Укороченная вторая строка здесь весьма кстати, претензий нет. По форме вообще претензий нет.
В отличии от содержания.
Завораживающее начало. Что же дальше? Хочется чего-то красивого.
Пусть поры разорваны. Пусть. Это поэтично и не избито. Но разорванные - значит их растянули. Так? Как выяснилось - нет. Героя связали (причем "зачем-то". Читатель в недоумении, герой тоже), то есть все-таки поры скорее сжаты, чем разорваны.
И ствола/меня - никак не рифма.

И опять хорошее начало.
Вдруг - эффект неожиданности. Так быстро разделась? Диссонанс с некоторой неторопливой мечтательностью, которая сквозит между строк. Это "вдруг" выбивается из общего фона и мешает восприятию.

Избито, ах как избито!
Ага. Теперь понятно, зачем связала. Связанного удобнее нести.

В сухом остатке: красивая задумка, испорченная быстрым исполнением.

Я когда-нибудь стану гномом,
Бородатым любителем пива.
На врагов я обрушусь громом,
Стану их убивать красиво.

Одному отрублю я ногу –
Пусть визжит себе на здоровье.
А другого пошлю. В дорогу.
И в паёк дам вымя коровье.

Остальных изрублю в капусту –
Пусть не лезут в мою пещеру.
И в пещере вновь станет пусто,
Я ведь выкину трупы за двери.

Стану пиво варить потихоньку,
А потом грибочков наемся.
Будет мне хорошо и вдогонку
Я ещё грибочков наемся.

Буду пиво варить. Есть грибочки.
Если станет внезапно мне скучно,
Я достану чертяку из бочки,
Отлуплю топором двуручным.

Лягу спать. А когда проснуся –
Позвоню друзьям закадычным.
Пусть толпою ко мне припрутся,
Мы займёмся делом обычным.

Побухаем часа три-четыре,
Наедимся сырых мухоморов
И пойдём громить гоблинов хилых,
Убивать их без разговоров.

А когда они кончатся, твари,
Мы найдём поселение орков,
Их вождя кипятком ошпарим,
Пиво выйдет из нас красиво.

Мы набьём все коленки огру,
Мы отлупим ежа и выдру,
Мы сломаем и сложим гору,
Да мы в узел завяжем гидру!

Пьяный гном – загляденье просто.
Это вам не поддатый эльфёныш!
Обрыгаем мы пару колоссов
И опять поломаем гору.

Не нужны нам Добро и Святость.
Все мы, гномы, сама добродетель.
Напинать нам любому в радость,
А потом под горой повесить.

Я алхимиком, может, стану.
Выбью руну врагу на жопе.
К Клану Стали листом пристану,
Буду первым в их глупом топе.

По стене врага я размажу
Неподъемной кувалдой огромной,
Ну и что, что из лука я мажу!
Я не эльф какой-нибудь стрёмный.

Я болтов стальных навтыкаю
В оборзевших пещерных троллей.
Пусть и дети их вспоминают
День, когда я был так расстроен.

Слизнекубу набью я рожу,
Отдеру всю шкуру с пантеры,
И её хозяина тоже. Отдеру,
Чтоб не лазил в пещеры.

Я сломаю хребет у етти,
Дёгтем мамонта я полью,
Убивать буду тех и этих,
Всех в конце я концов убью.

И останутся только гномы.
Вечно правят пусть в подземельях.
Короли в мифрильных коронах
Поведут наш народ прямо к цели.

Наша раса – лучшая раса.
Только гномы – гномы из гномов!
Мы не эльфы, качки-…ловеласы
Пусть сидят в лесах замшелых!

Гном у гнома не выкрадет пиво,
Не оставит без доброй драки
И поставит фингал красивый.
Мы не орки, тупые собаки!

Гномы силой берут, что им нужно,
Не скулят, когда рубят им ногу,
Нападают на гоблина дружно,
Отправляют всех на дорогу.

Гном звучит наиболее гордо.
Гном не скажет, что ему скучно.
Гном упьётся пивом по горло,
А потом облюет всю округу.

Гному гном погномеет гномно
И ответит угномно тоже,
Ну а если получит по роже,
То не сделает это негномно!

Только гномы гномеют дружно,
А гнометь можно бесконечно,
Нам ведь пиво с грибами нужно
Для того, чтоб весёлым быть вечно!

Мы ответим святошам-людям:
«А чего вы сюда припёрлись?»
Долго слушать мы их не будем,
Только скажем, обратно чтоб пёрлись.

Ну а если придут к нам эльфы
Дружно выгоним их в пещеры.
Пусть там сами дорогу ищут,
Так как рифм для них почти нету.

Гномы – самая мирная раса.
Не обидит гном даже орка.
Он предложит ему кружку кваса,
А потом и прибьёт бочонком.

Гном не станет копить обиду.
Заорёт и полезет в драку.
Надаёт всем подряд по шее.
Ну? Гномы ж лучшая раса!

Оприходовать пиво с грибами,
Завязать узлом морским гидру,
Обозвать всех троллей козлами
Сможет гном. И сделать селитру.

Гномы твёрдо стоят на камне.
И на почве. На глине тоже.
Я когда-нибудь гномом стану.
Но надеюсь, немного позже. 21 сентября 2012 г. 4:30 – 5:48

Стервы.

Легко ли вам живется, стервы?
На завтрак утренний раздор,
в обед мотаете вы нервы,
на ужин бесконечный спор...

Конечно, сильно устаете
вы добиваться правоты!
И ночью с просьбою прильнете:
- Ну, пожалей меня! Эй, ты!

Бывают женщины – пиявки,
Из тех, что сложно оторвать.
На шее виснут как удавки
И не желают отпускать.

Они впиваются ногтями,
На жалость давят, слёзы льют,
Капризно топая ногами,
Но, даже пнёшь их – не уйдут.

Они умеют ныть и хныкать,
Под кожу впрыскивая яд,
Чтобы их донор-горемыка
Расстаться с кровью сам был рад.

В них нет ни гордости, ни чести,
И, если станешь прогонять,
Они обидой, или лестью
Вновь станут жертву донимать.

Писать стихи о тяжкой доле,
Давить на совесть, психовать.
А донор терпит против воли –
Пиявок трудно оторвать.

Они прекрасно понимают,
Как удержать на поводке,
Сто раз расскажут, как скучают
И как тоскуют вдалеке.

Про все достоинства напомнят,
Распишут в красках как он мил,
Чтоб человек, который кормит
Вдруг от себя не отлучил.

Чтоб он и дальше поддавался,
Чтоб помогал и был ручным,
Всегда с улыбкой отзывался
Когда понадобится им.

Порою хочется вмешаться:
«Всё это фальшь, раскрой глаза!
Да сколько можно разрываться?
Прошу, опомнись! Так нельзя!

Ну, может, хватит быть беспечным
И отдавать так просто кровь?
Такие дамы бессердечны
И не способны на любовь.

Они ведут игру искусно,
Но, вот к чему она идёт?!»
…
Всё это, право, очень грустно,
Как жаль, что донор не поймёт.

Снова видел ты смерть,
И встречу не забыть уж эту,
Ты видел, как твой друг
Тихо угасал,
Когда от жизни пострадал,
А темный ангел прошептал,
Стоя над тобой:
Мы должны принести были радость,
А принесли с собой только боль,
Впустив смерть следом за собой.
На последнем издыхании друг прощался с тобой.
Понимая, что уж никогда не увидишь ты больше его,
В безумном исступлении просил прощения на коленях у него,
Но не успел узнать ты ответ,
Хотя и знал, что прощения нет.

Сусальное злато, фарфоровое счастье,
Кусочки лимона на блюдце расписном,
Две чайные рыбки, невиданные сласти,
И зимняя муха, и вечер за стеклом.

Влюбленная рыбка — оранжевые губки.
Стеклянные стены, подводные миры…
И крепнет молчанье коралловою губкой
Из царства таких же необъяснимых рыб.

Уставший декабрь прилег на подоконник,
Он все отбелил, он намаялся к утру.
И стынут две чашки в немеющих ладонях,
И в чайных глубинах дрожь непокорных рук.

И яркие краски нечаянны и резки,
И зимняя муха некстати ест драже…
Две чайные рыбки болтаются на леске —
Ни чая, ни мая не надо им уже.

Лишь тень вечерняя, не больше,
Пугает, вызывает крик...
В ней виден гроб и клоун тощий,
Косматый с топором мужик.

Кровь холодеет, сердце встанет,
Замедлит время свой же ход...
И в этот миг дрожит в стакане
В руке убийцы серый лёд.

А в темноте, что под кроватью
Нет никого... но есть секрет,
Секрета же страшась дитяти
Лишь просят не гасить им свет.

Кому-то видится в прохожем
В плаще и маске силуэт,
Во сне мы мечемся: "О, Боже,
Спаси меня, помилуй! НЕЕЕЕТ!"

Проходная строчка. Под общий смысл и размер. Подумай об этом, хорошо?

Влюбленный корабль

Ах, ветер, как же ты играл в надутых парусах,
То пел как птица, то рычал мне нагоняя страх…
А ты, волна, целуешь борт как чистое дитя
Быть может, не вернусь я в порт, над смертию шутя…

Сухим не раз я из воды с улыбкой выходил,
От страшной, сумречной беды, от рифовых могил,
А в полный штиль я сохранял в душе свой покой,
И не боялся ран, огня, до встречи лишь с тобой…

Ты ослепляешь, ты пленишь невинной белизной,
Алмазным блеском поманишь, но полог тайный свой
Во глубине холодных вод, но… странно – ты мне мил
Пусть твоё сердце – только лёд, мне без тебя нет сил.

Я знаю, есть один лишь шаг, а дальше – ничего,
В обломки мачты, в тряпки – флаг, «он был, и нет его»?
Морские девы будут петь баллады обо мне,
О том, как я посмел смотреть на айсберг на волне.

Но мне плевать, люблю, люблю, всё в жертву принесу,
Грехи на совести коплю и душу не спасу,
Но лишь в твои объятья, лёд, отдамся сразу я,
Навстречу гибели полёт… жизнь кончена моя.

Кто странствует по зеркалам,
Не ощущает стыд.
Он тихо ходит тут и там,
Размеренно следит.

Засунет нос, потом войдёт
Из зеркала он в зал.
Клинок достанет, подождёт,
Потом вонзит кинжал.

Угаснут свечи, ночь пройдёт
И труп найдут к утру.
Но тень плечами лишь пожмёт,
Проснувшись поутру. 9 октября 2012 г. 2:50 – 2:51