"Ветер в море гонит песню,
А весёлая гроза,
Небесами смотрит в землю,
А землёю в небеса."

(с) Полынь

Мужа скалкой гонит в полночь
Осерчавшая жена -
Я тебе припомню, сволочь!
Щас получишь ты сполна!

Сколько лет тебя терпела,
Сколько мучалась с тобой.
Я с тобою поседела,
Кто, скажи мне, ты такой?!

Вот земля смешалась с небом!
Кувырком пустился вскачь -
Муж бежит остервенело.
Раздаётся громкий плач.

Отоспится, пыхнет утром
Свой замшелый беломор.
И с женой, что очень круто
Зачинает разговор.

Разлюбезная Марина,
Мой возлюбленный палач.
Что ж ты сделала скотина,
До тебя я был лихач...

Пять минут - туда-обратно!
За баранку - и вперёд!
Пассажирам-то приятно!
Догоняют пароход!

Отвозил я их на пристань -
За спасибо, за глаза -
Как сказал бы Охлобыстин,
"С кем я жизнь свою связал!?"

Но, нечаянно, случайно,
Пересекся я с тобой.
И прилюдно, а не тайно
Приударил за Лозой:

Он твердит: "Послушай, паря,
Ты на бабу не серчай.
Это всё она случайно.
Слушай бро... не не_р_в_ни_чай"!.

Подогнать по размеру первый катрен - а то строчкам всё больше не хватает места на бумаге.

Ну и по мелочи:
"Им же" - ножом?

Единственный момент, где отсутствует рифма.

Чу!!!
Идут!
Вот, вражье племя!
Извести б чужое семя,
Да нельзя.
Здесь в кустах сидят ребята,
Все - разведчики, солдаты,
Все - друзья.
А напротив,
По дороге,
Истоптав в походах ноги,
Враг - рекой.
Он силён могучей злобой,
Хищный, страшный, узколобый.
Он такой!
С ним не справится без боя,
Да и нет ещё героя.
Не рождён!
Командир послал разведку:
Знают лес,
Стреляют метко
И, не зная в реке брода,
Не полезут сразу в воду,
На рожон.
Прёт фашист напропалую.
Кровь людскую, кровь живую
Жадно пьёт.
Пушки, танки, самолёты
И колоннами - пехота
Густо прёт.
Но сидят в кустах солдаты,
А вокруг пылают хаты,
Города.
Жар июля,
Сорок первый,
Год сражений самых первых
Шёл тогда.
Впереди - четыре года,
Раны, смерти и невзгоды.
Ох, война!
Отступленье, оборона,
Вместо свадьбы - похоронка
Да беда.
Но в Берлине, в сорок пятом,
Эти самые солдаты
Вступят в бой.
Кто не лёг в кровавой бойне,
Расплатясь горячей кровью,
Тот - живой...

Смотрел сейчас прогноз погоды.
Совсем пропало солнце за туманами.
Весна нейдет, но пролетают годы,
В которых было солнце, тучи, были пьяны мы.

Сейчас сижу один, вокруг лишь стены,
Лишь желтый отсвет от обычной люстры.
Сижу один, заложник своей тени,
Своей усталости и беспричинной грусти.

Ты где-то там, на расстоянии проезда,
Шестнадцать дал рублей, езжай и не смотри на лица!..
Но это завтра, а до завтра – бездна,
Часов двенадцать. Словно до столицы.

Как масло режет волны "Громобой".
С высоким носом, ладный, статный.
Своих товарищей ведёт на бой,
На страшный бой, на подвиг ратный.

За ним «Россия», старшая сестра,
Как в юности своей сильна, красива.
Одела в серое покатые борта.
Вся в брызгах, как морская дива.

Последним «Рюрик». Коего прозвали
Матросы «старым дедушкой» не зря:
Он бороздил моря под парусами,
Жизнь повидал и дальние края.

Хоть одряхлел корабль, но на нём
Из труб не валит дым, лишь только,
Дрожит, как над бушующим огнём
Горячий воздух, раскалённый в топках.

А где-то там, у дальних берегов,
Что пребывают в утренним покое,
Кипит вода от взрывов и винтов -
Сошлись эскадры в Жёлтом море.

Там корабли ведут жестокий бой,
Ударами друг друга осыпают.
Подбитые горят, ломают строй,
На дне морском навеки засыпают.

* * *

Спешат к своим на встречу крейсера
Всю ночь. И с первыми лучами,
В прозрачной дымке раннего утра
Эскадру Камимуры повстречали

Их вдвое больше? Некогда считать!
Свистать наверх! Добавить пару!
Уж коль настало время умирать,
Умрём, отечеству во славу.

Грохочет залп, японцы отвечают,
Горит «Ивате», на «Адзуме» дым.
Иессену сигнальщик сообщает:
«На «Рюрике» сигналят: «мы горим»

Отстал старик, не в силах он угнаться
За беспощадным боем молодых
Кормою начал в воду зарываться,
Руль повреждён, гром канонады стих.

Как вороньё, что чует запах смерти
И не боится больше раненого льва,
Японцы наседают всё усердней
Торопятся скорее разорвать

Бушует пламя всюду. Пожирает
Оно людей. Кто не погиб - сгорит.
Иллюминаторы, как свечи тают,
Забортная вода на палубе кипит.

Артиллеристы из подбитых пушек
Ведут огонь в проклятого врага
Одно желание терзает души -
Подольше продержаться на ногах.

* * *

Флаг на корме трепещет как и прежде
Но не видны уже товарищи во мгле.
Матросы «Рюрика», оставивши надежду,
Решили погибать на корабле.

Взорвать нельзя — шнуры в огне сгорели,
И по отсекам пролетает громкий крик:
«Открыть кингстоны, братцы! Поскорее!
Не будет кланяться японцам наш старик!»

И вот в отсеках зашумело море.
Со страшным свистом гасит в топках жар.
Бурлит вода в каютах, в коридорах,
И быстро тушит обезумевший пожар.

В пучину волн проваливался крейсер.
Убитых, раненых он забирал с собой.
Теперь они навеки будут вместе,
На дне последний обретут покой.

А те матросы, что остались живы
И всё ещё держались на плаву,
«Ура!» кричали, сколько было силы,
Роняя слёзы в мутную волну.

Когда корабль поглотило море,
«Прошай, наш дедушка!» кричали моряки.
К японцам обращали свои взоры
И в ярости сжимали кулаки.

* * *

В порту Владивостока, на причале
Ты побывай. Увидишь длинный рейд,
Где волны ласково баюкают, качают
Ряды могучих, грозных кораблей

Посмотришь, как учения проходят,
А если повезёт, увидишь сам,
Как корабли из гавани выходят,
Воздев как руки, мачты к небесам.

Послушай ветер, что играет гюйсом
И как шуршит волна о серый борт,
А после, вспомни славных, русских,
Тех моряков, что не вернулись в порт.