Можно с полной уверенностью сказать, что те, кто видел «Конформиста» лишь в советском кинопрокате, совсем не знают этот фильм, даже не представляют себе его подлинный художественный уровень и новаторский характер. Дело не только в том, что данную картину у нас сократили на 32 (!) минуты и выпустили вообще в чёрно-белом (!!) варианте. Самое губительное — она была перемонтирована режиссёром дубляжа Эдуардом Волком в абсолютно другом порядке, что называется, выпрямлена, выстроена абсолютно линейно и хронологически. И сразу же напрочь исчезла вся прелесть уникального ассоциативного монтажа, отражающего прихотливую череду воспоминаний Марчелло Клеричи, который должен совершить порученное ему фашистами убийство в Париже профессора Куадри, своего бывшего учителя.
Точно так же оказалась приглаженной, идеологически вычищенной и стерилизованной сложность психологических и социально-политических мотивировок прихода Клеричи сначала к конформизму, а затем к прямому пособничеству фашистам. Жизненная неоднозначность, многослойность романа Альберто Моравиа и ленты Бернардо Бертолуччи всё-таки не умещались в прокрустово ложе наших затверженных идеологических догм. Внимательный анализ прошлой жизни героя, объяснение его конформизма и приспособленчества психологическими травмами детства, юности да и взрослых лет почему-то объявлялись негодным оправданием фашизма в связи с его якобы биологической, психопатологической сутью. «Конформист» оказался одним из первых среди антифашистских кинопроизведений, обнажающих природу, внутренние условия, причины зарождения и существования фашизма как формы равнодушия, апатии, конформизма масс. Однако у нас фильм Бертолуччи признавался с существенными оговорками по поводу вроде бы повышенного интереса автора к сексуальной, интимной стороне жизни.

Но теперь-то зрители имеют возможность познакомиться не с оскоплённой, а с полной жизненной энергии картиной всего лишь 30-летнего итальянского мастера кино, который продемонстрировал редкостную зрелость осмысления событий прошлого со словно стихийным и спонтанным, как в реальности, развёртыванием во времени. Думается, что они смогут также оценить в должной мере несводимые к политическим схемам характеры, запутанность и в то же время внутреннюю закономерность поведения людей в богатой историческими катаклизмами ситуации. А ещё поймут предельную честность и искренность Бернардо Бертолуччи — художника, исследующего механизм действия тоталитарной системы на примере проникновения в глубины психики одного из её «винтиков».

Стилистически изощрённый по кинематографическим средствам выразительности, богатый и порой весьма неожиданный по цветовой палитре «Конформист» также насыщен целым рядом иносказательных деталей, которые подчас являются ироническими и даже издевательскими, что вызвано отношением автора к своему герою.

Когда Марчелло получает пистолет, он пародийно целится из него, а потом приставляет к собственному виску, спрашивая: «Где моя шляпа?». Уже приехав в Париж и струсив, попытается избавиться от пистолета. «Просто он тяжёлый», — скажет в своё оправдание. Эти слова выражают нежелание Клеричи принять на себя тяжесть ответственности, а также его стремление остаться вообще в стороне, свалить все грязные дела на других. Раскачивающаяся в этот момент лампа словно комментирует душевные колебания персонажа.

Позже, во время убийства Куадри в лесу, когда его молодая жена Анна в отчаянии царапает ногтями стекло машины, где сидит Марчелло (ещё одна метафора: он как бы замкнут в стеклянном колпаке), рядом с ним на сиденье валяется так и не использованный пистолет. То есть герой приравнивается из-за собственного конформизма к бездушной вещи, которая сама по себе никого не убивает. И тут же вспоминается сцена с маленьким Марчелло, когда он хоть и выстрелил в соблазнявшего его шофёра Лино, но догадался вложить маузер в руки убитого. Уже тогда Клеричи проявил свою конформистскую сущность, пытаясь переложить вину на другого.

Его желание быть непричастным ни к чему и остаться «чистеньким» гротескно показана в эпизоде убийства Альберто, любовника матери. Камера поставлена почти у земли. Марчелло, закинув руки за спину, ногами отшвыривает под машину какие-то мелкие детали-улики и засыпает их опавшими листьями, которые, наоборот, приподнимаются от земли, будто для того, чтобы Клеричи ничего не удалось скрыть.

Когда Марчелло приходит к своей матери, то видит на её кровати сразу несколько щенков. Эта практически бытовая подробность поначалу не воспринимается иносказательно, пока не догадываешься о её скрытой иронии: мать — сука.

Антонио, Клеричи-старший, разгуливает в сумасшедшем доме в чёрной (!) смирительной рубашке, размахивая её длинными рукавами. В конце концов, он безвольно складывает руки, закидывая эти рукава себе за спину — метафора смирения (чем не дополнительный каламбур!) и покорности.

Когда Куадри убивают в лесу, кто-то из агентов тайной полиции наносит ему удары ножом. Причём при каждом ударе широко расставляет свои ноги, так что разрез пальто готов разорвать полы на две части. Отражённая метафора убийства впечатляет куда сильнее, чем удар ножа.

В балетном классе Анна говорит Марчелло: «Ты — червь, ты — трус» и одновременно начинает раздеваться. Шерстяной чулок как-то обречённо сползает с её ноги.

В сцене танцев в клубе камера следует за людьми, которые, взявшись за руки, неожиданно окружают Клеричи, случайно оказавшегося в центре зала. Он сжат со всех сторон, замкнут в тесном кругу крепко сжатых человеческих рук и не может вырваться. Но потом толпа вдруг рассыпается. С одной стороны, этот ёмкий образ выражает состояние Марчелло, который загнан обстоятельствами в безвыходное положение — должен выполнить задание Манганьелло и выведать у Куадри время его отъезда из Парижа, хотя не хотел бы выдавать профессора. С другой стороны, сплочённые ряды танцующих, которые охвачены единым порывом, словно вообще не желают выпускать из этого круга конформиста, пособника фашистов, не давая ему совершить предательство. Однако единение людей оказывается, увы, кратковременным.

Когда Клеричи и Куадри беседуют в комнате, окна которой прикрыты, в оставшуюся щель бьёт луч света, и на стену падает тень от фигуры Марчелло. А профессор как раз говорит о том, что итальянцы в условиях диктатуры Муссолини превратились лишь в тени, отражения. Ни во что не вмешиваясь, они ведут иллюзорное существование. И им только кажется, что они живут. Куадри открывает створки окна — и тень его бывшего ученика исчезает в потоке хлынувшего в комнату света. Профессор как будто напоминает этим своим действием о том, что есть другая, подлинная жизнь, где уже не «тени», но реальные люди хотят именно быть, а не казаться.

Watch on YouTube