- Ты в порядке? – спросил Ханнок. Просто чтобы как-то успокоиться. Слишком много вопросов.
- В большем, чем этот несчастный, - криво ухмыльнулся дедядя и поморщился.
Сарагарец подошел к оборотню, перевернул на спину. К горлу подступил ком – вблизи на кирасе был виден не только городской герб, но и клановый. Слеза Покаяния – символ Туллия, который они недавно избрали на смену древнему, еще нгатайских времен. Зверолюд повернул голову трупа из стороны в сторону, пытаясь разглядеть в поплывших от озверения, обросших шерстью чертах знакомые приметы. Кажется, нашел – похоже это был тот самый десятник, с которыми они воевали восставшие плантации.
- Сам то ты как? – спросил Аэдан примолкшего химера.
- Нормалом. Просто привет из прошлого, - не сразу, но ответил Ханнок. Озверение – всегда сложная тема. Тем более, в таких декорациях.
Дети Кау и Нгаре – горячий народ, это так. Ханнок знал это на собственном опыте, даже неважно считать ли себя полукровкой, или, как это делал Аэдан – полноценным нгатаем с придурью. Клановые вендетты, вражда княжеств, охота за головами на юге, а в древности – даже человеческие жертвоприношения… кузены из прочих трех племен за глаза часто считали нгатаев теми еще отморозками. Отморозки иногда обижались, обычно - игнорировали, а порой – и мрачновато гордились. Наследники Первого воина, меч-в-руке-племен, проложившие более утонченным и миролюбивым сородичам путь на южный континент.
Но воевать именно так, как себя вел Орден в этом походе? Перебор. Даже на непритязательный нгатайский вкус. Точнее сказать, особенно на их вкус – зная свою кровожадность, сыны и дщери Нгата маскировали и сглаживали ее ритуалами, правилами и обычаями. Даже знаменитая сарагарская куртуазность и та, отчасти, была призвана как-то смягчить конфликт, перевести его в менее разрушительную форму.
А что здесь? Земель Орден не искал, раз так рьяно травил их магией из разбуженных руин. Добра и сокровищ? Нет, на повешенных остались украшения, а в складах и домах мешки и кувшины были вскрыты, но затем содержимое просто выброшено на землю. Словно начали грабить, а потом кто-то велел прекратить. Рабы? Может быть, но опять же, судя по телам, рубили и вешали без разбору, и старых и молодых. Работников, девок, детей, всех. Устрашение? Даже Шиенен шел на такие меры в ответ на повторные восстания, или громя старых врагов. Кого они собрались пугать в этой глуши?
Месть?
- Аэдан, здешние горцы часто грабят северян?
- Нет, - покачал головой Кан-Каддах и показал на частокол заснеженных вершин вдали, - С этой части хребта нет нормального спуска на ваши равнины. Да и потом, отсюда уже идут земли Кохорика. А они подписали договор о карантине. Если и шалят, то тихо, не привлекая внимания.
- Договор? Какой еще договор? – удивился драколень. Он и впрямь последнее время часто слышал об этом загадочном карантине, но так и не понял всех деталей.
- Запрет на нелицензированый въезд на север. Как для того, чтобы не занести обратно ваши болезни, так и наши - вам. То же озверение, например. Большинство оазисов подписали его после окончательного развала царства, когда стало понятно, что Север скоро загнется.
- Что-то от налетов на Сарагар эти ваши соглашения никак не защищают! - сказал Ханнок, стараясь скрыть уязвленность – загибающийся Север, как же!
- У горцев в каждой долине по клану, в трех – по великому княжению, - пожал плечами Аэдан. - За всеми не уследишь. Но Кохорик по их меркам и впрямь богатый, торговый город. Они следят за репутацией.
- Тьмать, да что здесь тогда произошло-то? – отчаялся понять Ханнок. Конечно, всегда оставался вариант, что налетчики просто опьянели от крови и безнаказанности, но как же неприятно думать так про своих сограждан!
- Сюда посмотри.
Зверолюд обошел покосившийся столб, на котором еще недавно висел оборотень, посмотрел, куда указывают. На криво прибитой табличке виднелась надпись, сиятельными буквами:
"Да будет эта тварь предупреждением – мы не потерпим греховного милосердия! Это логово демонов было предано хэльему. Во славу Ютеля, несите его свет!"
- Хэльем? Я думал, что хорошо знаю укульский… - озадачено почесал затылок Ханнок.
- А это слово не из укульского, - сказал Аэдан. – Оно из диалекта Дома Омэль.