Во всех этих случаях "-то" пишется через дефис.
Позабавило. Обычно говорят "ну, полно, полно вам..." =)

Волки с давних пор вызывали у собак отчаянный трепет, невыносимую тревогу, беспокойные мысли. Нет, собаки вовсе не боялись этих огромных, клыкастых животных. Те хоть и были поодиночке сильнее большинства псов, все-таки охотились куда меньшими, чем сторожевые отряды, стаями и не могли оказать им серьезного сопротивления. Да и интеллект Canis Sapiens способствовал успеху служебных псов в редких схватках с далекими родственниками. На самом деле, тяжелые, нестерпимо-болезненные чувства возникали у собак при встрече с волками именно благодаря их дальнему родству. Даже серые псы, которые были куда крупнее и организованней диких хищников, не вызывали подобной тревоги у собак. Ведь те, несмотря на их жестокость, силу, упрямство и нежелание жить в мире, оставались разумными. С ними, как бы ни сложились обстоятельства, всегда можно поговорить. В их взгляде отчетливо читались мысли, понимание, способность вести диалог, пусть даже собаки и не могли с его помощью ничего добиться.
В общем, дело тут было не в опасности за свою жизнь. Скорее они избегали встреч с дикими необузданными животными, так как всякий раз рисковали увидеть в них самих себя. Узреть страшные инстинкты, которые прячут глубоко внутри своего сознания. Но насколько надежно?
Каждая собака боится одичать. Превратиться в неразумное дикое животное. Именно поэтому псы во всех городах носят одежду, хотя какой от нее прок, когда твое тело покрыто густым теплым мехом? Именно потому строят каменные дома. Хотя и в обычной пещере всегда тепло и уютно. Звания, титулы, деление на войска… Слова, которыми когда-то пользовались люди, теперь перешли в лексикон собак. Неосознанно, без должного понимания их значений. Таким образом псы огораживались от окружающей природы, чтобы доказать свое превосходство над другими тварями. Мы – разумны. Значит, и жить должны иначе. Собаки в диком отчаянии балансировали между человеческим безумием и дикостью окружающей среды. И так тяжело было оставаться посередине, не перекинуться ни на чью сторону, как это сделали серые псы. Приходилось даже ходить на задних лапах (пусть и во время церемоний, общественных мероприятий), хотя совершенно очевидно, что на четырех намного удобнее.
Собаки стеснялись своих далеких предков. И пусть давно доказано, что собака вовсе не произошла от волка. Но совершенно точно, если последний и не был их родителем, то являлся братом. Вот псы и сторонились такого брата, всячески его избегали. Словно тот мог бросить на них тень.

В одной из прогулок за грибами Роланд и встретил странного щенка.
Человек не сразу его заметил. Лишь только заслышав нервное рычание, он обернулся на высокое дерево. Под его густыми кронами сидел коричневый песик. Он яростно рвал тоненькую книжку.
Роланд осторожно подошел поближе. Вглядывался в щенка и не мог понять, откуда он здесь взялся. Не был он похож на щенков мастиффов. Других собак Роланд видел только издалека. На память приходило посольство овчарок. Роланд помнил, что те приходили с людьми и люди те высказывали много хороших слов в адрес их предводителя. «Кажется, звали его достопочтенным Лютером», – с трудом вспоминалось Роланду. Именно те люди дали жителям деревень ротвейлеров надежду, что собаки могут быть добры и открыты людям. Вот только новый сеньор ротвейлеров никак не хотел менять устоявшиеся традиции. Даже после встречи с достопочтенным Лютером. Как и большинство других собачьих правителей, он выражал одновременно восхищение просвещенными методами и крайнюю тревогу, так как подобно другим псам считал, что любое хорошее начинание в адрес людей обязательно плохо закончится для собак.
– Привет, дружок… – Роланд присел на корточки перед маленьким щенком. Тот выпустил из пасти книгу, удивленно или даже испуганно округлил глаза и попятился.
– Не бойся, я не сделаю ничего дурного.
Песик склонил голову на бок. Поднял одно ухо. А, когда Роланд протянул руку, щенок зарычал. В тот день человек так и не смог вызвать у пса доверия.
Ротвейлерам о своей находке он не сообщил. Ровно, как и Дэвиду и другим людям. Отчего он так сделал, Роланд не мог ответить до сих пор.
На следующий день он вновь обнаружил этого щенка. На этот раз тот уже смотрел на человека с интересом, но агрессия все еще сохранялась, как только Роланд пытался подступиться к нему. Спустя несколько дней пес впервые дал себя погладить, а затем и вовсе всякий раз бежал навстречу человеку, виляя хвостом.
Роланд продолжал хранить тайну и каждый день, собираясь в лес, ловил себя на мысли, что ему безумно хотелось увидеть вновь этого щенка. Тот все так же встречал его у того самого дерева, а Роланд каждый раз угощал его разной едой, которую брал с собой в лес.
Молодой человек и щенок овчарки стали друзьями.
Не сразу они научились понимать друг друга. Щенок еще не умел даже разговаривать и казался совершенно беспомощным.
Роланд не любил собак. Потому никак не мог понять, отчего его так тянет к этому пушистому комочку, который и делает что рычит, облизывается и иногда повизгивает. Он даже не знал, как к нему обращаться. Ведь имя свое назвать тот не мог. Однако на помощь пришла та самая разодранная книга, которая была в зубах у пса при их первой встрече. На обшарпанной обложке виднелись только два слова: «Айзек Азимов». Первое слово Роланду показалось очень похожим на имя. Так он и назвал щенка.