Я не помню

[Gasparo]

Вывешиваю гениальный рассказ, который случайно сейчас написал. Читать это совершенно невозможно из-за специфического стиля. И зверски скучно в связи с невероятной для такого короткого текста затянутостью. А также в связи с полным отсутствием экшена и юмора.

Стиль тут не может быть хорошим. Он обязательно должен быть страшно плохим, - такие дела. А чтобы он при этом был ещё и хорошим, тут действительно гением нужно быть, чтоб так изгильнуться. И ещё эта хрень обязательно должна быть затянутой и нудной как... Иначе теряется атмосфера, и нет смысла. Я это чувствую.

То есть, вроде интеллектуальной прозы - в заведомом расчёте на читателя-мазохиста, и пусть ему будет хуже. Но рассказ гениальный, потому что другой раздул бы материал на роман, если не на эпопею. Я же, таки, свёл страдания читателя к минимуму.

Скрытый текст - Я не помню:

Меня зовут… Неважно как. Имя, под которым я сейчас живу, – не настоящее. А как меня зовут на самом деле, в дневнике этого нет.
Мне семьдесят семь лет. Но это не точно, и, вообще не имеет теперь никакого значения, потому, что выгляжу я как все. Как самый обычный человек.
Это я погубил цивилизацию. Хотя, мне лично кажется, что всё в порядке. Но в дневнике я написал, что погубил. А себе я верю.
«Давно предполагалось, что прогресс, открыв очередной ящик Пандоры, однажды, погубит цивилизацию. Но способ, которым мне удалось это совершить, никто и представить себе не мог».
Это я написал. То есть, я думаю, что я. Дом, в котором я живу, - я всегда в нём жил, сколько помню. Там был один стол с запертыми ящиками без ключа. Недавно я зачем-то сломал его, чтобы посмотреть, что внутри, и нашёл старый дневник. Я думаю, это мой.
Не знаю теперь, кто такой Пандора. О человеке с таким именем в дневнике больше не говорится. Но я – лучший. Это ясно. Там так прямо и написано: «никто и представить себе не мог».
Не подумайте только, что я хвастаюсь. Я же всё равно ничего не помню. Но раньше, наверно, я был самым умным. Я придумывал лекарства. Люди тогда постоянно болели, и их нужно было лечить от болезней с длинными заковыристыми названиями, которые даже переписывать не хочется. Так что я их переписывать не буду, потому что не понимаю, что они значат, да и этих самых болезней теперь, наверное, уже не осталось.
Раньше много людей занималось лечением болезней. Некоторые болезни можно было лечить, а некоторые – нет. Я лечил те, которые вылечить нельзя. Потому что такие болезни от рождения сидят в каждой частице человеческого тела, и чтобы избавиться от них, всё тело пришлось бы менять целиком. Я не очень себе это сейчас представляю, и понятнее объяснить не могу, но тогда, конечно, представлял себе очень хорошо.
А ещё у меня была дочь Ирина с такой именно болезнью, от которой она могла скоро умереть. Первую половину дневника я пишу больше всего об Ирине и об этой болезни, но почти всё словами, которые сейчас не понимаю. Из того же, что понять можно, выходит, что Ирина старела, и не как все люди тогда, а очень быстро. Называется это - «прогерия», но какая разница, как это называется, если слово всё равно непонятно что значит. Почему-то Ирину лечил не я, а другие учёные, и у них, само собой, ничего не получалось.
Наверное, для меня было очень важно вылечить Ирину. Хотя в дневнике ровно ничего об этом нет. И, вообще, почти не говорится об Ирине, какая она была, а всё время только об её болезни. Так что, может быть, на Ирину мне было наплевать. Вот что я тогда написал:
«Поводом для опасливых шуток служит распространённое убеждение, будто учёные зачастую оказываются не в состоянии предвидеть даже самые очевидные последствия применения полученных ими знаний. Нельзя не признать, что отчасти такие опасения обоснованы, ибо научный интерес представляет именно средство, а не цель и, тем более, не результат её достижения».
Видимо, эти слова означают, что интересовало меня только средство. То есть, лекарство. Но, может быть, я неправильно понимаю, то, что писал тогда. На самом деле, я там многого не понимаю. Хотя главное разобрать почти всегда можно.
«Проблема старения может быть решена за счёт постоянной регенерации тканей. Высокая способность к регенерации повреждений, вплоть до восстановления утраченных конечностей, обычная ещё у земноводных, обходящихся без пищи месяцами, у теплокровных животных уже отсутствует. Высокоорганизованное животное, получившее тяжёлую рану, не сможет добывать себе пищу и всё равно погибнет прежде, чем исцелится. Но общество, обеспечивая больным уход, снимает это возражение.
Конечно, и в случае земноводных, регенерация не исключает старения, но такую картину мы наблюдаем лишь потому, что эволюция не поощряет долгожительство. Приспособление к меняющимся условиям путём отбора мутаций требует максимально быстрой смены поколений. А ограниченность пищевых ресурсов предполагает, что к моменту достижения молодым поколением зрелости прежнее уже не будет конкурировать с ним, освободив жизненное пространство.
Практическое бессмертие не было дано человеку не ввиду отсутствия такой возможности, а всего лишь за ненадобностью».
Это можно понять. В доме полно книг. Многие я прочитал. Мне кажется, некоторые из них и написал тоже я. В таком случае, имя автора на обложке, - это моё настоящее имя. Но если я ошибаюсь, то оно не моё, а чьё-то ещё.
На самом деле, как лечить болезнь в каждой частичке тела, придумал не я. Учёные уже знали, что примерно нужно для этого сделать, но никто до меня не пробовал. Почему-то, это было запрещено. Я же придумал, как вылечить тем лекарством именно ту болезнь, которая была у Ирины. И на запреты мне было наплевать. Я там много пишу, что мне наплевать на эти запреты.
«Знание всегда можно употребить во зло, но незнание есть зло само по себе».
Ещё я пишу, что «их трусость можно было бы простить, если бы их страшила неудача, а не успех». Это, действительно, понять очень трудно.
А понять, что и как я сделал, нельзя вообще. Например, о лекарстве – «вирусе» - я пишу так, словно это живое существо. Оно съедает некоторые частички человеческого тела – «клетки», - те, без которых можно обойтись, - размножается, и влезает во все остальные частички, поправляя там какую-то важную спираль. Я пишу, что болезни от этой спирали, и старость тоже. Это не очень похоже на правду, но, наверное, правда. Мне виднее.
Сначала я попробовал лекарство на себе, и ничего особенного не почувствовал. Во всяком случае, худо мне не стало. А когда прошло несколько месяцев, я дал лекарство Ирине. Потому что ждать было уже нельзя. Она могла умереть. Но с Ириной тоже долго ничего не было, пока лекарство не съело клетки и не размножилось, а потом она стала выздоравливать. То есть, молодеть. Я ещё написал тогда, что «эффект лечения превзошёл самые смелые ожидания».
Другие учёные, которые Ирину лечили, сначала не могли понять, в чём дело, а когда догадались, то захотели посадить меня в тюрьму и дать какую-то премию. Сейчас мне это кажется очень глупым: тут или одно, или другое. И тогда я, видимо, тоже так думал. По этому, я сменил имя, уехал в другой город и поселился в этом самом доме. То есть, я сейчас думаю, что в этом. Иначе, откуда здесь дневник?
«Процесс старения начинается ещё до рождения человека, так как и за время эмбрионального развития успевает смениться несколько поколений наиболее короткоживущих клеток. И, благодаря накоплению ошибок, каждое следующее поколение оказывается хуже предыдущего. Обеспечивая сохранность репродуктивных клеток, природа могла бы предотвратить и порчу клеток соматических, но по указанным выше причинам организм не считает целесообразными затраты на это. Устранение же «плохой информации» означает омоложение тканей, а значит и всего организма, его постепенное возвращение к состоянию на момент завершения роста и развития, соответствующий биологическому возрасту 16-18 лет. Сейчас этот период представляется подростковым, но на протяжении истории человечества за вычетом нескольких последних столетий, это бы средний возраст».
Меня не смогли найти, потому что я тоже стал моложе. И я тогда уже всё знал. «Провалы в памяти не являются следствием переутомления. Нужно быть идиотом, чтобы не понимать, следствием чего они являются. Что же? Я это предвидел, не так ли?» То есть, я всё предвидел, но на себя мне было плевать, Ирина и так умирала, а других я лечить не собирался.
«Разумеется, с самого начала было очевидно, что постоянное обновление тела подразумевает и обновление тканей головного мозга. Рассуждая о вечной молодости, люди, обычно, упускают из виду, что мозг не вечен. Омоложение же мозга путём смены клеток приводит к необратимой потере информации».
Мне, наверно, было жаль информации, поэтому, я уничтожил и вирус, и все записи, как его приготовить. Но оказалось, что я зря старался. Ведь, мои помощники тоже всё знали про вирус. Они принялись делать лекарство без меня и тайком его продавать старикам, калекам, и тем, кто болел, неважно чем. Оно всем помогало. Кроме, думаю, тех, кого задавили в очереди. Если человек умер, его уже нельзя вылечить. Это и сейчас так.
Моих помощников искали, но почему-то тоже не могли найти. Это странно. Обычно, если человек чем-то торгует, его найти просто. Но раньше многое было по-другому. А они делали вирус всё больше и больше, спешили, и, в конце концов, где-то напортачили, и лекарство начало переходить от человека к человеку само собой. Так, как распространяются болезни.
Я страшно этому удивился, потому что всё предусмотрел и специально придумал такой вирус, сделать который заразным было бы никак нельзя. Но другие учёные тоже раньше думали, будто нельзя сделать то, что сделал я. А я это взял и сделал. Наверно, мои помощники меня стоили.
Так всё и получилось. Я ещё написал по этому поводу: «Кто-то должен был попробовать». Я и теперь так думаю. Я вовсе не оправдываю себя, просто объясняю, что и раньше не являлся кем-то совсем уж особенным. Если что-нибудь сделать можно, а тем более, если что-нибудь сделать нельзя, да ещё и запрещено, кто-нибудь обязательно попробует.
Значит, так было нужно.
«Если бы сверхцивилизации существовали, мы бы обязательно наблюдали их». Не знаю, какое это имеет отношение к делу, но тогда я написал ещё и про сверхцивилизации.
А с вирусом уже никто и ничего не смог поделать. Другие учёные тоже были умными, и было их много. В задней комнате лежат толстые журналы, - сотни или даже тысячи. Я посмотрел некоторые, ничего не понял конечно, но там всё о том, как остановить вирус. В остальных, наверное, то же самое. Иначе, зачем бы я их тогда собирал?
Вот, что я пишу про тех учёных: «Они не хотят отказываться от товара. Они, просто, не хотят за него платить. Надеются получить вечную юность даром. Сontradictio in adjecto».
Я, вообще, часто ругался тогда всякими заковыристыми словами. Наверно, иначе было нельзя. Ведь, действительно: ничего никому не будет бесплатно. Даже Эрик со своими быками бесплатно никого не побьют, - обязательно возьмут деньги.
Но потом я почему-то перестал собирать эти журналы. Наверно, некому стало писать в них, и они закрылись.
И теперь уже ничего нельзя исправить. Да это никому и не нужно. Даже мне. Хотя я и пишу тогда, что цивилизации пришёл конец. Может быть, мир стал хуже, - но я же не помню сейчас, каким он был. Честно сказать, я совсем не переживаю по этому поводу.
Если по книгам и фильмам, то теперь всё почти такое же, как тогда. Нет только стариков. Хотя и говорят, что они ещё где-то есть и всем управляют, я не видел ни одного. Ещё теперь нет кораблей, чтоб летать на другие планеты. Но про полёты больше похоже на выдумку. Ведь, по одним фильмам выходит, что на Марсе и воздуха нет, а по другим, что там марсиане с мечами. А если б такие корабли были, люди точно бы знали, как там дела.
Многие, вообще, не верят, что раньше были другими. Совсем не думают о «раньше» и «потом». Просто, живут. Почему же я никак не могу забыть, что ничего не помню? Может быть, я должен вспомнить что-то очень важное? Важное для всех? Для всего мира? Я ведь запросто мог знать что-то важное. Даже очень много чего.
Только я этого никогда не вспомню. Знаете почему?
Человек думает и помнит мозгами! Только Эрик задницей, так что мысль, топая из одной половины в другую, выдувается ветром посередине. А частички мозга – «нейроны» - у меня теперь другие, чем были тогда.
«Нейроны живут несколько десятилетий, и у меня не было оснований полагать, что обновление клеток коры головного мозга пойдёт более быстрыми темпами. Походит на то, что организм заменяет их лишь потому, что у него теперь появилась возможность постоянно поддерживать органы в идеальной форме, и для мозга он, просто, не делает исключение. Ведь, уже возникшие синапсы затрудняют образование новых и препятствуют работе самих нейронов. Вполне естественно рассматривать старые, разветвленные нейроны, как помеху».
Похоже, и тогда я не очень-то понимал в чём там дело. Но то, что я ничего не вспомню, – факт. Некоторые говорят, что помнят прежние времена и всю свою прошлую жизнь. Но они врут, - это всегда видно. Хотя бы потому, что если спросить их другой раз, они никогда не вспомнят даже того, что врали в прошлый.
Семь лет – и всё.
Почему семь? Не знаю. Я забыл. Но раньше знал. Так и написано: «От пяти до десяти лет в редких случаях». Я думаю, что у меня семь, потому что мой случай не редкий. Я самый обычный человек. Хотя, когда-то и погубил цивилизацию очень необычным способом.
«Семь лет…» - Это я пишу! – «Семь прожитых лет – достаточный срок, для того, чтобы овладеть даже сложной специальностью. Но опыт, накопленный за такое время, слишком мал для создания чего-либо нового».
Наверное, всё так и есть. Мне кажется, что я постоянно узнаю и открываю что-то новое, но, может быть, я уже делал это раньше? Я же не помню.
«В интеллектуальном отношении homo perpetua не будет адекватен семилетнему ребёнку. Ведь, мозг его уже полностью развит и находится на пике возможностей».
Читать я, и правда, выучился за две недели, когда захотел. Можно выучиться управлять самолётом. Только лётчиков и без меня слишком много. А, вот, стать музыкантом или певцом, нужен талант. Это и раньше было так.
Но я не люблю учиться. Зачем запоминать то, что всё равно забудешь потом? И вирус больше никто не сделает. Наверное, я это имею в виду, когда пишу о конце нашей цивилизации.
Не знаю.
Не помню!
Не знаю, что стало с Ириной. В первой половине дневника я всё время пишу о ней, - как болела, как выздоравливала. Потом, больше не пишу. Вообще. Наверно, она поправилась. Если бы умерла, я б уж обязательно написал бы об этом. Правда?
Так что, Ирина, скорее всего, жива. У меня есть дочь. И можно бы попытаться найти её. У меня есть одна фотография, хотя едва ли Ирина сейчас выглядит так плохо, как там. Но где она? В каком городе? В дневнике нет ничего, кроме имени.
И зачем искать? Я не помню её. Она не вспомнит меня.

***

А может быть, я даже совсем и не он. Может быть, я просто нашёл дневник и почему-то решил, что когда-то сам его написал. Я же не помню. Почерк, на самом деле, совсем не похож на мой. Но откуда мне знать, вдруг мой почерк изменился, когда я снова выучился писать?
Почерк же при этом меняется?
Я не знаю.
Иногда я думаю, что он умер.
Но это совсем не страшно.
«Сознание не способно отразить собственный распад. Страх смерти иррационален. Это необходимый для выживания инстинкт, цель которого обеспечить сохранность тела, как носителя генетического материала. Судьба личности ему полностью безразлична».
С телом у меня всё в порядке.
Но даже если он – это я, то я-то всё равно не он. Я его совсем не помню, и никак себе не представляю, - у меня даже нет фотографии. Я не разбираюсь в вирусах, клетках и нейронах. Половина того, что он пишет, мне непонятно. И ещё я не знаю никакой Ирины. Вещи в доме, - его вещи, - у меня никогда не было столько денег, чтобы купить такие. А если бы и были, то я бы потратил их на другое.
Это – чужие вещи.
А раз я – это не он, то где же он? Вот, и выходит, что его уже нет.
В любом случае.
Это вот что я хотел написать. Понимаете?
Мне плевать на цивилизацию, и что я там когда-то погубил. Или не я.
Стирание - перезапись. Раз за разом.
Я уйду из этого дома. Здесь призраки. Не думайте, что я верю в такие глупости. Я в них не верю, но привидениям это всё равно.
Одно тут есть совершено точно.
Попробую стать моряком. А если не выйдет, придумаю ещё что-нибудь. Буду бродить по свету, пока…
Я понимаю теперь!
Через семь лет от меня теперешнего не останется ни капли, я не буду помнить, как, что и зачем сегодня писал. И если я когда-нибудь вернусь в этот дом, я, конечно же, его не узнаю.
И про семь лет я тоже тогда забуду.
То есть, не будет уже меня. А вернётся кто-то совсем другой.
И вот выйдет забавно, если он найдёт эту самую тетрадь, прочтёт и примет за свой собственный старый дневник.
Можно просто умереть со смеху.

[Элвенлорд Гримуар]

Это замечательно! Рассказ насыщенный, и главное, поднимает такие проблемы, над которыми следывает задуматься. Мне кое-чем напомнил "Цветы для Элджернона". Но в предупреждении автор только раззадоривает, прямо0таки вынуждая прочитать до конца. ))))))))

Умный и серьёзный рассказ. Вот.

[Линолеум]

Настолько умный и серьезный что ради него одного пришлось создать отдельный топ?

[Элвенлорд Гримуар]

Сообщение от Линолеум

Настолько умный и серьезный что ради него одного пришлось создать отдельный топ?

Да для него и раздела не жалко! :D

[Wizard]

Необычный взгляд, Гаспаро, ты не престаешь меня удивлять. Определенно выдержанный стиль и подача информации. Плюсую, однозначно. Рассказ глубок, единственного штриха недостает - картины цивилизации бессмертных людей-однодневок.

[Леди N.]

Стало интересно из-за чего сыр-бор.
Всё разбирать не буду, пройдусь кадрами.
Да, рассказчик безумно тормозит, жует свои мысли, ходит по кругу. Струльбруг г-на Свифта наоборот. Впечатление, что действие ведется от лица старого маразматика, присутствует. Только надуманное. Всё время ощущается присутствие писателя, который вживается в образ этого самого псевдострульбруга. Стилизация не доработана. У героя нет длинной памяти, но никак не слабоумие. Отчего тогда многочисленные повторения собственных мыслей. Успел забыть что было день назад? По тексту получается, что этого быть не может.
На стилизацию можно списать обилие местоимений, но не знаки препинания. С ними беда. Надо бы исправить, я думаю.
И никак не повторюшки вроде:

Так что я их переписывать не буду, потому что не понимаю, что они значат, да и этих самых болезней теперь, наверное, уже не осталось.
Раньше много людей занималось лечением болезней. Некоторые болезни можно было лечить, а некоторые – нет.

Почему у него такой скудный словарный запас?
И ляпы-несостыковки, например:

Высокоорганизованное животное, получившее тяжёлую рану, не сможет добывать себе пищу и всё равно погибнет прежде, чем исцелится.

Не сможет добывать пищу и погибнет. При чем здесь "всё равно"?

а потом она стала выздоравливать. То есть, молодеть.

Выздоравливать - не синоним молодеть. Из текста непонятно, почему омоложение привело к выздоровлению.

Они принялись делать лекарство без меня и тайком его продавать старикам, калекам, и тем, кто болел, неважно чем. Оно всем помогало. Кроме, думаю, тех, кого задавили в очереди.

Так всё-таки тайно или страждущие толпами осаждали продавцов?

Сообщение от Gasparo

Стиль тут не может быть хорошим.

Стилизация должна быть хорошей. Даже если она трудночитаема. Я читатель-мазохист. Я согласна продираться через дебри, если в результате увижу золотой город.

Идея интересная, да. Но дорабатывать еще много. Потому что такие предложения как

Человек думает и помнит мозгами!

изрядно портят впечатление от прочитанного.

ЗЫ. Мнение автора может не совпадать с моим.

[Gasparo]

Сообщение от Леди N.

ЗЫ. Мнение автора может не совпадать с моим.

Мнение автора, в целом, совпадает. Что он, собственно, счёл необходимым специально отметить в предисловии. :) Без ложной, прямо скажем, скромности.

И автор, кстати, в свою очередь, вынужден указать критику на явное упущение. Абсолютно неубедительно, например, выглядит в рассказе цитируемый «старый» дневник учёного. Непонятно когда, для кого и с какой целью это писано. Концентрация же наукообразного пафоса в цитатах характерна, скорее, для учебника :)

А стилизация, как и сам стиль, действительно, никуда не годятся. Это бесспорно. Марк Твен может километрами излагать от лица и имени малолетнего дятла Геклберри Финна. Причём, стиль, как и стилизация, оказываются выше всяких похвал. Но у автора ничего хорошего из такой попытки не получилось. Поробовав выкинуть такой трюк, автор, к подобным усилиям непривычный, с треском обломался. Каковой факт от его внимания отнюдь не ускользнул. :)

Тем не менее, - и даже, вернее, как следствие, - автор не намеревается что-либо исправлять или дорабатывать в тексте. Если уж рассказ неприятно и трудно даже читать, то представьте, каково писать такое. Помучился вечер и бросил.

ЗЫ: Запятые являются авторскими. Все.

[Flüggåәnkб€čhiœßølįên]

Можно сказать еще круче - запятые на совести главного героя, а автор просто "стилизовал" его неграмотность.
З.Ы. Не читал.

[Нигвен]

А почему под эту хрень выделена тема? Ей место в общем котле.

[Линолеум]

Не-не-не, ты не пойняу. А он не помнит. К тому же под нее

Сообщение от Элвенлорд Гримуар

и раздела не жалко!

Сообщение от Gasparo

Если уж рассказ неприятно и трудно даже читать

Пипец, фраза вынос мозга: "если хлеб неприятно и трудно даже есть, представьте каково его печь". "Если трусы неприятно и трудно даже носить, представьте каково их шить". Или не:"если хлеб неприятно и трудно даже есть, представьте каково им играть в бадминтон". "Если трусы неприятно и трудно даже носить, представьте каково ими есть плов".

[Леди N.]

Сообщение от Нигвен

А почему под эту хрень выделена тема? Ей место в общем котле.

Автор решил сделать отдельную тему. Если рассказ не выльется цикл, он плавно перекочует в общую тему в соответствии с правилами раздела. И кстати о правилах - не стоит обзывать автора. Я читала рассказы и похуже и многие из них были изданы...

Сообщение от Gasparo

Если уж рассказ неприятно и трудно даже читать, то представьте, каково писать такое.

Возможно, легко. Впрочем, это не важно. Возможно это и интересно теоретически оценивать книги по усилиям автора, но очень уж безнадежно для читателей.

[Линолеум]

Леди N., кто кого обзывает??? Все мы лгуны)))

Сообщение от Gasparo

Вывешиваю гениальный рассказ, который случайно сейчас написал. Читать это совершенно невозможно из-за специфического стиля. И зверски скучно в связи с невероятной для такого короткого текста затянутостью. А также в связи с полным отсутствием экшена и юмора.

Стиль тут не может быть хорошим. Он обязательно должен быть страшно плохим, - такие дела. А чтобы он при этом был ещё и хорошим, тут действительно гением нужно быть, чтоб так изгильнуться. И ещё эта хрень обязательно должна быть затянутой и нудной как... Иначе теряется атмосфера, и нет смысла. Я это чувствую.

Вот это тоже понравилось

[Gasparo]

Злые вы.

Ладно, убедили. Устранил стилистические недоработки, украсив произведение ассоциациями, нахлынувшими прямо из топика. Теперь читается, как рюмка водки.

Хотя, смысл немного изменился.

Скрытый текст - Искушение:

«Я почитал ваше произведение, и, честно говоря, не впечатлился. Сюжет вялый, мало динамики. Нам же нужны остросюжетные фантастические и приключенческие романы с захватывающим, динамичным сюжетом.
Что вы скажете на предложение написать такой роман.
Двое авантюристов с подругами отправляются искать сокровища исчезнувшей инопланетной цивилизации, попадают на какую-то планету, после различных приключений находят разрушенный дворец, где должен находится клад давно угасшей могучей цивилизации, начинают блуждать по подземельям, вступают в схватки с роботами, оставленными для охраны, встречают обитателей этих подземелий, вступают с ними в схватки, и т.д.
Главное - чтобы книга захватила читателя настолько, чтобы он забыл, где находится, и мог читать книгу даже утром в вагоне метро.
Как вам это предложение?
Если согласны, пришлите план книги (подробный)»

Монахов удивился.
Ничего подобного в своём почтовом ящике он обнаружить не ожидал. Письма от издателей приходили чрезвычайно редко. Как правило, молчание означало отказ. Послания же его содержали.
Первым и вполне естественным побуждением было немедленно набрать и оправить ответ, исполненный открытого ехидства и тайной горечи. Предложение представлялось Монахову отвратительным. Недостойным его пера. Пера пусть и малоизвестного… в узком кругу… но всё-таки, автора интеллектуальной прозы.
Да и бог с ним со мной! Монахова передёрнуло. Объективно, - и этого уж нельзя отрицать, - предложение являлось недостойным любого пера вообще.
Пальцы хищно метнулись к клавиатуре, яд, которому предстояло вылиться в печатные строки, уже закипал на языке, вставшая за плечом Монахова муза приготовилась подавать разящие стрелы. Но…
Ответ в таком духе, конечно же, не стоил ни труда, ни даже потраченного на доставку трафика. Монахов получил предложение, которое мог либо с благодарностью принять, либо отвергнуть также молчаливо, как издательства отвергали его рукописи. Tertium non datur.
Письмо следовало отправить в корзину. Вот, и всё.
Тем не менее, странный, неугомонный бес, которого Монахову зачем-то выдали в комплекте с музой, - якобы всем писателям положен такой бес, - настойчиво умолял подумать. Подумать лишний раз никогда, никогда не вредно, напоминал чертёнок.
А ведь он не умён, совсем некстати отметил Монахов. Этот редактор. Нелогично предлагать сотрудничество автору, чьим произведением ты «не впечатлился». Стоило бы начать с лести, продолжить сетованиями на конъюнктуру рынка, а уж потом… И скверно пишет. В одном коротком абзаце слова «цивилизация» и «схватка» без нужды использованы по два раза. «Угасшей», «оставленными для охраны», «этих подземелий»! Ужасный, уродливый язык.
- А какое тебе дело до его ума? – шепнул бес. – Это – работа.
- Нет.
- Известность…
- Изыди!
Слава автора такого романа Монахова определённо не прельщала. Да и о какой славе можно было бы говорить после выхода тиражом три тысячи, - ну пусть десять тысяч! – экземпляров, книги, которую умный человек никогда не купит?
Смешно.
- Но это вызов! – внезапно зашёл с другой стороны бес. – Вызов твоим способностям! Не каждый… Не перебивай! Вот, именно такое-то сможет написать далеко не каждый. Неважно что, и для кого неважно, а важно как ты напишешь. Разве не приключенческие романы писал Александр Дюма? Но его помнят до сих пор! «Приключения Геклберри Финна» - разве не детская книга?
- Но я не Марк Твен! – дрогнул Монахов. – Из такого конфетку сделать, здесь талант нужен, гений великий! А у меня всего лишь недурные способности! И только!
Встревоженная муза, приобняв, чмокнула автора в лоб.
- И что с того? - пожал плечами бесёнок. – У других-то вообще способностей нет. А публикуются много.
- Глупости!
Бес не ответил, демонстративно повернувшись спиной.

****

Настало утро, но странное послание не отпускало. Выйдя из дома, бледный и не выспавшийся Монахов направился к лоткам и, изрядно поддержав отечественного производителя, скупил там все книги российских авторов, творивших в соответствующем пожеланиям издательства ключе. Таковых набралось девятнадцать. Беглое, - а читать подряд всё это оказалось невозможно и ненужно, - ознакомление с материалом заняло около двух суток. Захлопнув последний том, потрясённый до глубины души Монахов впал в задумчивость.
- Теперь понял, почему издательство, вовсе тебя не зная, отвергнув, - но, таки, прочитав! – единственную рукопись, сразу предлагает тебе работу? – пискнул бес.
Монахов кивнул.
Вопреки утверждению чертёнка, трое-четверо писателей способностей отнюдь не были лишены и прекрасно справлялись с поставленной задачей. Опустив планку до уровня щиколотки, они раз за разом - не без лихости, с выдумкой, с огоньком и непременным задором, - перепрыгивали через неё. Но большинству не удавалось и этого. Удручающее убожество замысла дополнялось и подчёркивалось вызывающей аляповатостью исполнения. Ко всему прочему, казалось ещё, что половине авторов русский язык – не родной, что они владеют им лишь «со словарём», и что словарь сей, судя по объёму, - карманный разговорник.
- Понял? Существует устойчивый спрос на такого рода… литературу. В кавычках. А хороших писателей… Да, что там! Нормальных, средних, годных писателей, - и тех мало! Издатели напропалую печатают всё, что хоть куда-то, хоть как-то. И сто тысяч графоманов уверены будто это не так, просто потому, что они ещё… Вот, представь себе! Ещё хуже! А ты можешь, ты…
Да! Он мог. Конечно, Монахов мог так… О-го-го! Он мог ещё и не так! Ох, как бы он мог…
- Конечно, так я могу. Но так, ведь, не надо!
- А ты сделай, как надо, - посоветовал бес. – Чем тебе мешает сюжет? Пусть будет второй смысловой слой, как ты любишь. И третий. Пусть будут аллюзии и полунамёки, как пища для пытливого ума. Можно же и зомби разрезать пилой с глубоким психологизмом! И пусть лабиринт, по которому герой с плазмоганом пройдёт, отразит хитросплетения его внутреннего мира.
- Выйдет прямой коридор без дверей, - огрызнулся Монахов. Валяющиеся вокруг книги в ярких обложках позволяли ему составить вполне определённое впечатление о красоте и богатстве внутреннего мира типичного героя с плазмоганом.
- А это всё потому, что авторы не умнее своих «авантюристов с подругами». Но ты-то…
Напугав музу плачевным рыком смертельно раненого зверя, Монахов кинулся ловить беса, но не поймал, и последующие три часа, стенать не прекращая, употребил на написание подробного плана романа. Идей не было просто-таки ни одной! Но он уже понимал, - не нужны здесь идеи. Не просит же издатель «придумай, Монахов», ибо всё давно придумано, множество раз опробовано в деле и зарекомендовало себя наилучшим образом. Всё! И «какая-то» планета, и разрушенный храм с подземельем, и не способные с трёх раз попасть в упор по герою роботы, мать её, угасшей цивилизации, - уже тридцать веков ржавеющие, но неистребимо исправные, и с почему-то не севшими батареями.
И подруги, само собой. Монахов отчётливо видел этих подруг, представляя в мельчайших деталях особенности их сложения, каждую мысль, настолько непритязательную к условиям, что способную придти даже в такие головы, каждое ещё не произнесённое ими слово. Благо, во всех прочитанных им романах подруги всегда были одни и те же, слегка различаясь только степенью стервозности, причёсками и происхождением. Среди девиц попадались андроиды, замаскированные драконы и принцессы.
Монахов так и решил. Пусть будут три «подруги»: робот, драконесса и принцесса-киллер. Из купленной в качестве образцов литературы явствовало, что киллера нельзя пропустить, киллер положен по уставу. Обязательно нужен, мать его, хоть один киллер! Но тратить на столь унылую и безнадёжную тривиальщину отдельный характер, пусть и предельно схематичный, всё-таки, не хотелось.
Разумеется, среди авантюристов присутствовали вампир-вегетарианец (Монахову казалось, что это будет свежо), агент спецслужб допризывного возраста и обычный такой паренёк. Просто, Избранный.
Отослав план, всего через неделю, - фантастически быстро! - Монахов получил ответ издательства.
А затем пришёл и аванс.

****

Прошёл месяц. Потом, другой. Дело же с написанием романа продвигалось ни шатко, ни валко. Проблема заключалась не в сюжете, не в действии и не в персонажах. Здесь затруднений не было, и быть не могло. Творчество уподоблялось сборке головоломки. Изорвав ткань повествований предшественников на отдельные «паззлы», Монахов перемешивал полученные элементы, - архетипы массового сознания, - и пригоршней выбрасывал их на чистый лист, получая новый узор, неповторимый и, хотелось надеяться, чарующий. Если же неповторимость оказывалась под вопросом, любой из паззлов, просто, выворачивался наизнанку. И – voila – появлялся эльф, страдающий ожирением. Пусть кто-нибудь скажет, что Монахов лишён воображения.
Насколько он понял, наиболее успешные авторы приключенческой фантастики применяли именно такой метод. И наименее успешные тоже его применяли. Но неосознанно. Не ведая, что творят, они перебирали и раскладывали, словно пасьянс, засевшие в их сознании картинки из фильмов и книг. А додумавшись повернуть любую их них вверх ногами, приходили в буйный восторг от дела рук своих.
У самого Монахова толстый эльф восторга не вызывал. И не только он один. Создание литературного произведения – тяжёлый, кропотливый труд. И очень плохо оплачиваемый, нужно отметить. Утешением автору может стать лишь удовольствие, извлекаемое из самого процесса. Но никакого удовольствия Монахов не получал. С таким же успехом он мог бы грузить уголь.
Монахову никогда не приходилось грузить уголь, но ему казалось, что ощущение было бы в точности то же.
Матерился он, с кряхтением поднимая и громоздя друг на друга абзацы, во всяком случае, как настоящий грузчик.
Ни о каком втором смысловом слое даже говорить не приходилось. Хотя бы потому, что второй слой подразумевает наличие первого. Смысл же - любой! – даже не глубокий, а просто здравый, - казался на страницах рождающегося романа элементом чужеродным. Смысл отрицал сохраняющие работоспособность в течение тысячелетий ловушки. Он был враждебен принцессе-киллеру. Он не гармонировал с вампиром. И, вообще, только мешал, снижая динамичность повествования.
Монахов очень хотел, чтобы смысл был. Но и не видеть того, что без смысла лучше, проще, веселее, свободнее, он тоже не мог. Смыслом приходилось жертвовать, заменяя его муляжами разной степени непотребства: псевдологическими объяснениями режущих глаз несообразностей и глубокомысленным цитированием отрывков из учебника по физике за седьмой класс.
Не складывалось и с внутренним миром героев. Не складывалось, - и всё. Причём, не потому, что такового у них не могло быть. Яркие, выпуклые характеры, глубокое раскрытие которых потребовало бы времени и труда, просто, представлялись излишеством. Так, о вампире и Монахову, и читателю, было вполне достаточно знать, что он – вампир. Сама по себе принадлежность к племени готичных кровососов говорила о персонаже если не всё, то многое. Обширнейший пласт штампов, связанных с ней, подробно освещал детали.
Промучавшись ещё месяц и осознав с ужасом, что пишет он в итоге именно то, что ему заказали, - не больше и не меньше! - Монахов хотел уже бросить начатое.
Но так и не бросил.
А ещё через месяц ему внезапно полегчало. Может быть, планеты заняли нужные позиции на небосводе. Или ветер переменился. Или роль сыграло то, что наступила весна, - традиционное время обострения психических заболеваний, к числу которых относится и графомания. Но длительный творческий запор сменился творческим же поносом.
Несло Монахова так, что за две недели он наверстал отставание от графика, и, в бездумном азарте барабаня по клавишам, летел теперь куда-то в туманные дали впереди паровоза. Муза стала являться к нему сразу голая и не с лирой, а с М16. Сам же Монахов писал такое, что иногда пугался даже бес.
- Помилуй! Ну, на кой нацистам во льдах Антарктиды атомный холодильник?! Если бы ещё энергетический реактор для отопления…
Монахов только отмахивался. Причём здесь холодильник? Сама Антарктида вместе со льдами и нацистами вылезла непонятно откуда, - изначально в плане её не было. Тем не менее, пингвины оказались как нельзя более кстати.
Оговоренные авторские листы стремительно подходили к концу. Внезапно подкрался финал. Окружённый врагами, дикий и страшный, маниакально поблёскивая линзами очков, Монахов кромсал и прижигал калёным железом шипящие и извивающееся сюжетные линии. Буквально в последний момент успел он, демонически хохоча, перестрелять героев из пулемёта в руках главного гада, самого негодяя взорвать холодильником, а секретную базу утопить в бездонной морской пучине к чёртовой матери.
- Лёд не тонет! – только и взвыл бес.
- Знаешь… - Взъерошенный Монахов смахнул капли пота со лба. – Не только лёд.

****

Опасался он не напрасно.
В редакции остались довольны Антарктидой, но сказали, что база – и хрен с ней, а героев и их основного антагониста придётся выловить и вернуть к жизни, минимум, ещё на две книги. Отделаться удалось лишь от жирного эльфа, которого Монахов с наслаждением затоптал бешеным слоном ещё в середине повествования. Под конец про него все забыли.
А роман – вышел.
С трепетом приподнимая твёрдую, разрисованную каким-то недоноском от живописи, обложку, Монахов попытался постичь, какие же ноты преобладают в симфонии обуревающих его чувств. Гордость или стыд? И к своему величайшему стыду вынужден был признать, что гордости – больше.
То, что он написал, было ужасно. Ничего хорошего не удалось ему привнести в текст, тогда как всё скверное, всё, что не нравилось ему в других подобных книгах, процветало в его творении, принимая гипертрофированные, ошеломляющие формы.
Те же немногие крупицы разумного, доброго, вечного, которые с неимоверным трудом Монахову сохранить удалось, смотрелись настолько чужеродно и нелепо, что лишь портили общее впечатление…
То есть, портили бы, если б оно, вообще, могло стать ещё хуже. Ну, а поскольку хуже быть уже не могло… пожалуй… Да. Что-то в этом есть, решил Монахов. Роман – словно грязный боров с золотыми серьгами в ушах.
Впрочем, как выяснилось, в издательстве серьги вырвали с корнем, истребив несвойственную периоду полового созревания рефлексию тайного агента, глубокие рассуждения вампира о метафизической сущности пустоты и сложный внутренний конфликт девушки-андроида. Откровенно говоря, Монахов вздохнул с облегчением. Он был бы признателен, если б редакторы заодно устранили бы и постоянный, изнуряющий окружающих насморк драконессы. Но именно его-то и оставили. Наверно потому, что других черт характера у бедняжки не было.
Конечно же, жестоко огорчили критики. Отчасти тем, что замечания их были совершенно справедливы. Но более всего Монахову досаждал тот факт, что лишь один иллюстрированный журнал, вообще, снизошёл до упоминания о его произведении, между делом отметив, что в ряду прочей никчёмной макулатуры роман занимает вполне достойное место.
- Да. Обделался ты на всю улицу, - удовлетворённо хмыкнул бес. Слово не сам подначивал и втравил в этот позор! – Но, никто же этого не заметил. Подумаешь, пять тысяч малолетних дятлов прочтут эту ахинею и забудут в тот же день.
- Тогда, зачем?! – возопил Монахов.
- За деньги, - объяснил бес, махнув на конверт с гонораром.
- Деньги?! Разве это – деньги?
- Ну, это, допустим, не деньги. Ты прав, - согласился бес. – Но договор на две новые книги… Вот, это – уже деньги.
- Деньги! – Монахов схватился за голову. – Год! Год моей жизни. Целый год я буду прикован к столу, вырабатывая это… это…
- Не выражайся, - пресекла безнадёжно голая муза.
- Год? А что бы ты сделал за этот год? Если хочешь писать в свою заветную синюю папку, пиши. Но забросил ты её давно. И не нужна она никому. Сам знаешь.
- Потому что ты – бездарь, - доступно объяснил бес.
- Бездарь? Я? Да, они… - возмутился Монахов, протирая дрожащие длани к куче книг, сваленных в углу.
- И они – бездари. Нет среди них ни Дюма, ни Твена, ни Аркадия, ни Бориса. Десять лет не пройдёт, никто и не вспомнит об этих книгах. Только ты-то меньшей бездарью не становишься, от того что в своём несчастье не одинок. Других хотя бы извиняет то, что они либо не знают в своём убожестве, либо о нём не беспокоятся. Тебе же прощения нет.
Монахов хотел заплакать, но вместо этого оказался перед монитором. Девственный вордовский лист распахнулся перед ним. И писатель понял, что эту альпийскую белизну ему придётся испохабить текстом.
- Если есть Ад для графоманов…
- Есть, - авторитетно заверил бес. – Думаешь, кто я, и зачем? А теперь работай, давай, - добавил он, тыча вилкой Монахова в свитер. – Солнце ещё высоко!

****

Ещё через несколько лет Монахов стал известен. Романы выходили дважды в год, как по часам. Литературный труд теперь отнимал всё его время, свободное от интервью, встреч и читателями и поездок на конвенты. Писатель завёл оживлённый блог с преданными хомячками, располнел и отпустил бороду. Бес почему-то считал, что с бородой и пузом Монахов похож на Хемингуэя. Не трудясь, впрочем, отрицать, что сходство этим одним и исчерпывается.
А ведь некоторые люди годные книги пишут, иногда ещё отстранённо вспоминал Монахов. Можно же и важное издать, можно сказать что-то. Да, трудно! Но можно!
Эх! Жаль, времени нет. Работа, работа…
Читатель ждал, издательство торопило, пальцы шелестели по клавиатуре со скоростью сто сорок знаков в минуту. Знаки привычно складывались в слова, действие неудержимо неслось, как пустая бочка вниз по ступеням подвала. Лихо закрученные сюжетные линии свивались в кукиш.
- А, ведь, неплохо, неплохо, - хихикал бес, перебирая отпечатанные листы. – Совсем неплохо. Нет! Хорошо!
Со временем Монахов и сам начал так думать.

[Элвенлорд Гримуар]

Сильно. Некоторые вещи и за собой замечал. Сами печайтали али помогал кто?

[Gasparo]

Издатель здорово помог.
Сам я такое письмо, конечно же, не придумал бы никогда.
Это - шедевр!
Кроме шуток.

[Линолеум]

Gasparo, крик души? Наболело? Интеллигент проснулся и начал вопить благим матом куда же катится Россия? Господи, ну почему же интеллигентов не перестреляли еще в семнадцатом?! Как проще было бы жить.

[Gasparo]

Сообщение от Линолеум

Интеллигент проснулся и начал вопить благим матом куда же катится Россия?

:) Спасибо. Это тоже годная тема. Но сейчас я занят.

[Леди N.]

Сообщение от Gasparo

Искушение

Много на этой почве топтались. Земля так утоптана, что топчись-не топчись, всё одно не видно. Разве для галочки. Потоптался? Молодец.
"А вы все здесь молодцы".
Сама бы я такое не написала, потому что плохо представляю зачем писать на эту тему, но это так, в сторону...

Синяя папка упомянута. Это хорошо.

[hjkl]

Сообщение от Gasparo

и не способные с трёх раз попасть в упор по герою роботы, мать её, угасшей цивилизации, - уже тридцать веков ржавеющие, но неистребимо исправные, и с почему-то не севшими батареями. [/SPOILER]

Ну не могло же у роботов всё уцелеть, хотя бы система наведения должна была есле не гафнуться, то хоть расстроиться.