Мёртвая рука-
Песня о былом,
Белые глаза
Трупов за окном!

Нам пришла пора
Вместе умирать!
Некого жалеть,
Нечего терять!

Мёртвая рука,
Водка на пульте!
Выполнен приказ-
Смерть теперь везде!

Солнца больше нет!
Пьём последний тост,
Нас снаружи ждёт
Ядерный мороз.

Рвала небеса
Ядерная смерть,
Всем теперь пора
Тихо умереть!

Мёртвая рука
Шлёт огонь и гром.
Белые хвосты
Стартов за бортом!

Быстро долетит ядерный ответ,
Разольёт на всех жгучий звёздный свет
В пепел обратит веси, города,
А пошлёт его мёртвая рука!

Мёртвая рука,
Смерть на каждый дом,
С неба принесёт
Ядерным огнём!

===

*речь идет о комплексе автоматического управления массированным ответным ядерным ударом - системе "Периметр", в Европе и США известной, как "Мертвая рука" ("Dead Hand"), в Японии - "Рука из гроба".

Окрай небес - звезда омега,
Весь в искрах, Сириус цветной.
Над головой - немая Вега
Из царства сумрака и снега
Оледенела над землёй.

Так ты, холодная богиня,
Над вечно пламенной душой
Царишь и властвуешь поныне,
Как ты холодная святыня
Над вечно пламенной звездой!

27 января 1899

Жил-был дурак. Он молился всерьез
(Впрочем, как Вы и Я)
Тряпкам, костям и пучку волос -
Все это пустою бабой звалось,
Но дурак ее звал Королевой Роз
(Впрочем, как Вы и Я).

О, года, что ушли в никуда, что ушли,
Головы и рук наших труд -
Все съела она, не хотевшая знать
(А теперь-то мы знаем - не умевшая знать),
Ни черта не понявшая тут.

Что дурак растранжирил, всего и не счесть
(Впрочем, как Вы и Я) -
Будущность, веру, деньги и честь.
Но леди вдвое могла бы съесть,
А дурак -на то он дурак и есть
(Впрочем, как Вы и Я).

О, труды, что ушли, их плоды, что ушли,
И мечты, что вновь не придут, -
Все съела она, не хотевшая знать
(А теперь-то мы знаем - не умевшая знать),
Ни черта не понявшая тут.

Когда леди ему отставку дала
(Впрочем, как Вам и Мне),
Видит Бог! Она сделала все, что могла!
Но дурак не приставил к виску ствола.
Он жив. Хотя жизнь ему не мила.
(Впрочем, как Вам и Мне.)

В этот раз не стыд его спас, не стыд,
Не упреки, которые жгут, -
Он просто узнал, что не знает она,
Что не знала она и что знать она
Ни черта не могла тут.

Степь синея расстилалась
Близ Азовских берегов;
Запад гас, и ночь спускалась;
Вихрь скользил между холмов.
И, тряхнувшись, в поле диком
Серый сокол тихо сел;
И к нему с ответным криком
Брат стрелою прилетел.
"Братец, братец, что ты видел?
Расскажи мне поскорей".
"Ах! я свет возненавидел
И безжалостных людей".
"Что ж ты видел там худого?"
"Кучу каменных сердец:
Деве смех тоска милого,
Для детей тиран отец.
Девы мукой слез правдивых
Веселятся, как игрой;
И у ног самолюбивых
Гибнут юноши толпой!..
"Братец, братец! ты что ж видел?
Расскажи мне поскорей!"
"Свет и я возненавидел
И изменчивых людей.
Ношею обманов скрытых
Юность там удручена;
Вспоминаний ядовитых
Старость мрачная полна.
Гордость, верь ты мне, прекрасной
Забывается порой;
Но измена девы страстной
Нож для сердца вековой!.."

Знаешь, мама, завтра я стану ветром,
По священной воле разящим свыше.
Я прошу тебя о любви и вере,
И прошу - сажайте у дома вишни,
Я увижу, мама - я стану ветром.

Я не стою, мама, твоей слезинки,
Я вернусь - мы вечно идем по кругу.
И я буду видеть твои морщинки,
И на плечи лягут родные руки
В самом высшем, славой слепящем миге.

Не грусти, я жизнью своей доволен,
И смотри на небо - мою обитель.
Я проснулся, мама - мне было больно,
Что во сне последнем тебя не видел.
Ты прости - тебя забывал невольно.

Завтра утром встречу тебя за дверью,
Седины коснусь, унесу усталость.
Десять раз бы умер с улыбкой, верь мне,
Чтобы видеть гордость твою и радость.

...Я увижу, мама, - я стану ветром.

Зов без ответа.
Бродячий узник собственного тела.
Таким был облик ветра.

Луна над головою
внезапно превратилась в конский череп,
и воздух вызрел черною айвою.

В пустой оконной раме
рассыпала свои бичи и звезды
борьба воды с песками.

И видел я, как травы шли на приступ,
и бросил им ягненка - и ягненок
заплакал на зубах у стрелолиста.

Взъерошивая перья и скорлупки,
внутри повисшей капли
кружился прах растерзанной голубки.

И, не меняя цвета,
отары туч лениво наблюдали
единоборство камня и рассвета.

А травы шли. Все ближе и все ближе.
Любовь моя, они вспороли небо
и, как ножи, царапают по крыше.

Любимая, дай руки! Мы в осаде.
По рваному стеклу разбитых окон
кровь разметала слипшиеся пряди.

Одни лишь мы, любовь моя, остались.
Отдай же свой скелет на волю ветра.
Одни лишь мы, любовь моя, остались.

На волю ветра, сирый мой ребенок!
Найдем, любовь, найдем, пока не поздно,
хоть тени наших лиц непогребенных!

Мы жили в зеленых просторах,
Где воздух весной напоен,
Мерцали в потупленных взорах
Костры кочевавших племен...

Одеты в косматые шкуры,
Мы жертвы сжигали тебе,
Тебе, о безумный и хмурый
Перун на высоком столбе.

Мы гнали стада по оврагу,
Где бисером плещут ключи,
Но скоро кровавую влагу
Испьют топоры и мечи.

Приходят с заката тевтоны
С крестом и безумным орлом -
И лебеди, бросив затоны,
Ломают осоку крылом.

Ярила скрывается в тучах,
Стрибог подымается ввысь,
Хохочут в чащобах колючих
Лишь волк да пятнистая рысь...

И, желчью сырой опоенный,
Трепещет Перун на столбе.
Безумное сердце тевтона,
Громовник, бросаю тебе...

Пылают холмы и овраги,
Зарделись на башнях зубцы,
Проносят червонные стяги
В плащах белоснежных жрецы.

Рычат исступленные трубы,
Рокочут рыдания струн:
Оскалив кровавые зубы,
Хохочет безумный Перун!

<1915>

Стрелок следил
во все глаза
за наступленьем неприятеля,
а на винтовку стрекоза
крыло хрустальное приладила.

И разобрал пехоту смех
на странные
природы действия, -
при обстоятельствах
при всех
блистающей,
как в годы детские.

И вот -
сама шагай, нога, -
так в наступленье
цепи хлынули,
и откатилась тень врага
назад
обломанными крыльями.

И грянул сверху бомбовоз,
и батареи
зев разинули -
за синь небес,
за бархат роз,
за счастья
крылья стрекозиные.

<1941>

Как же унизительна свобода!
Холод унизителен и вонь.
И нет сил впустить бодрящий воздух,
И бензина, чтоб зажечь огонь.

Было время – думал ты, что нету
Времени. Ты был тогда не прав.
Ты свои минуты на монеты
Не менял, вставая по утрам.

Ты вставал к полудню, и за дело
Браться бы – но ты писал стихи,
Что тебе приснились оголтело
Между снов безумья и тоски.

Если же бумага на исходе,
Стен своей коморки не марал.
Ты весь день, на каждом переходе,
Строчки, чтобы помнить, повторял.

Много повидал ты переходов
Из вагона пыльного в вагон.
Звал ты всех гитарой на свободу
И монет весёлый слышал звон.

И она сама с тобою вышла,
Вызвалась носить твой портмонет.
Как она просила, было слышно,
Как ей отвечали: «Денег нет».

А когда твои стоптались ноги,
Ты присел на ласковый бордюр,
И она сидела на дороге
В джинсах и футболке от кутюр.

Волосы, уложенные ветром,
Бледные зелёные глаза…
Вы бы целовались до рассвета,
Только рёв желудков дико звал.

Где теперь та взбалмошная муза,
Что со скрипкой шла с тобой в вагон?
Всё ты понимал: ты ей обуза,
Только не хотел умерить тон.

Мог тогда ты сбрить свою бородку,
Хвост состричь – хоть друга попросить,
Подыскать дебильную работку,
Жвачку в рот, букетик и «прости».

Всё ты мог, но думал, что богиня
Этого не примет никогда.
А тебя – певцом с гитарой примет,
Что зовёт с экранов города!

Только Бог не дал тебе таланта –
Разве чтоб на улице бренчать.
И того уж много. Вот твой папа
Мог лишь в 1С своей считать.

Как-то же он жил, и дольше вдвое.
И тебе помог бы, если б знал.
Но укрылся ты в своём запое,
Жизнь им не простил – и с ней порвал.

2016.

Я вольный башкирский ветер,
Лечу над своею землей...
Где самые широкие степи,
И реки, за этой горой.
Лечу я - и вижу поляны
Озера, леса подо мной...
Я чувствую ваше дыхание
Взмывает, и станет водой.
За мной летят вольные птицы
Над этой прекрасной землей,
Наших предков, светлые души
Чей прах зеленеет травой...
Их греет теплом наша память
Да солнце янтарным огнем.
Мы братья и сестра на веке
Потомки, различных, но братских племен.
Единственной матери дети,
Что гордо Россией зовем!
Живя на земле своих предков,
Я помню их грозный завет,
Пока мы вместе стеною
Врагу не сломать наш Уральский хребет
Нас вместе судьба соединила
К родному Уралу любовь,
А я от того горд и счастлив,
Что в жилах моих - башкирская кровь!

Неспящих солнце! Грустная звезда!
Как слёзно луч мерцает твой всегда!
Как темнота при нём ещё темней!
Как он похож на радость прежних дней!

Так светит прошлое нам в жизненной ночи,
Но уж не греют нас бессильные лучи;
Звезда минувшего так в горе мне видна;
Видна, но далека, — светла, но холодна!

В гибельном фолианте
Нету соблазна для
Женщины. - Ars Amandi
Женщине - вся земля.

Сердце - любовных зелий
Зелье - вернее всех.
Женщина с колыбели
Чей-нибудь смертный грех.

Ах, далеко до неба!
Губы - близки во мгле...
- Бог, не суди! - Ты не был
Женщиной на земле!

Я ходить научился, чтоб к тебе приходить.
Говорить научился, чтоб с тобой говорить.
Я цветы полюбил, чтоб тебе их дарить,
Я тебя полюбил, чтобы жизнь полюбить.

http://s6.hostingkartinok.com/upload...3fb14aba00.jpg

Сегодня ночь совсем уже не та.
И не дави назойливо на ухо
Про фитнесс свой и танец живота!
Сегодня видел я, как древняя старуха
Пыталась у метро отдать кота.
Я подошёл. Ведь думал - с голодухи..
Хотел рублей четыреста отдать,
Но видела бы ты глаза старухи!
"Возьмите котика, мне скоро помирать... "
В миру, в пыли житейской круговерти
Внезапно наступила пустота.
Старуха не своей боялась смерти,
Пыталась от неё спасти кота...

автор неизвестен
(Возможный автор: Жанна Сас)

http://cs8.pikabu.ru/post_img/2016/1...5143896651.jpg

Священником я мог бы стать
Две сотни лет назад.
Пугал бы адом прихожан,
Имел бы дом и сад.

Но в злое время я рожден,
Где райской нет красы.
К тому ж прелат быть должен брит,
А у меня — усы.

Бывала, впрочем, иногда
Жизнь как счастливый сон.
Тревоги прятал я свои
Под сень зеленых крон.

Невежды, жили мы в мечтах.
Теперь — весь мир иной.
А вот тогда — пел дрозд в саду,
Миря врага со мной.

Девичий стан, и абрикос,
Плеск рыбы по весне,
Лет уток утром, бег коня —
Все это — лишь во сне.

Но нынче сны запрещены,
Таим мы жар души,
И металлических коней
седлают крепыши.

Как жалкий червь, как евнух я,
Не пущенный в гарем.
Я и прелат, и комиссар,
Иду, и пью, и ем.

По радио меня зовет
К победам комиссар,
Ну а прелат — он мне сулит
Земной, надежный дар.

Воздушный замок снился мне...
В явь вылились мечты.
Я в этом времени — чужой.
А Смит? А Джонс? А ты?

Это рысьи глаза твои, Азия,
Что-то высмотрели во мне,
Что-то выдразнили подспудное,
И рожденное тишиной,
И томительное, и трудное,
Как полдневный термезский зной.
Словно вся прапамять в сознание
Раскаленной лавой текла,
Словно я свои же рыдания
Из чужих ладоней пила.

1945

Высоко летает в небе ворон,
Еще выше сокол ввысь взмывает,
Еще выше сокола могучий
Беркут, птичий государь, летает.

Будь как этот беркут, славный воин,
Будь друзьям опорою стальной,
Выходи на бой с врагом отважно,
Жизни не щадя, бросайся в бой!

Крепость древняя у мыса,
Где над пляжем взнесены
Три библейских кипариса
Над обломками стены.

Расчлененная химера
Отработанных времен
Благодушного Гомера
И воинственных племен.

Шли галеры и фелюги,
С гор стекали на конях
В жарких латах, в пыльной вьюге,
В сыромятных кожухах.

Греки, римляне и турки,
Генуэзцы, степняки,
Шкуры, бороды и бурки,
Арбы, торбы, бурдюки.

Стенобитные машины
Свирепели, как быки,
И свирепые мужчины
Глаз таращили белки.

Ощетинивали копья,
Волокли среди огня
Идиотское подобье
Деревянного коня.

Очищали, причащали,
Покорив и покарав,
Тех, кто стены защищали,
В те же стены вмуровав.

И орлы, не колыхаясь,
Крыльев сдерживали взмах,
Равнодушно озираясь,
На кровавых головах.

Л внизу воитель гордый
Ставил крепость на ремонт,
Ибо варварские орды
Омрачали горизонт.

Стенобитьые машины
Вновь ревели, как быки,
И свирепые мужчины
Глаз таращили белки.

Печенеги, греки, турки,
Скотоложцы, звонари,
Параноики, придурки,
Хамы, кесари, цари:

— Протаранить! Прикарманить
Чтобы новый Тамерлан
Мог христьян омусульманить,
Охристьянить мусульман.

И опять орлы, жирея,
На воздетых головах
Озирались, бронзовея
В государственных гербах.

Плащ забвения зеленый
Наползающих плющей,
И гнездятся скорпионы
В теплой сырости камней.