1 кусок Последний день.
- перефразируй
не знаю такого жанра)))
- как можно уцепившись, с кем то на руках да еще и сползти?
3 кусок - звучит плоховато
- глупо звучит из уст продавца
почему облако называют ртутью - я не понял
сюжет - не знаю, не мое это поэтому ругать или хвалить не буду, предлагаю название - занятное событие из жизни офисного планктона)
но в общем хоть идея понятна - жизнь продолжается, даже если вокруг буря и за тобой кто-то охотится)

- так этож читать надыть))), но за мнение благодарю. Хотелось описать поцветистей, а на выходе получилось, ляповато, при чем заметь это с редактурой)))

1. обрубленность
слух немного режет, может, потому, что на три предложения к ряду, я нашла только один глагол - "видел". кстати я заметила, что ты не очень любишь аллигории, разъяснения, описания. обрубленно все получается. картинки слишком быстро меняются, и я не успеваю их представить мысленно, как они мне становяться уже не нужны (потому что речь уже идет о другом), и приходится на всякий случай весь ряд картинок запоминать, а вдруг они мне еще пригодятся. вот если бы ты давал время прочувствовать образы, обрисовывал по-мягче, то они бы сами собой "усваивались".
2. времена не согласованы. но это любимая ошибка у всех ) к примеру, "небо откидывало", "ветер гонял" и дальше абзац следом "вода стоит". но эта ошибка прямое следствие ошибки номер 1. ты сам запутался. слишком много существительных, мало глаголов (и те, как будто стесняются, что они стоят на этом месте, так и хотят улизнуть, типо простите, я тут вообще случайно). прикол, что глаголы ты вначале вообще заменяешь на тире. не уверена, что это хороший литературный прием. прилагательные грубые выбираешь, невыразительные. мало описаний!
с временами кстати вообще не понятно. повествование ведется от 1-го лица (это я поняла только когда увидела первое "Я"), значит сразу надо задавать тон, с 1-го предложения, что вот я , здрасте, а вот что вокруг меня. и читатель сразу с тобой подружится и посмотрит твоими глазами на мир.
3. третий пункт уже не актуален, сорри
4. а почему звукам ты даешь право голоса? ) я бы убила их реплики, просто в кавычки запихнула. но это так, мое мнение )
5. "Девушка завизжала и метнулась в магазин" - кто такая, откуда взялась?
6. согласна с Линолеум, не испугалась совсем
7. "Я замер, переводя дух. Надо посмотреть, что случилось в зале и позвонить шефу." - не хватает "подумал", а еще лучше что-нибудь типа"спутанно подумал и решил посмотреть" или как-нибудь еще.. ну ты знаешь, вспомни соски и пихай везде побольше всяких прилагательных (но обязательно на пару с глаголами). но это опять же мое мнение...
8. хочется, чтобы ГГ был более интеллектуальнее. ну какой-то форумный негодяй прямо. мне (и только мне, так что для информации) нравится, когда герои злые, плохие мальчики, и пусть даже неудачники (что даже и лучше), плюс к этому некие обстоятельства загнали их в ловушку, и они вынуждены терпеть интеллектуальное убожество окружающих, НО сами то они должны находить в этом извращенное наслаждение, и не в коем случае не должны уподобляться окружающим. мне кажется, этого отрицания не хватает. вообще идеи нет в первой части никакой. я дизориентирована... описания происшествий в деревне местного парнишки? я же то тебя уже заценила, oligerd, ты же крутой! так что добавь крутизны, пожалуйста. ну пожалуйста...
9. похвала - обещала в начале. но нет, поверчу ка носом еще немного ( сорри. ну разве что за то, что ты прислушиваешься ко всем, много всего читаешь, много пишешь. мне кажется, тебе нравится работать над собой. ценю! тоже такая!

- спасибо, не заметил,
- и? не вижу ничего такого в описании ситуации, каждая вторая книга - состоит из подобных моментов)
- описание подобранно с умыслом
- есть предоложения как перефразировать?

Все что я знаю, это то, что был свет. Был ясный октябрьский день, и я, ни о чем не подозревая, гулял в парке. Меня вынудил на прогулку мой неугомонный пес, Парки, и мы как обычно в воскресный день, отправились в парк в получасе пути от нашего дома. Парки, по своей привычке, перерывал носом листву в поисках очередной палки, а я наслаждался свежим воздухом, солнечными лучами, и энергией, с которой мы носились, играя, между деревьями.
Наверное, на какое-то мгновение я закрыл глаза. Потому что это произошло очень быстро. Как будто хлопнул выключатель, и все погасло.
Когда я очнулся, все уже было по-другому, все изменилось. Свет исчез, и мой мир, наполненный золотистыми теплыми красками, затянула серая ледяная дымчатая завеса. Мне показалось, что все краски умерли вокруг. Я мог разглядеть стволы деревьев, но и они были словно обескровлены. А в моих ушах звенела только тишина. Я решил, что и все звуки тоже внезапно умерли.
Туман, рассеиваясь, оставлял вокруг темноту и удушающий терпкий сладковатый запах гниющей листвы, и наконец, за всем этим, приводя в оцепенение мои конечности, пришел ужас.
Резкий вздох, и я задержал дыхание, чтобы лучше сосредоточиться и во всем разобраться.
Я видел себя со стороны в этой тьме, окружившей со всех сторон, и пытался найти выход. Поначалу мне не хватало смелости сделать резкое движение, и я попытался передвигаться на ощупь, делая осторожные мелкие шажки и ощупывая пустоту вытянутыми вперед руками. Натыкаясь на деревья, я искал проход, но в какую сторону мне нужно двигаться, не понимал. Я только чувствовал, что от сгущающейся темноты на меня накатывает тошнота, и от безысходности, я впадаю в панический ужас.
Дальше картинка поменялась. Я вижу. Я бегу сквозь гущу леса, и перед моими глазами мелькают деревья, которые я ловко огибаю, движимый чувством отчаяния и беды. Но как я не стараюсь, не вижу просвета. Потеряв контроль над собой, я бегу все быстрее. И скорость, с которой я передвигаюсь, поражает меня. Мои глаза, мое тело умело реагируют и прокладывают маршрут между деревьями так, чтобы не задеть ни одной ветки на бегу, но мой мозг отказывается воспринимать это, как норму моего нового естества. Он сам себя запутывает, подавая сигналы бедствия, и наконец, разогнав тело до скорости, неподвластной человеческому разуму, отключается, и тишина вокруг становится еще тише.
Со стороны я наблюдаю, как мое тело летит вниз с высокого утеса в беззвучные воды неизвестной реки.
- Эй, парень! Проснитесь, - эти слова отчетливо врезаются в мое сознание, но смысл их становится мне понятен спустя несколько секунд.
Я размыкаю веки, ставшие тяжелыми, и резкий свет обжигает глаза. Это был сон, но не успел я этому обрадоваться, как обнаружил, что свет не избавил меня от ощущения нереальности, от которого я убегал во сне.
Мои глаза быстро привыкли к свету, который, слабея и тая, вырисовывал окружающие меня детали, вырастающие из ниоткуда, проявляя их размытые образы до самой наивысшей четкости, разделяя их на статичные и находящиеся в движении, на геометрически правильные и непропорциональные. Вот только красок по-прежнему не было – они умерли в моем сне, и не появились вновь наяву. Я вспомнил, что был здесь, в этом месте когда-то совсем недавно, но люди, окружавшие меня тогда, стали другими. Их глаза теперь были пустыми и холодными, а одежда будто бы прозрачной, легковесной и настолько однообразной, что мой глаз не мог зацепиться ни за одну деталь в их облике. Я почувствовал необъяснимое равнодушие к ним. Я понял, что они пытаются мне что-то сказать, но что именно, я не мог разобрать, так как был слишком напряжен, и их слова столь быстро влетали в мое сознание, что я не успевал распознать их суть.
Я напряг свой слух, сосредоточившись только на этом своем ощущении, на какое-то время, стараясь отключить все остальные.
- ваш по…
- парень…
- у… украли…
- ваш…портфель
Два слова мне удалось определить. Эти слова показались знакомыми: «Украли» и «Портфель». Еще мгновение мне понадобилось, чтобы вспомнить значение этих слов.
У меня украли портфель. Я мысленно нарисовал себе этот предмет, который смог воссоздать по цепочке ассоциаций, которые вытягивал из спутанного узелка рождающихся фигур в моей голове. Это, наверное, что-то значило для меня раньше, но что это значит для меня сейчас? Среди лишенной красок картинки окружающей действительности, и звучащих будто бы из загробной жизни слов, потеря материальной вещи из того старого настоящего, казалась не стоящей моего внимания мелочью. Но я все же не видел иного выхода, как сосредоточиться на чем-то, что имело значение для меня в прошлом, и также для этих людей сейчас. Мой мозг работал, и единственное, чему он был научен делать в опасной для моей жизни ситуации, так это расставлять приоритеты. Так как разгадать ни одной загадки до сих пор он не смог, то переключился на то, что было ему знакомо. Портфель, который украли. Зачем украли? Я осмотрелся. Мое зрение включилось вновь для решения, ставшей первоочередной, задачи. Лица людей выказывали беспокойство, и даже раздраженность. На удивление, я смог разгадать их эмоции. Видимо, эти люди стали свидетелями кражи, и чувствовали гнев на произвол и беспредел, или что-то в этом роде. Этот ребус показался несложным, и я обрадовался успехам. Следующий пункт, который беспокоил меня в моем расследовании, было вспомнить, где я находился тогда, когда все вокруг изменилось, и какое значение для меня имело это место, полное людей, каковы были мои дальнейшие планы, и насколько большую ценность для меня представлял этот материальный предмет – портфель.
Я вновь огляделся, стараясь расширить границы, контролируемые моим зрением, направив свой взор вдаль. И реальность одним рывком будто скакнула на расстояние, растягиваясь, удлиняясь во все стороны, знакомя меня с информацией в своих новых увеличившихся пределах. Я искал то, что показалось бы мне знакомым, и мой глаз неосознанно зацепился за часы, что висели на расстоянии около ста метров от меня на одной из ровных гладких темных колонн. Эту часть интерьера я узнал. Я видел эти часы когда-то, только картинка была цветной. И тогда, в том недавнем прошлом, я также слышал звук, издаваемый этим механическим прибором, и пораженный глубиной звучания, долго смотрел на него, словно загипнотизированный – один час, может два.
Это показалось мне важным. Часы. Их звучание было для меня источником тревоги в прошлом. Я сосредоточился на том, чтобы уловить их звук. Мой слух миновал по пути сотни других посторонних звуков, Да, теперь я вспомнил - гул от ударов часов. Видимо, при желании, я также могу концентрировать свой слух в отдельных направлениях, и, направив внимание на часовую стрелку, я услышал в мельчайших подробностях, отделяя одну ноту от другой, ее удары. Возможно, это стало для меня открытием в недавнем прошлом.
Я постарался обработать и восстановить в правильном порядке все мои открытия и догадки за последние несколько минут. Если расставлять хронологию событий из того, что уже удалось вспомнить, то выглядело все немного странно, но, казалось, вернее я верил, иначе бы сошел с ума, что это было именно так. Каким-то образом я попал в это место. Я сидел на этом же стуле, что и сейчас. Значит, все началось и случилось здесь. Я смотрел вперед, перед собой, туда, где находятся часы. И был взволнован открытием, что мой слух и зрение усилились многократно. Дальше, что наиболее вероятно, был сон, в котором я бегу, ищу выход и падаю с утеса. И теперь я снова здесь, на этом стуле, и вижу мир в новом цвете.
Я вздохнул в облегчении, что в состоянии разобрать свое присутствие во временном пространстве в течение последних часов. Если меня не обманывает логика, то с тех самых пор, как я оказался на этом месте, прошло не более трех часов.
Теперь мне нужно было вспомнить, кто я и зачем я здесь. Передо мной мелькали образы, которые я не мог разобрать. Слишком быстро. Слишком красочно, чтобы я понимал в них что-либо. Краски сливались в одно большое пятно и у меня ничего не получалось различить в них. Я сделал остановку, и в очередной раз заставил себя собраться, чтобы начать заново.
И вновь я отключил все свои ощущения, сосредоточившись на одном – образы из прошлого. Они мелькали так хаотично, несогласованно и молниеносно, словно заставляя меня увидеть их одновременно. Моя память восстанавливалась с необыкновенной скоростью, что доставляло мне физическую боль, проносясь стрелой по моей голове дикой мучительной агонией. Я принуждал себя терпеть, насколько мог, и не смел даже шевельнуться.
Когда все закончилось, я понял три вещи, которые посчитал существенными и неотложными. Это все меняло, потому что теперь я мог идентифицировать себя среди своих переживаний и ощущений. Я видел себя со стороны, всплывшим в моих воспоминаниях, и свою прошлую жизнь, похожую на кривую линию, петляющую острыми изгибами в своем неповторимом маршруте, путешествии с самой нижней своей ступеньки до той, на которой сейчас стою я, и смотрю на нее свысока. Мое путешествие здесь и закончилось: на этом месте, на этой ступеньке среди вокзальных стульев в центре зала ожидания. И началось новое, незнакомое, неизвестное и интригующее.
Первое, что я понял – я на вокзале, а моя собака ждет меня дома, поэтому я должен вернуться к ней. Второе – мир изменился, возможно, безвозвратно, и я предчувствовал эти изменения раньше. И третье – самое главное и неотложное в данный момент, я чувствовал злость. Она оживала во мне синим пламенем, закручивалась в многогранные узоры, разливалась по моим жилам тонкой струйкой змеиного яда.
Я должен вернуть себе свои ценности, но не потому, что они мне так важны, а потому что я зол, по-настоящему зол на тех, кто их украл. И эта необъяснимая всепоглощающая злость заставила меня действовать.
Я не знал своих сил по-настоящему. Не знал, пока не почувствовал след. Переливаясь красным свечением, изгибаясь изящной лентой, он как магнит тянул меня последовать за ним. И мое тело подчинилось ему. Во мне таилась скрытая мощь, постигать которую, шаг за шагом, оказывалось все легче и приятнее.
Я двигался медленно, боясь упустить сигнальную дорожку, как слепой, ведомый тайной волшебной силой, натыкаясь на неопознанные преграды, острые углы и мягкие тела, я пересек здание вокзала, оставив позади пережитый хаос незнакомых шокирующих волнений и чувств.
Когда я очутился на улице, повинуясь инстинкту, втянул в свои легкие воздух, и обнаружил, что могу разобрать в нем нужный мне запах. Он помогал мне следовать цели. Удивительно, но я не дышал все то время, что провел на вокзале. Сделав это открытие, я мысленно выцарапал это в своем сознании, как, наверное, сделал бы незрячий человек на пустом листе бумаги, чтобы потом, в дальнейшем, легче было отыскать нужную информацию.
Тем временем, я увеличивал скорость движения, испытывая одновременно небывалую легкость и уже знакомое сопротивление моих собственных нервных окончаний, не готовых обуздать бунтующую плоть.
По мере приближения к цели, запах был сильнее, на вкус, похожий на острый едкий аромат лимона или какой-то кислоты. Он холодил и отрезвлял меня, превращая мою злость в острый смертельно заточенный клинок. Мне удалось прочувствовать, осознать эту ненависть, заглянуть в ее суть и увидеть в ней столько смысла и оправдания, что она заполнила меня ни с чем несравнимым азартом и предвкушением. Я ждал победы, и я ждал награды. Хотя я и не знал, в чем будет заключаться, как первое, так и второе, но это захватило меня всего, и остановиться было уже невозможно.
Я нагнал свою жертву на узкой тускло освещенной улице. В моем сердце и моей душе не возникло сомнений. Контролируя свою плоть, я потерял контроль над разумом. Я растворился в своей новой сущности, уступил ей свою слабую душу и сердце. Я потерял все, чем жил до сих пор и сделал то, что должен был.
Человек, мужчина, такой же серый и бесцветный, как остальные люди, которых я уже встречал на своем пути, привлекал мое внимание лишь тем, что оставлял за собой свой неповторимый запах и красную сигнальную полосу света, зрительно дающую мне след и уверенность, что я не ошибся.
Никакой растерянности не было. Ненависть двигала мной, как умелый поводырь. Словно расчетливый гибкий зверь, я подобрал момент и одним броском, наслаждаясь своим превосходством, схватил мужчину за горло одной рукой, обездвижив его тело другой. Я не мог разглядеть выражение его лица, потому что меня интересовала только моя ненависть, и способы ее удовлетворить. Он сопротивлялся, извиваясь под моей мощью, словно прыткая пойманная в силки гадюка. И моя злость чернела во мне с каждым его новым толчком.
В то же время, я вдруг почувствовал какое-то притяжение в этом человеке. Его испуг меня будоражил. И это стало еще одним, новым впечатлением.
Я прислонился к нему ближе, чтобы понять, рассмотреть его, и интуитивно вдохнул его запах. Мужчина замер, уставившись на меня в немом испуге.
Его запах изменился, и уже не напоминал мне уксус, а скорее был сладковатым, с нотками свежей мяты и сладкой малины, и мне захотелось вдохнуть его посильнее. А потом еще сильнее. Я не мог надышаться, наполняемый радостью, облегчением и наслаждением.
Вобрав в себя весь его запах, я, наконец, опомнился. Все произошло так естественно и просто, что я не знал в точности, что натворил, лишь испугался себя и своих новых впечатлений. Я почувствовал, как мужчина обмяк в моих цепких тисках. Он походил на тающий рыхлый воск, и когда я ослабил хватку, он упал на землю лицом вниз, перекрутившись в неправильной геометрической позе, и я понял, что убил его.
Я стоял на темной улице, лишенной всяких красок, кроме тусклого свечения окон домов. Прохладный ветерок обдувал мои одежды, а моросящий дождь щекотал мою кожу нежными мазками. Я был полон тепла, которое я забрал у своей жертвы и которое рвалось наружу, навязывая мне свой бешеный ритм и динамику. Я не мог ни о чем думать. Мне хотелось бежать, лететь, кричать – так много во мне было энергии. Она меня разрывала.
И я вновь подчинился. Когда я бежал, мне казалось, что я растворяюсь в пространстве. Не испытывая ни малейшего сопротивления, легкий как перышко и быстрый как могучая птица, я растрачивал силы, потому что не знал, как с ними справиться. Только обежав Варшаву трижды вдоль и поперек, я вернулся на место своего преступления. Во мне все еще билась чужая жизнь, но уже подчинялась мне, своему новому хозяину, поэтому я смог позволить себе сбавить темп.
Оказавшись на том же месте, рядом с телом мужчины, я обратил внимание на свой портфель, который тот обронил, застигнутый врасплох моей внезапной атакой.
По крышам домов барабанил дождь, раздражаясь жуткой какофонией в моей голове.
Я умер, став убийцей. Света больше нет. И теперь я знал, почему.

начнем с нечаянных повторов. Хотя, возможно, фраза есть переделка мысли Сократа. Тогда повтор оправдан...
курсивом я выделил места, которые на совести автора. Это вроде привлекает, делает образы, а может быть и излишним. Подчеркнул - повторы. Повторы, когда не подчеркивают что-то особенное, всегда выглядят слабо. Мы, их, они, свой, и т.п. - вообще палка о двух концах.
учитывая, что в превед. предложение "все" уже использовалось, то виден явный просчет.
вот выделил - это хорошо, даже отлично. А удуш. терпкий излишество. В другом бы предложении было бы супер, но сейчас - лишнее.
так. Эй, парень. Проснись!!! ТЫ, а не вы, если вы, то Господин, вам плохо? А в России вообще - Мужик? Ты чего? дальше, эй уже был, следом эти. Скрытая тавтология как по мне. в мое сознание - ясно и так, что не в моё. Значит, моё излишне. ИХ - некрасиво.
хороший пример, обратной стороны медали. Рубленность - это уродливая крайность. Здесь - перебор.
Теперь по тексту. Много нудности. Особенно ближе к середине и финалу. Я бы посоветовал писать либо просто, либо с большим экшном.

Спасибо всем за критику. Наверное, я плохо поступил, но это была только 2 редакция текста, а теперь я до 5 стараюсь ничего не показывать. чего скрывать - опаздываю на Кор -2010. Поэтому и пришлось подключить ваши светлые головы к работе над текстом. Простите ещё раз. Линолеум, кажется, ещё пару ваших советов и я, если правильно сделаю выводы, обрету свой собственный стиль. Спасибо! Классный отзыв интерес123. Спс и Мережуку. Правда, от занятные истории из жизни оф. планктона я немного засмеялся. Продавцы - это немножко другое.

Дом… Улица… Фонарь…
Надо же, Максим ещё что-то помнил из школьной программы. Перешагивая лужи, он, от нечего делать, смотрел на витрины и думал о всякой ерунде. Перерыв на обед, а домой идти совершенно не хочется…
Максим посмотрел на часы. Оставалось ещё сорок минут, можно сходить, посидеть в кафе, а можно пойти домой и вздремнуть, благо дом недалеко. Решив, что родные стены согреют лучше, чем казенные, Максим слегка сменил курс и направился в сторону своего дома. Погодка была приятная, шелестели листья кое-как выращенных на улицах деревьев, солнце взяло временный отпуск, укатившись за облака, стояла ласковая прохлада. Машин было много, поэтому Максим пошел пешком – в такой час пик можно застрять в пробке на ближайшее тысячелетие.
Максим быстро поднялся по лестнице на свой этаж и открыл дверь. Быстро разувшись, он прошел в зал и упал на диван. «Странно, вроде не перетрудился…» – успел подумать Максим и буквально выключился.



Вздремнул, называется! Максим лихорадочно надевал ботинки, успевая поглядывать на часы. У него было 7 минут.
Максим, едва не утащив дверь с собой, закрыл замок, быстро спустился вниз, обогнав лифт, и выскочил на улицу. Там его, в виде неприятного сюрприза, ждал дождь, буквально стена дождя, через которую даже свет было почти не видно. «Опять…» - подумал Максим, глубоко вздохнул и побежал.
5 минут… Он почти летел по тротуару, два раза чуть не упал, лавируя между темными силуэтами людей, но оба раза удачно сгруппировался и продолжал забег. Мимо мелькали машины, пробивая светом дорогу сквозь ливень. Рупор на автобусной остановке верещал о том, что «метеорологи просто шокированы, ничто не указывало на такой сильный дождь». Старики на остановке ругали последними словами всю российскую метеорологию и сгружались в автобус, довольные высказанной точкой зрения.
3 минуты… до офиса оставалось совсем чуть-чуть. Максим промок насквозь и уже шмыгал носом. Он уже примерно видел очертания здания, где он работал. Впереди был перекресток, здание располагалось диагонально по отношению к тротуару, по которому бежал Максим. Он решил бежать, напролом, как когда-то в детстве перебегал дорогу в неположенных местах. Не останавливаясь, он выбежал на дорогу.
Максим пересек половину перекрестка. Он уже облегченно вздохнул, ведь успел же, успел! Но его радость прервал крик какой-то женщины. Максим посмотрел вправо, но было уже поздно. Он почувствовал резкий удар в бок, услышал визг тормозов. В глаза ударил яркий свет фар. Постепенно Максим терял сознание, ещё успел услышать, как кто-то вызывал скорую. Слегка приподняв голову, он ухитрился посмотреть на часы. «Тридцать секунд!» - ещё успел подумать он. Голова стала тяжелой, веки закрылись…



- С ним все нормально будет?
- Конечно. Через две недели будет как новенький! – разговаривали где-то близко. Максим слегка приподнялся на кровати, устроился поудобнее и снова прикрыл глаза. За окном продолжал лить дождь, выбивая дробь по водосточной трубе. «Когда зайдут уже?» - подумал Максим. И будто услышав его, в палату зашли двое – его подруга Света и Леха – друг детства.
- Ну что, бегун, добегался? - друг детства, но подкалывать очень любит.
- Что ж ты так несся, как на пожар? – спросила Света, заботливо поправляя подушку под головой у Максима.
- Да я проспал. На перерыве домой вздремнуть пошел. Проснулся – времени в обрез. И побежал. Думал, успею, пока машин нету, - равнодушно пояснил Максим.
- Дурак ты Макс, - улыбнулся Леха. – Заставил поволноваться. ПДД учить надо вообще-то! А ты, что сейчас, что в детстве, где не надо по дорогам бегаешь.
- Да я… - оправдаться было нечем, и Максим просто развел руками, насколько мог.
- Да, да! Я помню как один раз мы…
Так и прошел день, за рассказами, воспоминаниями и дружеским подшучиванием над Максимом. Под вечер Света и Леха ушли, и он остался один. Максим думал, как же он не заметил эту машину, откуда она вообще выскочила… Но сон оказался сильнее размышлений и он, решив больше не забивать себе голову этими мыслями, спокойно уснул.
А дождь все не кончался…

За окном падают кленовые листья. Отрываются, кружатся и ложатся на лужи. Отрываются и ложатся. Снова и снова. Серое небо, мелкий дождь барабанит по карнизу.
И бурые, увядшие листья. Мёртвые дети клёнов…

Передо мной на столе незаконченный перевод. Через три дня сдавать – ничего, успею.
Привычно тянусь под стол за бутылкой, уже чувствуя на языке горечь водки. Бутылки нет. С тоской вспоминаю, что четыре дня назад решила завязать. Сейчас бы глоток, чтоб вырваться из этой проклятой апатии. Но нельзя.
Хватит.
Я не алкоголичка.

Стемнело. Лампа на столе отбрасывает круг жёлтого света. Всё, больше не могу. Устала. Вторую ночь не сплю. Мне мешает гнусное, ехидное хихиканье.
Ложусь в постель прямо в одежде, укрываюсь одеялом. В комнате темно и холодно. Как в склепе.
Сейчас бы выпить. Выпить и уснуть…
Опять тот же смех. Тихие вредные смешки в тишине. Всё ближе, всё отчётливее... Закрываю голову подушкой и отчаянно пытаюсь отключиться.
Вспоминаю последнюю фразу перевода: «И Бог не поможет нам, ибо Он дал нам свободу»… Чушь, бред…
Не могу уснуть. Этот смех сводит с ума, пульсирует в висках. Он как злой червь в моей голове, в яблоке мозга.
Часы угрюмо отбивают полночь. Грохочет дождь. Все, наверное, спят. Разумеется, что ещё делать ночью в такую погоду? А я лежу с подушкой на голове и тихонько схожу с ума. Силы покидают меня, капелька за капелькой. Как дождь за окном. Как бензин из прохудившегося бака: кап, кап, кап…
Лежу, крепко зажмурившись, и стараюсь ни о чём не думать. Не зажимаю уши, так делают только психи. Я не псих.
Чтоб уснуть, надо считать овец. Вот одна овца прыгнула через забор. Вот вторая. Вот третья. Вот… нет, это не она… Надо сосредоточиться и вспомнить, как выглядит настоящая овца.

Падаю в пропасть. В ушах хохочет раскалённый ветер. Вокруг пляшет безумный хоровод: спирали пламени, шипящие зелёные глаза, ленты радуг… Меня обнимает огонь, прильнул к телу шершавыми языками. Кожа лопается, из трещин льётся жёлтая кровь. Жарко… Душно…
Я знаю. Что это такое. Это Ад.
Свет режет глаза, полосует, словно бритвой. Огонь пожирает лохмотья кожи…

С трудом разлепляю веки, перед глазами всё плывёт. За окном светает. Наконец-то утро.
Я не спала. Это не сон. Сон приносит отдых, а тут… Нет сил встать. Нет сил оторвать голову от подушки. Одежда мокрая, словно меня окатили ведром воды.
Хочется пить – язык присох к нёбу.
Медленно встаю и иду в ванную, тело не подчиняется. Вода должен помочь. Вся надежда на неё.
Пью прямо из-под крана, захлёбываюсь.
Корчусь под душем, срываю мокрую майку. Струи холодной воды больно лупят по коже.
Отражаюсь в зеркале: белое лицо, синие губы, ни грамма крови. Не человек, а ходячий труп. Зомби.
Не могу одеться. Кое-как вытираюсь и иду в комнату. Сипло дыша, падаю в кресло.
За окном просыпается город, начинает шуметь, метаться, двигаться. Городу надо везде успеть, у него много неотложных дел. А я сижу – и у меня нет дел. Ни одного.
Взгляд падает на окно. Сейчас бы прыгнуть... Полёт с седьмого этажа, прямо в объятия асфальта, на руки смерти. Но я сегодня уже была в Аду. Больше не хочется…
Часы равнодушно отбивают время. Десять утра. Накидываю халат и иду на кухню. В холодильнике пусто, я тысячу лет не была в магазине. В шкафу нахожу пару кусков заплесневелого хлеба, съедаю, запивая водой, и возвращаюсь к рабочему столу.
Надо доделать перевод. Два листа.
С трудом, с потом и кровью, оставляя куски плоти, продираюсь через замысловатое переплетение китайских иероглифов. Час за часом. Слова и предложения. Перевести – понять – обработать – написать. Сначала один лист, потом второй.
Всё…
Звоню в редакцию и прошу приехать за готовой рукописью. Через полчаса на пороге появляется мальчишка-посыльный, смотрит на меня пустым. Равнодушным взглядом. Ему на меня плевать, он меня не знает. А я не знаю его.
Отдаю рукопись, написанную от руки, по старинке, и закрываю дверь.
Теперь несколько дней заслуженного отдыха. Наконец-то!

К концу дня прихожу в норму, даже настроение повышается.
Между тучами выглядывает закатное солнце. Завтра будет хорошая погода. Луч солнца – словно поцелуй ангела. Моего старенького, усталого ангела – хранителя. Спасибо тебе, родной, за капельку счастья…

Посреди ночи меня будит дикий хохот, оглушительный, как взрыв. С воплем вскакиваю, зажимаю уши ладонями, но это не помогает. Хохот дробью бьётся о череп, выковыривает мысли.
Не знаю, сколько проходит времени. Я сижу на кровати, сжавшись в комок, зажав уши, закрыв глаза, и чувствую, как сердце выламывает рёбра. А ангел хранитель… Где он?
Он устал меня спасать…
Бог устал нас любить…
Сквозь рёв смеха слышу ещё один звук: скребущий, едва различимый шорох. И в тот же момент чувствую прикосновение чего-то холодного к руке. С писком смахиваю с кожи круглого зелёного жука, светящегося в темноте, вскакиваю на ноги на кровати.
А зелёные жуки плотным ковром стелятся по полу, наползают на кровать, тянутся к моим ногам…
На миг дыхание перехватывает, затем начинаю прыгать по кровати, давить насекомых голыми пятками. Панцири хрустят, лопаются брюшки… Как же мерзко!..
Перепрыгиваю через шевелящуюся массу к двери и бегу на кухню. Ныряю под стол – пустые бутылки сл звоном раскатываются в стороны. Где-то здесь был флакон дихлофоса. Чёрт, да где же он?!
Жуки текут на кухню. Хватаю нож и принимаюсь яростно кромсать их на куски. Трещит вспоротый линолеум. Я кричу и режу, во все стороны брызжет вязкая зелёная насекомья кровь. Но жуков много, они ползут и ползут без конца…
Срываю жуков с себя, срезаю ножом вместе с кожей. Из ран на пол шлёпаются пригоршни крови. Жрите, твари! Жрите!
Вздрагивает входная дверь, под мощным ударом замок выламывается, и в прихожую вламываются два существа. Не люди – зелёные светящиеся жуки, огромные мутанты из кошмара.
С диким воплем накидываюсь на одного из них и режу, кромсаю его ножом. Отплёвываюсь от слизи, задыхаюсь от непереносимой вони.
Вторая тварь пытается меня убить, рвёт острыми когтями…

И я… умираю?..

Через пару дней я узнаю, что зарезала своих родителей…

За окном падают кленовые листья. Отрываются и ложатся на лужи. Барабанит дождь, небо затянуто тучами. И всё это – за решёткой.
Да, в моей палате на окне решётка. Против суицида.
Слышала, в соседней палате парню удалось повеситься. Везунчик…
Ничего, я тоже решусь. Больше не боюсь Ада. Знаю, что он – на земле…

Глава 6
«Снова нам в поход,
Опять идем в поход,
С оружием в руках,
С проклятием на устах,
Шагаем по земле…»
Боевая песнь легионеров

Утром над ними смилостивились, подняв, когда солнце пребывало уже высоко на небосводе. Постанывая и проклиная трубача, легионеры подползали к воде.
Шафт впервые испытал похмелье. Все вокруг, вплоть до него самого, раздражало. Ему не нравилось светило, не по-осеннему палящее сегодня, раздражала земная твердь, постоянно шатающаяся под ногами. Грозный ненавидел тупую боль в голове. Раздражал Дохляк, с головой погрузившийся в бочку с водой.
Шафт локтем отодвинул Юза и припал губами к благословленной влаге. Дохляк ворчал у него за спиной и жаловался на вчерашнее вино, но Шафт не слышал. Юношей овладели позывы голода. Несмотря на сытный ужин, хотелось есть.
Он осмотрелся в поисках повара. Скала и Льдинка, держась за руки, уже несли свои порции к общей палатке.
Шафт присоединился к ним. Ели молча, даже Юз предпочитал помалкивать.
Вскоре легионерам объявили, что последующие дни они проведут близ подлеска, создавая форт – первую опору Легиона на этом материке. Жалобы на здоровье больше не действовали на командование. Солдаты принялись за создание рвов и обтесывание бревен. Вскоре около недалекого дремучего леса вырос деревянный замок – творение рук человека. Простая и эффективная защита от вражеских набегов.

Еж заметно нервничал. Капитану, как ответственному за разведгруппу не улыбалось остаться без нее. За неделю до прихода основных частей он послал бригаду ветеранов прочесать местность. Миновал день, потом неделя. Если ничего не изменится до полудня, придется доложить Гемморою и получить взбучку.
Он нервно шагал вдоль опушки леса, всматриваясь в просветы между корявыми стволами осин. Отвлекшись, капитан чуть не столкнулся со Счастливчиком.
– Все еще не появились?
– Нет.
– Когда доложишь Мартину?
– После полудня.
– Не затягивай с этим. Сам знаешь…
– Конечно, знаю. Не идиот, – огрызнулся Еж. Его солдат уже не было в живых. Видимо нарвались на секрет орков. – Странно, они ведь опытные бойцы.
– Даже ветераны могут ошибаться. Главное сейчас – смириться с потерей и принять меры, - сказал, уходя в лагерь, Счастливчик. Наверное, нужно было как-то подбодрить друга, но он еще ощущал некий сумбур в мыслях после произошедшего и потому решил отложить разговор с Ежом на другое время.
Капитан, наверное, и сам не помнил, как его звали до вступления в ряды Легиона. Пять долгих лет он находился при исполнении. Счастливчик разменял третий десяток на днях. Вчера он с приятелями символически отмечал эту дату. Фортуна всегда улыбалась воину. Он бывал во многих схватках, участвовал не в одной баталии и всегда выходил из них без единого ранения. Капитан был мастерски закален и подготовлен к любой неожиданности. Так он считал до прошлого дня.
На ярмарке он во хмелю забрел в крытую повозку, разложенную под нехитрый домик. Внутри его ждала гадалка. Среди кучи хлама и яблоку негде было упасть, но капитан был не из тех, кто легко уступает при первых трудностях. Он смел рухлядь в угол и сел на скверно пахнущий топчан. С задором посмотрев на немолодую женщину, он предложил погадать ему.
«На что гадаем?», – спросила карга.
«На судьбу», – сказал, как отрезал капитан.
Старуха хмыкнула и достала потрепанную колоду карт. Со скучающим видом она выложила первые пять потрепанных карт.
«Отвага, честь, храбрость, упрямство, лидерство. Ну, тут все понятно. Ты же воин и первый ряд обычно характеризует общие черты» – прокряхтела она. Дрожащие руки выложили следующий ряд.
«Дорога, меч, битва, удача, и везение. Хм, обычно карты так не ложатся» – старуха покрутила последнюю карту и призадумалась.
«В сражениях ты одержишь не одну победу. Мало того, ты даже не будешь серьезно ранен, ибо фортуна присматривает за тобой и хранит своего слугу» – Счастливчик вздрогнул. До этого он как-то и не задумывался о своей феноменальной удаче. Капитан всегда бился как лев и каждый раз побеждал. Он часто терял друзей, но появлялись другие.
Старуха тем временем выложила следующий ряд. Карты словно эшелоны солдат, выстраивались в боевой порядок.
«Монета. Хм, это либо заработок, либо выбор. Птица. Так уже интереснее. Пернатые означают свободу и независимость» – старуха увлеклась своими манипуляциями и склонилась над вырисовывающимся раскладом.
«Слепец. В данном случае, скорее всего это опасность или забытье. Защитник. Смерть» – Гадалка смежила веки. Счастливчик кашлянул. Женщина посмотрела на него совершенно другими глазами. В них чувствовалась воля, сила и еще, наверное, печаль.
«Я могу рассказать тебе о грядущем, но вряд ли оно тебе понравится» – она сложила колоду и протянула руку, дожидаясь платы.
«А деньги возьмешь все равно» – хмыкнул капитан. – «Нет уж, голубушка. Давай-ка, делись откровением»
«Твое имя связано с удачей, скорее всего не ты его выбирал. Иначе фортуна бы не ответила на зов. В бою, как я уже говорила, ты не знал, и не будешь знать поражений. Но второй ряд полон загадок. Без третьего я бы его не прочла. Ты ведь не совершил ничего героического, деточка. Ведь так?» - старуха ухмыльнулась, смотря ему в глаза. – «Хотя хотел. За этим и шел, словно наивный дурачок в Легион. Не удивляйся. Местных стражей порядка я знаю, а ты среди них не числишься. Остаются легионеры и шайки разбойников. Но ты отважен как рыцарь, поэтому последних я откидываю»
«Может я рыцарь и есть» – бросил капитан.
Старуха будто в душу ему смотрела. Будучи юн и полон романтических бредней, он записался в солдаты. Но война оказалась не такой, как ее описывали сказители. Он видел горы трупов, среди них были женщины и дети, целые семьи вырезались за жалкий кусок земли. А солдаты не были так уж благородны. Они насиловали и убивали. Вскоре Счастливчик перестал понимать, за какую сторону он сражается. Война стирала знаки различия, делала людей зверями. Карьера на государственной службе не сложилась, и он пошел в Легион. Но и здесь он не нашел для себя подвига. Легион был защитой для простого люда, делал вылазки в стан врага и иногда уничтожал отдельные отряды отщепенцев. Он просто выполнял работу, за которую хоть и с небольшими задержками, но платили. А вот благородные поступки навсегда остались в детских мечтах.
«В таком тряпье?» – Рассмеялась карга.
Счастливчик оглядел себя: грубая, но ладно сшитая рубаха, заткнутая в потертые, напоминающие мешковину штаны. Он усмехнулся.
«Итак, третий ряд сложил единое целое со вторым» – пробубнила старуха. – «У тебя все-таки будет возможность воплотить свое юношеское желание – ты совершишь героическое деяние, но при этом умрешь. И никто этого так и не увидит» – Гадалка зашлась диким кашлем. Капитан ни секунды не сомневался, что над ним смеются.
«Такое гадание оставь при себе» – бросил он. – «Я не верю ни единому твоему слову, женщина. Назови свое имя, чтобы я знал, кого проклинать по вечерам»
«Кассандра, милок» – прошамкала карга. – «Я и не рассчитывала, что ты мне поверишь, никто не верит старой и безумной старухе. Не верь и ты. Может, и проживешь годок другой на этом свете»
Слова проклятущей ведьмы глубоко запали ему в сознание. Капитан обдумывал их все время, крутил и так и сяк, менял местами, но так и не понял, что они для него значили. На совещание он прибыл в угрюмом настроении.
В просторном шатре собрались только высшие чины. Воины тихонько совещались между собой, обсуждая причину собрания. Мартин в нетерпении заговорил первым:
– Ну что там еще, Счастливчик? Не могли дождаться подкрепления? – Произнес генерал.
– Вам все разъяснит Маркус, - сказал, указывая на Ежа капитан.
– Не нужно оправдываться, вы два сапога пара, - невозмутимо ответил Мартин. Он не терпел оправданий от подчиненных.
– И все же генерал я предлагаю дождаться его, - настаивал Счастливчик.
– Будь по-твоему капитан, но если новость не оправдает моих ожиданий, – он не закончил так как в это мгновение у входа появился сам Еж.
Маркус Децимус, капитан разведроты стоял мертвенно бледный и не решался подойти к собратьям. Его обсидиановая кожа приобрела пепельный окрас, кое-где стали видны проступающие вены.
– Генерал, капитаны. Прошу следовать за мной.
– Что за шуточки капитан. Я вас спрашиваю.
– Генерал, я настаиваю, – с этими словами Еж вышел из палатки.
– Эти молодые слишком распоясались, думают им все дозволено, - проворчал Геморрой, вставая из-за стола.
Они прошли вдоль солдатских палаток. Приближался ужин, и большинство легионеров собралось близ походных котлов. Еж вывел их к той самой опушке, где недавно он разговаривал со Счастливчиком.
– Итак, капитан, мы здесь. Излагайте суть, – скомандовал Мартин.
Маркус подозвал затаившегося в стороне солдата. Воин вытянулся по струнке и рявкнул приветствие.
– Докладывай рядовой.
– Есть капитан. Будучи не в наряде я отлучился пос... э-э, за орехами. – Легионер проявил чудеса смекалки и не опозорился перед штабом. – Идя по проторенной тропе, я увидел кусок мяса. Вначале подумал – волки медведя загрызли. Но потом подошел ближе, а там, – Рядовой замялся, и, заметив приободряющий взгляд Маркуса, продолжил. – Этой грудой мяса генерал оказался сержант Рип. Вне сомнений - это именно мой лучший друг лежит там.
– Что?! – Диким вепрем проревел Мартин. – Кто напал на него? Маркус, объяснитесь.
– Я думаю это могли быть орки, - предположил Еж.
– Чепуха. Орки не мелят на фарш потенциальную еду капитан. Они конечно кровожадные твари, но не мясники.
После последнего слова собравшихся легионеров осенила страшная догадка.
- Лешие, возьми меня бездна, это могли быть только они, - опередил всех Шрам. – Но откуда им здесь взяться? Им место в болотах и топях.
Счастливчик призадумался. Возможно, в глухой чаще и были болота, но точно уж не у опушки. Так далеко от своего логова эти твари никогда не выбирались.
Лешие были отвратительной, с далека напоминающей голые стволы деревьев, мерзостью. Их панцирь мог пронзить не каждый меч. Лапы леших заканчивались когтями, по форме напоминающими мясницкий тесак, откуда и взялось их прозвище. Ютились твари в основном в Темноводье, крае занимавшем восточную часть материка. Там они вели постоянные воины с водным народом, так же называемым водяными. Люди туда редко захаживали – уж очень гиблым было место. Владения Низании заканчивались на самой границе топей, опоясав последние клочки твердой земли цепью неприступных крепостей.
– Капитан, собирайте людей, – обратился к Маркусу генерал. – Я пойду с вами. Сегодня же прочесать территорию. Мы изведем всю нечисть в округе. Я даю вам мое слово.
– Есть, – дружно сказали подчиненные.
– Генерал, может нам лучше дождаться подкрепления, - неуверенно произнес Шрам.
– Не думаю что оно нам необходимо, – отмахнулся Мартин. Генерал предвкушал грядущую победу.
Еще до захода солнца две роты прибыли по приказу командования. Полностью экипированные, ветераны разбились на небольшие подразделения и начали прочесывать лес.

Глава 7
«Целься приматам в голову.
Это их самое слабое место»
Поговорка орков

Риз и Заноза вели крайний слева отряд.
– Мало того, что вышли под вечер, так этот хмырь нас на группы разбил. Старый пердун, – огрызнулся Риз.
Заноза прыснула в кулак.
– Чего ржешь дура. Сама в той же упряжи, что и я. Теперь всю ночь таскаться по буреломам, - огрызнулся Риз. Едва получив повышение он приобрел прескверную привычку хамить равным по чину.
– Попрошу не хамить сержант, хотя бы при даме.
– И где здесь ты видишь даму?
– Козел, - Заноза отошла в сторону от грубияна.
Генерал отобрал для рейда лучших бойцов. Ее бригада насчитывала половину сотни, чуть меньше чем имел Риз. На правом фланге находилось столько же бойцов. Остальные силы Мартин сконцентрировал в центре.
Генерал не растолковал толком, чего хочет от солдат. Сказал только: «смотрите в оба». «И куда смотреть?» - Думала Заноза.
Их окружала опасная полумгла. Сумерки понемногу окрашивались в вязкую осеннюю ночь.
«Да еще этот недомерок Риз. Получил звание и посылает всех на все четыре стороны».
С правой стороны донеслось уханье совы – сигнал хранить молчание. Легионеры растянулись в цепь.
Занозе не нравилась странное спокойствие, царившее вокруг. Возникло ощущение, что отсутствует самое важное. Она прислушалась к своим чувствам.
Завывание шального ветра, тихий шелест падающих листьев, ясная и полная луна. Не хватало еще чего-то. Без последнего ощущения лес терял свою полноценность.
И вдруг она поняла.

Ежу не нравилась тишина. Легионеры продвигались сквозь густой кустарник, почти вслепую не переговариваясь и не откликаясь уже долгое время. Маркус помнил слова наставника по боевой подготовке. Помимо тумаков и затрещин, мастер меча передал и накопленную им житейскую мудрость. «Если все проходит слишком гладко – жди беды» – часто говорил он.
Маркус Децимус был тертым калачом, не раз достававшим меч из ножен. В родном Стиге он начинал как каменщик. В один проклятый день он разом лишился работы друзей и медяков в кармане.
После нескольких месяцев скитаний и нищенства судьба свела его с Легионом. С этого дня у него были либо удачные дни, либо обычные. Но плохих он с тех пор не видел.
Задумавшись, Маркус оступился и чтобы сохранить равновесие, остановился. Подняв взгляд к невидимому из-за густых пока еще крон небу, и посылая ввысь немые проклятия, он заметил едва уловимое движение в перекрученных ветвях. Капитан прислушался, но не уловил даже шороха. Видимо белки проказничали. Однако неприятное ощущение не покинуло его.
«Сержант, остаетесь за меня» - произнес Маркус на языке жестов подчиненному.
Он только удостоверится, что все опасения были напрасны. Капитан серой тенью скользнул под сень деревьев.

Мартин вышагивал в центре своей небольшой армии. Для рейда он выбрал стандартную расстановку отрядов. Легкая пехота расположилась с флангов, тяжелая прикрывала тыл, остальные панцирники должны были принять основной удар. Лучники дадут залп, находясь в полной безопасности за спинами мечников. Сказать по правде стрелков он выбрал знатных. Они именовали себя «ветром смерти». Еще никто, на памяти генерала начиная от Низанских степей и кончая Челюстью Дракона, не был так достоин своего названия больше чем они. Они били так точно и сноровисто, что их мишень, перед тем как отправиться в бездну ощущала только слабое дуновение ветерка. Конечно, подлесок не мог считаться самим Гиблолесьем – стволы деревьев довольно далеко располагали друг от друга, часто появлялись прогалины и поляны. В самом Гиблолесье, протянувшемся далеко на юг, до самых предгорий Челюсти Дракона было полно разной живности и просто кишело орками. Там луки были просто бесполезным куском древесины. В этом же подлеске стрелки могли принести немалую пользу.
Мартин являлся сторонником классических правил ведения боя. Такая расстановка бойцов была самой примитивной и легко предугадываемой. При лобовой атаке пехота разбегалась якобы в панике, смещаясь на самом деле к краям флангов. Лучники в этот момент спускают тетиву практически в упор противнику. Легкая пехота тем временем заходит врагу с тыла, полностью деморализируя его. Генерал никогда не изменял своей любимой тактике, и это всегда окупалось сторицей. Только абсолютная уверенность в собственных силах дарила старому волку победу за победой.
«Генерал, к нам поступило сообщение с правого фланга» – сообщил увалень сержант.
«Что они передают?»
«Впереди виден противник. Расстояние – двести метров. Пока бездействуют»
Генерал подобрался. Враг уже близко и вскоре его ждет очередной военный триумф.
Вскоре даже последние ряды с легкостью различили орков. «Заодно прихлопну и их» – подумал Мартин. Орки расположились на противоположном конце просторной просеки, окаймленной по сторонам небольшой порослью молодых вязов. Посередине рос, сыпля сухими листьями, огромнейший дуб из когда либо виданных Мартином. Кряжистый и разлапистый лесной великан закрывал половину обзора. Не каждый лесоруб решился бы спилить исполина.
Генерал насчитал коло трех сотен врагов. Леших не было видно. Мартин сохранил хладнокровие. Хоть легионеры и пребывали в меньшинстве, он прекрасно знал, что численное преимущество в бою играет не первую роль. Если противника лишить внутреннего стержня вся его боевая удаль превратится в пустой звук, а в душе не остается ничего кроме одного единственного желания спасти - собственную шкуру.
Он отдал лейтенанту приказ начинать наступление. Легионеры перестроились в атакующую позицию и тихим маршем двинулись вперед. Мартин рассчитывал одним видом неспешно приближающихся солдат подавить волю врага к победе. Воины сомкнули ряды. Лучники приготовились дать первый залп. На открытой местности противник попросту превратится в дикобраза, если не отступит.
Однако орки и не думали отходить.

Заноза нервничала. Лохматые ублюдки, будто в статуи превратились. Легионеры с минуты на минуту подойдут на дистанцию выстрела, а они даже не шелохнутся.
Нечто склизкое, холодящее как кусок льда запало ей в душу. «Может это женское чутье» – подумала Заноза. Что-то поздновато оно начало проявляться. Сержант решила поделиться своими опасениями с Ризом.
Поискав его взглядом, она застала легионера в довольно занятной позе. Сержант, похоже, пытался залезть на небольшое деревце. Он дергался и сучил руками, пытаясь ухватиться за ветви, но вскоре бросил это неблагодарное занятие и затих.
– Последние мозги растерял воин? – Прошипела сержант.
Она непременно попросит перевода в другую часть после задания. Нет сил дольше терпеть его несносные штучки.
– Слышишь, что я тебе… – Она замолчала.
Под Рипом медленно расплывалось темное пятно, едва заметное в бледном свете луны. Сержант трижды лязгнула мечом по панцирю, что означало сигнал тревоги, и отскочила к соседнему деревцу, прикрывая спину.
Но ее ждал неприятный сюрприз. Дерево, которое должно было прикрывать тыл, зашевелилось и подняло свои ветви-когти вверх. Уже оборачиваясь, Заноза осознала, что не успеет увернуться.
Леший, а это был именно он и никто другой, своими лапами отсек ей обе руки. Сержант упала на холодную землю, заливая ее потоками собственной крови. Корчась в предсмертных судорогах, сержант смотрела на то, как некогда тихие деревья вдруг ожили и с противным поскрипыванием нападали на легионеров.
Люди не успели среагировать и теперь только пятились под натиском врага. Лесную плешь огласил истошный вой, предвещающий солдатам близкую гибель.
Лешие, ведомые Серпом – одноруким и кряжистым представителем этой расы, теснили людей с обеих сторон. Предводитель прорвался сквозь нестройный ряд щитов, кромсая острыми когтями живую плоть. Он безошибочно бил в самые беззащитные места, лишал воинов конечностей и голов. Не отставали от вождя и его сородичи.
Слева от Серпа оказались двое солдат. Одному он размозжил голову. Оставшийся ударил вождя по панцирю, но леший не обратил на это никакого внимания и яростно всадил жертве коготь в глотку. Рука застряла в трупе. Пытаясь освободиться от тела, он высоко поднял человека над головой. Леший без видимых усилий бросил кусок растерзанного мяса в приближающихся врагов. Тело еще в полете разорвалось пополам, орошая легионеров дождем из крови и внутренностей.
Хотя людям противостояла всего дюжина тварей, они дрогнули и попытались слиться с центральными отрядами. Но и там нарвались на леших. До поры, притворяясь деревьями чудовища, оказались внутри рядов воинов и теперь собирали кровавую дань за их невнимательность. Отовсюду слышались крики боли и ужаса. Ошметки вырванной плоти щедро сыпались на усланную листвой траву.
Крюк, младший из участвующих в расправе леших, поднял сучковатую голову и посмотрел на серебряный, весь в рытвинах, лик луны.
– Сегодня небесное око станет красным и я, наконец, перейду во взрослую фазу жизни, – радостно возвестил монстр. Проходящий мимо сородич ободряюще взглянул на него и размозжил голову мертвой Занозы.

Расположенные в секрете на левом фланге лешие, начали атаку немного раньше других и тем самым дали возможность остановить прорыв в других частях легионеров. «Мясников» встретили поднятые щиты.
Первая волна леших нарвалась на железный заслон. Мечи не сразу, но все же пронзили неподатливый хитин. Лапы леших подогнулись и чудовища рухнули на колени. Солдаты, заклинив оружие в естественной броне, вскрыли им панцирь. Скупая черная жижа окропила ступни легионеров. Но на подходе была следующая лавина врагов. Завязалась схватка.
Большая Нога пробил легкое солдата, отпихнул другого и нарвался брюхом на заточенное лезвие клинка. Отбросив человека, он попытался ретироваться, но люди облепили его со всех сторон, лишив возможности двигаться. Вскоре леший пал под градом ударов.
Легионер Гик всадил меч в бок чудовищу и попытался вытащить клинок из проделанной бреши. Отвлекшись, он не заметил подкравшегося к нему сзади родственника убитого.
«Вот ведь незадача» – думал Даз, в прошлом капитан стражи города Стадиума. Ветеран бросил свой щит в пару недругов, подбиравшихся к Полу со спины. Даз бросился «мяснику» под задние лапы и всадил клинок прямо туда, где у обычного человека находится промежность.
Пол зашел с правой стороны и распорол лешему живот. Следующим движением он добил «мясника» всадив острие тому в глазницу.
Даз осмотрелся. Легионеры выбили леших с правого фланга. Непонятная толчея творилась в сердцевине армии. Битва несколько осложнилась из-за подошедшего подкрепления орочьих отрядов. Однако воины выдерживали и не такое давление.
Ветеран хмыкнул. Похоже и на этот раз он перехитрил костлявую. Желая отсалютовать своей сопернице, он поднял руку в почетном приветствии и встретил смерть с ликующей улыбкой. Стрела, одна из многих низринувшихся на солдат, с лихим свистом вонзилась ему под левую лопатку.
В этот миг, затаившийся под кроной ветвистого клена Маркус, начал свою игру. Легко перебираясь между переплетением сучьев, капитан обогнул прогалину по кругу и зашел стрелкам с тыла. Он вынул из-за пояса «волны Стига» - традиционное оружие своей родины. Кривые извивы лезвий оставили глубокие рваные раны зазевавшимся стрелкам. Орки с глухим стоном рухнули вниз. Иные народы не принимали кинжалы и насмехались над их формой, но в Кородской империи их порой предпочитали мечам. Он словно птица спорхнул с ветви и мягко приземлился между двумя врагами. Два кинжала впились в область паха. Резко поднявшись, Еж выдернул «волны Стига» и перепрыгнул на следующее дерево, даже не оглянувшись посмотреть, как летят на землю сначала потроха, а затем и их владельцы.
Пол закрылся телом падшего товарища и отбежал под спасительную сень деревьев, старательно выкрикивая по-орочьи «не стрелять». Он не собирался умирать как остальные.

Когда сражение началось, генерал да приказ остановиться. Он вытянулся в полный рост и выкрикнул:
– Первая и вторая бригады, пли!
Едва произнеся, эти слова Мартин покачнулся. Он взглянул на стрелу, вошедшую ему под ребра по самое оперение. Тело генерала подхватил Мотылек. Лейтенант знал, что Геморрой умер – орки редко промахивались.
На стушевавшиеся ряды легионеров рухнул ливень стрел. Люди падали как подкошенные. Только панцирники устояли перед смертельным дождем. Орочьи лучники, укрытые ветвями могучего дуба готовились дать следующий залп.
Мотылек схлопотал стрелу в ногу. Он подал сигнал к отступлению. С левой стороны к ним подходили лешие. Если они ввяжутся в бой, солдат перебьют как овец.
«До истечения срока службы оставалось, каких-то полтора года» – думал лейтенант, ломая древко и вытаскивая наконечник.
– Воины, отходим в чащу, – скомандовал Мотылек. Еще одна стрела пронзила его печень, следующая вонзилась в горло.
Перед боем орки получили довольно четкие инструкции убивать всех людей, принимавших на себя командование.
Солдаты, укрываясь от лучников щитами, медленно отступали. Но отход все больше усугублял их положение. Последний секрет леших, находившийся у них в тылу, замкнул круг.
И началась бойня. Легионеров, как домашний скот, резали и потрошили. Солдат разрывали на части, враги вдоволь умылись живицей павших. К концу расправы от двух рот осталась только груда расчлененных тел и куча покореженного металла. Ошметки армии бежали без оглядки, чтобы сообщить ужасную весть своим собратьям.

Этой ночью клан Совы праздновал победу. Они наголову разбили людей, не потеряв и десятка воинов. Очень скоро орки косой пройдутся по селениям приматов, под корень вырезая их жалкий род. Таково высшее предназначение их племени – сеять вокруг себя ростки смерти, страха и ужаса.
Гухра, верховный вождь клана, вразвалочку сидел на собственноручно созданном троне из костей своих врагов. Орк был доволен собой. Сегодня он разгромил приматов и укрепил свое положение перед сородичами. Вождь заключил союз с скворлокхами, как себя называли лешие, сделав орочью рать сильнейшей во всех лесах Клинка.
По правде говоря, союз заключил Бунда, шаман клана, одурманив лидера леших наговорами. Благодаря ему орки имели не безмощглое стадо, а организованных воинов. Да и самостоятельно организовать столь искусно расставленную ловушку Гухра тоже бы не сумел.
Раздумья вождя прервал его младший сын Гагаха:
– Отец, в момент твоего триумфа посмел явиться к тебе этот жалкий примат.
Гагаха хлопнул в ладоши и два могучих орка, охранявших вход к опочивальне вождя, приволокли Пола, имеющего весьма жалкий вид. У шеи легионера готовые впиться в артерию застыли острия копий.
Пол знал, что его часть сделки выполнена. Но выполнит ли свое обещание вождь – оставалось загадкой.
Пол угодил к оркам случайно во время одной из первых разведок местности. Он оказался одним из пяти несчастных, угодивших в руки этим тварям. Гухра предложил им сотрудничество почти на равных условиях: сообщать обо всех патрулях в обмен на их жизнь. Четверо отказались. Пол посмотрел на подлокотники трона, созданные из человеческих черепов, и поежился.
Его товарищей варили на медленном огне очень долго. «Чтобы плоть легко сошла с кости» – сообщил ему тогда шаман. Когда черепа натерли до блеска и встроили в трон, плоть не выбросили. В тот день семья вождя сытно откушала. Легионер непроизвольно покосился на гору трупов. Этой «еды» сумасшедшим тварям хватит на долгие дни.
От внимания Гухры не ускользнул нездоровый интерес Пола к мертвым товарищам:
– Не волнуйся. Тебе как нашему помощнику тоже полагается лакомство. Ты можешь сегодня есть с нашего стола, – вождь подал знак поварам и Полу подали миску со свежей юшкой из людского мяса.
– Если не хочешь вариться в этих котлах, будешь есть вместе с нами, - вполне серьезно сказал Гагаха.
Пола стошнило прямо в поданную миску.
– Необычная приправа, – захохотал вождь. Ему, как и сыну нравилось пугать примата.
– Я пришел узнать готов ли вождь исполнить свое обещание, - выдавил, вытирая с лица остатки блевоты Пол.
Гухра взялся было за топор. Нахальный примат посмел говорить с ним в повелительном тоне. Но нет, он ему еще нужен. Веселье и жажду крови придется отложить на более позднее время.
– К этому мы еще вернемся. Сначала ты расскажешь мне вот о чем, - порычал вождь.

Когда началась бойня, Еж не сбежал. Кородцу претило чувство страха перед неизбежной гибелью, но и умирать он не спешил. После того как капитан расчистил себе путь к отступлению, он решил притаиться и побольше разузнать о неожиданных союзниках орков. Помочь легионерам он бы не смог, только бы сложил голову зазря.
Капитан спрятался под порядком поредевшей листвой и притаился. Добив раненых, орки успокоились и развели костер. Когда воины начали распевать песни, больше похожие на свиное хрюканье, Маркус понял – пора.
Едва заметный силуэт прокрался над расставленными постами к празднующим победу врагам. Ему повезло – орки насытились кровью жертв и потеряли осторожность. Они были полностью уверены, что сегодня на них уже никто не нападет.
Славная бы получилась заварушка, если бы с ним оказалось хотя бы полсотни бойцов. Но у Легиона еще будет шанс взять реванш.
Ночь выдалась холодной. Холода скоро нахлынут в Низанию принеся с собой зиму. Легионер промерз до костей, он старался не выдать себя стуком зубов.
Ветер завел свой грустный танец с сухой листвой то, вздымая ее ввысь, то опуская на землю. Оставшиеся на сучьях вялые огрызки, тихо шелестели, видимо завидуя успевшим опасть собратьям.
Прозябая от холода, Еж пробирался к лагерю врагов. Прокравшись к ним почти вплотную, он устроился на нижней ветке и начал наблюдать.
Орки веселились и пировали. Они пили кровь умерших. Это действовало на них сильнее вина. «Поедая плоть умерших врагов, выпивая их кровь, они верят, что забирают себе их жизненную силу» – вспомнил капитан скудные познания о чужой культуре.
Но вот произошло то, чего он никак не мог ожидать. Между набивающими желудки клыкастыми тварями вели живого человека. Маркус подумал, что сейчас состоится казнь, но вождь и не подумал отдавать такой приказ. Вместо этого он предложил легионеру разделить с ним еду. Еж невольно передернул плечами от омерзения. Удивление солдата еще больше возросло, кода он услышал, как человек говорит на орочьем наречии.
Речь старшего народа походила на рычание собаки и свиной визг. Передние клыки орков не позволяли им говорить витиеватыми фразами. Покрытые густым мехом, они больше походили на вставших, на задние лапы диких кабанов, чем не разумную расу. Былые войны с гномами лишили их остатков разума, и эти существа окончательно сошли с ума. Они перебрались в дремучие леса, считая кроны деревьев большим благом, чем крыша над головой. На орков легло проклятие победителей. Даже после окончания войны они не нашли в себе сил остановиться. «Только кровь утолит нашу ярость» – говорили они.
Еж понял, что непозволительно отвлекся. Он попытался приблизиться к предателю (капитан не сомневался в его статусе ни минуты), и рассмотреть лицо легионера.
В этот момент мимо дерева, где он затаился, прошли опьяненные кровью орки, решившие справить малую нужду прямо под ним.
Прошло несколько томительных минут, прежде чем Еж, наконец, подобрался на максимально возможное расстояние. Но с того места, где он остановился, был виден только затылок человека, и капитан только и мог, что пытаться разгадать, о чем толкуют недруги.
За время беседы вождь всякий раз повышал голос, и по невольному вздрагиванию человека Маркус догадался, в чью сторону произносились эти проклятия.
Ночь несла в себе мертвецкий мороз, капитан не мог дольше выжидать, иначе капитан рисковал к утру превратиться в ледышку.
Он начал осторожно пробираться когда за спиной раздались отчаянные восклицания легионера:
– Но это невозможно. Я иду на гибель, - кричал предатель.
Вместо ответа вождь подал приказ и человека повели к котлам.
– Ну, хорошо, хорошо я согласен, но только поклянись, что это будет моим последним поручением.
Вождь прорычал проклятие, но все же кивнул.
Далее предателя провели в шатер вождя, следом вошел глава клана, несколько орков и двое леших – видимо тоже не последние фигуры их союза.
Чувствуя, что с каждой секундой мерзкий холод сосет из него жизненные соки, капитан проклял врагов, спрыгнул на землю и канул в темноту.

Зеркало поколений
Елена Павловна вышла на крыльцо, встречая. На красивом, добром лице явственно читалась легкая укоризна
- Андрей Аристархович! Ну что же вы, милейший: право, так опаздывать, все уже заждались.
- Прошу меня извинить, дражайшая Елена Павловна, - слегка касаюсь губами протянутых пальцев, с удовольствием вдыхаю запах цветочного мыла, исходящий от них. - У помещика Распопова понесли кони, пришлось вправлять возчику руку и накладывать шину.
- Ну полно-полно! - Елена Павловна подхватила меня под локоть и чуть ли не поволокла в дом. - С порога такие подробности! В гостинной уж и поговорим. Клавушка, - это она горничной — Прими у господина Снегина шляпу и трость.
Я всегда с удовольствием ездил на посиделки в усадьбе Струменщиковой. Будучи женщиной ангельской красоты и безбрежного обаяния, она в равной степени являлась настолько же умна, насколько и неотразима. В то время, как ее ровесницы щеголяли нарядами и жеманничали с кавалерами на балах и званых вечерах, стараясь подоходней обустроить свой брак, Елена Павловна больше времени уделяла чтению Вольтера, Гюго, Сервантеса, Достоевского. Матушка ее, Антонина Афанасьевна, с излишней, на мой взгляд, щепетильностью относящаяся к сложившимуся положению дел, чуть ли не силком вытягивала нерадивую, в плане обзаведения потомства, дочь в свет. И лишь когда начались вечерние чаепития, устраиваемые Еленой Павловной каждую среду, «маман» немного угомонились.
- Ну наконец-то, батенька! - Алексей Григорьевич встал, широко раскинув руки. - А мы уж боялись вас не дождаться!
- Простите ради Бога, Алексей Григорьевич, Николай Петрович и вы, Зинаида Павловна! Простите великодушно! Служба у меня такая, что ни днем ни ночью продыху нет!
- Ну что ж на службу-то хулить! - Улыбнулся Николай Павлович, разминая пальцами папиросу. - Кто давал клятву Гиппократа тем спокойный сон неведом!
Я обменялся крепкими рукопожатиями с мужчинами, облобызал руку Зинаиды Павловны и наконец присел в услужливо подставленное кресло.

- Больше двух бутылок на одни руки не выдаем! - Обрюзгшая продавщица своей, выпирающей из под захлюпанного бурыми пятнами халата, необьятностью,закрывала половину стойки за прилавком .
- Да какие проблемы, родная! - Леха полоснул улыбкой покоцанные прыщами щеки. Кожа на лице опасно натянулась — того и гляди лопнет, обдав продавщицу желтоватой струей. Я сглотнул: воображение — враг мой.
- По два пузыря на руки, так по два! Вот одна рука, а вот вторая. Два плюс два четыре! Скока с нас?
- Академик! - Продавщица повернулась, необьятности запрыгали-заколыхались и с секундной задержкой повторили маневр. Громозека в халате. Нет, тогда уж Громозечка.
- Двадцать пять семьсот! - Бутылки выстроились на прилавке, как солдаты на плацу.
- И еще банку сардин, колечко «Краковской» - вон то, батон и шоколадку. - Леха зашуршал купюрами, оценивая свою платежеспособность.
- Какую шоколадку?
- А какие есть?
- «Чайка» и «Аленка».
- Давай «Чайку».
Пакет оттягивал руку. Солнце на небе болезненно пухло жаркими потеками. Красный червяк трамвая изрыгнул очередную порцию спешащих домой пассажиров...

- Ах, какими же людьми будут наши потомки! Не сомневаюсь в том, что окажутся они сильными, невероятно одаренными духовно и морально, замечательными и талантливыми во всех аспектах. Они полетят на Луну, как в романе месье Верна, а может и намного далее, за пределы солнечного лимба, к звездам. Победят голод, нищету и болезни, алчность, похоть и гнев. Они будут красивы как античные статуи и смиренны как библейские праведники! Невероятными, невозможными людьми будут наши потомки!

- Ну а я ему и говорю: слышь, ты , пендос голимый, еще раз увижу, как ты рядом с моей телкой трешься - яйца поотрываю. Ну а он сразу на очко выпал, начал че то мычать типа «Я не такая, я жду трамвая». Слушал-слушал его, а потом не вытерпел и в бубен ка-а-ак прорядил!
- Ну, здорово! А он че?!
- Да ниче, я ж говорю — обосрался. Сидит молча, юшку по е*лу растирает! Налей-ка лучше еще.
Леха надербанил «Столичной». Кока, он же Николай лихо опустошил пластиковый стаканчик, крякнув на выдохе.
- Да, преподы они все такие! Вроде о высоком трещат, а чуть-что — сразу в трусы немытыми руками лезут. Расл...растлители, ептыть!
- Да ну вас, вечно вы всякую чушь порете! - Зинка оправила миниюбку, еле прикрывающую голенастые колени — Леш, мне тоже налей.
- Желание дамы — закон! - Леха засмеялся, берясь за бутылку.
На экране телевизора четыре ражих молодца вовсю пользовали в причудливых позах пышногрудую нимфетку, совершенно не стесняясь численного превосходства. Характерные ахи, вздохи и фразы немецкого языка наполняли задымленную кубатуру комнаты.
В паху жутко чесалось и совершенно не от просмотра фашистской порнухи. Мандавошки что ли? Хорошо если так, а если чего похуже? Ну, Ленка... Лахудра! Встречу — пришибу!
- Хорошо сидим! - Кока довольно зажмурился, наблюдая за разворачивающимся на экране действом. - Глянь-глянь, в три ствола работают, а четвертый на подхвате!
- Я недавно фильм новый смотрел, американский! Так там мужик пока бабу жарил, из него пули вытягивали — ну вроде как эта анэс...Андрюх, как это слово называется,чтоб не больно?
- Анастезия. — Подсказываю я.
- Во-во, оно, точно!
- Хитро! Надо будет попробовать.

Глава 8
«А сейчас поговорим
о главном»
Тайный сигнал к началу
запрещенных в Легионе
азартных игр

Пола втолкали в шатер и поставили на колени. Все, кроме вождя, тоже преклонились чучелу совы – символу клана. Он знал, что в случае нарушения орочьих традиций ему сразу же отрубят голову. Такая же участь ждала остальных, пренебрегающих правилами хозяев.
– Примат, смотри сюда, – орк достал карту местности, отданную ему Полом ранее. На схематичном рисунке черным цветом было обозначено местоположение клана Совы, синим же, обозначались части Легиона. Алыми точками на карте рассыпались города Низании. До ближайшего поселения было рукой подать – всего день пути.
– Если все обстоит действительно, так как ты мне говорил до этого, мы захватим все земли в этой округе до праздника звездопада.
Пол догадался, что речь идет о первом снеге. Гухра приосанился, представляя себе как другие кланы, прознав о его успехах, присоединятся к победителю и он, величайший из своего рода, выкосит всю людскую мерзость с лица мира. А за приматами последуют другие – кентавры, гоблины, лон`нес`тийцы. Он воистину станет величайшим из орков, и каждый день сможет позволять себе кровавые бани. Гухра мечтательно улыбнулся.
– Итак, ты предлагаешь не сшибаться с приматами лбами, а обмануть их? – Вождь ухмыльнулся, показав присутствующим внушительные клыки.
Он с презрением относился к этой мартышке. Но влияние Гухры на клан падало, если он не предпримет решительных мер, тогда…
Старый орк посмотрел на Волаха, своего старшего сына.
Тогда весной у клана Совы появится новый предводитель.
– Именно так, вождь. Я уверяю – вы не потеряете и половины своих воинов. Вашей армии вполне хватит, чтобы разорить окрестные поселения, а может и небольшой городок.
– Орки всегда выходят победителями из сражений. Нам не нужны уловки, чтобы одолеть врага, – гордо прорычал Гагаха.
Он всей душой желал смерти этой обезьяне. В душе орк понимал, что без помощи Пола они не добились бы подобного успеха. Легионер рассказывал обо всех постах, секретах и патрулях в округе.
– Знаю, - язвительно проговорил Пол. В шею болезненно кольнуло копье, и он поспешил продолжить. – Однако бои с легионерами займут некоторое время, что для вас непростительно. К тому же скоро пребудет подкрепление. Маги, целители и несколько сотен бывалых воинов. Если не организовать наступление в течение двух дней планы могут рухнуть.
– Примат прав, мы теряем время. К концу дня нужно уничтожить людей. Велите трубить сбор воинов, – сказал Волах.
Гухра повернулся к нему. Широкоплечий, мускулистый, и что довольно редко для орка – предусмотрительный. Он станет хорошей заменой ему. Вождь непроизвольно сглотнул. Он знал, как поступают с бывшими предводителями. Их с почестями провожают в Тундру – посмертное место обитание всех вождей.
– Излагай свои мысли, – проговорил Гухра.
– Я предлагаю вам разделить армию на части и обойти легионеров с флангов, – Пол отметил места на карте. – Дождитесь захода солнца. Когда солдаты отправятся на покой, я подам знак светильником с дозорной башни. Далее ваши лучники дадут залп по форту, лешие, г-хм, скворлокхи, идут в лобовую атаку. Им стрелы что занозы.
– Слова, произнесенные трусом, всегда будут вонять трусостью, – прорычал Гагаха, дергая ремень, крепящий топор.
– Хватит сын. За наше унижение заплатим не мы, а они, – Гухра кивнул в сторону Пола. – Удача благоволит сильным. Мы победим, и точка. Совещание окончено.
– Мы не оговорили нашу плату, – подал голос Серп. Вожак леших со скрипом приподнял сучковатую голову и взглянул на вождя.
Гухра же повернулся к шаману и мысленно проклял все его семейство вплоть до седьмого колена. Бунда уверял его в том, что скворлокхи полностью подчиняются чужой воле, и считал их чем-то вроде оружия в своих руках.
– Назовите мне их, – вождь не хотел лишиться костяка своей армии.
– Вы отдаете нам лес.
Гухра попытался сдержать смех. Его клан был не единственным в здешних краях. Уход членов клана из лесов не сделает леших владыками деревьев. Тупые твари совсем не разбирались в политической жизни края. Да и не отдадут орки лес. Только здесь, вдали от проклятых гор, они не чувствуют того страха, который испытывали раньше, под конец войны с гномами.
– Это не возможно, умерьте свой аппетит.
– Хорошо. Вы отдадите нам сердцевину леса и всех пленных, которые останутся после нашего похода.
– Зачем вам пленные? – Удивился Гухра. – Мы не собирались их брать. Может, возьмете долю от поверженных врагов?
– Нет. Только живых, – плотоядно осклабился Серп.
Никто, кроме самих леших не знал, почему они зависели от теплокровных существ. Кожа живых была основой для их круговорота жизни. Лешие не могли плодиться как орки или люди. Они появлялись на свет из «болота жизни» – жижи, в которую после осой обработки превращалась плоть тех нечастых, которым не повезло попасть им в лапы. Кожу снимали с еще живых жертв. Причем, чем большие муки обреченные испытывали при этом – тем больше впоследствии родится леших. После предстоящей бойни леших существенно прибавится.
– Договорились. Больше никто не хочет высказаться? – Гухра обвел присутствующих злым взглядом. – Сыны – велите бить в тамтамы. Мы выступаем.

Пола вытолкали из шатра, показав напоследок местоположение людей при помощи пинка под зад.
Он опять выжил. При каждой встрече с вождем легионер думал, что больше не вернется оттуда живым. И каждый раз этот орк все изощреннее пугал его. Видно это доставляло ему огромное удовольствие.
Пол вспомнил свою первую встречу с ним. Тогда он поклялся верности тому, кого ненавидел всей душой. Не правда ли смешно? Пол продался с потрохами, заложил все то, чем дорожил. Он ползал перед ними на коленях, умоляя оставить его в живых, ведь предложение вождя о помиловании того, кто перейдет на их сторону было всего лишь шуткой.
И тогда, уже возле самого котла, Пол выложил все планы Легиона. Он сказал, что вскоре их всех истребят подобно бешеным псам. Но если его пощадят, Пол станет очень полезным союзником.
Ему не поверили. Пятки чуть было не лизнул кипяток, но тут вмешался шаман. Это кабанье отродье предложило проверить слова легионера. На Пола наложили чары. Он рассказал и то, как в молодости влюбился в свою соседку, и то, как подстерег ее мужа с дубиной. Воин поведал, что не смог удержать содеянное в тайне. Пол нехотя рассказал как его любовь, узнав правду, выбросилась из окна и разбилась насмерть. Он известил присутствующих о том, как на него стали смотреть в округе. Не утаил он и того, что считал себя последним негодяем и от того чтобы спастись от своего прошлого записался в Легион, чтобы верной службой искупить давнишние грехи. Ну и конечно он рассказал все, что знал о предстоящей кампании.
Орки решили, что им все-таки нужен этот примат. В ответ он наобещал им целый мешок клятв в верности. Пол готовился смыться по быстрому, но шаман оказался предусмотрительным. Бунда провел над ним обряд, сделавший человека рабом орков. В этом Пол убедился довольно скоро.
Каждый раз, когда Пол не хотел делать то, чего от него требовали, сердце легионера останавливалось. Но ненадолго. В самый раз чтобы он успел ужаснуться своей беспомощности. Рядовой стал первым человеком, шпионящим в пользу орков.
До смерти уставший, солдат вышел на опушку леса и поплелся в сторону зарождающегося форта. Несмелые осенние лучи восходящего солнца, словно обличая предателя, поблескивали на не вымазанных грязью и чужой кровью доспехах.

Глава 9
«Хуже войны может быть
только ее ожидание»
Неизвестный солдат

Что-то бесконечно далекое, уже кажущееся дурным сном проникло в его безмятежную дрему. Это было сродни воспоминаниям детства – запоминались только ощущения чего-то родного, но давно утраченного.
Он видел огромный не похожий ни на один из существующих город с непропорциональными и от этого еще более грандиозными строениями, зверей и нелюдей с сияющими бликами на челе. Перед ним представали сотни полей сражений ожидающих его присутствия.
Потом был испепеляющий жар и соленый вкус собственной крови. Но и эти чувства канули в небытие. Осталась лишь всепрощающая абсолютная тьма, милостиво поглотившая его естество.

Шафт проснулся от настойчивых тычков Дохляка. Впрочем, он уже привык к такому отношению. Каждый день солдат будили криками «подъем». Для медлительных полагались чувствительные удары по почкам. Капралы не ленились и выдумывали все новые каверзы новичкам.
Но его разбудили не капралы. Шафт мрачно уставился на рыжего паренька. Пожалуй, Юз получит хорошенькую взбучку сегодня.
– Ну, чего уставился? Я тут одолжение ему делаю, а он смотрит как баран на новые ворота, - быстро затараторил легионер.
Юз был чем-то обеспокоен. Может, и впрямь случилось и впрямь нечто из ряда вон.
– Дай угадаю – нам не дадут завтрак? Или очередная экзекуция от капралов и мы с тобой там главные гости? – Проворчал Шафт.
Он поднялся и потер занемевшие конечности, безуспешно пытаясь согреться. Потом рекрут начал сноровисто укладывать ветхое покрывало и пучок соломы, представлявший собой подушку в вещмешок. Потом он принялся тщательно смазывать доспехи и меч куском смальца. Осенняя сырость плохо влияла на металл, покрывая его налетом ржавчины, а более дешевого и действенного способа уберечь от нее амуницию у легионеров не было. Однако закончить священнодействие ему помешал Юз:
– Ты здесь торчать собираешься что ли? Говорю же – идем со мной, - проныра буквально тянул его к выходу.
– Слушай Юзик, - незаметно для себя Шафт привязался к энергичному пареньку. Постоянное любопытство и непоседливость были основными чертами характера Дохляка. – Или ты объяснишь мне, что происходит, или – он показал Юзу кулак. – Объяснишь это ему, а я продолжу заниматься делом.
– На нас напали! – Закрывая глаза, выпалил легионер.
– Как напали? – Опешил Шафт. Он осмотрелся по сторонам, выглядывая притаившегося противника.
– Да не сейчас, дурень, - Дохляк быстро взял инициативу в свои руки.
Он ухватил Шафта под локоть и повел по тропинке к плацу. Другие солдаты, кто по группам, кто в одиночестве, тоже стекались туда.
– Вчера, если помнишь, Геморрой и ветераны ушли в рейд, пытаясь искоренить новую напасть – леших. И без них бы прожили. Ну, так вот – солдат перебили. И кто как ты думаешь? Можешь не отвечать – не угадаешь. С лешими заключили союз орки – вот ведь небывальщина. В общем, почти никто не выжил. Наши опытные воины угодили в засаду, представляешь. Орки нашпиговали их стрелами и изрубили на куски, - Юз попытался показать, как именно враги это сделали, и так махнул клинком, что чуть было не отсек себе ухо.
Они подошли к остальным. Перед ними выступил с короткой речью Счастливчик. Капитан был бледен, но его голос не дрожал и внушал уверенность.
– Думаю всем присутствующим здесь известно, что генерала Мартина и многих воинов, ушедших с ним, нет в живых. Так же вы, должно быть, знаете, что орки действовали не в одиночку. Подтверждаю, мы так же имеем дело с лешими. Кто еще не догадался – это самое худшее, что с нами могло произойти. Ходячие пеньки имеют очень толстый хитин, который не возьмут стрелы.
Но я собрал вас не для того чтобы поплакаться. Вполне понятно, что враги, окрыленные такой победой, на этом не остановятся и в скором времени попытаются взять форт. Но я обещаю вам, что Легион достойно встретит незваных гостей. Мы будем готовы к нападению. Это все что я хотел вам сказать. Вольно, бойцы.
Легионеры уходили с плаца весьма озадаченные случившимся. Но они и не подозревали о настоящем положении дел.

Пол рыл ров вместе с его новой командой.
После того как всех выживших обстоятельно расспросили и сверили их показания, ему дали должность капрала в стрелковом взводе. Пол исподлобья глянул на небо. Голубой эфир укрылся сплошным потоком серых грозовых туч. Небеса явно не одобряли его поступка. Да и сам Пол был зол на себя.
Его беспокоили мрачные мысли. Скоро начнется мясорубка с мизерными шансами выжить в ней. Поэтому, после того как он даст сигнал, новоиспеченному капралу прямая дорога на большую дорогу. Ничего, разбойники тоже неплохой жизненный выбор. По трактам Низании таких людей пруд пруди – чем он хуже?
Главное, не дрейфить. После отбоя он подойдет к постовому и тихонечко полоснет лезвием по нежной коже на шее. Чик и все. А потом ноги в руки и…
Пол углубился в работу с головой.

После того как к ним присоединился только что произведенный в чин капитана сутулый и бледный как сама смерть легионер, по кличке Гроб, Счастливчик начал:
– Перейду сразу к делу. Ребята, среди нас есть предатель. Еж, просвети людей.
Маркус поднялся с ящика, временно служащего стулом.
– После разгрома я прокрался в стан противника. Представьте мое лицо, когда я застал там живого и вполне упитанного легионера беспечно беседующим с вождем клыкастых.
– Понял, - взвыл сухим баритоном Хрипун, сотник роты легкой пехоты. – Вот почему мы никого из их братии не встречали ранее.
– Этот стервец обо всем докладывал, - подтвердил его догадку Еж. – Они знали про все наши перемещения по округе.
– Эта информация нам ничем сейчас не поможет, - проговорил Гроб.
– Отнюдь. Теперь мы можем сократить список подозреваемых на семь человек – так как им ранее не приходилось выходить в патруль. Поэтому, они не могли знать о маршруте движения, – заметил Счастливчик.
– Ну, хорошо. Давайте надавим на остальных, – предложил Гроб.
– Не выйдет. Орки не так глупы, как кажется, – скривился Еж. – Я видел в их лагере шамана. Он вполне мог наложить какие то чары на предателя. И как только мы его расколем, мерзавец станет горкой пепла. Но если мы его вычислим, то сможем приглядывать и предвосхитить действия противника.
– Установим за каждым из них наблюдение, – решил Счастливчик. – Но у нас остается открытым следующий вопрос. Каким будет их следующий шаг?
– На этот вопрос отвечу я, – подал голос, доселе помалкивающий до этого Шрам. – Они нападут. И вы знаете, что это правда.
– Но когда, умник? – Раздражительно фыркнул Гроб.
– А ты догадайся. Через день-два к нам прибудет подкрепление. Предатель знает об этом и, несомненно, известил орков.
– Они нападут сегодня ночью, – прошептал Хрипун.
На долгое время в помещении повисла зловещая тишина.
– Но они ведь не пойдут в открытое наступление? – Гроб повернулся к Маркусу в ожидании ответа.
– Да, такой поступок чреват большими потерями. Вполне вероятно, что они захотят напасть и на окрестные селения, а для этого требуются значительные силы, – заключил Еж.
– Следовательно, они прибегнут к хитрости, – предположил Хрипун.
– Шрам встал и, не говоря ни слова, прошел к забитому под завязку бумагами ящику. Он вытянул карты местности и боевых порядков Легиона.
– Я тоже думал о таком ходе событий и поэтому начеркал в уме несколько вариантов развития событий.
– Отлично капитан, – произнес Счастливчик. – Твои предложения будут взяты на заметку. Если атака совпадет с предположенным ранее вариантом, мы будем действовать с согласованным ранее планом.
– А как быть с нашим местоположением? Враг знает наши порядки. Может нам стоит перегруппироваться? Или устроить им ловушку?
– У меня есть мысль на этот счет, – грустно сообщил Шрам.
Он помнил свою первую кампанию. Тогда Легион получил памятный урок. Чувствуя за собой преимущество в численности и используя элемент неожиданности, легионеры пошли в лобовую атаку ночью. Но воинов ждал неприятный сюрприз.
Когда солдаты ворвались в предполагаемый стан противника, а, как известно минотавры живут в основном в горных ущельях, то не нашли никого кроме поджидавшей их старушки смерти.
На людей низринулись груды камня. Валуны погребли все командование и большую часть солдат. Но враги на этом не успокоились. Минотавры зажали легионеров с флангов, не давая опомниться. Шраму тогда несказанно повезло. Он отделался только уродливым рубцом, пересекающим все лицо. Его спасла от гибели только чудотворная сила целителей.
– Мы применим тактику воинов степей. Гоблины не раз истребляли наши патрули таким образом. Конечно, это не поможет нам победить, но возможно даст шанс дождаться подкрепления, – заявил Шрам.
Обсуждение предстоящего сражения продолжалось не один час. Наконец офицеры вышли из командного шатра, подставив усталые лица закатным лучам солнца.

Воины Гухры подоспели задолго до истечения предполагаемого срока. Как и предлагал Пол, орки разделились на две части, ведомые под началом вождя и старшего сына. Лешие двигались отдельно от союзников. Именно с их помощью Гухра хотел сломить волю людей.
Вождь знал – сегодня решается судьба клана. Он может прославить себя и своих потомков, ну и конечно укрепиться на троне более основательно. Нужно было торопиться. Задержись армия на один день и все планы рухнут.
Солнце медленно скрывалось за горизонтом. Гухра послал вперед смотрящих с приказом смотреть в оба, ведь человек мог дать сигнал в любое мгновение.
Минутой раньше этот же приказ отдал Волах. Орк не был дураком. Он знал что, напав на лагерь приматов клан, одержит великую победу. Знал Волах так же, что таким образом отец стремится укрепить свое положение в клане. Такое развитие событий не устраивало сына вождя. В его положении оставалось только поджидать случайности, способной изменить порядок вещей.
Серп был само спокойствие. Предводитель скворлокхвов добился всего, чего хотело племя. Сердцевина леса была средоточием магических сил. Если они правильно проведут обряд – получится новое «болото жизни», которое будет давать миру в разы больше леших, чем это делало старое. Ждать оставалось совсем немного.

К концу дня руки Шафта покрылись сплошным слоем кровавых мозолей размером с вишневую косточку.
Легионеры корпели с самого утра. Солдаты обтесывали и ставили колья, рыли траншеи и таскали мешки с песком. Он думал, что этой муке не будет конца, и когда Шафт готов был потерять сознание, Нагоняй отдал приказ «отбой».
Легионеры как стояли, так и повалились на рыхлую землю. Некоторые сразу же заснули. Некоторое время Шафт лежал, не осмеливаясь пошевелить рукой, так как боялся, что износившаяся конечность отпала от тела. Окинув мутным взглядом бригаду, он заметил как Кровавая Мери, словно мать заботится о стонущем Дохляке, дела которого были еще хуже, чем у Шафта.
Лимонадный Джо, Кактус и Зуб вяло переругивались. Брюхо инстинктивно доедал свой паек.
На плечи усталого легионера опустились руки – одна тяжелая и крепкая, другая нежная и мягкая.
– Давай я осмотрю твои руки, - произнесла Золотава. Девушка достала чистую полосу ткани и дурно пахнущую мазь.
«И откуда у нее это? Комплект вроде у всех один и тот же» – еле ворочая мозгами, подумал Шафт.
– Не раскисай Грозный. Нас еще ждет бой, – подбодрил Джон.
Шафту показалось, будто кто-то застонал. Возможно, это был он?
– Тихо, дуралей. Не видишь, парень и так выбился из сил, - упрекнула его Льдинка. – Но действительно Шафт. Как это не тяжко, но сегодня нас хорошенько потреплют орки. И не каждый доживет до утра. Эй, что с тобой? – удивилась Золотава.
Глаза Шафта превратились в узкие щелки. Он попытался встать. На перевязанных ладонях бурыми пятнами проступила кровь.
– Никогда больше. Я не допущу новых смертей. Остановить, я должен их остановить.
Джон и Льдинка снова уложили его. Подождав, пока измученный товарищ не уснет, двое легионеров двинулись к их постоянному месту встреч – тренировочному полю.
– Ты не спрашивал Шафта о его пролом. Чувствую – с ним что-то не ладно, – нарушила тишину Льдинка.
– Только однажды. Он посмотрел на меня, словно я вонзил кинжал ему под ребра. Когда речь заходит про орков, Грозный просто звереет, – ответил Скала.
На минуту повисло неловкое молчание. Они вышли к палаткам, смотря в разные стороны, но думая об одном. Они думали о той прекрасной ночи, которую подарил им Легион.
– Золотава, я все думаю о нас. Мы могли бы… – Сердце Джона всякий раз начинало исступленно биться в груди, когда он думал о ней. Но всякий раз, кода он начинал говорить, нужные слова выветривались из его головы, словно уносимые ураганом. Впервые в своей жизни он не знал, как поступить дальше.
– Да ладно, Джон. Расслабься. Мы были слишком пьяны тогда. Больше об этом ни слова. Пойдем лучше к котлу. Я заметила, что Брюхо поглядывал в его сторону с вожделением, – удивительно, но слова дались ей легко.
Льдинка отстранилась от Джона.
Ей не нравилось, что он начинал овладевать ее мыслями. Золотава поступила в Легион не для того чтобы опять попасть в зависимость. На ее родине женщин считали чем-то вроде мебели – разменной монетой для выгодных союзов. Здесь она имела хоть и ущемленную, но все же свободу, и не спешила с ней расставаться. Но искра, которую зажег Джон в ту ночь медленно, но верно разрасталась в пожар вечной и пылкой любви.
Скала уныло плелся за ней не испытывая и тени облегчения от того что Золотава избавила его от признания своих чувств. Напротив, его охватила тревога, будто Джону необходимо было сказать эти слова в короткий срок. И срок этот с каждым мгновением становился все короче.

1. Сочетание высокопарного слога в сочетании с, я бы сказала, «школьным слэнгом» в репликах героев. Кстати, а почему орки оказались такими образованными? Я о них конечно не так много знаю, как хотелось бы, и могу судить только по «Властелин колец», но все же это немного странно. Вот реплики орков:
Высокий слог
«Велите трубить сбор воинов»
«Удача благоволит сильным»
«Нам не нужны уловки, чтобы одолеть врага»

А вот для сопоставления реплики людей (если правильно поняла):
Школьный слог
«Да ладно, Джон. Расслабься.»
«Тихо, дуралей.»

Вывод: орки, проучившись на филологическом факультете МГУ, составили отряд мародеров, и отправились жить в лес, убивать и грабить. Людей вы тоже либо приукрасили, либо я в другом кругу живу и общаюсь, но мне кажется их общение также не совсем адекватным. Когда мне говорят «Да ладно, расслабься» - я скорее обижаюсь, аргументы какие чтобы я расслабилась, и вообще это наезд )) «тихо, дуралей» - тоже, извините. Скорее похоже на общение хозяина с собакой… Но люди обычно разговаривают более выразительно и содержательно, а чтобы придать скептическую нотку в свою фразу, обычно просто произносят ее менее серьезно, или наоборот повышают голос. Много разных способов передать настроение, или симпатию, не прибегая к таким «фразочкам».
Небольшой наезд вам от меня )

2. Расы, подрасы, и прочие действующие группировки – как же их много и так ли они шибко гладко сочетаются в одной книге друг с другом?
Гномы – орки - приматы, люди, тундра. Лешие и лес. Минотавры.
Кто с кем, кто за кого…
Сказка, фантастика и реальность в одном флаконе.
Если брать «Властелин колец» для сравнения (хоть стреляйте, но это то, что с моей точки зрения есть шедевр шедевров, и после которого скептицизм к прочим авторам похожего жанра заработать несложно), так вот, во властелине вы не обращаете внимание, что там есть люди, потому как они выступают как единое целое в том мире, в котором живут. В их мире нет «тундры», там нет вообще ничего обыденного. И в то же время их мир не похож на сказку, а ваши лешие и минотавры выглядят среди орков и гномов несколько не к месту, как мне кажется. Приматы еще какие-то.
Выводы: неорганично подобраны действующие лица, мир в котором они живут, и конфликт тоже не слишком занимательный. К чему все идет – даже не очень интересно. Конечно, можно со мной поспорить в этом, ведь (о ужас!) я даже не люблю звездные войны. Там кстати тоже были приматы, и кого там только не было, тоже собрали невесть кого, перемешали. Но кто знает, может, вы прославитесь, с такой подборочкой героев, как создатели звездных войн! Вот такая мысль.

3. Сочетание имен. Не буду особо распространяться по этому поводу. Просто подборочка:
- труднопроизносимые (Шафт, Гухра)
- трудноусваиваемые (Злотава, Скала).
- глуповато звучащие (Джон, Льдинка, Шрам, Гроб, Счастливчик)
Выводы: вы на 100% уверены в этих именах?

4. Многие описательные фразы несут некую искаженную информацию, по которой картинка в голове либо не складывается, либо наоборот складывается слишком яркая и совсем не та, на которую рассчитывал автор. Вот примеры и комментарии к ним:
«сплошным слоем кровавых мозолей» - трудно себе это представить, просто мясо что ли?
«еле ворочая мозгами, подумал Шафт.» - я когда читала представила себе мозги, и как они ворочаются…
«Орк не был дураком» - это кстати ваша оценка
«Легионеры корпели с самого утра.» – что-что делали?
«Пол исподлобья глянул на небо.» – это как? Весь извернулся и умудрился изподлобья глядеть на небо.
«Сердце Джона всякий раз начинало исступленно биться в груди, когда он думал о ней» – исступленно биться – не буду спорить, но порассуждаю на тему того, сочетаются ли эти слова. Мне кажется, «исступление» несколько устаревшее и стилистически поэтическое, и употребляется чаще в качестве существительного, а ни наречия. Посмотрела в словаре, «Состояние крайнего возбуждения, при к-ром теряется самообладание». То есть «возбужденно биться» хоть и с натяжкой, но терпимо, а «биться в состоянии возбуждения, при к-ром теряется самообладание» - это значение того, что написали вы, и по-моему трудно себе этот процесс представить.
«Широкоплечий, мускулистый, и что довольно редко для орка – предусмотрительный.» - это одно предложение. Физические данные и личностные в одном флаконе – плохой прием, даже запретный, я бы сказала.
«Ей не нравилось, что он начинал овладевать ее мыслями.» - нежелательные ассоциации того, как человек овладевает чужими мыслями – то есть я к примеру представила себе этот процесс, а так же задалась многочисленными вопросами – как это можно сделать, руками, силой мысли, дунуть, свиснуть, как?
«Джону необходимо было сказать эти слова в короткий срок. И срок этот с каждым мгновением становился все короче.» - насколько короткий? Совсем коротюсенький? Или средней коротковатости? Или короткий по меркам тупых (но при этом выпускников МГУ) орков?
«ведомые под началом вождя и старшего сына» - хм… за ниточку? Силой мысли?
«Гухра послал вперед смотрящих с приказом смотреть в оба» - я несколько раз перечитывала эту фразу, каждый раз получая удовольствие 
Выводы: вы на 100% уверены, что воображение ваших читателей не столь развратно-превратное как, к примеру, мое?
5. Запятые – причастные, деепричастные обороты часто оформлены запятыми неправильно. К прим. «Он знал что, напав на лагерь приматов клан, одержит великую победу.»
Выводы: дайте отредактировать кому-нибудь, кто в русском знаток ;)

Спасибо за внимание!

Глава 10
«Сражение это состоялось
близ северного тракта, недалеко
от Зэльдинского перепутья.
Враг имел внушительное преимущество
в силах, но на мужество и отвага
легионеров сравнивали шансы…»
Отрывок из летописи Легиона –
официальном историческом документе
повествующем обо всех боевых действиях
легионеров на суше и на море.

Ночь незаметно опускалась на предстоящее поле битвы. Тени исчезали, расплываясь в сгустках полумрака. Сумерки скрыли кругозор, смешали и исказили очертания пейзажа.
Казалось, даже лесное зверье притаилось, чувствуя нервное напряжение противоборствующих сторон. Словно непримиримые враги – порядок и хаос, люди и орки часто сталкивались между собою. И то одни, то другие одерживали верх соперником.
Невидимая клепсидра рока отсчитывала последние капли спокойствия. Вязкие и тягучие они падали вниз, перечисляя будущие жертвы бойни.
Со стороны леса доносились приглушенные проклятия и похрюкивание. Поскрипывали голые ветви падубов, а может это лешие в нетерпении разминали свои чудовищные конечности. Холодный ветер пригласил листья на танец, и они закружились с ним в грустном хороводе.
Со стороны форта не доносилось ни звука. Настроение людей как ничто другое сейчас отражало дух Легиона. Нерушимое, уверенное в собственных силах оно на своем примере доказывало, что этот бой лишь один из многих, в котором Легион одержит победу.
Но вот между затихших легионеров начала прокрадываться темная фигура…
Мир замер и напрягся. Случайная птица, пролетавшая над опушкой, заметила множество силуэтов, держащих блестящие предметы…
Внезапно вся живность сорвалась с насиженных мест и, оглашая окрестности сумасшедшим воем и карканьем, понеслась прочь. Зверье, во что бы то ни стало, стремилось покинуть место, облюбованное смертью.
На дно клепсидры упала последняя капля…

Пол старался идти неслышно. Он крался вдоль симметрично расположенных палаток и шатров, вмещающих в себя спящих солдат. Мысль о том, что он вскоре обретет свободу, согревала его пуще костра.
Сознавая, что для воплощения плана нужна проворность, Пол избавился от громоздких доспехов, оставив при себе лишь кинжал. Он запросто обошел постовых и дремлющих бойцов.
Пол не догадывался, что за ним следили. Капрал по кличке Пластун, по приказу Счастливчика наблюдавший за возможным предателем, держался в десятке метров от него. Капрал мог в любое время поднять тревогу, но желал удостовериться на все сто, что перед ним именно тот человек.
Пластун слабо верил, что любой вменяемый человек может шпионить в пользу орков. У легионеров тем более не должно было быть на это причин.
Пара петляла по лагерю, представлявшему собой правильный прямоугольник, вытянутый вдоль леса. Возле недостроенных стен лежали неровно отесанные колоды и строительные принадлежности. Немного дальше виднелись рвы и ряды острых кольев. Возможно, такое нагромождение препятствий и не остановит врагов, но уж точно задержит.
Пол с опаской приближался к вышке. Он нервничал и пытался унять дрожь в теле. Легионер знал, что в случае неудачи поплатится жизнью. Вождь обещал отдать его в лапы Серпа, попытайся воин его обмануть.
Пол вытянул кинжал и приготовился к нападению, но за спиной раздался голос, от которого легионеру стало не по себе:
– Куда-то собрался, капрал? – Лениво растягивая слова, произнес Пластун.
Воин стоял в нескольких метрах от предателя с вытянутым из ножен клинком.
– Вечерняя прогулка, – оборачиваясь, выпалил Пол.
– Наслаждайся ей вволю, так как она последняя в твоей никчемной жизни.
Капрал набрал в легкие побольше воздуха и приготовился поднять тревогу. Пол, почти не целясь, с полуоборота метнул кинжал в так некстати появившегося соперника. Он промахнулся. Кинжал ударил капрала рукоятью и отлетел в сторону. Не дожидаясь пока противник опомнится, предатель набросился на него и столкнул плечом в ров.
От неожиданности Пластун выронил меч. Ругаясь последними словами, он начал выбираться на поверхность, цепляясь руками за мерзлые комья земли.
Не дожидаясь, когда капрал вылезет, Пол бросился к лестнице. На половине пути его окликнули, но легионер упорно лез вперед и остановился только, когда к его горлу приставили меч.
– Какие демоны тебя мне принесли? – произнес дозорный. – Рассказывай или отправляйся в бездну.
Товарищ по наряду внимательно следил за движениями незваного гостя.
– В лагере предатель. Поднимайте тревогу, – Пол сказал первое, что вертелось на языке.
Как ни странно, но солдаты ему поверили. Один достал рупор, второй отвел меч. Пол отреагировал моментально. Предатель с размаху заехал ближайшему солдату в висок, и тот, перегнувшись через перила, упал вниз, на колья.
– Что за… – Второй воин отбросил рупор и потянулся к мечу.
Пол подобрал клинок, выпавший из рук убитого им легионера, и рубанул наискось. Дозорный парировал перекрестным ударом. Пол сократил дистанцию и боднул соперника лбом, сломав тому нос. Легионер взвыл и попытался отстраниться, но предателю терять было нечего. Он проскользнул в миллиметре от вытянутого в его сторону меча, обошел противника с левого фланга, и зажал горло в мертвом захвате. После нескольких секунд, показавшихся Полу вечностью, дозорный прекратил брыкаться, царапаться, хрипеть и, наконец, дышать. Труп выскользнул из его рук и осел на доски.
Не теряя драгоценного времени, Пол достал из потаенного кармана два врученных шаманом камня и стукнул их друг о друга. От их соприкосновения образовалась ослепительно розовая вспышка, видимая только оркам.
В этот миг Пластун выкарабкался изо рва и благим матом дал понять, что он думает о тех, кто предает Легион.

Как только форт осветила чародейская вспышка, орки и лешие пошли в атаку.
Клан насчитывал около трехсот мечей и столько же луков. По правде сказать, лучники из орков были не ахти какие, но лешим потребуется хорошее прикрытие. Спрятавшись за щитами, легионеры не смогут воспрепятствовать их приближению.
Вторым их козырем было шаманство – древнейшая из форм магии в Райне. Хотя с годами орки утратили большую часть своих знаний. Теперь потомки владели лишь жалкими крохами былого могущества. Но и этих крупиц было достаточно, чтобы один шаман продал свою жизнь в обмен на несколько сотен вражеских.
Хорошо осознавая, какая сила их прикрывает, Серп уверенно приближался к людям. Восемь десятков леших - это сила, с которой нужно было считаться. «Мясники» в вразвалочку приблизились к недостроенной фортеции, когда на них низринулся гул сотен легионерских глоток.
Не привыкший раздумывать на ходу, Серп вынужден был выбирать: отдать ли ему приказ остановиться, или же не обращать на это внимания. Вожак будто наяву видел тысячи терзаемых когтями и сбрасываемых в «болото жизни» жертв. Закованная в хитин тварь решила не медлить, и понеслась во всю прыть. За вожаком последовали остальные.

Счастливчик доверил операцию более опытному Шраму. Сам капитан вместе с основными силами находился в стороне от форта. Незаметно для себя, он возглавил остатки Легиона. Власть окрыляла Счастливчика и пьянила ум не хуже вина. Он отдал лучших солдат на операцию. Конечно, среди них было немало воинов из его роты.
Шраму выпала ответственная задача – привести врагов в западню. Легионеры опустошили погреба местных жителей, запасаясь огненной водой, которая должна была сыграть важную роль в их плане.

После того как воинов оставили отвлекать внимание врагов, сержанты отдали наставления:
– Держитесь нас. Ни в коем разе не сворачивайте – иначе вам конец. Когда прозвучит приказ – бегите во всю прыть, – монотонно произносили они.
Вскоре воины услышали топот. Пока противник карабкался через траншеи и обминал колья бывшие только декорацией защитных укреплений, легионеры перегруппировались. Они были готовы задолго до того, как лапа первого «мясника» переступила черту, за которой начинался лагерь.

– Пли, – одновременно рыкнули Гухра и Волах.
Лучники выпустили смертоносный поток стрел в сторону фортеции.
«Сегодня будет славный день. Я убью своего двадцатого примата» – думал притаившийся в кустах Калахра.
Опытный боец тщательно протирал «ворон» – метательную цепь с металлическим крюком, напоминающим клюв на одной стороне и костяной рукоятью на другой. Оружие ему верило и приветливо поблескивало в скудном свете луны.
Разбившись на части, орки стремились захватить легионеров в тиски и уничтожить одним ударом.
Кто-то из старших по званию прокричал девиз. Остальные с воодушевлением подхватили. Клан Совы пошел в атаку.

– А я…думал, что лешие…не умеют бегать, – задыхаясь, выговорил Дохляк.
Сразу после дачи сигнала легионеры бросились наутек. За те несколько минут, что они бежали воины порядком подустали. Возможно, этому способствовал вес доспехов и день напряженной работы.
«Лешие и, правда, шустрые» – мимоходом подумал Шафт.
Едва заслышав свист, Нагоняй приказал поднять щиты. Стрелы забарабанили о металл. Позади ойкнул Шар – ему оцарапало руку.
Шафт обернулся на бегу. Скала и Льдинка бежали последними, готовые в случае опасности прикрыть собой товарищей. Лешие догоняли их, поглощая расстояние с поразительной быстротой.
Крюк бежал одним из первых. Пролив первую кровь он познал счастье мира и стремился повторить свои ощущения.
Серп замыкал их отряд. Прожив не мало лет, он знал, что безопаснее всего находиться в арьергарде армии.
Впереди показались ряды застывших теплокровных с зажатыми в конечностях пузатыми предметами.
– Разойтись, – скомандовал Шрам. Его команду эхом повторяли сержанты.
Послышался лязг железа и в рядах солдат образовались щели. Запыхавшиеся легионеры в полной мере воспользовались лазейкой.
Пробежав сквозь ряды солдат, Шафт резко обернулся, стремясь ничего не пропустить.
– Сомкнуть ряды, – Шрам отдал новый приказ.
Перед лешими выросла сплошная стена из плоти и стали. Крюк несколько опешил, видя, что легионеры больше не отступают. Его замешательство оказалось роковым. Вместо криков страха и просьб о пощаде, солдаты бросили в сторону неприятеля приготовленные бутыли. Вытекшая из глиняных сосудов вязкая жидкость растеклась по хитину, проникая внутрь сочленений.
– Го-товсь! – Лучники подожгли стрелы. – Пли!
В ничего не понимающих леших понеслись огненные зарницы. В мгновение ока пламя охватило добрую половину тварей. Когда «мясники» в панике смешали ряды, огонь передался и другим. Сначала они почувствовали всепроникающую боль. Затем лешие начали умирать.
Крюк в бешенстве катался по земле, пытаясь сбить пламя, но это не помогло. Его лапы превратились в горящие поленья, голова потрескивала от жара. Леший лишился отростков служащих ему глазами и языка. Крюк мог только выть от бессильной ярости. Но и это длилось не долго.
Видя, что сделалось с его сородичами, Серп дико зашипел, но вскоре быстро осадил себя. Нужно было давать сигнал к отступлению. С подставившими их орками скворлокхи разберутся позже. Если они не отступят «болото жизни» сгинет в миазмах, так и не дождавшись новых питомцев.
– Отдать приказ добить их? – Поинтересовался стоявший поодаль Гроб.
– Вскоре у нас будут другие проблемы, – Еж указал на приближающихся с правой стороны орков.
– Смотрите, – Хрипун указал рукой в сторону опушки. На прогалине шаман завел свой безумный танец, на каком-то светящемся рисунке.
– Хрипун и Гроб, – берите правую сторону. Я и Еж будем на левом фланге, – скомандовал Счастливчик. – Шрам, займешься резервами.

– Тихо лапками шурша, орки прибегут сюда, – передергивая слова, пробормотал Букварь начало детской считалочки. – Тех порежут, сих порвут, а тебя с собой возьмут.
Их отряд отошел к левому краю. Воины находились в пятом ряду тяжелой пехоты. Сейчас они могли только наблюдать за развитием событий.
– Их лучники еще не подтянулись, – пробормотала Кровавая Мэри.
– Может, обходят нас с тыла? – Предположил Лимонадный Джо.
– Орки не нападают со спины, – отрезал Скала.
Шафт прислушался к своим ощущением. Черная ненависть, желание отомстить убийцам семьи и просто ярость от загубленной юности клокотали в его груди. Он всей душой хотел восстановить несправедливость и заставить врага пожалеть о содеянном. Шафт поудобнее перехватил рукоять меча.
– Полегче, малыш. Поранишься еще, – посоветовала Льдинка. – Не видишь что ли? Они пока что вне досягаемости наших клинков.
– Рано или поздно они подойдут ближе, – ощерился в жестком оскале Грозный. Именно он, суровый легионер и неплохой воин, а не некогда наивный юнец, сейчас готовился встретить врага во всеоружии. И не повезет тому орку, который не него наткнется.

Калахра двигался в стороне от остальных собратьев. Он не желал участвовать в грубых столкновениях, где исход боя решает количество нападающих. Нет, он хотел сам выбрать жертву, и лично познакомить ее с «вороном».
Лучники дали по ним залп. Несколько десятков полегло на месте, остальные даже не остановились помочь раненым.
Словно волны о прибрежные скалы, орки разбились о щиты Легиона. Но в отличие от волн, после отлива остались не водоросли, а трупы.
Капитаны решили разделить солдат. Бой перешел в более спокойное русло. Ряды воинов рассеивались, увлекая за собой все больше противников. Бригада Нагоняя заняла первый ряд.
Скала отбил два выпада врага, и когда тот замахнулся для третьего удара, всадил ему меч в сердце. Льдинка вскользь отбивалась от нескольких противников с копьями. Шар подоспел к ней не помощь, отвлекая внимание одного из них. Льдинка тут же пырнула орка, распоров ему живот подобно рыбаку, потрошащему рыбу.
Шафт вел жестокую схватку с одноглазым противником, вооруженным двумя мечами. Опытный воин, орк оставил на теле врага множество порезов. Шаг за шагом Грозного теснили, по всему выходило, что долго он так не продержится. Шафт решился на отчаянный маневр. Когда одноглазый замахнулся для сокрушительного удара, легионер отвел щит в сторону и ударил врага крестовиной меча в лицо. Кожа орка лопнула, из рассеченного лба, застя взор, густым ручьем потекла кровь. Противник вслепую попытался нанести удар, но Шафт проворно уклонился от выпада и следующим замахом раскроил тому череп.
Оглянувшись, Грозный приметил лежащего на земле Дохляка. Над Юзом, готовясь сокрушить воина, стоял рослый орк. Шафт криком отвлек внимание врага. Дохляк, не упуская спасительного мгновения, вонзил меч клыкастому в пах.
Раскручивая «ворон» в руках, Калахра врубился в ряды людей. Одна мартышка пыталась зайти ему со спины, но нарвалась грудью на каленное железо. С сухим хрустом «ворон» вырвался из грудной клетки. Орк раскрутил оружие и скосил полголовы следующему воину. Калахра с легкостью уклонился от неумелого выпада и усмехнулся. Вскоре «ворон» спел павшему прощальную песнь.
Волах с отрядом его личной охраны шествовал по полю брани. Сын вождя поступил мудро, приказав стрелкам после первого залпа бросить луки и взять в руки настоящее оружие. Теперь к левому флангу спешило подкрепление, тогда как воины, руководимые отцом, переживали не лучшие моменты своей жизни. Волах достал секиру и врубился в гущу схватки. За ним, не отступая ни на шаг, следовали его верные псы. Волах рубил головы врагов и крушил кости.
Гроб увидел предводителя воинов. «Достойный противник» – подумал капитан, вытаскивая меч из тела очередного врага. – «Только нужно вначале избавиться от прислуги».
Волах ударил, надеясь единым ударом повалить врага. Но мартышка не спешила принять бой. Вначале легионер наискось рубанул стоявшего по правую руку защитника. Удар пришелся точно в яремную жилу. Фонтан крови выплеснулся на землю, смешиваясь с раскисшей от дождей почвой. Далее Гроб вытащил из-за голенища сапога нож и метнул во второго защитника. Лезвие вошло аккурат в глазницу орка.
Волах глухо зарычал и попытался разрубить врага, но капитан изловчился и топор располосовал только воздух. Гроб рубанул по пятерне орка. Волах прижав к телу культю, начал отступать. Легионер отвлекся на другого врага. Сын вождя не упустил выпавшего шанса. Он метнул топор. Сделав в воздухе пару оборотов оружие, перерубило воину позвоночник.
Наскоро перевязывая искалеченную руку тряпицей, Волах вышел из сечи. Подоспевший резерв орков с душераздирающими криками приближался к сражающимся.
Шафт рубанул подбежавшего врага, вспоров тому живот. Легионер огляделся в поисках новых соперников. Люди теснили врагов по всем флангам. Давление на центр ослабло, большинство орков сбежали с поля боя.
И тут Шафт увидел, как отступающие останавливаются, а им навстречу из темноты подтягиваются свежие силы.
Необходимо срочно об этом доложить Нагоняю.
– Сержант, у нас проблемы!
– В чем дело солдат? Ох, раздери меня гарпии! – Нагоняй заметил приближающихся орков. – Все ко мне! Выставить щиты, криворукие дурни. Или вы сделаете то, что я велю, или я сам вас выпотрошу на месте.
Нехотя расставаясь с мыслью о скорой победе, легионеры сплотились около Нагоняя. Едва только последний рекрут влился в их ряды, как на них накатила вторая волна атакующих.

Счастливчик стоял на некотором возвышении, представлявшем собой сложенные грудой ящики. Капитан наблюдал за разбитым на голову, в панике бегущим противником. К новоявленному командиру подошел Маркус.
– Наши потери раненными и мертвыми составили полсотни бойцов. Совсем неплохо для безвыходной ситуации. Кажется, у нас появился шанс дожить до подхода подкрепления.
Внезапно они услышали странный звук, похожий на назойливое комариное жужжание. Огненная вспышка, похожая на зарево восходящего светила быстро опускалась на задние ряды солдат.

Шрам следил за ходом событий. По левому флангу легионеры полностью разгромили неприятеля. С правой стороны орки только что показали им спины.
Капитан обратил свой взгляд на леших. Твари снова собирались в бой. Что же, сотни бойцов вполне хватит, чтобы с ними справиться.
– Легионеры, – капитан острием меча указал на леших. – В сторону противника шагом марш.
Возглавляемые капитаном воины двинулись вперед.
Серп знал, что делает рискованный шаг, но нужно было отвлечь внимание от левого фланга. Шаман обещал помочь, но Вожак скволкхов не сильно верил в обещания старого орка. Они продержаться всего несколько минут – не больше.
Серп плотоядно улыбнулся и поманил легионеров своей лапой-крюком.
Легионеры перешли на рысцу. И тут на задние ряды воинов опустился первый огненный шар. Оставляя в небе яркую полосу, пламенный снаряд стер с лица земли с десяток солдат.
Шрам обернулся. Все на кого падал шар, превращались в пепел. От людей оставались только раскаленные до бела латы.
Капитан увидел, что со стороны опушки летит еще два шара. Зная, что не успеет их перегруппировать, капитан скомандовал солдатам идти в атаку. Подбадривая себя криками, легионеры бросились вперед.
Серп ощутил неведомое ему доселе чувство. У него дрожали колени. Ноги плохо слушались своего господина. Мысли беспорядочно летели – он не мог сконцентрироваться на чем-то. Лешим впервые овладел страх.
Словно неистовый ураган, Шрам налетел на первого врага. Леший даже не успел поднять лапы – острие клинка раскроило ему череп.
Серп дождался легионера и взмахнул когтем. Голова человека отлетела на добрых полметра от тела.
Огненные зарницы опускались на ряды солдат, сжигая их один за другим.
Прикончив еще двоих, Серп собирался подойти к третьему, когда напали на него самого. Леший взмахнул лапой, но вместо приятного чавкающего звука, который он всегда слышал, вспарывая чужую плоть когтями, лапа проскрежетала о металл.
Серп посмотрел в лицо человека и увидел чудовищный шрам, пересекающий его лоб зигзагами.
– Наслаждаться последними секундами жизни – это все что тебе осталось. – Одним мощным ударом Шрам отсек лапу лешему. Следующим движением легионер перерезал Серпу глотку.
Однако насладиться мгновением триумфа ему было не суждено. На сражающихся, смешивая леших и людей в единый рисунок смерти и боли, опустилось пышущее жаром пламя.

Бунда выпускал из рук шары с завидным постоянством. Людским чародеем не под силу было состязаться с ним в этом искусстве. Маги с легкостью творили волшбу, за считанные мгновения творя заклинания и пуская их в бой. Но их чары рассеивались, почти сразу же. Бывало, шаманы орков месяцами подготавливали сложный ритуал, включающий в себя не один этап. Но и результаты были ошеломляющи.
Стоя в центре пентаграммы, Бунда мог не один час закидывать врагов огненными всполохами.

Зная, что ему не дадут уйти, Пол решился на бой.
Он напал на бывшего товарища. Сначала ложным выпадом, а потом настоящим. Но Пластун оказался не новичком в этих делах. Сержант отразил атаку и перешел в наступление. Пол сделал вид, что оступился, и кода капрал приблизился, чтобы его добить, ударил противника коленом в промежность.
– Так мы играем нечестно, – согнувшись в три погибели и держась за причинное место, простонал Пластун.
Пол поднял меч вверх и бросился на капрала. Когда до противника оставалась пара метров, Пластун откинулся назад и выставил вперед острие клинка. Не успев увернуться, предатель с разбегу напоролся на меч. Пол ощутил резь в животе и вскрикнул от чудовищной боли. А когда лезвие меча начало медленно вспарывать ему брюхо, постепенно наматывая на себя кишки, он завыл.
– На всякого ублюдка найдется другой, еще худший, – глядя в глаза Полу, прошипел Пластун, и со всей силы всадил меч в подергивавшее тело.
Покончив с предателем, легионер огляделся. Он не видел ни одной лазейки в сплошном муравейнике боя. Отвратительно шипя, над ним пролетел огненный шар. Проследив траекторию его полета, сержант решил подкрасться к источнику. Им оказался пожилой орк в оленьей шкуре. Враг выпускал маленькие, уносящиеся в небо с тихим жужжанием, желтые шарики. Огненные сферы постепенно увеличивались в размерах, приобретая к моменту падения ярко оранжевый оттенок. Зачарованный зрелищем, Пластун смотрел во все глаза, но увидев последствия даже он, бывалый воин, содрогнулся. Люди умирали дюжинами, сгорая дотла за несколько мгновений. К этому времени от роты остались разрозненные группы людей, убегающие от настигающих их чар. Первым желанием капрала было пуститься наутек, ведь считай, битва проиграна, и он ни чем не может помочь.
Солдат уже сделал шаг назад, но наткнулся взглядом на труп Пола. Нет, он никогда не станет таким как этот предатель, пусть даже легионеру придется умереть, чтобы доказать себе это.
Пластун пополз к шаману. Его начала бить нервная дрожь. Если капрал не рискнет, то навеки окрестит себя трусом, а ведь именно из-за этого он записался в Легион. Раньше Пластун был обычным сопляком, одним из тех, кого ждал стол писца либо ливрея лакея. Но даже среди себе подобных будущий легионер не был никем важным. Но вот ему предоставили шанс. С тех пор он не давал своему страху выхода. До сегодняшнего дня. Пластун стиснул зубы. Когда до шамана оставалось меньше десятка метров, он вскочил и со всей прыти побежал к неприятелю.
Готовясь пустить в полет восьмой шар, Бунда заметил подкрадывающегося неприятеля. Шаман направил руки в сторону противника и сконцентрировал на нем силу. Видя, что между ладоней орка вновь заструились огненные протуберанцы, Пластун понял, что не успеет вовремя. Капрал метнул меч. Острие клинка вонзилось точно в сердце. Сила удара была, такой, что тело пролетело несколько метров, прежде чем удариться о землю.
Символы на пентаграмме утратили четкие формы и поблекли. Огонь между рук шамана исчез, растаяв тонкими струйками дыма.
Охранявшие колдуна лучники с опозданием дали залп. Кровожадные орки содрогнулись, видя, с каким спокойствием легионер принимает смерть.

Воины не успели перестроиться. Впрочем, им это вряд ли помогло бы.
Орки, словно нож, пополам разрезающий кусок свежего масла, врезались в ряды легионеров. Завязалась очередная битва. И музыкой в ней был скрежет металла о металл.
Орк, в нагруднике из выдубленной волчьей шкуры, раскроил Букварю череп. Джо прикончил одного из трех наседавших на него клыкастых, но не успел вовремя повернуться к четвертому, и вражеское копье пригвоздило его к земле.
Шафт разрубил шею противника, атакующего Джона. Его в свою очередь спасла Кровавая Мэри, блокировав направленный в печень удар. Кактус в рукопашную схватился с наголову выше его врагом. Они скатились по небольшому холму, прямо в гущу сражения. Легионера растоптали сражавшиеся. Орку же отрубили руку. Пытаясь встать, он напоролся на секиру собственного родственника.
– Отступаем. Всем, кто способен добраться до правого фланга – отступить. – Старый солдат сорвал голос, но все равно продолжал созывать вокруг себя легионеров. К сержанту уже присоединились капралы с остатками чужих подразделений.
Капрал Блеф и его люди не успели добежать совсем чуть-чуть. Их накрыла новая лавина орков. Пятерых из его команды зарубили сразу же. Трое погибли с оружием в руках и проклятием на устах. Блеф сделал обманный финт, целясь в грудь неприятеля. Орк повелся на этот трюк и был располосован на части. Искусно манипулируя мечом, капрал попытался отбиться от еще двоих, но очередной противник всадил ему под ребра топор. Умирая, капрал из последних сил взмахнул мечом и забрал своего убийцу с собой во тьму.
Возле сержанта собралось около трех десятков солдат, но он продолжал созывать уцелевших.
– Где мои люди, – уже не в силах кричать спросил Нагоняй оставшегося возле него капрала Зевоту.
– Они возле того дальнего холма сержант. Мы не в силах им помочь, следует отступить.
Нагоняй посмотрел туда, куда указывал Зевота. Легионеры сражались с вдвое превышающими их силами. Солдаты очутились в стороне от той резни, что орки совершили с солдатами, не успевшими отступить к сержанту.
Нет, они не смогут выжить без помощи. Пока орки были заняты с остальными, у его солдат оставался шанс.
– Воины поможем храбрецам.
Хотя большинство не было согласно с его решением, но приказ оставался приказом. Это единственное что свято выполняли все легионеры.
Солдаты бросились на выручку свои товарищам.
Шафт споткнулся, и это спасло ему жизнь. Напавший со спины орк пролетел мимо предполагаемой жертвы. Грозный не дал ему опомниться и прикончил клыкастого одним точным ударом.
Льдинка и Скала, точно близнецы, действовали синхронно. Джон блокировал удар и пригнулся. Лихо закрутив меч, Льдинка перерезала горло неприятелю.
Калахра неслышно подошел к зазевавшемуся легионеру и, замахнувшись, вонзил «ворон» ему в затылок. Лезвие пробило череп и дернулось обратно. Солдат кулем осел на землю. Мозги человека жидкой бесформенной массой падали на редкую осеннюю траву.
Калахра, точно дух войны, шествовал через поле брани. Меткий глаз бывалого воина уже выбрал себе новую цель.
Скала тоже заметил его. Противник вел себя как закаленный во многих боях воин и оружие, которое он держал в руках, было не таким простым, как казалось. Орк начал раскручивать цепь над собой. «Ворон» двигался ритмично, но неровно, под углом, так что Джон понял, куда будет направлен удар. Когда орк атаковал его, легионер успел уклониться, но неожиданно оружие сместило траекторию своего движения, и понеслось к его незащищенному горлу. Скала рефлекторно выставил пред собой меч и «ворон» Калахры разочарованно заскользил о сталь. Орк ослабил хватку, и подождал, пока лезвие не опустится на сжимавшую рукоять руку. «Ворон» впился в ладонь Джону. Резкий рывок вперед заставил легионера корчиться от боли. Он не удержался на ногах и упал на колени. Одно движение и «ворон» полетел к хозяину, почти надвое разорвав ладонь Скалы.
– Я им займусь, – сказала Льдинка, перескакивая через Джона, и на ходу отбивая атаку Калахры. Она пригнулась, пропуская цепь сверху, и откатилась в сторону на обратном ее ходу. Не дожидаясь нового нападения, девушка подбежала к орку вплотную и сбила его с ног. Подняв над собой меч, Золотава приготовилась убить поверженного, но внезапно ее отбросили в сторону. Легионер растянулась на пожухлой траве.
Схватка между орками и людьми сместилась в их сторону. Легионеров отчаянно теснили. Количество солдат уменьшалось на глазах.
Находящийся в центре сечи Хрипун отбросил покореженный щит. Тогда как все отступали, капитан твердо решил, что не сдвинется с места. Подле него уже вырос небольшой холм нарвавшихся на острие клинка врагов. У капитана кровоточила губа, болел бок, но ничто не заставило бы его отступить хотя бы на шаг.
Поднимаясь, Льдинка ощутила, что ей на голову давит сапог.
– Что мартышка, доигралась? – глумливо спросил Калахра.
Он подобрал выпавший из ее рук меч и пригвоздил девушку к земле.
– Нет, – в ужасе прокричал Джон.
Не замечая ничего перед собой, он, уже бежал к возлюбленной. Приблизившись к Золотаве, Скала заметил темную лужу крови, медленно растекавшуюся под ней. Джон вытащил меч из ее груди и, нежно поглаживая бледнеющие щеки, повернул лицо Золотавы к себе.
– Какая легкая цель, – прорычал Калахра и раскрутил перед собой «ворон».
В этот момент его оттеснили сражавшиеся воины, живою стеною загородив Джона. Будто по велению судьбы, никто не тронул его и Льдинку. Битва пошла по кругу, в середине которого произошел так долго откладываемый разговор.
–Ты только держись, все обязательно образумится, – запинаясь, бормотал Джон.
Он видел смерть многих, но никто из них не был ему так близок как Льдинка. Джон хотел, но не мог помочь ей. И это только подогревало его отчаяние.
–Навряд ли я доживу до конца битвы,– прошептала Золотава.
Девушка не могла шевелить ногами. Все похолодело внутри нее.
– Что ты такое говоришь, – произнес Скала, но смолк, когда Золотава поднесла ладонь к его губам.
– Я давно хотела тебе сказать, – она прервалась и закашлялась. Изо рта потекла тягучая струйка слюны смешанной с кровью. Скала нежно вытер ее рукой.
– Я с самого начала знала, что я чувствую, но не хотела в это верить. Хотела поддержать свою репутацию. – Она слабо улыбнулась. Это вызвало судороги по всему телу. Зная, что конец близко она не стала тянуть. – Я люблю тебя Джон, – сказала девушка и улыбнулась.
От признания ей стало легко и тепло. Последний миг своей жизни Золотава провела с самым любимым человеком в мире.
– Я тоже тебя люблю, – прошептал Джон.
Он почувствовал, как тело на его руках расслабилось, и заплакал. Джон впервые делал это. Ни перед кем легионер не показывал своих слез. Стирая запачканными кровью руками соленую влагу, Скала бережно положил тело возлюбленной на землю и вложил ей в руки меч и щит.
Он встал и поднял в последнем привете клинок.
– Легионер умер – вечная слава легионеру, – продекламировал он.
В Джоне неистовым пламенем вспыхнула холодная ярость. Он не помнил лица врага, но помнил его оружие. Если ему повстречается холодный блеск боевой цепи, воин будет знать кто перед ним.
Шансы найти убийцу любимой в сумятице боя приближались к нулю. Поэтому Джон набросился на ближайшего противника.
Хрипун дрался с силой обреченного на гибель. Необходимо было как то задержать клыкастых, и капитан воскликнул:
– Все, кто хочет умереть за Легион – ко мне.
К нему прибилось около двух десятков человек. Воины встали и, сомкнув щиты, приготовившись встретить неприятеля лицом.
Шафт отчаянно отбивался от насевшего на него орка. Враг ранил его в плечо. Хоть и неглубокая, рана все же доставляла изрядные неудобства.
Когда орк зашел для следующей атаки, в бой вступил Джон. Размахивая мечом, Скала снял скальп с врага и пошел дальше.
– Спасибо Джон, – прокричал ему Шафт.
Но Скала, как заговоренный, продолжил идти вперед даже не обернувшись.
Нагоняй возглавил спасательную операцию. Все оставшиеся, а их было около четырех дюжин, отступали к центральным частям, куда уже влились правый фланг и ошметки резервных отрядов.
Скала незаметно для себя оказался в первых рядах смертников. Он рубил врагов словно сорняки, не замечая при этом, что делает. Скала все искал в этом столпотворении убийцу Золотавы. Хрипун отметил для себя, что этот рекрут действительно желает умереть за правое дело. Двух разделявших их солдат смели враги. Теперь воины дрались бок о бок.
– Ты хороший боец. Жаль, что нам не суждено больше свидеться, – дружески сказал капитан.
– Ее убили. Я ненавижу их, я их всех ненавижу. Проклятые орки. Теперь я понимаю клокочущую в Шафте ненависть, – бормотал Джон.
– Ты о ком парень, – спросил Хрипун.
– Они ее убили, – легионер продолжал произносить бессвязные слова.
Капитан понял, что Джон помутился в рассудке.
Если бы кто-то подсчитал павших легионеров, он ужаснулся бы тому, сколько людей за такое короткое время сложили свои головы. Из отряда Нагоняя выжили только Дохляк, Зуб, Тони, Шар и Кровавая Мэри. Шафт обернулся и печально взглянул на обреченных. В рядах изнуренных солдат промелькнуло знакомое лицо. Джон стоял рядом с другими, такими же отчаянными воинами, как и он сам.
Шафт бросился было к нему, но его одернули.
– Стоять рядовой. Не слышал приказа сержанта, – покричал ему на ухо Зевота.
– Капрал, там находится один из нашей бригады, я должен попытаться его отговорить, – взмолился Шафт.
– Он сделал свой выбор. Ты должен понимать, что он делает это, чтобы мы могли жить, – бросил Зевота. Капрал взял его за плечо.
– Отпусти парня, капрал, – произнес Нагоняй.
– Но сержант, это же будет самоубийством, – Зевота в ужасе уставился на своего командира.
– Это его выбор, капрал, – не позволяющим развиться спору голосом, ответил Нагоняй.
– Есть сержант. – Капрал отдал ему честь и отпустил Шафта.
Юноша со всей прыти бросился к держащим оборону бойцам. Когда он подбежал, солдат оставалось не больше десятка.
– Джон, слышишь меня? Нам нужно уходить, неужели ты хочешь умереть? – Шафт напрасно пытался достучаться до друга.
– Они убили ее. Слышишь, убили, – бормотал Скала, повторяя одно и тоже предложение в сотый раз.
– Кого – ее? – Опешил Шафт.
– Оставь его парень. Не видишь что ли – человек не в себе, – сказал стоявший возле Джона легионер.
Шафт повернулся к нему и, увидев знаки отличия, встал по стойке смирно. Капитан устало улыбнулся.
– Сейчас не время для устава парень, – проворчал Хрипун.
Еще один легионер из их отряда пал, зарубленный тремя орками.
– Они убили ее, мою Золотаву, – неожиданно прокричал Джон.
Скала с пронзительным ревом зарубил очередного врага.
Шафт вспомнил, с какой страстью смотрели друг на друга Джон и Льдинка.
– Ты ее уже не вернешь, она покинула наш гнусный мир. Но ты можешь спасти себя.
– Ты не понимаешь. Ведь я без нее жить не могу. Для меня она все, – в отчаянии произнес Джон.
– Как знаешь, – ответил Шафт. И уже уходя, добавил, – но, погибнув, ты не сможешь ничего уже для нее сделать.
Скала встрепенулся. Парень был прав. Если его убьют сейчас, Джон не сможет отомстить за любимую, и убийца Льдинки будет жить. Жить и убивать. Он должен выжить ради того, чтобы помнить о ней. Ради торжества справедливости. Разделавшись с очередным противником, Джон повернулся к Шафту.
– Друг помоги. Мне трудно передвигаться самостоятельно.
Шафт с готовностью приблизился и подал товарищу свое плечо. Скала оперся об него здоровой рукой. С максимальной скоростью, на которую были способны, они двинулись к отступающим солдатам.
- Так держать, парень. Тебя ждет блестящая воинская карьера, – покричал им в след Хрипун.
Легионеры оборонялись еще несколько минут. Затем орки как разъедающая все и вся кислота поглотили их.

Сержант и остатки левого фланга в бессильной ярости наблюдали героическую гибель соратников.
– Нет, не успеют. Слишком далеко, - на глаз оценил ситуацию Зевота.
Нагоняй всей душой желал спасти своих людей, но также понимал, что не рискнет теми, кто сбежался на его призывы ради двоих солдат. Статистика была не в пользу Скалы и Грозного.
– Сделайте хоть что-нибудь для них. Мы не можем вот так обречь на гибель своих, – прокричала Мэри. – Сегодня мы видели достаточно смертей.
Никто не сдвинулся с места. Они бессильно наблюдали за действиями обреченных.

В нескольких сотнях метров от них Шафт и Скала пытались обмануть костлявую. Воины бежали изо всех сил. Шаг в шаг, рука об руку, словно были единым целым. Преследующие их орки быстро нагоняли солдат.
– Зря, ох зря ты спас меня. Теперь оба сгинем, – прохрипел Джон.
– Я не мог позволить умереть еще одному близкому мне человеку, – вторил ему Шафт.
Они затылками чувствовали на себе пылающие ненавистью взгляды десятков врагов.
– Мы не заклеймим себя позором. Умрем с честью.
– Для начала попытаемся выжить. А потом можно и с честью.
– Знаешь, наша ситуация напомнила мне одну песню, – натужно улыбнулся Шафт.
Джон знал, о чем говорит друг. Ему самому тоже пришли на ум первые строки «Проклятия Легиона». Они запели почти не сговариваясь, не попадая в такт, ужасно фальшивя. Но все-таки они пели:

Под ногами дорожная пыль,
На уме хорошая быль,
Смахнув с лица горячий пот,
Мы продолжаем свой поход,
Выбиваем следы и в день и в ночь,
Нам некому помочь,
Наша работа – не таскать кирпичи,
Наша работа – идти на мечи,
Наша работа – не ставить кресты,
Наша работа – смыкать побыстрее щиты,
У нас нет имен – они сожжены,
Родных у нас нет – они все мертвы,
Лишь душа у нас есть, но она отдана,
Это наш Бог, это наш Рок. Легион наш дом – навсегда.

Удивительно, но походная песня не сбила дыхание спасающих свою жизнь. Дышать стало легче, тело наполнилось теплом. Они побежали быстрее. Судьба повернулась к храбрецам лицом.

– Они что-то кричат, - тихо произнес Юз.
– Наверное, просят о помощи, – сквозь сжатые зубы сказал Нагоняй.
Легионеры, не отрываясь, следили за погоней.
– Как-то складно кричат. Слова кажется мне знакомыми, – вслух размышлял Зевота.
– Я знаю, что они поют, – к ним подоспела подмога с Маркусом во главе. – Панцирники – назад, – скомандовал капитан.
– Он сказал – «поют»? – Переспросил Дохляк.
Остальные прислушались к вбитым намертво в память словам.
– Они не хотят сдаваться, - выдохнул Нагоняй.
– Лучники, го-о-товсь, – выкрикнул команду Еж.
Пять десятков солдат натянули тетиву.
– Бить по центру отряда. Расстояние – сто шагов, поправка на ветер – полпальца влево, - велел Маркус. И тихо добавил, – Парни, догадайтесь раньше них. Пли!
Стрелы быстрыми молниями сорвались в полет.

– Когда скажу, ты упадешь, – заметив действия легионеров, скомандовал Джон.
– Что?
– Ложись, – крикнул Скала и бросился на землю.
Шафт уставился было на него, но друг дернул его за ноги и Грозный рухнул как подкошенный.
Мгновение спустя на догнавших их орков низринулись стрелы.
– Вперед, – крикнул Джон и припустил к легионерам.
Шафт не отставал от него ни на шаг. Они влетели в ряды товарищей и, задыхаясь и кашляя, повалились на мокрую от росы траву.

Глава 11
«Вначале ты чувствуешь ярость.
После приходит отчаяние. Последними
к нам приходят лишь грусть и тоска»
Годлаф Ноллен, отрывок труда «Привкус войны»

Ночь нехотя покидала Райн. Небо медленно светлело. Сквозь скопившиеся на горизонте облака проступили первые лучи солнца.
С приходом дня в лагере, вместо повседневной суеты повисла тягостная тишина.
Понеся тяжелые потери, орки отступили. Легионеры тоже недосчитались многих бойцов. Обе армии зализывали раны и подводили итоги.
– Итак, каковы наши потери, Маркус? – Рассеянно спросил Счастливчик.
Капитан устал, словно волк целую ночь запутывающий следы гончих псов.
– У меня осталось тридцать человек, – произнес Маркус.
– Левый фланг почти уничтожен, – отчитался Нагоняй. – Едва ли насчитается полсотни выживших, а способных держать оружие и того меньше.
– Благодарю за информацию. Э-э не имею чести быть с вами знакомым, лейтенант?
Капитан присел на мешок с провизией и посмотрел на того, кто спас левый фланг от полного разгрома.
– Мои солдаты прозвали меня Нагоняем, можете так называть меня и вы. Мне подчинена четвертая бригада второй роты панцирной пехоты, – Нагоняй помолчал и грустно продолжил, – вернее то, что от нее осталось.
– Рад знакомству лейтенант.
– Взаимно, но вы ошиблись, я же сказал что мне подчинена только бригада, я – сержант.
– Лейтенант, я никогда не путаю звания. – Счастливчик позволил себе улыбку. Не время разбрасываться толковыми людьми. Раз Нагоняй смог привести ему хоть сколько-нибудь легионеров – он заслуживает того чтобы быть в штабе. Он продолжил, – Мы так же имеем пять десятков лучников и сотню пехотинцев от правого фланга.
– Не густо, – подвел невеселый итог Еж.
– Вполне хватит, чтобы продержаться до прихода подкрепления, – уверил его Счастливчик.
Но сам капитан не испытывал по этому поводу такого оптимизма. Конечно, орков тоже полегло немало, да и лешие погибли в огне. Но враги по-прежнему превышали их по силам.
– Вполне хватит, – повторил капитан, – чтобы попытаться завлечь их еще в одну ловушку.
– Что ты предлагаешь? – спросили своего командира подчиненные.

Пережившие ночь члены клана Совы подтягивались к опушке леса. Изрядно потрепанные, они по-собачьи высовывали языки от усталости.
– Агрх, нас все-таки провел этот примат, да сгниет его плоть заживо!
Гухра ворвался в командный шатер. Там уже находились его сыновья и лучшие воины клана.
Вождь решил перенаправить гнев воинов, недовольных провалом нападения. Конечно, это он отдал злополучный приказ, и отвечать придется только ему. Провалов орки не приветствовали.
Про себя Гухра отметил, что Волах потерял большую часть руки. Это увеличивало его шансы остаться у власти. Калек обычно не выбирали вождями.
– Подлые мартышки сражались нечестно и устроили нам западню, – о том, что он сам днем раньше поступил так же, Гухра предпочел забыть, – Трусы, проклятые трусы!
Несколько молодых воинов дружно зарычали, соглашаясь с его словами. Остальные выжидающе застыли.
– Наши потери значительно превысили наши ожидания, – будто невзначай обронил Волах.
Взгляды присутствующих повернулись к нему. Сын вождя продолжил:
– Но это не означает, что мы не победим. Люди захлебнутся собственной кровью. Их селения будут сожжены. Детские черепа начнут носить наши жены как украшения.
Воины неистово заулюлюкали, предвкушая скорую расправу. Недовольство сменилось азартом предстоящей расплаты.
Обсудив еще какое-то время планы дальнейших действий, воины разошлись, отдавать приказы своим подразделениям. В шатре остались только Волах, вождь и Гагаха. Младший сын казалось, дремал. Его голова склонилась к медленно вздымающейся груди.
– Отец, настало время обсудить дальнейшее развитие нашего клана, - Волах подошел к трону из человеческих черепов и любовно погладил спинку из позвонков и берцовых костей.
Он повернулся к вождю спиной – явное проявление неуважения. Гухра понял, что сын все же решился покуситься на власть.
– Ты стал стар и немощен. Твой разум уже не так остер как раньше. Ты допускаешь промахи, которые стоили моему клану многих смертей. Видимо предки хотят, чтобы ты присоединился к ним.
– Я тоже думал про это, сын, – Гухра как можно тише вытащил меч из ножен, и подошел к Волаху вплотную. – Ты прав, предки зовут меня.
Вождь замахнулся для удара, но вдруг опустился на колени. Кто-то перерезал ему жилы на ногах.
– Я рад, что ты принял смерть как истинный орк, – произнес Гагаха. С этими словами он добил отца.
– О, как долго я ждал этого мгновения. Со времени убийства первого врага, я мечтал только об одном, – Волах опустился на костяное кресло. – И вот день настал. Я чувствую, как власть пронзает меня, ласкает словно ветер или солнечный луч.
– Брат, ты же не забудешь о том, кто тебе в этом поспособствовал? – Гагаха знал, что Волах не страдает потерей памяти, но предпочел лишний раз напомнить ему о договоре.
Волах обещал ему отдать командование воинами, а это лучшее, на что мог рассчитывать самый сутулый и худощавый орк в клане.
– Конечно брат.
– О мой вождь, - пролебезил Гагаха.
– Да твой. Пускай же обо мне узнают и другие.

Он видел бушующее пламя и ужасный, демонический лик. Лицо, состоящее из плоти и эфира. Образ, вместо глаз у которого зияли темные провалы. Нечеловеческие губы шевелились – лицо пыталось что-то сказать, но он не слышал, ни одного слова.
Наконец, пламя охватило гротескную маску-лицо. Зеленые и синие языки безумной стихии подкрадывались к нему, застывшему, не могущему пошевелить конечностями.

Шафт проснулся от собственного крика. Потный и перепуганный он осмотрел себя. Видения беспокоили его все чаще. Грозному казалось, что с каждым кошмарным сном он теряет частицу себя.
Легкий туман охватил лагерь и окрестные рощицы. Холод сковал лужи корочкой льда. Изо рта Грозного вырвалось облачко пара. Шафт решил пройтись, чтобы согреться.
Юз спал, как убитый. Его не беспокоили дурные сны. Видимо пройдоха имел к ним иммунитет. Не желая беспокоить его покой, Шафт свернул в другую сторону.
Он заметил Джона, стоявшего у палатки лекаря. Рука легионера была забинтована и покоилась на перевязи.
– Не спится? – Спросил Грозный, завязывая разговор.
– Да, – односложно ответил Скала.
– Мы все-таки выжили. Не дали им себя разорвать на части.
– Да.
Беседа не слаживалась. Джона охватила апатия. Шафту были знакомы эти чувства. Недавно он тоже их испытывал. Потом юноша получил возможность отомстить.
Месть. Как порицается она бардами и всеми теми, кто считает себя цивилизованными людьми. Но именно желание отомстить за близких пробудило в нем тягу жизни. Не милосердие. Не любовь к ближнему.
Красивые истории врали людям. Врали, когда обещали, что правосудие покарает виновных. Врали, когда сулили счастливый конец героям. За величавыми словами и расписными вензелями на бумаге крылся настоящий, отнюдь не дружелюбный мир.
Решив вывести друга из оцепенения, Шафт коварно произнес:
– А ведь глухая защита лучше внезапного нападения.
– Да. Чего? Что это ты тут лепечешь?! – Джон сейчас напоминал ребенка, у которого отняли леденец.
Шафт от души рассмеялся.
Джон хотел было запротестовать, но вдруг из лекарской палатки донесся леденящий душу вопль. Эхо страшного звука пронеслось над полуголыми деревьями, сгоняя с веток нахохлившееся, подобравшееся в ощущении скорой падали воронье. Легионеры застыли, ожидая.
Вскоре из полевого госпиталя вывели бледного, как мертвец, Тони. Воины приняли у санитаров изувеченного, и бережно опустили на землю.
– Сволочи. Я им не по зубам, не по зубам, – всхлипывая, бормотал солдат, судорожно сжимая культю правой ноги. – Ничего, я их достану. Всех перебью. Никого не оставлю ходить под этим небом.
Тони обмяк в объятиях Джона. Не в силах больше терпеть боль он потерял сознание.
– Конечно, парень. Вскоре всем покажем, из какого мы теста, - Скала склонился над бесчувственным и сжал его плечо. – Настало их время платить по счетам.
Шафт отошел от них. Он в полной мере ощутил на себе все последствия войны. Идя к своей цели, он видел только боль и смерть. Вскоре орки пойдут в новую атаку. Кого же еще он должен потерять, чтобы полностью заплатить им по счетам?
Солнце красным кругом вставало у края горизонта. Светило будто радуясь пролившейся крови, светило ярко и обещало принести теплый день.
Ночная прохлада еще не отступила и холодила кожу. Шафт вытянул меч и начал упражняться, стараясь согреться. Резко развернувшись для очередного удара, он едва не задел Джона.
– Обещай мне, – Джон говорил медленно, старательно подбирая слова, – что отмстишь за Льдинку, если я сам не смогу. Не говори, будто я запросто его убью. Я знаю, что с покалеченной рукой у меня мало шансов. Не старайся меня утешить. Просто кивни, если согласен.
Вот на его плечи ложится еще один долг. Долг кровавой мести. Незримая тяжесть щемила душу, просила выхода. Может, стоило и ему попросить о том же? Но Шафт только кивнул.
– Когда-нибудь о нас напишут сказания, – когда их стали созывать сержанты, Скала стал рядом с Шафтом в строю. – Барды вольно изложат события и щедро присыпят все романтикой, как пудрой.
– А те, кто услышат – еще раз переврут сюжет, окончательно превратив его в милую детскую сказку, – поддержал его Шафт.
Сержанты отборной бранью заставили их заняться делом.

Войдя в шатер, Калахра не особо удивился, увидев восседающего на костяном троне Волаха, и пристроившегося за его спиной Гагаху. Он ожидал скорого смещения вождя, но думал, что сыновья дождутся окончания битвы. Внезапная смена власти была не на руку клану. Некоторые воины горой стояли за Гухру и могли отказаться идти за новым вождем.
Когда командиры отрядов собрались, Волах начал:
– Воины! Нас ждет победа. Я приведу вас к ней, и дам испить эту сладкую чашу до дна! Я уверен в этом. Сам шаман перед смертью говорил, что слышит клекот совы. Это знак. Мы уничтожим приматов, сотрем их род в порошок.
Зная про суеверие и импульсивность своего народа, Волах искусно использовал свое красноречие для манипуляции над орками.
Воины одобряюще кивали и согласно порыкивали. Им не терпелось идти и резать глотки мартышкам.
– Медлить – это трусость. Мы ударим сейчас, – Волах полностью владел их вниманием. – Не дадим им шанс уйти от расправы.

– Эти парни все никак не уймутся, - устало произнес Маркус. Капитан наблюдал за приближающимся неприятелем.
– А ты думал, что они отступят? – Счастливчик улыбнулся краешком губ и потянулся, разминаясь. – Орки знают, что к нам должно подойти подкрепление и медлить не станут.
Еж вздохнул и отдал приказ к обороне.
«Ни шагу назад, - словно мантру повторял про себя Счастливчик. – Ни шагу. Иначе – смерть».

На мой взгляд, лишнее.
Нелогично. Избавился от доспехов, а оставил лишь кинжал - оружие. Если хочется заострить на этом внимание, можно написать "избавился от громоздких доспехов и оружия, оставив при себе лишь кинжал".
Некрасивый поворот.
Лучше поменять на минут - сомневаюсь, что за пару секунд можно задушить взрослого мужчину.
За эти минуты устали так быстро, что задохнулись? Да, физподготовка слабенькая.
Не знаю, на мой взгляд, очень по-бабьи: оцарапало - ойкнул. Хорошо, что руками не всплеснул.
Вскоре или быстро? Надо оставить что-то одно.
Мозги не жидкие.
Их - это чью?
Одно из двух удалить.
Совершенно не уверена, что есть такое слово. Может, лучше "складывалась"?
Опечатки:
верх над соперником?
когда

Конец света переносится на завтра

Мы резались в «дурака», когда прозвучал сигнал тревоги. По правде говоря, «резались» - слишком громко сказано. Когда нас было четверо, в игре еще наблюдался какой-то азарт. Мы могли сыграть в подкидного, разбившись по парам. Увы: Олаф уже три дня валялся в каюте, мучаясь животом, а механик Петерс просто валялся, сраженный очередной порцией технического спирта, собственной кустарной очистки. И поэтому, я и Густав вяло перекидывались картами, прихлебывая консервированный персиковый сок и благополучно докуривая стратегический запас сигарет. Колода была старая, замусоленная, затертая до дыр и к тому же порнографического содержания. Последний факт, впрочем, не добавлял игре энтузиазма – все рассмотрено и изучено не одну сотню раз: размеры женских прелестей уже давно не заставляли в восхищении приподымать брови, а размеры мужских причиндал уже давно не заставляли досадливо морщиться.
«Уже давно не» - в этой фразе заключена вся романтика орбитальной вахты. Я уже давно не был дома, уже давно не ел нормальной пищи, уже давно не видел особи женского пола. А когда ты пятый месяц торчишь на геостационарной орбите, под это понятие попадает любая женщина в возрасте от пятнадцати до шестидесяти пяти, из плоти и крови, с наличием пульса и сердцебиения. А также еще одно: уже давно не происходило каких либо ЧП, все было тихо-мирно. Скажете: «идиллия»? И я отвечу вам «да» - хотя, когда тебе двадцать девять и последние три тысячи триста шестьдесят часов, ты заперт в металлической бочке на высоте трех тысяч километров с тремя еще такими же, страдающими от длительного сексуального воздержания, мужчинами, в это трудно поверить. И вот я и не верил – не верил до того момента, как прозвучал сигнал тревоги.

Еще секунду назад, я раздумывал побить ли пикового туза козырной шестеркой или оставить ее на «погоны». Но заунывный визг сирены шурупами ввинтился через барабанные перепонки прямо в мозг и вот я уже бегу - прокуренные легкие жадно вычленяют, из многократно рециркулированного воздуха, те самые двадцать три процента кислорода. Впереди, затянутая в оливковый комбинезон, маячит спина Густава. Все правильно, так и должно быть: капитан всегда на шаг впереди своей команды, субординация и все такое.
Влетаю за Густавом в рубку, с размаху роняю чресла на сиденье. Мониторы пульсируют красным: «Тревога! Уровень 3!» Именно так, с восклицательным знаком, как будто сирены для осознания того, что у нас та самая «тревога» недостаточно. Наконец, Густав щелкнул тумблером и вой утих.
- И какого?! – Понимаю: фраза неуставная, но это первое, что сорвалось с губ.
- Пока не знаю! – Густав нервно дымит, сбивая пепел на клавиатуру. – Может коротнуло, а может и правда — нарушение! Активировать голосовое управление!
- Голосовое управление доступно! - Гнусавый голос исскуственного интеллекта заполонил пространство рубки. - Жду запроса команд!
- Причина тревоги третьего уровня! Отчет. - Густав нервно дернул плечом, будто стряхивая что-то невидимое. В последнее время он какой-то дерганный, хотя, мы тут все такие — немного с уклоном в шизофреническую эзотерику.
- Выполняю. - Натужно зашуршали кулеры, нагнетая прохладу на кремниевые барабаны компьютерного мозга. - Квадрат Чарли пятнадцать дробь восемь Тета — несанкционированное нарушение внешнего периметра. Расстояние — двести миллионов километров, сокращение дистанции — двести тысяч километров в секунду. Нарушитель — скопление крупных неорганических обьектов, количество сто двадца...Ошибка! Количество сто тридцать шесть! Прововожу классификацию!
Кулеры зашумели еще громче, откуда-то потянуло смрадом паленой изоляции. Я обеспокоенно взглянул на Густава, но тот лишь ободряюще усмехнулся.
- Не волнуйся! Машинка, конечно, старенькая, но надежная. Нас с тобой переживет.
Вонь горелой проводки усилилась, а затем в динамиках булькнуло и снова зазвучал голос исскуственного интелекта:
- Классификация завершена. Скопление крупных неорганических обьектов в количестве сто трицать шесть штук определено, как пятый звездный флот туурийской империи!
- Мама дорогая! - Мне вдруг жутко захотелось в туалет — так скрутило желудок. И было отчего, скажу я вам. Туурийцы - это очень серьезно. Если выбирать между племенем, страдающих бешенством пополам с лишаем, марсианских пупырчатых гворлов и одним чистеньким, опрятненьким туурийцем, то я с радостью брошусь в обьятия первых. Потому что худшей скотины, чем обитатель планеты Туур в Гамма Кассиопеи, не сыскать. Проповедующие эмоциональный контроль и гармонию, они считали техногенные пути развития разумных рас ничем иным, как источником хаоса и разрушением вселенского баланса. Единственным способом поддерживать равновесие, для них являлась культивация регресса, чем туурийцы успешно и занимались последние две тысячи лет - такие себе звездные крестоносцы без страха и упрека.
- Мама дорогая! - повторил я. - Да это же война!
- Война закончилась, когда они разколошматили союзный флот при Ганимеде! - мрачно процедил Густав быстрыми жадными затяжками убивая свои легкие и стряхивая пепел, на этот раз, в кем-то забытую на пульте чашку с кофе. - А это жопа. Полная жопа!
Густав снова нервно дернул плечом и зарявкал, отдавая команды.
- Боевая тревога! Всем занять свои посты! Компьютер, обеспечить связь с Землей и платформами орбитальной обороны!
В принципе, я уже свой пост занял. Я наводчик первой из двух ракетных батарей. Наводчиком второй являлся Олаф. Но единственный пост, который он мог сейчас занять, уже им занят; последние три дня, Олаф успешно осваивал стульчак унитаза.
- Олаф! - Яростно кричал Густав в коробку интеркома. - Какого хрена ты не на посту?! Или вторжение туурийской флотилии тебя не касается?!
- Кэп! - несмотря на сложившуюся плачевную ситуацию, Олаф умудрялся отвечать возмущенно. - Туурийцы, конечно, дело серьезное, но я сейчас, как бы это сказать, немного занят. И вообще, на больничном!..
- А теперь слушай сюда! - Было видно, что Густав держится из последних сил и вот-вот взорвется. - Будь ты хоть в декрете, но это не освобождает тебя от воинских обязанностей! Поэтому быстро подорвал свою тощую, задристанную задницу с толчка и мухой сюда! Или мамой клянусь, что лично удавлю тебя!
Я в полуха слушаю перебранку Густава с Олафом, парралельно пытаясь воскресить установку термоядерных ракет. Та упрямо отказывается подчиняться командам с пульта. В принципе, и неудивительно — механизм давно отслужил срок годности и частенько заедал, как и все на этой старой орбитальной платформе. Этот нюанс, кстати, напрямую связан с одной особенностью туурийского оружия. Оно никого и никогда не убивало. Многочисленные сражения выигрывались при помощи узконаправленных энтропических лучей, превращающих любую технику противника в ни на что не годный шлак. Притом, что разрушительный эффект от энтропического оружия был прямо пропорцинален уровню развития технологии. Ленточные нанопроцессоры, укутанные защитными силовыми полями, что та капуста листьями, сгорали под воздействием лучей за секунды, а вот над транзисторной вычислительной машиной им приходилось попотеть немного дольше. Из-за этой концепции, кольцо орбитальной обороны состояло сплошь из обветшалых и давно списанных в утиль космических платформ, вооруженных ядерными ракетами. Говорят, как-то один умник даже предложил использовать пушки, стреляющие ядрами, но эту идею таки забраковали. Поэтому, львиная доля времени уходила на ремонт нашей посудины, в перерывах играя в «дурака», мучаясь от кишечных колик, похмелья и недостатка женского общества — аля гер ком аля гер.
- Гус! - я повернулся и растерянно развел руками. - Моя артбатарея не работает!
- Компьютер! - Густав остервенело потер виски. - Причина неполадки первой ракетной батареи?!
- Определяю, ждите! Определяю, ждите! Определяю, ждите! Определяю, жди... Причина неполадки определена! Недостаток жидкости в поворотных гидродомкратах!
- Петерс! - казалось, от этого вопля задрожали стены.
- Да-да! - на экране интеркома, улыбаясь, показалась опухшая и небритая физиономия механика. - В чем дело, кэп?
- Где жидкость из гидродомкратов, падла?! - Густав яростно брызнул слюной на экран.
- Э-э-э... - Петерс смущенно почесал голову и отвел взгляд. - Понятия не имею, кэп. Я думаю, это из-за протечки. Тут ведь, сами понимаете, все на ладан дышит...
- Какая к дьяволу протечка?! Ты же всю жидкость на самогон свой проклятущий пустил, пьяная сволочь! Гад! Ротозей! Дебилоид!
Нервы у Густава все-таки не выдержали и он со всей силы саданул по переговорному устройству, разбрыгивая осколки пластика и микросхем. А затем сел прямо на пол, обхватив голову руками.
- Просрали, все просрали! - Громким шепотом заговорил Густав, качаясь из стороны в сторону. - Никому ничего не надо, всем плевать на то что будет. Обратно в пещеры: рисовать похабщину на стенах, жрать что придется и трахаться где придется! И знаешь, что самое страшное, Ив?! (это он мне). А то, что ничего ведь абсолютно не изменится, ни-чег-ошень-ки: все это уже было, есть и будет есть. Очередной виток, кусающей себя за задницу змеи-эволюции! Обратно, так сказать, к истокам!..
- Гус. - Я подхожу к нему и, желая хоть как-то приободрить товарища, ложу руку на плечо. - Ведь ничего еще не кончено! Вторая ракетная батарея вполне в рабочем состоянии — выкрутимся как-нибудь!
- Как-нибудь! - Передразнил Густав, стряхивая руку с плеча и рывком подымаясь. - Все и всегда у нас — как-нибудь, авось, сойдет, прокатит! Вечная проблема человечества — расхлябанность, безответственность и разгильдяйство! Профукали войну, в пух и прах просрали — а теперь сидим и утешаем сами себя: авось обойдется, как-нибудь выкрутимся!
Молча слушаю Густава, не пытаясь даже возразить, а сам думаю мкрт'чанцах. Очень организованная, высокоразвитая цивилизация...Была. Когда туурийцы загнали мкрт'чанцев обратно в феодализм, вся их технократическая иерархия полетела в тартарары и ребята просто не выдержали — управлял-то ими эрзац из сознаний правителей,скомпилированных на машинный носитель . Как только сверхразум накрылся — его туурийцы вышибли первым — и стало некому отдавать команды, мкрт'чанцы оказались беспомощными, словно дети. Ну а дальше, как всегда: всеобщая истерия, массовые самоубийства, вспышки эпидемий. Два поколения — и нету мкрт'чанцев. Вымерли, как верблюды...то есть мамонты. Хотя нет, все-таки верблюды, мамонтов ведь клонировали.
А вот амфибии с планеты Котар ко всему отнеслись более философски. Развалили туурийцы их единственный прототип паровой машины и ничего. Поворчали тюленеобразные котарцы немного, а потом плюнули на прогресс. Так живут и в ус не дуют: нежатся на солнышке, плавают в морях, слагают песни в ультразвуковом диапазоне — лафа. Так что, не так уж и плохо — быть разгильдяем. Полезнее для душевного и физического здоровья.
- Внимание! - Прогремел голос исскуственного интелекта. - Связь с орбитальной платформой номер пятнадцать прервана! Предположительно — атака противника! На связи осталось тринадцать... Ошибка! Связь с орбитальной платформой номер четырнадцать прервана! Предположительно — атака противника! На связи осталось двена... Ошибка! Связь с орбитальной платформой номер...
Густав замолчал. Потрясенные, мы наблюдали, как выходят из строя станции оборонительного кольца. Находясь вне досягаемости для ядерных ракет, флот туурийцев атаковал их одну за другой, согласно присвоенным порядковым номерам — педантичные оказались, сволочи. Наша платформа была номер один.
- Ну вот и все! - Сдавленно пробормотал Густав, дрожащей рукой оттягивая ткань воротника, словно тот его душил. - Мы приплыли, бобик сдох!
- Ошибка! - Продолжал гнусавить компьютер. - Связь с орбитальной платформой номер два прервана! Предположительно — атака противника! На связи осталось ноль платформ!
Голос компьютера умолк и наступила тишина. Я весь сжался, ожидая удара. Каково это — попасть под энтропическую атаку? Говорят: для белковой жизни, она безвредна и все равно как-то страшновато. А если излучение меня стерилизует? Хоть это сейчас должно беспокоить в последнюю очередь, но от мысли о бесплодии стало как-то неуютно.
Внезапно, главный экран рубки ожил, шепеляво харкнул рябью помех и моложавый, подтянутый туурийец белозубо улыбнулся нам.
Надо сказать пару слов о их внешности. Они, я имею ввиду туурийцев, очень схожи с людьми по физиологии. Прямоходящие, млекопитающие, две руки, две ноги, одна голова. Пара глаз, ушей, один рот — короче, можно перечислять долго , поэтому избавлю вас от нудной ботвы и скажу проще: Мы с Ними очень похожи. Лишь только синий цвет кожи да перламутровый зрачок не даст спутать гражданина Империи Туур с гражданином Земной Федерации, живущим...ну, где-нибудь живущим.
- Я, рейд-коммандер Золак, капитан флагмана пятого регресс-флота Империи Туур, приветствуюю представителей отсталой цивилизации планеты Земля. - Приятным баритоном сказал инопланетянин. - Надеюсь, тембр моих голосовых модуляций, а также сокращение лицевых мышц, есть для вас приемлемым и ни в коей мере отталкивающим или даже враждебным?
- Хайль, Гитлер! - Плотоядно ощерясь, ответил Густав. - Тембр ваших голосовых модуляций и лицевых сокращений нас вполне устраивает, можете кривляться дальше!
Золак озадаченно нахмурился, взгляд его скользнул в сторону, видимо сверяясь с переводчиком. Затем лицо инопланетянина снова просветлело.
- О! Архаичное приветствие — как мило! - Тууриец продолжал дружелюбно улыбаться и я почему-то вспомнил свою соседку Нэнси — восемнадцатилетнюю блондинку, живущую этажом выше моей квартиры в Питере. Когда она чего-то не понимала, то начинала улыбаться точно так же, словно услышав нечто забавное. Правда Нэнси мне нравилась больше синекожего рейд-коммандер пятого регресс-флота. Наверное оттого, что не командовала ста тридцатью шестью боевыми звездолетами и не угрожала твоей расе перспективой заново изобретать колесо. К тому же, Нэнси женщина, а женщин я не видел целых... хотя, вы уже об этом знаете.
- Ну почему же архаичное?! - Густав сложил руки на груди и с вызовом посмотрел на Золака. - У нас на Земле, среди считающих другие цивилизации отсталыми, это приветствие очень даже популярное!
- Гус. - Негромко окликнул я капитана. - Если это дипломатические переговоры, то не думаю, что начало очень удачное...
- Заткнись. - Не поворачивая головы, бросил Густав. Судя по напряженной спине, он был на взводе.
- Второй землянин абсолютно прав. - Золак все еще продолжал улыбаться, а я все еще продолжал думать о Нэнси и ее аппетитном бюсте. - Это переговоры. Не могли бы вы представиться — тогда можно общаться более непринужденно.
- Я капитан Орбитальной Платформы номер один Густав Хэфридж, а это оператор ракетной батареи Иван Костылягин! Вы вторглись в наше пространство, вывели из строя оборону, а теперь говорите о переговорах?! Довольно забавно!
- Да-да, абсолютно с вами согласен! - Радостно подхватил Золак. - Будь моя воля, я бы непременно атаковал планету, но в Совете Старейшин произошла небольшая рокировка и было принято решение о проведении переговоров.
- Хорошо, я слушаю! - Густав сел в кресло, закинув одну ногу на другую. Более хамского поведения на переговорах, я еще не встречал. Но вообще-то, это мои первые в жизни переговоры, может так и надо себя вести? Поэтому, я помалкивал, а Золак между тем рассказывал.
- Совет Старейшин пришел к выводу, что регресс отсталых цивилизаций без предварительных переговоров не слишком удачное, с этической точки зрения, решение проблемы. Вы, капитан Густав Хэфридж и вы, оператор Иван Костылягин вполне подходите на роль переговорщиков со стороны Земли.
От мысли, что судьба всего человечества вдруг оказалась в моих руках, стало неуютно.
- Простите, но почему именно мы? - Задал вопрос Густав. - Есть же земное правительство, професиональные дипломаты. Пускай они этим занимаются.
- Я, как военный, могу общаться только с военными. - Начал обьяснять Золак. - Считаю, так мы находимся в равных условиях: ни у одной из сторон нет явного или неявного преимущества. Исходя из того, что ваша станция является флагманом, могу заключить — наши статусы примерно равны.
Густав даже рот раскрыл от удивления, но тут же его захлопнул.
- С чего вы решили, что наша станция главная?!
Тууриец невозмутимо ответил.
- Согласно цифровой нумерации, вашей станции присвоен номер один. В начале нашего разговора, вы сами это подтвердили. В отсталых культурах, персонификация первоочередности неотъемлемый атрибут лидерства и главенствования. Не пытайтесь отрицать , капитан Густав Хэфридж.
Он и не отрицал. Казалось, приосанился, расправил плечи.
- И все равно, я не могу принимать такие решения в одиночку! - Чуть подумав, ответил Густав. - Мне надо связаться с Землей, получить директивы.
- Боюсь, это невозможно. Ваши системы связи выведены из строя, доступен только этот выделенный канал. А принимать решение одному вам не придется: можете посовещаться с оператором ракетной батареи Иваном Костылягиным. Двое остальных членов экипажа, судя по результатам сканирования имеют некоторые физиологические дисфункции и не могут принимать участие в переговорах. Итак, капитан Густав Хэфридж и оператор ракетной батареи Иван Костылягин — вы готовы приступить?!
Тууриец замолчал, ожидая нашего ответа. Мы переглянулись с Густавом.
- Гус, мне кажется у нас нет другого выхода, кроме как согласиться. Хуже все равно не будет.
Густав кивнул и, повернувшись лицом к Золаку, сказал:
- Хорошо, мы согласны.

Видимо, в понимании туурийцев переговоры были чистой воды формальностью. Империя Туур милостиво предлагала Земной Федерации добровольно сдаться, уничтожить все звездолеты, заморозить всю промышленность, распустить армию, научные институты, после чего заняться охотой, собирательством и земледелием. В противном случае, пятый регресс-флот сделает это самостоятельно в принудительном порядке.
- В чем тогда смысл, если нет никаких компромиссов? - Ошалело спросил Густав.
- В том, что в первом случае вы добровольно откажетесь от технологической экспансии, нарушающей экологический баланс вселенной и тем самым освобождая наш народ от морально-этической диллемы, применения, в некотором роде, насильственных мер по отношению к Земной Федерации. В случае же отказа от добровольного отказа (во загнул!), я приду к выводу, что отсталая цивилизация землян не хочет осознать глубину своего заблуждения и мне придется (на этом слове Золак сделал ударение) придать приказ о начале атаки.
- А как же морально-этическая диллема?! - Иронично заметил Густав. - Как быть с ней во втором варианте развития событий?
- О, не волнуйтесь на этот счет! - Как ни в чем не бывало ответил Золак. - Если не захотите капитулировать это будет означать только одно: в своей отсталости, вы не осознаете всей глубины благородности и здравомыслия предложения Империи Туур о переговорах. В таком случае нам остается только атаковать и моральный вопрос будет разрешен.
- И разве высокоразвитые (на этом слове ударение сделал Густав) туурийцы не будут считать это геноцидом?
Золак протестующе вскинул руку.
- Ни в коей мере! Мы достаточно гуманны. Вся проблема технологических рас в эмоциональной нестабильности, в отрицании гармонии с окружающим миром. Мы не имеем права вмешиваться в ваши физиологические процессы, хотя, признаюсь, это наиболее эффективный способ. Единственный выход - это локализовать вас, сведя промышленность и технологии до наиболее приемлемого примитивного уровня.
- Но вы же сами используете продвинутые технологии?! Это ведь чистой воды лицемерие!
- Это необходимое зло во имя всеобщего блага. Нас не интересует колонизация других планет или разработка ресурсов. Как только вселенский баланс придет в равновесие, наш флот тут же будет законсервирован .
Мы спорили с Золаком еще минут сорок, пытаясь переубедить, но тууриец оставался непреклонен. Нам явно не хватало опыта ведения переговоров. Наконец, исчерпав все аргументы, опустошенно уселись в кресла.
- У вас есть полчаса для принятия решения. - Улыбка, словно приклеенная, не сходила с лица рейд-командера. - Как только время истечет, я свяжусь снова, чтобы услышать ответ. А пока, оставляю вас наедине. - После этих слов экран погас.
Мы молча, почти синхронно, достали по сигарете и закурили. Я мрачно посмотрел на Густава, Густав мрачно посмотрел на меня, затем выудил из внутреннего кармана плоскую флягу. Сделав пару глотков, протянул мне. Горечь содержимого наждаком проехала по пищеводу, раскаленной гирей бухнулась в желудок.
- И как Петерс пьет эту гадость?! - Кашляя, спросил я, возращая фляжку.
- Дурное дело нехитрое! - Густав аккуратно закрутил колпачок. - Чего теперь делать, Ив? Этому синему барану, что ни говори - как об стенку горохом.
- Позвать Петерса с Олафом?
- Этих придурков?! Не смеши! Один засранец, второй пьяный кретин — с ними каши не сваришь! Нет, Ив, тут остается решать только вдвоем.
- Ну хорошо, Гус, давай посмотрим, что реально мы знаем о туурийцах. Возможно, ответ можно найти в их истории, психологии?
- Компьютер. - Густав устало потер глаза и сгорбил плечи. - Информацию о туурийцах.
- Выполняю, ждите! Выполняю, ждите! Выполняю, ждите!..
Слушая информацию о туурийцах, мы все больше понимали, что дело швах. Цивилизация, насчитывающая два миллиона лет истории, чей культурный и технологический уровень запредельных высот, а физическое и интеллектуальное развитие ее представителей где-то на уровне Геракла и Эйнштейна соответственно, была нам явно не по зубам. Абсолютно беспристрастные, четко контролирующие свои эмоции — боги во плоти. Боги, непоколебимо уверенные в собственной правоте.
- В культуре туурийцев — рассказывал компьютер — очень строгое соблюдение иерархии. Совет старейшин, находящийся на вершине руководящей пирамиды априори является абсолютом в принятии как глобальных, так и локальных решений. Оспаривать их адекватность, любой тууриец может только согласно древнему ритуалу Поединка.
- Компьютер, про это давай поподробнее! - Мы переглянулись, с внезапно вспыхнувшей надеждой…

Линолеум, ты уж не обессудь....
- Чресла - Поясница, бедра (Ожегов) - я бы поосторожне был, применяя великий и могучий для красного словца=)
в полуха - пишется слитно
- Напоминает фразочку Сапковского - "...конец света не наступил, но все равно было весело"
- идея неплоха но как то кривовато выстроена логически - сгорали только новые, применять ядра...
эрзац - по Вики - — неполноценный заменитель чего либо, суррогат.- Понятие «эрзац» стало широко применяться во время Первой мировой войны, когда в Германии из-за огромного недостатка стратегических продуктов сливочное масло стали заменять маргарином, сахар — сахаринoм, a кофе — цикoрием. как то относительно Иск Ина не очень хорошо звучит
- эээ, станция -флагман? А типа цивилизация за ней стоящая - флот?
Еще почему то зацепил неуместный уровень ругани - рассказ ведь писался давно?, ладно у людей шок, я понимаю, но если говорить о публикации, мне кажется, нужно как то завуалировать их=)
насчет Поединка и решения проблеммы - пусть это будут словесные дебаты, я серьезно. Нужно решить проблему логически опровергнув всю систему ценностей врага. Пусть глав. герою поможет пьяница - так будет и занятней и как то..., не знаю - напрашивается просто такой вывод=)

Глава 12
«Самое тяжкое в нашем
деле – терять близких людей»
Маршал Терций Квинус, один
из основателей Легиона

Орки бежали скопом, делая вид, что в отчаянии совсем обезумели. Волах долго объяснял сородичам, для чего необходим этот обман. Новоиспеченный вождь клана спланировал точный удар в центр сплотившихся легионеров. Если оркам удастся разделить ряды – бой можно считать выигранным. Также он подозревал, что командование сил противника находилось именно там, куда они хотели напасть.
Все зависело от отваги и силы воли сторон. Волах не сомневался, что его сородичи с честью выдержат это испытание.

Джон и Шафт поплотнее сдвинули щиты. Трудно было не дрогнуть, видя с какой мрачной решимостью идет противник.
Солнце быстро восходило над горизонтом, уже довольно существенно припекая им затылки. Облака разошлись, устилая мерзлую землю ярким солнечным ковром.
По приказу Счастливчика легионеры наскоро соорудили баррикады. В ход пошло все, что попадалось под руку. Быстро растущий заслон состоял из полупустых фляг и походных котлов с палатками, амуниции и сломанного оружия. Даже трупы и ампутированные костоправами части тел сослужили живым последнюю службу. В конце концов, вышло вполне сносное заграждение, способное выдержать хотя бы один штурм.
Существенно потрепанный отряд Шафта и остатки резервов расположили по флангам, прикрывая тыл основным силам. Их сержанта отозвали к центру. Нагоняю поручили командовать первыми рядами солдат, следя за целостностью обороны. Даже с разделявшего их расстояния Шафт слышал те «знакомые места», куда посылал неповоротливых легионеров новоиспеченный лейтенант.
– Ишь как соловьем заливается, - произнес Дохляк, подходя к баррикаде. Легионер выудил из заслона полупустую флягу и начал с жадностью глотать воду.
– Ничего, им это полезно, - Мэри отобрала флягу у Юза и выплеснула остатки воды себе в лицо.
К ним подошли Зуб и Тони. Последний опирался на плечо товарища, делая вид, что его совсем не беспокоит собственная ущербность. Только тень изгладывающей его боли нет-нет, да и проскальзывала в глаза воина.
– Бедняга, – грустно произнесла Мэри.
– Не время распускать сопли ребята, – оставшийся за главного Зевота придирчиво оглядел свои подчиненных. – Мы не можем изменить свершившееся. Никто не может. Поэтому сожалеть об этом бессмысленно.
– Капрал, вы живы? Вот ведь нам повезло, – кисло проворчал Дохляк.
– И я тоже рад тебя видеть рядовой, – усмехнулся Зевота. – Легионеры, сомкнуть ряды. Живее, живее! Латники – в первые ряды. Легкая пехота – нам вас целый день ждать?!
Привычная суета помогла воинам оторваться от тягостных дум и войти в боевой ритм.
– Джон, подойди на минутку, – окликнул рядового капрал. – Возможно, я не смогу выжить в сече. Если такое произойдет, я хочу быть уверен, что ребята не падут духом. Я хочу сказать, что делаю тебя своим заместителем. И еще одно. Счастливчик предложил один трюк…

Нагоняй мог гордиться собой. Бывалый воин добился от легионеров полного подчинения своей воли. Солдаты слушались его беспрекословно, собираясь по приказу в боеспособные отряды. Первые ряды поставили щиты на землю, вторые подняли щиты вверх, заслоняя головы и шеи товарищей. Такой живой заслон выдержит многое.
– Думаешь, сработает? – Спросил Счастливчик Маркуса.
– Твоя идея – тебе виднее – усмехнулся чернокожий капитан. – Но, если все-таки выйдет, считай что получил повышение.
– В такие минуты я об этом не думаю, – солгал капитан. О повышении и продвижении по службе он думал всегда. То, что сегодня поляжет множество людей, занимало его куда меньше, чем возможность проявить себя. Солдаты были только фигурами в его партии, а жизнь оправданной ставкой.
Орки, наконец, добежали до сплоченных рядов легионеров. Игра началась.

Подобно заразе, клыкастые, расползлись вдоль баррикад, заполняя свободное пространство своими грязными, воняющими мускусом телами. Они прощупывали почву, делали пробные атаки. Наконец, орки решились сделать удар. Толпа тварей ударила в центр.
Щиты затрещали от града ударов. Несколько легионеров пали, но ряды не поддались натиску, оставшись на месте, словно были высечены из мрамора.
– Хорошо, очень хорошо. Сейчас они разозлятся по настоящему, – пробормотал Еж. – Вот тогда-то все и решится.

Калахре доверили вести один из самых многочисленных отрядов. Как и раньше, орк не стал вливаться в гущу схватки. Он вел сородичей к стоящим пока еще в стороне бойцам.
Каково же было его удивление, когда орк заметил раненого легионера, того с кем не успел покончить вчера.
«Воистину провидение направляет храбрых» – подумал Калахра.
– Вперед воины, – прорычал орк. – Сегодня нас ждет пир. Те, кто убьет дюжину мартышек, первыми проведут священный танец на их костях.

Шафт покрепче перехватил рукоять. Оружие скользило в руке, мокрой от пота. Солнце невыносимо припекало, раскаляя неудобные, жутко натирающие кожу доспехи.
Он с трудом отразил первый удар. Широкоплечий орк едва не расколол ему булавой голову. Верный щит принял на себя всю силу удара. Дохляк неловко увернулся, и вражеский меч смел с его головы шлем. Шафт заслонил товарища от удара, и ответным выпадом пробил доспех из дубленой кожи. Раненый орк отступил назад, поскользнулся на брошенной кем-то тарелке с недоеденной кашей, и шумно повалился на землю. Шафт не дал ему подняться, окончив жизнь врага ударом в сердце.
Джон зарубил неосторожного орка, раскроив ему голову лихим ударом. Мозги из лопнувшего черепа забрызгали идущих следом противников. Джон вошел в раж. Словно одержимый демоном, он перерезал врагам глотки и вспарывал животы, ничем уже не отличаясь от жаждущих крови воинов клана Совы.
Знакомый свист помог ему опомниться от опасного безумия. Чуть поодаль, орк, убивший Льдинку, разматывал свою цепь.
Дорогу Калахре преградил Зевота. Капрал попытался проткнуть орка мечом. Калахра увернулся от направленного в него острия. Меч лишь слегка оцарапал ему подбородок. Калахра прорычал и ловким, отточенным движением всадил «ворон» ему в живот. Затем он оглянулся и приготовился к новому бою.
«Ворон» с чавканьем вышел из глубокой раны капрала и, описав полукруг, устремился к Джону.
Тони сидел за баррикадой. Легионер вполне сознавал, что принимает свой последний бой, и скорее всего не выживет. Возможно это и к лучшему. На что может рассчитывать калека? На субботнее подаяние и кружку дрянного пива от сердобольных посетителей таверн. Насчет непригодных более к службе солдат Легион, как и другие регулярные воска предпочитал, не распространятся. Так, жалкая подачка перед выходом на покой. Но зато в приемном пункте об этом сообщали открыто. Так что он был предупрежден об этом заранее, а значит и винить следует только его самого.
На баррикаду полезли три орка. Подумав, что перед ним труп, один из них пнул Тони ногой, расчищая себе путь. И получил остро заточенный кол под кадык. Тони не смог удержать равновесие, и упал на землю, сумев, однако, при этом откатиться в сторону. Метательный топорик воткнулся в подсохшую от росы землю аккурат в месте, где он перед этим находился. Орки подбирались к нему с разных сторон. В поисках решения воин наткнулся на жутко воняющую флягу. Конечно, солдат сразу узнал пойло, каким баловались капралы. Выплеснутая в глаза врагу ядреная выпивка, возымела ожидаемое действие. Орк остановился, и начал слепо тыкать ятаганом вокруг себя.
Тони хотел было плеснуть и во второго противника, но не успел. На него набросился орк, держащий в обеих руках трофейные мечи Легиона. Тони увертывался, как мог, но получив болезненный удар сапогом по культе, взвыл, и на миг потерял ориентацию в пространстве. Враг воспользовался заминкой и отрезал ему уши. Орк оскалился и наколол кусочки плоти на меч, показывая жертве, насколько искусно он владеет клинком. Но к своему удивлению он не увидел ужаса в глазах легионера, зато со всеми подробностями проследил, как меч перерезает ему жилы на ногах. Орк рухнул на него, сумев подальше выбить оружие. Тони схватился с ним врукопашную и остановился лишь тогда когда почувствовал, как в него входит клинок. Легионер умер на теле изуродованного им до неузнаваемости врага.
Не успевший к нему вовремя на подмогу Шар, застал врасплох оставшегося в живых орка и на бегу срубил ему голову.
Шафт всадил клинок в брюхо клыкастому, и провернул его вокруг оси. Вопль врага захлебнулся в общей сумятице сражения.
Лагерь наполнился звуками звенящей стали и криками умирающих.
Шафт заметил Джона, схлестнувшегося с каким-то орком. Легионер собрался было помочь другу, но в этот момент начался штурм баррикады второй волной врагов.
Джон подпрыгнул. Под его ногами пролетела цепь. Калахра выругался и запустил «ворон» в очередной смертоносный полет. Чудное оружие, извиваясь и сверяя на солнце, с каждым разом все ближе подлетало к легионеру. Наконец, на излете цепь зацепилась за голень. Калахра дернул рукоять и увидел как «ворон выдирает из ноги существенный кусок плоти.
Джон опустился на колени. Услышав зловещий свист, воин из последних сил увернулся от лезвия. Джон привстал и, что есть сил, оттолкнулся от земли.
Он не долетел какого-то сантиметра до горла клыкастого, и бессильно растянулся на каменистом грунте.
Скала перевернулся на спину и увидел над собой солнце, радостно и совсем не по-осеннему сверкавшее в небесах. Светило окрашивало в радужные цвета редкие облака, проплывавшие по горизонту. Стаи птиц отлетали на юг, надолго покидая здешние места.
«Скоро и я отлечу вместе с ними, - подумал Джон. – Неважно куда попадет моя душа – в бездну миров или в астрал дожидаясь перерождения. Главное чтобы там была Золотава.»
Солнечный свет затмила фигура орка. Джон посмотрел ему в лицо. Жесткие ворсинки около рта Калахры ощетинились под странным углом. Орк улыбался, размахивая перед собой «вороном». С лезвия, срываясь и отлетая в разные стороны, капала кровь.
Понимая, что не успеет блокировать удар, Джон все же начал поднимать меч. Вдоль тела Калахры заискрились, преломляясь от наточенной стали, пятна света. Скала повернул клинок под углом, и в глаза орка ударил ослепительный солнечный луч.
Дезориентированный противник взмахнул цепью. Но Джона уже не было на прежнем месте. Скала обошел орка со стороны, и вонзил меч в бок врага. Когда Калахра начал опускаться, Джон в два взмаха отрубил ему голову и отбросил подергивающееся тело подальше, не желая подставляться под тугую струю чужой крови.
Секундой позже шальная стрела оркского лучника впилась ему в грудь.
Шафт запоздало подбежал к верному другу, и склонился над умирающим. Джон пытался ему что-то сказать, но до Грозного долетали лишь сиплые хрипы. Шафт приподнял голову товарища, облегчая тому дыхание.
– Ты…должен…вести, – Джон с трудом выдавливал из себя слова, - вести ребят…есть план. Мы, мы все и правый фланг тоже. Нужно зайти им с тыла. Только тогда мы победим, – легионер повернул голову, следя за спешащими в теплые края птицами, – ну вот и я, любимая.
Шафт отдал почести павшему солдату и поднялся. В яростном исступлении Грозный повернулся, ища врагов, но увидел только гору трупов, так и не перебравшихся за ограждения орков.
Он подошел к переводящим дух легионерам. Чувствуя себя не в своей тарелке, Грозный с силой ударил мечом о щит, привлекая к себе внимание. Как сказать измотанным бойцам, что их ждет еще один бой? И скорее всего их шансы очень малы. Встать на пути отступления озверелых тварей означало верную гибель. Но если этого не сделать, рано или поздно численный перевес противника окажет свое гибельное воздействие. И тогда все полягут здесь. И это уже без вариантов.
– Скажите, мы – легионеры? – Прокричал он им.
– Чего ты добиваешься Шафт? – Потирая изувеченную руку, произнес Шар. Солдаты жадно следили за ходом его мыслей.
– Я хочу только одного – справедливости, – сказал Грозный. – Ответьте мне: мы легионеры?!
В ответ он услышал нестройные возгласы согласия.
– В учебном лагере нам говорили, что Легион является символическим гарантом справедливости этого мира, – понемногу он овладевал их вниманием. – Так вот здесь и сейчас творится несправедливость.
Шар, разве не ты говорил, что из-за частых набегов орков, сжигающих наш урожай, крестьянам грозит голод? Кровавая Мэри, ты клялась истребить столько орков, сколько пальцев они отсекли твоему маленькому сыну, прежде чем его убить. – Он увидел решимость и готовность идти в бой на лицах друзей и продолжил. – Сегодня мы получили возможность отплатить им за все горести и несчастья. Мы – последний рубеж, отделяющих этих кровожадных тварей от мирных жителей. Так кто мы – мясо для разделки?!
– Нет, – отозвались воины. – Мы – это Легион!
И Шафт повел их за собой. Нечто знакомое всколыхнулось в темных закромах его души. Конечно, он никогда раньше не командовал людьми. Но что-то похожее уже испытывал. Или же утомленное увиденными смертями сознание сыграло с ним шутку?
В центре сражения кипела неистовая сеча. Слышались ругань и рычание. Во все стороны брызгала кровь. Каждую секунду воины падали на землю. Изрубленные на куски тела затаптывались сапогами сражающихся.
К их маленькому отряду подключились другие уцелевшие. Правый фанг спешил разделить с ними этот бой. Дождавшись последнего солдата, Шафт с грозным криком ринулся вперед. Кажется, его личной мести суждено было сбыться сегодня.

Волах ощущал мутное беспокойство. Орки теснили людей всюду. С каждым взмахом меча падал какой-то примат. Оборона противника сломлена. Еще несколько минут, и люди станут панически отступать.
И все-таки он нервничал. Чутье редко подводило Волаха. Но новоиспеченный вождь клана никак не мог понять причину своей тревоги.
Подобравшийся к нему человек был зарублен Гагахой. Повернувшись к нему, брат улыбнулся. Может, это он замыслил нечто коварное?
Передовые ряды, наконец, уничтожили последнюю линию обороны пехоты. Однако, вместо ожидаемого штаба с верховным командованием, орки увидели нацеленные на них луки легионеров.
В этот момент Нагоняй, отдал приказ. Окружающие врагов по бокам люди укрылись щитами.
Стрелы полетели кучно и прямо. Сраженные наповал, орки падали десятками.
Волах не успел отдать приказ перегруппироваться. В рядах его воинов началась давка. Он должен был предусмотреть этот вариант. Но победа казалась такой близкой, что осторожность могла сойти за трусость. Им следовало отступать немедленно.
Командовавший лучниками Счастливчик увидел, как орки поворачиваются к ним беззащитными спинами, и сжал кулаки. Теперь все зависело только от того, сколько продержатся легионеры, которым выпала участь отрезать противнику путь к отступлению. Каждая подаренная ими секунда заминки существенно уменьшала численность клыкастых.
Маркус и Нагоняй не сговариваясь дали приказ теснить врага. Теперь на орков осуществляли давление две силы: лучники, метко посылающие стрелу за стрелой, и «пресс», ломающий им кости.

Шафт непроизвольно сглотнул. На них неслись, сметающим все на своем пути потоком, вконец обезумевшие орки. Это уже не были разумные существа. К легионерам приближались почувствовавшие запах травли звери.
Миг, и лавина обрушилась на них. Сила атаки была такова, что некоторые легионеры, чтобы не упасть, встали на колено. За этим нападением последовало еще одно, куда более яростное. Враг и не думал отступать – ему не было куда.
Юз получил обухом топора по лбу и упал. На его место встал следующий, но и он долго не продержался.
Вначале Шафт сражался, укрываясь за щитом. Но вскоре понял, что попросту не сможет удержать его под натиском ударов и из-за усталости. Поставив на собственную ловкость и добротно кованые латы, он отбросил щит и не жалея себя рубил направо и налево.
По истошному крику он понял – Шар не выдержал натиска. Рвение Грозного утроилось.
Ну же мерзавцы, подходите ближе! Еще, еще! За Льдинку, за Джона. За капралов и товарищей. За семью…
Бившейся неподалеку Мэри рассекли лицо. Девушка пошатнулась и пропала в толчее боя.
Шафт почти не ощущал собственных ран. Окружающая действительность плыла перед его глазами. Легионер рубил наугад, и только по крику боли догадывался, что попал в цель.
Последняя дюжина солдат держалась из последних сил.
Его ударили по голове, бок жгла полученная неизвестно когда глубокая рана. Наконец Шафт не выдержал, и осел на землю. В последнюю секунду его прикрыл Зуб. Подставив под удар щит, воин ощерился в беззубой улыбке.
– Ты чего это рашлегся? А ну, не отлынивай от обяшанностей, – он попытался его поднять.
– Не могу. Ноги не слушаются.
– Конечно можешь. Легионер все может. Вставай. Осталось продержаться совсем чуть-чу… – Он не договорил, и с недоумением уставился на вышедший из груди острый конец чекана.
Зуб повалился навзничь, забрызгивая все вокруг своей коровью. Прямо на лежащего Шафта.
Преодолев последнее сопротивление, орки бросились в открывшуюся брешь.
На их пути к свободе встал возглавивший вторую линию обороны Еж. Капитан лично возглавил солдат. Легионеры расположились клином, собираясь разделить силы противника.
Разгадав их помыслы, Волах повел свой клан на прорыв. Гагаха не отставал от него ни на шаг.
Даже однорукий, новый вождь представлял собой огромную опасность, круша человеческие черепа, словно это были лесные орешки.
Еж бросился навстречу этому исчадию бездны.
Сметя одним махом двоих легионеров, Волах скрестил оружие с капитаном. Проворная мартышка постоянно уклонялась от ударов, либо вскользь отражала их. После нескольких секунд выжидания Волах совершил неосторожный выпад и открылся. Маркус пронзил ему бедро.
Собираясь покончить с ним, Еж занес меч. И тут Гагаха вышел из-за спины брата. Не ожидавший этого легионер опешил, и попытался отступить, но только увяз в толчее бьющихся тел. Гагаха воспользовался подаренной возможностью и пронзил капитану сердце.
– Спасибо, - с благодарностью произнес Волах.
– Не за что, брат, – Гагаха улыбнулся ему, и перерезал брату глотку.
Гагаха был вне себя от радости. Восхождение к власти оказалось таким стремительным, что у него кружилась голова. Еще неделю назад он почитал за благо подъедать объедки с отцовского стола, а теперь сам займет его место. Конечно, клан поддержит его. Всем наплевать на то кто будет у власти, главное чтобы он принес успех клану Совы. Эта битва откроет ему дорогу к костяному трону.
Последний легионер, заграждавший им дорогу, пал. Беспорядочно отступая, орки вырвались из окружения. Но и здесь они не нашли покоя.
Прилетевшие с северной стороны стрелы, словно запоздало настигшее возмездие, подкосили многих орков.
Гагаха в панике осмотрелся. Легионеры только-только начинали свой маневр, выдвигаясь вперед, чтобы вести преследование. Нет, это не могли быть они. Но тогда кто?
Новый шквал стрел подкосил добрую половину воинства клана. Пролетевшая мимо стрела задела его щеку, оставив на память алый след.
Им нужно разделиться, поодиночке лучники нанесут значительно меньший урон. Скрипя зубами, Гагаха отдал свой первый приказ собратьям.
Оки устремились к ближайшему подлеску. Гагаха и несколько потрепанных боем воинов первыми вбежали под сень деревьев. Он остановился, чтобы отдышаться.
Неожиданный поворот событий совсем выбил его из колеи. Минуту назад он купался в лучах славы, а теперь готов был пожертвовать всеми пальцами на руке, только бы Волах был жив и приписал это поражение себе.
Ничего, мартышки заплатят за унижение. В следующий раз уже не орки будут спасать свои шкуры.
Отошедший подальше от остальных воин заметил странную тень, затаившуюся среди колючих терновых кутов. В силуэте он узнал человека с очень странным взглядом. Он уже собирался позвать вождя, когда молния, стремительным синим росчерком пронзила зазевавшегося орка, испепелив тому легкие.
Странного человека обступили человеческие латники, готовые защищать его даже ценой своей жизни. Вокруг опешивших орков появились и другие люди – одни в легких хламидах, другие в прочных доспехах.
«Маги, – догадался Гагаха. – это человеческие маги!»
Руки чародеев осветились лазоревым заревом. Камни в навершиях посохов сверкали необычайно ярко. Маги вполголоса завели литанию.
Уйти от чар никто не успел. Ветвящиеся молнии одна за другой впивались в орков. Неведомая сила разрывала их на части, испепеляя и поджаривая лучше всякого пламени. На полянке разлился запах горелого мяса и нежный, приятный запах, всегда приходящий после дождя.
Через несколько мгновений все было кончено. Чародей, появившийся первым, спокойно ждал, пока его коллеги обойдут пораженных орков, ища выживших.
Вскоре к нему подошел один из них:
– Двое выжили, мессир Морран.
– Мы уже не состоим в круге магов, Пин, – улыбнулся маг. Он снял с головы капюшон и поморщился от веявшего тут запаха. Глаза мага переливались радужными оттенками, не останавливаясь на каком либо одном и доли секунды.
– Да, конечно, вы правы, но я не могу обращаться к своему бывшему наставнику в какой либо иной форме, – улыбнулся Пин. Его глаза тоже наполнялись меняющейся палитрой красок.
– Придется учиться, – жестко ответил Моран. – Здесь не Башня. Привыкай. Два говоришь, – он перевел тему разговора. – Нам хватит и одного.
Он кивнул солдатам и те добили одного из двух уцелевших.
Если эксперимент удастся, и зондирующее сознание заклинание успешно наложится – маги получат знания о местоположении не только племени Совы, но других кланов.
Маги и их сопровождение направились к лагерю, неся с собой потерявшего сознание от жгучей боли последнего и самого недолговечного вождя клана Совы.

Капитан О’Нил успешно пресек попытку уцелевших орков вновь сплотиться для боя. Отряды солдат отсекли измученного боями противника от леса и близлежащих полей и дали скоротечный бой. Сопротивления почти не было. Раненых среди вражеских солдат тоже. Равно как и выживших.
Подкрепление, как и ожидалось, пришло в срок. Вербовка в близлежащих городах и поселках прошла более чем успешно. В обескровленный Легион должны были влиться новые силы.
Солнце над полем боя засветило пуще прежнего, к сожалению не делая его краше. Мертвые лежали вповалку. Орки и люди обнимались, будто братья или – что еще хуже – словно любовники. Из груди павших торчали обломанные древка копий, иногда чуть покачиваясь на ветру.
Солнце яростно сияло, отдавая последнее в этом году тепло. Светилу будто нравился вид щедро орошенной кровью земли. Вился пар. Недавно текшая в венах жидкость остывала и всасывалась в почву. На следующий год тут будет славный урожай, если конечно сеющий не убоится недоброй славы этого места.

Весь оставшийся день, а за ним еще один, легионеры ходили вдоль лагеря, собирая павших и раненых товарищей. Целители, конечно, старались во всю, но даже они понимали, что многие люди скоро умрут. Из семидесяти солдат они спасли только четверть.
Кузас, бывший у целителей за главного, устало перевел дух. Он и раньше штопал раненых. Но никогда в таком количестве. За день он не раз в отчаянии сцеплял руки, когда перед ним умирал очередной солдат. Как же вели себя его коллеги в более локальных конфликтах? Когда счет за одно сражение идет на тысячи. Рыцари с их закованными в железо телами почти не несли потерь. Кроме того, как знал Кузас, их старались брать живьем ради выкупа. А был ли шанс выжить у простого солдата? Такого, как этот сидящий перед ним парнишка, совсем молодой, но уже познавший смерть в лицо.
– Это все, на что я способен. Извини, но мои силы иссякли уже давно, - печально сказал он пациенту.
– Ничего. Я могу стоять и говорить. Это уже успех, - не весело пошутил Шафт.
Целитель увидел на его лице печать грусти. «Представляю, как много ему довелось пережить», – подумал он.
– Нет, не представляешь, – бросил ему вслед Грозный, заставив Кузаса невольно передернуть плечами от удивления.

Глава 13
«Что?! Легион это надолго?!»
Рядовой Зан, убит при попытке
дезертирства.

Орков легионеры свалили в один ров и закопали.
Своих солдат они бережно положили на по-умному сложенные колоды. Увидев, что собираются сделать воины, маги предложили свою помощь.
Сухая древесина зажглась сразу же. Пламя взвилось до небес, отдавая своеобразную честь доблести погибших.
Счастливчик отстраненно смотрел на огонь. Самое время праздновать блестящую победу, но ему было гадко на душе. Он предложил блестящий план – это верно. Но участвовал ли он в сражении? Нет, руководил издали. Как и подобает главнокомандующему. И все же, почему у него сложилось такое впечатление, что капитан струсил и вместо себя пустил на убой Маркуса и Шрама? Будь проклята Кассандра! Пусть сгинет в огне старая ведьма, заложившая в его душе сомнения.
Стоящий по стойке смирно Шафт, напоминал каменное изваяние. Возле него находился пошатывающийся, еще не отошедший от целительной магии Дохляк. Время от времени Юз шмыгал носом, сетуя на простуду и украдкой утирая слезы.
Так много ребят погибло за один день. «Брюхо, Букварь, Джо – я не забуду вас», - думал Шафт. «Тони Кактус, Шар, капралы – я не так хорошо знал вас, но в лагере мы породнились и вместе давали клятвы верности Легиону. Мэри, Зуб, Джон и Золотава. Все вы так много сделали для меня».
Поддавшись наитию, он вышел, и поднял меч в прощальном салюте. Солдаты обернулись к Шафту. И тогда он произнес:
– Легионер умер. Вечная слава легионеру!
– Легионер умер. Вечная слава легионеру! – Прокричали воины. Их мечи покинули ножны, отдавая последние почести умершим.

– А потом я убил их вождя. Ровненько так перерезал его глотку. Простак даже ничего не почувствовал. Смотрю – все затихли. И только краем уха слышу странный свист. Вжик-вжик! – Юз детально показал полет стрел и театрально заломил руки, давая понять трагизм сцены. – Я еле успел поднять щит, – бутылка вина временно исполнила роль укрытия. – Дальше смотрю – здоровенный орк заходит капитану за спину. Метра два в высоту – не меньше.
Со всех сторон раздались тяжкие вздохи. Новобранцы неотступно следили за повествованием Дохляка. Каждый день они напрашивались с ними в таверну и ставили на почин вино или эль. Тогда главный сказочник Легиона заводил свои басни, буквально каждый новый день обрастающие новыми подробностями.
– Ну конечно я не бросил его на произвол судьбы. За что и заработал это, – Юз показал коряво сшитый шрам и здоровенную шишку на лбу.
Новобранцы зааплодировали. Кто-то откупорил новую бутыль. Красная жижа расплескалась по чашам. Прозвучали ободряющие тосты. Прошло полтора месяца после тех событий. Форт был достроен. Кампания началась, но немного затормозилась из-за скорой зимы. Орки уже не так наседали на земли людей, предпочитая разовые набеги затяжным военным действиям. Нагоняй стал лейтенантом уже официально. Шафта и Дохляка возвели в чин капралов, и дали надбавку за проявленное мужество во время боя.
Он обвел посетителей таверны чуть мутноватым от выпитого взглядом, и к своему удивлению, приметил старого знакомца – виконта Траста. Рядом с ним сидел завернувшийся в полы тяжелого расписного плаща судья. Между ними завязалась короткая, но яростная беседа. Траст размахивал руками, а судья тихо хихикал над жестикуляциями собеседника. В конце разговора к ним подошел стоявший до этого в стороне охранник виконта, и протянул судье плотно упакованный сверток. Не говоря больше ни слова, Траст поднялся и поспешно вышел из галдящего заведения. Судья посидел еще некоторое время за кружкой эля, и тоже начал собираться.
– Да сколько же можно братцы, – громко говорил, где-то в углу подвыпивший мельник. – Орки истязают простой люд уже ни один месяц. Никакой управы на них нет. А вот эти, – он указал пальцем на легионеров. – Просто сидят на наших шеях, и жрут нашу еду. Им казначеи, видите ли, платят за нашу безопасность. И что? Как убивали, так и убивают. На прошлой неделе сожгли ферму Грогеров. Вчера убили семью Севентеров. Как, спрашиваю вас, это следует понимать?
Дохляк грязно и на все лады выругался. Новички начали поглаживать пояса, ища изъятые на время увольнения мечи. Шафт только головой покачал.
К сожалению люди никогда не помнят сделанное для них добро. Зато всегда оценят огрехи других. И мосты братской любви рушатся как картонные замки. Люди слабо верили басням легионеров про их бои с орками.
– Братья! – В таверну ворвался еще один крестьянин в прокопченной одежде. – Беда. Семью Пеннингов убили. Их дом сожжен дотла.
– Нет, братья односельчане, я вам вот что скажу: нужно перебираться в город, – деловито сказал трактирщик. – Там, говорят, новая сила появилась. Кличут себя бюргерами. Образуют ремесленные профсоюзы. Конечно, десятину градоначальнику отстегивают, да и про казну не забывают. Но и их теперь никто из шаек не трогает. Кто-то из благородных хотел было прикрыть их дельце, а не получилось. Тут же прервали важные поставки товаров, что влетело в копеечку. Дворянин послал жалобу, а его почтовая переписка куда-то пропала. Вот так-то.
– Если куда и поеду, – высказался выглядевший зажиточнее всех крестьянин. – Так это в герцогство Анвертинг. Фридрих Рыжебородый разбойникам спуску не дает и крестьянам там вольнее живется, чем у других господ. Нет, конечно, хуже чем здесь, но там орков нет.
Шафт поднялся, и покачиваясь, пошел к выходу. И здесь прошлое нашло его. Его лоб покрылся испариной, глаза слегка затуманились, а лоб покрылся липкой испариной. Семья, друзья, невинные люди… Сколько их еще должно погибнуть чтобы насытить жажду крови безумных тварей.
У двери он столкнулся с судьей. Взглянув в глаза человеку, когда-то осудившему его насмерть, Шафт в мгновение ока пропал в безумном водовороте видений-полутеней. А потом разрозненные куски сложились в очень ясную и осознанную картину.

– Дело улажено, – несколько растягивая слова, произнес Бост.
– Великолепно, – Траст успокоился, и перестал нервно барабанить пальцами о столешницу. – Сколько на этот раз?
– Двести серебряных марок, - осклабился судья.
Стоявший позади своего сеньора Блад присвистнул. Это была его плата за полгода службы.
– Почему дороже, - спросил Траст.
– Третья семья за две недели. Люди начинают подозревать, кроме того дворянство начинает подкапываться под наши дела, – начал перечислять судья. – Моя плата увеличивается пропорционально заботам.
– Ладно, - прервал его Траст. – Блад, передай судье нужную сумму.
Телохранитель вытянул из внутреннего кармана тугой сверток, и доложив туда несколько крупных монет, передал его Босту.
– Надеюсь, таких проблем, как в первый раз не было, – осведомился виконт.
– Нет, списки оказались верны, - доложил ему Бост. – Семья жила особняком. Готовых вступить в наследство родственников не обнаружено. Официальная причина – крестьяне сами виноваты, рискнув поселиться вблизи от орочьих лесов, – Бост довольно ухмыльнулся. Было видно, что он доволен собственной изобретательностью.
Начавшаяся недавно кампания против орочьих кланов как нельзя кстати прикрывала их темные делишки. Никто не станет выпытывать о внезапной кончине целой семьи. Зачем? Сказания о кровавых похождениях орков знакомы всем.
– Отлично, – виконт дал ему понять, что разговор окончен, и направился к выходу. – Прощайте Бост.
– До следующего раза ваше высокоблагородие, – Бост позволил себе прыснуть в кулак.
Начавшийся когда-то как невинная беседа разговор, со временем перерос в обоюдовыгодную сделку. Траст наносил «визиты» примыкавшим к его владениям жителям, после чего семьи неожиданным образом гибли. В течение месяца их бесхозные территории официально становились его собственностью. За умеренную плату скромный блюститель закона Вольницы отводил не только свои, но и чужие глаза от проступков виконта. Для Боста настоящей удачей стало неожиданное открытие, сделанное им несколько позднее. Виконту «нравилось» убивать людей. А перед смертью делать с женщинами кое-что еще. Его телохранители берегли не только тело, но и секреты, так как были столь же порочны, как и их сюзерен. Это обстоятельство открыло перед скромным чиновником огромные возможности оказывать давление на Траста.
Траст скрипнул зубами, но не ответил на дерзость. Благородно приосанившийся силуэт мелькнул в темном дверном проеме. За ним неотступно следовали две тени.

Шафт очнулся от наваждения. Нелепо моргая, он пытался осмыслить увиденное. Голова заработала, в сумасшедшем темпе слаживая кусочки мозаики в ясную картину.
Неужели виконт и правда в этом замешан? Значит и судья с ним.
Ему вспомнилось с таким трудом забытое прошлое. Странное присутствие у скромных фермеров дворянина. Его нелепое желание помочь тушить пожар. И почти маниакальная уверенность в том, что юноша виновен. Конечно, это было сделано для того чтобы скрыть следы собственного преступления. Кому поверят скорее – безродному или благородному? Как же спокойны были их лица, ни чуть не пораженные увиденным. А то нежелание, с каким подкупленный судья передал смертника в распоряжение Легиона.
Каким же глупцом был Шафт с его наивным желанием отомстить. Жажда отмщения перебила доводы рассудка. Он изливал свою ненависть, на каких-то выдуманных врагов. Стал свидетелем множества смертей из-за почти детского желания восстановить справедливость. А теперь оказалось что все проделано напрасно…
Но так ли? Называть гибель друзей, готовых пойти ради тебя на смерть нелепой, это кощунство. Легион научил его сражаться, подарил надежду. Этого Шафт не забудет никогда.
Что же теперь? Неужели опять глупо мстить всем виновным? В глубине души он устал от смертей. И знал, что его семья не одобрила бы действий родственника. Но Шафт также знал, что оставить все как есть, означало бы совершить самый гнусный поступок в его жизни. Нужно вывести их на чистую воду.
Он бросился вслед за Бостом. Внушительных размеров судья вперевалочку шел между новеньких, недавно покрашенных домов, расположившихся друг от друга на приличном расстоянии.
Шафт догнал его у темного закоулка, где-то на окраине поселений.
Бост вздрогнул и пискляво вскрикнул, когда чья-то рука больно сжала его плечо. Легионер развернул судью к себе лицом и пристально вгляделся в его поросячьи глазки.
Бост узнал его. От страха ноги отказались повиноваться ему. Он хотел было осесть на землю, но Шафт держал его крепко.
– Говори все что знаешь, – Грозный сказал эти слова шепотом. В затихшем укромном местечке они прозвучали особенно зловеще.
– Паренек, это ты о чем? Иди-ка ты своей дорогой. Давай быстрее, пока я не передумал и не позвал на по…, – судья согнулся от мощного удара в пах.
– Может это освежит твою память, – также тихо сказал Шафт.
Краем зрения Бост увидел приближающихся к ним людей и опять попытался свести разговор на нет.
– Парень, ты только что ударил судью. Теперь тебя уж точно могут посадить… – Шафт ударил его по лицу. И сломал Босту нос.
К ним подошли маячившие позади люди.
– Грозный, опомнись. Извините его. Он, наверное, слегка хватил лишку, – подоспевший к ним Дохляк сотоварищи встал между Шафтом и судьей.
– Не вмешивайся Юз, – Шафт все так же неотрывно смотрел в глаза судье.
– Какой же ты дурень, – в сердцах бросил Юз. – Если об этом поступке узнают…
– А что тебе дало основания полагать, что о нем узнают? Если не найдут тела всегда найдется правдоподобное объяснение. Скажем, на прогуливающегося близ лесов человека напали орки.
После этих слов судья сломался и сбивчиво выложил им все, что знал. Во время рассказа Бост изо всех сил старался обелить себя перед ними, но получалось у него это скверно. Пугливо вглядываясь в скрытые сумерками лица, судья искал хоть толику сочувствия, но находил лишь омерзение и желание всадить ему под ребра нож.
После окончания принудительной исповеди легионеры только и могли, что обескуражено переводить взгляд с судьи на Шафта.
– Сочувствую друг, - голос у Юза дрогнул. – Если что - можешь на нас рассчитывать.
– Да, ваши показания окажутся весьма полезными сведениями на суде, – торопливо произнес судья. – Со своей стороны я обещаю приложить все усилия, чтобы привлечь виконта к ответственности.
Шафт хотел было кивнуть, но так и замер на месте. Какие показания? Какое правосудие? На что он надеялся? Траст – дворянин, а судья продастся тому, кто заплатит больше. Он опять хочет идеализировать ситуацию. Устроить разбирательство по всем правилам и, конечно же, победить. Ведь добро всегда побеждает. Теснимый зверствами сильных мира сего, народ с готовностью слушал странствующих сказителей, принимая за чистую монету их россказни. По этому пути собирался пойти и Шафт. Нет, он не поведет себя столь же глупо в очередной раз. Виконт умрет сегодня же. И пусть его душа отправится после этого в бездну, только бы Траст пошел туда первым.
Он бросил судью в лежащие неподалеку помои и, стараясь не медлить, двинулся в сторону гостиницы. Постоялый двор «У старого Поля» конечно, был дырой, но самой лучшей в округе. Вне сомнений виконт поселился именно там.
– Мы с тобой, – начал было Юз, но Шафт вскинул руку, заставляя его замолчать.
Грозный остановился и внимательно посмотрел на друга.
– Я знаю, друг мой, ты готов пойти за мной хоть на край света, и даже дальше. Мы столько пережили, что, пожалуй, даже если бы к нам пришла смерть – мы встретили бы ее во всеоружии. Однако, в этот раз я пойду один. Есть битвы, когда одиночество нам во благо. Ступайте в казармы с чистой душой. Вы мне ничего не должны.
Легионеры подчинились. Они нехотя уходили, постепенно исчезая в густых осенних сумерках. Шафт не узнавал себя. Откуда взялись у него эти таланты? Раньше он и за отарой овец и коров не мог уследить. А теперь его безропотно слушаются люди. А эти ужасные видения. Сегодня его посетило одно из них прямо в таверне и оказалось чистейшей правдой. Что с ним происходит? И почему?
Холодный северный ветер задувал под скудную армейскую одежку, холодил напряженное тело. Крестьяне давно распродали свой товар, и готовились встретить зиму в тепле и достатке. На улочках маленького поселения было пустынно и угрюмо. Его сердце колотилось в сумасшедшем темпе. Руки сотрясала дрожь. Он знал – это не из-за страха. Просто натренированное тело готовилось перейти в боевой режим.
Изо рта мелкими струйками вырывался пар, тут же таявший в непроглядной темноте.
Вскоре он вышел к нужному зданию. Двухэтажный невзрачный дом, построенный из серого известняка и бурой глины. Строение казалось ненадежным, но на самом деле давало хорошую защиту от дождя и холода.
Шафт направился в сторону примыкавшей к гостинице конюшне. Часто бывая в этих местах, он слышал, что у хозяина была плохая репутация. Его гости часто оказывались вне закона. Они покидали дом не через главную дверь. Существовала еще одна – возле конюшни.
Еще у поворота Шафт увидел выходящего из задней двери человека. Он не обратил бы на него внимания, но у того были знакомые цвета на плаще. Поющая на красном фоне птица горнушка была гербовой эмблемой виконта Траста.
Шафт подошел к нему.
– Еще шаг, и будешь собирать свои внутренности по земле, - воин обнажил меч и угрожающе направил его в сторону Грозного.
Шафт даже не сбавил скорость, чтобы осмыслить сказанное. Солдат ударил, стараясь попасть в сердце. Шафт с легкостью обошел его и воткнул припрятанный до этого нож под кадык. Человек молча осел вниз.
Шафт подобрал выпавший меч и вошел в дом.
Свет от поставленной на тумбу свечи мерно распространялся по помещению, отбрасывая на стену призрачные тени. Он не стал брать с собой догорающий огарок, чтобы не привлечь к себе лишнего внимания.
Возле поворота он едва не столкнулся с еще одним стражем. Перед смертью мужчина успел позвать на помощь.
У входа на лестницу появились двое из личной охраны виконта. Как там их? Блад и… Да какая к демонам разница.
Из одежды на них были только подштанники. Зато имелось оружие. Пока один, имени которого Шафт так и не вспомнил, двинулся к нему, другой прилаживал стрелу к ложу арбалета.
Только самострел повернулся в его сторону, Шафт начал действовать. Метнув нож в приближающегося Блада, легионер бросился на неважно отделанный рубанком пол.
Он ловко откатился за выступ стены, уходя от удара мечом. Клинок противника застрял в досках. Шафт полоснул его по горлу и, не добив, оставил корчиться в агонии. Оставшийся страж, не имея больше стрел под рукой, отбросил арбалет.
– Сдаюсь на милость, - такими были его последние слова перед смертью.
Шафт знал, что они присутствовали при виконте во всех его темных делишках. И не меньше его повинны в них. Единственной милостью для них было острие меча.
Что-то мешало ему двигать левой рукой. Повернув голову, Шафт увидел застрявшее в предплечье древко болта. Наконечник лишь немного не достал до шеи. Он обломал древко. Нужно торопиться. Скоро боль станет невыносимой, и он потеряет сознание.
Невдалеке хлопнула тяжелая, обитая железом дверь. Виконт.
Шафт бросился в погоню.

Юз и Нагоняй, чуть ли не бегом спешили к месту происшествия. Дохляк действительно направился с остальными в лагерь. Но не затем чтобы сидеть в бездействии. Он подошел к единственному человеку, который мог им помочь.
Нагоняй был очень, очень зол. Поступок мальчишки испортит репутацию Легиона. Могут возникнуть проблемы с местным населением. И где тогда они найдут поддержку. Их ряды перестанут пополняться, а цены на еду возрастут стократно.
Нагоняй был жилистым человеком средних лет, с приобретенной им еще в молодости армейской выправкой. Виски лейтенанта тронула седина. Он всю жизнь старался держаться установленных другими правил, и никогда не имел проблем. Такая ситуация была ему в новинку.
– Вот ведь дурень, – в сердцах пробурчал Нагоняй. – Сам поставил крест на своей карьере.
– А как вы бы поступили на его месте, лейтенант? – Спросил его Юз.
– Я, – Нагоняй задумался.
Легко судить кого-то со стороны. Но произойди это с ним, вполне возможно, что и он сам поддался бы этому порыву.
– Будем надеяться, что он не успел сотворить неисправимое, заключил лейтенант.
– Вот это место, - один из солдат указал на закоулок между домами, где они в последний раз видели Шафта.
С восточной стороны послышался гомон. Люди гневно кричали, слышался женский визг. Ночная тьма осветилась заревом факелов и фонарей. К ним приближалась разгневанная толпа. Их вел Бост. Он успел переодеться в чистую одежду, при более детальном осмотре оказавшуюся мантией судьи.
Бост подливал масла в огонь, разжигая в людях ярость и ненависть. Когда человек перестает чувствовать себя в безопасности, он становится неуправляем. И очень опасен. Хуже этого только столпотворение разгневанного народа. Люди осознали, что им угрожают не эфемерные, живущие, где-то в лесах орки, а их сосед. Виконт, который должен был быть их союзником, убивал и насиловал родных. Эта новость взбудоражит даже самые холодные умы.
– Ой, будет нам больно, - обмолвился крайний слева солдат.
Бост осадил людей перед самым их носом, и торжествующе взглянул на легионеров:
– С нас хватит тирании Траста, – объявил он им. – Мы больше не хотим бояться, что, уезжая, больше не увидим их. Выбирайте с кем вы – с супостатом или с нами.
Открыв правду, Бост понял, что его ждет участь виконта. Когда о его сделках узнают, судью как минимум повесят. Нужно было действовать быстро. Он созвал людей, и вкратце обрисовал им положение дел, забыв конечно упомянуть в зверствах свою персону. Попробуй кто-то теперь обвинить его, и нахала возьмут на вилы.
Нагоняй тоже соображал быстро.
– Легион всегда защищает невиновных, – отчеканил он.
– Отлично, – в тайне судья надеялся, что легионеры попытаются на них напасть, и будут исколоты насмерть. Тогда бы никто больше не знал об истинном положении дел.
Внезапно к ним выбежал сам виконт. Траст выглядел напуганным. Его преследовал человек в гражданском. В руке у последнего имелся меч.
– Помогите, он хочет убить меня, - взвизгнул Траст. Тут он увидел знакомое лицо. – Бост! Ты здесь? Ты, вонючий мешок с гноем, это твоя вина. Ты оставил ему жизнь.
– Здесь нет поддержки убийце наших семей,- высокопарно заявил судья. – Именем данного в мои руки самим королем права судить в Вольнице, приказываю взять тебя под стражу.
Траст отступил на шаг, и в панике огляделся. Крестьяне попытались связать ему руки, но он вырвался. Отобрав у кого-то вилы, он всадил их в упитанный живот судьи.
– Захотел стать символом для народа, – прошипел он Босту. – Получай.
Судья упал, сбив с ног несколько поселенцев.
Виконта подняли на руки. Начали сдирать с него дорогие одежды и вырывать волосы. Толпа не знала пощады.
– Погодите, - сказал им Шафт. – оставьте его мне.
– Ступай в казармы парень, - начал было уговаривать его Нагоняй, но Грозный его не слушал.
– Он убил мою семью. Кто как не я имею право лично казнить его.
– Твоя рана, - произнес, указывая на торчащий обломок стрелы, Юз.
– Это пустяки по сравнению с тем, какая дыра образуется у него, когда я с ним закончу. Дайте ему меч, – он обратился к легионерам.
Нагоняй вытянул спрятанный под плащом клинок. Жители обступили их кольцом, закрывая виконту путь к отступлению.
Траст только усмехнулся ему.
Первый же удар дворянина распорол Грозному одежду. Второй оставил кровавый след на щеке. Виконт продолжал атаковать, и каждый его выпад заканчивался новой царапиной Шафта. Он теснил легионера, не забывая посматривать по сторонам, ожидая каверзы от крестьян.
Шафт ослабел. Рука болела. Старые раны почти открылись. Он уже не был так уверен, что поступил правильно.
Траст держался той руки, в которую вонзился арбалетный болт. Выждав подходящий момент, виконт блокировал удар Шафта крутнулся вокруг своей оси, и оказался за спиной Грозного. Свободной рукой виконт сдавил увечное плечо.
Шафт с криком осел на холодную брусчатку.
– Запомни этот миг, холоп, – зло сказал Траст. – Многие идиоты вроде тебя возомнили, что имеют какой-то вес в нашем мире. Они считают себя героями-освободителями от пут власти. Глупцы. Вы не понимаете, что людям всегда нужны те, кто будет ими править. Даже через тысячи лет. Короли сгинут, придут аристократы. На юге Клинка есть считающий себя оплотом свободы Союз Вольных Городов. И там есть правящая элита. Так называемая палата общин.
Вы здесь считаете себя свободными крестьянами. Но почему-то, когда случится беда, зовете стражу. Постоянно требуете от нас, высокородных защиты или отдать под аренду землю. Скажи мне – где тут свобода?
Ты ушел от плахи. Выжил в сражениях, и вместо того чтобы жить своей жизнью, лежишь теперь передо мной. Видимо ты решил, что Легион дал тебе право общаться со мной, как с равным?
Шафт с трудом поднялся. Встал в боевую стойку. Собрав последние силы, он сделал выпад. Виконт отошел в сторону, и Грозный вновь распластался на земле.
– В Легионе тебе дали иллюзорную надежу стать равным, - продолжал над ним измываться Траст. – Научили держать меч. Меня с пеленок учили фехтованию. Неужели ты всерьез думал одолеть меня в бою? Сейчас я закончу с тобой. А потом разгоню скот, невесть что возомнивший о себе.
Люди обеспокоенно переглянулись. Грозный понял – если он погибнет, Трасту сойдут с рук все злодеяния.
Шафт дождался, когда виконт склонится над ним, и лягнул его ногой в пах. Траст согнулся, держась за ушибленное место. Шафт сбил его с ног и взял за ворот.
– Кулачному бою тебя не научили? – Бросил ему Грозный. – Это забава черни. И в этом ты нам не ровня. Ты говоришь, нам нужен правитель? Возможно, но кто его выбрал? Люди, простые и убогие. И только с нашего разрешения вы правите.
Это за отца, – его колено встретилось с головой виконта. От удара передние зубы залетели аристократу в глотку. Остальные посыпались на любовно уложенные жителями камни.
– За мать, и сестру – кулак сокрушил челюсть противника. Виконт упал, захлебываясь собственной кровью.
Шафт отполз от него. Рана на боку открылась. Он почти потерял сознание от боли.
К нему бросились со всех сторон. Взяли под руки, что-то говорили.
На виконта больше никто не обращал внимания. И напрасно. Траст подобрал меч, и направился к Шафту.
Грозного поздравляли, женщины оплакивали его судьбу. Вдруг его посетило неприятное предчуствие.
Извергающая злость и ненависть язва разверзлась за его спиной. Он начал поворачиваться. Поддерживающие его друзья вынуждены были последовать его примеру.
Юз широко раскрыл глаза. Нагоняй выругался. Траст приблизился к ним на опасное расстояние. Легионеры не усевали отразить его удар.
– Ты забыл упомянуть других убиенных, – прошамкал виконт.
– За всех твоих жертв, - прошептал Шафт.
Он оттолкнул Юза, и выхватил клинок из его рук. Траст напоролся на лезвие. Он повалился под ноги простым крестьянам, и умер, срыгивая благородной кровью им под ноги.
Шафта снова подхватили. Руки людей были холодными. Обдувающий его ветер казался испепеляющее горячим. Кожа липкой. Пот? Нет, это его собственная кровь.
Вдалеке, на самой границе зрения, полыхнула первая зарница зарождающейся зари. Неужели прошло столько времени?
Кружилась голова. Он перестал видеть окружающий мир. Все закрутилось в бешеной карусели событий.
Победил ли он или проиграл?
Неважно. Теперь все, так или иначе, закончилось. Ему больше не нужно мстить, убивать и ненавидеть. Конец…
«Нет, мой мальчик, – произнес до боли знакомый голос в его голове. – Это только начало»

Глоссарий
Астрал – место, куда отправляются души праведных людей, дожидающиеся перерождения. Так же – невидимое для обычных людей измерение, откуда маги берут силы для заклятий.
Башня магов – братство людей, обладающих магическим даром. Находится на каждом из континентов. Состоит из 4-х гильдий.
Бездна – место, куда отправляются души плохих людей, позже обращающихся, в демонов.
Водный народ или же водяные – раса, обитающая в верховьях и поймах рек, болотах. В состоянии войны с людьми.
Волны Стига – кинжалы с волнообразным лезвием, очень популярное оружие в Кородской империи.
Вольница, или Вольные земли – спорные земли на границе с Гиблолесьем. Активно заселяются крестьянами Низании.
Гиблолесье – леса, где обитают орки, тянутся вплоть до Челюсти Дракона, соседствуют с Темноводьем и Низанией.
Гномы – древняя раса, когда-то ведшая войну с орками за мировое господство, и потерпевшая поражение. Гномы вымерли как раса, оставив после себя пустые города, выщербленные в толще скал. Гномы считались превосходными оружейниками и конструкторами. Дальними родственниками гномов являются полурослики.
Каменная цепь – ряд крепостей, защищающих Низанию от набегов обитателей Темноводья.
Клинок, он же Западный материк – земля обильных дождей и туманов. На севере материка расположена Низания. К югу, за Челюстью Дракона лежат земли Союза Вольных Городов. На западе от материка расположены Туманные острова. На юге возле Узкого пролива находится остров Гексон.
Кородская империя – Когда-то правила всем южным материком. Не справившись с бунтом рабов, вынуждена была сдать свои позиции и укрыться от наседавших врагов за Последним Валом – рядом крепостей, соединенных стеной. Ныне находится в упадке. Столица – Стиг.
Легион – независимое братство воинов. Ряды пополняет везде, где подписан договор о сотрудничестве. Цель братства – сохранять порядок на приграничных землях, и помогать людям осваивать новые. Создан после 3-го политического кризиса Кородской империи.
Лешие – они же скворлокхи, полуразумная раса, обитающая в основном в Темноводье.
Минотавры – полудикие существа, осевшие в тундрах и предгорьях. Государственное устройство – матриархат.
Некрополи – единственное доказательство существования предтечей. Некрополи представляют собой усеченную пирамиду, составленную из одного монолитного материала неизвестного происхождения. Многие думают, что внутри они полые но так как никто не сумел проникнуть внутрь эта теория не получила доказательства.
Низания – государство на севере Клинка. Политическая система – монархия. Находится в состоянии упадка. Опирается на армию наемников. В состав государства входят герцогство Антвэртинг, графства Стэтшир и Тольгшир, а так же мелкие баронства.
Орки – древняя раса, когда-то ведшая войну с гномами за мировое господство. Хоть война закончилась для орков победой, последствия оказались ужасными. Орки утратили разум и превратились в кровожадных существ ненавидящих любые признаки цивилизации.
Пирма – южный плод, обладающий наркотическим эффектом.
Полурослики (карлики) – раса превосходных ювелиров, знатоков чеканного дела и коммерсантов.
Посохи магов – так называемые «проводники» между астралом и телом. Самостоятельно люди не могут черпать оттуда силу. Состоят из деревянного основания (в основном это кровяное или обсидиановое дерево) и навершия – (обычно это полудрагоценный камень или самоцвет).
Предтечи – первая раса Райна. Считается, что все предтечи вымерли задолго до появления людей.
Райн – название мира.
Союз Вольных Городов – государство, находящееся на юге Клинка. Форма правления – демократия. Вся власть сосредоточена между тремя городами-полисами – Железными Вратами, Златыми Полями, Зорей. Правят там палаты общин, состоящие из торговой, военной и народной. На западе соседствует с Краем Степей и Жучьими Землями. Славится сталью и стабильной экономикой.
Темноводье – земли, лежащие на востоке Клинка. В основном это болота и топи. Место обитания водного народа и леших. На границе с Темновдьем находится Каменная цепь.
Челюсть Дракона – горная гряда, рассекающая Клинок пополам.
Целители – отколовшаяся, 5-я гильдия магов. Как целители не могут применять заклинания других гильдий, так и маги не могут лечить людей.
Эльфы – раса долгоживущих. Каждый эльф имеет врожденные способности к магии. Пропали с политической арены несколько столетий назад.

http://forum.mirf.ru/showthread.php?p=840439#post840439
http://forum.mirf.ru/showthread.php?p=844686#post844686
http://forum.mirf.ru/showthread.php?p=848087#post848087
http://forum.mirf.ru/showthread.php?p=851440#post851440

Итак, рассказик, который должен заставить нас призадуматься о чем-то, давайте поразмышляем о чем.
1. Конфликт.
Туурийцы, которые считают "техногенные пути развития разумных рас ничем иным, как источником хаоса и разрушением вселенского баланса".
Сами туурийцы это "Цивилизация, насчитывающая два миллиона лет истории, чей культурный и технологический уровень запредельных высот, а физическое и интеллектуальное развитие ее представителей где-то на уровне Геракла и Эйнштейна"
ерунда какая-то )))
в чем, к примеру, конфликт между "техногенным развитием" и "технологическим уровнем запредельных высот"? в степени развития? не слишком ли это приблизительно?
в чем конфликт между "разумные расы" и "интеллектуальное развитие на уровне Геракла и Эйнштейна"? как я понимаю, опять же это приблизительно, и характеризуется только некой степенью прямолинейности и воинственности туурийцев (поэтому сюда влепили Геракла)
единственный конфликт, который ясно прослеживается во всей описательной части это "культурное развитие". то есть люди, устроившие бессовестный бордак на орбитальной станции, против образованных туурийцев, прилетевших тихо-мирно порабощать Землю. При этом ваня, ГГ, называет их "скотиной" в самом начале и произносит такую фразу "культивация регресса" - это то, почему он их боится. может, тогда "борьба с культурным регрессом" лучше употребить? культивировать - это выращивать, насколько я знаю...
в чем мораль басни, поясните, пжл, а тут без сто грамм не разберешься...

2. униженные писателем ниже плинтуса люди с какой-то задрыпанной орбитальной станции должны спасать мир - ну уж сильно гиперболизированное будущее - мы по-вашему окажемся в таком разврате? культурный хаос? я не верю. ваша выдумка какой-то фарс. я кстати читала уже что-то подобное, не помню только чье это было. тоже будущее, все в лохмотьях, особаченные, деградация в культурном плане полная и тут видят картину мона лизы и у них прошибает слезу. тоже бред, но там хотя бы идея четкая - вот вам деградация, а вот вам красота. а у вас бордак ни только на орбитальной станции, но еще и в идеях. простите )

3. если рассказ для морали, зачем столько подробностей научно-механическо-фантастического плана? зачем мне задаваться такими вопросами, как "почему ракеты не самонаводящиеся, а нужны наводчики", "почему орбитальная станция напичкана ракетами", "что такое узконаправленных энтропических лучей", "Ленточные нанопроцессоры" и проч. Это ради прикола все? гиперболизация? если так, то смеяться совсем не хочется. ваша грубая описаловка скрывает весь сарказм. по-деревенски это все, не тонко, не интеллигентненько, я бы сказала )

4. Хаос на орбитальной станции.
Устроили там мужицкую берлогу, все обкурили, чашки с кофе валяются, пепел на клаве, самогонщину бодяжат, все потравились, туалет небось грязнющий пригрязнющий. может я ошиблась насчет морали и вы просто хотели придать действующим лицам немного крутизны, фатализма и "профессиональной небрежности", как часто делается в американских боевиках. Вспоминается шварцнегер, который вылезает из кровати, заваленной всяким хламом, минут 10 ищет телефон, потом идет завтракать коктейлем из пропавших продуктов в холодильнике, а затем выходит из дома и наикрутейшим образом спасает этот долбанный мир от апокалипсиса. Но честно говоря, шварцнегеру это позволительно. Ваши же орбитальщики кажутся обкуренными в усмерть придурками, которые как курицы с отрубленными головами носятся по этому кораблю, не понимая, что происходит. Крутизны и логики по-моему ноль. Хотя что там мое мнение, я девчонка, и боевики не люблю. Так что карты вам в руки (только пожалуйста, без "мужских причиндалов", лучше уж с девушками).

5. Кто у вас там главный герой? повествование ведется от первого лица, но он типа рассказчика, корреспондента. Вот, что он к примеру говорит:
- "скажу я вам. Туурийцы - это очень серьезно"
- "Надо сказать пару слов о их внешности. Они, я имею ввиду туурийцев, очень схожи с людьми по физиологии"
выглядит это примерно так: эй, читатель, слышь, во-первых зацени, мы на орбитальной станции. во-вторых, мы тут все бухие лузеры, и засрали свою собственную станцию. в-третьих мы сексуально неудовлетворенные, типа врубаешься какие мы перцы? в четвертых на нас тут напали туурийцы, дай-ка объясню, кто такие. ну и че, впечатляет?!? ну... разве что если бы я была матершинником-механиком. меня бы наверное впечатлило.

ПС грубовато написала, но вторю вам ) знаю, прокатит ))

Здравствуй, мой дневник. Это Ода. Ленайд. Я буду писать в тебе все, что я вижу, слышу, ощущаю и чувствую.
А пока давай я расскажу немного о себе. Я не буду тебе Микки (так я буду тебя теперь звать.)) подробно себя описывать. Зачем тебе это? Пусть воспарит твоя фантазия и воображение, я дам тебе лишь некоторые установки что ли своей внешности, и своего образа: у меня короткие волосы постоянно взъерошенные (как нахохлившийся воробей – слова мамы), я осветлила волосы – теперь я блондинка.) У меня карие глаза, под правым глазом в углу родинка, миловидное лицо (это уже восхваление себя любимой.)). Ну а одеваюсь я…кхм…в темно-красное платье с коротким рукавом выше колен, с белым поясом на талии – черно-белые колготки в полоску и красные туфли на плоской подошве – прочитав такое описание ты, наверное, подумал об Алисе. Так и есть.) Я фанат Кэрролловской и Бёртонской Алисы, но о причине такой любви чуть позже…
Чуть не забыла – украшения! Я ношу золотые круглые сережки, три браслета на левой руке: зеленый, серебряный и деревянный + кольцо с красным камнем на среднем пальце.
Теперь Микки ты знаешь, что у меня любимый цвет красный и что я описала себя полностью (а ведь не хотела). -__-
Давай я не буду писать пока тебе о моих любимых вещей, да и о себе самой собственно, чуть позже…
А теперь причина, почему я пишу тебе и рассказываю всё это: мой мир Микки особый. Я смотрю на людей, на все что меня окружает иначе – мой мир другой…

Да кстати Микки не придирайся ко мне по поводу неправильно написанного текста. Это бесполезно. Я пишу для себя и только для себя, так что исправлять я ничего не буду. =Р

На чем остановилась…ах да…на моем мире. Не знаю с чего начать. Ну, вот допустим: пока я пишу эти строки, напольная лампа говорит с комодом в моей комнате по поводу того, какие они грязные и их никто не чистит (надо будет их протереть). Карандаши скачут по моему столу и дерутся – мечами себя вообразили несчастные. Пол у меня словно цветочная поляна – столько ромашек, здорово.) И ведь заметь, я тебе все это описываю так, что бы ты увидел разницу. Для меня же все это кажется естественным и нормальным, а еще…

Извини, мама зовет. Да и на работу уже пора…

Ты знаешь Микки – я учусь в университете. На заочном отделении – специальность – менеджер. Мне не очень нравится, но это залог того, что там, в будущем, я смогу найти себе достойное место…но знаешь. Мне все равно. Я сейчас работаю в книжном магазине на кассе и все нравится.) Мне это нравится – больше и не надо!)
Между прочим, когда я спускалась по кирпичам с 4 этажа в низ, я встретила бабу Юлю. Эта наша соседка – пожилая женщина с кошачьей улыбкой, милыми ушами с пушком (они еще и рыженькие.)), которые она все время теребит. Кхм…одета она была в серую кофту из мышей, которые все время по ней бегали и длинную клетчатую юбку. Она со мной поздоровалась. Такая милая женщина.)
Чтобы не опоздать на работу мне пришлось взять такси. В пустыне такая жара! Ужас! Настолько, что все плавится и воздух горит. Однако мне повезло.) Таксиси проходило мимо. Тираннозавр остановился. На его спине располагалась…не знаю, как сказать…шатер что ли. Его крыша была, сияя и красная – в полоску. А сам таксист – молодой человек читал книгу, из которой вылетали мыльные пузыри. Взобравшись в такси, водитель посигналил – рев хищника был жуткий. Так я успела доехать до работы, помахав в след удаляющемуся тираннозавру…

Пока папа искал свои часы, Ленка умчалась куда-то в комнату. Она звала свою куклу, которая задевалась куда-то; она пищала что-то, просила папу подождать еще чуть-чуть, и лезла под кровать…
- Ленка, ну что ты там!..
- Сейчас, пап, сейчас!..
Она раскашлялась от пыли, вихляясь, как гусеница, но все же вылезла обратно. А Катьки там и не было. Зато резинка опять сползла с хвостика мягких волос.
- Ленка, ну ладно тебе… Ничего не случится без тебя с твоей куклой.
Вся пыльная, девочка вышла в коридор. Женя никак не мог нащупать рукав куртки, и мгновение промедления злило его. Он подпрыгивал перед зеркалом, не отрываясь от своих глаз, и с каждой минутой он сам себе казался тупее… как сказал бы Гришка, «отстойнее». Тупой чел. Без очков еще тупее. Если ты наденешь клевую куртку, ты не станешь одним из нас, поц.
- Пойдем, Лен, - бросил он, с трудом отворачиваясь от зеркала.
Тебе хочется броситься, приблизить лицо к стеклу (нет, к самому себе), чтобы доказать, чтобы успокоить… Ты должен поверить в то, что никто не будет смеяться тебе в спину.
- Пойдем, Лен.
Выходя на лестничную клетку, кто-то опять дергает за веревочку. Ключи. Папа поставил Лену у поручня, а сам рванулся обратно. Зеркало.
Свет мой зеркальце… так ты вроде не девка.
Женька взглянул на себя, но успокоился только на секунду. Его глаза, как говорят тяжелым языком, извергали страшную силу. Он мог бы убить сейчас кого-то. Он мог бы убить себя.
Ты, урод, никогда не изменишься.
В этом зеркале застыли глаза маньяка. Господи. Или не застыли. Скорее всего, ты просто притворяешься. Ты врешь. Ты не пытаешься успокоиться. На самом деле у тебя по-прежнему горит все внутри. На самом деле ты охотишься на зеркала. Женя приобрел эту привычку не так давно, но теперь не мог спокойно пройти мимо зеркала. Ни фильм, ни все эти предрассудки не были этому причиной; но Женя искал чего-то в себе, и зеркало иногда помогало ему.
Он искал следы спокойствия где-то в себе. Может там, на дне темно-зеленых дыр, лежало то, что он искал. Может, и он не требовал многого. Просто надо было поговорить. Просто поговорить о чем-то действительно важном кроме футбола, или кроме Ленкиных оценок в школе, и ее домашних заданий, и множества других вещей… Ему требовалось поговорить с кем-то о себе, но сегодня зеркало играло на другую команду, и он выглядел мелким и жалким.
И Ленка соскучилась ждать и просунула бледный нос в дверь.
- Все, дочь, извини… иду я.
Солнце лезло в глаза, и только в тени парка они скрылись от холодного металлического света. Ленка держала папу за руку, они шли по алее, и дочка рассказывала про одного мальчика из своего второго «а» класса. Из центра парка, от пруда, уже плыл запах чего-то вкусного, Лена болтала, а от запаха ее голос становился бодрее. Почему они все болтают только про всяких мальчиков? Эти девчонки… Острый запах горчицы – и она сразу заторопилась, пошла быстрее, и даже не стала шагать по своему любимому бортику, чтобы не задерживаться.
Она не была голодна, но ей редко приходилось есть то, что правда вкусно. Папа не покупалкетчупа. Мама никогда не покупала кетчупа. И запах горячих хот-догов показался даже лучше конфетного духа сладкой ваты.
Женя догадывался, почему она не прыгает на крышках люков, почему на заглядывается на белку, проскочившую мимо, и шагал шире, догоняя дочку.
- Ленка, подожди меня-то уж! – засмеялся он, когда она совсем побежала вперед, в туманный серый просвет, на площадку, в центр, где всегда паслись продавцы конфеток, шариков и прочих атрибутов детской радости. – Бросаешь старика отца, да?
Лена развернулась, ее глаза раскрылись на все лицо; она испугалась, рванула к отцу. Папа подхватил Лену на руки, а что-то внутри у него оборвалось. Ты случайно наступил на котенка.
Шарики покачивались в меланхолии.
- Хочешь шарик?
Ленка глотала хот-дог, почти не жуя, и уже мечтала о следующем. Она пока не думала о шарике и только пожала плечиками. Дождь собирался над их головами, на аллеях никого не было, а эти странные тети в зеленых халатах сидели со своими злыми лицами, они так скучали, что даже друг с другом не разговаривали, а только разваливались на красных пластиковых табуретках. Никто не гулял, не смотрел на пару – девочку с папой, никто не проходил мимо, не смеялся каким-то своим вещам.
Дождь, дождь… Это странное ощущение перед выходом из дома теперь оказалось просто смутным воспоминанием о зонтике. Женя всегда забывал его, терял где-то на просторах безалаберно обустроенного дома, да и леночка все время утаскивала его – делать купол для игры в куклы, а затем складывала и прятала как всегда далеко от папы. Погода играла с ним в жестокие игры; он уже принимал на себя всю адскую тяжесть вины, когда они придут домой. и Ленка на тонюсеньких ногах с мокрых гольфах, а потом начнет покашливать и говорить, что все хорошо, и в школу опять не пойдет… Капать еще и не начинало, а несчастный отец уже ощущал ледяные покалывания на спине, и ему хотелось покормить ребенка получше, чтобы как-то замять свой прокол с зонтом.
После второго хот-дога Лену потянуло в сон. Чтобы не заснуть на ходу, она взялась за руку, она пошла совсем медленно, как Алиса по стране Чудес. Она совсем спала…
Женя задрал голову, а небо смотрело сверху на него и сонно усмехалось. Сейчас пойдет дождь, приятель. Совсем стемнело, как будто около полудня бац! – и наступили сумерки, сонная пора обыкновенного человека, встающего ранним утром и ведущего ребенка в школу белесыми улицами. Небо смотрело в глаза Женьке, такое остроумное небо, всегда готовое на глупый розыгрыш.
Блин. Мне надо просто погулять с дочкой!..
Ленка совсем засыпала, тыкалась мордашкой в блестящий рукав его куртки. Сергей довел ее до диванчика, на которы она села, поджав под себя ноги. Задул ветер, накинул капюшон ей на голову. Секунду отец стоял и смотрел на нее, на спящую малявку. Это было больше похоже на удивление.
Дождь рухнул стеной на землю; запряженная лошадка процокала мимо, скосила грустным глазом на девочку. Наверное, для них дети – исчадия ада. А всадник только накинул куртку на голову, и, ссутулившись, расслабившись, уснул в седле, покачиваясь по ходу. Будь Лена в чувствах, она бы бегом понеслась за лошадкой; Жене казалось, что вот подрастет она, и будет собирать каждую бездомную собаку или кошку. Она жалела всех, и от этого ее отцу становилось еще страшнее, больнее на душе за нее. Лошадь стучала копытами мерно и медленно, не сбиваясь со своего усыпляющего ритма, и звуки стали пыльным облаком, шумом вокруг. Все спали: и старикан на лошади, и Лена, и дремлющие лоточницы; что за сонное царство, подумалось Жене.
Дождь рухнул, и капли затекли под ворот его модной куртки. Женька поежился, пожал замерзающие руки; он тронул Лену за плечо, но она не проснулась, не подняла головы, не показала глазок из тени. Хотя она всегда очень легко просыпалась, у нее был такой хрупкий сон.
Руки покраснели, они дрожали, а ногти, бледные и голубоватые… пораненные, с запекшимися порезами... он снял капюшон.
А там никого не было. Куртка осталась стоять, замороженная, наглухо застегнутая, негнущаяся, маленькая желтая куртка.
Его руки дрожали, на них капал дождь, который был горячим по сравнению с его телом.
Женя сел на лавку.
Тебе срочно нужно зеркало, парень. Замолчи, сонный ритм; копыта лошади, отмеряющие что-то…
Что-то, разлетающееся во все стороны. Весь мир замельтешил вокруг, но никого не было, и Женя не знал, кого же спросить… кого спросить? кого объявить?
Он вломился в кусты; он орал беззвучно, прорубаясь через густые заросли. Он искал, и не мог найти… поле показалось впереди, от него валил то ли пар, то ли туман, но желтая трава сияла, как ее куртка. Куртка… Из золотого тумана он вынырнул мгновенно, вспомнив, что забыл куртку там. Он искал дорогу, ему казалось, что после него осталась горящая от ужаса тропа… Но парк смыкал перед ним свои створки, задвигал занавес и грозил рухнуть ему на голову тяжеленной махиной. Он не помнил времени, не помнил мест и реальности, а кучи желтых листьев виделись Жене его маленькой дочкой.
Господи, где она?.. Она такая маленькая еще… слишком маленькая.. .
Это какая-то совершенно дикая беда, крушение твоей вселенной… а ветер все так же дует, и листики сыплются, и дождь идет, прибивая к земле все, что еще шевелится.
Если бы кто-то засмеялся, он разбил бы зеркало.
Ты разрушаешься, а мир жив. Поэтому Женя не любил отмечать Новый год. Это были поминки самому себе, ничтожному в сравнении со старым, но молодым и мудрым миром.
Тропинка потерялась, и в сером вязаном тряпье деревьев Женька не мог разглядеть просвета, дорожки, мирной асфальтированной ленты, этой дороги жизни.
Небо наскакивает на тебя.
Трамвай зазвенел где-то поблизости, и Женя направился в ту самую сторону. Этот звон был похож на голос, зовущий тебя. Одно только глупенькое слово, а его было бы достаточно для спасения. Он пошел сквозь деревья и не услышал треска своей (модной!) куртки.
Ленка, Леночка… Он заваливал ее образ в себе горами льда, хотя бы на время, чтобы не вспоминать каждую секунду, а думать, искать, двигаться. Страх бы парализовал его. и он застыл бы на месте, не в силах сделать хоть шага.
Трамвай. Он плывет в желтоватом море.
Женя вышел на опушку; рельсы терялись в тумане и траве, и если бы не звон, не пение металла, он не заметил бы их. Ленка любит кататься на трамваях. А еще на автобусах, троллейбусах и просто на машине… Горечь налипла на язык, так что он сплюнул.
Синий таракан-трамвай полз по траве, и какой-то парень выскочил, держась за стойку, замахал ему рукой. Бедный, бедный папа остановился; ему показалось, что там может быть Ленка… может, это его высматривает тот парень, не зная, куда же деть девчонку…
Будто бы вы не врете себе, чтобы успокоить горькую реку, поднимающуюся от сердца.
Парень шел за вагоном, держась рукой; он тонул в траве, пожухлой и мягкой.
- Э-эй!.. Ты кто такой?
Женя раскрыл рот. Соль жгла его. Он не знал, что сказать, и жал плечами, прежде чем выдавил:
- Вы… не видели девочку? Маленькая, беленькая, восемь лет… Хвостик еще такой.
- Да нет… - Пожал плечами парень, вскакивая на подножку. – Да ты садись. Прокатишься.
И вот уже бедный папа ехал с ними куда-то… в желтый туман, должно быть…
Один из них спал. . Он лежал на скамейке, как труп, с тонкой струйкой слюны у раскрытых губ. Его ноги свешивались в проход.
- А с ним?..
- Да пройдет… Он спит, наверное… не выспался.
Женя повис на одном из поручней; его тошнило, и соль все еще жгла. Второй снова полез под дождь, словно это могло привести его в чувства… он шатался, как дым, и был похож на него, на хрупкий дух эфира. Когда он наконец вернулся, и заглянул в лицо новому попутчику, Женька тоже разглядел его, и его провалившиеся глаза в черном, обкусаные, кровенящие губы, и все показалось ему знакомым.
Мы знаем все наперед.
- А меня Вадик зовут.
- Евгений Александрович.
Ты все равно не станешь одним из нас. Ты даже не можешь по-человечески назвать свое имя.
- Так ты не видел девочку?
- Нет.
И парень повалился на кресло, сжимаясь тут же в плотный ком.
Эта крепость падает на твоих глазах.
Он мерного подрагивания вагона его потянуло в сон… Окна, в который заползал туман – и он уже не видел стен, не видел ничего реального. Как бывает в часы счастья и спокойствия, ты не тревожишься и спишь мирно и крепко, легко скатываешься и просыпаешься без боли; а иногда даже наркотик не срабатывает. Но Женька сидел и улетал в туман, раз за разом, и все потеряло всяческое значение.
Иногда люди просто пропадают. Когда Ленкина мама растворилась где-то в мировом пространстве, Женя не винил себя. Ленка плакала; он бесился, уходил куда-то и оставлял ее одну в квартире, где она слышала только свой плач, и страдал еще больше. Эти минуты около двери, уткнувшись лбом в обивку, прислушиваясь к тонкому жалобному реву, похожему на писк детеныша, котенка, щенка… Ленка сидела посреди кровати, завернувшись в одеяло, слезы ручьями бежали по лицу, и папа прибегал и хватал ее на руки; тогда последние слезы выходили, еще полчасика она хлюпала носом и опять притихала…
Он не винил себя.
Стекла не было, и он не мог привалиться к нему головой. Руки притянулись к лицу, и он снова закрылся в своей маленькой трагедии.
Мало у кого хватило бы сил думать, думать об этом. И поэтому он думал на работе. Это трещины идут по всей твоей жизни, и завтра с утра, в законные десять часов, он не придет в офис, не сядет на пружинящее кресло, не включит компьютер. Дома. Пустая квартира. Наверняка он сможет найти ленкину куклу…
Это боль от его маленькой трагедии.
- Черт, а это-то хто? – просипел голос над Женькой.
Федька пришел в себя; они с Женей посмотрели друг на друга и отвернулись в разные стороны.
- Это Федя, - обронил Вадим.
- Женя.
Минуты тишины. Они ехали все быстрее, и дождь залетал как освежающий душ... и Федя окончательно пришел в себя, и потер нос, синеватый от холода.
- У меня пропала дочь. – Не думайте, что он плакался. На самом деле он просто говорил сам с собой.
Завтра он не придет на работу.
И дождь пошел сильнее, и небо потемнело, так, словно это была вечерняя прогулка. Железо звенело и дрожало, словно начиналось землетрясение, струи воды слетали с крыши и текли по сиденьям.
Ничего, парень, все будет хорошо.
Вадим соскочил со ступеньки и покатился по траве; Федька дернулся за ним, но скорость испугала его, так что он просто кричал, кричал своему новообретенному собрату, чтобы тот не уодил далеко… Он спрыгнул, оставив Женю в одиночестве.
Маленькая трагедия. Боль от инъекции одиночества. Дырочка в твоей броне.
Женя сидел на кресле, его ноги, трясущиеся от слабости, лежали на соседнем сиденье; он весь дрожал, и руки, словно переломанные во многих местах, бессильно валялись на коленях. Он ехал дальше и не смотрел в окно, ведь его совсем не интересовало все, что присходило там, за чертой (его маленькой трагедии) его сознания.
Желтое поле превращалось в туманное, дымное шоу; вода стекала с холмов пенными потоками, деревья бросали листья вверх, против воинства капель, отрядов небесной армии… туман поднимался вверх, рисовал в графике черный парк и тонкие, высокие травинки.
Женя смотрел вперед, в блестящее синее стекло, покрытое каплями. Все уже намокло, и струи пробирались по его спине. Ему казалось, что это все слезы. Ленка плачет. Она сидит за дверью и ревет, потому что все бросили ее. Мама… она так давно исчезла в тумане, и Женька отгородился даже от воспоминаний о ней хрустальной стеной. Такой прочной. Он не обижался, нет. Он уже все забыл.

Эта женщина села рядом и с мучительным вниманием глодала глазами его лицо; она молчала, боялась заговорить, хотя приоткрывала рот, чтобы начать.
Чего она хотела от него?
Наверняка она думала, что он просто вышел погулять, просто перед работой, а в уме теперь он перебирает всякие идейки, как обжулить мерзкого хмыря из конкурирующей фирмы. Скоре всего, он живет рядом, и ходил сюда, когда еще был маленьким; правда, тогда он нес в себе совершенно иные мысли.
Мысли… какая это неважная вещь. Как это все скучно и неважно, как же жалко и…тупо, тупо!..
Навреняка она тоже попросила бы у него помощи, наверняка, она попросила бы у него телефон позвонить или денег на билет до дома; она спросила бы, где выход… Нельзя было бы и придумать более глупых слов.
Ей всего лишь требовалась помощь.
У него задрожали руки; он разжал их и тщетно постарался успокоить их, заставить покорно лежать на коленях. Катя схватила его за руку, а он резко выдернул ее, и это было похоже на пощечину человеку, который целует тебя, верх неблагорадности.
Он даже не снизошел до того, чтобы сказать ей что-нибудь.
Человеку, который целует тебя…
- Скажите, вы не знаете, который час?.. – Это был самый глупый вопрос, который Катя могла бы задать. Все было так глупо, и вместо слов ей будто бы требовалось что-то другое, более подходящее.
Время… какая ерунда… оно вообще есть?
- Господи… как же я устал… - вздохнул он, погружаясь в себя. – Как же устал…
Он дышал, и каждое движение грудной клетки давалось ему все труднее.
Где-то у него внутри словно бы включилось радио, и тучи слов загромоздили всю эту внутреннюю свободу. Все это пространство, которое могло бы быть заполнено Ленкой и счастьем, этот безграничный океан внутренней империи – все было черно от букв и слов, от хора чьих-то голосов, от навязчивых идей, странных законов, прозрачных стен… Женя еще боролся с ними, защищал своб территорию, но вскоре это клочок стал сантиметром личного пространства, оборона от всего…
Женя не заметил, как в нем поселился внутренний враг. Иногда тебе везет и ты соскальзываешь куда-то не туда, и там каждый – враг твой, и тотальная ненависть… и даже сияющий диск колеса автомобиля – точка, в которой сходится вся твоя ярость. Да-да, совсем не туда, и там ты встречаешься с чем-нибудь невообразимым.Тихо и мирно ты говоришь сос воими голосами, и там твоя дочь никогда и никуда не исчезает. А иногда это бывают реальные люди, которые могут совершенно реально достать, вроде толстухи с лестничной площадки... вроде мужика, который говорит в магазине с твой дочерью.
В то время, когда они жили в санатории, куда они на лето вылезли из их скучного района, он попробовал отвязаться от своего внутреннего страха. Лена стала ходить одна в магазин напротив, гулять с девочками, которые отдыхали с родителями в том же санатории; она была счастлива, и это делало ее отца счастливее.
Стояла такая жара, что время застыло от лени; по улице никто не ходил, потому что от корпуса до ближайшего перелеска было идти и идти, и за время перехода легко можно было схватить солнечный удар. Женя как всегда обгорел на солнце, и валялся в номере с головной болью, а ведь хотелось бы сходить на водохранилище поплавать. Лиза хотела пить и хотела сладкого; она разругалась с какими-то своими девчонками и скучала в помещении, и даже кукла, прихваченная из дома, не могла ее развлечь. Ее отец страдал как никогда, и начинал уже шипеть на нее из-под глянцевой ширмы какого-то идиотского журналя, воняющего типографией; наконец он дал ей денег и отправил в магазин, чтобы она купила себе конфеток… или чего там… Газировки и вкусненького.
Время идет и идет… Вонь глянца его раздражила, и, несмотря на непонятную усталость, Женя вскочил с постели и бросился к часам. Оказывается, Лены уже давно нет, и… Его схватило за горло от одной этой мысли; он готов был бежать бегом, но, скорее всего, ему просто все показалось. Чтобы успокоиться, он переоделся как можно медленнее, даже пошел в ванную комнату и умылся, и только потом нарочито не торопясь запер номер (а если она вернется с какой-нибудь другой лестницы?) и пошел вниз, к стойке администратора.
Эта тетка, иначе не назовешь, целях пять минут не желала отнимать головы с начесом от документов. Ей показалось, что она слишком занята на данный момент. За эту заминку Женя был почти ей благодарен, она дала ему время… Женя нарочно остановился рядом с ней, и ждал, терпеливо ждал. Нервы, нервы… Он приводил свои руки в чувства, и они перестали дрожать; еще минута, и Женя уже не думал, что с Ленкой что-то случилось, - просто едят там с детьми мороженое. Время от времени в таких вот ситуациях он принимал твердые решения купить девочке часы, но, зная себя, представлял, какие жуткие скобы и рамки это наложит на ребенка. Куда только денется вся беззаботность сразу после того, как она перестанет модничать перед друзьями подарком, а будет только знать, что радоваться ей можно будет только до этого вот времени… И Лена так и не имела часов, и должно быть, просто как всегда забыла о времени. и дала своему отцу шанс на еще одну надежду.
Солнце оказалось еще более жестоким, чем он думал; руки защипало мгновенно, и большую часть пути Женя прошел с закрытыми глазами, так их резал свет. На детской площадке в относительной тени мелькнуло платьице, похожее на ленкино. Женя был без очков, прищурившись, поглядел – но это была не она, а опять некая девочка из толпы, одна из десятка экземпляров – и все на одно лицо. И Женя все же пошел в магазин, под пламенем солнечных лучей…Он шел скорее и скорее, вместе с тем, как у него в голове появлялись какие-то жуткие, темные мысли.
Это был не просто магазин. Невысокий волосатый армянин, который был его хозяином, решил устроить в этой холодной земляной норе еще и нечто, похожее на кафе; ближе всего это, тем не менее, напоминало второсортную пивнушку, с одинокими столами на длинных ногах, под которы Ленка могла пройти, не сгибаясь. Рекламные плакаты на стенах цвета искустенных деревянных панелей вгоняли в тоску, однако здесь работал кондиционер, и одно это стоило того, чтобы лишний раз зайти и купить бутылку холодной колы.
Леночка стояла около кассового окошка, и толстая женщина в красном чепчике и халате что-то сосредоточенно высчитывала на калькуляторе. Эти метры, пройденные им; казалось, что все эти мысли добавили ему «пробега», растянули время ожидания. Казалось, он не видел дочку целую вечность, и едва не бросился к ней бегом. Опять пришлось тормозиться, заставлять себя успокоиться; Жене давно начало казаться, что он замучил Лену окончательно, и теперь ему приходилось следить за собой каждую минуту.
Лена стояла около кассы и говорила с каким-то мужиком в черной кожаной жилетке. Он весь был черен: и щетина на лице, и сальные волосы, и одежда, и эта вот улыбочка с темно-желтыми зубами.
- Ленка… - позвал Женя.
Девочка сразу повернулась; лицо ее сразу же поменялось, и она только глядела на папу, словно ничего не произошло, не было, ничего-ничего, все, как всегда.
«Что за ерунда!, - вдруг подумал Женя. – Мне все кажется, кажется, кажется, кажется…»
Оказывается, просто этот дядя очень долго заказывал, и тетенька в окошке долго считала деньги… Незаметно Женя вывел дочь на улицу.
- Па-ап… Купи мне водички!
Оказывается, она так и не успела ничего купить. Двадцать минут она простояла тут просто так, хорошо, что в прохладе, не на солнце...
«Что можно было делать двадцать минут?»
А он все еще стоял там, болтал о чем-то с продавщицей, ухмылялся. Пока Женя покупал воду, расплачивался; она рассыпал мелочь и даже не стал ничего собиарть, потому что в этот момент он держал оборону перед этим хмырем.
- Вы говорили о чем-то? – мягко спросил Женя, выйдя на улицу, а ведь у него внутри все клокотало и сжималось от мысли…
Но все – как обычно. Лена передернула плечами, посмотрела чистыми глазами – так, ни о чем, папа.
И до последнего ему казалось, что он заставил его дочку что-то скрывать от него.
Устал, устал…
Женя взял лицо в руки; сжав плечи, он сосредоточил тепло в своем теле, словно чьи-то руки обняли его. Воспоминания мучили его, жгли, съедали изнутри.
Катя была тем, кто целовал и обнимал тебя, когда тебе это было необходимо. Она слышала, как порывисто дышит этот человек, несчастный и хрупкий, нежный, как облако; должно быть, он тоже просто привидение, просто иллюзия, миф, обман зрения, и сейчас испарится у нее в руках, но нет…
Незаметно, как, но девушка уже держала его руку, и прикладывалась к ней, как к святыне, по капле вливая в нее тепло. А ведь он был уже совсем холоден, и только шептал: « Я устал, устал, господи…»
И Катя даже прекратила думать о том, что на ней ночная рубашка… откуда она взялась?.. Он был человеком из другого мира, он пришел оттуда, где все ходят хорошо одетыми, смотрятся в зеркала, покупают парфюмы и дезодоранты… Но нет, не могла она утешаться этим обманом!.. Как от огня она берегалсь от мысли, что теперь этот мир солнечных ярких фотографий – далеко-далеко, дальше, чем что-либо может быть на свете. И что он не вытащит ее обратно, к солнцу, к свету, где все хорошо и ясно.
Он казался ей чудом, но в действительности он был точно как она… с красными замерзшими руками, человек, плачущий на ее плече.
Женя плакал, и все вокруг него пело и трещало по швам. Изнутри у него прорастало необыкновенное ощущение, что сходит волна, отлив, а все от горячего, вскипающего в душе… А Катя только делилась свои теплом, и держала его, расползающегося у нее в руках, превращающегося в призрак. Лена, Лена…
Женя плакал у кого-то на плече, мунута за минутой дышал чьим-то теплом, как экстренным, необходимым кислородом, как-будто он умирал именно в этот момент, когда Катя пришла. У него горело внутри, и слезы чуть-чуть притупляли жуть и ужас, поднимающийся в горле, выпирающий, как джинн из горлышка лампы.
Он плакал. Он не притворялся.
Лена. Лена. Лена.
Катя подумала сначала, что это его девушка; это невыносимо было, что тот, кого ты целуешь, думает о ком-то с такой болью и яростью... В одну секунду она пронеслась через все муки ревности, и в одну секунду все закончилось: он все еще плакал, плакал…
Времени действительно не существовало. Он рыдал, а Кате в голову вдруг пришла забавная мысль. Она вспоминила свой пасьянс на компьютере. Убейтесь, гады, а я могу сделать так, что «Паук» отлично сложится из любого расклада. Не зря для этого она провела за ним столько времени, которое точно так же исчезало куда-то, как теперь, исчезало, когда она раскидывала все заново, когда все не получалось, и она не могла оторваться от компьютера часами.
Кажется, и Катя тоже ревела за компанию. Они оба невыносимо устали, и вдруг оказалось, что они сидят на расстоянии полуметра друг от друга и держатся за руки.
«Зачем все это? – подумал Женя. – Хотя…»
Мысли, мысли… Они напоминали внутреннее радио, и свои мысли перемешивались с чужими, и нельзя было никак их отличать друг от друга. Голоса, голоса…
Тема голосов вдруг вторглась во все и сразу; Катя сидела, как на иглах, и ей хотелось рассказать ему про всякие жалкие голосишки, которыми подчас обладают сильные мира сего. (У этого парня столько денег. Но голос его словно доносится из долговой ямы.) Никто бы не догадался, но и его тревожила та же проблема. Женский бас – это ужасно звучит.
- …или, вы знаете, девчонки, тонкие непереломанные голоса… Стоят и матерятся… Очень странные ощущения, - болтала Катя, широко распахнув глаза, заглядывая Жене в лицо.
Всякие глупости. Они болтали, и с одной темы перескакивали на другую, так что иногда им приходилось смеяться, напряженно, как-будто бы неумело; какие-то анекдоты, но Женя забыл продолжение (или окончание) и показалось, что, по сути, это какая-то очень грустная история.
Всякие книги и фильмы, о которых им хотелось рассказать друг другу, поделиться большой ценностью своих знаний и памяти… всю радость, что Катя испытывала от музыки или кино – она теперь готова была отдать ему, просто так, потому что это сделало бы ее счастливее. И они действительно, оба были счастливы, и говорили больше и больше, стараясь узнать друг о друге все за несколько минут. Катя и Женя держались за руки, чтобы не упасть, не улететь куда-то; они смеялись все чаще и чаще, и Катя улыбалась – даже когда его слова не стоили улыбки, но улыбалась она не словам... Ей было хорошо от того, что он сидит рядом с ней, и ничего чудеснее этого она не видела.
- Меня Катя зовут. А вас?
- Евгений Александрович. Катя… а вы не знаете?..
Он пытался что-то напеть, но ничего не получалось, и в итоге махнул на все рукой – ну и ладно, ну и хорошо, не умею петь, пускай! А Катя уже говорила что-то новое, и новое, и новое, и так они неслись куда-то словно по широченной реке. Она дарила все свое сердце, просто так и без всякой за это платы, - удивительно, как мало ей нужно было для того, чтобы распрощаться с самым ценным, что было в ней. Душа – да на что она? – и не задумываясь, она делилась ей без всякой жалости или экономии.
Я устал, устал, устал… Вдруг снова застучало у него в голове. Застучало.
Они забыли о чем-то очень важном, и Катя заметила, что ее новый знакомый потемнел, и больше не смотрел на нее. Он отпустил руку; заметив это, Катя с каждой секундой впадала все в большую панику, и чувстовала себя брошенной, как-будто она не встретила его, самое большое чудо, несколько минут назад, как-будто он не первый встречный, как-будто бы он что-то ей обещал.
Время не существует. И на самом деле они знают друг друга всю жизнь, все время, и без него Катя уже не представляла своей жизни; малейшее отдаление, и она уже готова была вцепиться в него и не отпускать ни за что, ее рвало на части от мысли, от чувства, что он сейчас встанет и уйдет, она опять останется одна, в своей идиотской ночнушке. Такая эфемерная связь, - и за секунды, что Женя провел в себе, Катя едва не сошла с ума от того, что ей нечем было его удержать, нечем помочь.
«Устал, устал…»
- Знаете, все будет хорошо... Правда, все будет хорошо, - дрожащим голосом провозглашала Катя, и ей до боли в груди хотелось погладить его волосы. Они не казались рыжими, но его она углядела в любой толпе. – Обычно так всегда бывает, правда?
И он действительно забыл о своей боли, но не могла же она ему не напомнить о себе? Лена, Лена… Чувство вины его не оставляло. Его дочка, его Леночка н ничего не мог поделать с тем, что, она пропала. Он повторял себе еще и еще: пропала, пропала, - и ничем не мог объяснить происходящего. Женя не сходил с ума. И давно он не чувстовал
- Скажи, что происходит?
Его голос – он не принадлежал Жене, его нельзя было узнать, и Кате с– о тало жутко от этого холодного, отчужденного тона.
«Поплачь, ну же…», - подумала она.
Она отчего-то прекрасно знала, как ему тяжело, и могла бы разделить с ним эту невыносимую тяжесть.
- Скажи, ты знаешь?
Глаза, глаза – они казались черными на белом лице; он, внезапно охваченный пламенем, забыл, как она сама пришла, чтобы он спас ее, а теперь вот сам – просил помощи, слова. Знания.
Поплакать. Им нужно было поплакать. Им обоим требовалось исцеление.
- Что происходит? А?
И это был глупый вопрос. Она даже не могла вспомнить, откуда на ней взялась эта милоая ночная рубашка, почему она заправлена в джинсы, почему... Почему ушли эти чудесные минуты, где они, ведь только что они были так рядом, так сейчас.
- Что происходит?
Она не могла вспомнить, и все. Женя глядел на нее глазами, словно измученными болезнью: он думал, думал, ждал от нее чего-то.
- Я ничего не понимаю, Женя... – Она назвала его так, хоть он и назвался ей по имени-отчеству; но именно так где-то в душе, почти подаренной Жене, она и называла его. – Я ничего не понимаю.
«Если любовь есть, пусть она будет именно такой, - подумала Катя, отогреваясь в своем внутреннем тепле, - пусть она будет такой, как сейчас!..»
Она чувстовала себя счастливой, хоть Женя снова проваливался на самое дно боли. Лена. Она висела в его памяти, но он видел ее сейчас, словно чужую, словно это был не он, это не его дочка. Его воображение хоронило ее самыми изощренными образами, но, кажется, Жене не становилось от этого хуже, и только злость брала его изнутри.
Женя, Женя... Она не могла на него насмотреться, а ведь он не был самым красивым парнем на земле, совсем нет. Но Катя не могла оторвать глаз, и когда Женя опять выныривал на поверхность из своих мыслей, она готова была ходить на руках, лишь бы как-то его порадовать.
- Дождь. Катя, дождь, ты помнишь?..
Он поднял лицо к небу, словно бы оно вдруг поменяло цвет; и Катя увидела, что тучи действительно расступились, и несчастное солнце выглядывало в волокнистые дыры облаков. Глаза сразу заболели от света, и лучи упали прямо на ту скамейку, где они сидели.
- Может, пойдем отсюда? – спросила Катя. Ей словно казалось, что кто-то следит за ними, и этот свет, уничтожающий свет... Они стали похожи на больных, на аллергиков, которым противопоказано все живое, что шевелится вокруг, все живое, что колет душу.
Да, конечно, пойдем... У него все еще болело сердце, но он все равно пошел, и дал Кате взять себя за руку: кажется, это было самое большее, что он мог сейчас сделать.
Женя, я не помню, откуда на мне эта ночная рубашка.

С одной стороны, мне совершенно не хочется его усреднять и приводить к какому-то общему знаминателю, тем более что вы определённо нашли свой стиль изложения. С другой - большую часто отрывка я не поняла. Вернее, отдельные слова, предложения и понятия ясны, но общий смысл при этом ускользнул. Примерно на середине я перестала понимать, была ли девочка, а к концу не могла решить, что передо мной: своеобразное изложение реальных событий, происходящих с Женей, или его же затянувшаяся галлюцинация.
Сначала вроде бы всё складывалось для меня понятно, вплоть до того момента, когда Женя обнаружил пустую куртку, потом туман начал сгущаться не только вокруг героя, но и вокруг текста. А после пробела я совсем потеряла нить рассуждения, не поняла, откуда взялась Катя и вообще эпизод с её участием. Для меня этот отрывок стал лоскутным одеялом, и каждый кусочек его мне вроде бы понравился, в каждом что-то есть, но в целом... Неоднозначно.

- Мне жаль, но ваши услуги нам не пригодятся,- развёл руками специалист отдела кадров, возвращая документы. Гладкий, вылизанный тип с залысинами, выпирающим животом и дежурной улыбкой, всю жизнь просидевший в кожаном кресле.
- Всё ясно,- слова, как куски наждака, ободрали горло.- Спасибо, что уделили мне время.
Вылизанный тип развёл руками, словно сожалел, что всё закончилось так неудачно. Но водянистые глазки смотрели сквозь посетителя, для него тот уже вышел из кабинета. Или никогда не заходил.
Олег выскочил на улицу и сразу закурил: сигарета прыгала в пальцах. Рванул узел галстука. В голове шумело, хотелось вернуться и вынести мозг вылизанному типу, навсегда стереть с гладкого лица улыбку. Одинаковые люди, похожие ответы. Везде одно и то же. «Ваши услуги нам не пригодятся!» «Вы нам не подходите!» «Обратитесь в другое место!» «Ваше резюме нам не устраивает!» «Всего доброго!» Дьявол!..
Олег с разворота пнул урну. Урна крутанулась на ножках, мусор разлетелся по порогу офиса. Вот так вам, перешагивайте!
Мимо шагал народ, равнодушная масса, и никому среди неё не было дела до мужика, курящего на порожках офисного центра. У всех были свои дела, проблемы, думы, свои друзья и недруги. А у Олега… В кармане лежал мобильный с забитыми телефонными номерами, но звонить было некому. Олег хорошо запомнил последнюю свою попытку, когда получил самый жестокий и самый честный ответ.

- Привет, Стас,- собственный голос показался Олегу жалким до отвращения.- Как жизнь?
- Олег?- собеседник не скрывал удивления.- Надо же… Значит, ты уже… вернулся?
- Вернулся. Как насчёт встречи? По пивку, как раньше!- Энтузиазм получился чересчур наигранным и вызвал новый приступ самоотвращения.
- Эммм… Слушай, тут такое дело… Начистоту говорим, да? За эти десять лет много всего изменилось. Я больше не парень из соседнего подъезда, а замдиректора крупной инвестиционной фирмы, у меня жена, сын подрастает. Чистая репутация. Не хочу, чтоб меня видели в твоём обществе.
Олег тяжело сглотнул и закрыл глаза. Со Стасом они дружили со школьной скамьи, были как братья. Когда-то... В душе что-то щёлкнуло и сломалось, обернулось даже не болью – пустотой. Словно друг не просто умер, но никогда не рождался.
- Давай без обид, ладно? Мы же взрослые люди, ты должен понимать, что…- продолжал Стас.
- Должен,- прошептал Олег и сбросил вызов.
Больше он никому не звонил.

Отбросив окурок, Олег сунул руки в карманы брюк и направился к знакомому ломбарду. В кулаке он сжимал золотую печатку – последнюю дорогую вещь, которой владел. Отец подарил на восемнадцатилетие, хлопнул по полечу и сказал так серьёзно, значительно: «Носи! Уже взрослый!» В тот момент золотое украшение было для их семьи роскошным подарком.
Отец ни за что не простил бы Олега за то, что тот собрался заложить печатку. Хорошо, что он уже никак не мог этого узнать – умер, так и не дождавшись возвращения сына, так и не ответив ни на одно его письмо. Олег не винил отца за то, что не получил прощения, хотя каждую неделю в течение десяти лет исправно посылал письмо, и каждый раз заканчивал послание одной-единственной фразой: «Прости меня, папа».
Вернувшись, Олег нашёл в столе ящик, полный невскрытых конвертов. Кто-то бережно складывал корреспонденцию, так и не прочитанную адресатом. Нет, не отец – едва ли он хоть раз брал в руки одно из посланий. Скорее всего, письма хранила Лидочка…
Звякнула за спиной дверь. Олег подошёл к окошечку ломбарда и молча протянул печатку сидящей за толстым стеклом особе. Та взяла украшение так небрежно, словно дохлого жука. На миг захотелось вырвать у неё кольцо, развернуться, но Олег сжал кулаки и остался неподвижен. Нельзя поддаваться эмоциям, это всего-навсего безделушка.
Последняя ниточка к отцу…
Плевать. Главное – выжить, выплыть.
Особа за стеклом отсчитала стопку купюр и передала Олегу. Тот, не пересчитывая, сунул деньги в карман и так же молча вышел. Он ненавидел себя за то, что дошёл до последнего края, ненавидел раскрывшуюся впереди пропасть. Вот бы разбежаться и прыгнуть в неё, в бесконечное падение… Страшно. Он ненавидел себя за этот страх.
Вернулся домой ближе к вечеру. Выложил на стол батон хлеба, бутылку водки и блок сигарет. Оставшиеся деньги убрал в сахарницу – их как раз хватало на оплату квартиры. Олег усмехнулся: крыша над головой будет, а что жрать – придумается. Ещё бы работу найти.
Олег как раз вышел из ванной, когда услышал пронзительный вопль. Вопль доносился с улицы, и любопытство подтолкнуло мужчину к окну. Во дворе горел только один фонарь, свет не достигал угла детской площадки, однако Олег ясно рассмотрел мерцающую белым фигурку. Он присмотрелся внимательнее, прижался носом к стеклу, но подробностей разобрать не смог.
Крик больше не повторялся. Олег специально распахнул окно, однако было тихо, и только шуршали шинами автомобили по дороге за домом, и где-то совсем далеко выла автомобильная сигнализация.
- Эй!- крикнул Олег.
Никакого ответа. Светящаяся в темноте фигура не двигалась. Вполне могло оказаться, что это просто дурной розыгрыш. А даже если нет – ему какое дело? Своих проблем полно, чтоб ещё чужие на себя вешать.
Олег неторопливо вытерся, переоделся в чистую майку и спортивные штаны. Время перевалило за полночь, но спать совсем не хотелось, поэтому он привычно устроился за кухонным столом. Закурил, пуская в воздух дымные кольца. Свет погасил: вполне хватало того, что давал уличный фонарь. В темноте не было видно, под окном выстроилась шеренга пустых бутылок, в раковине громоздится грязная посуда, на столе полная пепельница окурков… Кухня одинокого, безработного мужика, в жизни – ни единой перспективы.
И снова мысли, воспоминания… По одному и тому же кругу. Как всё начиналось – и чем закончилось. Весенний парк, закат, скрип качелей…

Весенний парк, закат… На качелях раскачивалась молоденькая девушка в жёлтом платье и белом платке, наброшенном на хрупкие плечи. Длинные светлые волосы расплескались по спине и плечам. Маленькое личико разрумянилось от смеха, голубые глаза светились весельем.
Девушка была с подругами, но Олег видел только её: светловолосую фею на качелях. Смотрел и не мог отвести взгляд.
- Ты смотри, какая!- восхищённо присвистнул Серёга.
Только в этот момент Олег вспомнил, что не один – с братом. Они часто бегали по вечерам в парке, по узким, пустым аллейкам.
- Кто?- прошептал Олег едва слышно, не отрывая глаз от прекрасной незнакомки.
- Девчонка на качелях. Та, что в жёлтом,- охотно пояснил брат, и ткнул пальцем в сторону феи.- Пошли познакомимся.
- Не смеши, она в нашу сторону даже не посмотрим.
- А вот это мы сейчас проверим!- Серёга подмигнул с задорной усмешкой.- Смотри, там и подружки есть, тебе хватит.
- Ну…
Сергея было не остановить. Олег не успел и глазом моргнуть, как его старший брат уже подошёл к группе девушек и заговорил с феей. Она отвечала с улыбкой, и на щеках играли очаровательные ямочки. Серёга осторожно подталкивал качели, и его рука накрыла руку девушки – фея была не против.
- Олежка, иди сюда!- крикнул Серёга, обернувшись.- Познакомишься с прекрасными дамами!
- Олег, присоединяйтесь!- подхватила фея со смехом.
Неизвестно, сдвинулся бы Олег с места, если бы девушка его не позвала. Но она смотрела на него и ждала. Олег, словно загипнотизированный, подошёл к группе у качелей.
- Привет, Олег,- сказала фея.- Меня зовут Лида.
- Привет,- проговорил Олег осипшим голосом. Вблизи она была ещё прекраснее, чем издалека.- Приятно познакомиться.
Она смотрела на него, чуть склонив голову, внимательно и дружелюбно. Красавица по имени Лида. Лидочка…
В тот вечер Серёга провожал Лиду до дома.

Олег вздохнул, раздавил в пепельнице окурок и подошёл к окну, протянул руку, чтоб захлопнуть форточку. И снова заметил в углу детской площадки светящуюся белым фигурку. Показалось, что за прошедшие часы она стала сиять ярче, превратилась в упавшую с неба звезду.
Олег понимал, что это глупо: выскочить из дома посреди ночи, чтоб посмотреть, что светится в темноте. Но всё равно накинул куртку, натянул кроссовки и вышел из квартиры.
Во дворе было темно и тихо, мимо ног в подъезд прошмыгнул большой серый кот. Олег осмотрелся по сторонам и направился в сторону дальнего угла площадки, туда, где видел фигуру. Он не знал, что может увидеть, но не сомневался, что способен справиться с любой опасностью.
Светящаяся серебристо-белым светом фигура лежала на земле рядом с детской скамейкой, лицом вниз. Олег осторожно обошёл её, рассматривая со всех сторон. Вроде бы женщина, длинные волосы… Но она сияла мерцающим серебряным светом, и казалась призраком.
- Надеюсь, ты не радиоактивная,- пробормотал Олег, на шаг приближаясь к «привидению».
Женщина не ответила.
Олег осторожно перевернул тело и вздрогнул: девушка из «Преисподней». И почему-то совсем не удивило, что именно эта особа могла светиться по ночам во дворе чужого дома.
- Эй, Ева,- Олег легонько похлопал девушку по щеке.- Ева, очнись.
Она сморщилась и приоткрыла глаза.
- Что случилось?- спросил Олег, стараясь привести её в сидячее положение.- Давай же, приходи в себя.
Он весь перепачкался в серебристой пудре, пока усаживал девушку, а она была словно мягкая тряпичная кукла.
- Надо спрятаться…- шептала она так тихо, что едва удавалось разобрать слова.- Надо спрятаться… Спрятаться… Скорее…
- Я вызову тебе неотложку.
Олег хлопнул себя по карману, но телефона не оказалось, он остался дома.
- Нет, надо… спрятаться… учуют…
- Кто учует?- не понял Олег.
Но девушка снова потеряла сознание, её голова безвольно откинулась.
- Зараза!- выругался Олег, растерянно глядя на Еву.
Взял на руки и потащил к себе домой: не оставлять же девчонку валяться на улице!
Пинком распахнул дверь в квартиру, вошёл и уложил Еву на диван. Присел рядом с ней, смахивая со своей куртки серебро. Включил свет – и сияние девушки сразу стало незаметно. Она лежала бледная, синими губами, холодная, как труп. Олег занервничал, жалея, что принёс девушку к себе. Сейчас помрёт – и не докажешь, что хотел помочь. А уж с его биографией вообще посадят на полный срок.
В этот момент Ева приоткрыла глаза и вздохнула:
- Не бойся… не надо… врачей… я справлюсь…
Ещё раз вздохнула и закрыла глаза. Грудь поднималась так редко, что порой казалось: она перестала дышать. Олег приложил пальцы к её шее, боясь не найти пульс, и на секунду похолодел, но сердце билось. Медленно, делая большие паузы между ударами.
Всю ночь он не отходил от Евы. Сидел в кресле напротив, без конца курил и ждал, что она вот-вот умрёт. Не сможет выжить. Несколько раз порывался звонить в неотложку, но так и не позвонил.

Глава первая. Нападение.

Раньше в вечернее время в Москве передвигаться на автомобиле было намного свободнее. Сейчас же, даже к ночи средняя скорость на дорогах столице не превышала 20 километров в час. Правда, исключениями были, как водится, автомобили спецслужб и скорой помощи. За стеной плавно двигающейся автомобильной массы то и дело раздавались низкие почти вибрирующие звуки гудков таких машин. И их приходилось пропускать.
- Чтоб твою мать! - выругался Марк. Ему пришлось сдать влево, причем, передний парктроник угрожающе запищал, предупреждая об опасности столкновения с ближайшей машиной. Марк выругался не на «скорую помощь», которая просигналила ему сзади, он уважительно относился к обязанности уступать дорогу, а вот машины, которые, пристраивались за скорой помощью, не только создавали аварийную ситуацию, но и, как считал Марк, ставили себя выше остальных участников движения.
Скорая помощь проехала слева, за ней джип «Инфинити». Тут Марк резко крутанул руль своей Тойоты влево, подрезав остальных желающих проехаться за машиной скорой помощи. Это даже не вызвало притока адреналина в кровь, хоть и было на грани ДТП. Марк делал так тысячу раз, как и многие, кто прожил в Москве какое-то время.
Марк родился не в Москве, он был родом из далекого Красноярска. Закончив, десять лет назад юрфак Томского университета, он приехал в Москву, где на последние деньги снял жилье — однушку в ясенево, начал поиски работы и очень скоро нашел ее. Он и теперь жил в той же квартире, но уже с женой и дочкой.
Машины потихоньку двигались. Перекресток Новоясеневского проспекта и Профсоюзной улицы был запружен автомобилями. Светофорным движением здесь вечером управляли сотрудники ГАИ. Свет уже почти зашедшего солнца отражался от туч и с запада дополнительно к городским огням освещал дорогу.
Радио в машине Марка играло легкую ретро-музыку и вещало о бесконечных столичных пробках. Марк очень хорошо знал маршрут, по которому ехал, и был уверен, что, не смотря на вялое движение в городе, через час он, как и обычно по средам, будет в пункте назначения. Ему предстояло преодолеть злополучный перекресток Новоясеневского, выехать на МКАД, а оттуда уже свернуть на Каширское шоссе к метро Домодедовская, к старенькому ледовому катку «Русь». Марк любил этот каток, там была какая-то особенная домашняя атмосфера, доброжелательные администраторы и хоккейные раздевалки, сделанные полностью под натуральное дерево. Марк играл в хоккей в любительской команде уже почти десять лет, играл хорошо, забивал немного, но часто дрался, за что получил заслуженное уважение товарищей по команде.
В Тойоте Чайзер — машине с правым рулем - у пассажирского сиденья с левой стороны две хоккейные клюшки терлись об обивку салона и дружно поскрипывали. Сочетание этого звука с музыкой и мягким теплым солнечным светом действовало на Марка усыпляюще, и Марк поймал себя на мысли, что уже клюет носом.
Кроме того, что он очень соскучился по жене и дочке, с которыми не виделся целый день, звонок домой вполне не дал ему заснуть:
- Лапа, это я, - позвонил Марк жене.
- Привет, любимый, - с радостью ответила ему Катя.
- Я вот еду на тренировку, как всегда, еле ползу, прям вырубаюсь — спать хочется.
- Ну а ты не спи, расскажи как у тебя день на работе прошел. А спит пусть Стельчик — ей уже и пора, кстати, - Катя любила это производное от имени «Стелла» - так они назвали свою дочь. Ей было пять лет.
- Поцелуй ее и за меня, и за нас обоих. А я приеду чмокну ее лично. -Знаешь, обожаю ее, она такая красивая, лежит, посапывает. Ну не спящую я ее тоже обожаю, особенно, когда она не балуется, - рассмеялся Марк.
Он услышал как хихикает дочь.
- Она тебе тоже привет передает! Мы по тебе очень соскучились. Сегодня весь день была пасмурная погода, и мы гуляли совсем немного. Теперь вот готовим к твоему возвращению вкусненький ужин.
- Да? А что конкретно?
- Так тебе все и скажи. Сюрприз-секрет!
- Ну все-таки?! - умоляюще воскликнул Марк.
Он уже, наконец-то проехал, перекресток и выезжал на МКАД.
- Ну я тебе открою только начало твоего ужина. Это будет селедка под шубой.....
- мммм, это очень круто, тащусь от селедки под шубой...
- ...и без картошки, - закончила Катя
- Ну ваще! - восторженно сказал Марк, — мне теперь даже на тренировку ехать расхотелось, - пошутил он.
- Ну и правильно — приезжай домой поскорее!! - парировала Катя, - А ты сам-то опять в офисе весь день сиднем просидел? Продал хоть чего-нить сегодня?
Марк работал менеджером по продажам в оптовой компании, торговал детскими игрушками. Именно эту работу он нашел десять лет назад. По специальности юриста у него трудоустроиться не получилось.
Катюш, ну все как всегда: звонки, заказы. Сейчас август месяц уже начался, так что полегче стало — заказов больше. Я седня к боссу подходил с вопросом отпуск дополнительный взять, так он меня даже слушать не стал.
- Я тебя и без отпуска очень люблю, мой муж, - отчеканила Катя, поддерживая Марка.
Марк улыбнулся.
Разговор отвлек его от времени, однако после выезда на МКАД он проехал совсем немного и машины встали как вкопанные. Этого Марк не ожидал. Обычно в это время по МКАДУ по его маршруту проехать можно было без проблем. Чуть быстрее или чуть медленнее, но не стоять же на месте без движения.
- Лапа, я че-то на МКАДе встрял в пробке.... И знаешь что, я вижу отсюда наш дом и даже наши окна....
Они жили на четырнадцатом этаже, а всего у высотки был двадцать один этаж. Часть микрорайона ясенево, где они жили, находилась рядом с МКАД. Даже иногда обидно было стоять в пробках, чтобы выехать на кольцевую дорогу, но прямого выезда попросту не было.
- Катюш?! Алло? - Марк понял, что Катя его не слышит. Произошел сбой соединения.
Марк попытался еще раз набрать жену, но дисплей телефона бескомпромиссно написал: «нет обслуживания».
Что бы это могло значить? - подумал Марк. Он отложил трубку мобильника в сторону.
Радиостанция «Легас», которую Марк слушал, внезапно замолчала. Марк попробовал переключиться на другие станции, но везде была тишина. Марка это не просто удивило, это было вообще беспрецедентно. Ну бывало, что на радиостанции происходил какой-нибудь сбой или техническая накладка в эфире, но не на всех же станциях одновременно.
Солнце уже совсем село. И МКАД освещался многочисленными фонарными столбами, стоящими на разделительной полосе. Они как стражники смотрели сверху вниз на участников дорожного движения. Серая масса машин так и не двигалась с места. Некоторые водители даже вышли из своих гнезд, чтобы размять ноги.
Марк зажевал жвачку. Мятную. Вкусную. Свежесть мяты во рту поднимала ему настроение в и немного отвлекла от грустных мыслей, что он может опоздать на тренировку.
Марк снова взял мобильник в руку. Телефон был в режиме ожидания и после нажатия на кнопку джойстика высветил на экране: «нет сигнала».
Не работающий мобильник, радиостанции — все это напомнило Марку об одном случае пару лет назад, когда он проезжал мимо СИЗО и там, видимо, работали «глушилки». Вот тогда тоже все отрубилось, но было хотя бы понятно, почему и как надолго. «Глушилки» были несколько лет назад запрещены законом, и об этом много писали в газетах, что такое оборудование наносит вред не только заключенным, но и обслуживающему персоналу, и даже людям, которые, например, ходят в магазин недалеко от мест заключения, но все-таки это была Россия и здесь законы, мягко говоря, не всегда соблюдались даже чиновниками.
Фонари МКАД внезапно погасли. Дорога полностью погрузилась во тьму, ее немного рассеивали огни машин и недалекое свечение жилого микрорайона. Стало еще хуже.
У Марка возникло ощущение, что он в ловушке, и что-то происходит. Жвачка внезапно стала его раздражать, и он приоткрыл водительское окно, чтобы ее выплюнуть.
Глухой грохот. Размеренный ритмичный стук.
Бум-бум. Бум-бум-бум-бум. Бум-бум-бум-бум-БУМ-БУМ-БУМ-БУМ!!!
Марк услышал его краем уха. Но стук превратился в грохот за считанные минуты. Затем раздался звук разбитого стекла и металлический грохот от удара.
Чуть впереди от Тойоты Марка с неба начали падать автомобили на стоящие в пробке машины.
- А-а-ахренеть, - только и вымолвил Марк.
Сразу стало понятно, что происходит что-то экстраординарное. В Москве люди уже привыкли ко многому. Проваливающиеся под асфальт автомобили, теракты в метро, и рушащиеся ни с того ни с сего здания, как, например, аквапарк. Бывали даже случаи, когда грузовики падали или с мостов или врезались в опоры мостов — последствия бывали всегда печальны. Жители столицы начали уже привыкать к таким вещам. Однако здесь не было дополнительных мостов и машинам неоткуда было падать, разве что с самолета какого-нибудь. В нескольких сотнях метрах впереди от Тойоты Марка был пешеходный переход — сделанная из металла и прозрачного пластика полая колбаса, тянувшаяся над дорогой. Переход был абсолютно невредим.
Ослепительная вспышка взрыва навела на МКАД настоящую панику. Люди в спешке покидать машины. Тут и там слышались крики о помощи.
Снова взрыв. И еще . Искореженные машины, вывернутые наизнанку и расчлененные, подпрыгивали в воздух.
Тут Марк увидел как в ночном небе чертит огненную линию новая летящая машина. Но в отличие от других, она была объята пламенем, и Марк смог рассмотреть траекторию полета. В начале огненного пути Марк увидел нечто очень странное. Он даже тряхнул головой. Летящая машина очертила и подсветила абсолютно все, над чем летела, всю протяженность дороги ровно до места, откуда взлетела — там была черная стена. У Марка возникло ощущение, что черная стена бросает машины.
Машина, пролетев по дуге, врезалась в пешеходный туннель над дорогой и буквально раскромсала его часть на мелкие острые осколки пластика. Эти куски обрушилось на бежавших людей. И этот вечер превратился для многих в кровавый ад.
Марк сидел в Тойоте в оцепенении. Он почувствовал, что ему очень жарко, и что пот течет по затылку и шее. Сердце бешено колотилось. Не понятно, что было делать. В машине было опасно сидеть - в любой момент сверху могло что-нибудь врезаться. Но и бежать по улице через взрывы и осколки тоже не было хорошим вариантом.
Куда бежать-то? Справа — лес, слева — ясенево. Может быть, к своим, домой? Нахрен машину бросить здесь и попытаться спастись. Только вот какой путь безопаснее?
Мои, наверное, в курсе, что происходит, - подумал Марк, - Даже из окна могут рассмотреть.
В следующий момент вариантов действий для Марка поубавилось. Со стороны леса появились из темноты огромные шагающие механизмы. Это было четыре робота с двумя ногами и парой рук высотой с хорошую московскую высотку. Они выдвинулись с очень большой скоростью и в два шага каждый переступил через МКАД и вошли в ясенево.
Марк схватил мобильник и рванул из машины. Обегая капот собственной Тойоты, он краем глаза увидел, что он весь поцарапан будто шрапнелью разбитым стеклом других машин. Снаружи уже мало кто бежал или вообще перемещался. Люди либо успели уйти с линии огня, либо лежали прямо здесь окровавленные под ногами Марка. Но ему было сейчас не до заботы о других. Он думал о своей семье. Шагающие машины зашли в ясенево, а ведь дом, где он жил, стоял ближе всех к кольцевой дороге.
Со стороны ясенево послышался грохот. Марк увидел вспышки огня, отразившиеся в пасмурном ночном небе.
Дом стоял невредим. Рядом с домом пылала огнем детская площадка. Она была гордостью жителей. Особенно древний пиратский корабль, построенный в натуральную величину. Дети его использовали не только для игр, но и как лабиринт. Деревянные паруса уже обуглились, а мачты, пошатываясь, собирались рухнуть. Огонь перенесся и на лесопарк, где Марк очень любил гулять с дочкой. Сейчас все это превратилось в огненный кошмар из стены огня и летающего пепла. На парковке все автомобили были искорежены, а некоторые обуглены, и догорали. Было сразу видно, что здесь беспощадно прошлись шагающие великаны. Но дом, где жил Марк с родными, каким-то чудом уцелел.
По ясенево гуляла пыль от разрушенных домов. Отовсюду слышались крики. Покореженные фонарные столбы искрились, гудели, и мерцали.
Преодолев изувеченный МКАД, Марк выбежал на газон перед парковкой у своего дома. До подъезда оставалось каких-то пятьдесят метров.
Удар свалил Марка с ног, он упал лицом в землю и понял, что оглох. Он перестал слышать, остался только занудный звон в ушах.
Что случилось? Вставай, Марк, тебе нужно спасти дочку и жену!
Он приподнялся на локтях и обернулся. В метре от него стояла нога робота-исполина. Эта была пятая машина, которая, очевидно, и бросалась автомобилями на дороге. Этот робот, видимо, пытался догнать своих. Однако в данный момент он стоял и бесшумно крутил своей маленькой сплюснутой головой. Марк подумал, что робот мог бы его легко раздавить, но ему повезло, что этого не случилось. Ступня механизма была двупалая, и Марк, оставаясь невредимым, очутился ровно между огромными бронированными пальцами. Запах машинного масла и уличной грязи, перемешавшись друг с другом, ударили в нос, даже тонизируя Марка и заставляя собраться с мыслями.
Гигант выглядел похожим на роботов из японских мультфильмов, но в тоже время он был настоящим. И было видно, что его поверхность состоит из пластин брони, находящимися под острым углом к возможным атакам бронебойных снарядов. А еще вдоль ног, рук и туловища торчали трубки, что делало робота еще больше похожим на человека, придавая ему некий шарм металлической волосатости. Марк догадался, что эти трубки не обычные. Но в чем их функция, было не ясно.
Марк достал из кармана мобильный телефон и к своему удивлению обнаружил, что есть сигнал. Он набрал жену. Спустя несколько секунд он услышал ее испуганный голос:
- Марк! Ты жив? С тобой все в порядке!? - взволнованно воскликнула Катя.
- Катюш, я рядом с домом....Тут...Москву атаковали....Огромный робот стоит у нас во дворе и пялится на наш дом....
- Я вижу его. Мне страшно...... Что нам делать?
- Малышки мои любимые, бросайте все и бегите спускайтесь вниз. Я вас тут встречу и мы уцелеем.
- .....Я....Марк.....мы................. - связь прервалась.
Марк выругался, ударяя со всей силы рукой о землю.
Вставай! Помоги своим выбраться из дома! Бегите отсюда!
И он встал на ноги. Но исполин сделал шаг первым. К дому. Из его руки вырвался жидкий вихрь, который вспыхнул энергией красного цвета. Луч лазера разрезал дом пополам. Ударом второй руки робот снес крышу дома и самые верхние этажи.
- НЕЕЕЕЕТ!!!!!!- заорал Марк и бросился к дому.
В пыли падающих обломков он увидел как бронепластины левой ноги робота раздвинулись и оттуда вывалились три черные трехметровые капли. Две из них закатились за останки дома, а третья лопнула и изрыгнула изнутри человека в черном плаще с автоматом в руке.
Марк накинулся на солдата, стоявшего между ним и входом в подъезд. Марк по-хоккейному схватил его сзади за ворот одной левой рукой. Рука тут же увязла в чем-то липком, и пальцы чуть было не выскользнули, но в этот момент противник резко повернулся, и Марку удалось удержать хватку. У солдата не было лица. Под капюшоном плаща, там, где должно быть лицо, была пелена из движущихся разводов. Марк нанес несколько сильных точных ударов правой в голову. Пелена спала, и за ней Марк увидел крестообразную полумаску, из над которой были видны карие глаза. Ударами боевик оказался нокаутирован и выронил автомат. Но очень быстро пришел в себя и нанес Марку ответный удар в живот. Резкая боль отдалась в нижней части тела. Пришлось собрать все силы. Марк схватил его за шею и они повалились на асфальт.
Оставив придушенного солдата лежащим на асфальте, Марк вбежал по лестнице к двери подъезда.
К поверженному боевику подбежал другой и выпустил из автомата очередь Марку в спину.
Марк даже не услышал звуки выстрелов. Пули попали по всему телу. Он упал навзничь.

- Так что без толку всё, твоё Величество. Я ж говорил: не скажет остроухий ничего, хоть на куски режь! Вся ихняя порода такая!
Брока, телохранитель и личный палач короля, с ненавистью сплюнул в догорающий костёр. Только этот неприметный с виду крепыш в потёртой кожаной одежде мог позволить себе подобное в присутствии монарха. Вырвав пучок травы, телохранитель осторожно протёр тёмное от крови лезвие. Король следил за ним мрачным взглядом. Он едва сдерживал гнев: в этом проклятом лесу они потеряли слишком много людей!
За деревьями мелькали огни, раздавались команды, ржали лошади королевского эскорта. По освещённой факелами поляне сновали солдаты, освобождая от трупов место последней схватки. Тела эльфов сложили отдельно, возле их любимых деревьев. Король прошёлся вдоль ряда, вглядываясь в мёртвые лица. У каждого остроухого - особая татуировка вокруг глаз, как полумаска. Зелёные Листья - лучшие воины Шепчущего Леса. Как же им удаётся оставаться прекрасными даже в смерти? Дивный народ!
Оставшихся на верную смерть эльфов была всего горстка, но свою задачу они выполнили: задержали врага, пока их маги открывали Живую Тропу для тех, кто выжил после «королевской охоты». Колдовские костры ещё горели, когда его солдаты ворвались на поляну. Проклятье, слишком поздно: они обнаружили всего лишь серебристый туман! Лицо короля исказилось от ярости, едва он вспомнил о потерях. Остроухие мертвы, но они успели забрать слишком много жизней! Король снял шлем с высоким чёрным плюмажем и, не глядя, передал его подбежавшему адъютанту. Тряхнув влажными от пота кудрями, он повернул к телохранителю юное лицо:
- Ладно, Брока, давай его сюда.

Король с интересом разглядывал пленного - единственного оставшегося в живых защитника Леса. Светлые волосы эльфа потемнели и слиплись от крови, некогда сиявший золотом доспех иссечён и покрыт бурыми пятнами. В лице - ни кровинки, но на ногах держится твёрдо. Заглянув в затуманенные страданием глаза пленника, король понял, что тот его не видит: взгляд эльфа был обращён «в себя». Брока оказался прав: в таком состоянии остроухих можно было рвать на куски - они умирали, не чувствуя боли и страха.
- Оставь нас, Брока! - приказал король.
- Как же - оставь, - ворчливо возразил тот. - Это ж колдун, твоё Величество, таких в железо ковать надобно!
Король рассмеялся.
- Было бы, что ковать: перестарался, братец!
Перебитые руки эльфа безвольно свисали вдоль тела, а когда-то изящные тонкие пальцы стараниями палача были превращены в кровавое месиво.
- Оставь нас, говорю! Ну?!
В голосе короля зазвучала угроза. Телохранитель потоптался на месте и нехотя отошёл в сторону, не спуская с пленника настороженного взгляда.
- Ну, здравствуй, Учитель Эстэвэлль. Вот и свиделись.
На бледном лице эльфа не дрогнул ни один мускул. Король рассмеялся.
- Можешь и дальше притворяться, если хочешь, но я не зря провёл столько лет в Шепчущем Лесу. Скажи, Верховный маг, это в твою светлую голову пришла идея обучать королевских наследников эльфийским премудростям? На что ты надеялся? Ваше время ушло, Перворождённый. Этот мир принадлежит нам, и для вас в нём больше нет места.
Эльф по-прежнему молчал. Король покачал головой.
- Ты наивный глупец, Эстэвэлль. Я всё равно найду и уничтожу вас всех до единого. Но ты ещё можешь купить себе сносное существование. По старой дружбе!
И снова тишина в ответ.
- Вижу, долгая жизнь ничему не научила тебя, остроухий. Может, научит долгая смерть? Брока, кончайте с ним, только не слишком быстро!
Солдаты окружили пленника, мучитель толкнул его в спину.
- Иди, чего встал, лесное отродье!
Ненависть палача была понятна: Брока был истинным мастером пыточного дела, своего рода художником, но сломать эльфа ему не удалось ни разу. Ну, ничего, зато перед смертью остроухого ждали незабываемые мгновения!
Сделав пару шагов, эльф неожиданно оглянулся. Его синий взор был совершенно осмысленным.
- Я вернусь, Аксен.
- Я буду ждать, Эстэвэлль, - усмехнулся юный монарх.
- Лес слышал тебя, Чёрный Король, - улыбнулся пленник разбитыми губами.
Его глаза полыхнули колдовским огнём. Король отшатнулся, а Брока, недолго думая, всадил свой длинный нож в сердце мага. Эльф широко раскрыл глаза, вздохнул и молча повалился на землю. Палач привычно вытер нож о траву и свирепо пнул безжизненное тело.
- Всё разговоры говоришь, твоё Величество. А нужно было сразу вырвать его поганые глаза!
Король поднял на него страшный взгляд и спокойно сказал:
- Сожгите Лес. Дотла.

Император Аксен Беспощадный окинул взглядом огромный мощёный чёрными плитами двор и усмехнулся: когда-то на этом месте был сад - едва ли не самый прекрасный в Полуденной Империи. Но правитель забыл аромат цветущих деревьев и давно не слышал пения птиц: рядом с ним не выживало ничто. Чёрный Король! Он знал, что его считают Некромантом. Ходили слухи, будто одним своим присутствием он отнимает жизнь. В этом была доля истины: те, кто его окружал, старели и умирали слишком быстро. Ужас, который он внушал подданным, забавлял императора. Одно было неудобно: слуги и охрана замка менялись так часто, что Аксен не успевал к ним привыкнуть. Но тут уж ничего не поделаешь! Сколько лет это продолжается? Двести? Триста? Кажется, триста. Император давно потерял счёт времени.
Аксен Беспощадный отошел от окна и вернулся к накрытому столу. Как всегда - на одну персону. Зеркала отразили стройного темноволосого мужчину, едва достигшего тридцати. Император горько усмехнулся: единственным собеседником, преданно делившим с ним Вечность, был он сам! А как хорошо всё начиналось! После расправы над эльфами юный монарх обратил взгляд к границам государства. Соседям пришлось на себе испытать его мёртвую хватку, и вскоре самые гордые властители сложили короны к его ногам. Завоевав полмира, король стал императором. Шли годы. Аксен был в зените славы, и не замечал, как быстро стареют и уходят близкие. Его жёны умирали совсем юными, дети - в младенчестве, а он по-прежнему оставался молодым…. Император плеснул в бокал вина, поднёс его к губам и неожиданно со злостью запустил в своё отражение. Осколки, звеня, посыпались на пол.
- Я вернусь, Аксен.
- Я буду ждать, Эстэвэлль.
Самонадеянный мальчишка: вздумал поиграть в слова с эльфом! У правителя Полуденной Империи было достаточно времени, чтобы осознать свою ошибку. Величайший из магов Шепчущего Леса как простой воин остался на верную смерть, единственный из всех выжил в страшной бойне, вынес в плену страшные муки, и всё ради чего? Проклятье! А как же иначе он мог бы подобраться к королю?! Да будь тогда у Аксена десятая доля нынешнего опыта, он не стал бы тратить время на пустые разговоры! Под сапогом императора противно хрустнули осколки. Надо будет сказать, чтобы из замка убрали все зеркала.
Солнце клонилось к Западу, и в душу вновь заползал липкий страх. Рука Чёрного Короля потянулась к ножнам на поясе. Длинный нож - тот самый, из прошлого - единственное, что осталось от верного Броки. Проклятие эльфийского мага забрало его первым - телохранитель был слишком близок господину. Казалось, за столько лет Аксен должен был привыкнуть к ожиданию, но едва на замок опускались сумерки, он постыдно терял самообладание. Император потратил половину Вечности на то, чтобы выполнить обещание, данное Эстэвэллю - найти и уничтожить его соплеменников. Он сжёг дотла Шепчущий Лес, чтобы эльфы никогда не смогли вернуться, но так и не смог напасть на их след. Императора душила ненависть. Куда же ты проложил свою Тропу, проклятый маг? Аксен провёл юность среди Перворождённых, но так и не научился им доверять. Новое рождение эльфа и возвращение к нему памяти прошлых жизней он считал одной из сказок, не более.
- Я вернусь, Аксен.
- Я буду ждать, Эстэвэлль.
Проклятье! Вечность вынудила императора пересмотреть свои взгляды, и теперь Чёрный Король отдал бы всё, чтобы повернуть время вспять.

Солнце показалось над лесом, осветив поляну и застывших друг перед другом Перворождённых. Опущенные клинки серебрились в лучах рассвета. Между эльфами было не больше двух шагов, они только что прервали поединок, и каждый, ещё не остыв, настороженно ловил движения противника. Стройные, гибкие, обнажённые по пояс, в одинаковых высоких сапогах и узких штанах, руки от запястья до локтя обмотаны широкой лентой. Различить их можно было разве что по волосам: у одного они были собраны в высокий «хвост», у другого - золотистой волной рассыпаны по плечам, да по странной татуировке вокруг глаз у первого.
- Ну что ж, Вэлли, твоё обучение завершено, - сказал тот, чьи волосы были собраны. - С этого момента ты - Мастер.
Ни один мускул не дрогнул на лице другого, но глаза зажглись торжеством.
- Благодарю, отец…Наставник Элледор! - отступив на шаг, он отсалютовал своему учителю, завершая поединок.
- Это я должен благодарить тебя, Наставник Эстэвэлль, - улыбнулся Элледор. - Ведь всему этому обучил меня ты!
- Я? - ученик не смог скрыть растерянности.
Его чуть раскосые синие очи широко распахнулись. Теперь разница в возрасте эльфов стала хорошо заметна: такие же синие, как у Вэлли, глаза Элледора, его отца и учителя, были словно подёрнуты серебристой дымкой.
Из-за деревьев, окружавших поляну, вышли трое Перворождённых в белоснежных одеяниях. Тонкие обручи-венцы охватывали головы, на груди мерцали камни-амулеты, резные посохи чуть светились в руках. Верховные маги! Отец и сын почтительно склонили головы.
- Мастер Элледор прав: обучение завершено, - сказал один из магов. - В свою очередь готов подтвердить Совету твоё мастерство в магии, Вэлли. Или всё-таки Светлый Эстэвэлль?
Юный эльф молча переводил непонимающий взгляд с одного Наставника на другого.
- Пора возвращаться, Вэл, - сказал Элледор. - Время пришло.

Светлый Эстэвэлль подошёл к столу, заваленному бумагами. Он перебрал несколько свитков, один подержал в руках, но, так и не заглянув в него, бросил обратно. Члены Совета и Верховные маги молча наблюдали за ним. Эстэвэлль повернулся к ним и сложил на груди руки. Теперь в нём было трудно угадать прежнего Вэлли: в его глазах больше не было прозрачной синевы, разве что волосы по-прежнему оставались свободными.
- Значит, вы с Мэлли стали моими родителями, - будто продолжая прерванный разговор, обратился он к Элледору.
- Как договаривались, Наставник, - улыбнулся Мастер Меча.
Эстэвэлль кивнул и потёр виски: боль придётся терпеть несколько дней, пока приживётся возвращённая память.
- Не хочу напрягаться: голова раскалывается. Давайте в двух словах, - попросил он.
- Прости, Светлый, иначе было нельзя: естественного возвращения памяти можно ждать веками, а у нас слишком мало времени, - сказал один из Верховных магов. - Мы выбрали наименьший возраст, когда возможно провести ритуал.
- Знаю, - отрезал Эстэвэлль. - Ближе к делу, Верховный Лорилен.
- Ты открыл Живую Тропу в прошлое Мира и держал её, пока все не ушли.
- Это я помню. Как далеко мы сейчас?
- За тысячу лет до появления Перворождённых в Шепчущем Лесу.
Светлый Эстэвэлль помолчал, что-то обдумывая.
- Вы сделали то, что я просил?
- Да, - кивнул маг.
Он подошёл к одному из книжных шкафов и приложил руку к резной панели. Полка с книгами ушла в сторону. Из потайной ниши маг извлёк оправленный в серебро голубоватый камень на длинной цепочке. В его прозрачной глубине мерцали три искорки Света.
- Амулет Перемещения. Ты можешь вернуться в любой момент своей жизни. Но помни: у тебя есть только три шага!
Светлый Эстэвэлль надел амулет на шею.
- Благодарю, Светлые. Теперь оставьте меня. Я скажу, когда буду готов.
Маги покидали кабинет главы Совета.
- Мастер Элледор, задержись, - донеслось вслед.
Когда Мастер Меча и маг остались одни, Элледор спросил:
- Тебе удалось задуманное?
- А как ты думаешь, Дори? - усмехнулся Эстэвэлль и, помолчав, добавил:
- Правда, не без сложностей.
И Светлый, осмотрев ладони, несколько раз сжал и разжал изящные пальцы.
- Так что придётся мне всё же наведаться к Аксену, как и обещал. Заждался Чёрный Король!
- Вэлли, амулет рассчитан только на три шага!
- Мне этого хватит, Дори. Во имя Света, так и тянет назвать тебя отцом! - усмехнулся Эстэвэлль.
- Погоди, Вэл, а цена?
- А что цена? Подумаешь: пара тысяч лет жизни. Что это по сравнению с Вечностью!
- Слушай, может, не стоит рисковать? Он же всё равно….
- Поверь мне, Дори - стоит! Увидимся в будущем. Надеюсь, в лучшем!

Император Полуденной Империи передёрнул плечами: к утру в его покоях становилось прохладно. С рассветом вернутся слуги и растопят камин. Аксен не мог позволить себе содержать двор: долгое пребывание подданных рядом с господином влекло за собой их быструю смерть. Чего греха таить, одно время он даже развлекался этим! Впрочем, со временем император привык к одиночеству. Охрана в замке тоже была только внешняя - на воротах и стенах. Другую держать было незачем: людей сюда не заманишь, а от Проклятия эльфов не спасёт и Имперская Стража.
Небо слегка посветлело, и сжимавший сердце ледяной страх на время отпустил. Теперь, наконец, можно будет забыться коротким сном. Аксен никогда не проводил больше одной ночи в одном и том же месте. На этот раз он приказал постелить себе в кабинете. Войдя, император с порога окинул цепким взглядом комнату, поставил светильник на каминную полку и уже собрался закрыть двери, когда понял, что не один. Смертельный страх сковал тело. Он не мог двинуться с места, только с ужасом смотрел, как медленно поворачивается его любимое крутящееся кресло.
- Ну, здравствуй, Чёрный Король. Вот и свиделись.
Аксен смотрел на Учителя, смерть которого видел собственными глазами, и чувствовал странное облегчение: пытка неизвестностью кончилась. Время будто сделало скачок, на мгновение вернув его обратно в Шепчущий Лес. Страх отпустил, освободив ненависть. Аксен почувствовал, как внутри закипает гнев.
- Учитель Эстэвэлль, - процедил он сквозь зубы.
Эльф усмехнулся, не ответив. Одним гибким текучим движением он поднялся и шагнул вперёд. Аксен инстинктивно отступил к двери и услышал, как за спиной с грохотом захлопнулись тяжёлые створки.
- Не так быстро, король. О, прошу прощения - император! - Эстэвэлль развёл руками и слегка поклонился, пародируя придворный этикет.
Только сейчас правитель заметил меч на поясе эльфа. Но его Учитель никогда не носил оружия! Чёрные, как ночь, яростные глаза встретились с леденящими синими. Руки сами потянулись к ножнам. Проклятье, он же оставил меч здесь, в кабинете! Эльф усмехнулся и указал на рабочий стол:
- Это ищешь? Прошу!
Меч лежал там, где он его оставил. Император чуть помедлил, затем решительно подошёл к столу и укрепил оружие на поясе. Повернувшись, он наткнулся на изучающий взгляд Эстэвэлля.
- Хочешь предложить партию? - поинтересовался тот.
- Здесь? - усмехнулся Чёрный Король.
Привычная тяжесть у бедра придала ему сил, а может, Аксен просто устал бояться.
- Зачем здесь? Там!
Эльф повёл рукой в сторону дверей. Тяжёлые створки распахнулись, подчиняясь воле мага. Он первым вышел в аудиенц-зал и щёлкнул пальцами, осветив его мягким светом. Император последовал за ним. Аксен не страшился поединка: в этом Мире не было такой техники боя на мечах, которой он не владел бы в совершенстве. Правитель усмехнулся своим мыслям: нужно же было чем-то заполнить Вечность!
- Надеюсь, на этот раз обойдётся без ваших магических фокусов?
- И без ваших, человеческих. Только ты и я.

Противники не спешили: они слишком долго ждали этой встречи и слишком многое поставили на карту. Выпад, отклонение плоскостью, контратака! Боевой контакт сменяется медленным кружением. Разворот, уклонение, удар - на этот раз грань против грани. Соединение клинков, сближение - и взгляд глаза в глаза через перекрестье! Ничего необычного, но в знакомые приёмы эльф каждый раз вплетал что-то новое, и зачастую только огромный боевой опыт позволял императору избежать ловушки. И всё это далеко не на предельной скорости! Да, Перворождённые воспитывали наследников королей и делились с людьми некоторыми премудростями, и всё же эльфы не были столь наивны, чтобы обучать людей своему Боевому Танцу!
Эстэвэлль усмехнулся: похоже, император кое-что понял!
- Ну что, Аксен, оставим игры?
Что тот мог ответить? Разве что покрепче сжать зубы и собрать в кулак всю свою ненависть к остроухим, приговорившим его к Вечности.
Эстэвэлль взвинтил темп. Его лёгкий, чуть изогнутый меч стремительно порхал вокруг императора, превращаясь иногда в сплошной сверкающий круг. Аксен понял, что до этого с ним просто играли: на самом деле он был способен отразить лишь две трети атак эльфа, остальные достигали цели. Если бы Эстэвэлль хотел убить, он давно бы это сделал, но клинок Учителя оставлял за собой только длинные болезненные порезы. Вскоре одежда императора превратилась в окровавленные лохмотья, хотя на его теле не было ни одной серьёзной раны. Задыхаясь, с трудом удерживая меч, Аксен то и дело смахивал пот, застилавший глаза, но сдаваться не собирался. Очевидно, геройская смерть ученика, истёкшего кровью от царапин, не входила в планы эльфа. Он сделал подсечку, и когда император тяжело рухнул на колени, выбил меч из его рук.
Ногой отбросив оружие врага в сторону, Эстэвэлль приблизил остриё своего меча к лицу поверженного противника. Чуть склонив голову набок, он с каким-то отстранённым любопытством разглядывал человека. Перворождённый пытался понять, как же он тогда, много лет назад, увидев кудрявого темноволосого мальчугана, не разглядел в нём чудовища? Сколько погибло родичей и во что превратился их цветущий Мир только из-за одной ошибки Верховного мага?!
Император не пытался подняться: у него не было на это сил. В его глазах плескалась чистая, не замутнённая сомнением ненависть.
- Лесное отродье, - задыхаясь, бросил он в лицо эльфу.
Эстэвэлль задумчиво кивнул и сказал:
- Я вижу тебя насквозь, Аксен. Я читаю в твоей душе так же легко, как ты читаешь сводки и донесения с поля боя. Это твоё любимое занятие, не так ли? Сколько народов ты ещё намерен уничтожить?
Лицо императора исказила бессильная ярость.
- Я никогда не мог простить Броке, что он слишком быстро убил тебя!
Эльф снова кивнул, будто в подтверждение своим мыслям, и убрал меч в ножны.
- Знаешь, я долго обдумывал свою месть. Нет, я не стал бы ломать тебе пальцы или прижигать сокровенные места раскалённым ножом. Я хотел показать тебе жизнь, которую ты мог бы прожить. Помнишь свою первую жену? Как её звали? Аэнри? А первенца? Ты выпил его жизнь так же, как и жизни остальных. Хочешь увидеть, каким он бы мог стать?
Император поднял на мага безумные глаза.
- Не надо! Прошу, Учитель, пожалуйста ….
- Я не буду этого делать, Аксен: история скоро закончится и никогда больше не повторится, - туманно пообещал эльф. - Впрочем, есть ещё кое-что….
Эстэвэлль наклонился, крепко схватил императора за руку, рывком поднял с колен и подтащил к дверям. Он сделал это с такой нечеловеческой силой, что оказать сопротивление было просто невозможно. Дальше произошло то, чего Аксен не мог представить себе даже в страшном сне. Эльф вставил его ладонь между притолокой и створкой открытой двери и с силой её захлопнул.
Раздался нечеловеческий вопль. Император рухнул на колени, схватившись за искалеченную руку. Из его глаз против воли брызнули слёзы.
- Ну как? Больно? - осведомился мучитель.
- Ты…ты не…Эстэвэлль, - с трудом выдавил Аксен.
- Почему? - изящная бровь эльфа слегка приподнялась.
- Потому что…Учитель…никогда бы не сделал…такого.
- Да? А «никогда» - это до знакомства с незабвенным Брокой или после? Впрочем, ты прав: я не Эстэвэлль. Я ношу его имя и память, и только.
Эльф посмотрел на свои ладони и снова несколько раз сжал и разжал пальцы.
- Но болит так, будто у меня, - добавил он.

- Дозорные сообщили, что королевский эскорт приближается, Светлый Эстэвэлль, - доложил командир Зелёных Листьев.
- Хорошо, Элледор, - кивнул глава Совета.
- Прошу, Светлый, пока ещё есть время, подумай над нашим разговором, - попросил его стоявший рядом маг в белоснежных одеждах. - Люди должны научиться отвечать за себя сами. Пришло время предоставить им свободу выбора.
Эстэвэлль взглянул на мага.
- Я уже принял решение, Верховный Лорилен.
Эскорт как обычно остановился на самом краю поляны. Король спешился, взял за руку сына и направился к эльфам, ожидавшим их под Деревом Встреч. Сегодня принцу Аксену исполнилось семь: самое время отдавать в обучение.
- Звёздного Неба, дети Эльдов, здравствуй, Учитель Эстэвэлль, - произнёс король традиционное приветствие.
Он давно не видел своего наставника - с тех пор, как завершил образование и покинул Шепчущий Лес. Как странно: раньше Эстэвэлль не носил распущенных волос!
- Здравствуй долгие годы, король Аннеган, - с улыбкой ответил эльф. - Ты привёл к нам сына?
- Да, учитель. Его зовут Аксен.
- Аксен!
Эстэвэлль положил руку на кудрявую головку ребёнка и заглянул в тёмные глаза. Ласково погладив мальчика по щеке, он сказал:
- Я рад, что ты чтишь традиции, король Аннеган. Но получив знания в Шепчущем Лесу, ты и сам можешь прекрасно воспитать сына.
Перворождённые, стоявшие за спиной Эстэвэлля, осторожно переглянулись. Король удивлённо застыл, прижав к себе ребёнка.
- Ты…ты отказываешься от Договора, Учитель? - наконец, произнёс он.
- Нет, Аннеган, - улыбнулся тот. - Все наши обязательства остаются в силе. Просто с этого дня вы будете сами воспитывать наследников.
Когда королевский эскорт исчез за деревьями, Элледар заметил, глядя ему вслед:
- Возможно, Лорилен прав: для людей так будет лучше. Но хорошо ли это для эльфов?
Татуировка вокруг глаз Мастера Меча чуть светилась зелёным.
- Хуже не будет. В крайнем случае, у нас в запасе есть ещё один шаг. Последний, - непонятно ответил Эстэвэлль.
Словно в подтверждение слов странный амулет на его груди вспыхнул голубоватым светом.

Цинга́, цынга́ (синоним скорбу́т, лат. scorbutus) — болезнь, вызываемая острым недостатком витамина C (аскорбиновая кислота). Недостаток витамина C приводит к нарушению синтеза коллагена, соединительная ткань теряет свою прочность. Симптомы — вялость, быстрая утомляемость, ослабление мышечного тонуса, ревматоидные боли в крестце и конечностях (особенно нижних), расшатывание и выпадение зубов; хрупкость кровеносных сосудов приводит к кровоточивости дёсен, кровоизлияниям в виде тёмно-красных пятен на коже. Лечение и профилактика — нормальная обеспеченность организма витамином C

"Сердце Огня" - интервью с разработчиком.
Журналист: Здравствуйте. Итак, мой первый вопрос - что вы сами хотели бы рассказать об игре, которую разрабатываете?
Разработчик: Это будет он-лайн ролевая игра в классическом понимании этого слова. Мы отказались от инвентаря, роста в уровнях и тому подобного. Оставили только некоторые специализированные умения. Главной задачей будет отыграть роль, почувствовать себя тем, кого играешь.

Что вы можете рассказать об особенностях игры, её отличии от других аналогичных проектов?

В первую очередь - свобода. Игрок почувствует себя живущим в этом мире. Вокруг будут происходить какие-то события, порой важные, но совершено с ним не связанные. Он сможет участвовать в них или игнорировать - вполне возможно, что проблему решат без него. Мы придумали большое количество квестов, да игрок и сам сможет придумывать себе приключения. Будет и несколько основных сюжетных линий. Скажем, те, кто избрал стезю полицейского агента, столкнутся с деятельностью террористических группировок и должны будут искать их лидера. Учёным посвящена линия со следами чужих цивилизаций, а для военных всегда найдётся достаточно динамичных схваток с пиратами, наёмниками, пришельцами...
Вы говорите о свободе... Значит ли это, что игрок сможет стать кем угодно?
Разумеется. Для участия открыта почти любая должность - от капитана боевого корабля или полицейского до повара и танцора стриптиз-клуба.

???

(Смеётся) Ну, про стриптиз - почти шутка. Вы можете быть кем угодно, однако от вашей роли будет зависеть и ваше участие в событиях. Повару придётся потрудиться чтобы как-то повлиять на раскрытие секрета древних инопланетян...

Однако какая-то специализация всё же будет?

Да, как в жизни. Пилот истребителя не сможет управлять бомбардировщиком, а танкист - летать на вертолёте. У учёных границы более размыты, но всё же имеются.

Сколько внимания вы уделяли технической стороне проекта?

Немного. Я считаю, что графика в игре - лишь довесок. В конце концов, вспомните сколько игр со слабой уже технической стороной сохраняют популярность благодаря игровому процессу и интересному миру - X-COM, Fallout, Lionheart... (Смеётся) Нередко они старше тех, кто в них играет. Технологии устаревают быстро.

Значит, вы сделали ставку на мир игры?

Мы вложили туда все силы. Чёрт возьми, мы продумали историю человечества на тысячу лет вперёд - только ради того, чтобы добраться до момента начала игры. Были выдуманы и описаны десятки образцов техники и оружия, которые могут даже не появиться в игре, многие исторические события... Этот мир обладает мощной историей, могучим фундаментом. Разумеется, сам он также будет на высоком уровне. Хотя тут многое зависит от игроков.

А правда, что игроки смогут взаимодействовать не только между собой, но и с электронными персонажами? И даже сами их выдумывать?

Правда. Игрокам будет разрешено создавать NPC и даже в определённых условиях играть за них. Сюжетных NPC также немало - они будут помогать игровым мастерам.

Ясно. А вы можете объяснить причину переноса релиза игры на конец января? Публика возмущена.

Озвучка сюжетных роликов заняла больше времени, чем мы рассчитывали. Плюс, мы решили использовать повод, чтобы написать ещё текстов в игровую энциклопедию. От переноса игра станет только лучше, поверьте мне.

Верю! Ну и напоследок - рассчитываете ли вы на продолжение?

Многое зависит от успеха первой части. Если она окупит себя - безусловно. У нас уже есть наработки. Но это пока секрет.

Что ж, спасибо. Желаю вам успеха. До свиданья!
С вами был ИгроЖур!

Второе интервью с разработчиком "Сердца огня".
Журналист: Здравствуйте. Итак,прошло немало времени и мы встретились вновь. Много ли изменилось с тех пор?

Разработчик: Конечно. Мы уже завершили разработку технической основы, проработали те самые сюжетные ролики, из-за которых был задержан выпуск и даже запустили тестовый сервер.

То есть, проект вошёл в финальную стадию?

Именно. Фактически, мы начали открытый бета тест. Пробная ограниченная версия игры доступна для всех желающих.

А в чём выражается её ограниченность?

Мы акцентируем внимание на боевой системе, так как именно она требует наибольшей технической шлифовки. Наверняка будет выявлено множество багов и недочётов. Сейчас игрокам доступна только боевая деятельность и немного - общение. Науки нет, квесты пока в самом примитивном виде.

В чём же главные отличия этого бета-теста от самой игры? Кроме ограниченности, я имею ввиду.

Эмм... Более... Большая гибкость, так, пожалуй. Мы сейчас не особо следим за соблюдением правил, допускаем наличием нескольких учётных записей и так далее. Сюжет также свободно меняется действиями игроков. Понятное дело, со стартом проекта такая вольница прекратиться.

Но сейчас вы это допускаете?

Да. Пускай веселяться, пока я добрый (смеётся)

И каковы же плоды бета-теста? Много ли ошибок удалось поймать?

Плоды пока вялые и сморщенные (улыбается). Не хватает активности игроков. Все топчутся на месте, а единственный класс, имеющий популярность - десантник. Но мы работаем. Для стимуляции мне пришлось, по примеру лорда Бритиша, самому войти в игру как персонажу.

И как же? Много раз вас уже убили?

(смеётся) Надеюсь, до этого не дойдёт. Наши игроки - солидные, интеллигентные люди. Потом... У меня тоже есть флажок бессмертия. Видите, из-за спины торчит?

Вижу. Называется: "полномочия администратора" (улыбаюсь). Ну что ж, если вы ничего не хотите больше рассказать...

Нет, не хочу. Я сторонник идеи, что игроки должны сами познавать игру, это добавляет интереса...

Тогда - до новых встреч.
С вами был ИгроЖур!

Слова нейтральные, слова-паразиты. Мне кажется, у вас есть маленькая проблемка в подборе синонимов. Примеры:
«Марк очень хорошо знал маршрут»
«играл хорошо, забивал немного»
«Но и бежать по улице через взрывы и осколки тоже не было хорошим вариантом»
Нас еще в школе учили на уроках литературы, что слова «хорошо» и «немного» не несут практически никакой описательной функции, что от них нужно избавляться в сочинениях. Вот сейчас пишу и думаю, Флора Павловна, хороший вы были учитель! ))
А вообще фантазии вам подчас не хватает. Видно, что текст проработан, продуман, но вы жонглируете ни теми словечками – то слишком по-школьному (прямо как в сочинении подбираете серые неинтересные слова), то наоборот бац, и словечко-инопланетянин попадется.

Словечки-инопланетяне – бац. Мне кажется, нужно еще текст доработать, и привести его к еще большей гармонии.
«был запружен автомобилями»
«удивило, это было вообще беспрецедентно»
«но дисплей телефона бескомпромиссно написал»
«что он весь поцарапан будто шрапнелью разбитым стеклом других машин»
«В метре от него стояла нога робота-исполина»

Избавляйтесь от штампа школьное сочинение – ну очень похоже иногда. ИМХО, попробуйте по-взрослому описать.
«У Марка возникло ощущение, что черная стена бросает машины»
«Покореженные фонарные столбы искрились, гудели, и мерцали»
«Свет уже почти зашедшего солнца отражался от туч и с запада дополнительно к городским огням освещал дорогу»

Встречается ерунда какая-то, которую казнить-нельзя-помиловать.
«звонок домой вполне не дал ему заснуть»
«Разговор отвлек его от времени»
«Лапа, я че-то на МКАДе встрял в пробке»
«высветил на экране: «нет сигнала»
«Марк зажевал жвачку»
«сделанная из металла и прозрачного пластика полая колбаса»
«Это было четыре робота с двумя ногами»
«Шагающие машины зашли в ясенево»
«Бывали даже случаи, когда грузовики падали или с мостов или врезались в опоры мостов»
«Пули попали по всему телу»

Очень некрасивый переход от обыденного вечера в пробке к апокалипсису. Между делом, так сказать, не меняя ритма и стиля повествования. Ну, просто вот так «И этот вечер превратился для многих в кровавый ад». А что, нормально, почему бы и нет…
Или вот так:
«Дом стоял невредим. Рядом с домом пылала огнем детская площадка. Она была гордостью жителей» - на заставляйте глотать такую ерунду только для того, что вам нужно хоть как-то сгладить острые углы повествования. Лучше наоборот, нагнетайте ужасов, ну что за гордость, о чем он только думает этот ваш Марк, когда мир вокруг рушится…


Прикольное предложение )) в нем что-то есть, хотя рискованно.
«А еще вдоль ног, рук и туловища торчали трубки, что делало робота еще больше похожим на человека, придавая ему некий шарм металлической волосатости»

Повествователь регулярно вмешивается в жизнь ГГ, подмешивает свои комментарии.
«эфире, но не на всех же станциях одновременно» - подумал Марк??? Не хватает этих слов, подумал, ему казалось и т.д. – автор выражается очень смело за своего героя, мне кажется, если вас такому учат, то учат неправильно…

Удачи!

http://www.zamok.ucoz.net/_fr/1/s0514525.jpg

Стук в дверь был совсем тихим, но в тишине комнаты мне показалось, что это таран, остервенело бьющий в окованные сталью ворота крепости. Я с проклятьем смял лист, на котором писал, и бросил ручку на пол. Всё, чёрт возьми, мысль ушла и неизвестно когда вернётся. Вздохнув, я пошёл открывать.
На пороге стояли дети лет одиннадцати-тринадцати – мальчик и девочка. Они были одеты во что-то белое, вроде римской тоги или простыни, обвязанной вокруг туловища, а за спиной колыхались от сквозняка картонные крылья.
– Вы кто? – спросил я.
– Ангелы, – ответила девочка.
– По-моему, Рождество зимой, – сказал я, отступая на шаг. – Впрочем, входите. Ко мне раньше никогда не приходили… ангелы.
– Спасибо.
– Садитесь, – я закрыл дверь. – Приготовить вам чаю?
Я вопросительно поднял красивый – зелёный с чёрным – чайник.
– Да, пожалуйста, – сказал мальчик. Я поставил чайник на огонь. – Нас послали, чтобы сообщить тебе весть: ты не один. Ты нуждаешься в помощи – значит, она придёт.
«Экие странные дети, – подумал я. – Не лучше ли было прогнать их сразу к чёртовой матери и продолжить писать грёбаный роман? Издательство пообещало изрядный тираж… Ну нет. Они предложили мне игру и будь я проклят, если не приму правила».
– По-моему, ангелы, – сказал я, – вы немного опоздали. Лет так на пять.
– Не может быть, – спокойно сказала девочка. Она села на самый край стула, сложив руки на коленях, мальчик остался стоять. Их картонные крылья трепетали от каждого моего движения, когда я ставил на стол кружки и наливал их кипятком.
– Именно опоздали, – сказал я. – Потому что это пять лет назад я, всеми преданный, выкинутый на улицу, раздумывал, для чего мне такая жизнь и сколько мне ещё предстоит вытерпеть. Лучший выбор, который для меня существовал – это прыгнуть с моста – неважно, в воду или на землю, – или найти лезвие поострее, чтобы прорезало кожу наверняка и быстро. Вот тогда я обрадовался бы вести, что я не один, тогда был бы рад видеть вас.
Они молчали. Глаза мальчика, казалось, говорили, что он всё понимает, что он во всём сочувствует мне.
«Чёрт возьми, да что вы можете понимать?!»
– Но потом я смог пробиться наверх, – продолжал я. – Вот, посмотрите: это моя квартира. В моём гараже стоит моя машина – весьма дорогая, между прочим, – и всё это куплено на мои деньги, которые я сам заработал. И никто мне не помогал. Ни бог, ни дьявол. И вас, ангелы, я не видел ни разу. Я бросил думать о том, что может быть выше людей и их страстей. Когда я понял, что нет для меня ни бога, ни дьявола, кроме меня самого, я научился бороться. Теперь я писатель, богатый, знаменитый, нужный, и каждый день я делаю, что мне нравится! Поклонники бегают за мной, чтобы я подписал свои книги! Сотни красивых женщин только и ждут, чтобы я позвал их. Мне больше нечего желать от жизни – всё, что я хотел, я взял у неё сам! И вы, ангелы, вы не нужны мне со всеми вашими вестями!
О, я и не заметил, как сорвался… Почему? Потому что они напомнили мне о том времени, когда я был вынужден упереться в границы мира и либо раздвинуть их для себя, либо сломаться? Но я не сломался. То время навсегда осталось в прошлом. Отчего же такой гнев?
– Простите, – сказал я. – Мне просто неприятно вспоминать.
Они молчали.
– Выпейте чаю. Остынет.
– А стал ли ты счастливее? – вдруг спросила девочка. – Или всё осталось по-прежнему?
Вот этого я уже не мог стерпеть. Я встал, еле справляясь с яростью. Да какое право имеют эти разряженные дети копаться в моей душе?
– Уходите!
Они молча встали и пошли к выходу. «Ангелы» – фыркнул я. Кто вбил им в головы этот смехотворный бред? Мне плевать на это. Но выслушивать бред мне сейчас совсем не хочется.
Я с силой захлопнул дверь. Вот и всё, я вновь один в квартире, можно возвращаться к роману. Но не в таком же состоянии! Отчего так сильно бьётся сердце? Я торопливо достал из бара бутылку коньяка и отхлебнул прямо из горла.
В смятении мыслей и чувств, обрывков ярости и растерянности, наконец выкристаллизовалось понимание. Оно падает на дно души, как камень, который вода всегда хочет удержать, но не может, падает в речной ил. Да, верно. Вот что меня так рассердило.
«Откуда они знают?!»
Откуда?!. Откуда знают, что мгновения счастья для меня – только быстро гаснущие искры в подлой тёмной ночи? Что я иногда долго гляжу на бритву, касаюсь её пальцем и представляю, как она ложится на белую и тонкую кожу запястья? Что я совсем не хочу писать, – и всё же пишу, – толстые многостраничные книжки, полные крови, совокуплений и бессмысленности? Это не то, о чём я мечтал. Но это то, за что платят издатели, что хотят читать «средние покупатели». Я не могу им возразить.
Бутылка словно сама бросилась в ладонь. Я отхлебнул ещё. Опять оно вернулось, это состояние, подобное проклятию, которое приходит из-за грани жизни и когда-нибудь притянет меня к себе… Кто я, что я, зачем?! Я хотел двигаться вверх, я хотел успокоить душу, залить её исцеляющим светом, прогоняющим сомнения и слабости… Но все эти годы я шёл не вверх, а только в стороны.
Стал ли я счастливее? Нет, я только получил возможность создать себе иллюзию счастья, заполняя жизнь ненужными вещами, отделяя ими мир от себя. Потому что мир так грязен и страшен, так непонятен, что уже не хочется жить даже просто задумавшись, что ты – его часть.
Но когда-нибудь иллюзия рассеется, и я останусь с миром один на один. Я увижу, что всё ещё стою упёршись в границы мира, и никак не могу раздвинуть их. И мне останется только сломаться.
Раздался стук в дверь.
На пороге стояли двое – мальчик и девочка – с картонными крыльями за спиной.
– Ты не один, – сказали они. – Не бойся.
– Ангелы, – прошептал я. – Как вы вовремя…

<Потом мы так и не смогли вспомнить зачем вообще записались в регулярную армию. Ясно помнили только, что мир в одночасье потерял все свои краски и стал серым, смрадным пространством, в котором мы никто и напрочь лишены воли. Мир запах потом, грязью, гарью от костра и оружейным маслом. Да, нас наверное даже чему-то учили. Но на тренировочном плацу, мы запомнили только, что мы никто и ничто, что каждый ветеран для нас недосягаемая величина, а думать нам вообще не нужно, за нас это сделают другие, главное слушай сержанта.
Нас разбили в первой же серьезной стычке. Я толком ничего не видел, до моей шеренги битва так и не дошла, когда сержат бросил оружие и встал на колени, командуя сдаться. Кто то мне после рассказал, что легион окружили, половину вырезали сразу же а вторая почему то сдалась сама. Кажется враг сам был удивлен нашей трусостью и поэтому нас не убили сразу. Просто не захотели марать о нас руки, мы для них теперь не люди, рабы. Первое мгновение своего плена, я воспринял даже с радостью, особенно когда увидел унижения нашего сержанта. Это было не понятное чувство, в котором вся усталость от учения, марша, ожидание битвы дала о себе знать. Но эта радость прошла так же быстро, стоило мне только увидеть, как голова сержанта была с легкостью оделена от туловища. На его лице застыло удивление, он даже не заметил как сзади подошел воин весь в черном и с нечеловеческой силой и быстротой отделил голову от туловища. Не знаю, что думали наши командиры, когда решили сдаться: беспокоились о наших потерях, или тряслись за свои шкуры? Скорее, конечно, второе, но в общем тут они проиграли, потому что были обезглавлены сразу, чтобы лишить нас хоть какого то желания сопротивляться. Страх поймал меня не сразу, скорее сначала было оцепенение. Потом, я стал искать глазами друга. Он стоял рядом, весь в грязи, смотрел себе под ноги, к его ногам откатилась голова сержанта. И именно в глазах моего друга, я прочел страх, который поймал меня, сковал сильнее чем ошейник раба, который на нас надели тем же вечером.
Началась борьба за выживание..... Нас было слишком много, мы им были не нужны в таком количестве. Но их алчность требовала отобрать лучших: самых сильных, покорных, смирных. За еду приходилось драться, нас постоянно куда то гнали. За малейшее нарушение или просто косой взгляд убивали. Но очень скоро происходящее, если оно не касалось меня лично, стало мне не интересным. Я вел свою борьбы со страхом, который неуклонно побеждал и выжигал меня изнутри, боялся взглядов, шагов и даже движений в мою сторону. Еще боялся наших новых хозяев, а еще больше боялся своих бывших товарищей, месяц голода и все готовы были переубивать друг друга ради лишнего куска гнилова мяса. Братство, взаимовыручка, смекалка, все было выжжено в нас страхом. В первую же неделю нам дали несколько наглядных уроков, в виде казней, наших самых героических и смекалистых ребят. И все больше мы были не товарищами, каждый сам боролся за себя и каждый был сам на едине со своим страхом.
Мне было чуть легче. Я не был один. Со мной был друг. Вообще, сколько помню мы всегда были вместе. В детстве играли, потом учились, вместе бегали по соседским девкам, и вместе пошли в армию. Каждые вечер, чтобы хоть как то отогнать от себя страх мы по очереди рассказывали друг другу истории нашего прошлого. Это хоть на мгновение давало нам почувствовать что то еще кроме безысходности и страха.
Через пару месяцев то что от нас осталось разделили и мою группу, сложно назвать это отрядом погнали в столицу. Нам сказали, что нами будет развлекаться сама царица, это мол большая честь для нас. То что мы слышали о тех развлечениях должно было испугать нас еще больше. Но этого не произошло, страх и так был частью нас и бояться больше было некуда. К нам присоединили несколько дезертиров, которые очень отличались от нас. В их глазах еще был огонь и желание бежать. В ночь перед прибытием в столицу один из них подсел ко мне и заговорил. Не хотелось с ним говорить, но он, не дождавшись моего ответа, стал рассказывать сам, о себе о своей жизни. Как когда то давно был охотником, был хозяином самому себе, и что в его краях не было охотников лучше, чем его племя. Потом пришла армия, и их взяли в нее, особо не спрашивая их желания. Все обучение ему запомнилось также, как и мне, я невольно стал кивать и добавлять свои воспоминания. Проговорили всю ночь. Мой друг не принимал участие в разговоре, спал рядом.
Утром нас пригнали на плац. выстроили в шеренгу. Вокруг стоял цвет их армии, отборные войска. Все в черном, лица закрыты. Пахло смертью. Вдруг понял, что с утра не видел своего друга и стал искать его - он стоял в 5 метрах..... Мы встретились глазами и я увидел, почувствовал, что его страх добрался до нашей дружбы. Он стал один, он очень хотел жить и чувствовал, что одному будет проще. Не знаю, как это все мог сказать мне этот взгляд, но я почувствовал это изменение и мне стало плохо, я тоже оказался один.
Точнее не чувствовал, а мне было безразлично, что происходит вокруг. Нас выстроили в шеренгу, как мало нас осталось. Заставили встать на колени, и перед нами проехала госпожа, даже не смотрел на ее. Ужас, что страх лишил дружбы, лишил меня и моего друга права оставаться личностью, он сковал. Вокруг стали что то кричать, кто то поднимался и выходил в перед. В какой то момент, так сделал и мой друг, бывший друг. Это чуть вернуло меня в реальность, шепотом спросил у стоящего рядом, зачем они выходят. Оказалось, выкрикивали, кто умеет кормить леопардов, кто умее ухаживать за животными. Видимо, вышедшие решили, что если будет полезен хозяивам, то будут живы. А те кто остались, были уже полностью сломлены и не могли даже решить для себя стоять или выходить. А я вот тоже мог выйти, пусть и ничего не смыслю в животных но вдруг и сделал два шага вперед. С одной стороны стоял мой бывший друг, видимо он понял тоже самое и отводил голову, чтобы не смотреть мне в глаза, с другой стороны стоял тот вчерашний охотник. Готов поспорить, он был единственный, кто действительно умел хоть как то обращаться с животными.
Остальных увели, а нас заставили лечь. И тут мы услышали её голос, голос нашей повелительницы. Верхом проезжая перед нами, со злорадством она говорила, что у нее и так есть чудесные надсмотрщики, а мы ничего не понимаем в ее милых зверюшках, и чтобы выжить мы все обманули ее. Мы недостойны даже пойти им на корм. Она говорила еще, шутила, генералы вокруг смеялись, а я уже это не слышал. Понял, это всё, конец. Теперь только бы поскорее пришла смерть и избавила от этого всего. Накатилась жуткая усталость, от этой жизни, она не имела для меня больше ни смысла ни ценности. Страх даже стал немного удаляться. И тут услышал, нас сожгут. Огонь, вот что очистит нашу душу от тела и даст нам свободу. Эта мысль вошла в мой разум и лишила меня страха и усталости, всего. Внутри меня было пусто, только мысль об огне, как он поглатит меня сейчас и даст свободу. Чуть приподнял голову, поднес к лицу руки, грязные, избитые руки не мои а какого то чудовища. Невольно представил, как огонь уберет эту грязь и даст мне чистоту от всего. Это были чудовищные мысли, но в тот момент огонь был в моей душе и я жадал его как избавителя более всего, и больше небыло ничего, только я и мысль об огне. В этот момент мои кончики пальцев вспыхнули. Сами. Огонь медленно стал спускаться по пальцам и ладони стали охвачены им. Он выжигал всю грязь, слизывал царапины и мозоли, при этому неописуемо ласкал кожу и дарил мне счастье, созерцая его. Стоп, это бред я сошел с ума. Одновременно с этой мыслью он погас. Все еще лежа я посмотрел по сторонам, кого уже стали поднимать и отводить к большой горе из поленьев и палок, странно , что мы раньше ее не заметили, можно были и догадаться чем все кончится. С интересом стал рассматривать окружающий двор, солдат, как будто происходящее меня не касалось и тут я поймал взгляд моего друга. Да, снова друга, он смотрел на меня с такой надеждой и это чувство вернуло ему силу нашей дружбы. А почему он на меня так смотрит? Он что тоже это видел, видел это огонь, но это безумие. Как огонь может так появится? И руки вот они, не сожжены.. Я посмотрел на них, а почему они такие чистые, белая кожа, нежная, как в детстве, когда я не стал еще помогать отцу по дому. И тут я поразился еще больше тому как чисты и спокойны были мои мысли, не было ни страха, ни усталости, даже есть не хотелось. Чистый разум и лишь немного любопытства от происходящего. С другой стороны я услышал голос охотника. Он так же с удивлением смотрел на меня и спрашивал, если я маг, почему я позволил себя пленить. Маг? Я? ... не знаю сколько времени я думал над этим вопросом, а потом понял, что мне надоело лежать. Встал, и понял что мне очень не удобен этот ошейник. Через долю секунды он разлетелся на куски и сразу после звука падающих на камень железных фрагментов ошейника на плацу воцарилась тишина. Все смотрели на меня, стоящего посередине. Не много развел руки и подумал об огне, он леко вошел в мои мысли и кисти полыхнули ярким пламенем. Это прозвучало как сигнал и десятки стрел и болтов полетели в меня. О нет, теперь мне было умирать уже не интересно, я, повинуясь скорее наитию, чуть вскинул руки и они стали сгорать в полете , не долетай до меня и двух метров. Хм, интересно, мне вдруг все стало очень интересно. Что же я еще сейчас хочу, а х да... запах, не могу больше его выносить... Огонь покрыл все мое тело и отлетел от меня на метр, принимая форму сферы стал еле заметным сиянием. Я очистился, не было больше этой грязи, на мен не было лохмотий, приятная читая туника, странно а я даже не думал о ней, ну ладно, так приятно и запах... его просто нет, они исчез.
От этих раздумий меня отвлекла летящая на мое лицо алебарда. Даже не стал уклоняться, просто удивился в очередной раз, что не боюсь и она расплавилась не дойдя до цели, гвардеец с криков отбросил раскаленное древко. О, мой бывший враг, ловко схватил его за шею, силой притянул к себе и поставил на колени.. мои ногти вошли ему под кожу и я чувствовал как он испугался и как хочет жить. Это коктейль страха и тяги к жизни, потек в меня через руку, утоляя мой аппетит. Как было приятно. Так что теперь? Ага, эта их царица, наверное невежливо не познакомиться. Мне не особенно хотелось больше воевать поэтому я захотел, чтобы меня не беспокоили. Вокруг меня возникла защита, я не видел ее но чувствовал. Она останавливал стрелы, удары мечей и алебард. Медленно пошел к ней.. в руке так и волоча почти задушенного гвардейца. Было удивительно откуда у меня столько силы. Даже не удивительно, а скорее интересно. Посмотрел в глаза царице, удивился почему так все ее боятся, очень миловидная девочка. Эти мысли, как щелчек кнута вывели ее из оцепенения и она развернув свою лошадь понеслась к воротам. Э нет, мы еще не познакомились, подумал я и огненная стена поднялась в створке ворот. Ее лошадь взбрыкнула и уронила наездницу. Направился прямо к ней, ничто не могло помешать мне, я даже не чувствовал попыток ее охраны остановить меня. И были ли они вообще, я смотрел в ее глаза, читал в них ужас, вот прижалась к стене и присела от страха. Она действительно была миловидной, даже красивой, мне было странно почему она была такой злой. Что же было в ней не так. Не хотелось ее убивать, но что же сделать. И тут я почувствовал ее душу и понял что могу ее легко взять и очистить огнем, что будет после этого мне стало очень интересно. Я отбросил тело гвардейца, оно мне уже было не интересным и занялся моей царицей.... Ее глаза остекленели, она упала и лежала без сознания. Шум вокруг стих, войны опустили оружие, кто то тихо стал убегать. Прошло еще мгновение, она встала на корточки и подняла на меня взгляд, в нем читалось замешательство и любовь к жизни и еще ко мне, что я сохранил ей её. Мне стало более не интересно, я развернулся и пошел к лошади, сел на нее и и подъехал к моему другу, у него в рука уже был меч, он был окровавлен, рядом стоял охотник без оружия но весь в крове, не своей. Молодцы, они тоже победили свой страх. Поймав мой кивок, они побежали, взяли себе лошадей и поехали за мной в сторону выхода. Войны вокруг стояли в оцепенении, а рабы так и лежали... когда вы выехали с платца я услышал как за мной бежит, то была эта «царица», молила забрать ее с собой.... >

Ливень бушевал всю ночь и лишь где-то к утру угомонился, оставив после себя громадные лужи и серое нахмуренное небо. Искренне сочувствуя бедолагам, не нашедшим себе крыши над головой, Лэндорн расплачивался с трактирщиком. Хотя, может, этим бедолагам и повезло: цены кусались не хуже драконов. А впрочем, мясо было поджаренным и вкусным, пиво крепким, служанки уступчивыми и страстными, так что Лэндорн не только оплатил предъявленный счёт, но и добавил от себя золотишка в качестве благодарности за услуги, после чего трактирщик лично вывел рыцарского коня из конюшни с поклонами проводил обоих до ворот. Конь, судя по довольному всхрапыванию, был доволен и конюшней и находившимся там сеном, и не спеша трусил по дороге, стараясь аккуратно обходить лужи. Получалось не особо: здешний тракт и так не отличался хорошим состоянием, а после дождя превратился в одну большую лужу, в которой лошадь в буквальном смысле слова плыла. Лэндорн же тем временем предавался раздумиям.
Ехал рыцарь не на какую-то увеселительную прогулку и не к даме сердца, а на самое настоящее рыцарское дело. Лэндорн ехал на битву с драконом. Данная трёхметровая чёрная тварь уже недели две разоряла окрестные сёла и брала с них дань в виде скота и людей. Рыцари уже выезжали охотиться на дракона, но все они бесследно исчезли, в результате чего был объявлен съезд рыцарей, на котором почти наверняка было бы принято решение плюнуть на традиции и идти на дракона всей толпой. Во всяком случае, именно такие мысли немного осторожно высказывали те из рыцарей, с который Лэндорн общался и с которыми теперь вряд ли уж будет общаться, поскольку нарушения рыцарских традиций и так в последнее время происходили нередко и порой переходили все границы, как, например, недавний случай, когда граф Дэлион отказался участвовать в турнире, мотивируя это тем, что хотел бы провести больше времени со своей молодой супругой. И, как ни странно, многие его поддержали и тоже уехали домой к своим жёнам. Случай вызвал большой шум в обществе, но этим дело и кончилось, хотя с провинившихся рыцарей надо было бы взыскать по всей строгости и, по крайней мере, конфисковать все имеющиеся награды. Собственно, Лэндорн во многом из-за этого и поехал сражаться с драконом — показать этим дурням, что и соблюдение традиций не всегда означает грядущее поражение, как шептались иногда в тавернах. Впрочем, стремление к благородному делу тоже было в наличии.
Шла лошадь медленно, но Лэндорн её и не подгонял, ведь спешить было некуда. А когда увидел горы пепла, и вовсе притормозил.
Совсем недавно это было процветающей деревней. Но неделю назад дракон явился сюда, и вот что в итоге с ней стало. По свидетельству тех, кто благоразумно успел умчаться в лес , дракон буквально выжигал деревню, превращая в головёшки всё, что только видел. Согласно библиотечной книге, отрывки из которой зачитывал Лэндорну его личный, специально обученный читать слуга, драконы иногда любили так развлекаться, и этот не был исключением. Сейчас пепел был размыт дождём, хотя и не очень сильно, потому как находился под лиственным покровом. Поднявшийся ветер стал сдувать его прямо на рыцаря, и тот, всадив шпоры в бока лошади, поспешил убраться подальше от навевающего грустные мысли пепелища. Минут через десять он добрался до развилки. Именно здесь, если свернуть налево, была драконья нора: во всяком случае, не раз видели, как он прилетал после разбоя именно сюда. Спешившись, Лэндорн потрепал коня по гриве.
-- Бывай, друг. -- сказал он. -- Если со мной что-нибудь случится, едь в мой замок, чтобы все знали, что барон Лэндорн погиб в бою с ужасным чудовищем. -- Он не сомневался, что конь, как всегда, понял его. Забросив уздечку на седло, он зашагал по дороге, гремя латами и стараясь не оглядываться на верного друга и с небольшим замиранием сердца думая: а ведь они могут уже и не увидеться... Конь же тем временем стал мирно щипать траву.
С лязгом вынув из ножен меч, Лэндорн проверил, не ступился ли он за время пути, отрубив им ветку ближайшего дерева. Ветка легко отделилась от ствола и упала на траву. Лэндорн удовлетворённо кивнул головой и, заметив небольшую просеку, углубился в лес. И вышел к драконьей пещере.
Возможно, раньше здесь жил кто-нибудь размерами не меньше дракона. Может, эта пещера служила прибежищем для контрабандистов и лихих людей. Но сейчас здесь жил дракон — и об этом можно было догадаться по ярко-жёлтому помёту, неравномерно наваленному по всей территории поляны, лежащей перед входом в пещеру. Да и трава на самой поляне была опалена — по крайней мере в тех местах, где она не скрывалась под грудами драконьего навоза. Самой бестии пока не было видно и Лэндорн, осторожно обходя навоз, вышёл на более-менее удобное место, извлёк из пояса старый, зеленоватый от старости медный рог, осторожно поднёс его к губам и подул.
Звук получился неожиданно громким, ничуть не хуже труб придворного оркестра. Из пещеры донеслись какие-то звуки: похоже, её хозяин спешил узнать, кто тревожит его покой. Лэндорн, слегка пригнувшись, приготовился атаковать...
Из пещеры вышла девушка.
Она была абсолютно обнажена, как Афродита после зарождения из морской пены... её длинные чёрные волосы ниспадали вплоть до колен тёмными ручейками... глаза, черные и невообразимо большие и печальные — в них можно было утонуть... Лэндорн часто слышал эти слова от придворных менестрелей, и втихую подсмеивался над ними, считая, что красивые слова — это удел женщин, но не мужчин, но сейчас, видя её, понимал, что все эти менестрели были правы и что к женщинам действительно применимы такие слова... Подойдя ближе, она улыбнулась, и в этот момент Лэндорн ради этой улыбки был готов на всё, лишь бы видеть её снова и снова...
-- Храбрый рыцарь. -- сказала она, и её голос колокольчиками звучал в его ушах. -- Ты спас меня. Много лет я была свирепым драконом, и проклятье могло уйти лишь тогда, когда бы мне повстречался мой нареченный, тот, что предназначался мне судьбой... И, едва ты подошёл к пещере и затрубил в свой рог, чары спали, и я вновь стала человеком. -- Она стояла вплотную к нему. -- Ты мой суженый. Возьми меня, я соскучилась по мужскому теплу... сними эти доспехи, они уже не нужны тебе...
Лэндорн послушно сбросил с головы шлем, снял и отбросил кольчугу, нагнувшись, отстегнул наколенники... когда на нём остался лишь камзол, девушка прижалась к нему, схватила правой рукой за плечо, а левой легонько стукнула по уху рыцаря.
Голова Лэндорна с глухим стуком ударилась о землю и, прокатившись немного, остановилась, забрызгав траву кровью. Из сияющего отверстия хлынул фонтан крови — прямо в рот девушке... то есть дракону, стоявшему там, где только что была девушка. Когда кровь кончилась, дракон отпустил обезглавленное тело, и оно рухнуло в траву.
-- Храбрый глупый рыцарь. -- прорычал дракон. -- Когда вы уже поумнеете? Даже скучно становится: сделал иллюзию красивой девушки, вскружил голову красивыми словами — и всё, рассудок отрубился, слюни потекли, глаза навыкате. Уже сам с собой философствую, на таких идиотов глядя... -- он схватил пастью тело рыцаря и, запрокинув голову, отправил его в желудок, а затем уставился на неподвижно лежащую голову. -- Вот вроде мозги самое вкусное, но ведь кто знает: съешь и сам поглупеешь. Пускай будет у меня в коллекции. -- И, аккуратно обхватив голову зубами, дракон понёс её в пещеру. Доспехи же, оставшиеся от рыцаря, он потом аккуратно скрыл толстым слоем навоза.

Васноудон Перелех, Великий князь Крендераена вернулся из дальнего похода. С собой он принёс победу. Принёс богатые трофеи и обильную дань, привёз славу и сладостные рассказы о подвигах доблестных воинов, и чудесах дальних стран.
Его старший сын Перелех Кащур, он встречает отца. Праздник, радостная мать держит его за руку, ликует толпа. Солнце сияет на начищенных шишаках. И Перелех вдруг словно переносится в другой мир. В славный, дивный мир, где Великий князь – он. Это не отец, это Перелех вернулся домой во главе овеянного славой войска. Это к его ногам летят лепестки роз. Это он – великий правитель, обессмертивший своё правление!

Ночью, Перелех подговаривает младшего брата, Васнута, проникнуть в сокровищницу, и попробовать поднять отчий меч, меч государей. Не без труда, ему удаётся подрядить брата на эту авантюру.
Они проникают, обманывая стражу. В глубоком подземелье, в отблесках сияющих драгоценностей, Перелех пыхтит, норовя поднять огромный меч. Однако, безрезультатно. Злой и расстроенный, он уже собирается уходить, когда Васнут, неожиданно, тоже решает попробовать. И поднимает, удерживает меч трясущимися руками.

Великий князь приглашает своих сыновей на прогулку. Он хочет проехаться с ними холмами, окружающими столицу. Из стойл выводят норовистых верховых зверей фарков. В ситуацию вмешивается княгиня, которая опасается за безопасность детей. Она пытается отговорить князя, ссылаясь на то, что дети ещё слишком малы для верховых поездок. В итоге, сходятся на том, что князь поедет со старшим – десятилетним Перелехом, а семилетний Васнут останется дома, с мамой, чему очень огорчается.

Князь и его первенец наслаждаются прогулкой. Отец показывает сыну замки и селения, поля и леса, животных и растения. Он рассказывает ему об названиях: истории и происхождении всех встреченных ими артефактов. Он рассказывает сыну, что всё это – его владения, его родное и кровное. И однажды, оно перейдёт к сыну по наследству.
Грозовая туча прерывает их прогулку. Сизая и густая. Тревожно кричат птицы. Тьма воцаряется. Надвигается буря.

Проходят месяцы. Великий князь Васнаудон возвращается из очередного похода. Виновато глядят дружинники.
Князь мёртв. Настали чёрные времена. Нистралы, родовитые вельможи пытаются править страной, но быстро тонут в несогласии и хаосе. Княжеская семья убита горем, а варвары налагают на княжество непосильную дань.
Орда наступает, чтобы разорить цветущие земли.
Совет нистралов приходит к решению о необходимости призвать на княжение двоюродного брата Васноудона, Космолоха, бывшего наказным соправителем в стране Арвет.
Княгиня Исмаена пытается противостоять решению аристократии утверждая, что у Крендераена уже есть князь – маленький Перелех Кащур, но её влияние ничтожно.

Используя свои связи в имперской метрополии, Космолоху удаётся получить военную и финансовую поддержку в борьбе с варварами. Он предотвращает нашествие, и триумфатором входит в княжеские палаты.
На троне его встречает заплаканный Перелех, запутавшийся в огромной багряной мантии. На полу валяется княжеский меч – мальчик так и не сумел поднять его.
Рыдая, Перелех кричит, что это стол его отца, и меч его отца. Это его земля, его дом, его владения, и нечего здесь делать чужому, тучному мужчине.
Космолох велит увести ребёнка. Смеясь, он замечает, что его отец правит теперь в счастливом загробном царстве, где ему не нужны ни меч ни земля.

Княгиня и её сыновья влекут унизительную, по их мнению, жизнь приживалов. Их окружают роскошью и почётом, но княгиня всё равно чувствует себя ограбленной, и внушает ту же позицию детям.
Пришедший к власти с помощью аристократии Космолох стремится теперь обуздать вольницу нистралов. Грядут реформы, жизнь стремительно меняется, что не может не вызвать недовольства в рядах ретроградов.

Князь организовывает экзотический зверинец в астровых садах Смерелла. Празднество в честь открытия. Космолох вовсю пытается наладить отношения с детьми своего предшественника. Но маленький Перелех кусает протянутую руку, чем весьма огорчает князя.

В нистрале Праухурде княгиня Исмаена находит неожиданного союзника. Тот тайно сообщает ей, что Космолох готовится подло умертвить её детей, дабы обеспечить будущее собственной династии.
Попавший в опалу, отлученный от двора Праухурд отказывается публично обличить князя, но помогает княгине с детьми тайно бежать в его неприступный замок на западной границе Крендераена.

Находясь в безопасности, княгиня отказывается вернуться в столицу. В ответ на примирительное письмо Космолоха, она публично обвиняет его в узурпации власти, и в задуманном злодеянии.
Нистралы открыто выступают против князя, созывая народное вече.
Пользуясь вспыхнувшим негодованием, нистралы поднимают восстание. Однако, им не удаются одержать победу. Незадолго до окончательного поражения, княгине удаётся переправить детей из осаждённого замка – за границу, к верному человеку, бедному дворянину, но честному и искреннему Ореналу Самыту, обязанному жизнью князю Васноудону. Тот должен воспитать детей, как родных.

Рыцарь Самыт и его жена, госпожа Нарча принимают княжичей в свою семью. Они воспитывают их вместе со своими сыновьями – Колотом и Брушином. Агент Праухурда приносит злую весть: княгиня пленена Космолохом. По слухам, он посадил её в глубокую тёмную и сырую темницу, и мочит лютой пыткой – кормит жирной и острой пищей, и не даёт воды.
Нистрал Праухурд пропал без вести. Одни говорят, что он погиб в бою, другие – что подло захвачен князем, дабы мучить его без суда и следствия, третьи – что он жив, и тайно собирает войско за границей.

Из соображений безопасности, Самыт должен скрывать происхождение княжичей. Он официально усыновляет их, как бастардов своего погибшего в мелкой стычке племянника – нищего странствующего рыцаря.

Самыт – рыцарь королевства Ххор. Его род древнего и благородного происхождения, но сам рыцарь беден. Ростовщики обманывают простодушного рыцаря, легко лишая его фамильного имущества. Оказавшийся на грани нищеты Самыт владеет, преимущественно, лишь фамильной честью, а ему ещё и семью содержать надо.

Давний знакомый предлагает устроить рыцаря в королевское войско капралом, но Самыт в негодовании отвергает такое предложение. Он, как никак, родовитый дворянин. Тем временем, кредиторы наседают всё плотнее.

Дети растут, получают неплохое домашнее образование. Вскоре, Самыт на последние деньги отправляет их в колледж. Княжич Васнут, как и родные дети Самыта, показывает большую охоту до наук, в то время как мечтающего сразится с Космолохом Перелеха больше привлекает оружие и военные упражнения.

Тучи сгущаются над головами семьи. Чтобы стабилизировать раздираемое смутой государство, верные Космолоху нистралы объявляют щедрую награду за любые сведения о местонахождении княжичей-изгоев. Начинается охота.

Не подозревающие ни о чём отроки учатся в столичном колледже. Колот и Брушин познают тайны философии, богословия и юриспруденции. Смышлёного, но неусидчивого Васнута манят рассказы о дальних странах, загадках древности, и обычаях чужых народов.
Перелех всё реже посещает занятия, проводя время в уличных забавах. Однажды, он спасает жизнь юноше, едва не утонувшему в бурной реке. Это оказывается внук господина Бальдеро, лютого кондотьера.

Юноши сближаются, и вскоре Бальдеро знакомится со спасителем своего родственника. Он поражён силой духа и тела, кипящей в безвестном рыцарёнке. На вопрос, силён ли он в науках, Перелех прямо отвечает, что предпочитает науку о мечах и сражениях. Бальдеро предлагает ему жить и учится в его доме, где собираются лучшие бойцы Ххора. Перелех с радостью соглашается. Самыт, обольщённый возможностью сэкономить денег, легко даёт добро.

Заветная мечта Васнута – увидеть глубокое синее море. В трактире он знакомится со старым одноруким моряком. Тот обильно потчует разного рода морскими историями всякого, кто купит ему выпить. В округе старика считают сумасшедшим. Тем не менее, Васнут легко расстаётся с драгоценными своими грошами, чтобы услышать истории о Земле чудовищ, Сундуке мертвеца и Девятом вале.

Перелех – паж, служащий в доме Бальдеро. В упражнениях с оружием, в верховой езде, в выносливости и силе, в отваге и решительности он может дать фору благородным господам. Старый кондотьер весьма доволен такой неожиданной «находкой». Он, конечно, не подозревает чья кровь течёт в жилах его оруженосца.

Самыт попадает в тюрьму за долги. Он будет томится там, покуда деньги не будут выплачены. Честная его жена, госпожа Нарча отчаянно ищет средства, чтобы спасти мужа.

Корчеган, старый полусумасшедший моряк, друг Васнута, договаривается со своим знакомым – капитаном грузовой баржи. Он обещает показать любопытному отроку Анторское море. Васнут подговаривает отправится с ним и Колота с Брушином.

Юноши покидают земли королевства. Три дня и три ночи они спускаются вниз по реке, баржей. Запах йода. Кричат чайки. Наконец, им открывается бескрайний и величественный простор: волны, волны до самого горизонта, волны, увенчанные седыми шапками пены.

Женское сердце не выдерживает. Чтобы спасти родных, Нарча решает продать подопечных княжичей. Это решение, впрочем, нелегко ей даётся.
Она вступает в контакт с эмиссарами Космолоха, и за щедрую награду продаёт им тайну происхождения приёмных детей. Ей обещают, что они будут ликвидированы тихо и безболезненно.
(Возможно, ничего об этом не писать. Пусть остаётся для читателя загадкой?)

Честный Самыт выкуплен из тюрьмы. Он поражён неожиданно свалившимся спасением. Жена со слезами (радости?) на глазах рассказывает ему о давнем ратном товарище, внесшем деньги за старого друга. Скромность не позволила ему открыть своё имя.
Самыт простой человек, но достаточно смышлён, чтобы предположить, что «старый друг» - скрывающийся нистрал Праухурд.

Пока моряки пьянствуют в портовой таверне, Васнут решает свистнуть рыбацкую лодку, чтобы попробовать самостоятельно покорить море. Колот наотрез отказывается от такой авантюры, но ему удаётся уговорить Брушина. Вместе с другом, отвязывает челн, берётся за вёсла, отчаливает. Однако, на волнах Бркшина охватывает паника. Видя, что бесстрашный Васнут норовит отдалиться от берега, он перепрыгивает на пирс.
Княжич наслаждается плаваньем, не замечая, что его уже подхватило неумолимое течение. Когда он понимает, что его уносит в открытое море – уже слишком поздно. У него не хватает ни силы ни навыков, чтобы преодолеть течение, и берег постепенно скрывается в тумане.
Княжич в отчаянии. Однако, его неожиданно спасают друзья. Преодолев свой страх перед водной стихией, они вдвоём берутся за вёсла, и плывут к лодке Васнута. Они спасают его, и выбираются на берег. Впрочем, первую лодку, пустую, уносит в море, чему очень не рады подоспевшие рыбаки…

Перелех впервые в жизни посещает публичный дом. Удовольствие прерывают головорезы, в самый трогательный момент ворвавшиеся его убивать. Обнажённый, княжич защищает своё достоинство мечом и кинжалом. В одиночку он на равных сражается с четырьмя душегубами, покуда не подоспевают местные вышибалы.

Жестоко допросив злодеев, Перелех понимает, что его семье тоже может грозить опасность. Он врывается среди ночи к Бальдеро, своему патрону, будит его, умоляет о защите. Так как он не может раскрыть тайну своего происхождения, то уверяет, что убийц подослали злые кредиторы отца.

Бальдеро предлагает использовать своё влияние, чтобы добиться защиты семейства Самыта королевскими констеблями. Понимая, что следствие и разбирательство могут раскрыть тайну его происхождения, Перелех уговаривает патрона разобраться своими силами.
Кондотьер соглашается, но понимает, что от него что-то скрывают. Быть чьей-то пешкой отнюдь не соответствует его характеру.

Вооружённая челядь Бальдеро врывается в бурсу, где должны были ночевать Васнут, Колот, Брушин. Обнаруживается, что там уже засели убийцы. Не найдя искомых жертв, они захватили бурсаков и преподавателей в заложники, чтобы пытками и террором выведать местонахождение детей Самыта. Им это мало помогает, так как никто не знает, куда те удрали.

Вспыхивает сражение, в котором гибнут не только все убийцы немало людей Бальдеро, но и невинные дети. Вскоре, раскрывается, что захваченные живыми в борделе душегубы были кем-то скрытно убиты, не дождавшись прибытия правоохранительных органов. Бальдеро подозревает, что именно Перелех совершил чёрное злодейство, чтобы спустить концы в воду. Он весьма подозрительно начинает относится к своему воспитаннику.

Трое братьев, спустя несколько дней, возвращаются домой. Самыт рассказывает им о случившемся. В колледж им теперь нельзя. Рыцарь собирается отправить семью в далёкую и глухую провинцию, чтобы замести всякие следы.

Однако, как бы не старался Самыт пресечь огласку случившегося, по городу всё же расходится слух о доблестном воспитаннике кондотьера Бальдеро, пресекшем массовое детоубийство. Впрочем, завязку истории удаётся сохранить в тайне.

Любопытствующая королева Ххора приглашает отличившееся семейство на королевский праздник Данневайд. Самыт, не смея отказаться прямо, пытается найти какой-нибудь повод, чтобы избежать появления на публике. Однако, охочий до мира славы и власти Перелех берёт инициативу в свои руки, и даёт согласие через голову отца.

Пышный праздник. Королеве представляют гостей. Мелкое дворянство, допущенное ко двору, сияет от счастья и восторга, всем своим видом выражая восхищение и преданность. Из толпы выбивается развязный Васнут, которого архитектура дворца интересует гораздо больше его обитателей.
Его необычное поведение привлекает внимание королевы. В итоге, когда ей представляют семейство рыцаря Самыта, она выделяет для себя не стелящегося перед ней Перелеха, а именно скучающего Васнута. К ликованию присутствующих, она назначает Васнута своим пажом. При чём тот, вместо того чтобы плясать от счастья, равнодушен, едва ли не готов отказаться. Напоминает о себе и его происхождение.
Уже потом, королева с удивлением узнаёт, что героем был не Васнут, а тривиальный Перелех.

Проходят месяцы. Васнут прилежно, но равнодушно служит королеве, не замечая явных знаков её внимания. Это её лишь ещё более интригует.
Не оставлена без внимания и его семья. Колот и Брушин взяты ко двору, где могут завершить своё образование среди профессоров Королевской академии. Перелеху обещано место в королевской гвардии.

Бальдеро устанавливает за Перелехом тайную слежку. Его воспитаннику, возможно, придётся ещё дорого заплатить за оказанную услугу.

Нистралы Космолоха оказываются в затруднительном положении: публично назвать сыновей Самыта сыновьями Васноудона – означает прямо признать существование наследников престола, альтернативных династии Космолоха. По официальной версии, они погибли в ходе восстания. С другой стороны, организация тайных убийств лиц, приближенных к королеве Ххора таит в себе риск раскрытия, что может повлиять на их репутацию, да и отношения королевства Ххор и Великого княжества Крендераен.

Не рискуя дождаться дня, когда княжичи окрепнут и возмужают, чтобы объявить о своих правах на престол, нистралы убеждают Космолоха прибегнуть к помощи Мастера Убийств.
Мастер Убийств практиковался в своём ужасном ремесле десятилетиями. Его мастерство безупречно, его репутация чудовищна. Услуги этого монстра в людском обличье стоят баснословно дорого, но результат гарантирован.

Перелех вскипает гормоном, и влюбляется в родную внучку Бальдеро. Та, однако, снисходительно относится к сыну нищего рыцаря. Бушуя желанием показать, чего он стоит, Перелех принимает участие в рыцарском турнире, несмотря на запрет отца. Там, он получает возможность показать себя, и черепно-мозговую травму.

Поражение в битве со стокилограммовыми рыцарями сильно пошатнуло самооценку Перелеха. В отчаянии, он раскрывает возлюбленной тайну своего происхождения.
Тщеславная девчонка принимает ухаживания княжича. При чём, она не преминула разболтать это многочисленным сёстрам. Тайна быстро разошлась по женской половине дома Бальдеро.

Васнут проводит свободное время в королевской библиотеке, изучая морские карты. Белые пятна, покрывающие восточное побережье Эндориона, скрывают ответ на мучащий мореходов вопрос: соединяется ли внутреннее Данерское море с океаном? Сухопутная дорога к экзотическим странам на его побережье – месяцы пути через горы, пустыни и джунгли.

Бальдеро, установивший слежку за Перелехом, быстро узнаёт о его связи со своей внучкой. Он в бешенстве велит принести к себе бывшего воспитанника. В мешке. Не извлекая его оттуда, имеет с ним суровый разговор. Он настрого воспрещает ему когда-либо видится с возлюбленной, ровно как и переступать порог его дома.
Помимо сохранения семейной чести, Бальдеро заботится и о безопасности родных. Он понимает, что с Перелехом связана некая мрачная и смертоносная тайна.

Но поздно.
Разглашение тайны братьев Самыт для нистралов Космолоха неприемлимо. А потому Мастер Убийств умерщвляет любовницу Перелеха, как наиболее лёгкую мишень.

Бальдеро в неистовстве. С отрядом наёмников он врывается прямо в гвардейские казармы, чтобы взыскать кровавую виру с Перелеха, виновного, по его мнению, в смерти девушки. Товарищи заступаются за Перелеха, вспыхивает потасовка. Перелех и старый Бальдеро отчаянно рубятся на мечах.
Льётся кровь. Ошарашенный Перелех сперва не понимает, что послужило причиной нападения. Когда же он, неожиданно, узнаёт, что произошло, то теряет самообладание. По обинякам возлюбленной, ему известно, что его тайна – вовсе не тайна для женщин дома Бальдеро. Он сообщает об этом кондотьеру.

Бой прерывается. Бальдеро и Перелех с королевскими констеблями спешат к его дому, дабы попытаться пресечь неминуемое. Но поздно. Мастер Убийств славно поработал, несмотря на надёжную охрану, и сложную систему препятствий и ловушек в доме старого воина.

Посреди кровавой бойни, учиненной Мастером Убийств в его доме, Бальдеро, пользуясь истерикой Перелеха, выведывает его тайну. В великой ярости, он клянётся не только стереть род Космолоха со свету, но и полностью уничтожить Великое княжество Крендераен.

Васнут, тем временем, всё же становится любовником королевы. Он использует приобретённое влияние, чтобы начать разработку (финансируемой королевой) экспедиции в восточные моря. В свете чудовищной бойни, потрясшей столицу, этот корабль может стать не просто воплощением мечты Васнута, но и спасением для его семьи. Он решает оправить в многолетнюю экспедицию всех своих близких.

Чтобы пресечь это, Мастер Убийств наносит удар по рыцарю Самыту, оставив его в живых, но превратив в нетранспортабельного инвалида. Нарча, его жена, запоздало раскаивается в своём предательстве.
Королева, потрясенная блуждающими по городу слухами, требует ответа с Васнута. Однако, того срочно требуют домой. Учитывая, что его отец тяжело болен, королева временно отпускает его, готовая повременить с раскрытием правды.

Прибыв домой, четверо сыновей Самыта обнаруживают, что их мать совершила самоубийство, понимая, что муж её никогда не простит. Парализованный рыцарь рассказывает им о её предательстве. Впрочем, несмотря ни на что, он любил её, и готов был простить.

Ледяная ярость возмужавшего Перелеха. При помощи Бальдеро, он устраивает ловушку, чтобы заманить и настигнуть убийц. Он понятия не имеет, с кем ему придётся столкнуться.

Горе сломило Васнута. Он заявляет о желании уйти с королевской службы, и покинуть двор. Королева сперва не воспринимает его слова всерьёз, а затем приходит в бешенство. Она обещает, что он больше никогда не поднимется выше того положения, для которого был рождён, а история его брата подлежит тщательному расследованию. Подслушавший разговор Брушин спешит в дом Бальдеро, к Перелеху, чтобы предупредить брата о грядущем аресте и следствии. Он, однако, лишь немного успевает опередить королевских констеблей. Прибытие блюстителей правопорядка смешало планы Перелеха и Бальдеро, тщательно сработанную ловушку.

Констебли, во главе с королевским бейлифом, врываются в дом.
Воспользовавшись ситуацией, Мастер Убийств начинает действовать. Перелех, очнувшись, не может вспомнить подробностей случившегося, ровно как и Бальдеро. Брушин убит, вероятно, Мастером Убийств. Однако, он не умертвил Перелеха и старого Бальдеро. Очень скоро, ошеломлённых людей находит новый отряд констеблей.

Используя систему ловушек, которыми напичкан дом Бальдеро, Перелех вырывается из под стражи, и бросается в погоню за Мастером Убийств. Он преследует его через лабиринт озаряемых лунным светом городских крыш но, в конце концов, теряет след. По неизвестной причине, Мастер Убийств, в свою очередь, не убивает Перелеха.

Космолох шокирован: впервые Мастер Убийств не выполнил работу. Он не просто не справился. Он, по неизвестной причине, отказался завершить начатое, удалившись в своё тайное логово…Некоторые недальновидные нистралы требуют снарядить войско, и покарать обманщика, но князь здраво рассуждает, что войско ему ещё пригодится.

Перелех поступает на службу в отряд Бальдеро. Они вступают в войну с Крендераеном на стороне варваров, тревожащих его северные рубежи. В то время, как Бальдеро одержим лишь жаждой крови и мести, Перелех имеет расчётом вернуть свой законный престол.

Васнут и Колот отказываются последовать за старшим братом. Похоронив отца, они навсегда покидают пределы Ххора. Его королева, несмотря на многочисленные угрозы, так и не приказала арестовать Васнута.

В Антордурате, огромном портовом городе, морских воротах Империи Тальдерион, Васнут и Колот не без труда устраиваются на корабль, идущий через Срединное море в торговый город Дар-Анрейт. Их принимают в качестве сверхштатных членов экипажа.

В Крендераене бушует война. Всё чаще Перелех конфликтует с Бальдеро. Их взгляды на ведение кампании чересчур различаются. Бальдеро воюет сердцем, черпает силы в ярости и алчности солдат. Не счесть опустошённых деревень, сожженных полей и повешенных сторонников князя. Перелех же воспринимает боевые действия как тактическую задачу, имеющую различные варианты решений. Он расчетливо и трезво подходит к делу, не прибегая без умысла ни к жестокости, ни к милосердию. Люди и страна для него – это пешки на шахматной доске. В итоге, он видит перед собой лишь дальнюю цель игры: престол своего отца.

Солёное море освежает Васнута, смывает с него печали, позволяет вдохнуть с новыми силами. Сбежав с родного материка, он решает, что прошлое сгинуло, осталось там где-то, позади. Впереди его ждёт новая жизнь.
Моряк, его верный друг перед отплытием посоветовал ему встретиться с одним давним знакомцем в Анрейте. Купец, схоронивший своё пиратское прошлое, обитает в благоустроенных хоромах в престижном районе города – Рилге. Познакомившись с любознательным юношей, он показывает ему занимательную вещицу, найденную им в дни буйной молодости – древнюю карту, описывающую восточный Эндорион…На месте, где обычно простирается белое пятно – обозначена береговая линия и территория, подписанная как «Побережье Мёртвых». Впрочем, дальше на юг – всё то же белое пятно.

Космолох вновь показывает себя умелым полководцем. Нашествие варваров захлёбывается, а отряд Бальдеро, который жаждая крови гнал своих людей всё глубже в тыл противника, оказывается в окружении.
Перелех не собирается сдаваться своему врагу. И уж тем паче – умирать раньше времени. По соглашению с Бальдеро, он убивает его, и встречает воинов Космолоха с его головой в руках – в качестве наёмника, «предателя» из людей Бальдеро, убившего лютейшего врага князя.

Космолох не сумел узнать в возмужавшем юноше некоего ребёнка, стоявшего между ним и властью. Он велит щедро наградить «предателя».
Перелех собирает отряд авантюристов из числа крендераенских солдат, для охоты за спрятанным кладом Бальдеро (предусмотрительно закопанным самим Перелехом). Этот отряд станет основой его будущего войска.

Васнут служит на имперском флоте, покуда Колот занимается научной деятельностью в Анрейте. Предполагая, что однажды его брат станет правителем, Колот начинает изучать науки о государстве и управлении, чтобы в будущем стать помощью и опорой брату-князю. Однако, изыскания уводят его в совершенно иную сторону. В конце концов, Колот становится социалистом-утопистом.

Шторм. Моряки бьются со стихией за жизнь но в конце концов море побеждает. Корабль тонет, Васнут с парой товарищей выброшен на необитаемый остров. Он тяжело заболевает. В бреду, его посещаю странные, муторные видения. Он бредит какой-то связью между Перелехом, и Мастером Убийств.

Перелех блуждает Крендераеном, понемногу изучая родной край. Он обнаруживает себя совершенным чужаком. Забыл даже язык. Местные считают его уроженцем Ххора. Постепенно, он приходит к пониманию того, что эта земля – давно уже не его земля. Не нашедший себя на родине княжич готовится покинуть страну, однако, его останавливают. С ним встречается величественный старик. Представляется как Агарон Праухурд, друг и соратник его матери. Он рассказывает историю своих злоключений: все эти годы он скатился, скрывался, накапливая ресурсы для борьбы, ожидая, когда возмужает княжич. Он призывает Перелеха начать борьбу за престол, но тот отказывается. Он тоскует по дому: Ххору, Самыту и дому Бальдеро. Родное княжество для него – смутная тень прошлого.

Люди на необитаемом острове всё более дичают. Частые конфликты, мало еды. Однажды, моряки оказываются на краю срыва в каннибализм. Окрепший Васнут пытается это пресечь, но не может. Выжившие делятся на две жёстко противостоящие друг другу группы: дегенерировавших людоедов, и сохранивших достоинство людей. Они ведут борьбу за ресурсы острова. Васнут вынужден сражаться за свою жизнь.

Праухурд, нистрал, апеллирует к исторической справедливости, к княжескому достоинству, к изнывающему под игом народу, и прочим абстрактным понятиям. Это не трогает Перелеха. Тогда, он напоминает ему о матери, княгине Исмаене. Она всё ещё жива, она томится в ужасном подземелье у Космолоха, и ждёт сына, который её спасёт.
Перелех колеблется. Кажется, в нём почти пробудился князь, но нет. События последних месяцев сломили его. Или напротив, привели в себя?
Отчаявшись переубедить княжича, Праухурд предлагает, по крайней мере, проводить его до границы с Ххором. Перелех соглашается.

Случайное судно спасает Васнута с острова. Он один из немногих выживших. Из последних сил ему удаётся привлечь внимание проходящего мимо корабля. Оказавшись на борту, он просит спасти и его товарищей, однако капитан боится людоедов. Не без труда Васнуту хитростью удаётся заставить его это сделать. Нормальные люди спасены, каннибалы – наказаны.

Произошедшее сильно меняет Васнута, его мировоззрение и характер. Он становится иным человеком – по прежнему романтиком, но гораздо более жёстким, суровым.

Перелех с нистралом-изгоем путешествуют по Крендераену. Нистрал рассказывает ему об обычаях окрестных мест. Занимательные истории, легенды и эпосы. География. Природа. Люди. Много лет назад, отец рассказывал Перелеху эти же истории.
Разломив краюху хлеба, княжич неожиданно вспоминает странное слово, всплывшее из глубин прошлого. Это – хлеб. Хлеб на Виг’раен, языке княжества, родном языке Перелеха.
Потрясённый, Праухурд помогает ему вспомнить другие слова. Понемногу, Перелех вспоминает родную речь, а вместе с ней – детство. Он словно заново познаёт окружающий мир, воспринимая его уже как родину.
Прошедший через катарсис Перелех соглашается принять бой с Космолохом.

Васнут служит на флоте, понемногу делая карьеру. В конце концов, ему приходится столкнутся с ужасом Срединного моря. Унрэт Журхар по прозвищу Кровавище, безумный корсар, мастер клинка и чёрной магии, самый удалой морской разбойник Срединного моря. Он нападает на транспорт, эскортируемый кораблём Васнута.

Лихая морская битва. «Чёрный Пожиратель», корабль Журхара идёт ко дну, но никто не в силах одолеть безумного корсара.
Васнут и корсар сходятся в поединке на крюйс-бом-брам-рее. Сверкают сабли. Но ни один из них не в силах одолеть противника.
По мере погружения корабля в воду, сражающиеся поднимаются всё выше по мачтам и такелажу. Это не столько поединок фехтовальщиков, сколько состязание в ловкости, закалке и выносливости.
Корсару удаётся ранить Васнута, однако он, в конце концов, переоценивает свои силы, и запутывается ногой в обрывках такелажа, прыгая с мачты на мачту. Так и висит.
Васнуту удаётся покинуть судно за мгновение до того, как верхушки мачт скроются под водой.

Используя деньги и связи Праухурда, а так же знакомства, приобретенные в ходе «поисков сокровищ», Перелех сколачивает вооружённую дружину, и…нанимается на службу к Космолоху.
Варвары вновь и вновь наседают на рубежи Крендераена. Отлично изучивший их стратегию и тактику Перелех хорошо показывает себя в сражениях. Его отряд растёт, как и его авторитет.

Колот становится всё более непримиримым социалистом. Власти Анрейта изгоняют его, во многих княжествах Северного Альянса, где от пытался организовать революцию, Колот – вне закона. Он пытается найти приют у Васнута – бравого морского офицера. Однако, в монархическом Тальдерионе философу-антимонархисту тоже не очень рады. Васнута по прежнему мучат кошмары.

Перелех – перспективный командир, которому поручают командовать второстепенным войском. Ему должно помешать воссоединению нескольких орд варваров. Перелех, знающий пути и тропы врагов, легко перехватывает войско воеводы варваров, Верховного вождя, объединившего племена.
Тот узнаёт своего давнего соратника. Узнаёт в пылу боя. Чтобы не быть раскрытым, Перелех безжалостно убивает его.
Нистралы-союзники узнают, что воевода варваров узнал их полководца, но не придают этому особого значения. Какая разница, с кем и против кого ранее сражался этот наёмник? Главное, теперь он служит им.

Героизм Васнута не прошёл ему даром. Он назначен капитаном военного корабля. Теперь, он может заговорить в Адмиралтействе о проекте экспедиции.
Его брату, тем временем, грозит судебное разбирательство. Чтобы как-то убрать его прочь из деликатных кругов, в которых в последнее время вращается, и чтобы прояснить происхождение своих кошмаров, Васнут просит его об исключительной услуге: найти Мастера Убийств, и постараться выведать у него, что произошло в ту ночь.

Перелех организовал своё войско на новаторской, научной основе. Он верит не в удачу или яростный напор, а в точное военное искусство. Его армия – это пятитысячный механизм, каждый человек в котором – винтик. Дисциплина отточена до блеска. Выучка, беспрестанные тренировки. Поощряется инициатива командиров. Вскоре, отряд Перелеха становится самой боеспособной частью армии Крендераена.
Перелех – правая рука Космолоха в масштабной кампании по возвращению земель, которые князья уже много поколений не могли отбить у варваров. Стратегия Перелеха – острое жало, вонзившееся в тыл противника. Плечом к плечу с князем, он одерживает блистательную победу.
Его авторитет непоколебим. Вокруг – целая армия, готовая идти за ним в огонь и воду. Сам князь Космолох рукоплещет удалому наёмнику, обещает ему щедрейшую награду.
Но Перелеху не нужна награда.
Князь и изгой. Вокруг – тысячи воинов, преданных Перелеху. Он громогласно и оглашает себя, открывая своё происхождение, заявляя о своей претензии на трон.
А затем, собственноручно душит незадачливого Перелеха.

Колот блуждает загадочными долинами Гор Страданий где, по слухам, лежит тайное логово Мастера Убийств. В благодарность за простодушную проповедь, местные обитатели – вовсе не люди, как оказалось – советуют ему обратиться за помощью к колдуну, обитающему в подгорных чертогах. Тот соглашается помочь Колоту найти Мастера Убийств, но требует ответной услуги.

Васнут, едва до него доходят слухи о вспыхнувшем в Крендераене восстании, пишет брату письмо, где просит не убивать Космолоха, а сохранить ему жизнь, чтобы обменять на мать. Но слишком поздно. Космолох мёртв, пути назад нет. Нистралы объявляют князем его недалёкого отпрыска, чтобы править от его имени.

Перелех, тем временем, требует от брата публично признать его Великим князем Крендераена, а себя – братом князя. Васнут – один из немногих, кто может подтвердить происхождение Перелеха. С другой стороны, Тальдерион поддерживал династию Космолоха, так что признав себя братом авантюриста-мятёжника, Васнут поставит крест на своей карьере, и планах экспедиции.
Он колеблется.

В Крендераене бушует война. Перелех штурмом берёт столицу, едва ли не сравняв с землёй отчий дом. Часть нистралов, вместе с Космолохом-младшим, бежит под защиту Тальдерионской империи. По наущению Праухурда, Перелех берёт в заложники семьи нистралов. Это должно удержать их от открытого сопротивления в дальнейшем.

Колдун из пещеры в Горах Страданий требует с Колота родовой меч крендераенских князей, Винтсуйгарл. По легенде, только он сможет отразить угрозу, что однажды нависнет над страной.

Колот встречается в Перелехом в его полевом лагере. Идёт война, множество феодалов всё ещё противостоят новому князю. Колот просит у Перелеха подарок. В знак признательности за многолетнюю поддержку. Винтсуйгарл.

Перелех велит доставить меч из сокровищницы. Он вспоминает этот клинок – меч отца, который он не смог поднять в детстве. Теперь, это легко ему удаётся.
Он, разумеется, отказывается лишить себя столь ценной фамильной реликвии. Это – традиционное владение Великих князей Крендераена.

Империя Тальдерион, наконец, готова оказать военную поддержку сторонникам династии Космолоха. Поставленный Адмиралтейством перед ультиматумом, Васнут официально признаёт себя приёмным сыном рыцаря Самыта, а своего брата – безродным авантюристом и узурпатором.

В ярости, Перелех требует от нистралов признать его Великим князем, и отказаться от имперской армии. Аристократы, однако, не могут рисковать своей частью, и согласится на подобное предложение.
В ярости, Перелех приказывает перебить заложников. Он также находит Колота, и вручает ему меч. К чему ему символическая реликвия, если он – узурпатор?
Колот оправляется в горы.


Перелех удерживает столицу, Смерелл. Осаждённый город истязают голод и болезни. Население всё решительнее настроено избавится от «нового князя». Перелех, однако, держится, ожидая подкрепления в виде собираемого Праухурдом войска.

Война в Крендераене оборачивается не в пользу Перелеха. Вскоре, он вынужден сдать Смерелл. После многомесячной осады, население взбунтовалось, и открыло ворота имперским войскам.
Перелех собирает армию для решительной битвы.

Васнут покидает Антордурат во главе морской экспедиции. Он всё ещё верит, что сможет найти новую жизнь за краем света. Незадолго до отплытия, он получает информацию, что княгиня Исмаена, их мать, содержится под стражей в имперской замке. Однако, из за интриг Адмиралтейства, ему не удаётся передать эту информацию Перелеху.

Огромное, но плохо обученное ополчение Перелеха отступает в предгорья.
Его теснят присланные Империей экспедиционные части. Однако, гораздо тяжелее ему приходится от враждебности местного населения. Логистические проблемы сводят на нет полководческий талант князя. Разгорается понемногу и герилья.
Дезертирство. Армия тает.
Перелех понимает, что если срочно не восстановить контроль над княжеством – вся его власть рухнет как карточный дом. Он решает дать генеральное сражение.

Месяцы, проведенные Перелехом в глухой осаде Васнут провёл, бороздя воды Заокраинного океана. Его экспедиция движется вдоль Побережья Мёртвых – зловещей постапокалипсической земли, руин неизвестной самоуничтожившейся цивилизации. Даже небо здесь отравлено болью. Каждая вылазка на берег сопряжена с риском.

Нистрал Праухурд – с дипломатической миссией во владениях варваров. После всего случившегося, ему надлежит вновь склонить их к союзу. Альтинг, собравший представителей племён, категорически отклоняет предложение вероломного предателя. Понимая, что он не имеет права вернутся к Перелеху с пустыми руками, нистрал заключает сделку с молодым, амбициозным вождём Гррулом. При помощи Перелеха он объединит племена под своей властью. В обмен на союз.

На руинах великого города, утратившего имя в незапамятные времена, соратники Васнута пытаются восстановить историю расцвета и гибели безымянного народа по барельефам и фрескам. В пылу любопытства, они продвигаются всё дальше, покуда один из морских пехотинцев не обнаруживает сокровищницу древних.
Она полна не только злата и драгоценностей. Там хранятся невиданные артефакты древних – магия или техника, которая, возможно, могла бы изменить мир.
После некоторых колебаний, Васнут однако принимает решение не рисковать, и оставить мёртвое –мёртвым. Но один из моряков, одурманенный сиянием самоцветов, крадёт некое сокровище, чем пробуждает к жизни древнее проклятие.

Перелех понимает, что его горе-войско не сможет биться на равных с отборными отрядами Империи. Потому, он решает поставить своих людей в положение смерти, в котором им придётся стоять намертво, или умереть. Он уводит армию в долину Йуахарн, издревле пользующуюся дурной славой. Из узкой долины есть лишь один выход. Официально, это должно сделать обороны нерушимой. На деле, князь не собирается оставлять своим людям иного выхода, кроме как проявить доблесть.

Мёртвые, взбудораженные незадачливым моряком приходят, чтобы карать живых. Они питаются ужасом, что испытывают живые. Немногим из спутников Васнута удаётся добраться до шлюпок, и покинуть побережье. Однако, в их сердцах уже гноится червоточина ужаса, посеянного мёртвыми. Вскоре он, словно эпидемия, охватывает весь корабль.

Космолох-младший лично возглавляет свою армию. Долину Йуахарн накрывает шум величайшего, эпического сражения, которым решится судьба государства.

Праухурд, плетущий интригу в стане варваров, обнаруживает для себя новое средство влияния. Гильдия местных торговцев готова поддержать его, если он откроет им величайший секрет, вот уже долгие годы не дающий варварам покоя. Секрет величайшего, по мнению варваров, достижения цивилизации, лучшего трофея: секрет водки.

Неизвестный остров сторожит путь в залив, который может быть проливом в Данерское море. Васнут, его первооткрыватель, называет открытую землю именем погибшего брата. Остров Брушина.

Сражается Перелех. Битва гремит день за днём. Воины бьются по колено в крови, и никто не собирается уступать. Временами, кажется что одна из сторон уже почти взяла верх, но другая тотчас подтягивает резервы понимая, что поражение означает неминуемую гибель.

Колот достигает гор, где вручает колдуну Винтсуйгарл. Взамен, колдун переносит его в тайное логово Мастера Убийств.

Отдалённейшее побережье Восточного Эндориона, где никогда не ступала нога человека. Васнут обнаруживает глубокий залив, врезающийся в глубь суши. Это может быть искомый пролив, проход в Данерское море.

Террором Гррула и коварством торговцев Праухурду удаётся обратить варварскую смуту в свою пользу. Нистрал готов вести орду на помощь своему князю.

Очень глубокий и узкий, извилистый залив тянется через мангровые леса, подступающие к самому побережью. Ночами, моряки слышат смутные шёпоты, искрящиеся огоньки в зарослях. Кто там? Люди, дикари? Или нечто нечеловеческое? Проклятие мёртвых, таящееся в сердцах, даёт о себе знать. Ужас ставит команду на грань мятежа.

Великий шум битвы при Йуахарн пробуждает дракона, с незапамятных времён дремавшего в глубине долины. Негодующий ящер поднимается в небо, дабы утолить голод.

Когда дым развеивается, немногие уцелевшие уже не видят смысла продолжать бой. Впрочем, пережит случившееся не удаётся почти никому. Перелеху чудом удаётся выжить. Удаётся это и Космолоху-младшему, но он изуродован огнём.

На третий день путешествия через залив, экипаж отказывается продолжать плаванье. Некие существа преследуют их вдоль берегов, они уверены. Напуганные люди хотят лишь вернуться в открытое море.
Васнут тайком пробует воду. Она почти пресная. Капитан понимает что, вероятнее всего, они заплыли в растянутое устье реки. Однако, он не может поощрить бунтовщиков, и согласится на ультиматум матросов. Потому, он отдаёт приказ продолжить путь. А затем – причаливать к берегу.

Хаос в Крендераене. Напуганные нистралы с тяжело раненым Космолохом-младшим укрылись в полуразрушенной цитадели столицы. Перелех тайком пробирается по стране навстречу Праухарду.
Дракон, тем временем, безжалостно опустошает княжество. Нистралы понимают, что вскоре война утратит всякий смысл. Не будет за что сражаться.

Команда Васнута одержима нездоровым страхом. Они поднимают мятёж, отказываясь сходить на берег. Капитан схвачен и связан. В момент, когда его уже начинают убивать, из трюма доносится душераздирающий крик. Матросы обнаруживают в трюме нечто живое и нечеловеческое. Хотя никто не пострадал, команда с ужасными воплями покидает корабль, бросается в воду, чтобы вплавь достигнуть берега.
Мелкие хищные рыбы, огромными косяками кишащие в воде, начинают пиршество. Лишь немногим из матросов удаётся выбраться на сушу. От пережитого они, вероятно, окончательно съезжают с катушек.

Создания, изучающие брошенный корабль, находят связанного Васнута.

Колот приходит в себя в тайном логове Мастера Убийств. Тот выглядит несколько удивлённым. Игнорируя сбивчивые претензии Колота, он жёстко допрашивает его на предмет способа, каким Колот нашёл тайное логово Мастера Убийств.
Узнав, что тот заключил сделку с колдуном гор Страданий, Мастер Убийств отказывается верить своим ушам. Разве Колот не знает, что колдун тот – воплощение чистого зла? Ни одна сделка с ним не может пройти человеку даром, утверждает колдун, отчего-то печально улыбаясь…
Колот просит рассказать о Перелехе, и о том, что произошло той страшной ночью в Ххоре. Он обещает принять эту информацию в счёт кровавой виры.
Мастер Убийств курит наркотическую траву. Он утверждает, что она дарует правдивые и зрелищные видения, которые могут приоткрыть завесу всякой тайны. Предлагает попробовать.

Колот курит наркотическую траву, но вместо видения о роковой ночи видит , как дракон испепеляет две велики армии. Перелех пресмыкается, прячась среди обуглившихся трупов.
Колонны беженцев. Горящие города и замки.
Затем, он видит прошлое. Далёкое прошлое, в котором основатель Крендераенской династии выковал меч, и приказал передавать его из поколения в поколение. Он предрёк, что однажды страна придёт в век мучительной смуты. Древнее чудовище пробудится, чтобы уничтожить её. Он предрёк, что лишь княжеская кровь сможет усмирить его. И выковал меч для того князя – своего дальнего потомка – которому придётся вступить в битву с чудовищем…

Колот приходит в себя. Он так и не увидел правды о случившемся с Перелехом. Тогда, он решает надавать как-то на Мастера Убийств.
Но тот уже не настроен на диалог. Он поясняет, что ему необходимо умертвить Колота. Он не может выпустить единственного человека, побывавшего в его тайном логове.
В момент, когда он уже готов совершить своё черное дело, колдун переносит Колота в свой чертог тем же способом, что и отправлял. Колот так и не узнаёт, где же располагалось тайное логово Мастера Убийств.

Существа, обнаружившие Васнута, не обижают его. Напротив, они решают освободить таинственного пришельца. Это удивительные, совершенно непохожие на людей гуманоиды, называющие себя Гаувар Насилтра. Не без труда им удаётся добиться взаимопонимания.

Перелех воссоединяется с войском Праухурда. Пользуясь тем, что все ресурсы нистралов направлены на поддержку беженцев, и восстановление разорённых драконом земель, Перелех решительно осаждает Смерелл, столицу. Защитники отчаянно сопротивляются, но помощи им ждать неоткуда.

Васнут с восхищением знакомится с цивилизацией Гаувар Насильтра. Высокая их материальная культура может стать залогом широких перспектив в торговле и культурных контактах между цивилизациями. В конце концов, капитан Васнут от имени человечества заключает с правительством Гаувар Насильтра договор о дружбе и сотрудничестве.
Изучив фрегат Васнута, они приступают к строительству собственного флота. С другой стороны, они согласны обеспечить Тальдериону морские базы на своей территории, которые могут стать залогом в исследовании иных, ещё более отдалённых земель.
С экипажем, набранном из любознательных Гаувар Насильтра, с грузом из чудных подарков Васнут отправляется в обратный путь.

Понимая, что единственный способ удержать власть. Победить Перелеха – высвободить занятые борьбой с драконом войска, нистралы решают его во что бы то не стало нейтрализовать.
Для этого, они избирают единственно возможный способ. Жестокий способ.

Колот в чертогах колдуна обвиняет его во всём свершившемся зле. Он требует вернуть меч.
Колдун замечает, что кровь лилась и без его участия. Он лишь присоединился к общему пиршеству.
Колот не понимает, откуда в человеке может взяться столько злобы. К чему он способствовал гибели тысяч людей? К чему он стремится уничтожить страну?
Они ведут долгий спор на морально-этические темы в процессе которого приоткрываются странные философские воззрения колдуна.
Как оказалось, он не верит в Бога и в добро. Однако, он верит в чистое зло, в демонов и в ад. Он – монист, считающий зло единственной активной силой, первопричиной всего сущего. Добро же, по его мнению – это лишь хаотичная формация, возникающая за отсутствием чистого, красивого зла. Подобно тому, как не существует тьмы, а есть лишь свет и отсутствие света, нет и добра. Есть лишь зло, и отсутствие всего прочего.
Сознавая ответственность, которую накладывает на него могущество, колдун посвятил свою жизнь активной, творческой и конструктивной деятельности – поддержке первопричины всего сущего.
Колдун – непробиваемый пессимист. Все попытки Колота убедить его в существовании чего-то хорошего, доброго, светлого – тщетны. Он находит во всём злую первопричину.
Колот решительно требует вернуть Винтсуйгарл.
Колдун не прочь. Он готов…готов пойти на сделку. Взамен, он хочет…
Однако Колот, памятуя предупреждение Мастера Убийств, наотрез отказывается от любых сделок со злым колдуном. Он требует вернуть реликвию на бескорыстной основе. Колдун отказывается, и тогда Колот нападает на него, чтобы уничтожить злодея, и вернуть меч.

Стены Смерелла, пережившей три мучительные осады, практически уничтожены. Орда Перелеха врывается в город, однако горожане стойко обороняют каждый дом, каждую улицу. Вновь и вновь льётся кровь.

В отчаянной схватке колдун без особого труда одолевает Колота. Из злодейского злорадства он позволяет ему из последних сил доползти до установленного на постаменте меча и коснуться его. А затем, обездвиживает.
В наказание, он показывает ему картины далёких событий.
Нистралы извлекают из темницы княгиню, проведшую там двадцать лет. Они предлагают её в жертву дракону, взамен на мир в княжестве. Тщеславное чудовище соглашается.
Таким образом, пророчество древнего князя свершается. Без всяких там мечей.
Затем, довольный колдун лишает Колота зрения, и отпускает его умирать в безлюдных ущельях гор Страданий.

Васнут приводит свой корабль в Антордурат, произведя фурор в имперском обществе. В Тальдурате, столице империи Тальдерион, он удостаивается высшей имперской награды, графского титула и командорского звания. Адмиралтейство награждает его землёй и рентами, едва ли не превышающими активы крендераенских князей.
Впрочем, это малая плата за совершённые им открытия. Новые имперские экспедиции отправляются в путь по картам, составленным Васнутом. Они везут и дипломатические миссии, призванные наладить торговлю и общение с Гаувар Насилтра, и обеспечить подготовку баз.

Колот медленно умирает в горах. В предсмертном бреду, ему чудятся видения великолепной грозы, идущей со стороны Срединного моря.
Горные кланы чудом обнаруживают и спасают умирающего. С торговым караваном они препровождают его в Тальдурат.

Слепой брат ошарашивает ликующего Васнута ужасной вестью. Слухи о погибшей матери, разорённой стране разбивают сердце командора. Уйдя в себя, он мрачно пьянствует в портовых тавернах.

Космолох-младший умирает от ран, нанесённых драконьим пламенем. Чувствуя, что они пережили слишком много лиха, а дальнейшая борьба лишена смысла, нистралы предлагают Перелеху мирится. Однако, рассерженный отдаванием его матери дракону князь совершенно к этому не склонен. Он собирается вырезать нистралов.
Идут кровавые бои за каждый дом Смерелла. Перелех и Праухурд корчатся под обстрелом на баррикадах.
Нистрал уговаривает князя образумится, пойти на мировую, но тот непреклонен. Праухерд в отчаянии, не знает что делать.

Однажды, на плечо пьянствующего Васнута ложится тяжёлая рука. С удивлением, он узнаёт Унрэта Журхара. Безумный и удалой корсар умудрился выжить в той битве! Долгое время он скрывался в морях Аксилата, а теперь вернулся в Антордурат, выпил рому, и готов взять реванш.

Они с Васнутом начинают сражение, постепенно разоряя таверну. Прибывшая имперская стража наблюдает, не решаясь вмешаться. Корсар ободряет удаль Васнута, но он категорически не понимает, как такой лихой человек может быть прислужником Адмиралтейства. Возмущённый Васнут, одурманенный боем и ромом, выдаёт ему тайну своего происхождения. После чего обезоруживает.
Корсара отводят в темницу, судят, приговаривают к казни. Он однако, бежит за несколько часов до процедуры.

Впрочем, главное свершилось. Васнут, пускай и неофициально, признал своё княжеское происхождение.
Адмиралтейство решает срочно избавится от него, от греха подальше.
Васнуту спешно сообщают, что Гаувар Насилтра хотят видеть ведущим дипломатическим представителем именно его – их первого человеческого друга. Ему предлагают возглавить организацию военно-морских баз на крайнем юге, а затем организовать новые экспедиции.

Колот – в Тальдурате. Пользуясь неприкосновенностью, даруемой имперским обычаем инвалидам, он проповедует на улицах и площадях столицы решительный социализм.

Неожиданно, с Васнутом тайно встречается прибывшая с дипломатическим визитом к Тальдерионскому императору королева Ххора.
Она восхищена его признанием, сделанным спустя столько лет. Его брат, Перелех, он уже почти победил. Когда он станет, наконец, полноправным Великим князем Крендераена, а Васнут признает своё происхождение – он и королева официально смогут быть вместе.

Растроганный Васнут признаётся, что всё это время любил её. И бросил, лишь чтобы обезопасить. Он уже готов послать нафиг Адмиралтейство…но его шантажируют.
Колот (якобы?) ляпнул что-то об императоре, нехорошее. Он арестован. Если Васнут не пойдёт на условия Империи – брата казнят.

Командор вынужден, после долгих и мучительных колебаний, продолжить путь, который избрал в жизни. Он уплывает. Колот становится, по его протекции, смотрителем маяка на крошечном острове у строящихся морских баз. Острове Брушина. Он не покинет этот остров до конца своих дней.

Перед отплытием, Васнут решает сделать для своей семьи и страны последнее. Он нанимает Мастера Убийств, чтобы тот умертвил дракона. Колдуна тот убивать отказывается.

Перелех и Праухурд всё чаще расходятся во мнениях, касательно управления войсками. Нистрал склонен к переходу в выжидательную позицию, и попытке найти мир. Князь жаждет крови.
Во время одного из уличных боёв, Перелех спасает жизнь человеку утверждающему, что он был служителем в доме князя Васнаудона. По его словам, он принимал участие в организации побега княгини с детьми.
Сблизившись со своим князем-покровителем, человек доверительно рассказывает ему, что Космолох не представлял угрозы. Он не собирался убивать детей, напротив, был готов усыновить потомство своего предшественника, чтобы избежать дестабилизации государства. Праухурд и другие нистралы инсценировали такую угрозу, чтобы привлечь княгиню в качестве знамени грядущего восстания.

Неизвестно, сколько правды в этих словах, но зерно подозрительности попадает в благодатную почву. Непримиримый Перелех объявляет Праухурда предателем, и велит Гррулу арестовать его. Напрасно друзья упрекают его в необдуманности такого шага.

Руины княжеских палат заросли плющом и виноградом. Великий князь бродит среди безжизненных чертогов, тщась вернуть воспоминания детства.
С низложением Праухурда, Гррул больше не связан с ним обязательством. Большая часть страны контролируется ордой Перелеха – варварами, наёмниками, авантюристами которые фактически подчиняются Гррулу. Перелех понимает, что отныне он реально правит лишь грудой развалин…

Мастер Убийств против дракона. Сила против мастерства, коварство против хитрости, жестокость против свирепости. Это поединок двух совершенно разных подходов.
Оба участника считают себя охотником, а соперника – жертвой. Каждый понимает, что мобильность одного, и хитрость другого сильно затрудняют излов добычи. Только пронявшись психологией противника, представив себя на его месте, предупредив его действия его можно будет перехватить.
В конце концов, Мастер Убийств ценой собственной жизни заманивает жертву в ловушку, из которой нет выхода.
Зло аннигилируется, пожирая само себя.

Поистине великий мир, пять частей которого омывает, разделяя и в то же время соединяя их, бесконечный и необъятный Океан, стар в своих летах, отмеренных миллионами прожитых кем-то жизней. Но он не немощен. Арвеал познал всё, что только могут познать просторы пустынь, зелёных холмов и лесов, седых гор и вольных степей, что одурманивают безграничностью и резвым ветром целые народы. Его реки-вены пронесли в себе и кровь, и яд. Плоть-земля не раз содрогалась под топотом кочевых копыт, поступью исполинов и ударами грандиозных заклинаний. С кровью павших, и прахом сметённых столиц, она впитала немыслимые знания, тайны, загадки сгинувших ныне цивилизаций. Тайны Старших рас.

Кардинал Родерико Шальери, член Инквизиции, впоследствии ересиарх.

ПРОЛОГ

1446 год II Эпохи от Вмешательства

Сегодня был лучший день в её жизни! Без всяких преувеличений! Разве могла простая девчушка из норнийской деревни мечтать о том, что станет магом? Да не просто магом, ещё каким! Никто, даже более взрослые ученики не могли того, на что была способна она. Единственная и неповторимая – ах, как об этом мечталось в таком уже далёком детстве!
Аколит третьей ступени – это ведь не пустые слова. Единственная до этого времени ученица на факультете Демонологии! Причём не где-то там, в покрывшейся плесенью старых убеждений Вотчине Волхвов, где при простом упоминании о Пламени Хигмала тут же осеняли себя троеклиньем, а в самих Садах Сот! Гильдии закона и порядка! Вот он, предел мечтаний каждого, наделённого магической стороной Сил!
Океанский бриз овеял румяное личико девушки, разметал светлые волосы, густо спадавшие за спину. Такой тёплый, приятный. Тёплый и приятный всегда, вне зависимости от времени года. Она чинно спускалась с косогора во Внутренний двор, где под сенью деревьев днями напролёт штудировали заданное учителями все, кому не лень. И кому лень – тоже.
Занятия во всемирно известной школе магов не ограничивались познаниями той или иной ветви древнейшего из искусств. Кто бы мог подумать, что большую часть времени не достигшие полноценного звания аколиты, к числу которых пока относилась и она, проводили за чтением всевозможных, как считали некоторые – донельзя скучных, немагических книг. Не тех, конечно, что изредка увидишь в обычных школах Триграда. Норнийским учителям оставалось лишь мечтать о чём-то подобном. История Арвеала, легенды Виэлдора и Фсерионда, легенды Иэдхита и Флаона, сказания о далёких островах Океании, некогда бывших единым целым, пятым материком. И это только одна из наук, маленькая часть от всевозможных томов, заполнявших громадные шкафы библиотеки теоретического корпуса. А ведь многие из них вышли из-под незнающего лжи пера самого Летописца!..
Она помнила прибытие на Мерцающий остров. Помнила начало своего обучения так, как если бы двери холла с ожидающими там наставниками открылись ещё вчера. Страх перед неизвестностью, тоска по отцу и дому, злость на бородатых лицедеев Вотчины, которые только прикрывались сединой и заученными мудрыми словами, а сами даже не пытались понять, разобраться, увидеть, дать шанс. Ещё много других чувств сопровождали её на пути в холл. Но самым неуёмным среди них был интерес, желание поскорей коснуться того, что на её родине называли Гильдией Миротворящей.
А ещё она помнила то ощущение, когда вдруг осознаёшь, насколько мир вокруг тебя огромен. Все знания от школы и родной Церкви оказались такими мизерными, ничтожной капелькой в море, что невольно захотелось сжаться, потесниться, чтобы бушующий событиями мир тебя не раздавил. Уже в первые дни наставники говорили о давно минувшем времени, и единственное, что поняла она в тех словах, была фраза: «Ещё не исчислялись года, привычные нам...». Всё остальное вихрем проносилось мимо перепуганного сознания.
Но вскоре появился он.
– М-м, норна... – старый человек с узкими глазами назвался Шер Сингом, другом её погибшего отца. – Хотя кем же тебе ещё быть? Конечно, норна...
Он был сяонном, человеком с востока Виэлдора. А ещё лектором факультета Демонологии.
Шер Сингу удалось то, от чего прочие наставники, почти месяц читавшие лекции о мироздании до распределения новиков по факультетам, уже отказались – донести до разума норны ту громадину необходимых для начала обучения знаний. Он потратил почти два месяца на это, но остался доволен конечным результатом.
Первым потрясением для девчушки было узнать, что её родная Церковь не единственная в мире. И преодолеть убеждение, что все остальные Церкви неправильны, неистинны, оказалось чрезмерно сложно. Но мэтр Синг был терпелив:
– Если бы всё было так просто, как тебе того хочется, – говорил он, – Не текли бы реки, не клубились бы облака над горами, не распускались бы цветы по весне. Снаружи многое может казаться простым и понятным. Но если заглянуть глубже даже в самые пустяковые вопросы, можно надолго призадуматься. Как и наоборот – на первый взгляд совершенно запутанная история станет открытой и ясной, стоит лишь поглубже окунуться в неё. А Церкви различны лишь в том, что трактуют Извечного Бога каждая по-своему. Вмешательства ни одна из них не переделывала, не меняла спасение мира под видимую ими личину его свершившего.
С этими словами мэтр начал неспешно погружать новика в туманную для неё историю правоверия.
Потребовалось достаточно долгое время, чтобы Шер Синг остался удовлетворён плодами своих уроков. Вместо лекций по демонологии он отводил часы их общения на рассказы о Старших, чтение святых писаний других Церквей, таких как его родной Орусаарэ.
– Итак, девочка... – старый сяонн воссел за своим массивным столом в пустой аудитории. – Пора бы нам приступить к твоему обучению магии. Ты ведь за этим здесь.
Норна кивнула.
– Но сначала я хочу убедиться, что ты помнишь все предыдущие уроки.
– Да, мэтр. Я готова.
Шер Синг погладил хрустальную сферу на столе, точно домашнего питомца. Прищурился.
– Кто населял наш мир до нас?
– Старшие... – удивлённо протянула она. Что за вопрос?
– Кем они были?
– Бессмертными детьми Извечного Бога. Его любимыми детьми.
– Неточный ответ, девочка, – покачал головой лектор. – Мы тоже Его дети. Всё вокруг – творение Его.
Она забегала глазами, точно искала ответа где-нибудь на полу или на плоскости стола.
– Не напрягайся, – пододвинулся мэтр. – Все эти знания не должны осесть в твоей голове односложными ответами, заученными фразами. В этом случае нет никакого толку от них. Ты должна чувствовать суть. Понимать каждую мелочь. Ибо она, эта мелочь, как я уже говаривал тебе однажды, не всегда ничтожна.
– Но мэтр, я ведь не стану монахиней! – запротестовала норна. – Знать всё о Боге должны священники!
– Даже Синод, девочка, не знает всего о Нём! – прервал Шер Синг, почему-то почти не называя её по имени. – По окончанию школы ты будешь магом Сот! А знаешь ли ты, почему Сады Сот стали гарантом мира и спокойствия в Арвеале? Потому что они насквозь пропитаны знаниями истины! Волшебникам есть что противопоставить Казням потому, что в них сызмальства вбивали историю Вмешательства и всего, что было до него и после.
Норна опустила голову.
– Продолжим. Вопрос остаётся прежним.
Нария, дочь Володара, пожала плечами:
– Старшие были первым твореньем Извечного. Первым твореньем, обладающим способностью мыслить.
– Правильно. Дальше... Рассказывай, будто ты сама лектор, а перед тобой новики.
– Д-дальше... Извечный оставил Срединный мир, то есть наш Арвеал. Старшие оказались предоставлены сами себе.
– Ты кое-что упустила.
Нария снова принялась искать глазами подсказку. И через миг просияла, словно бы и вправду нашла где-то на древесине стола старательно вычерченный ножичком мелкий текст.
– Случилось убийство!
– Не так громко, девочка, – посмеялся Шер Синг. – А то набежит в аудиторию куча боевых волшебников, потом объясняй им.
– Простите... Случилось убийство, мэтр. Оно стало началом Падения Старших – когда один бессмертный убил другого. После этого Извечный отвернулся от них. Но сначала гнев Его породил Хигмал, чтобы Пламень вечно терзал убийцу, а милость Его возвела на небесах Селергию, где убиенный будет пребывать в Святых Садах!
– Точно так, – покивал лектор. – Продолжай.
– Старшие расы начали вести войны друг с другом, – зажглась Нария. – Братоубийственные войны с целью захвата чужих и расширения границ собственных империй. Тысячами лет никто из них не мог одержать окончательную победу, пока в Арвеале не появились Силы.
– Они не появлялись, школяр, – отрезал Шер Синг. – Силы были всегда. С самого первого мига бытия! Они есть ни что иное, как божественная мощь Извечного, изменённая и влитая Им в те точки мира, что стали служить опорами всему мирозданию. Каждая мелочь имеет значение! – не уставал напоминать он.
– Да, мэтр, – поумерив пыл, виновато ответила норна, после чего продолжила. – Старшие овладели Силами Пламеня и Светоча, назвав то, откуда они проистекали, Началами Сил. Войны стали ещё кровопролитней. Позже Старшие заставили служить себе и другие Силы, обнаружив их Начала. Силы Зверя, Дендра, Огня, Воды, Земли, Воздуха. Даже Силу Тьмы...
– Верно. Верно… – тихо говорил лектор.
– В душах некоторых бессмертных зародились Зёрна. Бездонные вместилища Сил, которые позволяли обладающим ими магам творить страшные заклинания.
– Зёрна зарождаются не только у магов, девочка, – проговорил Шер Синг. – Им может обладать и воин, не имеющий никакого отношения к магической стороне Сил. Но об этом потом. А пока продолжай.
– Концом Падения Старших назван час, когда самые могущественные из них вынули из себя Зёрна, получив власть уже не над одной из Сил, а над всем Началом. Они назвали себя божествами и пошли войной на небеса и ад.
– Вижу, что не зря тратил часы на правоверие. Но так мы просидим здесь до вечера, а нам ещё нужно к магистрам. Так что давай-ка я снова буду спрашивать тебя.
Нария до последнего надеялась, что он скажет, будто уже достаточно услышал и пора приступать к занятиям по демонологии. Как бы не так.
– По какой причине пала Селергия?
– Из-за предательства, – отвечала она, хотя сама слабо верила в то, что среди ангелов могло такое произойти. – Великого Архангела предала его же сераф, она ударила его своим мечом в спину. Божества заняли Святые Сады.
– Кто победил Диавола?
– Тот, кого ныне зовут Изгнанником. Но и он был предан. Трон Хигмала заполучила тройка божеств.
– И после этого?..
– Арвеал стал разрушаться. Мир погибал.
Нария вдруг замолчала. Лектор факультета Демонологии долго смотрел на своего единственного ученика, всё так же потирая хрустальный шар на столе.
– Почему молчишь?
Девочка подняла глаза. Пожала плечами.
– Я просто представила себе всё это... Разве власть стоит чьих-то жизней? Пусть даже власть над Началами Сил? Зачем убивать кого-то из-за мощи, ведь и она потом послужит не во благо, а на разрушение?
После этих слов тишина в аудитории, к которой за многие года пустования она уже успела привыкнуть, ещё долго не нарушалась.
– Если ты спросила об этом, значит ты прониклась одной из идей Садов Сот. Не ставить Силу выше жизни, – Шер Синг посмотрел на шар под рукой, потом снова на Нарию. – Ни один из факультетов не имеет такового артефакта. Ибо редко кто из лекторов покидает остров, в отличие от меня. Я покажу тебе кое-что, если ты дашь мне обещание держать себя в руках.
Нария кивнула, с широко распахнутыми глазами внимая каждому слову мэтра.
– Положи руку на шар.
Она положила. Сфера была прохладной и очень гладкой.
– Закрой глаза и не шевелись, что бы ты ни увидела, – с этими словами он опустил свою ладонь на её.
...Небо, вспученное багровыми наростами устремляющихся вниз облаков, изъеденное кавернами чёрных провалов, отравленное эхом обезумевших от воли Сил, питавших сокрушительные заклинания...
...Кипящий под бесчисленным множеством огромных судов Океан; вода утратила синь и лазурь от излившейся в неё красной, белой, чёрной, зелёной крови...
...Материки меняют свои очертания, возносятся над мечущимся в муках Океаном, тонут в нём, рождая исполинские волны...
Нария смотрела на гибель мира откуда-то со стороны, не сверху даже, ибо и небо тоже стелилось перед ней.
– Это – Конец и Начало, – послышался голос Шер Синга, что был сильней взрывов и грохота вокруг, но при этом не оглушал. – Это и есть финал борьбы Старших за доминирование, мой школяр. Смотри!
Картины пронеслись перед ней с ужасающей быстротой. Теперь она видела высокий вулкан, у подножья которого сошлись десятки тысяч величественных существ с одной-единственной целью – уничтожить друг друга.
– Это их армии! Армии тех, кто вынул из своей груди Зерно! Слышишь?
Она слышала. Дрожащий раскалённый воздух наполнялся стонами и мольбами, невероятное количество голосов просило, кричало, плакало, с гибельным холодом проникая в саму душу. И каждый был слышен по отдельности. Нарии становилось плохо...
– Это мёртвые! – вещал в её голове Шер Синг. – Голоса тех, кто уже отдал свою жизнь в бессмысленном противостоянии! Они просят их остановиться! Это Первое Знаменье, услышь его!
Голоса стенали, стенали, стенали...
Она уже хотела закричать, но внезапно это прекратилось.
Содрогающийся в агонии мир никуда не делся. Но из него исчезли вдруг все звуки, что раньше носил взбесившийся ветер.
– Это Второе Знаменье! Великий Штиль!
Время понеслось вскачь – раненые светила закружились от юга с северу и обратно, непрестанно сменяя болезненно-яркие цвета. Океан застыл мутным покрывалом, на нём замерли сражавшиеся ранее суда. И все, кто был на них, неумолимо погибали от жары и холода, жажды и голода. Теперь они просили обладателей Зёрен прекратить войну между собой.
– И Последнее Знаменье, мой школяр! – вскричал бесплотный мэтр. – Они сотворили драконов, чтобы те убивали! Но смотри же!!
Скалистое тело вулкана вздрогнуло под весом крылатого исполина – на самую вершину его сел невероятных размеров дракон. Всего миг назад он сжигал врагов своим дыханием, рвал на части собратьев, помня приказ создателей. А сейчас он поник, внимает Гласу свыше, укрывая склоны вулкана своими крыльями.
– Последнее Знаменье!!! – закричал Шер Синг и дракон поднял увенчанную изогнутыми рогами голову.
Рёв крылатого создания и ослеплённых яростью божеств заставил дрожать само мироздание. Вулкан изверг из жерла три потока белой магмы, от которой не спасся ни один из сражавшихся у его подножья.
Мир озарился слепящим светом, прекратил содрогаться и стонать.
Случилось Вмешательство!
Нария уже ничего не видела. Она как будто и там, в видении хрустальной сферы, закрыла глаза. Но всё происходящее вливалось прямиком в её душу, заполняло без остатка уже обжитые страхом и сомненьями самые далёкие уголки её естества.
Вмешательство!..
Старшие исчезли с лица Арвеала. Возжелавшие править адом да низвергнуты в него будут! И стражем вечным станет предательница Архангела! Победивший в схватке Диавола да будет изгнан за пределы тринадцати миров! Захватившие рай да уничтожены будут!
Нария раскрыла глаза...
По мутным волнам Океана, над остовами нечестивых флотов, в безветрии плывут сотни тысяч кораблей. Это Младшие расы идут на зов тех, кто назван Им Пилигримами.
И сказали Пилигримы Младшим:
«Вы будете нести на себе груз Падения Старших рас! Не будет вам покоя, покуда не заслужите вы прощения, и не придёте к Высшему Искуплению!
Казнь Тленом вам уготована от той, что объяла себя Тьмой!
Казнь Хищника станут вершить божки, что насильно слили себя с природой!
Казнь Пламенем изольётся на вас из уст Низвергнутых!
И будет разделена вера на четыре стороны света, и только одна из Церквей будет истинна!»
...Потрясением, несравнимым более ни с чем, начиналось её обучение в Садах Сот. Никто, кроме неё, лектора факультета Демонологии, и, естественно, магистров, не знал о существовании сферы, в которой хранились последние мгновения Старших рас и первые часы жизненного пути Младших.