Баньку Петрович построил знатную: отдельная парилка, мойка на пятерых, купель с ледяной водой. Сложенная по всем канонам печка с каменкой давала жару, а брёвна местного хвойного, сушёные в Пустыне, испускали неповторимый аромат, когда баня остывала. После пара хорошо было чаёвничать за столом, самолично сбитым хозяином, на стульях, сработанных им же, мебели грубой, но надёжной, глядя как редкие пылинки пляшут в ароматном полумраке, подсвеченным лучом света из небольшого окошка.
- Хорошо!.. А-а!.. – размякший от жара Макс мял банную шапочку, чуть не выдёргивая кудри, выбившиеся из-под войлока. – Ой, хорошо!..
- Хватит, может? – Никита бросил веник в таз и опрокинул на товарища бадейку с прохладной водой.
- Ну, хватит, - как-то покорно отозвался тот.
- Нет, ты смотри, я ещё побью, только чтоб не перебрать…
- Да нет, нормально всё, - Макс шумно вздохнул, ткнувшись носом в скамью: - Ой, тьфу, правда хватит… Потащились.
- Погнали. Вот, простыночка, ага…
- Погоди, перевернусь…
- Э-эх!..
Расслабленное тело Максима Иммеля казалось неподъёмным. Вроде тощий, как глиста, эльку носит, а поди подними его – проще бульдозер скантовать. Никита вытащил товарища в предбанник, тяжело плюхнулся на скамью.
- Одеваться будешь?
- Нет, так посижу. Достал этот комбез, а без него… - Макс улыбнулся, развёл руками и от его улыбки, искренней и беспомощной, Никита в очередной раз забыл своё раздражение необходимостью таскать товарища туда-обратно.
- Чай вот… дотянешься?
- Да, нормально. А ты?
- Сейчас, ополоснусь…
В мойке Никита долго тёрся мочалкой, плескался в тазике с надписью синей краской «Для образцов». Слава Богу, здесь в воде не было бесчисленных паразитов, как на южных островах, хоть там и климат помягче.
Макс сидел, блаженно глядя в потолок.
- Помылся?
- Да, хорошо.
- Я налил тебе, остыло, наверное, …
- Спасибо.
Привкус полиэтилена от чайника перебивали цветки с вершины потухшего вулкана, в незапамятные времена образовавшего остров. Под настроение они кипятили чай на костре, в жестяном котелке и тогда чай получался невероятно вкусным, но сегодня возиться не хотелось, так обошлись.
- Хорошо, - Никита откинулся на спинку стула, глубоко вздохнул.
- Отлично. Ещё хочешь?
- Давай.
Стеклянная кружка с эмблемой Олимпиады отяжелела, закрутился у дна одинокий лепесток заварки.
- Ф-фу-ух!.. – Никита потянулся, чуть не сбросив простыню. – Хорошо. Посидим ещё? Или одеваться будешь?
- Да одеваться надо, - Макс виновато посмотрел на товарища.
- Давай.
Никита оделся первым: брюки цвета хаки, перетянутые широким ремнём, футболка, - куртка на вешалке и высокие ботинки у порога остались до времени. Макс носил одёжку поинтереснее. Сначала из герметичной упаковки достали нижнее бельё. Иммель поднял руки, помогая одеть рубаху, потом приподнял непослушное тело на руках, натягивая брюки тонкой белой ткани. Затем Никита приподнял товарища, дождался, пока тот ухватится за перекладину, специально для этих целей прикреплённую к потолку (Макс и делал), и принялся натягивать ортопедический комбинезон, даровавший Максиму возможность передвигаться без посторонней помощи. Замок-липучка закрылся, мигнули огоньки контрольной панели…
- А теперь я!.. – прорычал Макс и, спрыгнув с перекладины, подхватил на руки Никиту.
- Да тише ты!..
- Ай…
Мускулы комбинезона не успели выйти на полную мощность и парни, хохоча во всё горло, повалились на дощатый пол.
- Да слезай ты, - Макс чуть добавил усилие на руки, и Никита принял вертикальное положение прямо с пола, минуя промежуточные стадии.
- Силён, бычара.
- А то…
К морю вела широкая, хорошо утоптанная тропинка. Время от времени кто-нибудь из экспедиции порывался выложить её камнем или облагородить соответственно своим предпочтениям (а особенно хитропридуманные норовили заставить других), да так и не собрались – по счастью, у Петровича, то есть у Сергея Петровича Пермякова, начальника экспедиции, стройбатовских замашек («Копать от забора и до обеда!») не водилось. Только баню строили всем миром, но тут даже Яночкин, лодырь тот ещё, признал: дело нужное.
Море волновалось. Лёгкий бриз, незаметный в лагере, укрытом вековыми деревьями, гонял волны с кудряшками поверху, пытаясь достать носы ботинок, а повезёт – накрыть с головой и всё упрямился в тщетных попытках, ероша шевелюру Макса. Чужое море, чужой ветер… другой мир.
- Ты что делать будешь, когда вернёшься? – спросил Макс.
Никита пожал плечами. Он сидел подогнув ноги, скрестив руки на коленях и так удобно разместив подбородок на сгибе локтя, что говорить не хотелось.
- Нет, правда, - упорствовал Иммель, - что? Женишься поди?
- Квартиру куплю, - пришлось голову поднимать.
Так этот неугомонный разве отстанет?
- Это понятно, - Макс развалился на песке, подложив руку под затылок. – Мы все чего-нибудь купим, это скучно. Должна же быть… ну не знаю… мечта какая-нибудь…
- Какая?
- Ну вот тебя девушка бросила, и ты в экспедицию записался... так?
- Если ты думаешь, что я из-за девушки сюда припёрся, то зря.
- Обиделся?
- Да нет, почему. Это когда уже было.
- Ну, вот я и говорю – вот она такая сидит в институте… Хотя какой институт – времени прошло, ну, сидит где-нибудь в офисе…
- Замужем она сидит.
- Откуда знаешь?
- Вконтакте переписывался.
- А, - Макс помолчал. – Так что, нет мечты?
- Честно говоря, даже не знаю.
- Уныло как-то. Нафиг тебе квартира, когда институт зашлёт куда-нибудь на Луну.
- Не полечу. Хватит с меня космоса.
- На грунте останешься?
- Вот посижу в своём углу и решу. Пока надоело мне Дальнее Внеземелье, черепки эти.
- Б-р-р-р… - Макс вслед за приятелем зябко повёл плечами, - да.
Сидели, слушали ветер. По небу бежали облака закрывая солнце – Пси Змеи А – и одни спешили убраться из-под лучей светила, тотчас же начинавших бликовать на волнах, другие долго клубились в вышине, заставляя море отливать свинцом.
- Ну а ты? – спросил Никита.
- Я в фонд пойду, «Врачи без границ», волонтёром.
- Ты же не врач.
- Я выучусь. Пока так, на побегушках буду.
- Ну, хоть жениться не собираешься.
- Пошёл ты…
Макс бросил горсть песка и лениво махнул ногой. Никита благоразумно отскочил подальше - лень ленью, но мускулы костюма могли превратить безобидную оплеуху в смертельный удар. Поделом, в общем-то, шутка кололась: после перенесённой во младенчестве болезни Макс мог двигать только руками да головой, всё остальное ему не подчинялось.

Председатель помял руками лицо. Интерьер зала заседаний нейтральной расцветки, пахнувший приятно и никак чтобы не беспокоить участников долгих дискуссий, надоел своей ненавязчивостью и неспособностью подсказать правильное, сильное решение. Комиссия заседала битый час и всё это время ни Председатель, ни оба зама, ни прокурор не могли добиться связной речи от свидетеля.
Свидетель плакала. Свидетель хотела в туалет. Свидетель шумно глотала воду, вытирала губы надушенным платочком и тут же подкрашивала пухлые ланиты. Её речь сводилась к бесконечным всхлипываниям: «Ах, ну этого не могло быть, Сергей Петрович он такой… ну, вы понимаете…» - и всё начиналось по-новому.
- Изольда Сергеевна, - сказал Председатель, совершенно уже не надеясь на связный ответ.
- Да, да… я слушаю.
Женщина, сидевшая перед ним распахнула большущие голубые глаза. Тщательно сжатые губы демонстрировали присутствующим недалёкие слёзы.
- Изольда Сергеевна, так значит на следующий день вы должны были обследовать горы.
- Да, да, - тщательно и дорого взбитый колтун кудряшек затрясся в такт кивкам, - понимаете, мы же всё работали по пепелищам, развалинам больших городов, Сергей Петрович говорил, что людей мало…
Свидетель поднесла платочек к глазам. Прокурорский работник отчётливо цыкнул зубом, но после глубокого вздоха, заставившего кремовый пиджачок аппетитно приподняться, женщина продолжила:
- Руки не доходили туда, вы понимаете? А съёмка со спутника показывала признаки техносферы, ну, это когда ландшафт размечен прямыми линиями, понимаете?..

Изольда прибавила оборотов и Петрович, придерживая панаму, на полусогнутых побежал к штабу экспедиции. Поляна с дорожками между жилыми модулями плавно пошла вниз – если б за управлением был Макс, взлетали бы с места в карьер, с молодецким гиканьем побрив антенны узла связи, но Макс сидел на обрезе двери. Весь в камуфляже, даже морду полосами раскрасил, карабин наперевес, гарнитура набекрень – Рэмбо и Конан-завоеватель в одном флаконе.
Верхушки деревьев, пик Одинокой горы уползли под брюхо вертолёта, показалось море и дальняя полоска берега, недобрым миражом лежавшего по ту сторону пролива, прозванного Ла-Маншем.
- Ветер хороший, - сказал Макс.
- Хороший, - подтвердила Изольда. – Ты почему машину не заправил, нехороший мальчик?
- Туда-обратно хватит. На месте заглушишь.
- Сколько сидим тут, а всё пацан-пацаном… И кабина дерьмом заляпана – ты что тут вытворял?
- Макс, прикрой дверь, - Никита поморщился на солнце.
- Да нормально…
- Тебе конечно нормально, в комбинезоне-то. Закрой, пожалуйста.
За перепалкой достигли берега. Под ногами поплыла полоса пляжа – прекрасное место для отдыха, десять с лишним километров отсыпанного мельчайшим жёлтым песком побережья. Здесь была куча отелей, южнее и севернее пляж упирался в небольшие города-сателлиты мегалополиса, лежащего километрах в пятидесяти от берега у основания эстуария впадавшей в море реки. Исполинский супер город стал мишенью ракетной атаки в незапамятные времена и мишенью для раскопок четыре года назад. До этого учёных не подпускали к городу военные – под городом обнаружили базу подводных лодок, неподалёку пусковые установки баллистических ракет, системы ПВО, и год с лишним вояки копали позиционный район, то и дело навешивая своим медальки за какие-то там сверхсекретные успехи.
- Куда лететь? – спросила Изольда.
- В горы, – отозвался Макс. – Ну, где с Петровичем вы гуляли.
- Да там нету ничего.
- Это вы ничего не замечали, голубки…
- А ты, значит, подсматривал?
- Чего я подсматривал? Да я улетел сразу!..
- Где горнолыжный курорт, Макс? – спросил Никита.
- Да, только надо в горы забраться.
- Как там уцелело хоть что-нибудь? – сказала Изольда. – Лавины, сели… любые постройки посносило бы нафиг.
- Пологий склон, поросший лесом, - начал объяснять Максим, - корни деревьев укрепили почву, ну ещё местные постарались, сверху это очень заметно. И домики – белые такие, крыши черепичные. С дырками, правда…
- Голова у тебя с дырками, - проворчала Изольда, больше, правда, для порядка, чем действительно в сердцах. – Как город обойти?
- Севернее возьми. Точно выйдем.
Развалины фонили. Самое малое сто рентген в час у реки, где радиоактивные изотопы мало-помалу уносило в море, а в громадной воронке посреди города, превратившейся в пруд со стеклянными берегами, даже в скафандрах высшей защиты делать нечего. Ветер выгонял пыль с городских улиц, поддерживая устойчивый уровень радиации в окрестностях, солнце выпаривало влагу из пруда, обрушивая радиоактивные дожди за тысячи километров отсюда - Лимбо. Проклятое место.
Предгорья. Холмы, заросшие невысокими деревьями и колючим вьюнком. Вся эта местность раньше цвела дивными садами – деревья время от времени пытались плодоносить, вьюнок был чем-то вроде местного винограда. Полтора столетия без ухода под ядовитыми осадками превратили плодородную равнину в непроходимый терновник с проплешинами погибших растений и то, что издалека казалось буйством красок, вблизи оборачивалось пожухлой листвой на кое-как живых растениях и целыми полями мертвой древесины.
Среди этого безобразия намётанный взгляд нет-нет угадывал остатки человеческого жилья. Кое-где проводились раскопки, где-то деревья сбились в кучу так, будто прокладывали себе дорогу через каменную кладку или бетонные плиты и под прозрачным дном кабины то и дело белели куски штукатурки. Иногда, словно складывались кусочки мозаики, становилось ясно: вот здесь у подножья холмов вилась дорога, а здесь защитная полоса делила два поля.
Изольда опустила светофильтры – солнце блестело на вершинах гор. Невысокий горный хребет, вздыбившийся пару эонов назад, когда плита дрейфующего материка подмяла под себя нынешнее дно океана, на севере служил местной кладовой полезных ископаемых, на юге центром позиционного района и поэтому срытый ракетными ударами до основания. Центральная часть хребта, не столь богатая ценными породами, служила рекреацией для мегалополиса. Большинство тамошних построек снесли землетрясения и лавины, поэтому большую часть времени исследовали предгорья, копались на побережье, в горы выбираясь только полюбоваться диковинными видами и во время одной из таких прогулок Макс наткнулся на горную деревню, не тронутую, по его уверениям, ни временем, ни бомбардировками.
- Ну и где она? – в голосе Изольды прорезалось напряжение – вертолёт потряхивало в воздушных потоках.
- Видишь по склону дорога идёт?
- Не вижу… А, вижу.
- Вот она идёт за ту вершину, там горнолыжка старая, помнишь?
- Ну…
- Потом по ущелью, а потом во-он между этих пиков. Там такая долина, речка и от реки до середины пика деревня.
- Да не было там отродясь ничего…
Никита понимал недовольство Изольды: экспедиция официально числилась завершённой, «Академик Черток» уже шёл снимать их с грунта и, честно говоря, за десять лет планета-могильник осточертела всем. А тут Иммель покинул шабашку…
- Да просто кое-кто халатно отнёсся к аэрофотосъёмке, - это был выпад в сторону Никиты, он занимался обработкой снимков, сделанных дроном.
- Э, э, ты потише там…
- А я что, я ничего, - безмятежно отозвался Иммель и открыл дверь десантного отсека. – Изольда Сергеевна, притормозите вот тут. Прогуляюсь по холодку…
- Во-во, иди, Максимушка, - Изольда заложила лихой вираж, чуть не выкинув Макса. – Проветри мозги.
Макс прыгнул, когда изгиба горной дороги оставалось снижаться метров пять. Изольда выругалась, орудуя рычагами. Из кабины было видно, как щуплая фигурка с карабином наизготовку пружинисто движется по горному серпантину.
Вояка, блин.
Весь он такой: в экспедицию не брали, что экспедиция, в Институт не хотели зачислять – дошёл до Президиума РАН, выложил академикам красный диплом со школы, блестящие результаты вступительных экзаменов и свидетельство об окончании первых двух курсов экстерном. Пытались оставить на административной работе в Институте – добился настоящего полевого задания. В экспедиции числился на должности младшего лаборанта, но знал о планете больше всех – писал отчёты за Пермякова, готовил материалы для документальных фильмов о планете, а начальник экспедиции вкатил ему выговор. Как будто за дело – Иммель собирался устроить подводную фотосъёмку (или охоту если никто не узнает) в лагуне у острова, и Никиту подбил, когда же Пермяков проведал о готовящейся эскападе – дело опасное, кроме местных хищников угодить под радиацию как нечего делать – всё взял на себя и начальниково следствие ведут колобки на Максе и закончилось.

- Скажите, пожалуйста, Арастун Гедимович… - Председатель помолчал, собираясь с мыслями, - каким образом подбирался состав экспедиции?
- Пожалуйста, уточните вопрос, - Арастун Гедимович Мамедгасанов, начальник секции исследования цивилизаций Института гражданской космонавтики удобно уселся на стуле. В лучике света сверкнули начищенные до блеска ботинки.
- А вы, как будто, не первый раз таким образом отчитываетесь, - прокурорские работники обладают даром задавать неудобные вопросы, подумал Председатель. Но подмечено верно.
- Дальнее Внеземелье, дорогой, - отозвался Мамедгасанов, - это, знаешь ли, такое место…
Глаза из-под кустистых бровей чуть насмешливо рассматривали Комиссию. Хороший костюм, аромат дорогого парфюма – кинозвезда, прямо.
- Да, - сказал Председатель, спеша прекратить перепалку, - хотелось бы узнать, проводилось ли психологическое тестирование для членов экспедиции или, может быть, кто-то избежал процедуры. Как экспедиция прошла боевое слаживание до подъёма на орбиту и проводились ли занятия непосредственно во время полёта к планете.
- Все результаты есть в компьютере Института, - начальник секции пожал плечами, - можете ознакомиться с текстами, есть видео… Это стандартные процедуры, без них человек не может отправиться в космос.
- Видите ли, - прокурорский зашелестел бумагами, - мы, конечно, ознакомились и с текстовыми файлами, и видео посмотрели… Вопросов после этого только прибавилось. Вот, к примеру, начальник западного крыла экспедиции, Пермяков Сергей Петрович…
- Квалифицированный специалист, почти десяток публикаций в отечественных и зарубежных журналах, большой опыт преподавательской и исследовательской работы…
- Снят с должности за растрату средств, выделенных на ремонт дома отдыха.
- Дело закрыто, - не сразу нашёлся Арастун Гедимович.
- Да, закрыто. Хорошо, про Иммеля пока не спрашиваю, это отдельный разговор. Младший научный сотрудник Никита Сергеевич Яйцев – записался в экспедицию после того, как была расторгнута помолвка с невестой.
- Что там у них произошло - не наше дело, - запротестовал Мамедгасанов. - И потом, не Яйцев заварил кашу, он реагировал на происходящее. И реагировал достойно.

- Максим, ты почему выпрыгнул? – Сергей Петрович Пермяков, начальник Западного крыла экспедиции сидел перед панорамным экраном в штабе. Экран, поделённый на три маленьких оконца и одно большое передавал данные с личных регистраторов экипажа и изображение с камер винтокрыла.
- Там старый отель, чуть выше по склону, - ответил Иммель, - я посмотрю быстренько и подойду.
- Тут всё старое, - сказала Изольда. – Дитё…
- Вы, Изольда Сергеевна, потом объясните почему ваш подчинённый остался один в опасной местности, - Пермяков поиграл джойстиком, рассматривая сменяющие друг друга изображения. – А со связью что у тебя?
- Не знаю, Сергей Петрович… Это горы, всё-таки.
- Горы… Смотри, вертушка шакалов видела на склоне, который вы пролетели.
- Стаю?
- Нет, пару. Слушай, тебя совсем не видно и не слышно…
Последовал неразборчивый ответ; картинка Максова регистратора пошла зернами.
- Изольда, ты его видишь? Никита?
- Нет, Сергей, нет сигнала.
- Ладно, будем надеяться на лучшее. Посмотрите всё по-быстрому и назад.
- Принято.
Спинка кресла, скрипнув, откинулась. В сыром воздухе острова все металлические предметы мгновенно подвергались коррозии, постоянно требовали ухода и смазки, а рук не хватало с тех пор как «Стивен Хокинг» забрал большую часть персонала и материалы, итог почти десяти лет работы.
- Лучше гор могут быть только горы, - пробормотал Сергей Петрович.
Подчинённые потихоньку добирались до места назначения. Изольда с Никитой летели молча, наслаждаясь альпийскими видами, Макс топал по дороге без видеоряда, пропала даже телеметрия. Задать паршивцу, заметил себе Пермяков. До окончания экспедиции осталось неделя с небольшим, а он тут балаган устроил…
Сергей Петрович вылез из кресла и, прихрамывая, – подвернул ногу накануне, поэтому за старшего в поле отправилась Изольда – пошёл в камбуз. Война войной, а обед по распорядку.
На острове когда-то располагался большой отель. Наверное, был свой яхт-клуб или что-то вроде того – у южной оконечности в море лежали груды камней и остовы судёнышек. Строения на побережье смыло в море, деревья, рвущиеся к свету, вскрыли стены зданий в глубине острова, кустарник пророс в трещинах и буквально взорвал старую кладку, обратив всё построенное человеком в прах. Холмы у подножья потухшего вулкана, образовавшего остров – всё, что осталось от трудов человеческих.
Поляну под лагерь пришлось расчищать бульдозерами. Выкорчёванные деревья пошли на баню, болотце под поляной осушили, оставив маленький пруд с симпатичной беседкой на бережке. Расчищенное пространство отгородили сетью, собрали домики камуфляжной расцветки, неказистые на вид, но очень прочные – три секции общежития, штаб экспедиции, склад и камбуз. Протоптанные за десятилетие тропинки, обставленные белыми камешками регулярно посыпали песком с пляжа. Ходили по ним мало и кое-где сквозь песок уже проросли жёсткие кустики, отросла и трава на газонах, но это уже забота тех, кто прилетит на смену, решил Пермяков. Если прилетит – начальство до сих пор не решило, оставлять экспедицию на Лимбо в прежнем составе или сократить, а может и свернуть вообще, всё-таки узнали они об этом мире не мало, проблема состояла уже не в сборе, а в обработке информации.
Ветер с моря шелестел листвой на деревьях. Хороший ветер, чистый. С материка приносило радиоактивную пыль, шлейфы радиоактивных частиц преодолевал горы; приходилось сидеть в домиках, ожидая хорошей погоды. Сейчас можно не бояться.
Пермяков прошёл на камбуз. Не глядя обогнул составленные возле стены столы и стулья, прошёл через всю столовую, гулкую и пустую, механически достал из холодильника кастрюлю с борщом, тарелку с пампушками – Изольда старалась – открыл шкафчик с кухонными принадлежностями: всё не глядя, по привычке. Тарелка, поварёшка, специи…
Ложек не было. Ни одной. Сергей Петрович оглядел кухню, выдвинул один ящик стола, другой, зачем-то передвинул самодельную разделочную доску. Столовые приборы пропали.
При более внимательном осмотре возле двери, через которую выносили отходы, обнаружился клочок жёлтой бумаги с надписью «Ложки». Бумажку чья-то добрая душа (пока непонятно чья – надпись печатали на принтере) вырезала стрелкой и приклеила в дверной проём так, чтобы острие недвусмысленно указывало на улицу. Пермяков скорчил кислую мину.
Они все разыгрывали друг друга. Как - зависело от фантазии инициатора розыгрыша, ну или от его испорченности. Придумывали всякие прозвища, подшучивали… Давненько такого не было, с тех пор, как подвыпивший связист в этой же столовой назвал Изольду Изей. Изольда, слезинки не проронившая на Кладбище, начала плакать. Сидела ни слова не говоря, только по щекам текли слезы; видно было, что человеку больно, невыносимо больно и все кинулись утешать и не сносить связисту головы, если б он сам не крутился вокруг плачущей женщины, перепуганный насмерть. После этого шутки и розыгрыши закончились до самого прилёта «Хокинга», снявшего с грунта две трети состава экспедиции.
- Это не смешно, - сказал Пермяков. – Найду – уши оборву.
Розыгрыш, мягко говоря, не претендовал на оригинальность. Изольда на такое не способна, Никита за всё время ни разу не принял участие в подобных вещах, значит – Иммель.
- Уши оборву, - повторил Сергей Петрович.
Толкнул дверь, оставшись в помещении – мало ли. На перильцах невысокого крыльца обнаружилась бумажка с печатным посланием: «Сюда ходи». Острие бумажной стрелки указывало не на узенькую жёлтенького песка тропинку, петлявшую между деревьев до беседки, где на столике тускло поблескивало железо, а на протоптанную через газон «тропу ослов», имевшей целью компостную кучу в дальнем углу изгороди. Вдоль ослиной тропы неизвестный приколист выставил целый ряд жёлтеньких стрелочек, заканчивающийся у той же беседки.
Пермяков недовольно засопел и пошёл по тропинке, вздымая песок при каждом шаге. Я вам покажу «Сюда ходи» …
Тропинка подалась под ногами. Покрытие качнулось туда-сюда и разъехалось, приняв в себя ноги Сергея Петровича по колени, схватив мягко и цепко, так что – не вырваться, а прямо перед лицом закачался жёлтенький шестиугольник с надписью знакомым корявым почерком: «Зря не пошёл».
- Что за?.. – вырвался возглас.
Пермяков задёргался. Падать нельзя, рваться из ловушки без толку – пена полиуретановая активная, идеальный клей для любых поверхностей, держит насмерть, будешь руками шарить, приклеит и руки. Застывший посреди дороги человек рвался всем телом из западни, махал руками, кричал протяжно, нечленораздельно. Панику сменила злость, превратившаяся в мрачную решимость выбраться и устроить весёлую жизнь ответственному за розыгрыш. Сергей Петрович согнулся в три погибели, нащупывая края ловушки – вытянуть себя на руках, благо яма не глубокая…
В пруду плеснула вода. Поначалу человек не обратил на это внимания, занятый своим бедственным положением, однако плеск повторился, плеснуло ещё раз, а потом на газон, раздвинув прибрежную поросль, выбрался шакал. Некрупный экземпляр, чуть больше метра в холке, тело, поросшее жёсткой короткой щетиной, виляет на кривых лапах, безумные жёлтые глазки, сдвинутые чуть ли не к самому носу-пятачку…
Онемев, Пермяков смотрел как приближается хищник. Шакал трусил неспешно, шумно втягивая воздух, щёлкая мощными клыками с повисшей на нижней челюсти тиной.
«На степлер похоже», - мелькнула дурацкая мысль.

- Да какое вам дело – женился я или нет?! – Яйцев закрутился на стуле. – Оно было–то почти десять лет назад…
- Десять лет, семь месяцев, плюс-минус пара дней, - сказал прокурорский. Положительно неудобный тип, решил Председатель.
- Тем более… У Олеськи внуки скоро будут.
- Никита Викторович, поймите нас правильно, - «Не дорос я до Викторовича, буркнул свидетель, - Никитой зовите», - Да, Никита, поймите, погибли люди. Ведётся расследование и нам важна любая мелочь из вашего прошлого.
- Люди, да…
- Так вы расстались?
- Олеське фамилия моя не понравилась.
- Фамилия?
- Да, не хотела она быть Яйцевой. Хоть, говорит, Ярцевым запишись.
- А вы?
- А я привык, да и родные не поняли бы – прадед военный космонавт, ордена-медали… Я решил: если любит, то и фамилию носить будет, а нет – зачем оно?
- То есть вы не из-за девушки записались в экспедицию?
- Нет, конечно. Хотел на другой мир посмотреть.
- Не разочаровался?
- Нет.

- Никита, Никита!.. – Яйцев вздрогнул:
- Ну здесь я, чего кричишь?..
- У Пермякова сигнал пропал!
- Какой сигнал? – он знал какой: датчики жизнедеятельности. Все устройства на планете обменивались данными со спецкостюмов персонала экспедиции, сигнал устойчивый, вроде «бип-бип» первого спутника: всё может вырубиться, а он останется.
- Максим, слышишь?.. – нет ответа. Сигнал есть. – Никита…
В голосе Изольды тоска. Понятно – разрывается между своим мужиком и обязанностями старшего в команде. Но в ущелье, где Макс нашёл посёлок, вертушку болтает, угрожая разбить о скалы, поэтому Никита высадился на вершине и сейчас топал по старой дороге вниз. Как раз до середины дошёл: что вверх, что вниз – всё едино.
- Ну лети туда.
- А ты?.. А Макс?..
- Да не маленькие, чай…
- Я быстро, - затараторила женщина, - посмотрю, что там, вызову помощь и керосин вот надо…
- Давай-давай.
Над головой взревел двигатель. Лопасти с грохотом взбили воздух, «Миль» сделал полупетлю, так спешил пилот, и вертушка скрылась за деревьями, росшими на склоне. Никита проводил машину взглядом.
- Изольда, - собственный голос эхом разбился о камни, заставив человека на дороге присесть от неожиданности.
- Слушаю.
- Ну, я пойду, посмотрю, что там есть.
- Ты бы шёл к вершине, где я тебя искать буду?
- Да я быстро, - Никита поправил лямки рюкзака, поудобнее перехватил карабин. – И потом, Максим к посёлку подойдёт.
- Ох, получит у меня этот Максим, - пообещала Изольда и отключилась. Никита остался один.
В ветвях деревьев среди трепещущей листвы кричали пернатые. Кто-то проломился через подлесок и ушёл вверх по склону, сыпанув каменной осыпью из-под мягких лап. Никита выдохнул, опуская карабин и принялся дальше хрустеть ботинками по засыпанной камнями дороге, которую то и дело преграждали упавшие деревья или вздыбившиеся корни. Потом последовал участок, засыпанный сошедшим ледником – камни и куски льда снесли росшие на склоне деревья, начисто уничтожили старый тракт, заставив Никиту скакать горным козлом. Яйцев не торопился: аккуратно шагал с камня на камень, то и дело останавливался, фотографировал или просто дышал воздухом. Здесь открывался потрясающий вид на горный массив, за которым река делила на две части холмистую равнину. Там тоже пришлось покопаться в своё время, хотя поселения попадались по большей части небольшие, тысяч на триста – четыреста жителей, все разбитые ракетами. За долиной раскинулось Кладбище. Никита поёжился при воспоминании о полях, заваленных скелетами. Радиации там не было – был ужас и отвращение: члены экспедиции кое-как сумели отсортировать выбеленные природой косточки и выкопать братскую могилу, а после, не сговариваясь, построили посреди громадного поля часовенку.
Дорога стала ровной, не подворачивались больше под ноги валуны и корни деревьев, поэтому Никита и не заметил, как ноги сами вынесли его к околице поселения, затерянного в горах. Просто на склоне слева проявились линии, сложились в узор и вдруг – ба, да это ж дом! Фасад двухэтажного строения подслеповато взглянул выбитыми окнами. Белёные стены, осыпавшаяся штукатурка открывала камни, из которых в незапамятные времена сложили здание, видны были следы украшений, не то деревянных, не то лепных. Вход на первый этаж. Крыльцо, заросшее бурьяном. Тишина…
Никита восхищённо закрутил головой. Дорога шла дальше, в небольшое ущелье с прекрасно сохранившимися домиками на склонах. Похоже, работы будет – непочатый край. И как они умудрились не заметить такую красоту, правда уши ему оборвать, ведь летали здесь дроны, летали!..
Никита прошёл вглубь посёлка, оценивая сохранность строений. Конечно, большинство зданий полуразрушены. Здесь лавина сошла. Здесь деревья проросли в стенах и буквально повалили здание набок. По какому-то странному капризу природы сохранилось большинство фасадов, хотя, внутри, конечно, царил хаос и всё равно - поселений такой степени сохранности им практически не попадалось: города и веси, даже на самых отдалённых островах в океане, были уничтожены прямыми попаданиями. А здесь, похоже, внутри что-то сохранилось.
Колодец. То есть, скорее всего, колодец – кучка камней, остатки раствора, останки воротины. Никита с сомнением поглядел на дом у колодца. Трёхэтажный домина с некогда белоснежным, богато украшенным фасадом, провалами окон – на втором этаже почти скрывшееся за соседними вершинами солнце поблёскивает на остатке витражного стекла.

- Колотушкина не ответила?
- Да, в горах начались проблемы со связью, даже через спутник не получалось.
- Вы зашли в дом.
- Да, зашёл.
- А должны были?..
- Ну, по идее, нет…
- Поясните, пожалуйста.
- Там могли сохраниться следы людей, вещи, брошенные при эвакуации, даже какие-нибудь осколки, разбросанные по полу, могли представлять научную ценность. Я должен был вызвать штаб по рации и как минимум оставаться на месте до прибытия остальных работников. Потом только с разрешения начальника, после обследования наружной территории, можно было входить.
- Почему вошли?
- Я искал убежище. В четырёх стенах проще переждать ночь, чем на открытом пространстве.
- Мог прибыть вертолёт.
- Нет, ночные полёты строго запрещены приказом Начальника.
- В доме могло быть логово дикого зверя.
- Звери на Лимбо стараются держаться подальше от человеческого жилья…

Внутри дома царила гулкая пустота. Выложенный плитами пол устилал разномастный мусор и каждый шаг сопровождался хрустом, вздымавшимся, кажется, до потолка, сводчатого, украшенного лепниной и поблекшей от времени росписью. Стены оплёл, взломал вьюнок, лохматыми занавесями закрыв дверные проёмы, перегородив комнаты и коридор, наполнив дом колышущимися тенями.
Никита крался по коридору, ведя перед собой стволом карабина. За всё время на планете им ни разу не встретилось логово зверя, устроенное в развалинах человеческого жилья. Становится первооткрывателем Никита не собирался, да и атмосфера развалин не давала расслабиться - словно кто-то шёл следом, заглядывал через плечо…
Яйцев круто развернулся, вскинув оружие. Нет, никого.
В комнатах пустота. Вышел на улицу - тишина. По ущелью ползут сумерки. Намечавшийся было ветер стих, на небе облака, но ясно уже, что дождя не будет, и слава Богу: не хватало только под радиоактивные осадки попасть.
Лестница на второй этаж находилась в конце коридора, возле неприметной двери, которую Никита посчитал входом в подвал или кладовку и проверять полез только чтоб не оставлять за спиной необследованное помещение. Наставив карабин, посветил фонариком и отпрянул.
Капище.
Удачно, можно сказать, зашёл – до сих пор они находили только следы культовых сооружений, обломки каких-то статуй, причём часто радиоактивные словно специально целились, здесь же вот оно, целое и невредимое. Стены чёрные, хотя вот эти светлые участки, похоже, были когда-то красными, барельефы, жертвенный камень и подле него, на постаменте статуя.
Человек – понятно, во все времена люди придумывали богов по собственному образу и подобию. От фигуры веяло силой и властью: мускулистые ноги, попирающие камень, руки, воздетые к небу в повелительном жесте, мощный торс, прикрытые повязкой чресла. Правильные черты лица статуи портило капризное выражение, а глаза в свете фонарика мерцали красным.
- Ну, рогов не хватает, - сказал Никита, просто, чтобы услышать собственный голос и ткнул стволом карабина в изваяние: - Пух!..
Получилось глупо и Никита поспешил на второй этаж уверяя сам себя, что ничуть не испугался, просто пора готовить ночёвку и вообще…
На втором этаже комнаты было три: две маленькие. похоже, детские, с одним окном, кучами хлама под стенами – золотая жила, копать и копать – и громадный зал с балконом, нависшим над дорогой. Третий этаж – несколько маленьких комнатушек с проломами в крыше, кучами хлама по углам. Никита принялся готовить ночёвку. Во-первых, дрова. Небольшой костерок придётся поддерживать всю ночь, на нём же подогреть консервы. Во-вторых, безопасность. Место дислокации – второй этаж, зал или что это у них было, чтобы какая-нибудь животина не заглянула на огонёк: на лестнице провал как раз посередине и надо обладать обезьяньей ловкостью, чтобы его преодолеть, а приматы у нас водятся южнее, гораздо южнее, это мы знаем точно. Нашлась дверь, окованная проржавевшим железом, вместе с молодым деревцем, срубленным под окнами, прикрывшая дверной проём от непрошенных гостей. В-третьих, уже и покушать пора.
Никита умял две банки тушёнки, вытер лицо, руки влажной салфеткой, ей же протёр нож. Набулькал чаю из термоса, добрым словом вспомнив Иммеля. Говорил же напарник: идёшь на день, готовься на неделю. Так и вышло.
Как он там? Устроился на ночлег или подобрали его?
Ночную тишину изредка нарушали крики птиц. Пламя костра играло на стенах, заставляло темноту отступать в оконные проёмы, прятаться за дверью и приходилось серьёзно напрягаться, чтобы не дать волю воображению, не поддаться страху, таящемуся за стенами старого дома. Никита озирался на окна, следил за дверью, направив взведённый карабин. Время шло, ничего не происходило, страх отступал, оставив лёгкое беспокойство и в какой-то момент Никита понял, что он самым бессовестным образом спит, опустив голову на колени и выронив оружие.
Человек вскинулся. Темноту рассёк луч фонаря, костёр получил пищу и на сухих лесинах заплясали огоньки, осветив комнату. И вновь – ничего, никого. Тишина убаюкивает, заставляет клевать носом.
Шорох. Внизу, на первом этаже, будто кто-то вошёл… Никита оказался на ногах, сжимая оружие. Показалось? Тишина.
Адреналин гуляет в крови, сон как рукой сняло. Человек судорожно хватает ранец, распихивает по карманам пачки патронов – а Максим говорил, бери больше; нет, поленился всего две взял. Фонарик в куртку, чтоб под рукой… эх, ну и ночка будет!..
Шорох. Здесь, за дверью. И ещё. Кто-то словно бродит, присматриваясь к преграде, ступая мягко, но мусор предательски хрустит под ногами. Кто?
- Кто здесь? – голос дрожит. Ствол карабина пляшет, приклад давит плечо, пальцы судорожно вцепились в ложе. – Максим, ты? Максим!..
Шорох. Прямо под дверью. Из дверного проёма сочится темнота. Словно щупальца тянутся к человеку, замершему у стены…
БАМ!.. БАМ!.. БАМ!..
Выстрелы больше напоминали звонкие щелчки, но каждый отдавался в перекрученных нервах мегатонным взрывом.
БАМ!.. БАМ!..
Палец попусту жал на спусковой крючок – обойма кончилась. А темнота всё также тянула свои щупальца и там, за дверью, уже слышались не просто шорохи, кто-то – что-то?! – ворочался и утробно урчал. С жалобным всхлипом человек рванул пачку патронов. Дрожащие пальцы не справлялись, блестящие цилиндрики раскатились по полу и не желали вставать в обойму.
Затвор. Оружие, направленное на дверной проём, плясало в руках. В последний момент человек вспомнил про фонарик и луч света осветил дырки от пуль. Кисло воняло порохом.
Теперь надо было открыть дверь. Оставлять просто так темноту в коридоре, нельзя, надо посмотреть, что там.
Шаг.
Ещё шаг.
Утробное урчание в темноте. Человек?.. Зверь?..
Карабин почти уперся в дверь. Никита глубоко вздохнул и со всей силы ударил ногой.

* * *

- Иммель лежал возле лестницы на третий этаж, - голос свидетеля был ровным, на лице не отражалось никаких эмоций – человек пережил произошедшее снова и снова, вынес сам себе приговор и день за днём приводил в исполнение.
- Каковы были ваши действия? – мягко – небывальщина! – спросил прокурорский.
- Оказал первую помощь, - Яйцев пожал плечами, - только толку не было – проникающее ранение брюшной полости, немедленная госпитализация, оперативное вмешательство, может, спасли бы его. А так…
Он махнул рукой.
Последовала пауза.
- Что же, молодой человек… - Председатель пожевал губами, сердясь на себя и не в силах остановиться, - полагаю, вам не стоит казнить себя…
- Казнить?.. Я друга убил!..
- Друг ваш оказался и не друг… а очень даже враг.
- Следствие установило, - вмешался прокурорский, - действия Иммеля привели к гибели – страшной гибели, - руководителя экспедиции.
- Так это он приволок шакала?
- Да и устроил яму, наполненную суперклеем.
- Пена. Это пена, да…
- Шакал нажрался клеем до отвала, отчего и сдох.
- А рация?
- В компьютер кто-то – скорее всего, тот же, кто притащил хищника - ввёл вредоносный код, чьей задачей было распознавать сигналы ваших передатчиков как помехи.
- Почему?..
- Трудно сказать, - признался Председатель, - будем работать, где-то в переговорах членов экспедиции, в записях Иммеля должен быть ключ.
- А я? Что будет со мной?..
- Ну, так просто мы вас не отпустим, конечно – вызовем, если возникнут новые вопросы.
- Но я же…
- Вы, юноша, усвоили главное: человек – это звание, и чтобы подтвердить его, порой надо совершить путешествие за сотни светолет от дома. Поэтому пока – пока – вопросов к вам у Комиссии нет.

Нефилим.

Промежуточный контакт.

"Сканирование сигнатуры головного мозга десять процентов, состояние объекта стабильное, определение порядка частот..."
- Нам необходимо завершить оцифровку прототипа для подготовки виртуального интеллекта, без него невозможно будет создать полноценного биоробота, это станет еще одним шагом на пути к вознесению и сотворению новой жизни.
- Насколько это оправдано?
- Если то, что было решено на совете осуществится, мы навсегда войдем в историю, как те, кто смог сделать то, что являлось прерогативой творца.
- Однако в случае провала мы не только потерпим крах, но и вызовем гнев создателя, в любом случае это входит вразрез с его планами. Он не оставит это без внимания и возмездия.
- Тогда предусмотрим подобный вариант.

Подопытный приоткрыл глаза, сквозь белую пелену ему удалось разглядеть пару четырех метровых существ, напоминавших не слишком приятных исполинов. Они говорили на малознакомом языке, однако общий смысл беседы все таки дошел. "И как они собираются это сделать", пронеслось в голове, со времени подписания договора, заключенного шантажем, угрозами, прямым подкупом и откровенным блефом с частью земной элиты прошло несколько месяцев. Большинство людей было тайно доставлено в лаборатории, кого-то забирали через медицинские каналы, кого-то в ходе стычек, как группу оперативников чвк состоящую из 10 человек 8 из которых были смертельно ранены, один впал в кому, один пропал без вести; Сергей Новак. 29 лет, данные засекречены. О чем сообщали СМИ, умолчав подробности.

Новак пришел в себя, в помещении где он оказался было довольно просторным, в нем находились устройство считывания данных, к которому он был подключен многочисленными проводами, серверное оборудование то, супер компьютер с Ии, а так же существо, отдаленно напоминавшее человека со следами многочисленных операций, присегнутое к операционному столу.

Где-то в глубине здания скорее всего остались тяжелый керамический бронежилет, винтовка vhs 2 булл пап c коллиматором и подствольным гранатометом, тридцати сантиметровый нож типа танто из кобальтовой стали, личная аптечка, карбоновый шлем с фонарем, sig p220 и все это скорее всего сотни раз перебрали, изучили и запрятали куда подальше от греха. По растрепанным словно перьям темно серым волосам на высокий лоб струился пот, впалые щеки и высокие скулы покрылись недельной щетиной, горбатый нос и низкий подбородок были покрыты порезами, темно серые глаза выглядели вымученными, густые брови выглядели обгоревшими. В целом вид его был не из лучших. Судя по температуре и влажности воздуха, скорее всего база находилась под землей либо в горах, либо в вечной мерзлоте, а значит подмоги скорее всего не будет. Учитывая, что попытка выбраться из аппарата прервет процесс сканирования и привлечет ненужное внимание остается только выжидать и прорабатывать план эвакуации.
Значит так найти планы бти , планы эвакуации, медотсек после чего склад, где хранится снаряжение, врят ли унесли далеко. "Обработка данных объекта L1/O1 завершена, запуск модуляции". "Отлично, теперь пора выбираться". Медленно, отсоединив контакты от своего тела испытуемый начал освождать голову, благо выродков, что можно было сказать по гипертафиранным конечностям , грубой бледной коже и пустым глазам не было рядом.

За массивным гермазатвором Новак обнаружил проход в просторный зал высотой около километра, вырубленный в глубине породы, то, что он увидел своими глазами было похоже на гиганский оазис со множеством построек и зданий.

Цивилизацию рэнитов описал Евгений Гуляковский в книге «Сезон туманов»

Институт гражданской космонавтики занимал здание в девяти километрах от исторического центра города-героя Санкт-Петербурга по адресу Лахтинский проспект, 2. Пятиэтажная постройка надёжно укрывала от городской суеты внутренний двор и административные постройки, за которыми скрывалась небольшая набережная со сквером и фонтаном. Здесь, любуясь роскошным видом на Невскую губу, отдыхали от трудов и забот преподаватели, устраивали шумные празднества студенты, иногда проходили занятия на открытом воздухе. Учебный корпус с пристройками представлял собой архитектурный ансамбль, соответствующий стилю Северной Пальмиры: большое крыльцо парадного входа, башенки, фасад, украшенный лепниной, даже шпиль – как без него?
20 августа 2153 года от Рождества Христова к парадному входу Института буднично, даже незаслуженно обыденно подошёл некий молодой человек. До начала учебного года оставалось ещё немного времени, поэтому на крыльце, помпезном и монументальном, как это положено в Питере не было ни души - студенты использовали последние дни каникул на всю катушку, только влюблённая парочка, притулившаяся на широких перилах, да мужчина возле одинокой «Лады» на парковке проводили молодого человека заинтересованными взглядами.
Зрелище, надо признать, было занятное, ибо одежда парня никак не соответствовала атмосфере культурной столицы России: цветастая рубашка с длинным рукавом – с Балтики тянуло холодом – кричащей расцветки штаны, перетянутые ремнём поддельной крокодиловой кожи и штиблеты, словно клякса на асфальте. Словом, оделся молодой человек будто представитель расплодившихся в последнее время субкультур, достойных разве что сожаления, и видеть такой наряд возле строгих форм учебного заведения, вожделенного всеми мальчишками Северо-Запада России, было, по меньшей мере, странно.
Молодой человек носил простое русское имя Иван, по отчеству прозывался Владимировичем и фамилию носил столь же нехитрую – Прошин. Обучался Иван Прошин в аспирантуре Института уже два года без малого, лет ему было двадцать девять и, если кому вдруг интересно, был он не женат притом, что весьма недурён собой.
...Внутреннее убранство Института представляло типичную для казённого заведения картину: бесконечные коридоры с дверями аудиторий, стены, выкрашенные до половины в зелёный или синий цвет; лестницы и межэтажные площадки серого бетона с ограждением из вечного пластика того же серого цвета; помаргивающие плафоны на потолке; доски объявлений с безусловно важной для каждого студиозуса информацией... Дом, милый дом.
Молодой человек прошёл через всё Северное крыло, спустился в подземный переход – столь же типичный для любого мало-мальски серьёзного вуза, - и, оказавшись в Южном крыле Института, где располагались кабинеты административных работников и спортзал с мастерскими, поднялся на второй этаж, чтобы оказаться возле монументального вида двери. Повыше и правее от дверной коробки на стене имелась табличка с надписью «Приёмная». Здесь, ответив вымученной улыбкой на недовольные восклицание двух девиц, ближе всех подобравшихся к заветной цели, Прошин прошёл в просторный светлый кабинет, который занимал секретарь ректора института. Ректор вёл приём, быстро закончившийся, как только молодой человек приоткрыл дверь и покивал начальству.
Окончание приёма ознаменовал выход крепкого паренька, чем-то похожего на представленного нашему вниманию молодого человека, но одетого в вечные джинсы, свитер и кроссовки, никак и ничем внимания не привлекавшие. Зажав подмышкой прозрачную папку с бумагами, паренёк бросил хмурый взгляд на следующего посетителя – видимо, беседа шла о вещах весьма малоприятных, и вышел вон, провожаемый взглядами секретаря – статной дамы средних лет – и молодого человека, чей взгляд содержал немалую толику сочувствия.
- ...Здравствуй, Ваня, - ректор Института гражданской космонавтики Олег Владимирович Мухин был коренаст, широкоплеч и стрижен под ноль, по обычаю всех косменов.
Было ему немного за пятьдесят, но выглядел Олег Владимирович моложе: исходило от него ощущение силы, уверенности в себе, глаза из-под мощных бровей смотрели внимательно, цепко вцепляясь в собеседника и полагающийся по случаю гражданский костюм сидел на нём как военная форма.
Заседал ректор за столом в глубине кабинета, обстановка коего разочаровывала спартанской простотой. Стол буквой «Т», стулья – всё из натурального дерева, Институт держал марку, - компьютер на столе, шкафы с книгами вдоль стен, занавески на окнах и портрет Циолковского за спиной у хозяина. Вообще-то, полагался портрет Президента, но Олег Владимирович Мухин, ректор Института гражданской космонавтики, академик и почётный член двух земных и одной внеземной академий имел право на некоторую вольность в данном вопросе. Учитывая богатую биографию Олега Владимировича, можно ожидать расставленных по полкам сувениров с других миров, но не было и этого: несколько картин с пейзажами висели на стенах меж больших, забранных шторами окон.
Молодой человек прошёл через весь кабинет и, со словами:
- Здравствуйте, Олег Владимирович, - пожал руку хозяину кабинета.
- Присаживайся, пожалуйста, - сам Олег Владимирович некоторое время, словно собираясь с мыслями, перебирал бумаги, лежавшие перед ним.
Наконец, отодвинув бумаги в сторону, ректор поднял тяжёлый взгляд на посетителя.
- Ты у нас только с Марса, так?
- Да, Олег Владимирович, с Марса.
Прошин сидел спиной к окну справа от ректора, и его поза выдавала некоторое напряжение, словно нерадивый подчинённый готовился к разносу от начальства, хотя начало беседы ничего подобного не предвещало.
- Ну, и как впечатления?
- Хорошие впечатления, Олег Владимирович, - после недолгой паузы ответил Прошин, - в докладе изложены.
По чести сказать, Иван Владимирович на целый день запоздал с докладом и отчётом для бухгалтерии, что вкупе с прежними грешками подобного рода и стало причиной его неудобственного самочувствия на приёме у человека, ставшего кумиром всех, кто, так или иначе, связал жизнь с космосом. Вызвали это опоздание причины вроде бы независящие от самого Ивана, но оправдания типа «машина сломалась» и «дорогу дождём размыло» никак не подходили человеку серьёзному, о чём Мухин вполне мог заявить в своей манере: вежливо, отстранённо, холодно, словно спрашивая с нерадивого ученика урок...
- Да, да, - кивнул ректор.
К счастью для нерадивого посетителя, Олег Владимирович не стал испытывать силу своего взгляда, сосредоточившись на клавиатуре компьютера.
- Вчера, буквально сразу после твоего доклада, - Прошин принялся усиленно кивать, собираясь, видимо, что-то сказать в своё оправдание.
Ректору его оправдания не потребовались:
- Разница в минуты, как ни странно... Так вот, после твоего доклада на мою почту поступило письмо от профессора Джангуляна, - Олег Владимирович развернул монитор в сторону Прошина. – Профессор мой старый знакомый, работает он в Смитсоновском институте на планете Холт – знаешь о ней что-нибудь?..
Прошин неопределенно пошевелил пальцами правой руки, лежащей на столе – именно о Холте он не знал почти ничего – хотя должен был! - но этот щекотливый момент Мухин оставил без внимания.
- Геворг Арамович – историк, большой специалист по цивилизации Рэн, - продолжал Олег Владимирович, - в письме, как ты можешь видеть, он просит прислать сотрудника института для участия в экспедиции... как там, - Туманные горы?.. Да, для участия в экспедиции в приполярные районы планеты с целью проведения археологических изысканий. Надо чтобы ты был там, Ваня.
Под тяжёлым взглядом Прошин заёрзал в кресле и, сокрушённо покрутив головой, сказал:
- Олег Владимирович, да я же только с Марса! – в голосе зазвучали возмущённые нотки: - Что, во всём Институте никого не найти для такой командировки? На всей планете?!
В его словах был резон: в штате Института числились и более опытные, и более грамотные работники, да и отделения в Самаре и Челябинске имели свои аспирантуры. Кроме того, командировка на Марс выхватила девять месяцев из жизни Ивана Прошина: месяц он просидел в разного рода карантинах, месяц ушёл на дорогу и полгода Иван выполнял различные задания Института непосредственно, как это говорится, на грунте. Межзвёздное путешествие, предложенное ректором, грозило затянуться на пять лет, причём сами археологические изыскания занимали в лучшем случае год.
- Тут, видишь ли, Ваня, ситуация сложилась... – покачал головой Мухин. – Просьба в некотором роде личная, адресовано письмо, как ты видишь, лично мне. Переадресовать в филиалы его можно... но будет это не по-мужски как-то... А тебя я прошу оформить эту командировку только потому, что ты у нас один из всех остался свободный. Все аспиранты наверху – сезон...
Он развёл руками и уставился на Прошина.
- Парфентий есть, – недовольно пробормотал Иван. – Олег Владимирович, но я из графика выбиваюсь – на мне долгов висит... немеряно.
- В долгах ты, братец, не из-за командировок, а из-за собственного разгильдяйства, - усмехнулся в ответ Олег Владимирович, - и потом, долги твои - вопрос решаемый. А Парфёнов не может – у него сын вчера родился.
- Я кандидатскую провалю... – сделал ещё одну попытку Прошин.
- Думаю, отчёт о твоей командировке можно засчитать за проект диссертации.
- Вот так запросто, – усомнился Иван.
- Ну, это должен быть хороший отчёт, - Мухин улыбнулся – словно солнечный зайчик заиграл на каменном лице человека-легенды.

Космомост "Слава Этлена", 1581 г. от возжигания чистого огня.


- Это точно безопасно? – почтенная матрона смотрела на диск телепортатора, насупив лоб и поджав губы. К груди она прижимала расшитую золотом и кристаллами-накопителями сумочку, чемодан в похожем стиле парил рядом, не касаясь пола. Увалень-муж беспомощно топтался рядом, пытаясь уследить за выводком ребятишек.

- Искусство дома Халадон безупречно, вам нечего бояться, благородная госпожа, - пропела проекция девушки в накидке смотрительницы путей.

- Да, но все же… - артачилась женщина.

"Туристы" – с презрением подумал Мита. Сплюнул бы, кабы не страх раскрыть до срока провинциальное происхождение. А еще - надежда на лучшую судьбу.

На самом деле державшую очередь даму "почтенной" и "матроной" можно было назвать лишь по повадкам. Современная медицина творила чудеса. Гибкие, точеные тела знати, их чистая золотая кожа и сияющие глаза выглядели куда моложе и свежей, чем у самого Миты.

- Благородная госпожа, при всем уважении, Киньич уже почти выстроился на одной линии с Этленом. Если не совершить переход в ближайшие полчаса, то луны разминутся и нам придется ждать завтрашнего полудня.

За спиной застонали, но перечить никто не посмел. Простолюдинов не пустят наперед высшей касты. Пусть даже та и взяла моду играть в филантропию. Сам Мита лишь поправил сползающую лямку рюкзака, предпочитая ругаться про себя. Кожаная полоса больно врезалась в плечо, при движении внутри бряцали инструменты. Примитив, а не снаряжение, стыдно с таким на глаза патронам показаться. Но у него не хватало ни денег, ни волшебного таланта, чтобы багаж возил себя сам.

Мита перемещался на Киньич не для того, чтобы охотиться с небесной лодки на червей-камнеедов, нежиться в потоках первобытной магии в одном из фортов-санаториев или любоваться частыми закатами. Он собирался строить там светлое будущее. И, желательно, зарабатывать на этом.

Из всех прочих лун Киньич был открыт для свободного посещения и заселения первым. Что, впрочем, отнюдь не означало, что он наиболее пригоден для жизни. Ближайшая к планете луна оказалась богата на минералы и сырую магию. Чуть меньше – на захватывающие дух виды. Гораздо больше – на способы с этим духом расстаться.

На самом деле, Мита совсем не рвался поначалу на эту ржавую, провонявшую серным расплавом печку. Даже холодный, далекий Атли с его днями по трети сезона и чахлым фоном, или пустынный Уллу, и те сулили более комфортную, а главное, долгую, жизнь. Не говоря уже о колониях на внешней стороне самого Этлена.

Но в колониях опять вспыхнули беспорядки среди туземцев-внешников, а до других лун хватало охотников посноровистей. Мита уже впал в отчаяние, он едва успел привыкнуть к широкой жизни, как вновь понадобились деньги. Выработанные шахты в коренных землях его дома не сулили удачи. Потому ухватился за первую возможность. Он подозревал, что и сюда его взяли лишь потому, что какой-нибудь менее робкий и более вменяемый рудознатец сбежал, или отправился пить с предками. Конечно, в рекрутском центре его долго гоняли через хитрые приборы, а потом говорили, какие у него уникальные таланты и как он им нужен, но Мита еще на скамье подмастерья научился опознавать брезгливость высшей ученой касты.

- Камушек, может вообще не надо? – заканючил впереди нобиль, словно по тексту народной комедии о высших подкаблучниках. Дама задумалась. Поставила занесенную было для шага ножку обратно.

- Извольте уже пошевелиться, господа мои! - внезапно крикнули сзади. Звонкий голос, молодой, хотя в нынешние годы ни в чем нельзя быть уверенным. Мита обернулся и увидел высокого нобиля, стоявшего в конце очереди. Видимо, только что прибыл. Но не спешил разгонять народ впереди. И снаряжен по-простецки – без шелка, золота и амулетов, в комбинезоне технического кроя, такого же, как у Миты, хотя даже отсюда видно – куда лучшей ткани. Может, даже магической. Лицо и стать не давали спутать его с простым работягой. Богатей, возжелавший экзотики по полной? Или излишне наглый мелкий служилый?

- Поспешайте, почтенные, а то если опоздаю - на дуэль вызову!

Аристократы впереди решились. Либо пройдоха обвел их вокруг пальца, удача любит отважных. Либо и впрямь – важная шишка из воинской касты, те любят кидаться вызовами.

Впрочем, минуту спустя ему стало не до этого – лорды с выводком добрались до центра диска, в самую безопасную зону. Остановились, вокруг них замерцал малый защитный купол. И только тогда экран, отгораживающий залу телепорта от черни, погас. Народ со слаженным вздохом радости ломанулся вперед. Подхваченный людским потоком Мита едва попал жетоном-идентификатором в сканер.

- Гражданин Тачи Мита, дом Дасаче, лунологоразведчик, контрактный раб… - загудел искусственный голос из сканера. И тут же прервался, квакнул, и завел следующее имя, такое же малозначащее. И еще, и снова, и снова. Торговцы, колонисты, контрактные рабы… то есть, работники, конечно. Рудознатец запоздало поежился от оговорки тупой машины. Он, все же, надеялся отбить контракт до того, как его признают не то что за раба, за колониста.

- Благородный господин Пилли Ниалль! – даже у сканера голос стал торжественней и словно бы чище, - Дом Укуль. Человек многих умений. Владетель поместья рода Пилли. Колонист.

Мита выругался. Вновь молча. Из всех высших хуже всего были такие вот народолюбцы, воображающие себя защитниками справедливости. Подпишутся на какой-нибудь опасный на бумаге проект, вспашут поле-другое магией, пройдутся по бедному кварталу и считают себя знатоками надежд и страхов малого человека. Интересно далеко ли на деле такие юнцы уйдут по его родному городку без ненавязчивой опеки тайной полиции. Или по полю – без свиты из поселян, перебивающих мотыгами искалеченный дерн.

Мита уронил рюкзак на ногу, на глаза навернулись слезы от боли и обиды на судьбу. Высокородная скотина, все из-за него! Что там у него за дом? Укуль? Эти – хуже всего, воины света. Что-то за последние тридцать лет, эти божьи витязи массово убрались на внешнюю сторону, пасти бездушных. Прочь от того самого народа, что якобы защищают. А этот вообще на другую луну. Колонист, дикаря ему. Наверняка свалит, как только серы нюхнет.

- Гражданин Тачи Мита, - перед носом замерцала проекция смотрительницы, выведя гражданина из жалости по самому себе эффективнее затрещины, - Мы настоятельно рекомендуем вам надеть шлем. Мастерство команды по этленоформированию велико, атмосфера Киньича уже менее летальна, но пребывание в ней без защиты все равно отрицательно скажется на вашем здоровье.

Контрактник, путаясь в ремешках, нахлобучил стеклянную полусферу. Устарелой конструкции, громоздкую и тяжелую. Затем защелкнул ремень безопасности. Откинулся на сидение, прикрыл глаза, пытаясь медитацией успокоить колотящееся сердце.

По полусфере постучали пальцем. Мита подскочил от неожиданности, резко натянутый ремень щелкнул, дернул его обратно. Негодующе скосив глаза направо, рудознатец увидел благородного господина Пилли Ниалля. Идеально обезопасенного, сидевшего со спокойствием и уверенностью ветерана небесных войск.

Гражданина Тачи Миту прошиб холодный пот. Но нобиль лишь показал пальцем куда-то на грузовое гнездо между сиденьями. Мита проследил и увидел собственный рюкзак, его торчащую лямку. А еще – отщелкнутую скобу крепежа. Похоже, он плохо её закрыл.

Сосед слева встревожился, замахал руками в сторону надзорного окошка. Но из динамиков уже заговорил приятный женский голос:

- Внимание! До отправки на Киньич осталось: двадцать, девятнадцать, восемнадцать…

Мита рванулся, но клятые ремни опять удержали его на месте.

- Семнадцать, шестнадцать…

Сигналили уже три человека. Отсчет продолжался, если служба безопасности и следила, то за благополучием отсека для знати,

- Одиннадцать, десять…

Нобиль ударом по груди открыл застежки, перегнулся через ноги Миты. Поймал лямку и парой четких движений завязал на поручне. Выпрямился на своем сидении.

- Четыре, три…

Мита поднял голову к небу, беззвучно шевеля губами в молитве. Легкий купол уже отъехал, круг конденсаторов магии гудел и светился янтарем. Между ними били молнии. А дальше за тысячи и десятки тысяч забегов в ночном небе висел серый, красный и желтый диск Киньича. Как раз на фоне синей планеты, словно зрачок варварского бога, смотрящего недобро, оценивающе.

Мита не выдержал, зажмурился.

- Два. Один!

Он не видел, как наверху раскрылся портал, как диск подбросило вверх, в эту пространственную дыру. Только чувствовал давление ветра, перегрузки от родной луны, не желающей отпускать. А затем и то и другое разом поменяло направление, и он канул в гравитационные объятия нового дома. Платформа вынырнула над поверхностью Киньича, крутанулась в воздухе и приземлилась дном точно на крепежи приема.

Контрактник ощутил два удара. Первый жесткий, диска о землю. Второй – куда менее заметный, но куда более пугающий, совсем рядом. Его недозакрепленный рюкзак подлетел на лямке вверх и, по приземлении, рухнул обратно. Шлем не пропускал звуки, но Мита почти наяву услышал дребезг и грохот инструментов, собранных ему всей общиной.

Мита рискнул открыть глаза – наверху было ничего не видать. Здешний купол закрывался куда быстрее, чтобы изолировать порт от атмосферы Огненной Луны. Да и без него вряд ли бы удалось рассмотреть дом. На внутренней стороне Этлена, до недавнего времени единственной обители разумной жизни, стояла полночь. Здесь – полдень. В новой фазе, да еще против солнца… Нет, не увидел бы толком.

Он опустил взгляд и побледнел – на него пристально смотрели двадцать восемь простолюдинов, мужчин и женщин. От ледяной ненависти, через укор, до жаркой ярости. И один нечитаемый нобиль. Центральная аристократия была замкнута на себе, как обычно.

Быстро, но для Миты все равно мучительно медленно, перезакачали воздух, разрешили снять шлемы и ремни.

- Мне нравятся мосты старой модели! – воскликнул господин Ниалль, как только снял полусферу, - Архаика, да, но какие впечатления! Сколько не скакал, все как в первый раз. А главное – дешево! Но серьезно, в этот раз они совсем дали маху с безопасностью. Я напишу жалобу в местный Совет.

Народ, переключенный вниманием, отчасти – успокоенный, стал угрюмо собираться и сходить с платформы. Мита сидел ни жив ни мертв, засуетился лишь когда почти все ушли. Нобиль, спасибо ему, чтоб он провалился, стоял рядом.

Лунологоразведчик справился, наконец, с ремнями. Тут же схватился за клятый, унижающий рюкзак. Но тот свое черное дело еще не завершил. Мита тянул, рвал на себя лямку, пытался вскинуть на плечо, но ноша оказалась слишком тяжела. В процессе он вспомнил, почему так должно быть, вспомнил, и стал медным от стыда и унижения.

Киньич был меньше в диаметре, чем его собрат – Этлен, но железно-никелевое сердце Огненной луны занимало куда большую долю радиуса, да и кора была плотней. Он тянул к себе людей и вещи жадно, как дикарь - блестяшки.

Он. Тачи Мита. Дипломированный специалист. Забыл. Это.

Груз, который и дома гнул Миту к земле, здесь стал неподъёмным. Если бы не паника, контрактник еще раньше бы ощутил, что и просто двигаться-то было труднее. Ниалль, то ли из аристократичной вежливости, то ли утонченно издеваясь, выждал, а потом поднял его рюкзак одной рукой. Мита ощутил возмущение в магическом фоне, нобиль колдовал. Но прежде чем он сам, машинально, потянулся своими слабыми силами к волшбе, Ниалль его предупредил:
- Гражданин, на вашем месте я бы обождал подключаться к здешнему полю. Оно очень сильное, но… непокорное с непривычки.

Мита, вконец запутавшийся как себя вести, лишь закивал и побрел вслед за нобилем к выходу. Позади открылся, наконец, малый защитный купол. Вылезшим из него аристократам было не до возмущения задержкой - дети восторженно визжали и прыгали. Взрослые пошатывались, охали, хватались за грудь молодыми, сильными руками. Их прихватило явно не всерьез, а по привычке. И не из-за высокой гравитации – для туристов уже включили компенсаторные заклятья. Работягам такие не полагались.

В зале ожидания стояли грузовые тележки, для бесталанных. Ниалль бухнул звякнувший рюкзак на такую. Пожелал удачи, дал пару непонятных советов в стиле "большинство новоприбывших отправятся в гостиницу, вам же я рекомендую подождать здесь". Откланялся и ушел. Мита остался сидеть на лавке, рядом с пожитками, потерянный и несчастный. Благородная каста, наконец, закончила довлеть. Но перечить последнему напутствию он не посмел.

Похоже, он просидел в этой тупой усталости очень долго. За окном старого терминала, узким, под самым потолком, стемнело, хотя, казалось, совсем недавно был полдень. Контрактник даже забеспокоился – не ударил ли по его нервной системе резкий переход? В разговорах знакомые, побывавшие "там", за пределами Этлена, эти общинные герои и знаменитости, любили стращать опасностями и болезнями. Иные показывали культи, шрамы и участки пересаженной ткани в подтверждение слов.

Мита рассердился. Он сам теперь такой, лунный странник. Он прибыл за новой жизнью. Он образованный человек, в конце концов. На Киньиче сутки длятся половину стандартных, это просто настал вечер. Он никуда еще не опаздывает.

Мита встал и пошел по кругу. С каждым шагом повторяя по строке детской считалки, любимой у отпрысков космической эры. Она успокаивала и воодушевляла.

Один. Ютель-владыка, планета, клана отец.
Два. Киньич-опаленный, быстрый бегун.
Три. Этлен-благой, возлюбленный дом.
Четыре. Уллу-суровый, пустынный аскет.
Пять. Силлике-светлая, поэтов луна.
Шесть. Хегед-двуликая, леди тайн.
Семь. Кумал-карлик, отколотый мир.
Восемь. Атли-изгой, морозный предел.

В подданных Ютеля летало еще много скал и обломков, а теперь еще и орбитальных станций. Но их стишок не упоминал.

Мита замер, раскинув руки, открываясь магии. Осторожно, памятуя предупреждение, но все равно охнул и согнулся, словно получив под дых. Магия и впрямь была сильная, но сырая, в жестком диапазоне. Иные мастера волшбы специально прилетали сюда, чтобы на время потешить душу могуществом. Но мало кто из них оставался здесь жить. Мита же в данный момент куда больше сил тратил на борьбу с потоком, чем на подпитку от него. И ему предстояло терпеть это несколько лет. В лучшем случае.

Контрактник вздохнул, взял ручку тележки и побрел искать ванную комнату.

Вскоре он смотрел в грязноватое, старое зеркало. В нем отражались его тяжелая челюсть, широкие скулы, полноватые щеки и шея. Чересчур крупный нос. Кожа со слабо выраженным металлическим блеском, серебристые глаза с усталым разрезом.

Плебейское лицо.

Мита поплескал на себя водой, отморгался и потянулся за футляром со своим стыдом и болью. Там таилась бритва. У Миты росли волосы на голове. Великий дом Дасаче, его родной клан, одним из последних принял высшую магию. Предки вознесение в новую, благословенную форму провели впопыхах, и потомки регулярно рождались с рудиментами и атавизмами.

Как только дома он не воевал с мерзкой растительностью. Лосьоны "Череп Благородного", медитации с контрабандным накопителем, горячее полотенце в варварской манере. Кожа облезала лохмотьями, каждый раз, но спустя день бесила его свежей, щетинистой порослью. Он давно дал себе слово – как разбогатеет, первым делом починит Спираль. Или, хотя бы, наладит стабильное подавляющее заклятие.

Перед отъездом к мосту он, естественно, удалил первобытный позор подчистую. Но теперь, на всякий случай, еще раз обскреб макушку, брови, подбородок, и над верхней губой. Затем подвел глаза колем. Сбережет от сурового здешнего солнца и подмаскирует ресницы. Их он повыдергивать пока еще не решался. Все, теперь он точно выглядит цивилизованным человеком. Можно отправится в колониальную контору, предстать пред очи новых патронов.

Как всякий человек, которого начальство изволило бросить под танки, не предупредив и не посоветовавшись, Прошин испытывал чувство досады по поводу так запросто сломанного течения жизни, отчего посадка на орбитальный самолёт в Пулково и переход на грузопассажирский лихтер сопровождались оскоминой, вызванной исключительно и только собственными растрёпанными эмоциями. Впрочем, примирение с окружающей действительностью состоялось, стоило Ивану увидеть средство транспорта: орбитальные самолёты были рабочей лошадкой для курсантов Института; лихтеры стандартной модели перевозили грузы и пассажиров в пределах солнечных систем, освоенных человечеством, но МТ...

Два межзвёздных транспорта в доке на окололунной орбите: МТ «Поллукс Виктори» сменял МТ «Георгий Победоносец». Космонавты, запакованные в ложементах пассажирской капсулы лихтера, коротали время полёта кто как мог; открывшееся зрелище не оставило равнодушным никого. В лучах Солнца блестела броня жилого модуля, во все стороны брызгали зайчики пирамиды командной рубки, скупо поблёскивали плавники аварийных теплорадиаторов и штанги струйных охладителей. Дополненная надстройками энергоблока и частоколом солнечных батарей, по Луне плыла тень непривычных очертаний, непохожая на прилизанные формы скоростных болидов и в то же время наполнявшая сердце ожиданием скорости.

Обзор закрыли причальные приспособления Луны-орбитальной, места знакомого и уникального. ISRO старалось придать доверенному объекту национальный колорит, поэтому называлась станция «Вимана», стены где только можно было украшали характерные узоры, символика и флаг Республики – до ряби в глазах, даже воздух казался наполненным ароматом восточных пряностей, какого Прошин не помнил по своей индийской командировке.

Появилось тяготение, на экранах мелькнули штанги причала. Еле слышный звук возвестил о стыковке: сошлись замки системы жизнеобеспечения, сама стыковка бесшумна, неощутима – дело чести для пилотов. На экране перед Прошиным загорелся манометр, Иван поспешно открыл рот, приготовившись к перепаду давления, в ушах отяжелело, манометр мигнул жёлтым и тут же успокаивающе загорелись зелёные цифры 1013 гПа.

Люди в салоне завозились, заново привыкая к силе тяжести, составлявшей примерно две трети от земной, засобирались, приводя в порядок личные вещи, проверяя документы. Одна небольшая сумка и папка с документами (увы, увы, и в космический век без бумажки что букашка…), а больше ничего: самый важный багаж для космена – его знания и умения. Теперь всех прибывших на небесную колесницу ждали идентификация личности, медицинская комиссия и десять дней в карантине, причём львиную долю этого времени занимало знакомство с устройством МТ и боевое слаживание. Один за другим люди поднимались с кресел и исчезали в открывшемся шлюзе. Все морщились, растирали затёкшие конечности – массаж, питательные коктейли, положенные при перелёте помогали слабо, невесомость здорово действовала на организм человека ослабляя мускулы, вымывая кальций из костей, дезориентируя.
Ремни ослабли, пришёл черёд страдать Ивану. Прошин сполз с ложемента, недобрым словом помянул Мухина и скрючился, следя, чтобы только не удариться лбом о свод шлюза как прошлый раз. Не удариться получилось, зато сумка зацепилась за навершие замка и, дёрнув как следует, Иван отчётливо услышал звук рвущейся материи. Пришлось лезть обратно под взглядом следующего на очереди, вернее, следующей – девушка, ещё при посадке запримеченная Иваном, стояла, приготовившись нырнуть в люк и с любопытством следила за происходящим. Прежде чем Прошин, красный и запыхавшийся, сообразил, что к чему, изящные пальчики ловко подцепили ремешок, и злосчастная поклажа оказалась на свободе.

«Спасибо», - буркнул бывалый космен Иван Прошин, слоном в посудной лавке разворачиваясь обратно.

Переход с лихтера на станцию специально продумали таким образом, чтобы не создавать толпы в шлюзовых камерах кораблей, но, после идентификации личности, вновь прибывшие всё-таки собирались вместе в специальном зале, относившемся уже к зелёной, безопасной зоне. Обычно здесь космонавтов распределяли по назначению: кто оставался на «Вимане», кто отправлялся на Луну, кто ждал пересадки на другой корабль, в данном случае все тридцать человек поступали в распоряжение медицинской службы Луны-орбитальной. Два ряда кресел вдоль стен оказались заняты, люди стояли негромко переговариваясь или сидели, уткнувшись в телефон; Прошин смотрел на экран, демонстрирующий медленно поворачивающуюся поверхность спутника Земли. Вернулась прежняя оскомина, усугубленная чувством неловкости, лететь никуда не хотелось, хотелось вернуться домой, заниматься диссертацией, а может и бросить всё к чертям…

К счастью, пришла пора двигаться во чрево китово. Люди столпились у свода путепровода, ведущего вглубь станции, и перед Прошиным оказалась давешняя свидетельница его неловкой ситуации. Девушка была чудо как хороша: серебристый комбинезон, положенный всем космонавтам, стрижка под мальчика с парой кокетливых локонов – всё, что позволяли суровые космические законы представительницам прекрасного пола, лёгкий цветочный аромат, опять же, не выше нормы, прописанной во всевозможных уставах и правилах. Прошин старательно отводил глаза, пытаясь сосредоточиться на окружающем. Получалось плохо.

Людской поток тем временем исчезал в створе путепровода, подходил их черёд. И тут Прошин скорее почувствовал, чем увидел взлетевшую в воздух сумочку и плоскую коробочку телефона, а в следующую секунду прямо на него упала девушка - сила трения иногда преподносит сюрпризы в космосе. Идущий сзади плечистый дядька ловко подхватил телефон, сумку с пола протянул Прошину, подмигнув при этом, молодец, мол.

Иван аккуратно поставил девушку на ноги.
- Сколько счастья в одни руки, - сказал он и залюбовался румянцем, залившим лицо прекрасной незнакомки.
- Теперь моя очередь говорить спасибо, да?
- Вроде того.
- Спасибо.
- Пожалуйста. Я увижу вас на «Поллукс Виктори»?
- Да, конечно.
- Иван. – Светлана.
Прошин почувствовал, как мягчеет душой.

Стоит только задержаться на орбитальной станции или на космическом корабле дольше суток, как вчерашнего пассажира зачисляют в команду. Приходится регистрироваться на сервере, заполнять анкету, придумывать логин и пароль для входа в личный кабинет, знакомиться с курсом корабля, правилами поведения на борту, каждый параграф которых заверяется личной электронной подписью. Скучать не дадут, везде существуют процедуры обязательные: для Прошина это были адаптация к местным условиям (Холт больше Земли, придётся тренировать мускулы), соответственная диета, плюс язык – невообразимый пиджин-инглиш, боль сердечная для человека, способного чисто воспроизводить кокни.

Список «Прочие процедуры». Десять петабайт памяти процессора МТ предоставляли большие возможности и... чего здесь только не было!.. Игры: на «Поллукс Виктори» хранился архив «Цивилизации»; музыка: на любой вкус; книги: все. Просто все книги, написанные человеком. Фильмы: не было новинок, но дело поправимое, киностудии борются за право выложить новинки проката на сервера Большой сети. А, кроме того: тренажёрный зал – надо-надо... а то брюхо отвисает - стыдобища; салон красоты – солярий? Нет, ну что я – баба?.. Боевые искусства – о! Сэнсэй Сокэ Адзума, семинары, занятия... посмотрим, поглядим. При пониженной силе тяжести поработать в додзё, должно быть, занятно. Электронный офис, предоставлявший площадку для любых видов бизнеса, связь с любой биржей... но тут Ивану решительно нечего было делать: в экономике он мало смыслил и, что весьма похвально, признавал это, в отличие от многих, и многих, и многих.

Прошин увлёкся – предоставленный ресурс способствовал. Несколько минут Иван честно рассматривал папку с проектом диссертации, загруженную в сеть корабля и прошедшую проверку местного антивируса, мало того, открыл файл и бегло прочитал проект, ожидая прилива вдохновенья и позывов к работе, однако представить себя крутым профи – звёздным странником не получилось: возбуждение перед первым межзвёздным перелётом распугивало дельные мысли, поэтому как-то сами собой в оконце браузера открылись менюшка «Цивилизации», весёленькая панель «Одноклассников», собственный блог...

А потом поверх этого великолепия алым бутоном расцвёл транспарант с надписью: «Внимание! Пятнадцать минут до старта!»

Громадный корабль «показал брюхо» отвалив от стыковочного узла «Виманы» и, попыхивая дюзами стартовых двигателей, поплыл над поверхностью спутника Земли. Виток на парковочной орбите, специально отведённой для таких случаев, проверка систем, затем импульс маршевых двигателей, отправивших «Викторию» по гомановской траектории в сторону от Земли. Там, в глубоком космосе, едва только операторы лунного цупа сочли удаление достаточным, а траекторию оптимальной, реактор корабля запустили на полную мощность, и будто новая звезда выпущенная на волю энергия повлекла утлое судёнышко к дальним мирам.

За год, проведённый на борту МТ «Поллукс Виктори», Прошин успел многое. Он прошёл обследование в госпитале транспорта, где Ивану назначили курс лечения начинающегося гастрита, вылечили три зуба и предписали посещать сеансы лечебного массажа. Он записался на занятия в тренажёрном зале и раз-два в неделю честно тягал железо под руководством видеотренера; сюда же можно записать посещение додзё, где сэнсэй Адзума, маленький сухой японец, преподавал суровую науку рукопашного боя, больно, зараза, пинаясь при этом. Он прошёл пять уровней «Цивилизации», прослушал полный курс английского языка и ознакомился с географией и геологией планеты Холтвистл, где ему по окончанию длинного пути предстояло ещё и участвовать в археологической экспедиции. Что самое удивительное, даже проект диссертации сдвинулся с мёртвой точки, когда Прошин поссорился со Светланой, и они целый день провели в одной каюте, не обмолвившись и словом. Стоит упомянуть и «Мастера и Маргариту», прочитанную во исполнение клятвенного обещания знакомиться с классической русской литературой, каковое обещание Иван, к собственному удивлению, вполне серьёзно намеревался исполнить в дальнейшем.

Одним словом, ко времени прибытия в систему 61 Девы, Прошин совершенно не жалел о навязанной ему ректором Института эскападе. Путешествие длиной в квадрильон километров казалось увеселительной прогулкой, проходившей с пользой и для души, и для тела, с немалым призом в финале. Делов-то – прогуляться в приятной компании в северные районы планеты и состряпать отписку поумнее о найденной дырке от бублика, в чём Прошин не сомневался ни капли.

…Со стороны выключение привода деформации пространства выглядит очень красиво: в безбрежной пустоте космоса маленькая звёздочка начинает расти в размерах. Приборы сходят с ума - никому не позволено за здорово живёшь перебаламутить пространство; звёздочка растёт, приближаясь, кажется сейчас...

Экран гаснет, приборы прекращают пляску святого Витта и выдают чёткую характеристику сигнатуры звёздного странника. На файлообменниках в Сети можно посмотреть сотни роликов, где на фоне Юпитера, к примеру, словно из пламени исполинской кузницы на свет Божий появляется веретенообразное тело.

Это МТ, межзвёздный транспорт, огромный, тридцати километров в длину космический корабль, в нашем случае - МТ «Поллукс Виктори», построенный специально для связи между мирами, освоенными человечеством. Покрытая теплоизлучающими элементами композитная броня корпуса «Поллукс Виктори» поблёскивает в лучах звезды; корабль слегка покачивается из стороны в сторону: гироскопы и коррекционные двигатели стабилизируют угловой момент корпуса, неизбежный спутник всех кораблей с пассажирским отсеком. Тепловые радиаторы вокруг пакета дюз делают корабль похожим на кашалота – огромное млекопитающее на мелководье звёздного океана...

МТ выравнивается. Скорость после выключения варп-привода велика - её определяет индекс возмущения пространства, масса корабля и прочие величины, скрытые от нас дебрями физики. Несколько часов спустя, по достижению расчётной точки в системе 61 Девы должно было произойти то, ради чего, собственно, и был рождён на свет МТ «Поллукс Виктори»: расстыковка грузопассажирских челноков, отправленных из разных уголков Галактики к Холту.

За три часа до отключения привода Прошина запаковали в скафандр, затянули ремнями ложемента в пассажирском отсеке лихтера из флотилии МТ. Рутина: проверка систем, самочувствие космонавта, снова проверка, снова самочувствие… наконец планетарная секция дала добро и лихтер, до того бывший единым целым с громадой корабля, разорвал узы, казавшиеся столь прочными. Словно два обитателя безбрежного Океана, Левифан и маленькая рыбка какое-то время следовали бок о бок, но вот их пути разошлись, а затем в пространстве вспыхнула одна звёздочка…

Процессор межзвёздного транспорта активировал привод деформации пространства, загруженный в нейронную сеть лихтера и тот одним скачком покрыл огромное расстояние до цели.

…другая…

«Поллукс Виктори» включил собственную установку привода и набрал скорость; запылавшая в вечной тьме безвоздушного пространства звёздочка отправилась к следующему освоенному людьми миру.
Иван между тем чувствовал себя крайне неудобно. Во-первых, со Светланой они так не попрощались – подходящих слов не нашлось. Во-вторых, оказалось, что ни грузов, ни пассажиров на Холт не назначено и Прошин сидел в салоне лихтера один-одинёшенек. Тесный пенал отсека казался холодным, огромным, мерещились сквозняки и космические пираты, хотелось обратно на «Викторию», тёплую и уютную. Чтобы заглушить неприятные ощущения, Иван активировал Сеть и долго смотрел на пляшущие огоньки вокруг букв «Соединение отклонено». Попробовал ещё раз – очень хотелось поговорить с кем-нибудь, крикнуть: «Люди!.. Я живой!..» - то же самое, сеть только местная. Прошин злобно выругался, хотел было плюнуть в монитор, но в итоге ограничился ворчанием в адрес девицы, вопящей в динамиках как обладательнице голоса не хватает квалифицированного водителя, потому что она, видите ли, больше похожа на сверхзвуковую машину...
Несколько позже, когда динамики стали уже похрипывать, Иван Владимирович вспомнил о миссии и решил проявить себя на профессиональном поприще, поинтересовавшись, что это за Холт и чем его надлежит приправлять.

В девичестве планету звали Холтвистл. Открыли изобиловавший флорой и фауной кислородный мир в системе звезды Девы 61 ровно пятьдесят лет назад, по какому поводу совсем недавно колонисты и их потомки пышно отпраздновали юбилей. Из суши на Холтвистле наличествовал один суперконтинент, протянувшийся с юго-запада на северо-восток по относительной диагонали между 24° ю.ш. и 63° с.ш. Площадью, примерно равный Евразии, суперконтинент со всех сторон был окружён океаном с множеством островов, так, что получалось нечто среднее между Землёй с её гигантскими массивами суши и Океаном – планетой земного типа в системе Дельты Павлина, где пресловутая суша была представлена островными архипелагами.

Погодные условия определялись тёплым течением повдоль восточной оконечности и вулканической активностью на юго-западе; горные цепи на севере и крайнем юге содержали залежи полезных ископаемых. Громадная река, берущая начала из множества ручейков в северных горах, протянувшая свой бассейн с северо-запада на юго-запад почти через весь материк, обеспечивала жизненную среду множеству живых существ. В бассейне этой реки, названной, кстати, Булл-Ран, колонисты построили первые города.

Как и Земля, Холтвистл имел форму геоида, как и на Земле, согласно некоторым теориям, постоянное вращение планеты вокруг своей оси и создаваемое таким образом гравитационное поле вкупе с геологическими и гелиологическими процессами должно было изрядно осушить океаны и разорвать в далёком будущем единственный материк планеты на несколько частей, хотя выражение «разорвать» в данном случае будет неуместным и служит лишь приблизительному описанию неспешного перемещения базальтовых, гранитных и осадочных пород, движения вверх и вниз континентальных плит, etc. Спутников у Холта-Холтвистла не было, что породило одну из гипотез почему за миллионы и миллионы лет эволюции на планете не зародилась разумная жизнь.

К настоящему времени колония Холта вышла на полное самообеспечение, разве что не могла строить межзвёздные транспорты. После всех усилий Лиги миров планету населяли чуть более четырёх миллионов человек, собранных вокруг столицы Аккрингтона, в экваториальной части архипелага Виктория и подле двух промышленных центров, явно построенных на вырост. Все города расположились в бассейне реки, пересекавшей континент с северо-востока на юго-запад, а ниже по течению от Аккрингтона, на пару сотен километров в сторону от берегов реки, прозванной Булл-Ран, находился городок с одноимённым названием, где, в кампусе университета Симпсона Прошина ждал – дождаться не мог профессор Джангулян.

Полёт до планеты длился почти двенадцать часов. На расстоянии примерно астрономической единицы от бело-голубого шарика выключился привод деформации – погасла маленькая звёздочка. Тут же появились признаки цивилизации:
- Борт АА-23, ответьте, - раздался в динамиках девичий голосок.
- Борт АА-23, слушаю вас, - Иван улыбнулся изображению девушки-оператора.
- Здравствуйте, с прибытием в систему Холтвистл.
- Здравствуйте, спасибо.
- Я Холт-контроль, запускаю циклограмму сброса скорости.
- Борт АА-23, вас понял. Вы уж не уроните меня…
- Можете не беспокоится.
- Кстати, Иван.
- Мэри… Иван, я… попрошу вас…
- Да-да, конечно, устав и всё такое, - Прошин откровенно наслаждался замешательством девушки, пробормотавшей:
- Конец связи, - изображение сменилось видом с датчиков кораблика: планета размером с биллиардный шар, неспешно плывущая сквозь тьму безвоздушного пространства; светило на заднем плане, блеск звезды приглушен светофильтрами…

Циклограмма сброса скорости — это когда на тонком волоске сложных математических вычислений висит жизнь человека. Корабль проходит три этапа торможения: первый с помощью собственных двигателей и батареи лазеров, мегаваттным излучением останавливающих бег утлой лодчонки…

Лихтер под управлением Холт-контроля грохотнул двигателями (Иван дёрнулся, ремни впились в комбинезон), раскрылся носовой отражатель, принимая лазерный луч. Второго этапа могло не понадобиться:
- Контроль, у меня по курсу…
- Видим. Внимание, манёвр уклонения…
- Что это вообще? – предмет, чуть было не столкнувшийся с кораблём, больше походил на первый спутник. – Откуда это взялось?
- Двадцать третий, мы проверяем информацию, прошу не беспокоиться, - в голоске оператора визгливые нотки.
- Не сожгите меня там, - проворчал Иван.
Второй этап, стыковка с буксиром-туером и торможение в атмосфере планеты: подхватив кораблик, буксир мощным залпом двигателей уводил лихтер на круговую орбиту планеты.

…У-ух! – кишки подбросило вверх-вниз, на языке железистый привкус….
Два корабля исполняли сложное па, отплёвываясь огнём в сторону приближавшегося Мира. На экране мелькнули бурые с блестящими прожилками рек и озёр массивы суши, устеленный облаками океан, край архипелага Виктории, скрытый периной раскручивающегося циклона и линией терминатора; ночная сторона Холта с блестящей брошкой столицы Аккрингтона. Они погружались в атмосферу чтобы, сбросив скорость до минимума, рыбкой выскочить к орбитальной станции. Вот-вот должны включиться двигатели туера.

Мгновения завязли в Вечности. На обшивке бушевало пламя, в открывшейся болтанке ремни ложемента впивались в тело, всем существом Прошин ловил знакомый присвистывающий грохот – а туер молчал.

Корабли погружались на дно гравитационного колодца. Давление атмосферы сорвало с лихтера, не предназначенного для посадки на планеты, батареи, антенну после чего болтанку дополнил рёв баззера сигнализации. Двигатели буксира не включались.

Иван рванулся в кабину управления. Ложемент попробовал не пустить – ужом выкрутился. Сунул карточку-паспорт в замок – только бы хватило допуска, допуска хватило, Прошина швырнуло в открывшуюся дверь, кабина проявила гостеприимство сначала спинкой кресла, затем ребром консоли.

«Автопилот, связь», - одной рукой Иван щёлкал застёжками ложемента, другая шарила по клавиатуре Первого.
Автопилот успокаивающе горел зелёным, связь… связи не было.
«Позывной?» - спросил железный болван.
«Сокол-100», - давно придумал, чтоб только отвязались.
Паспорт в замок. Допуск, допуск - хватит, нет?
«Протокол?»
«Янки-дудль», - терплю бедствие.
Мгновения ревущие, грохочущие пламенем на обшивке.
«Допуск подтверждаю, протокол ”Янки-дудль”»
И вдруг что-то щёлкнуло, звякнуло: заработали двигатели туера, прекращая болтанку, стабилизируя вращение…
Загоняя корабли в поверхность планеты.
Прошин почувствовал, как уши заползают внутрь головы.
«Отмена, отмена, двигатели отмена!»
Нет ответа. Земля несётся навстречу.
«Эвакуация!»
«Принято. Эвакуация отсека безопасности, высота 3 км.»

О, Господи…

Тряхнуло, грохот двигателей свихнувшегося буксира начал стихать.
«Разгерметизация отсека безопасности!»
«Принято. Анализ атмосферы – удовл. Внимание, требуется аэродинамическая коррекция, покидание салона невозможно».
Прошин впился глазами в пульт, лихорадочно ища, что бы могло помочь. Автомат «ПЛ» - погрузочный люк; баззер взял тоном выше – в хвосте «отсека безопасности» начал открываться пандус. Красный тумблер «Сброс блистера». Если он под защитой, я пропал. Шлем. Дыхание задержать, сгруппироваться…

БУУММ!.. – унёсся в сторону блистер. У-у-у!.. – взревел ветер, ударив под дых на зависть Адзума-сэнсею. Мимо пронеслись стенки, переборки отсека и Прошина вымело на свет Божий среди каких-то обломков. Воздух свистел в ушах, сверху палило солнце, снизу искрился океан.
Парашют. Вшитое в комбез так, чтоб закрыть всю спину и ползадницы, средство спасения «Паутинка» служило предметом дурацких шуток: любили стажёры накрутить из строп синий (проводник) или белый (диэлектрик) аксельбант, сложив хитрым узлом на спине ошмётки ткани. Потом ещё хвастались друг дружке кого сильнее наказали…

Руку в пионерский салют – стабилизировать падение. Что там за тени на глубине?..

«Милый мой, хороший мой, - молил Прошин нащупывая заветную петельку на правой ляжке, - раскройся, сладенький мой…»
Спину защекотало вытяжным фалом, ткань затрещала и Прошина дёрнуло за шиворот так, что остатки последней трапезы выплеснулись в лазурные воды океана.

…Так дышится после барокамеры, когда каждый вдох достаётся с боем; так дышится после первой тренировки, когда год не появлялся в додзё и суровый наставник гоняет с удвоенной силой: воздух лился мёдом и Прошин дышал – надышаться не мог, надуваясь до рези, до судороги, кашляя и отплёвываясь и на какое-то вермя это занятие поглотило его полностью. Надышавшись всласть, Иван огляделся.

Всюду, куда только хватало глаз простирался океан. Под ногами Прошина, влекомого зефирами, обнаружился клочок суши размером как раз приземлиться парашютисту: полоса прибоя, мелководье с лазурной водой, пляж по всему периметру островка, зелень, пара деревьев… Иван принялся выцеливать посадочную площадку. «Паутинка» управлялась чуть лучше знаменитого «Дуба», то есть чуть лучше, чем никак, зато купол и стропы позволяли подать СОС на частоте 156,8 МГц.

Десятком минут спустя что-то отдалённо напоминающее прародителя человечества выползло на пляж островка. Разучившееся плавать, но ещё не способное ходить, отвергшее тёплую солёную воду как источник кислорода, но неспособное дышать атмосферой своего нового места обитания, подслеповато моргающее ободранными морской солью глазами…

Парашют русалочьим хвостом болтался в прибое и волны прибоя же мотыляли безвольное тело туда-сюда. Что-то попробовало на вкус правый ботинок, подёргало, пытаясь снять - Иван не реагировал, рывками, всхлипывая, загоняя в себя порции пряного, пахнущего солью и тиной воздуха.

Заставил себя сесть. Получалось плохо.

- Давай!.. – хрипло прокаркал Иван и закашлялся. – Давай! Я вам дам блокаду Ленинграда!..
Рывками выпутался из подвески, полежал, упираясь локтями в песочек. Сквозь сдавленное дыхание хрипом пробился нервный смешок, ещё один и пальмы безымянного островка стали нечаянными зрителями победного танца хомо сапиенса – кулаками в небо, рёвом, сменяемым петушиным фальцетом.

Космонавта, проделавшего путь в пару квадрильонов километров, аккуратно, под белы рученьки, препровождают в карантин. Привезти какую-нибудь болесть сложно – на борту межзвёздного транспорта чисто до стерильности – но местные условия (микробиологическая обстановка, пищевой режим) требуют адаптации. Впрочем, главная трудность не это: человек, специально подготовленный, проведший всё время пути от звезды к звезде в комфорте и безопасности на борту МТ, откуда-то знает, что преодолел прорву километров. Усталость, хроническое недомогание, депрессия как следствие пережитого путешествия – карантин может продолжаться месяц и более. Единый Межпланетный регламент строго-настрого запрещает допускать неподготовленного человека на земную твердь и случившееся с Прошиным вообще-то считалось ЧП планетарного масштаба, поэтому прибывшая спасательная команда запаковала нашего героя в капсулу и со всем пиететом отправила сначала на материк, а потом обратно на орбиту, на станцию Холт-контроль, проходить положенную реабилитацию.

Очередной десятый по счёту день пребывания в госпитале начался с завтрака – овсянка, сэр! – набега дежурного врача со свитой из троих медсестёр и роботизированной тележки, стакана апельсинового сока и просмотра местной развлекаловки под песенки местной же знаменитости. Межзвёздная Сеть всё также была недоступна, и Прошин некоторое время подозрительно разглядывал собственный планшет с окошечком посередине экрана: «Соединение отклонено». В конце концов собственные попытки выглядеть Шерлоком Холмсом показались Ивану донельзя глупыми, и он принялся смотреть местные новости, разбавленные приятным девичьим голоском, пришёптывающим в наушниках, то есть, вместо того, чтобы выяснять обстановку, налаживать связь и вообще строить планы побега, Иван Владимирович Прошин совершеннейшим образом расслабился, словно в санатории. На самом деле ничего странного в таком поведении не было, и быть не могло: организм Ивана, как уже было сказано, ощущал себя перенесённым далеко в пространстве и чуть-чуть во времени, отчаянно сопротивляясь любым попыткам воспринять сколь-нибудь серьёзную информацию. Сам Прошин считал, что находится на дружественной территории, среди братьев по оружию – косменов, а потому вёл себя просто и естественно, отдавшись ходу событий настолько, что даже появление мисс Стоун и её поведение Прошина только раздосадовало.

В принципе, психолог могла прийти в любой момент, ничего необычного здесь не было. Излечение Ивана начиналось после превращения его кровати в удобную кушетку одним движением красивых рук мисс Стоун, состояло из лёгкого разговора ни о чём и собственно лечебного сеанса. Всё по Фрейду, все приёмы были Прошину видны и понятны, но они работали - свой хлеб мисс психолог ела не зря.

- Здравствуйте, Иван, - Прошин отложил планшет с наушниками и, радостно улыбнувшись, привстал с постели навстречу лечащему врачу – стройной брюнетке, высокой и красивой, в белом халате, небрежно накинутом поверх стильного делового костюма.
- Присядьте, - мисс Стоун подняла руку, предупреждая любые попытки Прошина поздороваться, сделать комплимент или ещё какую глупость. – Как это? Да, на дорожку.
Последнее она произнесла по-русски, несколько скованно, но довольно правильно, так говорят прибалты, например.
- Что случилось? – опомнился Иван. – Я вам надоел?
- Ваше лечение закончено, - женщина отошла в сторону и в комнату протиснулась тележка, нагруженная каким-то барахлом. – Больше, чем я сделала для вас, на данный момент сделать невозможно. Здесь вещи – комбинезон, гражданская одежда, документы. Переодевайтесь, я жду снаружи.
- А формальности? Мне что, не придётся ничего подписывать, вот так запросто?
- Никаких формальностей, - отрезала Стоун, - у нас здесь всё намного проще, чем вы привыкли у себя там...
Она неопределённо махнула рукой и вышла, оставив Прошина в полнейшем недоумении, каковое недоумение длилось две, а то и три минуты, после чего Иван выпростался из больничной пижамы и принялся одеваться.

Сначала бельё – длинные облегающие шорты и джемпер, никакой синтетики, всё натуральное, очень удобное. Прямо поверх белья – оливкового цвета комбинезон с функцией терморегуляции, переливчатая ткань хорошо прилегла к телу, застёжки застегнулись в нужных местах... В таком комбезе можно и в открытый космос, главное иметь запас дыхания. Прошин пошарил рукой, изогнулся посмотреть – ты на месте, мой хороший? Ай, молодца, ай «Паутиночка» моя, встречу твоего создателя поить буду – всю стипендию спою и пенсию не пожалею… Ботинки. Мягкие, очень удобные, тоже держат вакуум. Подшлемник, перчатки на пояс... Всё.

Иван встал посреди комнаты, подпрыгнул, словно его новая одежда без подобной проверки обойтись не могла, огляделся по сторонам, подобрал планшет, отсоединил наушники и упаковал и то и другое в свой рюкзачок. Кроме электроники, любезно предоставленной – а стоимость из стипендии вычли! – в его распоряжение в рюкзачке, сине-сером, со стилизованной кометой на клапане, лежала смена белья и влажные салфетки. Вот и весь скарб, ну ещё карточка-паспорт в нагрудном кармане, восстановили, слава тебе, Господи…

Космическая станция любого типа разделена на зоны безопасности – такова основная градация. В большинстве помещений обитателям объекта полагается находиться в комбинезоне минимального уровня защиты, вроде того, что выдали Ивану. Есть зоны рекреации и повышенного комфорта, где космены щеголяют в гражданском платье и ведут себя настолько непринуждённо, насколько это позволено Единым Межпланетным регламентом, а есть зоны ремонта и уровни повышенной опасности, где производимые работы несут прямую угрозу жизни людей. Последних на Холтвистл-Контроле не было, рекреаций было аж пять, но всё же большую часть герметичного пространства станции занимала ремзона и мисс Стоун потащила Прошина именно в эту часть сооружения, унылую и неуютную, где отсутствовали зелёные насаждения и фривольно одетые люди, а наличествовала атмосфера непрерывной тяжёлой и опасной работы среди механизмов и мониторов, обеспечивающих непрерывность и безопасность труда косменов.

Путь в эту часть станции вёл через лифты для техперсонала, затем по туннелям Главного диаметра к центру гигантского колеса Холтвистл-Контроля и всё это время мисс Психолог держалась на шаг впереди Прошина так что как он ни старался, никаких разъяснений по поводу их неожиданного путешествия получить не смог.

В конце концов в Прошине проснулся профессиональный космонавт и он по маркерам стандартной разметки определил, что находятся они уже где-то возле Центральной оси станции, так, что скоро покажутся защитные шлюзы реакторной установки. Цветовая гамма и расположение маркеров были перепутаны в диковинном сочетании, но всё же узнаваемы, а главное – здесь в свои права уже вступила невесомость, точнее, микрогравитация, среди которой мисс Психолог непринуждённо скользила в ограниченном пространстве туннеля, напрочь игнорируя регламент, предписывающий находиться здесь в комбинезоне минимальной защиты.

Разметка показала начало внутреннего сектора, близость ректора и Седьмой шлюз, его маркер помаргивал: «Занято». Здесь их ждал высокий крепкий мужчина в таком же, как у Прошина комбинезоне, причём места нашивок, обозначающих место работы обладателя комбинезона, его имя-фамилию, как и у Прошина, были девственно чистыми. Вот теперь мисс Психолог соизволила, наконец, обратить внимание на сопровождаемого. Выполнив изящный пируэт, мисс Стоун остановилась возле мужчины и кивнула Прошину:

- Мы пришли. В шлюзе находится шаттл, у вас билет, - она саркастически улыбнулась, - в первый класс. Гарри проводит.
Иван не двинулся с места. Сбитый с толку неожиданной экскурсией по задворкам станции, он и так чувствовал себя не в своей тарелке, а последовавшее за экскурсией заявление его лечащего врача чуть было не пустило все усилия этого же врача насмарку.
- Ничего не понимаю, - сказал Иван наконец. – Вы что – со станции меня выгоняете?

Вопрос, что называется, на «троечку», но Прошин, как профессиональный космонавт, чувствовал себя в театре абсурда. Никто никогда не отменяет процедуру выписки из госпиталя – за каждого пациента, проходящего лечение, начисляется немаленькая премия. Никто никогда не отправляет челноки с технических уровней вблизи реактора – это уголовная ответственность. Да просто хамством было вот так впопыхах и втихомолку выставлять человека, словно нашкодившего домашнего питомца за порог...

Вопрос решил Гарри. Укоризненно посмотрев на психолога, он широко улыбнулся Ивану и, всё также улыбаясь, спросил:
- А что, приятель, тебе уже на планету не надо?
Прошин как-то сразу вспомнил слова Мухина, недоделанный проект диссертации, и желание возмущаться и строить из себя привередливого пассажира пропало.
- Надо, конечно, - несколько растеряно сказал он. – Но...
- Приятель, - проникновенно сказал Гарри, - люди ждут.
Это решило дело. Иван покачал головой, перехватил рюкзак с вещами и нырнул в тоннель, ведущий во чрево летательного аппарата.
За двойными створками шлюза сразу начинался коридор безопасности собственно шаттла – обыкновенного орбитального самолёта, рабочей лошадки космической индустрии. Здесь Ивана ждал офицер из экипажа, по внутреннему расписанию отвечающий за пассажиров и груз, о чём извещал комплект нашивок на его комбинезоне. На рапорт Прошина офицер ответил неразборчивым бормотанием:
- На свободный ложемент...

Иван без единого звука одним толчком отправился в указанном направлении, чувствуя неприятный холодок под сердцем – неужели опять всю дорогу придётся проделать в одно лицо? Однако стоило ему отвалить крышку люка, как из салона донёсся гомон, пахнуло смешанным запахом дезинфекции и, как ни странно, крепкого табака. Офицер нетерпеливо хлопнул Ивана по плечу, и, дождавшись, пока тот протиснется внутрь пассажирского отсека, задраил люк.

Шаттл перевозил обслуживающий персонал. Почти полтора десятка работяг, отстоявших свою вахту и соскучившихся по вольной жизни, гоготали на весь салон, громко рассказывали истории, юмор которых был понятен только посвящённым и Прошин, таким посвящённым не бывший, потихоньку начал хандрить, скорчившись в своём ложементе.
- Минутная готовность, - внезапно рявкнули динамики. – Минутная готовность, вашу мать! Хлебски, а ну займи своё место! Тихо всем, а то сейчас из огнетушителей окачу!

Угроза возымела своё действие, хоть тишина и продержалась минуту, не больше. Пассажиры уселись в ложементах и пристегнулись, а поименованный Хлебски щёлкнул застёжками ремней безопасности в кресле рядом с Прошиным и, повернувшись к Ивану, пьяненько-косенько ухмыльнулся:

- Здорово... – из комбинезона на свет Божий появилась маленькая плоская фляжка: - Будешь?
- Нет, спасибо, - не то чтобы Прошин был трезвенником, но после всего случившегося...
- Ай, брось, парень... – Хлебски сунул фляжку прямо в руки Ивану. – Сидишь, как на похоронах... Наказали, что ли?
Иван повертел ёмкость в руках, кивнул нечаянному собутыльнику и сделал приличный глоток. По крайней мере, спиртным здесь космонавтов не обижали – виски местной выделки, добрый напиток. В невесомости пить спиртное, как и любую жидкость, было бы трудно, но во фляжке оказался клапан, при малейшем нажатии пропускающий напиток к цели.
- Внимание, отсчёт, - донеслось сверху.
- Так что грустим? – Спросил Хлебски Ивана, упаковывая обратно свою драгоценную фляжечку.
- Да я.... с Земли только что прилетел, - Иван замялся, собственные слова показались неуместным хвастовством.
Лицо его собеседника приняло неповторимое выражение и, не будь здесь предусмотрена система ремней безопасности, Хлебски неминуемо вывалился бы из ложемента.

- Да ладно!.. – поразился он.
Иван, также намертво притянутый ремнями к креслу, подвигал руками и изобразил не менее сложную гримасу, долженствующую обозначать покорность судьбе-злодейке...
- Эй, Донни, - заорал Хлебски через весь салон, - вот из-за кого нас задержали!..
На зов повернулась кудлатая голова одного из пассажиров; гул десятка голосов чуть притих.
- Это парень с Земли, - продолжал меж тем разоряться Хлебски, - ну, тот, из ящика, помнишь?!
В ответ раздался мощный рёв полутора десятка лужёных глоток и в сторону Ивана потянулись пять или шесть маленьких фляжек того же калибра, что и у Хлебски.

...Полёт до поверхности планеты прошёл на одном дыхании...

Шаттл отвалил от стыковочного узла, медленно, отрабатывая одними только двигателями коррекции – Главный реактор Контроля был слишком близко от Седьмого шлюза – отошёл на безопасное расстояние и включил маршевые двигатели, одним, точно рассчитанным импульсом, отправившие маленький кораблик к поверхности Холтвистла. Сход с орбиты, вход в плотные слои атмосферы, выбор угла атаки и дальнейшее снижение – весь полёт сопровождали обмен данными телеметрии он-лайн с диспетчерским постом Холтвистл-Контроль и диспетчера только ухмылялись, следя за строчками на экране, показывающими неуклонный рост алкоголя в крови пассажиров. В условиях невесомости пресловутый алкоголь всасывается в кровь человека относительно медленно, однако работяги-техники, отпахав свою смену, да ещё и встретив редкого, можно сказать, диковинного гостя с Земли, целеустремлённо накачивались спиртным, не забывая щедро угощать Ивана. По мере приближения к поверхности планеты росло давление атмосферы, росла гравитация, организмы пассажиров наполнялись горячительным...

...Увидев толпу работяг, с рёвом штурмующих бар космопорта Аккрингтона, начальник смены медиков только рукой махнул своему заму:
- Нафиг... Пересчитай по головам, запиши здоровыми и подай жалобу в Контроль...
Прошин устоял на ногах, усидел в кресле бара, но всё происходившее вокруг него подёрнулось тёплым и уютным туманом, в котором плавали интерьеры, лица собутыльников и даже стойка касс, где они дружно покупали билет до городишки – «Дрянь городишко», - авторитетно заявил Донни Пью, отчаянно дымя толстющей сигарой, - Булл-Ран.
Было бы радостно рассказать читателю что-нибудь вроде общеизвестной новогодней истории как некий имярек дружной слитой и спитой компанией был отправлен в направлении, совершенно противоположном желаемому, но мы не будем обижать честных тружеников: привычные чётко определять положение в пространстве, будь то своё или чужое, братья-космены дружной компанией купили билет Прошину – попытки размахивать карточкой-паспортом словно революционным знаменем были пресечены решительно и дружно – посадили Ивана в кресло пассажирского лайнера, попутно угостили соседей и строго-настрого наказали стюардессе присматривать за их новым другом, как если бы несли ответственность всей планетой. За сим новые друзья Ивана очистили салон – самолёт готовился к взлёту – и отправились по домам к семьям, заждавшимся возвращения мужей и отцов. Хорошие люди, дай Бог им здоровья.

Словом, события закрутили Ивана до такой степени, что очнулся он только в транспортном терминале транспортного хаба с гордым названием Москва. Город построили лет сорок назад, в месте, где горы единственного континента планеты расступались, образуя долину, рассекаемую рекой с севера на юг. Река служила транспортной артерией, сообщавшей промышленные центры севера с житницей региона и далее, городом и портом Аккрингтон на юге - неспешные баржи тащили коммерческие грузы, редкие теплоходы везли туристов. Сеть дорог внутри долины обслуживал колёсный транспорт, воздушный коридор связывал Москву со столицей и архипелагом Королевы Виктории. Орбитальные самолёты Москва не принимала.

Прошин, прибывший сюда поздним вечером обнаружил, что добраться до кампуса университета может только на такси: автобусы уже не ходили, самолёты к месту назначения не летали, контора по аренде автомобилей закрылась, да и денег жалко. Пришлось идти на стоянку.
Автопарк местного такси удивил своим разнообразием. Обтекаемых форм современного вида машины – дизайн явно местный, но что-то очень и очень знакомое, - соседствовали с брутального вида внедорожниками и невзрачными и столь же недорогими автомобильчиками с хрестоматийными шашечками на крыше. Иван оглядывал всю эту кунсткамеру с лёгким недоумением, улетучившимся, впрочем, в один момент, как только ему пришлось пропустить почтенного вида пару, прибывшую ко входу в терминал на лёгкой амфибии.
С шашечками на капоте.

Прошин неспешно двинулся в направлении этого воинства, расцвеченного огнями и озвученного клаксонами, выбирая себе экипаж. Выбор был непрост – скажем честно, но всё решилось достаточно быстро:
- Эй, парень, эй!.. – темнокожий высокий и худой что твоя жердь парняга подскочил к Ивану и, будь у того мало-мальски серьёзная кладь, неминуемо завладел бы чемоданами, но поскольку путешествовал Иван налегке, парень ухватил Прошина за рукав.
- Тебе кэб?
- Чего? – не понял Прошин. - А, ну да... такси, да, надо...
- Ну, давай ко мне, давай быстрей!.. – в общем, очухался Иван только когда небольшой красный автомобильчик с Прошиным в качестве пассажира на заднем сиденье отъехал от терминала, сопровождаемый гудками клаксонов прочих транспортных средств и возгласами их водителей, содержащих непереводимую игру слов.
- О’кей, парень... куда тебе? – белозубо улыбнулся водитель, на мгновение оторвавшись от управления.
- Булл-Ран, университет Симпсона, - ответил Прошин, несколько недовольный бесцеремонным к своей персоне отношением.
- Университет? А не поздно? – водитель покрутил головой, широченной улыбкой отсвечивая в зеркало заднего вида.
Он крутанул руль, отчаянно сигналя грузовичку с весёлыми рожицами на борту и спросил:
- Сам откуда?
- Из далёкого далёка, - мрачно ответил Иван.

Дальше ехали молча. Водитель с расспросами больше не лез, музыку не включал, что Ивана устраивало вполне – Иван наш Владимирович был под вечер не общительный, по какому поводу сидел, нахохлившись, на заднем сидении и смотрел в окно.

Город выглядел... обыкновенно, своей этой обыкновенностью словно издеваясь над трудами и заботами Ивана Прошина, проделавшего трудный и опасный путь, преодолевшего самую настоящую бездну меж двумя мирами – и с полным на то правом ожидавшего некоего потрясающего зрелища. Но – нет, ехали они по обычной асфальтированной дороге, по вечернему времени расцвеченной фонарями с серыми глухими стенами складских строений по обе стороны, плавно сменившихся затем двух- и трёхэтажными жилыми домами серого пластика. Здешняя Москва была полнейшим антиподом своей земной тёзки, настолько, что это становилось обидным: низенький маленький город – грязненький, как впоследствии убедился Прошин.

Как будто стараясь компенсировать собственную невзрачность, жилые дома были разукрашены плакатами и рекламными щитами, такие же щиты стояли по обочине широкого проспекта - назойливая, агрессивная реклама, давно изжитая на Земле и каким-то образом воскресшая в земной колонии. Содержание рекламы столь же неприятным образом удивило Ивана: на фоне красивых пейзажей и различной техники предлагались различные банковские услуги, дешёвые кредиты, в основном, что на старушке-Земле было под негласным запретом. Однако действительно дикими на его взгляд показались регулярно возникающие на щитах изображения сигарет и спиртного на фоне фривольно одетых мужчин и женщин, что должно было, по-видимому, изображать непременную атрибутику красивой жизни.

Прошину, как будущему космену, человеку, успешная деятельность которого напрямую зависела от надёжной работы его собственных лёгких и дыхательных путей, курение было прямо противопоказано. К табаку Иван относился равнодушно, к пропаганде здорового образа жизни относился также, и вообще, воспитание, нормы морали современной цивилизации представлялись ему чем-то незыблемым и элементарным, что обсуждению не подлежало и в охране не нуждалось, поэтому совершенно неожиданно для самого Ивана, подобное отступление от нормы бросилось ему в глаза и вызвало неприятие, удивившее и даже обескуражившее его. Но потом Прошин решил, что придирается. Суровые колонисты – местные жители привыкли жить и выживать в неземных и зачастую нечеловеческих условиях, и в этих условиях воссоздать общественный строй Метрополии до мелочей наверняка было нелёгкой задачей, при выполнении которой папироска да фронтовые сто грамм были вполне допустимым отступлением от нормы. Не ему, Прошину, осуждать людей, живущих и работающих здесь, на фронтире, по сути дела.

Решив вопрос таким образом, Иван занялся более насущными делами, а именно – активировал универсальную карту оплаты, открывшую ему доступ к местным сетям. Связь, выход в Сеть – опять сеть только местная! – поддержка беспроводной зарядки автомобильных аккумуляторов, буде вздумается Ивану Владимировичу приобрести средство транспорта, навигация – всё, что нужно современному цивилизованному человеку. Баланс, местоположение, Сеть недоступна, - и с погасшим коммуникатором в руках Прошин принялся разглядывать проносящийся за окном пейзаж, каковой пейзаж проноситься за окном перестал, а средство транспорта, чьим пассажиром Иван в данное время являлся, вместо того чтобы двигаться к цели беспомощно встало на перекрёстке под мигающими огнями светофоров. Водитель отчаянно щёлкал тумблерами, пытаясь реанимировать злосчастную железяку. Иван окинул взглядом приборную панель, через остекление посмотрел на водителя, скакавшего вокруг поднятого капота – что он там надеялся увидеть?.. топливные ячейки не ремонтируют, их меняют блоками – подхватил рюкзачок и вышел из салона, кисло оглядываясь по сторонам.
Незадачливый извозчик тут же подскочил к нему, пытаясь что-то объяснить.

- Ладно, понял я, - Прошин даже не стал вникать в суть речей и отвечал по-русски, - сломался, бывает...
Как же эксплуатировали эту колымагу, что не выдержало электрооборудование – несокрушимое, по уверениям производителя.
Прошин достал мобильник, вывел на экран карту местности, огляделся по сторонам. Проехали они, тем не менее, прилично, идти до автостанции, судя по карте, было недалеко, и Иван решился.
- Не расстраивайся, приятель, - Иван хлопнул огорчённого водителя по плечу, - вот, держи... меньше, чем на счётчике, но – сам понимаешь...
Он сунул несколько мелких купюр таксисту и, больше не слушая его причитаний, перешёл на пешеходную дорожку и неторопливо зашагал в нужном направлении. На автобус, судя по всему, Прошин опаздывал.
Идти оказалось неожиданно трудно - один-одинёшенек посреди чужой планеты в незнакомом городе… И слов-то таких нет, чтоб выразить как далеко и одиноко...

Пряный воздух чужого мира щекотал ноздри, царапал горло, над головой мерцали незнакомые звёзды, и всё вокруг было... чужим и незнакомым... настолько, что кругом шла голова.
Прошин, тем не менее, заставлял себя идти. Ощущения его были сродни морской болезни: единственный способ справиться с немощью – не обращать внимания на собственное самочувствие. Прошин уже жалел, что не остался там, возле сломавшейся машины, а понесся, куда глаза глядят и тем не менее шёл по тротуару улицы, каковая должна была привести его к платформам автовокзала, оставалось до них, по уверениям навигатора, минут пятнадцать ходу, так что вызывать такси или ждать общественный транспорт, который, судя по всему, здесь просто отсутствовал, вроде не было смысла. Казалось бы – чего там: иди себе...

А идти было уже просто страшно. Во-первых, ночь мало-помалу вступала в свои права. Холтвистл-Контроль Прошин покинул в одиннадцать утра с копейками по времени станции, совершив посадку в Аккрингтоне в девятнадцать ноль-ноль по времени уже Холтвистла. Перелёт до Москвы, расположенной от столицы на северо-запад, вернул Ивану всё время, потраченное на гулянку со своими невольными попутчиками и теперь, после всех перемещений, нормальное время Холтвистла для Прошина было где-то около девяти часов вечера.

И это бы полбеды, но, во-вторых, улица, по которой шёл Иван, напоминала зону боевых действий. Редкие пятна лунно-белого света скорее нагоняли жути. На пешеходной дорожке валялся какой-то мусор, грязь, похоже, не убирали месяцами – за-бас-тов-ка, вспомнил слово Прошин – и при этом прохожих навстречу Ивану не попалось вообще. Девять вечера, детское время даже для мартовского Питера, тем более что климат здесь, посреди континента на сорок пятом градусе северной широты мягкий, как на Чёрном море. Окна домов, стенами вставших по обе стороны улицы, поразили Ивана больше всего. Он долго удивлялся, почему в домах не горит свет ни в одном окне, пока не обнаружил, что стёкла затемнены да так, что редкие полоски света, освещавшие сами себя, выбивались из оставленных щелей. Чтобы их различить, приходилось очень долго вглядываться в темные провалы, вызывавшие нехорошие ассоциации.

Не таким полагалось быть городу, находящемуся на перекрёстке всех дорог.

Но, как бы то ни было, Прошин шагал к цели, хоть и озирался по сторонам, поминутно и безуспешно самого себя одёргивая. Чтобы отвлечься от мрачной действительности, Иван принялся вспоминать свою марсианскую командировку, лица друзей и однокашников, дружно разгребавших пески Красной планеты то в очередной археологической экспедиции, то для какого-нибудь заковыристого оборудования. Среди ребят и море по колено, и горы по плечу и даже разнос от коменданта марсианского города, неофициально называвшегося Марспорт, а официально никакого названия так и не получившего, за виражи над Олимпом вспоминался как мелкая неприятность. Иван даже улыбнулся, вспомнив, как грозно шевелились густые усы коменданта, когда тот распекал нерадивого стажёра.
И тут...

Прошин проморгал момент, когда они появились – просто после очередного светлого пятна под уцелевшим фонарём темнота обрела форму и несколько фигур шагнули навстречу Ивану. Расчёт на неожиданность сработал на сто процентов: Прошин испугался до дрожи и рефлекторно отпрыгнул назад, что спасло его от града ударов – грабителям пришлось догонять свою жертву. Первые секунды Иван бестолково отбивался, отступая назад – слишком велико было потрясение, но затем растерянность прошла, и включились рефлексы, наработанные упорными тренировками. Прошин присел, и, всё также, в приседе, отработал двоечкой по рёбрам крайнего нападающего. Вовремя – ещё чуть-чуть, зашли бы со спины и всё, пиши пропало...
Человек со стоном подался назад. Результатов атаки Иван ждать не стал, слишком много было нападающих, к которым он как раз повернулся боком.

Есть на такой случай хорошее средство – хлёсткий удар пяткой снизу-вверх, насколько хватит растяжки. На растяжку Иван не жаловался.
...Р-раз!..
Глухой звук удара Прошин скорее почувствовал нутром, чем услышал, смутно, словно в тумане увидел он падающую фигуру с раскинутыми в стороны руками. Ногой, да с маху в подбородок – это нокаут, спорить не о чём.
Иван крутнулся вокруг своей оси – отточенный пируэт, прервавшийся, когда внезапно, совершенно ни с чего, подвернулась нога – левая, ей бил...
Мамочки...
От страха льдом зашлось сердце – убьют!.. Но нет, Бог миловал, удержался.
Нападавшие явно не ожидали такой прыти. Молодой парень, внезапно оказавшийся перед Иваном, вытянул руки, пытаясь то ли защититься, то ли ударить Прошина...

Такому учат в школах дзюдо с самого начала: противник вытягивает руки, пытаясь зацепить кимоно, и вместо борьбы за захват нарывается на бросок через бедро, усиливая его собственным весом и движением. Получается так редко, комбинация эта сродни «детскому» мату в шахматах, но всё же, всё же...
...Р-раз!..

Прошин не был борцом и его оппонент, худой и высокий, вместо того, чтобы со всего маху удариться оземь после броска, почему-то пришёл на ноги, сделав пару неверных шагов в сторону своих дружков. Но потом ноги его подломились и – великая вещь рефлексы! – одного из приятелей он зацепил за одежду, пытаясь удержаться на ногах, и вместе с ним растянулся на асфальте. Последний из шайки кинулся было к Ивану, но запнулся за ноги упавших товарищей и с воинственным кличем ткнулся в мусор на дороге.

Иван окинул взглядом поле битвы, убедился, что никто сию секунду не угрожает ему нападением, подхватил рюкзачок и бросился бежать так, что ветер засвистел в ушах. Вообще, не полагалось так просто оставлять людей в опасности, но тут у Прошина просто сдали нервы.
И он бежал, не разбирая дороги мимо каких-то зданий, прыгал через невысокие заборы, мелькнули фонари на площади, недоумённые взгляды редких прохожих, своды арки, ведущей во двор одного из домов здесь же. Прошин, сипя сорванным горлом, привалился к стене. Вроде всегда бегал неплохо – нервное? Испугался, что ни говори... сколько их там было? Пятеро?

Прошин покачал головой, всё ещё пытаясь восстановить дыхание. Пятерых... Вот это да. Он, наконец, выпрямился, и первое время просто медленно качал головой из стороны в сторону, бездумно глядя вверх и по сторонам. Постепенно восстановилось дыхание, вернулась обычная уверенность в себе и Прошин огляделся уже осмысленно. Финал поспешной ретирады произошёл в глухом дворе-колодце. Дом с аркой фасадом на ту самую ярко освещённую площадь слепо пялился в темноту провалами окон, зато другие три вовсю светили окнами, что на фоне прочих зданий города, чёрных, глухих, мрачных, выглядело непривычно. Словом, света хватало.

Прошин сморщил нос: прямо возле него, меж двух дверей, ведущих в парадные жилого дома, громоздилась внушительная куча мусора. Что-то неправильное было в этой куче, хоть деталей в тусклом свете из окон было не разглядеть, да и характерный запах совершенно не способствовал созерцанию.
За-бас-тов-ка, да?

И всё-таки, что-то там... может, правда показалось?..
Иван страдальчески сморщился и подобрался поближе, зажимая пальцами нос. Март месяц, естественная дезинфекция холодом не получалась и Прошин брезгливо морщился, приглядываясь. Видно было по-прежнему плохо и Иван, обругав себя, достал из рюкзака планшет. Был когда-то у него в рюкзаке фонарик, да где тот рюкзак?..
Холодный белый свет от дисплея мазнул по куче, высвечивая неприглядную сторону жизнедеятельности местного населения во всей красе и среди пластиковых пакетов, бутылок, обрывков газет и ещё какой-то дряни появилась голова.

Голова человека, мужчины, глаза закрыты, на свет не реагирует...
Иван отскочил назад. От неожиданности планшет выпал из рук, экран погас и Прошин, ругаясь вполголоса, какое-то время ползал по земле в поисках устройства. Нашёл, включил и направил свет на место находки, втихаря надеясь, что это либо обман зрения, либо чья-то злая шутка. Но всё было по-прежнему: посреди груды мусора под стеной дома лежала голова мужчины лет тридцати-сорока, и не было это ни обманом зрения, ни шуткой, какие уж тут шутки... Человек в беде, вот как это называется.
Иван вздохнул и принялся выкапывать пострадавшего из дурно пахнущей кучи, упарившись при этом до невозможности, ибо пострадавший оказался настоящим гигантом ростом за два метра, вес росту соответствовал, что в условиях повышенного тяготения для Ивана было особенно приятным сюрпризом - к концу спасательной операции у Прошина от перенапряжения закружилась голова. Вытащив гиганта на чистое место, Иван положил его на спину и, сев рядом прямо на землю, набрал 112 – номер спасательных служб, одинаковый в любой точке пространства.

Долгие гудки, потом в ухо Ивану зевнул оператор:
- Служба спасения, какого хрена?
- Ну, это… тут у меня человек в беде…
- В беде? – хохотнули в трубку. – Да тут вся планета в беде. Ну и что там с человеком?
- Мужчина, средних лет, - опомнился Прошин, - без сознания, подозрение на черепно-мозговую травму, требуется госпитализация, адрес…
- Да ты сбрендил, парень, - оператор отключился, вместо него милый девичий голосок завёл пластинку: «Спасибо, что позвонили в службу…»

Иван сел прямо на асфальт, пытаясь сообразить, что делать дальше. Скажем честно, была секунда, когда вариант: «Ну и чёрт с вами, не моё дело…» - рассматривался как приоритетный, но годы учёбы, когда мысль о ценности жизни вообще и тем более – жизни разумной внушалась чуть ли не на каждом занятии, взяли своё. Решение подсказывало само прибытие Прошина на Холт: заветная петелька, не та, что парашют, повыше, превращающая весь комбинезон в антенну, передающую СОС. Если Единый Межпланетный вам не указ, тогда…

Прошин убрал мобильник в рюкзак и повернулся к лежащему подле него человеку. В студенческое ещё время у Прошина не получилось прогулять курсы первой помощи и сейчас это оказалось кстати. Собственно, при черепно-мозговой травме помощь невелика: кровотечение прекратилось, рана на голове зарубцевалась и её достаточно обработать бактерицидными салфетками – по счастью, нашлись в рюкзаке.
Проверить пульс – пульс ровный, дыхание слышно хорошо, рот чистый, без рвотных масс и всего такого. Иван стянул с плеч свою лёгкую курточку, перевернул пострадавшего набок так, чтобы он оказался на ней, подложил под голову свой рюкзак – к сожалению, укрыть было нечем, разве что постучаться куда-нибудь и попросить помочь.
Прошин с сомнением оглядел окна дома. Эти помогут, как же...
Теперь, когда дел у Ивана оказалось немного – сиди, жди себе – он получил возможность получше рассмотреть спасённого им человека и, надо сказать, результаты осмотра положительными назвать было бы трудно.

Перед Прошиным на его же модненькой цветастой курточке лежал настоящий гигант. Ростом за два метра, одетый в джинсы, кожаную куртку с фланелевой рубахой под ней и белые кроссовки, причём в каждый из перечисленных предметов Иван, атлетического телосложения молодой человек, вымахавший под метр девяносто, мог бы разочек завернуться и в кроссовках утонуть. Выглядел спасённый тем более угрожающе, что, во-первых, даже под одеждой была видна мощная мускулатура, при виде которой Иван с уважением покачал головой, а во-вторых, кулаки гиганта были сбиты в кровь, спёкшуюся и почерневшую из-за контакта с окружающей средой, да и форма костяшек наводила на мысль о том, что кулаки часто и с удовольствием использовали по назначению. Мощные и грубые черты лица, вкупе с глубоко посаженными глазами и многажды сломанным носом, окончательно портили впечатление, заставив Прошина испытать серьёзные сомнения в правильности своего поступка. Может быть, надо было уйти по-тихому?.. Ну и лежал бы тут себе этот... эцилоп, само собой всплыло в памяти словечко из любимого Мухиным фильма.

Но через мгновение Иван устыдился таких малодушных порывов – не тому учили его в Институте. Разумная жизнь, человеческая жизнь, жизнь вообще является величайшей ценностью, раз за разом повторяли преподаватели на лекциях, добавляя, что специалистов по разрушению в достаточном количестве выпускают военные вузы. Говорили преподаватели и о том, что представитель земной цивилизации, защищённой мощным военно-космическим флотом, может позволить себе быть гуманным, потому что иначе в дело вступят те, кому быть гуманными не полагается по должности.

Вот только очень трудно помнить об этом на тёмных улицах города за тысячи световых лет от дома.

Тем временем подоспела помощь и подоспела с мигалками, прожекторами, сиренами и отрядом полицейских с боевым оружием. Над двором завис вертолёт, превративший ночь в день, полицейские рассыпались окрест, поводя стволами винтовок и только после проверки документов Прошина его подопечного погрузили в карету скорой помощи.
В регистратуре замотанный интерн выслушал путаные объяснений Ивана, потом долго разговаривал по телефону, отправил Прошина в кассу оплачивать выписанную тут же квитанцию, благо окошечко касс было рядом. Когда же Прошин приплёлся вновь к регистратуре с погашенным бланком, его, кроме интерна, ожидал высокий мужчина в белом халате – врач, судя по всему.

Интерн махнул рукой в сторону Прошина и отвернулся к экрану компьютера.
- Здравствуйте, - врач протянул Ивану руку.
- Здравствуйте, - Прошин устало кивнул и уже без всяких церемоний спросил интерна: - У вас есть комнаты отдыха?..
- В наше отделение только что поступил пациент с множественными травмами, - сказал тем временем врач. – Говорят, вы нашли его на улице?..
- Да, - Иван не стал отрицать очевидное, - в куче мусора лежал, избитый весь...
- Это дело полиции, - перебил его врач. – Я должен сообщить вам, как человеку, доставившему пациента в нашу больницу, что уставом заведения предусмотрена оплата лечебных процедур, не связанных с риском для жизни.
- Не связанных... – Прошин аж подавился от неожиданности.
- Да-да... ряд процедур не могут быть выполнены без предварительной оплаты.

Прошин слушал это с открытым ртом. Нет, раньше, в прошлом веке, была платная медицина, он читал что-то такое, в комплекте программ, записанных на его электронном паспорте, как и у прочих жителей Земли, была папка «Мед_страховка», которую он лично никогда не открывал, обращаясь в любое лечебное учреждение в любой точке планеты по мере надобности.

- Мы хотели бы уточнить, - от искреннего недоумения собеседника врач и сам смешался, сказав обезличенное «мы», вместо самоуверенного «я», - кто будет оплачивать процедуры?
- А без оплаты вы его выкинете что ли? – глупо спросил Иван.
- Нет, просто лечение проведено не будет, - последовал спокойный ответ.
Прошин некоторое время бессмысленно смотрел на человека в белом халате, по некоему недоразумению именующим себя врачом.
- Я оплачу, - сказал он устало. – Выписывайте счёт и проводите меня в комнату... А, ещё поесть, где можно?..

Вопреки убийственной характеристике, полученной совсем недавно от Донни Пью и ожиданиям Ивана Прошина, навеянным приключениями в Москве, Булл-Ран оказался милым городком с одно- и двухэтажными домиками викторианской архитектуры, которые так и тянуло назвать пряничными, и среди которых совершенно терялись офисы частных фирм и присутственные учреждения. Даже кампус университета Симпсона, раскинувшийся на полгорода, ничем не отличался от прочих строений, по летнему времени наверняка утопая в листве местных деревьев, потерявших листву на мартовском холоде как их аналоги на Земле.

Прошин стоял возле ограды, рассеянно разглядывая весь архитектурный ансамбль университета. Был наш Иван Владимирович сонный и печальный – приехал он в Булл-Ран поздно и всю ночь пришлось провести на автовокзале, устроившись на неудобной скамейке в зале ожидания. Нормальной гостиницы не нашлось, душа тем более, по какому поводу Прошин чувствовал себя помятым и несвежим, и где-то в глубинах организма готовился поднять голову тот самый голод, что не зря называется волчьим.

Отыскать профессора Джангуляна оказалось нелёгкой задачей: каждый раз в указанном месте Джангулян или не появлялся или умудрялся разминуться с Иваном на пару секунд. Прошин вызнал номер профессора – занято или абонент недоступен. В конце концов Иван догнал Геворга Арамовича подле дверей той самой столовки, где позавтракал недавно и, деликатно придерживая профессора под локоть, представился.
- Вы? – почему-то удивился Геворг Арамович. – Я же говорил Олегу… А, впрочем, ладно. Слушайте, мне сейчас некогда, давайте встретимся сегодня в семь часов. В семь часов вечера у меня, там и поговорим, хорошо?
Сбитый с толку, Прошин кивнул.
- Ну, вот и хорошо. Где вы расположились?
- Нигде, я только приехал…
- А… А! - Джангулян схватился за телефон: - Элли, золотко, сейчас к тебе подойдёт молодой человек, дай ему комнату, пожалуйста. Спасибо. Что? Подожди, я перезвоню.
И уже Прошину:
- Молодой человек… э-э…
- Иван.
- Да, Иван, сейчас идите в деканат, к секретарю, вас определят в общежитие. Вот моя визитка, если что-то… звоните.
- Геворг Арамович…
- Потом, всё потом…

В комнате Иван, не глядя, бросил под кровать рюкзак со своими невеликими пожитками и завалился на узкую и короткую кровать, не застилая постельное бельё и не раздеваясь, сняв только обувь, и так проспал почти до семи часов, не слыша даже трезвонившего из-под кровати телефона.

Разбудило Прошина то самое чувство, что заставляет нас вскочить с постели за пять-десять минут до срока и суметь хоть как-то исправить последствия собственного опоздания. Открыв глаза, Иван долго не мог понять, где он. За окном горели какие-то огни, из-за стен доносились обычные звуки человеческого жилья, волею строителей оснащённого тонкими перегородками, через которые не только хорошо слышно, а нередко и видно будни соседского жития. Потом Прошин долго искал выключатель, искал мобильник, вспомнил о приглашении Джангуляна и заскакал по комнате, торопливо приводя себя в порядок. Впрочем, вскоре Прошин опомнился. Опаздывал он крепко, опаздывал не первый раз, и чутьё бывалого студента говорило, что торопиться и тем более оправдываться не стоит, а надо позвонить преподавателю и объяснить причину опоздания, по возможности не сильно преувеличивая.

Так Иван и поступил, набрав телефон профессора через QR-код на визитке. Геворг Арамович ответил быстро, выслушал торопливые извинения и сказал, что ещё не все собрались и Прошин, конечно же, может не спешить, что следовало понимать, как просьбу всё-таки не затягивать своё появление. Услышав это «ещё не все» Иван несколько обеспокоился, но приведение в порядок собственной помятой и несвежей физиономии, глянувшей на него из зеркала вкупе с переодеванием заняло его на десять с лишним минут, после чего вызванное такси доставило Прошина по адресу, указанному в визитке профессора с опозданием в двадцать минут ровно.

Жил профессор в двухэтажном особняке с выбеленными стенами, увитыми плющом, по весеннему времени выглядевшим жалко и беспомощно, большими окнами и террасой, крыша которой служила балконом второго этажа. Скромные украшения, никаких излишеств – вряд ли жильё было своим, скорее выделил университет, подумал Иван, глядя на газон, освещённый двумя прожекторами так, что вечнозелёная трава отсвечивала, словно летняя лужайка, а сам домик будто бы висел в воздухе. Красиво.

Такси, привезшее Прошина, бибикнуло, выведя тем самым нашего Ивана Владимировича из задумчивости и машина – реплика классического Austin FX3 1948 года – отъехала от тротуара. Иван медленно пошёл к входной двери, заранее чувствуя себя неловко и неудобно: меньше всего он рассчитывал по завершению долгого пути попасть на званый ужин и оттого стеснялся своего облика, привычного и уместного в развесёлой компании таких же как он студентов, да и по гостям к преподавателям Прошин не ходил вовсе и сейчас заранее стеснялся непривычной обстановки.
Гаревое покрытие дорожки, крыльцо с аркой, двустворчатые двери белого цвета, похоже, металлические, звонок...

Двери открыл сам хозяин. Профессор Джангулян являл собой полную противоположность своей фамилии. Это был маленького роста - на целую голову ниже Прошина - человечек, ненамного старше Ивана – лет тридцати пяти, подумал Прошин – к своим годам обзаведшийся небольшим брюшком, оттопыривающим клетчатый свитер и сединой в некогда чёрных как смоль волосах. Тронутая сединой причёска «под горшок» плавно переходила в бородку, из-за недосмотра хозяина выглядевшую совершенно дурацким образом и на этом фоне большие печальные глаза, немалых размеров нос и торчащие из-под отросших волос уши ставили крест на любых попытках относиться к их хозяину серьёзно.

Однако к своим годам хозяин всего этого великолепия заработал звание полного профессора, что в университетах англо-саксонской системы образования было очень нелегко, очень почётно и очень доходно, да и Прошин повидал немало людей, за нестандартной внешностью которых скрывались недюжинные таланты, как правило превосходящие его собственные, чтобы смотреть на стоящего перед ним человечка сверху вниз. То есть, он, конечно, смотрел – рост под метр девяносто весьма этому способствовал, но смотрел безо всякого высокомерия, скорее даже с любопытством, ибо как следовало из рекомендаций Мухина и информации профиля профессора на сайте университета, Геворг Арамович был специалистом по цивилизации Рэн, специалистом прямо скажем редким.

Геворг Арамович был одет в костюм без галстука, с белой рубашкой под пиджаком и лёгкими туфлями на ногах – Иван остро почувствовал неуместность своего одеяния. Выслушав его сбивчивые извинения и показав гардероб, профессор повёл Прошина в гостиную.
- Не беспокойтесь, Иван, не каждому выпадает такая дальняя дорога – это ведь целое испытание... Теперь давайте будем говорить по-английски, моим гостям это удобнее.
В небольшой уютной гостиной перед низким столиком с приготовленным аперитивом на диване и нескольких креслах сидели три мужчины и три женщины. Джангулян подвёл Прошина к столику и, представив гостя, стал называть имена и должности собравшихся. Иван кланялся дамам, пожимал руки джентльменам, чувствуя себя дурак дураком среди людей, одетых как положено на званый ужин, тем более, что профессор пригласил к себе не кого-нибудь, а ректора Смитсоновского университета и его заместителя. Также присутствовал доцент с кафедры Джангуляна - товарищ профессора ещё со студенческих времён и участник всяческих профессорских изысканий, в том числе и предстоящей экспедиции.

Ректора университета звали Шатьендранат Вазирани - «Зовите меня Аатьен, пожалуйста» - его супругу, красивую статную даму, ростом под стать мужу – Вирджинией. Заместитель ректора, профессор Джоэл Балтимор, худощавый, невысокий, стиснул руку Ивана словно клещами, обаятельно, впрочем, улыбнувшись, и одобрительно похлопав Прошина по спине, после того, как его жена, чуть выше его росточком пухленькая старушка в зелёном платье с бусами крупного жемчуга одёрнула его: «Джи, перестань», - и ласково улыбнулась Ивану. Доцент, крупный и казавшийся неповоротливым молодой человек, явно чувствовавший себя несколько неловко в подобной компаний, подал вялую руку Прошину, что-то невнятно пробормотав и его представила жена, энергичная молодая девушка в обтягивающем платье красного цвета – похоже, это её шляпа заняла добрую часть гардероба:
- Мой муж, Джордж Артин... а я Элизабет, - и протянула руку для поцелуя, отчего Иван окончательно почувствовал себя Юрием Гагариным на приёме у королевы английской...
Словом, наш Иван Владимирович изрядно растерялся, и в гостиной воцарилось неловкое молчание, которое по праву старшинства нарушил ректор:
- Ну что ж, Джордж, стоит промочить горло, я полагаю...
Джорджем он поименовал не Артина, а Джангуляна.
- Да, Атьен, конечно... Леди, прошу вас, - Геворг Арамович принялся разливать по крошечным рюмкам тёмный напиток, похожий на коньяк, но оказавшийся терпким горьковатым вермутом местной, опять же, выделки.
- Может быть, Иван, вы предпочли бы выпить Russian vodka, - сказал он Прошину между делом, - но боюсь, этот напиток Вэлимолл нам не поставляет.
Иван пробормотал, что всё прекрасно и вообще, он не прочь довериться вкусу хозяев.
- О, да, эта их водка – хорошая вещь, - оживился Балтимор. – Нэнси, мы с тобой обязательно должны попробовать эту штуку... напомни мне.
Он шутливо погладил супругу по плечу.
- Джи, ты невыносим, - Нэнси улыбнулась и слабо толкнула мужа в грудь в ответ.
- Может быть, наш гость расскажет нам какую-нибудь дорожную историю? – спросила тем временем Элизабет.
Честно говоря, именно такого типа девушек Прошин избегал, как мог за готовность душу из человека вытряхнуть просто по причине излишка энергии в организме, но здесь выбирать не приходилось: после слов Элизабет, собравшиеся принялись разглядывать Ивана, ожидая рассказа Марко Поло о путешествии на Восток.
- Ну, я... э... – слова не шли хоть тресни, помог Вазирани:
- Да не стесняйтесь, Иван... мы, конечно, все здесь облечены научными степенями и должностями, но на деле никто не удостаивался межзвездного путешествия.
- О, я хотела бы отправиться на Землю, - встряла Элизабет, - или на Океан – пляжи Архипелага просто прелесть!..
- Элизабет, дай гостю... – проговорил её муж, придерживая руку жены.
- Да-да, из всех нас только Джордж был в космосе - искал своих рэнитов на Колоссе, - вступила в разговор Вирджиния Вазирани и пояснила специально для Ивана, - Это вторая планета от Солнца.

Профессор Джангулян рос в глазах Прошина с каждой минутой. Значит, не просто земляной червь наш учёный муж, значит, знает, почём глоток воздуха во Внеземелье...
- Джинни, прошу тебя, - поморщился Геворг Арамович, - после этого приключения твой супруг едва оправдался перед спонсорами.
- Брось, Джордж, - махнул рукой Балтимор, - эти толстосумы ничего кроме своей чековой книжки в жизни не видят, и знать не хотят... Расскажи про МТ, приятель... – попросил он Ивана, - жаль, так я и не увижу живьём это чудо...
- Да, собственно, - промямлил Прошин, - кроме пассажирского отсека меня никуда не выпускали…
- На «Викторию» вроде миллионник должны были поставить, нет? – не унимался Балтимор.
- Да, были такие разговоры… Моя специализация напланетные исследования, астротехнику я изучал только теоретически, так что…

Гости переглянулись. Прошин поспешил сменить тему, чтобы не выпячивать свои знания, а точнее – их отсутствие:
- Я читал, на Колоссе нашлось что-то любопытное? – спросил он Джангуляна.
Тот пожал плечами:
- Как сказать… Похоже, в данном регионе обосновались какие-то изгои рэнитов, еретики, я не знаю… В приполярных районах, согласно реконструкции, устроена долговременная база, инфраструктура и небольшой завод. Рэн собирались остаться здесь надолго.
- И всё взорвали, - надул щёки Балтимор.
- Да, - нехотя подтвердил Джангулян. – Нам достался котлован со следами взрывчатки, искорёженные конструкции из металлокерамики – всё засыпано реголитом. То ли кто-то нашёл их, то ли это такой обычай рэнитов – взрывать всё ненужное. В общем, экспедиция закончилась неудачей.
- Как это неудачей? – поразился Прошин, - Да вы во все учебники вошли! Даже Миллер столько не сделал.
- Спонсоры так не считают, - печально улыбнулся Вазирани, - им нужна база пришельцев, чтобы сразу после раскопок экскурсии, туристы, ассигнования на военные нужды, как же – воинственные инопланетяне…
- Марсианские треножники, - хихикнула Элизабет.
- Это у вас там, на Земле, денег куры не клюют, - сказал Артин, - можете хоть каналы на Марсе рыть. А профессора лишили финансирования и все экспедиции заморозили.

Прошин по инерции продолжал улыбаться, кивать. Потом до него дошло:
- Подождите… А Туманные горы?
- Джордж, - Элизабет укоризненно посмотрела на мужа.
- Да чего там, - махнул рукой Вазирани. – Иван, на текущий год экспедиционная деятельность университета заморожена.
Воцарилась молчание.
- Я полтора года сюда летел! - опомнился Иван. – И Мухин… Он в курсе?
- Связи с внешним миром у нас нет, - развёл руками Балтимор, - что-то там с ретрансляторами.
- Так, а мне что теперь делать?
- Ну, я думаю, профессор найдёт для вас место на кафедре? – ректор доброжелательно улыбнулся. – Вы, кажется, пишете диссертацию? Вот и работайте, придёт транспорт – отправитесь на Землю, задержитесь – защитите кандидатскую у нас.
- Ну, я не знаю…
- Профессор окажет вам всемерное содействие.

Собравшаяся компания принялась утешать Ивана, попутно выведав детали его межзвёздного путешествия и Прошин, увлёкшись воспоминаниями, пришёл в себя, хоть и пришлось мямлить что-то невразумительное на вопрос Нэнси Балтимор: «Как вам наша столица?» Вскоре Элизабет перевела разговор на последние новости с Земли. Здесь Прошин слушал сам – большая часть прошла мимо него, запомнились разве что метания Олимпийского комитета по поводу зимних Игр, предполагавших местом проведения один из спутников Океана. На самой планете не хватало суши для строительства всех стадионов и гостиниц, но администрация обещала выстроить гигантский Олимпийский комплекс на спутнике и, что было сенсацией галактического масштаба, субсидировать перелёт до Океана всех, купивших билет на Олимпиаду.

- Они без штанов останутся, - саркастически улыбался Балтимор.
- Не думаю, Джоэл, - говорил Вазирани, - такая инициатива исходит не только от Океана, без подачи Метрополии вряд ли что-то могло сдвинуться с места.
- А если получиться? – спрашивала Вирджиния. – Представьте, как это будет здорово.
- Было бы замечательно, - вторила ей Элизабет, подталкивая локотком мужа: - Правда, Джордж?
- Так вот ваш шанс, - усмехнулся Балтимор, - делов-то – купить билет...
Тут, впервые за всё время разговора, Элизабет смутилась:
- О, Джоэл, нет... мы не можем...
- С чего бы это? – заинтересовался Балтимор.
Элизабет мило покраснела и первой причину её стеснительности поняла Нэнси:
- О, Лиззи... неужели?
- Да, Нэнси, - Элизабет виновато посмотрел на мужа, - доктор сказал, уже второй месяц.
Джордж Артин с обожанием смотрел на супругу.
Все бросились поздравлять счастливую пару, вечер проходил по-домашнему мило, и в таком духе продолжался до времени, когда пришла пора дружной компании разместиться за столом. Тут Прошин впервые увидел обоих детей профессора Джангуляна: лет десяти сынишка, такой же маленький, чёрненький, с большущими печальными глазами как у отца и дочь, лет пятнадцати высокая, светленькая девушка с правильными чертами лица. Дети помогали отцу управиться со столовыми приборами, и Прошин с любопытством ждал, когда же появится хозяйка дома, пока Нэнси Балтимор не растолковала Ивану, что профессор Джангулян уже года три как вдовец.
Перед лицом семейной трагедии Прошин устыдился своих рефлексий: всего-то предстояло провести пару лет на непыльной должности в университете да два с лишним года промаяться на борту очередного МТ (по прикидкам, выходил «Митра»). Умильное сочувствие не покидало Ивана до утра следующего дня, когда Джангулян оставил его наедине с отпрысками, скрывшись в недрах деканата.



Редкие пылинки танцевали в лучах солнца. Колонны, поддерживающие портик, раскладывали снопы света азбукой Морзе, весёленькими стекляшками проецируя центральную мозаику – байконурский «рыбак» один в один. Громадный зал, поле жильчатого мрамора, плескавшегося витыми лестницами, сходящегося куполом где-то вверху, подпёртого колоннами, помпезный, неживой, гулко отзывался гомоном разношёрстной толпы студентов: молодые парни и девчонки сновали по лестницам, запросто беседовали привалясь к колоннам или шелестели бумагами разложившись на той самой лестнице, развесив пожитки на кованных перилах, восседали за столиками маленьких кафе на первом или втором этаже и опять же болтали, хохотали, баловались, ели, пили…

В другой раз Прошин и не стал бы интересоваться окружающим: знакомо, привычно, помпезно в сравнении с милыми сердцу закоулочками, но и это не печаль – больше беспокоил пристальный взгляд девчонки за столиком напротив. А профессорская дочка, похоже, решила провертеть в нём дыру своими глазищами:
- А что, на Земле так принято пялиться на девушек?..
Прошин только пожал плечами: пошла ты. Он и озвучил бы, да только папаша занозы обещал работу и ссориться с детьми работодателя…
- Ты бы за братом смотрела… глаза испортит.
Дженни не глядя выдернула планшет у брата.
- Отдай, - немедленно заканючил тот, - ну отдай…
Иван отвернулся под хныканье Арама откуда-то снизу:
- Отдай!..
- Ну-ка сядь!
В ответ мальчишка завизжал.

Прошин физически почувствовал плотное внимание окружающих, собственную неловкость, хотя – куда больше?.. и всё это грозило затянуться надолго, если бы не отец семейства:
- Дженни, Арам! - ещё из коридора закричал профессор. – Дети, о Боже…
Порция внимания окружающих досталась и ему. Прошин принялся сочинять что-нибудь поумнее чем «я не виноват» или «это не я,они сами»…

…и неведомая сила прижала его к столику лицом точно в тарелку из-под пончиков.
- Что вы делаете!.. – голос Джангуляна прервался – удар поддых, знакомые штучки.
Ещё раз взвизгнул Арам, вскрик профессорской дочки потонул в гуле толпы, достигшем было апогея и тут же превратившемся в мёртвую тишину. В тишине, словно и не было вокруг никого, Прошина вместе с семейством Джангулянов протащили по мраморным ступеням и, не дав опомниться, носом вниз, поволокли к выходу, так что из окружающего виделся лишь мраморный пол да чёрные брюки-ботинки налётчиков.

Прошин и не видел как от автоматов со всякой всячиной не спеша, с ленцой даже, обернулся детина, вскинул руки и словно два снопа пламени рванулось навстречу людям, волокшим Ивана, профессора и детей. Грохот, кислая вонь. Прошин ткнулся носом в пол, плечом навалившись на что-то мягкое – тело. Тишина вокруг на мгновенье стала осязаемой, а затем осыпалась многоголосым воплем, мельтешением напуганных людей, давкой. Среди прочего шума слышен был слабый голос профессора, звавшего сына и дочь, потом раздался голос:
- Пошли, что ли?

Прошин извернулся – пластиковые наручники давили запясться. Давешний детина возввышался над ним. Сейчас то же лицо, обезображенное травмами, казалось ещё страшнее, а уж когда детина явил на свет Божий тонкий стилет с зачернённым лезвием, Иван почувствовал как у него отнимаются ноги.

Стилетом детина небрежно отмахнул наручники.
- Пошли, ну… - то же самое он проделал с профессорским семейством. – Быстрее!.. На улицу!..
Солнце ослепило Прошина. Влекомые спасителем (похитителем?!) они сбежали вниз по ступенькам, трусцой преодолели расстояние до ажурной ограды, за которой стояли две чёрные машины и люди, также разодетые во всё чёрное уже ждали их…

Даже не останавливаясь детина выпустил длинную очередь на два голоса; Дженни и следом Иван получили хороший толчок в направлении потрёпанной кареты «Скорой помощи».
- …Быстрее!.. Ты!.. – Прошин замер у полуоткрытой двери пассажирского сиденья. – Да, ты!.. Раздевайся!
- Чего?
В лоб Ивану упёрся ствол небольшого пистолета-пулемёта, в лапах похитителя казавшегося просто игрушечным. От ствола кисло воняло.
- Раздевайся, …! – добавил детина.

Торопливо, путаясь в застёжках, Прошин стянул джинсы, куртку, футболку…
- Да, и трусы тоже!
- Но…
- Бегом!.. В машину!..
Выруливая со стоянки (в салоне профессор крепко упал на Арама) детина бросил на колени Прошину упаковку:
- Раскрой. Аккуратно, стерильное.
- Вот. А что это?
- Антидот, - с этими словами похититель с размаху воткнул небольшой шприц прямо в ногу Прошину.
- Ай!.. Больно!
- Потерпи. На пару часиков вырубишься, надо так.
- Зачем? – в голове резко помутнело. «Словно палёнки хапнул… Боже, что я несу…» - успел подумать Иван; ответ детины прозвучал уже откуда-то издалека:
- Жучки заглушить…


Свет: белое с ярко-жёлтым пятном посередине. То ли веки не слушаются, то ли зрение не восстановилось. Звук: «Бу-бу-бу-бу-бу… - кто-то говорит будто за стеной или плотной занавесью, – Не понимаю…Бу-бу-бу… Арам!..» Прошин моргнул, от души чихнул – голоса смолкли – и сел на постели.

Правильнее было сказать – на ложе. Тёмного дерева «траходром», наручники в изголовье и лебёдка с цепями в ногах. Цепи свисали с потолка, тянулись через блок красного цвета на дыбе и свет из островерхих окон с решётками весёлыми зайчиками отражался от хромированных колечек. Косой крест в рост человека с наручниками. Пыточный инструмент, заботливо расставленный на полочках прямо над постелью.

В дверном проёме появился плечистый детина с недобрым взглядом. Прошин подобрался и закрылся руками.
- Очухался?
- Д-да…
- Одевайся. Поговорить надо.
- А… это… одеть что?
- Да вон шмотьё…

На кресле в углу – железном с шипами – обнаружилась сваленная как попало горка одежды. Нижнее бельё – не запакованное, Прошин скривился, но выбора не было, надел – джинсы, подпоясанные шипастым ремнём, футболка с надписью «Да пошёл ты…» и косуха с массивным наплечниками и тиснением на спине. На ноги полагались носки – Иван долго принюхивался прежде чем надевать – и высокие ботинки с застёжками, больше похожие на сапоги от скафандра.
Честная компания расположилась в соседней комнате, выполненной в тех же интерьерах, только всё в красной коже и красных же кружевах. Первым Прошин увидел Арама, восторженно прыгавшего внутри кровати – чудовищного изделия в виде огромной птичьей клетки (красной). Профессор слабо увещевал мальчишку, стоя подле решётчатой двери, Дженни с интересом разглядывала обстановку а давешний гигант сидел на очаровательной красной кожи тахте и что-то жевал.

- Очухался? – спросил он Прошина.
- Да… вроде…
Детина широким жестом указал на столик перед собой:
- Налетай.

Долго упрашивать Прошина не пришлось – молодой организм властно требовал подкрепиться. Иван умял всё оставшееся мясо с гарниром из каких-то овощей («Что это?» - «Апая. Ну, птица такая.»), запил всё шипучкой и, откинувшись на спинку дивана посмотрел на похитителя. Тот посмотрел в ответ и начавшуюся было молчаливую дуэль прервал профессор:
- Мистер Смит, вы что-то хотели нам рассказать.
- Рассказывать должен вот, молодой человек, - детина кивнул головой в сторону Ивана. – Его пасли целый день.
Иван ответил непонимающим взглядом.
- Вы успели нарушить закон? - спросил профессор.
- Не думаю, - ответил Прошин, - я, конечно, прибыл на планету нештатом: авария при торможении, вместо Холт-контроля, ну, станции на орбите, я плюхнулся прямо в местный океан.
- Ну и что? – спросила Дженни.
- Каждый вновьприбывший на планету, - сказал Прошин, - обязан пройти карантин. Я проходил на МТ, но это считается недостаточным.
- А каким образом вы познакомились? – не нимался Джангулян.
- Я в долгу перед этим парнем, - ответил Смит.
- Вы заняли ему денег? – повернулся Джангулян к Прошину. – На это банки есть...
- Он спас мне жизнь, - сказал Смит вместо Ивана. – Я хотел отблагодарить этого парня чем-нибудь...

Джангулян прервался, вытаскивая сына из клетки; Арамчик сразу заскакал по комнате.
- Трогательная забота, - фыркнула Дженни. – Но причём здесь мы?..
- А это не мне решать, - Смит пожал плечами. – Вас брали за компанию и, скорее всего, ваше семейство интересует безопасников в той степени, в какой вы связаны вот, с ним... В какой степени вы связаны с землянином?
- Кого интересует?..
- Я руководитель экспедиции, в которой должен быть задействован Иван, - ответил профессор, - он прилетел на Холтвистл по моему вызову... получается...
- Вы очень интересуете безопасников, - сказал верзила и повернулся к Прошину, внимательно следившему за разговором: – Ну, это боевики одной нашей партии, «Зелёный мир». Значит, тебя зовут Иван. Русский?
- Да, из России, - ответил Прошин.
- Я сразу понял, что ты не местный, - усмехнулся Смит. – Чёрта с два местный стал бы трогать свою кредитку ради какого-то мужика на улице... Спасибо. Я у тебя в долгу. Джон.
Он протянул руку. Иван осторожно – лапища была о-го-го – подал свою.

- Похоже, мы квиты, - сказал Прошин.
- Папа, а кто такой русский? И почему с ним два чёрта? – спросил сын профессора.
- Не сейчас, сынок, - ответил Джангулян и спросил у Смита: - Ну, и как вы представляете наши дальнейшие действия?
- Прятаться, - пожал плечами Смит. – Явка с повинной вашу участь не облегчит никоим образом. Прятаться и надеяться, что проживёшь подольше.
За столом повисло молчание.
- Это безумие какое-то, - сказал наконец Джангулян. – Прятаться, уходить... Поверить не могу, что участвую в этом, да и где тут спрячешься - планета маленькая, города только-только проросли за периметр. Как вы себе это представляете?
- Надо идти на север-северо-запад, - сказал Смит. – Идти не спеша, но двигаться обязательно. Никакой связи, полное радиомолчание – через год-полтора выйдем к северо-западному побережью материка.
- И что тогда? – спросил Прошин.
- Ну, у нас тут блокада, если ты не заметил. Связи с метрополией нет, сообщение фактически заморожено… Или с тобой ещё кто-то прилетел?
- Нет. Никого не было.
- И груза не было? – спросил Джангулян.
- Да нет, не было ничего, - Прошин умолк, вспоминая: - Нет, я уверен.

Они замолчали.
- Слушайте, - сказал наконец Иван, - такого быть не может, ну как так – блокада… Какой смысл?
- Деньги, - сказал Джангулян и Смит кивнул, - представьте, молодой человек, что вы получили в своё пользование целую планетную систему. Какие это ресурсы, какие возможности.
Прошин честно попытался.
- Это безумие какое-то, - повторил он слова профессора.
- Да нет, парень, - усмехнулся детина, - это безумные возможности. И наши жизни в сравнению с ними ничто.
- Ладно, - сказал Прошин, - предположим, ты прав. Целый год мы будем бродить в глуши. А потом?
- Я никуда не пойду, - сказал профессор, - у меня дети, куда их…
- Ваши дети, профессор, теперь тот же товар, - ответил Смит. – Это раньше над каждым малалеем тряслись, а сейчас…
- Нет, нет, и слышать не хочу…
- Подождите, профессор, - сказал Иван. – Джон, всё-таки, что потом?
- Ну, я думаю на Земле заметили, что у нас тут происходит, - сказал Смит. – В течении года ситуация должна разрешиться.
- Как?
- Да не знаю я! Ну, как минимум пришлют послов каких-нибудь, начнут выяснять что да как, потом флот придёт военный… Не знаю. Но реакция должна быть.
- Земля может за год собрать флот вторжения? – спросил Джангулян.
- А то, может, ты посол и есть? – спросил Смит.

Прошин почувствовал как помимо воли глаза лезут на лоб.
- Да вы что, нет, конечно!.. Нет, хорошо бы… но…
- Понятно, - Смит мрачно засопел и принялся рыться в сумке, стоявшей подле него.
- А флот? – спросил Джангулян.
- Ну, я не военный космонавт, - Прошин помялся. – Корабли, может, и соберут – любой космический корабль можно переоборудовать в военный.
- Даже орбитер? – спросил Смит.
- Да, кажется… Больше не знаю, так, краем уха слышал… Корабли собрать можно, возникают проблемы с доставкой большой массы из Солнечной системы сюда.
- Я слышал что-то о таких экспериментах, - сказал Джангулян.

Смит что-то пробормотал.
- А все слышали, - улыбнулся Иван, - только никто ничего не знает – военный проект, всё намертво засекречено.
- Папа, - внезапно позвала Дженни.
- Что, дочка?
- Папа смотри…

В комнате был телевизор. Экран закрывало панно изображающее такую сцену, что отцовские чувства профессора кипели, а Смит и Дженни немало веселились от вопросов Арама: «А что дяди с тётей делают?» В конце концов, уступив требованиям профессора, панно сдвинули и включили безопасный телеканал с мультиками, намертво заблокировав видео с сервера заведения. Арамчику сразу стало скучно: мультиками его перекормили, включая к месту и не к месту, лишь бы под ногами не мешался, Арамчик слёзно вытребовал у сестры лентяйку и принялся щёлкать по каналам. И нащёлкал.

Сюжет сменился, но Дженни включила запись: Вазирани. Стоя на фоне главного входа в Униерситет, ректор говорил:
- Ранее ничего подобного за профессором замечено не было, но вы должны понимать – одинокий человек, замкнулся в себе после случившегося несчастья…
- А вы давно знаете профессора Джангуляна? – спросила журналистка, оставшаяся за кадром.
- Н-ну… - ректор замялся.
- Да со школы я тебя знаю! – закричал вдруг Джангулян.
- Я давно слышал о профессоре, - невозмутимо ответствовал ректор, - но личное знакомство состоялось относительно недавно.
- Сука ты, - сказал телевизору профессор. («Папа!» - воскликнула Дженни.)

Между тем на экране возникла фотография молодой девушки. Глядя на размалёванную мордашку и откровенное одеяние на язык просился эпитет «лёгкое поведение» - Прошин и Смит понимающе ухмыльнулись, а Дженни немедленно сказала:
- …
- … - повторил Арамчик.
- Дети, - профессор взял себя в руки, - ну-ка прекратить.
- Папа, но ты…
- Первый раз вижу эту женщину, - отрезал профессор под воркование телевизора:
- По утверждению Кэти Смит, профессор Джангулян неоднократно позволял себе фривольные действия по отношению к ней и ещё нескольким студенткам…
- А, так это студентки? – умилился Прошин.
- Нет у нас таких, - профессор крепился изо всех сил, но видно было, что картинка выбила его из колеи. – Мне надо объяснять, что ничего подобного?..
- Всё хорошо, проф, - успокоил его детина. – Я так понимаю, вы с нами?
- Я, э-э-э…. Дети, понимаете…
- Папа, мы выдержим, - сказала его дочь. – Тебе нельзя возвращаться, это же ясно.
- Да?.. Ладно… - профессор примолк, переживая случившееся.
- Сколько мы можем находиться… здесь? – спросил Иван.
- Переночуем и в дорогу, - ответил Смит.
- А разговор-то пишется?
- Только видеоряд, без звука.
- А платить кто будет?
- Пока всё бесплатно – хозяйка мне должна кой-чего. Но денег у меня почти не осталось.
- У меня есть…
- У меня деньги и документы в машине остались, - сказал профессор.
- Не беспокойтесь, - отозвался Прошин.
- Нет, я бы, с вашего позволения, побеспокоился, - не унимался Джангулян. – Ладно, хорошо, меня загнали в угол… а ваш какой интерес в этом деле, мистер Смит?
- Профессор, послушайте…
- Нет, Иван, давайте вы послушайте, а то вполне может оказаться, что кроме вашего кошелька этому парню и не нужно ничего.
- Да, я понимаю вас, - ответствовал верзила, - ну что ж, я и впрямь человек свободных профессий.
- Гангстер, что ли? – профессор прямо-таки источал брезгливость.

Прошин обернулся и увидел за спиной Арамчика. Мальчишка, подобравшись поближе прямо-таки ел глазами Смита: надо же – гангстер! Настоящий!
- Арам, иди поиграй!
- Ну, папа!..
- Пошёл вон!.. – голос профессора сорвался.
Смит удобно уселся на тахте.
- Мне приходится скрываться, как и вам, - сказал он. – Я планировал уйти в одиночку и если бы не одно маленькое недоразумение, - Джон кивнул Прошину, - уже давно топал бы далеко отсюда. Вам я предлагаю присоединиться только потому что вот человек спас мне жизнь, а так – да зачем мне лишние проблемы, подумайте, проф?..
- Деньги…
- К чёрту деньги. Всё, что у него есть уйдёт на одежду, жрачку, оружие для всех нас. Ты ведь не зажмёшься, парень?..
Прошин закивал головой – у него мысль о предстоящем путешествии никаких сомнений не вызывала… уж больно серьёзны были те, в чёрном…
- И потом – подумайте, профессор, вы же умный человек: что будет, если вы сдадитесь? Они не успокоятся, пока не вытянут всю информацию о нём, - толстый указательный палец упёрся в Прошина, – и детей не пожалеют, там ведь все напуганы – а вдруг Земля прислала эмиссара? Даже если после этого вас отпустят – они не отпустят, но предположим – чем вы будете на жизнь зарабатывать? В порнухе сниматься?
Профессор поник:
- Вы правы, конечно…

...На следующий день Иван Прошин, межзвёздный странник и аспирант, волоча ноги с недосыпа, шёл по улице города Москва, планета Холтвистл. За ночь погода сменилась: тучи закрыли солнце, дул холодный ветер – напоминание о нежелающей отступать зиме. Целью Прошина было турагентство: «Любое, - говорил ему Смит, - лишь бы отправляло туристов на Архипелаг», - средней руки агентство, такое, чтобы забронировать номер в одной из гостиниц архипелага Королевы Виктории без лишней помпы.

«Отвлечь их внимание, - говорил Смит, - зайдёшь, закажешь тур на четырёх – двое взрослых, двое детей». «А оплатить как?» «Да сразу и оплатишь». – «Ты с ума сошёл? Без штанов останемся». «Так у вас на Земле денег куры не клюют… Ладно, ладно, не смотри на меня так, тур на одного, ладно. Оденься... – продолжал Смит, - купи какую-нибудь кепку дурацкую, чтоб пальцами показывали, напяль её по-раздолбайски, сам знаешь. СБ включит поискового робота, но тут видеокамер до беса, так что информацию с них будет непросто снять даже процессору межзвёздного транспорта».

Прошин остановился перед дверью с весёленькой вывеской: счастливая семья на фоне пляжа с экзотическими растениями – пальмы не пальмы, кактусы не кактусы... другая планета, одно слово. «Ни с кем не разговаривай, главное иди спокойно – парень ты здоровый, среди бела дня не прицепятся, а копы на тебя внимание вряд ли обратят. Вид у тебя такой... законопослушный» - «Спасибо».

Иван засмотрелся на плакат. С самого прибытия в систему Холтвистла устойчивое ощущение нереальности происходящего преследовало Прошина, максимально усилившись в данный момент: за миллионы километров от родных краёв, оказавшись на чужой планете вне закона, он, Иван Прошин, идёт покупать туристическую путёвку на инопланетный курорт... Улететь на отдых, туда, где море, пальмы, загорелые люди и каждодневная нега на побережье с белыми барашками прибоя и катитесь вы со своими СБшниками, и пропадай оно всё пропадом...

- Чем могу помочь? – раздался голос откуда-то сбоку.
«Закажи проживание в какой-нибудь недорогой гостинице, скажи, что данные о себе и спутниках хочешь зашифровать, - говорил Смит. – Придётся оставить задаток» ...
- Да, девушка, будьте добры... – напряжённое молчание заставило Прошина обернуться...
Длинные волосы, серьга в ухе – на него смотрел патлатый парень, одетый во что-то невообразимое – вот так надо было одеться, никакой робот не опознает.

- Простите ради Бога, - спохватился Иван, - отдохнуть хотел на Архипелаге...
- Идите за мной, - парень явно обиделся, но что поделаешь – Прошин привык, что все мужчины вокруг него сверкали чисто выбритой головой и любые длинноволосые мотивы подсознательно воспринимал как особу женского пола.

- Сколько человек, где хотели бы отдохнуть? – сухо спросил парень.
- Мне что-нибудь недорогое, - с заискивающей улыбкой сказал Иван, чувствуя себя дурак дураком.
Работник туристической отрасли недовольно поджал губы – за бабу принял, ещё и денег нет...
- Вот, есть, специально для вас… - парень развернул монитор компьютера к Ивану.
- Сойдёт, - название отеля, его «звёздность» Прошин пропустил мимо ушей. – Я могу расплатиться при заезде?
- Да, можете, - неохотно сказал менеджер, - но необходимо сделать предоплату.

Прошин полез в карман за бумажником. «Расплатись карточкой – пусть отследят платёж, только больше не покупай нигде и ничего».
Пришлось снимать деньги с безусловного основного дохода. Пользоваться этими деньгами Иван не любил – в его среде это как-то не поощрялось, да и повсеместная пропаганда труда и здорового образа жизни делала своё дело.

- Чартер из Шательро... – «Тебе предложат чартер – это дешевле. Отказывайся. Скажи, что есть возможность добраться до Архипелага через знакомых на побережье».
- Нет, спасибо... у нас есть родственники на побережье, - Прошин неопределённо покрутил рукой. Менеджер только кивнул, спеша избавиться от неудобного клиента.
«Эй, не впутывайте моих родственников!» - «Ваших родственников скорее всего уже взяли в оборот, не кипятитесь, проф».
- Ваши путёвки...
«Мы ждём тебя на пристани, вот здесь», - «Телефон бы взять, без связи неудобно», - «Никакой связи. Всё, удачи».

Прошин торопливо выскочил из офиса турфирмы и зашагал по улице, из последних сил сдерживаясь, чтобы не пуститься в галоп, убегая от взглядов прохожих, внимательных глаз водителей на перекрёстках, полицейских... Впрочем, всё обошлось, хоть и казалось Прошину, что ради их дружной компании местные правоохранители должны были перекрывать улицы и выставлять блокпосты с бронетехникой и пулемётами. Нет – ходили люди, ездили машины, изредка сквозь облака на небе проглядывало солнце, словно и не было никакой погони, так что к месту встречи Иван подошёл уже совсем спокойный собранный и деловитый.

...Вечер застал их в пути, на борту баржи, по всем реестрам проходившей под зубодробительным номером UBKH 4-8805884, с подачи капитана носившей имя «Крошка Молли». Никаких намёков на бурные похождения кэпа в молодости, рассказать о которых он был большой охотник, название не содержало - Молли звали внучку шкипера, судя по фотографиям на мостике посудины, веснушчатую девчонку с озорной улыбкой и двумя тоненькими косичками вразлёт. Занимали пассажиры две каюты в надстройке; как объяснил Смит, баржи, вёзшие с промышленных посёлков Севера самые разные грузы, обратно вверх по реке поднимались пустыми, и капитаны были рады любому заработку, не брезгуя откровенным криминалом.

Прошин стоял на палубе. Смит, возомнивший себя Верховным главнокомандующим, попытался было запретить им выходить из каюты, достаточно просторной и комфортной, но куда там... Маленький Арам устроил истерику, не собираясь пропускать увлекательнейшее приключение в своей жизни и самым мерзким образом канючил и вопил до тех пор, пока его не выпустили под присмотром сестры полазить по судну. Мальчишка тут же оккупировал капитанскую рубку, где притих и вёл себя как паинька, только бы капитан Джек позволил подержаться за штурвал, диаметром как раз с самого Арама. Капитан, добродушно ухмыляясь, соорудил мальчугану подставку под ноги, назвал Арама рулевым и, занимаясь какими-то своими делами, регулярно командовал: «Лево на борт! Курс на банку держать!» Арам при этом отчаянно выкручивал штурвал, что было вполне безопасно при включенном автопилоте и немало веселило Дженни, которой, впрочем, неожиданное приключение было столь же в диковинку, как и её брату.

Смит явно обиделся – до этого внимание мальчишки безраздельно принадлежало ему, и Арам слушал его команды беспрекословно. Как оказалось, капитан настоящего корабля был намного интереснее какого-то там гангстера, пусть и самого здоровенного, и верзила оторвался на отце мальчишки – заставил Геворга Арамовича наводить порядок в их каюте. Профессор, чувствуя вину за поведение сына, Смиту не возражал и принялся раскладывать их невеликие пожитки по полатям, вытирать пыль и прочая, и прочая, а Иван улизнул на палубу, справедливо решив, что такими темпами привлекут на работы и его. Теперь он бездумно разглядывал заросший лесом берег реки, небо, кое-где расчерченное инверсионными следами летательных аппаратов, и просто дышал свежим воздухом.

К вечеру распогодилось. Начинающее темнеть небо подсвечивало красным закатное солнце, невидимое из-за верхушек деревьев, подступавших прямо к воде. Баржа шла против течения реки практически бесшумно, только на корпус судна передавалась вибрация от вращения могучих якорей электромоторов, чьё гудение перекрывало журчание воды по ватерлинии. На заснеженных берегах реки не было ни единого следа присутствия человека, хотя Иван изредка замечал какое-то движение среди деревьев, да в раскидистых кронах носились и кричали местные пернатые.

Тихо, безлюдно было на берегу и казалось Ивану, что он один во всей Вселенной и нет никого и ничего вокруг, и самоё время отвернулось от него и замедлило свой бег, и словно бы нет под ним твёрдой опоры, а завис он в Пространстве и погляди в любую сторону – пустота...
Смит вышел из надстройки, где располагались пассажирские каюты и рубка управления, подошёл к Ивану и, тяжело опершись на поручни, застыл рядом.

- Я всё никак не могу поверить в то, что происходит, - нарушил молчание Прошин. – Неужели так необходимо бежать?..
- Необходимо, - вздохнул Смит, глядя остановившимся взором в мутную речную воду. – В этой игре на кону ресурсы целой планетной системы, а в таком случае - чего стоят жизни каких-то там людишек?

Они замолчали.
- Куда мы направимся? – спросил через некоторое время Иван.
- На Север, как можно дальше, - пожал плечами Смит.
- И как вы думаете там выживать? – спросил его Джангулян.
Профессор, очевидно, расправился с назначенным ему уроком и вышел подышать свежим воздухом.
- Сейчас главное – не попасться СБшникам, - ответил верзила, – а там посмотрим. Вообще – скоро начнётся лето, начнётся охотничий сезон, пойдут грибы, ягоды. Но повторяю, об этом будем думать, если удастся как можно дальше убраться на Север.
- Хороший план, - невесело хмыкнул профессор, а Иван спросил:
- Думаешь, нам удалось их обмануть? Так просто?

Смит поморщился:
- Обмануть? Скорее отвлечь, - он прочистил горло и сплюнул в реку. – Если нас будут ждать на Архипелаге это верная неделя форы. Сейчас поисковые роботы фильтруют изображения с камер, отрабатывают наши перемещения, засекли, как ты бронировал путёвку, проверили перечисление средств. Будут искать дальше – мы засветились в терминалах Москвы, но ни один перевозчик нас как пассажиров не зарегистрировал. Здесь те, кто нас ищут, профильтруют всех – но камер непосредственно на пристани мало, отследить, какое средство перемещения мы выбрали сложно. Эта посудина вернётся в Москву где-то через пять дней, то есть допросить капитана сразу не получится.

- А капитан не выдаст? – озаботился профессор. – Может, он уже доложил, кому следует?
- Я знаю этого парня, - неохотно сказал Смит. – Спросят – скажет, а самодеятельность здесь не поощряется, да и после такого ему просто больше никто груз не доверит, потеряет неплохую прибавку к жалованию. Пять-семь дней у нас есть, после чего Безопасность либо начинает искать нас по всей планете, либо потеряет интерес. Пятьдесят на пятьдесят и это в том случае, если мы сами не сделаем какую-нибудь глупость и не попадёмся им в руки.

Они замолчали.
- Профессор, а мы ведь и собирались искать рэнитов на Севере, - вспомнил Иван.
- Не рэнитов, - поправил его Джангулян, - их следы.
- Ну да, в Туманных горах, - сказал Прошин. – Вы должны неплохо знать те места.
- Север плохо изучен, - помотал головой Геворг Арамович, - никто из нашего института там не был. Предполагалось, что в район поисков нас доставит авиация и далее, установив долговременный лагерь, мы начнём поиск, попутно картографируя территорию.
- А что и карт нет?
- Ну почему же – есть, но эти карты составлялись по снимкам со спутников и потому нуждаются в уточнении.
- Хорошо, - сказал Прошин, - а что за следы мы ищем?
- Собирались искать, - вздохнул Джангулян, - только собирались.
- Кто это – рэниты? – спросил Смит.

Профессор посмотрел на Ивана и тот внезапно смешался под долгим взглядом Геворга Арамовича.
- А ведь вам должны были это преподавать, Иван, - сказал профессор.
Прошин смешался:
- Ну... я знаю, что это полные гуманоиды, вышедшие в космос почти две тысячи лет назад, что обитали они в соседнем Рукаве...
- То есть, вы смотрели «Клуб путешественников», - усмехнулся профессор. – Ладно, Олегу знать это вовсе не обязательно, но на будущее, советую вам обращать внимание не только на профильные специальности.

Иван благодарно кивнул.
- Цивилизация Рэн, - начал рассказывать профессор, - появилась в Галактике порядка полутора тысяч лет назад, действительно. Их родная планета находится в соседнем Рукаве, слишком далеко для любых самых мощных наших кораблей, намного ближе к Центру Галактики, чем Земля. Именно последнее обстоятельство явилось решающим для развития Рэн - с их планеты наблюдалось очень большое число звёзд, на порядки большее, чем у нас на Земле. Кроме того, большая плотность межзвёздного вещества обусловила повышенную метеоритную активность на поверхности планеты.

Джангулян перевёл дыхание.
- Благодаря этому обстоятельству главенствующую роль среди прочих религий занял некий астральный культ... можно назвать его культом Солнца, хотя это будет несколько неверно, а точное название не переведено - в наших знаниях языка, точнее, языков Рэн очень много пробелов. Так вот, центральной задачей этого культа являлось возвышение человека путём достижения звёзд в физическом теле. То есть, сначала, как и во многих земных религиях, достижение должно было происходить посредством некоторых медитативных практик, но затем, когда на родной планете рэнитов технический прогресс достиг определённых высот, Рэн отправились к звёздам в буквальном смысле.
- На байдарках и каноэ, ага... – пробормотал себе под нос Прошин, но Джангулян его услышал.
- Ваша ирония неуместна, молодой человек, - сухо сказал Геворг Арамович. – Вы ведь знакомы с историей освоения космоса на нашей прародине, Земле?..

Иван кивнул. Ещё бы – от въедливой исторички у них на курсе студенты, что называется, вешались.
- Ну так представьте, - не дожидаясь Иванова ответа сказал профессор, - что вместо Второй мировой войны вся Земля объединяет свои производственные мощности ради одной цели – достижения звёзд.
- Ну, насколько я знаю, - заупрямился Прошин, - скорости света они так и не достигли.
- Верно, - улыбнулся Джангулян, - Рэн строили циклопические корабли поколений. Некоторые были настолько огромны, что могли удерживать атмосферу на обшивке и на релятивистских скоростях двигались от одной планетной системы к другой.
- Почему так произошло, вы знаете? – спросил Прошин уже с неподдельным интересом.
- Нет, к сожалению. Но можно предположить, что всему виной тенденция, общая для любых институтов человеческого общества – являясь на начальном этапе фактором развития цивилизации, эти институты без своевременных реформ становятся обузой для прогресса и, в своей закоснелости, либо подлежат уничтожению, либо становятся детонатором деструктивных процессов общества или даже всей цивилизации.

- Вы хотите сказать, что Рэн исчезли? Как Лимбо? – спросил Иван.
- Что за Лимбо? – заинтересовался Смит.
Прошин изумлённо посмотрел на него. Потом до его сознания дошёл тот факт, что не всем же быть лихими косменами, есть и крысы сухопутные, и он стал объяснять, время от времени наблюдая реакцию Джангуляна, в целом, кстати, доброжелательную.

Человечеству повезло: едва только выйдя в космос, люди обнаружили, что, во-первых, среди звёзд конкуренции им составить некому – разумных существ, образовавших цивилизацию, подобную человеческой, в пределах досягаемости привода деформации пространства просто не было. А во-вторых, поисковые партии Космического флота с первого же захода обнаружили четыре планеты, пригодные для обитания человека. Точнее будет так: четыре и одну.

Прибывая в систему Пси Змеи А, звезды-аналога Солнца, капитан исследовательского космического корабля «Академик Борис Черток», следуя всем инструкциям и наставлениям выключил варп-привод на значительном удалении от границ солнечной системы и, сбрасывая скорость, остановил корабль на расстоянии одной астрономической единицы от звезды по направлению Полюса мира. «Академик» повис «над» системой и принялся в спокойной обстановке формировать группировку спутников, с помощью которых можно было бы создать локальную сеть, после чего начинать сканирование небесных тел системы. Как только автоматы представят первичный массив данных, по плану исследовательской миссии полагалось наметить наиболее заинтересовавшие наблюдателей точки и отправить к ним боты с людьми, оснащённые всей необходимой аппаратурой.

Первые результаты сканирования вызвали среди команды корабля бурю восторга: планета земного типа, замеченная ещё на подходе к системе, подтвердила наличие кислорода и воды на поверхности в пропорциях, достаточных для существования человека. Кроме этого, сканирование показало наличие огромного количества космического мусора в окрестностях Земли-Пси А и, в меньших количествах, вокруг остальных планет, в том числе подле газового гиганта системы.

Детальный осмотр планеты силами большинства автоматических станций флотилии «Академика Бориса Чертока» повергли команду в шок. Вышедшие на орбиту спутники снимок за снимком отправляли на сервер «Академика» картины мира после ядерной войны. Огромные территории, выжженные термоядерным оружием, развалины городов, зараставшие кустарником и заселённые дикими животными...

Вдоль морского побережья стояли ржавые суда, брошенные командой; ветер засыпал пылью вереницы автомобилей на эстакадах; медленно и величественно падали заросшие зеленью высотные здания и превращались в невысокие холмы частные дома. Космические аппараты, обеспечивающие связь в системе превратились в груды бесполезного железа – изредка антенны кораблей флотилии «Академика Чертока» ловили запросы с поверхности, но то была автоматическая системы слежения, чудом уцелевшая и раз за разом славшая пакеты данных мёртвым спутникам...

- С тех пор там находится постоянная научная миссия: три сотни учёных из разных стран, - говорил Прошин. – Только долго там никто не выдерживает.
- Радиация? – понимающе спросил Джангулян.
- Нет, - неохотно ответил Иван. – Там живешь, будто на кладбище – всё вокруг напоминает о смерти. А радиация только в эпицентрах, в местах, где раньше были крупные города. Кое-где радиоактивные вещества ушли с осадками, что-то разнесло ветром, где-то радиации и не было... животных полно, птиц, в воде рыба всякая. И призраки. Погибших людей.
- Ты там был? – как-то особенно осторожно спросил Смит и Прошин, взглянув на него, увидел на лице верзилы неподдельное восхищение – словно дитё малое удостоилось великих тайн.

- Я был только на Марсе, - ответил Иван, хотя, честно говоря, его так и подмывало важно кивнуть: «А как же... везде был, всё видел». – Приходилось общаться с ребятами, работавшими там. Один чёрный пояс по карате, другой участвовал в спасении «Таймыра»... оба кое-как выдержали там положенный год и умотали. Жутко там. Страшно. Поэтому и назвали Лимбо – преддверие ада.

Они надолго замолчали. По вечернему времени капитан включил огни, прогудел гудок и ещё один в ответ с встречного судна.
- Куда мы теперь? – спросил Прошин у гиганта.
- Утром «Красотка» подойдёт к Гостину. Там высаживаемся и устраиваем днёвку, - начал объяснять Смит.
- Да нельзя нам задерживаться – темп потеряем, - заметил Джангулян.
- Как называется город? – переспросил Иван.
- Гос-тин, - раздельно промолвил Смит. – Польское название, язык сломаешь... Но это не город – городов тут практически нет, это посёлок, в котором живут рабочие с рудника и металлургического комбината.
- А днёвку делать всё равно придётся, - верзила повернулся к Джангуляну. – надо купить одежду, продукты, оружие... Понадобятся деньги, парень.

Прошин медленно кивнул. «Ох, и задаст мне бухгалтерия, - как-то совершенно невпопад подумал он, - ведь в суд подадут за нецелевое использование командировочных...»
Но на самом деле Иван осознавал, что особого выбора ни у него, ни у кого-либо из их компании не было.
- Папа, - на голос Дженни они повернулись все трое – от неожиданности и тут же, переглянувшись, уставились на реку.
Девушка стояла в проёме люка, ведущего в надстройку, с трудом держа на руках мирно спящего брата.
- Папа, он уснул.
Джангулян метнулся к дочери, подхватил её ношу на руки и скрылся в надстройке. Прогудел тифон.
- Не задерживайся тут, - сказал Смит, направляяся к лестнице.

Гостин оказался небольшим городком, застроенным трёх- и пятиэтажными домами, весьма живописно расположившимися среди холмов на правом берегу реки. Горы вплотную подходили к реке и геологи из первой поисковой партии нашли крупное месторождение сразу нескольких металлов, такое, что постройка металлургического комбината прямо на месторождении вполне себя оправдывала. Рабочие частью прибывали из Москвы и окраин, частью жили в Гостине поэтому в городке чьи жители могли предъявлять платёжеспособный спрос на самые разные товары процветала торговля. Для Прошина и Ко это была возможность приобрести по сдельной цене всё необходимое в путешествии.

Они сняли номер в недорогом мотеле прямо возле городской пристани.
- А дальше? – спросил у Смита Иван. – На самолёте? Я вроде видел здесь что-то такое...
- Нет, парень, - усмехнулся Смит, - дальше пешком.
- Как это пешком?! – возмутился Джангулян. – У меня же дети!..
- Профессор, - терпеливо сказал Смит, - мы никому не сможем объяснить, что это за странная компания собирается на Север. Именно потому, что с нами дети, люди станут задавать вопросы, а там и до Безопасности недалеко.
- Боюсь, он прав, Геворг Арамович. Но, Джон, это будет очень медленно, - сказал Прошин.

- Это неважно, - отмахнулся верзила. – Пойдём потихоньку, с привалами и перерывами, малого будем нести по очереди, девчонка дойдёт сама. Если наш маршрут вычислили, СБшники будут здесь в течение дня, перероют всё и нас найдут. Какой район поисков они могут перекрыть спутниками?
- Да хоть весь континент, - невесело хмыкнул Иван. – Всё зависит от состава космической группировки и от того, что у них в приоритете.
- А точнее? – Смит уставился на Ивана.
- Один-два спутника могут навести в любой момент. Это не сложно: поменять орбиту так, чтобы перицентр был на пятьсот, а апоцентр – на сорока тысячах, вот он и висит над нами почти полдня. Здесь значения могут быть другие, Холт больше Земли, но принцип тот же.

Смит кивнул.
- Ладно, будем надеяться на лучшее. Сейчас давай, собирайся и пошли.
- Куда? – За покупками.

Следующие полдня они болтались по городу, таская в номер то продукты, то одежду. Прошин заметил, что Смит покупал в основном консервы и сублимированные продукты, занимающие мало места и при этом очень калорийные. Купили они и медикаменты: в основном, антибиотики, антисептики, перевязочный материал и несколько видов таблеток от пищевого отравления. Купили охотничью одежду на всех, спальники, палатку, рюкзаки и снегоступы – в лесу всё ещё лежал снег.

- Денег сколько осталось? – спросил Смит у Ивана, когда они, свалив посреди комнаты все покупки, впятером разглядывали получившуюся кучу.
- Двадцать тысяч, - Иван пересчитал изрядно похудевшую пачку банкнот. – Ну, чуть больше…
- Нормально, - Смит протянул руку: - Давай сюда.
Прошин посмотрел на него долгим взглядом.
- Оружие нужно купить, - сказал верзила. – Пойду один.

Иван неохотно протянул Смиту деньги, гигант, не теряя времени, пробрался через разваленную на полу рухлядь и вышел вон, сказав от двери:
- Соберите пока рюкзаки. Через пару часов приду.

Сначала они поужинали. Прошин весь день пробегал за Смитом, и чувствовал себя усталым и разбитым. После ужина - половина банки тушенки, разогретой на спиртовой горелке, горячий сладкий чай - и короткого отдыха, Прошин приступил к укладке рюкзаков.

Начал он с того, что под негодующие вопли профессора и его дочери вытряхнул уже наполовину уложенные рюкзаки их обоих. Среди достижений Ивана числился и сплав по Улуг-О, и несколько пеших походов по Карелии, так что походная жизнь ему была не в диковинку: мог Иван и палатку поставить, и костёр из сырых дровишек разжечь, и рюкзак уложить так, чтобы лямки не натёрли плечи, а неправильно распределённый груз не натрудил спину, при этом никогда не думал, что эти знания ему, космену, когда-либо могут пригодиться.

Вернулся Смит, притащил спортивную сумку, в которой время от времени позвякивало. Посмотрел на приготовления Ивана, одобрительно хмыкнул и, умяв свои полбанки тушёнки с чаем, раскрыл сумку.
Сначала на свет Божий появились ножи – пять штук, даже Араму Смит подал рукоятью вперёд небольшой ножик в брезентовом чехле. У мальчишки немедленно вспыхнули глаза, и он потянул за рукоять...

- Арам! – перехватил его руку профессор. – Смит, вы с ума сошли! Он же порежется!..
- Папа!..
- Перевяжем, - деловито ответил Смит, и профессор осёкся.

А гигант поманил Ивана пальцем и, достав из сумки нечто, блеснувшее воронёным металлом, спросил:
- Стрелять умеешь? Из винтовки?
- Умею, - кивнул Прошин.
- Хорошо, - Джон протянул Прошину карабин со сложенным прикладом, - знаешь, что это такое?

Технический прогресс подарил человечеству множество приспособлений, призванных помочь гомо сапиенсу половчее лишить жизни ближнего своего. С течением времени количество смертоносных штуковин только увеличивалось и кроме банального огнестрельного да холодного оружия появилось множество бесовских диковин, несущих смерть и увечье более прогрессивными способами: бластеры – лазерные пистолеты, станнеры - светошумовые разрядники, игломёты, импульсные винтовки... Но все эти новомодные пепербоксы были крайне капризны в эксплуатации, боялись сырости, грязи и вообще, лучше было не выносить их из тира, хотя для стерильных помещений космического корабля подобное маломощное оружие неспособное пробить обшивку и переборки подходило как нельзя лучше.

Для реальных боевых действий на планете человечество не придумало ничего лучше огнестрельного оружия. При всей кажущейся примитивности, автоматические винтовки обеспечивали самое главное – автономность подразделений, не зависящих от источников питания в космосе или на грунте. Иван повертел оружие в руках, откинул приклад, проверил затвор, тщательно отводя ствол в сторону от людей - за это он в своё время получил подзатыльник вкупе с нецензурными комментариями от приятеля, как раз бывшего фанатом огнестрела.

- Знаю, - сказал он Смиту, внимательно за ним наблюдавшему.
- Ну, хоть это ладно, - видно было, что верзила чем-то недоволен, но высказывать свои недовольства он не стал.
- Давайте уложим рюкзаки, поужинаем и надо тщательно всем помыться, - скомандовал Смит. – Неизвестно, когда ещё сумеем толком принять душ...

Работы им хватило до позднего вечера. В итоге Смит, Прошин и Джангулян получили по здоровенному тюку на хребтины, изящный рюкзачок нагрузили профессорской дочке и даже Арам не остался без поклажи. Мальчуган почти всё это время плескался в душе под наблюдением Дженни, потом его, переполненного впечатлениями, удалось накормить и уложить спать.

Смит взялся за оружие.
- Ружья подержанные, - сказал он Ивану, - поэтому я взял ремкомплект к каждому, масло и по двести патронов на ствол.
- Деньги отдай, - вспомнил Прошин.
Верзила без звука полез в карман и подал Прошину несколько смятых купюр.
- Это всё.
Иван цыкнул зубом, пересчитал деньги и отдал верзиле половину:
- На всякий случай, - Смит кивнул, спрятал деньги и вернулся к своему занятию.

Прошин присел рядом.
- А пистолеты твои где?
- А уних процессор выгорел – очередями-то стрелять… Да и пистолет инструмент тонкий, - Смит выделил слово «инструмент», - его под себя настраивать надо. А здесь всё просто – прицелился да выстрелил.

Он ловко снял затвор, заглянул в ствол оружия и покачал головой, после чего протянул полуразобранное ружьё Ивану:
- Это твоё. Почисти, - и не отстал, пока Прошин не отчистил каждую деталь винтовки до блеска, а потом тщательно смазал весь механизм маслом.
- Магазины только на десять патронов, - с сожалением сказал Смит. – Барабанных там не было, пришлось взять это, по четыре штуки каждому.
Прошин кивнул и спросил:
- Патронов не мало?
- Так на себе тащить. Хочешь – добавим.

Прошин только вздохнул.
На этом укладку снаряжения закончили, перекусили ещё раз, чтобы не ложиться на голодный желудок, по очереди сходили в душ и улеглись спать. Разговаривали мало – каждый думал о чём-то своём, а завтрашний день нёс одни только беспокойства. Долго не могли уснуть. Прошин лежал на своём спальнике, расстеленном на полу, вспоминал Землю, с чего всё началось, друзей, подруг, и раз за разом ловил себя на мысли, что как ни хотел бы рассердиться на ректора Института, который подсуропил ему эдакие беспокойства, рассердиться так и не получалось. Слишком устал, наверное.

С этой мыслью он и уснул.
Смит разбудил их в шесть часов утра. Джангулян и Прошин проснулись почти сразу и без звука принялись одеваться, а семейство профессора чуть было не устроило скандал по причине раннего пробуждения. С трудом удалось утихомирить Арама, объяснив мальчишке, что они идут смотреть птичек и зверушек, а на его сестру Иван и Джон Смит попросту цыкнули, оба сразу. Геворг Арамович недовольно нахмурился, но ничего не сказал и принялся одевать сына, Дженни, заспанная и злая на весь белый свет скрылась в санузле.

Оделись, навьючили на себя амуницию. Смит прихватил сумку с оружием и боеприпасами, оглядел своё воинство и тихо сказал:
- Пошли.
И начался ад.
То есть, ад начался не сразу: Смит и компания прошли через весь город, провожаемые взглядами сотен людей, спешивших на работу.
- Неудобно получилось, - сказал Прошин, - вышли бы вчера, в воскресенье, никто бы не увидел.
- Да, - пробурчал Смит, - но отдохнуть перед дорогой надо в любом случае.

Они вышли из городка согреваемые весенним солнцем. Поначалу идти было нетрудно, возле человеческого жилья лес больше напоминал парк с чистыми тропинками, кое-где залитыми гаревым покрытием, побеленными стволами деревьев и вырубленным подлеском. Первые пару часов Ивану даже показалось, что предстоит им что-то вроде турпохода с элементами «Зарницы» - они мерно шагали по лесу, выбирая дорогу посуше и негромко переговариваясь. Прошин дивился на причудливую форму местных деревьев и листьев на них, Джангулян делился своими знаниями в области местной ботаники, что изрядно смешило Дженни, и она с удовольствием вставляла комментарии, достаточно безобидные, впрочем. Арам носился вокруг них, и все попытки утихомирить мальчугана пропадали втуне.

Потом случились, а вернее закончились две вещи: закончился парк, начался настоящий, дикий лес и закончились силы у Арамчика.
Мальчуган встал как вкопанный, потом сел на землю и стал канючить, размазывая сопли и слёзы по лицу. Остальные члены «экспедиции» сгрудились вокруг него, растерянно глядя на Арама, являвшего собой весьма жалкое зрелище.

Смит и Прошин вздумали было испытать проверенное на Дженни средство, и попросту цыкнули на пацана, после чего неразборчивое хныканье превратилось в истеричный плач, способный за считанные минуты свести с ума взрослого мужчину. Что в итоге и произошло:
- Ну-ка ты, малявка... - Смит угрожающе навис над Арамом и протянул к нему свои ручищи.

Это стало последней каплей для профессора.
- Не смей трогать моего сына!.. – маленький человечек в одно мгновенье оказался возле верзилы.
Прошин, молодой человек ростом выше среднего, был на добрую голову ниже Смита, так вот профессор Геворг Арамович Джангулян был на эту же голову ниже Ивана и сейчас бесновался перед лицом опешившего Джона, словно Моська перед слоном. Геворг Арамович вытащил из-за пояса нож и, держа его на манер столовой ложки, тыкал десятисантиметровым лезвием в сторону Смита, который смотрел на него сначала с изумлением, а потом лицо его исказила животная злоба, ручищи стали подниматься вверх, явно для того, чтобы прихлопнуть профессора как назойливую муху...

Прошин потянулся было к своему ножу, да так и застыл на месте – на помощь к профессору он не успевал, придавленный тяжёлым рюкзаком с поклажей. Дженни испуганно закрыла лицо руками и присела, сжавшись в комочек...

- Привал, - сказал Джон Смит.
Великан усилием воли справился с собой, кивнул Джангуляну, испуганно застывшему перед ним:
- Пожалуйста, извините меня профессор, - Смит сбросил с плеч рюкзак, профессор кинулся к сыну, притихшему, испуганному, и, обняв, стал вытирать чумазое лицо.

Прошин вывернулся из-под поклажи, с наслаждением потягиваясь и осматриваясь по сторонам. Рядом застыла Дженни.
- Обедать пора, Джон, - негромко сказал Прошин.
Смит кивнул:
- Пусть Дженни займётся. А ты иди сюда, - он возился с сумкой, в которой было сложено оружие и боеприпасы.

Смит достал винтовки, одну отдал Прошину, у второй разложил приклад, проверил затвор и, «делай как я», отпустил ремень во всю длину.
- Повесь на шею, - объяснил он Ивану, - стволом вниз, так, чтобы рукоять всегда была под рукой. Возьми патроны, заправь два магазина по девять патронов, чтобы пружина не ослабла. И всегда следи за тем, чтобы оружие было на предохранителе, а в стволе не было патрона. Подстрелишь себя или кого-нибудь из нас – помощи ждать неоткуда.
Прошин кивнул и с неудовольствием подумал, что даже просто носить оружие оказывается нелёгкой наукой.

Они перекусили и ещё минут сорок молча лежали на рюкзаках. Говорить не хотелось, да и каждый из них – кроме Арама, всё ещё переживающего за свою слабость – вдруг осознал, что они, городские жители, чьё знакомство с дикой природой исчерпывалось весёлыми пикниками в благоустроенных кемпингах, очутились в лесу на планете не являющейся родиной для людей. Они были здесь чужими, даже Смит, как ни старался, явно чувствовал себя не в своей тарелке.

Лес был наполнен жизнью. Шумели кроны деревьев, раскачиваемые ветром, перекликались местные птицы, ничуть не похожие на земных, в подлеске вокруг них то и дело раздавалось шуршание прошлогодней листвы или снега, оставшегося с зимы, мелькали тени каких-то местных зверушек, и всё это для пятерых человек казалось враждебным, несло опасность угнетающую разум всё больше и больше. Даже веселые лучики солнца, упорно пробивавшиеся через кроны деревьев, согревая тело не грели душу, если ты точно знаешь, что это светило - чужая звезда за миллионы и миллионы километров от родного тёплого солнышка.

- Так, всё, встаём, - распорядился Смит. – Пацан, иди сюда. Где ваш нож, профессор?
Прошин со вздохом впрягся под рюкзак. Они прошли-то всего ничего, а ноги уже ныли от напряжения и высокие охотничьи ботинки вместе со штанами промокли от талого снега, вопреки уверениям производителей об уникальном качестве продукции.

Арам подошёл к Смиту, насупившись и надувшись, ожидая непременной взбучки. Его отец тем временем ползал по земле, отыскивая нож, которым недавно так рьяно угрожал верзиле.
- Нам надо идти, парень,- сказал тем временем Смит мальчишке. – Твоему папе угрожают плохие люди и надо идти, чтобы они нас не нашли и не сделали твоему папе больно. Ты понимаешь меня?
Арам медленно кивнул.
- Мы пойдём потихоньку, - продолжал Смит, - поначалу будет трудно – но ты же мужчина, ты воин. Ты ведь не допустишь, чтобы из-за тебя было плохо твоему отцу и твоей сестре?

- У меня ноги болят, - пожаловался мальчуган.
- Так это же хорошо, - улыбнулся Смит. – Это они растут и тебе говорят: смотри, как мы быстро растём Арам. Не надо бы так быстро, конечно, но нам не оставили выбора, понимаешь?
Мальчишка ещё раз кивнул.

- Мы пойдём медленно? – переспросил он.
- Да, конечно, - ответил великан.
- А можно, я буду держать тебя за руку?
- Да, конечно, парень.
И они пошли.

Идти стало как будто полегче. Склоны невысоких гор заросли густым кустарником, и эти заросли приходилось обходить. В низинах лежал снег, кое-где подточенный ручьями, и Смит выбирал маршрут так, чтобы, не забираясь на вершины гор, тратя силы на восхождения, идти по склонам примерно на одном уровне. Он шёл первым, Прошин замыкающим, профессор с дочерью в середине, а Арам так и топал, вцепившись в руку великана.

После недавнего конфликта Иван, было, засомневался в необходимости вооружаться. Голыми руками или с ножом он ещё как-то мог потягаться с предводителем их отряда, с оружием же Прошин толком обращаться не умел, кроме того, купленные с рук винтовки, пусть даже смазанные и ухоженные были не пристреляны, и неизвестно как они поведут себя в случае реальной опасности. Однако буквально через пару километров ходьбы, в низине возле бойкой речушки, промывшей себе путь сквозь сугробы тёмного снега, они увидели стаю местных хищников, небольшую, голов на восемь-десять. Люди замерли. Смит и Прошин сняли оружие с предохранителей и передёрнули затворы.

Им повезло – ветер дул в их сторону и животные, покрутившись у воды, скрылись на другом берегу.
После этого пошли ещё медленнее и тише, озираясь по сторонам. Оружие поставили на предохранители и постоянно держали наготове, наводя ствол на любую мелькнувшую среди деревьев тень. Также, не выпуская из рук оружия, ставили палатку, рубили сухие дрова для костра на всю ночь, молча поужинали и улеглись по спальникам, постеленным на ветки местного хвойного дерева.

Смит присел у костра с винтовкой. Прошин, нарубив сухую лесину, присел рядом.
- Будем дежурить? – спросил Иван.
- Да, - негромко ответил великан, - полночи ты, полночи я... Часы есть?
- Есть, - Прошин протянул Смиту свои наручные «Командирские».
- Хорошая штука.
- Надёжная.

Они помолчали.
- Я никак не могу свыкнуться с мыслью, что нам придётся прятаться вот так, - осторожно сказал Иван. – Ты думаешь, мы выдержим? Тут дикий лес, полно хищников.
- Ну, крупных хищников мало, - возразил Смит. – Да они и ходят поодиночке, а с теми, которых мы видели под вечер, вполне можно справиться в два ствола. А всё остальное... выдержим, наверное. Наша задача, в общем-то, уйти километров на сто на северо-запад, подальше от посторонних глаз, и оборудовать в подходящем месте долговременную стоянку.

- Сто? Много.
- Почему? Десять – двенадцать дней пути, стоит только привыкнуть к темпу ходьбы.
Прошин вздохнул:
- Эх, а я-то думал... Археологическая экспедиция, свежий воздух, то, сё...
- Побыстрее привыкай, парень, - посоветовал ему Смит. – Винтовку почисть.

- Э, да заколебала она…
- Почисть, блин!.. Выскочит какая-нибудь зверушка, а у тебя карамультук заклинит.
Прошин от души выругался.
- Точно, - Смит широко улыбнулся, - и так на каждой стоянке. Ну, потом можешь поспать.
- Вот спасибо…

Следующий день и правда оказался трудным. После ночёвки в палатке они все долго не могли выбраться из нагретых спальников, потом долго растирали затёкшие члены, также долго готовили завтрак и Прошин, кое-как двигавший ногами и руками, с ужасом подумал о предстоящей дороге. Но к его собственному удивлению, стоило им закончить утренний туалет, позавтракать и, навьючившись, прошагать первый километр, каждый из команды беглецов мало-помалу втянулся в ритм и все пятеро зашагали по лесу, обходя горы повыше и переваливая через невысокие холмы с каменистыми навершиями. Смит также возглавлял строй, за его руку держался Арам, фактически задававший темп передвижения, за ними шли профессор с дочерью, Прошин замыкал дефиле.

Поначалу, помня о вчерашней встрече с хищниками, Иван постоянно теребил винтовку, непрерывно оглядываясь по сторонам. Во время ночного дежурства ему несколько раз слышались непонятные звуки в зарослях вокруг костра, а под утро, прямо перед тем, как небо посветлело, он увидел горящие глаза какого-то зверья, стаей окруживших лагерь. Иван заполошно вскочил, взял оружие наизготовку и бросил в темноту горящую головню, собираясь криком разбудить товарищей. Но раздалось слитное шуршание кустарника и хищники, по-видимому, отступили, после чего всякий сон у Ивана пропал напрочь - до того момента, пока не пришлось будить своих спутников, Прошин тыкал стволом винтовки во все стороны, красными от недосыпа глазами высматривая опасность.

Взбудораженный ночным дежурством Прошин и сейчас ждал, что вот-вот из-за кустов выскочат какие-нибудь саблезубые тигры (которых тут не водилось уже пару миллионов лет), всех разорвут и всех съедят. Но шло время, тигры не показывались, зато поклажа на плечах наливалась свинцовой тяжестью, пот ел глаза, и вскоре Иван плёлся в хвосте отряда, с чёрной завистью разглядывая изящный рюкзачок Дженни или маленький сидор Арама. Впрочем, взятый вес примерно соответствовал физическим возможностям, так что легко не было никому.

К обеду Прошин готов был бросить всё и писать книгу «Прощай, оружие!» В своей прежней, нормальной жизни он не прочь был почитать оружейные форумы, посмотреть фотографии какой-нибудь затейливой финтифлюшки калибра 9х19 Пара или ролик про метких стрелков на файлообменнике, вставляя комментарии типа: «А Калаш всё равно рулит». В реальности винтовка оказалась той самой соломинкой, что сломала шею верблюду: дешёвый брезентовый ремень быстро натёр шею, ствол то и дело путался в ногах, мешая идти и невеликий вес карабина воспринимался где-то вровень с бетонной плитой. Кроме того, нет-нет да всплывала мысль о боеприпасах, уложенных где-то поближе к поверхности под клапаном рюкзака - выкинуть бы их, оставить тушёнку и можно расправлять крылья.

Именно так, на каждом шагу проклиная поклажу, пригибающую к земле, горы, скользкую землю, норовящую вывернуться из-под ног и отправить кувырком вниз, наградив при этом травмами различной степени тяжести, группа из пятерых измученных человек – трое взрослых, двое детей – дошагали сначала до обеда, а потом и до ужина. Стоянку оборудовали с удобствами: под высокой скалой на полянке с журчащим ручейком солнце изжарило остатки снега и подсушило за день землю, обступившие полянку деревья закрывали костёр от недоброго взгляда что сбоку, что сверху.

Прошин, снаряженный по дрова, натащил и лапника, и сушняка, соорудив кучу почти в человеческий рост и ещё нагрёб несколько небольших куч окрест под деревьями, чтобы бросив горящую головню можно было подпалить сухой валежник. Это могло сработать против зверей, но про то, что их преследовали люди Смит и Ко намучившись за день и отшагав при этом всего-то километров пятнадцать, успели забыть.
Смеркалось. Дженни закончила возиться с нехитрым ужином, Смит и Прошин разобрали и почистили винтовки: «Мы что, постоянно этим будем заниматься?» - спросил Иван недовольно. Хренова железяка до краёв вымотала его на марше и ещё возись с ней...

- Каждый вечер, - подтвердил его худшие опасения Смит, - и после каждой стрельбы, на отдыхе. Или ты хочешь остаться в дураках из-за собственной лени?
Прошин не нашёлся, что на это ответить, только недовольно покосился на «железяку», мирно стоявшую возле скалы. Смит поставил своё оружие рядом.

- Ужинать, - пропела Дженни.
- Кушать, кушать, ура! – Арам запрыгал на одной ноге – откуда силы взялись! – Чур, мне сладкое!

Арам был послушный мальчик, распоряжения Смита он за редкими исключениями выполнял беспрекословно. Вот и сейчас, балуясь, Арам не намного отошёл от взрослых, как и было ему велено в самом начале их эскапады. Этого «не намного» вполне хватило Холтвистлу, чтобы показать свой непредсказуемый нрав: из-под ближайших к стоянке деревьев хрустнув кустарником, выкатился мохнатый клубок и с рычанием схватил мальчика, повернувшегося к деревьям спиной.
Арам успел только пискнуть.

Все остолбенели, и лишился бы профессор единственного сына, но мальчик не стоял на месте – во время нападения он подпрыгивал и вертелся, поэтому зверь, повалив его на землю, стал перехватывать свою жертву, чтобы сподручнее утащить в темноту. Этих мгновений хватило, чтобы отец Арама сотоварищи принялись действовать.

Джон Смит прыгнул, словно вратарь футбольной команды, пытающийся поймать «девяточку» и вцепился в шкуру зверя, пытаясь стащить его с лежащего мальчика. Ему навстречу щёлкнули длинные жёлтые клыки и зверюга, не выпуская жертву, цапнула великана куда придётся.
Профессор с нечленораздельным криком подбежал к клубку тел и принялся охаживать что ни попадя сухой палкой, которая немедленно сломалась у него в руках.

Прошин схватил горящую головню и, подбежав к сцепившимся намертво противникам принялся тыкать, опять же, куда попало. Ему отвечали рычанием на два голоса, и где-то снизу пищал полузадохшийся Арам.
Дженни...

Девчонка, поначалу растерявшаяся, действовала с истинно женской прагматичностью: Дженни подбежала к стоявшему возле скалы оружию Смита и Прошина, схватила первую попавшуюся под руку винтовку и, наведя ствол, нажала спусковой крючок, мужественно не закрыв глаза при этом.

Оружие видимо решило показать свой характер, и, хотя Смит строго-настрого наказал держать оружие незаряженным и на предохранителе, винтовка звонко бабахнула, вывернувшись у девчонки из рук. Дженни ойкнула и присела, закрыв лицо руками. Её выстрел, тем не менее, возымел своё действие: рычащий и визжащий клубок тел распался и зверь, получив чувствительного пинка от Смита, прихрамывая, скрылся в подлеске.

Профессор кинулся к сыну, Прошин подбежал к скале и схватил винтовку, целясь куда-то в кусты, Смит взял своё оружие, но, оглядевшись по сторонам, плюнул и полез в рюкзак за аптечкой. Дженни вытирала слёзы. Иван ободряюще кивнул девушке:
- Всё уже, иди, посмотри, что там с братом.

И они принялись оценивать ущерб.
Главными пострадавшими были Смит и Арам. Мальчишка, как ни странно, отделался неглубокими ранками от зубов и парой длинных царапин, только сильно испугался, и этот испуг лёгким назвать было сложно – мальчик дрожал в руках у отца, повторяя: «Больно, больно, больно...» Вокруг них суетилась Дженни, обрабатывая ранки. Смит пострадал сильнее: зверюга укусила его прямо в лицо, выдрав кусок щеки, висевший теперь на тонкой плёнке кожи, располосовала предплечье и все повреждения Джона зашивал Прошин, с трудом сдерживая рвотные позывы.

Был и материальный ущерб: клыки и когти превратили в грязные лохмотья одежду мальчика и Джона Смита, и профессору с дочерью пришлось до глубокой ночи портняжить, оставив Прошина дежурить у костра. Иван Владимирович после всех событий стал нервный и, заслышав как-то по-особенному громкий шорох за пределами освещённого круга, не раздумывая, пальнул в ту сторону, переполошив всех лесных обитателей окрест и напугав уснувшего было Арама.
Мальчишка дождался, пока взрослые вернутся в палатку, спросил: «Что там?» - «Спи, всё нормально», - ответила Дженни, улеглась возле отца, который спать ложился так, чтобы дети лежали у дальней стены палатки, на каждой стоянке приваленной кучей веток. Араму не спалось. Молодой организм сразу же приступил к заживлению ранок, залитых вдобавок регенерирующим гелем, поражённые места должны были затянуться новой кожей за считанные часы и весь этот процесс сопровождался постоянным зудом.

Арам повертелся в спальнике, прислушиваясь к лёгкому дыханию сестры, всхлипыванию великана – Смит по ночам иногда плакал, о чём ему никто не говорил. Шумно вздохнул и скрипнул зубами отец. Не спалось и всё тут: чесалось всё тело, пережитое раз за разом вставало перед глазами и вообще, последнее время Геворг Арамович очень мало уделял внимания детям, занятый своими немощами. Профессор был не чужд спорту, не было у него вредных привычек, но устроенный ими променад по сложности приближался к маршрутам профессиональных спортсменов-туристов, так что пройденное компанией расстояние можно с полным на то правом назвать подвигом.

Арам попробовал полежать с закрытыми глазами. Открыл глаза, глядя в полог их убежища. Слышалось дыхание спящих людей, снаружи доносился треск горящих поленьев, приглушённый тканью палатки. Шумели деревья, раскачиваемые ветром.
Мальчишка наполовину выбрался из спальника, потянулся к дальней стенке, туда, где они складывали рюкзаки. Свой рюкзачок он помнил прекрасно, лежал он как раз почти под рукой, так, что оставалось лишь расстегнуть нужный кармашек. Там, под небольшим плюшевым Винни-Пухом...

С самого начала, едва только избежав тесных объятий службы безопасности, все пятеро избавились от мобильных телефонов. Дурных не было - интерстарнет даровал безграничное общение, множество видов развлечений и заработка, но платой за все радости высокоскоростного трафика было отсутствие личной жизни. Мобильное устройство можно было отследить в любой точке пространства, обслуживаемого серверами Сети, при этом не имело значение наличие активной сим-карты в телефоне и состояние аппарата – включено/выключено, сломано/исправно.

Под небольшим плюшевым Винни-Пухом в боковом кармане рюкзачка Арама лежала выключенной небольшая игровая приставка. Отец купил на прошлый день рождения, да впопыхах и забыл про неё, как многие взрослые мужчины забывают дарить приятную для близких мелочёвку, а подарив – и не вспомнят, пока на почту не придёт счёт из цветочного салона, или на рабочем столе ПК не обнаружится самораспаковывающийся архив с новой баймой.

Арам с головой забрался в спальник. Замер, когда рядом заворочалась Дженни, но сестра перевернулась с боку на бок и задышала также мирно и спокойно. Жаркая темнота под клапаном спальника дарила чувство уюта и защищённости, так в своей кроватке малыши прячутся под одеялом, спасаясь от бабайки. Арам отмутузил бы любого, кто посмел бы сказать, что он испугался, что он маленький и слабый, но слова из песни не выкинешь – Арам и был маленьким десятилетним мальчишкой, напуганным непонятными событиями вокруг, в которых и взрослые-то ориентировались с великим трудом.

Консоль была не самая мощная, «WengDu Т-3000», но её вполне хватало, чтобы обеспечить владельцу выход в сеть с возможностью смотреть фильмы, слушать музыку и, самое главное - просматривать сетевые страницы. Экранчик четыре на три дюйма, маленький тачпад, два джойстика...

Арам включил приставку. Замерцал приветствием экран, заиграла музыка, и мальчишка поспешно выключил звук. Прислушался. Тихо, только снова всхлипнул во сне Смит.
Индикаторы показали Сеть – 33 процента, заряд – 42 процента. Хватит, хоть и ненадолго. Действуя джойстиками и тачпадом, Арам набрал название детской социальной сети «Bjoke».

Вход/Регистрация
Логин: +Джанго!!!Мсти#тель+

В «Baby Joke» регистрировалось множество пользователей под именем популярнейшего персонажа детских фильмов Капитана Мстителя. Настолько много, что никакие сочетания букв и знаков со словом мститель к регистрации не допускались, но Арам поступил оригинально – записал никнейм кириллицей, а всем любопытствующим, что это за язык отвечал просто: «Олбанский».

Пароль: **********

В свои десять лет Арам прекрасно знал, что через любое мобильное устройство можно выследить человека и, более того, включив камеру, через удалённый доступ, наблюдать за владельцем аппарата. Но также ему было известно, что игровая консоль имела свой уникальный IP-адрес, что делало Капитана Мстителя невидимым для врагов. Маленький Арам не мог знать одного: ради людей, угрожающих новому порядку, агентами безопасности был полностью перекрыт Архипелаг Королевы Виктории, Москва и окрестности, а кроме того множество программистов так или иначе сотрудничавших с «безпекой», получив профили и контакты всех участников экспедиции Джона Смита, мониторили локальную сеть Холтвистла, намертво перекрытую от проникновений извне.

Главная страница детской сети заклубилась тэгами. Игры, фильмы, музыка, познавательные программы, сайты школ и детских садиков... Арам выбрал «форум» - он был мальчик тихий, задумчивый, каких всегда рады сделать объектом насмешек более шустрые пацаны, поэтому потрепаться с ровесниками Арам обычно заходил в последнюю очередь. Однако пережитое требовало выхода, хотелось кому-нибудь рассказать о своих невзгодах, крикнуть: «Люди!.. Я живой!..» - и мальчуган открыл страничку с собственным списком контактов.

Первым номером помаргивало весёленькими огоньками входящее сообщение с просьбой о добавлении в список друзей пользователя. Из чистого любопытства, не подозревая никакого подвоха – это ведь была детская социальная сеть, с очень строгими правилами и свирепыми модераторами, которые могли и в реале полицию вызвать нарушителю, не говоря уж о лишении доступа в сеть. Так вот, Арам открыл сообщение и увидел такой никнейм: МАМА.
Лайза Эллен Резник, мать Арама и Дженни, уже почти три года назад разбилась во время катания на горных лыжах на одном из местных курортов, находящемся, кстати, в сотне километров на северо-восток от их нынешней стоянки. Профессор Джангулян не нашёлся, что сказать сыну, которому тогда только-только исполнилось семь лет, и Арам какое-то время осаждал отца вопросами: «Где моя мама, когда она придёт?..» - пока однажды Геворг Арамович, человек спокойный и выдержанный, не сдержался и не наорал на сына так, что тот прекратил всякие расспросы. И всё это время Арам ждал, что мама придёт однажды, помнил её светлый образ, скучал по ней, и оттого детское сердечко поневоле сделало кульбит, и накатившая тоска заставила мальчика авторизовать пользователя и написать сообщение.

+Джанго!!!Мсти#тель+ (13.52 pm)
Привет. Ты кто?
МАМА (13.54 pm)
Здравствуй, мой хороший...............))))))))))))
+Джанго!!!Мсти#тель+ (13.54 pm)
Мама?
МАМА (13.55 pm)
Да, заяц.......))))

Арам был маленьким мальчиком, это точно. Но также точно и то, что не был он глупым маленьким мальчиком. В свои годы сын профессора Джангуляна успел осознать главное: этот мир и наши представления о нём – совершенно разные вещи.
Чего не мог ожидать Арам - «на том конце провода» сидел жирный слюнявый мужик, любитель детской порнографии в придачу.

+Джанго!!!Мсти#тель+ (13.56 pm)
А где ты была всё это время? Я скучал(((((((
МАМА (13.56 pm)
Я ездила к бабушке, мой сладкий)))))))))) Бабуля очень соскучилась по тебе и просила передать привет.............))))))

Мать Лайзы Резник, Хелена, бабушка Арама, жила на Архипелаге в частном доме на побережье. Надо сказать, что, хотя профессор Джангулян частенько привозил внуков к бабушке, Арам не очень любил визиты в особняк Хелен Резник. Любимицей бабушки была Дженни, эта деталь отсутствовала в досье.

+Джанго!!!Мсти#тель+ (13.58 pm)
Бабушка?
МАМА (13.58 pm)
Да, заяц)))))) Баба Лена напекла пирожков – вкусные, с сыром, как ты любишь))))))

Баба Лена готовила отвратительно, за плиту вставать ленилась и изо всех сил следила за фигурой, в отсутствии мужа регулярно заводя знакомства с молодыми людьми на пляжах Архипелага. Слово «пирожки» для стареющей красотки было сродни трёхэтажному мату, хотя выпечку Арам действительно любил, сладкому предпочитая булочки с сыром и ветчиной – растущему организму требовалось огромное количество углеводов. Жаль только двигательной активности недоставало мальчугану и был он несколько упитан, из-за чего тощие сверстники дразнили его то Пышкой, то Плюшкой.

+Джанго!!!Мсти#тель+ (13.59 pm)
Я люблю булочки
МАМА (01.00 am)
Я обязательно тебе их привезу)))))) Где вы?
+Джанго!!!Мсти#тель+ (01.03 am)
Ты не моя мама

Они были на Архипелаге на Новый год – отец, Дженни и он, Арам. Бабушка встретила их дружелюбно хоть и несколько отстранённо, вместе они ходили на пляж и по ресторанам, смотрели новую космическую стрелялку про Капитана Мстителя...
Не было там мамы.

МАМА (01.03 am)
Почему????((((((((

Арам долго смотрел на экранчик приставки требовавший ответа. Ответ он знал всегда, просто боялся посмотреть правде в глаза, не хотел встретиться с этой правдой лицом к лицу, потому что это ведь и значит быть взрослым, верно? А коли так – многие ли из нас способны посмотреть в глаза горькой и злой правде о себе самом и даже те немногие, кто способен, вправе ли осуждать маленького мальчика, вынужденного решать взрослые вопросы?
Арам долго смотрел на экранчик, не решаясь написать то, что знал все эти три года.

+Джанго!!!Мсти#тель+(01.06 am)
Ты не моя мама. Моей мамы нет.

Выключенная приставка полетела в угол палатки, Арам свернулся клубочком в глубине спальника и тихонько заплакал.

Снаружи Прошин забеспокоился, услышав странное шевеление со стороны их убежища, встал с чурбачка, на котором клевал носом и, крадучись, с винтовкой наперевес подошёл к скале. Но всё было тихо, только потрескивали дрова в костре, так что Иван вернулся на пост, продолжив своё всенощное бдение.

Инопланетные зверушки шелестели в кустах; сквозь колышащиеся ветви деревьев - голых, только-только проклюнулись почки, - светили звёзды.
У Холтвистла не было спутника и поэтому, как считали некоторые учёные, на планете невозможна разумная жизнь. Вот, думал Прошин, мотая тяжёлой головой, пришли земляне, принесли разум – уноси пятки. И ведь что обидно, расстояние-то – тьфу… на каком-нибудь снимке со спутника пальцем накрыть, а на деле можно хоть всю жизнь по местным буеракам блукать.

За размышлениями Прошин и не заметил как заснул. Собирался бодрствовать всю ночь, чтобы дать возможность восстановить силы великану, но с непривычки сломался - разбудил его Джангулян, утром выбравшийся из палатки по нужде. Профессор ни слова не сказал Ивану, виновато моргавшему заспанными глазами, и, пока тот совершал утренний туалет, устроил побудку остальному отряду. Прежде всего, Геворга Арамовича заботили дети. До завтрака он долго выспрашивал самочувствие Дженни и Арама, стараясь убедить прежде всего самого себя, что дети выдержат. Дети чувствовали себя сносно, только Арамчик был хмур и прятал глаза, односложно отвечая отцу, что, мол, не в настроении.

Всех поразил Смит. Иван прекрасно помнил, как зашивал верзиле лицо и разодранную руку. Когти и зубы зверя, напавшего на меньшого участника их предприятия, оставили страшные следы на лице Смита, так, что только чудом уцелел правый глаз. Во время сна повязка с лица Смита сползла и, едва только великан показался из палатки, как Иван и Геворг Арамович застыли каждый на своём месте, изумлённо глядя на верзилу.

- Джон, Джон, - не сдержался Арамчик, - ты выздоровел?!
На лице Смита не осталось даже шрама, напоминавшего о вчерашней свалке. Криво усмехнувшись мальчонке, великан прошёл к ручью, журчавшему неподалёку, и принялся умываться, а, вернувшись, бросил в костер, на котором готовился их нехитрый завтрак, обрывки бинта. В ответ на недоумённые взгляды своих спутников он только пожал плечами.

Новый день встретил отряд лучами ласкового весеннего солнца, побуждавшими людей весело шагать по лесу, шелестом прошлогодней листвы или хрустом подтаявшего снега распугивая мелкое зверьё. Однако стоило им подняться на очередной невысокий холм, как расступившиеся деревья открыли панораму наступающей по всем фронтам непогоды: с северо-запада ветер гнал снеговые облака, задевавшие заснеженные вершины недалёких гор. Остановившиеся на вершине холма путники с беспокойством рассматривали величественную картину.

- Пройдём ещё хотя бы час, - нарушил молчание Смит, - и будем искать место для стоянки.
Это прозвучало слишком неуверенно, чтобы быть руководством к действию. Они так и стояли на вершине холма, сбившись в кучку, а крепчавший ветер трепал их одежды, бросал первые снежинки из надвигающейся армады, и мнилось: вся планета ополчилась против них, и в целом свете нет им ни приюта, ни спасения...

- Так, ну всё, пошли, - ещё раз скомандовал Смит.
- Смотрите, - тихо сказала Дженни.
Смит повернулся к ней, собираясь, видимо, что-то сказать, осекся, и только выругался сквозь зубы. Остальные молча смотрели как две серебристые точки скользнули по краю атмосферного фронта, оборвав подле свинцовых туч инверсионный след. Ведущий и ведомый – один чуть отстал, прикрывая, - заложили лихой вираж, сбрасывая скорость у самой вершины холма.

Малые десантные боты, стандартная модель.
Стремительные очертания корпуса, которые несколько портил спортивный животик десантно-транспортного отсека под коротенькой хвостовой балкой с двухкилевым оперением, электрореактивные двигатели с запасом хода почти в астрономическую единицу, забранные в обтекатели поворотных гондол на задорно отклянченных аэродинамических плоскостях, поляризованные стёкла фонаря кабины. Серебристое теплоизлучающее покрытие обшивки поблёскивало на солнце заставляя прикрывать руками глаза. Звук работающих двигателей едва перекрывал свист ветра и две гигантские стрекозы – по пятьдесят метров в длину каждая – закружились вокруг холма, опустив носы к вершине с людьми, замершими на выветренных камнях.
Они стояли и смотрели – больше ничего им не оставалось. Предприятие обернулось крахом, все их хитрости пропали втуне, усилия оказались бесплодны...

Прошин не к месту подумал, что такие манёвры влетят кому-то в копеечку – энергии только-только выскочить из гравитационного колодца, да сменить орбиту, не считая жизнеобеспечения кабины управления и десантного отсека, а здесь, «на грунте», электрореактивные двигатели, слишком слабые для полётов в атмосфере, самым натуральным образом транжирили энергию, выбрасывая на ветер мегаватты и килоджоули.

Они стояли и смотрели. Дети жались к профессору, Прошин бездумно наблюдал как в десантных отсеках открылись люки. До тридцати человек в лёгких скафандрах и до двадцати в тяжёлых «Кирасах», вспомнил Иван позабыв о винтовке, так и висевшей у него вдоль туловища. Стоял и смотрел Прошин на то, как заканчивается их полубезумное предприятие, и серия выстрелов заставила его вздрогнуть от неожиданности...

Пули двенадцатого калибра высекли искры на блистере кабины и бот, уже приготовившийся к высадке, повело в сторону. Пробить бронированное остекление не получилось бы и из пушки, больше сработал эффект неожиданности: десант горохом посыпался на землю. Оглянувшись, Иван увидел перекошенное от злобы лицо Смита. Великан, отстреляв магазин, взял винтовку наперевес и длинными скачками понёсся по склону холма вниз.

«Куда?!» - хотел было крикнуть Прошин, успел подумать, что надо бы и самому стрельнуть, что ли, но тут их окружили фигуры в серебристых комбинезонах, в шлемах с прорезями визиров и с оружием в руках и, повинуясь недвусмысленно выраженному требованию, Прошин, чувствуя себя дурак дураком, снял оружие через голову и медленно положил на камни. Второй бот неторопливо снялся с места и двинулся вслед Смиту, который, не снижая темпа, нёсся к обрывистому краю холма. Прошин краем глаза видел, как верзилу догнали возле самого обрыва и Смит просто расшвырял нападавших как кутят. Встал в полный рост, вскинув винтовку.

Один из десантников отошёл на пару шагов. Чётко, словно на учениях поднял своё оружие, прицелился, повёл стволом – там, внизу, Смит отчаянно палил в брюхо разворачивающегося над ним летательного аппарата. Оружие в руках десантника чуть дёрнулось, издав сухой треск, на срезе ствола заплясал огонек, и Смит вдруг оступился, вскинул руки и исчез за краем обрыва.

Отвоевались.
Не то чтобы все они испытывали какие-то сильные чувства друг к другу, а всё же за время нелёгкого хоть и короткого пути они именно что привыкли вот так, впятером тянуть каждый свою лямку и Джон Смит, верзила, по умолчанию считавшийся в отряде за командира вполне соответствовал своей должности: припасов он волок за троих, шагал также за троих, вытягивая за собой Арамчика, подбадривая профессора и покрикивая на его дочь... ну, и кушал он за троих тоже.

Арам вскрикнул и спрятал лицо в куртке профессора, оцепенело смотрящего перед собой. Прошин сжал кулаки, не в силах отвести глаз. Дженни крепко-крепко зажмурила глаза, и из-под плотно сжатых век вдруг покатились слёзы. До сих пор они всё-таки воспринимали своё вынужденное путешествие как некую прогулку, экспедицию пусть и в экстремальных условиях; плохо верилось, что таким образом они спасают свои жизни и сейчас именно так, наглядно и жестоко, им показали насколько всё серьёзно. Жаль только урок запоздал.

Дальнейшее Иван помнил плохо. Их затолкали в летательные аппараты, несильно, но настойчиво подталкивая в спину, Прошину стянули руки пластиковыми наручниками, семейство Джангулянов оставили как есть, только дюжие парни в камуфляже зажали профессора с детьми между собой. Боты поднялись, развернулись, и тут началась самая настоящая снежная буря: ветер бросал снежные хлопья, норовя перевернуть пляшущие под его порывами машины и это бы полбеды, запаса энергии в батареях вполне хватало подняться над бурей, чтобы там, в чистом небе поймать поток энергии с орбиты, но над атмосферным фронтом в мезосфере заплясали грозовые разряды – спрайты и диспетчера, сообщив об этом пилотам, рекомендовали найти какое ни есть убежище и переждать непогоду до тех пор, пока не пройдёт основной фронт облаков или не восстановится энергоснабжение.

Убежище нашлось неподалёку: законсервированный метеорологический пост в пяти километрах к западу. После недолгой болтанки в воздухе боты сели прямо возле входа в одноэтажное длинное здание. Дверь, закрытую на замок и опечатанную, вышибли с одного удара, десантники быстро обошли весь дом, нашли источник энергии – небольшой дизель-генератор – и вскоре лампочки на потолке замерцали тусклым светом, озарив помещения, забитые разномастной аппаратурой и заставленные казённой мебелью.

После этого «позаботились» о пленниках: профессора с детьми запихнули в какую-то комнатушку, определив под охрану двух громил, Прошина же, протащив по длинному коридору с рядами пластиковых дверей, завели в большое помещение, заставленное столами и стульями. Там Ивана и оставили, посадив на неудобный стул посреди комнаты, оставив руки скованными наручниками.

Хлопнула дверь, Иван остался один. Прошин подёргал руками, пытаясь не то снять, не то ослабить наручники – напрасно, пластиковая нить только врезалась в кожу, причиняя резкую боль. Прошин оглядел помещение. Его оставили в темноте и при слабом свете из окон, забранных решетками с толстыми прутьями были видны только столы, стулья да кафедра, перед которой Прошина усадили конвоиры.

Иван скрючился за столом и спрятал лицо в ладонях. Потянулись минуты.
За стенами комнаты, судя по всему служившей персоналу станции конференц-залом, раздавались звуки, издаваемые обычно людьми, обустраивающими стоянку: кто-то ходил по коридору, что-то протащили, хлопнув дверью по соседству. В какой-то момент Прошину почудился запах горячей пищи, и Иван сглотнул набежавшую слюну. Всё-таки, несерьёзный я человек, - подумал Прошин, - нас взяли в плен, Смита убили, а я тут слюни пускаю, о еде думаю...

У двери щёлкнул выключатель; Иван отнял руки от лица. Залитый светом вечных ламп (одна помаргивала), напротив Ивана стоял здоровенный детина, стоял, молча рассматривал Прошина и что у него было на уме при этом...

Пытать будут?..
Боевой скафандр космического десанта с выключенной фототропной маскировкой превратился в серый комбинезон, полностью скрывший лицо. От фигуры вошедшего веяло опасностью: так должен был выглядеть киборг-убийца из старых дурацких фильмов. Киборг поднял руку, и Иван непроизвольно дёрнулся. Он был полностью во власти своего страха, полностью во власти этого... в сером.

Десантник что-то нажал на скафандре, шлем распался на две части, улегшись вокруг шеи на манер капюшона. На Прошина смотрел молодой, может быть, немного старше Ивана, молодой человек и под его взглядом Иван вспомнил, что три дня не брился, что всю дорогу ел наспех возле костра, для которого долго не получалось найти сухие дрова и дым от сырых веток выедал глаза. Стоявший перед ним молодой человек был чисто выбрит, подстрижен, серый комбинезон сидел на нём что твой смокинг, вдобавок сквозь ядрёный аромат, издаваемый пленником нет-нет да пробивался слабый запах хорошего парфюма.

Прошин опустил глаза и принялся разглядывать столешницу.
- Вы зачем детей с собой потащили? – внезапно спросил десантник.
Прошину пришлось сделать усилие, чтобы поднять голову и встретить его взгляд:
- От вас спасались, - в горле застрял комок, ответ вышел хриплый, неубедительный и ему пришлось, откашлявшись, повторить сказанное.
- Они спасались, - иронией, прозвучавшей в голосе, можно было отравиться, - а вы знаете, что гон у крысоедов сейчас в самом разгаре?

Прошин недоумённо посмотрел на собеседника.
- Не знаете, - сказал молодой человек. – В это время даже гулли не выбираются из берлог, хотя спячка у них уже закончилась. Редких шатунов раздирают на части, к пиршеству собираются особи со всей округи...

Он махнул рукой:
- Сами полезли на верную смерть, так хоть детей бы оставили органам опеки. Куда вы вообще направлялись?
- Ну, я точно не знаю, - промямлил Иван, чувствуя себя идиотом, - Смит сказал...
- Кто это – Смит?
- Вы убили его там... – Прошин мотнул головой куда-то в сторону окна.
- А-а, репликант, - Иван постарался запомнить странное слово, как будто из его нынешнего положения существовал выход.

- То есть, вы доверили свою жизнь и жизнь детей профессора Джангуляна этому гангстеру? – переспросил молодой человек.
Он сокрушённо покрутил головой, взял стул, развернул его спинкой к Ивану и уселся, с неподдельным интересом разглядывая своего оппонента. Прошин же окончательно смешался и сидел ни жив ни мёртв, думая только о том, как они лопухнулись, доверившись Смиту – случайному, в общем, человеку.

- Вот, значит, кого нам присылают с Земли, - сказал тем временем молодой человек.
- Меня не к вам прислали…
- Ну, не важно…
Прошин сокрушённо молчал.
- Вы прилетели сюда пять или шесть дней назад, так?
- Ну… - Прошин замялся, - да.
- Как вам у нас?
- Да нормально…
- Так что ж вы по лесам бегаете? Знаете, во что обошлась спасательная операция?

Ну да, десантные боты туда-сюда гонять… Прошин только хмыкнул в ответ.
- Никогда не понимал вас, землян, - будто в пространство сказал его оппонент. – Живёте так, будто вся Вселенная создана ради вас одних. Умри ты сегодня, а я завтра – так?
Под требовательным взглядом Иван почувствовал себя без вины виноватым.

- Да нет, ну что вы… Это… э-э…
Молодой человек со вздохом поднялся и принялся ходить возле кафедры, сцепив руки за спиной – ни дать, ни взять профессор читает лекцию нерадивому студенту.
- Мне много рассказывали о Земле. Говорили, Земля забыла своих сыновей. Говорили, новые миры должны сами выбирать свой путь, не оглядываясь на матерь рода человеческого и знаете, Иван – я не верил, - он многозначительно посмотрел на Прошина. – Ведь мы, новые люди, появились здесь только по воле Земли. Мы – это вы, мы земляне… В чём же дело?

Прошин пожал плечами.
- Только познакомившись с вами, я понял – вы слабы и эгоистичны. Прочие люди – даже дети – для вас не более чем инструмент, посредством которого вы достигаете собственного благополучия и любое, сколь угодно ничтожное усилие во имя общего блага чуждо и непонятно вам. Вы слышите меня?

Иван, сидел открыв рот.
- Благополучие планеты Земля зиждется на упорном труде колоний. Океан, Муром, Холтвистл – мы жертвуем свой труд, чтобы земляне могли наслаждаться беззаботной жизнью, не думая о том, как достаётся каждый кусок хлеба здесь, на фронтире. Наших отцов и дедов словно кулаков сослали вечно трудиться на благо Земли, мы же виноваты только тем, что родились не в той точке пространства. Что скажете? Молчите? И мы молчали до сего дня, но больше не будем словно бурлаки на Волге вытягивать Землю в светлое будущее. Жизнь в таких условиях многому научила нас: без малого полвека мы трудимся плечом к плечу, преодолевая тяжелейшие условия, оставленные родиной без помощи и поддержки, и теперь, глядя на вас, я понимаю, как это много.

Молодой человек перевёл дух.
- Никому и в голову не приходило причинять вред вашей драгоценной персоне. Может быть, вам пришлось бы некоторое время побыть под наблюдением, пожить в охраняемом поместье... и всё. Из всей вашей компании вопросы были только к репликанту, - снова это непонятное слово, - но теперь, как вы понимаете...

Десантник развёл руками.
Прошин пытался придумать возражения на этот небольшой спич, звучавший столь убедительно, но выстроить столь же логичную цепочку аргументов в пику произнесённой речи не получалось. Не хватало знаний.

Собеседник истолковал его молчание по-своему:
- Что ж, в любом случае, мы останемся здесь некоторое время и вы, наверное, желаете сделать туалет и получить горячее питание, - Иван покраснел. – Вас отведут к вашим друзьям.
- А что потом? – не удержавшись, спросил Прошин.
- Нам придётся подняться на орбиту, - пожал плечами десантник. – Вы будете иметь беседу с руководством, после чего решится вопрос о вашей безопасности.

- Когда я смогу вернуться на Землю? – прямо спросил Прошин.
- Мне казалось, вы собирались принять участие в экспедиции профессора Джангуляна, - парировал собеседник. – В ближайшее время вернуться вам не удастся, скажу честно. Но мы работаем над этим.
- Ну ладно... Может быть, наручники снимете? – Прошин сам смутился от того, насколько жалобно это прозвучало.
Молодой человек секунду разглядывал его.
- Да, действительно... Давайте руки.

Откуда-то из недр его одеяния появился небольшой нож – Прошин дёрнулся – и молодой человек одним взмахом перерезал пластиковую ленту.
- Вы можете присоединиться к своему научному руководителю, - сказал десантник. – Они как раз обедают.

За дверью конференц-зала Прошина ждал конвой – двое здоровенных парней в тех же серых комбинезонах. Без лишних разговоров сразу же показывая, кто здесь хозяин, его взяли под локти и, немного дальше по коридору, втолкнули в маленькую комнатушку, когда-то служившую жилым помещением для персонала метеостанции. Иван замялся у двери, оглядываясь. Обстановка не впечатляла: белые стены, тусклый плафон на потолке, окно, также забранное тяжёлой решёткой, три кровати, пара стульев, стол. За столом восседало семейство Джангулянов, поедая нехитрый ужин, собранный – Прошин невольно улыбнулся – из двух упаковок стандартного рациона космонавтов. Уж сколько их, таких упаковок, Иван приговорил за время учёбы – не счесть, вся общага харчилась выданными в Институте рационами, дружно прогуляв стипендию...

В данный момент Арам сосредоточенно выдавливал последние капли яблочного сока из тубы, а Дженни через стол наблюдала за ним. Судя по её недовольному виду, сока ей не досталось.
- Иван! – профессор только что обниматься не кинулся к Прошину, всё ещё стоявшему у двери. – А мы гадали, куда вас увели...
Да уж... Гадали. Так гадали, что от двух рационов крохи остались.
- Никуда не отвозили, - сказал Прошин, садясь на ближайшую кровать. – Здесь сидел, разговаривали с одним из этих...
Он неопределённо махнул рукой в сторону двери.
- И что? – спросил профессор.
- Что они тебе сказали? – подхватила Дженни.

Арам сопел над своей тубой.
- Ну... – Иван пожал плечами, соображая, что из услышанного в конференц-зале стоит знать профессору и детям. – В общем, говорят, надо подняться на орбиту, там будет беседа с их начальством. Потом можно будет продолжать подготовку экспедиции.
Джангулян недоверчиво посмотрел на него:
- Так просто?
- Это мне сказал один из них, - развёл руками Прошин. – Старший, по-моему.

Профессора его ответ явно не удовлетворил, и он собрался сказать ещё что-то, но тут Арам расправился со своей тубой и стал пачкать липкими руками всё подряд. Геворг Арамович поволок его в санузел – оказывается, к жилой комнате примыкал маленький закуток с душем и унитазом. Прошин подсел к столу.
- Мне покушать осталось? – спросил он у Дженни.
- Немножко осталось, - девчонка внезапно смутилась. – Может, ещё дадут, если попросить?
- Дадут, - проворчал Прошин. – Догонят и ещё дадут, не унесёшь.

В коробках болталась одна банка консервов и пакетик с черносливом. Иван в два счёта расправился с остатками еды, запил съеденное водой из пластиковой бутыли и сел на кровати. Дженни лежала на кровати напротив, закутавшись в одеяло, профессор устраивал сыну банный день. За дверью кто-то ходил, протащили что-то тяжёлое, но как ни прислушивался Иван, что там происходило он так и не смог понять.



За окном сыпал снег. Небесная канцелярия укрывала белым одеялом грехи людские и снежинки падали, выстраивая причудливые изваяния тотчас же исчезающие под порывами ветра. Деревья, на чьих голых ветках только набухли почки, стояли укутанные в белые одежды, белым укрылись и вечнозелёные растения; лес замер. Редкие тени скользили в подлеске, тихо хрустя снегом и раскачивая голые ветки кустарника, да журчала речка, веками пробивавшая себе русло среди отрогов горного хребта. Её истоки находились севернее, заканчивала свой бег речушка, впадая в огромное болото, топи которого служили берегом для реки Булл-Ран на пятьдесят километров ниже Москвы. На живописных берегах горной речки, не получившей от колонистов никакого названия, находился дом отдыха, несколько маленьких поселений на два-три дома, работники метеопоста брали из речушки воду для своих нужд и как это обычно бывает, человек оказался неспособен сохранить чистоту природы, отданной в его распоряжение.

В пяти километрах выше по течению, там, где речушка не пробив мощный скальный отрог, изящно обогнула его, надеясь со временем проложить путь через неподатливый гранит, прямо в воде лежал человек.
Талая вода с гор наполнила речку. Переворачивались валуны, тёмной ледяной водой наливались прибрежные омуты, стремнина становилась опасной для переправы до самого лета, пока не прекратится таяние снега с горных вершин. В одном из таких омутов и лежал упавший в реку человек, придавленный быстрым течением к самому дну. Его руки были бессильно выброшены вперёд в последней попытке смягчить падение, поток воды неминуемо сдвинул бы тело дальше чтобы там, на стремнине насладиться неожиданной игрушкой, но, падая, человек попал одной ногой меж двух валунов, старых, поросших мхом, последних бойцов некогда многочисленной рати. С этими ветеранами, свидетелями давнего спора скалы с водой, речка не могла справиться, но и уступать игрушку не собиралась, поэтому снова и снова безвольное тело моталось под напором воды.

Тихо шелестел снег, падавший и тут же тающий на камнях, журчала вода – извечный спор между скалами и водой шёл в полном молчании, даже существо, поневоле ставшее арбитром в этом споре, наблюдало за происходящим молча. Поджарое тело, крепко стоявшее на четырёх лапах, редкий пушок от вытянутой морды до хвоста, маленькие, близко сидящие глазки, сосредоточенно наблюдающие за тем, как небрежно играет река с кучей мяса. Мяса было много. Река была опасна.

Их набралось полтора десятка: такие же звери стояли на камнях, на земле, нюхали воду и камни подле места падения человека. Двое самых нетерпеливых попытались выволочь добычу, спрыгнув в воду, и одного из них река забрала, превратив в свою игрушку. Стая молча проводила барахтающийся комок горящими глазами.

Человек дёргался в воде. Редкие подёргивания сначала участились, с каждым часом становясь интенсивнее, пока не превратились в конвульсии. Поначалу из его тела обильно текла кровь. Какие-то сгустки уплывали вниз по течению или оседали на каменистое дно, тут же поедаемые мелкой рыбёшкой, принесённой весенним половодьем с верховьев. Всё тело ходило ходуном, руки молотили по поверхности воды, что заставляло крысоедов из стаи, собравшейся на берегу повизгивать от возбуждения и затевать драки в ожидании добычи.

Программа, записанная в подсознание, заставляла организм сначала избавляться от мёртвых клеток и заражённой крови, а затем заживлять раны – заживлять быстро, быстрее, чем это могла бы сделать современная медицина. То, что тело носителя находилось в воде, было только на руку – в воду сбрасывались все отходы, вода промывала открытые раны и служила питательным раствором. Изменённые клетки репликанта могли выделять кислород из воды и насыщать им кровь, но только пока организм находился в коматозном состоянии. По окончанию действия программы понадобился воздух в лёгких.

...Над поверхностью реки взметнулась огромная тень. Гигантское тело плюхнулось в воду, забилось, словно кит на мелководье – Смит пытался вытащить ногу из щели меж двух камней. Валуны держали свою добычу мертво, и он буквально выдрал ногу из расщелины, оставив реке правый ботинок. В лёгких мерзкой ледышкой булькала вода. Смит вскочил на ноги, с хриплым криком выталкивая её и тут же, не давая опомнится, ему в грудь ударил мохнатый комок. Вода вокруг вскипела – крысоеды решили отобрать игрушку у реки.

Смит бестолково отмахивался, чувствуя, как зубы рвут его одежду, впиваются в тело.

Нож! На поясе и ещё один, в кобуре, пристёгнутый к правой лодыжке. Только быстро, потому что лёгкие, не получая кислорода, горят, ещё немного, и программа вновь начнёт процедуру реанимации.
Не выйдет, полыхнуло в мозгу яркой вспышкой. Даже если не сожрут крысоеды, у него слишком мало сил, вся энергия ушла на заживление ран, так что если хочешь жить...

Правая рука нашарила на боку рукоять ножа. Смит крепко сжал пальцы и принялся полосовать во все стороны, молясь всем богам, чтобы отточенное до бритвенной остроты лезвие не застряло в чьей-нибудь шкуре или не сломалось на камнях.

Потом он смог подняться – давление как будто ослабло. Тотчас один из крысоедов кинулся ему на спину и Смит завертелся волчком, холодея от мысли, что зверюга перекусит ему шею. Ноги подвернулись, и он вместе со зверем на плечах рухнул в воду, даже в падении тыкая ножом назад, чувствуя, как его хватают за ноги и рвут на куски одежду, а потом и тело...

Смит бил ножом, стараясь достать хищника у себя за плечами. Он кричал и хрипел, выпуская пузырями воздух из лёгких, а зверь у него на плечах драл когтями куртку, щёлкал зубами, рыча и захлёбываясь ледяной водой. В какой-то момент Смит почувствовал зубы у себя на шее. Мелькнула мысль – всё. Накатившая тоска сковала по рукам и ногам, так что нож чуть было не выскользнул из содранных в кровь пальцев, но тут зверь у него на плечах вдруг обмяк и повалился куда-то вбок. С новыми силами Смит нырнул поглубже, увлекая за собой вцепившихся в ноги крысоедов, извернулся и ударил ножом, с трудом преодолевая сопротивление воды.

Сильней, ещё сильней!.. На ноги!..
На твёрдой земле у него не было шансов, на мелководье возле самого берега от него остались бы ошмётки, но здесь воды было по пояс и выше, течение мешало крысоедам, и великан выжил.

Судорожно вцепившись в рукоять ножа, и выставив перед собой лезвие, Смит крутил головой из стороны в сторону. Вокруг него торчали из воды головы четырёх крысоедов. Смит ощупал правую ногу и вытащил короткий метательный нож. Теперь можно было переходить в атаку.

Крысоеды не стали вступать в схватку. Река и этот странный зверь, которого они было наметили себе в жертву, оказались слишком опасны вместе, поэтому животные выбрались из реки. Во время охоты не раз бывало так, что жертва скрывалась от них в воде и тогда стая следовала за ней, пока холод не выгонит мясо на берег. Летом приходилось ждать больше, весной и осенью меньше, но стая всегда добивалась своего, пусть даже ради добычи приходилось пожертвовать кем-то из своих.
Смит огляделся. Кажется, зверей стало больше – на склонах холмов по обеим сторонам реки появлялись всё новые и новые твари, выходили на берег и следили за ним. Значит, на берег нельзя. Нечего и думать о том, чтобы поискать его винтовку или вещмешок, придётся оставаться в воде. А это смерть.

Великан содрогнулся. Напряжение схватки отступало, Смит начал дрожать всем телом – организм согревался, как мог, растапливая поднакопленный за время мирной жизни жирок и через пару минут его колотило так, что лязгали зубы. Великан посмотрел вверх и вниз по течению реки, на зверей, наблюдавших за ним. Ему вниз по течению: там - Смит запомнил это - в пяти-шести километрах на карте стояла отметка небольшого посёлка – что бы это ни было, он должен добраться туда. Но сначала...

Смит выбрался на середину русла и, оскальзываясь на камнях, размахивая руками, чтобы удержать равновесие, побрёл по осклизлым камням. Под обрывистым берегом метров двести ниже река выбросила на камни труп животного. Смит плюхнулся в воду подле мёртвого зверя, непослушными руками развернул труп к себе, после чего с размаху вонзил нож в горло. Его организм потратил слишком много энергии и сейчас нуждался в протеине.

Брызнула кровь, труп дёрнулся, с обоих берегов раздалось дружное тявканье стаи. Смит с отвращением посмотрел на свою пищу, борясь с рвотными позывами. Другого выбора у него не было – или он съест это и дойдёт до человеческого жилья или сдохнет здесь на потеху местным падальщикам.

И Смит принялся за еду.

Его стошнило почти сразу. Комки полупережёванного мяса упали в воду и медленно поплыли по течению, цепляясь за камни, Смит зачерпнул горсть воды, прополоскал рот и, собрав только что исторгнутые кусочки, запихнул их обратно.

Откуда-то сверху раздалось ворчание. Великан резко вскинул голову, костенеющей рукой сжимая нож: зверь подобрался на край небольшого обрыва, под которым происходило пиршество и теперь глубоко сидящие глазки внимательно изучали сидящего в воде человека. Впрочем, соплеменники при виде существа, сидящего в воде, с ужасом отвергли бы само предположение о том, что этот индивидуум принадлежит к расе homo: на грязном лице, обращённом наверх, залитом своей и чужой кровью, нельзя было прочитать ни единого признака разума. На зверя смотрел водяной дух, упырь, застигнутый исконным обитателем леса за своим отвратительным пиршеством. Они долго смотрели друг на друга, затем зверь, ворча, отступил от обрыва, а Смит вернулся к своему занятию

Мяса оказалось мало, на вкус оно было... вкус Смит как можно скорее смывал ледяной водой, давясь непрожёванными волокнами. Он съел столько, сколько смог, затем поднялся, с трудом разогнув непослушные ноги, и побрёл вниз по течению, придерживаясь середины русла реки.

Ох, как он шёл!..

Течение норовило сбить с ног, толкая под колени. Камни со дна рвали ботинок на левой ноге и почти сразу разрезали кожу на правой, оставшейся без обуви, после чего весь путь Смит проделал по собственному же кровавому следу. Вдобавок камни норовили вывернуться из-под ноги великана, и он постоянно оступался, окунаясь в воду. Раза три или четыре Смит упал, один раз на мелководье и, едва упав, помутившимся зрением увидел, как с обоих берегов к нему кинулись тени, расплескав ледяную воду. Смит тотчас же вскочил, выдернул нож из-за пояса и, отчаянно размахивая руками, пробежал вниз по течению, насколько позволила река, а потом со всего маху плюхнулся в небольшой омут. Если бы крысоеды кинулись следом, никакого сопротивления оказать он бы не сумел – и без того кое-как выполз из водяной ямы, но зверей выгнал из воды инстинкт и Смит продолжил путь.

Тело окостенело от холода. Он промок насквозь, ныряя в реке, в то время как температура воздуха едва-едва поднялась выше нуля, и теперь холод, проникающий, кажется, в самое нутро, неотвратимо приближал его гибель. Организм пытался справиться с холодом и сначала принялся расщеплять жировую ткань, отчего Смита била крупная дрожь, затем программа повысила температуру тела до критического максимума, и всё вокруг плыло перед глазами.

Через четыре часа – и целую вечность – Смит почувствовал, как перестают мёрзнуть ноги: будто кто-то пустил в речку тёплую воду, потом тепло распространилось по всему телу, и великан понял – это смерть. Он замерзает.

Смит зарычал, собрал в кулак оставшиеся силы и рванулся вперёд, но левая нога подвернулась на камне, такой же камень только чуть-чуть острее впился в правую ногу и великан сел в воду так, что на поверхности осталась одна голова. Холод отступил. Пришло блаженство.

Ваша взяла. Вы меня убили.

На лице великана появилось бессмысленное выражение. Тело, поддерживаемое течением, обмякло и начало заваливаться набок. Раскрытые глаза, словно в последний раз, смотрели на холмы, покрытые готовящимися зазеленеть деревьями, небо, сыпавшее хлопьями снега...
...Деревянные мостки с выложенной камнями дорожкой, винтом закрученной по склону холма...

Дошёл.

За ними пришли вечером. Давешний собеседник Прошина объявил десять минут на сборы, в комнату ввалились двое мордоворотов в тех же боевых скафандрах десанта и встали по обе стороны дверного проёма.

Собирать, в общем, было нечего – весь их нехитрый скарб был свален в одном из десантных ботов, убирать со стола крошки и упаковки от сухпайков, застилать смятые постели никто не заставлял, но все отпущенные десять минут Геворг Арамович и Дженни потратили, уговаривая Арамчика сдвинуться с места.

- Не хочу-у... – ныл мальчишка, потирая маленькими кулачками глаза.
Ругаться с ним никому не хотелось, и профессор с дочерью ворковали на все лады, а Прошин бестолково стоял подле окна. После обеда их всех сморил сон и, если бы не внезапный подъём, они, наверное, так и проспали бы до утра.

Арамчик соскочил с постели. Отца и Дженни он оттолкнул двумя руками и, недовольно глядя по сторонам, протопал мимо стражников в коридор, заставив взрослых выскочить следом.
Они вышли из дома, окружённые со всех сторон людьми в десантном камуфляже. Прошин почувствовал, как защемило сердце предчувствие чего-то недоброго – передышка, во время которой они успели привыкнуть к своему временному пристанищу закончилась, и вокруг них вновь закрутились непонятные события. Судя по выражению лица профессора, он чувствовал то же самое, его дочь несколько раз оглянулась на погасшие огни метеопоста, и только Арамчик шел, насупившись и глядя себе под ноги.

Погода окончательно испортилась: поднялся ветер, засыпающий всё вокруг снежными зарядами, выросшие за день сугробы обметала позёмка. Видимости не было никакой, на счастье боты стояли нос к носу в десяти-пятнадцати метрах от выхода – их тёмные силуэты были едва видны сквозь падавший с неба снег.

Отряд разделился на две группы. Десантники держали оружие наготове – за высоким частоколом, отгораживающим территорию метеопоста от прочего леса, выли и тявкали какие-то звери. Может быть, те крысоеды, которыми пугали Ивана.

Они уже вплотную подошли к летательным аппаратам, пилоты готовились сесть в кабины и открыть двери десантного отсека, когда один бот взмыл в воздух.
Всё произошло быстро и бесшумно: в белёсой мгле синими звёздами зажглись факела двигателей. Выхлоп поднял стену снега и бросил её на людей, заставив всех согнуться в три погибели, а когда буря унялась, оказалось, что над ними навис тёмный силуэт. Все замерли. Прошин застыл с задранной головой, пытаясь понять, что же происходит и вдруг заметил, как под короткими обрубками крыльев поворачиваются две подвесные гондолы, направляя пушечные стволы на их дружную компанию.

Прошин зажмурился. Он скорее почувствовал, чем услышал, как заработали пушки и темноту разорвали яркие росчерки выпущенных ими снарядов, уничтожая всё вокруг. Бот висел на значительном удалении от них, но от пушечных стволов повеяло жаром адского пламени, отчего сердце сжалось, а потом ледяными осколками ссыпалось куда-то в пятки.
«Конец...» - мелькнула мысль.

Прошин понимал, что всё произойдёт мгновенно, и успел удивиться: секунды грузно падали в вечность, само его существо объял ледяной ужас и всё это тянулось...
Тянулось...
Тянулось...

Прошин открыл глаза.
Бот медленно разворачивался, опускаясь хвостовой частью к ним и открывая грузовой отсек. Вскоре шасси бота утонуло в снегу, крышка рампы опустилась в сугроб, подняв столб снега, и усиленный громкоговорителем голос Смита проорал:
- Ну, где вы там?! Быстрее на борт!..

Прошин почувствовал, что задыхается – оказалось, всё это время он не дышал и теперь жадно глотал холодный воздух, перхая снежинками, попадавшими в горло. Он оглянулся. Орудия бота должны были уничтожить всё живое на своём пути, и на трупы десантников, разорванные прямыми попаданиями, страшно было смотреть – никакая броня им не помогла. А профессор уцелел и теперь они с Прошиным смотрели друг на друга бешеными глазами. Дженни схватила отца за руку, с ужасом разглядывая разбросанные выстрелами тела людей, Арам уткнулся носом в ногу Геворга Арамовича, ручонками вцепившись в штанину.

Они не могли сдвинуться с места - стояли и, тяжело дыша, смотрели друг на друга, не в силах поверить в то, что остались живы.

- Я долго буду вас ждать?! – заорал Смит, выйдя на срез рампы. – А ну-ка живо на борт!

Прошин стряхнул оцепенение и сделал неуверенный шаг в сторону бота. Профессор с детьми всё также недвижно стояли, глядя на внутренности грузового отсека, подсвеченные зелёным неоновым светом. Смит сбежал с рампы, толкнул профессора с сыном в сторону летательного аппарата, схватил было Дженни, но девчонка внезапно повисла у него на груди. Великан замешкался, и Дженни, зайдясь в безумном хохоте, медленно опускалась в снег, цепляясь за комбинезон Смита.

Великан быстро пришёл в себя. Прошин, помогавший профессор и Араму взобраться на рампу, увидел, как у девчонки мотнулась голова от богатырской оплеухи; Дженни зарылась в снег. Великан тут же подхватил её на руки и бросился в грузовой отсек, на ходу включив механизм подъёма рампы. Девчонку он, походя, свалил на Прошина, отчего Иван чуть сам не растянулся на решётчатом полу, а Смит исчез в коридорчике, ведущем в пилотскую кабину.

Взлёт он выполнил по-хамски: максимальное ускорение с места вверх-вперёд с разворотом на сто восемьдесят градусов. Пассажиры в грузовом отсеке покатились по полу, где-то вверху загрохотали пушки – Смит расстреливал оставшийся на земле десантный бот, затем последовал ещё один разворот, отчего пассажиры покатились по настилу грузового отсека в другую сторону и снова загрохотали пушки.

- Что он делает, чёрт бы его побрал! – выкрикнул Прошин.
За такие манёвры его, было дело, наказали по всей строгости, раз и навсегда отучив обращаться с пассажирами летательных аппаратов как с дровами на тележке лесовоза. Но тут полёт стабилизировался: Смит повёл бот ровно, изредка выполняя крен то в одну, то в другую сторону.
- Папа, – сказал Арам, - я в туалет хочу.

Геворг Арамович растеряно посмотрел на него, а очнувшаяся было Дженни, снова расхохоталась, резко оборвав смех, только увидев, что Иван собрался повторить шоковую терапию по методу Джона Смита.
- Я в порядке, - девчонка выставила перед собой руки грязными ладонями вперёд, - не надо меня бить!..

Прошин внимательно посмотрел на неё и повернулся к Араму.
- Сейчас я отведу его, - сказал он профессору. – Никто больше не хочет? Здесь и для женщин есть приспособления.

Никто не отозвался – профессор с дочерью уселись в откидные кресла по стенкам трюма. После всего пережитого их одолела слабость. Прошин и сам с трудом шевелился, но всё же заставил себя отвести Арама в санитарный отсек, где показал, как пользоваться насадками и средствами гигиены. Мальчуган отчаянно стеснялся выполняемых Иваном манипуляций, отчего дело продвигалось медленно и сдвинулось с места только после того, как Прошин прикрикнул на Арама. Он и сам воспользовался удобствами, после чего они вместе с мальчишкой вернулись к профессору и его дочери, прихватив пакет первой помощи по дороге.

Это оказалось весьма кстати – сам профессор и его сын не получили ни царапины, зато у Дженни на пол-лица расплывался синяк от оплеухи Смита, что немало веселило её брата. Мальчишка принялся было дразнить сестру, но был остановлен отцом, пообещавшим ему такого же леща. Арам надулся и просидел, молча всё время, пока Джангулян обрабатывал повреждения дочери, а Прошин ему ассистировал.

- Кушать хочу, - буркнула Дженни, едва только они закончили, и сели подле пациентки, разглядывая дело рук своих.

От бурных переживаний по поводу недавних событий у всех разыгрался аппетит и Прошину снова пришлось лезть в санитарный отсек. В маленьком закутке возле хвостового оперения согласно Правилам полётов малых космических кораблей должен был находиться запас медикаментов, несколько комплектов одежды, сухпай на случай длительного нахождения в отрыве от баз снабжения и лёгкое ручное оружие. Последнее, правда, содержалось в специальном сейфе, куда Иван не смог добраться, зато всё остальное было на месте.

Тут выяснилось, что для Арама не было комбинезона подходящего размера. Не предусмотрели составители правил того, что на борту летательного аппарата окажется мальчонка десяти лет от роду и в то время, как взрослые избавились от старой одежды пропахшей костром и изорванной в кустах подлеска, сын профессора остался в грязном тряпье. Дженни немедленно показала брату язык, Арам обиделся, и профессору пришлось разнимать намечавшуюся драку между его собственными детьми.

Прошин поспешил улизнуть из этого бедлама, направившись в кабину пилотов. Как раз в тот момент, когда он вошёл в маленький отсек, бот совершил сложный маневр, и Ивана бросило сначала на кресло, в котором сидел Смит, а потом на кресло второго пилота, пребольно встретившее Прошина пластиковым подлокотником. Иван недовольно взглянул на великана, но тот сидел, сложив руки – летательным аппаратом управлял автопилот, так что Иван, молча, забрался в кресло и пристегнулся ремнями безопасности, оставив своё недовольство для другого раза.

- Жарко тут у тебя, - сказал Прошин, всматриваясь в белёсую мглу за бортом.
Ничего там не было видно кроме хлопьев снега, налипавших на фонарь кабины. Прошин перевёл взгляд на пульт с индикаторами перед собой.
- А по мне так в самый раз, - ответил Смит, не отрывая глаз от экрана радара.
- Куда летим?
- Прятаться.

На этом разговор как-то сам собой заглох, и следующий час с лишним они провели в полном молчании. Бот шёл плавно, головокружительных манёвров автопилот не допускал, Смит лихачить не пытался и Прошин мало-помалу задремал, откинувшись на спинку кресла.

Проснулся он от внезапно вспыхнувшего света – Смит включил прожектор. Бот висел над белой поверхностью, посвёркивающей кристалликами льда и насколько хватало света, было только ровное поле, заметённое светом.

- Что такое? – спросил Прошин.
- Озеро, - ответил Смит. – Здесь спрячемся. Держись.
Он включил тумблер внутренней связи и сказал:
- Профессор, вы меня слышите? – великан сделал паузу и подмигнул Прошину: - Дрыхнут, поди.
Иван осклабился в ответ.
- Профессор, - повторил Смит, - пристегнитесь, сейчас мы начнём маневрировать.

Прошин удобнее сел в кресле, схватившись за подлокотники.
- Слышали, нет? – спросил он.
- Ну, сходи, посмотри, - недовольно сказал Смит. – Только быстро, энергии мало.

Профессор не слышал. Похоже, динамики внутренней связи были неисправны, и Джангулян с детьми крепко спали в креслах десанта, когда Прошин вошёл в грузовой отсек. Иван растолкал Геворга Арамовича, объяснил ситуацию и, проследив, чтобы профессор пристегнул Дженни и Арама ремнями безопасности, вернулся в кресло второго пилота.

- Начинай, - сказал он Смиту.
Великан нажал какой-то значок на сенсорном экране перед ним. На таком же экране перед Прошиным зажёгся транспарант «Выбор цели», а затем через весь экран сверху донизу пролегла красная дорожка. Смит ещё раз дотронулся до своего экрана, внезапно загрохотали пушки, и в свете прожектора взлетели вверх куски льда вперемежку со столбами воды. Бот попятился назад, вздёрнул хвост, поливая огнём ледяное поле прямо по курсу, зажёгся ещё один транспарант: «Истощение боекомплекта», - и орудия бота смолкли.

- Ты что хочешь?.. – только и успел спросить Прошин, а больше ничего не успел: Смит, отключив автопилот, направил бот прямо в полынью, выбитую снарядами.

Это был опасный, по-настоящему опасный манёвр. Прошин вжался в спинку кресла, наблюдая как льдины с острыми краями наползают на фонарь кабины, как плещется вода, понемногу скрывая их, что называется, с головой. Лёд заскрежетал по обшивке летательного аппарата. Последовал толчок, лёд заскрежетал как-то совсем уж громко, на пульте управления перемигнулись красные огни тревоги...
И всё кончилось – десантный бот начал плавно погружаться в воду. На пульте зажглись зелёные индикаторы, один только указатель расхода энергии тревожно мигал жёлтым с красным. Вокруг них была темень, рассечённая лучом прожектора, который, впрочем, освещал только сам себя.

Прошин, потянувшись вперёд, выключил прожектор. Смит покосился в его сторону.
- У тебя на радаре всё видно, - объяснил свои действия Прошин.
Великан кивнул. Озеро оказалось неожиданно глубоким и, пока бот погружался, прошло немало времени, впрочем, даже на такой глубине нагрузка на броню летательного аппарата оказалась вполне приемлемой и, когда бот мягко опустился на дно, подняв тучу ила, индикаторы жизнеобеспечения продолжали гореть зелёным. Зашипела вентиляция, устанавливая нормальное давление воздуха. Смит и Прошин посмотрели друг на друга.

- Вот так, - сказал Смит. – Пока сидим здесь.
Прошин посмотрел на индикатор уровня энергии.
- Недолго нам сидеть, - заметил он.
Смит пожал плечами:
- До утра хватит, а там будем выбираться.
- Ладно, - кивнул Иван, - пойдём, посмотрим, как там профессор.

Но тут в кабину набилось семейство Джангулянов в полном составе. Центром и опорой всей заварухи был Арам, которому надоело сидеть на месте, и он полез исследовать внутренности летательного аппарата. Мальчишка забрался на колени к Смиту, издал победный клич и принялся нажимать все кнопки и тумблера подряд, при этом отец с сестрой безуспешно пытались выдернуть Арама из кресла, а великан только и успевал, что убирать шаловливые ручонки профессорского сынка от штурвала и рычагов переключения режима тяги двигателей. В конце концов, Прошин обесточил пульты управления и вышел из кабины пилотов, посмеиваясь про себя. Вслед ему неслись восторженные вопли мальчика, вообразившего себя Капитаном Мстителем, уничтожающим космических монстров за штурвалом «Энтерпрайза».

Прошин забрался в багажный отсек и обнаружил там их скарб – аккуратно сложенные рюкзаки, винтовки и палатку. Иван вытащил свой рюкзак, оружие и, сидя на откидном кресле в трюме, стал производить ревизию запасов. Всё было на месте, винтовка была готова к использованию, только чья-то добрая душа отсоединила магазин, здесь же были патроны, запаянные в плотный полиэтилен – видимо, не успели как следует обыскать. Подумав, Прошин первым делом принялся разбирать и смазывать оружие.

Вскоре из кабины пилотов появились профессор с детьми и следом за ними Джон Смит. Арамчик сразу же принялся скакать по всему трюму, Дженни бегала за ним, следя, чтобы мальчик ненароком не нажал что-нибудь.

- Видишь вон тот рубильник? – прогудел Смит. – Если мальчишка нажмёт его, откроется рампа. Тебе надо объяснять, что произойдёт тогда?
Девушка закивала головой и взялась опекать Арама с удвоенным рвением. Взрослые присели подле Прошина. Смит с хрустом вскрыл коробку сухого пайка, профессор от еды отказался, взяв только бутыль с водой. Иван собирал винтовку.

- Ты нашёл наши вещи? – спросил профессор.
- Да, - отозвался Иван. – В багаже лежат, переоденьте сына. Я там даже рюкзак Джона видел. И оружие.
Он поставил на место затвор, взялся за ствольную коробку и сказал, не прекращая своё занятие:
- Скажи мне Джон, - великан, всё также работая челюстями, повернулся к нему.
Иван вставил обойму.

- Как ты ухитрился выжить?
Смит внимательно посмотрел на него, продолжая жевать.
- Сначала в лесу, когда тебя укусил зверь, - Прошин передёрнул затвор. – Помнишь – раны зажили за одну ночь?
Смит медленно кивнул. Джангулян удивлённо смотрел на своих компаньонов.

- Потом, когда нас поймали, - Прошин проверил предохранитель и направил винтовку на великана, - в тебя стреляли из настоящего боевого оружия, не то, что наши пукалки. В тебя попали – я видел. Тебя убили, Джон. Что произошло? Как ты выжил?
Смит смотрел на Прошина исподлобья.

- Кто ты такой, Джон? – спросил Иван. – Что ты такое?
- Надо думать, ты меня пристрелишь, - хрипло сказал Смит.
- Не хотелось бы. Но ты всё же не делай резких движений, - посоветовал Прошин. – И расскажи о себе. Тот, кто меня допрашивал, назвал тебя репликантом. Что это такое?

Прошин вдруг с удивлением понял, что готов выстрелить. Более того, направив на Смита винтовку, Иван превратился в тот самый комок нервов и буквально дрожал от возбуждения, готовый нажать на спусковой крючок в любой момент. Убить человека.

- Папа, Арам полез в ту комнату! – Дженни явно не справлялась с ролью няньки.
- Иди за ним и покорми брата, - велел Геворг Арамович.
- Но папа...
- Быстрее!

Прошин, забывшись, обернулся в сторону девчонки, но тут же спохватился, подняв оружие. Смит сидел неподвижно, только усмехнулся, глядя на то, как Иван мечется и нервничает.
- Я расскажу, - глухо сказал он, наконец. – Ты только поосторожнее со своей... пукалкой. Дыр она может наделать как настоящая.
- Не беспокойся, - отозвался Прошин. – Так что это за репликант?
Смит вздохнул.

- Реликант это точная копия человека.
- Клон, что ли?
- Нет, клон, это точная генетическая копия другого организма. Это... – Смит замялся, - это долго. Если браться клонировать человека, он будет расти и взрослеть так же, как и любой другой из нас – пятнадцать-шестнадцать лет пройдёт, пока с него выйдет толк.

Он посмотрел на Прошина и Джангуляна, а потом продолжил говорить, глядя прямо перед собой:
- Я репликант. Моё тело выращено... ну вот как еда, в принтере.
- Что – всё выращено? – спросил Прошин.
Смит посмотрел на него с иронией. Иван и сам чувствовал, что сидит с отвисшей челюстью, но ничего не мог с собой поделать.

- Нет, - ответил Джон, - не всё – некоторые органы выращивали отдельно. Мозг, например.
- Зачем?
- Я толком не разбираюсь во всём этом, - Смит поёрзал в кресле так, что оно жалобно заскрипело. – Но вроде бы на мозг записывались элементарные навыки – ну, ходить там, говорить... ложку держать.
- Ты знаешь, что? – Иван перехватил винтовку поудобнее. – Ты кому-нибудь другому баки заливай. Репликант он...
Прошин добавил пару крепких слов.

- Вы не совсем правы, Иван, - сказал профессор. – Темой клонирования организма занимались в нашем институте. Я, правда, не знаю всех подробностей, но у нас этим занимался профессор Декард, заведующий кафедрой биологии.

- Он рассказывал вам о своих исследованиях? – спросил Прошин.
- Нет, мы не были дружны до такой степени. А в последнее время он пропал.
- Убили?
- Не знаю, - ответил Джангулян. – После всего произошедшего, я не могу исключить и такую возможность.

Они посмотрели на Смита. Великан криво усмехнулся в ответ, и собрался было что-то сказать, но тут из санитарного отсека выскочил Арамчик, за ним покрасневшая от злости Дженни. Мальчишка кинулся к отцу и уткнулся к нему в колени, а его сестра, видимо, окончательно устав от капризов Арама, схватила брата за ноги и потянула что было сил. Арам пищал, Дженни шипела что-то нечленораздельное, взрослые наблюдали за этим представлением, пока профессор не опомнился и не сгрёб детей в охапку.

- Тише, тише, - приговаривал Геворг Арамович.
Дети притихли, враждебно глядя друг на друга.
- Всё равно, я не понимаю, - сказал Прошин, - зачем это понадобилось местному руководству.
Смит собрался было ответить, но его опередил профессор:
- Это старая история, Иван. Отголоски давней мечты о сверхлюдях, уберменшах, извечное проклятие человечества – фашизм.
- Слушайте, профессор, - не унимался Прошин, - фашизм, там или ещё что - такие опыты, не имеют смысла. Вообще не имеют, понимаете? Жизнь колонии зависит от поставок с Земли, а они тут эксперименты проводят.

- Вы уверены насчёт поставок? – переспросил его Джангулян.
- На Ляонин идёт снабжение, на Муром идёт, Океан полностью зависит от поставок с Земли, но там другая ситуация – одни учёные-океанологи, которые пашут, не разгибаясь.
- Ты был там? – спросил великан.
Прошин покосился на него:
- Нет, не был я дальше Марса, говорил ведь... - Смит кивнул.

- Что они, армию солдат напечатают? – продолжал Иван. – Я не верю, что какому-нибудь доморощенному Гитлеру удастся причинить вред Земле. Нарушить межзвёздное сообщение – да, такое возможно. Вот, кстати...
Прошин повернулся к Смиту:
- Что в тебе такое заложено, что ты выдержал прямое попадание из импульсной винтовки?

Великан смотрел на него исподлобья. Прошин вздохнул.
- Ладно, я не прошу тебя выдавать все секреты, но расскажи хотя бы вкратце – я должен доверять тебе, Джон. Без этого извини, мне придётся убить тебя.
Он очень надеялся, что сказанные слова звучат достаточно убедительно, потому что, поостыв, Иван даже не представлял себе, как он так запросто нажмёт на спусковой крючок.

Убить человека. Абсурд какой-то.
- У него не получалось, у этого вашего Декарда, - великан кивнул профессору. – Человек, как оказалось, это не просто бурдюк, набитый костями да кровью с мясом - что-то было ещё такое, из-за чего получившиеся солдаты будущей армии либо не могли существовать вовсе, либо вместо... как это... уберменша экспериментаторы получали слюнявого идиота.

- И тогда они стали экспериментировать с цифровыми технологиями, - говорил Смит. – Все процессы в моём теле контролирует записанная в подсознание программа, полностью воспроизводящая жизненные циклы человеческого организма... я человек. Правда, человек.
Прошин невольно улыбнулся.

- Просто в случае каких-нибудь экстремальных ситуаций, - продолжал великан, - программа действует по особому алгоритму. Включается... я не знаю, что там включается, но вы сами видели – в меня попали несколько раз, а я выжил.
- Так ты что, вообще неуязвим? – спросил Прошин.
- Ну, попадания в голову я не переживу, - неохотно сказал Смит.
- И много таких как ты напечатали?
- Нас было десять человек, - Смит сделал ударение на слове «человек».
- И где они?

Глядя прямо в глаза Ивану, Смит очень тихо сказал:
- Они уничтожены. Все.
В трюме повисло молчание, даже дети притихли, во все глаза глядя на великана.
- Не понимаю, - сказал, наконец, Прошин. – Ну ладно, напечатали людей. Ну и приставили бы их к делу – что, мало опасной работы?
После недолгой паузы Смит ответил:
- Скорее всего, просто не хотели огласки. Мы ведь живые свидетели.
- Чего?
- Нас очень серьёзно готовили к боевым операциям в космосе и на поверхности планет: стрельба, рукопашный бой, тактика, устройство основных типов летательных аппаратов, даже навигация в пространстве. И диверсионная деятельность. Так что мы свидетели подготовки к войне, опасные свидетели.

- Но подготовка продолжается, так? – спросил Прошин. – Так с чего вас пустили в расход?
- Я так думаю, - сказал Смит, - им было невыгодно выращивать и готовить суперсолдат, когда того же результата можно добиться бросив в мясорубку обычных людей.
- Чушь! – фыркнул Прошин.

- Нет, Иван, - сказал профессор, - вы не правы. Так на самом деле проще – задурить головы людей правильно поданной информацией, заставить ненавидеть того, кто ещё вчера был другом и бросить в бой. Здесь все средства хороши: правильно выстроенная сетка вещания на ТВ, блокада внешних ресурсов интерстарнета, даже наркотики, выпущенные в свободную продажу – всё идёт в ход.

Прошин непонимающе смотрел на него.
- Вы заметили, как много у нас рекламы табачных изделий и алкоголя? – спросил его Джангулян.
- Ну, заметил, да... Ну, так это...
- В любой аптеке более-менее крупного города круглосуточно можно купить лёгкие наркотики, нашей, местной выделки. Кое-что продаётся в супермаркетах под видом курительных смесей. Зарегистрированным наркоманам выдают амфетамины в определённые часы.

- В Булл-Ране я этого не видел, - сказал Прошин.
- Вы и не могли заметить, - криво усмехнулся Джангулян. – В своё время ректор Института имел серьёзные неприятности, пытаясь запретить всю эту пакость у нас в городе. Крупная аптечная сеть наняла нескольких чиновников из Москвы, Вазирани лично угрожали, но мы все, весь преподавательский состав поддержали его. Через Институт проходит множество важных исследований... тем и спаслись – в нашем городе наркотики распространять не стали.

- Н-да, - сказал Прошин, - я прямо и не знаю, что сказать... Двадцатый век, какой-то...
- Самое страшное, что за все эти безобразия несёт ответственность наше правительство. Видимо, проведя этот эксперимент, - профессор кивнул Смиту, - они убедились, что создавать людей в принтере дорого.
- Да, - сказал Смит, - проще накачать обычных торчков до невменяемости и бросить в бой.
- Всё равно не сходится! – сказал Иван. – Они что, эти торчки, в космосе будут десантные операции проводить?

- Видимо существует некая стратегия, - Джангулян пожал плечами. – Что тут ещё скажешь? Я, если хотите знать, сам плохо верю, что люди пересекли Галактику только чтобы самые тёмные стороны человеческой натуры взяли верх, и на вновь открытых мирах всё началось сначала. Но таковы факты.
- Ты прятался всё это время? – спросил Прошин великана. – Тебя искали?
- Скорее, старался не привлекать к себе внимания, - ответил Смит. – Меня считали мёртвым, так случилось, вот я и жил то тут, то там год или около того.

- А сколько тебе лет? – внезапно спросил Арам.
Смит покосился на мальчишку - видно было, что ему очень не хочется отвечать, но взрослые внимательно смотрели на него и великан тихо сказал:
- Семь.
Вот тут у Прошина отвисла челюсть. Всё, что он слышал до этого, не касалось его впрямую и, в общем, сочеталось с наблюдениями, сделанными Иваном во время пребывания на Холте. Теперь же прямо перед ним сидел здоровенный мужик ростом за два метра с кулаками размером с хорошую пивную кружку и утверждал, что ему семь лет! Хуже того, они доверили ему свою жизнь, когда согласились прятаться в лесах, вместо того, чтобы принять какое-нибудь более разумное решение.

- Да, - сказал профессор, явно обескураженный словами Смита, - это просто чудо!
- Чудо? - переспросил Смит. – Знаете что, проф...
Он явно хотел сказать что-нибудь покрепче, но сдержался – только на скулах заходили желваки.
- Ну что вы, Джон, - торопливо забормотал профессор, - я ни в коем случае не хотел вас обидеть...
- Проехали, – выдохнул Смит. – Я... ну, я просто отвык доверять людям.
Арам внезапно выпутался из рук отца, подойдя к Смиту обнял его и сказал, глядя в глаза великану:
- Ты хороший человек, Джон. Я тебе верю.

Прошин спохватился, что вместе со Смитом держит на прицеле мальчишку и поспешно опустил оружие. Наступила неловкая тишина.
- Э... ладно, - Смит осторожно отстранил мальчика. – Это здорово, да... Только ты должен слушаться взрослых, парень, о’кей?
- Ты что ли взрослый, салага? – внезапно ответил Арам, заставив сестру засмеяться.
- Арам!.. – тотчас прикрикнул на него отец.
Остальные невольно заулыбались.

- Ну ладно, - сказал Прошин. – Это всё, конечно, невероятно и в твою историю поверить сложно... Но выхода нет, похоже – мы вместе до конца.
Он пожал плечами. Смит внимательно смотрел на него.
- Что будем делать дальше? – спросил его Иван.
- Сейчас надо поспать, - отозвался великан. – Наверху ночь, непогода – отдохнём часика четыре и будем всплывать. А дальше... Выбор у нас небольшой – надо продолжать идти. Бот они может, найдут, может, нет...
- Скорее да, чем нет, - перебил его Иван.
- Ну, не на месте же сидеть, - пожал плечами великан. – Идти надо.

На том и порешили. Прошин с профессором сели ужинать, остальные кое-как устроились спать на жёстких креслах для десанта, Смит ушёл в кабину пилотов и через некоторое время плафоны на потолке потухли, осталась только тусклая лампочка над рампой. Загудел вентилятор.
- Джон, сделай кондиционер потише, - сказал Прошин, едва великан появился в трюме. – Простынем все.

Великан молча кивнул и снова исчез в кабине.
- Так лучше? – спросил он, выйдя в трюм.
Дождавшись утвердительного ответа, Смит принялся устраиваться на ночлег, вместо постели расстелив прямо на полу надувной плот из НЗ. Вслед за ним улеглись взрослые - дети, намаявшись за день, уже спали, калачиками свернувшись на сиденьях.

Прошин повертелся так и эдак – сон не шёл. Жёсткие сиденья, совершенно не предназначенные для того, чтобы на них лежал взрослый человек, впивались в тело, кроме того импровизированное ложе оказалось настолько узким, что какая-нибудь часть тела обязательно оказывалась лишней и свешивалась на пол. Иван попробовал заснуть сидя, с чёрной завистью прислушиваясь к мирному дыханию спящих неподалёку детей, снова прилёг на сиденья – сон пришёл очень нескоро.

- Не видать тебе учёной степени, Ваня, - вздохнул Мухин, укоризненно глядя на Прошина из глубины кабинета.

Сидевший подле него давешний десантник утвердительно покачал головой, усмехнувшись окровавленными губами.

- Так мы же не попали в Туманные горы! – услышал Прошин свой голос, но Мухин только махнул рукой.
В углу кабинета ректора сгустились тени, что-то негромко хлопнуло и к Прошину медленно подошёл рэнит.
- Здрасьте, - сказал ему Иван.

Рэнит кивнул и принялся душить Ивана, сосредоточенно сопя и помаргивая третьим глазом. Иван отбивался, как мог, но цепкие шишковатые пальцы держали мёртво, сжимая хватку, и Прошин упал...
Металлический пол вздыбился навстречу, Прошин здорово приложился локтем и коленями и растянулся между кресел, жадно хватая ртом спёртый воздух. Удушье никуда не исчезло, только рэниты были здесь не причём – в аккумуляторах бота заканчивалась энергия.

- Смит! – прохрипел Прошин. – Смит, очнись!
Оглядевшись, он увидел, что великана в трюме не было. Иван бросился к спящим на креслах детям и профессору, упавшему на пол подле них.
- Вставайте, Геворг Арамович! – Иван тормошил Джангуляна, но профессор только мотался из стороны в сторону и хрипло втягивал воздух полуоткрытым ртом.

Иван схватил за руку Арама. Перед глазами плыли круги, мысли путались – нечего было и думать о том, чтобы нести мальчишку на себе. Прошин крепче взялся за тонкую руку и поволок маленькое тельце по полу в сторону пилотской кабины, на срезе люка столкнувшись со Смитом.
- Джон, надо включить аварийку, - выдохнул Иван. – Запас воздуха... Хватит, чтобы выбраться отсюда... Затащить в кабину...
- Энергия на нуле, - сказал Смит.
- Знаю... Давай... затащим туда... детей и профа... Мы выберемся, я знаю, что делать...

Великан подхватил мальчика на руки, а Прошин, внезапно освободившийся от своей ноши, растянулся на полу, широко открывая рот словно рыба, выброшенная на берег. Смит, выскочивший из кабины, подхватил, было, его под руки.

- Нет, Джон... маски, - Иван мотнул головой в сторону шкафчика на стене, маркированного двумя голубыми полосами.
Смит кинулся было к шкафчику, но внезапно споткнулся и, чтобы не упасть, прислонился к стене трюма, тяжело дыша. Видно было, что великану приходится несладко, хотя двигался он довольно резво. Надев маски, они перетащили профессора и Дженни в кабину пилотов – девчонка, увидев спросонья перед собой невесть что, принялась вяло отбиваться, но быстро сдалась, обмякнув на руках у Прошина. Иван опустил девушку на руки отцу, надел кислородную маску на Арамчика и сел за управление.

Первым делом он включил тумблер «АА» - аварийная подача атмосферы. Где-то над ними загудела установка искусственной дыхательной смеси, вырабатывая воздух для дыхания; в кабине запахло химией. Ничего, минут десять потерпеть можно.

Прошин включил двигатели. Моргнул прожектором – вокруг мгла, тёмная вода разбавлена какой-то взвесью.
- Подымемся? – спросил Смит.

В проходе между сиденьями захныкал Арам, и вообще атмосфера в кабине была, как будто вода за бортом, разбавлена тяжёлым ожиданием сбившихся в кучку людей, чьим вниманием полностью завладел Иван Прошин, колдовавший над пультом управления. Бот задрожал, в свете прожектора заклубился поднятый двигателями ил, машина, дернувшись, снялась со стоянки и начала подниматься.

- Энергии мало, – прошептал Смит.
- Хватит, - сквозь зубы ответил Прошин. – Выберемся...
В кабине было прохладно, но Иван вспотел, будто бы сам вытягивал летательный аппарат с глубины. Пальцы, сжатые на рукоятках управления мощностью двигателей, побелели, а сам Прошин привстал с кресла, глядя вверх, словно так было лучше видно путь. Вода вокруг кабины посветлела, луч прожектора сначала обозначил препятствие, потом они все увидели это.
Лёд.
Указатель энергии давно горел красным, показывая - нет энергии в аккумуляторах, пусто, ноль и двигатели, ровным гулом наполнившие внутренности бота, питаются святым духом. Дженни завизжала, но никто не обратил на неё внимания, Арам сжался в комочек, содрав с себя кислородную маску и закрыв глаза, и только вздрогнул, когда кабина упёрлась в препятствие.

Прошин выругался и всем телом налёг на рукоятки управления.
Они услышали странный, ни на что не похожий звук, лёд подался, и летательный аппарат, с треском подняв тучи ледяной крошки, свечой взмыл над белым полем. Перед кабиной мелькнули тёмные скалы, обступившие озеро, бот накренился, и Прошин как мог быстро снял тягу с двигателей до самой малой, заставив летательный аппарат тут же опуститься на поверхность замёрзшего водоёма. Только когда бот ткнулся в ледяное поле, выработав остатки энергии и спало напряжение, Прошин услышал, как его компаньоны вопят во всю глотку что-то нечленораздельное: Смит хлопнул его по плечу, сзади навалились Дженни с Арамом, профессор смеялся, стоя возле выхода – словно годы плена закончились, они вырвались, всем бедам назло.

- Ну, всё-всё... – Прошин легонько оттолкнул детей, - давайте, надо собираться... Профессор, подержите Арама...
- А что ты хочешь делать? – поинтересовался Смит.
- Отстрелю фонарь, а то задохнёмся, - ответил Иван.

Великан кивнул. С глухим хлопком сработали пиропатроны после чего к полному восторгу мальчугана фонарь кабины сорвался с места и в туче снежной пыли приземлился далеко впереди. Ледяной воздух ужалил людей, привыкших к кондиционированным отсекам летательного аппарата, яркое солнце, игравшее на снежном покрывале, укутавшем землю за ночь, ослепило глаза.

- Пошли внутрь, - сказал Смит, прикрывая рукой глаза. – Профессор, пойдёмте, а то дети простынут...
Джангулян ошеломлённо кивнул. С помощью дочери он нашёл ручку двери кабины пилотов, и сморщился, когда из открытой двери вырвались остатки спёртого воздуха.

- Собирайтесь быстрее, - скомандовал Смит, - вот-вот провалимся.
В полной тишине, воцарившейся вокруг летательного аппарата, явственно слышался треск льда.

Рампу открыть не получилось – сработала блокировка, поэтому всё, что могло пригодиться в дальнейшем путешествии выбрасывали из кабины пилотов прямо на лёд. Профессор принимал амуницию, Дженни, отойдя вместе с братом подальше, готовила завтрак. Возвращаться в бот никто не рискнул.

Вытащив из летательного аппарата всё, что могло пригодиться в дороге, Смит и Прошин присоединились к профессору с детьми. Сидя на куче мешков со снедью, одеждой и рассыпанными в беспорядке коробками с сухим пайком и медикаментами, дружная компания принялась за завтрак.
- Глаза слепит, - Смит отбросил в сторону упаковку саморазогревающегося кофе и, прикрыв ладонью глаза, растянулся во весь свой рост на мешках. – Надо было очки взять...

Прошин кивнул:
- Ну, кто же знал?
Прихлёбывая кофе из такой же упаковки и щурясь на солнце, Иван огляделся.

Земная кора, собравшаяся тысячи лет назад в складки, образовала впадину почти идеально круглой формы. Атмосферные осадки, стекавшие с вершин обступивших впадину гор, образовали маленькое и очень глубокое озеро, ставшее, в свою очередь источником небольшой речки и множества ручьёв. Склоны гор поросли редкими деревьями, укрепившими свои корни даже на валунах обвалившейся в озеро скалы. Утреннее солнце слепило глаза, разгоняя тени, собравшиеся под деревьями на склонах, переливалось блёстками ровное ледяное поле, сковавшее озерцо – идиллия и пастораль, нарушенная тёмной тушей лежавшего на боку летательного аппарата, кучей мешков поодаль и огромной полыньёй.

Снова придётся скакать по горам, - решил Прошин. Впрочем, в одном месте природа, словно специально для таких случаев сгладила горную цепь, словно пологий пандус поднимался из ледяного поля. Дальше придётся подниматься, петляя в подлеске, но и это казалось более лёгкой задачей, чем карабкаться по заснеженным валунам и обрывистым скалам.
Прошин перевёл взгляд на свою команду. Профессор помогал Дженни подогнать зимнюю куртку, Смит валялся на рюкзаках, прикрыв глаза, и вроде бы дремал, выпуская облачка пара. Арам сидел с тубой сгущённого молока в руках словно котёнок, дорвавшийся до миски со сметаной. Иван улыбнулся.

На противоположном берегу озера громоздились валуны с чахлыми деревцами, с трудом пробившимися между каменных глыб. При виде этой груды камней Иван ощущал смутное беспокойство, словно видел что-то до боли знакомое, чего, однако, здесь быть не могло. Подступившая к берегу озера гора на первый взгляд имела черты искусственного образования, но прошло столько времени, что сказать это наверняка было невозможно, а исследовать да разглядывать некогда.

Прошин отвернулся и негромко сказал:
- Пошли, что ли...
Собрались они на удивление споро. Быстренько раскидали по рюкзакам поклажу, оставив лишнее прямо на льду. Арамчик бегал вокруг и теребил взрослых, его сестра смеялась, глядя на это.

- Увидит кто-нибудь, - сказал профессор про груду оставленных вещей.
Прошин только кивнул в сторону бота, скалой торчавшего посреди белого поля. После этого они без лишних слов навьючили поклажу, проверили оружие, и маленький отряд направился в сторону замеченного Иваном подъёма.

Лёд потрескивал под ногами. Скоро такие прогулки станут по-настоящему опасными, но пока лёд держал даже Смита с огромным сидором за спиной, не говоря уже о маленьком Араме или Дженни.
Вскоре отряд вышел на берег. Здесь отыскалась едва наметившаяся тропка, уходящая вверх и вправо, чтобы потом затеряться в деревьях. Идти по ней пришлось очень осторожно – снег подтаял и люди, поднимаясь, поминутно оскальзывались на камнях. Немало времени прошло, прежде чем маленький отряд преодолел подъём, совершенно обессиливший даже взрослых, не говоря уже о Дженни с Арамом.

- Уф! – Смит как был под рюкзаком, плюхнулся на камни.
Звякнул карабин.

Рядом с великаном примостился Арамчик и Смит заботливо поддёрнул курточку, чтобы мальчуган не простудился на холодных камнях. Джангулян, порывшись в рюкзаке, отыскал плитку шоколада и отломил половинку для дочери. Дженни благодарно кивнула.

- Иван, - сказал Смит, - эй, парень, хлебни-ка...
Прошин подошёл к нему. Великан протянул фляжку, наполненную, как тут же выяснил Иван, хорошим коньяком.
- Ого, - восхитился Прошин, - откуда?
- Бонус к сухому пайку. Что ты разглядываешь?
- Сам не знаю. Такое чувство, будто что-то знакомое увидел.
- Как это?
- В прошлой жизни здесь был, - встряла Дженни.

Прошин пожал плечами.
- Арам, убери руки! – велел профессор сыну, тянувшемуся к фляжке с коньяком. – Смотри, у меня вот что есть...
Арам получил из рук отца саморазогревающуюся упаковку с какао.

Дженни, вызывающе глядя на профессора, взяла из рук Прошина фляжку, но Геворг Арамович только покрутил носом и, дождавшись очереди, сам сделал добрый глоток.
Прошин осматривался. Вокруг них, насколько хватало глаз, громоздились усыпанные снегом горные вершины, залитые лучами по-весеннему яркого солнца. Тишина и покой царили окрест, так что Иван какое-то время просто любовался пейзажем. Будь у него камера или хотя бы телефон, можно было сделать хорошие фотографии, тут же загрузить в «Одноклассники» и ждать восторженные комментарии с френдленты, но телефона не было, а всё, что обещал великолепный пейзаж вокруг - ноющие от усталости ноги.

Иван перевёл взгляд. На белом поле замёрзшего озера бросалась в глаза туша лежащего на боку десантного бота. Эта клякса на льду означала, что их найдут очень скоро: отследят активные электронные цепи, пошлют в заданный квадрат самолёт или перенацелят спутник и всё – вот они, как на тарелочке... Прошин подавил желание бежать. Уж если их не обнаружили до сих пор, может, есть шанс?..

Чаша озера, чётко очерченная темными линиями навалившихся на берега валунов, представляла собой правильной формы каплю, с вершиной в том месте, где маленький отряд вышел на берег. К широкой части «капли» вплотную подступал ступенчатый склон горы и Прошин, рассматривая сам берег озера и нависшую над ним скалу, никак не мог отделаться от ощущения, что видит перед собой остатки искусственного сооружения. Словно кто-то пристроил к горе двойной контрфорс, но так давно, что вся постройка осыпалась, уцелевшая часть заплыла землей и смытой дождями породой, превратившись в головоломку для пришедших вслед строителям.

А Иван видел такие контрфорсы. На Байконуре, откуда до сих пор стартуют ракеты, видел пристартовый бункер комплекса «Протон» и в другое время Прошин с уверенностью мог бы сказать, что вот он, стартовый комплекс ракеты, только пострадавший от времени и погодных условий. Вместо стартового устройства почему-то торчала правильной формы гора, но если продолжить допущения...

Прошин посмотрел в противоположную сторону.
Эти ровные линии вполне могли быть транспортными артериями предполагаемого космодрома, вот здесь – большой холм правильного вида – сборочный цех. По погодным условиям, как и на Байконуре, космический корабль желательно собирать в горизонтальном положении, это не благостная Флорида... Дальше всех – ровная цепочка холмов – можно расположить кислородно-азотный завод, или какая там пакость потребна для подъёма в космос.

Прошин принюхался.
- Что ты мечешься? – добродушно спросил Смит. – Под рюкзак пора...
- А тебя не учили распознавать радиацию? – спросил Прошин.
- Ну, вообще-то... – Смит потёр мочки ушей.
- Небольшой фон...
- Если тысячу лет назад, то какой угодно – всё равно выветрилось. Ядерный взрыв? - спросил великан.
- Профессор, - окликнул Прошин Джангуляна, - мы, кажется, нашли рэнитов.

Геворг Арамович отвлёкся от сына, которому поправлял сбившуюся под курткой рубашку.
- Что? Не понял, - переспросил он, подслеповато щурясь на солнце.
- Похоже, вот он, космодром Рэн, - сказал Прошин.
Джангулян выслушал его сбивчивые объяснения и серьёзно удивил Прошина своей реакцией.

- Да, - сказал Геворг Арамович, внимательно осмотрев озеро, гору с предположительно остатками стартового стола и холмы за горой. – Вполне может быть.
Он позвал на помощь Дженни и вновь занялся одеждой сына. Прошин и Смит растеряно смотрели на дружное семейство.
- Профессор, - сказал Иван, - но мы нашли их... Я ради этого космодрома полтора года сюда летел!..

Джангулян оставил Арама дочери и подошёл к компаньонам.
- Ну что вы хотите от меня, Иван? - несколько раздражённо спросил он. – Да, скорее всего это он и есть, космодром Рэн. Я охотно верю вашему опыту: вот стартовый стол, вот сюда направлялся выхлоп с дюз, вот эти холмы вполне могут быть производственным комплексом...

Профессор по очереди махнул рукой в сторону предполагаемых сооружений и вновь повернулся к Прошину:
- Да, скорее всего, так и есть... Ну так что с того?.. Вы не помните план экспедиции? Мы должны были высадиться в заданном районе, разбить лагерь, пока эскадрилья Атмосферного контроля прочешет примерно три тысячи акров в окрестностях. Затем все заинтересовавшие нас районы сфотографируют спутники, фотографии будут проанализированы компьютером и только потом поисковая партия из трёх десятков человек начнёт работу непосредственно на местности.

Он перевёл дух.
- Вы видите что-нибудь из перечисленного?! – Джангулян завёлся не на шутку. – Поисковую партию? Летательные аппараты?!
- Я вижу, - в голосе великана прозвучала такая смертная тоска, что Джангулян и Прошин бросили перепалку и посмотрели на Джона.
Смит как-то очень устало смотрел в небо. Прошин проследил его взгляд и кинулся к своим пожиткам – над вершинами гор разворачивалась целая эскадрилья летательных аппаратов, но были то не «Чайки» Атмосферного контроля, серебристые разлапистые самолётики, каждый со своим именем и оригинальной раскраской на обтекателях, а десантные боты, имён собственных не имевшие, числящиеся во всех реестрах под зубодробительными номерами. Один такой грудой мёртвого металла лежал на белом поле замёрзшего озера, к нему и спешили на помощь собратья. Или вернее будет систершипы?..

Неважно. Прошин схватил карабин, щёлкнул затвором.
- Под деревья все! - рявкнул он. – Бежим, ну!..
- Да куда ты тут убежишь, - кажется, Смит всерьёз готовился умирать. – Мы как на ладони...

Действительно, через пару месяцев, когда лето войдёт в силу, они, может быть, сумели спрятаться под сенью деревьев. Вот только лета никто ждать не собирался.

- Пошли!.. – Прошин схватил за руки Арама и Дженни, сунул им рюкзаки. – Профессор, берите детей!..
Медленно, словно во сне, Джангулян взял Дженни под руку, обнял за плечи сына.
- Шевелись, верзила! – Иван схватил Смита за одежду и попытался встряхнуть.

Куда там. Проще скалу свернуть.
Медленно, очень медленно великан повернул голову.
- Вы идите, - сказал он. – Я останусь.
- Да зачем?! – заорал Прошин. – Ты видишь, далеко они! Далеко, убежим!

- Вот и идите, - Смит будто и не слышал. – Я обратно к этим не хочу.
- Профессор!.. – Иван с удивлением услышал в своём голосе плачущие нотки. – Ну, скажите ему!
- А что вы, Иван, суетитесь? – профессор добро посмотрел на Прошина. – Проигрывать надо уметь достойно.

Из-под руки Джангуляна блестели глаза Арамчика. Дженни, вопреки обычаю не пыталась съязвить, только пристально смотрела на Ивана, вцепившись в рукав отцовской куртки, и Прошин не нашёлся что возразить.

Замерев, они смотрели, как диковинными птицами парили над головой боты, высаживая десант на замёрзшее озеро. Как маленькие фигурки словно муравьи снуют вокруг лежащего на льду летательного аппарата, как расходятся кругами машины прикрытия, обследуя территорию... Лишние манёвры – наверняка боты оборудованы биосканерами, да и обычный тепловизор вполне способен обнаружить беглецов.

- Вам лучше уйти, - сказал вдруг Смит.
Великан порылся в своей поклаже и достал упаковку с патронами.
- Уходите! – бросил он.
Профессор мелко закивал, не глядя, подхватил с земли свой рюкзак и поволок детей за собой вниз по склону, оступаясь и проваливаясь в неглубокие ямы со снегом.

- А ты чего? – спросил Смит Прошина.
А Прошин, достав из своего рюкзака точно такой же куль с патронами, снаряжал запасные магазины к оружию.
- Ты чего не ушёл, Иван? – переспросил Смит.
- Понимаешь, - Прошин распихал патроны по карманам, - терпеть не могу занудные лекции.

Смит кивнул, как будто и впрямь что-то понял.
- Что делаем? – осведомился Прошин.
- Бежим, - пожал плечами Смит. – Вон туда.
И они припустили вверх по склону горы.
Прошин тут же выдохся. Смит хоть бы что – бежал, раскидывая вокруг себя снег, отпихивая ветви деревьев и ломясь через хлипкий подлесок, будто молодой лось. Иван же, пробежав пару сотен метров, просто упал, хрипло дыша сорванным горлом. Великан подхватил его под руки.

- Давай, Иван, чуть-чуть надо, давай...
- Ага... – Прошин, разозлившись на своё немощное тело, рванулся вслед за Смитом.
Над головой раздался свист двигателей летательного аппарата, и они дружно повалились в снег, словно надеясь таким способом укрыться от погони.

- Пошли! – Смит рванулся было наверх.
- Стой! – страшным шёпотом окликнул его Иван. – Смотри!
То ли молния ударила, то ли пронёсся ураган – метрах в пятидесяти от них громоздился комель поваленного дерева. Во все стороны торчали обломки корней, выдранных из земли, сама лесина лежала горизонтально, опершись о ветви собратьев, растущих ниже.

- Туда! – всё также шёпотом скомандовал Прошин.
Смит пожал плечами в ответ. Не всё ли равно, где умирать?..
Они закатились в яму под корнями поваленного дерева, разгребли снег, навалив его вокруг себя как бруствер. Теперь оставалось только ждать.
- Тихо как, - сказал Прошин. – Может, пронесёт?
- Угу, - промычал Смит.

Великан кивнул в сторону оставленных ими следов и Прошин вздохнул: да, пока бежали – траншею вырыли, с воздуха заметно...
На лес обрушилась тишина. Ни птичьего крика, ни шороха под деревьями – только весёлые лучики солнца пробивались через сплетение ветвей.
Прошин заворочался на своём ложе.

- Джон.
- Что?
- А ты кем хотел бы стать?
- Чего?!
- Ну, вот работать ты кем хотел бы?
Смит ошалело посмотрел на напарника. Прошин лежал, пристроив щеку на ложе винтовки и задумчиво улыбался.
- Да не знаю я, - сказал великан. – Как-то не думал.
- Ну а пофантазировать?
- Ты чего пристал?! – вспылил Смит. – Фантазировать ему... Ты педик, что ли?!
- Да нет, - Прошин перевернулся на спину. – Стало интересно, мечтают ли андроиды об электроовцах.
Смит долго смотрел на него. Прошин смотрел в небо и улыбался.
- Ты псих какой-то, - великан покачал головой.
Смит взял наизготовку оружие и прицелился куда-то в сторону деревьев. Ничего, всё та же тишина и снег, поблескивающий под ярким весенним солнышком.
Великан вздохнул и улёгся на спину возле Ивана.
- Не знаю я, - невпопад сказал Смит.
- Чего?
- Ну, кем хотел бы стать.
- А.
- Понимаешь, времени не было задуматься. Выживать приходилось, думал об этом только.
- Понятно.
- А ты?
- Я с детского сада хотел стать космонавтом, - Прошин улыбнулся. – Военным хотел быть.
- Ну и дурак.
- Почему?
- Чего хорошего, военным быть?
- А почему нет?
- Солдат это такая профессия, - Смит вздохнул. – Вот сказано тебе – сдохнуть здесь. Здесь ты и должен сдохнуть. Без вопросов. Надо так.
Прошин перевернулся.
- Да у меня не получилось стать военным.
- Звёзды, - сказал вдруг Смит.
- Чего?
- Звёзды на небе.
Иван задрал голову.
- Одна, две, три, четыре, - начал считать Смит. – Ха, смотри, пятая появилась.

Небо, чистое и голубое как на детском рисунке, с ярким солнышком в зените, заслоняли ветви деревьев, по весеннему времени всё ещё без листьев. Иван сощурился на солнце:
- Да где же? Какие звёзды днём?..

И тут он увидел это. Четыре, пять ярко-жёлтых солнца на голубом небе, словно ребёнок сказал: «Хочу много солнышка!..» - и фломастером дополнил рисунок.
- Это не звёзды.
- А что?!
- Чему тебя учили? – Смит насупился. – Это плазменные экраны десантных кораблей.
- Да нет у нас такого! – великан основательно завёлся.
- Нету, - медленно сказал Иван.
Прямо над ними раздался свист двигателей десантного бота.
- Джон, - шёпотом сказал Прошин.
- Что? – обернувшись, Смит увидел, как на лице напарника расцветает безумная улыбка. - Ты чего?
- Надо продержаться, - Иван кинулся перебирать боеприпасы. – Сколько сможем, по максимуму...
- Что ты несёшь опять?!
- Минут десять... меньше даже, - Прошин проверил предохранитель. – Только бы...
- Вот они, - сказал Смит.
- Где?..
- Бей!..
Иван вздрогнул, когда у него под ухом грохнул выстрел. И ещё, и ещё - Смит одним махом высадил магазин, рванул затвор.
- Стреляй!

Прошин прижал приклад к плечу, повёл стволом. Ничего он не увидел, но чтобы Смит не нервничал, потянул за спусковой крючок. Выстрел кнутом ударил по ушам – на дереве метрах в пятидесяти отлетела кора, запахло кислым. Великан, в отличие от него, противника видел и вёл огонь явно прицельно – пока Прошин выбирал цель, Смит выпустил ещё магазин.
Наконец, Иван увидел их. Между деревьями, явно по их следам, перебегали от укрытия к укрытию полуразмытые фигуры. Камуфляж десантных скафандров прекрасно маскировал движения нападавших, только легкое движение видно на фоне деревьев, голых кустов подлеска.
Прошин принялся стрелять, целясь в любую тень. Он видел, как пули сносят ветки, выбивают куски коры деревьев, винтовка дёргалась в руках, уши заложило от непрерывной пальбы на два ствола. Попали они в кого-нибудь или нет – непонятно.

Перед глазами Ивана взметнулся снег, сверху посыпалась труха, кусочки коры...
Рука Смита дёрнула Прошина за шиворот, Иван оказался на дне ямы.
Смит принялся набивать магазины.
- Что там звёзды? - спросил Прошин.
- Заряжай!.. – выдохнул в ответ Смит.

Иван принялся набивать непослушными пальцами магазин. Один, второй... Смит тем временем щелкнул затвором и, рухнув на импровизированный бруствер их укрытия, открыл огонь. Прошин защелкнул магазин, передёрнул затвор и вдруг понял, что не может подняться и лечь рядом с напарником. Подняться и сразу стать мишенью для десятка стволов...

Прошин выругался. Они должны продержаться. Ещё чуть-чуть. Надо.
Они держались. Пули нет-нет да находили цель и тени, метавшиеся в подлеске, дергались, сбивались настройки камуфляжа, превращая нападавших в белые изваяния, хоть свинец и не мог пробить броню скафандров. Кроме того, как ни странно, громкие щелчки выстрелов, в отличие от бесшумных импульсных винтовок здорово охлаждали пыл противника – мало кому охота лишний раз проверять броню на прочность.

Впрочем, силы были не равны.
В какой-то момент над полем боя сгустились тени. Взревели двигатели, заглушив всё остальное, и будто огненная стрела прочертила сумрак чащи, искрами рассыпавшись подле корней поваленного дерева.
...Прошин как раз искал в снегу выпавший из непослушных пальцев патрон – боеприпасы почти закончились, по магазину на винтовку и всё, хоть в рукопашную иди. Кажется, придётся драться, азартно думал Иван...

Всё вокруг взревело, земля поднялась, опустилась, и они поднялись и опустились вместе с ней...

Уши заложило, что-то кололо в боку, но руки двигались, ноги шевелились и Прошин попытался подняться – его бросило поперёк Смита. Великан лежал навзничь и словно рыба в воде открывал и закрывал рот.
«Сейчас, Джон, - думал Прошин, - сейчас, парень, я только встану, возьму винтарь и дадим жару этим...»

Вставать получалось плохо. Вообще не получалось, но Прошин упорно скрёб руками снег, перемешанный с землёй, тянулся за торчащим из-под корней прикладом винтовки.

Сейчас, сейчас...
Внезапно всё поле зрения занял силуэт человека без лица. Взгляд плыл, не в силах зацепиться за гладкую поверхность шлема, Прошин попробовал крикнуть что-нибудь оскорбительное, но, едва открыв рот, почувствовал, как по подбородку потекли слюни.
Его подхватили под белы рученьки и куда-то поволокли. Конечности Ивана бессильно мотались и было мучительно стыдно за то, что встречает врага не как подобает мужчине, грудь колесом, а словно слюнявый идиот. Прошин висел на руках нападавших и всё боялся обмочиться.
Посреди леса, аккуратно, чтобы не задеть за деревья, опускался десантный бот. «По нашу душу, не иначе», - отстранённо подумал Прошин. Громадная машина двигалась почти бесшумно, проседая всё ниже и ниже среди деревьев. Сейчас швырнут в трюм и отвезут... на орбиту? Или тюрьма будет на грунте?

Прошин попытался подумать о собственном будущем, но мысли ворочались тяжёлые, медленные и он оставил это занятие.
Сумрак леса прочертили огненные стрелы. Два огненных шара ударили в борт летательного аппарата, и бот грудой исковерканного металла осел на снег. Из кабины пилотов рванулось пламя, крылья воткнулись в землю, подняв тучи снега, земли, камней...

Десант прыснул во все стороны, спасаясь. Прошин внезапно упал в снег – его конвоиры исчезли.
Иван кое-как поднялся, сел на колени, ошеломлённо наблюдая, как подле сбитого десантного бота опускается другой корабль, ещё больше, длинный, изящный, с эмблемой Лиги миров на серебристом борту. Мухину понравится, решил Иван и засмеялся, не слыша собственного голоса, а только чувствуя издаваемые связками вибрации, да горячие слёзы на щеках.
Так его и нашли.

20 сентября 2156 года от Рождества Христова Иван Прошин совершенно буднично, даже незаслуженно обыденно подошёл к зданию Института гражданской космонавтики. Дело шло к полудню, учебный год начался и вступил в свои права, разгоняя негу коротких летних каникул, поэтому парапет центральной лестницы Института заполнила шумная толпа парней и девчонок, готовившихся стать надеждой и опорой страны, больше того – Земли на дальних мирах и в чужих пространствах.

Всё время, что Иван шёл к институту и поднимался по лестнице, ему уважительно уступали дорогу, столь же почтительно здороваясь. Казалось, тому не было причины, ибо, на наш непросвещённый взгляд, Прошин совершенно не производил впечатления серьёзного человека, жителя культурной столицы России. Главная неприятность заключалась в одежде: цветастой рубашке с длинным рукавом – с Балтики тянуло холодом – кричащей расцветки штанах, перетянутых ремнём поддельной крокодиловой кожи и столь же ярких штиблетах, словно оставляющих яркую кляксу на асфальте при каждом шаге, словом, Иван по своему обыкновению оделся, будто представитель какой-нибудь из расплодившихся в последнее время субкультур, что достойно разве что сожаления, а не знаков внимания и восхищённых взглядов первокурсниц вослед.

Впрочем, студенты – и студентки – знали уже, что одежду подобной расцветки мог выбрать только человек, досыта насмотревшийся на унылые, безжизненные пейзажи безатмосферных миров и столь же однообразно-серую расцветку интерьеров космических кораблей. Кто успел поработать на лунных полигонах, безошибочно узнавал в покрое хлопчатобумажных штанов брюки от костюма для пустолазанья, расцветкой точь-в-точь знаменитый «Филин». Едва отросшие волосы молодого человека говорили о том, что на Землю он вернулся буквально только что – в космосе всем без исключения положено стричься под ноль.

Внутреннее убранство Института не претерпело особых изменений – те же коридоры, лестницы, плакаты на стенах, но до кабинета ректора Прошин добрался почему-то гораздо быстрее, чем в прежние времена.
-...Здравствуй, Ваня, - Иван остановился напротив ректора, чуть не дойдя до стола буквой «Т». – Что, подлечили тебя наши эскулапы?

Прошин молчал. Молчал и смотрел на Мухина и нехороший это был взгляд. Всё было в нём: и драка на улицах чужого города, и полусумасшедшая прогулка через чужую планету, и плен, и неравный бой в лесу, когда каждый за себя, один только Бог за всех...

Мухин крякнул, полез в ящик стола. На полированной столешнице с заботливо подстеленной салфеткой появились по очереди три рюмки-напёрстка, початая бутылка коньяку и мелко нарезанная «николашка» на белом блюдце. Благородная жидкость плеснула в стекло. Ректор вопросительно посмотрел на Ивана.

- Вы мне врали, - процедил Прошин.
- Всей правды не сказал.
- Не было никакой экспедиции.
- Да почему же?.. Была. Просто я порекомендовал Жорику своего сотрудника. Отличного специалиста, большого энтузиаста изучения инопланетных цивилизаций.
- Втемную использовали?

Мухин только поморщился.
- Я мог погибнуть.
- Ну, знаешь... Гагарин тоже мог погибнуть. Ты сделал то, что от тебя требовалось, и остался в живых. А это не каждому дано – Внеземелье, как ты успел заметить, то ещё место...

Мухин покосился в сторону своего посетителя, доселе не вступавшего в разговор. Посетитель предпочёл ограничиться кивком головы.
- А с дипломом что? – спросил Иван. – Все сроки вышли...
- А, это... – на свет Божий появились тёмно-синяя обложка с тиснением. – Давай, Ваня, махнём... за новоиспечённого кандидата.

Мухин протянул Ивану рюмку. Прошин, для пущей важности, помедлив мгновение, взял маленькую, с напёрсточек, ёмкость. Тёплая волна прокатилась внутри, снимая напряжение.
- Зачем вообще всё это было? – спросил Прошин.
- Расскажи ему Фарид, - кивнул Мухин. – Это Фарид. Фарид Хакимулин, из безопасности.

Техник Хлебски посмотрел на Прошина.
- Кровавая гэбня, - усмехнулся «из безопасности». – Рад видеть своего подопечного.
- Вы вели меня? – Иван только сейчас обратил внимание, что кроме них с ректором в кабинете есть ещё кто-то.
- Сказать честно, - Хакимулин улыбнулся, отчего вокруг его раскосых глаз собрались морщинки, - вся эта каша заварилась по моей инициативе. За тобой наблюдали с самого начала.
- Как?
- На медосмотре – помнишь, тебе ставили биоблокаду? Вот, один укол был лишним – тебе присадили небольшую программу... ну, жучок.
- И оно теперь во мне?
- Ну да. Не дёргайся – во мне такой же.
- И во мне, - хмыкнул Мухин, - ещё и обновлять приходится...

Выпили.

- Я не понимаю, - сказал Прошин, - что ж там такое случилось, на планете, что понадобилось меня от учёбы отрывать.
- Его от учёбы оторвали! – Мухин в притворном возмущении всплеснул руками. – Сынок! Да там целая войсковая операция началась!
Иван непонимающе смотрел на собутыльников.

- Да-да, - уныло подтвердил Хакимулин, - в системе Девы 61 были развёрнуты войсковые соединения Лиги миров.
- Так не было войск у Лиги...
- Так теперь есть.
- Да почему?! – выкрикнул Иван. – Что, чёрт возьми, происходит?! Рэниты напали?!

- Рэниты почивают у себя в Рукаве и плюют на наши с тобой трудности, - усмехнулся Мухин.
- Нет, Иван, - Хакимулин взял дольку лимона. – Всё, к сожалению, проще – дело в людях. Человеческая жадность, жажда власти... Несколько богатеев, дорвавшись до власти над целой планетной системой, решили распространить своё влияние и дальше, на другие наши колонии. И это, выдам тебе государственную тайну, процесс, набирающий силу.
- Ох уж и тайна, - хохотнул Мухин.

- Тайна, - кивнул безопасник. – Уж такая тайна... По этому поводу я предлагаю вам, Иван Владимирович, сотрудничать с нами.
- С кем с нами?
- Службой безопасности Лиги миров.
Прошин посмотрел на Мухина, потом на безопасника...
- А если я не хочу? Это вообще не мой профиль.
- А профиль твой, Ваня, - Мухин посерьёзнел, - будет там, где скажут. Мы тебя чему могли, научили, а дальше... ступай в люди.

Прошин смотрел на собутыльников, словно надеясь, что те передумают, объявят всё сказанное розыгрышем, буффонадой, но ни строгий взгляд из-под кустистых бровей Мухина, ни азиатский прищур безопасника не оставлял ему никаких шансов. Прошин вздохнул.

Под полётный комбинезон я надел тёплое бельё. Комбез на молнии, портупея (братишка привёз), обувь – высокие ботинки, по старой курсантской привычке начищенные до блеска; лёгкие, удобные, я их и по гражданке таскаю. На голову пилотка оливкового цвета, взгляд в зеркало - берегитесь, девчонки!..

Дощатый пол лётной гостиницы отозвался скрипом. С открывшейся дверью пахнуло утренним, по-осеннему свежим воздухом, напоенным ароматом сибирской тайги, из-за верхушек деревьев выглянуло солнышко, позолотив крышу домика-гостиницы.

Аэродром оживал. Поднимавшееся из-за вековых сосен солнце блестело на раскинутых крыльях выстроившихся в шеренгу самолётов, разгоняло утренний туман, порванный в клочья вращающимися винтами. Девять винтокрылых машин нашей эскадрильи готовились к трудовому дню, басовито гудели моторы. Пилоты собрались возле вышки. По зиме мы заседаем в небольшой комнате на первом этаже, изредка поднимаемся к диспетчерам, а в тёплое время года — вот так, на открытом воздухе. Аэродром маленький, не то, что в Центре, всё по-простому.

У крылечка диспетчерской притулилась «Газель» Колюни - местного предпринимателя, старшего брата нашего Сашки Долгова. Буфет закрыли, так он приноровился привозить нам на завтрак нехитрую снедь, да поить горячим чаем – не иначе брат подсказал. Смотрели на это сквозь пальцы, только чтобы Колюня не вздумал привозить спиртное.
Здесь и собралась эскадрилья. Ребята жевали пирожки, прихлёбывая чай из одноразовых пластиковых стаканов, слушали моего командира – Пашу Красилова. Здесь же стоял Колюня, важно внимавший каждому его слову. Колюнина жена, маленькая, румяная, в бордовом передничке поверх засаленной тужурки, суетилась за столом, раскинутым возле дверей машины, набивая пирожками пакет для Георгича, самого старого из нас. Александр Георгиевич как раз что-то говорил ей, кивая в мою сторону, и женщина смеялась, словно бы звенели колокольчики.

Паша говорил:
- С запада идёт циклон, метеорологи обещают, что погода восстановится быстро, но кто ж его знает... Серёжа, ты уж обойди его, Бог с ним с топливом, главное люди, - Сергей Усольцев, командир единственной в нашей эскадрильи «Гжели», кивал, отряхивая крошки с комбинезона.
Они с Витей Фатеевым, вторым пилотом, налетали лет пятнадцать, взрослые серьёзные мужики, опыта не занимать, но Паша оставался за инструктора и такие слова ему полагались по должности. Усольцев пробурчал что-то вроде: «Всё в порядке, командир».

- В общем, всё как обычно, - продолжал Красильников, поводя сажеными плечами, - где мой пилот?.. А, вот он ты... Миша, почему опаздываешь?
Это мне. Вообще-то редко, очень редко второй пилот мог припоздниться, мог не выслушать полётное задание, если требовалось помочь техникам, к примеру. На такой случай я понадеялся сегодня и - зря.
Паша холодно посмотрел на меня сверху вниз.

- Мне что теперь, метеосводку тебе персонально читать?
Ребята смотрели, и я почувствовал, что краснею.
- Чтобы в последний раз, - бросил Красилов.
Я торопливо закивал.

- Вопросы есть? Ну, чистого неба, парни, - Красилов выключил планшет.
Без лишних слов – они отлетали вместе лет по десять, а кто и по двадцать, это я, молодой-зелёный, всё стыдобился двумя годами налёта - лётчики разошлись по машинам. Колюня принялся хлопотать вокруг своей колымаги, помогая жене собрать выпечку, да свернуть столы. Я остался.

- У Татьяны Борисовны был? – спросил Красилов.
- Да, по гражданке заскочил.
- Ну, добро. Пошли к машине.
Мы летали на «Рысачках». Аппарат знатный – целиком из алюминиевых сплавов моноплан с низким расположением крыла, два двигателя нашего Омского моторостроительного позволяли выжать почти пятьсот километров в час. Самолётик не мог вытворять кунштюки вроде парашютирования и полётов на минимальной скорости наподобие своего прапрадеда Ан-2, техника была требовательная, и молодых пилотов вводили не спеша, тщательно присматриваясь, кто чего стоит. Зато потом, когда Паша решил, что я, второй пилот, вполне справляюсь даже в непростых метеоусловиях, командир сидел и читал книжку или просто подрёмывал, изредка бросая взгляд на приборы. А то выпускал меня рулить и шлёпал в карты с техниками, благо по документам «Рысачок» допускал пилотирование в одно лицо.

- Нет, садись первым, - Красилов легонько подтолкнул меня к правой двери кабины.
Я уселся на место первого пилота, недоумевая, что бы это значило. Неужели тот самый случай?..
- Я за инструктора, - пояснил Паша, умещаясь в кресле на левой стороне кабины, - бумажек навалилось – развели, понимаешь, документацию...
Он выразил своё отношение к расцветшей дурным цветом канцелярщине. Взял папку, где хранилась карта ТО и прочие полётные документы.
- Тебе, Миша, задание: выбросить пожарников в заповедник. Пойдёшь на Комсу, над островом примешь к северо-западу – диспетчер наведёт…, да ты и сам места знаешь. Развернёшься по ветру, да дверь за ребятами закроешь... Булды?

Красилов внимательно посмотрел на меня.
- Сделаю, Паш.
- Смотри. А то документы там или нет, если надо, я с тобой пойду.
- Сделаю, - повторил я.

Парашютистов-пожарников мы бросали регулярно, как только МЧСовцы замечали занимающийся лесной пожар со спутника или на пульт дежурной сообщали лесники. Ничего особо сложного в этом не было: в плохую погоду прыжки не производились, место десантирования подсказывал ГЛОНАСС, высоту и направление ветра определяли по приборам, благо «Рысачок» уже тогда был укомплектован бортовым вычислительным комплексом.

- Ну и молодец, - заключил Красилов. – Смотри, грозовой фронт не догони, если что – заканчивай полёт, не рискуй. Ни в коем случае не лезь в грозу, понял?

Я торопливо закивал. Не полезу, Паша. Нельзя людьми рисковать, это нам вдалбливали ещё в училище.
- Остальное в норме. Ветер обещают два с чем-то, где грозы нет, там небольшие облака... нормально. Давай, помолюсь с тобой, да пожарников выгоню.
- А где они?
- С диспетчерами ругаются...

- Га-а, здорово, мужики, - возле Пашиного колена появилась улыбающаяся физиономия Петровича. – Ой, Мишка, ты командира подсидел, что ль?
Его лицо собралось морщинами в улыбке и Алексей Петрович Беговатов, наш старший техник, хихикнув, сунул в рот длинную тонкую сигарету.
- Здорово, Петрович...

- Петрович, не хами, – нахмурился Красилов. – Курить он мне здесь взялся…
- Обижаешь старого воина, Павлентий, – состроив уморительную гримасу, отозвался Петрович.
- А с машиной что? – уже не так грозно спросил Паша.
– Бегает, «Рысачок», бегает наш жеребёночек и ещё столько пробегает, тебе дай Бог...
- На выходные рыбачил? – уже спокойно спросил Паша.
- Ну, а как же... – Петрович махнул рукой с незажжённой сигаретой меж пальцев.
- Рыбачили, - продолжал техник, приправляя речь крепким словцом и размахивая руками. – На Лебедянке, Витька в лодке спал, а я – ууу!.. – ведро натаскал!..
- Таймень, поди?
- Ну… Чуть не поймали нас, слышь, - сообщил Петрович. – Обратно шли – вот они, за Лебедем стоят. Никогда там никого не было, ты понял?.. А тут - вот они!..
- Вот поймают, - ответствовал Паша, – будет вам рыбацкое счастье. Где Витька-то?
- Так рыбалка же, - засмеялся Петрович. – Болеет...
- Давай, Петрович, пассажиры идут.
- Ага, десантнички...
- Давай-давай, - повторил Паша, - молитву прочитаем, да подойду.
- Молодой полетит? – Петрович скорчил ещё одну уморительную гримасу, долженствующую изображать крайнюю степень удивления.
- Полетит... Давай, Петрович, работать пора.
- Ладно, я у себя.

Подошли парашютисты. Молодые парни, чуть постарше меня, все в армейском камуфляже, с парашютами за спиной и тюками с нехитрым инструментом в руках. За главного у них был Виталя Савраскин, солидный дядька, отработавший на пожарах чуть ли не десяток лет.
Ребята полезли в салон, Савраскин подошёл к кабине и неторопливо поздоровался с Пашей.

- Местами поменялись? – спросил он.
- Один пойдёт, - кивнул на меня Паша. – У меня тут писанины навалилось...
- А, ну хорошо, - старший покивал мне. – Паша, мы готовы. Можно взлетать.
Он ушёл в салон к своему воинству, а мы принялись за молитву. Я читал Карту Контрольных Проверок, Паша проверял приборы, запускал двигатель и рулил на пробном старте. Потом, когда самолётик остановился на взлётке, Красилов хлопнул меня по плечу и выскочил из кабины.

Я взялся за рацию.
- Башня, ноль-три-ноль-пять к взлёту готов.
- Ноль триста пять, взлёт разрешаю, - отозвалась башня милым девичьим голоском.
- Вас понял.

Я взял самолётик «с тормозов»: выпустил закрылки, вывел двигатели на взлётный режим и, дождавшись, пока моторы запоют тоном выше, отпустил стояночные тормоза. Грунтовая взлётка толкнула меня под седло раз-другой, штурвал отяжелел, и я плавно потянул сдвоенную рукоять на себя. Нос самолётика также плавно поднялся к небу, двигатели запели. Я вцепился взглядом в приборную доску и верхушки деревьев на краю взлётно-посадочной полосы, которые сегодня приближались как никогда быстро. Всё прошло гладко: приборы, как у нас говорят, «собрались в кучу», машина, словно подпрыгнув на очередной кочке, ощутимо пошла вверх – есть взлёт!

Я в небе.

Согласно карте маршрутов вылета, набор высоты происходил в северо-восточном направлении. Оставив под правой плоскостью крыла улочки посёлка и перелетев через реку, надо было довернуть на север и уже тогда, выйдя на установленный воздушный коридор, продолжать полёт по маршруту.

Сверху земля виделась нагромождением квадратиков с весёленькими коробочками-домами то выстроившимися ровными линиями, то разбросанных безо всякого плана. По этому разноцветному ковру бежали тени редких облаков; ленточка дальней речки поблёскивала на солнышке. Из лесопосадки возле ровного ряда пятиэтажек на окраине медленно поднялась стайка птиц. Постепенно стала видна стена прошедшей ночью грозы – дальней, не опасной.

Я «попробовал ветер» - поднялся на двести метров, спустился на сто. Соврали синоптики – пятёрка, пять метров в секунду дует, как минимум, как там парашютисты будут прыгать? Надеются, у земли потише?

- Гарцуешь, молодой? – раздался в наушниках голос Георгича, взлетавшего следом.
- Ветер смотрю, Александр Георгиевич.
- Ты за обстановкой смотри, вон борт с Кривляка на посадку идёт. А ветер хороший, не бойсь.
- Понял.

Мы летали везде. Все дороги оставались южнее, Енисей, служивший транспортной артерией летом и зимой, закрывался в межсезонье, да и не потащишь груз по земле куда-нибудь до Сандакчеса. Поэтому здесь, в тайге, для местных жителей, нефтяников, газовиков, геологов и нередких научных экспедиций единственным средством транспорта был самолёт. Не было здесь дорог, не было судоходных рек, только наши «Рысачки», «Гжели» да вертушки медиков трудолюбиво гудели в небе, перевозя людей, почту, прочие грузы, раз за разом приземляясь на пятачки чистой земли как на острова в зелёном море тайги.

Вот оно, это море, у меня под крылом. Возле посёлка ещё видны были посаженные аккуратными рядами молодые деревья, проплешины старых вырубок вокруг лесопилки, а дальше только зелёные кроны деревьев, волнами накатывавших на редкие сопки. Поблёскивали аквамариновыми серёжками маленькие озерца, янтарными жилами вились речки...

Это болота. Настоящие, таёжные, соваться туда – гиблое дело. По лету мы били уток где-то неподалёку, но со мной был Паша, был Саша Долгов с брательником, а уж эти все ходы-выходы знают. Я один ни за что на свете не рискнул бы.

И снова сопки, зелёное море под крылом. Гул моторов. Облака, мало-помалу сбивающиеся в сплошной фронт с лучами солнца и островками голубого неба в просветах, блёстки солнечного света на водах Енисея. Грозовой фронт, стеной встающий слева по курсу. Колеблющиеся стрелки на приборах, цифры на дисплеях; тряска в восходящих потоках.

Я достаточно неплохо освоился в профессии. Была ещё некоторая робость – как-то поведёт себя техника?.. Бывало поволноваться, выходя из отпуска, но стоило только сесть за штурвал, окинуть взглядом приборную доску в кабине нашего жеребчика, вдохнуть ни с чем несравнимый запах крылатой машины, так сразу приходило спокойствие уверенность: я – дома.

В наушниках зашелестел голос нашего диспетчера, Саши Герман:
- Борт ноль триста пять, Миша.
- Слушаю.
- На Мирное запрашиваются медики вертушкой. Высоту я им даю семьсот, будешь работать – посматривай.
- Понял вас, вертушка на семьсот.
Мирное почти за пятьдесят километров от моего «рабочего места». Но Сашенька обязана была меня предупредить.

...Давно, в детстве, я мечтал стать космонавтом. Только научившись читать, проглотил «Страну багровых туч» и по малолетству принял за чистую монету все приключения космонавтов. Потом, узнав, что человечество только-только добралось до Луны и фанфары трубят не покорителям новых миров, а строителям посёлка на спутнике Земли, в котором с трудом размещалось двадцать человек, я испытал своё первое в жизни настоящее разочарование. Тогда, помню, и решил исправить несправедливость этого мира, стать космонавтом и непременно отправиться к звёздам.

Вышло по-другому, конечно. В самарский институт космонавтики я не прошёл по конкурсу, пришлось поступить в Ульяновск, на гражданскую авиацию – от военного вуза меня отговорили. Учёба давалась мне сложно, попасть в число счастливчиков, получивших распределение в Аэрофлот, на серьёзную технику не получилось, потому что...

А вы знаете, какие красивые девчонки в Ульяновске?..

Ну, вот и не получилось. Я, может быть, даже приехал бы в посёлок женатым, но когда Марина узнала, что её молодой человек получает назначение куда Макар телят не гонял, мы быстренько расстались, о чём я не жалею, да и она, насколько я знаю, не скучает.

Назначение мне выпало в Сибирь. Отказаться, и уйти на вольные хлеба не было никакой возможности, поскольку за обучение платило государство и первое время, пока освоил технику, пока влился в коллектив, я здорово печалился и держался особняком. Непривычно было всё – начиная с обслуживания самолётов и заканчивая бытовыми мелочами.

С техникой приходилось обращаться наравне с обслуживающим персоналом. В училище было попроще – мы получали для полётов уже готовые машины, изредка приходилось помочь нашим технарям... ну, там, ведро компрессии принести... Здесь установка была жёсткая: ты на машине зарабатываешь деньги, ты её и обслуживаешь. Серьёзные поломки техники устраняли без звука, техобслуживание проводили вовремя, а остальное – сам крутись.

Общежития здесь не было, и я поначалу чалился у Ивана Григорьевича, крепкого звероподобного старика из староверов. Мужик был прижимистый, всё норовил привлечь меня на работу и однажды мы с ним чуть не подрались, когда, после трудового дня – почти десять часов лазили с моим тогдашним командиром, Лёхой Обуховым по неисправному самолёту, какие уж там вылеты... – попытался заставить меня рубить дрова. Пришлось сначала жить у Красилова, потом Лёха ушёл на повышение, и для меня освободилась комнатушка у стариков Седовых. Василич с Еленой Ивановной с меня много не требовали, а я не ленился лишний раз и дров нарубить и воды натаскать скотине – сноровки вот не хватало иногда, ну и уставал, опять же.

Когда-нибудь я сяду за штурвал белокрылого красавца – сверхзвукового лайнера и облечу весь мир. Надо будет ещё поработать здесь, почитать литературу, подготовиться. Сразу, конечно, на сверхзвук не допустят, полетаю на «Суперджетах», тоже серьёзное дело, ну а там ещё подучиться и вот он, весь мир у моих ног.

А пока мне неплохо и здесь. В выходные можно отправиться на охоту или на рыбалку, может помощь старикам потребуется, тогда ребята не откажут, всем миром навалимся хоть ворота поставить, хоть хряка забить. В рабочие дни в самолёте то геологи, то нефтяники – интересный, весёлый народ; то учёных повезёшь в экспедицию или, наоборот, в центр. Да хоть тётю Маню с козой с одной деревни в другую, к ветеринару или вот пожарников – всё хорошо.

Вот и навигатор показывает, работать пора.

Мои пожарнички давно уже бросили балагурить, прилипли к иллюминаторам, разглядывая проплывающий под крылом пейзаж. Там, среди взволновавшегося сопками зеленого моря, тронутого позолотой, курились дымки. Фронт работы.

Старший подошёл к кабине пилотов. На «Рысачках» салон разделён небольшой переборкой, не было даже шторки, не то что на сверхзвуковых, где каждому лайнеру полагалась собственная служба безопасности.

- Миша, поляночку видишь?
Я видел: между скалистыми сопками, вплотную подойдя к изгибам маленькой таёжной речушки, разлеглась обширная прогалина. Не иначе местные вырубили на выпас.

- Встань на ветер и будем десантировать.
- Вы тогда присядьте, - сказал я, - разворачиваться буду. Высота тысяча – пойдёт?
- Хорошая высота, - старший улыбается.

Понятно – прыгать с парашютом для парней одно удовольствие, да и платят им за прыжок, а не за потушенный пожар. Хотя, как мне рассказывали, за сложность могут и премию подкинуть.

- Ветер порывами до пяти, - продолжал я. – Гроза прошла. Помощь вам.
- Хорошо.
Старший хлопнул меня по плечу и вернулся к своим. Я добавил газ, отработал педалями, после чего самолётик слегка накренившись, стал описывать над тайгой широкую петлю.

Дальше было просто: старший отвалил дверь в салоне, дождался, пока я выровняю машину и лихое племя с воплями и гиканьем сигануло с обреза двери. Самолёт качнуло, по кабине загулял ветер, а внизу на фоне зелёно-жёлтой равнины один за другим раскрывались разноцветные купола парашютов.

Один, два, три... – считал я, - семь, восемь... Все.
- Диспетчер, борт ноль триста пять, ответьте.
- Слушаю, диспетчер, - отозвалась Саша.
- Десант выбросил, зелёный дым, - старший на земле поджёг зелёную дымовую шашку, знак того, что все приземлились без происшествий.
- Возвращайтесь, триста пятый, ждём вас.
- Возвращаюсь, - выдохнул я в микрофон.

Управление можно отдать автопилоту, а мне придётся лезть в салон, закрывать дверь – не додумали здесь конструкторы, хоть доводчик какой, что ли... А вернувшись, я обнаружил неприятный сюрприз, преподнесённый мне погодой: грозовой фронт, вроде бы далёкий и не опасный, оказался прямо по курсу так, что обратная дорога пролегала прямо через мётлы дождя, сыпавшего на сопки.

Я летал в таких условиях пару раз. Приятного мало, но если знаешь, что к чему... Главное, не терять самообладания и не лезть на рожон.
Самолётик заложил лихой вираж. Я перестарался и на дисплее загорелся транспарант «Фигуры высшего пилотажа выполнять запрещается» в дополнение к табличке аналогичного содержания на приборной доске.
- Да знаю я, - вырвалось у меня, - нам только от грозы убежать, потерпи чуток...

Переговоры в кабине и радиосвязь с вышкой записывались, но я перенервничал.
- Вышка, борт ноль триста пять.
- Слушаю.
- Попал в грозу, высота тысяча сто, прошу подъём до двух.
Пауза. Саша выясняет обстановку.
- Миша, можешь подняться до трёх по необходимости, понял меня? До трёх тысяч, - в голосе диспетчера тревожные нотки.
- Есть до трёх.
- Всё нормально?
- Прорвёмся, - я усмехнулся.

Самолётик выровнялся. Прямо по курсу теперь вставала пелена дождя. По фонарю кабины потекли струйки воды; включился обогрев стёкол. Я взял штурвал на себя и добавил газу, уставившись в серую пелену, словно вата обложившую меня со всех сторон. Теперь главное подняться над грозой, выискивая «коридоры», места, где дождь падает не так плотно.

Пролететь между каплями – посмеивался Паша.
Справа грохнуло и мне сразу стало не до смеха. Высотомер показывал уже две сто, а тучи всё также клубились вокруг машины и ни по высоте, ни по курсу расходиться не собирались. Сердце ёкнуло – я что, заплутал? Я лихорадочно зашарил глазами по приборам – всё в порядке: направление, высота выдержаны, скорость триста шестьдесят, температура масла...

Раздался какой-то совсем громкий и резкий треск грома. Начавшийся сзади, с хвоста самолета, он словно прокатился по корпусу так, что у меня мурашки пробежали по коже, почему-то заложило уши. «Рысачок» дёрнулся, просел в воздухе, а потом начал снижаться, разворачиваясь.
Мама родная, штопор!..

- Борт ноль триста пять, ответьте! – в наушниках раздался голос диспетчера. – Миша, всё в порядке?
- Самолёт неисправен, теряю высоту, - доложил я.
- Что случилось?
Что тут могло случиться, в грозе?
- Похоже, молния ударила.
- Телеметрия показывает отказ систем...

О, они заметили... Передо мной огоньки на приборах совершали пляску Святого Витта, на дисплее одна за другой загорались ошибки, сменяемые тревожными транспарантами отказа систем, штурвал налился тяжестью...
Пелена вокруг фонаря расступилась. Самолёт, пробив облачный фронт, понёсся к земле. Сквозь расступавшуюся дымку я видел стремительно приближающееся зелёное море, рассечённое речушкой.

Там, внизу среди деревьев журчат ручейки, пахнет хвоей; где-то неподалёку работают – тушат пожар мои десантники, вдалеке ещё видны дымки из труб деревеньки Лебедь.
И я сейчас упаду. Врежусь в землю.

Эта мысль была невыносима. Я дёргал штурвал, нажимал педали, что-то переключал на пульте – нас учили выходить из штопора в училище, но то было на спортивных «сушках» - а всё моё существо сковала какая-то странная тоска. Жить хотелось, вы бы знали...

- Триста пятый, Миша! – голос Красилова раздался в наушниках.
- Да, Паша.
- Миша, самолёт управления слушается?
- Не очень... Вращение я останавливаю, но тяги на двигателях нет.
- Ах ты... Миша, тягу убирай. Вообще, в ноль.
- Что?
- Убирай тягу, говорю, нафиг!..
- Сделал.
- Так, теперь, руль направления в противоположную сторону вращения и ручку от себя. Закрылки дай. Быстрее!
- Выполняю, - я принялся орудовать штурвалом.
- Вращение стабилизировалось?
«Рысачок» нёсся над верхушками деревьев.
- Да, выровнял.
- Скорость убирай. Скорость убирай, Миша!
- Скорость снижаю. Двигатели перегрелись.
- Вижу я! Скорость снижай и штурвал на себя! Чтоб парашютировал самолёт!
- Штурвал на себя, скорость снижаю, - нос самолётика задрался. – Прошу спасательную команду к месту посадки...
- ...! – рация вякнула что-то ещё, а затем последовал удар снизу, ещё удар, остекление кабины замелькало зелёным.
Я не выдержал – закрыл глаза и сжался в кресле, скрестив руки на груди.
Удар! Меня рвануло, ремни впились в тело, так, что захрустели кости.
Скрежет металла...

Я очнулся в вертолёте медицинской службы уже на подлёте к госпиталю МЧС. Доктора строго-настрого запретили мне разговаривать, только успокаивали, мол, всё хорошо, серьёзных повреждений нет, до свадьбы заживёт и всё такое. А я и сам чувствовал, что всё в порядке, только что-то кололо в груди.

Потом мой командир, Паша, пришёл в больницу и рассказал детали: самолёт, пробив кроны деревьев, упал в небольшое болотце и увяз в нём. Я остался жив благодаря системе спасения, вообще-то проходившая у нас обкатку: при столкновении с землёй весь салон заполнила мгновенно затвердевшая пена, защитив меня от серьёзных травм.

- Тебя сняли, Паш? – спросил я.
- Да уж, по головке не погладили, - усмехнулся он. – Не парься, мелочи это... Главное, ты живой-здоровый, а самолёт другой пришлют. Уже, говорят, две новых машины идут.
- Здорово...
- Летать-то не боишься теперь?
Я задумался.
- Нет, Паша, не боюсь.
- Ну и молодец. Давай, поправляйся, нечего здесь разлёживаться.
- Как там наши?
- Нормально, привет тебе. Петрович особый привет передавал, для сугреву, - мы засмеялись: Беговатов с зятем числились у нас знатными самогонщиками, – но я отказался – доктора не поймут.
- Да я всё равно этот озверин пить не смогу...
- Ну да, ну да...

В больничке меня продержали неделю. Мерили давление, брали какие-то анализы, осматривали. Я поначалу терпел – понятно, после такого лётного происшествия докторам хотелось знать наверняка, что с их пациентом всё в порядке и бунтовать начал на вторую неделю вынужденного ничегонеделания, когда дежурный врач опять полез ко мне с осмотром.

Получилось так себе – выписать пообещали на среду, а до того назначили кучу анализов и томограф. Госпиталь у МЧСовцев оборудован по последнему слову техники, даже регенерационная капсула есть с кибердоком, вот они и старались.

В очереди на томограф меня поймал Паша Красилов, чем-то обеспокоенный, весь взъерошенный.
- О, Паша... ты чего здесь?
- За тобой, здорово... Как?.. Выздоравливаешь?
- Да хоть сейчас в небо, - я улыбнулся.
- Начальство тебя требует... В Центр.
- Зачем? – удивился я.

Красилов ещё во время первого посещения говорил мне, что претензий ко мне нет. Все действия пилота комиссия по расследованию лётного происшествия признала правильными – да просто рады были все, что обошлось без жертв. А вообще я чувствовал свою вину за то, что полез закрывать дверь, не убравшись от грозы подальше. Ну, сквозняки в салоне, ну так что с того?..

Впрочем, поднимать эту тему явно не стоило.
- Ну зачем может начальство вызывать? На раздачу, как обычно.
- Вот блин...
- И не говори... Когда тебя выписывают?
- На среду прошусь.
- Тогда четверг полетим. Булды? – ввернул своё любимое словечко Красилов.
- Арыки бар, - невпопад ответил я.

На четверг зарядил дождь. С понедельника над Западносибирской равниной крутился циклон, сначала без толку гонявший облака по небу, а к середине недели разродившийся мелким противным дождичком, приковавшим самолёты к земле. С Емельяново борты разворачивали на запасные площадки, наши поднимались в воздух редко и летали только на оборудованные площадки – грунтовые взлётки размыло. Без проблем работали только сверхзвуковые, им-то всё нипочём, их вёл собственный орбитальный комплекс, наводя самолёты по локальной сети и в случае непригодного состояния взлетно-посадочной полосы, просто включался режим вертикальной посадки.

Ну а мы под самый вечер сели в автобус с тем, чтобы утром в пятницу оказаться в Красноярске. Всю дорогу я проспал, откинувшись на сиденье. Днём было бы интересно взглянуть на места, которые видишь только с воздуха – сколько раз я брал ориентиром Енисейский тракт?.. Но по осени темнеет рано, да пасмурное небо добавило хмари и сколько не прижимайся носом к стеклу, только смутные тени деревьев проносятся мимо.

С дороги пришлось часа полтора высиживать в буфете автовокзала, угощаясь чаем из пластиковых стаканчиков и пирожками с мясом, которые «ключница делала». Паша кривился и ругался вполголоса, ещё бы, его Маринка такие беляши наворачивала, а тут... Но всё остальное в шесть утра было закрыто, а есть хотелось.

- Уф, поели, теперь бы и поспать, - Паша подмигнул мне и вытянулся во весь свой немалый рост, отчего пластиковый стул под ним явственно захрустел.
- Чего меня вызвали, Паша? – спросил я, сминая салфетку в стаканчике.
- А чего ты хотел? Ой, блин!..
Красилов перестарался с потягушками и сдвинул коленями стол. Использованная посуда так и покатилась по столешнице; коричневой лужицей потёк недопитый чай. Я схватился за салфетки.

- На всю страну прогремел, Гастелло, машину на кусочки разобрал, вот и интересуются. Я ж тебе на инструктаже ясно сказал – не лезь в грозу...
Я опустил голову.
- Да я не лез, Паш.
- Да знаю...
Дальше разговор не клеился. Сидели, молчали, смотрели, как маневрируют между платформами автобусы, волокут поклажу пассажиры. Паша заказал кофе.

Занялся рассвет, такой же пасмурный, как моё настроение. Я сидел, вспоминая, как старался заслужить место в отряде, как гордился уже тем, что работаю бок о бок с матёрыми таёжными пилотами...
Ну, и похоже всё. Доработался.
- Пора, - сказал Паша. – Пошли на метро.
- Паша, давай на такси?
- Зачем?
- Да там пересадок куча вроде.
Красилов замялся.
- Поехали-поехали, - заторопился я. – Я плачу.
- Да деньги тратить...
- А, - я махнул рукой, - скорее бы...
Паша понимающе кивнул. Я достал телефон, чтобы в сети отыскать телефон или сайт таксопарка.

«Подальше от начальства, поближе к кухне!» - учил Максим, мой старший брат. Сам-то он не больно старался следовать своей заповеди, получив к тридцати годам капитанские погоны и целую заставу под командование, став, таким образом, тем самым «начальством». Ну а мне ничего другого не оставалось, как следовать его наставлениям, да ждать, когда же судьба выпишет мне, фигурально выражаясь, погоны с просветами, а то, глядишь, с генеральскими звёздами. Тогда, сидючи в приёмной начальника Красноярского управления Росавиации, я, признаться, упал духом. Не ожидал я, что мои художества выйдут на такой уровень - так и в Новосиб могут вызвать, и прощай, небо.

...Просторный кабинет, заставленный хорошей мебелью. Два человека, один за столом, другой возле окна с видом на площадь. Оба повернулись к нам, разглядывая меня с Красиловым и под требовательным взглядом Василия Сергеевича Полынова, начальника нашего авиаотряда, я окончательно смешался. Второй, незнакомый мне пожилой сухопарый мужчина в сером костюме-тройке, слегка улыбаясь, наблюдал за моим замешательством. Ещё бы – я и в Ульяновске редко видел негров, а уж у себя в глуши темнокожих наблюдал только по телевизору, да в интернете. Впрочем, вскоре я опомнился и перевёл взгляд на заваленный бумагами стол.

Уже потом я узнал, что это был Виктор Иванович Митчелл, конструктор космических кораблей.
- Вот, Виктор Иванович, - сказал Полынов вместо приветствия, - изволите ли видеть... Лучшие, можно сказать, наши люди.
Честно говоря, я ждал какого-нибудь экзотического имени, и это прозаическое «Виктор Иванович» совершенно выбило меня из колеи. Да и характеристику нам Василий Сергеевич озвучил таким тоном, что лучше б на свет не родиться.

- Прекрасно, - отозвался Виктор Иванович. – Михаил Еремеев – это вы?
Я. Во рту пересохло, получилось только кивнуть.
- Он и есть, - проворчал начальник.
- Хорошо, - его гость подвинул стопку бумаг и присел на краешек стола. – У меня для вас, Михаил Анатольевич, есть предложение.
Слова доносились до меня словно сквозь вату – я всё ждал разноса от начальства и готов был соглашаться на что угодно, лишь бы остаться в отряде. А то уволят и куда мне идти? Я кроме своей профессии ничего не знаю...
- Вы не хотели бы поработать космонавтом-испытателем? – спросил меня Виктор Иванович. – Мы набираем новый отряд.
Краем уха я слышал, как Паша у меня за спиной аж задохнулся от восторга.

- А... Я... А почему я? – вырвалось у меня.
Полынов и Митчелл переглянулись.
- Нам понравилась ваша реакция, - ответил Митчелл. – В стрессовой ситуации – аварийной ситуации – вы вели себя расчётливо и хладнокровно.

Я?! Да я испугаться-то не успел...
- Разбил машину и не почесался, засранец, - проворчал начальник.
- Надо будет, конечно, пройти тесты, какое-то время уйдёт на подготовку, - продолжал Виктор Иванович, - но я думаю, всё будет хорошо.

Под его оценивающим взглядом я стоял ни жив ни мёртв.
- А... Да... в смысле, я согласен, - пролепетал я наконец.
Полынов хмыкнул. Митчелл кивнул, продолжая рассматривать меня.
- Значит договорились.
- А... подождите, - спохватился я, - у меня отпуск в октябре...
И умолк, шалея от собственной наглости.
- Засра-анец, - с чувством сказал Полынов.
- Отпуск? – нахмурился Митчелл, глядя на него.
- Людей не хватает, - Василий Сергеевич развёл руками, - приходится каждому пилоту делить отпуск пополам, зима-лето или, там, весна-осень.
- Недели вам хватит? – спросил меня Виктор Иванович.
- Да... – выдавил я.
- Хорошо, - раздельно произнёс Митчелл. – Вася, сделай ему перевод, я подпишу...
- Подожди за дверью, - кивнул мне Полынов.

- Ну, Мишка, - высказался Паша, едва только мы очутились за массивными дверьми кабинета, - ну, ёшкин кот...

Он мог сказать что-нибудь покрепче, но выражаться при дамах – секретарше Полынова – не стал. Я же опомнился только на улице, когда вскрыл пакет с предписанием, где чёрным по белому значилось: Россия, Московская область, Звёздный городок (ЗАТО).

- К себе заедешь? – спросил Красильников.
- Нет, Паша, дай подумать, - я лихорадочно обдумывал дальнейшие действия. – Неделя отпуска – маловато, сам понимаешь.
- Да, - вздохнул Красилов, - это да... А вещички свои? Шмотки там, ружьишко...
- Да одежду пусть Седовы пристроят. Ружьё... Блин...

Подержанную «Сайгу» я купил весной, перед открытием сезона и даже успел пострелять уток с Красиловым и братьями Долговыми. С собой оружие не заберёшь, оставлять так тоже не по-хозяйски...

- Забирай ты. С Василичем связываться долго.
- А как оформим?
Оказалось, что оружие друг другу передавать или продавать граждане не могут. Пришлось остаток дня потратить на беготню по отделениям полиции и написать кучу бумаг, чтобы там, в посёлке, местный участковый изъял мою «Сайгу» у Василича. Красилов мотался вместе со мной до самого вечера, оставив меня только в зале ожидания красноярского аэропорта Емельяново, где мне предстояло в два часа ночи садиться на сверхзвуковой лайнер.

Подумав и взвесив все за и против, я решил отведённые мне семь дней провести на черноморском побережье, взяв билеты на магистральный сверхзвуковой самолёт. Такой отдых, особенно авиабилет, грозил съесть все мои сбережения, но я решил денег не жалеть. Вернусь – заработаю ещё, а не вернусь...

Паша вовсю рекламировал побережье Евпатории и я, наслушавшись его рассказов, хотел было лететь прямо на полуостров, но в кассе выяснилось, что сверхзвук принимает только Краснодар. Пришлось лететь в Краснодар, уж больно мне хотелось оказаться на борту белокрылого красавца, прикоснуться к мечте, так сказать.
В роскошном салоне лайнера чувствовалась только вибрация от работы четырёх мощнейших турбин, двигатели работали бесшумно и я, успокоившись после встряски в кабинете у начальства, уснул и проснулся только ранним утром, когда самолёт уже заходил на посадку.

Краснодар встретил нас плотным туманом. В условиях нулевой видимости наземные службы дали команду на принудительную посадку, и лайнер под аплодисменты пассажиров аккуратно зашёл на посадочный ковёр по силовому лучу. Это чудо техники появилось в аэропортах года четыре назад. Поначалу силовой луч – направленное электромагнитное поле – применяли для контроля грузовых космических кораблей в лунном городе, носившем имя Гагарина. Потом додумались, как приспособить поле для посадки космических кораблей, а затем новинку стали использовать для вертикальной посадки пассажирских самолётов, только в отличие от космических грузовиков, полностью отключавших двигатели, воздушные суда снижали тягу.

Словом, перелёт прошёл спокойно; больше эмоций принесла поездка на экспрессе до Симферополя, а затем виды Крыма из окон автобуса. Так, в самый разгар бархатного сезона, я оказался в Евпатории в числе счастливчиков, наслаждавшихся тёплым морем и ласковым южным солнышком.

Снял комнату. Хозяйка, средних лет дама, несмотря на свою почтенную внешность, оказалась весьма шустрой особой и, кажется, содрала с меня цену вдвое против обычного, на что я с легкомыслием молодости не обратил внимания. Валялся на пляже. Гулял по городу. Ужинал в кафе, наблюдая за шумными компаниями отдыхающих со всей страны. Знакомился с девушками, правда, без особого успеха, словно судьба хранила меня для чего-то особенного.

На четвёртый день отдыха, прошедший всё в том же блаженном ничегонеделании, я собрался в клуб. Очень мне надоело бродить по городу в одиночестве, хотелось компании, а точнее, лёгкого, ни к чему не обязывающего курортного романа. Напряжение рабочих будней, особенно последних десяти дней спало, я чувствовал себя бодрым, отдохнувшим и как всякого молодого человека в такой ситуации меня отчаянно тянуло на приключения.

Так, с наступлением тёплого южного вечера я оказался под вывеской популярного тогда в Евпатории заведения «Серебристая Гавань». В полумраке громадного зала лучи прожекторов освещали толпу людей, танцующих под грохот музыки. Посетители сидели за столиками, сновали туда-сюда так что среди этой круговерти я, привыкший к нашему немноголюдному посёлку, где жизнь текла степенно и неспешно, приспособившийся к вальяжному течению времени на отдыхе, словом, я почувствовал себя очень неловко и поднять настроение попробовал способом, к которому прибегал крайне редко.

Бармена было не дозваться, я принялся беспомощно оглядываться, и натолкнулся на внимательный и чуть насмешливый взгляд девушки, сидевшей за одним из столиков неподалёку от стойки. Я принялся ещё внимательнее высматривать бармена, но тот вместе с помощником крутился на другом конце стойки, позвать его я застеснялся, смотреть по сторонам стеснялся...

Я оглянулся. Девушка за столиком болтала с подругой, молодые люди, нацелившиеся было к ним в компанию удалялись несолоно хлебавши...
Не чувствуя ног под собой, задев, такое ощущение, все углы по пути, я подошёл к столику. Две пары глаз с любопытством смотрели на меня, отчего хотелось провалиться на этом же месте.

- Привет... Э-э... – ой, мамочки... – Девушки, можно к вам?
Девчонки прыснули. Меня бросило в жар.
- А что вы хотели? – спросила одна из девушек.
Подружка, наверное.
- Да познакомиться... – эх ты, дубина-орясина, таёжный пилот, блины с мёдом...
Та девушка, что смотрела на меня, убрала с сидения сумочку и, окатив взглядом своих удивительных теплых глаз, сказала:
- Садись… кавалер.

Её звали Вика. Мы были вместе всё оставшееся время моего отпуска, пролетевшее в одно мгновение и каждый час, каждая минута, проведённая с ней на благословенном черноморском побережье, навсегда осталась в моём сердце.

А потом пришло время расставаться. Мы сидели на веранде одного из прибрежных ресторанчиков в ожидании такси, подле столика стояла моя сумка с невеликими пожитками, и среди солнечного дня я сидел пасмурный, ковыряя вилкой тарелку с салатом.

- Ну что ты нос повесил, мой Топтыжкин? – спросила Вика.
- Уезжать не хочу, - буркнул я.
Я поднял глаза. Вика улыбалась, глядя на меня, и я вновь уткнулся в тарелку.
Мы расстаёмся. Я больше её не увижу. Остальное неважно.
Вика взяла меня за руку:
- Ты не убивайся. Может, ещё встретимся.

Я недоверчиво посмотрел на неё. Вика, всё также улыбаясь, подмигнула мне – раз, два. Я смотрел непонимающе, Вика улыбалась...
Телефон бибикнул СМСкой – оператор таксопарка сообщал о прибытии моего транспорта. Мы вышли из ресторанчика. Сумка полетела в открывшийся багажник автомобиля.

- Не грусти, - сказала Вика. – Может, увидимся ещё.
Я растерялся, в горле пересохло и, не попрощавшись, я нырнул на заднее сиденье автомобиля.
- В Симферополь... до аэропорта.
Вообще это дорого. В другое время надо было заранее выехать на автобусе или лучше на электричке – возле аэропорта в Симферополе есть железнодорожная станция и автовокзал... Но мне хотелось побыть с Викой подольше.

Я оглянулся. Вика стояла на тротуаре в своём лёгком платьишке, ласковый морской бриз трепал её волосы.

Водитель повернул на светофоре, и моя Вика скрылась из виду.



Сергей Сергеевич Кириллов, командир отряда космонавтов, открыл дверь с табличкой «Конференц-зал» и насмешливо наблюдал, как я топчусь при входе, пытаясь уступить ему дорогу.

- Давай, заходи, - сказал он, прекратив мои потуги.
В зале я немедленно наткнулся на кресло, долго и суетливо пытался поставить его вровень с такими же сиденьями, рядами выстроенными напротив настенного экрана. Под ним стояло ещё одно кресло и стол, на столешнице которого располагалась странная конструкция, напоминавшая неправильно собранный детский конструктор.

- Садись где удобно, - сказал Кириллов. – Сейчас все соберутся.

Я кивнул. Кириллов вышел, а я, походив между рядами кресел, встал у окна. Минуты ожидания показались мне вечностью, дождливый пейзаж за окном набил оскомину. Наконец в коридоре послышались шаги, чьи-то голоса и мало-помалу помещение заполнилось людьми. Первым шёл Митчелл, Главный конструктор проекта – его ни с кем не перепутаешь. Следом Кириллов, а за Начальником Центра шли и шли, и шли люди, один за другим – не меньше ста человек.

Сто двадцать три, как я потом узнал.

Сергей Сергеевич щёлкал пультом от проектора; у него что-то не получалось. Митчелл листал объёмистый журнал. Помещение накрыла волна звуков: стук передвигаемых кресел, гул голосов (все старались говорить тихо, но старающихся-то было сто с лишним человек...), кто-то засмеялся.А я боролся со странным чувством, словно разделившись на две половинки и одна бодрилась изо всех сил: «Да нас рать!..» - другая же, при виде толпы молодых людей, до отказа забивших помещение, облегчённо шептала: «Ну вот, сейчас срежут на медкомиссии или на втором этапе каком-нибудь и всё, к себе в отряд, а там учиться пойду и как хотел – сверхзвук, всё такое...»

Я отчаянно стыдился своего малодушия, понимая, что из такого настроя ничего хорошего не выйдет, и ничего не мог с собой поделать – один взгляд на парней и девчонок, сидевших позади меня, и всё начиналось по-новому.

Мои метания прекратил Митчелл, включивший небольшой микрофон.
- Здравствуйте, товарищи, - сказал он, и шевеление в зале прекратилось.
- Нам предстоит большое дело, - продолжал тем временем Виктор Иванович. – Дело опасное, трудное, но имеющее огромное значение для всей человеческой цивилизации.

Он поправил воротник свитера.
- Больше пятнадцати лет назад, после строительства Гагарина и Полигона, возник вопрос о дальнейшем развитии космической индустрии. Мы оказались на распутье: оставить существующую группировку космических аппаратов в прежнем состоянии, что само по себе требовало значительных усилий или вывести имеющиеся мощности на новый уровень развития.

Я читал обо всей этой катавасии и перечисляемые Митчеллом бюрократические препоны не очень-то меня волновали.

- На конференции космических агентств ЕВРАЗЭС в пятьдесят третьем году в Даляне группа экспертов выдвинула ряд предложений по наращиванию существующих мощностей. Рассматривались три варианта дальнейшего сотрудничества: негативный, предусматривающий некоторое сокращение группировки космических аппаратов, консервативный, при котором освоение космоса продолжалось с незначительным ростом, и приоритет оставался у научных изысканий. Так сказать, чистая наука.

Виктор Иванович откашлялся и выпил воды из стоявшего на столе стакана.
- И, наконец, третий вариант, оптимистический. Смелый, дерзкий проект наращивания космической деятельности человечества, он так и назывался – «Бросок к звёздам». Центральной частью разработанного плана было сооружение нового космического объекта, полигона, для строительства и испытания транспортного средства, способного за считанные дни доставить груз к дальним планетам Солнечной системы и менее чем за год добраться до любой звезды. Год, то есть триста шестьдесят пять дней, - уточнил Митчелл, обводя нас взглядом.
В зале напряжённая тишина.

- Проект дорогой, - продолжал Главный. - Проект спорный. В следующем году, в Нью-Дели, основные положения были утверждены, хотя некоторые согласования продолжаются и по сей день.

Митчелл перевёл дух.
- Сам проект, - Главный взял пульт, - включает производственный комплекс для сборки перспективного транспортно-энергетического модуля, космический аппарат и группировку спутников на различном удалении от Солнца.

- Задёрните шторы, пожалуйста, - кивнул мне Кириллов.
Я бросился к окну. Проектор высветил схематическую картинку с подписями.

- Общая схема проекта, - комментировал Митчелл. – Производственный комплекс, корабль, спутники. Это устройство перспективного транспортно-энергетического модуля. На данный момент «Бросок» вступил в завершающую стадию: космический корабль «Сунь Ятсен» готов к ходовым испытаниям, группировка спутников выведена на заданные орбиты, обеспечивая нас устойчивой связью – задержка передачи в район, например, Юпитера, составляет одну, в худшем случае две минуты. Нам остались некоторые работы по проверке систем корабля, отладка связи и подготовка экипажа.

Митчелл внимательно посмотрел на нас, остановив взгляд на каждом:
- Вас.

Не знаю, как там у прочих, а у меня дух захватило.

- Должен сразу предупредить вас, товарищи, - продолжал Митчелл, - дело предстоит большое и очень опасное. Сам аппарат достаточно надёжен – мы провели порядка двадцати пробных запусков аналогичной платформы сначала в автоматическом режиме, потом с живыми организмами на борту. Это не считая пробных включений установки деформации пространства на производственном комплексе, поэтому процессы, происходящие при включенном варп-драйве... А, всё-таки сбился.

Митчелл усмехнулся:
- Ну, это жаргонное название установки... Не обращайте внимания. Так вот, процессы при включенной установке деформации мы представляем себе довольно отчётливо, достаточно, чтобы проводить испытания с экипажем, - Митчелл выпил воды, коснулся лежащих на столе бумаг. - Опасность здесь в другом – считаю своим долгом предупредить вас. Ходовые испытания включают пробный прогон всех систем корабля, включение установки привода деформации и, в случае нормального функционирования агрегатов, старт.

Ребята зашевелились. Я тоже не смог сидеть спокойно – это будет покруче капитанского кресла в кабине сверхзвукового лайнера.

Митчеллу пришлось повысить голос:
- Опасность миссии в следующем: установка деформации впервые будет опробована в полёте на большое расстояние. Сам полёт займёт по прикидкам не более пяти минут, но при этом реакторы и привод примут значительную нагрузку и как они её выдержат - вопрос проработан чисто теоретически.

- А лететь-то куда? – крикнул кто-то. – Альфа Центавра?
Гул, смешки.
- Нет, к сожалению, - Митчелл поднял пульт, на экране высветилось схематичное изображение Солнечной системы. – Это дело следующих миссий. Нам придётся стартовать из некоей точки орбиты Земли, пройти по касательной к орбите Меркурия и, после гравитационного манёвра у Марса, корабль вернётся на Землю. Что?.. Да, торможение осуществляется двигательной установкой, после чего командный модуль отцепляется от корабля и реактор взрывается. По расчётам, это позволит сбросить скорость до третьей космической, а затем практически остановиться у Бога войны. Защита от радиации осуществляется экраном – вот он, после взрыва экран также сбрасывается, придавая дополнительный импульс торможения.

Главный поводил указкой по схеме корабля и вновь переключил изображение.

- Собственно, по проекту всё. Вопросы ко мне есть?
- А скажите, Виктор Иванович, - подала голос темнокожая девушка неподалёку от меня, - в случае удачных испытаний модуля мы полетим к звёздам?

- Не исключено, - улыбнулся Митчелл. – На самом деле после удачных испытаний последуют ещё испытания до тех пор, пока мы не научимся уверенно использовать привод деформации. Ну а потом да, полетим к звёздам. Ещё вопросы?

- Виктор Иванович, - спросили с первых рядов, - «Марс-500» и «Юпитер» закрыты?

- Нет, - ответил Митчелл, - отложены. Мы надеемся получить транспортное средство, способное добраться до Марса и Юпитера за несколько часов, а тогда можно будет перемещать к планетам Солнечной системы сколь угодно большую группировку космических аппаратов. Перспективы можете оценить сами. Ещё вопросы.

- Вам из всех нас только трое нужны, да? – спросил кто-то и по рядам кресел прокатился недовольный гул.

- Вообще это вопрос к начальнику Центра, - ответил Митчелл, - но могу вам сказать, что хотя у нас требования к кандидатам несколько завышены, вы можете поработать на других проектах – мы будем иметь в виду всех.

- Ребята, медикам дана команда отсеивать кандидатов в три группы, - подал голос начальник, - первая конкретно по нашей теме, вторая общая пригодность к работам в космосе, ну а третья…
Он развёл руками.



Со времён Юрия Алексеевича Гагарина поток проходивших через Центр космонавтов вырос многократно и знаменитую гостиницу для экипажей космических станций давно уже снесли, а на её месте выстроили многоэтажку с комфортабельными номерами. Обстановка в каждом была под стать пятизвёздочному отелю в Крыму: пластиковые окна с тяжёлыми портьерами, светлые стены, ковёр на полу, сверкающий белизной санузел, шкаф, две кровати, при нужде превращавшиеся в просторное двуспальное ложе. Нужды не возникало – номер я делил с крепким парнем, по виду казахом или татарином.

Я бросил сумку в шкаф под аккуратно развешанной формой соседа. Ого, военный лётчик, причём форма явно не наша.

- Здоровы были, - сосед щеголял в тельняшке и шортах.
- Здорово.
- Айдар, - Миша.
- Чайку желаешь?
- Ну... давай. Что говорят? – кивнул я на экран телевизора.
- Да ничего… врут всё.

- Ага…
- Откуда сам?
- С Красноярска. Ну, вообще ульяновский, но дома давно уж не был.
- Лётчик?
- Да, малая авиация.
- Орошение-опыление?
- Да мы от скуки на все руки…
- А, ну я тоже начинал с «Харбина». Слышал такое?
- Так их и не выпускают…

- Выпускают. Он был И-9, а я гонял И-15С. Сначала по стране летал, потом в Китай. В Россию не пускали, у вас строго всё.
Я вздохнул. Строго это мягко сказано.

- А сюда как попал? – поинтересовался сосед.
- Митчелл пригласил.
- Сам?!
- Ну. Ну, то есть, я в аварию попал, самолёт разбил в хлам, думал всё, уволят.

- А, ну за такое могут, - кивнул Айдар, едва только я рассказал о своих геройствах. – Ну и что?..
- Ну, прихожу к начальнику, думаю, всё, прощай небо, а там Виктор Иванович сидит, вот и...
- Что думаешь про комиссию? – спросил Айдар.
Он явно беспокоился не меньше, чем я.

- Народу много, - я пожал плечами. – Я решил: пройду – хорошо, не пройду – ещё лучше.
Айдар кивнул. Видимо, наши умозаключения совпали.

...На следующий день началось зверство, скромно именуемое здесь медицинским освидетельствованием кандидатов. То есть, никто, конечно, не ругался, наоборот, медперсонал – врачи и медсёстры – лучились дружелюбием, подбадривая кандидата, мол, всё хорошо, не дрейфь, космен – зверскими были требования, предъявляемыми к нашему здоровью. Только на первом этапе, включавшем беглый опрос, анализ крови и осмотр врачебной комиссией срезалось пятеро. Мы с Айдаром только пожали плечами.

Большой кабинет, залитый неестественным светом люминесцентных ламп. Стерильный запах чистоты. Три стола в ряд, за ним врачи – стена белых халатов. На моей «истории здоровья» крупными буквами, никоим образом не похожими на обычные для медиков закорючки, чья-то рука начертала красным «Авария!!!» - именно так, с тремя восклицательными. Начальник комиссии, милейший Владилен Казимирович Каминский, вышел из-за стола, внимательно разглядывая мои мослы.

- Михаил Анатольевич Еремеев, правильно?
- Правильно, Владилен Казимирович.
- Молодец. Откуда синяк?
- Не помню, - я не помнил.
Дверь рукой задел, что ли?..
- Так больно? – Нет.
- Хорошо. Нормы ГТО сдавал?
- В школе, в училище.
- Результаты регистрировал?
- Регистрировал.
- Посмотрите, Варвара Михайловна.

- Есть, Владилен Казимирович, - отозвалась красивая женщина, сидевшая за столом в ряду таких же белых халатов с ноутбуком «Эльбрус».
Хорошая вещь. Дорогая. Если будут платить как космонавту, себе такой же возьму.

- Дыши, Миша. Глубоко дыши, - Владилен Казимирович прикладывает к груди фонендоскоп. – Не дыши. Дыши. Хорошо. Флюорографию давно делал?
- Не помню...

- Полгода назад, - Варвара Михайловна щёлкает клавишами.
У неё ухоженные руки с широким кольцом на безымянном, только на левой руке почему-то. Пальчики, отстукивающие команды разрисованы – цветочками, вроде.
- От нас пойдёшь на рентген.
- Понятно. Что снимать?

- Всё, Миша, - начальник едва заметно улыбается. – Всё снимать. Пройди к столу. Виктор Павлович, давление...
Молодой парень – также в белом халате – разворачивает прибор.
Следующий врач, пожилой дяденька, сунул мне железку в горло, осмотрел уши. Звякнули инструменты, брошенные в кювет.
- Так, ну что тут у нас, - сказал Владилен Казимирович.

«Авария!!!» - и всё тут.

- Не хочется тебя, Миша, расстраивать... Вообще, у комиссии к тебе претензий нет – пока, - Владилен Казимирович поднял палец.
Он потёр подбородок. Я изо всех сил старался убедить себя, что мне пофигу, какой там будет вердикт.

- Ты человек взрослый, - продолжал начальник, – лётчик. Ты как никто должен понимать – от тебя требуется железное здоровье.
Что тут накручивать? Скажи прямо... – вслух я этого, конечно не сказал. Кивнул только.

- Требования к кандидатам в отряд, прямо скажем, суровые. И после лётного происшествия, - начальник постучал по злосчастной тетрадке, - я бы сказал, что твои шансы отобраться в отряд невелики.
- А зачем тогда со мной возиться? - всё-таки дрогнул голос.

- Ну, основные показания в норме, к работе по специальности ты годен без ограничений, - уже легче, - но у нас-то особые требования. В общем, комиссию ты проходи, но шансы отобраться, я бы сказал, пятьдесят на пятьдесят.

- Мне хватит.
- Вот и молодец.

- ...Ну что? – спросил Айдар, едва только я вышел в коридор.
Я пожал плечами: «Не знаю».
- Ладно, я пошёл.
- Удачи.

Айдару также досталось по первое число – вышел взъерошенный, смотрит в сторону.
- Что там? – не удержался я.
- А, - отмахнулся Айдар, - пятьдесят на пятьдесят говорит...
- И мне так сказали...
- Да ты что?.. – Айдар повеселел.

Мы пригнулись, будто под обстрелом и, зажимая рты, хихикали над своей участью. А что было – плакать?..
Так всё и пошло. Над длиннющей анкетой с вопросами типа «Верите ли вы в Бога?» мы ржали в голос:
- Тебя беспокоят половые вопросы? – Буа-га-га!..

Проба КУКа, центрифуга – типа, всё нипочём. Стыдно признаться, вели себя как два подростка, только по коридорам не носились, но что было делать, когда что меня, что Айдара в любой день могли списать по совершеннейшей мелочи?..

А ребят списывали. Там ведь были парни с военных училищ, с МВТУ, с других вузов, сильнее, умнее нас и их отбраковывали, а мы держались. Помню, одного парнишку списали по подозрению на гепатит, он развыступался и Владилен Казимирович как-то очень тихо сказал ему:
- Молодой человек, что вы себе позволяете? – парню хватило.

Кого-то подвели почки, кого-то, смешно сказать, зубы. Кто-то не прошёл аудиометрическую лабораторию - а я у себя в посёлке мотор различал по звуку: будет ремонт или покурит Петрович в этот раз. Паше не говорил, всё боялся, засмеёт меня, желторотого.

В общем, как-то раз, в начале ноября, на День народного единства, я обнаружил, что из ста двадцати трёх человек, кандидатов в отряд космонавтов, остались только трое: я, Айдар и Ринат Зюзин.



Врачи разбежались, во всём Центре остались только дежурные да сторожа. За окнами выл ветер, срывая последние листочки с деревьев, заставляя ёжиться от одного только взгляда на улицу.
- Э, братва, вставайте уже!.. – Ринат распахнул шторы.
- Ты чего разорался? – из-под одеяла голос Айдара звучал глухо, а недовольством хоть печь топи. – Выходной, отдыхать надо, понимаешь, ну?..
- Скучно мне…
- Щас повеселю, блин.

- Ага… - Ринат сдернул одеяло и вылетел в коридор, размахивая трофеем.
Айдар рванулся следом, судя по звуку ударился всем телом о дверь, а после ещё и проехался по ковровой дорожке в коридоре. Вернулся, недовольно бурча плюхнулся на постель, собрав складками казённую красную с синими вставками пижаму.

Я проснулся окончательно.
- Кроме шуток, Айдар, покушать надо сообразить.
- Отвянь… ещё один деятель…
- Злится? – Ринат просунул голову в приоткрытую дверь.
- Даже на завтрак не хочет.
- Вот бабай ленивый…
- Да всё, пошли, пошли… - Айдар сел на постели. – Мертвого доконаете…
И выдал нам характеристику, состоящую из одних только сильных выражений великого и могучего.
- Фу, - скривился Ринат, - да вы, сэр, позорите звание космонавта…
- А пошёл ты…



На следующий день началась наша учёба. Старт ракеты с экипажем назначили на первые дни мая, ну а до тех пор мы должны были выучить всё-всё-всё, что только могло пригодиться космонавту.
- Постучи, Айдар, может есть кто…
- Слышь ты, массовик-затейник…
- Я, между прочим, командир экипажа. Так что давай, выполняй команду.
- Командир, ёлки-моталки… Нету никого.
- Кого ждём-то?
- Первые должны подъехать, преподаватели прийти.
- Кто подъехать?
- Ну, первый и второй экипажи, они до начала занятий отдыхали, что ли.
- Отдыхали они… а мы здесь отдувались.
- Ай, достал ты, да… Анекдот расскажи хоть.
- Давай я расскажу?
- Команда была…
- Иди ты со своими командами… рассказывай, Миха.
- О, идут.
- Фуражку поправь.
- С трибуны слазь.
- Тормоз.
- Тихо ты…

По коридору и впрямь шли люди. Возглавлял процессию, конечно же, командир Центра подготовки – Сергей Сергеевич ко всем выпускникам Центра относился как к своим детям. Рядом шёл Митчелл, а за ним топали ребята на шаг ближе нас подобравшиеся к звёздам. Одинаковые серые с металлическим отливом комбинезоны, мягкие ботинки, прочие ремни-пряжки…

Четверо парней: два азиата, один низенький и коренастый, другой высокий, стройный, с папочкой планшетного компьютера под мышкой – китайцы или японцы. Выходец из Индии в чалме, смотревшейся несколько экстравагантно в сочетании с комбинезоном. Среднего росточка плечистый паренёк, веснушчатый, курносый – Рязань немытая. И две девчонки: одна невысокая, чёрная как смоль уроженка Африканского континента, а другая…

Я почувствовал, как лезут глаза на лоб: рядом с негритяночкой, звонко смеясь какой-то шутке, шла моя Вика.
- Э-эй, парень, ты чего вытаращился? – окликнул меня Айдар. – Девчонок не видел?
- А ты сам-то давно видел? – ответил за меня Ринат.
- Ха, не поверишь, недавно.
- Сон в руку?
- Пошёл ты… Мишка, хватит пялиться.
- Да я нормально.
- Нормально, ага… А девчонки приятные на вид.
- А наощупь, интересно?
- Всё, тихо… Экипаж смирно!

Мы в очередной раз не обратили внимания на командирские потуги Рината.
- Экипаж-три к занятиям готов. Здравия желаю, Сергей Сергеевич!
- Здравствуйте, - поприветствовал нас Кириллов. – Проходите, пожалуйста, будем знакомиться, да начнём потихоньку.

Так всё и началось. Мы-то думали комиссия окажется самым страшным испытанием, а оказалось, что это цветочки: ягодки пошли, когда преподаватели Центра принялись вколачивать в нас мегабайты информации, необходимой, по их мнению, для экипажа первого межзвёздного корабля.

- Космонавты принадлежат к интеллектуальной элите общества, - отвечал на наши жалобы Сергей Сергеевич, - и это звание надо заслужить.

Мы старались. Естественно, получалось у нас гораздо хуже, чем у первых двух экипажей, те-то были профессионалы-космены, а мы лётчики, пусть и неплохие (как я) или первоклассные (как Ринат), научить нас пользоваться теорией относительности для расчёта траектории полёта корабля на скорости света представлялось задачей нетривиальной. Приходилось жертвовать личным временем, разбирая написанные за день конспекты, обращаться за помощью к ребятам из первого и второго экипажей и мало-помалу у нас начало получаться.

Может быть, всё дело было в том, что рядом постоянно находилась Вика. Моя подруга ни много ни мало командовала первым экипажем. Звание досталось ей по праву – за что бы мы не брались, Вика оказывалась на голову выше всех. Там, где мы судорожно цеплялись за свои каракули в конспектах, она чувствовала себя как рыбка золотая в Чёрном море, на короткой ноге общаясь с преподавателями и объяснением такому панибратству служил диплом МФТИ. В космос она поднималась всего один раз, в отличие от Е, штурмана первого экипажа, отстоявшего четыре вахты на «Солярисе» или своей подружки, родившейся в Сомали и удочерённой четой французских учёных Эмилии Перра, вместе с отцом проводившей эксперименты в Гагарине, зато работала моя зазноба сразу на Полигоне под руководством Якова Кноспе, ведущего нашего учёного-космолога. Физическая подготовка? В институте Вика выступала за сборную по плаванию на Универсиаде, занималась гимнастикой в московском «Динамо» …

Я не знал, как к ней подступиться. Обычно с девчонками всё просто, а тут попробуй скажи что-нибудь, когда она такая… такая…

А я помнил, не мог забыть, каждый раз при встрече краснея и забывая слова. Встречаться приходилось, Вика здорово помогла нам и когда я ловил взгляд её удивительных глаз, понимал, что славные деньки на черноморском побережье не забыты.

Пришлось с головой уйти в учёбу, думать только об оценках (кроме «отлично» других здесь не признавали) и, как я уже говорил, постепенно мы встали в общий строй.



- Раньше для каждой станции мы готовили свой макет, - говорит инструктор, - а сейчас в космосе полно всяких конструкций – макетов не напасёшься. Да и менять их придётся каждый час, потому что народу на небушко залезло…
Виктор Николаевич качает головой, словно осуждает всех, кто пытается пробиться за небесную твердь.
- Поэтому сейчас перед вами стандартный для всех конструкций стыковочный узел.

Мы стоим на пирсе, устроенном на краю большого – метров двадцать диаметр – бассейна. Под толщей воды и впрямь видны какие-то железки. Очертания исполинского люка и надписи на округлом борту космического корабля размываются, вокруг них гуляют какие-то тени…
- Одеваемся.

В «Витязь» заходят через открытую заднюю стенку. Где-то я читал, что для военных разработали лёгкий скафандр типа «Орлана», способный выдерживать любые нагрузки в открытом космосе. Правда это или нет, а до нас это чудо техники не добралось, приходилось по старинке.
Забрало скафандра прозрачное, не поляризованное – в космосе через такое стёклышко потеряешь зрение за пару секунд, а здесь ничего. Связь, самотестирование…

Ах да:
- Тайга на связи, - Айдар предлагал сделать позывной «Тундра» и был в тундру послан.
- Тайга, слышу вас хорошо.
- Самотестирование норма.
- Норма, понял вас. Можно работать.
- Работаем.

Доклад Айдара и Рината я выслушал вполуха. Подвеска кран-балки словно котёнка за шкирку потянула меня вверх.

- Группа поддержки готовимся, - сказал диспетчер.
Колеблющаяся гладь воды коснулась ботинок скафандра, сдавила ноги в районе лодыжек. Медленно, в такт размотавшемуся тросу подвески, я с головой погрузился в бассейн.
- Тайга готов, пошёл Мицар, - это Айдар.

Красивый позывной, надо было и мне выбрать что-нибудь такое…
Впереди меня Ринат – позывной Корвет – уже ползал по обшивке макета, что-то показывая подоспевшим аквалангистам. Ныряльщики создавали для нас видимость невесомости, поддерживая все предметы: здесь-то на Земле, на дне гравитационного колодца, по-умному, всё имело и вес, и массу и перемещать детали стыковочного узла у нас просто не получилось бы.

Я попробовал плыть, как в обычном водоёме. Получилось так себе, на конструкцию я опускался куда-то в район иллюминатора, попытки энергичнее двигать руками-ногами ни к чему не привели.
- Тайга, проблемы? – весело осведомился диспетчер.
- Ну… Не туда приплыл, похоже.
- Понятно, смотри, сейчас тебя подтянут.

Пара аквалангистов ловко затягивают меня к самому створу люка. Подвеска змеёй уносится к бликам ламп на поверхности.
- Тайга, Миша, работаем, - Ринат показывает на раззявленный люк у моих ног.
- Корвет, принял, иду внутрь.

Само задание оказалось несложным – зря что ли нас натаскивали по космическим сооружениям? Достали из «грузового отсека» сменные детали, отвинтили стыковочный узел (у Рината упал за борт ключ – громоздкая такая штука – и мы заработали сразу два минуса: один за превышение времени, пока доставали прибор, другой за то, что Айдар не выдержал и выругался в прямом эфире), прикрутили на место новый. Сложности начались на брифинге.

После каждого задания мы держали ответ перед комиссией. Опытные космонавты – часто приглашали ребят, только что отработавших на орбите – разбирали наши действия, что-то советовали, подсказывали. В этот раз в небольшой комнатке, отведённой под наши нужды, сидел один Сергей Сергеевич. На наше нестройное приветствие он ответил коротким кивком и, едва только мы расселись напротив белой доски, служившей ещё экраном проектора, включил аудиозапись.

- … - сказал в динамиках голос Айдара.
- Мицар, не отвлекайтесь! – ответил ему Ринат. – Работаем!
- Да пошёл ты!..
И ещё раз. Сергеич щёлкал пультом, раз за разом заставляя нас выслушивать собственный высокий слог:
- Да пошёл ты…
- Сергей Сергеевич, - взмолился наконец Ринат, - мы поняли… И я понял, и Айдар…
Айдар что-то согласно буркнул.

- Работа космонавта, - сказал наконец начальник Центра, – больше походит на брак. Живёшь бок о бок с человеком и приходится терпеть каждое его неудачно сказанное слово, дурацкие поступки год, два, десять лет. До десяти, конечно, у вас не дойдёт, хотя, как считать, конечно…

Он вздохнул:
- Задание вы провалили. Незачёт по всем статьям – из-за… - Сергеич помахал пультом. – Пересдача послезавтра, а пока посмотрите-ка вот это.
Проектор высветил название документального фильма с пометкой «Для служебного пользования».
- Подписку будем давать? - спросил Ринат.
- Что?.. А, нет, это просто учебный материал, в сети он есть, найдёте если надо. Смотрите. И готовьтесь.

- Мишка, спишь что ль?
- Не, не сплю.
- Водочки хочу, - подал голос Айдар.
- Отставить запретные желания, - скомандовал Ринат. – Миш, ты чего там плавал?
- На препода загляделся, - хмыкнул Айдар.
- Три наряда вне очереди, - вскинулся Ринат и получил в ответ ленивое:
- Пошёл ты… - впрочем Айдар тут же спохватился: - Ой, простите, товарищ командир.

Преподаватель физики, Виктория Степановна Салаконь, обладала множеством достоинств, но фигурой походила на миленькую бочку и с лица, что называется, воды не пить.
- Не, серьёзно, Миш, - Ринат перевернулся на живот и свесился с койки, - что ты там не понимаешь?

Я замялся. Всё я не понимал – требовалось выучить теорию относительности и свободно пользоваться ею для расчёта курса корабля при движении с включенной установкой деформации. А я - не мог. Цифры, буквы складывались в формулы, формулы обрастали графиками и по отдельности всё это было несложно, а превратить записи на доске в вектор движения космического объекта не получалось.

- Ничего не понимаю, - выдохнул я наконец и вытянулся на своей постели, закинув руки за голову. – Я и в школе точные науки не жаловал, вот и это… встрял.
- Проблема, однако, - вздохнул Айдар.
- Проблема, - отозвался Ринат. – Давай выравниваться.
- Чего?
Ринат достал ноутбук – отец-командир наш, кстати, юзал вожделенный мною «Эльбрус» - и сел на кровати, скрестив ноги.
- Сюда иди, говорю.
- Никак учиться вздумали?
- И ты давай подтягивайся. Учиться, учиться и учиться – знаешь кто сказал?
- Знаю, дедушка рассказывал.
- Грамотный дед у тебя…
- Был грамотный. Он двадцатку отмотал, весь синий и во всю грудь – Ленин, Сталин и бородач такой…
- Карл Маркс.
- А, ну, наверное…


Йеху!.. Щас дадим небушку копоти!..

Я за штурвалом учебного Як-130. Учебно-боевого! Не беда, что оружейная подвеска под крыльями демонтирована, это примерно, как если бы я сел стажироваться на сверхзвук – серьёзный самолёт для серьёзных дел.
Сзади, в кресле штурмана, инструктор. Костя Нечипоренко, человек-легенда, ещё в тридцатых прикрывавший Мексику. На мне противоперегрузочный костюм с шлемом, будто из крутой компьютерной игры, передо мной панели с цифровыми приборами, штурвал и рукой подать до небесной лазури…

- Тайга, готов на взлёт, - голос дрожит?
По правде сказать, этого полёта я ждал больше чем космос. В космос когда ещё, а вот на реактивном истребителе полетать…
- Взлёт разрешаю, работа по заданным координатам.
- Вас понял, работаю по заданию, Тайга.
Как его поднять? «С тормозов» или с обхождением?

В наушниках голос инструктора:
- Нагрузи двигатели, это тебе не поршень, - и точно, самолётик срывается с места, стоит мне только коснуться РУДов.
Флажки, показывающие окончание взлётки летят навстречу. Быстро, слишком быстро…
- Взлёт давай. Или на земле оставайся.

Штурвал на себя. Нос «Яка» поднимается, невидимая рука вдавливает меня в кресло – на тренажёрах такого не было.
- Газ…
- Есть… газ, - для каждого слова приходится искать воздух.
Взгляд на небо – взгляд на приборы. Скорость, высота, горизонт…
- Хорошо, выходим на рабочую высоту.
- Газ убрал.

Обзор здесь получше, чем на моём «Рысачке». Да всё, что ни вспомни – лучше, больше, быстрее… Растём, мелькнула мысль.
Внизу земля. Декабрьские вьюги укрыли поля и перелески снежным одеялом, простёганным дорогами; тени деревьев, коробочки автомобилей на шоссе. Я выжимаю педали и всё это, весь мир встаёт на дыбы, переворачивается с ног на голову – и снова небо. Самолёт слушается меня с полуслова, стоит только коснуться педалей или рычагов управления двигателями, так что приходится контролировать усилия. Перед глазами привычные цифровые панели приборов и световая индикация на фонаре, рука подрагивает на джойстике управления.

- Миша, ничего не забыл?
Я аж вздрогнул – задание!
- Забыл, Константин Сергеевич.
- Ну давай, пора работать.



Да простят меня спортсмены-парашютисты, парашют я не любил. В училище строго следили за выполнением норматива и положенные три прыжка сделали все. Я сделал шесть: за себя и за бутылку коньяку, поставленную Лёхой Германом, из принципа не желавшим прыгать, сделал без особого удовольствия ещё и полученную бутылку «Арарата» разбил. А тут оказалось, что путь к звёздам лежал через месяц мучений, именуемых специальной парашютной подготовкой.

Всё началось с обычных «дубов». Д1-5У, простенький и надёжный, лучшее средство спустить зарвавшегося царя природы с небес на землю. Задачи тоже поначалу ставились несложные: отделение от самолёта, прыжки с задержкой раскрытия купола…
На первом же прыжке я умудрился раскрыть запаску. Приземлился мягонько так, на двух куполах, вдумчиво наблюдая за плывущими в небе облаками и тёмным силуэтом «Пилатуса», принадлежащему подмосковному частному аэроклубу, где мы расположились на время спецкурса. Пришлось укладывать запасной парашют в личное время и эта зараза ободрала мне пальцы. Больше я таких огрехов не допускал.

…Это чисто наше изобретение: курсанта выбрасывали с самолёта – лётчики поднимали крылатую машину повыше – и испытуемый прямо во время прыжка с задержкой раскрытия решал какую-нибудь задачу. Вроде сложно, но если вспомнить центрифугу, например, ничего так, приемлемо. Ну, и зная, что из себя представляют наши наставники, стоило ожидать самых неожиданных упражнений: я ждал задачу по физике. И дождался.

Первым вышел Юра Борисов. Всё по правилам: сначала самый тяжёлый (а Юра КМС по греко-римской борьбе, вес сто с чем-то килограмм), потом шёл Сингх, Айдар с Ринатом и я.

Прыгали в боковую дверь, оборудованную, кстати, автоматом закрытия. Я внимательно наблюдал как готовится Ринат, как придерживает его инструктор, ожидавший какого-то одному ему понятного знака. Глядя то на одного, то на другого я пропустил момент, когда Рината хлопнули по плечу: «Пошёл!» - и наш отец-командир сильно толкнувшись сиганул в утреннее апрельское небо.

Я вышел на обрез двери. Пошла вторая неделя спецкурса, сделал я уже то ли пятьдесят, то ли пятьдесят пять прыжков, но всё равно вид земли расчерченной множеством крошечных квадратиков заставлял волноваться. Я ждал. Ползли секунды, ещё медленнее плыла земля под ногами. Волнение перемешивалось с желанием не ударить в грязь лицом: с нами девчонки прыгали всё-таки.

Хлопок!

И земля рванулась мне навстречу.
Всё боялся оступиться, в ноги словно ваты натолкали. Но нет – вышел как положено, раскрылся, согнув руки и ноги. Поток воздуха норовил сбить, закружить, бросить в беспорядочное падение – я держался. Дышать только трудно было…
Задание. Вот оно, укреплённый на левой руке возле высотомера пластиковый квадратик, прикрытый чехлом.

- Чехол снимешь – положи в карман, - предупредил меня инструктор, - это баллы, плюс или минус.
В карман тянуться так и закувыркаешься штопором. Под резинку в рукав – вот так… Что там?

Две триста.

Цифры и буквы заплясали перед глазами. Блин, что это вообще?!
Я включил диктофон. Дико хотелось сказать что-нибудь… но уж больно серьёзен был Сергеич.

Две сто.

Как изменяются в результате перехода с одной круговой орбиты на другую радиус орбиты спутника, скорость его движения по орбите и период обращения вокруг Земли?

Тысяча восемьсот.

Решение, я знаю решение, мы с ребятами разбирали, Айдар всё ржал над моими потугами как жеребец на лужайке…

Тысяча шестьсот.

Решение – есть!
- Согласно второму закону Ньютона, - начал я, - при уменьшении ускорения радиус орбиты – увеличивается…
Губы едва двигались, дыхание сбивалось, даже шлем почему-то не помогал, но я как мог быстро наговорил что вспомнил на диктофон и…

Девятьсот метров.

Раскрываемся.
Хлопок – купол дёрнул меня за шкирку. Я поднял забрало шлема. Жизнь обрела краски, весенний воздух казался напоен мёдом и, наслаждаясь вновь обретённым миром, я позабыл про управляющие стропы парашюта - плюхнулся словно новичок на «дубе» на окраине поля, покатился по земле да так и остался лежать глядя в небо.

Земля казалась мягче перины. Небо синее-синее. Я висел меж небом и землёй, пленённый…
- Миша, - знакомый голос.
Мне потребовалось некоторое усилие, чтобы вернуться к действительности.
- Миша, - повторила Вика.
Вот прилепилась...
- Да, чего тебе?
- Мне ничего, тебе всё… Ты не разлёживайся, смотри, за нами машина поехала.
- Прокатятся, ничего, - я принялся собирать купол.

Вика наблюдала за мной.
- Миша, Миш…
- Ну чего тебе?
- Ты злишься?
- Я?.. Чего мне злиться?
- Ну, не знаю. Раньше веселее был.
- Наверное, не стоит прошлое вспоминать, да? А я вот вспоминаю.
- Я тоже…

Руки мяли ткань купола, пряжки, стропы и неведомая сила приковала мой взгляд к земле.
Вика внезапно оказалась очень близко, и я забыл всё, утонув в её глазах.
- Медвежонок мой, - сказала Вика, - не обижайся, ладно? И не забывай.

Её ладошка коснулась моей щеки. Надо было схватить её, обнять и не выпускать никогда и даже тот день встретить вместе, потому что без неё…

Сзади сердито бибикнул «Патрик» аэродромной службы.
- Эй, ребята, - крикнул водитель, - поехали на базу, там пообжимаетесь.
Мы поспешно отскочили друг от друга и больше ни взглядом, ни словом не перекинувшись, путаясь в скомканных куполах парашютов, полезли в машину.



Старт «Ангары» с первым экипажем мы смотрели в конференц-зале Центра. Запуск назначили на 19.40 по местному времени, 16.40 по Москве и народу набилось уйма. Все занятия, процедуры отменились сами собой, начальство не возражало – предстоящий старт ставили вровень с полётом Гагарина, и телетрансляция шла на все континенты, собрав как сказал один журналист, рекордную аудиторию, миллиард с хвостиком телезрителей.

Мы смотрели видео напрямую с камер Роскосмоса, не отвлекаясь на рекламную вакханалию. Белокрылая красавица «Ангара» сверкала в лучах вечернего солнца, подвешенная к стартовой ферме, первый экипаж уже два часа как занял места внутри космического корабля… а я даже не попрощался с Викой.

Пошли команды:
- Пуск!.. Зажигание!.. Предварительное!.. Промежуточное!..
Ракета «вздохнула» - горючее попало в камеры сгорания двигателей и воспламенилось.
- Главное!..

Оператора почти не слышно за рёвом пламени. «Ангара» всё ещё на столе, но упряжка из трёхсот миллионов лошадей уже тянет вверх, рвётся к небесной тверди.

- Подъём!
Ракета вздрогнула, приподнялась над стартовым столом и вместе с ней поднялись все сидящие в конференц-зале: мы все были там, в ложементах «Союза»
- Подъём!..

Пошла!
- Пошла! – кричит кто-то.
Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не подхватить возглас.
- Десять секунд! – На борту порядок.

Обычный диалог: оператор словно погоняет упряжку – Вика отвечает спокойно, даже меланхолично.
Ракета поднимается, медленно превращаясь в яркую точку на голубом фоне.
- Пятнадцать секунд, полёт нормальный! – Экипаж чувствует себя хорошо.

- Двадцать пять секунд, двигатели работают нормально! – На борту порядок.
- Сорок секунд! – Экипаж чувствует себя хорошо.
- Пятьдесят секунд, давление в камерах сгорания двигателя в норме! – На борту порядок.
- Шестьдесят секунд, тангаж, рысканье, вращение в норме!
- Семьдесят секунд, полёт нормальный! - Экипаж чувствует себя хорошо.
- Восемьдесят секунд, все параметры в норме! - На борту порядок.

Кажется, уже всё, корабль на орбите, но это не так – до настоящего космоса ещё далеко.
- Девяносто секунд…
- Ой… - женский голос.
- Что такое… - сжимаются кулаки.

Сзади звон разбитого стекла. Никто даже не оглянулся - мы все там, в небе над казахской степью, где на огромной высоте вспухает клубами огня и дыма уже почти достигший низкой орбиты космический корабль.
- На борту возникла нештатная ситуация… - оператор запнулся и продолжил сдавленным голосом: - репортаж окончен…
Экран потемнел.



- Можно? – Сергей Сергеевич крайне деликатен, в своей епархии начальник Центра мог бы входить без стука куда угодно, а вот поди ж ты, спрашивает.

- Войдите.
- Что, безделишь? – начальник устраивается на ринатовской кровати под портретом Ирины Малибаш, мисс России за 2063 год.
Естественно, распекать меня за безделье никто и не думал, мы второй день ходили как в воду опущенные. Я что-то промямлил в ответ.
- Это кто такая у Ринатика, жена? – спросил Сергей Сергеевич.
- Да нет… Мисс России.
- А. Ну ничего так девчонка.
- Ага.

В комнате воцарилась тишина.
- Миша.
- Да?
- Что у вас было с Викой?

Глупый вопрос. Очень хотелось ответить какой-нибудь глупостью. Я промолчал.
- Молчишь.
- А что тут скажешь?
- Да, сказать-то и нечего, правда.

Клён возле окна разросся так, что ветки скребли стекло. Вообще, погода разладилась: дул ветер, сёк дождь, с дерева на отлив окна звонко капало.

- Что там получилось?
- Отказ датчиков ориентации, - быстро ответил Сергей Сергеевич. – Теперь МИК фээсбэшники по частям разбирают, на заводе делегация Следственного комитета… У ребят веселуха…
Он умолк, видимо, поняв, что ляпнул.
- Да уж. Веселуха…
Я понял, что сейчас разревусь. Дождь за окном, сидящий подле меня человек, вся комната, весь мир подступил комком к горлу…

- Что теперь будет? – голос предательски дрогнул.
Сергей Сергеевич долго молчал. Ворочался, словно Ринат на гвоздях спал, вздыхал, откашлялся…
- Я, собственно, по этому поводу и зашёл, Миша.

Долгая пауза. Я старательно прячу опухшие от слёз глаза.
- Второй экипаж стартовать не может, - Сергей Сергеевич понял, что помощи от меня не дождётся.
- Почему?
- Эмилия в шоке.

Эмилия – Эмилечка – выпускница Сорбонны, космен-профи, умница, красавица, отличный товарищ и близкая подруга моей Вики. Они познакомились во время стажировки в Гагарине и много лет работали вместе, просто переписывались.

- С ней работают психологи, Эмилия обязательно восстановится, но это время, - сказал Сергей Сергеевич.
- А что за спешка?
- А спешка, Миша, оттого, что в наш проект вложены огромные усилия. Денег угрохано – триллионы, Миша, и рублей, и юаней – золотом.
- Золотом, - повторил я, - тут человека нет, а вы про золото…

- А ты знаешь, откуда это золото берётся? – Сергей Сергеевич усмехнулся, но в его голосе чувствовалось напряжение. – Всё, что мы делаем в космосе оплачивается трудом простого человека. Ты вот работал у себя в Сибири, людей возил, а с твоей зарплаты копеечка государству шла. И сейчас твои ребята там поднимаются в небо и с зарплаты их копеечка идёт государству, государство копеечку к копеечке складывает, строит ракету и запускает в космос…

Он вздохнул.
- Я хочу сказать, Миша, что Вику жаль. Я её с малолетства знаю… Выть хочется, - снова вздох. – Мне с её отцом пришлось разговаривать…

Вот тут мы замолчали надолго.

- Пойми, Миша, - наконец произнёс Сергей Сергеевич, - для меня это как детей потерять, благо своих четверо… Но ко всему прочему там, на Байконуре сгорели деньги, труд миллионов наших людей.
И словно металл лязгнул:
- Мы не имеем права останавливать программу.

- То есть, мы полетим, третий экипаж? – переспросил я.
- Да, - ответил Сергей Сергеевич. – Я мог бы приказать... но тут хоть приказывай теперь, хоть как хочешь... Я прошу, Миша, прошу тебя: надо лететь. Надо справиться с собой и сделать шаг…



Нас подняли рано: четыре тридцать, только-только солнце осветило горизонт, не видно ни зги. Да мы и не спали, чувствовали почему-то - сегодня, хотя среди обычной рутины занятий не помню уже кто сказал: «Будьте готовы - в любой момент…» Умылись, оделись, позавтракали под бессмертное: «Гранаты у него не той системы…» - присели с Сергеичем на дорожку и выскочили на улицу.

Светил фарами автобус, довезший нас к стартовому столу. Солнце уже посверкивало на обтекателе установленной на старте ракеты, нашем транспорте до орбиты. Там, за небесной твердью накручивает оборот за оборотом Международная космическая станция «Академик Вернадский». Сейчас все сооружения в космосе называются МКС, международная космическая станция. Всё строили сообща: город на Луне (он называется МКС «Гагарин»), базу на лунной орбите (МКС «Луна-1»). производственный комплекс в точке Лагранжа LX (МКС «Полигон»). Даже автоматические корабли, курсирующие между Землёй и Луной, называются МКС «Николай Чуб», МКС «Анна Кикина» и МКС «Михаил Корниенко». Сам «Академик Вернадский» это бывшая Международная космическая станция, построенная в начале века нашим Роскосмосом, американской НАСА и ЕСА, европейским космическим агентством. С тех пор на станции добавился жилой отсек, обеспечивающий для обитателей почти земную гравитацию, ядерный реактор (первый реактор в космосе, нашего производства), причальные приспособления и гидропонная лаборатория, но изначальные особенности конструкции остались и, как объясняли преподаватели, можно отличить наш сегмент от американского.

А мы сидели в корабле. Было не по себе: нервное напряжение росло и когда шли к стартовому столу лично у меня коленки подрагивали. Трудно сказать отчего – то ли за свою шкуру трясся, то ли от возбуждения, то ли всё вместе…
Час, два, три – наземные службы проверяли и перепроверяли всё, что только могли. Несколько раз требовали от нас диагностику систем корабля, спрашивали самочувствие, запускали медблок и прочее в этом духе. Наконец дали готовность.
- Экипаж, самочувствие? - оператор говорил медленно и как-то с ленцой даже.
- Экипаж, самочувствие? – эхом отозвался Ринат.
- Мицар, порядок.
- Тайга, готов.
- Первый, самочувствие экипажа в норме, на борту порядок.
- Понял вас, ребята, начинаем.

Прошли команды зажигания. Где-то под нами работали механизмы, закачивая топливо в камеры сгорания и весь корпус исполинской махины дрожал, словно возбуждение людей передалось технике.
«Она живая, - говорил нам Сергей Сергеевич, - столько трудов вложено во всё это, она живая, говорю вам…»
- Подъём!..

Подъём со стола мягкий, будто поднимается лифт-элевейтор. Перегрузки будут десятком секунд позже.
- Десять секунд.
О, а вот и перегрузки.

- Экипаж чувствуем себя хорошо, - докладывает Ринат.
- Вас понял, пятнадцать секунд, полёт нормальный.

Мы плотно упакованы в ложементах, бросить взгляд окрест не получается и, если пофантазировать, можно отвлечься, представить себя внутри диковинного аттракциона.
- Двадцать пять секунд, двигатели работают нормально.
Ринат отвечает положенное. Плюшевый мишка, подвешенный Айдаром к потолку покачивается, отмечая направление силы тяжести. Руки шевелятся с трудом, да и шевелить ими незачем.

- Сорок секунд, тангаж, рысканье, вращение в норме. – На борту порядок.
- Пятьдесят секунд, давление в камерах сгорания двигателя в норме. – Экипаж самочувствие в норме.
Надеюсь, у меня такое же сосредоточенное спокойное лицо как у ребят – вижу их отражения на экранах. Айдар подмигивает, показывает большой палец.

- Семьдесят секунд, полёт нормальный. - Экипаж чувствует себя хорошо.
- Восемьдесят секунд, параметры системы управления ракеты-носителя в норме. - На борту порядок.
Космос всё ближе.
- Девяносто секунд, двигатели первой, второй ступени работают нормально… Экипаж, самочувствие?
- Экипаж, чувствуем себя хорошо.
- Вас понял… Сто, все параметры в норме.

Скорее бы…
- Сто десять, тангаж, рысканье, вращение в норме.
- Сто двадцать, сброс ДУ САС, давление в камерах сгорания двигателей в норме.
Сбросили систему спасения. Она нам больше не понадобится – выходим из зоны больших скоростных напоров, сейчас отделение первой ступени…

- Есть отделение первой ступени.
- Сброс ДУ САС подтверждаем, отделение первой ступени подтверждаем… Экипаж, самочувствие? – спрашивает Ринат.
- Всё хорошо, - отозвался я.
- Мицар, норма…
- Первый, есть сброс головного обтекателя.
- Есть сброс головного обтекателя, - отозвался оператор. – Как погодка, ребята?
- Солнышко светит, - Ринат улыбается.

- Погодка шепчет, - смеётся Айдар, прикрываясь рукой от лучей светила.
- Двигатели второй ступени работают нормально.
- Двести десять секунд.
- Ну, ещё чуть-чуть… - вырвалось у меня.
- Отделение второй ступени.
- Полёт нормальный, ожидаем контакт отделения.
- Пятьсот секунд, есть отделение, - отозвался Ринат.
- Отделение прошло, поздравляем вас, всё отлично.
- Ай да мы, - сказал Айдар.

- Отлично, просто здорово, - Ринат хлопает по моей перчатке, дотягивается до Айдара.
- Мишка поплыл, - Айдар протянул руку, подкидывая наш индикатор невесомости. – Командир, давай оглядимся.
- О, а я и забыл, - вздохнул Ринат. – Включай, тебе легче дотянуться.

Айдар включил трансляцию с наружных камер и перед нами раскинулся океан звёзд. Над городами, когда из-за смога видны самые яркие звёздочки, словно редкие блёстки на чёрном ковре или у меня над посёлком, когда всё небо усыпано этими же блёстками, сливающимися в Млечный путь звёзды кажутся далёкими и недоступными, здесь же море маленьких огоньков манило окунуться в звёздный прибой и блюдцем, круглой лодкой на волнах качалась Луна. В лучах невидимого для нас Солнца Земля, занимавшая нижний левый угол экрана, казалась огромной, тяжёлой, более реальной, чем все далекие звёзды. Мы видели линию терминатора, облака над Индийским океаном, воронку циклона у экватора…
- Красиво, - выдохнул Айдар.

- Да-а… красиво, - вырвалось у меня.
Земля медленно плыла под нами, изредка покачиваясь во время манёвров кораблика. Звёзды сияли над головой.
- Нам звездной гавани спасителен покой, подарен он Божественной рукой тем, кто устал и верить перестал в незыблемый и вечный пьедестал , - продекламировал Ринат.
- Ого, - восхитился Айдар, - да мы поэт.
- Это не моё.
- Хорошо сказано, Ринат, - сказал я.
- Да, неплохо, - поддакнул Айдар. – Какие звёзды яркие… Я думал у нас небо звёздное, а тут…



Двигатели ракетного модуля вытолкнули конструкцию на низкую орбиту и, отработав своё, отстыковались, оставив полезную нагрузку в виде усечённого конуса обитаемого отсека. Теперь нам предстояли манёвры, долженствующие завершиться стыковкой с Международной Космической Станцией «Академик Владимир Вернадский» - как если бы футболист, сделав головокружительный прыжок, ударил через всё поле по круглым, два-три метра в диаметре, воротам, постоянно меняющим положение в пространстве.

Чтобы «забить гол» придётся представить вращение полезной нагрузки – нас – и самих «ворот» - МКС «Академик Вернадский» - в виде двух плоскостей, которые сначала надо совместить, а потом ещё, вычислив точное положение МКС на плоскости площадью в миллионы километров (положение этой плоскости относительно планеты называется наклонение орбиты), несколькими импульсами двигательной установки, подвести космический аппарат к «Академику» (за лишние сто грамм полезной нагрузки конструкторы космических аппаратов дерутся). Пара кунштюков в виде сближения с объектом и стыковки со шлюзом карантинного модуля и – вуаля!

К счастью, есть несколько обстоятельств, играющих в нашу пользу. Во-первых, вращение космического тела около Земли происходит исключительно вокруг планеты, а значит плоскость любой орбиты имеет центр – ядро Земли и это облегчает ориентацию на площади в миллионы и миллионы километров. Во-вторых, вращение космического тела происходит с разной скоростью: в верхней точке орбиты – апогее – скорость минимальна, в нижней точке – перигее – максимальна поэтому, изменив наклонение орбиты в апогее, мы получим существенную экономию весьма и весьма ограниченного запаса топлива. И в-третьих, притяжение Земли помогает корректировать совмещение орбит, в случае если космический аппарат «залезет» немножко выше положенного в апоцентре, отдавшись на волю гравитации и притормаживая двигателями. И это далеко не все обстоятельства, определяющие движения космического корабля: стоит только космическому аппарату вырваться в космос (футбольный фанат выбежав на поле размахивает фаером), как он тут же ощущает на себе притяжение Земли. Утлое судёнышко начинает вращаться вокруг планеты – ложится на орбиту, и для каждого периода вращения в циклограмме полёта подобрано своё название. Сначала опорная орбита, высотой около 200 километров, затем промежуточная, определённая для выбора скорости КА (разгон или торможение), после выхода на скорость начинается переходная - путь перемещения космического корабля с одной орбиты на другую.

До МКС мы добрались за час с небольшим. «Академик Вернадский» величаво поворачивался на экране, наполовину скрытый ночной половиной планеты, другой половиной блестя в лучах Солнца. Крутилось огромное колесо жилого отсека, посверкивали солнечные батареи. Мы описали дугу над станцией, так, что нос корабля постоянно смотрел на причальные секции и силуэт МКС, подсвеченный солнечным светом с одной стороны, чётко вырисовывался на фоне ночных огней средиземноморского побережья.

- Это чей сегмент? – спрашивает Ринат. – Наш или американский?
- Да непонятно, - шепчу я, - на картинках всё просто было, а тут…
- Наши конструкции меньше в диаметре, - сказал Айдар, - амерские больше… вот они вроде. Да, они, видишь, «Купол»?
- Понятно, - Ринат поёрзал в ложементе, - ладно, в любом случае, у нас другая работа.
- Вот наша работа, - сказал я.
- Где? – почти одновременно спросили ребята и Айдар, увидев, протянул:
- О-о, да мы крутые…
- Ну, строго говоря, - сказал Ринат, - это тягач. Наша ласточка на полпути к Луне.
- Но всё равно неплохо, - не унимался Айдар.
- Ну да...

Неподалёку от жилого отсека к специальному причальному приспособлению с руками-манипуляторами притулился космический корабль. Перед шлюзованием несущие фермы втянулись одна в другую и энергоблок с ядерным реактором оказались возле жилого отсека. Вертикальные балки с несущими и креновыми ЭРД, генераторы капель охлаждающей установки и излучатели вспомогательного контура охлаждения сложились, плотно прижатые к несущим фермам. После стыковки ядерный реактор должны были заглушить, солнечные батареи развернуть – они торчали теперь по обе стороны стыковочного отсека, делая МКС «Николай Чуб», автоматический грузопассажирский транспорт, курсирующий между орбитами Земли и Луны, похожим на заурядный спутник.

- Такси, - сказал я.
Стыковка. Станция полностью закрывает экран, едва заметный толчок.
- Внимание, экипаж, - голос оператора в наушниках, - стыковка прошла успешно.
Стрелки на манометрах чуть дёрнулись и тут же вернулись к норме.
- Проходим к шлюзу, вас ожидают.
- Пошли, ребята, - Ринат не удержался от командирских замашек.

Хотя скорее всего это нервы.
- Так ты ж командир, - ответил Айдар, - давай, личным примером…
Под эту перепалку мы отстегнулись, отдавшись на волю царившей здесь невесомости. Ощущения были… непередаваемые – всё-таки, хоть мы и готовились в бассейне, вода плотная, лучше держит тело. Упражнения в летающей лаборатории тоже не больно помогают – там невесомость длится несколько секунд, и ты подсознательно готовишься, ждёшь сигнал, теперь же невесомость превращалась в обыденное явление: скорее тяготение начнётся по сигналу, чем желудок прекратит плясать гопак.
Отработанным ещё на Земле порядком мы вышли к шлюзу. Круглый люк, за ним довольно большой отсек, залитый светом - словно из кротовой норы вылезли на поверхность. Дышится здесь почему-то легче, чем в нашем корабле, воздух пахнет стерильно и такой же на вкус. Четыре человека в серебристых комбинезонах, трое знакомых: Хезер Дуглас, Ицык Лечица и Райан Янг, мы разговаривали перед самым стартом, четвёртый, с нашивкой медика, держится в сторонке, в его власти мы окажемся позже. Эвакуационная команда, люди, назначаемые отдельным распоряжением начальника МКС.

- Привет, ребята, - говорит Лечица.
Мы по очереди жмём руки друг другу, смешно подёргиваясь в такт движениям, обнимаемся, почти также комично вращаясь в невесомости, но смеяться не тянет - уж больно долог и опасен оказался путь.
- Сейчас отдохните с дороги, - Янг мягко подтолкнул нас к выходу в жилые отсеки, - у нас, в общем всё готово, лететь к «Полигону» можно хоть сейчас, но без медосмотра и отдыха я вас не выпущу.
- Сколько отдыхаем? – спросил я.
- Сколько надо, столько и отдохнёте. Два-три часа задержки особой роли не сыграют, а график движения мы подвинем. ЦУП в курсе.
- Ваш отсек, - сказала Хезер. – Располагайтесь, мальчики, на обед приходите в кают-компанию.
- А где это? – ляпнул я не подумавши.

Ринат бросил на меня испепеляющий взгляд.
- Сейчас покажу, - женщина включила настенный монитор, в два касания нашла в меню план станции. – Вот. Прямо по коридору, перед выходом из жилого модуля.
- Будете готовы, подскажите, - добавил Лечица.
Уже несколько лет как на МКС устроили нормальные земные удобства. Оправляться и обтираться салфетками по старинке приходилось только экипажам космических тягачей, курсирующих между Землей и Луной и каждого космонавта обучали обращаться с космическим туалетом, в том числе на случай если откажет привод жилого отсека МКС. На борту тягача нам придётся рано или поздно применить эти гаджеты, ну а пока я охранял дверь туалета, за которой притаился Ринат, Айдар же плескался в душе, распевая хит какой-то мальчуковой группы.

Нас, конечно, строго-настрого предупреждали на Земле, что вода на станции драгоценна, не стоит перегружать установки рециркуляции, но мы не сговариваясь решили злоупотребить гостеприимством хозяев. Хотелось смыть не то что грязь, грязными мы не были – вода, несколько раз пропущенная через очистные системы МКС смывала напряжение, накопившееся с того момента, когда «Ангара» с первым экипажем закувыркалась в чистом казахстанском небе, чадя догорающим топливом. Мы пустились в смертельно опасное путешествие и первый этап завершился успешно.

- Давайте пройдемся еще раз по финалу. Итак, устраиваем бой с Принцем Ада?
- Ага.
- Схватка на арене, которую медленно поглощает пламя?
- А-ага.
- А как вы смотрите на то, чтобы устроить на фоне метеоритный град? И, может быть, рушащийся город? Придадим действию больше эпика, так сказать
- Да, можно было бы… А это повлияет на общую стоимость?
- Да нет, нашим мастерам по эффектам все равно, что визуализировать. С современной то техникой. Окей, устроим вам метеоритный шторм. Сражение… а давайте прямо посреди города? Только представьте: здания рушатся и обваливаются, пламя пожирает остатки мира, и вы сошлись в схватке за будущее человечества с олицетворением зла! Круто ведь, да?
- Ну, хорошо. Звучит... прикольно
- А то! Хм, что еще у нас там было. У вас еще есть предпочтения по лицам, кажется. Что у меня тут записано… Вот, для злодея, и, как говорится, для damsel in distress?
- Да, все так. Послушайте, я ведь все вроде подробно рассказал. Долго еще?
- Ага, так. Еще немного, и мы сможем взяться за ваш проект. Пару последних моментов. Сложность, так, смотрю, просили сделать вас неуязвимым? Хм. Мы, разумеется, все можем, последнее слово за вами. Но я бы предложил слегка поднять ставки. Давайте установим минимальный шанс проигрыша?
- Вообще, я хотел, знаете, просто расслабиться.
- Ну же, Стивен. Ничего, что просто Стивен?
- Ну, да, ничего...
- Отлично. Мне так, если честно, комфортнее, Стивен. Вернемся к делу. Еще раз подчеркну: твое приключение - исключительно твое, ни у кого подобного нет и не будет. Конечно, ты легко можешь пробежать по своему сценарию, спасти мир и девушку, и уйти с ней в закат. Но! Без капельки риска у тебя совсем не те эмоции будут, уверяю. Давай в твое эпичное приключение добавим немного адреналина? Азарта, так сказать.
- Нууу…
- Стивен, подумай. Девушки любят, когда ради них рискуют!
Стивен затих. Окажись кто рядом, точно услышал бы, как мысли со скрипом крутятся в его голове. Так усердно он думал над сложными задачами по физике в давние школьные времена. Наконец, он пришел к решению.
- Эх, ладно. Думаю, так немного интереснее… Мы закончили?
- Ммм, да. Думаю, все верно. Я вышлю документы с описанием приключения, где потребуется проставить свой автограф. Стандартная процедура. Цена – 8 790 кредитов. Как получим документики с подписью, с тобой бухгалтерия свяжется, а мы возьмем в реализацию уже.
- Понял вас.

В словах слышалось плохо скрываемое нетерпение.

- Так, может, какие-нибудь вопросы?
- Нет. Думаю, я все понял.
- Предлагаю на “ты”. Я вроде уже и перешел даже… Окей?
- Да, хорошо, как скажете. До свидания.
- Удачи, Стивен.
Уолтер Моррисон откинулся на спинку стула и клацнул по кнопке голофона у виска. Стивен пропал с одного из двух голоэкранов, стоявших на рабочем месте. На втором отображались документы с пожеланиями, куда Уолтер вносил правки по ходу беседы. Он позволил себе устало выдохнуть.
- Принц Ада… Хах, небось с лицом молодого начальника. Спасение девушки, конец света… Да ты сама оригинальность, Стиви. Сама оригинальность.
Он выпустил ручку, что крутил между пальцами последние десять минут и откатился от голомониторов.
- Уолт! Опять уломал кого-то на повышенный риск? Зачем ж таким жестоким быть? – сказал Чарли, ткнув Уолтера в плечо.
- Где жестокость? Клиент уведомлен о рисках? Уведомлен. Будет зафиксирова-но в контракте? Будет. Мое дело – предложить услугу, – отозвался Уолт. – В конце концов, в чем же удовольствие?

Уолтер поднял руки над головой, потянулся, а затем схватился за спинку кресла. Крутанулся несколько раз. Работа в офисе шла своим чередом: дизайнеры с разной долей энтузиазма записывали пожелания клиентов. Куча людей была заворожена мыслью о том, что каждый может придумать себе сюжет по нраву, где он – главный герой. Спаситель. Мессия. Герой-любовник. Зачем смотреть, или пусть даже участвовать в чужой истории, если можно устроить свою собственную? Строго в духе неуемных амбиций и согласно каждой буковке собственных фантазий. Как же иначе?

Дождь барабанил по стеклу. Была своя прелесть в работе на последнем этаже офисного здания. Окна в кабинете были под углом: вроде и небо видно с рабочего места, а подойдешь – и город как на ладони. Уолт так и сделал: налил прохладной водички из кулера, подошел к стелку и глянул вниз. Туда-сюда сновали люди. Уолт понятия не имел, кто они все, по каким делам спешат, но был уверен в одной мысли: “Вы меня не знаете, но я – именно тот, кто делает ваши мечты реальностью.”

- Чаю? – вопрос вырвал Уолтера из раздумий.

Уолтер обернулся к Чарли – тот приподнял кружку и кивнул в сторону двери.

- Самое время.

* * *

- Вспомнил времена, когда “кредиты” были только в видеоиграх, – сказал Уолтер, прихлебывая чай. – Да, они были плоскими на экране телевизоров. Виртуальная реальность входила в нашу жизнь. Но, блин, была тогда в каждом произведении душа! У всех был один опыт от приключения, но именно тот, что задумывал творец. Пусть не всегда удачный, и уж точно никогда ни у кого не получалось угодить всем. Но что сейчас?
- Походу, сейчас трава уже не зеленая... – иронизировал Чарли.
- Я серьезно, – для Уолтера вопрос был не менее важным, чем рекламная кампания для политика. – Неужели тебя не тошнит уже от всех этих однотипных спасений мира? Я уже забыл, когда последний раз нас просили сделать что-то действительно оригинальное
- Поэтому ты здесь: предлагай им сделать лучше!
- Да им лишь бы чтобы красиво, ярко, а морду босса срисовать с босса реального, а личико сексапильной героини – с соседки, к которой кишка тонка подойти… Чувствую себя редактором чужого дерьма, на которое только и можно, что бантиков навесить.
- У-у, дело плохо. У тебя твой любимый раритет никто не отбирает, если уж на то пошло. Не путай работу с личным взглядом на порядок вещей.
- Да ладно, это я так, приуныл. Погода сказывается, видимо. Какие планы на вечер?

* * *

- Недурно, Стивен, очень недурно. Красиво расправился со скелетами.

Уолтер внимательно следил за приключением Стивена на голомониторе. Руки лежали на контроллерах.

- Да мне самому понравилось! – откликнулся Стивен.
- Вот такого воодушевления я и ждал! Но не время расслабляться. Твое главное испытание еще ждет впереди. Гляди в оба.

“Ну, даже за банальной историей интересно следить, если ставка достаточно высока”, – подумал, как обычно, Уолтер. Эта часть работы – направлять и тащить к финалу – все-таки доставляла ему больше всего радости в любом проекте.

На голомониторе Стивен Митти подошел к оврагу. Перед ним раскинулся Провалившийся Город. Небеса затянуло черной дымкой, по которой то тут, то там прокатывались огненно-красные всполохи. Финальная схватка приближалась. Уолтер не сомневался в том, какие эмоции обуревали Стивена. Благоговейный трепет, ощущение избранности. Он видел такое у многих, подобных мистеру Митти.

Оператор подстроил виртуальные камеры: убрал крупный план лица, одну камеру закрепил за плечом, другую поднял ввысь для лучшего обзора. “Не зря художники едят свой хлеб”, – подумал он. Изображение было практически фотореалистичным. Лишь на уровне ощущений, в самом уголке сознания, что-то казалось неправильным, неестественным. Не то, чтобы вид разрушенного мегаполиса – зрелище обыденное.

Стивен разглядел путь вниз – торчавший из обломка тоннеля состав метро был предусмотренным маяком. Герой подбежал к краю пропасти и начал спускаться с той скоростью, на которую был способен. Цеплялся за выступы камня, торчащую арматуру, обломки осевших зданий.

Наконец, он добрался до ближайшего вагона и юркнул внутрь через отогнутую крышку люка. Он ловко приземлился на пол и осмотрелся – на сидениях и между ними лежали останки людей. Настоящий поезд в ад, который застрял аккурат на подъезде к месту назначения. Стивен аккуратно зашагал вперед, придерживаясь за перила.

Уолтер улыбнулся, глядя на происходящее.

- Помни, что я говорил, Стивен. Будь начеку.

Но, как и большинство, Стивен все равно не окажется аккуратным. Оператор должен подсказывать и направлять, но прямо говорить про триггеры запрещалось. Уолт и не хотел.

Стивен перескочил несколько вагонов. Каждый следующий был накренен все сильнее. Ему уже приходилось прыгать с одного сиденья на другое, повисать на руках между сцеплениями и спрыгивать вниз в соседний вагон. Следующий поручень подвел и со стальным лязгом отломился. Стивен вскрикнул и провалился вниз.

Пальцы Уолтера заиграли на контроллерах.

Стивен инстинктивно (так он должен был подумать) вытянул руки и схватился за ближайшее сиденье, мимо которого пролетал.

Поезд тряхнуло.

- Так, герой. Действуй быстро, соображай быстрее. Срочно выбирайся.

Стивен ловко хватался за любой выступ и стремительно спускался. Состав грозил отправиться в свободный полет в любой момент. Вдруг он начал проваливаться, и на мгновение Стиву показалось, что летит в бездну. Но метро останавливалось, и он перескакивал вагон за вагоном.

- Смотри, в следующем вагоне дверь открыта. Давай туда. Должен выбраться.
- Понял.

Стивен, с присущей опытному приключенцу ловкостью, перемахнул в соседний вагон. Состав мерзко заскрипел. Еще несколько секунд, и он точно провалится.

Стивен подобрался к открытой двери. На расстоянии в несколько метров стояло здание – вернее, грубо «оторванная» его половина, словно кукольный домик в руках истерившей маленькой девочки. Всего несколько метров. Он со всей силы оттолкнулся от состава и прыгнул к обломку пола одного из этажей. Нескольких сантиметров не хватило уцепиться за край, и Стивен провалился на этаж ниже, чем планировал.

- Ааа!

Удача подвела. Стивен взглянул на окровавленную арматуру, торчащую из левой руки пониже локтя. С другой стороны, может и повезло – приключение могло закончиться и преждевременно.

Уолтер же в очередной раз восхитился тем, как дизайнеры местности умело расставляют пути. Безвыходных ситуаций нет, дорога вперед найдется всегда. Мысли о прекрасном прервали стоны подопечного.

- Все в порядке, далеко не самая страшная рана. У тебя с собой есть средства на такой случай. Не забывай, это твое приключение.
- Аа, твою мать! Больно!
- Поверь, в реальности больнее

Стивен попытался поднять руку и снова застонал от боли.

- Надо вырваться резко – как сорвать пластырь. Приготовь пузырек из тех пещер, – советовал Уолтер и, погодя, добавил. – Ради нее, давай. Она ждет своего героя

Стивен стиснул зубы. Собрался с мыслями. И что было сил, дернул вверх пробитую руку. На мгновение ему показалось, что руку засунули в раскаленную печь.

- Хах. Кто же та дама, ради которой ты на все готов? – подивился Уолтер вне-запной решительности.

Стивен вопрос проигнорировал. Сейчас он больше сосредоточился на ране. Пусть пробитая рука – лишь голограмма, но реальной была боль. Он открыл пузырек с лечебным зельем и вылил на рану.

- Боль-то поставлена на 50%... – заметил Уолтер
- И почему я позволил себя на это уговорить…
- Есть в тебе азарт, Стив. Есть азарт.

* * *

Стивен тяжело дышал. Одежда была изодрана. Куртку, вовсе превратившуюся почти в лохмотья, он скинул. Но глаза огненным взором устремились на Принца. Бледная фигура ухмылялась. Аура зла вокруг нее клубилась дымкой.

Уолтер глянул на показатели. Стивен с трудом держался. И финальный босс был потрепан – один хорошенький удар должен его свалить. Но если не выйдет…

Стивен собрался с мыслями. Уолтер быстрыми движениями пальцев настроил лучший обзор и вцепился в конроллеры. Вот он, любимый момент. Попытка выровнять дыхание, успокоить колотящееся сердце. Рискнуть всем ради лучшей награды – чувства победы на пределе возможностей. И банальность истории уже не важна.

- Вперед Стив! Мы справимся!

Крыша собора давно обвалилась, и небо рассекали огненные шлейфы падающих глыб. Моменту истины подобает быть красочным.

Стив сорвался с места. Острие меча высекло искры из разбитого каменного пола. Принц вытянул руку вперед. Тень под ним стала плотнее, гуще. Из нее вырвались щупальца и, извиваясь, устремились навстречу герою.

Уолтер направлял своего персонажа, помогая уворачиваться и отбиваться клин-ком.
Он почти поравнялся с боссом.
Парировал щупальце. Поднырнул под другое.
“Сейчас!”

* * *

- Уолтер медленно выдохнул. Убрал руки с контроллеров. На пластике остались липкий пот и маленькие катышки грязи. Игра выдалась на удивление увлекательной, хотя по началу он не возлагал особых надежд на неряшливого и забитого клиента.

Он вышел в соседнюю комнату, где лежал в кресле подопечный оператору клиент. Стивен как раз приходил в себя. Дыхание участилось, глаза горели.

Уолтер одобрительно кивнул:
- Стивен, ты отлично справился.

Стивен промолчал в ответ. Он пытался расслабиться. Ассистент тем временем снимал с него оборудование и датчики.

Уолтер проводил клиента к выходу. Он не без удовольствия отметил изменения в выражении лица Стивена. Оно выглядело… собраннее.

Они добрались до приемной. Стивен протянул руку своему оператору, чтобы по-прощаться:

- Спасибо. – И, помедлив, добавил, – Это был нужный опыт. Стоил своих кредитов.

Стивен взглянул на свою руку. Уолтор догадывался, какой вопрос гложет клиен-та. “Спросит или нет?” – думал он.

- Я ведь мог там умереть, да?

Ответ на этот вопрос уже давно отскакивал у Уолтора от зубов:

- Все условия были нами оговорены и закреплены подписями обеих сторон.

На секунду лицо Стивена обуяло напряжение. Секунду спустя он улыбнулся и ответил лишь:

- Впрочем, не важно. Ощущалось реально. Ради этого можно было и умереть.
- Не забудь этого ощущения. – Уолтер похлопал Стива по плечу.

Тот развернулся и направился к выходу. “Еще один довольный клиент, чья банальная мечта стала явью”, – подумал Уолтер, возвращаясь на рабочее место. “Жаль, не у всех получалось.”
Сегодня он сделал человека счастливее. И спас юридический отдел от головной боли из-за жертвы собственных желаний.

Он улыбнулся и встряхнул руки – пытался избавиться от легкой дрожи. Весьма приятной. "Все-таки, это совсем другие эмоции, когда ставка достаточно высока.”

- Парни, вопрос вскочил, - сказал Ринат, едва только мы покончили с личной гигиеной.
- Говори, - отозвался я.
- Отдыхать будем? – спросил наш командир. – Я вот свеженький, хоть сейчас марафон пробегу.
- Ага, я тоже, - ответил ему Айдар, - пока в душе не был, как ватный ходил. А теперь ничего, нормально.

Я прислушался к своим ощущениям. Чувствовался лёгкий голод, спать не хотелось – организм рвался в бой.
- Перевозбудились, - подвёл итог Ринат. – Ну что, личное время запрашивать будем?
- Не надо, - махнул рукой Айдар, - в корабле поспим.
- Пошли тогда.
- Подожди, Ринат, молния не застёгивается.
- Ну давай, разбирайся…

Я исполнил несколько акробатических этюдов, пытаясь поднять собачку замка в какое-нибудь пристойное положение. Сначала мне помогал Айдар, командир тихонько ругался в сторонке, потом Ринату пришлось учить салабонов.

- Ф-фу-ух, Мишка, задал ты задачку… Хоть на помощь зови.
- Я палец поцарапал.
- До крови?
Айдар внимательно изучил пострадавшую часть тела.
- Да нет, нормально в общем…
- О, застегнул…

- Господи, слава тебе, а то позору не оберёшься – собрались звездолёт осваивать, а сами молнию застегнуть не могут. Все готовы? Айдарик, тебе ничего не жмёт?
- Всё хорошо, товарищ сержант–адмирал! – Айдар вытянулся в струнку и чуть не взмыл к потолку, тяготение на станции чуть больше, чем на Луне.
- Ладно, не тянись… пошли уже.
И мы пошли.

Честно говоря, я ожидал более пышного приёма, мы ведь почти что к звёздам собрались. Но нас, космонавтов-героев ждал сначала врач, внимательно осмотревший и выслушавший каждого (Айдару пришлось объяснять откуда царапина на пальце) и только потом пригласили за стол. В кают-компании находились те же трое встречающих и врач, внимательно наблюдавший за нашей трапезой.

Сервировали стол почти по-домашнему: кружевная скатерть, тарелочки-чашечки, всё как полагается, а подавали неимоверно вкусный борщ и мясо с картошкой в горшочках, хлеб собственной выпечки и огурцы в сметане. Ох, как мы это уплетали!..

- Кушайте, ребятки, кушайте, - потчевала Хезер, - всё местное, на станции выращенное.
- Между прочим ребята, - сказал Янг, с улыбкой наблюдая за нами, - вы с социальными сетями дружите?
- Ум-гм, - Ринат вскинулся было отвечать с набитым ртом и быстренько умолк.
- Я в Твиттере и Вейбо есть, - сказал Айдар.
- А ты, Миша?
- У меня была анкета в ЖЖ, - сказал я прожевавшись, - но я там давно не был.
- Я в Твиттере, Вконтакте и ЖЖ, - сказал Ринат, - ещё был аккаунт в Одноклассниках, но тоже давно не заходил.
- Ребята, руководство хочет, чтобы вы вели дневники в сети, - сказал Райан. – Я тоже прошу вас – пишите про своё путешествие как можно больше. Если есть анкеты – прекрасно, нет – заведите. На Земле должны как можно больше знать о ваших приключениях.

Мы торопливо закивали.
- Когда летим? – деловито осведомился Айдар, прицелившись на стакан компота.
- Что, готовы уже? – хохотнул Лечица.
- Да вот, - сказал Ринат, - столько всего пережили, а спать не тянет совершенно… Рвёмся в бой.
- Это хорошо, - Лечица переглянулся с Хезер. – А что скажет медицина?
- К полёту допущены, - сказал доктор. – Ребята здоровые, сильные… тьфу-тьфу-тьфу.
Он постучал по собственной стриженной макушке. Все заулыбались.
- Медицинское заключение скоро будет готово, если надо на бумаге, - продолжал доктор.

- Не обязательно, - успокоил его Ицык, - сетевого документа достаточно. Ладно, ребята, тридцать минут послеобеденное время и сбор возле шлюза.
- По станции проводите? – живо спросил Ринат.
Погулять по легендарной космической станции мечта любого человека на Земле.
- Нет, мой хороший, - улыбнулась Хезер, - вы, мальчики, до сих пор в карантине. У нас тоже ребята хотели бы пообщаться с первым экипажем звездолёта, но народу на станции много и рисковать вашей экспедицией мы не имеем права.

- Понятно, - Ринат погрустнел.
Да и мы чувствовали себя обманутыми – взглянуть что тут как, хоть одним глазком… Но спорить означало нарушать дисциплину, а уж в космосе дисциплина – святое.
Через полчаса мы сидели в ложементах пассажирской кабины тягача рассчитанной на десяток человек, нам втроём – хоть в футбол играй. Светло-зелёные стены сдвигались, закрывая камбуз и санузел. Запас воздуха, продуктов питания тройной для полного экипажа, свободный выход в интернет из любой точки пространства между Землёй и Луной («Скорость как в «Формуле!» - объявил Ринат), плюс фантастический вид из окна.

- Внимание, МКС «Николай Чуб», «академики», как меня слышно? – спросил ЦУП.
- ЦУП, «Николай Чуб» слышим вас хорошо, - ответил Ринат.
- Ребята, очень приятно… Работать готовы?
- Готовы, - отвечает наш командир вслед за «Вернадским».
- Хорошо, начинаем полёт к МКС «Полигон», запускаю циклограмму.

…Ракета, запущенная с космодрома, набирает громадную скорость: 8 километров в секунду летит то, что осталось от исполинской башни на старте, спутник это или пилотируемый корабль - полезная нагрузка, одним словом. Ступени ракеты, заканчивая работу, выполняют каждая свою задачу. Первая ступень преодолевает силу тяжести и выводит корабль в стратосферу, вторая выталкивает космический корабль в самый космос, третья выводит на расчётную орбиту или, если станция отправляется к другим планетам, придаёт аппарату скорость, достаточную для преодоления земной гравитации. Эта скорость и называется третьей космической скоростью, или скоростью убегания. Для того, чтобы тягач стартовал от МКС «Академик Вернадский» к Луне, требовался импульс ракетных двигателей, равный примерно всей работе трёх ступеней «Ангары», подготовленной к полёту на Селену и наш кораблик в таком случае превратился бы в муху на спине кита – громадного бака с топливом.

Решение – гравитационный манёвр. Если принять точку нашего нынешнего местонахождения (стыковочный узел МКС) за апогей (минимальная скорость), вычислить орбиту космического аппарата, найдя перигей (точку с максимальной скоростью) и, выполнив виток вокруг Земли стартовать из рассчитанной точки, скорость может увеличится в несколько раз. Здесь свои нюансы: перигей орбиты не должен находится на противоположной стороне от цели, орбиту приходится выбирать так, чтобы не столкнуться со спутником или космическим мусором, скорость не должна быть большой или слишком маленькой, а значит придётся тормозить двигателями или в атмосфере…

Но эти знания опять не понадобились - всё сделал ЦУП. Мы числились экипажем МКС и в случае нештатной ситуации принимали управление тягачом на себя, только все – и мы в первую очередь - надеялись обойтись без крайних мер, остаться пассажирами до самого Полигона.
Шлюз станции ослабил хватку и нас подхватил стыковочный луч, медленно и аккуратно отводя от МКС. Вселенная закружилась в диковинном танце, открывая восхищённому взгляду то водопады звёзд, то панораму Земли, словно ковёр, сотканный из облаков и океана…

- Командир…
- Да, Миша?
- Может, выключим обзор?
- Сильно прижало? Вращение уже заканчивается вообще-то.
- Ну, пока справляюсь.
- Пакет возьми.
- Миша держи, мне не понадобился.
- Спасибо.

ЦУП стабилизировал наше вращение, установив тягач носом в цель. Теперь мы летели над Северным полюсом Земли и прямо перед нами полыхало полярное сияние. Блеснуло Солнце, обдав кораблик потоками света. Под нами линия терминатора будила Северную Америку, солнечные лучи поблёскивали на водной глади Атлантического океана.

- Внимание, - сказал ЦУП, - проверка всех систем, подготовка, запуск двигателей.
Над Южной Америкой наш кораблик раскрыл фермы двигателей и излучатели дополнительного контура охлаждения. Несущие фермы начали раздвигаться, отводя энергоблок реактора от нас на пятьдесят метров – мы приближались к точке старта.
- Экипаж, самочувствие? – спросил ЦУП.

Все данные передаются на экраны онлайн, но ответить мы обязаны:
- Экипаж, все в норме? – переспросил Ринат и, дождавшись утвердительного ответа, доложил: - Все готовы, системы корабля работают штатно.

- Вас понял, начинаю отсчёт.
- Интересно, двигатели с Земли увидят? – прошептал Айдар.
- Нет, - ответил Ринат. – Они слабенькие для этого, да и смотреть некому… пингвинам разве что.
- Жалко…
- Пуск! – командует ЦУП.

Перегрузка мягко прижала нас к ложементам – включились двигатели. Два синих огонька появилось с двух сторон от жилого модуля корабля.
- Двигатели работают штатно, - доложил Ринат, - тяга стабильна.
- Есть двигатели, - отозвался ЦУП, - тяга стабильна.
- Ребята, видим вас, - включился «Академик», - вы просто красавчики.
- Мы лучше всех, - шепчу я.
- Что говоришь, Миша?
- Я говорю, мы лучшие.
- Ха, подожди, то ли ещё будет, - отозвался Айдар.

Ребята засмеялись.
- Есть сход с орбиты, - прервал наше веселье ЦУП, - курс расчётный, двигатели выключаю, прошу подтверждение.
- ЦУП, вас понял, - Ринат крутанул обзор из стороны в сторону, - двигатели выключены, курс расчётный… э-э… вроде мажем немного.
На экране наша отметка помаргивала чуть ниже мишени «Полигона». Если не исправить ошибку, несколько десятков метров превратятся в сотни километров на финише…
- Есть расхождение, - подтвердил оператор, - импульс коррекции через тринадцать минут, прошу оставаться на своих местах.

Картинка снаружи передавалась с обшивки хоть на всю стену, хоть на личный планшет космонавта, хоть прямо в интернет. Мы могли посмотреть на корабль с видео датчиков на вертикальных фермах возле двигателей, рассмотреть Луну и сам пункт назначения с камер энергоблока (и мы видели «Полигон», величественно плывущий в пространстве), а могли обернуться, провожая взглядом Землю. Ринат развернул обзор.

Планета перед нами как на блюдце. Океаны, континенты, затянутые разводами белых облаков, укутанные шапками циклонов с воронками в центре, блики солнечных лучей на поверхности Атлантики…

- Ребята, всё в порядке? Ребята, ответьте ЦУПу…
- Да мы это… - ответил за всех Айдар, - засмотрелись что-то…
- Красиво?
- Да...
- Завидую белой завистью. Так, работа у нас пока закончена, разрешаю личное время. Связь по необходимости.
- Принято, личное время, - опомнился Ринат.
- Связь с «Полигоном» через пятьдесят четыре минуты. Можете пробовать хоть сейчас, но сеанс будет с помехами.
- Да мы не торопимся.

Оставшаяся часть полёта прошла спокойно, только один раз по кораблю пробарабанил метеорный поток. Камни, слишком маленькие, чтобы повредить что-либо, но достаточно большие, чтобы заставить нас поволноваться отскакивали от обтекателя реактора, крошились о солнечные батареи, звонко бились о жилой модуль. Корабль качался, что-то поскрипывало, по кабине летали личные вещи, брошенные нами впопыхах, ЦУП, «академики» и «Полигон» (этих мы действительно слышали, но не понимали) наперебой успокаивали нас, уверяя, что техника надёжная, такое бывало и не раз. Так и вышло: броня выдержала и наше небольшое приключение мгновенно набрало миллион просмотров в сети.

В назначенное время на связь вышел «Полигон». Оператор поинтересовался нашим самочувствием, принял данные телеметрии, после чего мы согласовали график сеансов.

- Парни, вы дневники ведёте? – спросили нас между прочим.
- Да как-то не до этого было, - ответил Ринат.
- Напишите что-нибудь. У нас все сайты перегружены, на форумах драка.
Нам пришлось выполнять команду, а Центр считал отдельную циклограмму для сеансов связи – на момент «сейчас» общения с нами ожидали миллион с лишним человек и двадцать три телеканала выстраивались в очередь за трансляцией. Мы записали три видеоролика, ответили на вопросы в прямом эфире (это оказалось достаточно неудобно – задержка вопрос-ответ была две минуты и увеличивалась по мере удаления корабля), затем перешли к текстовым сообщениям, что позволило перейти к нормальной вахте – один дежурит, двое отдыхают. Ринат мужественно взял на себя среднюю вахту, предоставив нам бросить жребий, после чего я отправился спать, Айдар же разлёгся в ложементе со включенным обзором и клавиатурой под руками.

- Ты чего не шевелишься, Мишка? – добродушно спросил из своего спальника Ринат. – Спать что ли не хочешь?
Судя по ощущениям, спать мне совершенно не хотелось.
- Слушай, сам не понимаю, - отозвался я, - вроде устал, а правда неохота…
- Расстилай спальник… Айдарик колыбельную споёт.
- Почему я? – отозвался Айдар снизу (спальное место в корабле разместили на потолке жилого модуля). – Тут есть кому спеть.
- Это кому?
- Тут сообщество целое – за нашего Михаила замуж хотят.
- Да ладно? – делано изумился наш командир.
- Точно-точно… распечатку сделать?
- Сде-елай… - заготовленную речь Рината прервал мощный зевок. – Ой, всё, спать хочу. Спокойной ночи.
И командир с головой закутался в спальный мешок.
- Так что, Миша, попросить девчонок колыбельную спеть?
- Не надо. Мои колыбельные на Земле остались, - я последовал примеру Рината.
Айдар долго молчал, цокая клавишами.
- Миша.
- Чего?
- Прости, Миш… Я не хотел.
- Нормально всё. Всё, сплю я.
Я уснул – словно в яму провалился. Думал, не получится: спальный мешок на потолке кабины не самое удобное место, да ещё к невесомости мы толком не привыкли. Нет, уснул и спал безо всяких сновидений, как на пуховой перине.

Ринат разбудил меня аккуратно потянув за ногу.
- Всё нормально? – первым делом спросил я.
- Нормально, - Ринат пожал плечами, - пошли меняться.
Я бросил взгляд в иллюминатор.
- Миша ты чего? – засмеялся командир, парящий возле своего ложемента. – Окрестности разглядываешь?
- Ну. Айдар спит?
- Спит. Вы на пару там нахрапываете, аж завидно.
- Так и ты ложись. Что тут – расписываться надо?
- Нет, «Полигон» надо вызвать.
- А, давай.

Мы вызвали оператора, ответившего звонким девичьим голосом («Везёт тебе, - зевнул Ринат, - в мою вахту мужик работал»), по очереди представились и доложили состояние систем корабля. Оператор приняла данные: «Ждём вас, ребята», - и Ринат засобирался спать.
- А что тут делать-то, Ринат?
- А ничего. Блин, я сейчас запутаюсь в этом шланге… Скорее бы «Полигон», в туалет сходить по-человечески.
- Далеко не убирай.
- Ага. Всё, спать-спать… Ты поглядывай просто, Миша, мало ли что.
- Посмотрю. Приятных снов.
- Спокойной ночи.

Я воспользовался космическим туалетом - приёмная воронка со шлангом, работающая по принципу пылесоса, ничего тут не изменилось с середины ХХ века и, как нас уверяли преподаватели, ничего не изменится ещё сотню-другую лет. Вытер лицо и руки по локоть влажными салфетками. Ещё в нашем распоряжении было последнее слово техники – ультразвуковая душевая кабинка, но я, придирчиво себя осмотрев, решил привыкать к средствам гигиены постепенно.

Полёт проходил спокойно. До первого сеанса связи с оператором я старательно пялился на приборы, особенно беспокоясь по поводу температуры процессора и жилого модуля. Стрелки приборов на рабочем столе подёргивались туда-сюда и вслед за ними туда-сюда гуляли мои нервы, возбуждая желание поделиться своими страхами с ребятами. Чтобы успокоиться, я стал читать инструкцию по эксплуатации корабля, выведя текст прямо поверх дисплея с приборами, сравнил нормы температуры с реальными данными и как будто успокоился.
Настало время связи с «Полигоном».

- Миша, всё хорошо? – поинтересовалась оператор, подтвердив данные телеметрии. – Ты вроде нервничаешь.
- Солнышко подогревает, - пояснил я, объяснив причину беспокойства, - если температура поднимется ещё на пару градусов хочу включить дополнительный контур.
- Поняла тебя. Будешь включать, вызывай. Мы тут соберём консилиум, но пока по всем данным у тебя норма.
- Думаешь, не подогреемся?
- Да не успеете, скорей всего. До связи.
- До связи.

Консилиум не понадобился - температура больше не росла. Я включил обзор. Солнце отчаянно билось в светофильтры слева по курсу корабля, справа ровно светили звёзды. Россыпи звёзд притягивали взгляд что твои бриллианты и Звездой Тысячелетия мерцала прародина человечества. Земля на экране вышла размытой, нечёткой: «Восстановленное изображение», - пометил картинку компьютер, не лучше дело обстояло с Луной, зато «Полигон» вышел во всей красе, в любом увеличении, даже изображение с камер станции можно получать онлайн.
Я покрутил обзор, разглядывая нагромождение конструкций самых разных форм и размеров. Бочонки и бублики модулей соединялись друг с другом фермами, путепроводами, кишками шлюзов, модули вращались и неподвижно падали в пространстве, один диковинно изогнутый и столь же причудливо разрисованный тороид облепили люди в скафандрах, с первого взгляда похожие на рой серебристо-белых пчёл. А дальше…
Здорово мешало Солнце. Ещё «Полигон» парил и лучи светила то и дело вызывали сплошное мерцание вокруг конструкций, чьё нагромождение способно сбить с толку стороннего наблюдателя. И так, бесцельно разглядывая то один участок «Полигона», то другой, рассматривая общий план, я вдруг увидел – словно пелена с глаз упала – как в одну линию выстраиваются блок реактора, дюзы стартовых и маршевых двигателей, сложенные панели системы охлаждения…

«Сунь Ятсен», первый земной звездолёт.

Я чуть не взмыл с ложемента от возбуждения. Вот она – цель!
Раздался сигнал вызова – сеанс связи с оператором.
- Миша, - сказала оператор между прочим, - ты пропускаешь приём пищи. Прими меры, а то наш медик порывается с тобой побеседовать.
На потолке всхрапнул кто-то из ребят.

- Вас понял. Да вот засмотрелся что-то…
- Что увидел?
- Ласточку нашу.
- Кого?.. А, да, - Лена тихонько засмеялась, - ждёт вас птичка, прибывайте уже.
- Так стараемся.

- Молодцы. Миша, после следующего сеанса разбудишь ребят, начнёте циклограмму подхода-стыковки. И покушать не забудь.

Только сейчас я понял, что проголодался. Набег на холодильник пищи закончился победой над голодом и положил начало такой отчаянной борьбе со сном, что пришлось вылезать из ложемента и парить по кабине. Я делал так: крутился возле одного иллюминатора, рассматривая Солнце (через светофильтры, естественно), затем отталкивался от стенных панелей и плавно дрейфовал к другому иллюминатору, рассматривая звёзды и краешек Земли. Но от таких променадов меня очень быстро затошнило – на полный желудок, можете себе представить.

Я включил обзор, до предела увеличив поверхность Луны («восстановленное изображение») и сначала гулял по кратеру Тихо, а потом переместился в окрестности Гагарина, оказавшись при этом нос к носу со сладко спящим Ринатом. Ещё интереснее оказалась идея увеличить изображение Земли. Мы парили над Тихим океаном и раскинувшееся посреди кабины изображение водной глади заставило меня перевести дух, даже запах моря на секунду почудился. Пляжи Гавайских островов, пальмы, маленькие посёлки посреди островков, необитаемые острова, маленькие яхточки на прибрежном мелководье, громадины сухогрузов среди бескрайних морских просторов…

…Все манёвры корабля операторы «Полигона» рассчитали заранее. Мы нарядились в скафандры и подавали положенные реплики, из своих ложементов подле экранов и манипуляторов системы управления, оставаясь при этом спектакле космического масштаба не более чем зрителями. Да и ладно, решили мы сообща, вот он, наш корабль, будут ещё манёвры, никуда не денутся.

Стыковка.

- Блин, не хочется уходить отсюда, - сказал Айдар, оглядываясь на кабину, почти сутки служившую нам домом.
- Спасибо, довёз, - я погладил ладонью, затянутой в перчатку спецкостюма по стенке возле люка как бывало гладил обшивку самолёта после дня полётов.

Ринат молча шлёпнул по стене и посторонился, придирчиво оглядывая кабину. Проснувшись и заступив на вахту полным составом, мы первым делом принялись убирать жилой модуль, одновременно проверяя оборудование. Отметились в судовом журнале, оставили традиционную аудио запись с пожеланием счастливого пути следующему экипажу МКС. Кажется, командир остался доволен.

Едва слышное шипение клапанов, выравнивающих давление шлюзовой камеры с жилым модулем «Полигона». Массивная крышка люка ушла в сторону, открыв изогнутый коридор, залитый светом плафонов, в коридоре эвакуационная команда: трое уполномоченных, медик. Мы уже вроде как знакомы, перед началом манёвров экипаж прибывающего корабля обязан по связи пройти инструктаж эвакуационной команды на случай нештатной ситуации. Поскольку нештатные ситуации на «Полигоне» отсутствовали, инструктаж ограничился представлением встречающих и фразой: «Всё в порядке, ребята, ждём вас».

- Добро пожаловать на Международную Космическую станцию «Полигон», - улыбаясь сказал Дхрув Мукерджи.

Рукопожатия, объятия – по телевизору эмоции при встрече космонавтов кажутся наигранными, теперь же, после дня наедине с бездной, возможность общаться с живыми людьми, а не картинками с экрана казалась непозволительной роскошью, коей разбрасываться за так не следовало. Пришлось вытирать глаза - слёзы в невесомости не стекают по щекам, наворачиваются на ресницы.

- Ну всё, всё, - успокаивал меня Мукерджи, - вы дома, парни. Сейчас отдохнёте у себя, покушаете, пообщаетесь с Землёй и всё будет хорошо…



Реактор вышел на расчётную мощность. Наведённое напряжение снимал отдельный контур защиты и всё же два тераватта в секунду заставляли помаргивать подсветку пульта; на экранах приплясывали сбитые с толку стрелки индикаторов. Второй час полёта, по утверждённой ЦУПом циклограмме «Сунь Ятсен» проходит окрестности Солнца, приближаясь к светилу на тысячу с хвостиком километров ближе, чем Меркурий. Доклад в Центр управления каждые пятнадцать минут полёта, по необходимости – связь без перерыва, на нас работают все ресурсы Полигона, спутники-ретрансляторы, разбросанные на орбите первой планеты, трансляцию должна слушать вся Земля.

Доклад короткий – норма.
- Температура, - сказал Ринат, - смотри, Миша, температура основного контура.
- Вижу. Бригада ремонтников вышла.

Ремонтники – роботы. Корпус с манипуляторами на гусеничном шасси, внутри набор инструментов для своего участка ответственности, мозги с системой питания и терморегуляцией, связь с оператором. Можно пустить машину работать самостоятельно, можно включить ручное управление или даже создать ремонтную бригаду, когда несколько роботов работают по проблеме.

Я активировал ремонтников и стал выяснять причину неполадки. Оказалось, охлаждающая жидкость поступает на форсунки панелей холодильника с перебоями - поэтому на схеме красным горела цепь питания насосных станций. Температурный режим святое, раз за разом повторяли нам, тут колебаться нечего:
- Неисправность питания насосных станций холодильника, объявляю чрезвычайное положение на участке.

- Снизить мощность реактора, - отозвался Ринат, - приготовиться к отключению двигательной установки, оператор расчёт курса… Центр.
- Есть курс по отключению привода, - доложил Айдар.
- Центр, слушаю вас… - отозвался Полигон.
- Центр, неисправность питания насосных станций системы охлаждения, значительное повышение температуры основного контура охлаждения.
- Ваше решение?

- Активировали бригаду ремонтников, снижаем питание установки, прошу подтвердить курс.
ЦУП принялся высчитывать орбиту корабля после отключения привода деформации, а я боролся с ремонтниками.
- Миша, ремонт идёт? – спросил Ринат.
- Да я вот не пойму… - отметки роботов на схеме корабля бестолково сгрудились в нескольких миллиметрах от распределительного щита.
- Что ты там не понимаешь, реактор как буржуйка…
- Экипаж, курс подтверждаю. Как успехи?

- Да какие там узбеки… - пробормотал сквозь зубы наш командир. - Центр, температура основного контура растёт, дополнительный контур растёт, даю видео.
Картинка с обшивки корабля развернулась во всю стену – Ринат не пожадничал.
- Ого, - сказал Айдар. – Накрылась наша лайба.

Космический аппарат в Солнечной системе одним боком жарится под лучами Солнца, другим (в космосе нет конвекции, нечему проводить тепло) промерзает до абсолютного нуля. С каким-нибудь спутником связи особых проблем не возникает, есть способы равномерно распределить солнечный жар по всей поверхности, изолировав ценное оборудование, но как только вы пожелаете построить большую космическую станцию, обитаемую, да ещё и перемещающуюся в пространстве, обнаружится масса интересных вещей. Поддержание монструозных двух тераватт наградит вашу конструкцию выделением тепла в размере 500 миллионов килокалорий в секунду, хотя их частично утилизирует тепловая электростанция (тоже выделяющая тепло). Суперкомпьютер, контролирующий системы корабля, выделит 1200 килокалорий тепла, двигатели (маршевые, коррекции) специализируются на выделении тепла, причём в отсутствии конвекции выработанные ими калории останутся внутри корабля. Греются силовые кабели и жидкокристаллические дисплеи, греется человек на борту, нуждающийся в постоянной температуре не менее чем 18 градусов по Цельсию и отдающий в тёплый воздух помещения 0,02 Ккал в секунду при температуре тела 36 градусов.

Охладительная установка «Сунь Ятсена» состояла из восьми теплоизлучающих панелей и восьми штанг струйного холодильника. Устройство простое: панели излучали накопленное кораблём тепло (в основном дополнительного контура, охлаждавшего как раз жилой отсек), из четырёх крест-накрест сложенных штанг выбрасывались струйки кремниевой жидкости, собиравшейся на четырёх улавливающих панелях. Давление в системе поддерживалось мощными насосами, валы которых крутились со скоростью шесть – шесть с половиной тысяч оборотов в минуту и машину такой степени надёжности человечество не создаст никогда. Но решение нашли: на охлаждении работали шесть насосов, каждый имел комплект валов в револьверной сборке. Постоянно работали два, два крутились вхолостую и два проходили диагностику, меняя валы.
И теперь, лишённая питания, насосная станция замедляла ход, угрожая перегревом реактора и дальнейшим взрывом. Посланные мною ремонтники выстроились свиньёй, наткнувшись на препятствие. Дёргались спутанные манипуляторы, машины выглядели внешне исправными, диагностика раз за разом выдавала «Неисправности не обнаружены» а толку не было.

- «Сунь Ятсен», внимание, зафиксировано критическое значение температуры дополнительного контура, - прогундосил оператор и добавил человеческим голосом: - Мужики, вы что-нибудь делать будете?
Голос Рината дрожал чуть-чуть, только чтобы понять: капитан корабля на грани.

- Да мы всё, что смогли сделали… Не работают они. Просчитай, Коля, что будет если я туда пойду.
- Смерть через тринадцать минут, - немедленно отозвался Коля. – Это не самый плохой вариант. Так что, экипаж, ваши действия?
- Э-э, снимаем нагрузку с реактора… э… отключаем привод деформации пространства…
- Так, - подбодрил оператор.
- Разворачиваем корабль, отстреливаем реактор в направлении звезды…
- Так-так…
- Ждём.
- Чего?
- Армагедец, - не удержался Айдар.
Следующие пару минут мы наслаждались миганием, рёвом и звяканьем тревожной сигнализации. Как только всё затихло и затухло, раздался бодренький голосок:
- Внимание, команда «Сунь Ятсен», отбой учениям, обед, отдых шесть часов, далее прошу всех на очередной брифинг в конференц-зале жилого модуля.

С первого взгляда «Полигон» напоминал колёсный пароход, спроектированный Франкенштейном для Франкенштейна: мешанина геометрических фигур, перевитая артериями путепроводов, скреплённая ажурными фермами, спутанная исполинской толщины кабелями. Колесо было, да - сбоку станции, посверкивая огоньками, неспешно вращался жилой модуль. Материал для этого чуда инженерной мысли взяли с Луны: регоррум – обогащённый множеством добавок реголит, лёгкий, прочный, если не пытаться транспортировать на Землю, то ещё и дешёвый.
Всё это безобразие делили три сектора. Красный сектор – опасные эксперименты, радиация, химия, часть производственного комплекса. Жёлтый сектор – основная часть производственного комплекса, неопасные научные изыскания, защитный экран. Зелёный сектор – гидропонная лаборатория (три громадные трубы, заполненные саженцами), пищевое производство, жилой модуль. Заплутать здесь невозможно: на путепроводах через каждые сто метров маркировки, НИС-панели , броня отсеков выкрашена в цвета соответствующего сектора и изображение с видео датчиков снабжено ссылками, что где находится, какие работы ведутся.

Мы нырнули в «свой» путепровод. Чётное направление, «зелёный-один», дневной свет вмонтированных в стену панелей. Пока парили в потоке воздуха, подталкиваемые почти неощутимыми усилиями магнитов, все молчали. Путепровод почти пуст – разгар рабочего дня, только далеко впереди также в направлении жилья движется компания космонавтов да с производства поднимался молодой парнишка. Шлюз в жилой отсек запирал пропускной пункт. Дежурный мазнул детектором по контрольным панелям наших комбинезонов, посмотрел на монитор, успокаивающе горевший зелёным, подтверждавшим, что за время работы мы не хватанули дозу радиации, в наши организмы не проникли какие-либо бактерии и вообще, «медицинские показания – выход» соответствуют «медицинским показаниям – вход». Заодно проверялось имеем ли мы право находится в жилом модуле, кто нам дал разрешение на отдых ну и идентификация личности, как же без неё.

«А если я инопланетянин?» – полюбопытствовал как-то Айдар.
«Будем препарировать, - ответил дежуривший тогда Толик Фесенко, здоровенный, кудлатый как алабай. – Так ты инопланетянин?!»
«Не-не-не… Ну что ты, шуток не понимаешь?..»

Просторная каюта на три спальных места, с репродукциями земной природы, мебелью натурального дерева (выращенного в здешней гидропонной галерее) встретила нас мягким светом, помаргивал оставленный на зарядке ноутбук. Ринат плюхнулся на свою коечку.

- Выпьем, парни? – в руках бортинженера появилась туба с местным вином.
Дневная норма, на троих по сто пятьдесят грамм.
- С горя, что ль?
- Ну так… за успешное окончание тренировок.
- Можно. Ринат, будешь?..
- Спаиваете?
- Вливаем в коллектив.
- Ну давай.
- Вот правильно, командир. Чего хандрить попусту?.. – Айдар проворно набулькал рдяную жидкость по бокалам.
- За старт и финиш, - произнёс Ринат.

Это был наш пятый полёт. «Сунь Ятсен», что называется, стоял у стенки, с погасшими дюзами и заглушенным реактором, мы же сидел в кабине управления, наблюдая как Центральный процессор Полигона моделировал различные режимы работы систем корабля. Тренировались. Пока что пройти чисто всю дистанцию не удавалось: раз за разом моделируемые компьютером неполадки ставили нас в тупик и каждый раз по результатам разбора полётов в конструкцию нашей транспортного средства вносились какие-нибудь изменения. Так было предыдущие четыре раза, так будет и сегодня.

- Опять зависли, - сказал Ринат.
Командир нервничал, хоть и старался вести себя ровно, как будто ничего не происходит, циклограмма полёта исполняется штатно. Нервничали и мы. Конструкторы корабля, руководители программы успокаивали нас как могли, но команда проекта «Сунь Ятсен» уже просто рвалась в бой.
- Я, блин, угоню его, а… - высказался как-то Айдар.

А поскольку личной жизни здесь не было никакой, на очередном брифинге начальник проекта пообещал надрать бортинженеру уши за пиратские наклонности. Айдар покаялся и обещал встать на путь исправления.

Бальзамом на душу были ходовые испытания неделю назад. Вот тут мы показали всё, чему научились: полукилометровый красавец-корабль отстегнул шлюзы, силовые кабеля и прочие причиндалы, грациозно отошёл на приличное расстояние от Полигона и мы, включив силовую установку на самый малый, только чтобы прогреть дюзы маршевых двигателей, двинули нашего красавчика на пару сотен километров вперёд, а потом таким же манером назад. После чего дали ещё один импульс и, попыхивая двигателями коррекции и ориентации, сопелки которых понатыканы по всему телу корабля, также мягонько привалились к причалу.

Мы воспрянули духом. В путепроводе Айдар горланил Марш авиаторов, размахивая тубой с апельсиновым соком, встречные космонавты поздравляли нас с почином, а потом, в каюте, мы принимали поздравления от всей команды Полигона (многие сидели в карантине, как и мы, поэтому поздравления шли непрерывным потоком по нескольким каналам). Поздравляла Земля. Писали родные, близкие, писали незнакомые люди, политики, знаменитости…

Потом всё упёрлось в эти несчастные тренировки.
- Не торопитесь, ребята, - говорил нам Мукерджи шесть часов спустя, - дорога дальняя, дорога опасная, права на ошибку нет. Смотрите, вся Земля переживает за вас, миллионы людей, что миллионы – миллиарды. Права на ошибку нет.

- Есть нет права на ошибку! – рявкнул Ринат.
Он всегда, по выражению Айдара, включал оловянного солдатика, когда всё шло не по плану. Мукерджи иронию не оценил:
- Ну вот и ладушки. Начнём?..

Очередной брифинг. Кают-компанию Полигона специально готовят к нашим собраниям: моют, дезинфицируют, облучают ультрафиолетом, хотя здесь и без того ни пылинки.

- Картинку, Слава. Спасибо. Ну и что в этот раз приключилось?
Свет гаснет до полумрака, тут же заполненного звёздами. На пол экрана крепление штанги холодильника и подле неё пятёрка роботов-ремонтников.

- Роботов увеличивай, что там… Ага, да они запнулись.
- Ребро жёсткости, - начальник подошёл поближе.
- Просто стык, две плиты решили сварить понадёжнее, а он оказался такой… для роботов непреодолимый.
- Болваны железные, - бормотнул Айдар и сказал громче: - Давно говорили – отдельный путепровод надо для ремонтников. Особенно на жизненно важные участки.
- Н-ну… - Мукерджи и Слава Антонов, главный инженер проекта, переглянулись, - хорошая идея. Когда управимся?
- Дня три… Материалы ещё найти. Вопрос, не сдвинется ли центр масс корабля.

- На этот случай можно оборудовать пост ближе к системе охлаждения, - сказал Айдар.
- Можно и так.
- Ладно, - Антонов поводил пальцем в планшете, - посчитаем, подумаем.
- Ремонтников других, может быть, - сказал я, - человекообразных, что ли…
- Можно бы, - Мукерджи поморщился.

- Можно. Могу дать двух аватаров, - Слава ткнул планшетку, – на, как было сказано, жизненно важные направления. Укомплектовать всю бригаду не сможем – придётся либо с Гагарина снимать, либо ждать наших, а это придётся программу производства переделывать. Далее – связь?

- Отчётливо, - отрапортовал Айдар. – Помех нет, питание норма на всех режимах.
- Хорошо. Бытовка? Туалеты не клинят?
- А не пробовали как-то, - Ринат пожал плечами.
- Да нормально там всё, - улыбнулся Слава, - ребята опробовали.
Все заулыбались.
- Значит, считаем изменения в конструкции, - подвёл итог Мукерджи, - принятое решение исполнить силами команды корабля. Всё остальное - тестовые полёты, проверки по расписанию.



…Внутри бронированной сферы кабины экипажа удобств немного – спальники (тяготения на корабле нет, хотя учёные что-то колдуют с гравитационными полями), туалет, камбуз. Ложементы космонавтов смонтированы в капсуле поста управления как в матрёшке и при движении корабля весь экипаж находится внутри. В случае нештатной ситуации капсула выбрасывается катапультой и превращается в спасательную шлюпку с ресурсом в два года (как мы будем в этой тесноте сидеть – другой вопрос). Катапульту мы испытывали сразу после ходовых: жилой модуль, отделившись, раскрывается лепестками, защищая экипаж от гамма-излучения в случае взрыва реактора, шарик поста управления выпархивает (12 «же», если что) вперёд-вверх от центра масс корабля и улепётывает с места крушения с помощью ракетных ускорителей. Ускорители на испытаниях, понятное дело, не включались.

Ложемент отлитый по форме тела каждого из нас, снабжённый автоматическим массажем кажется удобным даже после восьми часов без движения. Управлять своей секцией можно сенсорными экранами, а можно клавишами джойстика, подсветка приборов, педали управления, ниша для ног. Под куполом капсулы разворачивается картинка снаружи. Видео датчики способны разглядеть Нептун, кроме этого можно подключиться к сети и разглядывать любой уголок Солнечной системы через ГЛОНАСС.

Ринат опустил крышку капсулы. Потух свет, остались только светодиоды на пульте, потом пост осветили звёзды с картинки, развернувшейся под куполом.

- Внимание, «Сунь Ятсен», проверка систем.
Многочисленные проверки и тестовые полёты, часы, проведённые в капсуле, не прошли бесследно – корабль приобрёл какой-то специфический запах, отличный от прочего Полигона. Часы, дни, проведённые здесь наделили нас уверенностью в собственных силах, свой корабль мы знали.

- Все системы в норме, - ответил Ринат, дождавшись от нас подтверждения.
И наступила тишина. Молчали все – Полигон ждал, ждали на Луне, ждала Земля, видео датчики смотрели в зенит и звёзды перед нами не моргали как обычно от испарений Полигона… звёзды замерли.

В полной тишине я достал из нагрудного кармана фотографию Вики. Девушка, загадочно улыбаясь, смотрела куда-то вдаль и черноморский бриз трепал её причёску и поднимал волны самого синего моря…

Я прикрепил фото между экранов.

Теперь правильно, но и это не всё. Люди, готовившие МКС «Сунь Ятсен», люди на Луне, на Земле, космонавты и простые смертные – ждали слово. Вселенная ждала и будто звёзды остановились ради нас.

И прозвучало:
- Поехали!..

< А вот и родная калиточка. Антон перехватил оттягивающие руки пакеты с покупками, сошел на мостовую и пошел наискосок через дорогу. На первом же шаге наступил в лужу, брезгливо потряс ногой, и, уже не разбирая дороги, двинулся к дому.

Калитка в глухой стене, огораживающей двор девятиэтажки, моталась на зимнем ветру с тягостным скрипом. Антон почти примерился толкнуть ее ногой, как заметил, что в дальней части забора что-то замигало. Развернулся и с изумлением понял, что смотрит на светящуюся вывеску "Товары для дома". Отошел на пару шагов назад и увидел под вывеской приоткрытую дверь, за которой призывно горел свет.

Подошел к двери, заглянул внутрь: стеллажи с мылом и шампунями, веники и метлы, стиральные порошки и прочая химия. На стремянке мелкий паренек в смешной зеленой курточке прикреплял к стене край перетяжки: - Йоль! Зимняя распродажа! Только 13 дней! Любой товар за 1 рубль!

Антон хищно заозирался - это он удачно зашел. В кармане после покупок оставалось мелочи рублей на тридцать, сейчас пол-магазина вынесем. Тазик берем, Лиска такой хотела, порошка стирального, шампунь, что еще? Надо корзину для покупок взять, а то рук не хватает. Откуда-то снизу послышался писклявый голосок: - Корзинок у нас нет, и зря Вы столько набрали. За один рубль можно взять только один товар.

Незадачливый покупатель уставился на пацана в зеленой курточке - даже не подросток, а ребенок. Родителям помогает?

- А остальные почем?

- Остальные не продаются, один покупатель - один товар.

- А если я завтра приду?

Продавец - хотя какой может быть продавец в таком возрасте, хихикнул: - Не получится, магазин второй раз не впускает.

- Интересный какой магазин. Ладно, сейчас выберу. О, молоточек зачетный...

Внезапно в кармане заорал дурным голосом телефон: - Геринг-динг-динг, что говорит лиса? - На вопле 'йоф-йоф' Антон выудил телефон из кармана: - Лиска, я все купил и почти дома. Тут магазинчик у забора открылся, и распродажа... Да, туалетную бумагу не забыл.

С сожалением отложив молоток, Антон подошел к пирамиде из туалетной бумаги. А вот две упаковки смотаны ленточкой с надписью "Два по цене одного". Берем. Обернулся к мальчишке: - Что здесь написано, не могу разобрать?

Продавец взял пакет: - Здесь две упаковки: белая, с ароматом асгардских лугов, и бежевая, с ароматом асгардских же дубрав. Берете?

Телефон опять затяфкал. Антон бодро отчитался: - Лис, туалетную бумагу я купил, две упаковки за рубль, прикинь! Как за рубль? А вот так. Распродажа "Любой товар за рубль"? Почему сразу не сказал?

Из телефона послышался чуть-ли не истерический крик: -Где магазин, сразу за забором? Стой, где стоишь, сейчас буду.

Продавец робко поинтересовался: - Вы с лисой разговаривали?

- С какой лисой? Это моя жена Алиса, я ее Лиской зову.

- А почему звонок такой, ну, особенный?

- Да обычный звонок, песня Лискина любимая.

В магазин ворвался оранжевый смерч. Пролетев вдоль стеллажей, миниатюрная ярко-рыжая красавица остановилась перед Антоном, гордо потрясая двумя большими бутылками, запечатанными в один пакет: - Нашла. Гель для душа и шампунь в одном флаконе. Бархатная целлозия с аиром и шотландский репейник с моряникой. Плати два рубля и побежали.

Антон подхватил лежавшие у входа пакеты и заторопился вслед за убежавшей Лиской.

Не успела дверь захлопнуться, как в зал выплыл солидный коротышка в таком же, как у мальчишки, зеленом пиджаке: - Как тут у нас, Каллен, все готово? А почему дверь настежь?

- Так покупатели не закрыли.

- Какие покупатели, у нас до открытия больше часа.

- Не знаю, они вошли. Сначала парень, потом девчонка.

- Люди или наши?

- Да точно люди, и магазин впустил.

- А сигнализацию проверил? Смотри, сам знаешь - распродажа только для местных. Что купили?


- Удачно. Описание товаров прочитали? Ведь потом всякие защитники людских прав голову снимут.

Каллен покраснел и замялся: - Я, дядюшка Манус, с описаниями не успел.

- Лентяй. Ну, может, обойдется. Давай, развешивай.

Мальчишка засуетился, вытащил из-под прилавка пачку табличек и начал прилаживать их на стеллажи. Закончил и отошел, чтобы полюбоваться.

Первая надпись гласила: "Туалетная бумага для оборотней. При регулярном применении способствует быстрому росту хвоста. Гарантирует эффектный цвет кончика". Вторая табличка практически повторяла первую: "Шампунь и гель для оборотней два в одном. Гарантирует ускоренный рост шерсти, усиливает природный оттенок". Налюбовавшись, мальчишка тихонько хихикнул и направился к следующему стеллажу.

- А что это мы так веселимся? - заинтересовался вездесущий дядющка.

- Да ничего, просто я представил, как у этих людишек хвост начнет отрастать и шерсть по всему телу. Вот попрыгают...

- Ну, попрыгают сначала, потом найдут местного друида, он им все растолкует, обращаться научит. А нам - лишний плюсик за выполнение плана, а то маловато

***

Дома Лиска метнулась к зеркалу. Скинула прямо на пол всю одежду, щелкнула пальцами, пробормотала что-то неразборчивое, на секунду покрылась дымкой и повернулась к мужу: - Ну, мне все это не очень нужно, и так хороша, хотя пышность лишней не бывает.

Изогнувшись, она посмотрела на действительно роскошный ярко-рыжий хвост с белым кончиком. Повернулась к Антону: - А вот из тебя мы теперь настоящего лиса сделаем - зря, что ли, я за тебя замуж выходила? Шерстку и хвост отрастим, через месяц обратишься, а на Бельтайн уже вдвоем на праздник пойдем. И как это магазин меня не распознал? Наверное, дух в двери все проспал. А без этой распродажи мы на асгардскую косметику для тебя до конца жизни копили бы. Иди сюда, мой лис, зажжем свечи и будем Йоль праздновать.>

Дело 0х01 ‘Старый вор’
Над Питером был теплый и ясный осенний день – причуды изменившегося климата. Хотелось гулять по набережной, смотреть на мачты ветряков Котлинской Дамбы, короче что угодно кроме сидения в кабинете и сборе показаний этого динозавра.
- Я по жизни был правильный вор – начал посетитель свой рассказ.
- Я – приверженец традиционных криминальных ценностей. – Перевела загруженная в кибермозг майора Каменской нейросеть.
- Так что мне было реально западло идти к му… к вам. Но эти <проституки> творят внатуре беспредел, а у нас, старых воров, силы нынче совсем не те.
- А если бы были «те» то что бы вы сделали? – Настя решила немного разнообразить беседу.
- Поймать на слове хочешь, начальница? Зря. Я еще в АУЕ начинал. Тогда, конечно, был дурак редкий, но на зоне понял что по чем, выбился в положенцы, а там и короновать могли… Но тут наступила эта ваша цифровая экономика и накрылся воровской ход. Мелочь по карманам не натыриш – нету мелочи, все приличные хаты без хакера не взять, мобилы и те на отпечатки пальцев настроены и сами в ментовку стучат. На зоне и то житья не стало. Приводят сладенького фраерка – дрищ-дрищем, или наоборот жирдяй. Пацаны по старой памяти было попробуют его в угловые прописать, вот только фраерок не простой а с кибер-руками, которыми с одного удара быка завалит – мало того что руки железные, так еще и бьет точно. И во сне таких не взять – железка в мозгу охраняет. Мы уж по такому делу на понятия положили и вертухаям жалобы писали, а те ими только подтерлись. Говорят денег нет это железо выковыривать. Им-то что – они сами в «Ратниках», а многие еще и с железом. Так что как откинулся я в двадцать шестом – так и ушел в завязку. Просто потому что на дело ходить больше не мог, а в шестерки к этим железноруким, у которых ни понятий ни совести – проще удавиться.
Многие пацаны тогда жизнь под заборами закончили – воровать не получаются, а на работу либо с судимостью не берут, либо образование нужно. Ну не идти же блатному в проституты? Хорошо я еще на зоне партаки бить научился. Открыл тату-салон, потом еще начал картины писать на продажу.
- Извините, не хотела вас обидеть. – За время тирады старика Настя успела проникнуться к нему симпатией. Подобные проблемы были у многих. Слишком многих. – Но, как я понимаю, вы стали свидетелем преступления?
- Да заходили тут ко мне два фраерка. И пока я бил одному на плече какую-то муру – цифры с буквами вперемешку – говорили о своем бизнесе. Короче, приносит к ним извращенец мелкого робота, уборщика например, они ему устанавливают маскировочную систему. Бот невидимый катается по улице и снимает что у женщин под юбками. Один еще хвастался, что почти доделал какую-то нейро-хрень которая позволяет снимать как будто женщина без трусов.
Дело неожиданно приняло серьезный оборот. Термооптический камуфляж был военной технологией, и его нелицензионное производство было серьезным ЧП. Нейросети «раздевающие» женщин были уже ставшей привычной рутиной, но рутина – значит план. Который надо закрывать.
- Ничего папаша, мы с этими козлами порамсим по понятиям. Ты на партаке какие буквы бил? Латинские ABCDEF?
- Ну да – старый вор слегка опешил от того что опер-уполномоченный Каменская перешла на древний жаргон.
- Можете быть свободны. Ваши показания уже сохранены в блокчейне.
- И что подписываться ни где не надо?
- Мы что почта или сбербанк какой?
- И то верно.
Старый вор, слегка сутулый сухощавый мужчина среднего роста, успел дойти до выхода из РУВД, когда его внезапно осенило.
- Гражданин начальник, а тебе фоторобот нужен или записи с камер?
- Пришли вконтактик. – Ответила Настя больше для успокоения старика.
На самом деле фоторобот или записи с камер видеонаблюдения ни чего не дадут. Незаконные торговцы термооптическим камуфляжем имеют как минимум запасные лица а как максимум – тела. Надежда была только на старый-добрый метод контрольной закупки.
Зайти в даркнет. Набрать «апскертинг», «хочу позырить» и, пожалуй, «роботы-шалунишки». Пусто. Ну, на таких лопухов Настя особо и не рассчитывала, хотя попытаться стоило. Тогда зайдем с другой стороны.
- Компьютер. Зафиксируй мне на сегодня оперативную необходимость.
- Выполнено.
Апскертеры могли искать клиентов через сеть используя эфмеизмы и многоуровневую проверку. А могли и в реале – так меньше клиентская база, но меньше вероятность провала. Стоп! А чего тогда они так беспечно болтали у вора в тату-салоне? Нужно было сразу об этом подумать!
В любом случае, есть повод проводить оперативно-розыскные действия. А значит свалить на улицу из этой конуры. Осталось решить в каком теле. Да нет, решать нечего – в базовом. Хоть оно и искусственное, а свое. В нем гораздо приятней наслаждаться последними теплыми днями года.
Внешне майор полиции Анастасия Павловна Каменская выглядела как совершенно обычная в меру симпатичная блондинка лет двадцати. Ни каких новомодных хвостов и лисьих либо эльфийских ушей. Грудь обычного второго размера. Одним словом, ни чего не указывало на то что натуральным в этом теле был только головной мозг.
Чутье опытного оперативника подсказывало майору, что начинать расследование следует именно со старого вора. Ну не могли люди, торгующие такими технологиями так глупо подставиться! Зайдем-ка к нему на страницу, раз уж он все равно прислал видео. Ага, вот и место работы: салон «Масть».
К салону Настя ехала очень кружным путем. В начале попетяв по городу на своей старой «Тесле», она оставила ее на парковке у румянцевского сада, побродила по саду и наконец вышла на Средний Проспект. Всего в одном квартале от «Масти» удачно располагался суши-бар «Ева». Для приличия отправив в биорекатор восемь «Цезарей», Настя отправилась в туалет суши-бара. Предстояла собственно операция.
В кабинке майор разделась и включила термооптический камуфляж. Мысленно поблагодарила Толю Дукалиса за то, что он показал ей трюк, позволяющий выйти из кабинки так чтобы дверь осталась закрытой. Теперь можно не бояться, что очередная посетительница увидит бесхозные вещи и вызовет контртеррористов.
Незримой тенью майор проникла в «Масть». Медлить было нельзя – после получаса работы камуфляж может отключиться в самый неподходящий момент. Старый вор ни чего не подозревая сидел у пульта манипулятора-татуировщика, самого посетителя скрывала занавеска. У стены стояли картины мастера. В основном пейзажи с православными храмами. Дойдя до ряда выставки, Настя обнаружила лестницу, ведущую в подвал. Причем картины стояли так чтобы скрывать лестницу от большинства посетителей. Что-то подсказывало майору, что на лестницу наступать не нужно даже в ее невидимом состоянии. Пришлось спускаться, упершись руками и ногами в стены. Если бы не камуфляж, зрелище было бы тем еще.
Лестница заканчивалась массивной дверью, закрытой на механический замок. Конечно, «таракан» с таким легко справится, вот только не где было майору протащить сюда инсектобота. Точнее было несколько вариантов, но воспользоваться ими Насте не давала природная брезгливость. Ладно, для рекогносцировки сделано достаточно – нужно возвращаться пока не сдох камуфляж.
На связь с капитаном Анатолием Дукалисом майор вышла прямо из кабинки туалета, через имплант.
- Толян, у меня тут нарисовалось интересное дело.
- А конкретно?
- Как минимум апскертинг, торговля камуфлом и нейросеть-раздевайка.
- А как максимум?
- А как максимум один мутный тип из бывших урок прячет что-то в подвале тату-салона.
- Я в деле. Диктуй адрес.
Официантка в баре посмотрела на Настю с нескрываемым сочувствием. Ну да, для нее она зависала в дамской комнате те самые полчаса. Необходимость раздеваться для использования камуфляжа всегда бесила Каменскую. Конечно, существовала и маскирующая одежда, но для ее использования требовалось либо ставить на тело минимум три последовательных шины, что Насте категорически не хотелось, либо использовать беспроводной интерфейс, демаскировавший носителя.
На импровизированном военном совете в «Старбаксе», находившемся в том же молле что и суши-бар, было решено дождаться темноты и произвести атаку по двум векторам. Настя по пожарной лестнице забираетя на крышу здания, раздевается, включает камуфляж и спускается по тросу из нанотрбок. Тем временем «таракан» под управлением Дукалиса вскроет замок. А сам Дукалис будет страховать Настю в случае непредвиденных осложнений.
Надо сказать, что Толя Дукалис был человеком колоритным. Двухметровый амбал, похожий на бандита старой школы, но с нарочито-искусственными объективами киберглаз. Эти глаза он получил еще когда служил миротворцем под Каховкой и с тех пор постоянно грейдил в сторону мультиспектральности и разрешающей способности, полностью игнорируя косметику. Остальное Толяна тело казалось натуральным. Казалось.
Забравшись на плоскую крышу, майор по-пластунски уползла к ее геометрическому центру – так меньше вероятность быть увиденной с земли. Квадрокоптеров в воздухе вроде нет, будем надеяться, что на них нелегальные системы невидимости еще не ставят. Но все равно майор по такому случаю облачилась в длинный плащ. Под которым уже ни чего не было – остальная одежда лежит в «Тойоте» Дукалиса.
- Я на позиции. – Телепатировала Настя Дукалису.
- «Таракан» на месте.
- Я вхожу.
Войти в стелс, скинуть плащ и привычным движением сигануть с крыши…
Конечно, можно было сделать как в кино или аниме. Со штурмом притона силами двух киборгов, дракой, перестрелкой. Но смысл? По большому счету даже рейд голой Каменской в подвал был излишеством – старый вор не посчитал нужным ставить глушилку, слишком уповая на механический замок и датчик давления на лестнице. Так что майор просто прошлась по подвалу, записывая увиденное и услышанное в кибермозг, а затем они совместно с Толяном настрочили рапорт Мухомору. Дальнейшее было делом техники. Визит Дукалиса под видом пожарного инспектора, просьба пустить его в подвал, предложение взятки от хозяина заведения. После чего старый вор был закономерно положен мордой в пол, а в подвал двинулся спецназ, ожидавший в неприметном микроавтобусе.
Оказалось, дела бывшего уголовника, а ныне вроде как честного бизнесмена и правда шли в гору. В своем подвале он организовал подобие тюрьмы двадцатилетней давности. Со всеми атрибутами от «смотрящих» до «петухов». И за очень отдельную плату пускал жадных до острых ощущений мажоров попробовать себя на любой из ролей тюремной иерархии. «Аниматорами» в заведении были настоящие уголовники старой формации, те самые которые не нашли себе место в новом мире. И именно в ходе таких вот ролевых игр два респектабельных сотрудника известной айти-компании на букву «Я» и проговорились о своем новом «стартапе». Они резонно полагали что хозяин «Масти» их не сдаст, ибо тем самым поставит под удар и себя. Но старый вор решил рискнуть лишь бы остановить «беспредел». В последний раз – как оказалось, у него установлен нелегальный имплант при помощи которого вор остановил себе сердце.

Я мучился от жары, нехватки свежего воздуха и жажды. Автобус, мчащийся по междугородней трассе, напоминал камеру пыток. Кондиционер сломался. Бабушка ворчала, как умеют только старушки за шестьдесят, на водителя. Тот лишь огрыз-нулся.
За окном мелькали деревья с одной стороны, потоки машин - с другой. Далекое гудение за несколько секунд превратилось в вой сирены, и так же быстро смолкло вдали навсегда. Может быть, скорая мчалась спасать писателя романа, лежавшего на коленях? Может, сей писатель решил на свою голову выйти из чудесного загород-ного домика и прогуляться вдоль трассы? У судьбы бывает злая ирония.
Впрочем, это неважно. Как и ужасная поездка. Мерзкий пот, пропитавший футболку и шорты. Черная футболка – плохая идея, когда за окном палит солнце. Холодный ответ от девушки, за которой ухлестывал. Не важно.
Ничего не было важнее этого сладкого предвкушения сорванных голосовых связок. Возможности выпустить в песне все эмоции. Они просились наружу. Рвались переплестись с голосами сотен таких же людей вокруг. Там не имело значения умение петь. Лишь правдивость чувств.

Спустя несколько часов, за которые я успел понять, что привыкнуть можно к лю-бым условиям, автобус таки добрался до столицы. Выбрался из салона, превратившегося в сауну, на свежий воздух. Даже тридцатиградусная жара показалась приятной прохладой.
Одна пересадка на метро, несколько переходов, десять минут прогулки – за годы дорога хорошо запомнилась. И не забыть перекусить в забегаловке. Но не той, что прямо у клуба, а в небольшом торговом центре, где сейчас было гораздо спокойнее. Чем меньше людей, тем лучше.
За последние часы люди уже порядком надоели. Да и как могли не надоесть? Постоянные ворчания, словно они могут что-то изменить. Споры о мелочах и мелкая грызня. Бурчание. Жалобы. И одна мысль. О, эта мысль, которая приводила просто в ярость: “Мне все должны”. Почему никто не понимал элементарную истину: “Никто никому не должен”?
В очереди, к сожалению, терпеть окружающих пришлось. Лучше бы вернуться в автобус. Попросил бы еще водителя включить печку, а то парит слабовато. Что угод-но, лишь бы не слушать разговоры малолеток о том, кто и как сильно надрался на прошлой неделе, где блевал и сколько предложений получить еще дозу алкоголя (и не только) после концерта. Если после останется еще хоть сколько-нибудь свободного места для этого дерьма.
Наконец, двери в клуб открылись, и толпа весьма цивилизованно и в темпе заби-ралась внутрь. Удивительно. Магия начинала действовать? Предвкушение нарастало и, слава Богу, постепенно вытесняло грязь окружения на периферию сознания.
Пробрался в просторный зал. Под потолками горели редкие лампы, и барные стойки были настоящими островками света в этом чудесном царстве полутьмы. Люди постепенно стягивались к сцене. Повезло оказаться буквально в пяти рядах от ограждения. Ощущение, будто до музыкантов можно дотянуться рукой.
Команда спецов настраивала инструменты, подготавливая сцену к главному дей-ствию вечера. Cуток. Последнего месяца. Прожекторы переливались разными цветами и разрывали помещение яркими лучами. Все должно работать идеально.
Оглядел толпу. В паре метров впереди стояла пара лесбиянок среднего возраста. Слева глушила пиво компания мужиков: все как на подбор бородаты и в футболках различных групп. На два часа миловалась пара. Позади кто-то пытался прокричать в телефон указания секретарю. Серьезно? Через плечо парня спереди погляды-вал на переписку с девушкой. “Прости, пожалуйста”. Интересно, за что? Что не взял за концерт? Что переспал с сестрой? Что испортил жизнь?
По отдельности люди, зачастую, нормальные. Наверно. Но люди в целом бесили, и порой подавить эту ярость было сложно.
Ну, когда же? Минуты тянулись мучительно долго. Ноги начинали ныть. Раздра-жение вновь набирало силу. Почему же они опаздывали?
Ну же.
Ну же.
Ну же.
Свет пропал. Уступил место долгожданному мраку. В темноте мелькнули силуэты, прокравшиеся на сцену. Сердце радостно затрепетало. Зал засвистел. Закричал. Заорал что есть мочи, и я присоединился. Это были уже не люди. Не лесбиянки. Не бизнесмены. Не изменники, не алкоголики, не наркоманы, не отличники, не ученые мужи. Толпы людей не было. Был лишь оживший зал.
Прожекторы за сценой вспыхнули. Яркие лучи вспороли темноту, выделив пять фигур. Они возвышались перед залом и купались в его криках.
Первые удары по струнам электрогитары. Ноты побежали по проводам. Добрались до мощных колонок, висевших на стенах. И обратились звуковой волной, унесшей раздражение. Унесшей разочарование. Унесшей злость.
- УУУУАААААА
- ДАААААААААА
- ДА! ДА! ДА!
Зал неистово приветствовал этот звук, ласкающий душу.
Первый взрыв прошел. Стоило залу притихнуть, в дело включились ударные. Сперва медленный темп. Чтобы толпа поймала его. И она поймала. Люди качали го-ловами в такт. Быстрее и быстрее.
Вторая электрогитара.
Бас.
- Вы готовы?!
- Дааааа! - хором отозвался зал.
- Не слышу вас!
Оглушающее “ДАААААА” стало ответом вокалисту. Музыканты с улыбкой переглянулись.
- Отлично! Вы лучшие сегодня! Все и каждый! И я вас люблю всех! Да, черт подери, тебя, тебя, и даже тебя, уродливый мужик. Всех вас!
Толпа отвечала не словами, но эмоциями. И группу в очередной раз накрыло волной одобрительных криков!
- Так давайте взорвем сегодня это чертово место!
Мелодия превратилась в первую песню. Песню о падающем ангеле со сломанными крыльями. Слова ее были близки каждому, и отозвались в сердцах всех слушателей. Их слова слились в унисон. Это был голос толпы. Но не безумного стада, а Людей. Песня очищала их.

- Знаете, что я хочу сказать? Вы, мать вашу, просто охренительны! – прокричал в микрофон вокалист, пока последние звуки песни затихали.
Он развел руки в стороны. Дыхание участилось. Капельки пота проступили на лице. Они блестели в свете фонарей, моргающих в так закрывающей партии ударных. Зал в очередной раз окатил артистов одобряющими криками и свистом. Так еще не раз случится за сегодняшний вечер.
Неужели всего полчаса назад все эти люди так бесили? Ведь сейчас все здесь были братьями и сестрами по духу. Едины духом.

Но что же это тогда за чувство? Что-то не так. Взгляд беспокойно забегал. На лицах соседей то же напряжение. Что-то неправильно. Бизнесмен, что раздавал указания, смотрел вверх.
Он что, задрожал? Действительно, дрожит.
Почему так тихо? Должна же заиграть следующая песня. Но музыканты тоже смотрели подняли глаза. И я поднял голову. Среди бегущих под потолком труб сыпалась бетонная крошка. Там было… Нечто? Скорее, Ничто. Да, это было подходящее слово для ощущения.
Говорят, если долго смотреть в бездну, она начинает смотреть на тебя. Именно так. Оно было там и смотрело сверху вниз сотней жутких глаз. Они и правда там были, как в темную ночь: кажется, что на небе ни звезды, но стоит приглядеться, и яркие точки начинают вспыхивать одна за одной.
Вместо музыки зал наполнил низкий гул. И он все нарастал. Раздались удары. Но это была не барабанная установка. Казалось, кто-то пытается пробиться через крышу. Черт подери, оно и пыталось пробиться через крышу!
Посыпались куски арматуры, разорванные железные крепления, камень. Кому-то разбило череп. Он рухнул, но никто не шевельнулся. Все продолжали стоять. Почему все стоят? Почему я стою? Надо бежать. Как можно дальше? Но эти глаза под потолком…

С-с-стереть

Съес-с-сть

Шипящий голос пронзал сознание иглой. Каждый звук отдавался болью. Неужели смерть пришла? Если ничего не сделать, потолок обвалится. Всех нас расплющит, раздавит. Если Ничто не доберется до них раньше. И было ощущение, что тот человек с пробитой головой – счастливчик.
Может, мертвецов уже было больше. Не получается посмотреть – взгляд прикован к Нему. Глаза из Ничего бегали во все стороны. Замирали. Один уставился на меня. Мысли покидали сознание. Телом не пошевелить. Даже не вдохнуть.
Кислорода становилось меньше. Ни звука в зале. Только низкий, мерзкий гул. И щипящий голос из Ничего.

С-с-съесть

Темнота под потолком становилась плотнее. Осязаемей. Потянулась вниз жуткими зигзагообразными конечностями. Щупальца, из которых вились десятки щупалец поменьше.

Проглотить

Удар по струнам прокатился по залу. Лишь на секунду, но оно приглушило противное шипение. Секунду, которой хватило на короткий вдох. Сознание встрепенулось. И даже почти удалось отвести взгляд… Снова гитара отдалась эхом по поме-щению. Еще один глоток воздуха. Еще одна попытка уйти от Ничто.
Мелодия гитары начала принимать форму, нестройный, но все-таки ритм. Шипе-ние изменилось. Стало громче. Злее.

Молчать!

Гитара сопротивлялась. Она отказывалась умолкнуть. Сотни глаз во тьме засуетились. Хватка слабела на мгновение, и снова возвращалась. Но перерывы облегчения становились больше с каждым новым ударом по струнам. Наконец, сил хватило, чтобы отвести взгляд от потолка. Гитарист на сцене боролся изо всех сил, чтобы мелодия не прекратилась. Казалось, если он остановится, то замолкнет уже навсегда. Мышцы напряжены до предела, вены распухли, пот пропитал простой наряд – белую майку-безрукавку и джинсы. Капли стекали с коротких черных волос на лоб, бежали по лицу до подбородка и падали на сцену.
Остальные музыканты тоже боролись. Удар баса. Удар установки. Вокалист вцепился в микрофон. Сжал его так сильно, что выступили капли крови. Видно было напряженные голосовые связки.
Зазвучал его голос. Хриповатый, слабый, но прокатившийся по всему залу благодаря усилителям. Ничто заверещало. Но уже не смогло заставить музыку стихнуть.
Песня набирала обороты. Становилась стройнее, напористей. Шаг за шагом. Ничто забило своими конечностями. Попыталось добраться до толпы. Пробило потолок еще в нескольких местах. Раздались вскрики. Совсем рядом - мерзкий чавкающий звук.
Но песня продолжалась. Слова наполняли сознание, вытесняли потустороннее шипение. Слова о том, что сегодня мы должны бороться вместе. Эту звучало призывом. И мы присоединились. Голос за голосом. Душа за душой.
Люди пели все громче. И снова один за одним поднимали глаза вверх. Но больше не в страхе. Смотрели в тысячи пустых глазниц и бросали слово за словом. С вызовом, с праведной злостью.
Ничто не желало отпускать добычу так просто. Щупальца рванули вниз. Хотели урвать свой кусок. Но песня превратилась в щит. Звуковые волны, вырывающиеся из динамиков, проходили сквозь Тьму, разрывая ее в клочья. Кто-то из механиков сумел добраться до пульта управления светом и выкрутил на максимум яркость прожекто-ров.
Толпа вскинула руки, сжатые в кулак, навстречу рвущимся щупальцам. Сегодня, здесь и сейчас, они собирались биться вместе.


Ничто взревело в отчаянной попытке добраться до людей, поглотить и утащить. Ее конечности прорывались к динамикам, но плавились под напором музыки. На месте одного щупальца появлялись десятки других. И одному удалось разворотить ряд динамиков. Несколько колонок рухнули вниз. Но Ничто уже не контролировало тела. Стоящий под ними фотограф сумел отпрыгнуть в сторону.
Но Темнота все равно радостно зашипела. На секунду. Пока не осознала, что ее сопротивление уже не важно. Музыка жила в помещении. В живом голосе каждого си-лы было больше, чем в 100-киловатном усилителе. Сила музыки была не в громкости, а в чувствах, что она рождала.
Толпа взорвалась последним припевом. Кто-то вскинул руки вверх, кто-то прыгал. Пока шипение не превратилось в жалкое поскуливание. Слова и инструменты умолкли разом. И в этот момент Ничто исчезло.
Я посмотрел наверх. Увидел лишь темноту ночного неба в продырявленной крыше клуба. С улицы доносилось завывание сирен. Но страха не было.

Глава 1
- Ночная смена -
Ночь опустилась на город, набросив на осенний мегаполис покров ложной тьмы: горели фонари, светились витрины магазинов, окна домов, мелькали фары бесконечного потока автомобилей. Начиналась другая жизнь. Жизнь тех, для кого ночь – основное время работы.
Двое разомкнули глаза – пришёл их час. Ночная смена.
Она была ангелом. Её звали Люция. Молодая, белокурая дева, когда-то бывшая человеком. Вторым был потомственный демон-аристократ, носитель силы Шестого легиона, получивший её не по заслугам или проклятию, а по праву рождения. Его нарекли Сарконом.
Изначальный демон в третьем поколении, так и не заслуживший за годы своего существования крыльев, хвоста и больше трёх рогов, гневался. Саркон был старше Люции на три столетия, но превзойти в регалиях партнершу не мог и каждый день в Энрофе пытался это исправить. Ангел знала об этом и лишь подтрунивала.
Оба бойца являлись самыми молодыми носителями силы своих «лагерей» и были самой причудливой парой воителей за всю историю Столкновения.
Впервые ангел и демон работали вместе больше, чем один день. Больше, чем один бой. Без жажды смерти друг другу.
Впервые этот союз одобрили во имя высших целей.
– Я не выспалась, – протянула Люция, сладко потягиваясь и расправляя крылья. – Может, отпуск взять?
Крылья заполонили узкую комнатку. Деве едва хватало места, чтобы расправить их полностью. И даже с такими крыльями едва удавалось летать, в основном, парить над землей. А как же эта пара крыльев была мала по сравнению с крыльями архангелов! Те, высшие чины, летают, носят доспехи и поднимают груз больше своего веса даже в материальном воплощении. А про шестикрылых серафимов цвета крови и говорить нечего.
«Может, они просто легенды?» - Мелькнуло в голове ангела.
Люция не доверяла легендам. Верила только в то, что видела. И жизнь её в физическом мире на события не скупилась.
– На небе отоспишься, – пробурчал демон, скребя клыки когтем. – В этом холоде физического мира не до глубокого сна. Весь как на иголках.
– На солнце тебе, Сыр, нужно. Или свитер у начальства попроси, – съязвила Люция, показала язык и скрылась в ванной.
Зажурчал душ. Ангел – не ангел, а плескаться любила, как никто другой из небесных в «командировке».
– Вот же бестия, – пробурчал Саркон. – Какой из тебя ангел? Совсем у них наверху народ на крепких духом иссяк? Первых попавшихся в армию набирают.
Демон повёл шеей, настраиваясь на работу. В висках кольнуло. Пошёл сеанс связи. Тело научилось принимать сигналы внешнего мира в поисках вибраций, схожих с демоническими.
Весь мир купался в грязных энергиях, как свинья в корыте.
А вот и клиент… Снова самоубийца. Шагнула в окно, наивно полагая, что решила все свои проблемы и миру без неё будет лучше. Малодушная, слабовольная девчонка, не разобравшаяся в жизни. Неокрепшая душа, принявшая вызов глупой игры.
Принято считать, что самоубийцы попадают в ад. Но нет. Саркон точно знал, что их там нет. И в раю Люция тоже не видела душ самоубийц. Они остаются на земле. Остаются, чтобы в полной мере ощутить всю боль, которую причинили своим преждевременным уходом живым. Кара Дарителя за то, что прервали жизненный путь, неумолима. Лучшая кара, которой в аду не придумаешь.
Люция вышла из душа нагая. Молочная кожа блестела, отражая свет, льющийся из-под потолка. Лёгкая улыбка розовых губ едва-едва обозначилась, сверкали бусинки белых зубов. По человеческим меркам смотрелась просто прекрасно. Сар готов был поспорить, что немало людишек, культивирующих плотские утехи, отдали бы души ради одной ночи с ней. Как мужчины, так и многие женщины. Людям только дай возможность прикоснуться к ангелу. Падки на запретное и непорочное до скрипа зубов.
По мнению же самого Саркона, Люции не хватало хотя бы маленького хвостика, а мокрые сложенные крылья вполне могли быть и перепончатыми, как у его отца. Это же гораздо красивее этого пернатого недоразумения.
- Курица! – На всякий случай сказал демон.
- Юнец безусый, - хмыкнула ангел, намекая на то, что демоны напрочь лишены волосяного покрова. Волосы просто воспламенялись там, где им доводилось бывать с их огнеупорной кожей.
Демон хотел называть Люцию ангельшей. Но ангелы не имеют рода – бесполы. Внешне она осталась той самой ведьмой, которую обратили на свою сторону в конце восемнадцатого века «пернатые». Разве что русые волосы стали белокурыми – не блондинистыми, не седыми, просто абсолютно белыми. Сероглазый ангел с длинными ногами, большой грудью с торчащими после холодного душа сосками. Всё остальное подло отняли. Потому Саркон немного грустил.
В аду деления на полы не существовало. Здесь же оставалось только эстетическое наслаждение. Смотри, но не трогай. Но какой к черту смотри? Стоило Люции открыть рот и вся благопристойность ангела сдувалась сильным порывом ветра. По характеру ангел так и осталась ведьмой, несмотря на «чин» и муки перерождения.
– Что, ещё работу подкинули? – прервала мысль демона Лю, как он вкратце называл её, когда горло душило какое-нибудь существо. Как правило, более чем недружелюбное.
Она же в ответ звала его Сар, а чаще совсем по-свойски – «Сыр». Хотя бы за дырку на среднем из рогов, которая никак не желала зарастать.
У Саркона были три маленьких рога, так как не заслужил больших, а тут ещё в средний рог на прошлой неделе попала освящённая стрела обезумевшего паладина. Не больно, но обидно.
Довольно молодой парень, чистый от грехов и скверны, вдруг решил, что мир наводнили одни бесы и принялся убивать людей направо и налево. Оба посланника, конечно, быстро нашли морока, который был в этом повинен, но парня пришлось развоплотить. Малым развоплощением. Освободить душу, дать второй шанс.
Большое развоплощение или, как его чаще называют, «Переплавка» – это когда сама душа неизлечима и не может попасть ни в ад, ни рай, но не может и остаться или переродиться. Это само уничтожение бессмертной души. Оно возможно лишь в тех случаях, когда обе стороны дают согласие на ликвидацию. Последнее такое происшествие был ещё до рождения демона Саркона. В веке двадцатом было немало претендентов на Большое развоплощение, но в последние моменты все получали лишь Малое и длинную путёвку по «нижним» этажам.
– Сыр, ты меня вообще слышишь? – донёсся голос Люции. – Ты чего, рогатый, совсем слух потерял? Сейчас я тебе уши-то прочищу от серы твоей невыносимой! Иди мойся!
Демон встряхнул головой, отгоняя лишние мысли прочь. Коротко обронил:
– Самоубийца у меня. Душ потом. Пошли, прогуляемся.
– А потом спать ляжешь, – осуждающе протянула Люция. – Ладно, идём, грязнуля.
- От пернатой слышу!
Они быстро накинули обычную, неброскую людскую одежду: джинсы и футболки, а поверх – кожаные плащи. Как раз по осенней погоде. Межсезонье.
Ей плащ подходил, чтобы прятать пушистые крылья и скрывать от чужих глаз два коротких клинка на поясе. На демоне же свободный плащ маскировал костяные наросты на спине, груди, мелкие рога под капюшоном и роговые шипы на плечах. На поясе его свободно висели старые огненные перчатки на случай серьёзной схватки. Хвоста у Саркона не было, проблем с этим не возникало. Рога свободно прятались под шляпой, если капюшон был неуместен. Крылья отсутствовали – полный порядок.
Оба вышли на улицу и неспешно побрели по закоулкам, блуждая в самых тёмных местах в поисках выхода одного из источников сил. Ничего необычного по дороге не попалось и постепенно они пришли ко двору, где покончила с жизнью десятиклассница Татьяна - ещё одна потерявшаяся душа мира Чистилища.
Межмирье было лучше видно там, где меньше источников света. Миры двигаются постоянно, точка перехода всегда создаётся в разных местах, генерируемая двумя мирами. Земным Энрофом и «Потусторонним»: Инферно или Парадизом, тут уж как повезет. Место выхода всегда известно лишь приблизительно. Посланники знали, что его скорее почувствуешь, чем увидишь.
Центр города сиял, как разноцветная ёлка. Там нечисть и демоны легализованы, работают по договору. Здесь же, на периферии спальных районов чаще всего беснуются без повеления. Надо вразумлять или переправлять на первичное место, используя Малое развоплощение. Сложнее приходилось с серыми ангелами и магами. Первым сносило крышу и они начинали убивать людей, воспламеняясь фанатичным огнём, который никакой договор не волен потушить. Вторые баловались с реальностью на свой страх и риск с помощью внутренней силы, неосознанно провоцируя катаклизмы и катастрофы. Люди сильные вызывали их по настроению, по наитию. Но спрос с них за это был не меньший.
Незнание не освобождает от ответственности.
Но какая же всё это была мелочь по сравнению со Свободными. Теми, кого уже и людьми-то сложно назвать. Самостоятельные регуляторы реальности контролю поддавались мало и ими чаще занимались правительства, используя законы физического мира.
Помимо основных источников сил – Неба, Преисподней, внутренней человеческой энергетики, магии серых нейтралов, природных стихийников и некромантии существовали группы, не подходящие под эти стандарты, обладающие чем-то иным. «Свободные» были одними из таких. То ли космос давал им силы, то ли сами генерировали с помощью дополнительных «источников питания». В этом никто не мог разобраться, как и ангел с демоном. Рядовым служителям оставалось только гадать и самим строить разные версии, а вышестоящие всегда отмалчивались.
– Я устала. Пойдём, посидим в кафе, погреемся, – подала голос Люция, плотнее кутаясь в плащ. Погода стояла слякотная, дул пронизывающий ветер. Температура с заходом солнца неумолимо падала, вытягивая из тела последнее тепло холодными щупальцами.
– Земля выкачивает из нас изначальные силы, но это ничего не значит. Надо выполнять работу, – по инерции ответил Саркон, отмечая, что ноги сами ведут на оживлённую, освещённую улицу поближе к тёплым забегаловкам.
С каких это пор Люция стала на него влиять?
– Вот поражаюсь тебе. Ты же демон! – воскликнула ангел как упрёк, хотя для Саркона это служило лишь похвалой. – Откуда такая ответственность? Я вот ангел, хоть и пониженный в должности, да жутко ленивый. Но всё равно ногой бы не двинула, если бы не приказ Алрониила и награда в качестве увеличения мощи крыльев за доблестную службу – «Ветер туч». Под доблестной службой моё начальство подразумевает соседство с тобой на протяжении всего этого времени. А это, согласись, не простая задача. Но это я, а ты толстый, мощный. Должен быть ленивым. А сам трудоголик. И не стыдно?
– Я и сам не прочь вернуться домой, чтобы восстановить силы в пламени Геенны, – сквозь зубы прошипел демон, сдерживая ответный выпад. – Мне всего лишь стоит продержаться последнюю ночь, чтобы не отводить взгляда от пылающих глаз Сефирота. У нас не понижают. У нас в лучшем случае развоплощают Малым заклинанием или есть что похуже… наткнуться на презрение братьев, например.
Двор самоубийцы показался за разговором. Зрение обычного человека не выловило бы ничего в сером мире, но мир энергий для всех прочих сущностей вокруг окрасился в печальные тона. На этом клочке физического мира ещё долго не будет улыбок. Неприкаянная душа, не зная, куда податься, подчиняясь горю и эмоциям, выделяла огромное количество духовной энергии, которая преобразовывала мир вокруг.
Чувствительные к энергетике люди будут ощущать здесь уныние. Дети откажутся играть, старикам станет дурно, а зимой ни один человек поскользнётся - обязательно неудачно - ломая кости. В лучшем случае получит вывих или растяжение.
- Что же ты, Татьяна, наделала? – пробормотал Саркон.
Самоубийцы… Их наказывают за чужие жизни. Жизни близких людей. Карают за причиненное им горе. Вот и молодая девушка с длинными, светлыми волосами, стоит посреди двора в окружении людей, визга полиции и «Скорой помощи». Ничего не понимает, считая случившееся дурным сном.
Саркон вздохнул, быстро оценив рабочую обстановку. Душа стояла, не спеша расставаться со своими тонкими телами. Теперь сбросит их не скоро. Не уйдёт по истечении сорока дней, как положено всем смертным. Привязала себя к физическому миру тяжёлым якорем боли преждевременной смерти.
Татьяна нависала над разбитым телом. Своим телом. После падения с седьмого этажа, оно не выглядело так же хорошо, как при жизни. Кровавая лужа под ним быстро остывала. Мозг девочки умер, сердце и отбитые внутренние органы ещё работали. Состояние клинической смерти, что прервётся смертью в больнице под аппаратами искусственного дыхания ближе к утру.
Саркон облизнул клыки, ощущая тень агонии, боли, которую душа будет переживать ещё очень долгое время.
Вновь и вновь.
Люция, шепнув на ухо демону, ушла – достался персональный вызов на место где-то невдалеке. У ангелов тоже хватает работы: спасать, защищать, наставлять, поучать, вразумлять. Человеку лень заботиться о себе самому, призывает пастырей.
Саркон проигнорировал ангела, стоя за спиной девочки. Он уже полностью был поглощён работой. Читал мысли Татьяны. Этот шестнадцатилетний клубок противоречий невольно заставлял умиляться. Что за мысли? Просто чудо для демона! Самоубийца считала, что причины, по которым ушла из жизни, веские. Более чем веские! Наиглавнейшие – и никак иначе! Смерть казалась ей единственным выходом. Как можно жить, когда нет парня, с подругами поссорилась, отец не любит, мать нагрубила, давно перестав её понимать, сестра тоже не понимает, а в школе конфликт с классным руководителем, да ещё и одноклассники смеются над её внешним видом. Серая мышь, последняя девственница в классе. Завтра будет только хуже. Стоит ли ждать завтра или покончить со всем сегодня?
Сегодня! Так посчитала девушка в неполные шестнадцать лет. А тут ещё и сообщение в социальных сетях. Комментарий под фотографией – «такой уродине лучше умереть. Сыграй в игру. Или слабо?».
Переходный возраст и депрессивный образ мыслей, который мешает искать другие пути, склонили к одному решению – в этой жизни ей не место. Проще шагнуть в распахнутое окно, чем со всем разобраться. А провокаторы из социальной сетей, мелкие бесы по совместительству, понятия не имея на что обрекающие свои души, лишь подливают масла в огонь.
Умереть просто – раз и нет её. Всё будет позади, все горести, печали. Всё что угодно, лишь бы уйти от проблем, уйти от этой жестокой жизни.
И Татьяна совершила шаг, который изменил всё. После свершённого, вернуть ничего невозможно. Одним легким движением смахнув себя с подоконника, лишила душу любых шансов на счастье. Не только счастья для себя, но и для тех, чью любовь не сумела вовремя понять и оценить.
Последнее, что Татьяна слышала, был крик. Пронзительный крик. Чей? Она не знала. Может это кричала её душа?
Ещё самоубийца запомнила мимолётное ощущение полета и резкая боль во всём теле пронзила насквозь. Затем свет и снова серый мир, как будто и не было ничего. Никакого туннеля разглядеть не удалось. Может, люди просто вбили себе в головы, что он должен быть?
А потом она увидела серый двор и тело. Своё тело. И только глядя на него со стороны, смогла приметить, что была не такой уж и страшной, как думала о себе. Или это смерть так расслабила тело, что ушла внутренняя напряжённость, исчезли все рамки и барьеры? Осталась лишь она сама. Один на один с собой.
Саркон схватил девушку за плечо, безжалостно отрывая от последнего взгляда на тело, перед тем как его унесут санитары, рявкнул:
– Дура! У тебя должны были быть дети через несколько лет. Ты убила не только себя, но и сына. И дочь двумя годами позже. Знаешь, сколько тебе теперь мучиться за три отнятые жизни? Отнятые по твоей воле!
Девушка вздрогнула, поворачиваясь и разглядывая мощную фигуру демона, который в данный момент был незрим для столпившихся людей. Невидим, как и она.
- Ты убийца! Серийная! – Продолжил нагнетать демон.
Саркон был грозен. Жёлто-карие глаза смотрели безотрывно, с вызовом. Острые зубы, сплошь клыки, скалились в хищной ухмылке. Скорее волчий оскал посулил бы что-нибудь хорошее, чем этот.
– Ты… вы… за мной? В ад… да? – заикаясь, выговорила Татьяна, не задавая себе вопросов, чем же она говорит, если тело – вот оно, рядом. – Я же выполнила условия игры.
- Какой к чертям игры?!
Девушка не ответила.
- Совсем мозгов нет? – Продолжил демон. - Тебя взяли на слабо. Развели. Забыла слова матери в детстве «что, все прыгнут с девятого этажа и ты прыгнешь?».
Татьяна повертела головой, действительно вспоминая эти слова.
- Я займусь организаторами ваших игр со смертью позже. – Пообещал демон. – А сейчас разберемся с тобой.
Сознание девушки ещё не оправилось от шока и полностью ассоциировало себя с телом. Живым телом. О возможностях души девушка не задумывалась.
- Меня спасут! Вон скорая помощь!
– Кому ты там нужна? Ты – жалкое, ничтожное существо! Полчаса назад всё было в твоих руках. Твоя жизнь была в твоих руках! Ты могла взяться за учёбу, заняться спортом и найти новых подруг, помириться с родителями, в конце концов! Но ты решила, что проще будет загнать себя в тупик. Гордость не позволила найти другой выход?!
– Не надо нотаций, – привычно огрызнулась Татьяна, забывая, с кем разговаривает.
– Их не будет, – демоническая улыбка вогнала девушку в дрожь. – Ты сама всё увидишь, сама ощутишь. Будет весело, обещаю.
Татьяна сложила руки на груди.
– Забирай мою душу и убирайся!
- Хорошо…но ты забыла, что твоя душа это ты и есть после смерти тела.
Скорая помощь уехала, забрав тело. Следом за ними покинула двор полиция, народ начал расходиться – шоу закончилось. Дело возбуждать не стали – стопроцентное самоубийство, а значит, и делать здесь больше нечего. Так, формальности для протокола. В лучшем случае заглянут с переписку в социальных сетях… но за недостатком улик дело вновь уйдет в долгий ящик.
– Ха-ха-ха, – громыхнул Сар.– Ты всё ещё ничего не поняла. Я пришёл заставить ТЕБЯ страдать. Сейчас я покажу тебе, что такое работа демона.
Знакомый двор сменился ровной поляной с мёртвой серой травой. Ночь сменилась днём. День был сумрачным, в воздухе носился аромат горьких трав. Слишком горьких для поздней осени. И как она вообще ощущает эти запахи? У души же нет носа? Или это всё причуды демона? Зачем ей ощущать эту горечь?
Татьяна с демоном стояли посреди поляны. Никого вокруг. Девушка, ничего не понимая, уже хотела было повернуться к рогатому, чтобы спросить, зачем он принёс её сюда, но в следующий момент рядом появился маленький мальчик. Кудрявый голубоглазый карапуз лет двух-трёх в джинсовом комбинезоне. Он протянул пухленькую ручку к Татьяне, и она, улыбаясь, протянула свою в ответ… Но руки не встретились.
Духи не могут касаться друг друга.
– Это твой сын, – громыхнул Саркон. – Первенец. Родился бы на четвёртом курсе института. Какого института? Теперь не важно, но поступила бы ты с первого раза своими силами… Обидно, да?
По щекам Татьяны потекли безмолвные слёзы. Она хотела обнять карапуза, прижать к себе и ощутить тепло, но руки проходили сквозь него. Всё, что оставалось делать, это смотреть в осуждающие голубые глаза. Такие родные, знакомые.
Её глаза! У него были её глаза! Несостоявшаяся мама.
Рядом появилась маленькая девчушка с заплетёнными косичками, радостной улыбкой, ямочкой на щеке. Она расставила руки и требовательно потянулась к Татьяне.
Дважды несостоявшаяся мама лишь обречённо рухнула на колени, содрогаясь в рыданиях.
– Дочь. В любви и согласии, – смаковал каждое слово Саркон. – Ты же придумала им имена? Ещё несколько лет назад, не так ли? Ну, скажи, назови их по имени! – демон резко сорвался на оглушающий рёв. – Обними покрепче!!! Ну, чего же ты валяешься у них в ногах и ревёшь?! Смотри им в глаза и ощущай то, чего у тебя НИКОГДА не будет!!! Н-И-К-О-Г-Д-А!!!
Татьяна согнулась в рыданиях.
Демон совсем спокойно добавил:
– Их духи будут навещать тебя каждый день. Чтобы не скучала. День ото дня. Каждый день… М-м-м, как мне нравится это слово – бесконечность.
Дети исчезли. Поляна с пожухлой травой и увядшими цветами тоже. Они снова находились посреди опустевшего двора. Саркон возвышался во весь рост, а Татьяна стояла на коленях и тыкалась лбом в асфальт, как молящийся юродивый. И не ночь была, а лишь ранний вечер.
– Ты не любила старшую сестру? Ты считала, что она тебя ненавидит. Так? Тогда смотри, что она пережила! – и он схватил её плечо, больно сжал (дух ли, душа ли, но когти демона отчётливо ощущались на коже, впиваясь остриями, вспарывая кожу), рывком поднимая на ноги. Сильные пальцы подняли подбородок и направили взгляд на верхние окна.
Там раскосая девушка стояла на подоконнике и смотрела вниз. Ещё миг и она – Татьяна живая – сделает шаг и…
Демон развернул Татьяну в противоположную сторону. С магазина в сопровождении подружки шла старшая сестра Марина. Едва увидев на подоконнике сестру, Марина бросила полные продуктов сумки и кинулась к подъезду.
Остановить! Только бы успеть остановить!
– Нет! Нет, Таня! НЕ НАДО!!! – Её крик оглушил Татьяну, отчётливо увидавшую ужас на лице старшей сестры.
Это она кричала. Это её крик застыл в ушах.
– Хочешь узнать, что она ощущала? – Демон рывком толкнул Татьяну, и она неожиданно оказалась в теле сестры.
Ужас овладел ею. Она смотрела глазами сестры на окно седьмого этажа. Она видела, как девушка сделала шаг, расправила руки и тяжело полетела вниз. Полетела некрасиво и слишком быстро. Совсем не так, как в красивых, но лживых фильмах. Где же этот момент замедленной съёмки? Где расставленные как крылья руки?
– Да, да, знаю, что ты хочешь насладиться этим моментом. Знаю, – донеслось от демона, и он замедлил падение тела и время.
Теперь это была их реальность.
Татьяны и демона.
Жертвы и мучителя.
– Сколько раз повторим? Сотню? Тысячу? Как насчёт миллиона?
– Не надо! – надрывно закричала Татьяна.
Крик усилился.
Демон рассмеялся и только плотнее принялся за работу…
Падение, казалось, длилось вечность. За это время сердце Марины, а с ней и Татьяны, сотни раз холодело, больно било в грудь и волны ужаса гуляли по телу человека и духа. Момент шока растянулся до бесконечности. Муки лучше для самоубийцы придумать было нельзя. Татьяну цепляло за самое близкое, родное, живое… все еще живое.
После падения на крик из дома выбегут родители.
Плач, рыдания…
Отец попытается взять раздробленную голову на колени, а волосы на висках поседеют на глазах. И мать упадёт рядом, колени будут обагрены кровью дочери.
Её кровью!
Так продлится до момента, пока скорая помощь не заберёт тело. Повторится не раз и не два, и будет повторяться до той поры, пока демону не надоест.
Татьяна видела это уже сотни, тысячи раз, а настырный демон раз за разом прокручивал каждую деталь, каждую эмоцию. Мучитель смаковал, комментировал, наставлял. Он был полновластным режиссёром этого фильма и пытался донести до единственного зрителя каждый момент, каждый кадр. И это был не последний туз в рукаве демона. Пока были лишь мелкие карты, без картинок. Джокер впереди.
Когда тело самоубийцы рухнуло в очередной раз, и череп с сухим стуком раскололся об асфальт, Саркон вытащил Татьяну из тела сестры, и двор сменился помещением реанимационного отделения. Об этом оповещала тусклая табличка над входом. Суетящиеся врачи и медперсонал не оставляли в этом никакого сомнения.
Ярко освящённый коридор. Белые двери. Стены окрашены в темно-зелёный. На стульях у палаты сидят мать с отцом. Опершись о колени, он зажал голову руками, и крупные слёзы катятся по щекам, она не плачет – застыла.
Татьяна не могла припомнить случая, чтобы отец рыдал. Ни одного. Но сейчас он именно рыдал. Выл как раненый зверь. Неужели ничто не в силах его остановить? Видимо, только время.
– Или алкоголь? Много алкоголя! – Напомнил о себе Саркон за плечами. – Что, любил тебя папашка, да? Ещё как любил, слепое ты ничтожество, – бросил в спину демон. – Не эти ли слёзы говорят, что обожал? А теперь он начнёт пить. Пить и пенять твоей сестре за то, что она не успела... Молодец, умница, Татьяна. Ты одним своим шагом развалила семью. Самостоятельная. Единолично приняла эгоистическое решение. Хвалю.
В следующую секунду из палаты вышел человек в белом халате. Отец Татьяны, смахнув слёзы рукавом, поднялся навстречу ему и что-то тихо спросил. В ответ хирург лишь плотно сжал губы и медленно покачал головой.
Отец опустился обратно на стул. Лицо побелело.
Возобновившиеся рыдания матери прокатились по отделению. Прорвало.
– О, какая ирония, – хмыкнул демон, – ты только что окончательно умерла. Хочешь посмотреть на то, как медсестра прикроет глаза? Я же знаю, хочешь. Ещё как хочешь. Пойдём, красавица, посмотрим на твоё окончательно мёртвое тело. Конфетка перед вскрытием.
Он взял за руку и завёл в палату.
Кровать. Окровавленные повязки. Аппаратура. Недавно пикавшая, теперь смолкшая, погружённая в молчание. Больше не борется за ее жизнь. Ушла жизнь.
Санитары ввозят носилки. Белое тело небрежно, бесцеремонно бросают с кровати на каталку. Ему теперь всё равно, а санитарам и подавно. Теперь морг, патологоанатом и могильщики – последние «друзья» тела. Наведут лоск - посмертный грим.
– О, нет. Ты не хочешь смотреть на палату? – Хохотнул Саркон. – Ты хочешь посмотреть на своё вскрытие и на то, как поддатый санитар тебя обмывает? Знаю, ты хочешь вкусить всю прелесть ритуальных услуг. Будешь в лучшей одежде. Красавица такая, напомаженная и накрашенная. Тебе даже улыбку сделают, словно умерла в объятьях мужа. А черепушку поставят на место насколько возможно. Чем-нибудь заклеят. Гости на похоронах не увидят рваных швов на твоём теле. Красота, да?
Тане хотелось стошнить, вывернуться наизнанку, но духи, увы, не способны извергать из себя хоть что-то.
Таня хотела упасть в обморок, но духи не могут.
Таня хотела вонзить себе нож в сердце, но ДУХИ НЕ МОГУТ!
Только явь! Только самое жуткое из возможных ощущений реальности вокруг!
Вместе с красноречивым экзекутором они появились на новом кладбище. Пустырь с подтопленными дождями могилами и покосившимися крестами. Просто ещё одно место, выделенное муниципалитетом для города мёртвых.
– О, отличное местечко. Его как раз ещё не благоустроили, – любезно подсказал демон. – В соседях у тебя безымянные бомжи и алкашня. И мать будет вновь и вновь рыдать, терзая душу отцу, почему он не выбил для любимой дочери места получше? А он не мог, Танечка. Не смог! Хорошие места дорого стоят, а твои похороны и так основательно опустошили заначку семьи. Ах да, это были твои деньги на институт. Или на большой подарок, если поступишь на бюджет как отличница. Ты же была отличницей, Танечка? Да, умница ты моя?
Татьяну рвало на части. Демон издевался и подначивал, не прекращая пытку, не давая передохнуть и мгновения. Карусель пыток с единственным рубильником в его руке.
Незримые наблюдатели пристроились в конце скорбной процессии, и пошли сквозь провожающих самоубийцу. Никто не замечает её присутствия. А если и чувствует что-то, списывает на стресс.
Те, кого Татьяна касалась, передавали ей свои ощущения, мысли, чувства. «Такая молодая, вся жизнь ещё впереди», «Дура, так и родители скоро рядом лягут», «Жить бы ещё да жить», «Ещё же совсем ребёнок», «А такой милой девочкой была», «Такое будущее могло быть».
Много эмоций, много страданий, много мнений. Всех объединяет печаль. Каждый ощущает себя чуть ближе к могиле. Каждый пропитывается страхом смерти и проникается теми мыслями, что когда-то и его понесут в гробу закапывать в землю. Лично ЕГО в эту самую сырую землю. Чтобы стал прахом, тленом.
Демон посмеивался, и подталкивал к краю могилы. Туда уже положили гроб. Двое копателей ожидали, пока скорбящий народ отдаст дань уважения, покидав по горсти земли. Ждали, чтобы поскорее закопать самоубийцу и вернуться домой. Там принять горячую ванну, отужинать и посидеть в кругу семьи за телевизором, оставив весь этот ужас здесь, а горе – лишь её семье. Ведь человек ко всему привыкает. Работающие в индустрии смерти тоже люди. У них тоже есть семьи и другая жизнь. Другая, помимо работы.
У Тани не осталось эмоций. Демон выжег всё изнутри, выдоил до последней капли, осушил. Девушка просто вглядывалась в лица и впитывала всё эмоции присутствующих на своих похоронах, как губка. Им так будет проще, а ей уже всё равно. Хоть от кого-то откусить кусочек боли, убрать негатив, которым именно она всех пропитала. Сделать хоть что-то для живых. Может, когда-нибудь… хоть когда-нибудь простят.
Внезапно девушка-самоубийца заметила среди людей хмурого парня. Он не рыдал, стоял чуть вдали от всех, но на белом лице читалось столько боли и горечи, что казалось – парень лил слёзы внутри себя.
– Лёша? А что он здесь делает? Я бы никогда не подумала, что он может прийти ко мне на… похороны, – добавила после паузы Таня.
– А-а, этот? – протянул демон, почёсывая подбородок. – Это твой несостоявшийся муж. Пришел попрощаться с тобой.
– Алёша?! МУЖ?! Но почему? Почему он здесь??? Это… это невозможно! – Впала в истерику девушка.
– Потому что ты была ему дорога. Стал бы он так просто твоим мужем? А? Глупая ты. Разве завели бы вы двоих детей, если бы не любили друг друга? Брак по расчёту не для семей со средним достатком. Вы же не из «золотого миллиарда», так ведь, крошка? Значит, всё могло быть только по любви.
– Что?! – Опешила Таня, срываясь на истерику: – Нет! Ты ошибаешься! Он не мог быть моим мужем. Он… слишком… красив… – непонятные слёзы задушили её, оборвав слова. Она и слезами-то их называла лишь по инерции. Эта гамма ощущений за пределами тела была гораздо большего спектра. Рвало на части саму её душу.
– Ха-ха-ха! – веселился демон. – Красив и умён! А ты тупа и мертва. Вот незадача!
– Он ко мне ни разу не подошел даже! – выпалила Таня, находя в себе силы для хриплого голоса. – Я же даже не нравлюсь ему!
– Это не так, – спокойно ответил Саркон. – Человек не всегда способен понять другого человека. Более того, почти никогда не понимает. А когда думает, что понимает, то чаще всего ошибается. А здесь ошиблась ты. Не много ли ошибок для одной девочки, а, Танечка?
Самоубийца ощутила новую порцию боли. Она пришла из ниоткуда и была подобна второй смерти.
– Ты боялась с ним заговорить, – продолжил довольно демон. – А почему ты думаешь, что он не боялся? Ты делала вид, что не замечаешь его. Как он мог узнать, что нравится тебе? Его пугало то, что ты посмеешься над его чувствами, только и всего. Вы, люди, странные существа. Внешне часто не проявляете никаких ощущений, но внутри у вас творится то, чего и сами не признаёте, скрываете даже от себя. У меня просто слов не хватает, чтобы описать, насколько вы бываете неправы.
– Это не честно! Я не знала!!! – прокричала что есть сил Таня и вновь сокрушённо опустилась на холодную землю.
– Честно. Всё было в твоих руках, – напомнил Саркон. – Твой выбор. Или ты думала, что «чёрная полоса» никогда не заканчивается? А была ли она такой уж бесконечной? Или ты просто шла вдоль неё? Подумай. Времени у тебя будет много. Оно всё теперь для раздумий.
Ветер хлестал по лицу вполне ощутимо. Татьяна смотрела на одного лишь Алексея, который тихо стоял в окружении людей, не привлекая к себе и порции внимания. Стоял одинокий, поверженный. Как птица, у которой отняли крылья.
– Лёша… – тихо прошептала она. – Ну почему все так? Дура…
– О, первая разумная мысль за день, – добавил демон. – Устроим перекур или показать тебе, что случилось с Лёшиком вскоре после твоей смерти? Уверен, ты не устала. Ты же так любишь смотреть это кино. Ты наслаждаешься им… Это всё, что тебе осталось.
Омертвевшие листья плавно ложились под ноги. Только начало осени, а листья чёрные и безжизненные. И мир вокруг серый и жестокий. Хмурый и подавленный. Уничтоженный и обездушенный. В нём совсем нет жизни, как и в самой Татьяне. Её жизнь осталась на асфальте во дворе.
– Что могло случиться с Лёшей? Он хорошо учится и вообще красавчик. У него будет лучшая жизнь, чем… чем могла быть со мной, – всхлипнула Таня. Слова её звучали слабо и неуверенно.
– Ну, как тебе сказать… смерть близких иногда меняет людей, – и демон хлопнул в ладоши. – Посмотрим, что же ты подарила своему Лёшке? Такой небольшой подарочек. Нежданный сюрпризик, ломающий психику…
Вечерний парк с ненастной погодой и редкими прохожими. Скамейка, забитая пьянствующей молодёжью. Пиво гуляет по рукам, бутылки пустеют на глазах. То и дело над головами поднимается в воздух облачко дыма. Огоньки сигарет мелькают чаще, чем слова.
Алексей сидел в компании изрядно подвыпивших приятелей и допивал бутылку водки. Самой дешёвой, самой худшей, пахнущей примесью. Допивал, хлебая прямо с горла. Взгляд был отсутствующим, он смотрел прямо перед собой, не замечая мира вокруг.
– Во ботан даёт. Выжрал за раз, – донеслось от «другана». – Алкаш! Я же говорил, что все отличники так бухают, когда срываются.
– Он же, сука, последнюю выхлебал, – сосед щёлкнул Лёху по лбу, и компания закатилась пьяным смехом.
– Отвали, – обрубил Лёха, не меняя хмурого выражения лица. Даже не посмотрел на обидчика.
– Да харе из себя страдальца строить! Сорок дней прошло, начинай новую жизнь! Мы тебе такую деваху найдём, закачаешься. С во-о-от такими сиськами, – ещё один «кореш» показал грудь, не существующую в природе.
Компания вновь заржала.
– Заткнись, – прохрипел Алексей, просверлив хохочущего холодным взглядом. – Это вы, ушлёпки, её довели. Каждый раз ржали, издевались над тем, как выглядит, что говорит. Бараны тупые. Затюкали девчонку, вот и прыгнула в окно. Козлы!
– Чего? – Буркнул один.
– Ты за базаром-то следи! – Поспешно добавил второй. Вроде поток ругательств превысил допустимую «норму», и пора было напомнить, что почём.
Алексей же не унимался. Напротив, ткнул в одного из притихших опустевшей бутылкой.
– А ты, Рыжий, её больше всего доставал! Сраный садист! Ты её мышью постоянно называл! – Глаза Алексея сверкнули. Он перевернул бутылку и ударил о край скамейки. По асфальту разлетелось стекло. В руке осталась «розочка».
Резко вскочив со скамейки, Алексей, не особо понимая, что делает, ткнул розочкой в глазницу рыжего здоровяка.
– Что, сука, получил? Кто теперь мышь? А?! – прокричал обезумевший от внутренней боли одноклассник, вынимая розочку и снова втыкая в лицо мучителя любимой.
Затем снова, снова.
Вся компания, застыв, смотрела, как лицо дружбана покрывается кровью и превращается в мясо. Никто не мог отвести взгляда или просто что-то сказать. Всех словно парализовало.
Татьяна стояла, опешив. Рот открывался, чтобы что-то сказать, но не могла выговорить и звука…
– Умышленное убийство с крайней жестокостью, – ввёл в курс дела демон. – Шестеро свидетелей. Пятнадцать лет колонии строго режима. Проживёт там восемь месяцев, а потом сорвётся, наделает ошибок и получит заточку в бок. Довольна? – любезно поинтересовался демон и коснулся плеча…
Родная квартира. Поздний вечер.
Мать сидит на диване в темноте и плачет, плачет.
– Она постарела и не понимает, зачем дальше жить, – продолжил Саркон. – Только если ради старшей дочери. Но едва та выйдет замуж и переедет, как твоя мать сломается. Потеряется последняя связующая нить.
– Последняя? А где отец? – одними губами прошептала Татьяна.
– Нет больше папашки. Сердце-то не резиновое. Боль, водка – инфаркт.
Таня безмолвно открыла рот.
– Знаешь, что? Ты оставайся здесь, смотри на мать, наслаждайся сделанным. У меня ещё таких, как ты, вагон и маленькая тележка, – продолжил Саркон. – И всем надо показать их любимый фильм. Так что пойду я, Танечка. А тебе на прощание скажу, что из-за стресса, пережитого твоей сестрой, она никогда не будет иметь детей. Это последнее наследие, что ты привнесла в свой дом глупой смертью. А теперь прощай, Татьяна. Прощай, как ты сказала своей жизни.
– Нет! Стой… Подожди. НЕ БРОСАЙ МЕНЯ!!!
Демон больше не слушал, оставив её в замкнутом мире боли один на один с собой…
Саркон, полный сил и энергии, вышел из двора, как из портала. Теперь там два мира. Обычный и страдальческий – вотчина самоубийцы. И душа девушки сможет выйти из него только тогда, когда сама сумеет простить себя.
Это будет нескоро. Душа честнее разума человека. Не ищет себе оправданий, предпочитая полное очищение от скверны сделанного «головой». Человек сам создаёт себе и рай, и ад, сам решает свою судьбу, на то Даритель наделил его душою. Так что прощение может случиться сегодня, а может не случиться никогда. Возможно, она могла бы простить себя раньше, но с теми картинками, с теми иллюзорными мирами, что показал ей демон, самоубийца выйдет из внутреннего мира совсем нескоро.
Человек наделён большими силами и всё зависит от того, на что он их тратит. Кто на развитие, кто на деградацию, кто на самоистязания. Щедрое мироздание дарит каждому своё по его требованию.
Такая была у Саркона работа. Все страдания души Татьяны напитают ни одного беса, прежде чем она иссякнет окончательно. Человек – самая мощная энергетическая установка. Но даже она имеет пределы.
Всё в мире имеет предел.
Рядом возникла Люция, приметила:
– Привет, Сыр. Что-то ты сегодня долго возился. Целых полчаса трудился. Поймал кайф от работы? Понравилось?
Действительно, то, что тянулось для Тани бесконечно долго, для обычного мира растянулось на полчаса, не более. Время в разных вариациях миров течёт по-разному. Антимир – не исключение.
– Зато сколько сил! Сколько сил! – подметил Саркон. – А тебе кто достался?
– Да двое. Любящая пара. Насилу примирила. Хорошая, крепкая семья будет, – и Люция улыбнулась лучезарной улыбкой ангела.
Саркон для себя заметил, что куш сорвала не меньший, чем он. Что ж, у каждого свои методы.
Жаль только, человек как источник всего один.

Ночь выдалась холодной, и не позаботившийся о тёплой одежде Рик, серьёзно рисковал замёрзнуть. Конечно, он не планировал этой ночью оказаться в лесу, но когда к нему подошла пара солдат инквизиции, и вежливо попросили пройти с ними, а у него с собой был целый мешок запрещённых вещей, пришлось в срочном порядке уносить ноги. Естественно просто так его не отпустили, и Рик вынужден был использовать почти все имеющиеся у него заготовки, чтобы живым уйти из города. Повезло, что сопротивления от него не ожидали, а то бы сразу скрутили, и ни что не помогло бы.
На самом деле вариантов, как не замёрзнуть, у Рика было целых два. Развести костёр, либо начертить "Круг тепла". Но оба варианта имели один недостаток - костёр ночью видно издалека, а магию инквизиторы могут почуять. Он ведь не для того в лес попёрся, чтобы теперь так глупо выдать себя возможной погони.
Но терпеть холод было всё сложнее, и в конце концов не выдержав, Рик достал обсидиановый нож, и принялся чертить им на земле, понадеявшись на то, что заклинание не особо сильное, и с большого растояния его инквизиторам не почуять. Да неизвестно ещё - может нет никакой погони! Впрочем, в последнее, после устроенного в городе, верилось слабо.
Начерченный круг внешне выглядел, как обычные каракули на земле, но в его пределах воздух начал потихоньку теплеть, и довольный Рик улёгся в его центре. "Круг тепла" парень совместил с сигнальным, хотя смысла особого в этом не было. Инквизиторы же не идиоты, в него наступать, ударят издалека "Тяжестью греха", и все дела. Но так Рику всё же было спокойнее.
Проснулся парень, почуяв аромат жареного мяса. Кто-то нагло разместился прямо рядом с кругом, и теперь готовил обед. Ну это явно не инквизиторы, да и вообще похоже человек мирный, раз не попытался ночью голову проломить.
Придя к таким выводам, Рик открыл глаза посмотрев на своих "гостей", и едва сдержал ругательство, увидев кто к нему пожаловал. Рядом с кругом, разведя костерок, на котором жарился кролик, спокойно сидела тёмная эльфийка. Конечно раньше Рик их ни разу не видел, но выглядела она именно так, как и описывают. Острые уши, серая кожа, белоснежные волосы, нереального фиолетового цвета глаза, и просто идеальные лицо и фигура. Последнюю можно было разглядеть очень хорошо, поскольку одежда эльфийки представляла собой множество кожаных ремешков, которые почти ничего не скрывали. Имелся у неё так же и плащ, но он сейчас бы откинут за спину. Вооружена эльфийка луком с колчаном стрел, парой длинных ножей.
Подумав, что лучше бы попался инквизиции, которые его бы всего лишь несколько дней попытали, а потом сожгли на костре, Рик в ужасе замер, не зная что делать. У него оставалась единственная заготовка, которой, если повезёт, можно нанести вред эльфийке, но та находится в потайном кармане, и он просто не успеет её достать.
- Здравствуй! - вдруг улыбнувшись, произнесла эльфийка абсолютно спокойным голосом, не изменив позы, в которой сидела, - Извини, что без спроса расположилась рядом с тобой, но не хотела будить.
- Угу, - Рик нервно кивнул.
Какой там огненный шар, тёмная вообще не считает Рика за угрозу! Быть может будь он настоящим магом, ещё можно было побрыкаться, но в его случае остаётся только надеяться, что смерть будет не слишком долгой.
- Я тут кролика подстрелила, не хочешь присоединиться к завтраку? - не дождавшись никакого членораздельного ответа от впавшего в отчаяние парня, продолжила издеваться эльфийка.
- Нет, спасибо, - нашёл в себе силы выдавить Рик.
- Ну как хочешь, - пожала плечами тёмная, оторвав у кролика лапку, и принявшись с удовольствием её поглощать, - Скажи, если не секрет, а ты куда путь держишь?
- Путешествую по миру, - не стал вдаваться в подробности парень.
- Правда? Я тоже! - обрадовалась чему-то эльфийка, - А знаешь... Люди, которых я до этого встречала, сразу пытались меня убить, либо бросались в бегство... Ты за первый, долгое время, кто стал со мной разговаривать... Может будем путешествовать вместе? Ну если ты конечно не против...
"Очень смешно" со злостью подумал Рик.
Правильным ответом был явно другой, но парень сомневался, что его смерть будет менее мучительной, от того что он поддержит шутку тёмной, и упрямо ответил, - Я предпочитаю путешествовать в одиночку.
- А... Ну ладно... - эльфийка сделала вид, что расстроилась.
Конечно, Рик понимал, что никуда его тёмная не отпустит, но разговор увял, а сидеть как истукану было глупо, поэтому парень поднялся, и попрощавшись, отправился в противоположную от эльфийки сторону, ожидая когда ему прилетит стрела в спину, или чего похуже.
- Берегись! - вдруг раздался сзади крик эльфийки, и мимо Рика свистнула стрела.
- Что? - тут парень и вправду удивился, как эльфийка могла промахнуться?
Однако в следующее мгновение он понял, что стреляла она не в него. Из-за кустов выбегал десяток инквизиторских солдат, но прежде чем парень успел что-то предпринять, мимо него пронеслось что-то невидимое, отчего его тело тут же налилось свинцовой тяжестью. Не устояв, Рик повалился на четвереньки. Что, впрочем, было удивительно, так как по идее, после "Тяжести греха", у него не должно быть сил и мизинцем шевелить. Видимо били в кого-то другого, а его задело лишь краем. Но оглянувшись назад, он увидел, что тёмная тоже вовсе не валяется без движения на земле. Более того, эльфиек вдруг стало три. И теперь три абсолютно одинаковые лучницы разбегались в разные стороны, не переставая при этом осыпать стрелами наступающих инквизиторов.
Упав на бок, и вытащив жезл с "Огненным шаром", Рик на секунду задумался, в кого же стрелять, но поняв, что в эльфийку он просто не попадёт, запустил огненный шар в группу солдат. Конечно у тех были защитные амулеты, так что пытаться заколдовать их дело трудновыполнимое, но это заклинание на них и не действовало, а просто создавало сгусток пламени, который уже взрывался сам по себе, без всякой магии.
Взрывом вроде никого не убило, но нескольких оглушило, и они быстро словили по стреле, от которых до этого ловко прикрывались щитами.
Но кто побеждал, всё же было сказать сложно, так как со стороны инквизиторов тут же прилетела белая молния, уничтожившая одну из эльфиек.
Решив, что дальше пускай развлекаются сами, Рик пополз в сторону, сжав в руке колечко с "Воздушным кулаком", последним оставшимся заклинанием способным пробить защитный амулет инквизитора.
Далеко уползти парню не удалось, в его бок вдруг вонзился арбалетный болт. Зашипев от боли, Рик повернулся, увидев бегущего на него солдата, который почему-то решил напасть на мирно ползущего парня, вместо того чтобы сражаться со страшной эльфийкой, и разрядил в него кольцо, отчего тот отлетел на несколько метров, упав без движения.
Но это похоже был конец, так как по ощущениям Рика, ранение было весьма серьёзным, а заклинания чудесно исцеляющего любую рану парень не знал. Он прополз ещё несколько метров, а после поддался навалившейся усталости, и закрыл глаза...

Привет всем, кто не спит! Меня зовут Котэ и я тоже пока не сплю, а лежу рядом с клавиатурой и втихаря нажимаю клавиши лапой, набирая сообщение на форуме "Мир фантастики" (пока не видит Люся). Но она не видит, поскольку очень занята приемом дежурной радиограммы, ибо дежурные радиограммы, как вы понимаете - принимают на дежурстве....Ха! А я - вот тут давлю клаву. Решил с вами познакомиться и себя показать...
Ну, что я могу о себе рассказать? Ну, как обычно - усы, лапы, хвост! Фамилию не скажу (думаю сами догадаетесь).Родился я в 2219 году. Сейчас у нас 2223 год, но встретили мы его в 2018 году в очередной экспедиции. Как обычно: я залез в Люсин рюкзак. Люся сделала вид, что не заметила. В лаборатории все были слишком заняты, чтобы проверять багаж. Я как обычно набрал побольше воздуха в легкие во время транспонирования и - вуаля. Надо сказать, подобный трюк я проделывал и ранее. Правда один раз чуть не лопнул, поскольку произошла заминка со сбросом давления в камере МВ. Но с тех пор техника ушла вперед... Ну, пока всё! Люся приняла свою радиограмму.
Пойду потрусь об её ноги..... А завтра напишу, чем мы тут с Люсей занимаемся в экспедиции у вас и как мы там... или тут живем в 23 веке, и какая у нас вкусная сметана!
https://ic.pics.livejournal.com/mojs...5_original.jpg

Шёл 2176 год. И уже вторую неделю космический корабль «Форшер», во главе с экипажем из пяти человек и около 50 роботов обслуживания, вращался вокруг недавно колонизированного Марса.
Давно отгремели удары геодезических молотков и почвенных буров об еще необжитую, враждебную и так мало изученную поверхность красной планеты.
Надо сказать, что на орбите планеты нам надо было оставаться еще одну рабочую неделю, за тем должно было последовать долгожданное возвращение на Родину.
Мой дядя Эвард Бернне был по профессии космобиологом и уж для кого угодно, а для него точно эта экспедиция была самой полезной и интересной за всю его научную карьеру. Главной мечтой дядюшки, к которому я испытывал самые теплые чувства, было открытие внеземного разума, похожего на людей.
Профессор был очень популярен в научных кругах не только из-за смелых и передовых взглядов на биологию. Вся внешность дяди выражала в нем великого ученого. Его никогда нельзя было увидеть в неряшливом виде. Напротив, профессор был до крайности педантичен. Чаще всего дядя одевался в деловой костюм, подчеркивающий его аккуратность и серьезность. Его серые, проницательные глаза были всегда направлены на собеседника. Правда стоит отметить, что шевелюра дяди упорно не хотела укладываться в прическу. Черные, непослушные волосы топорщились в разные стороны и создавали подобие вороньего гнезда на голове профессора.
Одной из вредных привычек дядюшки было несколько пренебрежительное отношение к экипажу корабля, большей части своих помощников и коллег, за исключением редких персон в число которых входил и я. Еще одной неприятной чертой его характера была чрезмерная вспыльчивость, которая в сочетании с резкими чертами лица и орлиным носом, производила на окружающих неблагоприятное впечатление. Противников у дяди было не много, поскольку к ним он был беспощаден. Ни раз, своей речью на научных собраниях, дядюшка сокрушал самые перспективные гипотезы оппонентов.
Однако, говоря о дяде, я не могу не упомянуть о других членах экипажа.
В частности, помимо дяди, в него входило еще четыре человека. Это были: капитан Гюнтер Грай, кухарка мисс Браун, русский физик Сергей Федорович Орлов и я, не согласившийся отпустить дядюшку в космос одного.
Капитан Грай, бывший участником подавления мятежа марсианского космического флота в 2163 году, был чем-то похож на средневекового рыцаря. Та же львиная храбрость и бескорыстность в поступках. На момент этой истории капитану было уже где-то около пятидесяти. Волосы его лежали ровно и через них уже пробивалась седина. Пышные усы чуть-чуть загибались кверху. Да и вообще, капитан имел залихватский вид. Голубые глаза его светились теплом и добродушием. Но в минуты гнева метали молнии. Капитан превышал ростом профессора, но в отличии от последнего, был человеком уравновешенным. Его трудно было вывести из себя. Он был известен равно как популярен и популярен, равно как известен.
Мисс Браун являлась низенькой женщиной со скандальным характером и ярко выраженными сплетническими способностями. Она обладала потрясающей памятью на всевозможные сплетни. Более того, ее воображение постоянно их приукрашивало. У мисс Браун были хитрые, бегающие глаза, да и в целом кухарка не внушала доверия. Одевалась она вне зависимости от места и погоды в белую одежду шеф-повара. Ее голову венчал тот причудливый колпак, что присутствует на голове любого кулинара. Дядюшка согласился взять кухарку с собой, лишь потому что мисс Браун превосходно готовила и заменяла нам отсутствующие средства массовой информации.
Что же касается русского, он был энтузиастом в своей профессии. И составлял полную противоположность дяди. Жилистый, среднего роста, с правильными чертами лица, лучезарной улыбкой и копной русых волос на голове. Он был истинным представителем восточных славян.
После знакомства со всеми лицами экипажа я обязан поведать вам о судне.
«Форшер» являлся устаревшим космическим кораблем малых размеров. Ранее «Форшер» носил название «Фюрер» и был командным кораблем первого космического флота. В состав корабля входили: столовая, склад с провизией, ангар для транспортного корабля системы «NEW SPACE SHUTTLE», подзарядочная для роботов, каюты, камбуз и подсобные помещения. «Форшер» больше всего напоминал по своей форме мятый конус. В самом широком месте корабль достигал 18-ти метров. Мостик, находившийся на носу корабля, был оборудован различными системами навигации от карт до автопилота, впрочем, которым пользовались лишь за пределами Солнечной системы. «Форшер» состоял из двух палуб, если не считать мостика и отделения со спасательными капсулами.
В принципе космолет можно было поделить на две неравные части. Первая и большая секция корабля была жилищем для роботов и несла в себе сеть машинных отделений. Вторая секция предназначалась для людей. В ней находились каюты, камбуз и мостик.
Теперь, когда вы знаете все об экипаже и корабле, я могу начать свой удивительный рассказ.