Вынужден с Вами не согласиться и посоветовать переделать абзац. Во первых, это меньше всего похоже на мемуары, это похоже на "рассказ" писателя времен Рейха, и все эти "Иваны-варвары" - личная точка зрения автора. Дальнейшее чтение текста лишь убеждает в этом.
Далее - как следует из рассказа солдаты в сапогах маршируют строевым шагом через заснеженное поле (по колено в снегу), к тому же вооружены они древками от лопат. Хорошо, хоть догадались штыки привязать.
Браво!
Вопрос - сколько у доблестного полковника солдат? Взвод? Рота? Батальон? Хорошо, пусть взвод с автоматами и пулеметами, допустим, наступает полк, идет без артподготовки, в психическую атаку, (двадцать против двух тысяч - для удобства посчета - на одного приходится сто), обороняющиеся сидят на оборудованной позиции. Пока наступающие по колено в снегу добегут до окоп нормальный солдат успеет не по одному рожку выстрелить...Какая может быть паника в этом варианте? Или как по другому воспринять истеричные крики воина в восьмом поколении:
Вместо поскриптума: белая снежная равнина покрылась сотнями, тысячами черных точек. Это руские наступают, на ходу медленно переодеваясь в белые маскировочные одежды, с лицами, замотанными по самые глаза.Лица "варвары" специально черными шарфами мотали, чтоб Лучшей армии мира целиться было удобней. Ну да, еще и в атаку пошли средь бела дня, стреляйте в нас из пулеметов, нас же видно хорошо!

I глава. Убийство.
Четверг. С утра шёл дождь и это действовало мне на нервы. Меня вызвали по срочному делу. Взяв такси, через 20 минут я был на месте. Улица Просвещения 10/3. Я был ошарашен. Перед домом Шокера стояло шесть или семь милицейских машин. Всё было освещено из-за тысячи вспышек фотоаппаратов. Михаил!? Повернувшись я увидел высокого и худощавого мужика в форме. Здравствуйте. Я капитан милиции Арнольд Гапс. Я помялся и спросил. Что-то случилось? Не понимаю, что происходит. Машины милиции мешали моему обзору.
-Алексей Багров Леонидович- умер. Упав с 7 этажа в состоянии алкогольного опьянения.
-Что? Но Лёха никогда не пил. Он был спортсменом.- ошарашено проговорил я.
-Видно, он вам этого просто не говорил. Мне надо идти.
-Эм…мне же надо, что-то сейчас делать?
-Ах, да! Чуть не забыл. Идите на опознание.
Пробравшись через толпу милиционеров. На асфальте я увидел Шокера бледного и окровавленного. Как не странно бледный цвет кожи был его постоянным. Два метра ростом и 125 килограмм мышечной массы. Седые волосы…тоже не очень нормально, но ему нравилось. И так сейчас вы меня спросите? Что за на хрен. Всё просто. Мы не обычные люди. Нет…совсем необычные. Мы защитники этого гнилого со всех сторон города. Мы охрана всех и всего. Мы…
СЕДЬМОЙ ОТРЯД! И МЫ НЕ ЗНАЕМ ПОЩАДЫ!
Меня зовут Михаил Левин мой псевдоним Русская торпеда или просто торпеда. Но мои товарищи зовут Тор. Мой дед попал в лагерь SS в 1945г. Над ним ставили научные опыты и он погиб, но опыт не прошёл бесследно. Из 48 летнего старичка весом 33 килограмма получился огромный бугай массой 98 килограмм не получавший ранений. Дед сформировал команду для побега и так сказать взял в займы тот препарат позже названный AL-44 и взорвав лагерь SS отправился в Сталинград. AL-44 был довольно таки уникальным способом иметь невероятную силу. Его вкалывали внутрь вен и человек умирал на 2-3 дня. Да! Именно умирал. Это невероятно, но этот же препарат возвращал к жизни, но уже другим человеком. Самое невероятно то, что каждый получал способности не похожие на другие всё зависело от ген. И так мой дед Леонид Левин и его близкие друзья Кирилл Дронин и Максин Дакало позже к ним присоединилась Анна Лазанина. Название СЕДЬМОЙ ОТРЯД они получили в SS лагере, потому что именно в этом отряде они были заключены. Моего деда прозвали Русской торпедой! Он стремительно врывался в толпу противников и через минуту от них не оставалось и следа. Но вы не думайте, что мы тепичные супер-герои. Мы можем быть супер-сильными или супер-быстрыми, только на некоторое время. Энергия, которую даёт AL-44 мы можем направлять в силу или в скорость. Другие же члены команды Тюльпан востока, Золотой слиток, страж Ленинграда. Прошли годы…как оказалось AL-44 передаётся через поколение…и мне повезло! Правда силы начали проявляться к половому созреванию. А до этого в подворотнях Перьми, где мы раньше жили я получал по морде. Впрочем это всё неважно. На дворе 2007 год. Всё идёт неплохо. Вернувшись домой я прилёг на диван. Думая о Шокере и его смерти. Ему было 37 лет. Огромный бугай 130 килограмм мышечной массы, который не пьёт. Вдруг я понял…я не верю в его смерть. Правда! Не верю…уверен Белый круг меня поддержит. Раздался звонок звонил Вова…в голову пролетела поговорка «Вспомни гов…» ну впрочем не важно.
-Да, слушаю.- печально произнёс я
-Уже слышал? - без настроения произнёс собеседник
-Да…когда похороны. У него были родные?
-Нет…финансы берём на себя. Я всех обзваниваю.
-Ясно. Вов ты, что думаешь по поводу «несчастного случая» ?
-Тор, это не телефонный разговор. Жду в офисе. Как обычно.
-Ок. Скоро буду.

Не-не-не, ни в коем случае! Как же можно такое подумать
Ну вот же, вот! Ведь все же понятно!
Гениально! Блин! Йошкин кот! Вот она разгадка!
Дайте премию! Премию заказным, быстро!!!
И я тоже тебя поддержу. Все-таки Огромный бугай 130 килограмм мышечной массы, который не пьёт
Блестяще. Короче, аниме это я не смотрел, а вот "Хранителей" приходилось. Поэтому, неоригинально. Но исполнение на ять! Так держать!

II глава. Белый круг.
Владимир Львов был обычным офисным кротом. Но ночью он превращался в любимчика всех девушек и героем под именем Белый круг. Название по большей части бредовое, но это лично моё мнение. Свой псевдоним он получил из-за круга, который появляется когда он взлетает и садится.
Через минут 40 я был в его офисе. Сидя в его мягком кресле я как обычно смотрел на фотографии его девушки…она была довольна симпатична высокая, стройная и с длинными ногами. Приятная в общении. Само обаяние. Как правило девушки супер-героев не знали, о «другой» жизни своих парней. Но Владимир не боялся признания, мало того так он сдал и всех нас. Но как не странно он получил поддержку от своей девушки и понимание.
Тор, быстро съ*бался с моего кресла!- прокричал Круг. Эта фраза стала уже повседневной так как «Кружок» просто ненавидел, когда мы занимали его вещи. Я встал и плюхнулся на диван. Владимир сел и стал лихорадочно, что-то записывать. Мы молчали минут десять. Я смотрел на дождь за окном. И всё не мог выкинуть из головы Шокера и его смерть. Да не мороси это всего лишь несчастных случай. Прогремела фраза как гром.
-Ты правда так считаешь?
-Да. Я так считаю.
-Ага! Да ты прав! Действительно сидел он на диване и подумал «А ЧЁ ЭТО Я НЕ ПЬЮ?»,а потом он рассердился на ЦСК за, то что они просрали весь футбольный сезон и в протест выкинулся с окна???- иронично прокричал я.
-Но он же был Русским!- утвердительно сказал мне Владимир.
-И что?
-А то, что все русские пьют…
-Ты так в этом уверен? Почему же ты не пьёшь? Или я?
-Я поляк, а ты ваще на метросексуала похож. А метросексуалы кстати не пьют.
-Да, что у тебя за стереотипы?
-Тор, я шучу. Я не поляк, а украинец.
-…мне даже сказать тебе нечего.
Молчи. Ты мне таким нравишься больше…Вова хотел было продолжить, но раздался звонок. «Кружок» пять минут кивал головой и говорил «да», «конечно». Что-то случилось?
-Ммм…собрание у нас. – с ухмылкой произнёс он.
Мы оделись и через 10 минут мы были у заброшенного боулинг клуба «Шаровар». Ещё одно бредовое название, но это опять же моё мнение. Поднявшись на второй этаж я увидел знакомы все лица…век бы их не видать. Кристину высокую привлекательную блондинку…при прикосновении, которой сводит вены и будоражит мозг и совсем не из-за её красоты, это её способность. Если она трогает кого-то то это действует как паралич. Человек падает и не может шевелиться несколько минут. А ещё она очень ловкая…даже через чур. Слева от неё стоял парень таджикской национальности. Как это не странно он обладал непробиваемой кожей. Не нож ни пуля не могут причинить ему боль, а ещё он обладал странной способностью появляться не в нужный момент. Он был худощав небольшого ростом, но всегда улыбчив и жизнерадостный его звали Зафар (победа). Ещё одним человеком был Олег. Олег Викторович звали его все. Это наш так сказать босс. Он обладал самой великой способностью современности…деньгами. Нет, он был не заказчиком. Он руководил нами. Дал нам убежище. Снабжая нас определёнными принадлежностями. Он был богат и красив. Можно было подумать. «Зачем богатому и успешному человеку помогать отряду супер-героев?» ответ был очень прост. В 2004 году на перекрёстке был убит его сын, какими то убл*дками. Мы никогда не обсуждали этого…и вдруг Олег Владимирович заговорил…
И так дорогие мои супер герычи! Настало наше время…

Глава 1

Сильные и храбрые побеждают в битвах.
А победителем из войны выходит самый трусливый.
Ибо трусость – залог здравого ума и тактического превосходства.
Смелость – лишь тень упрямства.
Упрямые бараны долго не живут.
(Кунц Долгорукий, летописи Цинады)

- Я хочу сражаться.
По залу разгуливал сильный сквозняк, но воздух всё равно оставался спёртым, наполненным запахами пота и ещё чего-то еле уловимого. «Запахом смерти, - угрюмо подумал Тур. – Да… Так, пожалуй, пахнет только смерть…». Он вытер лицо рукой, она сразу же промокла, будто побывала в ведре с водой. «Ну и пекло! Здесь словно в аду! – он взглянул на тело воина, которого уносили с арены. Из виска мертвеца торчал осколок ржавого меча. – Тьфу ты, да здесь и вправду настоящий ад!». Тур сделал глубокий вдох и повторил, в этот раз громче:
- Я хочу сражаться. Мне сказали, здесь можно записаться на бой.
Человек за письменным столом лениво поднял голову, будто не был уверен, что обращаются именно к нему. Долго-долго смотрел на массивный живот Тура, затем вздохнул, достал из кармана мантии грязный платок, протёр блестящую от пота лысину и шею.
- Сражался раньше?
- На арене? Никогда ещё.
- А вообще?
- Ну, - Тур на время задумался. Вспомнил неудачное восстание крестьян в молодости, несколько пьяных драк. Почесал старый шрам на щеке. – В войнах не хаживал, но рукоятку с лезвием не перепутаю.
Лысый хмыкнул, разворачивая потрёпанный пергамент.
- Новички дерутся только по утрам. Приходи завтра, мужик.
- Эй, я сюда тащился не для того, чтобы с малышнёй в песочнице возиться! – вспылил Тур, грозно тряхнув пузом. – Мне срочно нужны деньги. Поставь меня с кем-нибудь, если можно. И пошустрей.
- Думаешь, всё так просто? – усмехнулся лысый. – У нас жёсткий график. Сейчас дерутся Буйвол и Гроза, затем Несущий Смерть с Крепышом, вечером Плохиши против диких зверей…. Одни громкие имена! Ты тут не проскочишь.
Тур зарычал, бросив взгляд на полуобнажённых мужчин, разминающихся перед боем. У самых ворот, ведущих из тренировочного зала на арену, мрачной тучей застыл самый крупный из них, даже крупнее самого Тура. Плечо, которое видел Тур, пересекала молния. Наверное, это тот самый боец, которого зовут Гроза. Он надел рогатый шлем, взял потрёпанный деревянный щит и увесистую булаву. Его противник, Буйвол, толстый и приземистый мужичок, сидел на скамье неподалёку. Он точил меч. Искры освещали его безумную ухмылку.
- И что? Никак совсем?
Лысый развёл руками.
- Ничем не могу помочь. У нас сейчас важные бои намечаются, все трибуны забиты. Ставки бешенные. Тебя туда никак не втиснуть. Приходи завтра. У нас будут массовки.
Подошёл один из стражников. Склонился и что-то прошептал на ухо лысому. Лицо сидящего неприятно исказилось.
- Не приехал?! Как не приехал?
- Ну а что делать? – развёл руками охранник. – Вы ведь знаете его.
- Капризный, как баба! Тьфу!
В этот момент ворота раскрылись, впуская в тёмные катакомбы яркий солнечный свет и рёв толпы, собравшейся на арене поглазеть на гладиаторские бои. Люди гомонили наперебой: «Гро-за! Буй-вол! Гро-за! Буй-вол!». Толстый резво подскочил, помчавшись навстречу славе, утонув в солнечных лучах. Он потрясал двуручным мечом и что-то кричал. Гроза поплёлся следом, ссутулившись и лениво помахивая булавой, разминая руку.
Тяжёлые створки закрылись, опять стало темно и относительно тихо. Слышны были вздохи разминающихся гладиаторов и громкий спор между лысым и охранником.
Тур нехотя развернулся и поплёлся прочь из зала.
«Ну вот, теперь опять будем голодать, - подумал он, сжав кулаки. – Маленькая моя, Лия. Совсем ещё кроха. Как же ей сейчас тяжело…»
Жена Тура уже несколько дней, как покоится в земле. Целый месяц её душил жуткий кашель, а потом она умерла. Такое бывает. Бедной крестьянской семье не хватало средств на целителей. В Цинаде от таких болезней редко умирают, но не каждый позволит себе жить в самом богатом городе - столице Тральфамадора. А здесь, в жалких городишках, даже местные знахари нередко умирают от болезней.
Теперь Тур остался с маленькой дочерью, едва научившейся ходить. Отцу пришлось продать весь скот, даже корову с лошадью, без которых крестьянин – не крестьянин. Но денег всё равно не хватало. Пропадать, как раньше, на лесозаготовках Тур не мог себе позволить: не с кем было оставить Лию. В итоге, денег совсем не стало. Оставалось очень мало вариантов. И Тур решил попытать удачу на арене. Жена никогда бы не позволила ему идти туда даже как зритель, платить уйму денег за вход. Но теперь крепкое, привыкшее к тяжелому физическому труду тело и безвыходность ситуации подтолкнули его на отчаянный риск. Убить какого-нибудь жалкого разбойника на глазах у толпы, чтобы получить немного денег и прокормить дочь… Тур долго не раздумывал.
Но сейчас он был окончательно опустошён.
«Лия, наверное, уже проснулась и плачет… Она всегда плачет… Бедная… А я таскаюсь так далеко от неё в надежде заработать денег… И даже лошади нет… Пешком возвращаться домой… Если она не помрёт в ближайшие месяцы, крепкой вырастет девочкой, очень стойкой…»
- Эй, мужик! Эй! Как там тебя?
Тур обернулся.
- Да, да, ты! – лысый замахал руками. - Поди сюда.
В сердце закралась надежда. «Нашлось место? Господи, неужели повезло?!». Тур поспешно вернулся к столу.
Стражник, который стоял рядом с лысым, громко фыркнул:
- Ни черта он не похож.
- Да ты не паникуй! – лысый поднялся из-за стола, обошёл вокруг Тура. – Наденем шлем - никто ничего не заподозрит.
- Чёрта с два! – покачал головой стражник. – Слишком толстый. Такое пузо только у Буйвола. Мигом шум поднимут.
- Спокойно! – лысый продолжал улыбаться. Глаза его сияли. – Нацепим на него броню какую-нибудь… Вот, смотри! – он снял со стойки с доспехами стальной панцирь, блестящий и практически новый. Тур заметил пару пятен засохшей крови на боковых пластинах. «Интересно, это кровь бывшего владельца или его врага?». – Вот, смотри, как подошёл! И живот не так выпирает.
- Я буду сражаться? – спросил Тур.
- Да, мужик, мы нашли тебе противника.
- И кто он? – с опаской поинтересовался Тур.
- Крепыш его зовут, - стражник хохотнул, указав на тощего паренька, который долго возился возле стойки с оружием, подбирая себе меч. – Слыхал небось?
- Крепыш? – Тур удивился. «Такой хлюпик на арене? Да я его сломаю пополам!». – Нет, не слыхал. Я, честно говоря, не здешний. Мало кого знаю.
- Тем лучше для тебя, - лысый хлопнул Тура по плечу.
- Или хуже, - усмехнулся стражник. – А знаешь, он нам и вправду подходит.
- Да.
- Я кого-то заменяю? – спросил Тур, напяливая испещрённый порезами шлем с грязным забралом. «Фу, ну и вонь! Там, на солнце, точно задохнусь…»
- Несущий Смерть? О таком тоже не слышал? – стражник опять хохотнул, прикрыв рот рукой.
- Всё, что тебе нужно, это побольше играть на публику! – сказал старик. – Несущий Смерть не смог приехать, но он на арене ведёт себя, как ненормальный. Тебе нужно тоже немного повертеться, прежде чем начинать бой. Чтобы ни у кого не возникло вопросов.
- Повертеться? – переспросил Тур.
- Ну, покричать, побить топором по щиту. Попрыгать перед толпой. Он так всегда делает. Ты же не подведёшь?
- Попрыгать?
- Да, чёрт побери, попрыгать. Несущий Смерть работает на публику. Он купается в лучах славы.
- Ну, я попробую.
- На это надо будет посмотреть, - стражник уже ржал, как ненормальный.
- Только я бы лучше меч взял …
- Исключено, мужик! – вытаращил глаза лысый старикашка. – Несущий Смерть выходит с топором и щитом. Иначе ты не будешь участвовать. Пойми, ты должен заменить его, чтобы не расстраивать людей. Уже ведь столько ставок сделано!
- Ладно, топор, так топор… Мне надо биться с этим малым? – ещё раз переспросил Тур, указывая на худощавого, который держал в руках две коротких сабли, не зная, какую выбрать.
Стражник снова хрюкнул, не сдержав улыбку.
- Да, его зовут Крепыш, - пояснил лысый. - Ты его недооцениваешь.
- Крепыш надерёт ему задницу, - стражник двинулся к выходу. – Пойду, ставку сделаю. И парням скажу.
Тур опять неуверенно взглянул на мальчишку. «Хлюпик, - подумал он. – Мне даже жалко будет его бить. Да он же совсем ребёнок!»
Ворота арены снова отворились. Два стражника несли на носилках тело Буйвола. Ещё один поспевал за ними с ведром. У мертвеца не было головы. Вспомнив, что Гроза взял с собой булаву, Тур поморщился. «Страшно подумать, какая каша находится в ведре… Стражник, наверное, даже не трогал руками… Просто зачерпнул вместе с песком…»
Следом с арены вынесли на носилках Грозу. Раненный гладиатор завывал от боли, сжимая окровавленный бок. Шлем был забрызган кровью. Позади него толпа ревела: «Гро-за! Гро-за! Гро-за!»
- Ну что, готов? – спросил лысый, похлопав Тура по животу.
- Э-э…
- Давай, давай! – он начал толкать воина к воротам.
- Сколько мне заплатят? – Тур остановился.
- Ну, если ты одолеешь Крепыша… - лысый задумался. – Так-с… Тысяча за победу на арене плюс процент от ставок… Чёрт, получается до хрена! До хрена ты выиграешь!
Тур снова взглянул на Крепыша. Парень после долгих раздумий определился с оружием: в руках он нёс две сабли.
«Никакого щита, из доспехов только крохотный шлем на пол-лица… Либо он совсем глупый, либо я чего-то не понимаю…»
- До хрена – это сколько?
- До хрена это… до хрена, - усмехнулся лысый. – В основном, все ставят на Крепыша. Несущий Смерть только прыгать и орать горазд, на публику работает.
Тур сглотнул. Ему уже хотелось отказаться от всего. Из-за каменных врат пробивался рёв толпы. Где-то далеко и еле слышно кричал глашатай:
- А теперь поприветствуем всеми нами горячо любимого Крепыша! Он уже порадовал нас своим феерическим выступлением на арене с Чёрным Змеем и Камнедробом! Встречайте! Кре-е-е-пы-ы-ыш!
Створки снова раскрылись, и мальчишка вышел первым. Тур застыл, чувствуя свежий воздух, чувствуя всеобщее внимание, но желающий остаться здесь в духоте и спокойствии. Крепыш поднял сабли над головой, медленно развернулся, продолжая идти спиной вперёд. Сталь должна была поймать солнечный свет и ослепить каждого, кто смотрел на него с трибун. Люди встали с мест, аплодируя и выкрикивая его имя.
- Давай, иди, - лысый подтолкнул Тура. – Не снимай шлем! И не забудь вести себя, как Несущий Смерть! А то денег своих не получишь!
«А вчера вечером Лия начала кашлять… - подумал Тур, крепче сжимая топор и щит. – Прямо как мать перед смертью, громким мокрым кашлем… Наверное, заразилась, бедняжка… Денег на лечение нет…»
С этими горестными мыслями, он сорвался с места. Тур побежал. Выскочил на залитую солнцем площадку, большую площадку, покрытую песком. По краям арены песок был жёлтым, каким и должен быть. А всё остальное пространство - залито красным. И это было не вино.
- Ему противостоит воин далёкого Севера! – кричал глашатай. - Несущий Смерть! Одолевший самого Ворона и его подручных! Этот гладиатор полон отваги и решимости!
Тур мчался вдоль трибун, гулко ударяя щитом о деревянный борт.
- Несущий Смерть! – выкрикивали некоторые зрители. – Несущий Смерть! Раздави его, как букашку! Раздави и съешь! Несущий Смерть!
- Да! Да-а-а! – выл Тур, потрясая топором. – Да-а-а!
«Мальчишка уже покойник, я не буду его щадить! Слишком многое зависит от этой победы! Моя жизнь, жизнь Лии… И даже слава Несущего Смерть!»
- Да начнётся бой! Не на жизнь, а на смерть! – провозгласил глашатай, трибуны постепенно смолкли.
Тур с ухмылкой взглянул на врага. Худой и совершенно немощный пацан, который, казалось, решил поиграть в солдата, нацепив шлем и взяв в руки игрушечные сабли. Крестьянину вспомнилось, как он дрался на ножах с одним шулером из соседней деревни, который пытался надурить его в карточной игре. Тот был крепким и плечистым, едва не выше самого Тура. Лицо изрезано за много лет вдоль и поперёк, нос смотрит влево, челюсть вправо, а в сощурившихся глазах написано: «Ну что, хочешь дать мне по роже? Давай, попробуй! Ты меня не удивишь, а вот я тебя…». Тогда бой закончился плачевно: воришка хоть и умер, но оставил Туру дюжину тяжёлых порезов. Не будь он такой плотный – вряд ли бы выжил. Но уже к следующему солнцестоянию Тур вернулся в былую форму.
А парень на фоне того шулера выглядел смешно. Детское лицо, без всяких шрамов и ушибов, не познавшее кровь и боль. Большие вдумчивые глаза, как у младенца. Блаженная улыбка, как у ребёнка, видящего свою любимую игрушку.
Крепыш не стоял в ожидании нападения. Он ходил из стороны в сторону, не спуская глаз с противника. В его движениях не было ничего нервного, он не паниковал. И это делало неуверенным самого Тура.
«Не, ну он точно просто дурак… Ничего не боится… Кого он там побеждал? Наверное, ударом в спину… Посчастливилось молокососу…»
«Несущий смерть» зашагал к мальчишке, заслонившись широким щитом.
«Может, он сейчас как метнёт в меня саблей?! И помру здесь, не сделав даже взмаха!»
Крепыш слегка попятился, не давая врагу сократить дистанцию. Но это не выглядело, как бегство. Мальчишка, словно, изучал повадки Тура. Следил за каждым движением.
«И всё-таки я богат! Я богат, чёрт побери! Жалко пацанёнка, но он знал, на что идёт…»
Тур ускорился, лёгкой трусцой побежал к парню. Он дёргался то вправо, то влево, гадая, куда побежит мальчик. В том, что он побежит, Тур не сомневался.
Крепыш перестал расхаживать из стороны в сторону и застыл. Сабли держал лезвиями вниз. Голову чуть склонил, глядя на ноги врага и пытаясь выбрать момент…
- А-а-а! – взревел «Несущий смерть», занося топор для удара и выставляя перед собой щит.
И когда Крепыш оказался перед самым щитом, Тур резко убрал его в сторону, ударяя мальчишку по голове топором. Нет, не попал. Мальчишки нет!
«Что?! Где?!»
Тур быстро развернулся. Крепыш отбежал от него на небольшое расстояние и снова расхаживал на месте, в ожидании нападения.
Тур ухмыльнулся. «Ладно. Ладно! Попробуй-ка в этот раз увернуться, гадёныш! Под щит любишь подныривать? Сейчас я тебе покажу щит!»
Он снова набросился на мальчишку, взмахнув топором снизу вверх, а затем снова обрушив его вниз. Но оружием он пытался только отпугнуть вёрткого противника, чтобы ударить его щитом, когда тот уйдёт вбок. Почувствовав, как металлический обод задел что-то хрупкое, Тур радостно взвыл, разворачиваясь, чтобы добить оглушённого противника. Но тот уже был далеко, лишь вращал одной саблей на бегу, разминая руку после удара.
«Несущий смерть» сделал шаг и почувствовал неприятное покалывание в ноге. Он увидел длинный порез на толстой икре. Кровь одним узким ручейком струилась в грязный башмак.
«Что?! Как?!»
Толпа запоздало выдохнула. Некоторые снова загомонили, выкрикивая имя любимчика.
«Как он дотянулся? Как он успел? Я же… двигался быстро! Я не мог… так…»
Тур почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Страх сковал его движения. Мысли о скорой гибели заметались в мозгу, как осы в растревоженном улье. «Смерть?! Сейчас?! От этого дохляка?! На глазах у всех?! А как же Лия?! Боже!»
Тур вновь двинулся в сторону Крепыша, теперь уже не нападая бездумно.
- Кре-пыш! Кре-пыш! Кре-пыш! – горланили трибуны.
Парень топтался на месте, не поднимая сабли. Тур начал заходить сбоку, будто собирался обойти противника. Но вся ирония заключалась в том, что арена круглая, а враг – не будет стоять столбом. Он мог выжидать «Несущего Смерть» вечно. А тот не мог. Шлем с забралом и доспехи душили его, он весь вспотел, тяжело дышал на жаркой площадке. А рана на ноге выпускала всё больше и больше крови. Скоро Тур ослабнет, не сможет держать тяжелый щит.
- А-а-а! – взревел Тур, резко срываясь с места. Крепыш ушёл в ту же сторону, но мужик предугадал это и сразу ударил вбок, поверх щита. Лезвие топора пронеслось прямо перед носом изогнувшегося дугой мальчишки. Он упал на землю, шлем слетел с головы. Люди ахнули. – Ы-ы-а-а-а! – завопил Тур, врезая ребром тяжелого щита в шею парня. Нет, не врезая. Лишь песок взметнулся от удара, а Крепыш уже катился вбок – сабли ярко сверкали в лучах солнца. Тур понёсся на него, но мальчишка снова был на ногах, встречая врага очередным кувырком в сторону, под щит. – Чёрт! – взвыл Тур, когда боль в ноге резко усилилась. – Гадство!
Он уже забыл о противнике, лишь разглядывал второй, более глубокий порез на той же ноге. Крепыш мог заколоть его сзади, но вместо этого он вприпрыжку помчался вдоль деревянного борта, воздев к небу обе сабли. На лезвиях поблёскивала кровь.
- Кре-пыш! Кре-пыш! Кре-пыш!
Страх сменился яростью. Тур шёл за мальчишкой через всю площадку, бежать уже не было сил.
«Один удар! Один точный удар! Всего один чёртов удар! И он больше никогда не поднимется!»
Крепыш опять топтался на месте, ожидая нападения.
«Я его разрублю на куски! Маленького уродца!»
Захотелось повторить прошлую тактику. При нападении на Крепыша, Тур изо всех сил дёрнется вбок, куда должен улизнуть от удара изворотливый мальчишка, сшибая его щитом с ног. Первый раз такое получилось, но задел его очень слабо.
Тактика не сработала. Крепыш, как и раньше, метнулся влево, но в этот раз достаточно далеко, будто предвидел опасность. Тур не дотянулся до него щитом, попытался развернуться в воздухе и с размаху полоснуть топором, но раненая нога подогнулась и «Несущий смерть» тяжело повалился прямо на собственный щит.
По трибунам прокатился хохот.
- Толстяк!
- Неповоротливая свинья!
- Вали на свой север!
- Несущий Дерьмо!
- Даже Буйвол двигался быстрее!
«Мне конец! – обречённо подумал Тур, чувствуя обжигающую боль в левой ноге. – Я сдохну здесь, а Лия будет верещать в пустом доме, пока не ослабнет от голода… Всё, это конец…»
Он попытался взглянуть на Крепыша. Шлем душил его. Пот щипал глаза. Казалось, что прорези в забрале стали ещё меньше. Тур еле удержался от того, чтобы сбросить шлем. «Вряд ли толпа меня пощадит после такого обмана… Или стражники, оставшиеся без выигрыша… Или владельцы арены, которым я подорву репутацию…»
Крепыш стоял посреди площадки, расслаблено опустив сабли. Ему уже наскучило представление. На «Несущего смерть» он почти не смотрел, вместо этого разглядывал зрителей на трибунах. Некоторым улыбался, поднимая одну из сабель.
Накатила новая волна ярости. Тур помчался на мальчишку, рыча, словно разъярённый медведь. Крепыш чуть пригнулся, готовясь к новому прыжку, но Тур не дал ему такой возможности. Не добегая до цели, мужик запустил в мальчишку щитом, как метательным диском. Увесистая металлическая плита завертелась волчком, направляясь прямо в грудь Крепыша. На миг у того в глазах промелькнул испуг. Он дёрнулся в сторону, но немного опоздал. Щит ударил по рёбрам со стороны сердца, задев вместе с этим и плечо парня. Он со стоном повалился на песок. Толпа ахнула.
- Да-а-а! – взревел Тур, огромной тенью заслоняя мальчишку от солнца. – Сдохни! – Лезвие его топора с воем рассекло воздух и врезалось туда, где только что лежал Крепыш, корчась от боли.
«Стой! Ну стой же!»
Парень долго катился по земле, пока не остановился о деревянный борт арены. Там он тяжело поднялся, сгорбился, восстанавливая дыхание. Сабли всё ещё держал в руках.
Тур подобрал щит и опять наступал на Крепыша. Нога начала ныть особенно сильно. Ботинок хлюпал, переполненный горячей кровью. Тур прикусил губу.
Крепыш расправил плечи, опять разминал руки, вращая саблями.
Люди вокруг испуганно гомонили. Многие опять начали выкрикивать имя пацанёнка. Почти никто не болел за Несущего Смерть.
«Я больше не сделаю ни шага! – с ужасом подумал Тур, чувствуя, как ногу пронзает острая боль. – Я не могу больше за ним бегать по полю…»
- Давай сам, трус! – крикнул «Несущий смерть» растопырив руки со щитом и топором в стороны, будто открываясь. Вскоре он понял, как это глупо звучит. Несущий Смерть, великий и беспощадный, не может справиться с изворотливым мальчишкой. – Иди сюда, покажи, что ты можешь!
Губы мальчишки расплылись в улыбке. Он вытер рукавом лоб, поправил растрёпанные волосы, с которых сыпался песок.
- Я могу здесь простоять, сколько захочу. Посмотри, какая погода! Солнышко приятно греет. Хороший день, чтобы умереть, не правда ли?
Под забралом лицо Тура исказилось от гнева.
«Один точный удар! Один раз попасть – и сосунок будет верещать, как свинья, которую начинают резать! Если не сдохнет сразу!»
- С другой стороны, я могу избавить тебя от этих мучений, - зевнул Крепыш, поглядывая на трибуны. – Ты только скажи, когда надоест, и я завершу наше маленькое представление одним взмахом.
- Не загадывай раньше времени! – прошипел Тур.
- Что ты там бормочешь? Снимай шлем, всё равно он тебя не спасёт.
- Давай! – взревел Тур, делая шаг навстречу. – Давай! Покажи, на что способен! С одного взмаха, говоришь? Ну, идём! Попробуй завалить меня с одного взмаха, давай! Ты только мастер языком чесать, а на деле…
Крепыш покачал головой, улыбаясь, и вдруг сорвался с места, быстро приближаясь к Туру. Очень быстро. У того перехватило дыхание.
«Смело… Очень смело… Наверное, я его сильно недооцениваю…»
Парень был уже совсем рядом. На бегу он перехватил левую саблю так, что лезвие смотрело вниз, вдоль руки. Тур выставил перед собой щит, замахнулся топором. Крепыш оттолкнулся от земли и налетел с разбегу на щит, врезаясь в него сжатыми коленями. Левой саблей он встретил топор противника, лезвия столкнулись, высекая искры. Правую саблю мальчишка с размаху всадил в шею Несущего Смерть, в светлую прорезь между панцирем и забралом.
Удар топора был довольно силён, скинув Крепыша со щита в сторону. Тот прокатился по песку, быстро вскочил на ноги, как кошка, готовясь отбиваться. Но Несущий Смерть пятился от него, по его доспехам сочилась алая кровь. В какой-то момент раненая нога подогнулась, и громила беззвучно рухнул на землю. Щит и топор выпали из рук. Он держался руками за горло. Длинные струи выстреливали между пальцев.
- Лия, - прошептал толстяк и умер. Руки отпустили разрез, кровь полилась свободно, растекаясь на песке вокруг гладиатора большим багровым пятном.
- Лия? Твою жену зовут Лия? У тебя есть жена?! – усмехнулся мальчишка, осторожно подбираясь к неподвижному телу. – Подвёл ты свою любимую. Нехорошо поступил.
Крепыш заметил, что из-под забрала виднеется неопрятная борода, на которой блестели капельки крови. Он задумался, когда последний раз видел Несущего Смерть. Всего несколько дней назад. Как так быстро выросла борода? И какой смысл её было растить? Слишком душно и жарко с бородой в закрытом шлеме.
Он наклонился над поверженным врагом, протянул саблю, норовя откинуть забрало и посмотреть на лицо гладиатора.
- Не тронь его! – крикнул Баз. Лысый старик вместе со стражниками, несущими носилки, вышел на арену, придерживая руками полы мантии.
- А что?
- Заразный он, - буркнул Баз. Солдаты с носилками тревожно переглянулись. Баз раздражённо махнул им рукой. – Выживите!
Крепыш почувствовал, что ноги подкашиваются. Силы покидали его, но парень не хотел падать в грязь на глазах у всего города. Даже жгучую боль в груди подавил, продолжая улыбаться зрителям. Он торжественно поднял окровавленные сабли над головой и звонко постучал одним лезвием о другое.
- Кре-пыш! Кре-пыш! Кре-пыш! – бесновались люди.
Мальчишка, слегка прихрамывая, направился к воротам. Рядом быстро пронесли тело Несущего Смерть – стражники пыхтели от тяжести.
«Одиннадцать, - подумал Крепыш. – Одиннадцать раз мне приходилось убивать. Одиннадцать человек. Одиннадцать смертей…»
Парень не ставил нигде зарубки, не выжигал страшные татуировки, как это делали другие гладиаторы. Пока он ещё не получал по голове дубиной и ему хватало ума запоминать все свои жертвы. Вот и Несущий Смерть отправился в небытие, Крепыш смутно помнил его лицо, увиденное когда-то в тренировочном зале.
«Плохой человек, сразу видно… Его вряд ли стоит жалеть… Хотя та Лия, которую он вспоминал перед смертью… Ладно, не бери в голову… Возможно, это какая-нибудь дешёвая шлюха… Даже имя соответствующее…»
Когда ворота за его спиной затворились, последние силы иссякли. Крепыш повалился на холодный каменный пол, забрызганный кровью. Повалился небрежно, как старый дед, уронивший трость. Он стонал и завывал от боли, сдавившей грудь. Из глаз прыснули слёзы.
- Что? Что такое, Гаало? – Баз склонился над ним. – Что случилось, мальчик мой? Где болит?
Под грязной рубахой на бледной коже расплывался огромный фиолетовый синяк. От удара щитом. В центре синяка кожа содралась, свисая лоскутами и обнажая красную массу. Вокруг столпились гладиаторы, готовящиеся к выходу на арену. Им было любопытно, что за ранение свалило самого Крепыша, которого, как заговорённого, не брало ни одно оружие.
- Ну тише, тише, не ной. Всё заживёт. Всё с тобой в порядке.
Гаало громко всхлипывал, не стыдясь слёз. Баз подхватил мальчика на руки и понёс из зала в жилые помещения этажом ниже.
Гладиаторы у ворот недоуменно переглядывались. До Гаало долетело бормотание:
- Пускает нюни из-за такой ерундовой раны! Даже моя сестра не обратила бы внимания на такой пустяк!
- «Крепыш» называется! Интересно знать, как он запоёт, если получит что-нибудь вроде этого, - один из гладиаторов указал на грязную повязку, закрывающую глаз соседа.
- А что? – возмутился тот. – Женщины говорят, мне к лицу.

Гаало застонал ещё громче. Ему плевать было, что думают эти ходячие покойники. Может, он и позволял себе слабину, но это означало лишь то, что такое больше не повторится. Никогда в него не попадут щитом. Никогда.
Вскоре они очутились в тесных и душных покоях Крепыша. Баз опустил вздрагивающее от прикосновений тело на мягкую койку.
- Ты как всегда хорошо сражался. Я горжусь тобой, мой мальчик.
- Так больно… - пропищал мальчик. – Я больше туда не пойду.
- Ну, тише, тише. Тебе надо просто отлежаться.
«Вот и первый шрам, - горестно подумал Гаало. – Отец был не прав. Говорил, я такой дохлый, что у меня никогда не будет шрамов. Если кто и поднимет на меня руку, то сразу и убьёт. Но отец не догадывался, что я так серьёзно возьмусь за боевое искусство!»
- Проклятый шрам.
- Где?
- Будет.
- Успокойся, малыш. Не будет никакого шрама.
- Сильно страшно?
- Что?
- Выглядит.
- Рана? – Баз усмехнулся. – Обожаю твоё чувство юмора!
- Я серьёзно! – Гаало крепко зажмурился, выдавливая новый поток слёз.
- Брось плакать, ты что?! – Баз потрепал парня за волосы, отряхивая от песка. – Это просто ушиб, царапина – только и всего.
- Так больно… Наверное он переломал мне все кости…
- Всё время забываю, какой ты у меня маленький. Не думай о боли, она отнюдь не такая сильная, какой могла быть…. Ты самый ловкий и проворный из тех, с кем мне довелось работать за всю жизнь. Другой на твоём месте уже лежал бы порезанный на куски – столько сильных людей пыталось тебя убить. Но, в то же время, любой другой такого синяка даже не заметил бы. Ты должен быть сильнее этого. Боль – это важная часть нашей жизни, без которой не добьёшься ничего. Дай-ка посмотрю, не сломал ли ты ребро…
Пальцы старика дотронулись до распухшей кожи под левым соском у мальчишки, отчего Крепыш заорал так, будто ему делали клеймо раскалённым железом.
- Всё цело, угомонись уже, - раздраженно проворчал Баз. – Ладно, отдохни немного. Полежи. Поспи. Чтоб к утру был как новенький. Я скажу Максу, чтобы принёс тебе чего-нибудь пожрать.
Баз затворил за собой дверь. Гаало слушал его удаляющиеся шаги, думая о том, что если до него уже один раз дотянулись, то следующий раз может быть смертельным. Несущий Смерть – неповоротливый медведь. А если новый противник будет таким же быстрым, как сам Крепыш?
При этой мысли мальчик испуганно сжался в комок, закрыл глаза и почти сразу провалился в сон.

В небе над левым берегом сверкали молнии. Освещали тучи на краткий миг и исчезали. На землю не падало ни капли дождя. Гулкие раскаты грома докатывались до стоящего вдалеке от берега одинокого вяза, до маленького костерка, разведённого под ним.
У костра сидели четверо — трое из лесного народа и человек со связанными руками. Эльфы рассматривали его с интересом, смешанным с презрением. Наконец он не выдержал, заговорил:
— Зачем вы пленили меня, дети леса? Что я сделал вам и вашему Отцу? Я жил по его законам. Я ходил тише шелеста листьев, не убивал без необходимости, не жёг костров. Я лишь следопыт, один из Вольных…
— Следопыт, — один из эльфов, на вид самый молодой, скривил нос, — от настоящего следопыта не несёт за десять вёрст гнильём, как от этого мерзкого phire!
«Phire, значит. Я тебе это припомню, выскочка. Шакал значит. Падальщик. Землеед…»
— Уймись, Dvirel`(«Соловей» — мысленно перевёл пленник.),— попытался осадить его старший, но тот не слушал. Не хотел.
— Законы Отца-Леса он соблюдал! Они не для тебя писаны, человечишка! Они лишь для детей Его! Для нас! Ваш народ тысячелетиями переводил Его на избы и землянки, на ваши уродливые крепости, даже на дрова для печи! Сколько крови Он потерял? Сколько пролили своей крови мы, когда отступали на восток?! Ты можешь соблюдать Его законы, но не должен надеяться на милосердие Его детей. Наш народ…
— Перед кем ты распинаешься, Dvirel`? — прервал его третий, до того молчавший, — это же деревенщина. Вольный. У людей короткая память, да и их век недолог. И если в их столицах ещё помнят о той войне, то в окольных деревнях считают, что Отец-Лес всегда был за этой рекой, а Королевства занимали половину Западного мира. Этот — не исключение, — и погрузился в молчание так же неожиданно, как и заговорил.
— Ты прав, Viragell. Перед кем… Это даже не phire, это… Нет такого слова на нашем языке, а ругательства этого трижды проклятого народа слишком грязны для моего языка. Ладно, пора спать. Ты, Xan, заступаешь в дозор первым, — старший эльф кивнул, — затем —Viragelll, — средний не пошевелился.
Dvirel` хлопнул в ладоши, и костёр погас.
«Viragell. Волк. Волк-страж, что охраняет детей Отца-Леса. Xan. Мудрый. Нет, это нечто большее. «Познавший и понявший» — так, что ли? Эти имена внушают опасение. Эльф не получает имени при рождении. Его надо заслужить, показать, на что способен.
Тогда на что способны эти двое? И почему они подчиняются этому «Соловью»? Не всё так просто. Это не обычный патруль».

Выступили на рассвете. Шли по берегу реки. Потом Соловей решил развлечься.
— Ты знаешь, куда мы идём, даже-не-phire? Мы идём в сердце Отца-Леса, где Он сам будет судить тебя!
Пленник молчал.
— Неужели тебе не интересна твоя судьба?
— Меня много раз судили, Соловей. Я ни разу не бежал от наказания, но до сих пор жив,— раздельно проговорил пленник.
— Думаешь, что тебе повезёт и теперь? — «Соловья» эльф пропустил мимо своих заострённых ушей. Обычно лесной народ очень резко относится к переводу своих имён на язык людей, — И зря. Тебя ждёт лишь смерть.
— Ты говоришь так, будто бы приговор уже вынесен.
— Так и есть, — эльф усмехнулся, — у нас один суд: и для детей Леса, и для Его врагов. Есть лишь одно но. За ребёнка леса могут заступится родичи, уверенные в его правоте. За тебя вряд ли кто-нибудь заступится.
Пленник не ответил.
Конвой входил в лес.

Долгожданный привал. Пленнику, позволив поесть, развязали руки. Конвоиры оживленно болтали, обсуждая видимо, победоносное возвращение домой. Никто из них и не заметил, как пленник уронил на землю маленький камешек, присыпал его землёй и что-то прошептал. Тихонько усмехнулся.. Слава Распятому, эльфы несведущи в предметной магии, а здесь, в земле, наполненной силой Отца-Леса, она подействует быстро.
Привал закончился. Пленнику связали руки, и повели в чащу.

Шум, треск ломающихся ветвей. Что-то огромное ломится сквозь заросли, наперерез тропе, по которой идёт конвой. Эльфы замерли, перебрасываются короткими репликами. Они явно не ожидали наткнуться здесь на что-то опасное. Лишь пленник спокоен, но конвоирам не до него. Грохот, где-то позади, эльфы оборачиваются.
Жуткая тварь, будто слепленная из глины и камня. Грубое подобие эльфа или человека — метров семь ростом, толстенные руки и ноги, голова едва возвышается над плечами. Злобно рыскает серым зрачком единственный глаз, безгубый рот открывается в рёве, похожем на грохот обвала,— голем. Подобные ему часто бродят в окрестностях эльфийских лесов, охраняя детей Леса от людей. Но что он делает так глубоко в чаще?
Волк не стал думать — с боевым кличем кинулся на врага, в прыжке вытащил клинок и ударил, целя в глаз чудовища. Огромная рука смяла его до того, как он сумел дотянуться, и прижала к земле. Раздался отвратительный влажный хруст. Несмотря на размеры, тварь отличалась хорошей реакцией.
Закрывая собой припавшего к земле, дрожащего Соловья, вперёд выступил Ксан. Он вскинул посох и запел. Голем направился к нему, но стал будто бы тонуть в земле. На каждом шагу он по колено проваливался в болото, созданное друидом. Но сдаваться тварь не собиралась, а силы оставляли Ксана…

Припавшего к земле Соловья сковал страх. Только что эта тварь, которой вроде бы положено защищать эльфов, играючи убила Волка. Ещё минута, и силы друида иссякнут. Тогда — конец. А он, тот кто должен быть величайшим героем своей страны, лежит на земле, замерев от страха.
Что-то толкнуло его в плечо, и эльф поднял голову. Пленник, но в его глазах нет ни капли страха. Он что-то быстро заговорил, но от страха Соловей ничего не понял и замотал головой. Пленник сплюнул и заговорил вновь, чётче и медленней.
— Развяжи мне руки. Дай арбалет и болты, они в твоём мешке.
Что-то заставило эльфа выполнять его приказы, а что — он и сам не понимал. Была в этом грязном пленнике какая-то сила и власть. О том, что среди Вольных, которые состояли из беглых крепостных да бандитов, таких людей нет и быть не может, он тоже не задумывался.
Арбалет в руках человека казался игрушкой. Секунда понадобилась пленнику на то, чтобы зарядить его. Но за эту секунду голем сумел сделать последний шаг, дотянуться до Ксана и отбросить его в сторону, как тряпичную куклу. Друид ударился о дерево, упал и не поднялся. А голем устремился к Соловью.
Зазвенела спускаемая тетива арбалета. Голлем загрохотал, рассыпаясь. Магия, делавшая его живым, была разрушена. Болт попал в единственное уязвимое место твари — глаз, и выбил его.
Соловей поднялся и отряхнул куртку.
— Человек, — медленно проговорил он, — прости, что говорил и думал о тебе плохо. Теперь я вижу, что сам Отец послал мне тебя. Моё настоящее имя — Gwill-Tallaged, я сын Светлого Князя, что по воле Леса правит моим народом. Я прошу тебя, пойдём со мной на суд. Я и мой отец… Мы замолвим за тебя слово…
Пленник покачал головой, будто в раздумьях, затем кивнул.
Эльф с облегчением вздохнул и совершил роковую ошибку. Повернулся к человеку спиной.

Удар в спину. Не удар даже, пинок. Соловей растягивается на земле, и вот его руки уже связаны крепкой верёвкой. Головы Ксана и Волка (хотя с последним пришлось повозиться — Голлем превратил его чуть ли не в лепёшку) — в мешок. Кажется, всё. Пора выбираться из этого проклятого леса.

В небе над левым берегом сверкали молнии. Освещали тучи на краткий миг и исчезали. На землю не падало ни капли дождя. Гулкие раскаты грома докатывались до стоящего вдалеке от берега одинокого вяза, до маленького костерка, разведённого под ним.
У костра сидели двое — человек и эльф со связанными руками. Человек рассматривал своего пленника с плохо скрываемым презрением, хотя его лицо скрывал капюшон.
— Зачем ты пленил меня, человек? Я же обещал тебе прощение Отца-Леса. Неужели ты мне не поверил?
— Дурень из дикого леса, — в голосе человека была такая злоба и боль, что эльфу захотелось слиться с вязом, к которому он прислонялся, — ты думаешь, мне оно нужно?
Человек откинул капюшон. За то время, пока эльф был без сознания, тот успел смыть с лица грязь и сбрить недельную щетину, так что перед Соловьём предстал совсем другой человек. Эльф затрясся. Он никогда не видел этого лица, но узнал его сразу. Песнями об этом человеке эльфийки пугают своих маленьких детей.
— Меня называют Охотником, — вновь заговорил он, — я пришел к Седой реке много лет после гремевшей здесь меж людьми и эльфами войны, до которой мне, впрочем, не было никакого дела. Не было, пока отряд ваших «следопытов» не сжёг мой дом. В том огне погибли моя жена и маленький сын. Я уцелел лишь потому, что отправился на охоту. Потом я нашёл этих мерзавцев и убил, но моя жажда мести не утолена. И я стал Охотником на эльфов. Теперь, я надеюсь, ты понял меня, эльф. Я продам головы твоих друзей инквизиции, а тебя, остроухий, сдам живьём.
Пленник промолчал, понурив голову.

В небе над левым берегом сверкали молнии. Освещали тучи на краткий миг и исчезали. Начинался дождь.

Парень лет семнадцати в белой хламиде отложил кинжал, оглядывая свою работу. Земля на очищенной от травы поляне была исчерчена концентрическими кругами. За пределами внешнего круга — ещё один, куда меньший. Всё готово, пора приступать.
Слабый шелест ветвей. Только не сейчас! Если Святые Братья увидят его во время ритуала, всё кончено. Долгие месяцы подготовки пропадут даром, а потом его бросят в темницу, из которой ещё никто не выходил, как брата Джерольда два дня тому назад. К счастью он успел передать всё нужное для ритуала. Паренёк обернулся. Нет, это всего лишь ветер.
Послушник начал читать заученное заклинание, его била дрожь. Столько лет он провёл в монастыре Всепрощающего, а теперь вызывает гадкого демона! Но холодная ярость позволила ему быстро взять себя в руки.
«Эльфы! Поганый народ! Для них нет и не может быть прощения».
Внутренний круг, окроплённый человеческой кровью («Последний подарок Джерольда», — усмехнулся про себя послушник), засветился алым. И явился демон.
Он был не таким ужасным, как демоны на монастырских фресках или гравюрах в древних фолиантах. У него не было ни рогов, ни когтей, ни копыт. Он выглядел как человек. Вот только глаза его горели пламенем ада.
Увидев перед собой юнца, демон усмехнулся, обнажив острые и частые, как зубья пилы, зубы. Но, оглядев окружающие его круги, сразу поник. Выбраться из ловушки самостоятельно ему бы не удалось.
— Чего ты хочешь юнец? — голос демона оказался вполне человеческим.
Паренёк на секунду замялся, но потто уверенно заговорил:
— Слушай меня, демон, слушай внимательно,,,

Три столетия назад все земли, именуемые Западным миром, принадлежали людям. Они достались моему народу ценой долгих, кровопролитных войн. С былыми врагами, орками и гоблинами, мы заключили союзы. Наступил мир, пусть шаткий, но мир. Мы могли охотиться в лесах, добывать золото в горах, вспахивать поля. Наши инженеры превосходили в своём искусстве даже гномов. Это была эпоха процветания. А потом у Предельных гор появились эльфы и объявили восточные леса своими законными владениями. Никто, конечно, не воспринял этих остроухих всерьёз. И зря, ведь сам лес был на их стороне. Всякий входивший в него человек уже не выходил под свет солнца. А направлять армию в чащу тогдашний король посчитал абсурдом.
Но лес стал расти с невиданной скоростью. За двадцать лет его территории увеличились вдвое, поглотив плодородные пашни и торговые города на Седой реке. Его пытались рубить, жечь, но всё тщетно. И за те двадцать лет эльфы дали лишь одно сражение, в котором, несмотря на численное преимущество, королевская армия была разбита.
Королевство, прижатое к Западному морю, распалось на мелкие княжества. Ещё лет тридцать, и людей скинут в океан. Я молил Всепрощающего, но он лишь велит подставить другую щёку. Он не в силах помочь мне. Поэтому я призвал тебя.

Послушник перевёл дух. Демон картинно зевнул:
— Признаться, ты утомил меня своим экскурсом в историю, человек. Хотя я и узнал много нового о вашем мире. Но ты ведь призвал меня не для этого? Да, ты, наверное, хотел заключить договор?
— Да, — послушник нервно кивнул, — я хочу получить силу равную силе эльфийского бога, но противоположную ему. Силу, которая вселит в людей надежду, позволив сражаться!
Демон на мгновение задумался.
— Цену знаешь?
— Да. Моя душа.

Где-то в глубине, рядом с сердцем, разрастался холодный комок. Казалось, что демон соврал, забрав душу сразу. Бывший послушник ещё раз взглянул на предмет, данный ему демоном. С виду — обычные позолоченные часы на цепочке, какие делают гномы, но он прекрасно помнил, что они отмеряют оставшийся ему срок. Длинная отмеряет месяцы, короткая — годы. Когда настанет полночь, он умрёт. Двенадцать лет. Небольшой срок, для его-то цели. А если он не успеет?
Бывший послушник помотал головой, отгоняя ненужные мысли. У него есть сила, имя которой — Пламя. Всё должно получиться, должно…

— Но почему ты бросаешь меня?! Ты же обещал, что когда сбежишь из этого проклятого монастыря, ты навеки будешь со мной!
Слёзы на её щеках. Но мне ни капли от этого не больно. Человек, чья душа должна будет мучиться в аду, уже не умеет любить. Продолжая собирать свой походный мешок, я взглянул на свои часы. Они показывали полчаса пополудни, хотя рассвет лишь разгорался. Полгода прожиты бесцельно, с той, которую когда-то любил. Мои чувства будто сковал лёд, и я больше не могу находится там, где всё напоминает о их былых буйствах. Кроме того, сидя здесь я ни на шаг не приблизился к цели.
— Я отправляюсь в столицу, стану рыцарем лорда Грегори. Тебя взять с собой не могу, почему — не спрашивай, — в моём голосе прозвучал совсем не напускной холод, и я в который раз удивился произошедшим во мне изменениям.
— Да ты же… Да ты даже меч не умеешь держать! — Роза с плача перешла на крик, — ну и катись, бестолочь! Без тебя обойдусь!
Я покачал головой. Нет, не обойдешься. Я не хочу мучить тебя, но и не могу быть рядом с тобой. Я посмотрел в её полные слез глаза:
— Забудь меня, Роза. Забудь навсегда.
Пламя ада способно выжечь что угодно, даже человеческую память.
Роза сморгнула и удивлённо посмотрела на меня, будто впервые видела. Впрочем, для неё так и было.
— Кто вы такой и что вы делаете в моём доме? — с сомнением в голосе спросила она.
— Никто и уже ухожу.
Оставив Розу в недоумении, я вышел за дверь и только тогда тихо прошептал «прощай».
Какой учёный дурак придумал, что в аду горячо? Тамошнее пламя холодно, как лёд.

— Лорд Валигор! Лорд Валигор!
Назойливые крики отвлекли меня от воспоминаний. За эти годы я прошёл долгий путь от рыцаря при дворе захолустного лорда до объединителя Королевства. Пламя внутри меня действительно стало для людей путеводной звездой. И они шли за мной. Одних я привёл на гибель, других — к победе. Армии доведённых до отчаяния людей, почуявших призрак победы, уничтожала эльфийский лес не хуже пожара. За семь лет войны мы добрались до Седой реки, и сейчас я сидел на троне в замке освобождённого от эльфийской погани города Ингвос.
Слуга подбежал к трону и преклонил колено. Я махнул рукой:
— Докладывай, с чем пришёл.
— Мой господин, лорды, ваши вассалы, они, — слуга замялся, видимо, опасаясь вызвать мой гнев. Он служил мне недолго, и не привык, что его господин всегда спокоен .
— Ну же, говори!
— Они отказываются идти за Седую реку, милорд. Они говорят, что армии измотаны, и, отчасти, они правы….
Ничего. Ни злобы, ни ярости, ни чего-либо ещё. Почти двенадцать лет с адским пламенем в сердце не прошли даром. Я, источник надежды для тысяч людей, сам давно утратил и любовь, и веру, и надежду. Что двигает мной? Я не знаю.
— Милорд! — всё-таки мне нравится этот паренёк. Не боится отрывать от раздумий своего господина, — что прикажите делать?
— Созывай моих инквизиторов. Здесь, в тронном зале.
Слуга кивнул и удалился. Я взглянул на часы.
Как оказалось, часы не только показывали отмеренный мне срок, но и менялись внешне. Двенадцать лет назад это была блестящая золотая безделушка, но теперь они были похожи на артефакт времён объединения Первого королевства. Позолота опала, корпус окислился, и лишь стрелки неумолимо продолжали свой бег. Без одной двенадцать. Месяц, мне остался всего месяц, а мои подданные не могут и не хотят закончить войну.
Ну, ничего. У меня есть более верные слуги. Мои инквизиторы. Их всего двенадцать, но каждый из них стоит отряда элитной рыцарской армии. Они не обучены драться против людей, лишь против нечеловеческой погани. Когда орки и гоблины предали нас и выступили на стороне эльфов, мои инквизиторы уничтожали целые деревни этих тварей. За эти годы я понял одно: доверять можно только людям, да и то не всем и не всегда. Жаль, что мне не хватит времени истребить орков и гоблинов, но с этим справятся и мои ученики.
Вот они, передо мной. Вошли, а я даже не заметил. За последний год мои ученики превзошли меня, несмотря на то, что у них не было моей силы.
Молчат, ждут, пока я обращусь к ним. И я не стал заставлять их ждать.

Мы шли через проклятый лес почти месяц, но не находили и признаков эльфийских жилищ. А ведь под пытками взятый в плен эльфийский воин, у них есть нечто вроде столицы, так называемое Сердце Леса, где воплощается их бог. И это сердце в месяце пути на север от Седой реки. Может, мы сбились с дороги?

Провал. Чёрный и бездонный. Я уж решил, что меня забрали в ад. Но нет. Лишь оглушили ударом по голове. Меня куда-то волокут по земле. Эльфы. Мельком увидел улыбающееся лицо Искнера. Я знал, что он полуэльф, но считал его человеком. Как видно, ошибался.
Что это? Дерево в форме креста? Меня спиной прислоняют к нему, и его ветви обвивают и пронзают моё тело. Крик срывается с моих уст, но я ли это кричу? Будьте вы прокляты, остроухие! Я отправляюсь в ад!

На следующее утро одиннадцать верных инквизиторов нашли на поляне большой крест угольного цвета с выступом в форме человеческого лица. Вокруг него лежали обугленные тела. Когда инквизиторы подошли ближе, они с удивлением и ужасом узнали в лице на кресте своего лорда. И, взвалив на плечи крест, они понесли в город благую весть о новом боге.

Почерневший крест и языки холодного пламени вокруг. Вот он, мой ад. Сколько я распят на этом кресте? Секунду? Вечность?
Вот он. Демон, с которым я когда-то давно заключал договор. Как всегда, улыбчив, а в глазах пляшут отблески адского огня.
— Пришёл помучить меня? — мой голос срывается на хрип.
— Нет. Зачем же? — ухмыляется тварь, — у меня к тебе дело. Знаешь, ты оправдал возложенные на тебя надежды. Удивлён? Хорошо, объясню подробнее.
Обычно люди призывают меня, чтобы получить силу, богатство, власть. И они думают, что после этого становятся богами своего мира. Они даже представить себе не могут, сколь мелочными они выглядит. В их скудных умах рождаются лишь те желания, которые, при должном старании, может исполнить любой смертный. Они скучны. Но не ты.
Ты с самого начала был другим. Ты тоже желал силы и власти, но тебе они были нужны не просто так. Ты хотел сотворить то, что не под силу никому из смертных. Ты хотел перевернуть мир. И тебе это удалось…
Знаешь, в Западном мире тебя почитают как бога. Тебе строят храмы и к тебе обращают молитвы. И, несмотря на то, что ты не отвечаешь, в тебя продолжают верить. Люди забыли других богов. Им нужен ты. Огромное количество веры, что служит пищей богам, уходит в никуда.
Я предлагаю тебе продлить наш контракт. С некоторыми изменениями. Ты не нужен мне здесь, в аду. На небесах ты принесёшь мне гораздо больше пользы. Чему ты удивляешься? Я предлагаю тебе стать богом. Естественно, не задаром. Чтобы ты, получив божественную власть, не предал меня, некоторая часть тебя останется здесь. Я заменю её, и мы вознесёмся к нашей новой обители как единое целое. Мы станем новым богом, почитаемым как Распятый. Ну что, согласен?
За время, проведённое в аду, чувства вернулись ко мне. По крайней мере, одно — боль. И я отдал бы всё что угодно, чтобы больше не чувствовать её. Я не смог противостоять искушению, и непослушные губы сами вымолвили:
— Да.

Как-то повелось, что прошлое у нас наполнено артефактами, волшебными мечами и прочими достижениями народного хозяйства. С которыми конечно же не сравнится современная промышленность. Мечи, что рубят всё подряд, и притом используются как пояс, катаны с "миллионом слоёв" и прочая и прочая.
Попробуем разобраться? Не с точки зрения истории, а с точки зрения сугубо материаловедческой.
Железо, и его сплавы с углеродом - штука пожалуй и правда чудесная. Мизерные изменения состава, режима охлаждения, состав примесей - и получается хрупкий чугун, упругая сталь, твёрдые сплавы, не ржавеющие сплавы, и неисчислимое множество комбинаций свойств. Но с другой стороны - это же и усложняет жизнь кузнецу. Ошибся, флюс подобрал плохо, отливку перегрел или слишком быстро охладил - и всё насмарку. И начались поиски ухищрений. Многократная проковка - один из таких способов. Он не только позволяет создать "композит" из сталей с разными свойствами, но и выдавливает примеси, дожигает лишний углерод и упорядочивает структуру. Грубо говоря проковка - способ УЛУЧШЕНИЯ изначально хренового материала.
Булат, неясно почему ,считается невоспроизводимым. Несмотры на множество исследований металлургов. Но ок. Булат - тоже композит. Более "тонкий". Литой.
Его чудесный свойства - за счёт кропотливого процесса подбора температурного режима, и состава сплава. Причём нужными свойствами обладает не вся отливка, а лишь определённые её части. Слиток приходится разделывать, как тушу неведомого зверя.
Но самое главное... Все эти ухищрения - позволяют лишь ПРИБЛИЗИТЬСЯ к результатам получаемым современными технологиями. Безкислородной плавкой, материалами очистки 9.99, лазерным упрочнением поверхности, прокатом и многими другими. Не говоря о металлокерамиках, сплавах без участия железа, аморфных металлах, монокристаллических отливках и тд.
Одного не отнять у дамаска - эстетической ценности. Причудливые извивы протравленных узоров делают даже простой по форме нож - живым.
А рубка гвоздей, резание бумаги и прочие чудеса... Так ещё и затачивать уметь надо. Плохая заточка испортит любой металл. А умелые руки - и алюминиевую ложку сделают опасным оружием.

Пролог

Когда-то очень давно из межзвездного газа, пыли и прочего космического мусора родилась Звезда. Вокруг нее крутились вихри, скручиваясь в жгуты и приобретая постепенно округлые формы. И вот уже маленькие комочки водили хоровод вокруг Звезды, а вернее Звездочки - было ей не больше миллиарда, да и была она всего лишь карликом среди других звезд. Комочки эти ей поначалу очень нравились, но вскоре и они наскучили, и Звездочка не знала чем себя занять. Она пригорюнилась и вздохнула жарко. И, странное дело, с одним из комочков (голубым, кажется) стало что-то происходить. Появились на нем какие-то крошечные суетливые существа. Со временем они становились все больше и больше, все суетливее и суетливее, и Звездочка задержала дыхание, словно боясь их спугнуть. И почти все они исчезли. Тогда Звездочка поняла, что надо греть тот комочек, и существа снова появятся. Так и вышло: они вновь засуетились, да еще и стали многочисленнее и разнообразнее. А одни из них ее очень насмешили: она смотрела на них, в то время как они смотрели на нее. А потом эти существа стали влезать в маленькие скорлупки и пытаться оторваться от голубого комочка. И у них получилось! Но им было этого мало, и они попытались дотянуться до соседней звезды. Звездочка обиделась, да и плюнула на них сгоряча. А когда спохватилась было поздно: комочек почернел, и никто на нем больше не суетился. И Звездочка снова затосковала, не зная чем себя занять.

Часть первая: За облаками.

-Глава 1-

Добро пожаловать на ферму Луазо. Занимает она всего один остров сто три на двести двадцать пять метров. Расстояние тщательно выверено за времена межсезонья, когда делать абсолютно нечего и любое маломальское событие становится предметом для обсуждения на весь день. Этот парящий остров мал, но семейству Ра хватает. Обитателей всего трое: Рич, жена его Тио да их сын Сой. Весной они ловили птиц, летящих на север, осенью - летящих на юг. Для этого Рич не без помощи Соя приспособил старенький, еще паровой, клодбот со специальной мелкоячеистой сетью. Рич иногда предавался мечтам о реактивном виндвинге, однажды увиденным им на ярмарке в соседнем архипелаге и навечно утвердившимся в самых смелых его мечтах. Почти ни у кого из фермеров такого не было, а потому виндвинг считался в их краях роскошью. На нем можно было долететь даже до Сторга, столицы княжества, а тот кто летал в Сторг априори получал уйму новых возможностей: извоз, новые покупатели, новые знакомства, посредничество. Да хотя бы сама возможность вырваться из глухого провинциального болота на просторы столицы чего стоила!
Работы для Сойя было немного - по большей части возня с клодботом да работа по дому.
Детство его проходило в изучении устройства клодбота и виндвинга да чтении тех немногих книг, что удалось вывезти из летающего города Торри перед его крушением. Семейство Ра содержало там маленький авиапарк, но все что удалось спасти - это старенький клодбот, что-то из вещей да несколько книг по авиамашинам и пилотированию. Книги были весьма интересны, но их было немного. Сой вызубрил их от корки до корки и наверное смог бы теперь самостоятельно построить клодбот - был бы только камень воздуха. Из книг Сой узнал, что камни воздуха - основа для любого летательного аппарата. Они придают легкость и невесомость всей конструкции, однако подбираются так, чтобы вес аппарата немного "перевешивал" камень. Иначе было бы невозможно менять высоту полета. Сой так и не понял откуда берутся эти камни. Спросил отца - тот тоже не знал. Зато он поведал многое об устройстве мира.
Их остров находился в княжестве с незамысловатым названием Фермер, на самой границе с западным княжеством Горф. На востоке простиралось княжество Уки, на юго-востоке - Пиас, на юге - Ариа, за ним, южнее, - Тиос, а на севере - ничего. Все княжества представляли собой архипелаги с большими островами в центре. Только в Тиосе не было центрального острова. Рич рассказывал что он был взорван в одну из войн. Раньше наши княжества были одной страной, но гражданская война расколола ее.
Помимо княжеств в мире существовали и другие государства. Далеко на севере расположилась Республика Ревес. С начала гражданской войны связь с ней была оборвана и никто не знал что там происходит, впрочем как и там не знали что на просторах княжеств воцарился мир. Но если Ревес была чем-то вполне осязаемым, то Небо и Твердь являлись воистину таинственными местами. О них не было известно ничего, кроме того, что в Небо люди ушли снизу, с Тверди. Почему же предки Соя задержались здесь, в облаках, почему одни обжили острова, а другие ушли дальше оставалось загадкой.
Отсюда, с тихой, забытой всеми ветрами фермы, все что касалось внешнего мира представлялось удивительным и жутко интересным.

***

Этот день был особенным. День шестнадцатилетия. Солнечное утро настраивало на не менее солнечное настроение, а ветер словно нашептывал: "Сейчас тако-о-ое будет!" Сой сбросил одеяло, вскочил с кровати и выглянул в окно: далеко внизу плыли облака, слева сверху едва слышно гогоча летел косяк птиц. С кухни доносился весьма соблазнительный запах сырного пирога. Губы Соя тронула улыбка и он, одевшись, спустился вниз, в гостиную.
- Смотрите кто пришел! Соня ты моя, - улыбнувшись воскликнула мама и поцеловала Соя в лоб.
Отец отложив книгу распахнул объятья:
- Ну-ка иди сюда!
Он крепко обнял сына, затем отстранил его и, держа за плечи, воскликнул:
- Настоящим мужиком стал! Пора бы тебе кое что показать...
Сой недоуменно поднял брови и спросил:
- Ты о чем, пап?
Проведя одиннадцать лет на Луазо он был в праве считать что знает каждую песчинку на острове.
Отец, заговорщицки прищурившись, улыбнулся и проговорил:
- Сторг.
Глаза Соя округлились:
- Како-о... Сторг? СТОРГ?! Пап! Мам! Спасибище! Когда-когда-когда-когда?
- Тише, тише, ха-ха. Сейчас позавтракаем, прогреем клодбот да полетим.
- Скорей бы!
- Сперва поешь! - отрезала Тио, - Что за путешествие на голодный желудок?
Сой с удовольствием принялся уминать пирог, запивая его сладким пфиисовым отваром.
- Не спеши, тщательно жуй.
- Ну мам!

***

Закончив трапезу Сой поблагодарил маму и выскочил на улицу, едва не опробовав лбом дверной косяк на прочность. Ангар (гордое название для сараюшки пять на шесть метров) располагался впритык к дому. Описав полукруг от двери до ворот Сой порывом ветра влетел в пристанище клодбота и подбежал к аппарату.
- Попридержи лошадей, Сой. Я уже его раскочегарил.
- Ну пап! Почему меня не подождал?
- Я же не улетел,- улыбнулся Рич.
Сой принял невероятно напыщенный вид и махнул рукой:
- Прощаю!
Рич шутливо поклонился:
- Благодарю, милорд. Ваша доброта воистину спасет мир от излишней скромности.
Они рассмеялись и принялись укладывать в багажное отделение сумки с инструментами, бутербродами, заботливо приготовленными Тио, и топливом - темными шариками размером с яйцо, именуемыми бойками. Дело в том что при ударе бойки выделяли тепло достаточное для испарения воды, потому они и использовались в паровых машинах. Двигатель представлял собой цилиндр в котором помимо поршня располагался водомет, клапан для подачи бойков и барабанный механизм открывающий этот клапан и бьющий по бойкам через равные промежутки времени для поддержания необходимой температуры.
- Сой, тащи воду!
Для завершения подготовки машины к полету требовалось заправить баки водой. Сой направился в дальний угол ангара и прикатил оттуда бочку. После заправки именинник вернул бочку на место. Рич засыпал в специальное отделение целое ведро бойков и махнул сыну рукой - пора вывозить клодбот наружу. Они уперлись руками в крылья и навалились на них. Тяжелая машина нехотя сдвинулась с места и, покачиваясь на колесах, неспешно поползла на свет. Когда клодбот встал на короткую взлетно-посадочную полосу отец и сын пошли в дом.
Пройдя в гостиную они разложили на столе карту с отмеченными на ней островами, архипелагами, траекториями дрейфующих островов, мастерскими и маяками западного Фермера.
До самого Сторга на клодботе было не долететь - между фермерским районом и центром пролегала Тильдова пустошь шире дальности полета "паровоза". Зато грузовые и пассажирские виндвинги сновали через нее табунами. На краю пустоши на небольшом архипелаге распологался региональный порт "Птичий путь". Именно до него и требовалось проложить маршрут. В порту имелись ангары, в которых за определенную плату можно было оставить клодбот до возвращения из столицы.
- Значит так. Летим до двадцать четвертого маяка, затем на девять градусов южнее до вот этой вот мастерской, - Рич водил пальцем по карте давая сыну понять как они полетят. - Затем через Блуждающие камни в Хоа. Оттуда до сто второго маяка, еще двенадцать градусов южнее и через тридцать миль - "Птичий путь".
- А что там, в Хоа?
- Это небольшой поселок, знаменитый своей фабрикой по производству двигателей для клодботов. Там мы и переночуем. К исходу второго дня будем в порту.
Рич сложил карту и вся семья вышла наружу.
Тио поцеловала Рича и чмокнула Соя в лоб.
- Будьте осторожны. И ради всего святого - не лихачте!
- Да на эдакой колымаге особо не разойдешься.
Тио улыбнулась, но когда все двинулись к машине негромко, чтобы Сой не услышал, сказала Ричу:
- Тревожно мне.
- Не беспокойся. В Сторг летают сотни людей, клодбот в прекрасном состоянии и заправлен. Все будет хорошо.
Он обнял Тио и, посмотрев ей в глаза, повторил:
- Все будет хорошо.

***

… В полуденном небе медленно исчезал силуэт клодбота. Вскоре о нем напоминал только дымно-паровой след.

-Глава 2-

Облака. Целое море облаков. Над ним гордо пыхтела машина. Семиметровый корпус напоминал клин, расположенный заостренной частью назад. Нос аппарата скошен и закруглен — для лучшей аэродинамики. Два острых крыла в каждом из которых, ближе к корпусу, располагался сквозной винтовой двигатель. На правом боку корпуса размещался двойной распашной люк, ведущий в грузовой отсек. Хвост раздвоен, и на каждом его окончании примостился полукруглый стабилизатор, от которого шел канат куда-то вглубь корпуса, к коробке управления. Картину довершала открытая кабина на два места, одно за другим. Переднее место пилота защищено от порывов ветра лобовым стеклом. Задняя часть кабины — владение навигатора, отделенное от пилота перегородкой с контрольной панелью. Клодбот.
- На два часа — трасса, - перекрикивая шум встречного ветра, сообщил Сой.
- Принял.
Трассой авиаторы называли попутные стаи птиц. Они отлично чувствовали воздушные потоки. Пристроившись такой стае в хвост можно было заметно увеличить скорость и миновать воздушные ямы.
- Скоро будет маяк, не проморгай.
Спустя сорок минут Сой заметил на горизонте мигающий огонек. Когда они пролетели мимо маяка Рич взял поправку на девять градусов в южном направлении. До мастерской было часа три лету. Добирались, вобщем-то без приключений. Когда на горизонте уже появилась маленькая точка — мастерской остров — птицы ушли левее, так что пришлось покинуть трассу. К месту подлетели уже в сумерках.
Мастерская занимала маленький островок. Короткая полоса, ангар на один клодбот да трехоконный одноэтажный домик с косой крышей.
- Оно, Сой, - крикнул Рич и, заложив вираж на посадку, начал плавно сбавлять скорость.
Колеса мягко коснулись полосы, и клодбот закатился в ангар. Замолк двигатель, стало непривычно тихо. Рич и Сой стянули пилотские кожаные шлемы с вшитыми в них очками и стали выбираться из кабины. Спрыгнув на крыло, а затем на землю, они направились к домику, на ходу расстегивая куртки. Это в открытой кабине, терзаемой всеми ветрами, было весьма прохладно, а здесь, на острове, в куртках было жарко.
Над входом висела вывеска «Мастерская Бороды». Рич толкнул дверь и та, мелодично звякнув какой-то побрякушкой, легко распахнулась. Рич придержал дверь чтобы она не ударилась о стену и подошел к прилавку. За ним сидел маленький старичок с невероятно длинной, почти до пола, бородой.
- Чем могу быть полезен? - проскрипел хозяин.
- Нам бы переночевать. Да и хлебцев каких-нибудь пакетик.
- Луковые подойдут?
- Давайте.
- Двенадцать монет.
Рич расплатился и получил от бородоча пакет галет и ключ от маленькой комнатки справа от прилавка. Сой сбегал к клодботу и взял бутерброды. Поужинали в комнате. Две узкие кровати, квадратный столик да окно над ним. На путешественников напала дрема, и они, поклевав носами и решив, наконец, ложиться, пожелали друг другу спокойной ночи. Сой лежал заложив руки за голову и глядя в окно. Темно-оранжевое небо успокаивало и наполняло все его существо апатией и усталостью. Он медленно закрыл глаза.

***

Утро началось с громкого гомона — мимо острова пролетала большущая стая. Рич, лежа на кровати, приподнялся на логте и бросил оценивающий взгляд на птиц. Такие стаи были редкостью. Если ее поймать, то можно сорвать неплохой куш. Сой понимающе переглянулся с отцом и они улыбнулись.
Задерживаться здесь дольше смысла не было. Они встали, доели оставшиеся бутерброды и двинули к выходу. Старик сидел на том же месте что и вчера. Рич и Сой попрощались и положили ключ на прилавок. Старик, не поднимая головы, буркнул: «угу».
Отец и сын вытолкали клодбот на полосу, забрались в кабину и запустили двигатель. Набирая обороты машина двинулась, разгоняясь все быстрее и быстрее. Клодбот ухнул вниз, соскочив с острова, но тут же набрал высоту.
- До Блуждающих камней двести двадцать километров, - сверясь с картой сказал Рич. - Почти четыре часа лету, так что ищи трассу.
Сой принялся высматривать в небе птиц, но как он ни старался, трассу обнаружил только к исходу первого часа.
- Пап! Трасса на десять часов!
- Наконец-то! Я уж думал тут вся живность перемерла.
Сделав левый поворот они нацелились на стаю и вскоре догнали ее. Воздушный поток подхватил клодбот и скорость заметно увеличилась. По пути более не попадалось ни одного острова и Сой заскучал. Прикинув сколько еще лететь до Камней — часа два — Сой зевнул и прикрыл глаза. Мерный гул двигателя и тихое посвистывание ветра убаюкивало.

***

- Сой! Сой!
- А?
- Блуждающие камни!
Сой выглянул за борт и обомлел. Огромное количество камней, булыжников, целых скал и осколков островов медленно плыли далеко внизу. Их было так много, что казалось весь мир был заполонен ими — до самого горизонта тянулись нагромождения Блуждающих камней. На некоторых из них росла трава и невысокие корявые деревца.
- Вот это да...
- Впечатляет, - рассмеялся Рич. - Сколько бы раз Камни не видел, всегда поражаешься.
- Пап, а ты часто через них летал?
- Раньше часто было. Это когда мы еще в Торри жили.
Булыжники и осколки иногда сталкивались и ломались, крошились на фрагменты поменьше, продолжая свой путь целым снопом камней. Постоянно слышался хруст, скрип и глухие раскатистые удары.
Сой взглянул на карту. Блуждающие камни тянулись на триста двенадцать с половиной миль. Более восьми часов лета. Правда трасса пока не уходила в сторону, так что можно было час-полтора сэкономить. Через пару часов булыжники стали крупнеть и вскоре потянулись огромные осколки. Они медленно вращались и плыли в обрамлении камней поменьше. Пару раз клодбот пролетал над островами с какими-то темно-бурыми развалинами.
- Что это, пап?
- Где?
- Вон, развалины на островах.
- Ах это... Остатки творений наших предков. Предтечей.- Разве они не с Тверди пришли?
- С Тверди. Но перед своим исчезновением они жили здесь некоторое время, между небом и землей.
Сой проводил взглядом непонятные рыжие конструкции. Вскоре они скрылись из вида и Сой задумался: «Что это было? Дома? Заводы? Мастерские? Как жили предтечи? Эх, если бы можно было спуститься вниз, на Твердь... Не могли же они исчезнуть бесследно! Там должны быть города. Может там даже кто-то жив остался!»
-...о-ой! Сой! - донеслось до него.
- А? Что такое?
- Что ты там делаешь, навигатор хренов?! - возмутился Рич. - Трасса уходит, а он сидит и не почешется!
- Извини, пап, задумался.
- Внимательней надо быть. Так зазеваешься и не заметишь как с маршрута уйдешь.
- Я понял, спасибо.
Сой проверил положение светила, сверился с картой и сказал:
- Минут через тридцать увидим Хоа.
- Принял.
Камни мельчали и редели и вскоре сошли на нет, а уже через несколько минут на горизонте обозначился остров — Хоа.

-Глава 3-

Был поздний вечер и светящиеся окна и фонари наводили пилотов лучше иного маяка. Взлетно-посадочная полоса была подсвечена с начала и до самого ангара. Строение было не в пример больше своего собрата «У бороды». Внутри уже стояло несколько клодботов, в одном из которых ковырялись двое механиков в засаленных и заляпанных маслом комбинезонах.
Рич подошел к одному из них и спросил:
- За машиной приглядите?
- Накинешь пару монет на рыло — еще и помоем да движок посмотрим.
- Не вопрос.
Рич дал механикам по две монеты и пошел к ближайшему зданию. Сой поспешил за ним. Механикам платить было не обязательно, но за небольшое вознаграждение они могли вылизать машину до блеска и заправить ее не битыми бойками из-за которых движок иногда «чихал», а нормальным топливом.
Буквально в десяти шагах от ангара стояло двухэтажное серое здание администрации. На входной двери висело объявление. «Уважаемые авиаторы! Во избежание неприятностей администрация дока Хоа настоятельно рекомендует регистрировать Ваши летательные аппараты и оплачивать аренду ангарного места заранее!»
- Чтож, пошли регистрироваться, - сказал Рич и толкнул дверь.
За дверью обнаружилось помещение с тремя столами, стоящими вдоль стен, без единого окна. За правым столом сидела пожилая дама внушительных объемов, обтянутых темно-коричневым платьем. На плечи была накинута видавшая не в пример лучшие виды шаль. Два маленьких слезящихся глаза немигая уставились через стекла квадратных очков на вошедших.
- Добро пожаловать в этот, как его? В Хоа! - прогундела дама.
- Эм... здравствуйте, - растерялся Рич. - Мы хотели бы...
- Вот тут распишитесь, - перебила обладательница очков, - тут укажите на чем прибыли, тут время и еще вот тут подпись. На сколько дней залетели?- Гхм... Мы прилетели. Утром в путь.
Дама неожиданно громоподобно засмеялась и, погрозив пальцем, призналась что это им обойдется в пять монет. Рич быстренько выложил требуемую сумму и поспешил ретироваться. На улице Сой выдохнул:
- Больная какая-то!
- Ей просто скучно. Тут не больше десятка клодботов за день бывает. Ну и виндвинг раз в месяц за продукцией прилетает.
- Да, кстати, а где та самая фабрика?
- Сейчас сходим к ней. Правда, там смотреть особо не на что, но раз уж мы здесь...
Они обошли здание администрации и вышли на небольшую улочку. Вдоль нее тянулись аккуратные деревянные домики в один-два этажа, а где-то в конце терялось в темноте большое строение. Оно и оказалось той самой местной достопримечательностью. Кирпичное здание фабрики казалось великаном по сравнению с прочими постройками острова. Первый этаж был приземист и не имел окон - только большие ворота и несколько дверей. Остальные же два этажа были высоки, в два с половиной человеческих роста. Высокие арочные окна заполняли все пространство между несущими колоннами. Видимо там находились цеха. Железная покатая крыша довершала облик фабрики. Вобщем-то тут действительно не на что было смотреть. Едва освещаемое редкими уличными фонарями здание выглядело как-то обыденно и вскоре Сой начал поглядывать по сторонам.
- Ну что, пойдем? - спросил Рич.
- Куда?
- Ну не на улице же ночевать, - улыбнулся отец и приобнял сына за плечи, - тут есть прекрасный постоялый двор.
Единственная улица Хао делала поворот у фабрики и уходила направо. Оттуда слышались голоса и смех. Сой пригляделся и приметил двухэтажный домик, освещенный гораздо лучше своих соседей. Возле него и стояло несколько весельчаков.
Рич и Сой прошли мимо них и вошли в зал. Здесь было достаточно светло — три люстры на дюжину свечей каждая висели под высоким потолком. Из десятка столиков были заняты только два. За одним, заставленным пустыми рюмками и одной единственной тарелкой, клевал носом лысоватый мужчина интеллигентного вида. За другим, время от времени прихлебывая пиво из деревянных кружек, возбужденно что-то обсуждали трое молодых людей. Иногда оттуда доносилось «...представляешь? Земля!», «Они улетели на другую планету!», «...не важно куда. Важно что в Тверди могут быть их машины!»
Пока Рич делал заказ Сой прислушивался к их разговору.
; Пап, а что такое «Земля»?
; С чего это такой вопрос?
; Вон те ребята только о ней и говорят.
; Земля — это планета.
; А что такое «планета»?
; Оу... Это сложнее. Представь себе огромный шар.
; Угу.
; Этот шар обрамлен газовой оболочкой. Вот шар — это Твердь, оболочка — это наш мир, облака над которыми парят острова.
; А где же Небеса?
; Древние называли небесами наш мир. А мы Небесами называет то что за газовой оболочкой.
; А что там?
; Там... Пустота. И где-то очень далеко есть другие планеты.
; Дальше Сторга?
; Гораздо дальше. Ни один виндвинг в мире не сможет туда долететь.
Сой задумчиво уставился в стол. Наконец он произнес:
; Почему ты мне этого не рассказывал?
; Я сам не очень-то понимаю что такое Земля. Знаю только что это родина предтечей.
; И наши предки умели путешествовать с планеты на планету?
; Видимо да. Мы немного про них знаем. Знаем только что наш мир — Земля. И давным-давно случилось что-то, что заставило предтечей уйти в Небеса. Возможно они улетели на другую планету.
; Почему же они оставили нас здесь? Почему бросили?
; Сой, я в самом деле ничего в этом не понимаю. Да и не верю что кто-то смог совершить подобное. Я авиатор. Механик. И верю в то, что можно объяснить. А это просто красивая легенда. Не забивай себе голову сказками, большой уже.
В этот момент принесли заказ и они с воодушевлением взялись за еду — пообедать им сегодня так и не удалось. Молодые люди вскоре покинули заведение, а Рич и Сой направились на второй этаж, где располагались комнаты постояльцев. Устроившись в комнате, Сой наконец решился спросить отца:
; Пап, на Твердь когда-нибудь были экспедиции?
; Были пару раз. Но ни одна не вернулась.
Сой удивленно посмотрел на отца и уже хотел было задать вопрос, когда Рич рассмеялся:
; Никакой мистики. Просто этим никто серьезно не занимался. Даже машины не перестраивали.
; То есть как?
; Да кто их знает? Ушел виндвинг и не вернулся.
Они немного помолчали, и Сой глядя в окно сказал:
; Завтра до «Птичьего пути» доберемся.
; Ага.
И снова тишина. На этот раз молчание прервал Рич:
; Что-то ты молчаливый какой-то. Как из дома вылетели, так совсем замолк. Я думал ты будешь рад.
; Пап, я на самом деле очень рад. Просто я с нашей Луазо только птиц ловить летал, да на соседние фермы. Это все такое... новое, большое. Одни Блуждающие камни чего стоят! Даже этот Хоа кажется большим городом. А по твоим рассказам Сторг гораздо больше! Почему мы никуда раньше не летали?
; Понимаешь... В Торри у нас было все — усадьба, авиапарк, почет и уважение. И тут пришла эта проклятая война. Тогда Тиосом правил амбициозный и гордый князь Олл II. Он захватил Ариа и готовил плацдарм на Фермер. Тогда Уки, уж не знаю как они этого добились, заручились поддержкой Ревеса и нехило потеснили гвардию Олла. Однако и Олл был не дурак — у себя за спиной, в столичном Торри он создал целую крепость с несколькими линиями обороны. Ни Ревес, ни тем более Уки не имели таких сил, которые могли бы сокрушить Торри. И тогда они его взорвали. Ревесы раздобыли где-то бомбу предтечей и сбросили ее на Торри. Взрыв был... он был очень сильным. От города не осталось ничего, даже остров раскрошило. Вспышка была настолько яркой что ее было видно даже на северных границах Ариа. Не ослепли только те навигаторы укийского флота, которые не смотрели в момент взрыва в дальномеры.
Никто не верил что Торри падет. Нас тогда эвакуировали в западные районы Ариа - там еще держались гарнизоны Тиоса. Оттуда мы перебрались в Фермер, получили вид на жительство в Луазо, а позднее выкупили остров и обрели новое гражданство. После всех этих бед не хотелось никуда. Первые послевоенные годы тиосцев многие ненавидели. Да и мародеры, патрули и просто психи не давали вздохнуть свободно.
Но сейчас уже все спокойно, наш народ зарекомендовал себя как честных и умелых трудяг, мы теперь свои.
; Понимаю... А... что случилось после падения Торри?
; Укийцы ликовали и рвались вперед. Им казалось что дело уже сделано, но неожиданно флот Ревеса без предупреждения и объяснения своих действий развернулся и ушел.
; Куда?
; На родину. Они так и не вернулись, и больше никогда не появлялись в наших краях.
; Неужели к ним никто не летал.
; А никто и не знает где они. Знаем что были они на севере, но сколько бы туда не летали виндвинги, все как один вернулись ни с чем.
Сой был просто поражен. Отец никогда не говорил так много про войну. Не любил, да и не хотел говорить об этом ребенку. У Соя еще оставался один вопрос:
; И когда ушли ревесы, Уки продолжили наступление?
; Да, но оно быстро захлебнулось. Они храбрые воины, но они абсолютно игнорируют тактику. Бьют в лоб. Только вот техника у них убогая. Лучше «паровоза» ничего не придумали. Три звена виндвингов с пулеметами разогнали весь их авангард. Уки были отброшены и вернулись к себе на восток ни с чем.
; Ну и дела...
; Ладно, хватит с тебя на сегодня. Спать давай.
Они стали устраиваться спать и вскоре Рич безмятежно засопел. Сой же еще долго не мог уснуть и все ворочался. В его воображении шли бои гвардии Олла II и армады с востока.

-Глава 4-

Когда Сой проснулся отца в комнате уже не было. Солнце упорно пробивалось сквозь занавески, а ветер помогал ему, слегка подталкивая ткань. Сой потянулся и сел. Сладкая дрема все не хотела его отпускать, но он решительно пододвинулся к столу и стукнул об него лбом. Чашки и ложки тихонько звякнули, возвестив мир о полном пробуждении юного авиатора.
Сой оделся и спустился в зал. Однако отца и там не оказалось. Сой подошел к распорядителю и поинтересовался:
- Доброе утро. Вы не видели куда пошел мой отец?
- Авиатор-то? Ушел куда-то минут сорок назад.
- Ясно.
Сой подошел к окну и выглянул наружу. По улочке шел, прижимая к груди потертую папочку, коротышка в коричневой куртке и кепке. Он постоянно поглядывал на солнце, жмурился, и спешил скорее исчезнуть за поворотом. Сой думал: остаться здесь или пойти поискать отца? Он так и не придумал ничего когда Рич вышел из-за поворота и направился к постоялому двору. В рука он держал какой-то сверток.
- Ну как, проснулся? - спросил Рич войдя в зал. - В комнате ничего не оставил? Тогда пошли, Сторг ждет!
Сой сдал ключ от комнаты и вместе с отцом вышли на улицу.
- Пап, куда ты ходил?
- Поворотный тросик взял. Что-то коробка поскрипывает, видимо тросик прохудился. Боюсь как бы на маневре не сорвался — тогда из поворота не выйдем.
Улочка повернула налево и Сой снова увидел фабрику. В дневном свете, с шумом, доносящимся из цехов, людьми снующими туда-сюда и дымом идущим из труб, она уже не казалась такой унылой.
Пройдя до конца администрации они обошли ее здание и подошли к ангару. Рич, засунув руки в карманы пилотской куртки, неспешно вошел и позвал механиков:
- Ребята!
- Тута мы.
- Здорово. Как машина?
- Отлично! Помыли, почистили, отполировали, бойки свежие загрузили, воду залили...
- О! Вот спасибо ребята! Я про воду-то забыл совсем.
Кто к нам с пониманием, тому и мы завсегда помочь горазды.
- Хватайте еще по паре монет и до встречи!
Рич запрыгнул в кабину и дернул стартер. Сой устроился сзади и затянул шлем. Механики развернули клодбот, и Рич, крикнув «От винта!» прибавил оборотов.
Взлетно-посадочная полоса медленно ушла вниз, и клодбот подхватила воздушная стихия. Пока Хоа не скрылся из виду Сой вывел машину на курс.

***

И снова потянулись мили, поплыли облака, полетели птицы. До сто второго маяка сменили две трассы. Стали встречаться другие клодботы. По большей части это были фермеры, везущие отловленных птиц на продажу. Машин становилось все больше и больше и вскоре они стали собираться в жиденькую колонну. Долетев до маяка колонна обогнула его и пошла чуть правее. До порта оставалось всего полчаса лету.
Эти пути уже давно были «обкатаны» и с колонной ничего не происходило пока на горизонте не появилась россыпь портовых островов. Тут были взлетно-посадочные полосы, ангары, вокзал, склады, диспетчерская, администрация, и маяки.
Колонна стала расширяться и расползлась на несколько ручейков поменьше. Один направился к вокзалу, другой к продовольственному складу, третий к товарному, а иной и сразу на дозаправку.
Больше всего клодботов шло на разгрузку, а к пассажирскому терминалу двинулись только Рич с Соем, да еще пара машин. На подлете к острову им пришлось сбросить скорость до минимума – на крыше диспетчерской стоял регулировщик и указывал флажками кому на какую полосу заходить. Ра досталась правая. Клодбот начал снижаться. Пролетая мимо вышки диспетчерской Рич заметил, что на ее крыше помимо регулировщика было оборудовано гнездо станкового пулемета.
- Что за дела?!
Клодбот коснулся шасси полосы и начал тормозить. Не успел он остановиться как к нему уже бежало три человека. Рич выбрался из кабины и спрыгнул на землю, за ним последовал и Сой.
- Стоять! Руки вверх! – прокричал один из тройки, с сержантскими лычками. Двое других взяли на мушку авиаторов. – Кто такие?
Ответ держал Рич:
- Сэр, мы фермеры.
- Какого хрена приперлись?
- Понимаете, у моего сына день рождения, и я хотел свозить его в Сторг.
- Э-э-э, неподходящее время ты выбрал.
- А что случилось? – насторожился Рич.
- Случилось! В Ариа переворот. К власти пришли ставленники Тиоса и пропустили через свою территорию его армию. А вчера вечером гвардия Олла II перешла границу и взяла пограничные форты. Сейчас они бомбят все военные объекты по всему Фермеру. Наши ВВС не идут ни в какое сравнение с тиосцами. Разжирели, козлы, привыкли к спокойной жизни. От силы пару штурмовиков сшибли, и то потому что у них горючка закончилась…
На Рича страшно было смотреть. Он словно окаменел и смог выдавить из себя лишь одну фразу: «Зачем… ему все мало…».
- Как же они так быстро оправились? Всего одиннадцать лет прошло, - заметил Сой.
- А что им станется! – воскликнул сержант. – Дальше Тори укийцы с ревесами не прошли. А все заводы и лагеря Олл в глубоком тылу разместил.
- Сэр… - тихонько позвал один из солдат.
Сержант недоуменно посмотрел на подчиненных и, хлопнул себя по лбу:
- Ах, да! Винтовки опустите.
Солдаты облегченно повесили на плечи тяжелые винтовки и закурили. Сержант снова обратил внимание на путешественников:
- Значит так. Вы двое – за мной. Я должен доложить о вас капитану.
- Конечно, сэр, мы понимаем. Пойдем, Сой.
Они прошли по полосе к диспетчерской. На пером этаже дежурили двое рядовых. На вошедших, правда, они не обратили никакого внимания. Сержант повел их по винтовой лестнице вверх, походя ругая солдат:
- Не, ну вы видели?! Даже не почесались! Вот и как с такими воевать?
Весь второй этаж занимал большой круглый зал. Здесь стояло несколько столов, за которыми что-то отмечали в картах аналитики. Они негромко переговаривались, уточняли координаты и вяло переругивались. За отдельно стоящим столом, заваленным целой горой бумаг, сидел офицер. Средних лет мужчина, в расстегнутом мятом кителе с засученными рукавами, вчитывался в какой-то документ, держа в руке давно истлевшую папиросу.
- Сэр, тут фермеры транзитом!
Капитан вмял папиросу в забитую окурками банку, поднял на сержанта глаза и устало произнес:
- И что?
- Вы приказали всех, кто без груза – к вам.
- Ну да, - капитан наконец-то соизволил посмотреть на Рича, - вот ты. Служил?
- Нет сэр.
- Ну и ладно. Не стрелять же будешь. Давно летаешь?
- Около двадцати лет.
- Замечательно, - заметил капитан голосом, лишенным интонаций, и уточнил, - что за машина? Клодбот?
- Да, сэр. Обычный фермерский.
- Грузоподъемность килограмм пятьсот?
- Шестьсот пятьдесят. Но к чему эти вопросы?
- К тому что объявлена мобилизация. А у нас катастрофически не хватает пилотов и машин. Будешь возить грузы со складов западного района сюда, в «Птичий путь».
- Но… У меня же сын!
- Не боись, присмотрим.
- А жена? Она одна на ферме осталась!
- А чего беспокоиться? У нас на западе ни баз, ни фортов. Тиосцам там делать нечего.
- Но…
- Никаких «но»! – закричал капитан. – Пошел! Сержант тебя проводит. И сына твоего куда надо определит. Все, идите.
Капитан вновь погрузился в бумаги, а сержант начал подталкивать Ра к выходу. Рич рассеянно глядел перед собой, а Сой бросал удивленные взгляды на всех встречных, словно ожидая от них помощи. Никто и подумать не мог, что их путешествие в Сторг обернется так.
Выйдя на улице сержант обернулся и сказал:
- Не беспокойтесь, за мальчиком присмотрят. Да и вам ничего страшного не светит – повозите обмундирование да пайки, и освободитесь. Там возить-то нечего, склады почти пусты. Никто запасов-то особых не делал.
Рич понуро кивнул. Выбора у него не было. Если он откажется от службы его просто расстреляют. И неизвестно что случится с Соем. Он повернулся к сыну:
- Сой… Прости, но тебе действительно придется остаться здесь.
- …Когда ты вернешься?
- Не знаю. Но ты не волнуйся, сюда штурмовики не залетают.
Они помолчали.
- Пап, не волнуйся. Я уже не маленький.
- Знаю, - улыбнулся Рич.
В этот момент встрял сержант:
- Ладно! Ты, парень, тут постой, мы быстро.
- Хорошо.
Отец и сын обнялись, после чего сержант увлек Рича куда-то в дебри портовых построек. Сой смотрел им вслед пока они не скрылись за очередным поворотом.

-Глава 5-

Сержант вернулся спустя пятнадцать минут.
- Давай, парень, шевели батонами. Нам к вокзалу надо, там тебя и пристроим.
- Пойдемте, - кивнул Сой.
Они прошли вдоль полосы и попали в небольшой переулочек, образованный тыльными стенами складов. Откуда-то доносился многоголосый шум, грохот и отдельные властные выкрики. Вскоре они вышли на небольшую площадь перед вокзалом. Вся она была заполнена солдатами, горками мешков и штабелями ящиков.
- К наступлению готовятся, - пояснил сержант, - не отставай - затопчут.
Сой старался идти чуть ли не след в след за сержантом, но его то и дело толкали, задевали. Какой-то офицер схватил его за руку и заорал:
- Ты куда поперся, дебил?! Чья рота?
- Я… я не солдат! Я за сержантом шел, на вокзал.
- Дезертировать собрался? Я тебя сгною, собаку! Ты у меня в первых рядах пойдешь!
- Да не солдат же я! – Сой едва не плакал. Сержант уже скрылся из виду, а из цепких рук этого офицера все никак не получалось вырваться.
- Не трепыхайся, щенок. А то застрелю как дезертира.
- Но сэр!
- Еще одно слово – и к стенке.
Сой обреченно поплелся за офицером. Умирать ему совсем не хотелось, а он был уверен, что этот страшный человек выполнит свое обещание. Они протолкнулись к большому грузовому виндвингу. Около него переминались с ноги на ногу изможденного вида солдаты, человек пятнадцать-двадцать. Увидев офицера они подтянулись и выстроились в шеренгу, поглядывая тайком на Соя.
- Значит так. Не знаю где ты там до сих пор был, но теперь ты в этой роте. Где твоя сумка?
- Так у меня и не было ничего.
- Ты что, еще и вещмешок потерял?!
- Да не было его у меня!
Офицер с сомнением посмотрел на Соя:
- Правда что ли не было?
- Точно не было.
- Блин, эти снабженцы вконец распустились. Ладно, стой тут, сейчас что-нибудь придумаем.
Офицер снова нырнул в толпу. Один из солдат внимательно посмотрел на «пополнение». На вид ему было лет двадцать пять. Крепкое телосложение и шрамы на лице и руках выдавали в нем бывалого пса войны. Наконец он подошел к Сою:
- Привет, парень. Меня Стоккартом звать. А тебя как? Какими судьбами в «смертниках» оказался?
- Я Сой. Мы с отцом летели в Сторг, а тут такое дело… Отец – пилот. Его сразу же послали со складов сюда запасы возить. А меня сержант какой-то хотел на вокзале пристроить пока отца не отпустят.
- А чего к тебе майор прицепился-то? – удивился Стоккарт.
- Он думает что я дезертир.
- Твою ж налево! Совсем разошелся наш зверь. Хватает всех подряд. Тебе сколько лет-то?
- Шестнадцать два дня назад исполнилось.
- Не повезло тебе, да. Всеобщую мобилизацию объявили, всех под ружье. У нас теперь кого найдут метут, лишь бы руки-ноги целы были.
- Что же мне теперь делать? Я не хочу воевать! – пролепетал Сой.
- Тут, к сожалению, никто не спрашивает чего ты хочешь. Ты знаешь чего? Ты меня держись. Я раньше наемником был, опыт кое-какой имею. А ты хороший парень, тебе помирать никак нельзя. Пойдем-ка, я тебя лучше с ребятами познакомлю.
Они подошли к другим солдатам и те, видя какой малец попал к ним в упряжку, принялись хлопать его по плечу, жать руку и говорить ободряющее «Прорвемся!» или «Держи хвост пистолетом». Не прошло и двух минут как Сой перезнакомился и побратался со всей ротой.
- Ребята, - сказал Сой когда представление закончилось, - а почему это рота смертников?
- Потому что мы авангард. Мы должны будем зацепиться, создать плацдарм для регуляров.
- А уж они по нашим костям геройствовать пойдут, - добавил Бик, низкорослый крепыш, - Я когда этих дубов обучал в Сторге имел честь пообщаться с боевым офицером-инструктором. Он еще во время прошлых олловых безобразий наемным инструктором у уккийцев работал. Так вот он рассказывал, как ревесские десантники Пьерретто брали. Это такой форт на границе Ариа и Тиаса. Нужен был плацдарм для начала контрнаступления. Так вот эти ребятки погнали уккийскую дивизию на редуты перед фортом. Половину положили пулеметчики, половину канониры форта.
- А десантники, надо полагать, гуськом за ними бегали, - усмехнулся Стоккарт.
- Нет конечно, - хохотнул Бик. – Они смотрели откуда палят больше и наносили точечные удары. В форте им конечно дали жару, но они его все равно взяли. Так эти болваны уккийцы их потом еще благодарили!
- За что это? – удивился Сой.
- За то что в такой исторической баталии дали поучаствовать. Это же с Пьерретто крейсеры на Тиос пошли. И именно оттуда ревесы свой знаменитый рывок на Торри совершили.
- Вот оно как, - пробормотал Сой. – Знаете, я же сам из Торри.
- Шутишь! – воскликнул Стоккарт. – Так ты из этих будешь.
- Да я ничего не помню – маленький был, - начал оправдываться Сой.
- Перестань, никто тебя не винит. Я лично не знаю ни одного плохого тиоссца.
- Если не считать пилотов штурмовиков, что утюжат сейчас наш родимый Фермер, - тут же вставил Бик, впрочем беззлобно.

***

Когда вернулся майор, в роте лениво обсуждали чудеса столицы. Каждый врал про то что якобы видел, при этом только щуплый Клайд смог назвать центральные улицы без почесывания затылка и всяких «эм, ну это, как его… ну Княжеская, походу». Майор бросил перед Соем мешок и сказал:
- Вот! Еле вырвал. Кладовщик его нашел только когда в ухо получил, - поделился достижением он и добавил, – и вообще – смир-рна!
Рота живо построилась, а майор гаркнул:
- Орлы! Предписание мы получили, сейчас я остальных сюда сгоню, и пойдем на погрузку.
- Так точно! – проорал строй.
Майор снова исчез, но вернулся уже через пару минут с новым пополнением. Так он совершил несколько ходок, и, в итоге, у виндвинга скопилось человек пятьдесят.
- Хватайте свои пожитки и – в виндвинг шаго-ом марш!
Солдаты похватали мешки и потянулись в виндвинг. Майор тем временем перекинулся парой слов с пилотами, передал им какой-то сопроводительный документ и вместе с ними пошел в кабину.
- Ты смотри, покачал головой Стоккарт, - брезгует.
Сой вопросительно посмотрел на него.
- Офицеры обычно со своими бойцами находятся. Если будешь проводить черту между собой и рядовыми – добра не жди. Никто и не подумает из под пуль вытащить или огнем прикрыть. А за «особые заслуги» могут и пулю в затылок пустить.

***

Солдаты расселись вдоль стен виндвинга. Между ними, в центре отсека, стояли закрепленные бечевкой ящики и тюки со снаряжением. Ворота отсека закрыли снаружи, что Сою очень не понравилось – словно скот на убой везли.
Взревели турбины и виндвинг начал разгоняться, все быстрее и быстрее. Наконец он тяжело оторвался от полосы и начал набирать высоту. Сой чувствовал, как натужно идет машина, напрягался, будто это он, а не двигатель, тащил роту с обеспечением в небо. Наконец они встали на курс. Вой стал потише и солдат больше не мотало из стороны в сторону. Сой выглянул в окно и обомлел, пораженный увиденным. С островов «Птичьего пути» один за другим взлетали десятки виндвингов, грузовых и десантных, истребителей и бомбардировщиков. Внизу, на полях, еще суетились маленькие точки, выстраивались в цепочки и исчезали в крылатых машинах.
- Вот это да…
- Да уж, впечатляет, - поддержал парня Стоккарт. – Такого наступления давно не было. Никак на пограничные форты идем.
- К сожалению ты прав, - вздохнул Бик и добавил с тихой яростью в голосе, - погано…
- Бик… - тихонько позвал Сой.
- Чего тебе?
- Я должен знать чего мне ждать.
Бик взглянул на Соя, и кивнув отвел взгляд.
- Не на дейся ни на что и ни на кого. Если мы будем рядом – поможем. Но это вряд ли. Лучше всего найти укрытие и не высовываться. Сидеть там тише воды ниже травы. Ты еще пороху не нюхал, с перепугу можешь своих положить. Так что винтовку лучше вообще не трогай, только в самом крайнем случае. Тебе главное выжить и понять что такое реальный бой.
Сой смотрел куда-то в пол и не шевелился. Наконец он произнес:
- Спасибо, Бик. Я постараюсь не мешать.
- Вот это самое правильное. Ладно, путь нам явно неблизкий предстоит, так что стоит поспать. Когда теперь такая возможность появится?
С этими словами он закрыл глаза и вскоре уже сопел и похрапывал. Сой прислушивался к ровному шуму двигателей, и в его голове не было ни одной мысли. Он прикрыл глаза и задремал.

Волны лениво накатывают на босые ступни. Крики чаек наполняют безмолвие пустынного берега. Без этих криков было бы слишком пусто, слишком…одиноко. Вспоминается рассказ, читанный когда-то в детстве. Рассказ о хранителе маяка на далекой планете-океане. Дорожка к сердцу- крики чаек.
-Ты не можешь сидеть тут вечно- говорит светловолосый мальчишка, появляясь откуда-то сбоку, словно из пустоты.
-Я прошу всего лишь пару часов.
-Это против всех правил…ты ведь знаешь, есть правила…
-Плевать…хотя бы час…всего час!
-Не могу…
-Мне нужен этот час!
-У тебя есть ровно тридцать минут. Ни мгновением больше!

Детский плач, доносящийся из-под развалин, врезался в рассудок, словно ржавый нож, терзающий плоть. Этот голос, слишком знакомый, слишком сладкий…слишком родной…
-Тико!
Плач утихает.
-Папа!
-Я здесь, сынок. Ты можешь ползти?
-Здесь темно!
-Ползи на мой голос, Тико! Я здесь!
Слышно, как шуршат обломки под коленками и ладошками. Потом жалобный детский голос окликает:
-Папа, тут какие-то железки…я не могу пролезть!
-Попробуй сбоку разгрести мусор. Там должен быть выход в боковой коридор. Давай же, малыш! Не подводи меня!
Слышится шевеление, шорох, хныканье. Потом на несколько секунд тишина и снова шорох.
-Кажется, получается! Папа, ты тут?
-Да, малыш…я здесь, с тобой. Ты уже в коридоре?
-Да, папа.
-Ползи по нему вперед, не сворачивай. Ты у меня умница!
Ощущение почти физической боли вспыхивает огоньками по всему телу…хотя какое там тело!
-Папа, тут есть кто-то! Кажется, живой!
Слышится шуршание.
-Эй, очнитесь!- голос Тико срывается на надсадный кашель. Слышится стон и придушенный всхлип.
-Тико, кто это?
-Папа, тут ещё два ребенка! Они живые!
-Они могут ползти?
-Не знаю…наверное могут!
-Ползи на мой голос, Тико. И пусть они идут за тобой.
-Папа, где ты? Почему тебя не видно?
-Я пока не могу добраться до тебя. Но я тебя слышу. Просто ползи на мой голос.
Внезапно словно передергивает от электрошока, да так сильно, что на мгновение мир вокруг перестает существовать…
-Папа! Папа, ты слышишь? Папа!- в голосе Тико истерический страх.
-Я здесь, сын…не останавливайся, ползи. Ты уже близко!
-Папа!
Чужой голос врывается в сознание.
-Мать честная! Там кто-то есть! Эй, там, внутри! Вы живы?
-Помогите!- плачет уже совершенно обессиленный Тико. Снаружи доносится грохот, скрежет, треск отбрасываемых обломков.
-Господи Иисусе, тут дети! Трое! Рольф, Аньес, носилки, живо! Сынок, где у тебя болит?
-Папа! Где мой папа?
Мир вокруг растворяется и собирается до одного- единственного белого пятна.
-…Разряд!...три, четыре, пять…разряд!...

-Теперь ты готов?
Кивок.
-Да…благодарю…
Волны лижут босые ступни. Крики чаек превращаются в голоса…

-…три…четыре…пять…разряд!
-Время смерти- 16:22.

Спустя пять часов.

Тико Вассёр спит, откинувшись на подушку. Тонкие ручки в порезах и царапинах покоятся поверх одеяла. Врач, миловидная полная женщина со следами усталости на лице, измеряет ему давление.
-Бедняга!- говорит она, глядя на мать Тико, хрупкую, тонкокостную, с большими синими глазами. –Он всё звал отца…говорил, что…
-Что?- едва слышно шепчет Сабина Вассёр.
-… говорил, что папа его звал…что вывел его из-под обломков…
-Вы же знаете, доктор, это невозможно…
Врач словно не слышит её.
-Но самое странное…Рольф сказал, что они нашли малышей в 16:22…он случайно взглянул на часы…и что спустя пару минут после того, как детей вытащили, дом провалился под землю…

Я неспешно обошел комнату по периметру. Серо. Грязно. Безвкусно. Жарко. Труп воняет.

Лейтенант Эйлсток немного подотстала от меня, потому от созерцания кучи гнилого мяса на полу меня отвлек ее судорожный вздох. Я пришел к выводу, что лейтенанта созерцать куда приятнее, чем упомянутую лужу. Впрочем, лейтенанта приятно созерцать всегда.

Вой сирены, доносящийся из-за двери, сильно раздражал. А потому голова варила слабо.

- Он тут с неделю лежит, - мгновенно оценила лейтенант. Она совмещала в себе лучшие качества полицейской ищейки – отменный нюх, цепкий хват, недюжинную выносливость и криминалистическую базу данных в голове. – Точнее сказать сложно, не проводя анализов.

- Замечательно. Надо будет отвернуть башку хозяину. Как он прошел инспекцию, если контроль жизнедеятельности у него отключен?

И дыхательная маска тоже бесит. В такой жаре все под ней взмокло и жутко чесалось. Но если вонь проникает даже сквозь ее фильтры – луше уж потерпеть.

- Может, маску наденешь? – спросил я.

Эйлсток отрицательно покачала головой. Конечно. Ее нос – важное оружие в нашей отчаянной и безнадежной борьбе с преступностью. А кто ее заставлял модифицироваться таким вот образом? Ну да, конечно… Зарплата.

Кстати, когда следующая получка? Надо же наконец оплатить свое жилье. И парковку. Черт, не о том думаю.

Я еще раз оглядел комнату, отойдя ко входу. Стены облуплены, диван почти зеленый, освещение слегка мерцает, головизор с отключенным звуком крутит новости. Ах, да. На столике в углу – цветочки и пачка сигарет. Очень мило. Повесить бы занавесочки на окошко – да окошка нет.

Потаращился на задницу лейтенанта, обтянутую форменными брюками. Она как раз склонилась над телом – или как это назвать – и считывала какие-то данные сканером, вживленным в ладонь. Самая эстетичная картинка в комнате.

Не о том думаю. Ладно. Что там с хозяином?

Выхожу из комнаты на открытую террасу. Какой пейзаж! Трущобы, трущобы… Да, и вон там, слева, еще трущобы. Слава всем богам, их скрывают сумерки. И им же слава, что в мегаполисах сумерки наступают раньше, чем в природных условиях.

Снимаю маску, увлеченно чешусь. Закуриваю. Пытаюсь думать. Черт, кто-нибудь вырубит сирену? Теперь меня бесит не только вой, но и сине-красное мерцание.

Забавно. Если бы какой-то дурноватый взломщик не стал колупаться в двери третьего номера, хрен бы кто отыскал этот труп.

- Сэр! – слева от меня вырастает сержант К’Рип. Форма на старой ящерице сидит как на корове седло. – Я привел Отрелла, хозяина этого клоповника.

- Чудно, Риппи. Погаси эту чертову мигалку, будь другом. Тошнит уже.
К’Рип выдает внушительный оскал и вразвалочку удаляется в направлении машины. Наступает благодатная тишина. Ненадолго, впрочем. Нервное покашливание доносится оттуда, где только что стоял сержант. Выпускаю дым из легких и смотрю налево. Напрасно.
Отрелл – Самсон Дж. Отрелл, как услужливо подсказывает мне база данных – это такая сфера жира на двух паралитических отростоках. Причем жир этот прикрыт довольно слабо. Не то исполнительный сержант выдернул его из постели, не то он заразился модой на минимализм. Черт. Лучше б эту моду подхватила Эйлсток.

- Старший лейтенант Барлесс, - отдаю честь я. Жалко чести, конечно, но так положено. Отмечаю, что лучше бы захлопнул дверь. Вонь теперь не сдерживало ничто, и она добралась сюда. – Вам уже сообщили?

- Очень мало, господин офицер, - честные и искренние глаза смотрят на меня в мольбе об объяснениях и поддержке. И бегают так, словно их хозяин спер половину госбюджета.

- Примерно неделю назад в третьем номере вашего заведения умер человек. Пока что его не удалось идентифицировать. Конечно же, вам ничего не известно об этом. И я не сомневаюсь, что в третьем номере никто не жил.

Выжидательно смотрю на Отрелла.

- Что вы, что вы. Там обитал мистер Шлямски, что прибыл к нам с Марса. Он просил не тревожить его и заплатил сразу за месяц. Взял герметичный номер, заперся. Иногда к нему приходила какая-то девица, землянка, вроде. Я, я, я готов дать вам записи камер безопасности, они все-все-все подтвердят.

С удивлением изучаю показания детектора лжи. Очень удобно, когда такая штука зашита прямо в подкорку. Но это хрень только подзадоривает мигрень. Нет, этому жирдяю, конечно, есть что скрывать. Скорее всего – или он приторговывает наркотой, или завел бордельчик, или что-то вроде. Но меня-то это не касается. И хорошо, что не касается. А вот насчет жмурика в номере Отрелл не врет.

Выпускаю новую струю дыма.

- Хорошо. Передайте, пожалуйста, запись. - Открываю сессию приема информации и с удовлетворением смотрю на индикатор передачи данных. Толстяк перелил архив видео где-то за полмесяца.

За моей спиной хлопает дверь. Оборачиваюсь и смотрю на Эйлсток. Симпатичная. Недовольно морщит носик.

Рядом с нашей машиной, возле которой скучает сержант, опускается катер криминалистической службы. Они соберут все пробы в соответствии с протоколом и вывезут тело. Нам тут, кажется, больше делать нечего.

- На всякий случай, сэр, оставайтесь на связи. Будет что сообщить – звоните в триста семнадцатый участок, Барлессу. Если вы нам понадобитесь – мы вас найдем. – Надеюсь, что он не понадобится, а мы - ему.

Толстяк мигом скрывается, пока мы не задали еще каких-нибудь вопросов. Страшный урод.

Теперь могу спокойно пялиться на лейтенанта. Можно бесконечно смотреть на три вещи – горящий огонь, текущую воду и на лейтенанта Эйлсток. Кстати, как ее зовут? Интересно, сколько служим вместе, а я не знаю ее имени.

Вызываю досье лейтенанта. Тинара. Интересное имя. Электронный переводчик сообщает, что это «Весенний рассвет» по-инопланетянски. Не смыслю во всех этих страшидлах. С чего называть так чистокровную землянку?

Интересно, она догадывается, какими глазами на нее смотрит напарник? Ну, не слепая же она? Может, попробовать… Нет, нет, глупости.

В последний раз выпускаю дым. Естественно, в сторону. Лейтенант не курит и не любит запах табачного дыма.

- Вроде бы все, - говорит Эйлсток, не подозревая, чем я мысленно занимаюсь в это время. – Я проверила ДНК по базе данных. Никлос Шлямски, инженер, работает на Марс Юнайтед.

- Оружейники? Дерьмо. Опять мы с тобой во что-то вляпались. Ладно. Я добыл запись здешней камеры. Вроде, к нему наведывалась какая-то дамочка, и не раз. Найдем ее на записи, определим что за личность. Там посмотрим.

Я пропустил лейтенанта вперед. Она грациозно спустилась по лестнице и направилась к сержанту. Красотка. Не о том думаю.

***

Обожаю смотреть длинные записи. Если бы можно было это как-то автоматизировать, или хоть проматывать пустые участки. Да еще с моим вниманием. Все время овлекаюсь. Думаю черт пойми о чем. В основном – об одной девушке, чья фамилия начинается на «Э». Иногда – о своей нелегкой судьбине. Часто – о получке.

О. Останавливаю запись, зову Тинару. Это ж надо, запомнил ее имя. По-моему, она тоже удивлена. Эйлсток садится на подлокотник моего кресла и сосредоточенно изучает застывший кадр. Моя же рука вынужденно ложится на ее бедро. Очень, очень приятное событие. Крайняя степень близости, какая случалась у нас с лейтенантом.
Не о том думаю. С трудом переключаюсь на собственно изображение.

- Ну, что? – вопрошаю. Дама-визитер на записи пришла и ушла. И камера весьма отчетливо поймала ее лицо.

- Ее нет в базе данных. Нужно поискать по записям наших станций наблюдения. Где-то она да засветилась. – Лейтенант качает головой. – Ты прав, мы вляпались в то еще дерьмо.

Приподнимаю бровь, ожидая комментариев.

- Это профессиональная убийца, очень серьезная особа. Посмотри на ее позу. Она словно себя сдерживает. И вот, на правой руке. Форсажный модуль. И вот, встроенный клинок.

Лейтенант прокрутила всю сценку визита незнакомки.

- Она киборг. Сильно нашпигована всяким. Будем ее брать – нужен будет спецназ. Такие очень недешево стоят, очень неслабо просят.
Оценкам Эйлсток я доверяю. Она имела дело с людьми из нашей разведслужбы и наловчилась определять, кто кому и как способен намять морду.

Что ж, выбейте мне зуб, если дело не связано с торговлей оружием, торговлей данными о торговле оружием или торговлей чертежами оружия.
Провожаю глазами Тинару. Так сильно меня на ней еще никогда не клинило. Кажется, я схожу с ума. Обзавелся навязчивой идеей. Ты ее не получишь, дурень. Она не для тебя. Езжай в свое любимое заведение на Лан-Спилрой.

Лейтенант ушла к аналитикам, дабы принудить их приступить к поискам этой дамочки.

Я же посвятил некоторое время поискам информации о Шлямски. Не найдя вообще ничего толкового кроме того, что о нем и так известно – послал запрос в Марс Юнайтед. Потом продолжил просмотр.

***

Нам везло. Или совсем наоборот. Не знаю. Практически синхронно подали голос аналитики и корпорация.

Последние переслали информацию по Шлямски. Холост, 93 года, регулярно омоложался, не беден, работал в центральном КБ корпорации, был командирован на Землю с засекреченной целью, согласованной со службами безопасности. Желают успехов в расследовании. Сволочи.
Аналитики же сообщили, что неизвестная остановилась под именем Лоры Ванс в отеле «Стросс» в самом центре города. И что как раз сейчас она у себя в номере. Подозреваю, что если она так крута, как считает лейтенант, то ей уже известно о том, что нам о ней известно. Черт, что я несу.

Еще досмотрел видео. Ванс являлась к Шлямски четыре раза. В последний раз она вышла очень быстро, причем как раз в то время, которое криминалисты обозначили как момент смерти.

Дело вышло на удивление простым, и все кусочки мозаики уж больно точно легли на места. Почти все. Есть следствия, нет причин.
Впрочем, источник информации у нас под носом, только ухватить.

Эйлсток задремала у меня на плече, пока мы летели к отелю «Стросс» в боевом катере спецназа. Спецназовцы перешучивались, я старался держать руки при себе. В конечном итоге не удержался и обнял лейтенанта за талию.

В узком окошке мелькали городские пейзажи, где иглы небоскребов подпирают серые небеса. По обшивке барабанил дождь. Погода пасмурная, да и виды на урожай что-то не очень.

Движение замедлилось – мы плавно влетели в ангар отеля. Пилот – профи, ничего не скажешь. Пришлось растолкать лейтенанта. Она очень мило заморгала спросонья.

Некоторое время мог думать только о тепле ее тела. Точно, едет крыша.
Грохоча сапогами, взвод направился к номеру Ванс. На стук никто не ответил. Дверь вынесли. Грохот, естественно, жуткий. Дальше пошла круговерть. Кто-то вскрикнул, кто-то упал, затрещали электромагнитные пушки спецназовцев, на пол свалилось три тела. Двое наших – и затянутая в боевой костюм Лора Ванс. Она таки нас ждала.
Я старался не смотреть на распоротые тела спецназовцев.

***

Смешно и обидно. Вот она, убийца. В наших руках. Взята с такими жертвами. Улетает на такси в направлении космопорта. Нет ничего неприятней, чем смотреть на это из окна и не иметь никакой возможности что-либо сделать.

Мое настроение отлично иллюстрирует зарядивший еще вчера дождь. Он мелкий, слабый и исключительно противный.

Эйлсток хлопает меня по плечу.

- Могло быть и хуже. Не в такое уж и дерьмо мы вляпались, похоже.

- По мне – так глубже не бывает.

Прямо посреди допроса Ванс, который скорее напоминал мой монолог, меня вызвал капитан. Лицо у него было каменное.

- Все, Барлесс. Отпускай эту… Эту… - Капитан пожал плечами. Он не любил ругаться.

- Кто-нибудь позвонил?

Кэпу не пришлось даже отвечать. Я почему-то даже не сомневался в этом, еще когда мы ехали брать ее – ни секунды не сомневался, но все же мысленно скрещивал пальцы. Такого везения не бывает.

Эйлсток подмигивает мне и вытаскивает что-то из кармана. Протягиват мне.

- И что это?

- Это тебе утешение. Маленькая биоликвидная капсула данных. Я выудила ее из трупа Шлямски. Она была растворена в его теле и уплотнилась только когда он разложился.

Смеемся. Действительно, хоть какое-то утешение. Хотя мне не нравится появление этой штуки. Что ж, во всяком случае, похоже, чьи-то планы и верно сорвались.

Лейтенант снова хлопает меня по плечу и уходит. Смотрю на капсулу. Думаю о лейтенанте. Воображение рисует вульгарные сцены. Но думаю я не о том.

Кладу капсулу в карман, оборочиваюсь, и вновь смотрю на чертов дождь.
Звук бьющегося стекла, хлопок. Крики. О, пол. Что ж, во всяком случае больше меня не будет так обуревать страсть к Тинаре Эйлсток. Меня больше ничто не будет обуревать.

Чья-то рука ныряет в мой карман. Интересно, чья?

Последнее, что я слышу, это второй хлопок и вскрик лейтенанта.

- Друг, врятли ты найдёшь там, что либо ценное, да и еда у меня уже практически закончилась, - зевая, проговорил Орген. – Ну, раз уж ты меня разбудил, так и быть угощу тебя ломтём хлеба.
Орген был даже рад, что этот бродяга начал рыться у него в сумке, иначе он бы врятли проснулся, а королевский приказ надо было исполнять, причём исполнять вовремя. А за свою без малого уже двадцатилетнею карьеру курьера, он успел усвоить, что короли напрочь решены чувства этого самого времени. Бывало, он в пути загонял десяток лошадей за 3 дня, совершенно не спал, да и останавливался разве что по нужде, но всё равно не успевал. Вот и сейчас, его путь был чертовски не близок, а времени на то что бы доставить письмо герцогу Ангулемскому, оставалось не так уж и много.
Бродяга прошипел, что-то не членораздельное в ответ. Вообще то любого нормального человека вся эта ситуация должна была если не испугать, то по крайней мере насторожить. Действительно, когда вы находитесь ночью, на окраине леса, а в вашем походном мешке роется совершенно незнакомая вам личность, да и личность к тому же весьма странная, одетая в какие то лохмотья, и балахон прикрывающий лицо, и обладающая запахом, которому позавидовали бы даже уборщики канализаций, должно становиться как то не по себе. Но впрочем Орген не мало повидал за свою 35 летнею жизнь, и если по его мнению если незнакомец не попытался вас убить в первую минуту вашего знакомства, то вы смело можете назвать его другом.
- Брось дружище, присаживайся, скоро рассвет и мне пора уезжать, но некультурно мне будет не угостить гостя.
- Где оно? – не то прошипел, не то пропищал незнакомец в ответ.
- Прости, что оно?
-Не играй со мной люд… человек. Письмо, ложь, обвинения…
- Что то кажестья мне ты о моём послание говоришь држише?
А вот теперь Орген занервничал, причём не на шутку, бывало, встречался он с теми, кто был отправлен, что бы перехватить донесение. Мерзкие это были обычно ребята. И лишь чудом он пару раз избегал смерти при встречи с ними.
«Ох, видать не так прост он как кажется, да и не один наверняка. И до оружия я могу поспорить не успею добраться, как схлопочу болт из ближайших кустов. Ладно, попробую потянуть время, может, что-нибудь в голову прейдет… А если что отдам письмо, король далеко, а эти ребята рядом.»
- Да. Король - лжец, обманщик, предатель. Нельзя, послание доставлять.
- Хорошо, хорошо, но позволь узнать, кого король предал, да и что он сделал вообще такого?
- Он нанял нас, он сам просил, о потом обвинил нас. Нам конец, конец! Ну нет мы будем драться, выбора нет. Война.
Оргена всё больше стали брать сомнения по поводу реальности угрозы от этого типа, слишком он уж походил на сумасшедшего, из разряда тех что ходят по улицам и выкрикивают что конец мира скоро.
- Да хватит орать, и скажи в чём дело, или я встаю и уезжаю отсюда. – неожиданно резко и смело для самого себя закричал Орген.
- А вот в чём. – существо откинуло капюшон прикрывающий лицо и уставилось на Оргена.
- Кры… Крыс?
- Крысолюд, с вашего позволения, или ещё лучше Людокрыс.
В голове у Оргена всё перемешалось, он действительно немало повидал за свою жизнь, но насколько ему было известно, все крысолюды были истреблены лет триста назад. Нет, он уже видал пару, но исключительно в виде чучел, в «Орнфурском музее живых (и мёртвых) видов» и крысюки, он мог поклясться стояли в разделе давно утраченных видов.
- Длинная история человек, а ты спешишь, и после того как отдашь мне письмо, тебе надо будут скрыться подальше из этих мест.
- Не думаю, что бы там ни было, я всё же клонен больше доверять своему королю, человеку, нежели крыс…
- Людокрысу! – на этот раз отнюдь не пискливо заорало существо.
- Неважно, а теперь прошу, отойди.
- Ты либо очень тупой, либо крайне самоуверен. Тебе не кажется, что тебе чего-то не хватает.
Огрен не сразу понял чего, он проверил оружие, небольшой кинжал в голенище сапог, тот был на месте, однако чего-то точно не хватало.
- ЛОШАДЬ?! Где моя лошадь животное?
- Браво. Её тут нет, а значит, ты даже если невиданным образам сейчас одолеешь меня, своим маленьким ножичком, тебе придётся пешком идти неведомо куда. Впрочем, я думал что ты решишь от меня убежать, поэтому и отпустил лошадь. Рад что ошибался.
- То есть в живых ты меня оставлять не собирался.
-Отнюдь. Письмо, пожалуйста. И катись куда хочешь.
В манере разговора этого крыса была одна раздражающая особенность. Он то пищал и орал как сумасшедший, то говорил так, как будто был преподавателем в одном из Остенбергских университетов. Не только стиль, но и даже, казалось, типичный профессорский акцент. Орген решил, к чёрту всё. Пусть забирает письмо надо уезжать, хм ну уходить отсюда.
- Вот держи, - Орген отдал письмо всё это время лежавшее у него в рубашке, - а теперь я пошёл.
- Стой. Лошадь в ста метрах на запад, привязана возле развилки. Правда сейчас ты на ней врят ли уедешь, я дал ей снотворного, хоть проще было и прирезать. Ну через пару часов ты сможешь уехать. И удачи тебе человек, а она тебе ещё понадобиться.
Всё время, проведённое в пути до развилки и ещё пару часов, пока Орген ожидал что бы его лошадь, наконец, проснулась, он размышлял, что же всё это может значить. Сейчас он знал, что крысолюди выжили, и через триста лет после своих официальных похорон разгуливают по земле. Знал, что короли ведут с ними дела, и догадывался что дела не самые чистые. Ещё он знал, что он потерял послание и возвращаться во дворец не имеет, ни какого смысла. А вот чего он не знал, так это того что сейчас происходило в замке Торнбург…
ВЛАСТОЛЮБИЕ I

В замке Торнбург, принцесса Весла собирала головорезов со всей округи. К слову о том, что принцесса там находиться знали очень немногие, наёмников для неё собирал её приближенный друг, очень приближенный друг, Зевран. А в королевстве думали, что милая принцесса уехала со своим приданным в Ирнталию, к своему суженному принцы Юстиану шестому. Принцесса, однако, отказалось быть женой иностранного принца, которому к тому же и королём то не когда не быть. Нет, у неё были совершенно другие планы. Принцесса собирала армию. Король был стар и глуп. Многие лорды с превеликим удовольствием избавились бы от этого самодура, но у королевские военноначальники не отдали бы просто так своего кароля, а говоря проше своё положение и титул. Королевская армия была сильна, и нечего было говорить о прямом столкновение, но вот убийство, убийство было вполне возможно. Тогда милая принцесса появилась бы оплакивать любимого папочку, и получила бы долгожданную корону. Долгожданную не только принцессой надо заметить.
- Мой папочка совсем свихнулся, он хотел силой меня переправить в Ирнталию, да ещё и использовал для этого мерзких тварей, о существовании которых я даже не догадывалась.
- Не волнуйся Весла, я всё решу. Но стоит быть осторожным, эти твари весьма опасны.
- Действовать нужно быстрей, у нас есть около двух недель, через две недели мы должны быть в Эррите, Ирнтальской столице, и если мы там не появимся без причин, боюсь, они тоже примут меры, сочтя это за оскорбление.
- Слушаюсь Ваше Величество, мы завтра же отправимся. Кстати что прикажите по поводу ваших братьев.
-Зевран ты же знаешь я ненавижу когда ты обрушаешься ко мне по титулу, к тому же пока ещё не моему, братья пусть пока находятся там же где и сейчас, все всё равно думают что они мертвы, думаю когда стану королевой тогда я решу, а пока… пока иди.

Столь же нелёгкий разговор происходил в замке отца принцессы. С одной лишь разницей, что не все кто участвовал в разговоре, были людьми. Крыслюд, тот самый, что отнял письмо у Оргена, явился к королю обещая выполнить работу, только вот стоимость сильно возросла.
- И последние, если ещё раз вздумаешь разыграть похищение дочурки, или кого бы то ни было крысами, клянусь, я перережу тебе твое королевское горло. Если я смог проникнуть сюда уже дважды, не думай что не смогу в третий.

Последнее время король крайне плохо себя чувствовал, смерть двух сыновей подкосила его, да ещё и распутная дочурка не как не хотела ехать в другую страну, а союз с Ирнталией был нужен ему сейчас как ни когда. Кроме того неустанные попытки сделать ещё одного наследника, не приводили к положительным результатам, да и чересчур выматывали короля. А уж мысль о том, что стоит волноваться ещё и на счёт кинжала во сне и вовсе выбивала его из колеи. К тому же непонятно от кого, помимо принцессы на короля имели зуб пару лордов, да и крысолюдям нельзя было доверять.

Принцессу же уже волновали совершенно другие мысли, а если быть честным, то думала принцесса сейчас совершенно другим местом нежели головой. Так же как и её фаворит Зевран.
- Ах… мой король…. Сквозь стон выдовила она, - Ах Зевран, vivamus et amemus!

За час до рассвета Зевран с доброй сотней самых отчаянных головорезов выдвинулись в сторону королевского замка. Они пошли небольшими группами по разным дорогам, через три дня все они должны были проникнуть в замок, вырезать верную королю стражу, и королевских военноначальников, а потом и самого короля. Все они не волновались по поводу отхода, так как королева клятвенно пообещала им амнистию. Разуметься солгав. Дочка планировала жестоко отомстить убийцам отца .Зевран же знал отличное место что бы в случае опасности переждать волнения.

Молчание затягивалось. Первая ворона задумчиво почесала лапой голову и печально вздохнула:
- Каркушину мать…
Вторая ворона показательно встопорщила хвост, но не обернулась. В молчании прошла ещё минута. Первая ворона (вообще-то это был ворон, но мне удобнее называть его вороной, так что пусть не жалуется – его проблемы) попереминалась с лапы на лапу и нерешительно пододвинулась ко второй, попыталась встать сбоку. Та старательно косила глазом куда угодно, но только не на первую.
- Ну, милая… - начала первая ворона, но вторая мотнула головой:
- Предатель.
Первая опустила голову:
- Ну что же ты… Такая мелочь…
- МЕЛОЧЬ?! – Вторая ворона мгновенно повернулась к первой и захлопала крыльями:
- Ты поступаешь как самая последняя сволочь, ведёшь себя со мной как с игрушкой! Ты издеваешься надо мной, тебе плевать на мои интересы! Мерзавец! МЕЛОЧЬ!!!
- Да откуда я мог знать, что это твой жук?! – Первая ворона вжала голову в плечи.
- Что с нам случилось? – Продолжала вторая. Слов первой она, конечно, не услышала, так как они не были включены в план трагической её речи. – Столько времени вместе, душа в душу – и тут ты поступаешь как… Я узнала тебя с новой стороны! Я думала – ты добрый, заботливый, любящий, а оказалось – это только маска…
- В смысле? – Первая выпучила и без того круглые глаза.
- Я нужна тебе, чтобы извлекать из меня пользу! Орудие лёгкой жизни! Мерзавец!
Первая ворона чем-то подавилась и начала задыхаться.
- Я выбиваюсь из сил, охочусь на этого жука… И тут, стоит мне его поймать и отвлечься, появляется он, и сжирает его! Разве так поступит тот, кто любит?!
- Это всего лишь жук! И это было один раз!!! - Прохрипела первая ворона, чудом вдохнув воздух.
- Да какая разница, сколько раз это было! Главное – было! Ты так поступил, значит, ты можешь так поступить, и не раз! Тот ты, каким я тебя впервые узнала, никогда не отобрал бы последнее у близкого!
- Да я не знал, что он твой! Я думал… - Пыталась бубнить первая ворона, краснея под перьями. Если в начале диалога она чувствовала себя обиженной не меньше второй, то теперь ей было ужасно стыдно. Чувство вины выползло из глубин и съедало её.
- Я любила тебя не таким! – Наконец, решила вторая. – Я надеюсь сохранить память о таком тебе, каким ты мне казался в мечтах, а не каким оказался на самом деле! Я ухожу! Завтра утром лапы моей здесь не будет!
Вторая ворона решительно засунула голову под крыло. Первая постояла минуту в раздумьях, потом подошла ко второй и осторожно, ласково коснулась клювом крыла второй:
- Милая… А если я поклянусь никогда так больше не делать – ты останешься?
- Нет. Я тебе больше не верю. – Глухо раздалось из-под крыла.
- Ну умоляю! Я же люблю тебя, пойми. Вот такой гадкий, несовершенный, с недостатками – но люблю. И что хочешь для тебя сделаю. Даже изменюсь! Я правда изменюсь! Только скажи – как!
- Клянёшься?
- Клянусь!
- Ну…- Вторая выпростала голову из-под крыла. – Я дам тебе шанс. Останусь ещё ненадолго. Не улечу завтра. Но ты должен будешь доказать, что любишь меня. Всеми средствами. Пока я не поверю.
- Конечно! Только не уходи!
- А пока… Поймай мне жука. Я так разнервничалась с тобой, а от нервов хочется есть…
- Да хоть сто!!! – Первая ворона сорвалась с места…
* * *

…Мужчина стоял на балконе и задумчиво курил. По ту сторону стеклянной двери бушевал ураган. Летала посуда, гремели боевые кличи. Мужчина смотрел на воркующую на соседней ветке пару ворон и качал головой:
- Завидую животным… У них-то никаких проблем в личной жизни не бывает. Или любит или не любит. Нам бы у них поучиться.
Ураган за дверью стих. Вместо воплей индейцев, скальпирующих полковника Кастера со всем отрядом и лошадьми в придачу, теперь слышались только судорожные всхлипы. Мужчина бросил окурок вниз с балкона, и вернулся в квартиру. Чтобы обнять плачущую любимую и пообещать ей всё на свете – хоть достать звезду с неба, хоть бросить курить. Лишь бы она не плакала…

Я родился в самом странном городе на земле, чье название переводиться с древнего языка как безумный город. Элизиум стоит на вершине высокой скалы, протягивая свои шпили к небесам, и солнце нещадно сжигает его закованные в мрамор улицы. На центральной площади цирковой шатер отбрасывает тень на молельню, и священники уже в который раз напоминают актерам, что цирк назван бродячим не просто так. Толстый бородач с цепями на руках, весящих не менее десяти пудов, вежливо кланяется раздраженному священнику и обещает, что может быть, в конце следующего месяца цирк покинет город, но вечернее шоу вновь взрывает город возгласами удивления и восхищения, и цирк продолжает скрывать в тени святое место.

Из большого храма, украшенного сидящими на шпилях каменными горгульями, выходит верховный инквизитор города, так похожий внешне на изваяние мертвого героя, что украшает аллею неподалеку. Он величественно прохаживается по каменной мостовой, щурясь от яркого солнца, а позади инквизитора в тени высоких кипарисов, растущих прямо из скальной породы, бесшумно шагают практики в черных робах с капюшоном, скрывающих их лица от посторонних. Святая инквизиция вышла на охоту, и вскоре на площади плача разгорится костер, уносящий в преисподнюю очередную ведьму. Единственное зрелище, способное затмить виртуозное выступление гимнастов бродячего цирка. И совершив свой ритуал, инквизитор призовет людей к смирению и покорности, к соблюдению десяти заповедей и расскажет про кару господню, вершимую руками избранных. Уже через час люди забудут о судьбе несчастной торговки рыбой, вся вина которой в грубом слове, что проронила в адрес излишне мнительного священника. Торговец из соседней палатки давно мечтал избавиться от слишком бойкой конкурентки, и теперь он быстро окупит те пол таланта серебром, что передал на нужды церкви.

На пике королей стоит самый высокий и красивый дворец Элизиума, из его украшенных резьбой окон открывается чудесный вид на весь город, сверкающий в лучах утреннего солнца. Отражение золотых куполов многочисленных храмов ослепляет любого, кто посмотрит на них, музыкой звучит колокольный перезвон, возвещающий об утренней молитве. Из всех храмов особо выделяется самый старый и величественный, стоящий ближе всех к пику королей, бывший храм кровавого бога древности Молоха, которому приносили в жертву младенцев. Как мало нужно, чтобы забыть прошлое - сменить изваяния на статуи святых, перерисовать фрески, убрать с крыши одни купола и установить другие.

Лорд-герцог стоит на балконе своей резиденции и наблюдает свысока, как далеко внизу, в окружении каменных стен суетятся люди, так похожие на муравьев. Десятки повозок, сотни торговцев, жулики всех мастей. На другом краю города, в ложбине утех вовсю веселятся сотни горожан, двери трактиров раскрыты днем и ночью, из окон дворца, что выкрашен в розовый цвет, доносятся стоны и оханья работниц публичного дома, известного на много миль вокруг своим незабываемым сервисом и морем удовольствия, что получит каждый, заглянувший внутрь. Иногда с сифилисом, если денег хватило только на самых никчемных женщин.

Ночная жизнь города полна сюрпризов и опасностей. Гильдия воров принимает управление улицами города в свои руки, и лишь элитные районы, стоящие вблизи пика королей могут спать спокойно, охраняемые городскими стражниками. Что касается ложбины утех и квартала нищих, то они находятся в царстве грабежей и насилия, и почти каждое утро на дне городской канализации или в одной из сточных канав обнаруживается новое тело очередного бедолаги, ставшего добычей воровского сообщества. Очередной повод для инквизиции запустить свои когти в жизнь простых граждан, прикрытый стремлением навести порядок и сосредоточить власть в своих руках.

Город подобен огромному организму, где по артериям течет жизнь, бьется сердце в центре торговой площади, управляемое с вершины пика королей. И лишь в самом темном уголке царит тишина – в стороне от жилых кварталов и факторий, огражденное от мирской суеты и дворцовых интриг стоит угрюмое кладбище. Огромное, разделенное на две части – для богатых и бедных, с небольшой часовней у входа – оно хранит покой усопших. А позади него, на вершине скалы расположено самое загадочное и ужасное место безумного города – печально знаменитая башня Весельчака. Окруженная высоким частоколом, построенная из черного кирпича, с бойницами на крыше – настоящая крепость, ставшая домом для умалишенных и одержимых. Крики и стоны безумцев тонут в ее хмурых стенах, сотни голосов прорываются наружу сквозь маленькие решетчатые оконца, звуча подобно шепоту и наводя страх на любого, кто окажется поблизости. Десятки стражников охраняют Весельчака днем и ночью, единственные ворота наглухо запечатаны, и лишь приближенные церкви могут пройти внутрь. Несмотря на близость к городскому кладбищу, за высоким частоколом башни установлен склеп, даже после смерти обитатели Весельчака остаются в нем. Мой дед когда-то давно был смотрителем этой башни, но покончил с собой, не выдержав всех ужасов, что творились за ее стенами. С тех пор никто из моей семьи не приближался к Весельчаку, опасливо обходя его за версту. Черное пятно на карте Элизиума, настолько темное, что все остальное меркнет по сравнению с ним…

Мой дом находился в средней части города, рядом с поместьями глав торговых гильдий, по соседству с усадьбой легата Кроммеля, командующего имперским легионом, расквартированном в Элизиуме. Не могу сказать, что мы жили в роскоши, но и бедной мою семью не назовешь. Отец возглавлял сообщество архитекторов, именно из под его руки вышли планы трети городских сооружений, построенных в последние годы. В отличие от дяди Бартоломью, специализировавшегося на постройке поместий для знати, отец занимался самыми сложными и неблагодарными сооружениями - городской канализацией, дорогами, системой водопроводов и еще многими вещами в таком духе. Он постоянно спорил с Бартоломью, требуя надлежащего отношения к своей работе, но алчный дядюшка только пожимал плечами и делал все по-своему. В итоге отцу зачастую приходилось доделывать работу за своего никчемного шурина.

Отец мало уделял мне своего внимания. Он постоянно повторял, что нужно содержать семью, и это намного важнее, чем бессмысленные сентиментальности. Но я знал, что причина его отношения ко мне не только в его маниакальном трудолюбии. Отец избегал меня, боясь смотреть прямо в глаза. С рождения меня терзали ночные кошмары, превращая беззаботное детство в один сплошной ужас. Каждую ночь детская спальня разрывалась от криков и безудержного плача, и отец не в силах был помочь. Он водил меня к целителям, показывал священнику, но они лишь пожимали плечами, говоря – когда-нибудь это пройдет. Но кошмары не отступали. В своих снах я оказывался в жутком месте, наполненном болью и страданиями, и всегда сны заканчивались одинаково. Очередной демон настигал свою жертву и рвал ее на куски, наслаждаясь каждым мгновением ее мучений. Я воспринимал не только ужас от увиденного, от мерзкой зубастой пасти, что жадно вгрызается в мою плоть, вся боль и ощущения были реальными. Снова и снова я переживал муки смерти, пропускал через себя весь ужас бессмысленного бегства и страдания предсмертных агоний. И проснувшись, трясясь от страха, прячась под одеялом, я видел их, дышащих паром, с горящими от голода глазами повсюду, куда бы не упал взгляд - в тени комода, в отражении зеркала, в форме ветвей старого дуба, что склонился в печали над окном. Я медленно сходил с ума, превращаясь из обычного ребенка в душебольного. Я пытался не спать, держа разум в напряжении, но выдержки хватало максимум на три ночи, и усталость брала свое, унося меня прямо в лапы очередного демона...

Лишь тетушка Анетта жалела меня, утешая всегда и везде, когда оказывалась рядом. Она обладала чудесным голосом, и ее пение успокаивало, снимая на мгновение все горести и печали. Она любила меня таким, какой я есть, в отличие от остальных. Родные братья - Велес и Корт - они чурались своего угрюмого, пронзенного печалью брата, лишь изредка обмолвясь словом во время ужина, и то только потому, что этого требовал этикет. Велес готовился поступить на службу в имперский легион, и его мысли были заняты будущими подвигами и радостями армейской службы. Корт прожигал свою жизнь в бесконечных пьянках, ставшим весьма известным в свои двадцать три года завсегдатаем ложбины утех. Отец избегал меня, впрочем, он избегал всех - Велеса за то, что тот рвался в легионеры, а не ступал по стопам отца. Корт являл собой сплошное разочарование. Третий же сын, самый младший из всех, очень скоро окажется в башне Весельчака, разрушив все надежды великого архитектора передать свое искусство по наследству потомку. И отец топил свою печаль в бесконечной работе, от рассвета до заката корпя над чертежами и совещаясь с другими архитекторами. Они же не разделяли его трудолюбия, считая, что мой отец хочет их унизить, сбросить со счетов и остаться единоличным главой всего сообщества. Особенно дядя Бартоломью, который открыто презирал меня, и общался с отцом только в корыстных целях. Но я любил, когда Бартоломью приходил к нам на ужин, лживо улыбаясь и выражая фальшивое почтение. Ведь когда приходил дядя, вместе с ним приходила его жена - тетушка Анетта, и остальное было неважным. Мы уходили от остальных, гуляя по саду, и Анетта пела свои песни, чистые и прекрасные, приносящие покой...

Но этого было недостаточно. Ни забота и любовь тетушки, ни священник, что приходил каждый день и молился за мою душу по просьбе отца, ни целители, пичкавшие своими вонючими снадобьями - никто и ничто не могли помочь мне. Вновь и вновь я погружался в сон и оказывался по ту сторону преисподней, посреди мертвой пустыни, окруженный со всех сторон демонами, что ради забавы устраивали бег наперегонки, растягивая удовольствие от охоты. Я бежал по мертвой земле, падал лицом в лужи, в которых вместо воды была свежая кровь. Черный песок дымился при прикосновении, неся вокруг запах тления и гнили. Я поднимался с земли и продолжал бежать, ничего не осознавая от ужаса, поработившего разум, но тщетно, и темный демон настигал свою жертву. Боль от разрываемой плоти пронзала насквозь, я чувствовал, что умираю, и сердце останавливалось, исчезая в глубинах бездонной глотки демона...

Выносить это было невозможным, и я видел лишь один выход из круга бесконечных мучений. Всем будет лучше, если меня вдруг не станет, никто не вспомнит жалкого умалишенного мальчишку, разве что Анетта прольет немного слез. Прости меня за это, любимая тетушка, прости отец, но больше я не могу. Я хочу умереть, жизнь превратилась в сплошной кошмар, кровать - в орудие пыток, страх держит меня в рабстве, и это единственный способ сбежать. Простите, Велес и Корт, за то, что не смог быть братом, которым вы могли бы гордиться. Лишь тебя, дядя Бартоломью, я не прошу простить меня, будь проклят ты за всю злобу и презрение. Прощайте, встретимся в аду...

Я положил записку отцу под подушку и вышел в город. Как много возможностей умереть - броситься под повозку, что несется по мостовой, проткнуть себя кинжалом, утопиться в городском фонтане... Я представил себе Анетту, склоняющуюся над обезображенным трупом, рыдающую от горя... Нет, такого нельзя допустить. Остается только один путь - исчезнуть в пучине, сбросившись со скалы. Я долго бродил по городу, выбирая место, когда зазвонил колокол. Одна из вещей в этой жизни, приносящая не меньше страданий, чем ожидание очередной пытки. Звон пронизывал все тело, сгибая меня пополам, вызывая дикую боль в глубинах мозга. Каждый удар колокола был подобен удару молота прямо по голове. Умереть здесь - значит даже в смерти не обрести покоя. Только не рядом с церковью и ее колоколами. Но где тогда? Купола отблескивали золотом по всему городу, и даже в квартале нищих и ложбине утех были свои часовни. Лишь на востоке, на том краю долины, за ущельем нет церквей. Кладбище, и за ним отвесная скала, на которой стоит башня Весельчака. Дядя Бартоломью был прав - это место скоро станет моим домом. Но не башня, а острые скалы внизу. Я медленно переходил висячий мост через ущелье между кладбищем и скалой, где стоит Весельчак, и любовался последним закатом в своей короткой, но наполненной страданиями жизни, и первый закат, не призывающий пройти в царство сна в когти демонам и адским псам. Прощай, мир, я покидаю тебя навеки...

Я остановился посередине моста, на единственной доске красного цвета, так отличающейся от остальных. Ирония судьбы или случайность – кто-то пометил доску, как опасную, чтобы какой-нибудь бедолага не свалился в пропасть. И я, стоящий на ней, решивший покончить со своими мучениями. Наверно это последняя шутка небес, даже в такой момент боги насмехаются надо мной...

«Отбросить все сомненья и шагнуть навстречу ветру, взлететь на миг, исчезнув в бездне! Прощайте демоны, вы долго истязали душу, и теперь, когда я разобьюсь об скалы, разобьются и оковы, в рабстве страха что держали разум. Смерть – приветствую тебя, иду в твои объятья, оставил позади я страх перед тобой, так подари же мне сладостный покой!»

Я шагнул в пропасть...

1
24 апреля

Morpeh: Маринка, заскочишь сегодня?
Marina: А надо? =)))
Um-nik: Уууууу. Дело пахнет жаренным!!
Morpeh: Um-nik, это ты нам сказал?:))))
Um-nik: Не тупи. Вам, конечно.
Morpeh: Как увижу я Маринку – сердце бьется о ширинку!
Lady Ga-Ga: =))))))))))))).
Kardinal: Когда на свадьбу позовете?
Marina: Э-э-э… Да мы еще не думали как-то.
Administrator: Morpeh, Marina, меня не забудьте пригласить!=)
Lady Ga-Ga: И меня.
Varvarian: И меня.
CoolFallout: И меня.
Ku-ku: И меня. ^____^
Morpeh: Сколько вас налетело. Как мухи на говно. =)
Marina: И не говори.
Administrator: Да тут все свои. Родные, так сказать.
Um-nik: Я на свадьбу Марине и Серому подарю… подарю…
CollFallout: Говори уже.
Um-nik: Не скажу.:)))))))
Administrator: =))
Lady Ga-Ga: Мужики, блин… Я станцую стриптиз на столе, если Um-nik не подарит часы жениху и пачку презервативов невесте.
Um-nik: Такое я дарил только тебе и Варвариану.
Varvarian: Ха-ха=))) Часы – невесте, пачка – жениху.
Ku-ku: А вот мне бы часы не помешали. Свои я разбила. =(((
Administrator: Женька, раскрываю секрет: на мобиле есть часы.
Ku-ku: Да ну брось. Извращение просто. Хочу настоящие, но денег сейчас нет.
CoolFallout: Копишь на Rolex? 
Ku-ku: Очень смешно.
Morpeh: Народ, не ссоримся.
CoolFallout: 0_o
Administrator: Серый, это они так шутят.
Morpeh: Не дурак – понял.
Um-nik: Знаете, что спринцевание не снижает риск заражения венерическими болезнями. ^___^
Lady Ga-Ga: Пошляк!!!!
Marina: Фу. =(((
Morpeh: Он тебя обидел, любимая? Щас мы ему по лицу дадим.
Um-nik: Как не любил пролетариат интеллигентов, так и не любит.
Administrator: Ха. =)))
Um-nik: Неизлеченные и длительно присутствовавшие в организме ИППП способны вызывать осложнения: мужское и женское бесплодие, простатит, воспалительные заболевания матки и придатков, эпидидимит, новообразования половых органов.
Varvarian: Это Умник из Википедии скопипастил.
Administrator: Um-nik, не балуй.
Lady Ga-Ga: Забань его!
Morpeh: ЗАБАНЬ! ЗАБАНЬ! ЗАБАНЬ! ЗАБАНЬ!
В Сети появился Kull59.
Kull59: Всем привет. 
CoolFallout: Это чья-то шутка?
Administrator: Щас гляну.
Kull59: Как дела, народ?
Morpeh: Совсем малолетки оху%$#.
Varvarian: =(((((
Lady Ga-Ga: Может, это ошибка? Сбой в сети какой-нибудь.
Kull59: А что случилось-то?
Um-nik: Вот урод. Еще и спрашивает.
Morpeh: Обсос малолетний. Как только такие на свете живут. Пе%$#
Marina: Не ругайся, пожалуйста.
Morpeh: Да как тут не ругаться!!!!! Мир полон швали.
Kull59: Я обидел кого-то?
Ku-ku: Александр, где ты?
Administrator: Щас. Я айпишник проверяю.
2
Я оторвался от экрана и уставился в окно.
Солнце уже клонилось к закату; небо покрывала красно-оранжевая рябь. На скамейке шушукались обо всем на свете старушки, в песочнице играли дети, а возле круглосуточного магазина разговаривали две девушки.
Я разглядывал двор и надеялся на то, что мне полегчает.
Не полегчало.
– Глюки! – в сердцах бросил я.
Но где-то глубоко внутри подленький голос говорил о том, что случившиеся – реальность.
Стараясь сохранять хотя бы видимость душевного равновесия, включил расслабляющую музыку.
Удивительно, но ip-адрес Kull59 совпал с… Kull59! Кто-то сейчас был за компьютером Олега и сидел в чате под его ником. Но ведь это невозможно.
Или нет?
Обновил страницу адресов участников чата, надеясь на ошибку браузера. Чуда не произошло.

Administrator: Ребята, я должен закрыть чат. Похоже, нас взломали.
Morpeh: :((((
Lady Ga-Ga: Вот уродцы, ничего святого у людей нет.

Так, чат закрыл. Что делать дальше? Позвонить Олегу?
«Никто не возьмет трубку. И ты это знаешь».
Как зачарованный, я поплелся в кухню в надежде найти спиртное. Ну, или холодное, чтобы приложить ко лбу. Потому что моя голова напоминала горящий котел.
Я оглядел содержимое холодильника: коробка с котлетами, рис в кастрюле и стухший помидор. М-да…
Ударил в стену.
Мрази!
Какие же мрази! На душе становилось противно от мысли, что какой-нибудь «хакер», у которого волосы в подмышках появились года два назад, взломал чат и… и… использовал логин и пароль умершего человека. Хотя с другой стороны – откуда «хакер» знал?
Я смотрел под ноги, но видел Олега. Седого, с паутиной морщин на лице, слегка с брюшком. Вот Олег улыбается. Улыбка у него замечательная, не смотря на щербины между верхними зубами. Именно эта добрая, яркая улыбка очаровывала. Как очаровывали и смех, и его удивительные рассказы.
Не найдя холодного пива, я поплелся в ванную. Смывать плохие мысли.

Ледяная вода под сильным напором резала тело и даже немного успокаивала.
«Надо позвонить Олегу, – решил я, – и убедиться… В чем?»

Я ощутил, как к уху прижалась холодная пластмасса.
Гудки.
Я медленно выдыхал. И уже собирался положить трубку, как мне ответили.
– Алло? – Голос был виноватым. Голос Олега.
– Привет, – сказал я.
– Хелло, Александр! Давненько ты мне не звонил.
– Недели две, наверное.
– Да ну? Мне казалось, что меньше.
– Как ты?
– Нормалек. А что случилось в чате? Почему все обозлены на меня?
Я замолчал. Всякий раз, разговаривая по телефону – что случалось в последнее время нечасто! – я не ощущал никаких эмоций: ни радости, ни неловкости, ни печали. Для меня телефонное общение как бы игра. Трудно общаться о жизненных неудачах, делить секретами, если не видишь глаз, мимики собеседника.
И разговор с Олегом не стал исключением. Еще минут двадцать назад я был взвинчен, зол и огорчен, но сейчас словно все чувства умерли.
Пустота внутри меня.
– Саня, ты где? – спросил Олег.
– Я не знаю, почему ребята так взъярились на тебя.
– Не ври мне. Что-то случилось?
«Да! Ты умер», – хотел сказать я, но не смог.
– Да не вру я тебе, – сказал я. – Честно не знаю. Может, погода на них так действует.
– Ага, охотно верю. Не надо мне вешать лапшу на уши.
Мне не понравились его слова. В них не было угрозы, но… но что?
Показалось, что Олег еле сдерживался, чтобы не засмеяться.
– Ладно, проехали, – сказал он. – Приезжай ко мне, а то давно не был. Чайку попьем или что покрепче. Я салями твои любимые куплю, на тоненькие-тоненькие ломтики порежу. М-м-м-м. Вкуснотища-то какая!
– Хорошо, сейчас приеду.
Я иду в гости к трупу! Наверное, просто мир сошел с ума.
3
Не хотелось мне в эту квартиру.
Казалось, что сейчас в глазок смотрел Олег и ждал, когда я надавлю на кнопку звонка. Я попытался улыбнуться, чтобы отогнать плохие мысли, но ничего не получилось. Нет, губы-то я растянул в улыбке, но тревоги…
На коврике заметил темно-бурый след. «Это кровь», – обронил внутренний голос.
Я снял кепку, провел рукой по вспотевшему лбу.
Воображение живо рисовало предстоящую встречу с Олегом. То я представлял, как дверь откроет мертвец с копошащимися в глазницах слепыми белыми червями, то откроет мертвец.
Еще и освещение в подъезде хреновое. Хотя перед глазком и этим скудным светом чувствуешь себя, как на сцене.
За дверью Олега что-то грохнуло.
Сердце ударило в грудь и провалилось. Я замер, готовый вот-вот сигануть с лестницы.
Почудилось?
Надеюсь.
Верил ли я в привидений? Нет. В детстве я провел ночь в одной квартире с трупом дедушки и не увидел ничего страшнее дождя за окном. На спор провел три дня – целых три дня! – на кладбище.
Не мог я позволить себе испугаться из-за идиотских предубеждений.
Не мог.
Я нажал на кнопку. Звонок, едва слышный, отозвался в недрах квартиры. За дверью послышалось шарканье тапок.

– Саня!
Олег развел руки для приветствия.
Я натужно улыбнулся, сделал шаг назад.
– Привет, Олежик. Давно… не виделись.
Хозяин квартиры закрыл дверь. Все. Пути к отступлению отрезаны.
– Жарища-то какая на улице, а ты джинсы и кроссовки напялил. Не бережешь ты себя, Санек. Шорты и сандалии – вот наш ответ.
Вспомнил, что еще вчера шел дождь, но я не собирался говорить Олегу вслух об этом. Мало ли.
– Проходи в кухню, – сказал Олег. – Там уже чаек стынет.
Я замялся. Оглядел маленький коридорчик, словно прося помощи. Мне было не страшно, но неуютно. Мне не хотелось бежать, но руки предательски дрожали. Мне не верилось в привидений, но доказательство их существования стояло передо мной.
В квартире ожидал увидеть мертвеца из фильмов ужаса, но увидел обычного человека. Олега. С глубокими морщинами на лице, с седыми висками, с брюшком.
– Что случилось? – спросил Олег.
– А что такое? – вопросом на вопрос ответил я.
– Ты выглядишь бледным.
Я махнул рукой и двинулся в кухню.

Разговаривал все больше Олег, я же помалкивал и пил чай стакан за стаканом.
– Ты представляешь, – говорил он, – какой-то идиот запечатал мою квартиру. Наклеил на дверь свою сраную бумажку и был таков. Жаль я его не поймал, так бы врезал как следует.
– Что собираешься делать?
– Пойду в отдел, конечно. Надо разобраться. Страна кретинов, блин.
Олег вздохнул.
– Ты прав, – миролюбиво сказал я.
– Ответь мне, пожалуйста, Санек. Почему сегодня на форуме народ так взъелся на меня? Я кого-то обидел? Морпех вон на мат перешел, как я вошел.
Я помотал головой.
– Не знаю, Олег. Честное слово.
– Посмотри мне в глаза.
Черт! Черт! Черт!
– Слушай, давай перейдем на другую тему? – предложил я. – Это долгая история. Ее так быстро не рассказать. Я чуть позже объясню.
– Но сегодня?
– Конечно.
«Олег, ты вот уже вторую неделю, как лежишь в могиле. А я вот разговариваю с тобой».
Глаза мужчины засверкали подобно изумрудам, брови изогнулись домиком, лицо отразило целую гамму чувств от печали до радости.
– Через два месяца женятся Гриша и Марина, – сказал я.
– Да ты что! Они же всегда грызлись, как кот с собакой.
– У них и сейчас сложные отношения.
– Гришке вроде двадцать недавно исполнилось?
– Двадцать один, – поправил я. – Маре – девятнадцать.
– Совсем еще юные.
Я кивнул и отвел глаза.
Олег замолк. Потом тяжело вздохнул, подвинул поднос с колбасой ко мне.
– Ты кушай, кушай, – сказал он. – Мне нельзя, сам знаешь.
Я до сих пор не верил, что передо мной сидел Олег. Казалось, стоит лишь дотронуться до мужчины, и он исчезнет.
Что же произошло? Пафосно звучит, но как мертвый смог вернуться в мир живых?
– Олежек… – начал я. – Ничего не хочешь мне сказать?
Олег наклонился ко мне.
Я уже знал, что последует дальше. Вариации на тему: «Я ничего не знаю, честно-честно».
– Что? Что ты хочешь услышать? – спросил Олег.
– Хорошо там? – ляпнул я.
– Где? – удивился мужчина.
– Ну… на том свете.
Чувствовалось, что он тревожился. На губах появилась заискивающая улыбка.
– Я не знаю о чем ты.
– Знаешь, – напирал я. – Не лги мне. Я же сам видел твой труп, видел, как ты умирал. И сейчас ты стоишь передо мной и говоришь о том, что ничего не знаешь?
Страх спал, сменился тупым оцепенением. Я хотел сказать Олегу о том горе, которое причинила его смерть, но не мог проронить ни слова. «Разве он виноват в своей смерти?» – говорил внутренний голос.
Я не думал, что передо мной стояло привидение, я думал о прошлом. Вспоминал, как разговаривал допоздна с Олегом о фантастике; как мы вместе отправились в поход на Аппалачи; как Олег подарил мне велосипед, потому что я давно мечтал о нем, но боялся покупать, так как не умел на нем кататься. Я вспоминал о тех сильных чувствах, которые испытывал к Олегу. Никакой «голубятины», только дружба. Все эти воспоминания нахлынули разом.
– Ты же умер, – сказал я.
– Да нет вроде бы. Вот он я. Живой и здоровый.
(Скажи правду!)
– Но… но… это невозможно!
Олег фыркнул и схватился за голову.
– Подожди, подожди. – Его голос вспарывал воздух, как нож. – Так я правда умер?
– Да.
Мужчина врезал костяшками пальцев мне в лоб.
– Не мели чепухи, Александр.
– А что ты тогда скажешь о запечатанной квартире, об отношении народа в чате?
Олег сложил пальцы домиком под подбородком.
– Живой я, – сказал он с вызовом. – Понял? Живой!
Молчание.
– Иди домой, Александр. Пожалуйста.
4
Вокруг шел дождь, а во рту было сухо-сухо. Я облизнул губы, слизывая капельки дождя.
Затренькал телефон. Звонил Слава (Um-nik).
– Алло? – спросил я.
– Это невероятно! Фантастика, ты понимаешь?! Я позвонил Олегу и…
– А мне казалось, что схожу с ума. Я от него иду.
– Да ну?
– Ага.
– Наш Олег восстал из мертвых. И похоже не знает об этом.
– Круто. Надо срочно звонить на телевидение.
– Не надо.
5
1 июня

Ku-ku: РЕБЯТА!!! Алик вернулся!!!!!! ВЕРНУЛСЯ!!!!
Lady Ga-Ga: То есть как?
Ku-ku: Я посуду мыла, а тут звонок в дверь. Открыла и… Алик стоял на пороге. С цветами и с шампанским.
Morpeh: 0____o
Administrator: Еще один вернулся с того света. А ты не испугалась, Ku-ku?
Ku-ku: Я знала, что Алик вернется. После того случая с Олегом… Я верила!
Administrator: А Алик выглядит нормальным?
Ku-ku: Конечно! Самый настоящий. Мой любимый. Больше никому не отдам.
6
Прошло полгода

Объяснений возвращению мертвых в мир живых я так и не нашел. У Славы, конечно, есть кое-какие гипотезы, но четких ответов нет и не будет. Да и нужны ли ответы?
В интернете, по телевизору, в газетах ежедневно появляются сотни сообщений о случаях воскрешения из мертвых. Никто не знает, как люди оживают. Просто в один прекрасный день к тебе домой стучится «бывший» мертвый, который не помнит о том, как умер. В основном возвращаются люди младше пятидесяти лет, хотя были, были прецеденты.
Правительства всех стран бьют тревогу. Мол, численность населения растет лавинообразно, и еды на всех может не хватить. Но я думаю, что выкрутимся как-нибудь. Человечество же справилось с фашизмом и войнами. А уж с голодом тем более справимся. Главное, что теперь можно надеяться на то, что рано или поздно к тебе могут вернуться умершие друзья и родственники.

Вспышка на миг осветила холмы , и, мгновением после темнота мягкой пленкой снова накрыла окрестности.
На сегодня бомбардировка окончена, и все могут спокойно ждать следующего дня, чтобы опять прятаться от залпов ракет, посылаемыми Ими на нас.
Вот уже год Они не прекращают попыток уничтожать наши крошечные поселения. Но никто из нас не понимает зачем они это делают.
Около тысячи дней назад кто-то или что-то в правительственных играх стран дало сбой. Закрывая глаза, я снова вижу небо того дня, протыкаемое иглами ракет. Затем удары, дрожь под ногами и вечная темно-серая пелена, накрывающая мир.
Многим удалось спастись - противоракетная оборона была не напрасной. Часть погибла после первых ударов, часть после от радиации и других недугов. Но были и те, кто выжил среди пустых степей асфальта и метала.
Я был среди них, такой же как все и ничем не отличающийся. Мы пережили радиацию и голод. Прячась в канавах, ямах и канализациях, мы остались людьми, хотя бы внутри. Кожа менялась и становилась чешуей, покрывалась шерстью или различными костяными наростами, но мы оставались людьми, хотя и понимали, что прежний облик не вернем никогда.
После первого года проведенного в скитаниях, выжившие стали собираться в миниатюрные колонии и общины. В одной из таких я встретил свою любовь.
Год спустя она родила мне двойню – мутация не отбила у выживших стремление к сохранению – двух девочек, моих самых любимых существ на этом свете.
Сразу же после того, как они научились издавать звуки, мы с моей любимой стали подготавливать их к жизни в новом мире – мире бомбежек, загрязненной жизни и радиации.
Уже в возрасте восьми месяцев они научились ходить на ногах, ловко помогая себе при этом руками. Они очень полюбили так бегать – могли часами носится по территории нашей общины.
Вот и сегодня они решили порезвиться, но видимо заигрались и убежали слишком далеко. Любимая отправилась их искать – в то время, как мужское население занималось добычей пропитания или же мародерством, женщины занимались обустройством. Конечно и среди охотников были женщины – пытающихся доказать свою силу оставалось немало, но большинство оставалось дома.
Услышав далекие рокоты вылетающих из орудий снарядов, я тут же бросился домой – что-то внутри меня надрывалось об опасности.
Я почти успел, почти добежал до нужного места. Но ракета прибыла быстрее меня, оставляя для меня лишь видение трех моих самых любимых фигур, накрываемых огненной волной.
Я стоял и смотрел на то, что осталось от моей семьи, от тех, ради кого я жил, ради кого я выживал.
Не было ни горя, ни ярости, лишь легкая пелена печали, которая проедала мое сердце, словно кислота пластик или дерево.
Я опустился на землю, обхватив руками колени и положив голову на них.
- Что творят, нелюди! – раздался в стороне дребезжащий старушечий голос.
Скользкая мысль о возрасте этой старухи мелькнула в голове, но не найдя опоры для развития, исчезла в пустоте.
Собрав пальцами песок с земли, я медленно разжимал кулак освобождая пространство для крупинок. Ни одно чувство больше не колыхалось в мне. Лишь в голове эхом разносилось старушечье нелюди, нелюди. Нелюди…

РАССКАЗ ТРЕТИЙ


Дело «Сбежавшие мертвецы».
…Полковник Сергей Петрович Вальцман сидел навытяжку перед начальственным столом и стеклянными глазами смотрел сквозь неторопливо вещающего шефа. Он только что вернулся с задания и его внутренние часы, привыкшие к ночному образу жизни, не успели перестроиться. Две недели ночных бдений бесследно не проходят. Сергея неудержимо клонило в сон, и он постоянно клевал носом, пытаясь маскировать это под одобрительные кивки. Да и слова шефа особого интереса не вызывали. Дело, которое он поручал команде Вальцмана, было совершенно рутинным. Полковник вообще не понимал, какое отношение к нему может иметь Патруль.
- Так, Игнат Борисович, давайте ещё раз. – Вздохнул Сергей, чувствуя, что если не скажет сейчас что-нибудь в слух, то точно заснёт. – Место – мир переходного типа. Магия существует, но почти не применяется. Эпоха – конец 19-го века. Локальная точка – викторианская Британия, городок Бигвилль. Проблема – на городском кладбище кто-то разрывает свежие могилы и похищает трупы. Полиция в лице констебля и двух помощников до сих пор ничего не добилась. Жалоба мэра в окружной центр перехвачена на почтовой станции и перенаправлена к нам. Так?
Шеф, Игнат Борисович, кивнул:
- Так.
- А при чём здесь мы? Насколько я помню, Патруль занимается оборотнями, магами, Тёмными Властелинами и прочими сверхъестественными делами. Ито лишь тогда, когда она начинает представлять серьёзную угрозу для общества. Какое отношение к этому имеют кладбищенские вандалы? Даже если там завелась банда гулей-падальщиков, на их устранение можно послать стажёров и спецназ… - От собственной речи у полковника прояснилось в голове и он смог сфокусировать взгляд на Игнате Борисовиче.
- Ты меня не слушал, да? – На лице шефа появилось страдальческое выражение.
Полковник замялся, но потом вспомнил, что врать шефу бесполезно и снова вздохнул, как можно жалобнее.
- Спать охота – сил нет… Голова – как после контузии… - Признался он.
Игнат Борисович молча подошёл к своему столу, выдвинул ящик, достал оттуда плоскую металлическую коробочку и протянул её Сергею:
- Проглоти две штуки. Не запивая.
В коробочке оказались льдисто-синие прозрачные таблетки, похожие на кристаллы. Сама коробочка была серебристая, без каких-либо надписей и пометок. Сергей послушно взял пару таблеток и проглотил их. Эффект последовал незамедлительно. По телу пронёсся арктический буран, а в голове взорвалось несколько ледяных заклинаний. Потом заработали гигантские пылесосы и высосали всю ледяную крошку… Остались только бодрость, запас свежих сил и желание вот сейчас, сию же секунду прыгнуть на коня и совершить что-нибудь… Вот такое… Эдакое… Героическое. Дракону пасть разорвать голыми руками, например. Игнат Борисович с ухмылкой наблюдал за тем, как меняется в лице подчинённый.
- Что, на подвиги потянуло?
- Боже, шеф… - Выдохнул полковник. – Вы что, накачали меня боевым стимулятором?!
- Это всего лишь энергетик. – Улыбнулся шеф, забирая коробочку. – Правда, не рассчитанный на человеческий метаболизм. Силушку молодецкую почуял?
Сергей кивнул, опасливо прислушиваясь к внутренним ощущениям.
- Ничего, через часик отпустит. Если спиртного не употребишь в течение двух суток. Смотри, а то так накроет… Второй тоннель под Ла-Маншем сапёрной лопаткой выкопаешь… И даже не спрашивай название таблеточек – ещё пристрастишься.
Игнат Борисович убрал коробочку назад в стол и опустился в своё кресло.
- А теперь слушай. – Сказал шеф. – Ты спрашивал, почему Патруль так заинтересовало это дело? Я тебе скажу честно. Не знаю.
- Как это? – Опешил Сергей. – Вы сами не знаете, зачем посылаете меня на задание?
- В том-то и дело. – Хмыкнул шеф. – Посылаю тебя не я. Пришла разнарядка от самого Большого Босса с указанием удовлетворить данный запрос «наилучшим образом». Лично я тоже не вижу в этом деле ничего интересного, но сам знаешь – с Большим Боссом не спорят.
Полковник обречённо кивнул. Да уж, поспоришь с ним… Большой Босс – это Фигура с заглавной буквы. Именно он когда-то создал Патруль Миров, разработал структуру этой межмировой конторы по борьбе со злом, заложил её основные принципы, идеологическую и теоретическую базу. Он спонсировал её в течение веков, назначал директоров-шефов, раздавал указы о наказании или награждении сотрудников и иногда выдавал особые поручения, которые следовало выполнять вне очереди. Если Игнат Борисович был директором, то Большой Босс – владельцем всего предприятия. О природе большого Босса ходили бесчисленные слухи и легенды. Никто и никогда не видел его в лицо. Никто и никогда не слышал его голоса. Более того – никто и никогда не видел его почерка – последние двести лет все указания Босса приходили по электронной почте, а до того – отпечатанные типографским способом. Некоторые сотрудники были уверены что Босс – это даже не один человек, а некая тайная организация, желающая оставаться в тени и действующая чужими руками. Однако наиболее популярной была версия, что Большой Босс – это САМ (при этих словах обычно закатывали глаза к небу и украдкой изображали крестное знамение, чтоб уже точно не было сомнений – кто именно САМ). Полковник Вальцман предпочитал вообще не задумываться над этой проблемой, принимая существование Босса за факт, не требующий объяснений. Как бы то ни было, если Босс обратил особое внимание на какое-то, даже самое заурядное, дело – значит, им нужно заняться всёрьёз и без промедления. Боссу виднее.
- Какие-нибудь рекомендации будут? – грустно спросил полковник. Бодрость, подаренная таблетками, не выправила внутренние часы, и организм всё равно удивлённо вопрошал, почему хозяин не спит.
- Оперативников лучше с собой не бери. – Посоветовал шеф. – Не похоже, что в этом деле придётся воевать. А опера мне здесь пригодятся. Сейчас же самое злачное время – сплошь шабаши, только успевай накрывать.
Сергей кивнул, соглашаясь. В эти дни во многих мирах, пропитанных магией, наступало «весеннее обострение» и поведение нечисти начинало напоминать тараканье – суетливая активность, исчезающая без следа при лучах света. Более-менее организованные тёмные силы устраивали всевозможные шабаши и слёты, призывы демонов и ежегодные совещания. Большую их часть Патруль игнорировал (так как вреда особого от подобных «сходок» не было), пресекая лишь те случаи, когда шабаш собирался с целью организации чего-нибудь совсем уж непотребного. Впрочем, некоторые собрания нечистой силы разгонялись просто так, в рамках «годового плана мероприятий».
- Возьми пару экспертов. – Продолжал шеф. – Лучше из людей, чтоб меньше проблем с маскировкой было. И оборудования стандартный набор. Этого хватит, чтобы разобраться на месте. Если обнаружится что-то серьёзное – помощь получишь незамедлительно.
- Тогда, пожалуй, возьму с собой Клариссу Фабье и Казыма ыб Ары. – Решил Сергей, мысленно перебрав свою следственную группу из восьми человек. Собственно, только эти двое во всей группе и были людьми, но полковник знал, что при нужде мог бы попросить специалистов из других подразделений. И ему бы не отказали. Задания, порученные Большим Боссом, обеспечиваются по первому классу. Однако сейчас Вальцман не видел нужды отрывать кого-то от дела. Своих ресурсов вполне хватало. – Клара у нас аналитик и немного гадает, Казым – специалист по магии людей. Основы криминалистики оба знают. Электроника и магия фэйри не ожидаются. Так что должно хватить.
Полковник вновь почувствовал небольшой упадок сил, и фразы его сделались короткими, рублеными. Чудо-энергетик работал очень необычно – волнами. Бодрость то накатывала, то отступала.
- Я тебя больше не задерживаю. – Сказал шеф, раскрывая одну из множества папок, лежащих на его столе.
- Так точно. – Вяло отрапортовал полковник, вставая. Игнат Борисович, видимо, остался недоволен его состоянием. Потому что внезапно расщедрился.
- Вернёшься с этого задания – получишь двухнедельный отпуск. – Буркнул он. – Домой слетаешь, к родителям… Порыбачишь.
- Спасибо, шеф. – Несколько воспрянул Сергей.
- Иди уже. – Отмахнулся шеф, а полковник, выходя, успел заметить на лице начальника такое же выражение, какое было на его собственном в начале беседы. Шеф любил рыбалку, это знали все. Вот только никто не знал, когда он последний раз рыбачил на самом деле. Выписать двухнедельный отпуск для директора было просто некому…


* * *



Группа материализовалась на небольшом холме. Крошечный городок лежали в низине у подножья холма, и был виден как на тактической карте – чётко, ясно и до мельчайших деталей. Лучи восходящего солнца тянулись к нему с востока, озаряя багрянцем и даря каждому предмету длинные тени, кутая в них переулки. Единственная широкая улица, обставленная двух-трёх этажными домами с черепичными крышами, плавно перетекала в круглую площадь, над которой возвышалась пара четырёхэтажных муниципальных зданий. Остальная часть города больше напоминала деревню, состоящую из множества опрятных одноэтажных домиков с огородами. Домики жались к центральной улице, так что уловить переход собственно города в пригород было затруднительно. К югу от города расстилались поля, ещё не сжатые и горящие красным золотом. К северу воздымались лесистые холмы, перемежающиеся заросшими дубом долинами. Кладбище находилось на западе, довольно далеко от города. Полковник поправил шляпу, словно фуражку и решительно зашагал вниз…

* * *

…Минут десять констебль Билл Лонгган старательно игнорировал настойчивый стук в дверь. Солнце ещё только пробивалось сквозь занавески, и констебль, привыкший спать в своё удовольствие, не испытывал ни малейшего интереса, какое дело могло кого-то привести к нему в такую рань. Тем не менее, ранние гости в упрямстве не уступали служителю порядка, и на десятой минуте принялись стучать уже в стекло рядом с дверью… Чем-то твёрдым и тяжёлым. Мистер Лонгган откинул одеяло, выругался сквозь зубы и, душераздирающе зевая, пошёл открывать, с твёрдым намереньем послать гостей, кем бы они ни были, таким маршрутом, каким и Марко Поло не ходил. Распахнув дверь, он несколько секунд молча разглядывал пришедших, пока, наконец, не убедился, что отвести душу в этот раз не удастся. Так как по ту сторону порога оказалась вовсе не соседка с третьей улицы, у которой ночью украли бельё с верёвок, и не пастух Фред, не досчитавшийся коровы, а весьма солидного вида компания.
Прямо перед Биллом стоял мужчина лет тридцати пяти-сорока, с коротким ежиком седых на концах волос и эдакой благородной небритостью, в виде аккуратной щетины на щеках и подбородке. Серые глаза мужчины были чуть прищурены, словно тот про себя усмехался чему-то. Одет он был по-дорожному, в клетчатую рубашку, сапоги для конной езды, брюки грубой ткани и короткую куртку. Когда дверь открылась, он положил руки на пояс, отведя полы куртки назад, и стали видны висящие на ремне кобура с револьвером и начищенная полицейская бляха.
По правую руку от мужчины улыбалась довольно высокая женщина примерно одного с ним возраста, с круглым, кошачьим лицом, очень подходящим для того, чтобы часто и широко улыбаться, зелёными яркими глазами и прямыми каштановыми волосами, собранными на затылке в пучок. Одета она была также, с поправкой на различия в мужском и женском фасонах. Правда, брюки больше походили на лосины, туго обтягивая бёдра. Женщина держала в руках небольшой плоский чемоданчик.
Последним был молодой, не старше тридцати лет, парень, своим обликом напоминающий не то о корсиканских пиратах, не то о русских разбойниках-казаках, не то о восточноевропейских цыганах. Был он черняв, кудряв, с чёрными, как смоль, глазами, вместо куртки на нём был кафтан с вышитыми узорами, а довершала картину золотая серьга в ухе.
На фоне этой троицы пожилой толстый полицейский в ночной рубашке, халате и не менее ночном колпаке выглядел просто глупо. Кроме того, он так и не понял, что они здесь делают. Может, это из столицы по его душу пожаловали? Билл торопливо перебрал в голове все те мелкие грешки и злоупотребления, которыми богата биография любого провинциального законника, но не нашёл ни одного, за который его могли удостоить такой «делегации». Всё это время (около минуты) трое пришельцев, как один, прищурившись, с интересом разглядывали самого Лонггана. Ситуация становилась чем дальше, тем глупее, хотя ни одного слова так и не было произнесено. Чтобы хоть как-то избавиться от нарастающего ощущения неловкости, Билл решил для начала всё-таки на гостей слегка прикрикнуть. Так, чтобы, в случае чего, можно было быстро извиниться.
- Я надеюсь, уважаемые, что вы имеете достаточно оснований и полномочий, чтобы будить меня в такую рань?! – Констебль попробовал наехать пузом на мужчину со значком. Тот не шевельнулся, остановив напор констеблевского брюха своим плоским, но непоколебимым прессом. Мужчина чуть улыбнулся, снял широкополую шляпу и вежливо поинтересовался:
- Вы – констебль Лонгган?
- Ну я, а что? – Насторожился Билл, сдавая позиции.
- Мы прибыли сюда по вашему вызову.
- Моему?! – Вот теперь констебль был окончательно ошарашен.
- А разве не вы писали в Скотланд-Ярд, что у вас возникли проблемы с разграблением могил?
- Э-э… Я, но я не думал, что… - Констебль хотел сказать, что и не надеялся, что на его запрос обратят внимание, но вовремя прикусил язык. – А давайте в дом зайдём?
- Давайте зайдём. – Согласился мужчина.
Оказавшись внутри, гости не стали даже садиться, а сразу взяли быка за рога.
- Меня зовут Сэм Вайс, я следователь Скотланд-Ярда по особо важным делам. Это – доктор Клэр Фабье, медик и эксперт во многих областях. А это – Казик Арисев, наш коллега из Польши, оперативный сотрудник. Надеемся на сотрудничество.
- А-ам… Извините, уважаемые, но я не рассчитывал привлечь столько внимания к нашим событиям. – Решился наконец на признание мистер Лонгган. – Почему Скотланд-Ярд прислал следователя по особо важным делам?
- Видите ли, Билл, не всё так просто. Ваш случай – не первый в череде странных преступлений. – Соврал Сергей-Сэм, которому и самому было бы интересно знать ответ. – Мы считаем, что здесь замешана некая оккультная тайная организация. Мы не знаем их цели и методы, но известно, что они проводят дикие ритуалы с применением человеческих останков. Разумеется, полиция не могла оставить такое без внимания. Но мы столкнулись с чем-то большим, чем преступная секта. До сих пор они уходят от руки закона. Теперь вы понимаете, насколько серьёзно всё, здесь происходящее?
- П-понимаю… - выдавил из себя бледный констебль. От полученной информации ему сделалось дурно. Такое маленькое, спокойное местечко, где отродясь не происходило ничего страшнее кражи, и вдруг – секты, маньяки, оккультные ритуалы. Мистер Лонгган сглотнул ком в горле и поинтересовался:
- А… А чем я могу помочь?
- Вы местный представитель власти, с вас и спрос. Вам доверяют горожане, вы первым обратили внимание на произошедшее… - «Сэм» наклонился к самому лицу констебля и, глядя ему в глаза, строго, с ноткой пафоса, сказал: - Только вместе с вами мы сможем раскрыть это дело.
Несчастный толстяк, и без того придавленный страшными картинами, повыползавшими из глубин воображения, едва не хлопнулся в обморок при мысли о том, что ему придётся ещё и разбираться во всех этих ужасах. Однако спустя миг он всё-таки взял себя в руки и, одёрнув халат, выпрямил спину.
- Какая именно помощь вам нужна?
Сергей удовлетворённо кивнул:
- Опросите людей. Тех, кто последние дни мог находиться возле кладбища в безлюдные часы – ночью, например. Опросите тех, кто оказался на улице в ночи, когда исчезали мертвецы. В общем, обычные полицейские меры с одним «но». Пусть они вспомнят вообще всё. Даже если им что-то померещилось, если они увидели что-то абсурдное… Тень там луну закрыла, мелькнуло что-то… Всё!
- Понял. – Кивнул констебль, стоя едва ли не по стойке «смирно».- Ещё что-нибудь?
- Какие меры принимались вами для расследования своими силами?
- Я по очереди посылал своих помощников на кладбище. Оба они отдежурили по одной ночи и ничего не видели. Но наутро могилы оказывались вскрыты.
- Может, они просто всё проспали? И стыдятся признать?
- Нет, и Джим, и Оуэн – ответственные парни, я тщательно подбирал помощников. К тому же, у Джима бессонница, он вообще не спит.
- Думаю, нам следует поговорить с ними. Вы можете сказать, где они живут?...
…Закончив все согласования, троица покинула дом констебля и направилась по первому адресу. Помощник констебля, Джим Скрум, жил один, снимая комнату в многоквартирном доме, на втором этаже. Идти было минут пять, народ на улице почти не встречался и полковник Вальцман, игравший роль старшего следователя, заметил вслух:
- Хорошо, что старик не сломался, когда я нагнал на него морозу и намекнул на ответственность. Видимо, не совсем ещё жиром заплыл. Какая-то польза от него будет.
- Именно, что какая-то. – Покачал головой нильфгаардец Казым, представленный «польским коллегой». – Всё равно, раскручивать дело нам. Максимум, что он может – собрать немного побочной информации.
- Но хотя бы палки в колёса ставить не будет. – Пожала плечами Кларисса-Клэр. – Уже неплохо. Кстати, господа офицеры и джентльмены, никто не хочет взять у дамы чемодан?
- Ага, потом там какая-нибудь колба треснет, и ты нам головы поотрываешь. – Буркнул Казым, но чемоданчик с полевой экспертной лабораторией из рук женщины взял.
Выйдя на «главную авеню», троица остановилась.
- Так. – Решил полковник. – Клара, давай в гостиницу, номера забронированы. Ключи даст хозяин, он ждёт. Разворачивай лабораторию, устанавливай связь, короче, обоснуйся. Как закончишь – сходи в местную прозекторскую, или «холодную», или как она там называется. Наведи справки по покойникам, чьи могилы были вскрыты. Казым – работаешь по второму свидетелю, Оуэну. Он вроде в частном доме живёт?
- Да, с семьёй.
- Хорошо. А я к первому. Разошлись…
…В отличие от констебля, его помощник на стук в дверь ответил сразу.
- Кого там черти носят? – Поинтересовался из-за створки мрачный голос. Дверь при этом осталась закрытой.
- Откройте, мистер Скрум. Я от констебля Лонггана. – Сказал Сергей, ориентируясь на самую большую щель в досках. Дверь чуть приоткрылась, в проёме появилась левая половина лица:
- По какому делу?
- Меня прислали из столицы, чтобы помочь с расследованием дела о вскрытии могил. Я бы хотел задать вам несколько вопросов.
- Нет.
- Тогда… Э-э, что?! – Такой реакции полковник не ожидал.
Дверь захлопнулась, грохнул засов, и с той стороны раздалось:
- Только с письменного разрешения мистера Лонггана.
- Какого ещё разрешения? Я следователь Скотланд-Ярда! – Возмущённо воскликнул Вальцман. Створка молчала. Полковник постучал ещё несколько раз, но результата не добился. Убедившись, что разговаривать с ним не намерены, Сергей оценивающе присмотрелся к двери. Судя по её виду, двух пинков вполне хватило бы, чтобы проломить её насквозь. Полковник с трудом подавил в себе нехорошие побуждения и, буркнув: «Будет вам разрешение», потопал вниз. У выхода его встретила стайка уличных ребятишек в возрастном диапазоне от семи до двенадцати лет. Все они, задрав головы, смотрели на него, словно на диковинного зверя.
- Привет, малые! – Улыбнулся полковник, подозревая, что сейчас у него, как у любого приезжего, начнут клянчить мелочь. – По какому поводу собрались?
- Дядька-а… - Отозвался семилетний карапуз в драных коротких штанах с подтяжками. – А это вас прислали из Лондона трупоедов ловить?
- К-кого?! – Поперхнулся агент.
- Трупеодов! – Восторженно взвизгнул другой мальчуган. – Которые могилы разрывают и мертвяков едят!
- А вас прислали их поймать! – Поддержала его стайка. – Правда?
- А с чего вы взяли? Я вроде ни перед кем не отчитывался… - Постарался как можно спокойней и дружелюбнее спросить Сергей.
- Да весь город уже знает! – Радостно проинформировали его. – Все говорят – из Лондона приехали великие сыщики, ловить тех, кто по ночам могилы раскапывает.
- Гхм… Ну, допустим. – Решил не отрицать полковник. – Допустим, я такой сыщик. А вот скажите, почему вы решили, что могилы раскапывают именно чтобы съесть покойников?
Это вопрос он задал просто, чтобы как-то отвязаться от детей – пусть почувствуют себя сопричастными расследованию, глядишь, удастся услать их куда-нибудь, чтоб не мешались. Результат, правда, оказался несколько большим…
- Ежели бы им кости были нужны или черепушки, они бы вскрывали старые могилы, где уже скелеты! А раскапывают только свежих, кого за день-два похоронили! Ясно – чтоб мясо не пропало!
- Чёрт, а ведь точно! – Подавив рвотный рефлекс, пробормотал Сергей. – Мы ведь ищем закономерность во вскрытии могил, но на их возраст никак внимания не обращали! Парни, - Обратился он к детям, - Объявляю вам благодарность за содействие следствию и выписываю денежную премию в размере одного медяка на брата. Получите у констебля!...

* * *

…В гостиницу полковник попал уже после полудня. Он немного пошлялся по городу, присматриваясь к переплетению улочек, заглянул домой ко второму свидетелю, не застал его там, но узнал от жены «объекта», что Казым уже приходил и отправился на поиски. Гостиничный номер встретил его тишиной. На двери стояла переносная сигнализация, на столе была расстелена вечная газета «Известия» за декабрь 1967 года, которую Кларисса таскала с собой повсюду вместо скатерти, на газете – аккуратно расставленные колбочки, баночки с реагентами и приборы. На диване валялся смятый кафтан Казыма – значит, забегал. Но самих помощников внутри не было. Полковник упал на диван, закинул ноги на спинку и попытался прочистить мозги. Подсознание уже пыталось выработать первые версии и предлагало варианты событий, но на самом деле информации было ещё недостаточно. Так что попытки создания логических построений лишь загружали голову. Чтобы отвлечься, он принялся чистить оружие. Стандартным личным оружием агента патруля был АПС – автоматический пистолет Стечкина, мощный двадцатизарядный пистолет, способный стрелять очередями и вести прицельный огонь на двести метров. Снабжённый спецпатронами или просто серебряными пулями, он представлял собой отличный аргумент против нечисти. Да и обычных живых противников тоже. Пистолеты эти давно не производились ни в одном из миров, и высоко ценились Патрулём. На рутинные задания их выдавали редко. В этот раз полковнику пришлось довольствоваться «реквизитным» револьвером «Уэбли и Скотт», и укрытым в тайной плечевой кобуре ПСМ – модификацией «Макарова», предназначенной для скрытного ношения. Им-то Сергей и занялся.
Пистолет уже блестел как зеркало и снаружи, и изнутри, когда с интервалом в пять минут вернулись помощники.
- В этот раз облом. – Сказал Казым, садясь на диван и пытаясь вытащить из-под полковника свой кафтан. – Свидетеля не было дома. Жена сказал, что он пошёл на базар. На базаре сказали, что тот ушёл неизвестно куда, скорее всего по служебным делам патрулировать улицы… Короче, я оббегал весь город и везде с ним разминулся. Постараюсь поймать его вечером или завтра.
- Я была в местной похоронной конторе. – Начала свой доклад Кларисса. Она распустила пучок на затылке, призванный скрыть слишком короткие для этой эпохи волосы, и теперь старательно их расчесывала перед зеркальцем над умывальником. – Тьма и ужас. Никакой документации у них не ведётся. Умер – закопали. Разве что в церковной книге выписку делают. Но главный гробовщик заметил, что за последние две недели умерло пять человек подряд. Имён он уже не помнит. Но все – крупные, крепкие и совершенно здоровые мужчины. Причину смерти никто особо не устанавливал. Списали на апоплексический удар. Пять раз подряд, ага.
- У меня не лучше. – Признался полковник. – Товарищ Скрум разговаривать со мной отказался категорически. Потребовал письменное разрешение констебля. Думаю, что-то он знает или ему кажется, что он знает. И почему-то боится.
- Надо бы его кольнуть покрепче. – Заметил маг-эксперт. – Возможно, с применением особых мер.
- Ага, а потом окажется, что он просто не выспался. Или что скрывает какую-нибудь постыдную мелочь. Или просто боится шагу ступить без разрешения констебля. – Агент Вальцман дёрнул краем губы. – Завтра возьму у Лонггана бумажку и навещу его ещё раз. А там посмотрим.
- Завтра? – Обернулась к нему Кларисса. – Почему не сегодня?
- Этой ночью мы пойдём на кладбище. – Пояснил полковник. – Клара останется здесь, на связи, а Казым и я попробуем организовать засаду.
- В первую же ночь? – Скептически выгнула бровь лейтенант Фабье. – Очень самонадеянно, знаешь ли… Думаешь, кто-то явится?
- Если и явится – то именно в эту. – Кивнул полковник. – Большая часть города уже знает, что приехали люди, охотящиеся за похитителем тел. Завтра будет знать весь город. К вечеру – и ближайшие окрестности… Пробовать надо сейчас, пока есть шанс, что преступник или преступники не в курсе. Идём этой ночью. А сейчас – всем спать…

* * *
…- Полночь уже прошла. – Прошептал Казым, глядя на светящийся циферблат своего брегета.
- И что? – Полковник покосился в его сторону но, конечно, ничего не увидел. Оба они лежали на склоне небольшого холмика, с которого отлично просматривалась вся «засеянная» область кладбища, укрывшись маскировочными плащами и подстелив под себя обычные. Неопытный в оперативных делах Казым предлагал сделать засаду у входа и тропинки, ведущей на кладбище из города, но полковник резонно заметил, что преступнику совершенно не обязательно пользоваться дверью, чтобы куда-то войти. Тем более что заборчик, огораживающий кладбище, был по колено взрослому человеку. Под наблюдательный пункт был выбран внутренний скат того самого холмика.
- Да сам не знаю. – Фыркнул маг. – Просто полночь… Самое время чему-то случиться…
- Это ты мне как эксперт-маг говоришь, или просто так?
- Просто так. – Вздохнул нильфгаардец. – Сколько мы тут ещё торчать будем?
- Сколько надо. – Огрызнулся полковник. Помолчал минуту и, вздохнув, ответил уже спокойнее. – До рассвета. Вот тогда уже точно ловить будет нечего.
Снова наступила тишина. Тишина на кладбище – это вообще явление особое. А уж тишина ночью… Луна то ныряла за тучи, то выскальзывала из-за них, бросая серебряную пыль на старые могильные камни и просевшие холмики. Деревья по периметру таинственно шумели кронами на ночном ветру. Шумели они и днём, но сейчас это звучало как-то по-особенному… Сергей поёжился под плащом, потянулся к термосу и внезапно приник к прибору ночного виденья, лежавшему перед ним.
- Ух-ты! – Едва ли не восторженно выдохнул командир. – Накаркал, надо же!
Сквозь окуляры ПНВ весь мир окутывал зеленоватый туман, но ночная тьма отступала и полковник отлично видел невысокие тени, крадущиеся между крестами и надгробиями со стороны забора.
- Раз… Два… Три… Четыре… - Шевелил губами агент Вальцман. – Четверо. Деталей с такого расстояния не вижу… Но движутся.
- Будем брать? – С опаской поинтересовался маг. Идея участвовать в силовом задержании его не слишком прельщала.
- Подойдём поближе. – После секундного раздумья решил Сергей. – Попробуем идентифицировать цели.
Отложив ПНВ и сбросив плащ, он беззвучно скользнул в кусты у подножья холма. Казым скользнул следом, шумно сломав несколько веточек. Агенты быстро обошли вереницу теней с флангов и взяли в клещи. Полковник извлёк из кобуры ПСМ, раздвинул ветки стволом пистолета. Несколько секунд он всматривался в низкорослые фигуры, крадущиеся мимо него, потом беззвучно выматерился одними губами и… вышел на открытые место.
- А теперь, джентльмены, извольте объяснить, что вы здесь делаете в столь неурочный час? – Ровным голосом поинтересовался агент, глядя в спины четырём мальчишкам. Одному из них было лет восемь, трём другим – по десять-одиннадцать. Всех четверых он видел днём в той самой стайке. Реакция на голос из-за спины, ночью, на кладбище, оказалась вполне ожидаемой – с дружным воплем дети сыпанули в стороны. Полковник поймал двоих за уши, ещё двоих перехватил выскочивший из тени Казым.
- Тэк-с. – Протянул полковник, выворачивая мальчишкам уши так, чтоб они смотрели ему в лицо. – Ну? Я жду ответа.
- Г-господин с-сы-ыщик! – Залепетал тот, что постарше. Все четверо сорванцов были бледнее мела, губы их мелко тряслись, но основной шок уже прошёл. – М-мы хотели посмотреть, как вы будете трупоедов ловить!
- То есть? – Полковник отпустил уши малолетних искателей приключений. – Откуда вы вообще знали, что мы здесь будем?
- Да весь город знает…
Сергей и Казым переглянулись.
- Так, блин. – Полковник скрипнул зубами. – Меня это уже раздражает. У них тут что, вместо обычной фабрики слухов профессиональная разведывательная сеть налажена?
- Городок крошечный. – Пожал плечами маг-теоретик, который всё ещё держал свою пару мальчуганов за уши. – Все друг друга знают, все друг с другом общаются… Это ты вырос в городе с населением в два миллиона. А я – в деревне с сотней жителей. Там любая информация ещё быстрее разносилась. А уж когда приезжали какие-то важные гости – каждый их шаг из уст в уста передавали. Развлечений-то никаких.
Полковник что-то раздражённо промычал, глядя в землю, и глубоко вздохнул, проведя ладонью по лицу:
- Ладно. Почему-то мне кажется, что сегодня мы уже никого не дождёмся. Собираем вещи, Казым. Дети, пойдёте с нами. Проводим вас по домам…

* * *
Луна уже начала приобретать нездорово-бледный оттенок, предвещая рассвет, когда командир группы и эксперт отвели, наконец, всех детей по домам, выслушали благодарности, а кое-где и ругань родителей юных приключенцев и смогли взять курс на гостиницу. Собственно, это был обычный частный дом с чуть перестроенным верхним этажом, где из четырёх комнат сделали два двухкомнатных номера. На первом была организована обеденная зала с общим столом. На время операции группа, нагло пользуясь липовыми документами, полностью реквизировала всё здание, чтобы хозяева и возможные жильцы не путались под ногами. Поэтому полковник был несколько удивлён, когда, не доходя до «базы» метров сорок, заметил у её дверей тёмный комок. Больше всего похожий на скрюченного человека в плаще. Упёршегося лицом в дверь и не замечающего ничего вокруг. Полковник вскинул ладонь, приказывая напарнику быть на стороже, и двинулся дальше крадущимся шагом. Казым молча достал револьвер и скользнул вбок, под прикрытие глубокого дверного проёма ближайшего дома. Приближаясь к незнакомцу, сгорбившемуся у двери, полковник откинул полу куртки и взялся за рукоять пистолета. Шершавая пластиковая рукоять, тёплая от контакта с телом, приятно грела замёрзшие пальцы. Конечно, это мог быть пьяный, запутавшийся в домах и теперь пытающийся открыть чужую дверь своим ключом. Или очередной любопытный, пришедший подглядеть за столичными гостями… Но почему-то Сергею в это не верилось ни на миг. Искусственно развитое чувство угрозы кололо виски: «Опасность!». «Пусть это будет пьяный. – Мысленно попросил Сергей неизвестно у кого. Возможно, у Большого Босса. – Чёрт, пусть это будет обычный вор, решивший обнести приезжих!».
До двери оставалось шагов двадцать, когда полковник, наконец, смог различить детали. Незнакомец всё ещё выглядел сплошным комком чёрного тряпья, но теперь было видно, что он вовсе не упирается лбом в дверь. Просто «плащеносец» припал к короткой трубочке, воткнутой в щель между дверными досками. Большего Сергею и не было нужно. Он мог бы навскидку перечислить дюжину вещей, для которых требуется воткнуть трубочку в дверь чужого дома, и все они плохо совмещались со здоровьем и благополучием тех, кто в этом доме находится.
- Уважаемый! – ПСМ выскользнул из кобуры. Полковник напружинил мышцы, готовясь рывком уйти в сторону в случае неадекватной реакции на оклик. – Можно с вами поговорить?
Человек в плаще рывком выпрямился и уставился на агента, демонстрируя непроглядную тьму на месте лица. Тот ничуть не смутился и продолжил сокращать расстояние скользящими шагами, держа пистолет в согнутой руке. Добиться эффекта «лица назгула» можно было как простейшим, на уровне балаганных фокусов, заклинанием, так и просто вуалью, натянутой под капюшоном. Так что это ни о чём не говорило.
- И узнать, что вы…
«Чёрный» внезапно кувыркнулся через голову и одним прыжком увеличил дистанцию между собой и Вальцманом на шесть-семь метров. После чего развернулся к нему спиной и припустил вдоль по улице со скоростью преследуемого пчёлами гепарда… Полковник моментально упал на одно колено, вскидывая ПСМ, но тут же вспомнил, что за оружие у него в руках и опустил его, громко выругавшись. «Плащеносца» от него отделяло уже метров двадцать – почти предельная дальность стрельбы для маломощного ПСМ, а при таком освещении её можно смело уменьшить вдвое. Шансов попасть по сливающемуся со стенами чёрному клубку почти не было, а вот переполошить весь город – предостаточно…
- Давай внутрь! Я за этим! – Крикнул он Казыму, срываясь с места. Тёмная клякса мелькала далеко впереди. Незнакомец уже выбежал на площадь и мчался поперёк неё, ловко уклоняясь от столкновений с пустыми торговыми лотками. Сергей бегал ничуть не хуже преследуемого, и хотя перепрыгивать лотки у него получалось не столь резво, расстояние между ними сокращалось. Однако «чёрный» уже достиг противоположного конца площади и нырнул в тёмный переулок между двумя трёхэтажными домами. Полковник резко остановился у переулка и вошёл в него с большой осторожностью. В такой ситуации сам бог велел притормозить, пропустить мимо себя преследователи, а потом огреть его по затылку… Сергей своей головой дорожил, поэтому спешить не стал. В этот раз, впрочем, осторожность не оправдалась. Никакой засады в переулке не обнаружилось, а вот «чёрного» и след простыл. На всякий случай агент быстро осмотрел переулок, ничего не нашёл, и направился назад.
Светало. Вовсю пели петухи, зажигались окна. Где-то хлопали ставни. Солнце ещё не встало, но восточное небо уже окрасилось в цвета коммунизма. Входная дверь реквизированной гостиницы была распахнута настежь. Сергей нахмурился. Дверь оставил распахнутой, конечно, Казым, когда ворвался внутрь. Но почему он не вернулся её закрыть? Полковник зашёл в дом, закрыл за собой дверь и замер, прислушиваясь. Сверху доносился какой-то невразумительный шум. Поднявшись по лестнице, он обнаружил следующую картину – Кларисса, явно без сознания, лежит на диване в неловкой позе, а Казым, рыча и матерясь сквозь зубы, ищет что-то в чемоданчике переносной лаборатории.
- Казым, что? – Быстро спросил командир, склоняясь над женщиной. Коснулся пальцами живчика. Никаких ранений или признаков отравления видно не было, но дышала Клэр хрипло, с видимым трудом, а пульс бился неравномерно. – Магия?
- Угу. Потеря жизненной энергии. – Не оборачиваясь, бросил маг-эксперт. Он, наконец, нашёл нужные склянки и теперь смешивал что-то чайном блюдце, превращая несколько жидкостей и порошков в вязкую желтоватую субстанцию. – Следы пока не разбирал, но и так понятно, что постарался тот парень у двери. Ушёл?
- Ушёл. – Оскалился старший агент. – Теряю форму на командирской должности… Слушай, а защита?
- Да вон. – Эксперт мотнул бородой в сторону полочки над умывальником. – Сняла кулон-оберег и забыла...
- Эксперты, мать вашу… - Полковник запустил пальцы в шевелюру и с силой дёрнул себя за волосы. – Элементарных правил не знаете, крысы кабинетные…
Потеря жизненных сил (по другому – «жизненной энергии», которую многие смешивали с душой или кармой) была едва ли не самой распространённой магической травмой у сотрудников конторы. Её можно было получить тысячью и одним способом, даже просто от длительного общения с существами демонического порядка, состоящими не из материи, а из энергии. Демоны и маги могли высасывать энергию с самыми разными целями, но симптомы у жертвы всегда были одни и те же, разнясь лишь по тяжести случая. Однако до тяжёлых случаев обычно и не доходило – хранил комплекс защиты. И что делать в таких случаях, агенты знали чисто теоретически.
- Повезло, что кроме амулетов ещё встроенная защита есть. - Бубнил Казым, продолжая возиться с химией. Сергей в это время сидел на краешке дивана, и держал в руках холодную ладонь Клариссы – от него сейчас ничего не зависело. – Ломал он её долго, потому и провозился до самого нашего прихода. Иначе справился бы за минуту. И перекачивалась энергия с трудом… Готово! - Маг взял в руки два блюдечка. – Это влей ей в рот, а с этим я сам…
- Справишься? – Поинтересовался командир, поднося блюдечко с чёрной жидкостью к губам подчинённой.
- Справлюсь. – Уверенно кивнул Казым. Он был человеком мягким, спокойным и мирным, но в кризисных ситуациях никогда не терялся, превращаясь в хладнокровного специалиста. – Но с твоей помощью. Будем делать «цепь».
- Из двух человек? – Сергей поднял на него глаза и нахмурился.
- Хватит. Хотя потом будет хреново, учти…
Маг, обмакнув палец в желтоватую смесь, быстро начертил на лбу женщины знак в форме раскрытой ладони, положил на него правую руку, в левую взял ладонь полковника и забормотал скороговорку заклинания. Из-под пальцев Казыма заструилось золотистое свечение. Полковник, уже участвовавший в таких целительских сеансах, ощутил знакомое головокружение. Сейчас часть его сил, транзитом через тело мага, перекачивалась в пострадавшую. Казым равномерно отнимал силы у самого себя и командира, стремясь отдать ровно столько, чтобы поднять воображаемый индикатор энергии Клары выше критической отметки. Проверенный метод действовал. Дыхание эксперта-аналитика стало ровнее. Ещё через минуту она открыла глаза…

* * *
Солнце уже выглядывало из-за коньков крыш. Вся троица сидела в обеденной и отпаивалась сладким чаем. Одинаковый упадок сил чувствовал каждый. Придя в себя, Клэр, к её чести, сразу же занялась делом. Держась за голову и шатаясь, она доковыляла до стола, извлекла из чемоданчика упаковку шприцов и аптечку, после чего вколола сначала себе, а потом и мужчинам целый коктейль из стимуляторов, энергетиков и восстанавливающих средств. Это было чревато для здоровья, но сейчас команде необходимо сохранить работоспособность.
- Сегодня на повестке дня один вопрос. – Произнёс злой, как чёрт, полковник Вальцман, отставляя чашку. В этот момент его бесило всё на свете – подчинённые, преступник, собственные ошибки. Плюс, один из введённых ему Клариссой препаратов, кажется, содержал толику спирта, которая вступила в реакцию с остатками «синей таблетки» шефа и теперь вызвала у офицера нездоровое возбуждение. – И что это было?!
- А что тут непонятного? – Пожал плечами Казым, выскребающий из усов крошки сдобы. – Попытка нападения на сотрудника органов правопорядка, находящегося при исполнении должностных обязанностей…
Сергей поперхнулся:
- Это ты у меня выучил, да? Не в своей же деревне…
- Полегче, командир. – Насупился маг.
- Ладно, извини… - Полковник поморщился и опёрся лбом о ладонь. – К тебе лично претензий нет. Хорошо поработал. Претензии к нам вообще, как к группе. Мы всё делаем правильно… Но слишком медленно. Нас опережают.
- Будем действовать быстрее.- Пожала плечами Кларисса. - Как только вы нароете ещё хоть немного информации, я возьму её в оборот и предоставлю первые выводы.
- А что у нас есть сейчас? – Полковник откинулся на спинку стула. – Факт первый – трупы действительно пропадают. Трупы здоровых мужчин, умерших в последнее время непонятно от чего… Предположение первое – смерти и похищения связаны. Скорее всего, тот, кто крадёт трупы, сам же их и организовывает. Не ожидая милостей от природы, так сказать…
- Факт второй – попытка применения опасной магии против прибывших следователей. – Подхватила Клэр. – Некто пытается устранить одного из «полицейских» с помощью очень мощной магии, не оставляющей следов… Предположение второе – факт второй связан с первым.
- Два основных предположения. – Кивнул Казым. – Вокруг них вертится ещё с полдюжины домыслов…
- Значит так… - Агент Вальцман решительно хлопнул по столу ладонью. - Сегодня к вечеру должны быть сделаны предварительные выводы. Я чувствую – ещё самую малость данных, и мы нападём на след. Для этого я намерен опросить свидетелей, а вы с Казымом должны выжать максимум пользы из ночного происшествия. Не бывает магии, не оставляющей следов. Хотя бы косвенных. Мы знаем, что неизвестный пытался использовать высасывание жизни, но какого рода? Бокоры, некроманты, демонологи делают это совершенно по-разному… Сегодня…
В дверь постучали. Агенты переглянулись.
- Не заперто! – Крикнул полковник.
Вошедший мальчишка замер на пороге, круглыми глазами уставившись на три револьверных ствола, направленных в его сторону.
- Чего тебе? – Смущённо спросил Сергей, пряча оружие.
- Меня мистер Лонгган прислал, констебль. – Ответил мальчик, сглотнув. – Там его помощник… Джимми Скрум… Руки наложил!
- На кого?! – Вальцман вскочил, опрокидывая локтем чашки.
- На себя! – Уточнил ребёнок, сияя глазами от восторга. – Говорят, горло себе распорол. Кровищ-щ-щи - жуть!
- Меня пугают местные дети. – Сдавленным голосом произнёс полковник, обернувшись к напарникам. – А вообще… Кажется, нас опять опередили…
- Есть ещё второй свидетель. – Заметила Клэр.
- Второй мог не видеть того, что видел первый. – Вздохнул полковник. – Потому и жив. Хотя… Возможно и видел, чёрт возьми! Действуем быстро. – Он повернулся к Клариссе. – Клэр, берёшь на себя суицидника. Полная экспертиза трупа и места происшествия, если надо – можешь запросить помощь с базы, связь я тебе оставляю. Казым – мы с тобой ко второму, Оуэну. Он сегодня дома?
- Должен быть… Сказали, только к утру будет.
- Летим к нему. Лишь бы опять не опоздать!

* * *
…Помощник констебля жил в опрятном белёном домике с большим огородом. Было видно, что именно уходу за грядками служитель закона уделяет большую часть своего времени. Агенты прошли по тропинке между кабачковыми грядками и постучались в двери домика. Наверное, первый раз в этом городе им открыли сразу и без задержки. На пороге стоял светловолосый молодой человек лет двадцати пяти. Вид у него был довольно несвежий, словно он не спал этой ночью.
- Мистер Оуэн? – спросил Сергей, выдвигаясь вперёд. – Помощник констебля?
- Да, а с кем имею честь?
- Сэм Вайс, Скотланд-Ярд. – Представился полковник, демонстрируя значок. – Я бы хотел поговорить с вами по поводу вашего дежурства на кладбище.
- Э-э… Да, конечно. – Следователю показалось, что молодой человек несколько смутился. – Заходите, поговорим за столом…
Оуэн провёл Казыма и Вальцмана в обеденную комнату. Там обнаружился большой стол, на котором исходили паром несколько тарелок и молодая женщина, которая эти тарелки расставляла.
- Это моя жена, Лаура. – Представил её помощник констебля. – Лаура, это те господа из Лондона, у которых ко мне дело.
Агенты поздоровались с женщиной (Казыма она уже знала), отказались от участия в завтраке и приступили к допросу.
- Итак, мистер Оуэн, для начала скажите, где вы были вчера? – Начал полковник, оперевшись о стол локтями и сложив ладони домиком.
- Вчера меня не было в городе. – Ответил молодой человек. – Я вернулся буквально пару часов назад, затемно.
- Вас не было весь день и всю ночь? – Полковник переглянулся с магом. В его душе моментально зашевелились пока ещё слабо оформленные подозрения. – А где вы были?
- Это целая история. Моя сестра с мужем живёт в Холи Кросс, деревне возле старого аббатства. Это недалеко отсюда. У неё скоро должен был родиться ребёнок. И вот, вчера мне прислали весть, что… Э-э-э… В общем, что скоро начнутся роды. Я не стал даже отпрашиваться у констебля и немедленно отправился туда.
- А зачем? Вы могли как-то помочь принять роды? – Приподнял брови Сергей.
- Нет. Я просто хотел быть рядом. Всё-таки это моя сестра…
- Кхм, действительно… - Теперь уже полковник был смущён.
- Я пробыл в Холи Кросс, пока всё не завершилось благополучно. Это случилось уже поздним вечером, но я тут же двинулся домой. Меня ждала жена, и нужно было отчитаться перед констеблем…
- Кстати, а кто у вас?...
- Мальчик. Племянник.
- Поздравляю. Значит, всю ночь вас не было, и вернулись вы только что?
- Именно.
- Ясно. – Покивал агент, мысленно поставив галочку – попросить констебля отправить нарочного в Холи Кросс и проверить информацию. – Тогда дальше. Я хочу, чтобы вы ещё раз вспомнили, как прошла та ночь на кладбище.
- Да в том-то и дело, что рассказывать нечего! – Всплеснул руками парень. – Сначала сидел в кустах, потом ходил по кладбищу… И ничего не было! Вообще ничего не случилось. А наутро нашлась вскрытая могила. Я мимо этого холмика за ночь раз десять проходил – всё с ним было нормально. Не могли его раскопать на такую глубину с тех пор, как я его последний раз видел целым…
- Мы слышали это от вашего начальника. – Кивнул Казым. – Но этого мало. Мы хотим, чтобы вы постарались вспомнить мелкие детали той ночи. Что-то, что обратило на себя внимание. Не замечали ли вы каких-нибудь животных, странно себя ведущих или нехарактерных для этих мест? Каких-нибудь явлений… Странного свечения, например, или непонятных звуков? Не испытывали ли странных ощущений?
Оуэн наморщил лоб и крепко задумался. Несколько минут он тёр лоб и виски, шевелили губами. Наконец, неуверенно протянул:
- Н-ну… Вот теперь кажется, что что-то такое было. Когда я отчитывался перед мистером Лонгганом, я был уверен, что ничего особенного не заметил. Но теперь, когда постарался вспомнить…
В дверь постучали. Помощник констебля запнулся и умолк.
- Я посмотрю, кто там. – Отозвалась жена из другой комнаты.
- Так что? – Спросил полковник, наклоняясь вперёд. Он напрягся, словно гончая, почувствовавшая, что вот-вот выйдет на след дичи.
- Я не могу сказать, что испытывал странные ощущения во время дежурства… - Молодой человек покусал губу. – Я испытываю его сейчас, когда пытаюсь вспомнить, что же тогда было.
- Можете описать подробнее?
- Даже и не знаю… В общем, как будто… Та ночь была короче, чем должна бы быть, что ли…
- Короче?
- Да… Она прошла слишком быстро, вот что. М-м… Постойте… - Оуэн схватился за виски и зажмурился. – Кажется, я сейчас что-то вспомню…
В комнату заглянула его жена.
- Забегали мальчишки. – Произнесла она. – Попросили передать тебе послание. Сказали – ты в курсе о чём это и от кого.
- Что за послание? – Приподнял брови помощник констебля.
- Дословно: «Сегодня мост единения рухнет тихо». – Старательно процитировала Лаура. – Милый, это похоже либо на бред, либо на какой-то пароль или тайный язык… ты что-то от меня скрываешь? – Женщина смерила мужа взглядом, полным подозрения. – Что это у тебя за связи, о которых я не знаю? Господин следователь, это не с вами связано?
Но Сергей не слушал хозяйку. Он напряжённо вглядывался в лицо своего собеседника. С помощником констебля творилось что-то неладное. Черты лица внезапно расслабились, взгляд соскользнул с лица сидящего напротив агента, потерял фокусировку и устремился в неведомые дали. Рот чуть приоткрылся. Такое состояние длилось чуть больше двух секунд. Затем Оуэн захлопнул рот и, игнорируя прерванную беседу, принялся вполне целеустремлённо оглядываться.
- Мистер Оуэн? – Полковник напрягся и привстал со стула. Краем глаза он заметил, как Казым торопливо чертит пальцем на столешнице один из знаков магического зрения. – Что случилось?
Молодой человек пропустил слова Сергея мимо ушей. Его взгляд наконец-то остановился на оловянной вилке – единственном остром предмете на столе. Глаза парня вспыхнули, и он резко протянул руку к вилке. В этом жесте не было ничего угрожающего, но в голове агента Вальцмана стремительно пронеслась вереница фактов, которую венчал образ трупа с распоротым горлом… Не дожидаясь, когда Оуэн схватит вилку, полковник стремительно рванулся вперёд, со звоном снося посуду животом, перемахнул стол и всем весом обрушился на парня, опрокидывая его назад вместе со стулом. Испуганно взвизгнула Лаура. Сергей упал на Оуэна сверху и попытался придавить к полу, прижать к доскам руки, обездвижить. Помощник констебля сопротивлялся молча и с невиданной силой. Почти сразу после падения он ухитрился высвободить правую руку. При этом он сломал себе мизинец, но не издал не звука, чем окончательно убедил агента в том, что никакой ошибки нет – всё серьёзно. Когда рука Оуэна выскользнула из захвата Вальцмана, тот чуть отпрянул, ожидая удара, но ошибся. Вместо того, чтобы продолжать попытки высвободиться, парень выдернул револьвер из кобуры на поясе полковника и попытался направить ствол на себя. Агент ударом локтя вышиб оружие из раненой руки и треснул противника лбом в лоб. Голова Оуэна мотнулась, он приложился затылком о доски пола и на миг затих. Пользуясь передышкой, Сергей крикнул:
- Казым – помогай держать! Лаура, позовите на помощь!

Волны, с шумом разбивающиеся об остатки высоток. Небо, сиренево-белое, с золотистой полоской на востоке.
Йе любил всё это. Любил всегда, с первого дня, когда ступил на руины древнего города. Сколько уже прошло? Он сбился со счета на первой сотне лун. Он просто любил этот умерший, пустынный мир. Мир обломков некогда величественной цивилизации. Мир ветра, золотых восходов и сиреневых ночей. Здесь он расчистил радиоактивные пустоши, использовав энергию эко-корректоров на своем челноке. Он расчищал обожженную, истерзанную пламенем землю, сдирая оплавленную корку, которая временами достигала двух локтей, и используя как топливо для корректоров. Окончив расчистку (на это ушло около двадцати оборотов планеты вокруг светила), он засеял бескрайние поля, посадил леса, развел животных и птиц из тех генетических останков, что удалось наскрести.
Шло время- луна этого растерзанного мира несколько сотен раз сменила фазы, Йе всё так же трудился, раз за разом облетая планету на челноке и выискивая необихоженные участки. И всякий раз с тоской думал о том, что Разум здесь уже не восстановить. Разум погиб безвозвратно. Хотя можно ли назвать Разумом Безумие? Именно Безумие и ненависть толкнули здешних обитателей в объятия войны, в которой не было победителей. Нет, больше этот мир не заразит чума ненависти! Он будет подготовлен и заселен его, Йе, сородичами- йиринди, нтауи, алри или любой из миллионов известных миролюбивых рас, состоящих в Содружестве Миров. В недрах звезды, освещающей этот ставший таким уютным мирок, было достаточно энергии на миллионы лет существования. И всё же мысль о тех, кто когда-то властвовал здесь, не покидала Йе ни на мгновение. Ему удалось выяснить, что они делились на два народа, называвшие себя хелне и койне. По-видимому, койне занимали подчиненное положение. Однажды Йе попался целый альбом старинных двухмерных картинок-оттисков, изображавших сцены жизни семейства. Красивые тонкие лица, изящные фигуры одних гуманоидов на оттисках резко контрастировали с угловатыми квадратными телами и грубыми чертами других. И грубые создания видимо находились в подчиненном состоянии, о чем свидетельствовали ошейники на их толстых шеях. Из тех жалких останков информации, что удалось ему наскрести в сожженных дотла городах, он узнал, что две эти расы вступили между собой в смертельное противостояние.

Очищенные корректорами от радиации и грязи волны Океана светились изумрудным пламенем. Йе потянулся и направился к воде, на ходу сбрасывая комбинезон. Его тело, покрытое перламутрово-белой чешуёй, светящейся в лучах восходящего солнца, было сильным и гибким. Он вошел в нежные, ласкающие волны и поплыл, изгибая тело по-змеиному. Он обожал эти утренние прогулки, купание, в безмолвном, но теперь уже живом мире. Он любил дышать полной грудью, наслаждаясь ароматом озона.
У Йе не было семьи. Девушка иной расы, другого вида, которую он любил, погибла в пламени взорвавшейся сверхновой, не успев эвакуироваться. Всё, что осталось от неё- маленькая голограмма. Йе иногда любовался ею, когда совсем было тяжело. Но потом, оказавшись здесь, на этой маленькой планетке с единственным спутником и кучей мусора на орбите, и взявшись за восстановление, он позабыл обо всём кроме своей работы.

Солнце медленно катилось к зениту. Йе нежился на песке, вытянувшись во весь рост и наблюдая за бликами на воде. Внезапный возглас заставил его подпрыгнуть на месте. И вот он уже стоит лицом к лицу с девушкой. Первое, что он отметил, так это то, что она мало чем отличалась от него. Тонкая фигурка, чешуи, правда, не было, её заменяла перламутрово-белая кожа. Длинные рыжие волосы, как у аборигенов нтауи. Высокий лоб, большие золотисто-карие глаза, в которых застыло отчаяние. Девушка застонала и опустилась на песок. Слёзы текли по её щекам, губы дрожали. Её крик был похож на рыдание:
-Тэн хеш шамарр! Тэн хеш шамарр!

Йе открыл глаза. Он лежал на песке, солнце стояло высоко в небе. Йиринди с трудом поднялся. Сон! Всего лишь сон! Но какой реалистичный, почти осязаемый, как и свидетельство возбуждения. Йе несколько раз глубоко вдохнул и медленно выдохнул, ощущая, как уходит напряжение, расслабляются сведенные судорогой челюстные мышцы. Восстановив утраченное равновесие, он шагнул вперед, и неожиданно нога его наткнулась на что-то твердое. Наклонившись, он разбросал песок и извлек предмет на свет. Это был череп, обтянутый остатками темной мумифицировавшейся кожи. Судя по форме и длине рыжих волос, женский. Йе вздрогнул и едва не выронил находку. Вот оно, то, что он так долго искал! Образец!
В капсуле, служившей ему домом, Йе загрузил генетический материал в восстановитель и задал программу. Затем вернулся в ангар, где обычно хранились припасы и собственно, сама шлюпка. Он сам не понимал, почему вдруг так бешено забились оба сердца, и чешуя встала дыбом на затылке. Он забрался на сидение шлюпки и некоторое время сидел, подобрав колени и глядя перед собой. В памяти всплывали картины из прошлого, радостное личико Инкситарр, его любимой. Йе вылез из шлюпки и заметался по ангару, не находя себе места. Кусая пальцы от волнения, он вошел обратно в капсулу и принялся разглядывать датчики на панели управления. Работа двигалась очень и очень медленно. Частично материал не подлежал восстановлению. Предвидя это, Йе загрузил в аппарат часть собственных тканей и теперь в ожидании результата весь извелся. Чтобы хоть как-то успокоиться, он торопливо зарядил иньектор двумя кубиками снотворного и вколол себе. Сон настиг его почти мгновенно.

Судя по показаниям таймера Йе проспал почти один оборот планеты вокруг своей оси. Голова слегка кружилась, но в общем состояние было вполне удовлетворительным. Йе подошел к восстановителю.
Девушка лежала на дне контейнера, свернувшись калачиком. Изящные изгибы тела казались очерченными тонкой кистью художника. И она была совершенно такая, как в его сне. Огромные нежные глаза смотрели из-под густых ресниц расфокусированным взглядом младенца. Йе с улыбкой погладил девушку по пышным волосам. Направив на новорожденную яркий луч осветителя, он обнаружил тоненькую полоску чешуи, сползающую от затылка по шее и спине к двум аппетитным половинкам. Йе отодвинул осветитель и, перегнувшись через край бака, легко поднял девушку на руки. Рыжеволосая головка безвольно склонилась на его плечо. Девушка была вся в желто-зеленых потеках питательного раствора, в котором проходило созревание. Йе отнёс её к морю и, держа на руках, вошел в ласковые волны. Он брёл, пока вода не достигла уровня груди. Держа девушку на весу, осторожно омыл её в теплых волнах. Девушка обмякла в его объятиях, уронив головку ему на грудь. Он стоял, держа её безвольное тело, и внезапное ощущение абсурдности происходящего охватило его с такой силой, что он рванулся обратно на берег, волоча девушку как сломанную куклу.

…Йе помнил свою последнюю встречу с Инкситарр. Её огромные золотистые глаза было печальны. Она ластилась к нему с какой-то жуткой обреченностью, но когда он обнял её, оттолкнула его. Ошеломленный, Йе стоял перед ней, уронив руки и не понимая, в чем провинился.
-Видится мне, что скоро мы расстанемся,- тихо сказала Инкс, глядя на него- два моих сердца тоскуют и плачут…будь осторожен, береги себя, мой любимый…храни себя…
Она бросилась в его объятия и Йе, растерянный, напуганный и оттого возбужденный более, чем когда-либо, крепко прижал её к себе. То была их последняя ночь. Потом Инкс улетела на Хибрион, помогать в эвакуации местного населения. Предчувствие не обмануло её…
Узнав о смерти Инкс, Йе едва не лишился рассудка от горя. Он метался, словно дикий зверь, лишившийся детенышей. Он и сам не отдавал себе отчет в том, насколько сильна была его привязанность к Инкс. Сочувствуя ему, шеф Ални старалась загрузить его работой, чтобы у Йе не оставалось времени на страдания. Но он сам выпросил бессрочный отпуск. Когда-то, в счастливые дни их любви с Инкс, она показала ему небольшую планету, освещенную рыжим карликом и имевшую лишь один спутник. Планета была изъязвлена руинами – останками цивилизации. Очевидно, здесь разыгралась кошмарная война, в итоге которой победителей просто не оказалось. Инкс же считала, что ещё не всё потеряно. Она поделилась своими планами восстановления этого мира. Тогда он даже не воспринял серьезно эти планы. На что Союзу крошечный мирок, едва ли способный принять больше миллиарда жителей? Гибель Инкс в пламени суперновы поменяла его мировоззрение. Ему казалось, что очистив и заселив планетку, он тем самым выполнит волю Инкс, поставит ей своеобразный памятник. Поскольку у планеты не было имени, он назвал её в честь любимой.

Уложив девушку на песок, Йе побрел к тому месту, где нашел череп. Только череп…но должно же было ещё что-нибудь остаться! Опустившись на колени, он принялся разгребать песок. Сломался выпускной ноготь на последнем пальце, но Йе даже не заметил этого. Он копал и копал, разбрасывая песок. Потом поднялся, вернулся к девушке и отнёс её в капсулу. Уложив, сделал укол снотворного. Затем положил в сумку несколько контейнеров с пищей и водой и завёл «крота», задав программу работ.
Йе сам не знал, что ищет. Он полагался на сверхчувственное восприятие, свойственное его народу. «Крот» углублялся в песок, аккуратно снимая слой за слоем. Йе сидел рядом, подогнув колени к груди, и старался понять, что именно так тревожит его. А тревога была! Словно расплавленный металл, капля за каплей она просачивалась в душу, обжигая её невыносимым пламенем.
Почему-то ему вспомнилась участь Земли Аденауэра из системы Мербольд-Йен, населенной потомками колонистов с Земли. Эти люди, зараженные вирусом безумия, в один из дней внезапно начали разрушительную войну друг против друга. Никто не мог сказать, почему это произошло. Когда пожар войны стал грозить другим планетам системы, Координационный Совет принял решение подвергнуть Аденауэр нейтронной бомбежке с орбиты. Йе был знаком с Исполнителем Райнером, принадлежащим к той же расе, что и развязавшие войну, взявшим на себя обязанность палача. Он помнил скорбно опущенные уголки губ Райнера и полный боли взгляд голубых глаз. И в его памяти навсегда отпечатались сказанные Исполнителем слова:
«Похоже, этот кошмар никогда не закончится!»
Позже он узнал, что Райнер погиб во время эвакуации на Хибрионе, там же, где и Инкс, они не успели уйти, когда звезда взорвалась. Но Йе подозревал, что Исполнитель просто не захотел покинуть гибнущую планету. Чувство вины…
«Крот» затрещал, информируя о находке. Йе едва не опрокинул на себя колбу с соком. Торопливо поставил её на песок и поспешил на зов аппарата.

Это было что-то вроде портативного передатчика. Большая, размером с две ладони, продолговатая коробка с небольшим экраном. Анализатор «крота» уже просчитывал варианты использования. Это заняло несколько минут. Йе нервно ходил взад-вперед, вне себя от волнения. Наконец сигнал анализатора дал понять, что предмет готов к использованию.
Йе осторожно вынул коробку из манипуляторов аппарата. Экран слабо засветился, на нём возникло усталое лицо. Йе с трудом удержал крик, это было лицо девушки, созданной им из генетических останков. Бледное, в потеках слёз, измученное лицо. В громадных зеленых глазах застыло отчаяние.
-Тэн хеш шамарр!- её голос был похож на скрежет металла. Йе переключил настройки портативного переводчика и ему пришлось подождать ещё какое-то время, чтобы услышать послание на понятном ему языке.
-Если кто-то меня услышит! – говорила девушка с экрана. –Если кто-нибудь найдет это сообщение…Я Акуэл Тевина, дочь Ферго Тевина, военачальника Нойи. Если кто-то меня слышит, отзовитесь! О, хелне! Если кто-то найдет это послание…(помехи)…эти выродки ответили ударом на удар…(помехи)…подлые отродья! Они должны были быть благодарны нам за то, что мы заботились о них! Койне! Койне! Подлые твари! Они укусили руку, кормившую их! Грязные койне!...
Запись оборвалась. Йе выронил прибор. Опустившись на песок, он уткнулся лицом в колени. Прошло немало времени прежде, чем он смог заставить себя встать. Прохладный вечерний бриз охладил его разгоряченное тело, вернул ясность мысли. Йе знал, что делать. Теперь знание его перерастало в уверенность.
Девушка спала, вытянувшись на лежанке. Йе подошел к ложу, взял иньектор и зарядил в него смертельную дозу снотворного. Вколол девушке и сел рядом, ожидая, пока её сердце не перестанет биться. Потом вышел в ангар, держа на руках мертвое тело, и открыл заслонку корректора, поместив тело в топливный бак.
-Безумие закончится здесь и сейчас- тихо произнёс он, с тяжелым сердцем нажимая на рычаг переработки. Опустился рядом с массивной металлической тушей корректора и горько, безутешно зарыдал.

-Вега! Вега! Говорит экологическая станция «Йомини», командир Йе! Примите послание! Квадрант 685 сектор 109999. Планета Инкситарр системы рыжего карлика. Сила тяжести 1,5 единицы по шкале Хелори. Пригодна для жизни, восстановлена. Посылаю данные по экоструктуре и ископаемым.
-«Йомини», мы вас слышим!
Йе подпрыгнул от неожиданности. Впервые за долгое время, за много оборотов планеты он услышал живой голос. Чувство невероятного одиночества, владевшее им, внезапно исчезло. Йе утер остатки слёз с лица и поудобнее устроился перед экраном, на котором спустя пару секунд появилось широкое лицо. Вместо чешуи гладкая розоватая кожа, круглые серые глаза. Человек!
-Стас Нерецкий, старший помощник на «Волге»- человек улыбнулся открытой улыбкой-, мы поймали ваше сообщение. Мы тут, неподалеку. Если хотите, можем забрать вас с собой.
-Меня зовут Йе. Я йиринди.
-У нас тут есть ваши соплеменники…- Нерецкий что-то крикнул, отвернувшись от экрана. Спустя минуту его место занял молодой йиринди, при виде которого у Йе внутри всё сжалось.
-Йормак – представился парень, встопорщив в знак приветствия жаберные щели и приподняв чешую на висках. –Рад видеть тебя, Йе.
-Я…-у Йе снова слёзы подступили к горлу-…я приношу этот мир в дар моему народу от имени моего вейсса и от имени Инкситарр с Ш,Лесса. С условием, что её имя останется в качестве наименования этого мира.
Несколько минут в воздухе висела тишина.
-Желаешь ли ты вернуться домой, Йе?- наконец тихо спросил Йормак.
-Да- ответил Йе и сам удивился той радости, что нахлынула на него с этим ответом.

-Йе, я принесла вам…тебе поесть- миловидная ушастенькая девушка скользнула в каюту. Йе сел на постели, улыбаясь в ответ на её улыбку.
-Спасибо, Сидибе, я и правда проголодался. Не составишь компанию?
-С удовольствием- девушка присела на выросший прямо из пола стул и положила поднос на столик. –Я приготовила тебе солуссы, как на твоей родной планете.
Йе взял небольшой кусочек с тарелки и сунул в рот. Проглотил.
-Изумительно! Я оказывается, здорово соскучился по домашней еде!
-Рада, что смогла угодить тебе. Знаешь, я видела фото мира, который ты очистил. Он прекрасен!
…Да, прекрасен…мир без ненависти, злобы и горя…мир, который населят существа с чистой кровью, незараженной вирусом безумия, вражды и высокомерия…Йе надеялся на это…о, как надеялся!

<Пахло свежестью, в лицо дул утренний бриз, солнце почти показалось из-за горизонта. Ещё какие-нибудь 15 минут и ласковые лучи коснуться земли,…но я этого уже не увижу…
Толчок, взмах и я уже твердо держусь на крыльях. Ветер колышет перья. Я вдыхаю воздух и я почти жива, вот только дело как раз в этом «почти». А ведь когда-то я жила, когда-то смеялась в этом небе, радовалась этому солнцу. А теперь его уже нет рядом. Он ушел и не смог вернуться. Кто бы мог подумать, наше небо, наш дом отняло его у меня. Я бы, наверное, злилась, если бы ещё могла чувствовать. Но теперь внутри всё умерло и теперь осталось только соединить в гармонии внешнюю форму и внутреннее содержание. Ещё взмах, другой и я поднимаюсь всё выше и выше. Отсюда видно, как волны бьются о скалы. Пожалуй, достаточно. Можно остановиться. Как же здесь прекрасно, не зря он всё-таки любил это место. Жди меня, любимый, мы скоро снова будем вместе. Сложила крылья, падаю вниз, вода приближается, удар. Я ожидала его с другой стороны. Меня кинуло в сторону, теперь я снова поднимаюсь в небо. Меня держат на руках, но кто?! Кто посмел?!!!! Поднимаю глаза, тону…Его глаза так тепло смотрят на меня, как раньше. Могу только прошептать: «Как?!». Слышу в ответ
- Не волнуйся, малыш, я с тобой, я тебя не оставлю.
Садимся на скалу. Смотрю в любимое лицо, понимаю, я жива. Я снова жива. А он только шепчет – «Я тебя люблю. Я вернулся к тебе». Отвечаю: «Это небо вернуло тебя мне…»
В его синих, как небо глазах отразился рассвет…

Вечерело. Зажгли "летучую мышь".
- Ребята, ребята! Я тут штуку такую нашёл!

- Ну говори, Ляйп, не тяни... Что, крыса, что ли?
- Да нет же, балда.
Перед "балдой" предстала большая бутыль какой-то мутной жидкости. Явно не пригодной даже для умывания, не то, что уж для питья.
- И что же это? Травить кого-то намерен?
- Эх ты, Цимме. Самогон это. У бабки в деревне выменял на сапоги.
Именно после этих слов Циммерман заметил, что его товарищ стоит перед ним в истрёпанных дырявых носках и усердно шевелит пальцами, пытаясь привлечь внимание.

Свен Ляйп всегда отличался излишней жизнерадостностью. Вечно шутил, что, мол, "Как здорово, что мы остались тут! Иначе где бы мы сейчас были? Правильно, в земельке неродимой!". Есть люди, которым вообще всё равно что твориться вокруг. Вот он - один из оных. С офицерами разговаривал небрежно, за что всё время получал в наглую рожу. Послал гестаповца однажды в глубины такие, что чуть было не нарвался на расстрел. Но почему-то Свен имел свойство вылезать из передряг, при этом оставаясь таким же придурком, как и раньше. Стальной человек, в некотором смысле. Из таких бы "Тигры" делать... Вот и теперь... И ведь найдёт способ без сапогов прожить. Или стибрит где на замену. У той же бабки, например.

Спускались сумерки. В блиндаж ввалился Хельмут. Стал выискивать спрятанные куда-то в подкладку шинели очки. Тишина... Стоит только бедняге "обуть глаза", как он сам выражался, так товарищи резко заорут "Подайте слепому дедушке!". Так всегда. Без обид, просто традиция уже.

- Подайте слепому дедушке!
- А погромче, что, не можем, мдя?
- Подайте глухому дедушке!
- Да заткнитесь!
- Ой, кажется мы тут кого-то раздражаем, парни!
- Как ты прав, Хайнц. Как никогда.
Болтовня кончилась тоже ожидаемо - Хельмут выхватил из сапога нож и метнул в висевший на стене портрет. Будь тут начальство - закопали бы заживо за такое обращение с образом Фюрера. Да поглубже, эдак по метру за каждый порез... Хотя нет, тогда землю насквозь прокопают и ещё останется. Другой вопрос откуда этот портрет вообще взялся...

Четыре приятеля торчали тут уже почти пять месяцев. Остальные чёрт знает куда делись. Просто в один "прекрасный", как его называл Свен, день стало совсем тихо. Остался только этот квартет, пустые окопы и гордо поднимающийся на горизонте город. Ленинград.

Ни один солдат вермахта не был там. Хотя, нет, не совсем. В тетрадке, валявшейся на полу, рядом с одной из неказистых наскоро сделанных коек была фотография мужчины и какой-то девушки, подписанная снизу чернильным карандашом: "Хайнц Краузе и Елена Волкова фоне Петропавловской крепости". Раньше она вызывала бурные обсуждения, но после начала войны с Советским Союзом никто даже не смел спросить "А это ты с кем тут?". Всё и так яно. Особенно после того, как над Заячьим ("Кроличьим, желательно - жареным" - сказал бы Свен) островом навис зеленоватый туман хлора. Но парень держится всё это время. Жутко ненавидит войну, старался всегда не стрелять, отползти в сторонку... Говорил, что его воля - ушёл бы, но ведь найдут и кожу снимать станут. В буквальном смысле.

Трухлявый пень, служивший товарищам столом покрыли тряпкой. Такая "скатерть" позволялав какой-то мере вспомнить старую мирную жизнь, несмотря на покрывшую её грязь в купе с "кружевами". Через пару минут раздалось весёлое потрескивание огня - Циммерман разжёг печку, сделанную им из старой бочки и всякого хлама, а затем стёр рукавом сажу с металлического бока этого ужаса. Там обнаружилась шутливая заметка: "Взял Альберт железку, сжёг в ней занавеску, взял потом дрова - готовится жратва". Пожалуй, это был первый и последний случай когда "Цимме" решил пошутить. На самом деле ему грустить не было особого повада - родители в Австралии, жены, а следовательно и детей - нет. Нечего терять особо, не за кого бояться. А он всё говорил: "Ну к чёрту, надо было жениться. И не говорите, что боялся бы потом. А так - никто не будет даже над могилой плакать.". Утешали его как могли. Ляйп ещё говорил, что если слёз друзей не хватит для увлажнения почвы, так помочатся - собственно, через три секунды получил повод подумать над сказанным - в челюсть. Болезненный повод. А врезать Циммерман может. Тем не менее, парень всё равно компанейский - байки рассказывал такие, что "отбой" стыдливо обитал на бумаге, не смея придти к солдатам, хотя сам никогда и не смеялся. Да и готовить мастер.

- Сюрприз от повара!
- Да ладно, неужели что-то кроме крыс?
- Нет, просто я их замариновал...
- Что?! Чем?
- Ну, тут было несколько патронов, так я пороху из гильз вытряхнул...
- Продолжай...
- Ну и самогонки Свеновской добавил...
- Идиот!
- Повелись.
- О! Ты пошутил второй раз за жизнь, да?! Засранец!
- Люди. Предрождественская ночь же...
- И что, Хельмут? Лучше радио почини, да на "Белград" настрой.
- Что "чини, настрой", на кой? Опять про бои у Сталинграда слушать? Нет, не надо нам этого. Как хотите, а я навоевался.
- Да что ты, лень просто ведь, да?
- Нет. Просто, лучше б ёлку достали.

Тишина. Через пять минут Хельмут не выдержал насмешливых взглядов, схватил нож и стал вырезать на стене рисунок. Прошло ещё около часа. На стене появилось корявое дерево, украшенное парой не менее корявых шариков. Аплодисменты.

- "Крысы вы крысы. Что вы творите. Из-за вас поститься не вышло - слишком вкусные" - причитал Хайнц. Остальные дружно кивали, понимающе уставившись на него.
- Ну, а что делать будем-то? Мож к бабке, у которой я выпивку брал зайти, а? Попросим чего к празднику.
- Нет у них такого праздника. Да и не правильно пить и объедаться..
- Последнее - ладно, но как так у них "нет"?
- Ну, не нет, а в другое время отмечают. Да и не интересно мне. Давайте в город лучше!

- Что? - откликнулся занятый радио Хельмут.
После того, как он "нарисовал" рождественскую ель - засел в угол и стал ковыряться в технике. Чего-то паял, вроде. Теперь же глупо осматривался по стороном, как ребёнок, услышавший о том, откуда дети, собственно, берутся. Рыжая бородка, сложенные в "хвост" волосы, на лбу - три шрама. Все три получил когда часы чинил, ещё до войны. Утверждал, что они все появились в одно и тоже время, от одной выскочившей пружины. Больше о нём никто ничего и не знал - молчаливый был. Хотя ценили его сильно. Чуть приёмник барахлит - "Кляйн, чтоб тебя! Сейчас песни будут, а ты нас тут бросил. Давай, тащись сюда!". Хлебом делелись за помощь - вот оно - уважение.
Сейчас же он кончил возиться с "потрохами" приёмника, превратившегося в нечто невнятное.

- В город, говорю. Сейчас. Встать и пойти.
- Так и что мешает?
- Не, и впрямь, пошли...
- Минутку... Только "шарманку" возьму.

Вот он какой, значит, Ленинград-то. Обычные улочки, обычные дома. Сейчас, правда, всё разрушено. Никого нет. Части Вермахта так и не вошли в город, да и зачем? Никто выжить не мог, от газа воздух даже вокруг города был изумрудного оттенка. А после того, как бомбардировщики "прошлись"... Нет, никто выжить не мог.

- Страшно...
- Ну, не знаю. Спокойно - это да.
- Ребята, а давайте выпьем!
- Ты что, с собой бутыль взял?
- Да. Только снова в челюсть не надо...
- А и не будем. Ты доставай, выпьем лучше.
- И впрямь лучше.
- А куда мы?
- А просто куда глаза глядят.
- Может музыку?
- О, починил, что ли, Хельмут?
- Ну, не починил, а поколдовал. Теперь только одна песня, зато без новостей с фронта.
- А... Давай!

Тихий треск. Смешок Ляйпа и комментарий про несварение. Снова треск. И вдруг - любимая мелодия, любимый голос...
Vor der Kaserne
Vor dem großen Tor
Stand eine Laterne
Und steht sie noch davor
So woll’n wir uns da wieder seh’n
Bei der Laterne wollen wir steh’n
Wie einst Lili Marleen.

Wie einst Lili Marleen...

Силы природы
Планета Артур Кандидос 4. Северный континент, округ Столичный, сторожевой пост № 24, 120 километров от мегаполиса.
Лейтенант Виккерс, начальник поста, проснулся внезапно. Не от выстрелов или сирены – просто его настойчиво тормошили за плечо. Лейтенант открыл глаза, проморгался и увидел встревоженное лицо сержанта Ю, командира дежурной смены.
- Что случилось? – нахмурился офицер, понимая, что просто так его будить бы не стали.
- Сами не знаем пока, сэр. Чертовщина какая-то… Пойдёмте в наблюдательный пункт, вам надо посмотреть.
Лейтенант встал, накинул китель (в остальном он был полностью одет), вышел из своей каморки и поднялся в застеклённый «рубку» второго этажа, где находился пункт управления наблюдательной аппаратурой. Отсюда был отлично виден весь блокпост – двухэтажное здание, забор из пенобетонных плит, стальные ворота, колючая проволока поверху и вокруг, вышки на углах забора. Сотня таких постов кольцом охватывала единственный на планете город, оберегая его от опасностей слабо изученной пока планеты. А оберегать было от чего – местная фауна хоть и не жаждала человечинки, но отличалась просто потрясающими габаритами и могла натворить делов безо всякого злого умысла.
- Что случилось? – спросил начальник поста, поднимаясь в «рубку».
- Да чёрт его знает. – Ответил один из трёх дежурных операторов. – Сейсмические датчики фиксируют сильные сотрясения почвы в нескольких километрах от нас.
- Землетрясение?
- Если бы… Очаг сотрясения расширяется в нашу сторону…
- Дай-ка карту… - Виккерс внимательно осмотрел распечатку последних показаний сейсмодатчиков. – Идиоты! Какое, к чёрту, землетрясение. В нашу сторону движется что-то, вот датчики и фиксируют… Много чего-то! Оно уже вошло в зону действия камер?
- Минуты две назад.
- Дебилы! Включайте быстрее!
Оператор торопливо защёлкал клавишами. Экраны зажглись один за другим, но все они показывали лишь помехи.
- Камеры вышли из строя…
- Запись! Отмотай!
Оператор послушно открутил несколько минут записи и военные увидели следующее. Камера показывала один из кусков местной степи – пучки жёлтой травы, два дерева… Внезапно мимо объектива пробежал зверь размером с таксу – местный тушканчик. За ним ещё один, и ещё… Миг спустя вся земля была покрыта шевелящимся ковром из тел. Зверюшки мчались отчаянно, топча друг друга, не видя ничего… За ними появились более крупные твари, местные «антилопы» весом полторы тонны, и даже десятитонные «бегемоты» и стотонные «слоны», заслоняющие небо телесами… Все они мчались в припадке слепой паники мимо камеры, пока кто-то не опрокинул её…
- Ё-моё… Вся эта чёртова степь несётся на нас… - Выдохнул кто-то.
- Какой-то гон… Как спасаются от чего-то…
- Боевая тревога! – Скомандовал лейтенант. – Доложить в штаб, вызвать поддержку, всем на боевые посты!
Взвыла серена. Все три десятка солдат поста посыпались из казарм, занимая места у бойниц и установок. Кроме ручного оружия на посту имелись четыре пулемёта и несколько гранатомётов, но этого явно было мало, чтобы остановить гон. Была надежда, что зверьё обойдёт пост стороной, но надежда дохленькая…
О приближении живой волны известили взрывы – твари наткнулись на минное поле, но оно их не задержало. Спусти секунды они появились в поле зрения. Живой прибой, накатывающий на берег… Сплошная масса бурой шерсти и панцирей с «холмами» особо крупных тварей.
- Огонь! – Приказал Виккерс. Разом заговорили три десятка стволов. Очереди довольно успешно смели первые ряды, лишь «слоны» продолжали переть, игнорируя свинцовый дождь. С левой вышки сорвалась дымная стрела и ударила в бок одного из них, вырывая куски мяса. Тварь со стоном завалилась набок, придавив нескольких зверей поменьше. Раздались радостные возгласы, но торжествовать было рано. Побушевав минуту, огненный шторм утих – нужно было сменить магазины и стволы пулемётов. Этой заминки живому потоку хватило, чтобы подойти вплотную. Первый «носорог», не разбирая дороги, с разбегу влепился в стену. Он моментально погиб, свернув шею, но пенобетонная плита накренилась назад. В следующий момент его собрат единым махом вышиб толстенные ворота, снеся их с петель. Плита, получив второй удар, рухнула. Звери ворвались внутрь и заполнили пространство двора. Оборона рассыпалась на отдельные очажки, только в центральном здании десяток бойцов продолжали организованно вести огонь. Твари не нападали на людей – они просто бежали, но этого было достаточно. Большинство солдат, стоявших у стены, втоптали в землю. Тех, кто не успевал укрыться, сшибали с ног и затаптывали. Забор продолжал рушиться под натиском не знающих обходного пути тварей.
Лейтенант Виккерс, стоявший у ворот, выжил чудом. Здоровенный тушкан ударил его под коленки, уронил на себя. Лейтенант машинально вцепился в шерсть на загривке и проехал почти до самого главного здания верхом (правда, спиной вперёд). Там он таки разжал пальцы и с трудом встал. Болели ноги, живот, грудь, лицо, исцарапанное щетиной. Он обнаружил себя в двух шагах от дверей здания.
- Быстрее! Внутрь!
Виккерс, прихрамывая и отпихивая «тушканчиков», вбежал в приоткрытую дверь, которую торопливо захлопнули за ним. Лейтенант немедленно поднялся в «рубку», чтобы руководить обороной. Здание было построено с расчетом использовать его как последний пункт защиты, но особых иллюзий он не питал – если в дом врежется «мамонт», то снесёт его к кузькиной маме… Один такой на его глазах пробежал мимо, сбив вышку и обратив в песок целую секцию забора…

Шум, вой и рёв обезумевшего зверья были столь оглушительны, что лейтенант не сразу услышал в нём инородную нотку – воющий гул и стрёкот. Когда он, наконец, догадался задрать голову, продолговатые тушки транспортного бота и двух вертолётов уже нависли над остатками растоптанного блокпоста. Из люков свешивались верёвочные лесенки…
К слову, здание простояло ещё целых полчаса после того, как от него улетели воздушные суда, унося лейтенанта и других уцелевших бойцов.

Планета Артур Кандидос 4. Северный континент, округ Столичный, Мегаполис. Штаб обороны города.
Майор Селим ибн Васильев, начальник обороны сектора, вглядывался в объёмную проекцию мира. Северный континент – на востоке хвойные леса и горы, на западе – сплошная степь, покрывающая половину континента. На границе степи и лесов – серебристое пятно Мегаполиса, отделенное от остальной степи цепочкой сторожевых постов. Единственное место обитание человека в этом мире. Есть ещё шахты и прииски, на каждом из которых трудится несколько десятков работяг, несколько научных «бункеров» в наиболее интересных местах, где учёные живут в стальных автономных убежищах под охраной военных. И, пожалуй, всё. На юге же… Южный континент сплошь покрыт тропическим лесом и не заселён. Лишь в самой большой бухте на берегу можно разглядеть ассиметричную кляксу неопределенного цвета – живой научный комплекс ксеноборгов, имеющийся на каждой молодой планете Корпорации. Сам себе и ученый, и лаборант, и следопыт, и терраформер. Живое здание, рассылающее трутней за образцами, проводящее анализ и исследование, и заодно потихоньку адаптирующее окружающую среду под основных обитателей планеты. Другие расы также владели подобной технологией, но ксеноборгам это было проще, дешевле, и позволяло совмещать приятное с полезным. Ксеноборги были не единственными исследователями южного континента. Даже максимально приблизив изображение со спутника, вряд ли можно было найти, где сейчас над этой зелёной пеной джунглей, неторопливо плывут, перебирая лопастями, сдвоенные серебристые сигары парящего научного комплекса «Облако» и сопровождающей его парящей платформы техобеспечения «Борей». Но они были там, и собеседник майора находился именно на борту «Облака».
- Мы точно знаем, что гон спровоцировал мощнейший степной пожар. Именно тот, который вы нашли со спутников. – Говорил с экрана связи лысоватый пожилой мужчина в круглых очках – доктор Тойенби, почти тёзка великого историка и главный специалист по животному миру планеты. – И меня в этом кое-что настораживает.
- В смысле? – Поднял на него взгляд майор. – То есть, орда диких зверей, мчащаяся на город, сам по себе недостаточно настораживает?
- Видите ли, очень похоже, что пожар был организован искусственно. Очаги размещены так, чтобы направить бегущих зверей в одном направлении – к городу.
- Оч-чень интересно. – Протянул майор. – Но давайте об этом позже. Нам нужно знать, как это остановить. Через три часа они доберутся до города, и тогда будет беда. Я не успеваю ни объявить эвакуацию, ни вызвать помощь с других планет или сконцентрировать войска. Нужно неординарное решение.
- Вообще, здесь нет ничего такого… - Хмыкнул учёный. – Звери бегут от огня, не обращая внимания на пули и материальные преграды… Значит, нужно остановить их огнём! Мы должны также выставить против них пламя и направить в сторону от населённых пунктов. А там – пусть бегут.
- Напалм? – Предположил майор. – Нет другого способа так быстро организовать мощные очаги огня. Здешняя степь очень плохо горит сама.
- А вы сможете?
- В том-то и дело… Откуда у нас здесь напалм? Мы молодая колония, а не военная база. Пара бочек, может, и наскребётся…
- Этого мало. – Покачал головой доктор.
- Тогда… - Майор потёр подбородок и задержал взгляд на проекции планеты. – А как вам такая идея…


В пяти километрах от границ города неутомимо мчащаяся орда животных, подгоняемых первобытным страхом, была остановлена неожиданной преградой. Перед ними встала просто невероятная стена огня, поднимающаяся до небес. Они не заметили бы и её, если б страшный жар не опалил их морды. Стена изгибалась дугой, заставляя их не просто останавливаться (иначе задние ряды стоптали бы передние), а поворачивать всей массой на курс, параллельный околице города. Звери послушно сменили курс, спасаясь от новой беды.
Спустя час, когда последние отставшие твари унеслись в даль, огонь внезапно исчез. Просто исчез, словно его выключили. Да так оно и было. На месте непроницаемой стены пламени оказалась небольшая выгоревшая прогалина. А по ту её сторону стояли на земле два транспортных бота и атмосферная канонерка, ощетинившаяся стволами. Перед ними была развернута целая куча всевозможного оборудования, ключевую роль среди которого занимали голографический проектор и дюжина микроволновых излучателей. Вокруг оборудования замерли в напряжённых позах люди в военной форме. Наконец, солдат с сержантскими нашивками сдвинул на каску защитные очки, обнажив светлые круги вокруг глаз (остальное лицо было покрыто копотью и грязью) и выдохнул – сначала чуть слышно, а потом в полный голос:
- Сработало… Сработало, чёрт возьми!!!
И принялся трясти за плечи обалделого техника в противогазе…


Агент службы внутренней безопасности Корпорации Чен Смит, сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и с любопытством разглядывал майора – как диковинного жука.
- То, что пожар был вызван искусственно, доказанный факт. – Сказал он. – Мы нашли в очагах возгорания следы зажигательных веществ. Но, чёрт возьми, объясните толком, как вы смогли завернуть всех этих тварей от города? Ведь поджигатели всё просчитали – и то, что местное зверьё боится огня куда больше земного и впадает в панику чуть что. И что паника у него устойчивее, длится долго. И что из-за своих размеров оно легко сметёт всё, что ему могут противопоставить гарнизон и ополчение…
- Нестандартные решения вообще трудно учитывать при планировании. – Хмыкнул майор Васильев. – Спасибо нашей с доктором Тойенби на двоих смекалке. Мы не могли остановить гон огнём… Но мы могли его имитировать. Голограмма пламени создала оптическую иллюзию. Динамики большой мощности – звуковую.
- Но ведь это был лишь фантом. Животное не человек, его так просто не проведёшь. – заметил агент.
- Именно. С запахом было просто. Там, где животные видели огонь, он действительно был – мы жгли узкие полоски травы, разводили костры из сырых листьев, пускали химические вещества… Тяжелее всего было с температурой. Ведь голограмма не обжигает, а наши «дымные» костры были слишком слабы. Нам требовалось обжечь зверей раньше, чем они подойдут к «огню» достаточно близко, и почуют неладное. И мы нашли выход. В наших запасниках оказалось немало средств для разгона демонстраций. Из них нам понадобились микроволновые когерентные источники излучения. Что-то вроде микроволнового лазера или мазера, точнее. Как известно, интенсивно поглощаясь кожей человека, микроволновое излучение создает эффект непереносимого жжения, не оказывая при этом существенного вреда здоровью. Благодаря имеющимся у наших биологов из парящей лаборатории данным мы перенастроили излучатели так, чтобы они оказывал воздействие на местных животных. Причем именно такое, какое оказывает приближающийся жар пламени. И обман удался. Сначала звери почувствовали жжение, потом почуяли дым, потом увидели огонь и поняли, что дороги нет. И развернулись куда нам надо…
Агент встал из кресла и подошёл к офицеру.
- Ну что ж, пока у меня всё здесь. – Сказал он и протянул руку. Майор пожал её. – Хочу вам сообщить, что ваш метод взят на вооружение всеми колониальными войсками. А вас, конечно, ждёт награда.
- Лучшая награда – это спасённый город. – Улыбнулся военный. – Представляете, что я буду рассказывать внукам?
- Завидую. – Неожиданно улыбнулся агент, останавливаясь в дверях. – Я о своих подвигах внукам рассказать не смогу. Работа у меня такая… - Он снова улыбнулся, шутливо отдал честь и вышел…

Осень. Холодная и сырая, как могила. Угрюмая и унылая, как надгробие. Размокшая, грязная дорога через пустые, мертвые поля под низким, серым небом с оттенком ржавчины. Звенящая тишина, которую нарушает громкое карканье ворон, бродящих по выкошенным полям. Скелет рухнувшего механоплана в глубокой борозде неподалеку от облетевшего, мертвого леса.
Гидеон мрачно огляделся в поисках хоть каких-нибудь признаков разумной жизни. Похожий на монокль регистратор монотонно отщелкивал секунды парой шестеренок. Ничего. Только вороны да пара металлоедов около места крушения.
Недовольно поморщившись под механической маской, закрывавшей все лицо кроме левого глаза, следопыт спрыгнул с коня. Под каблуками сапог хрустнули кусочки ржавчины. Гидеон подумал, что если Гильдия Механиков будет развиваться прежними темпами, никакая магия не спасет земли Империи от увядания под толстым слоем железной стружки, ржавчины и сломанных механизмов. С тех пор, как они изобрели порох и паровой двигатель, прошло едва шесть лет, а в природе уже сейчас появлялись следы “прогресса”.
Следопыт быстро прошел через поле, и осторожно приблизился к механоплану. Мертвая машина чем-то напоминала подбитую птицу – переломанные железные крылья, порванные кожаные перепонки, изувеченный, пробитый в нескольких местах корпус. Вонь сплавленных во время перегрузки металла, кожи и тела пилота висела в холодном воздухе.
До последнего мгновения Гидеон надеялся, что пилот выжил. Портальный стабилизатор, которые ставили на каждый механоплан, гарантировал, что человек успеет активировать встроенный камень и перенестись на землю до того, как его машина рухнет. На сей раз этого почему-то не случилось. Отшвырнув в сторону обломки укрепленного механикой фонаря кабины, следопыт пригнулся к мертвецу, одновременно щелкнув переключателем фильтров своей маски. Когда смрад перестал тревожить обоняние, Гидеон аккуратно осмотрел пилота. От того мало что осталось – полуобгоревший скелет в ошметках почерневшей плоти, одетый в лохмотья, бывшие летным комбинезоном. Правая рука судорожно сжимала голубоватый, непрозрачный камень в оправе расплавившихся шестерней. Портальный стабилизатор. Гидеон коснулся черных пальцев трупа, осторожно разжимая их. Послышался сухой треск, и хрупкие кости сломались, оставив в ладони следопыта стабилизатор. Он явно был неисправен, даже до крушения. В центральном камне, похожем на речную гальку голубого цвета, пролегли глубокие трещины. Они выпустили магию, заключенную в камне, сделав его бесполезным. Но как мог пилот этого не заметить? Меры безопасности и профилактики, принятые на всех более-менее легальных разгоночных трассах, заставляли механиков и летчиков постоянно проверять комплектацию машин, и портальные стабилизаторы в первую очередь.
Вывод напрашивался сам собой, но Гидеон никак не мог понять, зачем императорскому курьеру пользоваться нелегальными разгоночными трассами, и тем более, потенциально ненадежным механопланом. Хмуро покачав головой, следопыт заглянул под приборную панель, туда, где обычно держали свои вещи пилоты. Хранилище пустовало. И состояние замка после крушения было таким, что не понять – открывали его после падения, или нет. Он точно знал, что курьер должен везти металлическую шкатулку в форме октаэдра, с выбитыми на одной из сторон инициалами Л.Ф.. Однако ни под покореженным креслом, ни в тайном отделении в полу не было ничего похожего. Только мусор, обломки и изломанные, обгоревшие куски каких-то личных вещей.
Следопыт спрыгнул на землю, и, обойдя механоплан, пинком распахнул двигательное отделение, расположенное близко к хвосту. Повалили густые клубы черного, жирного дыма, и Гидеон, прикрыв левый глаз механическим веком маски, перевел ее линзы в альтернативный режим. Сквозь черные клубы проступили ярко-золотые контуры металлической части двигателя. Крушение уничтожило большую часть механических деталей – шестерни, поршни, цепи. Часть была сплавлена чудовищным жаром в единый монолит, часть просто испарилась, остальное было покорежено и перекручено. Внимание следопыта привлек топливный баллон. Обшитый тремя слоями электринового металла и тонким полотном зачарованной бронзы, он сохранился в целости. Как и его содержимое. Гидеон тихо выругался. Ни одно случайное крушение не оставило бы топливное хранилище механоплана целым, несмотря на всю его защиту. А взрыв баллона привел бы к полному разрушению машины. От нее остался бы только обгорелый остов, безо всяких намеков на обшивку, кабину, и уж тем более, пилота. Еще раз чертыхнувшись, следопыт достал из чехла на рукаве плотного кожаного жакета нож, и быстро вспорол баллон. Зачарованное лезвие прошло сквозь обшивку, как через бумагу, и из разреза медленно потекла тягучая, темная жидкость. Если бы не фильтры маски, Гидеон вдохнул бы ядовитый, резкий запах, вызывающий спазмы и боль в легких.
Задрав крышку двигательного отделения повыше, он быстро зашагал прочь от механоплана. Добравшись до обочины дороги, следопыт обернулся. Потянув за рукоять один из двух длинноствольных револьверов, спрятанных в чехлах на груди жакета, он щелкнул предохранителем. Регистраторы обоих механических век привычно зажужжали, настраиваясь на цель, мысленно указанную хозяином. Через долю секунды Гидеон спустил курок, и, вернув оружие на место, запрыгнул в седло гнедого скакуна.
За его спиной корчился в адском пламени мертвый механоплан.

Нолинель смотрел на восход и радовался ему. Сквозь пелену утреннего тумана медленно, но верно поднималось Багрово-красное солнце. Было оно размером с кулак и почти не согревало, лишь далеко простиралась видимая корона. Принц всегда помнил что красное солнце почти не греет, но постоянно удивлялся ему. Почти тысячу лет Эльдары жили под ним, прилитевши со звёзд как говорил его отец император Арлий 3. Красное светило поднялось над горизонтом и постепенно синее сияние осветило море снизу. Из горизонта появился первый луч, и нолинель сразу прищурился смотря на это сияния. Голубой гигант осветил холмы и горы позади принца. Наконец звезда ярко-голубая выбралась из воды, и начала согревать землю, животных и растения. Свечение стало нестерпимым для глаз и нолинель отвернулся от солнц медленно всходившим на востоке. На западе далёкие горы окрашивались в смешанный цвет, в джунглях было ещё темно.
Как там отец – подумал принц смотря на северо восток, там где находился Эльдарат, столица первой империи эльфов.
Наверное ещё спит – констатировал Наследник.
И нолинель пошёл в лагерь поднимать войско на завоевание новой провинции, сказал при этом - Надо исполнять предначертанное судьбой.
А в это время вопреки мнению принца, император уже проснулся и шёл к Храму Бога Аара – покровителю храбных воинов и бесстрашных защитников. Арлии поднялся по ступенькам, прошёл по высокому мосту и вошёл в большую обитель бога. Его приветствовали жрецы и свещенники Аара. Затем император прошёл к гигантской статуе бога и сел на колени перед алтарем. Он так долго сидел что Жрецы подумали что он не сможет встать, опасаясь за его здоровье. Но император шевельнулся, встал и как ни в чем не бывало, плавной имперской походкой пошел обратно во дворец.
Благословение Аара Нолинелю Арлиману было дано.

1.Книга странствий – Прибытие и Крушение
1)Древние легенды Эльфов гласят что они пришли со звёзд, далёких звёзд. Первая легенда: Тьмой скрыт космос, но нет ничего притегательней его и из далека видны звёзды и планеты, что кружаться вокруг них. В безмолвной тишине космоса несётся сквозь пространство, прорывая его своей иглой Эльфдкар – эльфииский первый дом. Был он чёрн как сам Хаос и стремительный, как всёпроникающий Свет. Из его сопел вырывался свет Светозарней чем все солнца, и горяч, чем сам испепиляющий Огонь. Похожий на иглу силуэт в темноте космоса летел от звезды к звезде, ища новый дом для плеоров населявших этот путешествущий корабль.
2)Эльфкар двигался к гиганту Безымянному, чтобы дозапрвить топливом баки корабля. Недолетая к Терре Инкогнито корабль попал в Астероидный поток. Камни барабанили по обшивке вызывая множественные повреждения, и иногда протаранивая обшивку напрямую.В результате отказали система жизни, затем межпространственный портальный двигатель и система межпространственной дальней связи. Корабль лег в дреиф и постепенно достиг терры Ингогнито за неделю. Терра Инкогнита, Аурелла, Белла, и Салвардон вращались вокруг газового гиганта Феон. Ещё через три дня звездолёт ворвался в атмосферу…
3)Внезапно начался неуправляемый спуск корабля полу разрушенного ударами астеройдов. В результате неустойчивого вращения корабль переживал критические нагрузки, которые послужили разрыву корабля на нос и на корму. Корма быстрее падала, чем нос корабля. И зацепившись за нос развернула его кормой носа вниз к земле, тут же свирепый огонь опалил внутренние помещения корабля который разваливался на глазах: обшивки разлетались в разные стороны, плеоров разрывало и выбрасывая в неизвестность. Обьятый пламенем Корабль нёсся к Терре, всё глубже погружаясь в её атмосферу.
4)Носовая часть приземлилась вверх иглой в 14 километрах от Кратера образовавшийся после падения кормы и последущегося взрыва. Пыль от взрыва заполонила солнца. Многие плеоры погибли не приспособившись и не ожидая таких катастроф. Кто то успел спрятыться в противо-перегрузочные камеры, другие успели до падения улететь на челноках и на спасботах.. Так закончилась космическая история и началась история Терры. Выживших осталось 2300 из почти 57000 плеоров обитавших на корабле. Погибших похоронили в Кратере Кормы «Унгал Карамас».
5) Оставшиеся плеоры были в великой нужде и поэтому из оставшегося мусора и стали строить дома и при помощи космотехнологий орошать поля. Начальником над ними стал плеорат Газдарат «Земли-инженер». Это был 427 г. До 1 Эры.

...Детский сад.
Ника впервые вошла в группу и осмотрелась. Ей ещё никогда не приходилось видеть столько детей вместе. Все они оторвались от игр и принялись разглядывать её с искренним любопытством.
Воспитательница сказала, что новая девочка теперь будет ходить каждый день, и отошла в сторону, предоставив четырёхлетней Нике самостоятельно знакомиться с коллективом.
Первым к ней подошёл рослый мальчик, известный хитрец и задира.
- Привет,- сказал он.
- Привет.- В голосе сквозило недоверие.
- Меня зовут Ёж.
С этими словами он схватил её за косу и так сильно дёрнул, что у Ники на глазах выступили слёзы. Ника не растерялась и с размаху врезала ему носом лаковой туфли по колену. Ёж схватился за ногу, забыл, что перед ним девочка, и ударил её наотмашь по лицу.
Весовые категории были разными. Ника с воплем отлетела в сторону, из разбитого носа ручьями текла кровь. Воспитательница подоспела к месту драки и успела перехватить бушующую Нику, когда та, размазав кровь по щекам, со сжатыми кулаками неслась на обидчика.
Воспитательница прочитала удивительно длинную нотацию на тему "девочки не должны драться с мальчиками" и хотела повести её умываться, но Ника гордо отказалась от помощи и направилась к умывальнику одна.
Кто - то положил руку ей на плечо. Ника быстро обернулась, готовая дать отпор любому, и увидела пухлого светловолосого мальчика с яркими зелёными глазами, которые прятались за смешными круглыми очками. Он был приблизительно одного с ней роста и возраста. Он стоял перед ней в своём чистом, аккуратно выглаженном костюмчике и очень мило улыбался.
- Всё хорошо,- сказал он миролюбиво.- Я тебе помогу.
Ника без слов протянула ему мокрый платок, и мальчик старательно вытер с её лица кровь. Девочка поняла, что вот - вот разрыдается, а потому отобрала у него платок и посмотрела преувеличенно враждебно.
- Чего тебе?
- Ничего,- мальчик пожал плечами и как бы невзначай добавил:- А меня зовут Егор... Давай дружить...

...Школа. Второй класс.
Ника сидела на парте и, притворяясь, что читает, выводила чёрной ручкой на краске: "Люба + Ваня = любовь". Любу, принципиальную отличницу и старосту класса, она терпеть не могла, а Ваня был типичной "серой мышью", и писать про него было истинным наслаждением.
Вошла учительница Зинаида Фёдоровна, тучная женщина лет сорока с невероятно зорким зрением, невероятно чутким слухом и всеми признаками практикующего диктатора. Ника тут же соскочила на пол, прикрыла написанное тетрадью и села на своё место, невинно сложив перед собой руки.
Однако Зинаида Фёдоровна всё же успела заметить, что одна из учениц крутится возле чужого стола, и заподозрила очередную шалость.
- Вероника Кострова, подойди ко мне,- разнёсся по классу её могучий бас.
Ника безропотно встала и подошла, спрятав за спину перепачканные разноцветными чернилами пальцы.
- Что, Зинаида Фёдоровна? Если что - то случилось, то я не при чём. Это не я забила унитаз яблоком.
Учительница нахмурилась, эту новость она ещё не слышала.
- А унитаз забит яблоком?
- Так мне сказали.
- И кто сказал?
- Это тайна, я обещала не говорить. Ведь нехорошо выдавать тайны, да? Наши партизаны никогда не выдавали военные тайны.
- Ну, а кто это сделал?
- Я не знаю.- Ника пожала плечами.
Конечно, это было делом её рук. Они с Егором поспорили. Егор сказал, что яблоко непременно засорит унитаз, а Ника считала, что оно будет плавать на поверхности, и проиграла три щелбана.
Зинаида Фёдоровна неторопливо достала из футляра очки, ловко надела их на нос и открыла классный журнал.
- Что ты делала у Любиной парты?
- Просто так...
- А если я пойду, посмотрю?
Ника тяжело вздохнула.
- Я смотрела, сделала ли она домашнее задание.
- Ты лазила в чужую тетрадь?
- Ну, да.
- А ты знаешь, что лазить по чужим вещам - настоящее преступление?
- Знаю.
- Тебе понравится, если к тебе в тетрадь кто - то полезет?
- Нет, не очень. Но ко мне никто не полезет.
- Почему?
- Потому что тогда он получит у меня в лоб, в глаз и по носу.
- Вероника!
Ника смотрела на неё снизу вверх своими огромными светло - голубыми глазищами и молчала. Ни дать ни взять, примерная девочка и ученица. Это не считая пистолета с пульками, который лежал в тайном кармане, пришитом на внутренней стороне школьного платья.
- Ладно,- решила Зинаида Фёдоровна,- иди.
Ника тут же сорвалась с места и выскочила из класса. Вслед ей летел крик: "Ника, не носись как сумасшедшая!"
На уроке Нике влетело, и после занятий ей пришлось долго работать ластиком, прежде чем надпись исчезла. Впрочем, это её ничуть не огорчило.
Во дворе её ждал Егор.
- Ну как, вытерла?
- Ага. Ты меня ждёшь?
- Тебя.
И они пошли прочь по мокрой от недавнего дождя дорожке. Егор хотел взять Никин портфель, но она не дала. Так они ходили каждый день...

<В это туманное утро я стал свидетелем странной сцены. Я даже решил, что мне это привиделось после того зелья, которым угостил меня учитель. Ну то есть, которое я сам сварил… Под его руководством. Ну это не имеет никакого отношения к сюжету, просто надо было сделать хоть какое-то вступление.
Так вот, сегодня я увидел нечто странное. Дракон учителя, бывший всегда на привязи во дворе, спокойненько так превратился в девушку. Да, я тоже сначала не поверил. И поэтому, как образцовый ученик, обязан был проверить, настоящая там девушка или это что-то такое, чего я еще о драконах не знаю. Или я избранный и только мне открываются подобные удивительные вещи. Я на это очень надеюсь, во всех книжках про героев все обычно так и начинается.
Но по-видимому не зря учитель так стремился мои книжки повыбрасывать. Хоть девушка оказалась и настоящая, но…
- Эй, идиот, освободи меня, - не очень довольным голосом она обратилась ко мне. Ну я ее понимаю, лет 10 на цепи провела… Примерно с тех пор, как чародей меня в ученики завербовал.
- Видишь ли, кхм, девушка… - неуверенно начал я. Все еще не мог поверить, что это не дракон. – Я конечно мог бы, но без согласия чародея…
- Какой трус мне попался, - рассерженно сказала девушка. – Чародей твой полный идиот, раз не мог рассмотреть во мне заколдованную принцессу.
Пока я это обдумывал, девушка продолжала жаловаться на свою несчастную судьбу. Что вот, какой-то влюбленный в нее принц-дракон унес ее и заколдовал в дракона, потому что она не хотела выходить за него замуж. Но ей удалось вырваться из его замка и улететь, а потом ее поймал чародей и посадил на цепь, якобы драконы существа опасные.
Ну по моим книжкам все вроде верно.
- Я думал, так не бывает, - обрадовался я.
- Еще как бывает, - заверила меня девушка-дракон-принцесса. – Теперь может наконец меня освободишь?..
Как я и говорил в начале, девушка действительно оказалась настоящая, но хитрая. Поэтому когда я снял цепь с ее руки, она рассмеялась и превратилась снова в дракона.
Вот тут я подумал, что сейчас она меня точно сожрет или что там еще подобное зверье с людьми делает. Но она лишь взмахнула крыльями, так что я даже упал от резко ударившего ветра. А девушка-дракон взмыла в воздух и за пару секунд исчезла из виду.
Теперь я думал, что лучше бы она меня сожрала. Разгневанный чародей, к примеру, куда хуже, чем стая драконов.
Я знал, что он рассердится. Драконы в наше время существа не только опасные, но и сильные. Если освободиться хоть один дракон, то он обязательно освободит еще. А те, в свою очередь, еще кого-нибудь освободят. И так далее. Не зря же драконов отлавливали в течении нескольких лет. Я слышал, что уже ни одного свободного дракона не осталось. Ну то есть… Уже почти.
И когда я услышал гневный крик:
- Ну только попадись мне!!! - Я понял, что надо либо спасаться бегством, либо прятаться, пока чародей не успокоится. Жалко только, что от него не спрячешься.
- Ты идиот, - сказал мне телепортировавшийся передо мной чародей. Забавно, это слово уже второй раз за день слышу.
Чародей начал ходить туда-сюда, сложив руки. Таким образом он всегда выражал свое недовольство.
- Ты только что отпустил самого опасного дракона в мире. Я тебе что всегда говорил?..
- Три ошибки, и я свободен?.. – Жалобно начал я. И так грустно посмотрел, это всегда на всех действовало. Вообще, дипломатия – это мой конек.
- Да! Именно!
- Третья что ли?.. – снова жалобно поинтересовался. Вообще-то на самом деле этих моих ошибок было уже за пятьдесят. Но чародей либо про них забывал, либо не считал нужным меня за них выгонять. Все-таки пойти мне некуда было, я ничего не помню о своей жизни до 8 лет. Он ничего мне не рассказывал, я уверен, мне чародей память стер, вот только зачем?..
- Я очень не люблю, когда меня подводят, - сказал он и сердито на меня посмотрел. Вот я, может, не люблю, когда на меня так смотрят, но ничего же не говорю! А еще я не люблю овощи. Ну просто чтобы все знали.
- Ты все понял. Можешь не возвращаться. – При этих словах исчез, телепортировался. Вот что я называю эффектное прощание. Хотя это было вовсе не прощание… Я знал, что спустя какое-то время он успокоится и пожалеет о сказанных словах. И все-таки я чувствовал себя немножечко виноватым. Надо хоть попробовать поискать эту девушку. Или дракона.
И поэтому я тупо пошел в ту сторону, куда она полетела. Конечно, я ее не догоню, но зато смогу потом сказать, что пытался.
Чародей жил на окраине города в небольшом особняке, и редко меня куда-нибудь отпускал. Так что я был рад возможности немного попутешествовать, тем более без постоянного его контроля.
Пройдя пару часов, я впервые понял, что впервые ушел так далеко. И это мне понравилось. Жалко, не захватил какую-нибудь книгу о приключениях, не было бы так скучно в дороге. Странно, но ни в одной книжке, что я прочитал, ни одному из персонажей не было скучно. У них постоянно были приключения, погони, слава, опасности, проблемы… Из всего перечисленного у меня было только последнее. Даже грустно как-то.
И еще я впервые заметил, что по дороге, по которой я так «бодро» шагаю, мне не встретилось никого. Вообще. Даже зверьков. Словно не по торговому пути иду, а по дороге на кладбище. Страшно как-то от этих мыслей.
Нет, мне нельзя много думать. У меня слишком бурная фантазия.
Пройдя еще пару часов, и полностью убедившись, что что-то здесь не чисто, я наконец встретил человека. Старика какого-то. Но сейчас я бы кому угодно обрадовался. Кроме чародея конечно же.
- Ты куда? – Удивленно старик меня спрашивает.
Я не долго думал.
- Туда. Прямо.
- Зачем?..
Либо это я такой невезучий, либо вокруг меня одни психи.
- Ну я просто иду по дороге… Ну не знаю я. Просто иду, вот.
- Идешь прямо к жерлу вулкана, который вот-вот взорвется?..
Так-так. Нет, я конечно знал, что город построен прямо у основания вулкана, но он вроде был недействующий… Или я что-то в школе пропустил. А да, я же не ходил в школу.
- Но туда полетела девушка…
Старик посмотрел на меня как на безумного.
- Ладно, мое дело предупредить, а ты возвращайся в город до вечера, чародеи будут купол вокруг создавать. Опоздаешь – не войдешь обратно.
- Ага, - только и сказал я.
Мой шанс вернуть дракона. Мой шанс вернуть себе уважение учителя. Нельзя такое упустить. И поэтому я побежал к вулкану. Наверняка девушка решила там спрятаться на время, восстановить силы, ведь после стольких лет взаперти летать на большие расстояния совсем не просто. К сожалению, это была лишь моя теория, но я был верный оптимист, и надеялся, что когда-то в жизни должна наступить белая полоса. Не знаю, с чего я вдруг решил, что она наступит именно в тот день, когда я со всех ног бегу к вулкану, который должен скоро взорваться, но да ладно. Все герои так начинали, примерно…>

***
Саша шел по ночному лесу. Светловолосый, с чистыми голубыми глазами, выглядел лет на восемнадцать. В простых бежевых штанах, и в толстовке с капюшоном. Темный, прохладный дикий мир поглотил парня полностью, и Саша не сопротивлялся. Ему нравилось здесь. Спокойствие, умиротворенность. Прислушивался к шороху листьев, к звукам, наполнявшим лес, и детская какая-то, неописуемая радость наполняла душу паренька. Вот сова пролетела над макушками гигантских елей, вот шорох, пробежавшего под ногами ежика. Глаза невольно устремлялись туда, откуда уши улавливали тот или иной звук.
Но вот, где-то, совсем рядом, Саша услышал скрежет металла. Резкий, и такой непривычный для этого живого мира звук разрезал воздух. Мальчишка забежал на холм, и его взору предстала ужасная картина. Поле, покрытое огнем. Черный едкий дым поднимался к небу. Там где раньше были деревья, теперь лишь обугленные пни. Сотни, может тысячи танков, покореженных, разбитых бесформенными памятниками заполняли всю территорию. Черные, горящие, они лишь немного походили сами на себя. Дула пушек искривленные, и совершенно прямые уже не выпустят огненный заряд смерти. Гусеницы не переедут больше убитого, или ещё живого солдата. Как и не увидят своих родных танкисты, погребенные в этих машинах, словно в братских могилах.
Совершенно нелепо смотрелся, среди этого царства горящего железа парень, идущий сейчас по полю. Слишком чист и опрятен для этого ада. Саша шел не спеша, с трудом верилось глазам. Под ногами лежали обгорелые тела в ужасных, нечеловеческих позах. Смрад, запах горелого мяса и смерти не давал вдохнуть полной грудью. Парень поморщился, прикрыл ладонью нос, и жадно глотал ртом кислород, а вместе с ним дым и гарь, чьей-то непонятной беспощадной войны. Глаза слезились, но слезы по щекам потекли не только из-за дыма, едкого и колючего, слезы явились знаком протеста. Саша не хотел верить происходящему. Слезы потекли от осознания всей этой страшной картины. Ужаснула одна мысль о причине, которая могла вызвать такую бойню. Ещё совсем юный, мальчишка не хотел верить своим глазам. А глаза не хотели видеть все это. И слезы, как единственный итог, потекли по щекам. Саша не стыдился их. Впервые парень не стыдился своих слез. Доказывая отцу свое мужество, он не проронил при нем ни единой. А теперь не мог сдержать.
– Как так? – губы шептали беззвучно.
Он шел вперед, несмотря на желание скорее уйти. Ноги не слушались. Ватные, какие-то совершенно чужие, ноги вели его вперед. Хруст под ботинком, оказался таким неожиданным, что Саша непроизвольно вскрикнул. И…
…открыл глаза…
Щеки были влажными, видимо слезы текли по-настоящему. На языке, словно ещё остался привкус гари.
Настолько реальный сон, что Саша еще несколько минут осматривался, не веря тому, что дома сейчас, в своей кровати. Комната была небольшой. Стены выкрашены в светло зеленый цвет, сейчас в темноте казавшийся просто серым. Кровать, рядом тумбочка, на которой небольшая настольная лампа и книга, большими буквами на обложке: «Достоевский». Стул, на котором аккуратно сложенные вещи. Вот, пожалуй, и все. Окон нет.
Саша сел на край кровати, скрип старых пружин неестественно громко сопровождал каждое движение. Тапки стояли ровно там, куда опустились ноги мальчика. Протерев ладонью лицо, Саша зевнул. Побрел к двери.
Отец спал. Парень понял это, когда проходил мимо спальни, откуда доносился чуть слышный храп. Двери плотно закрывались. Но отцовский храп преодолеет любые барьеры, лишь бы быть услышанным. Саша улыбнулся, когда в голове промелькнула эта мысль.
Понемногу сон испарялся из головы мальчика. Как это обычно бывает. Вот только проснулся, и сон как явь, но проходит минута-другая и уже эпизоды безвозвратно утеряны. Ещё немного и сюжет сна забыт.
На этот раз было немного сложнее. Воспоминания закрались глубоко и, видимо, теперь надолго останутся в голове паренька. Но понимание того, что это просто сон. Что сон прошел и теперь мальчишка в безопасности, добавляла уверенности и спокойствия.
Дошел до кухни. Как ни странно, свет был включен. Видимо отец уже здесь побывал.
Из темноты соседней комнаты выбежал пес.
– Арся, - ласково, чуть слышно подозвал к себе дворняжку парень.
Невысокий пес подбежал к ногам паренька.
- Арсик, что не спишь? – мальчишка потрепал по холке собаку. – Мелкий проказник. Молодчина, умный пес.
Улыбка на лице паренька. Умиление. Рядом кто-то живой. Не важно человек ли. За все эти годы одиночества пес стал для Саши настоящим и единственным другом. Арс чувствовал это, и отвечал взаимностью. Ласковый, добрый, преданный, он никогда не предаст, никогда не заставит хозяина страдать, если сможет противостоять несчастью.
Что-то наподобие улыбки отразилось на морде псины. Доверчивый взгляд. Как такому псу не доверять? Саша верил ему. С рождения Арс сопровождал его, участвовал во всем. Когда Саше было плохо, он аккуратно, с нежностью самого родного человека смотрел на мальчишку. Умный пес, он словно чувствовал момент, когда Саше было необходимо его присутствие. И сейчас, когда озноб непроизвольного, неконтролируемого страха овладел сознанием мальчика, он был рядом. И его добрые глаза успокаивали.
Саша налил воды, выпил одним залпом, смахнул капли влаги, стекающие по щеке, и улыбнулся Арсу.
Немного надо, чтобы почувствовать тепло, лишь присутствие рядом кого-то, кто поддержит, кто своим взглядом согреет и успокоит. Не ты один сейчас бодрствуешь, с тобой рядом существо, полностью доверяющее тебе. Безосновательно - возможно, но безгранично – это точно.
Невозможно было определить сейчас время суток. Здесь, в этом бункере не было окон. Их просто не могло было быть. На пять метров под землей. Словно кроты, Саша с отцом и псом укрывались здесь уже более десяти лет. Все необходимое было в наличии. И лишь чистого воздуха ужасно не хватало. Саша уже и не помнил что это. Он редко выходил на поверхность за эти десять лет.. Жил здесь, как жили тысячи и миллионы таких же, как он детей раньше в обычных квартирах. До этой беспощадной и жестокой войны. Когда изменилось все. Изменилась природа, изменились люди. Когда невинность и надежда сменились ненавистью и страхом. Сейчас, когда лишь во снах можно было выйти на поверхность и полной грудью вдохнуть этот дивный чистый, изумительно приятный, пьянящий чистый воздух.
Вентиляторы и фильтры работали на полную катушку. Ровный, постоянный, томный шум свидетельствовал об этом. И Саша привык к нему. Уже давно. Но, как и любой человек, хотел свободы. Хотел хотя бы ощущения свободы. Хотя бы шанса получить эту самую свободу. Свободу бесконечную, безграничную. Что позволит творить все. Что даст возможность стать кем-то совершенно другим, не тем, кто он сейчас есть. Он чувствовал, что там, где-то наверху есть свобода, только протяни руку, и она будет в твоей власти. Она будет у тебя внутри. И ты воспаришь над небом, которого никогда не видел, а только читал о нем, над бесконечными проблемами, с которыми ежедневно сталкиваешься. И будет хорошо. Обязательно будет. Ведь так и должно быть. Для этого люди и пришли в этот мир. Чтобы быть свободными. Чтобы подчинятся лишь себе, и более никому.
Спать уже не хотелось. В каком то непонятном состоянии, в полумраке Саша хотел всего-навсего просто занять себя чем-нибудь. Комнат было не мало. Отец отстроил очень хорошее подземное жилище. Это не обычное бомбоубежище, четыре стены - и запас продуктов на пару месяцев. Место, которое Саша называл домом, наверное, и походило на дом, больше чем на бункер. Саша зашел в зал, предназначенный для занятий спортом. Даже находясь под землей надо сохранять свою физическую форму в отличном состоянии. Какого то конкретного времени для тренировок у парня не было. Да она и не требовалась. Расписание жизни в этом хоть и уютном, но все же замкнутом пространстве, было абсолютно свободным. Ничего не требовалось. И поэтому время тянулось невыносимо долго.
Отец иногда выбирался наверх, но никогда не брал с собой Сашу. Говорил, что ещё рано.
Приносил убитых им животных. И проводил в молчании весь следующий день. Всегда задумчивый по возвращении, отец не делился с Сашей своими мыслями. Он так толком и не рассказал сыну: почему уже десять лет они живут под землей. Лишь продолжал усердно готовить парня к чему-то значимому. Учил стрельбе, рукопашному бою, выживанию в диких условиях. Учил всему, что знал сам.
Сегодня наступал день новой вылазки наверх. Может поэтому, Саше и не спалось. Он давно решил для себя, что готов к новому этапу жизни. Что, как и отец, он может добывать для них еду.
Быстро собираясь, Саша взял ружье, прикрепил нож к поясу, бросил последний, будто прощальный взгляд на комнату. Сердце отбивало барабанную дробь. Испарина на висках, рубашка прилипла к спине. Ждать осталось немного. Уже через несколько минут он, наконец-то, увидит небо…
Парень ни раз наблюдал за тем, как отец собирался на охоту. И отлично знал, какие меры предосторожности необходимо выполнить. Около пяти минут он внимательно всматривался в мониторы, находившиеся у входа. Над ними никого. Только стволы сосен. Неподвижные и идеально ровные. Дрожащими ногами Саша сделал первый шаг наверх. Удары сердца отдавались в висках. Рот пересох. Но парень продолжал движение. И с каждым шагом уверенность только прибавлялась. Вот уже и первый люк. Открыт. Далее второй небольшой отсек. Нижний люк закрыт, несколько шагов. И вот он – выход на свет. Лишь поворот ручки на 360 градусов, и он вырвется из духоты подземной тюрьмы…
…Жадный, медленный, глубокий вдох. И долгий выдох. Голова пошла кругом. Чувство эйфории. Чувство полета. Саша устремил взгляд в небо.
Голубое-голубое. С небольшими белыми облаками. Такое красивое, простое… Такое живое…
Все казалось сейчас чем-то нереальным. Сном наяву…
Мерный, приятный шум листвы… Новые звуки, запахи. Разум как губка впитывал каждую мелочь. Глаза улавливали каждый нюанс.
Лишь один вопрос не давал покоя парнишке: «Почему же отец прятал от него все это? Что же могло так изменить его взгляд на этот мир?»
- Ну ничего… Я покажу ему, что готов к жизни вне бункера. Я принесу животного, и он поймет, что я уже взрослый, – пробормотал сам себе мальчик и снял ружье с плеча…

Почему мы страдаем? Почему? Разве не дал нам Единый, две ноги чтобы ходить, две руки – что бы правду делать; два глаза – что бы отличать правду от неправды, хорошее от плохого; нос – что бы чувствовать угрозу; мозг чтобы составлять цельную и непротиворечивую картину мира. Но из-за чего человек вместо рая попал в ад земной при жизни? Разве он был грешен с рождения или сразу родился с душой дьявола? Для чего тогда существует этот мир, как не для счастья, истинного счастья – беззаботного времени детства, первой любви, крепкой и уверенной зрелости, мудрой и лишенная маразма и глупости, старость.
Человек не рождён не уродом, не дьяволом, и с самого начала является одним из воплощений Единого. Когда мы смотрим в глаза младенцу и видим его ангельски чистое и невинное, не искажённое цивилизацией и обществом лицо. Можем ли мы представить, что он станет великим учёным или изобретателем, или же станет диктатором, коррупционером, взяточником, а может быть он будет средним маленьким человечком, одним винтиком огромной государственной машины? Что влияет на людей так по разному? Что их приводит в совсем разные состояния души? И что движет ими на пути стремления к хорошёму или ко плохому, к полётам мысли или небытью беззнания?
Во многом определяющее развитие каждого человека, на его пути в жизни являются три силы: Семья, общество, государство.
Семья – это первый опыт для человека, первая опора в жизни. Хорошая семья даёт такие нравственные ценности, которое общество и государство врятли когда нибуть могли дать человеку. Но втоже время плохая семья и равнодушие больного общества и коррумпированного государства могут сильно разрушить душу человека, сделать из него сломанного и несчастного, трусливого человека – это кого быдло, которым чиновникам легче управлять и подчинять.
Общество в своей структурене является монолитным и постоянно делиться на сообщества людей одной профессии или увлечений. Тем более когда появился Интернет, телевиденье – государство стало лучше влиять на своих граждан, постепенно зомбируя их, превращая их в овощи которые не думают, а только потребляют из телика готовые мнение, становлясь огромным электоратом идущим за людьми призвания которых не власть, а развлечение публики.
Государство в своей восточной форме несёт много вреда свободному гражданину – постоянно сталкиваясь с бюракратизмом, волокитой, коррупцией, полузаконными рэйдами и приватизациями, свободный гражданин спрашивает себя – А та ли это демократия, за которую боролись люди? И ли всё осталось по прежнему, а изменились лишь формы извания лиц стоящих у лица страны? Кто даст на это правильный ответ – что правда, а что нет?
Как гласит старая мудрость: что здоровье всего общества можно прозреть по детям этого общества – посмотрите на них сейчас, и можно будет себе представить, что будет через двадцать, сорок лет со страной, когда эти дети повзрослеют и станут занимать руководящие посты в государстве и в обществе.
Именно общество в целом и сообщество людей в частности влияют на эволюцию человека в этом обществе. Если человек родился в высших слоях, то мало вероятно, что он опуститься до черни, так как его родители врятли это позволят. Но если он из низов, то в общем невозможно добиться высоты порядочным путём, ни кого не устраняя на своём пути, не совершая кровавых переворотов, не развязывая гражданские войны, не захватывая бандитами мирное государство и укрепляясь в нём, как это было во все времена. Из-за недостатков общества и государства – верх этого общества постепенно медленно, но уверенно загнивает и производят объедателей общества – всевозможные Дети элиты, которые пользуются благословенными дарами небес от своих отцов, матерей и их кланов, процветая по сути в нищенской стране. Другие же люди не могут и во сне представить блага верхов общества, а если и представляют, то их гложет непреодолимая зависть, и тёмная ненависть.
Так было во многие времена. Но с 60 годов прошлого века по стране и по миру в частности и по миру в частности – начинают распространяться технологии телевидения, идеально приспособленые для пропаганды, а в частности зомбирования и подчинения людей своей бюрократической машине, и уничтожения инакомыслия в самом корне. Затем в конце 80 на западе появился Интернет, который за тридцать лет опутал практически всю планету локальными и оптоволоконными сетями. Весь мир находиться в ракурсах вебкамер и всё что нужно можно узнать в нём. Но в тоже время люди ещё больше отдалились друг от друга разбиваясь на группы и на мнения, и они ещё более разъединены, чем до этого бывало.
И это влияет непосредственно на умы людей – они видят как в богатых странах страдают от чрезмерных излишеств, в виде многочисленных тусовок, чрезмерное ухаживание за собаками, которые в Японии живут лучше чем некоторые люди в другой части света, в Африке например. Так же в Америке страдают люди от чрезмерного ожирения, что показывает что американцы – больше потребители, чем другие страны тоже богатые. А в самой бедной Африке не хватает воды чтобы просто напиться, не говоря уже о том что им нечего есть, и многие из них болеют болезнями, которые в Европе инее сыщешь. Но иногда против них просто производится геноцид, которые просто не замечают западные журналисты считая что это их внутренние разборки, и что Западу не зачем лезть в эти пекла кровавых гражданских войн и революций.
Хотя это и не видно сразу то можно заметить что многие страны постсоветского пространства на гране банкротства, или ещё что хуже что там не перестают случаться революции и контр – революции. А когда то это была одна из самых сильных и могущественных держав в мире и в Европе, которая шесть раз за свою историю добивалась своего могущества ( Иван 4 Грозный, Пётр 1 Великий, Екатерина 2 Великая, Александр 1, Александр 3, и СССР при Сталине), и ещё три раза ставили раком всю Европу. И за это наши давние противники Французы, Англичане, итальянцы, Американцы ненавидели нас за противостояние их колонизаторской политике.
Наш народ вымирает – к 2050 году русских останется меньше 50 миллионов людей. И тогда врагам России не составит труда нас захватить не смотря на весь наш боезапас ядерных бомб и ракет. Или будет на территории России не Русь – а примерно такое: СОВЕиС (Соединённые Области Восточной Европы и Сибири) если Китай не отберёт у нас и Сибирь с её углеводородами и с большими запасами урана и Алмазов.
А видение далёких прекрас вызывает зависть к обладателям этих благ. Но зависть ведёт к алчности. А алчность переполняет ненавистью из-за не возможности получить эти блага. И по этому более или менее двадцать первый век будет веком религиозных движении и фанатиков из многих стран, которые будут воевать за установление Единственно Верной Их Религии.
Так соединяя, современные технологи в тоже время разъединяют, если не разрушат это слабое, не готовое к компромиссам и взвешенным решениям, это общество.
И сильнее всего на общество и на людей в целом, и на человека в частности влияет государство – система неравномерного перераспределения матеръяльных и духовных благ, а также в защите общества от агрессии других обществ.
Но иногда государство начинает довлеть над обществом, и как бы подминает общество под собой и сковывает своей большой массой бюрократов, корупционеров, взяточников любые прогрессивные начинания отдельно взятых людей и сообществ. Пытаясь усидеть на своих креслах и больше используя свою власть винтики и шурупы государства – зависят друг от друга в виде круговой поруки и в целом не способны двигать государство в какую либо сторону, стараясь оставаться при своём.
В итоге скажу: что надо решительно и беспрекословно проводить реформы, не слюнявить про согласовывания , а именно реформировать и трансформировать госструктуры, так как они себя изжили, прогнили до костей и требуют кардинальной замены, чистки и продувки госаппарата, чтобы выдуть и вычистить всякую шваль засевшую крепко в креслах, чтобы он был более подвижным и цепким, жёстким и бескомпромисным. Как большая боевая собака! Реформы – настоящие реформы нашей Армии в переосмысливании наших вероятных врагов – таких как Китай, Япония. И реформы общества – создание детских садов, восстановление разрушенных церквей и храмов, решение вопроса о беспризорниках – из которых можно создать ядро новой Армии, настоящей Армии в которые будут юноши и девушки стремиться как самые лучшие вузы. Таким мне видится наше возможное будущее…

«Мы. Кто это – мы? Нас нет. Я – есть. Во всяком случае я надеюсь на это. А мы – это я плюс остальные. Остальные! Есть ли я, чтобы говорить об остальных…Нас нет. Мы – это я и моя собака, я и мое пальто. Собаки у меня нет, вместо пальто – куртка. Мы не существуем. Мы – ничто».
На северной стене южной комнаты без стекла и рамы висел акварельный набросок. Он никогда не рисовал профессионально. Почти всегда для друзей, иногда – для себя. И хотя чаще всего его работы разбирали знакомые, эту он оставил для себя. Отбил.
Отчего-то он написал не развалины Ипет-Сут, храм Амона ни Ипетресет-Имен, ни бараноголовых сфинксов. Его не заинтересовал город живых, а западный, город мертвых, он видел только мельком. Храмы фараонов не привлекли его. Впрочем, нет. Всё это было сделано назло – боящимся смерти он сознательно предназначил небытие.
Рамсес II, Рамсес VI, Аменхотеп III, Аменхотеп II, царица Хатшепсут – все это имена звучали пусто и темно. Пыль, танцующая в солнечный лучах, привлекала его больше… Жить, жить, жить как угодно, но только жить изо всех сил, жить как можно дольше, жить ради вздоха и встающего солнца – вот о чем он мог думать ясно. И только.
«Стройные мысли и каша в голове. Но зачем, зачем, зачем? Зачем, если мы - никто?»
Он написал белый, освещенный солнцем дом. И ясное, как наклеенное, небо, и дерево рядом. Какое дерево – он не знал, не разбирался в деревьях. Но оно было тонким и стройным и отчаянно решительным среди солнца, пыли и сухой грязи. Дерево и привлекло его. И ни о чем он не думал тогда. Понравилось – написал.
«Не думать. Есть что-то, о чем не надо вспоминать. Особенно если пока не помнишь даже что это».
Конечно, не помнишь. Но чувствуешь, дышишь, живешь в этом непонимании.
«Встать? Не стоит. Так удобно. И, если честно – лень. Встану, и сразу найдется дело. Видно мне нравится жалеть себя. За делом можно и забыть жалеть себя.
Тяжелее сидеть в тишине, чем решиться на подвиг. Подвиг? А на что это я сподвиг себя? Мало, низко, мелко. И все-таки жду. Чего же я жду… Вот гадость-то, - вяло подумал он, - ожидание».
Он потянулся к пульту, не пытаясь вспомнить, какие диски были у него поставлены. Раньше не хватало времени – он готовился к подвигу. Теперь тоже времени не хватало – ждал расплаты. Что же он делал во время подвига? Почему тогда не хватило времени? Ах да, просто это была минута с небольшим, а то и меньше минуты. Или минута ровно…
Оказалось, дисков пять. Но одном – шумы моря. За окнами было темно от туч, т он оставил этот диск. Почему бы и нет?
«Легко делать то, чего не сможешь не сделать. Вот только то «чего не сможешь не сделать» бывает неправильным, не нужным никому, кроме тебя, вздорным с слабосильным. И как же мерзко бывает тогда!»
Как много таких, кто совершал самое лучшее в жизни только ради себя, а думал – для всех, и долго решался и совершал никому, и себе самому, ненужное, и ждал за это. наказания, за то, что может ничего и не сделал, за свой порыв, за минуту жизни в жизни, за гордость свою, за мысль: «И я смог». Смог. Заставил себя, сам себя накрутил. И смог.
Зачем?
Было и так. Он думал, спрашивал, молил, кричал это «зачем» и плакал от страха и жалости. Ненавидел.
Зачем?
Шел дождь, и он говорил каплям на окне:
- Не сморите, не говорите… Знаю и сам, что всё не то и всё не так. Но я был искренним. Когда я не знаю, чего от меня ждут (а от меня ничего и не ждали), то становлюсь искренним. В конце-концов теперь вы знаете чего ожидать…от таких, как я.
И хотелось, чтобы дождь бежал по лицу. А еще лучше – слезы. И хотелось согнать рабов и построить пирамиду, чтобы заставить забыть свой никчемный подвиг. Себя заставить.
А думал, что делает не ради себя. Был таким человеком. Сейчас неизвестно кто… Хотя? Когда кот дрянной, то говорят «паршивый кот», а если дрянной человек, то и не человек вовсе? Да нет, человек, но очень паршивый.
«Но не паршивей меня. Я фимиамов ждал, а за что?»
Человек нажимал кнопки на пульте, смотрел как капли на стекле увеличиваются и, не в силах противиться своему бремени, скатываются вниз струйками.
А тот, другой, пришел к нему в тот же день. Но что он говорил? Да то, что не нужен подвиг его, глупо это, вздор и маразм.
В общем-то, он правду говорил.
«Что ж. пытайтесь, делайте, творите. И если вы построите то, о чем мечтаете, то я уйду на свалку, потому что достичь такого не смог. Но я был. Я пытался. Вы не продолжите моего дела. Вы делаете своё и пытаетесь сделать начисто. А я уже выжитый лимон для вас. Своей засохшей и твердой коркой я царапаю тех, кто равен мне и нашему обществу. И оно считает меня неудобным крепышом. А для вас я всего лишь тонкая шкурка. Таков я для настоящего. Никто. И только для тех, кто, как и я, из прошлого, я – так много.
Я всегда думал, что настоящее определяется прошлым, один поступок обуславливается другим. Вы выпрыгнули из этих рамок. Вы говорите, что прошлое не может быть славным, если в нем жили не славные люди, пусть даже боровшиеся. Вы молоды…
А я стар и понимаю, как хорошо ошибаться. Как бы я хотел ошибаться, и чтобы вы были правы.
Я мечтаю оказаться мусором и рванью. Для свалки. Потому что для меня отречься от прошлого невозможно. Я согласен стать негодным для настоящего. Но прошлое оставьте мне. Раз оно вам не нужно.
Если будет лучше, если я мешаю – я уйду. Только обещайте, что обязательно будет лучше».
Так значит все же не для себя? Нет? Если он ждал похвалы, благодарности – значит, всё это было для других?
О, как тяжело…
Он глядел в зеркало, видел свое отражение и говорил:
- Тяжело зависеть от кого-то… Впрочем, это банальная истина. А от этого легче не станет. Тоже банальность… Ну вот, теперь не только тяжело, но еще и грустно. Утешитель я никакой.
Правда жестока. Как смерть в Египте. Но там-то была смерть верная, страшная, избавительная. А здесь – правда ли? Там: в каждом храме – смерть, в каждом камне – смерть, в каждом сфинксе – смерть, в гробницах, пирамидах, памяти – смерть, смерть, смерть. А здесь? Мороженные лангусты в холодильнике и недопитое вино на столе. И это – правда?
Человек рассмеялся.
«Так, справедливо. Мы заслужили жестокость. Но разве жестокость – это справедливо? Радость одного откликается плачем в другом. Закон сохранения, будь он неладен… Но так было всегда. а расчетливая, ради мечты, ради химеры, ради жестокости жестокость – это ли не унижения того, кто жесток, и не достоин ли он сам жестокости? Нет, никто не заслужил этого.
Справедливость – она милосердная. На волосок от снисходительности. Страшно, стыдно. Хуже, чем жестокость, потому что наказывает больше.
Но неужели мы настолько плохи, что заслужили снисходительность? Нет. Мы заслужили жестокость. И мы дышим жестокостью.»
За окном шел дождь. Обратившиеся в струйки капли просачивались в щели старого дома и лужицами застывали на подоконнике. В холодильнике стыли лангусты. На столе стояло вино. В комнате шумело море, волны набегали на песок, волны разбивались о камни. На стене висела картина – пыль, Египет, дерево и воспоминания.
День только начинался.
Человек лежал в кресле и лгал, лгал, лгал. Он лгал себе и солгал бы любому, что появился бы в комнате. Просто он не замечал, что лжет.
И он ждал.

Медленно, опустив голову, задумчиво, молча, Сергей шел по пустынной аллее заброшенного парка. Среднего роста, блондин, молодой, странно было видеть такого красивого парня в этом богом забытом месте. Опавшие листья, словно теплым одеялом покрывшие землю, приятно шуршали под ногами. Спешить было некуда. Немного грустно, что так все заканчивается, или, может, начинается заново. Сергей не понимал, что будет после…
Не хватало тепла Алисы, её мягкого голоса, нежной кожи. Всего два дня как они расстались, а уже настолько тяжело.
Она не хотела расставаться, она не понимала почему, ведь все было так хорошо.
Все и на самом деле было не плохо…
…очень даже не плохо…
…было…
Сергей не знал о чем думать, перебирал - словно в шкафу старые, давно забытые книги - воспоминания. Вспомнил родителей, что ждали его всегда, и к которым он так и не смог приехать. Они ещё живы… но уже, наверное, поздно.
Ныла шея, будто продул. Поднял воротник пальто, как можно выше, зная, что это все равно не поможет. Просто машинально, просто что-то нужно было сделать. Достал из кармана пачку Winston, закурил. Теплая горечь дыма, медленно проникала внутрь. Зачем курить? Так… ещё одна попытка укоротить себе жизнь. Но теперь это его не касалось.
Посмотрел на часы… половина двенадцатого…
Улыбнулся.
Мысли опять возвращались к Алисе. Как же он хотел опять обнять её. Он ненавидел себя за те слова, что сказал в последнюю их встречу. Но понимал, что по-другому нельзя. Иначе она будет в опасности. Хотя и сейчас возможно тоже. Он ещё не знал, что будет с ним вскоре, но был уверен, что не даст никому причинить Алисе боль.
Они хотели пожениться. Они хотели детей. Как много было планов. И как мало удалось воплотить.
Сигарета дотлела до фильтра, обожгла палец. Сергей откинул её быстрым движением, и тут же взял ещё одну. Так получалось согреться. Так получалось успокоиться.
Никогда не думал, что с ним может это произойти. Никогда не думал, что это вообще возможно. Всегда считал, что это просто сказки. Просто чей-то болезненный бред. Но оказалось все иначе.
Первый приступ застал его в момент, когда слабый огонек из зажигалки коснулся сигареты. Боль согнула его вдвое, сигарета разлетелась на части, от того, что пальцы непроизвольно сжались. Упал на землю. Листва действительно оказалось настолько мягкой, что удара Сергей не почувствовал. Хотя мало что он мог в эти мгновения чувствовать. Пульсация в голове, уши заложило, глаза налились кровью. Он не хотел сопротивляться, думал так будет легче. Но тело непроизвольно сопротивлялось, не хотело терять то немногое от человека, что ещё осталось внутри. Крик отчаяния, разлетелся по пустынной аллее парка.
Приступ закончился так же внезапно, как и начался. Со стороны могло показаться, что ничего и не было. Ничего не произошло. Только сбитое дыхание, словно пробежал пару километров. А так… Обычный человек. Но Сергей почувствовал изменение. Что-то чуждое ему раньше закралось внутрь. Что-то, что теперь внутри, и будет там бесконечно. Парень сел на землю, прижавшись спиной к клену, ветви которого были уже практически голыми, и закурил.
Не было больше себя ничем занять, кроме как травиться никотином. Сергей решил ждать здесь результата этой ночи. Ему больше некуда было идти. Все, что мог он уже давно сделал. Теперь только ждать, и смириться.
Он прекрасно помнил, с чего все это началось. Прекрасно помнил тот день, ведь это было всего четыре дня назад…
…
– Я люблю тебя, – Алиса, обняла Сергея, солнечное утро приветствовало влюбленных, но из кровати вылезать категорически не хотелось.
Сергей улыбнулся, и поцеловал девушку, нежно, словно опасался, что она исчезнет. Темно-карие, практически черные, глаза, длинные черные волосы, разлетевшиеся по подушке. Он дорожил каждым мгновением, когда она рядом.
– Сереж, я хочу быть с тобой всю свою жизнь… – Алиса улыбалась.
– Я тоже.
– Ты не понимаешь, – нахмурилась, словно малый ребенок, – Я хочу за тебя замуж…
Сергей понимал, что рано или поздно это произойдет. Он любил её, знал, что и она его тоже. Пора менять жизнь… Почему бы и нет?
– Я люблю тебя, – Сергей привстал на локоть. – Будешь моей женой?
Ответом был поцелуй…
…
Очередной окурок полетел на землю. Не спал уже двое суток, но спать не хотелось. Он ждал её прихода. Она явится именно тогда, когда начнется изменение. Изменения разума, тела, мира вокруг. Все изменится для Сергея сегодня.
Вторая ступень преобразования, словно удар поддых сдавила грудь. Сжала легкие, и сердце, казалось, разорвется внутри. Сергей чувствовал, как кровь подкатывает к голове, вены раздулись, в висках барабанило, будто отбойным молотком.
Приступ закончился с медленным хриплым выдохом парня. В глазах загорелся огонь. Сейчас уже хорошо. Сейчас уже намного лучше. Весь мир обновился. Дышать стало легче. И уже ясно понимаешь, что именно с тобой произошло. Пачка отлетела в сторону, больше не потребуется. Не хочется.
Остался всего один шаг, и он обязательно произойдет. Совсем скоро.
…
Тяжелое дыхание, волнение. Будто перед экзаменом в институте, когда-то раньше. Когда-то очень давно, далеко, словно во сне. Что будет дальше? Как будет…
Весь день после признания, Сергей не мог ни о чем думать, кроме свадьбы. Семейная жизнь. Как дико.
Но ведь он ещё очень молод.
Может, не время?
А вдруг?
А что вдруг?
Вдруг она, не то, что нужно? Вдруг это просто привычка?
Да нет, вроде бы никто кроме Алисы не нужен.
Страх заполняет мысли. Жажда свободы, даже условной, не дает покоя.
Есть. Ведь есть же плюсы в свадьбе… Иначе почему все стремятся к ней? А я?
Рано, ещё рано! Я боюсь, что все это лишнее. Но Алиса хочет свадьбы. Она любит меня…
А я?..
С полной кашей в голове, не обращая внимания ни на что, он шел по пустынной улице, кутаясь в старенькое, но ещё крепкое пальтишко. Он до сих пор так и не понял, откуда она появилась. Как он пропустил её появления. Откуда знала все? Почему выбрала именно его. Пустынная улица была только для них двоих.
Нежный чарующий голос, хитрый, колдовской взгляд. Сергей молчал. Кажется, даже открылся от удивления рот. Точно не помнит. Все в ней было прекрасно, но как-то не естественно. Это он понял уже позже, но сейчас просто любовался её нереальной красотой. Ростом чуть ниже Алисы, но это было абсолютным плюсом. Без изъяна. Идеальное тело. Пышные черные волосы.
– Сергей?
– … да…
– Пойдем…
Все, больше ни слова. Она взяла его руку и пошла в сторону переулка.
– Ты заслуживаешь большего… я давно наблюдаю за тобой, ты должен быть с нами…
– Прости, но я тебя не понимаю. С кем с «вами»?
– Ты и не должен понимать. Пока… ты просто слушай.
Она повернулась, и, не давая опомниться, коснулась губами его губ. Нежно. Сладко. Голова закружилась. Но Сергей почувствовал, какой-то холод. И странный привкус её губ. Что-то очень знакомое…
– Мы редко даем возможность простым смертным получить власть. Нашу власть. Но ты – исключение. Я доказала семье, что ты нам просто необходим.
– Что за чушь? Какая семья?
Сергей попытался вырвать руку, но поймал себя на мысли, что рука его не слушается. И, вроде бы, не сильно держит. А не вырвешься.
Зашли в переулок.
– Ты запутался, но я могу тебе помочь, – её холодная ладонь скользнула по его щеке. – Ты же сейчас ждешь именно помощи. Но если ты согласишься, то все проблемы твои разрешаться. Ты будешь прекрасно знать, чего ты хочешь. И всегда добиваться намеченной цели. Это не сложно, нужно только сказать: «Да».
– Кто ты… – кажется полный бред, но он ей верил. Не мог не верить этим черным глазам.
– Узнаешь… но после… – последние слова она произнесла уже на ухо. Чуть слышно. Аромат её духов завораживал. Её дыхание совсем рядом, в миллиметрах от его кожи. Мурашки пробежали по спине от удовольствия. Сергей обнял её одной рукой за талию, она улыбнулась. Посмотрела в глаза. Не понимая абсолютно ничего, ведомый только животным желанием завладеть этой стройной, хрупкой, но властной девушкой.
– Согласен.
Нежно поцеловала его и медленно стала опускаться ниже, к шее. «Немного щекотно, но очень приятно», – Сергей закрыл глаза.
Он сперва не почувствовал ничего, лишь то, что кто то вытягивает из него жизнь. Но в следующий момент понял, и ужас поглотил разум. Девушка впилась в шею, и пила кровь. Оттолкнуть не было сил. Словно зачарованный, он стоял и беспомощно наблюдал за происходящим. Вот что за привкус он почувствовал, во время первого поцелуя. До боли знакомый вкус. Любой человек хотя бы раз пробовал это. Прикусив гуду, или потеряв зуб. Вкус человеческой крови. Голова закружилась, ноги подкосились.
Она смотрела, как Сергей падает на асфальт. Без сил.
– Теперь. Очень скоро. Ты станешь одним из нас.
– Но вампиров нет, – слова давались с трудом, почти шепотом, только бы не отключится.
– Ха. Тогда кто же мы? Кто же я?
– Ты сумасшедшая дура! – Сергей попытался встать, но ноги не слушались.
– Мне нравится твое чувство юмора. В твоем положении я бы тщательно подбирала слова. Ты либо действительно очень умен и смел, либо непроходимо глуп.
– Скорее всего, второе. Раз я сейчас тут, – сейчас эта девушка, казалась ему дьяволом во плоти. Глаза горели, на губах кровь. Его кровь.
– Это твоя судьба! И это не глупость, но счастье…
…
Из-за облаков вышла полная луна. Первая луна. Первая ночь его новой жизни. Наступает последний этап преобразования. Уже не такой болезненный физически, но внутри. Там где была душа человека, наступает ночь вампира. Ценности, что раньше берег и защищал, теперь сами собой уходят, и Сергей нисколько не разочарован. Становится все легче. Намного. Без всех этих глупых клише. Но есть то, чего забыть не хочется. Родители, перед которыми стыдно как никогда. Друзья. Алиса…
– Ещё чуть-чуть и ты забудешь обо всем, что раньше тебя докучало, мучило, мешало развернуться на полную. – Её голос уже не так очаровывает, может потому что теперь она не притворяется. Медленно подходит к нему. Улыбается. Сергей чувствует злость. Злость неописуемую. И восхищение - все равно - она великолепна в своем хладнокровии.
Перед глазами, словно кадры из кино, появляются моменты той, другой жизни. И уходят в неизвестность.
– Нет! – руки сжимают голову, в бессмысленной попытке оставить в голове хотя бы часть воспоминаний, о дорогих ему людях.
Нежные руки холодной вампиршы легли на голову Сергея. Ему стало лучше. Значительно лучше…
– А сейчас ты умрешь. Тебя похоронят, будут слезы, будет горе. Все будут тебя оплакивать. В твоей истории напишут: «остановка сердца». И оно действительно остановиться. И ты не сможешь помешать. Тебя закопают, и забудут. А ты воскреснешь, и станешь править теми, кто раньше управлял тобой! Но тебя не будет. Уже не будет, смирись. Ты не увидишь себя в зеркале, потому что ты и есть отражение себя живого. И для всех ты останешься деревянным ящиком, закопанным на пару метров под землей.
– Меня не забудут.
– Но ведь ты уже забыл!..

Ну и ты поняла.

Ночью снилось море. Зеленые волны шуршали набряклой галькой, а солнце, кровавой пульпой, падало за горы. И вроде к вечеру дело, а душно так, словно в парилке. Ветер обволакивал горячими струями, толкал в грудь жарким дыханием. А рядом была Инга — в своем любимом купальнике в горошек. Вдруг вспомнилось, как радовалась, когда его покупали, смеялась заразительно звонко, широко расплескивала, по детски наивные, глаза, словно два голубых озера по весне. И он тоже радовался — тому что Инга у него есть и ни у кого больше, потому что таких, как она больше нет и не будет.
Сейчас Инга тоже смеялась. Загребала полные ладошки соленой влаги и, хохоча, швыряла ему в лицо. Только от этих брызг становилось еще жарче, духота сплющивала со всех сторон. Он хотел сказать, чтобы Инга прекратила, что жарко, и не мог: спекшийся язык бурым глинистым комком прилип к гортани, отказывался слушаться. Так и стоял, молча, не в силах говорить, не в силах даже пошевелиться, раздавленный горячим прессом — только смотрел на Ингу, впитывал ее фигуру, каждую малейшую черточку, каждую пору на лице.
И что-то его во всем этом смущало, какой-то гадостный червячок все подтачивал, покусывал нутро. Какой-то диссонанс в таком привычном, родном, любимом образе не давал ему покоя. И тут сразу же, словно обухом по голове шарахнуло: глаза, глаза у Ингушки, у Ингочки моей, испуганные просто вусмерть! Да что там глаза, ведь и улыбка не ее — как пластырь медицинский, небрежно приклеена на лицо, одна только видимость, растянули губы, мышечный спазм, а не улыбка. И сразу холодом обдало, будто в прорубь нырнул, от ощущения беды, грядущей ужасающей непоправимости. И он рванул к ней, превозмогая удушливое оцепенение, чтобы помочь, чтобы спасти. Не успел. Проснулся.
А голова гудит, как похмельный, то есть поминальный колокол. И вправду душно. Ремарк помотал ею из стороны в сторону и кровь еще пуще забухала в висках — словно кованными сапогами шарахают по жестяному забору. Отключили вентиляторы, отрешенно подумал он. Сволочи, захватили электростанцию..., или сожгли.
А затем он забыл про жару и про сволочей и даже про судьбу электростанции, потому как снова навалилось ощущение непоправимой беды и кнутом ожгло единственно важное: сколько сейчас времени?! Ведь я же заснул, заснул, твою мать, а этого нельзя, кретин эдакий, спать нельзя, отключаться нельзя, умирать нельзя, даже отлучаться по нужде нельзя, а надо следить за циферблатом — следить и жать кнопку!
Ремарк вскинулся, почти взлетел со стула и сразу же чуть не упал. Затекшие, за время сидения, ноги напоминали недоваренные макаронины. Шипя и ругаясь, он принялся ожесточенно растирать их, драть ногтями, ежесекундно вскидывая голову в сторону постамента с циферблатом. «Ну и чего ты дергаешься, паралитик?!» - колючий голос здравого смысла пытался затушить, бушующий внутри, пожар паники. - «Ты ведь еще жив, не так ли?! А за полторы минуты до конца срабатывает звонок, Мартен ведь тебе все предельно ясно объяснил!»
Ремарк все это прекрасно понимал, но знал и то, что не успокоится, пока не взглянет на время. Наручные часы бесполезным грузом обвивали запьястье — разбились, когда отделение Ремарка отступала от площади Правды: под кинжальным огнем скотов в синих беретах, поминутно огрызаясь ответными очередями и неся потери. Ремарк горько усмехнулся: «неся потери»!..
...Яна переломило пополам автоматной очередью — Яна, с которым дружили с первого класса, с которым вместе набивали синяки и шишки, вместе обносили яблоню старика Гауставу, вместе влюблялись... Свинцовым градом перемололо внутренности, распластало по мостовой. И не броситься на помощь, потому что поздно — не спасти; не отомстить нелюдям в тигровом камуфляже, не вцепиться зубами в глотки — нельзя, приказ! А вот Кжижтоф плюнул на приказ - нескладный тихоня с мечтательными глазами, стишки все свои писал, как мы посмеивались с этого, мол, на что девкам стихи твои, ты им, лучше, чего другого покажи, рифмоплет - плюнул и, вопя как полоумный, начал стрелять, четверых положил, а после отомкнул штык и бросился в самую гущу полосатых тел и еще одного или двух утащил за собой, прежде чем его...
Ремарк скрипнул зубами от боли, тысячью игл впивавшейся в икры. Доковылял до постамента, вцепившись в гранитную столешницу, уставился на новомодный электронный циферблат. Зеленые цифры показывали «42:00» - времени было еще валом, прав был голосок здравого смысла. «Но ведь могло быть и наоборот, могло!» - Ремарк яростно заспорил сам с собой. - «Мог ведь не сработать тревожный звонок и тогда кранты!»
Хлопнул ладонью по красной кнопке, здоровенной текстолитовой блямбе. Цифры пропали, циферблат замерцал четырьмя нулями. Ремарк сипло выдохнул и, неловко подволакивая негнущиеся ноги, побрел в туалет.
Кран кровоточил тоненькой струйкой, хотя Ремарк до упора выкрутил оба вентиля. «Наверное, воду тоже перекрыли,» - он чертыхнулся и посмотрел на себя в зеркало. Опухшее, небритое отражение уставилось на него с, покрытого амальгамой, металлического листа. Глаза красные, ошалелые, как у запойного. Вот уже сутки он здесь, вот уже двадцать семь раз он нажимал на кнопку и неизвестно, сколько еще придется нажать. «Слушай радио и ты все поймешь!» - сказал Мартен, передавая ему связку плоских, таких непривычных, ключей, карту канализации и бумажку с паролями. - «Пока ты бдишь, пока ты на посту - Революция не умрет!»
- Служу революции!.. - прошептал Ремарк, с отвращением разглядывая свое лицо в зеркале. Господи, ну и рожа, краше хоронят! И не умыться теперь даже, не освежить закисшие глаза с этими синюшными мешками...
Принес флягу, и подставив под цедящую струйку, начал терпеливо набирать воду, время от времени сверяясь с внутренними часами: не пора ли идти к циферблату...
«Силы нашей доблестной армии ожесточенно сражаются за каждый квартал, за каждую улицу, каждый дом! Кровавую цену платят вероломные захватчики за каждую пядь нашей земли! Дети Революции, доблестные воины нашей родины — сражайтесь до последнего, не дайте этим волкам, что так долго прикидывались овцами, уничтожить все то, что мы так долго с вами строили, то к чему так долго стремились! Капиталистическим свиньям не долго праздновать победу — Пятая танковая дивизия имени Омотолу уже на подходе к Столице. Литым бронированным кулаком, она сметет врага...
Динамик фыркнул, зашелся в кашле помех, проглотив остаток речи Ведущего к Правде. Ремарк поморщился и выключил радио. Отступая, их группа наткнулась на одного из танкистов, что шел в авангарде Пятого дивизиона. Обезумевший, в обгоревшем, воняющим соляркой и спекшейся кровью, комбинезоне, он рассказал им правду: Из всей дивизии на отчаянный приказ из Столицы, откликнулись немногие — все остальные сложили оружие и добровольно сдались «тигровым», успокоив при помощи свинца немногих несогласных. Да и тот единственный батальон, те несколько десятков машин, что выдвинулись на помощь агонизирующим внутренним войскам, застряли на перевале близ Орбау, где их сожгли ковровой бомбардировкой. Литой бронированный кулак в одночасье превратился в кучу смятого, коптящего небо, железа. Ремарк вспомнил, как похолодело и обмерло все в груди, как ухнул вниз, надавив на мочевой пузырь, желудок, когда он слушал сбивчивый и перепуганный рассказ танкиста. Перед глазами стояли бронированные «сколопендры», мощные, непобедимые, гусеничные колоссы, каждый стоимостью в миллион (Господи, ведь всей страной на них собирали, кто сколько мог, ведь сколько школ, домов, детских садов, фабрик можно было на эти деньги построить; но ведь верили, что необходимо, что враг только и ждет, чтобы напасть!), полыхающие металлические корпуса, размазанные по стылому камню гор и черные, уже только дымящиеся фигурки, замершие вокруг танков в каких-то по птичьи нелепых позах.
У Мартена тогда кровь отхлынула от лица, он выхватил пистолет так быстро, что Ремарк заметил только смазанное пятно, а через секунду раздался сухой хлопок выстрела и левый глаз танкиста из Пятой встопорщился кровавым окоемом: «Дезертиры и паникеры не заслуживают другой смерти!» - Мартен повернулся к притихшим солдатам, вцепился холодным взглядом в ошеломленные лица, а затем коротко бросил. - «Сержант Лестран, ко мне»...
...- Вводишь пароль, вот этот! - палец Мартена на мгновение замер над строчкой цифр, затем сместился чуть ниже к другой комбинации. - А эти введешь спустя ровно десять секунд, понял?!
Мартен поднял глаза и посмотрел на Ремарка, оценивая хорошо ли он все запомнил. Хотя и так знал, знал наверняка, что хорошо — недаром Лестран дослужился до сержанта всего за полгода. Но он тоже кивнул, повинуясь ритуалу:
- Да, товарищ полковник.
- После этого кнопку необходимо нажимать каждый час, - продолжил Мартен, доставая сигарету. Ремарк заметил, что пальцы всегда сдержанного и невозмутимого командира сейчас немного дрожали. - Пароля на отключение у тебя нет, впрочем, у меня его тоже нет. Когда с этим полосатым шакальем будет покончено, тебя сменят.
- Ничего, они у нас еще попляшут! - Мартен затянулся, одним махом ополовинивая сигарету. - Ох как попляшут, увидишь. Революцию вот так, за здорово живешь, не задушить, не купить, как дешевую шлюху!..
- Служу Революции! - отчеканил Ремарк, преданно, почти с любовью, вглядываясь в посеченное шрамами и временем лицо полковника. А тот вдруг как-то горько улыбнулся, словно и не зная — улыбаться ему или плакать. Хлопнул Ремарка по плечу:
- Давай, Лестран! Давай, дуй...
...Вдавил кнопку, вновь обнуляя циферблат. Стул он давно перенес сюда. Перетащил бы и радио, но в комнате с постаментом не было розетки, поэтому Ремарк протянул, насколько хватало шнура и поставил его в коридоре. Осклизлые бетонные своды создавали хорошую акустику, поэтому со слышимостью проблем не возникало. Теперь он отлучался только в туалет да и то делал это сразу после нажатия кнопки.
Ремарк достает банку консервов, споро вскрывает и, нанизывая ломти жирного волокнистого мяса лезвием ножа, начинает есть. Тушенка пахнет солидолом, но он не обращает на это внимания: просто ложит ее в рот раз за разом и механически жует. Сложнее с водой: струйка иссякла раньше, чем Ремарк успел набрать полную флягу и теперь у него остается чуть больше чем пол литра тепловатой, с металлическим привкусом, влаги.
Он крутанул верньер настройки. Радио зашуршало и раздался голос. На этот раз это был не Ведущий к Правде, а кто-то другой:
- ...К дому Свободы. Северо-западный кордон прорван, восьмая и пятая добровольческая дружина уничтожена, десятая и шестая несут значительные потери! Необходимы вертолеты огневой поддержки, прием! Как слышите меня?! Говорит старший лейтенант Дронно, как слышите меня, прием?!..
Голос был усталый, как само время и даже страха в нем не было слышно — только тупое смирение. Лейтенант вызывал подмогу без какой-либо надежды, словно заранее знал, что это бесполезно.
- Я тебя слышу, старший лейтенант Дронно. - прошептал Ремарк, закусывая губу, в глазах предательски защипало. - Я тебя слышу...
Радио взвизгнуло на пределе и голос пропал: видимо, лейтенант сменил частоту, пытаясь достучаться хоть до кого-нибудь.
Ремарк заскрипел зубами: внутри него вскипал бурунами черный вал ненависти. Скоты, скоты! Что же вы делаете, скоты, вы же нас убиваете, вы же Революцию губите! Он вскочил и заходил из угла в угол, словно лев в клетке. Внутри клокотало, хотелось поймать одного из «тигровых» и впиться большими пальцами в глаза, выдрать кадык....
...Их десятеро, они разные и одинаковые. Низких и высоких, худых и толстых, их объединяет нечто - нечто делающее похожими друг на друга. Не понять причины и этой неопределенности Ремарку становится не по себе.
- За мародерство, - Мартен стоит прямой, как струна, слова вылетают, как пули из автомата — отрывисто и зло. - За саботаж, за предательство и содействие врагам Революции — приговариваются к расстрелу!
Синхронно лязгнули затворы. Никто из десятерых не закричал, не грохнулся оземь, лишь у одного предательски дрогнули колени и стоящий рядом, будто почувствовав это, извернулся, подставил под падающего плечо, поддержал. Как, с мешком на голове и связанными за спиной руками, ему это удалось так и осталось для Ремарка загадкой. Он отвел глаза, снова сосредоточив взгляд на Своем.
Ремарк узнал человека, стоящего напротив. Мэрли Лотто, владелец аптеки на углу дома, где они жили до войны. Когда младшая сестра болела пневмонией, Лотто всегда отпускал лекарства в кредит и никогда не напоминал о долге. Ремарк помнил, как аптекарь улыбался в вислые усы, мечтательно и небрежно поглаживая полы твидового пиджака бледными тонкими пальцами. По пиджаку он его и узнал.
Готовсь! - гаркает полковник. Палец рефлекторно скользнул к спусковой скобе, замер, напрягся, словно бегун на низком старте.
А на пасху Лотто всегда устраивал Детский День: сладкая газировка и воздушная сахарная вата. Ремарк облизнул враз пересохшие губы. Ребятня со всей улицы сбегалась тогда к магазину Мэрли (да что там с улиц - чуть ли не со всего квартала!) и для того, чтобы купить горчичник или порошок от кашля приходилось проталкиваться сквозь бурлящий, смеющийся и весело галдящий поток, заполнявший аптеку... И что странно — никто и никогда не уходил обиженным или обделенным...
 Пли! - взмах руки, громовой шквал огня...
...Тщательно смазал затворную раму и отложил в сторону, к остальным деталям. Теперь протереть насухо и снова собрать.
Ремарк вытер грязные руки о гимнастерку и, приложившись к фляге, сделал глоток. Пересохшее горло просило еще, но он не знал сколько еще ему здесь сидеть. Не знал, что творится там, на улицах, пятьюдесятью метрами выше. Хорошо хоть успел вывести Ингу из этого ада. От мыслей о ней, сердце судорожно заныло: Ингушка, зайка моя, котенок родной! Главное, что с тобой все хорошо. После объявления тревоги, Ремарк посадил ее на грузовик, идущий в сторону сортировочного жэдэ узла, где устроили накопитель для эвакуируемых. «Как приедешь, найдешь там Петера Шмидта, доктора Петера Шмидта , скажешь что ты от Рема Лестрана, он поможет, он мне должен.»
… - Рем... - Она смотрит на него, на лице рябью сменяются страх и любовь. Любовь к нему и страх за него. А он не знает, что еще сказать, все слова исчезли, пропали без вести и из горла лезет только какое-то утробное: то ли всхлип, то ли вообще черт знает что...
«Собраться, тряпка, не раскисать!» - одергивает яростно себя и, вместо того чтобы что-то сказать, а еще больше для того чтобы не дать сказать что-либо ей ( Ведь если скажет, чтобы не уходил, ведь я же, сволочь, я же не смогу ей отказать, я плюну на все и поеду с ней, куда угодно, в горы, к морю, хоть к черту на кулички, лишь бы с нею!), запечатывает ее рот поцелуем. Она отвечает на поцелуй, но как-то скомкано, Ремарк чувствует, как дрожат ее губы. Он отстраняется, взглядом моля: не говори!, не надо!, не принуждай!
И она понимает. Слабо улыбается, в глазах стоят слезы.
- Хорошо, Рем, — шепчет Инга. - Я все сделаю, как ты сказал.
Он ободряюще сжимает ее ладошку, растягивая помертвелые губы, скалится, словно говоря, что все хорошо. Водитель нетерпеливо косится на них, но не мешает: в такое время будить зверя в рослом парне с сержантскими лычками, ему совершенно не хочется — пустит пулю в лоб и не поморщится. Наконец, Ремарк кивает и, захлопнув дверь кабины, отходит на тротуар. Грузовик, натужно изрыгнув смрадное облако дизельных паров, трогается с места, рывками набирая скорость, несется за поворот. Ремарк смотрит вслед, ловит взгляд Инги. Инга не смотрит...
… Ах, как же хорошо им было вместе, как легко и гулко просторно казалось вокруг. Сердце сладко техкало в груди, сжималось в пароксизмах счастья. Иногда, просыпаясь ночью, Ремарк смотрел на сжавшуюся в комочек Ингу: гладил выпирающие из под майки, такие беззащитные, лопатки; аккуратно, чтобы не разбудить, целовал золотистую ложбинку между шеей и затылком; дурея от аромата ее кожи, думал: Моя! Ни у кого, никогда - только у меня! Потому что такой больше нет на всем белом свете и вряд ли появится...
...Радио молчало с последнего обнуления циферблата. Ремарк крутил рукоятку и так и эдак, но безуспешно — динамик хрюкал статикой и только. Он подошел к циферблату: «48:09». Хотел нажать кнопку, но рука замерла, не дотянувшись до красного текстолита. Ремарк не знал, как поступить.
«Чуть позже.» - взял флягу, задумчиво взболтнул ее, сделал глоток. Вода была почти горячей: без принудительной вентиляции, бетонный мешок комнаты начинал напоминать душегубку. Ремарк против собственной воли взялся за крышку.
… - Урегулированием положения! - Фляжка выскользнула из пальцев, вода брызнула на бетон, тут же жадно ее впитавший. - Тоталитарный режим свергнут, воры и убийцы, стоящие у власти мертвы или арестованы и предстанут перед справедливым судом наций! Нильс Штерн, более известный, как Ведущий к Правде, стремясь избежать ареста, покончил жизнь самоубийством...
Ожившее радио рассказывало дальше, уверенным мужским баритоном вещало, что остатки армии разрозненны и дезорганизованы, что сдавшимся добровольно смягчат наказание, что через два дня в город подвезут продовольствие… Ремарк не слушал. Он плакал, потому что сейчас было можно, потому что все было кончено. Убили, гады, убили и оклеветали, оплевали с ног до головы лучшего человека на Земле – отца, брата, вождя! Изнасиловали Революцию, изнасиловали, а затем растоптали мерзкими сапожищами и теперь суют свои заокеанские подачки, свою «гуманитарную помощь»! Н-н-ненавижу!
- и все же этот день триумфа еще и день великого траура! – продолжал говорить неизвестный. – В лагере беженцев из Столицы, недобитые и озверевшие фанатики устроили кровавую бойню, подорвав состав с мазутом. Весь сортировочный узел объят пламенем . Спасательные работы ведутся полным ходом, но из-за пожара, очень сильно затруднены. Сложно сказать о точном количестве жертв, но их немало, по предварительным оценкам это тысячи невинных гражд…
С диким криком, Ремарк бьет ногой по радио, раскалывая корпус на две неравных половинки, с хрустом давя подошвами осколки транзисторов, жалея, что не может раздавить и обладателя уверенного мужского баритона. Воя от отчаянья, впивается пальцами в лицо. Теперь все, теперь точно все! Он чувствовал, как весь его мир осыпается в тартарары, в разверзшуюся бездну; чувствовал, как кто-то незнакомый хохочет, повторяя: «Не твоя! Не твоя и уже ничья!» Жить стало незачем и не для кого. Жизнь умерла, а он остался. Здесь, под землей. Нажимающий на кнопку.
Зазвенел звонок. «Полторы минуты,» - мелькнуло отрешенное. – «Как долго, господи, как долго!»
Звонок, надрываясь, ввинчивается шурупами в мозг. Ремарк стоял, чуть покачиваясь, не отнимая рук от лица. «Двадцать килотонн». – говорил Мартен. – «Волна сжатия, коллапс тектонических пластов и кратер, не хуже чем на Луне. Но это крайняя мера…»
- Крайняя мера… - прошептал Ремарк. – Не крайняя… последняя…
Звон не прекращался. Он не слышал. Перед глазами Ремарка море шуршало набряклой галькой, а Инга в любимом купальнике в горошек, смеясь, убегала в волну, призывно махая ему руками.
«И откуда такая духота?» - мимолетно удивился он, следуя за ней. – «Скорей бы она прошла. Скорей бы».

<Стук сердца мертвых

Холодно, как же холодно. Ничего не вижу, здесь слишком темно. Не могу пошевелиться. Где я?
Внутри возникло поначалу еле различимое, набирающее силу с каждой секундой, пропитывающее каждую клетку, затуманивающее рассудок чувство. Страх стал подниматься от живота, карабкаясь к горлу, давя на грудь, мешая дышать. Задыхаясь, я попытался закричать, но издал лишь еле слышное хрипение. Ужас сжал горло.
Бешеный стук сердца отдает в висках. Я так просто не сдамся!
Гнев затмил страх, загнав в глубины сознания. Яростно попытавшись пошевелиться, я почувствовал движение кончиков пальцев. Борясь за свою жизнь, я фанатично сгибал и разгибал пальцы, заставляя кровь течь по венам... Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем удалось сжать и разжать кулаки. Постепенно чувствительность возвращалась к ногам. Онемение сменялось болью, тысячами игл впиваясь в тело…
После того, как удалось кое-как пошевелить руками, я начал исследовать на ощупь окружающее холодное пространство. Моей тюрьмой была прямоугольная тесная емкость, сверху по периметру верхней стенки обнаружился зазор. Становилось тяжелей дышать, у меня было мало времени.
Похоже на крышку, но ни ручек, ни выемок с внутренней стороны нет. Единственный выход - это давить на крышку.
Упершись руками и ногами, вложив всю жажду к жизни в сильный рывок, удалось чуть-чуть сместить крышку. На пятом рывке в углу образовался небольшой просвет. Отдышавшись, я надавил изо всех сил, поддавшись давлению, крышка со скрежетом сместилась в сторону. Оглушенный светом и нахлынувшими звуками, прикрывая рукой глаза и вслушиваясь в окружающий шум, я пытался как можно быстрей прийти в себя. Через несколько секунд окружающий мир стал приобретать отчетливые черты. Я находился в глубине небольшого темного помещения, единственными источниками света были несколько небольших дыр в потолке. В полумраке становились видны очертания различных ящиков, содержимое некоторых вывалилось на пол. Снаружи долетали звуки, похожие на шум ветра.
Голое тело дрожало от холода и избытка адреналина. Приподнявшись, я сел, свесив ноги со своего саркофага. Замерев в ступоре, от нахлынувших вопросов, не понимая, что происходит. Ответов давать никто не спешил, и мне предстояло найти их самому. Встав и еле устояв на ногах, подкашиваясь от слабости, я начал неспешно продвигаться вдоль стены, натыкаясь на кучи хлама и свисающие провода. Комната оказалась наклонена в сторону, что затрудняло продвижение. Дойдя почти до конца, я обнаружил мощную трех метровую дверь. Рычаг разблокировки был деформирован, только после нескольких минут упорных стараний мне удалось справиться с ним. Со щелчком дверь немного отошла от стены внутрь помещения, и под своим весом стала со скрипом медленно открываться. Затрещав, сорвалась с искореженных петель и начала заваливаться прямо на меня. Несмотря на заторможенную реакцию, я рванул в бок, налетев прямо на острые углы ящиков. Через долю секунды стальная дверь грохнула об пол, подняв облако черной едкой пыли. Попав в глаза и нос, она сразу же вызвала слезы с тяжелым кашлем. Спасаясь бросился к образовавшемуся проходу, и выпрыгнул наружу. Держась за поцарапанный бок, и откашливаясь, сквозь слезы всматривался в окружающие меня лес. Массивные, тридцати метровые деревья вздымали свои кроны в высь, практически закрывая буро-серое небо. Их стволы оплетали лианы. На земле попадались не большие кусты папаритника, в основном не выше полу метра. Темно зеленый мох устилал все вокруг, даже стволы деревьев были покрыты им. В нос ударил сладковатый запах древесной гнили. Вдоволь “налюбовавшись” открывшейся панорамой, я обернулся. Моим убежищем оказался разбившийся, основательно обросший мхом атмосферный бот. Стоя в недоумении, я обдумывал сложившуюся ситуацию и не находил никаких логических ответов.
Воспользовавшись выступами на обшивке, со второй попытки мне удалось взобраться на крышу бота. Это был военный грузовой атмосферный бот весом в пятьдесят тонн, оснащенный неплохой броней и вооружением. Две мощные управляемые турбины по бокам повисли на коротких крыльях, бессильно упершись соплами в землю. Были видны следы давнего боя: вывороченные и расплавленные куски брони. Одна турбина полностью выгорела, когда-то подвижная, сейчас намертво сплавилась с крылом. За хвостом бота в зарослях тянулась прореха поваленных деревьев - уже основательно зарастающая, но заметная траектория крушения. Сидя на шести метровой высоте, я стал всматриваться в заросли. Тени совершенно мне не знакомых деревьев таили в себе опасности, о которых можно было только догадываться. Бот по всей вероятности потерпел крушения после полученных повреждений, вполне возможно пролетев еще немалое расстояние, уходя от опасности. Разбился он здесь уже очень давно, и его вряд ли еще ищут, если искали. Попытавшись вспомнить, кто я, и что я здесь делаю, я заработал лишь головокружение и тошноту. Пустота, и никаких эмоций по поводу прошлого, словно его и не было совсем. Лежа на крыше и наслаждаясь спокойствием, я обдумывал дальнейшие действия. Следует в первую очередь обыскать бот, и судя по краснеющему небу был закат. У меня не так уж много времени. Лезть в темное нутро бота очень не хотелось, но иного выхода не было. Перспектива остаться в сумраке на открытом пространстве в совершенно незнакомых джунглях совсем не радовала. Направившись вниз, я взялся за торчащий кусок раскрошившейся обшивки, оторвав руку от выступа сверху и потянулся к нижнему. Все произошло моментально, резкое движение назад с зажатым куском отломившейся обшивки в руке. Вспыхнувшее чувство страха…

>

Как сейчас помню всех своих братьев и сестер, как мы дружно жили, с улыбкой и радостью приветствуя каждый день, наполненный солнечным теплом. Семья у нас была огромная, на том поле, где мы жили, пожалуй, одна из самых больших семей, а семей там было предостаточно, будьте уверены.
Я помню, как мы, дружно ухватившись за руки, раскачивались на ветру из стороны в сторону. И каждая семечка, хватаясь за своего соседа тоненькими стебельками, была уверена, что никто и не подумает выпустить. И ведь так и было, но лишь до тех пор, пока тепло не стало холодом.
Вообще с самого моего рождения и понимания себя, как семечку нашей семьи, солнце светило с каждым днем все холоднее, словно уставая каждый день дарить тепло, когда как ветер становился яростнее, обижаясь на светило.
И вот однажды, несмело выглянув из-за горизонта, солнце принесло на наше поле только свет, а все его тепло закончилось, израсходовалось, и напрасно мы держались за руки, и, пускай, дрожа, улыбались все больше сереющему небу.
На следующий день солнце так и не выглянуло, спрятавшись за серые облака, на что ветер, видимо, очень обиделся и, рассердившись, стал дуть с неимоверной силой. Все семьи на поле безумно расшатывало из стороны в сторону, и через несколько минут в воздухе замелькали семечки первых распавшихся семей. Их матери, крича от отчаяния, путали своих детей среди множества таких же, но соседних, и с каждым выпущенным семечком, мать проливала белоснежные слезы горя. Наша семья была, самой крепкой, и каждый из нас, намертво ухватившись за своего соседа, продлил наше единство.
Но, не смотря на наши старания, наша семья распалась. Было ужасно видеть, как сперва один, а после и несколько моих братьев и сестер, вырываемые ветром, улетали вверх, смешиваясь с толпами таких же, как и они семечек. Так же оторвало и меня, и мир, под мои крики страха, закружился вокруг, выделывая стремительные пируэты. Я не помню, сколько меня несло вверх, помню, что несколько раз за меня цеплялись мимо пролетающие семечки, и удар после одной из таких попыток, потрясший мое сознание.
Очнувшись, я видела лишь серые тучи, плотным слоем закрывшие небо, которое никогда больше не будет столь мягким и добрым как в прошлом. Меня мучила жажда, ведь будучи в семье мы питались от нашей матери, она, заботясь, давала нам все самое нужное. Несколько моих стебельков висело над расщелиной, которая была в два-три раза шире меня, и я, надеясь найти там хоть немного влаги, попыталось заглянуть в нее.
За то время, пока я потягивалась к расщелине, тучи на небе приобрели более темный окрас, и в тот момент, когда я склонилась над пропастью, первые капли дождя ударились о землю. Я в панике попыталась спрятаться в любое укромное место, но огромная капля, зацепив три моих стебелька, потащила меня в расщелину, где меня встретила и охватила темнота.
Перестав дрожать от страха и ударов, я открыла глаза и оглянулась вокруг – расщелина заканчивалась небольшим узким пространством, чуть больше моих размеров. Капли дождя, проносясь мимо, а иногда и задевая меня, впитывались в землю вокруг. Через день повременных дождей некоторые мои стебельки заострились на концах и, вытянувшись, уперлись в землю, еще не высохшую от дождя, и я узнала интересную вещь – мои стебельки могут впитывать влагу из земли, а значит, я больше никогда не буду нуждаться в воде, ведь тут её огромное множество.
Постепенно я росла, становясь больше и крепчая, и вот уже над моей головой плотный слой снега, спрятавшего меня от одичавшего ветра, свистящего и гудящего на поверхности во время отсутствия солнца. На моей голове появляются маленькие листья, и я уже знаю, что когда-нибудь будут и семечки. За последние дни снег над головой несколько раз становился светлее обычного, видимо солнце уже отдохнуло достаточно, чтобы снова придти в наш мир и дарить тепло. И я верю, что у меня будет огромная семья маленьких семечек, которые будут дружно держаться стебельками и улыбаться теплу этого солнца.

<Что дорого драконам?

В наполненной безобразно торчащими шпилями сталагмитов и сталактитов пещере стояла полумгла. Слышен был шум воды, каскадом стекающей из трещин в монолите камня – отрог подземной реки образовал небольшое озерцо, заполнив впадину в породе. На шершавых, изъеденных временем стенах тускло поблескивали соляные отложения.
– Ну и где он, – грязный, смердящий собственной мочой гном в обносках нервно дергал пристегнутый к ремню чекан.
– Спокойно Миз, – обратился к нему завернутый в плащ человек, командир их отряда, носящий кличку Черный. Темное сукно, прошитое серебряными нитями, которые создавали иллюзию ниспадающей капели дождя, выдавало в нем члена ордена ассасинов. – Не ерепенься. Сейчас появится. Маг указал его логово точно. Верно, Макрад?
– Да, хозяин, – прохрипел маг. – Ошибка исключена.
Разорванное в битве горло Макрада стягивал зачарованный друидами шарф. Обменяв свободу на жизнь, маг стал рабом Черного. Об этом просто кричало клеймо в форме стопы на его бледном челе.
– Тише, – шикнул на них Линесаль. Чуткий слух эльфа Вольных земель первым уловил драконью поступь. – Он идет.
Из неприметного отнорка изящно вытягивая шею, выбрался зрелый дракон. Расправив затекшие, сложенные в такой тесноте крылья, он пустил клуб дыма из раздутых ноздрей и побежал к воде. Прыгнув в молочную белизну озера, дракон припал ко дну, глотая животворную влагу. Маленький водопад мерно барабанил по бронированным чешуйкам цвета весенней травы, которая сейчас всюду произрастает в Вечнозеленой Низине.
Освежившись, дракон вышел на каменное плато, и довольно фыркнув, струсил с себя воду. На землю упали мелкие желтоватые диски, просочившиеся из щелей чешуи. Вся пещера была завалена горками этих поблескивающих дисков.
– Золото, – прогнусавил Грык. Кобольд оперся на жилистые руки, больше похожие на бревна, и подогнул под себя ноги. Шерсть на его теле стала дыбом от возбуждения. – Хочу, хочу.
– Погоди – Черный зажал ему рот кожаным наручем. – Не для того мы месяц блуждали по горам, чтобы из-за тебя сорвать все дело. Нет, сперва дождемся разрешения Макрада.
Дракон зычно чихнул. Из полного острейших зубьев рта вылетел сгусток пламени, обжегший покатую стену подземелья. На обугленной проплешине цветным калейдоскопом засверкали огоньки.
– Яхонты! Смарагды! – Миз закусил кулак, чтобы не вскрикнуть. – Я подозревал, что они образуются только от дыхания этих тварей.
– Терпение мой немытый побратим, – спокойно произнес эльф. – Самоцветы – не самое ценное, что нас здесь ожидает.
Линесаль указал концом одного из своих клинков саи в сторону груды поддавшихся тлению останков, бывших некогда таким же, как они искателем удачи.
– Мое чутье редко врет. Там покоится нечто весьма дороже чем камни и золото.
Миз выдохнул и стер с лица выступивший пот. Он понял, что вот-вот разбогатеет. Драконьи артефакты – наиболее ценные вещи в мире.
Неожиданно дракон замер, прижав листовидные уши к вытянутой морде и прислушиваясь. Затем ящер развернулся в их сторону и побежал, готовясь дать пламенный залп по непрошеным визитерам.
– Можно, – сказал Макрад.
Закончив плести чары, маг без сил опустился на камни. Лапы дракона прилипли к земле. Миг он не мог поверить в случившееся, пытаясь оторвать их от холодного камня. Осознав тщетность усилий, дракон обернулся назад и чуть склонил голову. Он смотрел туда неотрывно до тех пор, пока на него не напали.
***
Судороги почти лишили Блумендаль сознания. Она легла на бок, нежно поглаживая выпуклый живот. Схватки начались недавно. Сразу после ухода мужа. Гриндеваль пошел за водой для нее. В этих краях было не так уж много питья. Еды здесь водилось еще меньше. Покинув племя и уйдя к подножию Хребта Дракона, они совершили ошибку. Ее муж хотел создать прочную семью. Политика племени исключала брачные узы и отрицала родительское воспитание выкормышей. Детей обучало племя.
Теперь Блумендаль безвольно наблюдала, как на мужа готовятся напасть чудовища. Она слышала про них легенды. Жестокие и алчные, они вышли и что-то зловеще рыча, приближались к Гриндевилю.
Она не могла ему помочь. Крик обвалит пещеру, погубив всех. Блумендаль хотела предупредить мужа, послав телепатическое сообщение, но рождающееся дитя мешало это сделать.
Она могла лишь смотреть, как чудовища убивают ее мужа и тужиться, пытаясь подавить крик.
***
Гном с третьего раза пробил чешую. Вонзив чекан в плоть дракона, он ощутил, как рвутся сухожилия ящера. Теперь даже преодолев магию, дракон не будет таким резвым как прежде.
Черный на пару с кобольдом дробил кости у перепончатых крыльев. Ловко лавируя и уклоняясь от челюстей дракона Линесаль подобрался к морде и выколол ящеру глаза.
Вне себя от боли дракон нашел в себе силы освободиться от чар и сбросил с себя ассасина и Грыка. Ящер попятился к углу пещеры, закрывая грузным телом неприметную нишу.
– Бей-убивай, – заулюлюкал Миз и первым бросился в атаку. Ослепленный, но не жалующийся на потерю слуха дракон определил местоположение гнома и наступил на него, раздавив недомерка своим телом.
Эльф и Черный окружили ящера. Дракон попытался испепелить своим дыханием хоть одного их них. Когда струя жидкого пламени уже готова была вырваться из пасти, в бой вступил Грык. Мощные руки кобольда выбили ящеру зубы и прижали морду к земле. Линисаль хирургически точно всадил саи в яремную жилу ящера. Эльф провернул клинки, делая рану шире. Темная кровь брызнула из шеи, заливая пол. Извернувшись, дракон все же сумел выплюнуть пламя, испепелив не успевшего увернуться кобольда. Запах паленой шерсти вызывал рвотные позывы у всех, кто никогда не имел дела с Грыком. Живым он вонял еще хуже.
Черный оседлал дракона. Немыслимо изогнув пальцы в сложном жесте, он приложил пятерню ко лбу ящера. Магический знак вбил толстую кость в мозг твари. Рептилия забилась в судорогах, переживая последние минуты жизни.
***
Первых чудовищ она застала мертвыми. Муж убил их, когда она купалась в горной реке. Полгода назад к ним пробралось еще несколько тварей. Гриндеваль не пощадил никого, кроме одного. Муж долго разговаривал с ним, перед тем как уничтожить. Тогда она впервые увидела его слезы. Гриндеваль оплакивал гибель врага, оказавшегося добрым и заботливым семьянином, таким как и он сам.
Пришедшие сюда чудовища ни в коей мере не были таковыми.
Когда терпеть уже не было сил, она увидела, как падает любимый, до последнего защищавший ее и рождающегося ребенка. В это время муки Блумендаль закончились и на свет появилось прекраснейшее дитя из когда либо рождавшихся. Блумендаль инстинктивно прижала его к себе, видя конвульсии мужа.
С его смертью голубоватый покров тела Блумендаль обратился сапфирово-темным. Она стала вдовой.
***
– После того как его чары резко оборвали, Макдрад не смог справиться с обуреваемым им потоком энергии и умер, – сообщил эльфу Черный.
Линесаль сделал вид, что поверил ему. После выполнения поставленной задачи ассасины обычно убивают ненужных им больше сообщников. Хвала Тамари, богине благоразумия и милосердия, ему понадобится перворожденный для последующего сбыта сокровищ.
Линесаль выудил из горы чьих-то останков серебряный перстень, в оправе которого покоился гианцитовый самоцвет. Эльф протянул артефакт ассасину. Черный принял дар и отошел откалывать яхонты и смарагды со щербатой стены. На долю эльфа выпали так похожие на монеты золотые чешуйки.
Собрав и отсортировав добычу, они пошли к выходу.
– Можешь сказать что-нибудь о свойствах кольца, – спросил Линесаля Черный.
Артефакт уже покоился на его среднем пальце, одетый поверх кольчужной перчатки.
– Скорее всего, какие-то охранные чары, – неуверенно произнес эльф. – Точно не скажу.
– Забавные существа, эти драконы, – после минутного молчания хмыкнул ассасин. – Хранят у себя вещи, которыми не могут воспользоваться.
– Не думаю, что ящер копил здесь что-то, – сказал эльф. – Скорее всего, он просто жил в пещере и потихоньку обрастал сокровищами подобно тому, как у нас растут волосы или ногти. В то, что драконам приносят дань в виде гор золота и девственниц, чтобы они не нападали на людей, верят разве что деревенские дурачки.
– Значит это людской, а не драконий артефакт, – Черный разочарованно покосился на перстень.
– Нет, перстень обладает огромной мощью. В нем чувствуется драконья магия – в этом я не сомневаюсь. – Линесаль усмехнулся и добавил. – Говорят, только слеза ящера способна породить артефакты. Кто ж их знает, рептилий этих? Лично я никогда не видел плачущего дракона, как собственно и сотворенных им артефактов, до сегодняшнего дня конечно.
Погрузив поклажу на вьючных лошадей – смирных и покорных меринов, Черный в последний раз посмотрел в сторону малоприметной пещеры в скале и в задумчивости произнес:
– Я вот о чем подумал. Если этому ящеру плевать было на артефакты, золото или камни, то, что же находилось в той нише, которую он так усердно прикрывал от нас?
***
Спотыкаясь на каждом шагу, из отнорка выбрался малютка дракон. Не защищенное пока еще броней тельце было розовым и гладким. Вслед за ним из ниши в горной породе выбралась Блумендаль. Она подвела сына к погибшему отцу, чуть подталкивая его хвостом.
«Гриндеваль, – обратилась она к пустоте. – Ты не зря пожертвовал своей жизнью. Твое дитя последует идеалам отца. Горы и моря, ветер и пламя – преклонитесь перед вашим повелителем. Отныне и вовеки веков да будет дано ему имя – Рэделлер!»
Снежная лавина, сойдя с остроконечных каменных вершин, своим грохотом разнесла имя новорожденного по всему хребту Дракона. Так в племени появилась легенда о том, кому суждено было разрушить многовековые традиции народа ящеров.
>

Ей-богу, десять лет уже работаю барменом, а такое пугало вижу в первый раз!
Ну, представьте себе – высокий голубоглазый брюнет, судя по манерам, аристократ – но одет так, что смотреть противно. Бомжи и те уже начали прилично одеваться, а этот – на тебе! – приходит в приличное заведение в настолько грязных одеяниях, что ими теперь и помойку совестно украшать. Даже некогда красивые кружевные манжеты (кстати, а какого черта они пришиты к рукавам плаща?) свалялись и сейчас больше походили на тряпки.
Единственное за что можно парня похвалить, так это за аккуратно выглаженные серые брюки со стрелками и высокие армейские сапоги, подбитые металлическими пластинами. Да, сапоги у него просто монументальные! Всем сапогам сапоги! Эх, если бы этот гад не был настолько громадным (под два метра, черт возьми!), я бы ему так навалял, что родная мать потом не узнала бы. А сапоги с бездыханного тела себе бы и притырил – зачем добру пропадать?
В общем, заявляется этот чудик в мой бар и сразу же начинает присматриваться к Сабрине – смотреть, конечно, есть на что. Не перечесть, сколько мужских сердец разбила наша неудавшаяся Принцесса. Честно говоря, я и сам за ней таскался после ее неудачи на выборах, пока не осознал, что эту продажную девку больше интересует содержимое моего кошелька, а не я.
Сабрина, заметив что новенький положил на нее глаз, тут же начала ему подмигивать, посылать воздушные поцелуи и вообще, всячески привлекать к себе внимание. В это время парень сел за стойку, щелкнул пальцами и заказал себе виски. Голос у него был низкий и хриплый – создавалось впечатление, будто это чучелко с шести лет по десятке пачек сигарет в день выкуривал. Хотя, кто его знает – вполне возможно, что мой нынешний клиент является почетным членом клуба анонимных курильщиков.
Только пробило десять, как в заведение начала подваливать вся шваль Старого Города – чиновники, синдикатовские информаторы, воры, наемники, туристы и прочая шушера. Вот и Кривой Глазго сегодня решил заявиться – хотя, лучше бы он этого не делал. От одного его вида уже начинало сосать под ложечкой. Перебинтованная рука, разбитый в кровь нос, да синяки под обоими глазами размером что твоя слива. Говорят, это его сам Принц так отделал, будто бы за какой-то проступок. Но кто знает, Его Высочество вообще очень импульсивен и готов взорваться из-за любой мелочи. На прошлой неделе, вон, свою шестнадцатилетнюю горничную попытался изнасиловать, тоже по какому-то нелепому поводу. Благо, Дядя оказался рядом - отметелил нашего Принца за милую душу, да еще наказ дал: «Чтобы девчонку даже пальцем не смел трогать!» Молодец этот Дядя, держит сопляка в узде. Конечно, очень жаль, что Карл III ушел из жизни, так и не воплотив своей мечты об объединенном Городе - нынешний наследник синдикатовского трона не приемлет мирных договоров. Ему войну подавай. Ну а подбитые танки не хочешь, а? Горящие трупы на площадях? Намотанные на траки кишки женщин и детей – тоже не хочешь? Мальчонка еще в войнушку не успел наиграться, а тут ему уже бразды управления всей Организацией сунули, опекуна приставили и велели управлять этим балаганом. Я вот, знаете ли, надеюсь, что его прихлопнут, а на освободившийся Трон посадят кого-нибудь более мирно настроенного. Ту же Сабрину, например…
Отвлекся я от мрачных мыслей, глянул на свое чучелко - а он знай себе виски хлещет да дымит как паровоз. Первый стакан ухлопал, второй, - не успел я оглянуться, как дело уже и к десятому подходит. Крепкий парень. Тут я у него и заметил на шее… это.
Золотистый крест с распятым скелетом посередине, а над головой у этого скелета нимб. Тут-то на меня будто ушат холодной воды вылили – сектант! Как пить дать, сектант! Не знаю, правда, что этот крест означает, но то, что парень – еретик, сомнений нет.
Тут я в себя прихожу и понимаю, что чучелко на меня вроде как уже минут пять пристально так смотрит своими голубыми глазищами. Спрашиваю: «Что смотришь?» Он пару секунд молчит, достает из кармана что-то вроде бумажника и тихо спрашивает:
- Сколько с меня за выпивку?
- Десятка, - отвечаю. Он достает десять золотых монеток из бумажника и складывает их передо мной горкой. Я интересуюсь, не хочет ли дорогой гость отдохнуть в номерах. Чучелко бросает взгляд на Сабрину, ухмыляется и говорит, что отдыха никогда не бывает слишком много. Смотрю я на его улыбку, а самого аж в дрожь бросает.
Казалось бы, чего уж обыкновенной улыбки пугаться? Да нет, ребятишки, что-то не то в этом парне, поверьте моему чутью. Пусть даже он и смеется, но в его глазах все время пляшут весьма нехорошие огоньки. А зубы у него острые-острые…
Заплатил он за номер на третьем этаже, взял у меня ключ, подкатил к Сабрине и, судя по ее звонкому смеху, просто таки очаровал дурашку. Ну, думаю, недолго вы с ней побарахтаетесь. Как только парочка прошла наверх, я сразу же схватил телефонную трубку и позвонил прямиком в Отдел Расследований. Пусть они с этим пареньком разбираются…


Торопливо бросив в сумку мобильный и завернутый в бумагу бутерброд, Сабрина последний раз кинула взгляд на некогда любимого ею человека. Сержант Специального отряда быстрого реагирования Дэниел Фостер крепко спал, уткнувшись лицом в подушку, и, судя по всему, просыпаться не собирался вовсе. Тяжело вздохнув, девушка покинула дешевую съемную квартиру, в которой они с Дэниелом жили уже два месяца, предварительно оставив на столе записку: «Не ищи меня. Сабрина».
Утро выдалось свежим. Дул легкий ветерок, где-то громко лаяли собаки, сочно пахло жарящимся мясом. Даже фонари на потолке Сектора будто бы горели ярче (хотя, все двадцать четыре часа к ним подавался один и тот же заряд). Отчаянно борясь с желанием прикорнуть на остановке, Сабрина села на первый утренний автобус. Внутри, кроме водителя и громко храпящего парня, с надвинутой на глаза кепкой, никого не было. Девушка достала из сумочки телефон и, поискав контакт «Елизавета», набрала номер.
- Да? – вопросил утомленный женский голос из трубки.
- Привет, сестренка! – воскликнула Сабрина, постаравшись придать своему голосу как можно больше задора. Но тут же запнулась, неслышно всхлипнула, и продолжила уже обычным тоном. – Как дела?
- Сколько лет, сколько зим, – буркнула в ответ Елизавета. – Старшая сестра наконец-то вспомнила обо мне, да? Не прошло и века… Чем занималась все это время? Какие-нибудь мысли пришли в твою светлую головку? Может наконец изобрела план, как забраться на Трон, а?
- Давай не будем об этом сейчас… - уклончиво заметила Сабрина и тут же перешла в контратаку. – Послушай, а ты помнишь какой сегодня день?
- Да, - помолчав, устало ответила Елизавета. – День маминой смерти.
- Ну, может, отложим хотя бы ненадолго наши семейные разборки и помянем усопшую? – деловито осведомилась Сабрина.
- Очень мило, - пробормотала младшая сестра. – Прошло десять лет, как ее уже нет… а помянуть решили только сейчас…
Сабрина молчала. Говорить было не о чем. В конце концов, с чего бы сестра должна ей верить? После всего, что произошло?..
- Ладно, я согласна. Встречаемся в баре «Ночной сверчок», в девять вечера. Пока, - бросила Елизавета и повесила трубку.
- Пока, сестренка… - ласково сказала Сабрина, услышав гудки. Тут она вспомнила, что у Елизаветы сегодня день рождения. «Черт, опять забыла», - со злостью подумала Сабрина, но было уже поздно.
Девушка убрала телефон и посмотрела в окно. Мимо проплывали сине-зеленые жилые дома, обшарпанные магазинчики, автомастерские, покрытые листами из проржавевшего железа, и прочие достопримечательности бедных районов Старого Города. В одном из домов зияла огромная дыра, диаметром около двух с половиной метров. Сабрина фыркнула – за семнадцать лет никто так и не взялся ликвидировать последствия войны с Орками. Конечно, на восемьдесят каком-то ежегодном Совете Синдиката было выдвинуто предложение собрать команду профессиональных ремонтников и наконец привести в порядок разгромленные улицы, но… Но. Головы всех членов Совета были слишком заняты новым экономическим планом, основной целью которого значилось укрепление несущих колонн Сектора Восемь. Этих старперов вполне можно было понять – куда уж думать о красоте, когда буквально над тобой грозятся рухнуть семь жилых уровней, высотой по два километра каждый. Это уж не говоря о том, что под угрозой находятся жизни всех живущих в Старом Городе людей, так как каждый школьник знает – стоит провалиться одному уровню, как за ним последует другой, третий… и так до тех пор, пока на месте некогда самого большого населенного пункта не останется лишь огромная воронка. Больше всех, пожалуй, достанется Сектору Сто – самому суровому и темному месту на всей Кафиссии. Несчастных мутантов просто раздавит массой девяносто девяти жилых уровней и их обитателей.
Девушка постаралась отвлечься от мрачных мыслей, которые так и лезли ей в голову. Вечер был распланирован. Делать было ровным счетом нечего. Выйдя на остановке «Типография», Сабрина огляделась. Все было по-прежнему. Дети на улице играли в футбол, банды опять устроили разборки, а старина Хью все так же чинил часы в своей неприметной каморке. Пять лет прошло, но в этом месте время будто остановилось.
А вот и он. Дом 148/36А. Квартира 94.
Как ни странно, старый ключ подошел. Не без труда открыв дверь, девушка закрыла глаза и шагнула внутрь.
Обстановка так и не изменилась с тех пор, когда Елизавета отправилась учиться на медицинский факультет. Все вещи лежали на положенных им местах. Не было лишь старого кресла-качалки, в котором так любила сидеть Лени Лоренс. Сабрина подошла к зеркалу, причесала волосы, и ее взгляд упал на фотографию, висящую на стене. С нее на девушку глядела привлекательная женщина с двумя младенцами на коленях. Рядом с ней сидел и улыбался мужчина в зеленом мундире. Завидев его слащавую улыбку, Сабрина схватила ножницы и начала тыкать ими в глаза красавчика с фотографии. Когда чувство ненависти наконец утихло, девушка выпустила ножницы, обессилено упала на диван и тихонько заплакала.
- Мать… - прошептала она. – Почему?.. Почему Железный Закон был ему важнее, чем семья?..
… Сабрина пробыла в квартире почти весь день. За это время она успела заново изучить свою младшую сестру и ее повадки. Когда она последний раз видела ее, Елизавета была веселой семнадцатилетней девочкой, только готовившейся вступить в большую жизнь. Ее просто переполняли идеи, которыми она не преминула как-то раз поделиться с Сабриной. Девушка задумывала реформировать всю систему лечения, поставив ее на бесплатную основу, также повысив жалование врачам-хирургам. «Они, - говорила она, - наши самые главные бойцы в войне со Смертью. Как же можем так их недооценивать?..» Однако, судя по всему, учеба сломала ее внутренний стержень, в то время как практика в травмпункте окончательно перечеркнула все романтические устремления. Дневник, который она вела с пятнадцати лет, так и пестрел фразами в духе: «Сегодня была дюжина с огнестрелами, пара зарезанных и одна избитая проститутка. Прекрасный денек…» Сабрина вздохнула. Младшая сестренка, что же с тобою стало? Неужели это зверье тоже сожрало тебя, как это когда-то произошло и со мной? Где твоя былая жизнерадостность? В твои-то годы быть такой ледяной… Кроме фотографии на стене не было больше никаких следов их родителей. Все сгинуло. Теперь во всей вселенной остались только они двое. И Елизавета, судя по всему, уже успела отдалиться от нее на порядочное расстояние…
Аккуратно закрыв дверь, Сабрина покинула этот дом скорби. В нем не было радости – лишь мертвец, безуспешно прикидывающийся живым…
Она медленно шла по улице, громко шаркая сапогами и не обращая внимания на мужчин, которые жадно пожирали ее взглядом. Ей было уже на все наплевать. Странно, но впервые в жизни ее посетило ощущение, будто бы происходящее вокруг было лишь плохо поставленным спектаклем. И самым плохим исполнителем оказалась она, актриса, невовремя забывшая свой текст и роль в этом действе.
Бар нашелся сразу – на его неоновой вывеске двухметровыми буквами было выведено «Ночной сверчок». Заняв столик в самом углу, Сабрина начала присматриваться к людям. Не без удивления она узнала бармена, сорокалетнего козла, который полгода назад (как раз после неудачи на выборах) пытался ухаживать за ней. Конечно же, после пары свиданий она ему отказала. Сейчас этот бармен бросал на нее полные ненависти и злобы взгляды. Несомненно, он узнал ее. Девушка закрыла глаза и тяжело вздохнула. За что же все ее так ненавидят? В конце концов, она никому не желала зла. Что делать, если никто не может тебя понять и видит в тебе лишь вещь, пусть и фантастически красивую вещь?.. Елизаветы все не было. Сабрине даже пришла в голову мысль, что младшая сестренка намеренно решила задержаться, чтобы лишний раз позлить ее. Старый фокус, усмехнулась она, поглядывая на часы. Он проходил только в детстве, на пикниках, когда ты, маленькая Елизавета, постоянно отставала от нас с матерью, чтобы лишний раз лицезреть мою злость. Конечно, ты тогда многого не понимала и все вокруг тебе казалось забавным… Но, по всей видимости, произошедшие с тобой изменения не пошли на пользу твоему характеру. А вдруг я тебя уже не узнаю, с тревогой подумала Сабрина. Какая ты стала? Может быть, услышанная мною неприязнь в голосе только частичка того, что ты ко мне испытываешь? Да, я виновата! Я оставила тебя тогда на произвол судьбы, без каких-либо средств, и отправилась завоевывать Трон, ну что с того? Каждый совершает ошибки в жизни. В конце концов, если бы Грегори оказался слабее меня, я бы отменила этот чертов Железный Закон! Маму бы простили, а наше имя навсегда очистилось бы от позора…
Увлекшись размышлениями, Сабрина не сразу заметила нового посетителя. Это был высокий молодой человек лет тридцати или около того, с уродливым резаным шрамом на левой щеке и прикрытой спутавшимися смольными волосами правой половиной лица. Его голубые глаза горели огнем веселого безумия. Обведя всех присутствующих неприятным оценивающим взглядом, он пристально уставился на Сабрину, и ее вдруг посетила мысль, что этот человек пришел за ней.
«Вот как ты действуешь, Грегори, - горько подумала Сабрина. – Решил окончательно ликвидировать угрозу для Трона, да? Ну что же, посмотрим, кто кого…»
Она стала внимательно наблюдать за мужчиной, в это же время незаметно заряжая револьвер. С собой у нее было всего десять патронов, однако девушка понимала, что вполне хватило бы и трех. В конце концов, это всего лишь человек, пусть и киллер, нанятый Синдикатом.
Тут ее охватили сомнения. А вдруг она ошибается? Что если она пришьет невиновного? Сабрина задрожала при мысли, что не более чем через десять минут этот симпатичный в общем-то паренек будет лежать с простреленной головой под проливным дождем в луже собственной крови. Она извлечет у него из кармана водительские права и окажется, что он был обыкновенным бухгалтером, просто решившим немного отдохнуть после работы …
Нет, все нужно было обязательно проверить. Тем более, бухгалтера этот парень напоминал меньше всего. Его движения, его манеры и кинжал, заткнутый за пояс брюк, выдавали в нем бойца, и это уж не говоря о руках. Даже дураку было ясно, что этими руками чаще всего сжимали пистолет, а не перо или счетную машинку.
В этот момент у Сабрины уже созрел план. В ход пошли обыкновенные женские уловки, приправленные совсем небольшим количеством личной симпатии. Вскоре, парень их заметил и даже начал отвечать легкой улыбкой.
Расплатившись за выпивку, кинув на нее взгляд и усмехнувшись некоему вопросу, заданному барменом, он стал приближаться. Сабрина начинала понимать, что все ее подозрения оказались беспочвенными. Но если он не киллер, то кто же?..
- Я бухгалтер. Могу доказать, - ухмыляясь проговорил парень и сел напротив нее. На сердце у Сабрины заскребли кошки.
- Нет, спасибо, я вам верю! – затараторила она, судорожно пытаясь взять ситуацию под контроль. – А знаете, я сначала подумала, что вы работаете охранником или кем-то еще… последнее время появилось множество охранников и вообще… будто бы в Старом Городе есть, что охранять, - Сабрина звонко рассмеялась, но смех получился немного вымученным. Молодой человек благосклонно поглядывал на нее сверху вниз, и девушка начала постепенно успокаиваться. Что же это, в самом деле? Паранойя, дорогая моя, сказала она себе. Паранойя и переутомление, вот что это.
- Я вас сразу узнал, - сказал парень, вытащив из кармана смятую пачку сигарет. Посмотрев на Сабрину, он спросил: - Курите?
Девушка в ответ кивнула, взяла протянутую ей сигарету и закурила. Молодой человек продолжил:
- Вы – Принцесса Сабрина, так? Вторая наследница Трона Синдиката.
Сабрина поперхнулась дымом и нащупала в кармане револьвер. Как же это так, потрясенно подумала она. Кроме членов Синдиката об этом никто не знает, но…
- Не беспокойтесь, я вас не раскрою, - парень усмехнулся. – Полгода назад я был приглашен в королевский двор помочь со счетами. Мельком мне удалось взглянуть на ваши дебаты с Принцем Грегори. Правда, вскоре я был вынужден отлучиться из Города… Ваша политическая программа мне понравилась. Вы – необыкновенная девушка, Сабрина. Я искренне удивлен фактом нашей встречи. Неужели вы проиграли выборы? Извиняюсь, если влезаю не в свое дело, но я только вчера вернулся в Город и еще не успел во всем разобраться…
Сабрина расслабилась. Вот оно что… Обескураженный поклонник, всего раз видевший ее при дворе. Влюбился по уши, потерял голову?.. Ну что же, ей это только на руку…
- Да, - протянула она, поправив волосы. Парень смотрел на нее во все глаза. – Четыре с половиной года я потратила на то, чтобы стать своей в Синдикате, восстановить права на Трон, постараться хоть немного очистить имя своей несчастной матери и заставить людей поверить, что я желаю им только добра… Но я проиграла. И вот, вы видите меня здесь, забытую и никому не нужную…
- Почему же? – горячо возразил парень, не заметив фальши в ее голосе. – Вы нужны мне! Я имею множество связей при дворе. Хотите, мы заново организуем выборы? Я думаю…
- В этом нет необходимости, - холодно отрезала Сабрина, мысленно поблагодарив Императора за эту встречу. «Да этот парень влюблен в меня по уши, - подумала она. – Это просто грех не воспользоваться сложившейся ситуацией…» Тут она вспомнила, с какой целью пришла в бар.
- Знаете, - заговорила Сабрина, неловко хихикая, - а давайте-ка пройдем наверх, в номера. Здесь становится жарко…
Парень не возражал. В общем-то, он сам хотел это предложить. Кстати, меня зовут Джек. Джек Мэйсон. Приятно познакомится.
Перед тем как подняться, Сабрина кинула взгляд на дверь. Елизаветы все не было. Но бармен… этот сукин сын явно что-то замышлял. Плевать, с ним разберемся потом, подумала Сабрина и последовала за Джеком. В конце концов, терять ей было больше нечего…


Осторожно вырезав жертве глаза и с пренебрежением засунув их себе в карман, убийца сделал два маленьких надреза под каждым ухом и аккуратно очертил все лицо скальпелем. Закончив эту процедуру, он снял кожу лица девушки, обнажая мышечные связки. Из пустых глазниц на него смотрела непроглядная тьма.
Девушка не кричала - ее рот был плотно зашит металлическими нитями, но все же были слышны отголоски стонов…
После того, как горло было перерезано, отделить голову от туловища не составляло труда. Убийца ухмыльнулся и, аккуратно распоров брюхо жертвы, начал вытаскивать кишки. При этом он немного не рассчитал сил и дернул на себя, разом вываливая большую часть внутренностей наружу. На плащ брызнула кровь. Лицо убийцы скривилось в гримасе неудовольствия. Он убрал скальпель в карман и достал нож для свежевания.
Для того, чтобы полностью снять всю кожу с тела девушки, ему понадобилось всего пять минут. Убийца действовал профессионально и бесстрастно. Быстрыми и короткими взмахами кинжала он разрубил сочленения рук и ног жертвы. Не хватало всего пары штрихов…
На улице уже завывали сирены, и десяток подкованных сапог отстукивали на лестнице кульминацию мелодии «Поступь рока». Убийца ухмыльнулся, неторопливо забаррикадировал дверь шкафом и снова принялся за свой шедевр. Обезглавленное тело без рук и ног он обернул в простыню и посадил на стул в углу номера. Отрезанная голова уже покоилась на подоконнике в огромной луже крови, мерно капающей на пол. Убийца распорол кровать крест-накрест и невольно залюбовался. Картина была окончательно готова.
В этот момент оглушительный взрыв разнес дверь в щепки…


Капитан Карас раздраженно почесал нос и бросил нетерпеливый взгляд на Джорджа Кьюзака, главного криминалиста Седьмого Отдела. Тот умиротворенно покуривал сигару и вообще, просто наслаждался жизнью. В душе Карас завидовал этому сопливому пижону – в двадцать три года пробиться в Седьмой Отдел и занять место главного криминалиста… Такое многого стоит. Однако, судя по всему, работа не напрягала молодого и энергичного Кьюзака, скорее даже наоборот, он выполнял ее с легкостью и удовольствием. Отдав приказы своим подчиненным, мистер Большая Шишка просто стоял и отстраненно наблюдал за их мерной работой. Останки уже были вынесены с места преступления и разложены по черным мешкам. Кьюзак внимательно рассмотрел каждую деталь, бросил пару ничего не значащих фраз и велел увозить «эту раскромсанную дрянь». Караса передернуло. Как бы он ни относился к Сабрине Лоренс, Кьюзаку все же стоило проявить хоть чуточку уважения к мертвой. В конце концов, судя по предварительным оценкам ран, нанесенных жертве, она умирала долго и мучительно. Даже когда ей вырезали глаза и сдирали кожу с лица, девушка все еще была жива. Судя по всему, ее предварительно обездвижили. Скорее всего, это был некий наркотик, но результаты будут известны только после полного обследования останков. Карас попытался собраться с мыслями. Свидетели уже были опрошены. Их было всего двое – бармен и рядовой Колин Рендалл, боец СОБРа, которому посчастливилось первым ворваться в ту злосчастную комнатку. Судя по всему, спокойно спать он не будет еще года три.

-Таунти!
Я кое-как выкарабкалась из-под туши тахури, потирая ноющие ребра. Рогатая голова зверя конвульсивно подергивалась и нож, засевший между его налитых кровью глазок, вздрагивал. От моей аху (набедренной повязки прим. автора)остались одни обрывки, едва прикрывающие причинное место. Не без труда вытащив нож, прочно засевший в черепе зверя, я обтерла его остатками аху и отбросила прочь измаранные обрывки.
-Развяжи меня!- прорычал пришелец, извиваясь на алтаре. Не обращая внимания на его корчи, я наклонилась над Нитой. С первого взгляда становилось ясно- он не жилец. Острый шипастый хвост тахури распорол ему живот, выпотрошив как рыбу.
-Таунти- шепнул он, через силу улыбаясь. Я осторожно положила его голову себе на колени. Его покрытое татуировками лицо казалось почти красивым сейчас. Мне вдруг стало так больно, так тоскливо и горько, что перехватило горло. Я застыла, ошеломленная силой этих эмоций.
-Таунти…-губы Ниты едва шевелились. -Прощай…
Прошло какое-то время прежде, чем я очнулась от оцепенения. Чужак на алтаре уже не взывал о помощи, но изо всех сил дергался и извивался, стараясь высвободить руки из веревок. У него были здорово ободраны запястья и щиколотки, но он продолжал извиваться. Я подошла и перерезала путы. Он тут же спрыгнул с алтаря и схватил меня за руки.
-Где мой друг?!- рявкнул он и так сжал мои запястья, что от боли перед глазами всё поплыло. Я попыталась оттолкнуть его, но это было всё равно, что долбить каменную стену. Он был огромный, словно скала, невероятно сильный. Я застыла, больше не пытаясь сопротивляться, лишь удивляясь той чудовищной, несвойственной теплокровным силе, с какой этот человек сжимал мои руки.
-Ради Бога, Эрик, что ты делаешь?!
-Бресс! Ты жив!
Наконец-то громила меня выпустил. Я отошла к алтарю и молча стояла в ожидании дальнейших действий теплокровных. Запястья ныли, но боль постепенно утихала. Бресс улыбнулся и протянул мне тонкую полотняную аху, которой я тут же замотала бедра.
-Таунти, благодарю вас- мягко произнёс он- и за себя, и за Эрика.
-Говори за себя- буркнул тот, кого звали Эрик.
Я сделала попытку улыбнуться, но губы плохо подчинялись. Потому решила оставить всё как есть.
-Простите его- тихо сказал Бресс- Эрик не любит острова и не очень расположен к местным обитателям. Одно из племен по ту сторону острова захватило в плен наших братьев.
Я кивнула. Меня предупреждали, что люди очень эмоциональны и часто готовы на всё, чтобы спасти своих сородичей. И кажется, их эмоциональность заразна…Я бросила короткий взгляд на простертое у трупа зверя тело воина. Бедный Нита! До конца преданный, до конца любящий…при мысли о том, что больше он не улыбнется и не коснется своей горячей, как нагретый солнцем песок, рукой моего тела, внутри у меня снова поднялась горечь.
-Идемте, Таунти- голос Бресса звучал очень тихо, странно отзываясь каплями покоя, падавшими на измученный эмоциями разум. –Корабль скоро прибудет…мы доставим вас куда пожелаете.

Ахассис, верховный жрец и мой учитель говорил, что наги- вымирающее племя. И что Нагадвипа уже не та, что во времена его юности.
-Что поделать, Таунти, нас губит то, что мы считали своим главным достоинством- сказал он, глядя на экраны, отражавшие события внешнего мира. –Мы, наги, всегда гордились отсутствием эмоций и здравым отношением к жизни и её сокровищам. Но теперь, наблюдая за теплокровными, я начинаю понимать, почему ушел к ним Шесс…
Опираясь на посох, он пристально смотрел на меня. Я отвела взгляд. Я знала ту историю. Историю чувства…Сын Ахассиса, Шесс ушел жить на поверхность, привязавшись к молодой теплокровной. У них появились дети, наследовавшие способности обоих родителей, Дар перевоплощения нагов и эмоциональность теплокровных. Долгое время Ахассис считал это своим личным позором и теперь, слыша от него признание правоты сына я не могла сдержать удивления.
-Я попросил бы тебя об одолжении, Таунти- сказал мой старый учитель, устало присев на подогретую скамью.
Я кивнула, опустившись у его ног и глядя в его желто-серые глаза.
-Я хотел бы увидеть своих внуков- голос Ахассиса звучал тихо, ровно, но в нём слышались нотки отчаяния. Я испытала первое в жизни потрясение. Мой сдержанный и всегда спокойный учитель проявлял эмоции!
-Прошу тебя, Таунти, поднимись на Поверхность и узнай всё, что сможешь о Шессе и его семье- учитель посмотрел на меня и по его тонкому лицу прошла судорога- я дам тебе Кольцо Индры, с его помощью ты сможешь связываться со мной. Оно заряжается от солнечной энергии, поэтому проблем не возникнет.
Поднявшись, он проковылял к шкафчику с письменными принадлежностями и, покопавшись, извлек из него кольцо из желтого металла. Оно пришлось мне впору на средний палец.
-Как только что-то узнаешь о Шессе или о ком-то из его потомства, сразу же выходи на связь- напутствовал меня учитель. –Или, если Шесс ещё жив, передай Кольцо ему.

Горячая рука на плече заставила меня очнуться от мыслей. Бресс указывал куда-то в небо. Я увидела сверкающую стрелу виманы, пронзившую густую синеву. С едва слышным свистом корабль опустился на песок в паре сотен шагов от нас. Эрик уже мчался вперед, что-то крича. Я бросила короткий взгляд на Бресса. Когда я заговорила, он вздрогнул.
-Как ссвали вашего отсса?- некоторые части слов теплокровных давались с трудом, но я старалась как могла.
-Простите?- он удивленно взглянул на меня.
-Когда мы всстретилиссь впервые…вы не думали, почему ссаинтерессовали меня?
Он улыбнулся какой-то беспомощной улыбкой. Он был высокий, стройный, с врожденной гибкостью и изяществом движений. Но главным было лицо…
-Всссгляните!- я дважды провела рукой по Кольцу Индры и в воздухе замерцал силуэт мужчины. Какое-то время Бресс стоял неподвижно, оцепенев перед изображением, которое до боли напоминало его самого.
-Это мой прадед Шесс- наконец произнёс он, словно не веря своим глазам- но откуда…во имя Вечности, откуда у вас…
-Его отесс прислал меня найти его или кого-нибудь исс его потомства…
А потом до меня дошло…
-Прадед?!
-Да- Бресс покачал головой- отец говорил, что из всех детей нашего рода я похож на него больше всех.
-Он шшифф?
-Да, жив…как и мой дед и отец. Да вон он, идет сюда!
Я повернулась в сторону виманы.
Бресс и правда был похож на своего прадеда. Только тот казался более тонким, изящным и…юным…во всяком случае, выглядел он намного моложе своего правнука. Высокий, с тонкими чертами лица и удлиненными голубыми глазами- истинный сын Нагадвипы. Я сделала шаг ему навстречу.
-Шшессс!
-Вижу свою соотечественницу- улыбнулся он, чуть наклонив голову и глядя на меня с любопытством и дружелюбием. –Как твоё имя, госпожа?
-Меня ссовут Таунти, я учениссса вашшшего отссса.
Он не вздрогнул, не перестал улыбаться. Просто подошел и обнял своего правнука за плечи.
-И чего хочет мой достопочтенный отец? Чтобы я вернулся?
-Нетссс- я ощутила глубокое волнение- вашш отессс шшшелал бы видеть ссвоих внуков. Он просссил меня отысскать васс.
-Думаю, мы можем поговорить внутри- сказал Шесс, кивая на виману.

Мы сидели в погруженной в сумрак каюте и Шесс разливал по бокалам золотистое вино. Его правнук вышел и вскоре вернулся, неся что-то вроде накидки из тончайшей ткани.
-Если станет прохладно,- Бресс робко улыбнулся, положив накидку рядом со мной- всё-таки, это каюта для теплокровных.
-Останься, малыш- Шесс протянул руку и погладил правнука по темным волосам. –Ты имеешь право знать, как и остальные мои дети. Ведь это за вами прислана Таунти.
Я отпила немного вина. Потом поставила бокал на столик и сняла с пальца Кольцо Индры, протянув Шессу.
-Это от вашего отца, проведите пару раз над ним рукой.
-Я знаю, как управляться с этой технологией- кивнул Шесс. –Наверное, проблема в том, что я слишком долго жил среди теплокровных…настолько долго, что стал одним из них. Простите, Таунти, меня душат эмоции, я должен подготовиться к встрече с отцом.
Какое-то время мы сидели молча. Я потихоньку любовалась прекрасным лицом Шесса, удивляясь его изяществу и благородству черт. Почему-то вдруг показалось, что его избранница, та, ради которой он оставил Нагадвипу, должна быть неописуемо прелестна.
-Вашша госсспожа- я говорила, сама поражаясь своему любопытству- ещё шшива?
-Нет…-Шесс поднял голову и я поразилась тому выражению нежности, какое появилось на нём- её больше нет. И такой как Тэферои не будет уже никогда.
-Она, долшшно быть, была красссива!
Вместо ответа Шесс провел рукой над тусклым ободком серебристого кольца, украшавшего его правый мизинец. В сиянии, изошедшем из кольца, возникло лицо и верхняя часть тела женщины. Она была молода, улыбка обнажала белоснежные зубки, темные глаза смотрели весело. В остальном женщина была конечно миловидна, но красавицей я бы её не назвала.
-Моя Тэферои- с нежностью произнёс Шесс. –На свете не было и не будет подобной ей.
-Вы никогда не шшалели, что ушшшли иссс Нагадвипы?
-Ни единого мгновения- улыбнулся он и чем-то его улыбка показалась мне похожей на улыбку девушки из записи.

Мы сменили курс к северо-востоку и скоро оказались над единственным выходом из подземелий. Там, внизу, под горой находилось царство нагов. И, прислушавшись к своим чувствам и эмоциям, я с удивлением поняла, что совершенно не хочу туда возвращаться.
Прислонившись к внешнему бортику виманы, я смотрела, как тонкая фигурка движется к входу. За ней следовала более кряжистая и сильная фигура. Шесс и его правнук шли к дверям своего дома, чтобы оказать почтение старику-праотцу. Я не сразу заметила, что рядом со мной стоит теплокровный. Это был Эрик. И я ощутила удивление, поскольку знала, что не нравлюсь ему.
-Мне показалосссь, что вам моё общщщессство неприятно- сказала я, чувствуя странное желание прикоснуться к нему, ощутить пылающий жар его кожи. Эрик пожал плечами.
-Бресс решает- просто сказал он- а вы, кажется, ему нравитесь. Я привык доверять его ощущениям. Он никогда не ошибается в людях.
-Он вашшш друг?
-Лучший друг- Эрик слабо улыбнулся и я вдруг почувствовала странное желание провести рукой по его лицу, что и сделала. Он выглядел несколько удивленным.
-Извините- наконец сказал он- если я сделал вам больно там, на берегу. Я думал, что с Брессом беда и считал вас виновной в этом.
-Сссмотрите!- я указала на три фигурки у подножья горы. –Кашшетссся они найдут общщщий ясссык.
-А вы…- вдруг сказал Эрик, глядя вдаль- вы не хотели бы остаться среди людей?