Первый

Солнечные лучи били в глаза, и его голова опять разболелась. К этой боли он уже привык и не обращал на нее внимание. Иногда она обрушивалась на него, словно кузнечный молот, а иногда действовала с аккуратностью хирургического скальпеля.
Сергей стоял на склоне, окруженный вязами и дубами, и всматривался в окна особняков. Казалось, что вот сейчас промелькнет зомби, и тогда ему и девушкам придется вновь ночевать в лесу. А спать на земле Сергей больше не мог. Тропов проклинал казавшуюся вечной боль в пояснице. Не счесть сколько раз он простужался, сколько раз из-за холода ломило зубы.
Зубы… Он лишился левого клыка из-за проклятой ночевки на свежем воздухе. Все! Завтра точно переселится в один из этих дорогущих особняков. А может быть, и сегодня.
Хрустнули за спиной ветки. Тропов вздрогнул и обернулся. Никого. Чертовы нервы гудели, как провода. Вот уже вторые сутки Сергей не мог заснуть – мысли, как рой разъяренных пчел, метались, сшибали друг друга, гудели. Тревога вгрызалась в сердце, не давала покоя. Он старался думать о настоящем: что пить, что есть, как сохранить жизнь. Ему казалось, что все вокруг ополчились против него. Анжела устраивала истерики, даже ее аппетитная попка опротивела мужчине; из-за жары в лесу загорелись торфяники и приходилось быть постоянно на чеку, – а это изматывало Тропова. Добавок ко всему Сергею не везло: то ботинок развалится, то поранится о ветку, то поскользнётся там, где девушки спокойно проходили.
Сергей до хруста стиснул зубы и продолжил смотреть на элитный поселок. Восемь дачных домиков, находящихся где-то в пятидесяти километрах от города. Особняки выглядели ухоженными: краска на домах не обвалилась, черепица поблескивала в солнечном свете. Удивляло другое – в поселке не было людей. Совсем. Будка сторожа пустовала, никакой охраны в домах. Но дачи-то богатеньких! Должен же кто-нибудь смотреть за дорогими особняками?
Тропову показалось, что он увидел кого-то возле гаража. Он напряг зрение. Глаза заслезились.
Кукольные домики, но без маленьких гномиков.
Щебетали птицы да шелестели листьями деревья.
Никого.
Кукольные домики, но без маленьких гномиков.
Сергей поднял сумку с земли. Отсутствие людей давило подобно тискам. Тропов, чтобы хоть как-то успокоиться, выбрал дом, в который поселится. Ему приглянулся трехэтажный особняк с покатой крышей и пристроенными к нему башенками. Четырехметровый решетчатый забор вселял уверенность в неприступность здания. Наверняка в этом доме жил какой-нибудь вор в законе, который оборудовал его по последнему слову техники, подумал Сергей. А Таня с Анжелой выберут вон тот одноэтажный особнячок – он казался уютным. «Хотя кто этих баб знает», -- шепнул внутренний голос.
Тропов вытащил бутылку воды из сумки, открыл ее и стал жадно пить.
Он решил, что если за два часа он никого не увидит, то рискнет войти в дачный поселок. Возможно, зомби там не было. Или они просто высматривали новых жертв. От последней мысли по спине Сергея скользнула холодная ящерка ужаса.

Окна особняков казались глазами огромных чудовищ. Сергей невольно поежился от такого сравнения.
Он устал ждать и теперь шел в сторону понравившегося ему дома. Прошел совсем немного, но сумка уже терла плечи, спина гудела от боли, а кофта успела пропитаться потом.
Шаг, еще шаг.
Под ногами хрустел песок.

Солнце, казалось, решило спалить Сергея. Он посмотрел на небо: лишь два одиноких облачных барашка лениво ползли на юг. Сейчас ему больше всего хотелось превратиться в птицу и улететь от всех проблем. Беспокойство с каждым часом лишь усиливалось. Несмотря на это, Сергей позволил себе отвлечься на дома. Здания были такими фешенебельными, наверняка стоили многие миллионы рублей. И теперь, возможно, он поселится здесь.
Сергей направился к воротам участка. Они оказались выше его на несколько метров. Тропов подошел к домофону и скорее ради шутки нажал на кнопку вызова. Тишина сменилась гудками. Время на миг остановилось, показалось, что вот сейчас ему кто-нибудь ответит. Охранник или сам хозяин дома – неважно. Спросит, что надо.
Но гудок шел за гудком, а к домофону никто так и не подходил.
Поднялся ветер. Сергей втянул теплый воздух – глубоко, до предела. Потом очень медленно выдохнул, стараясь убедить себя, что сейчас он обойдет поселок и вернется в лагерь. Взгляд упал на далекий лес. Дожил, подумал Тропов, теперь чувствую себя в безопасности, спрятавшись в сраных десяти елях.
Зайка-бояка. Вот кем он являлся на деле.
Сергей отпер ворота и зашел на участок. Газон топорщился пожухлой травой, среди которой ржавыми огрызками торчали лейки оросителей. Перед собачей будкой валялся обрывок цепи. Краска на пристройке охранника облупилась, лежащая на столе книга шелестела пожелтевшими страницами в ожидании читателя.
Тропова мучал вопрос: где люди? А они ведь должны быть! Но он обошел участок несколько раз, заглянул в окна, но никого так и не увидел. Однако воздух казался наэлектризованным, словно вот-вот наступит гроза, а сердце тяжело билось в груди, предвещало беду.
Но в поселке было тихо. Тихо, как в могиле. Цвирикали кузнечики, шумел лес. Никаких зомби. Только сейчас до зайки-бояки дошло: если мертвяки выйдут из ворот, то он окажется в ловушке. Потому что других выходов не было, а перелезть быстро через забор не сможет и профессиональный вор. Спастись удастся, если проникнет в дом. Но и там не факт, что нет зомби. Сергея прошиб холодный пот.
Он подскочил ко входу дома, дернул за ручки и – о чудо! – дверь открылась. Холл оказался просторным и вел к трем большим комнатам и винтовой лестнице на второй этаж. Сергей скинул сумку, вытащил револьвер. «Курносый» как всегда придал его хозяину храбрости.

Паркет казался старомодным из-за странных рисунков: двойные спирали из клиновидных дощечек. Дерево потемнело, но было навощено до блеска.
Тропов шагнул, заранее сморщившись, но пол… не скрипел. Звук оказался такой, словно под ногами каменная плита. И ощущения похожие.
Сергей подошел к лестнице, взгляд зацепился за фотографию в золотой рамке. Мужчина лет сорока с пивным животом и тремя подбородками. Щеки испещряют глубокие рытвины. Не красавец. Молодая девушка в узкой юбке чуть ниже колена, на ней приталенный жакет из зеленого бархата, под ним выступает что-то белое с подобием банта между отворотов. Ей годков на двадцать пять. Может, тридцать – белый цвет волос очень ее омолаживает. Тропов представил, как этот бандюган жмякает сиськи блондинки, и отвернулся от фотографии.
Сергей зашел в комнату, огляделся. Телевизор на пол стены, кожаный диван, пуфики да столешница. И никаких мертвяков.
На кухне он первым делом полез в холодильник. Разумеется электричество было выключено и продукты давно попортились, но Сергей ожидал увидеть баночку с энергетиком. Еще до нашествия зомби мужчина выпивал в день по литру этого живительного напитка. Тропов отдал бы зуб за глоток «Ред Булла» или «Адреналин Раша».
Запах из холодильника чуть не свалил с ног. Кислинка стухших яиц, затхлость сгнившего мяса. И за всем этим – слабый, но тяжелый запах, давящий в нос. Застарелая кровь. Много крови. Ее словно специально размазали по стенкам холодильника. Сергей сильнее сжал рукоятку револьвера. На короткий миг он оцепенел. Тропову захотелось уйти в лес. Убежать, поджав хвост и забыть о домах. Он всем телом, кожей чувствовал, что в поселке было что-то не так.
Вот только бы понять что…
Внимательно оглядываясь, Тропов медленно зашагал вперед, стараясь держаться поближе к стене. Мало ли.
И этот чертов паркет: шаги отдавались громче, слабое эхо походило на цоканье звериных коготков. Сергей прижал револьвер к плечу.
Его проверенный старый револьвер. С титановый рамкой. Способный размозжить голову любому зомби.
Тропов поймал себя на мысли, что уже слишком долго находится в поселке. Девчонки, наверное, волнуются. Вообще не стоило их оставлять в лесу. Что бы случилось с палаткой, если бы они пошли с ним? Да ничего.
Пора возвращаться в лагерь.
Послышался какой-то странный шорох. Прямо над головой. Сергей направил дуло револьвера в потолок и постарался ничего не чувствовать. Не чувствовать ледяные капельки пота, проступившие у него на лопатках. Как они скатываются по спине маленькими градинами, оставляя за собой влажный след...
Потом шорох прекратился – вернее, переместился вниз, на первый этаж.
Сергей рванул к винтовой лестнице. Он надеялся на то, что мертвяк не ожидает его быстрого появления. Ноги налились свинцом, не желая идти вперед. Назад! Только назад. Тело знало, что идти вперед нельзя.
Стиснув зубы, Тропов выбежал в холл.
Никого.
Сергей облизал губы. Нервы, чертовы нервы. Конечно же никого нет. Просто послышалось.
Просто он перенапрягся, и больше ничего. Конечно же.
Тропов поднялся по лестнице. Он решил, что проверит только второй этаж и пойдет к девчонкам. И это было неотложной истиной. На что-то большее его сегодня не хватит. Вот завтра…
Два стула лежали на полу, усеянные осколками большой керамической вазы. Напряжение схлынуло, но с утроенной силой навалилась депрессия. Он опять испугался собственной тени. В который раз. И если бы не его трусость, то родители и брат были бы с ним. Им наверняка приглянулся бы этот дом. Да в особняке можно поселить футбольную команду!
Сергей проглотил комок в горле.

Бешенство заиграло на его лице, но еще больше ярости заклокотало внутри. В череп волны раздражения били с такой силой, что он ощутил приступ безумия. Тропову захотелось сжечь дом, поймать девчонок. Захотелось полоснуть по главной артерии Анжеле и наслаждаться, как яркие ленты крови будут стекать по бархатной коже.
Сергей схватился за стул и кинул его в стену. Звук от удара получился негромким, но отчетливо разнесся по этажу.
-- Заморыш! – выкрикнул Тропов. Собственный голос испугал его – таким он оказался глухим и надтреснутым.
Мужчина поднял второй стул.
«Трус, трус, трус,» -- повторял внутренний голос.
Глаза Сергей заволокла красная пелена. Он бил все, что попадалось под руку: шкафы, мебель, окна, телевизор. Мир рушился для него. Рушился вот уже в который раз. Тропов жалел лишь о том, что рядом с ним не оказалось девчонок. Он так давно хотел с ними расправиться. Они тяжкий груз! Ему не удавалось прокормить себя, и что говорить о двух тупых сосках! Анжела каждый день повторяла, что она много работает, что все держится на ней, но на самом-то деле ни черта не делала. Сергей мечтал плюнуть ей в лицо за тупость и нерасторопность.
Тропов направил револьвер на окно и нажал на курок. Но выстрела не было, лишь дребезжащий щелчок. Тогда Сергей шмякнул «курносым» по стерео-установке.
Он подошел к зеркалу на двери. Глаза поблекли, лицо осунулось. От левой щеки до носа тянулся шрам. Сергей невольно коснулся его. Какой же урод, подумал он. Волосы свисали сосульками до плеч, борода непокорно топорщилась во все стороны, была неприятно к ней прикасаться. Тропов походил на старика. Он оттянул большим и указательным пальцами нижнюю губу. Зубы были желтыми, с коричневым налетом. Некоторые кровоточили, хотя он ничего не ел.
Сергей нахмурился и плюхнулся на диван.
Ярость спадала. Солнце, между тем, клонилось к закату. Свет, лившийся из окна, становился холоднее и… равнодушнее, как показалось Тропову. Он внимательно прислушивался к себе, боясь наступления волны злости. Сергей начал дышать медленно и глубоко.
Теперь, когда бешенство перестало висеть шторами перед глазами, он словно заново увидел мир. В поселок опасно заходить. Не проверены дома, участки, гаражи, пристройки охранников. Ко всем напастям еще добавился не стреляющий револьвер. Тропов решил, что завтра обойдет хотя бы три особняка, убедится в их безопасности и тогда можно переселиться. Осторожность позволила ему выжить и нельзя ей пренебрегать. Даже если осточертело спать в палатке. Даже если отвалятся последние зубы, -- Сергей жаждал жить.
Побег из города, кража машины, убийство полицейского, ночевки в лесу – лишь конец тяжелой суеты.
Тропов стиснул ручку дивана – до боли, до хруста суставов.
Пора в лагерь.

Пятый

Дверь бешено затряслась.
Дохляк кинулся к куче мусора, чтобы найти нож, но ничего не получалось. Он кожей ощущал шершавый вязаный свитер, холодные и гладкие бутылки, мягкую бумагу с мельчайшими частичками пыли, колючие засушенные розы, склизкие, но приятные на ощупь кусочки тухлого мяса.
Ощущал кожей.
Кожей, что умерла давным-давно. Кожей, что покрылась трупными пятнами и разлагалась с каждым днем все сильнее и сильнее.
Свет от свечи стал ярче. Дохляк попытался закричать, но из горла вырвался лишь сдавленный хлип. Он давно разучился говорить, но не жалел об этом. Зато мог думать.
Мог.
Дохляк закопался в тряпье глубже. Нож. Он должен был найти его.
За спиной громыхнуло. Мертвяк ощутил, как кто-то вцепился в спину и вытаскивал его из кладовки. Вытаскивали из его дома. Он обернулся. Один из «архаровцев» вырвал дверь и смог схватить его за футболку.
Наверное, когда-то «архаровец» был человеком или таким же живым мертвецом, как он, Дохляк. Лицо монстра было обезображено шрамами, веки сшиты грубыми нитками, вместо рта – хоботок нелепого насекомого. И одежда… Она была чиста, она смердела трупами и абрикосовыми духами.
Не было времени, чтобы найти нож. Не было времени, чтобы уклониться от «архаровца». Оставалось рвать кожу монстрам, чтобы сохранить свою. Свою мертвую кожу. Дохляк широко улыбнулся – кожа лопнула и выступила кровь. Он почувствовал, как стекали холодные капли по подбородку.
Дохляк схватил стеклянную бутылку с кучи мусора и ударил о голову «архаровца». Он осел на пол, но руки сильнее сжали футболку мертвяка.
Они упали, они дрались. Дохляк – за жизнь, «архаровец» -- да какая была разница?
На них упала тень: это был еще один «архаровец». Дохляк вскочил и начал ногами бить лежащего монстра. Удары громко отдавались в кладовке.
«А может, стоит сдаться? – шепнул ему внутренний голос. – Ты и так очень долго борешься за жизнь. Разве стоит она того? Все равно ни дочь, ни жену не вернуть».
Нет. Если он и сдохнет, то только от разложения. Ему случалось попадать и в более плохие и опасные ситуации.
Дохляк нырнул в кучу.
Нож. Должен найти его.
«Архаровец» вцепился в его ногу, и Дохляк сильно, как только мог, лягнул монстра босой ногой, целясь в кровавые шрамы на голове, но тварь не расцепила руки.
Дохляк нащупал нож. Его кухонный, остро заточенный, но ничем не примечательный нож.
Теперь у него была прекрасная возможность вынырнуть из мусора, перерезать горло лежащей твари, а потом накинуться на другую.
«Ну, а если «архаровцев» нельзя убить?» – подленько шепнул внутренний голос, но Дохляк отказался ему верить. У него все получится, надо лишь сосредоточиться и напасть.

Он кинулся на стоящего в проходе монстра. Ему не было страшно. Разве что самую малость. Чуть-чуть. Дохляк ударил ножом по горлу монстра. Тот попытался отойти, но мертвяк держал его за плащ. «Архаровец» захрипел. Дохляк ударил снова. Что-то хрустнуло.
Мертвяк выбежал из кладовки.
Резкий холодный ветер ударил ему в лицо. Как бы говорил, чтобы он остановился и передохнул.
Дохляк осторожно выглянул в коридор. Но никого не увидел. Но не стало легче. Мало того: он понял, что ему конец.
Он в западне.
Наверняка твари поджидали его на лестничной площадке.
Дохляк сел на пол.
Из улицы донеслась песня «Темная ночь». Голос певца то усиливался, то ослабевал. Нельзя было сказать точно, как далеко «архаровцы» оставили свой граммофон.
– Темная ночь…
Может быть, стоило выпрыгнуть из окна? Но ведь пятый этаж.
– Только пули летят по степи…
Дохляк заметил, что кожа на правой ладони порвалась до самой кости. Из раны стекала, как варенье, кровь. Он подумал: как забавно. Если удастся выжить, то ему нужно было найти иголку с нитками и зашить руку.
– Только ветер гудит в проводах…
Последний раз Дохляк окинул взглядом свое уже бывшее жилище. Стекла были выбиты, обои за давностью лет потускнели, лишь с трудом можно разглядеть, что на них изображено (пальмы, белый песок, жгучее солнце). Линолеум был грязен: валялись банки из-под лимонада, газеты, полиэтиленовые пакетики; ближе к окну рассматривалась небольшая мутная лужа.
– Тускло звезды мерцают…
Мертвяку захотелось заплакать, но вот только слез больше не было. Он подумал: парадокс. Он мог ощущать боль, радость, злость, обиду, горе, но не получалось плакать. Это несправедливо.
Дохляк поднялся и пошел в коридор. Будь у него сердце, то оно бы сейчас билось с бешенной скоростью.
Вот только не билось оно.
И ему было не страшно. Лишь самую малость.
Чуть-чуть.
– В темную ночь ты, любимая, знаю, не спишь…
Дохляк вышел на лестничную площадку, но никого не увидел. Он посмотрел на выбитую дверь своей квартиры – прощался. Естественно, он больше не мог здесь оставаться.
Он сжал крепче рукоятку ножа.
Последовало долгое мгновение тишины: было слышно, как завывает ветер, слышно, как шумит дождь, слышно, о чем поет граммофон. Затем раздался грохот, от которого вздрогнул пол. Из квартиры Дохляка выбежал «архаровец».
– И у детской кроватки тайком ты слезу утираешь…
Тварь прыгнула на него, вцепилась руками в его раненную ладонь и начала рвать кожу. Прошла целая вечность, века и эпохи, как показалось Дохляку, пока он всаживал нож в грудь «архаровцу». Но тот как будто не чувствовал боли и продолжал кромсать руку.

Но Дохляку было не страшно. Практически.
Лишь чуть-чуть.
Он попытался оттолкнуть тварь, но ничего не получилось. В его голове начало гудеть, мысли вязли.
От истерзанной руки исходили волны тепла и легкости. Дохляк с ужасом понял, что ему нравится, как «архаровец» сдирал кожу.
Мертвяк хотел сказать, чтобы он прекратил.
Мертвяк хотел вновь залезть в свою кладовку и вспоминать прошлую жизнь.
Мертвяк хотел…
Волны тепла сменились резкой болью. Тварь задрожала. В руках она держала кожу Дохляка. Он посмотрел на раненную руку и обомлел. Кожи и мяса больше не было – лишь заляпанная давно остывшей кровью кость.
Вот тут Дохляк испугался. Страх съедал его всего. Внизу живота что-то лопнуло и ему стало трудно моргать.
Хлоп-хлоп.
Наверное, подумал Дохляк, стоило уже умереть и плюнуть на ту жизнь после смерти, что он вел. Хватит кукол. Хватит помоек. Может, он снова оживет в другом, лучшем мире. Где больше не будет чувствовать. Совсем ничего чувствовать. Еще лучше было бы, если сотрутся и воспоминания. Давно пора ему забыть дочь и жену. Их больше нет. В принципе, как и его.
Дохляк потянулся к рукоятке ножа, что торчал из груди «архаровца», но силы покинули его. Боль не давала думать.
С самого начала его борьба против этих тварей была бесполезной. Убить «архаровца» можно, но их так много…
И сколько прожил в кладовке? Год? Месяц? День? Иногда Дохляку казалось, что очень долго, а иногда – очень мало. Кажется, что время здесь текло иначе.
Захотелось есть. Прожаренное мясо с кровью, яичницу на сале, мандарины, апельсины, яблоки, рыбу… Вот только появилась проблема – Дохляк забыл, как сглатывать. Его убьет нормальная еда. Он потеряет свою драгоценную кожу. Он потеряет человеческий вид.
«Архаровец» схватил его за щеку и потянул ее на себя. Дохляк услышал, как затрещала кожа. Боль сменилась радостью.
Мертвяк хотел сказать монстру: не трогай лицо.
Но не мог. Язык давно распух и еле вмещался во рту.
Дохляку оставалось чуть-чуть до смерти. Он не хотел больше прятаться и драться. Он знал, что все закончится именно так.

Первый

Небо постепенно темнело, переходя от синевы дня к фиолетовым сумеркам.
Сергей продирался сквозь заросли крапивы и матерился из-за того, что решил срезать. Он надел ветровку, чтобы не обжечься жгучкой, но все равно руки горели. Тропов остановился, чтобы собраться с силами. Сумка давила на плечи так сильно, что в голову мужчине ударила шальная мысль избавиться от ноши. Вдобавок слезились глаза.
Сергею казалось, что он никогда не дойдет, что вконец заблудился и умрет от голода и усталости. Но Тропов разглядел впереди костер, двинулся на свет. Их палатка в сумерках походила на большого зеленого червя. Анжела сидела на самодельной скамейке, наблюдая за огнем. Наверное, думает как меня попилить, решил Тропов. Он скинул сумку и рухнул прямо на землю.

Анжела даже не бросила на мужчину взгляда. В ее голубых глазах отражались пляшущие огоньки костра.
-- Живой? – Голос Бурой казался безжизненным. От него так и тянуло космическим холодом.
-- Как видишь, -- ответил Сергей.
-- Что с домами?
Тропов не успел ответить: из палатки выскочила Таня. Она кинулась к Сергею, обняла его крепко, задержалась так на миг.
-- Что с домами? – как робот повторила Анжела.
-- Все отлично, -- сказал Сергей.
-- Мы сегодня ночуем в поселке? – поинтересовалась Таня.
Тропов помотал головой.
-- Нет. Придется потерпеть. Я не успел проверить все дома. Вот завтра, возможно, переселимся…
Он поднялся и, пошатываясь, направился к костру.
Бурая закатила глаза и запричитала:
-- Тропов, ты каждый день кормишь нас «завтраками». Что ты вечно бздишь на пустом месте? Я не могу больше спать в этой ссаной палатке, не могу больше умываться водой не первой свежести из бутылки, не могу, простите, гадить на улице и подтираться лопухами, не могу! Я хочу спать на мягкой кровати, хочу помыться!
Сергей плюхнулся на пень. В данный момент он бы не отказался от пульта, который смог бы подавить все звуки, вырывающиеся изо рта этой крикливой стервы.
Анжела распалялась:
-- Перестань быть размазней! Ты же мужик. А ты ноешь над каждым синяком. Да тебе, Тропов, нельзя ничего доверить – все испоганишь. Все потому, что руки растут из жопы.
Зайка-бояка, заметил внутренний голос. Настал черед Сергея пялиться на костер. Он не понимал, почему не может заехать Бурой по челюсти, чтобы заткнулась. Не может и все. Может, всему виной хорошее воспитание или… Трусость. По спине скользнула боль. Тропов зажмурился.
-- Хватит его пилить, Бурая! – сказала Таня. Девушка уперла кулачки в бока.
Сергей мысленно поблагодарил ее.
-- Заткнись, малолетка, -- ответила Анжела. Девушка вскочила и продолжила: -- Если ты ссышь, интеллигент хренов, то я возьму – опять! – все в свои руки.
Каждое ее слово вбивалось будто гвоздь в череп Тропову. Первый раз, когда Сергей ее встретил, она показалась умной и надежной. Он не заставлял Бурую идти с ним, девушка пошла по своей воле. Надо было ее прихлопнуть или бросить на съедение зомби. «Какой же я дурак!» -- подумал Тропов.
-- Но Сережа ради нас старается! – сказала Татьяна. – Он бы мог тебя, Бурая, давно бросить.
Анжела засмеялась, показав ровные, но немного желтоватые зубы:
-- Ага, щас! Тропов размазня, Танечка. Чтобы кого-то бросить, нужна сила воли, которой у него не было и не будет никогда. В общем, мне надоело трындеть – я ухожу в поселок.
Сергея словно ошпарили кипятком.
-- Куда ты пойдешь на ночь глядя? – спросил он. – Там небезопасно. Я проверил только один дом.

-- Куда ты пойдешь на ночь глядя? – спросил он. – Там небезопасно. Я проверил только один дом.
Бурая улыбнулась. От ее злого прищуренного взгляда захотелось спрятаться в палатке:
-- Меня сможете найти в одном из прекрасных особняков. А вам разрешаю ночевать на свежем воздухе и трахаться, трахаться, трахаться!
Когда Анжела уходила в темноту леса, Сергей невольно проводил взглядом ее подтянутый округлый зад на длинных ногах.
Костер трещал, гудел, даже рычал, почти заглушая мысли Тропова. Таня села на скамейку, взяла его ладонь. От неожиданности мужчина задержал дыхание.
-- Надо привести обратно Анжелу, -- сказал он.
-- Да забудь ты про нее. Пусть ее сожрут мертвяки, -- Таня матюгнулась. – Нам будет только хорошо, если эту проклятую бабу кто-нибудь поймает. Давно напрашивается на неприятности.
Девчонка была права – догонять Бурую не хотелось. Сергей помассировал виски.
-- Голова болит?
Он кивнул и почувствовал, что роднее Тани у него никого не осталось. Тропов взглянул в открытое веснушчатое лицо девчонки. Его последняя связь с миром. Хотя Таня тоже порой чудила и пыталась походить на Анжелу. Но Сергей сводил все к возрасту. Шестнадцать лет – время начала взросления. И чтобы не говорила Бурая, он относился к Тане, как к сестре. У него даже в мыслях не было утащить этого ребенка в постель.
-- Возможно, крикливая дура права – я размазня, -- сказал Сергей. – Нам надо идти в поселок. Поспим на нормальной кровати и даже помоемся.
Таня растянула губы в улыбке:
-- Я бы очень хотела полежать в теплой ванне. Но ты же сказал…
-- Мы рискнем, -- перебил Тропов. – На крайний случай у меня есть револьвер. Только давай я быстро перекушу, а потом соберем палатку.

Под ногами хрустели сосновые иголки и сухие ветки. Иногда в лесу вскрикивала коростель.
Сергей поправил ремень рюкзака с палаткой и смахнул со лба пот. Он с трудом дышал, ноги словно забили ватой. Тропов хотел вытащить бутылку с водой, но не решался из-за укоризненных взглядов Тани. Они шли приблизительно около часа, но так и не вышли к поселку. «Заблудились!» -- настаивал внутренний голос Сергею.
Тропов готов был провалиться сквозь землю. Мало того, что устал – он не соображал, куда шел.
Ухнула сова. Казалось, что тьма в лесу с каждой минутой сгущалась сильнее.
Таня остановилась:
-- Мы заблудились.
Сказала как отрезала. Тропов не ответил девчонке – это ничего бы не изменило. Поэтому он лишь хмыкнул и растянул губы в веселой улыбке идиота, которому на все наплевать, кроме собственных козявок.
Сергей не сдержался, полез в боковой карман рюкзака за водой, но как назло порвалась лямка. Мужчина чертыхнулся и врезал кулаком по дереву.
Тишину леса нарушил смех Тани. Она хохотала не зло, от души. И Тропов облегченно выдохнул. Считала ли Танечка его неудачником? Похоже, что нет. Может быть, чуть-чуть невезучим и от того очень забавным.
Смех прогнал и страх, и плохие мысли. Тропов скинул рюкзак на землю, чтобы приделать как-нибудь лямку, и остолбенел – в нескольких шагах от Тани стоял зомби. Откуда он взялся, Сергей не понимал: мертвяк материализовался точно из воздуха.
Глаза зомби блестели в темноте. Глаза хищника. Тропов помотал головой, прогоняя наваждение, но «обгорелый» не исчезал.
Таня же смотрела на мужчину, продолжая хохотать.
Сергей потянулся к большому карману джинсов, чтобы вытащить револьвер. Ему показалось, что его рука слишком медленно шла к оружию. Но Тропов наконец обхватил рукоятку «курносого», кожу сразу кольнул холод металла. Успеет или нет? Сердце гулко билось в груди и рвалось к горлу.
Зомби угрожающе рыкнул. Таня вздрогнула, частые встречи с мертвяки разбудили ее рефлексы, и она рванула к Сергею. Тропов надавил на курок, но лишь щелкнул барабан. Вот тут мужчину сковал страх: он совсем забыл, что револьвер не стрелял еще в поселке.

Мертвяк бросился на Тропова. Это оказался тот жирный боров с фотографии в золотой рамке – ублюдок с рытвинами на лице и тремя подбородками. Зомби схватил Сергея за плечи – легонько, казалось, что можно легко освободиться от рук мертвяка, но на деле Тропова поймали в тиски.
Сергей закричал. Еще чуть-чуть и ему прокусят шею. Боров неотрывно пялился в глаза Тропова. Колени мужчины подогнулись, и он попытался потянуть зомби к себе, чтобы повалить наземь.
У Сергея получилось – они рухнули на сухие ветки и листья. Тропову ударило в грудь, врезало прямо в солнечное сплетение, выбив воздух и заткнув глотку невидимой пробкой. Хотелось жить. Кусаться, ломать ногти, зубы, кости, но – чтобы жить. Слишком мало сделано, слишком рано уходить. Гнев накатывал с силой горного оползня.
Мертвяк нависал над ним. И его проклятый глаз, затянутый белой пленкой, улавливал малейшее движение Тропова. Сергей сдерживал зомби, но мышцы были напряжены на пределе – сказывался недостаток еды.
Тропов ударил правой рукой в челюсть, попытался столкнуть с себя, но с таким же успехом можно толкать танк. В груди жгло, туша зомби выдавливала последние крохи воздуха.
Тело Сергея становилось чужим, едва слушалось, а белесый глаз опускался все ближе к лицу. Тропов решил, что необратимо наступал конец.
Зомби потянулся к шее мужчины. Прежде, чем Сергей осознал, что делает, он нащупал камень с острыми краями. «Ты должен жить! Должен!» -- закричал внутренний голос. Вырвав камень из земли, Тропов шмякнул его что есть силы о лоб мертвяка.
Хрустнуло! Из дырки в черепе брызнула кровь.
Белый глаз зомби расширился, может быть, от боли, а может быть, от удивления. Давление ослабло. Сергей попытался скинуть с себя труп, но ничего не получилось -- руки дрожали, не слушались.
Таня стащила с него мертвяка.
Тропов с наслаждением втянул воздух, расслабился. В поселке должны быть зомби! Он знал, он чувствовал. А значит – в дома опасно заселяться.
Сергей нащупал «курносого» в листьях.
-- Вот это мне повезло, -- вырвалось у Тропова.
-- Он тебя укусил?
Сергей не был в этом уверен, но помотал головой. Боль в левом предплечье расцветала. Прокатывалась с каждый ударом пульса по руке.
Тропов готов был поклясться, что в лесу должны быть еще зомби.
Много зомби.

Пятый
Дохляк с трудом открыл глаза. Ему было жарко, ему хотелось есть.
По правой щеке расползались паучки боли, руки подрагивали. Мертвяк попытался приподняться, но его словно пригвоздили к полу.
Полу… Грязный линолеум с бесконечным ромбиками и треугольниками. Дохляк видел линолеум! Он жив!