Авторам.
1. Текст произведения необходимо скрывать тэгом спойлер [spoiler="<Текст>"]<То, что вы хотите убрать под спойлер>[/spoiler] Тэг также есть в расширенном режиме редактирования сообщения.
2. Текст рекомендуется прочитать и проверить на наличие ошибок, например в Ворде. В противном случае, вместо оценки произведения вы увидите оценку собственной неграмотности.
3. Имеет смысл сначала прочитать хоть что-то о том как надо и, соответственно, не надо писать (например что-то отсюда). Если вы будете допускать типовые ошибки, то получите типовой ответ, причем нелицеприятный. :)
4. Если для понимания вашего произведения нужна дополнительная информация (произведение по конкретному миру, фанфик, ночной кошмар и т.д.) приведите ее перед спойлером. Не стоит ожидать что читатели хорошо знают описываемый вами мир.
5. Крупные произведения рекомендуется вкладывать небольшими кусками раз в день-два.
Скрытый текст - О трудном выборе критика:
Вариантов, собственно, у критика несколько:
1. Написать: "в топку".
Плюсы: Минимальные затраты, как в плане времени, так и в плане эмоций.
Минусы: Вы не поверите. Вы скажете: "Дурак", - и останетесь при своём, потому что людям свойственно не доверять незнакомцам на слово.
Вердикт: Этот вариант отметаем.
2. Начать разбирать подробно, построчно, тыкая пальцем в каждую нелепость и ошибку.
Плюсы: В итоге всё равно будет "в топку", но, всё-таки, вывод будет подтверждён множеством примеров.
Минусы: Вы всё равно захотите сказать "Дурак", и если даже так не скажете, то подумаете наверняка, а критик, который потерял уйму времени, увидев, как автор огрызается и пытается обелить своё произведение всеми силами, понимает, что время потрачено зря и благодарности ждать не надо. Почему? Да потому что вы ни за что не поверите в то, что ваше произведение не стоит того, чтобы его читали. Честное слово, чем лучше люди пишут, тем предвзятее они относятся к своим текстам, но обычно те, кто через слово допускают грамматические ошибки и вообще не задумываются над качеством написанного, уверены, что и так сойдёт. Хотя, конечно, не спорят с тем, что немного подправить не мешает.
Вердикт: Пока человек сам не поймёт, что он пишет плохо, никто его в этом не убедит, потому этот вариант тоже не приемлем.
3. Начать искать в тексте то, что можно похвалить, параллельно чуть-чуть - очень мягко и деликатно - пожурить. Плюсы: Автор доволен. Его хвалят. К "журению" относится снисходительно, поскольку тон критика не категричный, а, скорее, просительный.
Минусы: Автор понимает, что он - уже готовый писатель, Боже мой! Первое же выложенное произведение - и такой успех! Он, вместо того, чтобы выучить русский язык на уровне школьной программы и обратиться к учебникам писательского мастерства, продолжает строчить унылые опусы в невероятном количестве, тратя своё время, которое можно было бы пустить на что-то полезное. Когда, наконец, придёт понимание, будет поздно: время упущено, прогресса никакого, а тексты-то были - отстой, что ж никто не сказал сразу? Ах, лицемеры...
(С) Винкельрид
Критикам.
1. Допускается только оценка произведений. Переход на личности считается флеймом со всеми вытекающими.
2. В отзыве необходимо указать что именно понравилось или не понравилось. Если есть только ощущение то его рекомендуется доносить посредством публичных или личных сообщений.
3. Выделения отдельных фраз и вывода "Чушь" недостаточно. Надо дать хотя бы краткие комментарии, описывающие преступления автора против русского языка и логики.
4. Отмазки "надоело" не работают ;).
Напоминаю, размещение чужих произведений без разрешения автора называется плагиатом и карается баном.
(Jur)
Напоминаю, что флуд запрещен правилами. Сказать свое "спасибо" критикам можно через репутацию. Так же настоятельно не рекомендуется ввязываться в споры.
И помните, что тут все на равных - никто не обязан вас критиковать и оценивать. Попробуйте для начала сами сделать то же.
Aster
__________________
Я согласна бежать по ступенькам, как спринтер в аду -
До последней площадки, последней точки в рассказе,
Сигарета на старте... У финиша ждут. Я иду
Поперёк ступенек в безумном немом экстазе.
"дайте ему тряпку и ведро"
Текст конечно же опупенен, стиль, интрига, головокружиительные сюжетные пассажи, все на месте.... Получите пряник и больше не пишите - на данном этапе вы достигли апогея литературного таланта всея человечества. Пока лучше почитайте других писателей, что пишут в разы хуже вас, и которых назло всем издают.
__________________
- да вот написал рассказ...
- О чем?
- О том, как в одном городе городничий бьет мещан по зубам...
- Да, это в самом деле реальное направление...
Здравствуйте! Я как-то не нашла нигде правила, что можно выкладывать только фантастику, поэтому - вот, реализм. Буду рада услышать комментарии.
Ирма, только не обижайтесь, хотя вроде ничего обидного и не сидит в голове. Вот Васекс упомянул Почтамт Буковского, и знаете, в чем разница между его текстом и вашим? Хотя состоявшийся текст справедливее будет назвать романом или повестью. Разница в том, что Буковский пишет, зная, что ни одна собака его не издаст, а потому пишет все, что приходит в голову, честно, от души. Вы же пишете с оглядкой на читателя, потрафляете ему. Выходит, что если отправить Буковского на необитаемый остров, он и там будет писать, а вы нет. Ибо нет читателя. Вот когда начнете писать для себя, вот тогда и будет интересно вас читать.
Все же что-то интересное у вас обнаружил. Позже еще почитаю и выделю скорее не то, что вам не удалось, а то, что удалось - лаконичнее будет.
Последний раз редактировалось Mishka; 17.04.2015 в 09:37.
Mishka, писать вы имеете. Легко так, задорно. Вероятно, конфетку сделаете из банальщины... Кстати, чем-то мне всё это действо смутно серию X-Files напомнило.
И, как многих людей, которые умеют писать, вас иногда заносит в т.н. "красивости". Впрочем, для миниатюры это самое то, но, ИМХО, такие слова как "наиобычнейший" - перебор. Спотыкаешься на них.
И вот еще:
Цитата:
Но Маврика заметил не сразу, потому что тот бездвижно лежал у его ног, тогда как его голова находилась метрах в пяти поодаль.
Как говорил проф. Ф.Ф. преображенский: "Кто на ком стоял? Потрудитесь излагать ваши мысли яснее".
Думаю, вам бы неплохо написать страшилку на конкурс Ужастиков. Может получиться славно.
Спасибо, Леди Н., замечание ваше верно (а ведь тысячу раз перечитывал, но не заметил), будет обязательно поправлено. На конкурс ужастиков - да, думаю, поучаствую обязательно. Жанр сложный, а я знаю к нему подход. Если и вы будете участвовать, то и вам удачи.
Выходит, что если отправить Буковского на необитаемый остров, он и там будет писать, а вы нет. Ибо нет читателя. Вот когда начнете писать для себя, вот тогда и будет интересно вас читать.
Спасибо за комментарий, Mishka! С тем, что достоинств у моих текстов значительно меньше, чем недостатков, спорить не буду - в конце концов, только начинаю писать и не "гений от Бога" при этом, так что как же иначе? =) Если таки-соберётесь написать какие-то конкретные вещи - буду рада почитать. Но вот диванной психологии в стиле "поставлю диагноз вашей мотивации по юзерпику" не нужно - лишнее.
Вот такое еще выложу, да и воздержусь, ибо бессмысленно:
Скрытый текст - День рождения мыша Расмуса
:
День рождения мыша Расмуса
Мышу Расмусу всего неделю назад исполнилось тридцать. Надо заметить, что это по-человеческому летоисчислению, которое в последнее время стало невероятно популярным среди мышей.
Ну, скажете, понятно: какая-такая мышь не мечтает хоть в малом походить на человека? На что лишь пожму плечами, совершенно недоуменно, и отвечу, что пожелать себе подобной участи может только самая неразумная мышь. И в самом деле, в чем можно позавидовать человеку?
Спросить у любого человека, хочет ли он стать слоном, китом или даже орлом, не говоря уже про мышь, и ответом наверняка будет категоричное "нет". Не запрещается позавидовать отдельным качествам каких-то других существ, но пожелать самому стать иным существом - это уж слишком, так можно и себя потерять.
Расмус всегда относил себя к крайне благоразумным мышам, и потому подобные забавные фантазии возникали у него нечасто. Хотя люди все же создали много чего полезного, и глупо было бы всем этим не попользоваться. Тем же летоисчислением.
По старинным мышиным меркам ему бы сейчас было всего около десяти месяцев. Тогда как человеческие тридцать лет так ярко подчеркивали его вступление в новую жизненную фазу. Ведь с этих пор он становился зрелой мышью, и все его последующие поступки непременно должны были стать очень серьезными. Впрочем, он прекрасно понимал, что невозможно повзрослеть в один день, что новому, правильному поведению ему необходимо терпеливо учиться.
Тридцать лет вовсе не шутка, вполне серьезный возраст. Для кого-то это лишь скромная треть жизни, для других – целая половина. И нельзя не учитывать, как эти годы были прожиты. Вот свои собственные годы мышь Расмус прожил продуманно, совсем не впустую. Последующие тридцать человеческих лет обещались быть даже намного продуктивнее прежних. Ну а остатки отпущенных ему лет - тридцать, если, конечно, настолько повезет - он намеревался прожить в полном достатке и красивом отдыхе. Может даже он наймет человека, как поступают некоторые другие мыши с достатком, и с его помощью совершит кругосветное путешествие. Но о таком далеком будущем он пока и не решался загадывать.
Мышь Расмус много и часто размышлял о том, где лучше ему будет отпраздновать свой юбилей. Совещался с женой и коллегами, с другими знакомыми мышами. В его жилой норке было для того слишком тесно, даже самым близким родственникам негде было бы развернуться. А ведь пригласить непременно нужно будет всех до единого, с кем только ни знаком, иначе будут страшные обиды.
Можно, конечно, выбрать просторную нору мыша Макса, где все приспособлено под подобного рода празднества. Но узнав, что за люди придут к мышу Расмусу, тот заломил на все небесные цены. Знал, что пожалуют не какие-нибудь там студенты, которые нахлещутся его собственного пойла и порушат все вокруг, после чего разоряйся на уборку и починку мебели. Был в курсе, что придут совсем другие мыши, хотя и студентов тоже может быть парочка-другая.
Остальные гости сплошь серьезные мыши, включая самых настоящих министров. Их будет не менее десятка, а если повезет, то и больше того. Также с ними придут жены и отпрыски. Один лишь министр Бертель чего стоит: на ходу сочиняет забавные стишки, да еще исполняет их стоя на голове - душа любой компании.
Узнав об этом, мышь Макс запросил за свое помещение совсем уж непомерную плату. Подозревая, видимо, что раз пожалуют министры, то и подарки от них будут поистине министерскими. Но только у простаков вроде него могут возникнуть такие дурацкие мысли. Какие могут быть подарки от министров, если их присутствие на празднике для любого устроителя уже и есть бесценный подарок. Что касается министра Бертеля, то ему мышь Расмус тайно, через надежных мышей, передал энную сумму за участие в юбилее. Так что речь в конечном счете шла не столько о доходах, сколько о всего лишь возможном покрытии убытков.
Были, кроме Макса, и другие хозяева просторных норок, но и с теми были не меньшие проблемы. Решено было, в конце концов, отметить событие на природе, в поле, если такое позволит погода. Расмус поинтересовался прогнозом у популярного в мышиных кругах предсказателя погоды - того, что носом чуял дождь, засуху и прочие неприятности. И тот поведал, что юбилейный день будет ясным, почти бездождливым - прольется разве что несколько безобидных капель, шутки всего лишь ради. Предсказатель также мог заглянуть чуть в будущее. Заверил, что все будет хорошо: гости да и хозяева вернутся домой живыми и и в здравии.
После таких прорицаний мышь Расмус даже и не стал более сомневаться: принялся готовиться к празднеству под открытым небом. Выбрал просторную полянку на две-три сотни персон. Не слишком удаленную от человеческого жилья, облагороженную, с выстриженной травой, не полную глухомань, где на гостей могли вдруг выйти не только волки и лисы, а и, хуже того, медведи, и нарушить тем празднество. Для пущей безопасности были наняты крысы из специальнй охраны. Сцепиться с таким охранником решился бы разве что саблезубый тигр, если бы те уже тысячу лет как не вымерли. Главное было следить за тем, чтобы крысы не передрались между собой да случайно в драке не зацепили гостей. Но крысиное агенство категорически исключало подобные инициденты.
Столы обещано было выставить еще с утра, после чего полянку украсят датскими флажками, шариками, праздничными лентами и прочей мишурой. Ближе к обеду подъедут две опытные в празднествах мыши, которые до самой ночи будут следить за грилем. Другие мыши подвезут напитки: воду, пиво, красное вино и спиритус. Подносить еду и выпивку будут четыре полевые мышки, по случаю выписанные из Польши, - они не только будут подешевле местных, но и поисполнительнее. А случись что на торжестве непредвиденного, обо всем смолчат.
Произойти, на самом деле, могло все, что угодно. Мышь Расмус знал, по меньшей мере, двух молодых министров и одного старого, которые обязательно примут спиритуса больше положенного: возможно даже, что уносить их придется на носилках. Приглашены были также две китайские мышки, которые под самый конец празднества устроят грандиозный получасовой фейерверк. На оставшиеся средства, подумал мышь Расмус, можно будет пригласить нескольких подростков-лягушат, которые будут ловить мошек и комаров, но это уже вовсе не обязательно.
- Если все пройдет хорошо (а кто может в этом сомневаться?),- мечтательно признался мышь Расмус своей жене Сесилии в самый канун торжества,- меня непременно ждет продвижение по службе. А еще через десять-двадцать человеческих лет может даже министерское кресло. И все тогда будут спрашивать: уважаемый министр Расмус, не соизволите ли пожаловать на наш праздник?
Вместо ответа мышка Сесилия лишь грустно вздохнула: она знала, что из-за юбилея своего мужа они залезут в неслыханные долги. Но положение мыша Расмуса обязывает их не считаться с тратами. И, прежде чем уснуть, она скромно помечтала о будущем.
Утро началось с того, что все пошло не так, как намечалось. Мышки, ответственные за организацию праздника, лишь только начали расставлять столы и накрывать их белыми, накрахмаленными до хруста скатертями, как на полянке вдруг объявился человек преклонных лет. Он пришел сюда выгулять собак, одной из которых был здоровеннейший голландский дог - настолько огромный, что враз наверняка проглотил бы целую сотню мышей, когда б те его интересовали. Другой была вертлявая рыжая такса, эдакое коротколапое любопытное существо, которое интересовалось абсолютно всем вокруг. Такса, которую и собакой-то трудно было назвать без улыбки, уже полезла в кусты, где схоронились ответственные за праздник мышки, и обнаружила бы тех, не подзови ее вовремя мужчина резким свистом.
Плохая примета, огорчился мышь Расмус, когда ему сообщили о происшедшем. Ведь на праздничной полянке, которую ему представили как надежную и давно уже никем не посещаемую, сегодня объявились сразу три опасных существа. Вполне возможно, что их посещение всего лишь безобидная случайность, однако нельзя исключать и того, что случившееся может оказаться недобрым знаком - мышь Расмус, как и многие мыши, был суеверен. К тому же существует вероятность, что такса попытается вернуться. Мышь Расмус тотчас позвонил в охранную службу и попросил прислать хотя бы пару крепких охранников уже прямо сейчас, а заодно усилить охрану на время самого торжества.
Мышь Расмус убедился, что поступил правильно, уже в самом скором времени. Когда ответственные за организацию праздника мышки пришли в себя и продолжили расставлять столы, а провизоры начали подвозить напитки, такса снова появилась на полянке. Она пришла одна, без хозяина и без голландского дога, чтобы, видимо,поразнюхать, какие дела здесь происходят. Она было налетела на первую из попавшихся ей на пути мышек, но тут же ей в горло вцепилась одна из охранных крыс, другая ухватила ее за хвост. Такса жалобно заскулила и попыталась вырваться, однако уже через минуту охранники тащили ее в кусты. Для них все только что происшедшее представлялось лишь легкой разминкой: благодаря хорошей обученности они без особого труда справились бы и с "голландцем".
Уже к трем часам пополудни, за целых два часа до появления гостей, все тем не менее было готово к празднованию. Мышки, ответственные за праздник, уселись в кружок прямо на травке, чтобы отдохнуть и попищать друг с другом. Тогда как мышь Расмус и его супруга Сесилия, воспользовавшись затишьем в приготовлениях, неторопливо обошли полянку, тщетно пытаясь обнаружить хоть самую малую мелочь в работе устроителей, к которой можно было бы придраться.
Наконец пришло долгожданное сообщение от министра Бертеля.
Бертель рассказывал, что ему удалось - не без труда - уговорить целых двенадцать министров прийти на юбилей мыша Расмуса. Кое-кто из министров останется праздновать до самых фейерверков, другие забегут всего на полчаса, потому что их ждут дела. Ясно, что другие дела - это другие празднества. Некоторые из министров прибудут без жен, а вот это уже совсем плохо, потому что министр без сопровождения жены - всего лишь полминистра. Но министр Бертель поведал и хорошую новость: не исключено, что на несколько минут, совершенно проездом, на торжество заглянет сам премьер Андерс. Но если такое вдруг произойдет, это будет стоить мышу Расмусу отдельных денег.
Тут-то мышь Расмус окончательно понял, что если он собирался хоть как-то развлечься на собственном юбилее, то сильно ошибся в своих предположениях. Поскольку всеми обстоятельствами ему было предначертано весь вечер стоять по струнке перед вышестоящими лицами и скромно раскланиваться на все стороны. А также переживать и надеяться, что все в этот праздничный вечер пройдет без заминки.
Не скажу, что жизнь удалась на все сто. С одной стороны – жена-красавица, своя квартира в центре, хорошая машина имели место быть, а с другой… на работе я застрял между исполнителями и владельцами, наследниками не обзавелся, и все указывало на то, что в ближайшие пару тысяч лет ждать «перемен в своей дороге» не приходится.
В последнее время я пристрастился выходить на работу заранее, а возвращаться домой чуть позже, меньше спал, меньше проводил времени с женой и коллегами. Искусственный свет витрин, густые тени переулков и сумрак предутреннего парка вполне заменили мне радость общения. С каждой неделей я открывал все больше и больше мест в нашем туманном городе, где можно было вкусно поесть, выпить или просто посидеть в одиночестве, не становясь при этом завсегдатаем.
Раньше мне нравилось готовить стейки дома – истекающие мясным соком куски всегда вызывали блеск в глазах жены, теперь же это хищный эгоистичный блеск был мне противен. Не то чтобы я стал мягким, скорее, более гибким, и был готов к новому. Не скажу, что я стал равнодушнее, просто я устал от жестокости, подобно тому, как хирург устает от вида острого железа. Эти мои предрассветные и закатные блуждания по городу, трепет сердца от первых солнечных лучей, пробивающихся сквозь утренний туман на старом городском кладбище… всё это говорило о том, что я попросту устал от красивой жены и бесконечной рутины. Мне бы расстаться с ней, но то ли привычка, то ли остатки прежней любви не давали мне сил уйти. А комфорт сделал меня слишком слабым, чтобы менять работу.
- Сегодня утром нам привезли замечательные козьи сердца. Говорят, животные паслись на самых высокогорных пастбищах в мире, куда не достает ни смог, ни городской ветер! – Симпатичная официантка поставила передо мной высокий бокал с сангрией - в последнее время я пристрастился к этой дешевой замене вина.
Отпив холодной кислятины, я указал на нее пальцем:
- Необычный рецепт… скорее, вермут?
Она восхищенно расширила глаза:
- О! Вы ценитель! Это наш фирменный напиток, как раз с травами высокогорных пастбищ.
Только сейчас я заметил на салфетнице готическую надпись «Сангрия». Равнодушно пожал плечами, но решил поддаться простой маркетинговой стратегии, состоящей из короткой юбки, белого передничка и блесток на бюсте. Ну, и еще несколько умных слов и непроверяемой экологии. Да и правильно – именно так надо воздействовать на жилистые кожаные кошельки, упрятанные в карманы строгих темно-синих пиджаках.
- Козье сердце так козье сердце!
К моему удивлению, сердце оказалось очень даже ничего: нашпигованный травами мясной мешочек, наполненный соком, был запечен на гриле, и, кроме приятной корочки, мне не попалось ни грамма жестких сосудов. Видимо, кто-то весьма аккуратно поработал острым ножом.
Все было вкусно, и я, слегка нарушив собой же установленный график, заказал еще литр фруктового вина. Если очень хочется, пятница может начаться и в понедельник.
Где-то за стеной звучала мягкая скрипичная музыка – Бах для альта и скрипки, если не ошибаюсь. Слегка закружилась голова, быть может, от музыки, или от еды и вина. Сладкая дрема придавила меня к удобному креслу, и вначале я даже не удивился, когда в мои тысячелетние ребра глухо стукнулось высохшее сердце.
Это было странное ощущение. Мне казалось, будто весь мир пронзили яркие глубокие цвета, как это бывает, когда переборщишь с цветностью при редактировании фотографий. Нет, не так! Есть еще специальная техника съёмки… забыл название… когда изображение становится более сочным, цвета приобретают неестественную глубину.
Подошла официантка, и я отметил, что кожа у неё на груди, припудренная блестками, приобрела серый бумажный оттенок, а макияж на миловидном личике производил впечатление старого пергамента. Она вежливо улыбнулось мне, как положено по давно выверенному этикету элитных ресторанов, – на половину резцов, и спросила, не желаю ли я чего-нибудь еще.
Я пробормотал что-то в том смысле, что неважно себя чувствую. Она изобразила вежливую обеспокоенность:
- Может, коктейля Савушкина? Он замечательно поднимает тонус! В нашем заведении только свежий. – Затем её бровь изогнулась в сомнении. – Хотя… перед сном его лучше не употреблять.
- Пожалуй, - с деланным равнодушием согласился я, хотя в тот момент сотни мыслей проносились в моей голове, от удивленных до панических. – Все равно я не собирался спать в ближайшие четыре часа.
Зачем я сообщил ей эти ненужные подробности?
- Принесите мне счет, пожалуйста. Я лучше пойду домой.
Она согласно кивнула, и с видимым облегчением отправилась за счетом.
По пути домой, пока я напряженно прислушивался к своим ощущениям, ничего не произошло. Даже когда я взбежал по лестнице на свой этаж, не воспользовавшись лифтом, давно не нужная мышца не дрогнула.
Дома меня ждал потушенный свет и спящая жена. Сердце больше не стучало, в темноте исчезли цветовые аберрации, и это успокоило меня. Я откинул шелковое покрывало и вытянулся рядом с женой, стараясь не прикасаться к её телу. Некоторое время изучал имитацию потолочных балок на потоке, но вскоре заснул.
Проснулся я от странного неприятного ощущения, тупая боль выдернула меня из сна. Хищные, блестящие глаза жены напротив моих расширившихся от боли глаз, – то ещё утро!
Я рефлекторно уперся своими руками в ее грудь, и, видимо, это спасло меня от укуса в лицо.
- Ты что, свихнулась?! – закричал я.
Но в ответ раздался только странный горловой клекот, от которого мурашки забегали по моей спине.
Она полоснула по моим рукам когтями, и я с ужасом увидел, как из разрубленной вены толчками заструилась тугая бурая лимфа. Ужас был, скорее, не от её неестественного цвета, а от того, что я снова почувствовал пульсацию сердца.
Отшвырнул жену, но она, оттолкнувшись от стены и от потолка, словно безумная кошка, снова бросилась на меня.
На полке в изголовье кровати на случай грабежей, в качестве элемента интерьера или закладки для книг, на специальной подставке с незапамятных времен покоился тонкий серебряный кинжал с резной грушевой рукоятью. По какому-то странному наитию я схватил его и выставил перед собой. Секунда – и грудь жены соприкоснулась с тупым острием. Еще секунда – и острие проткнуло её насквозь, а через две – тело жены полностью сгорело в нежарком пламени, оставив после себя только труху.
Звук будильника, который обычно возвещал о наступлении новой рабочей ночи, заставил меня подпрыгнуть чуть ли не потолка.
Я пошел в ванную комнату и уставился на себя в зеркало. В принципе, все выглядело не так уж и скверно. Лимфа вытекать перестала, на месте пореза образовался свежий рубец. Порезы на груди и шее, после того, как я стер губкой запекшуюся корку, вполне можно было спрятать под рубашкой. Единственное, что заставило меня задуматься на несколько секунд, было надкушенное ухо. Видимо, боль от того, что жена отхватила верхнюю часть ушного хряща, и заставила меня проснуться. Но ничего, я никогда не носил коротких стрижек.
Хорошо, что я привык неторопливо прогуливаться на работу пешком, а не вскакивать и бежать, как это делают мои коллеги. Времени хватило и на то, чтобы привести себя в порядок, и на то, чтобы найти ключи от машины, и на то, чтобы найти сам автомобиль, которым я в последнее время почти не пользовался, оставив его в безраздельное пользование жене.
По дороге я думал, чем может мне грозить смерть жены, а потом понял, что ничем! Проблем с перемещением тела не возникло – постельное белье я попросту отправил в стирку, а спальню наскоро пропылесосил. На работу она не ходила последние пару десятков лет, родню презирала. И кажется, это было у них взаимное. Подруги у нее надолго не задерживались, как не задерживаются клиенты у модного ресторана.
С непривычки приехав на работу на полчаса раньше, я застал шефа, когда тот как раз парковал свое авто на специально выделенном для него месте. Он скользнул по мне равнодушным взглядом, явно не узнавая, буркнул ответное приветствие. Но затем вдруг остановился и всмотрелся в меня попристальнее. Мое ожившее сердце замерло. Я постарался быстрее проскочить мимо него в открытые двери офисного центра.
- Виктор! Вас ведь Виктор зовут? –остановил он меня вопросом.
Мог бы и запомнить за эти годы…
- Да, шеф! – сглотнув горький ком, отозвался я.
- Вы что, с ума сошли? Быстро ко мне в кабинет!
И, опередив меня, он зашагал через фойе к открытым дверям лифта.
Пройдя в кабинет, он указал мне на кресло, а сам начал закрывать жалюзи, отгораживая стеклянную стену своего кабинета от общего зала, заставленного столами.
Убедившись, что никого рядом нет, он открыл бар и наполнил коньячный бокал какой-то зеленой жидкостью. Подумал – и плеснул себе тоже чуть-чуть.
Подал бокал мне и немедленно отпил из своего.
- Ну, что же вы! Пейте, пейте немедленно!
Я пригубил. На вкус жидкость была горькой и отдавала свежескошенной травой. Я сделал глоток побольше. Сердце вдруг пронзила острая боль, оно затарахтело с удвоенной силой, а затем замерло.
Шеф удовлетворенно кивнул.
- Виктор, ну нельзя же так! Хорошо, что я увидел вас первым…
Он поставил бокал на низкий столик. Снова осмотрел меня. Мой костюм, купленный в магазине, сильно проигрывал его коричневой тройке, сшитой под заказ.
- Ну, надо же! А я раньше и не замечал! Конечно, обращал внимание на ваши задержки по вечерам и поздние уходы домой, но не мог на вас подумать… Вы же не ходите в Клуб?
- В какой… клуб? – переспросил я.
- Клуб – он один такой. Клуб!
Шеф задумчиво отпил еще глоток из бокала, затем достал бумажник и протянул мне зеленую визитку.
– Я жду вас по этому адресу после работы.
- Я могу идти?
- Идите, Виктор. Лучше отправляйтесь домой. Вы женаты?
Я помедлил с ответом, не зная, что сказать.
- Уже нет.
Он понимающе усмехнулся.
- Лучше езжайте домой… или погуляйте где-нибудь. Постарайтесь не попадаться на глаза старым знакомым.
Я направился к двери, но тут он окликнул меня:
- Виктор!
Я оглянулся.
- Поздравляю, Виктор!
Клуб встретил меня мягким светом бронзовых бра и роскошным ковром благородной расцветки, явно ручной работы, на котором можно было лечь спать, а не то, чтобы топтать его ногами. Настоящий швейцар поклонился мне в пояс, а охранник цепко всмотрелся в мое лицо, небрежно отказавшись от протянутой мной зеленой визитки шефа.
- Вы в первый раз в нашем Клубе, - он произнёс это скорее в утвердительной форме, нежели спрашивая. - Подождите минуту, сейчас подойдет администратор.
Женщина, в строгом брючном костюме провела меня внутрь здания. К моему удивлению, большой зал квадратной формы как бы охватывал расположенный в самом центре зимний сад. Получалось, что большинство столиков располагалось возле внутренней стеклянной стены. Там, за ней, среди опадающей осенней листвы замерла бронзовая скульптура Самсона, разрывающего пасть льву, – огромная, освещенная лучами небольших прожекторов глыба.
Администратор проводила меня к столику у окна. Присев, я заметил, что небо над садом начало сереть; близился рассвет, и я почувствовал себя неуютно.
- Так-так! Вот и он, наш славный новичок!
Ко мне семенил шеф, протягивая руки, будто намеревался обнять меня. Его сопровождали двое молодых мужчин. Впрочем, пожав их руки, затянутые в тонкие перчатки, и посмотрев им в глаза, я понял, что внешний вид не соответствует прожитым годам. Они не представились и вообще не проронили ни слова. Мы расселись за столом.
Шеф косился на своих спутников, пока официанты споро сервировали стол уже на четверых и наполняли бокалы чистой водой. Не поинтересовавшись нашим заказом, они удалились.
- Виктор… - шеф прокашлялся. - Виктор! Я очень благодарен судьбе, что мне посчастливилось открыть вас – нашего нового перерожденного. Не может не радовать, что такое стало происходить все чаще за последние годы, но, к сожалению, количество Перерожденных по отношению к остальной части человечества все еще очень мало!
Вы уже поняли, что нам надо держаться вместе, иначе мы просто погибнем, растворимся в этой серой массе. Нам надо держаться вместе еще и потому, что вместе – мы сила!..
Я не выдержал и спросил:
- Простите, а «мы» - это кто?
Он изумленно посмотрел на меня:
- Как кто? Мы – живые люди! Не вампиры!
И только тут осознание ударило мне в голову. Последние несколько часов оно пряталось в закоулках души и мозговых извилин. Я протянул руку, взял бокал и сделал несколько больших глотков воды. Боюсь, что хлюпанье и звуки, которые я при этом издавал, были далеки от норм приличия.
- Простите… - я поставил бокал на место. Затем, стараясь не встречаться ни с кем взглядом, спросил:
- И… сколько нас?
Шеф оглянулся на молчаливых спутников, и один из них легко качнул головой.
- Дело не в том, сколько нас, а в том, что мы из себя представляем! Вы не задумывались о том, кто такие изобретатели? Гении, которые приносят открытия в мир, - кто они? Думаете, что жаждущая крови, вечная алчная серость могла бы хоть на минуту сосредоточиться на чем-нибудь другом, кроме как набить брюхо и пощекотать себе нервы дрожкой?.. Они были и есть – тупой планктон, который уравновешивает дневную экосистему.
Все открытия, почти все искусство… я не имею в виду менеджеров от науки или тупых подражателей с планшетами в руках… все современное искусство и научные прорывы сделаны людьми!
- Но я не ученый и не художник!
- Не беда! Нас настолько мало, что нужна помощь попросту знающих и заинтересованных людей. Вы хороший администратор, а у нас целые страны, целые континенты требуют организационной поддержки!
Шеф начал рисовать на скатерти очертания материков.
- Хотите поехать в Австралию? Сейчас ситуация там наиболее сложная: местные аборигены начали массово перерождаться в живых, выходят в города, где их попросту сжирают… И плохо даже не то, что поползли слухи о Свежей Крови, а то, что пропадает ценный человеческий ресурс.
Где-то за стенами Клуба солнце поднялось над горизонтом, и полумрак с подсвеченной скульптурой уступил серым предрассветным сумеркам. Умом я понимал, что теперь они не страшны мне… но все равно чувствовал себя не в своей тарелке. Кроме того, я представил себе бесконечные равнины Австралии, пустынные пространства, где невозможно укрыться от палящего солнца. И аборигенов, живущих в грязных, вонючих пещерах.
- Прошу прощения… - Я постарался формулировать свои слова как можно более осторожно. - Но это все свалилось на меня так внезапно… Жизнь, жена, эта информация…
Несмотря на страх и колотящееся сердце, я встал.
Мои собеседники встали тоже. Шеф разочарованно протянул:
- Мы понимаем… Конечно. У вас есть время подумать, можете не спешить. Только будьте, пожалуйста, аккуратней!
Он достал из кармана маленькую стеклянную флягу с зеленой бурдой и протянул мне.
- Этого вам хватит на пару дней, только не забывайте принимать каждые два часа. Потом снова приходите ко мне на работу, а лучше сюда, в Клуб.
Я поблагодарил, снова пожал руки в кожаных перчатках и вышел на улицу.
В сером рассвете гасли фонари, солнце неумолимо всходило, и в его свете все явственнее проступали серые, не подсвеченные цветными прожекторами здания. Там и тут громоздились кучи мусора. И я понял, что теперь это все для меня станет привычным - дикость и неустроенность дневной жизни, бесконечные пустоши и равнины без единого укрытия. Что теперь по какой-то прихоти природы я стану изгоем для этого мира, оказавшись в числе пьющих чистую воду, занятых своими потусторонними мыслями, но таких же изгоев, как и я!
Мне и прежде доводилось чувствовать одиночество утренних сумерек, но оно было ничтожно по сравнению с тем, что я испытал сейчас.
Сердце мое судорожно сжалось, в тот момент, когда я как раз проходил мимо «Сангрии». Я открыл для себя этот ресторан только вчера, а сейчас мне казалось, что прошли уже годы.
«Открыто до последнего посетителя» – значилось на табличке. Я быстро подошел к двери и провернул ручку.
Давешняя официантка не узнала меня. Натянуто улыбаясь, она подошла к моему столику и предупредила, что кухня уже закрыта, работает только бар.
- Мне вашей фирменной сангрии, пустую тарелку и приборы.
Слишком уставшая, чтобы возражать, она молча принесла заказанное и ушла, оставив меня одного в опустевшем ресторане.
Я снял пиджак, небрежно бросив его на соседний диван, расстегнул рубашку, отрастил когти на руках и впился ими в собственную грудь. Отломав левой рукой пару ребер, правой я вырвал сердце. Кровь – уже настоящая кровь! – полилась из раны, забрызгала белую скатерть. Я бросил собственное трепыхающееся сердце в тарелку, слегка поперчил его и начал есть, запивая терпким вином.
Если кому интересно, предлагаю ознакомиться с моим творчеством. Пишу фантастические рассказы, пишу уже довольно давно (если брать не только рассказы, но также стихи и статьи), хотелось бы услышать критику. Привожу ссылку, т.к. слышала, что размещение копипасты не есть хорошо для форумов и блогов. Надеюсь, это не противоречит правилам, это же не реклама. Заранее спасибо за внимание.
Анни, по ссылкам ходить моветон. Делайте отдельный пост на нашем форуме - будет критика - не будет рассказов на форуме, а лишь ссылки - будут вам такие советы вместо отзывов.
__________________
Писать книги легко. Нужно просто сесть за стол и смотреть на чистый лист, пока на лбу не появятся капли крови.
Когда машина заглохла, до кампуса оставалось всего пара километров. Мартин Словак (в этой местности и в этом сезоне – профессор Словак) выжал сцепление и так лихо припарковался на свободном месте между машин, будто всегда использовал движение накатом, когда опаздывал на лекции. Впрочем, в студгородке проблемы с парковкой имелись с тех пор, как Польша перестала быть советской, поэтому профессор не превысил своего обычного пятнадцатиминутного опоздания ни на секунду. Разве что от быстрой ходьбы заломило в висках, и он не решился снять шерстяной пиджак от темно-коричневой тройки, опасаясь пятен пота подмышками.
- Итак, сегодня мы поговорим о сократическом подходе, бритве Оккама и о том мышлении, которое считается приемлемым для ученого.
Он, как ни в чем не бывало, нырнул в неглубокий овражек старой аудитории, взбежал на кафедру и осмотрелся.
По аудитории пронёсся лёгкий шум, еще секунда – и все замерло. Аудитория, как всегда, была полна и принадлежала ему.
- Конечно, говоря о научном методе познания, мне сразу стоит начать с господа нашего – Иисуса Христа и приблизиться к более современным вопросам: Хаббарду и НЛО!..
Аудитория послушно рассмеялась, и если бы Мартин не следил внимательно за входом в аудиторию, он бы не заметил, как дверь вначале приоткрылась, а затем, в тот момент, когда он начал рисовать на доске схемы силлогизмов, в неё быстро просочились две фигуры. Одну из них он не смог отождествить ни с кем из студентов, а вот силуэт второй заставил его сердце болезненно сжаться. Что же, близко они подобрались! Но была и хорошая новость этим ясным осенним утром: трюк с недозаправленным бензином сработал так, как он и рассчитывал.
Слежку за собой профессор заметил еще в конце августа. Он как раз стал больше гулять пешком, для укрепления мышц после дурацкой аварии. Авария, впрочем, не оставила почти никаких видимых следов на его теле. Разве что мышцы после недели постельного режима стали вялыми и колени нещадно болели по утрам – вот и все последствия перехода улицы в незнакомом городе в неположенном месте.
А вот с психикой всё обстояло не так гладко. Во-первых, он почти не помнил середину лета, а во-вторых, теперь его начали беспокоить невнятные сны о подземельях и влажной темноте и навязчивое ощущение чужого взгляда.
Хорошо, что в перечне врачей и заболеваний посещения психоаналитика оплачивались по его университетской страховке и после автомобильных аварий по вине застрахованного.
Дипломированный мозгоправ надолго погрузил профессора Словака в забытые переживания детства, влажную темноту подземелий интерпретировал как скрытое гомосексуальное влечение к двоюродному брату, но, несмотря на эту ахинею, ощущение скрытого наблюдения ослабло. Зеркала и люстры в холлах и туалетах перестали смотреть на него скрытыми камерами, а «неслучайные прохожие» превратились в постояльцев близлежащих домов. Благодаря психоаналитику с двумя из них профессор даже свел знакомства, набравшись то ли смелости, то ли наглости.
Но всё равно, профессор продолжал испытывать ощущение, что видеокамеры на перекрестках пристально наблюдают не за дорожным движением, а именно за ним, Мартином Словаком.
Посещения психоаналитика помогали до тех пор, пока профессор не отлучился в Варшаву по срочным делам. И там, еще в подземном переходе центральной станции, он заново испытал все прелести паранойи. Целый день он ощущал себя под прицелом сотен глаз и объективов. Всякий раз, когда он слышал звук срабатывающего фотоаппарата, он знал, что фотографируют не белок в парке и не следы пожара на вантовом мосту, а именно его!
Вечером, сидя в скоростном поезде, который возвращал его в университет, он пришел к простому выводу, изумившись от того, что не сообразил этого раньше: если всё-таки за ним следят, но он не чувствует слежки… значит, слежкой руководит его психоаналитик!
Паника заставила его метаться по старым улочкам Вроцлава несколько часов. И ощущение слежки вернулось с новой силой. Но эти несколько часов погрузили его в такую пучину страха непонимания происходящего, в такие глубины растерянности, после которых он не мог не перестать бояться, как всякий человек, здоровье которого победило болезнь.
Да, иногда ему приходилось напоминать себе о молчаливом договоре с сознанием: если ты не хочешь признать в себе паранойю, тогда признай, что за тобой следят!
И он продолжил ходить на консультации к психоаналитику, пока не разработал план мероприятий по спасению собственного психического здоровья и выявлению тех, кто наблюдал за ним.
- …и значит, простым ответом на вопрос о внеземном разуме является ответ - «Человек»!
Как всегда, после этой фразы он делал драматическую паузу и осматривал аудиторию. В этот раз его глаза не смогли скользнуть по серьезным молодым лицам. Глаза предавали его – они скользили поверх голов туда, где в последнем ряду замерла фигура одного из опоздавших. Ещё секунда, и он встретился глазами с Ней, выдавая себя, раскрывая себя и разрушая тщательно продуманную стратегию шпионской игры неизвестно с кем.
Малгоржата, как всегда, ответила на его взгляд масляным блеском зрачков, которые он называл «томным», хотя в глубине души считал его «б..ским». Этот взгляд был воплощением той доступности, которую он так презирал, но не мог от неё отказаться.
Малгоржата вдруг подняла руку, и Мартину пришлось напомнить себе, что наступило время вопросов из аудитории. В какую-то долю секунды он боролся с желанием предоставить возможность задать вопрос кому-нибудь другому, из тех десятков «рук», которые выросли по всей лекционной зале. Но он пересилил себя и протянул руку ей навстречу, разрешая задать вопрос.
- Профессор, скажите, если бы первый контакт состоялся, то каким бы он был?
***
- Мартин, если бы первый контакт состоялся, то каким бы он был? Что поэтому поводу говорит наука?
Отец Малгоржаты был старше профессора Словака всего лишь на десять лет, и он сам не заметил, как зачастил к ней домой не столько чтобы выполнить социальную роль «безопасного парня для моей дочери», а ещё и для того, чтобы опрокинуть пару рюмочек домашней зубровки под нарезанные зелёные яблоки. «Под шарлотку», как говорил её отец.
- Анальным, - доверительно сказал Мартин. – Во всяком случае, тогда наука объяснит, зачем природа понатыкала центров удовольствия в труднодоступные места.
Отец Малгоржаты вначале потрясённо заморгал глазами. А потом расслабился и захохотал:
- Ну, да! Этот момент в «Аватаре» и мне показался неправдоподобным! Засунули бы эти нейрошнуры кому-нибудь в жопу – просто и функционально! И самое главное – не выпадешь из седла…
***
Профессор Словак задумался на несколько секунд, а затем, глядя в глаза Малгоржате задумчиво произнес:
- Вероятно, первый контакт должен произойти в жидкой среде. Газообразная – слишком разряжена для контакта, а твёрдая или сыпучая может повредить контактёров.
И внезапно тёмная влажная теплота воспоминаний обрушилась на него. Он схватился за край стола, пытаясь унять головокружение. В первых рядах аудитории приглушённо ахнули.
Сосед Малгоржаты склонился к её голове, и, судя по шевелению губ и выражению лица, сказал что-то неприятное. Малгоржата сразу поднялась и направилась к выходу. Её силуэт в дверях был последним, что увидел Мартин перед тем, как потерял сознание.
У профессора Словака было совсем мало друзей. В детстве и отрочестве он был им не интересен. И его попытки подружиться обычно заканчивались исчезновением дорогих игрушек, которые дарила ему одинокая мать в попытке завлечь ребятишек из класса, а потом и из университетской группы, к ним домой.
Друга – единственного – Мартин обрёл в лице своего соседа. Соседский мальчишка был младше его на четыре года, и, видимо, эта разница в возрасте, которая подталкивает младших детей к старшим, и постоянное «предательство» ровесников стало тем клеем отношений, который спаял их судьбы на всю жизнь.
Бывало, они не виделись годами, а потом вдруг жизнь сводила их в одном городе на несколько месяцев или даже лет.
- Здравствуй, Мартин, - сказал Пётр, неловко присев на край высокой больничной койки. – Напугал ты меня!
- Ты принес?..
- Да, принёс! Уже настроил!
И только сейчас Мартин обратил внимание на то, что в его палате, кроме солнечного света, бьющего через незашторенные окна, не работает ни один электрический прибор.
Пётр приподнял большой саквояж из дешевого дерматина и показал странный аппарат, с множеством датчиков и одним спокойно горящим зелёным светодиодом.
- Можешь рассказывать.
И Мартин начал рассказывать. Иногда, когда он не мог подкрепить свои умозаключения фактами, он нервно теребил одеяло, его руки беспокойно взлетали ко рту, а глаза умоляюще всматривались в холодную серую сталь глаз Петра, пытаясь найти в них хоть тень недоверия.
Но Пётр был молчалив и внимателен, и Мартин вдруг осознал, что вряд ли его друг смог бы стать самым молодым генералом НАТО, если бы не умел слушать.
Мартин говорил почти два часа, и когда понял, что начал повторятся, то замолчал. И впервые за несколько последних месяцев он почувствовал, как напряжение, наконец, отпустило его.
- Теперь ты понимаешь, Пётр? Без тебя я не смогу поехать в Карпаты, пока там идёт война!
Пётр отвернулся, коротко вздохнул, а потом, глядя в глаза Мартину, сказал:
- Мартин, война в Карпатах закончилась два года назад!
Как может современный человек потерять два года своей жизни? Откровенно говоря, этот вопрос больше всего занимал профессора Словака по пути в украинские Черновцы. Почему-то в его голове то и дело возникали перед глазами методички и расписания лекций, в которых он на протяжении своей жизни делал ошибки в январе, феврале, а иногда даже и в марте, не в состоянии привыкнуть к тому, что закончился старый год и начался новый.
Сколько раз в своей жизни он правил дату предыдущего года в бланках? Сколько раз он менял работу за последние десять (а теперь оказалось – двенадцать) лет? Но, видимо, не обошлось и без влияния приснопамятного психоаналитика.
Внезапная, но кратковременная война Приднестровской республики с Украиной оставила в истории след недоумения и глупости. Сосредоточенные силы 9-ой армии Российской Федерации, вместо того, чтобы выступить в сторону Одессы, предприняли короткий рейд на север, в результате которого оказались захвачены Черновцы, южные части Тернопольской и Ивано-Франковской областей. Удивление штаба НАТО сменилось страхом парламентов Молдовы, Венгрии и Польши и массированными бомбардировками, в результате которой тяжелая техника Приднестровской республики была уничтожена, а конфликт перерос в восьмимесячную партизанскую войну.
Сейчас, когда Мартин ехал по новёхоньким дорогам Буковины, в его голове то и дело возникали образы ТОЙ поездки, когда его везли в бронированном «Хаммере», в сопровождении доброго взвода пехотинцев, и за каждым изгибом дороги он ожидал увидеть нацеленный во внедорожник ствол тяжелого орудия.
Он почти не смотрел на карту, какой-то внутренний компас, гироскоп указывал ему нужное направление.
Профессор знал, что за ним следят, но с мужеством обреченного он был готов вгрызться в горло любому, кто бы помешал ему проехать. Когда какой-то таможенник начал придираться к документам на его автомобиль, Мартин просто вернулся в свою машину и молча сел за руль. Тогда какой-то мужчина в сером костюме из очереди позади него прошёл в вагончик таможенника, вынес его паспорт и документы на машину и протянул их в раскрытое окно.
Больше Мартина никто не беспокоил до самых Черновцов.
Недалеко от Днестра когда-то поднялись невысокие горы. Одна из них, состоящая, в основном, из гипса, скрыла в глубине огромную систему промоин и пещер, протянувшуюся на двадцать километров в длину и десять километров в ширину. Стены пещер были покрыты гипсовыми кристаллами, за что самая крупная из них получила неправильное с геологической точки зрения название «Хрустальной».
Мартин Словак подошел к окультуренному входу пещеры и совершенно не удивился, увидев отца Малгоржаты, который сидел в крохотной будке билетёра.
- Не рано меня встречаете? Может быть, вам интересно посмотреть, как я найду корабль?
- Интересно! Но если ты нашел дорогу по земле, то найдешь её и под ней. А я пойду рядом.
- Нет, - Мартин задумчиво покачал головой. – Я не пойду вниз, пока вы мне всё не расскажете!
Отец Малгоржаты пожал плечами. Потом встал, жестом попросил Мартина выйти из вагончика, вышел сам и быстро пошел вниз по тропе, туда, где Мартин оставил свою машину. Только один раз он обернулся, чтобы приглашающее махнуть Мартину рукой.
- В принципе, мы до сих пор не знали бы о существовании объекта, если бы не война в Украине. При обследовании Приднестровья и Молдовы на предмет бункеров вначале мы, а потом и русские обнаружили этот корабль. Они захватили его, обожглись, попытались вывезти по кускам – не получилось, попытались взорвать, получили по шапке, потом им пришлось сдать его нам.
Мы несколько месяцев пытались установить контакт, но максимум, чего добились – это добавили новую шкалу в прочности материалов.
Потом появились вы, и предложили залить его водой.
- И что дальше?
- Дальше в корабле открылись люки, будто бы жерла торпедных аппаратов, и мы все очень струхнули. Кроме вас, конечно!
- И дальше что?
- А дальше, мы начали совать туда приборы, но без толку. А потом вы предложили себя в качестве контактёра.
Профессор Мартин и отец Малгоржаты стояли в небольшой комнате с крашенными стенами. В комнате было холодно. Посреди неё, на столе из нержавеющей стали, лежал чехол с несомненным трупом внутри.
Отец Малгоржаты протянул руку к молнии чехла.
- Вы догадываетесь, что там внутри?
Мартин кивнул, и тогда отец Малгоржаты раскрыл чехол и обнажил синюшное тело, изобилующее надрезами, грубо зашитыми толстой ниткой.
Без особого удивления Мартин узнал в трупе себя.
Сзади послышался звук шагов. Мартин Словак оглянулся и увидел Малгоржату и Петра. Вопросительно посмотрел на отца Малгоржаты.
- Вы появились неожиданно. Открылось новое отверстие в объекте, и оттуда выплыли вы.
В тот момент, когда тело достали из воды, вы совершили первый вздох и начали жить. Год мы изучали вас и сравнивали, пытались снова вернуть кораблю, но ничего не получалось. Вы постоянно теряли память и не помнили вчерашнего дня. Потом кто-то предложил вернуть вас в старое окружение – и вы зажили себе, как ни в чём не бывало!
Вы что-то помните?
Мартин Словак медленно покачал головой.
- И как, я оказался точной копией?
- Неотличимой! Совершенно идентичной! Начиная от состава волос и заканчивая уровнем радиации!
Мартин повернулся к Маргложате и Петру.
- И насколько точной копией я оказался? – повторил он.
Малгоржата, с видимым усилием подбирая слова, сказала:
- Мне не с чем было сравнить.
Мартин решил, что смотрит в её глаза последний раз.
Он подошел вплотную к Петру и спросил:
- Когда ты узнал?
- Когда ты не поздравил меня с днем рождения, я начал тебя искать. И нашел!
- Ты почувствовал разницу?
- Нет.
Мартин закрыл глаза и пробормотал:
- Бритва Оккама и тест Тьюринга в одном флаконе… тогда нам всем стоит очень быстро уходить отсюда!
И в этот же момент пол дрогнул, лампы замигали и погасли. Профессор Словак схватил друга за руку и потащил прочь из пещеры. Вокруг завыли сирены, раздался топот множества ног по коридорам.
Когда они выбежали из пещеры, громадное веретено корабля вырвалось из вершины горы, неаккуратно разломав её вершину. Застыв на мгновение над землёй, корабль стремительно поднялся ввысь и исчез среди звёзд.
Andrey-Chechako
прочитала бегло рассказ. Вот, что с первого раза бросилось в глаза:
Цитата:
Профессор Словак задумался на несколько секунд, а затем, глядя в глаза Малгоржате задумчиво произнес:
Цитата:
И Мартин начал рассказывать. Иногда, когда он не мог подкрепить свои умозаключения фактами, он нервно теребил одеяло, его руки беспокойно взлетали ко рту, а глаза умоляюще всматривались в холодную серую сталь глаз Петра, пытаясь найти в них хоть тень недоверия.
Цитата:
Удивление штаба НАТО сменилось страхом парламентов Молдовы, Венгрии и Польши и массированными бомбардировками, в результате которой тяжелая техника Приднестровской республики была уничтожена, а конфликт перерос в восьмимесячную партизанскую войну.
- не согласовано.
Цитата:
Когда они выбежали из пещеры, громадное веретено корабля вырвалось из вершины горы, неаккуратно разломав её вершину.
Цитата:
Профессор Словак схватил друга за руку и потащил прочь из пещеры.
– до этого момента даже не догадывалась, где они.
Общее впечатление: задумка интересная, есть интрига, загадка и неожиданный финал. Но что не очень? Совсем запутали читателя. Много не понятного. Сложно ориентироваться по тексту. Как в примере с пещерой - я даже не догадывалась, что они в пещере. Вообще было не понятно, где происходит диалог. Образ Малгоржаты, да и её отца остались какими-то нераскрытыми. Не совсем понятна их роль. Да, они нужны автору, но мне как читателю не понятно, кто они для героя. И мне показалось, что не хватает эмоциональности. Неожиданный финал совсем не стреляет по чувствам. Это чисто моё ИМХО.
__________________ "...есть люди, у которых опытность ума не действует на сердце..." (Лермонтов) http://samlib.ru/j/julija_t/
Общее впечатление: задумка интересная, есть интрига, загадка и неожиданный финал. Но что не очень? Совсем запутали читателя. Много не понятного. Сложно ориентироваться по тексту. Как в примере с пещерой - я даже не догадывалась, что они в пещере. Вообще было не понятно, где происходит диалог. Образ Малгоржаты, да и её отца остались какими-то нераскрытыми. Не совсем понятна их роль. Да, они нужны автору, но мне как читателю не понятно, кто они для героя. И мне показалось, что не хватает эмоциональности. Неожиданный финал совсем не стреляет по чувствам. Это чисто моё ИМХО.
Спасибо, Юлия!
Со всем согласен! Оправданием может служить Грелка и два часа ночи?))
Кроме первых трёх абзацев - всё остальное надо перепиливать.
Очень приятно, что вы прочли. Спасибо!
Скрытый текст - Две главы из одного из многочисленных романов. Предыстория: все уморли, немножко людей все же осталось. Я датский король, друг премьер-министр, и так далее...:
Мы обедаем, а за обедом знакомимся с Лешиком
Пообедать решили скромно, на улице, благо неожиданно распогодилось: затих этот вечный несносный ветер, убрались тучи, явилось солнце. Мы (а вообще-то я, потому что всем остальным плевать было на мои идеологические пристрастия) выбрали кафе "Ваниллa", несмотря даже на то, что цены у них всегда были завышенные. Все официанты скорее всего умерли, так что разносить меню и принимать заказы по сложившейся со вчерашнего дня очередности выпало мне. Поскольку не нужно было ни за что платить, мой друг назаказывал себе всяких чудес, причем в таких количествах, которые и втроем было не осилить.
- Совершенно напрасный был труд с твоей стороны,- заверил я его, выслушав заказ,- во всем городе (а может и во всем королевстве) не осталось ни одного повара, кто ж будет готовить тебе такое? Мы с Ням обязательно пройдемся по всем холодильникам, а ты тем временем продолжай изучать меню.
- Если честно,- шепнула мне Ням, пока мы с ней без всякой церемонности обшаривали один за другим большущие промышленные холодильники,- я могла бы приготовить почти все, что представлено в этом меню. Вот только ради него,- она ткнула пальцем в сторону друга,- я не ударю и пальцем о палец.
До чего ж она его все-таки невзлюбила, моего лучшего друга, а ведь виной всему изначально было безобидное, на первый взгляд, вранье с моей стороны.
В одной из холодильных камер мы обнаружили прекрасный кусок говядины. Взглянув на кусок, Ням и рассуждать не стала, что из него приготовить: она угостит нас фирменным блюдом этого кафе - чесночным стейком с овощами и жареным бейби-картофелем. На этом мы и остановились. Чтобы придать обеду побольше роскошности, открыли баночки с черной и красной икрой. Я обшарил весь бар, но нигде не обнаружил полюбившегося мне "Шиваса", а потому сбегал за ним в супермаркет, что был неподалеку; заодно захватил там пару бутылок Амароне.
- Огромнейшее спасибо,- произнес мой друг, когда я поставил перед ним тарелку с изумительно приготовленным, уже одним видом своим радующим, стейком и рядом две чаши с салатами на выбор. На этот раз он нисколько не паясничал, а говорил искренне, с подлинным чувством, чуть даже со слезой в голосе (вот какие невероятные превращения творит с людьми голод). Я тем временем закинул левую руку за спину (зная, что так поступают все настоящие официанты), слегка наклонился вперед и наполнил его бокал вином цвета рубина, не забывая, конечно же, о себе и о нашей незаменимой подруге Ням.
Мне почему-то ожидалось, что друг тотчас же накинется на еду (будь на его месте, я поступил бы именно так). Но по какой-то причине этого не произошло: он вел себя на удивление скромно, смотрел куда-то в сторону, точно его нисколько не интересовало все расставленное перед ним на столе. Даже к приборам он не сразу прикоснулся, а терпеливо выжидал, пока кто-нибудь другой не начнет обедать первым: боялся, может, быть отравленным, или все же получил в свое время некоторое воспитание.
Порции получились огромными, мне одному столько было не осилить зараз или хотя бы без помощи со стороны (помощь и в самом деле пришла чуть позже в лице Лешика, но об этом пока молчок). К тому же организм у меня несколько особенный: получив питание, он мобилизует все имеющиеся силы на переваривание пищи, забывая обо всем остальном. Пообедав, я обычно становлюсь вялым, безразличным ко всему, могу даже задремать прямо за столом, а потому заранее настроился на то, что съем лишь треть порции.
- Интересно,- пустился в рассуждения мой друг,- что станется с нами через год, чем будем питаться, когда у продуктов истечет срок годности? Полагаю, что исключительно галетами и консервами. Овощей не станет, разве что мы сами начнем их выращивать. Со свежим мясом придется распрощаться, масло тоже негде будет взять. Хлеб будем сами печь из муки до тех пор, пока в ней не заведутся черви, или они тоже умерли? Как ни рассуждай, будущее представляется мне в мрачном свете.
- Меня, напротив, больше интересует,- заметил я,- что произойдет, если мы вдруг лишимся электричества, а такое может случиться в любой момент, ведь некому больше присматривать за генераторами (так, кажется, все это называется). Если доживем до зимы, то останемся вдобавок и без отопления. Но на наше счастье во многих домах есть камины и печи; нас окружают леса, а, стало быть, мы не останемся без дров и, соответственно, тепла. Бензина, к тому же, газа и еще там чего нам, троим, хватит на миллионы лет. Но как цивилизация мы в любом случае будем отброшены на сотни лет назад.
- А случись нам заболеть,- присоединилась к обсуждению Ням,- придется обходиться без врачей.
Вот в таких непростых разговорах протекал наш обед.
Неожиданно взгляд мой привлекло нечто странное: бесформенное на вид пятно, разгуливающее по площади; робкая пугливая тень, останавливающаяся у каждого мусорного бачка с целью запустить в него руку. Мне сразу подумалось, что это, по всей видимости, еще один чудом выживший человек, вроде нас троих, Бьярне да той ругливой старухи в телефонной трубке. Склонялся я однако и к тому, что всего лишь переживаю галлюцинацию, вызванную потреблением "Шиваса" и, несомненно, усталостью.
Тень осторожными шажками приближалась к нам, и вскоре я узнал в ней человека, хорошо мне знакомого. К тому времени я уже знал, что он мне вовсе не померещился, потому что мой друг (он даже привстал в удивлении со стула) и Ням тоже его заметили. В этом человеке присутствовало нечто такое, что притягивало к себе мой взгляд (уж не животный ли магнетизм?), хотя я изо всех сил старался смотреть куда-нибудь в сторону, чтобы только не потерять аппетит. А когда он оказался всего в десяти шагах от меня, дал ему знак остановиться и предупредил, чтобы он даже не пытался подойти ближе. Есть мне уже полностью расхотелось.
- Что это за ужас?- прошептал мой друг.
Существо, представшее перед нами, когда-то наверняка было самым обычным человеком, но я бы не стал этого утверждать с полной ответственностью. Невозможно было догадаться, что пряталось под этой засаленной, до пят длиной, не по сезону теплой (ведь стояла поздняя весна, чуть ли не лето) ватной курткой,не знавшей, по всей видимости, ни единой стирки; она стояла на нем колом. Так же неизвестно было, что за лицо скрывалось под этой копной смольных волос, прореженных частой проседью, давно уже немытых и потому скатавшихся в войлок. За густыми, вызывающе торчащими в стороны пиратскими усами и нечесаной бородой по грудь разглядеть можно было лишь круглые красные щеки, того же цвета нос и хитрые, бегающие по сторонам глаза.
Он побирался в нашем городе, на пешеходной улице, обычно усевшись без всякой подстилки на голый асфальт с неизменной бутылкой пива в руке. Никогда не замечал, чтобы он стыдился перед прохожими своего жалкого положения в обществе или убогого облика; напротив, он побирался с безразличным, отсутствующим и даже независимым видом; невольно складывалось впечатление, что он исполняет некую, доверенную ему, ответственную работу, или может даже миссию. На подаяния он всегда отвечал сдержанно, скупым кивком головы, как правило, а по большей части и вовсе никак не благодарил. Мог когда угодно задремать, а увидев, что ему накидали достаточно мелочи, подняться и отправиться в супермаркет прикупить пива. Обычно я не подаю нищим, но, проходя мимо, всякий раз какая-то сила заставляла меня бросить ему мелкую монетку.
- Творится нечто необъяснимое,- сказал попрошайка,- уже второй день я не получаю никаких подаяний. А вас я, впрочем, знаю,- заметил он, обращаясь ко мне,- вы мне всякий раз подаете.
Странно это, конечно, с моей стороны (если учесть, что я терпеть не могу побирушек любого толка), но мне было приятно слышать, что этот нищий меня не только признал, но даже выделил из толпы прохожих, что ему когда-либо подавали. Я, по всей видимости, немного изменился за последние пару дней и стал чуточку сентиментальным - вот как повлияло на меня исчезновение человечества. В любом случае, его слова растопили мое черствое сердце, и я подал ему, сколько мог: кинул тяжеленную пачку сотенных купюр, которую он поймал на лету. От неожиданной радости он упал на колени, в чувствах расцеловал сначала деньги, а затем пополз целовать мне ноги.
- Мне не придется больше попрошайничать,- прокричал он в небо, и в глазах его заблестели слезы.- У меня появилась сказочная возможность начать новую жизнь: теперь я могу помыться и сменить одежду, постричься и побриться, поесть и выпить вволю.
Произнеся все это, попрошайка с грустью признался, что голоден, и поинтересовался, не позволим ли мы ему доесть за нами. Я сжалился, и отнес ему все три наши тарелки с остатками стейков и чаши с недоеденными салатами, а от себя преподнес бутылку Амароне.
- Благодарствую,- сказал он и с жадностью накинулся на остатки пищи.
- Обрати внимание,- сказал я другу,- перед тобой наглядный пример того, что деньги не особо меняют человеческие привычки. Имея на руках пятьдесят или даже сто тысяч крон (понятия не имею, сколько я ему подал), он мог бы заказать себе любую еду, какая пожелается (если бы, конечно, дело происходило до выхлопа, о котором он, в любом случае, ничего не подозревает). Но, как видишь, он предпочитает продолжать побираться. Как тебя зовут, уважаемый?- поинтересовался я у нищего.
- Я родом из Польши,- ответил мужчина,- так что не удивляйтесь моему необычному имени, к которому, впрочем, несложно привыкнуть. Зовите меня попросту Лешиком.
- Что привело тебя к такой жизни, Лешик ?- задал нескромный вопрос мой друг.- Ты ведь не появился на свет грязным попрошайкой?
- Конечно же, нет,- ответил тот.- Когда-то у меня, как и у всех (он почему-то кивнул головой в мою сторону), была приличная, в чем-то даже любимая работа, позволяющая к тому же жить достойно; прекрасная дружная семья, в которой я каждый божий день растворялся, точно кусочек сахара в кипятке ; любовь и уважение со стороны друзей и соседей. Я рассматривал все это как подаренную мне сверху благодать, которая могла продолжаться и по сей день, если бы не трагедия, вдруг перевернувшая все: дальнобойный грузовик, потеряв управление, буквально раздавил наш крошечный семейный "Фольксваген", в котором находились моя жена с детьми. Я выдерживал горе, сколько мог, после чего запил, а в конечном счете потерял совершенно все…
- Как считаешь,- спросил меня друг,- правду он говорит или врет нам напропалую?
- Послушай, Лешик,- поинтересовался я,- можешь ли покляться теми скромными тысячами, полученными от меня, что не лукавишь и рассказываешь чистую правду?
- Клясться не буду,- ответил Лешик, и я обнаружил в его глазах неподдельный страх потерять деньги,- потому что на самом деле все происходило по-другому: намного скромнее и обыденнее. Но я ведь полагал, что вам за свои тысячи захочется услышать нечто душещипательное.
После чего он поведал нам свою жизненную трагедию,часто, даже излишне часто (полагаю, что от волнения) прикладываясь к бутылке с Амароне.
История Лешика
История Лешика уже и в самом своем начале (едва тот приступил к рассказу) показалась мне вполне достойной того, чтобы быть занесенной в наш с другом новый, пересмотренный Учебник Жизни. А потому все слова случайно выжившего попрошайки я аккуратно перенес в свою писательскую тетрадь. В эту, с виду общую школьную тетрадку, которая в свернутом виде помещалась практически в любой из моих карманов, я старался зарисовывать мелким почерком все, что происходило со мной (с нами) за последние дни. Именно зарисовывать, потому что происходящее никак не поддавалось стандартному описанию.
Благодаря своему житейскому опыту, богатому, кстати, на редкостные события, я давно уже убедился в том, что человеческая память слишком уж несовершенный инструмент, чтобы слепо на нее полагаться: рано или поздно все пережитое обязательно забудется. Тогда как времена у нас сейчас стояли непростые, подлинно исторические, и не запечатлеть их будет сущим преступлением перед чудом выжившими остатками человечества. Таким образом, по мере заполнения, моя скромная тетрадь все больше приобретала поистине библейскую ценность.
- Признаюсь сразу,- неторопливо начал свой рассказ Лешик,- что мое детство, да и собственно юность, мало чем отличались от ваших.- Рассказывал он в полном согласии с литературными традициями давно от нас ушедшего восемнадцатого века. На ум мне сразу пришелся писатель Филдинг, с которым сейчас вряд ли уже кто знаком.
- Совершенно с тобой не согласен,- возразил я,- мои детство и юношество были слишком уж бурными, чтобы равнять их с твоими: я то и дело сбегал из дому, из благополучной, причем, семьи. Моему другу тоже есть чем похвалиться.
- А что вы можете знать о моем детстве?- взорвалась вдруг Ням.- С восхода солнца и до его заката я видела сплошь рисовые поля. Как думаете, почему я маленького роста? Да потому что с детства не разгибала спину.
Лешику неожиданно стало стыдно за свои необдуманные слова. Вполне вероятно, что именно из чувства стыда он в очередной раз жадно приложился к бутылке Амароне.
- Приношу извинения за неудачное начало,- сказал он и скромно, но лишь на краткий, едва различимый миг, потупил в землю глаза. После чего, как ни в чем не бывало, продолжил рассказ .
- Ранние годы своей непростой жизни,- рассказывал он,- я прожил как все: незатейливо и, в некотором смысле, даже бездарно. Разумеется, что под ”всеми” я вовсе не имею в виду здесь присутствующих.
- Так-то будет получше,- заметил мой друг.
- А теперь, будь добр, продолжай, не останавливайся,- благодушно махнул он рукой Лешику.
Скупыми на эмоции словами Лешик без малейшей утайки поведал нам о том, сколь беспечно и столь же бессмысленно проходила его юность: в безумном пьяном веселье, в глупых, порой недостойных воспитанного человека поступках. Всего этого он как-то разом стал сторониться, без всякой, вроде, на то осознанной причины. Стал задумываться о высоких жизненных смыслах, размышлять над совершенными поступками, некоторых из них даже стал стыдиться. Иначе говоря, вступил в естественную для подросткового возраста фазу жизни, которую смело можно назвать философской.
Как и многие молодые люди до него, Лешик попытался самостоятельно научиться отличать доброе и светлое от явлений зла, но полностью растерялся в процессе этих своих попыток, тем более, что подсказать ему что-нибудь дельное было некому. Он попробовал также поискать ответы на свои вопросы в толстых умных книгах, но, как и люди, книги ему, видимо, попадались совсем не те.
Изображенная Лешиком картина собственного падения, если расписать ее красками, выглядела примерно так: в виде необъятного, обильно удобренного поля. В какую сторону ни ткнись взглядом, повсюду что-то да растет и просит к себе ухода. Вечно требуется что-нибудь срочно полить, удобрить, сберечь, если речь идет о полезных культурах. Или же безжалостно выполоть, выжечь, вырвать на корню, если это пробившийся на поверхность негодный сорняк. По своему незнанию, Лешик из всего поля выбрал для ухода две близлежащие грядки, одна из которых случайно оказалась засеянной ленью, другая, по столь же нелепой случайности, завистью.
- Эти избраные мной грядки,- неторопливо продолжал свою историю Лешик,- я старательно поливал, оберегал от слабейшего дуновения ветра, не подозревая, что тем самым культивирую в себе уже упомянутые выше ужасные пороки. Корни этих неблаговидных растений невидимо разрастались под землей, расползались во все стороны, точно рачьи щупальца, придушивая один за другим ростки всего славного, что рано или поздно могло во мне проявиться. В дальнейшем мои лень с завистью срослись до полной неотличимости: примерно так, как в неудавшейся семье порочный отец с годами срастается со столь же порочной матерью. И вот в моем лице вы наблюдаете теперь их случайное порождение.
- Лешик у нас писатель похлеще моего будет,- заметил я с некоторой завистью.- При первом же удобном случае попросим для него Букера.
- Весьма показательная история,- высказался в ответ мой друг, педагогическим жестом вздымая к небу свой длиннющий указательный палец.- Лешик, невзирая на жалкий свой облик, преподал нам некий урок гражданской нравственности. Наглядно, доступными словами и образами представил, каким человеком нельзя быть.
- Как правило,- продолжал он, по-прежнему не опуская пальца,- людям свойственно обвинять во всех своих неудачах общество. Что, в общем-то, верно. Ведь всякий раз, когда упомянутое общество не справляется с возложенными на него (и добровольно принятыми) обязанностями, оно непременно валит собственную вину на случайно попавшегося ему под руку индивидума. Отчего бы тому же индивидуму не отплатить обществу равноценной звонкой монеткой?
- В нашем же случае,- продолжал размышления мой друг,- общество, каким бы убогим оно ни было, предоставило Лешику достаточно неплохие условия для выживания в среде ему подобных. Лешик, судя по всему, принял эти условия за должное, воспользовался ими, можно даже сказать, что подписал тайный договор с обществом собственной алой кровью. После чего, в соответствии с договором, самым естественным образом завел семью, обзавелся детьми, приобрел дом, даже проделал неплохую карьеру.
- Все именно так и было,- охотно согласился со словами моего друга Лешик.
- Уже с раннего детства,- возобновил он прерванный рассказ,- я отличался особой, редкостной ленью. Все немногие домашние обязанности, возлагаемые на меня родителями, а позже и школьные, исполнял разве что из-под палки. Никогда мне не мечталось кем-нибудь стать или хоть чего-то достичь. Хотелось лишь, чтобы все вокруг навсегда оставили меня в покое. Позрослев, я попытался жить как все другие (разумеется, что не имею ввиду присутствующих), и, как ни странно, несмотря на пороки, у меня это неплохо получалось. Впрочем, не будь у меня таких ужасных порочных черт, как лень и зависть, я бы, скорее всего, не сидел сейчас рядом с вами в эдаком затрапезном виде. Умер бы наверняка вместе со всеми людьми еще пару дней назад.
- И вот как-то раз, по совершенной случайности, во время запланированной семейной прогулки в очередные выходные, взгляд мой привлек городской нищий. Приглянулся даже не сам он, ибо был грязен и внушал своим видом отвращение, а тот легкий способ, которым он зарабатывал себе на жизнь. Дни напролет он почти бездвижно просиживал на улице, всегда на том же одном месте, у старых, окрашенных в рыжее стен городского музея. Всякий раз,когда в его кепку (летом) или шапку (зимой) кидали монетку, он кивал головой и благодарил за подаяние. Таким вот образом, ничего собственно со своей стороны не предпринимая, он зарабатывал себе на пропитание, и со стороны выглядел человеком вполне умиротворенным и даже в чем-то счастливым.
- Я прекрасно понимал,- продолжал Лешик,- что жизнь попрошайки, какой бы изумительной она ни казалась с виду, на самом деле далеко не сладка. У попрошайки не может быть семьи, вроде моей, и уж тем более приличного дома с двумя автомобилями в гараже. Все свои дни он обязан, как прокаженный, проводить на улице, побираясь в любую погоду, возможно, что и в шторм, и в жуткие морозы, невзирая на дурное настроение, плохое самочувствие и прочие обстоятельства. Все это я, как уже сказано, прекрасно понимал, и все же вдруг почуствовал к побирушке необъяснимую зависть, совладать с которой мне оказалось не под силу.
- Сам я отдавал труду каждый божий день, если не считать выходные, тянул, как мог, семью, выбиваясь иной раз из последних сил. И потому одно лишь присутствие рядом с собой подобных попрошаек (а их много, они повсюду) казалось мне оскорбительным. Но казалось так до тех лишь пор, пока я внезапно не осознал, что на самом деле втайне завидую этому городскому нищему. А осознав , понял, что мне по душе беспечная жизнь этих загадочных людей, и что я попросту рожден для подобного существования, свободного от моральных долгов и условностей.
- Будучи человеком упрямым и настойчивым ,- продолжал Лешик,- в чем-то даже решительным, в один из ближайших выходных я сел прямо с утра побираться на пешеходной улице города Роскильде, что в тридцати километрах от моего дома. И хотя переоделся в самую скверную одежду, какая только нашлась, и изобразил на лице крайне жалостливый вид, подали мне ровно столько, чего едва хватило, чтобы оплатить дорогу и горячую сосиску из киоска.
- Очень скоро я обнаружил, что попрошайничество, несмотря на свою малую привлекательность, представляет собой вполне серьезный род деятельности, сравнимый, скажем, с актерством. Выяснилось, что у попрошайничества, как и у всякого искусства, существует неимоверное число приемов и техник. Не стану утверждать, что испробовал их все, поскольку это невозможно: ведь сколько существует на свете попрошаек, столько и различных оригинальных подходов к этому виду заработка. Время от времени я выбирался в крупные города вроде Копенгагена, Нэствида или Роскильде, и, прогуливаясь по улицам, внимательно наблюдал за тамошними нищими. Увиденное и осмысленное в подробностях записывал в блокнот, которых со временем у меня стало несколько.
- Многое из увиденного я с интересом первооткрывателя опробовал на себе. Повязывал не раз темной бархатной лентой свой правый глаз, будто он был незрячим, однако вскоре отказался от подобной практики: хотя в таком виде подавали больше, глаз затем с трудом снова привыкал к свету, и никак, на мой взгляд, не стоилa пара сотен лишних крон подобных мучений. Носил руку на груди так, точно она была сломана. Раскладывал перед собой видавший виды деревянный костыль. Одно я хорошо для себя уяснил: чистому и хорошо одетому нищему подают, как правило, не так щедро.
- В семье тем временем мои отношения с женой вконец разлаживались,- продолжал Лешик,- ведь практически все выходные дни я проводил вне дома. Пусть ошибочно, но и не без причины, моя супруга предположила, что я охладел к ней и завел себе женщину на стороне. Чтобы хоть как-то исправить ситуацию, я вместо выходных стал побираться на неделе, в обычные будние дни, заранее смирив себя с тем, что в простые дни подают много меньше. Приходилось к тому же то и дело отпрашиваться с работы, сказываясь больным.
- Как-то раз в кепку мне бросили сразу две монетки по десять крон, одну следом за другой, они аккуратно улеглись рядышком. Внутренний голос подсказывал мне затаиться, не поднимать головы, сделать вид, что не заметил подаяния, как если бы в этих монетках крылась некая для меня угроза. Надо ли говорить, что я не прислушался к голосу, хотя и поступи согласно ему, ничто бы не изменилось, поскольку был уже к тому времени узнан коллегой по работе. Произошло именно то, чего я больше всего опасался, что снилось мне в самых худших кошмарах: разоблачение.
- Случись такое в выходной день, я мог бы как-нибудь отговориться: представить свое грязное попрошайничество как безобидное хобби наподобие охоты или рыбалки; как азартную, но безвредную для окружающих страсть вроде людомании. Сказать, что поступаю так на спор, заключенный с приятелем, или же что собираю материал для книги об этих несчастных людях. Любое из приведенных объяснений могло бы меня спасти, если бы только я попрошайничал в свободное от работы время.
- На работе ко мне проявили редкостное великодушие, предложив без всякого лицемерного осуждения и высокопарных выговоров уволиться ”по-хорошему”. Говоря проще, по доброй воле написать заявление об уходе. В противном же случае, было мне добавлено, я обязательно буду уволен, но уже с показательным разоблачением и последующим за тем позором.
- Супруга, с которой я благополучно прожил с десяток лет, узнав, что я живу жизнью попрошайки, не пожелала уже более иметь со мной ничего общего, и мне оставалось лишь покинуть семью и дом. Я снял комнатку неподалеку, в полуподвальном помещении, и продолжал побираться каждый божий день, так же точно, как прежде ходил на работу. Со временем перестал умываться и даже мыться, чего и прежде не любил; прекратил бриться, и за каких-то три месяца стал выглядеть ровно так, как выгляжу сейчас.
- В поганеньком, видимо, месте живешь, Лешик,- заметил на все сказанное мой друг,- если выхлоп до тебя никак не добрался. С другой стороны, безумный образ жизни сослужил тебе великую службу: он спас твою никчемную жизнь.
Лешик, покончив со своей историей, вновь заметно расслабился и продолжил поедать остатки пищи из наших тарелок, то и дело промачивая горло Амароне. Вид у него в скором времени стал сытый и довольный, в меру хмельной. Но одновременно и озабоченный, даже, как мне показалось, чуть встревоженный. Об этом я мог судить лишь по выражению его глаз, поскольку все остальное на его лице было сокрыто под густой растительностью.
- Моя жизнь, судя по всему, потеряла всякий смысл,- грустно заметил он.- Побираться стало бесполезным занятием, если подать все равно некому. А ведь это лучшее из того немногого, что я умею. Мой накопленный годами опыт, который, без сомнения, уникален, мог бы чем-то послужить человечеству, когда бы оно так преждевременно не сгинуло. И вот что мне теперь делать с моими драгоценными блокнотами?
- Отдай их мне,- предложил я.- Я хорошенько изучу их, а позже, когда все вокруг придет в норму и у меня появится досуг, я напишу по твоим материалам занимательную книгу.
- И что же я получу взамен?- поинтересовался Лешик.
- Могу назначить тебя бургомистром города Кёге,- ответил я, и Лешик недоверчиво и вопросительно посмотрел на меня.
- Есть у Миккеля такие полномочия,- подтвердила мои слова Ням.- Он незаконнорожденный сын нашей усопшей Маргареты, а стало быть без пяти минут датский король.
- Но только придется сначала привести тебя в порядок,- заметил я Лешику.
Цитата:
Сообщение от Andrey-Chechako
Бритва Тьюринга
Скрытый текст - SPOILER:
Когда машина заглохла, до кампуса оставалось всего пара километров. Мартин Словак (в этой местности и в этом сезоне – профессор Словак) выжал сцепление и так лихо припарковался на свободном месте между машин, будто всегда использовал движение накатом, когда опаздывал на лекции. Впрочем, в студгородке проблемы с парковкой имелись с тех пор, как Польша перестала быть советской, поэтому профессор не превысил своего обычного пятнадцатиминутного опоздания ни на секунду. Разве что от быстрой ходьбы заломило в висках, и он не решился снять шерстяной пиджак от темно-коричневой тройки, опасаясь пятен пота подмышками.
Ошибок, Андрюша, много.
***машина заглохла, когда до кампуса оставалось всего пара километров***
Словака вы зря так расписываете уже во втором предложении...
Ваше движение накатом напоминает ваш вертолет в другом рассказе.
Между машин убрал бы куда в сторонку...
Поэтому и так далее - канцеляризм, исправьте...
Далее про виски и пиджак это как бы от начинающего автора, а вы у нас вроде взрослый дядя.
Последний раз редактировалось Леди N.; 18.05.2015 в 15:31.
Вряд ли мне удастся подсказать как стать писателем. Вопрос крайне больной, страдает им большая часть моих друзей и знакомых.
- Мишка,- звонит друг.- Решил стать писателем. Как ты. Вот послушай, что сегодня за утро написал.
Шекспир зачитывает мне драму, которая основана на реальных событиях, происшедших с ним прошлой ночью с женой.
Жена у него беременна, она армянка и он называет ее Солнышко. Она действительно по беременности стала круглой, вылитое солнышко.
Я к ней прекрасно отношусь, у меня даже ее сестра в моих любовницах. Через несколько лет мой друг скажет, что у любовницы от меня получился сын. Что она уже больше никогда не вышла замуж.Не могла меня забыть. Самое страшное, что мой первый роман, отпечатанный мной на печатной машинке, она забыла в аэропорту. Она себе этого так и не простила до сих пор.
Друга зовут Ванька Бирюков. Позже он станет мне врагом. Но пока он друг.
- Вань,- говорю мягко,- писательство - не твоя стезя.
Но ему нравится писать. Просит научить его писать. Рядом с ним много чего происходит. У соседей: младший брат зарезал старшего. Как это описать? Причем младший все время бегал передо мной. Кричал: Мишка, ты ковбой, ты мой кумир. А старший брат не признавал Мишку, кричал: ты не мой кумир, Мишка. за что и был зарезан.
- Вот как все это описать?- спрашивал Ванька.
С ним было ,много приключений, причем, по большей части, дурацких.
Помню, мама сказала: Миш, я в магазин на десять-пятьнадцать минут, куплю молока-хлебушка. А в гостях у меня в то время сидел Ванька. Он скоренько сбегал в магазин, что был внизу, купил 2 бутылку красного вермута. Мы выпили бутылки залпом. Так что когда мама вернулась, все было Ванькой облевано.
Помню, как тащил Ваньку домой, а он то и дело расстегивал ширинку и всем все показывал. Напоминаю, что зовут этого негодяя Ванька Бирюков по прозвищу Мужик.
Фиг с ним, с Ванькой, совсем забыл, что пишу на тему: как быть писателем. И добавлю: как быть писателем и остаться живым.
Писать, сразу скажу, легче легкого. Выхожу на балкон с абсентом, листком бумаги, ручкой, и руки сами начинают заполнять строчки. Иногда беру две ручки разного цвета: правая, синяя пишет, левая, красная, правит. Иногда пишут обе ручки одновременно. Писатерльство процесс забавный.
Помню как-то писал пять часов подряд. После упал, все силы отдал литераруре. Жена пришла с работы (миллионерши тоже работают... от скуки), увидела меня упавшим, отругала. Может уже хватит, сказала, писать? Пока дышу, ответил, не хватит..
Да она и сама такая же, художница. Два сапога мы. Но к теме.
Писателем я решил стать четыре года назад. Вернее, мне сказали стать. Силы сверху. Сообщи этим людишкам, было сказано, что живут они так-сяк.
- Запросто,- ответил я.
- И поведай им-. было сказано,- как следует жить.
И я стал писать. Все лучше и лучше. Главное писать о том, с чем знаком. Иначе потерятся доверие читателя.
Поэтому писал о датской тюрьме, датских стриптизершах, порнобизнисе. О лагерях для беженцев. О других планетах.О любовницах.
Всегда считал, что все уже до меня написано. И вдруг обнаружил, что не написано ничего. Вот такое заключение и подвигло меня на книгу.
Итак, начинаем размышлять о том, зачем мне или вам эта книга? Мне она нужна, а вам нужна ли и зачем?
В 13 лет у меня появилась первая женщина, возможно, что убиул человея, скунув его с моста в Риге. В четырнадцать убил из винтовки льва, Если всю свою деятельность опишу, точно расстреляют. Лучше представить все как лит-фантазии. К примеру, обоих кличков поколотил бы после меяца хорошей тренировки.
Перечитал, ошибок море, но и переносить приходится в три-четыре приема.
Итак, Ванька женился, а что делать с женой - ме знает.
Сегодня день датской конституции, потому только дальние магазины и работаю. Если вам, к примеру, хочется водки, нужно идти за ней полдня, а после столько же возвращаться. А если жена говорит, что картошки забыла заказать, то еще полдня заново переться. Думаете, только одна моя жена такая забывчивая? Нет. Рядышком шлепают кучи таких же, как и я, грустных мужчин. Навстречу шлепают мужчины повеселее. Некоторые с картошкой, думают, что это из последнее задание. А дома жена спросит: молока почему не купил? Дурак что ли? Все тебе нужно записывать. И снова шлепать. Попадались и мужчины с молоком. Одна радость, что молоко - не пятикилограмовый мешок с картошкой.
- Как хорошо,- сказал Гранд,- что иду не один, а с робой, Мишка. Хоть какие-то советы получу: как надо писать и как писать не надо.
- Ну,- склазал Мишка,- за полдня ходьбы туда и обратно, я тебя еще и не тому обучу.
- Будьте так добры,- взмолился Гранд.
С утра, как водится в такие дни, перечитал датскую конституцию. Правильная такая конституция. Там еще написано: хоть Мишка и внебрачный сын, а все равно принц датский. А посему положено кричать при встрече с Мишкой: ура Мишке!
Если честно, устал от этих почестей. В скромной одежде уже и не выйди на улицу. Приходится всякий раз одевать парадный пиджак с эполетами и орденами. И все вокруг кричат; Ура Нишке! или Мишке Ура!
- Хотел бы я оказаться на твоем месте,- говорит Гранд. Я вешаю на него пиджак, и тот падает.
Бремя славы роже имеет свой вес.
- Как мне научиться так же хорошо?- спрашивает сопутчик Гранд.- Писать, как вы.
- Всего лишь,- отвечаю.- С утра тягаете гантели с полчаса. Ручку еще хорошую купите. И бумажку.
Гранд просит говорить помедленнее, он не успевает поспевать за мной и одновременно записывать.
На другой стороне улицы мужики то и дело кричат: Ура Мишке да Мишке ура. Они теперь всем своим женам расскажут, что встретились в день датской конституции со мной. Когда им такое еще приведется?
Гранд идет сзади и купается в лучах моей славы.
Идти до магазина оставалось никак не меньше четверти дня. Всех, кто пытался его обогнать, Мишка забивал чуть ли не насмерть.
- Да соблюдайте ж овэреть.- наставлял он.
Очередь соблюдалась, жить хотелось всем. И погреться в лучах мишкиной славы.
- Кто последний,- интересовались новоприбывшие,- погреться?
За Мишкой протянулас толпа на 30 километров.
- А если мы сейчас свернем?- интересовался Мишка у Гранда.- Свернет ли толпа? Или пойдет прямо за водкой? Что им важнее? Я или водка?
И Мишка с Грандом свернули. Первым свернул, как водится, Мишка, за ним свернул Гранд.
- Осторожно,- раздались крики из толпы.- Мишка свернул с пути.
- Да мы ж не дураки,- раздались другие крики.- Видим, что Мишка свернул.
Были и провокаторы, советовали Мишке не сворачивать.
В лесу страшно, чего там только не водится. Даже страшные мишки. И все же половина из вошедших в лес вышла невредимыми. Благодаря Фотке.
И Монку, потому что он за это утро прошел этот лес бессчетное число раз. И оставил засечки.
Что бы делали Мишка с Грандом без этих засечек. Наверняка бы заблудились.
Впрочем, с одним из мишек Мишке пришлось сразиться.
- Ты кто такой?- спросил мишка Мишку.
Мишка дал мишке тумаков. Тот надавал Мишке в два раза больше. А когда Мишка дал ему в три раза больше, тот дал ему вчетырежды больше. Мишка тогда наорал на мишку, а тот наорал на Мишку в два раза громче.
- Так мы никуда не придем,- сказал Гранд.
- А куда идете?- поинтересовался мишка. А когда Мишка сказал куда, то присоединился к отряду и даже отгобял от отряда других мишек.
Выйдя из лесу, Мишка сразу вспомнил о творчестве.
- Вы знаете,- спросил он Гранда,- что самое важное в творчестве?
- Понятия не имею,- сознался Гранд.
- Ручка,- ответил Мишка.
- Вы думаете небось,что это подсигар,- он изобразил на лице грустную ухмылку.- А бедь это хранилище моих ручек.
- Этой ручкой я написал роман о женщинах, с которыми мне привелось спать.
- Этой о мужчинах, с которыми мне пришлось биться, чтобы переспать с женщинами, которых я описал в первом романе.
- Этой ручкой я писал про котов и кошек.
- Яркая у вас жизнь, Мишка,- прослезился Гранд. Вслед за ним прослезились и все 30 километров очереди. Пошел дождь. Снизу вверх.
Затем град. Размером с яйцо. Многих из мишкиных поклонников побило. Но они ничуть не расстроились.
На скамейке автобусной остановки Мишка увидел человека, чей вид ему показалска знакомым.
- Кто будешь?- поинтересовался Мишка.- Чей главарь?
- Не скажу,- ответил человек.
- Будем пытать?- спросил Гранд.
- А чо б нет?- выразился Мишка.
Через полчаса человек сознался, что его зовут Чинитель..
- Врет или правдит?- поинтересовался Гранд.
- Врет,- сказал проходящий мимо Монк.
Но тут подошел автобус и Чинитель забрался в него.
- Крепкий человек.,- сказал Гранд.- Я бы на первом ногте во всем сознался.
- А я бы,- соврал Мишка,- даже на намеке на первый ноготь.
Он врал. Он полжизни пробыл в партизанах. Он настолько привык к пыткам, что. Просыпаясь интересовался у жены.
- Будут сегодня пытки?
- Завтра,- отвечала жена.
Мишку такие слова просто убивали.
- Потерпи до завтра,- уговаривала жена.
В то, что у Мишки есть жена. Никто не верил. Даже его бывшие жены.
- Не было у Мишки никаких жен,- говорила четвертая его жена.
- И любовниц,- говорила двухсотая мишкина любовница.
А Мишка тем временем разгуливал по городу и собирал материал для своих книжек.
- Вы, случаем, не Граф?- поинтересовался Мишка, увидев человека на скамейке в окружении кошек и котов.
- А вы, я вижу, Мишка,- ответил Граф.- Вот только не пойму, зачем вам такой шлейф?
Мишка оглянулся и едва не подкосил ноги: шлейф из поклонниц тянулся на сотни метров.
- Возьмите у меня хотя бы десяток метров.- предложил Мишка Графу.
- Пять метров, так и быть.- сказал Граф.
- Спаситель,- упал Мишка на колени перед писателем.
Четыре года назад Мишка написал большой рассказ. В рассказе убили, как минимум, четыре человека. Одна из них оказалась женщиной, ее убил полицейский, фобариком. Гг остался жив, но одного человека убил случайно, другого насмеренно. его подруга убила человека пепельницей. В мире творится истинно чертовщина.
Жена поинтересовалась: ну и где ж ты писатель, что ж такое написал? Она тогда не понимала, что писательство - это в голове, а не на бумажке. Посоветовал не будить во мне писателя.Сейчас говорит: рукописи убери, ступить некуда. Что плохого ты обо мне сегодня написал, спрашиват? Какая глупость! Был за ней один грех, но о нем потом...
К рассказу вернемся. Прочитал 3 заметки из газетки, которые легко клеились вместе, получался рассказ.
Четыре года назад Мишка написал большой рассказ. В рассказе убили, как минимум, четыре человека. Одна из них оказалась женщиной, ее убил полицейский, фобариком. Гг остался жив, но одного человека убил случайно, другого насмеренно. его подруга убила человека пепельницей. В мире творится истинно чертовщина.
Жена поинтересовалась: ну и где ж ты писатель, что ж такое написал? Она тогда не понимала, что писательство - это в голове, а не на бумажке. Посоветовал не будить во мне писателя.Сейчас говорит: рукописи убери, ступить некуда. Что плохого ты обо мне сегодня написал, спрашиват? Какая глупость! Был за ней один грех, но о нем потом...
К рассказу вернемся. Прочитал 3 заметки из газетки, которые легко клеились вместе, получался рассказ.
Появилась мысль напечататься и даже разбогатеь (но последняя мысль быстро исчезла, ибо курица не птица....)
Пишу я быстро, едва успеваю отправлять в издательтво.
- Это опять вы с романом?- интересуется кассирша на почте. То же самое она спрашивала вчера.
- Нет,- вру.- Вчера был не я. Брат-близнец,- вру.- У нас в доме мало одежды, так что я позволяю ему одевать мою. Мы очень похожи, оба писатели.
- Так это вы книжки отправляете?- спрашивает она.
И тут мне все становится ясным. Мои книжки не доходят до издательств потому, что она собирает мои книжки. Посылки не дохосят по назначению.
- У тебя вся комната уставлена мишкиными книшками,- говорит ей мать.- А ведь не старая еще девушка,- продолжает,- всего под шестьдесят. На улице сколько угодно парней под восемьдесят-девяносто. И даже без детей.
Но почтальонша сохнет по писателям. Она очень обрадовалась, когда Мишка стал приходить к ней два раза в день.
- Стал писать намного быстрее. Спать перестал, есть перестал, все вообще перестал.
- Какой вы милиый,- сказала почтальонша.
Мишка обернулся, но сзади никого не было. Спереди крутился мальчик Андрюша, но такие крутятся везде, не только на почте.
Милым был он. И гадким одновременно. Он у всех спрашивал:
- Вы, случайно, не гомосексуалист?
- Нет,- отвечал Мишка.
- Как жалко,- всякий раз отвечал Андрюшка.
Андрюшку в супермаркете хорошо знали и давно уже не били. Он приходил туда за час до открытия и уходил через час после закрытия. Продавцы терпеть его не могли, ведь не могли закрыть магазин, пока есть в нем хоть один покупатель.
- Скоро уж вы уйдете?-спрашивали продавцы.- Вы не представляете, как вы нас...
Последнего слова они не произносили из боязни быть уволенными.
Андрюша так и уходил, ничего не купив, потому что не было у него денег. Он приходил в супермаркет посмотреть, понюхать, попялиться на красивых женщин. На мишкину жену, например.
А вот Мишку все в магазине любили.
- Русский писатель,- кричали продавщицы при появлении Мишки и бежали к нему за автографом.
Мишка от этого давно уже устал. Слава его только обременяла.
- Я не Мишка,- врал он и пробовал уйти от толпы почитателей.
- Но как похож!- вскрикивала та или другая женщина.
- Вылитая копия!- кричала другая. И начиналась, как всегда, истерия. Если бы Мишка брал хотя бы одну копейку за автограф, он бы стал самым богатым писателем планеты.
На этом и закончим главу намбо вам. И перейдем к главе намбо ту.
Конкурсы
14.09.2012, 12:17
Похожие темы
