События в книжном мире

[Snake_Fightin]

Сообщение от Beyond

Ура, есть в списке Маркес и книга "Ветер в ивах".

Ты тоже любишь "Ветер в ивах"?

Чорт. Палимся. Мы не фэйк, мы не фэйк...

[Парадоксальный Заяц]

Ужос какой. "Лолита" - лучшая книга человечества.
Вот ведь вопрос, говорит ли это о "Лолите", или все-таки о человечестве.

[Waterplz]

Парадоксальный Заяц, а какая должна быть названа лучшей?

[DOUBLE6IXSE7EN]

Сообщение от oligerd

Набоков - дрянь. Где Достоевский????

А у меня сугубо противоположенное мнение

По мне вот лучше бы "1984" была на первом месте- актуальна по сей день ВОРЛДВАЙД.

Сообщение от Парадоксальный Заяц

Ужос какой. "Лолита" - лучшая книга человечества.

Это она по суммарному результату за ХХ век набрала, неизвестно, что будет в 2101 году.

[Парадоксальный Заяц]

Сообщение от Waterplz

Парадоксальный Заяц, а какая должна быть названа лучшей?

Судя по списку, "Пикантные приключения Красной Шапочки в Стране Горячих Вздохов".

[Swir]

Парадоксальный Заяц, а какая должна быть названа лучшей?

Никитина:-)...

[ersh57]

И чему удивляться в этом топе? Американцы - они американцы везде. Привезли мне в подарок штатовское издание "Войны и мира". Аннотация и отзывы - будь здоров! Самое мощное в этой околокнижной писанине - Боевик, Боевик и еще раз - Боевик! Раз пятнадцать повторено. А кому не понятно, то мелодрама. Правда всего раза четыре.

[Парадоксальный Заяц]

Сообщение от ersh57

Привезли мне в подарок штатовское издание "Войны и мира".

"War and peace"? :-)

[ersh57]

Сообщение от Парадоксальный Заяц

"War and peace"? :-)

Именно! Но еще больше меня радует - ADOPTED EDITION. Кратенький такой пересказ с кучей факов. Страниц сто пятьдесят.

[SpellCaster]

Сообщение от ersh57

Кратенький такой пересказ с кучей факов. Страниц сто пятьдесят.

Я хочу это видеть!!!
Ерш, а может, это такая пародия типа Гоблина? ))

[ersh57]

SpellCaster, вроде серьезно все. Хотя, фиг их знает, американцев.

[Нигвен]

С мест сообщают:

Страдающий болезнью Альцгеймера 61-летний сэр Терри Пратчетт публично известил британские власти о намерении уйти из жизни. "Я живу в надежде, что смогу прыгнуть раньше, чем меня столкнут", - признался автор знаменитой сатиры на фэнтези - цикла о Плоском мире из 36 романов.

Теренс Дэвид Джон Пратчетт (таково его имя от рождения) узнал о своем диагнозе в декабре 2007 года. Однако публичное заявление сэр сделал не в личных интересах - его повергло в негодование решение, вынесенное британской Палатой лордов.

[BaZilisk]

Фантлаб сообщает:

Презентация "В иных мирах. Из истории фантастической литературы, том 1", начатый известным литературоведом В. Каном (1918-1999) и законченный А. Лидиным (автором романов "Проводник", "Запах смерти" и др.) и С. Неграшем (руководителем уникального проекта "ММ" и др.), состоится 21 августа с 16.30 до 17.00 на Первом Московском фестивале вольных издателей в Галерее на Солянке 1/2, стр. 2 (вход с ул. Забелина), искать стол "Лавка безумного книжника". Там же можно будет купить раритетные издания Дж. Р. Р. Толкина, красивые детские книжки, а также "Зафар-наме" (Тамерлан), "Сасаниды" и многое другое...

Странно, но на сайте фестиваля, на странице "Лавки..." книга называется иначе:

Возмужавшие "космолетчики" и "боевые маги", возможно, заинтересуются полной подборкой журналов "Реальность фантастики" и первым изданием книги В.Л. Кана "Фантастика: из истории жанра", одного из учителей братьев Стругацких, впервые в нашей стране проводившего серьезный литературоведческий анализ отечественной и зарубежной фантастики. /.../ Будут представлены и другие филологические и литературоведческие исследования.

Как бы там ни было, но информация интересная.

[Nataniel]

Жаль Пратчетта...конечно на его месте я бы тоже подумал о самоубийстве, но он бы мог написать ещё столько потрясающих книг...один из самых великих писателей нашего времени.
Но ничто не вечно...

[Нигвен]

Сегодня скончался Сергей Михалков -- потрясающий русский поэт. Создатель легендарного "Дяди Степы". Жалко...

[ersh57]

Михалков-старший - поэт достойный всяческого уважения. Хотя, его переделки собственного гимна при каждой серьезной смене власти... Но басни, пьесы и "Дядя Степа" жить будут долго. Пусть упокоится в мире.

[ПаЛомА]

На детских стихах Сергея Михалкова--выросло не одно поколение.
Светлая ему память!!!
Досихпор помню все те стишки которые мы с ребятами заучивали в Детском саду и читали на утренниках. А вот слова гимна изменять не стоило. Лучше бы, его запускали совсем без текста, а то когда звучат слова нового гимна в голове начинается чисто хаус. Слышишь одни слова, а на подсознательном уровне, по старой памяти, всё-равно начинаешь петь старый советский гимн.
Детская память совсем не такая короткая, как многие думают.

[Нопэрапон]

Сообщение от NIGVEN

Сегодня скончался Сергей Михалков

Грустное событие. Моё детство пришлось на начало девяностых, но даже тогда его стихи разучивали в детских садах. Вечная ему память.

[Aster]

Может, оффтоп, но новость интересная.

Скрытый текст - Фото:

Компания Black Phoenix Alchemy Lab выпустила парфюмерную серию, посвященную Говарду Лавкрафту, и в частности ароматическую композцию "Ктулху", довольно изящную:

Ползучий, влажный, скользкий запах, дополненный водорослями, океаническими растениями и темными, бездонными водами (A creeping, wet, slithering scent, dripping with seaweed, oceanic plants and dark, unfathomable waters).

[Лекс]

Нобелевскую премию по литературе присудили Герте Мюллер

Нобелевская премия по литературе за 2009 год присуждена немецкой писательнице Герте Мюллер с формулировкой "за сосредоточенность в поэзии и честность в прозе, с которыми она описывает жизнь обездоленных". Имя лауреата премии по литературе стало известно 8 октября 2009 года. Его объявил новый постоянный секретарь Нобелевского комитета Петер Энглунд.

Мюллер стала 12-й женщиной-лауреатом за историю премии; в разные годы она также удостаивалась премий имени Генриха Клейста, имени Франца Кафки и имени Йозефа Бройтбаха. Одну из наиболее престижных мировых литературных премий, Дублинскую (IMPAC), Мюллер присудили в 1998 году за роман Herztier (что-то вроде "Звердце"; при переводе на английский книга была озаглавлена "Страна зеленых слив"). Предыдущим немцем, получившим Нобелевскую премию по литературе, был Гюнтер Грасс (1999 год).

Мюллер родилась в Румынии, закончила Тимишоарский университет. В 1982 году издала первый роман на немецком (Niederungen, "Низины"). Пятью годами позже вместе с мужем, писателем Рихардом Вагнером, переехала в ФРГ.

Наблюдатели предсказывали победу поэта в 2009 году: последний раз награда за стихотворные произведения присуждалась полячке Виславе Шимборске в 1996 году. Мюллер известна в основном своей прозой, однако в 2000 году она выпустила книгу стихов Im Haarknoten wohnt eine Dame ("Женщина живет в пучке волос").

Сумма Нобелевской премии составляет 10 миллионов шведских крон (970 тысяч евро). Торжественный банкет в честь лауреатов 2009 года пройдет в декабре в Стокгольме. В 2008 году премии удостоился французский писатель Жан-Мари Гюстав Леклезио, годом раньше награду получила британская писательница Дорис Лессинг.

Нобелевская премия по литературе присуждается с 1901 года. Награда не вручалась за всю свою историю только семь раз - в 1914, 1918, 1935, 1940, 1941, 1942 и 1943 годах. Четырежды премию присуждали двум лауреатам одновременно, в последний раз это произошло в 1974 году.

Источник Лента.ру

Скрытый текст - Послесловие к публикации эссе Г. Мюллер:

Герта Мюллер относит свои книги к разным жанрам. В подзаголовке ее первых книжек “Низины” (1982) и “Босоногий февраль” (1988), например, значится — “Рассказы”, “Лис тогда уже был охотником” и “Всердцезверь” — романы, “Голод и шелк” — эссе. Есть у нее помимо того сборники стихов-коллажей, где слова, вырезанные из разных немецких периодических изданий, “смонтированы” в стихотворения. Однако мне представляется, что Герта Мюллер пишет один, единый по существу, Текст. Я бы включил в него еще ее доклады и речи, в том числе и публикуемую в журнале речь на открытии дней немецкоязычной культуры в Клагенфурте.

Что объединяет столь разные литературные формы, совмещая их, пусть даже условно, в пространстве единого Текста?

В одном из своих рассказов Герта Мюллер написала: “…я… сама о себе память..” Этот образ, думаю, определяет подход Герты Мюллер к писательству. Память говорит посредством писателя как больная совесть, писатель лишь является ее инструментом. У Герты Мюллер воспоминание становится материалом, тканевой основой всех произведений, становится художественным приемом, сгущающим все ее тексты в Текст. Клагенфуртская речь, скажем, начинается непосредственно с детского впечатления. Можно даже сказать, что воспоминания детства и юности здесь принимают форму речи, пронизывая ее, повторяясь в ней, задавая тон и расставляя смысловые и образные акценты. “Литературе я ни полслова не должна. Все слова я должна самой себе”,— подчеркивает Герта Мюллер в том же выступлении. Чуть ниже она говорит о своем долге перед вспоминаемым, о “правде посредством близости, которую я задолжала реальным людям и предметам”.

Долг памяти, который берет на себя Герта Мюллер,— это свидетельствование. “В плохие времена книги зачастую читают как свидетельства”. В своем Тексте Герта Мюллер свидетельствует о существовании человека в условиях диктатуры, о человеческом ландшафте “при тоталитарном режиме”, об испытании страхом, насилием, отчуждением. Куда бы она ни обращала взгляд, он неизменно возвращается к Румынии Чаушеску. Порою оказывается, правда, что их, этих Румыний, много: немецкая, венгерская, румынская Румыния, схожая с Румынией ГДР, где гробы на социалистическом новоязе назывались “земляной мебелью”, весь соцлагерь и вообще весь мир, где человек заражен вирусом несвободы. Тем не менее за словом “Румыния” всегда следует слово “диктатура”. Вот что говорит Герта Мюллер о своих стихах-коллажах, таких будто отдаленных от конкретной реальности и приближенных к стихотворениям любимого ею Хармса: “Во многих коллажах проступает Румыния и проступает диктатура. Пусть они больше не на переднем плане и не бросаются сразу в глаза, но в моих текстах они присутствуют, даже если тема иная”.

Но в прозе тема у нее не иная. Впрочем, когда читаешь ее короткие ранние тексты, да и не очень короткие более поздние, закрадывается мысль, не стихи ли это, которым проще считать себя прозаическим повествованием.

“Я родилась в швабском мире Баната”,— сообщает о себе в Клагенфуртской речи Герта Мюллер. Этот мир для нее — точка отсчета. Отсюда дыхание “почвы и судьбы” в Тексте. Путь жизни с поворотами и ухабами, участь и бытие неблизких близких, земляков, соседей, сломленные режимом судьбы и несломленное сопротивление “государственной родине” — все вспомнило и вобрало в себя пространство этого Текста. В нем расставлены вехи, и можно по ним идти.

Детство: маленькая девочка спешит по проселку в театр к цыганам. “И цыган издали человек”,— говорили в деревне (“Король кланяется и убивает”).

Следующий шаг “под деревьями, по асфальту” (“Ящерка”) — университет в Тимишоаре, романская и германская филология.

Еще одна веха — учительница немецкого языка, переводчица на заводе, воспитательница в детском саду. “Несовпадение” с режимом, отказ сотрудничать с “органами” — нет для нее больше никакой работы.

“Найти бы для своего тела работу, но чтоб вначале идти через парк утром в сумерках. А еще профессию для головы” (“Просто летом растет древесина”).

Дальше допросы и филеры — это красиво называется политическими преследованиями. А нужно просто запугать, унизить, чтобы стала как все, загнать в рамки, где нет никакой возможности ни жить, ни писать. В безлюдном месте, предположим, спрашивают: “Сколько стоит с тобой?” (“Как проходят через замочную скважину”).

“Кого спросить мне, когда и что сказал мой рот. <…> Нет здесь места, одно местожительство” (“Просто летом растет древесина”).

Успех первого сборника рассказов у румынской и немецкой критики, затем эмиграция.

“Переступив через виноградные лозы, Карл покинул эту страну” (“Переступив через виноградные лозы”).

Герта Мюллер, уехав, так и не смогла покинуть эту страну. Она в ней остается во всех ее книжках — вместе с облаками, деревьями, собаками, коровами, партфункционерами, диссидентами и почвой. Почва — “слишком раздольные кукурузные поля”, и асфальт в Тимишоаре, и язык, на котором говорят в швабской деревне. Почва в книгах Герты Мюллер — язык, который их пишет.

В эссеистической книге “Король кланяется и убивает” — все тот же Текст, сложившийся из докладов на литературных конференциях и семинарах,— она пишет: “Но все диктатуры — правые или левые, атеистические или с Божьего благословения — берут язык к себе на службу”.

Герта Мюллер тоже берет язык к себе на службу. Язык у нее равноправный соучастник повествования, из которого оно, как из почвы, произрастает и осуществляется. Осмелюсь отнести к языку ее текстов то определение, которое Пауль Целан дал языку поэзии: это “актуализированный язык”, то есть язык того, кто ведет разговор “Здесь и Теперь”, “с позиции собственной жизни”, “и зачастую он [этот разговор] полон отчаяния”. В языке Герты Мюллер — новизна детского восприятия слова, буквального и неожиданного. Мир, увиденный глазами ребенка,— не только в “Черной оси”, во многих ее текстах. Но и зрение “взрослого автора” сохраняет жесткую пристальность детского взгляда.

На своем языке о языке своей “деревенской родины” Герта Мюллер рассказывает:

“Для большинства людей не существовало зазора между словом и [определяемым им] предметом, заглянув в который пришлось бы упереться взглядом в Ничто, словно соскальзывая из своего тела в пустоту” (“Король кланяется и убивает”).

Образ у нее возникает из удивления, из невозможной возможности вспоминаемых словами смыслов — и здесь, на уровне языка, являет себя печальный абсурд бытия. В тексте становится тропом синтаксис, неровный, бегущий наперегонки ритм фраз творит тот мечущийся сумеречный свет, который даже при ярком солнце в “кадре” Герты Мюллер:

“Край у облака вылинял. Нет больше ни дали, ни близи. Как нам соприкоснуться” (“Если бы я могла себя снести”).

Из текстов, называемых рассказами и романами, этот язык перетекает в эссеистику, сближая ее с художественной прозой. Да и каким другим способом Герта Мюллер поясняла бы, как она пишет, почему она пишет именно так и именно так называет свои тексты.

“В каждом языке, то есть в каждом способе говорения, кроются другие глаза” (“Король кланяется и убивает”).

Как же такой текст соотносит себя с действительностью, даже если делает вид, что он — только эссе?

Герта Мюллер отвечает в Клагенфуртской речи: “Тексту следует сочетать в себе уважение к действительности и пристрастие к мерцанию”. Совсем недавно она съездила с очень известным немецким поэтом старшего поколения Оскаром Пастиором, тоже эмигрантом из Румынии, на Украину, в Донбасс, где Пастиор восемнадцатилетним мальчишкой провел несколько лет сразу после войны в советских лагерях. Может быть, именно он назван в Клагенфуртской речи Францем? Но достоверно нам это неизвестно, и “пристрастие к мерцанию”, возможно, возникает в “зазоре” между вымышленным именем и вероятным подлинным.

Следует, пожалуй, еще сказать, что творчество Герты Мюллер считается одним из самых значительных, признанных во всем мире явлений в современной немецкой литературе. Оно не обойдено пристальным вниманием критики и отмечено многочисленными литературными премиями, среди которых премия им. Генриха Клейста (1994), премия им. Франца Кафки (1999), премия им. Йозефа Бройтбаха (2003).

Но вернемся еще раз к “почве и судьбе”. Опыт тоталитаризма, о котором пишет Герта Мюллер, это и наш опыт, тот опыт, о котором мы не успели, да и не смели забыть. Помимо уже упоминавшегося Хармса, помимо Венедикта Ерофеева (к роману “Лис тогда уже был охотником” эпиграф взят из поэмы “Москва — Петушки”), тогда в Тимишоаре в круг чтения Герты Мюллер и ее друзей, с ней вместе начинавших путь в литературу, входили Мандельштам и Цветаева и, думаю, еще многие из тех, которых читали, читаем и мы. Тех, что стали частью нашего мироокружения и, миропознания. Таким образом, существует некий общий с Гертой Мюллер контекст памяти. Значит, она, Герта Мюллер, свидетельствует и за нас.

Марк Белорусец

Источник: журнал «Иностранная литература» (№ 4, 2005).

Скрытый текст - Г. Мюллер. «Я боялась, чтобы режим не объявил меня сумасшедшей». Интервью [ProfilUa.Com, 12.07.2008]:

Вы недавно побывали в Киеве, где представляли фрагменты своего нового, еще не опубликованного романа, тематика которого касается Украины. Расскажите немного об этой книге.

Да, действительно, несколько лет назад мы с Оскаром Пастиором, одним из самых известных современных немецкоязычных поэтов румынского происхождения, задумали написать эту книгу. Это будет основанный на автобиографических мотивах роман об опыте депортации, в том числе и о том, что довелось пережить самому Оскару в советских лагерях на территории теперешнего украинского Донбасса во время Второй мировой войны. Все началось с того, что я решила написать книгу о депортации и начала собирать материал об этом. Я искала депортированных людей и пробовала разговаривать с ними. Но это оказалось сложнее, чем я думала. Ведь депортация всегда была табуированной темой, люди не привыкли говорить об этом. Более того, большинство депортированных – это крестьяне, они вообще не привыкли говорить о себе. И то, что они рассказывали мне, было очень шаблонным, лишенным деталей, совершенно непригодным для литературы. Я знала, что Оскар Пастиор тоже был депортирован, и вот однажды мы заговорили с ним об этом, и я увидела, что за полчаса такого разговора узнала больше, чем за многие часы, проведенные за расспрашиванием крестьян. Тогда мы решили работать вместе.

И как выглядела эта ваша работа – каждый писал свою часть книги?

Нет, мы просто встречались каждый день у него или у меня дома и садились работать. Сначала мы думали, что он будет рассказывать мне, а я записывать, но потом я почувствовала, что будет намного лучше, если он сам запишет свои тогдашние впечатления, ведь он рассказывал настолько интересно, и по-сути, это уже был готовый литературный текст. Я не могла бы одна подписаться под книгой, в которой столько от него. Но теперь, после того, как Оскар умер два года назад, мне пришлось заканчивать текст одной. Но все равно это наша общая книга.

Наверное, вас часто спрашивают об этом, но как вы начали писать? Ведь первая ваша книга была опубликована в Румынии еще до эмиграции – вы сразу писали на немецком, или все же сперва на румынском?

Я сразу начала писать на немецком. Дело в том, что я родилась в деревне немецкой общины в Румынии. Еще со времен Австро-Венгерской монархии в Румынии сохранились такие общины, и во времена моего детства они были практически изолированы, имели собственные детские сады, школы, газеты, телевидение. Конечно, все это было идеологизировано, у нас не было никаких свобод, но все же была возможность сохранить язык. Мне пришлось выучить румынский уже в подростковом возрасте, чтобы как-то общаться со сверстниками, в магазинах, если я выезжала из села, ведь румынский мы учили только 2–3 раза в неделю в школе, а учителя тоже были из нашего села и сами не очень хорошо говорили по-румынски. Я до сих пор говорю по-румынски довольно хорошо, хотя и с акцентом.

Когда вы оказались как политическая беженка в Германии, проблемы языка у вас не было, но ведь были другие?

Первое, что мне пришлось понять в Германии, это то, насколько румынским было мое поведение, привычки, все то, что составляет социализацию человека. Я часто не понимала обычных бытовых ситуаций, юмора – шутит мой собеседник или нет, мой опыт сильно отличался от опыта моих немецких сверстников. В такой ситуации человек становится очень ранимым, и каждому эмигранту очень трудно преодолеть в себе эту ранимость. А особенно обидно, если тебя заставляют покинуть страну и ты вынужден сделать это, чтобы выжить. Тем более что в Румынии, как и в других постсоветских странах, виноватые в том, что случилось, до сих пор так и не наказаны. Конечно, у меня было много проблем, когда я приехала в Германию, но я чувствовала себя спасенной, ведь дома моя жизнь была в постоянной опасности. Мое психическое состояние было ужасным, у меня постоянно случались нервные срывы. Только после того, как я покинула страну, я поняла, насколько сильной была моя психическая травма от этого режима. Я очень боялась, чтобы режим не объявил меня сумасшедшей, ведь тогда это была бы их победа.

Тема психического террора диктатуры над человеком – главная во многих ваших книгах. Вы пишете о страшных вещах неимоверно красивым и поэтичным языком, образно и пронзительно. Насколько автобиографичны описанные вами ситуации – например, сцены допросов органами госбезопасности в книге «Сегодня я бы не хотела встретиться с собой»?

Многое из описанного – реальные факты, не обязательно происшедшие именно со мной. Сцены допросов не документальны, но я пережила в своей жизни такое множество допросов, что уверенна, многие из них могли бы выглядеть именно так.

В этой же книге очень убедительно описан быт машиностроительной фабрики. Это тоже результат вашей работы на похожей фабрике в Румынии во времена диктатуры Чаушеску?

Да, невозможно ведь описать такое, если ты никогда не бывал на подобной фабрике. Все это, повторяю, не документально, но реалистичность деталей в литературе очень важна.

И вам действительно удавалось писать прозу во время работы, в кабинете, где вы сидели вместе с другими, в постоянном шуме, между делами?

Да, конечно, именно там. У меня не было другого времени для писательства. Я не раздумывала о том, возможно ли это, а просто садилась за стол и писала. Я ведь работала переводчицей и должна была переводить различные инструкции, например, об импортированных из ГДР гидравлических прессах и других технических приспособлениях. Конечно же, я, как и другие мои соотечественники, пыталась работать как можно меньше и хуже. Ведь это было главной идеей социализма: обманывай систему сколько можешь, ведь все равно не сможешь обмануть ее настолько сильно, насколько она обманывает тебя.

Так вы пробовали защитить себя от внешнего мира? Убежать в другой, выдуманный, лучший мир?

Нет, у меня не было никакого другого мира. Литература не может уйти от реальности, как бы ей этого ни хотелось. Даже самая экспериментальная. С помощью литературы можно лишь лучше понять реальность, помочь себе справиться с ней, но не убежать.

Ваши книги переведены на множество языков. В каких странах вы встречаете больше единомышленников – в странах Восточной Европы, где многие пережили то, что вы описываете, или же наоборот, на Западе, где людям интересно узнать о диктатурах из книг, ведь у них нет такого опыта?

Это сложный вопрос, и не хотелось бы слишком обобщать. В каких-то странах книги переводят быстрее и больше, в каких-то нет. Не знаю, от чего это зависит. Например, все мои книги давно переведены в Швеции, я часто езжу туда на встречи с читателями. И почти все переведено в Польше, а в других восточноевропейских странах меньше. Тут сложно найти закономерность. Но, видимо, восточноевропейским читателям сперва нужно справиться с собственной литературой, наверстать упущенное за годы диктатур и тоталитаризма, а потом уже они начнут больше интересоваться книгами заграничных авторов.

Наталья СНЯДАНКО, специально для «Профиля»

Источник: Журнал «Профиль» (12.07.2008).

Источник www.noblit.ru