Форум «Мир фантастики» — фэнтези, фантастика, конкурсы рассказов

Вернуться   Форум «Мир фантастики» — фэнтези, фантастика, конкурсы рассказов > Общие темы > Творчество

Творчество Здесь вы можете выложить своё творчество: рассказы, стихи, рисунки; проводятся творческие конкурсы.
Подразделы: Конкурсы Художникам Архив

Ответ
 
Опции темы
  #1  
Старый 14.09.2012, 12:17
Аватар для Sera
Принцесса Мира Фантастики
 
Регистрация: 30.01.2010
Сообщений: 2,236
Репутация: 2580 [+/-]
Отправить Skype™ сообщение для Sera
Свои произведения: кто готов дать почитать и выслушать критику?

Тема для публикации и оценки произведений посетителей форума.

Авторам.

1. Текст произведения необходимо скрывать тэгом спойлер
[spoiler="<Текст>"]<То, что вы хотите убрать под спойлер>[/spoiler] Тэг также есть в расширенном режиме редактирования сообщения.
2. Текст рекомендуется прочитать и проверить на наличие ошибок, например в Ворде. В противном случае, вместо оценки произведения вы увидите оценку собственной неграмотности.
3. Имеет смысл сначала прочитать хоть что-то о том как надо и, соответственно, не надо писать (например что-то отсюда). Если вы будете допускать типовые ошибки, то получите типовой ответ, причем нелицеприятный. :)
4. Если для понимания вашего произведения нужна дополнительная информация (произведение по конкретному миру, фанфик, ночной кошмар и т.д.) приведите ее перед спойлером. Не стоит ожидать что читатели хорошо знают описываемый вами мир.
5. Крупные произведения рекомендуется вкладывать небольшими кусками раз в день-два.
Скрытый текст - О трудном выборе критика:
Вариантов, собственно, у критика несколько:
1. Написать: "в топку".
Плюсы: Минимальные затраты, как в плане времени, так и в плане эмоций.
Минусы: Вы не поверите. Вы скажете: "Дурак", - и останетесь при своём, потому что людям свойственно не доверять незнакомцам на слово.
Вердикт: Этот вариант отметаем.
2. Начать разбирать подробно, построчно, тыкая пальцем в каждую нелепость и ошибку.
Плюсы: В итоге всё равно будет "в топку", но, всё-таки, вывод будет подтверждён множеством примеров.
Минусы: Вы всё равно захотите сказать "Дурак", и если даже так не скажете, то подумаете наверняка, а критик, который потерял уйму времени, увидев, как автор огрызается и пытается обелить своё произведение всеми силами, понимает, что время потрачено зря и благодарности ждать не надо. Почему? Да потому что вы ни за что не поверите в то, что ваше произведение не стоит того, чтобы его читали. Честное слово, чем лучше люди пишут, тем предвзятее они относятся к своим текстам, но обычно те, кто через слово допускают грамматические ошибки и вообще не задумываются над качеством написанного, уверены, что и так сойдёт. Хотя, конечно, не спорят с тем, что немного подправить не мешает.
Вердикт: Пока человек сам не поймёт, что он пишет плохо, никто его в этом не убедит, потому этот вариант тоже не приемлем.
3. Начать искать в тексте то, что можно похвалить, параллельно чуть-чуть - очень мягко и деликатно - пожурить.
Плюсы: Автор доволен. Его хвалят. К "журению" относится снисходительно, поскольку тон критика не категричный, а, скорее, просительный.
Минусы: Автор понимает, что он - уже готовый писатель, Боже мой! Первое же выложенное произведение - и такой успех! Он, вместо того, чтобы выучить русский язык на уровне школьной программы и обратиться к учебникам писательского мастерства, продолжает строчить унылые опусы в невероятном количестве, тратя своё время, которое можно было бы пустить на что-то полезное. Когда, наконец, придёт понимание, будет поздно: время упущено, прогресса никакого, а тексты-то были - отстой, что ж никто не сказал сразу? Ах, лицемеры...
(С) Винкельрид



Критикам.
1. Допускается только оценка произведений. Переход на личности считается флеймом со всеми вытекающими.
2. В отзыве необходимо указать что именно понравилось или не понравилось. Если есть только ощущение то его рекомендуется доносить посредством публичных или личных сообщений.
3. Выделения отдельных фраз и вывода "Чушь" недостаточно. Надо дать хотя бы краткие комментарии, описывающие преступления автора против русского языка и логики.
4. Отмазки "надоело" не работают ;).


Напоминаю, размещение чужих произведений без разрешения автора называется плагиатом и карается баном.
(Jur)

Напоминаю, что флуд запрещен правилами. Сказать свое "спасибо" критикам можно через репутацию. Так же настоятельно не рекомендуется ввязываться в споры.
И помните, что тут все на равных - никто не обязан вас критиковать и оценивать. Попробуйте для начала сами сделать то же.
Aster


__________________
Я согласна бежать по ступенькам, как спринтер в аду -
До последней площадки, последней точки в рассказе,
Сигарета на старте... У финиша ждут. Я иду
Поперёк ступенек в безумном немом экстазе.
Ответить с цитированием
  #121  
Старый 20.11.2012, 22:20
Аватар для sir-ris
Ветеран
 
Регистрация: 23.10.2008
Сообщений: 776
Репутация: 434 [+/-]
Цитата:
Сообщение от stolenSVIDeR Посмотреть сообщение
Каждый из них брал по одной и быстро прочитав, ложил в сумку возле стула.
Клал, складывал, бросал... Со словом "ложить" нужно быть осторожнее, если, конечно, это не стилизация или особая "фишка" персонажа. Возможно, когда-нибудь это слово уравняют в правах со словом "класть", как уже подарили средний род слову "кофе", но пока лично мне оно режет слух.
__________________
Не пей вина, Гертруда! (с)
В харизме нужно родиться(с)

Последний раз редактировалось sir-ris; 20.11.2012 в 22:29.
Ответить с цитированием
  #122  
Старый 20.11.2012, 22:26
Аватар для stolenSVIDeR
Новичок
 
Регистрация: 04.07.2012
Сообщений: 7
Репутация: -1 [+/-]
Ха, мне это-же говорили везде.
Я уже только потом понял завуалированный смысл слова "ложил")
Ответить с цитированием
  #123  
Старый 20.11.2012, 23:32
Аватар для Винкельрид
Герой Швейцарии
 
Регистрация: 30.05.2006
Сообщений: 2,544
Репутация: 1132 [+/-]
Обожаю читать чьи-то старые произведения. В них обычно в первом предложении или герой просыпается, или солнце что-нибудь делает возле горизонта) И куча милых ошибок
Цитата:
Сообщение от Mantiss Посмотреть сообщение
подрезав дерево, продолжил вырезать
Цитата:
Сообщение от Mantiss Посмотреть сообщение
искусно сделанный меч с шикарно вырезанным
Цитата:
Сообщение от Mantiss Посмотреть сообщение
Словно прочитав его мысли, она сунула его за ухо.
Цитата:
Сообщение от Mantiss Посмотреть сообщение
срезал какой-то полевой цветок
Ностальгия, короче)
Ответить с цитированием
  #124  
Старый 20.11.2012, 23:45
Аватар для Mantiss
Местный
 
Регистрация: 06.09.2012
Сообщений: 104
Репутация: 19 [+/-]
Цитата:
Обожаю читать чьи-то старые произведения. В них обычно в первом предложении или герой просыпается, или солнце что-нибудь делает возле горизонта)
А вот нет кстати, вернее, далеко не всегда. Имхо каждый автор должен переболеть этой "утренне-вечерней" стадией чтобы научиться начинать как-то по-другому. Другое дело что иногда для "переучивания" хватает короткого рассказа, а иногда - и цикла романов мало. Но насчет милых детских ошибок это в точку... Когда пихал рассказы в спойлер руки так и тянулись исправить хотя бы то, что особенно бросалось в глаза, но нет... Пересилил я себя...
__________________
Ни на что не претендую и вам не советую...
Ответить с цитированием
  #125  
Старый 21.11.2012, 15:17
Новичок
 
Регистрация: 21.11.2012
Сообщений: 4
Репутация: 12 [+/-]
Странные, немного сюрреалистические размышлизмы о талантах, музах и молодых. Писано год назад.
Пы.Сы. Критиком можно быть просто так, или надо куда-то записаться?)
Пы.Пы.Сы. Нелицеприятный = беспристрастный != неприятный.

Скрытый текст - Долги:
Долги

«Танго-свет, — подумал Майк. — Свет, который заставляет мертвых
подниматься из могил и танцевать танго. Свет, который…»
С. Кинг. 1408

Он становится на пороге, нашаривает неестественно выгнутой рукой выключатель. Щелчок — и в комнату волной вливается противный желтый свет, от которого лицо становится похожим на образину мумии. Или на старый высохший пергамент. Или на плавящийся воск.
Чертыхается. Еще один короткий щелчок — будто раздраженный, хотя как может раздражиться старый пластмассовый выключатель? - и свет гаснет. В темноте не видно, на что ты походишь. Зато не видно и того, кто есть рядом. А он ведь, конечно, есть.
Вернее, она.
Она рядом. Давно уже. Всегда, постоянно рядом — наблюдает, оценивает, комментирует...
Он предпочитает думать, что она — муза.
По крайней мере, надеется.
В темноте — абсолютной темноте, чистой, как пустой холст: ни мазка ночника, ни россыпи брызг уличных фонарей, ни едва заметных крапинок — он идет к столу. Пытается не издать ни звука, чтобы не нарушить тишину, но скрипучий паркет выдает — перед кем?.. Не перед ней же, право. Муза (?) всегда рядом. И знает абсолютно все. И даже если ее не видно, она все равно здесь...
Поток воистину параноидальных мыслей прерывается очередным щелчком, на сей раз — питание компьютера. С едва слышным, мягким и каким-то пыльным звуком начинают работу кулеры, с коротким писком оживает все железно-кремниевое нутро системника, и, слегка потрескивая статикой, светлеет монитор. Бледный свет от нескольких белых букв — все, что есть на данный момент, но ему хватает и этого.
А большего и не надо.
Ведь все рождается в темноте.
- Мыслитель, - неожиданно раздается справа. Он уже не подпрыгивает, как раньше, не пугается — все в норме, она пришла. Сидит, как и всегда, на столе. Сегодня в почти классическом виде, как истинная муза, разве что их тоги не были такими короткими. Но его муза — и он это знает — скорее, истинная женщина. А какая женщина, даже мифическая, откажется продемонстрировать очаровательные ножки мужчине поблизости, даже если он — всего лишь...
Кто - всего лишь? Не-ет, далеко не всего лишь...
- Кончай восхваления, - манерно тянет муза, покачивая изящными ступнями в сандалиях. На ее голове сами по себе шевелятся пряди волос, будто в воде. Одна тянется к подопечному музы — и он поневоле прянет подальше. Он боится змей.
- Нет, не ядовитые, - в который раз усмехается муза. Горгона. Муза Горгона, интересно, правда? - Я, между прочим, все слышу.
- Слышь на здоровье, - хрипловато отвечает он. Голос у него низкий, посаженный табачной копотью и бесконечным кофеином, под стать жесткой щетине и вздутым венам на руках. - Как ты еще со стыда не сгорела, подслушивая все мои мысли?
- Милый, не забывай, кто я, - сладко поет она и еле заметно морщится от затасканности фразы. - Я же твоя муза, твоя фантазия, твое наитие — я еще и не такое могу придумать...
Теперь морщится уже он — от тех образов, что быстро разрастаются в голове подобно облаку пыли от небольшого взрыва. Пытается загнать обратно на задворки сознания, но, увы, безуспешно.
- И где нахваталась только, - бормочет он, отворачиваясь к монитору. Обоина — расплавленный кислотным дождем урбо-пейзаж. Мечта, хотя сам он себе в этом не признается.
- Приступаем? - Муза как-то уж слишком сладострастно изгибается на столе, чтобы видеть монитор. Взгляд ее подопечного сам собою цепляет крутой изгиб — то самое место, где впадинка талии переходит в бедро.
- Возможно. - Он хрустит пальцами, разминает шею. Муза знает, что это значит. И готовится.
Ей, созданию эфира, недоступны радости человеческого бытия. У нее нет тела, и удовольствия от еды, запахов, любви, прикосновений — только сказки, правдивость которых не проверить никогда, и остается лишь пересматривать и перебирать чужие воспоминания. Но одной отрады у муз не отнять — невероятным наслаждением становится погружение в сознание человека-симбионта, когда из череды образов строится новый мир...
И они оба это знают.
И, наверное, поэтому она ежедневно обещает, что не уйдет.
Как бы там ни получилось...

Они заканчивают работу только в половине пятого, когда у него уже слипаются глаза и отключается сознание.
- Иди спать, - в конце концов предлагает муза. - Тебе ведь на работу еще.
- Не страшно, - отмахивается он. - Я бы не хотел, чтобы ты уходила. Слишком уж хорошо писалось сегодня...
- Да, пошло дело, - улыбается муза. - А завтра я тебе еще с программкой помогу... хочешь?
- Ты еще спрашиваешь, - он улыбается в ответ. - Если только не засну на клавиатуре — буду ждать.
- Не заснешь, - она встает и, обойдя кругом, легко целует его затылок. Отчего-то легкое прикосновение кажется ударом кувалды. - Теперь не заснешь.
Выключается компьютер, и в одну секунду наступают тишина и темнота. Только мигает красным кнопка на мониторе, но скоро и она замирает. Щелчок.
Когда останавливаются кулеры и винчестер, кажется, будто лишился слуха — так оглушительно тихо становится вдруг. Он сидел секунд пять, пока не привык к новообретенным слепоте и глухоте. Двигаться не хотелось. Не хотелось ничего — как и всегда после разрыва контакта.
Беззвучно вдруг появляется комната вокруг — противно-желтая, как застарелая мумия, как старческая сухая кожа, как лежалая бумага. В ней что-то не то, не так, как в прошлый раз — вещи не на своих местах, другие цвета, формы... Он морщится, завидев около выключателя — стоящего на нуле — музу.
- Зачем ты это делаешь?
- Иди спать, - повторяет она. - Не в темноте же.
- Но почему — так? - неприязненно спрашивает он. - Ты знаешь, как я ненавижу танго-свет.
- Объяснишь?
- Что?
- Танго. Почему танго?
- Ты ведь видела это среди моих воспоминаний. Зачем спрашиваешь?
- Я знаю, откуда. Но не знаю, отчего.
- Но ведь правда же, - он встает и подходит ближе. - Свет, который заставляет мертвых подниматься. - Он хватает ее за талию и кружится в резком па. Нет, не чувствует тела музы под пальцами — всё на грани того и этого мира, всё на одной силе мысли. - И танцевать танго. Мне кажется, что на этот свет, как мотыльки, слетаются грехи и черные ангелы. Пафос?
- Немного. - Муза выбирается из его рук. - Но если ангелы — то так и быть.
Желтый свет сменяется мертвенно-белым, больничным. Следом — закатно-кровавым. Муза перебирает еще несколько красок, остановившись в конце концов на мягком, розовом предрассветном флере.
Ее симбионт уходит, чтобы подготовиться к недолгому сну. Оставшись в одиночестве, муза перебирает в памяти события сегодняшнего вечера — и ее внезапно передергивает, когда дело доходит до тех слов.
«...на этот свет слетаются, как мотыльки, грехи и черные ангелы...»
Пространство у окна искривляется, складываясь в наглую ухмылку — подобную той, что сейчас популярна в интернете под именем trollface. Дурацкое сравнение помогает музе взять себя в руки, однако липкий страх не уходит никуда — только усугубляясь, когда ухмылка растягивается еще шире и уходит куда-то на средние слои.
Они слетаются на этот свет. Если быть точнее — на этот мир, на этот план.
Урывают свое.
А я — не уйду, в который раз подумала она. Не оставлю. Мое. И, как ритуал, — клятва и расцарапать острым ногтем Х-образный шрам у сердца. Ежедневно он зарастает, и ежедневно новая капля крови — точно орел поедает печень Прометея.
Скрип за спиной. Муза оборачивается, глядит, как в комнату входит симбионт, полотенцем ероша мокрые кучерявые волосы. Сколько ему — двадцать шесть? Двадцать восемь? Мало еще, совсем мало...
Уже засыпая, она чувствует спиной колкий взгляд откуда-то из срединных слоев.
Слишком много всего происходит в эфире.

Кто бы там что ни думал, а музы всегда держат обещания.
Если муза обещает завтра новую идею — завтра будет новая идея. Если она говорит, что позволит дописать книгу — ты ее допишешь. Может, через неделю, а может, через десять лет.
Если она сказала, что не уснешь — то не уснешь.
А в голове расползается странный бред, чьи фрагменты, как паззл, иногда собираются воедино — в логичную, простую цепочку действий. И он записывает ее. Пальцы упорно щелкают по клавишам, часто попадая не туда — он чертыхается, то вслух, то про себя, исправляет, пишет дальше.
За плечом стоит муза. Шепчет что-то.
Если вглядеться — можно заметить, как сменяются на ее лице выражения удовольствия и беспокойства. Она знает, что что-то случится сейчас, что-то не слишком хорошее для ее симбионта, но сколько же наслаждения доставляет ей процесс творчества!..
Но даже оно не может полностью заглушить страх. Тот самый липкий страх, что посетил ее вчера вместе с троллфейсом из срединных слоев плана.
Ей ведь много сотен лет. И она знает, что значит его появление.
Всадник апокалипсиса, мать его... Голубь на окошке.
- Голубь? - рассеянно переспрашивает ее подопечный, благо в кабинете никого. - О чем ты?
Досада, злость, раздражение на саму себя... Спокойно.
Спокойно.
Дальше ведь хуже.
- Ничего. Я потом объясню.
Может быть.
И они продолжают работу. Только такого восторга она уже не приносит.
Сквозь мерное течение мыслей до них обоих доходят встревоженные голоса. Муза пытается удержать внимание, не обращать его на посторонние мелочи, хотя и знает — не посторонние, совсем не мелочи... Подопечный же ее просто с головою в работе, и муза сейчас как никогда рада — еще хоть несколько секунд... Хотя бы иллюзии.
Между тем его уже несколько раз окликнули по имени. С трудом оторвавшись от программы, не разрывая контакта с музой, он мутно глядит на коллег и, кажется, не сразу понимает, о чем речь...
- ...о, брат, да ты совсем плох, - сообщает один из разработчиков, гоповатого вида студент. - Что ночью-то делал, а?
- Ясно же видно, что не спал, - резковато бросает единственная девушка, миловидная блондинка. На самом деле, стервой она была той еще... и музе никогда не нравилась.
- Да ну Кать, - отмахивается третий, приятный молодой человек в аккуратной рубашке и с белым кольцом на безымянном пальце. - Нет в тебе сочувствия...
- Найдешь тут, - бурчит она и лезет куда-то в стол. Муза громко фыркает, а ее личный человек непонимающе переспрашивает:
- Так в чем дело-то? Я и вправду мало спал, выносит...
- Сокращают нас, - просто, как о погоде ответил женатик. - Треть конторы. Вторую треть в отпуска...
Музе вдруг становится дурно. Вполне натурально становится тяжело дышать от сгустившегося эфира.
- А работать кому? - удивляется ее симбионт. До него еще не в полной мере дошло происходящее - слишком устал его мозг, слишком слабы эмоции.
- Может статься, что и никому.
Катя, водрузив на стол невесть откуда взятую коробку, начинает упаковывать в нее содержимое ящиков. Женатик кидается было к ней, чтобы — помешать или помочь, черт его знает, но девушке хватает одного свирепого взгляда и жесткого «Игорь!», чтобы осадить парня.
- Не, ну а чо, может, это, - невнятно выражается последний... коллега.
- Чего это-то?
- Ну, обойдется.
- Еще скажи «пройдет», - фыркает Катя. - Как же! Кстати, - кивает она не глядя в сторону осознавшего все программиста. - Нам с тобой дали партзадание. Доделать то, что делаем сейчас, и в отпуск. Года на два, ага.
- А вот хренушки, - внезапно он подрывается с места. Несчастная муза, распластавшаяся у стенки, испуганно глядит на него, не понимая, в чем дело. Пространство возле него начинает плыть. - Пусть сам своими культяпками все разгребает.
Пары щелчков хватает, чтобы скопировать себе все последние наработки и удалить с рабочего компьютера. Нескольких движений — чтобы собрать личные вещи и накинуть куртку. Машинально, без эмоций. Как автомат. Пара секунд размышлений под удивленными взглядами, решение. Запуск форматирования. Такая напоследок пакость, хотя слишком мелкая. И без какого-либо удовлетворения. Увы, на большее уже времени нет, да и желания оставаться... По крайней мере, там было кое-что важное. Да. Именно.
Муза, ошалело глядя на то, как он уходит, безуспешно пыталась дозваться, старалась встать, несмотря на слабость. Эфир загустевал все сильнее, все ощутимей плыло пространство вокруг.
Симбионт не слышал.
А если бы слышал — ничем бы не помог...
Первым отмирает Игорь, следом и остальные. Тихо переговариваются, но останавливать коллегу никто не спешит. Ведь он — коллега. Всего лишь. Так получилось, что большим они друг другу не стали. Он — с одной стороны, остальные — с другой.
Эфир начинает приходить в нормальное состояние, и полумертвая муза кое-как поднимается на дрожащие ноги.
Нельзя, чтобы он далеко ушел...
Он ведь дождется?
Но ее человека не было нигде.
Несчастная муза, у которой на душе скреблись кошки, обыскала все здание, хотя и знала — бесполезно. Его здесь не было. А она даже предположить не могла, где искать.
Оставалось только ждать дома.
Она знала, что ее человек — благоразумен и умен, и что его вполне можно оставить без присмотра. Что он никогда не наделает глупостей, не станет делать что-то просто наперекор обстоятельствам...
Но отчего ж так неспокойно?
Муза собирается с силами и перемещается домой.
Чувствуя при этом себя как муха, упавшая в смолу...
Эфир густой, как застывающий янтарь. У музы сразу подкашиваются ноги, огромным усилием она продолжает стоять.
Но уходить нельзя... нельзя уходить.
- Храбришься? - с непередаваемой, ядовито-заботливой интонацией тягуче произносит кто-то позади.
- А что остается, - ворчливо отзывается она, по стеночке добираясь до комнаты. Ближе всего оказывается рабочее кресло, и муза со стоном падает в него.
- Ну, не знаю, - следом проскальзывает темно-серая тень. - Быть может, радоваться? Или собирать вещички? Или продумывать Великую Идею, чтобы... успеть?
Услышав последнее слово, муза резко вскидывает голову. Что на лице написано — не разобрать, видно только злость, бесконечную, жгучую злость...
- Вот зачем, - говорит она. Не спрашивает, нет. Она уже и так знает все ответы.
Почти все.
- Что еще? - отрывисто, почти грубо. Тень мягко, как в танце, но вдруг оказывается рядом с ней. Тени хорошо. Радостно. Зло и радостно, как и всегда — при истребовании должков...
- Как что? Почти что стандартный набор. Лишится работы... ах нет, уже лишился, да-с. Друзей у него и так особо не было, уж это-то ты не смогла помешать сделать... во-от. Что еще... братик у него разобьется — жалко парнишу, но что поделать... ах да. Совсем забыл. Через шестьдесят три часа у него в легких начнет развиваться ма-аленькая такая опухоль. Ну, конечно, пока маленькая...
- Ну и сволочь же, - резко говорит муза. На протяжении всей речи тени она, тяжело дыша, пыталась справиться со злостью... впрочем, ни к чему это. Блестящие глаза музы уперлись в тень. - Сволочь... они ведь даже не знают, что должны жизнь отдавать за нас.
- Да, милая, - мурлычет тень, медленно танцуя рядом. - Вы не симбионты, музы дорогие, а паразиты...
- Заткнись.
- ...паразиты, и это ничем не исправишь... - тень оказывается рядом с музой и, будто нечаянно, задевает крестообразный шрам на ее груди. Муза шарахается прочь и оказывается на ногах. - Даже кровь ваша не помеха исполнению обязательств сторон...
- Иди в преисподнюю, - желает муза. - Не позволю.
- Уйдешь? - притворно удивляется тень. - Только он твоими стараниями задолжал... задолжа-ал...
И музе остается только бессильно сжимать кулаки, глядя, как растворяется в слоях серая тень с гадкой ухмылкой а-ля троллфейс.

«Здравствуй, хороший мой. Извини, что не попрощалась, но — увы. Так надо.
Не знаю, насколько слащавым получится письмо, насколько нелепа ситуация, насколько трудно будет нам порознь — сработались мы отлично... мне нравилось быть твоим вдохновением. На самом деле, с тобой было на редкость приятно общаться.
Черту одному известно, как я не хотела уходить. Но еще больше не хочется осложнять тебе жизнь... твою мать, опять напоминаю себе любовницу. Впрочем, может, моя роль и походит немного на нее... хотя нет. Глупости.
Мне необходимо рассказать тебе о причинах, побудивших меня оставить пост твоего вдохновения, но как же трудно это сделать... Странно, но я не знаю с чего начать. Наитие — не знает...
Начну с того, что...
Ты ведь умный человек. Тебе кое-что пришлось пережить, приобрести некий опыт, и ты, конечно, знаешь, что за все в этой жизни так или иначе надо платить. Почти за все... Однако, как это ни странно, за таланты люди воздают стократ, кто чем... кто чем из своей жизни. Приходится отдавать какую-то ее часть за сомнительное удовольствие быть художником — будь то кисть, перо, формулы или бинарный код. Кто-то платит слухом, кто-то — зрением, рассудком, телом...
Люди не знают об этом. Они считают, что все это — просто закономерное течение жизни, и даже не представляют себе, что вляпываются в кабалу. Сами того не зная и зачастую не прося. Но о таком пункте договора с высшими силами, как выплаты за талант собственными жизнями, их никто не предупреждает. Подло, правда?
Впрочем, будь это не так, мир был бы шаток. Силы людей — один из столпов, подпирающих глубинные и срединные планы, а верхний так и вовсе стоит только на вас, на живых... Скажи кому, что взамен на требуемое им умение мир попросит левую ногу или жизнь старшего брата — разве кто согласится?
А... ладно, не хочу я оправдывать... и оправдываться.
Твоя бессонница — это плата. Твои друзья, которых ты теперь друзьями вряд ли уже назовешь — плата. Ты чересчур талантлив, взыскиваемая с тебя часть жизни была бы слишком большой, если бы... ох, черт... если бы я не выплачивала часть твоих долгов собственной кровью.
Раньше это помогало.
Но не с тобой.
Сегодня пришел слуга ТЕХ, нижних... глумливо сказал, что пора вынашивать Великую Идею, падаль последняя. Чтобы успеть. Видите ли, след хоть оставить...
Милый мой, хороший человечек! Прости меня, но я вынуждена уйти сейчас. Если я уйду, твоя плата ТЕМ будет меньше. Если я останусь, ты просто угаснешь вскоре.
Бросай курить.
Срочно.
И поверь - я хочу остаться. Хотя и грызет меня понимание того, что я - просто паразит на жизни человека...
Сегодняшние события на работе — начало. Дальше — хуже. Однако знай, что скоро это закончится, и управлять своей жизнью ты сможешь сам.
Только выплати долги. Их не так уж много.
Прощай.
Твоя муза.»
Едва его взгляд соскользнул с последней строки, как призрачное письмо в руке растаяло. Музы не умеют пользоваться вещами материального плана. Они существа эфемерные.
Человек взъерошил пепельные вихры другой ладонью, не отрывая безумного взгляда от исчезнувшего письма. В его голове просто не укладывалось происходящее, он не желал осознавать тот простой факт, что музы, его дорогой музы, рядом больше не будет. Не будет. Совсем. Никогда. Вообще.
Не будет бессонных ночей, когда в тишине и темноте комнаты единственный живой звук — стук клавиш. Не будет внезапных озарений, не будет чужих миров, не будет невероятных историй...
Ничего не будет. Только — как она называла это долбаное место? - материальный план. Да. Чертов материальный план, с чертовыми людишками и совершенно неинтересными сюжетами их утлых жизней...
Да что там говорить. Своя будет такой же. Без привычного зуда в пальцах.
Человек уронил голову на руки и тихо зарычал от бессилия.

Потом, через несколько недель, в бедламе и толкотне, в диких голосах сирен, в пыли из снесенных косяков, в хрустящих осколках стекла и бетона...
- Уволили недавно, - доказывал один мужчина в комбинезоне другому. - Плюс жизнь не очень сложилась... нервы сдали, наверное. Со временем бывает...
- Да какая там работа, - отмахивался второй. - Коллеги говорят — первоклассный был...
- Есть.
- Ну есть первоклассный. Легко бы другую нашел. Не-ет, тут что-то другое...
А хозяина квартиры, молодого парня — еще тридцати нет — укладывали на носилки. Кто знает, какой ангел-хранитель сберег его от верной смерти, только спасатели успели — успели до того, как он задохнулся в петле совсем.
Вытаскивали его уже без сознания. Только уже в машине, по пути в больницу, очнулся — буквально на пару секунд, чтобы снова провалиться в беспамятство. Его губы шевелились, но никто не услышал слов:
- Выплатил... все выплатил...
А в ногах у него сидела заплаканная муза и клялась, клялась в сотый раз...
Планы получили свое с лихвой.
Теперь она не уйдет.

Конец ноября — начало декабря 2011

Последний раз редактировалось ch.aos; 21.11.2012 в 15:33.
Ответить с цитированием
  #126  
Старый 21.11.2012, 22:28
Аватар для Mantiss
Местный
 
Регистрация: 06.09.2012
Сообщений: 104
Репутация: 19 [+/-]
ch.aos, а что, мне понравилось... Идея интересна, даже прицепиться на первый взгляд не к чему. Один только момент не порадовал - начало затянутое, даже думал бросить и не дочитывать, однако, раз что передумал.
__________________
Ни на что не претендую и вам не советую...
Ответить с цитированием
  #127  
Старый 21.11.2012, 22:42
Новичок
 
Регистрация: 21.11.2012
Сообщений: 4
Репутация: 12 [+/-]
Цитата:
Сообщение от Mantiss Посмотреть сообщение
ch.aos, а что, мне понравилось...
Спасибо за оценку) Начало... ну, возможно, там небольшой перебор с описаниями и красивостями. А на второй взгляд найдется что?)

Если можно, я выложу сразу еще кое-что. Маленькая зарисовка на блиц-конкурс по теме "Анафема".

Скрытый текст - Анафема:
- Признала ли ты грехи свои?
- Признала, отец. Признала.
- Каешься?
- Каюсь, отец, каюсь!
Отец Валерий щурится, не верит еще. Тонешенькая, худенькая, едва только косточки из-под грубой нитки не торчат — куклой валяется на полу, коленки кровью уже сочатся... а вот не верит он. Не верит и все.
Девчонка поднимает голову. Глазищи — в пол-лица, огромные, голубые-голубые... ну яко ангел, право слово. Отец Валерий грозно хмурится, захлопывает молитвенник.
- Не доведет до добра тебя баловство, девонька, не доведет. Это ж...
- Так я ж что! - подхватывается девчонка. - Я же ж это... по бабкиным... она же ж, отец, всю деревню лечила, помню! И меня лечила...
- Ты, девонька, не перечь мне, - одергивает ее батюшка. - Знаю я, как оно — там нашепчу, тут поворожу, там травку приложу — а там, глядишь, уже и лукавый подбирается...
- Да как же ж... - девчонка аж вскакивает на ноги. - Какой то лукавый! Ну какой то лукавый, отец? Я же ж и вон Прасковье ногу-то отвела, помнишь? А свинью Васькину, ась? А как Марфе рожать помогла, помнишь? Живехоньки оба, что она, что малой ее, а еле вытащила со свету с того!
- И все-таки, девонька, - хмурится снова отец Валерий, - бросай-ка ты это дело. Хоть травницей будь, лекаркой — но заговорами, тьфу, это ж бесовское все! И смотри мне, девонька, - по доброте, по вере я тебя жалею. А будешь еще лезть в ворожейство — как есть снова анафематствую!
- А жизни — как же...
- А душа твоя, девонька? Нет уж, жизни и без бесовского спасешь. А вдругорядь к церкви не верну, слышишь?
- Слышу, батюшка, - чуть слышно шепчет девочка. Так и стоит она перед святым отцом: лен с платьица заплатками светит, на косах пшеничных — старый бабкин платок. И глазищи эти горят, горят...
- Ступай, - велит отец Валерий. И девочка повинуется.
В одиночестве батюшка осеняет себя крестным знамением. Три раза, девять... а тревожно на душе, тревожно...

К вечеру дело скоренько идет, над речкою уже воздух холодеет, а небо кровавое, золотое, синее... А Аленка и не смотрит на эту красоту, и знать не знает, что там в тени крадется за нею...
И думает думу свою.
До хаты на окраине долгонько идти, мыслей — уйма. Вот, скажем, отлучил ее когда батюшка, озлившись на упрямство, - что то было? Когда шепот из углов ночами, когда крестик грудь жег? Когда зарытая под половицей бабкина книга сны бередила?
Бабка Аленкина, баба Саша, старухой была не вредной, помогала всегда кому могла. Улыбалась, пока Аленке про зверобой да пастушью сумку рассказывала, пока наговоры учить давала, пока с сироткой возилась да по хозяйству дела делала. А вот в деревне не шибко ее любили — говорили, будто бы старуха с — тьфу-тьфу-тьфу — дьяволом связалась, и что девку туда же утягивает. Но мирились, ругаться да гонять — не гоняли, а за помощью шли сразу. Помогала баба Саша, всем помогала.
Аленка никогда в эти россказни да слухи не верила. Однако как померла баба Саша, думала все, вспоминала... Как бабка в церковь ходить не хотела — говорила, что и без того дел. Как ночами, бывало, Аленка встрепенется — а за окном тень рогатая... или и вовсе, просыпаться не просыпалась, а топот слыхала. Как бабка рукою болезнь, а то и смерть отводила...
Помирала она легко. Хоть и говорят, мол, ведьмы долго, с муками помирают, баба Саша как уснула... А перед тем, как заснуть, Аленке строго-настрого запретила говорить кому о книге под половицею, но, как время придет, наказала забрать. И уйти. Навсегда, далеко уйти, ибо здесь жизни не будет девке...
А в хате — темень уже, ночь на дворе. Аленка свечи зажигает, да только все равно — боязно как-то, тревожно, будто наблюдает кто, выжидает. После смерти бабкиной тоже так было, и как отец Валерий анафеме предал... И перекреститься — не поможет, на минуту оставит, а там опять — страшно...
Коленки дрожат уже, ноги не держат — Аленка на скамью садится, ручонками плечики обхватывает. Зябко еще, хоть и тепло в избе, а все-таки зябко... прямо хоть бабкину книгу доставай да читай, что там на такие случаи читают.
А за окошком уже сверчки песни завели, у печки мышка скребет — баба Саша всегда животину привечала, ни таракана, ни комара не убила. Всех повывела словами, а одного мышоночка оставила - «чтоб дом не умер», сказала она тогда. Чтоб в нем всегда живая душа жила.

Ночь-полночь, а сна нет.
Аленка на печи лежит, в темноту глазищами зыркает, слушает, как сверчки на скрипочках своих играют. А в голове все слова батюшкины крутятся, заснуть не дают. И книга бабкина...
Не утерпеть, не уснуть. Аленкины босые пятки стучат по деревянному полу, ручки — беленькие, мягонькие, барынины ручки — царапают доску, достают книгу. Тяжелую, в коже, какие только у господ в библиотеках и бывают. Только пользы в этой книге больше, чем во всей библиотеке...
- Видать, время пришло, - бормочет Аленка, собирая узел. - Верно бабка сказала, не будет житья... уйду, до рассвета уйду...
А самой плакать хочется, как жаль жизнь свою бросать. Да делать нечего — мигом вспоминаются батюшкины слова, косые взгляды деревенских баб, как девки злобятся, как парни усмехаются... Люди-люди, к вам же ж с добром, а вы все одно — лукавый да колдовство... тьфу.
И вправду, не рассвело еще, как хлопнула дверь хаты, и Аленка, держа мышеньку в теплых ладошках, ушла куда глаза глядят. Ни один пес не залаял, ни одна курица не всполошилась, ни одна травинка не примялась...
Ушла Аленка, совсем ушла. И книгу унесла с собой, и умение, и удачу с собой забрала.
А с крыши ее хаты глядел косматый, рогатый, самый что ни на есть черт. Глядел ей вслед и радовался-смеялся, да хозяйским взглядом мерил деревушку. Потирал черные руки и грозил Аленке кулаком, чтоб вернуться не подумала...

26 июля 2011
Ответить с цитированием
  #128  
Старый 22.11.2012, 09:11
Аватар для Винкельрид
Герой Швейцарии
 
Регистрация: 30.05.2006
Сообщений: 2,544
Репутация: 1132 [+/-]
Цитата:
Сообщение от ch.aos Посмотреть сообщение
Критиком можно быть просто так, или надо куда-то записаться?)
Можно даже самому ничего не выкладывать и критиковать. В теме про армию, например, 80% пишущих не служили и служить не собираются, и ничего.)
Ответить с цитированием
  #129  
Старый 25.11.2012, 13:53
Аватар для Al Bundy
Гуру
 
Регистрация: 05.11.2010
Сообщений: 7,588
Репутация: 608 [+/-]
Суперпредложение! Рассказ BTL в трех частях, и все разом/скопом/вместе прямо тут и ныне!


Скрытый текст - Часть 1:
Без двенадцати семь одному из авторов экспериментального путешествия по оси времени профессору Савитри Джоши в голову пришла приличествующая мыслительному абсурду раннего утра идея, будто ярко-синий Dacia Rottura, рукоятку переключения чьих передач она только что с шелковистым звуком возвратила к N, оказался тем самым закручен в водоворот некой смысловой амбивалентности: автомобиль был одновременно и остановлен, и взят в длительную аренду. Безусловно, Савитри понимала, что эти свойства относятся к разным плоскостям и постоянно пересекаются, не противореча друг другу, однако сейчас речь шла не столько о состоянии самого автомобиля, сколько о его несознательном взаимоотношении с водителем, или даже о самом водителе, о его субъективной индикации транспортного средства. «Да, пожалуй так», – решила Савитри. – «Субъективная индикация».
– Никогда не забывай, насколько человек предикатичен, – с улыбкой повторила она любимую фразу уже четыре года как умершего Динеша Атри, ее принстонского преподавателя.
Тот вел непрофильную для курса социологию, но они сдружились на почве национального отождествления, и теперь Савитри, цитируя Динеша, почтила память сразу двух дорогих ей мертвецов: доброго приятеля-преподавателя, самой цитатой, и Генделя, выждав с оной до момента, когда Water music, наполнявшая салон известными мотивами, пустит в дело низкие духовые, будто позволяя посторонним звукам на короткое время лечь поверх себя; эти духовые всегда ассоциировались у нее с мягким акустическим матрасом, на котором изумленный слушатель мог спокойно выдохнуть.

Причиной небольшого умственного коллапса в салоне авто, если подумать, стал как раз Гендель: композиция еще не закончилась к моменту механической стагнации Савитри на парковке лиссабонского Института преобразования плотности, и она, дослушивая, поймала себя на ложном продолжении шага, хотя Dacia в этот момент времени определенно не был динамичен относительно поверхности, а, следовательно, и она, покоясь на его сиденье, двигалась лишь под руку с полетом планеты и расширением вселенной, к которым наши органические чувства остаются слепы; однако ложь восприятия выдалась слишком броской, автомобиль по ощущению Савитри будто занесло на горизонт событий, он неминуемо растянулся из одного края бесконечности в другой, плывя по гендельским терцовым структурам. И что самое странное, она, Савитри, была одновременно и внутри, навечно запертая с оптимистичными аккордами в металло-стеклянно-пластиковом сосуде, бесполезном вне движения посреди душного безвременья, и тут же, снаружи, пока еще мысленно, но с осознанием вполне очевидной материалистической перспективы – не принадлежала этому объекту, в коем заключена навечно, и даже он не принадлежал ей, их союз – плод простой финансовой сделки, инда менее крепкой, нежели большинство подобных, поскольку итогом не явилось приобретение.
Правда, оканчивающаяся композиция уже померещилась Савитри чем-то скромнее бесконечности, простой инерцией бытия автомобиля; тот, конечно же, не двигался в трех осях, но еще не перестал звучать, и это рождало чувство, будто он медленно ленно, хрустя аллегоричными песчинками под каждым колесом, переваливался четырехкратно через 8 радиальных дюймов, доигрывая положенное, и, когда, наконец, немецко-итальянский композитор перестал доноситься сквозь века тремя десятками с допустимой погрешностью децибел, унялся окончательно, и динамически, и акустически, отпустил, как если бы был амфетамином и бросил действовать под утро. Индикатор на всякий случай подтвердил: двигатель выключен, и система переходит в спящий режим.

Савитри давно опасалась, что лет через двадцать, к шестидесяти, расстройства добредут до ее рассудка именно с музыкальной баррикады, а не с профессиональной, как было, например, у доктора Фирфа, поедающего рвоту больных ради медицинских идеалов. Нет, она, Савитри, станет Нэшем своего поколения, ученым, неспособным совладать со стихией личного разума, кинувшегося не в те недра. И она надеялась, мало кто смекнет, что стихия эта принесена девятым валом Лемуана, а не Эйнштейна. Такое распределение источников было постыдным по причине окружавшей его инфантильной подростковой ауры, обратное – практически желанным, сверхдостойным биографии. Она вышла из машины и этимологически-докатившимся из канувшей бумажной эпохи листающим движением включила Intelligence awy, с чьего экрана взволнованный муж отчитал ее за диаметральный факт отключения, на что Савитри соврала, мол, случайно, а теперь придется специально из-за рабочих протоколов безопасности, но у нее все хорошо. Муж по-хозяйски улыбнулся и согласно кивнул, пообещав передать детям привет; на его плечах и вверху груди виднелись узнаваемые кусочки экстраполируемого кухонного фартука – от такого зрелища папа Савитри и с учетом американского гражданства покачал бы головой: Савитри читала и слышала, что в начале двадцать первого века, когда она только родилась, подобная роль для мужчины оказывалась в некотором смысле нарушением половой идентификации и воспринималась зачастую с ехидством. Возможно, тогда в мужчинах не умели видеть всего потенциала, как и в женщинах, а возможно, цивилизованные мужчины в ходе эволюции утеряли какую-то гормональную функцию, чему Савитри была только рада потому, что ей думалось, будто женщины эту функцию подобрали и разделили между полами несколько честнее.

Перед входом в институт, распиленным приятной глазу светотеневой линией восхода, не маячило ни одного студента, а в холле зевал скуластый охранник в фуражке. Он легко миновался в материальном мире, услужливо наблюдая электронное отображение пропуска, который был в сумочке Савитри и не нуждался в извлечении для успешного сканирования, а в мысленном чуть обременительнее, но все равно без хлопот, посредствам осознания примерного числа студенток, толпящихся перед ним дважды за смену и в пару месяцев лишающих интереса к взрослой женщине. Был и другой, там, спустя одну лестницу и четыре коридора, раннее отсутствие людей в которых неприлично выкручивало уровень громкости стука обоих каблуков. Он сидел перед служебным лифтом, читая, вероятно, новости. Этот был кудряв и не так хорош, но и не так искушен в наблюдении за сосками двадцатилетних студенток, которые выросли посреди моды на открытую грудь и вожделеющих эту моду мужчин.

Еще во времена учебы самой Савитри на третьем курсе отделения астрофизических наук Динеш, который больше не преподавал у ее группы, но уже общался с ней самой, рассказывал свою гипотезу сексуального шока. Динеш предположил, что отдельно взятое поколение условного западного государства в возрасте примерно сорока-пятидесяти лет успевает застать одну сексуальную революцию моды и пережить в связи с этим приятный шок. Особенное влияние такая революция оказывает на представителей мужского рода, поскольку в большей степени касается женской одежды. Основными этапами революций, отодвинутыми друг от друга на десятилетия, Динеш называл оголение плеч, бедер, живота и сосков. По его мнению, мужчина за период взросления вырабатывает психологическую привычку контекста сексуальности. Например, он нормально воспринимает бикини на пляже, но его возбуждает бикини в офисе, он привыкает к созерцанию секса в интернете, но импульсивно реагирует на наблюдение за реальным половым актом. Революция моды нарушает эту привычку; строго говоря, приводит дам в бикини прямо на пороги офисов. И взрослый мужчина с выработавшейся привычкой контекста сексуальности воспринимает такое, как незамаскированные брачные игры. То, что молодым кажется нормальным, для него – недвусмысленные половые сигналы.


Скрытый текст - Часть 2:
Чтобы миновать этого охранника, понадобился все тот же удобный в неизвлекаемости пропуск и кивок головой. Охранник, улыбаясь, кивнул в ответ и продолжил читать с пониженной от волнения внимательностью, пока по правый локоть от него Савитри ждала лифта. Она знала, как выглядит: женщина – статная стройная; костюм – облегающий серый; юбка – официальная чуть выше колен; вырез – скромный; пуговица пиджака – единственная крупная; кожа – увлажненная Freshness&Youth; лицо – приветливое аккуратное; волосы – каштановые до плеч. Она знает свои морщины, знает, где вот-вот норовит появиться очередной седой волос, знает складку здесь, складку там. На протяжении шести последних лет, восемьдесят семь процентов из которых она провела в Португалии, лишь изредка навещая семью в Нью-Джерси, деструктивные векторы внешнего развития приносили Савитри больше беспокойства, чем вопросы супружеской верности, и ее измены сокращались по мере приближения к сорокалетию вовсе не из-за возрастающей нравственности. Наряду с испанским языком, комплексующий профессор неплохо знала португальский и заслуженно относила себя к лузофонам, хотя изучала старые наречия; она могла бы легко заговорить доступного охранника, но ограничилась обывательской фразой.
Савитри приняла приглашение лифта войти, и снаружи раздалось пожелания удачного дня в ответ на ее аналогичное изнутри, затем легкое ускорение, сила той же природы, что и тяготение, потянуло голову вверх, а пол вниз.

Для сотрудников Савитри была всесторонне образованным профессором с классическим музыкальным вкусом, которой не чужды и современные веяния. Но мало кто мог представить, каким трудом ей далась любовь к классике, и каким тривиальным по сути это чувство сформировалось в итоге. Савитри в двадцать совершенно не могла слушать классическую музыку, она скучала под нее, не ощущала ритма, ее слух цеплялся за нехватку звучания того или иного инструмента, изобретенного уже после барокко, за неактуальность, которую улавливают подростки, воспитанные на звуках музыки своего поколения. Несколько лет к ряду Савитри буквально заставляла себя впитывать творчество известных композиторов, часами просиживая в наушниках, стараясь построить в себе то главное, на чем держатся музыкальные вкусы, то, о чем Динеш говорил в контексте секса – привычку. Но всем, чего она действительно добилась, стало увлечение мейнстримовыми произведениями классиков, «Лунная соната», « К Элизе», «Пятая» Чайковского, «Анданте» и другие, которыми не грех пощекотать преддверно-улитковый нерв где-то между хип-хопом и скептик-роком.
Она совершенно не умела слушать оперу, бросала «Фальстафа», выдерживала лишь первую из вагнеровских «Колец Нибелунга», признавалась себе, что не любит античных «Нерона», «Агриппину» или «Суллу» своего фаворита Генделя, даже у Бетховена с упоением слушала сонаты, и с тоской пыталась преодолеть хотя бы одну симфонию. Со временем эта несклонность к признанным шедеврам взрастила вопрос всей ее жизни: что ощутит заслуженный композитор прошлого, если услышит современную музыку, ее любимую музыку? Как отреагирует на резкие хроматизмы, к которым не привык? Сочтет их находкой или фальшью? Как воспримет электронное звучание? Не то, которое поставляют вместе с экстази, а то, что словно экстази само. Будет ли он восхищен, назовет ли услышанное развитием, прогрессом? Или схватится за голову в отчаянии. И если все же композитор изумится, сможет ли Савитри бросить нелепую в своей сущности идею приучить себя любить Моцарта и Левериджа целиком, взамен отдавшись полностью той музыке, которая манит ее безо всяких волевых усилий? Оправдает ли любовь классика ее собственную? Сама мысль о непригодности себя к авторитетным музыкальным творениям ужасала Савитри не так сильно, как то, что она вынуждена была признать себя сходящей с ума именно из-за этого вида искусства. Ничего страшного, если ты не любишь классику, может ты вообще не меломан, но какого осознать такое, будучи уверенным, что музыка в твоей жизни – самое главное?

– Музыка для меня не самое главное, свою работу я ставлю гораздо выше, – соврала она по-английски своему коллеге профессору Орстону, когда тот встретил ее внизу возле дверей лифта и в очередной раз заявил, что их гость из прошлого может быть большой фигурой в своем оркестре, но здесь он столь же большая проблема.
В молчании они оставили позади два поста охраны с контролем на голову серьезней, чем привет от кудрявого и зевок от созерцателя сосков, и прошли вдоль коридора, в амплуа правой стены которого предстали состыкованные экраны, от пола до потолка гоняющие каждый свой сюжет. Если оттолкнуться от сворачивающих за угол в конце коридора Савитри и Орстона, и устремиться в обратной хоронологии от последнего экрана к первому, озорно кидающему фотоны на спину охраннику, от складок темно-синей рубашки которого те отлетают под неожиданными углами, можно стать свидетелем истории самого долгожданного изобретения человечества. На последнем экране схема, сменяемая фотографиями со спутника, сменяемыми съемками работы ЦИПП (Центра Испытаний Плотности Пространства). Схематичное изображение магнитного поля, поддерживающего коридор сверхлегкой материи; спутник, привязанный к ограниченному радиусу на дальней орбите, к которому тянется этот коридор. Амбициозная идея, воплощенная группой международных ученых и инженеров, которую еще пару десятков лет назад считали фантастичной: создать достаточно длинный коридор разгона частиц, чтобы он открыл временной проход, связал две точки пространства в разных точках мнимой временной оси. Коридор такого размера пришлось строить прямо в космос. Предыдущий экран – торжество и праздник, повторный запуск коридора, получение третьей Нобелевской премии по физике. Еще один – Россия, запуск ракеты на МКС, откуда астронавты доберутся до спутника и проведут ремонтные работы. Примерно тогда Савитри впервые схватила себя на мысли, что, пожалуй, она приняла участие в этом проекте исключительно ради потенциального контакта с композиторами прошлого. А может и физиком стала ради этого. Первый запуск коридора, вторая Нобелевская. Следом, романтично-теоретические будни ученых, планы, схемы. Проект нарекли рутинным «Уплотнение M2», или, для публики, художественными «Временной коридор» и проект «Червоточина». Первая нобелевская премия. Запуск спутника для проекта M2, спутник M2-accelerator B. Если разобраться в схеме, представленной на последнем экране, станет ясно, что временной коридор приходит в Центр испытаний плотности пространства примерно в полумиле отсюда. Полмили подземных коридоров, лабораторий, складов и цехов. Сотни португальских рабочих, инженеров и лишь восемь процентов португальских профессоров от общего числа здешних ученых. Орстон и Савитри не прошагали и десятой части этого естественнонаучного муравейника, они остановились у белых дверей комнаты в охраняемом помещении и заговорили полушепотом.

– Читать музыкальных критиков, – говорила Савитри, и, позже, недоговорив, рассмеялась. – Лучше любого комедийного интерактива. Последнее лексическое сокровище, если не ошибаюсь, выдал Джозеф Йос. Он написал, цитирую, – вот здесь смех прервал ее. – Прости, прости… цитирую, этот альбом Вы можете слушать без колебаний. Представляешь? Слушать без колебаний! Разве не жемчужина эмм… критически-волновых апофтегм?
– Я бы по достоинству оценил сию несообразность, если бы мы не вынуждены были скрывать от властей и даже наших спонсоров твоего кумира из прошлого, Савитри.
– Моего? Вообще-то, я не раз говорила, что предпочла бы Генделя или Букстехуде.
– Ты единственная, кто вообще предпочла бы композитора любой сточной крысе восемнадцатого века… в данном случае.
– Я не планировала, просто подвернулась возможность, – снова соврала она. – И мы вернем его обратно, нас все равно заваливают деньгами за наши успехи.
– Я бы хотел ускорить процесс. Ты уже две недели кормишь его современной едой, но ставишь старую музыку. Или, в его случае, ставишь современную музыку, но пичкаешь футуристичными продуктами. А если он умрет?
– Доктор его навещает каждый день, пока все стабильно, от любых инфекций он огражден. Тем более, сегодня я наконец-то поговорю с ним, а дальше – делайте что хотите. И не нужно паники, я в совете директоров, мы с тобой главные инженеры и руководители, никто даже не узнает.
– Мы узнаем. А еще мы знаем, что меня так волнует, и не знаем, почему не волнует тебя. Я рассказывал? – Орстон повернулся к ней боком и поправил левую линзу.
– Если ты снова про несоответствие опыта модели, то да, каждый раз, когда пил и через раз, когда был трезв.
– Тогда можешь считать, что в прошлый раз мы говорили про интерференцию с нарушением суперпозиции. Так вот, наша модель, и вся теория в принципе, позволяла провести подобное путешествие лишь в прошлое. Если мы достали гостя из прошлого, это либо нарушило условия эксперимента, либо…
– …мы не доставали гостя, а сами переместились в прошлое, всей-всей планетой, а может и вселенной, да. Орстон, это не было бы лишено смысла, если бы так же не нарушало модель – коридор не может вместить объект размером даже с автобус.
– Да… да.
– Навещу нашего гостя, – ветрено завершила Савитри и направилась к белым дверям, где ввела код и прошла идентификацию.



Скрытый текст - Часть 3:
Доменико Скарлатти, известный немецкий композитор, проведший большую часть жизни в Испании, был грубо извлечен из родной эпохи в возрасте тридцати пяти лет, без парика и в пижаме, которую экспроприаторы услужливо заменили на удобный комбинезон. Савитри лично руководила выбором временного отрезка для извлечения объекта, а так же принимала решение о месте строительства ЦИПП восемь лет назад. Она знала, в какой период Скарлатти жил в Португалии и лично убедилась в соответствии введенных данных месяцем ранее, при подготовке к испытанию.

Скарлатти, как и прежде, понуро сидел в своей комнате, где звучали релаксирующие кантаты его прославленного современника. План Савитри – она давно его вынашивала – восходил отнюдь не к общению с кумиром. Основной его частью была соблазнительная, как сладких торт, возможность наблюдать за реакцией одного из гениев барокко на божественное произведение конца двадцать первого века. Савитри тщательно выбирала композицию, она составила отвечающий ее вкусам лонг-лист из ста самых лучших и сложных композиций современности. Почти неделя кропотливого вкусового труда ушла на болезненное слезливое отсеивание девяноста процентов претендентов. И дальше, самое сложное, три вечера и три утра на прослушивание каждой из десяти оставшихся возлюбленных творений, выискивание мельчайших неточностей, грубостей, которые она могла не замечать в течение месяцев, а то и лет. Савитри, кажется, успела пресытиться тем, что считала лучшим, в результате она даже заменила две работы шорт-листа на отсеянные из общей сотни. Оставила две (из них лишь одна, вернувшаяся в топ после изгнания) прозапас, вдруг передумает, и вот оно, идеальное, без шероховатостей, без молодежных перепадов, зрелое электронное блаженство в кристальном виде. Ее, Beyond time later, полтора года назад записали французские музыканты Malingre Invincible, а сегодня утром контрольный раз прослушала Савитри – да, действительно, то, что надо, самая лучшая песня, какую она знает. Звуки, заставляющие подняться на ноги и захотеть взлететь, уводящие в какие-то иные земли с ледяными водопадами и синим паром, с беспорядочным ночным небом, каким оно было на заре галактик, с одиночеством, которым легко наслаждаться. И теперь Савитри молилась, чтобы смотрящий на нее музыкант давно канувшей эпохи ощутил то же самое.

Все время, пока Доменико находился в этом обустроенном специально под него помещении, где некоторые черты интерьера туманно напоминали жилища Европы восемнадцатого века, он слушал классическую музыку. Савитри не хотела, чтобы Beyond time later стала отдушиной для лишенного гармонии нот узника, она, как и любой физик, преклонялась перед чистотой эксперимента.
– Доброе утро, – скромно произнесла Савитри на испанском.
Доменико кивнул, удивленно глядя на нее.
– Удобно ли Вам говорить на этом языке, или, может, перейти на португальский?
– Простите, перейти? Ах нет, вполне довольно испанского, я всегда симпатизировал ему больше, – кажется, за две недели пребывания тут, эта фраза стала самой длинной и осмысленной у композитора.
– Я признаюсь, виновна в почтении Вашего таланта, – четвертый раз за день соврала Савитри и выключила Баха. – Мне бы хотелось предложить кое-что вашему искушенному слуху, – она повернулась к Скарлатти, и тот смущенно выставил ладонь в позволительном жесте. – Благодарю Вас.
Местная стереосистема автоматически распознала Intelligence awy женщины-профессора и была готова по ее команде проиграть щепетильно подобранную для судьбоносного эксперимента песню. Савитри слегка приглушила свет, убедилась: в комнате не душно и не прохладно – затем с дрожью волнения провела подушечкой мизинца по заветному play. Первые тона, нарастающие, будто вздымающиеся из бездны, узнаваемой пугающей гармонией скользнули в ее уши. Композитор сидел на диване кремового цвета неподвижно, сосредоточенно. Вступили первые аккорды, электронное звучание разбилось гулкими ударами барабана и, в конце концов, почти парадным духовым инструментом. В былые времена Савитри начала бы свое путешествие в иные пространства, но сейчас она была сфокусирована на Доменико Скарлатти, тонущим в оранжевом полумраке и смотрящим сквозь нее, многообещающе приоткрыв рот. Если ему понравится, если он назовет это переворотом, неслыханной ранее божественной мелодией, боже, она сойдет с ума, действительно сойдет с ума, как и боялась, чего и жаждала. Ее вынесут отсюда, истерически хохочущую, разбрызгивающую слюни и негармонично извивающуюся в задранной юбке. И она была готова заплатить эту цену, готова была закончить свою сознательную жизнь, если найдет доказательства, что прожила ту не зря.

Вступил мягкий магнетический вокал, мужчина пел об относительности времени, но Скарлатти, к счастью, не понимал этого. Три куплета и непередаваемый космический саунд, то уходящий, как духовые в Water music, на задний план, то вырывающийся вперед, разбивающий нежную сферу тонкого сладкого льда, наслоенного вокалом. К середине Савитри не удержалась, закрыла глаза и ощутила полет, до того красива была композиция. Когда она закончилась, помещение погрузилось в постромантическую густую тишину, будто прошла эпоха, будто свергли короля и пустует трон, будто потух свет последней сверхновой в обозримой области. Савитри медленно подняла веки, неспешно повернулась и взглянула на композитора. Не стала прибавлять свет, сразу обратилась с вопросами, одним обычным, другим таким же, но патетичным:
– Что думаете? Что подсказала Вам Эвтерпа?
Он промолчал, сидя все в том же положении, и лишь изредка моргая. Бессловесность приютилась на несколько минут, а затем он произнес, указав на тарелку с половиной котлеты:
– Я думаю, вон то блюдо ненастоящее.
¬– Хм… нет, не про блюдо, про музыку, – в замешательстве пояснила профессор.
– Музыку? Какую музыку? Музыка – мое призвание, но сколько лет вы держите меня вдали от нее, от творения, от наслаждения? Два года? Три? Я даже не знаю, что с моим дорогим отцом, жив ли.
– Ведь только что мы прослушали…
– Бросьте, что можно услышать посреди такого гула? Я Вас-то еле слышу! Гул, понимаете, гуууул, – он посмотрел на нее с недоверием и злобой. – Или хотите сказать, никакого гула нет? Что ж, в таком случае я одержим Зверем, и меня предписано заковать кандалами да окунать в ледяную воду. Дерзайте! Кругом гул, кругом, а эта еда… еда Зверя, не так ли? А, может быть, это и вовсе его обитель?

Опешив, Савитри спиной вперед покинула комнату. Доменико провожал ее безумным взглядом, его широко раскрытые глаза и трясущийся подбородок стали пиком личного знакомства с классической музыкой. Страх сумасшествия вмиг сжался до размера вши, а рациональность показалась сокрушающе огромной. Савитри уже знала план действий: подготовить документы для нового испытания, передать инженерам алгоритм, в течение пяти дней вернуть Доменико Скарлатти в его время, передать руководство проекта Орстону, дабы он блаженно все завалил. Орстона она встретила по пути в отдел управления.
– Кажется, я понял, как мы смогли переместиться в прошлое, – выдавил он.
– Черт, когда ты успел выпить?.. Слушай, ты в курсе, что у нашего гостя синдромы шизофрении? Он сбился со счета времени и испытывает слуховые галлюцинации. Вероятно, последствия перемещения, или пребывания здесь…
– Думаю, все дело вот в чем. Мы же установили, что не можем при помощи нашей модели достать кого-то из прошлого? Установили.
– Орстон…
– И не можем переместить в прошлое всю планету, – он повысил голос. – Наш Центр, да даже парочку кабинетов не можем. И думаю, я понял, где решение. Думаю, дело в импульсах, – он нещадно постучал себя указательным по виску, задев душку. – Их-то мы можем переместить сколько угодно, понимаешь? Мы просто взяли все мозги, мозги каждого наблюдателя, и зашвырнули их в прошлое. В кроооохотное прошлое, – двумя пальцами Орстона изобразил нечто маленького размера. – Которым и явился твой кумир. Вуаля.
– Орстон, ты пьян, иди домой.
«Стоило выбрать другую песню», – сказала уже про себя профессор Савитри Джоши.

__________________
To be is to do - Сократ
To do is to be - Сартр
Do be do be do - Синатра

Последний раз редактировалось Al Bundy; 25.11.2012 в 20:01.
Ответить с цитированием
  #130  
Старый 25.11.2012, 18:53
Аватар для Винкельрид
Герой Швейцарии
 
Регистрация: 30.05.2006
Сообщений: 2,544
Репутация: 1132 [+/-]
В конце первого абзаца я уже начал задумываться, а действительно ли существует инфинитезимальный дифирамб и имманентная субстанция, и потерял сюжетную нить. После чего сохранил рассказ под кодовым названием "Прочитать, когда поумнею" в специальной запароленной и скрытой папке "За что стыдно".
Ответить с цитированием
  #131  
Старый 27.11.2012, 16:36
Аватар для Al Bundy
Гуру
 
Регистрация: 05.11.2010
Сообщений: 7,588
Репутация: 608 [+/-]
Цитата:
Сообщение от Винкельрид Посмотреть сообщение
Прочитать, когда поумнею
Еще не? Зря пропадает же!
__________________
To be is to do - Сократ
To do is to be - Сартр
Do be do be do - Синатра
Ответить с цитированием
  #132  
Старый 27.11.2012, 23:35
Аватар для Винкельрид
Герой Швейцарии
 
Регистрация: 30.05.2006
Сообщений: 2,544
Репутация: 1132 [+/-]
Я дал обет: не продолжу чтения до тех пор, пока не сражу пятьдесят сарацин или не услышу от реальных, телевизионных или каких-то иных людей в одном монологе три следующих слова: "амбивалентный", "индикация" и "предикатичный".
P.S. Дописываю позже. Несмотря ни на что, я прочитал. Вспомнил присказку из детства, которая относилась к футболу. Звучала она так: "Разбег лошадиный, удар - комариный", в том смысле, что форма оказалась гораздо внушительнее, чем содержание. Нарочито громоздкие конструкции, некоторые - так прямо из пресловутого Джойса, психологизм, размышления и обсасывание всего, что попадает в поле зрения, всё грамотно - настолько, что хочется сказать "до тошноты". Непонятно почему, мне вспомнились слова из прочитанной недавно статьи про то, где учат писателей. На первом месте там мединституты стояли, на втором - политехи и т.п., в конце списка были филфаки, по поводу которых написано было, что выпускники оных, ввиду досконального владения материалом, пишут так грамотно и тяжело, что зубы сводит, потому из них получаются критики, но не творцы. То есть для меня текст и был таким - напичканным умными словами, заковыристыми оборотами, но напрочь лишённым хулиганства, оригинальности, яркости и пресловутой лёгкости (ещё вспомнил хулиганские слова Кинга из его "Как писать книги", где он сравнивал то, как написана определённая категория произведений с тем, как, пардон, трахаются старики). В итоге, честно вычитав первые два спойлера, на третьем я начал халтурить и прыгать через строчку. Понимаю, что в отзыве моём мало конкретики или даже смысла, возможно, он чересчур субъективен, я бы и сам с удовольствием прочитал целиком положительный отзыв на этот рассказ, который, как ни крути, ближе многого на этом форуме подошёл к "настоящей литературе".
Я хотел бы попросить автора дать ссылки на одно-два других его произведения, очень интересно было бы ознакомиться.
Ответить с цитированием
  #133  
Старый 28.11.2012, 13:27
Аватар для Al Bundy
Гуру
 
Регистрация: 05.11.2010
Сообщений: 7,588
Репутация: 608 [+/-]
Цитата:
Сообщение от Винкельрид Посмотреть сообщение
Я хотел бы попросить автора дать ссылки на одно-два других его произведения, очень интересно было бы ознакомиться.
секс стариков - это поздний этап, у меня в нем мало или вовсе нет, разве что не самое давнее конкурсное, но оно, по большому счету, не о том.

и спасибо да, и кстати, у меня высшее - техническое! -)
__________________
To be is to do - Сократ
To do is to be - Сартр
Do be do be do - Синатра

Последний раз редактировалось Al Bundy; 28.11.2012 в 21:34.
Ответить с цитированием
  #134  
Старый 05.12.2012, 14:14
Новичок
 
Регистрация: 05.12.2012
Сообщений: 1
Репутация: 0 [+/-]
Коулдгаария. Первая битва.

Я пришел сюда неожиданно, нежданно, и со странной целью...
Скрытый текст - Блок Информации о рассказе:

Слоган творчества: "До самой смерти не зная истины."


Название произведения: Коулдгаария. Первая битва.
Имя автора: Александр
Авторские права: Qudevaria
Рейтинг: R
некоторые главы могут иметь рейтинг NC-17
Жанр: драма, ангст, фэнтези.
Статус: в процессе (на стадии завершения).
От автора: мы живем в скучные серые деньки, когда тоска заглатывает с головой по самые уши. Да, да, именно по самые уши. Торчит только кончик головы и то, она облысела и её жарит палящее солнце.

Обращаю внимание, что не следует читать данное произведение лицам со слабой психикой.


Публикация произведения будет зависеть от мнений и кол-ва комментариев. Принимается любая критика, любые мнения.
Внимание! Имя автора одинаково с именем главного героя произведения, однако, никаких совпадений между чертами или характеров героя и автора не будет.
Имя "Александр" для главного героя взято по из-за значения имени - "защитник людей".

Обращаю внимание, что все названия имеющие незнакомые слова не взяты "отфонаря", а имеют свой скрытый смыл, который возможно будет раскрыт к концу книги.


Оглавление:
Пролог.
Глава 1: Молю тебя...(new)

главы опубликованные в течении 1 недели, будут иметь статус (new)

Описание блоков:

Блок Главы на ближайшую неделю: в блоке располагается информация о главах, которые планируются к публикации на ближайшую неделю.

Блок Состояние глав:
опубликована - глава уже опубликована на сайте.
завершается - главу можно ожидать в ближайшее время, вероятней всего в течении дня.
подготавливается - глава на текущий момент подготавливается, с ней проводится "косметический" ремонт либо планируется публикация, потому главу можно ожидать в течении одной недели.
планируется - пока глава ещё не готова к публикации, с ней не начаты косметические работы, либо глава ожидает своей очереди для публикации. Потому её можно не ждать, пока она не обретет статус подготавливаемой.


Главы на ближайшую неделю:
Пролог.\ опубликована
Глава 1: Молю тебя...\ опубликована
Глава 2: Дождь не верит. \ подготавливается
Глава 3. Второй шанс. \ планируется
Глава 4. Иное \ планируется



Блок дополнительные материалы:
пока информация отсутсвует





Скрытый текст - Блок Текст рассказа:

αλήθεια:
"Бог создал жизнь, Дьявол забрал жизнь"
Есть ли смысл жить?

* * *


Коулдгаария. Первая битва. Пролог.
(без описания)

* * *

Пролог.

Александр медленно шел под проливным дождем, не стараясь спастись от него. Не ища убежища под крышей дома, не смотря на козырьки, под которыми прятались дрожащие от попадания холодных капель осеннего дождя продрогшие люди. Никто не ожидал, что сильный дождь за одно мгновение покроет, наверное, весь город гигантскими лужами. Дождь словно гнал жителей с улиц, всем своим холодом показывая свое презрение к бренному роду.

Александру было без разницы. Какой смысл прятаться от дождя, если сам человек на восемьдесят процентов состоит из воды. Медленно шагая по улицам, не обращая внимания на удивленные взгляды, он, казалось, даже наслаждался ледяными прикосновениями природы. Мимо с шумом проезжали машины, медленно ища свой путь назначения, обрызгивая идущего веером грязных капель. Александр не обращал внимания и на это.

Сегодня случилось нечто великое, нечто необъятное для его понимания. Сидя в одинокой однокомнатной квартире, он не ждал от дня чего-то необычного или странного...

Его ненавидели. Его презирали. Половина прекрасного лица Александра была покрыта ужасным шрамом. Видимо, в детстве его ошпарили кипятком, наградив на всю жизнь ужасным для общества изъяном. Обожженная часть не болела, он её не чувствовал. Пластические хирурги, когда ему было пятнадцать, отказывались что-либо делать в его случае.

"Безнадежный ожог третей степени. Мы не сможем удалить его хирургическим путем. Возможно, в Германии вам поможет лазерная медицина, но мы бессильны".
Александр сидел часами на различных лекциях по удалению шрамов третей степени. Монотонными голосами псевдо-врачи читали различные пособия по очищению кожного покрова.
- Даже сейчас в силу наших развитых технологий, - монотонно диктовали врачи, - заживление и рубцевание тканей для любого типа организма, кожи - это индивидуальный процесс. В любом случае, лечение рубцов - это всегда индивидуально для каждого отдельного случая. Не каждые даже самые дорогие клиники способны избавить вас, скажем, от шрама от укуса собаки. Был у нас случай, когда пришел укушенный собакой пациент. Собака укусила его прямо в ягодичную область, оставив там весьма своеобразный тип шрама...
- Лично я утверждаю, что советовать что-либо в общем виде - это недопустимо. Самостоятельные попытки удаления шрамов могут принести просто ужасные последствия. Поэтому сейчас многие клиники пользуясь таким положением, предлагают весьма не малый набор услуг по удалению шрамов. Все, что они нам впаривают, кажется весьма убедительным, пока мы не увидим цену. Но наша компания предлагает совершенно другой и инновационный способ. Если у вас нет финансовых возможностей для лечения в дорогих клиниках, наша фирма предлагает вам нашу новейшее изобретение для борьбы со шрамами, рубцами. Наш новый гель "Инфратерекс" способен сгладить даже самый серьезный шрам от любого типа его причины всего за 78 дней. Вы можете записываться на различные дорогостоящие консультации, тратя по три тысячи рублей в день... Если не больше...
Далее следовала продолжительная тирада о пользе и эффективности такого крема. Ничего стоящего. Ничего умного.

Александру было наплевать на эти речи "умных" людей. Зачем он ходил на такие собрания?
Общество. Ему нужно было общество. Общество, которое его презирало и пыталось изжить из своих слоев. Кому нужен человек с одной половиной лица? Другая была изуродована. Чудом не пострадал лишь глаз той злополучной половины лица. Вокруг глаза уродливо бугрилась обожженная кожа. Каждый раз видя свое отражение в зеркале, он понимал, что ненавидит себя. Ненавидит эти проклятые глаза изумрудного цвета. Ненавидит этот изгиб бровей.
Пожалуй, если бы не шрам, с его внешностью он мог стать суперзвездой в модельном бизнесе. Но чего нет, того нет.

И сейчас Александр шел, сняв с себя капюшон куртки. Ему было плевать, что одна сторона улицы с омерзением показывала на него пальцем, а другая восторженно ахала от его внешности, пока он целиком не поворачивал голову к ним. Тогда восхищавшиеся зажимали руками рот, словно сдерживая приступ рвоты.

Александр подставлял горячее лицо холодному дождю и, казалось, благодарил его за этот обжигающий холодом небесный душ.

Его мысли витали далеко от этого бренного мира. Он переваривал всего одно событие, впервые случившееся в его недолгой двадцатисемилетней жизни. Всего одно секундное событие, которое оставило неизгладимый отпечаток в его памяти. Всего мгновение, повергшее его опустошенный разум в неописуемый шок.


Последний раз редактировалось Qudevaria; 20.01.2013 в 13:05.
Ответить с цитированием
  #135  
Старый 05.12.2012, 14:42
Аватар для Уши_чекиста
Гуро-гуру
 
Регистрация: 11.08.2011
Сообщений: 7,848
Репутация: 1149 [+/-]
Отправить Skype™ сообщение для Уши_чекиста
Доброго дня, тов. Qudevaria
забрел я случайно, но раз уж забрел...
Скрытый текст - 456:
Цитата:
Александр медленно шел под проливным дождем, не стараясь спастись от него. Не ища убежища под крышей дома, не смотря на козырьки, под которыми прятались дрожащие от попадания холодных капель осеннего дождя продрогшие люди. Никто не ожидал, что сильный дождь за одно мгновение покроет, наверное, весь город гигантскими лужами. Дождь словно гнал жителей с улиц, [COLOR="rgb(65, 105, 225)"]всем[/COLOR] своим холодом показывая свое презрение к бренному роду.
Если не копать глубоко:
1. на четыре предложения у вас четыре раза повторяется слово "дождь". Не многовато ли?
2. дрожащие-продрогшие. оставьте что-то одно уже.
3. своим-свое
4. весь-всем
В предложениях много мусора. Почистить, убрать. Вот этот оборот: "от попадания холодных капель осеннего" можно вообще грохнуть - текст ничего не потеряет. Просто дрожащие люди - все сразу понятно.
Цитата:
Мимо с шумом проезжали машины, медленно ища свой путь назначения, обрызгивая идущего веером грязных капель.
А поменьше пафоса можно? машины ведь и просто могут ездить, без всякого поиска пути предназначения. "Знаете, бывают ведь и просто сны " :)
Цитата:
Сегодня случилось нечто великое, нечто необъятное для его понимания. Сидя в одинокой однокомнатной квартире, он не ждал от дня чего-то необычного или странного...
явный перебор с отрицаниями
Цитата:
Половина прекрасного лица Александра была покрыта ужасным шрамом.
Ну тогда его лицо уже по дефолту не прекрасно. так что уместнее было бы вставить "Половина когда-то прекрасного лица, была ныне изуродована...."
Цитата:
Его ненавидели. Его презирали. Половина прекрасного лица Александра была покрыта ужасным шрамом. Видимо, в детстве его ошпарили кипятком, наградив на всю жизнь ужасным для общества изъяном. Обожженная часть не болела, он её не чувствовал. Пластические хирурги, когда ему было пятнадцать, отказывались что-либо делать в его случае.
1. перебор с местоимениями. как притяжательными, так и не очень
2. противоречие. То вы, автор ведете повествование с позиции "бога". т.е. вы знаете о мыслях своего героя: он сидел в квартире и не ждал... Но здесь вы пишете, что в детстве его, ВИДИМО, ошпарили. Т.е. вы не уверены? Подозреваю, что это в дальнейшем как-то сыграет, поэтому вы интересничаете. Однако со стилем разберитесь. Либо вы знаете все, либо нет.
Цитата:
Монотонными голосами псевдо-врачи читали различные
Цитата:
монотонно диктовали врачи,
вам опять не хватает слов?
Цитата:
Наш новый гель "Инфратерекс" способен сгладить даже самый серьезный шрам от любого типа его причины всего за 78 дней. Вы можете записываться на различные дорогостоящие консультации, тратя по три тысячи рублей в день... Если не больше...
Зачем давать названия и цену? Вам платят за рекламу?
Цитата:
Кому нужен человек с одной половиной лица? Другая была изуродована.
Правда? Изуродована? А вы раньше это упоминали? Ах, да. Точно. Упоминали. Вы талдычили об этом последние три абзаца. А знаете, что самое интересное? вы до сих пор не сказали, какая именно часть лица у героя обожжена. Занятно, да?
Итого:
Пролог призван заинтересовать. Ваш пролог - отвращает. Из него мы узнаем всего две вещи:
1.Александр обезображен
2. идет дождь.
Все. Больше полезной информации (а уж тем более информации интересной) тут нет. Предлагаю вам полностью переписать этот текст, изрядно сократив все эти пафосности, добавив сюда так же и половину первой главы. Чтобы хоть что-то началось. Иначе вы читателей не привлечете.
__________________
...самый критичный момент в любом убийстве — уборка трупа. Потому священники и не советуют убивать.
Симоне Симонини
Здесь кое-что есть

Последний раз редактировалось Уши_чекиста; 05.12.2012 в 14:45.
Ответить с цитированием
  #136  
Старый 05.12.2012, 15:44
Аватар для Винкельрид
Герой Швейцарии
 
Регистрация: 30.05.2006
Сообщений: 2,544
Репутация: 1132 [+/-]
В первую очередь - предостережение, поскольку автор - человек новый и может неправильно понять.
1) Всё сказанное ниже - мнение только одного человека;
2) Этот человек не заинтересован ни в обелении, ни, соответственно, в очернении текста (вопреки расхожему мнению, что злодеи из творческого раздела взамен за злобную критику получают от дьявола душу раскритикованного автора);
3) Этот человек придерживается мнения, что никакая разгромная критика не способна заставить действительно талантливого автора бросить творить.
Ну, и хватит. Приступим.
Цитата:
Сообщение от Qudevaria Посмотреть сообщение
Александр медленно шел под проливным дождем, не стараясь спастись от него. Не ища убежища под крышей дома, не смотря на козырьки, под которыми прятались дрожащие от попадания холодных капель осеннего дождя продрогшие люди. Никто не ожидал, что сильный дождь за одно мгновение покроет, наверное, весь город гигантскими лужами. Дождь словно гнал жителей с улиц, всем своим холодом показывая свое презрение к бренному роду.
1. "Медленно шёл" - это сочетание несёт минимальную смысловую составляющую. "Брёл", "плёлся", "тащился", "ковылял" - вот слова для художественного произведения.
2. "Не стараясь спастись от него" - малоэмоциональный диагноз. Автор не даёт читателю возможности представить картинку, почувствовать на себе то, что чувствует герой и, тем самым, принять героя.
3. Автор описывает, что герой НЕ делал. Зачем?
4. "дрожащие от попадания ... капель". Отглагольные существительные - это зло. Без вариантов.
5. "прятались дрожащие от попадания холодных капель осеннего дождя продрогшие люди". Это насквозь искусственные канцелярщина и занудство в одном флаконе. Ну не могут живые люди под козырьками все, как один, дрожать. Картонные штамповки - могут. "дрожащие продрогшие" - это прямо шедевр стилистики.
6. "за одно мгновение покроет весь город гигантскими лужами". Аккуратнее с гиперболизацией текста. Кредит читательского доверия - штука хрупкая, раз потеряешь - не вернёшь.
7. "Дождь словно гнал жителей с улиц, всем своим холодом показывая свое презрение к бренному роду". Начинающие авторы обожают неуместное очеловечивание.
8. В каждом предложении есть слово "дождь", рекорд даже для темы, в которой публикуются начинающие авторы. Ну ливень-то можно было вставить хоть раз?
Вердикт по первому абзацу: минимум информативности при максимуме словестного мусора. Правило Первого Предложения забыто.
Как надо было: давайте разбираться. Выловим из четырех предложений абзаца голый смысл:
а) ГГ идёт под дождем, не прячется.
б) Он не прячется, не смотрит по сторонам. Люди прячутся.
в) Дождь покрыл город лужами.
г) Дождь хочет, чтобы все спрятались.
Итак, что мы имеем. Абзац, как известно, имеет свою роль в тексте. Он, обычно, представляет определённую, часто - законченную цепочку действие - реакция и, как следствие, чёткую мысль. Как видим из голой выдержки, у нас с этим не всё гладко.
Совет: решите для себя, что вы хотите показать в первую очередь, и пусть эта мысль будет главенствующей для абзаца.
Хотите показать, что Александр идёт под дождём и ему плевать на холод? Зачем тогда нам информация, о том, кто что ожидал, и желания самого дождя?
Хотите показать стихию? Опять же, про ожидания нам знать ни к чему.
Хотите показать именно необычность дождя? Тогда тут - про ожидания, но ГГ места найдётся немного.
Я еще не утомил автора?

Цитата:
Сообщение от Qudevaria Посмотреть сообщение
Александру было без разницы. Какой смысл прятаться от дождя, если сам человек на восемьдесят процентов состоит из воды. Медленно шагая по улицам, не обращая внимания на удивленные взгляды, он, казалось, даже наслаждался ледяными прикосновениями природы. Мимо с шумом проезжали машины, медленно ища свой путь назначения, обрызгивая идущего веером грязных капель. Александр не обращал внимания и на это.
1. Про то, что "было без разницы" мы дважды поняли уже из первого абзаца. Один ковбой сказал бы уже своей лошади "Раз!"
2. "Какой смысл прятаться от дождя, если сам человек на восемьдесят процентов состоит из воды." Банальная сентенция, совершенно, ну абсолютно ненужная здесь и сейчас.
3. "Медленно шагая" - ковбой говорит лошади "Два!" см. первый пункт разбора предыдущего абзаца.
4. "Медленно шагая по улицам" - да, мы уже знали, что он идёт по улицам.
5. "Не обращая внимания..." - старая песня. Опять нам говорят о том, что он не делал. Есть такое понятие: взгляд персонажа. Есть нулевой взгляд, глаз Бога - это когда всевидящий автор вываливает на читателя мысли всех персонажей, включая дождь. Это - не самый лучший вариант, а в некоторых случаях - решительно неуместный.
6. "Мимо с шумом проезжали машины, медленно ища свой путь назначения".
а) машины всегда едут с шумом, это всё равно что сказать: человек жевал зубами еду; б) опять "медленно", опять неуместное очеловечивание машин, которые, двигаясь по проезжей части, "ищут свой путь". Что это за буддизм вообще? Едут и едут, ведь прекрасно известно, куда автомобильная дорога ведет.
7. "Александр не обращал внимания и на это". Ковбой говорит: "Три!" и выпускает пулю в лошадь.
Вердикт по двум абзацам:
1. Малоинформативность, причём на фоне словестного мусора.
2. Малоэмоциональность, постоянное разжёвывание происходящего, вместо нарисованной яркими мазками картины.
3. Отсутствует работа автора с синонимами, бедность языка, обилие канцеляризмов и штампов.
4. Перизбыток причастных-деепричастных оборотов, как следствие - постоянные и совершенно ненужные усложнения конструкций.
5. В таком виде текст интереса не представляет.
Может, следующий критик продвинется дальше.
Ответить с цитированием
  #137  
Старый 06.12.2012, 23:10
Аватар для Mantiss
Местный
 
Регистрация: 06.09.2012
Сообщений: 104
Репутация: 19 [+/-]
Я думаю, можно еще добавить. Эти рассказы относительно недавние, им около года.

Скрытый текст - Берегите фей:

Очень, знаете, сложно уловить, когда наступает утро. Чаще всего этот момент глупо просыпается теми кто поздно лег, или пропускается за завтраком теми, кто рано встал. Первые сладко сопят в подушки, вторые хмуро поглощают пищу, кляня на чем свет стоит причину их столь раннего подъема. И, если и будет ненароком брошен короткий взгляд в запотевшее от утренней свежести окно, то единственной причиной, вызвавшей его, будет желание познакомиться с погодой, а вовсе не стремление увидеть рождающееся утро.
А зря. Там есть на что посмотреть. Посмотреть, услышать, вдохнуть...
Утро начинается когда первая капля росы, выросшая на зеленом листке молодого клена, важно раздувшись от понимания собственной значимости, срывается с него и, сверкнув в лучах не успевшего еще раскалиться докрасна, а потому светящего мягко и сонно, солнца, падает с высоты на маленькую ромашку, спрятавшуюся от ночного холода под корнями дерева. Разбившись о цветок, капля разлетается сотнями маленьких капелек, летящих в разные стороны. Капельки попадают на кору дерева, на мокрую от росы траву, на панцири едва-едва успевших проснуться букашек, на сухие листья, и каждое падение, каждое касание поверхности рождает новый, уникальный звук. От жучка - сухой щелчок, от складки коры дерева - влажный шлепок, от капельки росы - кристально чистый звон, на листья - раскатистый шорох.
Утро начинается, когда первая капля росы пробуждает лес тихой утренней песней. Вызванные ее падением звуки переплетаются, складываются, расходятся волной, затрагивая все новых обитателей леса, срывая с листьев новые капли, пробуждая животных и птиц, отряхивающихся от ночного сна, задевающих мокрые деревья и вызывающих новый музыкальный дождь.
А еще утро начинается когда один из жидких осколков самой первой, изначальной, капли, не найдя себе места в частотной раскладке рождающейся музыке, пугливо скатывается по складкам в коре, задевает кончик травинки, и, не долетев до сухих листьев, падает на маленькую, затянутую в черную перчатку, ладонь.
Фиа тяжело вздыхает, глядя на отражающееся в водяном шарике небо, и, собравшись с духом, кидает его себе в лицо.
Черт, а вода-то холодная!.. С другой стороны, чего еще ожидать от росы...
Фыркая и отплевываясь, Фиа умылась, вытерла лицо рукой, от кончиков пальцев до локтя затянутой в черную перчатку и взглянула на небо. Небо было синим и удивительно чистым, словно капельки умудрились, долетев даже до него, смыть все облака и умыть солнце. День явно обещал быть хорошим для всего леса, для всех растений, насекомых и животных. В общем, для всех, кроме феи-изгнанницы.
Фиа уткнула взгляд в листья, пошевелила их ногой, хоть для этого и понадобилось немало сил, нашла спрятанный под ними рюкзачок и закинула его себе за спину. Рюкзак был очень легким - уходя из дома, пришлось взять только самое необходимое, и это необходимое уже подходило к концу. Еды осталось совсем мало, и, хотя для феи найти пропитание в лесу не составляло проблемы, от осознания этого факта становилось грустно. Значит придется тратить время еще и на поиск пищи и ее добычу, а ведь лесной фее абы чем не угодить. Потерянное время означало уменьшение пройденного за день расстояния, а значит - ее расчеты по преодолению леса летели ко всем чертям.
Еще и рука болит.
Поморщившись от резкого движения, Фиа снова скинула рюкзак на землю и присела рядом с ним. Покрутив головой, нашла недалеко еще одну капельку, подобралась ближе к ней, и, заранее холодея от предвкушения, стянула перчатку с правой руки. Бинты скомкались и сдвинулись, посерели от грязи и воды, оставлять их было глупо и даже опасно. Вытянув из ножен нож, сделанный из осколка кварца, Фиа подцепила бинты клинком и разрезала их. Вздохнула.
Ожог на все предплечье - с внутренней, разумеется, стороны, где стал бы смотреть только тот, кто знает, где искать, - выглядел не самым лучшим образом. Кожа вздулась и стала отвратительно-белой, зато вокруг все покраснело почти до цвета раскаленного металла. С другой стороны, все было намного лучше, нежели могло быть - не было ни волдырей, ни слезающих лоскутов кожи, и даже рисунок, оставленный на ее руке раскаленным клеймом был, хоть и слабо, но читаем. Лучше бы не был.
Знак отверженной ставился раскаленным клеймом, и никак иначе, ставился во всех племенах по одной простой причине - это был единственный способ навсегда заклеймить провинившегося представителя народа фей. Даже татуировка не давала такого эффекта, ведь феи прекрасно умели выводить все лишнее из своего организма, в том числе и любую краску. А вот ожог уже не вывести.
Фиа уже видела такие клейма на других - давно зажившие и оставившие вместо себя лишь рельефные выпирающие шрамы. Со стороны это выглядело красиво, но каждый с детства знал, что значит этот знак и потому их носители всегда старались как-то скрыть их. Но, даже если это удавалось, ничто не могло скрыть потухшего и безвольного взгляда отверженного, лучше всякого клейма дающего понять, что когда-то от этой феи отвернулись все окружающие.
Фиа заново обработала ожог, замотала его последними оставшимися, насилу найденными в рюкзаке, свежими бинтами, натянула перчатку и встала. Впереди был долгий дневной переход. У нее оставался всего месяц чтобы выбраться из этого леса и обустроить себе жилище на его окраине.
Да, именно так. А что вы еще предлагаете? Отправиться к Гигантам на арену цирка, чтобы в тебя тыкали пальцами и восхищались тобой? Чтобы на тебе делали огромные деньги, а с самой тобой обращались как с последней свиньей? Нет уж, спасибо. Может, старейшинам удалось сжечь кожу на руке Фии, но сжечь ее гордость она не позволит никому.
Фея наполнила крошечную (ведь она и сама была размером с ладонь), сделанную из высушенной рябины, флягу водой из повисшей на травинке капельки, сделала оттуда же пару глотков, чтобы заглушить пока еще только начавшее пробуждаться чувство голода и пошла вперед.
Вопреки расхожему мнению, феи не умеют летать. И в цветах они не живут. Феи умеют отлично лазать и карабкаться по практически любым поверхностям, это да. А живут они в поселениях, чаще всего спрятанных в камышах у озер. Поселения эти редко когда разрастаются и становятся стационарными, ведь, стоит феям понять, что в опасной близости от них зачастили ходить люди, как город тут же снимается и перебирается в другое место. Зачастую такие переходы длятся неделями, поэтому неудивительно, что им пришлось научиться быстро и эффективно передвигаться по лесу.
Вот и сейчас Фиа, стараясь не обращать внимания на периодически дающую знать о себе руку, перелезала через корни выше ее роста, продиралась через травяные заросли, отсекая закрывающие путь листья ножом, огибала изредка попадающуюся паутину, не желая ссориться с ее многоглазым хозяином, тратя на все это минимум времени и сил. Вокруг сверкал и пел наконец-то проснувшийся лес, но фее было не до оглядок по сторонам - ее вела вперед обида и затаенная злоба.
Так уж повелось в народе фей, что старейшины, не слушая чужого мнения, выбирали кто и на ком в будущем женится. Подразумевалось, что они никогда не ошибаются, и каждому подбирают идеально подходящую пару. Никто не решался с ними спорить, никто никогда не решался идти против их воли, а посему всем было проще притереться и привыкнуть друг к другу, нежели поднимать еще неизвестно чем закончащийся бунт.
А Фиа не хотела следовать их решению, у нее не было ни капли желания провести остаток жизни с тем, на кого указали старейшины. Для нее не было секретом, что Аиллай, сын одного из глав совета, давно положил на нее глаз, как и многие другие, но ни он, ни они, ее не интересовали. Ее вообще никто и ничто не интересовал, кроме, пожалуй, вылазок в лес и наблюдений за жизнью Гигантов. Она прекрасно понимала, что ее великолепная фигура и милое, с большими карими глазами, крошечным, чуть вздернутым носиком, и тонкими, без какого-то макияжа, губами, во многих вызывает желание обладать ею, да не просто обладать, а связать ее вечным обязательством. Аиллай не был исключением. И когда старейшины объявили, что она выйдет за него замуж, он потерял всякий контроль над собой, он пытался взять ее силой, он даже ударил ее. И тогда она не выдержала - выхватила нож и всадила ему в грудь.
Вот итог - клеймо изгнанницы и в перспективе - жизнь в лесу. Не сказать чтобы она была недовольна таким раскладом... Но что-то неправильное в этом было. Скорее всего то, что рано или поздно Гиганты ее все-таки обнаружат и тогда уже останется одно из двух - либо покончить с собой, либо сдаться им.
Фиа мотнула головой, отбрасывая тяжкие мысли и с удвоенной силой ломанулась через лес, почти побежала. Мысли не успели за ней, застряли в извивах травы и корней, и отстали. Фиа на бегу обернулась, чтобы в этом убедиться и внезапно во что-то врезалось. Это что-то было мягким, но упругим - оно оттолкнуло фею обратно, заставив ее сделать несколько шагов назад и сесть на шуршащие листья. Очумело мотая головой, она наконец смогла сфокусировать сознание и внезапно поняла, что сидит она вовсе не на листьях, а на чем-то мягком и теплом. Оглядевшись, Фиа похолодела. Сердце ее забилось в несколько раз быстрее, тело мгновенно бросила в жар, рука потянулась к ножу, а глаза сами собой. против воли, распахнулись на полную.
Она сидела на ладони у Гиганта. Видимо, в тот момент, когда она в него врезалась, он успел подхватить ее, падающую и поднести к своему лицу. И сейчас перед феей висело где-то высоко в небе его огромное лицо с тонкими потрескавшимися губами, обожженными бровями, чуть горбатыми носом, потрясающе серыми глазами и глубоким, недавним шрамом через один из них. Глаза эти смотрели на Фию и это едва не заставило ее свернуться клубком и тихонько заскулить от страха - ведь старейшины с детства вбивают в голову каждому что попасть к Гигантам означает смерть. А иногда и хуже чем смерть.
Но что-то в этих глазах остановило Фию. Набравшись смелости, она еще раз взглянула ему в глаза. Взглянула и поняла, что в них нет ни злости, ни ядовитого интереса, ни надменности, ничего того, что рассказывали о Гигантах старейшины. В глазах его видна была лишь одна глубокая грусть. И смотрел он на фею не как на букашку, которую то ли раздавить то ли отпустить, и не как на пустое место, а почему-то как на что-то само собой разумеющееся. Он даже не удивлялся. Он просто печально улыбнулся и тихонько, почти шепотом, видимо, понимая, что громкий звук будет очень неприятен ей, сказал:
- Привет.
И Фиа почему-то улыбнулась.
К вечеру она преодолела расстояние в пятнадцать раз большее нежели ожидала. К тому же она умудрилась до отвала наесться сладкими ягодами черники и сейчас сидела на плече у Гиганта по имени Макс, вцепившись в торчащие из лямок рюкзака нитки (а для нее - вполне себе веревки) и тихо с ним беседовала. Оказывается, Макс почти такой же изгой как она, за исключением лишь того, что о нем уже давно все окружающие думали исключительно как о мертвеце. Оказалось, у него тоже есть клеймо - не такое красивое как у феи, и, конечно, поставленное вовсе не по умыслу. Но его шрам на лице так и останется с ним навечно, как и ожог на руке у Фии. И это был еще один пункт из того многообразия, что их объединяло.
Макс был большим и сильным. Он мог позволить себе идти уже даже после заката, когда Фия уже обычно устраивалась на ночлег, подсвечивая под ноги фонариком,а сонная фея уже ворочалась у него в нагрудном кармане камуфляжа, куда заботливый Гигант положил сложенный вчетверо носовой платок, оказавшийся для феи целой кроватью. Шаги Макса убаюкивали ее, и, вот чудо - несмотря на то, что она была фактически в полной власти "ужасного Гиганта", несмотря на то, что он нес ее непонятно куда, она почему-то впервые за все время путешествия по лесу чувствовала себя в абсолютной безопасности.

Часы показывали два ночи, когда Макс остановился, скинул с плеч рюкзак, сноровисто растянул между деревьями навес, и осторожно, чтобы не разбудить, вынул из кармана спящую Фию, вместе с ее "кроватью". Подумай, он приподнялся на локте, зацепил темляк верного фонарика за сучок на дереве, на которое прикрепил навес, и включил его. Кружок рассеянного света вырвал из темноты ночного леса то, что Макс так хотел увидеть - его маленькое чудо.
Маленькое чудо смешно поморщилась и, не просыпаясь, уткнулась мордашкой в платок. Макс несколько секунд смотрел на нее и чувствовал, как лицо само собой растягивается в слегка печальной улыбке. Святые небеса, ну какое же чудо... Маленькая беззащитная фея, которую кто-то набрался решимости выгнать из обжитого мирка в смертельно опасный лес. Полная решимости маленькая воительница, готовая на все, лишь бы выжить в этом лесу.
Как же хорошо, что они встретились. Что она врезалась именно в него, Макса, а не пересеклась с кем-то другим, кто поймал бы ее в клетку и не давал бы ей свободы. В конце концов, надо быть полным кретином чтобы обидеть такую... такое чудо...
Макс снова посмотрел на фею.
Наверное, их осталось совсем немного. Люди наступают на леса, вырубают и перерабатывают их. Таких, как она, остались, возможно, десятки, и, если все будет продолжаться такими темпами, то скоро их не останется совсем. Фей надо беречь, ведь они сами не в силах этого сделать в условиях современного мира.
Макс осторожно пальцем погладил Фию по волосам, подцепил угол платка и загнул его, накрывая фею, как одеялом. Фия завозилась, еще глубже закапываясь под импровизированное одеяло, и, кажется, улыбнулась во сне. Макс улыбнулся тоже. А потом протянул руку и выключил фонарик.
Берегите своих фей.



Скрытый текст - Номер пятьдесят два:
Пятьдесят второй. Этим все сказано. Уже четыре года как два этих безликих слова заменили ему имя, фамилию, возраст и даже всю жизнь. Уже четыре года все его существование заключается в бездумном служении Корпусу, исполнении приказов Старших и бесконечных тренировках, периодически прерывающихся на сон, прием пищи и душ. И все эти четыре года единственным его верным другом был сияющий от постоянного ухода снайперский комплекс "Винторез", а привычной валютой - патроны 9х39, которыми он периодически расплачивался за чужие жизни.
Четыре года назад израненного бойца регулярной армии, снайпера Дениса Стрельникова, измученного долгой жаждой и отсутствием пищи, выковыряли из-под обломков ДОТа, накрытого прямым попаданием из миномета. Продержавшись три дня в тесном гробу с изломанными стенками хаотично нагроможденных бетонных блоков и торчащими на манер шипов испанской вдовы зубами арматурных прутьев, с придавленными конечностями, лишившись даже минимальной свободы передвижений, вынужденный вдыхать воздух, густо напитанный тяжелым красным запахом сначала свежей, позже - начавшей протухать крови своей товарищей по боевой группе, он едва не сошел с ума. Возможно, промедли инженеры еще хотя бы час, так бы и случилось и вместо Дениса они бы откопали пустую бездумную куклу, но ему повезло. Все эти три дня он нечеловеческим усилием воли держал свой разум в себе, концентрируя все без остатка внимание на маленькой белой бабочке. Попала она сюда до взрыва, и если да - как выжила? - или же забралась в спонтанный саркофаг позже и если так - то зачем? - так и осталось для Дениса загадкой. Но бабочка действительно существовала и в тонких лучах проникающего сквозь узкие щели света она сначала билась о бетонные стенки ловушки, а потом уснула на груди солдата, неизбежно, однако, просыпаясь от малейшего движения и даже от слишком глубокого, до боли в помятых ребрах, вздоха.
Когда прибыли и загрохотали наверху инженеры, чуткая белая красавица в панике заметалась по узкому коробу бывшего ДОТа, натыкаясь на арматуру и бетон, раня крылья и сбивая с ним пыльцу, ломая тонкие лапки. Денису безумно, до красных кругов перед глазами, хотелось остановить ее, поймать в ладонь, да хотя бы просто громко закричать, чтобы напугать ее и заставить, притворившись мертвой, снова упасть на грудь солдата. Но возможности сделать хоть что-то из этого он был лишен - руки намертво придавлены огромными бетонными валунами, а в горле за три дня стало суше чем в пустыне.
Спасатели возились недолго - может, десять минут, может, полчаса. В любом случае, когда маленькая белая бабочка в очередной раз сверкнув в узком луче света, снова ударилась о бетон и упала на грудь Денису, подергивая лапками и тихонько трепеща изорванными в лоскуты крыльями, время для него все равно что остановилось. Прошла вечность. А, может, две. Денис лежал, до хруста сжав зубы и моля все известные ему высшие силы только об одном.
Высшие силы услышали его молитвы, и, когда Стрельников понял, что обломок бетонной крыши, придавивший, но почти не повредивший правую руку, подался вверх, быстрее молнии он выдернул ее из холодного плена. Затекшие мышцы не слушались, но через десяток секунд вновь стронувшегося с мертвой точки времени он нащупал и осторожно сжал в ладони бабочку.
Как только его откопали, ему принялись светить фонариками в глаза, бинтовать левую, насквозь пробитую отколовшейся от приклада приписанной к Стрельникову СВД щепой, ладонь, попеременно совать фляжки то с водой то с водкой, а он стоял, глядя перед собой, ни на что не реагируя и прижимая к изорванному камуфляжу правую ладонь.
Когда спасатели попытались разжать его правую руку и отобрать мертвое насекомое, время вновь изменило себе, но уже в обратную сторону - понеслось так стремительно, что картинка перед глазами смазалась в одно неясное пятно и в памяти остались только отдельные обрывочные кадры. Окровавленное лицо инженера, воющий и держащийся за выломанную под неестественным углом руку, боец в полной полевой выкладке, дуло автомата, направленное ровно в глаза, липкая от крови арматурина в руках, вырванная, судя по всему, из обломков того самого бывшего ДОТа...
Лейтенант регулярной армии Денис Стрельников, по специализации - снайпер, в тот же день был приговорен трибуналом к смертной казни через расстрел за убийство двух офицеров инженерных войск и тяжкие телесные повреждения, нанесенные еще дюжине. Через неделю приговор был приведен в исполнение.
В тот же день в Архивном Оборонительном Корпусе появился новый молчаливый боец с забинтованной левой ладонью и потухшим взглядом, за порядковым номером пятьдесят два.
Пятьдесят второй . - раздалось в наушнике гарнитуры.
- На связи.
- Тебя страхует тринадцатый, его позиция выше, но обзор хуже. Основная часть работы на тебе.
- Понял. - буркнул пятьдесят второй.
Ему категорически не нравилось это недоверие, с которым до сих пор относились к нему Старшие, хоть он и не раз показывал себя профессионалом высшего уровня, умудряясь в самых критических ситуациях не только сохранить свою голову, но и лишить головы цель. В чем-то они шли ему на уступки. Год назад они наконец-то перестали на каждое снабжать его пятью дополнительными магазинами для "Винтореза", вняв его словам о ненужном весе и профессионализме, позволяющим гарантированно тратить на одну цель один патрон. Ведь и правда - сколько ему ни давали патронов на задание, тратил он всегда только один.
Но даже здесь они шли на уступки не полностью - вместо запрашиваемого одного патрона 9х39 в руку Пятьдесят Второму всегда падали два свинцовых цилиндрика со стальным сердечником. "Для подстраховки, вдруг что..." Что уж говорить о том, что каждое задание одновременно с ним выполнял еще какой-нибудь снайпер Корпуса, неизменно находясь выше Пятьдесят Второго, но при этом всегда имея меньший сектор обстрела. И можно было не сомневаться - уж его-то Старшие от души нагрузили всей полусотней патронов, а, может случиться, что так и не взятый боезапас Пятьдесят Второго тоже оказался у него в подсумках.
В магазин "Винтореза" влезает десять патронов. Десять самых мелких единиц общей для всего мира валюты номинальной стоимостью в одну жизнь. В винтовке Пятьдесят Второго всегда был только один патрон - тот, что в патроннике. Второй он всегда перекатывал по изуродованной шрамами, но, благо, не потерявшей ловкости, левой ладони. Была у него такая привычка - перебирать маленький цилиндрик с острой головкой пальцами в ожидании цели. Конечно, стой над ним кто званием повыше, он бы не упустил возможности дать леща бойца за халатность по отношению к оружию и боезапасу, но сейчас этому не бывать. К тому же зачем вставлять второй патрон если знаешь, что первым все закончится?
Ствол винтовки удобно располагался на пыльной стеклянной бутылке, аккуратно уложенной в щель между кирпичами, ограничивающими пространство когда-то существовавшего окна. Бутылок и прочего мусора в помещении брошенного дома было мало, значит, здесь редко кто бывает. Потому пятьдесят второй и выбрал для засады именно его, заранее нашел подходящую тару, и, только-только заняв огневую позицию, пристроил "Винторез" на нее, глядя поверх прицела на пустую улицу, но не снимая тем не менее пальца со спускового крючка. Левая рука сама собой выудила второй патрон и принялась катать его в ладони. Как только придет время стрелять, он аккуратно ляжет меж пальцев, нисколько не мешая, а скорее даже помогая схватить цевье.
- Пятьдесят второй, цель движется к выходу.
- Принято.
Левая ладонь прирастает к цевью, глаз приникает к наглазнику оптики, соблюдая однако оптимальное расстояние между головой и трубкой прицела - семь сантиметров. Руки быстро и точно находят цель, а легкие сами собой начинают делать мерные и глубокие вдохи, накачивая в кровь побольше кислорода, чтобы в момент спуска смерти с цепи внезапно не дрогнула от нехватки воздуха рука.
Цель шла в окружении трех телохранителей. В белом пиджаке, с зализанными назад седыми волосами, такой же седой бородкой и в белоснежном костюме. На носу цепко сидели маленькие темные очки, ровно между линз которых и должна была лечь пуль. Пятьдесят второй сделал еще один вдох и больше не выдохнул. Руки отвердели, ствол перестал едва заметно покачиваться из стороны в сторону. Тонкая чайка дальномерной планки, отвечающей за отметку в восемьсот метров, на линзе оптического прицела, клюнула цель меж глаз, да так и залипла там. Спустя полсекунды сместилась чуть правее - поправка на ветер.
- Пятьдесят второй, доложи готовность.
- Готов. - тихо ответил снайпер.
И внезапно оптику на короткое мгновение заслонило что-то темное. Рефлексы сработали быстрее мозга - Пятьдесят Второй молнией вскинул голову, глядя мимо прицела и глазами выискивая неизвестного врага. Задачи убивать кого-то кроме цели не стояло, но надо было как минимум знать откуда прилетит пуля, чтобы иметь хоть какой-то шанс ее избежать.
Но врага не было. А на стволе "Винтореза", почти на краю дульного среза, сидела и задумчиво похлопывала крыльями маленькая белая бабочка-капустница. Пятьдесят Второй замер и сам не заметил как тихо, чтобы не спугнуть насекомое, выдохнул.
Бабочка, однако, и не думала улетать. Ей, видать, понравился слегка нагретый за полчаса ожидания солнцем ствол "Винтореза" и она пристроилась на нем, начав деловито умывать свои усики лапками.
- Пятьдесят Второй, готовность номер один.
Но Пятьдесят Второй никак не мог оторвать глаза от бабочки. Он смотрел и смотрел на нее, как на настоящее чудо. А ведь это и было чудо - именно она, именно белая бабочка-капустница спасла его в том бетонном гробу, каждое воспоминание о котором резало сознание чище опасной бритвы.
- Пятьдесят Второй, готовность номер один! Подтвердить!
Снайпер поморщился от крика из наушника, мотнул головой, вновь обретая контроль над своим сознанием.
- Принято. - проговорил он.
Бабочку на стволе Пятьдесят Второй оценил как хороший знак, как свой личный живой талисман. Снайпер снова задержал дыхание и нагнулся к оптике. Прицел располагался намного выше ствола и бабочку в него видно не было, но он знал - она все еще сидит там. Черная чайка снова клюнула белого старика в голову.
- Пятьдесят Второй, огонь!
Палец мгновенно выбрал слабину спускового крючка, и, как, превозмогая натяжение пружины, начал взводить курок, так же туго и медленно в голове Пятьдесят Второго проползла мысль: "Если я выстрелю, ствол мгновенно обожжет ей лапки, несмотря на пламягаситель..." И, еще не дожав спуск до конца, но уже понимая что выстрел не остановить, он дергает винтовку вверх, разрывая несуществующую еще линию огня, и выбрасывая половину своего сегодняшнего денежного капитала на ветер, дергает просто для того чтобы сбросить бабочку со ствола.
Но за мгновение до этого, почувствовав нарастающую дрожь натягивающейся пружины ударно-спускового механизма, бабочка испуганно взлетает сама. Отрывается от поднимающегося ствола "Винтореза", выигрывает у него несколько десятков сантиметров, но спустя еще два мгновения оказывается ровно перед дульным срезом.
Тем и хорош снайперский комплекс "Винторез", что стреляет он практически бесшумно и практически без вспышки. Тяжелые пули 9х39 со стальным сердечником эта машина смерти выбрасывает с дозвуковой скоростью, поэтому при выстреле с небольшой дистанции жертва даже не успевала понять что она уже мертва. Уклониться - не успевала тем более.
Пятьдесят Второй все это знал и знал, что не успеет, но он все равно дернул ствол вправо, стараясь разорвать тонкую и невесомую но нереально прочную свинцовую нить, соединившую повисшую в воздухе бабочку и торец ствола-пламягасителя. Конечно, он не успел. И никто, слышите, никто бы не успел на его месте!
Тяжелая пуля прошла вскользь, не задев бабочку, но от чудовищной температуры пороховых газов и самой пули одно крыло насекомого мгновенно обуглилось и рассыпалось черной пылью, по широкой спиралью бабочка начала падать вниз, прямо на холодный и мокрый после недавнего дождя асфальт.
Конечно, Пятьдесят Второй промахнулся. Пуля прошла мимо, зацепив одного из телохранителей. Те обработали и проанализировали ситуацию моментально - уронив старика на мостовую, сами встали на одно колено и вытащили пистолеты. Все это было проделано за полсекунды, поэтому вторая пуля, выпущенная страхующим снайпера Тринадцатым тоже прошла мимо. Зато профессионалы-бодигарды зафиксировали его огневую позицию и обрушили на нее настоящий свинцовый шквал их своих автоматических пистолетов. В дробном стуке пуль по бетону был ясно слышен тихий вскрик, а потом новый едва уловимый ухом щелчок "Винтореза" тринадцатого. Судя по всему, его слегка зацепили, но он все равно намеревался довести дело до конца.
- Пятьдесят Второй, промах! Еще огонь! Уничтожьте цель! - верещал наушник.
Но снайпер просто стоял и смотрел вниз, туда, где, невидимая с его высоты, лежала на мокром асфальте белая бабочка-капустница, убитая бойцом за порядковым номером Пятьдесят Два. Убитая, как было убито огромное множество других людей, убитая из того же оружия и теми же патронами. Ее жизнь была просто-напросто куплена за маленький кусочек правильно отлитого свинца с холодной бездушной сталью внутри.
Да, эта валюта едина для всего мира. Но жизнь одной бабочки не стоит даже целого железнодорожного состава, полностью набитого патронами 9х39. Жизнь человека - тем более. И нет прощения тем, кто убивает людей десятками, сотнями, пусть даже и чужими руками, пусть даже и из каких-то своих самых добрых побуждений.
Все это Пятьдесят Второй думал, пока его руки автоматически заряжали в патронник, вручную, второй и последний патрон. Щелкнул затвор, Пятьдесят Второй бесстрашно выпрямился в окне в полный рост, поставил правую ногу туда, где должен был быть подоконник и, высунувшись из окна, направил ствол вверх, туда, где едва заметно высовывался из окна пламягаситель Тринадцатого.
Все же Пятьдесят Второй был прекрасным снайпером. Пуля ударила точно в дульный срез ствола, заставляя "Винторез" Тринадцатого прямо в руках владельца описать полную окружность вокруг своей оси, выламывая пальцы держащих его рук и вырывая из горла его негромкий вскрик. Тринадцатый был неплохим бойцом, поэтому он сразу постарался поймать вырвавшуюся из рук винтовку, но он был именно неплохим, поэтому его голова показалась над краем оконного проема.
Кирпичная кладка взорвалась тысячами осколков от мгновенно накрывшего ее шквала свинца. Телохранители успели перезарядить свои пистолеты и напряженно держали огневую позицию Тринадцатого на прицеле, ловя каждое, самое микроскопическое движение. И, поймав, мгновенно его остановили.
"Винторез" упал вниз, на асфальт. Тело Тринадцатого, видимо, осталось лежать на месте. Увидев это, телохранители еще несколько секунд рыскали стволами по пустым окнам брошенного здания, а потом резко подняли старичка на ноги и поволокли его к машине. Тот, что был ранен в самом начале схватки в левое плечо, держал тылы, не сводя ствола пистолета с мертвого дома.
Пока все это происходило Пятьдесят Второй по полуразрушенной лестнице бездумно поднялся на три этажа выше и нашел комнату из которой стрелял Тринадцатый. Стены были избиты пулями, сам стрелок лежал на спине. Не раненый - убитый. Глупо убитый - всего одно ранение, зато точно в правый глаз.
Тем лучше.
Пятьдесят Второй присел возле его тела и расстегнул карман разгрузочного жилета бывшего напарника.
"Для подстраховки, вдруг что..."
Для подстраховки, как он и думал, все подсумки Тринадцатого были набиты заранее снаряженными магазинами к "Винторезу", ко всему прочему из набедренной кобуры торчала рукоять Стечкина, а рядом с самой кобурой на широких ремнях, крепящих ее к бедру, находилось три кармана для запасных обойм. Тоже не пустых.
Рассовывать магазины по карманам своей разгрузки Пятьдесят Второму не хотелось, да и не хватило бы их. Он снял жилет с Тринадцатого и начал натягивать на себя. Что-то мешалось около шеи, и, нашарив это странное нечто, снайпер вытащил из-за ворота камуфляжной куртки наушник гарнитуры. Надо же, он у него умудрился выпасть.
- Пятьдесят второй, доложите обстановку! Тринадцатый не отвечает! Цель уходит от огневого контакта, приказываю немедленно начать преследование!
Все это Пятьдесят Второй пропускал мимо ушей, до тех пор пока кобура со Стечкиным не переселилась к нему на правое бедро, а к левому не прицепились рукоятью вниз ножны с мощным черным клинком с резиновой рукоятью.
Пятьдесят Второй снова поморщился от крика в наушнике, а потом тихо но глубоко вдохнул.
Его услышали. Голос тут же оборвался на полуслове и уже спокойнее сказал:
- Пятьдесят Второй, ответьте.
- Ошибся, друг. - грустно улыбнулся Денис, вытягивая нож. - Меня зовут Денис Стрельников.
Тонкая режущая кромка без труда перерезает провод и заткнувшийся наушник падает на бетонный пол. Денис убирает нож на место, выщелкивает пустой магазин из "Винтореза", вставляет в него новую толстую стальную пачку бесценных смертей, передергивает затвор и делает первый шаг.
В том направлении, которое приведет, если идти около получаса неспешным прогулочным шагом, в маленький сквер практически в самом центре города. В сквере часто играют дети и гуляют молодые парочки и никто не обращает внимания на маленькую вентиляционную пирамиду из бетонных блоков прямо посреди клумб. И никто не знает, почему белые бабочки-капустницы никогда не садятся на эту пирамиду, как бы ни прогрета солнцем она была. И никто не знает что это единственный вход в Архивный Оборонительный Корпус.
Вентиляционная пирамида, по сути, похожа на узкий бетонный гроб... С изломанными стенками хаотично нагроможденных блоков и торчащими на манер шипов испанской вдовы, прутьями арматуры...
__________________
Ни на что не претендую и вам не советую...
Ответить с цитированием
  #138  
Старый 07.12.2012, 17:11
Посетитель
 
Регистрация: 04.03.2011
Сообщений: 80
Репутация: 26 [+/-]
Mantiss, по первому отрывку:
Начало мне не понравилось, но это сугубо субъективно - не люблю трепетных описаний природы. Ещё из минусов могу выделять всякие частящие "было" и излишнюю перегруженность некоторых предложений. Также героиня мало раскрыта и ей не то чтобы сопереживаешь - всадить клинок в грудь, звучит как-то слишком... смертельно.
Во второй части уже значительно лучше. В целом, отрывок написан неплохим языком, а под конец, когда наконец-то что-то происходит становится даже приятно. Трогательно.
Хороший, в целом, рассказик, которому не помешает немного вычитки и простоты подачи.

Насчёт второго отрывка:
Тут те же проблемы, только хуже. Если в первом рассказике присутствует какая-то магия, то здесь лишь попытка её показать. Если человек действительно так прикипел к бабочке, то нужно было это показать, а не давать понять из контекста на том основании, что других объяснений нет. Да и в целом, смутно всё как-то воспринимается. Вроде и понимаешь, что человек тот же самый, но конкретики никакой. Архивный Оборонительный Корпус просто убивает людей. Патроны - валюта, значит война, но есть сквер, где спокойно гуляют люди. С тринадцатым косяк какой-то: пишется, что у него всего одно ранение, но в глаз, хотя до этого обозначалось, что его уже зацепили выстрелом.
Отрывок вовсе не лишён положительных моментов, просто он тяжеловесен, в нём мало как внутренней, так и внешней динамики + совершенно необоснованная привязанность и чувство вины к бабочкам, заставивших героя измениться. А потом, по всей видимости, отправиться учинять великий суд.

Надеюсь, я был не сильно критичен. Пишите ещё.
Ответить с цитированием
  #139  
Старый 07.12.2012, 18:54
Аватар для Винкельрид
Герой Швейцарии
 
Регистрация: 30.05.2006
Сообщений: 2,544
Репутация: 1132 [+/-]
Mantiss, "Номер пятьдесят два"
Как только начал читать, сразу понял, что не стоило. Уже знаю про нарочитые ошибки, в угоду красочности, бла-бла, которые никто не должен заметить, но мне-то что теперь? Табличку надо крепить: "Текст только для тех, кто "Винторез" видел на экране монитора или даже для тех, кто мог бы поискать его в ларьке "Всё для крепежа и ремонта".
Люблю, когда автор умнее меня и может меня чему-то научить или заставить меня по-новому смотреть на известные вещи. Не люблю, соответственно, когда наоборот.
1. Синдром длительного сдавления. Ссылок не даю, достаточно ввести в гугле.
2. Дальше всё касается снайперских тонкостей. Совершенно секретно, только для посетителей форума МФ
Скрытый текст - Сов. секретно:
Цитата:
Сообщение от Mantiss Посмотреть сообщение
Ствол винтовки удобно располагался на пыльной стеклянной бутылке
Ни один, даже самый глупый и начинающий снайпер не будет использовать в качестве упора твёрдый предмет.
Цитата:
Сообщение от Mantiss Посмотреть сообщение
Тонкая чайка дальномерной планки, отвечающей за отметку в восемьсот метров
Бу-га-га. При прицельной дальности в 400, на которой уже хрен куда попадёшь.
Цитата:
Сообщение от Mantiss Посмотреть сообщение
на стволе "Винтореза", почти на краю дульного среза
Дульный срез ВСС находится внутри сепаратора, его попросту не видно.
Цитата:
Сообщение от Mantiss Посмотреть сообщение
начал взводить курок
Когда тянут за спусковой крючок, курок уже спускают.
Цитата:
Сообщение от Mantiss Посмотреть сообщение
Если я выстрелю, ствол мгновенно обожжет ей лапки
Опять же про сепаратор. Ничего бабочке не будет.
Цитата:
Сообщение от Mantiss Посмотреть сообщение
настоящий свинцовый шквал их своих автоматических пистолетов
Ага, на восемьсот метров из пистолетов - самое оно
По смыслу: романтизм перевешивает здравый смысл.
Ответить с цитированием
  #140  
Старый 07.12.2012, 20:02
Ветеран
 
Регистрация: 04.09.2009
Сообщений: 584
Репутация: 276 [+/-]
Винкельрид, люблю хорошие разборы и с удовольствием читаю твои посты - многому можно научиться. Но в этом случае не могу не поспорить.

Цитата:
Бу-га-га. При прицельной дальности в 400, на которой уже хрен куда попадёшь.
Ну как бы попадешь. Характеристики снайперской винтовки Драгунова из таблицы:

Прицельная дальность с открытым прицелом 1200 м
Прицельная дальность с оптическим прицелом ПСО-1 1300 м

Естественно, на таких расстояниях уже играют роль многие факторы, в том числе время полета пули до цели, за которую та успевает сместиться. Но и при дистанции выше 400 м в нее вполне можно попасть. Из Википедии:

Цитата:
Со снайперским патроном СВД позволяет поражать одной пулей следующие цели (для лучших стрелков, лёжа с упора): голова — 400 метров, головная фигура — 500 метров, поясная фигура и бегущая фигура — 800 метров
Так что на указанной дистанции попасть хороший стрелок вполне может.

Цитата:
Ага, на восемьсот метров из пистолетов - самое оно
А здесь речь уже идет не о прицельном попадании. Пистолеты-то автоматические. Следовательно, можно обрушить на снайпера шквал огня. Тут уже работает не меткость, а статистика. Одна пуля, да попадет, а большего и не надо - главная задача телохранителей не убить стрелка, а не дать сделать еще один прицельный выстрел.

В остальном же полностью согласен. Вообще, мне интересно - откуда у многих авторов такая страсть к подробностям? Нужно обязательно очень точно описать все дистанции (чтобы возникло много вопросов, ага), устройство винтовки (которое многие и так не знают, а профессионалы все равно знают лучше и ловят конкретные лулзы с таких вот описаний) и при этом в тексте совершить столько ляпов и плюхов уже в литературном плане. Может, лучше свести такие вот технические детали к минимуму? То есть, я только за то, чтобы перед написанием изучать гору материала, но когда в текст вычитанные подробности вставляют так неумело, сразу возникает ощущение, что автор говорит нам:
"Видите? Я прочитал столько умных книг, знаю про пламегаситель, и бутылка у меня пыльная и не отсвечивает"

Неужели без этого никак? Можно ведь обойтись несколькими довольно общими фразами, и вопросов не будет никаких. Нет, обязательно надо все расписать до винтика. Кстати, в соседней теме подобные вопросы возникают постоянно. Как будто мне как читателю очень интересно, какие именно приборы стоят на конкретном самолете, и обожжет ли кофе 30 или же 40% тела.

Последний раз редактировалось Kez Maefel; 07.12.2012 в 20:07.
Ответить с цитированием
Ответ


Ваши права в разделе
Вы не можете создавать новые темы
Вы не можете отвечать в темах
Вы не можете прикреплять вложения
Вы не можете редактировать свои сообщения

BB коды Вкл.
Смайлы Вкл.
[IMG] код Вкл.
HTML код Выкл.

Быстрый переход

Похожие темы
Тема Автор Раздел Ответов Последнее сообщение
Программы обработки текста Jur Творчество 28 16.08.2020 21:41
Свои произведения: кто готов дать почитать и выслушать критику? (Архив 2) Jur Творческий архив 3202 13.09.2012 20:14
Свои произведения: кто готов дать почитать и выслушать критику? (Архив) Jur Творческий архив 2998 19.03.2009 15:23
Нужно ли закрыть тему "Свои произведения, кто хочет почитать и дать критику?" Superman По сайту и форуму 42 24.08.2007 16:29


Текущее время: 09:06. Часовой пояс GMT +3.


Powered by vBulletin® Version 3.8.4
Copyright ©2000 - 2024, Jelsoft Enterprises Ltd.