Снег кружится, серебристый снег, игривый и холодный... Неприятно липнущий к щекам. Вокруг слоняются люди, кто-то спешит за покупками, за новыми товарами и скидками, за давкой в очередях, за брань, за кошелками своими и чужими, за рождественскими елями и за подарками своей семье. На Рождество город преображается. Нет, он не становится лучше или хуже, не уютнее в нем и не теплее от этого, не холоднее. Просто в это время года даже преступники становятся добрее и терпимее в ожидании праздника. Это несколько сокращает обычное число шальных пуль, которых ты можешь получить, просто прогуливаясь по городу в будний вечер.
Грязи не становится меньше, ее укрывает плотным слоем снега.
Питер прошел еще метров триста от станции метро, пока, наконец, не добрался до места. Иногда плохо без машины, думал он, но еще хуже, когда денег на машину нет. Но в таких злополучных местах как этот богом забытый переулок в Бронксе и врагу не пожелаешь парковаться.
Это было не то, что он ожидал увидеть. Впереди уже собралась толпа офицеров полиции и журналистов. Питер огляделся внимательно. Между людьми с фотоаппаратом наперевес ловко просачивался Эдди Брок. Пройдоха Брок из Дэйли Бьюгл, смертельный яд города Нью-Йорк в лице добродушного журналиста.
– Так, кто-нибудь объяснит мне, почему посторонние на месте преступления?! – знакомый до боли голос раздался, как раскат грома, облив холодом последние теплые чувства, успевшие нахлынуть на него, когда он вновь на мгновение увидел ее. Он вздохнул. Все в ней было прекрасно. Все, кроме нее самой.
– Здравствуй, Гвен, – улыбнулся этой гневной девушке Питер.
– Питер... Ты, надеюсь, мимо проходил, не заметив ограждения, не так ли?
– Не так ли. Кто убитый?
– Тебе это так нужно знать? Ты не офицер полиции, чтобы меня спрашивать.
– Прости, – он на секунду задумался, не зная, что бы ей сказать. – Мне позвонили и сказали прийти сюда. Срочно.
– Кто тебе звонил? Твой клиент? – ее равнодушный тон начинал раздражать Паркера.
– Не похоже на то. Поначалу я подумал, что это шутка, но... Звучало убедительно, – Питер многозначительно осмотрелся вокруг. – Не похоже это на шутку.
– Гм, не ты один так считаешь. Ладно, не стой так.
Она тут же резко развернулась и быстрым шагом ушла вперед, скрывшись за чужими спинами. Питер пожал плечами и неспешно поплелся вглубь толпы. Это действительно не походило на шутку. Он не мог узнать голос звонившего, но знакомое чувство прочно застряло в нем.
– Что мы имеем? – Гвен уже величественно стояла над трупом, а рядом с ней фотографировал журналист Брок. – Один труп, орудие убийства – предположительно, нож для разделки мяса. Довольно по-зверски выглядит.
– Много крови… – тихо прошептал Питер, едва увидев картину убийства. – Смотрите, тут тоже кровь, – он указал на едва ли заметную лужицу крови в паре метрах о убитого.
– А, великий Питер Паркер, я погляжу! – прервав его, ехидно возопил Эдди Брок, успев озарить яркой вспышкой своего фотоаппарата лицо Питера и привести того в замешательство. – С какой это целью вы снизошли до нас, сэр? Убийство – это всего лишь убийство, смерть одного человека, не так ли? Раз, и нет его.
– Заткнись, Брок. Я пришел не с тобой говорить. И не интервью давать.
– Сам заткнись. Я просто поздоровался с тобой, а ты сразу в штыки. Да что толку с тобой вообще разговаривать?..
Ехидная ухмылка Брока исчезла с его лица, оставив вместо себя подрагивающую от гнева бровь и оскалившееся стучащие от холода зубы. Он протяженно со свистом вдыхал в себя воздух и так же протяженно выдыхал, не спуская глаз с Паркера. Питер, в свою очередь, старался не смотреть в его сторону, чтобы зря не нервничать. Нужно было просто игнорировать этого задаваку, и тот отстанет. Он надеялся на это.
– Мне на хрен не сдалось интервью с тобой, – продолжал Брок, дыша еще громче.
– Слушай, я пришел по делу, а не для того, чтобы вспоминать наши с тобой разногласия. Давай вместе успокоимся сейчас, ага?
– Я успокоюсь, когда твой некролог напечатаю.
– Это сильно, – Питер был просто сражен.
– Заткнитесь оба, – оборвала на корню затевавшийся спор подошедшая к двум парням Гвен и с каменным лицом уставилась на Питера так, что у того сердце екнуло. – Теперь на полном серьезе: что тебе нужно?
– Я сказал, мне позвонили...
– И ты, конечно, тут же пустился на помощь, не так ли? – холодным как нью-йоркский воздух голос резал слух Питера.
– Не так ли... – повторил он, смотря девушке прямо в глаза. – Я хотел увидеться с тобой, – соврал Питер. – Нам надо поговорить.
– Лучшего времени не смог найти?..
– Гвен, что произошло? – Питер решил не отступать. – Мы же были с тобой вместе, а потом ты вдруг бросила меня... Дело во мне? Скажи, ведь дело во мне? Я старался угодить тебе во всем, я даже... Я даже любил тебя.
– Как мило!.. – Гвен ошалело уставилась на него.
– Понимаю, глупость сморозил, но ты пойми, что таких чувств я больше ни к кому никогда не испытывал. Я не бросаюсь словами на ветер. Я люблю тебя, и это правда.
– Тебе кажется.
– Гвен... – вновь повторил он ее имя, словно цепляясь за него как за спасительный круг. На деле это был капкан.
Гвен Стейси была самой красивой девушкой из всех, что он знал. Белоснежные волосы, небесно-голубые глаза и красные губы на ее светлой-пресветлой коже. Будто бы кровь на снегу. И столько смертей между ними. Порой Питер думал, им никогда не быть вместе. Гвен хоронила свои чувства глубоко в себе, оставляя лишь холод снаружи. Будто бы бродячий труп. Питера вдруг передернуло.
Над трупом копошились судмедэксперты, в том числе Уоллес, низкорослый пожилой мужчина с бегающими слезящимися глазами и вечным насморком. Несколько месяцев назад он нанимал Питера, чтобы тот следил за его женой. Бедняга, конечно, наделся, что то были всего лишь предрассудки, но на самом деле жена не была верна своему мужу. Странно, что они не развелись и не разошлись после того случая, а до сих пор живут вместе как ни в чем не бывало.
– Вы плохо выглядите, мистер Паркер, – учтиво и вежливо поинтересовался Уоллес.
– Плохо спал. Всю ночь в своем офисе провозился.
Только сейчас он увидел не сильно пострадавшее лицо мертвого. Гримаса ужаса перекосила его, но Питер смог узнать его...
Вдруг что-то внутри из-под одежды трупа зашевелилось. Из нагрудного кармана мертвеца начал медленно выползать здоровенный паук, шевеля своими лапками так зловеще как в старых фильмах ужасов. Питер уставился на него, окаменев лицом и телом. В пальцах начало покалывать, а на лбу выступил пот. Сердце будто сжалось, защищаясь от угрозы.
– Детектив Стейси, кажется, я нашел убийцу... Ну, или одного из подозреваемых.
– Вы же не станете говорить, что он умер от укуса паука? Мне кажется, истерзанное тело тому подтверждение.
Судмедэксперт Уоллес тихо хихикнул, затем, сморкнувшись в платок, всегда хранившийся в кармане его брюк, начал протяженно:
– Ну, его ведь могли сначала отравить ядом, затем только порезать на куски, чтобы скрыть факт отравления или просто от злости. Так или иначе, но паучок... – он потянулся вниз и поднял осторожно насекомое, держа его перед собой – такие, вроде бы, не водятся здесь. Я таких доселе не встречал.
– Можно подумать, ты энтомолог. Он ядовитый?
– Почем мне знать?.. – пожал плечами Уоллес. – Отправим в лабораторию на исследование, там и выясним. Вот здесь, на запястье есть след от укуса. Он был получен много раньше наступления смерти. Похоже, за несколько дней до этого.
– Паук-убийца? – выдавил из себя едва слышный смешок Питер, как только Уоллес унес с собой паука.
– Заткнись, Пит, – огрызнулась на него Гвен. Она была явно раздражена.
Молодой детектив. Детектив-женщина. Дочь своего отца, одного из лучших полицейских за всю историю города. Нелегко было дотянуться до поставленной им планки, но она старалась. Не жалея ни себя, ни кого другого, теряя друзей и близких, она все дальше отделялась от людей, дабы только достичь успеха. Если бы только знать, что такое успех... Но Питер не знал и не понимал. На ее пути он был лишь очередным препятствием, как она сама часто говорила.
Порывшись в карманах, Питер отыскал смявшуюся пачку сигарет и зажигалку, между прочим, подаренную ему отцом Гвен, когда тот еще был жив. Сказать, что он высоко ценил этот подарок, значит, не сказать ничего. Резкий запах ударил в нос, а из горла как будто просился наружу скомканный выпуск Дэйли Бьюгл, режущий своими острыми углами и едкими замечаниями Джеймсона. Он тоже курил... Пора было бросать.
– Ты еще не бросил? Ужасная привычка, – прокомментировала Гвен.
– Я-то думал, тебе плевать.
– Так и есть. Просто не кури в мою сторону.
– Есть след от укуса паука, – высказал слово судмедэксперт Уоллес.
– К чему бы это? – задумался Питер.
И снова кровь на снегу... Много крови. Убитого звали Флэш Томпсон, они вместе с Паркером учились в средней школе. Он его прекрасно помнил: здоровый парень, задира-футболист. Все девчонки тащились от него. Кроме одной. Той, которая его чуть глаза не лишила, когда Флэш взял инициативу на себя, не спросив мнения девушки, и набросился на нее как-то вечером, после выпускного бала. Много было крови тогда. Питер не помнил имени девушки. Он и не видел ее никогда.
Кто-то прикончил этого ублюдка. Но убийство остается убийством. И кто-то должен ответить за него.

Полгода прошло...
То было отчаянное время. Он не знал, что делать. Не знал, ради чего жить. Если раньше он хотел просто умереть молодым, чтобы покинуть этот ненавистный ему мир, когда прозвучало роковое слово, он больше не мог так думать. Он перестал в тот момент думать вообще. Он больше не хотел умирать. То слово вызвало у него отчаянное желание жить. Мы так хотим того, что нам недоступно, мы так страдаем, когда теряем то, чего даже не замечали, думал он чуть погодя. Но в тот самый момент он просто окунулся лицом в бездну и перестал мыслить. Он пытался защититься, скрывшись под камнем, от неизбежности. От одного слова... Рак.
Полгода назад у Уэйда Уилсона обнаружили рак. И это было для него страшное время. Но сейчас, когда он до сих пор жив, когда дышит холодным нью-йоркским воздухом, когда сидит по вечерам дома, смотрит игру на большом экране, доставшемуся ему от матери, когда он до сих пор смотрится красавчиком, на удивление, он больше не печалился и не гневил судьбу.
Каким-то чудом Уэйд оказался в центре АИМ, когда ученый Коннорс, давний знакомый матери Уэйда, начал проводить свои исследования в области регенерации раковых клеток, чтобы тем самым поддерживать жизнь у больных раком. Уэйд Уилсон был не то, чтобы подопытным, скорее он был пациентом, у которого шансов спастись было чуточку больше, чем у других обреченных.
В конце концов, терять ему было нечего, и Уэйд согласился.
– Господь дает тебе второй шанс, – говорил тогда его мать. – И если ты излечишься, это будет даром Божьим. Ты не смеешь отвергать этот дар или воспротивиться ему. Ты должен быть ответственным за то...
– Я знаю, мама, – отвечал ей Уэйд с любовью. – Я знаю. Мы ответственны за силу, дарованную нам Богом, мам. Я помню эти слова.
– Я люблю тебя, сынок... – это было последнее, что он услышал от нее.
Единственный человек, которого он когда-либо любил больше всей жизни, покинул его в тот самый момент, когда сам Уэйд обрел надежду на собственное спасение. Это его плата Господу. Уэйд Уилсон не мог подвести свою мать.
Мать его всегда учила идти по жизни только вперед, никогда не оглядываться назад, не зацикливаться на прошлом. Не совершать прежних ошибок. Покуда жив.
Уэйд Уилсон нерешительно стоял у двери и ждал. Ждал, когда дрожь, вдруг нахлынувшая на него не о холода вовсе, уйдет. Рука медленно потянулась вперед... Почему-то, но раньше он никогда не испытывал подобного чувства. Уэйд с замиранием сердца нажал на дверной звонок, набрал в грудь больше воздуха и попытался улыбнуться как можно более ненавязчиво. Выходило не очень. Он страшно волновался.
Наконец, за дверью послышались спешные шажки, лязг замка, а затем дверь немедленно распахнулась, чуть не сбив с ног незадачливого гостя.
Перед Уэйдом стояла молодая рыжеволосая девушка с тем вопросительным взглядом, который как бы намекал тебе: «Убей себя или вали дальше», но Уэйд, пару мгновений потянув своим безжизненным голосом, выдавил из себя располагающее к себе приветствие, на которое только был способен:
– Ты прекрасна, – сказал он, заместо банального «привет».
– Спасибо, – нисколько не шелохнувшись, ответила девушка.
– То есть, я хотел сказать... Привет. Я ваш сосед, живу в квартире напротив, – он махнул рукой назад, не отворачивая взгляда от своей соседки, внимательно разглядывая ее лицо.
– Привет. Я Мэри Джейн Уотсон, – она протянула свою маленькую немного бледную ладонь. Уэйд, весь скованный от непонятного чувства, неловко пожал ее и быстро отпустил. – Только что переехала... Вот.
– Мое имя Уэйд. Уэйд... – он немного замялся. – Уэйд Уилсон, да.
– Может, пройдешь, Уэйд? – и она жестом пригласила молодого человека пройти в квартиру.
Внутри было просторно, квартира казалась намного больше той, что снимали они с Питером. Чистый белоснежный ковер, яркие стены, даже шторы... Если не считать коробки, что ютились повсюду, можно было со всей уверенностью сказать, что ни один мужчина здесь еще не побывал. Уэйд почувствовал себя первооткрывателем. Его сердце все еще бешено колотилось, но волновался он уже не так, как поначалу. Странное чувство... Уэйд никогда не был так скован, да и женщин у него хватало всегда. До того, как...
– Я заварила чай. Кофе закончился, – звонко раздалось откуда-то с кухни.
– Чай... Чай – это будет отлично, – крикнул в ответ Уэйд.
За последние полгода он вновь чувствовал надежду. Чувствовал, что живет, и вдохнул полной грудью.

Насколько он знал, Флэш Томпсон работал санитаром в центре АИМ, куда и отправился Питер сразу же. Давка в метро, холодный ветер на выходе обдувал лицо, освежая его от этого людского запаха. От воспоминаний о Гвен.
Здание АИМ не было самым высоким, но оно выглядело величественно, так и завораживало одним своим видом. Питер посмотрел на вершину. Снег ссыпался на него сверху как манна небесная. Чистый снег, покрывающий собой грязную землю.
Питер Паркер решил задать несколько вопросов директору АИМ Норману Осборну. Тот не проявлял недовольства. Напротив, Осборн был чрезвычайно любезен и не вышвырнул детектива через парадную дверь, за что Питер был уже благодарен.
– Грустно, что такой человек, как мистер Томпсон покинул этот мир. Он был хорошим человеком, еще лучшим он был работником.
– Вы были знакомы с ним? – с подозрением задал вопрос Питер.
– Я знаком со всеми в своем центре. Флэш Томпсон – не исключение.
– Вы хороший руководитель.
– Дело не в том, хороший ли я руководитель. Я обязан знать все, что происходит в моем центре АИМ, иначе бы мы не достигли тех высот, чем гордимся сейчас. Нужен контроль и поощрение. За работниками нужен глаз да глаз.
Флэш Томпсон был всегда ответственным, никогда не отлынивал, выполнял свою работу грамотно, не вызывая нареканий. Бывал, однажды, работником месяца. Никто из пациентов на него не жаловался, со стороны докторов жалоб тоже не поступало.
– Вы не могли бы сказать, были у него враги. Гм, на работе?
– Вы меня плохо слушали, мистер Паркер. У такого человека не могло быть врагов.
– Это очень странно... – своим видом Питер показал, что задумался. Осборн пригляделся к детективу и нахмурил свои густые брови.
– Что же странного вы углядели? – спросил он.
– Я знаю, вы работаете над преобразованием раковых клеток. Экспериментируете на насекомых, не так ли? – спросил Питер, но Норман Осборн не отвечал, уставившись на детектива своим твердым взглядом. Не то, что бы именно это ожидал Питер. – Хотелось бы знать, могла ли смерть Томпсона быть связана с этим?
Норман грузно поднялся с кожаного кресла и встал из-за стола, сомкнув руки на груди. Питер сел ровно, не зная, встать ли самому или продолжать сидеть. Осборн подошел к окну. Его взгляд устремился далеко вперед.
– Это странно. Но странно другое, что вы задаете эти вопросы мне. Вам-то зачем это знать? У вас ко мне претензии? Я был готов ответить на ваши вопросы, но связанные со смертью Томпсона. Вы изволили себе много лишнего.
Да, мы действительно занимаемся преобразованием раковых клеток. Это несправедливо, что в мире существуют болезни, способные отнять у человека жизнь. И мы боремся с этим.
– Ценой невинных паучков?
– Почему именно пауков? – удивился Осборн.
– Просто предположение... – Питер не стал дальше напирать на своем. – Вы правы, мистер Осборн. В этом мире много странного. Вы помните, как в прошлом году пьяный водитель сбил насмерть женщину и двоих ее детей? Тот оправдывался тем, что заслушался Элвисом по радио. Отец погибшего семейства решил затем мстить двойникам Элвиса, отправив на тот свет восемнадцать ни в чем не повинных человек.
– Он еще одевался в костюм клоуна? – оживленно спросил Осборн.
– Да, Монарх, как его в газете прозвали. Или Каратель.
– Люди всегда ищут справедливости, но, напялив на себя маску и яркий костюм, ее не добиться. Центр АИМ предлагает верное решение всех проблем. Мы излечиваем болезни, двигаем науку вперед, а вместе с ней – весь мир. Мы творим невозможное.
Питер вздохнул. Трудно было сказать, что Норман Осборн открыл ему много секретов. Трудно было сказать, было ли благоразумно явиться к нему сейчас, расспрашивать о смерти санитара. Гвен его убьет, это факт.
Осборн вопросительно посмотрел на задумавшегося Паркера и сел на свое место. Часы на его тикали и показывали полдень.
– С кем из докторов Томпсон чаще всего работал? С кем я могу поговорить? – наконец, после некоторого молчания задал вопрос Питер, отходя от темы. Ему не терпелось поскорее уйти отсюда. Норман Осборн вызывал у него головную боль.
– Томпсон работник нашего учреждения. В его обязанности входит многое, в том числе ухаживать за пациентами и помогать докторам в своих исследованиях. Здесь никаких предпочтений. И, к моему сожалению, я не могу отвлекать докторов от их работы. По крайней мере, не сегодня. Вы меня понимаете, мистер Паркер?
– Ах да, конечно. Мне уж пора. Извините, что отнял у вас время, – Питер встал с уютного кресла и направился к двери.
– Ничего страшного. Мне было приятно общаться с вами, – Осборн добродушным взглядом проводил его, а затем углубился в чтение бумаг на своем столе.
– Еще кое-что, мистер Осборн... Будьте осторожны. Возможно, это ничего не значит, но все равно. Вы же творите невозможное. А смерть вполне возможна.
– Помолитесь за меня.

Уэйд проводил девушку до метро. Он весь сиял от свалившегося на него счастья. Снова он чувствовал себя, чувствовал воздух, пусть и холодный, ледяной, но живой воздух, которым он дышал теперь полной грудью. Сегодня ему больше не хотелось напиться и лечь спать пораньше или же смотреть до поздней ночи телевизор. Он просто хотел быть рядом с Мэри. И дышать рядом с ней. Он был влюблен в это мгновение. Мэри и мгновение отвечали ему взаимностью. Все было хорошо.
– Ты работаешь в Дэйли Бьюгл? Большой журналист?
– Что-то вроде того, – она скромничала.
– Я знаю, ты просто стесняешься этого.
Она улыбнулась своей искренней улыбкой. Прошло всего пару часов с момента их знакомства, но Уэйду уже казалось, что он знал абсолютно все о ней. Как она была прекрасна!
Они болтали обо всем подряд. Уэйд рассказал ей о своем приятеле, один из немногих, кто не отвернулся от него в момент отчаяния и предложил свою помощь. Уэйд Уилсон был многим обязан Питеру. Тот был его настоящим другом. Таких как он в городе не сыщешь, будь ты лучшем в мире детективом.
– Он мой приятель. Частный детектив. Если тебе что-нибудь будет нужно: информация какая-нибудь или проследить за каким-нибудь тайным поклонником, чтобы отметелить его, он с радостью тебе поможет. Держи... – Уэйд протянул девушке визитку с номером офисного телефона Питера Паркера.
– Ты же сказал, вы вместе снимаете квартиру. Зачем мне визитка?
– Дома он редко бывает. Занятой человек. А мобильным телефонам не доверяет. Говорит, излучение от них вредное.
– Надо же. Весь мир обречен, – Мэри улыбнулась.
– Да... – кивнул Уэйд, понурив голову. Он попытался было улыбнуться в ответ на шутку, но не смог. Голова заболела, а дышать стало тяжело.
– Что-то не так? – испуганно спросила девушка.
– Нет, все нормально.
Поезд подошел к платформе. Девушка еще раз посмотрела жалостливо на Уэйда, но тот успокоил ее, сказав, что все хорошо. С ним все хорошо. И вот она уехала, оставила его наедине с этой адской мучительной болью. Ему срочно нужно было лекарство.
Когда Уэйд Уилсон начал свое лечение, он был тогда готов ко всему. Но к боли нельзя быть готовым. Постоянное облучение, постоянное принятие лекарственных экспериментальных препаратов не могли не давить на него. Что-то помогало, что-то отправляло его прямиком в геенну огненную. Боль была невыносимая. Казалось, что голова разлетится на куски. Кровь отвердевала. Его рвало собственной кровью.
Доктор Коннорс прописал ему особые таблетки. Поначалу он принимал немного. Боль утихала, он даже забывал о ней до следующего проявления, но затем что-то изменилось. Таблетки слабели, но он их пил. Все больше и больше. И тогда боль вновь утихала. Ненадолго. Док говорил, что нельзя так... Говорил, что нельзя так издеваться над собой. Поэтому он перестал давать их.
– Это все ради твоего же блага, Уилсон, – говорил он ему, убежденный в своей правоте. В боли не правых. Есть только чувство боли, но док не понимал этого и твердил свое.
– Вы не знаете, что такое боль. Вы не знаете, что есть ожидание смерти. Боязнь ее... И страх желания смерти, когда начинается боль.
– Мы переходим с тобой на новый метод. Более прогрессивный. Мы вылечим тебя. Только ты сам должен освободить себя. Переступи через этот барьер. Боль лишь в твоей голове.
– Именно. В голове. Которой сейчас не станет, – и он закричал. Он всегда кричал от этой боли. Он гневил и бога, и даже мать в тот момент, за что Уэйду было стыдно. Только доктору Коннорсу не было стыдно.
Поэтому Уэйд мог просить помощи только у одного человека. Флэш Томпсон... Он часто помогал Коннорсу в его исследованиях.
Именно он мог достать для Уэйда таблеток. Если попросить, все-таки Уилсон верил, что в каждом человеке можно выявить что-то хорошее, если найти нужную точку и надавить на нее. Боль сковала его тело, и ему было не до психологии. Также он верил, что все люди до какой-то степени психи, тут и точку искать не надо. Жизнь сама давит на них, раскрывая все дерьмо.
– Мне нужны мои таблетки, Флэш. Мне они очень нужны. Голова раскалывается, меня всего разрывает. Пожалуйста, помоги мне. Господи... – Уэйда всего трясло, пот ливнем стекал по его покрасневшему лицу, а дышал он тяжело и часто.
Флэш ехидно улыбался, наблюдая за муками Уилсона, с нескрываемым наслаждением смотрел, как тот корчился, едва удерживаясь на ногах, коленями падал на снег. Они оба были в переулке за баром, куда по своему обычаю после работы Флэш отправлялся после работы. Уэйд заявился к нему и упал на колени. Стал просить о помощи. С разбитым носом он вышел на улицу, а следом за ним пошел Флэш.
– Уэйд, это для твоего же блага, – тяжелым голосом проговорил Томпсон, склоняясь своей огромной фигурой над хрупким и болезненным телом Уэйда. Тот посмотрел на него снизу вверх, не моргая, сверкая глазами. Его кровь из носа капала на белоснежный снег.
– Кончай с этим дерьмом, Уэйд, – продолжал Флэш в своем тоне. – Я не принес тебе таблеток. Не потому, что не хочу помочь тебе. Наоборот, я пытаюсь помочь тебе.
– Я умираю... – стонал Уилсон.
– Ты умираешь. И ты излечиваешься. Это называется очищение. Ты на заключительной стадии, самой сложной и мучительной. Именно сейчас ты поймешь, будешь ли жить дальше или умрешь. Пересилишь себя, свою боль, и тогда, быть может, боль отступит.
– Мне все равно. Я не могу это терпеть.
– А знаешь, мне тоже. Мне тоже все равно, сдохнешь ты или нет. Надоело врать. Мне тоже надоело это терпеть. Смотреть, как кто-то плюет в мою сторону, пренебрегает моей помощью, пользуется моим доверием...
– Что ты такое говоришь, Флэш? – слова Томпсона пугали его сильнее, чем прежде. Казалось, он обращался не к нему, он смотрел сквозь Уэйда, а говорил будто с кем-то другим. Затем он перевел взгляд вниз, на мучавшегося Уилсона, испуганно смотрящего наверх. Так они стояли несколько мгновений, поглощая друг друга глазами, каждый думал о своем в тот момент.
– Скажи, что тебе нужно, – прервал молчание Уэйд. – Скажи!
– Мне нужна она.
– Она? О ком ты говоришь, Флэш? – Уэйд искренне старался уловить полет мыслей Томпсона. От этого зависела его жизнь. – О ком?!
– Мэри. Я видел тебя с ней, – голос Флэша изменился. В нем стало больше злости и терпеливой ненависти. Голос скрежетал. Медленно. Остро, как острая боль пронзала тело Уэйда.
– Ты ее знаешь?
– Конечно, знаю. Еще бы мне не знать Мэри Джейн Уотсон. Та самая дрянь, лишившая меня глаза. А ведь я люблю ее. После стольких лет чувство не ушло. Я до сих пор испытываю к ней это чувство. Она предала меня... – Флэш задумался. – А ты приведешь ее ко мне. Сам, я ведь не маньяк какой-нибудь, чтоб за девкой бегать.
– Что? Хрен тебе, Флэш! Хрен тебя, я приведу Мэри! Пошел ты, – плюнул Уэйд в сторону Флэша, но не попал.
– Пошел ты и твои вонючие таблетки. Тебе их все равно никак не получить, и не надейся на дока. Вся надежда сейчас только на меня. Понял, Уэйд? Пошел ты, Уэйд. Мучайся и подыхай.
Уэйд Уилсон не ответил ему, просто смотрел, все так же тяжело дыша.
– Я надеюсь, ты подумаешь, Уилсон. И подумаешь хорошо. Десять часов. Здесь же, – уходя, сказал Флэш Томпсон и бросил на снег две маленькие капсулы столь желаемого лекарства на радость Уилсона.

Труп на земле. Старый приятель. Испачканный кровью некогда белоснежный снег. Забавно, снег, словно дар с небес, такой чистый, такой светлый, но стоит ему коснуться земли, как он покрывается грязью и начинает таять. Кровь на снегу... Безумство в глазах маньяка, изрубившего тело парня. Зверство. Этот город повидал многое. Такое убийство не редкость.
Однако это дело не казалось плевым. Питер что-то упускал. Мельчайшую, но очень важную деталь.
Гвен с силой захлопнула дверь своего кабинета, едва не выбив стекло, затем спустила жалюзи. В кабинете были они двое: Гвен и Питер. Тот сидели смирно на стуле, уставившись на картину на стене. Пауки, черные пауки. Огромные, страшные насекомые, безжалостные твари. Плетущие свою паутину. И снег. Вокруг был снег, как и за окном.
– Как ты мог, Питер? – прервала его мысли Гвен. – Как ты мог не сказать мне, что знал убитого? Как ты мог заявиться без разрешения к Осборну?
– Прости, я не был уверен, – снова соврал Питер, но сейчас ему было все равно.
– Это неважно. Я должна была предугадать и отправить за тобой кого-нибудь, – казалось, Гвен успокоилась. – Чем можешь поделиться?
– Гм, собственно, мало чем. Есть мнение...
– Чье мнение? – тут же его перебила Гвен.
– Мое, – Питер ошеломленно замялся, но продолжил: – что в дело, возможно, замешаны последние исследования в области изучения раковых клеток и их обезвреживания. Мне кажется, или кто-то имеет зуб на них, или просто банально пытается стырить лекарство от рака.
– Убитый Томпсон был санитаром в центре, маловероятно, что он злоумышленникам могло бы понадобиться ради своих целей его устранение.
– Как бы ни так. Дело в том, что Флэш Томпсон работал вместе с доктором Коннорсом, ведущим специалистом в этой области. Значит, имел доступ ко многим исследуемым препаратом. И... – тут Питер сделал паузу. – Я заметил, что тот паук, которого мы обнаружили на его теле, внешне похож на аимовские образцы. Это предположение, но мне кажется... Флэш Томпсон потихоньку таскал с работы не только стикеры и скрепки как все.
– Все, что я слышу от тебя, безосновательно. Где факты? На каком основании ты вообще оказался в центре АИМ?
– Меня пригласили.
– Это дело не кажется мне простым, – Гвен выглядела озадаченной. Она бродила по кабинету из стороны в сторону, внимательно рассматривая каждую деталь пола под своими туфлями.
– Выяснили, что за паук? – спросил ее Питер.
– Еще нет. Я сообщу тебе, когда узнаю что-нибудь.
На этот раз Гвен Стейси была спокойна, после своего недавнего скачка негодования она быстро притихла и задумалась. На лице Питера расползлась улыбка. Именно такой она ему всегда нравилась: задумчивая, спокойная и рассудительная. То, чего ему недоставало.

Они сидели вместе в баре, слушали музыку и пили холодное пиво. Мэри весь вечер молчала, лишь иногда пошмыгивая своим маленьким носиком. Уэйд с нее глаз не сводил. Она не хотела уходить. Наверное, ей было просто приятно в тот момент сидеть с ним рядом, но не тесной квартире. Чтобы не заплакать, подумал Уэйд.
Вечером она пришла к нему вся в слезах, рассказала ему, как на работе к ней приставал директор. Обычное дело, особенно для известного бабника Джеймсона, но Уэйд действительно пожалел ее, выслушал внимательно, обещал помочь. Она не хотела оставаться с ним одна в квартире. Хоть Мэри и испытывала к своему соседу влечение, она его боялась. Как и каждого в этом городе, что сам пугал ее до смерти.
Они оба вышли на улицу, держась друг за друга. Мэри была уже весела, она негромко смеялась. Уэйд крепко обнял девушку за плечо, чтобы самому не упасть на холодный снег.
– Надо же, как раз вовремя, – прозвучал знакомый тяжелый голос сзади и из тени показался Флэш Томпсон. Мэри, увидев его лицо, испуганно попятилась назад, держа за руку Уэйда, но тот стоял как вкопанный, пристально вглядываясь в лицо Флэша. Девушка уперлась спиной в кирпичную стену, она разжала вспотевшую ладонь. Томпсон неспешно подошел к Уэйду на шаг, но не более.
– Что это значит? – с дрожащим голосом выдавливала из себя Мэри, хватая ртом воздух. – О чем он говорит? Кто это?
– А ты разве не узнаешь? – Флэш уставил свой гневный взгляд в ее сторону. – Мэри...
– Бог мой, это ты... – вдохнула она резко ледяной воздух и зажмурилась.
– Не подходи близко, – расчетливо произнес Уэйд, стараясь выглядеть устрашающе. Все его мускулы напряглись. Он был готов к выпаду. – Я не дам тебе причинить ей вред.
– Искренне верю. Погоди ты... – Флэш достал что-то из кармана и протянул Уэйду. Тот посмотрел на ладонь. Маленький черный мешочек некрепко лежал в крупной руке Томпсона.
– Что это?
– Это твоя последняя стадия. Хочешь, наконец, покончить со своими муками? Тогда возьми.
– Я просил принести таблетки, – с недоверием проговорил Уэйд.
– Я предлагаю тебе большее. Раз и навсегда покончить с этим дерьмом. Выжить или сдохнуть к чертям собачьим, но прямо сейчас, прямо здесь. Это твой шанс.
Мэри открыла глаза, на которых выступили слезы. Все перед ней размылось. Она хотела бежать, но колени отчаянно дрожали и не слушались ее.
Флэш Томпсон... Она всегда помнила его. Его лицо всегда было перед ее глазами, когда она ложилась спать. Это был ее кошмар. Однажды он хотел ее, но когда ему не удалось заполучить ее ни своей красотой, ни силой, он захотел убить ее. И тогда Мэри пришлось ответить. О, Боже... Она всегда будет помнить его лицо. И кровь... Кровь, брызнувшую ей на лицо прямо из глаза Флэша. Блеск лезвия в ее руке. Теперь она жалела, что не убила его тогда.
Уэйд раскрыл мешочек, и на его ладонь выпрыгнул большой черный паук. Прежде, чем Уилсон осознал это, тот успел укусить его и спрятаться за его рукавом. Уэйд затряс рукой, сбрасывая насекомое. Флэш смеялся во весь рот.
– Теперь ты помечен, Уэйд. Теперь мы узнаем, насколько ты силен, – самодовольно говорил он.
– Что это за хрень такая?!
– Ты же хотел избавиться от боли.
– Ты меня убить вздумал?! Ни хрена не выйдет. Я все расскажу... Пусть люди знают.
Блеск лезвия... Флэш вытащил нож, огромный нож из-за спины. Он был настоящим зверем, чтобы носить с собой тесак, вдруг подумала девушка. Напряжение в воздухе нарастало. Мужчины не двигались. Они о чем-то спорили. Уэйд кричал о каких-то таблетках... Затем звук удара, и Уэйд упал перед ее ногами. Мэри резко зажала рот, чтобы не закричать, хотя это было бы луче всего в тот момент.
В груди Уэйда торчал этот огромный нож. Кровь текла ручьем и вдруг прекратилась. Он распахнул глаза и встал так быстро, что Флэш от неожиданности отскочил назад. Мэри чуть не упала в обморок...
Когда уже Уэйд набросился на Томпсона, Мэри пересилила себя, тут же схватила телефон из сумочки и, на короткое мгновение задумавшись, набрала номер Паркера. В трубке звучали длинные гудки. Казалось, это длилось часами. Из-за бури не было видно, кто кого именно избивает, но Мэри трясло от ужаса. Она боялась за Уэйда и за себя. Никогда ей не было так страшно. Всю жизнь она считала себя если не бесстрашной, то вполне сильной женщиной.
Ладони ее замерзли и онемели... Наконец, в трубке ей в ответ что-то щелкнуло, и раздался мужской голос. Автоответчик.

Питер Паркер подошел к своей двери, медленно вставил ключ в скважину и повернул, тяжело дыша от усталости. Глаза его слипались, он еле держался на ногах. Он щелкнул выключателем, но свет не включался. Для верности он щелкнул еще раз. Внутри была тьма тьмущая, двигаться можно было только на ощупь. За много лет детектив так и не привык бывать дома, чтобы ориентироваться в собственной квартире даже с закрытыми глазами.
Кое-как он добрался до дивана в гостиной и завалился на него, не снимая пальто. Рукой Питер нащупал кнопку автоответчика. Редко ему кто-то звонил, но все же проверять стоило. Прошлый звонок стоил жизни Флэшу Томпсону. Но он так и не выяснил ничего.
«Питер, нам нужно встретиться. Это очень важно, – говорил голос Гвен по автоответчику. Питер устало кивал ей в такт: надо, так встретимся, думал он, но не сейчас. За этот долгий день он порядком устал от нее. – Тот паук... Им не удалось определить его вид, но они заявляют, что в природе таких нет. Самое главное, Пит, он радиоактивен. Еще мы получили результаты анализа той крови: это была кровь не убитого Томпсона, Питер. Ты должен кое-что знать... Это подвергшаяся радиации кровь... Ты должен скорее связаться со мной. Я не могу обсуждать это по телефону».
Она просила скорее. Она ждала его. Питер за долгое время испытал, наконец, это чувство... Не знал, как описать его одним словом, но это чувство, когда кто-то нуждается в нем, он не испытывал очень давно. Даже будучи детективом.
Иногда Питер задумывался, иногда, зачем он вообще стал детективом. Он не знал сам, получал ли от этого удовольствие. Всегда воспринимал это просто как работу, как средство заработка. Как многое другое.
Люди умирают, люди изменяют друг другу, люди не верят друг другу, а Питер Паркер просто выполняет свою работу. И остается только кровь на снегу.
Позади ему послышался шорох. Питер быстро встал с дивана и попытался приглядеться сквозь тьму. Он ничего не видел. Что-то упало, он обернулся на звук. И вдруг его ударили чем-то тяжелым по затылку... Питер Паркер вырубился и очнулся намного позже.

Тихо играла музыка, навевающая на рождественский лад. Приятно запахло снегом, но было тепло. Пот стекал по лбу, по его влажным волосам. Кто-то рядом с ним разговаривал. Речь шла об Уилсоне. По крайней мере, он расслышал его имя. Питер постарался прислушаться, но голова болела. Звуки стали вдруг тяжело различать. Кто-то направился в его сторону.
– Зачем ты притащил его сюда? – крикнул куда-то в сторону приближающийся голос.
– Босс приказал, – послышалось издалека.
– Ты вообще думаешь головой? – голос обретал взволнованные нотки. – На кой черт мне нужен он? Где Уилсон? Нам нужен Уилсон, образец для моих испытаний.
– Спокойно, док. Будет вам образец для испытаний.
Питер Паркер распахнул глаза. В нескольких метрах от него стояли ученый в белом халате и здоровяк в черном костюме, который пальцем указывал на него. Он усмехнулся, обнажив свой острый оскал из ряда золотых зубов. Ученый прытким шагом подскочил к Питеру, сверкая на свету своими круглыми старомодными очками.
– Вы проснулись?
– Доктор Коннорс? – удивился Питер. Судя по столь же улыбчивому и добродушному выражению лица доктора, тот тоже был рад видеть Паркера.
– Мистер Паркер, какая неожиданная встреча. Жаль, что при нынешней ситуации, да и поболтать у нас времени особо нет, но вы не отчаивайтесь.
– Меня будут искать. Гвен...
– Нисколько не сомневаюсь, – пробасил здоровяк, стоявший в стороне. – Особенно после того, как она обнаружит в твоей квартире труп молодой девушки.
– Кто?.. – Питер вдруг почувствовал себя сраженным.
– Ты ее не знаешь. Но ее знал Уилсон.
– Господи, разве необходимо было убивать ее, Рино? – доктор кричал на здоровяка, но не поднимал на него своих глаз. – Иногда твоя увлеченность меня просто поражает. Мы тут между прочим жизни спасем, а не отнимаем их.
– Так велел босс. Что велит босс, не обсуждается.
– Босс? – спросил Питер. – Мистер Осборн? Это он ваш босс?
– Это не имеет значение, мистер Паркер, – в голосе доктора чувствовалась глубокая усталость и отстраненность. Он говорил медленно, причмокивая и гуляя взглядом. – Сейчас нет. Вам бы выжить, согласитесь со мной. Мы на последней стадии, – величественно декламировал доктор словно заведомо подготовленную речь, заполняя шприц чем-то розовым и угрожающим. – Эксперименты на мистере Уилсоне, в кои-то веки, принесли положительный результат, но мы должны сначала все проверить-перепроверить, дабы убедиться в стойкости формулы и, естественно, привезти назад вашего друга. Теперь его кровь очень ценна для всего человечества.
– Зачем я вам? Уэйд не придет сюда за мной. Он не знает... Он не дурак.
– Да, не дурак. Но кто может сказать наверняка? Боль каждого сводит с ума. Его тело все еще нуждается в болеутоляющих, а главное – в нем нуждается его сознание. Ну, явится ли он сюда или нет, скажу точно одно: пока наш опытный образец гуляет на свежем воздухе, мы испробуем лекарство... на вас, мистер Паркер.
– Но у меня нет рака! – настаивал Питер.
– Конечно, нет, – согласился доктор, спокойном тоном что-то приговаривая, и занес иглу Питеру прямо в шейный позвонок. По всему телу пробежала дрожь. У него резко начался озноб. Шея и плечи онемели.
– Что вы делаете?! Что вы мне вкололи?
– Расслабьтесь, мистер Паркер. Пускай будет больно, но вы сделаете огромную услугу всему миру. Долгое время мы бились лбом об стенку непонимания, но сейчас мы, наконец, нашли способ активировать полученную сыворотку в теле человека, и с вашей помощью мы докажем эту теорию на практике.
– Над Уэйдом вы тоже самое проделали?
– Мы, – доктор сделал ударение на это слово, – ничего с ним не делали. Уилсон был сам виноват. Он не желал лечения, он лишь хотел притупить боль. Жалкий человек, он не думает о будущем. Вы же не такой, вы же думаете о будущем, мистер Паркер?
– Я думаю о том, что вам своего будущего не видать, – злобно изрек Питер.
– Угроза?.. – удивленно спросил Коннорс, положив свою руку на плечо Паркера.
– Тонкий намек.
Здоровяк поднес к его ногам металлический ящик, с грохотом опустил его и поднял боковую крышку. Питер внимательно вглядывался внутрь. Что-то ползло к нему. Доктор, похлопав по щеке Питера, уже успел скрыться вместе со здоровяком Рино. Питеру стало страшно, гораздо страшнее. Он испытывал настоящий ужас... Целый рой черных как смоль пауков выползало наружу из ящика, стремительно они подползали к нему, цокая по холодному кафелю своими лапками. Питер закричал, забился в истерике. Его всего затрясло.
Боль ужалила его, затем руку ошпарило еще раз. И еще раз. Пауки кусали его повсюду. Они заползали под одежду, приникали по всему телу в каждый закоулок. Он тонул под ними, уже переставая чувствовать свою кожу. Боль стала уходить, оставался только холод. Но Питер кричал что есть сил.
Пауки расползлись по его лицу, но сквозь мохнатые острые лапки он заметил некое красное пятно, прошмыгнувшее подле него. Прозвучали звуки выстрелов, за ними последовали смачные удары будто кухонным топором по свежему мясу... Затем все стихло, и только острая боль по всему телу и изнутри осталась.

Звук грома заставил его сердце биться быстрее. Оно стучало бешено. Все чаще, все быстрее. Питер раскрыл глаза, и белый свет ослепил его. Он хотел вдохнуть, но не мог. Что-то не давало ему... Что-то склеило его рот. Он не чувствовал своего тела. Гром продолжался. Звук капельницы бил по ушам. Он дышал носом, очень резко, в такт своему сердцу. Что-то пищало...
Приходя в себя, Питер понял, что лежал в больнице. Он был весь перебинтован. Тело он до сих пор не чувствовал. В глазах был туман. Странные звуки, чьи-то голоса, знакомый голос. В его палату вошел Уэйд. Его лицо было испугано. Он не смотрел другу в глаза. Он боялся.
Уэйд осторожно подходил ближе и что-то бубнил. Питер не слышал его.
– Прости меня, Пит. Это моя вина, – едва расслышав это, понял из его речи Питер. – Прости меня, – он прикусил губу, взгляд опустил себе под ноги. – Полиция меня разыскивает, Пит. За убийство Мэри, черт бы их побрал. Я ведь полюбил ее, как никогда в жизни.
Уилсон схватил стул и подпер его близко к койке. Его глаза сверкали яростно и отчаянно, он смотрел полным испуга и горечи взглядом. Питер помнил этот взгляд: в тот день, когда Уэйд узнал, что болен раком, его взгляд был тогда тем же. Но сейчас все несколько иначе.
– Когда умерла моя мать, я верил, что это была честная сделка. Господь дал мне второй шанс, взамен забрав ее у меня. Я не вправе не сердиться на него, не вправе подвезти. Я верил, я думал, что я особенный... Я верил, но теперь, когда он отнял у меня любимую женщину, когда мой лучший и единственный друг умирает от рака, я больше не верю в это. Мне кажется, я схожу с ума. Это моя вина. Я не тот, кому Господь должен был доверить эту жизнь. Я не оправдал доверия.
– Ты ни в чем не виноват, – прошептал Питер. – Это все они... – но Уэйд не обратил внимания.
– Помнишь, что ты говорил мне? Все мы здесь ради чего-то... Ты помнишь, говорил, что не стоит оканчивать свою жизнь лишь кровавым пятном на снегу? Я должен заплатить за все. Ублюдок должен умереть.
– Не переживай, Уэйд, – сказал Питер, но его слова так и не были услышаны.
– Мы с тобой теперь как братья, – словно поняв его, произнес Уэйд и положил свою руку на грудь Питера. – Я докажу тебе и всем, что я – не пятно на снегу.
Уэйд попытался улыбнуться другу. Жалостливая улыбка, полная сострадания. Но нет, Питер не готов был опускать руки. Каждый должен отвечать за свои грехи. Эта мысль придавала его телу силу. А сила налагает ответственность.

Норман Осборн сидел допоздна в своем кабинете. Работы было много, а стакан виски был лишь наполовину полон. Пробило уж полночь, но он даже не собирался домой. Часы раздражительно тикали, напоминая о времени.
Уж сколько лет он проработал в центре в качестве директора, но никогда не чувствовал себя в таком неведении как сейчас. Казалось, он не видит вообще ничего, что происходит у него под носом. Когда такое случается, говорил он себе, понимаешь, что ты больше никто. Тот, кто власть держит в своих руках, должен доказывать, что того достоин, но он не чувствовал себя больше ни достойным власти, ни обладающим ей. Все уходило из-под рук.
Затем приходит частный детектив и своими презренными намеками угрожает или же предостерегает, что не суть важно. Раздавить бы его как букашку, да гордость не позволяет. И мораль, выдуманная дьяволом, чтобы люди чаще всего ею пренебрегали. Какова ирония. Но Норман никогда не позволял себе выйти за ее рамки. Он мог многое, но не обмануть совесть.
Подул холодный морозный ветер из распахнувшегося настежь окна, пол под ним сразу засыпало снегом. Норман вскочил, чтобы запереть окно, как вдруг он почувствовал чье-то присутствие в полумраке ночного офиса. Он медленно осторожно повернулся, держа руки поднятыми на уровне груди...
Незнакомец громко и тяжело задышал. Его лица под тенью широкополой шляпы не было видно, руки были спрятаны в карманах пальто. Сам он весь сгорбился и выглядел болезненно.
– Как вы попали сюда? – серьезным голосом спросил Норман. Гость не ответил и даже не пошевелился. Тогда Осборн сам к нему подошел, краем глаза смотря под ноги. Звук его дыхания стал раздаваться все громче и громче. – Кто вы и что вам нужно?
– Это ты... – прохрипел незнакомец. – Ты во всем виноват... Не так ли?..
– Да что вы несете такое? Убирайтесь отсюда, пока я не вызвал полицию, – Норману это совсем не нравилось. Он выждал пару секунд молчания, затем быстро подошел к своему столу, где он хранил револьвер. Только он потянул руку, как в его ладонь вцепилась какая-то липкая дрянь, похожая на паутину, и прилепила ее к столу. Паутина больно обжигала кожу.
– Что за чертовщина!? – поразившись, изрек Осборн и повернулся в сторону незнакомца. Тот уже снял шляпу и расстегнул пальто, под которым по всему телу были только больничные бинты и даже на лице, а на месте глаз – темные круглые очки, зловеще отблескивающие тусклый свет от настольной лампы. Норману стало страшно.
– Убийца...
– Нет. Это не так. Я ничего не делал, клянусь.
– Клянись, если... того хочешь... Это неважно... Ты недостоин жить.
– Господи, да за что?! – закричал Осборн, пытаясь высвободить руку из-под паутины. Он от злости долбил по столу из красного дерева, надеясь разбить его в щепки. – Кто ты такой?!
– Я твой шанс на спасение... – хрипел зловещий гость, подходя ближе. – Который ты упустил...
Гость поднял свои руки ладонями перед глазами Нормана, и в следующее мгновения липкая дрянь обожгла ему лицо, рот, облепила глаза и уши. Он ничего больше не видел и не слышал. Он отчаянно не понимал, что происходит. Норман Осборн хотел проснуться, он хотел, чтобы все это оказалось дурным сном, но боль противоречила этой надежде. Быть может, подумал он, настало время его искупления за все то зло, что он совершил во имя науки... Если бы только знать, что было злом и в чьем оно понимании зло.

Ветер обувал ее лицо, румяня щеки. Ее покрасневшие глаза неподвижно уставились на тело Нормана Осборна, на ее лице ни одна морщинка не сдвинулась. Гвен тоскливо смотрела сквозь поднявшийся ветром снег на мертвеца и отчаянно пыталась понять, что же происходило, что же она упустила. Питер исчез, однако врачи говорили, что долго он не проживет. Уэйд Уилсон скрылся, а в их с Питом квартире был обнаружен труп соседки по имени Мэри Уотсон. Совсем еще молодая была. Не самое лучшее рождественское утро.
Уоллес копошился над трупом, присев на корточки. Эдди Брок фотографировал, что-то помечал в своем блокноте и изредка поглядывал на детектива Стейси. Все занимались работой, и только Гвен пыталась найти ответ. Кровь на снегу мертвого человека на месте предыдущего убийства... Привели ли его сюда, или он сам напоролся здесь на роковое стечение обстоятельств – неизвестно. Ни свидетелей, ни орудия убийства, ни мотивов. Просто кровь, и ее много. Жестокая смерть.
Багровое пятно на белом снегу под лежащей ладонью Нормана, это не было похоже на его кровь. Возможно, это кровь убийцы. Гвен подошла вплотную к следу и пригляделась. Цвет крови чем-то отличался от обычного вида, а запах... То был некий резкий неестественный аромат, немного приторный.
Гвен положила свою руку на грудь убитого. Сердце, естественно, давно уж перестало биться, но что-то шевелилось внутри. Словно не один... сотни пауков внутри него пытались проскрести себе выход наружу.
Две фигуры со стороны наблюдали за ней. Обмотанный с головы до ног бинтами, Питер Паркер закутался в пальто, чтобы согреться, но морозно не было. Уэйд Уилсон поддерживал своего друга, но тот откинул его руку. Они не разговаривали. Оба и так понимали, что это конец. Теперь каждый должен идти своей дорогой, пока не докажет, что не зря им дана была новая жизнь. Питер еще раз посмотрел на Гвен Стейси. Он вспомнил то теплое чувство, которое когда-то испытывал к ней и сохранил его в своем сердце, внутри которого все покрылось инеем как у мертвеца.
На самом деле, он впервые тогда почувствовал, что жив по-настоящему. Как если бы вся его прежняя жизнь оказалась сном, а теперь он проснулся. И впереди еще целый день...

Кружится снег - серебристый, игривый и холодный... Так вот надо. При том, что указаннные в предложении прилагательные эпитеты создают о снеге благоприятное впечатление. И тут сразу "Неприятно липнущий к щекам"
Вокруг слоняются люди. Кто-то спешит за покупками: за новыми товарами и скидками, за давкой в очередях, за брань, за кошелками своими и чужими, за рождественскими елями и за подарками своей семье. Так вот надо. И еще: а что такое "за брань"?

Все таки стремно жить НЙ-сити, кроме, как на рождество. Вчера в интернете прочитал прогноз погоды в ЮЭсА. Метеорологи обещают на будни проливные дожди из "шальных пуль".

Красиво, но к чему оно здесь? Если это метафора по поводу уменьшения все тех же шальных пуль, то как-то не с первого раза вьезжаешь. Кстати, тогда после "меньше" добавь "просто" или тире.
Большинство ньюйоркцев пользуются такси или метро, а не личным транспортом - уж больно жосткие у сити автопробки. Поэтому в данном контексте немного не в тему. Но может и прокатит.
А что он ожидал увидеть? Выше по тексту никакого намека, даже полурасплывчатого саспенс-флера по этому поводу.
Питер внимательно осмотрелся. Так вот надо.
Где запятые после "людьми" и "наперевес"? А будь я строгомыслящим читатклем, то поинтересовался бы еще по поводу: насколько ловко просачивался мистер Брок?
Экзорсизмус Диабликус! Противоречие - пройдоха, смертельный яд в лице добродушного журналиста. Оставь что-то одно. Скорее про пройдоху и смертельный яд
Вот такие "красивости" здесь никто не любит. Сразу кричат "Фуфел! Ату его! Ату!" и науськивают цепных чихуа-хуа-отрывателей гениталий. И они по-своему правы - дух эпохи диктует свои условия.

Из разряда все тех же "красивостей".
Хреново работают буржуйские копы -в паре метрах такую шнягу не разглядеть. На работу с бодуна... Где говоришь дело - В Бронксе, не в Брайтон Бич?

Сплошное "мясо". Ноу Комментс.
Напоследок, выхваченное наугад:

Наверное, к деньгам. Все таки капиталистические загнивающие судмедэксперкты на голову выше наших. Вот так, посреди улицы, без всякой там тест-лаборатории определить, что укус именно паука, а не, например, калифорнийской м*ндавошки - это приходит с годами и опытом. Ставлю в пример.

ВСПЫШКА
02.07.3482 г. Планета Амалия, окрестности города Ниид. Полевой штаб 12-ой ударной армии Земной Федерации.
В помещении штаба было душно и накурено. Старшие офицеры смолили сигарету за сигаретой, а младшие либо поглядывали на них с завистью, либо втихаря придвигались к двери и окнам, где концентрация дыма была послабее – в зависимости от того, как они относились к курению. На стене перед офицерами висела огромная карта детально изображавшая город Ниид и позиции противников. Город находился точно в середине, между красной и синей линиями, обозначавшими границы территорий, контролируемых войсками Империи и Федерации соответственно. Полковник Йормальсон, отвечающий за стратегическое планирование, возил по карте световой указкой.
- Таким образом, - вещал он, - наше положение является крайне выгодным. Отступать дальше имперцы уже не могут, иначе фронт разорвется. И в то же время у них недостаточно сил, чтобы остановить нас. Если мы нанесём удар в течение ближайших пяти дней, мы сможем прорвать фронт, разгромить двадцать вторую имперскую армию и взять в котёл двадцать седьмую, шестьдесят третью и пятую бронетанковую. А это будет означать полный разгром имперской группировки на Амалии.
- Вы сказали – в течение пяти дней? – спросил генерал армии Иващенко, командующий двенадцатой ударной.
- Да. По истечении этого срока противник может получить существенные подкрепления, что затруднит нашу задачу. Но не сделает её невыполнимой.
- Паттон, Гринсвальд, сможем ли мы уложить начало крупного наступления в эти сроки?
- Так точно, сэр. – Отозвались поименованные гененерал-лейтенанты.
- Можем уложиться и в два дня. – Уточнил Паттон. - В принципе, всё готово.
В этот момент в дверь штаба сунулся посыльный. Иващенко заметил его.
- Заходите, лейтенант. У вас какое-то сообщение?
- Так точно. – Отрапортовал посыльный. – По донесениям разведки противник начал отступление и покидает ранее занятые позиции. Так же их силы очищают город.
Генералы удивлённо переглянулись…
01.07.3482г. Генеральный штаб императорской армии на Амалии.
…- Таким образом, потеря Амалии будет означать крушение всей линии обороны и утрату нескольких стратегически важных звёздных систем. – Закончил рапорт штабной офицер.
- Спасибо, вы свободны. – Устало кивнул маршал фон Кропп, командующий группировкой императорских сил на планете.
Как только офицер покинул кабинет, вошёл полковник Браунс, глава местного отделения Службы Императорской Безопасности.
- Ваша светлость, по закрытой линии пришёл ответ на ваш запрос.
- И что там?
- Да, они подтверждают предыдущий приказ. Это не ошибка, а личная воля Императора.
Маршал закрыл лицо руками и сидел так несколько минут. Затем тяжело выдохнул и сказал уже привычным стальным голосом несгибаемого полководца:
- Ну, что ж. В таком случае, приступим…
04.07.3482г. Позиции армии Федерации.
…День шёл к концу. Солнце ещё не опустилось за горизонт, но краски мира потускнели. Вот-вот должны были начаться сумерки.
- И всё-таки я ничего не понимаю. – Покачал головой генерал Иващенко, задумчиво глядя на зубчатый силуэт далёкого города. – Почему они ушли? Здесь и только здесь они могли надеяться хотя бы задержать нас. Здесь город, холмы, выгодная позиция… Дальше – только плоская как стол равнина. Там не за что зацепиться. Мы просто раздавим их!
- Логики в их действиях действительно немного. – Согласился стоящий рядом Йормальсон. – Единственное, что приходит на ум – они чего-то ждут, на что-то надеются и поэтому оттягивают сражение.
- Вполне возможно. Но что? Наша доблестная разведка, похоже, в очередной раз лопухнулась. Однако мы должны быть готовы к любой пакостной неожиданности. Разведывательные части сейчас проверяют город, а авангард уже в пригородах. Пусть они займут Ниид, а там посмотрим…
- Хм, я думаю… Что это?!!...
В лицо генералам ударил ослепительный свет. Казалось, вспыхнули тысячи тысяч прожекторов, направленных от города к позициям федератов. Тени стали невероятно длинными, потянулись НАВСТРЕЧУ теням от солнца. Иващенко в тот миг отвёл взгляд, и потому вспышка не ослепила его полностью, как Йормальсона. Генерал поднял глаза и увидел…
- Это невозможно… - Выдохнул он. – Просто не возможно…
Его рассудок всё ещё не верил увиденному, а тело уже действовало согласно вбитым в него рефлексам. Иващенко схватил Йормальсона за воротник и швырнул его под защиту корпуса стоящего неподалёку тяжёлого танка, куда и прыгнул следом. Спустя секунду до них добралась ударная волна…
04.07.3482г. Город Ниид.
Разведывательный вертолёт Ми-17Р «Неясыть» парил над городом. На сером корпусе яркими пятнами выделялись трёхцветные гербы Федерации и чёрный силуэт меча с крыльями, символа федеральных ВВС. Пилот «Неясыти», старший лейтенант Нина Сомова, очень серьёзная для своих двадцати трёх лет девушка, беспрерывно вертела головой, бдительно оглядывая окрестные крыши и переулки. Считалось, что вражеских сил в городе уже нет, однако, разумеется, нельзя быть в этом полностью уверенным до завершения разведки. А пока бдительность являлась единственным залогом здоровья и жизни. Позади и выше девушки сидел лейтенант Мин, обвешанный своими экранами и индикаторами, на которые стекалась информация со всего следящего оборудования, коим был увешан вертолёт. Вообще, любую угрозу, будь то запуск ракеты ПЗРК, облучение лазером наведения или просто появления в зоне видимости вооружённых людей, должен был заметить он. Однако девушка вполне справедливо предпочитала полагаться более на свой опыт и интуицию, нежели на электронику. Когда возникает необходимость увести из-под удара такую тяжёлую и то же время чуткую к штурвалу машину, как «Неясыть» (фактически, переделанный одноместный ударный вертолёт Ми-17 «Коршун») важны любые мгновения, которые может дать именно интуитивное понимание происходящего.
- Квадрат семнадцать – чисто. – Бодро сообщил Мин.
- Отлично. – Сказала Нина, не отрывая взгляда от города. - Теперь пусть наземная разведка проверит. А мы пойдём в сектор девятнадцать.
Вертолёт лёг набок и сменил курс. В полукилометре от них пролетел другой борт, тоже шедший в новый квадрат.
- Сейчас… - Начала девушка, но её прервала ослепительная вспышка где-то справа, сзади. Светофильтры сработали вовремя, но глаза пилотов навернулись слёзы. Бортовой компьютер неожиданно заверещал: « Угроза для жизни!!! Фиксируется проникающее радиоактивное излучение!!!».
- Что это, Мин? – Потрясённо спросила девушка, смахивая слёзы тыльной стороной ладони и моргая. На сетчатке глаза ещё гас фантом вспышки, а Нина уже видела, как на том месте набухает нечто вроде гигантской опухоли, и от неё, словно волна от брошенного в воду камня, расходится, подминая по себя стоящие вокруг здания… Налетевшая ударная волна подхватила вертолёт и швырнула его вперёд и вверх. Многотонная машина заплясала, как сухой лист, поднятый ветром, кружась в невероятных зигзагах. Нина моментально забыла о вспышке и «опухоли», сосредоточившись на попытках остановить падение. В наушниках шлема тревожно гудели зуммеры, и механический голос вещал: «Быстрая потеря высоты! Опасная высота! Немедленно поднимитесь!», «Гироскопические системы в красной зоне, возможна потеря контроля!». И радио почему-то молчало, в наушниках не было даже привычной шуршащей статики. Но ей было не до того. В распоряжении пилота было всего несколько секунд. Судорожно работая штурвалом и педалями, лейтенант пыталась заставить вертолёт лететь прямо и ровно, и перестать снижаться. И что-то у неё получалось. «Неясыть» перестала безумно вертеться вокруг своей оси и неконтролируемо заваливаться вбок, стремясь опрокинуться вверх тормашками. В какой-то момент девушке удалось полностью восстановить контроль над машиной. Она потянула штурвал на себя, но было уже поздно – вертолёт как-то вскользь ударился брюхом о мостовую и странно, боком отлетел от неё. В лицо Нине бросилась стена какого-то дома. Она инстинктивно вскинула перед собой левую руку, пытаясь защититься. В следующий миг последовал удар…
04.07.3482г. Город Ниид. Подвал многоэтажного дома.
- Возможно, уже следовало бы выйти из этих катакомб? – Мрачно спросила Марта своего мужа. Муж никак не прореагировал, так как слышал этот вопрос уже в сто первый раз. Кроме них в добротном бетонном подвале находилось ещё с дюжину человек - в основном, жильцов соседних квартир. Все они спускались туда каждый вечер. И каждый день, когда слышали сирену воздушной тревоги. В импровизированном бомбоубежище имелось всё для более или менее комфортной жизни, но защиту оно давало скорее моральную. Нормального укрытия в городе, увы, не было – война накатилась на него столь стремительно, что никто не успел приготовиться. Активные боевые действия закончились, не начавшись, и строить бомбоубежища опять же не стали.
- Никто больше не будет нас бомбить. – Продолжала нудить Марта. – Наши войска уже ушли, федералы вступают в город… Что же они, на себя бомбы сбрасывать будут?
- Ну, поймите, дорогуша, - сказал пожилой Юлиус, сосед с третьего этажа, бывший военный, вышедший на пенсию ещё до войны, - сейчас в городе тем более небезопасно. Эти федералы – трусы. И сейчас наверняка будут палить во всё, что шевелится. У них нервы на пределе. Лучше ещё немного потерпеть. И вообще, вам никто не мешал эвакуироваться. Сами захотели остаться.
- Но здесь же мой дом! – Всплеснула руками Марта. - Я не могу бросить его, не могу бросить вещи… Да и как бы перенёс путь Саша? – Она посмотрела на пятилетнего сына, возившегося в углу с игрушками.
Одной из главных бед временных обитателей подвала была скука. Розетка в подвале была всего одна, и от неё работал кондиционер, а получать удовольствие от чтения могли далеко не все. Кто-то то и дело взбирался на ящик, поставленный под подвальным окном, и подолгу смотрел на улицу. Вот и сейчас мисс Алия встала на импровизированную подставку, чтобы выглянуть наружу.
- Слышите стрёкот? – спросила она. – Над нами сейчас пролетел вертолёт! На нём гербы Федерации! Низко-низко!
- Ну всё, значит. – Хмыкнул Юлиус. – Если они летают над городом на такой высоте, значит, ничего не боятся.
- Ой! – Неожиданно вскрикнула мисс Алия и упала с ящика. Кто-то из мужчин успел подхватить её. Во все узкие оконца ударил яркий свет, заливая помещение подвала. И почти тут же затряслась земля, заходили ходуном бетонные стены, посыпалось что-то с потолка… А потом что-то с невероятной силой ударило в дом…
04.07.3482г. Город Ниид.
Тонкая рука в серой пилотской перчатке высунулась из недр разнесённого в хлам вертолёта и ухватилась за край разбитого фонаря кабины. Напрягая все силы, Нина Сомова смогла подтянуться и теперь полулежала в своём кресле. Ей было очень плохо. Всё тело болело после страшного удара, и это было естественно. Наверняка переломаны рёбра. Во рту стоял привкус крови. Левая рука была распорота какой-то железякой от запястья до локтя, глубоко, до кости. Рукав комбинезона пропитался кровью, а малейшее движение вызывало острую боль. Однако ко всему прочему девушку ещё и мучительно, невыносимо тошнило. «Не хватало только… Чтобы стошнило… - Подумала она с яростью. – Ты же боевой офицер. Держись!». Она крепко стиснула зубы. Сил двигаться не было, но Нина стащила здоровой рукой тяжёлый круглый шлем и медленно огляделась. Длинные чёрные волосы не только рассыпались по плечам, но и упали ей на лицо. Девушка убрала их и, наконец, УВИДЕЛА. Города больше не было. Вертолёт лежал посреди того, что когда-то было улицей, настолько широкой, что, падая, он даже не задел лопастями здания. Его задняя часть, вместе с местом оператора, а также правый борт оказались полностью засыпаны каким-то мусором. Видимо, это всё, что осталось от многоэтажки, в которую они врезались. Нина могла смотреть очень далеко – вокруг не осталось ни одного высокого здания… Только горы битого кирпича, мусора, щебня. Кое-где ещё возвышались отдельные фрагменты стен, порой с оконными проёмами. Лишь в глубине города более или менее сохранились целые коробки домов, но выглядели они так, словно их «выдуло» гигантским вентилятором. Правда, было неожиданно темно – как будто небо застилали плотные тучи. И сверху сыпались необычайно крупные хлопья пепла, а в воздухе висела пыль, и, казалось, можно увидеть потоки ветра, играющие ими. Во многих местах над развалинами поднимались столбы дыма, и даже языки открытого пламени. Совсем рядом с вертолётом виднелась какая-то оплавленная металлическая конструкция. До старшего лейтенанта не сразу дошло, что это автобус. ОПЛАВЛЕННЫЙ. Опрокинутый и брошенный, как игрушка. Смятый и расплющенный. Потом словно включился звук. Где-то кричали. Далеко и близко. Везде. Кричали отчаянно, страшно. Мужчины, женщины, дети. Только тогда она начала понимать. Борясь со слабостью и тошнотой, девушка заставила себя встать и поднять глаза. Она посмотрела в сторону земных позиций. Там, между тем, что осталось от города и тем, что осталось от наступающей армии, медленно поднимался, уходя макушкой в стратосферу, невероятных размеров пылевой гриб-облако… Она стояла, пошатываясь и держась правой рукой за корпус вертолёта, её иссиня-чёрные волосы, спадающие на спину, стали серыми от осевшей пыли, а в наушниках брошенного ею шлема голос бортового компьютера, уцелевшего в своей бронированной ячейке, твердил: «Смертельно опасный уровень радиации! Нахождение на открытом воздухе без защитного снаряжения более двух минут опасно для жизни! Смертельно опасный…»
Содержимое папки №1384, особый архив Пятого отдела СГБ Федерации.
Уровень секретности – АБСОЛЮТ. Число лиц, имеющих доступ, ограничено.
ХРАНИТЬ ВЕЧНО!

Доклад командующего группировкой федеральных
сил на Амалии, генерала Прэтчеса от 06.07.3482г.
«…в тротиловом эквиваленте. Напоминаю, что термоядерный боеприпас такой мощности был применён в военных целях впервые за последние несколько сотен лет. Из-за высокой концентрации наших войск в данном районе эффект наверняка превзошёл все ожидания противника. Невосполнимые потери составили около 600 тысяч человек (данные уточняются) [пометка карандашом: см. вкладыш 8]. Из них
- Убитыми: 180 тыс. (здесь и далее – цифры приблизительные)
- Ранеными и пострадавшими от облучения:260 тыс.
- Пропавшими без вести [пометка карандашом: Читайте – убитыми. Район уже занят неройцами, спасательных работ не проводили]: 160 тыс.
Также имеется неустановленное количество жертв среди мирного населения.
Фактически, наступление провалено. 12-я ударная армия, точнее, её остатки, отступили на старые позиции, с которых начинали наступление. Потери и моральное состояние не позволяют предпринять новую атаку в ближайшее время. Враг уже занял покинутые позиции, в ближайшее время ему придёт подкрепление. К счастью, у Неройской Империи по-прежнему недостаточно сил, чтобы закрепить успех. Тем не менее, это событие может иметь следующие последствия…»
Вторая страница
Несколько пожелтевших бумажек, наклеенных на лист ватмана

Служебная записка генерал-лейтенанта Сердюкова,
коменданта базы РВСН «Горячая точка-28» от 05.07.3482г.
Запрашиваю инструкции по дальнейшим действиям в связи со сложившейся обстановкой.
Ответ на служебную записку
Никаких самостоятельных действий не предпринимать!!! Привести арсенал в полную боевую готовность и быть готовым к симметричному ответу по плану «Выжженные точки». Базу поддерживать в состоянии тревоги второй степени.
Министр обороны (подпись неразборчива)
Вырезка из газеты «TERRAIN NEWS» от 07.07.3482г.
«…овищное варварство. Имперцы нанесли удар, фактически, по собственному городу! По самым грубым подсчётам, погибло более двух миллионов человек, не считая наших доблестных солдат. Несмотря на всю свою храбрость, они, конечно же, ничего не могли противопоставить такому невероятному коварству, такой ужасающей мощи. Напоминаем, что ядерное оружие такой мощности было применено впервые за последние 386 лет, со времён Таррийского инцидента. И было запрещено всеми мировыми конвенциями. Этот мерзкий поступок следует рассматривать как очередное свидетельство отчаянного положения Империи. Только применив запрещённое оружие, они смогли остановить наступление наших армий. Но стоило ли оно того? Что ж, в ближайшее время мы узнаем, какой ответ подгото…»
Приказ коменданту базы РВСН «Горячая точка-28» от 09.07.3482г.
Снизить степень тревоги до пятой. Боеготовность поддерживать.
Министр обороны (подпись неразборчива)
Третья страница
Пара обтрепанных газетных вырезок
Вырезка из газеты «TERRAIN NEWS» от 09.07.3482г.
«…ство, Император Нероя принёс свои искренние соболезнования народу Федерации и господину президенту лично. «Вот к каким ужасающим последствиям может привести излишняя инициатива высокопоставленных слуг. – Говорил Император. – Если бы маршал фон Кропп предварительно согласовал свои действия с генеральным штабом и лично со мной, то такой страшной ошибки не произошло бы». Кроме того, Император заявил, что такое преступление не может оставаться безнаказанным и все виновные будут найдены. Маршал фон Кропп, самовольно принявший решение о нанесении ядерного удара по Нииду заключён под стражу. Напоследок Император высказал надежду, что этот прискорбный инцидент не приведёт к необратимым последствиям и дальнейшему нарушению рыцарских правил ведения войны между цивилизованными державами.
Мнение нашего политолога и военного эксперта [пометка карандашом: Никого не интересует]…»
Вырезка из газеты «Вестник Императора» от 12.07.3482г.
«…л фон Кропп осужден военным трибуналом и признан виновным в военном преступлении и преступлении против человечества. Мерой наказания признана смертная казнь через повешенье. Ввиду благородного происхождения маршала заменена обезглавливанием мечём. Ввиду него же правительству Земной Федерации было отказано в выдаче преступника. Судить дворян Империи может только Император! Также к смертной казни приговорены:
Генерал-майор Эстерзан
Полковник Браунс [подчёркнуто карандашом]
Генерал армии…»
Страница пятая (страницы за номерами 4 и 6 изъяты позднее)
Множество вырезок и бумажек разной степени сохранности, наклеенных на ватман
Вырезка из сводки военных аналитиков СГБ
…В итоге можно заключить, что, за исключением самого маршала, а также полковника Браунса, не было приговорено или смещено с поста ни одного по-настоящему ценного и толкового офицера…
Доклад третьего департамента Службы Императорской Безопасности
(фотокопия низкого качества)
Программа «Новая жизнь» к объектам «Тангрил» и «Шерман» применена успешно. Объекты освоились на местах и приступили к выполнению обязанностей. Наблюдение и охрану пока не снимаем. Применённые легенды см. на вкладыше 3 [пометка карандашом: К сожалению, добыть не удалось].
Донесение отделения внешней разведки СГБ
«…Подтверждено – поименованные объекты «Тангрил» и «Шерман» являются бывш. полковником СИБ Браунсом и бывш. маршалом фон Кроппом соответственно. Обоим была изменена внешность, имена, биографии. Оба работают советниками и консультантами при генеральном штабе. Фактически, продолжают свою прежнюю деятельность. Кто был казнён на площади под их именами – устанавливается…»
Вырезка из газеты «TERRAIN NEWS» от 15.07.3482г.
«…подин Президент заверил своего «благородного соперника» (скобки проставлены от руки, карандашом), что понимает его тревогу. Он принимает его соболезнования и извинения и заверяет, что никаких столь же жестоких ответных мер предпринято не будет. Однако же, продолжил он, в случае повторения подобных инцидентов, Федерация оставляет за собой право…»
Приказ коменданту базы РВСН «Горячая точка-28» от 16.07.3482г.
Состояние боевой тревоги отменить. Состояние боеготовности поддерживать на дежурном уровне.
Конец содержимого папки
* * *
21.07.3482г. Планета Земля. Новый Сидней, резиденция правительства.
…- И всё? – Приподняла бровь премьер-министр Свеенсон. Президент, неподвижно стоявший у окна, из которого открывался великолепный вид на сиднейскую бухту, ответил, не оборачиваясь:
- На этот раз – да. Мы подготовили несколько тайных акций, которые заставят Императора задуматься. Но впрямую мы не ответим.
- Но нельзя же так. – Покачала головой премьер-министр. – Оставлять ТАКОЕ фактически, безнаказанным…
Президент резко обернулся.
- А что? – Сказал он быстро. – Следовало в ответ разбомбить какую-то их армию? И нарваться на ответ? Это ведь ядерная война, понимаете вы?
- А теперь они обнаглеют от безнаказанности…
- Безнаказанности? О нет. Они будут наказаны. Но о том, что это именно НАКАЗАНИЕ, причём именно за этот взрыв, поймут лишь в верхах. И сделают выводы. Вот, например, на атомной электростанции «Эхо-6», что построена на личные средства Императора, давно уже не проводилось профилактики и ремонта… – Президент усмехнулся. - Кто же виноват, если однажды там произойдёт… авария? – Он покачал головой. – А, кроме того, мы теперь ЗНАЕМ, что ЭТО, – Президент постучал ногтем по лежащей на столе фотографии атомного гриба, - было сделано с разрешения самого Императора. И что ни какая ЭТО не ошибка. И они ЗНАЮТ, что мы ЗНАЕМ. Эта папочка, собранная СГБ, ещё долго будет оставаться оружием пострашнее дюжины атомных бомб. Независимо от того, чем закончится война…

Пролог

Дело о серийном убийце.
Петров Константин Викторович.
Камера допросов.
- В первый раз, - опрашиваемый делал частые паузы, когда говорил, - он пришел… ко мне 3 года назад, через 40 дней… после смерти. Он сказал, что я должен отомстить за него… Он показал, кто виноват в его смерти... Я отомстил. Второй раз… он пришел летом. Сказал,… что люди грешны, в них демоны... очистить их можно…. лишь убив, и я должен стать человеком, который очистит… мир от демонов.
- Значит, вы утверждаете, что убивать вас заставлял ваш покойный брат, т.е. его призрак.
- Да это так… но он не просто призрак… он ангел!!!!! Он правая рука Михаэля.
- Он приходил к вам в своем обличии?
- Да! Иначе я бы не служил ему!!! – человек постепенно сходил с ума, это было видно по его манере говорить, повышает голос тогда, когда говорит, то во что сам не очень-то верит.
- Хорошо, допрос окончен, – босой мужчина в белой мантии встал со стола, оставив ответчика наедине, и вошел в соседнюю комнату, где сидел следователь и его стажер.
Комната была темной, за односторонним окном был виден считающий «бесов» ответчик.
- Ну что? В психушку? – спросил следователь.
- Наверное. Так лгать, и при этом искренне верить своим доводам, это…
- Даже не узнает тебя? – перебил его следователь.
- Нет. Ты только не говори ему, что это я его допрашивал, хорошо,
- Хорошо.
Удовлетворившись ответом следователя, призрак растворился в воздухе.
Стажер уставился на своего наставника.
- Кто это?
- Это мой одноклассник и брат Костика…

1. Неизбежная смерть

Она держала мою охладевшую руку и плакала. Я не слышал, не видел её, не чувствовал тепла и касания её руки, но ощущал её присутствие и каким-то неимоверным способом понимал что она рядом.
Я закончил своё существование, но только таким образом смог понять, что ей не безразличен. Она любит меня. Мне тоже хочется как-то выразить ей свою любовь, но что я могу?! Истекающий кровью труп, который потерял жизнь…

Вечность спустя…

Надо мной издевается время. То она проходит быстро, то терзает, откусывая куски воспоминаний.
(Воспоминание 1)…Вижу девушку. Она стоит передо мной, держа в руках тяжелый холодный предмет. Я свалился на такой же холодный пол, но глаза отказываются воспринимать новое изображение, и я всё ещё вижу её. Моё лицо погрязло в теплой жидкости, ни что иное, как собственная кровь. Произношу слово «Олеся» и издыхаю последний вздох…
Я был на грязном полу, теперь в чистом гробу. Это перемещение было длиной в секунду, в сравнении, сколько я лежу в своей «тюрьме». Вечность – он забрал у меня все воспоминания, но забыть то, что запечатлено в глазах не возможно…

Вечность спустя…

Вокруг мрак и больше осознать ничего не возможно. Шесть граней моей тюрьмы так и хотят забрать пространство и заполонить её мраком. Боже. Я проклинаю того человека, кому пришла в голову идея погребать мертвых в гробы, под землю.
Мрак. Он пугает меня, хочу отвлечься, но отвлекаться не на что, разве что на Мрак. Неужели я буду осознавать его всегда.
Хочу вырваться наружу, но что может сделать иссохший труп? Если даже я шевельнусь, мои кости тут же обратятся в пыль.
Почему!? Почему, я не могу перестать осознавать…

Вечность спустя…

Я осознаю и это мое предназначение. Неужели так было всегда?
- Да, всегда, - отвечаю своему собеседнику.
- Не верю, - отрезает мой собеседник, которым являюсь я.
Я лишь смутно припоминаю Свет, в котором жил я. Но был ли это я?
- Да, ты, - отвечаю собеседнику.
- Верю, - говорю я…

Вечность спустя…

…Впереди фонарь, он не горит. Я иду босой в руке шпага. Справа дорога, по ней едет автомобиль известной марки. Чудным образом понимаю, что я водитель. Еду. Впереди фонарь он горит, я торможу. На соседнем сиденье сидит пес. Он лает, - фонарь потухает, ещё один «Гав», - фонарь снова горит…
Что за бессмыслица, неужели это сон? Их стало много, таких бессмыслиц. Но что-то случилось, не могу понять, т.е. не могу вспомнить, как назывались эти ощущения, и вообще знал ли я эти названия.
Мне сняться сны и это чудно. Недавно я понял, что такое мозг. Сейчас знаю, что он у меня есть. Ещё есть один глаз и скоро будет второй. Ой, чудно, я знаю что такое «глаз».
Когда у меня появился мозг, я стал знать много вещей, но почему-то мне они казались ненужными. Почему?
Знаю слово воспоминания, коих у меня нет. Наверно это и причина, из-за которой вещи, которые я знаю, приходятся для меня не нужными.
Надеюсь, воспоминания не так важны для меня.

Мгновение спустя…

(Воспоминание 2)…Я Алексей умер в 24 года. Родился в результате отношений моей матери Инны и отца Петрова Виктора. Петров Алексей Викторович. Музыкант, играю на гитаре. Активный, ленивый, добрый, игривый, разговорчивый, сговорчивый…
Очень много прилагательных, они характеризовали меня, сделали таким, какой я есть, каким был…

Мгновение спустя…

Увидеть окружающий меня свет. Вот что пришло ко мне в мозг после создания моих глаз. Теперь я понял, что в состоянии это сделать, раскрыть веки.
…Я вижу девушку. Она стоит передо мной, держа в руках тяжелый холодный предмет…
- Расслабьтесь, - говорит незнакомый голос, - вы только что видели последнюю картину своей жизни. Ученые «Станции 21» пытаются изучить этот странный эффект «Последний издох». Впрочем, не воспринимайте его всерьёз, он вам ни чем не поможет в вашей новой жизни.
Наваждение расплылось, и я смог видеть. Видеть жизнь, что постоянно в движении. Человек в белой мантии, он дышал, скрыть это от моих новых глаз невозможно, его грудь то вздувалось, то раздувалось, он моргал, веки то скрывали, то раскрывали такие же подвижные глазные яблоки. Всё тело шевелилось, немножко, но шевелилось. Полностью замереть невозможно, как не старайся.
Только глаза стали привыкать к вечному движению, как появился новый раздражитель, всё вокруг стало детализировано. Я видел всё до мельчайших подробностей; мантия человека была длинной, но его босые ноги она не скрывала; кожа на ногах была молочного цвета, как и лицо, и руки, которые держали стеклянную табличку с меняющимися красными буквами и мигающими при касании.
Увидев лицо человека, я понял, что он мужчина. Густые брови, толстые губы, карие глаза, короткая стрижка и грубый крупный нос, который придавал орлиный вид и мужественность, - всё свидетельствовало о том, что передо мной именно человек мужского пола и, кстати, моего возраста.
С него моё внимание перешло на окружающее меня помещение. Комната, небольшая, но просторная. Способствовало этому парадоксу выкрашенные в белый цвет стены, пол и потолок. Мебели почти не было: тумба и постель, на которой я лежу. Странно не было видно двери.
- Где я? – вдруг выкидываю.
И на мгновение замираю в полном восторге от этого чувства говорить, от чувства умения высказывать свои мысли. Не могу понять умения смотреть или умение говорить лучше.
- Значит сразу так да? Если у вас нет иных вопросов, то я пойду, а на вопросы о вашем местонахождении ответит аппарат что в тумбе, там же одежда для вас.
- Угу – говорю я.
Мужчина повернулся и зашагал к дальней стене, одев по пути очки. При его приближении часть стены пропала и образовала проход, в которой мужчина и пропал. После стена снова вернулась на место.
Я остался один не понимая, что делать. Ворошу память и вспоминаю, что должен ответить на вопрос «Где я?» с помощью аппарата, что в тумбе.
Но вдруг осекаюсь, за всё то время что был здесь, я ни разу не шевельнулся, разве что мышцы лица, - чтобы открывать глаза и издавать звуки ртом. Ни разу не попытавшись шевельнуться, я понял, что упустил из виду тот факт, что сижу в постели, а не лежу. Резко спрыгнув с неё, улыбнулся потому что стоял абсолютно голый. Пол не был холодным, чего я остерегался изначально, поэтому я смог насладиться всеми прелестями движений. Вдоволь походив по комнате, я всё-таки решаю заглянуть в тумбу.
В ней было две полки, на верхней лежали очки, на нижней - мантия. Неспешно вытащил оба предмета. Одел мантию не раздумывая, ибо голым чувствовал себя не комфортно а, одевая очки немного колебался…

Где я…

Космическая Федерация.
Население 1600 млрд. 034 млн. 546 тыс. 113 человек.
«КФ» включает в себя 1705 планет, 144 из них заселены.
Вы находитесь на планете «Земля-1». Значит, вы рождены в 21 столетии на «Земле-0», соответственно на «Земле-2» рожденные в 22 столетии и так вплоть по «Землю-144» где живут рожденные в 164 столетии.
В 16400 году, то есть сегодня возрожден последний человек для «Земли-!», т.е. вы.
Завтра по указу совета КФ люди перестанут рождаться, по следующим причинам.
1) Люди, начиная с 21 кончая 164 столетиями, жившие на «Земле-0», возрождены и заселены на прототипах «Земли-0».
2) Заселены все планеты годные для проживания людей.
3) Люди будут каждые 3 года перерождаться на возраст 24, что означает бессмертие человеческого народа.

Все заселённые планеты расположены в разных концах вселенной, но соедины одной телепортационной сетью. Поэтому вы можете свободно отправляться на любую планету…

Краткий курс из истории…

16300 год создана армия миссионеров указом совета Галактической Федерации (ныне Космическая Федерация) – на тот момент в неё входили лишь планеты Солнечной Системы. Каждая планета не земного образца была изучена и максимально подогнана для человеческого проживания.
150 легионов отправились на поиски планет земного образца. Легион нашедший такую планету ставил на ней портал соединяющий её с «Землёй-0» (ныне «Земля-144»).
Таким образом, через 36 лет было найдено 143 планеты, и каждая из них подходила для человека.
6 легионов вернулись с новостью, что вселенная имеет грань, за ней вакуум.
1 легион погиб перейдя эту грань.


В 16337 году ученый-ядерщик сделал открытие об индивидуальности частицы, в основе его открытия лежали работы некого Саргона.

Отрывок из теории.
...Когда человек умирает, его разум впадает в глубокий сон, который может быть бесконечным. Разум находиться не в голове у человека, а во всем его теле, примерно такого же мнения люди и о душе, но назвать душу разумом ошибочно, ибо разум от тела не разлучен. Но это не значит, что если тело уничтожить, разум погибнет. Ибо ничего на 100% не уничтожается. Если человека, например, сжечь, частицы его сгорят и превратятся в дым, а некоторые в пепел - в этих частицах и будет храниться его разум…

С помощью этого открытия стало возможно возрождение людей живших в прошлом. Вплоть до 21 века, по неким причинам возрождение людей живших до 21 века невозможно.

Посреди неба осыпанного звездами парит необычайно яркий и громадный месяц. Веет теплый ветерок. Со стороны гор плывут облака, одно из них медленно заслоняет луну, на мгновенье становиться темно, но вскоре облако проходит мимо и луна снова загорается с ещё большей силой.
Я иду по тропинке, которая ускользает куда-то в темную чащу леса. Послушно иду по ней. Резко окружающий меня пейзаж меняется. Неба уже не видно, она скрылась за широкими и густыми ветвями деревьев. Становиться темно. Несколько лучей луны пробиваются через гущи, и освещают здешние прекрасные, ярко-розовые, вечно бодрствующие цветы. До меня доходит их дивный аромат. Пересилив желание остаться, я прохожу мимо.
Уже через минут пять ходьбы лес редеет. Но того волшебного и завораживающего света луны нет. Она потухает, а из-за горизонта показываются первые проблески зари.
Тропинка заканчивается дальше обрыв.
Я стою на краю утеса, смотрю, как внизу об него бьются могучие волны моря Тис. Голова идет кругом, хватаюсь за железный прут, который я когда-то воткнул здесь, чтобы, зацепив за него трос, спуститься вниз. Помню, задумка не удалась. Разбился. После этого мой труп искали около недели, чтобы возродить.
Головокружение прошло, чувствую, как ноги слабеют после долгого пути. Усаживаюсь на мокрую траву. Теперь я жду чуда, о котором мечтал в детстве, иного шанса не будет, ибо «Большая» умрет…

144 год нового имперского календаря.

- Полковник Саргон-Крут Большая Смит, вас вызывает генерал-губернатор в свой кабинет.
Я откладываю переговоры с губернатором «Царапульки», встаю и направляюсь в сторону двери.
Пусть я и Полковник работа у меня скучнейшая. Только и делаю что отвечаю на письма, принимаю уведомления и сортирую их в огромной Базе Данный «Большой».Грех это говорить, но я скучаю по временам войны, нет-нет не тем когда мы воевали на звездолетах и решали проблемы плазменными боеголовками, а тем когда мы штурмом брали Тех-Центры, когда съедающие пространство лучи «Омега» из андронных бластеров прошмыгивали над головой и кровь стыла в жилах, когда перед твоим лицом разрывались плазменные гранаты и проедали броню другого, когда в ушах зависали голоса ревущих от боли Солдатов, когда люди умирали за Империю, за родину.
Кабинет Зак-Аноба Большая Шишка обустроен на верхнем этаже Капитолия. Посреди просторного зала находился интерактивный стол, но Зак-Аноб за ним не сидел. Он стоял у окна, которое занимало всю заднюю стену и открывало превосходный вид на мегаполис Аноб.
- Я буду скучать по этому городу… по этой планете, - произнес Зак, не отрывая взгляда от окна. Только сейчас я заметил, что он одет в парадную форму. Я и забыл, из-за этих бумажных работ все перемешалось в голове, теперь Зак-Аноб Совет Империи. И сегодня он уезжает, чтобы ни когда не вернуться.
Наконец он оторвался от окна и улыбнулся.
- Ну что ты стоишь как не свой?
- Эээ… это всё моя дурацкая работа ни как не привыкну.
- Это хорошо, что ты ещё не привык, ибо теперь ты больше этим не занимаешься… - он стрельнул взглядом на интерактивный стол, - …ну ты и тормоз! Теперь ты Полковник-Губернатор сия планета, - с насмешкой добавил он.
- Серьёзно? – будто не верю я.
- Ты и вправду тормоз! Конечно! Человек который воевал против Сукарианцев за флаги Империи, Именно под твоим руководством был взят Тех-Центр Сукарианцев, без которого мы не одержали бы победу(здесь Зак привирает, взятие этого Тех-Центра, просто ускорило победу на 10 лет). Именно ты защищал права «Большой» во времена внутренних реформ Империи. И ты больше чем никто другой заслуживаешь быть Губернатором. Я так решил. Выпьем?
Не дожидаясь моего ответа, он подошел к открытому сейфу. Вытащил из него бутылку старо-образцового вина и два стеклянных стакана. Один подал мне. Жидкость, когда-то любимая мною после долгих битв, заполняла стакан. Наполнив мой и свой, он поставил бутылку обратно в сейф.
Отглотнув не много, он призадумался, ну а я опустошил стакан залпом.
- Знаешь, Жанка не хочет уезжать из от сюда, по крайней мере сейчас, видите ли у неё много не законченных дел, я не стал её переубеждать. Говорит, что через месяц будет готова. А Джуанна со мной ехать не хочет, ну я и сам не против, с мамой то ей лучше будет. Пообещай мне, что присмотришь за ними.
Я киваю.
- Эх… до центра два месяца лететь буду. Жду не дождусь когда Билл-Мажор, наконец, телепортационную сеть установит. Может выкроил бы время, чтоб тебя навестить. Хотя говорят, в центре я должен находиться круглые сутки в полной интерактивности. Да ну и ладно, теперь ведь на мне куда больше ответственности, чем эта планета, а целая Империя, 12 звездных систем, подумать только. А ведь не давно я, ты и Лол гуляли по трубам и, смотря на небо, говорили, что этот кусок звезд твой, этот мой…
- Мечты сбываются, - я помрачнел при мысли о Лоле.
- Мда, ну ладно я полетел.
- Прощай.
- Я говорю досвиданья, - как бы мне этого тоже хотелось.
Зак ушел, оставив меня одного посреди зала, с двумя стаканами для вина.
- Саргон-Крут. Вам звонок со станции Крут. Соединить?

ПО ПРИКАЗУ ЕГО НАИСВЯТЕЙШЕСТВА
БОГА-ИМПЕРАТОРА ТЕРРЫ
ЗАКРЫТОЕ ДОСЬЕ ИНКВИЗИЦИИ
ДОСТУП ТОЛЬКО ДЛЯ АВТОРИЗОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ

Поиск в базе данных: Кастус Дрейк

> Осуществляется поиск…
> Найдено документов, соответствующих вашему запросу: 10513. Уточнить параметры?

Ключевые слова для поиска: Одиннадцатый Полк Кафиссии, капитан.

> Осуществляется поиск…
> Документов найдено: 1.
> Документ открывается…

ДЕЛО: AX-18002-BTN.
ДАТА: 117.М39.
ПОДСЛЕДСТВЕННЫЙ СУБЪЕКТ:
Имя: Кастус Дрейк.
Возраст: 52 года.
Ранг: Капитан Имперской Гвардии, Одиннадцатый Полк Кафиссии V, личный номер – 667/19.
Причина задержания: Двойное убийство с особой жестокостью.


Ну и что вы на меня вылупились, как солдат на вошь? Мы не в стаз-музее, в конце концов.
Какого варпа я вообще здесь делаю? По какому обвинению вы посмели меня схватить и бросить в камеру для особо опасных преступников?..
… Заткнуться? О, заткнуться я еще успею! Не делайте отсутствующее лицо, я-то уже знаю, что мне светит смертный приговор!.. Но за что?..
… Убил? За что я их убил?.. Вы спятили? Я никого не убивал. Я законопослушный гражданин Империума, к тому же, уже тридцать второй год на военной службе. Я ветеран Войны в Болотах, вы об этом знаете, а?!
Ну конечно, не знаете. Вам, безликим ублюдкам, абсолютно наплевать, кто сидит в камере – будь то даже сам Его Святейшество Экклезиарх, папаша Бенедикт IV… Слышал, Lex Imperialis дурно на рассудок влияет. Могу посоветовать хорошего психиатра. Ах, у вас есть штатный? Тогда прошу прощения…
... И все же, я не понимаю… за что?..
Рассказать, как я попал в гвардию? Поройтесь в архивах, там все есть. Бумагомаратели все фиксируют, варп их подери… Хотите получить информацию, так сказать, из первых рук? Хех, никогда не думал, что придется выворачивать душу перед арбитрским Судьей…
Родился я в… Император, дай мне памяти… в шестьдесят седьмом году, точно!..
… Нет, вы слушайте! Я рассказываю так, как мне удобно, если вас интересует эта история, вам придется выслушать мою версию. И ничего вы со мной не сделаете. Мне-то наплевать, останусь я жить или нет. Вам тоже было бы все равно на моем месте.
… И даже не пытайтесь спорить! Или я расскажу все по-своему, или заткнусь, и тогда можете делать что угодно. Уяснили?..
То-то же.
Папаша мне еще в шесть лет сказал: сынок, мое дело – тебя выучить, зарабатывать на жизнь будешь сам. Все время трахал мне мозг этой фразой. Он был чернорабочим на фабрике, и своего обещания выполнить не смог – погиб в пьяной драке. Клинок раскладного ножа того токаря пришелся ему прямо в сонную артерию – шансов на выживание у моего отца просто не было. Кровь хлынула фонтаном, все стены, говорят, заляпала. Не подумайте, что я не люблю своего отца. Я, в некотором роде, его даже боготворю. Если бы он тогда не сдох, ни хрена из того, что я увидел за всю свою жизнь, я бы не увидел – такой вот печальный каламбур.
Тогда моя мамаша нашла единственный выход из сложившегося положения – пошла на поклон к парням Синдиката, чтобы они взяли меня под свою опеку, в обмен, эти бандюги потребовали, чтобы ее дети и дети ее детей впредь были верны делу работников ножа и топора. Нехило, а?..
С тех пор, жил я припеваючи. Шесть дней в неделе шлялся по Городу с самыми опасными головорезами жилого сектора (напомню, мне тогда было всего шесть лет), а на седьмой, по сложившемуся в преступном мире обычаю, наведывался со своими новыми друзьями в самые лучшие бордели с целью немного расслабиться и отдохнуть от «трудовых будней». Вы не подумайте чего – я тогда просто сидел и смотрел на проходящих мимо девочек. Ну а как подрос…
В общем, в эти дни ни один бандит не смел браться за нож. Кодекс, он и на нижних уровнях Кодекс!
Когда мне, наконец, исполнилось шестнадцать, они потребовали, чтобы я начал потихоньку возмещать те деньги, которые они в меня вложили. Выбора-то у меня особого не было, так что… ну да, рэкетом занимался, вымогательством, но до убийств не доходило, можете не беспокоиться.
Так прошло четыре года. Такая жизнь мне порядком поднадоела, и я начал рыскать в поисках новых удовольствий и возможностей как-то проявить себя.
И тут как раз в Город прибыли Имперские рекрутеры – стали набирать парней в Гвардию (как выяснилось позже, только в СПО). Все их обещания славы и прочей пафосной дребедени подкреплялись и более приземленными предложениями: тем, кто вступит в ряды славной Имперской армии, обещано гражданство и жилье рядом с губернаторским дворцом по окончанию срока службы. И я подумал – почему бы и нет? Терять, мне собственно, было нечего – не считать же потерей возможность избить непонравившегося тебе урода, а затем еще и с него денег за избиение спросить. Моя матушка ведь скончалась, как только получила благословление Синдиката – я этого не сказал? И сейчас, после стольких лет, я только начинаю понимать, что ей возможно «помогли»…
Короче говоря, я решился – поставил свою подпись в предложенных мне документах, сел в грузовик и отправился с пятью сотнями таких же раздолбаев, как я, в тренировочный лагерь.
Знаете, на что богата жизнь гвардейца? На промывки мозгов. Это такая стандартная процедура, когда толпу «мяса» строят на огромном заплеванном плацу, чтобы в очередной раз научить ее уму-разуму. На импровизированную сцену выкатывается жирный комиссар, смахивает со своего мерзкого лица капельки пота и начинает толкать речь о нашем незаменимом вкладе в дело защиты Человечества. Бог-Император, как же я ненавижу эту тыловую крысу… Большинство, знаете ли, спят на таких вот пафосных речевках, однако, несчастных новичков этому фокусу никто не обучал, так что…
После речи нас повели на склад, где каждому выдали по панцирному бронежилету и каске. На каждой каске красовалась широкая полоса белого цвета – как я выяснил позже, это был отличительный знак. Если ты носишь такую каску, значит, ты курсант. Или, как еще говорили, кадет.
Впереди меня в очереди стоял невысокий паренек с идиотскими усами. Подметил его потрепанную одежду, придурковатое выражение лица и, знаете, такой легкий налет засранства – обычно эти признаки выдают потомка бывшего аристократа. Ха-ха-ха, удивлены? Ну, господин Судья, не разочаровывайте меня! Рыбак рыбака видит издалека. Вы что, не читали моего дела?!
Ну, вы ведь помните, как все тогда было – беспорядки, погромы, полный бардак - гражданская война весь мир вверх дном перевернула. Благородных тогда резали, как свиней. Все выжившие аристократы тогда сразу к вам, Арбитрам, и бежали. Верили, что вы, блюстители Закона, вернете нашего зарвавшегося губернаторишку на место… Ан нет. Не судьба. Пальцы у этого подонка во всех пирогах – да вот только отпечатков нигде нет… Ребят, как же вы так умудрились оплошать? Вроде бы, и крепость была великолепно укреплена, и астропат живой – могли ведь перед обороной послать сигнал о помощи! Послали, значит? И никто не откликнулся? Собственно, а на что вы надеялись? Наш мир – это зияющая дыра на теле Империума. Отсюда не возвращаются. Свет Императора уже давным-давно покинул Кафиссию… Впрочем, к черту лирику.
Обнесли себя стенами, укрепились кое-как в своей Башне, понаставили везде автоматических пушек – думаете, что обезопасили себя и своих друзей? Черта с два. Губернатор и его подельники в Синдикате просто так не сдадутся – да что я вам говорю, вот уже шестьдесят два с лишком года у вас «перемирие»! А Изгнанники все еще боятся возвращаться на улицы Старого Города…
Вернемся же к теме нашего разговора. Мой папаша уйти не захотел. Принципиальный был. Решил остаться в Старом Городе – сказал, что его дом здесь и ни одна сволочь не посмеет его отсюда выгнать. Синдикатовцы, узрев подобную храбрость, решили оставить его в покое. Только отобрали все – титул, привилегии, имение, деньги… Все отняли – кроме чести.
А через десять лет родился я. Тогда мой отец уже работал на заводе. Спустя еще шесть лет его не станет.
Как вам эта сказочка, а, Судья?..
… Да мне плевать, что это не для записи! Вы не посмеете меня заткнуть! Ни меня, ни…
*продолжение допроса через тридцать минут*
… Да, я спокоен… Извиняюсь, я немного напряжен…
Воды можно? Спасибо.
На чем я остановился?.. Ах, Лекс Риппер… припоминаю…
Его семья в свое время была на территории Оцепления. То есть, под вашей, арбитровской, защитой. Внезапная провокация со стороны Синдиката, десятки убитых с обоих сторон… вы помните… Они тоже погибли… Поэтому Лекс и подался в Гвардию… Чтобы защитить других…
… Нет, ничего, я спокоен. Позвольте мне продолжить…
Он был достаточно странным парнем. Все время ходил с дурацкой лыбой на лице, словно весь мир вокруг него сделан из сахара и сладкой ваты. Может быть, его так приучила жить его мать – не знаю, но он, пожалуй, был самым жизнерадостным человеком, из всех, которых я когда-либо встречал.
Судьба любит играть нашими жизнями словно игрушками. Вы не находите это забавным, а, Судья? Мы ничего не можем сделать наперекор ей, ведь даже если мы думаем, что сделали СВОЙ выбор, то в следующую секунду оказывается, что так и было задумано…
Я стал гвардейцем, и жизнь внезапно потеряла привычную размеренность – словно все, что произошло со мной до этого, было лишь прелюдией, вступлением к чему-то большему. Я до сих пор с трепетом вспоминаю, какие это были лихие дни! Утром – подъем, зарядка, десять кругов вокруг футбольного поля, завтрак, снова зарядка, строевая ходьба, стрельбище…
Судья, скажите, чего вы надеетесь от меня добиться? Признания? Ладно, вот оно вам. Я убил. Что от этого изменилось? ДА, СКАЖИТЕ МНЕ, ЧТО ОТ ЭТОГО ИЗМЕНИЛОСЬ?..
Кафиссия – это Ад. Нет, не тот игрушечный ад, который проповедники постоянно упоминают в своих напыщенных речах. Он был придуман, чтобы заставить людей считать, что их судьба не так уж и плоха, в сравнении с судьбой замученных насмерть в застенках Инквизиции грешников…
Наш, людской Ад – это нечто другое. Это даже не капкан – это могила. Я питаю к Кафиссии очень мало теплых чувств. Была бы моя воля, я бы высадился здесь с двумя-тремя полками и разнес все это место к варповой матери! Однако, Империуму так глубоко на нас плевать, что он даже не удостаивает нас такого внимания…
Не верите? Зря. Я ведь гвардеец. Я знаю, о чем говорю. Последний раз Имперский флот над орбитой Кафиссии видели тридцать лет назад – как раз во время Войны в Болотах. И то, тогда это случилось только потому, что экспедиционный флот сбился с курса и был вынужден выйти из варпа нашей системе. Увидев огни войны, они решили вмешаться. Когда все закончилось – они снова улетели... И я был вместе с ними.
Судья, вы не были тогда там, вместе со мной, в этой изматывающей жаре, где царствуют смерть и москиты. Вам не понять. Представьте, когда ваш боевой товарищ, с которым вы записались в гвардию, с которым вы воевали плечом к плечу, внезапно погиб? И не просто погиб – был сожран проклятыми жмурами, мать их… А потом, когда на базу наплывала следующая волна, то, что от него осталось, воевало на ИХ стороне! Представьте эти искаженные гримасой ненависти лица живых мертвецов, которые шли один за другим, сотнями, тысячами, десятками тысяч! И нас, Одиннадцатый полк Сил Планетарной Обороны Кафиссии V, да экспедиционный корпус Третьего Военно-Космического Флота Сектора Зеро… Нас в полку было около пяти тысяч. Всего пять тысяч, Судья. Против почти миллиона жмуров.
Если бы не Флот, я бы с вами тут не разговаривал…
Да что говорить… Вы уже добились от меня признания... Какие причины побудили меня убить двух педагогов Схолы Прогениум Кафиссии V? Что же… Судья, у вас есть дети? Уверен, есть. Наша планетка уже давным-давно отошла от Имперских традиций, так что удивляться тут нечему. Ну да, формально-то власть еще в руках губернатора, да только сам губернатор – сволочь, заправляет он сволочным городом, и на службе у него одни сволочи… Пожалуй, это даже хорошо, что Империум не питает к нам интереса. Мы живем историей, которую создаем сами. Вы, Арбитры, и Синдикат – два вечно противоборствующих лагеря. Вы рвете друг другу глотки ради клочка земли, но обывателям никогда не увидеть этой борьбы, ведь формально, мир уже был давно подписан. Вы верите, что представляете Закон, Имперский Закон, но разве имеет смысл, какой закон вы представляете сейчас, в данных условиях? Вы лишь стая дворняг, которые никак не могут поделить кость, в то время как ваши хозяева с отрешенностью наблюдают за вами издалека…
Так я еще раз повторю свой вопрос – есть ли у вас дети? Мальчик и девочка? Я вам завидую, Судья. Что же… поймите меня правильно… те двое не были конкретно в чем-то виновны, но…
… Как только закончилась война, флот начал сворачиваться и перед нами встал выбор – остаться ли нам обычными СПОшниками или же переименовать полк в Одиннадцатый Кафиссийский и, в конце концов, стать настоящими Гвардейцами? Живыми легендами, стоящими на страже границ Его Величества Императора… Мечта. За мечты нужно бороться, Судья. Единогласным решением, из Одиннадцатого Полка Сил Планетарной Обороны мы превратились в Одиннадцатый Полк Кафиссии V. С этого момента, мы потеряли дом.
В жизни гвардейца нет такого понятия как «постоянное место жительства». Он постоянно путешествует, где-то постоянно нужно военное вмешательство… Если бы нам повезло, мы бы завоевали во имя Императора какую-нибудь захолустную планетку и сделали бы ее своим новым домом. Однако…
Двадцать восемь лет наш полк мотался по всему сектору, усмиряя мелкие бунты, то там, то здесь! Мы, ветераны Войны в Болотах, были вынуждены утихомиривать толпы тупых панков, да разгонять разбушевавшихся подростков водометами! Для нас… это было не просто унижением, казалось, что людей ничтожнее нас не существовало…
Собственно, как капитан, я отчитываться только перед Лордом-Командиром Сектора, ну а он… да плевать, перед кем он отчитывался. По сути, у нас должна была быть нормальная военная иерархия, как у остальных полков – рядовые, сержанты, младшие офицеры, старшие офицеры и высшие офицеры… Но мы были ветеранами. Мы побывали в Аду – и сумели вернуться живыми. И если бы к нам приставили слащавого лейтенантика, месяц как закончившего учебу, чтобы следить за нами… вы сами понимаете, какие могли быть последствия. Именно поэтому я был единственным высшим чином в нашем полку. Солдаты мне доверяли – как-никак, я был тогда вместе с ними. Многим я спас жизнь…
Итак, наше унижение могло бы продолжаться еще очень и очень долго… пока, наконец, на пост Лорда-Командира не заступил Александр Рамирез. Опытный вояка, был двенадцать раз тяжело ранен… Слуга Императору, отец солдатам и все такое.
Вы, наверное, слыхали о кампании на полярном круге Северуса? Он тогда командовал небольшим отрядом разведчиков, заброшенных в тыл, чтобы саботировать артиллерию еретиков. Когда задача была наконец выполнена, он и его люди начали тактическое отступление. В этот момент, по тревоге была поднята вся база противника, и вслед за его отрядом бросилось несколько тысяч самых свирепых подонков в этой галактике.
Потери со стороны противника – три тысячи человек, плюс минус еще сотня солдат. Потери со стороны отряда Рамиреза – ни одного бойца. Александр был гением тактики и планирования. Когда он вел своих людей в бой, в воздухе чувствовалась некая эйфория, солдаты, увидев его, сражались в два раза свирепее, а враги в панике покидали поле боя. Несомненно, Рамирез был самым лучшим кандидатом на пост Лорда-Командира.
Услышав о том, что теперь мною будет командовать самый успешный боевой генерал за последние двести лет, я даже на некоторое время потерял дар речи. Это был наш шанс – прославить свое имя на века или умереть в смертельном бою, с оружием в руках, как и положено гвардейцу.
Рамирез прекрасно знал потенциал войск, которыми он командовал. Нас заменили бестолочами, которые только и умели орать в матюгальники, да в воздух из винтовок постреливать. А мы были отправлены на войну. Войну, которую мы так долго ждали. И местом войны была Кафиссия V…
Как только мы прибыли, оказалось, что никто к этой войне готов не был. Деревенские раздолбаи все так же беззаботно резались в карты, а жители Города были настолько заняты решением своих ежедневных проблем, что проморгали извещение по гиперволновому телевидению о приближении к планете огромного космического тела, напоминающего астероид Орков. Тут бы и начаться панике и прочим сопутствующим эвакуации вещам, да только о том, что нужно эвакуироваться, никого не предупредили. В сердцах обматерив губернатора и всю Синдикатовскую братию, я взял бразды управления в свои руки (благо, их бывшие хозяева не рыпались) и быстренько приказал вооружить всех мужчин возрастом от восемнадцати до сорока четырех. И только после того, как у меня были готовы три тысячи ополченцев, я начал эвакуацию. В это время наши ученые подсчитывали траекторию падению злополучного астероида. Оказалось, что он упадет… догадайтесь куда?.. Правильно, всего в пятидесяти километрах от действующей Схолы Прогениум, которую какой-то идиот догадался построить на берегу моря! Проще говоря, для ее обитателей путей отхода не было. Каким-то непостижимым образом их астропат не принял нашего сообщения об эвакуации, так что они находились в счастливом неведении.
Судья, если бы там не было детей – я бы не отправился на помощь. Почему? Потому, что это не их война. И если они в ней пострадают – мне придется винить себя и только себя. К тому же, внезапно проснулось острое желание пострелять по ксеносам, так что я недолго размышлял, лететь туда или нет.
Когда я и сотня моих ребят уже заканчивали посадку на «Валькирии», в ангар внезапно ворвалась молодая женщина. Я узнал ее. Черт возьми, ну зачем?!
… Это была Лора. Та самая, из-за которой меня чуть не выкинули из Гвардии двенадцать лет назад. Так уж повелось, что гвардейцам запрещены отношения с населением планет, которые они защищают. Это мешает работать. Личные чувства, привязанности и все такое. Поэтому у гвардейцев нет дома…
Черт возьми, господин Судья, вы ведь даже не представляете, как я вам завидую! Вы, в отличие от других Имперских Судей по всему Империуму, служите на своем родном мире, у вас есть дети, у вас есть семья. Плевать даже на то, что всю свою жизнь вы проведете в Башне Правосудия, каждую секунду опасаясь, что Синдикат все-таки наберется смелости (размером, этак, с семь-восемь миллионов человек) и разнесет ее к чертовой матери. Плевать и на то, что ваши дети будут пытаться, как и вы, вылезти с этой планеты и докричаться до Империума ради восстановления вожделенного порядка! Увы. Им этого никогда не достигнуть. Впрочем, Синдикат тоже не пойдет на такие жертвы, ради несчастной кучки запуганных до смерти Изгоев и опасных, но слишком уж нерешительных Арбитров.
Что я могу сказать о Лоре?.. Она была просто чудом. Даже самые лучшие девочки из борделей никогда не дарили мне такого наслаждения. Увы, наши отношения не могли длиться дольше двух месяцев – именно столько мы пробыли на Рэйвен XVIII. Но я пообещал себе, что буду помнить ее всю оставшуюся жизнь. Спросите, как она оказалась на Кафиссии?.. Я тоже подумал об этом, как только она появилась в ангаре. А потом она сказал мне… Она сказал мне, что прилетела ради меня. И… и привезла… привезла с собой нашего сына… моего сына… сюда…
… У меня был десятилетний сын. Она отдала его в Схолу, как только прибыла на Кафиссию. Думала, что «там безопаснее».
Ха-ха. Отличная шутка. Там безопаснее…
… «Камушек» уже был на поверхности. Оркам лишь нужно было перегруппироваться, чтобы разнести хрупкое здание Схолы к чертовой матери – то есть, времени у нас было не мало, а очень мало.
Мы сдерживали этих чертовых тварей на протяжении тридцати минут, непрерывным огнем не позволяя им кучковаться, пока другая группа загоняла беженцев в «Валькирии». Когда мы всех эвакуировали, я лично собрал всех своих людей, каждому вручил по огнемету и приказал сжечь здание. Проклятым ксеноублюдкам не достанутся ценности, принадлежащие Империуму…
Вандал внутри меня ликовал. Взрывались витражи, возрастом около двух тысяч лет, шелковые занавески, которые не мог себе позволить купить даже сам господин губернатор, весело полыхали, подожженные моим огнеметом… Вид взрывающегося здания всколыхнул во мне старое забытое чувство войны, когда даже воздух был пропитан запахом смерти…
Я дал команду на взлет, и мы наконец покинули негостеприимное побережье. Под нами бушевало живое море зеленокожих – было очевидно, что они были неудовлетворенны результатами боя. К сожалению для них, удача сегодня улыбалась людям.
Когда мы прибыли в Город, я решил найти своего сына. Я упорно рыскал по разношерстной толпы детей, спрашивая у каждого из них, где мне найти Джека Рихтера – десятилетнего мальчика с темными спутанными волосами (так мне его описала Лора). Но кого бы я не спросил, все дружно указывали мне на педагога – мол, «спросите у дяди-учителя, он все знает». При этом, у каждого ребенка был некий испуг в глазах. Даже идиот бы догадался, что они что-то скрывают.
Я нашел педагога и задал ему тот же вопрос. Его реакция меня необычайно удивила: «Какой Джек Рихтер? Не знаю никакого Джека! Его вообще никогда не было, я не понимаю о чем вы!». Было ясно абсолютно все. Сломав подонку нос, я перевернул вверх дном весь его багаж, в поиске хоть какой-нибудь вещи, которая бы доказала мои догадки. И я ее нашел.
… Ах ты чертов негодяй…
А вы бы выдержали?! Вы бы выдержали, если бы узнали, что вашего единственного сына… трогают какие-то неудовлетворенные извращенцы с комплексом неполноценности, а?!
И… что хуже всего… они не взяли его с собой… мой сын остался в Схоле… И даже если он избежал пожара, то от Орков мало кто уходил живым…
Я… понимаете, Судья… я убил своего сына… Пусть даже не напрямую, но все это произошло из-за меня… Мне было нечего терять. После этого я убил обоих ублюдков. Убил и подвесил на собственных кишках…
Это все. Делайте со мной что хотите… мне плевать…

Чёрные называли себя Issenil, самоназвание, видимо, не переводилось. Латупель попытался было перевести слово «человек». Увы. Он ещё припомнил, что родной полуостров Чёрных называется Иссенильрионом.
А её звали Мир Этериан, и она постоянно обитала в Городе Фонтанов.
Чёрная, по-видимому, ничего не знала о странной напасти, приключившейся с Бутузом. «Или она ничего не хочет говорить…» - вскользь подумал Кундук.
- Расскажи мне о своих друзьях, Латупель.
- Нас было пятеро. Двое только что погибли. Это было ужасно! – с ходу выдал Кундук – Мы выехали из Астуора меньше недели назад, переправились через Аош, и вот уже второй день, как прошли под огромным страшным василиском – он посмотрел на Чёрную. Та кивнула – Мы замечали какое-то движение в лесу, всё это время…
Он облизал губы. Как бы ем половчей перейти к главному? Чёрная свободно сидела на своём пеньке. Ни намёка невозможно было прочитать в янтарных глазах.
- Послушайте, Мир, вы…надеюсь, вы что-нибудь объясните. Это злая земля, злая! Никто не может здесь выжить! А вы живёте. Ах да, вас много? Я хочу сказать – сколько ещё Чёрных выжило? Простите…
- Вы все такие любопытные… - странно ответила Чёрная.
- Кто? Что вы хотите сказать? – оторопел Кундук.
- Здесь живёт уйма народа, пришелец. Не только иссенилей, но и людей. А вот извне – к нам редко кто захаживает.
- Оно и понятно! Стоп, вы говорите – множество?!
- Простые обыватели не решаются перейти Аош. К нам лезут, обычно, далеко не простые люди. Как правило – мародёры, грабители, солдаты Федерации… - Чёрная встала – Кто ты, Кундук?
Латупель попятился. Страх, почти растаявший, вспыхнул вновь. Его чувства путались. Существо, стоящее перед ним, казалось ему то почти человеком, то жутким чёрным чудищем.
«Очень опасны…» - вспомнились ему слова Кронера.
- Я журналист. Знаете, что это такое? Ищу сенсацию… - быстро сказал он, и запнулся. Что ей ещё сказать? Про клад наркотика? Про Город Фонтанов, обнаруженный федеральной экспедицией? Если это правда, то он окажется в щекотливой ситуации, а если ложь, то Чёрная решит, что он лишь запутавшийся во лжи мародёр - …Да, я ищу сенсацию! – просто закончил он.
Чёрная улыбнулась и, хотя улыбка была скорее снисходительной, Кундук почувствовал, как спадает напряжение.
- Журналист…журналист из Федерации. Пойдём со мной! – она схватила его за руку. Латупель едва удержался, чтоб не отшатнуться – Я покажу тебе сенсацию.
- Подождите! – возопил Латупель, безропотно идя за Чёрной – Нужно подождать моих товарищей.
- Кто они?
- Иураллан, врач и алхимик, и Сат Кронер, военный человек из королевства Астуор.
- Не нужно. Их встретят! – отрезала Чёрная – У них ещё есть время. А ты нужен мне прямо сейчас.
- Нужен? Что вы имеете в виду? – «Беги! Беги сейчас же!» - требовал внутренний голос – «Эти создания залили кровью полмира!»
Чёрная выпустила его руку, и неторопливо отошла к фаркам.
- Человек, пойдём со мной. Ты не пожалеешь, поверь – мягко сказала она.
- Как вы пережили Прав…э-э, геноцид?
- У нас есть защита.
- Вы не обижаетесь на нас? – покраснел человек.
- Обижаемся, журналист, обижаемся! – в её глазах вновь вспыхнуло янтарное пламя – Ещё как обижаемся…
«Какого я это делаю?» - подумал он, взгромоздившись на фарка – «Ах, да! Я собираюсь пришпорить фарка, и рвануть подальше от этого…этого создания!»
- Не бойся, - Чёрная, похоже, легко прочитала его мысли – никто тебя не обидит. Не будь дураком, я отведу тебя в Эссиншаарат, город фонтанов. Если ты не за этим сюда пробрался, то что ты вообще искал за Аошем?
Кундук стиснул поводья.
- Ну же! – она запрыгнула на кронерова фарка.
- Вы расскажите мне обо всём, что здесь происходит? – решился Латупель.
- С удовольствием. Не представляешь себе, с каким.
- Ведите, Мир! – вздохнул Латупель - Покажите мне свою страну.

Это было совершеннейшим безумием. У них нет теперь даже еды, нет никаких вещей, даже самых необходимых. Они в неделе пути от ближайшего человеческого поселения. Даже если бы это не были проклятые земли, опасность была огромна. Алхимик негодовал.
- Сат, что вы собираетесь кушать в дороге, а? – ныл он, шагая за сувереном Краака.
- У нас есть арбалеты. Добудем еду.
Доктор споткнулся на камнях.
- Да куда же вы так спешите?!
Кронер тяжело вздохнул.
- Понимаете, там мой дом. Моя земля, мои люди. Я всегда думал, что все они уже десять лет как мертвы, но теперь…возможно, они страдают от проклятия, возможно, им нужна моя помощь, а я десять лет – проклятых десять лет, слышите – прохлаждался в Астуоре! Я должен увидеть Краак, доктор. Теперь, должен. Любой ценой! – он ускорил шаг.
Доктор шёл за ним молча, некоторое время.
- Расскажите про Краак – попросил он, наконец.
- Нечего тут рассказывать – пожал плечами Кронер – Замок построил мой дед. Он получил земли от народного собрания, когда стало ясно, что для защиты от Чёрных нужна твёрдая рука. И дед, и отец погибли в боях с Чёрными, во время первой кампании. Тогда я и стал сувереном. В четырнадцать лет. Помню… - улыбнулся Кронер - …помню, как всё было. Краак – крепость на стрелке реки Тош, притока Аоша. В междуречье лежало множество фольварков и поселений. А местность на левом берегу реки называлась Буркехе. Тамошние обыватели долгое время жили своим умом, и лишь незадолго до Праведного геноцида – попросили у меня покровительства. Я покинул Краак со всей дружиной, ушёл на защиту Астуора. В замке осталась моя мать. Когда пошли слухи о проклятии, я попытался вернуться домой, но король задержал меня. Я подчинился, по колено в крови мы отстояли Астуор. Но не Краак.
- Соболезную.
- Это чудесное место.
Алхимик возмущённо фыркнул.
- Это было чудесное место, гарн. Сейчас там, скорее всего, одни печки стоят, как это было на пути из Астуора. А даже если там и обитают какие-то Чёрные – вам что, легче станет?
- Вы не поймёте, доктор… - вздохнул Кронер – Вы умный человек, вне всяких сомнений, но у вас никогда не было ни верноподданных, преданных вам, ни вотчины, за которую умирали ваши предки. Вам не понять. Мы – я, и Краак – одно целое! – он сжал кулаки – Все эти годы мы были мучительно разъединены, и я не могу не увидеть свой дом, если уж я здесь.
Алхимик пожал плечами. За свою жизнь он сменил не один дом, и не собирался рисковать жизнью ради возможности вновь увидеть любой из них.
- Надвигается буря – сказал он, наконец, равнодушно взглянув на небо.
Кронер проверил арбалет.
- Не беда, переночуем под Василиском. Я не спешу. А сейчас – самое время подстрелить чего-нибудь, покуда окончательно не стемнело.
Суверен Краака сошёл с дороги.
- Скоро узнаем, водится ли здесь кто-нибудь, кроме косолапых.
Доктор вооружился.
- Верно, косолапого мне кушать неохота.
Кронер кивнул. Вспомнив что-то, встрепенулся.
- Доктор, а кто вас научил так метко стрелять?
Алхимик потупился.
- А, это…жизнь научила. И вообще – в моей работе глазомер нужен.

- Надвигается буря! – Латупель уверенно ткнул пальцем в небо – Нам далеко ехать? А то мне нехорошо, что-то.
Его начало мутить, кажется, ещё с нападения Бутуза. Сперва, недомогание было малозаметно, но последний час Кундук едва удерживался, чтоб не упасть лицом в фаркову шею. Дурная голова тяжело варила какие-то смутные мысли да образы, к горлу то и дело подступала тошнота.
- Вы не знаете, отчего нормальный человек может, вдруг, броситься на своих товарищей? – буркнул он.
- Просто так может.
- Э-э, нет. Я хочу сказать – один из моих товарищей, он был несколько не в себе, кажется. Ну, как это объяснить – странно себя вёл. А потом напал на нас. Убил своего друга, пытался убить меня…о-о-х… - не закончил журналист. Приступ головокружения заставил его повалиться на фарка. С трудом вытянув ноги из стремян, он сполз на землю. Солнечный свет, приглушённый дымкой, казался ему головнёй, выжигающей глаза.
- Простите, Мир, мне плохо! – простонал он.
- Немедленно поднимайся. До нашего лагеря уже недалеко.
У Латупеля слёзы на глаза навернулись от боли.
- О-о! Я не могу!
- Вставай, или фарк пройдётся по тебе когтями.
- Что? О боги, смилостивитесь, как больно! – Кундук свернулся комочком.
Чёрная, пожав плечами, тронула фарка. Тот шагнул вперёд. Кундук едва успех откатиться в сторону. Вскочив на ноги, он в два прыжка убрался с дороги.
- Видишь, тебе уже хорошо. А теперь быстро сел, и поехал. Время не ждёт – Чёрная улыбнулась – Надвигается буря.
- О боги!
Жалостно стеная, журналист вскарабкался на фарка.
- Что вы делаете? – возмущённо проныл он – Зачем вы меня мучаете?
Чёрная уже тронулась.
- Если останешься здесь – сойдёшь с ума и умрёшь.
- Великие боги, милостивые и милосердные! Что происходит? Я ничего не понимаю. Мне тяжело думать. Нужен врач. Один из моих спутников – врач. Нужно вернуться, пока ещё…
Дорога перевалила через холм, и теперь, глазам путником открывалась широкая долина, что раскинулась за ним. В самой её середине – дымил кострами небольшой лагерь. А вдалеке, за горизонтом – высились искореженные временем стены и башни.
Кундук даже перестал стонать от восхищения. До лагеря было ещё довольно далеко, но теперь, по крайней мере, он знал, куда держит путь. А дальше…
- Это город фонтанов, да? – он указал на строения вдалеке.
Чёрная покачала головой.
- Нет.
- А что…
- Если будешь много знать – рано умрёшь.
- А…
- Очень рано.

Когда они добрались до лагеря, у Латупеля уже не хватило сил даже на то, чтобы сосчитать его обитателей. Там были и люди, и Чёрные. Он слышал фразы, обронённые на эндориор, но не мог разобрать сути. Ему было плохо.

Кровавые брызги прочертили дорожку на палой листве.
«Беги, беги, зверушка!» - ухмыльнулся Кронер, преследуя козла. Он не спешил. Стрела еже понзила животное, и лёгкие его неумолимо наполнялись кровью и смертью.
«Гляди-ка, а ведь не так уж здесь и страшно, в проклятых землях. Где выживают козлы, смогут выжить и люди».
Суверен Краака легко бежал вдоль опушки леса. Азарт охотника, страсть свободы, сладкие воспоминания из далёкого детства овладели им. В былые времена, он часто охотился в этих краях. Особенно он любил соколиную охоту. Нелёгкое это было дело – вышколить молодого сокола. Его брали из гнезда, сразу по рождении. После первой линьки, подрезали когти, привязывали к лапке колокольчик, и зашивали веки. Чтобы хорошо выучить птицу, ее нужно сделать временно слепой. И лишь затем начиналась, собственно, выучка: сокола приучали сидеть на специальной жердочке и на руке, обучали посвистываниям, которые он должен уметь различать; далее, освободив веки, заново приучали его к свету, дразнили при помощи искусственных жертв. На все это уходил почти целый год.
Наконец наступало время первой охоты. Сокол, накрытый капюшоном, сидел на руке хозяина. Когда появлялась дичь, накидку снимали. Птица взмывала в небо, выслеживала жертву, бросалась на нее и терзала до тех пор, пока свист хозяина не приказывал вернуться обратно…
Козёл лежал брюхом вверх, зарывшись в сырой валежник. При приближении Кронера, он попытался заблеять, но выдавил лишь кровавое бульканье. Кронер прижал его голову к земле, перерезал глотку.
«Еда…моя еда» - мелькали мысли в голове – «моя земля!»
Выпустив кровь, он взвалил тушу на плечи, и поплёлся в сторону бивака.
Здесь можно было жить, совершенно точно. Что бы не случилось с его подданными, они живы – Кронер чуял это неким таинственным, скрытым чувством.
Играет, пляшет среди ветвей огонёк далёкого костра. Доктор кипятит воду. Сегодня, Кронер не опасался никаких невзгод, что могли быть им приманены. Тепло было для него просто теплом – родным, домашним.
Суверен улыбнулся, хмыкнул, а затем, вдруг, громко, счастливо расхохотался.
И хохот его разнёсся по лесным чащобам.

Тяжело загребая ладонями он выкарабкался из густой, липкой пучины. Сырой вонючий мрак, сожравший, медленно переваривающий его, отступил, натянулся и, наконец, поддался, шлёпнувшись в прохладную пустоту. А потом, был удар.
Латупель упал с кровати. Рядом валялось липкое одеяло.
«Где я?»
Он смутно помнил маленький лагерь, боль, горячку. Воспоминания зияли лысыми прошлёпинами, как бока шелудивого пса.
Он огляделся.
«Ясно, я пленник!»
Небольшая каменная комната освещалась масляной лампой, висящей под потолком. Единственная дверь была затворена. Вдоль стен стояли нары и, на двух из них, кто-то лежал.
Кундук встал, слегка пошатываясь. Всё ещё немного мутило, но ему уже было лучше, много лучше. Не без робости, он медленно приблизился к спящим Чёрным.
- Простите… -начал, было, он, но запнулся. Нет, не Чёрные! Оба узника – а это, несомненно, были узники – были людьми. Один – истощённый, скрюченный парень в утлых лохмотьях. Он приподнялся на голос, и Кундук вздрогнул – ужасные кровавые глазницы! У человека больше не было глаз. Он, верно, стражно страдал. Вырванный из забытья голосом журналиста, человек теперь мученически стонал.
- Прости, пожалуйста! Успокойтесь. Успокойтесь… - растеряно бормотал Кундук.
Проснулся второй. Этот – здоровый, на вид, сразу же пробудил у Латупеля угасшую, было, надежду. Надежду, что всё обойдётся.
На мужчине была форма вооружённых сил Федерации. Свой, солдат, десантник – с ним не пропадёшь!
- Привет – буркнул солдат, и такая тоска прозвучала в этом коротком слове, что Латупелю захотелось вновь, лучше, обратить взор на кровавые глазницы.
- Кто вы? Что здесь происходит? – хрипло прошептал он.
Солдат приподнялся с нар.
- Мы в гостях, дружище. В гостях. Нас здесь не будет никто обижать… - он растёр покрасневшие глаза – Я Снирре, Кокел Снирре, я был воином Федерации.
Мерзкая ватность в ногах. Кундук рухнул на нары, рядышком с солдатом. Что-то в груди рвалось наружу – лютая, бешеная паника, требующая немедленно бросится к двери, царапаться, колотить в неё в приступе клаустрофобии.
- Снирре… - он скосил глаза на шеврон – лейтенант Снирре, пожалуйста, объясните мне, что здесь происходит? Куда я попал? Что эти создания сделают с нами? Что…
- Они нас не обидят – уныло перебил его Снирре.
- Да?! – захлебнулся воздухом журналист – А этот бедняга? – он ткнул пальцем в несчастного слепца, лежащего в обмороке – О боги, как же они могли…
- Он сам это сделал – снова перебил его офицер.
- Что?!
- Он сам. Выколол глаза.
«Сошёл с ума. Он сошёл с ума…» - тупо повторял про себя Кундук. Он не мог чётко определиться, относилас эта мысль к слепому, или к Снирре, или к обоим – «Что же такое твориться! Боги, как я в это впутался?!»
- Мы в гостях. Нас не обидят…
Кундук застонал, обхватив голову руками.
В этот момент, дверь заскрипела. В отворившееся окошко невидимый тюремщик просунул тарелки.
- Buagash!
- Обед – пояснил Снирре. Поднявшись со своей лежанки, он прошёл к двери, и забрал еду. Окошко сразу захлопнули.
Кундук скривился. От движущегося офицера тянулся густой мускусный дух. Похоже, он уже давненько не мылся, не переодевался.
Снирре протянул тарелку. Держи, друг. Тебе нужно подкрепиться. Скоро, за тобой придут.
От капусты с мясом пахло вполне аппетитно, но к горлу журналиста подкатила тошнота. С трудом, заставил он себя есть.
- Придут? – буркнул он, ожидая какого-то продолжения. Снирре ничего не сказал.
- Вы знаете, кто такая Мир Этериан? – снова попробовал Кундук.
Солдат вяло кивнул. Он явно не хотел развивать эту тему.
- А ты кто, вообще? Как ты им попался? – быстро спросил он.
Кундук отставил пустую тарелку. Оловянный звяк растревожил слепца, он тяжело застонал. Латупель передёрнулся.
- Я – Латупель Кундук, журналист. Мы, с друзьями, организовали…мм…научно-исследовательскую экспедицию в этот район. Перешли Аош бес приключений, а потом…
- Хи-хи-хи-хи! – истерично, безумно рассмеялся офицер. Кундук удивлённо смолк. «Что смешного?»
- Что? Что? – и сорвался, вдруг, на крик - Да что ж такое?!
Жалобно мычит слепой.
Снирре отёр грязным рукавом выступившие от смеха слёзы. На вопросы журналиста он только отмахнулся.
Кундук почувствовал, как тяжело ему дышать. Душно, очень душно! Он рванул воротник.
Стены сдвигаются!
- Выпустите меня! – заорал он.
Снирре опустился на нары.
- Потерпи, дружище, после заката пойдёшь гулять. Нашим друзьям нужна компания.
Кундук зыркал на стены шалым взглядом.
- Мы сможем убежать!
- Прости, дружище…
- Не сдавайся! – яростно зашипел на Снирре журналист – Ты же офицер Федерации! Ты же десантник! Нам нечего терять, мы убежим, убежим!
- Ты не понимаешь… - лицо офицера страдальчески исказилось – Мы в гостях.
Ревел, завывал человек, который выколол себе глаза.

Скрип. Почему-то хочется назвать его одиноким. Хотя скрип идет ото всюду. Каждое дерево скрипело. Тихо так. И еще какой-то отдаленный шум. Что-то похожее на ветер. И эхо. Все такое серое, пасмурное, холодное... одинокое. И скрип одинокий. И я одинокий... Но кто я? И почему один?
Неизвестное в неизвестном месте...
Скрип... Скрип, наполняющий рощу черных деревьев, становился живым, смотрящим в глаза. Прямо и неотрывно. Мимолетный ужас. На короткое мгновение. Показалось... Да... Но они казались реальными. Там, за спиной... Кто-то есть... Кто-то промелькнул. Призрак? Он черный. Они все черные. В мантиях. Да... Еще один сбоку... Нет... Это глаза... Это скрип...
Нет!.. Тиканье! Слышишь? Отчетливо и ясно. Часы. Где-то здесь. Я слышу. Надо бежать... Надо. От этого щелканья стрелок стучало в голове, в висках, во всем теле...
Тиканье! Нет... Оно отдалилось... Я спрятался? В спину кто-то смотрит... Вроде никого. Черные стволы, серая завеса неба и легкого, едва различимого тумана над травой... Это трава? Пепельный цвет... Запах... Не чувствую. Может у меня нет носа? Тело дрогнуло - трава рассыпалась под ладонью. Пепел! Она из пепла!..
Скрип... Одинокий скрип... Он смотрит на меня. Да. Я вижу там. Кто-то дышит. Тяжело. Призраки? Снова?.. Может я сумашедший? Слышу чей-то топот. Будто множество маленьких ножек бегут по дереву. Где-то сверху. Где-то... Повсюду. Они везде. Топот и скрип... Я сумашедший?.. Нет?.. Но она смотрит на меня. Смотрит в меня. В самые глаза... Она... Пустота... Снова мантия! Да! Я видел! Самый край! За деревом!.. Пусто... Снова щелканье... Справа? Слева? Нет... Сзади?... Нет... Я один... Именно я... Бежать... Да... Куда угодно... Бежвть... Кто-то дышит... Тяжело... Я слышу... Скрип. Ветка дерева. Я на нем. Прыгаю? Как-то странно. Далеко. Легко. Скрип. Мой... Да... И легкий топот... Тоже мой... Нет... Еще где-то... Точно такой же... Справа? Мантия! Она! Я видел! Видел!.. Призрак. Тоже прыгал... Скрип... Тиканье!.. Бежать! Без оглядки! И глаза! Глаза закрыть! Плотно!..
Боль... Лицо горит от нее. Тиканье. Часы совсем рядом. Сквозь щель мутно вижу что-то золотое... Круглое... На цепочке... Тянется из меня... Кармана... Тикает... Голова тяжелая. Кое-как поднятая. Различаю что-то черное. Оно тоже лежит. Тоже смотрит... Так же... И золотая цепочка из кармана... Скрип... Тиканье... Тяжелое дыхание... Скрип...

Бледно-голубое нежное небо раннего утра обещало быть таким же безоблачным и ясным до самого вечера. Еще темнеющая в уходящем ночном мраке сосновая роща тихо шелестела на прохладном свежем ветерке своими песнями. Сероватая влажная трава чуть покачивалась, волнами покрывая холмистую поверхность равнины.
Пробившийся сквозь зубцы хребта на самом горизонте первый луч скользнул по стеклянному, покрытому белесой пленкой, глазу. Он не закрылся от ослепляющего света, не поднялась лапа, пропустившая бы через пару челей меж костями кисти свет.
Утро. Утро, значащее для всех пробуждение, жизнь, расцветание... Большая облезлая голова плавно опустилась к самой земле, все так же смотря на восходящее солнце. Будто в жутких конвульсиях содранная чешуйчтая шкура парой клочьев покачнулась на шее с зияющими дырами.
Утро. Утро здесь значило сон. Тихий, чуткий сон, который не нарушало даже дерзкое стрекотание кузнечика.
Меж покрытыми зеленоватой тиной клыками, многие из которых давно уж стали осколками, пробежала черная струйка крови. Ящер бессмысленно, невидяще обернулся назад, встретив такой же взгляд.
Солнце все поднималось, скользя по блеклой чешуе, прорываясь сквозь изорванные плотные крылья, падая тенью на примятую чернеющую траву.
Рептилии обменялись ничего не значащим рыком. гулким, утробным, хрипящим, будто тонущем в болоте. Блестнув белой костью, животное сделало шаг вперед. Лишенный всякого смысла и необходимости. С плеча капнула пара капель, беззвучно скользнув по стеблям травы.
Тишина. Лишь шумящий лес отдаленно напоминал о существовании движения. Живого, рождающего...
Тишина, мертвая и полная звуками того мира. Мира мертвых. Их музыкой. Их голосами. Их мыслями. Их страданиями. Их желаниями.
Два вечных врага, вражда которых, казалось, длится вечность - дракон и ящер, - встречали еще один рассвет. Бесконечный и такой однообразно-слепящий мертвые глаза. Дракон и ящер. Те, кому надлежало рвать друг другу глотки, убивать и ненавидеть, лежали вместе на вершине холма, слепо смотря на восток...

Я - человек. Я тот, кто вкусил запретный плод, поддавшись на искушение. Я тот, кто любил природу и знания, любил самого себя, как одно из творений Божих, как часть Вселенной и вместилища духа всего. Я тот, кто любил, но потерял любовь истинную, любовь первородную. Я - человек. Я разрушил знания, копившиеся тысячелетиями в древних библиотеках моих родителей, я изменил представления о религии. Я извратил все. Я стал частью змея-искусителя. Я стал им самим. Я пал из рая, потому что был достоин падения. Я эгоистичен в своих желаниях и только на краю гибели и полного истребления смогу понять истину и боль мира, которую принес в него. Я - человек. Я самодоволен и жалостен, самовлюблен и знаю, что весь мир согнется предо мной, встанет на коленях и спасет от исчезновения. Я верю в величайшее спасение, уподобившись крысе в клетке. Я порчу планету, на которой живу, все еще пытаясь спрятать ее страдания делами своими, сохраняя леса и животных. Я порчу ее, чтобы найти другую.
Я истреблял древние народы, истинных последователей Бога, носителей редчайших способностей, веруя в ложные познания и слепо смотря в несуществующее будущее. Я - человек. Я глуп и немощен. Я тщедушен и слаб. Я доказываю самому себе насколько я силен и одурманен своей властью над миром. И буду страдать я за все грехи свои, потому что достоин этого. Буду верить в место в раю, где был уже и пал, буду надеяться и молить о втором шансе, но буду страдать как Сатана в аду, ведь я - человек...

Давайте будем вычитывать вместе.
Луч не закрылся? оригинально. я фантастику люблю.
Пару челей меж костями кисти? 0__0 это вообще что? X-лучи что ли?
что-то здесь дырявое, только вот никак не пойму что именно: шея или шкура?

Лучше объединить в одно предложение.
Рождающего что? Нет, я конечно ценю многозначность и люблю литературу именно поэтому. Но не до такой же степени!
Давайте всё-таки с родо-видовой классификацией/характеристикой определимся?
А вот теперь пройдёмся по логике.
Если автор хочет показать логику ящера/дракона, то тема не раскрыта. С какого перепугу им "надлежит"? Кто приказал? Зачем всё это нужно, если действия их "лишены всякого смысла"? Если уж совсем выдрючиваться по литведу, то можно предположить, что автор хотел сказать нам о том, что нужно всё это для движения "живого, рождающего...", но тема опять утонула!(извиняюсь за пунктуационный бедлам).

Теперь пройдёмся по композиции. Если вы хотите показать дуальность, то у вас нет антитезы. К тому же человеческое сознание больше привыкло к цифре 3. К тому же нет некого повествовательного ритма, который бы все это оправдывал -

Пробежавшись по тексту, я ставлю ключевой вопрос: а что мы вообще пишем?
У нас есть каноны. Они носят звучные и громкие имена: "повествование", "описание", "рассуждение". Не надо пытаться свалить всё в одну кучу - это многие пытались сделать.
Подводим итоги:
Для повествования - мало действия
Для рассуждения - действия не нужны

Согдится для описания с элементами, но на кой чёрт эти элементы нужны?

…Продуктов у нас оставалось на три дня, а держать засаду начальство приказало до победного конца. В смысле, на четвёртые сутки нам предлагалось перейти на питание «природным растительным и животным кормом». Друг другом, наверное. Какой, к ваарнийской макаке, «природный корм»?!! Да из растительности в этих болотах разве что трава не ядовита, и то, не вся. Из фауны – одно тараканьё. Здесь всё кишит членистоногими, усатыми и жесткокрылыми. Именно они, а не вражеские патрули и излишне бдительные местные жители были нашей главной бедой. Лежишь в кустах, дышишь в одну ноздрю, и максимум, что можешь сделать – это пошевелить пальцами (не рукой!), чтоб не затекли. Любое другое движение может разрушить сложную маскировку, и о том, что бы отогнать гадов ползучих нечего и думать. Несмотря на то, что до ближайшего города километров десять, (правда, есть ещё деревни, штук пять в округе), на дороге, которую «держит» наше отделение, весьма оживлённое движение. Каждые десять-двадцать минут по грунтовке проносятся то армейские ховерджипы с чёрно-жёлтыми неройскими эмблемами на дверцах, скользя на воздушных или новомодных магнитных подушках, то громыхают крестьянские телеги (аграрная планета, что возьмёшь), запряжённые лошадьми либо местными тягловыми животными – огромными ящерицами хэту, то ещё кто-нибудь со свистом промчится. Перед отправлением нам выдали какие-то мази и порошки, якобы отгоняющие местных ядовитых жуков, но беда в том, что НЕядовитых видов здесь тоже хватает. Я и раньше слышал выражение «муравьи в штанах», но лишь теперь понял, что оно отнюдь не иносказательное… Но мы терпим, лишь порой завистливо поглядываем на единственное у дороги крупное дерево. Гуго, со своей «снайперкой» укрывшийся в его кроне, может хотя бы спокойно почесаться. Богохульства в адрес командования облегчения не приносят, возможно, оттого, что произносятся не вслух, про себя…
Ждём. Вечереет. Теперь машины видно издалека, по отсветам фар. Слышится тройной крик филина – командир даёт отбой. Это значит – те, кто не спал прошлой ночью могут прикорнуть, остальным – бдеть. Я в их числе. Поудобней перехватываю свой «брэндвей», готовлюсь к бессонной ночи. Пятые сутки засады. Чёрт бы драл это командование! Их бы сюда – тараканов шевелением ягодиц отгонять! Это ж надо – поставить засаду на болоте, в открытом месте. Но следует учитывать, что территория изначально была вражеской, и противник знает наперечёт все места, удобные для засады – там, где дорога проходит через холмы, леса и так далее – и давно нашпиговал их минами, детекторами, патрулями и тому подобным. А здесь нас никто не ждёт – только идиот будет терпеть столь свинские условия – голая равнина, трава ниже колена да топкие места. Терпим и мы. Но всё равно – поймать бы этих теоретиков из штаба и… У-у-у-у-у!!
Тишина. Незнакомые созвездия. Они всегда незнакомые – на каждой планете свои. И каждый раз захватывает дух. А далеко справа, за горизонтом, вспыхивают зарницы – там, как говорит ефрейтор Шмышлишмашлич (о происхождении фамилии которого спорит весь полк) «шкубаются» войска Его Величества Императора Нероя, шоб ему ночью по ошибке в гей-клуб забрести, да там и остаться, и основные силы нашего десанта. Эх, туда бы. Уж лучше под пулями ходить, чем гнить тут живьём, и кормить собой муравьев. Погружаюсь в воспоминания о последних боях, в которых участвовал, и чуть не засыпаю. Приходится проглотить очередную таблетку стимулятора, но действия почти не ощущаю – у меня допинг скоро вместо пота сочится будет. Потом греюсь по методике боевых пловцов – в строгой очерёдности напрягаю мышцы, при этом оставаясь неподвижным. Ску-ука! Опять начинаю засыпать, и вдруг слышу крик сойки – условный сигнал! «Готовность номер два!». Я опускаю на глаза ночную оптику и сразу понимаю в чём дело – с выключенными фарами к нам приближается штабной автомобиль. Но это явно не тот, который мы ждём – марка та же, но модель другая, и идёт один, без сопровождения. А когда подходит ближе, становится ясно – и номер не совпадает. Ждём...
Небо светлеет, звёзды блекнут. Я смотрю на часы в щитке ночного бинокля – через час будет совсем светло. С болот поднимается густой, липкий туман. Одна от него польза – разгоняет последних насекомых и их родственников. Но утреннее солнце рассеивает белесые языки, и всё возвращается на круги своя. Мне, в моём маскхалате, уже начинает казаться, что я и впрямь превратился в поросшую вялой травой кочку. В голову начинают забредать мысли о разных приятностях не то что гражданской, а даже казарменной жизни – горячая еда, кровать. Тьфу! От мыслей таких на душе становится совсем погано.
По дороге медленно проползают два грузовика, битком набитые неройскими морпехами в серо-синей форме. Как их занесло так далеко от моря?
Грузовики скрываются за поворотом, и, почти в ту же секунду, звучит сигнал манком: «Готовность номер раз!». Ну-ка… Я всматриваюсь в следующий кортеж. Это же… Точно – она! Чёрная «Акрана С500N», штабная, задние стёкла тонированы, номер – EF38411N. Две машины сопровождения. Впереди – военный ховерджип на магнитной подушке, пятиместный, со спаренным пулемётом на задке. Замыкающая – чёрный гражданский джип с военными номерами, не на подушке, колёсный. Номера совпадают. Всё, как сообщила разведка. Это они! Те, кого мы караулим почти неделю! В душе просыпается лютая злоба – это же, почитай, из-за них мы тут маринуемся. Тело приходит в боевой режим – исчезает вялость, усталость, скованность в суставах, обостряются все чувства и реакция. Сам не знаю, благодаря чему это происходит – наверное, дело в адреналине. В бинокль я различаю лица усатого сержанта-водителя и сидящего рядом с ним офицера Службы Имперской Безопасности. Дальномер определяет, что они в километре от места засады. При такой скорости будут здесь через полминуты.
Я приник к «брэндвею», привычно слился с оружием в единое целое. Даже прикосновения насекомых перестали беспокоить меня. Главное – провернуть всё моментально. На стороне охраны объекта – численное преимущество (нас – десять, их, по непроверенным данным, - пятнадцать-шестнадцать), и в профессионализме они нам точно не уступают – на такое дело лопухов не возьмут. У нас – только неожиданность. И ещё надо помнить – вокруг враждебная территория. Мало взять объект, его ещё надо донести до своих. А дальномер отщёлкивал метры. Восемьсот... Шестьсот... Триста... Сто... Ну! В двадцати шагах от меня земля вспучивается, как от взрыва, и на свет божий, сразу становясь на одно колено и вскидывая лаунчер на плечо, появляется Марвин. Всё. Началось.
Ракета из лаунчера влетает точнёхонько в лобовое стекло армейского джипа, и ховер превращается в огненный шар. Генератор магнитного поля отключается сразу, но машина по инерции пролетает несколько метров, утыкается носом в землю, кувыркается «через голову», с лязгом приземляется на багажник и, наконец, падает на бок. Всё это сопровождается грохотом, дрязгом, летящими пылающими обломками и взрывом топливного бака. Чертовски красиво и эффектно, как в кино. Вот вам и половина охраны. Водитель «Акраны» отчаянно тормозит, одновременно выкручивая руль влево, так, что колёса становятся почти перпендикулярно движению. Но дорога грунтовая, резина скользит, и движение прекращается буквально в метре от полыхающего корпуса джипа. Я ещё отметил, что тормозной путь авто заметно длиннее, чем должен бы был быть при такой скорости и массе (на «Акране С500N» я как-то ездил, и вес её примерно знал). Очевидно, штабная «Акрана» была тяжелее обычной, а следовательно – хорошо бронирована. Чёрному джипу вовремя затормозить удалось чистым чудом – ведь он был ещё тяжелее. Стоило джипу замереть, как по нему ударили оба наших пулемёта – ручной и станковый. Спустя секунду на машине охраны сосредоточили огонь и остальные. По «Акране» стрелять было нельзя – те, кто внутри неё, нужны нам целыми.
Пули разного калибра пятнали лакированные борта и тонированные стёкла звездообразными следами, но, судя по тому, как бодро стала разворачиваться машина, она тоже была бронирована. Тонированные стёкла приопустились, и в образовавшиеся щели охранники повели ответный огонь. Поскольку стреляли, в основном, по позициям пулемётов, а не в мою сторону, я решил совершить короткий марш-бросок до ближайшего бугорка, чтобы приблизиться к машинам. Я приподнялся на локтях, рванулся вперёд, и... не смог встать! Несмотря на все принятые меры, ноги затекли и не слушались. Я, чертыхаясь, уронил автомат, и принялся массировать себе бёдра. Тем временем джип попытался дать задний ход, и кто-то из наших догадался полоснуть очередью по колёсам. Джип дёрнулся и осел на левую сторону. Ай-яй-яй, какое упущение – машину бронировали, а про колёса забыли! «Акрана» оказалась в ловушке – объятый огнём остов перекрывал болшую часть дороги, и, чтобы его объехать, штабной машине требовалось сдать назад, но этому мешал «стреноженный» джип. Наступило нечто, вроде пата – огонь охраны прижимал нас к земле, а наш – не давал охранникам покинуть машину. Не прерывая растирания, я покосился в сторону Марвина, но тот ещё возился с перезарядкой лаунчера. Что же делать? Время тикает! Вдруг в канонаду вплелось гулкое «пук!» - кто-то выстрелил из подствольного гранатомёта. Граната скользнула по обтекаемому крылу и, взлетев почти вертикально вверх, сдетонировала прямо в воздухе. Это было опасно в первую очередь для нас самих – один осколок щёлкнул меня по каске, а другой срезал ветку с кустика у меня перед носом. Блин, кто ж осколочными по броне бьёт! Поймаю – убью!
Продолжая вертеть головой, я увидел, как Гуго спрыгнул зачем-то с дерева, широко расставил ноги и, игнорируя свистящие кругом пули, неторопливо целится. Зачем он вылез?! Снайперу место в укрытии! Гуго спустил курок, затвор отошёл назад, и гильза по дуге ушла в бок. Я различил цвет полоски вокруг дульца – зелёный. Бронебойно-зажигательная! А спустя мгновенье чёрный джип взлетел на воздух. Я был настолько поражён, что не сразу сообразил, в чём дело. А когда сообразил, то чуть не захлопал в ладоши – ай да Гуго! Снайпер попал точно в крышку бензобака! Тут даже не обязательно, чтобы пуля была зажигательной – эффект и так обеспечен. Ну Гуго! Это медаль, стопроцентная! Если выберемся…
И тут же раздалась команда лейтенанта:
- Вперёд!
Ноги, наконец, приходят в повиновение. Сыпля сквозь зубы нецензурностями, я, с грехом пополам, выбрался из-под маскировочной сети, и заковылял к штабному авто. С разных сторон к нему бежали наши, на ходу стреляя в воздух для психологического эффекта. Я не без удовольствия заметил, что не я один спотыкаюсь и прихрамываю. Пока мы бежали, водитель «Акраны» сумел частично обогнуть останки армейского джипа, и начал выезжать на свободную дорогу. Гуго моментально вскидывает винтовку. В лобовом стекле «Акраны» образуется аккуратная дырочка. Голова водителя неестественно дёргается, и он падает лицом в руль, обзаведясь третьим глазом во лбу. Штабная машина съезжает в кювет. У офицера на переднем сиденье не выдерживают нервы – выскакивает из машины, выхватывает пистолет и… роняет его, хватаясь за простреленное плечо. Я первым подбегаю к машине, ударами приклада под дых и по шее укладываю СИБовца и рывком распахиваю дверцу, которая, почем-то, даже не заперта. И тут же понимаю почему – на меня смотрят два ствола. Я резко уклоняюсь в сторону, и первая пуля проходит впритирку к виску, я даже чувствую горячий ветерок. А вот вторую пулю я ловлю-таки грудью. Бронежилет удерживает свинец, но закон инерции ещё никто не отменял, и я испытываю нечто, сродни удару копытом, который вышибает из меня дух. Лёжа на земле, я вижу, как стэлонец Кьяхэр совершает головокружительный прыжок, на который способно лишь существо с планеты, где сила тяжести – в полторы земных, и, оказавшись в двух шагах от «Акраны», зашвыривает в салон что-то маленькое, блестящее. Из машины начинают валить густые клубы дыма ядовито-жёлтого цвета. «Сонный газ!» - соображаю я, пытаясь подняться. Стрельба сразу обрывается, и подскочившие бойцы, зажимая носы рукавами, вытаскивают из машины трёх офицеров – двое в форме СИБ, и один – Штаба Имперской Армии. К руке штабного наручниками пристёгнут кейс. Лейтенант выстрелом перебивает цепочку наручников, и двумя ударами сшибает замки. В кейсе – несколько папок, диски и матовые сигары кристаллических архивов. Лейтенант берёт верхнюю папку, читает название, открывает, пробегает несколько строк и победно кричит:
- Есть!!! Оно!!!
Лицо командира сияет, как новенькая монета. Все мы вполне разделяем его чувства, но времени на эмоции нет – взрывы и стрельбу могли услышать те же морпехи, и, если мы не хотим сразу получить погоню на хвост, то надо спешить. Я и Марвин хватаем на руки штабного офицера, лейтенант берёт кейс, и мы бежим к роще в километре с чем-то отсюда, где нас уже неделю ждут два автомобиля-вездехода, накрытые маскировочной сетью. Двое тащат пленного, двое – пулемёт, остальные усиленно вертят головами. Не исключено, что это «ловля на живца», и на нас самих поставлена ловушка. Но нет – всё тихо. Лейтенант на бегу выхватывает плоскую стальную коробочку, и нажимает на ней единственную кнопку. И в космос уходит узконаправленный сигнал, который (чисто теоретически, конечно) невозможно перехватить, не зная частоты кода. Через четыре часа корабль невидимка прибудет в заранее условленное место, и заберёт нас с грузом. На обратном пути его могут засечь, но нам организует «окно» истребительная авиация. И мы дома! Болота забудутся, как кошмарный сон. И, наверняка, будут медали – задание выполнено на сто процентов, и потерь нет – только Кьяхэр из-за своего геройства схлопотал пулю в плечо. Но это всё впереди, а сейчас – бешеная гонка пешком и на машинах, почти гарантийно - с погоней, которая не заставит себя ждать, и неизвестно – все ли доберутся до места отправки. Но на душе легко, как никогда… Победа!..

Гм, ну здрасьте.
Не знаю, зачем я это делаю. Последний раз держал ручку, когда строчил письма из тюряги. «Мама, привет! У меня всё хорошо! Твою посылку получил, пирог очень понравился!» - простые незамысловатые предложения, тогда я писал их с любовью, с лаской и с мыслями о будущем. Но теперь время другое, всё кардинально изменилось, мир перевернулся с ног на голову…. Сейчас, чтобы сходить в магазин, нужны не деньги, а заряженное ружьё. Конечно, некоторые вещи остались прежними: я всё так же не дружу с техникой, поэтому и пишу сейчас от руки. И всё же этот недостаток спас мне жизнь. Всегда не любил мобильные телефоны…
Для кого я пишу? Вот главный вопрос. Вариантов немного. В скором времени, мобилоиды (как их называют по радио) станут настолько умными, что научатся читать. И всё же я больше надеюсь, что мой дорогой читатель - нормальный здоровый человек, которых осталось не так много на этой земле. В таком случае моя история покажется ему поучительной. Надеюсь на это.
Меня зовут Андрей. И я пока ещё жив.
Друзья частенько подшучивали надо мной, мол, за десять лет в тюрьме я сильно отстал в развитии. В основном все шутки касались моего пейджера. Но, мотая срок, я научился одному незаменимому качеству – терпению. Как же этого не хватало в молодости! Моя вспыльчивость всегда оборачивалась против меня и окружающих плохой стороной. Заранее оговорюсь, я жалею о своём прошлом и замаливаю грехи. Как можно было наломать столько дров – не понимаю….
Пейджер-пейджером, а смеяться пришёл мой черёд: проклятые мобильники загнали пацанов в могилу. Неисповедимы пути господни!
Жопадень – так называли по радио роковой момент. Вульгарно, но кого это сейчас волнует? В один миг все люди, говорящие по мобильному телефону, обезумели, стали очень жестокими и агрессивными…. За первые часы количество погибших в мире побило все рекорды предыдущих крупных катастроф, природных катаклизмов и терактов…
Я не буду описывать вам Жопадень. У каждого выжившего он свой – всё произошло слишком быстро, слишком кроваво, слишком страшно. Могу похвастаться, что я довольно быстро понял, что люди обезумели именно из-за мобильных телефонов. Мне даже удалось предупредить нескольких перепуганных горожан, которые встречались на пути, чтобы никому не звонили. Не знаю – вняли они моему совету или нет, но больше я этих людей не видел.
Ночью твари немного угомонились. Как выяснилось позже, они бодрствуют только днём, а в тёмное время собираются на площадях и стадионах в большие группы (от ста пятидесяти особей) и ложатся спать под открытым небом. Удивительные создания.
Признаюсь, я совершил ряд ошибок. Хоть я и довольно изворотлив (несмотря на свои сто десять килограммов, хо-хо!), силён и боли не боюсь, отбиваться от толпы мобилоидов конечно же не могу. Поэтому я отправился в оружейный магазин – это первая ошибка. На моих глазах милиционер напал на беременную женщину и перегрыз ей горло… Полагаю, теперь о разрешении на хранение оружия можно было не беспокоится. Проблема заключалась в том, что кроме «Охотника и рыболова» в Могилёве огнестрельное оружие больше нигде не продавалось, а в отделение милиции идти не хотелось (боже упаси, они же там все с мобильниками и рациями!). Поэтому я наведался в «Охотник и рыболов», одолжил винтовку с оптическим прицелом и двуствольное ружьё. А также кучу патронов, несколько ножей и походную сумку.
В чём же заключалась ошибка? А в том, что на «Охотника и рыболова» я потратил почти всю ночь. Разумные люди собирались под покровом темноты на улицах и тихо покидали город. А мне с утра пришлось искать место для «ночлега», потому что проснулись мобилоиды и возобновили охоту на людей. Первый день в новом мире я переждал на крыше десятиэтажки. За это время я многое обдумал, наблюдая с высоты за стаями голодных зомби…. И снова пришёл к неправильным выводам. Выжившие считали, что лучше покидать города, идти в сельскую местность, где мобилоидов должно быть меньше. Об этом не переставало даже радио твердить. Я же считал, что тварям нужно убивать людей, они будут искать выживших, и рано или поздно жажда крови заставит их покинуть города. Я оказался не прав. Мобилоидам в первую очередь нужна была еда. Они обчищали супермаркеты, поедали трупы. Это означало, что они будут обитать в городах, пока здесь не закончится пища.
К сожалению, я последовал своему чёртовому плану. Какой же идиот!
На вторую ночь пришло время нанести визит в самый крупный торговый центр. Убил несколько мобилоидов, набрал консервов в огромную корзину, нашёл ключи от машины и дома в карманах трупа – с виду солидного делового мужчины в костюме. По адресу на кредитке отыскал этот дом. Восьмой этаж – самое то!
Здесь и обжился. Квартира просторная и богатая, с крепкой дверью, что немало важно. Для мужа и жены (детей, как видно, не было). Некоторое время я жил только в одной комнате, по ночам тревожно просыпался, ожидая увидеть склонившегося надо мной зомби. Потом как-то свыкся со своим положением, с бесконечными запасами тушенки, с неиссякаемой библиотекой, с ограниченным пространством и воплям снаружи. Раньше я не любил книги, да и в голове творилось чёрти что – убивал одних людей, портил жизнь другим. Тяжело вспоминать былое время. Но в тюрьме я взялся за ум, начал много читать, стал очень сдержанным. «Над пропастью во ржи», «Преступление и наказание», «Цветы для Элджернона» и многие другие произведения просачивались в мой мозг, какие-то отдельные фразы и идеи откладывались в памяти навсегда. Читать мне нравилось. Даже сейчас замечаю, особенно когда пишу, что от привычного «колхозного» («быдляцкого», чёрт, да называйте как хотите) слэнга почти ничего не осталось. Вот и в этой квартире я столкнулся с новыми интересными книгами, познакомился с новейшими классиками – Стивеном Кингом, Мартином Эмисом, Виктором Пелевином, Гарри Гарриссоном, Роджером Желязны и другими. За окном разгуливали зомби, а книги снова, как и в тюрьме, укорачивали дни.
Надо заметить, что в первые четыре дня я слышал детские крики где-то на десятом этаже. Нередко выходил на балкон, слушал. Я плохо разбираюсь в детях, но, похоже, это была девочка лет четырёх. Она звала маму и папу, бесконечно рыдала. Но из окна не высовывалась, на мои крики не отзывалась.
Я мог ей помочь, но боялся. Отговаривал себя подниматься в её квартиру, называл причины: во-первых, в подъезде могут быть мобилоиды, во-вторых, девчушка никуда со мной не пойдёт – с виду я страшный, большой (да и лицо со шрамами). Не пойдёт она со мной и всё! И всё же я боялся кое-чего другого. Меня пугала ответственность. В такой нелёгкий час за собой чуть уследишь, не говоря уже о неуправляемом беззащитном ребёнке.
Как же я был рад, когда на пятые сутки крики прекратились. Умерла? От голода? Или покончила жизнь самоубийством? Без разницы.
Но на седьмой день я снова услышал голос ребёнка. Слабый, подвывающий.
- Помогите-е-е-е! Помогите-е-е! Кто-нибудь! Пожалуйста-а-а! Мама-а-а!
Сердце сжималось. Я мерил шагами балкон, ходил туда-сюда по квартире, проклиная самого себя. Стоны то прекращались, то начинались снова. Девочка ранена? Голодна? Можно ли ей ещё помочь?
Вечером ребёнок на десятом этаже замолчал. Но отступать было уже поздно: я всё спланировал. Составлять планы – этому научила меня нелёгкая судьба. Но один раз расчётливость уже подвела: тогда я и попался. То была вопиющая ошибка: скинуть труп в реку – только полный идиот на такое способен. Закопать, сжечь – беспроигрышные варианты! И за каким чёртом меня потянуло в тот день на пристань?!
И так, я снова проверил экипировку. Топор и нож заточены, обрез заряжен (двустволку пришлось немного укоротить), патроны есть, фонарик работает. Сумку с инструментами не забыл. Пора выдвигаться.
В подъезде было темно, хоть глаз выколи. Электричество в городе отключили ещё три дня назад. На лестнице я никого не встретил, как и на этажах. Стояла звенящая тишина. Ни одного скрипа или шороха. Я позвонил в дверь, где по моим расчётам жила маленькая девочка. Вряд ли бы она открыла: во-первых, девчушка видела на улице взбесившихся людей, во-вторых, не факт, что она могла самостоятельно открывать входную дверь, и в-третьих, прошло семь дней и ребёнок находится, скорее всего, в тяжелом состоянии.
Изнутри не доносилось ни звука. «Назад, возвращайся назад!» - шептал внутренний голос. Я бы и вернулся, если бы услышал, как внизу хлопает подъездная дверь. Мобилоиды обычно передвигались с шумом, подвывая.
Но зомби в такое время спят. Поэтому я провёл около трёх часов с напильником, молотком и отвёрткой, как можно тише разбирая замок. И наконец, дверь отворилась. Ужасная вонь сразу же ударила в нос, я прикрылся рукой. Сначала заглянул в кухню – там пахло гнилыми продуктами, но главный источник запаха находился в родительской спальне. Возле кровати лежала толстая старуха. Кожа позеленела, голова была перепачкана кровью. На ковре у стены луч фонаря выхватил сотовый телефон. О-о, плохо дело, значит, в квартире есть безумец. Стоп, или старуха сама мобилоид? Я потыкал в неё ногой, держа наготове обрез. По радио говорили, что зомби просыпаются при малейшем шуме, не говоря уже о прикосновении. Но нет, старуха была мертва. Только сейчас я рассмотрел в волосах возле её уха окровавленный кусок дерева. Вскоре луч фонаря отыскал причину смерти: у тумбочки рядом с трупом женщины не хватало одного из верхних углов. Она выломала его головой. Неудачно упала. Похоже четырёхлетней внучке повезло: бабушка-мобилоид ударилась головой и умерла. Но где же сама девочка?
- Мама? – тихо донеслось из детской. – Мамочка, это ты?
В детской. Я ворвался туда, и мальчик завизжал от испуга. Он быстро спрятался под одеяло. В комнате попахивало испражнениями. Но гниющий труп за стеной всё же вонял сильнее.
Всё-таки мальчик. Не люблю детей, поэтому и не различаю их голоса.
- Ты как, нормально? – спросил я. Мальчик заверещал под трясущимся одеялом. – Блин, угомонись! Разбудишь тварей!
Ребёнок и не думал успокаиваться. Я вспомнил про незапертую дверь. Возможно, дитя разбудило кого-нибудь из мобилоидов. Нужно поскорей перебираться отсюда в мою квартиру.
- Идём со мной, слышишь? Эй, ты, - я потыкал обрезом в сжавшийся под одеялом комок. – Пошли с дядей, он поможет тебе!
Мальчик продолжал реветь.
- Твою мать! Я сейчас уйду, и будешь дальше сидеть здесь голодный, а потом тебя сожрут зомби! – я перестал кричать и попытался успокоиться. Как же сложно с детьми! – Вставай, слышишь? Эй, ты!
Из-за бесконечных криков я не слышал, что происходит в подъезде. Может, мобилоиды уже поднимаются по лестнице…. Недолго думая, я схватил брыкающегося мальчишку в охапку вместе с одеялом и потащил из проклятой квартиры.
На девятом этаже в квартире №20 из-за визга ребёнка очнулся какой-то мобилоид. Он рычал и царапался в дверь, когда мы проходили мимо, но выбраться не мог.
За остаток ночи мне удалось успокоить ребёнка. Мальчик с радостью набросился на еду и мигом уничтожил мою суточную норму. Вскоре я узнал его имя и возраст. Черноволосый парнишка гордо показал пять пальцев. Гм, я совсем не разбираюсь в детях.
- Саша, что у вас там произошло? Расскажи дяде Андрею, не бойся.
- Тётя Люся очень-очень разозлилась, - насупился Саша. – Она меня хотела задушить, а потом упала….
Больше он не вдавался в подробности того ужасного дня.
На шее и плечах мальчишки были синяки. Я представил, как старуха-мобилоид трясёт ребёнка, будто тряпичную куклу…. Хорошо, что не загрызла сразу, как это делали другие безумцы. Вполне могла забить его до смерти каким-нибудь тупым предметом или вообще выбросить в окно…
- Спокойно, браток, - я неловко приобнял его. Странное чувство. Чужой ребёнок, такой хрупкий и беспомощный, такой жалкий… Зачем он мне? Как я смогу ему помочь? – Теперь дядя Андрей рядом! С дядей Андреем не пропадёшь!
Саша заснул у меня на руках. Он был одним из немногих, у кого не сбился режим: после Жопадня люди по ночам бодрствовали. Светлое время суток теперь принадлежало другим существам.
Так миновала неделя. Саша привык ко мне. Не отпускал ни на шаг, боялся злых «какусек», которые бегали днём по двору. Я принёс ему все его детские книжки и игрушки из квартиры на десятом этаже. Развлекать ребёнка я не умел, но готов был научиться: мы играли в прятки (натренированный гадёныш находил такие лазейки, что я уже думал, что он выпрыгнул в окно), рисовали, читали сказки. Иногда мне хотелось почитать свои книги, но он постоянно что-то требовал, приходилось повышать голос. Мальчишка часто обижался, но вскоре успокаивался. Спрашивал о маме. Скорее всего, я опять пошёл неверным путём: говорил, что мама скоро придёт, принесёт подарков. Саша верил. И ждал, поглядывая в окна.
Один раз я предложил ему поиграть во взрослую игру. Мы полдня простояли на балконе, стреляя из пневматики по мобилоидам. Вреда тварям особого не наносило, но они так смешно подпрыгивали, что Саша заливался продолжительным хохотом, запрокидывая голову.
- Куда стреляем вон той нехорошей тётеньке?
- В попу! – командовал Саша, стоя на стуле рядом со мной с биноклем в руках. – Огонь!
Но веселье продолжалось недолго. Первая причина - самая несущественная: закончились фломастеры и почти все пишущие принадлежности. Цветные карандаши тоже исписались наполовину. Вторая причина - более весомая: Саша жаловался на однообразие еды. Хотел «вкусинок». Каждый раз после еды говорил, что болит живот. Третья причина: консервы тоже подходили к концу. Ну и самая главная проблема заключалась в том, что от долгого нахождения на балконе, мальчишка простудился. Градусник показывал температуру 39 градусов. Саша с трудом говорил, почти не ел, всё время спал - и днём, и ночью.
Признаюсь, я страшно запаниковал. Перечитал инструкции ко всем найденным в аптечке лекарствам. Кроме таблеток от кашля и мощных антибиотиков ничего не было.
Оставался один единственный выход. Нужно на время покинуть убежище. Пришла пора снова навестить мобилоидов: набрать продуктов, заскочить в аптеку. Я всё хорошенько обдумал и решил, что жизнь Саши для меня однозначно перевешивает риск быть убитым в городе…
С каких это пор я таким стал?! Странно.
И вот, одним вечером старый потрёпанный радиоприёмник, которым хозяева дома, как видно, нечасто пользовались, замолчал на самом интересном моменте: диктор новостей рассказывал, как в Бобруйске объединённые силы выживших взяли штурмом город. Всё было заранее спланировано. Большинство мобилоидов проснулись на площадях, когда их облитые бензином тела уже подожгли. Но в радиоприёмнике сели батарейки, и это было последней причиной, чтобы оставить спящего мальчишку на время. Пора нанести визит в торговый центр.
Я рассовал патроны по карманам, взял обрез, пару длинных ножей, фонарик и пошёл заводить автомобиль. Тойота Ленд Круизер Прадо – мечта, а не машина. Не думал, что когда-нибудь стану владельцем такого крутого джипа.
Вокруг торгового центра «Максимус» не было ни души. На тротуаре валялось несколько изуродованных трупов, на дороге застыла пара легковушек. Я не удивился, что центральные двери были открыты – Жопадень наступил в три часа после полудня. Я крался вдоль прилавков, высматривая нужные мне товары. Корзинка громко поскрипывала, эхо разносилось по огромным залам. Когда она была заполнена наполовину, на развилке между секциями меня остановил чей-то хриплый голос:
- А кто это тут у нас?
Я аж подпрыгнул. Направил обрез на незнакомца.
- Не видел что ли табличку – «Закрыто»? – спросил другой голос, более мягкий. Девушка выступила из тени. В руке она держала пистолет.
- Стойте, не убивайте! – воскликнул я, опуская обрез. – Я человек! Я нормальный!
- А мы, наверное, подумали, что это мобилоид притопал за покупками посреди ночи! – расхохотался третий голос. Я осветил говорящего. Широкоплечий мужик в камуфляжном костюме. Лысый. С автоматом Калашникова в руках. – Я смотрю, ты тут много чего понабрал. А денег хватит, чтобы расплатиться?
- Да-да, мимо кассы не проезжай! – ухмыльнулся владелец первого голоса, появляясь сбоку, из-за прилавка. Тоже лысенький, приземистый. Со спортивным ружьём.
- Я так рад, что не одинок в этом городе! – неуверенно начал я. – Как вам удалось выжить?
- Ты нам зубы не заговаривай, жирдяй, - тот, кто в камуфляже, сплюнул на пол. – Решил забрать то, что принадлежит нам? А не задумался о том, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке?
Проклятье, вот вляпался! Сердце стучало, будто паровой молот.
- Ну че, толстый, есть чем платить? – хрипатый поигрывал ружьём. – Ты это, волыну свою убери по-хорошему. Если нам что-то не понравится, ты отсюда живым не выйдешь.
- Да он щас обосрётся! – звонко захихикала девушка. Только сейчас я рассмотрел её лучше – нос и губы усеяны кольцами и серьгами. Лицо бледное, как снег. Волосы будто нефтью вымазаны, веки тоже чёрного цвета. Готичка недоразвитая!
Камуфляжный приблизился к ней и влепил звучную пощёчину.
- Дура, разбудишь психов! – потом он повернулся в мою сторону. – И ты не шуми. У нас на втором этаже штук пятьдесят мобилоидов дрыхнут! Разбудим – и всем тут хана! Мы с ними, как бы, территорию делим…
- Так че с гостем делать будем? – спросил Хрипатый, почёсывая щетинистый подбородок.
Девка усмехнулась и достала что-то из заднего кармана джинсов. Меня аж передёрнуло. Мобильный телефон!
- Жирный, у тебя есть шанс уйти отсюда живым, - сказал Камуфляжный, забирая у девки сотовый и протягивая мне. – Мы хотим проверить, транслируют ли ещё импульс. Если да, значит, тебе не повезло, если нет – мы отпустим тебя, только без этой славной корзинки….
- Импульс?! – я прикинулся шлангом.
- Ну да, эта хрень, которая сделала людей такими тупыми и агрессивными, - Камуфляжный опять сплюнул. – Наверное, какое-то новое секретное оружие. Теракт удался на славу: по радио говорят, что на Западе везде так. Какое бы не было это оружие, но импульс, скорее всего, кратковременный. На, проверь – работает он или нет. Потом мы тебя отпустим.
- Вы с дуба рухнули, ребята?! – воскликнул я, ещё крепче сжимая обрез. Мобильный телефон я убрал в карман от греха подальше. – У меня сын! Посмотрите на мои товары – детские книжки, лекарства…. Он дома один остался, заболел, температура под сорок… Я бы и не выходил из квартиры, да нужно мне позарез! Мальчик умирает!
- Заткни пасть! – скривился Хрипатый.
- Выполняй, что сказали! – гаркнул Камуфляжный, поднимая автомат. – Живо!
Я покосился в сторону девахи, надеясь хотя бы на её поддержку. Она криво улыбнулась и чмокнула воздух, подмигнув.
Всё, это конец. Троих я двумя патронами никак не замочу. Хотя, если отступить на шаг в сторону и Хрипатый станет на одной линии с девкой…
- Чего ты тянешь?! Доставай мобильник, сука!
Я исказил лицо от ужаса, опуская обрез и отступая. Широко открытыми глазами я уставился в дальний конец коридора.
- Зомби! – взвизгнул я.
В прошлом подобные штучки не сработали бы с бандитами. Но сейчас вся троица подорвалась: Хрипатый и Камуфляжный резко развернулись, вскидывая оружие наизготовку. Я прицелился и нажал на один спусковой крючок. Спина Хрипатого приняла на себя почти весь заряд патрона, мужика отбросило вперёд. Девку едва задело, она завертелась, как юла, и рухнула на стойку с фарфоровыми вазами. Начался продолжительный грохот.
Я успел навести дымящийся обрез на Камуфляжного раньше, чем он разобрался в ситуации. Даже не знаю, что я делал бы против автомата, если бы всё сложилось иначе. Но в этой реальности голова бандита взорвалась, когда я нажал на второй спусковой крючок.
- Су-у-ука! – протянула бледная девка, лёжа на поломанных полках. Осколки всё ещё сыпались на неё. – Ах ты, жирная сука!
Конечно, я не успевал перезарядить обрез. Едва открыл стволы и выудил дымящиеся гильзы, прогремели несколько выстрелов. Первые пули обожгли ухо и щеку – просвистели совсем близко, чуть не задев. Ещё две угодили в плечо. Я со стоном повалился на пол. Боль затмила разум, сковала движения.
В это время баба отбросила пистолет и поползла к автомату Камуфляжного, зажимая кровоточащую рану на бедре. Я начал приходить в себя. Раненная рука всё ещё сжимала дымящийся обрез. Свободной рукой я быстро вставил новый патрон, захлопнул стволы, повернулся набок (пивной живот не давал возможности прицелиться) и стрельнул в девку, которая уже поднимала автомат с пола. Она откинулась назад и затихла, в воздухе в свете моего фонаря витали красные пылинки.
Хотелось полежать, отдохнуть, расслабиться, остановить кровотечение. Но я услышал многочисленные крики на втором этаже. Мобилоиды! Ох ты ёжкин кот! Совсем позабыл!
Я перезарядил обрез, зажал его под раненной рукой, во вторую взял автомат и поковылял к выходу. К чёрту корзину, к чёрту еду и лекарства, нужно уносить отсюда ноги!
Мобилоиды приближались. Я не только слышал их завывания и рёв у себя за спиной. В воздухе росло напряжение, будто он наэлектризовался. По радио говорили, что зомби со временем становятся не только умней, но и получают какие-то телепатические способности. И про спёртый воздух тоже упоминалось…
Но мне было не до этого. Я выскочил на улицу, поскользнулся и тяжело рухнул на асфальт. Боль в плече стала невыносимой. Прозрачные двери захлопнулись прямо перед лицом первого мобилоида. Безумец врезался в них, забрызгав кровью из сломанного носа табличку «На себя». Остальные тоже распластались по витрине, царапая её и выкрикивая что-то неразборчивое…
Я с трудом поднялся и похромал к автомобилю. И тут со стороны боковой аллеи донёсся нечеловеческий вопль. От темноты отделились три тени, они очень быстро приближались.
Заговорил Калашников. Очередь распилила двоих мобилоидов пополам, третьему отрубила ноги (он потом ещё долго барахтался в луже собственной крови). Неожиданно усилились крики со стороны торгового центра. Один мобилоид догадался, как открывается дверь. Вместе с ним на улицу просочились ещё трое, остальные запоздало упёрлись в закрывшуюся дверь.
- Умные сволочи! – простонал я и угостил врагов новой очередью. Первых двоих пригвоздило к земле, и внезапно магазин опустел. Я отбросил автомат и поднял обрез. Ближайший зомби почти добежал до меня. Он мотал наполовину оторванной головой из стороны в сторону… Раздался выстрел, отдача откликнулась новой волной боли в раненном плече. Кровавые ошмётки забрызгали капот автомобиля и моё лицо. Оставался последний мобилоид. Ему досталась часть дроби, мужчина заскулил, как собака, упав на землю и держась руками за кровоточащее лицо. Я прикончил его последним патроном из обреза.
Витрина «Максимуса» не выдержала, толстое стекло с лязгом вывалилось из рамы, и десятки мобилоидов, спотыкаясь, устремились в мою сторону. Я открыл дверцу автомобиля, быстро залез в машину и вдавил педаль газа, поворачивая руль. Дверца не закрывалась, потому что девушка-мобилоид успела просунуть руку и вцепиться в мой рукав ногтями красного цвета. Джип оттолкнул нескольких безумцев, выехал на дорогу и помчался прочь от чёртового «Максимуса». Девушка-зомби продолжала держать меня за руку, вторую я почти не чувствовал.
- Ах ты мразь! – раненной рукой, превозмогая жуткую боль, я извлёк из-за пояса охотничий нож для разделки туши. Перехватив поудобней, я вонзил его в изгиб руки мобилоида. Лезвие вырвалось со стороны локтя, девушка заверещала, отцепилась, и её уволокло вместе с ножом под заднее колесо. Джип подпрыгнул, будто на кочке.
Я посмотрел в зеркальце заднего вида: мобилоиды, догоняющие машину, остановились, прекращая погоню. Умнели твари на глазах, ведь в первый день они действительно напоминали зомби-тугодумов из фильмов ужасов, готовых бежать за автомобилем бесконечно.
Боль в плече не утихала. Кровь пропитала водительское сиденье, в глазах потемнело.
На перекрёстке я чуть было не врезался в военный грузовик, выезжающий с боковой улицы. Солдаты в кузове замахали мне руками. Грузовик обогнул мой застывший джип и двинулся в центр города. За грузовиком из-за поворота показались ещё машины. Микроавтобусы, джипы, другие грузовики. Все они были нагружены вооружёнными людьми. Кроме винтовок и автоматов, я заметил какие-то палки, лопаты и вилы.
На боку одного из автомобилей красовалась надпись «Сопротивление».
- Смерть мобилоидам! – кричал рупор на крыше одного из джипов. – Начинаем охоту на вонючих засранцев! Устроим им войну, покажем, что человек умнее животного! Вперёд, homo sapiens! За свободу!
Из тени спального района показалась пехота. Солдаты и просто гражданские, вооружившиеся чем попало, двигались вслед за машинами.
- Мужик, ты цел? – спросил один из «охотников», подбежав к моему джипу. – Мать моя женщина, ребята, он весь в крови! Доктора сюда, скорее!
Молоденькая девушка, у которой на плече был вышит красный крест, села на боковое сиденье, занявшись моим плечом. Обе пули застряли внутри, но сначала нужно было остановить кровь. Она перевязала мне руку – бинты моментально повлажнели.
За это время я рассказал о мальчике, оставленном дома.
- Это в одном квартале отсюда, - с трудом проговорил я, протягивая ключи одному из «охотников». Бородатый мужик с пониманием закивал.
- Я привезу его, не волнуйтесь. Обещаю.
Но я волновался за Сашу больше, чем за себя. Бородач сел в мой джип и уехал. Девушка-доктор уверяла меня, что он хороший человек и не предаст. Надеюсь, очень надеюсь.
Освободители запрудили улицы Могилёва. В отдалении что-то сильно громыхнуло – «охотники» взорвали спящих мобилоидов на стадионе. Доносился стрекот выстрелов, протяжные очереди из автоматов и отдельные гулкие удары – снайперы взбирались на крыши не для того, чтобы ночным городом любоваться.
Не прошло и года – вернулась «Тойота».
- Дядя Андрей! Дядя Андрей! – Саша выскочил из джипа и подбежал ко мне, крепко обняв. Я сидел на краю дороги, уткнувшись спиной в бетонный столб.
- Всё хорошо, всё хорошо, не бойся, - я похлопывал мальчишку по спине здоровой рукой. – Теперь всё будет хорошо, дружок, не переживай!
Некоторое время мы молча сидели на бордюре, наблюдая за проезжающими мимо нас автомобилями, тракторами, автобусами. Сотни людей въезжали в областной центр с оружием в руках, чтобы вернуть себе дома и территорию.
- О, глядите-ка, какие люди в Голливуде! – загоготал парень с ярко-красным ирокезом. Он указывал через дорогу, в сторону парка. Несколько фонарей осветили трёх мобилоидов, которые крались вдоль ограды. – Вы только посмотрите, что творят! Они хотели пройти мимо!
- Умные гадины, - усмехнулся один из солдат, выпрыгивая из кузова и передёргивая затвор автомата. – Уже начали прятаться, сбиваться в кучки, чтобы их сложнее было убивать. – Солдат прицелился и пустил короткую очередь. Железная ограда заискрилась, один зомби вскрикнул и повалился на землю. Двое других перешли на бег, выскочили через центральные ворота и замерли, глядя на большое скопление людей. Несколько мужчин приближалось к ним, усмехаясь и споря между собой, кто кого убьёт.
- Мама! – неожиданно вскрикнул Саша, вскочив на ноги. – Мамочка!
- Да ты что! Не может быть!
- Это моя мама! – закричал мальчишка и рванул к мобилоиду, я не успел схватить его за руку. – Мама! Мамочка!
Окровавленная женщина в грязной оранжевой куртке неподвижно стояла на входе в парк. В руке она до сих пор судорожно сжимала поводок, конец которого упирался во что-то грязное и пушистое, волочившееся за ней по земле. Обезумевшая уже который день таскала за собой остатки своей собачки.
Старик-мобилоид рванул навстречу Саше. Солдаты открыли огонь, кишки безумца выбросило через поясницу. Парень с ирокезом взмахнул цепью с грузом на конце. Стальной шар врезался в голову женщины-мобилоида, она упала на землю с внушительной вмятиной на лбу и задёргалась в агонии.
Саша остановился, не добежав, и схватился за голову.
- Мама-а-а-а!!! – заорал он.
Один из «охотников» склонился над женщиной и добил её выстрелом в упор из карабина.
Саша вновь сорвался с места. Я не поспевал за ним.
- Стой, не нужно! Сашка!
Мальчишка подбежал к солдату, начал бить его кулаками, обхватил ногу и вонзил зубы в ляжку.
- Вы только посмотрите - маленький мобилоид! – захохотали солдаты. Я не верил своим ушам, ноги заплетались, я кричал, но уже видел, что катастрофически опаздываю. Всё происходило слишком быстро…
Солдат грубо отбросил мальчишку. Тот распластался на земле и взвыл, как маленький озлобленный пёс. «Охотники» вокруг хохотали, их смех заглушал мои крики.
- Идиоты! Это человек! Он нормальный! Не трогайте его!
Саша попытался встать. Я уже почти добежал. Время замедлилось, казалось, воздух стал вязким, как желе. Я махал руками, выл, но остановить солдата не смог. Тот с улыбкой придавил пятилетнего мальчика к земле сапогом, нацелил автомат и зажал спусковой крючок.
- Боже, нет! – заорал я. Мозги маленького Саши разлетелись по дороге. – Ах, вы, собаки! Уроды конченные! Сука, сюда иди!
В тот момент я совершенно утратил контроль над собой. Простреленное плечо больше не волновало. Я налетел на солдата, схватил его за шкирки, поднял над землёй и со всей силы опустил о бордюр, череп бедняги треснул. Панк с цепью что-то удивлённо пробормотал, наверное, «ты чего, мужик? Дурак что ли?». Я выдернул у него из рук цепь, обмотал вокруг его шеи и натянул со всей силы, уперевшись коленом в спину мальца. Люди заволновались, мне что-то кричали…. За секунду до того, как кто-то огрел меня по затылку прикладом (а может, дубинкой или бейсбольной битой), я отчётливо услышал хруст позвонков….
Утром я пришёл в себя. Меня оставили в большой луже крови посреди проезжей части. Рядом лежали тела Саши, его матери, старика, солдата и панка. Кровь засохла, мои конечности онемели, правую руку вообще не чувствовал. Люди бесконечной толпой двигались по тротуару, настороженно поглядывая в мою сторону. Машины объезжали трупы.
Меня оглушили и кинули здесь умирать. Они знали, что я человек, меня не было смысла убивать. Будто я просто ненормальный….
Я с трудом поднялся на ноги. В голове творился хаос. Гибель Саши казалась дурным сном. Но его маленькое худощавое тельце в сандаликах и пижаме лежало прямо передо мной. Как же всё так получилось? Я до сих пор терзаю себя этим вопросом. Почему я не удержал тогда мальчишку, почему позволил ему умереть?!…
- Я снова приветствую вас, мои преданные слушатели! – заговорил знакомый голос. Я каждый день слышал его по радио. Голос номер один в Беларуси. Он описывал ситуацию в стране и мире, он говорил, что нужно делать. – Могилёв практически полностью освобождён. Оставшихся мобилоидов – единицы. Они прячутся в квартирах, на заводах, в школах и больницах. Но наши бравые «охотники» зачищают метр за метром, уничтожая подлых монстров. Сегодняшний рейд войдёт в историю! Как и многие другие, ведь через Беларусь движется чёткая граница фронта, протянувшаяся с севера на юг. Восток уже взят под контроль, теперь войска готовятся вступить в Минск, а затем на Запад! – голос диктора разносился по всему городу. Снова заработали электростанции. На каждом столбе, на каждой улице был закреплён громкоговоритель, транслирующий одну и ту же волну. – И помните, граждане, будущее человечества в наших руках! На этом я заканчиваю вещание, с вами был ваш любимый ведущий Туренко Максим. Сейчас моя передвижная база находится в Могилёве, возле кинотеатра «Родина», так что если у кого-то появится важная информация для эфира, подходите.
Кинотеатр «Родина»? Так это совсем рядом.
Я собрался с силами и двинулся по Ленинской улице. Прохожие испуганно отступали от меня, я качался, как пьяный. Грязный, окровавленный – сейчас мой вид был ужаснее некуда, но это меня ни капли не волновало.
Через десять минут я отыскал грузовик с большой спутниковой антенной на крыше.
- Я могу вам чем-то помочь? – спросил очкарик, стоящий возле входа в грузовик. Уже снаружи было видно, что внутри полно аппаратуры и мониторов. Очкарик, по всей видимости, и был ведущим радиостанции. Он выжидающе смотрел на меня с сигаретой в зубах. Я огляделся: неподалёку сидели на скамейке два крепких мужика – скорее всего, охранники ведущего. Они безмятежно разговаривали друг с другом, отложив автоматы в сторону.
Недолго думая, я ударил паренька кулаком в лицо, ломая нос и разбивая очки. «Наш любимый ведущий» беззвучно сполз на землю.
Внутри грузовика было сильно накурено и очень жарко. Я включил микрофон и произнёс:
- Раз-раз…
Мой голос эхом прокатился по улицам Могилёва, по всей Беларуси. Я взял наушники от дисковода, включил первую попавшуюся песню. В ушах громыхало, но я и не должен был слышать то, что сейчас произойдёт в прямом эфире.
- Люди, вы меня слышите? У меня для вас очень важное сообщение!
Я замолчал, покусывая от возбуждения губы. Уже представлял себе, как толпы людей на улицах Могилёва останавливаются, выжидающе глядя на громкоговорители. Как беженцы в других городах и деревнях собираются вокруг радиоприёмников. Что же он хочет сказать? Что?
- Вы все без исключения – звери! Животные, даже похлеще этих мобилоидов! Кто-то преподал вам хороший урок, но вы его не усвоили, как следует….И истолковали по-своему! - Я достал из кармана мобильный телефон. Тот самый телефон, который мне дали в торговом центре. – А теперь внимание, народ! У нас тут… звонок в студию! – я выбрал предыдущий номер в списке вызовов и, задержав дыхание, нажал кнопку «Вызов».
После чего поднёс мобильник к микрофону.

у Кинга чем-то похожая концовка. Гг подносит мобильник к уху своего сына-мобилоида, решив, что это может его "перепрограммировать" обратно.
И я думаю импульс не зависит от того - гудки там или абонент недоступен. Скорее всего импульс проходит, когда просто устанавливается связь, не важно какая.

Элайя молча смотрела на перепуганных, нахохлившихся людей. Последних. Тех, кто не успел уйти. Кто не погиб во время первого удара волны. Эйри, её сводный брат и Аттикус, её отец, одетые в защитные костюмы, торопливо заправляли виману, переливая топливо дедовским методом, через узкий желоб, к которому обычно прикреплялся шланг подачи. Сейчас у них были только изолированные свинцовые тубы с ртутью, на которой работала вимана. Четыре опустошенные тубы валялись у их ног. Оставалось ещё шестнадцать.
Они не успеют! Элайя понимала это тем яснее, чем ближе чувствовала подступающую опасность. И в то же время внутри неё поднималась жестокая, мстительная радость. Вот они, те, кто истребил её народ! Те, для кого она была не более, чем комок грязи под ногами.
-Нам не успеть- тихо сказала она и с улыбкой подняла голову.
На горизонте восставала гигантская синяя стена воды. Она двигалась медленно, но ей не было преград. Элайя смотрела на неё словно зачарованная, улыбаясь и чувствуя дыхание волны-убийцы. И дыхание её было свежо и благоуханно.
-Элайя, доченька!
Она растерянно повернулась, глядя на поднимающуюся по ступенькам мать. Ниийле была одета в простую тунику, знак Низшей всё ещё охватывал её плечо. Элайя шагнула к матери, сорвав позорный браслет и отбросив в сторону. Она прекрасно осознавала, что эти создания, которые называли себя Высшими и Дваждырожденными, растерзали бы её, сделай она это раньше. Однако, сейчас, перед лицом смерти, они просто молча сгрудились подальше от виманы, окутанной ядовитыми испарениями изотопа.
Ниийле обняла дочь и поцеловала её в лоб. Элайя улыбнулась. Она была очень похожа на мать, такие же красивые крупные черты лица, чуть скошенный подбородок и огромные золотисто-карие глаза. Элайя смотрела на мать и вспоминала историю любви своих родителей, принадлежавших к разным кастам.
Когда-то её отец, один из красивейших и благороднейших мужчин Атлантиды увидел на улице молоденькую рабыню из Низших, которую вели в цепях на продажу. Он вмешался, оплатив двойную цену, и привел девушку в свой дом. У него уже была законная супруга, не пожелавшая терпеть соперницу, и он отослал её к родителям. От Аттикуса отвернулись все, кто некогда называл себя его друзьями и преклонялся перед ним. Но ему не было дела до людей. Ниийле стала единственной женщиной его жизни. Она родила своему любимому сына и дочь. Несколько раз Аттикус пытался подкупить священнослужителей, чтобы получить разрешения на брак с любимой, но всякий раз получал отказ. Единственное, что позволяло ему сохранить привилегии Высшего было то, что Аттикус считался одним из лучших ученых и исследователей Атлантиды. И в последние годы он занимался проблемой физического бессмертия, интересовавшей очень многих из Совета Двенадцати. Потому ему позволили жить с его рабыней и даже дать подобающее образование его детям- полурожденным.

-Всё залить не успеем!- крикнул Эйри, сбрасывая опустошенные тубы вниз, в воды, затопившие пирамиду. Оставалось пять полных туб. Аттикус сорвал с себя защитный костюм, завернув в него смертоносный драгоценный груз, и аккуратно уложил в задней части виманы.
-Скорее, садитесь!
Перепуганные люди бросились к транспорту. Волна была уже близко, слишком близко. Люди, толкаясь, лезли в корабль и Аттикусу пришлось прикрикнуть на них.
-Не успеем!- в отчаянии крикнул Эйри, занимая место второго пилота.
-Успеете!- отозвалась Элайя, спрыгивая с виманы и бросаясь к краю пирамиды. Глаза Эйри широко распахнулись. Но Элайя уже танцевала на краю пропасти, вскидывая руки и извивая по-змеиному гибкое тело. Низкие, рокочущие звуки вырывались из её горла. Волна словно замедлила свой смертоносный ход. Аттикус потрясенно смотрел, как его дочь заклинает волну. В себя его привело прикосновение Эйри.
-Полетели, папа…- голос парня дрожал, в глазах стояли слёзы - она дает нам шанс…ах, сестренка!
Аттикус заставил себя нажать на сенсорные панели, активировав двигатели. Вимана задрожала и стала медленно подниматься, одновременно разворачиваясь. А волна уже застыла прямо над пирамидой и соленые ледяные капли падали на лица перепуганных людей. Но вода больше не неслась вперед со страшной скоростью. Она замерла, подрагивая, пританцовывая в такт заклинательнице Элайе. Девушка танцевала, притопывая ножками и напевая древние могущественные слова. Те, что не должна была знать. И волна подчинялась, не двигаясь с места, пока вимана не оказалась так далеко, что волне было до неё не добраться.
Элайя в изнеможении упала на колени. Лишь за мгновение до смерти она обернулась и послала прощальную улыбку улетающей вимане. Отцу, матери, Эйри…и ещё одному... Тому, для кого всегда была не более, чем комком грязи…

Они шли по коридору уже около часа, когда Сир тормознул Сталкера и прикрыл ладонью фонарь. Далеко впереди коридор светлел.
- Что за?... – вторая рука закрыла Сталкеру рот.
- Медленно идём вперёд. Я за…
Их разговор оборвал отрывистый клёкот. Сзади, из черноты туннеля на них быстро двигалась чёрная тень.
- Пли!!!
Чёрная тварь двигалась с бешенной скоростью, уворачивалась от пуль и неуклонно приближалась к сталкерам.
Мутант встал прямо перед Комиссаром – тот нажал на курок, но порождение туннелей присело и вырвало РПКМ из рук проводника. Схватив его свободной рукой, тварь швырнула Комиссара на стену, а сама прыгнула на Сира.
Последнее, что тот увидел - это приближающийся приклад.

Удар…
Рёбра отозвались болью.
«Где я? Сколько времени?..». Глаза не открывались – рассудок подсказывал, что лучше отдохнуть.
Удар…
«Где я? Что происходит?» - разум не давал открыть глаза. Вклинилось понимание того, что подвешен за связанные руки… Жутко болит голова… «Нет, это сон, это кошмар…»
Удар. Голос где-то справа.
«Твою мать, в кошмарах не пинаются!!!».
Резким движением Сириус подтянулся и ударил ногой в место, откуда шёл голос.
- Штык тебе в ….!!! Ты что творишь, Чёрный?
Сир открыл глаза. Справа висел Комиссар Сталкер.
- Я тебя разбудить пытался… Тьфу! Ты знал про этих тварей? Знал, что они здесь обитают?..
- Нет… Я даже не знаю, кто они…
В комнату, где они висели, вошло нечто…
Среднего роста, это создание было очень схоже с человеком в своём общем строении, но при этом разительно отличалось.
Ни одной капли жира на жилистом теле. Из локтей и по позвоночнику росли небольшие шипы. Огромные изогнутые когти на руках, вытянутый череп, покрытый наростами высокий лоб, и огромные, чёрные как антрацит глаза. И чёрная лоснящаяся кожа.
Тварь осмотрела пленников, подошла к Сталкеру и потянула руки к респиратору.
- Прочь! – Комиссар попытался ударить ногой тварь по морде, но та схватила чудовищной лапой его за ноги и поправила маску.
- Виси тихо, человек, - клокочущим голосом заявил монстр. – Наш брат тебя привёл сюда не зря.
Комендант Павелецкой крепости ненавидящим взглядом посмотрел на Сира.
- Что ты несёшь?..
- А ты разве не заметил, что ты не такой, как они? – Мутант кивнул в сторону Сталкера. – Ты, как и мы, дитя Чёрного ветра.
- Ослеп что ли? – Сир попытался повернутся к «сородичу», но тот сам подошёл и взглянул ему в глаза.
- У нас ты станешь своим. Там, - он указал пальцем вверх, - там ты чужой. Тебя боятся, не доверяют. Там не твой воздух. Там нет таких, как мы, как ты. А мы научим тебя пользоватся своей силой.
Сириус резко дёрнулся и ударил мутанта ногой в лицо.
- Тебе никуда не деться… - Тварь вытерла разбитые губы. – Ты один из нас.
- Я не знал о них… - прошептал Чёрный, когда мутант вышел.
- Я верю тебе, – Сталкер смотрел вверх, на крюк, за который он был подвешен. – Я знал, что они существуют – мы их иногда замечали. Не знал только того, что обитают они здесь.
Сир уныло смотрел в одну точку.
- Останься с ними – для них ты будешь своим…
- Никогда… Я человек!!!
В камеру вошли двое таких же чёрных, как и предыдущий. В руке одного из них был стакан с кровью.
- Ты ударил одного из нас.
Всё, что запомнил Сир – удар чем-то крепким. Сознание услужливо померкло.
Сталкер попытался помешать, дотянутся до тварей берцем, но те с клокочущим смехом отошли.
Сириуса избивали около получаса.
- Ты один из нас. Ты не имеешь права трогать своих.
В ответ Сир плюнул кровью говорящему в глаза.

Подобного рода «разговоры» повторялись каждые часа три – четыре. Не давали пить, есть, но уже не били. После одного из разговоров напоили кровью и дали мяса.
Сколько времени они находились в плену – Сир уже не помнил. В голове гудел голос чёрной твари.

«Мы – свои… ты – один из нас… такой же… чужой везде… новый виток эволюции… новые способности и горизонты… изменим мир…».
Сириус уже не понимал, что это были за отрывки в голове – очередной «милый разговор» или уже свои мысли.
Нещадно болели глаза, локти и кончики пальцев. Сломанные во время наказания рёбра быстро заживали – помогал Чёрный Ветер.
Вспомнился респиратор. Тот самый, что собрал дед – с возможностью курить и пить через него.
«Ненавижу… чужой…».
Провал. Чёрная бездна, в которую провалился разум.
Удары.
Опять удары.
«Бьют. По рёбрам, лицу. Болит лицо, кончики пальцев и глаза… невыносимо болят глаза… Кровь? Что-то внутри повредили?» - диалог с самим собой не давал умереть и снова провалится в забытье.
- Я чужой…
- Что? – «Чей это голос? Не помню…».
- Я один из них… я хочу к своим…

Сталкер ошеломлённо смотрел на Чёрного. Услышанное дало понять, что всё, пришла смерть. Молодой охотник за головами сломался.
Смотрящий на всё это мутант расхохотался.
- Я же говорил!!! Давно пора, - тварь выпила немного крови из бутылки и сунула горлышко в рот Сира.
Комиссар содрогнулся. Клыки у его бывшего товарища удлинились чуть ли не в двое. То, что кожа стала белой, как мел, не удивляло – потерял много крови, но вот зубы… Вид ужасающих клыко заставил уставший разум вспомнить о мутантах – Сталкер посмотрел на пальцы висящего получеловека.
Когти. Такие же, как и у его собратьев.
Мутант ушёл.
Через час он вернулся с оружием и вещами.
- Брат, ты слышишь меня?
- Слышу, - вместо обыкновенного голоса из горла Сира вырвался полусип, полурык.
- Я принес ваше оружие, - чёрное отродье показало на кучу в углу. – Ещё ты часто кричал о каком-то документе, назвал номер… Вот он.
С этими словами он положил на ту же кучу толстую папку.
- Ты уверен в том, что сказал?
- Абсолютно.
Сириус впервые за долгое время открыл глаза. Полностью чёрные, без белков, антрацитовые глаза.
С жуткой усмешкой мутант снял Сира с крюка и развязал ему руки.
Хедхантер поднёс руки к лицу – и с жутким треском порвался плащ. Из локтей росли острые, как бритва, шипы. Он размял руки.
- Как же мне нехватает семьи…
- Убей чужака, брат.
Усмешка на когда-то человеческом лице.
- С радостью.
Дальше Сталкер увидел только смазанное движение – и мутант упал на колени. Из разорванного горла хлестала кровь, вырванная нижняя челюсть валялась около стены. Ещё одно движение – и в пятки ударил пол. Не удержавшись, Комиссар завалился набок.
Сириус засунул револьверы в кобуры, рассовал патроны и гранаты по разгруз-жилету.
- Что разлёгся? - Он с жуткой улыбкой на белом лице повернулся к проводнику. – Пора сваливать!

Они бежали по коридору. Когда навстречу вышел один из детей чёрного ветра, Сталкер вскинул пулемёт, но Сир моментально бросился наперерез и ударил мутанта снизу вверх. Брызнула чёрная кровь.
- Не трать патроны.
- Придётся!
Чёрный обернулся. За ними бежали его «собратья».
- Отстреливатся некогда! Сварачивай налево, там ВШа должна быть!
Сир и Комиссар свернули в тупик. Прямо перед ними был огромного размера вентилятор.
Проводник с разбегу ударил ногами в решётку и выбил её.
За вентилятором тоннель уходил вверх. Поднявшись до площадки, сталкеры встали перед древним ходком.
- Наверх! Они не рискнут идти, - Сириус взял на прицел дыру в коридор.
- С чего ты взял?
- Они не рискнут сражаться против себеподобного. Кишка тонка.
- Сам не отставай! – И комендант рванул вверх по лестнице.

Мальчишка лет семнадцати тайком от родителей курил около старой вентшахты, когда из отверстия вылез сначала человек, а после него нечто человекообразное в респираторе.
- Твою мать, я думал он ко мне прирастёт на хрен… - Сказал первый, снимая противогаз.
Второй заметил мальчишку и тенью метнулся в его сторону. Парень даже не успел двинутся, когда белокожее создание вырвало у него из руки папиросу и вставило её себе в клапан на респираторе.
- Как давно я не курил… А ты что здесь делаешь?!
- Тут… - голос юнца дрожал. Собравшись с духом он крикнул - Тут наша крепость!
В чёрных глазах не отразилось ничего.
- Человеческая?..
- Ну да…
Бледнокожий схватил заверещавшего мальчишку за бока и поднял перед собой.
- Свои!..

1977 год
Координатор программы ПВР (Поиск Внеземного Разума) Фрэнк Дрейк погладил стенку металлического контейнера и в который уже раз ощутил благоговейный трепет. Ещё несколько часов — и этому неприметному ящику предстоит отправиться в долгое, очень долгое путешествие.
Космический аппарат «Вояджер» с контейнером на борту пролетит вблизи Юпитера и Сатурна и сделает снимки планет. Однако это будет лишь началом его длинного пути: скорость и траектория корабля выбраны таким образом, чтобы он преодолел гравитационное поле Солнца и продолжил полёт в межзвёздном пространстве. Участники программы твёрдо верили в существование во Вселенной других разумных, технологически развитых цивилизаций и надеялись, что когда-нибудь одна из них обнаружит «Вояджер».
На этот случай было решено вложить в корабль послание с основными сведениями о человечестве, чтобы неземные друзья могли ознакомиться с нашими достижениями и без труда найти к нам дорогу. Но для этого надо было составить послание так, чтобы любая, даже самая странная, форма жизни сумела его раскодировать.
Пораскинув мозгами, учёные предложили остроумный способ, согласно которому универсальные константы вроде характеристик молекулы водорода служили ключом к пониманию остальных схем и понятий. Конечно, базовую часть послания составляли чисто информационные рисунки и фотографии, но немало места отводилось и произведениям искусства. К далёким звёздам готовились отправиться репродукции великих полотен и снимки всемирно известных скульптур; компанию им составляли алюминиевые пластинки с лучшими произведениями Бетховена, Моцарта, Баха.
Состав послания был подобран идеально. Вне всякого сомнения, этот набор самым достойным образом отражал как научные, так и культурные достижения человечества. Дрейк невероятно гордился результатом многодневных усилий своей команды, и единственное, что его огорчало — практически нулевые шансы дожить до момента, когда контейнер вернётся на Землю вместе с гостями из других миров.

Он ушёл поздним вечером, а вскоре в помещение ввалился уборщик Фред Кирби, более известный как Фредди Жвачка. Насвистывая какую-то весёлую мелодию и умудряясь в паузах надувать розовые пузыри, Фредди поелозил метёлкой по полу, протёр пыль на шкафах и только потом, принявшись за столы, заметил контейнер.
Конечно же, он знал, что это: весь последний месяц в здании Корнельского университета только и гудели об отправке послания внеземным цивилизациям. Однако сунуть нос в содержимое посылки Фреду никогда не удавалось — контейнер всегда оставляли в закрытых лабораториях. Сегодня Жвачке выпала редкая возможность удовлетворить своё любопытство, и он не собирался её упускать. На всякий случай заперев дверь, он приподнял крышку и нетерпеливо заглянул внутрь.
На некоторое время Фред даже перестал жевать, что для него было редчайшим событием. Закончив осмотр, Кирби разочарованно фыркнул — видимо, набор совсем не отвечал его вкусам. Он уже собирался захлопнуть крышку, когда его посетила некая замечательная идея. Фредди пулей выскочил за дверь и вернулся через минуту с большим конвертом в руках. Сдавленно хихикая, Кирби черкнул пару строк фломастером, засунул конверт поглубже в стопку других пластинок, аккуратно опустил крышку и отправился восвояси. На сей раз Фредди размахивал метёлкой словно адмиральским жезлом, а его свист щеголял торжествующими нотами.

2018 год
Неопознанный объект засекли вблизи Сатурна, и буквально через час на него уставилась чуть ли не половина телескопов Земли. Астрономы с каждой секундой приходили во всё большее возбуждение: предмет двигался, явно наплевав на все законы небесной механики. Двигался как космический корабль!
Потом восторги несколько поутихли. Обстановка в мире уже давно не настраивала на оптимистический лад, да и голливудские блокбастеры постарались — люди стали задумываться, чем же может грозить появление пришельцев нашей горемычной планете в целом и человечеству в частности. Версия с интервенцией и порабощением землян, разумеется, преобладала; как грибы после дождя, повылезали доморощенные «пророки», пугавшие народ самыми разными вариантами грядущего Армагеддона. Ситуация становилась напряжённой, лишь немного разряжаясь тем фактом, что корабль явился в одиночку.
Короче говоря, к тому моменту, когда НЛО достиг Луны, все были здорово на взводе. От пришельцев ожидали немедленных действий — приземления или залпа из всех орудий — но корабль, как будто издеваясь, безмятежно завис на высокой орбите Земли
Зачем? Почему? Все терялись в догадках. Спешно мобилизированные уфологи очухались от экстаза, вызванного бесспорным доказательством существования внеземного разума, посовещались и предположили, что пришельцы наблюдают: ловят радиоволны, изучают языки — в общем, набирают информацию для цивилизованного контакта. Это немного умерило страсти, хотя всё равно нашлись паникёры, заявлявшие, будто за разведчиками всегда следует армия, и требовавшие вдарить по чужакам ядерными ракетами, пока не стало слишком поздно.
К счастью, в правительствах эти идеи поддержки не встретили, и Земля замерла в ожидании. Спустя двое суток инопланетный корабль включил двигатели и медленно направился к планете. Все самолёты тут же поспешно устремились к ближайшим аэродромам, очищая воздушное пространство. Пришелец спускался неторопливо, как бы давая людям время подготовиться.
Изящно миновав слой разного рода спутников, густо облепивших планету, звездолёт завис в стратосфере над штатом Теннеси и разразился пучком радиоволн, повторявших содержимое эфира за последние два дня. Земляне сочли это добрым знаком. Президент США распорядился организовать достойную встречу на одном из военных аэродромов, а также поднять в воздух эскадрилью вертолётов, чтобы с почётом проводить корабль к месту рандеву. Сам глава государства плюнул на мрачные предостережения службы безопасности и тоже отправился встречать гостей.
Через два часа небольшая делегация из военных, президентской свиты, самого главы государства и немногочисленных журналистов, которым посчастливилось оказаться поблизости, наблюдала за неспешным приближением инопланетного звездолёта. Не очень большой, размером примерно с «Шаттл», он имел форму сплющенного гамбургера и множество странных приспособлений на корпусе. Сопровождаемый эскортом из юрких геликоптеров, корабль величаво проплыл над взлётно-посадочной полосой и мягко опустился на бетон. Массивная крышка люка отодвинулась в сторону, и на матушку-Землю шагнул представитель других миров.
Люди встретили его спокойно. После кошмарных кинематографических монстров их уже не удивляли ни трёхметровая фигура, ни выгнутые назад ноги, ни щупальцеобразные верхние конечности, коих имелось целых пять штук. Да что там, по сравнению с теми же Чужими пришелец выглядел довольно мило.
Тем не менее, встречающие всё равно пребывали в некотором напряжении. Понимая это, инопланетник, двигаясь исключительно медленно, сделал несколько шагов вперёд и развёл в стороны все свои щупальца, показывая, что безоружен. Президент облизал пересохшие губы и повторил весь ритуал.
Обе стороны, похоже, вздохнули с облегчением.
Всё так же осторожно двое помощников вынесли из корабля диковинный прибор. Первый инопланетник выдал серию шипяще-кашляющих звуков, прибор поурчал и синтезированным голосом жизнерадостно выдал:
— Здорово, земляне!
Президент опешил: он-то ожидал, что придётся объясняться с гостями на пальцах. А пришелец указал щупальцем на себя и представился:
— Шкххарг. Посол.
Когда глава государства представился в ответ, посол проскрежетал:
— Правитель — хорошо. Значит, решать быстро. Ихшахш деловая раса есть. Мало говорить, много действовать. Вы иметь что нужно нам. Мы брать это.
Делегация Земли ахнула. Вот тебе и гости! — пронеслось у каждого в голове. Что же они потребуют? Ресурсы? Рабов? Половину планеты? Военные автоматически потянулись к оружию. Посол уловил замешательство собеседников и торопливо забормотал. Коммуникатор натужно загудел и попытался перевести:
— Товар… обмен… сделка! — тут в словарь аппарата загрузили новую порцию слов, и он посыпал:
— Продажа! Бизнес! Взаимовыгода! Торговля!
Земляне чуть-чуть успокоились. Вот, совсем другое дело. Раз говорит о торговле — значит, интервенции пока не ожидается, а на горизонте появляются крупные барыши и заманчивая перспектива разжиться инопланетными технологиями.
— Отлично, — произнёс президент. — Земляне любят бизнес. Что же мы можем вам предложить? Разумеется, не технику?
Посол издал звук, весьма похожий на смешок.
— Техника примитивна. Интересует создание… сотворение… творчество!
Президент заулыбался.
— О, так вас привлекли произведения искусства? Что ж, у нас большой ассортимент. Возможно, вам придутся по нраву картины наших признанных мастеров?
— Нет! Плохо сделано, слабо продаваться! — отмёл это предложение посол и пояснил: — Народ Миггжана рисовать много лучше!
— Тогда, может быть, великолепные скульптуры?
Посол отмахнулся щупальцем.
— Плохо, дико, грубо! Иффалы делать сто раз лучше! Нас привлечь звук, звук на кругах. Не уметь никто!
— Звук… на кругах? — озадаченно переспросил глава государства. — Круги… диски? Музыка? Музыка на дисках?!
Посол разразился серией громких звуков, одновременно потрясая всеми щупальцами, что, по всей вероятности, означало бурное согласие. Затем он подал знак помощнику, и тот вынес из корабля потрёпанный и потускневший металлический контейнер.
— Что это? — шёпотом спросил президент в миниатюрный микрофон, уже не удивляясь английской надписи «Вояджер» на стенке ящика.
— Контейнер с образцами достижений человечества, сэр, — прошелестел далёкий оператор. — Запущен с кораблём «Вояджер» в рамках программы ПВР.
— Встречать наш разведчик ваш аппарат, — объяснил посол. — Открывать и изучать, потом прилетать.
Он нагнулся и стал рыться в ящике.
— Что там было из музыки? — быстро спросил президент.
— Только классика: Бетховен, Моцарт, Бах, Стравинский, — пробарабанил оператор.
— О, дорогой посол, я смотрю, вас интересует симфоническая музыка? — воскликнул глава государства, приближаясь к инопланетянину. — Отличный выбор, я и сам большой любитель классики!
Посол выпрямился, держа в щупальцах пачку пластинок.
— Как… сказать?
— Симфоническая, — повторил глава государства. — Ну, Моцарт…
Посол передёрнулся.
— Нет! Никогда! Наводить тоску, плохо кушать, портиться настроение!
Конверт с пластинкой полетел на бетон.
— Тогда Бетховен?
— Нет!
Пластинка отправилась туда же.
— Бах?
Этот диск посол отшвырнул на добрых десять метров.
Вскоре версии истощились, а пластинки с записями знаменитых композиторов валялись по всей округе.
— Но кто же тогда? — окончательно растерявшись, воскликнул президент.
Посол достал ещё одну пластинку в простой картонной обложке и взглянул на неё с непередаваемой нежностью.
— Вот! — промурлыкал пришелец. — Никогда не слышать похожего. Иффала, Миггжана, даже Ихшахш в восторге быть! Хороший настроение, хорошо продаваться!
Посол повернул диск обложкой к людям, и ошарашенный президент свалился прямо в машинально подставленные руки телохранителя. Глава государства, человек пуританских взглядов, таращился на пластинку в щупальцах посла и никак не мог поверить, что инопланетники, с лёгкостью отвергнув великих композиторов, преодолели сотни световых лет лишь ради какого-то вульгарного выскочки.

В углу потёртого конверта виднелась надпись «Эй, лунатики! Привет от Фредди Жвачки!», а с выцветшей фотографии землянам как ни в чём не бывало улыбался Элвис.

<1
За окном была как никогда паршивая погодка, дождь лил всю ночь и, по-видимому, не собирался заканчиваться. Настроение было подстать погоде, очередной унылый день в конторе: бумажная работа с делами, и остальными писульками..Скука смертная. Добравшись до рабочего места я промок практически до нитки. Поднимаясь на второй этаж городской типографии, я заострил взгляд на двери конторы, точнее таблички которая на ней красовалась: “Фишер, сыск и разоблачение. Найдем пропажу, разоблачим кражу.”
-Что за гадство..
Дверь была открыта, стряхнув себя дождь, словно вымокший пес, я направился в кабинет Стена.
-Оу!? Ты сегодня рано.- то что он меня не ожидал было видно сразу, письменный стол ломился от еды- второй завтрак. Сколько можно есть.
-Что это было??-я указал на входную дверь.
-Ты о чем?
-Издеваешься?- с угрозой в голосе гаркнул я.
-Фишер, ты сам знаешь, с работай сейчас туго, надо привлечь клиента, поднять уровень обслуживания.
-Ты бордель здесь решил устроить? Уровень какого обслуживания? Мы преступников ловим, их ты собрался “обслуживать”?- знаю, что придираюсь к словам, но что поделаешь, я такой .
-Лад, ладно сделаю, как ты скажешь, только успокойся.- Стен указал на увесистый конверт, лежащий на журнальном столике.- Из столицы пришли данные по торговому обороту Бэемса, думаю, тебе будет любопытно взглянуть на них.
-Несомненно - взяв конверт, я сел в кресло и с любопытством стал изучать содержимое.- Кто-нибудь приходил сегодня?
-За полчаса до того как ты пришел, тут был Кард- стен сразу же ответил на мой вопросительный взгляд.- Да-да член городского совета.
-И что же он хочет?
-Ситуация щекотливая. Его дочь повенчана с аристократом королевских кровей и за два месяца до их свадьбы, Кард узнает что его дочь- Лилиан не девственница..
-Удивительно!- удержаться от такой реплики было выше моих сил.
-Не перебивай. Вчера она проходила медицинское обследование в госпитале при храме святой Софьи вот так все и обнаружилось. А она сама божиться, что ничего не знает. Наша задача найти молодца-удальца и узнать говорит она правду или лжет. Кард внес довольно приличный аванс и требует результатов как можно быстрей.
-Ну чем нам приходится заниматься? Ладно, все не так сложно, как кажется на первый взгляд. Если его дочурка лжет, мы ее раскусим на раз, но мне кажется, она говорит правду. Неделю назад был великий праздник,- с иронией произнес я.- двухсотлетие Сшейла на котором гулял вест город. Думаю, эта фифа перебрала лишнего, а эти мог воспользоваться любой мало-мальски уважающий себя критин, отец которого высокая шишка в нашем городе…Дело за малым.
-Отлично, как можно раньше найди свободную минутку и обрадуй Карда - на лице стена промелькнула насмешка, ну конечно шанс попасть под раздачу аристократу был высок.- Сегодня у нас есть более важные дела. Экзорциста рейфийской церкви обвиняют в убийстве одержимого, каноник Сшейла хочет видеть нас в полдень. Следует поторопиться, такие люди ждать не любят.

-Так поторопимся.
***

О том, что секретарь Формозы, тип не только хитрый, но и противный, становилось ясно с первого взгляда, его тело напоминало настоящего грызуна, того и гляди хватанет тебя за ногу.
-Добрый день, мы явились по просьбе отца Формозы, не могли бы вы ему сообщить о прибытии детективов Патнайк.- Стен как всегда придерживаясь расчетливо-нейтрального тона, одарил Крыса многозначительным взглядом.- он нас ожидает.
Кивнув, грызун собрал рабочие документы в стопку, и не обращая на нас внимания, поцарапал в рабочий кабинет каноника.
-Странный тип, - сказал я, осматриваясь вокруг. Комната ожидания поражала никчемной роскошью. Потолок, подшитый редким венги, стол секретаря-крыса изготовленный из дерева, привезенного с Южной Марки, даже чернильница приближенного каноника- все кричало о принадлежности властвующему толстосуму- церкви.
-Так ты говоришь практически о каждом встречном,- взгляд братца упал на рабочий стол секретаря, а ловкие руки погрузились в кипу бумаг.
Я, как бы невзначай, оперся спиной о дверь за которой скрылся ”крысятник”.
-Есть что-нибудь интересное?
-Расходы на бытовые нужды, письма членов капитулярия, хм… в прошлом месяце, таверна: “Черный Форт ” и все имущество его хозяина отошла церковникам якобы по предсмертному желанию раба божьего, избавиться от греховного заведения и помочь церкви. Так, вроде больше интересного ничего нет.
-Думаю, что от компромата на церковь толку мало, и все же это интересная информация.
Не успел я отойти от двери как она распахнулась, и хмурая крысиная морда пригласила нас войти.
>

Действующие лица:
ЮАР: Саймон Моррель
Кристофер Мвенга
Хейди Нгулума
Нэнди Нгулума
Лео Форзейн
Лили Форзейн
Роланд Тсонга
Нельсон Тсонга

Франция:
Анабелла де Форестье
Мишель Соваж
Танкреди Ферро
Самир Ансари
Суад Ансари

Россия:
Айна Даурова
Григорий Тенин
Светлана Маринец
Олег Исаев
Владимир Соргин

Часть 1: СКВОЗЬ ОГОНЬ И ВОДУ…

ЮАР. Кейптаун. 20 декабря 2012 года. 13 : 00.
Солнце словно сошло с ума. Его лучи немилосердно палили, загоняя в убежища даже теплолюбивых ящериц. Маленький древний автобус тащился по пыльной дороге, на обочинах которой изредка попадались чахлые кустики и кривые деревца, не дававшие тени. Шофер Саймон, худощавый смуглый мужчина лет сорока, в рваной футболке и шортах посекундно вытирал лоб мокрым носовым платком и ругался впол-голоса, объезжая выбоины.
Пассажиры разместились по всему салону. Сразу за местом водителя сидел молодой темнокожий парень в майке и штанах цвета хаки. Шоколадный цвет кожи и европейские черты лица вкупе с серо-голубыми глазами придавали ему весьма привлекательный вид. На коленях у него лежал автомат системы Калашников, явно видавшее виды, но по-прежнему грозное оружие. На металлической бирке, висевшей на цепочке на запястье было выбито имя Кристофер Мвенга.
Чуть дальше дремала пожилая женщина- ндебеле в пестрой национальной одежде. Рядом с ней тихо посапывала маленькая девочка лет восьми, прижимающая к себе куколку с глиняной головкой.
Маленькая темнокожая девушка с приятным усталым лицом в изнеможении склонила курчавую головку на плечо белого мужчины, который как мог, старался облегчить её состояние, то вытирая её влажное от пота лицо, то поднося к губам пластиковую бутылку с водой.
-Лео, попроси остановить, меня тошнит… оооо!- лицо девушки было цвета золы. Она прижала к губам пальцы, пытаясь сдержать позывы рвоты. Мужчина поднялся и направился к водителю. Но тот уже притормаживал возле обочины. Девушка поднялась, покачиваясь от слабости и придерживая выпуклый живот. Сидевший спереди парень с автоматом поднялся с места и, опередив девушку, вышел из автобуса.
-Чисто!- крикнул он пару секунд спустя, но в автобус не вернулся. Потягивая носом воздух, он словно надеялся учуять нечто, витавшее вокруг. Его лицо напоминало лицо хищной птицы, находящейся в предвкушении добычи.
Девушка кое-как выбралась из автобуса, держась за дверцу и даже не успела отойти подальше- её вывернуло прямо возле выхода. Лео вышел следом и теперь стоял, явно не зная, чем помочь бедняжке. Девушку жестоко выворачивало, хотя рвать было уже нечем. Лео протянул ей бутыль с водой и она, наполнив горсть, отпила немного.
-Ну что, не легче тебе, родная?- в голосе мужчины перемешались нежность и тревога. Девушка кивнула.
-Легче… наверное, укачало…
Ближе к задней дверце автобуса расположился крупный мужчина с курчавой шапкой некогда рыжих, но теперь обильно подернутых сединой волос. Его добродушную физиономию покрывал красноватый загар, какой бывает у очень белокожих людей. Рядом с великаном дремал, прислонившись к его боку , мальчик лет десяти, черный, но его черты носили несомненное сходство с чертами лица мужчины. Белый громила тяжело поднялся, разбудив при этом мальчика, и вышел из автобуса. Щурясь на слишком ярком свете, он передернул плечами, будто стряхивая с них груз. Сунул палец в рот, проверил ветер. Принюхался.
-Милях в двух к северо-востоку чуть больше трех дюжин! Не объехать. Там небольшая деревушка…кажется, Мбеве. Около пятидесяти человек населения… Должно быть, бедолаги заразились недавно.
-Ты уверен?- тихо спросил Саймон, тоже покинувший транспортное средство. –Если только три дюжины, то прорваться будет легче легкого, но если больше…
-Папа никогда не ошибается!- гордо заявил темнокожий мальчишка, выпрыгивая из автобуса. Великан потрепал его по украшенной дредами голове и отвесил легкий подзатыльник.
-Иди, полей вон те кустики! Остановок может не быть до самого Кейпа.
-Вы всё-таки думаете, что там безопаснее?- спросила девушка.
-Попробовать стоит- пожал плечами гигант. –Думаю, мы сможем добраться до порта. Убраться отсюда- наш единственный шанс выжить.

Это было давно-давно....
Оружие Судьбы.....несокрушимая мощь таится в этом Оружии, состоящего из четырех стихий: Огня, Земли, Воды и Воздуха. По легенде он был создан великой волшебницей по имени Цербер для защиты своего королевства и своих друзей. Тот, что завладеет этой невиданной силой, станет господствующим на планете. Начались кровавые войны за Меч, много сущностей погибло тогда, но это не останавливало их алчность и желание первенства. Тогда один драг (получеловек-полудракон) разбил Оружие на четыре куска. Каждый из кусков соответвовал своей стихии и найти их можно было только в их родной обители. Даже это не спасло Землю от войн. Случайно найденный кусок Меча Судеб стал новой волной убийств не только между людьми, но и между всеми расами.
Жил себе в замке на горе почти у самого обрыва один маг. Звали его Лайтроуд Даркшайр. Как и все маги, которые служили богам, он презрительно смотрел на других, пока не влюбился в прекрасную эльфийку Лайну. Их любовь, как и ожидалось, не была принята. Эльфы враждовали с магами, считая, что волшебство – это их способности. Волшебники стали презирали Лайтроуда, а Лайну выгнали из ее леса.
Но началась война между людьми и эльфами, в которой люди победили и поработили своих соперников. Самое печальное, что прямо на глазах у Лайтроуда погибла его возлюбленная.
Прошло несколько лет. Маг стал ненавидеть свой народ и все остальные расы за их глупость и жажду власти. Оправившись после смерти Лайны, он создал в своем замке школу, в которой дети от разных рас смогли бы учиться и жить вместе. Таким образом Лайтроуд мечтал покончить с войнами.
Вначале дети не могли смириться с тем, что сзади них сидят враги, но постепенно они поняли намерения мага и даже стали помогать ему. Рядом с замком-школой выстроили огромный особняк, где ученики могли жить. Так и родилась школа Даркшайр. А Лайтроуд, оставив наследника, уснул на тысячи лет.
Cейчас же мир продолжается. Для детей история об Оружии стала просто сказкой, в которую некоторые еще верят…


Я захлопнула книгу, так как мы уже подъехали к огроменному замку. Вот она – великолепная и таинственная школа Даркшайр, покоряющая своими размерами, великолепной архитектурой и магией. С самого детства мама перечитывала мне эту книжку и говорила, что когда-нибудь я буду учиться в ней. Надо бы еще сказать, что ее директор – мой отец. Он изучал белую магию, но еще знал и черную. Однако, по традиции, я должна пойти на факультет Белой Магии.
Впрочем, не все в этой школе великолепно. Меня немножко пугают такие мрачные сооружения, а это здание, которому уже тысячи лет, оно не может быть другим.
- Небось, призраков там хватает, - задумчиво проговорил водитель такси, словно бы прочитав мои мысли. Я вздрогнула. Действительно, как же такой замок может быть без призраков или хотя бы без легенды о них? Правда от такой мысли мне стало не по себе. Хотя, это же школа Магии. Там не только призраки будут, но и всякая прочая нечисть. И я должна буду научиться ее изгонять.
- Боже мой, ну и зачем в это ввязываюсь? – проворчала я и вылезла из такси. Водитель мне приветливо улыбнулся, помог донести чемодан до самых ворот и укатил. Медные двери с легким скрипом отворились прямо передо мной и из замка повеяло сыростью. Передо мной открылся длинный коридор, освещенные слабым огнем факелов стены, были увешаны картинами. Сказать по правде, мне стало жутковато, но я заставила себя шагнуть вперед. Звук моих шагов тут же подобрало эхо и мне то и дело казалось, что оно просто издевается надо мной. Каждую секунду я оборачивалась, ожидая увидеть кого-то позади себя.Наконец, к огромной моей радости где-то вдалеке проступили контуры высокой двери с огромными кольцами-ручками. Я прибавила шагу и вскоре из узенького коридора выбежала в колонный зал, где не было окон и источником света служили лишь свечки, стоящие на стеллажах с книгами. Стеллажи тянулись по всему колонному залы, закрывая каменные стены, рядами шли наверх к потолку. Кое-где стояли старенькие диванчики, на которые я бы ни за что не села: почти в каждом из них проглядывали острые кончики пружин. Зато повсюду стояли вазы с цветами и всякими лиственными растениями, которые хоть как-то делали зал менее мрачным. Да уж, отец любит всякие загробные мотивы и атмосферу мрака.
-Спасибо, что хоть призраков не встретила,- подумала я про себя и взялась за кольцо на двери. Тут, словно я сглазила себя, из двери высунулась синяя рука и схватила меня за подол платья. Я заорала от ужаса и побежала было за колонну, но жуткий шелестящий звук заставил меня остановиться и обернуться. На этот раз рука лезла из пола, затем появилась бородатая и взлохмаченная голова, а за ней и все тело призрака в старинной одежде крестьянина. Я не сразу заметила, что челюсть у меня отвисла чуть не до самого пола, крик застрял в горле, и я закашлялась.
-Ой, девушка, здравствуйте. Надеюсь, я вас не сильно напугал, - прохрипел призрак, с некоторой издевочкой глядя на меня. Я отшатнулась и подняла руки, боясь, что он коснется меня. Но тот словно, прочитав мои мысли наоборот, медленно стал приближаться ко мне.
-Девушка, ну вы не бойтесь…
- Не подходи ко мне!!!- вскрикнула я прячась за колонну. – Пошел прочь!!!
-Да что ж ты так кричишь-то?- с деланным недоумением спросил призрак, но все-таки он остановился. Где-то я слышала, что призраков нельзя бояться, они подпитываются нашим страхом, но я ничего не могла с собой поделать. Я заставила себя дышать глубже, но страх не проходил, а продолжал сжимать меня.
-Что тебе от меня нужно?- спросила я, стараясь заставить свой голос звучать как можно тверже. Призрак пожал плечами:
-Мне ничего…
Тут он взглянул куда-то за мою спину и его лицо помрачнело.
-…а вот ему – нужно что-то…
Меня охватил ужас сильнее прежнего и я с трудом заставила себя обернуться. У самой стены маячила красноватая фигурка. Она медленно подплыла ко мне, и я увидела искалеченного парня в мантии, которую носят все студенты в Академии. Он тихо завывал и тянул ко мне руки.
-Знаешь, девочка, на твоем месте я бы побежал,- услышала я несколько встревоженные голос первого призрака. Ноги подкосились, и я едва не рухнула на пол. Собрав все свои силы в кулак, я заставила себя сдвинуться с места, так как, ощутила на своем лице ледяные пальцы – искалеченный парень медленно провел рукой по моей щеке. Я кинулась бежать по коридору, и судя по завыванию позади меня, призрак кинулся за мной вдогонку.
-Куда я попала?! Мама, папа…СПАСИТЕ!!!- подумала я. Последнее слово вырвалось у меня из к горла и разнеслось по всему коридору. Ноги тяжелели от страха, но я продолжала бежать, ибо ясно ощущала тяжелое дыхание у себя за спиной. Призрак был все ближе и ближе. Я поняла, что, возможно я не смогу убежать, но что тогда ЭТО сделает со мной? Лучше об этом не думать! Я прибавила скорости и вот я уже почти у главного входа.
Тут из темного поворота, который я странным образом не видела, когда шла к колонному залу, вынырнула высокая темноволосая девушка в серой мантии. Я пронеслась мимо нее, лишь чудом избежав с ней столкновения, но призрак почему-то испуганно шарахнулся от нее и остановился в нескольких метрах от девушки. Тогда остановилась и я. Девушка вытянула перед собой руку и указала пальцем на призрака. Тот завыл и заметался, но почему-то ни стены, ни пол не пропускали его, пытающегося, как я поняла, улизнуть. Незнакомка прошептала какие-то слова, и с ее руки соскользнула едва заметная искорка и ударила призрака прямо в грудь. Он пошатнулся и с шипением растворился в воздухе, оставив после себя неприятный затхлый запах.
-Вот так все просто,- проговорила девушка, поворачиваясь ко мне. Я благодарно взглянула на нее и вдруг ощутила, что в глазах у меня все потемнело. Доброе лицо незнакомки куда-то исчезло, и последнее, что я почувствовала, это как она схватила меня за руку…

Франция. Марсель. 07 : 30. Плач доносился из трещины и Мишель приостановился. На мгновенье ему почудилось, что плачет Анж, но тут же сердце сдавило осознание того, что Анж уже никогда не заплачет и не засмеется. Мишель тряхнул головой, беря чувства под контроль..
-Эй, кто там?- крикнул он, наклонившись над краем трещины.
-Помогите!- позвал слабый, прерывающийся детский голосок.- Спасите! Моя мама умирает!
-Спокойно, малышка- Мишель примерил расстояние от паркинга до края трещины. Вернулся к мотоциклу, вытащил из рюкзака трос и прочно закрепил его на парковочном автомате. Потом стал медленно спускаться в трещину, потихоньку протравляя трос.
-Мама! Мамочка! Проснись!- снова заплакал ребенок. Мишель глянул вниз, держась за трос одной рукой, вытащил из кармашка на куртке мини-фонарик и посветил. Голубоватый луч выхватил перемазанное землей личико девочки и неподвижное тело женщины, лежащее на крыше застрявшей горизонтально машины. Вероятно, когда началась тряска и трещины стали разверзаться по всей трассе, машина рухнула внутрь.
-Как тебя зовут, детка?- ласково спросил Мишель, сползая на крышу и убеждаясь, что машина застряла прочно. Малышка вытерла слезы, приосанилась и гордо выдала:
-Анабелла де Форестье!
Мишель с трудом подавил нервный смешок.
-А я просто Мишель. Давно твоя мама так лежит?
-Она помогла мне вылезти сюда из машины и сама вылезла, когда машина стала двигаться. А потом… потом ей плохо стало- девочка зашмыгала носом. –У мамы диабет. А шприцы в машине. Но туда уже не залезешь.
Мишель кивнул, осторожно потрогав руку женщины. Гипогликемический шок убил несчастную как минимум за пару часов до его прихода. Он покачал головой.
-Давно вы тут сидите?
-Целую ночь- тихо сказала девочка- я звала на помощь, но только один раз сюда заглянул какой-то человек и сразу же убежал. Что с моей мамой?
-Прости, малышка- тихо сказал Мишель и тут же помотал головой. В конце концов не его вина в смерти бедняги. Девочка, видимо, подумала так же, потому что просто покорно кивнула и расплакалась. Мишель наклонился и поднял её на руки.
-Послушай меня, Анабелла…
-Белль!- голос девочки звучал глухо и прерывисто сквозь слёзы. -Мама всегда звала меня Белль.
-Хорошо, Белль. Тебе придется перебраться мне на спину и держаться покрепче, пока я вытащу нас. Хорошо?
Она снова кивнула. Мишель присел, помог ей забраться на спину и, убедившись, что она крепко держится, стал медленно карабкаться наверх. Двигаться приходилось медленно, земля всё время осыпалась и веревка скользила в руках. Несколько раз Мишель ощущал слабые толчки и сердце у него замирало от страха.
Наконец они оба оказались на поверхности. Мишель сел, прислонившись к парковочному счетчику, пока малышка бегала в опустевший магазинчик в двух шагах от них. Скоро она вернулась с пакетом, в котором лежали две бутылки питьевой воды и несколько бисквитов. Мишель благодарно улыбнулся и дрожащими пальцами отвинтил крышку с бутылки.
-А я тебя знаю!- с удивлением, к которому примешивался восторг, сказала девочка, присев рядом на обочину. –Я тебя видела в цирке! Ты был «летающим человеком»!
Мишель улыбнулся. Он и сам не ожидал, что наивный восторг малышки будет так приятен ему. Она села рядом, жуя бисквит и запивая его водой. Мишель взял один из пакета, распечатал и вонзил голодные зубы в пышную и мягкую сладость. И только потом вспомнил, что ничего не ел с тех пор, как потерял всю семью. То есть, уже около двух суток. Двое суток прошло с тех пор, как он увидел обгорелые развалины школы и отыскал обгорелое почти до неузнаваемости тело жены и обугленный трупик, который Эстель даже мертвая сжимала в объятиях. При мысли о них Мишель почувствовал, как его снова душат слёзы.
-У тебя тоже кто-то умер?- тихо спросила Белль. Мишель поперхнулся бисквитом и закашлялся.
-С чего ты взяла, маленькая?
-Может, я и маленькая, но я не дура. Ты смотришь на меня и плачешь. Значит, у тебя кто-то умер…-девочка подобралась поближе и положила ладошку на руку Мишеля. – Мама всегда говорила, что если тяжело и больно, то нужно поплакать и станет легче. Мне стало…
Мишель покачал головой, отвернувшись, чтобы вытереть слёзы.
-Нам надо идти, Белль.
-Куда?- безразлично спросила она. –Ничего не осталось. Когда мы с мамой уезжали, то я видела, как наш дом ушел под землю.
-Неважно. В городе оставаться нельзя- Мишель поднялся и помог встать девочке-, но прежде нужно набрать сколько можем еды.
В магазинчике оставалось не так уж много продуктов. Мародеры поработали на славу. Однако, им всё же удалось отыскать ещё бисквиты и воду. Мишель наполнил пакет и отнёс к мотоциклу, пока Белль отыскивала закатившиеся под стенды остатки. Но здесь его ждал неприятный сюрприз. Возле мотоцикла, направив на него здоровенную «дуру», стоял какой-то здоровяк.

…………

Танк брёл, пошатываясь от усталости и прижимая к себе неподвижное тело ребенка. Нога болела по-прежнему, но теперь он по крайней мере не боялся заражения. Девочка у него на руках тяжело дышала и поскуливала, словно побитый щенок. Всякий раз от этого жалкого звука у Танка сжималось сердце. Он держался за эту малышку, как утопающий хватается за соломинку. Он просто не мог потерять ещё и её.
Когда началась вся эта свистопляска, он как раз ехал за женой и сыновьями, которые решили сходить в развлекательный центр. На его глазах громадное здание из стекла и бетона просто ушло под землю. В следующую минуту сразу две машины врезались в его «шевроле». Нога оказалась зажата между педалью и просевшим передом. Его спас какой-то тощий флик, буквально выдернувший из окна машины перед тем, как его маленький «шевроле» рухнул в разверзшуюся трещину. Ступня оказалась распорота от голеностопа до самых пальцев, но это была цена его жизни. Танк сумел отойти от змеящихся повсюду трещин, хотя едва не попал под струю кипящего пара, ударившего из подземной трубы. Он и сам не понимал, как ему удалось остаться в живых среди всего этого безумия.
Несколько часов он бродил по разрушенному городу, ничего не осознавая, весь в плену душевной боли. Проходя мимо развалин какой-то школы, он услышал слабый детский плач и сумел извлечь из-под обломков двоих детей. Мальчика и девочку. Мальчик умер к исходу первого дня от ожогов и болевого шока. Девочка не пострадала от огня, но почти всё время была без сознания. К ночи первого дня у неё начался сильный жар. Танк сумел напоить её водой, в которую подмешал немного сиропа, найденного в развалинах аптеки. Это был жаропонижающий сироп для детей и Танк забрал все три флакона, которые сумел найти. Кроме того он смог разжиться бинтами и спиртом и перевязал наконец свою многострадальную ногу. Он не знал, куда идти, но стремился покинуть город. Он и сам бы не мог объяснить, почему.

Танк остановился, вслушавшись в странные звуки, приближающиеся со стороны площади. Девочка тревожно заворочалась у него на руках и захныкала. Танк покачал её, пытаясь успокоить. И тут увидел первого безумца, выбежавшего из-за угла. Это был очень высокий чернокожий мужчина в разорванном спортивном костюме. Он замер, глядя на Танка выпученными, мертвыми глазами и внезапно, вскинув голову, заревел. На его рев тут же откликнулись ещё несколько голосов. Танк отступил, цепенея от ужаса. Чернокожий великан неуклюже подпрыгнул и бросился к нему, вытягивая руки. Танк повернулся и побежал…


…………….

Мишель поднял руки.
-Пожалуйста, не стреляйте!
-Не буду, если не станешь делать глупости,- мужчина говорил с сильным арабским акцентом – давай сюда еду и проваливай!
Мишель протянул пакет.
-Эй, оставь его в покое!
Писклявый голосок из-за спины заставил Мишеля вздрогнуть. Он увидел, как на мгновение глаза громилы расширились.
-Твоя дочь?
-Теперь да - ответил Мишель, прижимая к себе испуганную девочку.
-Самир, сейчас же опусти пушку!
-Оставайся там, Суад!- крикнул громила.
-Опусти пушку!- из-за угла вышла высокая девушка в джинсах и свитере.
-Пожалуйста, не стреляйте!- попросил Мишель, отступая. –Берите мотоцикл, если хотите. Мы найдем другой.
Девушка подошла к громиле и положила ладонь на его руку. К удивлению Мишеля парень опустил пистолет.
-Извините моего брата- девушка подошла к Мишелю и грустно улыбнулась.- Он пытается вытащить нас из города прежде, чем снова начнутся толчки. Он не преступник, просто старается меня защитить. Я Суад. Его зовут Самир.
Мишель представился и представил девочку. Суад снова печально улыбнулась.
-Машина не проедет здесь. Единственный шанс- мотоцикл. Извините нас пожалуйста.
-Здесь неподалеку я видел мотоцикл- сказал Мишель. –Немного помятый. Но думаю, на ходу.
Верзила неуверенно топтался возле Мишелева «Харлея». Белль недружелюбно уставилась на него.
-Побудь пока здесь, детка- Мишель опустил её на землю- я сейчас вернусь.
-Я с тобой!- Белль крепко ухватилась за его куртку.
-Нет, ты останешься здесь!- Мишель поднял голову, глядя на девушку. – Мадемуазель, вы не откажетесь присмотреть за ней? Я приведу мотоцикл.
-Конечно!- кивнула девушка.
Мотоцикл лежал на боку. Слегка помятый, ободранный, но внутри плескалось топливо. Взревев движком, Мишель убедился, что машина вполне на ходу и аккуратно вырулил мотоцикл на тротуар. Краем глаза глянул в зеркало и вздрогнул. Удивительно, как Белль не испугалась его! Бледное, осунувшееся лицо, перемазанное землей и подсохшей кровью, впавшие щеки, мешки под глазами, черные змеи грязных волос, облепившие лоб. Мишель приостановился, стараясь хоть немного привести себя в нормальный вид. Как мог оттер грязь и кровь с лица, пригладил волосы.
-Вы в порядке?- окликнула его Суад.
Он поднял голову и увидел её на другой стороне дороги. Мишель поудобнее перехватил мотоцикл и вырулил между обломков и мертвых тел на тротуар.
-Вот и ваш транспорт! Думаю, вам подойдет…
Он не договорил. Из-за угла донеслись жуткие вопли, звуки выстрелов и отчаянный крик Белль.

-Спускайся, я нормальный!
Айна покачала головой, глядя сверху-вниз на большого парня в ветровке и джинсах. Обычный парень, блондин, симпатичный. Глаза чистые, голубые. А, была- не была!
-Спускаюсь!- сказала она, глядя вниз и пытаясь понять, как ей удалось залезть на это треклятое дерево. Веток внизу не наблюдалось, только голый ствол на уровне почти двух с половиной метров. Айна в ужасе застонала.
-Ты вообще как умудрилась туда залезть?- удивлялся парень, глядя на ствол. – Гнались за тобой что ли?
-В точку!- Айна глянула вниз, содрогнулась и, зажмурившись, стала сползать.
-Лучше прыгай, а я тебя поймаю!- посоветовал блондин.
-Ага, щазз…не, я уж лучше сама!
-Как знаешь!- парень уселся на бордюр и стал терпеливо ждать, любуясь на стройные ножки и бедра, мелькавшие из-под то и дело задирающейся юбки. Виды были прекрасны и действовали вдохновляюще. Он встал и подошел к дереву. Аккуратно обхватил бедра девушки ладонями и бережно снял её, поставив на землю.
Айна повернулась, отряхиваясь и разминая ноги, затекшие от долгого сидения в неудобной позе. Быстро оглядела блондинчика с головы до ног, пытливо заглянув в глаза и ища признаки безумия. Парень выглядел вполне дружелюбно.
-Я Айна!- представилась девушка.
-Олег- мирно кивнул блондин, пожимая протянутую руку-, и как ты не заразилась?
-Знаешь, я думаю, дело не в заразе!- Айна задумчиво посмотрела на него теперь уже снизу-вверх. –Нет…это не зараза… тут что-то совсем другое!
-Дети!- снова кивнул Олег. –Очень мало детей заразилось. Хотя почти постоянный контакт с взрослыми. Они ДОЛЖНЫ БЫЛИ заболеть.
-Да и взрослые не все- Айна попрыгала, разминая ноги. -Слушай, ты бы не мог отвернуться?
-Зачем?- не понял он.
-Ну, я почти пол-ночи провела на этом дереве! Мне надо отлить!
-Ооо!- Олег хмыкнул. –Хорошая идея, кстати! Ты иди вон за те кустики, а я пойду за дерево.
Спустя минуту раздалось журчание жидкости и два дружных вздоха облегчения.
-Я сама не знаю, как туда залезла!- поведал куст, не прекращая довольного журчания. –За мной погнался здоровенный такой мужик. Как я от страха не умерла, сама не знаю. Я ведь и бегаю-то хреново! А тут…
-Со страху и не то можно сотворить!- согласилось дерево. –Что собираешься делать?
-Думаю забрать племянника и делать ножки из города.
-Племянника?
-Ну да…я ведь за ним шла. Он мне позвонил, сказал, что маман его, сестра моя любимая, рехнулась и попыталась его убить. А он, бедненький, забаррикадировался в своей комнате.
-И больше не связывалась с ним?
-Мобильник потеряла!- грустно сообщил куст.

……………………

Влад поднял голову, пытаясь разглядеть приближающуюся фигуру. Левый глаз закрылся, правый функционировал с перебоями. Влад попытался отползти к стене, отодвинуться подальше от новой угрозы. Левая рука плохо подчинялась.
-Не бойтесь…- женский голос прозвучал почти жалобно- пожалуйста…я нормальная!
Безумия в голосе не было, только страх и напряжение. Но Влад поднял руку, автоматически заслоняясь от возможного удара.
-Вы ведь тоже нормальный!
Мягкие нежные руки коснулись его лица. Прикосновение причиняло боль, но было приятно. Тонкие пальцы ласкающими движениями убирали слипшиеся от крови волосы. Потом фигура исчезла и спустя какое-то время появилась снова.
-Потерпите- нежно сказала женщина- я смою кровь и грязь.
Левый глаз так и не открылся, но правый стал видеть намного лучше. Теперь Влад смог разглядеть тонкие черты лица и испуганные темные глаза. Длинные черные волосы спадали волнами на плечи. Ему показалось, что девушку эту он уже где-то видел.
-Мы знакомы?- тихо пробормотал он.
-Я работала в офисе этажом ниже- ответила брюнетка.
- Помогите встать - попросил он, тяжело опираясь о стол.
Она забросила его руку себе на шею и помогла ему подняться. Ноги подчинялись плохо, и Влад опустился в массивное кресло, откинувшись на спинку. Это незамысловатое движение отняло почти все силы.
-Спасибо- прошептал он, плывя по волнам забытья-…мне нужно чуток поспать…- и отключился.

…………………..

Гришка проснулся и какое-то время лежал с закрытыми глазами, надеясь, что всё, произошедшее было лишь кошмарным сном. Однако, звуки, доносящиеся из-за двери, свидетельствовали, что кошмар случился наяву. Григорий выкарабкался из-под кучи одеял и потер кулаками глаза.
Окно его комнаты выходило на улицу и он рискнул осторожно выглянуть, отодвинув жалюзи. Но тут же отпрянул, оцепенев от страха. С другой стороны к окну прижималась залитая кровью, кошмарная рожа. В глазах не было ничего человеческого. Раззявленный рот открывал обломки зубов. Человекоподобный монстр ещё шире распахнул рот и попытался укусить стеклопакет. Григорий отпрыгнул к самой двери, прижавшись спиной к диванно-компьютерной баррикаде.

Так решил король, а ты хоть об стенку убейся, ничего не изменить. Король захотел войны, вот тебе и война, король захотел жениться, вот тебе и жена. И всё бы ничего, но король не ты, а этот напыщенный индюк…
Не хочу банальности, но от неё никуда не деться. Я родился в Хейне. Родился и получил статус сына рыцаря. То бишь что меня ждет впереди уже решено. И окружающему миру глубоко наплевать поэт ли ты, либо артист, твоя судьба – жить для короля, биться за короля, умереть за короля… Всё просто. Наша жизнь проста. Она, как песочные часы, песчинкой за песчинкой, день за днем, сыплется вниз, в небытиё. А для чего? Да для того, чтобы то небытиё, куда она так стремительно неслась сделать былью, а жизнь, соответственно, опрокинуть в небытиё… Вот такой замкнутый круг. А для того, чтобы хоть немного его прервать, нужно сделать сына. Мой отец постарался. Собственно благодаря его стараниям вы слышите мой голос.
Рос я вполне обычным сыном рыцаря: на мой первый день рождения отец подарил мне деревянный меч, на второй кожаные доспехи, после он подарит мне клинок, жеребца, пса… Посредствам моего взросления я неплохо экипировался. Сейчас у меня белый конь (правда, левое ухо у него смоляное), старый меч отца, повидавший много крови, и доспехи, все в трещинах и заклепках. Что ж для начала неплохо, тем более, мне скоро исполняется девятнадцать, быть может, отец подгонит мне свои новенькие латы!
Каждый день я бился на мечах, обучался грамоте и танцам. И всё это оказало влияние на меня. Я хотел, если не спасти мир, то хотя бы прекрасную даму из пасти чудовища. Правда следует признать, что последнее намного приятнее, если конечно дама хороша собой.
День, когда отец привел меня в замок, когда я, пускай и нехотя, склонился перед короной, отпечатался в моем сердце. А все мои друзья шли на поклон в поисках невероятной чести, каждый ждал этого с детства, с того момента, как только начинал говорить. Отцы могли умереть от гордости, если их дети первым, что воспроизводят на свет, будет не мать, не отец, а король.
Из моих слов вы подумаете, что я противник власти. Это в какой-то мере и так, но я противник судьбы, противник неволи. Воспитанный рыцарскими романами, я видел себя, ни как королевского рыцаря, а свободного странствующего героя-одиночку. Наверное, все дело в чтении… А ведь отец часто говорил, что в то время, как я читаю всякую хрень, дети его друзей учат новые приемы.
Сейчас я у двора, успел завоевать почет, поймав воришку. Безумец, целуя королевскую кисть, пытался стащить перстень. То, что я натворил, мне ещё долго не давало покоя. Вору не отрубили голову, такой почет был ни к чему, его повесили, предварительно отрубив обе руки и вырвав язык. Вот такое жестокое время, нечего сказать. А ведь, если бы ни я, король точно бы лишился перстня. А дело все, конечно же, не в моей бдительности. Просто, когда толпа была поглощена рассматриванием великой особы, моё внимание было уделено простолюдину…
Сейчас я личный страж короля, его главный телохранитель и это только усилило мою ненависть. Я в любой момент мог вонзить ему в спину кинжал, отравить пищу, задушить. Но это бы ни к чему не привело. Люд, за исключением единиц влюблен в короля, восхищен им.
Вот такой я непростой человек, к сожалению добродушный, но способный ненавидеть. Меня самого обижает, что я расположен к разговору с людьми, которых недолюбливаю. Говорю с ними, интересуюсь, как жизнь, а к чему, не знаю. Но мне кажется, что я любим, любим даже теми, которых ненавижу. А в этом, несмотря на подлость всего, кроется моя сила…


Вчера Хейн и его жители пережили, наверное, самый жаркий день за последние века. Пекло так сильно, что на щитах можно было жарить яичницу. Дох скот и старики (да пусть меня простит всевышний за их отождествление). Король залез в подземелье со своими наложницами и заголившись обливался с водой. Я на радость был освобожден от службы намного ранее, чем обычно. Мне припомнилось местечко, где когда-то меня учил плавать отец и я тут же, не заезжая к матери отправился туда.
Озеро в переводе с древнего наречия называлось Кровью Королей. Название, если ссылаться на легенды, было получено после огромнейшего сражения. Зимой, когда озеро промерзло до дна, здесь в смертельной схватке столкнулись все племена, проживающие в округе. Легенда гласит о том, что крови было настолько много, что её тепла хватило на то, чтобы полностью растопить лед. Но, не смотря на легенду, вода в озере, было кристально чистой и потому как наше общество было чуждо купаниям, здесь практически никого не бывало.

…Берег начинался с пляжа. Узкая, метров пятьдесят, полоса песка. За ней начинался высокий, но не крутой берег, поросший камышом, кустами и травой. И вот по кромке этого берега шли укрепления. Сплошь, без единого зазора. Валы, частоколы, корзины с землёй, а в центре видимого участка – что-то вроде крошечного каменного форта с развивающимся над ним флагом. И где там прячется их береговая артиллерия – фиг поймёшь. А пляж нам предстоит преодолеть бегом, под огнём с этих самых укреплений… Но и до пляжа надо ещё добраться. Пляж не так прост, как кажется – волны бурлят вокруг установленных на мелководье деревянных, каменных и даже металлических заграждений – ежи, колья, ограды. Между ними с трудом сможет проскользнуть шлюпка, не то что десантный бот…
Наша флотилия выстроилась в линию вдоль участка высадки. Примерно в полутора километрах от берега – фрегаты и линкоры с забранными парусами и опущенными якорями. К ним жмутся шлюпки первой волны. Затем тяжёлые транспорты второй волны, а совсем далеко в море – транспорты третьей волны и патрулирующие тыл корветы.
Артподготовка началась минут сорок назад. То один, то другой корабль то и дело словно взрываются изнутри – их борта изрыгают столбы огня и белого дыма. Над вражескими позициями вздымаются фонтаны земли и щепок, но в ответ – ни единого выстрела. Я оценил разумные действия командира обороняющихся. Скорее всего, на этом участке нет тяжёлой артиллерии, только обычная полевая. Если они откроют огонь по флоту, то лишь демаскируют свои позиции. Нет, враг бережёт порох для десанта…
Наконец над линкорами взмывают определённые флаги, звучит горн… Поехали. Первая волна отваливает от бортов тяжёлых кораблей. Мириады шлюпок устремляются к берегу. Все бойцы первой группы – сапёры и штурмовики – сплошь штрафники и «тюремные роты». Почему? Да они же смертники! Шансов дожить до второй волны немного, а уж пережить бой – и того меньше. Когда до берега остаётся пятьсот метров, наконец, подаёт свой голос береговая артиллерия. Вся оборонительная линия взрывается белым дымом… Между шлюпками взлетают фонтаны воды, у меня на глазах одну разносит в щепки прямым попаданием. Ну вот, скоро вода у берега станет красной… Солдаты в синей форме начинают сыпаться в воду. Туда же летят инструменты сапёров… Штурмовики рвутся вперёд, залегают на песке, пытаются рыть себе укрытия в песке… Пушки обороняющихся говорят картечью. Картечь сечёт залёгших штурмовиков, работающих молотами, топорами, пилами и кусачками по пояс в воде сапёров. Штурмовики срывают непромокаемые чехлы из тюленьей кожи с мушкетов и вступают в перестрелку… Их поддерживают корабли. Но теперь стреляют реже, прицельно – чтобы не задеть своих, и потому, что враг раскрыл свои позиции.
Но вот рушится один деревянный «морской ёж», другой, падает огромный кол… Сапёрам удаётся проделать несколько узких проходов в сплошной полосе прибрежных заграждений. А значит, пришло время второй волны. Это мы. Вёсла ударяют по воде, и транспорты выходят из-под прикрытия боевых судов. Я наклоняюсь через перила надстройки и кричу своим ребятам:
- Приготовились! Сейчас начнётся! Проверили оружие и шнурки – не дай бог у кого развяжется!
Ребята смеются – на всех надеты высокие сапоги, и никаких шнурков на них, разумеется, нет.
Я снова смотрю на берег. Вражеская артиллерия перенесла огонь на нас, дав передышку первой волне. Штурмовикам удалось закрепиться на берегу, кое-где они даже подошли к самым укреплениям. Мне с моря лучше видны бреши, пробитые пушками линкоров, и я уже планирую, как мы будем двигаться. Ядро падает совсем близко и меня окатывает водой. Транспорт слева начинает крениться на правый борт, с него прыгают в воду… Не страшно, доплывут, тут уже близко. Вот почему морская пехота не носит доспехов – уж лучше быть осторожнее в бою, чем пытаться снять кирасу в воде, если корабль утонет или вас высадят раньше времени.
Толчок. Корабль уткнулся носом в берег. Откидываются носовые пандусы.
- Морская пехота - впер-р-р-ё-ёд!!!!

И мы идём…

Поуютней устраиваюсь на диване с обнимку с новогодним подарком. Тигренок такой хорошенький – на голове пушистая челочка и трогательный кармашек на животе! Обязательно оставлю его, можно будет повесить на вешалке в коридоре, когда конфеты закончатся. Жалко будет его выбросить – такой красивый. А пока посмотрю, ну-ка, что там, внутри? М-м-м… мои любимые конфетки – трюфеля, мишки, шоколадные карамельки, халва в шоколаде, батончик со сгущенкой! Как все здорово – вкусные конфеты под рукой и скоро начинаются каникулы. Обязательно поеду к бабушке. В деревне здорово – спи, сколько захочешь, бабушка пирожков напечет, буду кататься на санках, на лыжах! Раздолье, красота, подруга приедет…
Дзинь-дзинь-дзинь-дзинь-дзинь… - телефонная трель прерывает приятные мысли.
- Алло?
- Степан? – незнакомый дребезжащий старушечий голос, не здороваясь, начинает что-то требовать.
- Нет, это Аня.
- Что за Аня? Прекратите хулиганить! Где Степан?
- Вы ошиблись, здесь такой не живет.
- Это номер……..? - не сдается старушка
- Да, но Степан у нас не живет.
- С кем ты разговариваешь?- спрашивает из кухни мама, - дай-ка мне трубку.
- Вам кого?
- Вы ошиблись, всего доброго.
Мама кладет трубку и поворачивается ко мне.
- Давай, в следующий раз я подойду, странная какая-то женщина…
Следующий раз не заставил себя долго ждать. Телефонная трель раздалась сразу же за мамиными словами.
- Алло?
- Вы что-то перепутали.
- Да, номер такой, но Степан здесь не живет…
- Это какая-то ошибка, ничем не могу Вам помочь, всего доброго.
Мы переглянулись с мамой, всякое бывает, ну ошиблась старушка, ничего разберется во всем сама. Степан ей перезвонит и даст правильный номер своего телефона.
Иду с свою комнату. Тигренок ждет меня, прижавшись спинкой к дивану, рядом лежат, сверкая фантиками вкусные конфетки

Но сегодня, черт возьми, жарко, поэтому я не особо удивился, увидев дам, брызгающихся у берега. Дабы их не смущать я купался в сторонне. Жаре не удалось противостоять и озеру: вода была не прохладной, а неприятно теплой. Но все же лучше городской вони.. Зато, если опуститься на дно, можно было почувствовать живительный холодок.
Мною часто овладевали безумные мысли, безумные по своей дурноте. Купаясь в озере, я думал, что неплохо бы спасти мир и хорошенько подпустить воздуха, а если не выражаться обходными словечками, хорошенько пердануть. Глупо, но с мыслями ничего не поделать. Я спокойно держался на воде, иногда ложился на спину, периодически опускался на дно. Однако мои водные процедуры нарушил всплеск воды. Хорошенькая девушка решила меня испугать, и, если быть откровенным, ей это удалось.
-Ты, что делаешь? – признаться, парни, воспитанные мечом и боем чужды отношениям с девушками. И тут наша слабость. В то врем, как мы, мужчины, заливаемся краской при виде женских форм, и, вообще, слушая их речи, противоположный пол, не только не стесняется, хуже – они начинают нами манипулировать! Так случилось и со мной.
-Как, что разве ты не видишь? Я к тебе пристаю, - девушка ехидно улыбнулась и ещё раз брызнула в меня.
-Ну это же не культурно! – о Господи, какую я несу чушь.
-Ха-ха, стражник короля заговорил о культуре! А что культурно? Людей вешать? Тоже мне, - она развенулась и поплыла обратно к подругам.
-Постой, ты о чем? – так как она отплыла на значительное расстояние. Мне пришлось кричать.
-Будто не знаешь…

Неужели всем известно то обстоятельство, при котором я стал стражником короля? Простолюдинка, знакома с тем, о чем не знает и половина рыцарей… О боги, за что мне такие муки, да разве мне принесла удовольствие эта казнь? Нет! Неужели это непонятно?! Конечно же непонятно… Ведь ровным счетом все, как и мой отец, считают что я этим горжусь! Девушка этому пример…
Мне стало неестественно холодно, и это не вода. Это стыд, который растекся по всему телу. Все мои мысли, все идеи, разом перечеркнул поступок, достойный стражника, но не достойный убежденного человека. Да и любой на моём месте не придал бы значения словам девушки, но разве ей это известно? Кто вообще знает, какой я на самом деле? Да никто… А тогда к чему всё это. Может пора распрощаться с мальчишеством и жить, так, как подобает воину?
Да как же трудно быть человеком. Вот уродился бы птицей и летал среди облаков ничем не увлеченный. Тогда бы жил в своё удовольствие, тихо и спокойно. И так до смерти. Пусть случайной, пусть природной, но, умирая, я бы даже не понял, что ухожу. Мне бы только крылья… Спасти мир и хорошенько подпустить…

Всё, что произошло после, было ещё более неожиданно, чем явление девушки. Я только помню, как меня схватили за шею, а так же пронзительную, но кратковременную боль, которая прервала все мои возвышенные мечты…

***
-Имя, звание, быстро, - удар в спину, ещё один, что со мной происходит?
-Вы явно что-то путаете, я королевский страж… - удар, ещё удар, брань, удар.
-Путаешь, как раз таки ты, стражник. Ведь это ты отправил Руфуса на виселицу? Ты оставил троих детей без кормильца, а главное, отца?
-Мне жаль…
-Жаль?! Вот, какие вы на самом деле. Рыцари! Печетесь главным образом о своей шкуре, не более того!
-Нет, мне действительно очень жаль, и вы преспокойно можете меня убить, я сожалею о содеянном.
-Вы слышали? Он дал свое согласие на смерть. Я думаю неплохо бы его повесить, как, когда-то он повесил Руфуса. – отовсюду послышались одобрительные возгласы.
-Нет! Он не достоин смерти. Это только окажет ему честь. Как твое имя страж?
-Александр, - я узнал этот голос – та самая девушка на озере, видимо она позвала своих дружков.
-Ты не достоин такого благородного имени, и все-таки тебя оставят в живых, хотя бы потому, что мы не убийцы.
-Но, Линда, он убил твоего отца!
-Я сожалею о смерти отца, но вы все прекрасно знаете, на что он шел. А за храбрость иногда приходится платить, а этот лжерыцарь не причем, он только делал свою работу…
-Я, не я… я действительно сожалею и вообще… - после последовала ровно такая же кратковременная боль и я очнулся на озере, около своего скакуна.
Мне ещё долго не хотелось ехать домой. Место, куда я попал… Все происшедшие говорит о том, что я вовсе не одинок, что кроме меня, есть много людей, которым надоела королевская тирания. И, несмотря на унижения и издевательства, я был этому рад – я не одинок.

От глаз матери не удалось скрыть свежей ссадины на затылке, отмахнувшись на падение с лошади, я прошел в свою комнату, в надежде на крепкий и долгий сон. Но сна не последовала, всю ночь мне не давало покоя происшедшее со мной за последний день. Единственный день из всей моей жизни прошел не впустую. Я получил надежду и уверенность, что мои идеи разделены, разделены многими людьми. Всё же под утро заснуть удалось, да только толку от этого не прибавилось. Через полчаса я был пробужден вошедшей с кувшином молока матерью. Она постоянно приносила мне на завтрак молоко и оладьи. Приносила после того раза, когда я назвал этот завтрак восхитительным. Теперь я каждый день ем на завтрак оладьи, запивая их молоком, и мне никак не хватает совести сказать о том, что это порядком надоело…

Тут такое дело, даже не знаю с чего начать. Хотел заново переписать рассказ о торжествующей демократии в африканском племени Тумба-Юмба Гоп Цацы и выборах нового вождя, а открыл файл с рабочими набросками технологии сборки. А дальше по накатанной, быстро пробегаешься глазами по тексту: тут глаз зацепился, несуразность какая-то, здесь поправить или вообще удалить. Потом мысль плавно перешла на ошибки конструкторов, потом на недостатки самих конструкторов, как личностей. Потом идет перечисление всех предков конструкторов до пятого колена. Дальше понимаешь, что предки конструкторов, в общем-то, хорошие люди и ни в чем не виноваты. Просто конструкторами не рождаются, эти…. как бы они… ну, сами подберите определение этим… что бы печатно и культурно…. Короче, эти личности как-то сами воспитываются. И на семью и школу не спишешь. Математику учат все, а конструкторами становятся особо одаренные…. ну, если печатно выражаясь.
И тут я задумался. А по каким признакам вообще можно определить будущего конструктора, чтоб еще в детстве… что бы …. ну как бы… направить на путь истинный, это если мягко выражаясь.
Вот родился ребенок, и мы смотрим на него с надеждой. Это же наше будущее, возможно политик, может быть спортсмен, футболист по умолчанию, а если повезет, то и поп-звездой станет (на крайняк стоматолог). Организует родителям обеспеченную старость. Главное от учителей беречь, подцепит еще нищенскую зарплату, а это уже ничем не лечится. Эх, мечты, мечты. Но пока ребенок маленький, ничего гарантировать нельзя, можно только наблюдать.
И вот первая ласточка. Дите взяло в руки погремушку и начинает ей махать, как молотком. Само по себе это ничего не значит, ну, может скульптором станет, Церетели два. Конечно, перед людьми неудобно, но терпимо. И все-таки надо брать ребенка на особый контроль, может получиться инженер.
Дальше. Ребенок растет. И.... он в первый раз разобрал игрушку! Спокойно. Для паники время еще не пришло. Это может быть будущий вандал, как ни крути, а с металлолома белый хлебушек точно поимеет. А если игрушка типа кукла, то вообще можно снять ребенка с контроля. Явно скрытый врач.
Но вот ребенок пытается собрать разобранную машинку. Родители!!! Ахтунг!!! Вы упустили момент. Теперь только порка поможет вернуть чадо на путь истинный. В монахи, например, собирать разобранные души. Если же ребенок собрал машинку, и она НЕ ПОЕХАЛА… Все! Опоздали. Готовый инженер. Он же не остановится, он же будет ковыряться, он же заставит ее летать, хотя надо, что бы ехала. Вот из-за таких инженеров у нас подводные лодки летают, а холодильники размораживают продукты.
Что! Уважаемые родители, допрыгались! Футболиста-то уже не получится. Там кроме ворот и мяча разобрать-то нечего. И остается вам только одна надежда, что ребенок когда-нибудь станет настоящим инженером-конструктором и станет среднестатистическим обывателем. Но это произойдет, если вообще произойдет, только через 30 лет конструкторской деятельности. Долго? А сами виноваты. Зачем ребенку погремушку дали, теперь расхлебывайте.

И все-таки, а как формировалась личность инженера. Так сказать, взгляд изнутри. Попробуем описать ключевые этапы, в помощь родителям. Что бы хоть они понимали, что у такого ребенка твориться в голове. Что б знали врага в лицо. Что б потом не могли отмазаться, мол, мы не знали. Теперь будете знать! И за все держать ответ.... И нам виноватых легче искать.
Итак, кратко опишем этапы становления инженера:
1. Ой, погремушка! А ведь ей можно махать
2. Мало махать, ей же можно по чему-то ударить
3. И даже забить
4. Не хочу куклу, дайте машину она катается и там что-то жужжит
5. Интересно, а что там внутри
6. Сколько деталей
7. А как обратно все собрать
8. Что-то много лишнего осталось и не работает, и не жужжит
9. А что же там жужжало?
10. Ага, жужжало вот это, это лишнее, это сюда прикрутим. (Один из самых опасных этапов развития, держать на контроле, так как потом может появиться этап номер 14)
11. Я не виноват. Оно само. Я больше не буду. (Здесь небольшое пояснение. На этом этапе, будущий конструктор начинает оттачивать способность ухода от наказания и заметание следов).
12. Интересно, а почему жужжало?
13. Нет, третий закон термодинамики здесь не работает
14. Зато, если в эту конструкцию добавить вот эту большую жужжалку, то она кА-а-ак! (вот так вот, от погремушки до водородной бомбы 13 этапов)
15. Интересный эффект, она кА-а-ак, и все равно не работает (поэтому человечество еще живет)
16. Надо бы собрать, как было (вот поэтому человечество выживает как вид)
17. Фу-у-у, заработало.
18. Делаем выводы: работает - не лезь. (Этот этап наступает как раз к 30 годам конструкторской деятельности)
После 18 пункта вообще-то должен наступить золотой век в истории человечества, но как назло, нерадивые родители опять упустят момент в воспитании. И у нас снова кто-то удивится: Ой, погремушка!

Посвящается А.А.С. (Б.К.СН.)



Комната в старом доме. Подоконник, который так любил кот. Два окошка на сарай, тусклый свет старого фонаря, толстые трубы-батареи и вечный спутник – банка «Ягуара». Вторая за этот вечер.
Она сидела одна. По комнате стелился дым от сигарет, затяжки разбавлялись очередным глотком из противной чёрно-красной банки.
Когда-то она не была одинока. Была любима. Были друзья, было любимое дело. Были те, кем она дорожила, и те, кто дорожил ею.
Сейчас всё изменилось. Сейчас она была наедине с собой.

Они приходили и уходили. Она упивалась своим успехом.
Она не считала их. Не смотрела на их чувства, боялась смотреть им в глаза – было стыдно врать и знать, что из-за неё в этих глазах навсегда поселится боль. Потом появился один, который сильно изменил её жизнь. Ему было на всё плевать – шёл жизни на перекор, ломал все стереотипы, менял жизнь так, чтобы удобно было ему. И ей.
Она училась. Училась не боятся, училась смотреть в глаза и видеть людей насквозь, как и он. Он был счастлив. Они жили на пачке бульонных кубиков и трёх буханках хлеба две недели, хохотали над выкрутасами любимого кота, с усмешкой относились к слухам про них и строили своё счастье – так, по крайней мере, считал он.
Она научилась всему, что он мог научить – и ушла. Он? Она не знала, что с ним и где он. Она нашла себе другого и была опять «счастлива».
Теперь она врала, глядя в глаза. Распускала слухи про друзей, изгоняла невинными словами неугодных ей людей, способных показать остальным, кто она на самом деле – и всё с невинными глазами и милым голоском.
Время шло. Кроме постоянного парня были «периодические», в компании все так же считали её «святой наивностью», все ей верили… И она заскучала. Ей захотелось замуж.
Её парень со свадьбой не спешил, и она решила «дать встряску».
Её подруга тяжело заболела. Узнав о болезни, эта «весёлая девушка» начала симулировать то же самое. Её все начали жалеть – и она снова оказалась в центре внимания. Через некоторое время внимание ослабло – и она снова «заболела». На этот раз раком лёгких. Потом раком крови. Потом ещё чем-то. Потом у неё случились «выкидыши», прошедшие прямо-таки пулемётной очередью.
Её парень это оценил. Наобещал золотых гор. Она поверила, ушла – но не дождалась. И устроила с тем, кто её любил свадьбу по обряду его веры. Они стали парой перед его богами, он сделал ей предложение, просил её руки у её матери… но это её не остановило. Она предала его, нарушила клятву и ушла.
Мотания от одного к другому продолжались два месяца. Одному было обидно, что увели его девушку, второй её любил и давал всё, что мог – но ей было мало.
Она попросила неделю на раздумья. Оба дали слово, что не появятся у неё до её звонка, и когда появятся, то придут оба. Тот, который лучше обеспечивал, нарушил слово.
Она осталась с тем, кто её лучше обеспечивал. Второй ушёл из её жизни, дав слово её парню, что он не будет с ней общаться.
А первый так и не спешил вести её в загс.
Через три месяца после последнего расставания она увидела в интернете его фотографию с другой девушкой. Стало обидно. Она откоментировала записи в его дневнике, накидала песню, посвящённую ему – обычно именно так она «подготавливала» «жертву» к тому, чтобы приблизить его к себе, «давила» на ностальгию и воспоминания. Через неделю она набрала его номер.
- Не отвлекаю?
- Нет.
- Я соскучилась по тебе. Давай встретимся
- Я дал твоему парню слово. Пускай он позвонит мне и подтвердит, что он не против этой встречи.
- Да я не прошу чего-то… экстраординарного. Просто по-дружески увидится.
- Я сказал, когда мы сможем увидеться.
- Да хватит тебе что ли.
- В отличии от вас двоих, я умею держать слово.
- А мы будто не умеем.
- Не умеете. Вспомни свои клятвы и его обещания. Я и остаюсь человеком, а не тварью и не куклой, потому что моё слово крепче стали.
- Ну я же просто пообщаться.
- Знаю я твоё «пообщаться». Проходили.
- Тогда спокойной ночи… прости, что побеспокоила.
Она пошла в магазин, купила банку любимого пойла и пачку сигарет.
«Я продолжаю писать тебе стихи и песни… Просто хотела увидеть тебя, услышать не по телефону, услышать твоё сердце, его даже через трубку слышно… Мне нужно тебя увидеть, нужно. Я как наркоман. Стыдно. Я готова отдать свою жизнь чтобы ещё раз увидеть тебя. Я это осознательно прошу. Давай встретимся». Она допечатала смс, отправила его и открыла банку. Гадкая розовая дрянь потекла в желудок.
«Сейчас прочтёт, прибежит… Он МОЙ, и от меня он никуда не денется…». Раздался звонок. Она с улыбкой стряхнула пепел и взяла трубку.
- Да?
- У тебя есть парень, достойный именно тебя. У меня есть девушка, с которой я счастлив. Я не нарушаю слово, которое дал кому-то, будь то друг или враг. Ты мне не друг, не враг, не сестра и тем более не любимая девушка. Ты всего лишь очередное воспоминание. Ты мне НИКТО. Я знаю, ты злишься, когда это слышишь – но это не для того, чтобы тебя разозлить, это – факт. Проваливай из моей жизни и больше в ней не появляйся.
Неожиданно в динамике раздался тяжёлый металл, и связь оборвалась.
По её лицу пробежала слеза. Вполне возможно, первая настоящая слеза за долгое время, чистая и искренняя, как у младенца. У ребёнка отняли игрушку. Отняли навсегда.
«Растворитель желудка» кончился. Она опять пошла в магазин.

Вторая банка закончилась, а обида не уходила. Из сумки приветливо блестела третья.
Она улыбнулась. Да, один из тех, кто её по-настоящему любил, ушёл навсегда. Но такие истории уже были в её жизни, да и впереди далеко не одна такая…
А пока? А пока жить за счёт чужой жалости, пить, забывать про учёбу, забывать о матери, которая понимает, к чему катится её дочь.
Жить чужой жалостью и без сочувствия к кому-либо.
Она пролистала список номеров в телефоне. «Ага, Таксисит… А что со мной?..» Она увидела третью банку. «Сердце заболит… Вот и идея!»
- Привет, я соскучилась…
14.12.2009