините за выражение, ТРАТИТЬ своих бойцов. Мы приходим к ним – и возвращаемся без рук и ног, потерявшие товарищей… в отчаянии! И ради чего? Эта земля проклята вовеки…
- Заткнись, Шуба! И говори по делу! – рявкнул Кречет.
- Отходим – лаконично ответил казак.
- Есть другие идеи? – скрипнул зубами полковник.
- Есть – куренной атаман, которого я уже видел утром – Перегруппировать отряды, выстроив периметр с юго-запада – на северо-восток. Замкнуть левый фланг непосредственно на валах Коша, а правый…
- Где? Где правый?! – заверещал Шуба – Негде зацепиться! Хочешь, чтобы тебя съели, кретин?! – он судорожно сжал пальцы на рукояти шабли, словно надеясь, что она защитит его от всех на свете чудовищ – Тут везде только лес и полянки. Лес и полянки. Может, хочешь выстроить посреди чащобы крепость?!
- Так, где можно закрепить правый фланг, Шершень? Извини, но по-моему – сотник прав.
- Тут! – ткнул пальцем в карту атаман.
- Что? Ты, кретин, что – страх потерял? Загнуться хочешь – сам в лес иди! По-хворост! А своих людей я в западню не пошлю!
- Перигер Талайи… - задумчиво пробормотал Кречет – действительно, рискованно. Твердыня – под боком. Если окружат – смерть (или хуже). С другой стороны – ты, Шершень, прав – озеро с одной стороны, да Турий рог с другой – можно стоять, как скала!
- Турий рог? – пробормотал я.
- Странные скалы, пролегающие между Иррил, и Перигер Талайи. Возле водопада.
Я впервые позволил себе вклиниться в разговор. Я понимал, что хоть и фехтую – военным не являюсь, и могу разве что помешать, но это название…оно всколыхнуло какие-то странные, смутные воспоминания…
Кречет одним махом свернул карту. Прикрыв глаза рукою, он взглянул на солнце, уже достигшее изломанных башен на горизонте.
- Выдвигаемся! – скомандовал он.

Это было промозглое и туманное утро.
Войско шло весь день, и значительную часть ночи. Короткими, резкими приказами Кречет заставил своих людей выдвинуться на новые позиции. Три тысячи человек теперь растянулись в огромный лук, рассыпавшись отрядиками по десять-двадцать человек. Основное войско, во главе с полковником, шло по старому тракту на юг – к озеру. После короткого, напряжённого ночлега мы снова отправились в дорогу. Казаки мрачно пили горилку, и точили шабли. Было ясно – грядёт страшная битва.
Наконец – лес расступился, и нам открылась широкая песчаная долина, поросшая редким кустарником. Там, на горизонте – она закручивалась вопросительным знаком, и уходила к зловещей базальтовой скале. «Турий Рог!» - подумал я. Мимо пробежал сотник Шуба. Размахивая саблей, он отдавал войскам приказания. Отряды растягивались в цепи. Зазвенели лопаты, и самые резвые уже начали рыть окопы. Выл ветер. Накапывал промозглый весенний дождь. «Быстрее! Быстрее!» - рычал один из куренных атаманов. Мимо прошли характерники, бормочущие заклятия. Натягивающие незримые нити магических защитных полей. Ветер выл всё сильнее. «У нас мало времени!» - кричит Кречет, затягивая лямки панциря. «Это не ветер!» - вдруг понял я…
Чудовища вынырнули из затянувшего долину тумана, как крупная форель выпрыгивает из ледяных вод горной речки. Тяжело. Звучно. Внезапно.
«АРРРГЛАЙЙ!!!!!!!!» - зарычал Кречет, крутя мечём восьмёрку. Тяжело грохоча подкованными сапогами, казаки выстраивались подковой за линией окопов.
- За Сеч-матерь, и славу казацкую! – кричит Шуба. Едва видимые в неясных всполохах своих камуфлирующих плащей-хамелеонов, его осназовцы – «скорпионы» понеслись навстречу тварям. Вперёд – к почти сомкнувшимся клещам подковы.
И начался бой. Кровавый, и беспощадный. Не драка повздоривших мужиков, не конфликт чванливых князей, но война на уничтожение. Бой с чем-то абсолютно чуждым, хоть и непередаваемо близким, как бой рака и организма. Борьба существ, находящихся на верхушке пищевой пирамиды с теми, кто алчет встать на ступеньку выше. Сражение дичи с хищником…
Выскочив из туманов, твари рассыпались по всему фронту, крошечными, но эффективными группами не давая клещам казацкого строя сомкнуться. Я видел, как огромное слизистое существо, похожее на разросшуюся до невероятных размеров амёбу, молча продиралось сквозь хоругвь воинов, пожирая их вязкой пастью. Стрелки с тяжёлыми арбалетами пытались застрелить этот ужас, но два небольших тёмно-коричневых чудовища с длинными щупальцами прикрывали его, вылавливая щупальцами летящие болты, и самих стрелков.
Фронт норгов спаялся в колонну из твёрдых бронированных чёрных чудовищ, похожих на тех, которых я видел в лесу. Но круче – видимо - более поздней модификации. Минута – и они прорвались сквозь защищаемую «скорпионами» горловину.
- Отходим! Их невозможно сдержать! – кричит Мирон Шуба, и осназовцы рассыпаются пополю, пытаясь удержать истекающие кровью фланги «подковы».
- Вперёд! В атаку!! Арглай!!! – кричит Кречет, и мы бросаемся вперёд. В самое сердце кровавой мясорубки.
Я выхватил меч набегу. Фаланга чёрных норгов неумолимо приближалась. Земля тряслась под моими ногами. И под ногами тысяч моих товарищей. Казалось – мы стали одним целым. Я орал от ужаса, глядя на всё приближающийся строй тварей, но не мог и помыслит о том, чтобы остановиться. Бешеный экстаз боя захватил меня! И вот – мы столкнулись!
Чёрная углеродно-силикатная броня чудовищ была похожа на раковину – такая же гладкая, твёрдая, прохладная, блестящая. Но зеркально-чёрная. Пластины покрывали их тела, наползая друг-на-друга – как у раков. Я видел своё отражение в панцире ближайшей твари. Тварь… Tarnorg… Они представляли собой идеальные машины для убийства. Хвост – бронированный, как и всё остальное, но при этом – очень длинный и подвижный – служил для парирования ударов. Шесть длинных слизких щупалец – для хватания за ноги – и сбивания с ног, или за руки – и выдирания оружия. Длинная морда с гипнотично горящими зловеще-синим огнём глазами – была снабжена множеством белоснежных, идеально-острых, идущих в один уровень, как у ящерицы – зубов. Могучие лапы (руки?) были снабжены длинными крючковатыми когтями. Тяжёлые и могучие – норги, тем не менее – были невероятно подвижны. Им было невозможно противостоять…
Но мы делали это!!!
По колено в крови, спотыкаясь о трупы, окружённые со всех сторон – мы прорывались наружу.
«АРГЛАЙ» - шумит бой. Я уже не вижу – кто вокруг. Не могу определить – где я. Выхватывая из какофонии яростного мельтешения вокруг – блеск брони чудовищ – я иду убивать.
Первого я настиг – терзающего за ноги какого-то бедного казака. Я вонзил фреакор в щель между пластинами брони, и бросился вперёд. Ещё один! Я рубанул. Норг отбил удар страшными когтями. «Стой!» - шипит он мне. Ну уж нет! Я снова рублю. Он бьёт хвостом. Тот проносится в пяди от моего виска. Я уклоняюсь, и рублю ему главу. Дальше! В бой!
Отряды паукообразных чудовищ прорубались с левого фланга. Я бросился туда. Рыча, я рубил омерзительные тела. Но вот – паутина обвились вокруг моих ног. Я упал. Совсем рядом – упал кто-то другой, и его начали есть заживо. Истекающие ядом хлицеры потянулись ко мне.
Потом – паук, вереща, отлетел в сторону. Я увидел над собой логотипы «скорпионов», и окровавленное, искажённое горячкой боя лицо сотника Шубы. «Аккуратнее!» - он подал мне руку. Да, конечно.
Я вскочил, схватил меч. Огляделся. Сразу же увидел угрозу. Отряды у озера окружали. Я ощутил ярость, и ещё что-то. Нечто очень странное. Я в звериной ярости бросился на чудище с огромными фасеточными глазами, и буквально разорвал его в клочья.
Странно…
Мерзкие, лоснящиеся, подвижные монстры шли на нас. Их невозможно было удержать, стоя фалангой. С ними было бессмысленно драться поодиночке. «Надо что-то делать!» - подумал я. Меня как будто услышали. Огневая мощь была перенесена с приозёрного участка – на левый фланг.
Огромные огненные шары, гудя, проносились в воздухе. «Ложи-ись!» - слышу крики. Я замешкал. Ветвистый разряд врезался в землю совсем рядом со мной, опалив мне усы, превратив в кровавое месиво стайку чудищ, забрызгав меня их слизью.
Кто-то рывком опрокинул меня в окоп. Сразу вслед за этим воздух запах озоном, и небо подёрнулось голубыми вспышками от разрывов криосфер. Я посмотрел на своего спасителя. «Скорпион» с окровавленным оселедцем. «Жди!» - говорит он мне. Прямо над окопом, вспенивая месиво из почвы и крови, проносились жёлтые и зелёные лучи. Далеко – за санат к востоку – послышался чудовищный грохот. «Теперь!» - командует куренной. Казаки, с осназовцами, и со мной в первых рядах, вылетают, как стрелы, из окопов, и бегут в атаку. По небу летят спиральные, искрящиеся, закручивающиеся снаряды. Попадая, они разрываются ослепительным штормом разноцветных молний. Вдалеке – лопаются и взрываются чудовища. Их мясо с шипением прожаривается в устроенном нами магическом аду.
Широкая серая полоса на востоке. Это их фаланги! Новые чудовища прут и прут! Идиоты! Мы их всех сотрём в порошок! Новые маги, швыряя сверкающие и громыхающие боевые заклинания, бегут с озера. Вот один характерник вызывает кислотный дождь. Фаланги чудовищ начинает колебаться, как марево, опускаться, смешиваясь с землёй. Я бегу вперёд. Вдруг – на моих глазах земля вздыбливается, и из неё выходит нечто огромное и мохнатое. Оно плюёт густой жёлтой слизью. Я уклоняюсь, рублю ему главу. Потоки крови. Реки крови.
Я оглядываюсь назад. На крик. Там – казак, спасший меня. В него попала жёлтая жижа. Он страшно кричит. Дрожащими руками разрывает на себе рубашку. [...] Падая, умирая – он всё ещё душераздирающе кричит.
Мы столкнулись, наконец, с последней фалангой норгов. Маги сломили их мощь, разбили их ряды. Это, теперь, просто резня! Я широкими ударами кромсаю какую-то тварь. Вокруг – хруст, чваканье. Виктория!
Грохот на юге. Он нарастает! «Придурки!» - кричит Шуба – «Это была ловушка! Они заставили нас отвести характерников. Мы ослабили линии у озера! Это конец!»
Я хватаю его за грудки – «Трус! К озеру, быстро! В атаку!» - «Я не трус, но я боюсь!» - отвечает сотник – «Это конец! Это поражение!»
Фронт наш разбит. Я вижу отчаянно бегущие кучки солдат. Их настигают. Разбивают. Кучки всё меньше и меньше…
А потом я услышал многоголосый крик – «НЕЕЕЕЕЕТ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!».
Кречет, взвыв от ярости и отчаяния – сломал над головой копьё, и крикнул – «Отходим!».
Твари прорвали наш периметр у озера. Шуба, эта трусливая мразь, оказался прав!
Перигер Талайи… Наша общая могила.
Огромное неповоротливое войско медленно развернулось, и направилось к лесу. Арьергард отбивался от могучих чудовищ. И вот тогда в бой вступили другие норги – мелкие, юркие, подвижные – они ввинчивались в наши ряды, и неумолимо вгрызались в нашу плоть. «Держать Строй!» - орёт Шуба, но эту уже бесполезно. Казаки в панике пытаются убежать, а их догоняют…

Мы встретили зловещий пограничный вечер санат в сорока от Иррил. Нас было человек двести. Все шли угрюмые и грустные. Наше дело было проиграно. Войско казацкое было рассеяно на группки – человек по сто, и загнанно в лес. Почти половина же – пали.
- Что теперь будет с Пограничьем? – тихо спросил я у полковника.
- Не спрашивай меня об этом – зло сказал он – По крайней мере – по сравнению со сломанными нами судьбами сотен жителей этих земель – меркнет страшная смерть затерявшихся в недрах Иррил воинов, которым мы (тоже по моей вине!!!) уже не сможем помочь!
- Не корите себя! Не вы виноваты – мягко сказал я.
Полковник только скрипнул зубами.
- Что теперь, батьку? – спросил Выпивайло – заместитель павшего в бою Шершня.
- Идём к Гороховке. Соединимся с дружиной Торка. Организуем эвакуацию людей к рубежам Ххора и Тальдериона! – голос Кречета снова стал чеканным, командирским – А для тебя, Илфарт, у меня особое задание.
- Да, гарнеан? – отвечаю.
- Тарноргам нет необходимости идти единым войском. Они теперь разбились на мелкие группы, которые шастают по лесу. Нужно защитить от них людей. Отправляйся к Малиновке, и собери жителей. Воссоединимся у Каменных Скелетов.
- Да, гарнеан. – отвечаю.
И снова – мы с Бородой шли сквозь лес среди ночи.
И снова – дул ветер, и зловеще шелестела листва.
И снова – полковник рассчитывал на меня, потому как чудовища относились ко мне до странности доброжелательно. Что они со мной такого сделали, что я стал для них столь ценен?
Я размышлял об этом, уныло перебирая ногами по лесной тропке, а потом нам открылось зарево пожаров, а навстречу – побрели беженцы.
- Бегите отсюда, гарн-те, бегите, ежели вам жизнь дорога!
- Что такое? – спрашиваю, холодея.
- Чудовища!
О нет! Я опоздал! Коротко приказав людям следовать за собой, я попутно вслушался в их испуганные перешептывания:
- …и выглянул в окно! Гляжу – всполохи со всех сторон!
- …мечом размахивал, кричал – «Держать позицию!». Да разве ж их остановишь?!
- …вокруг ног у меня обвился, и обнюхивает! Всё, думаю – конец пришёл!
- …свинец на них лили, с них кожа слазит, а им – хоть бы что!
- …и пальчиком меня так манит – «Иди сюда, пища».
- … гляжу – чудовище, воистину! Три главы страшные на длинных шеях, а тут как раз три луны видно было, ну вот оно каждою главою на луну то и воет. Страшно!
- …двое вломились – как помесь медведей с крокодилами – никакие двери не остановят!
- Идём! – говорю – ко второй луне у Каменных Скелетов быть надо.
Ну мы, значит, того – пошли. Идём через лес, а людишки-то – так и дрожат, промежду деревьев всматриваясь. Треск в лесу стоит, шум – ветры тут по весне сильные. Чуешь лязг какой – и не разберёшь – то ли норги, то ли казаков бежавших отряд, то ли и вовсе – сыч мышку словил. Страшно, в общем.
Я, чтоб развеяться, одного мужика подозвал, спрашиваю:
- Откуда чудовища пришли? Как вы с ними бились? И вообще, расскажи-ка – как там у вас всё это было? – А самому уже одна мыслишка в голову пришла. Но я пока ещё не спрашивал – ждал, что далее будет.
- А мы, гарнеан – мужчина говорит – вечерком, как завсегда – дозор выставили, костры распалили, орудия зарядили, и спать. Когда это вдруг – грохот страшный. Частокол они проломали, и на майдан вырвались. Мы, понятное дело, за оружие схватились – и в бой. Утром к нам гарн Торк со своими головорезами приходил, (Борода скривился) защиту предлагал. Только мы отказались. Люди – они иногда похуже чудовищ будут…
- А как по мне – так Торк ничего мужик! – говорю.
- Э-э-э! Вы, гарн, мало о нём знаете! Да ведь…
- Эй, Чесун! Ты лучше ротик-то на пуговку закрой! Иль про чудовищ рассказывай! Так оно спокойней будет! – прервал моего информанта один из селян. Странно! Но я не стал спорить.
- … ну вот, значит, на чём я остановился? Ах, да! На майдан высыпали, а мы – им на встречу! Благодарение Богу – там тяжёлых не было. Те – большие такие, бронированные. А были сильные серые норги, как помесь быка с крокодилом, и другие – пауки ядовитые, с ослика размером. Говорят – те, кого они кусают – от боли помирают! А ещё одно было – сияющее такое, страшное – всё вокруг него на санат всё мрёт и вянет! Колдун говорил – радиация, аль как-то так… В общем – прорвали они наши цепи за нефиг делать! А потом уж резня началась. Вначале – жрали кого не попадя, а потом уж наелись, кругленькие стали, добрые – только самых аппетитных отлавливали. «Мы тебя» - говорят – «к столу приглашаем!» А другие – тощие такие, костлявые, ловкие очень – давай вязать наших! В Irril, на муки уволочь собирались, собаки! Хотя чего это я животное бедное, собачку, обижаю?
- Ну и что было-то? Как вы спаслись?! – не удержавшись, воскликнул я.
- А как-как – подземных ход у нас прорыт – не первый день, чай, в Пограничье живём. А у Спиридона – пара криосфер запасена была. Обморозили мы чудовищ – и дали дёру! Не все, конечно…
Промежду деревьев замелькали огоньки, завеяло салом и горилкой, и показались зловещие силуэты Каменных Скелетов. Мы всё-таки сделали это!
Почти…
Шелест листвы перерос в тихое шипение, из темноты вынырнули норги.
Их сомкнутые фаланги замыкались на кошмарном создании – длинном, грузном, огромном как поезд. Чудовищная чёрная сколопендра с лютым шипением приближалась, на ходу завиваясь в спираль. Окружая нас! Норги перепрыгивали через массивную спину, и шли есть. Как они успели так быстро перегруппироваться? Из леса они вылезли врассыпную!
Я выхватил меч, и снова (В который раз!) бросился в бой. На сей раз – это были, в основном, модели класса головоногих – подвижные, слизистые, хваткие. Я рубанул чудовище, похожее на помесь кракена с человеком. Оно упало, истекая чёрной жижей. Я бросился к следующему. Две твари переглянулись, словно заколебавшись, а потом, прошипев – «Ну и шносс с ним!» - бросились на меня.
Цепкие присоски щупальцев, казалось, обожгли мне руку. Я заверещал, и отчаянно рубанул тварь. Та упала, потянув меня за собой. Мерзость вроде огромного наутилуса открыла рот…
Борода разрубил в клочья второго норга, и в последний момент – освободил меня. «Ложись!» - крикнул я ему вместо благодарности. Что-то обожгло мне спину. Но это был не огонь. Нет, селяне использовали последнюю криосферу. Всё застыло в молчаливом аду темпоральной заморозки. Это когда любые энергетические преобразования – прекращаются, электрончики в атомах перестают крутиться вокруг ядер, переходить с уровня-на-уровень. Всё застывает, теряя энергию, становясь неподвластным ходу времени. Нам повезло – мы с Бородой оказались на краю зоны её действия. Ошарашено помотав головой, я уже через мгновенье схватил меч, и бросился разносить в клочья беззащитных тварей. Борода присоединился ко мне. Мы уже почти справились, а селяне – почти разморозились, когда это вдруг на нас попёр новый отряд. Щетинистые, множество лапок, горизонтальные челюсти, жала. Борода разрубил одного. Другой – с аппетитом укусил меня за ногу. Я прикончил его, но следующий – бросился мне на спину. Их было слишком много. «Конец!» - подумал я – «И я так никогда и не узнаю…»

Выбив дверь сапогом, я зашёл в трактир. Казаки всё-таки услышали звук боя, и пришли на помощь. Но слишком поздно. Селяне уже почти оттаяли, их глаза были полны ужаса, боли, страдания, когда отвратительные создания терзали их беззащитные тела. Мы рубились по колено в крови. Мы глядели друг-другу в глаза – люди и норги. Пристально, пронизывающе, внимательно. И никто не отводил взгляда. Это был не просто бой – это был антагонизм, не имеющий компромисса. Смерть – или господство.
Потом – бряцая оружием, прибежали казаки. Чудовищ быстро победили, но почему-то никто не спешил кричать – «Арглай! Победа!» Уныло мы побрели к Каменным Скелетам – трактиру, расположившемуся у ажурных руин древнего замка. Ров был засыпан костями, которые никто и не думал предать погребению. Древний гранитный донжон, полвека назад переделанный в трактир – подмигивал золотистыми глазками окон. Из четырнадцати казаков (я разглядел логотипы «скорпионов» на наплечниках) – выжило девять. Из нашей горе-группы – только я и Борода. Странно, но я не чувствовал ни усталости, ни отчаяния. Я чувствовал себя свежим, бодрым, твёрдым. Холодная ненависть, ярость, жажда мести крепили меня.
Как и всюду теперь – здесь были слышны перепуганные шёпотки. Казаки, держась в тени, инстинктивно пододвигаясь к стенам, угрюмо пили, рассказывая друг-другу душераздирающие истории последних своих дней. Кто-то ещё крепился, стучал кулаком по столу, размахивал шаблей, грозился показать чудовищам… Но это носило оттенок какого-то фарса…
- …страшно было. Я через поле пробирался – кукуруза выше головы, а тут гляжу – нечто ужасное. Прямо надомной склоняется! Я завопил от ужаса. Потом гляжу – пугало. Ранее на полях кормилась шноссова уйма воронья. Потом пришли норги – стели всех ворон. А пугала-то – остались…
- И что? Что дальше-то, а?
- Ну, я рассмеялся, подошёл ближе… Слишком поздно я понял, что это не пугало…
За столом, положив перед собою вострую шаблю, сидел Мирон Шуба – угрюмый и злой.
- «Скорпион»? А где полковник? – спрашиваю.
- Кой шносс?! Занят Закрутигуба, занят – беседы ведёт. С рыцарями Ххора!
- А-а…чего? – После событий этой ночи его слова плохо доходили до меня. Казалось, в мире больше нет ничего кроме чёрного леса, оскалившихся в небо руин, кошмаров под тремя лунами, чудовищ, крадущихся в темноте, резни, бойни, многоголосых криков ярости и агонии…
- А того, что нет боле у людей чести. Нет воли! – Сотник выпил, закусил – Нежарт заключил с монстрами договор. Они выводят из Пограничья свой контингент. В обмен – норги обязуются держаться за Старым Стервятником, уважая границы королевства Ххор! Нам больше не на кого рассчитывать.
- Но есть и другие! – я стукнул кулаком по столу – будем биться своими силами, наймём варягов, убедим Императора…
- Ты не понимаешь! – горько воскликнул сотник – Норги – больше не воплотившиеся кошмары. Это – реальная сила, с которой можно договариваться. Которая может есть нас не только в прямом, но и в политическом смыслах! Это – начало конца!
- Не всё так плохо… - пробормотал какой-то казак.
- Всё кончено! – прошипел «скорпион».
Раскрылась дверь, и мимо, грохоча тяжёлыми ботинками, промаршировали ратники королевства Ххор, поприветствовав нас кивками огромных шлемов. Вслед за ними появился Кречет – грустный, злой:
- Беженцев уводим к Шеннату. У рубежей Ххора нам больше делать нечего! О! Илфарт! Ты привёл людей?
- ВСЕ МЕРТВЫ! – крикнул пьяный Шуба – Всё…пропало! – тяжело бормотал он – Настали…чёрные…времена…
- Как…как это случилось? – прошептал полковник. На него было страшно смотреть.
Я хотел ответить, но меня опередил один из осназовцев:
- На них напали в пути. Безопасных дорог здесь нет! Периметр пал, и норги прут из Иррил, как саранча. Нужно сворачиваться, и уходить. Пока ещё есть – кому!
- И куда! – добавил Шуба.
- Хорошо. Атаманам – приказывайте своим хлопцам собираться. На рассвете – выдвигаемся! Пройдём через Гороховку, встретимся с группой Торка, отойдём к Шалфеевке, и – к Старому Стервятнику. Через три дня мы покинем Пограничье. Навсегда!
- Не-е-ет! Не навсегда – пьяно прогнусавил Шуба – Ты, Марко, не понимаешь! Это уже не пограничье, а вотчина норгов. Пограничье, теперь – это те места, куда вы собираетесь уйти!

Коротко опишу события следующего утра. Мы покинули последний трактир Пограничья за час до рассвета. Серебристая луна освещала нам путь. Мы шли – казаки, и беженцы, причём казаков было вчетверо больше чем беженцев.
Дружина Торка – князя-ростовщика – сражалась где-то в этих местах. Но никаких следов борьбы видно не было. Руины, скелеты, пустоши. Казалось, смерть уже давно и беспредельно властвует здесь. Лунный свет, рассеиваясь в густом тумане, создавал феерические картины. Казаки грустно пили горилку, искристо переливающуюся в фантастическом серебристом освещении. Мы должны были воссоединиться с людьми Торка, и навсегда убраться отсюда. Но не все.
Я шёл в авангарде, яростно охотясь на разрознённые, пока ещё, группы норгов. Гнев давал мне силу. И ещё что-то. Я чувствовал, как во мне нарастает нечто – могучее и неумолимое, рвущееся наружу, пекущее сердце, стекающее по клинку меча, жаждущее ещё норгов. Я почти физически ощущал, как что-то перекатывается у меня под кожей, представлял себе, как оно с хрустом вырвется наружу, разрывая меня в кровавые клочья, брызгая слизью и сукровицей, и злобно зашипит, вызывая чудовищ на бой на моих кровавых останках.
Горизонт зарделся багряной полосой, когда мы подошли к речке. Это была одна из мелких, заболоченных речушек, впадающих в Роан Терел. Добротный каменный мост был уже лет сто как сломан аккурат посередине.
- Тут придётся свернуть с дороги. В полутора санат восточнее есть брод. Иначе нам никак не переправиться – сказал наш проводник. Добрый казак в широких шароварах, пахнущий перегаром за версту, неслыханно храбрый в бою.
- В путь! – кратко отозвался полковник.
Мы и пошли.
Густые заросли камышей окружали тропинку со всех сторон. Вот оттуда и выскочили тарнорги. Мгновенно был разорван пополам наш растянувшийся в колонну отряд. Твари пропустили добрых казаков, шедших впереди, и набросились на беззащитных беженцев. Послышались вопли, чваканье, хруст, характерные, когда кого-то едят. Потоки крови смешивались с болотом, расплываясь в нём багряными облаками. Вскоре мы уже были по колено в крови.
Казаки выхватили оружие, и столкнулись с фалангой чудовищ в яростной схватке. Но, добрые воины в чистом поле, они не могли маневрировать в камышах. Пока они отчаянно пытались прорваться к беженцам – тех безжалостно ели.
А потом, один из казаков, с криком – «За Сеч и веру православную!» - скосил заслон из растительности, и ринулся в обход фаланги. Через трясину. Его ноги моментально увязли в кровавой грязи. Он пошатнулся, упал. Чудище с широкой пастью, густо наполненной очень острыми зубами, подкралось, прижавшись к земле, и откусило ему голову. Хлынула кровь.
Но остальные казаки, рявкнув, бросились по его стопам. Они прорывались, яростно вертя шаблями. Умирали, а за ними шли новые и новые. Норги начали сворачивать фланг. Бой достиг своего кровавого апогея.
- Стой! Назад! – кричит сотник Шуба.
- В АТАКУ!!! – заревел Кречет, бросив на него злобный взгляд.
- Назад! Отходим! Вам не прорваться. Они вас окружат! – кричал Шуба, вложив клинок в ножны, отводя своих людей. Лишённые поддержки осназ «Скорпион», казаки действительно стали умирать один за другим.
- В бой! – скрипя зубами в бессильной ярости, заревел Закрутигуба. Казаки нерешительно остановились, не горя желанием влезть в кровавую мясорубку.
- Несчастные! Вас же съедят! – возопил Шуба. Это, наконец, возымело действие. Строй казаков развернулся, и отошёл к броду. Вскоре они уже были на другой стороне реки. Вслед им неслись отчаянные крики страдания. Мольбы о помощи…
Солнце поднялось над верхушками деревьев, и разогнало серебристую мглу. Мирон шуба, со скрученными за спиной руками, пресмыкался на коленях перед Кречетом. Вокруг тусовались казаки с лютыми и мрачными лицами. Полковник жестоко смотрел на Шубу. Он читал ему приговор. Я стоял далеко. Ветер относил звук, и я слышал только часть слов.
- …трусость и нерешительность… Пораженчество… Отказ исполнять прямые приказы. …Мирона Шубу, казака…смертной…Отрубание головы!
- Но я хотел как лучше! Это безумие! Нельзя просто посылать людей на смерть! На нас лежит ответственность… - шептал сотник.
- Долой голову! – хор казаков.
- Не нужно! Вы не понимаете! Если бы не я…
- Голову с плеч!
- Нельзя одолеть кошмар, тупо рубя! Я лишь пытался спасти наши жизни для новых битв. Как говорится – «Riat keglor defani inte – rogelat norri’gal kolinte! - Кто в срок из боя удерёт – до новой битвы доживет!» Нужно головою думать!
- ДОЛОЙ ГОЛОВУ!!!
Угрюмый седой казак с огромным мечом подошёл к Шубе, встал, расставив ноги, велел:
- Вытяни шею!
- Не нужно… - промямлил Шуба, опустив голову и старательно вытягивая шею.
- Руби голову!
- Не-е-ет!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
В этот момент из-за деревьев показался весьма колоритный персонаж. Грязный, заросший, в рваной одежде. Его лицо было покрыто коростой запёкшейся крови, ни которую налипло множество слоёв пыли. Кто-то из казачества удивлённо присвистнул:
- Э-э, мужик, ты как…
- Ох, ох! Заиньки мои, заиньки! Ох. Ох…Ох! Охохохохохохохохох…
- Да ты чё…
- Заиньками я их звал, заиньками. Пятеро у меня было де-де-деточек. – лицо человека страшно исказилось – Ночью тёмной в дом вломились. Шипят, рычат! Зубы острые. Собрались жрать меня. Я умолял. Я просил. Я молил о пощаде. А один увидел детей. Говорит – «Выбирай-й, челове-ек – или ты, или дети-и…» Я… А! АА! ААААААААААА! Я ОТДАЛ ИМ ДЕТОК! Я смотрел, как они их ЖРАЛИИИИИИ…
- Он не в своём уме!
- Да он спятил!
- Сумасшедший!
Широко открыв рот, безумец засеменил к нам, вытянув руки. Зубы были в чём-то чёрном.
- Настали чёрные времена! Грядёт конец! Грядёт расплата! Зубы, я вижу зубы – ужасные, неумолимые, недремлющие, всеперемалывающие-е-е! Они пожрут всё, и начнётся новая эпоха. Крест падёт, залитый кровью, и все вы обратитесь…в прах? Нет, в мясо! В кровавое, сочное мясо! Кости…скелеты…скелеты моих детей! Они ищут своё мясо… - из-за черноты, его зубов и языка практически не было видно. Его рот казался сплошной чёрной дырой – провалом в преисподнюю, смердящим тысячелетними муками. Потрескавшиеся спазматически искривляющиеся губы жутко искажали голос. Казалось, это не человек. Разве может человек так мерзко шипеть, брызгая слюной сквозь чёрную дыру?!
Юродивый, бормоча ещё какой-то устрашающий бред, скрылся в лесу. Полковник поглядел на затихшего Шубу, подошёл, вытащил кинжал, и перерезал верёвки ни его руках. При этом он случайно (или нарочно?) слегка задел его руку, и кровь заструилась по его линии жизни, карминовыми капельками опадая на землю. Сотник долго смотрел на неё. «Да, такова моя судьба…» - наконец, прошептал он…
Четверть часа спустя, Кречет подозвал меня к себе:
- Послушай, Илфарт… - казалось, он смущён – я понимаю, ты врядле согласишься, понимаю – тебе это покажется бредом… Но мне просто больше не к кому обратиться…
- Khe’tal’ani-woraan… Я всегда к вашим услугам, гарнеан. – Я действительно чувствовал себя странно уверенно. Казалось – для меня нет ничего невозможного. Разумом я понимал, что это не так, но душой – готов был выполнить любое приказание Кречета. Тем паче – просьбу.
- Через пару часов мы воссоединимся с эвакуантами, во главе с Торком. После этого – большая часть казаков, во главе с Мироном Шубой, пересечёт Старый Стервятник, и отправится в Тальдерион. Меньшая же, во главе со мной лично – пойдёт на Иррил – спасать людей Геньела. Нас будет очень, очень мало. Немногие психи согласны участвовать в этом. Я хотел… - он запнулся – хотел попросить тебя поучаствовать в этом.
И вот тогда-то это и началось…
Из лесу выскочили чудовища.
«Tarnorgi!!!» - заорал кто-то из казаков. Они выхватили оружие, и завязался бой. Внезапно – нечто кошмарное, с нечётным количеством конечностей, схватило полковника, и утащило его. «Не-е-ет!!!» - закричал я. Но было невозможно что-либо сделать. Чудовища кроваво убивали всех вокруг, и тогда со мной случилось нечто странное. Кровавая пелена накрыла меня. Я подпрыгнул – так высоко, как не может проникнуть ни один нормальный человек. Я рубил мечом, и доставал их отовсюду. Деревья стали мне опорой, а воздух – стихией. Чудовища пытались сопротивляться, потом – убежать, но я был непобедим. Очень скоро я оказался посреди кучи трупов. Я огляделся в поисках живых. И увидел Бороду. Я подошёл к нему, но он завопил – «Нет! Убирайся от меня!!!», а потом какая-то клыкастая шипованая жаба выпрыгнула из кустов, и убила его. А потом ускакала прочь.
- Стой! Стой, норг!!! – орал я, но чудовище и не думало возвращаться.
И тогда я одним махом прыгнул на него, и оторвал ему голову.
А потом – потерял сознание…

Я не помню, что было потом. Кажется, я бежал через лес. Бежал, не разбирая дороги. И всюду меня преследовал призрак чего-то могучего и крылатого. Того, что унесло меня в твердыню. Того, что изменило меня… ЧТО ОНИ СО МНОЙ СДЕЛАЛИ??????????!!!!!!
Я очнулся у костра.
Трепещущие языки пламени вызывали к жизни жуткие образы, пляшущие в тени деревьев. Луны заливали всё сумрачным фиолетовым светом. В сердце теперь было странно пусто. Я чувствовал себя бодрым, и отдохнувшим.
- Проснулся?
Знакомый голос. Я повернул голову, и увидел человека, сидящего на корточках у костра. Всполохи пламени ясно освещали его лицо. Гарнеан Торк.
- Я вижу, ты ещё не вполне пришёл в себя. Садись, погреешься.
Я встал, нерешительно подошёл к огню, сел рядом. Долгое время мы молчали.
- Что ты видишь, глядя на огонь? С чем он у тебя ассоциируется? Тепло, свет…защита… Глядя в огонь, чувствуешь себя как нельзя более спокойно. Человек может бесконечно смотреть на две вещи – текущую воду, и трепещущие языки пламени. Однако, глядя в огонь, забываешься. А ведь за ярким его светом ещё лучше видно…
- Густой мрак позади – закончил я – это меня всегда тревожит. Ассоциируется…с чудовищами. С порождениями мрака, которые высвобождает ночь.
- А как ты думаешь – что, в таком случае, мы должны видеть, глядя на огонь? – спросил мой собеседник.
И тогда я всё понял. Понял, почему твари всегда знают о наших передвижениях. Понял, почему они (до поры, до времени), не трогали меня. Понял, почему наша борьба была безуспешна…
Я стал почти инстинктивно отодвигаться от собеседника, стараясь, чтобы пламя было между нами.
- Мы ещё не закончили, гарнеан! – прошипел он, облизываясь длинным чёрным языком – Ты вернёшься в Иррил.
- Никогда! Я не знаю, что вы со мной сделали, но считайте – это для вас потеряно. Так и передай своим хозяевам, мразь! Что вы сделали с полковником? Зачем вам столько людей? Или, вы просто издеваетесь, изверги?! – Я был на грани истерики.
- А ты не понимаешь? Легко тем, кто тупо народился на свет, чтобы влачить существование. Бездумно мнить себя центром мироздания, не задаваясь целью жизни до самого её конца. Уродуя всё, к чему прикасаются! – Я, не дослушав, вскочил – Знаешь, они достойны кары уже за то, что породили нечто подобное нам!
- Тут ты прав, - прошептал я – но никакие силы не затащат меня назад в Иррил.
- Хм, меня…развлёк наш разговор. По крайней мере – первая его часть. Так что я, пожалуй, дам тебе, ммм…минуту форы. – Сказал Торк, открыв рот, наполненный десятками рядов очень острых зубов…
Я побежал.

Я бежал очень, очень быстро. Ветер свистел у меня в ушах. Ветки хватали меня за одежду. Кочки били меня по ногам. Я уже не разбирал – где шум моей немезиды, а где – шум моего дыхания. И не знаю, где проходила между ними грань.
Я вбежал в Гороховку, мельком обратив внимание на то, что ворота были открыты.
- ПОМОГИ-И –ИТЕ!!! – Завыл я. Никто не отозвался.
Моё зрение неожиданно обострилось. И я увидел трупы. Господи, все были мертвы!
Я пробежал через майдан. К дому ростовщика. Да, именно там тел было особенно много.
А потом я услышал рёв. Они приближались.
Я подбежал к воротам. Минута ушла на то, чтобы закрыть их. А ещё через минуту в них заколотили.
- Ты нужен Хозяину, гарнеан! Тебе не спрятаться!
Я не ответил. Я и не собирался прятаться. Точно так же, как не собирался и возвращаться в твердыню. Живым.
Я вернулся в дом ростовщика. Запер дверь, и забаррикадировал её мебелью.
А потом поджёг кучу тряпья посреди комнаты. Дом загорелся быстро.
В дверь дома заколотили:
- Эй, Прекрати! Это не выход! Ты не понимаешь…Идём с нами!!!
Я молчал. Я вслушивался в боль. Боль всё нарастала. А потом – заполнила собою всё вокруг. И переполнила.


Утренний дождь намочил горячий пепел, и его густая вонь теперь мягко клубилась над землёй. Майдан был пуст. Ни людей, ни чудовищ.
Я поднял голову, и удивлённо повёл ею по сторонам. Потом – встал.
Огонь пожара, бушевавшего здесь всю ночь, испепелил всё вокруг. Одежда на мне обратилась в пепел. Но я, нагой и неимущий – остался невредим.
Я сел на пепелище, и заплакал.
ЧТО ОНИ СО МНОЙ СДЕЛАЛИ??????????????????????????????!!!!!!!!!!!!! !!!!!!!!!

Потом, придя в себя, я поднялся, и пошёл к хатам. Я искал одежду, и оружие. Я собирался идти, и завершить дело полковника Марко Закрутигубы.
Я собирался в Иррил.
Час спустя – я уже покинул Гороховку. На мне были казацкие широкие штаны, белая шёлковая рубашка из дома зажиточного гражданина, высокие стоячие сапоги, баранья шапка, скрипучая кожаная куртка, широкий ремень с ножнами для длинного меча, и колита с провиантом. Впервые со дня моего спасения – на душе было легко и спокойно. Я точно знал, что мне делать.
Какой-то маг в тринадцатом веке сказал – Эли краейек норт товигасс дур Irril. Все дороги ведут в Иррил. Конечно же, сегодня это звучит немного…странно. Но откуда ему было знать – во что обратится его любимая твердыня. Я шёл по дороге. Это была не тропинка, протоптанная между сёлами, но остатки древнего Великого Тракта, некогда ведшего к Чудным вратам Иррил. Мой путь лежал туда.

Выживших я встретил около полудня. Десятка два отчаявшихся, опустивших руки людей с тусклыми взглядами. С удивлением я узнал их лидера – Мирон Шуба – надо же, эта крыса умудрилась выжить!
При моём приближении они испуганно встрепенулись. Я поднял руки.
- А-а, Илфарт. Это ты. Значит – твои земные муки ещё малость продляться.
- Где казаки, где полковник? – я смотрел в его глаза, и их выражение доводило меня до остервенения.
- Казаки? – грустно усмехнулся, нет – оскалился он – если так можно назвать это опустившееся быдло! Почти все мертвы, а остальные – пробираются к Роан Терел – Старому Стервятнику маленькими группами.
- Полковник наверняка ещё жив! Многие ещё способны сражаться. Из-за реки придёт подкрепление. Если мы обойдём фронт чудовищ. Если восстановим периметр…
«Скорпион» махнул рукой полным безграничных, непередаваемых отчаяния и усталости жестом. Я развернулся, и пошёл на юг – к Иррил. Нам больше не о чем было говорить.

Хорошая тут, в Пограничье, природа! Людей ведь почти нет! Птички поют, солнышко светит, травка шелестит, норги хвостиками виляют…Шучу. Их пока невидно.
А на горизонте уже поблёскивает Талайи. Блеск воды наполняет душу предвкушением прохлады в знойный день. Вот только – водопады нервируют…
…Я крался вдоль берега, вокруг Турьего Рога, зная – ещё минутка, и мне откроется великолепный вид на водопад. Когда я проходил под нависающим гребнем скалы – шум низвергающейся воды, тысячекратно отражённый от базальтовых сводов, едва не оглушал.
Водопад…
Шум водопада пробуждал странные, затаившиеся в глубине души воспоминания.
Теплая, бархатистая, обволакивающая, как материнская утроба, тьма Иррил. Норги, с ужасом разбегающиеся. Кошмарные, неодолимые крылья…
Я вышел из-под скалы. Кошмары в голове утихли…
Остались только кошмары в реальности. Десятки зубастых, покрытых чёрными углеродно-силикатными пластинами чудовищ спускались тропою слёз, виляя длинными суставчатыми хвостами, протягивая ко мне когтистые лапы, и длинные щупальца.
Нужно было что-то делать. Мне не справится со всеми. Я огляделся. Над тропой нависали остатки фуникулёрной эстакады. Я подбежал к ржавому опорному брусу, и начал стучать по нему. Удары мои отличались силой, ну просто невероятной, но металл не поддавался.
И вдруг – слова нашлись сами с собой:
- En elgvyr nerren kaatori rhun!!!
И мощный ядовито-зелёный разряд вонзился в конструкцию.
С душераздирающим грохотом эстакада обвалилась, навеки завалив тропу слёз. Шумел водопад.

Я сидел, мокрый от брызг. От чудищ то я избавился, но вот как мне теперь пройти в твердыню? Или может, отказаться от этого? Смыться из Пограничья куда-подальше – в Тальдерион, или Анарнарон? Или ещё дальше – на юг, за море – в Северный Альянс, или Натригорн?
Нет, это не выход. Тогда я так и не узнаю – что со мной сделали (что мне проинсталлировали – всплыл невесть откуда в голове анеанорговский термин). И главное – как от этого избавиться. И вообще – кто Я?
Но помимо этих эгоистичных соображений – мной двигало ещё одно. Сорок человек, и полковник.

Я шёл к Чудным вратам Иррил.
Я не боялся Страж-башни.
Я больше вообще ничего не боялся.
Кроме как заглянуть в глаза своему страху.
И увидеть там огонь. И тьму за ним.
Огонь. Огонь в глазах твоих. Пламя, скрывающее тьму…

Я полз по крутому склону холма, не поднимая головы из густой травы-муравы.
Я знал, что если подниму глаза – то увижу чудовищную, невозможную, тёмно-коричневую громаду Страж-башни. И уже не смогу ползти дальше.
Я полз, и размышлял о кошмарной, извращённой воле человеческой, способной создать нечто подобное. На заре своего упадка (интересная формулировка!), Иррил ещё не была достаточно сильна, чтобы думать об экспансии. Анеанорги хотели хотя бы защитить свою вотчину.
Никто не знает, каким омерзительным злодействам предавались они в своих зловещих подземных лабораториях, но в конце-концов – они создали идеальную защитную структуру. «Боевую Экосистему», преисполненную зла и ненависти.
Мимо неё невозможно было пройти незамеченным. От неё невозможно было убежать живым. Она была настолько могучей, что очень скоро анеанорги утратили на ней контроль. Страж-башня вылавливала и мочила все, уравняв шансы между людьми и чудовищами.
По-видимому, вскоре после битвы, чудовищам каким-то образом удалось восстановить контроль над ней.
Теперь – Иррил непобедима. Но мне всё равно…
«Я вижу тебя!» - раздался вдруг голос в моей голове.
Я вжался в холм, но ужасная сила неодолимым когтем вонзилась в сырую землю, разметав дёрн, и вперившись в сквозную дыру. И увидела меня.
- Я вижу тебя! – неуверенный голос. Я чувствовал безглазый взгляд на своём лице. На своих глазах? О чём ты думаешь, глядя на огонь?
- Иди! – затихающий голос.

Полчаса спустя – я был под башней. Её исполинская громада возвышалась надо мной, скрывая твердыню. Но я знал куда идти.
Внезапно – я услышал рычание. Чудовища! Я совсем забыл про них!
В грани башни проходил вертикальный жёлоб. Из него, как язычок, или ложка, торчала овальная платформа. Она скользила вниз. На ней стоял монстр.
Я вжался в стену. Платформа опустилась, и я ясно увидел чудище. Вначале я подумал, что это человек, закутанный в рыбацкий невод, но тут же согнулся в рвотном позыве, поняв – нет. Человекоподобная тварь на платформе была вся пронизана чем-то типа колючей проволоки. Она выходила из кровавых ран на его теле, и снова входила в них, издавая чваканье, когда существо шевелилось. Я ясно видел её валики под серой кожей. Чудовище, хотя норги обычно пахнут йодом, воняло рыбой. В его окровавленных руках, неестественно извивающихся по воле проволоки, было оружие.
Стержень из тёмного (индирал!) металла, разветвляющийся на конце, как страшный веник из колючей проволоки. Я видел, как такая дрянь выпускает снопы багрово-красных ветвистых молний, сжигающих воинов в доспехах. Я не хотел рисковать.
Я подкрался сзади, и (содрогнувшись от прикосновения к гадости) вонзил меч ему в затылок. Тварь захрипела, задёргалась в конвульсиях, но и не думала издыхать. Я пнул её (проволока пробила подошву!), повалил на землю с платформы, и снова проткнул мечом. И снов. И снова. Наконец, оно сдохло.
Отсюда уже были видны Чудные врата. Я знал, что через них не пройти. Створки были выполнены в виде страшных зубастых челюстей, разрывающих любого, кто осмелится подойти.
Но верхний уровень Страж-башни был длинным переходом соединён с Башней Молний. Я взошёл на платформу. Зашипел интерком:
- Платформа четыре! Платформа четыре, ответьте! Что у вас происходит?!
Я поднимался...

Глава 7 Медальон.

Назгул и Лютня были вместе. Но странной была эта жизнь. Он учился, она пела. Возвращаясь с занятий Назгул порою до поздней ночи оставался один, если только его не навещал Тадек или Назгул сам куда то уходил. Лютня возвращалась когда хотела, но возвращалась. Парень молчал. Лицо его редко выражало что то, только, когда Лютня появлялась рядом, лёгкая улыбка трогала его губы, а глаза глядели мягче.
Ночи они проводили вместе, в одной постеи. Жадно любили друг друга или мирно засыпали. Девушка прижималась крохотным комочком к его могучей груди, лишь тогда в ней просыпалось что то мягкое, нежное, женственное. Лишь когда они оставались вдвоём. Воистину он и она. А днём вновь. Бесшабашная дикарка и гулёна. Словно и не страдала без него, до той поры, пока они не встретились вновь.

Назгул понял далеко не сразу. Ожидая её, тоскуя, радуясь её приходу. Он надеялся, что Лютня изменится, но она не менялась. Жила, как кошка, которой нужно логово. Он любил её, а ей казалось было всё равно, так она вела себя. И Назгул, боясь потерять такую странную, но бесконечно любимую женщину, позволял ей так себя вести. Засыпая рядом с ней, долго глядел в её спокойные, чуточку дикие черты. Он ничего не говорил, но внимал, изучал. Лаская её, с дрожью замечал на гладкой и нежной коже застарелые шрамы, любил её и не понимал. Такая странная, противоречивая, живя с ним она стала загадкой. Загадкой, не желающей быть разгаданной.
Он боялся её. Боялся того, что она уйдёт, что не понимая оттолкнёт, ранит её. Разум говорил - прогони сейчас, не дай завладеть тобою, как Диане. Но тут же понимал, что уже поздно. Слишком поздно так поступать.

А жизнь шла. День сменялся днём, на уроках мэтры давали всё новые и новые знания и задания. И всё это надо было осмыслить и решить. И конечно Совет. Первые дни с Лютней, первые ночи, первые ожидания. Всё это отодвинуло чёрную тень. Тень Всадников и старых, липких и опасных, как паутина огромного паука интриг. Прошлое возвращалось и требовало внимания.
Как было умолвлено, ректор Илитари отослал в Совет отчёт о студенте Назгуле Драко. Вскоре на него пришёл ответ. А точнее вежливая просьба и дальше оповещать о успехах студента Драко. Ещё раньше, опоздавна несколько дней в руки самого Назгула пришло письмо от Бастена. Маг пославший Назгула в Академию, дав свои рекомендации сообщил о том, что им интересовался ректор Берамоврар и справлялся, не сделал ли Назгул чего-нибудь, что могло бы вызвать его интерес? Кроме того справлялся об успехах Назгула в изучении магических наук.
Назгул ответил коротким вежливым письмом, что де, всё у него хорошо и в обучении и в отношении с наставниками. Ставя последнюю точку в письме шиит подумал, что маг из далёкого Сирити умолчал о том факте, что запрос о нём был послан не только ректором Академии.
Поглаживая пером кончик носа, Назгул с нежностью вспомнил библиотеку госпожи Ракши и их долгие беседы о дворе, этикете и литературе. Да, покинув Елисантр он потерял не только память о той трагедии, но и искреннего друга и самого лучшего наставника в делах интриг. Не говоря уже о размеренной жизни, достатке и Владе, коий скорее всего перенёс разлуку с другом тяжче, чем мудрая госпожа.
Назгул размышлял о причинах Совета интересоваться им и не понимал. Перебирал в мыслях своё прошлое, но ничего сверхординарного не находил. Да, сакот, да из лучших. Да, убил советского мага. Но ведь, если дело только в этом, почему же Совет не прислал ректору письмо с санкцией на его арест? Или мэтр Илитари скрыл это письмо от него?
Парень задумчиво почесал затылок.
Нет, врядли. Ректор слишком надеется на него, чтобы ему врать, хотя... нельзя упустить ни одного варианта. Даже этот, пусть он и кажется фантастическим.
Шиит откинулся на спинку дивана, не долго думая водрузил ноги на стол, заваленный приборами для письма. Лютня, застав его в подобной позе, сильно бы удивилась. В спокойном, местами льдисто-безразличном Назгуле невозможно было представить подобных жестов. И тем не менее. Он неторопливо размышлял уставившись чуть прищуренными глазами в некогда белый, но уже успевший облупиться, потолок.
Как не прискорбно, спокойная жизнь для него кончилась. Закономерность и размеренность порою неясной оркской жизни вновь сменилась хаосом цивилизованной жизни. Двадцать лет. Четверть жизни обычного человека, для шиита как пяток лет.Отнорок, убежище для израненой души. Но его душа заросла, затянулась крепким, хоть и болезненым рубцом. Он сам, вместе с Тадеком покинул племя, давшее ему приют и сам ступил под своды древнего замка Д`арк в городе Сирити, представ перед глазами Бастена. Он хотел перемен, но не знал, что они наступят так скоро. Хотя... Для другого быть может даже интерес Совета не показался бы серьёзной проблемой. Но Назгул не любил незаконченных дел и вопросов не имеющих ответов.
Спустив ноги на пол, шиит обмакнул перов в чернильницу и чуть задержавшись, медленно начал писать.

Госпожа Ракша, приношу вам свои извинения за то, что так долго не давал о себе вестей. Надеюсь, что ваше здоровье и положение так же непоколебимо, как и прежде.
С нижайшим поклоном, я, Назгул Драко, ваш ученик и вечный должник, вновь прошу вас о содействии. Дело в том...
* * *
Тадек пришёл как обычно без приглашения. Открыл дверь, стянул с плеч тяжёлую медвежью шкуру, которую носил вместо плаща. Не стряхивая снега, аккуратно положил в угол. Перекинутая через плечо, на бедре висела объёмистая "студенческая"сумка. Не снимая мокасин, прошёл в комнату.
Назгул сидел за столом, склонившись к разложенным на низкой столешнице учебникам и пергаментам. В пальцах шиит вертел перо, раздумывая над фразой в конспекте.
-Мир твоему дому, кер Назгул.
-Мир твоему пути. Присаживайся, - Не отрывая взгляда от работы, отозвался Назгул.
Тадек скинул сумку и опустив её на пол, уселся рядом с Назгулом на диван. Вглядевшись в покрывающие пергамент руны, покачал здоровой головй с неизменной перетянутой ремешками косой, на гладко выбритом черепе.
-Хорошо, что ты заставил меня выучить шадриат.
-Да. Ты талантливый орк. А это дало тебе возможность постигнуть ещё большие знания, чем ты мог бы получить в родном племени, - Назгул прижал пальцем страницу в фолианте и сверяясь с ним, закончил последнюю строчку конспекта замысловатой фразой. Закончив с ним, шиит развалился на диване и перешёл на родной для Тадека диалект. Горло шиита с лёгкостью воспроизводило рыкающие, хрюкающие и протяжные звуки чужого, но ставшего за два десятилетия и ему родным, языка.
-Что привело тебя, Тяжёлый Кулак?
-Зима, господин. Я скучаю по Равнине.
-Я говорил тебе, наше путешествие будет долгим.
Орк вздохнул. В глазах появилась почти детская тоска.
-Здесь так холодно, господин. И дома совсем не похожи на наши.
-Зато, когда ты вернёшся в родное становище, то сможешь многое поведать родному племени.
Тадек снова тяжело вздохнул. Могучие плечи поникли.
-Не грусти, Тяжёлый Кулак. Наступит месяц Холодный Ветров. Если верить учителям, не пройдёт и трёх смен луны, как ты вновь вернёшся в племя.
Тадек покачал головой.
-Здесь всё так не похоже на наши обычаи.
-Для меня тоже было сложно привыкнуть к обычаям орков.
-Но у тебя было двадцать смен и ты хотел остаться с нами! А для меня этот мир чужой. Я хочу вернуться.
-Не плачь. Ты давно не маленький медвежонок, Тяжёлый Кулак. Твои братья так же стенают в Школе Медведей, но выходят оттуда воинами. Ты так туда и не попал. Но эта наука важнее для тебя.
Тадек поднял на Назгула блестящие глаза. Шиит смотрел на него мягко и спокойно, как и подобает вождю племени, Керу. Только вот вождём он перестал быть ещё весной.
-Да, господин.
Назгул положил тяжёлую ладонь на плечо молодого орка.
-В месяц Последнего Солнца положено разжигать костёр, провожая души предков в их путь в Солнечные Долины.
В глазах Тадека заплескалась затаённая, детская радость.
-Кер разожжёт костёр?
Назгул улыбнулся, обнажая в жутковатой улыбке крупные острые зубы.
-Где бы ты ни был, Тяжёлый Кулак, не забывай заветов племени и рода, - Назгул коснулся рукой с перепачканными чернилами пальцами, груди орка, - Твой род остаётся в твоей крови.
-Значит сегодня мы разожжём костёр?
-Да, Тяжёлый Кулак, этой ночью мы почтим память предков.
Лицо Тадека не менее жутковатое, растянулось в широкой счастливой улыбке.
-Но сперва ты должен закончить свои дела. Воздавая долги предкам, не забывай, это должно быть с чистым сердцем и спокойными мыслями.
-Да, господин. Тогда я пойду, выучу уроки.
-Иди, Тяжёлый Кулак.
Тадек подскочил, подхватил сумку и перекинув через плечо, почти выскочил из комнаты, едва сдерживая рвущуюся изнутри радость.
Услышав, как за Тадеком закрылась дверь и молодой орк не сдержавшись вполсилы своей могучей глотки запел песнь восхваления Великой Равнины, Назгул усмехнулся.

Если бы в его жизни всё было так просто, как в орочьем мире. Но что сетовать, он сам выбрал свой путь и свою судьбу.

Назгул вернулся к занятиям.
* * *
А я похож на новый Икарус
А у меня такая же улыбка,
И как у него, И как у него,
Оранжевое настрое-е-е-е-енье!

А кефир я допью ровно в десять.
А батон я доем чуть пораньше.
И перед сном,
И скажу перед сном,
И скажу: "Ах, мама, до чего хорошо!"

Бутылка кефира, полбатона
Бутылка кефира, полбатона
Бутылка кефира, полбатона
Бутылка кефира, полбатона

Оранжевое небо,
Оранжевое солнце,
Оранжевая мама,
Оранжевый верблюд
Оранжевые песни
Оранжево поют!...

Горн Дракона шумел, как ему и полагалось в вечерний час, когда занятия окончены, а уроки выполнены. Студенты гуляли и радовались свободе и тому, что учебный год достиг середины. Весною уже начнуться экзамены. Год почти миновал. Есть чему радоваться.

Как и повелось вечером за Шебой зашёл худощавый мужчина с измождённым лицом и они, болтая, покинули таверну. Лютня на пару с Илиллианом скакали на столе. Михаэль маячил где то в углу мрачной тенью, но не вмешивался, в то время, как Торн напротив радовался царящему в его заведении веселью.
Лютня приостановилась и что то шепнув на ухо Илииану, заиграла низкий тяжёлый мотив. Гитарист подстроился и вот они уже загремели, следуя традиции сменять спокойную и светлую песню, какой-нибудь страшилкой.
Шайка, сидевшая совсем рядом тоже подхватила, а с ней и добрая половина таверны. То, что она была, похожа на Лютню, как две капли воды, никто совершенно не обратил внимания.

Я поцелую провода
И не ударит меня ток.
Заводит молния меня,
Как жаль, что я её не смог...
* * *
Как обычно выступление закончилось далеко заполночь. Студенты, кто ещё продолжал пить и дискутировать с собутыльниками, кто давно уже разошёлся по домам. Иллиан, Лютня, Шайка и Соня, невесть как оставшаяся с ними в этот раз, уселись за длинный стол. Торн позёвывая, убрал перед ними пустые кружки и миски, и расставил наполненные дымящейся сытной снедью. Рядом с едой нашлось место и пузатому кувшину, полному пенного напитка. Музыканты ужинали молча. Поговорить, конечно было о чём, но на разговор сил решили не тратить. Все, как обычно были умиротворённо-уставшие, чуточку опустошённые.
Лютня прикончила свою долю быстрее остальных и раскланявшись, натянула на плечи тяжёлую куртку Тристана(которую так и не вернула хозяину), подхватила кофр с гитарой и пошла домой.
Дыхание облачками вырывалось из её рта, шаг был лёгок, только снег поскрипывал под сапогами. Девушка шла тихо мурлыкая что то себе под нос. Домишки студентов были темны, совсем редкие окошки озаряли ночь жёлтыми огоньками, да редкие студенты бродили в темноте с маленькими зарницами в ладонях. Огоньки бледно-голубого цвета, сотворённые магией, освещали лишь землю, а не лица сотворивших, из-за чего казалось, будто они путешествуют сами по себе. Она добралась до дома Назгула достаточно быстро. Дом Медведя был тёмен, либо хозяин спал, либо ушёл куда то. Однакоже и её окна были темны. Лютня чуть помрачнела, поправила ремень кофра на плече и поднялась на крыльцо. Двери по академической традиции никогда не закрывались, только, если хозяин покидал дом. Однако, как только девушка переступила порог, она поняла, что Назгула нет. Он никогда не ложился спать, не дождавшись её.
Лютня стянула куртку исапоги, прислонила кофр к стене прихожей и прошла в дом. Так и есть. Здесь было прохладно и темно, правда в воздухе, наполняющем пустой дом витали сытные, тёплые запахи. Назгул готовил.
Девушка прошла в кухню, не зажигая света. Здесь витали прямо таки явные запахи стряпни. На плите стояли сковородки, несколько кастрюль и горшочков. Она засветила свечу, прикоснулась к глиняному боку плиты. Он ещё не отдал всего тепла. Значит... Лютня поглядела на плиту. В горшочках остался какой то густой соус, на вкус оказались тушёные бобы, правда уже холодные. Другая утварь указывала на то, что здесь готовили так же мясо, картофель и кукурузу. Девушка порыскала и отыскала длинный тонкий кусок мяса, который тут же отправила в рот.

Нет, Назгула нет дома.
Странно, а где он в столь поздний час и зачем готовил столько еды? И в конце концов, где еда то?

Лютня прошла в комнату. Нет, никаких следов гостей. Чистый стол, оставленная на диване книга... Она посетила спальню. Тоже самое. Холодная печь, застеленная кровать... Вот только кое что иначе. Назгул забрал своё тяжёлый плащ, подбитый серебрянным мехом, и в тоже время оставил рубашку и штаны. Девушка не видила, что бы он носил что то другое, а теперь эта одежда лежала аккуратненько сложеная на стуле...

Но не мог же он в самом деле выйти из дома голышом, завёрнутый в один лишь плащ?
Конечно нет.

Недоумевая и слегка тревожась, Лютня присела на постель, провела рукой по тёплым одеялам. Обычно у неё не было времени разглядеть обстановку, либо же её это мало волновало. Теперь же она внимательно стала оглядывать комнату, вещи её окружавшие... и приметила неожиданно для себя ещё одну неожиданную деталь, ранее не замеченную даже краем глаза. В углу стоял большой короб или ларь. Лютня разожгла печурку и принесла ещё свечей. Осетив комнату, так что в ней можно было и читать, она опустилась к ларю.
Ларь был почти пуст. На самом дне, аккуратно сложеная, лежала какая то одежда и пара свёртков. Один длинный и узкий, что в нём, догадаться было не трудно. Лютня аккуратно вытащила всё, что было в ларе и разложила перед собой на полу. Первой вещью, которую она взяла в руки, была куртка. Тонкая, хорошо выделанная оленья кожа, приятного светло-бежевого цвета. Большая, как раз на крутые, широкие плечи шиита. Расшитая бисером, с бахромой из тонко разрезанных полос всё той же шкуры. Девушка касалась чуть грубоватых, но заботливо подобранных бусин, окрашеных в алый, синий, белый, коричневый, чёрный и бледно-оранжево-жёлтый цвет. Самые простые краски, которые можно добыть из растений, камня и пепла. Рисунок изображал больших чёрных птиц, раскрывших крылья на фоне разноцветных полос. Аккуратно и прочно пришитые, хранящие тепло рук и душ тех, кто этот рисунок вышил. Лютня вспомнила, что Назгул говорил о том, что жил среди орков, но никогда не думала, что эти ггрубые, простоватые и жестокие по молве существа могли создать что то подобное.
Отложив куртку, она взяла в руки небольшой, туго набитый, но лёгкий мешочек. Всё такой же простой, незатейливый рисунок, оленья кожа. Она распустила завязки, сунула внутрь нос. В мешочке были какие то высушенные травы, а среди них длинная трубка, затейливо вырезанная, орнамент был покрыт краской, с чашечки свисало несколько ниток бус и перьев. Девушка долго не выпускала из пальцев эту грубо выделанную вещь, ласкала гладке полированное дерево, вдыхала запах трав, которым оно пропиталось. Пробовала пальцем чашечку. Изнутри она цеплялась к пальцу заусенцами, значит её ни разу не закуривали.
Она перебрала ещё несколько вещей, сделанных так же просто, но прочно и с любовью, затем лишь взяла в руки длинный тёмный свёрток. Распутав ремешок, уложила на пол и стала разворачивать. В свёртке оказалось два предмета. Длинный меч грубой ковки с простой крестовиной и короткий, с широким лезвием нож. Даже с первого взгляда было видно, что они сделаны не просто разными мастерами. Скорее разными расами. Меч - длинный, почти полтароручный. Грязное, тёмное лезвие заточено грубо, со сколами и царапинами, клинок едва отражает свет свечей и лицо девушки, явно его часто использовали. На стык гарды и клинка налипло что то грязно-бурое, его толком и не чистили, и не вострили. А вот нож напротив сделан мастерски, чисто. Удобная рукоятка с небольшой гардой, из белой кости. Кольца пригнаны друг к другу плотно и хорошо отполированы, так что кажутся цельным куском. Клинок - блестящий, почти зеркало, с тонким стоком, едва заметной заточкой. Лютня перевернула нож боком, острие тоньшее волоса и очень остро. Она осторожно сложила оружие и завернула обратно, перевязав всё тем же ремешком.
Складывая вещи обратно в ларь, Лютня встряхивала их, распрямляла и укладывала по новой, по своему. И вот встряхнув очередную, на пол упал конверт. Лютня отложила небольшой пояс-килт и взяла конверт в руки. Почерк, которым был написан адрес и имя отправителя был очень красивым, идеальным и... женским. С ёкнувщим сердцем она развернула письмо и принялась читать.

Мой драгоценный Назгул. Получить от тебя письмо было для меня величайшей радостью. Я несказанно счастлива, что покинув Елисантр и пробыв в неизвестных мне местах, ты всё ещё жив и здрав. Моё положение и здоровье так же не претерпело ни малейших изминений. Право лишь Влад, он сильно постарел, практика его расширилась, ныне он преподаёт в лекарском университете Тора, где и проживает, так что для меня остаётся тайной то, что в его жизни происходит последние три года. Время от времени он всё же пишет мне и в письмах так же сообщает, что у него всё преотлично.
А вот то, что говоришь о делах Совета, настораживает. У Организации конечно долгая память, но события повлёкшие твой отъезд не кажутся мне настолько значительными, дабы продолжать за тобой следить. Право не и знаю, верю лишь тебе. Бесспорно я окажу тебе помощь и разузнаю, что смогу, в чём интерес Совета к тебе, о чём тут же уведомлю в письме. Хотя... не гоже доверять подобное письмам. Было бы прекрасно, если бы ты навестил меня. Мой особняк в Елисантре всё на том же месте, а его двери всё так же открыты для тебя.

С самыми добрыми пожеланиями.

Далее стояла всё таже витиеватая, как и слог письма, подпись. Лютня бросила письмо на пол, закусила губу. В душе чёрным облаком заклокотала ревность.

Что это за Ракша? Кто этот Влад? Причём тут Елисантр и её особняк?

Девушка поднялась, вытащила из кармана трубку и подошла к окну. Пальцы чуть дрожали, когда она закуривала.

А Назгула, как назло нет.

Пара затяжек облегчила разом разгорячившийся разум, подразогнали тревогу и позволили мыслить чуть свободнее.

А собственно о каком деле шла речь в письме? Назгулос интересуется Совет, но почему? Он ничего не говорил! И что это за дело, из-за которого он сбежал из Елисантра, из под крылышка этой... Так, Лютня, стоп.

Девушка курила, хмуря брови. Как же мало она знала о Назгуле! Он ничего толком не рассказывал, только тогда, на Шабаш. Но это было так сумбурно, что она мало что поняла. Лютня закусила губу. Да, нельзя так. Просто, просто вместе. Она ведь его любит, а коли так, то вариант, что ей плевать на то, что с ним происходит, не пройдёт.

Ну где же его носит,когда он так нужен?
* * *
Он пришёл только под утро. Бесшумной походкой, во влажных мокасинах, штанах и рубахе.Пропахший костром и ветром, дикий, как орк. По всему черепу по самой середине собраны волосы и заплетены в плотную косу, остальные спутанными прядями свисают на плечи и спину совершенно свободно.
Назгул встряхнулся от снега, стянул мокасины и босиком прошёл на кухню. Потянув носом, по запаху достал какойто снеди и пережёвывая её, пошёл в спальню.
Лютня лежала на постели, свернувшись комочком. Она уснула ожидая его, не раздеваясь, прижимая к груди его куртку. На полу были раскиданы какиеото его вещи, валялся лист бумаги. Назгул поднял его. Это было письмо от Ракши. Поморщившись шиит кинул его на журнальный столик, а остальное добро просто сгрёб в охапку и кинул в ларь. Подошёл к спящей девушке, присел рядом с ней на корточки.
-Лютня?
Она спала. Маленькое личико было чуть искажено треогой. Назгул нахмурился, понимая и сожалея, что причиной этого стал сам. Поднявшись он растопил печурку. Темнота озарилась алым светом. Протянув руки, он недолгое время отогревал свои большие ладони. На мизинце левой руки красовалось тонкое серебрянное кольцо с маленьим рубином. Отогревшись, Назгул поднялся, распустил волосы и тряхнул густой жестковатой, как шерсть зверя, гривой. Так же тихо подойдя к к постели, перебрался через Лютню и прижал её к себе. Положил тяжёлую руку ей на бок и уткнулся лицом в её душистые, шелковистые волосы.
Через несколько минут оба спали. Лишь отблески света из печурки играли на лицах...
* * *
Лютня очнулась от запаха стряпни. Он наполнял дом уютом, проникал сквозь щель под дверью и щекотал ноздри. Девушка со стоном потянулась. Ей было тепло из-за накрывавшего её плаща... Лютня распахнула глаза. Это плащ Назгула! Значит и он сам дома. Она оглядел комнату. Вещи с пола убраны, печка весело помигивает, железные бока излучают тепло.
Свет проникал в комнату, щедро её освещая. Значит где то середина дня. Но почему тогда Назгул ещё дома? Девушка скинула плащ со своих плечей и спустила ноги на пол.

С другой стороны очень хорошо, что он ещё дома. Можно будет поговорить.

Нашарив босыми ступнями свои сапоги, Лютня натянула их и спустилась вниз.
Назгул стоял возле плиты, на которой что то готовилось. Шиит помешивал деревянной ложкой что то в сковороде. Увидев Лютню, он улыбнулся.
-Доброе утро.
-Утро добрым не бывает,- Мрачно заметила она, усаживаясь на стул.
Назгул зачерпнул ложкой то, что было в сковороде, пригубил и с удовлетворённым видом постучал ложкой о край сковороды. Отложив ложку он подошёл к Лютне и поцеловал её в губы. Девушка улыбнулась.
-Ты вкусный.
Шиит так же расплылся в улыбке.
-А то.
-Кстати, а почему ты сегодня не в Академии?
-Ну. Сегодня вобщето суббота. Выходной.
-Вот оно что...
-Именно, - Подтвердил Назгул и вооружившись той же ложкой, снова стал помешивать что то в сковороде.
-Я раньше не видила, что бы ты готовил, - Память о письме всплыла в лютнином мозгу, но заговорить она почему то не решалась.
-Просто ты слишком мало бываешь дома.
-И то верно, - Лютня потупилась. Внимательно на неё поглядев, шиит тоже помрачнел.
-Я знаю, тебе есть о чём меня спросить, но давай для начала позавтракаем.
-Хорошо. - Покорно отозвалась девушка, не ожидавшая такого поворота событий.

Назгул расставил тарелки на столе в большой комнате, загасил плиту и сел напротив Лютни. Она уселась не с ним на диван, а отдельно, на стул. Назгул словно бы это не заметил и принялся за еду.
-Итак, о чём ты хочешь меня спросить в первую очередь? - Лицо шиита было совершенно спокойно, он неторопливо поглощал пищу, ничуть не волнуясь. Уставившись на него с непониманием, Лютня вдруг разозлилась.
-А с чего ты решил, что мне вобще есть о чём тебя спрашивать?! - Прошипела она.
Назгул поглядел на рассерженое лицо девушки и лишь бровь поменяла своё положение. Он блы невозмутим, как никогда. Даже черезчур.
-Ну, если так... Значит нам действительно не о чем разговаривать.
Лютня оторопела. Замерев и выпучив глаза она смотрела на то, как Назгул неторопливо и с достоинством ест.
-Назгул? - Тихо позвала она, перепугавшись.
-А? - Он приподнял на неё глаза.
Девушка вглядывалась в знакомые и любимые черты и медленно приходила в ярость. Не выдержав она вдарила кулаком по столешнице, так что дрогнули тарелки и брякнула её ложка, к которой она не притрагивалась.
-Дьявол, Назгул! - Вскричала она.
-Да, Лютня, - Всё так же спокойно парень отложил ложку, вытер губы и уставился на девушку, сложив руки на груди.
У Лютни чуть не отвисла челюсть. По ситуации Назгул должен бы был извиняться и нервничать гораздо сильнее её, а она спокойно обвинять его в его же прегрешениях. Но происходило совсем наоборот. Мягко говоря это сбивало с толку.
-Назгул, я чего то не понимаю...
-А по моему всё достаточно ясно.
-И что же тебе ясно, скажи на милость? - Прошипела Лютня, злясь не на шутку.
Назгул привалился к спинке дивана, закинул ногу на ногу, не выражая ни малейшего беспокойства.
-Для начала успокойся.
-Успокоится? Мне? - Лютня тряхнула головой, -А не пошёл бы ты?
Выражение лица шиита стало немного насмешливым.
-Именно таково моё мнение. Успокойся и давай поговорим.
Девушка шумно вздохнула, выражение лица шиита не менялось. Она почувствовала себя очень глупо и стиснула зубы. Назгул молчал и спокойно смотрел на неё.

Мда, после такого не очень то получится разговор, - Подумала она и взявшись за ложку, принялась поглощать еду. Правда ей было настолько неудобно, что вкуса она почти не чувствовала, просто механически подносила ложку ко рту, лишь бы чем то оправдать молчание.
Назгул тоже вернулся к еде, но в отличии от Лютни, заговорил:
-Я думаю, ты хочешь спросить меня о письме. Не так ли?
Лютня скосила глаза на Назгула и лишь кавнула, так, как рот был занят.
-Я долго жил в Елисантре, когда был сакотом. Там остались мои друзья с которыми мне пришлось порвать на очень долгое время, пока я скрывался от правосудия и сам от себя.
-Кто эта женщина?
Назгул заметил, как в голубых глазах девушки блеснула ревность. Он ухмыльнулся.
-Ей пятьдесят лет, Лютня.
Лютня смутилась.
-Она твоя мать?
Шиит снова усмехнулся.
-Нет, она выкупила меня за большие деньги и воспитала. Мне было двадцать лет тогда. Молодой, ненавидящий весь мир выпускник Школы Сакотов, к тому времени у меня был другой хозяин, так же купивший меня.
-Выкупила?
-В монастыре меня побаивались и продали сакотам. Волчьи Земли, потом торг в Перфейне. Моего первого хозяина звали Варвара, он был босом в Елисантре. Во время торга я убил сакота, не знаю почему он меня выбрал. Потом Школа, а после окончания, Варвара вложил к тому времени ещё какое то количество денег в меня, перепродал Ракше. Честно говоря я не стоил тогда этих денег.
-А кто она?
-Дворянка, не помню её титул. Вначале мне казалось, что она решила обзавестись игрушкой. Притом очень экзотической и опасной. Я же говорил, тогда я был полным идиотом и не будь Ракши, скорее всего долго бы не прожил. Умел я наживать врагов. Очень быстро и притом не прилагая к этому особых усилий.
-Ты её любишь?
-Нет, что ты. Она не позволяла себе ничего, а меня тогда мало интересовал женский пол. Для меня она - самый лучший друг и учитель. Она выучила меня, очень многому. Науки, самые простые, чтение и письмо, немного истории, поэзии. При ней я почти не работал. Ракша лепила из меня человека, если ты меня понимаешь. Да, бесспорно я привязался к ней, как к хорошему другу, но это не то, чего тебе стоит бояться.
-Но почему тогда она написала тебе спустя столько лет? Зачем искала?
Назгул ухмыльнулся.
-Я сам ей написал.
-?
-Дело в том, что Совет не забыл меня, на что я очень надеялся. И его цепкие пальцы вновь потянулись к моей жизни.
-Но зачем? У нас тоже были проблемы со Всадниками. Неужели ты не можешь сам с ними разобраться?- Из глаз Лютни ревность так и не уходила, но она успокоилась.
-Лютня, не стоит сравнивать нас. Это разный уровень.
Девушка закусила губу и опустила глаза. Назгул торопливо попытался объяснить, понимая, что этой фразой её обидел.
-Милая, - От этого слова девушка вздрогнула и подняла глаза на шиита, - Пойми. Я крутился при дворе и когда начал брать работу, это было совсем не то, что доставалось обычным сакотам. Ракша свела меня с Капитаном Всадников, я достаточно глубоко ввязался в эти интриги, которых толком и не понимал. А потом совершил ошибку. Из-за этого убили Диану, а я тогда не понимал и просто прикончил того мага, который это сделал и сбежал. И вот теперь, вернувшись, я понимаю, что мне придётся разбираться с тем, что же произошло тогда, где я допустил ошибку и почему я всё ещё нужен Совету.
-Они хотят тебя убить? - Испугалась Лютня. Назгул лишь ухмыльнулся четвёртый раз к ряду.
-Всё не так просто, в том и дело...
-И поэтому ты написал ей?
-Да. Одному мне в этом не разобраться. Я слишком прост. Как и тогда, мне проще поехать в Рубинтор, вооружившись мечом и перерезать всех Всадников к джейдам. Но это тоже непросто. Поэтому лучше подумать, благо они ещё дают время.
-А что Совет хочет от тебя?
-Еслиб я знал, - Пожал плечами Назгул. Лютня помрачнела, -А ты решила, что я завёл шашню?
Лютня подняла на него обеспокоенные и грустные глаза.
-Дурашка, - Парень протянул руку и коснулся её ладони. Девушка схватила его руку и приникла к ней лбом. Назгул привлёк её к себе, Лютня сжалась на его коленях, обвив шею руками и замерла.
-Глупая, я люблю тебя, неужели ты этого не понимаешь?
-Не понимаю, - Всхлипнула она, теснее к нему прижимаясь. Назгул шумно вздохнул и принялся баюкать её, поглаживаю волосы, как ребёнку. Устроив подбородок на её голове, он прикрыл глаза и медленно покачивался.
-Я боюсь, Назгул. - Тихо проговорила Лютня.
-Не бойся, я решу все свои вопросы.
-А где ты был всю ночь? - Чуть помедлив, спросила она.
-Мы с Тадеком воздавали дань духам предков. Ражожгли костёр и принесли им еды, дабы они были милостивы.
-Духам?
-Теням Великих Вождей.
-Понятно, - Лютня снова примолкла, -Но почему я так мало знаю о тебе?
-Потому, что не спрашиваешь, - Спокойно отозвался шиит.
-Да, мне надо почаще быть с тобой.
-Наверное уж, - Назгул улыбнулся, - Сегодня, мне кажется, подходящий день.
-А что сегодня за день? - Лютня приоткрыла глаза и напряглась.
-Суббота.
Чуть подумав, с неприятным чувством в душе, девушка всё же кивнула.
-Да, очень подходящий, - И коснувшись губами его шеи, снова смежила веки.
***
-Лютня, твою мать! И как это называется?
-Что именно? - Голубоглазая певица стянула кофр с плеча и осторожно положила его на возвышение рядом с колонной. Иллиан сидел и меланхолично потягивал пиво из кружки. Соня стояла в стороне канифоля смычок, Пан косился на рассерженную Шайку, а та, собственно и ругалась.
-Что? То, что ты совсем забросила выступления! Этот твой Тристан, - При упоминании этого имени, Соня чуть вздрогнула, но постаралась не выдать себя, продолжая натирать смычок, - Вобще, которого в глаза не видела, не играет, но жрёт и спит за наши деньги. Теперь и ты! Безобразие! Совсем блин со своим...
-Шайка! - Прикрикнул Иллиан.
-Деньги не твои, не кипятись, - Спокойно ответила Лютня, - тебя девять лет не было, что бы так орать.
Шайка осеклась. С приоткрытым ртом уставилась на неё. Вместе с ней и Иллиан, но скорее недоумённо. Повисла неприятная тишина.
Лютня игнорируя это, присела, извлекла из кофра гитару, высвободила из струн медиатор и стала её настраивать, не обращая на компанию внимания.
Шайка так и стояла в немой позе, Иллиан поперхнулся пивом, но откашлявшись, ничего не сказал. Соня осталась по обычаю встороне и только Пан перевёл взгляд с одной на другую. Его козлиные уши печально повисли, маленький фавн словно один из всех ощущал ту пропасть, которая всё росла между девушками и наполнялась холодом, готовым превратиться в ненависть.

Музыканты отыграли, снова было заполночь. Сидели и молча поглощали ужин. Торн глядел на них, странно притихших, ибо это была не обычная тишина. В воздухе висело напряжение и недосказанность, но и он не стал спрашивать. Молча принёс еду и вернулся на своё место за стойку.
Лютня закончила раньше всех, поднялась, отодвинув стул и подошла к нему.
-Торн.
-Да, Лютня? - Хозяин таверны протирал кружку тряпицнй. Карие добрые глаза смотрели обеспокоено, но он вновь ни о чём не спросил.
-Где наш сундучок, дай его мне, пожалуйста.
-Да, сейчас, - Торн оставил кружку, вытер руки о передник и вышел. Лютня осталась стоять за стойкой.
-Что это с ней? - Поинтересовалась Соня.
Иллиан скосил на девушку взгляд, сильно удивлённый, потом поглядел на Шайку. Та, мрачнее тучи, молча пила своё пиво.
-А что это тебя вдруг заинтересовало?
Соня вздрогнула, поглядела на парня и не нашлась что ответить. Вернулся Торн со здоровенным сунучком. Поставил его на стойку.
-Вот, держи.
-Спасибо, - Лютня открыла сундук, немного порылась внутри, лицо её стало сосредоточенным и мрачным, она обернулась:
-Шайка?
-Что? - Не оборачиваясь, отозвалась Шайка.
-Сколько с тебя берут?
-Пятьдесят.
Лютня достала из сундучка небольшой мешочек, закрыла крышку и вернулась к своим.
-Вот, держи. - Положив мешочек перед Шайкой, натянула на плечи куртку.
-Лютня, когда мы уезжаем?
-Скоро.
-Ладно. - Иллиан пожал плечами и не стал ничего говорить. Лютня же повесила на плечо гитару и покинула таверну.
* * *
-Привет, - Назгул сидел за столом в окружении учебников.
-Угу, - Лютня кивнула и прошла на кухню. Помыв руки, вернулась к нему и села подле.
-Устала?
-Оень, - Девушка поджала ноги и прижалаалась к его плечу. Шиит обнял её, продолжая что то смотреть в открытой книге.
-Что у вас?
-А что? Интересно?
-Немного, -Он повёл уставшей шеей и откинулся на спинку дивана, - Знаешь ли, я от этой учёбы порядком подустал. Лютня снова хмыкнула.
-Так брось.
-Не могу, я обещал.
-Тогда учись.
-Я и учусь, - Назгёл потёр пальцами глаза, - Только я магию терпеть не могу.
Девушка чмокнула его в щёку и снова прижалась к плечу.
-Пошли спать.
-Ещё немножко. Осталось последний параграф законспектировать.
-Тогда я тут усну.
Назгул ухмыльнулся.
-Неа, у меня другие планы.
Их взгляды встретились. Лютня сонно ухмыльнулась, Назгул улыбался.
-А фиг тебе.
Шиит хмыкнул.
-Уж потерпи. Поговори со мной.
-О чём? - Лютня зевнула.
-О работе.
-А что о работе? Работа не волк, в лес не убежит.
Назгул взял в руки перо, начал что то писать.
-Ты слушаешь?
-Лютня, я слушаю, говори.
-Так чё говорить то. Пою, они играют.
-И всё?
-А ещё то что?
-Ну... я в этом деле мало что понимаю, потому и спрашиваю. Коли это всё, для меня тоже всё.
Лютня вздохнула, положила голову ему на колени и поджала ноги.
-Давай поскорее, я уже засыпаю.
-Хорошо. Ещё совсем чуток.
***
Декабрь подходил к концу, Академия начала готовиться к Новому Году. Внутренние коридоры замка украшали гирляндами из остролиста, кое где в них вплели омелу с её беловатыми ягодками. Город так же готовился, правда украшением зданий ещё не занялись, а вот цены на многие продукты резко взлетели. Кроме того старшие студенты начали готовить новую иллюзию. Новогоднее представление давно стало в Берамоврар традицей и ей неуклонно следовали.
В жизни музыкантов ничего особо не изменилось. Разве что отношение внутри компании резко натянулись, Шайка с Лютней почти не разговаривали, Соня стала проводить с компанией больше времени, видимо и с Лорианной было не всё было гладко. Пан притих слоняясь подле гитариста, который тоже пререстал гулять с девушками. Тристан, как и Шеба продолжали жить где то поодаль от них. Вобщем как всегда.
Разве что...
В самом начале по устоявшейся обычаю, Лютня оставила сундучок с деньгами Торну. Обычно не случалось ничего, Торн был честным человеком, питавшим к буйному народцу вполне искреннюю симпатию, к тому же взаимную. Но вот на этот раз, да, не зря Лютня была так молчалива. Деньги куда то пропали. Их количество уменьшилось не сильно, но достаточно, чтобы начать волноваться по этому поводу. Не слишком сложно было вычислить вора, сложнее доказать то, что он вор, ибо он не попался, облегчив карман музыкантов на двести имперских золотых. Но поймать вора слишком просто, надо ещё понять зачем ему эти деньги и присечь воровство в корне.
Лютня немного поразмышляла на эту тему и решила объявлять сбор.
До Нового Года оставалось всего десять дней.
***
-Ты можешь остаться?
-Нет, Назгул.
Шиит грустно привалился к стене и наблюдал за тем, как Лютня собирает вещи. Лицо её было состредоточено и мрано.
-Но до Нового Года совсем чуток, почему так?
Девушка поглядела на него.
-У нас изменилась ситуация.
-Что случилось то?
-У нас деньги кончаются. Если мы сейчас не уедем, потом уже не сможем.
-Так я дам денег, останься.
-Нет.
-Почему?
Лютня поднялась, подошла к нему.
-Слушай, я ведь не самое лучшее мнение о себе оставляю, правда? Забудь просто. Всё что было, забудь.
-Нет, - Назгул покачал головой.
Лютня ухмыльнулась, это получилось как то криво, она протянула руку, коснулась его.
-Так будет лучше.
-Кому это?
-Нам обоим.
Взгляд Назгула ожесточился. Он отошёл и присел на постель.
-Ты меня не любишь? Или... Лют, объясни, я не понимаю. Я люблю тебя, мне хорошо с тобой.
-Это сейчас. Я уеду и ты меня позабудешь. Найдёшь лучше.
-Мне не нужне "лучше". Мне нужна ты.
-Не усложняй.
-Я не усложняю. Я хочу понять. Что это было для тебя? Ты просто жила у меня, просто так, просто секс? Да? Я пойму, ответь только.
-Назгул... Я такая, понимаешь? Я музыкант, я не могу быть только с тобой. Меня ждут, мне нужны деньги, я так живу.
-Это я не понимаю. Но скажи, неужели кому то там ты нужна больше?
-Да кому я нафиг нужна.
-Мне. Мне нужна. И вот, когда всё хорошо, ты снова убегаешь. Дело во мне? В чём?
-В деньгах. У нас кончаются деньги, а Торн платить не будет.
-Я дам денег, я же сказал. У меня они есть.
-Нет.
-Почему?! Дьявол, Лютня, почему нет?!
Девушка закрыла лицоо руками, привалилась к стене.
-Я не верю.
-Кому? Чему?
-Никому не верю и ни во что.
-Почему? Мне не веришь? Объясни, прошу.
Лютня медленно сползла на пол, откинула голову на стену. В глазах стояла невыносимая тоска и горечь.
-Я знаю, что всё кончается, я знаю, что меня бросают. Это я знаю и потому так живу.
-Как живёшь, как? Кто тебя бросил? Ты меня с ними чтоли сравниваешь?
-Так живу, Назгул. Просто прими это.
-Ты мне не веришь?
-Не верю.
-Я люблю тебя, Лютня. Люблю. Дьявол, почему ты этого никак не поймёшь?! - Он почти кричал.
Лютня вскочила, прижалась к нему, из глаз потекли слёзы.
-Лютня...-Назгул прижал её к себе, не понимая, она заговорила, сбивчиво, быстро...
-Я люблю тебя, Назгул. Люблю, и боюсь, что ты оставишь меня. Оставишь, может не скоро, но и ты скажешь, что всё кончено. Я не хочу это слышать.
-Никогда, я никогда не скажу этого, - Тихо проговорил шиит, обнимая девушку.
-Не верю... Не верю! Хочу, но не верю! - Она прижималась к нему, стискивая ладонями его плечи, уже не плача.
-Поэтому ты и хочешь сбежать?
-Да, Назгул.
-Глупенькая, глупенькая моя, - Назгул осторожно посадил её себе на колени, баюкая, не зная, что ещё сказать, - Лютня, любимая, ну что я могу сделать?
-Ничего.
-Не правда.
-Я не знаю что.
-Ты вернёшся? - Чуть помедлив, спросил он.
-Да.
-Когда?
-Через полгода, к Дню Знаний.
-Как долго...
-Поэтому я и...
-Замолчи, я не хочу этого слышать. Я не такой, как все, не знаю почему ты меня в один ряд с этими козлами ставишь. Я не понимаю как тебя можно променять на что то другое.
-Можно.
-Замолчи, пожалуйста.
Лютня всхлипнула, замерла в его объятиях, положив голову ему на плечо, касаясь пальцем груди. Они молчали, Назгул прижимал её к себе, снова чувствуя, что не модет её удержать.
-Назгул?
-Да.
-У тебя есть своё бог?
-Да, освещали в детстве.
-А именем кого?
-Шадара.
-Странно.. а почему тогда ты не носишь его знака?
-Я не верю в них. Ни демогам, ни богам нет до нас никакого дела.
-Так а...
-Я сменял свой медальон на буханку хлеба, молоко и ветчину. В монастыре плохо кормили.
-Безбожник, - Девушка улыбнулась.
-Как уж есть, - Назгул улыбнулся.
-Ты будешь ждать?
-Да.
-Обещаешь?
-Клянусь своей жизнью. - Тихо проговорил он.
Лютня приподнялась, взглянула ему в глаза. Глядела достаточно долго, затем протянула руки к шее и расстегнула тонкую цепочку.
-Мама посвятила меня в веру Иллаире, Матери Миров. Всемилостивой матери всего сущего, - Поянила она и положила на ладонь тонкий золотой медальончик, - Видишь? - Она указала на выгравированное на нём дерево. Ветви широко раскинулись, их тянули к земле набухшие плоды.
-Яблоня?
-Да, Мать Миров, - Лютня сжала медальончик в ладони, глядя Назгулу прямо в глаза, - Это единственное, что мне досталось от мамы. Это самая дорогая мне вещь.
Назгул внимательно слушал, глядя на неё.
-А кем была твоя мать?
-Эльфийка. Мой отец выкрал её из родного дома и сделал своей женой. Я ненавижу его.
Ты обещаешь ждать?
-Да, любимая.
Лютня шмыгнула носом, поднеса кулачок с медальоном к губам и тихонько его поцеловала. Затем осторожно одела цепочку Назгулу на шею и застегнула маленький замочек. Шиитскую шею конечно не сравнить с тонкой девичьей, медальончик лёг прямо поверх ямки между ключиц, будь цепочка чуть поменьше, она бы стала его душить. Назгул сжал его в ладони, тонкий, хранящи её тепло.
-Лютня...
-Помолчи. Я не верю, Назгул, но очень хочу. Хочу, чтобы ты меня дождался, хочу, чтобы кто то наконец то меня понял. Очень хочу... Просто быть счастливой, понимаешь?
-Да.
Лютня снова прижалась к нему.
-Обещай мне. Я вернусь, не к тебе, так чтобы забрать его. Обещай, если ты разлюбишь меня, если...
-Обещаю, что никогда...
-Не говори этого слова.
-Хорошо, Лютня.
Девушка поднялась с его колен, отёрла глаза.
-Теперь помоги, мне нужно собраться.
Не отпуская медальона, поднялся и парень.
-Слушай, тебе не обязательно рать всё.
-Я и не собираюсь. Уж поверь, я вернусь за медальоном.
-А не ко мне, да? - Попытался пошутить Нагул.
Лютня взглянула на него, не сразу поняв, а поняв тоже улыбнулась.
-И к тебе.
Назгул помрачнел.
-Ты столько убеждала меня, что я тебя брошу.. А сама то? Не полюбишь другого?
Лютня нахмурилась.
-К нашему общему или лишь моему прискорбию, я ещё никого никогда не бросала. Разве что должно случиться нечто очень серьёзное.
-Ну вот видишь.
-Не веришь мне?
Назгул криво усмехнулся.
-Что то вроде. Сомневаюсь.
Лютня развела руками.
-Уж какая есть. Либо ешь, либо клади обратно.
-Ни за что!
-Тогда терпи. -Лютня прискла на корточки и стала складывать вещи.
-Лютня?
-Да.
-Я вот о чём тут подумал, - Назгул с некоторым усилием стащил с левого мизинца кольцо с рубином и протянул его девушке,- Оно конечно не по наследству перешло. Его мне дал Бастен. Он говорил, что кольцо защищает носящего его. На тех же условиях, Лютня. Если твоё сердце сменит хозяина, верни мне его.
Лютня осторожно приняла кольцо. Для неё оно было большевато и налезло только на средний палец.
-Хорошо хоть не на обручальный, - Пошутила она.
***
Следующий день провели в сборах. Большинство вещей перенесли в дом Назгула, тот не возражал, а только поддержал эту идею. Приходящие музыканты обменивались с мрачноватым шиитом вежливыми приветствиями, он помогал им заносить вещи. На том знакомство и кончилось. Тристан так и не объявился, а вот Шебу Лютня отыскала с лёгкостью. Девушка была румяна, весела и вполне довольна жизнью. Извинившись за долгое отсутствие она снова убежала, но обещала быть к к моменту отъезда. Лютня не возражала.
После занялись поиском лошадей, что оказалось как ни странно проблематично. В Новом Городе конечно держали скотину, для продажи и еды, а вот нормальных лошадей для четырёх всадников найти не удалось. Иллиан с трудом выторговал у одного держателя постоялого двора толстозадую кобылку преклонных лет. Кобылку звали Мэри, нрав она имела кроткий, а плюс к нему приятную тёмную масть и доверчивые светлые глаза. Больше лошадей они не нашли и начали было волноваться, но на их счастье из Берамоврар в Елисантр отправлялся караван с товарами. Как раз к празднику. Отправлялся, правда, на утро следующего дня, но его начальник с удовольствием и за умеренную плату принял пассажиров, благо дорога на столицу давным-давно была расчищена от разбойников.
У Назгула и Лютни была ещё одна ночь. Они не спали, свет горел всю ночь, и всю ночь напролёт они о чём то говорили, обещали друг другу, смеялись и плакали. Последняя ночь перед долгой разлукой. Последняя для них, а после разметает по свету, ибо и Назгул решил ехать в Елисантр, что бы разобраться со своими проблемами. Разговоры, разговоры...

На утро, очень рано, постучали в дверь. Под ней столпилась вся честная компания, включая и Шебу, которая вновь облачилась в орденский доспех. Назгул и бровью не повёл, вежливо пригласил гостей в дом, в короткий срок был приготовлен завтрак, прошедший в относительном тишине, если не считать Пана, который наигрывал что то на своей свирели. Маленький фавн был сильно поражён видом здоровенного шиита.
Позавтракав все натянули на плечи куртки, кофры, толпою вышли на крыльцо. Назгул поймал Лютню, положил руки ей на плечи.
-Лютня, - Тихо сказал он.
-Да.
-Я буду ждать.
Компания тихонько толкалась поодаль. Мрачные, сонные, но глядя на шиита и девушку, невольно улыбались.
Лютня приподнялась на цыпочки и поцеловала его.
-Я вернусь.
-До свидания, - Назгул отвёл глаза, Лютня тоже почувствовала тоску, захолодившую сердце.

Шесть месяцев, как долго...

Их руки долго не отпускали друг друга, но никто не сказал ни слова. Наконец Лютня сбежала по ступеням и музыканты двинулись к городу, где их ждал караван.
Назгул остался стоять на крыльце, провожая их взглядом. Его рука скользнула за ворот рубашки и сжала медальон.

Башня изнутри напоминала чьи то внутренности. Я шёл по похожему на пищевод коридору, и пытался сориентироваться. Кажется – туда? Нет, рычание – оттуда. Значит, туда!
Существа, похожие на смесь дракона и каракатицы, ползли ко мне. Я поднял чудовищный «веник», и одним залпом убил их. Воздух прорезали шипящие карминовые искры! Но это точно были не все. Я слышал шипение, и видел жуткие тени на стенах. Они приближались…
Нужно быстрее идти! Мясистые стены и потолок (где заканчивается одно, и начинается другое?) истекали какой-то жидкостью, въедавшейся мне в кожу. Их мягкая, эластичная поверхность вдруг подёрнулась рябью, зашевелилась, и я увидел очертания существ, тянущихся ко мне. Были ли это люди? Не знаю. Я не уверен. Липкая кутикула обтягивала их тела, превращая в лысые голые фигуры. Она забивала им рот, и лишь по вибрации было понятно, как они кричат. Их руки тянулись ко мне, продираясь сквозь отвратительные покровы…
Бежать! Бежать отсюда! Паника адреналиновым шквалом гудит в висках!
Я выбежал из Страж-башни, и по узкому мостику направился к Башне Молний. Теперь я знал, для чего анеаноргам нужны были люди…
Эта башня возвышалась над всем комплексом Иррил. Я вспомнил битву при озере Талайи, эта проклятая башня издевательски выглядывала тогда из-за горизонта своими серебристыми шпилями. Мрачный Грааль разрушения, на пути к которому надлежит пройти все круги ада…и такая красивая…
Юго-восточная часть твердыни располагалась на уступчатых терассах, окружавших обрывистые берега озера. Это было одно огромное здание, при взгляде сверху казавшееся ажурным от многочисленных внутренних двориков и перистилей. Северная, и центральная часть – плато, столетия тому назад поросшее березняком. Теперь – там лежал парк – густой, дикий, буйный. По нему были разбросаны небольшие светлые строения архаичной архитектуры. Западная часть – несколько огромных, массивных корпусов, прилегающих ко внешним стенам Иррил. На юго-западной окраине твердыни высилась исполинская базальтовая скала – Турий Рог, дальше, к северу – постепенно спускающаяся скалистой грядой, разделявшей Иррил почти пополам. Из этой-то гряды и устремились в небо знаменитые башни Иррил. Самая высокая – Башня Звёзд. И самая красивая – Башня Молний. Её проектировал легендарный зодчий Гесселькард (и откуда я это знаю?). Прихотливая фантазия гения сотворила и узкий мост-виадук – переход к строящейся Башне Ветров, неоконченной, которой так и не суждено было стать высочайшей из башен Иррил.
Дорвавшиеся до власти анеанорги скормили архитектора монстрам, а обрывавшийся в пустоту виадук – подвели к своему мерзкому творению – Страж-Башне, Lerd-Yn’eritas.
Это был тайных ход в Иррил – узкий крысиный лаз для тех, кому больше нечего терять…
Я прошёл несколько пролётов, потом устало облокотился на перила, яростно потряс головой, пытаясь избавиться от въевшейся в меня вони и ненависти Страж-Башни. Пытаясь отвлечься, я принялся рассматривать лежащий глубоко внизу комплекс.
Мусор, многолетний слой палой листвы загромождают неработающие фонтаны. Слепыми глазницами зияют безжизненные, чёрные дверные и оконные проёмы. Светлой лентой извивается по всему комплексу аллея Кил'натир. Бегут, отчаянно пытаясь спасти свои бесталанные жизни, люди…
Странно, но это зрелище не вызвало у меня особых эмоций. К ним-то я и шёл, в конце-концов, верно?
Я размышлял над тем, как бы мне к ним поскорее добраться, как вдруг почуял движение со стороны Башни Молний.
Навстречу мне вышел анеанорг. Прошипев заклинание, он бросил в меня сноп мерцающих зарядов. Я замер, не в силах шевельнутся. Совсем.
Анеанорг облокотился на перила моста, и заорал вниз:
- Да! ДА!!! Смерть! Убейте их всех!!! УУББЕЕЕЙЙТЕЕЕ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Скосив глаза, я увидел выживших людей далеко внизу, и чудовищ, методично убивающих их. Анеанорг ликующе хохотал. Я ещё никогда не видел такой безграничной, безумной, неистовой, звериной ненависти. Нет, не звериной. Человеческой. Этому нельзя дать существовать.
Когда все погибли, он обратился ко мне:
- Итак, ты вернулся. Сам пришёл! Ты знаешь, что у хозяина связаны с тобой большие планы?
- Мне наплевать. Я пришёл убить вас всех. Сейчас, я пройду в Башню Молний. – очень тихо, как-то спокойно сказал я - Через тебя.
- Башню Смерти. – анеанорг скривился.
- Чего?
- Это больше не Башня Молний! Это Башня Смерти! И кому это лучше знать как не тебе! Ты её переименовал!
- Что?
- Не делай из меня дурака!
В этот момент мне удалось преодолеть парализующее заклинание. Я бросился на анеанорга, и рубанул его мечом. С воплем - «Да сгинет мир!» - колдун сдох.

Вскоре я был уже в Башне Молний. В Башне Смерти.
Огромный круглый зал. Паукообразные твари вокруг. Выстрел. Выстрел. Выстрел. Дверь. Магический замок. Он спросил пароль, но я его откуда-то знал. Коридоры. Комнаты с перевёрнутой мебелью. Где выход? О, информационная панель!
Я подошёл к ней, просмотрел информацию о грядущих диспутах, лекциях, и экспериментах, которым так и не суждено было иметь место быть.
«Профессору Перрелу в десять тридцать подойти к… В полдень, в четвёртом корпусе состоится конференция по вопросам… Конкурс на лучшую экибану среди…Начато сооружение памятника… Сотрудникам биополиморфной лаборатории… Подвод горячей воды…Архитектурные планы Центральных Башен…»
Вот! Вот он. План. Я запомнил расположение винтовой лестницы, и побежал.
Центральная часть башни была полой. Ажурная лестница уходила в недра колодца, к цоколю. К основам Башни Молний. Башни Смерти. Проблема была в том, что подход к ступенькам был затянут паутиной, и её хозяин, шевеля восемью лапами, не хотел меня пропускать. Он подкрался ко мне незаметно, сзади. По крайней мере – он так думал. В последний момент – я развернулся, и выстрелил. Пронзительно шипя, извиваясь в конвульсиях, арахнид изловчился укусить меня за бок, и вцепился мёртвой хваткой. Треща мясом, я вырвался, схватил его за лапы, не давая приблизиться. «Я не могу позволить себе умереть! Я не могу сейчас умереть!» - мысленно кричал я, выкручивая пауку лапы. Те, наконец, поддались. Повалив тварь на пол, я вонзил ему в брюхо меч. Заливая меня дурной слизью, чудовище издохло.
Я побрёл к лестнице. Спускался, стараясь не поскользнуться на крови. Плыл, покачиваясь в захвативших меня мрачных кошмарах, не отличая бред от реальности. Моё невероятно обострившееся обоняние вовремя почувствовало пронзительный запах рыбы. Я скосил взгляд, и увидел чудовище. Внизу. Вздохнув, я прыгнув в пролёт, налету стреляя в тварь. Норг зашипел и упал. Но расплывающееся сознание подвело меня. Я не смог правильно определить расстояние, и пролетел площадку. С отчаянным криком я схватился за руку норга, и подтянулся. Отвратные шипы проволоки пронзили мою руку насквозь. Собственная кровь заливала мне глаза. Умирающее чудовище пришло в себя, и потянулось ко мне ртом. Я видел его смердящий рыбой и сырой кровью рот так близко… У него было полно очень острых зубов. Это очень страшно – видеть их. И главное – так близко, и на уровне своих глаз.
Невероятно широко открыв рот, чудовище вонзило зубы мне в плечо. Я думал, что после аутодафе уже не испытаю большей боли. Но испытал. Теряя сознание, я изо всех сил рванулся. Хруст. Боль. Два потока – горячий, и склизко-холодный залили мне лицо. Труп твари сполз со ступенек, вместе со мной. Падение. Тёмная, бархатистая пустота. Свист ветра в ушах. «Крылья!»…
Было тошно.
Я очнулся от мокрого и холодного прикосновения. Кто-то протирал моё лицо влажной тряпкой. Звуковой фон, из нудного шипения в сочетании с гулкими ударами моего сердца, постепенно отступил, и я услышал голоса:
- …aneanorg?
- …не, не похож.
- Но и не казак из Божеславского коша. Определённо.
- Может, ххори?
- Слушайте, Рин, а давайте у него спросим! Он уже, кажется, очнулся.
Медленно, с трудом совершаю открытие века. Потом – второго века. Тусклый жёлтовато-зеленоватый свет, казалось, вонзился в мозг раскалёнными иглами. Я с трудом пошевелился, а потом рывком вскочил. Взрыв боли был подобен божьему бичу, но боль теперь была моим союзником. Только она теперь удерживала меня на зыбкой грани разума.
Мрачное, грязное, облупленное помещение. Ржавые, потерявшие форму устройства у стен. Жуткие, пахнущие сыростью, темнотой, гниением коридоры. Насквозь прогнившее сердце Иррил – воплощение её упадка. Башня Молний. Башня Смерти. Я всё ещё был здесь.
Вокруг меня – шестеро грязных, усталых, окровавленных людей. Судя по виду – ратных. Немного поодаль – молодой человек с очень развитой мускулатурой, печальным и злым лицом. Кажется, это его называли «Рин».
- Эй! Тише. Спокойнее! – сказал он с северным акцентом – ты кто такой? Мы нашли тебя, когда несколько маленьких тарноргов уже хотели приступить к трапезе.
Я заколебался, не зная, как себя отрекомендовать. Значит, кто-то всё-таки выжил! Я хрипло прошептал:
- Итак, ещё есть выжившие. Меня прислал полковник Закрутигуба. Ваш командир – Геньел?
- Это я! – сказал тот, который «Рин» - Норатрин Геньел, отборный корпус «Токгаар». На вот, выпей вина – он протянул мне фляжку - Мы, как ты догадываешься, здесь в ловушке. Как ты пробрался к нам?
Я заколебался, потом ответил:
- Через Страж-башню.
- Ги-гы-гы-хэ-хе-хе-хе!!! – раскатилось по гнусным помещениям.
- Значит, тебе и Твердыня нипочём? Давай её штурмом возьмём!
- Пускай его вперёд – пусть он всех мочит!
- А если серьёзно – сказал один из солдат – он, наверное, продался анеаноргам.
Геньел улыбнулся:
- Ты посмотри на него. Ежели б меня так кто отделал, я б ни то что продаваться, я бы… А, ладно… Можешь называть меня Рино. Тебя как звать?
- Ilfarth – пробормотал я.
Один из воинов, видимо – крендераэнец – улыбнулся. Рино почесал затылок:
- Это не тот, которого мы с Кречетом спасли?
- Он самый – ответил я.
- Далёкий же ты проделал путь! – улыбнулся Рино – Сбежал из Иррил, чтобы вернутся в Иррил!
Я тоже улыбнулся в ответ. Я чувствовал, что меня с этим человеком роднит что-то общее, но ещё не мог понять – что…

Чтобы открыть портал – надо было выйти на открытое пространство. Мы шли по тёмным, извилистым переходам Твердыни. Угрюмые, и печальные. Мне пришлось рассказать людям всё – и про измену Ххора, и про поражение у озера, и про бегство казаков, и вообще – про потерю всякой надежды… Казалось – если бы не Рино – люди уже давно опустили руки, дали себя съесть. Но пылкая, неиссякаемая энергия этого человека передавалась всем. «И откуда в нём столько завзятости?» - думал каждый. Первым, однако, решился спросить только я:
- Слушай, Рино – а что ты ищешь в Иррил? Зачем ты пришёл сюда? Тебе что – дома не сиделось?
Он помолчал, наморщив лоб, затем ответил:
- Мой отец был родом из Крендераэна, а мать – из Ххора, однако встретились они в славном городе Труельдурате – одинокие, нелюдимые путешественники. Там же и поженились. Отец был купцом. Как ты думаешь – странно усмехнулся он – за счёт чего живут, по-твоему, люду Пограничья? И почему ни в какую не хотят покидать эту землю? Торговля! Думаешь, если тут теперь чудовища – так торговле конец? Нет, законы экономики всесильны. Спрос вызывает предложение! И не важно – стоят ли на пути чудовища. М-м-мда… Так о чём это я? Ах, да – отец возил специи из Аксилата – в Тальдерион. Очень прибыльно. Очень опасно. Он был очень рискованным человеком. Мне кажется – он никогда по-настоящему не умел оценить степень риска. – Рино скрипнул зубами – Как ты наверное, уже догадался – он погиб. Его уволокли в Иррил. Я в то время жил в Труэльдурате – счастливое детство! Учился в университете, писал стихи. Хотел стать педагогом и поэтом. Хе! Гибель отца положила всему этому конец! Помню ещё =- меня очень удивило, что никто особенно не воспылал жаждой мести. Никто не говорил – «Арглай! Айда мочить тварей поганых!». И тогда я решил заняться этим сам. Я покинул учёбу и работу, ушёл в услужение к отставному осназовцу, который в обмен на прислуживание обучал меня премудростям рукопашного боя, и владению клинком. Потом – записался в двадцать седьмой легион. Дрался отчаянно. Сослуживцы были, в основном, анарнаронцами, и поэтому – меня били. Но я не сдавался, а отвечал тем же. Приходилось прибегать и к…чрезвычайным мерам. Годами я безвылазно сидел в штрафном манипуле. Офицеры боялись меня. Мой командир подлащивался ко мне, но я хотел не этого. Во время самнигской кампании я очень отличился. Меня хотели наградить за героизм, и казнить за жестокость и превышение полномочий. Потом – решили, что подвиги всё же перевешивают преступления. Повысили. Перевили в отборный корпус. – он облизнул пересохшие губы – Потихоньку я приближался к своей заветной мечте. Во сне я видел залитое кровью Пограничье, груды уродливых трупов, извивающихся на пиках чудовищ, анеаноргов, агонизирующих в моих уверенных руках… Я променял блестящую карьеру в гвардии на службу за Роан Терелом - Старым Стервятником. Я дрался плечём-к-плечу с Кречетом. Но я понимал, что имперские власти так просто не санкционируют мне месть. К счастью – я знал, что некоторые авантюристы готовы остаться, в поисках богатства. И я присоединился к ним. Я подолгу беседовал с солдатами. Я подговаривал, предлагал, обещал, обольщал… Я старался, чтобы нас было больше. И вот мы здесь. Ты говоришь – всё потеряно, говоришь – нет надежды… Меня это не волнует! Я давно послал к шноссу всякую надежду, но мне неведомо отчаяние. Я пришёл сюда, чтобы убивать, и я буду это делать, покуда земля не разверзнется у меня под ногами! Меня укоряли за то, что я сгубил свою жизнь, что у меня нет счастья, смысла жизни… Тем лучше! У меня есть смысл смерти! К-к-х-г-х-х-м-кхе-кхе… - раскашлялся он. Я, выдернутый из навеянных его исповедью грёз – огляделся. Мы шли по широкому, но низкому, очень тёмному тоннелю. В потолке, на одинаковом расстоянии, были проделаны отверстия. Из них-то и раздался голос:
- И вот вы здесь! Что же вам это даст, гарн-триар Геньел? Чего вы добиваетесь?
- Я убью тебя! Дьяволом клянусь, любой ценой – УБЬЮ!!! – Завопил Рино. А потом – из отверстий полезли чудовища. Паукообразные, в основном, хотя были и гуманоиды, похожие на чудовищно изуродованных людей.
ААААААААААААААААААААААААААА!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! !!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Синхронный крик испуганных солдат.
- Стоять! Сражаться! АРГЛАЙ! Бей-руби! Скуерреан’балт! – Рино. На него было жутко смотреть. Молниеносные змеиные движения, резкие, полные холодной ярости удары, душераздирающая кровожадность. Кольцо норгов расступилось. Казалось, даже они пришли в ужас от его лютости.
- Ри-и-ин!!! – плакал один из солдат. Чудовище нанизало его на длинный и острый костистый гребень. Рин подскочил, отрубил ему голову, прервав муки, распластал пополам тварь. «СМЕРТЬ!!!» - рычит он. Но я уже не обращал на всё это внимания. Я был занят собственными ощущениями. Что-то рвалось наружу. Я согнулся. Я почти ощутил треск в своём нутре. А потом всё застлала кровавая мгла.

Когда я очнулся, вокруг были кучи трупов. Норгов. Людей. В живых остались только я и Рин. Нет, на полу лежал ещё кто-то. Я не мог узнать эту чудовищную груду окровавленной плоти. Солдата, очевидно, пытались съесть. [...] Солдат не мог кричать. Захлёбываясь страданием, чужой и собственной кровью, он тяжко, жутко стонал. «Как можно не сойти с ума, услышав раз, как человек издаёт такие звуки? А может, мы уже давно спятили?» - подумал я.
Рино стоял над изуродованным телом:
- Скажи мне, какой?
- Ыыээээееееееееегггхх…
- Потерпи, Кноррет, умоляю тебя – потерпи! Боль скоро пройдёт! А теперь скажи мне, какой поворот нам нужен? Где штаб?
- А! А-а… АА! аааааАААААааааа!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! !!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! – Лицо солдата было искажено мукой.
- Кноррет, вспомни про долг! Потерпи! Дальше – будет легче. КУДА? – топнул ногой Геньел.
- ЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыы… - чудовищная агония исказила тело воина. Хрипя, брызгая кровью и сукровицей, он тяжело умер.
Я смотрел на всё это со стороны. Я отчётливо видел, куда направлен тускнеющий взгляд умирающего. По потолку, прямо над головой Геньела, бесшумно ползло огромное, лоснящееся, раздувшееся, похожее на клеща чудовище. Опустив маленькую шипастую голову, оно раздвинуло страшные жвала. Оно протянуло к ничего не подозревающему Рино слизистые щупальца. Оно тянулось к нему…
В последний момент Геньел кувыркнулся, отшатнулся, по-кошачьи прижавшись к стенке, двумя ударами крест-накрест разрубил чудовище.
Рин помолчал, затем повернулся ко мне:
- Тебе…
- …не…
- …следовало…
- …приходить…
- …сюда!...
- …Ты…
- …здесь…
- …найдёшь…
- …свою…
- …смерть! - Синхронно сказали мы друг-другу. И рассмеялись. Теперь я понял, что нас с ним роднило.
Геньел, тяжело перевалившись через балюстраду, харкнул.
- Хм, Илфарт? А ты знаешь, что…
- Рин!
- Знаешь, что… - игнорировал он меня.
- Рин…
- А у меня, в детстве, была белая мышка – перескочил на новую тему Рино – я с ней любил играть. У нас был большой настольный лабиринт…кхх…кхгм…кххггм… - закашлялся он – с одного конца кладётся мышь, а с другого – кусочек сыра. Очень забавно наблюдать за тем, как эта маленькая, глупая…
- Рино, а нас подслушивают! – перебил я его.
- Ага, и нас, и вас… - весело пробормотал он – Ха-ха, все поняли меня?! Подслушивают…
Мы вылезли из тоннеля через полчаса. Нам открылась широкая терраса, окольцовывающая башню. До земли было метров десять, однако Рино решил не прыгать, а поискать спуск. «Разве мы спешим?» - спрашивал он. И мы шли.
Временами, мы замечали чудовищ, и прятались. Не хотелось быть съеденными теперь, после всего пережитого. Потом – Рино в голову пришла одна любопытная идея. «Идем-ка за ними!» - предложил он. Мы отправились вслед за монстрами, и когда от террасы отошёл в сторону ржавый металлический мостик – пошли по нему. Шли мы недолго.
- Ага! – ликующе воскликнул Рино. Теперь было ясно – где гнездятся норги. Четыре широкие площадки были затянуты месивом из грязи и сукровицы. Сложные ступенчатые конструкции шли по сторонам. Пахло хищником, как в зоопарке (Я бывал в зоопарке?). На широких просторах мерзких плацов монстры и гнездились – кучками, стайками, или поодиночке.
- А вот бы щас криосферку, аль огневик! - злобно прошипел Рин.
Я молчал, рассматривая ветхую консоль, и маленький серебристый шарик. Ржавый мостик привёл нас к управлению чем-то.
Я подошёл, и тронул шарик.
- Что ты делаешь! – шлёпнул меня по плечу Рин.
- Контроль теннисных кортов – отозвался шарик.
- Управление. Выбор структуры. – Чеканно произнёс я.
- Солнечный колпак. Контроль трибун. Система вентиляции. Система освещения. Информационные табло…. – Шарик ещё что-то говорил, но я уже не слушал:
- Закрыть колпак!
- Принято. Исполнено. – Огромные, жуткие металлические челюсти стали замыкаться над площадками, страшно, зловеще скрипя, разминая чёрные, жуткие, затёкшие за двести лет простоя соединения. Чудовища оказались в ловушке. Они жалобно шипели, но выходы были давно скрыты многолетним слоем отбросов, а путь наверх им теперь был закрыт.
- Опустить трибуны.
- Принято. Исполнено. – Ужасные конструкции, скрежеща, стали замыкаться на тварях. Ужасный, почти человеческий крик.
- Конец… Вот так-то!- рявкнул Рино.

Снова мы брели по переходам Иррил. Было странно наблюдать царящее повсюду запустенение. Какое-то странное чувство охватывало, когда я пытался представить себе, для чего служило это помещение раньше.
А потом – сзади раздался скрежет. Мы обернулись. Четыре чудовища. Ужас со скорпионьим хвостом, превращающий всех в себе подобных, два урода, похожих на помесь человека с тараканом, белёсая лоснящаяся мерзость.
- Осторожно – хвост! – крикнул мне Рино.
Я принял это к сведению. Обманул тварь финтом, прыгнул ей на спину, отрубил хвост. Крутанул клинком, попытался отрубить голову одному из тараканов, но тот крепко схватил мой меч зубами. Рино обошёл клацающую пасть чудовища, рубанул таракана. Тут упал, распластанный пополам. Зелёная жижа, брызнувшая из него, попала на бесхвостое чудовище. То взвыло, принялось кататься по земле. Я увидел, как чудовищные ожоги расходятся по нему, превращая гладкое чёрное тело в дряблое, истекающее сукровицей кружево. Я подскочил к Рино. Вместе мы зарубили второго таракана, но белёсая тварь умудрилась укусить Рино, и вонзить в него длинный трубчатый отросток. Мне показалось, что по нему что-то прошло. С ужасным криком – «НЕ-Е-ЕТ!!!» - он проткнул чудовище мечом. Та задёргалась в конвульсиях. Я отскочил, чтобы не получить по ногам истекающей громадой слизистой плоти, но мостик не выдержал. Лязгнуло. Заскрежетало. И мы провалились на уровень ниже. Во тьму. Бой был окончен.
Я очнулся от голоса. Рин стоял рядом, настороженно прислушиваясь, как кот. Он держался за бедро, как будто то очень сильно болело. Что было вполне возможно. Похоже – он очнулся совсем недавно. Голос раздавался из интеркома на стене:
- Группа «Аркан»? Группа «Аркан»? «Аркан»?! Вы слышите меня? Отвечайте! Скуерреан…из-за этого шноссова водопада ничего не слышно! Вы изловили его? Вы убили Геньела?
Рин подскочил к интеркому. Я попытался удержать его, но не успел.
- Твои отродья сдохли, мразь. Ты сгниёшь в собственном логове! Я знаю где ты – и я уже иду за тобой! – ударом кулака он разнёс интерком. Снова схватился за бедро.
- Идём – сказал ему я.
Мы вышли в цокольный зал Башни Молний. Башни Смерти. Я, вздрогнув, увидев луч света в тёмном царстве. Свет лился из широкого дверного проёма. Двери давно сгнили, и теперь сквозь высокий стрельчатый проём ясно было видно голубое весеннее небо.
- Выход! – крикнул я.
Рино не ответил. Он лежал, тихонько постанывая, держась за бедро. Очень бледный, сердешный.
- Что такое, Рин? – тревожно спросил я.
- Паразит…
- Чего? – Уж не про меня ли, гадаю?
- Тот белёсый…экземпляр. Он присадил мне паразита. Скоро я полностью перейду к нему. Я видел, как это бывает.
- Что ж ты сразу не сказал! Бедный! У нас же есть вот это! – я достал телепортационную капсулу – Имперские медики разбирались и не с такими проблемами – я попытался раскрутить её.
- НЕТ! – рявкнул Рино – тогда я не смогу вернуться! А я не отступлюсь! Никогда…
- Тогда что… - хотел я спросить, но не успел закончить. Рино с переходящим в хрип воплем вскочил, подбежал к трупу тараканообразной твари.
- Что? – пробормотал я, и вдруг понял. – Нет! Нет, Рино, Не-е-ет!
Я не успел его остановить. Одним ударом меча он распорол брюхо твари, и сунул ногу в зелёную гадость.
- ИЙЙЙААААААААААААААААААААААААААА!!!!!!!!!!!!!!!!!!! !!!!!!!!!!!!!!!!!!!! – кошмарный вопль. [...]
Его ужасный крик не прекращался. Смахивая слёзы с побледневшего лица, он перевязал культю тряпкой.
- Рино! – положил я ему руку на плечо – Тебе нужна помощь!
- П-прочь! – рявкнул он. Цепляясь за стены, оставляя на них кровавые отпечатки ладоней и пальцев, он подковылял к проходу, схватился за рычаг автоматического замка, рванул его. Решётка опустилась, разделяя нас. Он ещё раз оглянулся на меня, а затем повернулся лицом к жёлто-зелёной мгле:
- Я иду к тебе! – он поднял меч, и двинулся вперёд, скрывшись в тени.
- Рино, нет! – крикнул я, но ответа не последовало…

Вскоре, я был уже на улице. Там то меня и ждали враги. Я расстрелял из «веника» бронированную дрянь типа той, что бежали тропою слёз, но нечто, напоминающие челюсти (и всё!) вырвало оружие у меня из рук. Я выхватил меч, и разрубил челюсти пополам, но нечто со щупальцами огрело меня щупальцами. Я ощутил холод, и парализующую боль. Из последних сил я убил это, но мерзость, обмотанная колючей проволокой, ударила меня. Я попытался убежать, но крепко зацепился за шипы. Чудовище открыло рот, и я увидел, что там - очень много очень острых зубов. Я из последних сил вонзил в пасть меч, и потерял сознание.

Темнота. Тёмное, очень тёмное подземелье. Я хочу на свободу! Сотни норгов, покорно склонившихся передо мной. Непоколебимая, несокрушимая жажда воли. Крылья. Огромные крылья…

Я пришёл в себя. Было хорошо. Потом, я скосил глаза, и увидел отвратительную паукообразную тварь, паразитирующую у меня на груди, и запустившую в меня какие-то отростки. Какие-то цветные жидкости вкачивались мне в живот.
Я подавил первый позыв оторвать мерзость, подумав, что могу вырвать и свои кишки.
- Кш! Кшш! – попытался я прогнать норга – Что ты делаешь? Пшла вон!
- Процедура медицинского обслуживания будет завершена через две минуты.
- Что? Ты что такое?
- Единица HMF 563\0091 «Медик».
Я вспомнил (откуда?), что исчадия Иррил имеют индекс из трёх букв, обозначающих Класс, Тип, и Модель, а так же номер, обозначающий серию, и индивидуальный номер. Но почему она лечит меня? Спросить я не успел. Тварь сделала своё дело, и убежала.
Я встал, и пошёл.
Вокруг – ужасные, отвратительные стены Иррил. Грязные, покрытые чёрно-коричневой коростой тлена – словно обгоревшие в аду. Мертвенное жёлто-зелёное освещение сводило с ума. Я не выдержу! Сколько ещё мне осталось?!
Куда мне идти? Где враги?
К счастью, разрешив мою проблему, из-за ближайшего корпуса вышли двое анеаноргов.
- Смерть! Смерть всему! – заорали они, и бросились на меня.
Я уклонился от меча одного, и пнул в живот второго. Он согнулся, и я отрубил ему голову. А потом – вторую.
Попытался ударить второго, но тот ловко парировал удар. Я хотел ударить ещё раз, но он оказался быстрее. Я с трудом отбил удар, потом следующий. Сделал шаг назад. Он наседал на меня. Этот анеанорг был отличным фехтовальщиком. Я проигрывал этот бой.
Его игдиль снова скрестился с моим фреакором. Летели искры. Меня вдруг пробрала дрожь: «Игдиль и Фреакор. Аксилат и Критион. Лёд и Пламя. Как всё символично» - не к месту думал я.
Он теснил меня. Я проигрывал.
Вдруг он с всхлипом упал, а за ним, весело помахивая щупальцами, появился норг. Невероятное, ни на что не похожее тело. Огромные фасеточные глаза. Треугольная голова, как у мухи. Вибрирующее брюшко. Острые конечности, предназначенные исключительно для убийств.
- Люблю убивать людей! – заявил он, покачивая хоботом.
- Чего тебе! – заорал я чудовищу.
- Отведу тебя к водопаду. Там тебя ждут.
Я огляделся. Всё вокруг было залито кровью. Огромные лужи крови. Карминовые брызги крови. И я – весь в крови. Кровь течёт и струится ручейками. «Боже, как много крови!» - подумал я…

Я молчал. Мы шли. Зачем говорить. «Как тебя зовут?» - «WYR 412\6301. Это у людей имена» - о чём тут ещё говорить? Пару раз нам преграждали путь чудища, но мой спутник их убивал.
- Почему ты мне помогаешь? – поинтересовался я.
- Вы очень важны для нас, гарн-триар! Вы нам очень нужны…
- Тогда почему на меня нападали?!
- Те – другие. Я постараюсь защитить вас. Вас ждут, гарн-триар…
Я молчал, размышляя над его словами. «Гарн-триар» - наипочтительнейшая форма обращения. Сын так обращается к отцу. Солдат – к командиру. Подданный – государю. Либо это гиперболизированное издевательство.
Что он хотел этим сказать? Или он просто издевался?
Была одна маленькая неприятность, когда путь нам преградил последний анеанорг. Пока мой спутник разбирался с его чудовищами – я сразил его в поединке. Но перед этим он швырнул в меня каким-то боевым заклинанием, которое содрогнуло основы здания, вследствие чего активировалась система безопасности, и все двери закрылись.
Чудовищный мой товарищ погиб. Возможно – это и к лучшему.
Я шёл через древние, заброшенные коридоры, бывшие некогда Медицинским и Рекреационным Комплексом. Пройдя через пролом в стене, я прокрался через заброшенные больничные палаты, страшные, тёмно коричневые от покрывших стены пятен плесени и тлена. Я видел операционную, и едва не задохнулся от душераздирающего запаха. К столу был привязан гниющий, разваливающийся труп. Судя по всему, его заживо потрошили жвалами. У двери висела табличка: «Cenolat» - «Операционная», но чьи то когти зачеркнули первый слог, превратив её в «Nolat» - «Столовую». Дальше коридор был завален.
Мне пришлось пробираться в противоположенное крыло – к посту безопасности, где меня попыталось съесть чудовище с акульей пастью, и способностью швыряться молниями. Там, в уютном кресле, лежал древний скелет.
Разблокируя двери, я размышлял над тем, кто это мог быть. Добрый маг, до последнего защищавший свой пост, имперский солдат, погибший вследствие доверчивости своего Императора, или анеанорг, павший жертвой собственных созданий? Смерть всех уравняла…
Откуда-то я знал – куда мне идти. Широкая центральная артерия Твердыни стелется между башнями. Примерно через 0,5 сн. будет поворот направо – через тёмный, зловещий, заброшенный Административный Комплекс - к овивающим водопад балконам и лоджиям. Оттуда – через спускающийся ступенями ресторан – к площадке вокруг водопада.
Я скользил между сгнивших заживо столиков ресторана, и вдруг увидел – внизу, во внутреннем дворике.
Выживший солдат убегал от чудовища – огромного, жирного, в хоботом и фасеточными глазами. Поскользнулся в крови, упал. Судорожно пресмыкаясь по полу, отползал от чудища. Оно неумолимо приближалось, довольно урча и рыча. Человек отчаянно, по-животному взвыл, прикрыл глаза рукой. Обхватил мраморную колонну, отчаянно, бессознательно прижался к ней, словно надеясь, что она его защитит.
- ИИЙЙЙААААААААА!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
- Иди сюда. Иди ко мне. Иди…
- НЕТ…НЕТ…нет… Зачем вы это делаете?! – человек рыдал. Его голос истерично, с надрывом, вибрировал – Что тебе от меня надо?!
- Что мне от тебя надо? Мне надо… - чудовище мягко пододвинулось поближе – всё. Я хочу тебя. Хочу тебя всего! Мне нужно твоё мясо. И твои кости… - тарнорг пододвинулся вплотную – Твоя кожа… Твой мозг…
- НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!!
- Твои глаза. Твои внутренности. Мне нужно всё. Я тебя съем. Понимаешь? СЪЕМ!!!
- Ых…ы…ы…ы-ы-ххх…Н-не…н-н-не надо!
Я ничего не мог сделать. Отойдя от балкона, я пошёл дальше. Мне вслед неслись патетические крики.
Двери открылись, и вскоре мы были уже на Кил’натире. Темнело. Автоматически зажглась система освещения – полые трубки, заполненные жидким чародейским огнём. Их свет, как водится, помешал мне увидеть десятки тварей в кремниево-углеродных экзоскелетах – тех, что были на тропе слёз. И начался бой.
С огромным трудом я всунул клинок между пластинами брони одного чудовища, но он, агонизируя, сломал мне меч. Остальные – окружили меня, прижимая к трубке.
В порыве отчаяния я разбил её, и пламя вытекло.
Чудовища взвыли, загораясь. Я – не горел.
Я шёл. Шёл сквозь огонь, и его отблески плясали на моём лице. Чудовища, умирая, видели огонь. Огонь, разрушавший их отвратительные тела. И огонь в глазах моих.
Я шёл сквозь огонь.
Ещё кто-то решился прыгнуть, но я разрубил чудовище в полёте. Чем разрубил? Не знаю. Уже не знаю… Месиво из тел и лап колыхалось передо мной, как и языки пламени. А потом отхлынуло. Я бросил взгляд назад, и увидел глаза тарноргов. В них был страх. И отчаяние.
Я шёл сквозь огонь.

Рядом шумел Gyrenatt. Там меня ждали.
Я пришёл к надводопадной площадке, и понял, почему меня ждали тут. Теперь, когда анеанорги не могут рассчитывать на безопасность – это было единственное спокойное для них место. Единственный вход легко можно было запереть, что я и сделал, оставив с носом гнавшихся за мною попятам чудовищ.
- Yn gart kasserim!
- Принято. Исполнено.
Дверь закрылась.
- Итак, ты добрался сюда! – так приветствовал меня тот, кого называли Хозяином.

Шумел водопад. Я смотрел в глаза стоящему предо мною анеаноргу.
- Я знал, что ты вернёшься. Ты просто не мог не вернуться. Иррил привязывает…
- Я убью тебя. – Я был спокоен. Я устал от всех этих загадок. Я устал от всего.
Рядом лежал гниющий труп казака. Черви пресмыкались на его искажённом гримасой смерти лице. Губы сгнили, обнажив смертный оскал. Я подобрал его меч, и бросился на врага. Удар! Но он отбил удар посохом. Перехватив палку двумя руками, он перешёл в контратаку. Я парировал удар, и нанёс ответный. Он уклонился, и ударил. Я был готов парировать, но это был финт. Меч полетел у меня из рук, и тогда…
Я схватил его посох одной рукой, и ударил в грудь другой. Он отлетел. Упал.
Я подошёл к врагу, всмотрелся в его лицо.
- Говори!
- Ты злой. – Усмехнулся анеанорг – Я вижу огонь. Огонь в глазах твоих. Ты всегда был таким.
- Кто я? Что вы со мной сделали? Я ПРОСТО ХОЧУ БЫТЬ ЧЕЛОВЕКОМ!!!
- Ты никогда им не был, RGL 7419\0001.
- Что?! – мне перехватило дыхание. Этого не может быть! Я был человеком, меня украли, и…
- Тебя создали, как прототип новой, абсолютной, серии. Непобедимое чудовище, идеально ассимилированное в среде людей. Увы, ты слишком долго оставался без надзора. Там, в Подземельях – ты начал войну, расколов норгов пополам, одержимый жаждой власти. Спустя несколько лет – тебя одолели, тут – над водопадом, и изолировали. Потом – мы достали тебя, и решили отремонтировать. Физиологически – нам это удалось, но во время инсталляции психологических данных – тебя «спасли».
- Я выгляжу как человек?
- Камуфляж. Твоя суть проявится, когда будет надо – анеанорг помахал рукой, и я на мгновение увидел образ невероятного крылатого кошмара. Моего кошмара. Шум его крыльев преследовал меня…Уже целую вечность преследовал. Я видел лютость его гордых глаз. Непобедимый блеск его брони. Отблеск его когтей. Неудержимую мощь огромных крыльев. Я видел…себя.
- Значит – всё кончено. Я не буду чудовищем. Лучше я вообще…не буду.
Анеанорг сжал кулаки:
- Тогда ты будешь страдать вечно! Ты создан так, чтобы тебя невозможно было уничтожить.
Я зарычал, выпуская из рук шипы:
- Но я не стану тебе служить!
Анеанорг грустно усмехнулся:
- Уже не надо. Ты мне нужен для другого. Вот для этого – он указал на мои шипы и когти.
- Что? – не понял я.
- Знаешь, когда я решил пойти за Ренеркардом, решил стать Повелителем Чудовищ – я мечтал о славе, о власти, о могуществе. Но чем сильнее я становился, тем больше меня терзала мысль – зачем? Зачем нужно могущество, если нет цели. Мы – люди! Мы можем творить жизнь, но не можем изменить свою. Мы созданы, чтобы существовать в социуме, и когда мы оказываемся вне его, когда все начинают тебя ненавидеть – приходит отчаяние! Я хотел всё вернуть! Я готов был на всё, чтобы повернуть время вспять!!! – анеанорг кричал, до крови сжимая кулаки – Я хотел просто жить человеком!!! Но это было невозможно. И тогда я в ярости убивал людей. Я поклялся, что всё человечество – до последнего человека – умрёт страшной смертью, мир превратиться в кровавую пустыню, и Иррил будет торчать над всем этим, как дурацкий призрак невозвратимого прошлого!!!
Но вскоре я понял тщетность всего этого. И мне осталось только одно… - анеанорг подскочил ко мне – я вижу – ты зол! Гнев в очах твоих. Огонь в душе твоей! Огонь в глазах твоих!!! Давай, излей его, но знай – я умру, ты будешь страдать вечно, чуждый людям ещё более чем я. Так пропади же всё пропадом! Всё! Я прошёл сквозь огонь, я обгорел в нём до черноты, и увидел тьму за ним! Поверь мне – она того не стоит…

Я занёс руку для удара.«Fronatar aguenadreass!!!» - проревел анеанорг, и багряное пламя швырнуло меня в стенку, терзая и обжигая.
Я упал. Сполз по стене, но тут же вскочил, и бросился на врага. Он поднял свой посох, и ударил меня наотмашь. Я поднырнул под палку, схватил его за горло, поднял над землёй, и швырнул об ограду. Та прогнулась. Анеанорг тут же вскочил, прыгнул на меня. Я снова ударил его. Он отлетел в ограду. Та – не выдержала.
Быстрые воды пронесли трепещущее тело анеанорга, и низвергли его с высоты водопада.
Жалкая, бессмысленная смерть. Итог грустной и жалкой, бессмысленной жизни.
Я подошёл к краю. Сзади ломились в решётку чудовища – мои оппоненты в бессмысленной «гражданской» войне. Возможно, там ещё есть какие-то мои сторонники. Хе! Я не собираюсь быть одним из них. Я посмотрел вдаль. Открывался прекрасный вид на Пограничье. Там – люди. Но мне нечего там делать. Судя по тому – кого выращивают в подземных лабораториях Иррил – у людей и без меня будет достойная компания.
Я – чужак. Я – вещь. Вещь, в которой больше уже ни у кого нет необходимости. Такие вещи обычно выбрасывают на помойку, и они лежат там веками, постепенно окаменевая.
Но к счастью - у меня есть возможность избежать такой судьбы. Что бы там не говорил анеанорг. Я гляжу на чёрные шипы, прорывающиеся из-под моей кожи. И надо быстрее. Надо успеть сделать это, пока я ещё человек.
Я подхожу к краю водопада, и прыгаю вниз. Полёт. Полёт вниз, с ошеломительной скоростью. Пронзительный шум ветра в ушах. Всё, конец! Конец…
Но что это? Полёт замедляется, нет – не замедляется, но это уже именно «полёт», а не «падение». И появляется звук. Звук, постепенно заглушающий свист ветра, шум водопада, и вообще – всё вокруг.
Хлопанье огромных крыльев.

Ли смотрела в окно. Ночь, луна безумным серебристым глазом выглядывала из дымки облаков. Легкий ветерок чуть шевелил занавески, осторожно перебирал пряди каштановых волос Ли. Девочка смотрела в окно, впитывая ночь. В её груди горело предвкушение чего-то чудесного, невероятного. Скрипнула дверь.
-Лилиан? – прозвучал сонный голос матери. – Ты опять не спишь? Закрой окно и ложись спать!
Девочка странно посмотрела на мать, но в темноте нельзя было толком понять, что означает этот взгляд.
-Ох, Лилиан… - сказала женщина и подошла к окну.
Девочка быстро метнулась к кровати и забралась под одеяло. Её мать закрыла окно, поцеловала девочку в лоб и ушла. Ли вслушивалась в её шаги. Вот скрипнула дверь, кровать… Ли полежала ещё немного, выжидая, а потом вскочила с кровати и метнулась к окну, торопливо распахнула его. И вот она снова вглядывается в мир, принадлежащий лунному свету. Девочка тянулась к нему. Она улыбалась всё безумней, голубые глаза горели неистовым, безумным огнём. Ещё миг и Ли превратилась в луч лунного света. А потом пропал и этот луч. Больше её никто не видел.

*****

Бад любил Энни. Но она никогда не относилась к нему с должным почтением. Бад вкалывал, работая грузчиком на заводе. Энни же вечно была им недовольна. То ей не нравилось, что он мало зарабатывает, то закатывала скандалы, когда он напивался. Бад время от времени учил её, для чего всегда носил вместо пояса цепь в палец толщиной. После каждого урока Энни ходила тихая и смирная, но где-то, через две-три недели, всё повторялось.
В эту ночь Бад опять напился. Он всегда напивался, когда луна сияла безумным серебристым светом. Мужчина шёл, пошатываясь, к дому. Вот и его дверь. Он с трудом поймал кнопку звонка, нажал и услышал, как в квартире раздалось жужжание. Вскоре дверь открылась. На пороге его встретила Энни, сонная, в халате, накинутом на голое тело.
-Где ты шлялся, пьяная морда? – Спросила она, привычно раздражаясь. – Опять все деньги пропил? Уррод.
Всё как обычно. Но в эту ночь царила серебристая луна. Бад глухо зарычал. Его глаза сузились и налились кровью от бешенства. Он содрал с пояса цепь и начал бить ей жену. Она визжала и закрывала руками голову. Мужчина взревел и, подскочив к Энни, влепил ей пощёчину. В шее у женщины что-то отчётливо хрупнуло, и она упала на пол. Бад постоял над телом какое-то время, а потом вышел из дома в ночь, в объятья безумной луны. Он смотрел на неё и слышал её беззвучный зов. Бад протянул к ней руки и стал лучом лунного света. А потом и этот луч растворился, исчез.

*****

На скале сидела девушка, покрытая чешуёй, и пела луне песню без слов. За спиной её трепетали два полупрозрачных нежных перламутровых крыла. Хвост беспокойно колотил кисточкой по камням. Под её песню внизу, на поляне, кружили тени. Лунный свет выхватывал самых разных существ: бледные ламии, смуглые и клыкастые демоны, оборотни, покрытые шерстью, а то и вовсе невообразимые твари. Лысые и покрытые густой шерстью, клыкастые и лишенные ртов, крылатые и бескрылые, они двигались в бесшумном танце.
Во всполохе лунного света появилась девочка-ламия и мужчина-вервульф. Девушка на скале перестала петь и танцевавшие замерли. Все смотрели на новоприбывших. Возникло странное движение. Ламии вывели откуда-то из-за скал мальчика с безвольно застывшим лицом. Девочка-ламия ласково ему улыбнулась и поцеловала в губы, а потом впилась клыками в шею. Глаза мальчика широко распахнулись и остекленели. [...]
Девушка на скале снова запела без слов, а под скалой закружились в беззвучном танце тени.

*****

Пьер лепил горы из глины. Они грузно вздымались всё выше, между скалами зияли зевы пещер, их рассекали жуткие расселины. Пьеру было 13 лет, карие глаза сосредоточено смотрели на мир через толстые стёкла очков. Была уже поздняя ночь, мальчик весь измазался в глине. Горы были готовы. Они занимали весь стол. Пьер подошёл к окну, раскрыл его и с удовольствием вдохнул прохладный воздух. Он смотрел вверх. На небе куталась в облака серебристая луна. Мальчик отошёл от окна, выключил свет и начал заворожено смотреть на горы, облитые лунным светом.
Неожиданно свет погас. Пьер оглянулся и увидел изящный женский силуэт в окне. Девушка спрыгнула с подоконника и подошла к мальчику. Только теперь он заметил, что за спиной у неё крылья и то, что у неё есть хвост. Она изящно опустилась перед Пьером на колени.
-Любишь горы? Хочешь, я подарю тебе и горы и крылья и свободу?..
Мальчик, заворожено глядя на неё, кивнул. Девушка улыбнулась, обняла его и лизнула щеку длинным раздвоенным языком. Пьер почувствовал, будто его выворачивает и перекручивает. Боль была почти невыносима. Он беззвучно кричал. А потом всё кончилось. Он лежал в её объятьях обессиленный, покрытый холодным потом и… крылатый!
Девушка тянула его к окну в безумный огонь лунного света. Они слились с этим огнём, унеслись в неведомые дали.

*****

Рассвет. Тьма ещё не ушла, а свет ещё не пришёл. Тени гнали перепуганного юношу через лес. Они играли с ним, пили его страх. Если б тени захотели, они убили бы свою жертву сразу. Но им это было не нужно.
Юноша выбежал на поляну и, увидев каких-то существ перед собой, споткнулся и упал. Из леса выскочили тени и в робком свете начинающегося дня оказались очень похожи на тех, кто был на поляне. Тем не менее, спутать их было нельзя. Тени несли в себе лунный свет, а стоявшие на поляне – солнечный. Они стояли и смотрели друг на друга, а юноша-жертва тихо уползал прочь. Впрочем, на него не обращали внимания.
От группы тёмных отделилась крылатая девушка. Её чешуйки переливались на свету, гребень тускло светился. Она подошла к крылатому мужчине из светлых. Он был её давней страстью, её любовником. Постепенно группы смешались, слились.
Через час свет солнца стал невыносимо ярок для тёмных. Они нехотя ушли в лес искать убежища на время дня. Светлые проводили их взглядами, и пошли по следу жертвы. Они были голодны.

Наступил десятый день после великого затмения года Совы. Сборы закончили еще вчера, до наступления темноты, чтобы отдохнуть в последнюю ночь и накопить силы для тяжелого исхода. Наутро жители покинули дома и отправились к основанию Великого Древа с нажитым богатством: одеждой и утварью. Инструменты, что смогли найти в деревне, отвезли в пещеры на следующий день после затмения, в остальные дни мужчины перетаскивали запасы из погребов и амбаров, уводили скот и искали в лесу поваленные стволы. Друиды запрещали рубить живые деревья, даже осознавая, как близко подобрался конец.
Шестеро стариков обосновались в корнях Древа, совсем недалеко от поверхности, чтобы люди могли обратиться к ним за советом, но не посвящать в повседневные заботы деревенской жизни. С тропинки, глубоко в толстых ветвистых корнях можно увидеть слабенький огонек, словно одинокий светлячка, потерявшегося в темноте. Сегодня чудесный посох вынесли на поверхность, в руках старейшего он должен освещать путь в глубины Великого Древа, где корни образовали пещерную систему, уходящую так далеко в недра земли, куда не опускалась ни одна живая душа.
Старейший в сопровождении двух стариков пошел впереди, опираясь на посох, рассеивающий тьму вокруг. Те, кто шел следом, вынуждены были держаться за спины соплеменников и края телег, чтобы не потеряться в темном лабиринте. Друиды говорили, что факелы только навредят древу, к тому же огонь может отравить воздух. Последними лучами света были те, что пробивались между корнями, но стоило ступить глубже, как исчезли и они.
Два старика, что шли последними, не оставляли следов, они знали, что возвращаться придется нескоро, а когда настанет время, любые метки исчезнут, их потомкам придется самим искать выход на поверхность, возможно, придется исследовать все корневище, но на это у них будут века. Как гласило пророчество, конец мира не будет его концом, но уничтожит все живое на его поверхности, а чтобы выжить людям придется прятаться под землей, пока не настанет час, когда боги позволят спасшимся вернуться и заселить поверхность, построить новый мир, который не допустит ошибок предыдущего. В день одиннадцатый после великого затмения года Совы мир на поверхности перестанет существовать. Так гласит пророчество.
Никто не услышал ни звука обозначившего конец мира. Возможно, это произошло беззвучно, как день сменяется ночью, хоть люди и готовились услышать грохот, а может быть одиннадцатый день еще не наступил, потому как под землей ощущение времени теряется. Люди собрались в расширении пещеры вокруг посоха, чтобы отдохнуть от утомительного перехода, но это не значило, что наверху наступила ночь, а может, ночь уже прошла. Друиды присматривали за спящими, разбудив их, когда пришло время идти дальше, еще глубже.
Первый человек пропал между вторым и третьим привалом. Люди не могли сказать, когда видели его в последний раз и когда обнаружили, что его нет рядом. Казалось бы, следование друг за другом, от привала до привала не несло опасности, но те, кто шел позади и не попадали в светлую ауру посоха не знали, что окружает их, много ли других ходов, потому они просто шли друг за другом, предупреждая о кочках под ногами. Так или иначе, пропавшего не нашли, звали несколько часов, эхо расходилось далеко вокруг, и несколько раз, до людей, казалось, доносился крик, тихий сдавленный и такой глубокий, что никто не мог с уверенностью сказать, что это был не ветер, дувший с безжизненной поверхности.
Друиды объявили о сто двадцать четвертой остановке. Старейший медленно обошел свод пещеры, освещая путь между сталактитами и корнями. На глубине Великое Древо уступало каменным породам и почве, через которые продолжались пробиваться корни, все более редкие и тонкие. Старейший услышал журчание воды и это стало знаком окончания долгого пути. Подземный ручей собрал вокруг заросли корней, проросших так, что старикам пришлось переступать и раздвигать их. Заметив пришельцев, жук, размером с человеческую голову убежал в темноту. Ледяная вода пришлась людям по вкусу, а извилины корней образовывали подобие лачуг. Это место служило напоминанием о доме: корни будут их домами, подземный ручей — рекой, а посох между ними — солнцем.
На следующий день был пойман первый жук. Еда, что люди взяли с собой, подходила к концу, но друиды утверждали, что боги не покинут их, не позволят умереть с голода, как не позволили остаться без воды. Жуки в подземелье встречались редко, но в соседней пещере обосновалась целая колония. Их мясо было противно на вкус, возможно, если приготовить его на костре оно приобрело бы лучший вид, но друиды запретили и думать об огне, который навлек на мир гнев богов.
Со временем люди стали находить и других живых существ, которых раньше не могли и представить. Под землей жизнь текла своим ходом, изначально неведомым наземным жителям, но по мере привыкания к тлетворному мясу жуков, к ледяной воде, к окружающей тьме, они увидели в подземельях чуждый, но готовый принять их мир. Основными обитателями были жуки, собиравшиеся в колонии с порядками, походившими на муравьиные: среди них были и рабочие (их мясо и отведали люди), и солдаты, обитавшие только возле нор, а где-то в глубине, в сердце колонии, возможно, обитал самый огромный жук. Естественно, что у развивающихся насекомых, просто обязаны быть могучие враги, но первые месяцы люди их не замечали. Помимо жуков, в пещерах обитали трубки, маленькие и прямые как палки они собирались на корнях, и, стоило кому-нибудь приблизиться, ускользали внутрь. Несколько раз люди замечали то ли огромных бабочек, то ли очень странных птиц, подолгу сидевших на толстых участках корней и вгрызались внутрь, видимо, в поисках трубок. Никто не нападал на людей, обходя стороной лагерь с источником света в середине. Друиды уверяли, что божественный свет бережет их, а потому нет нужды беспокоиться о внешних врагах и посвятить время приспособлению в новых условиях.
Прошло много времени пока люди окончательно смогли назвать подземную пещеру своим домом, некоторые утверждали, что прошло всего два месяца, а некоторые — полгода. Но под землей время не имело значения, здесь не было дня, не было ночи, не было времен года. Время будто остановилось. Каждое утро (а некоторые жители по привычки это так и называли) старые друиды будили поселение, объявляли новый день, но никогда не вели счета прошедших «дней». Строительных материалов, кроме стволов, что удалось провезти в подземелье, и повозок, которые разобрали по окончанию пути, не было, поэтому женщины научились плести стены из свисавших корней, отделяя границы шалашей. Мужчины научились охотиться на жуков, чтобы те не расцарапали кожу тонкими, но сильными лапками. Не имея твердых панцирей, как у наземных жуков, насекомые становились легкой добычей людского племени. Из-за холода и высокой влажности люди часто болели, постоянная темнота обесцвечивала кожу, в свете посоха они казались призраками, да к тому же истощение, вызванное непривычной пищей, плохо сказывалось на здоровье.
Пока одни приспосабливались к жизни, другие сидели в лагере, охватываемые паникой и мыслями о потерянном будущем. Соплеменники заботились о них, но никак не могли заставить отказаться от хандры и заняться делом. Ситуация усугублялась со смертями. Не выдержав пещерных условий, от простуды, истощений, отравлений и беспокойств умерло сорок восемь человек. Их тела относили в нижние пещеры и оставляли на съедение колониям жуков. По мере пребывания под землей, люди умирали реже, а это было знаком, что боги дают шанс их роду выжить.
Но надежду на выживание в пещерах поколебала смерть Орханка. Мужчина отправился добывать жуков, но не вернулся, поэтому, подняв посох, старейший с другими мужчинами пошли на поиски. Его обглоданное тело нашли у дальней стены пещеры, куда не заходил ни один человек. В тот миг люди поняли, что не все обитатели пещер готовы безвозмездно принять их в своих владениях. Сначала люди подумали на жуков, но, обходя с посохом пещеру, обнаружились десятки трупиков, от которых остались только головы и ножки. Нашли и остатки перепончатых крыльев. В пещерах обитал кто-то еще.
До поры о смерти Орханка не вспоминали, но те, кто приходились колониям жуков естественными врагами не заставили ждать. Отведав человеческого мяса, они сочли новых обитателей приятными на вкус. Одержимые голодом, они не боялись не размеров людей, ни света посоха, так как были слепы и ориентировались, издавая мерзкие звуки из-под земли. Они подкапывались, оставляя тонкую корку, чтобы их нельзя было заметить, сжимались, и, когда наступало время, выскакивали. Второму человеку, подвергшемуся нападению, удалось спастись; он прибежал в лагерь, крича и силясь отодрать от шеи огромную, толщиной в руку, сороконожку. Ее острые лапы впивались в тело, а крепкое желтоватое туловище сжималась, не давая жертве пошевелиться. Сороконожку содрали, когда она успела несколько раз укусить человека, но вертлявая тварь ускользнула, не дав забить себя камнями. Подвергшийся нападению вскоре умер.
После этого случая сороконожки стали нападать чаще, не подползая к лагерю, они прятались вокруг, поджидая, пока жертва пройдет мимо. Единственный способ борьбы с тварями — ходить по пещерам группами, чтобы в роковой миг содрать насекомое. Стрекотание, по глубине напоминавшие уханье сов, раздавалось со всех сторон и люди не могли определить, где засели сороконожки. Впрочем, первоначальный страх сменился привычкой и выскакивающие из-под земли твари стали нормой жизни. К счастью, их нападения не были частыми, а в большинстве случаев атаки удавалось отбить, но любой погибший человек напоминал о положении лагеря.
После нескольких недель возни (друиды заговорили о необходимости ведения календаря) Дора, пятнадцатилетняя девочка, родила здорового ребенка. На глазах сотен людей появился первый ребенок, рожденный в подземельях. Люди воздавали хвалу богам, поклонялись посоху друидов, ставшему оплотом божественной силы, а к концу дня пели песни предков за здравие малыша. Это был самый счастливый день под землей.
Вскоре начал хворать старейший. Славившийся крепким здоровьем, вековой старик все меньше обхаживал дома-шалаши, поддерживая веру людей добрым советом. Он не разу не пожаловался на самочувствие, но и друиды, и обычные люди понимали — старейший чувствует себя хуже с каждым днем. Из корней ему сплели кровать, на которой старик проводил большую часть дня, принимая людей и, казавшийся им, все таким же бодрым и полным сил. Однажды, когда кто-то высказался про немощность старика, он встал с кровати и пошел к середине лагеря. Старейший объявил, что хворь заключается не в болях и немощности, а в ухудшении зрения. Люди вспомнили, как в последние время, обхаживая дома, он ходил медленнее и держался за корни. С этого дня старейшего сопровождал помощник, помогая старику не сбиться с пути. В лагере он был человеком, чьи уста вещали мудрость богов, а светящийся посох в руках давал надежду на будущее, на то, что боги не покинут их в подземном мире.
Шли годы, люди продолжали умирать, но надежда жила в сердцах. Вокруг посоха уже стояли шесть колыбелек, ради плетения которых друиды позволили срывать корни. За детьми присматривал слепой старик, знавший расположение кроваток наизусть, он по нескольку раз обходил их, покачивая и напевая старые песни на языке древних. Под землей умерло четверть людей, а на их замену вокруг посоха стояли всего шесть кроваток, но созерцание малышей, их спокойный сон давали понять, что надежда не потеряна и потомки смогут выйти наверх, в обновленный и счастливый мир.
Но будь старейший даже пророком, он оставался слепым стариком. Никто не мог предположить, как дадут знать о себе старые враги, но в один день, когда мужчины ушли за жуками, в колыбельках поднялся громкий плач. Матери принялись укачивать детей, и всех их удалось успокоить, кроме одного, полугодовалого малыша, рожденного предпоследним. Он продолжал отбиваться маленькими кулачками и реветь. Не увидев причины плача малыша, мать в слезах просидела с ним до вечера, пока к ней не присоединились еще несколько человек, которые только и могли, что наблюдать, как малыш выбивается из сил. Ночью он затих, и друид объявил матери, что малыш умер.
— Нет! — объявил старейший, наклонившись над ребенком. — Слушайте! Его сердечко бьется.
Сначала им показалось, что ребенок просто заснул, устав кричать, но вскоре стало ясно, что звуки идут не из груди. Спустя десять минут напряженного ожидания головка младенца покачнулась, а из уха, перебирая лапками, выбралась маленькая сороконожка. Стоны и крики раздались среди собравшихся, мать ребенка и несколько женщин упали в обморок, а маленькое, еще неокрепшее насекомое скрылось, воспользовавшись замешательством.
Так умер первый ребенок. На следующий день матери осмотрели уши собственных детей, но не нашли в них ничего странного. Никто и не думал обвинять в смерти ребенка старейшего. Было видно, как он опускал голову, чтобы не смотреть в глаза тех, кого подвел. Вокруг колыбелек организовали дежурство, чтобы кошмар не повторился, но было поздно. Через пять дней все дети были мертвы.
В те же пять дней погиб один из друидов. Взрослая сороконожка набросилась на него в шалаше, и никто не услышал предсмертных хрипов старика. Через месяц от старости и простуды умер второй друид. Черная полоса прошла по жизни поселения, две беременные женщины не выходили из укрытий, а люди все чаще стали поговаривать о смерти. А когда несколько мужчин, исследуя нижние пещеры, наткнулись на гнездо сороконожек, стало ясно, что для поселения выбрано неудачное место. Люди изъявили о желании подняться выше. Предостережения о том, что воздух наверху может быть отравлен, посеяли в умах людей сомнения, но не заставили отказаться от идеи. Никто не знал, что произошло с миром после конца, некоторые подумывали, что боги позволят вернуться на опустошенную землю уже сейчас. В долгих спорах приняли решение отправить наверх группу мужчин, дабы те нашли пещеру более пригодную для жизни, однако, друиды запретили подниматься слишком высоко. Другой важный вопрос: отправиться ли с группой старейший, а вместе с ним и светящийся посох?
— Пусть идет, со светом они быстрее найдут нам жилье, да и осмотрятся получше, чем в этот раз. А мы и в темноте посидим, что нам, привыкать? Этих сороконожек свет никогда не пугал, а несколько дней-то мы высидим.
Следующий день посвятили сборам: убивали жуков, чтобы запастись мясом, выбирали мужчин для путешествия, наполняли бурдюки и прощались с товарищами. В начале следующего дня старейший взял посох и вместе с мужчинами отправился наверх. Старейший старался идти быстрее, ведомый под руки двумя людьми он крепко сжимал посох и делал уверенные шаги.
Время снова потеряло смысл, так как на привал останавливались от усталости, а, отдохнув, продолжали идти. Стоянки делались часто, а потому день пути был короче дня в лагере и, чтобы не сбиться со счета, считали три остановки за одну ночь. Мужчины осмотрели десятки пещер и на исходе пятого дня выбрали широкую пещеру, окруженную сталактитами и сталагмитами, срастающимися, а от того принимающими причудливые формы и образующими толстую стену с редкими прожилками. Подводная река проходила совсем недалеко, в соседней, маленькой пещерке. С обитателями пока было не ясно, но обойдя пещеру вдоль, мужчины не нашли обглоданных останков. Их не пугала даже мысль, что придется ходить за жуками в старые пещеры, главное, что их семьи будут далеко от гнезда хищных сороконожек. Оставив еду и воду старейшему, с которым оставили одного человека, мужчины налегке вернулись в лагерь за остальными.
Но правда была в том, что больше всего в подземном мире боялись света. Его боялись жуки, прокладывая маршруты вдали от людского поселения, боялись птицы с перепончатыми крыльями, никогда не летавшие при свете, боялись трубки, не вылезавшие из корней при свете. Света боялись и слепые сороконожки, чувствовавшие его, а потому всегда строящие засады подальше от лагеря, и редко подходя, так тихо перебирая лапками, чтобы их не услышало самое чувствительное ухо. В этом была правда, и как любую правду, люди отказывались замечать ее.
Мужчина, один из тех, что отправился в лагерь, еле добрался обратно, упав, так и не дойдя до места, где сидел старейший. Мужчина, присматривавший за стариком, подтащил соплеменника к свету.
— Там… там все умерли. Твари кишели повсюду…
Сказав последние слова, мужчина умер. На руках и ногах сотни ранок почернели из-за грязи занесенной при падении, когда он отбивался от сороконожек. Пока он брел обратно раны воспалились, и гангрена убила его. Очередной правдой стало то, что из ушедших в пещеры, в живых остались слепой старик и мужчина.
— Куда ты? — спросил старик, почувствовав, что спутник уходит.
— Обратно, к своей семье! — крикнул мужчина. — Отстань от меня!
Старейший остался один. Он не увидел, куда ушел спутник, но верил, что его можно догнать. Старик шагнул вперед, ударился о камни и упал. Несколько минут потребовалось, чтобы подняться, но старик уже не понимал, откуда они пришли. В голове все смешалось, он продолжал ощущать только свет посоха, едва пробивавшийся в глаза. Старик нащупал сумку с едой и бурдюк, на случай если он не сможет быстро догнать отчаявшегося мужчину. Уходя, он споткнулся о мертвое тело, но не обратил внимания.
Старейший не помнил, сколько шел. Он спал на сырой земле, когда уставал, ел и пил, но каждую свободную минуту посвящал ходьбе. Он не был уверен, что идет правильно, но понимал, что останавливаться нельзя. Он желал смерти за то, что не смог уберечь людей и не понимал, почему посох в руках до сих пор продолжает светиться. Разве боги не оставили их? Разве не послали наказание, убив род людской в один день? Старик думал и шел так долго, пока силы не покинули его. А когда он упал на колени и взмолился последний раз, то услышал непривычный, но до боли знакомый шум. Он поднялся и пошел дальше.
В лицо ударил теплый свет, а по седым волосам прошелся легкий летний ветерок. Где-то вдали журчала река, шумели деревья, пели птицы…
То была еще одна правда — жизнь продолжалась!

Лекс Картер
10. 04. 2008

Звезда(Мора)

Назгул поднял с земли теплящийся осколок звезды. По обломку ещё сновали язычки пламени. Шиит чуть морщился.
-Лютня, иди сюда.
Девушка осторожно подошла.
-Что это?
-Это сердце звезды, - Назгул поднял на неё тёмные зеркала глаз, улыбаясь.
-Что? - Девушка недоумевала, глядя на осколок.
-Её сердце. Душа. Видишь - она ещё жива.
-Но это просто камень.
Назгул ухмыльнулся, переложив осоколок в другую руку. Ладонь левой потемнела и неясно было, обжёгся он или это просто прилила кровь.
-Коснись её.
-Что? - Лютня с испугом взглянула на шиита.
Назгул протянул ей ладонь с осколком.
-Не бойся, пламя не обжигает.
Лютня недоверчиво огляделась. Они стояли в кратере. Почерневшая земля, несколько деревьев живыми факелами тлели. Не очень то верилось, что сердце звезды, что произвела такие разрушения не обожжёт.
-Ну же.
Лютня ещё раз взглянула в лицо Назгулу. Он спокойно ичуть загадочно улыбался. Девушка привыкла доверять ему во всём... Точнее только тогда, когда дело казалось чудес. В этом Назгул не только никогда не ошибался. Он заставлял и Лютню верить.
Она осторожно протянула руку, боясь, что язычки пламени обожгут её. Но когда она коснулась осколка, пламя лишь ласкало теплом. Однако стоило ей его коснуться, язычки ожили и осколок разгорелся изнутри. Девушка поспешно отдёрнула руку.
Тут Назгул улыбнулся шире и отдалил руку со звездой от себя, а другой привлёк перепуганную Лютню.
-Смотри, - Прошептал он, чувствуя её страх. Девушка прижалась к нему, ища защиты.
А пламя всё разгоралось, осколок начал светиться, пока полностью не обернулся живым огнём. Свет его был чуть синеватый и холодный. И неожиданно в огне появились две прорези глаз, а затем и рот. Глазки были призрачны и нечеловечны. Зрачки засияли алым.
Рука Назгула крепче сжала Лютню, лицо ожесточилось и голос, когда он заговорил, стал холодным и властным.
-Звезда, - Произнёс он.
Зрачки метнулись в разные стороны, толи обозревая всё вокруг, толи ещё что то. Наконец глазки остановились на Назгуле. И Лютня, ничего не знающая в магии, поняла. Звезда или что бы это ни было, испугалась. Глазки сощурились, зрачки побледнели, а рот распахнулся, превратившись в провал. Холодный неземной и бесполый голос сказал:
-ТЫ Тьма.
Лютня вздрогнула, вцепившись в Назгула. Ей хотелось попросить его, что бы он прекратил, но понимала, что это невозможно. Необратимо. Он уже начал игру с силами и прекратить её нельзя. Нужно продолжать. По своим правилам.
Голос Назгула налился яростью и силой. Не страхом, нет. Назгул никогда и ничего не боялся. Это его и спасало.
-Ты умираешь.
Огонь затрепетал, глазки и лик на миг исчезли, огонь метнулся на руку шиита, но тут же откатился и притух. Звезда закричала. Тонко, полным боли голосом.
Назгул молчал. Только вздулись желваки на скулах, он стиснул зубы. Здесь шла борьба даже не магии, воли. и воля шиита была сильнее, чем у звезды, пусть и озарявшей небосклон тысячелетия до появления этого мира.
Огонёк принял прежние очертания, но на этот раз глаза звезды были полны боли. Она покорилась магу.
-Я умираю.- Прошептала она.
-Я могу дать тебе жизнь, звезда.
Глазки вспыхнули, но огонь уже не пытался коснуться тёмно-синей ожи шиита. Она была в его власти.
-Отдай мне твоё сердце.
-Назгул! - Вскрикнула Лютня. Лицо шиита ожесточилось ещё больше, но он улыбался.
-Моё сердце не принадлежит мне.
Звезда взглянула на испуганную девушку и её лик на миг потерял очертания.
-Она Свет.
-Она моя госпожа. - Жёстко оборвал Назгул и звезда взглянула на него.
-Тьма подчиняется Свету?
-А Свет подчиняется Тьме.
Звезда задумчиво умолкла, полусомкнув прорезь рта.
-Дай мне имя. - Прошептала она.
Назгул усмехнулся. Его рука отпустила Лютню и тут же крепко сжала её руку.
-Наш голос един.
-Она твоя жена?
-Она часть меня.
Звезда снова задумалась.
-Пускай она даст мне имя.
-Что?
Назгул взглянул на Лютню, которая мало что поняла из беседы своего возлюбленного со звездой. Его глаза потеплели, он глядел на Лютню с нежностью и хитринкой.
-Назови имя.
-Что? - Произнесла Лютня повторила свой вопрос. Её голубые глаза совсем потемнели от страха.
-Дай звезде имя или она погибнет.
-Мора, - Произнесла девушка первое, что пришло ей в голову.
Огонь затрепетал, лик стёрся. Назгул вновь привлёк Лютню к себе. Её рука обняла его за талию, вцепившись в рубашку.
-А теперь возьми меня за руку.
Глаза Лютни уставились на него в немом вопросе. Он лишь кивнул и она, ощущая, что находится в эпицентре чего то, ей недоступного, протянула свободную левую руку и накрыла своей ладонью ладонь Назгула. Пальцы шиита крепко сжали её. Огонь обвил две стиснутые ладони, на этот раз обжигая. Лютня закусила губу, но не произнесла не слова. И Назгул лишь крепче стиснул их руки. Осоколок, что был посреди неожиданно исчез, рука шиита коснулась руки эльфийки. Пламя вздрогнуло, истаивая - жжение исчезло, зато кровь в жилах обоих потеплела, окутывая единым духом две жизни и две судьбы.
Лютня зажмурилась. Назгул отпустил её руку и крепко прижал к себе.


Ночь. Кратер посреди леса. Тёмное небо, расцвеченное орнаментом звёзд.
Лютня подняла голову. Назгул смотрел на неё с лёгкой усталостью и тоской.
-Всё кончилось? - Спросила она.
Назгул кивнул.
-Что ты сделал?
Его лицо дрогнуло.
-На веки связал нас. Назвал тебя своей госпожой.
-Что?
Назгул крепко прижал её к себе.
-Отныне мы с тобою единое пред богами и миром.
Лютня опустила глаза, пытаясь осознать сказанное. Но это было настолько сокровенным и жутким, что разум отказывался понять.
-А звезда?
Шиит поднял голову, вместе с ним и Лютня.
-Вот она, - Он протянул руку и указал на крохотный огонёк, переливающийся в небесах алым и синим, - Мора. Свет.

Продай мне свой доспех!

Воин спешил.
Хотя он уже не надеялся на то, что успеет. Хотя вороньё уже заканчивало свою кровавую трапезу, хотя конь его пал в версте от цели, израненный стрелами, изодранный крючьями гизарм.
Он, тем не менее, всё ещё отчаянно надеялся.
Склон холма был очень крут, а воин уже изрядно устал. Моргая от заливающего глаза солёного пота, шепча имена павших товарищей, он карабкался, тяжело извиваясь в тяжёлых, пробитых и искореженных мечами и топорами доспехах. Острые шпоры на его сапогах взрывали землю, преломлённым посередине мечом он упирался в сырой склон, силясь успеть вскарабкаться. Это было очень трудно. Ведь он так устал…

Лихие вороги налетели как адский вихрь. Их борзы кони зловещими призраками, лютыми оборотнями выскользнули из предрассветного тумана. И хотя добры вои и были готовы ко всякой худой погибели, но и они устрашились, узрев скалящиеся с вражьих сёдел черепа. Иже ведали, что пощады не будет. Воин молча изощрял меч свой добрый, разминая плечо раззудившее, готовился к последней своей баталии.
К часу доблести, боли, и веры, крови, мужества, и ужаса. И вечной славы…
Ибо ведал, что пощады не будет…
Он изощрял клинок дедов, и всё помышлял о словах, изречённых в ночь накануне тем, кто мнил себя сильным. Кто мнил себя вольным. Воин размышлял, и чем ближе были взмыленные морды вражьих коней, чем звончей резали воздух их кривые сабли, чем мрачней сверкали тусклые их брони, и алчные очи – тем больше открывалась ему Истина. Так приходило Откровение.
А потом была сеча кровава…

Они пришли на закате, их багряные плащи зловеще развевались на тёплых вечерних ветрах, и жестокие лица были залиты кровью багряных лучей заходящего светила. Они мерзко смеялись, глядя на переливающееся кровавым багрянцем золото церковных крестов, и жадно глядели на товары, купцами на торжище разложенные.
А потом они долго пили из кладезя, оскверняя чистую воду отчей земли позорными своими устами.
И лишь затем ихний речник молвил своё гнусное слово. Почто вам всем столь негоже гибнуть, несчастные? Так вопрошал он. Нощь тёмна не пройдёт, и не запоют петухи, как орда наша будет у домов ваших. Ибо мечи хотят пить, ибо мошны хотят есть, ибо десницы хотят грести безвозмездно и неумеренно.
Ибо слабый должен давать сильному…
И тьма тех, кто скорился до вас – не быть вам первыми, иже не быть и последними. Град за градом, дым за дымом покоряются. Князь за князем главу склоняет, дабы срубили золотой венец его. И не счесть тех рук, что смиренно тянулись к их вяжущему. И не счесть спин, плети покорно предвкушающих…И здравствуют они и поныне, ибо Жизнь – удел послушных, а Воля – удел лишь сильных! Но во глади клинка моего отражаются очи ваши, и Страх я в них вижу! Нет в вас Силы, а значит – нет и Воли, ибо слишком долго вы чёрну землю пахали, и срослись с нею, согнувшись. Так служите и далее, согнувшиеся, ибо не ведома вам радость беспрестанных битв, и бесчисленных убиений. Ибо лишь меч в деснице даёт Веру, а лишь Вера даёт Силу, а лишь Сильный властвует над Слабыми, и над Мёртвыми. А третьего – не дано!
Так молвил окаянный честному люду, а вслед за тем – подошёл к воину, и коснулся кольчуги его. И вопросил.
Ты ратный человек, и это видно не по плоти твоей бренной, бронью затянутой, не чреслами, мечом опоясанными, но взором твоим соколиным – твёрдым, непреклонным. Незнаючи, могу положить, что немало сечей славных на памяти лет твоих, немало врагов сгубленных, немало мечей сломленных. И видно мне – ведаешь ты, что нет у вас надежды супротив Силы встать. Нет у вас веры, что плоть отстоит, себя поддерживающую!
Так отчего казнью смертною карать себя? От чего на погибель идти, вольной гордостью красуясь, ежели нету воли? Подумай, ратный муж, подумай – славная смерть – удача, ратная смерть – долг, глупая смерть, и кости в кипятке, и череп у седла, и дети сиротливые на пожарище – глупость, и нет ей оправдания. Плохой сие есть конец. Так не стой до конца! Продай мне свой доспех! Продай мне свой доспех, воин, в хорошую цену продай, ибо он тебе уже не пригодиться!
И воин подумал. И, наморщив чело, оглядел кресты православные, и жён напуганных, и поля жизнью зелёной колосящиеся…
И изрёк – нет!

Удивлён был недруг поганый, удивлён, и восхищён, ибо знал цену храбрости, и знал, что и воин её знает. И всё допытывался, лиходей – чем движим воин. Али на чудо надеется – так не быть сему, ибо до него многие уповали, и ни ко единому не снизошло! Али на память славную? Так ведь разнесёт ветер прах степями, и взойдут из него травы пышные, и не станет боле памяти, ибо не помнят неудачливых? Али гордость свою пестует? Так ведь много их здесь, православных, и должно каждому за себя глаголать, и себе самому долю выбирать?
И не знал воин – что ему ответить, а лишь молча изощрял клинок…

И была сеча лютая…
И пали в той сече все – и мал и велик, и слаб и силён, и вой и хлебороб. И не стало более народа, а с ним – не стало и его воли. Не возжелали люди отдать её алчущему, и сгинула она вместе с ними – без сути, без значения.
А воин рубился. В первых рядах, исходя ядрёным потом в отцовском доспехе, отворяя плоть клинком голодным. И дивно рубился он – страшно, неслыханно, люто, аки демонами влекомый, ибо было ему откровение. И не из поста оно ему пришло, не от креста честного, не от молитв смиренных, но с поля ратного, из криков гибнущих, из узоров, кровью оставленных. И ведал он нынче ответ на вопрос врага своего.
И не хотел умереть, не ответив…

Воин поднялся наверх холма. Все мужи пали в то утро. И теперь – вернувшись во град – воин уже не застал его. Все дыма были попалены. Все жёны и дети – порезаны. И лихие враги добро грабили.
А позднее – речник тот заприметил его, и подъехал конно, окружен дружиною. И злорадно смеясь, молвил – уж не передумал ли храбрец, смущён будучи? Уж не решил ли, часом, доспех свой ему продать?
И ответил воин, что на то прибыл он, последний. А на то он прибыл, дабы ответ ему дать, на вопрос, их обоих мучащий. И склонился враг, любопытствующий – что надумал воин?
И ответил воин – лиходей, себя вольным мнящий – ничтожен, ибо лишь, как шакал, пищу других вкушает.
А кто же волен – спросил враг – уж не мертвец ли тщетно борющийся?
А волен выбор сделавший по воле сердца, ибо разум прахом развеется, а дух наш – и поныне здесь…

- Держи чертовку!
Петляя, как заяц, Китсис неслась по узким улочкам, спасаясь от назойливых преследователей. Один переулок, второй, третий, развилка! Бежим влево. Врезалась во что-то мягкое…
- Попалась, зубастик? Ну все, молись теперь, если в богов веришь, - громила ростом с медведя в униформе королевской гвардии сжал ее как в тисках. Рванулась раз, другой. Здоровяк сдавил ее так, что в глазах потемнело.
- Дяденька, пусти, - взмолилась Китсис, сделав самые большие и печальные глаза, на какие была способна. Тот только осклабился, показав гнилые зубы.
Трое гвардейцев выскочили из-за угла, увидели, что девчонка уже поймана, и, довольно ухмыляясь, неспешно направились в ее сторону. Через некоторое время появился и злополучный торговец, умывающийся потом от быстрого бега.
- Ловите ее! – вопил он. – Уйдет, ворюга!!
- Да тише ты, батя. Уже не уйдет.
Громила развернул девушку лицом к преследователям. Один из гвардейцев подошел, поднял ей голову за подбородок.
- Зубки покажи.
Китсис неохотно повиновалась.
- Я ж и говорил! – затараторил торговец. – Вампирка она! Ууу, тварь, за все теперь ответишь! Где яблоко, говори живо!
- Потеряла…
- Так это че, - повернулся к нему гвардеец. – Она только одно яблоко стянула? Ты вопил, будто мешка золота лишился.
- Так ведь какое, сударь! Самое большое и спелое, стерва, выбрала! Схватила и бежать! Плати давай, нечисть!
- Нечем мне платить, потому и украла. И не нечисть я, а вампир только наполовину. Я же не виновата, что мой папка кровь пил. Ребят, отпустите, я вреда никому не делаю.
- Ну нет, малышка, одно яблоко или десять, а деньги торгашику надо вернуть, правда, ребя?
- Так ведь нет у меня денег, говорю же…
- Ну мы, так и быть, за тебя заплатим. Уж на одно яблоко, думаю, у нас монет хватит.
- Высший сорт! – вставил торговец.
- Держи, батя, - он протянул лавочнику пару монет и тот, довольный что получил больше, чем рассчитывал, моментально испарился.
- Спасибо, - Китсис хотела уйти, но громила тиски не ослабил.
- Ты куда собралась, киса? А отрабатывать кто будет?
Девушка выругалась про себя.
- Не понимаю о чем вы… - пролепетала она, одновременно лихорадочно соображая, как выкрутиться на этот раз.
- А я тебе сейчас объясню, - здоровяк толкнул ее в стену, она резко развернулась, ударила ногой, излюбленным женским приемом, в пах, но тот схватил ее за голень, дернул на себя. Придавил коленом уже лежащую.
- Держите ее, ребя…
Она рванулась. Безуспешно. Еще раз. Получила пощечину. От страха, злости и бессилия по щекам потекли слезы. Громила протянул руку к ее груди, но мгновение спустя, взвыл и отскочил, держась за плечо. Гвардейцы молча повернули головы.
В переулке стоял молодой парень в плаще, держа в руках какое-то устройство. Сейчас оно было направлено громиле в лоб.
- Сейчас мы медленно, без резких движений, девочку отпускаем, - ледяным тоном сказал он. – И расходимся по своим делам.
Китсис вскочила, подбежала к своему спасителю, спряталась за ним, украдкой вытирая слезы.
- Мы тебя найдем еще, - прошипел здоровяк. – Я тебя запомнил. А зубастика я лично…
- Вот когда найдете, тогда и поговорим. Пошли, Китс, - он осторожно пятился к ближайшему дому, не сводя оружия с гвардейцев. Те провожали его ненавидящими взглядами.
Завернув за угол, спаситель посмотрел на спасенную.
- А теперь – дёру!

* * *

Немного растрепанная девушка и молодой парень в щегольском плаще неспешно прогуливались по залитому солнечным светом побережью. Со стороны они казались братом и сестрой и не вызывали никаких подозрений, но, вздумай кто-нибудь подобраться поближе, услышал бы не совсем обычный разговор.
- Спасибо, Ганн, если бы не ты…
- Не волнуйся, потом отработаешь.
- Пошел ты!
- Я тоже рад тебя видеть.
- Как ты там оказался так вовремя?
- Тебя искал.
- Правда?
- Да. Дортмин хочет…
Китсис остановилась.
- Дортмин пусть как хочет. Если ты по его поручению меня искал…
Ганн пожал плечами.
- Если бы не он, ты бы еще находилась в компании гвардейцев.
Полувампирша надулась.
- Потом тебя отдали бы в храм. Знаешь как монахи обожают вампиров? Самое меньшее – тебя бы приковали к столбу во дворе, чтобы каждый желающий мог…
- Хватит! Что он опять задумал?
- Намечается выгодное дельце. Нужно больше людей.
- И я вхожу в их число?
- Вампир нам не помешает.
- Я полувампир.
- Я помню. Полувампирша, которая, к тому же, боится пить кровь.
- Издеваешься? Ну да, боюсь! И что?
- А то, что выпей ты немного крови – раскидала бы гвардейцев одной левой. А сейчас ты безобиднее котенка.
- Ах ты!..
Ганн ушел от удара легким поворотом в сторону, потянул ее за руку. Она провалилась вперед, потеряв равновесие и получила шлепок по ягодице.
- Вот об этом я и говорю. А настоящий вампир не промахнулся бы.
- Ну и ищите… настоящего вампира!
Красная от злости, она пошла прочь.
- Встреча назначена у Дортмина дома, будет накрытый стол, - как бы между прочим сказал Ганн. – Я знаю, ты голодна, иначе не попалась бы на краже яблока.
Китсис приостановилась, но гордость победила голод и она пошла дальше. Какое-то время парень глядел ей вслед, потом развернулся и ушел.

* * *

Дортмин спокойно выслушал Ганна. Кивнул:
- Она придет. Пошли, все уже здесь.
За накрытым столом сидели двое: седой гладко причесанный очкарик в робе, какую часто носят маги и огромный варвар в набедренной повязке и латной перчатке на левой руке. На правой перчатки не было. Ганн и Дортмин присоединились к ним. Некоторое время сидели молча. Варвар не выдержал первый.
- А чего мы ждем?
- Не чего, а кого, - пояснил Дортмин. – Для выполнения контракта нам понадобится красивая девушка.
- Насколько красивая?
- Ниспадающие на плечи прямые черные как воронье крыло волосы, глубокие зеленые глаза, точеная фигурка… не знаю – суди сам, - отозвался Ганн.
Варвар не успел ответить. Открылась дверь и вышеописанная красотка уверенно направилась к столу.
- Привет, Китсис.
Проигнорировав приветствие, она села между варваром и очкариком. Молча придвинула к себе блюдо с жареной птицей и принялась ее поглощать. Мужчины переглянулись.
- Ну ладно, - начал Дортмин. – Все собрались, можно начинать. Уважаемые коллеги. У нас контракт с самого Крокхара. Мы должны украсть Воду.
- Потрясающе, - заметила Китсис, не переставая энергично жевать. – Без меня вы с этим ну никак бы не справились!
- Да не обычную воду, Китс, - подал голос Ганн. – А Воду.
- Водой, миледи, - вмешался очкарик. – Маги называют субстанцию, которая позволяет им колдовать.
- Понятно, - покраснела девушка.
- Так вот, - продолжал Дортмин. – Не знаю, зачем им Вода, Крокхарцы магией не пользуются, полагаясь исключительно на технологические приспособления, но нам обещана приличная сумма за каждую каплю. Более того, они даже предоставили нам одно из своих устройств. Ганн, покажи.
Ганн достал из-под полы плаща тот прибор, которым он продырявил руку громиле, спасая Китсис, и положил его на стол. Это была небольшая сплющенная с краев сфера с рукояткой с одной стороны и отверстием с другой.
- Нажимаешь сюда, - он показал на рычажок возле рукоятки. – И из отверстия вылетает зуб.
- Какой зуб? – не понял варвар.
Ганн положил небольшой зуб рядом с устройством.
- Эта штука стреляет зубами Крекхов – звери такие, Крокхарцы их специально для этого разводят.
- Любопытный, но бесполезный прибор, - заметил очкарик в робе, пощипывая козлиную бородку. – А что вы будете с ним делать, если у вас закончатся зубы? Магия в этом отношении куда полезнее.
- Маги не могут колдовать без Воды, - возразил Ганн. – А ее достать труднее, чем зубы. Я в таких вещах разбираюсь, эта штука даже лучше, чем арбалет.
- Ни магия, ни лук, ни технология не сравнятся с добрым топором! – громогласно внес свою лепту варвар. – Уж топор-то точно не кончится и достать его даже легче чем эти твои зубы!
- А по-моему, - вмешалась Китсис. – Все можно решить словами, не прибегая к насилию.
Все замолчали и изумленно воззрились на нее.
- Не сильно тебе слова помогли с гвардейцами, - сказал наконец Ганн. Девушка метнула на него испепеляющий взгляд.
Дортмин покашлял, привлекая к себе внимание.
- Продолжим. Мне известно, что завтра через этот город пройдет караван магов с большим запасом Воды. Ночевать будут в постоялом дворе «Пируэт». Кроме них, других постояльцев не будет. Нам нужно пробраться туда и выкрасть Воду.
- А почему Крокхарцы не купят Воду у магов? – спросила Китсис.
- Милочка! – возопил очкарик. – Да вы в своем уме?! Какой здравомыслящий маг отдаст Воду непосвященным?! Подойдя к делу с неумением, можно из одной только капли такое устроить!
- Для выполнения поставленной задачи, - продолжал Дортмин. – Я и собрал вас здесь. Ганн – профессиональный стрелок, бывший королевский шпион. Приговорен к темнице за драку с начальником. Сбежал, убив трех охранников. Профессионал, что тут скажешь! Балун – варвар, мастер топора. Сослан на рудники за пьяную драку в таверне, результат которой – 10 трупов. Там организовал восстание рабов, и теперь его разыскивают во всех порядочных городах этого континента. Масхат – ученый, алхимик. Притворяясь магом, дурачил крестьян, от его «лекарств» погибло… сколько погибло от ваших лекарств, Масхат?
- Что-то около тридцати, я особо не считал. – равнодушно отозвался тот, пережевывая краюху хлеба. – Раздражали они меня очень. Тупые, вечно пьяные свиньи. Зато на них я имел возможность испытать новые прогрессивные яды. Завтра вы увидите их в деле.
- Великолепно. И Китсис – полувампир.
При этих словах варвар сразу от нее отодвинулся, а очкарик, несмотря на почтенный возраст, взглянул как будто даже с интересом.
- Себя забыл, - буркнула девушка. – Дортмин, бывший пират. Единолично на спор вырезал экипаж торгового шлюпа за одну ночь. Полученное золото тут же просадил в ближайшем порту. Мерзавец, негодяй, вор и скотина!
- Не очень-то она тебя любит, - заметил варвар.
Дортмин с улыбкой поклонился.
- Это только один из моих подвигов. Да, бывали деньки. Ну что ж, господа, теперь, когда мы знакомы, вот мой план…

* * *

Молодой аколит ордена магов неспешно прогуливался по городу, наслаждаясь каждым глотком свежего воздуха. После трех лет, проведенных безвылазно в библиотеке простая прогулка – уже наслаждение.
- Эй, отстань!
Он обернулся. Какой-то вконец обнаглевший варвар в одной перчатке приставал к красивой девушке. Да еще средь бела дня в центре города! Она пыталась уйти – он заступал ей дорогу и лез с непристойными предложениями. В душе юного мага взыграла благородная ярость и он поспешил даме на помощь.
- По-моему, она не хочет с вами идти, сударь!
Варвар с наглым видом повернулся, но, увидев, что пред ним маг, поспешно извинился и отошел. Мальчишка был в восторге от себя. Чтобы окончательно добить девушку, он легко поклонился и напыщенно произнес:
- Не стоит благодарности, это мой долг. Позвольте пригласить вас на прогулку.
Она взглянула на него влюбленными глазами и прошептала:
- А может, лучше сразу ко мне?

* * *

Аколит пришел в себя. Мучительно болела голова. Попробовал пошевелиться… веревки больно врезались в кожу. Проклятье, связан! Напряг память. Последнее, что он помнил – они с той красоткой пришли к ней домой, она открыла дверь, пропуская его вперед… дальше – тьма.
- Он очнулся, госпожа, - сказал спокойный мужской голос.
Маг открыл глаза. Перед ним стояли четверо мужчин. Один из них был тем самым варваром. Юнец тихонько заскулил. Это же надо, так глупо попался!
- Госпожа!
- Да, я слышу, - прекрасная незнакомка стояла спиной к нему и смотрела в окно. – Как давно я мечтала об этом, видела этот день в своих снах, и вот! – она резко обернулась, глаза сверкнули демонической искоркой. – Этот день настал!
По спине мага побежали крупные мурашки.
- На колени, слуги мои! – вскричала она. Аколиту показалось, что перед тем, как выполнить приказ, мужчины с недоумением переглянулись. Она медленно подошла к пленнику, взяла его за голову и заглянула прямо в глаза. – Как давно я мечтала испить крови мага!
Увидев заостренные клыки, парень закатил глаза и лишился чувств. Китсис сплюнула с досады.
- Ну правильно, давай еще будем плевать на мои дорогие ангвельские ковры! – проворчал Дортмин.
- Да пошел ты со своими коврами! – взорвалась девушка. – Я же только начала, а он! Тьфу, тряпка… все мужики – маги такие! Не в обиду, Масхат.
- Ладно, забыли, - насупился тот.
- Про то, чтоб на колени вставать, уговора не было, - заметил Ганн.
- Это вы еще легко отделались, - пообещала Китсис. – Вот сейчас он очнется – ноги мне целовать будете!
- Ну нет уж, лучше я его по-своему допрошу, как у меня на родине принято, - варвар продемонстрировал свой внушительных размеров кулак. – По-мужски.
- Да, давайте лучше по-мужски, - простонал неожиданно пришедший в себя аколит.
- Нет уж, милый, - возмутилась полувампирша. – Раз начали по-моему, давай заканчивать. А то после Балуна мне уже из тебя выпивать нечего будет!
- Да что вам всем от меня надо, изверги?!
- А ты подумай, - сказал Ганн.
Он подумал.
- Нет уж, лучше убейте меня.
- Думаешь, мы это не сделаем? – Грозно спросила Китсис. Она подошла к магу – его била крупная дрожь, но он отважно молчал. Девушка поколебалась, потом наклонилась над жертвой, коснулась клыками его шеи, тот инстинктивно отдернулся. Она зажмурилась и… не смогла. Так и стояла, наклонившись к шее пленника и не могла заставить себя его укусить. Тот словно почувствовал ее страх и прошептал:
- Да что же ты за вампирша-то такая?
Ее выручил Ганн. Достав из-за голенища кинжал, он приставил его к паху юного мага и спокойно, но грозно сказал:
- Говори, или через минуту будешь петь фальцетом.
Против действительно веского аргумента мальчишка держался недолго.

* * *

В полночь того же дня во двор «Пируэта» вошел огромный варвар в одной перчатке и с топором. Огляделся вокруг и, приметив вековой дуб, направился к нему. Со знанием дела верзила смерил древо взглядом, поплевал на руки и принялся деловито рубить. Не ожидавшие такой наглости охранники некоторое время стояли в замешательстве, потом один из них побежал разбираться. Второй остался сторожить дверь.
- Ты что делаешь?
- Моя рубить!
- Прекрати!
- Моя не прекратить! Мой дома холодно! Моя дрова готовить!
- Иди еще где-нибудь руби!
- Моя тут рубить! Дерево хороший, большой, дров много.
Второй охранник не выдержал, побежал на помощь товарищу. Никто не заметил, как от стены отделились четыре тени и прошмыгнули в здание.

* * *

Магов в «Пируэте» было восемь. Одним из условий выполнения задания была их ликвидация. Наемники решили разделиться. Дортмин и Масхат пошли по нижнему этажу, Ганн и Китсис – наверх.
После того, как она облажалась с юным чародеем Дортмин предложил не брать Китсис на дело, но она очень хотела реабилитироваться, чтобы потом иметь право на долю от общака. Прием «большие печальные глаза» не подвел ее, но ей доверили только одного мага, тогда как остальные взяли себе по два. Архимага решили убивать вместе.
Дойдя до нужной комнаты, Китсис прислушалась. Более острый по сравнению с человеческим слух полувампира уловил легкое посапывание. Спит. Отлично! Проверила дверь, с досадой обнаружив, что мишень заперлась изнутри. Тогда вампирша вытащила шпильку из лифа и взломала замок. Зашла, осторожно прикрыв за собой дверь. Маг спал как ребенок. Девушка стояла, смотрела на него и не могла заставить себя пустить в дело зубы, а другого оружия у нее не было. Простояв над жертвой довольно долгое время, она уже готова была вернуться и сказать товарищам, что не смогла, но в последний момент краем глаза заметила на прикроватном столике небольшой кинжал. Холодное лезвие, освобожденное из плена позолоченных ножен, неярко блеснуло в свете луны…

Когда она подошла к комнате архимага, все уже были там.
- Ну как, успешно?
Она молча протянула Дортмину окровавленный амулет мага. Тот удивленно поднял брови:
- Даже так? Умница, с максимальной отдачей подходишь к работе. Признаюсь, не ожидал.
Масхат ухмыльнулся. Ганн молчал. Так, как умеет молчать только Ганн, пристально глядя в глаза спокойным, но таким тяжелым взглядом. За те два года, что они знакомы, она уже научилась бояться этих пронзительных серых глаз.
- Что смотришь? Не веришь – иди убедись!
Ганн молчал.
- Нет времени, - вмешался Дортмин. – Архимаг за этой дверью. Будьте предельно осторожны, Масхат говорит – он без Воды колдует.
- Не совсем. Видите ли, после долгих занятий магией кровь приобретает…
- Потом расскажешь, входим! – Дортмин взломал замок отмычкой. Вошли. Как ни странно, архимаг спал.
- Да ты ж моя прелесть! – шепотом изумился Дортмин. – Ганн, кончай его.
Ганн достал зубомет. Выстрелил. Тело архимага исчезло с легким хлопком, зуб застрял в подушке.
- Иллюзия! Ложись! – Масхат рыбкой прыгнул вперед, увлекая за собой Китсис и Ганна. Дортмин упал сам. Мгновение спустя воздух над их головами вспыхнул. Ганн оттолкнул вцепившегося в него алхимика, перекатился влево, дважды выстрелил в занавеску. Архимаг со стоном выпал из-за нее.
- Отлично сработано, ребятки! – Дортмин вскочил, сорвал с последнего мага амулет, достал из кармана остальные семь, вручил Масхату. – Действуй.
Ганн пошел собирать зубы, Масхат вставил амулеты в специальные отверстия на сундуке в углу комнаты. Открыл, достал две бутыли. Побольше и поменьше.
- Вода, кажется, в большей, - неуверенно сказал он.
- Вода – редкое вещество, наверное, в меньшей, - возразил Дортмин.
- На это и расчет.
- Берите обе, - сказал Ганн. – Потом разберемся.
- Точно, - Дортмин подошел к окну, махнул рукой. – Пошли.

* * *

Балун стоял, опершись на дерево, и уже час травил двоим охранникам байки о своих невероятных подвигах. Те с интересом слушали. Или делали вид, что с интересом. В любом случае, пока варвар говорил, он не рубил дерево, а их это устраивало. Так, глядишь, и конец смены подойдет, а там уже сменщики пусть с этим верзилой разбираются.
- И тогда моя схватил степной тигр за уши и коленом каак…
В окне архимага появился Дортмин. Дал отмашку. Пора заканчивать этот цирк.
Один охранник получил обухом топора по шлему. Хрустнули шейные позвонки.
- Ты что…
Удар латной перчатки за один раз сломал второму все ребра и отбросил его на приличное расстояние. Варвар закинул топор на плечо и, насвистывая, пошел к воротам.
Мгновение спустя из «Пируэта» раздался страшный грохот, на втором этаже из окон повылетали ставни. Свист Балуна захлебнулся, он так и стоял, вытянув губы трубочкой. Дверь постоялого двора распахнулась, все четверо выбежали из нее и понеслись к воротам быстрее ветра.
- А что слу?.. – начал варвар.
- Ходу!
Выбежав со двора, наемники попрыгали в заранее подмеченную сливную канаву и долго бежали, пока не достигли здания заброшенной конюшни, где, наконец, осмелились остановиться. Зарядивший к тому времени ливень заботливо смывал все следы. Некоторое время все просто стояли и пытались отдышаться. Дортмин без остановки грязно ругался. Ганн отряхивал плащ, изрядно потерявший форму после прогулки по не самой чистой канаве. Китсис стояла, опершись спиной на стену, и прятала глаза. Масхат протер очки, и полез за пазуху, проверяя бутыли. Тишину нарушил варвар:
- А что там случилось?
Вместо ответа Дортмин с размаху двинул девушке по лицу. Она упала, Балун сгреб Дортмина в охапку, Ганн заслонил вампиршу собой.
- Все нормально, Дорт! Никто не пострадал!
- Курва!
- Дорт, успо…
- Змея подколодная!
- Ребята… - подал голос до этого ощупывавший карманы робы Масхат. – Кажется, я одну из бутылей разбил… когда падал…
Дортмин медленно перевел взгляд на Ганна:
- У тебя еще зубы остались? Пристрели ее!
- Подожди, Дорт. Масхат, ты уверен?
Очкарик достал из правого кармана одну бутыль и высыпал из левого осколки другой. Китсис вдруг очень сильно захотелось снова попасть к гвардейцам, только бы подальше отсюда.
- Проверь, в этой ли Вода, - не сдавался Ганн.
Масхат осторожно откупорил бутыль, капнул на палец и махнул им вперед. Блестящая всеми цветами радуги капля ляпнулась в стену и осталась там висеть. Дортмин опять сделал движение в сторону Китсис, но варвар держал крепко.
- Подождите, - девушка поднялась на ноги, вытерла кровь, сочащуюся с разбитой губы. Указала на каплю пальцем и повелительным голосом произнесла. – Бабах!
Полыхнула ослепительная вспышка, порядочный кусок стены разнесло на тысячи мелких осколков. Крыша слегка просела, лишившись опоры. Масхат посмотрел на Китсис с уважением:
- Умница! Примитивно и грубовато, но суть уловила!
- Отпусти его, - сказал Ганн варвару. – Но будь готов ловить снова.
Дортмин молча подошел к алхимику и забрал бутыль. Внимательно осмотрел:
- Здесь где-то полторы сотни грамм. За эту бутыль мы получим пятнадцать тысяч золотых. По три тысячи с лишним на брата. Девка не в счет. Пусть спасибо скажет, что жива осталась.
- Она член команды, - нахмурился варвар.
- Переночует сегодня у меня и пусть катится…
- Дорт, ты не можешь просто… - начал Ганн, но Китсис положила руку ему на плечо и он умолк.
- Не надо, Ганн, он прав, - сказала она. – Из-за меня, вас чуть не убили. Переночую у него и уйду. Спасибо и на этом, Дортмин.
По пути домой варвар спросил:
- Что ты такого ужасного сделала?
Девушка ответила не сразу:
- Я не стала убивать человека.
- Ты обманула товарищей, Китсис! – взорвался Дортмин. – О боги, неужели ты не поняла?! Я взбесился не потому, что ты не убила этого мага, а потому, что своей ложью поставила под удар нас всех. Сказала бы, что не смогла убить, пошел бы я или Ганн… Так нет же! Ты сама напросилась идти с нами, а потом оставила в живых потенциальную опасность. Да еще и вымазала амулет в своей крови! Выпендрилась!
Китсис молчала. Он был прав.
- А Ганн тоже хорош! – продолжал кипятиться Дортмин. – Сразу же, гад, все понял! Ты ведь эту шельму гораздо лучше меня знаешь! Так нет же, Дорт ко всем придирается! Дорту больше всех надо, что ли?! Надеялись они что маг не проснется! Ладно, девчонка, но ты же опытный шпион! Да ну вас обоих! Чтоб я с вами еще хоть раз на дело пошел!
Ганн молчал.
- Простите меня, - опустила голову Китсис. – Я хотела, как лучше.
- У нас говорят, благие намерения - путь в бездну… - мрачно подытожил варвар.

* * *

Китсис стояла над кроватью Дортмина, держа в руках прощальную записку. Да, так будет лучше. Лучше уйти ночью, когда никто не видит. Ганн расстроится, конечно, но теперь уже поздно. Она осторожно положила записку на прикроватный столик, развернулась и чуть не вскрикнула.
- О боги, Масхат, ты меня напугал! Что ты тут… - только теперь она заметила бутыль с Водой у него в руке. – Что происходит?
Очкарик недобро ухмыльнулся, простер вперед руку, и девушку согнуло пополам от невыносимой боли. Она хотела закричать, но не могла.
- Прости, красавица, - он присел на корточки рядом с ней, корчащейся на полу. – Я не могу позволить тебе рассказать остальным, что это я забрал Воду. Тогда они будут меня искать, а мне это совсем ни к чему.
Он провел рукой по ее волосам.
- Глупцы, неужели вы поверили, что алхимик не сможет сразу определить, в какой из двух бутылей действительно Вода? Неужели вы думали, что я оставлю такое оружие в руках простых наемников? Мне действительно жаль убивать такой интересный экземпляр полувампира, в другой ситуации я бы не пожалел времени на твое изучение, но… ты уж извини…
- Будь ты проклят, - одними губами произнесла Китсис. Масхат нахмурился, и ее выгнуло дугой в очередном спазме.
Раздался щелчок. Алхимик вздрогнул и упал лицом вниз. В его затылке торчал зуб крекха. Ганн опустил оружие, подошел, поднял Китсис и отнес ее в зал. Бережно положил на диван и сел рядом.
- Ганн…
- Что?
- Почему я… всегда попадаю в такие… ситуации?
Он не ответил.
- Помнишь, год назад… в городишке Манос…
- Помню.
- Зачем Дортмин это сделал?
- Только вампир мог спасти нас. Настоящий вампир. Только выпив крови, ты получаешь силу, большую, чем у простой девушки.
- Но он же знает, что со мной бывает, когда я…
- Этим можно было пренебречь.
- Двадцать человек… пятеро из них совсем молодые… а тот ребенок до сих пор снится мне по ночам. Его полные ужаса глаза. И разодранная в клочья шея.
- Ты не могла себя контролировать. Китс, ты же знаешь, кровавая ярость и… Китс? Китсис! Эй, ты чего?
Из уголка бледных губ девушки до подбородка тянулась тонкая струйка крови. Парень молча укрыл вампиршу покрывалом и долго с тревогой смотрел на нее.
Утром в таком положении их обнаружил Дортмин.

* * *

- Принесли?
- Да.
- Проходите, - рослый детина отодвинулся, пропуская наемника внутрь. Само здание было пропитано духом Крокхара. Высокие резные потолки, преимущественно черные тона, автоматически открывающиеся двери. Даже занавески на строго квадратных окнах, казалось, были вырезаны из стали. Они вошли в просторный кубический кабинет, который являл собой образец точности соотношений сторон и углов.
Солидный молодой человек с квадратной физиономией, приветливо улыбаясь, поднялся им навстречу.
- Мы уже слышали новости, - еще одна крокхарская привычка – вместо «я» говорить «мы». Вездесущее единение целей и всеобщее равенство. - Весь город говорит о краже. Улик нет. Отлично сработано, коллега Дортмин!
- Плата?
- Сначала покажите товар.
- Нет уж, ребята, вас тут вон сколько, а я один. Сначала золото.
Улыбка незамедлительно исчезла с физиономии крокхарца.
- То есть Воды при вас нет, я правильно понял? Коллега Дортмин, у нас же был явный договор, что…
- Уважаемый друг, моя команда работает чисто. Как вы справедливо заметили, улик нет. Но вот уважаемые крокхарцы наследили порядочно.
- Я не понимаю, о чем вы…
- Имя Картос вам ни о чем не говорит?
- Коллега Дортмин, я решительно не понимаю, сколько еще вы собираетесь тратить наше драгоценное время.
- Значит, не говорит? А если я скажу Масхат?
- Коллега Дортмин, послушайте меня внимательно…
- Нет, сволочь, это ты меня послушай. Я не знаю, зачем было подсылать к нам своего агента, но я не имею дел с людьми, которые пытаются меня кинуть. Ваш ублюдок кормит червей. Наша сделка расторгнута, Вода останется у нас.
По незаметному знаку крокхарца со всех сторон на Дортмина кинулись охранники. Но тот исчез с легким хлопком и громким смехом, оставив стражу в недоумении, а квадратнолицего в ярости.

***

Дортмин возник посреди комнаты в облаке дыма и некоторое время громогласно смеялся, пока не понял, что уже дома.
- А теперь можете убрать нож от моей промежности? – жалобно проблеял аколит.
- Ну как? – спросил Ганн, стукнув мага ребром ладони по затылку. Тот обмяк и сполз на пол. – Балун, свяжи его.
- Десять, - Дортмин залпом осушил бокал и снова наполнил его до краев. – Эхх, обожаю это вино. Дорогущее, конечно, но по такому случаю…
- Дорт!
- Я же ответил! Десять человек, не считая главного представителя. Вооружены дубинками, но когда на штурм пойдут, наверное, вооружатся получше. Плюс подкрепление, еще – возьмем по максимуму - человек двадцать. Как там Китсис?
- Плохо. Юнец чего-то над ней поколдовал, говорит, поправится, но глаз еще не открывала.
- Старик, я знаю, что она для тебя значит, но ты не отчаивайся. Маг сказал – поправится, значит, все нормально.
- Ты никогда не умел подбирать партнеров. Тебе, случайно, не крокхарцы Масхата посоветовали?
- Ну… неважно. Надо начинать готовиться, скоро будут гости.

***

Ночь выдалась светлая. Полная луна только усиливала свечение звезд, которые сейчас словно наблюдали с небосвода за тридцатью солдатами в диковинных для тех мест доспехах. Они сжимали в руках странное оружие, напоминавшее привычные мечи только длинными узкими дулами. Быстро рассредоточившись по периметру перед неприметным двухэтажным домом, они осторожно двинулись вперед тремя группами. Достигнув дома, разделились.
Пятеро странных воинов, залегших в кустах снаружи, не видели тень, засевшую на дереве во дворе противоположного дома. Но тень их видела. Когда отряды скрылись в доме, шипящий веер смертоносных зубов моментально оборвал жизни неудачливых бойцов.
В то время один из отрядов беззвучно шагал по первому этажу, по пути заглядывая во все комнаты и обыскивая каждый угол. Только у последней двери солдаты заметили, что их осталось двое. Последнее, что они увидели, обернувшись – блеск топора и стальной перчатки.
Верхний этаж был проверен полностью и бойцы уже собирались спускаться, как в одной из комнат раздался еле слышный хлопок. Трое отправились на проверку. В комнате все было, как в прошлый раз, только на полу лежала книга. Тот, кто до этого проводил здесь проверку, готов был поклясться, что ее не было. Занятые книгой, они не следили за тем, что происходит у них за спиной, и смерть в виде двух абордажных сабель быстро и почти безболезненно показала недостаток опыта бойцов. Знающий все потайные двери, хозяин дома кинул головы солдат прямо под ноги их товарищей. Щелчки оружейных выстрелов заполнили комнату, заглушив и без того бесшумную поступь бывшего пирата. Через несколько мгновений все было кончено.

***

- Я думал, солдат будет больше. – сказал Дортмин, спускаясь на первый этаж. – Как-то даже неудобно, когда победа дается так легко. Что ты там делаешь?
Балун хищно ухмыльнулся, подняв вверх правую руку. Теперь на ней тоже красовалась перчатка. Они оба вышли на крыльцо. Варвар прищурился:
- Что это Ганн там делает?
- Не знаю, я так далеко не вижу. Да и какая разница?
- Кажется, он машет рука… гррррраааааа!!!!!!
- Проклятье! – Дортмин впихнул Балуна обратно в дом, едва успев захлопнуть дверь, в которую тут же вонзился десяток зубов. Один из них глубоко засел в плече варвара. Бывший пират осторожно выглянул в окно и тут же, выругавшись, отпрянул. Три зуба врезались в картину на стене. Взбешенный Варвар хотел было кинуться на солдат, невзирая на непрерывную стрельбу, но Дортмин его удержал. Против пяти десятков элитных воинов им не выстоять.
Они оставили оружие и отошли в середину комнаты. Скоро к ним присоединился Ганн. Связав всех троих, крокхарцы устроили форменный допрос, а более тщательная проверка опытных отрядов скоро обнаружила хорошо спрятанных Китсис и аколита. Последнего, как ненужного свидетеля, быстро пустили в расход, а девушка вызвала неподдельный интерес. Несмотря на протесты пленных, в особенности Ганна, ее отнесли в отдельную комнату и глава отряда поспешил с ней уединиться.
- Это конец, ребята, – прошептал Дортмин.
- Дорт, я не выдержу, - сообщил Ганн. – Если они к ней весь отряд запустят, я отдам им Воду, и пусть они делают с нами, что хотят.
- Ей все равно, она без сознания, - вмешался варвар.
- Я вас предупредил.

- Ну наконец-то! – раздался радостный возглас. - Начальник, ну сколько можно? Мы же тоже… ждем.
В дверях стояла Китсис с дьявольской улыбкой на кроваво-красных губах.
- Ну что, мальчики, дождались?
Ни один выстрел не попал в цель, вампирша перемещалась по комнате с такой скоростью, что оставляла шлейф, длинные когти и зубы рвали закаленные доспехи, как старую ткань. Последнего стрелка она с видимым наслаждением поочередно лишила всех конечностей, а потом закончила его мучения, прокусив сонную артерию и оставив истекать кровью.
- Китс?
Она обернулась на голос, ничуть не изменившись в лице. Все та же кровавая ярость в глазах. Все тот же демонический оскал. И медленно пошла к ним со зловещим хохотом, выставив алчные когти.
- Так, ребята, только спокойно, - Дортмин лихорадочно задергался в путах. – Из любой ситуации есть выход.
- А он есть, - заметил варвар, напрягая мышцы в попытке разорвать веревки. – В ее желудке.
- Проклятье, в прошлый раз она нас не тронула!
Только Ганн не предпринимал попыток освободиться. Он просто сидел и смотрел на нее. Прямо в глаза. Так, как умеет смотреть только он. Проникая в самую душу.
И она увидела его глаза. Через кровавую пелену перед ее взором ясно проступили два пронзительных серых глаза. Затем лицо, а потом весь Ганн. Красный туман рассеивался. Она увидела Балуна, все еще пытающегося разорвать путы, и спину Дортмина, который не переставал отчаянно извиваться. Алая завеса отступала. И она увидела заляпанные кровью стены, пол и потолок. Взгляд девушки упал на искаженное мукой лицо солдата. У него не было рук и ног. Она упала на колени и зарыдала.

***

- Так мы ничего и не заработали, - Дортмин вертел в руках осколок бутыли, в которой когда-то хранилась Вода.
- Да, - равнодушно отозвался варвар, сидевший на крыльце, созерцая облака. – Зато я увидел вампира в действии.
- Я бы предпочел этого не видеть.
- Шутишь? Да я же теперь буду самый популярный человек в любой таверне, когда только намекну, что могу об этом рассказать. Бесплатная еда, выпивка. Сказка, а не жизнь!
- Как мало человеку порой для счастья надо, - Дортмин присел рядом с Балуном. – Куда ты теперь?
- Домой. Они же там все думают, что я на рудниках. Обрадую мамку. Поле вспашу. Хочется, знаешь, простых удовольствий. Банька там, пиво, девочки… Кстати о девочках, где наши голубки?
- Да все там же.
Варвар и бывший пират подняли глаза. Ганн и Китсис сидели рядом на крыше и наблюдали рассвет. И молчали. Так, как умеют молчать только люди, для которых никто и ничто, кроме любимого человека уже не имеет никакого значения.

- Да ты понял верно, я из будущего. Из твоего будущего. Я смотрел на совершенно неизвестного мне мужчину лет 45 с небольшим, а возможно меньше. Неужели он говорит правду. Нет, не может быть. Он появился неожиданно в его квартире и пытался сказать на протяжении недели то что я не понимал. Их будущего. Из моего и его будущего. Что же я сделал такого или кто то сделал.
- Все произойдет в этот четверг. Те люди с кем ты будешь встречаться дадут тебе электронный вирус. Ты его не возьмешь и они тебя застрелят.
- Как. За что.
- Ты должен его взять.
- А дальше.
- Ты будешь жить.
- Почему. Это же моя судьба. Умереть.
- Нет. Я 10 лет искал способ исправить прошлое и тебя спасти. Ты не должен умереть. Ты должен жить.
- А кто ты чтобы я верил тебе.
- Я тот, кто тебя застрелит.
Почему я поверил ему. Почему иду на эту встречу. Я программист Олег Маришкин. Просто Олег. Вещий Олег. Ой, что вспомнил. Так спокойно. Вещего Олега не убили, хотя ему и предсказали смерть от собственного коня, которого он сдал в конюшню, и жил не тужил пока не вспомнил его, а он уже умер. Кажется в черепушке лошадке была змея. Змея. Бррр, не люблю этих пресмыкающихся.
Так что же. Идти. Сегодня среда. Может написать завещание. Да что со мной. Вот так поверить в слова. Может меня друзья решили разыграть на 1 апреля. Да нет этот день два месяца как прошел.
Итак завтра я умру, ну и что делать. Выпить, покурить последний раз в жизни. А может плюнуть на это и уснуть. И больше я не проснусь. Отличная идея. Хорошо, выпью перед сном.

Я проснулся как от резкого толчка. Кто-то очень больно заломил мне руки за спину и в лицо ударил яркий свет. В комнате я был не один. Люди в камуфляже. Ой, как много. Я что-то натворил. Сколько же я спал.
Меня подняли с кровати и поставили к стене. Обыскали. Думают, я в трусах могу прятать что-то. [...]
- Вы Олег Маришкин, - спросил меня тощий в гражданской одежде.
- Да, да… это я… в чем собственно дело…, - прохрипел я. Хотелось пить.
- Это ваш диск, - показал он мне диск, запечатанный в мешочек из-под улик.
- Я же программист, у меня тут таких полно.
- Программист, - он рассмеялся. – Это ваша дневная работа, но вы еще и хакер.
- Ну да, не отрицаю. А ваш диск я вот так считать не могу и знать не знаю что там и за что вы меня так подняли.
- Ну да, все вы так говорите. Тощий вздохнул и вытащил мини двд и аккуратно вставил злополучный диск. Я смотрел то что недавно сам делал, но тут что то пошло не так и работа вся моя пришла к реально незаконному виду.
- Это … это…
- Ваше, ваше… Уведите его ребятя.
- Я невиноват.

- Дорогой, так что было дальше, - моя жена Катя была любопытна. Она поддержала в будущем отправиться меня в прошлое. Теперь я ей рассказывал, что стало с тем, кто меня мог бы подставить в будущим.
- Те, кто меня перенес в прошлое и кому я заплатил свои последние деньги не обманули меня. Все прошло удачно. Главное напугать жертву, смертью и он не будет выходить из дому. Олег умер в тюрьме через год, не сошелся характерами с корешами по камере. Тот диск же, я все равно попал в руки тем, кто применил его. Все как и было.
- А могло быть иначе.
- Не думаю.
Катя улыбнулась и нежно поцеловала меня.

Два дня спустя.
Сегодня четверг. Хороший день. Было солнечно. Даже пробки на дорогах не испортили мне настроение.
Да я забыл представиться меня зовут Алексей Жданов. Путешественник во времени. Только тссс. Это тайна. Мне не поверить никто, кроме моей супруге. Да и зачем. Я сделал то, что хотел. Убил в прошлом проблему, которая мешала мне существовать в будущим. И зачем смотреть динозавров когда они и вымрут и без чье либо вмешательства.
Припарковав машину возле магазина, я взял деньги. Уж больно пить хотелось. Я живу. Я жив. Вот поэтому мне нужна вода, еда и прочие нужны и потребности.
Двери открылись, я прошел всего лишь несколько шагов. Последнее что я услышал шум выстрела, в следующий миг мои мозги стали украшением пола и стен магазина Чародейка...