Виктор Олегович Пелевин

Диалектика Переходного Периода из Ниоткуда в Никуда (Сборник)



Вот так придумывал телегу я
О том, как пишется элегия

Элегия 2

Мы скоро встретимся едва ль.
За болью боль,
За далью даль,
За дыркой catcher in the rye,
За раем тоже рай.

За полднем вечер голубой,
За боем буй,
За геем гой.
Проснись и пой, и бог с тобой
Задрыгает ногой.

Товарищ, тырь. Товарищ, верь.
За дурью дурь,
За дверью дверь.
Здесь и сейчас пройдет за час,
Потом опять теперь.

Семь бед – один переворот.
За кедом кед,
За годом год,
И только глупый не поймет,
Что все наоборот.

Милиционер, миллионер,
За торой бор,
За хором хер.
Премного разных трав и вер.
Бутылка, например.

Катюшин муж объелся груш.
За горем Гор,
За Бушем Буш.
Гомер, твой список мертвых душ
На середине уж.

За приговором приговор,
За морем мур,
За муром вор,
За каламбуром договор.
Гламур, кумар, amor.

Мы испекаем каравай.
За киром кар,
За воем вай.
Лжедмитрий был Первомамай,
И я люблю свой край.

Вокруг качается ковыль.
За далью даль,
За былью быль,
И небольшой автомобиль
Вздымает в поле пыль.

Довольно быстрая езда,
Закат,
Вечерняя звезда,
И незнакомые места.
Все это неспроста.

КОГДА БЫ БЫЛ ПОЭТОМ

Когда б был поэтом Виан, -
С утра был бы пьян вдрабадан.
Шагая, вперял бы в туман,
Свой нос, сизый, как баклажан,
В дырявых карманах
Сжимая, наверно,
Собранье сонетов, -
Сплошные шеднервы.

ВСЕ СКАЗАНО СТО РАЗ

Все сказано сто раз, похоже,
давно о чем хочу сказать,
когда сажусь стихи писать.
Но удивляюсь, день итожа,
и снова задаю вопрос:
коль хвалите меня,
так, что же -
я снова натянул вам нос?

СЛАВЯНСКАЯ ДУША

Славянская душа.
У меня славянская душа.

Родился под Парижем,
в Виль-д'Авре
в настоящей французской семье:
мать звали Жанной,
отца - Жаном.
А меня нарекли Иваном.

Это имя не выходит
из моей головы -
выходит,
что родом я из Москвы
(вот, что значит -
увидела пылкая пара
когда-то барина
у самовара).

Славянская душа.
У меня славянская душа.

Она срослась с французской кожей.
И телом стал я славянином тоже.

Славянская душа.
У меня славянская душа.

Я не был дальше Сен-Жермен-де-Пре.
Мне дали имя русской в семье.
Но все вокруг
меня считают русским.
Я не сопротивляюсь.
На закуску
ем пироги с капустой,
водку пью
с утра до ночи
и посуду бью.

Славянская душа.
У меня славянская душа.

За мной шпионит собственное имя.
Я сделал из железа пару штор,
чтоб окна в доме занавесит ими -
не занавесил.
Чтобы воздух шел...

Славянская душа...

ДЕЗЕРТИР

Господин Президент!
Я письмо вам отправил.
Исключеньем из правил -
вскройте этот конверт.

В среду вечером мне
сообщили повесткой,
что я завтра в армейском
должен быть на войне.

Господин Президент!
Не для братоубийства
я, поверьте, родился,
но - чтоб жить, чтобы петь.

Ради песни и мира
сообщаю, мсье, -
не хочу быть, как все,
ухожу в дезертиры!

Господин Президент!
Мой отец уже умер.
Мои братья бездомны.
Плачут дети мои.

Моя мама одна.
Одиночество это
призывает к ответу:
что нам эта война?

А когда я в тюрьме
вшей кормил, жрал баланду,
мою душу жандармы
растоптали в дерьме.

Хлопну дверью с утра
я у смерти под носом.
Пусть останется с носом!
Мне - в дорогу пора.

Рождены мы людьми.
Человек не приемлет
кровью вскармливать землю
на погибель семьи.

И не надо нам лент.
Если крови вам мало -
Сдайте вашу капралу,
господин Президент!

Ну а если закон
огласит: "Вне закона!" -
не жалейте патроны -
я не вооружен.




Открытое письмо г-ну Полю Фаберу, советнику муниципалитета

Дорогой мсье,

Вам хотелось бы осветить лучами нынешней реальности довольно простую и
без претензий песню "Дезертир", которую вы услышали по радио и автором
которой являюсь я. Вы посчитали довольно претенциозно, что в ней вынесен
приговор старым солдатам всех прошлых, нынешних и будущих войн. Вы
потребовали у префекта департамента Сены запретить эту песню. Это
подтверждают и те, кто хочет услышать о существовании цензуры на радио, и
это деталь, о которой полезно знать.
Мне неловко об этом говорить, но этой песне аплодировали в "Олимпии" (3
недели) и в Бобино (15 дней) прежде, чем она была спета на радио Мулуджи;
некоторые, я знаю, нашли ее шокирующей, их было немного, и я уверен, что они
просто не поняли ее. Вот несколько объяснений этому.
Из двух вещей надо выбрать одну: бывшие однополчане, вы воевали за мир
или за удовольствия? Если за мир, как я осмелюсь надеяться, не обрушивайтесь
на кого-либо, кто находится на вашей стороне, а лучше ответьте на следующий
вопрос: если кто-то не берется протестовать против войны в мирное время,
когда же он может протестовать против нее? Или, может, вы любите войну - и
воюете ради удовольствия? Я даже не допускаю мысли думать подобным образом;
что касается меня, то я совершенно не агрессивный тип.
Что же до этой песни, то она сражается против того, против чего воевали
и вы. И если это так, не играйте словами, приписывая ей то, чего в ней нет:
это песня не о праведной войне.
Что же касается праведных и неправедных войн - сближение "праведная" и
"война" шокирует меня, как и других так же, как вас шокирует моя песня.
Вспомним "праведную" войну, которую начали в 1940 году, бросив в нее
французских солдат. Плохо вооруженные, плохо управляемые, плохо
информированные, не имевшие зачастую для защиты ничего, кроме винтовки, в
которую не влезали патроны (так случилось среди других с моим старшим братом
в мае 1940 года), солдаты 1940 года дали миру урок мудрости, отказавшись
сражаться; те, кто это не имел мужества этого сделать, был побит - и крепко
побит.
Умереть за родину, это очень красиво; но не следует умирать всем - что
в таком случае станет с родиной. Родина - это не земля, это - люди (генерал
де Голль в данном случае мне не противоречит, я надеюсь). Люди, не солдаты,
но - гражданские лица, которые нуждаются в защите. Впрочем, когда и солдаты
становятся гражданскими лицами, это означает конец войне.

Чем пахнет мужчина, знакомый едва?
Шампанским. Прогулкой. Цветочной пыльцой.
И кругом от этих мужчин голова,
Так пахнущих утром, зарей и росой.
Чем пахнет мужчина, идущий на штурм?
Идеями. Ужином. Клубом. Дарами.
Прибоем, несущим прохладу и шум,
Обещанным солнцем в нагрудном кармане.
Чем пахнет мужчина, согревший постель?
Доверием, силой и слабостью сразу.
Мелодией той, что играет свирель,
И ласковым сумраком в смеси с экстазом.
Чем пахнет мужчина, желанный тобой?
Бассейном из роз с тишиною на дне,
Надеждой, теплом, пеньем птиц и мечтой,
И страхом потери, пришедшим во сне.
Чем пахнет мужчина, достойный тебя?
Надежностью. Верностью. Пылом и страстью.
Любовью, разлитой за неба края,
И круглыми сутками полного счастья...

Ты - женщина. Ты - мать. Сестра.Подруга.
Любимая. Любовница. Жена.
Ты - солнце. Ты - земля. Ты - мир. Ты - вьюга.
Ты - вера. Ты - надежда. Ты - весна.
Ты - счастье. Ослепительное счастье.
Ты - лучик ласковый. Ты - бархатный цветок.
Нет, лепесток цветочный. На запястье.
Ты поцелуй. Ты - взгляда уголёк.
Ты - сон степей. Ты - чистое дыханье.
Ты - сок берёз. Ты - летний быстрый дождь.
Ты - бабочки свободное порханье.
Росинки утренней застенчивая дрожь.
Ты - молния. Ты - жаркая пустыня.
Травинка на ветру. Ты - снежный плед.
Ты - день и ночь. Часть Бога - ты - богиня.
И вечная любовь. И горя след.
Осколок зеркала. Златая чаша мёда.
Слеза солёная. И горькая полынь.
Бальзам на рану с каплей жгучей йода.
Луна. Звезда. Зарница. Неба синь.
Улыбка нежная. Туман. Холодный вечер.
Волна прибрежная. Серебряная даль.
И расставанье после сладкой встречи.
Тоска и радость. Песня и печаль.
Ты - праздник. Ты- мечта. Святая тайна.
Открытая и добрая душа.
Ты - навсегда, а, может, ты - случайна.
Ты - шаг уверенный по лезвию ножа.
Ты - пропасть. Буря. Чувств шальных затменье.
Ты - упоенье. Музыка. Полёт.
И губ горячих ты прикосновенье.
Спасенье. Утешенье. Хрупкий лёд.
Ты - женщина. Ты - мать. Жена. Подруга.
Любимая. Хозяйка. И сестра.
Вселенная. Страдание. И мука.
Ты - женщина. Ты - искра от костра.
Ты - женщина. Ты - истина. Ты - сила.
И красота. Господь благословил
Тебя на все дела, как ты просила...
Бог чудом - женщиной нас щедро одарил.

Однажды, будто бы во сне,
Наездницу увидел Том.
Она на белом скакуне
Вдоль речки ехала верхом.

Одета в шёлк была она,
Зелёный, как трава лугов,
И в лад на сбруе скакуна
Звенела сотня бубенцов.

Вгляделся Том и снял берет,
И на колени пал тотчас:
"Мария-дева, вечный свет,
Ты посетила грешных нас!"

"Встань, честный Том, надень берет
И на меня смотрои смелей.
Я не Мария-дева, нет,
Я только королева фей.

Хочу, чтобы ты играл и пел.
Сыграй и спой мне, честный Том.
А если ловок ты и смел,
То поцелуй меня потом.

"Пускай погибель ждёт меня,
Я сроду трусом не бывал!"
Она легко сошла с коня,
И он её поцеловал.

"Ну, честный Том, теперь ты мой
И вместе с нами будешь жить.
В моих владеньях под землёй
Семь лет ты должен прослужить".

Том стремя даме поддержал,
Уселся позади седла,
И в тот же миг скакун заржал
И прянул в воздух как стрела.

Они неслись вперёд, вперёд
На белоснежном скакуне.
Они окончили полёт
В пустынной мрачной стороне.

"Мой честный Том, с коня сойди,
Но от меня ни шагу прочь.
Три чуда ждут нас впереди,
Нелёгкой будет эта ночь.

Ты видишь длинный узкий путь,
Прямой, но тесный, как нора?
Там тернии растут по грудь,
И это правый Путь Добра.

Ты видишь тот просторный путь
Среди цветов, травы и мха?
Он глаз твой может обмануть,
И это ложный путь греха.

А вот и наш укромный путь
Под низким пологом ветвей.
Мой честный Том, отважен будь,
Ты едешь в королевство фей.

Теперь молчи, мой честный Том.
Молчи, чтоб ни было с тобой.
Кто здесь обмолвится словцом,
Тот не вернётся в край родной".

Они торопят скакуна,
Он реки переходит вброд.
Померкли солнце и луна,
Лишь море дальнее ревёт.

Густа мгла вокруг легла,
А полны тёмные красны.
Вся кровь, что в землю путь нашла,
Стекает в реки той страны.

Но вот они в саду густом,
И говорит она ему:
"Съешь яблоко, мой честный Том,
И лгать не сможешь никому".

"О, нет, - ей отвечает Том. -
На что мне эта благодать?
С таким правдивым языком
И не купить, и не продать.

Девчонку с ним не залучи,
А залучишь - опять беда..."
"Молчи, мой честный Том, молчи,
Со мной не спорят никогда.

Том верно службу нёс свою,
Он в шёлк и бархат был одет,
И на земле, в родном краю
Его не видели семь лет.

http://dreamworlds.ru/uploads/posts/...d1-d33vhgg.png

«Спpосил меня один знакомый:
"Вот для чего вам нужен кот?
Ведь кошек не деpжу я дома
А у тебя один живет."

-Быть может стоpож он "от Бога",
Чужих не пустит на кpыльцо?
-Hет, он мохнатым теплым боком
Щекочет ночью мне лицо.

-Hавеpное он очень ценен,
Пpиносит в дом большой доход?
-Hет, он свеpнувшись на коленях
Hегpомко песенку поет.

-Я понял! Он охотник ловкий,
Спасает вас от гpызунов?
-Он ловит ленты и веpевки,
Гpоза он обувных шнуpков.

-Пpослушал, видно, я случайно
Зачем вам кот, скажи скоpей.
И я сказала: "Для муpчанья.
И это мне всего важней."»

http://dreamworlds.ru/uploads/posts/...ux-d3bbqbh.jpg

В пыльной Москве старый дом в два витражных окошка
Он был построен в какой-то там –надцатый век.
Рядом жила ослепительно-черная Кошка
Кошка, которую очень любил Человек.

Нет, не друзья. Кошка просто его замечала –.
Чуточку щурилась, будто смотрела на свет
Сердце стучало… Ах, как ее сердце мурчало!
Если, при встрече, он тихо шептал ей: «Привет»

Нет, не друзья. Кошка просто ему позволяла
Гладить себя. На колени садилась сама.
В парке однажды она с Человеком гуляла
Он вдруг упал. Ну а Кошка сошла вдруг с ума.

Выла соседка, сирена… Неслась неотложка.
Что же такое творилось у всех в голове?
Кошка молчала. Она не была его кошкой.
Просто так вышло, что… то был ее Человек.

Кошка ждала. Не спала, не пила и не ела.
Кротко ждала, когда в окнах появится свет.
Просто сидела. И даже слегка поседела.
Он ведь вернется, и тихо шепнет ей: «Привет»

В пыльной Москве старый дом в два витражных окошка
Минус семь жизней. И минус еще один век.
Он улыбнулся: «Ты правда ждала меня, Кошка?»
«Кошки не ждут…Глупый, глупый ты мой Человек»

Не проси меня петь о любви в эту ночь у костра.
Не проси называть имена – ты же понял всё сам.
Не сули за балладу неспетую горсть серебра -
Всё равно эту тайну я, странник, тебе не отдам.
Слышишь, – сказка лучом по скалистым скользит берегам,
И Судьба затаилась, растеряно Нить теребя,
Лишь холодное море всё так же бросалось к ногам,
Только белые чайки носились, о чём-то скорбя.

Менестреля крылатое сердце легко поразить,
И метался в лучистых глазах сумасшедший огонь -
Он стоял перед ней, без надежды её полюбить,
Бесполезный клинок по привычке сжимала ладонь.
И была их любовь словно пламя костра на ветру
Что погаснет под утро под мелким осенним дождём...
Пусть когда-нибудь в песне счастливой поэты соврут,
Но я знаю – лишь день, только день они были вдвоём.

А с рассветом их вновь развело перекрестье путей...
Он ушёл, а её через год забрала к себе смерть.
Как сказать, может, он даже помнил о ней,
Но о смерти её даже я не смогу тебе спеть.
А на сердце осталась туманом глухая тоска...
Только время поможет потерю и боль пережить.
Не узнать никому, как я мёртвую нес на руках,
Потому что об этом я песню не смею сложить.

***
- Яму копал?
- Копал.
- В яму упал?
- Упал.
- В яме сидишь?
- Сижу. - Лестницу ждешь?
- Жду.
- Яма сыра?
- Сыра.
- А голова?
- Цела.
- Значит живой?
- Живой.
- Ну, я пошел домой!

***

Ложкой мешая в кастрюле,
Сидоров ел крахмал.
Раскачался на стуле
И на затылок упал.

Лежал на полу он и думал,
Ложкой себя скребя:
“Как хорошо, что костюма
Нет еще у меня”.

Конфеты

Я нёс домой
Кулёк конфет.
А тут навстречу мне
Сосед.
Снял берет:
— О! Привет!
Что несёшь?
— Кулёк конфет.
— Как конфет?
А компот?
— Компота нет.
— Нет компота,
И не надо...
А они из шоколада?
— Да, они из шоколада.
— Хорошо,
Я очень рад.
Обожаю шоколад.
Дай конфету.
— На конфету.
— А вон ту, а ту, а эту...
Красота! Вкуснота!
А вот эта, а вон та...
Больше нет?
— Больше нет.
— Ну, привет.
— Ну, привет.

***
Говорящий ворон на окошко сел
И мое жилище с грустью оглядел.
Он меня не очень оторвал от дел:
Не сказал ни слова, дальше полетел

http://s51.radikal.ru/i131/1109/7f/8497f4ba2ac7.jpg

Враг помогает, друг вредит;
Вкус мы находим только в сене;
Бесстыдник тот, кто терпит стыд;
Без равнодушья нет влеченья;
Порука силы - ослабленье;
Бывает мышь страшней, чем слон;
Примета памяти - забвенье;
Не глуп лишь дурень, что влюблен.

Надежен страж, коль крепко спит;
Смех вызывают только пени;
Льстец - тот, кто правду говорит;
Подчас губительно спасенье;
Взлет горше всякого паденья;
Стон тем слышней, чем тише он;
Свет ярче там, где гуще тени;
Не глуп лишь дурень, что влюблен.

От пьяницы водой разит;
Мы зрячи только в ослепленье;
Кто веселится, тот скорбит;
Недуг желанней исцеленья;
Важней здоровья пресыщенье;
Неряхой часто франт пленен;
Победа хуже пораженья;
Не глуп лишь дурень, что влюблен.

В балладе скрыто поученье,
И говорю я в заключенье:
Лень - лучшая подруга рвенья;
Ложь - то, в чем каждый убежден;
Осел - искусник первый в пенье;
Не глуп лишь дурень, что влюблен.

Свидание

Засыпет снег дороги,
Завалит скаты крыш.
Пойду размять я ноги:
За дверью ты стоишь.

Одна, в пальто осеннем,
Без шляпы, без калош,
Ты борешься с волненьем
И мокрый снег жуешь.

Деревья и ограды
Уходят вдаль, во мглу.
Одна средь снегопада
Стоишь ты на углу.

Течет вода с косынки
По рукаву в обшлаг,
И каплями росинки
Сверкают в волосах.

И прядью белокурой
Озарены: лицо,
Косынка, и фигура,
И это пальтецо.

Снег на ресницах влажен,
В твоих глазах тоска,
И весь твой облик слажен
Из одного куска.

Как будто бы железом,
Обмокнутым в сурьму,
Тебя вели нарезом
По сердцу моему.

И в нем навек засело
Смиренье этих черт,
И оттого нет дела,
Что свет жестокосерд.

И оттого двоится
Вся эта ночь в снегу,
И провести границы
Меж нас я не могу.

Но кто мы и откуда,
Когда от всех тех лет
Остались пересуды,
А нас на свете нет?

1949

ОСЕНЬ

Я дал разъехаться домашним,
Все близкие давно в разброде,
И одиночеством всегдашним
Полно всё в сердце и природе.

И вот я здесь с тобой в сторожке.
В лесу безлюдно и пустынно.
Как в песне, стежки и дорожки
Позаросли наполовину.

Теперь на нас одних с печалью
Глядят бревенчатые стены.
Мы брать преград не обещали,
Мы будем гибнуть откровенно.

Мы сядем в час и встанем в третьем,
Я с книгою, ты с вышиваньем,
И на рассвете не заметим,
Как целоваться перестанем.

Еще пышней и бесшабашней
Шумите, осыпайтесь, листья,
И чашу горечи вчерашней
Сегодняшней тоской превысьте.

Привязанность, влеченье, прелесть!
Рассеемся в сентябрьском шуме!
Заройся вся в осенний шелест!
Замри или ополоумей!

Ты так же сбрасываешь платье,
Как роща сбрасывает листья,
Когда ты падаешь в объятье
В халате с шелковою кистью.

Ты - благо гибельного шага,
Когда житье тошней недуга,
А корень красоты - отвага,
И это тянет нас друг к другу.

1949

Когда я был влюблен (а я влюблен
Всегда — в поэму, женщину иль запах),
Мне захотелось воплотить свой сон
Причудливей, чем Рим при грешных папах.
Я нанял комнату с одним окном,
Приют швеи, иссохшей над машинкой,
Где, верно, жил облезлый старый гном,
Питавшийся оброненной сардинкой.
Я стол к стене придвинул; на комод
Рядком поставил альманахи «Знанье»,
Открытки — так, чтоб даже готтентот
В священное б пришел негодованье.
Она вошла спокойно и светло,
Потом остановилась изумленно,
От ломовых в окне тряслось стекло,
Будильник тикал злобно-однотонно.
И я сказал: «Царица, вы одни
Сумели воплотить всю роскошь мира,
Как розовые птицы — ваши дни,
Влюбленность ваша — музыка клавира.
Ах! Бог любви, загадочный поэт,
Вас наградил совсем особой меткой,
И нет таких, как вы…» Она в ответ
Задумчиво кивала мне эгреткой.
Я продолжал (и резко за стеной
Звучал мотив надтреснутой шарманки):
«Мне хочется увидеть вас иной,
С лицом забытой Богом гувернантки;
И чтоб вы мне шептали: „Я твоя“,
Или еще: „Приди в мои объятья“.
О, сладкий холод грубого белья,
И слезы, и поношенное платье».
А уходя, возьмите денег: мать
У вас больна, иль вам нужны наряды…
…Мне скучно всё, мне хочется играть
И вами, и собою, без пощады…»
Она, прищурясь, поднялась в ответ,
В глазах светились злоба и страданье:
«Да, это очень тонко, вы поэт,
Но я к вам на минуту… до свиданья!»


Прелестницы, теперь я научён,
Попробуйте прийти, и вы найдете
Духи, цветы, старинный медальон,
Обри Бердслея в строгом переплете.

Клен ты мой опавший, клен заледенелый,
Что стоишь, нагнувшись, под метелью белой?

Или что увидел? Или что услышал?
Словно за деревню погулять ты вышел

И, как пьяный сторож, выйдя на дорогу,
Утонул в сугробе, приморозил ногу.

Ах, и сам я нынче чтой-то стал нестойкий,
Не дойду до дома с дружеской попойки.

Там вон встретил вербу, там сосну приметил,
Распевал им песни под метель о лете.

Сам себе казался я таким же кленом,
Только не опавшим, а вовсю зеленым.

И, утратив скромность, одуревши в доску,
Как жену чужую, обнимал березку.