Вчера я был монахом в Храме. Одним из тех, чья жизнь была предопределена еще при рождении. Одним из тех, кто по долгу нес тяжкий груз клятв и обещаний – не просто слов, а сложного переплетения моральных и жизненных принципов с законами и уставами нашего Ордена. Был учеником и братом. Все мы – братья, слуги одной цели, одной веры и одного Бога.
Вчера я проснулся от жуткого кошмара, весь в поту. Мое сердце не знало, куда ему деться, и бешено колотилось в груди, пытаясь вырваться из плена. Мои пальцы бессмысленно блуждали в волосах, как будто это могло меня успокоить. Глазами я искал любые подтверждения того, что это наконец-то реальность, а не снова сон во сне, и что меня сейчас не утянет в черную бездну, как десятки раз до этого.
Вчера я не знал, что делать. Все вокруг суетились и бегали, толкались, сталкивались и перекрикивались. Они и я вместе с ними искали пропавшего наставника – или его тело – но так и не нашли. В его комнате были одежда и следы крови, но никакого намека на то, куда подевался сам наставник. Мы не знали, что делать и думать, только строили догадки и ждали, когда мудрецы решат, как поступить дальше.
Мы бродили по коридорам, прислушиваясь к каждому шороху. Ходили в саду, ища возможные следы в траве. Шатались туда-сюда по двору, как будто ответ мог сам собой появиться или войти в ворота и во всем сознаться. Мы были шокированы.
Пустые комнаты, тяжелый воздух, мертвая тишина в обед.
Брат Кирт предположил:
– Это убийство, точно говорю вам, убийство.
– Да… столько крови… – шепотом кто-то поддержал.
А брат Натан, сидящий напротив, не выдержал и ударил деревянной ложкой по столу, от чего подскочила вся посуда, и рассыпался рис из плошки, к которой еще не притронулись.
– Нет! Наставник жив. Он мудр. И силен. Он справится!
Мысленно с ним согласился. А иначе и быть не может. Человек, способный во всем, учивший каждого из нас, не мог так легко сдаться или погибнуть. К тому же, кто, если не наш наставник, наш брат Грисом, смог бы защитить древнюю реликвию?
За соседним столом перешептывались и подозрительно смотрели на других монахов.
– Кому могло это придти в голову?
– Кому вообще это могло понадобиться?
И слухи, слухи, слухи…
Вчера я слушал их, но не вмешивался. Кто бы чтобы ни сделал, факт есть факт, и я просто ждал дальнейшего развития событий. Вот такое было вчера утро в Храме высоко в горах, куда очень редко ступает нога путешественника. А мы тут просто живем, охотимся на зверей, спускаемся вниз, в поселение, чтобы обменять шкуры и закупить продуктов, учимся, тренируемся. Каждый день как предыдущий, в молитве и службе.
Я был одним из тех, кто только-только закончил азы и уже готов был самостоятельно что-то сделать. Вчера я был охотником. Молодым, недостаточно опытным, амбициозным и готовым бежать на край света. Я готов был даже нести вести самим Серым Братьям о том, что в Храме невесть что творится, и уже бесследно исчез брат Вараг!
Это было похоже на разворошенный муравейник. Беспорядочное мельтешение, бессмысленные действия, нарастающая паника.
Потом мы узнали, что и реликвия тоже исчезла. Была – и нет! Артефакт, хранимый в нашем Храме больше трех ста лет, пропал так, словно испарился. Никто ничего не видел и не слышал, никто ничего подозрительного не заметил. Все худшие подозрения, все тайные страхи вдруг ожили, поднялись из глубин душ и читались в глазах братьев. Словно на нас обрушился град, а мы оказались совершенно неподготовленными, не смотря на то, что готовились. Но мы не собирались сдаваться.
Вчера мы были охотниками, высланными в поисках следов. Они были опытными мужчинами, не один год проводившие в лесах по несколько дней, а то и недель, охотившиеся и убивавшие, следопыты, способные выследить все, что ходит по земле. А я был обузой, молодняком, на который не хотели тратить время и силы. Они – команда, неоднократно уже действовавшие вместе. Я – одиночка, а мой новый напарник и еще пара молодых охотников остались в храме, у них было другое поручение.
– Возвращайся, мы и без тебя справимся, – сказали мне старшие.
– Там ты будешь нужней, – похлопали меня по плечу, будто я сейчас нуждался в утешении.
– Мы скоро вернемся! – крикнули они, уходя.
Я молчал, смотря им в спины. Молчал, когда вернулся в Храм и понял, что это было зря.
Вчера я от злости ударил кулаком в стену. Вчера я не был нужен нигде.
Что-то звало меня обратно. Тогда я решил сделать по-своему. Впервые поступить так, как сам считаю нужным, а не по указу и не по уставу. Я пошел по следу старших охотников, следовал за ними, пока солнце не зашло. Это были еще знакомые мне места, но ночевать одному здесь было страшно. Еще страшней был только сон, преследующий меня чуть больше недели.

…мне опять снились кошмары, липкие и душащие, где реальность смешивалась с нереальностью, память тесно переплеталась с вероятным будущем, и звучали слова, то громкие, то тихие, то ли призывая, то ли отвергая, звенели и громыхали, как гром в жуткую грозу, назойливо жужжали роем где-то в глубине сознания, и чем дальше я бежал, спасаясь от звуков, тем глубже окунался в вязкую пелену, жадно поглощающею меня и давящую вспышками прошлого, образами будущего, чего-то далекого и неясного, раненного и сипящего с окровавленным ртом, чего-то, тянущего ко мне руки, а после мгла все заволакивала и развеивалась, унося с собой что-то мелкое, ничтожное и стонущее, пуская в сознание новые кошмарные видения и чужие, такие далекие, но отчетливые, то зовущие, то прогоняющие, звенящие и громыхающие голоса…

На заре я до боли сжимал кулаки, смотря на то, что осталось от места, где остановились на ночлег охотники. Смотрел на их до неузнаваемости изувеченные тела, на землю, которую словно выжгло, на так и несобранные вещи. Полумрак скрывал детали, смазывал очертания. Но я все равно видел их пустые глазницы, скорченные лица людей, умерших так быстро, что они не успели выхватить охотничьи ножи. Так и остались они, разодранные, лежать на плащах.
Что я чувствовал? Холодное прикосновение легкого ветра, каплю пота, стекающую по виску. И предательское равнодушие.
Я опустился на колени, губы шептали привычную молитву, но мысли… мне казалось, что я где-то это уже видел. Мысли крутились вокруг этого, мне почему-то было страшно, но я все равно пытался вспомнить. Пытался ухватиться за убегающий образ.
Тщетно.
Мне было стыдно, я был напуган, не способен дочитать до конца молитву за упокой души. Бессмысленно смотрел впереди себя, перед глазами – пелена воспоминаний со сна, а потом как рукой сняло. Все ускользнуло, опять. Все, кроме одного. Передо мной, на расстоянии в пару метров, тлел уголек. Там, под золой, виднелось красное свечение…
На заре я спешно пошел дальше. Хотел догнать тех, кто совершил страшное преступление.
Вскоре я нашел их. Трех людей, одетых в балахоны, и одного охотника, связанного по рукам и ногам. Они говорили, каждый – свою речь. Каждый произносил свои слова. Шепот и гром. Змеиное шипение, шипящий звук, словно стоящая за плечом смерть. Обрывистые, громкие слова, скатывающиеся с горы камни. Они звучали то громче, то тише. От них бросало в дрожь. Они пугали. Завораживали. Заставляли вслушиваться. Я знал, какое будет следующее слово. И еще одно. И еще…
Это было жертвоприношение.
На заре я натянул тетиву и выпустил стрелу в одного из них.

А сейчас я – убийца. У моих ног тело. Минуту назад это был опаснейший противник, бежавший на меня с кинжалом в руках, потому что я промахнулся, не попал в него стрелой. Добежал, рассек лезвием воздух, пропустил удар в шею и замертво упал.
– Альберт? – обращается ко мне другой человек.
Я все так же смотрю в лицо мертвого. Это священник, пропавший вчера – брат Вараг. Подступает тошнота.
– Ты совершил убийство, Альберт, – говорит знакомый голос.
Убийство?
И не одно. Но никогда раньше не убивал человека. Человека… никогда не поднимал руку на существо, любимое Богом. Никогда. Тем более – своего брата. Человека, учившего моих братьев, того, кто всегда был рядом.
Поднимаю глаза, голова кружится. Смотрю на приближающегося. Он медленно откидывает капюшон.
– Понимаешь? – спрашивает он, смотря мне в глаза.
Понимаю. Не в силах ответить, просто киваю. Да, понимаю. Меня бросает в холод, я теряюсь, чувствую, что земля уходит из-под ног. Отступаю назад, упираюсь в дерево.
Ничего я не понимаю, отказываюсь в это поверить.
– Присоединяйся к нам, Альберт, – говорит он.
Мой друг, друг, которого я вижу в кошмарах, которого я безрезультатно пытался найти. Он не спеша приближается. Задыхаюсь, ловлю ртом воздух. Я не верю в то, что здесь происходит. Просто не верю. Не в это хладнокровное предательство всего, ради чего мы жили!
Закрываю глаза и молю про себя Бога, чтобы это все оказалось кошмаром. Еще один ужас, плод моего воображения. Это не реально, этого не может быть!
Лук падает на землю.
– Ты нужен нам.
Холодный голос, как сталь, режет слух, режет по сердцу. Открываю глаза.
Он протягивает руку. Человек, с которым я вместе рос, вместе учился, охотился. Мы вместе прошли огонь и воду, прошли испытания, стали не просто монахами в Храме, не просто друзьями, мы были как родные братья. Обещали друг другу всегда помогать и быть вместе до самой смерти. Вместе. Он же обещал… и давал те же клятвы перед Богом, что и я…
– Пойдем, Альберт.
Нет. Не хочу. Робарт, что же ты наделал? Хочу сказать, спросить. Хочу понять, но не могу, в горле застрял ком. Я просто стою истуканом, несчастная жертва обмана, безвольный, неспособный принять решение. Преданный человек, верующий в идеалы и высшую справедливость. Что мне делать, Бог? Снова совершить убийство и остановить безумие, чтобы защитить артефакт, защитить мир? Или и дальше слепо следовать клятве не причинять вреда своим братьям?
Законы смешны, когда они противоречат себе.
– Ну же. Пойдем! Это твой шанс! Ты один из нас, Альберт. Не стоит этого отрицать. Пойдем. Ты увидишь мир истинным.
За его спиной человек в изголовье алтаря убивает связанного. Кинжал по рукоять вошел в его сердце.
– Ты тоже слаб, Робарт, – говорит убийца.
Все происходит слишком быстро. Я успеваю только оттолкнуться от дерева и схватить друга за плечи.
– Здесь нет места дружбе! – последние слова, что услышал мой брат, Робарт. Он все так же смотрит на меня. В ответ он лишь выдыхает воздух, и тонкая струйка крови стекает на подбородок.

– Смелость и глупость – плохое сочетание.
Через миг я – просто умирающий человек, не способный ненавидеть лучшего друга за сделанный им выбор. Я не в силах ненавидеть своего учителя за то зло, что поглотило его.
– На этом твой путь окончен, – тихо произнес наставник, надевая маску-артефакт.
Луч рассветного солнца отразился на реликвии.
С началом нового дня старое Зло вернулось в мир.

06.04.2011

(с) Alice Amerte

Мир наполнен многими необычными вещами, загадочными, неправильными, или же действующими во благо, как и во зло. С каждым днем, с каждым вздохом любого человека, случается что-то новое, правильное – неправильное, и зачастую очень загадочное, но и в то же время весьма простое и обычное. К примеру врачам в больнице удалось спасти человека у которого не было шансов. Что это? Прогрессирующий научный прогресс или же помощь чего то выше, и сильнее нас? Если вдуматься, сколько необычного – чудесного совершается вокруг… Но что то мешает нам замечать это. Наша собственная жестокость. Идя ночью по аллее, ты не замечаешь легкого ветра слегка шуршащими листьями, прекрасной полной луны освещающую тебе дорогу, словно предвестник чего то доброго, но и очень загадочного, тихих шорохов с разных сторон, словно с тобой разговаривают неведомые духи, пытаясь влить в тебя все свою доброту и любовь… Человек только видит цель, с которой он идет ночью, боязливо оглядываясь по сторонам, надеясь не встретить жестоких людей, размышляя только о том, как бы поскорее скрыться в душных и серых стенах дома. Что мы любим? Что значит дом? Человек идя домой обычно видит квартиру, где стоит полно электроники, в дом где нет не загадочности не тайны, в дом где нет возможности запеть в полный голос, в дом где нет возможности просто покричать от счастья, зная что другие все это услышат и будут смотреть на тебя словно ты сумасшедший. Тесные комнаты, малое пространство, зачастую становится причиной ужасных ссор между любимыми, и в попытки уйти от этих каменных клеток, люди просто убегают на улицу, в другую каменную клетку, к подругам, к друзьям, просто, что бы походить по улице, и им нет охоты возвращаться в эту тесную «квартиру», жестоко убивающую дух и бодрость человека, высасывающую силы и радость до самого основания, оставляя лишь утро и новый поход, который длится не более получаса, по дороге на работу. Повсюду осенняя старость, проклятые искусственные огни, и мы не видим то, что должно радовать глаза, не слышим то, что должно радовать слух. Все что мы можем посмотреть это очередной дом, исписанный, чей-то злой рукой, грязный оплеванный асфальт, траву, молящую о смерти, деревья, прогнившие под грязным дымом бензина, и неба с виду чистого, но на самом деле ужасно грязного, и продырявленного взрывами ядерных бомб, и дымами огромных заводов. Все это не дает ни капли надежды, радости и любви, а лишь дорогу разочарований и печали.
Казалось, нет спасения от этого ужасного и проклятого недуга, от этих серых домов и черных крыш, и спрятавшихся под ними квартир, но все же, есть та частичка любви, сокрыто живущая в нас, которая заставляет порою просто посмотреть в даль и увидеть прекрасные голубые горы, летний прохладный ветер, воду, пусть не чистую, но все же, воду с отражающимися в ней бликами желтого солнца, слепящими и играющими с нами, манящими в глубь, в даль, где летают птицы, и поет ветер о новых днях, о новом небе, о новом солнце, о новой стране…

-Мэйс, собирайся почти восемь часов утра, давай, быстрей!
-Хорошо бабушка, ещё один момент, осталось совсем немного.
-Опять читаешь своего Поттера? Сколько можно, ты уже сто раз перечитал эту книгу, хватит! Давай собирайся, школа не ждет!
-Все я уже почти собрался…

Закрыть заветную книгу «Принц Полукровка» Мейсон Клевинад смог с большим трудом. Он как раз остановился на моменте где Гарри и Дамблдор телепортировались в жуткую пещеру с фальшивым медальоном. Что там говорить, его Бабушка Вайна права – он перечитал все книги Гарри Поттера уже по три раза, и теперь начиная с первой части приключений волшебного мира, он перечитывал их уже в четвертый раз. Компьютер утратил свою популярность, и почти не использовался. Последний год Мейсон «сох» по Гарри и его миру приключений. Ничего не мог поделать – каждый день сопровождался мечтами и попытками стать таким же как Гарри. Забросив школу в восьмом классе, Мейсон стал уединяться в заброшенном особняке Купперов, переехавших скорее всего в другой город. В этом особняки было тихо и пусто, иногда скрипели половицы из-за ходившего в нем Мейсона или от ветра гулявшего на улице.

…Мейсону было жалко свою бабушку. Ей было уже 65 лет, но она старалась сделать для него все что могла в своем возрасте. Варила еду, помогала стирать. Отец Мейсона умер когда ему (Мейсону) было 12 лет, в автомобильной катастрофе. Мать же однажды ушла, собрав вещи, и не вернулась. Единственным человеком, заботившимся о нем, была именно бабушка. Она думала, что Мейсон уходя в школу, прилежно учится и получает четверки и пятерки, когда на самом деле он просто уединялся в своем особняке продолжая читать от корки до корки Гарри Поттера. В том особняке на втором этаже лежал пропахший сеном матрац, шкафчик без стекол, стол, в общем все что нужно если захочется поесть или же даже поспать. Мейсон всегда оставался в особняке не более чем до 5-ти дня. Он сам не раз видел и слышал, что в особняк после пяти иногда приходят местные пьяницы, одного из которых он даже знал. Биби, так звали его другие дружки. Однажды зачитавшись, Мейс проворонил те самые пять часов, и ему пришлось прыгать с окна второго этажа, чтобы не попасться им в руки.

День был серым и дождливым. Самодельная лампа на батарейках как всегда лежала в рюкзаке Мейса, рядом втиснута книга, бутерброды. А ещё в том самом особняке Мейс нашел палочку, очень похожую на волшебную. Она была сероватого цвета, с острым концом слегка кривоватая. Иногда начитавшись книгу Мейс начинал ходить по дому, произнося заклинания, вычитанные из книг, и воображая как у него все получится, как вдруг что-то исполнится, и у него будет собственная волшебная палочка. У него даже была с собой вложена тетрадка где он переписал почти все заклинания что были в книги. Воображая спрятавшегося противника во второй комнате (похоже гостиной), он посылал в него заклятия «остолбеней», «импедимента», и видел как противник сбившись с ног летел вниз головой, падал поверженный. Он воображал как защищает свою любимую девушку от ужасного дементора, и создавал невероятных размеров Патронус. Это было существо похожее на дракона с тремя головами. При небольшом взмахе дракон изрыгал из трех голов в разные стороны белое пламя, которое тоже было частью Патронуса, и этот огонь сгонял кучи дементоров, а летящий вперед дракон силой своего сияния просто расплавлял сущность темных существ. А когда надо было согнать всего одного дементора, Мейс представлял себе что он может создавать два патронуса, разные по виду, такой он был великий маг. Второй паторнус по виду был похож на льва, с крыльями. Мейсон представлял как он дерется с главным своим противником Лордом Волан-де-Мортом, и как он весь избитый и израненный заклинаниями, на последнем издыхании произносит заветное заклинание, убивая Темного Лорда, и выносит на руках из огромного столба огня свою любимую…

-Ай, смотри пацан куда идешь

Мейс поднял голову оторвавшись от наполнивших его голову грез. Прохожий в которого он воткнулся, два раза сматерился и пошел дальше. Волосы, которые он забыл накрыть капюшоном куртки, уже промокли от легкого моросившего дождя. Темные облака сверху почему то сразу начали подавать ему плохие и грустные мысли. Мейсон огляделся, потому что не сразу узнал, куда это он заплел, пока мечтал. Это была улица Фор-Стрит, или просто Четвертая Улица. Ноги ведущие его в неизвестность, как оказалось опять привели к особняку «Шейлос». Так его назвал Мейсон, в честь своей ещё одной мечты... Она жила с ним на одной улице, и Мейс частенько наблюдал как эта семнадцатилетняя красавица уходила то с подругами, то с друзьями на прогулки. Он знал что у него не было не единого шанса, а потому старался не думать о ней, правда безуспешно. Каждый раз уединяясь в особняке, он видел ее лицо, и он спасал именно ее, то от Волан-де-Морта, то от куч Дементоров, то от Пожирателей, жертвуя собой…
Оглядевшись, Мейс перешел пустынную дорогу и двинулся к калитке, за которой и темнел грозный с виду особняк. Сначала Мейсу было находиться в этом особняке довольно страшно. Ему начинались мерещиться всякие приведения, зомби и прочая нечисть. Его впечатлительность была очень сильна, и бывало, что от каждого шороха он с криком вылетал из темного дома, и бежал без оглядки пока не оказывался среди идущих людей, с удивлением смотревших на мальчишку с бешеными глазами и бледно-белым лицом. Но, в конце концов, он привык к мрачной атмосфере пустующего дома и уже чувствовал себя там как в собственной квартире, свободно общаясь с пустотой и разными привидениями, рассчитывая, что возможно его кто-нибудь, услышит, ответит. Иногда бывало, прежде чем прочитать книгу, он вставал посреди главной комнаты, (похоже, зала) и обращался ко всему дому с примерно такими словами, веря, что он его слышит и помогает: «Мой добрый любимый дом Шейлос. Вот я сегодня снова пришел к тебе, и я прошу тебя, помоги мне спокойно здесь провести свой день, и огради меня от злых людей, что могут посягнуть на мою жизнь». И успокоенный, он шел в свою комнату устраивался там, включал лампу и читал книгу, пока мог, меняя батарейки в лампе, если они кончались.

Сейчас подходя к дому, Мейс чувствовал, что-то необычное, редкое ощущение чего-то нового. Мейсон уже знал, что сегодня попросит у дома, и знал, что дом ему ответит, и даст то, что он попросит. Пытаясь показать дому всю свою любовь и уважение, Мейс встал возле парадного входа, молча созерцая пустые окна, гравировку, и силуэт дома, приветственно подняв руку. Простояв так около минуты, Мейсон опустив руку, подошел к двери и приоткрыл ее. Из дома пахнуло сыростью и затхлостью, но сейчас Мейсу показалось, что это очень приятный запах приветствующего его дома, что дом ждал его и хотел видеть его. Немного постояв, вдыхая идущие запахи дома, Мейс вошел в дом и закрыл дверь, погрузив стоявшую залу полусумрак, в темноту. Включив лампу, Мейс двинулся вперед. Он знал дорогу на верхние этажи наизусть, но сегодня его цель была другая…

Дом выглядел внутри, как все когда то богатые особняки. Высокая входная дверь, с красивым порогом, а войдя через нее можно было попасть в комнату в прихожую с высокими потолками. Впереди шла круговая лестница с двух сторон ведущая на второй этаж. Под лестницей была дверь, ведущая в огромную залу, а по бокам тоже под лестницей были две двери видимо чулан и еще что то. На втором этаже было темнее, поскольку там в две стороны квадратом шел коридор. Слева и справа вдоль коридора было много разных комнат, но в месте, где лестнице соединялись, была прямо напротив дверь, ведущая в большую комнату, видимо в общую спальню. А третий этаж представлял собой четыре крупные комнаты. В одной из них похоже была библиотека, или что то в этом роде, а в других возможно бассейн, спортзал и ещё что-то. Была ещё лестница, ведущая на чердак, но Мейс туда не мог попасть, потому что видимо крыша немного разрушилась, и дверь в чердак придавило деревянной балкой или чем-то ещё. Мейс, пройдя чуть вперед, встал посередине огромной комнаты и выключил лампу. Дом сразу наполнился сумраком, но все, же было хорошо видны двери впереди и пустые лестницы. Именно тут стоя посередине прихожей Мейс обращался к дому, словно к Богу в молитве. Но сегодня Мейсон решил попросить дом о кое-чем необычном, всем сердцем надеясь на то, что дом исполнит его желание. Мейс взглянул немного вверх пытаясь охватить все, что попадалось в круг обзора, пытаясь унять дрожь в руках, ведь просьба была очень необычная, и он очень боялся, если она исполнится, но и очень хотел что бы она исполнилась. Это смешанное чувство вызывало в нем то страх, то возбуждение, то слабость, то резкий прилив сил. Необычайная тишина в доме, нарушающаяся только лишь легким стуком капель о крышу дома, и ветром гулявшем в верхних комнатах, словно давала знак что дам, приготовился выслушать просьбу Мейсона, его заветное желание. Конечно, Мейсон знал что эта просьба ни как не касается дома, и какой то частью ума понимал что эта просьба все го лишь бред на половину сумасшедшего подростка, но ничего не мог поделать. Слишком долго он верил дому, и не хотел нарушать этой веры.

Он даже дал присягу дому, не побоявшись порезать ладонь и пролить немного крови на пол посередине прихожей, говоря: «Клянусь сохранять верность тебе, и служить только тебе, и верить только тебе, подчиняться только тебе! Эту клятву подтверждаю кровью, пролитую только для тебя!». Ладонь долго саднила, и бабушка даже повела его к врачу, однажды увидев его порез. Ладонь промыли, ввели через шприц какое-то лекарство, чтобы не было заражения крови, но Мейс не жалел о этом «ритуале». Теперь он принес присягу дому, поклявшись служить ему. Правда он не знал, в чем заключалось это самое «служение», но стараясь хоть как, то показать верность дому, он каждый раз, стоя на том месте, где пролил кровь, обращался к дому с приветствием, показывая свою честь и уважение. И сегодня Мейсон войдя в дом и подойдя к тому месту снял рюкзак, и вытащив книгу положил прямо на то место где виднелись засохшие пятно крови из его ладони. В темном помещении виднелись серебряные буквы названия книги, «Гарри Поттер и Принц Полукровка». Мейсон наклонил голову, и, подняв руку, молча поприветствовал дом ещё раз. Что-то где то скрипнуло и у Мейса резко замерло в груди, и пронеслась пугающая мысль: «Черт, дом мне ответил!». Горло перехватило, ноги резко ослабли и он едва не упал. Покачнувшись, Мейсон глубоко вздохнул и попытался упокоиться, унимая дрожь в ногах, руках, и рассыпавшиеся по телу мурашки. Снова смело посмотрев вверх, Мейсон приготовился произнести свою просьбу… и остановился. Что если она исполнится? Что если вдруг это желание станет явью, что тогда будет? Мейсон не знал и боялся этого, боялся узнать, вдруг это правда, что вдруг это исполнится. Что он будет делать, если исполнится его желание? Но вспомнив свою старенькую бабушку, и ее руки, ее взгляд, Мейсон резко отбросил страшные мысли и испуг. Он знал, что делает это не для себя, а для нее, и… для Эммы Шейлос. Мейс вытащил свою палочку и протянул ее, показывая дому. Словно приглядевшись к тому, что было в руке у Мейсона, дом стоял в полнейшей тишине, ожидая его торжественной просьбы. Мейс наклонился и положил палочку на книгу с Гарри Поттером. Теперь оставалось самое сложное – просьба. Ему хотелось немного оттянуть этот момент, поэтому он немного постоял, прислушиваясь к тишине и спокойствию вокруг. Казалось и вправду, дом словно впитывал его испуг, взамен давая решимости и силы, держа его на ногах, и отпугивая его страхи, словно говоря в немой сцене: «ну же, смелей, я жду…», мягко похлопывая по плечу. И Мейс поверил этому, просто поверил, всей душой, именно сегодня, и именно дому, не кому-то, а именно дому, и теперь он был готов смело сказать доброму дому, свою самую желанную просьбу…

Вложение 10479
Оставьте эпитеты нашим партийным бонзам. Мы, сыщики, должны выражаться существительными и глаголами: он встретился, она сказала, он передал.