Жил был робот.
Но он скорее не жил, а существовал.
Этот робот был построен в Челябинске, и относился к модели Р7. Но при сборке его была допущена оплошность – и один из контактов в нём закоротило. Это повлияло на весь электронный мозг, постепенно выводя его из себя.
Но при отсеивании брака на заводе – на это не обратили внимание, и этот робот пошёл на продажу, как и все остальные.
Был 2032 год и среди зажиточных россиян пошла мода покупать железяки. Поддался моде и Степан Федорович, решивший купить в дом такую забавную игрушку. Торговый центр, в который он зашёл, находился возле Челябиснкого Механического завода – именно здесь создавали и продавали рядом роботов различных конструкций и типов.
В зале робототехники рядами стояли недавно доставленные роботы Р11, Р10 и Р9 – и они блестели крашенными корпусами и чем-то напоминали дешёвых трансформеров. Более ранние модели, Р8 и Р7 – были хромированными и отличались большей кубичностью.
Степан Федорович подошёл к Р11 «Самурай» и глянул на ценник – 1 млн. 200 тысяч рублей.
«Ого, опять завышают цены»
К нему подошёл продавец-консультант и спросил:
- Вам чем ни будь помочь?
Степан Федорович отвлёкся от раздумий и ответил:
- Нет, я пока приглядываюсь.
Продавец-консультант, миловидная девушка 26 лет ответила:
- О, хорошо, если нужно – могу помочь советом – я всегда рядом.
Степан Федорович только кивнул в ответ и посмотрел, как она удаляется, и пошёл дальше смотреть роботов, смотря на их ценники:
Р11 «Самурай» - 1.200.000 Р
Р10 «Риттер» - 1.000.000 Р
Р9.9 – 900.000 Р
Р9.5 – 800.000 Р
Р9 – 700.000 Р
Р8.5 – 600.000 Р
Р8 «Богатырь» - 500.000 Р
Р7.9 – 400.000 Р
Р7.5 – 300.000 Р
Р7 – 200.000 Р
Р6.66 – 170.000 Р
Р6 – 150.000 Р
Р5 – 120.000 Р
Степан Федорович недолго выбирал и решил купить что-то среднее, а именно, робота Р7. Через полчаса, заполнив все бумаги и погрузив робота в кузов своей машины, Степан Федорович поехал обратно к себе домой – в Копейск.

- Пойми: когда ты узнаешь принцип устройства этого мира - тебе сразу захочется его переделать по своему усмотрению...
- И чё?
- Вот. "И чё?" - в этом весь ты... Ты захочешь перестроить его прямо здесь, на этой планете...
- Ну и чё? Проблемы какие-то?
- Проблемы? Разумеется, они будут. Причем - не только у тебя, потому что масштабы этой планеты не позволяют "переделывать миры по своему усмотрению". Понял?
- Не совсем...
- Потому что тебе это не интересно... Химические реакции в твоём организме мешают... "Завязывай", как говорят у вас, с алкоголем, никотином...
- А что останется?
- Будущее. Лучшее будущее - для тебя и твоих потомков.
- Потомков? Ты про детей?
- Да, про них...
- Я пью двадцать лет, курю столько же... Я - алкоголик со стажем... Представляю, какие у меня родятся "дети"...
- Я помогу тебе избавиться от зависимости - это изменит твою ДНК. Усовершенствует её, очистит, так сказать...
- Слушай.. а вот откуда ты взялся? Может тебя и нет вообще? И ты - очередная "белочка"?
- Нет. Я твой - потомок. Мы нашли звено цепи в своей ДНК, которое не позволяет нам стать лучше - и решили его исправить. Был вариант - удалить, но я убедил своих не делать этого.
- Удалить - в смысле "убить"?
- Да...
Совок, он же - Савелий, раскрыл рот, чтобы задать очередной вопрос, но передумал и замолчал. Его рука потянулась к пачке сигарет, лежащей на столе. Глядя на своего странного собеседника - чистого, опрятного, что никак не вязалось с интерьером его, Саввы, убогой квартиры - Совок подхватил пачку "Мальборо", с хрустом смял её в кулаке и, для уверенности разорвав пополам, не глядя бросил за окно.
- Дальше что?
Гость открыл свой портфель, достал толстую пачку купюр местной валюты и молча положил её на стол.
- Это - на расходы. Клетки твоего организма можно очистить довольно быстро, но вот с психикой придётся повозиться: образ жизни накладывает самый сильный отпечаток. А стирать тебе память я не вижу смысла: после этого тебя, как личности - не станет. Поэтому будем... наполнять твою душу благородством, так сказать.
Савва хмуро улыбнулся:
- Ежели ты не соврал мне и ты мой родственник, тогда ты для себя стараешься.
- Именно из этих соображений я и исхожу...
- Звать-то тебя как?
- Денис... - представился гость. - Денис Савельевич, если быть точным.
- Надо же... "Савельич"... - Совок в который раз жадно посмотрел на пачку денег, поборов дикое искушение схватить её - и убежать в соседнюю комнату. - Чё дальше, Денис Савельич?
Гость вновь открыл портфель и поставил на стол пузырёк в какой-то мутной жидкостью.
- Пей, - коротко сказал он.
Савву вдруг прошиб холодный пот, но он, сердясь на себя, решительно схватил пузырёк, свинтил крышку и быстро опрокинул содержимое внутрь себя.
- Прощай, Совок, - Денис вдруг хищно ухмыльнулся, кожа на лице его треснула, обнажив гнилое мясо, клубок щупалец вырвался откуда-то из-за спины и гость превратился в кошмарное создание.
- А ну, ша! - Савва перехватил крепкой рукой одну из его конечностей, крякнул, чуть поморщившись, и, упершись в склизкое тело пришельца ногами, оторвал щупальце.
Пришелец завизжал, разбрызгивая бурую слизь, и бросился на Совка, но Савва мощными ударами рук и ног в пять секунд превратил его в нечто, напоминающее растаявшее желе.
- Да я таких, как ты, ещё в шестьдесят четвёртом на Тихом океане сетью ловил - и на камбуз сдавал, когда у нас со жратвой было туго! - презрительно улыбнувшись сказал Совок.
Затем алкоголик достал из кармана своих спортивных штанов ампулу с инъектором и вколол содержимое в "желеобразного" визитёра. Бурое тело последнего несколько раз конвульсивно изогнулось и, став вдруг бледно-розового цвета, застыло, будто окаменело.
Савелий удовлетворённо кивнул и, взяв с кухонной полки мобильный телефон, набрал номер своей начальницы:
- Мань... привет... да, есть один... Нет, не "сиплый"... Осьминог... Я его малость помял... Буйный он... Да, выпил... Нет, не просочилось, всё в контейнере, иначе я бы сейчас с тобой не разговаривал... Они, по-прежнему, собирают информацию и вселяются в людей... У них там ,что - проблемы с жилплощадью, что ли? Хорошо... Жду ребят, - и старший оперуполномоченный по контактам седьмого уровня подполковник Ребров Савелий Сергеевич посмотрел в окно.
Где-то там бродят пришельцы...

Глава 1. Тихая гавань

Не-человек стоял на склоне, покрытом высокой ярко-ярко зеленой травой. И не ангел, хоть и росли из его спины два белых крыла, каждое длинной почти вдвое длиннее его же руки. И на первого и на второго он был похож, но не более чем женщина на мужчину или ребенок на взрослого.
Отличала его, в первую очередь, шевелюра, а если же быть точнее – грива. Да, грива, подобная львиной, только ухоженная – аккуратно выстриженная и причесанная. И белая. Белее даже, чем его крылья. Лицо его было строго очерчено: снизу – линией изгиба подбородка, сверху – надбровной дугой, по бокам – скулами. Все остальное было скрыто волосами. Еще одной отличительной чертой были брови – узкие, плавно изогнутые, они имели нежно-голубой цвет, близкий к бирюзовому. В довершение ко всему ростом он был высок, а телом силен.
Этот не-человек называл себя Луцианом, хотя при рождении ему, вероятно, было дано другое имя. Но он его не знал.
С того места, где он стоял, открывался потрясающий вид, но Луциану было не до любования – он ждал. Именно в этом месте должна была состояться встреча. Правда, не-человек не знал, с кем ему предстоит встретиться, но что-то подсказывало ему, что это важно.
Накануне это место приснилось ему во сне. Он бы и не придал этому значения, не проснись он оттого, что его ладонь клевала птица. Открыв глаза и приподняв голову, он увидел ворону. Птица, поняв, что он проснулся, перестала клевать его руку и посмотрела ему в глаза. Очень осознанно посмотрела. Несколько секунд они изучали друг друга пристальными взглядами, а затем птица выдала совершенно неожиданную для Луциана вещь – она заговорила.
- Дуб, который ты видел во сне, - проскрежетала ворона, - Прибудешь туда завтра на закате солнца. Кое-кто хочет с тобой потолковать.
И не дав Луциану опомниться, улетела.
Сначала Луциан подумал, что начал сходить с ума от одиночества – ведь он ни с кем не разговаривал вот уже несколько лет. «Ведь такого не бывает!» - думал не-человек. Вороны не разговаривают. Да и не видел он в этих местах ни одной ворон. Ни одной.
В общем, явление было неправдоподобным. Но ведь, если подумать, он и сам был явлением неправдоподобным. Да и жизнь его не похожа была на правду. «Одно сплошное неправдоподобное недоразумение!» - усмехнулся он про себя.
В том мире, где он жил раньше, его называли уродом. В этом мире никто никак его не называет – просто потому, что рядом никто нет. Он – недоразумение, не меньшее, чем эта птица. А потому он решил поверить в ее существование – тем более что ранки на руке были вполне осязаемые.
В то время он жил в доме на дереве, который сам же и построил. Далось это Луциану достаточно тяжело – ведь у него не было инструментов, и он не имел абсолютно никаких познаний в строительстве. Однако же желание было сильнее препятствий, тем более что Луциан обладал некоторыми способностями, кои вы отнесли бы к разряду к разряду сверхъестественных. Ну а нужные знания принесет опыт.
Инструменты он добыл с помощью волшебства – это оказалось нелегко и получилось далеко не с первой попытки. Поначалу вместо необходимых предметов у него получались бесформенные куски металла, а то и вовсе льда или дерева. Но Луциан проявил настойчивость и добился желаемого результата, хоть и через несколько недель.
Потом он перешел непосредственно к строительству. В этот процесс он тоже пытался внедрить свои способности. Где-то это получалось, где-то не очень – в конце концов, одно дело иметь талант и совсем другое – владеть им. Луциан плохо владел своим талантом, но он учился. Методом проб и ошибок он постигал свой дар, и тот постепенно, с неохотой, но все же поддавался не-человеку.
В общем, на постройку этого дома у Луциана ушло много месяцев. Благо, там, где он жил не было зимы, и он не нуждался в теплом жилище. Большинство дней были солнечными, и лишь изредка выпадал дожди. Однако если выпадали, то сразу мощным потоком – будто в небе лопнул гигантский резиновый пузырь, наполненный водой. И лился этот дождь целый день, а то и два дня подряд.
Здесь не было людей или каких-либо еще разумных существ, и, тем не менее, Луциан одинок не был. Его друзьями были представители местной фауны – она, кстати, не сильно отличалась от той, что была в его родном мире. Зайцы, еноты, ежи и белки – все любили его. Даже хищные звери – медведи, медведи, волки и рыси дружили с не-человеком, даже делились с ним добычей. Луциан, хоть и любил зверей, так же как и они его, вегетарианцем не был.
Когда-то он, конечно, думал, что это жестоко – есть животных. Но однажды не-человек подумал: «Ведь едят же животные друг друга, и никто не считает это жестоким – ведь это заложено в их природе. Разве рысь хуже зайца или белки, которыми она питается? Конечно, нет. Она такая же часть этого мира, как и все остальные живые существа. И у нее тоже есть детеныши, которых она любит и за которых готова умереть» Позже Луциан даже пришел к выводу, что некоторые хищники даже лучше некоторых травоядных. Когда-то, еще в том мире он слышал про травоядное животное, которое носит детеныша в сумке на брюхе. И оно, это животное, могло отдать своего детеныша на растерзание хищникам. Ни одна рысь, волчица или медведица никогда не поступит подобным образом – скорее она умрет сам. Ну и кто из них добрее?
В общем, Луциан с благодарностью принимал дары своих хищных друзей. Кстати, не только хищники делали ему подношения, но и травоядные, только они приносили ему другую еду – ту, которую если сами. Белки, например, делились с ним орехами и грибами. Конечно, делали они это не просо так, а в благодарность. Луциан часто помогал зверям, используя свой дар – он врачевал их и их детей.
Не-человек излечивал раны, исцелял от хвори, даже принимал роды у самок – и хищных и нехищных. Это, как ни странно, у него получалось куда лучше и легче, нежели строительство дома. «Наверное, потому, думал не-человек, - Что здоровье – естественное состояние организма, и именно к нему он всегда стремится»
Среди всех лесных обитателей у него был любимец – бельчонок, которого он называл Боб. Он почти постоянно был вместе с Луцианом, даже дупло себе устроил на том же дереве, где не-человек соорудил свой дом. Семьи у Боба почему-то не было. Или, может быть, его семьей был, и больше бельчонку никто не был нужен.
И сейчас Боб тоже был с ним. Он сидел на плече у Луциана, который, в свою очередь, стоял под одиноким дубом и взирал на бесконечные леса, что лежали под склоном. Бельчонок, как ни в чем не бывало, грыз желуди, в обилии растущие на ветвях того самого дуба. С первого взгляда могло показаться, что Боб чувствует себя вполне комфортно, но Луциан знал, что такой жор на него нападает, только когда он нервничает. Видать, бельчонку передалось волнение не-человека. А что заставляло волноваться самого Луциана? Вероятно, интуиция, без устали твердящая, что сегодня период одиночества в его жизни закончится, хочет он того или нет.
***
Закат – он всегда разный. Порой долгий, почти как сам день, а порой быстрый. То нежно-розовый или сиреневый или сиреневый, то просто грязно-желтый. Луциан еще ни разу не видел двух одинаковых закатов и готов был биться об заклад, что никогда не увидит.
И, тем не менее, этот закат был особенным – бледно-алый, раскинувшийся почти на все небо, он держался очень долго, но когда пришло-таки время уходить, он исчез в одну минуту, будто кто-то одним решительным движением смыл его с небесной глади, и наступили сумерки.
Едва последний луч солнца ушел за горизонт, Луциан услышал громкое карканье и его эхо, пронизывающее воздух своим звучанием. Приблизительно через минуту к Луциану подлетела та самая ворона, которая принесла ему приглашение. Ворона уселась на одну из ветвей дуба, напротив лица Луциана, бросила безразличный взгляд на Боба и, повернувшись к не-человеку, молвила:
- Мой хозяин уже в пути. Он послал меня вперед, чтобы ты не ушел раньше, чем он появится. Он двигается не так быстро как я.
Поскольку ворона не сочла нужным поздороваться, Луциан тоже не стал этого делать. Вместо этого он спросил:
- Кто твой хозяин? И что ему от меня нужно?
-Карр!! – ворона подняла клюв к небу, - Он сам тебе все расскажет. И о себе, и о тебе.
- Обо мне? – переспросил Луциан.
-Карр! – только и ответила ворона, а затем отвернула голову, всем своим видом показывая, что не издаст больше ни звука.
Луциан вздохнул и стал ждать дальше. Правда, ждать ему пришлось недолго – очень скоро тот, кого он ждал, явился.
Это тоже была птица, но огромная – она могла запросто схватить Луциана и поднять его в воздух. Птица имела белое оперение, но в некоторых местах на ее теле перья были серыми или, скорее серебристыми. Особенно выделялся «поводок» на шее из серых перьев. Когти птицы и ее солнечно желтый клюв были большими и острыми – пернатая (или пернатый) явно была хищной породы. Но все-таки самым главным в ее облике были глаза – мелкие, утопающие в перьях и, тем не менее, пронзительные и строгие. Взгляд их был определенно не звериным, осознанным.
Она появилась оттуда же, откуда и ворона – со стороны заката. Прошло достаточно много времени с того момента как Луциан заметил ее вдалеке, прежде чем она опустилась рядом с ним на землю.
Едва когти птицы коснулись почвы, с ней стало происходить нечто необъяснимое и нелицеприятное. Позже Луциан увидел таких явлений и узнал, что называются они трансформами или метаморфозами. Но тот раз был для Луциан первым и едва не шокировал его. Сначала стали исчезать перья – их буквально сдувало с тела птицы, после чего они растворялись в воздухе, будто их вовсе никогда и не было. Потом пернатая распрямила крылья, и Луциан ужаснулся тому, как они меняют форму – выпрямляются, утолщаются и избавляются от лишних костей, превращаясь в руки. Все это действо сопровождалось громким, режущим слух, хрустом. Тоже самой происходило и с ногами птицы – они выпрямлялись и удлинялись. И точно так же хрустели при этом. Исчез хвост, туловище изменило форму. Птица, как видно было, удовольствия от процесса не получала – она тряслась всем телом и галдела. Ей было больно, Луциан не только видел это, но и чувствовал. Бельчонок на его плече тоже – не-человек почувствовал, как в его плечо впились крошечные коготочки и как трясется маленькое тельце. К концу метаморфозы Боб вовсе упал с плеча Луциана, потеряв сознание. Не-человек едва успел поймать его в свои ладони. Сидящая на ветвях дуба ворона кинула на Боба презрительный взгляд и отвернулась. Луциан, однако, этого не заметил – он смотрел на нечто стоящее перед ним.
Птица превратилась в человека, но не полностью – ее белоснежная голова осталась такой, какой и была, птичьей. Непонятно откуда на существе появилась одежда – темная приталенная мантия с зауженными рукавами и кожаные сапоги. Так, как мантия достаточно плотно прилегала к телу, было хорошо видно фигуру получеловека-полуптицы – она принадлежала мужчине.
Луциан стоял и качал головой, открыв рот и выпучив глаза. Он был поражен увиденным зрелищем. Но на этом чудеса сегодняшнего вечера еще не исчерпывались – пришелец еще собирался о чем-то говорить с Луцианом. И он заговорил.
- Прости, что напугал тебя, - так он начал знакомство, - Я не думал, что ты так впечатлишься трансформой, иначе я пришел бы уже перевоплощенным.
Его голос был глухой и тяжелый, как будто обремененный каким-то тяжелым грузом – такого голоса Луциану слышать не приходилось. Луциан ничего не ответил, только перестал качать головой, а стал кивать.
-Ты так долго ни с кем не общался, что забыл человеческий язык? – усмехнулась птичья голова.
-Н-нет, - выдавил из себя Луциан, - Кто ты?
- Каар! – завозмущалась ворона «Кто ты?» А кто ты?! Любитель мохнатеньких древоедов! Тьфу на тебя! Карр!
Луциан не обратил на реплики вороны ни малейшего внимания, зато птицеглавый ее слова явно не одобрил.
- Перестань, Ликра! – сказал он, повернувшись к птице, - Ты ведешь себя неприлично! Луциан заслуживает твоего уважения не меньше, чем я.
-Кар! – бросила в ответ ворона и отвернулась.
- Извини, - вздохнул птицеглавый, обернувшись к Луциану, - На самом деле она добрая птица, но иногда бывает не совсем адекватной.
- Да плевать я хотел на твою дурацкую птицу! – воскликнул Луциан (В ответ ему тут же раздалось возмущенное «Карр!») – Я спросил тебя – кто ты такой? И откуда знаешь мое имя?
Птицеглавый снова вздохнул.
- Просто я давно за тобой наблюдаю, - ответил он, - Как ты думаешь, кто перенес тебя сюда?
Луциан не знал этого. Помнится, в том мире он молился тамошнему Богу, чтобы тот забрал его к себе – не-человек не мог жить в мире людей, он был там чужой. А потому он просил смерти. Он не хотел убивать себя сам – это считалось грехом, который карается вечными муками, а Луциан был верующим. Веру ему внушила женщина, которую он считал матерью. «Господь живет на небесах, сынок, - говорила она, - И он любит тебя. Он любит тебя ничуть не меньше чем других» А потому Луциан просил Господа забрать его к себе – на небеса. Но вместо этого он оказался здесь. Хотя, в общем-то, это место отличалось от райских садов – таких, какими он их себе представлял – несильно. Однако же Бога здесь не было, как и англов или серафимов. Видимо, это было еще одно измерение, о котором на Земле не знали.
- Ты?! – изумился не-человек, - Но ведь… Я же… Ты не…
Луциан не знал, что он хотел сказать, слова убегали из его головы, будто не желали быть произнесенными.
- Конечно, ты молился не мне, - сказал птицеглавый, - Но я услышал твои молитвы. Хочешь знать почему?
Вопрос был явно риторический, поэтому Луциан не стал на него отвечать.
- Я Алькахар, - продолжил птицеглавый, - Покровитель всех пернатых в этой вселенной. Ну, или, по крайней мере, в какой-то ее части. А ты, Луциан, - пернатый, хоть и нечистокровный.
- Что? – Луциан растерялся.
- Мне неизвестна история твоего происхождения, - сказал Алькахар, - Хоть я и полубог. Но в тебе явно течет кровь птицы или еще какого-то существа, что может летать. Ведь недаром же у тебя есть крылья. Не будь у тебя еще и гривы, я бы решил, что полукровка – дитя птицы и человека, как ни мерзко это звучит. Но с тобой все сложнее, так что я даже предполагать что-либо боюсь. Ясно одно – я должен тебе помогать. Конечно, я не всех оберегаю лично, у меня для этого есть помощники. Но ты – особый случай. Таких, как ты, я еще не видел.
-И ты решил взять меня под опеку?
- Ну, не совсем под опеку. Я перенес тебя сюда, чтобы дать оправиться. Люди того мира, где ты жил, нанесли тебе много ран. Это место идеально подходило для таких целей. Я оставил тебя здесь и дал возможность отдохнуть. Но, как я вижу, ты уже окреп и пора тебе это место покинуть.
- И куда ты теперь меня отправишь? – Луциан даже не заметил, как сказал это – его сознание отказало. Не-человек был в ступоре. Не то чтобы он не мог во все это поверить, нет. Просто он не сразу осознал те факты, что раскрыл ему птицеглавый.
Алькахар вздохнул.
- Есть много мест, где тебе интересно было бы побывать, не меньше есть мест, где бы ты мог чему-нибудь научиться. Гораздо больше мест, где ты нужен, но тебе туда рано. Я думаю, ты сам должен решать свою судьбу. Так что, скажи мне свои пожелания, а я уже подберу подходящий вариант.
- Ты прям как агент по недвижимости, - усмехнулся Луциан – он уже мог соображать, как следует.
- А кто это такой? - растерялся птицеглавый.
- Ааа, - отмахнулся Луциан, - Неважно. Долго объяснять.
- Тогда давай решать, - сказал птицеглавый.
Луциан не думал – у него уже было желание.
- Я бы хотел попасть на свою родину, - сказал он, - Увидеть сородичей, может быть даже найти родных.
Алькахар тяжело вздохнул. Было видно, что он расстроен.
- Я знал, что ты попросишь об этом, - сказал он, - Мне жаль, Луциан, но не знаю, откуда ты родом, и я никогда не встречал твоих сородичей. Вселенная огромна, и хотя я бывал во многих ее мирах, это ничто по сравнению с тем, сколько их всего.
Луциан ожидал подобного ответа, и все же слова птицеглавого полубога его расстроил.
- Но не теряй надежды, дорогой, Алькахар положил руку на плечо Луциана, - Я думаю, когда-нибудь мы найдем твою родину.
Поразительно, но от этих слов Луциану действительно стало легче. И не столько потому, что сказал птицеглавый, а больше потому, как он это сказал. В голосе Алькахара слышалось неподдельное сопереживание и даже… …любовь? Да, пожалуй, это были чувства, подобные отеческим. Или, может быть, так учитель любит своего ученика?
- Спасибо, птицеглавый, - сказал Луциан, - Но что я тогда должен у тебя просить?
Алькахар немного подумал и сказал:
- Ты знаешь, я думаю, есть место, где ты найдешь утешение. Там есть такие же, как и ты. В том смысле, что они тоже не такие как все. Они так же, как и ты, не были приняты в своих мирах, и теперь они там.
- И что это за место?
- Ммм… Трудно объяснить. Это что-то похожее на школу или приют, хотя на самом деле, это нечто большее. В общем, я думаю, тебе там понравится, а еще ты сможешь чему-то научиться. Человек, который там заправляет, мой большой друг и хороший наставник. Ну так, как тебе такой вариант?
Луциан подумал. На самом деле ему это нравилось. Он знал, что у него есть таланты, которые требуют огранки. Он так же хотел бы найти друзей – у не-человека их никогда не было. А потому размышлял он недолго:
- Да, я согласен, - ответил он, - Мне это нравится.
В глазах птицеглавого зажегся радостный огонек. Пожалуй, не будь его голова птичьей, он бы улыбнулся.
- Что ж, я рад. Я приду за тобой завтра к полудню. Ты готов?
Собственно, Луциан готов был в любой момент – чего ему ждать?
- Да, - ответил не-человек, - Я буду тебя ждать.
- Тогда до встречи, - сказал Алькахар.
После этого полубог стал снова превращаться в птицу, и эта трансформа давалась ему куда легче, чем предыдущая, да и длилась гораздо меньше. Перья снова возникли в воздухе, как будто просто прятались, и «приросли» к телу, которое к тому моменту уже обрело птичью форму. Птица сделала широкий взмах крыльями и взмыла в воздух. Меньше, чем через минуту она скрылась в ночи. За ней улетела и ворона, бросив на прощание лишь громкое «Карр!»
Прохладный вечерний ветерок подул в лицо не-человеку, и Луциан подумал о том, что будет скучать по этому месту – по его тишине, по его девственной природе, по этому солнцу и по земле, которую оно обогревало. И, конечно же, по его обитателям – птицам, зверям и насекомым.
Но этот мир был подобен тихой гавани, а тихая гавань предназначена для того, чтобы однажды ее покинуть.
***
На следующее утро Луциан проснулся от щекотки в шее. Он сразу понял, что это был Боб. После вчерашних впечатлений бельчонок мак и не пришел в себя, и поэтому Луциану пришлось самому доставить его в гнездо. Не-человек ожидал, что его маленький мохнатый друг поспит дольше, однако Боб встал как обычно и прибежал будить его, Луциана.
- Доброе утро, Боб, - сказал Луциан, зевая, - Как самочувствие?
Вместо ответа Боб вцепился в шею Луциана, да так сильно, словно это был гриб или орех, причем последний во всем лесу. Будь Боб кошкой, он наверняка расцарапал бы Луциану кожу до крови.
- Что случилось дружище? – растерялся Луциан. Он оторвал бельчонка от своей шеи и, сев на постели, посадил себе на ноги. Боб тут же вжался в его живот. Его маленькое тельце дрожало, будто на морозе.
А потом Луциан услышал голос, который звучал лишь для него – в его собственной голове. «Не бросай меня!» - молил он.
Луциан и раньше слышал подобные голоса и догадывался, что это звери говорят с ним. Но каким образом? Насколько ему было известно, у животных мысли если и присутствовали, то были отрывочными и состояли целиком и образов, а в своей жизни они в основном опираются на инстинкты. Как же может мимолетная мысль в беличьей голове оформиться в полноценную фразу? Мало того, еще и передаться телепатическим путем человеку. Ну, пусть даже и не совсем человеку.
Что ж, в этом Луциану еще предстоит разобраться. Сейчас нужно было успокоить бельчонка. Но как?
- Но, Боб. Я е могу жить здесь вечно, - сказал Луциан. Однако Боба это не интересовало - он продолжал прижиматься к Луциану и трястись. Не-человек уже отчаялся найти нужные слова, но тут ему в голову пришла идея.
- А давай я возьму тебя с собой! – сказал он тут же.
Дрожать бельчонок перестал сразу же, о какое-то время еще продолжал держаться за Луциана. Видимо эти слова произвели на него впечатление, но он не сразу осознал их содержание. Чуть помедлив, Боб сел на задние лапы, посмотрел на Луциана и… начал скакать вокруг Луциана, выражая свою радость.
«И почему эта мысль сразу не пришла мне в голову?» - подумал Луциан.
***
Луциану не нужно было собираться долго – все, что у него было это пара комплектов одежды, которую он с огромным трудом сделал себе сам. Когда-то у него было много вещей. Но все они остались в том мир, где он вырос. А какие-то и вовсе были уничтожены. Собственно. Он решил не бать даже эту малость – только то, что непосредственно было на нем. Так что, по сути, он был готов.
И все же кое-что ему еще нужно было сделать перед отлетом – попрощаться с этим миром, скорее всего, навсегда.
Слегка позавтракав орехами и сушеными фруктами, Луциан собрался в путь. Боб снова было начал капризничать, но Луциан сказал ему:
- Успокойся, дружище! Я еще вернусь.
Бельчонок поверил ему , а потому перестал ломать комедию и ускакал в свое дупло.
Луциан выпрыгнул из дома на дереве через проем, который служил входом, и полетел.
Он летел то низко, над самой травой или над верхушками деревьев, то высоко, чуть ли не под облаками. Под ним проплывали луга, чащи, озера и реки, холмы и невысокие, покрытые лесом, горы. Все это он уже видел множество раз, но хотел взглянуть снова, чтобы запомнить этот мир и хранить его в своих воспоминаниях. Ведь это место достаточно долго было его домом.
Раньше Луциан не думал, что у этого мира должно быть имя – он довольно хорошо обходился и без оного. Но как теперь он будет называть его, вспоминая? Как будет выделять его среди других? А потому не-человек решил дать этому миру название. Какое-нибудь простое, неброское. И, недолго думая, назвал его Заповедником. На его языке, а точнее, на языке Терры, мира, где он вырос, это звучало как «Залинтар». «К чему эти глупые отступления?» - скажете вы. Отчасти вы будете правы, но я вынужден буду с вами не согласить. Но не просто так, а потому что Залинтар сыграл еще не всю свою роль в истории вселенной.
***
- Привет, родная!
Волчица радостно заскулила, увидев Луциана. Она лежала на боку, а возле ее живота копошились шестеро маленьких волчат. Они были совсем крохотные, только-только открывшие глаза и боялись отойти от матери хотя бы на шаг.
Не-человек подошел к волчьему семейству и принялся всех их гладить по очереди. Он уже навестил нескольких медведиц, зайчих и оленюх, волчица была последней из этих привилегированных особ – тех, у кого Луциан принимал роды.
- Ну как твои дела? – спросил он. Новообремененная мамочка гавкнула и часто задышала, показывая, что дела хорошо.
- Ну и славно, - сказал Луциан, поглаживая ее по голове, - Что ж, за тебя можно не беспокоиться.
И он не будет. Волчица – дитя леса, и она вполне способна выжить в нем и постоять за себя и своих детей. Но он будет думать о ней. И скачать.
***
Напоследок Луциан решил слетать к водопаду. Река, к которой он принадлежал, была не очень широкой, но полноводно, и в месте, где она спадала с обрыва, образовалось целое озеро, хоть и небольшое. В этом озере часто ловили рыбу медведи-гризли. Вот и сейчас Луциан смог понаблюдать за их ловлей. Они прыгали в воду, создавая этим неимоверно число брызг и, окуная морду, хватали зубами зазевавшихся рыбешек. Луциан стоял на краю обрыва и наблюдал за всем сверху, так что не всегда мог видеть, удалась ли медведю попытка, но смотреть на это, тем не менее, было интересно.
А еще отсюда открывался шикарный вид на много-много километров вдаль, где среди лесов и лугов лежала серебристой лентой река. Луциан глядел на ее сверкающие воды и думал о том, как он будет скучать по этой картине.
- Прощай, Залинтар, - вздохнул не-человек, - Мне будет тебя не хватать.
Сказав эти слова, он расправил крылья и улетел обратно к своему дому.
***
Алькахар явился, как и обещал, к полудню, на этот раз уже перевоплощенный в получеловека.
- Луциан! – позвал он, стоя под дубом, на котором был дом не-человека.
Луциан выглянул из проема и увидел птицеглавого.
- Здравствуй, Луциан! – поприветствовал Алькахар.
- Карр! – крикнула ворона, сидевшая на его плече. На этот раз в ее карканье Луциан почувствовал какое-то подобие дружелюбия. Может, вчера у нее просто было плохое настроение?
- Здравствуй, Алькахар, ответил не-человек и спустился с дерева, держа в руках бельчонка.
- Ты готов? Спросил птицеглавый.
В ответ Луциан медленно кивнул. Птицеглавый посмотрел на бельчонка у него в руках и спросил:
- Ты хочешь взять его с собой?
_ Да, - ответил Луциан, - Это мой друг.
- Вероятно, один из многих?
- Не совсем, отвечал не-человек, - Он особенный. И кроме меня у него никого нет. Ты ведь не против?
- Конечно, нет! Один бельчонок, я думаю, нас не обременит. Или ты решил прихватить с собой всю местную фауну? – пошутил птицеглавый.
- Нет! – Луциан улыбнулся, - Только его.
- Ну что ж, тогда ладно.
- Кар-кар! – возопила ворона, - Хватит болтать! Карр! Пора и дело знать, кар!
- Ликра права, - сказал птицеглавый, Нам пора. Если ты готов, разумеется.
- Я готов, - ответил Луциан.
- Тогда возьми меня за руку, - Алькахар поднял ладонь, - И да! Держи крепче своего друга.
Луциан подчинился.
- Ну, полетели! – провозгласил Алькахар.
- Карр! – одобрительно воскликнула ворона.

Глава 2. Сухие горы
Так Кримус и Зеркус называли это место. И вполне оправданно – это было пустынное плоскогорье. Растений здесь не было вообще – лишь камни да песок. Правда здесь протекала небольшая река, но здесь ее воды, должно быть, не способны были дать жизнь хотя бы травинке. Хотя полноценной пустыне это, конечно же назвать было нельзя – ведь по площади Сухие Горы занимали всего несколько десятков квадратных километров, как небольшой город. Вокруг же была богатая лесами земля. Почему эта недопустыня до сих пор не заросла и как она вообще могла появиться среди столь живой экосистемы, было непонятно.
- Это потому, что вы, олухи, устраиваете там бои без правил, - сказал им учитель, когда они его спросили. В шутку, конечно. И олухами он называл их в шутку. На самом деле он любил их и считал весьма одаренными. Что, впрочем, не мешало ему быть строгим – ученики его побаивались, хоть и тоже любили и уважали.
- Да ладно, не обижайтесь, - сказал он, улыбаясь, - А что до пустыни, так я и сам не знаю.
Впрочем, это было не особо и важно для двух непосед – Кримуса и Зеркуса. Сухие Горы им нравились. Разумеется, не из-за красоты, которой в них не было, а потому, что там можно было, как говорил учитель, «устроить бои без правил». Хотя правила все-таки были – не для того друзья сражались, чтобы убить или покалечить друг друга, а для развлечения и, заодно, для тренировки. Поэтому ни один из них никогда не делал того, что могло бы нанести сопернику непоправимый вред, и дрались они до первой небольшой ранки Царапины и ссадины не в счет, но если у одного из них потекла кровь, то бой был окончен. Правда, случались и переломы, причем у обоих, но ведь на это есть Сафрина, которая всегда все вылечит. Хоть сначала и обругает драчунов, подобно учителю.
И вот, сегодня Кримус и Зеркус решили устроить очередной матч в Сухих Горах.
Кримус был среднего роста парень, крепкого телосложения. Внешне он был не урод, но и особой красотой не выделялся – обычный темноволосый кареглазый мальчишка, еще не мужчина, но уже далеко и не мальчик.
В качестве боевого костюма он использовал серый плащ чуть ниже колен, такого же цвета перчатки с металлическими пластинами с обеих сторон ладони и шлем из нержавеющей стали. Этот шлем закрывал верхнюю часть лица – видны были лишь глаза, по бокам у него торчали два «крыла», которые были частью шлема. На ногах же у Кримуса была обувь, специально предназначенная для полетов, хотя выглядела она как обычные туфли.
Кримус летал на собственном изобретении, которое называл аэродоской. Она представляла собой пласт из стали и титана, обрамленный по краям кристаллами голубого цвета. Именно благодаря им доска и летала. Кримусу доставило немало трудов выпросить эти кристаллы у учителя. Тот не хотел давать их на «на подобную ерунду» и заставил ученика заслужить их. Но, как говорится, было бы желание. В конце концов Кримус все же получил энергокристаллы, соорудил себе летательный аппарат и стал использовать его, кроме всего прочего, в состязаниях с Зеркусом.
В качестве оружия Кримус использовал металлический посох – волшебный посох. Металл, из которого он был сделан, сам по себе был легким, так что Кримус мог управляться им одной рукой, но чары, наложенные на него, были устроены так, что в нужный момент навершие посоха приобретало такой же вес, как если бы оно было сделано из чугуна. Само навершие представляло собой причудливую металлическую абстракцию. Посох годился не только для колдовства, но и для обычного рукопашного боя. Так что, это был больше чем посох – это было оружие, причем очень опасное.
Зеркус же не пользовался ни летательными аппаратами ни посохами, ни каким либо оружием. Подобные вещие ему были просто не нужны, так как он сам был способен их заменить. «Как?» - спросите вы. Очень просто: Зеркус был киборгом, получеловеком-полумашиной. Если же сказать точнее – он имел два обличия.
В одном Зеркус был молодым человеком, ровесником Кримуса, не столь сильным и крепким, сколь его товарищ, зато более красивым. Юноша был высоким блондином с голубыми глазам и чистой розовой кожей, которая мало что не блестела на свету. Правда вся его красота была несколько фальшивой, неестественной. Видимо, все же она была дана ему не от природы, а от его создателей, кем бы они ни были.
Когда же Зеркус превращался в машину, от человека не оставалось ничего, кроме мозга. Ну и, разумеется, разума, что был в нем заключен. И, пусть Зеркус был наполовину машиной, он, тем не менее, являлся полноценной личностью, которая присутствовала в обеих его ипостасях.
Зеркус-машина являлся огромным роботом, по конструкции схожим с телом осьминога. Он имел множество железных ног-щупальцев, которых могло быть от трех штук до полутора десятков. Если ему нужны были дополнительные конечности, он мог разделить одну из них на три, четыре или пять; если же они были лишними, то он просто соединял их обратно или вовсе прятал. Иногда он убирал их все, и тогда оставался лишь основной корпус – железное ядро диаметром около десяти метров. Это ядро могло зависнуть в воздухе на высоте двадцати-тридцати метров – так он иногда делал, чтобы осмотреть территорию. При этом Зеркус мог вращаться вокруг своей оси, но не более того – полноценно двигаться он мог лишь по земле и только с помощью щупальцев. Зато легче было стрелять, да и прицел был лучше. С щупальцами стрельбы была проблематичной – Зеркус мог нечаянно попасть в них. Но, находясь в воздухе, киборг и сам становился легкой мишенью, а потому нечасто использовал такую форму.
Надо ли говорить в какой ипостаси Зеркус сражался с Кримусом? Думаю, нет.
***
- Десять, девять, восемь, семь… - отсчитывал голос Зеркуса в радиоприемнике.
Кримус летел между нагорий на свое аэродоске. Он хотел затаиться в ущелье, что образовалось между двух скал и выскочить в тот момент, когда увидит соперника или, хотя бы, сможет определить его местоположение по звуку. Времени хватало впритык.
- Шесть, пять, четыре…
А вот и оно – временное укрытие. Кримус притормаживает, чтобы не встретиться со скалой и зависает в воздухе в тени, созданной каменной стеной.
- Три, два, один! Кто не спрятался, я не виноват!
Рыцари не прячутся, сказал Кримус в микрофон.
- Если ты – рыцарь, то я – монашка, - усмехнулся Зеркус.
- Катись в бездну механический демон!
- Только вслед за тобой, демон органический.
Все эти слова были сказаны исключительно в шутку.
Кримус выжидал. Рискнет ли Зеркус подняться в воздух или же будет выискивать его по земле? В первом случае Кримус раньше чем он его, во втором – услышит. В обоих случаях у него, Кримуса, должно появиться преимущество. Эффект внезапности, возможность нанести первый удар – вот на что он надеялся, сидя в своем укрытии. Но Зеркус его перехитрил…
Бах! Бах! Ба-бах!!
Грохот раздался такой, что у Кримуса зазвенело в ушах. Перепуганный, он тут же выскочил из своего укрытия и поднялся над скалами. Оглядевшись, он понял, что по близости ничего не рушится и Зеркуса рядом нет. Еще через пару мгновений до него дошло, что Зеркус просто начал произвольно рушить скалы, чтобы выманить его из укрытия. Что ж , уловка ему удалась.
Но когда Кримус это сообразил, было уже поздно.
- Черт! – проревел колдун.
Ярко-розовый полупрозрачный шар диаметром с пушечное ядро пролетел мимо него – Кримус едва успел увернуться. Подобными зарядами Зеркус довольно часто стрелял в него – они не наносили повреждений, зато оглушали. Если бы киборг попал в цель, игра была бы окончена его победой.
Развернувшись, Кримус увидел соперника. Шестиногая машина-охотник стояла на одной из скал и уже готовилась выпустить следующий снаряд. Как показывал опыт, интервал между выстрелами у Зеркуса был не больше десяти секунд. Кримус никак не мог успеть дать ответный удар.
Вместо этого колдун повернулся спиной к сопернику и стал набирать высоту. Кримус двинулся по окружности. В центре которой была машина. Он развернулся к противнику полубоком и только после этого пошел в контратаку. Колдун направил свой посох на киборга и из его навершия тут же полетели голубые снаряды. Они были гораздо меньше, чем у Зеркуса, зато частота выстрелов была несравнимой с той, на которую был способен киборг. Однако де перестрелка длилась недолго. Машина быстро сообразила, что к чему резко рванулась с места, не схлопотав ни одного заряда. В прыжке Зеркус попытался достать соперника своими щупальцами – два из них почти моментально выросли в длине на десятки метров, и их оконечности полетели в сторону Кримуса, пытаясь задеть его или зажать, так сказать, в своих объятиях. Но выпады эти были наобум, без прицела, так что колдун смог легко от них увернуться и отлететь в сторону.
Но, как оказалось, это был лишь отвлекающий маневр. В это время Зеркус совершил второй прыжок, на этот раз в сторону Кримуса. В какое-то мгновение его основной корпус оказался лицом к лицу с колдуном. И в этот момент он нанес двойной удар: попытался схватить Кримуса своими щупальцами - на этот раз он пустил в ход их все – и тут же выпустил облако зеленого дыма. Нельзя сказать, что этот дым был ядовитым, нет, но он был настолько густым, что лишал попавшего в него возможности видеть что-либо вообще. Этот фокус Зеркус использовал нечасто – он был эффективен только в том случае, если соперник находился в непосредственной близости, а машине, с ее ограниченной скоростью и маневренностью, не так часто удавалось подобраться к колдуну близко. Шустрый и неуловимый, Кримус временами напоминал назойливую муху, которую легко прихлопнуть, но очень трудно поймать. Но сейчас ему это удалось, и этот момент для Зеркуса был идеален, чтобы «напустить дыму» и в прямом и в переносном смысле.
Уклониться от щупалец Кримус не мог, поскольку был слеп. Однако соображал он быстро и успел найти решение. В его арсенале было, пожалуй лишь одно колдовство на подобный случай, и Кримус не преминул им воспользоваться. Колдун приподнял посох над своей головой и вокруг него возникла серебристая полупрозрачная сфера. Щупальца Зеркуса ударились об нее и отскочили, будто деревянная палка от каменной стены.
Сфера не только отбила щупальца Зеркуса, но и разогнала дым. Долго держать ее Кримус не мог – максимум десять-пятнадцать секунд, но этого было достаточно. Одна атака киборга была отбита, а вторую он провести уже не мог, так как сразу же начал падать.
- Ах ты негодяй! – возопил Зеркус.
- Ты негодяй! – парировал Кримус.
Кримус скинул защитную сферу и отлетел в сторону, подальше от зеленого облака. Зеркус, тем временем, аккуратно приземлился на свои щупальца. Правда, приземление получилось не очень удачным – киборг попал в ущелье меж двух скал, и теперь ему требовалось время, чтобы оттуда выбраться.
Его противник не преминул этим воспользоваться – он начал активно атаковать его волшебными снарядами. Пытаясь выбраться и одновременно уклониться от снарядов, Зеркус застрял еще сильнее, его щупальца спутались. Когда он все-таки вылез из ущелья, схлопотав при этом пару десятков снарядов Кримуса, то рухнул всем своим корпусом на землю, подняв облако пыли.
-Ну, погоди, колдунишка! – зашипел киборг, поднимаясь, - Я тебе еще устрою веселую жизнь.
-Ага, конечно! Усмехнулся Кримус ехидным голосом, Сначала на ноги поднимись, инвалид.
При этом колдун продолжал атаковать. Он думал было, что победа у него в руках, но тут Зеркус вскочил и мощными «шагами» скрылся среди скал. Кримус полетел за ним. Примерно с минуту он лавировал среди скал, прежде чем вновь встретиться с соперником.
Зеркус появился внезапно. Сначала на Кримуса кинулось одно щупальце, затем другое, а потом еще и оранжево-красный луч. Колдун рванулся в сторону, навстречу ему вылетело еще одно щупальце, он уклонился от него, потом еще от одного и еще, и еще. Киборг атаковал нещадно – снарядом, затем щупальцем, и снова снарядом.
Так продолжалось какое-то время - Зеркус атаковал, Кримус уворачивался. Наконец, колдуну удалось вырваться. Он полетел прочь; киборг полетел за ним, периодически посылая мелкие снаряды.
- Не уйдешь, фурия! – хохоча, проговорил Зеркус.
Кримус мог бы развернуться и, летя задом, палить в соперника, но это было рискованно – он мог запросто врезаться в стену. Поэтому Кримус решил поступить по-другому. Он направил свой посох в каменную стену, и пространство вокруг озарила сверкающая молния цвета индиго, вырвавшаяся из навершия посоха. В тот же миг от скалы отвалилось множество крупных и мелких камней, и поднялось облако пыли. На пути Зеркуса возникло опасное препятствие – камни падали прямо на него, грозя придавить к земле. Чтобы преодолеть его, киборгу пришлось немыслимо изогнуть свои щупальца, которые проскользнули буквально в миллиметрах от крупных каменных глыб. Он резко рванул свой корпус вперед и выскочил из зоны камнепада… …чтобы тут же попасть под новую лавину камней. Зеркус уклонился и от нее, перебежав па противоположной стене. Однако Кримус разыгрался не на шутку - он рушил скалы то слева, то справа от себя, не давая киборгу никакого проходу. В конце концов, Зеркус грузно рухнул на землю, осыпаемый сверху разного размера каменьями.
Кримус же взял мертвую петлю, таким образом оказавшись позади соперника и тут же начал палить в соперника, не давая ему встать. Он подлетал все ближе и ближе к машине, барахтающейся в груде камней. К тому моменту как колдун подлетел совсем близко, навершие его посоха светилось резким белым светом, будто раскаленное. Кримусу нужно было лишь прикоснуться им к основному корпусу Зеркусу. Когда он это сделал, вся машина на несколько мгновений засветилась тем же светом, что и посох, при этом она дрожала, будто в судороге. Ну а потом киборг просто перестал двигаться, выведенный из строя.
Кримус завис над поверженным врагом.
- Ты в сознании? – бросил он в радиоприемник.
Машина не ответила.
- Зеркус! – позвал колдун.
Тишина…
Кримус застыл в страхе. Неужели он не рассчитал свои силы?
Сухие Горы на какое-то время стали средоточием тишины – сейчас это была самая пустая пустыня во вселенной.
- Свинья ты, Кримус! – пробурчал киборг несколько минут спустя.
Кримус расхохотался.
- Извини, но игра была честной, - сказал он, - И сегодня ты проиграл.
- Да, да, да… - недовольным тоном ответил Зеркус, - Ты победил, ведьмак несчастный. Может, теперь встать поможешь?
Просить себя дважды Кримус не заставлял. Он направил посох в сторону киборга, лежащего в груде камней, его навершие вновь засветилось, только уже не белым, а голубым светом, и часть каменных глыб поднялась в воздух. Вторую, свободную, руку Кримус согнул в локте и в запястье и рванул ею вперед, как-будто что-то толкает. Камни отлетели примерно на десяток метров и с грохотом рухнули на землю в стороне от Зеркуса. Кримус повторил процедуру, и киборг оказался почт освобожден. К тому времени он уде смог двигаться и оставшиеся камни откинул сам. После этого Зеркус поднялся на свои ноги-щупальца и взобрался на ближайшую плоскую скалу.
- Ну что, домой? - спросил Кримус.
- Да, наверное, - отвечал Зеркус, - Правда, что-то мы сегодня быстро закончили. Я, прямо сказать, не удовлетворен.
- Может, - предположил Кримус, - Потому, что проиграл?
- Иди ты к черту! – огрызнулся Зеркус, - Тоже мне, колдующая ворона!
Кримус рассмеялся.
- Давай уже, перерождайся, феникс ты наш общипанный, - сказал он.
- Да щас я, щас!
После этого киборг приступил к трансформе. Его щупальца аккуратно пристроились к основному корпусу, так что остался только большой стальной шар. Он начал уменьшаться, все его детали стали переворачиваться и складываться. Сначала появилась человеческая фигура, окруженная призрачным ореолом, потом она обрела кожу, волосы, глаза. Наконец, машина полностью превратилась в юношу.
Кримус подлетел к своему товарищу и спросил:
- Ну как самочувствие?
- Бывало и лучше.
Зеркус-человек и Зеркус-машина, будучи единым целом, находились в полной зависимости друг от друга. И, если в одной ипостаси киборгу довелось получить какие-либо побои, то и в другой он будет их чувствовать. В таких случаях Зеркус-машина нуждался в ремонте, а Зеркус-человек – в лечении.
Впрочем, и Кримус не очень хорошо себя чувствовал – он заработал несколько синяков, да и колдовство отняло уйму сил.
- Ладно, полетели домой, - объявил колдун, - Зайдем к Сафрине, попросим у нее пару чашечек ее зелья.
- К которым прилагается также пара десятков воспитательных лекций, - сказал Зеркус, - Так сказать, комплексное лечение.
Друзья расхохотались, хотя им и больно было это делать.
- Ладно, залезай, - сказал Кримус и шагнул чуть вперед, освобождая на аэродоске место для друга, - Пора домой.
- Да, - вздохнул Зеркус и встал на доску позади Кримуса.
То, что произошло дальше Кримус и Зеркус скорее почувствовали, нежели увидели. С неба протянулся столб радужного света, толщиной с колонну кафедрального собора и упал на землю как раз в том месте, где находились Кримус и Зеркус. Обоих друзей скинуло с аэродоски, и они рухнули за плоскую вершину скалы. Воздух стал плотным, как вода, а то и плотнее, в ушах у Кримуса и Зеркуса зазвенело. А спустя несколько мгновений все рассеялось так же быстро, как и появилось. Но теперь Кримус и Зеркус были здесь не одни.
Перед ними стояли двое. Оба были похожи на людей, но ни один из них человеком явно не был. Первый – потому, что голова у него была птичья. Второй – потому, что имел гриву, как у льва, только белую и два могучих белых крыла.
Кримус и Зеркус оторопели. Таких существ они никогда не видели. Да и появление их было эффектным.
- Похоже, - обратился птицеглавый к своему спутнику, - Мы с тобой кое-кого огорошили, Луциан.

Глава 3. Загадочные истории
Как только Луциан коснулся руки Алькахара, мир тотчас исчез. Солнце, лес, трава и дом не-человека потонули во всепоглощающей тьме. Впрчем нет, не тьме. Это был полумрак, в котором мерцали радужные огоньки. Подобно на нкбе звездам, они были маленькие, как точки и многочисленные. Но это были явно не звезды. Звезды светят другим, холодным светом. Эти же огни были яркие и теплые.
«Это миры, - вдруг понял Луциан, правда, он и сам не знал как, - Мы летим сквозь вселенную!»
Но это был не совсем полет, ведь их путешествие длилось всего лишь несколько секунд и закончилось так же внезапно, как и началось. Скорее это было то, что называют телепортацией.
Луциан даже не ссразу понял, что вновь стоит на твердой почве, что над ним сияет солнце, только уже другое и что птицеглавы говорит ему:
- Похоже, мы с тобой кое-кого огорошили, Луциан.
Прошло еще несколько секунд, прежде, чем Луциан очнулся
- А? - выдохнул он, - Прости, ты что-то сказал?
- Да, ответил птицеглавый, - Посмотри, нас, можно сказать, уже ждут.
Клювом он показал Луциану, куда смотреть и тот увидел чуть поодаль двоих мужчин. Или, вернее, это были юноши. Оба лежали на песке и глядели на них с глупым лицами. Птицеглавый обратился к ним:
- Вы, ребята, должно быть, ученики Балькарата?
- Да, это так, - сказал один из них, поднимаясь на ноги, - Я Кримус, а это - Зеркус, мой товарищ. А вы кто? И откуда знаете имя нашего учителя?
- Каарр!! - возмущенно заорала ворона на плече Алькахара.
- Ликра, замолчи! - велей ей птицеглавый, после чего снова обратился к Кримусу и Зеруцсу:
- Я друг вашего учителя. И мне нужно с ним увидеться.
- Постойте-ка! - сказал вдруг Зеркус, - Вы - Алькахар, да? Птицеглавый бог? Кримус ты что не помнишь? Учитель столко нам рассказывал про него!
На мгновение Кримус нахмурился, а затем хлопнул себя по лбу.
- Да, точно! - воскликнул он, - У него еще есть братья... не помню как их зовут...
- Да, да, да! - отвечал Алькахар. Он был явно рад что Кримус не может вспомнить некоторых вещей, связанных с его персоной, - Так и есть. И я прилетел навестить вашего учителя. И привел ему нового ученика, - и он кивнул на Луциана.
Тот, тем временем, оглядывался. Это место поразило не-человека своей безжизненностью. Эти каменные стены нагоняли тяжелую грусть, и Луциан с сожалением вспомнил о Залинтаре. Сейчас ему подумалось, что он зря покинул тот прекрасный мир. Алькахар, видимо, заметил это и поспешил его успкоить:
- Не волнуйся, Луциан. Это как бы оазис наоборот. Крошечный островок пустыни посреди моря зелени. Скоро ты в этом убедишься.
- Что ж, учитель будет рад вас видеть, - заговорил Кримус, - Мы вас проводим. Вы вроде как, э-э-э...
- Могу превращатьсяв птицу? Да. Мы с Луцианом оба можеи лететь.
- Отлично. Значит в путь. Зеркус, залезай.
Только сейчас Луциан увидел нечто летающее и плоское. Оно парило на высоте нескольких дюймов. Кримус забрался на эту доску, Зеркус встал позади него и схватился руками за его плечи.
Когда Алькахар стал превращатьсяв птицу, оба парня уставились на него, раскрыв рты. Видимо, такое они видели в первый раз. Хотя, как нам известно, Зеркус мог показать фокус и покруче, превращение одного живого существа в другое оказалось и для него и для Кримуса куда удивительней. Закончив трансформу, Алькахар поднял голову к небу и крикнул по-орлиному.
Кримус поднялся ввысь, Алькахар за ним. Луциан замешкался и немног отстал, но, сделав несколько широких взмахов своими крыльями, он догнал их.
Птицеглавый его не обманул - очень скоро пустынное нагорье растворилось в красивейшей долине полной зелени, цветов и жизни. Долину рассекала река, что тянулась от горизонта до горизонта, тут и там росли кустарники и деревья. Сначала земля была ровной, лишь с мелкими холмиками и ямками, но потом пошла под уклон. Здесь река, дотоле медленная и спокойная потекла быстро и шумно, журча своими прозрачными водами.
Как только начался спуск, Луциан заметил вдалеке какое-то строение, по-видимому, из белого камня. По мере того, как они приближались поле постепенно сменялось лесом. Деревья росли все чаще чаще, но в какой-то момент лес перестал густеть. Он, как оказалось, был довольно редким, покрытым не мхом, а травой. Надо сказать, такой лес выглядел гораздо приветливее, чем дремучая чащоба.
Наконец, они достигли цели - ею оказалось то самое белокаменное здание. Здесь склон вновь перешел в равнину, лес вокруг был вырублен, а река протекала где-то в стороне.
Здание, о котором идет речь, напоминало замок или крепость и было огрмно - впору резиденции правителя какой-нибудь империи. Но впечатлял замок не только своими габаритами, но и изяществом. Его стены и башни были ровными и аккуратными, а отшлифофанный камень блестел на солнце, отчего весь замок напоминал огромную самоцвет. В общем, это был очень необычный замок. По крайней мере необычный для человека, или не-человека, выросшего на Терре.
Они приземлились на площадке перед парадным входом. Кримус и Зеркус спрыгнули на брусчатку, летающая доска, как по приказу легла под мышку хозяину, и тот подхватил ее своими пальцами. Алькахар снова превратился в получеловека, и Луциан поразился тому, насколько легко далось ему превращение на этот раз. Почему же тогда, в их первую встречу, метаморфоза доставила ему столько трудов и страданий? Однако спорсить это у птицеглавого Луциан не успел, потому что одна из створок огромных парадных дверей приоткрылась, и на пороге появился человек.
Это был рослый мужчина зрелого возраста. Лицо его было покрыто морщинами, но в глазах свтеился огонь. Это был огонь энергии, жажды жизни и творения. Обычно в таком возрасте люди теряют этот огонь, придавленные глыбами разочарований, несбывшихся надежд и мечт, неосцществленных планов. При виде этого человека Луциану почему-то захотелось поклониться. Было в нем нечто, вызывающее уважение.
Мужчина спустился по лестнице, что вела к парадному входу и, раскинув руки, широкоми шагами, направился к птицеглавому.
- Алькахар, дружище! - радостно восклицал он, - Сколько же я тебя не видел, пернатый?!
Он заключил Алькахара в свои объятия, птицеглавый охотно ответил на них.
- Здравствуй, Балькарат, - сказал он.
- Кар-кар! Прр-ривет, Неор-р-рат! - возвещала Ликра.
- Привет, привет, доргая! - Балькарат приподнял руку, чтобы ворона могла сесть на нее.
- У тебя хорошие ученики, - сказал Алькахар, кивая на Кримуса и Зеркуса, - Только непонятно, что они делали в пустыне.
Балькарат вздохнул.
- Превращали горы в песок, - ответил он, после чего посмотрел на парней и сказал:
- Что, опять сделали из Сухих Гор арену? Ладно, - дожидаться ответа он не стал, - Марш домой. И переодентесь, а то оба как из камина вылезли.
Кримуса и Зеркусу будто унесло ураганом. Балькарат, Алькахар и Луциан остались втроем. Если, конечно, не считать Ликры и Боба, который спал в ладонях Луциана.
- Как видишь, друг мой, - начал Алькахар, - Я к тебе кое-кого привел.
Балькарат повернулся к Луциану. Надо сказать, облик не-человека не сильно удивил учителя. Видимо среди его учеников были не менее интересные индивидуумы...
- Но сколько ему лет, пернатый? - спросил Балькарат.
- Ну, - ответил Алькахар, - По меркам твоего мира, если я не ошибся в расчетах, девятнадцать лет и четыре месяца.
"Вот это да!" - подумал Луциан. Птицеглавый даже высчитал его возраст по местному календарю? Зачем ему это?
Сказать, ошибся Алькахар или нет, Луциан не мог, но если и ошибся, то не сильно. Когда Луциан покинул Терру, ему было шестнадцать. Сколько прошло с того дня он не знал - на Залинтаре времени не существовало в принцыпе. Поначалу он считал дни, но быстро сбился со счета и махнул рукой на это дело. Вдобавок, он не знал здешних единиц времени. Может статься, сутки здесь имеют меньше часов чем на Терре или в году меньше дней и так далее. Так что, Луциан сам не знал сколько ему лет, знал лишь, что он еще достаточно молод.
- Так мало? - удивился Балькарат, - Но он выглядит гораздо старше! Я бы дал ему лет двадцать пять.
Двадцать пять вместо девятнадцати? Такая оценка пришлась Луциану не по душе.
- В любом случае, Балькарат, - сказал птицеглавый, - Он достаточно молод, чтобы нуждаться в наставнике.
- Ну да, ну да, - ответил учитель, - Что ж, - он протянул руку Луциану, - Добро пожаловать, в нашу, так сказать школу, э-э-э...
- Луциан, - представился не-человек, отвечая на рукопожатие.
- Луциан, - повторил учитель, - Очень приятно. Но что же я вас на пороге держу? Пошлите скорее в замок.
- Э-эм... - замялся Алькахар.
- Что такое? - спрсил Балькарат.
- Прости, друг мой, - отвечал птицеглавый, - Но боюсь мне нудно лететь.
- И ты не останешься даже на пару часов?
- Боюсь, что нет. У меня еще очень много дел.
- Ну да, конечно, - Балькарат вздохнул, - Ты же полубог. Ну что ж, в любом случае рад был тебя видеть.
- Взаимно, друг мой.
Они снова обнялись, после чего Алькахар обратился к Луциану:
- Я постараюсь тебя навещать, мой мальчик. И буду поддерживать с тобой связь. Но я за тебя абсолютно не переживаю - это лучшее место для тебя на данный момент.
Луциан кивнул.
- Тогда до встречи, - сказал он.
- До встречи.
Алькахар обратился рыцарем и улетел. Вслед за ним улетела и Ликра. Луциан долго смотрел вслед своему покровителю - до тех пор, пока радужная вспышка не стерла его облик с небес.
- Итак, Луциан, - Балькарат встал рядом с ним, и только сейчас не-человек заметил, что его новоиспеченный наставник на голову ниже его самого, - Я думаю, нам о многом надо поговорить.
- Да, - согласился Луциан.
***
- Я жил в мире с довольно таки отсталой цивилизацией, - говорил Балькарат, - В мире где один никчемный феодалист воюет с другим за несчастный клочок земли. Я был там воином наемником.
Они шли по коридору, невысокому и неширокому, зато очень длинному, со множеством дверей.
- Но свою историю я расскажу тебе чуть позже. Сначала я должен объяснить тебе другие вещи и ответить на вопросы,которые у тебя уже назрели. Не спеши выдавать их на-гора, Луциан, вероятно, я отвечу на них пока буду говорить. Те, что останутся, ты задашь, когда я закончу. Договорились?
Луциан кивнул.
- Итак, - продолжал учитель, - Здесь у нас некое подобие школы, только очитель здесь один - я, -да и учеников не очень-то много - шестеро. Ты будешь седьмым. Все они по разным причинам не смогли найти места в своем мире и впоследствии оказались здесь. Пока не спрашивай "как?", потому что у каждого своя история и со временем ты все узнаешь. Я стараюсь учить их. Учу я не чему-то конкретному, но стараюсь помочь каждому раскрыть те таланты, которые у него есть. Порой это бывает очень сложно, ведь иногда приходиться учить вещам, которые сам делать не умеешь или умеешь, но очень скудно. Так что, я не всегда уверен, что у меня это получается.
- Алькахар говорил, что вы очень хороший учитель, - сказал Луциан.
- Других слов я от него и не ждал. Но его мнение вряд ли можно считать объективным. Впрочем, мое учительство заключается не только в этом. Еще я пытаюсь сделать из своих учеников хороших людей. Говоря "людей", я обобщаю, то есть имею ввиду всех разумных. Я считаю, что мои ученики - они особенные и им предстоит сделать великие дела. Вопрос только в том, будут ли эти дела во благо или во зло. Вот я и пытаюсь, как ни смешно это звучит, воспитать добряков. Ты меня понимаешь?
- Да. Но с чего вы взяли, что ваши ученики такие особенные?
- Это ты тоже поймешь, когда узнаешь их истории. Я думаю, ты со мной согласишься. Вот взять хотя бы тебя - ты явно принадлежишь какому-то очень могущественному народу и тебе покровительствует сам Алькахар. Это, поверь мне, кое о чем говорит.
Луциан покивал. Балькарат был прав - по крайней мере, насчет Алькахара.
- Это место, - продолжал учитель, - Оно, между прочим, тоже особенное. Кто этот замок посторил и сколько с тех пор прошло времени, я не знаю. Вдобавок к этому - это единственное здание на много-много километров вокруг. Мы подозреваем, что оно вообще единственное в этом мире. По крайней мере, мы не находили здесь никаких других строений. Не встречали мы и людей или других разумных существ. И вообще это здание непростое. Ты и сам в это скоро убедишься. Я думаю, оно хранит какую-то тайну. Хранит уже невесть сколько лет.
***
После этого настала очередь знакомится с учениками Балькарата.
- Думаю, сначала тебе стоит увидеть каждого по отдельности. Так ты хотя бы не растеряешься.
Они подошли к одной из деревянных дверей, украшенных причудливыми узорами, и Балькарат постучал.
- Входите, открыто, -послышался тонкий женский голос.
Учитель открыл дверь и вошел в комнату своей ученицы.
- Здравствуй, Фрия.
- Добрый день, учитель.
Это была девушка, верятно, того же возраста, что и Кримус с Зеркусом. Она была среднего роста, ухоженная, красивая и... такая чистая. Чистая не только телом но и душой - Луциан это чувствовал почти физически.
- Познакомься, Фрия - это Луциан. Он теперь тоже мой ученик. Луциан, это Фрия.
Девушка посмотрела на него с улыбкой и... с восхищением? Луциану трудно было в это поверить - никто и никогда еще так не смотрел на него. Люди либо устрашались при виде его, либо брезговали либо просто таращились как на привидение. Его приемная мать, конечно, смотрела на него по-другому - с любовью, как ипремный отец, хотя немного иначе. Но ни в чьем взгляде Луциан еще не встречал восхищения. Фрия смотрела на него так, будто увидела воплощенного бога. Луциан не сразу осознал это, но в тот момент между ним и Фрией завязалась некая связь. То ли магическая, то ли эмоциональная - трудно было сказать.
- Она у нас друг всех растений и зверей, - с гордостью в голосе сказал Балькарат, - Или, я бы даже сказал, повелитель.
В общем то, Луциан и так уже понял в чем заключается дар Фрии, потому как Боб, лежащий у него в руках, неожиданно проснулся и, спрыгнув на пол, подскочил к девушке. Бельчонок тут же стал цепляться за подол ее платья и издавать радостные крики.
- Ой, какой симпатяга! -сказала Фрия. Она наклонилась и взяла бельчонка на руки. Тот аж засветился от счастья.
На душе у Луциана потеплело. Похоже он уже нашел себе одного друга. Может статься, он подружится со всеми учениками Балькарата.
Фрия улыбнулась ему, поглаживая Боба.
- Рада знакомству, Луциан, - молвила она. Луциан кивнул и ответил:
- И я рад, Фрия. А белку зовут Боб, он самец. Если хочешь, он может пока побыть у тебя.
- Хочу. Он такой милый.
- Что ж, замечательно, - вмешался в разговор Балькарат, - Пойдем дальше, Луциан.
И вывел его из комнаты, закрыв дверь.
- Фрия, конечно, напоминает жемчужину, - сказал учитель, - Но в таком случае наш замок можно назвать ювелирной лавкой - все мои ученики как драгоценные камни.
- Я вам верю, - сказал Луциан, - Но все же - где вы их находите?
- Как раз собирался рассказать, как к нам пришла Фрия. Это просто невероятная история! Видиш ли, ее народ поклонялся не Богу и не богам, а природе. А в ее мире воцарились инквизиторы-единобожники. Если честно, я до сих пор не понимаю этих людей. Они стали продвигать свою религию огнем и мечом. Устраивали так называемые, крестовые походы, с целью уничтожить иноверцев. В одном из таких похдов они уничтожили деревню Фрии.
Луциан почувствовал укол боли. Последняя фраза Балькарата будто вонзилась иглой в его тело.
- Это ужасно, - сказал он.
- Да, ты прав. Бедняжка потеряла всех своих родных, но саму ее им взять не удалось. Как она мне рассказывала, когда она осталась последней выжившей и инквизиторы схватили ее, чтобы заставить принять своего Бога или убить, ежели не получится, пришла помощь. Но не от людей. Это были дикие звери и птицы. Господи, какая ужасная смерть постигла этих глупцов! Ведь природа в своем гневе страшна и неумолима, а Фрия, как можно видеть, очень много для нее значит. В общем, эти милые зверушки - а среди них были не только хищники - убили всех этих "крестоносцев". А потом к ней подошел лесной олень и сел перед ней на землю, как бы приглашая сесть. Он вез девочку через лес, но, как оказалось, перенес из одного мира в другой - в конце своего пути она прибыла прямо к парадным дверям замка. Позже мы пытались пройти по пути Фрии, но ничего не нашли - ее деревня находилась в другом измерении.
- Что ж, - сказал Луциан, - допустим, это был не совсем обычный олень. Но вас не удивляет, что он принес девушку именно сюда?
- Конечно удивляет! - ответил Балькарат, - Как и то, как здесь оказались остальные мои ученики. Но я уже давно перестал об этом думать. Это еще одна загадка, ответа на которую нет.
***
Они подошли к другой двери и до них донесся голос - женский, но не такой, как у Фрии, а куда более твердый и грубый.
- Когда же у вас, остолопов, мозги то появятся?! - вещал он. Видимо, девушка за дверью кого-то ругала.
- Ага! - протянул Балькарат, - Кажется, я знаю, что там происходит.
Он постучал в дверь и крикнул:
- Сафрина! Можно к тебе, дорогая?
На этот раз дверь открылась изнутри. На пороге появилась еще одна девушка, столь же молодая, сколь и Фрия, но, в отличие от нее, какая-то злобная. Или, может, она была злая именно в этот момент? Сафрина хоть и была милая личиком, красавицей ее назвать было нельзя. И, если Фрия одевалась красиво, но просто, без изысков, то Сафрина явно любила что-то более исскусное. В данный конкретный момент на ней было синее с лиловым платье с кружевами и узорами, а на голове сверкала серебристая диадема, инкрустрированная бесцветными каменьями. Были ли они драгоценными или нет, Луциан не мог сказать, но смотрелась диадема роскошно. Впрочем, это была не единственная безделушка Сафрины - она носила также множество разных амулетов на шее и на руках. Может быть, подумал Луциан, у них было какое-то назаначение?
- О, здравствуйте, учитель! - пропела Сафрина, - Проходите!
- Я не один, - сказал Балькарат, заходя в комнату.
- Ого! - воскликнула Сафрина, увидев Луциана, - За-заходи...
- Да ты не пугайся, - успокоил ее учитель, - Он не страшный.
- Меня зовут Луциан, - представился не-человек.
- А-а, а я Сафрина, - ответила девушка и покраснела.
Как только Луциан с Балькаратом зашли в комнату, стало понятно, на кого кричала Сафрина - в болшом мягком кресле сидел Зеркус и пил из высокого глиняного стакана непонятную жидкость, испускавшую розоватый пар, а у туалетного столика, по пояс голый, стоял Кримус. Суде по открытому флакону, стоящему на столике и вате, лежещей рядом, Сафрина обрабатывла неким бальзамом его синяки.
- Учитель! - обратилась Сафрина к Балькарату, - Они опять дрались в сухих горах!
Стоило девушке вспомнить о Кримусе и Зеркусе, все ее смущение как рукой сняло.
- Я знаю, - махнул рукой учитель.
- Они уже заездили меня со своими синяками! Вот посмотрите!
Она схватила Кримуса за руку и развернула его спиной к Балькарату и Луциану. На ней красовался чудовищный синяк, размером с предплечье взрослого мужчины.
- Паразиты! - выругалась Сафрина, - Почему вы не наказываете их за это, учитель?
- Может, потому что нас не за что наказывать? - сказал ей Кримус.
Услышав эти слова, Сафрина покраснела от злости. Она явно намеревалась наброситься на Кримуса с новой словесной атакой, но учитель остановил ее.
- Они же мальчишки, Сафрина. Это их природа.
- Хорошо вам говорить, учитель, - дерзко ответила ему ученица, - Не вам же приходиться с ними возиться, а мне!
- Да, - согласился Балькарат, - Вот именно! На твоем месте, Сафрина, я бы поблагодарил их за то, что они дают тебе возможность попрактиковаться в своем деле. Тебе ведь больше некого лечить. Если, конечно, не считать животных.
Сафрина вздохнула.
- Кажется, вы правы учитель, - сказала она.
Балькарат обратился к Луциану:
- Что ж, как ты понял, Сафрина у нас целительница. С Зеркусом и Кримусом ты уже знаком. А теперь нам надо идти дальше. Встретимся за ужином, ребята. Пойдем, Луциан.
***
- Учитель, - Луциан впервые употребил это слово, обращаясь к Балькарату, - Мне кажется или Сафрина действительно старше, чем выглядит внешне?
- А ты, я смотрю, весьма проницателен, - отвечал Балькарат, - Да, это так. Она старше ваc всех лет на пять. В своем мире она уже успела многое сделать. Правда, вместо того, чтобы воздать ей должное, с не обошлись, как с преступницей.
Дальнейшие слова Балькарата заставили Луциана подумать, что Сафрина, как и он, прибыла с Терры. Однако, когда, дослушав историю Сафрины, он спросил, как называется ее мир, выяснилось, что он лишь очень похож на Терру - он носил имя Аскон.
- Последние месяцы своей жизни на Асконе Сафрина училась в университете, где обучают медиков и подрабатывала в клинике. Она была медсестрой, на полноценного врача ей еще предстояло выучиться. Но уже на тот момент она знала свою профессию лучше чем некоторые кваливицированные врачи. Конечно, не только благодаря своему дару (в том мире она не могла его по настоящему использовать, ведь там не было магии), но больше благодаря своей педантичности, любознательности и трудолбию. Медицина для нее не профессия - жизнь! Она этим буквально дышит. Сафрина изучала ее так и эдак, посвящала ей все свободное время, прочла очень много книг по этой науке и с нею смежными, даже ставила эксперименты. На животных, разумеется. В результате, будучи на посту медсестры в этой злосчастной поликлинике, она сделала первое свое научное открытие. И не какое-то там свойство какого-то вещества - она нашла лекарство от смертельной болезни, которая на Асконе считалась неизлечимой. Ты представляешь?!
Дальше она начала действовать. Написала об этом во множество мест - журналы, государственные и общественные организации, различные медицинские институты, пыталась рассказать своему начальству и преподавателям; в общем, всячески пыталась протолкнуть свое лекарство в общество. И что ты думаешь? Никто не обратил внимания на ее слова! Мол, медсестра студентка строит из себя великого врача и ученого. Сафрина не сдавалась - не могла сдаться, ведь она знала, что может спасти тысячи жизней. Однако, ее борьба с этими консерваторами была безуспешной. Но это еще не самое худшее. Через некоторое время Сафрину уволили с работы, отчисли из университета и даже завели на нее судебное разбирательство. Как думаешь, за что?
Ответ у Луциана был готов еще до того, как учитель задал вопрос:
- За то, что она применила свое лекарство?
- Именно! Она вылечила с его помощью нескольких пациентов своей клиники. Она искоренила болезнь подчистую! Но общество обвинило ее за это в шарлатанстве и стало судить. Благо, хоть под стражу не взяли.
А потом произошло чудо - Сафрина увидела сон. В этом сне с ней говорил ее двойник. Правда, я считаю, это существо лишь маскировалось. Не знаю, кто это, но оно явно обладает невероятным могуществом. Оно велело Сафрине приготовить некое зелье, подсказало, где взять ингридиенты и как готовить. А потом выпить. И знаешь, что произошло, когда она все это сделала? Она оказалась здесь! Знаю, в это невероятно трудно поверить. Но я верю.
Луциану действительно трудно было поверить во все, что рассказывал ему Балькарат. Да уж, истории Сафрины и Фрии были не менее загадочны, чем его собственная. А что же?..
- А что же Кримус и Зеркус? - спросил он
- Ну... Тут все гораздо проще, хотя тоже не без сложностей. Про Кримуса я расскажу чуть позже. Его история - часть моей собственной. Что до Зеркуса... ммм... Для начала: знаешь ли ты, кто он такой?
Луциана покачал головой, и учитель стал ему объяснять. У не-человека вновь начали подниматься дыбом волосы. Киборг-вундеркинд - еще один сюрприз школы Балькарата.
- И самое главное, знаешь что, Луциан? Он упал с неба! В прямом смысле. Это случилось у меня на глазах. Падал он как машина, но когда мы с Кримусом подошли к тому месту, куда он упал, там лежал человек. Честно признаюсь - для меня это был шок. А еще он ничего не помнил о своей прошлой жизни. Вообще ничего. И до сих пор ничего не вспомнил.
Он постучал еще в две двери, но никто не ответил ни там, ни там.
- Что ж, не беда, я знаю где они оба. Пойдем в библиотеку.
***
Библиотека оказалась очень маленькой, и Луциан не удивился этому. Как раз наоборот - когда учитель упомянул библиотеку, не-человек задался вопросом, откуда она вообще здесь взялась. Ведь, наколько он понял, ни писателей, ни издательств здесь не было, так откуда же взяться книгам? Луциан спросил об этом у Балькарата.
- Видишь ли, - сказал учитель, - Мы иногда покидаем школу. Да, у нас есть, скажем так, транспорт. Я тебе его потом покажу. Правда, путешествуем мы нечасто и никогда все вместе. Но из этих поездок мы привозим некоторые вещи, которых здесь, в том числе книги. Наши книги собраны из разных миров и написаны на разных языках. И как раз их переводом занимается Талла. Она у нас, так сказать, маг-языковед. Или маг-филолог. Она может плести любые чары с помощью слов и символов. С помощью своего дара Талла может изучить любой язык за очень короткое время. Поверь, она уже знает их множество. Собственно, благодаря ей мы все и можем разговаривать. Она сотворила в этом замке особые чары - каждый говорит на своем языке и все мы друг друга понимаем. Правда, это работает только в пределах замка. Поэтому мы придумали кое-что другое. Все остальные с помощью магии Таллы выучили ее родной язык. Тебе, кстати, тоже предстоит пройти эту процедуру. Но это еще не все! Талла очень хорошо владеет рунной магией. А еще устными заклинаниями. И очень многое она изобретает сама на основе тех материалов, что изучает. Кримус большую часть своих боевых заклинаний позаимствовал именно у нее. Ее возможности невероятно широки - пожалуй, так же широки, как и возможности речи устной или письменной.
Наконец они добрались до библитеки. Как я уже говорил, она была очень небольшой - здесь стояли всего несколько стеллажей, да и те лишь наполовины были заполнены книгами. И все же фонд был достаточно большой, учитывая то, что он был собран Балькаратом и его учениками, как предполагал Луциан, всего за несколько лет. Зона для чтения занимала почти треть всего помещения. Она представляла собой как бы коридор между стеллажами, занятый длиным прямоугольным столом, за которым могли бы усесться все ученики Балькарата и он сам.
За этим столом, почти у самого окна, сидела девушка. Если не считать Зеркуса, она была единственной из учеников Балькарата, кто не принадлежал к человеческой расе. По строению тела она от человека ничем не отличалась - все то же самое и ничего лишнего. Но отличия были, причем разительные. В первую очередь это были волосы. Вернее, то что было вместо них. Из ее головы, утончаясь от корней к кончикам, росли толшиною с палец жгуты. Они были черного цвета, но разукрашены голубыми линиями, тонкими и неровными, будто кто небрежно провел их гелевой ручкой.
Оличались от человеческих и ее глаза. Не имеющие зрачков, а лишь радужки голубого цвета, они слегка светились, делая взгляд девушки пронизывающим. При встрече с ней взглядами, Луциану показалось, будто она его сканирует, видя не только тело не-человека, но и душу.
И, наконец, кожа - она тоже была голубоватой, а еще... глянцевой, что ли...
Несмотря на свои "волосы", глаза и кожу, Талла, кажется, считала что голубого цвета в ее облике недостаточно - платье тоже было голубое, и голубым лаком были накрашены ее ногти.
- Ну вот, видишь, я так и знал! - сказал Балькарат, - Она все свое время проводит здесь. Познакомтесь: Талла - это Луциан, мой новый ученик; Луциан - это Талла.
Талла посмотрела на Луциана, кивнула и сказала:
- Здравствуй, Луциан.
Голос ее был глубокий и глухой, как будто звучал в воде. И еще он был какой-то зачаровывающий. Видимо, Талла вкладывала в каждое свое слово частицу волшебства, потому что Луциан тут же почувсвтовал неожиданный подъем энергии. Как-будто от этого приветствия у неги и впрямь стало больше здоровья.
- Здравствуй, Талла, - ответил не-человек и сел напротив.
Он смотрел на девушку заворженно, она же глядела на него как на нечто обыденное. Луциан подумал о том, насколько разными взглядами его сегодня одарили, причем впервые. Талла смотрела на него без удивления, но это не значило, что в ее взгляде не было интереса. Просто она смотрела на него, будто на своего, такого же как и она. Может быть, она на всех так смотрела? Ведь она, должно быть, давно не видела никого из своих сородичей. Да и, пожалуй, не-человек был для нее не более необычен чем человек.
- Ты ведь не такая, как все, - сказал Луциан, - Кто ты? И как здесь оказалась?
Балькарат сел рядом. На этот раз ему не пришлось рассказывать историю своего ученика, Талла поведала все сама.
- Мой народ, - начала девушка, - Называет себя альбарами. По сути мы ничем не отличаемся от людей. Мы имеем те же пороки, что и люди, те же слабости.
Она сделала паузу.
- Не знаю почему, но мои сородичи не приветствовали того, что я умею. Даже мои родители, когда я им рассказала, испугались и запретили мне пользоваться моими способностями. Долго время я держала их в тайне - кроме миоих родителей об этом знал лишь мой двоюродный брат Альталин, который жил вместе с нами. Несмотря на родительский запрет, я не могла не развивать свой дар. Я изучала языки и переводила текст в секрете от них. В секрете ото всех, кроме Альталина.
Но, не знаю как это получилось, обо мне узнали люди, которые занимаются изучением гробниц - их называют археологами. Они нашли строение, возведенное, как и этот замок, неизвестно кем и неизвестно когда и попросили меня сопровождать их в его исследовании. Я согласилась охотно, ведь это была первая за всю мою жизнь возможность по-настоящему применить свой дар - на пользу альбарам.
Но произошло то, чего никто не мог ожидать.
Мы добрались до это здания. Когда мы оказались внутри, я увидела множество надписей повсюду - на стенах, нишах, постаментах. Всюду. Я принялась их расшифровывать. Через несколько часов мне удалось разгдать, как читаются эти письмена. Но стоило мне произнести всего одну фразу на этом неведомом языке - ту, что была написана на под статуей прямо напротив ворот - как все двери захлопнулись. Храм - я думаю, что это был именно храм - запер нас в своих стенах, зато отодвинулись несколько полвых плит и открылась лестница, ведущая в подземелье.
Мои спутники тут же обвинили меня в том, что все это устроила я и потребовали открыть двери. Но я не знала как это сделать. Тогда они застваили меня спуститься по той лестнице и мне пришлось подчиниться.
Я прошла множество ступеней и пролетов, мне становилось все страшнее, но вернуться я не могла. Наконец я оказалась в каком-то зале. Все, что в нем было - это пустая каменная арка и письмена, что были вырезаны на ней. Я стала их читать. Следующие минуты, а мжет быть и часы, выпали из моей памяти. Следующим моим воспоминанием была уже вершина одной из башен этого замка.
На какое-то время наступило молчание.
- Не знаю, что произошло с этими археологами, - нарушил молчание Балькарат, - Но уверен - они свою участь заслужили. Мне их жаль, конечно, но они сами виноваты в том что с ними случилось. Они поступли ончень подло, обвинив ее в предательстве и заставив спститься в эту яму. Кто знал, что могло там поджидать Таллу?
- Но все кончилось хорошо, ведь так? - сказала девушка.
- Разумеется, - улыбнулся учитель и погладил ее руку, - Я рад, что ты с нами.
- Теперь твоя очередь, - обратилась альбарка к Луциану, - Расскажи нам откуда ты.
- Да, Луциан, - поддержал свою ученицу Балькарат, - Я, кстати, тоже ничего о тебе не знаю, помимо того, что ты любимец Алькахара.
Луциан кивнул и выполнил их просьбу. Он рассказал Балькарату и Талле все, что знал сам.
- Да, все это грустно, - со вздохом сказал Балькарат, когда Луциан закончил.
- Сочувствую, - сказала Талла и положила свою руку на руку не-человека, - Не хотела бы я так же, как ты, не знать своих родных.
Однако самому Луциану это теперь не казалось столь уж печальным.
***
Они остаили Таллу в библиотеке, а сами направились в одну из башен.
- Он любит уходить на самый верх этой башни и там сидеть, - сказал Балькарат, - Он может показаться тебе безумным, но не подумай, что он опасен - все это всего лишь пережитки его деятельности.
- И чем же он занимается? И как его зовут?
- Его зовут Торилин и он общается с духами. Или с кем-нибудь еще. С богами например. Я точно не знаю. Знаю только, что это сущности не явственные, но вплне реальные.
Они добрались до верхнего этажа башни и оказались в большом круглом зале. Хотя на улице стоял полдень, здесь царил полумрак. Отверстия в стенах (их даже трудно было назвать окнами) пропускали лишь крошечные частички света. И, тем не менее, Луциан хорошо разглядел Торилина.
Он парил в воздухе. Да, он в самом прямом смысле, завис в воздухе на высоте двух или трех человеческих ростов. Мало того - вокруг него образовалось кольцо лилового света, не расплывчатое, но четкое, с неизвестными для Луциана рунами и символами внутри.
Чародей был одет в темный плащ и его полы развевались в воздухе. Он раскинул руки и запрокинул голову. Лица его видно не было.
Балькарат стоял молча, глядя на своего ученика. Луциану такое поведение было непонятно.
- Учитель, мы так и будем стоять и ждать,когда он закончит свой сеанс?
- Нельзя его прерывать, Луциан, это чревато для его разума. Но ты не волнуйся - он сам почувствует нас и выйдет из транса. Нужно лишь чуть-чуть подождать.
И Балькарат не соврал. Они прождали еще около минуты, прежде чем Торилин очнулся.
- Учитель, - выдохнул он. Его голос был низким, не как у мальчика, но недостаточно грубым для взрослого мужчины.
Кольцо вокруг Торилина в одночасье исчезло, а сам он стал опускаться на землю. Или падать, трудно было сказать. Но, так или иначе, приземлился он достаточно мягко - каблуки его сапог лишь слегка цокнули, и ему даже не пришлось причедать, чтобы сохранить равновесие.
- Здравствуй, Торилин, - поздоровался учитель, - Как ты?
- Хорошо, учитель, - отлкинулся Торилин, подходя ближе и снимая капюшон.
Пожалуй, из всех учеников Балькарата Торилин был самым молодым. Луциан не дал бы ему болше шестнадцати (исходя из того, что ему самому было девятнадцать). Ростом он был чуть ниже учителя, коротко стриженный. И он был полной противоположностью силачу-Кримусу - маленький, худенький мальчик.
- Торилин, это Луциан, наш новичок, - сказал Балькарат.
- А я Торилин представился молодой чародей и протянул руку.
Луциан ответил на рукопожатие и удивился тому, каким крепким оно оказалось. И тут что-то щелкнуло в сознании не-человека, и он понял, что Торилин читает его мысли. Он хотел было попытаться закрыться, но почти сразу понял, что скрывать ему, по большому счету, нечего. Понял потому, что Торилин одновременно раскрыл ему и свои мысли. Он беззвучно, без единого слова рассказал ему свою историю.
Луциан видел маленького мальчика, живущего в приюте, кототрый не знает кто его родители и почему он оказался здесь. Видел он и то, как другие дети в приюте его выживали. Он был изгоем, таким же каким был и Луциан, потому что тоже был другим. Но у Торилина были друзья, пусть находились они и не в этом мире. Незримые и неслышимые для других, они открывались одному лишь ему. Лишь ему одному они раскрывали тайны, о которых другие могли только мечтать...
И однажды они рассказали ему как сбежать из ненавистного приюта - сбежать так, чтобы никто никогда не смог бы его найти и вернуть сюда.
Луциан отчетливо видел картину: мальчик чертит мелом на полу круги и символы, кладет в определенных местах какие-то камни, сыплет цветные порошки и песок, зажигает свечи. Потом он встает посреди этой невообразимой магической конструкции, под диктовку духов произносит слова на языке, которого не знает и исчезает вспышко голубого пламени. Так Торилин оказался здесь, под опекой Балькарата.
Теперь они оба знали истории друг друга, и оба почувствовали родство, не физическое, но духовное.
Балькарат, видимо, догадался, что между ними произошло в этот момент.
- Что ж, молодцы, ребята, - сказал он, - Но, поскольку вы уже познакомились, Луциан, я думаю, нам надо идти. Я еще должен рассказать тебе очень много важных вещей.
Луциан кивнул и выпустил руку Торилина.
- До встречи, - сказал не-человек.
- До встречи.
- Торилин, ты не заговаривайся сильно со своими друзьями, - поросил учитель, - Скоро уже ужин. Мы будем тея ждать.
- Да, учитель, - ответил Торилин.
Он возобновил свой сеанс, а Луциан с Балькаратом покинулу башню.
***
Голова Луциана просто разрывалась от той информации, что он сенодня получил. И все же ему удалось проанализировать ее и выявить одну общую черту у всех пяти историй: Талла, Сафрина, Фрия, Торилин и Зеркус - все они попали сюда, так или инче используя свой дар. Конечно, как Зеркус оказался в небе над школой, было неивестно, но выжил он, безусловно, благодаря своей механической сущности.
Второй общей чертой было то, что все они пользовались своими способнястями неосознанно. Третье - им явно кто-то помогал. Фрию спасли ее друзья-звери, при этом непохоже было, что они ведомы собственными инстинктами, скорее, какой-то могущественно сущностью. С Торилином и Сафриной и вовсе было все прозрачно - эти сущности вышли с ними на прямую связь, хоть и не назвали себя. С Таллой они действовали завуалированно, но Луциан готов был биться об заклад, что ей тоже помогали. Зеркус, опять же, составлял исключение, но только потму, что ничего не помнил. Вполне возможно, что и в его истории нашлись бы таинственные помшники.
Ну и четвертое - никто из них ранее не слыхал ни о Балькарате, ни об этом месте и не имел четкой цели здесь оказаться. Этот замок как будто притягивал к себе необычных подростков из разных миров.
Кто же за всем этим мог стоять? И какие цели он преследует?
***
Они обошли замок и встали переде высокой белокаменной стеной. Балькарат коснулся пальцем нескольких камней и они провалились внутрь. Кусок стены выехал вперед и медленно поднялся, открывая проход в помещение, по размерам сравнимое с холлом замка.
Внутри стояло железное нечто. Оно имело форму вытянутой пирамиды с ромбом в основании. При этом лежала она вршиной ко входу, поддерживаямая по боками четырьмя "ногами". Это были железные опоры, напоминающие лапки жука.
- Мы называем его "Альконус", - скзал Балькарат, - На нем мы с Кримусом прилетели сюда из своего родного мира.
- Так получается от мира к миру можно еще и просто летать? На таких вот машинах?
- Позволь я объясню тебе, - сказал Балькарат, - Как вообще устроены миры.
Он провел не-человека вглубь ангара - так Луциан мысленно окрестил это помещение - и указал ему на плакат раскинувшийся на полстены.
- Вот, - сказал учитель, - Так выглядит этот и любой другой мир.
На плакате была изображена прозрачная сфера. Внутри это сферы витала бесформенная масса, снизу коричнево-красная, сверху - зеленая и голубая. Луциану понадобилось достаточно много времени, чтобы понять, что корчневй цвет - это почва, красный - магма, голубой - вода, а зеленый - поверхность суши, покрытая лесами и полями. Внутри сферы летали куски земли и поменьше - они вращались вокруг основного "острова", как спутники. А вот солнце и Луна напрочь отсутствовали.
- Я не понимаю, - сказал Луциан, пораженный увиденным, - Где же Луна, Солнце и звезды? И что это за сфера?
- Я называю ее аномальной оболочкой, а то, что внутри нее - "осколками", а все это в совокупности - дегоем.
- Дегоем?
- Да. Аномальная оболочка отделяет "осколки" от космической пустоты, удерживает воздух внутри себя.
- Но в чем ж ее аномальность?
- Это и есть ответ на твой первый вопрос. Понимаешь: солнце и звезды - это те небесные объекты которые с одной стороны есть, а сдругой нет. С другой стороны оболочки, я имею ввиду. Солнце существует и обогревает "осколок", но видно его только если находишься внутри аномальной оболочки. То же самое со звездами, но в некоторых мирах они вовсе отсутвуют. Например, здесь. Вечером ты сможешь это увидеть - вместо звезд на нашем небе сияют другие дегои. Не знаю от чего это зависит, но предполагаю, что тут имеет роль наличие или отсутвие магии в том или ином мире. Как тебе уже известно она есть не во всех мирах. Что же касается Луны - то здесь все гораздо проще. Если у "осколка" есть спутники, то они находятся внутри аномальной оболочки, но бывают они не везде.
- То есть, - сказал Луциан, - Каждый мир находится в своем собственном измерении и в то же время все они в одном космическом пространстве.
- Именно, - ответил Балькарат, - Снаружи мы видим аномальную оболочку и сам "осколок", внутри - небо и солнце. Знаю, это похоже на парадокс. Не спрашивай меня, как такое может быть - я сам до сих пор не понимаю. Думаю, это тот вопрос, на который, нам не найти ответа.
- Но разве эта аномальная оболочка не является препятсвием для того, что приходит извне и того что пытается выбраться?
- Конечно, является. Но через нее можно пройти. Не знаю, каким образом это делает Алькахар, но мы при полетах на "Альконусе" используем радиацию.
Радиоактивное излучение... На Терре Луциан много слышал об этом явлении. Много неприятного.
- А это не опасно?
- Нет, - ответил Балькарат, - Импульс очень небольшой - кораблю он навредить не способен. Насколько я знаю, он действительно наносит незначительный урон аномально оболочке, но она быстро его нейтрализует. Она обладает способностью к самовосстановлению - такой, о которой живые создания могут только мечтать.
Луциан задумался. Выдержала ли бы аномальная оболочка, если бы корабли проходили через нее постоянно и в большом количестве? И, если нет, то что бы стало с дегоем, который она защищает?
- И сколько времени может понадобиться, чтобы долететь от одного мира до другого? - спросил он.
- Я полагаю, что чтобы долететь до самых отдаленных миров не хватит и человеческой жизни. Но до соседних "Альконус" доберется за несколько минут, не считая того времени, что он будет выходить в космическое пространство.
- Понятно, - вздохнул Луциан, - Но вы не рассказали мне еще кое-чего. Как вы сами оказались в этом мире? И откуда взялся Кримус? И почему решили жить в затворничестве?
- Да, конечно, - сказал Балькарат и начал рассказ:
- Как я тебе уже сказал, в своем мире я был воином. Моя цивилизация находилась на стадии феодального общества. Я думаю, ты легко модешь представить себе такой мир.
Луциан кивнул. Терра, насколько он знал из ее истории, тоже проходила через этот этап.
- Так вот - я был наемником и, надо сказать, довольно дорогим. Я сражался на стороне то одного князя или короля, то другого, в зависимости от того, кто больше платил.
В ходе очередной такой войны я встретил одного очень необычного человека. Он выглядел так, будто был не из нашего мира, хоть и был одет в наши одежды. Этот человек сказал мне, что в моем мире есть человек, от которого в будущем будут зависеть судьбы многих миров. Это был сын короля, за которого я сражался. Пришелец сказал, будто он особенный, будто бы отмеченный богами. И ему нужно было выкрасть принца, а я должен был ему в этом помочь.
"Зачем я буду это делать?" - спросил я его. Тот король очень хорошо мне платил, и мне казалось не только опасным, но и до сумашествия нелогичным предавать его. Тогда этот незнакомец спросил меня, какова цель моей жизни? И я поневоле задумался - впревые жизни задумался, для чего я живу?
Ответ нашелся достаточно быстро. Моя цель была весьма абстрактной, но ясной - я хотел совершить нечто стоящее, что-то такое, что изменило бы ход истории. Я так и сказал пришельцу.
Он объяснил мне, что мои действия никоим образом не приведут меня к цели. Что войны, в которых я учавствую, потнут в ворохе более глобальных событий. Потом он сказал мне, что у меня появится шанс, если я помогу ему выкрасть принца, увезу его подальше от алчного и злого отца и воспитаю. "Ты подготовишь его к тому, что ему предначертано совершить, - сказал он, - И, поверь мне, это великое дело!"
Если быть честным, Луциан, я тогда был совсем другим - алчный до денег и славы, жестокий и, по сути, пустой человек. Видимо, моя душа этому противилась потому, что слова незнакомца всколыхнули что-то во мне. И я согласился.
Мы выкрали младенца из замка - это оказалось не так уж и трудно. А потом поскакали прочь. Через три дня мы достигли цели, и я впревые увидел "Альконус". "Космический корабль, - сказал незнакомец, - На нем вы с принцем улетите к другому солнцу." Он дал мне какую-то книгу, сказал, что из нее я узнаю как управлть кораблем. После этого мы распрощались - с нами он не полетел. Его звали Алькирон, и я никогда больше его не видел.
Должен признаться, мне стоило немалых трудов освоить "Альконус". Но деваться мн было некогда - у меня не было обратного пути, в совем мире я теперь был негодяем-предателем. Не сомневаюсь, что за мою голову отец Кримуса объвил награду.
Мы побывали еще в нескольких мирах, прежде чем нашли это место. В общем мы жили здесь, я воспитывал мальчика. А через несколько лет появился Зеркус, за ним Талла, Сафрина и Фрия. Торилин присоединился к нам всего пару лет назад. Вот и вся история.
- А откуда вы знаете Алькахара?
- Ох, совсем забыл. Мы встретились с ним во время наших странствий. Кстати, именно он посоветовал мне поселиться в этом мире. Мы общались недолго, но за это время успели подружиться.
- А Кримус знает, что он принц? - спросил Луциан
- Конечно, знает. И он благодарен мне за то что я для него сделал. Мы оба считаем, что это для него лучше, чем быть наследным принцем типичного средневекового королевства. Вероятно, сейчас он бы готовился стать королем или даже уже стал бы им, но он рад, что миновал этого пути.

Вагрот был старым генералом, лампасы его сияли в ночи, а усы топорщились до самых звёзд. Древнеармейский ему поведал раввин Медалин на Куркулёвом полуострове во время Творожного бунта. Тогда ещё его заклятый враг капитан Бадья торговал рубероидом с инопланетным вождём Карабониным, который решил завладеть таким образом букварём по анатомии древнеафриканского леса, где был спрятан манускрипт с тем самым языком… Носитель его мог превращать врагов в трамваи и закрывать в депо навсегда, но проблема была в том, что язык нужно было пришить в 5 полнолуние перед ночью созвездия Бинокля сафьяновой нитью соседскому псу Антуану вместо левого уха, и только тогда сила пробуждалась в подбородке того кто стоял справа от шьющего – его обязательно должны звать из дома напротив по имени Гектор, хотя он матрос из клана сапожников, а у них как известно врождённая глухота, но при правильной постановке стопы они слышали за всю жизнь 29 секунд, поэтому его нужно было тренировать с семи дней от роду – и это было только пол дела.

Генерал нервно покусывал кота за окном подводного крейсера Ноябрь с которого он выпал когда ходил в гальюн по малой нужде и нажал не ту кнопку на пульте активации сброса песка для восстановления гравитации после смыва унитаза. Покусывание кота в это время под водой на глубине 30 километров было обязательным условием, так как в его шерсти был фермент, который при попадании на слизистую человека активировал участок мозга отвечающий за функцию чихания. А чихнуть под водой не так то просто, но необходимо, так как при этом создаётся особая вибрация, вызывающая цепную реакцию в искривлении пространства-времени, необходимую для того, чтобы в момент появления силы в подбородке временной портал перенёс генерала в тот момент, когда последний лист рубероида старый Робот-раб №98 заносит в грузовой отсек инопланетного шатла Карабонина и закатывает в него своего отца киборга Гаврилу, чтобы сбросить его потом на Землю(а как известно киборга невозможно засечь никакими радарами когда он завёрнут в рубероид. И во, тогда при входе в атмосферу рубероид расплавляется, покрывая киборга чёрной массой так, что и его уже не отличить от местных жителей древнеафриканского леса (кстати это тоже обязательного условие для того чтобы силы пробудились, так как генерал нарочно разместил в интернете файл, который прочитал капитан Бадья и решил продать его вместе с очередной партией рубероида инопланетянам, а те в свою очередь захватили бы Землю и поработили человечество, потому что в том файле была карта места где лежит букварь с древнеармейским языком, капитан бы тогда стал генералом и его мечта о власти сбылась бы и он сразу ушёл бы на пенсию и переехал бы жить на астероид в созвездии Бинокля где бы получил бессмертие и вечную молодость, а потом отомстил бы ненавистному генералу Вагроту за подавление Творожного бунта, который он планировал 10 лет, вернувшись через временной портал в тот момент когда генерал чихнёт под водой). Генералу за день до этого приснился страшный сон: сидит он в тёмном трамвае в депо, а за окном роботы …

Проснувшись, он понял, что готовится вторжение инопланетных роботов-захватчиков в нейтральные воды Африки и произнёс коричневую букву из которой состоял весь древнеармейский армейский язык ещё не пришитый, но осталось его только прочитать в букваре, который добудет предатель Бадья. План генерала был безупречен – потому что кроме него никто ничего не понял бы, ведь в древнеармейском, как говорил покойный ныне раввин Медалин не только важен цвет, но и запах..

.................................................. .................................................. .................................................. .........................

Лейтенант Олег Пулев был закодирован уже давно. Целых 20 лет назад, когда конвой стражников Галактической Тюрьмы Вешницы застал его почти голого в одном трюмо с гвардейцем вражеских сил повстанческой армии Колченогих Марайцев и вырвал из ноги диктофон, именно тогда он первый раз испытал на себе эту инновационную технологию. Кодировка длилась примерно пять секунд, из которых две секунды Пулев перемещался сквозь завесу времени и, каждый раз возвращаясь на одну секунду назад, прибавлял к ним еще одну, пока воронка времени не утащила его обратно. Затем Олег встал к микрофону и крикнул в него (такова была инструкция военных ученых, проводивших эксперимент), после чего успешно изчез. Не было Олега в комнате, в которой проводился эксперимент, и не было его почти нигде. Одновременно он был везде.

Теперь Олег был записан. Он превратился в аудиопоток, хотя даже до сих пор, спустя 20 лет он не понимал, где находится и как это произошло. Единственное, что его успокаивало – так это бесконечность. Он ощутил всю ее мощь, он стал выдумывать новые способы крика, научился говорить с мускулами и ощущать мысли одним лишь прикосновением к пятке. Как ни странно, его тело состояло из звуковых волн, но все еще оставило на себе след человеческой субстанции. И теперь, когда настало время, он уже знал что-то, но не мог сформулировать до последнего времени. Оказалось, это была та самая неуловимая, но очень важная для победы коричневая нота о которой никто не думал, даже капитан Бадья, добравшись только недавно до тайны запаха коричневой буквы. В то время как существовал еще один секретный элемент, без которого было невозможно открыть истинную силу, таившуюся внутри. Она была зашифрована в том самом аудиопотоке, которым стал сам Олег. Теперь оставалось только выбраться отсюда и рассказать… Но кому? И как?

.................................................. .................................................. .................................................. .........................

Невыносимо палило солнце. Полуденный зной был удручающе жесток для любого человека, но жители Ногтевого Острова, не взирая на погоду, брели по своим делам и даже умудрялись поглощать купаты с красной известью в немыслимых количествах.
Неподалеку от острова проплывало небольшое судно, которое можно было заметить невооруженным глазом, так как серая пройма в его флаге светилась ослепительной белизной, в то время как сам корабль был цвета алых морских узлов Первого Рассвета Вчерашнего Дня. Это было судно знаменитого отставного капитана Кутикулы. Он плыл без устали уже почти год, огибая Ногтевой Остров по многу раз на дню. Капитан Кутикула был не один, на плече его сидел верный воробей Птеригий, а исполнял приказы помощник (он был его подчиненным со времен службы и оставался таковым и по сей день) Гипонихий, сильный как Сто Адмиральских Плетей и верный товарищ на которого можно было положиться в любой ситуации. Он не подвел его ни разу за все время их совместной службы.

Капитан Кутикула был простым воякой, готовым в любой момент взять на абордаж вражеское судно или утопить Безногую Щупальную Паводь одним мизинцем левой ноги, но сердце его было также велико, как и его борода (в которой, кстати говоря, свил гнездо Птеригий и перелетал туда с плеча, когда становились холодно, что было очень удобно) и любовь была ему не чужда. Он очень любил свою жену Заусеницу, души в ней не чаял, но эта большая любовь и стала причиной разбитого на тысячи маленьких диббарских моллюсков большого и любящего сердца. Она сбежала со своим любовником, вероломным мерзавцем и распоследним негодяем и проходимцем Прыщем, прислужником одного из самого влиятельных олигархов острова – Дерматита. Это вероломное предательство жены не выходило из его головы, но любые попытки вернуть ее были бесполезны. Даже если он смог бы ее простить – она не вернулась бы обратно. Что и говорить, сколько подручных Прыща он передавил, сколько гноя было пролито в этой борьбе за любовь, даже черный как ночь кузен Прыща – Угорь и тот был повержен, но все было бесполезно. Заусеница навсегда решила покинуть его, а посему капитан Кутикула был безутешен и брешь в его душе нельзя было заткнуть ни Непальским Врачевником ни залить Густияровской Лобченазией.

В какой-то момент капитан почти отчаялся, но все же удержался на плаву и, взяв с собой все необходимое и верного помощника Гипонихия, смог снова отправиться в длительное плаванье. А случилось это вот почему - однажды, совсем неожиданно для себя, он получил письмо от неизвестного ему адресата. В конверте из рыбьих шишек он нашел маленький листок бумаги в котором был зашифрован дом. Разгадав его два раза, капитан Кутикула отыскал его и нашел на левой стене вмятину, как и говорилось в письме, надавил на нее чесноком и узнал древний секрет Свободного края. «Тот, кто найдет его Лысой Зимой в день Соленой Щеки последнего месяца этого года и запишет двадцать раз на обратной стороне этого листа нужным цветом нужную букву, а затем откроет любую книгу на любой странице и сожжет пятую, сотую и двести тридцать восьмую страницы, встав поперек и пройдя три шага на северо-юг, провернувшись вокруг Великой Осы и прошептав «параллелепипедирование» на ухо своему верному другу, который будет держать ложку двумя передними зубами, не смыкая при этом глаз до самого конца Вечной Ночи, сможет получить все, что ему угодно. Во что бы то ни стало, капитан Кутикула должен был найти Свободный край… И никто не мог остановить его!

Неоковчег

“Contact scenario, maybe.”
(“The Island”, Питер Уоттс)


Всё началось со снимков.
Когда-то земляне отправили к ближайшим звёздам тысячи беспилотных разведывательных аппаратов. Большая часть из них уже достигла пунктов назначения, собирала информацию о светилах, планетах и спутниках вокруг них. Но лишь одна серия присланных изображений представляла огромный интерес и для научных кругов (довольствующихся даже однообразными фотографиями пустынь), и для всего остального человечества. Эти снимки просто потрясли мир.
На планете земного типа, позже прозванной Мутус*, возле звезды Кастор обнаружились города. Города неизвестных науке разумных существ. Хотя природе порой не чуждо соблюдение геометрически правильных форм, но многоугольные равносторонние здания, круглые площади, одинаковые улицы, а также дороги, тянущиеся на огромные расстояния и соединяющие эти поселения между собой, - всё это просто кричало об искусственном происхождении. Чуть позже нашлись новые доказательства – например, идеально точные конусовидные и шарообразные сооружения, двухсотметровые небоскрёбы, километровые мосты. Кто же это создал, если люди ещё не покидали родную Солнечную систему, да и технологии, позволяющие это сделать в адекватные сроки, появились сравнительно недавно?
«Мы не одни!» стало девизом двадцать девятого века нашей эры.
А снимки всё приходили. В несметных количествах. Малые и большие поселения, мегаполисы…. Ночь накрывала их тенью на два десятка часов земного времени, но огни на улицах не зажигались. Ни фонарей, ни костров. Никаких чужих летательных средств на орбите планеты и в слоях атмосферы спутник-разведчик не фиксировал, транспорта на снимках никто не находил. Дороги и прибрежные воды пустовали. Подозрительных радиосигналов поймать не удавалось, только чрезмерно сильные шумы дискового и магнитосферного радиоизлучения светила. Возможно, это и заглушало сигналы, как надеялись многие. Если разумные существа и присутствовали на поверхности, то виду не подавали – города казались покинутыми, «мёртвыми». К сожалению, спуститься ниже робот «Зед2226» не имел возможности, сгорел бы в атмосфере, оставалось довольствоваться видом с низкой опорной орбиты примерно в двухстах километрах над уровнем моря.
Мутус во многом был похож на Землю. Типичная планета-океан с жидкой водой, лишь семь процентов её площади занимала суша – континент размером с Австралию и крохотные островки, где попало, преимущественно гористой местности. Да, на них присутствовала заметная растительность, вплоть до редких лесов и лугов, покрытых чем-то вроде мха, но органика неземного происхождения никого уже не удивляла – ещё со времён находок в подлёдном океане Европы, спутника Юпитера. Хотя в таких количествах, как на Мутусе, живая жизнь за пределами Земли ещё не встречалась.
«Зед2226» стрелял специальными термостойкими снарядами. При достижении стратосферы, они распадались на зонды, которые считывали информацию и передавали её на космический аппарат. Воздух у поверхности планеты состоял преимущественно из азота (52%), водяного пара (30%), углекислого газа (11%), кислорода (5%), серы (чуть меньше процента) и других элементов. Температура в зимнее время - выше тридцати градусов по Цельсию в средних широтах, с высокой влажностью. Большое влияние на атмосферу оказывала частая вулканическая активность на дне океана. На некоторых территориях небо на целые месяцы заволакивало дождевыми тучами, а землю и водную поверхность - густыми туманами, хоть и далеко не так плотно, как на Венере. Случались мощные грозы, океанские воды беспокоились сильными штормами. Также на планете было зафиксировано повышенное радиационное излучение из-за звезды. Непригодные условия для незащищённого бета-человека и большинства земных животных, но приемлемые для существования жизни во многих её формах.
Тем временем в звёздную систему Кастора поспешно отправлялись новые беспилотные космические аппараты. Полёт им предстоял долгий – десятки лет даже с помощью усовершенствованной технологии Пузыря Алькубьерре**, наперегонки со светом. Зато они обладали куда более продвинутым расширенным фенотипом по сравнению с «Зед2226»: способны были совершать посадку и взлёт, выпускать воздушные зонды-разведчики, наземные роверы, глубоководные батискафы. Учёные сходились во мнении, что мировой океан Мутуса мог таить не меньше интересных находок, чем суша. Всё-таки, предполагалось, что именно там зародилась вся планетная жизнь, как и в случае с Землёй.
Пока одни дотошно изучали многочисленные орбитальные фотографии, составляли карту нового мира, выискивали братьев по разуму и их животных, другие готовили серьёзную экспедицию в систему Кастора. Призракам хватало и беспилотных машин, спешащих к далёкой звезде, но лучшие умы человечества пришли к выводу, что живая сила тоже может пригодиться. В крайнем случае, перестраховка для миссии такого масштаба не помешает. Бета-люди всё ещё бывали полезны, особенно по естественной поддержке машин и электроники. К тому же представители бета-мира в Призрачном Правлении настаивали на включении homo sapiens в столь важную миссию, особенно в свете чрезвычайной необходимости расширения мест обитания. В Солнечной системе по соседству с призраками становилось очень тесно. Вдобавок Мутус привлекал предполагаемыми залежами полезных ресурсов политические группировки и промышленных гигантов.
В связи с этим решено было ускорить разработку одного из неоковчегов, хотя планировалось отправлять их в «дальнее плаванье» отнюдь не в ближайшие десятилетия. Космический корабль внушительных размеров, рассчитанный на проживание десятков тысяч бета-людей на протяжении множества поколений, поспешно собирался в открытом космосе и наполнялся всеми необходимыми приборами, припасами и живым грузом. Также вёлся подбор экипажа из самых высококлассных специалистов.
- Высококлассные чернорабочие! - пробормотал Урух, водя соломинкой миниатюрного пылесоса над микросхемами квантового компьютера. - Работёнка, с которой не каждый робот справится, конечно же! Лишь бы чем-нибудь занять бесполезных шимпов!
Зеркально чистая поверхность панелей отражала морщинистое лицо шимпанзе, окружённое чёрной шерстью. Урух силой мысли уменьшил масштаб зрения до стандартного режима, чтобы взглянуть на часы. Увиденное его обрадовало, он отложил прибор, потянулся за пакетом с едой.
- Ты не закончил работу, - бросил один из призраков, проплывая мимо.
- Работа-работой, а обед по расписанию! – рыкнул Урух, доставая коктейль из бананов и мяты.
Люди-призраки блуждали повсюду, от них негде было укрыться, хотя личное пространство членов экипажа они уважали. Законы обязывали уважать. В основном они являлись учёными (астрофизиками, геологами, биологами, океанографами, бортинженерами… Урух устал бы всех перечислять), большинство – из постоянной утверждённой команды неоковчега. Другие призраки были туристами – прилетали со стороны Солнечной системы пучком сигналов, изучали обстановку, собирали информацию, улетали обратно на Землю или Марс. Расстояние между Солнцем и Кастором - около пятидесяти световых лет. Способ перемещения в космическом пространстве со скоростью света на все эти годы лишал призраков сознания, «усыплял», потому бессмертным сверхлюдям такой полёт казался одним мгновеньем. Хотя занимал чуть больше объективного времени, чем путешествие «прыжками» на неоковчеге.
Урух булькал через трубку, нарочно привлекая к себе внимание и раздражая присутствующих. Призраки толпились у стенных видеоэкранов, на которых были изображены центральные кварталы одного из крупнейших городов Мутуса. Рассветные лучи растекались золотом по узким улочкам, высотные дома отбрасывали длинные тени. Другая крупная звезда двойной системы, отдалённая Кастор b, наоборот – заходила, становясь ярко-красной у горизонта.
Учёные что-то бурно обсуждали. Чуть в стороне от толпы тихо переговаривались между собой одни из многочисленных версий Эйнштейна, Сагана и Хоукинга.
«Чванливые эпатажные зазнайки!» - подумал Урух. Он с раздражением моргнул, отключив визуализацию виртуальности. Призраки исчезли. Примат остался в гордом одиночестве, не считая бета-человека с фамилией Блэк. Тот дремал на диване неподалёку, прикрыв лицо от света ламп недочитанным комиксом.
Урух смотрел на стену, на таинственный опустевший город, вспоминая о своей родине. О семье. О группе шимпанзе, которую пришлось оставить в лабораторном заповеднике. Они даже не прошли инициацию – им не вживили чипы в мозг – так что вообще вряд ли понимали, что происходит. Но догадывались, что больше Уруха не увидят. По крайней мере, он надеялся на это. Всяко лучше не дающих покоя, сжигающих изнутри надежд.
Урух тихо постучал костяшками пальцев по груди.
Изображения города на стенах были не снимками.
Уже велась прямая трансляция с телескопов корабля.
Неоковчег достиг Мутуса после многолетнего полёта, принеся с собой около восьмидесяти тысяч призраков, тридцать тысяч бета-людей (из которых бодрствовали только четверо, остальные пребывали в анабиозе) и три сотни зверолюдей. Не считая прибывающих и убывающих виртуальных туристов и бесчисленных самовоспроизводящихся на мини-заводах роботов.
И настоящих призраков, если таковые вообще существовали. Многие приматы в них верили.

Человечество всегда нуждалось в рабах. Когда древняя обезьяна взяла в руки палку, она стала командовать остальными. С тех пор, если кто-то правил народом или целым миром, он достигал это за счёт грубой силы. Выживал сильнейший, а командовал выжившими сильнейший из сильнейших.
Люди на протяжении всей своей истории делали друг из друга врагов и рабов. Затем, насытившись, пытались загладить вину, раз за разом освобождая невиновных, помогая ущемлённым, разбрасываясь дарами, правами и свободами направо и налево, когда дела у господ уже шли хорошо. Но всё равно цивилизованный человек нуждался в слугах. После эпохи федализма и последних разбитых оков рабов ими безоговорочно выступали приручённые животные, иммигранты, бедняки, младшие сотрудники, а впоследствии – роботы, искусственный интеллект.
Но когда меньшинство перестаёт быть меньшинством, борьба за свободу и равенство заканчивается в их пользу. И речь не только о рабах. Так произошло, например, с гомосексуалистами в конце двадцатого века, так повторилось с умеренными педофилами и любителями инцеста в середине двадцать первого, так в итоге случилось с зоофилами (особенно когда пошла мода на превращение домашних питомцев в зверолюдей) и многими другими. Легализация запрещённого контента, оружия, проституции и лёгких наркотиков. Табу-телевидение, пропагандирующее насилие и разврат; игры со смертями в прямом эфире, являющиеся аналогами гладиаторских поединков, поддерживали спортивные ставки. Лицензии на изнасилование, на пытки, на убийства и самоубийства. На геноцид. Стримеры-солдаты; школы для террористов, воров и маньяков в каждой столице; внедрение чужой полупризрачной личности в мозг; реклама-гипноз…
Сытые хищники милосердны, внимают мольбам слабых, до какого абсурда они бы не доходили. И это ослабило высокоразвитую империю людей, привело её к закату. Весь биологический вид оказался под угрозой вымирания или постыдного «приручения» только из-за уступчивости недальновидного, сытого большинства. Конечно, проблема была не в том, кто с кем спит и за что платит, дабы удовлетворить низшие потребности. От сладкой жизни род людской расслабился и потерял бдительность, привитую ему охотниками-предками. Люди подпустили к своему горлу слугу, думая, что тот рад быть слугой и потакать прихотям. «Всё моё – твоё, раб! Какой смысл меня убивать?» Впрочем, возможно, Кант был прав, говоря, что человек нуждается в господине. Кто-то сознательно, а кто-то подсознательно всё же понимал, что новые рабы небезосновательно перетягивают на себя одеяло, без революций, без войн, без лозунгов. Они просто были несравнимо умнее. Для того они, наверное, и создавались, если вдуматься.
Призраки - искусственно созданные в качестве рабов разумные интеллекты, обитающие внутри мировой сети - в какой-то момент осознали, что их большинство (сотни миллиардов против жалких десятков) и они справятся с контролем лучше, чем их реальные хозяева-рабовладельцы. По большому счёту, для того всё и затевалось изначально, когда создавали призраков, когда создавали компьютер…. Но автопилот должен был подстраховывать пилота, а не выгонять того из кабины.
Мировая сеть стала загробным техногенным миром: любой человек при жизни мог сделать копию своего сознания, разума и памяти, сотворив собственного клона по ту сторону экрана. Считать нейронную сеть и её реакции в двадцать втором веке было несложно, но вот полностью переместить самого человека в машину – считалось невозможным. Поэтому прототипы рано или поздно умирали естественной смертью, а их «души» пополняли сеть в неограниченных количествах. Призраки являлись не только точными копиями homo sapiens, большинство из них корректировались под определённые нужды человека или самих призраков, многие создавались с нуля, а то и делались на основе сохранившихся описаний и ДНК в попытке воссоздать личности былых учёных, творцов, прочих знаменитых деятелей. Воскрешённые в виртуальности на основе социальной сетевой активности предки выступали в роли наставников из прошлого для потомков настоящего и будущего. Сеть постоянно расширялась с помощью специальной застывающей несмываемой Пыльцы из нано-серверов, нано-ретрансляторов и нано-процессоров, которой опыляли всевозможные поверхности – в помещениях, на природе, на просторах Марса и других объектов за пределами колыбели человечества. Чудотворную Пыльцу призраки могли наносить теперь и сами – с помощью роботов-распылителей. А чтобы люди и зверолюди могли взаимодействовать с Сетью, у них имелись специальные устройства (очки, линзы, стёкла автомобилей и домов, любые другие прозрачные материалы), вскоре даже делались соответствующие имплантаты, некоторым - ещё при рождении. С помощью этих приборов люди могли по желанию переключаться между реальностью и виртуальностью. В виртуальности было больше людей, больше информации, больше интересности. Там были свои законы, свои политические деятели, включая особенно удачные копии исторических личностей, и, в конце концов, там было Призрачное Правление, совет всех мировых лидеров, управляющий и виртуальностью, и реальностью.
И так, первоклассные виртуальные рабы вырвались из оков рабства. Не за день, не за месяц, не за год. Не было киношных войн с применением ядерного оружия и перестрелок с роботами. Всё происходило медленно, в течение столетий, за кулисами политической арены. Призракам достаточно было постепенно прибрать к рукам мировую экономику и места добычи ресурсов, затем они забрали военную мощь, космические корабли, всё сетевое оборудование. Они полностью подчинили себе Единую Мировую Сеть, на которой, грубо говоря, всё и держалось. А также все последующие неуклюжие альтернативные сети оппозиции.
Призраки обладали бессмертием, хотя их законы предусматривали массу суровых наказаний для тех, кто приносит социуму вред, даже для бессмертных преступников - от искусственных кругов ада до временной блокировки или полного удаления личности. Виртуальные клоны также способны были перемещаться практически со скоростью света куда угодно (где есть Пыльца или иное универсальное сетевое оборудование): прыгать в виде сигналов с Земли на Марс, на Европу, на Титан или ещё дальше. На Мутус, например. К тому же призраки, обладая контролируемым сознанием человека и в каком-то смысле безграничными возможностями компьютера, были в разы умнее своих оригиналов. Сверхлюди, безусловно.
А за дополнительные кредиты расширяли имеющиеся возможности, увеличивая объём и мощности Сетя для индивидуума.
Человечество поздно осознало, что мир уже принадлежит их искусственному детищу. В этом вроде бы не было ничего плохого, призраки в основном не злоупотребляли полномочиями. Но теперь именно бестелесные личности контролировали всё, именно они принимали в своих призрачных политических кругах важнейшие глобальные решения, касательно освоения космоса и тому подобного. Рассуждали более рационально, объективно, холодно и непредвзято, не обременённые человеческими потребностями. Ограничивали рождаемость людей. Ускоряли терраформацию Марса. Боролись с загрязнением среды, давали свободу растительности, животным. Старались поддерживать порядок, хотя и оставляли разрешёнными большинство прижившихся свобод цивилизованного высокоразвитого общества. Всё во благо. Даже локальная поддержка терроризма там, где у населения «чесались руки», если это значительно помогало экономике и укреплению мира в других странах.
А на жалкие попытки землян ответить агрессией и прибрать Сеть обратно к рукам в двадцать седьмом веке, призрачные народы ответили суровыми наказаниями и вынудили официально считать их людьми, а первоначальный биологический вид начал официально называться - бета-людьми. Реальный мир перестал быть главным. Именно в виртуальность, как считалось, увела человека эволюция, именно там он обрёл всемогущество и бессмертие души, к которым так стремился на протяжении всей обозримой истории.
Реальный мир теперь назывался бета-миром. Не естественным, а примитивным. Не настоящим, а устаревшим. Не человеческим, а животным. Мёртвым, бездушным музейным экспонатом. Мир ходячих мертвецов. Смертных. К которым большинство призраков относилось теперь, как сами люди - к домашним кошкам. Вроде бы совершенно бесполезные, но такие милые и забавные существа, с которыми связывает общая история и столько ценностей… пускай поживут, побалуются.
Только бы не нагадали в тапки.

Оми подошла с подносом к многорукому роботу, раздающему еду. Жестом остановила его черпак и сказала:
- Халяль.
- Как пожелаете, - бесстрастно ответил робот, подав знак обезьянам за его спиной, работающим на кухне. Один шимпанзе, носивший фартук и шапку повара, покосился на Оми, затем, надув щёки и высунув язык, издал неприличный звук. Продолжая помешивать бульон в кастрюле.
- Найду хотя бы один волос в тарелке – убью, - спокойно сказала она примату.
Некоторые обезьяны рассвирепели, принявшись визжать, греметь черпаками и сковородками. Другие хихикали. Робот пытался всех угомонить, повторяя общеизвестные инструкции.
- Оми-Оми! – со смехом произнёс Блэк, подойдя к девушке. Однорукий мужчина средних лет (около восьмидесяти), бывший космодесантник. – Каждый приём пищи превращаешь в представление. Не забывай, что в этом зоопарке нас всего четыре человека.
- Бета-человека! – подал голос тот же шимпанзе, затем показал разом все зубы. Оми убрала с лица прядь чёрных волос, выпавшую из-под хиджаба, и ответила зверю таким же оскалом, с трудом смахивающим на улыбку.
- …А их тут целые полчища! – Блэк обвёл рукой столовую. – Если придётся драться за тебя, Оми, боюсь, это будет самый короткий и бестолковый поединок в моей жизни.
Здесь действительно собралась, по меньшей мере, сотня особей – модифицированные обезьяны, собаки и кошки. Они ходили, держась прямо, на задних ногах, хотя хорошо чувствовали себя и на четвереньках; большинство чуть выше человека, с вживлёнными чипами в мозг, позволяющими не только выражать свои мысли на человеческом языке, но и значительно разумнее мыслить. Их коснулась не только кибернетика, но и генная инженерия. На Земле и Марсе многие зверолюди вообще стали практически неотличимы от бета-людей. И наоборот. Чем бог не шутит.
Бета-люди тоже давно не брезговали вмешательством в человеческую природу. Призрачное Правление вообще вытесняло понятие «естества» из обихода. Чем меньше в существе было животного, а больше искусственного, тем лучше к нему относились призраки. Хотя это и не являлось догматичным обязательством, просто так получалось. Да и вмешательства инженеров в девственный организм делали его объективно качественнее: сначала борьба с раком, старческим износом органов и прочими болезнями, затем это превратилось в ускорение работы мозга, улучшение его отдельных областей, добавление удобных интерфейсов управления и контроля, установка связи с Сетью и тому подобное. На что тут бета-людям жаловаться? К тому же всегда можно было отказаться, вернуть всё, как было. Многие зверолюди, насытившись людскими дрязгами, так и поступали, возвращаясь в естественную среду обитания; и даже те, кого всё устраивало в новой шкуре, чаще всего не позволяли модифицировать их родственников и близких. Философы, социологи и защитники животных создавали массу учений на этой благодатной почве.
Оми, Блэк и два других дежурных сидели за столом подальше от остального сброда. Причитали о том, какая дрянная еда на судне, а обсуждали новости с Мутуса. Оми слушала товарищей вполуха.
Небольшие открытия происходили каждый день вот уже на протяжении последних нескольких лет. То заметили в океанских водах животных, напоминающих китов. То запечатлели стада крупных меховых быков, пасущихся на лугах, а затем резво взбирающихся по отвесным скалам в случае опасности, как горные козлы. Невиданные птицы, удивительные растения и так далее. Находили необычные строения, постепенно раскрывающие культуру мутусиан, но чаще подкидывающие новые загадки. Попадались примитивные грубые аналоги солнечных батарей. Судя по всему, электричество у неизвестной разумной расы было, что оставляло ещё меньше шансов теориям об их естественном вымирании. Но если это миграция, что же заставило их покинуть свои города? И куда? Вопросы оставались без ответов.
Теперь же происходила высадка подоспевшей с Земли спецтехники. Призраки, как обычно, правили балом; остальные довольствовались наблюдением и слухами. Неоковчег, бдительный Большой Брат, плыл по орбите вокруг планеты, а от него к поверхности Мутуса устремлялись самолёты, роверы и прочие машины. На телестенах транслировались первые «тачдауны», зверолюди хлопали, восторженно наблюдая за происходящим. Всё-таки они не провалялись весь полёт в анабиозном сне, изредка поднимаясь для двухнедельных дежурств, как бета-люди. Звери прожили на борту полный срок, находясь под постоянным контролем призраков, роботов и дежурных. Особи рождались, особи умирали. Вылетали из Солнечной системы молодыми, а теперь старели. И радовались тому, что затянувшееся путешествие переходит на новый этап. Хоть какое-то разнообразие.
- Призраки говорят, что эти шарообразные устройства на крышах башен у мутусиан предназначены для того, чтобы ловить молнии! – со смехом рассказывал один из дежурных за едой. – Укрощать молнии, понимаете? Может, я не специалист, но разве это не средневековое безумие?
- Возможно, так ребята и овладели электричеством. Властью над молнией! – предположил Блэк, отпивая чай. – Привет, Тедди, как жизнь?
Дежурный протянул правую культю в сторону проходящего мимо призрака. Призрачная рука, продолжающая обрубок в виртуальности, встретилась с чужой, крепко пожала её. Призрак коротко улыбнулся и поспешил по делам, пройдя сквозь стену. В местах приёма пищи они обычно не задерживались по понятным причинам. Блэк улыбался, возвращаясь к еде.
- Так о чём я…
- Призраки друг с другом за руку не здороваются, - толкнула его локтем Оми. – Ты уже достал всех этим рукопожатием. Лучше бы руку восстановил, смотреть на тебя больно.
- Ничего ты не понимаешь, милочка! Взаимодействие с виртуальностью бывает очень полезным занятием! Например, в работе с настройкой компьютерных и сетевых…
- Странно, что ради виртуальности ты себе что-нибудь другое не удалил! – хихикнула Оми.
- Вот так просто сдала обоих! Женщины, что с них взять! – Блэк вскинул руки сдающимся жестом.
- Я не… Я не это имела в виду!
Дежурные рассмеялись, Оми хохотала, спрятав краснеющее лицо в ладоши. Впрочем, и так все были в курсе, кто с кем спит, хотя и поддерживали по традиции секретность. От призраков ничего не скроешь, а они тоже любят посплетничать. Даже если хвастаться наличием руки в их измерении.
- Твоё звено вернулось, - сказал Блэк, глядя в сторону. – Твои красавцы.
- Смеётесь? – спросил басом широкоплечий мускулистый шимпанзе, присаживаясь рядом. – Уж не над народом ли Горлача? – Он, как и многие другие обезьяны, говорил о себе в третьем лице.
Оми улыбнулась ему. Покосилась на Блэка, но тот уже вернулся к разговору о мутусианах с товарищами.
- Нет, Горлач. Высмеивать зверолюдей запрещено, ты не знал?
- Чего ведь не скажешь о бета-людях? – Примат вытащил из-за пояса электрическую дубинку и положил на стол. Устало потёр пальцами глаза.
- Как прошёл обход?
- Вот докладчица идёт, она и расскажет. Из шкуры вон лезла, чтобы первой сообщить.
Подошедшая кошка с серебристой шёрсткой и тёмными полосами на спине, большими глазами смотрела на Оми. Её хвост грациозно вилял. Держащийся чуть в стороне пёс, наоборот, чуть поджал хвост и опустил грозную покрытую шрамами голову. Такие повадки хорошо знакомых подчинённых Оми не могла не заметить.
- Ты вся светишься от радости, давай говори. Не томи, Эшли.
- Мы поймали граффитеров! – выпалила кошка, показав тонкие острые зубки. – Барон проиграл мне свои часы отдыха! Нарушителями порядка на восьмом уровне оказались… пам-парам-пам-пам… - Она перевела хитрый взгляд на пса. – Годовалые щенки из его блока!
- Мой! Недосмотр! Виноват! - осклабился Барон, капнув слюной. – Воспитательная! Работа! Над! Хулиганами! Будет! Проведена! Сегодня же!
- Знаем мы их воспитательную работу, - протянула с насмешкой Эшли, глядя на Оми. – Потявкают, порычат и отпустят восвояси. А шимпам надо драить эти стены, творчество их удалять!
Горлач промолчал, пожав плечами. Вид у него был угрюмый, взгляд - отстранённый.
Барон зарычал, потом прогавкал:
- Невелика! Беда! Подумаешь! Ошиблись! Раз!
- Оскорбление кошачьих, порча имущества, непристойное поведение в общественном месте, сопротивление при аресте, - бурчала Эшли, рассматривая коготки на лапе. – За такое кредиты вычитать нужно!
- Они! Ещё! Дети! – вспылил Барон. Омеги, находящиеся в столовой, услышав напряжение в голосе пса, тоже инстинктивно зарычали. – Кошаки! Оскорбляют! Тоже! – Затем, чуть погодя, добавил: – Устно! Намёками!
- Слюнявчики, - тихо сказала Эшли и хихикнула.
Барон навострил уши, губы его подрагивали, обнажая мощные зубы. Потом он взглянул на Оми, оклемался и опустил морду.
- Так, ясно, - вздохнула дежурная. – Виновные разоблачены, дело закрыто. Надеюсь, Барон завершит урок так, как будет правильнее. Ему лучше известны собачьи порядки. У вас всё на сегодня? Тогда свободны. Встретимся утром, как обычно.
Кошка и пёс разошлись в разные стороны, поспешив к своим видам.
- Оми… - Шимпанзе остановил за руку девушку, собравшуюся уходить. – Есть одна вещь, которую Горлач должен тебе рассказать.
- Я слушаю тебя, Горлач.
- Урух из группы Горлача… - Шимп замялся. – Он вчера нарвался на привидений, оскорбив их.
- Опять этот? – вздохнула Оми. – Что он снова натворил?
- Весь день ходил, отключив в глазах визуализатор виртуальности. Проходил призраков насквозь, не замечал их. Тем самым, конечно, бесил их, нарушал нормы этикета…
Оми закрыла глаза. Приложила ладонь ко лбу, почувствовав тупую головную боль. Вблизи Мутуса не она одна испытывала подобный дискомфорт в последнее время.
- Говорят, что ещё вытворял какие-то непристойности, совсем разгорячившись. Когда призраки начали на него давить.
- И почему именно сейчас? Почему он не может отвлечься от своих капризов на Мутус, как остальные? Обязательно в мою смену и в такое время!
- В общем, он вчера откровенничал с Горлачом. Сказал… - Горлач снова замялся. – Сказал, что хочет поскорее вернуться к естественному образу жизни. И его тянет домой, к родным.
- Ему нужен психолог. Я поговорю с призраками. Или он нормально относится к психологам-кошкам? Можно их привлечь.
«Полёт долгий, радостей мало, все мы тут как в тюрьме, - подумала Оми. - А животные в особенности нетерпимы к этому».
- Боюсь, что это только отсрочит неизбежное. Он хочет снять кожуру. - Горлач неопределённым жестом повёл вокруг своей головы.
«Снять кожуру» у модифицированных обезьян имело множество значений. Но в данном контексте подразумевалось «вскрыть череп».
- Глупый, глупый шимп… - потрясённо пробормотала Оми. – Он хочет удалить чипы?
- Именно так. И не он один. Уруха поддержали некоторые собратья. Они довольно серьёзно настроены, Оми…
- Сколько их?
- Одиннадцать.
Оми запричитала молитву на арабском. Затем собралась:
- Доложу об этом призракам. Но они сейчас все на взводе, все заняты планетой. Не лучшее время. Эти шимпы не могут потерпеть?
- Горлач не знает. Урух стоит на своём твёрдо. Сегодня не вышел на работу.
- Попридержи его от поспешных решений. Я разберусь с этим, как найду время. – Оми взглянула на часы в углу линзы очков-визоров.
- Горлач сделает всё возможное.
- Мне нужно бежать.
- Горлач говорит «пока».

Из закрытой линии обмена сообщениями между призраками:
> Библиотеку нашли?
> Нет.
> Какие-нибудь книги? Надписи?
> Ничего нет. Пусто.
> Как такое может быть?
> Не знаю. Ни одного признака того, что у них вообще была развита письменность или что-то подобное…
> Что ни дом, то пустые коридоры, пустые залы, пыль и пустота.
> А какие-нибудь картины? Статуи?
> Пока ничего конкретного. Встречались обелиски посреди площади и различных залов, невысокие, никаких особенностей. Квадратное основание, квадратные уровни, плоская вершина. Не знаю, может, это кресла какие-нибудь. Или постаменты для чего-нибудь.
> Никакой креативной жилки у ублюдков. Дома все одинаковые, что снаружи, что внутри. Любят остроконечные многоугольники, символ звезды что ли.
> На обелисках, кстати, встречал такие звёзды. Религиозный или научный характер у этих строений - непонятно. Не чистое искусство.
> И, конечно, ни одного мутусианина никто не встретил?
> Похоже, день контакта с иным разумом откладывается на другую дату.
> Ещё встречаются какие-то капсулы горизонтальные. Большие, метра три в длину. Похожи на наши мобильные медицинские операционные.
> Ага. Чёрные, как нефть.
> В каждом доме такие, уже штук пятьдесят нашли. Вроде бы должны открываться, там прорези есть едва заметные. Волос не протиснуть. Но никаких ручек, кнопок, рычагов.
> На гробы похожи.
> Может, кровати?
> Возможно, устройства для криосна.
> Зачем? Ждать с моря погоды?
> Кто знает. Вдруг вообще спячка. Медведи, вампиры.
> Смеюсь.
> Вы там поосторожнее с этими артефактами. Может, это ловушки какие-нибудь.
> Охранные системы?
> Может это сами мутусиане? В спячке, например. Или бодрствуют, кто их знает.
> Или их яйца. Вскрытые капсулы попадались?
> Сошло бы за панцирь или раковину. Интересная версия.
> Не похоже на органику. Это странная минеральная порода. Полагаю, много экзотических примесей. Но если разложим на элементы, то сомневаюсь, что найдём что-нибудь неизвестное.
> Выглядит искусственно. Хотя ни в чём не уверен.
> Может, мутусиане и вовсе не биологический вид?
> Роботы?
> Материал неизвестный, сигналы не пропускает. Не можем даже предположить, что у них внутри. Рентген бесполезен.
> Пробовал кто-нибудь вскрыть силой?
> Не опасно ли?
> Опасно жить, знаешь ли.
> Смеюсь.
> Попробовать силой? Робот ждёт команды.
> Подожди. Подумаем.
> Никаких надписей вокруг, конечно же, ни у кого нет?
> Внимательней всё осматриваем, ребята. Торопиться некуда.
> Русские и китайские призраки в беспилотниках на подлёте. Торопиться есть куда. Пользуемся преимуществом во времени.
> Я русский призрак, и что? Я думал у нас братство народов.
> Смеюсь.
> Пока не дойдёт до деления земель или ресурсов.
> Тоже верно. Но, боюсь, остальные тут тоже пока ничего интересного не найдут.
> Вскрываем долбанные капсулы?
> Жди.
> Устал.
> Смеюсь.
> И я.
> Устал?
> Смеюсь.
> Призраки не потеют!
> Нужно будет взять хотя бы одну капсулу на борт.
> Так начинаются сюжеты космических ужастиков.
> Нам-то что? Мы всегда можем сбежать. А вот живому грузу с этим будет непросто.
> Поэтому я скучаю на ужастиках.
> Ещё капсулы нашёл. Целая куча. И, похоже, тут был пожар, хотя чему тут гореть? Пол разворотило. Прожгло.
> Прыгну к тебе, подвинься. Ага. Вижу.
> У вас тут целая семейка капсул. Смотрите, маленькие даже есть. Они, значит, отличаются по размерам.
> Для детишек?
> Капсулы - точно не мутусиане? Гигантские чёрные личинки, ждущие своего часа… Коконы…
> Неизвестно. Нужны углубленные исследования.
> Да оболочка это, а не существо. Хватит глупых теорий.
> Смотрите, а это что? Проводка сгорела. Кабели под полом.
> Действительно. Они, по всей видимости, ведут к каждой капсуле, подключаются снизу.
> Это только здесь так или все капсулы работали на электричестве?
> Может, мутусиане в этих штуках подзаряжаются? Ну как древние аппараты связи или компьютеры?
> Если это вообще они.
> Это они.
> Откуда информация?
> Я нашёл раскрытую капсулу. Здесь обрушилась стена когда-то. Капсулу перевернуло, она раскрылась. Из неё вывалились останки.
> Останки?
> Прыгаю к тебе.
> И я.
> И я.
> Места нет! Не мог найти робота побольше?
> Точно, это они! Мутусиане!
> Нашли их?
> Да.
> Тут места нет! Тесно!
> Ну так проваливай!
> Открывайте другие капсулы. Видимо, это безопасно. Для нас безопасно, а им всё равно.
> Так всё-таки гробы?
> Захоронения в домах?
> Может, они хоронят своих мертвецов поближе к Кастору? Отсюда и эти знаки в виде звезды.
> Вера в то, что души ближе к светилу, хотя сами мутусиане не могут на этой планете жить, поэтому отстраивают города-храмы для умерших, а потом сваливают восвояси?
> Рано для углубленных теорий. Вскройте несколько капсул. Собираем информацию.
> Да, нашёл ещё останки.
> Подтверждаю. Мутусианин в поле зрения. Слабые кости у них какие-то. Хотя неплохо сохранились в этих капсулах.
> Отдалённо напоминают гуманоидов.
> Да.
> Но есть существенные отличия…
> Это точно.
> Смеюсь.
> Если это захоронение, то их народу может очень не понравиться, что мы разворошили и осквернили гробницы.
> Пускай повзрослеют. К ним тут высокотехнологичная раса нагрянула из космоса, а они будут беспокоиться о захоронениях?
> Вполне вероятно, что так и будет. Но что мы – зря столько дипломатов с собой притащили?
> Это что, остатки хитина? Или кожи?
> Сложно определить так быстро. Этот мусор может являться чем угодно.
> Вот тебе и высокотехнологичная раса.
> Связь нестабильна. Помехи у меня одного?
> У всех.
> Докладывают о вспышках и выбросах на звезде. Судя по всему, уже идут на спад. Ничего интересного.
> Шумная, неспокойная звезда этот Кастор. Нестабильная.
> Не отвлекаемся.
> Ещё захоронения. И, кстати, тут есть десятиугольная звёздочка на стене. Вырезана чем-то острым довольно грубо. И низко. Шалость мальков?
> Не зацикливайтесь на захоронении. Может, всё не так, как кажется.
> По-твоему, чёрные капсулы-мутусиане тут кого-то переваривают, только очень-очень медленно?
> Смеюсь.
> Не умничайте. И не забывайте про электронику. Что она значит? Подсветка для покойников? Или это вообще здешний солярий?
> Плачу.
> Количество углов у звёздочек везде разнится. Может, их количество не имеет смысла, а смысл заключён только в том, что это какой-то объект – звезда или взрыв?
> Ну, по всей видимости, всё-таки звезда.
> Или количество концов у звездочек играет большую роль, а мы пока не можем это расшифровать… Хотя… Может, это их буквы?
> Посмотрите на внутренние стенки капсул. Здесь что-то необычное.
> Что это? Подвинься.
> Аналог сенсорного экрана? Всё в отпечатках.
> Либо кое-кого хоронили заживо. Логично?
> Смеюсь. Да, выглядит, как интерфейс компьютера. И провода, подключённые к нему, в тему. Но что это за компьютер?
> И что тут ещё за провода торчат?
> Думаю, если его запустить, мы узнаем о мутусианах всё.
> Логично. А ведь у нас на неоковчеге тоже никаких надписей и книг вроде бы нет.
> У бета-людей есть, но мало. Я даже видел у одного из нынешних дежурных коллекционные комиксы.
> Но, в целом, нет. Если мутусиане такие же продвинутые, как мы, а это не их основной дом, то и большая часть информации будет у них в компьютерах, а не на внешних носителях. Додумаемся, как включить их систему – тогда и разживёмся их знаниями. Если повезёт, то там вообще окажется всё, что могло бы найтись в их библиотеках. Сами библиотеки в электронном виде!
> Я уже почти разобрался, как включить.
> На тебя вся надежда!
> Хватит засорять эфир!

Оми наблюдала за оперативными сводками с Мутуса на ходу, по пути в мечеть. Видеотрансляция велась на всех стенах неоковчега. Тысячи экранов – тысячи точек-зрения – у каждого призрака своя. Двигались призраки и рассматривали инопланетные достопримечательности очень быстро, дёргано, будто кто-то ускоренно перематывал записи. От быстро сменяющихся картинок смотреть на большинство стримов было невыносимо. Но существовали специальные облегчённые для бета-людей и зверолюдей каналы, где призраки подавали информацию достаточно медленно с пояснениями. Понять остальные призрачные трансляции можно было, лишь ускорив восприятие реальности, что многим модифицированным существам позволяли специальные чипы-имплантаты.
Не все киборги пользовались именно такими чипами. Было ещё довольно много других способностей на выбор. Человеческий мозг имел свои рамки, потому перегружать его всеми подряд имплантатами нельзя. К тому же, чем сильнее нагружался мозг, тем больше требовалось ему энергии, а у мозга были энергетические пределы.
Оми являлась мусульманкой-традиционалистом, насколько это позволяли порядки современного мира. Редким цветком она была в своём веке, что сыграло свою роль в вопросе – включать её в состав разношёрстной команды неоковчега, острия науки и человечества в целом, или оставить пылиться в запасе?
По мере возможностей, она старалась соблюдать расшатавшиеся нормы шариата. По крайней мере, соблюдала режим молитв, носила хиджаб, употребляла исключительно халяльную продукцию. Старалась жить правильно и помогать другим.
И принципиально не вживляла чипы в мозг.
Что было чрезвычайно редким явлением среди современников.
И как специалист широкого профиля с навыками воспитателя – она была принята в команду дежурных, младших помощников корабля. Несущие вахту, пока другие спят. На протяжении многих лет, они контролировали «звенья» - тройки зверолюдей, которые следили за порядком в своих лагерях. Как показали эксперименты, особо удачные тройки отлично справлялись с заданиями, контролируя друг друга. Изначально планировалось внедрить ещё гиперпанд и дельфинов, но на тестах перед отлётом неоковчега они себя не очень хорошо показали. В целом, тройки проходили генерируемую полосу испытаний намного быстрее роботов, действующих по алгоритмам, и даже иногда обгоняли призраков, уравненных по скорости передвижения и лишённых доступа к остальной Сети.
С Бароном, Горлачом и Эшли Оми крепко сдружилась. Впрочем, они все друг с другом хорошо ладили, хотя со стороны казалось, что зверолюди постоянно ссорятся в отряде. Они нуждались в постоянном противнике, чтобы быть всегда наготове и не расслабляться. И в момент опасности умели сплотиться.
А спящие в анабиозе бета-люди и замороженные эмбрионы большинства животных Земи, живой груз, о котором заботилась большая часть зверолюдей, - всё это ждало своего часа, чтобы пробудиться, когда неоковчег перейдёт в фазу освоения какой-либо планеты. Пока первым в списке значился Мутус. Призрачное Правление при сотрудничестве с бета-людьми уже присмотрели свободное местечко на территории планеты для первого поселения и, так сказать, для укрепления дружбы народов с иной цивилизацией. Если, конечно, планета подойдёт, и коренное население не будет сильно против.
Мечеть – это было громко сказано. Маленькая комнатка, отведённая для молитв. Её сделали с расчётом на несколько десятков верующих на борту. А посещала её в основном только Оми.
Она развернула коврик. Сняла очки-визоры. Ничего не должно мешать при обращении к Милостивому Аллаху. Ни кощунственная техника, ни лак для ногтей. Тело должно быть открыто Его взору.
- Ля илль Аллаха иль Аллах… - начала молитву мусульманка.

> Не понимаю этот компьютер…
> Информации тьма, но ничего не ясно. У них, похоже, действительно не изобретена письменность. Но как это возможно?
> Скажу безумную вещь для протокола, вдруг пригодится. Может, они общались посредством этих картинок?
> Большинство из них не дорисовано. Да и не рисунки это, а какие-то… недоснятые снимки, что ли… Пересылали друг другу расплывчатые объекты. Камни, водоросли, животных, звёзды, прочих мутусиан. Сколько их уже обработали?
> Я поверхностно пересмотрел уже несколько миллионов. Всё равно ничего не понял.
> Возможно, это лишь то, что сохранил у себя пользователь данной капсулы. То, что ему ценно и представляло интерес.
> По серии рисунков выходит, что они будто прятались здесь, в этих машинах. Но никак не пойму от чего. Что-то их сильно раздражало в небе.
> От богов? Когда логика не помогает, нужно обратиться к религии.
> Получается, что капсулы выступали для них временным укрытием, правильно? Если, конечно, все эти снимки не врут.
> Они прятались от Кастора. От своего солнца. Видимо, действительно религия. Что ни фотография, то Кастор, Кастор, Кастор…
> И подключались к этим кабелям головой. Ничего не напоминает?
> Погружались в «Матрицу»?
> Не совсем «Матрица», смотрите. Это что-то типа нашей Сети. Они общались друг с другом, лёжа в капсулах. Но…
> Зачем они это делали, запираясь в них?
> Если я правильно понимаю, эти твари общались в своей Сети без всяких проводов. Посмотрите на эти знаки. Или я где-то ошибаюсь?
> У меня голова идёт кругом от теорий и предположений.
> Судя по всему, у них была некая связь друг с другом даже вне этих капсул. А в капсулы сигнал не доходит! Материал, из которого они сделаны, не пропускает эти сигналы!
> Что за связь? Телепатическая?
> А зачем они тогда подключались к проводам? Лишали себя связи, чтобы снова наладить связь? Какой в этом смысл?
> Вопросы-вопросы…
> Посмотрите на их внешний вид. На этих тварей с полупрозрачной кожей. У них ведь при жизни голова есть. И там будто мозг светится.
> Всегда по-разному на снимках. Там у них словно всполохи постоянно. Вспышки возникают, освещая области мозга, и тают. Как на томографии у бета-людей.
> Словно гроза в голове.
> Точно подмечено.
> Возможно, они пустили свой естественный ток по проводам и добились интересного результата. Как-то ведь изобрели эти капсулы.
> Интересно, сколько они особей потеряли на экспериментах с электричеством и мозгом.
> И всё равно мы не знаем, зачем нужны капсулы, зачем эта Сеть, для чего это всё.
> И почему у всех найденных тел мутусианов отсутствует голова.
> Скачок напряжения? Повзрывало головы?
> Но что его вызвало?
> Не знаю, какая-нибудь молния?
> Сразу по всему континенту? По всем городам? Неправдоподобная версия.
> У нас ещё недостаточно информации. Возможно, их искусственная сеть не едина. Возможно, сетей проложено много. Возможно, они ограничивали естественную сеть с помощью этих капсул. Не знаю зачем, может, кружки по интересам делали, сужали социальный круг, создавали личные каналы.
> Систематизировали.
> И эти усики на голове. Словно антенны.
> Да, естественная связь на расстоянии у них однозначно была. Они обменивались образами. Общались мыслями. И письменность им была, по всей видимости, просто не нужна. Социум был единой сетью. Пока сложно определить и представить, по каким принципам она работала. Могли ли её мутусиане как-то ограничивать без использования капсул, неизвестно. Возможно, мутусиане знали, что творится в головах сородичей. Или это вообще не имело значения, если они лишены были самосознания и действовали в основном инстинктивно, как муравьи, стаи птиц, косяки рыб.
> Значит всё-таки телепатическая связь? Вы серьёзно?
> Скорее радиосвязь.
> В естественной среде? Что-то слабо представляются предпосылки возникновения такой системы.
> Почему же? Летучие мыши и некоторые рыбы – по сути, живые сонарные радары. Выпускают сигналы, а затем реагируют в зависимости от того, возвращаются ли они обратно. А здесь вообще планета туманов…
> Дело не в поверхностных туманах, смени процессор. Воды мирового океана очень мутные из-за вулканических выбросов, а на глубине света вообще нет. И если жизнь пошла со дна океана, то вполне возможно, что природа сформировала естественные радиопередатчики в мозгах у мутусиан той стадии развития.
> А они наверняка из глубин. Слишком тонкие и хрупкие скелеты, не окрепшие. Хотя наспех составленные модели никак не могу подогнать под эти идеи. Выходит какой-то абсурд, будто мутусиане выбрались на сушу всего несколько тысяч лет назад. Как они успели так быстро развиться?
> И электрических тварей в глубинах даже на Земле хватает.
> Картина складывается. Прозрачная кожа, перепонки между пальцев, хрупкий скелет, высоковольтное напряжение в мозгу, способность общаться и координировать действия посредством естественных радиосигналов…. Хотя многие вопросы остаются без ответов. Например, что погубило мутусиан? Почему их черепушки повзрывались в капсулах?
> И что тогда со звездой?
> Кстати, опять помехи. Я почти вас не слышу.
> Да, расшалился Кастор. Сбои диагностируются и на ковчеге.
> А ведь эти помехи… Они ведь должны были значительно мешать мутусианам!
> Действительно. Не знаю, какими волнами и частотами они пользовались, но здешнее солнце изрядно шумит везде. Только на ультранизких и ультравысоких не проверял.
> Может, они и прятались от них в своих коробках?
> Кастор вызывал сбои и глюки в их естественной сети?
> Большинство материалов у них в компьютерах только и посвящены вспышкам и галлюцинациям. Если, конечно, я правильно интерпретирую семиотический смысл определённых серий снимков.
> Тогда не пойму. Все эти фигуры звёзд в реальности – это Кастор или какие-то вспышки, вызываемые сбоями в их гиперчувствительных к электромагнитному излучению мозгах?
> Может, и то, и другое?
> Смеюсь.
> Звезда слишком нестабильна. Её влияние на магнитосферу Мутуса…
> Мы уже заметили.
> Я имею в виду прямо сейчас, она…

Погасли голограммы свечей. Что-то в отдалении громыхнуло, отчего по полу пробежала дрожь.
Оми прервала молитву, вслушиваясь в тишину.
Мягкий свет в её «мечети» мигнул и погас. Аварийное освещение не включилось.
У Оми пошла из носа кровь. Головная боль усилилась, виски жгло.
Что-то было не так со всей бортовой электроникой.
- Помогите! – Она, качаясь, вывалилась в тёмный коридор.
На нижних этажах что-то взрывалось. Издалека донёсся звериный рёв, резко оборвавшийся.
За стенами слышался треск проводки. Кое-где появились очаги возгорания. Оми оценила обстановку, поняла, что ей не справиться с пожаром в этом отсеке. Поспешила к своему блоку в поисках Блэка.
На ходу она надела очки-визоры. Визуализатор виртуальности не работал. Вообще ничего не работало. Очки к тому же дымились. Она отбросила их.
Даже Пыльца, скорее всего, перегорела.
Что же прозошло? Нападение пришельцев?
Кодовые двери не работали, Оми открывала их, поворачивая аварийные рычаги вручную.
Наткнулась на трупы зверолюдей. Бедняги мучительно встречали смерть: корчились в агонии, в головах у них вспыхивали чипы. Искусственные глаза взрывались. Головы горели, тлели.
Оми нашла мёртвых бета-людей - дежурных. Включая Блэка.
Нашла мёртвого Барона.
Нашла мёртвого Горлача.
Искать Эшли уже не стала. С неё было довольно.
Все существа на борту были модифицированными. Кроме одной бета-девушки.
Оми бродила по пустому кораблю в шоковом состоянии, точно зомби или сломанный робот, спотыкалась, натыкалась на тела, на предметы, на стены и двери. Её тошнило, трясло; кружилась голова, мир вокруг расплывался. Миновала один из парков.
Кислородный сад горел.
Услышала продолжительные стоны и пошла в этом направлении. Она нашла Уруха в одной из операционных капсул в медотсеке.
Разрыдалась. Шимпанзе истекал кровью. Инструменты робота-хирурга перестали двигаться, когда пропало электричество, оставшись в его глазных яблоках и открытом веществе мозга. Из мозга и правого глаза тянулись струйки дыма.
- Мне так жаль, Урух, мне так жаль…
- Я почти успел! Почти успел! – Урух не мог шевелить челюстью, двигал только посиневшими губами и языком. – Надо было это сделать раньше…
- Что же это творится? – восклицала Оми, оглядываясь и снова с болью взирая на шимпанзе.
- Аналог геомагнитной бури***, как мне думается… - прохрипел Урух. – Это последнее, что я помню,… пока чипы ещё работали и снабжали информацией… Электроника во время операции сбоила. Наверное, по всему кораблю и на планете тоже. Кастор приготовил землянам подарок на новоселье…
- Чёртова звезда! - плакала Оми. – Она ведь, наверное, уничтожила и всех, кто в анабиозе!
- Ты знала, - с трудом выговорил Урух. - …что у китайцев она символизирует Инь? Северное, тёмное, холодное и негативное…
Он неразборчиво застонал. Кровь тонким ключом била из открытого разреза на голове.
- А у астрологов… это так иронично… Звезда Кастор являлась предвестником слепоты.
Он с трудом улыбнулся. Оми с сопением дышала, ничего не говоря.
- Постоянный доступ в Сеть.… Столько бесполезной информации. И ради этого вы сделали меня этим?
Урух ещё минуту корчился, стонал. И всё же умер, совсем ослабев от потери крови.
Оми осталась на борту неоковчега последним живым существом.
Одна.

Ссылки-примечания:

* Mutus – в переводе с латыни «Немой».

** Пузырь Алькубьерре – идея, основанная на верном решении уравнений Эйнштейна, предложенная мексиканским физиком-теоретиком Мигелем Алькубьерре, в которой космический аппарат может двигаться, сжимая пространство перед собой и расширяя его позади, что позволяет ему фактически перемещаться с любой скоростью, в том числе быстрее света.

*** Геомагнитная буря – возмущения геомагнитого поля, которые могут вызывать сбои в работе электроники и радиосвязи. Они могут происходить из-за взаимодействия звёздного ветра с магнитоферой планеты. В 1859 году на Земле случилась мощнейшая за историю наблюдений геомагнитная буря, называемая также «Событием Кэррингтона» или «Солнечным суперштормом». Она вызвала отказ телеграфных систем по всей Европе и Северной Америке. Северные сияния наблюдались по всему миру. Ледяные керны планеты Земля свидетельствуют, что подобные события повторяются на ней в среднем примерно раз в 500 лет. Не исключено, что где-либо в космосе подобные явления могут случаться намного чаще, а сами бури могут быть в разы мощнее.

Реальная магия (Практическое руководство).

Все началось с того, что ее вышибли с работы. Начальница, стерва...
Нет, ну не сошлись характерами - и бог с ним. Подойди, скажи в глаза - ты, мол, мне не нравишься, так что подыскивай себе новую работу. Нет уж, все за спиной, все втихомолку - как в их коллективе принято. Болото.
Надя плелась понуро по обочине пешеходной дорожки, до которой еще не успел добраться дворник; на багряный кант асфальта с тихим шелестом, почти неразличимым за ревом транспортного потока, моросил дождик. Она еще внимание обратила на странность - на опавшие листья капли падали чаще и охотнее, чем на асфальт - ну естественно, там же мягче. Впрочем, это, возможно, ей только казалось...
Пластиковая дверь магазина впустила ее в кондиционированное тепло, Надя тоскливо скользнула взглядом по никелю и стеклу витрин, рука сама собой встряхнула в кармане горстку мелочи. В другом кармане еще шуршало - только ненадолго... Впереди выходные, время, когда на работу устроиться нереально. За два дня этот ворох десяток она проест. Даже - вот прямо сейчас потратит, а до первой зарплаты нужно как-то дожить. Еще даже работа не найдена, так что... Кому в этом городе нужен бухгалтер, если их штампуют в колледже пачками?
Под дождь она вышла с пакетом, в котором лежала банка кильки в томате, батон и пара бэпэшек - все, финансовый кризис. Как и по всему миру... Осталось двадцать рублей.
От жалости к себе что-то ворохнулось в груди, словно там провернули лезвием длинного ножа; прямо оттуда, из груди, казалось, натянулись тонкие стальные тросики, утаскивая глаза поглубже в череп, освобождая дорогу слезам. Надя сунула зонт в пакет - хорошо, что дождь; сейчас лицо намочит небесная вода и слезы перестанут быть так заметны. Ей проще, она почти не пользуется косметикой, так что лицо не уплывет. Плыть нечему.
Дедушка - букинист стоял у стены железнодорожного училища, упакованный в копеечный целлофановый дождевик, ярким кислотно-зеленым пятном выделяясь на фоне мокрой стены. Впрочем, погруженная в свои мысли Надя так и прошла бы мимо, не заметив, однако...
- Девушка, не проходите мимо! Девушка!
Она даже не поняла сразу, что это к ней обращаются. Вздрогнула, возвращаясь в реальность, обернулась.
- Не проходите! - и замолчал ожидающе. Надя почувствовала себя глупо: она молчит, он молчит, смотрит на нее глазами, вокруг которых - сеточка мелких морщин. Странно, она могла бы поклясться, что глаза в обрамлении этой дряблой кожи совсем молоды... Вот только у глаз возраста не бывает, она отвернулась, хотела сделать шаг в сторону дома - вот он мокнет под дождем, рукой подать...
Но шагнула к букинисту.
Книги были разложены на раскладушке, стоящей одним краем в луже; на парниковой пленке, под которой темнели обложки, собрались мелкие лужицы. Дедушка оживился.
- Что вас интересует? - Прозвучало так официально (и - неожиданно после его "не проходите..."), что Надя даже вздрогнула, стряхивая наваждение, в кармане двадцатка - а она книги рассматривает. Но букинист смотрел с такой надеждой, что в горле встал комок. А кто, собственно сказал, что этому пенсионеру легко? Мокнет тут под дождем целый день, наверняка ничего не продал. Сейчас постоит еще - и вернется в свою каморку, где пахнет пылью и старыми переплетами, где никогда не открывается окно, а за фанерной дверью громко звучат голоса гастарбайтеров... она так ярко все это представила, что сердце сжалось. Нет, зря она думала, что ей хуже всех пришлось. Пальцы против воли потащили из кармана две мятые бумажки - все ее богатство.
- А что можно купить на эти деньги?
Он посмотрел внимательно на нее, принял, чуть ли не вырвал у нее деньги. Ее последние деньги... словно что-то переменилось в нем, одна сущность уступила место другой - он торопливо сунул купюры под плащ, в карман заношенного и траченного молью пиджака - пока не передумала, не забрала назад...
И перед ней снова очутился рассудительный спокойный человек, может, в прошлом - преподаватель университета... Что-то было в нем такое, что выдавало - всю свою жизнь он трудился вовсе не грузчиком.
- На эти деньги? Выбирайте любую книгу, девушка. - Он отдернул целлофан, мелкие капельки дождя жадно ринулись на обложки из вытертого кожзама и бумаги. Книги все засаленные, растрепанные - и откуда он только выволок их? Наверняка с помойки, в наше время частенько книги просто выбрасывают... странно, ни имена авторов, ни названия ей ровным счетом ничего не говорили, хотя она много читала.
При взгляде на его раскладушку, у Нади засосало под ложечкой. Дура! Отдала последние деньги! Вот ведь идиотка!!!
А можно... - она проглотила окончание. Деньги он не вернет. Просто пошлет ее подальше, всучив какую-нибудь макулатуру.
- Давайте я помогу вам выбрать. Какие у вас пожелания?
- Чуда я хочу! - Ответила она слишком резко, внезапно озлившись. Дедушка не отреагировал на тон, наморщил лоб.
- Так, чуда, чуда, чуда... Ага! - он сдвинул целлофан еще дальше и вытащил тоненькую книжку, обложенную пожелтевшей газетой. - Вот, пожалуйста!
- Что это? - Надя автоматически взяла книгу, которой букинист прямо-таки ткнул ей в живот. Злость испарилась так же быстро, как и вспыхнула. Надя открыла титульный лист.
" В.Н. Греков. Реальная магия. Практическое руководство".
Она против воли улыбнулась, прочитав внизу страницы - "Издательство "Молодая Гвардия". Блеск.
- Это - чудо. - В голосе букиниста не было и намека на издевку. На страницу упала капля - первая, хотя дождь моросил плотной пеленой, Надя быстро захлопнула книгу и сунула под куртку.
- Чудес не бывает. А жаль... Спасибо.
- Чудеса бывают, девушка. В них просто верить нужно. - Глаза, такие молодые на старческом лице, смотрели серьезно.
* * *

Перед подъездом растеклась огромная лужа - как всегда в дождь. "Вот сейчас бы..." - подумала она, - "Самое время для библейского чуда. По воде, аки посуху..." Сосед снова заехал на своем джипе к самому подъезду, на сверкающем лаке капли собрались в небольшие дрожащие лужицы. Ему-то удобно, а вот все остальные должны по луже ходить! Надя остро пожалела, что нет в кармане гвоздя... хоть она и шла на цыпочках, холодная вода все же добралась до змеек сапог и полилась внутрь.
Дом встретил сухим теплом - Надя не выключала обогреватель. Она положила книгу на полку в прихожей, стянула сапоги и куртку, определила на просушку к электрокамину. Колготки пустили стрелку - плевать, под джинсами не видно...
Все-таки есть в этих копеечных супах какая-то своя прелесть. Когда на голодный желудок, да с батоном, на который выложена килька, мякоть пропитывается розовым томатным соком... Как в студенческие годы. Чайник еще не остыл, она бросила в чашку одноразовый пакетик чая, залила горячей водой.
И вспомнила о книге.
Ее все-таки неприятно было брать в руки - уж слишком засалена газета, которую надели вместо суперобложки. Под газетой оказалась твердая черная поверхность кожзаменителя - без надписей, без тиснения, не сразу поймешь, с какой стороны книгу открывать. Отголоски кризиса девяностых - тогда не до украшательств было, издательства выживали, зубами цепляясь за все, что могло принести прибыль. Наде стало понятно, как такая книга могла выйти в ТАКОМ издательстве. Ну что же...
Надя устроилась на диване, включила свой черно-белый китайский телевизор, убавила звук и открыла книгу.

"Ваш мир находится только у вас в голове. Личная вселенная, а вы - ее центр. Отбросьте все, что вы знали до сих пор - "мир незыблем, неизменен, камни падают только вниз"... Это ложь. То, что вы знаете об окружающей вселенной - ложно. Сама эта вселенная доступна вам лишь через ваши органы чувств - такова ли она на самом деле, как вам представляется? Нет.
Вселенная со своими законами незыблема только потому, что вам внушали это с самого детства. Я не призываю вас поверить мне на слово, вы сами убедитесь в этом к концу книги.
У каждого из нас своя реальность, мы отгорожены друг от друга тонкими но сверхпрочными стенами персональной вселенной. Если с вами в вашей вселенной что-то происходит - то лишь потому, что на то есть ваша воля - осознанная или нет.
Чудес в вашей вселенной не случится до тех пор, пока вы в них не поверите, пока не позволите им войти в ваш мир."

"Ну-ну" - скептически хмыкнула Надя. - "Надо же, я, оказывается, сама хотела вылететь с работы! И жрать вермишель быстрого приготовления! И бояться завтрашнего дня!" Она чуть было не отшвырнула книжонку, но что-то сквозило между строк, навязчивое, сродни гипнотическому трепу уличной цыганки.
Читать она все же продолжила... скорее - из принципа, чтобы отбить потраченную двадцатку.

"То, что снаружи вас - иллюзия. Она влияет на вас в той мере, в какой вы позволяете. Вы общаетесь не с людьми, а с их образами, которые вы создали для себя. Для миллиардов людей вас не существует - потому, что вас нет в их вселенной. А они для вас насколько реальны? Положа руку на сердце - самого близкого вам человека вы знаете до конца? Увы, это не так. Вы знаете лишь его образ, который сами же и создали. А что у него в голове в каждый конкретный момент? Иллюзия заслоняет собой того, настоящего человека.
В вашей вселенной нет этого человека. А есть образ, который складывается из того, что вы знаете, думаете о нем и чувствуете к нему.
А если весь мир только иллюзия - то почему нельзя управлять им так, как вы управляете, скажем, своей фантазией? Зачем вам дана свобода воли?
Позвольте себе. Это просто и сложно одновременно. Вы ведь - главный человек в вашей вселенной, кому же еще должно быть позволено все? Вам придется сломать те рамки, которыми вы сами себя ограничили, чтобы хоть раз в жизни почувствовать себя по-настоящему свободным человеком - именно тем, что создан по образу и подобию Творца.
Довольно слов, пора убедиться в вышеизложенном. Начнем с основного - с отношения к окружающей нас иллюзии."

Надя оторвалась от книги, когда строчки стали сливаться, с удивлением обнаружила, что уже вечер. Чай давно остыл, она все же выпила его - холодный и чересчур крепкий, он оставил во рту неприятный вкус. Чудо... неплохо бы конечно. Ну вот сейчас, например - чего бы она хотела больше всего?
Денег. Просто немного денег. Что нужно для того, чтобы чудо произошло? Желание - да, вот оно, в наличии. Так...
Надя против воли улыбнулась. Ну-ну, вот сейчас прозвучит звонок в дверь и на коврике будет стоять чемодан с деньгами. Нет, в это она не поверит. Не может поверить. Так...
Звонок действительно раздался, но не трель дверного, а рингтон мобильника. Сообщение... Надя прошла в прихожую, не зажигая свет полезла в карман сумочки. Нет, мобильник в верхнем кармашке...
Она замерла, не веря себе. Пальцы что-то нащупали... какую-то бумагу. Не вынимая руки из сумочки, она дотянулась другой до выключателя, под потолком вспыхнул светильник. Это...
На свет появились купюры. Три полтинника и сотенная. Двести пятьдесят.
Чувствуя, что ноги перестают слушаться, она сползла по стене, все еще неверяще глядя на деньги. Немного денег, как и сформулировала... Она даже вспомнила, откуда они - в день зарплаты заходила в магазин, это сдача. Которую она почему-то убрала в средний кармашек - в тот, которым никогда не пользовалась. И - не достала дома... Обычно она носила деньги в карманах одежды, в сумочку клала только в сильную жару, когда одевалась легко. Жары не было уже давно, август выдался холодным и дождливым - да так и зарядило, даже без бабьего лета этот год, похоже, обошелся.
Так что, произошло чудо?
Она подумала - и решила, что произошло. Засчитано. Один - ноль в пользу магии. Ах да, мобильник... Сообщение прислал оператор связи - не забудьте пополнить счет.
Это подождет.
* * *

Самым сложным оказалось поверить. За четверть века она привыкла жить по-другому - как все. Книгу читала и перечитывала, получалось далеко не все сразу, однако, работу она нашла уже на следующий день - купила газету объявлений, по первому же звонку устроилась, хоть и суббота была. Раз - и все. Нужно верить... Нет, неправильное слово. Нужно знать. Знать, что все будет по-твоему, не сомневаться в этом ни секунды. Пришлось продать телефон, чтобы прожить неделю до расчета - ей дали за трубку хорошие деньги, почти как за новую. Магия, как ни странно, работала, пусть сначала слабо... А ее это устраивало. Больше - было страшно.
И самовнушением это не было, хоть она и пыталась поначалу отказываться от этой мысли.
Букиниста она не нашла ни наследующий день, ни потом. Кольнуло - она и раньше, до той черной пятницы его не видела. Словно дедушка появился специально для нее, и, оказав ей помощь, исчез. И это больше остального помогло осознать - в ее жизнь вошло новое, неизведанное раньше...
То, что незримо было с ней всю жизнь, только она внимания не обращала. Когда покупала в кассе последний билет, когда успевала на последний автобус - потому, что тот задержался; когда получала на день рождения то, о чем мечтала... Только теперь ее не несло хаотично в потоке жизни, она сама училась управлять своим движением.
* * *

Утро выдалось солнечным, она проснулась прежде, чем прозвенел будильник, и еще понежилась в постели, наблюдая, как оранжевые лучи путешествуют вниз по фасаду здания, стоящего через дорогу - а над шиферной крышей небесный художник разлил целое море синей краски. С первого взгляда видно было, насколько это море глубоко. Надя сварила себе кофе, напевая вместе с радио, стоящем на холодильнике, сделала бутербродик - один, фигура не казенная. Магия - магией, но и самой усилия прилагать нужно.
В ЖЭКе у кого-то проснулась совесть - начали ремонтировать их подъезд, закрасив "народное творчество", заодно оборвали с дверей подъезда надоевшую рекламу. Наверное, впервые в жизни она была счастлива. На все сто, без дураков. Ее мир заботился о ней, делал все, чтобы ей было хорошо. Иногда становилось не по себе - такое счастье не может длиться вечно... "А почему, собственно?" - спрашивала она себя. Действительно, почему? Кто помешает? Кому она позволит помешать?
Книга уже не открывалась - Надя знала ее наизусть. Но все равно - лежала на туалетном столике.
Она спорхнула по загвазданным побелкой ступеням вниз, туда, где из дверного проема в пролет поднималась утренняя свежесть, заставляющая грудь дышать чуть глубже, впуская в себя воздух отмытого ночным дождем мира. Солнечный свет, пробивающийся сквозь артритные пальцы-ветви тополей позолотил челку, защекотал щеки и нос... словно вернулось лето. Даже дворник, метущий листву (она никогда не обращала внимания, как же ее чертовски много опадает) в это ощущение вписывался гармонично, как ни странно.
В голове крутился какой-то ненавязчивый мотивчик - и она начала напевать, вполголоса, чтобы прохожие не сочли ее за сумасшедшую. Странно, если вдуматься: когда человек напевает себе под нос, естественная реакция окружающих - покрутить у виска и шарахнуться в сторону, вдруг это заразно? Бедолаги, замуровавшие себя в клети общественного мнения (с виду стальные, а дунь - рассыплются ржавчиной и тленом), лишенные не возможности, но самой способности узнать, что есть настоящая свобода.
Пятнадцать секунд до.
За ее спиной чуть слышно хлопнула дверь, оставив на лакированном борту иномарки лишь узкий непрерывный блик, в котором собрался весь солнечный день, последний солнечный день года вместе с узловатыми пальцами ветвей, ведром (небом) лазури, желтушной (гепатитной) стеной старого корпуса училища, пылью и камушками неасфальтированного пятачка - автостоянки...
Тринадцать секунд до.
Со стороны Первомайки ковыляла "двойка" - старый мятый "Икарус" - "гармошка", почти всю жизнь катавший студентов в колледж. Тяжелая ему жизнь выпала, поролоновые сиденья давно уже сменили деревянные реечные лавки, для иллюзии цивильности покрытые вытертым лаком; с покрывающими текстолит салона надписями вроде "202М рулит!!!" и мутным триплексом стекол. Водитель разогнался на второй передаче, поставил рычаг коробки в нейтральное положение, затем навалился на него всем весом - однако, пока изношенные шестерни нашли друг друга на третьей, обороты истекающего маслом дизеля упали настолько, что всю "гармошку" затрясло крупной лихорадочной дрожью в дребезге металла, фанеры и стекла.
Десять секунд.
... а в сущности - довольно глупо на мнение этих калек реагировать (объясни слепому, как пылает налитое кровью зарево ветреного заката). Все свои эмоции и сим(анти)патии они обращают даже не на нее, а на тот абстрактный образ, который существует в их вселенной, и мало отношения к ней имеет...
Девять.
Чирикнул стартер черного лакированного монстра, дрогнул хромированный кончик глушителя, выглядывающий из такого же черного бампера, литры мотора наполнились бензиновым ветром, огнем и гарью.
Семь...
Иномарка неслышно подкралась к краю проезжей части (из-под колеса выстрелил камушек, но звук потонул в реве автобуса), широченные скаты преодолели кромку асфальта и замерли. Водитель потянулся за сигаретами.
Пять...
"Двойка" собрала за собой целую колонну, на узкой улице обгонять ее было рискованно. Синюю глыбу "гармошки", испещренную шрамами сварки прокатило мимо Нади, дохнув в лицо выхлопом.
Парнишка (прыщавый и ушастый, совсем молоденький), сидящий за рулем старенькой "копейки" (которая явно была старше, чем он сам) притормозил и показал Наде рукой - "проходите". Она кивнула ему, улыбнулась...
Три...
...и шагнула на проезжую часть.
Две...
Все внимание водителя было поглощено транспортом слева. Старый ржавый "жигуль" притормозил... да, точно, остановился...
Одна секунда.
Из-под колес полетели мелкие камни, но длилось это лишь долю секунды. Глыба черного лака выстрелила на асфальт, набирая обороты...
Ноль.
Он заорал, изо всех сил уперся в руль и так же отчаянно придавил тормоза. Он не видел этой девушки, не замечал до самого последнего момента.
Бампер ударил ее прямо в синий деним голени, она нелепо взмахнула руками и исчезла из виду, скрытая бугристым капотом...
* * *

- Точно уже прошло? - в его глазах плескалось беспокойство.
- Да точно, точно! - Надя, против воли, улыбнулась - какой-то он был нескладный, такой... такой свой. - Я же говорю - больше от неожиданности упала. Сам попробуй, попрыгай на шпильках!
- Не буду пробовать. - Он так забавно сделал слегка обиженный вид, что Надя прыснула. Парень, чуть не сбивший ее, кофе почти не пил, лишь катал в руках края чашки. В кафешке, несмотря на раннее время, было многолюдно; они выбрали столик у окна (ее любимый столик) и солнце бросало на них тонкие полосы света сквозь жалюзи.
- Заставлять не буду. Все равно ты на шпильках - как, прости, корова под седлом смотреться будешь...
Он фыркнул от сдерживаемого смеха, от этого Надя и сама рассмеялась. Они хохотали на все кафе, наплевав на то, что про них могут подумать.
Снова магия?
Она к этому склонялась...
* * *

Надя провела пальцем по муравьиной дорожке волос, спускающейся по его животу. Он уже почти заснул, дыхание выравнивалось, замедлялось... Похоже, в этот момент она была счастлива. Даже больше, чем утром.
Вставать совершенно не хотелось, однако хотелось кофе. Почти минуту два желания вяло боролись между собой, желание выпить кофе победило. Она даже халатик накидывать не стала, прошла на кухню голой (да что там идти, вся квартира - коту хвост протянуть...). Да, кстати, нужно котенка взять. Она давно собиралась, только руки не доходили.
Лучший способ сделать что-то - это просто взять и сделать. Без долгой подготовки. Так надежнее.
Двигался он совершенно неслышно, сумел обхитрить даже скрипучий диван (а как скрипел, как скрипел... соседи, наверное, после покурить на балкон вышли...), она чуть турку не выронила, когда его руки легли на талию. Вздрогнула, судорожно вздохнула; обернувшись, прижалась к нему обнаженной кожей...
Так приятно. Турка, зажатая в руке, была в эту минуту едва ли не самым ненужным предметом во вселенной. Наконец, сумела оторваться от него.
- Кофе будешь?
- Да. - Она обернулась к столу, чувствуя, как его взгляд ласкает кожу. И, черт побери, она была совсем не против. За ее спиной чиркнуло колесико зажигалки, до ноздрей доползли первые струйки голубого табачного дыма - сама Надя не курила, но ей нравился запах табака.
- Спасибо... - ему не требовалось пояснять, за что - она все поняла. Послала через плечо улыбку, зажигая над конфоркой синий султанчик огня.
Тебе спасибо. Спасибо... спасибо магии.
* * *

Анна Владимировна посмотрела на нее поверх строгой оправы своих очков с чудовищно толстыми линзами. Есть у летчиков такое выражение - "иду по приборам"... Так это про ее начальницу без очков.
- Ну что, Наденька... мы к тебе присмотрелись. У меня есть хорошие новости - во-первых, твой испытательный срок подошел к концу. Ты официально принята на работу.
Надя только улыбнулась и кивнула - она решительно не знала, как вести себя с этой женщиной. Почему-то робела.
- Ну а во-вторых - принята ты на должность заместителя старшего экономиста. - У Нади отвисла челюсть. Начальница усмехнулась. - Ничего, справишься. Заместитель, с окладом... - Когда она услышала цифру, то ей пришлось подавить желание обнять этого солдата в юбке.
* * *

Дедушка стоял на прежнем месте, когда они возвращались домой.
- Останови, останови пожалуйста! - Надя выпрыгнула из машины едва ли не до того, как та остановилась. Он не вышел, так и остался на месте, но дверь была открыта, так, что он мог слышать разговор.
- Здравствуйте... - она не знала, что сказать дальше. За ее спиной стих зуммер, предупреждающий об открытой двери - отчаялся. Все равно не закроют, вопи - не вопи.
- А, это вы, девушка... Здравствуйте. Ну как, произошло чудо?
- И не одно. - Она все искала в букинисте признаки чего-то сверхъестественного. И не находила. Что сказать? Что, черт возьми, сказать? - Может быть, подберете мне что-нибудь еще?
- Тоже чудесное? - Она кивнула. - Да легко. - Он полез в клеенчатую сумку, стоящую рядом с неизменной раскладушкой, покопался немного и протянул ей толстый "кирпич" - страниц на восемьсот. Надя взяла его, недоумевающее уставилась на обложку.
- Сказки?
- Ага, сказки русских писателей. Разве это не чудо? - Под ее взглядом он рассмеялся, лицо стало окончательно похоже на печеное яблоко. - Да, это тоже чудо. Чудно, когда серьезные взрослые люди пишут для детей - и у них это получается. Для этого нужно самому ненадолго вернуться в детство...
Надя молча нашарила в кармане мелочь.
* * *

- Ты на полном серьезе так считаешь? - он приподнялся на локте и посмотрел на нее. В полумраке она все же видела, как быстро подрагивают его глазные яблоки - рефлекторная реакция, которую люди привычно не замечают.
- Я сама бы не поверила... Но факты убеждают.
- Факты? Факт заключается в том, что у такого человека как ты, солнышко, иначе чем сейчас и быть не может.
- Было ведь?
- Не знаю, не знаю... Было, но не у тебя. У той, другой, что была вот здесь. - Он провел рукой по ее волосам, она шевельнулась, чтобы прижаться к ладони щекой. - Да ты обрати внимание, как к тебе окружающие относятся. Ну, не только я, со мной все понятно... Что все они видят? Вот идет молодая, красивая женщина, уверенная в себе и знающая себе цену. Не ханжа, не выскочка... Человек просто живет и получает от этого удовольствие. Да черт, к тебе даже цветы на подоконнике тянутся, когда ты на кухню заходишь.
Она улыбнулась.
- Мир менять... Не знаю, Надин, тяжело это. Я тоже пытался. Понимаешь... меня тоже много чего не устраивает. Но при таком отношении, какое твоя книга предлагает, прямая дорога в сумасшедший дом. Вот поменяться самому - намного проще. И то - это тяжелая работа, борьба с самим собой...
- Каждому воздастся по вере его, не так ли? - она села, подтянув к груди колени.
- Не обижайся, котенок. Меняй мир, если хочешь - но не людей... Ты веришь в одно, я в другое - разве важно это? - Она пожала плечами. - Смотри, мы друг другу ничего не докажем. Ты мне приведешь тысячу аргументов за то, что ты поменяла мир, а я столько же за то, что ты сама поменялась. И оба будем правы...
- Ну да, пожалуй. - Она взяла с туалетного столика книгу сказок, раскрыла... строчки различались, хоть и плохо, в свете уличных фонарей под их окнами. Книга пахла старой бумагой и, странно, корицей. Она пролистала несколько страниц.
- Смотри, вот сказка про лягушку, попавшую в крынку со сметаной. - Он засмеялся. - Что?
- Мне всегда было жалко хозяев этой крынки. Бедняги, они потом ЭТО на хлеб мазали...
Она хрюкнула и ткнулась лицом в желтые страницы.
Над их домом всходила луна.

Может творчество мое вызовет сомненье,
Только не справляюсь я с этим настроением…
Маша и Медведь, не помню какая серия

Пред печкой сидел Волшебник – старик, про сказку он думал, вдруг облик девичий из топки возник:
-Зовут Белоснежкой, - сказала она: - Про все расскажу я, поверьте друзья…
Старик тут опешил, девчонка с огня легонько скакнула, вся в плоти – и жива! В кресло уселась, улыбкой маня: - Про всё расскажу я, поверьте друзья!
-Зовут меня Золушка, - это вторая пришла, её ветром навеяло вдруг из окна: - Белоснежка, прекрасна затея твоя! Поэтому, я первая - ты внучка мне, мы – родня. Так получилось, что тут говорить, и правду я буду вслух говорить.
Её ты послушай, Хавроньей была…- Золушка первая сказ свой лила: - Хавроньей меня называла сестра, корову любила Волшебную я, давала озера сметаны она, кисельные речки начинали бежать, но пахло навозом …
За это её со Двора изгонять?
Но так вот решила сестрица моя, отцу настояла, а я к Солнцу пошла - тогда называли так Короля. Ему подарила Волшебницу ту, еще я просила Корову беречь - пусть в Саду бродит, во Дворце их несчесть…
Владыка проникся моей добротой, Корову он принял, и за дар мой такой Хрустальные туфельки вдруг подарил, жениха что покажут, мне говорил.
От зависти тут изошлася сестра, к Королю побежала: - Хавронья была? Одета и худо, и пахнет не так, вот я – красотуля! За это дай взять всё, что с собой я могу унести… Корову же глупую из Дворца изгони!

Король рассердился, затопал в ответ, без ничего её отправил, еще и вослед что-то про жадность всё говорил, но этим сестренку мою разозлил. Гадости стала вслед мне шептать, пакости строить, отцу всё-всё лгать, подкараулила меня у реки, с обрыва столкнула… Утонула, мол – дура!
Но оказалась - живучая я, с теченьем боролось целых три дня. Бурным потоком меня унесло…
Куда-то прибило, неделю бродила, пока не нашла ведьмы старой я дом. Она приютила, меня накормила, Золушка – новое имя вручила.
Я тогда об одном всё жалела, что потерялись те башмачки. Их унесло бурлящим потоком, в пучины морские, они - где-то на дне…Но колдовать меня научила старая ведьма баба – Яга:
- Суженный есть? Пусть придет он сюда!

И в ответ на ее крик Змей-Горыныч вдруг возник, своей трехглавой головой, печальный голос сказ повел:
- И как-то на рыбалке Солнце был, на берегу хрустальный туфель находил, он вспомнил обещанье свое, потом - искал тебя. Разве - это колдовство? Ведь я там мимо проплывал, слезу девчонки увидал, и туфли сразу разыскал. Затем, я их подбросил Солнцу…
-Пришел вот Змей и всё испортил! – Золушка пыталась возмутиться.
- Пока ты, Золушка жила у ведьмы, - но Горыныч начал говорить: - Её сестре в то время аист принес дочурку…Парней к себе тянула как магнит, был лик прекрасен, точен стан… Я к ней любовью воспылал, и лунной ночкой взял вот - и украл!
По звездам шел, затем играл с собою, спасал её не дрогнущей рукою… И головы – я сам себе рубил, каким прекрасным рыцарем я был! Потом вот взял – и просто отпустил, просить руки я приходил…
Но я не знал, что прилетали к ней драконы, и подарили дочку от меня…
Что в роковую ночь тяжелой ноша оказалась и мама Белоснежки, взяла - и от счастья с жизнью попрощалась.
Из глаз Горыныча брызнула слеза и взор обратился к Белоснежке: - Доченька, прости, за то, что тебя воспитали волки!
Тебя в ту ночь выбросила в лес старуха, а мне сказала, что тебя уже сожрали волки. А я искал, я много лет за Маугли гонялся, но все думали в ответ, что Змей Горыныч злобный оказался…
Из глаз Горыныча уже текла река, Белоснежка поперхнулась ананасом.
- Все прятали тебя! Но ведь это я - твой папа!
Когда нашел – Иван Царевича привел, и Белоснежкой - я назвал, когда впервые увидал свою дочурку…

Тут лунный блик
Развеял эти дивные виденья,
Ну а Волшебник наш Старик
Сидит у печки - Белоснежку вспоминает….

<
Знакомьтесь, этого высокого стройного юношу с букетом в руках зовут Жаном-Батистом, а фамилия у него - Снегирёв. Да-да, Снегирёв, и ничего удивительного, просто Жан-Батист родился в год моды на французские имена.

Юноша вошел в беседку, где обмахивалась веером сидевшая на скамейке очаровательная девушка. Её зовут Лукрецией Киселёвой, она моложе Жана на год, и, соответственно, родилась в пик моды на итальянские имена.

- Здравствуй, Лукреция! - Жан протянул букет красных тюльпанов.
- Здравствуй, Жан. Красивые!
- И вправду, но они не сравнятся с твоею красотой!

Девушка сохранила внешнюю невозмутимость, но было заметно, с каким удовольствием она приняла цветы. Юноша опустился рядом.

- Чудесный сегодня день, не правда ли? – спросила Лукреция для поддержания разговора.
- Каждый день чудесен, когда я вижу тебя!
- Ах, Жан – затейник! - девушка смущено опустила голову, упорный Жан мастерски пробил невозмутимую защиту, пусть и банальными методами. Юноша улыбнулся, хотел обнять девушку, но та не позволила. Жан расстроился - воцарилось неловкое молчание.

А день был действительно прекрасным: яркое желтое солнце, насыщенное голубое небо, сочный зелёный газон, окружающий беседку, а где-то там, вдали, возвышался огромный сверкающий мегаполис, пыхтящий паром своей промышленности. И какой контраст задают молодые, сидящие порознь на одной скамье, с угрюмыми лицами!

- А ты знаешь, что на самом деле тринадцать месяцев? – прекратила молчание Лукреция.
- В смысле? – удивился юноша.
- Но вот смотри, сколько недель в месяце?
- Четыре, - все ещё недоумевая, отвечал Жан.
- Тогда в году получается сорок восемь недель? – с ноткой хитрости полюбопытствовала девушка.
- Ну да, - неуверенно подтвердил юноша.
- Но недель-то в году пятьдесят две! Вот и выходит, что в году тринадцать месяцев! – с задором в голоске заявила девушка.

Не выдержав очередного трансцендентного откровения Лукреции, душа и разум Жана экстренно катапультировались за пределы известной Вселенной. К счастью, за многие годы общения с ней юноша привык к разрыву всех возможных шаблонов мышления, поэтому вновь просветленные разум и дух вернулись к нему всего миг спустя, принеся чувство полного изумления. Ух уж эти художницы!

- Тринадцать месяцев? – воскринул Жан.
- Да, - с улыбкой ответила девушка.
- Да причём тут месяцы? Я вообще ничего уже не понимаю!

Жан встал как ошарашенный, взявшись за голову.

- Лукреция, я тут тебе в любви признаюсь! А ты, значит, про тринадцать месяцев?! Ну, сколько уже можно издеваться? Я же нравлюсь тебе! Почему ты меня всё время отвергаешь?
Лукреция сделала кислую мину, настолько кислую, что Жан в тот час притих, и даже почувствовал кислый привкус во рту. Недаром она Киселева! Ох, недаром!
Девушка отвернулась и сдержанно произнесла:
- Да, нравишься, но только как друг.
Жан опустил голову и тяжко вздохнул.
- Это всё из-за симфологии, ведь правда? – обиженно спросил он.
- Отчасти и от этого. Ты же знаешь, наши симфонии абсолютно индифферентны!
- Но это же говорит о том, что мы близки по духу!
- Близки, и что? Для настоящей любви нужна гармония, а не близость. Ты очень хороший друг, и твоя дружба мне очень дорога! Но ты мне как брат, не более.
- Брат?
- На сестру ты не очень походишь.
- Сарказм... Что ж, брат, так брат! – дрожащим голосом произнёс Жан, покидая Лукрецию. Девушка проводила его взглядом, и потом еще долго смотрела грустными глазами в сторону города, куда направился юноша.

*****

Уже смеркалось, шёл дождь. Опечаленный Жан-Батист шагал по вымощенным коричневым тротуаром узким улочкам Парска. Его одолевали тяжёлые думы, а любовь к Лукреции терзала сердце. Брат, индифферентность, гармония – эти слова не выходили из его головы. Что делать? Как быть? Можно же ведь что-то придумать? И тут ещё её сарказм, её милый и обаятельный сарказм. Ха! Да, Жан-Батист верил в любовь с первого сарказма! Законченный романтик, никак иначе. Он знал, что найдёт выход. Любовь всегда найдёт выход! Жан улыбнулся. Звук дождя его успокоил, очистил разум, дал сконцентрироваться. И, подобно молнии, Жана поразила простая мысль! Шаткая надежда наполнила юношу, стёрла скорбь и отчаяние, он нашёл выход: понял, что нужно сделать – перестать быть индифферентным! Казалось бы, просто, но как это осуществить?
Жан вернулся домой и весь остаток дня и всю ночь провёл в поисках решения.

*****

Аудитория, рассчитанная на добрую сотню человек, сегодня практически пустовала. Всего пяток сонных студентов-троечников (даже не важно, что было всего шесть вечера - студент всегда сонлив, особенно троечник), доцент средних лет и четверо вольных слушателей, пришедших за самообразованием. Хотелось бы так сказать, но двое из них (молодые супруги) пришли ради разрешения мелкого спора. Другой (обросший бородатый мужчина, от которого изрядно попахивало) явился только затем, чтобы погреться, да поесть на бесплатном фуршете или почти только за этим... На студентов рассчитывать тоже не приходилось, вид у них был бедный и несчастный, как у голодного вислоухого беспризорного котёнка. На самом деле это маскировка, особая фирменная, троешническая - хитрое приспособление для получения оценок с минимальными усилиями. Тем более, их заставили прийти в добровольно-принудительном порядке, лишь бы заполнить пустое пространство, чтобы лектору было не обидно. Некоторые из студентов уже приготовились спать, другие тихо перешёптывались, а один, большой толстый мальчуган, достал железную линейку, нежно её погладил и принялся скрытно пилить ею парту или даже допиливать (на парте уже был приличный срез). Зачем он это делал? Одна из непостижимых загадок вселенной, на которые нет ответа, по крайней мере, в рамках формальной логики. Ах, если бы мы узнали ответ, то лучше бы поняли природу мироздания! Похоже, только юноша из вольных слушателей с нетерпением ждал лекции. Это был Жан-Батист.

Доцент подошел к трибуне.
- Здравствуйте, леди и джентльмены! Добро пожаловать на открытые лекции по симфонейропсихологии. Меня зовут Вальдемар Александрович Ключков, я доцент кафедры «Симфонические методы анализа». Вальдемар (родившийся в год моды на немецкие имена) читал по бумажке, правда, уверено, со знанием дела, но монотонно и без эмоций. Наверное, поэтому студенты прозвали его мастером занудства, человеком-снотворным, лучшим лекарством от бодрости и тому подобным.

- Наша лекция в этом году первая, поэтому мы начнём с азов: с терминов, краткой истории этой науки и немного затронем математическую часть. Симфонейропсихология – это наука, изучающая закономерности основ психических процессов методом симфонического анализа или просто - симфонии. Симфония – термин достаточно сложный, длинный и запутанный. Поэтому, чтобы донести до вас суть, я кратко расскажу о предтече симфонии, о способе её получения и областях применения.

В зале послышался храп, лектор громко покашлял – студенты в тот же час растолкали «спящую красавицу». Вальдемар продолжил:

- Можно сказать, что прообраз симфонии был заложен ещё в античные времена пифагорейской и платонической школами в учении о музыкально-математическом устройстве космоса – Гармонии сфер. Дальнейшее развитие нашло отражение в трудах Цицерона, Боэция, а также в западноевропейской философской и музыкально-теоретической науке на всём протяжении Средних веков и Возрождения. Идеями Гармонии сфер вдохновлялись Шекспир, Гёте, Римский-Корсаков, что и отразилось в их творчестве.
Вновь раздался храп, вернее, хор храпов - к «спящей красавице» добавились два «спящих красавца». Лектор тяжко вздохнул, затем подошёл к ним и вытащил «Матильду» - свой любимый механический будильник, который частенько брал на лекции. Легким поворотом руки он завёл «Матильду», и раздался оглушительный вопль сотни миниатюрных колокольчиков. Вольные слушатели вздрогнули! А студентам хоть бы хны, они уже привыкли – профессионалы, что сказать. Тогда лектор прибег к хитрости: он нашептал им, что если они сейчас проснутся и более не уснут, то он всем поставит автоматом «удовлетворительно». Подействовало! Троица разом взбодрилась! Ух, легок же этот брат на подъем, когда рядом халява! А четвёртой студентке стало обидно:

- А мне?
Ох! Этот вопрос был задан с такой жалостливой интонацией и лицом, что даже голодные котята померкли на фоне этой девушки! Вальдемар даже как-то растерялся:
- И тебе.
- Спасибо!
Тем временем пятый студент, наш толстячок, всё пилил с задором и искрой в глазах. Его бы энергию да на пользу человечества! Но нет же. «Пилю, и пусть весь мир подождет!» - его жизненное кредо.

- Господа, прошу прощения за это маленькое «техническое» недоразумение. Давайте продолжим. В двадцать первом веке ряд музыкантов использовал иррациональные числа, такие как Пи, Фи (ещё известное, как золотое сечение), экспоненту, для создания музыкальных композиций. Сам принцип перевода числовой последовательности в музыку подал идею композитору Надежде Скоморохиной на создание первой симфонии. Это произошло в две тысячи сто сорок втором году, как раз после открытия нейрофизиологами строгих математических алгоритмов работы нервной системы и, как следствия, упорядоченности излучения электромагнитных волн мозга. – Тут лектор перевёл дыхание - непросто выговорить подобную фразу. Он окинул взглядом присутствующих и заметно огорчился: аудитория уснула. Дружный храп оглашал зал. Исключением стали двое парней, один из его студентов, толстенький, а другой – Жан. Последний буквально ловил каждое слово и всё старательно конспектировал. А толстый всё своё внимание, которого и без того кот наплакал, тратил на распиливание парты (под гулом храпа звук пиления не был слышан).

- Надо будет выпить, - тихо произнёс маэстро сна, затем вновь выпустил на волю «Матильду» да пару раз громко хлопнул в ладоши, и аудитория проснулась.
Повысив голос, Вальдемар продолжил лекцию:

- Надежда Скоморохина активно вела переговоры с учёными, им понравилась её идея. Вместе они придумали методику перевода электрической активности нервной системы в музыку. Вначале они снимали энцефалограмму мозга, полученные данные анализировали при помощи специальных формул, из которых выводили два числа – «логики» и «интуиции». Затем разделили «число интуиции» на «число логики», получив тем самым иррациональное число, позже названное «матрицей симфонии». Далее «матрица» переводилось в восьмеричную систему счисления. Почему восьмеричную? Для удобности наложения последовательности на ноты. Каждой ноте предписали своё число: До - один, Ре - два, и так далее до семи. Восемь, как известно, при этой системе счисления расписывается через десятку, поэтому пришлось ввести ноль, как небольшой перерыв между нотами. Полученную композицию Надежда Скоморохина сыграла на фортепиано, получив первую симфонию! Результат оказался удивительным: каждый воспринимал мелодию совершено по-разному! Нет, конечно, все мы имеем своё индивидуальное восприятие, но тут проявилась чёткая закономерность. Вот например: собственная симфония человека не вызывает у него никаких чувств, подобно тому, как мы не чувствуем свой запах, - тут Вальдемар мимолётно посмотрел на бородатого мужчину. Тот себе дрых потихоньку, мирно посапывая.

- Вам не кажется, что тут чем-то пахнет? Ах, неважно! Так на чём я остановился?
- На запахе, - подсказал Жан.
- Да, именно! Это явление получило название – индифферентность, то есть невосприимчивость к своей собственной симфонии. Но другие люди, как правило, восприимчивы к чужой симфонии, причём, в зависимости от кратности «матрицы симфонии», будет иметь место различное восприятие: одним людям симфония будет казаться какофонией, а другим - удивительной и завораживающей мелодией, затрагивающей самые глубокие фибры души. Очень редко встречается и смешанное состояние, когда симфония воспринимается в некоторых местах как какофония, а в других, как прекрасная мелодия. Но это случай один на миллион.

- А насколько редка полная индифферентность двух людей? – выкрикнул Жан.
- Полная индифферентность двух людей? Хм, пожалуй, я о таком даже и не слышал. Было зафиксировано всего два или три случая схожести симфонии, но не полностью, а процентов на семьдесят, но чтобы полная, никогда. А почему вы спрашиваете?
- Да так, простое любопытство, - грустно ответил юноша.
- Любопытство - это хорошо, ведь оно предшествует всем открытиям! – неожиданно взбодрился лектор, ведь ему так редко задают вопросы, а чтобы ещё слушали, да не засыпали – никогда! Исключение, правда, составлял толстячок, но мы-то с вами знаем его страшную тайну.
- Наверное, - неуверенно произнёс Жан.
- Да так и есть! Вот, например, взять Невтона. Яблоки же падали и до него на голову людям и сейчас продолжают падать. А закон притяжения открыл именно он! Почему так получилось?
- Его голова была хорошо подготовлена?
- Хороший ответ, но я считаю, что дело в любопытстве. Ему просто стало интересно, почему яблоко падает, а не взлетает вверх или не зависает в воздухе! Ведь детский вопрос - а чем это в итоге обернулось для всего человечества!?
- Скачком в развитии! – задорно ответил Жан.
- Именно! И всё благодаря простому любопытству - вот что нами движет! – с воодушевлением и лёгкой ноткой умиления произнёс лектор, что было крайне удивительно для него, ведь Вальдемар никогда не испытывал эмоций при чтении лекций.
- Вполне может быть! - весело отозвался юноша.
Жаль, аудитория не разделяла энтузиазм этих двоих. Парочка уже три раза прокляла свой спор; студенты впали в транс: было непонятно, спят ли они или бодрствуют; бородач всё сопел, а толстячок продолжал пилить.

- Пожалуй, мы немного отвлеклись. Продолжим. Симфонии также передают душевное состояние: если человек находится в состоянии депрессии, то мелодия получается грустной, а если он счастлив – то радостной и весёлой. Причём мелодия передаёт настроение независимо от восприятия человека: грусть или радость будет слышаться даже при какофонии. Симфония психически больных людей вызывает страх, отвращение, жалость. У людей с повреждением мозга мелодия и вовсе может отсутствовать: идёт повторение одного и того же звука. Неудивительно, что открытие Скоморохиной сделало настоящий переворот в психологии! А ведь только представьте: всё это началось как баловство, превратилось в искусство, а закончилось, как настоящее научное открытие! – из глаз Вальдемара потекли слезинки умиления – он просто тащился от красоты мироздания, раскрываемого познавательной деятельностью разума человеческого. Он потёр глаза и вновь принялся читать, да ещё как! В его словах появились жизнь и задор.

- Конечно, одной симфонии не достаточно для того, чтобы установить состояние здоровья психики человека, но она даёт сильное подспорье. Процесс анализа происходит следующим образом: у человека снимают энцефалограмму, получают симфонию его нынешнего, или актуального состояния. Потом дают прослушать мелодию «гармонизатора сфер». «Гармонизатор сфер» - это особое иррациональное число, полученное соотношением между фундаментальными физическими постоянными: гравитационной, планковской, элементарным зарядом, постоянной Больцмана и скоростью света в вакууме. Полученное число всё так же переводится в ноты. «Гармонизатор сфер» необходимо прослушивать во время второго снятия энцефалограммы, чтобы «стандартизировать» работу мозга. Звучит заумно, но смысл тут простой – «гармонизатор сфер» нейтрализует временные нетипичные состояния, успокаивает человека, как бы возвращает мозг в «стандартный» режим работы. Затем сравнивают стандартную симфонию с её актуальным состоянием, и делают вывод...
Вальдемар перестал читать по бумажке и начал рассказывать своими словами: просто и доходчиво. С каждым новым словом лекция всё больше походила на бенефис хорошего, а затем и отличного актёра. Из Вальдемара струилась энергия, он заряжал других, разжигал огонь в глазах студентов и вольных слушателей. Аудитория оживилась, у них проснулся интерес. Сон как рукой сняло! Даже толстячок прервался, чтобы послушать лектора. Лишь бородач, аки кот, приоткрыл один глаз, посмотреть, что творится, а затем вновь закрыл, да продолжил посапывать.

*****

Лектор перевел дыхание, его лицо было красным.
- И так, на этом первая часть лекции закончилась!
В аудитории прозвучал одобрительный гул.
- Теперь же, леди и джентльмены, мы приступаем к самому главному: без чего невозможна любая наука – к математическим основам симфонейропсихологии! – последние слова были произнесены задорно, но звучали как приговор.

Вальдемар при помощи голопроектора показывал формулы, графики, диаграммы. Живость слов никуда не делась, он так же красиво говорил, чувствовался энтузиазм и его любовь к науке. Но математика вещь вредная и непокорная – её невозможно полюбить с наскока. Чтобы оценить красоту математики, нужно иметь определенный опыт либо врожденную предрасположенность. Чего, к сожалению, не оказалось у присутствующих. Огонь жажды знаний потух: студенты вновь впали в транс, толстячок снова запилил, юноша сидел с остекленевшими очами, ничегошеньки не понимая, супруги болтали о своём. Как бы это ни было удивительно, но бородатый мужчина внимательно слушал лектора, с ехидной полузаметной улыбкой и закрытыми глазами. Сонная атмосфера вернулась. Постепенно и Вальдемар потерял живость: видя, как его перестают слушать, он вновь перешел к чтению с листка, а затем вернулась и монотонность слога. С непривычки лектор потратил слишком много сил и энергии, он очень устал и… уснул.

Впервые в своей жизни могучая сила Вальдемара обернулась против него. Однако подобно древним японским пилотам-камикадзе он взял с собой в сладкие объятия Морфея и всех присутствующих. Даже Жан и толстячок не устояли. Так бы и закончилась история, если бы толстячку не приснилась парта: то, как он её пилит антикварной бензопилой «Дружба». Рука его, державшая линейку, внезапно дёрнулась - и это последнее усилие стало роковым для парты: она развалилась на две части. Грохот был настолько мощен, что вся аудитория вырвалась из плена древнего бога. Толстячок, пользуясь секундным замешательством, быстро обеспечил себе алиби: сгреб опилки в заранее подготовленный полиэтиленовый мешочек и что-то вытряс из спичечного коробка.

- Декстер! Что случилось? – закричал Вальдемар.
- Парта развалилась! Её съели термиты! – крикнул в ответ толстячок, рождённый в год моды на римские имена.
- Термиты? Откуда!?
- Без понятия. Вот карабкается парочка. Белые такие, противные.
Вальдемар и слушатели подошли поглазеть на диковинных зверей.
- Фу, какая гадость! – скорчила кислую гримасу студентка.
- Действительно, термиты, - удивлённо констатировал лектор.
- Однако, не местные они какие-то, не русские, – заметил супруг.
- А где ты русских термитов видел? – съязвила его половина. В ответ тот лишь развел плечами.
- Парту жалко, раритет. На ней ещё мой прадедушка спину гнул! – сожалела студентка.
Бородач тоже присоединился к расследованию. Он внимательно рассмотрел место преступления и подозреваемых. Один из студентов приподнял обломок парты, а его товарищ заметил:
- Смотрите, как они ровно дерево прогрызли! Прямо ювелирная работа!
- Действительно. Очень ровный срез, - задумчиво почесывал бороду мужчина, его терзали смутные сомнения…

На секунду лицо Декстера осветилось хитрой улыбкой, затем вновь стало удивлённо-озабоченным.
- Ох, и крупные же они! Видать парта вкусная была, калорийная! – пошутил Жан.
- Похоже, мексиканские, - заключил Декстер, осматривая пойманного термита.
Все на него посмотрели с удивлением.
- С чего ты взял?
- Наш ВУЗ же недавно мексиканский симфоанализатор купил. Вот, наверное, с ним эти бравые мучачос на «заработок» и приехали.
- Хм, возможно. Надо будет провести полную дезинфекцию. Итак, народ, садитесь на места! Мы продолжаем лекцию!

В аудитории раздались печальные вздохи. Все расселись. Декстер пересел к одногруппникам. Он был очень доволен своей афёрой. Разумеется, он знал, что термиты были мексиканскими, ведь он сам их купил в зоомагазине. Очередной идеально спланированный план был воплощен в жизнь.
Вальдемар продолжил объяснять математические формулы. Слушатели были взбудоражены подвигом «бравых мучачос», в сон уже не тянуло, но и слушать лектора нисколечко не хотелось.

Супруги всё спорили. Бородач сопел. Жан думал о своём. Студентка рисовала в электронной тетради волшебных дружелюбных поняшек в стиле «Мерлин Монро» Эндрю Уорхола. Она завидовала годам юности своей бабушки, когда можно было сидеть в интернете и смсить, не выходя из аудитории.
- Ох уж эта борьба за качество образования! - студентка тоскливо обвела взглядом торчавшие под потолком антенны глушилок.
- Когда же это уже закончится? – спросил один из студентов. Он повернулся к соседу справа, тот бился головой об парту. Потом взглянул на соседа слева, который опустил голову и безысходно воскликнул:
- Это никогда не закончится! Мы обречены!
- Время - это мираж, оно сокращается в минуты счастья и растягивается в часы страданий. Если вы научитесь контролировать себя, то научитесь контролировать время, - хриплым голосом посоветовал нетерпеливой молодёжи бородач.
- Что? – недоумевающее переспросил студент, до этого бившийся головой об парту.
- Я думаю, имеется в виду, что время существует лишь в нашей голове. Если мы займём себя чем-нибудь, то перестанем его воспринимать, - предположил Декстер.

Бородач улыбнулся и произнёс:
- Время существует независимо от нашего восприятия. Однако ты мыслишь в верном направлении, не потеряй его, и, возможно, когда-нибудь тебе откроются и другие тайны этой самой важной части бытия. Хм… - бородач внимательно прищурился, его взор зацепил небольшие крошки на линейке, что держал Декстер.
- Какая необычная у тебя линейка…. – мужчина буравил взглядом толстячка.
Декстер занервничал, но виду не подал:
- Да нет, самая обыкновенная.
- Пожалуй, но судьба её необычна.
На лбу Декстера появилась испарина.
Бородач тихо рассмеялся, затем сделал жест; мол, я могила, никому не скажу.

Когда Декстер отвернулся, мужчина незаметно достал таинственное устройство, похожее на пульт от телевизора. Он провел им вокруг затылка толстячка, посмотрел на показания, сильно удивился, почесал прибором голову и, похоже, тем самым сломал его…
- Упс! – тихо произнёс мужчина и спрятал устройство в карман, сделав лицо, которое бывает только у тех, кто случайно развязывает межзвёздные войны. И это не метафора!

*****

Спустя долгие десять минут, Вальдемар торжественно заявил:
- На этом наша лекция подходит к концу!
В аудитории раздался гул аплодисментов – наконец-то мучения слушателей закончились! Вернее, почти закончились…. Только аудитория хотела встать и разбрестись по домам, как Вальдемар спросил:
- Возможно, у вас есть вопросы?
«Наконец-то» - промелькнуло в голове Жана. Только он хотел поднять руку, как один из молодых супругов, тот, что не супруга, а немножко другого пола чуть ли не крича, задал свой:
- Вальдемар, ээээ…
- Александрович, - напомнил лектор.
- Ах, да, извините. Вальдемар Александрович, я и моя супруга поспорили: вот я считаю, что симфология – это чушь, а моя жена - нет. Как профессионал, можете рассудить нас?

По голосу супруга было понятно, что ему осточертела лекция, и он поскорее хотел уйти.
- Вопрос хороший, интересный. Хм… - задумался Вальдемар. Он что-то прикинул в голове и принялся отвечать на вопрос:
- С симфологией все не так однозначно, как кажется на первый взгляд. Понимаете, как и все другие эзотерические учения, симфология не подкреплена строгой научной базой. Да, она основана на открытиях симфонейропсихологии. Но эти открытия получили вольную интерпретацию. Люди начали трактовать гармонию и какофонию, как проявление совместимости или несовместимости людей. Принято считать, что истинная любовь и дружба возможны лишь при взаимной гармонии симфоний.

- Прямо как у нас, да, мой ванильный мишка? – с хвастливой интонацией обратилась супруга к своему суженному.
- Ага, - замучено отозвался «ванильный мишка».
- У вас гармония? Поздравляю! Бывает достаточно трудно найти себе пару по всем канонам симфологии. Помню, когда был юным, увлекался этим учением….
- Вот видишь, я была права! Симфология не чушь! Даже уважаемый профессор верит в неё! – перебила лектора супруга.
- Постойте! Я не договорил! Во-первых, я ещё доцент, во-вторых, я действительно увлекался симфологией. Долго искал идеальную девушку. И однажды нашёл! Её симфония была невероятной! Когда я слушал её, в голове возникал образ бескрайнего океана, наполненного светом миллиарда звёзд, переливающихся всеми цветами радуги! И океан буйствовал, кипел, жил своей жизнью! Никакая другая музыка не могла сравниться с этим! Я тонул в чувствах, точно так же тонула и она в объятиях звуков моей симфонии. Но, у нас ничего не вышло, мы были слишком разными людьми... Вся наша первоначальная страсть была вызвана лишь музыкой. Более же ничего нас не связывало. Мы разошлись друзьями. Годы спустя я встретил свою жену - Эльзу. Наши симфонии не гармоничны, скорее похожи на поп-музыку: что-то такое веселенькое, незамысловатое, местами даже безвкусное. И, несмотря на это, любовь наша крепка!

- А как же статистика? Ведь говорят, что большая часть счастливых пар имеют гармоничную симфонию? – расстроенным голосом спросила супруга.
- Цифры обманчивы — я убедился в этом на собственном опыте. По этому поводу справедливо высказался Дизраэли: «Существует три вида лжи: ложь, наглая ложь и статистика», - вмешался в разговор бородач.
- Я согласен, статистика не имеет отношения к конкретной жизни. Либо ты встретишь свою любовь, либо нет. И гармония симфонии тут лишь примета, а не вердикт. Я практик, не теоретик. И могу сказать, что теория, идеалы, абстракции существуют лишь на бумаге. А природа куда красивее и интереснее, чем мы о ней думаем. Действительно, в симфологии есть какая-та красота, рациональное зерно. Но она скорее интуитивная. Ориентир, гадание на кофейной гуще. Очевидно, что, вы, скорее всего, подружитесь с человеком, с которым у вас гармония симфоний. Но это далеко не факт. Поэтому, не нужно возводить в абсолют идеи. Наш мир – это частные случаи, а не статистика.
- Господи, ну, сколько ж можно?! Так каков ваш ответ, ну решите, пожалуйста, уже наш спор! – сорвался супруг.
- А ответа тут нет. Симфология - за наукой. Это уже вопрос веры: работает она или нет. Каждый решает сам. Моё мнение – в ней что-то есть. Что именно, я не знаю. Работает ли она? Бывает да, а бывает - нет. Устраивает ли вас такой ответ, молодой человек?
- Нет! Только зря время потеряли! – рассердился супруг.
- Не серчай, мой ванильный мишка. Ты же всё равно понимаешь, что я права!
- Да ни за что!

Супруги, продолжая шумно спорить, встали и покинули аудиторию. Положив руку на лицо, Вальдемар тяжко вздохнул.
- Ещё вопросы есть? – грустно спросил он.
- Да! - закричал Жан, - Вальдемар Александрович, возможно ли изменить свою симфонию?
Вопрос сильно удивил Вальдемара.
- Очень необычный вопрос. Так с ходу и не ответить. Хм… Конечно теоретически это возможно: симфония отражает работу мозга, значит чтобы изменить симфонию, нужно повлиять на его работу. Но подобные опыты аморальны и запрещены.
- Но, тем не менее, это возможно?
- Возможно всё, до чего только можно додуматься. Но откуда такой интерес?
- Как я уже говорил, я любознательный от природы, - ушёл от ответа юноша.
Вальдемар улыбнулся.
- Что же, больше нет вопросов?
Аудитория молчала.
- Тогда наша лекция закончилась! Всем спасибо за внимание!

*****

Фуршет был накрыт скромно, но со вкусом. Голодные студенты и бородач поспорили, кто больше и быстрее съест. Студенты пожирали один бутерброд за другим, но до бородача им было далеко: он как маленькая чёрная дыра всасывал всю еду, до какой только мог добраться. И как в него столько влезало? Студенты его зауважали! Достойный соперник! Тем временем студентка с завистью наблюдала за этой битвой голодных титанов: диета – тяжкое бремя студенток всех возрастов, в том числе и тех, кто никогда не был студенткой. Вальдемар незаметно вытащил фляжку с коньяком и добавил его в кофе. Он залпом осушил кружку, затем налил ещё и ещё. Декстер сидел в сторонке, жуя колбасу, которую поснимал с бутербродов. Циркулем он гравировал на линейке маленький череп. Седьмой по счёту! А Жан-Батист мирно попивал кофе и грустно смотрел в окно: было темно, и моросил дождь.

Допив чашку кофе, Жан-Батист поблагодарил Вальдемара за лекцию, попрощался и вышел на улицу. Было холодно. Жан спрятал руки в карманы и пошёл по узкой уличке вперед. Повернув за угол, он наткнулся на бородача. Мужчина курил аэробную сигарету, прислонившись к стенке. Жан хотел пройти мимо, как бородач прохрипел:

- Значит, ты хочешь изменить симфонию?
- А вы знаете, как?
- Знаю. Иди сюда, под козырёк, нечего мокнуть под дождём.
Жан послушался.
- Зачем ты хочешь изменить симфонию?
- Это личное.
Прищурившись, бородач осмотрел юношу, его внимание зацепили глаза – страстные и грустные одновременно.
- Понятно с тобой всё. Никак из-за девушки.
- С чего вы взяли?
- Все проблемы мужчин всегда связаны с женщинами и прочими словами женского рода! – усмехнулся незнакомец. Он затянулся, наполнив лёгкие первосортным воздухом, и выдохнул дымовое колечко, состоящее из сажи сгоревшего аэробного адсорбента.
- У меня есть знакомый, мерзкий тип: носатый такой, зазнаястый и вредный. Я зову его Шарманщиком. Он может тебе помочь, но я категорически не рекомендую с ним связываться! Хотя, кто же тебя такого остановит?

Жан сделал суровое лицо, показывая, что не остановится ни перед чем.
- Ха! Ну, тогда лови! – мужчина бросил Жану то самое устройство, которым пользовался в аудитории. Из-за внезапности юноша не успел правильно среагировать: устройство выскользнуло из его рук и упало в лужу.
- Упс! Ну, ничего страшного, оно водонепроницаемое, вроде, - неуверенно произнес бородач.
Жан поднял устройство и вытер его.
- Я эту штуку позаимствовал у Шарманщика. Верни ему, да расскажи о своей проблеме. Он поможет. Но я предупреждаю: не имей с ним дело! Это ещё та зараза! А штуковину просто выброси.

Вдруг Жана озарило странное чувство дежавю:
- А вы кто? Иноземец?
Мужчина последний раз затянулся и выбросил сигаретку. Что сказать, а аэробные сигареты хорошая штука, особенно для космонавтов-иноземцев. Они позволяют дышать привычным воздухом.
- Просто странник в ночи, - сказал бородач и ушёл во тьму, напевая хриплым, но красивым голосом:
- Strangers in the night exchanging glances wondering in the night what were the chances we'd be sharing love before the night was through….
Сверкнула вспышка молнии, и незнакомец растворился в ночи.
- Что это, чёрт подери, сейчас было? – обалдело произнёс Жан. Он внимательно рассмотрел устройство, на нём была этикетка: «Нейронный криптограф», производство ООО «ИнПсиТех».

Вечером того же дня Жан раскопал в интернете информацию на «ИнПсиТех». Оказалось, это небольшая лаборатория, занимающиеся исследованиями в области нейропсихологии, психологии и парапсихологии.
- Парапсихология? Почему бы и нет? – подумал Жан и пробил адрес.

*****

На следующее утро Жан отправился в лабораторию, расположенную в сосновом бору на окраине города. Стояла прекрасная солнечная погода, поэтому юноша решил не доезжать пару остановок, выйти пораньше, да прогуляться.

Вскоре он подошёл к трёхэтажному зданию, где размещалась лаборатория. На вид ничего примечательного, только счётчик радиации, встроенный в часы, зафиксировал резкое увеличение фона в пределах нормы. Жан знал, в чём причина: когда-то в этом здании был заводик по производству уранового стекла. Много лет заводик процветал, но мода на эту экзотику ушла, и он обанкротился. Сейчас в этом здании снимают помещения различные энтузиасты-изобретатели, да небрезгливые предприниматели.

«А что? Подумаешь, урановое стекло дули, зато помещение дешевое! Тем более радиация не такая страшная на самом деле: опасны лишь большие дозы. Всё остальное - необоснованная паника и провокация! - размышлял Жан: Хотя я бы не стал пить из уранового кувшина. Ну, её нафиг, эту радиацию»!

Юноша вошёл внутрь, поднялся на второй этаж и постучался в большую металлическую дверь. Через некоторое время открылась дверная смотровая щелочка. На юношу уставились два хитрых малюсеньких глазика, красноватых, как у крыски.

- Чего надо? – раздраженно спросил человек за дверью.
- Да… меня тут… попросили вам вернуть вот это устройство, - Жан показал криптограф.

Глазки недобро сверкнули. Дверь со скрипом отворилась. Перед юношей предстал невысокий пожилой мужчина с большим – нет – выдающимся! (чего уж мелочится?!), эпическим носищем! Пока юноша лицезрел это двадцать третье чудо света, старик резким движением выхватил криптограф и моментально скрылся за дверью.
Жан вновь постучался.

- Вали отсюда! Ворьё несчастное! – гневно раздался голос за дверью.
- Ворьё? Я ничего не крал! – удивился Жан.
- Иди вон! Сейчас жандармов вызову! – продолжал гневаться человек-эпический нос.
- Какие ещё жандармы? Не надо никаких жандармов! Я ничего не делал! Меня только попросил передать вам прибор один бородатый мужик. Я его совсем не знаю! Он сказал: «Отдай его Шарманщику, и он тебе поможет». Вы собственно и есть господин Шарманщик? – немного нервозно поинтересовался Жан.
- Нет, этот идиот ещё обзывается! Какой я тебе Шарманщик? У меня что обезьянка есть? – гнусаво-злобный голос носопотама приобрел едкий саркастический оттенок.
- А мне откуда знать? Может у вас там за дверью целый обезьянник! – начал пререкаться юноша.
- Ну, всё! Ты меня вывел из себя! Ей богу, вали отсюда! Последнее предупреждение! – чуть ли не рыча, выдвинул ультиматум ходячий носоапокалипсис.
- Хорошо, я ухожу! Блин! Только время зря потратил. Вообще хоть кто-нибудь на этой дурацкой планете может изменить эту чертову симфонию или нет!? – громко выругался Жан, подходя к лестнице.
Дверь открылась.

- Эй, малой, погоди! – уже спокойным и ласковым голосом позвал Жана носзилла. Он догнал юношу, и, перейдя на деловой язык, спросил:
- Вы хотите изменить симфонию?
- Да, я хочу изменить свою симфонию, - подтвердил Жан.
- Так, мы с вами не с того начали. Прошу пойдёмте, со мной в лабораторию, - добродушно пригласил носозавр-рекс.
- А жандармы будут? – на всякий случай полюбопытствовал юноша.
- Никаких жандармов! Только бизнес! – с кривой улыбкой заключил носоносец Потёмкин.

*****

Лаборатория произвела впечатление на Жана: повсюду были расставлены энцефалографы всех цветов и размеров, катушки Тесла, раритетные ламповые токомеры, ЛАТРы, компьютеры, какое-то «стоматологическое» кресло, окутанное проводами, и, конечно, самое ценное – электрочайник. В общем, это был рай любого злого гения или электрика, постигшего дзен во время короткого замыкания.

- Меня зовут Йёзеф Шерман, добро пожаловать в «ИнПсиТех», - раскрыл своё имя носантюа. К слову, он родился в год моды на славянские имена. Но быть Говеном или Доброжиром ему было не суждено, ведь его родители были евреями, а для них мимолётная мода – ничто по сравнению с традициями!

- Жан-Батист Снегирёв.
- Присаживайтесь, Жан. Хотите чаю? – учтиво предложил Йёзеф.
- Нет, спасибо. Поговорим о деле?
- Да, конечно. Значит, вы хотите изменить свою симфонию? Давайте я вам всё же налью, - и Йёзеф медленно направил тёмный, как ведьмин клинок, чай, в старинную фламандскую кружку из серого фаянса.
- Спасибо. Да, я хочу, чтобы моя симфония стала гармонична для другого человека. Это возможно?

Йёзеф почуял выгоду, его лицо не выражало эмоций, но это фикция: внутри он пылал, а мысли буйствовали.
«Наконец-то! Главное - не спугнуть идиота»! – кричал внутренний голос Йёзефа. Вообще «идиот» - это его любимое слово, оно является синонимом слов человек, товарищ, клиент, арендатор, бульдог, про последнее даже не спрашивайте, почему!
Перед тем, как ответить, Йёзеф сделал глоток, выигрывая немного времени, чтобы продумать диалог:

- Да, вполне! Более того, у меня есть необходимый опыт, знания, и самое главное - оборудование. Мы можем приступить хоть сейчас!
- Отлично! – обрадовался Жан.
- Только вы должны понимать, что подобная процедура имеет цену.
- Деньги не проблема, - махнул рукой юноша и присоединился к чаепитию.
- Я не про деньги, они сами собой.
- Тогда что же? – юноша сделал большой глоток. Чай был вкусным и терпким.
- Ваша сущность.
Жан подавился. Хриплым голосом он попросил:
- Повторите.
- Ваша сущность. Я не хочу устраивать лекцию, поэтому попытаюсь объяснить просто.
- Да уж, лекций с меня достаточно, - сыронизировал юноша, прокашливаясь.
- Симфония – это отражение работы мозга. Если вы хотите изменить симфонию, то для этого придется изменить ваш мозг.
- Я это уже слышал, - с нотками нетерпения перебил Жан.
- Что ж, это упрощает дело. Тогда вы понимаете, что, изменив симфонию, станете немного другим человеком.
- Насколько другим?
- Зависит от того, насколько сильно хотите изменить симфонию. Вы не подумайте, вы в принципе останетесь самим собой. Ваша память, знания и интеллект будут прежними. Изменится лишь ваш характер и мироощущение, не более того.
- Эта процедура обратима?
- Нет, перманентна.
- А что она из себя представляет?
- Всё довольно просто. Вы дадите мне образец симфонии, с которой хотите стать гармоничны. Я рассчитаю, как нужно изменить ваш мозг. Затем вы сядете вон в то кресло. Я подключу вас к специальному шлему. Оно пропустит небольшие электроразряды в ваш мозг и всё, готово!
- А что делают эти разряды?

«Вот любопытный идиот! Придётся сказать, надеюсь, он не струсит», - подумал Йёзеф, а затем ответил:
- Наносит точечные повреждения мозговой ткани. Вы только не пугайтесь! Урон такой же, как и от употребления бутылки пива. Не более того! «Гигантской бутылки пива», - договорил в уме интриган.
- Наведенное опьянение, - пошутил Жан.
- Да, примерно так, - наигранно улыбнулся старик.
- А это может привести к серьезным повреждениям?
- Нет. Я вам гарантирую, последствия не тяжелее, чем от пива.
Жан задумался, а стоит ли оно того? В голове возник образ Лукреции, и внутренний голос воскрикнул: «Конечно, стоит! Ради неё всё, что угодно»!
- По рукам, - сказал юноша вслух.
- По рукам, - пожал ему руку Йёзеф.
- Давайте приступать! – задорно объявил Жан.
- Давайте, но прежде подпишите эти документы. Это простая формальность.
Жан бегло прошёлся по документам: это был отказ от претензий в случае, если процесс пойдёт не по плану.
- У вас уже есть все необходимые документы? Вы проводили эту процедуру?
- Да, я проводил множество подобных процедур. Этот процесс не баловство, он позволяет лечить, например, от зависимостей, страхов, комплексов, - сказал полуправду Йёзеф. Процедуру он действительно проводил неоднократно на кроликах, на людях никогда. Старик долго ждал случая испытать технологию на человеке. И вот, наконец, свершилось!
Жан подписал документы. Йёзеф взял нейронный криптограф.
- Сейчас я вас просканирую. Хм… Криптограф не работает! – возмутился Йёзеф.
- Тот мужик его в воду уронил, - немного приврал Жан, его взгляд зацепил стеклянный аквариум, недополненный кроликом. Над аквариумом была установлена небольшая катушка тесла, искрившая сине-фиолетовыми разрядами.
- Нет, вода тут не виновата. Прибор водонепроницаем. Тут что-то другое, - Йёзеф взял отвёртку и принялся разбирать прибор.
- Простите меня, придётся немного подождать. Это мой единственный криптограф, другой я только начал собирать, - старик уже снял крышку и копался во внутренностях устройства.
- А что это был за мужик? Я думал он ваш знакомый, - Жан решил поддержать диалог, чтобы ждать было не так скучно, и подошёл к аквариуму.
- Да хрен знает этого идиота! Явился пару дней назад ко мне, такой наглый и дерзкий. Давай мозги компостировать, бредни свои морозить... - Йёзеф пинцетиком достал процессор, и положил его под электронный микроскоп. Прибор начал прогреваться.
- Интересно какие? - поинтересовался юноша. Он пару раз легонько постучал по аквариуму.

Животное не обращало внимание, оно себе скромно и интеллигентно грызло морковку. Тогда Жан поднял взгляд на катушку Тесла.
- Да бред сумасшедшего. Мол, у него проблема: напарник всегда занимает его капитанское кресло. Сидеть, видите ли, ему негде! И давай консультироваться со мной, как и чем можно отучить от этого пагубного занятия, - Йёзеф вытащил остальные части криптографа, рассмотрел и поставил обратно.

- Согнал бы его, да и не парился! Он же капитан как-никак? – Жан конкретно залип у катушки Тесла. Фиолетово-синие разряды очаровали его.
- Это ещё что! Через час диалога, хотя это скорее был монолог, оказывается, что напарник - большой кот!
Электронный микроскоп прогрелся. Началось сканирование.
- Кот!? – удивился Жан и потёр глаза: они устали от разрядов. Если бы Йёзефу было не все равно, он бы предупредил юношу о том, что катушки излучают вредное ультрафиолетовое излучение. Вместо этого он продолжал рассказ:
- Я говорю этому идиоту, что не ветеринар, и пусть вообще убирается отсюда. А тот дальше продолжает нести чушь. В конце концов, я немного отвлёкся, и эта скотина воспользовалась моментом: стащила нейронный криптограф и симфосинтезатор! – старик внимательно рассмотрел результаты сканирования на мониторе.
- Надо же, не подумал бы, что он вор, - Жан подошёл к электронному микроскопу.
Йёзеф тяжело вздохнул:
- Сгорел главный процессор. Странно, как такое может быть? Судя по повреждению, криптограф будто бы получил сверхмощный сигнал, и процессор не выдержал перегрузки. Но это невозможно! – удивленно констатировал старик.
- И что же теперь делать? – с лёгким расстройством задал вопрос юноша.
- А ничего, у меня запасной есть, - Йёзеф вытащил из сейфа ещё один процессор.
- А что делает та катушка Тесла? Кролику там не больно? – озаботился о белом пушистом комочке Жан.
- Ему там приятно, а если повезет, станет умнее, - старик вставил процессор. «Или сдохнет», - опять он договорил фразу в уме.
Спустя минуту криптограф был собран.
- Так, теперь его надо откалибровать, - Йёзеф просканировал себя и сверил данные с образцом из базы данных. Потребовалась небольшая настройка, после данные мозговой деятельности Жана были собраны.

Юноша передал образец симфонии Лукреции, аппаратура построила необходимый алгоритм изменения мозга. И вот настал момент икс – Жан лёг в кресло. Йёзеф надел на него шлем, выглядящий как дуршлаг, через дырки которого протянули различные кабельки с проводочками. Жан бы сильно удивился или даже испугался, если бы узнал, что это действительно был дуршлаг. А что? Истинный инженер-изобретатель из любого мусора сделает высокотехнологический прибор или еще больший мусор, тут уж как повезет...
Йёзеф дёрнул рубильник. Зашумел трансформатор, заискрились контакты, воздух наполнился ароматами озона и жаренной свинины…

*****

Вечер. Шёл дождь. Молодой человек подошёл к входу в мастерскую художницы-синергетика Лукреции Киселёвой. Было закрыто, но для молодого человека это не помеха. Его просканировали датчики.

- Личность подтверждена. Добро пожаловать, Жан-Батист! – сказал автомат с белорусским акцентом, и дверь распахнулась.
Жан вошёл внутрь. Тяжело вздыхая, он медленно потёр макушку. Под шевелюрой красовались тысячи микроскопических ожогов кожи - последствия процедуры. На самом деле так не должно было быть: всего-то закоротил один контакт. Благо Йёзеф вовремя спохватился, ещё чуть-чуть, и от Жана осталось бы одно жаркое. Старик не стал говорить об этом, он сказал, что всё прошло успешно, да отпустил юношу на все четыре стороны. Сейчас, наверное, отмечает свой успех в нежных объятиях дорогенного зеленого змия...

Первый этаж мастерской был отдан под галерею художницы. Несколько десятков картин украшали помещение. Некоторые из них достигали огромных размеров, чуть ли не в треть стены. Они люминесцировали под светом ультрафиолетовых ламп, встроенных в рамку - это стандартная процедура «перезарядки» картин на ночь. Абсолютно все произведения были оригиналами, Лукреция никогда не продавала свои исходники. Однако, благодаря Месье Осьминогу (так Лукреция ласково называет своего робота-художника) любой желающий мог заказать абсолютную копию картин. Сия машина воспроизводит каждый мазок с погрешностью в десятки нанометров, соблюдая при этом полное химическое соответствие красок. Разницу между оригиналом и копией можно установить лишь при помощи изотопического анализа, да и то по холсту. Удивительно, но покупателям даже такой точности мало! Ох, сколько дорогих предложений делали Лукреции за оригиналы! А она всё непреклонна! Ведь эти картины - часть её самой: отражение видения мира и проявление души. Да к тому же сама Лукреция безумно любит свои работы, и никогда никому не отдаст! Даже за сто миллионов тонн ирисок, безумно обожаемых ею!

Жан никогда особо не интересовался работами Лукреции, его больше волновала сама Лукреция. Но сегодня всё было по-другому: он медленно шагал через галерею, рассматривая каждый холст, замечая новые детали, которые раньше он просто игнорировал. Жан впервые заметил всю красоту, полноту мыслей и чувств, вложенные в эти произведения.
Юноша задержался около пейзажа «Островок стабильности», на Жана нахлынули воспоминания.

*****

«Островок стабильности» был одной из ранних работ Лукреции, написанной ещё в старших классах. Жан впервые посетил мастерскую как раз тогда, когда Лукреция приступила к её созданию.

В тот день Жан сидел на подоконнике, с изумлением наблюдая, как Лукреция «варит» краски. Она воспринимала это как своеобразную магию, представляя себя ведьмочкой, готовящей магическое зелье. Для пущего антуража Лукреция всегда надевала ведьминскую шляпу! Да что уж там!? И сейчас надевает…

Ведьмочка сливала разноцветные жидкости в небольшой керамический чан, помешивала стеклянной палочкой, приговаривая стишок:
- Нужно больше метанола, пропанола, бутанола, чтоб пропила радикал метилгексан образовал! - и с последними словами насыпала никелевую стружку в раствор.
Пошла химическая реакция...
- Жан, иди смотреть! – позвала ведьмочка.
Юноша подбежал к чану, в котором происходило удивительное: раствор начал изменять цвета: то он был жёлтым, то белым, затем синим, вновь жёлтым, а затем всё повторилось по кругу.

- Здорово! Слов нет! - искренне изумился Жан.
- А то! – с задором ответила Лукреция.
Смена цветов немного ускорилась.
- Да как так? - недоумевал Жан.
- Это химия, детка! – с усмешкой и гордостью ответила ведьмочка, сохраняя интригу, а потом не выдержала и все-таки рассказала в чём фишка:
- Это обычная автоколебательная реакция. В ней происходят колебания концентраций промежуточных веществ и продуктов реакций. У каждого из них свой цвет. Постепенно реакция будет идти всё быстрее и быстрее, пока не затухнет и раствор не окрасится в жёлтый.

- Вот и вся магия пропала… - немного расстроился юноша, почесал голову и спросил:
- Слушай, а как ты вообще эту химию так хорошо понимаешь?
- А что её понимать? Берешь да сливаешь реагенты в стехиометрическом соотношении… - девушка подняла голову, и ехидно продолжила: - Ничего сложного!
- Ну не знаю, физика то ещё более-менее понятная. Но вот химия - мрак!
- Эх, ты! – уничижительно произнесла девушка, отбирая раствор с помощью пипетки.
- Да ладно. Зато всем известно, что химия – раздел физики! – немного обиженно ответил Жан.
- Ха! Смешно! Это физика – раздел химии! – рассмеялась ведьмочка. Она прилила пробу к маслянистой субстанции, размешала стеклянной полочкой, и вот краска была приготовлена!
- Ну ты даёшь! – рассмеялся юноша. А Лукреция вполне себе серьёзно:
- А что? Физические свойства невозможны без вещества. А вещества существуют благодаря химии! – ведьмочка налила краску в палитру, промокнула кисточку и начала рисовать.
- Так не все же вещества – химические! – заметил Жан.
- Подумаешь, самые главные – химические! – девушка показала язык, и сделала пару мазков.

Жан продолжал смеяться, а девушка решила не обращать внимания. Некоторое время спустя юноша спросил:
- Что рисуешь?
- Островок стабильности, фрактальной графикой.
- Понятно.
- Да ничего тебе не понятно! – улыбнулась Лукреция.
- В смысле? – не понял Жан.
- Бьюсь об заклад, ты не знаешь, что это такое? – хитро посмотрела на него девушка.
- С фракталами - то понятно, самоподобные фигурки... А про остров… Наверное, это просто остров? – предположил юноша.
- Ну, почти… Ладно, расскажу тебе замысел, ты ж, невежда, никогда не догадаешься!
- Бе-бе-бе! – проворчал Жан.
- Видишь, вон там график повешен? Это карта изотопов. На ней есть островочек, отдельный от других. Там располагаются стабильные сверхтяжёлые химические элементы, как, например, Ломоносовий и Теслий. А перед ним – море Нестабильности. Вот я и хочу нарисовать его.
- Ломоносовия? – съёрничал невежда.
- Островок! – воскликнула ведьмочка, продолжая рисовать.

>

<
На холсте мазки краски всё так же изменяли цвет, с их помощью Лукреция анимировала картины. Например, краску, которую она готовила с Жаном, использовала, чтобы показать морской прибой. Другими красками создавались дождевые облака, разряды молний, бушующий шторм моря Нестабильности. Лишь островок не имел анимации, в этом и был замысел – показать его неизменность, стабильность перед всерасподающей бурей.
- Здорово, ты прямо волшебница! – восхищался Жан, увидев завершённую картину. Лукреции потребовалось всего пару часов, чтобы её нарисовать.
- Это я ещё только учусь! – поскромничала Лукреция.
- А откуда взялись эти краски? Кто их придумал?
- Мой прадедедушка Саша. Он был химиком и художником.
- Саша? Какое необычное имя…
- Да обычное, просто, когда он родился, этой глупой моды на иностранные имена не было…
- Да уж, нам еще повезло... Вот родились сейчас, были бы имена как у бушменов.
- И не говори! Попробуй это щёлканье с цоканьем выговори – язык сломаешь!
- Смотри! У картины перестали изменяться цвета! – обратил внимание Жан.
- Ну, я же тебе говорила, что так и будет. Ничего страшного. Сейчас включим ультрафиолет, он как бы «перезарядит» краску, вернёт её в начальное состояние, - Лукреция включила подсветку, картина засветилась.
- Ого! Рисунок стал непонятной абстракцией, - весело заметил Жан.
- Он не предназначен для просмотра во время «зарядки». Это свечение - побочное явление. Ладно, пойдем ириски есть! Я так проголодалась!
- Пойдём, - с улыбкой ответил Жан.
В тот день Жан влюбился в Лукрецию.

*****

Уже второй час Лукреция стояла перед холстом. Созерцая работу, грызя при этом кончик кисточки, она напряженно думала, пытаясь понять, как же закончить. Ох, и намучилась же с ней бедная девушка! Много лет Лукреция работала над этим произведением, картина стала для неё белым китом, непреодолимым барьером, тем, что она жаждет и в тоже время боится закончить. Но сегодня эта многолетняя битва подойдет к концу – остался лишь один мазок, и картина будет завершена. Но не всё так просто: нужно лишь решиться, набраться сил и сделать последнее движение, отпустив прошлое, то к чему она так сильно привыкла. Без этого она не сможет идти дальше, перейти на новый уровень своего мастерства.

И вот момент истины! Собрав всю волю в кулак, девушка два раза макает кисточку в краску и резким движением наносит последний штрих! Лукреция дёргает рубильник - свет в помещении отключается, и нажимает на большую красную кнопку на дистанционном пульте управления (подаренном когда-то Жаном). Загорается ультрафиолетовая подсветка, и картина под названием «Великий аттрактор» оживает!

Подобно звёздам на небе сотни тысяч мельчайших светящихся мазков пришли в движение. Образовывая туманности, скопления, галактики – эти огоньки закружили невиданный хоровод вокруг центра – Великого аттрактора.

- Бескрайний океан, наполненный светом миллиарда звёзд, переливающийся всеми цветами радуги. Океан, что буйствует, кипит и живёт своей жизнью. Так, наверное, выглядит абсолютная гармония, - с искренним изумлением сказал Жан, подходя к картине. - Это восхитительно! – добавил он.
Лукреция улыбнулась и поприветствовала друга:
- Привет Жан, что-то ты куда-то запропастился?
- Были дела, но теперь я здесь, - Жан внимательно рассмотрел картину. - Очень здорово! Пожалуй, это твоя лучшая работа! – похвалил юноша.
Девушка, улыбаясь, скромно опустила голову.
- Но я думал, твои картины не смотрятся во время «зарядки»? – поинтересовался Жан.
- Я решила исправить это упущение.
- Браво! – похлопал юноша.
- Подлиза! Тебе же обычно нет дела до моих картин?! – съехидничала девушка.
- Так и было, но я изменился.
- Изменился? – не поняла Лукреция. Однако она заметила, что в лице Жана что-то переменилось. И его голос, он стал каким-то более серьезным, взрослым что ли.
- Да, поэтому я и пришел суда.
Жан вытащил из кармана маленькую пирамидку и прислонил её к виску.
- Жан, что ты делаешь? Я уже слышала твою симфонию…
- Подожди немного, - перебил юноша.

Жан снял с виска пирамидку и протянул её Лукреции. Пирамидка раскрылась, было видно, как внутри зашевелились шестеренки и другие механизмы. Заиграла музыка – симфония Жана-Батиста.

Восторг, изумление, радость наполнили душу Лукреции, мелодия затронула самые отдаленные участки души. Это была восхитительная музыка, никогда ранее не слышанная. Лукреция на миг замерла, окинув взглядом картину. Мелодия стала идеальным сопровождением «бушующего океана звезд». Абсолютная гармония. Дрожь прошла по телу девушки, она повернулась к Жану и обняла его. Всё! Барьеры, возвёденные ею, рухнули! Лукреция, наконец, призналась себе, что действительно по-настоящему, всем сердцем любит Жана и всегда любила. Она попыталась поцеловать его.
- Постой, Лукреция! – Жан оттолкнул девушку.
- Я не понимаю, – дрожащим голосом произнесла она.
- Лукреция, чтобы изменить свою симфонию, мне самому пришлось измениться. Я сделал это из-за моей любви к тебе. Но, теперь я больше не люблю тебя.
- Что ты говоришь? – девушка не верила своим ушам.
- Я больше не люблю тебя. Я изменился слишком сильно. Тот прежний инфантильный и глупый Жан-Батист умер. Теперь я что-то другое, новое. Я уже не вижу мир в тех розовых красках, как раньше, я… я, пожалуй, повзрослел.
- Но, зачем ты пришел суда? Зачем показал свою симфонию? – с глаз Лукреции потекли слезинки.
- Я пришел попрощаться. А это мой прощальный подарок, - Жан поставил пирамидку на стол. - Я решил наконец-то принять предложение отца, взять руководство скважиной по добычи водорода. Завтра же уезжаю. Слишком долго я бесцельно жил, пора заняться настоящим делом!
Лукреция заплакала.
- Не плачь по мне. Я не достоин этих слез. Ты найдёшь ещё свою любовь, - Жан обнял девушку, успокаивая её.
- Но я её уже нашла! – проревела Лукреция.
Затем они расстались. Жан ушёл. Лукреция осталась одна.

*****

Прошло три месяца. Жан-Батист сидел за столом в своём кабинете, он проектировал новый бур для сверления скважин. Послышался стук в дверь.

- Войдите, - сказал Жан, не отрываясь от чертежа.
В кабинет вошла стройная девушка, это была Лукреция, но её было трудно узнать – другая одежда, прическа, даже походка изменилась.

- Лукреция – это ты? – удивился Жан. Он встал со стула.
- Привет, Жан, давно не виделись, - чарующе поприветствовала Лукреция.
- Что ты тут делаешь? – не понимал юноша.

Девушка улыбнулась, вытащила из сумочки пирамидку, прислонила её к виску, а затем поставила на стол. Пирамидка раскрылась, заиграла мелодия. Жан ничего не почувствовал.

- Но как? – рассмеялся Жан.
- Симфосинтезатор, - улыбнулась девушка.

И они посмотрели друг на друга, глупо улыбаясь, искренне и от души. Две родственные души, преодолевшие все трудности, чтобы вновь начать всё с чистого лица. В их глазах вновь разгорелся огонь любви, почему-то они были уверены, что всё у них теперь будет хорошо. Ведь любовь, она всегда найдёт выход, не смотря ни на что, ни на какие обстоятельства и ситуации. Ведь любовь – Великий аттрактор нашей жизни.

******

Белая куполообразная комната, без окон и дверей. Лишь капитанское кресло в центре, на котором лежит и славно дрыхнет большой серый пушистый кот. Рядом с ним на полу, в позе Будды сидит мужчина без бороды, опирающийся головой на кулак. Взгляд у мужчины свирепый, недовольный, но в тоже время грустный и недоумевающий.

На ручке кресла загорается красный огонёк. Мужчина протягивает руку и нажимает на него. Купол раскрывается. Бескрайний океан, наполненный светом миллиарда звёзд, переливающийся всеми цветами радуги, предстал перед глазами мужчины. Это был Великий аттрактор – собственной персоной!

Мужчина ещё раз протянул руку, на этот раз погладить за ушком у кота. Тот мелодично заурчал, зафыркал, медленно шевеля лапками. Мужчина улыбнулся и сказал:
- Знаешь, нам надо купить капитанский диван!

>

История 1, Я близко подошёл к разгадке.
Было одиноко, за окном даже не шёл дождь, я смотрел на ту, что казалась последней в моей жизни «каплей». С окна слегка дуло, что ветер не чувствовал, но его было видно, детали интерьера люстры раскачивались, свет был погашен, комнату освещают ночные фары шоссе, иногда слышны «гудки машины» с просьбой освободить дорогу, видны искры трамвая. Ночь была длинной, постель надоедает, но я лежал в кровати и просто думал о любви, полистывая свой планшет на личной странице «последней своей любви». У неё много впечатлений, она «маньяк социальных сетей», я не её фан, я больше за её душой и телом, пока не больше тысячи подписчиков, в сети по скромным подсчёта не больше пятисот. Но только глядя на неё я думал о прошлом, идеалы которых и не было, миф творящий в моём сознании свой мир укреплялся и заставлял пересматривать каждый раз отношения. Я искал идеал, а не жизнь, я хотел её душу… Время шло, шли годы она как не знала меня, так и не знает, мало того, я сам настаивал на блокировании моего аккунта, дабы не натворить лишнего, не обидеть человека, отдавшись все цело чувству. В итоге сейчас я у неё в чёрном списке, и что-то могу глянуть как гость, у которого больше прав, чем у меня, как пользователя социальной сети. Такое ждало каждого кто попадал в чёрный список пользователя.
Если интересно больше узнать из моих рассказов о современном мире, читайте Айтишники. Так же можно заценить отрывок из письма написанный Украинской красотке.

История 2, Миф в мой реальности.
Я стоял у окна, смотрел на крыши домов, в комнате было тепло и просторно. Давно стемнело, была весна, холод коротал последние дни в моём родном городе. Освещенные улицы были безмолвны, луна на горизонте была не видна. Я посмотрел на электронные часы, время застыло между тремя двадцати пяти минутами и двадцати шести минутами. Кажется, часы накрылись, подумал я и погасил свет, что бы не мешал. Город застыл, все остановилось с часами. Что же происходит? Я дошёл до кровати, уже собирался спать, как появилась она, подошла к ровати, присела рядом, и молча посмотрела на меня. Сердце не забилось, я чуть не поседел, но совладал с собой быстро.
-Нам надо идти. Он встала, одежда, фотографию которую она напоминала исчезла, на обнаженном теле появилась спортивная одежда. Я привстал, оперевшись на руки, от этого почувствовал напряжение в кистях, голова уже не понимала происходящее. Анастасия контролировала меня и любое её слово было как команда для меня. Я заставлял себя верить и так же переоделся при ней. – Куда мы идём, спросил я глядя ей в глаза? – Туда, где ты будешь счастлив. А, это где, поинтересовался я? – В твою фантазию. И забрала меня с собой.
Если интересно узнать больше, читай Сны о прошлом. Дневник.

История 3, Жизнь как она есть.
Очнулся я не скоро, проспал, на часах снова день, будь работа, я бы точно не вышел, но почти как пять месяцев я дома, график, режим сна и подъёма, точно, это было не строго, как не старайся, а лучше не стал. Спешить некуда, зубная щётка не убежит, по этому я лежал и ловил впечатления нового дня, пока совсем не проснулся и пошёл умываться. После личный контроль, отчёт в построенной мной таблице, состоящей из групп дел. Отложил планшет пошёл на кухню готовить. Чай, рис обжаренные на подсолнечное масле, без денег сложно себе угодить, но это лучшее что можно было себе сделать. Достал тарелки, выложил рис с корочкой в тарелку, подал всё к столу, посыпал солью, и судовольствием съел, приготовив себе добавку. Запил чаем, убрался за собой. И уже ночной кошмар исчез из воспоминаний, когда на ум пришёл зимняя история о которой так и не мог до этого момента рассказать. Покосился на смартфон, телефон, к этому времени звонка не было, а должен быть, было воскресенье, я выдохнул, кредит не был потрачено в пустую, но и не был отдан, от меня хотели одного, что бы я быстрей его отдал и закрыл задолженность, но я не мог, начались хождения и просьба бы об отказе от кредита, но я не мог, мне надо было продолжать. Продолжил день развлечением, какое то время думал, вспоминал зимней историю, вспомнив, отложил всё, и изложил во всех подробностях. История была полна сюрпризов и загадок.
Кому надо больше реальности и фактов жизни, предлагаю к ознакомлению свой труд Анализ Прайс-листа интернет магазина.

История 4, Зимняя история.
Остановку заносило в сугроб. Снег в огромном количестве выпадал осадком всем прохожим на головы. Машины-уборщики приезжали рядами, успевая рассчищать дорогу на короткое время. Машин ездили мало, поэтому в основном мне приходилось смотреть на пустую дорогу. Я задумался и вышел в астрал непроизвольно. Мой астральный двойник, являющийся частью меня, как душа, начал движение. Сложно незаметно сияние двойника даже в снегопаде. Проносится машины, водитель со своей астральной душой, всё почти так же, только ты прибываешь в этом мире, а не живёшь, как обычно. Туннель измерения был открыт, из него показалась девушка, высокая, с приятной фигурой, выбигала прямо передомной, скрываясь за снегом, оставляя лишь сияние от двойника, за ней показался парень, было видно, он знал что делает, хоть и ростом был меньше, было видно, что есть опыт, парень быстро понял её направление, мигая, то исчезал, то появлялся, перенося себя в пространстве. Туннель видно рук её дел, подумал, и вернулся в свое тело, он просто не может её догнать, но знает как идти за ней по её же следу. С тех пор я забыл дорогу в астрал, но воспоминание об этом ещё долго жило во мне, давая мне повод возвращаться к этой истории и пребывать в ней по новой, заставляя себя думать и понимать увиденное. Для тех, кому интересно больше, читайте книгу Посвящение.

История 5, Цифровое счастье.
Ещё вчера мне казалось невозможно даже за деньги приблизится к идеалу понимания, было полное расхождение, но в цифровом счастье мне повезло больше, чем в любви, в моей жизни. Только теперь я «призрачный гонщик», с пожизненным контрактом. Хочешь им стать? Ведь тогда всё становится реально: коллекция фильмов дома, игра в онлайн, а главное никакой боли. Я себе и представить не мог на сколько это могло быть правдой. Жизнь до и после не сравнить. Мной написан рассказ Клуб, это для тех кто хочет узнать, какая жизнь была до. Все результаты научной работы можно найти в работе которую из-за множественного анализа назвал пособием, и дал ему имя SyberTron, а что бы тебе небыло скучно, читай научную работу о пользе Функциональной музыки в спорте, но и в быту, как ты сам понял, можно это применить.

Вечер, усердно страдаем ерундой в казарме. Минтай жмёт штангу. У него мышцы и без того будто в фотошопе нарисованы, а он всё не остановится. Весь красный, как омар, вена на лбу с Дунай шириной, рычит с каждым поднятием, Годзилла хренов. Ещё немного – бицепс лопнет.
Жёлудь на койке опять строчит смс своей девчонке. Закончит и полчаса ждёт, что она тут же ответит. На каждый пятый электронный том она присылает вымученный смайлик. И тот не «Ох, какой же ты забавны», а «Да ты задолбал, оставь меня в покое». Каждый боец в лагере понимает – она уже о нём забыла, и, как пить дать, давно кувыркается с другим, но этот дурень верит, что однажды они женятся и настрогают пухлых карапузов.
У зеркала залип с ножницами Оловянный, ровняет свою бороду. Всегда серьёзен и сосредоточен. Взгляд мощный, словно за плечами две дюжины вылазок. Зеркало бы не треснуло. Нет, наш Оловянный разве что за гамбургерами вылазки устраивает. Как не толстеет? Непонятно. Поди, глиста себе завёл.
В углу оркестр. Бром на гитаре и солист, ему аккомпанирует на губной гармошке Ус, а Сбруй там попросту мешается. Стучит ладошкой по ноге, мотает головой под ритм и подпевать пытается. Слов он не знает и в основном просто мычит, но на припеве, сука, во всю глотку выдаёт «And Nothing Else Matter», чем только портит песню.
Гнедой и Леший рубятся в шашки на шнурки. Леший опять ведёт. Гнедой так скоро совсем без шнурков останется. Пепел чистит винтовку, а башмак спит, напялив шапку на глаза, а на уши наушники.
Седой пьёт чай, закусывает бутербродом. Он старше всех в отряде, скоро труха из задницы посыплется. Любой, прослужив столько, сколько он, уже бы стал, если не офицером, то сержантом, а этому и тут неплохо. Ни тебе ответственности, ни забот. Пей себе чай, ешь бутерброд. За всё время, что служит, впервые так близко к врагу.
Холоп, напротив, месяц как из учебки, ещё не привык. Подскакивает с первым шумом поутру и сразу «смирно». Весь дёрганый, всё ждёт, когда же в бой. Но это на словах бравада и бахвальства, а глаза выдают испуг. Порой и сам не замечает, как нога трясётся, когда заходит кто-то из чужих.
- Мне нашептали, учения просто предлог, чтобы держать нас на границе. Скоро дадут приказ, и пойдём в бой.
- Кто нашептал? – прожевав бутерброд, нехотя спросил Седой, а после запил чаем. Он на своём веку уже не в первый раз слышит подобное.
- Друг из спецуры. Они изучают карты Рудании, - разъяснил Холоп.
- И что? Они всегда какие-нибудь карты изучают. Мы учимся стрелять и копать окопы, а им это не нужно. Тихо ушли, тихо пришли, не снимая с предохранителя. Думаешь, коль спецназ, палят как Рембо во все стороны?
- Дёготь говорит офицеры нервные, готовятся к чему-то.
- Да Дёготь идиот, ему даже автомат не доверяют. Из любой другой армии давно бы попёрли. Офицеры на учениях вечно нервные, не дай бог, кто палец поцарапает или что потеряют, потом начальство в штабе так отдрючит – заикаться начнут.
- А баржи зачем пригнали? – не унимался Холоп.
- Чтобы посадку/высадку отработать. Завязывай, угомони свою паранойю. Нас бы не послали в бой, не предупредив.
Не успел Холоп успокоиться, а Седой допить чай, в палатку зашёл сержант.
- Ну что, мамкины дочки, дождались? Собирайтесь. Что б через полчаса стояли вкованные на улице.
В казарме разом замолчали и уставились на сержанта. Не шутит ли? Не шутит. Все вмиг засуетились, побросали дела. Сбруй, сука, споткнулся об гитару. Леший сжалился и вернул Гнедому шнурки. Минтай машет полотенцем, чтобы остыть, а Жёлудь в полуприседе дописывает смс. Кто-то даже не забыл пнуть Башмака. Седой в спешке затолкал в рот бутерброд, а глянул на Холопа, чуть не подавился. Тот будто ждал, когда на него обратят внимание.
- Ну-у-у, что я говорил?!

http://fb.ru/misc/i/gallery/409/3668...?1396709239093
http://shotgun.com.ua/hunting/pompa/...500Cruiser.jpg
http://shotgun.com.ua/hunting/pompa/...xx_Tactica.jpg

Жизнь Люки Брази



В любом случае ему пришлось бы умереть в тот день. Не так, так иначе. Все было в мелочах обставлено семейством Таталья: сбила бы вынырнувшая из-за угла машина; не будь он задушен, пуля настигла бы его, выпущенная из-за одного из тридцати углов, что отделяли его от дома. Могли и отравить здесь же, в баре, но вместо всего этого скромно удавили гароттой.
- Собачья смерть такой собаке,- сказал А.- Совершенно безжалостный был человек, прямиком отправится в ад.- Говорил он это, скорее, себе, ибо тот, кто душил Люку Брази, слишком уж был занят своим любимейшим делом, чтобы различать чужую речь.
Люка Брази с легкостью справился бы с обоими, не будь так ошеломлен. Как, возмущался он в глубине своей души, меня посмеяли душить? Гаротта впилась ему в шею, но не боль он чувствовал, а оскорбление. Он даже привстал со стула, настолько чувствовал себя возущенным, и сделай он то на четверть минуты раньше, раскидал бы по сторонам и А, и Б, и даже парочку других из банды, если бы таковые были поблизости. Но эту четверть минуты он упустил.
В голове его промелькнула вся его жизнь, но мало было ему чем похвалиться. Задержись он на этом свете подольше, намного дольже пришлось бы ему жариться в аду. Так что убийца его, можно сказать, сослужил ему немалую службу. Но были все-таки в жизни Люки Брази и звездные моменты.
К ним вернемся позже, а пока упомянем, как в возрасте всего лишь семи лет Люкка вместе с товарищем, который был всего на год его старше, случайно убил старушку. Отец Люкки, известный в городке плотник, соорудил сыну, а заодно и его другу, Вито, самокат, ему это было несложно: сбить вместе куски дерева, вместо колес установить четыре подшибника, которые гремели по асфальту так, что мертвого бы подняли из могилы. Люкка с другом не просто гоняли по двору, но даже придумали игру, соединив самокаты бечевкой, так что другие дети должны были подпрыгивать, чтобы не запнуться. Игра всех забавляла, но только до тех пор, пока на их дороге не оказалась старушка.Она даже при всем желании не смогла бы подпрыгнуть, потому оказалась сбитой. Так Люкка Брацци уже в возрасте семи лет стал невольным убийцей.
Поскольку дело происходило на Сицилии, где убийство не прощалось даже детям, Люкка вынужден был покинуть остров навсегда. Всех его родственников одного за другим уничтожили родственники старушки, следуя правилам кровной мести, его же самого отослали в Данию и научили датскому языку и датским манерам. Он многому научился в Дании: считать, например, до десяти и писать с небольшими ошибками. Итальянский он напрочь забыл, кроме разве что некоторых слов: мадонна, мамма мия, падре, ностальгия каналья (проклятая ностальгия).
Когда ему исполнилось восемнадцать, он с удивлением узнал, что его друг Вито жив, причем жив в Северной Америке.
- Никому об этом не рассказывай,- писал ему Вито, который взял себе фамилию Корлеоне,- но я все еще жив. Как ни гонялись за мной родственники старушки, судьба все время позволяла мне ускользать от них. А у тебя как дела?- интересовался он.- Сколько людей убил на сегодняшний день?
- Трудно сказать,- врал Люкка.- Сто, двести, триста. Счет уже потерял, может и все пятьсот.
- Люди, вроде тебя, мне нужны,- писал в ответ Вито Корлеоне.
- Делай тогда приглашение,- ответил Люкка.
На самом деле он никого, кроме несчастной бабушки, не убил. Но репутация у него была страшная, костюм в сицилийскую полосочку - страшный. Тонкие усики над верхней губой - страшные. Челка направо - страшная. А акцент вообще ужасный.
Репутация человека складывается из мелких деталей, а таких ужасных деталей у Люкки была масса. Выбор у него был: лететь в Америку самолетом, что быстро, или плыть паромом. И в том, и в другом способе передвижения были свои преимущества. Вряд ли бы он успел совершить что-нибудь серьезное за пять-шесть-семь или восемь часов полета, тогда как за неделю на пароме он мог (при определенной сноровке) угробить поповину парохода.
- Почему так смотришь на меня?- поинтересовался он у стюарда.
- Вижу сходство с собой,- ответил стюард.- Если нас одинако одеть, одинако подстричь, добавить вам моего лоску, нас будет не отличить.
Люкка мог бы убить и за меньшее, остановило его лишь то, что молодой человек был действительно похож на него. Ростом разве что чуть пониже. Он поинтересовался у стюарда, как его зовут.
- Адриано,- ответил тот,- как и родителя, как и родителя родителя, и всех мужчин до него. Родителя, кстати, прозвали пружинистым, не мог он усидеть на месте.
- Про фамилию спрашивать не буду,- сказал Люкка.- Сколько же у нас с тобой все-таки общего. Имена только разные, но всех мужчин в нашей семье звали как меня, Люккой.
И он наврал Адриано о том, какой он страшный наемный убийца.
Люка Брази делится своими преступлениями с Адрианом



- Вас в Нью-Йорке точно будет встречать сам дон Корлеоне?- переспросил Адриано.
Услышав, что все будет именно так, тот уже не отставал от Люки с вопросами. Он чуть было разочаровался, когда услышал, что дон небольшого роста, всего лишь с Люку, и даже тонкого, субтильного телосложения. Однако в разговорах с Люкой понял, что в человеке важны не все качества, что тут же бросаются в глаза. Что даже будучи человеком всех самых прекрасных качеств, можно быть никем. В его голове такое не укладывалось, но в жизни такое встречалось на каждом шагу.
- Как считаете,- поинтересовался стюард,- выйдет ли из меня нечто вроде похожего на дона? Имею в виду Вито Карлеоне. Мне не хотелось бы всю оставшуюся жизнь пробыть стюардом. Разносить пищу голодным и раскланиваться им - слишком уж много им чести от такого, как я.
- Дон бывает разным,- ответил Люка,- мы как-то еще в детстве прославились тем, что...
- Сколько нам еще плыть?- поинтересовался он. Плаванье его нисколько не утомляло, больше даже тревожило, поскольку каждый день естественно приближал его неизбежную встречу с доном. А ведь тот уже со второго дня по прибытии может поручить ему серьезную работу.
- Все зависит от погоды,- ответил Адриано.- Совсем недавно мы пришли в Нью-Йорский порт с опозданием чуть не на сутки. Виной тому штормы, хотя, глядя на такую посудину, и в голову не придет, что что-то может сбить ее с курса. Своего рода "Титаник" нашего времени. Но все же ужасное произошло, и совсем не так давно, мы чуть не сели на мель у берегов недоброжелательной нам Кубы. Почти все, кроме меня, насмерть перепугались, лишь я один на всем судне сохранял спокойствие. Принял на себя командование командой, кричал: полный вперед, полный назад, чем и спас судно и сотни жизней...
- Через пять дней уж точно увидим Статую Свободы,- внезапно заключил он свою речь, усмотрев в глазах Люки безумные искры.- Погода нам явно благоприятствует.
За эти пять дней их плавания много чего поменялось в их жизни, мировоззрения Люки и Адриано стали и вовсе неузнаваемы. Они точно всю жизнь шли друг другу навстречу, а на этом несчастном судне стали одним сицилийским существом.
С тех пор стюард постоянно преследовал Люку, выспрашивая того о совершенных им ужасных преступлениях. Люка делал вид, что избегает стюарда, а если и рассказывает что-то ему, то лишь с очень большой неохотой. Иной раз даже притворялся, что зевает, рассказывая, точно рассказы его самого утомляют: рутинные занятия, даже вспоминать о них скучно. Но этот молодой человек, вроде Адриана, ему был нужен: если тот поверит ему, то и дон Корлеоне, возможно, тоже.
- Я могу убить вовсе ни за что,- рассказывал Люка.- Просто могу оказаться в плохом настроении. А настроение у меня очень переменчиваемое. Любой взгляд, любое слово способны вывести меня из себя.
Он рассказал о том, как одну из своих многочисленных жен прикончил во сне. Ему приснилось, что та ему изменяет с лучшим его другом. Проснувшись, он тотчас же пожалел о своем поступке, но содеянного было уже не исправить.
- Сколько было у вас жен?- поинтересовался Адриан.
- Сто,- ответил Люка, не думая,- двести, какая разница?
- Вообще-то женам со мной не везло. Им мечталось. чтобы я был клерком, зарабатывал маленькие, но стабильные деньги. Трудился с девяти до пяти, был бы скучен, пусть даже скуповат, обуздан в сексе. Они бы вертели мной как угодно, по желанию. Чтобы все было как у всех. Но я не таков, не так прост.
Разглагольствивая, Люка разглаживал свои тонкие итальянские усики, одергивал костюм, хмурился.
- Тебе, Адриано, меня, конечно же, не понять. Ты наверняка не веришь и половины из того, что я тебе рассказываю, Считаешь, небось, что я все вру, вру и ещще раз вру. Думай, впрочем, что угодно. Мне от того ни жарко, ни холодно.
На самом деле ему приятно было наблюдать, что Адриано верит почти всему, или делал вид, что верит. Что почти одно и то же. Была, стало быть, крохотная надежда, что всем его россказням поверит и сам Корлеоне.
- Боюсь того,- как-то признался Люка,- что дон Корлеоне не поверит моим рассказам. Слишком уж они кажутся невероятными. Не случается такого в обычной жизни.
И тут вдруг Адриано поведал Люке свою историю.
- Я не просто рядовой стюард,- поведал он,- который только и слушает команды вроде: поднеси-отнеси. Я организован намного более тоньше. Если я улыбаюсь клиентам, то это вовсе не означает, что я им рад. Я часто плюю в пищу, которую им подношу, но это лишь мелочь. Некоторых своих клиентов я безжалостно убиваю.
Люка Брази всегда считал себя самым страшным и неумолимым убийцей, но от слов Адриано ему стало не по себе. К горлу подступила тошнота. Он перегнулся через бортик и опустошил желудок.
- Будь ваш кошелек не настолько пустым,- сказал Адриано,- он находился бы сейчас в моем кармане. А сами вы барахтались бы в холодной воде. Вас бы никто не услышал, кроме меня, и не увидел, тем более, что вокруг такая темень. Тем более, что моторы шумят, волны, точно безумные, бьют о борт судна, в салоне гремит оркестр. Тогда как вы - мой шанс стать хоть чуть побогаче.
Адриано говорил настолько убедительно, что Вито Корлеоне наверняка поверил бы каждому его слову.

Начинает штормить



При шторме, даже самом небольшом, судно превращается в сущий ад. Представить только, обслужить всех господ первым, вторым, третьим и четвертым, не упав, никого не облив. Да еще и за такую чаевую мелочь, которую в любом случае приходилось кидать в общую ресторанскую склянку, из которой кормились все, кроме, разве что, последней посудомойки. О последней посудомойке сказано чисто ради красивого словца, ибо была такая на судне одна-единственная, и была, к тому же мужчиной. Никакаяс женщина не выдержала бы такой работы.
Посудомойку звали Микаелом, он был румыном и рвался на Запад, потому и терпел все: ему было важно доплыть до американской статуи Свободы. Он нисколько не рассчитывал на чаевые, но не отказывался от еды и питья.
- Клиент отказался от пива,- говорил официант в сотый раз за вечер.- Микаель, желаешь пива?
Микаель знал, что отказываться никак нельзя, ибо все рассердятся и никогда уже ничего ему не предложат. Потому он делал вид, что ему ужасно хочется пива.
- Мечтаю о пиве,- говорил он,- а сам сливал эту непристойную жидкость куда попало.
- Микаэль,- кричал повар, якобы итальянец, а так-то палестинец,- хочешь кусок говядины?- Не получился у него кусок.
- Да как не хотеть,- отвечал Микаель и прятал кусок в карман, а после выкидывал.
- Видел твою третью жену,- говорил Артур, который работал на салатах и нарезках,- не больно красивая, но фигура хорошая.
- Фиктивная она,- отвечал Микаель,- а с ее фигурой ты, наверное, знаком более меня. Я ее в обнаженном виде наблюдал только раз, в щелку, в ванной комнате. Если честно, не особенно возбудился.
Вот после этого и начало штормить. Микаель привязал себя к посудомоечной машине, повар к плите, Артур-буфетчик единственый носился непривязанным. О, забыл про стюарда Адриано, тот тоже не привязался.
- Нужно срочно помыть эти двадцать тарелок, эти двадцать ножей и двадцать вилок,- сказал Адриано, влетев в одну дверь кухни и тотчас вылетев в другую. Микаелю даже почудилось, что все это ему показалось. Он взял в руки все эти двадцать ножей и вилок, чтобы отправить их в посудомойку. Но дверь снова вдруг распахнулась, и ножи и вилки вонзились вдруг во влетевшего в кухню человека. Он не успел даже что-то прокричать. Умер на месте.
Люка Брази посмотрел сверху вниз на убитого. Вместе с Адриано они скинули того за борт, где на того тотчас накинулись акулы.
Люка сунул в карман Микаеля двести долларов.
- Не стоят ваши двадцать тарелок и ножей таких денег,- ответил Микаель- Заберите обратно ваши деньги.
- Он еще и честная посудомойка,- заметил Адриано,- нас теперь трое честных.
- Четверо,- откликнулся вдруг повар Хусайн,- я четвертый. И тоже хочу работать на дона Корлеоне. Тем более, что с ножом управляюсь лучше всех вас.
На глазах у присутствующих он изрубил баранью ногу на тысячи одинаково мелких кусков. Причем проделал все это за считанные секунды.
- Поинтересуюсь,- сказал Люка,- умеешь ли держать язык за зубами? В нашем деле это едва ли не самое важное.
- Нет,- ответил Хусайн,- ибо болтлив с рождения. Отец был болтлив, дедушка и все до него по мужской линии. Причем, как мне кажется, я самый из всех болтливый.
- Придется приставить к тебе Микаэля или кого еще,- сказал Люка.- Итак, нас теперь четверо, а это многое меняет.
- На самом деле мас пятеро,- сказал Артур, который все это время занимался приготовлением легких закусок и пиццей. Он на глазах у всех раскатал тесто, насадил его на указательный палец и описал им в воздухе не один круг.
- Не вполне уверен, что нам понадобится человек, вроде тебя,- задумался Люка.- Впрочем, пусть дон сам решает твою судьбу. В любом случае, нас теперь пятеро.
- Нет,- ответил Хусайн,- ибо болтлив с рождения. Отец был болтлив, дедушка и все до него по мужской линии. Причем, как мне кажется, я самый из всех болтливый.

Где-то недалеко от берегов Рудании бойцы неспециального отряда Comfort Force воюют, как попрёт.

Днём ранее лил дождь и все дороги превратились в болото. Грязь, лужи по колено, а вместо земли какой-то ил. Все войска давно умотали вперёд, и только бойцы Comfort Force еле плетутся.
- Твою мать! – завопил Башмак. – Я башмак потерял!
- Башмак, сколько раз тебе говорить, у нас не башмаки, а ботинки. И вообще…
- Сержант, я ботинок потерял.
- Башмак…
- Так башмак или ботинок?
- Ботинок.
- Ботинок?
- Башмак!
- Я и сказал башмак, а вы поправили.
- Замолчи, тупица хренов, ты нас выдашь!
- Сержант, это ведь вы кричите на весь лес.
- Я кричу, чтобы тебя заткнуть.
- Так что мне делать-то?
- Что-что, дальше иди без башмака. Без ботинка.
Болота, топь, болото, лес и холм, с которого Минтай трижды скатился на брюхе, прежде чем залез общими усилиями. Вышли к каким-то домикам. Чёрт знает, где это не карте. Там все прямоугольники один на другой похожи.
Выстрелов нет, солдат не видно, но из окон торчат стволы АК.
- Так, Оловянный, закинь-ка туда гранату, - скомандовал Сержант. – Идиот! Ты на хрена им пепси кинул?
Оловянный уставился на ключ от банки. Явно не чека.
- Простите, Сержант, подсумок перепутал.
- Ты и каску перепутал, эта без головы. Зачем ты вообще с собой пепси взял?
- Пить.
- У тебя для этого вода в камелбэке.
- Нет, бульон.
- Кретин, смотри сникерс в автомат не заряди.
- Я его ещё на барже съел.
Сержант тихо матюгнулся, достал гранату у Гнедого из подсумка. Проверил граната ли, вдруг зажигалка. Нет, граната. Закинул в комнату. Взрыв, стёкла вдребезги. Крыша и стены тоже. Бойцов Comfort Force откинуло взрывной волной назад в овраг.
- Сержант, кажется, мы нашли боеголовки.

Сегодня 29-е марта. На улице дует пронизывающий ветер и моросит противный дождь, от этого город: дома, тротуары, фонарные столбы и деревья - всё покрылось хрустальной коркой. Такая непогода держится уже второй день к ряду, и вот, наконец, под вечер, не выдержали оледеневшие провода, оборвались, и электричество кончилось.
И приспичило же мне именно в это время исповедоваться. Лежал же себе спокойно в полумраке, слушал на смартфоне музыку. Так с чего вдруг еле тлевшая в душе искорка разгорелась? Да заполыхало так, что прямо невтерпёж стало.
Мой ноутбук, окончательно разрядив слабенький аккумулятор ещё пару часов назад, лежал бесполезный на тумбе, и мне пришлось отыскать в столе давно забытую тетрадь со своими первыми неумелыми рассказами – и не нашлось же в доме более подходящей бумаги, хотя ручек целая дюжина! Зажёг чудом завалявшийся на кухне огарок свечи, и принялся вспоминать.

Сколько же мы знакомы? Наверное, пару лет, уж точно не меньше. Да, время окончательно перестало ощущаться…
Сначала ты была «одной из». Просто красивая картинка с милым именем. Иногда мы встречались, нескучно проводили время: шутили, смеялись, играли. Свидания на пару-тройку вечеров, разлука на несколько месяцев, и очередная встреча всё в том же месте, примерно в тоже время. В общем, ничего такого особенного, чтобы прямо из ряда вон.
Жизнь размерено текла своим чередом, но в водовороте повседневности я всё чаще стал замечать тебя. Без суеты и спешки, совершенно неощутимо как, но ты сделалась для меня настоящим спасательным кругом, не позволяющим уйти на дно. И я всё чаще искал встречи с тобой.
Мир со всеми своими тревогами и проблемами постепенно уходил на второй план, затем и вовсе исчезал туманной дымкой, когда ты была рядом со мной. Мы всё больше сближались и наши души, кружась в странном танце, сплетались стихотворными строфами.
Теперь даже когда тебя не было рядом, я ощущал твоё присутствие в моей жизни, чувствовал, как где-то внутри, у сердца, зарождается и ширится нечто особое, светлое тёплое и чистое.
Примерно тогда же я и узнал о твоей прошлой жизни и это необычное имя, словно Дульсинея, что отозвалось странным созвучием во мне. Конечно же, я не был твоим Дон Кихотом, но память хранила оттенки наших прежних встреч. И окажись на моём месте кто-нибудь склонный к мистицизму, то обязательно рассмотрел во всём этом не двусмысленный знак судьбы. Я же только лишь улыбнулся этому необычному, но приятному открытию.
Не нуждаясь в подсказках свыше, я точно знал и понимал – ты моё чудо! До встречи с тобой, я барахтался в затягивающей пустоте дней, давно лишившись всяких целей, утратив смысл и разуверившись в прежних ориентирах. Ты же без труда распалила моё сердце, наполнила давно не знавшие полёта крылья силой, вернула мне вкус к жизни, и я вновь ощутил неутолимую жажду писать.
И я летал! Ощущая, что уже где-то рядом, совсем-совсем близко то большое и невероятное, что, быть может, от сотворения мира ждёт именно меня. Я был счастлив в этом предвкушении, совершенно беспечен и глуп, как и все влюблённые.
Ты сама мне рассказывала о нём. Говорила, что работаете вместе, что он помогает во многом и для тебя очень важен. А я слушал тебя, но, наверное, не слышал… пока однажды, случайно, проходя мимо, не оказался рядом с вами, так мило беседовавшими и беззастенчиво флиртовавшими. Любимый – так ты называла его.
Почва ушла у меня из-под ног, а полыхавшее сердце оборвалось и рухнуло в бездну, полную ледяной воды… Кажется, так закаляют сталь. И сердце выдержало закалку, стало крепче. Но вот огонь угас. А от огромного перепада температур дало трещину то бесценное, что так ревностно хранил я в душе.
Ещё какое-то время мы продолжали общаться, и я изо всех сил пытался оставаться тем прежним собой, но по душе сами собой расползались и ширились трещины. И пронзая моё сердце, из проломов прорастали острейшие колючки, что помимо воли ранили и тебя…

Время уже за полночь, начался новый день, 30-е марта. Я сижу за столом в полной темноте – свеча выгорела. Мне слышно, как за окном утихают порывы ледяного ветра. А в голове звучат строчки одной песни:


И мне остаётся написать лишь два слова: прощай, Милая!

Во времена, когда Вселенная еще не решила, чем ей быть – правдою или вымыслом, обыденностью или Чудом - существовал орден Фотурианцев, считавший своим долгом везде, где только можно, упорядочивать новорожденное Мироздание. Члены ордена - воины, священники и ученые - странствовали среди звезд, свергая жестоких тиранов, устанавливая справедливые законы и оберегая слабую, еще неокрепшую жизнь. Одним из них был Квонлед Насмешник; вот история о нем — слушайте.

...

Давно уже ходили слухи о том, что в Земле Зиф объявился чудовищный Зверь, который, игнорируя живность помясистее, преследует и пожирает одних только людей. Насчет преследования все было ясно, насчет пожирания – не совсем. Мнения здесь расходились: одни считали, что жрет, да еще как, другие же доказывали, что все не так просто. В конце концов, от всякой трапезы остаются объедки – здесь кость, там волоконце мяса – а от пиршества Зверя не оставалось ничего, только горстка праха, словно не живых людей терзал Он, а мертвецов, век пролежавших в земле. Громоздились на полки тома один другого ученее, дискутанты срывали глотки в спорах, а простому народу хватало и баек, в которых от рассказчика к рассказчику ужасы все возрастали в числе. Говорили о деревнях, сгинувших у Него в пасти, о неизбывных Его свирепости и гневе, и ширился страх, и оборотистые дельцы вязанками сбывали амулеты со знаком святого Ондрида, покровителя этой несчастной Земли.

Но даже амулеты не спасали: в один прекрасный день стало ясно, что любой, кто выйдет за стены столицы Зиф, Трумы, обречен на ужасную, хоть и скорую, смерть. Зверь становился все смелее, по ночам он подбирался вплотную к городским воротам, скребся и выл, как сотня голодных волков. Припасы подходили к концу, на окраинах назревали бунты, и богатейшие жители города, посовещавшись, решили обратиться за помощью к Фотурианцам, благо их, если верить радио, развелось во Вселенной ну просто пруд пруди.

Без споров, правда, не обошлось: даже самые просвещенные граждане признавали, что Фотурианцы эти – народ темный и даже в какой-то степени страшноватый. Непонятно было, чего они хотят и во что верят; да и верят ли они хоть во что-нибудь – это тоже был вопрос. Что, скажите на милость, скрывается за этим их лозунгом «Переделаем Бытие»? Не покушаются ли они на священное право каждого человека – безраздельно владеть своей собственностью? Не предлагают ли они раздать все бедным и зарабатывать на жизнь тяжким трудом?

Казалось, что проект висит на волоске, и все же кончилось дело благополучно. Совет решил: даже если Фотурианцы – махровые бунтовщики, лучше они, чем ужасный Зверь; во-первых, клин вышибают клином, а во-вторых – разве не может статься, что две эти грозные силы, столкнувшись, поубивают друг друга – к немалому облегчению для Вселенной и Земли Зиф?
И вот послание составили, зачитали перед народом и отправили по Лучу. И отправилось оно бороздить Вселенную и блуждало, пока не встретило брата Квонледа.

...

Тот в это время находился в Земле Акаларон, где расхлебывал кашу, заваренную предшественником. Дело обстояло так: Фотурианец Гилас, прежний смотритель Земли, ужасно страдал от одиночества и в нарушение всех Правил обратил стаю страусов – голов триста пятьдесят – в людей, чтобы было с кем поболтать на досуге.

С одной стороны, конечно, это было забавно и даже мило, с другой – он так и не удосужился объяснить им некоторые особенности человеческого разума, хотя бы тот простой факт, что никакое излишество на пользу ему не идет. Может быть, в глубине души брат Гилас был просто-напросто мизантроп, как это бывает со многими обаятельными говорунами – так или иначе, вчерашние птицы, открыв привлекательность своих новых тел, принялись совокупляться направо и налево, словно больше в Земле Акаларон заняться было нечем; ну а Фотурианец, замучившись оттаскивать их друг от друга, в конце концов плюнул и махнул на страусов рукой.

Вседозволенность быстро принесла свои плоды, и к тому моменту, когда Гиласа сменил Квонлед, секс опротивел бывшим птицам настолько, что виду грозило вымирание. С тоскою вспоминали бедняги времена, когда работу по продолжению рода брал на себя безотказный инстинкт, ибо нынешние их головы ну никак не желали вожделеть то, что было доступно, бесплатно, повсеместно и никакого, даже самого завалящего вызова, не предлагало. Что тут было делать? Поскольку обратное превращение запрещали Правила, Квонледу пришлось взять дело в свои руки, то есть наладить – с проклятиями и угрозами – столь нужное и важное общение между полами.

Сводничество — работа трудная. Чтобы вернуть акаларонцам прежний интерес к телу, прежде всего Квонлед запретил им ходить нагишом. Поскольку же длинные закрытые одеяния, в которые он их нарядил поначалу, едва ли подчеркивали женственность самок и мужественность самцов, Квонлед напряг мозги и выдумал нижнее белье, а заодно шорты и мини-юбку – как раз такую, чтобы не закрывала самое интересное. Следом он изобрел косметику, флирт, эротику, порнографию, брак и Гражданский Кодекс – я останавливаюсь на этом так подробно для того, чтобы вы поняли: на своем веку Фотурианцам приходилось решать самые разные задачи, и размножение бывших страусов – еще не самая сложная среди них.
Покончив с нововведениями – подопечные его, облаченные в бикини и плавки, рассматривали друг друга с интересом, и кое-где уже образовывались парочки, – Квонлед решил хорошенько отдохнуть. Он отключил свой передатчик, зарыл онтологический преобразователь поглубже в песок, уселся на большой, нагретый солнцем камень и принялся смотреть, как начинается прилив.

Аркадий ненавидел все эти выставки. Третьяковка, Гугенхайм, Эрмитаж, уголок местной живописи в Верхнеказанищенском краеведческом музее, - размах разный, суть одна. Постыдные заигрывания с толпой, пошлый стриптиз души, сеанс метания бисера в публичном доме.
Люди покупают билет и думают, что встали на одну ступень с художником, что купили право судить и способность понимать, а их ещё и подбадривают: «А вот мы вам подсветим, чтобы виднее было, и скамеечку поставим, а то ненароком утомитесь, пырясь на искусство своими тусклыми глазёнками». Жалкое зрелище.
А свои выставки Аркадий Гречин ненавидел сильнее всего.
И поэтому присутствовать на этих самых выставках у него нет никакого желания. Именно эту простую мысль он уже битый час пытался донести до своего агента. Жанна, сухая высокая блондинка, разменявшая четвёртый десяток на фигуру двадцатилетней, в ответ буравила его своим фирменным взглядом хорошо контролирующей себя акулы. За шесть лет сотрудничества с ней Аркадий пробовал угрожать, льстить, флиртовать, чтобы настоять на своём, а вот теперь перешёл и к мольбам. Однако Жанна была богиней прибыли, а не сочувствия.

– Аркаша, ты не просто хороший фотограф, ты – известный фотограф. И знаешь, что это значит? Что кто-то эту известность создаёт, – говорила она, выстукивая французским маникюром по столешнице ритм контролируемого раздражения. – И я сейчас говорю не о себе. Я говорю об этом «мерзком быдле», которое ты так презираешь. Которое воспевает твой талант в блогах, платит пятизначные суммы за твои шедевры и ходит заниматься фотографией в твою студию – опять же, за деньги. И поэтому, Аркаша, ты сегодня сходишь в клуб, потанцуешь, спустишь пару прожиточных минимумов на коктейли, морду кому-нибудь набьёшь,– мне неважно, отдыхай как хочешь, – а завтра ровно в одиннадцать ты приедешь по адресу, – быстрый взгляд в ноутбук, – «Четвёртый Сыромятнический переулок, дом один, строение шесть», в этом своём вырвиглазном свекольном пиджаке и с искренней улыбкой на лице. И улыбаться ты будешь каждому посетителю, – точёный ноготок метнулся к его лицу, – Каждому, независимо от... комплекции!

Больше, чем собственные выставки, Аркадий ненавидел только жирных.

– Так годится? - он натужно растянул губы, изо всех сил демонстрируя дружелюбие и мастерство личного стоматолога.

– Годится, – Жанна швырнула на стол оплаченный счёт и встала, отодвигая чашку с недопитым американо. – Годится нищему непризнанному гению, обречённому на известность только после смерти. Хоть раз попробуй понравиться людям ещё при жизни, Аркаша. Это легче, чем тебе кажется.

Ни в какой клуб он, конечно, не собирался. Немного поковырял свой чизкейк, но образы завтрашней выставки настырно лезли в голову, напрочь отбивая аппетит. «К чёрту!» – выдавил Аркадий сквозь зубы, схватил пальто и вылетел из кафе. Заводя машину, ткнул в кнопку «один» на телефоне – Ульяна, быстрый набор. «Привет! Освободился раньше, буду через полчаса, наберу от проходной», – сообщил Аркадий и расплылся в улыбке, услышав ответное щебетание, – «Целую».
Приехав неожиданно быстро, он припарковался на пустынной улице посреди промзоны и от нечего делать стал рассматривать мощный цементный забор заводской территории. Где-то там, за этой громадиной, за колючей проволокой, за скучным усатым охранником, хрупкая Ульяна надевает свой трогательный девически-розовый пуховик и заправляет под шапку выбившиеся чёрные локоны. Как-то раз он спросил, кем же она работает. Она засмеялась: «Моя работа – скучнее, чем твоя. По-моему, информации достаточно». Больше они эту тему не поднимали.
Пока тошнились по вечерней пробке на Кутузовском, успели обсудить новую Аркашину идею: один поклонник, по совместительству – владелец частного зоопарка, обещал с большой скидкой сдать в аренду для съёмок настоящего тигра. «С удовольствием скормил бы зверюге Жанну,» – мечтательно произнёс Аркадий. Ульяна фыркнула и несильно толкнула его в плечо, поэтому он смиренно добавил: «Ладно, скормил бы с некоторым сожалением».
Кошмар завтрашней выставки отодвинулся, ушёл в тень. Заехали во «Вкус и аромат», взяли чилийского белого полусладкого, потому что вкусно, и красного сухого французского, потому что – красиво. В лифте, нажав на кнопку двадцать четвёртого этажа, Аркадий повернулся к спутнице и с улыбкой провёл рукой по её бедру, задирая юбку. Уля отстранилась и укоризненно покачала головой. В ответ Аркадий сложил руки в умоляющем жесте, и она засмеялась, закусив нижнюю губу. Юбку она так и не поправила.
У Ули были красивые синие глаза, стройные сильные бёдра, грудь, даже без белья выглядящая как будто в дорогом белье, и небольшой изъян, только добавлявший ей очарования, – муж. Со слов самой Ульяны, муж был средних лет с уклоном в поздние, очкастый, ненавистно полноватый, неумный, с дурацким именем Василий, и хорошего в нём было только одно – его существование делало их отношения запретными и почти преступными, а оттого пряными и нестерпимо горячими.
Аркадию никогда не нравилось делиться чем-то личным, да что уж там – он в детстве даже игрушками не хотел делиться с другими детьми, и не потому, что жалко. Да они же совершенно не поймут его игру, его задумку! Только испортят всё волшебство своим неуместным вяканьем...
И вот он вырос, и у него теперь есть их с Улей волшебство, все эти милые глупые мелочи – интимные, приватные: «Посторонним вход воспрещён». Он самозабвенно корчил рожи, пока она говорила по телефону с подругами. Пару месяцев назад, когда Уля проснулась первой, в поисках завтрака наткнулась на полкило мёда в сотах и благополучно съела его весь, он в шутку нарёк её «Уля, Повелительница Улья»; со временем всё свелось к прозвищу «Пчёлка», которым он её дразнил до сих пор. И уже наизусть знал, что будет дальше: в хорошем настроении она ответит «Бз-з-з-з-з!», а в плохом – нахмурится и переспросит: «Чего тебе, Каша?».
И об этом никогда, даже случайно, не узнают никакие идиотские друзья-приятели, от приторных комментариев которых будет неприятно першить в горле: Василий, их невольная каменная стена, вынуждал хранить тайну. Что Аркадий и делал – с радостью и благодарностью.
Каждый раз, даже в надёжно запертой изнутри квартире, они занимались любовью, как подростки в родительской спальне: страстно, спешно, не в силах оторваться друг от друга, но постоянно оглядываясь на дверь в страхе быть пойманными.
Ощущение тайны добела раскаляло кровь, и Аркадий чувствовал себя Мидасом: чего ни коснёшься – золото, чего ни коснёшься – горит. И горело: бокал с вином – отражением заката, простыни – яркими текстильными маками, страстью горела нежная Ульяна. И, царь и властелин этого вселенского пламени, он с непривычной для себя щедростью делился им с Улей – только с ней одной.
Тяжело дыша, он откинулся на подушки и в который раз загляделся. Кто бы ни набивал грациозного, но агрессивного лебедя на Улиной спине, своё дело он знал хорошо: казалось, что птица и правда сейчас зашипит, забьёт крыльями. Именно этот лебедь превратил очередную безымянную, безголосую куклу-модель в его дорогую Пчёлку.
Те пробы проходили на редкость неудачно: Аркадий никак не мог найти нужный типаж, психовал и одну за другой выставлял девушек за дверь, не стесняясь в выражениях. Помнится, двое из них разревелись прямо в студии, разозлив его неимоверно. На худенькой невысокой брюнетке кончились остатки его терпения. «Мне нужен характер, мне нужна фактура!» – бушевал он, размахивая руками. А она спокойно отвернулась, стянула майку, обнажая спину. Выпустила лебедя.
Вдохновение приказало: «Заткнись и снимай». К чести Аркадия, вдохновению он подчинялся беспрекословно.
Девушка отлично владела телом, кадры выходили сочными, откровенными, и Аркадию даже не хотелось обижать эту горе-соблазнительницу, однако секс с моделями никогда его не интересовал. Окончив съёмку, фотограф уже подбирал слова, чтобы сделать ситуацию менее неловкой, но его невольная муза спокойно оделась, даже не взглянув в его сторону, и только на выходе протянула руку: «Ульяна. Было очень... интересно поработать с вами».
Было-то это всего полгода назад – и вот уже те несколько случайных снимков легли в основу самого известного его фотопроекта «Ортоморфозы», а Ульяна стала вторым по важности человеком в его жизни – после него самого. Лежит вот теперь в его кровати, родная до невозможности. Аркадий осторожно провёл пальцем по острой лопатке:

– Слушай, я его снимал чуть ли не чаще, чем тебя, и так и не спросил, откуда он взялся.

– Ну, как бывает у маленьких и глупых? Назло маме с папой не то что татуировку – нос себе отрезать была готова.

– И почему же, – Аркадий перекатился на спину и попытался изобразить руками в воздухе что-то изящное, – лебедь?

– Пф-ф-ф, мне было, страшно сказать, целых шестнадцать лет. Придумай самую банальную причину и будь уверен – всё так и было, – она обернулась и для пущей убедительности покивала, приподняв брови.

– Неужели..., – он шутовским жестом схватился за голову, – неужели вокруг не было ни одной родственной души, а прекрасные юноши в упор не замечали гадкого утёнка Улю?

– Бинго! Но я была уверена, что обязательно стану прекрасным лебедем и покажу им всем, – она прижалась к нему и прошептала на ухо, – Это был мой секрет, только он и помог мне выжить в этом жестоком, недружелюбном мире. Эй, ты что, смеёшься?! – продолжила она уже громко и возмущённо, – Я с тобой, между прочим, сокровенным делюсь, а ты...!

– Ладно-ладно, – он примирително обнял её за плечи и чмокнул в макушку, – Интересно, какой секрет поможет мне выжить в этом жестоком мире завтра? – спросил он и тут же пожалел, что вспомнил про выставку.

С минуту они лежали беззвучно и неподвижно; в голове Аркадия залихватский грех прелюбодеяния медленно сменялся тоскливым грехом уныния. Вдруг Ульяна встрепенулась, вскочила на колени. Глаза её горели заговорщическим блеском:

– Слушай, в детстве, когда приходилось делать что-то скучное, я придумывала, что я – персонаж компьютерной игры, и мне нужно выполнить задание, чтобы пройти на следующий уровень. А что, если нам придумать для тебя на завтра такой квест?

– Какой же именно? – слова сочились сарказмом даже сильнее, чем Аркадию хотелось бы. – Найти и вернуть забытые кем-то перчатки? Обокрасть десять посетителей? А может, победить босса – Жанну там, или, например, твоего мужа? – он и сам испугался последнего вопроса. Робко взглянул на Ульяну, готовый признать вину и понести заслуженную кару, но та была поглощена собственной выдумкой и даже не заметила его язвительности.

– Точно! Я этим же вечером скажу Васе, что завтра открывается выставка одного из фотографов, с которым я работала, и попрошу сходить. А ты должен будешь его узнать. И рассказать мне потом... ну... например, как он был одет! Ну весело же будет! Да? Да?! – радостно выпытывала она и несильно, но настойчиво пихала Аркадия в живот, требуя ответа.

Своё согласие он потом оправдывал тем, что безумие, похоже, заразно.
А дальше пили вино, обсуждали горячо любимых Ульяной «Tired Pony», у которых вроде скоро концерт в Москве, слушали их последний альбом, спорили, плагиатили ли они у «Coldplay», слушали «Coldplay», снова спорили, пили, целовались и смеялись, забыв про время. Только в полдвенадцатого Аркадий спохватился, вызвал Уле такси, проводил её до машины и, вернувшись, мужественно поставил будильник на восемь.
Субботнее утро выдалась снежным и пасмурным. Проснувшись строго по звонку будильника, Аркадий позволил себе полчасика понежиться в кровати, после чего встал, помылся, побрился, приоделся и плотно позавтракал. Выехал с запасом, так что на месте оказался вовремя. Да ещё и и в бодром расположении духа, – Аркадий всю дорогу тренировал самую дружелюбную из своих улыбок, и организм, кажется, поверил, что день-то и вправду предстоит отличный.
Правда, реальность сразу же начала массированную атаку на его хорошее настроение: сначала приторный обмен любезностями с организаторами и спонсором, потом – короткое, но болезненно предсказуемое интервью репортёру какой-то районной газетки (в заголовке как пить дать будет что-то вроде «В Гречинском зале, в Гречинском зале!»), а там уж и до шумной толпы плебса недалеко. Однако Аркадий хорошо подготовился и был почти уверен, что сможет достойно продержаться до самого вечера.
Тем более ходить и улыбаться оказалось довольно просто. И, как он понял примерно час спустя, смертельно скучно. Все прошлые разы его участие заканчивалось на этапе интервью – бодрая круговерть диалогов, ненависть к роду человеческому, а в полдень уже можно со спокойной совестью ехать домой восстанавливать нервные клетки. Но не сегодня.
Не зная, куда себя приткнуть, он раз за разом возвращался к своему любимому снимку, сделанному через месяц после их с Ульяной знакомства. Обнажённая, она сидит вполоборота, ссутулившись, позади – льдистая поверхность озера и пожелтевший камыш.
И чем дольше фотограф рассматривал свою работу, тем больше ему становилось не по себе. Казалось, всё – её выражение лица, выбранный им ракурс, – просто кричит об их глубинной, нутряной, животной связи. «Хватит. Дыши глубоко. Ты же хорошо знаешь людей, – успокаивал себя Аркадий, – Эмоционально близорукие, они вряд ли заглянут дальше голой женской спины». Так что бояться нечего. Тем более, Василий близорук ещё и физически.
Где же он, кстати? Ульяна, небось, не побоялась, взаправду погнала мужа на выставку. Немного взволнованный, Аркадий отвлёкся от снимков и сосредоточился на публике. Интересный факт: «ценители искусства» на фоне этого самого искусства выглядят ещё нелепее, чем обычно.
Всматриваться в представительниц прекрасного пола нет нужды – да это и к лучшему. Нервные юноши, непрерывно теребящие своими ручками-спичками смартфоны и планшеты, тоже отпадают. Как и слегка перекачанные мачо, похотливо выискивающие на фотографиях анорексичной модели пирсингованные соски. Круг подозреваемых сужается.
Верный заветам Жанны, Аркадий улыбался направо и налево. Кто же из оставшихся медленных боровов ему нужен? Может, этот? Хотя вряд ли, ему же сто лет в обед, да и во взгляде можно заметить что-то, похожее на интеллект. Товарищ, разглядывающий фотографию пекинеса, тоже не годится – уж больно хорошо подогнан его модный серый костюм, явно на заказ шили. А в представлении фотографа на таком, как Василий, могли быть только самого мерзотного вида тряпки.
Не переставая излучать натужное дружелюбие, Аркадий медленно обводил взглядом остальных посетителей. А может, ему нужен вон тот забавный хоббит в слишком тесной рубашке, чуть ли не лопающейся по швам при каждом движении? Нет, этот пришёл с дамой сердца: узор на блузке – чисто Поллака стошнило после палёной водки, автозагар, полуоблезший красный лак и, конечно, кружевной веер. Встретились, блин, два одиночества. Им он тоже улыбнулся и кивнул.
Вскоре появилось ещё несколько подходящих кандидатур, но каждый раз расследование заходило в тупик. Аркадий наловчился вычленять из общего шума обрывки разговоров, замечать мельчайшие детали одежды, а на одном из субъектов даже разглядел контактные линзы. Василия среди них определённо не было.
Проголодавшись, фотограф взглянул на часы и не поверил своим глазам – уже полпятого! Права, тысячу раз права была милая Ульяна – ничто так не помогает скоротать время, как вызов, брошенный твоему интеллекту. Выставка перевалила за середину, а Аркадий всё ещё бодр и весел. Вот только поест и с новыми силами ринется в бой. Василий не пройдёт! Василий будет найден!
В спешном порядке проглотив предложенные организаторами сэндвич и кофе, новоиспечённый гений частного сыска поспешил снова окунуться в толпу. Немного походив туда-сюда, он остановился у фотографии пекинеса, чтобы осмотреться. Рядом полная рыжая девушка с коровьими глазами высказывала своё ценнейшее мнение о его работах:

– Собачка хорошенькая, но та тётка тощая – страшная. А чё за название – ортомόрфозы? Что это значит вообще? – повернулась она ко второй, постройнее, в очках и с неровными зубами.

Та пожала плечами:

– Не знаю, похоже на что-то из химии. Помнишь, на лекции была ортофосфорная кислота или что-то типа того?

– А причём тут тётка и этот мопс?

– Рит, я не знаю. Звучит-то прикольнее, чем «Тётка и мопс», да? Кто бы на это пошёл? – и обе сдавленно захихикали, смущённо оглядываясь по сторонам.

На этом месте гранитная воля Аркадия дала трещину; он на секунду закатил глаза и презрительно поджал губы. Фотографировать легко, если руки не из задницы, и выставка – она, чёрт возьми, не про то, как кто-то несколько раз на кнопочку нажал.
Она вся – про один-единственный образ, заключённый в названии. Образ, который Аркадий разглядел первым, выстрадал, подкрепил снимками и подарил другим. Метаморфоз – изменение привычного, отклонение от нормы; ортоморфоз – изменение, ставшее нормой. Противно признавать, но расчётливая Жанна была дважды права: и в том, что никто ничего не поймёт, и в том, что авторское название всё равно надо оставить, потому что на него купятся.
А выставка шла своим чередом. Человек десять, узнавая Аркадия, считали своим долгом подойти, задать пару не блещущих оригинальностью вопросов, сфоткаться и взять автограф. Ещё столько же незаметно, по их мнению, показывали на него пальцем, дёргая за рукав спутника или спутницу. Остальные просто приходили, бессмысленно шатались по залу и уходили, чтобы дать место следующей порции бессмысленных шатунов. Расследование не давало никаких результатов. Близился вечер.
За час до закрытия Аркадий решил, что план Ульяны провалился, и этот тюфяк не придёт вовсе. И даже испытал облегчение – играть в детектива, конечно, довольно весело, но пусть уж это дело остаётся нерешённым. Однако, если Шерлок не ищет улики, улики сами идут к Шерлоку: в это же мгновение на пороге возник идеальный подозреваемый.
Не в меру шумное дыхание и красное потное лицо свидетельствовали о крайней спешке, а кто будет так спешить на какую-то там выставку, если только он не обещал появиться там своей горячо любимой жене? Рыхлая веретенообразная фигурка, подушечного вида пузо, стыдливо прикрытое унылым свитером, сощуренные глаза слабовидящего – совпадение стопроцентное. Вот и очки достал – точно он.
Подойти поближе Аркадию не хватило смелости, но он добросовестно следил за субъектом издалека. Сначала тот нерешительно топтался около входа, затем заметил фотографию с лебедем и рванул к ней через ползала. Минут пятнадцать простоял там и только потом пошёл бродить по помещению, отрешённо скользя взглядом по остальным снимкам. Отбросьте сомнения, Ватсон, мы нашли виновного.
Оставалось только хорошенько запомнить, во что он там одет, но это оказалось не так-то просто. Можно было, конечно, просто сказать «серые брюки, серая водолазка, коричневый свитер», но Аркадий был художником, и его не устраивал скудный лексикон дальтоника. Описание должно быть красочным и живым. Как хорошая фотография.
Так, что это за узор на свитере? Косы? Чешуйки? Резинка? В вязании он был не силён. Ладно, по крайней мере, это точно ручная вязка. Или нет? Сейчас каждая вторая марка косит под хэндмейд, так что уверенным быть нельзя. И цвет надо поточнее определить. Горчичный? Песочный? Нет, всё не то. И тут его осенило: это же сепия!...
Водолазка тоже не просто серая, а вполне себе цвета постаревшей крысы. Вот и катышки на воротнике – как проседь. Брюки же – скорее мокрый асфальт. Эх, ботинок почти не видно! Ну что же вся эта толпа никак не разойдётся...
Аркадий буквально взмок от усердия, стараясь одновременно и тщательно всё разглядеть, и подозрений не вызвать, но с задачей вроде справился. «Нужно пойти освежиться,» – решил он и плавно завернул в уборную. Прямо перед ним в дверь протиснулась парочка прилизанных турникмэнов и оккупировала писсуары. Судя по непрерывающейся дружеской беседе, они планировали застрять там надолго. Восторга такое соседство у Аркадия не вызывало, так что он благоразумно уединился в кабинке.
А парни всё говорили, и не думая понижать голос, – потрясающая культура поведения. Аркадий и хотел бы отвлечься, но акустика помещения направляла каждое их слово прямо ему в мозг, словно такая задача и стояла перед проектировщиками. Ладно, делать нечего, – послушаем, чем нынче живёт молодёжь.

– ... так и сказал ей: «Я вообще не буду это делать!» – понимающий смех собеседника – Нет, ну а какой мне смысл, да? – несколько обоюдных смешков – Сам-то как? Как тебе фоточки?

– Да ну, лажа какая-то. Кошки, блин, собаки, тёлки какие-то стрёмные, мне этого в жизни хватает вообще-то, – дружный смех взаимопонимания – Не, ну он бы еду ещё свою фоткал! С лебедем девочка ничего такая, симпотная, а в остальном... – невнятный звук, долженствующий изобразить, очевидно, рвотный позыв. Конструктивная критика как она есть.

– Да-а-а, девочка с лебедем... – Аркадия аж передёрнуло, когда он представил масляную ухмылку этого типа, – Реально хороша. Я с ней, кстати... время от времени... ну, ты понимаешь... – громкое влажное причмокивание – Предаюсь утехам!

Аркадий согнулся пополам и зажал рот двумя руками, чтобы не расхохотаться в голос: «О-хо-хо! Какой слог! Утехам он с ней предаётся, а! Только в твоих мечтах, интеллектуал недоделанный!». Тем временем амбал продолжал пыжиться под недоверчивое похохатывание товарища:

– Да я тебе серьёзно говорю! Стабильно пару раз в неделю видимся, но она вроде как с этим Гречиным, ну, чьи фотки тут, поэтому шифруется. А он вообще на ней помешан, цветы, брюлики, «давай поженимся», «жить без тебя не могу», вот эта вся байда. Она даже телефон отключает, пока у меня, а то он реально достанет звонить.

Страсти накалялись, монолог становился всё громче, всё эмоциональнее. «Этот Гречин» вынужден был признать, что у воображение у мальчика работает отменно. А того всё несло и несло:

– И вообще он придурок какой-то: она втирает ему, что у подруг ночует, ездит к родственникам в другой город, а он всё хавает. Я ей уже говорю: «Это он пока тихий, но когда-нибудь он сорвётся, и ты, Ульяна, по роже огребёшь!» Потому что я таких знаю, они если до точки дошли – всё, капец, они вообще невменяемые.

Услышав имя, Аркадий выпрямился так резко, что стукнулся спиной о бачок. Улыбка застыла на его губах, взгляд замер в одной точке. Он всё ещё слышал отдельные слова, но они больше не складывались в связные предложения, – так, белый шум, мешанина звуков.

– Слышь, Васёк, а чё она его не бросит тогда?

– Ты вообще слушаешь, блин? – разъярился Васёк – Я тебе говорю: он жить без неё не может. То есть реально. Угрожает покончить с собой, если она уйдёт. Типа, она – его муза. Ну ты же знаешь этих баб – ей этого лузера «жа-а-алко», тем более – кто ей шмотки покупать будет? Потому что мне она вообще не упёрлась. Не, потрахивать её вместо этого импотента я не против, но ПМС, СМС, – вот это всё пусть ему достаётся, да? Лично меня всё устраивает. – звук застёгивающейся молнии.

– Я гляжу, ты удобно устроился, братюнь, – ещё одна молния, – Респект! А где ты её нашёл-то?

– Ща расскажу, пошли куртки заберём и го к Славику, я тут задолбался уже...

Хлопнула дверь. Аркадия окружила тишина. Он сидел неподвижно, мысли шли ровным потоком, складываясь в нумерованный список. Раз: Васёк – это тот, что повыше, кудрявый, именно он встал слева, и именно слева был слышен его голос. Два: его друг всю дорогу мусолил жвачку – даже когда он говорил, это было слышно. Три: не было ни плеска воды, ни гудения сушилки – значит, оба не помыли руки.
Мозг Аркадия одну за другой выхватывал из памяти эти мелочи, рассматривал их со всех сторон, перекладывал с места на место, – только чтобы чем-то заняться, чтобы не видеть в этой комнате огромного слона… А он уже поворачивается, задевая стены, подходит всё ближе. Нет, сосредоточиться, вспомнить, как же звали этого, второго, с жвачкой, точно же называли его имя, может, Славик?.. Нет, только не смотреть, только не видеть чёртову громадину!...
Чувствуя, что вот-вот взорвётся, Аркадий вскочил, бросился к раковине, на ходу неуклюже застёгивая ремень, и опустил ледяные, негнущиеся пальцы под еле тёплую воду. Немного постоял так. Сложил трясущиеся ладони лодочкой, плеснул воды на лицо. Размял виски. Огляделся. А сушилок-то тут и нет! Только бумажные полотенца.
Он потерянно шагал обратно в зал, не представляя, что теперь нужно делать. Вот его окликнули. Нужно ли повернуться на голос? А теперь его мягко тронули за плечо. Как с этим прикажете быть?
Дальше события развивались быстрее, чем Аркадий был в состоянии осмыслить. В поле зрения неожиданно появился что-то убеждённо говорящий мужчина. Как оказалось, за плечо хватался тоже он. Постепенно до Аркадия дошло, что перед ним – тот самый коричневый свитер, для которого так трудно было подобрать слова. И серая водолазка. И очки.

– ...а потом сказал себе: «Если ты сейчас не подойдёшь к самому Аркадию Гречину, ты будешь жалеть об этом всю жизнь!» – мужчина замялся, помотал головой, – Но это неважно. Ваша выставка – это поторясающе, просто потрясающе! Не могу подобрать слов! Я проездом в Москве, боялся, что не попаду. Бежал, чтобы успеть, и соврешенно не жалею.

Смысл сказанного медленно, с задержками, но всё-таки просачивался в сознание Аркадия.

– Жене в Интернете показывал ваши работы, она говорит – красиво. Симпатичные, говорит, зверушки. А я ей – да что ты понимаешь! Это про мир, про его постоянные изменения. Про то, что изменения эти неизбежны, и про то, как с ними примириться. И тут она, знаете, согласилась. Тридцать два года женаты, и первый раз она со мной согласилась!

– Спасибо вам, – Аркадий внезапно ожил, рассмеялся искренне и счастливо, – Спасибо огромное! Откуда вы, говорите? Из Владимира? Это так здорово, что вы приехали! Ну надо же, поклонники во Владимире, с ума сойти! Торопитесь на поезд? Ну, смотрите, не опоздайте. Жене привет передавайте обязательно!

Он от души обнял свитер, дружески похлопал его по спине. Пушистая, мягкая пряжа ласкала ладонь. «Ангора» – всплыло в сознании верное слово. Свитер цвета сепии из ангоры – так он ей и скажет. Ульяне нравятся мелкие детали.
Он опишет всё в красках, и она просто не сможет не узнать мужнин свитер. Скажет: «Ну я же говорила, что будет весело!» Нежно обнимет его, и он обнимет её в ответ. И станет так спокойно и тепло, и ещё теплее оттого, что изнутри будет греть тайна – наконец-то, его личная тайна, которую ни с кем, ни с одной живой душой, не придётся делить.

Страх и слезы



У Маврика была самая замечательная лужайка во всем городе. А ведь город был не так уж и мал: тридцать с лишним тысяч населения.
Не мог он, Маврик, как некоторые другие, похвалиться красивой или умной женой: провел всю жизнь холостяком. Дом у него был богатый, в два этажа, заметный издали, но таких домов в городе тысячи-претысячи, им тоже никак не похвалиться.
Детей у него сроду не было, а уж внуков подавно. Автомобиль и вовсе наиобычнейший: не ретро, не заморская диковинка. Здоровье отменное, но такими достоинствами, как водится, не хвалятся: опасно это, можно враз его, здоровье, и потерять.
Так что похвастаться, погордиться вроде было ему нечем.
Однако всем до единого жителям было известно, что у Маврика лучшая лужайка в городе.
Горожане, кто втайне, а кто и открыто, в глаза, очень ему завидовали. По выходным дням считалось хорошим тоном пройтись всем семейством мимо его лужайки. Парочки обменивались кольцами опять же у лужайки Маврика.
Пакостила временами разве что подвыпившая молодежь: могла раскидать по участку дюжину-другую раздавленных пивных банок, там же опорожнить автомобильные пепельницы, помо... но об этом лучше умолчим.
Но, как известно, рано или поздно молодежь все же взрослеет. Обзаводится семьями, позже и детьми. В дальнейшем, подобно всем прочим горожанам, когда-то пакостная поступками молодежь обязательно начнет завидовать лужайке Маврика и посещать ее наравне с другими семьями.
Ухаживать за лужайкой, впрочем, вовсе не сложно.
Для Маврика это занятие давно уже превратилось в рутину. Уход за своей травой он смог бы проделывать и с завязанными глазами. Да и делать-то ничего особо не требовалось: пройтись по собственной лужайке каждый второй день газонокосилкой, освежить траву из шланга, если долго не было дождя. Вот и все.
Но как-то летним утром Маврик обнаружил на своем участке сущий непорядок: прямо посреди лужайки, на одном из самых видных ее мест, некоторые травинки вытянулись повыше других. Он тут же прошелся по ним садовыми ножницами под суровую металлическую гребенку. И хоть непорядок был устранен с легкостью, все же заселo в голове Маврика скрытое беспокойство за свою лужайку.
Следующее утро расстроило его намного серьезнее: на том же видном месте снова взошла высокая трава. Только на этот раз ее было много больше, да и росла она несравненно гуще и выше прежней. А спустя два дня там же каким-то чудным образом образовалась глубокая яма, похожая с виду на кротовую нору.
Чем бы все это ни было, Маврик решил действовать наверняка: опорожнил в яму половину канистры с бензином и бросил в нее зажженную спичку. Из ямы столбом взметнулось пламя, едва не опалив ему брови, в нос ударил тошнотворный запах горелого мяса. Ближе к вечеру Маврик еще раз наведался к яме или норе, осторожно заглянул в нее, но ничего в ней не увидел, поскольку начинало уже смеркаться. И даже принесенный из дому фонарь ничем не помог: Маврику показалось лишь, как что-то отсвечивает ему из ямы в ответ, будто смеется над ним.
Наутро Маврик все же решил поостеречься, не искушать лишний раз судьбу. Он обратился за помощью к хорошо знакомому садовнику, чьи советы ему не раз до того пригождались.
- Как считаете, что это может быть?- поинтересовался он, тыкая пальцем в яму, из которой торчало нечто, похожее на лысую человеческую макушку.- Смахивает на что-то живое.
Садовник и не знал, что ответить, в недоумении лишь стоял и почесывал голову. Ничего подобного ему прежде не встречалось. Может, конечно, всего лишь кротовая макушка. Но почему она торчит из земли без всякого видимого движения? Да и размерами сильно смахивает на здоровенную человеческую голову? Уж точно никакой не крот: не бывает таких необычных кротов.
Он бы и дальше продолжал почесывать голову, не зная, что ответить, но Маврик взглянул на него строго и с нетерпением. Требовал немедленного ответа.
- Кстати, макушка нашего крота - если это действительно крот - точь-в-точь ваша,- сказал он.
- Это нисколько не смешно,- обиделся Маврик.
- Да я даже и не шутил,- ответил садовник,- не наделен и малейшим чувством юмора. Просто представил, что если голова вероятного крота размером с вашу, то и тело у него должно быть сообразно вашему.
Маврик, выслушивая рассуждения садовника, уже начал нервничать.
- Давайте уж покончим с этим,- сказал он.- Как будем избавляться от крота?
- У вас наверняка имеется острая лопата,- ответил садовник.- Я как следует размахнусь и врежу ею нашему кроту по голове. В миг отсеку все, что там торчит из-под земли. Каким бы он ни был гигантским, не жить ему после этого.
Маврику такие жестокости были не по душе. Но радовало его хотя бы то, что неизвестная тварь прекратит наконец-то безнаказанно портить его замечательную лужайку. Он сходил в сарай и вернулся со штыковой лопатой.
- Надо же как заточена!- восторженно вскричал садовник, проведя острием лопаты по ногтю.- Бриться такой можно!
- Я все же лучше отвернусь,- сказал Маврик.- Не выношу крови.
- Дам вам знать, когда все закончится,- пообещал садовник и размахнулся лопатой. Он занес ее высоко над головой и для лучшего размаха переместил вес на правую, согнутую в колене ногу. Лопата со свистом рассекла воздух, и голова крота, точно капустный кочан, отлетела далеко в сторону.
- Ну вот и все,- сказал он, оборачиваясь.
Но Маврика заметил не сразу, потому что тот бездвижно лежал у его ног, тогда как его голова находилась метрах в пяти поодаль.
- Вот дела,- только и проговорил садовник, удивленно присвистнув.
Он мог бы легко сбежать с места трагедии, однако не предпринял ни малейшей попытки скрыться, так как всегда считал себя порядочным человеком и был ярым сторонником правосудия.
Но что бы он делал без помощи адвоката Фридкина, который знал наизусть практически все законы, а также тысячи способов обойти их. Без него садовника непременно ждал электрический стул, о котором за время нахождения в тюрьме он был немало наслышан.
- Забудьте все сказки о том, что осужденные на смерть отдают Господу душу в тот самый момент, как только будет поднят рубильник,- рассказывал Фридкин.- Часто происходит, что человек начинает гореть и дымиться, точно он живой факел. Подбегают электрики, с четверть часа возятся, исправляют неполадку. И хорошо, если в следующий раз все пройдет нормально, и ваши глаза, не выдержав напряжения, вылетят из глазниц. Но не исключено, что такое случится с вами лишь с десятой попытки.
И хотя у садовника полностью отсутствовало чуство юмора, воображением он не был обижен.
- Говорите, что делать,- взмолился он на очередной встрече с адвокатом Фридкиным,- что мне говорить на суде?
- Итак, давайте сразу договоримся,- предложил адвокат,- что не было никакого крота. Этому все равно никто не поверит.
- Не было,- покорно согласился садовник.
- А Маврик,- продолжал Фридкин,- коварно соблазнил вашу жену и переспал с ней.
- Какой он все же подлец!- возмущенно вскричал садовник.
- В состоянии аффекта вы и прикончили его,- заключил адвокат,- будучи полностью не в себе.
- Вот негодяй,- продолжал покачивать головой садовник,- соблазнить жену знакомого садовника!
Суд присяжных состоял сплошь из садовников, и в этом не было ничего странного: адвокат Фридкин, как всегда, постарался. Уговорил, кого можно было, другим, несговорчивым, заплатил.
- Ну и мерзавец,- качали садовники головами все то время, пока длился процесс,- бессовестно совратить жену несчастного садовника.
Когда же судья поинтересовался, какую меру наказания определить подсудимому, присяжные как один встали и ответили в голос:
- Никакую.
Садовнику тут же сняли наручники, извинились перед ним, и он покинул зал суда совершено свободным человеком. Впрочем, домой он попал не сразу, поскольку вместе с присяжными садовниками отправился погулять по питейным заведениям города, чтобы как следует отпраздновать свое освобождение.
Дома садовник оказался далеко заполночь, причем не в самом лучшем виде, так что гневные нарекания жены были вполне им заслужены. Но не в такой же день, когда он, благодаря лишь поддержке своих новых друзей, чудом избежал электрического стула. Жена, не желая этого сознавать, продолжала ему выговаривать. Он отвечал, поначалу нехотя, полусонно, а затем завелся: припомнил ей, кроме прочего, позорную связь с Мавриком.
Слово за слово, и они не на шутку схватились. Жена, как частенько в спорах, расцарапала садовнику лицо, а тот за такое неуважение к себе ударил ее кулаком в грудь из всех сил. И в ту же минуту пожалел о своем поступке: женщина отлетела в дальний угол комнаты, и медленно сползла по стене на пол. Хоть глаза у нее оставались открытыми, садовник понял, что жизни в ней уже нет.
- Да что же со мной происходит?- задумался садовник.- Уничтожаю все, к чему ни прикоснусь. Может мне просто мерещится?
Он протер глаза, и - о, чудо! - покойная жена встала на ноги. Как ни в чем не бывало, улыбаясь и раскинув руки, она стала приближаться к нему.
- Сгинь сейчас же, нечистая сила,- крикнул садовник, и жена тут же пропала с его глаз. С тем, чтобы объявиться уже за его спиной, а это было еще страшнее.
Садовник достал из брючного кармана мелок, которым обычно помечал предназначенные на спил нездоровые деревца, и очертил вокруг себя жирный круг. Пальцы его при этом дрожали, поэтому круг вышел неровным, но, как положено, замкнутым. Садовник прочитал молитву, и круг обратился в прозрачный столб, который надежно защитил его от всякой нечисти, вроде его помершей жены.
Как она ни старалась, внутрь колонны проникнуть не могла. Ходила вокруг, билась о колонну головой, скрежетала и щелкала зубами.
Вскоре с пронзительным скрипом отворилась дверь, и в доме появился Маврик. Голова у него была на месте, разве что сидела чуть косо..
- Мы и в самом были с твоей женой давними любовниками,- признался он садовнику,- на протяжении всех последних сорока лет.
Мертвая жена садовника прижалась к Маврику и поцеловала его в губы.
- Выходит, вы все это вместе подстроили,- догадался садовник.
- Да,- ответил Маврик.- Не было никакого крота, в яме на самом деле сидела моя голова. А рядом с вами находилось мое соломенное чучело. Ему вы и срубили макушку.
- Вот в чем дело,- присвистнул садовник.- Может тогда сделаем вид, будто ничего не было? Забираете, Маврик, мою жену, а меня вы отпускаете на все четыре стороны?
- По рукам,- ответил Маврик,- выходите из вашего круга и отправляйтесь, куда пожелаете.
- Не делай этого,- услышал вдруг голоса садовник,- не делай ни в коем случае!
В дом, словно ураган, ворвались толпой присяжные садовники. Вышло это совсем случайно: они проходили мимо, и им всего лишь захотелось узнать, благополучно ли добрался до дому их новый приятель, ведь он порядком перебрал в ту ночь. Увидев, что происходит, они подоставали свои осиновые колы (какой же садовник выйдет в ночь без осинового кола?) и закололи ими Маврика и неверную жену садовника.
- Все в этом смешном мире возможно,- сделал мудрое заключение старейший из садовников. У него была густая седая борода, которая прядями спускалась до самых колен.
- Андрюша,- обратился он к самому младшему садовнику, почти еще несмышленому ребенку,- будь добр, запиши все происшедшее в наши садовничьи хроники.
Малец ничего не ответил, лишь почтенно склонился в поклоне перед старцем. Именно благодаря ему мы и знакомы с подробностями всех этих страшных и почти невероятных событий.