Корабли устилали поверхность моря – длинные, узкие, под четырёхугольными парусами, с поднятыми вёслами и подвешенными на борта щитами. Два самых больших украшали драконьи головы, красная и чёрная, обе скалящиеся, будто бы желающие поглотить весь мир. Эти корабли – драккары – шли по ветру, почти не прибегая к вёслам, чтобы не сильно отрываться от грузовых лодок. Поодаль, в хвосте, шли ладьи с южанами. Чужаки, с другого берега Восточного моря, и Хаккон, рулевой флагмана, их не жаловал. Искали в чужих водах поживы, а натолкнулись на датчан. Схватились, было, за оружие, но разобрались, успокоились, вроде как присягнули на верность. Хотя кто знает, что у чужаков на уме.
Море капризничало – хмурилось, закрывалось от солнца тучами, перебрасывалось валунами волн. Брызги воды обжигали холодом. Порывы ветра студили, а блеклое, полуприкрытое вуалью облаков, солнце почти не грело. Плыли давно, перебираясь от стоянки к стоянке. Половина команды всю дорогу пролежало мёртвым грузом. Балласт! Только и слышны стоны и бульканье. Слишком много слабаков – подростков, увечных, спившихся или просто старых. В прежние времена таких не допустили бы на корабль даже в шутку. Хорошие воины нарасхват, хороших воинов так просто не заманишь в сомнительный поход на край света. И ярлу – хозяину Хаккона – пришлось набирать всех желающих.
Вдалеке, на востоке, показался лёгкий просвет с дымкой. Острые глаза мальчишки, путающего у моряков под ногами, разглядели берег и даже макушки сосен.
– Земля! – закричал он и тут же ловко уклонился от подзатыльника рулевого.
– Не лезь под руку, малец! – рявкнул Хаккон и, не останавливаясь, прошёл к капитану. Но все уже услышали, гребцы радостно передавили вести. Доплыли, мол.
Капитан немолод, в бороде накопилось немало седых волос и пройдёт ещё немного времени, как она приобретёт старческий перцовый окрас. Волосы его – некогда длинные, русые – обтрепались и выцвели. Лицо узкое, красное и сухое, с глубокими морщинами, придававшими капитану вечно голодный вид. Всегда невозмутимый, каменный. Под стать и глаза – светло-голубые, холодные, повидавшие слишком много и больше такого, о чём не расскажешь в кругу семьи.
– Ярл! – как привык, по старинке, обратился рулевой. – Мальчишка разглядел берег. В этот раз его глаза не лгут. Видите вон ту кромку облаков? Земля! Наш путь почти закончен.
– Хорошо, Хаккон.
Рулевой уже уходил, когда ярл окликнул:
– Я не забыл наш уговор. Ты получишь свой драккар, если не передумаешь. Но, Хаккон, ты нужен мне снова и снова! Вместе мы способны на многое.
Хаккон покачал головой. Променять море на службу? Такого не стоит ни один очаг. В море все викинги равны, как братья из одного волчьего помёта. На берегу же капитан – конунг, грозный владыка, бич христианства. А кто Хаккон? Никто! В тоже время их многое роднило, столько прошли вместе, где только не побывали, чего не свершили. Устья рек Северной Германии, болота Фризии, многолюдные города Франконии… Но время шло, Рорик старел, обзавёлся семьёй, богатствами и многочисленными врагами в придачу. Он уже не мог, как встарь искать славы в море.
У Хаккона – ничего! Да, за время странствий, он приобрёл немало, но всё и промотал, проел, оставил на поминках павших. Так и не завёл семьи, жил от похода до похода. Со временем ко всему привыкаешь и боишься только перемен. Ярл снова стал конунгом! Хаккон сразу же попросил расчёта, он уже знал, что будет. Рорик умел завоёвывать, но не удерживать. Земли утекали от него, как песок сквозь пальцы. Так уже было: ярл почти десять лет правил болотами Фризии, но его всё равно вышибли. Местные ненавидели чужаков, а император всячески провоцировал подданных вассала. И вот опять, Рорик, не понимая своего места, снова зарится на землю.
Ветер крепчал, скрипел мачтой, хлопал прямоугольным, сшитым из полос, белым парусом. Хорошо, что попутный, грести меньше, да и берег близко, недолго осталось. Всё равно расслабляться рано – наскочишь на мель, проломишь днище об камни, закружит в водовороте. Берег чужой, злой, мало ли что затаилось в тех соснах? Дикари ли, жадные до человеческого мяса, ведьмы какие, чужие далёкие боги…
Хаккон ненавидел землю, чувствуя себя уязвимым без деревянной палубы под ногами. Команда, конечно, иного мнения. Уже затянула песню о тёплом приюте, чаше и женских ласках. Команда ищет развлечений, а ему нравилось просто ходить по морю и чувствовать свободу от всех.
Моряк вздохнул и вернулся к рулю. Ему всегда казалось, что он слишком много думает.
Скрытый текст - 1-2:
Ведьмы всегда лгут. Рорик понял это, когда узнал о смерти старшего сына. Франки – заманили его отряд в засаду и вырезали всех подчистую. Бранд всегда был необуздан. Отцовская сила так и переполняла юношу. Глядя на него, Рорик почти поверил предсказанию, будто его род покроет землю.
Это случилось давно, тогда ещё молодой, не старше Бранда, Рорик собирался в поход на саксов. Жертвы были принесены, боги напоены кровью и тут товарищ надоумил его обратиться к гадателям. Соратники нередко прибегали к помощи ведьм, чтобы попросить себе за удачу.
За чертой поселения в небольшой полуземлянке жила старая ведьма. Он спустился, распахнул незапертую дверь. Снизу пахнуло гарью и салом. У небольшого очага, сложенного из необтёсанных камней, сидела ведьма – немолодая женщина с чёрным от золы лицом и длинными нечёсаными лохмами.
– Ярл, – прошипела она. – Я знала, что ты придёшь.
Рорик поднял факел. Пламя слизнуло нависшую над головой паутину.
– Ты, верно, меня с кем-то спутала, – усмехнулся юноша.
Золотые браслеты поблёскивали на золотых руках ведьмы.
– Духи никогда не ошибаются.
Рот у гадалки полуоткрытый, щербатый, с жёлтыми, кривыми зубами. Она хищно улыбнулась и приблизилась. Волосы ведьмы зашевелились, и Рорик едва удержался, чтобы не отпрянуть. Между слипшихся колтунов мелькнул раздвоенный язычок. Змея! В волосах! Обвилась кольцами и лениво шевелила своей треугольной головой.
– Дай свою руку.
От ведьмы несло потом и мочой. Кожа грязная, морщинистая, свисает, а пальцы тонкие с чёрными окрашенными ногтями.
– Обычно духам требуется кровь. Но сейчас и так видно. Ярл! Нет, в ярлах тебе будет тесно. Духи видят – на камне не высекут твоего имени, но люди запомнят его навеки. Отец окажется младше тебя, зато дети покроют землю, словно трава расползутся от заката до рассвета.
Наконец, ведьма отпустила руку. Рюрик понял, что гадание закончилось. Он стащил с пальца кольцо и кинул ведьме под ноги. Невелика потеря, как пришло, так и ушло.
– А делать-то что надо?
Глупый вопрос и ведьма не ответила, будто внезапно потеряла слух, стояла не шелохнувшись. Рорик было потянулся, чтобы встряхнуть её за плечо, но тут поднялась змея, вытянула жало. Он отдёрнул руку и пошёл прочь. У двери его нагнал крик:
– Убивай носителей креста!
Оглянулся – и снова тишина, будто померещилось.
Теперь Рорик понимал – ведьмы всегда лгут. Что предсказания? Ложные надежды, иллюзии из всполохов пламени, отражение собственного разума. Любой каприз за ваши средства. Поход оказался неудачным, саксы убили ярла и их ватага распалась. Уцелевшие соратники разбрелись кто куда. Рорик нанялся телохранителем, поучаствовал в паре разбоев. Однажды горстка отчаявшихся изгоев выбрала его своим предводителем. Набег, другой... Кто-то спьяну обозвал его ярлом. Так и повелось – ярл Рорик. Он уже почти поверил в предсказание. Превзошёл отца – рядового, ничем непримечательного бонда-датчанина. В ярлах ему будет тесно. Точно сказано. Хотелось земли, чтобы осесть всерьёз и надолго, чтобы дети ползли как побеги. Но хорошей мало, вся занята чужими народами – сплошь христианами. Он не жалел их крови.
А вот с побегами вышла неувязка. Дети умирают часто. На одного взрослого по два-три умерших в младенчестве. Мало ли причин – голод, война, болезни. Бранд погиб, а с ним пресеклась и линия Рорика.
– Может, ещё не пришло время, – решил ярл.
Жизнь продолжалась: неспешные зимы на родине, летние походы в Германию и жаркие схватки. Он не любил попусту лить кровь соратников, люди это ценили. Империя же большая, всю границу не прикроешь. Ударил – отступил, снова ударил. Игра на нервах. Сам император, глава Запада, говорят, признал его силу и подарил Фризию, чтобы пришельцы служили щитом от собственных соплеменников. Он этого, правда, не помнил, но что люди говорят, то и правда.
Теперь его интересовала родная Дания. Зыбкие права, неустойчивое положение. Влез, в общем, как медведь на пасеку, дров наломал. С друзьями рассорился, зря только людишек подрастерял. Враги же набирали силу, и беда пришла, откуда не ждали. Фризы восстали и вышибли чужаков. Кто-то предал, переметнулся… Император прислал письмо, сочащееся неприкрытым злорадством. Мои, мол, соболезнования, но народ вернулся под власть креста и ваша служба, получается, окончена.
Рорик не забывал обид. С императором он тоже когда-нибудь расквитается. Но сначала семья, он ведь бездетный, не мальчик – сорок лет и без земли. Правду говорят, ведьмам верить нельзя.
И ярл с верными людьми стал скитаться от одного двора к другому, предлагая услуги. В пути он нашёл себе достойную пару и вдруг получил приглашение на службу в Альдейгьюборге. Дальняя такая земля, спорная, щедро политая кровью. Через купцов и колонистов до словен, нынешних держателей города, дошли слухи о его силе и подвешенном положении. Предложили место – чтобы судил, значит, и охранял торговлю. Колебался Рорик недолго. Не высекут в камне – значит, умрёт на чужбине. Всё лучше, чем питаться с чужого стола.
Ведьмам верить нельзя, но что делать, если так хочется. И сейчас, сидя на корме драккара, ярл Рорик надеялся, что наконец-то нашёл свою обещанную землю.
Скрытый текст - 1-3:
Скрытый текст - было:
Хельги часто вспоминал свою семью. Жили они в длинном доме, вокруг был палисад из кольев в человеческий рост, рядом маленькая пристань с рыбацкими лодками. На берегу сушились сети, между каменистым берегом и горами чернели полоски пахоты. Хвойный лес переходил в дальние снежные шапки. Трулли работали на свежем воздухе, дети собирали принесённый морем плавняк. Отец всегда серьёзен, вдумчив, первый в работе. Братья – бойкие, шумные – то подерутся, то помирятся. Старший такой же, как отец, серьёзный, будущий хозяин, ему не до игр. Хельги самый младший, а это значит, что ему никогда не стать господином. Можно, конечно, остаться, заняться хозяйством, жениться и надеяться, что братья умрут раньше, не оставив наследника. Даже помочь в этом. Или уйти на службу к конунгу до самой смерти носить за ним горшок.
Нет, не для Хельги. Слишком много он слышал о морском народе – удальцах, разбойничающих в море. Отважные воительницы, подражающие валькириям Одина, младшие безземельные сыновья, изгои, опасные безумцы, в мирное время живущие в стороне от людей... Плавильный котёл. Отец их не жаловал, но и не препятствовал, чтобы не множить врагов. Как-то Хельги заявил, что примкнёт к викингам, едва вырастет. Это был первый раз, когда отец поднял на него руку. Огрел так, что искры из глаз посыпались, обругал безродной собакой. Знаменитые герои, о которых у очага баяли сказки, вызывали у него гнев. Отец улыбался викингам при встрече, торговал, заискивал, но при этом осуждал, может, ненавидел.
– Твои викинги это обычные убийцы, которые грабят таких же, как и мы людей на другой стороне моря.
И всё-таки Хельги не поменял своего решения. Тем более что мир шёл навстречу желанию. Однажды в их отдалённый дом пожаловали именитые гости. Сам прославленный ярл Рорик с друзьями и соратниками. Брат пошутил, что с такими людьми можно было бы завоевать половину Англии или одну норвежскую крепость.
Отец посмотрел на гостей и открыл ворота, положившись на честность ярла. Случись что, сопротивляться бессмысленно, силы не те. Но ярл пожаловал не для войны. На сходке бондов один из его соглядатаев приметил дочь хозяина, а Рорик как раз только закончил с трауром. Прежняя жена его будто бы утонула с детьми в Северном море. Отца убедили согласиться и свадьбу сыграли немедленно. Рорик души не чаял в новой жене.
– За каждого ребёнка я буду дарить тебе по городу, – поклялся пьяный жених и дал отмашку нести их на ложе.
Так Хельги породнился со знаменитым морским пиратом. Язвой христианства, как его прозывали на Западе. Сестра родила мальчика, теперь ему около пяти. Вместе с матерью он плывёт на соседнем драккаре. Его тошнит от качки, и он истошно орёт по ночам. Возможно, поэтому Рорик сейчас на другом корабле.
Хочешь чего добиться в обществе – будь за своего. Поэтому Хельги крутился в среде простых воителей. Всегда на подхвате, внимательный к деталям, сообразительный. Кто знает, может быть, когда он вырастет и расправит крылья, эти самые люди выберут его предводителем? Но о таких вещах лучше помалкивать, отец уже научил раньше времени не выдавать замыслов.
Среди команды флагмана сильнее всего выделяется подросток – совсем ещё мальчик с несколько смешным от своей серьёзности лицом. Он невысок даже по меркам своего возраста, чуть выше пояса моряка. Светловолосый, как и его земляки, с высоким лбом, который он забавно морщит, задумываясь.
– Хельги! Не путайся под ногами! – рявкает рулевой – суровый, чудаковатый старик. Остальная команда к мальчишке уже привыкла и не гонит, когда он вертится среди гребцов и прислушивается к чужим беседам.
Других детей на корабле нет. Не потому что запрещено, моряки частенько пристраивают своих потомков в рейд. Чтобы, значит, за ум взялись, настоящую жизнь увидели. Открытое море, сильный ветер с боковой качкой здорово из головы дурь выбивает. Но сейчас не до детей, идти далеко, опасно. Зачем зря рисковать? Да и команда подобралась из бездетных – молодёжи, бродяг, стариков, скрывающихся от общин преступников. Кто ещё решится пойти так далеко, в холодные дикие земли?
Хельги слушает море, смотрит на медленно перекатывающие волны, вспоминает, как оказался здесь.
Тот день ничем не выделялся из череды будней. Разве что осенью – ранней, золотой, приятно тёплой. Жили они в длинном доме, окружённом палисадом из кольев в человеческий рост, рядом расположилась маленькая пристань с рыбацкими лодками. На каменистом берегу сушились сети, до самых предгорий тянулась пузырящаяся буграми пашня. Трулли, работающие на свежем воздухе. Его сёстры, босоногие, несмотря на запрет матери, собирающие плавняк, выброшенный прибоем. Старшие братья – оба коренастые, в отца, крепкие с упрямым выражением лица. Потомственные бонды, породу не скроешь. Только очень упрямый и выносливый человек сможет возделать пашню на этих камнях. Но Хельги не такой. Он младший, а это значит, что ему никогда не стать бондом. Будет при родне вечным дядей столоваться, семейным братьям прислуживать. Единственная возможность вырваться – уйти к ярлу на службу, до самой смерти носить за ним горшок, а потом тоже самое приемнику. К ярлам и без него множество желающих, сложно пробиться. Детям воинов, конечно, легче. Их же с детства учат, как правильно меч держать. Отец на этот счёт особо не позаботился. Показал пару приёмов копьём, лук подарил, а дальше, мол, жизнь научит, да и зачем оно тебе? Останься при хозяйстве, лишние руки завсегда пригодятся. Удачно женись и надейся, что братья умрут раньше, не оставив наследников. Может, даже помочь им умереть.
– Обед! – с порога кричит мать.
Семья собирается за столом. Во главе стола отец, серьёзный, наполовину седой, краснолицый. Мать – круглолицая, с широкими скулами, говорят, родом откуда-то с юга Восточного моря. Братья со своими грубоватыми манерами, будто вырезанные из камня, такие они неловкие и тяжеловесные. И, наконец, сёстры – одна на выданье, а вторая пигалица ещё, тростинка. Будет матери в утешение, когда старшие разбредутся по миру. Трулли садятся в конце стола, семья по-отечески относилась к слугам. Пища самая простая – хлеб, рыба, овощи.
– Был, значит, вчера на сходе, хотел про землю узнать для наших пострелов, – начинает отец, имея в виду давнюю тяжбу по поводу наследства.
Семья уехала в город, а его, Хельги, оставили присматривать за хозяйством и матерью. В доме, мол, должен остаться хоть один мужчина. А сами развлекались, слушали сплетни, смотрели на городских девушек и, наверное, пили. Как-то он тоже был в городе, видел огромную гавань с множеством кораблей, целый лес мачт, а ещё нестерпимо пахло рыбой и смолой. Вокруг шумели толпы народа.
– Зря время потратил. Все разговоры только о конунге. Хрёрик какой-то там загостился у нашего ярла.
– Это тот, что кольца метает? – вмешивается Хельги. Он не упускал ни одной байки, которые гости рассказывали у очага. В одной из них датский конунг Хрёрик утопил связку золотых колец, пытаясь перекинуть её на соседний корабль.
– Может быть. Только враки это всё, нищий он, раз по чужим дворам столуется. Откуда у него бы взялось столько колец?
– Не знаю, не знаю, – замечает старший брат, почёсывая подрастающую бородку. – Корабль у него что надо и людей множество.
– Да вор он! Викинг! Позор!
Сердце Хельги замирало при слове «викинги». Ещё бы не замирать, это же братство бесстрашных воителей, мореходов и купцов в одном лице, ходящее за море в неведомые земли и возвращающееся в шелках и золоте. И все их боялись, а красивые женщины выстраивались в очередь, чтобы отдаться. Кое-кто из викингов задерживался у отца на ночлег, и Хельги отлично помнил, как заглядываясь на чужих мужчин, вздыхала мать.
– Когда-нибудь я тоже уйду в викинги! – выпаливает Хельги. И тут же получает подзатыльник от отца, так что голова мотнулась. Мать ойкает, но не вмешивается.
– Безродная собака! Ишь, чего удумал! В викинги он уйдёт. Да твои викинги это обычные убийцы, которые грабят таких же, как мы работяг, но только на другой стороне моря. Уезжают полуголые, нищие. Возвращаются – с золотыми от колец руками. Ходят потом, пьянствуют, задираются, наших женщин портят. Такого же для себя счастья хочешь?
А ведь при встречах заискивал, бил по рукам, обмениваясь. И всё время, оказывается, тихо их ненавидел.
Остаток обеда проходит в молчании и лишь мать особенно громко гремела чашками, переставляя посуду. А Хельги, морща лоб, всё думал, что викинги – это его единственный выход.
Под вечер на единственной дороге в город показывается облачко пыли. Семья выстраивается у дома, пытаясь разглядеть незваных гостей. Отец нарочито медленно достаёт ножны с мечом, доставшимся ему по наследству и ни разу не опробованным в деле. Хельги замечает лошадей – низкорослых животных с косматыми гривами и распушёнными хвостами. Два, три, четыре всадника. Следом, пешим строем идёт целая армия – десятки мужчин в серых от пыли накидках.
Ворота закрыты. Каждый семейный получает оружие и даже трулли. Даже раб не захочет умереть просто так, тем более, хозяева не самые худшие.
Гостей можно рассмотреть получше. Идут без знамён, сильно растянувшейся колонной, при оружии. Впереди бок о бок едут всадники. В ярких накидках, шлемах, при мечах. Лошади идут шагом, приноравливаясь к пешцам.
– Один всадник от ярла. Знаю его, всегда по левую руку сидит, – говорит отец, не отрывая руки от ножен
Наконец, незнакомцы останавливаются под стенами. Хельги пытается сосчитать гостей, но сбивается на сорока. Все всадники, кроме посланника ярла, старики. Два совсем древних, непонятно в чём жизнь держится, с морщинистой как древесная кора кожей. И третий – ужасно старый, лет сорока, не меньше, с сединой в волосах и бородке. Лицо у него узкое и оттого кажущееся вытянутым, светлая полоска старого шрама на щеке. Под накидкой звякает кольцами кольчуга с крепким на вид нагрудником.
– Ну, здравствуй, хозяин! – начинает старик. – Так и будешь нас держать на пороге? А как же ваше хвалёное северное гостеприимство?
Люди смеются. Отец сжимает зубы, узнавая гостя.
– Это сам Хрёрик! – шепчутся братья.
– Даю честное слово, что не причиню тебе вреда. Со мной человек ярла, он подтвердит.
Хельги видит побелевшие костяшки отца на рукояти меча, выступившие капли пота на висках.
– Мой дом – ваш дом, – неохотно произносит отец.
Трулли открывают ворота и орава гостей с шумом и гиканьем вваливается во двор.
– С такой армией можно завоевать половину Англии, – шутит брат. – Или одну норвежскую крепость.
Старики проходят в дом, рассаживаются у огня.
– Не буду ходить кругами, – заявляет Хрёрик. – Приглянулась мне твоя дочь. Как увидел, с первого взгляда.
Мариса краснеет как дура. Вся в румянце, потупилась, сама скромная добродетель. Хельги в сомнениях. С одной стороны, отдавать сестру за старика как-то неправильно, с другой – викинг в семье, да не из простых, поможет ему исполнить задуманное.
Отец долго раздумывает, прикрываясь необходимостью осушить рог. Хрёрик ждёт, не отрывая глаз от Марисы.
– Ну, а ты сама как считаешь? – наконец, произносит отец. – Пойдёшь за викинга?
Мариса улыбается.
Свадьбу играют тут же, без особой подготовки. Конунг великодушно прощает малое приданное невесты и дарит тестю меч в подарок. Хорошая франкская работа с переделанной на местный манер рукоятью.
– Сам я уже давно вдовец, – говорит жених. – Моя семья давно погибла. Говорят, утонула в Северном море.
Он обнимает Марису, держит цепко, словно коршун добычу. Его взгляд подозрителен и, пожалуй, жесток. Отец чаще помалкивает. Рассматривает подаренный зятем меч, щупает серебро.
– Чем дальше займётесь?
– Подамся на восток. Там, говорят, такое дело начинается…
За столом подвыпившие гости вспоминают байки про своего предводителя. Про то, как он угнал корабль из-под носа врагов. Что якшался с восточными ярлами, и они предложили стать их конунгом. И то, что христиане прозывают Хрёрика язвой. Жених не обращает внимания на восхваления. Смотрит, не отрываясь, на невесту.
– За каждого ребёнка я буду дарить тебе по городу, – клянётся насмерть пьяный жених и даёт отмашку нести их на ложе.
Теперь Хельги стоит на корабле, направляющимся в эту самую восточную землю. Сначала отец не смог уберечь дочери, теперь не удержал и младшего. Подаренный меч висит в ножнах на поясе. Сестра с малолетним ребёнком на другом корабле. Племянника тошнит от качки, и он истошно орёт по ночам. Возможно, поэтому Рорик сейчас на другом корабле. Хельги вглядывается в лица простых моряков, слушает их речь. Кто знает, может быть, когда он вырастет и расправит крылья, эти самые люди выберут его предводителем? Но о таких вещах лучше помалкивать, отец научил его раньше времени не выдавать замыслов.
Скрытый текст - 1-4:
– Плывут! – крикнули со двора.
Гостомысл тяжело поднялся с лавки, черпнул воды из кадки, отпил и аккуратно поставил обратно. Кряжистый, с длинной коричневой бородой и густыми бровями, медленный в движениях и речах, он выглядел старше своего возраста. Но на самом деле ему не было и сорока. Возраст требовался для большего авторитета среди старейшин.
– Хозяин, плывут! – поскреблись в дверь.
– Слышу-слышу. Ишь разорался! – беззлобно буркнул старейшина и вышел.
Солнце подбиралось к середине неба, было тепло и даже немного жарко, хотя в тени ещё холодило и редкий, но порывистый ветер ещё напоминал о прошедшей зиме. Мужики бездельничали, поджидая хозяина. Он с неудовольствием заметил заброшенную работу.
– Ну что замерли, ротозеи? Мне за вас одному, что ли отдуваться?
Без ропота мужики возвращались к работе. Хозяин строг, но справедлив и рабов почём зря не мучил, не то, что иные.
– Дары-то несите и этот, как его, хлеб с солью! Народ кликайте, весь что есть. И чтоб в лучшей одёжке, пусть знают наших, не к лапотникам приехали!
У причалов собиралась толпа – мужики, женщины, дети... Стояли, галдели почём зря, ворон считали. Воинов раз-два и обчёлся, не врагов же ждут – друзей, союзников. На Ладоге всего хватает, а порядка нет. Слишком уж много появилось владык, продохнуть негде. Там старейшина, тут, тот – вроде как важная шишка, а этот, получается, и вовсе князь. И у каждого свой порядок, обычай, задумки. В общем, раздор по любому поводу получается. То косари из разных сёл на меже встретятся и до смертоубийства дойдёт, то кто девицу умыкнёт без уговору и кровная месть потом тянется… Раб, опять же, перебежит на другую сторону и что теперь, по какому праву возвращать? И раньше ведь как-то справлялись, судили по старинке, а потом людей стало больше, да всё разных, с причудами. Одни чуть что – за оружие хватаются. У других – выкуп. Третьи признают только поединок. Да и дел невпроворот, таких, что одним родом не решить. Где дороги надо бы мостить, где разбойников извести, в общем, появилась нужда в таком старейшине, чтобы над всеми другими стоял. Да только кого выбрать, чтобы без обид обошлось, без возвеличивания одного рода над другими? И вот свои варяги донесли об одном князе с войском великим, что сможет, приди беда, оборонить, и закон общий вершить. В общем, собрались Набольшие и порешили – пригласить того князя, чтобы правил Ладогой и окрестной землёй.
Всю гавань усеяли корабли – белые, красные, жёлто-серые листочки парусов. От воды тянуло холодом, ветер легонько трепал паруса.
– А это кто? Вот те – дальние.
– Вроде как наши. Но с западной стороны моря.
– Ишь, сколько их привалило. Ртов-то голодных.
Ярл сошёл первым. Чувствовалось, что он сильно устал с дороги, но на его лице это не отражалось. Если что оно и выражало, так это холодную внимательность. Глаза по-хозяйски рассматривали город и его обитателей.
– Добро пожаловать, гости дорогие! – пробасил Гостомысл. Не настоящее имя – прозвище за связи с иноземцами. Всё его влияние было получено благодаря торговле с варягами. За пределами Ладоги и прибрежных торгов он почти не имел влияния.
Девицы протянули дары, преломили с варягами хлеб. Внешне пустой, но важный ритуал. На того с кем разделил еду уже не нападёшь.
– Ну, чего зря время терять, – поторопил Гостомысл и дал знак людям. – Пройдём со мной, а об остальном позаботятся мои люди.
– Я прибыл так быстро, как только смог, – заявил Рорик. – Хоть сборы и заняли немало времени.
Они шли рядом, и ни один из них не уступал другому в росте. Правда, Гостомысл был более рыхл и мягок. Ещё бы – в конце концов, он всю жизнь занимался торговлей, а не войной.
– Мы бесконечно рады за вашу помощь. Дела обстоят не так радужно, как прежде, до вторжения. Ну, может вы слышали про тот налёт. Ладогу сожгли, и наши дома ещё пахнут свежим деревом. Финны и кое-какие из наших родичей перестали уважать порядок. А что творится на южных путях и вовсе нечего говорить, чтобы не расстраиваться.
Рорик поморщился. Ну, как же – Земля и без подвоха.
– Посмотрим, что можно сделать, – сказал он. – По крайней мере, пока можно не ожидать впадений от моих родичей. Все наши слышали о походе.
Гостомысл кивнул и показал на дверь своего терема.
– Милости просим! Располагайтесь пока у меня, а там и вам чего-нибудь придумаем.
Пропустив гостя, он чуть усмехнулся в бороду. Уж теперь-то Гостомысл воспарит над остальными. Ярл у него в руках и будет делать только то, что нужно.
Последний раз редактировалось Ранго; 15.05.2017 в 16:22.
Корабли первыми разглядели мальчишки. Гурьба, слонявшаяся у реки, заметила паруса. Длинные изогнутые носы, узкие бока, длинные ряды вёсел – без сомнения, это были варяги. Да и кому ещё заплывать в такую даль? Хельги побежал в крепость предупредить старших.
– Плывут! – издали закричал он.
Крепость обросла валами, ровным частоколом брёвен и сторожевыми, приземистыми башнями. Спокойная, уверенная в себе мощь, пока ещё обманчивая из-за незаконченных работ.
– Варяги плывут!
Караульщики запалили сигнальный костёр. Повалил густой чёрный дым. Знак беды. Все, кто мог, прибывали на защиту стен. Остальные – женщины, старики, дети, рабы – должны были спрятаться.
Дети следили за рекой, спустились ниже по течению, чтобы не упустить высадки. Но корабль оказался только один. Он быстро, не смотря на течение, приближался к городской пристани. Теперь уже можно было разглядеть шлемы и торчащие из-под них волосы цвета соломы. Норманны.
Хорошее оружие, внезапность впадений и личная храбрость делала норманнов опасными противниками. Конечно, вопреки пьяной похвальбе саг, они не превосходили местных в физической силе, но обладали преимуществом в опыте ратного боя. Да и качество оружия у них было лучше.
Варяги Рорика приготовились к схватке. Часть охраняла стены, прикрывая отход в случае неудачи, остальные выстроились в центре. Ровная линия щитов, кольчуги и куртки. Порядки славян – разношёрстные, вооружённые кто чем – богачи с мечами и топорами, беднота с копьями и дротиками – рассыпались вдоль берега. Старики и женщины, вопреки запрету конунга, столпились за спинами защитников, подбадривая окриками.
Предводитель чужаков – зрелый мужчина со спокойным выражением лица – сошёл с корабля и, улыбаясь, рассматривал выстроившиеся порядки.
– Однако, – засмеялся он. – Слишком большая честь для меня.
– Кто ты? И зачем пожаловал? – глухо спросил Рулав.
– Я-то? Харальд. Торговец мечами. Прошу разрешения пройти через вашу землю.
Последний раз редактировалось Ранго; 25.03.2017 в 21:42.
Рорик вышел навстречу:
– Оставь своих людей и иди за мной.
Чужаки было зароптали, схватились за оружие, но Харальд поднял руку. И шум живо стих.
– Ну же, друзья мои, чужая земля – чужие правила.
Торговец ушёл вслед за Рориком. Разумеется, их сопровождали телохранители конунга. Он провёл гостя в крепость, в свой недостроенный терем. От крыши был только деревянный каркас, напоминающий китовые рёбра, из убранства – ничего. Пни и обрубки брёвен вместо лавок. Но даже такой, пустой и холодный, это был дом Рорика, его собственное место.
– Садись, если не побрезгуешь, – предложил конунг и махнул принести мёда – хмельного напитка, вроде браги. Слуги наполнили чаши.
Харальд не брезговал.
– Итак, торговец, чего тебе надо?
– Здесь-то? Только прохода. Раньше мы и без спроса ходили, да и Альдейгьюборг вроде как наш был. Да вот разнеслась такая молва, будто здесь объявился сам великий конунг Рорик и землю ту под своё крыло взял.
Харальд улыбаясь, осушил чашу и дал слугам знак повторить.
– Хорошо ты устроился, конунг, и хмель добрый. Мы же тебе не враги и идём вниз, на юг, куда глаза глядят, куда вся вода струится.
– Что же ты станешь делать, если дойдёшь до конца? – спросил Рорик.
– То, зачем плыл – продам мечи.
– Почему бы тебе не продать их прямо здесь?
Харальд долго смотрел в глаза конунга. Холодные, чужие и бесконечно далёкие.
– Людей у тебя, конунг, и так хватает с избытком, слишком легко нам затеряться и в чужой тени усохнуть. Да и место здесь холодное, крайнее, только сильному по плечу. Нас же манит юг, с простором, морем греческим. Не взыщи, великий Рорик! Не в обиду тебе сказано. Не враги мы тебе, но друзья. И как обойдёшься с нами по совести, так разнесём о тебе добрую славу.
Сами боги, решись спуститься на землю, не смогли бы определить, о чём думал конунг. Лицо его – тёмное, непроницаемое для земных страстей – ничего не выражало, кроме груза прожитых лет и безграничной, чужой от своей инаковости мудрости.
– Вы получите необходимое, – решил Рорик. – Кров, припасы и провожатых до границы нашей земли.
– Благодарю тебя, конунг! Прими в дар этот топор. Он сделан из доброй стали и прослужит тебе долго и верно.
Харальд протянул своё оружие. Рорик повертел его в руке, рассмотрел узоры на металле, и положил на колени.
Харальд вернулся к своим людям и общее напряжение спало. И хотя за гостями продолжала следить варяжская стража, ополченцы разбрелись по домам. Норманны спешили поделиться свежими новостями. В Дании шептались о будущем грандиозном походе. Кузнецы, забросив орала, плели кольчуги и ковали мечи. Топоры резко подскочили в цене.
– Почему вы не с ними? Почему на юг?
– Слишком уж тяжела рука детей Рагнара. А мы птицы вольные, летим туда, где тучек меньше.
Жгли огни до полуночи, какая там стража, перепились почти все. Где хмель, там и драки.
–Хорошая у вас стража, – сболтнул один из чужаков. – Быстро заметили, даром, что в сумерках, и войско собрали, десять на одного. Мы-то напасть думали, девок похватать, авось пригодятся в пути, да и торговать легче не с пустыми руками.
В иное время болтуна могли и прирезать, но не сейчас, раз побратались. Простили. Торговля и грабёж завсегда ходят рука об руку.
Поутру гости вернулись на корабль. Конунг отрядил провожатых во главе с Рулавом.
Корабль споро отошёл от причала и, на вёслах, пошёл против течения. Скрипели уключины, вздыхали основательно помятые после ночи гребцы, неспешно болтали.
Рулав наморщил лоб:
– Почему вы так спешите покинуть нашу землю? Конунг к вам милостив, да и ищет к себе хороших воинов. У него с местными большие планы.
Харальд потёр подбородок.
– Как бы сказать… Понимаешь, я уже видел вашего конунга раньше. Даже сражался под его стягом. Давно, правда. Не признал меня ваш конунг. Что же, бывает. Случаются под солнцем странные вещи, да и люди со временем меняются. Истинная правда, всякое случается. Но я ещё ни разу не видел, чтобы шрамы на лице переползали на другую сторону.
Рулав нахмурился.
– Не понимаю.
– Вот и я не понимаю. Почему вы называете Рориком совершенного постороннего человека?
Последний раз редактировалось Ранго; 25.03.2017 в 21:44.
Лагерь спал. Спали строители крепости, утомлённые непосильными работами. Спали трулли и видели сны про сытую жизнь, в которой всегда есть кусок хлеба и мясо по праздникам. Уснула, сморенная посылами, стража. Это была тихая, тихая ночь и даже собаки молчали.
Только тогда у лодок собрались отряды Асмуда и Рулава. Вёсла накрепко обвязали тряпками, чтобы поменьше шуметь, и сами не зажигали огней, доверять свету луны. Норманны деловито занимали места на лодках. Спокойные, завсегда привычные к разбою.
Ладьи отходили от берега, поднимаясь вверх по реке.
– Сколько ты пообещал дозорным? – спросил Асмуд. – Как по мне, надёжней перерезать пару лишних глоток.
Рулав покачал головой.
– Зачем нам проблемы с кровной местью? Хочешь, чтобы на нас ополчилась вся Скандинавия? Нет, горсть серебра и посулы берут даже самые неприступные крепости.
Накануне соратники долго спорили, решая, как быть дальше. Асмуд предлагал разные вещи, одну хуже другой. То зарезать конунга во сне, то вызвать его на поединок. Глупо, наивно, бессмысленно. Ну, убьёшь Рорика, что дальше? Не солоно хлебавши, возвращаться домой?
Гнев выветрился с остатками хмеля, оставив растерянность.
– Может, Харальд и прав. Может, настоящий Рорик не стал бы церемониться с этими толстосумами. Ощипали бы их и жили каждый в собственном дворце. А вместо этого – бесконечная стройка. Я, Асмуд, сын ярла должен рыть ямы! Что он позволяет? Может, конунг и вправе решать за себя, как ему проводить время, но мы – соратники – не его трулли.
– Опасные слова, друг мой, – заметил Рулав, озираясь.
– Мы не его трулли! Он не даёт достойного содержания. Что же мне делать? Сам-то он не бедный, ещё и с толстосумами якшается. Нет, уходить надо, туда, где можно жить, как привык, и говорить, не озираясь. Я уже пошумел с ребятами, нас мало, но все проверены. Прижмут – не побегут. Ты со мной?
Рулав надолго задумался. В его крепкой, устрашающей на вид голове зрел план, как чужими руками прибрать к себе всё дело. И пока Рорик ему был ещё нужен.
– Нет, пока нет. Но и мешать не стану.
Тогда Асмуд предложил объединиться на один налёт. Ограбить пару поселений, а вину свалить на чужаков, вроде Харольда. Всем выгода. Люди озолотятся, а местные, опасаясь налётчиков, быстрее перейдут под власть Рорика. Вот только дальние поселения и защищались лучше. Поэтому, в итоге решили грабить своих.
В тишине корабли подошли к ближайшему поселению. Такому же спящему как Ладога, беззаботному, уверенному в своей защите.
– Тише там, – буркнул Асмуд. Пустое, норманны и так ступали как волки, беззвучно.
Когда-то Асмуд хорошенько разведал это место. Жили здесь в избах, на пригорке, под защитой низенького частокола. Так, одна видимость крепости, лишь коров удержать. Хлипкие ворота на пару ударов. Спящий дозорный под навесом. Услышав шорох, залаяла собака.
Двое перемахнули через частокол, скинули засов с ворот. Теперь уже и остальные налётчики хлынули во двор. Быстрые, решительные, непреклонные. Дозорный так и не узнал, чем его убили.
Теперь уже взвыли все собаки. Дверь ближайшей избы распахнулась. На пороге, возник силуэт мужчины. В руке он держал лучину – тусклую, коптящую чёрным пламенем.
– Вы кто? – щурясь, спросил он. Голос старческий, дребезжащий.
Последний раз редактировалось Ранго; 21.03.2017 в 16:34.
Ближайший налётчик мимоходом ударил его по голове. Тело наполовину ввалилось в дом, растянувшись на пороге. Лучина прокатилась по сырой земле и, зашипев, погасла. Россыпь искорок медленно угасали под ногами.
Теперь уже из домов выскакивали и другие люди. Застигнутые врасплох, полуголые, чаще безоружные. Ещё несколько жертв. Варяги врывались из избы, шарили по вещам.
– Варяги! – раздался истошный бабий крик и тут оборвался, сменился всхлипыванием. Кого-то уже тащили, скрученного, к лодкам.
Асмуд вывел свой отряд к зерновым ямам. Хлеба хватило бы на длительную дорогу на юг и ещё бы осталось для торговли.
– Здесь оно, я видел.
Перед двором старейшины, самой большой, вытянутой постройки посёлка собирались защитники. Почти полуголые воины с копьями и топорами. Двое лучников полезли на крышу. Сам старейшина – коренастый мужик с широкими плечами – успел облачиться в панцирь из выдубленной коровьей шкуры.
– Свет! – рявкнул он.
Вспыхнули факелы. При свете он разглядел немеряное число нападавших и вдруг узнал Рулава.
– Ты! Предатель! Мы же договорились.
Рулав наклонился к Асмуду.
– Этот меня запомнил. Придётся убить их всех.
Старейшина знал чужой язык:
– Бегите! Прячьтесь в лес! Мы их задержим. Стена щитов!
Слишком медленно для норманнов. Да и какие щиты, когда половина с дротиками. Рулав бросился в самую гущу, размахивая топором. Резко уклонился от выпада копьём, перехватил древко свободной рукой и тут же рубанул наотмашь. Ещё одно тело под ногами. Строй славян рассыпался. Ещё бежали, на ходу кидая дротики, и даже припечатали одного из налётчиков, но всё уже было решено. Лучники выпустили несколько стрел, но их было слишком мало, да и ночью не разгуляешься. Через мгновение их число уменьшилось наполовину. Топоры можно было ещё и метать.
– Убивайте! Убивайте! – рычал Рулав, весь липкий и влажный от чужой крови.
Ещё тела, не все успели воспользоваться темнотой. Теперь уже сами налётчики зажигали факелы для охоты на жертв. Кто-то ради шутки подпалил крышу одной из изб. Пламя разгоралось…
– В пути мне пригодятся рабыни, – заметил Асмуд.
– Хорошо, убивайте всех, кроме рабынь.
Теперь уже света было с избытком. Под бабий вой и редкий лязг клинков, треск занявшихся пламенем брёвен проходило разграбление. Зерно уже вынесли, теперь отбирали пленниц. Старых или некрасивых – убивали на месте.
Со всех сторон на старейшину надвигались копья. Его люди давно сбежали или лежали грудами. Множество славян и лишь одно тело норманна. Велика расплата за беззаботность.
– Улыбайтесь! – закричал, ополоумев, старейшина. – На меня смотрят боги!
И, раскрывшись, он ринулся в бой. Шансов у него не было...
Налётчики собирались у реки. Награбленное добро давно погрузили, десяток пленниц сдавленно рыдал на корме. Асмуд возвращался последним. Его лицо кровоточило от глубокой царапины, пересекающей правую щёку.
– Задел таки, стерва! – пояснил он. – Ничего, ещё встретимся в Вальхалле.
– Куда ты теперь? – спросил его Рулав. Он уже успел отмыться в реке от крови.
– Поищу службы у более достойного конунга. А если не найду, так подамся к грекам. Всё лучше, чем ловить здесь мух.
Что-то смущает в данном предложении. Имеется в виду, что они его дружинники и он дает им деньги/средства?
Ну и это выводит на вопрос по несколько иной плоскости. Все-таки мне не очень понятно, чем так возмущаются Асмуд с Рулавом. Имхо, по скандинавским понятиям Рорик - отменный конунг. Не растерялся от смены судьбы, вперся к чужим, да еще под договором. Развил кипучую фортификационную деятельность, готовится к войне, содержание дает. Для обычного дружинника - вполне. Конечно, была еще и перехожая морская братва, которая гордилась тем что никогда не спала под крышей, но к таким у самих прочих скандинавов отношение было весьма сложное. Хотя, конечно, люди всегда были самые разные, но мне парочка кажется скорее выпадением из общего потока, а не характерным примером викинга.
это была позорная ошибка при редактировании.
Должно быть - "Не даёт достойного содержания"
14.
Скрытый текст - 3-2:
Хельги неожиданно вызвали к конунгу. По дороге он мысленно перебирал все возможные провинности за собой. Мало тренировался со взрослыми, недоглядел за рабами, убегал с заставы, воровал… Наконец, случайно пристрелил местного мальчишку. Повезло ещё, что до мести не дошло, такие люди – на весь век хватит забот. Отец Найдёныша сразу всё понял и молча забрал тело сына и злосчастный лук. Ушёл. А вот старухи шептались, разнесли вести, что на варяжском мальчонке лежит сглаз и общаться с ним, что играть со змеёй. Никогда не знаешь, в какой момент закончится проказа.
Рорик поджидал шурина, сидя в окружении соратников. Все взрослые, серьёзные мужчины, чуть смягчённые хмелем. Завидев его, он поднял голову и поманил рукой.
– Это же ты первый заметил норманнов?
Нет. Первым чужаков заметил Карасик – маленький такой, совсем ещё ребёнок. Увязался тогда за ними, мол, возьмите меня. Ни за что не отвяжешься. А Хельги, утомлённый дневной работой, дремал в стороне. Но кому интересен Карасик? Конунг ждал только одного ответа.
– Да, господин.
На лице Рорика появилась слабая улыбка. «Как же он постарел»! – подумал Хельги.
– Тебе давно пора стать одним из нас, – объявил конунг. – Мужчиной. Воином. Равным. Это тебе!
Он вытянул из-под лавки какой-то длинный предмет и протянул шурину. Этим предметом оказался топор – с наточенным до остроты ножа лезвием, замысловатым узором на стали и крепкой ясеневой рукоятью. Свита узнала подарок Харальда.
– Служи верно!
– Выпей с нами! – раздались голоса вокруг и Хельги получил свою собственную чарку сладковатого напитка. Хмель сразу же ударил в голову.
Чуть позже, когда празднование подходило к концу, конунг поманил героя дня и вышел во двор. Снаружи, за пределами длинного дома, было тихо. На ночном небе светила полная луна, далёкая и неожиданно тёплая. Скрипели сверчки, страстно, отчаянно, как в последний раз – чуяли ближнюю осень. Где-то вдали, может и за рекой, ухала неясыть. Слабый ветерок шелестел кронами, отчего казалось, что деревья шепчутся между собой. Слышали, кто сегодня стал воином? Мы всё видели, мы всё расскажем. И Хельги вдруг испугался, что конунг, мудрый в своей старости, всё это понимает, знает и сейчас разоблачит обманщика.
– Хельги, кроме тебя и Марисы, у меня больше никого нет. Когда я уйду… если уйду. Ты должен пообещать, что любой ценой защитишь свою сестру и её детей. Ты понял?
– Да, господин.
– Поклянись богами! Ты всегда будешь заботиться о сестре и её детях.
Хельги нахмурился. Неужели можно хоть на миг поверить в обратное?
– Клянусь Одином!
– Благодарю тебя, Хельги! Теперь я смогу спать спокойно.
Они молчали, рассматривая небо. Конунг, не отрываясь, смотрел на Луну, а Хельги стоял больше из вежливости, его интересовали только земные дела.
– Завтра ты отправишься в верховья Волхва, под начало Рулава. Кто-то взялся грабить сёла, и я подозреваю, что это один наш общий друг. Мы возведём ещё одну крепость. Отплывёшь завтра с труллями. Следи, чтобы никто не сбежал. Будь жёстким, они это ценят, но не калечь. А сейчас иди, развлекайся! Это твой праздник.
«Рулав, значит, – только и подумал Хельги. К путешествиям он относился положительно. – Сильный боец, у него многому можно поучиться».
Хельги поклонился и вернулся в зал, а конунг остался разглядывать ночное небо. Когда юный воин, пропустив чашу на дорожку, вышел, его уже нигде не было видно.
Последний раз редактировалось Ранго; 21.03.2017 в 22:07.
Первым делом семья конунга переехала в недостроенный дворец. Хорошо, хоть ещё было лето и поэтому можно было не беспокоиться за щели в стенах и просвечивающую крышу. Остановка проще некуда, мебели почти нет, и Мариса крайне нервничала. Встречая мужа, она неизменно начинала с упреков, и договаривались до предложения вернуться.
– Если хочешь, можем вернуться в терем.
Мариса осекалась и снова замыкалась в себе. Терем Гостомысла после смерти ребёнка повергал её в ужас.
– У нас всё будет, – повторял Рорик и гладил расстроенную жену.
Время лечит. Рано или поздно молодость возьмёт своё и Мариса вернётся. Хуже всего было то, что Рорик действительно любил жену и не знал, сможет ли когда-нибудь простить себя. Она ведь была как цветочек – простой полевой цветочек, яркий, приятный в своей юности. А он просто пришёл и сорвал, по праву сильного, потому что мог. Засушил, испортил, загубил.
Жаловались все, не отставал и Гостомысл.
– Строительство почти закончено, – начинал старейшина. – Пора бы уже вернуть собственность хозяевам. Даже мне не хватает рабочих рук, чего говорить о других.
– Сначала они достроят ещё одну крепость. Мы защитились только с севера, пора бы обезопасить Ладогу и с юга.
Старейшина схватился за голову.
– Ещё одна крепость?
Рорик нахмурился, показывая, что разговоров на эту тему не потерпит. Неужели этот прохиндей, мошенник, не понимает, что без надёжных стен их вышибут ещё до конца года? Хотя, лично Гостомыслу-то ничего не угрожает, такому будет хорошо при любом вожде.
Местные бурчали. Пока ещё тихо, про себя, перепив лишнего, но общий посыл стал ясен. Уши конунга слышали многое. Шёпоты, прибаутки, призывы, посланные по приречным посёлкам. Он знал, что пока силён, ему ничего не угрожает. Но так же понимал, что такое положение дел сохранится недолго. На соратников тоже нельзя было положиться.
Хороший воин на вес золота. Но где же его взять? Закон прост – подобное тянется к подобному. У кого люди есть, тому и прибавится, кто один – одним и помрёт. Оставшись без соратников, в изгнании, Рорик набирал всех подряд. Некоторые из них, не стоили и медного горшка.
Первыми расползлись южане. Не найдя в Ладоге добычи, значительная их часть тем же путём вернулась домой. Кое-кто, особенно из молодёжи, осела. Этим, лёгким на подъём, где присел, так и дом. Ладога в этом смысле привечала всех.
– Сколько у меня осталось воинов? – осведомился Рорик у управителя.
Управитель – советник Гунар, дальний родственник Хаккона, замялся.
– Хм, сейчас и подсчитаем. Нас было четыре сотни. Южане ушли. Эрик утонул, Войко повесился. Злой убил Секача и был изгнан. Двое ушли в лес за дровами и не вернулись. Сотня ушла вслед за Асмудом.
– Сотня? – воскликнул Рорик. – Целая сотня? Почему ты сразу не сказал?
Гунар поморщился.
– Ну, вестника встречают по вестям. Мне не хотелось навлечь…
Ничтожество! Трус, слабак! Он ничем не напоминал Хаккона. Рорик сжал кулак, вспоминая, какого упустил человека. Хаккону он был обязан всем.
– Сколько у меня осталось людей.
– Шестьдесят. Плюс минус. Большинство сбежало во время строительства. Не все из нас были готовы терпеть трудности.
Рорик треснул кулаком по столу.
– А ещё передал полсотни Рулаву и всех труллей в придачу! Случись впадение, у меня не останется сил.
Гунар не был героем, но неплохо соображал, когда надо.
– Есть ещё местные. Бойцы может и не лучшие, но несколько лет назад шведов они прогнали.
– Местные, значит, – пробормотал Рорик.
Сезон сразу не заладился. Море частенько штормило, причём в самое неподходящее время, и даже едва не затопило новехонький драккар. Люди ленились, требовали серебра, часть разбежалась на первой же стоянке. Времена изменились, викингов перестала манить слава сама по себе, и только Хаккон остался прежним, не удел. Ему нравился сам процесс.
– Ну и молодёжь пошла, – восклицал капитан. – Ни уважения к старшим, ни к богам, ни к традициям. Лишь бы серебро грести.
Южный берег Восточного моря прошли удивительно спокойно. Хаккон ежеминутно ожидал нападения местных дикарей и не жалел команду. Конечно, не обошлось без неожиданных встреч. Однажды увидел парус плоскодонки в сумерках, но решил не связываться. Мало ли, как обернётся. Погонишься за мелкотой, а напорешься на скалы и поминай, как знали. Обдерут дикари шкуры, обжарят мясо, а драккар уйдёт на доски.
У обжитых, цивилизованных берегов Хаккон был куда смелее. Правда, опять не везло. Единственной их добычей стала старая рыбацкая лодка. Рыбак – глухонемой старик и маленький мальчик, то ли внук, то ли ученик. Никто не понял, что он лопочет. Рыбу съели сами, мальчика продали саксам. Старик – кому бы он мог пригодиться, пошёл на дно. Голым, конечно, барахло завсегда найдёт применение.
«Скоро и я за ним», – напророчил себе Хаккон. Старик долго не сдавался, бултыхался, но ледяная вода не знала сострадания. Герой ты или тряпка – всё одно, всё равно.
Остановились в Дании, где Хаккон лечил свои сердечные раны вином и блажью. Ни одного знакомого лица в приморском посёлке. Его любимая шлюха, с чёрной гривой волос и ранней сединой на корнях волос, не дождалась возвращения. Говорили, что захлебнулась во сне рвотой после какого-то настоя. Свято место пусто не бывает. Приметил себе толстуху с рябым лицом.
– Хорошая у тебя лодка, – заявил один норвежец. Они повстречались в кабаке, где Хаккон обретался последнюю неделю, подбивая клинья к толстухе.
Капитан нахмурился. От соотечественника можно ожидать чего угодно. Например, что завтра драккар угонят или перехватят на рейде.
– Одиночке нынче не выжить, – продолжил незнакомец. – Предлагаю поработать на нас.
– А кто это вы? – спросил Хаккон.
– Лодброки, сыновья Рагнара. Мы собираем пополнения для великой армии. У нас не хватает только лодок.
Хаккон выглянул во двор, отсюда хорошо была видна гавань. Как же долго он пил? Неделю? Гавань посёлка запруживали суда под одним и тем же знаменем – красным вороном.
– По рукам, – буркнул капитан, намереваясь сбежать при первой возможности.
Вечером, обессиливший от пьянства и похоти, он выбрался на корабль. Дерево скрипело под ногами, возвращая уверенность. Ветер и прохлада от воды привела в чувство. Только здесь он был человеком. А там – никто, изгой. На берегу Хаккон не умел жить, да и не знал как. Остепениться? Завести семью? Он слишком стар. Какая девица в здравом уме пойдёт за морского бродягу? Был бы хоть моложе лет на десять. А эта, покойница, пошла бы. Как же она его обнимала тогда, щекотала отросшую в море бороду, как любила… Пустое. Друзья мертвы, родня – чужая. Совершенно один. Оступишься раз – прирежет собственная команда. Может, и в правду остаться с Лодброками? У них, правда, не забалуешь. С виноватым разговор короток, сразу голову укоротят.
– Ничего, мы ещё поборемся, – прошептал Хаккон, вспоминая убитого немого. Волны накатывали на старика с головой, но он всё равно боролся и пытался подтянуться к борту, пока гребцы не сжалились и не оглушили его веслом. Мальчик плакал. Глупый. В море нет сострадания.
Число недовольных продолжало расти. Как и в любом деле, нашлось немало людей, раздражённых новшествами и, в особенности, варягами. Кого-то ограбили, побили, обманули на торгу. Обещали, мол, совсем другое. Воевода Вадимир выслушивал всех, вне зависимости от рода и положения. Среди просителей не было только господ, наподобие Гостомысла. Богачей нынешние порядки устраивали – на реке стало спокойней и в Ладогу потянулись купцы. Шкурки, выменянные у чуди, вепсов и меря уходили на Запад, греть, получается, плечи тамошних родовых вождей и их домочадцев. Беднякам ведь такое не нужно, пригодится что попроще, шкура собаки или волка.
Однако мелкие нападения продолжались. Таинственные налётчики выборочно грабили речные поселения. Захватывали в основном пленниц, но не гнушались и зерном, шкурами. Серебром, если повезёт. В одном из таких посёлков, попавших под удар, жила двоюродная сестра Вадимира. Её налётчики не взяли, то ли слишком сопротивлялась, то ли показалась старой. Тело сестры, окоченевшее, в буром от запёкшейся крови, разорванном платье, нашли у самого берега. На заиленном песке осталось множество отпечатков.
– Смотри-ка! – сказал, наклонившись над следами, один из воинов, опытный охотник. – Вот здесь они высадились. В сапогах, не лапотники какие.
Вадимир, не отрываясь, смотрел на мёртвую сестру. Они не были особо дружны, но кровь есть кровь. И вот теперь сестра лежит здесь, словно старый, прохудившийся мешок.
Посёлок вымер. Кто чудом уцелел, тот на пепелище уже не вернётся. Пепелище это всегда дурное, мрачное место, полное призраков и ещё каких ужасов.
– Один выжил, – услышал воевода. – Прятался в погребе. Повезло, однако, что вместе с домом не сгорел.
К нему подтолкнули мальчишку лет десяти-двенадцати. Тощего, дрожащего и абсолютно седого.
– Это были варяги, – прошептал он. – Ночью ворвались. Убили мать, отца, сестру…
– Ясно, – оборвал воевода и, помолчав, погладил мальчишку. – Сирота, значит. Нечего тебе среди мертвецов оставаться, с нами пойдёшь.
Людям это понравится. Как же, воевода – главный защитник слабых и обездоленных. Исконный словен, не какая-то там русь. Но больше всего Вадимира волновало другое. Рорик методично оттеснял его от управления. Теперь конунг заинтересовался его отрядами.
Большая часть воев жила обычной жизнью – пахала землю, рыбачила с сетью, охотилась, ковала… Но у каждого из них было оружие на случай беды – копьё, лук, дротик или топор. Простому семейному человеку воевать некогда, постоянно занят, освобождаясь только к зиме. Но зимой холодно, реки замерзают, и далеко не уйдёшь. Вот молодёжь – иное дело. Собрать легко, правда, и вооружены похуже, да и опыта не хватает. Молодые удальцы уходили на заставы или в крепости, чтобы жить среди мужчин, сражаться и охотиться. Следить за рекой, предупреждая в случае нападений дымом сигнальных костров. Иногда, когда набиралось достаточно воинов, совершали набеги. Чтобы лишний раз попрактиковаться, да и обогатиться, как же без этого.
Конунг посягнул и на эти заставы. Вадимиру он не доверял и организовывал собственную славянскую дружину во главе с варягами, сражающуюся в привычной для них манере. Это бы не только компенсировало потери конунга, но и усилило бы его власть. И что теперь ему Вадимир? Гостомысл? Другие вожди? Печально, что господа Ладоги, ослеплённые алчностью, ещё не видели полной картины…
– Не плачь, – молвил Вадимир. – Слезами горю не поможешь. Лучше научишь сражаться, чтобы отомстить, когда придёт время.
Седой мальчик кивнул и вытер лицо рукавом.
Вот хз, я б все же зажгли использовал, в украинском запалити = зажечь. Жаргонизм или говор местный? Всегда опасался таких скользких слов.
2-10-б
Цитата:
Сообщение от Ранго
Харольд
Цитата:
Сообщение от Ранго
Харальд
Харальд окончательный вариант имени?
Цитата:
Сообщение от Ранго
хмельного напитки
, вроде браги
Цитата:
Сообщение от Ранго
Сами боги, решись спуститься на землю, не смогли бы определить, о чём думал конунг. Лицо его – тёмное, непроницаемое для земных страстей – ничего не выражало, кроме груза прожитых лет и безграничной, чужой от своей инаковости мудрости.
– Вы получите необходимое, – решил Рорик. – Кров, припасы и провожатых до границы нашей земли.
Вот, кстати, неплохой отрывок, где есть своего рода напряжение.
Цитата:
Сообщение от Ранго
Рорик повертел его в рукав, рассмотрев узоры на металле,
Однако выдумщики викинги - совать топор в рукав, и вертеть тама =)
__________________
Писать книги легко. Нужно просто сесть за стол и смотреть на чистый лист, пока на лбу не появятся капли крови.
Урожай, наконец-то, собрали – зерно ссыпали в корзины и кадки, спрятали в ямах. Часть его, под присмотром слуг конунга, переправили в Ладогу. Платили, конечно, не все, кто-то утаивал, а кто-то жил далеко, в непроходимых по осени местах, что не хотелось и времени зря терять. Оставалось дело за малым – дождаться купцов и получить необходимое, в первую очередь, железо. Умельцы находили железо в болотах, выплавляли из ржавого мусора старины, где-то содержались и маленькие рудники, но его всё равно не хватало. Особенно теперь, в связи с набором дружины. Местами, а чудь так и повсеместно, пахали сохой – простым, если даже не примитивным деревянным плугом, без металлических частей. Времени и сил на распашку, в итоге требовалось куда больше, чем надо.
На праздник урожая съезжались со всех окрестных посёлков и городищ. Хорошее время, чтобы обменяться вещами и сплетнями, завязать дружбу или найти себе родню. Вадимир игнорировал Ладогу, чтобы лишний раз противопоставить себя чужеземцу. Люди это ценили. Недовольные тянулись к воеводе и его влияние возрастало.
Неотступно, рядом с ним находился и тот мальчик, седой как лунь, оставшийся круглым сиротой после налёта на посёлок. Живой символ противостояния чужакам. Ведь именно они сожгли и убили его родичей. Вадимир лично следил за мальчиком и растил как сына.
– Держи меч крепче! – рявкал он, наблюдая за тренировками Седого на деревянных мечах. – Бей! Не так, ты подставляешься. Ещё раз, всей массой… Ногами, ногами действуй, не стой столбом! Кружись! Вот так, как танец. Дыши носом… Вот, будешь стараться и я, глядишь, возьму тебя на заставу.
На заставе чем хорошо – не надо думать о завтрашнем дне, всё одно и тоже. Тренировка и служба. Ни тебе сохи, кузнечного молота, охоться, разве, чтобы навыки не растерять. Седой помнил, как допоздна трудился отец. Невысокий, сутулый от усталости мужик с огромными ручищами, одна чуть короче другой. Прищемило бревном по юности и срослась криво. Отец уходил с рассветом и возвращался в темноте, всегда занятой, угрюмый от непосильного труда. Никогда от него не дождёшься ласкового слова, разве что матери иногда мог улыбнуться. На заставе же было время и шутку послушать, и песнь запеть. Красота, целыми днями звенеть мечами…
Новая крепость уступала Ладожской, но тоже внушала уважение, скалилась высоким частоколом. Жилые помещения только достраивались и гости разместились в тесноте. Варяги смотрели на славян свысока и ходили щёголями. Вадимир обратил внимание на их добрые кольчуги, топоры, окованные жестью щиты.
Столы вынесли во двор, и за ними, от имени конунга, разливали медовуху. Празднующие уже были навеселе, когда к ним, запоздав, вышел главный надсмотрщик и старший над отрядом. Высокий, крепкий, лысый, весь в шрамах и татуировках. Обычно рабам хватало одного взгляда, чтобы обмякнуть и просить пощады. Те же, кому не хватало, отведывали его кулака. Надсмотрщик часто хвастал, что может убить с одного удара.
– Ещё один голодный пёс конунга, – процедил Вадимир. – На кого же он собрался охотиться с этой сворой? Уж, не на нас ли?
Сторонники поддержали воеводу криком, но до драки пока не дошло. Воевода лишь разогревал общество.
– Глядите, – прокаркал Рулав, который и был главным надсмотрщиком. – Наши зайцы подали голос!
Но едва воевода открыл рот, чтобы извергнуть очередную остроту (так он понимал свои замечания), как его грубо прервали. Мальчишка, Седой, вдруг рухнул на землю и забился в судорогах.
С клацаньем зубов его голова запрокинулась, на губах появилась пена. Тело мальчика изогнулась дугой, и тут же опало, ещё раз… Пальцы скрючились, загребая землю.
– Этому больше не наливать, – ухмыльнулся Рулав. Варяги не знали слова сострадания. Естественно, ни один из них не шевельнулся, чтобы помочь. Простая логика – тот, кто должен умереть и так умрёт, тот, кто должен жить, выживет. Норны, мол, уже спряли нити, судьба определена.
Вадимир, не отрываясь, смотрел на мальчишку. Без сомнения, это падучая. Она же божья отметина. Будто бы ему и так от судьбы было мало подарков.
– Помогите ему, держите голову!
Седого оттащили в сторону и празднование продолжилось. Вадимир прекратил задирать варягов, спокойно поедал угощения и скользил глазами по празднующим. Некоторое время спустя мальчишка очнулся, но был слишком слаб и едва мог сидеть на лавке. Бледный, худой с лихорадочно блестящими глазами.
– Из тебя не выйдет воина, ты больше не можешь быть с нами.
– Но я могу! – воскликнул и тут же осип Седой. Он перешёл на шёпот. – Я буду стараться ещё сильнее, я не подведу!
Воевода покачал головой.
– Представь, что приступ застанет тебя в бою. Ты упадёшь, сам погибнешь, товарищей подведёшь. Ну! Не вешай нос! Когда закрывается одна дверь, открывается другая. Мы найдём тебе семью, научишься валить лес, станешь плотничать. Не пропадёшь, строители всегда в цене.
Один из гостей, пришедших в крепость на праздник, при этих словах зашевелился и вылез из лавки. Он подошёл к воеводе, заметно прихрамывая на левую ногу. Незнакомец был в тёмной накидке, штанах такого же цвета и лаптях.
– Отдай его мне!
Гость откинул капюшон, показав своё вытянутое сухощавое лицо. Вадимир с запозданием узнал волхва, которого видел летом на празднике в честь Ярилы. Он выделялся даже из своей среды крайним высокомерием, смотрел на других как на грязь. Глупец! Будто бы его боги смогут защитить, если перейти дорогу сильному. Впрочем, не к ночи будут упомянуты, ночью все верят.
– На нём печать богов, он станет моим учеником.
– Я же говорил, – улыбнулся Вадимир, довольный разрешением проблемы. – Закрылась одна дверь, тут же открылась другая.
Мальчика, конечно, никто не спросил. Но судя по его лицу, он отнюдь не хотел покидать спасителя. Сжался от страха.
– Экий ты трусишка, – ободряюще потрепал по щеке волхв. У него оказались сухие, тёплые руки. – Не надо плакать, вы же не навсегда расстаётесь. Выучишься, и тебя станут принимать в любом доме.
Волхвов никто не любит, но все боятся. Это от незнания всё. Волка тоже простительно бояться, пока он в ночи, воет в темноте рядом с изгородь, пугая скот. Но на свету, когда в руке копьё, что охотнику волк? Страшное только неведомое. А с волхвами никогда не ведаешь, чем закончится встреча. Могут благословить, исцелить, советом помочь. А могут и сглазить, обокрасть, свести ребёнка со двора. И никто больше того ребёнка не увидит, разве обгорелые кости потом найдут на капище.
Вадимир распрощался с обоими и поднялся из-за стола. Дела не ждали. Да и в крепость он пришёл, чтобы самолично осмотреть укрепления. Что-то ему подсказывало, что в следующий раз он будет здесь вовсе не на стороне защитников.
– Да, чуть не забыл! – вспомнил воевода и снова вернулся к мальчику. – Почему ты так побледнел? Ну, перед приступом.
Седой вздрогнул.
– Этот лысый… он ведь был там, когда маму убили. Я его сразу узнал.
Вадимир быстро закрыл ему рот рукой. Озираясь, огляделся. Волх, кажется, ничего не услышал.
– Тише, мой мальчик, тише. Эту историю ты снова расскажешь, когда придёт время. А сейчас мы не готовы, понимаешь? Чтобы отомстить, нужно сначала подготовиться.
Седой кивнул.
– Я буду молчать.
Теперь и Хельги стал мужчиной. Правда, пока вроде как понарошку. Он ведь не убил врага (не считать же несчастный случай) и на его руках пока не было колец, выкованных из оружия павших. Да и факт признания не сделал его сильнее.
– Ты умрёшь в первом же бою, – издевался Рулав. – Слишком прямолинеен и действуешь одной силой. Если противник оказывается ещё сильнее, ты просто ломаешься.
– Это мы ещё посмотрим! – хвалился Хельги и тут же, поверженный, валился наземь. Новые синяки и ссадины. За Рулавом не заржавеет, угостит в любое время, и ещё спасибо следует сказать, что легко отделался.
После тренировок (вернее, избиений) Хельги следил за рабами. Побегов пока не было, но недовольство встречалось. Рулав командовал максимально жёстко, поэтому рабам хватало одного упоминания его имени, чтобы затрепетать. Но чаще всего Рулава просто не было на стройке. По ночам он нередко отлучался, а днём отсыпался или пил, не показывая носу. Пили, впрочем, почти все, и, что особенно удивляло Хельги, гораздо больше, чем воины конунга. Очевидно же, что Рулав нашёл дополнительные доходы…
Больше всего Хельги скучал по своим друзьям в Ладоге. И поиграть не с кем, да и язык особенно не попрактикуешь. Разве, что с рабами, но им ведь обычно некогда. Только вечерами, после трудов, они сидели группками, ели, болтали и пели свои грустные песни. Мальчик присаживался рядом и вслушивался, пытаясь понять.
– В темноте тебя легко спутать с нами, – засмеялся один старый раб. Он погладил мальчика по волосам и протянул краюху хлеба. – Не гнушайся, Олег, хлеб везде одинакового вкуса.
Олег? Какое рабье имя! Впрочем, какая разница, как его называют, лишь бы работали. С тех пор Хельги ужинал рядом с рабами, делился с ними едой и чаще задерживался. Соратники на это смотрели криво, но помалкивали. Кому какое дело до мальчишки? Сломает себе шею и поделом. Наверное, и конунгу наплевать, раз он отослал его в такую дыру.
Перед праздником урожая в крепости побывали купцы с юга. Такие же славяне, как и местные, только из другого племени. Язык общий, разве что одеваются чуточку богаче. Рулав сразу же приказал отвести гостей к себе. Хельги туда не впустили, и он лишь наблюдал издали. Обратно купцы ушли не с пустыми руками – тащили корзины, шкуры. Гостей провожал один из людей Рулава, который поднялся на чужой корабль.
– Куда это ты собрался? – спросил Хельги.
– Не твоего ума дело, сопляк! – отрезал он.
Зря! Тайны манили и увлекали Хельги. Мальчик вышел через открытые ворота и пошёл вслед за кораблём, прячась за деревьями. Неплохой план – проследить весь путь, жаль, что дорога не располагала к путешествиям. Едва он отдалился от крепости, как безнадёжно заплутал и увяз в тине. Густой прибрежный кустарник, колючка и сухостой оказался неодолим. Затею пришлось оставить до лучших времён.
И всё-таки Рулав что-то скрывал. Перелом в деле случился перед самым праздником. Ожидались гости, и Рулав затеял ночью какие-то работы. Из дальней пристройки, куда никого не пускали, тайком вывели целую вереницу людей. Хельги не спал, привыкший к ночным беседам, глазел на реку и думал, что так и помрёт здесь от тоски.
Кто-то простонал. Это был женский голос!
– Прошу вас!
– Заткнись, сука! – Ругань в ответ и хлёсткий удар по щеке.
Рулав выводил женщин! Из крепости! Ужом Хельги проскользнул за женщинами. Идти пришлось недалеко, чуть углубились в лес, и вышли к небольшой избушке.
– Ты останешься! – приказал Рулав. – Проследи, чтобы сюда никто не совался. Понял? Ответишь головой. Будет скучно, можешь взять колченогую. Остальных, чтобы и пальцем не трогал, ясно? Попорченными они цену теряют…
Цену теряют. Ясно. Значит, в набегах, говорят, Харальд виноват, да? Понятно. Осталось рассказать конунгу.
Уже стемнело, и к тому же зарядил дождь. Всё сильнее и сильнее с каждым часом, пока Хельги, наконец, не потерял надежду переждать его в пути. Угнанную из крепости лодку он умудрился потерять на привале, поленившись её вытащить на берег. Поэтому последние часы Хельги шёл пешком. По узкой такой, подозрительной тропке, петляющей между пригорком и деревьями. Дождь размочил и без того вязкую сырую землю, и она прилипала к сапогам. Хельги сдался и свернул в ближайший посёлок. Никем не узнанный, он был пропущен к общему теплу, получил чашку каши, перекусил и быстро задремал в уголке.
Пережидая непогоду, в общем зале помимо хозяев собрались и другие бродяги. Двое направлялись в Ладогу на заработки, и ещё один купец возвращался домой после долгого странствия. Обвешанный мехами, он восседал по правую руку, рядом с хозяевами.
– Хорошо у вас, – сказал купец. – Но вот музыки не хватает.
– Это да, – признал хозяин. – Был у нас такой умелец, да только лес его и прибрал.
– Волки что ли загрызли?
– Нет, намедни мужики валили лес, вот его деревом и привалило. Нелепо как-то.
Один из бродяг поднял руку:
– «Кстати, о волках. Был у меня один приятель. Страсть как любил охотиться. Загнал как-то оленя, спустил кровь, как полагается, начал свежевать. Вдруг видит – волк! Огромный такой, матёрый. Ну, он рогатину-то поднял, мол, иди, дорогой, пока жив! Волк тощий, оголодавший, ничего не боится. Вздумалось приятелю учудить проказу. Он от оленя куски отрезает и бросает этому. Бирюку-то. Один за другим. И потихоньку отходит. Волк следом. Дурной видно, жадный. Так, в общем, и приманил его к себе во двор, привязал.
– Зачем? – спрашиваю.
Он смеётся. Мол, потому что ни у кого ещё ручного волка не было. Одни лошадей держат – это такая животина вроде лося, только без рогов. Другие – медведя на цепи водят, играются. А у него значит волк. Как сука в течке будет, так ещё и щеночков получит. Самых сильных, злобных. На весь мир прославятся.
Да только, сколько волка не корми, а он всё в лес смотрит. Пока приятель пропадал на охоте, волк перегрыз привязь и передавил всех кур. Сука ему мешала, поэтому он и её разорвал. Корову убил. Телят раскидал. И так это дело понравилось бирюку, что перебил весь скотный двор. Уток там, гусей.
Вернулся хозяин домой – ни единой живой души. Даже семью бирюк не пожалел. Убил деток приятеля и его жену тоже. Такая вот история. Хотите верьте, а хотите нет, но так всё и было».
– Врёшь поди! – ухмыльнулся купец. От жара печи его распарило, и он отложил свои шкуры в сторону. – А ну, как твоего приятеля звали?
– Чистая правда! У Гостомысла спроси! Слыхал такого?
За столом резко замолчали.
– Ещё бы не слыхал, – пробормотал другой бродяга, доселе молчавший. – Давно уже по посёлкам, торгам потянулись странники со странными речами. Мол, доколе, братцы, будете Юрику в ножки кланяться? Голоден он и насытиться не может. Вот-вот пожрёт и солнце, и луну.
– Ну, ты-то примолкни! – вмешался хозяин. – Пусть большие сами между собой разбираются. А мы тут, с краю, авось беду и мимо пронесёт.
Хельги упросил купца взять его к себе на ладью. К обеду они уже были в Ладоге, где и распрощались. Больше всего на свете Хельги боялся, что вести запоздают. Уж лучше бы напали норманны. Прибыла чужеземная армия, пусть и детей Рагнара! Лишь бы не так, не предательство.
Рорик принял родича сразу, по взволнованному виду понял важность вестей и отвёл в задние комнаты. Проверил, чтобы не подслушивали и только тогда разрешил говорить.
– Рулав грабит дальние посёлки и похищает женщин. Потом перепродаёт рабынь варягам с верховьев. У него есть собственная гвардия из надёжных, повязанных кровью и тайной, людей. Все они стоят друг за друга, держатся особняком. Хорошие, крепкие воины. Рабынь держат в крепости, пряча на случай прибытия важных гостей в лесу.
Хельги ожидал от конунга чего угодно: вспышки ярости, брани, ударов кулаком по столу, метание лавки. Клятвы на мече покарать преступника. Хельги не ожидал только той реакции, что последовала.
Лицо Рорика было недвижимым. Конунг молчал, казалось, что страшные вести ничуть его не заботят. И Хельги вдруг понял, насколько он, Рорик, старый. Древний. И совершенно безумный. Боги! Да он ведь сошёл с ума!
– Ты говорил об этом кому-нибудь? – наконец, открыл рот Рорик. Ещё один неожиданный вопрос.
– Нет.
– Молчи дальше.
Хельги сжал кулаки.
– Там же женщины! Их же… всей крепостью. Попользуются и сбывают. Одна сбегала. Дважды. А её всё время ловили. Я видел. Перехватили на дороге, собаками загнали. Попробуй тут убежать. Чтобы не баловалось, караульщик перебил ей ногу. Теперь она хромает, её уже не продать. Порченый товар! Так Рулав сказал. Как порченый товар, вещь, её пускают на пьянках. Ей уже не помочь. Зубы выбили, хромает, лицо синее. Сама уже пьёт, с горя, что податься некуда. Топиться пробовала, выловили, теперь из виду не упускают, на привязи сидит. Одной ногой у Хель. Но можно спасти остальных!
Рорик выслушал его речи с тем же самым отсутствующим видом.
– Верно, ты ещё мальчик, раз думаешь, как мальчик! – прокаркал конунг. Старый, сухой и тёмный от старости, ворон. – У Рулава, будь проклято его имя, почти полсотни бойцов. И у меня примерно столько же. Как думаешь, встреться мы сейчас, кому повезёт больше? Начинай только то дело, в котором не сможешь проиграть!
Хельги, оглушённый такими словами, молчал.
– Ты подвёл меня. Что, разве сложно было передать весточку? У меня были глаза и уши в крепости, и вот теперь я слеп. Что там происходит? О чём подумал Рулав, узнав о твоём бегстве? Может быть река уже запружена его лодками? Плывут, чтобы взять нас в полон? Мальчишка! Поучить меня вздумал? Сколько же битв ты выиграл, чтобы судить? Хоронил ли ты лучшего друга, погибшего по твоей вине? После неправильного решения? Ты молчишь, это правильно, это верно. Я дам тебе совет – любая битва меньше, чем с двукратным превосходством считается рисковой. Никогда не рискуй, пока есть что терять. Ты понял?
– Да, конунг.
– Тогда возвращайся на женскую половину к Марисе. Я объявлю, что вызвал тебя из-за болезни сестры. А Рулав… мы ещё поквитаемся. Я ничего не прощаю.
23. да, завтра я отредактирую прошлые отрезки. Долой черновики! А... впрочем, нажрусь, к бабке не ходи, и завалюсь в Стелларис.
Скрытый текст - 3-10:
Недолго же конунг почивал на лаврах! Шумиха насчёт новой крепости быстро улеглась, да и толку хвалиться стенами, пока они не проверены на практике. Воины из-за скромного содержания и тяжёлых работ покидали хозяина. Некоторые, не скрываясь, уходили средь бела дня. Норманны – птицы вольные, одной силой не удержишь. А силы-то как раз у Рорика больше не было. Люди его покинули, люди в нём разочаровались.
Он внезапно понял, что остался совершенно один. Ни на кого не положишься. На Марису? Что в ней толку? Может её отец – этот ничтожный бонд – прислать зятю сотню копейщиков? Даже родить не может. Наследников, будущих защитников. Нет, Марису Рорик любил, но жизни в ней оставалось не больше, чем в засушенном на зиму яблоке. Ещё есть Хельги – смышлёный паренёк с ясным умом. Ребёнок! Без авторитета. Рулав – предатель. Понятно, почему он остался, сам метит в конунги. А Рорик ещё и помог ему, передав лучших воинов. Вот и осталось, получается, пить и дожидаться, когда Рулав, наконец-то, созреет для власти. Всё правильно, всё честно, в волчьей стае выбирают за силу, не заслуги. Но была и ещё одна сила, неведомая варягам. Местные!
Утром Рорик отправился на поклон к Гостомыслу.
– Вы, наверное, уже знаете о моей беде? – спросил конунг.
Они сели за столом, и кроме слуги, с ковшом подающего медовуху, никого больше не было.
– Какой именно? – усмехнулся Гостомысл.
Рорик едва подавил желание задушить этого самодовольного купчишку. Но сейчас только этот человек мог спасти положение. Вопрос только в том, как его убедить это сделать.
– Я уже немолод, и мне давно пора задуматься о наследнике. К сожалению, с этим-то и проблема. Родни у меня нет, случись что, и передать некому.
– А что, много есть чего передать? – насмешливо спросил старейшина.
– Разве добро когда-нибудь бывает лишним?
Чаши показали дно, и слуга ковшом долил мёда. Рорик коснулся губами сладковатого напитка. Чего только не выпьешь, когда другого нет.
– Моя жена бесплодна, – продолжил конунг. – Горе высушило её чрево.
– От меня-то вы чего хотите?
И снова тишина, разбавляемая прихлёбыванием. Рорик старательно подбирал слова. Он понимал, что у него есть только одна попытка.
– А как у вас дела с наследниками?
Старейшина продолжал ухмыляться:
– Не жалуюсь. Один сейчас шкурки в лесах скупает, другой помогает в лавке. Дочерей вот раздал, не без приданого, естественно, породнился с кнезами.
– А как же поживает ваш средний сын?
– Средний?
– Ну да, тот, что уплыл за море. Слышал, он вступил в ряды викингов, морских скитальцев, и прошёл всё Варяжское море. За храбрость соратники выбрали его ярлом. Средний сын много повидал, но зов к дому оказался сильней и он вернулся. С отрядом воинов, проверенных в битвах. Никем не узнанный, однажды он был призван править.
Гостомысл почесал голову. Он уже чувствовал себя заметно охмелевшим.
– Зачем это вам?
– Лучше подумайте, как возвращение сына будет выгодно вам.
Старейшина поднялся из-за стола. Пошатываясь, Рорик последовал его примеру. Они стояли напротив друг друга, оба высокие, крепкие люди. И оба немолодые. Рорик – почти старик и Гостомысл, настолько вошедший в роль мудрого деда, что уже и впрямь чувствовавший тяжесть времени.
– Сколько же вам было лет, когда я родился? – спросил Гостомысл.
– А какая разница, батюшка? Какая вам, собственно, разница?
24. тля... столько часов зря. Партия за милитаристов в Стелларис слита. :(
Скрытый текст - 3-11:
Очередной посёлок вдоль реки, обычная, ничем не примечательная встреча, разумеется, для гостей. Сами хозяева в растерянности. Гости, варяги, позвякивая кольчугами, разбрелись по дворам.
Над местной старухой навис бородатый детина. За поясом небольшой одноручный топорик, щит оставил в лодке, чай, не к врагам приехали.
– Есть, что пожрать? – процедил, ковыряясь в зубах. Первые слова, что он выучил. Вторые – ругань. Для сытой, беззаботной жизни вполне хватало.
Старуха вынесла чашку – низкую, глиняную, ржаного цвета, и гость, неторопливо, вылизал её всю. Под смех детей варяг надел её себе на голову и оскалился. Бабка плюнула под ноги, зашепталась. Дети смеялись.
Конунг широкими шагами измеряет двор. Всё его, хозяйское. Но странное дело – близок локоток, а не укусишь. Целое поселение, а взять нечего. Соратники, не опускаться же самому, шарили в избе старейшины. Немного мехов, воск, сушёная рыба. Лучше пусть сгниёт в Ладоге, чем останется здесь.
Старейшина Ярилово – дряхлый дедушка, не подымая глаз, ковырял ногой землю. Его сыновья – тоже немолодые, стояли рядом. Юноша, наверное, внук, поддерживал старика под руку. В сторонке мялись, волновались женщины. Может, жёны, может, невестки. Молодые прятались за пожилыми. У одной, зрелой, крепкой такой, фигуристой бабёнки с мешками под глазами, кровоточит ухо. А нечего вот хвастать серебром перед гостями!
Зерновая яма опустошили наполовину. В корзинах работники тащили припасы на ладью. За корзиной оставался жёлтый след из просыпающихся зёрен. Дети хватали полбу жменями, обтряхивали и тут же жевали. Лишней еды не бывает.
– Бочку бы, – пожаловался грузчик и тут же повысил голос. – А ну пошла, мелюзга! Ух, вороньё!
Вороньё брызнуло в стороны, не отводя взгляда от кулака, но тут же вернулось обратно.
– Эх, сколько добра перевести…
Местные молчат. Одного крикуна, что выбежал перед варягами, проволокли за волосы через весь посёлок, и никто не вступился. Старики молчали, чего, мол, дурака вразумлять, авось, так ума прибавится. За оружие не хватались. А смысл? Ну, уйдут варяги. Вечером придут. Завтра придут. Через неделю, месяц. И больше здесь не будет жить никто.
– Хорошо, – наконец, остановил своих Рорик.
Наклонился, подобрал с земли меховую накидку, запахнулся. Тепла, хороша чужая одёжка! А так-то уже осень, снега пока нет, но по утрам лежит иней, холодно, и даже сейчас, после полудня, изо рта валит пар.
Конунг жаден, как жадны все властолюбцы. Но одно дело ободрать овцу и совсем другое зарезать.
– По весне приходи в Ладогу, торговать будем. Твой товар даром пройдёт. Всё, что за него получишь, тебе достанется. Понял?
– Спасибо, господин, спасибо! – поклонился старейшина. До самой земли, чтобы бородой земли коснуться, в грязи измазаться. И его дети кланялись, и их юный внук тоже, но осторожно, бережно, чтобы не уронить старика.
– Мёд хорошо идёт, – добавил конунг. – Шкуры. У тебя ещё есть шкуры? Собери! Зима впереди, чтобы собрать.
Он отвернулся, будто не в силах выдержать жалкое, угодливое лицо старейшины. А ведь они могут быть ровесниками. Каждый стареет с разной скоростью.
Рорик рассматривал защитников Ярилово. Десяток воинов – и стар, и млад. Младший безусый, совсем малёк. Глаза у малька суженные, яростные. Он единственный, кто шагнул защитить крикуна, да свои удержали. Крикун, кстати, зашевелился. Это хорошо, что живой. Зачем зазря убивать? Так, попинали немножко, поелозили по грязи, юшку разбили.
– Ты! Как зовут? – спросил Рорик. Не у мальца, понятное дело, у рослого бородача спросил. Плечи, рост как у норманна, ладони что вёсла, широкие, крепкие. Такой и копьё удержит, и топор, и меч. Неутомимый в работе.
– А смотря, кто зовёт, – пробасил воин. Наглый, знает себе цену. Этот тип везде приживётся. – Для мамки Неждан, для батьки – Дуб. А старухи, что своих молодиц упустили – Кочетом дразнятся.
– Пойдёшь ко мне, будешь зваться, как сам захочешь. Не обижу! Будешь есть за моим столом.
Кочет пожал плечами, мол, наплевать. Однако когда варяги собрались обратно, ушёл за ними. Хороший воин везде нарасхват, не вечно же за сохой ходить. С ним ушли две женщины. Одна юная, совсем девочка. Её варяг – детина огромного роста – усадил на плечо и понёс без натуги. И вторая ушла, та, что с порванным ухом. Всё равно в Ярилово ей жизни не было, а в Ладоге хоть побарахтаться можно, пока не выйдет весь сок, не сморщится.
Варяги уходят. До следующего года им здесь делать нечего. Жизнь возвращается в Ярилово. Дряхлый старейшина преображается. Куда сходит покорность, слабость членов?
– Пошли в дом, а то чего застудим. Эй ты, крикун, вставай уже.
Крикун поднялся. Лицо разбито, губы – сплошное мясо, но хоть зубы целы.
– Вы, трусы! Что? Что вы смотрите?
Народ медленно расходился.
"Найденыш" - забавно, хз общее бессознательное или бездуино слово пользую сам после прочтения - не помню раньше упоминал его в тексте?
Цитата:
Сообщение от Ранго
Попорченными они цену теряют…
порченными
Цитата:
Сообщение от Ранго
Вздумалось приятелю учудить проказу. Он от оленя куски отрезает и бросает этому. Бирюку-то. Один за другим. И потихоньку отходит. Волк следом.
Ага, а это уже мое читнул и решил свою антитезу сделать.
20 кусков одолел. По прежнему считаю, что персов много, исходя из 60-70 тыс знаков на руках. из них запомнились Гостомысл - именем в основном, Хельги и Рорик - так как истор. личности. Сместив акцент на них мог бы сделать более выпуклые и запоминающиеся образы, вместо краткой летописи быта варягов при славянах.
__________________
Писать книги легко. Нужно просто сесть за стол и смотреть на чистый лист, пока на лбу не появятся капли крови.
Конкурсы
08.03.2017, 13:27
Марафон. Первый
Похожие темы
