- Когда-то... всё было иначе... Теперь — всё стало «как всегда»... - рассуждая о бренности бытия, Градус ковырял ножом бетонную плиту, сиротливо стоявшую рядом с КПП.
В этой плите, почерневшей от грязи и копоти, кое-где поросшей «кислотным мхом» и хранящей следы недавней перестрелки, приблизительно на уровне груди застрял «кобальт» — артефакт, внешне похожий на полоску отполированного металла, разрезанную на три неравные части.
В сталкерской среде о «кобальте» знали мало: известно, например, что его, ничем не скреплённые между собой фрагменты, могли свободно вращаться относительно друг друга. При этом отсоединить или оторвать их друг от друга — было невозможно.
По словам Гилльса, «кобальт» мог создавать силовое поле, способное «раздвинуть» структуру «объекта», без его полного разрушения.
- Проще говоря, человек с таким артефактом может, например, пробежать сквозь... несущийся на него поезд — и остаться живым, - говорил учёный. - Ну, ежели повезёт, конечно: «кобальт» — артефакт хитрый и, какое именно действие запустит процесс «расслоения» — неизвестно.
«Мда... а прежнему владельцу явно не повезло...» - с философским спокойствием подумал Градус, стараясь не задеть военный камуфляж, выпиравший из щербатой плиты. Жуткую картину смерти неизвестного сталкера довершали пятна запекшейся крови на земле, обглоданные культи рук и погнутый ствол автомата, торчавшие из бетона.

- Ага. Вот ты где зацепился... - пробормотал Градус, поправляя налобный фонарик. В ярком луче «ASV-lighter'а» сталкер увидел короткий жгут, из пропитанных кровью волокон комбинезона, присохший к обратной стороне артефакта. Сталкер осторожно просунул острое лезвие ножа под последний «лепесток» и аккуратно перерезал волокна.
- Ну, что там? - спросил я. После рейда на болото наша радиосвязь барахлила, поэтому свой вопрос мне пришлось повторить несколько раз.
Услышав мой голос в наушниках напарник вздрогнул от неожиданности, задев один из фрагментов артефакта. Синий «лепесток» блеснул, переливаясь золотыми прожилками, и вдруг изменил свою форму — в ту же секунду стальное лезвие ножа с хрустом перемололо.
Воздух стал сухим и горячим, задымились кровавые потёки на бетоне, поверхность плиты пошла мелкими трещинами и наружу выползло бледное, мертвое лицо прежнего владельца артефакта. Глаза бедняги были полузакрыты, губы кривила презрительная ухмылка.
Глядя на него Градус замер, затаив дыхание, ощущая, как его, враз вспотевшее тело, начинает бить мелкая дрожь.
«Двести двадцать один, двести двадцать два, двести двадцать три...» - сталкер неслышно выдохнул и обернулся. В бинокль я легко разобрал беззвучную матерную тираду, адресованную мне.
- Всё нормально, - взглянув на дисплей сканера сказал я. - «Оно» уже успокоилось.
- Кислый! - ответил мне напарник яростным шепотом. - «Что там»!! Сам не видишь??
- Вижу, - сказал я. - Поэтому и тороплю. У тебя там какой-то... гость «стрёмный» нарисовался, сканер зафиксировал. Уходи оттуда...
- Блин... - напарник перевёл взгляд с мёртвого сталкера на артефакт и взялся за рукоятку второго ножа. - Я же его почти вытащил...
- Сваливай! - приказал я, сменив окуляры бинокля на цифровой прицел импульсной винтовки.
- Ладно... - тяжело вздохнув, ответил Градус. Подавив желание сорвать «кобальт» с тела сталкера, он повернулся ко мне и достал из кармана гайку:
- Сейчас...

- Браток... - вдруг услышал он хриплый голос за спиной. - Погоди, дело есть... Тебе ведь нужен этот артефакт?
Несмотря на суеверный ужас, Градус не рванулся опрометью вперёд, а сперва бросил гайку. Та, пролетев по воздуху не больше метра, брызнула огненной струйкой.
- Не торопись уйти, - дохнув смрадом в затылок, произнёс замурованный в стене «упырь». - А то застрянешь...
- Кислый, я влип, - услышал я вдруг в наушниках. Голос у Градуса был испуганным. - «Мертвец» — не мёртвый...
Я навёл прицел на «упыря» — фрагменты «кобальта», парившего в воздухе на уровне груди сталкера, плавно меняли свою форму, пропуская сквозь себя какое-то красноватое свечение, тянувшееся от Градуса к артефакту.
- Вали оттуда, дурак! - крикнул я напарнику и, тщательно прицелившись, выстрелил. Пуля влетела в аккурат между вращающимися лепестками «кобальта» и с глухим чавканьем ударила «упыря» в грудь, проделав и в нём, и в бетонной плите огромную дыру. Мертвец вдруг широко раскрыл глаза — и оглушительно заорал.
Я увидел, как поглотив фигуру Градуса, взметнулось густое облако красноватой пыли. Чуть погодя ударная волна рванулась в стороны, ломая деревья, аномальным огнём выжигая кусты и траву на своём пути. Впрочем, и мне, и Градусу весь этот «цирк с огнями» — был побоку: экипировка, взятая в этот рейд, позволяла работать в условиях высокой аномальной активности.
- Нахрена он тебе нужен был, артефакт этот? Мало в Зоне другого «взрывоопасного говна»? - пробормотал я, пряча оружие за спину: в этой ситуации от него было больше вреда, чем пользы.
Сканер, отмечавший аномальные места, я закрепил на предплечье. Спешка — спешкой, но осторожность в Зоне всегда нужна. Две гайки, брошенные по направлению к КПП, одна из которых на мгновение зависла в воздухе, перед тем, как разлететься вдребезги, а другая — беспрепятственно упала в траву, определили мой дальнейший маршрут. Ещё с десяток гаек, растаявших, расплющенных и отскочивших неведомо куда, сузили варианты безопасного прохода до нужного минимума.
«А ещё пять минут назад здесь было чисто...» - подумал я, внимательно осматривая землю, прежде, чем сделать очередной шаг.
Всё это время Градус молча стоял — словно запоминал маршрут, по которому я двигался. Молчал и «упырь». В окружающей тишине было слышно только мерное гудение аномалий, мои шаги, да свист раскалённых железных осколков в воздухе.

...Я стоял в метре от напарника. Здесь, рядом с бетонной плитой, царил густой полумрак, в горле саднило от красноватой пыли, клубящейся у земли.
Градус осунулся, лицо его стало каким-то серым, безжизненным, фигура закостенела, оплыв, лишь глаза выдавали жизнь. На его фоне «упырь», замурованный в стене, выглядел завсегдатаем салона красоты: болезненный румянец на впалых щеках и жажда жизни во взгляде, которым он яростно сверлил меня. Разевая рот, будто рыба, выброшенная на берег, «мертвец» громко и часто дышал — я заметил, что в такт его вдохам-выдохам двигалась грудная клетка Градуса.
Я перевёл взгляд на «кобальт» — артефакт сиял, вбирая энергию из окружающего пространства. Однако, Градус говорил мне о трёх фрагментах, трёх составляющих артефакта, я же насчитал четыре. Что за бред?
Чтобы хоть как-то приободрить Градуса, я ему подмигнул — лицо напарника исказила гримаса, которую только полоумный смог принять за улыбку. Похоже, я был именно таким: как мы отсюда выберемся и выберемся ли вообще — я понятия не имел.
Прицелившись, я метнул гайку точно в «кобальт». Не долетев до артефакта метра, ржавая железка вдруг застыла в воздухе, от места её «зависания» во все стороны пошли видимые концентрические круги — и сокрушительная волна безысходности обрушилась на меня:
«Мы все — умрём... Мы все — погибнем... Нам нет нужды идти куда-то... Вся жизнь — игра... Всё — фальшь... И, ныне, узри финал... Побита карта...» - завыло в моей голове.
Рука потянулась к кобуре, пальцы привычным движением освободили застёжку и висок ощутил прикосновение горячего металла...
- Твою мать... - глядя в глаза напарнику произнёс я.
Я, увидел, как вздрогнул Градус, с ужасом смотревший на меня, как его лицо перекосило от ярости, глаза налились кровью.
- Сссс... уууу... ккк... - словно находясь под воздействием ночного кошмара, произнёс он. И тут как заорёт:
- АААААА!
Сделав страшное усилие, от которого кости захрустели, Градус развернулся и, слепо ухватив пятернёй сияющий артефакт, рванул «кобальт» на себя. Раздался одиночный выстрел — мой висок обожгло, но пуля, ударившая меня в голову, вдруг куда-то исчезла. Я почувствовал, как моя рука вернула пистолет в кобуру, как ноги, помимо моей воли, идут обратно, а перед глазами мелькают только что увиденные события: ударная волна, выстрел, Градус, издалека приметивший редкий артефакт...
Бетонная плита, удерживающая «упыря», разлетелась вдребезги, подняв густое облако пыли. В этом облаке, душном и горячем, я увидел яркое свечение и смутно различимую фигуру в его эпицентре.
- Сдохни, сука! - услышал я в наушниках голос напарника. Раздался щёлчок, яркая вспышка ослепила и ударная волна выбросила меня куда-то в сторону...


- Стало быть, вы — не при делах? - сквозь гул в голове услышал я голос Градуса.
- Не-а... - голос отвечавшего был незнакомым. - Были бы «при делах» — вы бы нас не спасли... Да и сами бы — хрен выбрались. Закон Зоны...
«С кем это он... базарит?» - подумал я, с трудом открывая глаз. Левый. Правый, почему-то не открывался. Мой монокулярный взгляд уткнулся в спины сидевших у костра людей.
- Градус... - позвал я напарника, закрывая глаз и поворачиваясь на спину. - Ты где?
- Кислый! Очухался! - через пару секунд я почувствовал, как чья-то рука приподнимает мою голову. Зубы стукнули о край эмалированной кружки и внутрь меня влилось что-то жутко вонючее и на вкус — гадость.
- Что это? - закашлявшись, я отвернулся, вяло мотнув головой.
- Народное средство, - ответил Градус. - Зато сразу на ноги встанешь.
- Ага, знаю я эти народные средства: как ни яйца кабана, так — волосы с его ж... кхм... Что это? - ощущая внутри дискомфорт, спросил я. Гул в голове стал тише, слабость постепенно уходила.
- Не кипятись, Кислый, - успокоил меня Градус, - это... та микстура, что ты у Мангуста на вороньи яйца выменял.
- Что? - я широко открыл глаза, затем вдруг вскочил. В животе громко забурчало. - Идиот, она же от запора!
- Да? - Градус с философским спокойствием почесал затылок. - Но на ноги-то тебя — подняла?
- Погоди: вот вернусь — я тебе устрою! - лихорадочно копаясь в рюкзаке, пообещал я. - Знахарь хренов!
- Что ты там ищешь? - заинтересованно произнёс Градус.
- Альбом с твоими фотографиями! - бросил я, вытаскивая из рюкзака то, что искал: рулон туалетной бумаги.
- Успокойся, - улыбнувшись, сказал один из трёх незнакомых мне сталкеров, сидевших с Градусом у костра. - Это «живая вода», правда — не очень свежая, поэтому у неё такой привкус. Мы её в Лощине набрали. Ну... до того, как «кобальт» нашли. Спасибо, кстати. Спасли нас, всех...
Я замер, держа в руке рулон бумаги. Затем поднял фонарик, выпавший из рюкзака и щелкнул кнопкой:
- «Упырь»? - в ярком свете луча я увидел лицо того самого сталкера, замурованного в стене.
- Уже нет, - он протянул мне руку. - Толян Рваный, проводник... Сопровождал близнецов, - он кивнул головой в сторону двух других, похожих, как две капли воды, сталкеров, - когда наша группа напоролась на оптическую аномалию — перестрелку между мародёрами и учёными... Пара минут — и «разборки» закончились, фантомы — исчезли. На земле валялся контейнер, внутри был этот... «кобальт».
Рваный замолчал.
- А как контейнер открыли? - спросил Градус. - Он же с кодовым замком.
- Я его открыл, - ответил за него один из близнецов, вороша веточкой багровые угли в костре. - Код — фигня... Ладно, буду говорить начистоту: мы с братом — учёные, помогаем здешним коллегам в... особо запутанных случаях. Про этот артефакт я давно слышал. Алгоритм работы «кобальта» я вычислил, правда — применить не успел: у артефакта очень сильное ментальное воздействие, «поглотил» он меня, короче... А потом и остальных из нашей тройки.
- А где сам артефакт? - спросил я, складывая свои разбросанные вещи обратно в рюкзак.
- Нету, - ответил близнец, а его брат добавил:
- Твой напарник его уничтожил.
Я взглянул на Градуса, а второй близнец продолжил:
- «Кобальт» взаимодействует со всеми, кто к нему прикоснулся, создавая пространственный «пузырь» с контактёром внутри. Вернее — множество пространственных пузырей, взаимосвязанных между собой посредством артефакта. Там не действуют привычные законы материи, они — результат высвобождения всего, что находится в нашем подсознании. Градус задел артефакт и — «добро пожаловать на борт!», как говорится. Ты воздействовал на артефакт дистанционно, выстрелив в Рваного, - близнец качнул головой в сторону проводника.
- Извини, - сказал я, но Толян только махнул рукой.
- Зря извиняешься: если бы не выстрелил — стал бы одним из нас... Скорее всего, - близнец подкинул в костёр хвороста, пламя весело взметнулось вверх, озарив красноватым светом наши лица. - Будь «связка» артефакта на два «пузыря» больше — тебе бы не поздоровилось, Кислый. Но полноценных «лепестков» было всего три — по числу нас, и один — формирующийся, Градуса... Когда ты приблизился — единственный, кто не прикоснулся к артефакту и представлял угрозу для всей этой «цепочки», «кобальт» отпустил Градуса и сделал попытку тебя устранить...
- Ни хрена себе — «попытку»! - я осторожно коснулся заплывшего глаза и огромной гематомы на правой стороне головы. - Ежели бы не «панцирь» — валялся бы я сейчас там, без явных признаков жизни..
- Да, мы уже в курсе, - кивнул близнец. - Артефакт тебя спас. Дальше: ты выстрелил себе в голову, Градус, движимый желанием спасти напарника, схватил «кобальт», замкнув энергетические потоки на себя. В стадии формирования нового «пузыря» эти потоки — самые мощные, они и разрушили всю его «систему»...
- Мда... - я вновь потрогал голову — опухоль стала заметно меньше, не иначе, как «живая вода» подействовала. Затем вопросительно взглянул на Градуса — тот молча кивнул и поднялся. - Хорошо, нам пора: солнце уже высоко, надо до захода к Митричу успеть. Бывайте, мужики...
Мы попрощались с новыми знакомыми и вышли...

- Градус, у меня к тебе всего один вопрос, - сказал я, когда мы отошли уже довольно далеко от стоянки. - Ты, что — действительно уничтожил этот артефакт?
- Прости, Кислый, - остановился напарник, глядя на меня. - Но эти трое на меня так орали, пока мы в одной связке были...Главное, сами в эту жопу влезли — а на меня орут: «Уничтожь его! Иначе все здесь сдохнем!»
- Короче — нет? - спросил я.
- Нет, - улыбнулся Градус.
- Красава...

- Тимур! Срочно связь с командиром. На развалинах какие-то странные телодвижения! – прокричал боец, пристально пялясь в бинокль на руины города в метрах пятистах от поста наблюдения.
- Первый север! Первый север! Ответьте! Северный пост! – кричал Тимур в стационарную рацию на посту.
- Северный пост! Это Первый! Что у вас? – раздалось в динамике в ответ.
- Алекс! Первый на связи! – отрапортовал Тимур, передовая микрофон рации командиру поста.
- Первый! У нас тут движение на руинах. Похоже морфы, количество примерно около десятка, возможно присутствие химер. Поведение не понятно, кажись чёт выжидают или готовят! – Произнёс тревожным голосом Алекс.
- Сколько! Около десятка! Нихера! Ладно отставить панику, я вышлю усиление к вам. Как только твари будут подбираться ближе открывать огонь на поражение! – скомандовал голос в рации.
- Понял! – сказал Алекс и положил микрофон передатчика, - Тимур! К прицелу, как только начнут приближаться огонь! Дима к пулемёту! Всем быть на чеку! – приказал Алекс и принялся усердно осматривать окрестности в бинокль.
Вид через линзы представал более чем удручающий, расположенные за городской стеной несколько десятков кварталов, некогда живого и мирного города, были полностью разрушены, редкие уцелевшие скелеты зданий, ощетинившиеся шипами арматур и железных балок, вырастали из руин, покрытых толстым слоем серой пыли.
Вынырнув из-за груды обломков здания на середину улицы, существо размером со льва переростка с серой кожей и редкими клочками чёрной шерсти вдоль спины, прильнуло к земле и раскрыв зубастую пасть усеянную несколькими рядами тонких и длинных клыков, начало жадно втягивать воздух, издавая протяжный гортанный вой, прерывающийся писклявым хрипом. Проведя в таком положении около минуты, существо сгруппировалось и благодаря мощным лапам одним прыжком впила свои огромные когти в бетонную стену здания на уровне третьего этажа, зависнув на стене в неподвижном состоянии, кожа и шерсть чудовища медленно стала принимать оттенок стеновой панели здания, что приводило почти к полному слиянию существа и поверхности на которой она заняла выжидательную позицию.
- Химера! – крикнул Тимур, не отрывая глаз от прицела своей винтовки. – Дим, строение по левую сторону проспекта, третий этаж слева от проёма! Видишь? – сказал Тимур, настраивая щелчками оптический прицел.
- Вижу, вижу! – прошипел Дмитрий, поворачивая тяжёлый «Утёс» на указанную цель.
- Димыч! Когда будешь готов, дай этой твари просраться как следует! – проговорил Алекс, глядя в бинокль и злобно улыбаясь.
Вдруг послышался тяжёлый топот ботинок по железной, пролётной лестнице снаружи. В помещение поста ввалились четверо запыхавшихся бойцов, это и было то самое подкрепление, высланное на посты командующим обороной города.
- О! Пацаны вы как раз вовремя, сейчас немного пошумим! – с ухмылкой произнёс Алекс, пожимая руки вновь прибывшим.
- Готов? – Готов! - Жги Димыч! – крикнул Алекс и помещение поста мгновенно разверзлось раскатами грома, который извергал ствол тяжёлого пулемёта.
Затаившаяся на стене тварь вдруг вздрогнула и от неё рваными кусками начала отрываться плоть, те пули, которые попадали мимо цели выгрызали огромные дыры в бетонной стене подымая облака пыли вокруг разрывающейся на части туши химеры. Пулемёт затих и вместо пламени из его ствола пошёл дымок, Дмитрий разжал руки и опустил их вдоль тела слегка потряхивая кисти рук. Туша твари всё ещё удерживалась на стене, но через несколько секунд разорванное туловище обмякло, и химера с глухим шумом рухнула на груду мусора под стеной здания.

Посвящается лаборантам и первооткрывателям,
Менделеевым, Кюри и прочим Гейтсам.
Изобретайте, пусть это и не всегда так
безопасно, как может показаться
на первый взгляд.




1185 год н.э. Осень, 14 декада 637 д.с.н.г.


История лаборатории №27


И вновь реальность расплывается перед глазами, уступая место темноте.
Темноте, из которой есть лишь один путь: тусклый огонек где-то далеко. Настолько далеко, что казалось бы, его никогда не достичь. Но, вместо того, чтобы окончательно затухнуть, он мчится, подобно лавине, зародившейся где-то далеко в горах, и сбивая с ног. Но к этому привыкаешь.
Потом приходит свет.
И вот ведь что странно - на самом деле промежуток между тем, как мир исчезает и тем, когда свет нового мира заполняет все сознание, равен секунде, даже меньше, одному удару сердца, но это мгновение тянется так долго, едве ли не вечность, пусть и маленькую. А ведь ТАМ, в промежутке между тем и этим нет ничего, кроме точки, которая через мгновение сбивает с ног как мамонт, несущийся во весь опор.
ТАМ и не может быть ничего и уж если на то пошло, то и самого ТАМ быть по всем расчетам не должно. Но оно есть.
И еще ТАМ появилось что-то….


Глава первая: Все истории начинаются с середины, кроме историй о творении мира.



* * *
Сивикус Раальх, двадцати четырех лет от роду, стоял в «Светлом лесу» Королевства. Солнечные лучи пробивались сквозь листву, где-то неподалеку пели птицы, и никто бы не удивился, если бы белка перебежала тропинку или просто пробежала на соседнее дерево по веткам, кое-где смыкающимся прямо над дорожкой. Хотя нет. Кое-кто удивился бы. Сам Сивикус и его коллеги. Более того, они были бы поражены до глубины души. Ведь они не создавали белочек, перебегающих дорогу, уделив все внимание монстрам. А ведь в этом месте не могло быть ничего, что бы они осознанно не сотворили.
Чтобы быть совсем уж точным, то как такового «его» здесь не было. Ивик, а именно так его звали знакомые, сидел на стуле, прикрепленный к одной чуть более чем полностью непонятной машине, которая была настолько ни на что не похожа, что ее так и называли «Машина – 02». Вероятно, когда-то была и «Машина-01», однако об этом никакой достоверной информации у Ивика не было. С другой стороны, все органы чуство говорили ему о том, что он стоял в лесу. Впрочем, это было не совсем так. В лесу стоял не Ивик, а симпатичная блондинка в зеленых штанах, сапогах, и зеленой же кофте.
Почему именно она, а не эльф – лунник, варвар – воин, маг их халифата или гном? Причин было несколько. Однако главной из них было то, что монстры не нападали на Рубетиксу, если она была одна. Такими они были созданы. Ну а потом, много приятнее побыть девушкой, чем каким-то старым волосатым гномом, который и бегать-то толком не умеет. Что же касается магов, равно как и принцев, то их Ивик…нет, не то чтобы не любил, но нельзя сказать, что испытывал к ним симпатию. И все же, главной причиной оставалось то, что монстры не нападали на нее, а просто стояли, как будто статуи в храме какого-то темного божества. Правда в этом лесу их не было.
Теперь, пожалуй, стоит перейти к вопросу, почему он, а точнее девушка-лекарь, сирота, выросшая в поселении лесных друидов, стояла именно здесь, а не на одной из десяти прочих территорий Мира. Почему, например, не в деревне или замке…Объяснение также было довольно простым. Ивику нужно было во вполне определенное место. Вот только попасть он туда никак не мог. Уже в который раз он стоял перед….
Собственно нельзя сказать, что он стоял перед чем-то необычным. Вроде как обычный лес, такой же, как везде вокруг. Но это не так.
Его здесь попросту не должно было быть! А ведь это было не такое место, где лес мог просто взять и вырасти. Здесь он не должен был вырасти не то что через двадцать лет. Здесь его не могло появиться и через тысячу. Ну и уж если на то пошло, то и в любом другом месте. Лес не мог появиться на этом месте за одну ночь, если, конечно, в деле не замешана магия. Но уж где точно не могло быть магии, так в этом месте, пожалуй единственном месте в Мире где магии нет.
Конечно, же можно было списать все это на шутку одного из коллег Сивикуса, ведь они были люди творческие и, в принципе, от кого-то из них можно было ожидать чего-то подобного. Если бы не одно но….
Из пустоты появилась лампа из тех, что больше похожа на чайник для заварки, но сразу же навевающая мысли о Халифате и джинах. Из лампы и вправду появился джин - бородатый старичок в расшитом золотыми цветами халате, с бородой до пояса и, разумеется, дымом вместо ног. Черный прямоугольник над его головой не замедлил появиться вслед за джином.
Ивик уже приготовился к нехорошим новостям. Ведь вряд ли кто-то потрудился бы написать ему, если бы, к примеру, господин Чистиленс дал ему кафедру. Сообщение же, оказалось предельно коротким:
«Выходи.»
А на следующей строчке, через пару секунд появилось:
«Срочно.»
А вот теперь и в правду стоило начинать беспокоиться, коли тот, кто писал, так настойчив. Скорее всего, это господин Мергольт, или, если он вышел куда-то, то Барек.
Тем временем в квадрате появилась новая надпись, но читать ее Ивик уже не стал. Вместо этого закрыл глаза, стараясь сосредоточиться на темноте. Не просто темноте под глазами, а той абсолютной темноте мгновения между «тем» и «этим».
Как они не бились, а создать более удобную систему выхода им так и не удалось. Никаких проблем с выходом в случае смерти в «Королевстве», равно как и в случае победы у них не возникало. Если не вдаваться в подробности, Машина попросту отключалась. Но вот с выходом откуда-то из середины игры возникли некоторые проблемы. Игрок должен сам выйти из игры, и, как оказалось, это не такая уж простая задача. Впрочем, Ивик к этому уже привык.
* * *



И вот темнота под веками сменилась непроглядной тьмой, той что есть лишь ТАМ.
Секунды тянутся как мед, уже с год стоящий в банке и порядком засахарившийся.Даже медленнее, со скоростью стекание вниз оконного стекла: по миллиметру в столетие.
Но вот появилась едва различимая белая точка.
И настоящий мир заполнил все вокруг.


* * *


Цвета обретают краски, а пятна цвета складываются в стул, стоящий посреди комнаты, стол с кучей черновиков и недопитым кофе, старенький шкаф, окно, за которым льёт дождь уже третий день подряд, и прочим наполнением комнаты. Сивикус протирает глаза, крепко обтягивающую голову, расстегивает ремни вначале на руках, расстегнув пряжку на правой руке зубами, стягивает с головы кожаную шапочку с парой десятков прикрепленных к ней проводов и напоследок ремни ног.
Уже немолодой и невысокий мужчина, не столько грузный, сколько внушительный, хоть живот у него тоже имеется, сидел около пульта и наблюдал за тем, как Ивик освобождаеться.
- Что-то случилось, господин Хенекус?
- Сколько раз тебе повторять, что я уже давно не твой учитель, так что и звать меня тебе стоит просто Хеном, - хоть и прозвучало оно довольно жизнерадостно, лицо господина Мергольта оставалось серьезным. Если приглядеться, на нем можно было обнаружить с пол кило грусти.
- Эм… - Ивик несколько замялся. От подобных привычек отвыкаешь с трудом и эти «вы» вырываются как-то сами собой.
- Хен, что-то случилось?
В ответ господин Мергольт лишь вздохнул.
- Что-то плохое? – продолжал допытываться Ивик.
- Ты садись, выпей кофе, - вместо ответа произнес господин Мергольт.
Продолжил он лишь после того, как Ивик сел и отпил уже давно остывший кофе:
- Крав умер.
- Вот как….
- Да… дела, а ведь он младше меня лет на… на шестнадцать лет, вот оно как бывает. А ведь во всем виноват лишь какой-то маленький сосуд.
Господин Хенекус говорил еще что-то, но Ивик его уже не слушал. Нельзя сказать, что это было неожиданностью. По большому счету, все уже были готовы к этому, хотя знахари как всегда говорили, что надежда еще есть, что они сделают все, что могут и так далее. Но толку от их обещаний, когда сделать ничего нельзя.
Зеланский Краавтис умер то ли от тромба в мозгу, то ли кровоизлияния, то ли еще чего-то в этом роде. Ивик не был силен в медицине, но дело было в голове в крови, как объяснили врачи.
- Когда это случилось? – спросил он не столько потому, что это действительно было ему интересно, сколько потому, что так было положено.
- Говорят, что уже под утро, - еще раз вздохнув, ответил господин Мергольт. - Он ведь так и не пришел в себя. Только бормотал что-то под нос.
Ивик даже не был уверен, когда умер господин Краавтис - этой ночью или четыре дня назад, на его руках. Ведь именно Ивик был тем, кто помогал главе лаборатории № 27 надеть шлем и застегнуть ремни, как оказалось, в последний раз. И он же подхватил своего начальника, когда тот обвис на ремнях.
Поначалу Ивик не понял, что произошло что-то непоправимое. Обмороки при работе с «Машиной»… нет, нельзя сказать, что они были нормой, но случались, и не раз, в том числе и у него самого. Дрожь пробрала его только тогда, когда он заглянул в глаза Краавтиса, все еще открытые, хоть он и потерял сознание. Они были багрово-красные. Не просто налиты кровью, как бывает, когда просидел за книжкой до утренних петухов.
Глазное яблоко было налито багрово-красным, переходящим в черный. И уже тогда Ивик почувствовал, что господин Краавтис не жилец на этом свете.
- Хоронить господина Краавтиса будут в парке, господин Хенекус?
- Должны, но не уверен, что так будет, - вздохнул господин Мергольт, настолько занятый своими мыслями, что даже не обратил внимания на то, как назвал его Ивик. - У него ведь нет семьи, сколько я знаю. Родители, верное, уже умерли. Знаю, что он откуда-то из провинции… а с женой разведен и почти не общается. Не думаю, что она будет рада, если его похоронят рядом с ее семьей.
А ведь понять, что что-то не так, он должен был, но понять не смог. Дело в том, что за пару минут до того как господину Краавтису стало плохо, Ивик заметил что-то необычное в показаниях приборов. Скачок на шкалах. На секунду можно было подумать, что к Машине подключен еще кто-то, кроме господина Краавтиса. Но он не придал этому значения, лишь напомнил себе в очередной раз, что нужно сказать Каспу, чтобы тот почаще проверял датчики. Вечно они сбиваются.
- Понимаешь, тут такое дело… Крав, он ведь не получал каких-нибудь медалей, да и премий, и проработал преподавателем не так уж долго, а последние года… сам знаешь ведь…
- Но как же «Машина»? – спросил Ивик, уже зная ответ.
- Работа ведь еще не завершена, да и не распространялся он о ней особо. Не больше того минимума, который требовался для того, чтобы нас не закрыли.
- Знаю…
Прошло несколько мучительно долгих секунд. Наконец Хенекус произнес:
- Ты ведь еще не совсем разобрался, с чем хотел. Если надо, то я могу еще посидеть…
- Спасибо, не стоит. Лучше я пойду. Уже поздно и потом… Словом, оно подождет.
- Да, ты прав… так будет лучше.
- Вы ведь завтра не придете, господин Хенекус.
- Завтра? - Переспросил господин Мергольт, - завтра ведь выходные начинаются?
- Да, Толто.1
- Толто, значит… Ты иди, я закрою. И знаешь, нам надо встретиться завтра. Ты ведь знаешь где лежал Крав?
- Да, господин Хенекус.
- Ну вот и хорошо. Значит завтра, в двенадцать часов у входа.
- Как скажете, господин Хенекус.
- Хотя, знаешь, сейчас такая погода… давай лучше на первом этаже.
- Конечно, господин Хенекус.
- Иди уже, пока дождь не пошел. И сколько раз тебе говорить, не зови меня Хенекусом.
- Хорошо, Хен, я пойду. До завтра, господин Хен.
- Мальчишка… - подытожил господин Мергольт, но этого Ивик уже не слышал, Уже выйдя в коридор, даже не дав себе труда переодеться.


* * *



К счастью, дождь так и не пошел. Лишь дымка из капель висела в воздухе, от которой ни капюшон, ни зонтик не помогли бы. Но хотя подобную погоду и трудно назвать приятной, поделать с ней нечего. В конце концов, до нового года осталось уже меньше двух декад. В иные года первый снег выпадал и на день успения Алхеры, богини плодородия и покровительницы магии, а ведь его отмечали декадой ранее. Другое дело, что он всегда тает, но все равно эта осень была довольно теплой.
Но, идти Ивику было не так уж далеко. Лишь пересечь чуть ли не всю территорию университета, добравшись до самой восточной части, той, что была обращена к Лену. Дело в том, что именно там и находилась его комнатка, в одном из общежитий университета, специально выделенном для людей вроде него, уже вышедших из разряда студентов, но при этом оставшихся при университете. Здесь не было квартир профессоров, последние получали квартиры в главных корпусах университета, зачастую неподалеку от их основных аудиторий. Здесь же жили слушатели и лаборанты, из тех, кому некуда было податься в городе. Комнатки не многим больше студенческих. Хотя, к примеру, Ивику достались две комнаты. Правда вторая настолько маленькая, что ее можно было использовать разве как кладовку, особенно учитывая то, что зимой в ней температура была немногим выше той, что за окном.
В принципе, было не так уж поздно, всего лишь пять часов вечера. И уж что точно было делать рано, так это ложиться спать. Но делать Ивик ничего не мог. Ему было над чем подумать. Нет, не о смерти господина Краавтиса. Нельзя сказать, что она его не огорчила. И дело было не только в том, что именно он, Краавтис, был не только автором идеи, но и главным конструктором и оператором «Машины», над которой работал уже более пяти лет, а то и больше.
Но это было одной из главнейших причин сожаления о нем, тем более что работа была почти завершена. Однако раздумывать об этом, по его мнению, было неразумно, ведь сделать что-либо, уже было нельзя. Но было и то, с чем он мог справиться, по крайней мере, теоретически.
Ивика не оставляла в покое стена. Точнее, та густая зелень, которая появилась там, где ее никогда не было. Ведь появиться из ниоткуда она не могла. Появилась же она лишь после того, как господин Краавтис последний раз пользовался «машиной». То есть, эту стену зачем-то создал господин Краавтис и, скорее всего, та аномалия, которая возникла за несколько секунд до того, как он потерял сознание, была связана именно с этим изменением «Королевства». Но зачем господин Краавтис создал ее, оставалось загадкой, которую, похоже, уже не разрешить. Загадкой было и то, как ее убрать. Ведь код этого ландшафта не предусматривает наличие данного элемента, и в характеристиках ячейки не было обнаружено каких-либо ошибок. Четыре попытки поменять характеристики клетки стандартными методами успехом так и не увенчались. Удивительным был не сам факт ошибки, а то, что характеристики клетки оставались прежними, сколько Ивик, не рылся в коде. И это несмотря на то, что господин Краавтис был крайне аккуратен, когда дело заходило о его детище. Да и потом, даже если и предположить, что он ошибся, характеристики клетки все равно должны были поменяться. По всему выходило, что здесь до сих пор была тропинка, но от нее не осталось и следа.
Разобраться не помогло ни руководство, написанное господином Краавтисом, ни собственные формулы и попытка нарисовать схему.
Так ничего и не придумав, Ивик достал из стола пачку сигарет и вытащил одну из них. Поразмыслив пару секунд, достал еще одну, убрал пачку на место и бросил взгляд за окно. Дождя там вроде бы не было, хотя понять что-либо, можно было только по звуку. Эридана уже давно зашла за горизонт и лишь тусклый, рассеянный тяжелыми облаками багровый свет Проксимы, пробирался сквозь ночную тьму.
Накинув на плечи куртку, Ивик уже собирался выйти, но вспомнил о крайне важном приспособлении, необходимом для курения. Спичках. Конечно же, проблема спичек решалась автоматически, если у тебя есть под рукой знакомый маг. Таковой, в принципе, у Ивика имелся. И все же, вернуться и взять спички было все же много проще, чем вламываться в квартиру соседа.
Наконец Ивик вышел за дверь, запер ее, спустился по лестнице на первый этаж и вышел на крыльцо.
К несчастью, дождь все-таки шел, мелкий и холодный, но видный в сумрачных лучах Эриданы. Вдобавок, с правого берега Лена дул холодный ветер, пробирающий до костей даже сквозь теплую куртку, подбитую овчиной. Спичка загорелась лишь с пятой попытки, успев, то ли размокнуть за то время, что Ивик был на улице, что маловероятно, то ли сырость добралась уже до ящиков его письменного стола.
Ивик сделал первую затяжку. Теплый дым заполнил легкие, прогоняя стужу.
Привычка решать проблемы, точнее сложные вопросы, на улице осталась у Ивика еще с тех времен, когда он жил в приюте «Гадкий утенок», находящемся под широким крылом торговой гильдии «Красный гусь». Почти тогда же он начал курить. И что удивительно, идеи почти всегда приходили в его голову.
Вот только на этот раз безотказный способ не помог. То ли потому, что вместо того, чтобы гулять, Ивик простоял все время на пороге, под крышей, не решаясь выйти под дождь, то ли просто потому, что он слишком устал для того, чтобы хоть что-то придумать. Затушив последнюю сигарету о косяк, Ивик бросил ее в консервную банку, специально предназначенную для окурков, уже почти полностью наполнившуюся водой, и отправился спать.


* * *

1 7 по счету день декады, первый из трех общепринятый выходной, хотя во многих организациях выходные распределяются по-другому.

Скрип. Скрип-скрип...
Дон-дон-дон! - радостно гудит апельсиновый мяч, весело подпрыгивая на дощатом полу зала.
Скрип... Игрок замер на долю секунды, пропуская соперника; тот по инерции проскочил на шаг, затормозил, развернулся, пытаясь сблокировать - но уже поздно... Мячик весело метнулся к стальному кольцу, звякнул о щит... И зашелестел, делая по ободу кольца круг почета. Защитник в прыжке попробовал вытащить мяч, не дать ему закатиться в сетку - но тот оказался хитрее. Лукаво подмигнув игроку и показав язык, мячик вкатился внутрь.
- Трехочковый! - восторженно выдохнул мальчишка со зрительской скамьи. Мячик в ответ улыбнулся.
Свисток.
- Сорок - сорок один! - объявил и.о. судьи. - И нечего на меня так смотреть! У меня, вон, запасное табло есть! - и показал на бегающего по противоположной бровке паренька с внешностью "типичного ботаника". Все обернулись к нему.
- По запасному таблу не бить! - тут же отозвался "ботаник", указывая на свои очки. - На нем дорогая оптика! Сорок - сорок один, ведут "пахари"!
Народ успокоился. Да, вроде так оно. Свисток - и в центре площадки разворачивается короткая, но серьезная борьба за мяч. Чудо апельсинового цвета, прыгая и переходя из рук в руки, звонко радуется: вот она, жизнь! Хочешь - залетаешь вон в ту корзину, а хочешь - в эту; можно подшутить над расслабившимся игроком, выскользнув из его рук... или запутаться в ногах - а что, тоже весело!
Все лучше, чем лежать неделями в каморке и пылиться никому не нужным предметом мебели... Кто сказал о грусти? Мячик? Да вы что! Мяч есть предмет неодушевленный - и грустить он не может по определению! Как и радоваться. Но... Слышите - "дон-дон-дон!" - как весело скачет апельсиновый мяч?..

Читала недавно одну байку, суть которой сводилась вот к чему: у животных и человека принципиальная разница в устройстве дыхательного аппарата. Мы звуки издаем на выдохе, а они на вдохе. Отсюда принципиальная разница в изменении тона к концу. У нас повышается, а у них понижается, потому что объем легких увеличивается и резонансная частота уменьшается. Но любая живность рык льва или тигра отлично различает на слух за километры. А по тембру прекрасно определяет объем легких и, соответственно, примерный вес. Но объем легких человека относительно размера его тела выше, чем у кошачьих. Поэтому если человек рыкнет на вдохе, услышавшие это кошки или собаки определят это как огромного котяру весом в килограмм двести пятьдесят-триста.
В общем, к чему это я? В комментах под этим текстом люди написали, что им удалось научиться рычать на вдохе, что заставило их котов уважительно относиться к «главному коту в доме». Некоторые коты даже прятались от такого рыка. Мой кот не стал исключением. При первых моих попытках издать рык, он навострил уши и затих, а когда мой рык набрал обороты (а если рычать на вдохе, то рык нарастает), просто сныкался под диван. Неплохой способ набрать авторитета в глазах слишком уж наглого домашнего любимца, не так ли? Рекомендую :)
http://cats-lovers.diary.ru/p168111498.htm

        ЧАСТЬ 1. Затерянные в Лесу

        Глава 1. Окно

        У подножья невысокой Горы начинался лес. Горная Речка, торопливо и шумно сбежав по каменистому склону, успокаивалась и собиралась надолго исчезнуть в тени деревьев. Для этого ей нужно было пересечь узкую равнину, что тянулась много километров между Горой и Лесом. Равнина называлась просто: Опушкой. На Опушке, у самого её края, внутри большого дуба жил Филин. Дом у него был в самом низу дерева, очень уютный, с дверью, окном и даже камином.
        К лесу не было лёгких дорог, гости посещали этот уединённый край редко. В ту долгую зиму только один путник наведался издалека, и произошло это так.

        Филин уютно устроился под пледом в кресле-качалке, потягивал чай и думал о всяких пустяках, чуть прикрыв большие глаза. На стене мерно тикали часы с синицей вместо кукушки (синица спала), тихо потрескивали дрова в камине. В предрассветной тишине было отчётливо слышно, как снаружи дятел Тук уже стучит по старой сосне. Было около семи утра. Филин понемногу стал засыпать.
        Вдруг, разбив окно, в комнату кубарем ворвался конь! Он врезался в шкаф и опрокинул всю посуду. Звон стоял такой, что было слышно по всей Опушке. Синица в часах продолжала спать.
        Конь быстро поднялся на ноги и заметил Филина.
        — Это всё ты виноват! — с ходу выпалил он, отряхивая обломки того, что некогда было большим Окном. — У тебя во дворе скользко! — Тут Конь мигом распахнул копытом дверь и умчался.
        Филин уже допил чай, и теперь глаза у него от удивления стали размером с чайные блюдца, а кружка выпала из лап. Через секунду в разбитом окне опять показалась голова Коня:
        — И окно слишком узкое! Ну, пока! — И Конь ускакал.
        Снаружи повеяло зимним холодом. Филин окончательно проснулся, аккуратно подобрал чашку и стал думать. Перед его Домом была длинная полоса льда, на которой он любил кататься, пикируя на неё с небольшой высоты. Он втайне мечтал о собственном снегоходе, но его Филину почему-то никто ещё не догадался подарить, даже на день рождения. Ведь и снег уже выпал и прикрыл ледовый Каток, так что его Конь, видимо, не заметил. "Поставлю знак Скользкая Дорога, — подумал Филин. — Надеюсь, этот Конь не сильно ушибся. Но надо прибраться..." (Действительно, если вам когда-нибудь через окно вламывался конь, вы знаете, что убирать и чинить потом нужно много и долго.) "Надо прибраться", — снова подумал Филин и решил для начала выпить ещё чашечку чая.
        Тут в комнату влетел дятел Тук, и ему для этого даже не пришлось стучать в окно. Филин приветливо и рассеяно помахал старому другу.
        — Ага! — сказал дятел. — Думаю, что тут шумит, а это ты ремонт затеял! Похвально! Только надо начинать не с окна, а с потолка. А ещё отодрать старые обои. Я тебе помогу. Сейчас выдолблю и сорву всё со стен, будет комната как новая! Угостишь чаем?
        И они сидели на кресле, болтая лапами, и заедали чай мёдом, наблюдая красочный, по-зимнему тускловатый восход солнца через дыру вместо окна. В доме, конечно, нашелся ещё один плед для Тука. Они часто вот так сидели возле камина в сумерках утром, когда Филин ещё не лёг спать, а Тук уже проснулся (впрочем, иногда дятел спал до обеда), или же, наоборот, вечером. Но в тот день ветер чуть шевелил верхушки сосен, окрашенные восходом в причудливый цвет, и через сломанное окно заглядывал в комнату, колыша занавески и взъерошивая перья, так что было совсем не жарко даже возле камина.
        После четырех-пяти кружек (на двоих) дятел Тук, лениво потягиваясь и зевая, заявил:
        — Ну, теперь можно и поспать. А потом сразу за дело... — тут Тук поёжился. — Вот только холодно что-то у тебя. Даже после чая. Нет, я, конечно, сам с улицы прилетел, но я там работал в поте лица.
        Филин хотел рассказать про Коня, снег и скользкие дороги, но Тук его опередил:
        — Придумал! Мы сейчас полетим в Город и купим там тебе новое окно.
        Это была отличная идея, и Филин согласился. На дорогу было решено съесть ещё по булочке. Потом ещё по одной.

        Наконец они вышли. На снегу были видны следы копыт Коня. Следы спускались с Горы к Краю Опушки и к дому Филина, а затем убегали вглубь леса. Но Филин этого не видел: дневной свет слепил ему глаза, и он смотрел прямо перед собой, а Тук летал вокруг него кругами и рассказывал, как правильно делать ремонт пчелиных ульев. Было решено потихоньку идти пешком, потому что было утро, а Филин — ночная птица — днём не любил летать. "В следующий раз надо не забыть взять солнечные очки", — подумал Филин.
        Сначала шли по сугробам, потом появилась дорога посередине Опушки, она вела в сосновый лес.
        — Ты помнишь, где примерно Город? — спросил Филин.
        — Конечно! — ответил Тук. — Сначала прямо, потом налево через лес, потом направо. Я же там был, — важно добавил он. — А вот и как раз наше "лево".
        И они вошли в лес. Их окружили высокие, величественные сосны.

        Глава 2. Шпион
        
        Идти было весело. Тук рассказывал Филину анекдоты, а Филин мечтал, как он будет рассекать по лесу на снегоходе — вот прямо по этой дороге — ведь когда-нибудь же он у него будет. Вокруг чирикали синицы, по соснам сновали белки. Одна белка с пронзительным взглядом внимательно осмотрела путников, потом нырнула в снег и пропала из виду.
        Когда анекдоты кончились, Тук скатал снежок. Он хотел было запустить его в белку, но белки все куда-то скрылись. Пришлось кинуть в филина. Завязался бой. Перевес был, конечно, на стороне дятла, по крайней мере снежки он лепил быстро и кидал много. Зато меткости Филина можно было позавидовать (несмотря на дневное время): каждый бросок попадал прямо в цель, и дятла сшибало в сугроб. Смеясь и отряхиваясь, он отвечал на это целым градом снежков. За этим приятным занятием они не заметили, как подошло время обеда.
        Перекусили тем, что взяли с собой. Пошел лёгкий-лёгкий снег хлопьями. Потом стали лепить снеговика. Тук катал большие снежные шары, а Филин художественно это всё оформлял. Снеговик почему-то получился похожим на коня.
        — Конь! — сказал Филин и вспомнил, зачем они вообще здесь. — Окно! Пойдем-ка уже дальше.
        Вскоре началась метель. Поднялся ветер, он дул прямо в спину, так что идти стало, пожалуй, даже легче. Но вскоре лесную дорогу занесло снегом настолько, что уже было непонятно, где дорога, а где нет. На самом деле, дорога давно уже убежала от них направо, где сосны сменялись светлым березняком. А они шли по чистому белому снегу в самую-самую глубь леса.
        Через час дятел сказал:
        — Вот висит скворечник. Это указатель, что нам пора сворачивать направо.
        Дорога (которая от них была уже далеко) действительно сворачивала направо именно там, где висел скворечник, но этот скворечник был совсем-совсем другим.
        Они свернули направо. Метель тем временем стихла. Через пятьсот шагов, по словам Тука, должна была быть опушка.
        Никакой опушки там не было и в помине.
        Вокруг только бесчисленные сосны, пихты и ели плотно их обступили. Все деревья были в красивых снежных шапках.
        — Апчхи! — сказал Филин, и на него с ёлки тут же упала большая груда снега, скрыв его с головой.
        — Будь здоров! — жизнерадостно сказал Тук. — У меня две новости: хорошая, ещё лучше и одна плохая.
        — Погоди, ведь получается, что новости три, — сказал Филин, стараясь вылезти из снега.
        — Две, три, какая разница! Дак вот, начну с хорошей...
        — Лучше с плохой.
        — Хорошо. Плохая новость в том, что булочки у нас совсем остыли.
        — Отлично!..
        — Как отлично? — удивился Тук.
        — Если это самая плохая новость, — сказал Филин, — то нам нечего бояться. А то я уже было начинаю думать, что...
        — Мы заблудились! — закончил за него Тук. — Это и есть хорошая новость. Хорошая, потому что теперь мы найдем и исследуем много новых мест и нас ждут Приключения. Это и есть четвертая хорошая новость.
        Филин был не уверен в способности дятла считать и делать выводы.
        — Угу. Лучше взлетим вверх на сосну и посмотрим, что там вокруг, — мрачно предложил он.
        — Ну, раз ты настаиваешь... Только не на очень высокую сосну, ладно? Ты же знаешь, я высоты боюсь.
        Да, Филин это знал. Как ни странно, но дятел действительно боялся высоты. В детстве он уснул на высокой-высокой ветке, упал и больно ушибся. С тех пор и боялся.
        — Ладно, — терпеливо сказал Филин. — Залезай, на какую сможешь.
        — А ты?
        — А я здесь постою. Солнце очень яркое.
        — Да его вообще нет, тучи кругом, — проворчал Тук и медленно полетел вверх.
        Через несколько минут дятел спустился. Лапки у него чуть дрожали. Ведь он боялся высоты.
        — И, где мы? Что ты там увидел? — глухо проворчал Филин, которого опять стало клонить в сон.
        — Там... деревья. Кругом. Много деревьев, — ответил Тук с волнением. — Классные деревья! Сосны, ёлки тоже есть. Красивые. Везде, во всех сторонах. И даже есть один Кедр на поляне там, к северу.
        Филин от таких новостей разом проснулся.
        — Замечательно! Я согласен, мерзнуть в лесу гораздо лучше, чем мёрзнуть в доме без окон.
        — Перестань, — упрекнул его Тук. — Ты же так любишь Лес.
        Это была правда, и Филин не нашел что ответить.
        — Давай лучше пойдем на поляну, туда, где я увидел большой Кедр.
        Других предложений ни у кого не было, и они пошли на поляну.
        Кедр был древним, высоким и раскидистым. На его нижней ветке, скрестив лапки, с деловым видом сидела белка и смотрела на них острыми глазками. Они подошли ближе.
        — В Лесу появился Шпион! — пронзительно вскрикнула Белка вместо приветствия. — Вы должны это знать. Вы видели его. По крайней мере, ты, — она показала лапкой на Филина.
        Филин удивился. А дятел вспомнил, что он кое-что не успел сделать этим утром.
        — Ага! Белка! — сказал он и запустил в неё снежком. На что белка кинула в него лесным орехом.
        — Ай! Больно! Я так не играю, — обиделся дятел.
        — Сейчас не до игр! Вы слышите, что я говорю? Шпион!
        — Что за шпион? Зачем он нам? — сказал наконец дятел, потирая ушибленный лоб.
        — Мы, вообще-то, заблудились... — попытался вставить слово Филин.
        — Шпионский конь! Он ворвался в лес этим утром и теперь рыскает по лесу, ищет что-то. Наверняка шпионит в пользу другого государства!
        В прошлом Белка была королевским разведчиком и исполняла особо секретные Задания. Но уже давно разведывать было нечего, и она просто жила в лесу. Ничего особенно важного не происходило до сих пор, и теперь видно было её воодушевление, когда она во всех подробностях описывала коня: как он выглядит, откуда пришел, какие у него подозрительные глаза, грубые манеры и всё такое прочее. Филин узнал в этом описании Коня, что снёс ему окно. А Тук вообще слабо представлял, кто такие шпионы, что они делают и как выглядят, ему казалось, что это такие подозрительные на вид личности в плаще, в чёрной повязке с прорезями вокруг глаз. Тук попытался представить коня с черной шпионской повязкой. А Филин сказал:
        — Угу. Этот шпион поскользнулся и с грохотом влетел ко мне прямо в комнату через окно этим утром. Как-то у него туго со шпионской маскировкой.
        — Я слышала, — сказала Белка. — Наверное, это он для отвода глаз, — неуверенно добавила она. — Мол, теперь у него есть свидетели, что утром его видели на опушке. Но будем держать ухо востро!
        — Ого! — сказал Тук. — Слышишь, Филин! Теперь ты особо важный Свидетель. А эти Свидетели тоже ходят в черных шпионских масках?
        Белка сверкнула на него взглядом, потом видимо решила, что дятел не стоит её внимания, и собралась убегать.
        — Он не так давно шел тут недалеко, в сторону Озера. Я следила за ним, потом увидела вас, в общем, пока! Я буду держать вас в курсе! Будьте начеку!
        — Постой! — попросил вдруг Филин. — В какую сторону Город? Мы сбились с дороги.
        — Город! Что вы там забыли? Это же рассадник шпионов, торговцев и прочих опасных личностей! Но ладно, некогда отговаривать. Вы шли совсем в другую сторону. Вам нужно...
        И вместо слов белка достала откуда-то компас и подарила его Филину, попутно объяснив, как идти и на какую стрелку смотреть.
        — Спасибо, — поблагодарил Филин. Компас был очень красивый.
        — У меня ещё один есть, — ответила Белка, по спирали сбежала по стволу Кедра и умчалась туда, где по её словам было Озеро.
        Филин и Тук отправились своей дорогой. Филин вышагивал, гордо держа перед собой в крыле компас вверх ногами. Начинало смеркаться, но они все равно шли пешком. Потому что на этот раз уже Тук не очень хорошо видел в сумерках и боялся в темноте налететь на дерево.
        "В следующий раз надо не забыть взять фонарик", — подумал Тук.

        Глава 3. Конь
        
        У догорающего костра, свернувшись клубком, спал Конь. Со своим Всадником они уже повидали немало опасностей и совершили кучу доблестных дел. И теперь ему снился предстоящий Поход, где он, Конь, отбил целое войско неприятеля, а Всадник спас принцессу. Сон был очень приятный, просыпаться никак не хотелось. Ведь дорога впереди ждала на самом деле далёкая и трудная.
        Наконец, конь проснулся, потягиваясь и сладко зевая, попил ледяной воды из горного ручья, поел сухой травы из-под снега и отправился дальше в путь. Но пройдя три шага, он подумал, что чего-то, кажется, не хватает. Глядя по сторонам, затем наверх на тучи, конь пытался вспомнить.
        "Я же забыл Всадника!" — наконец догадался конь. И правда, всадника нигде не было видно.
        "Да, забыл, он же спит в палатке", — Конь бросился его будить в палатку, но она была пустая.
        "Наверно, он ушел за шишками, или за чем там он обычно ходит". Конь решил подождать полчаса, потом час.
        Безрезультатно.
        Он принялся искать своего Всадника. Беспокойство всё нарастало. На склоне Горы вокруг всё просматривалось далеко, но нигде не было видно ни души.
        Их намеченный путь лежал вниз под Гору и далее через Лес. Конь стал лихорадочно бегать кругами.
        — Потерял! Потерял, потерял своего Всадника! Как так можно! Что скажут в Замке?.. Как же я в поход-то дальше, один?.. И как же он без меня? Ага! Что это? — Конь всмотрелся себе под ноги. — Следы! Кажется, его следы на снегу!
        Следы всадника вели дальше вниз, к лесу. Но проследовав по ним до очередного ручейка, Конь обнаружил, что следы закончились.
        — Неужели он тут утонул! — воскликнул Конь и наступил ногой в воду. Было мелко, от силы чайник наполнить. — Нет, вряд ли, он же умеет плавать. — Конь посмотрел на лес.
        — Туда, только туда он мог пойти. Больше некуда! — И Конь сломя голову помчался вниз к лесу. Где-то он летел кубарем, но не обращал на ссадины никакого внимания и разгонялся всё быстрее.
        Скоро гора кончилась, и началась равнина. "Несколько минут, и я в лесу", — подумал Конь, не сбавляя бешеный галоп.
        На пути было большое, старое, толстое дерево. Конь хотел обычным ловким прыжком в сторону обогнуть его, но поскользнулся, хорошенько проехался по льду и влетел прямо в дерево.
        Именно в этом дереве жил Филин, как мы знаем. Об этом вскоре узнал и Конь, когда оказался внутри. Но знакомиться с птицей Коню было некогда: он очень спешил. Покинув дом Филина, он быстро доскакал до леса и долго бежал по нему...
        Наконец, запыхавшись, Конь остановился на поляне. "А дальше-то куда? — подумал он. — Лес вроде небольшой, буду искать..." (На самом деле, лес был огромным, с тысячами запутанных тайных троп, толком которые не знал никто.)
        Он обратил внимание на поляну. На ней почему-то почти не было снега. Потом задумался, ходя по поляне кругами:
        — Если бы я был Всадником, куда бы я пошел... Куда бы пошел... Да никуда бы не пошел! — с раздражением воскликнул Конь. — Я ждал бы своего Коня. Чтобы расчесать ему гриву и хвост, оседлать и ехать на нём!
        Тут он случайно споткнулся о старый, замёрзший мухомор и сбил его, не заметив под снегом. Мухомор был большой и некогда красивый, и Коню его было немного жалко. Он хотел подобрать мёрзлый мухомор и посадить его обратно, но тут со стороны послышался ворчливый голос:
        — Ну и молодежь пошла! — Конь обернулся. Это была тётушка Лосиха, она шла мимо по делам. — Делом бы занялся, оболтус безрогий! Все вы такие! Вам бы только мусорить да лес ломать! Чего грибы пинаешь?
        — Специально, — с энтузиазмом отозвался Конь. — Мне очень нравится. Вот хожу по лесу и пинаю грибы. Когда в этом лесу грибы закончатся, пойду в следующий лес грибы пинать. Правда, сейчас зима, и грибов маловато. Вот весной, когда снег растает, будет настоящее веселье. До свидания. — Конь повернулся и поскакал от лосихи прочь.
        Лосиха аж онемела от такой наглости. Но ответить было некому: Конь уже умчался и опять скакал куда-то вперед безо всякой дороги, ловко огибая деревья и перепрыгивая кусты. Он бежал сам не зная куда.
        Впереди показалась большая округлая низина, покрытая ровным слоем снега. Конь догадался, что это замёрзшее лесное Озеро. Он заметил, что на берегу кто-то сидит.
        "Подойду поближе, — подумал он. — Если это не ещё одна лосиха, и если там нет грибов, то, может, узнаю какие новости".
        На берегу Озера сидела большая лиса с серебристой шерстью и смотрела не шевелясь на замёрзшую, занесённую снегом поверхность озера. Конь подошёл ближе. Он хотел было вежливо поздороваться, но, по привычке говорить раньше, чем думать, ляпнул:
        — Любуешься отражением?
        — Ага, — ответила лиса, не оборачиваясь. Голос у неё был очень мелодичный и грустный.
        Конь посмотрел на неё внимательней. Вроде бы и лиса, но необычная какая-то, и не только из-за цвета шерсти.
        — А чего ты... тут сидишь? — спросил Конь. За последний час он не был без движения ни минуты, и ему казалось странным, что вот так можно просто сидеть совершенно неподвижно и никуда не бежать.
        Лиса медленно подняла голову и посмотрела на него. Этот взгляд Конь запомнил навсегда: ясный, бездонный, как вечернее зимнее небо в тех краях, только тёплый; от него на спине появлялись мурашки, а внутри пробуждались какие-то нотки, о существовании которых Конь и не подозревал. Лиса смотрела с лёгкой укоризной.
        — А что мне надо делать? — спросила она. — Все дела сделаны.
        — Ну например, бегать, играть, гулять с друзьями, — сказал Конь.
        — Нет у меня друзей в этом лесу, — отозвалась лиса. — И другие лисы со мной играть совсем не хотят. Наверное, я не похожа на них. Да и мне с ними скучно.
        — Они дразнят тебя? — Коню лиса понравилась, он забыл о своих проблемах и хотел бы немного её развеселить. — Хочешь, я научу тебя злить их в ответ?
        Потом Конь сам себе удивлялся: никогда с ним не было такого, что вот так сходу к кому-то почувствовать такое расположение, как к старому другу.
        — Они пытались, какое-то время. Хотели даже покусать. Но я просто залезла вон на то дерево, — она махнула в сторону лапой.
        — Не лазят лисы по деревьям же, неприлично это, — сказал Конь.
        — А я лажу.
        Наступило молчание. Конь просто не знал, что сказать.
        — Ну, а ты, — сказала лиса. — Как у тебя дела? Не похож ты на лесного жителя.
        Конь вспомнил о своих делах и вздохнул. Он сел рядом с лисой и сам уставился на белоснежное Озеро.
        — Я всадника своего где-то потерял, — признался он и неловко поёжился. — И, кажется, уже не найду. Не знаю, где искать.
        Лиса молча смотрела на него и просто внимательно слушала. Конь почувствовал себя свободней и рассказал всё, от начала до конца.
        — Нет, не было твоего всадника здесь в Лесу, — покачала головой лиса.
        Конь уже и сам так думал.
        Они продолжили беседу. Глубоко вздохнув, Конь рассказал о Замке, откуда они со Всадником приехали, где его, Коня, очень чтили и уважали. А лиса рассказала о том, какое красивое, прозрачное Озеро летом и как в него здорово нырять.
        — Не ныряют приличные лисы, — вырвалось у Коня.
        — А я ныряю! — лиса совсем не обиделась, а наоборот, улыбнулась, первый раз за всё время.
        — Меня зовут Миойи, — сказала она.
        Они продолжили разговор на берегу замёрзшего Озера и просидели до темноты.

http://samlib.ru/m/maryshew_m_a/vko1-5.shtml

Понятно. Читаю пока этот раздел форума. Это так увлекательно, оказывается, особенно в исполнении Лекса, я даже скриншотов понаделал.

Старик молча отошёл от окна, бросив на него какой-то странный презрительный взгляд. Задумчиво проведя глазами по комнате, довольно изящно и дорого обставленной, он сделал по ней несколько шагов. Шагал мерно, нерасторопно, после чего совершенно неожиданно развернулся и вновь сделал несколько шагов - уже в сторону стола. Нервных. В кромешной ночной темноте читателю открывается его лицо: морщинистое и обрюзгшее, такое же как у сотен других стариков. Почти до блеска лысую голову покрывает несколько клочков блестящих во тьме седых волос. На переносице этого господина ютились очки, тоже блестящие и, как видится мне, весьма дорогие.
Стрельба на улице уже утихла, также как утихли крики раненых и проклятия живых. Да и вообще инцидент произошёл достаточно давно - около трёх часов назад, если быть точнее. Мы с вами поспели совершенно невовремя, теперь чтобы узнать подробности случившегося нам придётся посмотреть новости через интернет. Хотя...лучше всё-таки не стоит, ибо работники официальных новостных ресурсов честностью не отличаются, а неофициальные...ну вы поняли меня вообщем. И да - никому не слова, договорились?
Тем временем старик также торопливо отодвинул от стола мягкое анатомическое кресло и с едва слышным хлопком на него повалился. Он несколько раз устало дотронулся до переносицы, вздохнул и что-то про себя буркнул. Затем он включил настольную лампу и полез в ящик, выискивая там какую-то важную для себя бумагу. Мы же можем подробнее рассмотреть нашего героя: он достаточно высок, но при том весьма и весьма толст. В нём сразу чувствуется военная выправка, однако военное спокойствие он, очевидно, потерял. Его одежда была весьма практичной и в чём то даже скромной, однако его квартира, как я уже говорил, обставлена достаточно богато. Такой вод парадоксальный перед нами господин.
Давайте же познакомимся с ним: это Иван Сергеевич Лицемеров, отставной генерал, имеющий несколько весьма почётных званий и знаков отличия. "Гордость Республики", человек, превозносимый всеми возможными официальными СМИ и, по слухам, обладающий самым большим состоянием на Пост********** пространстве. Поверьте, мне также как и вам интересно узнать что в произошедшем так сильно его задело.
И да, пожалуй мне тоже надлежит представиться: я гражданин N, торговец информацией и, по совместительству, человек, убитый в этой перестрелке. Запутались? Шучу, я просто 16-ти летний подросток, который пишет фантастический рассказ в свободное от учёбы время. Но не расстраивайтесь - как показывает историческая практика читать фантастику очень даже полезно...особенно в тех случаях, когда она не очень похожа на фантастику, скажем честно.
Вернёмся к нашему герою - он уже вытащил означенный лист и отрывистыми беспокойными движениями начал елозить его по столу, вероятно для того чтобы собраться с мыслями. Его рука дрожала, и в конце концов ручку он из неё выронил - та мерно покатилась в другую сторону стола, ударившись о стойку лампы. Иван Сергеевич закрыл глаза и обхватил лицо руками, его голову просто распирало от самых различных мыслей. Судя по всему, он что-то вспоминал. Старики любят вспоминать прошлое...
"Почему это случилось? Я ведь просил их не сильно усердствовать...ну взяли бы парочку ну и дьявол с ними. Нет, жалко конечно, но ведь жизнь такая нынче наступила. Зачем сразу всех? И...зачем вообще так сразу?"
Позвольте пояснить эту смутную мысль. Старик имел обширные связи в органах местной жандармерии, что естесственно, ведь он её возглавлял. Даже уйдя на пенсию он продолжал вертеть там свои делишки, вовлекая в них всех сотрудников отделения - они и сами были не против, ибо дельце казалось весьма выгодным. Что за дельце? Они...торговали людьми. Да, вот так просто брали и торговали. Люди пропадали по ночам, а потом либо шли на Ближний Восток в качестве рабов, либо в качестве реципиентов для пересадки органов. Иногда их покупали преступники чтобы использовать как живые контейнеры для перевозки героина или взрывчатки, иногда - просто богатенькие дельцы со всего света, через подставных фигур разумеется. Это звучит противно и портит всю интригу, но вы не должны питать никаких иллюзий относительно нашего героя.
Он продолжал думать. Его лицо внешне стремительно менялось, буквально изображая собой все оттенки отрицательных эмоций. Больше всего в нём было грусти и щемящей тоски. Вероятно, он мучительно искал ответ на какой-то вопрос...
"А всегда ли она была такой?"
В его голове зажглась радостная, хоть и очень размытая картинка из детства. Год на ней был 2003-ий и он с матерью стоял в очереди за игрушечной машинкой. Да, тогда ещё можно было безопасно стоять в очереди и покупать игрушки за деньги а не получать их по талонам. Они конечно были поганые и жутко пахли пластмассой, но за них хотя бы не дрались на улицах...последние случаи конечно одиозны, однако будьте уверены что в новостях всего не показывают (тут наш генерал бы вспомнил что и тогда показывали не всё)
"Это было так давно..."
В его глазах стремительно проносятся остальные картинки из детства - он ходит в детский сад, общается со сверстниками, пару раз дерётся. В школе он был пай-мальчиком, но классе в шестом ввязался в плохую компанию и много курил - они вместе дружно смеялись над однообразными и тупыми нотациями о вреде табачного дыма. Вообще весело тогда было...только не тому мальчику, над которым они постоянно подшучивали. Кажется, он уехал из страны в 2029-ом, но это единственное что на ум приходило - сейчас Лицемеров не мог даже имени его вспомнить. Как и большей части остальных имён - судя по тому что наш герой разменял восьмой десяток, их имена уже мало чего кому могут сказать.
Где-то лет в 14 он опомнился, начал лихорадочно подтягивать какие мог учебные предметы, но успешно давалась только физкультура и история. Пошёл же после девятого класса в училище МВД. Там всё было примерно также, но поскольку училище находилось в крупном городе и было не самым известным, то на всё это накладывались ещё конфликты этнические. Но теперь у него была цель и он этой цели упорно следовал, хоть и баловался на первом курсе чем вообще только возможно баловаться.
Училище кончил хорошо, при том видел множество перспектив для своего будущего развития - в стране силовики были явно нужны. Он получал много различной информации из множества различных источников - интернет тогда был куда свободнее чем сейчас, да и телевизоры почти у всех были весьма неплохого (по тем временам) качества.
"Да...это было прекрасное время. Чувство перемен так и витало в воздухе - общество в кое-то веке было единым перед лицом общего врага. Никаких предателей...подумать только..."
Вот оно! Предатели! Кажется его осенило - он даже пропустил в голове не нужный блок воспоминаний, связанный с его лейтенантнскими проделками. Всё равно, там в сравнении с молодостью в училище ничего нового не будет - это он уже понял. Тогда все понимали что время было неспокойное и стране нужно было укреплять своё международное положение. Ощутимые отголоски этой необходимости чувствовались во всём: даже в ценах, которые из-за обвала цен на нефть сильно повышались. Предатели объявились уже тогда - они с грозным видом требовали отменить ограничения на ввоз импортных товаров, вероятно задумав сорвать план президентской индустриализации.
Сорвать им его всё же получилось - он начался незадолго до выборов 2018 года, прежде всего с резкого повышения зарплат и пенсий. Их, правда, пришлось к началу следующего года из-за предателей сократить. Предатели восстали сразу после выборов - их активно поддерживали зарубежные правительства, высылая в страну эшелоны с якобы "гуманитарной" помощью. На тот момент в паре соседних республик уже прошли такие мятежи и там творилась полная анархия.
Нашего героя перебросили тогда на ******* Площадь и он своими собственными глазами видел эту мерзкую толпу - огромную и орущую. Он был молодым и неопытным, и потому как только прозвучал в ухе нужный приказ сразу же трусцой побежал по направлению к ней - сейчас бы Иван Сергеевич так точно не смог.
Устроить палаточный лагерь у бунтовщиков не получилось - но они перешли к тактике изматывающих боёв с силами правопорядка. Скоро у них появилось оружие и молодому капитану со своими подчинёнными пришлось спешно ретироваться из города. Командование с ними более на связь не выходило, вот и пришлось выживать как получалось. В стране творилось одному Богу известно что - она внезапно стала разваливаться, а на её месте формировалось множество новых временных и не временных правительств. Ивану Сергеевичу стоило больших трудов удержать в повиновении находившихся с ним людей - благо тогда он ещё не совсем растерял командную жилку. Они успели загрузиться на один из поездов, который стремительно направился на восток. Провиант, алкоголь и терпение у бойцов быстро кончились - наш герой, будучи отцом своим подчинённым, никогда не ограничивал их в таких простых мелочах, чем часто хвалился.
"Как же я тогда волновался...подумать только...мне вся эта ситуация казалось дикой"
Тем не менее он быстро нашёлся и успел организовать своих людей перед самым решительным шагом - свержением ненавистных предателей в одном из областных центров, городе N.
В городе N к тому моменту творился настоящий бардак - люди либо мародёрствовали, либо убивали друг друга, либо просто не понимали что тут вообще происходит. Все государственные службы оказались расстроены, а кто мог из зажиточных граждан уже уехал. Прибытие сводной роты спецназа сразу облегчило криминогенную обстановку - Иван Сергеевич почти триумфальным маршем высадился с вокзала и под бурные возгласы собравшихся людей поклялся блюсти их мир и покой. Его назначили первым президентом республики N и торжественно объявили почётным гражданином города. Собравшиеся на крестный ход старушки даже поставили в местном храме свечку за его здравие, а священник прочитал длинную речь о смутном времени и спасительной миссии отряда нашего героя.
Он не был глуп, и потому умел ценить заслуги собственных людей. Понимая, что сил для борьбы с преступностью не хватает, наш герой тем не менее боролся с кем мог - полностью зачистил город от мародёров и воров (некоторых даже показательно казнили), а с более сильными бандитами заключил союз, включа их в состав первого республиканского парламента. С последним связана забавная история - по причине необходимости размешения всех этих людей он стал не двух а трёхпалатным, что потом послужило официальным СМИ своеобразным доказательством реформаторского духа властей.
Реформы он проводил безусловно - резко уменьшил налоги, разделил в равной степени налогооблагаемые участки и ввёл негласный кодекс понятий, по которому преступникам не стоило особо угнетать местное быдло. Потом, правда, он постепенно всех преступников убрал, что позволило ему продержаться у власти ещё несколько сроков.
Конституцию и законодательство республики разработал коллектив местных активистов из оставшихся преподавателей обществознания и парочки затесавшихся в области людей с высшим образованием.
Его люди старались править в меру своих сил, впрочем эти старания были на их совместных попойках больше поводом для насмешек, чем для серьёзного диспута. Тем не менее, если кто-то обвинял их в некомпетентности и непатриотизме он сразу же записывался в личные враги. Нам с вами могло показаться что это шутка, но на самом деле они действительно считали себя патриотами, но к друг другу относились только как к необходимым попутчикам в том злополучном поезде. Ну... и в деле зарабатывания денег, само собой.
А деньги они зарабатывать умели, будьте уверены. Введя с десяток новых налогов они половину делили между собой, другую половину отдавали в "нижние" палаты парламента - там уже они шли на государственные расходы. Или в карманы депутатов - тут уже как повезёт, но обычно без денежной подпитки население старались не оставлять.
Когда выяснилось что бумажные деньги ничем не закреплены, то их заменили золотыми - для этого даже организовали пафосную акцию по конфискации золота и серебра из ювелирных магазинов. Недостаток закупили у соседей в обмен на землю - благо в республике N её было достаточно много.
Производства работали, школы учили, наш герой растил детей и грезил об их счастливом будущем зарубежом, периодически уходя в запой из-за тяжести государственной ноши и обиды за похороненное отечество.
Проблемы начались не сразу - лет через двадцать, когда подросло и вступило во взрослую жизнь поколение детей, родившихся после описанных злополучных событий (деятельность нашего героя таковой условимся не считать)
Их было...мало. Нет, серьёзно, впервые за несколько десятков лет проведя при помоще девятнадцати старых школьных учителей перепись населения наш герой с удивлением обнаружил что количество количество трудоспособных людей оказалось пятизначным, а молодых людей - четырёх. Тогда Иван Сергеевич выступил по телевидению с длинной речью о необходимости сохранения суверенитета и повелел властным решением закрыть границы государства. Началась агитационная программа против "врагов государства" и "тлетворного внешнего влияния", Иван Сергеевич лично отказался от всего импортного в своём рационе, но потом втайне своё слово нарушил. На волне эйфории его на несколько лет объявили монархом, правда потом скоропостижно сместили и отправили на должность министра внутренних дел - лидерство взял один из его старых сослуживцев. Единственные, на кого изоляционизм никак не повлиял - это несколько иностранных компаний, добывавших в республике какие-то полезные ископаемые, вообщем-то и не используемые больше никак.
На более спокойной работе Лицемеров толстел, отлавливал наркоманов и проституток, с гордостью рапортовал о достигнутых успехах в борьбе с преступностью. Он вырастил детей и отправил их учиться за границу - сын спился и загремел в тюрьму за убийство в драке, а дочь выучилась на одну из модных нынче декоративных специальностей и удачно вышла замуж.
Жизнь в стране налаживалась - после закрытия границ и расселения молодых людей по деревням отток населения прекратился, здесь помогла церковь и активная пропаганда многодетной семьи. Новые блокаторы сети интернет оказались весьма доступны и правительство закупило парочку, полностью монополизировав информационное пространство, разрешив только казённую социальную сеть "Сограждане".
Школы и больницы сами собой закрывались из-за отсутствия врачей и учителей, а население теперь росло гораздо быстрее чем раньше - за последние лет десять оно почти удвоилось. Республика стала ведущим в регионе производителем сельскохозяйственной продукции. Раз в год ко всем соседям снаряжались торговые караваны, которые сбывали там овощи и фрукты - взамен получая необходимые в хозяйстве товары и предметы роскоши для представителей руководства. Без нижних палат парламента содержать вымирающее руководство оказалось не так затратно. Налоги собираются урожаем, поэтому для покупок заграницей нужно прибегать к...не самым честным средствам, скажем так. Одно из них уже было описано вначале.
"Ну, не мы такие, жизнь такая..."
Старик вновь протяжно вздохнул
Ему уже почти ничего не вспоминалось - как и у всех старых людей время неслось в его восприятии слишком быстро. Жизнь наладилась - он сам поверил в эту мантру республиканских СМИ, хотя сам её и придумал. Впрочем, поверил он полностью и безоговорочно, так что внезапное убеждение в обратном, как видите, заставило его впасть в состояние шока.
Ах да, ещё был один забавный случай - буквально на днях приезжал в республику какой-то иностранец, представившийся "социологом" и заявивший о своём решении провести в стране исследования. Наш герой и его "старая гвардия" знали что это как-то связано с наукой а наука полезна, однако местные уже совсем ничего не понимали и чуть было не подстрелили его. Вероятно, за употребление огромного количества незнакомых слов - чего стоят только "деградация", "поразительный регресс" и "реставрация феодализма". Его заклеймили колдуном и с позором выгнали.
Теперь, когда воспоминания отложены, наш герой удовлетворительно откинулся на спинку кресла и с вызовом посмотрел на лежавший перед ним белый лист.
Однако нет, навязчивая мысль так его и не отпустила. Она вспыхнула в его голове новыми красками и он всеми оставшимися силами безуспешно попытался её загасить. Но она не гасла.
"Нет, это неправильно. Ты всегда это знал. Ты всегда знал что это неправильно. Так не должно быть..."
Он лихорадочно забегал глазами по столу, после чего машинально взял в руки укатившуюся ручку.
"Так не должно быть..."
Он ещё раз подумал. Он вспомнил какое в детстве отвращение и жалость у него вызывали картинкис рабами в нечаянно увиденной книге, кажется связанной с историей древности
"Так не должно быть..."
В его глазах снова встала картина минувшего дня - он всё ещё не мог убедить себя, что убийство восемнадцати детей для их последующей продажи было справедливым. Стоп, это слово он уже забыл. Было честным, скажем так.
"Так не должно быть..."
Старик машинально чиркнул что-то на листе и лихорадочно дрожащей рукой потянулся к кобуре висящей на поясе. Он вспомнил какую гордость в детстве испытывал при виде флага родной страны. Как гордился тем, что она самая большая в мире и какое удовлетворение испытывал от телевизионных программ в которых говорилось о её величии...
"Это неправильно!..."
Щелчок. Выстрел. Кровь забрызгивает спешно выведенную синими чернилами запись
"Так не должно быть..."
***
Да, эта история мрачная, быть может даже слишком. Все мы с вами прекрасно знаем, что когда кто-то пишет такие мрачные истории, то его можно смело обозначить пессимистом, в историю не поверить а бедолаге-автору сказать что-то вроде "ну не всё же так плохо" - далее со стороны довольного читателя должно последовать перечисление реальных или мнимых успехов России и неуспехов кого-либо ещё (чаще всего Запада, само собой). Да, я согласен с вами в том что такое сгущение красок может быть оправдано только тем что автор, как мы условились, подросток, а все подростки жуткие максималисты и жизни не видели. С вами поспорить нельзя. Ошибки обещаю учесть и больше в таком пессимистичном духе писать не буду.
Поэтому ограничусь только одной ничтожной просьбой. Пожалуйста, если вам нетрудно - задайте себе только два вопроса:
-Должно ли так быть?
-И что же мешает быть иначе?

...Крики и глухие удары внезапно стихли. Густая пелена тумана, оставляя на осклизлых ветвях деревьев рваные шипящие клочья, стремительно уходила прочь.
«Не успел!» - с ужасом подумал Густав, увидев на пустыре одинокую детскую фигурку, рядом с домом самосёлов.
- Я знала, что ты вернёшься, - глаза маленькой Маришки смотрели на Густава доверчиво, без испуга.
Сталкер судорожно сглотнул, пряча руку с заряженным обрезом за спиной. Дикий блуждающий взгляд его скользнул по неподвижным телам, лежавшим на земле, по деталям разбитой установки. Марат, Белый, Грум... Не хватает только Савельева. Открытый контейнер, в котором учёный хранил найденные в посёлке «циркули» — пуст.
Искалеченные тела сталкеров были присыпаны землёй и опавшими листьями. Глубокие борозды — следы гравитационных ударов, тянулись от Маришки через весь пустырь, на котором она встретила группу Савельева.
Взгляд Густава вновь остановился на лице дочки.
- Ты заберёшь меня отсюда? - Маришка, протянула к нему худенькую руку. Налетевший ветер взметнул подол её сарафанчика и смешные косички с выцветшими светлыми ленточками. - Пап?
Густав сжал зубы, чувствуя, как из его глаз побежали слёзы, и отрицательно качнул головой.
- Почему?
Внезапно глухо застонал Марат — его вздувшееся, залитое кровью, безглазое лицо исказила судорога, чёрные губы с трудом разжались.
- Миха … - выдавил из себя сталкер. Тело его несколько раз конвульсивно дёрнулось и затихло.
- Папа... - Маришка сделала робкий шаг навстречу Густаву, но тот уже вскинул обрез.
В тишине дуплетом ударили выстрелы. Сталкер увидел, как отбросило назад худенькое тело. Больше оно не поднимется. Никогда...
Оглушённый и раздавленный, Густав несколько секунд смотрел перед собой ничего не видящим взглядом, затем механически выщелкнул пустые гильзы на землю и вновь зарядил обрез.
- Я иду к тебе, - прошептал сталкер и, взглянув на экран ПДА, направился вглубь посёлка. - Бойся...


— Северная околица посёлка Пустой —


...Неподвижное тело в рваном защитном комбинезоне висело над дорогой, в петле страховочного троса. Ржавый фонарный столб, к которому была примотана «страховка», вырвало из асфальта и завернуло винтом. Земля у подножия аномалии провалилась, внутри огромной ямы бесшумно крутился «вихреворот».
Место гибели сталкера осматривали издали, в бинокль. Ближе ни я, ни Градус подойти не решились.
- Судя по нашивке, это Миха Савельев, - Градус передал мне бинокль. - Любитель сталкинга и разных необъяснимых явлений... Месяц назад мы с ним у Гилльса пересеклись — технарь новую установку сконструировал, искал «добровольца» для её переброски сюда, в посёлок. Миха согласился: у него была группа сопровождения. Взял прибор — и отчалил... - напарник посмотрел на дисплей сканера, затем на меня. - Что делать будем?
Я пожал плечами и навёл бинокль на Савельева:
- Что сканер? Все диапазоны проверил?
- Да, и на всех он фиксирует гравитационную аномалию третьего уровня, - сказал Градус.
- «Третьего уровня»? - переспросил я. - Да от твоего знакомого даже мокрого места не осталось бы! А он — целёхонек...Что насчёт «вихря»?
- Понятия не имею, - Градус ещё раз заглянул в КПК, но и в общем канале по этой аномалии ответа не было. - Похоже на метео-аномалию... странную какую-то. Ладно, есть у меня одно соображение, - напарник выключил сканер и посмотрел по сторонам. Поводов для беспокойства, по его мнению, было уже выше крыши.
- Давай, - переключаясь с осмотра аномалии на погибшего Савельева, сказал я.
- У него пара «циркулей» на руках, - начал Градус. - Видишь?
- Ага, - кивнул я, корректируя изображение. Воздух вокруг тела сталкера заметно дрожал, артефакты цвета расплавленного металла, оплетая пальцы сталкера, исчезали в разорванных рукавах комбинезона. - Новые артефакты? Почему два?
- Артефакты старые, просто редко встречаются, - продолжил Градус. - Два — потому что они, скорее всего — «разнополюсные»: так защитный «экран» вокруг носителя плотнее...
- И?
- Кислый, эти «циркули» пули — не останавливают. Служат чисто для защиты от гравитационных аномалий. Стало быть и использовать их можно — только в одном случае...
- Когда знаешь, что аномалии — не избежать, - закончил я его мысль.
- Вот именно, - кивнул напарник. - Оружия у него с собой — нет...
- Почему один? Где остальная группа? Кстати, Гилльс не говорил, что за установку он сконструировал? - я возвратил бинокль напарнику. - Может её заглючило и она стала зомбировать всех подряд?
- Говорил, - ответил Градус. - Тестовый «частотник» он собрал. С его помощью Гилльс хотел выяснить, какие волны здесь глушатся, а какие — нет. Да ладно, не это главное...
- Не скажи, - заметил я. - Пси-установка — страшная вещь.
- Ты меня слушай, - перебил Градус. - Насколько я знаю, защитный экран «циркулей» — явление временное: попав в гравитат, арты быстро теряют свои уникальные свойства и разрушаются. Хватает только на то, чтобы выбраться из аномалии живым. А эти — целые...
- И висит он здесь явно не час и не два, - обдумывая полученную информацию, произнёс я.
- Вот именно, - напарник навёл бинокль на Савельева
Луч утреннего солнца ярко осветил неподвижную фигуру. За треснувшей полусферой шлема Градус увидел, почерневшее от запекшейся крови, заросшее щетиной лицо сталкера.
Савельев открыл глаза.
- Охренеть, - сказал Градус.
- Что? - спросил я.
- По ходу, он... живой?


...Миха глубоко вздохнул — и пришёл в себя. В нос ударил сильный запах прокисшей еды — Савельев судорожно закашлял, выплёвывая из рта кусочки полупереваренной пищи, чудом не попавшие в лёгкие. Едва повернув голову внутри треснувшего пополам шлема, он огляделся.
«Я живой? Странно... Я же точно помню, что эта тварь в меня попала...» - взгляд плыл, безразлично скользя по фигурам двух сталкеров, стоявших метрах в двадцати от него. Вот один из них махнул рукой, привлекая его внимание —Савельев хотел ответить на приветствие, но не смог.
Странно... Свои руки и ноги он вполне ощущал, но что-то его не пускало.
- Помогите... - произнёс Савельев. Звук собственного голоса оказался слабым, вряд ли его можно было услышать на таком расстоянии.
- Не двигайся! - крикнул один из сталкеров. - Ты в аномалию вляпался! Сейчас Кислый придумает, как тебя оттуда достать!
«Кислый? - в голове у Михи мелькнула мысль, что это прозвище он раньше где-то слышал. - Что за аномалия?»
Картинка стала двоиться, гул в ушах нарастал, мешая сосредоточиться и Савельев закрыл глаза...

...В памяти всплыла фигура упавшего Марата, стреляющего в ту девочку у дома самосёлов. Маришка...
Жаль, Густав этого не видел... Бедняга Густав: он до конца верил, что это создание — его дочь, погибшая десять лет назад в автокатастрофе, за Периметром, и воскрешённая Зоной. А это был всего лишь «дубликат» — экспериментальный образец с узнаваемой оболочкой.
Миха раньше никогда не видел, как действует управляемый гравитационный удар. Марат успел оттолкнуть Савельева от установки Гилльса — рядом с ней на влажной земле появился широкий рубец, через мгновение, невидимая глазу, сокрушительная сила вдавила тело Марата в землю, сломав установку.
Сталкер, крича от боли, выхватил целой рукой пистолет и открыл огонь. Пули расплющились о плотное гравитационное поле, которое сгенерировала девочка. Секундой позже, Марат был мёртв.
Опешивший Грум, мастеривший для дочки Густава подарок — куклу из веточек, и Белый, увидев изуродованного товарища, стали наперебой стрелять, дав Михе секунд десять, чтобы добраться до контейнера с «циркулями».
- Маришка! Очнись! Это же мы! - кричал Грум, стреляя поверх головы девочки. Но «дубликат» его не слышал — и через несколько секунд Грум был раздавлен так же, как и Марат.
Белый, поняв, что пули малоэффективны, выстрелил из подствольника, выгадав ещё немного времени — взрывная волна отбросила Маришку к домику самосёлов, правда, не причинила «дубликату» особого вреда. Ответный удар убил Белого.
На пустыре остались только Миха и девочка.
- Зачем? - держа в руках разъединённые артефакты-близнецы, спросил Миха. Хотя поле, созданное «циркулями», надёжно защищало Савельева от гравитационных ударов «дубликата», его заметно трясло.
- Вы — чужие, - приближаясь к Михе сказала Маришка. - Она сказала, что вы хотите её убить...
- Кто — «она»? - спросил Савельев.
- Она, наша мама, - Маришка остановилась в метре от сталкера. - Та, кто дала нам жизнь...
- Разве в этом посёлке есть ещё кто-то? - спросил Миха.
- Да, нас здесь много, - девочка повела рукой — в затуманившемся воздухе появилась голографическая картинка, похожая на огромную общую фотографию-коллаж. - Это наша семья, а вот это, - Маришка указала на угловую, нечёткую фотографию, - наша мама...
Савельев сделал вид, что заинтересовался.
- Мы жили спокойно, пока в нашем посёлке не появились вы, - Маришка посмотрела на мёртвых сталкеров и грустно вздохнула. Затем подошла к Груму и подняла куклу, которую он мастерил, достала из кармана сарафанчика платок и заботливо укутала куклу. - Точнее — ваша противная железяка... - девочка кивнула в сторону разбитой установки. - Мама говорит, что она нас всех убивает. А когда придёт папа? - неожиданно спросила она, посмотрев на Савельева.
Но Миха ей не ответил. Круто развернувшись, он бросился прочь...
Карта в ПДА с проверенным безопасным маршрутом, курс на северо-восток — «только бы добежать до околицы!». И — сокрушительной силы удары, взрывавшие землю и превращавшие железо и бетон — в пыль, позади бегущего из посёлка сталкера...


- Это «циркули» меня здесь держат... - открыв глаза, произнёс Савельев. - Зацепились за гравитационное поле хроно-петли... - и, собравшись с силами, он крикнул:
- Сталкеры! Кто бы вы ни были! Найдите «черную дыру» или что-то похожее — нужен противовес действию моих артефактов...

— Посёлок Пустой, день назад —

- Ну, как успехи? - Густав подошёл к Савельеву, возившемуся с установкой Гилльса. - Работает этот твой металлолом или «поршень» своими культями всё разломал?
Савельев ответил сталкеру слабой улыбкой и вернулся к созерцанию дисплея установки. Проходя рядом с «пульсаром» — зоной повышенной гравитации, Миха не заметил, как в воздухе над аномалией вдруг появились тонкие, не толще конского волоса, полупрозрачные нити. Вытянувшись до самой земли, нити «задеревенели», затем, стремительно раскрутившись, с силой обрушились на Савельева. Это был «поршень» — полупрозрачный мутант-мимик, искусно спрятавшийся прямо над аномалией.
Удар пришёлся по касательной — пострадала только обшивка контейнера, в котором Миха нёс разобранную установку.
Шедший следом Белый, уже встречавшийся с «поршнем», не растерялся и бросил в гравитат «снежинку» — под воздействием аномалии артефакт сдетонировал, заморозив мутанта. Через мгновение, кристаллизированный «поршень» разлетелся на куски.
- Вроде работает... - Миха повернулся к Густаву. - Он только кожух ударом зацепил...
- Хорошо, что кожух, - заметил Густав, протягивая Савельеву флягу с водой. - Была б на его месте твоя голова — разлетелась бы, как горшок.
- Я её в тестовом режиме запустил, - пропустив мимо ушей неприятное сравнение, продолжил Савельев. - Комп говорит, что всё в норме..
- Кого «запустил в тестовом режиме»? Голову? - съязвил Густав. - Давно пора...
Видя смущение на лице Михи, сталкер дружески похлопал его по плечу и добавил:
- Ничего, впредь умнее будешь. И, когда тебе говорят «близко к аномалии — не подходить»...
- Да кто ж знал, что эта тварь полимерная почти в самой аномалии сидит?? - перебил его Миха. - Там же сильное гравитационное поле, без спецоборудования не то, что «спрятаться» — рядом не пройти! А этот, сука, «поршень» — ещё и прозрачный, хрен его заметишь... Как там Белый? - Миха обернулся, посмотрев на двух сталкеров, один из которых бинтовал другому голову: когда «снежинка» сдетонировала, один из осколков артефакта ранил Белого.
- Ничё, - Густав с философским видом покачал головой. - Главное — что живой, да голова — на месте.
- Слышь, Густав, - Савельев на секунду замолчал. Затем потёр лоб и спросил в нерешительности:
- Может — ну его нахрен? Рейд этот... А? В конце-концов, Гилльс сказал, «если есть желание». Так что рейд — не в обязалово... Что думаешь?
- Думаю, что тебе надо собраться, боец, - глядя сверху вниз на, сидевшего на корточках, Савельева, сухо сказал Густав. Ощущая внутри неприятный холодок, Миха поднялся, а Густав продолжил:
- Я своих людей на это дело подписал. Задачу им поставил, аванс с тебя взял. Твоя безопасность — моя забота, а то, что кровь пролилась... Так ведь здесь — Зона, без этого — никак. Это тебе любой скажет. До посёлка чуть больше километра так что, если с твоей «шарманкой», - он кивнул в сторону установки, - всё в порядке — сворачивай её и погнали. Время не ждёт... - и сталкер направился к своим напарникам.
Убедившись, что установка находится в рабочем состоянии, Миха её аккуратно разобрал, уложив модули в помятый контейнер.
Привал закончился. К посёлку подошли без особых приключений.


— Посёлок Пустой, околица —


- Стало быть — «чёрная дыра»? - я выразительно посмотрел на Градуса. - Мда, аппетиты у твоего знакомого — зашкаливают, что и говорить.
- По крайней мере, мы теперь знаем, что это — хроно-аномалия... - напарник замолчал, что-то обдумывая.
Это хорошо: значит у него есть, что предложить. Потому что у меня, кроме как «давай я с разбегу попробую выбить Савельева из гравитационной ловушки третьего уровня», других вариантов — не было.
- Стало быть, - забормотал Градус, снимая рюкзак и доставая оттуда небольшой, обшарпанный контейнер, - для этого случая я тебя с собой всё время таскаю, да? Ладно... - напарник усмехнулся и, обернувшись ко мне, сказал:
- Кислый, дай свой КПК... Хочу ещё раз глянуть, что там Гилльс про «кобальт» написал...
Чуть помедлив, я неохотно протянул напарнику свой девайс. После случая с «пространственными пузырями», мне как-то совсем не улыбалось «счастье» оказаться опять в одной связке с этим загадочным артефактом.
- А что делать? - читая инструкцию, спросил меня Градус. - Он же там сдохнет, в аномалии этой, правильно? Вот! А у «кобальта», оказывается, с любой хроно-аномалией — природа одинаковая, - напарник вернул мне КПК. - Есть шанс спасти человеку жизнь...
По поводу последнего мне, как всегда, возразить было нечего.
- Ладно. Ты мне скажи: если не получится, как я потом вас спасать буду? - не скрывая сарказма, спросил я.
Градус пожал плечами. Судя по всему, об этом он старался не думать. Вместо этого напарник вдруг открыл контейнер, схватил «кобальт» и опрометью бросился к Савельеву.
Бросок был стремительным, но, едва, охваченная ярким сиянием, фигура моего напарника приблизилась к аномалии — скорость Градуса стала падать.
- А — подумать??! - прорычал я, защёлкнув панорамное стекло шлема и активировав гидро-ускорители, приделанные Гилльсом к моему комбинезону.
Собственно, времени на «подумать» теперь не было ни у Градуса, ни у меня. Сделав разбег «по инструкции», я врезался в невесомое тело напарника и влетел в аномалию.
Нас подхватил широкий, восходящий поток «вихреворота». Секунда — и мы столкнулись с висевшим Савельевым.
Хрустнуло защитное стекло шлема, жуткая, непомерная тяжесть навалилась на меня со всех сторон.
«Давай же!» - сцепив зубы думал я, обращаясь к артефакту. Яркая вспышка ослепила, я зажмурился, надеясь, что это — «финальный аккорд» разрушающихся артефактов и ни «кобальта», ни «циркулей» у нас больше — нет.
«Да и хрен с ним.... - мелькнула мысль. Через мгновение я почувствовал под ногами твёрдую поверхность и тут же упал, облегчённо вздохнув. - От таких артов — одни проблемы...»
- Спа... спасиб... - прохрипел рядом со мной чей-то незнакомый голос.
- Слышь, Миха, - голос у Градуса был на удивление бодрым. Видимо, проход через аномалию болезненно коснулся только меня и Савельева. - Ты только не вздумай «кони двинуть»! У нас к тебе вопросов много...
- Ща, - даже не глядя на Савельева, я был уверен, что он кивнул. - Пить дайте только.
Щёлкнула крышка фляги, я услышал как Миха жадно пьёт воду — и открыл глаза.
- Ты как? - Градус посмотрел на меня.
Поборов желание показать ему средний палец на руке, я вяло мотнул головой и, неуклюже повернувшись набок, снял сломанный шлем. Затем глянул по сторонам и заметил метрах в пятнадцати от нас огромную пустую яму. Стало быть — «кобальт» её напрочь уничтожил, аномалию-то? Уже хорошо.
Затем я повернулся к Михе — сталкер, тяжело дыша, лежал на спине и смотрел в небо. Треснувший шлем от его костюма валялся рядом, на почерневших руках вздулись синюшные следы от «циркулей».
- Ты в норме? - спросил я. Миха кивнул и я продолжил:
- Тогда давай по порядку. Где установка?
- Сломана, - ухватив Градуса за протянутую руку, Миха с натугой поднялся и сел.
- А группа сопровождения? - спросил мой напарник.
- Нет больше группы... - Савельев вдруг уткнул своё заросшее, измождённое лицо в грязные ладони, плечи его судорожно затряслись. - Все погибли...
Я взглянул на Градуса — тот неопределённо качнул головой. За время пребывания в Зоне нам довелось много разных людей повидать и ответ на вопрос «врёт человек или нет?», во всех случаях требовал времени. Поэтому он похлопал Миху по плечу и сказал:
- Ну-ну, хватит. Ты, давай — бери себя в руки и рассказывай. Потом прикинем, что да как...
- Может, всё-таки — свалим отсюда? Или в посёлок переберёмся? - поднимаясь с земли, предложил я. - Пустой ведь, посёлок-то...
- Хрена с два он «пустой»! - Миха отрицательно замотал головой. - Там самосёлы живут. Только не люди они.
- Не люди? - переспросил Градус. - А кто? Мутанты?
«Дубликаты», - сказал Миха и вновь попросил попить. Градус протянул ему флягу, тот сделал несколько глотков и пояснил:
- На Янтаре об этом говорили, назвали их E.M.W.A.R.S. (experimental model with a recognizable sheath)— «экспериментальные образцы с узнаваемой оболочкой». Дублируют умерших, в общем... Установка Гилльса — это обычный тестовый «частотник», с её помощью технарь хотел определить «мёртвую зону» в этом квадрате, чтобы знать, какие из своих экспериментальных модулей можно будет здесь разместить. Ха, теперь я понимаю, почему Гилльса на Янтаре встретил: он с тамошними «головастиками» высчитывал «риск-эффект» действия установки!
- Мудрёно выражаешься, Миха, - заметил Градус. - По делу давай...
- Так я по делу, - сказал Савельев. - Со мной была группа Густава — Марат, Грум, Белый. Ты ж их знаешь, правда?
Напарник кивнул.
- Я с ними — всё по-честному: аванс, экипировка. Снялись рано утром, дошли без приключений... Примерно в километре от посёлка, на нас... точнее — на меня, напал «поршень»: я возле «пульсара» проходил, когда эта полупрозрачная хрень шарахнула по мне своими щупальцами. Белый бросил в гравитат «снежинку», та сдетонировала — и «пульсар» убил мутанта. Я ещё тогда предложил Густаву оглобли повернуть: ну, «Зона», «знаки», сами понимаете. Он — «нет, идём дальше»! Ну, дальше — так дальше. Подошли к посёлку... Здесь — туман. Стали ждать, пока разойдётся... Туман стоит, как вода в болоте. Я, пока время было, установку собрал, включил, стал прогонять по всем диапазонам... Тут замечаю: в одном из рабочих режимов туман — рассеивается. Только я «частотник» выключил — туман опять набегает. Короче, смекнул я, что установка на туман влияет, значит соваться в него — нельзя. Говорю своим: «Надо петлять отсюда». И тут... - Савельев осёкся, кашлянул и замолчал.
- «И тут»? - повторил я. Однако Миха вдруг неуверенно поднял руку, указывая на что-то за моей спиной:
- Дубликаты.
Я разом обернулся, вскинув автомат, но в зоне прямой видимости никого не было.
- Градус, ты кого-нибудь видишь? - на всякий случай спросил я.
К моему удивлению, напарник кивнул. Это ввело меня в ступор.
- И кто это? - раздражённо спросил я у него.
- Ну, внешне — это люди, - ответил Градус. - Судя по всему — те самые, о которых Миха только что говорил...
- Может быть у вас — галлюцинация? Коллективная... - глядя на пару разрушенных домов, да заросшую бурьяном, старую поселковую дорогу перед собой, ответил я. - Потому что я — никого не вижу...
- Лучше бы это была галлюцинация, - сказал Миха и, вяло перебирая ногами, вдруг направился в посёлок.
- Э, ты куда?! - крикнул Градус, хватая Савельева за руку. Тот вырвался, бросив через плечо:
- Это они. Марат, Грум и Белый... Группа Густава. Надо с ними поговорить...
- Не дури! Ты же говорил, что они погибли! - обогнав Миху и встав у него на пути, напомнил я. Подоспевший Градус стал рядом со мной.
Пару секунд Савельев глядел сквозь нас невидящим взглядом, затем вдруг закатил глаза и упал.
- Вовремя как, - Градус посмотрел на меня и сказал:
- Что? Это снотворное... Наконец-то подействовало. Я его в флягу закинул и чудику этому дал: пусть поспит чуток — авось нормально соображать станет. А то — «дубликаты», «дубликаты»... Надо его к Гилльсу отнести — пускай технарь сам с ним разбирается...
На том и порешили. Погрузив спящего Миху на разборные носилки и связавшись с Гилльсом, мы двинулись к ближайшей сталкерской стоянке. Однако, уходя всё дальше и дальше от посёлка, внутри меня крепла уверенность, что очень скоро мы с Градусом снова сюда вернёмся.
Так и случилось...

Вишнёвый сад . Продолжение
комедия
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
РАНЕВСКАЯ ЛЮБОВЬ АНДРЕЕВНА , помещица.
АНЯ , ее дочь, 17 лет.
ГАЕВ ЛЕОНИД АНДРЕЕВИЧ , брат Раневской.
ЛОПАХИН ЕРМОЛАЙ АЛЕКСЕЕВИЧ , купец.
ТРОФИМОВ ПЕТР СЕРГЕЕВИЧ , студент.
ШАРЛОТТА ИВАНОВНА , гувернантка.
ЕПИХОДОВ СЕМЕН ПАНТЕЛЕЕВИЧ , конторщик.
ДУНЯША , горничная.
ФИРС , лакей, старик 87 лет.
ЯША , молодой лакей.
ПРОХОЖИЙ .
НАЧАЛЬНИК СТАНЦИИ .
ГОСТИ, ПРИСЛУГА .

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

Станция . В ожидании поезда стоят Лопахин , Епиходов , Раневская , Гаев , Яша , Аня и
Трофимов в грязных калошах и с узелком .

ТРОФИМОВ . Пока свободою горим , пока сердца для чести живы , мой друг , отчизне
посвятим души прекрасные порывы !

Аня хлопает в ладоши .

АНЯ . Петя , браво !
ЕПИХОДОВ . И я душою молод , и во мне благородные порывы .
ЛОПАХИН . М-да .
ЕПИХОДОВ . Видел я сон , будто лежу в саду и деревья шепчут : « Убей себя .»

Епиходов достаёт пистолет и приставляет к своей голове .
Трофимов бросается к Епиходову .
Аня бросается за Трофимовым .
Раневская бросается за Аней .
Раздаётся выстрел .
Лопахин вскрикивает и падает .

ЕПИХОДОВ . Несчастье !
ЯША . Случай !
ГАЕВ . Карамболь !
НАЧАЛЬНИК СТАНЦИИ . Кто стрелял ?
ЕПИХОДОВ (показывает рукой ). Они-с .

Все подходят к Лопахину .

ЛОПАХИН . Не оставляйте меня … Холодно .

ДЕЙСТВИЕ ШЕСТОЕ

Комната в бывшем доме Раневской .
Лопахин сидит в кресле .
Входит Фирс с подносом и графином вишнёвой наливки .

ФИРС . Уродилась ... Вишенка к вишенке … Хороший был год .

Ставит поднос на стол и уходит .

ЛОПАХИН . Не чувствую рук . Не могу работать . (Берёт стакан , наливает и выпивает .)
А дела стоят .

Входит Раневская .

ЛЮБОВЬ АНДРЕЕВНА . Как вы себя чувствуете , Ермолай Алексеич ?
ЛОПАХИН . Хорошо ! Мне с вами всегда хорошо .

Звучит музыка . Раневская и Лопахин танцуют .

ЛОПАХИН . Доктора говорят , я навсегда останусь прикованным к кровати .
ЛЮБОВЬ АНДРЕЕВНА . За границей вас вылечат .
ЛОПАХИН . Я никогда не смогу ходить .
ЛЮБОВЬ АНДРЕЕВНА . В Париже много хороших докторов . Вы же не были в Париже ?
ЛОПАХИН . Не был .
ЛЮБОВЬ АНДРЕЕВНА . Не летали на воздушном шаре ?
ЛОПАХИН . Не летал .

Раневская целует Лопахина .
Опираясь на палочку , входит Фирс .

ФИРС . Лечиться надо у немцев . В России вздор , а не медицина .

Входит Дуняша со свечой .
Слышится колокольный звон .

ФИРС . К вечерне звонят .
ДЕЙСТВИЕ СЕДЬМОЕ

Гостиная . Окна гостиной от пола до потолка .
В центре двери , распахнутые в сад .
Цветёт вишнёвый сад .
Пасхальная неделя .
Где-то далеко звонят в колокола .

Входит Лопахин .

ЛОПАХИН (напевая ). В Париж , в Париж , в Париж …

Останавливается и смотрит в распахнутые двери .
Входят Раневская и Яша с корзиной .

ЛЮБОВЬ АНДРЕЕВНА . Прошла зима , настала весна и снова цветёт сад !
ЛОПАХИН . Цвети мой сад , благоухай !
ЯША . Угу .

Из сада в распахнутые двери входят все слуги , Фирс , Дуняша и Прохожий .
Лопахин раздаёт пасхальные угощения слугам .

ПРОХОЖИЙ . Мне бы рубль .

Лопахин достаёт рубль и отдаёт ему .

ПРОХОЖИЙ . Спаси и сохрани .
ЛОПАХИН . Пора ехать .
ЛЮБОВЬ АНДРЕЕВНА . Пора .

Все выходят в распахнутые двери и растворяются среди вишнёвых деревьев .
Слышится шум паровоза .
Всё затихает .
Крик чайки .

ГОЛОС ШАРЛОТТЫ . Айн , цвай , драй .

Звучат два выстрела .
Сверху падает игрушечный (!) крокодил .
Звучит мандолина .

Густой туман, мгла, сырость, тишина, мёртвое дерево с пустой петлёй, на ветви чёрный ворон. Голодный взгляд устремлён на врата. Всё ждёт, когда прибудут души. А как заявятся, ворон без устали орёт. Зловещий крик кого угодно доконает. Нужно терпеть. Тот, кто не сдержится, сорвётся, решит убить или просто прогнать гадкую птицу, и пустит камень (их здесь в избытке раскидали), займёт петлю на два десятка лет. На завтрак ворон любит клевать глаз, на ужин печень, а вот в обед разнообразие: то пальцы ног, то уши, то грудинка.
До чего ж мерзкая душа. Он тоже каторжник, его срок на исходе. Скоро место на ветви над петлёй займёт другой. Каждый здесь получает кару подстать прегрешению. Эта душа не знала меры и обратилась гнусной птицей. Вскоре другие повторят его ошибку.
Ворота Грешников – холодный серый камень, для устрашения на нём черепа, змеи, черти, мрачный жнец с косой. Рядом у врат привратник. Он, как всегда, ни слова не промолвит. Наверно, прежде был жутким балаболом. Лицо его лишь череп, кожей обтянутый. Нет мышц и нет эмоций. В пустых глазницах кромешный мрак, в них лучше не заглядывать, а то можно лишиться зрения. Сам он не слеп, он видит насквозь всех входящих. Зачем? Порой случаются накладки. Чистые, не замаранные грехом души оказываются в этом скверном, не подходящем месте. Им прямая дорога в Рай.
Возможно, в этом тайный умысел, ведь всякий раз находятся напрочь прогнившие мерзавцы, лицемер и лжецы, которые того же жаждут. Их участь незавидна, привратника не обмануть. Чуть позже к ним вернёмся, сейчас к делам насущным.
Врата вспыхнули ярким пламенем, ржавые петли скрипнули и створки распахнулись. Из пустоты вышли они – недавно погребённые. Растерянные и напуганные. Их бренные тела теперь досуг червей, память останется в сердцах родных и близких, а дела подлежат забвению. Никто из них не стал великим грешником, а значит, души их продолжат путь отсюда, где все сплошь заурядные подонки.
Список велик, сотни имён. Испуг, сомнение и удивление – вот, что их всех объединяет. Трудно смириться с тем, что ты покойник. Ещё труднее с тем, что ты в чистилище. Никто не хочет оказаться здесь, уж это точно. Их первое желание – бежать. Ну, или плакать. Уже вон кто-то хнычет. Нет, не поможет, здесь никого слезами не растрогать. Молить и обещания давать столь же бессмысленно. Раньше стоило думать о последствиях. Дабы ни у кого не зародилось в голове надежды, следует сразу же всё прояснить.
- Приветствую вас всех в чистилище, грешные души. Позвольте представиться: Я, мистер Хрящ – ваш проводник. Вы здесь, чтобы страдать из-за своих порочных мыслей, дрянных поступков и беспечных жизней. Впрочем, любой волен уйти. Я не шучу. Вперёд. Врата открыты. Пусть вас привратник не смущает, дорогу он не преградит. На испытания вы должны согласиться добровольно. Тот, кто не жаждет искупления и не готов преодолеть долгий тернистый путь, может покинуть нас немедля.
Все устремили взор на ворота́. Один, что самый глупый или смелый, таки подошёл. Что там за тьмой в проходе не видать, и куда ступишь не понятно. Немудрено, что всякий остановится у самого порога и засомневается. Но раз решился, обратной дороги нет. А, коль замешкался, привратник подтолкнёт, и полетишь ты прямиком в адский котёл. Только там рады всем без исключения. Урок понятен остальным, других желающих не видно.
- Ох, мистер Гневс, зачем же вы кинули камень?
- Чтобы прогнать чёртова ворона. От его криков голова болит.
- Это дерево – его дом.
- Да мне плевать.
- А вам, мистер Гневс, было бы плевать, явись кто и реши прогнать из дома вас? Думаю, нет. Ну что ж, извольте примерить петлю – таково ваше наказание.
- Что?!
- Вот ту, на дереве. Не бойтесь, это не смертельно. Дважды не умереть. Болезненно? Да, ещё как. На то и расчёт. Но ничего, это всего на двадцать лет. Полезайте в петлю, мистер Гневс.
- Ещё чего! Не стану!
- Уверены?
- Да!
- И мне вас не разубедить?
- Хоть умоляй, не стану и всё тут!
- Что ж, дело ваше.
Без лишних слов привратник подошёл, свалил мистера Гневса наземь, схватил за ногу мёртвой хваткой и поволок. Тот горестно кричит, сопротивляется, взрыхляет почву пальцами – всё бестолку, привратник зашвырнул его во тьму ворот, будто котёнка.
- Случается, в чистилище заносит тех, кто не желает искупления. Таким в Аду самое место. Учтите, кто не готов принять заслуженное наказание, будет выставлен прочь. У нас ведь не прогулка в парке. Как я уже сказал, вы здесь, чтобы страдать, причём по доброй воле. А кто не хочет, тому в Ад. Там вас уже не спросят, да и назад не выпустят, разве что на денёк развеяться. В чистилище у вас намного больше перспектив. Если преодолеете все тяготы, невзгоды и страдания, в конце пути вас ждёт вечное счастье и блаженство. Я вам не вру. Вот, поглядите.
У подножья горы указатель «В Рай». Широкая дорога до самой вершины, а там яркий свет.
- К слову, возможно, кто-то думает, что он здесь по ошибке. На самом деле, его место там, где ангелы, блаженство и покой. Что ж, вот дорога к вратам Рая. Их даже разглядеть отсюда можно. Вперёд, держать не стану, и в Ад за это вас не вышвырнут, даю вам слово.
Как и всегда, две трети группы откололось. Возможно, они думают, что там их встретит этакий наивный олух. Навешают ему лапши с три короба и – вуаля – пройдут в райские кущи. Наивные. У тех ворот ещё один привратник. С ним говорить бессмысленно, он либо пустит, либо нет. Пускай твой грех ничтожно мал, хоть пятнышко на совести и всё, дорога в Рай тебе закрыта. Наверх шёл по прямой, а вот назад – непроходимый лабиринт. Шаг ступишь и всё, заблудился, угодил в ловушку. Выбраться можно, но лишь осознав, что так легко добиться искупления не выйдет.
- Что ж, кто не тешит себя глупыми надеждами, за мной. Первый шаг сделать сложно, но без него путь не пройти и цели не достичь. Вам будет тяжко, горестно и больно. Мой вам совет – пока вы здесь, вам лучше полюбить все эти чувства. Признаться, вы у меня первые. Я долго думал над маршрутом. Никак не мог решить, с чего начать, с Леса Забвения или Порочных Топей. В чистилище так много интересных мест. Остановился на привычном. Итак, сперва заглянем в каземат.
Высокие стены без окон. Холодные, пугающие, мрачные. Пред ними ров шириной с поле и с шахту глубиной. Заполнен он людьми – худыми, грязными, никчёмными, с жуткими язвами на теле. Каждый силится выбраться наружу, расталкивая остальных. Ползут, царапают землю руками, но она скользкая, не за что уцепиться. Как бы ни мучились – всё тщетно. А ведь всего-то нужно сообща сложить из собственных тел лестницу. Проблема в том, что едва первые счастливчики вылезут наружу, все тут же бросятся к шаткой конструкции, раскидывая остальных. Она не выдержит, развалится. Терпение, стойкость, доверие – вот без чего не выбраться. Однако ж те, кто прежде послужил опорой, больше на эту роль не согласятся.
Через ров перекинут мост. С обеих сторон подвесные клетки, внутри люди гниют. Тянут сквозь прутья руки, цепляют проходящих, пытаются столкнуть их вниз. Нужно набрать две сотни, чтобы освободиться самому. Один вот как раз преуспел, все аплодируют. Зависти нет, за неё счётчик обнуляют. Замо́к на клетке щёлкнул и бедолага вывалился на мост. Долго же он мечтал встать, распрямиться, походить. Пятнадцать лет в скрюченном состоянии. На радостях забылся, потерял бдительность. Коллега по несчастью не растерялся, столкнул его с моста.
- Похоже, у нас освободилось одно место. Вот так свезло, у вас отличный шанс на искупление. Желающие? Что, никого нет? Прискорбно, ведь мы не можем идти дальше, пока клетка свободна. Кто-то должен её занять. Стоять здесь, на мосту, не лучшая затея. Так все попадаете в ров или ещё один узник освободится и нужны будут уже двое добровольцев. Вы ведь помните, что я говорил? Страдать вам предстоит по собственному разумению и вот отличная возможность. Ну, кто? Всё ещё никого? Сделаем так: тот, кто выйдет вперёд, и займёт клетку. Мистер Гадс, зачем вы подтолкнули человека?
- Он вышел.
- Нет, он не хотел, вы его пихнули. Похоже, у вас к этому задатки. Прошу вас, клетка ваша.
- Вы ведь сказали, всё по доброй воле.
- Так и есть. А вы не хотите? Зачем же вы тогда в чистилище? Может, вам лучше нас покинуть?
- Нет-нет! Стойте! Я согласен.
- Тогда прошу, залазьте.
Мистер Гадс робко подошёл, забрался внутрь, устроился там поудобнее.
- Смелее, закрывайте дверцу, тянуть не стоит. Раньше начнёте – раньше кончите.
Это всегда трудно даётся. Покуда дверь открыта, кажется, что выход есть и можно убежать. Ещё одна напрасная надежда. Отсюда некуда бежать, лишь две дороги: в Ад и в Рай. В Ад попасть – запросто, даже просить не надо. В Рай же без очищения не пустят. Сможешь разве что ухом прислониться к воротам, послушать звуки моря, пенье соловья, а после пинка получишь от привратника. Скитаться по чистилищу тоже не выйдет. Как уже прежде говорилось, здесь не парк.
Впрочем, всегда кто-то пытается. Вот и сейчас мистер Скок ото всех отстал, замедлил шаг. Все, кто смогут, преодолеют мост и зайдут в каземат, а он даст дёру. Погоня с адскими гончими отменная потеха. В чистилище не так уж много развлечений и очередь желающих в погонщики выстраивается огромная. За это, правда, придётся расплатиться. Грех, как ни как – получать удовольствие от травли человека.
За мрачными стенами, во внутреннем дворе, закованные в колодки грешники. Стоят, согнувшись в три погибели. Кто-то уже вторую сотню лет. За такой срок мышцы окаменели, а кожа с деревом срослась. Они не помнят прежней жизни. К путам привыкли и вряд ли захотят что-то менять. Для них освобождение подобно пытке. Таков уж изначальный замысел. Каждый, кто отбыл наказание, должен понять, что нужно двигаться вперёд.
- Все они грешники. Их прегрешения ужасны. Любой может кинуть в них тухлый помидор. Здесь целая корзина. Так, кто это кинул? А, мистер Шмыг. Вот те, крайние справа – ваши.
- Вы ведь сказали, можно кинуть, если хочешь.
- Конечно, можно, но наказание последует незамедлительно. Давайте, присоединяйтесь к ним. Спорить не станете? И правильно. Всех остальных прошу за мной.
- Пожалуйста, воды.
- Миссис Желчь, что ж вы прошли мимо? Ведь бедолага вас молил о помощи.
- Он из тех, кто кидает в людей помидорами.
- Нет, миссис Желчь, он тот, кто осознал свою ошибку, раскаялся и более так не поступит, а вот вы за всю жизнь ни разу никому не помогли. Жили лишь в своё удовольствие и на чужие беды глаза закрывали. В этом ваш грех. Думаю, вам стоит поменяться с ним местами. Согласны? Вот и чудно. Мистер Терпс, вы не против?
- Вообще-то, я бы ещё пару лет постоял.
- Прекрасно понимаю, мистер Терпс, но, видите ли, нам нужны эти колодки, чтобы наказать миссис Желчь. Простите, но вам придётся их освободить. Вы ведь не станете противиться?
- Ну, что ж, коль надо.
- Давайте, мистер Терпс, мы пока пойдём внутрь, а вы нас догоняйте.
Внутри темень, лишь редкий факел освещает коридор. Стены покрыты слизью и грибком, пол скользкий, весь в крови. Не мудрено, ею полы и моют. Между ног шустрят крысы, наглые и жирные, что кот в столовой. Женщины при их виде визжат. А толи ещё будет, когда увидят, чем они питаются. За ночь стая обгладывает человека до костей. Ни одной жилки не пропустят. А поутру всё снова отрастает, дабы тюремщику было приятней тебя истязать. И впрямь, что толку кромсать безжизненный скелет?
- А, мистер Чикатило, вы сегодня здесь?
- Да, мистер Хрящ, выпросил у старшего денёк.
- Как там дела внизу?
- Погано, если честно. Три тысячи семьдесят седьмой котёл забит, там все друг у друга на головах. Всё обещают, что вот-вот откроют три тысячи семьдесят восьмой, но что-то медлят.
- Уже лет двадцать это слышим. Думаю, ещё столько же будут тянуть.
- Ваша правда. Кто это у вас, свежие души? Уж больно недоверчиво пялятся на меня?
- В первый день все такие. Как встретят Влада Цепеша или Адольфа Эйхмана, так сразу же немеют. Несправедливость в этом видят. Считают, вы здесь развлекаетесь.
- Эх, знали бы они цену за один день в чистилище. Я до сих пор ощущаю жар раскалённой кочерги в заду. Нас-то исправить не стремятся, лишь истязают почём зря. Кстати, у вас для меня никого не будет?
- Найдём. Вот, например, мистер Жадс тридцать лет занимал должность судьи, но вместо правды искал выгоду. Слепое правосудие – это не про его процессы. Мистер Жадс взвешивал не аргументы, факты, доводы, а кошельки. Способен обвиняемый потратиться на новый Бентли для судьи – он невиновен. А если беден, то в тюрьму ему дорога. Всё верно, мистер Жадс?
- Нет, что вы! Я никогда!
- Полно вам, мистер Жадс, вы же не на суде, нам всё о вас известно. Прошу, мистер Чикатило, он полностью в вашем распоряжении.
- А-а-а-а!
Мистер Жадс завопил и бросился наутёк, расталкивая всех в коридоре.
- Куда это он?
- Не знаю. Наверно, в Ад.
- А, ну раз так, мы с ним ещё увидимся.
- Не сомневаюсь.
- Дам вам взамен мистера Жадца двух грязных полицейских. Годится?
- По рукам.
- Все остальные, идём дальше.
Сразу за поворотом зал для пыток. Здесь, растянутые у стены, вряд стоят узники. На спинах месиво, сплошь борозды, какие оставляет хлыст. В дальнем углу стоит тучный детина с добрыми глазами, в кожаном фартуке и с плетью.
- Здесь у нас мистер Шмяк. Он с детства мягкотел, и оттого все его беды. Чтобы исправить этот недостаток, ему доверили хлестать людей. Вам может показаться, что это вовсе и не наказание, однако ж мистер Шмяк из тех, кому проще терпеть боль самому, чем причинять её другим. Даже не спрашивайте, как он здесь оказался. Как-то скверно у него получается, не так ли? Мистер Злос, вы ведь тюремщик и любите бить узников, не так ли? Прошу, не отпирайтесь. Я думал, вы уже поняли, что это ни к чему. Вы ведь не прочь помочь мистеру Шмяку и показать ему пару приёмов? Да? Ну так вперёд. Великолепно! Мистер Злос, да у вас талант. Теперь пусть мистер Шмяк потренируется на вас, а вы подсказывайте, как лучше бить, чтобы больней. Договорились? Только не врите и не утаивайте правду. Тем, кто обманывает, язык отрезают на год.
Дальше просторный зал. В центре тлеют угли, над ними на вертеле жарятся трое несчастливцев. Волос нет, глаза вытекли, кожа обуглилась.
- Похоже, снизу подгорели. Миссис Дурс, вертел не покрутите?
- Это ужасно!
- Считаете? Возможно, стоит им помочь?
- Само собой!
- Ну так вперёд! Что же вы? Помогайте.
Миссис Дурс полна решимости, тут же спешит на помощь. Спихнула вертел на пол, развязала верёвки.
- А знаете ли вы, что помогли трём душегубам и садистам? За ними в общей сложности полсотни жертв. Они неделями несчастных истязали, прежде чем убить, а вы их вот так просто отпустили. Да вы хоть представляете, какая это мука? Нет? Что ж, думаю, вам стоит это оценить. Они готовы удружить. Здесь как раз по соседству камера, в которой всё, что им понадобится. Ну вы понимаете, цепи, ножи, крюки. Развлекайтесь. Не будем вам мешать.
Обугленные негодяи распрямились, размяли руки, ноги, схватили миссис Дурс и утащили её в камеру, громко захлопнув дверь.
В следующем зале на дыбе растянут человек.
- А вот ещё один узник – мистер Прост. Мисс Скепс, как по-вашему, он заслуживает помощи?
- Нет, что вы! Только посмотрите на него. Мерзавец, ясно же, как божий день. Никто другой сюда не попадёт.
- Рад, что вы так считаете. Однако зря вы принялись судить о человеке по лицу. Он работяга и полжизни проторчал в угольной шахте. Вечно темно, сухо, жарко и не хватает кислорода. Такой климат коже на пользу не идёт. Но разве ж это грех? Нет, он виновен в том, что уснул за рулём после смены и сбил на переходе женщину с ребёнком. Долго себя корил, не выдержал и удавился. Прошу, мисс Скепс, освободите бедолагу. Освободили? Хорошо. Займите его место. Мистер Прост, не откажите даме в помощи, защёлкните кандалы.
Тут же ещё один узник, подвешенный на крючьях.
- Так, здесь у нас мистер Гнус. У них с мистером Простом похожие истории. Мистер Тупс, не сочтите за труд, освободите человека. Справились? Хорошо. Займите его место.
- За что?
- Видите ли, мистер Тупс, мистер Гнус намеренно сбивал людей на своей фуре. Неужто этот его злобный оскал, холодный взгляд и шрам, полученный в ножевой драке - не доказательство, что перед вами негодяй?
- А как же не судить по внешности?
- Так ведь не подмечать такие явные детали тоже нельзя.
- Но вы же сами мне сказали его отпустить!
- А если б я сказал его убить, что тогда, мистер Тупс, убили бы?
- Конечно, нет!
- И вы сможете это доказать, лет эдак через тридцать.
- Умоляю, простите меня. Я больше так не буду.
- С чего бы вас прощать? Вы уже что-то сделали, дабы свою вину загладить? Нет, вы всего лишь просите. Для вас это несложно.
- Скажите, что нужно, и я сделаю.
- Нет, мистер Тупс, так не пойдёт. Вы не раскаиваетесь, лишь жаждите избежать наказания. Хотите знать, что нужно сделать? Нужно занять его место.
- Я исправлюсь, даю слово.
- Ну разумеется, исправитесь. После того, как тридцать лет на крючьях провисите. Тюремщик вас утром проведает, польёт лимонным соком. Давайте, мистер Тупс, живее. Довольно нас задерживать. У нас весьма и весьма плотный график. Столько мест ещё посетить, стольких пристроить. К слову, нужно пять добровольцев на пытку одиночеством – семьдесят лет в камере без окон и соседей. Желающие? Как всегда. Тогда вы, вы, вы двое и вы.
- Но мы не добровольцы!
- Тогда зачем вы здесь? Лёгких испытаний не будет, и не ждите. Они все связаны с болью, мученьями и горестью. А вас пятерых я выделил неспроста. Никто из вас при жизни не ценил друзей и близкий. Вам этого урока не избежать, и не надейтесь. Не думайте, что вас лишь проведут с экскурсией и всё, на этом испытания закончатся. Я здесь уже изрядно и не встречал пока что никого, кто бы преодолел весь путь раньше, чем за два века. Такими, как сейчас, вас в Рай не пустят. Без очищения никак. Когда свыкнитесь с этой мыслью, драться начнёте за возможность искупить грехи. Впрочем, за драки тоже наказанье предусмотрено. Лучше просто кричать: Мистер Хрящ, я хочу в клетку со львами или нырнуть в озеро с пираньями. Каждый должен избавиться от низменных стремлений, алчности, гордости, тщеславия и легкомыслия, от похоти, зависти, гнева, чревоугодия и лени. Забудьте о попытках обмануть или схитрить – не выйдет. За каждую расплатитесь сполна. Здесь горделивых унижают, жадных разоряют, гневных усмиряют, ленивых утруждают, тщеславных пристыжают. Что вы тянете руку? Нет, мало пообещать, что больше так не будете. Я думал, мы ещё с мистером Тупсом это прояснили.
- Но я раскаялся!
- Конечно. И что с того? Нужно отвечать за свои прегрешения, иначе только и будите, что каяться без устали. Вас должен сдерживать не страх пред наказанием, а нежелание плодить грехи. Всё ясно? Ну, тогда вперёд, по камерам и с песней.
- А я вообще атеист, ни в Рай, ни в Ад не верю!
- И как же вы тогда тут очутились? У атеистов после смерти лишь забвение, а вы здесь, стоите передо мной и врёте. Что я говорил? За враньё останетесь на год без языка. Обратитесь к мистеру Чикатило, он вам с этим поможем. И не забудьте о манерах. Вежливо попросите, а после поблагодарите. Ах да, проблематично ведь без языка. Тогда просто кивните. Давайте-давайте, столбом не стойте. Или на отрезание языка, или в Ад. Выбор за вами. Всех прочих попрошу на выход.
Перешли мост, ступили в Мёртвый лес. Здесь испытаний нет, он просто мрачный. Густой туман и давящая тишина, а редкие звуки, что её нарушают, пугают ещё больше. То тут, то там мелькают тени. Воображение рисует страшных тварей, голодных волков, гигантских пауков или людоедов, которые того и ждут, чтобы подкрасться, схватить тебя и уволочь в самую чащу.
Пусть испытаний нет, но кто сказал, что их нельзя устроить? В лесу так просо потеряться, заплутать, сойти с ума или от страха поседеть. Лучше не отставать, не разбредаться, поэтому такая спешка, никого не ждать, мольбы не слышать. Те, кто сзади, не поспевают, зовут на помощь, но те, кто впереди, не хотят задерживаться. В чистилище стоит надеяться лишь на себя. Никто не поспешит на помощь и не разделит твои муки, за что, само собой, получит наказание. Очень удобная политика – всё, что ни сделаешь, хоть в чём-то да неправ. Неважно, в чём, лишь бы страдал и понимал, за что. Странно, но в Рай почему-то пускают лишь сломленных, слабых, разбитых, измученных и измождённых.
Кто смог, выбрались из лесу, пересекли опушку, преодолели мост через Реку Слёз и вышли к городку. Никакой роскоши – унылые хибары на окраине, такие же унылые и в центре. Улыбчивых лиц не увидишь, ни смеха детворы, ни праздной молодёжи. Лишь стоны, крики и мольбы. Это всё же чистилище, а не какое-нибудь сонное захолустье. Город раскинулся в тени горы с вечным сияньем на вершине – центр всех устремлений и надежд.
Вслед за окраиной Аллея Горделивых Идиотов, где их вместе с ростками яблони закапывают в землю. Сверху оставят лишь макушку. Здесь поразительно много бродячих псов, которым непременно нужно каждый куст пометить.
- Мистер Власть, эту яму выкопали вам. Да-да, смелее полезайте. А вам, мистер Склок, вот сюда. Эта стена в вашем распоряжении. Вам нужно её переспорить.
- Вы шутите?
- Ни сколько. Если не выйдет, вас в ней замуруют. Удачи вам. Мы пойдём дальше.
Мистер Склок с недоверием уставился на стену, на ней по мановенью возникла надпись. Стена всегда и во всём с тобой не согласна, хоть что ей говори. Нет, спорить с ней бессмысленно, можно лишь отступить. Это и следует понять, но до тех пор мучиться и беситься от бессилия разубедить глупый и непреклонный камень. Если уж ты умнее, имей мудрость не спорить понапрасну, лишь бы всем доказать, что прав. В стену, впрочем, в любом случае замуруют. Кто-то ведь должен возражать другим любителям словесных перепалок.
- А вот ломбард «12 серебряников». Только здесь можно продать душу и получить всё, что вы так любили в жизни – красивую одежду, украшения, роскошь и развлечения. Кто скучает по еде в любимом ресторане? Только скажите, вновь побываете.
В качестве крысы или таракана, разумеется, но по-другому и никак. Сделка всегда выгодна продавцу. Чистилище, не расплатившись, не покинуть, а хозяин ломбарда не самый честный парень. Он запросто при первой же возможности спихнёт Сатане души.
- Миссис Сласть, смотрю, вы устояли пред чарами этого молодого человека, что странно, при жизни вы постоянно изменяла мужу. Видимо, потому и не узнали его в юном незнакомце. Вы что, забыли? Таким он был в день вашей первой встречи. Да-да. И в наказанье вы должны выпросить его прощение. Нет, миссис Сласть, не у него, он просто образ и ничего не чувствует, а вот ваш настоящий муж сейчас тоскует по вам, пусть вы и были ему скверной супругой. Вам повезло, вы вновь его увидите. Вот только в человеческом обличии в мир людей вам нельзя. Придётся обратиться мухой или комаром. Сами решайте.
В центре города Площадь Нарциссов забита бронзовыми изваяниями тех, кто каждый день таращился на своё отраженье с восхищением и страстью. В каком-то смысле их желание осуществилось. Красавцы, на кого ни глянь. Так и приковывают взгляды. Сами же безотрывно смотрят в одну точку, и так до той поры, пока собственный лик из памяти не выйдет. Впрочем, этого можно избежать, если согласен на изменения во внешности. Огромный нос с мохнатой бородавкой, кривые зубы, глаза разных размеров, прыщи на лбу, рытвины на щеках и жуткий шрам на подбородке, одна нога длинней другой, горб на спине, жирное пузо, плоский зад. Мало желающих находится. Обычно все выбирают бронзование.
- Мистер Пшык, Вы ведь любите пускать пыль в глаза, не так ли? Нет? То есть, все свои заявления готовы делом подтвердить и обещания, данные при жизни, наконец, исполните?
- Конечно же, когда-нибудь…
- Что значит, когда-нибудь? Почему не сейчас? Вот он ваш шанс – боксёрский зал. Вы же всем хвастали своими достижениями, а как-то даже заявили, будто отделали пятерых уголовников, которые хотели вас ограбить. У них при себе… сейчас гляну, где-то записано… ах да – гаечный ключ, отвёртка, цепь, арматура и кастет. Всё верно, я ничего не перепутал? Хорошо, они как раз во всеоружии ждут вас на ринге.
- Может, в другой раз? Я слегка не в форме.
- Да не беда, там всё необходимое, чтобы её набрать. Те пятеро помогут, а вы их угостите пивом. Если верить подсчётам, вы задолжали друзьям двести тридцать восемь кружек.
- Я так сопьюсь.
- Рад, что у вас осталось чувство юмора, вот только вам алкоголь не светит. Вы клялись матушке, что бросите. Забыли? А ещё, что найдёте работу. С этим мы тоже посодействуем. Канализации как раз некому чистить. Сможете совмещать работу с тренировками, но не со сном. Ну всё, ступайте. У вас ещё десятки подвигов. Все нужно свершить.
На другом конце города стоит ферма. Ветхий сарай, скрипучие ворота.
- Мистер Скряг, вам сюда. Знаю, вы любили вытирать ноги об людей и многих погубили. Сами притом прожили долгую насыщенную жизнь. Специально для вас мы собрали всех, кто пострадал по вашей прихоти. Придётся вам пахать, чтоб искупить вину. Нужно наладить здесь хозяйство. Единственный рабочий – Вы. В начальниках все ваши подчинённые. Трудовой кодекс не прописан. Слышал, в качестве униформы они выбрали костюмчик горничной. Удачи вам. Думаю, выходной у вас лет через сто.
Сразу за городом целое поле битого стекла, грязные иглы, ржавые ножи и бритвы. Его не обойти, лишь пересечь. В общем-то, никаких проблем, если ты не босой, как мистер Жлобс. Он пьяный упал с яхты, утонул и оказался здесь в одних лишь плавках.
- Мистер Жлобс искренне нуждается в ботинках. Кто-нибудь одолжит ему свои? Ого, сколько желающих. Даже немного удивительно, чем вы такую щедрость заслужили, мистер Жлобс. Сами за жизнь ни с кем ничем ни разу не делились. Думаю, стоит отблагодарить людей, вы не находите?
- Пожалуй.
- Тогда скорее надевайте их обувку, а их самих перенесите на себе через всё поле. За следующим возвращайтесь босиком. Не стоит злоупотреблять щедростью, правда? Начните с мисс Корысть. А вам, всем тем, кто отказал мистеру Жлобсу в помощи, должно быть стыдно. Ботинки можете себе оставить, но поле вы преодолеете ползком.
- Вы ведь сказали, что он сам за всю жизнь ни с кем ничем ни разу не делился. Так почему мы должны ему помогать?
- Да что же вы всё никак не поймёте-то? Вы здесь, чтобы стать лучше, а не хуже. Не нужно никого судить, кроме себя. Пусть мистер Жлобс тот ещё жадина, вы-то не поделились с ним не за его проступки, а потому что побоялись свои ноги повредиться. Кстати. Мистер Жлобс! Бросьте её там, она была неискренней, лишь прозорливой. Отдайте мисс Корысть её туфли и возвращайтесь.
Немного задержались, пока мистер Жлобс не закончил. И это на самой финишной прямой! Эх, в предвкушении заветной цели велик соблазн схалтурить, поспешить. Нельзя. Нужно всё сделать подобающе. К тому же, это не камень в гору сто лет толкать. Работёнка-то пустяковая. Никто даже руки не распускал, что странно. Что ж, им повезло, все кости целы.
- И вот, позади первый круг, самый короткий. Поздравляю, вы сделали шаг на пути к искуплению. Дальше будет труднее, так что, если считаете, что с вас хватит, Врата Грешников прямо перед вами. Всех прочих прошу на второй круг, но не надейтесь, что путь будет вам знаком, в чистилище ещё столько занятных мест.
- Мистер Хрящ!
- Мистер Жёлудь, что вы здесь делаете?
- Я приму вашу группу, мистер Хрящ.
- А как же я?
- А вы пойдёте вместе с ними.
- Как – с ними? На второй круг? Опять? С НИМИ?!
- Боюсь, что да. Вы ведь изрядно позабавились, не так ли? А ведь и сами не так давно стояли на их месте.
- Не так давно? Уж триста лет прошло!
- Мистер Хрящ, полно вам, хватит кричать. Похоже, для вас первой остановкой будет Башня Умиротворения. Согласны?
- Конечно. Как я могу спорить?
- Тогда вперёд, на второй круг.

2012, Челябинск.

Возвращение на Хламиду
Владимир Швецов

1.

Городок встретил меня жарой, пылью, тишиной. Деревянные дома стояли как попало. Пыльные дворики были заполнены ржавым и гнилым мусором. Разбитые велосипеды, полусгнившие самобранки, нулевики. На антеннах сушилось бельё.
Прохожих было немного. Иногда проезжали телеги с дизельным мотором, такие на Земле сохранились разве что в музеях. Совсем неуместными были двухместные планетарные шлюпки. Я слышал, что умельцы на бедных планетах умудрялись переделывать их в бытовые средства передвижения. Слышал, но своими глазами видел впервые.
Впрочем, часто ли я бываю в этой забытой богом окраине системы? Крайне редко, признаться. А если совсем уж честно, не бываю вообще.
А что здесь делать? Империя развивается на земле и сотне окружающих планет. Все, что меня интересует, происходит там. Все войны, перевороты, изобретения. И поневоле забываешь, что всю Империю окружает другая "империя", где на сотнях планет каждый новый день как предыдущий, где все болезни лечат скальпелем и аспирином.
Но бывает время вспомнить.
Таверна напоминала детскую сказку про Буратино. Как он пытался накормить всех корочкой хлеба. Или как здесь говорят - не таверна - салун? Или просто кабак?
Десяток столов, чуть больше посетителей. Местные ковбои лениво ржали над столетними анекдотами, негромко и неспешно критиковали местную власть. Я прислушался. Плевать им было на космические войны, межгалактические контакты, трансформации человеческих тел. Машинально я определил состав густого дымного облака, наполняющего пивной зал. Дешёвые сигары, самогон, гашиш.
Человек, который был мне нужен, сидел в углу таверны, и глаза у него были пустыми. Не веселыми, не грустными, именно пустыми. Не было в них ничего. Две черные дыры.
Хлопок сидел за старым и грязным столом. В старом потертом комзоле. С торчащими на поясе рукоятями пистолетов. Он изучал мутное содержимое своей кружки.
Хлопок. Маркиз, один из лучших навигаторов системы. Музыкант. Известный и до сих пор живой дуэлянт. При этом человек, чудом не объявленный в розыск. По мнению тех, кто его знал, страшный человек.
А ещё - штурман моей посудины.
- Привет тебе, Хлопок, - сказал я.
Он поднял глаза. Его взгляд начал медленно меняться. Из пустого и безразличного стал сначала оживленным, потом агрессивным и, наконец, острым и пронизывающим.
- Ты ещё жив. Странно. У меня другая информация.
- У тебя плохие информаторы, Хлопок. Понимаю, в этой дыре хороших не найти... Да, я ещё жив. Пока жив.
Он поднялся. Все-таки это не человек, а тощая громадина.
Он обнял меня. Нерешительно, настороженно.
- Ты правда капитан? Ты не дубль? Как ты сумел уцелеть?
- Я расскажу. Что за дрянь ты пьешь? У тебя совсем нет денег? Что, здесь ни у кого нет денег?
- Есть деньги. Просто мне все равно.
Разговор мы продолжили в салоне Пустышки. Это был наш корабль. Пустышка знала много, слишком много, чтобы раскрывать наши и свои секреты полицейским галактической империи. Это был совсем не такой звездолет, каким он значился в разных ведомостях и документациях. И в техническом отношении, и в биологическом.
И Пустышка знала, что если кто-то чужой будет копаться в ее внутренностях, она просто умрет. Вместе с любопытными копателями. И всеми, кто окажется в радиусе пятидесяти метров. Обыкновенный глубинный взрыв.
Когда Хлопок увидел Пустышку, он только покачал головой.
- Еще сюрприз. Эта старушка тоже жива... Теперь тебе время сказать, что и наши бойцы живы. А все, что произошло на Хламиде - просто розыгрыш.
Увы, такого я сказать не мог. Это было бы слишком хорошо.
Мы включили визор, отрегулировали экран. Каналы были только местные, а нас, признаться, мало интересовали цены на зерно или количество правонарушений за последнюю неделю. Я понял, что просто оттягиваю начало нашего разговора. Тогда я сел за стол напротив Хлопка и поднял фужер:
- Давай выпьем за погибших. Они сражались великолепно, но у всех нас тогда просто не было шансов. Выпьем за Весела, за Карела. Это были отличные ребята и отличные бойцы. Мир и память...
Мы немного помолчали, а потом я начал свой рассказ.
На следующий день мы решили пополнить боевой отряд. Мало ли что, важно в любой момент быть готовыми к действию. Особенно жестких требований перед новичками не ставили. Хорошая реакция, точность стрельбы, коммуникабельность с особями чужих цивилизаций. И конечно, умение работать в команде. Вот, собственно и все. Таких спецов можно найти на любой приличной бирже.
Отбор новичков начинал Хлопок. Он ставил кандидата перед собой, очень близко, и долго смотрел ему в глаза. Обычно такая игра в гляделки заканчивалась тем, что Хлопок бросал в пространство "свободен" и поворачивался к нему спиной.
Были и другие варианты. Если взгляд пришедшего не вызывал у Хлопка отторжения, он выдерживал паузу, отходил на пару шагов и говорил: "Защищайся". И начинал того избивать. Без повреждений, конечно, отслеживал его реакцию. А что? Тот сам пришел к нам устраиваться на работу. Он должен быть готов и к такому виду общения.
В ответ одни пытались защищаться активно, другие уходили в глухую оборону. Некоторые даже начинали качать права. Но последние быстро уходили, услышав классическое "свободен". Наконец, тот, кто доходил до следующего уровня, демонстрировал Хлопку свои навыки владения оружием. Я смотрел на присходящее из другой комнаты. Уже к вечеру два кандидата сидели передо мной.
После недолгого знакомства я проверил их психические и психологические данные. Нет, не сам, конечно. Для этого на корабле была отличная аппаратура. Затем - умение управлять материей и пространством. Но последнее уже так, общая техника. Вряд ли боевикам это понадобится.
Они не были знакомы друг с другом. Очень разные, но, похоже, неплохие ребята и бойцы. Дик – высокий, худой, быстрый в движениях. Немногословный и невозмутимый. Три года проработал в группе зачистки, как закончился контракт - ушел оттуда, сам ушел. Факт довольно интересный, из таких групп редко уходят по своей воле.
Второго звали Симон. Кошачья мягкость, гибкость, при этом скупость в движениях. Сама доброжелательность, открытая улыбка, хитреца в глазах. В прошлом бармен, переводчик, десантник. Казалось, что рожден он совсем не для боя. Для дружеского общения, понимания и помощи. Вероятно, он сочетал в себе все качества.
Одного дня нам хватило, чтобы выбрать новых членов нашей группы. Почему так быстро? Потому что нам нужно было мясо. А почему целый день? Потому что и мясо должно быть отличного качества.
Мы не скрывали от новобранцев, какую роль им предстояло сыграть, наоборот. Это были толковые ребята. Они понимали, что нетрудно приготовить план действий, но гораздо сложнее выполнить его в реальной обстановке. Поэтому пешка вполне могла превратиться в ферзя. Все рисковали, это понятно. Но вариантов не было.

2.

Месяц назад я заходил к своему приятелю Алефу, мы вместе заканчивали университет. Он работал психологом-реставратором где-то в соседнем секторе. Конечно, психолог-эксперт мог бы лучше разобраться в ситуации. Впрочем, кто знает. Мой сокурсник все годы ходил в отличниках, мог бы пойти и в эксперты, ему предлагали. Просто ему больше нравилось реализовывать психо-модели на живом материале, чем просиживать свой зад в засекреченном кабинете. Каждый день двигать по экрану кружочки и квадратики, комментируя эту чехарду умными словами.
У него оказался отличный кофе, настоящий, с земной горчинкой. Я рассказал ему о нашем полете на Хламиду, скрывая, конечно, криминальные особенности. Представил все как поисковую экспедицию, в ходе которой нам пришлось вступить в контакт с местными жителями. Алеф сразу засыпал меня вопросами:
- Где расположена такая планета? Какие еще драгметаллы, кроме меди, можно там добывать? Почему ничего не известно о тамошней разумной цивилизации? И что это за планета, какие у нее координаты? И почему Хламида, никогда про такую не слышал.
Тогда я мог ответить только на один из заданных вопросов:
- Почему Хламида? Видишь ли, в нашей команде штурман-навигатором был Хлопок, личность незаурядная. Вот в его честь мы планету и назвали. Сначала она была Хлопидой, а потом сама собой понемногу трансформировалась. Что же касается остального...
Я только развел руками: не имею права сообщать конкретную информацию.
А потом я рассказал главное: о своем пребывании в среде аборигенов. Или кого там еще. И закончил словами:
- Что это было, Алеф? С мозгами у меня все нормально, естественно, я сразу проверялся у лучших врачей. Спрашивал - они разводят руками.
Он молчал целую минуту. Потом спросил:
- Почему ты заговорил о своем приключении со мной? Наверняка на твоей планете работают спецы с морем разного оборудования. Потерпи месяц-другой.
- Понимаешь, Алеф. Об этом никто не знает.
- А как же... - только тогда эта святая душа сложил два и два и сказал:
- Ага, понятно. Ты всегда был мастером нестандартных решений.
Полчаса мы говорили о пустяках. Говорил в основном я: о сокурсниках - что знаю, - выборочно о своей работе, конечно, о политике. И я знал, что все это время в его голове идет работа.
- Стоп, - сказал он. - первое решение: ничего с тобой не происходило. Аборигены сумели запустить в твое сознание какой-нибудь хитрый препарат. Или другим способом получили возможность управлять твоим восприятием.
Я с сомнением покачал головой.
- Нет в природе таких препаратов. Я делал прививку Вильсона. И ты это знаешь. Если бы кто-то сумел управлять моими волевыми, эмоциональными центрами - я просто умер бы. Мгновенно и окончательно. Без прививки можно выходить в космос только в качестве пассажира. Стоит такому пассажиру попытаться управлять кораблем без прививки - сразу можно вызывать похоронную команду. И это без вариантов. С прививки Вильсона начинает свой трудовой путь каждый звездолетчик. И я полностью согласен: без такого внутреннего контроля сейчас нельзя.
- Ну хорошо. Тогда второе решение. Ты - уже не ты. Передо мной сидит - прости, сидишь - не однокурсник мой, а точная его копия. Земля и сообщество этого делать не умеют. Но мы стараемся. Ученые предлагают одну теорию за другой. Раньше или позже научимся. Предполагаю, что было там. Аборигены сумели сканировать твою сущность прежде, чем ты... хм-м умер. И вот. Как понимаешь, я в это не верю, иначе так бы с тобой не говорил.
- Да. Теория из тех, которые не опровергаются, как и не подтверждаются. Но ты ведь знаешь, что копию от оригинала отличить все-таки можно.
- По наличию исходной субстанции, которая не копируется по определению? Знаю, конечно. Не знаю только надежного способа определить: есть в тебе такая субстанция или нет.
- Хм... - Мне не очень понравилась такая гипотеза. Но Алеф, похоже, этого не заметил. Конечно, истина для него прежде всего.
- И кстати. Ты не хотел бы побывать на Хламиде еще раз?
Этот разговор я прокручивал в голове, когда сидел в капитанской рубке, внимательно контролируя продвижение звездолета. До той звезды было неблизко, но я не спешил. И только когда на борт поднялся Алеф, корабль пошел с максимальным ускорением. Я почти услышал, как облегченно вздохнула Пустышка и, покрепче "обхватив рычаги", устремилась к цели во весь опор.
В дверь постучали. Вошел Симон и сказал:
- Капитан, нам бы ключ от тренажерной. Как ты говоришь, времени осталось всего ничего. Что сейчас делать, какие техники отрабатывать?
Они с Диком не понимали цели экспедиции. Недавно я пытался им ее объяснить. И думаю, объяснил бы, если бы понимал сам.
- Еще раз: действовать будем по обстановке. А она может быть какой угодно. Может, придется выжигать все и всех. Быстро и абсолютно. Но это, понятно, самый крайний случай. Может, придется делать какой-то выбор, а вы не знаете, что хорошо и что плохо. Тогда нужно привлекать интуицию, замечать все мелочи и мгновенно делать неожиданные выводы. А что вам сейчас делать... Выспитесь. Может, поможет.
Вот так. Иди туда, не знаю куда и не знаю зачем. Но мы все равно шли. Потому что получили такую команду от Корпорации. Собственно, я получил. Хлопок тоже знал, на кого мы работаем, но подробностями не интересовался. Впрочем, каналы связи у него были. Он и сообщил в Корпорацию о провале первой экспедиции на Хламиду. Также в письме «моему дядюшке по материнской линии» написал о моем исчезновении и, вероятно, смерти.
Ничего удивительного, что Хламидой в тот момент никто особенно не интересовался. Первое время - другое дело. Планета с условиями, подобными земным, да еще с местными жителями на единственном на всю планету материке. Были громкие предположения ученых, попытки связать историю аборигенов с прошлым землян. Конечно, был и некоторый шумок в прессе.
Но очень скоро интерес к планете почти угас. Аборигены оказались охотниками и земледельцами, не более. Даже до обработки железа они еще не дошли. Словом, заурядная планета восьмого класса.
Сделанные выводы подтверждали состав атмосферы, грунта, воды. Разница температур, период обращения вокруг звезды, наличие спутников. И так далее. Характеристики укладывались в средний ряд планет такого типа, обычно не интересных в смысле получения минералов или энергии - далеко и не богато.
Так планета и осталась длинным цифровым индексом. А запланированная поначалу экспедиция на планету прочно обосновалась в конце длинного списка.
Мы сидели в центральной рубке. Боевики спали в своих каютах или делали вид, что спят.
Мы молчали. Алеф задумчиво бегал пальцами по клавиатуре, и на экране его девайса появлялись графики, тексты, схемы. Хлопок сидел в глубоком кресле, отключенный и погруженный в себя. Нормальное для него состояние перед операцией. Он будто тестировал свою внутреннюю пружину, готовую в нужный момент распрямиться, сокрушая все на пути. Если потребуется, конечно.
До Хламиды оставалось как от Земли до Луны, когда на датчиках стала появляться откровенная ерунда. Коэффициент агрессии говорил, что мирная в целом планета за какие-то полгода стала планетой агрессоров и захватчиков. Пока потенциальных, но кто знает?
Алеф не слушал Пустышку, он ложкой помешивал кофе в своей чашке. Понятно, что сам кофе его не интересовал, он пожирал глазами строчки, возникающие на мониторе. Потом обратился к кораблю:
- Слушай-ка, э-э... Пустышка. Синхронизируй мне сегодняшие данные с данными полугодичной давности.
- Я не поняла, - ответила Пустышка почему-то с достоинством.
- Она бывает туповата, - вставил я, - не слишком часто.
- О, господи, - вздохнул Алеф и изложил свой запрос в максимально доступной форме. Я обратил внимание, что нужные слова и цифры стали появляться на экране раньше, чем Алеф закончил фразу. Не иначе, Пустышка поняла все с первого раза. Просто она не упускала случая постоять за права биомехов.
Такую деталь Алеф не заметил. Он сравнивал и сравнивал разные значения, хмыкал, иногда присвистывал, снова что-то бормотал. И вдруг поднял глаза:
- Сколько времени остается до посадки?
- Если в нормальном режиме... Сутки плюс-минус два часа.
- От нормального режима придется отказаться. Мне бы не хотелось высаживаться на пепелище.

3.

Мир был перевернут. Вверх ногами, если только можно было представить, где у этого мира ноги, а где голова. Расмус представлял это вполне. Он выпрямил руки и принял идеально правильную стойку на голове. Минут десять так постоять, подумал он, и все растревоженные мысли займут положенные места. Сознание заполнят ясность и покой.
Расмус знал, что обманывает себя. Этот русский снова появился в пределах видимости, и с этим ничего нельзя было поделать. Он еще очень молод, этот русский. Молод, как вся его цивилизация, культура, возникшая непонятно откуда и непонятно зачем.
И в принципе это были неплохие создания. Слишком активные, да. Слишком резкие, не просчитывающие и не желающие просчитывать результаты своей деятельности - тоже да. Им нужно все и сразу. А потом - трава не расти? Нет как будто. Они по-своему гуманны и предусмотрительны. Очень по-своему, но можно ли сегодня ждать от них чего-то другого?
И все же: что задумал этот русский? Зачем он с товарищами направляется сюда снова? Расмус вспомнил, как общались они полгода назад. Ему казалось, что тогда он все объяснил этому неугомонному искателю истины, и тот согласился с ним. Невозможно переделать весь мир, сделать его таким, каким ты хочешь его видеть. Неужели непонятно?
Расмус почувствовал, как немеет его левая средняя рука. Ловким переворотом он встал на ноги и понял, что энергии в нем достаточно, чтобы связаться с Центром. Придется обстоятельно и пунктуально рассказывать о контакте с молодой, даже юной цивилизацией.
Мог предвидеть он и распоряжения Центра - выбор был невелик. «Перенаправить» - к ложным ценностям. «Опустить» в значении резкого торможения прогресса. «Залить» внутренними проблемами, настолько актуальными, что мысли о новых открытиях и контактах отпадут сами собой.
Есть и четвертый способ, о котором неприятно говорить, но помнить о котором нужно всегда. Бывают обстоятельства... Способ прост: уничтожить. Стереть из хода истории, как препятствующих гармоничному развитию мира. Как не увидевших или не пожелавших принять свое предназначение. И тогда - стереть. Со всеми последствиями. Чтобы другим неповадно было.

Планета Натари находиться на расстоянии 500 земных лет путешествия. Насколько это далеко неизвестно, так как корабль, на котором люди приплыли заселять эту планету, находился под управлением Квинты, которая позже самоустранилась от своей функции. Сведения о том, куда отправились люди и с какой скоростью до нас не дошли.

Планета была непригодна для обитания, но с помощью заложенной в корабль функции терраформирования, в течении 40 земных лет, она стала приближена к земным условиям жизни.

Люди перестали себя называть людьми, и назвали себя «Тари». Откуда и пошло название планеты — На-Тари — «Для Тари».

Язык Тари (натарианцев) — натарийский, который формировался на протяжении 120 с лишним земных лет.

Длительность солнечных суток на планете равняется 128 земным дням. 64 земных дня — светлое время. Остальные дни — ночь. Для удобства, солнечные сутки Натари назвали годом. А дробление года на дни сохранили как на земле — 24 часа. Выраженных времён года нет. Время измеряется в натарианских годах (равен 128 земным суткам) и земных днях. 100 натарианских лет равны чуть больше 35 земным годам. Короткая запись: 50.96 (50 натарианский год, 96 земной день).

Звезда Ша освещает и обогревает планету. В светлое время бывают большие бури, ночью — гром и сильные дожди.

Средняя продолжительность жизни Тари 200 лет (70 земных лет).

Планета поделена на земли. Главная из них, где обитают большинство тари — земля Хаш, в которой находятся много небольших поселений, в том числе и Семь Великих городов.

Знание собственной истории важно для настоящего и будущего поколений. Именно поэтому мы начинаем новую рубрику материалов под названием «Отголоски истории». В это рубрике мы попытаемся в общих чертах рассказать о всём том, что произошло за последние 300 лет. Академия в Шамоне заявила о начале сбора и систематизации исторических фактов, которые будут опубликованы по завершении работы. А мы начинаем. По многочисленным причинам, с нашей родной планеты Земля вышел корабль под названием «Росток». Командующим составом была, так называемый, Квинта — совет из 5 человек, который руководил как кораблём, так и жизнью всего экипажа.

Путешествие до Натари длилось примерно 500 земных лет, это время называют «Время Пустоты«. Сонная и беспечная жизнь в космосе была окончена, в момент обнаружения подходящей планеты.

Началось терраформирование Натари, известное как «Время Формы«. Атмосфера формировалась нанороботами, моря появлялись на месте падения нарочно сброшенных ледяных метеоритов, грунт делался пригодным благодаря специальным бактериям. Отредактированные гены растений и животных обретали массу, и после рассаживались на свежеприготовленном грунте. Люди усваивали необходимые знания и отрабатывали умения, которые были нужны для полноценной жизни на планете.

Переименование с «человек» на «тар» было принято на общественном собрании народа, под наблюдением Квинты. На нём также были утверждены название планеты и план расселения.

Первое время продовольствие и необходимые вещи поставлялись с корабля. Проводились работы по рассадке и размножению генномодифицированных растений и животных.

В 60 году началась перестройка шести главных поселений в города, а когда количество тари стало приближаться к отметке 5000, произошло расселение. Выбор города зависел от знаний и умений конкретного тари, так как каждый город был специализирован под конкретные виды деятельности.

В 82 году на северо-западные поселения начались нападения со стороны неизвестных существ. При обращении к Квинте ответ не последовал, и тари пришлось самостоятельно расследовали ситуацию. По следам существ было найдено поселение роботов. Эти роботы были всем известны, с их помощью Квинта осуществляла своё управление, они были её провозвестниками их воли, так как они остались в корабле на орбите, и по неизвестным причинам, ни разу не спускались на планету.

Позже это поселение роботов назвали «Зверинец». Роботы не пускали тари на территорию, и при попытках проникнуть применяли оружие. Тари были вынуждены оставить поселение в покое, но всё же поставили вооружённую охрану на границе между территорией Зверинца и тари. После этого попытки связаться с Квинтой прекратились. Но ежегодные поставки оборудования продолжались, из-за чего все посчитали, что связь отсутствует по техническим причинам, и ожидали её восстановления со стороны Квинты.

В 90 году прекратились и ежегодные поставки оборудования. Случаи нападения тварей из зверинца участились, из-за чего произошло силовое столкновение роботов и тари. После того, как роботы смогли отбиться от нападения тари, они перешли в наступление. Этот период в истории называется «Время Скорби».

Война велась преимущественно партизанская. Роботы разыскивали тари, а тари отбивались и прятались. С каждым годом роботов становилось всё меньше, и к 104 году их не стало вовсе. Потери были огромны. Количество населения сократилось в половину. Расселение по причинам бегства было обширно. Пустыни, горы и морские побережья — везде можно было найти группы по 70-120 тари, которые только что и делали, как искали еду и укрывались от погодных условий. Все знания и технологии были утеряны, и после окончания войны, тари пришлось развиваться буквально с нуля.

К 156 году были заново отстроены Шесть Великих Городов, и тари стали постепенно переселяться в них. Этот период называется «Время Тишины». Разобщенность между городами повлекла за собой развитие каждым городом всех видов деятельности. Именно это и стало причиной грядущей гражданской войны. Количество ресурсов было не равномерно, и когда город Хэйла имел много оружия, он страдал от недостатка еды и водорода, который применялся во всех устройствах как источник энергии.

Началось «Время смуты». В 247 году состоялось первое нападение хэйлимов на аграрный город Зараль. После его успешного захвата, войска стали двигаться на Шамон. Города Цамарат, Моаро, Шамон и Басса составили союз, и отрезали Хэйлу от Шамона.

Позже, по разным причинам, Шамон присоединился к союзу Хэйлы и Зараля, в связи с чем создались Черная (Хэйла, Зараль, Шамон) и Синяя (Цамарат, Моаро и Басса) сторона конфликта. Конфликт то разгорался, то прекращался. И так на протяжении десятка лет.

В итоге, в 309 году, победила Синяя сторона, и в знак мира между тари, было решено вернуть прежние специализации каждому из шести городов. Также было решено построить седьмой город — Ахала — демократическую столицу тари.

В 354 году Ахала была открыта для заселения.