Свои произведения: кто готов дать почитать и выслушать критику? (Архив 2)

[Jur]

Тема для публикации и оценки произведений посетителей форума.

(Архив темы)

Авторам.
1. Текст произведения необходимо скрывать тэгом спойлер [spoiler="<Текст>"]<То, что вы хотите убрать под спойлер>[/spoiler] Тэг также есть в расширенном режиме редактирования сообщения.
2. Текст рекомендуется прочитать и проверить на наличие ошибок, например в Ворде. В противном случае, вместо оценки произведения вы увидите оценку собственной неграмотности.
3. Имеет смысл сначала прочитать хоть что-то о том как надо и, соответственно, не надо писать (например что-то отсюда). Если вы будете допускать типовые ошибки, то получите типовой ответ, причем нелицеприятный. :)
4. Если для понимания вашего произведения нужна дополнительная информация (произведение по конкретному миру, фанфик, ночной кошмар и т.д.) приведите ее перед спойлером. Не стоит ожидать что читатели хорошо знают описываемый вами мир.
5. Крупные произведения рекомендуется вкладывать небольшими кусками раз в день-два.

Скрытый текст - О трудном выборе критика:

Вариантов, собственно, у критика несколько:
1. Написать: "в топку".
Плюсы: Минимальные затраты, как в плане времени, так и в плане эмоций.
Минусы: Вы не поверите. Вы скажете: "Дурак", - и останетесь при своём, потому что людям свойственно не доверять незнакомцам на слово.
Вердикт: Этот вариант отметаем.
2. Начать разбирать подробно, построчно, тыкая пальцем в каждую нелепость и ошибку.
Плюсы: В итоге всё равно будет "в топку", но, всё-таки, вывод будет подтверждён множеством примеров.
Минусы: Вы всё равно захотите сказать "Дурак", и если даже так не скажете, то подумаете наверняка, а критик, который потерял уйму времени, увидев, как автор огрызается и пытается обелить своё произведение всеми силами, понимает, что время потрачено зря и благодарности ждать не надо. Почему? Да потому что вы ни за что не поверите в то, что ваше произведение не стоит того, чтобы его читали. Честное слово, чем лучше люди пишут, тем предвзятее они относятся к своим текстам, но обычно те, кто через слово допускают грамматические ошибки и вообще не задумываются над качеством написанного, уверены, что и так сойдёт. Хотя, конечно, не спорят с тем, что немного подправить не мешает.
Вердикт: Пока человек сам не поймёт, что он пишет плохо, никто его в этом не убедит, потому этот вариант тоже не приемлем.
3. Начать искать в тексте то, что можно похвалить, параллельно чуть-чуть - очень мягко и деликатно - пожурить.
Плюсы: Автор доволен. Его хвалят. К "журению" относится снисходительно, поскольку тон критика не категричный, а, скорее, просительный.
Минусы: Автор понимает, что он - уже готовый писатель, Боже мой! Первое же выложенное произведение - и такой успех! Он, вместо того, чтобы выучить русский язык на уровне школьной программы и обратиться к учебникам писательского мастерства, продолжает строчить унылые опусы в невероятном количестве, тратя своё время, которое можно было бы пустить на что-то полезное. Когда, наконец, придёт понимание, будет поздно: время упущено, прогресса никакого, а тексты-то были - отстой, что ж никто не сказал сразу? Ах, лицемеры...
(С) Винкельрид

Критикам.
1. Допускается только оценка произведений. Переход на личности считается флеймом со всеми вытекающими.
2. В отзыве необходимо указать что именно понравилось или не понравилось. Если есть только ощущение то его рекомендуется доносить посредством публичных или личных сообщений.
3. Выделения отдельных фраз и вывода "Чушь" недостаточно. Надо дать хотя бы краткие комментарии, описывающие преступления автора против русского языка и логики.
4. Отмазки "надоело" не работают ;).

Напоминаю, размещение чужих произведений без разрешения автора называется плагиатом и карается баном.
(Jur)

Напоминаю, что флуд запрещен правилами. Сказать свое "спасибо" критикам можно через репутацию. Так же настоятельно не рекомендуется ввязываться в споры.
И помните, что тут все на равных - никто не обязан вас критиковать и оценивать. Попробуйте для начала сами сделать то же.
Aster

[Дарин]

Сообщение от Snake_Fightin

[бла-бла...]
о-О Там маршрутки ходят, да?

Человек вполне может читать книгу на ходу, буде дорога ровная, а путешественник слабо груженый.

2 _coyote_
Мне понравилось, довольно забавно, хотя местами несколько неуклюже. Скажем, тут:

Я даже решил, что мне это привиделось после того зелья, которым угостил меня учитель. Ну то есть, которое я сам сварил… Под его руководством. Ну это не имеет никакого отношения к сюжету, просто надо было сделать хоть какое-то вступление.
Так вот, сегодня я увидел нечто странное. Дракон учителя, бывший всегда на привязи во дворе, спокойненько так превратился в девушку.

Идея, как я понял, состоит в стилизации под устный рассказ. Так вот, никакого "сюжета" рассказчик бы не упоминал. Лучше было бы, скажем так:

Я даже решил, что мне это привиделось после того зелья, которым угостил меня учитель. Ну то есть, которое я сам сварил… Под его руководством. Впрочем, бес с ним, с зельем, суть-то не в нем. Суть, она в том, что дракон учителя, бывший всегда на привязи во дворе, спокойненько так превратился в девушку.

Я не говрю, что изваял идеальный текст, я просто попытался сохранить стиль. Короче, вычитка нужна, отлов мелких несуразностей. Ну и - ждем продолжения жиж!

[Nikanor]

Теос, текст не художественный, а какой-то научный, но пытающийся шифроваться под какой-то эпос, что ли:

Сообщение от Теос

Светозарней чем все солнца, и горяч, чем сам испепиляющий Огонь.

Еще страшными показались вот такие вот непонятные фразочки, типа:

Сообщение от Теос

И зацепившись за нос развернула его кормой носа вниз к земле

В общем, выход один: убить данный текст и переписать всё заново, если уж хочется продолжать развивать эту идею.

P.S. Ах да, и учите правописание:)
P.S.P.S. Почему-то, когда читал, перед глазами вставали синекожие гуманоиды на'ви

[Аспирант]

Оцените. Незаконченное, как у многих тут. Тема постапокалиптическая.

Скрытый текст - Начало:

***
Саша шел по ночному лесу. Светловолосый, с чистыми голубыми глазами, выглядел лет на восемнадцать. В простых бежевых штанах, и в толстовке с капюшоном. Темный, прохладный дикий мир поглотил парня полностью, и Саша не сопротивлялся. Ему нравилось здесь. Спокойствие, умиротворенность. Прислушивался к шороху листьев, к звукам, наполнявшим лес, и детская какая-то, неописуемая радость наполняла душу паренька. Вот сова пролетела над макушками гигантских елей, вот шорох, пробежавшего под ногами ежика. Глаза невольно устремлялись туда, откуда уши улавливали тот или иной звук.
Но вот, где-то, совсем рядом, Саша услышал скрежет металла. Резкий, и такой непривычный для этого живого мира звук разрезал воздух. Мальчишка забежал на холм, и его взору предстала ужасная картина. Поле, покрытое огнем. Черный едкий дым поднимался к небу. Там где раньше были деревья, теперь лишь обугленные пни. Сотни, может тысячи танков, покореженных, разбитых бесформенными памятниками заполняли всю территорию. Черные, горящие, они лишь немного походили сами на себя. Дула пушек искривленные, и совершенно прямые уже не выпустят огненный заряд смерти. Гусеницы не переедут больше убитого, или ещё живого солдата. Как и не увидят своих родных танкисты, погребенные в этих машинах, словно в братских могилах.
Совершенно нелепо смотрелся, среди этого царства горящего железа парень, идущий сейчас по полю. Слишком чист и опрятен для этого ада. Саша шел не спеша, с трудом верилось глазам. Под ногами лежали обгорелые тела в ужасных, нечеловеческих позах. Смрад, запах горелого мяса и смерти не давал вдохнуть полной грудью. Парень поморщился, прикрыл ладонью нос, и жадно глотал ртом кислород, а вместе с ним дым и гарь, чьей-то непонятной беспощадной войны. Глаза слезились, но слезы по щекам потекли не только из-за дыма, едкого и колючего, слезы явились знаком протеста. Саша не хотел верить происходящему. Слезы потекли от осознания всей этой страшной картины. Ужаснула одна мысль о причине, которая могла вызвать такую бойню. Ещё совсем юный, мальчишка не хотел верить своим глазам. А глаза не хотели видеть все это. И слезы, как единственный итог, потекли по щекам. Саша не стыдился их. Впервые парень не стыдился своих слез. Доказывая отцу свое мужество, он не проронил при нем ни единой. А теперь не мог сдержать.
– Как так? – губы шептали беззвучно.
Он шел вперед, несмотря на желание скорее уйти. Ноги не слушались. Ватные, какие-то совершенно чужие, ноги вели его вперед. Хруст под ботинком, оказался таким неожиданным, что Саша непроизвольно вскрикнул. И…
…открыл глаза…
Щеки были влажными, видимо слезы текли по-настоящему. На языке, словно ещё остался привкус гари.
Настолько реальный сон, что Саша еще несколько минут осматривался, не веря тому, что дома сейчас, в своей кровати. Комната была небольшой. Стены выкрашены в светло зеленый цвет, сейчас в темноте казавшийся просто серым. Кровать, рядом тумбочка, на которой небольшая настольная лампа и книга, большими буквами на обложке: «Достоевский». Стул, на котором аккуратно сложенные вещи. Вот, пожалуй, и все. Окон нет.
Саша сел на край кровати, скрип старых пружин неестественно громко сопровождал каждое движение. Тапки стояли ровно там, куда опустились ноги мальчика. Протерев ладонью лицо, Саша зевнул. Побрел к двери.
Отец спал. Парень понял это, когда проходил мимо спальни, откуда доносился чуть слышный храп. Двери плотно закрывались. Но отцовский храп преодолеет любые барьеры, лишь бы быть услышанным. Саша улыбнулся, когда в голове промелькнула эта мысль.
Понемногу сон испарялся из головы мальчика. Как это обычно бывает. Вот только проснулся, и сон как явь, но проходит минута-другая и уже эпизоды безвозвратно утеряны. Ещё немного и сюжет сна забыт.
На этот раз было немного сложнее. Воспоминания закрались глубоко и, видимо, теперь надолго останутся в голове паренька. Но понимание того, что это просто сон. Что сон прошел и теперь мальчишка в безопасности, добавляла уверенности и спокойствия.
Дошел до кухни. Как ни странно, свет был включен. Видимо отец уже здесь побывал.
Из темноты соседней комнаты выбежал пес.
– Арся, - ласково, чуть слышно подозвал к себе дворняжку парень.
Невысокий пес подбежал к ногам паренька.
- Арсик, что не спишь? – мальчишка потрепал по холке собаку. – Мелкий проказник. Молодчина, умный пес.
Улыбка на лице паренька. Умиление. Рядом кто-то живой. Не важно человек ли. За все эти годы одиночества пес стал для Саши настоящим и единственным другом. Арс чувствовал это, и отвечал взаимностью. Ласковый, добрый, преданный, он никогда не предаст, никогда не заставит хозяина страдать, если сможет противостоять несчастью.
Что-то наподобие улыбки отразилось на морде псины. Доверчивый взгляд. Как такому псу не доверять? Саша верил ему. С рождения Арс сопровождал его, участвовал во всем. Когда Саше было плохо, он аккуратно, с нежностью самого родного человека смотрел на мальчишку. Умный пес, он словно чувствовал момент, когда Саше было необходимо его присутствие. И сейчас, когда озноб непроизвольного, неконтролируемого страха овладел сознанием мальчика, он был рядом. И его добрые глаза успокаивали.
Саша налил воды, выпил одним залпом, смахнул капли влаги, стекающие по щеке, и улыбнулся Арсу.
Немного надо, чтобы почувствовать тепло, лишь присутствие рядом кого-то, кто поддержит, кто своим взглядом согреет и успокоит. Не ты один сейчас бодрствуешь, с тобой рядом существо, полностью доверяющее тебе. Безосновательно - возможно, но безгранично – это точно.
Невозможно было определить сейчас время суток. Здесь, в этом бункере не было окон. Их просто не могло было быть. На пять метров под землей. Словно кроты, Саша с отцом и псом укрывались здесь уже более десяти лет. Все необходимое было в наличии. И лишь чистого воздуха ужасно не хватало. Саша уже и не помнил что это. Он редко выходил на поверхность за эти десять лет.. Жил здесь, как жили тысячи и миллионы таких же, как он детей раньше в обычных квартирах. До этой беспощадной и жестокой войны. Когда изменилось все. Изменилась природа, изменились люди. Когда невинность и надежда сменились ненавистью и страхом. Сейчас, когда лишь во снах можно было выйти на поверхность и полной грудью вдохнуть этот дивный чистый, изумительно приятный, пьянящий чистый воздух.
Вентиляторы и фильтры работали на полную катушку. Ровный, постоянный, томный шум свидетельствовал об этом. И Саша привык к нему. Уже давно. Но, как и любой человек, хотел свободы. Хотел хотя бы ощущения свободы. Хотя бы шанса получить эту самую свободу. Свободу бесконечную, безграничную. Что позволит творить все. Что даст возможность стать кем-то совершенно другим, не тем, кто он сейчас есть. Он чувствовал, что там, где-то наверху есть свобода, только протяни руку, и она будет в твоей власти. Она будет у тебя внутри. И ты воспаришь над небом, которого никогда не видел, а только читал о нем, над бесконечными проблемами, с которыми ежедневно сталкиваешься. И будет хорошо. Обязательно будет. Ведь так и должно быть. Для этого люди и пришли в этот мир. Чтобы быть свободными. Чтобы подчинятся лишь себе, и более никому.
Спать уже не хотелось. В каком то непонятном состоянии, в полумраке Саша хотел всего-навсего просто занять себя чем-нибудь. Комнат было не мало. Отец отстроил очень хорошее подземное жилище. Это не обычное бомбоубежище, четыре стены - и запас продуктов на пару месяцев. Место, которое Саша называл домом, наверное, и походило на дом, больше чем на бункер. Саша зашел в зал, предназначенный для занятий спортом. Даже находясь под землей надо сохранять свою физическую форму в отличном состоянии. Какого то конкретного времени для тренировок у парня не было. Да она и не требовалась. Расписание жизни в этом хоть и уютном, но все же замкнутом пространстве, было абсолютно свободным. Ничего не требовалось. И поэтому время тянулось невыносимо долго.
Отец иногда выбирался наверх, но никогда не брал с собой Сашу. Говорил, что ещё рано.
Приносил убитых им животных. И проводил в молчании весь следующий день. Всегда задумчивый по возвращении, отец не делился с Сашей своими мыслями. Он так толком и не рассказал сыну: почему уже десять лет они живут под землей. Лишь продолжал усердно готовить парня к чему-то значимому. Учил стрельбе, рукопашному бою, выживанию в диких условиях. Учил всему, что знал сам.
Сегодня наступал день новой вылазки наверх. Может поэтому, Саше и не спалось. Он давно решил для себя, что готов к новому этапу жизни. Что, как и отец, он может добывать для них еду.
Быстро собираясь, Саша взял ружье, прикрепил нож к поясу, бросил последний, будто прощальный взгляд на комнату. Сердце отбивало барабанную дробь. Испарина на висках, рубашка прилипла к спине. Ждать осталось немного. Уже через несколько минут он, наконец-то, увидит небо…
Парень ни раз наблюдал за тем, как отец собирался на охоту. И отлично знал, какие меры предосторожности необходимо выполнить. Около пяти минут он внимательно всматривался в мониторы, находившиеся у входа. Над ними никого. Только стволы сосен. Неподвижные и идеально ровные. Дрожащими ногами Саша сделал первый шаг наверх. Удары сердца отдавались в висках. Рот пересох. Но парень продолжал движение. И с каждым шагом уверенность только прибавлялась. Вот уже и первый люк. Открыт. Далее второй небольшой отсек. Нижний люк закрыт, несколько шагов. И вот он – выход на свет. Лишь поворот ручки на 360 градусов, и он вырвется из духоты подземной тюрьмы…
…Жадный, медленный, глубокий вдох. И долгий выдох. Голова пошла кругом. Чувство эйфории. Чувство полета. Саша устремил взгляд в небо.
Голубое-голубое. С небольшими белыми облаками. Такое красивое, простое… Такое живое…
Все казалось сейчас чем-то нереальным. Сном наяву…
Мерный, приятный шум листвы… Новые звуки, запахи. Разум как губка впитывал каждую мелочь. Глаза улавливали каждый нюанс.
Лишь один вопрос не давал покоя парнишке: «Почему же отец прятал от него все это? Что же могло так изменить его взгляд на этот мир?»
- Ну ничего… Я покажу ему, что готов к жизни вне бункера. Я принесу животного, и он поймет, что я уже взрослый, – пробормотал сам себе мальчик и снял ружье с плеча…

С радостью выслушаю претензии. Они помогают учится! Главное чтобы прочитали..

[KrasavA]

Аспирант, Светловолосый, с чистыми голубыми глазами, выглядел лет на восемнадцать.

Такой чистый-чистый в этом грязном мире. И так сколько в действительности ему лет?

Темный, прохладный дикий мир

И как мне его представлять? Вспоминается игра слов про темноту и негра.

В каком то непонятном состоянии,

А я догадывайся, в каком именно.

И о чём отрывок? НИЧЕГО КОНКРЕТНОГО! Описания жуткой картины с бойни нет, слёзы юнца картины не дают. Пора предложений не в счёт. Описания места обитания нет, одни эмоции, описания мира тоже нет. Что конкретно произошло, не понятно. Сюжета как такового тоже нет. Поспал, попил, встретил собачку, решил быть мужчиной. То что это постапокалипсис понимаю только из аннотации к отрывку. В наличии лишь сгусток личных впечатления автора о мире. А я хочу составить свои, а составлять не из чего.
Итог: нестерпимо скучно.

[Аспирант]

KrasavA Это незаконченная часть. Спасибо что прочитали. Я здесь не ставил цели раскрыть персонаж. Тут просто не досказанности много ввиду недописанного. Выложил как раз чтобы понять стоит ли продолжать.
А по замечаниям -

Такой чистый-чистый в этом грязном мире. И так сколько в действительности ему лет?

Дело тут в том что отец не выпускал с раннего детства на поверхность, он ничего в этом мире не знает. В течении десяти лет они жили под землей, может помните кино "Взрыв из будущего" С Брендоном Фрейзером, вот паренек как в кино - только не такой уж до комедийного наивный, и апокалипсис произошел...

Темный, прохладный дикий мир
И как мне его представлять? Вспоминается игра слов про темноту и негра.
Цитата:
В каком то непонятном состоянии,
А я догадывайся, в каком именно.

Тут да, тут я поработаю обязательно! Спасибо ещё раз. Надеюсь это не заняло у вас много времени

[Теос]

Тот текст только альфа версия, так сказать и только начало этой истории, я пока что не всё перепечатал в Ворд.

Скрытый текст - Вот мои рассуждения:

Почему мы страдаем? Почему? Разве не дал нам Единый, две ноги чтобы ходить, две руки – что бы правду делать; два глаза – что бы отличать правду от неправды, хорошее от плохого; нос – что бы чувствовать угрозу; мозг чтобы составлять цельную и непротиворечивую картину мира. Но из-за чего человек вместо рая попал в ад земной при жизни? Разве он был грешен с рождения или сразу родился с душой дьявола? Для чего тогда существует этот мир, как не для счастья, истинного счастья – беззаботного времени детства, первой любви, крепкой и уверенной зрелости, мудрой и лишенная маразма и глупости, старость.
Человек не рождён не уродом, не дьяволом, и с самого начала является одним из воплощений Единого. Когда мы смотрим в глаза младенцу и видим его ангельски чистое и невинное, не искажённое цивилизацией и обществом лицо. Можем ли мы представить, что он станет великим учёным или изобретателем, или же станет диктатором, коррупционером, взяточником, а может быть он будет средним маленьким человечком, одним винтиком огромной государственной машины? Что влияет на людей так по разному? Что их приводит в совсем разные состояния души? И что движет ими на пути стремления к хорошёму или ко плохому, к полётам мысли или небытью беззнания?
Во многом определяющее развитие каждого человека, на его пути в жизни являются три силы: Семья, общество, государство.
Семья – это первый опыт для человека, первая опора в жизни. Хорошая семья даёт такие нравственные ценности, которое общество и государство врятли когда нибуть могли дать человеку. Но втоже время плохая семья и равнодушие больного общества и коррумпированного государства могут сильно разрушить душу человека, сделать из него сломанного и несчастного, трусливого человека – это кого быдло, которым чиновникам легче управлять и подчинять.
Общество в своей структурене является монолитным и постоянно делиться на сообщества людей одной профессии или увлечений. Тем более когда появился Интернет, телевиденье – государство стало лучше влиять на своих граждан, постепенно зомбируя их, превращая их в овощи которые не думают, а только потребляют из телика готовые мнение, становлясь огромным электоратом идущим за людьми призвания которых не власть, а развлечение публики.
Государство в своей восточной форме несёт много вреда свободному гражданину – постоянно сталкиваясь с бюракратизмом, волокитой, коррупцией, полузаконными рэйдами и приватизациями, свободный гражданин спрашивает себя – А та ли это демократия, за которую боролись люди? И ли всё осталось по прежнему, а изменились лишь формы извания лиц стоящих у лица страны? Кто даст на это правильный ответ – что правда, а что нет?
Как гласит старая мудрость: что здоровье всего общества можно прозреть по детям этого общества – посмотрите на них сейчас, и можно будет себе представить, что будет через двадцать, сорок лет со страной, когда эти дети повзрослеют и станут занимать руководящие посты в государстве и в обществе.
Именно общество в целом и сообщество людей в частности влияют на эволюцию человека в этом обществе. Если человек родился в высших слоях, то мало вероятно, что он опуститься до черни, так как его родители врятли это позволят. Но если он из низов, то в общем невозможно добиться высоты порядочным путём, ни кого не устраняя на своём пути, не совершая кровавых переворотов, не развязывая гражданские войны, не захватывая бандитами мирное государство и укрепляясь в нём, как это было во все времена. Из-за недостатков общества и государства – верх этого общества постепенно медленно, но уверенно загнивает и производят объедателей общества – всевозможные Дети элиты, которые пользуются благословенными дарами небес от своих отцов, матерей и их кланов, процветая по сути в нищенской стране. Другие же люди не могут и во сне представить блага верхов общества, а если и представляют, то их гложет непреодолимая зависть, и тёмная ненависть.
Так было во многие времена. Но с 60 годов прошлого века по стране и по миру в частности и по миру в частности – начинают распространяться технологии телевидения, идеально приспособленые для пропаганды, а в частности зомбирования и подчинения людей своей бюрократической машине, и уничтожения инакомыслия в самом корне. Затем в конце 80 на западе появился Интернет, который за тридцать лет опутал практически всю планету локальными и оптоволоконными сетями. Весь мир находиться в ракурсах вебкамер и всё что нужно можно узнать в нём. Но в тоже время люди ещё больше отдалились друг от друга разбиваясь на группы и на мнения, и они ещё более разъединены, чем до этого бывало.
И это влияет непосредственно на умы людей – они видят как в богатых странах страдают от чрезмерных излишеств, в виде многочисленных тусовок, чрезмерное ухаживание за собаками, которые в Японии живут лучше чем некоторые люди в другой части света, в Африке например. Так же в Америке страдают люди от чрезмерного ожирения, что показывает что американцы – больше потребители, чем другие страны тоже богатые. А в самой бедной Африке не хватает воды чтобы просто напиться, не говоря уже о том что им нечего есть, и многие из них болеют болезнями, которые в Европе инее сыщешь. Но иногда против них просто производится геноцид, которые просто не замечают западные журналисты считая что это их внутренние разборки, и что Западу не зачем лезть в эти пекла кровавых гражданских войн и революций.
Хотя это и не видно сразу то можно заметить что многие страны постсоветского пространства на гране банкротства, или ещё что хуже что там не перестают случаться революции и контр – революции. А когда то это была одна из самых сильных и могущественных держав в мире и в Европе, которая шесть раз за свою историю добивалась своего могущества ( Иван 4 Грозный, Пётр 1 Великий, Екатерина 2 Великая, Александр 1, Александр 3, и СССР при Сталине), и ещё три раза ставили раком всю Европу. И за это наши давние противники Французы, Англичане, итальянцы, Американцы ненавидели нас за противостояние их колонизаторской политике.
Наш народ вымирает – к 2050 году русских останется меньше 50 миллионов людей. И тогда врагам России не составит труда нас захватить не смотря на весь наш боезапас ядерных бомб и ракет. Или будет на территории России не Русь – а примерно такое: СОВЕиС (Соединённые Области Восточной Европы и Сибири) если Китай не отберёт у нас и Сибирь с её углеводородами и с большими запасами урана и Алмазов.
А видение далёких прекрас вызывает зависть к обладателям этих благ. Но зависть ведёт к алчности. А алчность переполняет ненавистью из-за не возможности получить эти блага. И по этому более или менее двадцать первый век будет веком религиозных движении и фанатиков из многих стран, которые будут воевать за установление Единственно Верной Их Религии.
Так соединяя, современные технологи в тоже время разъединяют, если не разрушат это слабое, не готовое к компромиссам и взвешенным решениям, это общество.
И сильнее всего на общество и на людей в целом, и на человека в частности влияет государство – система неравномерного перераспределения матеръяльных и духовных благ, а также в защите общества от агрессии других обществ.
Но иногда государство начинает довлеть над обществом, и как бы подминает общество под собой и сковывает своей большой массой бюрократов, корупционеров, взяточников любые прогрессивные начинания отдельно взятых людей и сообществ. Пытаясь усидеть на своих креслах и больше используя свою власть винтики и шурупы государства – зависят друг от друга в виде круговой поруки и в целом не способны двигать государство в какую либо сторону, стараясь оставаться при своём.
В итоге скажу: что надо решительно и беспрекословно проводить реформы, не слюнявить про согласовывания , а именно реформировать и трансформировать госструктуры, так как они себя изжили, прогнили до костей и требуют кардинальной замены, чистки и продувки госаппарата, чтобы выдуть и вычистить всякую шваль засевшую крепко в креслах, чтобы он был более подвижным и цепким, жёстким и бескомпромисным. Как большая боевая собака! Реформы – настоящие реформы нашей Армии в переосмысливании наших вероятных врагов – таких как Китай, Япония. И реформы общества – создание детских садов, восстановление разрушенных церквей и храмов, решение вопроса о беспризорниках – из которых можно создать ядро новой Армии, настоящей Армии в которые будут юноши и девушки стремиться как самые лучшие вузы. Таким мне видится наше возможное будущее…

Ещё скоро перепечатаю Пир Драконов, небольшой рассказик.

[Ранго]

Сообщение от Теос

и ещё три раза ставили раком всю Европу.

Сообщение от Теос

чистки и продувки госаппарата, чтобы выдуть и вычистить всякую шваль

Сообщение от Теос

и с самого начала является одним из воплощений Единого.

Что это было? Возвращение Белого волка? Маленький курс политинформации? Это точно не предназначено для раздела серьезные темы?

Аспирант,

Сообщение от Аспирант

Я покажу ему, что готов к жизни вне бункера

в принципе, фелаут. На то и не закончено, то принцип. нового, интересного, занятного нет.

Сообщение от Аспирант

Вентиляторы и фильтры работали на полную катушку. Ровный, постоянный, томный шум свидетельствовал об этом. И Саша привык к нему. Уже давно. Но, как и любой человек, хотел свободы. Хотел хотя бы ощущения свободы. Хотя бы шанса получить эту самую свободу.

Ощущение, что вы на бегу рассказываете. Воздуха не хватает и поэтому вот так обрывками выходит. Не люблю повторы, если они не оправданы. Не люблю грязи, мусора в тексте.

[Леди N.]

Это рассказ с эпиграфами, со множеством повторений, отрывистый предложений и тире. Фантастичен в нем только мир, в который я поместила человека. Я придумала его, и все остальное исходит из этой выдумки. Но что выросло, то выросло. Если честно, мне нравится, но почему-то кажется, что диагноз...

Скрытый текст - Лживая неразбериха:

«Дело важное здесь нам есть, -
Без него был бы день наш пуст, -
На террасе отеля сесть
И спросить печеных лангуст.
Ничего нет в мире вкусней
Розоватого их хвоста,
Если соком рейнских полей
Пряность легкая полита».
Н.С. Гумилев «Сентиментальное путешествие»
Февраль 1920

«Хорошо. Сегодня вечером мы пойдем к морю в «Павильон д’Ор, будем есть лангусты и запивать их холодным вином. А завтра поедем к одному моему знакомому архитектору, который сделает нам проект переустройки дома. Дом будет светлый, с большими окнами, весь залитый солнцем.»
Э.М. Ремарк
«Жизнь взаймы»
1959

«Мы. Кто это – мы? Нас нет. Я – есть. Во всяком случае я надеюсь на это. А мы – это я плюс остальные. Остальные! Есть ли я, чтобы говорить об остальных…Нас нет. Мы – это я и моя собака, я и мое пальто. Собаки у меня нет, вместо пальто – куртка. Мы не существуем. Мы – ничто».
На северной стене южной комнаты без стекла и рамы висел акварельный набросок. Он никогда не рисовал профессионально. Почти всегда для друзей, иногда – для себя. И хотя чаще всего его работы разбирали знакомые, эту он оставил для себя. Отбил.
Отчего-то он написал не развалины Ипет-Сут, храм Амона ни Ипетресет-Имен, ни бараноголовых сфинксов. Его не заинтересовал город живых, а западный, город мертвых, он видел только мельком. Храмы фараонов не привлекли его. Впрочем, нет. Всё это было сделано назло – боящимся смерти он сознательно предназначил небытие.
Рамсес II, Рамсес VI, Аменхотеп III, Аменхотеп II, царица Хатшепсут – все это имена звучали пусто и темно. Пыль, танцующая в солнечный лучах, привлекала его больше… Жить, жить, жить как угодно, но только жить изо всех сил, жить как можно дольше, жить ради вздоха и встающего солнца – вот о чем он мог думать ясно. И только.
«Стройные мысли и каша в голове. Но зачем, зачем, зачем? Зачем, если мы - никто?»
Он написал белый, освещенный солнцем дом. И ясное, как наклеенное, небо, и дерево рядом. Какое дерево – он не знал, не разбирался в деревьях. Но оно было тонким и стройным и отчаянно решительным среди солнца, пыли и сухой грязи. Дерево и привлекло его. И ни о чем он не думал тогда. Понравилось – написал.
«Не думать. Есть что-то, о чем не надо вспоминать. Особенно если пока не помнишь даже что это».
Конечно, не помнишь. Но чувствуешь, дышишь, живешь в этом непонимании.
«Встать? Не стоит. Так удобно. И, если честно – лень. Встану, и сразу найдется дело. Видно мне нравится жалеть себя. За делом можно и забыть жалеть себя.
Тяжелее сидеть в тишине, чем решиться на подвиг. Подвиг? А на что это я сподвиг себя? Мало, низко, мелко. И все-таки жду. Чего же я жду… Вот гадость-то, - вяло подумал он, - ожидание».
Он потянулся к пульту, не пытаясь вспомнить, какие диски были у него поставлены. Раньше не хватало времени – он готовился к подвигу. Теперь тоже времени не хватало – ждал расплаты. Что же он делал во время подвига? Почему тогда не хватило времени? Ах да, просто это была минута с небольшим, а то и меньше минуты. Или минута ровно…
Оказалось, дисков пять. Но одном – шумы моря. За окнами было темно от туч, т он оставил этот диск. Почему бы и нет?
«Легко делать то, чего не сможешь не сделать. Вот только то «чего не сможешь не сделать» бывает неправильным, не нужным никому, кроме тебя, вздорным с слабосильным. И как же мерзко бывает тогда!»
Как много таких, кто совершал самое лучшее в жизни только ради себя, а думал – для всех, и долго решался и совершал никому, и себе самому, ненужное, и ждал за это. наказания, за то, что может ничего и не сделал, за свой порыв, за минуту жизни в жизни, за гордость свою, за мысль: «И я смог». Смог. Заставил себя, сам себя накрутил. И смог.
Зачем?
Было и так. Он думал, спрашивал, молил, кричал это «зачем» и плакал от страха и жалости. Ненавидел.
Зачем?
Шел дождь, и он говорил каплям на окне:
- Не сморите, не говорите… Знаю и сам, что всё не то и всё не так. Но я был искренним. Когда я не знаю, чего от меня ждут (а от меня ничего и не ждали), то становлюсь искренним. В конце-концов теперь вы знаете чего ожидать…от таких, как я.
И хотелось, чтобы дождь бежал по лицу. А еще лучше – слезы. И хотелось согнать рабов и построить пирамиду, чтобы заставить забыть свой никчемный подвиг. Себя заставить.
А думал, что делает не ради себя. Был таким человеком. Сейчас неизвестно кто… Хотя? Когда кот дрянной, то говорят «паршивый кот», а если дрянной человек, то и не человек вовсе? Да нет, человек, но очень паршивый.
«Но не паршивей меня. Я фимиамов ждал, а за что?»
Человек нажимал кнопки на пульте, смотрел как капли на стекле увеличиваются и, не в силах противиться своему бремени, скатываются вниз струйками.
А тот, другой, пришел к нему в тот же день. Но что он говорил? Да то, что не нужен подвиг его, глупо это, вздор и маразм.
В общем-то, он правду говорил.
«Что ж. пытайтесь, делайте, творите. И если вы построите то, о чем мечтаете, то я уйду на свалку, потому что достичь такого не смог. Но я был. Я пытался. Вы не продолжите моего дела. Вы делаете своё и пытаетесь сделать начисто. А я уже выжитый лимон для вас. Своей засохшей и твердой коркой я царапаю тех, кто равен мне и нашему обществу. И оно считает меня неудобным крепышом. А для вас я всего лишь тонкая шкурка. Таков я для настоящего. Никто. И только для тех, кто, как и я, из прошлого, я – так много.
Я всегда думал, что настоящее определяется прошлым, один поступок обуславливается другим. Вы выпрыгнули из этих рамок. Вы говорите, что прошлое не может быть славным, если в нем жили не славные люди, пусть даже боровшиеся. Вы молоды…
А я стар и понимаю, как хорошо ошибаться. Как бы я хотел ошибаться, и чтобы вы были правы.
Я мечтаю оказаться мусором и рванью. Для свалки. Потому что для меня отречься от прошлого невозможно. Я согласен стать негодным для настоящего. Но прошлое оставьте мне. Раз оно вам не нужно.
Если будет лучше, если я мешаю – я уйду. Только обещайте, что обязательно будет лучше».
Так значит все же не для себя? Нет? Если он ждал похвалы, благодарности – значит, всё это было для других?
О, как тяжело…
Он глядел в зеркало, видел свое отражение и говорил:
- Тяжело зависеть от кого-то… Впрочем, это банальная истина. А от этого легче не станет. Тоже банальность… Ну вот, теперь не только тяжело, но еще и грустно. Утешитель я никакой.
Правда жестока. Как смерть в Египте. Но там-то была смерть верная, страшная, избавительная. А здесь – правда ли? Там: в каждом храме – смерть, в каждом камне – смерть, в каждом сфинксе – смерть, в гробницах, пирамидах, памяти – смерть, смерть, смерть. А здесь? Мороженные лангусты в холодильнике и недопитое вино на столе. И это – правда?
Человек рассмеялся.
«Так, справедливо. Мы заслужили жестокость. Но разве жестокость – это справедливо? Радость одного откликается плачем в другом. Закон сохранения, будь он неладен… Но так было всегда. а расчетливая, ради мечты, ради химеры, ради жестокости жестокость – это ли не унижения того, кто жесток, и не достоин ли он сам жестокости? Нет, никто не заслужил этого.
Справедливость – она милосердная. На волосок от снисходительности. Страшно, стыдно. Хуже, чем жестокость, потому что наказывает больше.
Но неужели мы настолько плохи, что заслужили снисходительность? Нет. Мы заслужили жестокость. И мы дышим жестокостью.»
За окном шел дождь. Обратившиеся в струйки капли просачивались в щели старого дома и лужицами застывали на подоконнике. В холодильнике стыли лангусты. На столе стояло вино. В комнате шумело море, волны набегали на песок, волны разбивались о камни. На стене висела картина – пыль, Египет, дерево и воспоминания.
День только начинался.
Человек лежал в кресле и лгал, лгал, лгал. Он лгал себе и солгал бы любому, что появился бы в комнате. Просто он не замечал, что лжет.
И он ждал.

2…

[Аспирант]

Сообщение от oligerd

Аспирант,
в принципе, фелаут. На то и не закончено, то принцип. нового, интересного, занятного нет.

Ощущение, что вы на бегу рассказываете. Воздуха не хватает и поэтому вот так обрывками выходит. Не люблю повторы, если они не оправданы. Не люблю грязи, мусора в тексте.

Ну иногда ведь нужно повторять для усиления эффекта? слова свобода, хотелось усилить его значение. Решил через повтор. Подскажите как ещё эт можно сделать...

[Ранго]

Сообщение от Аспирант

как ещё эт можно сделать...

так и вырывается: "Никак" Свобода, свобода, бла бла бла, свобода. Куда уже усиливать? Сколько лет герою? Лет - осемнадцать. Обычно свободы не хватает в 14-15. Потом её всегда не хватает, но причины уже другие: работа/семья/круг общения/всякая прочая хрень. Итак, мальчика в бункере обещали насильно женить? Непосильно работать? Что он так прицепился к свободе? Или ему одиноко? Что справедливо, в принципе. Но он знает, при условии того кол-ва лет проведенных в изоляции от общества, что такое другие люди, о том что их должно не хватать и т.п?
Дело не в повторах. Считаете что так надо - баннер вам в руки. Дело в обрывистом стиле. Примеры, когда предложения можно объединить, переделав:

Сообщение от Аспирант

И Саша привык к нему. Уже давно.

Сообщение от Аспирант

Вот уже и первый люк. Открыт. Далее второй небольшой отсек. Нижний люк закрыт, несколько шагов.

Сообщение от Аспирант

Приносил убитых им животных. И проводил в молчании весь следующий день.

так нашел перл, когда цитаты подбирал:

Сообщение от Аспирант

Саша шел не спеша, с трудом верилось глазам.

то, что он шёл - верилось с трудом? Может у него болезнь какая-н. была? Или шок? Или он напротив зеркала шёл и с трудом верил, что это идет Саша?
Отзыв злой. Может у критика плохое настроение? Или потому, что критик не может подняться до уровня автора? Или потому что дождь идет за окном? Или потому, что автор отрывка даже в слух не прочел чего накатал? Или ещё почему?

[Аспирант]

Вот ещё на ван суд "Самый гуманный суд в мире"

Скрытый текст - Последний день. Новая жизнь:

Медленно, опустив голову, задумчиво, молча, Сергей шел по пустынной аллее заброшенного парка. Среднего роста, блондин, молодой, странно было видеть такого красивого парня в этом богом забытом месте. Опавшие листья, словно теплым одеялом покрывшие землю, приятно шуршали под ногами. Спешить было некуда. Немного грустно, что так все заканчивается, или, может, начинается заново. Сергей не понимал, что будет после…
Не хватало тепла Алисы, её мягкого голоса, нежной кожи. Всего два дня как они расстались, а уже настолько тяжело.
Она не хотела расставаться, она не понимала почему, ведь все было так хорошо.
Все и на самом деле было не плохо…
…очень даже не плохо…
…было…
Сергей не знал о чем думать, перебирал - словно в шкафу старые, давно забытые книги - воспоминания. Вспомнил родителей, что ждали его всегда, и к которым он так и не смог приехать. Они ещё живы… но уже, наверное, поздно.
Ныла шея, будто продул. Поднял воротник пальто, как можно выше, зная, что это все равно не поможет. Просто машинально, просто что-то нужно было сделать. Достал из кармана пачку Winston, закурил. Теплая горечь дыма, медленно проникала внутрь. Зачем курить? Так… ещё одна попытка укоротить себе жизнь. Но теперь это его не касалось.
Посмотрел на часы… половина двенадцатого…
Улыбнулся.
Мысли опять возвращались к Алисе. Как же он хотел опять обнять её. Он ненавидел себя за те слова, что сказал в последнюю их встречу. Но понимал, что по-другому нельзя. Иначе она будет в опасности. Хотя и сейчас возможно тоже. Он ещё не знал, что будет с ним вскоре, но был уверен, что не даст никому причинить Алисе боль.
Они хотели пожениться. Они хотели детей. Как много было планов. И как мало удалось воплотить.
Сигарета дотлела до фильтра, обожгла палец. Сергей откинул её быстрым движением, и тут же взял ещё одну. Так получалось согреться. Так получалось успокоиться.
Никогда не думал, что с ним может это произойти. Никогда не думал, что это вообще возможно. Всегда считал, что это просто сказки. Просто чей-то болезненный бред. Но оказалось все иначе.
Первый приступ застал его в момент, когда слабый огонек из зажигалки коснулся сигареты. Боль согнула его вдвое, сигарета разлетелась на части, от того, что пальцы непроизвольно сжались. Упал на землю. Листва действительно оказалось настолько мягкой, что удара Сергей не почувствовал. Хотя мало что он мог в эти мгновения чувствовать. Пульсация в голове, уши заложило, глаза налились кровью. Он не хотел сопротивляться, думал так будет легче. Но тело непроизвольно сопротивлялось, не хотело терять то немногое от человека, что ещё осталось внутри. Крик отчаяния, разлетелся по пустынной аллее парка.
Приступ закончился так же внезапно, как и начался. Со стороны могло показаться, что ничего и не было. Ничего не произошло. Только сбитое дыхание, словно пробежал пару километров. А так… Обычный человек. Но Сергей почувствовал изменение. Что-то чуждое ему раньше закралось внутрь. Что-то, что теперь внутри, и будет там бесконечно. Парень сел на землю, прижавшись спиной к клену, ветви которого были уже практически голыми, и закурил.
Не было больше себя ничем занять, кроме как травиться никотином. Сергей решил ждать здесь результата этой ночи. Ему больше некуда было идти. Все, что мог он уже давно сделал. Теперь только ждать, и смириться.
Он прекрасно помнил, с чего все это началось. Прекрасно помнил тот день, ведь это было всего четыре дня назад…
…
– Я люблю тебя, – Алиса, обняла Сергея, солнечное утро приветствовало влюбленных, но из кровати вылезать категорически не хотелось.
Сергей улыбнулся, и поцеловал девушку, нежно, словно опасался, что она исчезнет. Темно-карие, практически черные, глаза, длинные черные волосы, разлетевшиеся по подушке. Он дорожил каждым мгновением, когда она рядом.
– Сереж, я хочу быть с тобой всю свою жизнь… – Алиса улыбалась.
– Я тоже.
– Ты не понимаешь, – нахмурилась, словно малый ребенок, – Я хочу за тебя замуж…
Сергей понимал, что рано или поздно это произойдет. Он любил её, знал, что и она его тоже. Пора менять жизнь… Почему бы и нет?
– Я люблю тебя, – Сергей привстал на локоть. – Будешь моей женой?
Ответом был поцелуй…
…
Очередной окурок полетел на землю. Не спал уже двое суток, но спать не хотелось. Он ждал её прихода. Она явится именно тогда, когда начнется изменение. Изменения разума, тела, мира вокруг. Все изменится для Сергея сегодня.
Вторая ступень преобразования, словно удар поддых сдавила грудь. Сжала легкие, и сердце, казалось, разорвется внутри. Сергей чувствовал, как кровь подкатывает к голове, вены раздулись, в висках барабанило, будто отбойным молотком.
Приступ закончился с медленным хриплым выдохом парня. В глазах загорелся огонь. Сейчас уже хорошо. Сейчас уже намного лучше. Весь мир обновился. Дышать стало легче. И уже ясно понимаешь, что именно с тобой произошло. Пачка отлетела в сторону, больше не потребуется. Не хочется.
Остался всего один шаг, и он обязательно произойдет. Совсем скоро.
…
Тяжелое дыхание, волнение. Будто перед экзаменом в институте, когда-то раньше. Когда-то очень давно, далеко, словно во сне. Что будет дальше? Как будет…
Весь день после признания, Сергей не мог ни о чем думать, кроме свадьбы. Семейная жизнь. Как дико.
Но ведь он ещё очень молод.
Может, не время?
А вдруг?
А что вдруг?
Вдруг она, не то, что нужно? Вдруг это просто привычка?
Да нет, вроде бы никто кроме Алисы не нужен.
Страх заполняет мысли. Жажда свободы, даже условной, не дает покоя.
Есть. Ведь есть же плюсы в свадьбе… Иначе почему все стремятся к ней? А я?
Рано, ещё рано! Я боюсь, что все это лишнее. Но Алиса хочет свадьбы. Она любит меня…
А я?..
С полной кашей в голове, не обращая внимания ни на что, он шел по пустынной улице, кутаясь в старенькое, но ещё крепкое пальтишко. Он до сих пор так и не понял, откуда она появилась. Как он пропустил её появления. Откуда знала все? Почему выбрала именно его. Пустынная улица была только для них двоих.
Нежный чарующий голос, хитрый, колдовской взгляд. Сергей молчал. Кажется, даже открылся от удивления рот. Точно не помнит. Все в ней было прекрасно, но как-то не естественно. Это он понял уже позже, но сейчас просто любовался её нереальной красотой. Ростом чуть ниже Алисы, но это было абсолютным плюсом. Без изъяна. Идеальное тело. Пышные черные волосы.
– Сергей?
– … да…
– Пойдем…
Все, больше ни слова. Она взяла его руку и пошла в сторону переулка.
– Ты заслуживаешь большего… я давно наблюдаю за тобой, ты должен быть с нами…
– Прости, но я тебя не понимаю. С кем с «вами»?
– Ты и не должен понимать. Пока… ты просто слушай.
Она повернулась, и, не давая опомниться, коснулась губами его губ. Нежно. Сладко. Голова закружилась. Но Сергей почувствовал, какой-то холод. И странный привкус её губ. Что-то очень знакомое…
– Мы редко даем возможность простым смертным получить власть. Нашу власть. Но ты – исключение. Я доказала семье, что ты нам просто необходим.
– Что за чушь? Какая семья?
Сергей попытался вырвать руку, но поймал себя на мысли, что рука его не слушается. И, вроде бы, не сильно держит. А не вырвешься.
Зашли в переулок.
– Ты запутался, но я могу тебе помочь, – её холодная ладонь скользнула по его щеке. – Ты же сейчас ждешь именно помощи. Но если ты согласишься, то все проблемы твои разрешаться. Ты будешь прекрасно знать, чего ты хочешь. И всегда добиваться намеченной цели. Это не сложно, нужно только сказать: «Да».
– Кто ты… – кажется полный бред, но он ей верил. Не мог не верить этим черным глазам.
– Узнаешь… но после… – последние слова она произнесла уже на ухо. Чуть слышно. Аромат её духов завораживал. Её дыхание совсем рядом, в миллиметрах от его кожи. Мурашки пробежали по спине от удовольствия. Сергей обнял её одной рукой за талию, она улыбнулась. Посмотрела в глаза. Не понимая абсолютно ничего, ведомый только животным желанием завладеть этой стройной, хрупкой, но властной девушкой.
– Согласен.
Нежно поцеловала его и медленно стала опускаться ниже, к шее. «Немного щекотно, но очень приятно», – Сергей закрыл глаза.
Он сперва не почувствовал ничего, лишь то, что кто то вытягивает из него жизнь. Но в следующий момент понял, и ужас поглотил разум. Девушка впилась в шею, и пила кровь. Оттолкнуть не было сил. Словно зачарованный, он стоял и беспомощно наблюдал за происходящим. Вот что за привкус он почувствовал, во время первого поцелуя. До боли знакомый вкус. Любой человек хотя бы раз пробовал это. Прикусив гуду, или потеряв зуб. Вкус человеческой крови. Голова закружилась, ноги подкосились.
Она смотрела, как Сергей падает на асфальт. Без сил.
– Теперь. Очень скоро. Ты станешь одним из нас.
– Но вампиров нет, – слова давались с трудом, почти шепотом, только бы не отключится.
– Ха. Тогда кто же мы? Кто же я?
– Ты сумасшедшая дура! – Сергей попытался встать, но ноги не слушались.
– Мне нравится твое чувство юмора. В твоем положении я бы тщательно подбирала слова. Ты либо действительно очень умен и смел, либо непроходимо глуп.
– Скорее всего, второе. Раз я сейчас тут, – сейчас эта девушка, казалась ему дьяволом во плоти. Глаза горели, на губах кровь. Его кровь.
– Это твоя судьба! И это не глупость, но счастье…
…
Из-за облаков вышла полная луна. Первая луна. Первая ночь его новой жизни. Наступает последний этап преобразования. Уже не такой болезненный физически, но внутри. Там где была душа человека, наступает ночь вампира. Ценности, что раньше берег и защищал, теперь сами собой уходят, и Сергей нисколько не разочарован. Становится все легче. Намного. Без всех этих глупых клише. Но есть то, чего забыть не хочется. Родители, перед которыми стыдно как никогда. Друзья. Алиса…
– Ещё чуть-чуть и ты забудешь обо всем, что раньше тебя докучало, мучило, мешало развернуться на полную. – Её голос уже не так очаровывает, может потому что теперь она не притворяется. Медленно подходит к нему. Улыбается. Сергей чувствует злость. Злость неописуемую. И восхищение - все равно - она великолепна в своем хладнокровии.
Перед глазами, словно кадры из кино, появляются моменты той, другой жизни. И уходят в неизвестность.
– Нет! – руки сжимают голову, в бессмысленной попытке оставить в голове хотя бы часть воспоминаний, о дорогих ему людях.
Нежные руки холодной вампиршы легли на голову Сергея. Ему стало лучше. Значительно лучше…
– А сейчас ты умрешь. Тебя похоронят, будут слезы, будет горе. Все будут тебя оплакивать. В твоей истории напишут: «остановка сердца». И оно действительно остановиться. И ты не сможешь помешать. Тебя закопают, и забудут. А ты воскреснешь, и станешь править теми, кто раньше управлял тобой! Но тебя не будет. Уже не будет, смирись. Ты не увидишь себя в зеркале, потому что ты и есть отражение себя живого. И для всех ты останешься деревянным ящиком, закопанным на пару метров под землей.
– Меня не забудут.
– Но ведь ты уже забыл!..

[Нигвен]

Зануда, вот мне понравилась твоя попытка использовать повторения, синтаксические интонации, риторические вопросы. Но в остальном плоховато. Текст не завлекает. Точнее наоборот -- завлекает, но вот только ни сюжета, ни героя не возможно увидеть. Всего этого как бы нет. Если хочешь, -- послушай моего совета: все-таки старайся делать упор на сюжет, героев. А идеи, стилевые рюшечки -- все это на последних местах. Повторюсь, потому что очень важная мысль. Пусть меня закидают камнями, но идея, посыл, стилистика не так важны, как сама история. Возможно я ошибаюсь, но в это верю на данном этапе сочинительства.
У тебя, Зануда, не виден герой. Кто он? Художник?
А почему скачки повествования? То ты пишешь от первого лица, то от второго.
Что ищет герой?
Чем текст должен зацепить читателя?
Вопросы, вопросы...:)
В итоге получается, что ты рассказала историю для себя. Пробубнила что-то себе под нос, накалякала текст и... все. Нет, я уверен, что ты ярко представила себе обстановку, героя, но то ли лень взяла вверх, то ли специально придала рассказу "артхаусности" (именно одним словом). А про читателя забыла, дуреха.:)
Нет, на самом деле я тебя хвалю. За поиск стиля, за подобное самовыражение, но старайся делать понятно. То есть средний читатель должен "въехать". Вот тебе примеры авторов, у которых получается делать то, что хочешь ты: Шимун Врочек, Чак Паланик. Из классиков что-то не припоминаю (ну может, ранний Герман). Я бы хотел, чтобы ты прочла хотя бы рассказы Врочека. Это хороший автор, правда, только пока недооцененный.
Что касается мелочи:

Скрытый текст - апапапап:

Что ж. пытайтесь, делайте, творите.

жестокостью.»

Не смо{т}рите, не говорите…

Ну и ты поняла.

[Atanvarno]

Сообщение от Аспирант

Медленно, опустив голову, задумчиво, молча, Сергей шел по пустынной аллее заброшенного парка. Среднего роста, блондин, молодой, странно было видеть такого красивого парня в этом богом забытом месте.

Это не по-русски вообще.

Сообщение от Аспирант

Крик отчаяния, разлетелся по пустынной аллее парка.

Не надо, ставить, запятые, там, где, они, совсем, не нужны.

Сообщение от Аспирант

Сергей привстал на локоть.

Сергей был акробат. Осталось понять, на чей локоть он привстал.

Сообщение от Аспирант

…
Тяжелое дыхание, волнение. Будто перед экзаменом в институте, когда-то раньше. Когда-то очень давно, далеко, словно во сне. Что будет дальше? Как будет…

да... многоточия.... придают большей значительности...


И вообще. Просто мечта... малолетней, мрачно, постояннно задумчивой и безумно-красивой с чёрными волосами малолетней готессы.

[Линолеум]

Начинал, как домашнее задание для одного из разделов мастерской, но потом понял, что не укладываюсь в условия, что задание переросло в полноценный рассказ ( ну почти). Поэтому выкладываю здесь. Много повторов много штампов, много Кол оф Дьюти, много закоса и стилизации под школу братьев акробатьев. Кароче, вот

Скрытый текст - тута:

Ночью снилось море. Зеленые волны шуршали набряклой галькой, а солнце, кровавой пульпой, падало за горы. И вроде к вечеру дело, а душно так, словно в парилке. Ветер обволакивал горячими струями, толкал в грудь жарким дыханием. А рядом была Инга — в своем любимом купальнике в горошек. Вдруг вспомнилось, как радовалась, когда его покупали, смеялась заразительно звонко, широко расплескивала, по детски наивные, глаза, словно два голубых озера по весне. И он тоже радовался — тому что Инга у него есть и ни у кого больше, потому что таких, как она больше нет и не будет.
Сейчас Инга тоже смеялась. Загребала полные ладошки соленой влаги и, хохоча, швыряла ему в лицо. Только от этих брызг становилось еще жарче, духота сплющивала со всех сторон. Он хотел сказать, чтобы Инга прекратила, что жарко, и не мог: спекшийся язык бурым глинистым комком прилип к гортани, отказывался слушаться. Так и стоял, молча, не в силах говорить, не в силах даже пошевелиться, раздавленный горячим прессом — только смотрел на Ингу, впитывал ее фигуру, каждую малейшую черточку, каждую пору на лице.
И что-то его во всем этом смущало, какой-то гадостный червячок все подтачивал, покусывал нутро. Какой-то диссонанс в таком привычном, родном, любимом образе не давал ему покоя. И тут сразу же, словно обухом по голове шарахнуло: глаза, глаза у Ингушки, у Ингочки моей, испуганные просто вусмерть! Да что там глаза, ведь и улыбка не ее — как пластырь медицинский, небрежно приклеена на лицо, одна только видимость, растянули губы, мышечный спазм, а не улыбка. И сразу холодом обдало, будто в прорубь нырнул, от ощущения беды, грядущей ужасающей непоправимости. И он рванул к ней, превозмогая удушливое оцепенение, чтобы помочь, чтобы спасти. Не успел. Проснулся.
А голова гудит, как похмельный, то есть поминальный колокол. И вправду душно. Ремарк помотал ею из стороны в сторону и кровь еще пуще забухала в висках — словно кованными сапогами шарахают по жестяному забору. Отключили вентиляторы, отрешенно подумал он. Сволочи, захватили электростанцию..., или сожгли.
А затем он забыл про жару и про сволочей и даже про судьбу электростанции, потому как снова навалилось ощущение непоправимой беды и кнутом ожгло единственно важное: сколько сейчас времени?! Ведь я же заснул, заснул, твою мать, а этого нельзя, кретин эдакий, спать нельзя, отключаться нельзя, умирать нельзя, даже отлучаться по нужде нельзя, а надо следить за циферблатом — следить и жать кнопку!
Ремарк вскинулся, почти взлетел со стула и сразу же чуть не упал. Затекшие, за время сидения, ноги напоминали недоваренные макаронины. Шипя и ругаясь, он принялся ожесточенно растирать их, драть ногтями, ежесекундно вскидывая голову в сторону постамента с циферблатом. «Ну и чего ты дергаешься, паралитик?!» - колючий голос здравого смысла пытался затушить, бушующий внутри, пожар паники. - «Ты ведь еще жив, не так ли?! А за полторы минуты до конца срабатывает звонок, Мартен ведь тебе все предельно ясно объяснил!»
Ремарк все это прекрасно понимал, но знал и то, что не успокоится, пока не взглянет на время. Наручные часы бесполезным грузом обвивали запьястье — разбились, когда отделение Ремарка отступала от площади Правды: под кинжальным огнем скотов в синих беретах, поминутно огрызаясь ответными очередями и неся потери. Ремарк горько усмехнулся: «неся потери»!..
...Яна переломило пополам автоматной очередью — Яна, с которым дружили с первого класса, с которым вместе набивали синяки и шишки, вместе обносили яблоню старика Гауставу, вместе влюблялись... Свинцовым градом перемололо внутренности, распластало по мостовой. И не броситься на помощь, потому что поздно — не спасти; не отомстить нелюдям в тигровом камуфляже, не вцепиться зубами в глотки — нельзя, приказ! А вот Кжижтоф плюнул на приказ - нескладный тихоня с мечтательными глазами, стишки все свои писал, как мы посмеивались с этого, мол, на что девкам стихи твои, ты им, лучше, чего другого покажи, рифмоплет - плюнул и, вопя как полоумный, начал стрелять, четверых положил, а после отомкнул штык и бросился в самую гущу полосатых тел и еще одного или двух утащил за собой, прежде чем его...
Ремарк скрипнул зубами от боли, тысячью игл впивавшейся в икры. Доковылял до постамента, вцепившись в гранитную столешницу, уставился на новомодный электронный циферблат. Зеленые цифры показывали «42:00» - времени было еще валом, прав был голосок здравого смысла. «Но ведь могло быть и наоборот, могло!» - Ремарк яростно заспорил сам с собой. - «Мог ведь не сработать тревожный звонок и тогда кранты!»
Хлопнул ладонью по красной кнопке, здоровенной текстолитовой блямбе. Цифры пропали, циферблат замерцал четырьмя нулями. Ремарк сипло выдохнул и, неловко подволакивая негнущиеся ноги, побрел в туалет.
Кран кровоточил тоненькой струйкой, хотя Ремарк до упора выкрутил оба вентиля. «Наверное, воду тоже перекрыли,» - он чертыхнулся и посмотрел на себя в зеркало. Опухшее, небритое отражение уставилось на него с, покрытого амальгамой, металлического листа. Глаза красные, ошалелые, как у запойного. Вот уже сутки он здесь, вот уже двадцать семь раз он нажимал на кнопку и неизвестно, сколько еще придется нажать. «Слушай радио и ты все поймешь!» - сказал Мартен, передавая ему связку плоских, таких непривычных, ключей, карту канализации и бумажку с паролями. - «Пока ты бдишь, пока ты на посту - Революция не умрет!»
- Служу революции!.. - прошептал Ремарк, с отвращением разглядывая свое лицо в зеркале. Господи, ну и рожа, краше хоронят! И не умыться теперь даже, не освежить закисшие глаза с этими синюшными мешками...
Принес флягу, и подставив под цедящую струйку, начал терпеливо набирать воду, время от времени сверяясь с внутренними часами: не пора ли идти к циферблату...
«Силы нашей доблестной армии ожесточенно сражаются за каждый квартал, за каждую улицу, каждый дом! Кровавую цену платят вероломные захватчики за каждую пядь нашей земли! Дети Революции, доблестные воины нашей родины — сражайтесь до последнего, не дайте этим волкам, что так долго прикидывались овцами, уничтожить все то, что мы так долго с вами строили, то к чему так долго стремились! Капиталистическим свиньям не долго праздновать победу — Пятая танковая дивизия имени Омотолу уже на подходе к Столице. Литым бронированным кулаком, она сметет врага...
Динамик фыркнул, зашелся в кашле помех, проглотив остаток речи Ведущего к Правде. Ремарк поморщился и выключил радио. Отступая, их группа наткнулась на одного из танкистов, что шел в авангарде Пятого дивизиона. Обезумевший, в обгоревшем, воняющим соляркой и спекшейся кровью, комбинезоне, он рассказал им правду: Из всей дивизии на отчаянный приказ из Столицы, откликнулись немногие — все остальные сложили оружие и добровольно сдались «тигровым», успокоив при помощи свинца немногих несогласных. Да и тот единственный батальон, те несколько десятков машин, что выдвинулись на помощь агонизирующим внутренним войскам, застряли на перевале близ Орбау, где их сожгли ковровой бомбардировкой. Литой бронированный кулак в одночасье превратился в кучу смятого, коптящего небо, железа. Ремарк вспомнил, как похолодело и обмерло все в груди, как ухнул вниз, надавив на мочевой пузырь, желудок, когда он слушал сбивчивый и перепуганный рассказ танкиста. Перед глазами стояли бронированные «сколопендры», мощные, непобедимые, гусеничные колоссы, каждый стоимостью в миллион (Господи, ведь всей страной на них собирали, кто сколько мог, ведь сколько школ, домов, детских садов, фабрик можно было на эти деньги построить; но ведь верили, что необходимо, что враг только и ждет, чтобы напасть!), полыхающие металлические корпуса, размазанные по стылому камню гор и черные, уже только дымящиеся фигурки, замершие вокруг танков в каких-то по птичьи нелепых позах.
У Мартена тогда кровь отхлынула от лица, он выхватил пистолет так быстро, что Ремарк заметил только смазанное пятно, а через секунду раздался сухой хлопок выстрела и левый глаз танкиста из Пятой встопорщился кровавым окоемом: «Дезертиры и паникеры не заслуживают другой смерти!» - Мартен повернулся к притихшим солдатам, вцепился холодным взглядом в ошеломленные лица, а затем коротко бросил. - «Сержант Лестран, ко мне»...
...- Вводишь пароль, вот этот! - палец Мартена на мгновение замер над строчкой цифр, затем сместился чуть ниже к другой комбинации. - А эти введешь спустя ровно десять секунд, понял?!
Мартен поднял глаза и посмотрел на Ремарка, оценивая хорошо ли он все запомнил. Хотя и так знал, знал наверняка, что хорошо — недаром Лестран дослужился до сержанта всего за полгода. Но он тоже кивнул, повинуясь ритуалу:
- Да, товарищ полковник.
- После этого кнопку необходимо нажимать каждый час, - продолжил Мартен, доставая сигарету. Ремарк заметил, что пальцы всегда сдержанного и невозмутимого командира сейчас немного дрожали. - Пароля на отключение у тебя нет, впрочем, у меня его тоже нет. Когда с этим полосатым шакальем будет покончено, тебя сменят.
- Ничего, они у нас еще попляшут! - Мартен затянулся, одним махом ополовинивая сигарету. - Ох как попляшут, увидишь. Революцию вот так, за здорово живешь, не задушить, не купить, как дешевую шлюху!..
- Служу Революции! - отчеканил Ремарк, преданно, почти с любовью, вглядываясь в посеченное шрамами и временем лицо полковника. А тот вдруг как-то горько улыбнулся, словно и не зная — улыбаться ему или плакать. Хлопнул Ремарка по плечу:
- Давай, Лестран! Давай, дуй...
...Вдавил кнопку, вновь обнуляя циферблат. Стул он давно перенес сюда. Перетащил бы и радио, но в комнате с постаментом не было розетки, поэтому Ремарк протянул, насколько хватало шнура и поставил его в коридоре. Осклизлые бетонные своды создавали хорошую акустику, поэтому со слышимостью проблем не возникало. Теперь он отлучался только в туалет да и то делал это сразу после нажатия кнопки.
Ремарк достает банку консервов, споро вскрывает и, нанизывая ломти жирного волокнистого мяса лезвием ножа, начинает есть. Тушенка пахнет солидолом, но он не обращает на это внимания: просто ложит ее в рот раз за разом и механически жует. Сложнее с водой: струйка иссякла раньше, чем Ремарк успел набрать полную флягу и теперь у него остается чуть больше чем пол литра тепловатой, с металлическим привкусом, влаги.
Он крутанул верньер настройки. Радио зашуршало и раздался голос. На этот раз это был не Ведущий к Правде, а кто-то другой:
- ...К дому Свободы. Северо-западный кордон прорван, восьмая и пятая добровольческая дружина уничтожена, десятая и шестая несут значительные потери! Необходимы вертолеты огневой поддержки, прием! Как слышите меня?! Говорит старший лейтенант Дронно, как слышите меня, прием?!..
Голос был усталый, как само время и даже страха в нем не было слышно — только тупое смирение. Лейтенант вызывал подмогу без какой-либо надежды, словно заранее знал, что это бесполезно.
- Я тебя слышу, старший лейтенант Дронно. - прошептал Ремарк, закусывая губу, в глазах предательски защипало. - Я тебя слышу...
Радио взвизгнуло на пределе и голос пропал: видимо, лейтенант сменил частоту, пытаясь достучаться хоть до кого-нибудь.
Ремарк заскрипел зубами: внутри него вскипал бурунами черный вал ненависти. Скоты, скоты! Что же вы делаете, скоты, вы же нас убиваете, вы же Революцию губите! Он вскочил и заходил из угла в угол, словно лев в клетке. Внутри клокотало, хотелось поймать одного из «тигровых» и впиться большими пальцами в глаза, выдрать кадык....
...Их десятеро, они разные и одинаковые. Низких и высоких, худых и толстых, их объединяет нечто - нечто делающее похожими друг на друга. Не понять причины и этой неопределенности Ремарку становится не по себе.
- За мародерство, - Мартен стоит прямой, как струна, слова вылетают, как пули из автомата — отрывисто и зло. - За саботаж, за предательство и содействие врагам Революции — приговариваются к расстрелу!
Синхронно лязгнули затворы. Никто из десятерых не закричал, не грохнулся оземь, лишь у одного предательски дрогнули колени и стоящий рядом, будто почувствовав это, извернулся, подставил под падающего плечо, поддержал. Как, с мешком на голове и связанными за спиной руками, ему это удалось так и осталось для Ремарка загадкой. Он отвел глаза, снова сосредоточив взгляд на Своем.
Ремарк узнал человека, стоящего напротив. Мэрли Лотто, владелец аптеки на углу дома, где они жили до войны. Когда младшая сестра болела пневмонией, Лотто всегда отпускал лекарства в кредит и никогда не напоминал о долге. Ремарк помнил, как аптекарь улыбался в вислые усы, мечтательно и небрежно поглаживая полы твидового пиджака бледными тонкими пальцами. По пиджаку он его и узнал.
Готовсь! - гаркает полковник. Палец рефлекторно скользнул к спусковой скобе, замер, напрягся, словно бегун на низком старте.
А на пасху Лотто всегда устраивал Детский День: сладкая газировка и воздушная сахарная вата. Ремарк облизнул враз пересохшие губы. Ребятня со всей улицы сбегалась тогда к магазину Мэрли (да что там с улиц - чуть ли не со всего квартала!) и для того, чтобы купить горчичник или порошок от кашля приходилось проталкиваться сквозь бурлящий, смеющийся и весело галдящий поток, заполнявший аптеку... И что странно — никто и никогда не уходил обиженным или обделенным...
 Пли! - взмах руки, громовой шквал огня...
...Тщательно смазал затворную раму и отложил в сторону, к остальным деталям. Теперь протереть насухо и снова собрать.
Ремарк вытер грязные руки о гимнастерку и, приложившись к фляге, сделал глоток. Пересохшее горло просило еще, но он не знал сколько еще ему здесь сидеть. Не знал, что творится там, на улицах, пятьюдесятью метрами выше. Хорошо хоть успел вывести Ингу из этого ада. От мыслей о ней, сердце судорожно заныло: Ингушка, зайка моя, котенок родной! Главное, что с тобой все хорошо. После объявления тревоги, Ремарк посадил ее на грузовик, идущий в сторону сортировочного жэдэ узла, где устроили накопитель для эвакуируемых. «Как приедешь, найдешь там Петера Шмидта, доктора Петера Шмидта , скажешь что ты от Рема Лестрана, он поможет, он мне должен.»
… - Рем... - Она смотрит на него, на лице рябью сменяются страх и любовь. Любовь к нему и страх за него. А он не знает, что еще сказать, все слова исчезли, пропали без вести и из горла лезет только какое-то утробное: то ли всхлип, то ли вообще черт знает что...
«Собраться, тряпка, не раскисать!» - одергивает яростно себя и, вместо того чтобы что-то сказать, а еще больше для того чтобы не дать сказать что-либо ей ( Ведь если скажет, чтобы не уходил, ведь я же, сволочь, я же не смогу ей отказать, я плюну на все и поеду с ней, куда угодно, в горы, к морю, хоть к черту на кулички, лишь бы с нею!), запечатывает ее рот поцелуем. Она отвечает на поцелуй, но как-то скомкано, Ремарк чувствует, как дрожат ее губы. Он отстраняется, взглядом моля: не говори!, не надо!, не принуждай!
И она понимает. Слабо улыбается, в глазах стоят слезы.
- Хорошо, Рем, — шепчет Инга. - Я все сделаю, как ты сказал.
Он ободряюще сжимает ее ладошку, растягивая помертвелые губы, скалится, словно говоря, что все хорошо. Водитель нетерпеливо косится на них, но не мешает: в такое время будить зверя в рослом парне с сержантскими лычками, ему совершенно не хочется — пустит пулю в лоб и не поморщится. Наконец, Ремарк кивает и, захлопнув дверь кабины, отходит на тротуар. Грузовик, натужно изрыгнув смрадное облако дизельных паров, трогается с места, рывками набирая скорость, несется за поворот. Ремарк смотрит вслед, ловит взгляд Инги. Инга не смотрит...
… Ах, как же хорошо им было вместе, как легко и гулко просторно казалось вокруг. Сердце сладко техкало в груди, сжималось в пароксизмах счастья. Иногда, просыпаясь ночью, Ремарк смотрел на сжавшуюся в комочек Ингу: гладил выпирающие из под майки, такие беззащитные, лопатки; аккуратно, чтобы не разбудить, целовал золотистую ложбинку между шеей и затылком; дурея от аромата ее кожи, думал: Моя! Ни у кого, никогда - только у меня! Потому что такой больше нет на всем белом свете и вряд ли появится...
...Радио молчало с последнего обнуления циферблата. Ремарк крутил рукоятку и так и эдак, но безуспешно — динамик хрюкал статикой и только. Он подошел к циферблату: «48:09». Хотел нажать кнопку, но рука замерла, не дотянувшись до красного текстолита. Ремарк не знал, как поступить.
«Чуть позже.» - взял флягу, задумчиво взболтнул ее, сделал глоток. Вода была почти горячей: без принудительной вентиляции, бетонный мешок комнаты начинал напоминать душегубку. Ремарк против собственной воли взялся за крышку.
… - Урегулированием положения! - Фляжка выскользнула из пальцев, вода брызнула на бетон, тут же жадно ее впитавший. - Тоталитарный режим свергнут, воры и убийцы, стоящие у власти мертвы или арестованы и предстанут перед справедливым судом наций! Нильс Штерн, более известный, как Ведущий к Правде, стремясь избежать ареста, покончил жизнь самоубийством...
Ожившее радио рассказывало дальше, уверенным мужским баритоном вещало, что остатки армии разрозненны и дезорганизованы, что сдавшимся добровольно смягчат наказание, что через два дня в город подвезут продовольствие… Ремарк не слушал. Он плакал, потому что сейчас было можно, потому что все было кончено. Убили, гады, убили и оклеветали, оплевали с ног до головы лучшего человека на Земле – отца, брата, вождя! Изнасиловали Революцию, изнасиловали, а затем растоптали мерзкими сапожищами и теперь суют свои заокеанские подачки, свою «гуманитарную помощь»! Н-н-ненавижу!
- и все же этот день триумфа еще и день великого траура! – продолжал говорить неизвестный. – В лагере беженцев из Столицы, недобитые и озверевшие фанатики устроили кровавую бойню, подорвав состав с мазутом. Весь сортировочный узел объят пламенем . Спасательные работы ведутся полным ходом, но из-за пожара, очень сильно затруднены. Сложно сказать о точном количестве жертв, но их немало, по предварительным оценкам это тысячи невинных гражд…
С диким криком, Ремарк бьет ногой по радио, раскалывая корпус на две неравных половинки, с хрустом давя подошвами осколки транзисторов, жалея, что не может раздавить и обладателя уверенного мужского баритона. Воя от отчаянья, впивается пальцами в лицо. Теперь все, теперь точно все! Он чувствовал, как весь его мир осыпается в тартарары, в разверзшуюся бездну; чувствовал, как кто-то незнакомый хохочет, повторяя: «Не твоя! Не твоя и уже ничья!» Жить стало незачем и не для кого. Жизнь умерла, а он остался. Здесь, под землей. Нажимающий на кнопку.
Зазвенел звонок. «Полторы минуты,» - мелькнуло отрешенное. – «Как долго, господи, как долго!»
Звонок, надрываясь, ввинчивается шурупами в мозг. Ремарк стоял, чуть покачиваясь, не отнимая рук от лица. «Двадцать килотонн». – говорил Мартен. – «Волна сжатия, коллапс тектонических пластов и кратер, не хуже чем на Луне. Но это крайняя мера…»
- Крайняя мера… - прошептал Ремарк. – Не крайняя… последняя…
Звон не прекращался. Он не слышал. Перед глазами Ремарка море шуршало набряклой галькой, а Инга в любимом купальнике в горошек, смеясь, убегала в волну, призывно махая ему руками.
«И откуда такая духота?» - мимолетно удивился он, следуя за ней. – «Скорей бы она прошла. Скорей бы».

[MrSabot]

Вот начало моего рассказа.

Скрытый текст - <Текст>:

<Стук сердца мертвых

Холодно, как же холодно. Ничего не вижу, здесь слишком темно. Не могу пошевелиться. Где я?
Внутри возникло поначалу еле различимое, набирающее силу с каждой секундой, пропитывающее каждую клетку, затуманивающее рассудок чувство. Страх стал подниматься от живота, карабкаясь к горлу, давя на грудь, мешая дышать. Задыхаясь, я попытался закричать, но издал лишь еле слышное хрипение. Ужас сжал горло.
Бешеный стук сердца отдает в висках. Я так просто не сдамся!
Гнев затмил страх, загнав в глубины сознания. Яростно попытавшись пошевелиться, я почувствовал движение кончиков пальцев. Борясь за свою жизнь, я фанатично сгибал и разгибал пальцы, заставляя кровь течь по венам... Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем удалось сжать и разжать кулаки. Постепенно чувствительность возвращалась к ногам. Онемение сменялось болью, тысячами игл впиваясь в тело…
После того, как удалось кое-как пошевелить руками, я начал исследовать на ощупь окружающее холодное пространство. Моей тюрьмой была прямоугольная тесная емкость, сверху по периметру верхней стенки обнаружился зазор. Становилось тяжелей дышать, у меня было мало времени.
Похоже на крышку, но ни ручек, ни выемок с внутренней стороны нет. Единственный выход - это давить на крышку.
Упершись руками и ногами, вложив всю жажду к жизни в сильный рывок, удалось чуть-чуть сместить крышку. На пятом рывке в углу образовался небольшой просвет. Отдышавшись, я надавил изо всех сил, поддавшись давлению, крышка со скрежетом сместилась в сторону. Оглушенный светом и нахлынувшими звуками, прикрывая рукой глаза и вслушиваясь в окружающий шум, я пытался как можно быстрей прийти в себя. Через несколько секунд окружающий мир стал приобретать отчетливые черты. Я находился в глубине небольшого темного помещения, единственными источниками света были несколько небольших дыр в потолке. В полумраке становились видны очертания различных ящиков, содержимое некоторых вывалилось на пол. Снаружи долетали звуки, похожие на шум ветра.
Голое тело дрожало от холода и избытка адреналина. Приподнявшись, я сел, свесив ноги со своего саркофага. Замерев в ступоре, от нахлынувших вопросов, не понимая, что происходит. Ответов давать никто не спешил, и мне предстояло найти их самому. Встав и еле устояв на ногах, подкашиваясь от слабости, я начал неспешно продвигаться вдоль стены, натыкаясь на кучи хлама и свисающие провода. Комната оказалась наклонена в сторону, что затрудняло продвижение. Дойдя почти до конца, я обнаружил мощную трех метровую дверь. Рычаг разблокировки был деформирован, только после нескольких минут упорных стараний мне удалось справиться с ним. Со щелчком дверь немного отошла от стены внутрь помещения, и под своим весом стала со скрипом медленно открываться. Затрещав, сорвалась с искореженных петель и начала заваливаться прямо на меня. Несмотря на заторможенную реакцию, я рванул в бок, налетев прямо на острые углы ящиков. Через долю секунды стальная дверь грохнула об пол, подняв облако черной едкой пыли. Попав в глаза и нос, она сразу же вызвала слезы с тяжелым кашлем. Спасаясь бросился к образовавшемуся проходу, и выпрыгнул наружу. Держась за поцарапанный бок, и откашливаясь, сквозь слезы всматривался в окружающие меня лес. Массивные, тридцати метровые деревья вздымали свои кроны в высь, практически закрывая буро-серое небо. Их стволы оплетали лианы. На земле попадались не большие кусты папаритника, в основном не выше полу метра. Темно зеленый мох устилал все вокруг, даже стволы деревьев были покрыты им. В нос ударил сладковатый запах древесной гнили. Вдоволь “налюбовавшись” открывшейся панорамой, я обернулся. Моим убежищем оказался разбившийся, основательно обросший мхом атмосферный бот. Стоя в недоумении, я обдумывал сложившуюся ситуацию и не находил никаких логических ответов.
Воспользовавшись выступами на обшивке, со второй попытки мне удалось взобраться на крышу бота. Это был военный грузовой атмосферный бот весом в пятьдесят тонн, оснащенный неплохой броней и вооружением. Две мощные управляемые турбины по бокам повисли на коротких крыльях, бессильно упершись соплами в землю. Были видны следы давнего боя: вывороченные и расплавленные куски брони. Одна турбина полностью выгорела, когда-то подвижная, сейчас намертво сплавилась с крылом. За хвостом бота в зарослях тянулась прореха поваленных деревьев - уже основательно зарастающая, но заметная траектория крушения. Сидя на шести метровой высоте, я стал всматриваться в заросли. Тени совершенно мне не знакомых деревьев таили в себе опасности, о которых можно было только догадываться. Бот по всей вероятности потерпел крушения после полученных повреждений, вполне возможно пролетев еще немалое расстояние, уходя от опасности. Разбился он здесь уже очень давно, и его вряд ли еще ищут, если искали. Попытавшись вспомнить, кто я, и что я здесь делаю, я заработал лишь головокружение и тошноту. Пустота, и никаких эмоций по поводу прошлого, словно его и не было совсем. Лежа на крыше и наслаждаясь спокойствием, я обдумывал дальнейшие действия. Следует в первую очередь обыскать бот, и судя по краснеющему небу был закат. У меня не так уж много времени. Лезть в темное нутро бота очень не хотелось, но иного выхода не было. Перспектива остаться в сумраке на открытом пространстве в совершенно незнакомых джунглях совсем не радовала. Направившись вниз, я взялся за торчащий кусок раскрошившейся обшивки, оторвав руку от выступа сверху и потянулся к нижнему. Все произошло моментально, резкое движение назад с зажатым куском отломившейся обшивки в руке. Вспыхнувшее чувство страха…

>

[Медноглазая]

MrSabot, сначала подумала, что герой проснулся в гробу... по этому после слов

Сообщение от MrSabot

В полумраке становились видны очертания различных ящиков, содержимое некоторых вывалилось на пол.

подумалось о склепе из нескольких захоронений, которые...ээээ вывалились?? Потом поняла о чем речь, но вопрос, а что в ящиках-то? остался.

Сообщение от MrSabot

Замерев в ступоре, от нахлынувших вопросов, не понимая, что происходит. Ответов давать никто не спешил, и мне предстояло найти их самому.

резанул слух этот оборот. Выбивается из общего повествования. Это явно не ироническая фантастика с миллионом сомнительных комментариев по ходу.

Завязка, конечно, банальна по сценарию, но хорошо выверена и ещё может вылиться в интересный рассказ. На мой взгляд, лучше б у него какие-то воспоминания всё же сохранились, а то... не возникает вопроса "а что дальше?" Заинтригуй этими воспоминаниями))))
Описания мира пока нет, и изобретение матрицы маловероятно. Но... у тебя ещё все впереди. %)

[XoXoTyH]

Доброго времени суток. Вот скромнейше прошу оценить)

Скрытый текст - Одуванчик.:

Как сейчас помню всех своих братьев и сестер, как мы дружно жили, с улыбкой и радостью приветствуя каждый день, наполненный солнечным теплом. Семья у нас была огромная, на том поле, где мы жили, пожалуй, одна из самых больших семей, а семей там было предостаточно, будьте уверены.
Я помню, как мы, дружно ухватившись за руки, раскачивались на ветру из стороны в сторону. И каждая семечка, хватаясь за своего соседа тоненькими стебельками, была уверена, что никто и не подумает выпустить. И ведь так и было, но лишь до тех пор, пока тепло не стало холодом.
Вообще с самого моего рождения и понимания себя, как семечку нашей семьи, солнце светило с каждым днем все холоднее, словно уставая каждый день дарить тепло, когда как ветер становился яростнее, обижаясь на светило.
И вот однажды, несмело выглянув из-за горизонта, солнце принесло на наше поле только свет, а все его тепло закончилось, израсходовалось, и напрасно мы держались за руки, и, пускай, дрожа, улыбались все больше сереющему небу.
На следующий день солнце так и не выглянуло, спрятавшись за серые облака, на что ветер, видимо, очень обиделся и, рассердившись, стал дуть с неимоверной силой. Все семьи на поле безумно расшатывало из стороны в сторону, и через несколько минут в воздухе замелькали семечки первых распавшихся семей. Их матери, крича от отчаяния, путали своих детей среди множества таких же, но соседних, и с каждым выпущенным семечком, мать проливала белоснежные слезы горя. Наша семья была, самой крепкой, и каждый из нас, намертво ухватившись за своего соседа, продлил наше единство.
Но, не смотря на наши старания, наша семья распалась. Было ужасно видеть, как сперва один, а после и несколько моих братьев и сестер, вырываемые ветром, улетали вверх, смешиваясь с толпами таких же, как и они семечек. Так же оторвало и меня, и мир, под мои крики страха, закружился вокруг, выделывая стремительные пируэты. Я не помню, сколько меня несло вверх, помню, что несколько раз за меня цеплялись мимо пролетающие семечки, и удар после одной из таких попыток, потрясший мое сознание.
Очнувшись, я видела лишь серые тучи, плотным слоем закрывшие небо, которое никогда больше не будет столь мягким и добрым как в прошлом. Меня мучила жажда, ведь будучи в семье мы питались от нашей матери, она, заботясь, давала нам все самое нужное. Несколько моих стебельков висело над расщелиной, которая была в два-три раза шире меня, и я, надеясь найти там хоть немного влаги, попыталось заглянуть в нее.
За то время, пока я потягивалась к расщелине, тучи на небе приобрели более темный окрас, и в тот момент, когда я склонилась над пропастью, первые капли дождя ударились о землю. Я в панике попыталась спрятаться в любое укромное место, но огромная капля, зацепив три моих стебелька, потащила меня в расщелину, где меня встретила и охватила темнота.
Перестав дрожать от страха и ударов, я открыла глаза и оглянулась вокруг – расщелина заканчивалась небольшим узким пространством, чуть больше моих размеров. Капли дождя, проносясь мимо, а иногда и задевая меня, впитывались в землю вокруг. Через день повременных дождей некоторые мои стебельки заострились на концах и, вытянувшись, уперлись в землю, еще не высохшую от дождя, и я узнала интересную вещь – мои стебельки могут впитывать влагу из земли, а значит, я больше никогда не буду нуждаться в воде, ведь тут её огромное множество.
Постепенно я росла, становясь больше и крепчая, и вот уже над моей головой плотный слой снега, спрятавшего меня от одичавшего ветра, свистящего и гудящего на поверхности во время отсутствия солнца. На моей голове появляются маленькие листья, и я уже знаю, что когда-нибудь будут и семечки. За последние дни снег над головой несколько раз становился светлее обычного, видимо солнце уже отдохнуло достаточно, чтобы снова придти в наш мир и дарить тепло. И я верю, что у меня будет огромная семья маленьких семечек, которые будут дружно держаться стебельками и улыбаться теплу этого солнца.

[Flüggåәnkб€čhiœßølįên]

я попробую

Скрытый текст - <Текст>:

<Что дорого драконам?

В наполненной безобразно торчащими шпилями сталагмитов и сталактитов пещере стояла полумгла. Слышен был шум воды, каскадом стекающей из трещин в монолите камня – отрог подземной реки образовал небольшое озерцо, заполнив впадину в породе. На шершавых, изъеденных временем стенах тускло поблескивали соляные отложения.
– Ну и где он, – грязный, смердящий собственной мочой гном в обносках нервно дергал пристегнутый к ремню чекан.
– Спокойно Миз, – обратился к нему завернутый в плащ человек, командир их отряда, носящий кличку Черный. Темное сукно, прошитое серебряными нитями, которые создавали иллюзию ниспадающей капели дождя, выдавало в нем члена ордена ассасинов. – Не ерепенься. Сейчас появится. Маг указал его логово точно. Верно, Макрад?
– Да, хозяин, – прохрипел маг. – Ошибка исключена.
Разорванное в битве горло Макрада стягивал зачарованный друидами шарф. Обменяв свободу на жизнь, маг стал рабом Черного. Об этом просто кричало клеймо в форме стопы на его бледном челе.
– Тише, – шикнул на них Линесаль. Чуткий слух эльфа Вольных земель первым уловил драконью поступь. – Он идет.
Из неприметного отнорка изящно вытягивая шею, выбрался зрелый дракон. Расправив затекшие, сложенные в такой тесноте крылья, он пустил клуб дыма из раздутых ноздрей и побежал к воде. Прыгнув в молочную белизну озера, дракон припал ко дну, глотая животворную влагу. Маленький водопад мерно барабанил по бронированным чешуйкам цвета весенней травы, которая сейчас всюду произрастает в Вечнозеленой Низине.
Освежившись, дракон вышел на каменное плато, и довольно фыркнув, струсил с себя воду. На землю упали мелкие желтоватые диски, просочившиеся из щелей чешуи. Вся пещера была завалена горками этих поблескивающих дисков.
– Золото, – прогнусавил Грык. Кобольд оперся на жилистые руки, больше похожие на бревна, и подогнул под себя ноги. Шерсть на его теле стала дыбом от возбуждения. – Хочу, хочу.
– Погоди – Черный зажал ему рот кожаным наручем. – Не для того мы месяц блуждали по горам, чтобы из-за тебя сорвать все дело. Нет, сперва дождемся разрешения Макрада.
Дракон зычно чихнул. Из полного острейших зубьев рта вылетел сгусток пламени, обжегший покатую стену подземелья. На обугленной проплешине цветным калейдоскопом засверкали огоньки.
– Яхонты! Смарагды! – Миз закусил кулак, чтобы не вскрикнуть. – Я подозревал, что они образуются только от дыхания этих тварей.
– Терпение мой немытый побратим, – спокойно произнес эльф. – Самоцветы – не самое ценное, что нас здесь ожидает.
Линесаль указал концом одного из своих клинков саи в сторону груды поддавшихся тлению останков, бывших некогда таким же, как они искателем удачи.
– Мое чутье редко врет. Там покоится нечто весьма дороже чем камни и золото.
Миз выдохнул и стер с лица выступивший пот. Он понял, что вот-вот разбогатеет. Драконьи артефакты – наиболее ценные вещи в мире.
Неожиданно дракон замер, прижав листовидные уши к вытянутой морде и прислушиваясь. Затем ящер развернулся в их сторону и побежал, готовясь дать пламенный залп по непрошеным визитерам.
– Можно, – сказал Макрад.
Закончив плести чары, маг без сил опустился на камни. Лапы дракона прилипли к земле. Миг он не мог поверить в случившееся, пытаясь оторвать их от холодного камня. Осознав тщетность усилий, дракон обернулся назад и чуть склонил голову. Он смотрел туда неотрывно до тех пор, пока на него не напали.
***
Судороги почти лишили Блумендаль сознания. Она легла на бок, нежно поглаживая выпуклый живот. Схватки начались недавно. Сразу после ухода мужа. Гриндеваль пошел за водой для нее. В этих краях было не так уж много питья. Еды здесь водилось еще меньше. Покинув племя и уйдя к подножию Хребта Дракона, они совершили ошибку. Ее муж хотел создать прочную семью. Политика племени исключала брачные узы и отрицала родительское воспитание выкормышей. Детей обучало племя.
Теперь Блумендаль безвольно наблюдала, как на мужа готовятся напасть чудовища. Она слышала про них легенды. Жестокие и алчные, они вышли и что-то зловеще рыча, приближались к Гриндевилю.
Она не могла ему помочь. Крик обвалит пещеру, погубив всех. Блумендаль хотела предупредить мужа, послав телепатическое сообщение, но рождающееся дитя мешало это сделать.
Она могла лишь смотреть, как чудовища убивают ее мужа и тужиться, пытаясь подавить крик.
***
Гном с третьего раза пробил чешую. Вонзив чекан в плоть дракона, он ощутил, как рвутся сухожилия ящера. Теперь даже преодолев магию, дракон не будет таким резвым как прежде.
Черный на пару с кобольдом дробил кости у перепончатых крыльев. Ловко лавируя и уклоняясь от челюстей дракона Линесаль подобрался к морде и выколол ящеру глаза.
Вне себя от боли дракон нашел в себе силы освободиться от чар и сбросил с себя ассасина и Грыка. Ящер попятился к углу пещеры, закрывая грузным телом неприметную нишу.
– Бей-убивай, – заулюлюкал Миз и первым бросился в атаку. Ослепленный, но не жалующийся на потерю слуха дракон определил местоположение гнома и наступил на него, раздавив недомерка своим телом.
Эльф и Черный окружили ящера. Дракон попытался испепелить своим дыханием хоть одного их них. Когда струя жидкого пламени уже готова была вырваться из пасти, в бой вступил Грык. Мощные руки кобольда выбили ящеру зубы и прижали морду к земле. Линисаль хирургически точно всадил саи в яремную жилу ящера. Эльф провернул клинки, делая рану шире. Темная кровь брызнула из шеи, заливая пол. Извернувшись, дракон все же сумел выплюнуть пламя, испепелив не успевшего увернуться кобольда. Запах паленой шерсти вызывал рвотные позывы у всех, кто никогда не имел дела с Грыком. Живым он вонял еще хуже.
Черный оседлал дракона. Немыслимо изогнув пальцы в сложном жесте, он приложил пятерню ко лбу ящера. Магический знак вбил толстую кость в мозг твари. Рептилия забилась в судорогах, переживая последние минуты жизни.
***
Первых чудовищ она застала мертвыми. Муж убил их, когда она купалась в горной реке. Полгода назад к ним пробралось еще несколько тварей. Гриндеваль не пощадил никого, кроме одного. Муж долго разговаривал с ним, перед тем как уничтожить. Тогда она впервые увидела его слезы. Гриндеваль оплакивал гибель врага, оказавшегося добрым и заботливым семьянином, таким как и он сам.
Пришедшие сюда чудовища ни в коей мере не были таковыми.
Когда терпеть уже не было сил, она увидела, как падает любимый, до последнего защищавший ее и рождающегося ребенка. В это время муки Блумендаль закончились и на свет появилось прекраснейшее дитя из когда либо рождавшихся. Блумендаль инстинктивно прижала его к себе, видя конвульсии мужа.
С его смертью голубоватый покров тела Блумендаль обратился сапфирово-темным. Она стала вдовой.
***
– После того как его чары резко оборвали, Макдрад не смог справиться с обуреваемым им потоком энергии и умер, – сообщил эльфу Черный.
Линесаль сделал вид, что поверил ему. После выполнения поставленной задачи ассасины обычно убивают ненужных им больше сообщников. Хвала Тамари, богине благоразумия и милосердия, ему понадобится перворожденный для последующего сбыта сокровищ.
Линесаль выудил из горы чьих-то останков серебряный перстень, в оправе которого покоился гианцитовый самоцвет. Эльф протянул артефакт ассасину. Черный принял дар и отошел откалывать яхонты и смарагды со щербатой стены. На долю эльфа выпали так похожие на монеты золотые чешуйки.
Собрав и отсортировав добычу, они пошли к выходу.
– Можешь сказать что-нибудь о свойствах кольца, – спросил Линесаля Черный.
Артефакт уже покоился на его среднем пальце, одетый поверх кольчужной перчатки.
– Скорее всего, какие-то охранные чары, – неуверенно произнес эльф. – Точно не скажу.
– Забавные существа, эти драконы, – после минутного молчания хмыкнул ассасин. – Хранят у себя вещи, которыми не могут воспользоваться.
– Не думаю, что ящер копил здесь что-то, – сказал эльф. – Скорее всего, он просто жил в пещере и потихоньку обрастал сокровищами подобно тому, как у нас растут волосы или ногти. В то, что драконам приносят дань в виде гор золота и девственниц, чтобы они не нападали на людей, верят разве что деревенские дурачки.
– Значит это людской, а не драконий артефакт, – Черный разочарованно покосился на перстень.
– Нет, перстень обладает огромной мощью. В нем чувствуется драконья магия – в этом я не сомневаюсь. – Линесаль усмехнулся и добавил. – Говорят, только слеза ящера способна породить артефакты. Кто ж их знает, рептилий этих? Лично я никогда не видел плачущего дракона, как собственно и сотворенных им артефактов, до сегодняшнего дня конечно.
Погрузив поклажу на вьючных лошадей – смирных и покорных меринов, Черный в последний раз посмотрел в сторону малоприметной пещеры в скале и в задумчивости произнес:
– Я вот о чем подумал. Если этому ящеру плевать было на артефакты, золото или камни, то, что же находилось в той нише, которую он так усердно прикрывал от нас?
***
Спотыкаясь на каждом шагу, из отнорка выбрался малютка дракон. Не защищенное пока еще броней тельце было розовым и гладким. Вслед за ним из ниши в горной породе выбралась Блумендаль. Она подвела сына к погибшему отцу, чуть подталкивая его хвостом.
«Гриндеваль, – обратилась она к пустоте. – Ты не зря пожертвовал своей жизнью. Твое дитя последует идеалам отца. Горы и моря, ветер и пламя – преклонитесь перед вашим повелителем. Отныне и вовеки веков да будет дано ему имя – Рэделлер!»
Снежная лавина, сойдя с остроконечных каменных вершин, своим грохотом разнесла имя новорожденного по всему хребту Дракона. Так в племени появилась легенда о том, кому суждено было разрушить многовековые традиции народа ящеров.
>

[BloodRavenCaptain]

Наконец-то дописал (почти-почти) первую главу к "Охотнику". Прошу к столу, господа-с.

Скрытый текст - Охотник, глава первая:

Глава первая: Ослепленные.

Нам нечего бояться, кроме страха
Лайтус Перес, имперский философ конца М41

Дата: 134.М39.

***

Ей-богу, десять лет уже работаю барменом, а такое пугало вижу в первый раз!
Ну, представьте себе – высокий голубоглазый брюнет, судя по манерам, аристократ – но одет так, что смотреть противно. Бомжи и те уже начали прилично одеваться, а этот – на тебе! – приходит в приличное заведение в настолько грязных одеяниях, что ими теперь и помойку совестно украшать. Даже некогда красивые кружевные манжеты (кстати, а какого черта они пришиты к рукавам плаща?) свалялись и сейчас больше походили на тряпки.
Единственное за что можно парня похвалить, так это за аккуратно выглаженные серые брюки со стрелками и высокие армейские сапоги, подбитые металлическими пластинами. Да, сапоги у него просто монументальные! Всем сапогам сапоги! Эх, если бы этот гад не был настолько громадным (под два метра, черт возьми!), я бы ему так навалял, что родная мать потом не узнала бы. А сапоги с бездыханного тела себе бы и притырил – зачем добру пропадать?
В общем, заявляется этот чудик в мой бар и сразу же начинает присматриваться к Сабрине – смотреть, конечно, есть на что. Не перечесть, сколько мужских сердец разбила наша неудавшаяся Принцесса. Честно говоря, я и сам за ней таскался после ее неудачи на выборах, пока не осознал, что эту продажную девку больше интересует содержимое моего кошелька, а не я.
Сабрина, заметив что новенький положил на нее глаз, тут же начала ему подмигивать, посылать воздушные поцелуи и вообще, всячески привлекать к себе внимание. В это время парень сел за стойку, щелкнул пальцами и заказал себе виски. Голос у него был низкий и хриплый – создавалось впечатление, будто это чучелко с шести лет по десятке пачек сигарет в день выкуривал. Хотя, кто его знает – вполне возможно, что мой нынешний клиент является почетным членом клуба анонимных курильщиков.
Только пробило десять, как в заведение начала подваливать вся шваль Старого Города – чиновники, синдикатовские информаторы, воры, наемники, туристы и прочая шушера. Вот и Кривой Глазго сегодня решил заявиться – хотя, лучше бы он этого не делал. От одного его вида уже начинало сосать под ложечкой. Перебинтованная рука, разбитый в кровь нос, да синяки под обоими глазами размером что твоя слива. Говорят, это его сам Принц так отделал, будто бы за какой-то проступок. Но кто знает, Его Высочество вообще очень импульсивен и готов взорваться из-за любой мелочи. На прошлой неделе, вон, свою шестнадцатилетнюю горничную попытался изнасиловать, тоже по какому-то нелепому поводу. Благо, Дядя оказался рядом - отметелил нашего Принца за милую душу, да еще наказ дал: «Чтобы девчонку даже пальцем не смел трогать!» Молодец этот Дядя, держит сопляка в узде. Конечно, очень жаль, что Карл III ушел из жизни, так и не воплотив своей мечты об объединенном Городе - нынешний наследник синдикатовского трона не приемлет мирных договоров. Ему войну подавай. Ну а подбитые танки не хочешь, а? Горящие трупы на площадях? Намотанные на траки кишки женщин и детей – тоже не хочешь? Мальчонка еще в войнушку не успел наиграться, а тут ему уже бразды управления всей Организацией сунули, опекуна приставили и велели управлять этим балаганом. Я вот, знаете ли, надеюсь, что его прихлопнут, а на освободившийся Трон посадят кого-нибудь более мирно настроенного. Ту же Сабрину, например…
Отвлекся я от мрачных мыслей, глянул на свое чучелко - а он знай себе виски хлещет да дымит как паровоз. Первый стакан ухлопал, второй, - не успел я оглянуться, как дело уже и к десятому подходит. Крепкий парень. Тут я у него и заметил на шее… это.
Золотистый крест с распятым скелетом посередине, а над головой у этого скелета нимб. Тут-то на меня будто ушат холодной воды вылили – сектант! Как пить дать, сектант! Не знаю, правда, что этот крест означает, но то, что парень – еретик, сомнений нет.
Тут я в себя прихожу и понимаю, что чучелко на меня вроде как уже минут пять пристально так смотрит своими голубыми глазищами. Спрашиваю: «Что смотришь?» Он пару секунд молчит, достает из кармана что-то вроде бумажника и тихо спрашивает:
- Сколько с меня за выпивку?
- Десятка, - отвечаю. Он достает десять золотых монеток из бумажника и складывает их передо мной горкой. Я интересуюсь, не хочет ли дорогой гость отдохнуть в номерах. Чучелко бросает взгляд на Сабрину, ухмыляется и говорит, что отдыха никогда не бывает слишком много. Смотрю я на его улыбку, а самого аж в дрожь бросает.
Казалось бы, чего уж обыкновенной улыбки пугаться? Да нет, ребятишки, что-то не то в этом парне, поверьте моему чутью. Пусть даже он и смеется, но в его глазах все время пляшут весьма нехорошие огоньки. А зубы у него острые-острые…
Заплатил он за номер на третьем этаже, взял у меня ключ, подкатил к Сабрине и, судя по ее звонкому смеху, просто таки очаровал дурашку. Ну, думаю, недолго вы с ней побарахтаетесь. Как только парочка прошла наверх, я сразу же схватил телефонную трубку и позвонил прямиком в Отдел Расследований. Пусть они с этим пареньком разбираются…

***

Торопливо бросив в сумку мобильный и завернутый в бумагу бутерброд, Сабрина последний раз кинула взгляд на некогда любимого ею человека. Сержант Специального отряда быстрого реагирования Дэниел Фостер крепко спал, уткнувшись лицом в подушку, и, судя по всему, просыпаться не собирался вовсе. Тяжело вздохнув, девушка покинула дешевую съемную квартиру, в которой они с Дэниелом жили уже два месяца, предварительно оставив на столе записку: «Не ищи меня. Сабрина».
Утро выдалось свежим. Дул легкий ветерок, где-то громко лаяли собаки, сочно пахло жарящимся мясом. Даже фонари на потолке Сектора будто бы горели ярче (хотя, все двадцать четыре часа к ним подавался один и тот же заряд). Отчаянно борясь с желанием прикорнуть на остановке, Сабрина села на первый утренний автобус. Внутри, кроме водителя и громко храпящего парня, с надвинутой на глаза кепкой, никого не было. Девушка достала из сумочки телефон и, поискав контакт «Елизавета», набрала номер.
- Да? – вопросил утомленный женский голос из трубки.
- Привет, сестренка! – воскликнула Сабрина, постаравшись придать своему голосу как можно больше задора. Но тут же запнулась, неслышно всхлипнула, и продолжила уже обычным тоном. – Как дела?
- Сколько лет, сколько зим, – буркнула в ответ Елизавета. – Старшая сестра наконец-то вспомнила обо мне, да? Не прошло и века… Чем занималась все это время? Какие-нибудь мысли пришли в твою светлую головку? Может наконец изобрела план, как забраться на Трон, а?
- Давай не будем об этом сейчас… - уклончиво заметила Сабрина и тут же перешла в контратаку. – Послушай, а ты помнишь какой сегодня день?
- Да, - помолчав, устало ответила Елизавета. – День маминой смерти.
- Ну, может, отложим хотя бы ненадолго наши семейные разборки и помянем усопшую? – деловито осведомилась Сабрина.
- Очень мило, - пробормотала младшая сестра. – Прошло десять лет, как ее уже нет… а помянуть решили только сейчас…
Сабрина молчала. Говорить было не о чем. В конце концов, с чего бы сестра должна ей верить? После всего, что произошло?..
- Ладно, я согласна. Встречаемся в баре «Ночной сверчок», в девять вечера. Пока, - бросила Елизавета и повесила трубку.
- Пока, сестренка… - ласково сказала Сабрина, услышав гудки. Тут она вспомнила, что у Елизаветы сегодня день рождения. «Черт, опять забыла», - со злостью подумала Сабрина, но было уже поздно.
Девушка убрала телефон и посмотрела в окно. Мимо проплывали сине-зеленые жилые дома, обшарпанные магазинчики, автомастерские, покрытые листами из проржавевшего железа, и прочие достопримечательности бедных районов Старого Города. В одном из домов зияла огромная дыра, диаметром около двух с половиной метров. Сабрина фыркнула – за семнадцать лет никто так и не взялся ликвидировать последствия войны с Орками. Конечно, на восемьдесят каком-то ежегодном Совете Синдиката было выдвинуто предложение собрать команду профессиональных ремонтников и наконец привести в порядок разгромленные улицы, но… Но. Головы всех членов Совета были слишком заняты новым экономическим планом, основной целью которого значилось укрепление несущих колонн Сектора Восемь. Этих старперов вполне можно было понять – куда уж думать о красоте, когда буквально над тобой грозятся рухнуть семь жилых уровней, высотой по два километра каждый. Это уж не говоря о том, что под угрозой находятся жизни всех живущих в Старом Городе людей, так как каждый школьник знает – стоит провалиться одному уровню, как за ним последует другой, третий… и так до тех пор, пока на месте некогда самого большого населенного пункта не останется лишь огромная воронка. Больше всех, пожалуй, достанется Сектору Сто – самому суровому и темному месту на всей Кафиссии. Несчастных мутантов просто раздавит массой девяносто девяти жилых уровней и их обитателей.
Девушка постаралась отвлечься от мрачных мыслей, которые так и лезли ей в голову. Вечер был распланирован. Делать было ровным счетом нечего. Выйдя на остановке «Типография», Сабрина огляделась. Все было по-прежнему. Дети на улице играли в футбол, банды опять устроили разборки, а старина Хью все так же чинил часы в своей неприметной каморке. Пять лет прошло, но в этом месте время будто остановилось.
А вот и он. Дом 148/36А. Квартира 94.
Как ни странно, старый ключ подошел. Не без труда открыв дверь, девушка закрыла глаза и шагнула внутрь.
Обстановка так и не изменилась с тех пор, когда Елизавета отправилась учиться на медицинский факультет. Все вещи лежали на положенных им местах. Не было лишь старого кресла-качалки, в котором так любила сидеть Лени Лоренс. Сабрина подошла к зеркалу, причесала волосы, и ее взгляд упал на фотографию, висящую на стене. С нее на девушку глядела привлекательная женщина с двумя младенцами на коленях. Рядом с ней сидел и улыбался мужчина в зеленом мундире. Завидев его слащавую улыбку, Сабрина схватила ножницы и начала тыкать ими в глаза красавчика с фотографии. Когда чувство ненависти наконец утихло, девушка выпустила ножницы, обессилено упала на диван и тихонько заплакала.
- Мать… - прошептала она. – Почему?.. Почему Железный Закон был ему важнее, чем семья?..
… Сабрина пробыла в квартире почти весь день. За это время она успела заново изучить свою младшую сестру и ее повадки. Когда она последний раз видела ее, Елизавета была веселой семнадцатилетней девочкой, только готовившейся вступить в большую жизнь. Ее просто переполняли идеи, которыми она не преминула как-то раз поделиться с Сабриной. Девушка задумывала реформировать всю систему лечения, поставив ее на бесплатную основу, также повысив жалование врачам-хирургам. «Они, - говорила она, - наши самые главные бойцы в войне со Смертью. Как же можем так их недооценивать?..» Однако, судя по всему, учеба сломала ее внутренний стержень, в то время как практика в травмпункте окончательно перечеркнула все романтические устремления. Дневник, который она вела с пятнадцати лет, так и пестрел фразами в духе: «Сегодня была дюжина с огнестрелами, пара зарезанных и одна избитая проститутка. Прекрасный денек…» Сабрина вздохнула. Младшая сестренка, что же с тобою стало? Неужели это зверье тоже сожрало тебя, как это когда-то произошло и со мной? Где твоя былая жизнерадостность? В твои-то годы быть такой ледяной… Кроме фотографии на стене не было больше никаких следов их родителей. Все сгинуло. Теперь во всей вселенной остались только они двое. И Елизавета, судя по всему, уже успела отдалиться от нее на порядочное расстояние…
Аккуратно закрыв дверь, Сабрина покинула этот дом скорби. В нем не было радости – лишь мертвец, безуспешно прикидывающийся живым…
Она медленно шла по улице, громко шаркая сапогами и не обращая внимания на мужчин, которые жадно пожирали ее взглядом. Ей было уже на все наплевать. Странно, но впервые в жизни ее посетило ощущение, будто бы происходящее вокруг было лишь плохо поставленным спектаклем. И самым плохим исполнителем оказалась она, актриса, невовремя забывшая свой текст и роль в этом действе.
Бар нашелся сразу – на его неоновой вывеске двухметровыми буквами было выведено «Ночной сверчок». Заняв столик в самом углу, Сабрина начала присматриваться к людям. Не без удивления она узнала бармена, сорокалетнего козла, который полгода назад (как раз после неудачи на выборах) пытался ухаживать за ней. Конечно же, после пары свиданий она ему отказала. Сейчас этот бармен бросал на нее полные ненависти и злобы взгляды. Несомненно, он узнал ее. Девушка закрыла глаза и тяжело вздохнула. За что же все ее так ненавидят? В конце концов, она никому не желала зла. Что делать, если никто не может тебя понять и видит в тебе лишь вещь, пусть и фантастически красивую вещь?.. Елизаветы все не было. Сабрине даже пришла в голову мысль, что младшая сестренка намеренно решила задержаться, чтобы лишний раз позлить ее. Старый фокус, усмехнулась она, поглядывая на часы. Он проходил только в детстве, на пикниках, когда ты, маленькая Елизавета, постоянно отставала от нас с матерью, чтобы лишний раз лицезреть мою злость. Конечно, ты тогда многого не понимала и все вокруг тебе казалось забавным… Но, по всей видимости, произошедшие с тобой изменения не пошли на пользу твоему характеру. А вдруг я тебя уже не узнаю, с тревогой подумала Сабрина. Какая ты стала? Может быть, услышанная мною неприязнь в голосе только частичка того, что ты ко мне испытываешь? Да, я виновата! Я оставила тебя тогда на произвол судьбы, без каких-либо средств, и отправилась завоевывать Трон, ну что с того? Каждый совершает ошибки в жизни. В конце концов, если бы Грегори оказался слабее меня, я бы отменила этот чертов Железный Закон! Маму бы простили, а наше имя навсегда очистилось бы от позора…
Увлекшись размышлениями, Сабрина не сразу заметила нового посетителя. Это был высокий молодой человек лет тридцати или около того, с уродливым резаным шрамом на левой щеке и прикрытой спутавшимися смольными волосами правой половиной лица. Его голубые глаза горели огнем веселого безумия. Обведя всех присутствующих неприятным оценивающим взглядом, он пристально уставился на Сабрину, и ее вдруг посетила мысль, что этот человек пришел за ней.
«Вот как ты действуешь, Грегори, - горько подумала Сабрина. – Решил окончательно ликвидировать угрозу для Трона, да? Ну что же, посмотрим, кто кого…»
Она стала внимательно наблюдать за мужчиной, в это же время незаметно заряжая револьвер. С собой у нее было всего десять патронов, однако девушка понимала, что вполне хватило бы и трех. В конце концов, это всего лишь человек, пусть и киллер, нанятый Синдикатом.
Тут ее охватили сомнения. А вдруг она ошибается? Что если она пришьет невиновного? Сабрина задрожала при мысли, что не более чем через десять минут этот симпатичный в общем-то паренек будет лежать с простреленной головой под проливным дождем в луже собственной крови. Она извлечет у него из кармана водительские права и окажется, что он был обыкновенным бухгалтером, просто решившим немного отдохнуть после работы …
Нет, все нужно было обязательно проверить. Тем более, бухгалтера этот парень напоминал меньше всего. Его движения, его манеры и кинжал, заткнутый за пояс брюк, выдавали в нем бойца, и это уж не говоря о руках. Даже дураку было ясно, что этими руками чаще всего сжимали пистолет, а не перо или счетную машинку.
В этот момент у Сабрины уже созрел план. В ход пошли обыкновенные женские уловки, приправленные совсем небольшим количеством личной симпатии. Вскоре, парень их заметил и даже начал отвечать легкой улыбкой.
Расплатившись за выпивку, кинув на нее взгляд и усмехнувшись некоему вопросу, заданному барменом, он стал приближаться. Сабрина начинала понимать, что все ее подозрения оказались беспочвенными. Но если он не киллер, то кто же?..
- Я бухгалтер. Могу доказать, - ухмыляясь проговорил парень и сел напротив нее. На сердце у Сабрины заскребли кошки.
- Нет, спасибо, я вам верю! – затараторила она, судорожно пытаясь взять ситуацию под контроль. – А знаете, я сначала подумала, что вы работаете охранником или кем-то еще… последнее время появилось множество охранников и вообще… будто бы в Старом Городе есть, что охранять, - Сабрина звонко рассмеялась, но смех получился немного вымученным. Молодой человек благосклонно поглядывал на нее сверху вниз, и девушка начала постепенно успокаиваться. Что же это, в самом деле? Паранойя, дорогая моя, сказала она себе. Паранойя и переутомление, вот что это.
- Я вас сразу узнал, - сказал парень, вытащив из кармана смятую пачку сигарет. Посмотрев на Сабрину, он спросил: - Курите?
Девушка в ответ кивнула, взяла протянутую ей сигарету и закурила. Молодой человек продолжил:
- Вы – Принцесса Сабрина, так? Вторая наследница Трона Синдиката.
Сабрина поперхнулась дымом и нащупала в кармане револьвер. Как же это так, потрясенно подумала она. Кроме членов Синдиката об этом никто не знает, но…
- Не беспокойтесь, я вас не раскрою, - парень усмехнулся. – Полгода назад я был приглашен в королевский двор помочь со счетами. Мельком мне удалось взглянуть на ваши дебаты с Принцем Грегори. Правда, вскоре я был вынужден отлучиться из Города… Ваша политическая программа мне понравилась. Вы – необыкновенная девушка, Сабрина. Я искренне удивлен фактом нашей встречи. Неужели вы проиграли выборы? Извиняюсь, если влезаю не в свое дело, но я только вчера вернулся в Город и еще не успел во всем разобраться…
Сабрина расслабилась. Вот оно что… Обескураженный поклонник, всего раз видевший ее при дворе. Влюбился по уши, потерял голову?.. Ну что же, ей это только на руку…
- Да, - протянула она, поправив волосы. Парень смотрел на нее во все глаза. – Четыре с половиной года я потратила на то, чтобы стать своей в Синдикате, восстановить права на Трон, постараться хоть немного очистить имя своей несчастной матери и заставить людей поверить, что я желаю им только добра… Но я проиграла. И вот, вы видите меня здесь, забытую и никому не нужную…
- Почему же? – горячо возразил парень, не заметив фальши в ее голосе. – Вы нужны мне! Я имею множество связей при дворе. Хотите, мы заново организуем выборы? Я думаю…
- В этом нет необходимости, - холодно отрезала Сабрина, мысленно поблагодарив Императора за эту встречу. «Да этот парень влюблен в меня по уши, - подумала она. – Это просто грех не воспользоваться сложившейся ситуацией…» Тут она вспомнила, с какой целью пришла в бар.
- Знаете, - заговорила Сабрина, неловко хихикая, - а давайте-ка пройдем наверх, в номера. Здесь становится жарко…
Парень не возражал. В общем-то, он сам хотел это предложить. Кстати, меня зовут Джек. Джек Мэйсон. Приятно познакомится.
Перед тем как подняться, Сабрина кинула взгляд на дверь. Елизаветы все не было. Но бармен… этот сукин сын явно что-то замышлял. Плевать, с ним разберемся потом, подумала Сабрина и последовала за Джеком. В конце концов, терять ей было больше нечего…

***

Осторожно вырезав жертве глаза и с пренебрежением засунув их себе в карман, убийца сделал два маленьких надреза под каждым ухом и аккуратно очертил все лицо скальпелем. Закончив эту процедуру, он снял кожу лица девушки, обнажая мышечные связки. Из пустых глазниц на него смотрела непроглядная тьма.
Девушка не кричала - ее рот был плотно зашит металлическими нитями, но все же были слышны отголоски стонов…
После того, как горло было перерезано, отделить голову от туловища не составляло труда. Убийца ухмыльнулся и, аккуратно распоров брюхо жертвы, начал вытаскивать кишки. При этом он немного не рассчитал сил и дернул на себя, разом вываливая большую часть внутренностей наружу. На плащ брызнула кровь. Лицо убийцы скривилось в гримасе неудовольствия. Он убрал скальпель в карман и достал нож для свежевания.
Для того, чтобы полностью снять всю кожу с тела девушки, ему понадобилось всего пять минут. Убийца действовал профессионально и бесстрастно. Быстрыми и короткими взмахами кинжала он разрубил сочленения рук и ног жертвы. Не хватало всего пары штрихов…
На улице уже завывали сирены, и десяток подкованных сапог отстукивали на лестнице кульминацию мелодии «Поступь рока». Убийца ухмыльнулся, неторопливо забаррикадировал дверь шкафом и снова принялся за свой шедевр. Обезглавленное тело без рук и ног он обернул в простыню и посадил на стул в углу номера. Отрезанная голова уже покоилась на подоконнике в огромной луже крови, мерно капающей на пол. Убийца распорол кровать крест-накрест и невольно залюбовался. Картина была окончательно готова.
В этот момент оглушительный взрыв разнес дверь в щепки…

***

Капитан Карас раздраженно почесал нос и бросил нетерпеливый взгляд на Джорджа Кьюзака, главного криминалиста Седьмого Отдела. Тот умиротворенно покуривал сигару и вообще, просто наслаждался жизнью. В душе Карас завидовал этому сопливому пижону – в двадцать три года пробиться в Седьмой Отдел и занять место главного криминалиста… Такое многого стоит. Однако, судя по всему, работа не напрягала молодого и энергичного Кьюзака, скорее даже наоборот, он выполнял ее с легкостью и удовольствием. Отдав приказы своим подчиненным, мистер Большая Шишка просто стоял и отстраненно наблюдал за их мерной работой. Останки уже были вынесены с места преступления и разложены по черным мешкам. Кьюзак внимательно рассмотрел каждую деталь, бросил пару ничего не значащих фраз и велел увозить «эту раскромсанную дрянь». Караса передернуло. Как бы он ни относился к Сабрине Лоренс, Кьюзаку все же стоило проявить хоть чуточку уважения к мертвой. В конце концов, судя по предварительным оценкам ран, нанесенных жертве, она умирала долго и мучительно. Даже когда ей вырезали глаза и сдирали кожу с лица, девушка все еще была жива. Судя по всему, ее предварительно обездвижили. Скорее всего, это был некий наркотик, но результаты будут известны только после полного обследования останков. Карас попытался собраться с мыслями. Свидетели уже были опрошены. Их было всего двое – бармен и рядовой Колин Рендалл, боец СОБРа, которому посчастливилось первым ворваться в ту злосчастную комнатку. Судя по всему, спокойно спать он не будет еще года три.

Напоминаю, что глава еще не закончена, поэтому не сетуйте на то, что повествование так резко обрывается.

[Анандита]

Просто рассказ. Скорее альтернативная Земля, чем наша.

Скрытый текст - Путь Таунти.:

-Таунти!
Я кое-как выкарабкалась из-под туши тахури, потирая ноющие ребра. Рогатая голова зверя конвульсивно подергивалась и нож, засевший между его налитых кровью глазок, вздрагивал. От моей аху (набедренной повязки прим. автора)остались одни обрывки, едва прикрывающие причинное место. Не без труда вытащив нож, прочно засевший в черепе зверя, я обтерла его остатками аху и отбросила прочь измаранные обрывки.
-Развяжи меня!- прорычал пришелец, извиваясь на алтаре. Не обращая внимания на его корчи, я наклонилась над Нитой. С первого взгляда становилось ясно- он не жилец. Острый шипастый хвост тахури распорол ему живот, выпотрошив как рыбу.
-Таунти- шепнул он, через силу улыбаясь. Я осторожно положила его голову себе на колени. Его покрытое татуировками лицо казалось почти красивым сейчас. Мне вдруг стало так больно, так тоскливо и горько, что перехватило горло. Я застыла, ошеломленная силой этих эмоций.
-Таунти…-губы Ниты едва шевелились. -Прощай…
Прошло какое-то время прежде, чем я очнулась от оцепенения. Чужак на алтаре уже не взывал о помощи, но изо всех сил дергался и извивался, стараясь высвободить руки из веревок. У него были здорово ободраны запястья и щиколотки, но он продолжал извиваться. Я подошла и перерезала путы. Он тут же спрыгнул с алтаря и схватил меня за руки.
-Где мой друг?!- рявкнул он и так сжал мои запястья, что от боли перед глазами всё поплыло. Я попыталась оттолкнуть его, но это было всё равно, что долбить каменную стену. Он был огромный, словно скала, невероятно сильный. Я застыла, больше не пытаясь сопротивляться, лишь удивляясь той чудовищной, несвойственной теплокровным силе, с какой этот человек сжимал мои руки.
-Ради Бога, Эрик, что ты делаешь?!
-Бресс! Ты жив!
Наконец-то громила меня выпустил. Я отошла к алтарю и молча стояла в ожидании дальнейших действий теплокровных. Запястья ныли, но боль постепенно утихала. Бресс улыбнулся и протянул мне тонкую полотняную аху, которой я тут же замотала бедра.
-Таунти, благодарю вас- мягко произнёс он- и за себя, и за Эрика.
-Говори за себя- буркнул тот, кого звали Эрик.
Я сделала попытку улыбнуться, но губы плохо подчинялись. Потому решила оставить всё как есть.
-Простите его- тихо сказал Бресс- Эрик не любит острова и не очень расположен к местным обитателям. Одно из племен по ту сторону острова захватило в плен наших братьев.
Я кивнула. Меня предупреждали, что люди очень эмоциональны и часто готовы на всё, чтобы спасти своих сородичей. И кажется, их эмоциональность заразна…Я бросила короткий взгляд на простертое у трупа зверя тело воина. Бедный Нита! До конца преданный, до конца любящий…при мысли о том, что больше он не улыбнется и не коснется своей горячей, как нагретый солнцем песок, рукой моего тела, внутри у меня снова поднялась горечь.
-Идемте, Таунти- голос Бресса звучал очень тихо, странно отзываясь каплями покоя, падавшими на измученный эмоциями разум. –Корабль скоро прибудет…мы доставим вас куда пожелаете.

Ахассис, верховный жрец и мой учитель говорил, что наги- вымирающее племя. И что Нагадвипа уже не та, что во времена его юности.
-Что поделать, Таунти, нас губит то, что мы считали своим главным достоинством- сказал он, глядя на экраны, отражавшие события внешнего мира. –Мы, наги, всегда гордились отсутствием эмоций и здравым отношением к жизни и её сокровищам. Но теперь, наблюдая за теплокровными, я начинаю понимать, почему ушел к ним Шесс…
Опираясь на посох, он пристально смотрел на меня. Я отвела взгляд. Я знала ту историю. Историю чувства…Сын Ахассиса, Шесс ушел жить на поверхность, привязавшись к молодой теплокровной. У них появились дети, наследовавшие способности обоих родителей, Дар перевоплощения нагов и эмоциональность теплокровных. Долгое время Ахассис считал это своим личным позором и теперь, слыша от него признание правоты сына я не могла сдержать удивления.
-Я попросил бы тебя об одолжении, Таунти- сказал мой старый учитель, устало присев на подогретую скамью.
Я кивнула, опустившись у его ног и глядя в его желто-серые глаза.
-Я хотел бы увидеть своих внуков- голос Ахассиса звучал тихо, ровно, но в нём слышались нотки отчаяния. Я испытала первое в жизни потрясение. Мой сдержанный и всегда спокойный учитель проявлял эмоции!
-Прошу тебя, Таунти, поднимись на Поверхность и узнай всё, что сможешь о Шессе и его семье- учитель посмотрел на меня и по его тонкому лицу прошла судорога- я дам тебе Кольцо Индры, с его помощью ты сможешь связываться со мной. Оно заряжается от солнечной энергии, поэтому проблем не возникнет.
Поднявшись, он проковылял к шкафчику с письменными принадлежностями и, покопавшись, извлек из него кольцо из желтого металла. Оно пришлось мне впору на средний палец.
-Как только что-то узнаешь о Шессе или о ком-то из его потомства, сразу же выходи на связь- напутствовал меня учитель. –Или, если Шесс ещё жив, передай Кольцо ему.

Горячая рука на плече заставила меня очнуться от мыслей. Бресс указывал куда-то в небо. Я увидела сверкающую стрелу виманы, пронзившую густую синеву. С едва слышным свистом корабль опустился на песок в паре сотен шагов от нас. Эрик уже мчался вперед, что-то крича. Я бросила короткий взгляд на Бресса. Когда я заговорила, он вздрогнул.
-Как ссвали вашего отсса?- некоторые части слов теплокровных давались с трудом, но я старалась как могла.
-Простите?- он удивленно взглянул на меня.
-Когда мы всстретилиссь впервые…вы не думали, почему ссаинтерессовали меня?
Он улыбнулся какой-то беспомощной улыбкой. Он был высокий, стройный, с врожденной гибкостью и изяществом движений. Но главным было лицо…
-Всссгляните!- я дважды провела рукой по Кольцу Индры и в воздухе замерцал силуэт мужчины. Какое-то время Бресс стоял неподвижно, оцепенев перед изображением, которое до боли напоминало его самого.
-Это мой прадед Шесс- наконец произнёс он, словно не веря своим глазам- но откуда…во имя Вечности, откуда у вас…
-Его отесс прислал меня найти его или кого-нибудь исс его потомства…
А потом до меня дошло…
-Прадед?!
-Да- Бресс покачал головой- отец говорил, что из всех детей нашего рода я похож на него больше всех.
-Он шшифф?
-Да, жив…как и мой дед и отец. Да вон он, идет сюда!
Я повернулась в сторону виманы.
Бресс и правда был похож на своего прадеда. Только тот казался более тонким, изящным и…юным…во всяком случае, выглядел он намного моложе своего правнука. Высокий, с тонкими чертами лица и удлиненными голубыми глазами- истинный сын Нагадвипы. Я сделала шаг ему навстречу.
-Шшессс!
-Вижу свою соотечественницу- улыбнулся он, чуть наклонив голову и глядя на меня с любопытством и дружелюбием. –Как твоё имя, госпожа?
-Меня ссовут Таунти, я учениссса вашшшего отссса.
Он не вздрогнул, не перестал улыбаться. Просто подошел и обнял своего правнука за плечи.
-И чего хочет мой достопочтенный отец? Чтобы я вернулся?
-Нетссс- я ощутила глубокое волнение- вашш отессс шшшелал бы видеть ссвоих внуков. Он просссил меня отысскать васс.
-Думаю, мы можем поговорить внутри- сказал Шесс, кивая на виману.

Мы сидели в погруженной в сумрак каюте и Шесс разливал по бокалам золотистое вино. Его правнук вышел и вскоре вернулся, неся что-то вроде накидки из тончайшей ткани.
-Если станет прохладно,- Бресс робко улыбнулся, положив накидку рядом со мной- всё-таки, это каюта для теплокровных.
-Останься, малыш- Шесс протянул руку и погладил правнука по темным волосам. –Ты имеешь право знать, как и остальные мои дети. Ведь это за вами прислана Таунти.
Я отпила немного вина. Потом поставила бокал на столик и сняла с пальца Кольцо Индры, протянув Шессу.
-Это от вашего отца, проведите пару раз над ним рукой.
-Я знаю, как управляться с этой технологией- кивнул Шесс. –Наверное, проблема в том, что я слишком долго жил среди теплокровных…настолько долго, что стал одним из них. Простите, Таунти, меня душат эмоции, я должен подготовиться к встрече с отцом.
Какое-то время мы сидели молча. Я потихоньку любовалась прекрасным лицом Шесса, удивляясь его изяществу и благородству черт. Почему-то вдруг показалось, что его избранница, та, ради которой он оставил Нагадвипу, должна быть неописуемо прелестна.
-Вашша госсспожа- я говорила, сама поражаясь своему любопытству- ещё шшива?
-Нет…-Шесс поднял голову и я поразилась тому выражению нежности, какое появилось на нём- её больше нет. И такой как Тэферои не будет уже никогда.
-Она, долшшно быть, была красссива!
Вместо ответа Шесс провел рукой над тусклым ободком серебристого кольца, украшавшего его правый мизинец. В сиянии, изошедшем из кольца, возникло лицо и верхняя часть тела женщины. Она была молода, улыбка обнажала белоснежные зубки, темные глаза смотрели весело. В остальном женщина была конечно миловидна, но красавицей я бы её не назвала.
-Моя Тэферои- с нежностью произнёс Шесс. –На свете не было и не будет подобной ей.
-Вы никогда не шшалели, что ушшшли иссс Нагадвипы?
-Ни единого мгновения- улыбнулся он и чем-то его улыбка показалась мне похожей на улыбку девушки из записи.

Мы сменили курс к северо-востоку и скоро оказались над единственным выходом из подземелий. Там, внизу, под горой находилось царство нагов. И, прислушавшись к своим чувствам и эмоциям, я с удивлением поняла, что совершенно не хочу туда возвращаться.
Прислонившись к внешнему бортику виманы, я смотрела, как тонкая фигурка движется к входу. За ней следовала более кряжистая и сильная фигура. Шесс и его правнук шли к дверям своего дома, чтобы оказать почтение старику-праотцу. Я не сразу заметила, что рядом со мной стоит теплокровный. Это был Эрик. И я ощутила удивление, поскольку знала, что не нравлюсь ему.
-Мне показалосссь, что вам моё общщщессство неприятно- сказала я, чувствуя странное желание прикоснуться к нему, ощутить пылающий жар его кожи. Эрик пожал плечами.
-Бресс решает- просто сказал он- а вы, кажется, ему нравитесь. Я привык доверять его ощущениям. Он никогда не ошибается в людях.
-Он вашшш друг?
-Лучший друг- Эрик слабо улыбнулся и я вдруг почувствовала странное желание провести рукой по его лицу, что и сделала. Он выглядел несколько удивленным.
-Извините- наконец сказал он- если я сделал вам больно там, на берегу. Я думал, что с Брессом беда и считал вас виновной в этом.
-Сссмотрите!- я указала на три фигурки у подножья горы. –Кашшетссся они найдут общщщий ясссык.
-А вы…- вдруг сказал Эрик, глядя вдаль- вы не хотели бы остаться среди людей?