Они гнали лошадей, соревнуясь с самой природой. Дождь водяными плетками хлестал спины всадников, осаживал круп вороного жеребца патронессы и каурой лошадки Алвина. Молодой человек, что есть сил, вцепился в поводья – страшно было сорваться, упасть и тогда уж точно остаться навсегда посреди горной дороги.
Еще страшнее - не успеть. Ледяной бич ударил его спутницу, сорвал с головы капюшон и черные волосы патронессы разлетелись по плечам вторым плащом, мокрым и рваным. Молния разрезала небо пополам, как кусок пирога, и Алвин зажмурился. Дорога под ногами лошадей разъезжалась скользкой глиной, потоком воды увлекая вниз мелкие острые камни, за секунды готовая превратиться из тропы в полноводную реку.
- Так-то ты встречаешь гостей. – сквозь зубы прошипела Алисия Фон Штейн, вновь и вновь стуча пятками в бока вороного.
Впрочем, подгонять коня не было смысла – он летел вперед, едва касаясь земли, как на крыльях. В какой-то момент Алвин заметил, что начинает отставать и испугался, понимая, что сам ни за что не найдет путь в хаосе разбушевавшейся стихии.
Каменная кладка крепостной стены возникла перед ними неожиданно, как-то вдруг, и молодой человек даже не успел обрадоваться. Часто моргая, чтобы сбросить тяжелые капли с белесых ресниц, он смотрел, как спешивается, спрыгивает с коня патронесса. Резким движением профессионального фехтовальщика забрасывает полу плаща на руку и, по колено утопая в густой кашеобразной чмокающей жиже, шагает вперед. Что есть сил ногами и руками колотит дубовые доски ворот, ругает стражу и в хвост и в гриву, пытаясь перекричать ветер.
Их услышали. Им открыли. Наблюдая, как несколько разновозрастных мальчишек под грозным командованием конюшенного снуют меж копыт загнанных лошадей, распрягая вороного и кобылку, очищая грязь, оттирая сухими тряпицами спины и бока животных, снимая притороченные сумки, ненароком проверяя их на предмет «чего-ценного», - лишь тогда Алвин осознал, что он в безопасности. Стоит столбом под потоками дождя в шаге от тепла, сытного ужина и сухой мягкой постели. Что он благополучно достиг цели путешествия. Что все закончилось.
Он поискал глазами патронессу и нашел ее, целеустремленно шагающей к ярко освещенному постоялому двору со смешной, на восточный манер, двухскатной крышей, крытой кровельной дранкой. Острые края кровли закручивались вверх, словно вздернутые носы зарвавшихся вельмож, но в остальном внешний вид двухэтажного добротного дома дарил уверенность случайному путнику на постой и ночлег.
Алвин окинул взглядом пристройки попроще: конюшня, пара однотипных домов, несколько сараев, скромный деревянный помост. Очевидно, в хорошие времена он служил сценой для выступления заезжих комедиантов, а в плохие – эшафотом. Поднял взгляд выше и обомлел.
Инородным отростком в небо вздымалась башня, иссиня черная, нереальная на фоне темно-серого грозового неба. Мрачная, невозмутимая, словно окружающий мир ее не касался, словно она была монолитной частью гор. Башня несколько сужалась к вершине и там, подобно цветку, распускалась балконами открытых площадок.
Значит, патронесса не шутила. Маегеш и впрямь, закрытая от посторонних взглядов, магическая академия. Маегеш – «Острие копья» - имя, больше подходящее оружию эпохи Черных Лет, шутил Алвин, но тогда он еще не видел башню, не знал, насколько точно она соответствует названию.
Но кто же живет здесь? Неизвестный миру маг, далекий от ученой суеты и придворных интриг. Столь могущественный, когда остатки магии утекают из мира, словно вода в песок. Живущий затворником, отчего властная, не привыкшая ждать, Алисия Фон Штейн сама пустилась в рискованный путь. Налегке, без охраны и слуг, в непогоду рискуя если не загнать лошадь, то поломать ноги, а то и себе шею на горных непроторенных тропах.
Алвин терялся в догадках. Ответы, которых он ждал, могла дать лишь патронесса, и он поспешил за ней, в тепло и уют постоялого двора. Пригибаясь, чтобы не приложиться о притолоку низкой двери, молодой человек старательно шаркнул о порог грязными подошвами и шагнул в зал. Здесь было душно и даже жарко. Из открытой двери кухни поднимались к сальному потолку и растекались дразнящие запахи копченостей, луковой похлебки и мятных трав. Суетился вокруг Алисии немолодой седовласый хозяин. Оттирал пухлой вспотевшей рукой края толстоногого стола, наспех накрытого льняной скатертью. Заискивающе улыбался. Алвин поморщился.
Всегда так. Несмотря на мокрый потрепанный вид патронессы, ее сосульками свисающих волос, перепачканного до потери цвета плаща, одного лишь взгляда на девушку хватает, чтобы понять: перед тобой особа голубой крови, представительница высшего света. Алвин видел ее разной: игриво-небрежной, лавирующей среди знати в роскошном платье, ловко огибая неприятных собеседников. Растрепанно-азартной, в распоротой свободной рубахе, со шпагой в руке и сумасшедшим огнем в глазах. Сосредоточенной, собранной в единый пучок нервов, на том самом эксперименте, что ставил мастер Лорфин. Ругающей стражу, как последний пропойца, по колено в грязи всего несколько минут назад. И никогда, ни разу она не выглядела жалкой или несчастной. Всегда уверенная в себе, гордая и прекрасная.
Сверкающая, словно бриллиант, которому не нужна оправа, чтобы доказать свою ценность.
Алвин отвел взгляд, сглотнул тугой комок в горле. Снял грязный плащ, присел на лавку рядом с патронессой, огладил ладонями влажный ученический костюм. Попытался оттереть безнадежно запачканные манжеты и плюнул, полумерами тут не обойтись.
Принесли ужин. Крепкозадая подавальщица лукаво взглянула на худощавого мальчишку - чумазого, несчастного, нахохлившегося, словно воробей под дождем – и поставила блюдо со свежей выпечкой прямо перед ним. Алвин рефлекторно отщипнул теплую хрустящую корочку хлеба, отправил в рот и незаметно для себя повеселел. Жизнь-то налаживается!
- Помнишь, я рассказывала тебе об эльфах? – словно и не было многочасовой скачки наперегонки со сгущающимися тучами. Алисия Фон Штейн, как ни в чем не бывало, продолжала оборванный на полуслове монолог.
Алвин помнил. В историях патронессы об эльфах было столь много романтизма, даже юношеской чувствительности, не свойственных ей в обычной жизни, что он удивился. «Они такие разные!», - говорила она с восхищением и сравнивала перворожденных с временами года.
«Их история похожа на рождение и увядание природы. Они как часть ее, незаменимая деталь общей картины».
«Лесные эльфы словно Весна. Их чистота и радость, невинность и легкость подобны звонким ручьям, проклюнувшимся клювикам новых листьев, первому птичьему пению. Их шутливые песни, хороводы, пляски – танцы солнечных зайчиков на лесной поляне. Ты видишь их, чувствуешь тепло, но лови – не лови, никогда не удержишь их свет».
«Лето, жаркое, щедрое на цветение и грозное засухой – эльфы Высшие. Их знания и сила, ловкость и высокомерие тоже соизмеримы с солнечными лучами, вот только дети солнца выросли, перестали играть в ветвях и прятаться от людей. Расцвет эпохи перворожденных был омрачен войнами и конфликтами, опять же, появлением нас – лудья - существ диких, необразованных, жадных. Но все же солнце освещает даже грязь на дорогах. Оно дарит плодородие и выжигает посевы, полностью властвует над землей».
«Осень. Эпоха перворожденных завершилась. Закончен был путь, и Море позвало бессмертных за Грань. Тех, что остались и выбрали смертную участь, можно назвать лишь тенями прошлого величия, не солнцем, а отраженным свечением Лун. Медленное умирание Осени по-своему прекрасно».
«Зима наступила неожиданно. Когда человечество столкнулось с Темными эльфами, оно уже мнило себя высшей расой. Но об этой войне ты должен знать не хуже меня. Ее помнят не только желтые страницы рукописных потрепанных книг, но и наши старики, из тех, кто дожил до настоящих дней, и кого не поразила чернота забвения».
Совсем не зная эльфов, ни разу в жизни не читая о них легенды, Алвин любил их как деталь рассказа патронессы, как неразрывную частичку ее голоса, глубокого, грудного. Как волшебную сказку, которую шепчут губы, иногда озаряемые нежной улыбкой. С тем же успехом он бы слушал и про демонов преисподней, но мысли Алисии Фон Штейн занимали эльфы и только эльфы.
Точнее, конкретный эльф.
*
Кабинет, оформленный в мягких бежевых тонах, тонул в сумерках и благостной тишине. Ни один раскат грома не достиг этих стен, не пробился внутрь башни. Здесь царил аромат кофе и шелест ломкой бумаги. Роились в колбообразных сосудах светляки, изгибаясь замысловатой горящей дугой. Их слабое, обманчивое свечение искажало привычные предметы, заставляло тени плясать на стенах, разыгрывая доселе неизвестные пьесы. Драмы? Комедии?
Изящная фигура сидящего утопала в бархате глубокого кресла. Холеные руки безвольно опустили фолиант на колени. Веки тяжело сомкнулись. Со стороны могло бы показаться, что маг спит, но это было не так.
Первое, что он услышал – характерные щелчки. Щелк – щелк. Щелк – щелк. То ли дождь монотонно бьет по гладким пластинам чешуи, то ли тот, в чьем сознании он находился, щелкает языком, равномерно пережевывая остатки ужина, катая на зубах тугой комок тягучих жил.
Глаза на секунду затянулись дымчатой пленкой, но вот он уже четко видит окружающее пространство, грань вверенной территории, гладкую поверхность стены, черный провал входа под остроконечным вимпергом, куда мышкой шмыгнул нарушитель. Он ждет: положено ждать несколько секунд, а затем окованное естественной броней тело лениво шлепает следом за незваным гостем. Ноги существа слишком короткие, и тяжелое раскормленное пузо чертит длинную траншею в земле, загребая воду из луж ребристым хвостом. Нет ни агрессии, ни любопытства – только прямой приказ.
Он останавливает животное на пороге и дальше наблюдает за нарушителем из высоких зеркал первого этажа, едва скрываясь среди теней и складок бардового плюша. Так-так. Светловолосый парнишка, столь же наивный, сколь и бесстрашный, крадется – точнее он думает, что крадется – выше по винтовой лестнице. Мимо жилых помещений молодых адептов и общей столовой, мимо библиотеки и закрытых лабораторных комнат, все выше и выше, к вершине башни. Похоже, он не ошибся, - целью неизвестного являются его личные покои.
Едва ли мальчишка пришел просто так, да и не по собственной инициативе. Острый запах страха разит от мальчугана во все стороны. Дармилион осторожно, стараясь действовать незаметно, убирает готовый сорваться на вихрастую голову смерч, отводит в сторону ядовитые шипы обманчиво безобидных растений. Ликвидирует еще с десяток ловушек, о которых, судя по безмятежному лицу, нарушитель даже не догадывался. И понимает: пора вмешаться лично.
«Смотри и запоминай», - сказала патронесса и ловко развернула на скатерти пожелтевший от времени свиток. Карта! Алвин во все глаза уставился на замысловатые значки и незнакомые символы.
- Мы сейчас здесь. – уверенным жестом Алисия Фон Штейн обвела шестиугольник в центре. – Вот башня, центр Маегеша. Тебе надо попасть на самый верх. Почти. Первый лепесток слева.
Кровь прилила к щекам Алвина. Значит, патронесса тоже сравнивает башню с цветком. Они даже мыслили одинаково! То ли еще будет, если проводить больше времени вместе.
- Это личные покои мага Дармилиона, последнего эльфа Скалистых Земель.
Голос ее потеплел, обрел ту самую, знакомую Алвину, теплоту. Нежность с легкой хрипотцой. Сердце защемило так, что молодой человек боялся пошевелиться, чтобы не закричать в голос. Рассказы об эльфах, доселе прекрасные, удивительные, обрели тяжесть реальности и привкус горечи на губах. Восхищение сменилось раздражением, любовь – ненавистью.
Алвин так глубоко ушел в себя, в собственные переживания, так ярко переживая неожиданное горе, что прослушал последние слова патронессы. Но, прозвучав, они запутались в густых ароматах кухни и повисли в воздухе: «…украсть…».
- Что?
- Я говорю, ты должен украсть книгу, обитую бархатом. Черный фолиант с золотой окантовкой, она должна лежать на прикроватном столике. Запомнил?
Алвин кивнул, все еще не веря ушам.
Алисия Фон Штейн, патронесса, «голубая кровь», бриллиант Королевского Двора, просила его совершить кражу? Его, непутевого ученика, неловкого пажа, больше домашнего зверька, чем слугу?
Кража? Что сделает с ним могущественный маг, когда застанет в собственных покоях? В какую мерзость превратит в ответ на попытку унести ценную, без сомнения, вещь?
- Ты не понимаешь, меня он тут же почувствует, а тебя, такого жалкого, может и не заметит вовсе. – продолжала патронесса тем же уверенным тоном, как если бы речь шла о простых, обыденных вещах, вроде куска хлеба, унесенного за пазухой. – Мне ведь фолиант нужен на пару секунд всего. Быстренько посмотреть один рецепт, что за ингредиент в нем используется и все. Собственно такая мелочь и внимания не стоит.
Она говорила убедительно. Она, казалось, сама верила в то, что говорила. Алвин еще тогда подумал, что у патронессы куда больше шансов попасть в личные покои мага, чтобы «одним глазком взглянуть». Но разве можно ослушаться, тем более, когда приказ носит форму личной просьбы?
Стоило молодому человеку переступить порог нужной комнаты: огромной залы с выходом на раковину балкона, тотчас колыхнулись полупрозрачные бирюзовые занавеси, мелькнула и пропала на их фоне юркая тень. Алвин испуганно замер, а в следующий миг упал на пол, как срубленное дерево. Завозился, придавленный, под тяжестью чужого тела, что-то пискнул жалобно. В опасной близости от лица блеснули хищные глаза зверя, а когда паренек разглядел клыки…
Дождь кончился. Тучи растеклись в стороны, сошли с зареванного небесного лика грязными подтеками, и вот уже звезды, близкие и такие далекие одновременно, подмигивали людям хитро, игриво. Их свет заскользил по зале, заморгал на блестящих светильниках, узорных завитках балдахина и остался, будто впитался в стены. Исчезли коварные тени, а окружающие предметы приобрели знакомые очертания.
Жуткое чудовище, сбившее его с ног, внезапно превратилось в девочку… расы каджит. Совсем еще котенок, с несоразмерно коротким хвостом и беспокойно-чуткими ушами. На шее – ленточка, глазки смышленые, и это милое существо всего пару секунд чуть не разорвало его на лоскутки? Впрочем, она все еще держала его, оседлав живот, крепко прижимая руки и ноги к полу. Алвин выдохнул, дернулся и обратил беспомощный взгляд на дверной проем. Сплетенная из сумрака фигура оказалась хозяином покоев. Похоже, лишь появление мага остановило зубастую бестию.
Эльфы ходят бесшумно.
- Хозяин?
Девочка - каджитка сорвалась с места, и, не успел Алвин моргнуть, уже оказалась у ног Дармилиона. Трогательно вытянула шею, пытаясь заглянуть в лицо, словно улыбки или нахмуренных бровей было достаточно, чтобы определить, чего еще не хватает магу.
Брови он и впрямь нахмурил. Медленно склонился, протягивая ухоженную руку. Легким касанием дотронулся до мохнатой мордочки, провел по коротким жестким волосам. Уголки тонких губ чуть опустились, прямой нос идеально правильной формы сморщился в легкой брезгливости.
- Разве я разрешал тебе говорить?
Узкий черный зрачок янтарных глаз расширился от ужаса: она сделала что-то не так! Хозяин недоволен!
Однако тон его голоса смягчился, когда эльф заметил растерзанного нарушителя. Дармилион бросил рассеянный взгляд на оцарапанные до крови руки мальчишки, испуганное лицо и задал вопрос. Но вместо закономерного: «Что ты здесь делаешь?» Алвин услышал странное: «Тебя прислала она?»
- Еще раз и со всеми подробностями! Что он сказал? Что сделал? Как выглядел?
Благородная Алисия Фон Штейн разве что не висела на Алвине, требуя ответов. Руки ее требовательно легли на плечи молодого человека, пальцы сплелись на затылке. Глаза, манящие, сверкающие, пожирали с ног до головы, грудь вздымалась, а дыхание опаляло щеки. Слегка ошалев от напора, Алвин начал заикаться и тогда патронесса, казалось, уловила его неловкость, отстранилась. Чтобы снова потребовать полного-полного отчета, описать все-все до мельчайших подробностей.
Пока Алвин говорил о том, как крался к башне и поднимался по лестнице, патронесса нетерпеливо постукивала пальцами по скатерти, но стоило в рассказе появиться Дармилиону, так и вовсе принялась дергать парня за манжеты. Казалось, она совершенно не отдает отчета в том, что творят ее руки.
- Я так испугался, что признался во всем. И в том, что пришел украсть фолиант, и про вас, и про поездку – все рассказал.
Алвин инстинктивно вжал голову в плечи, ожидая гнева патронессы, но она промолчала, и он робко продолжил.
- Потом Дармилион протянул мне фиал и велел убираться так быстро, как только сумею. Я побежал и… все… - он развел руками, показывая, что история закончилась.
Алисия Фон Штейн снова перевела взгляд с молодого человека на фиал. Сосуд из горного хрусталя имел изящную вытянутую форму, узкое горло и напоминал сколотый кусочек подземного кристалла. Внутри серебром светилось заветное зелье.
- Я даже боюсь предположить, из чего он его делает… - задумчиво пробормотала патронесса, а затем снова вперила в Алвина суровый взгляд, - Он сказал еще что-нибудь?
Молодой человек сглотнул и отрицательно покачал головой. По правде говоря, Дармилион произнес вслух что-то вроде: «О, девушки всегда переживают…», когда отдавал фиал, но, не будучи уверенным в том, что расслышал правильно, Алвин решил промолчать. Только-только патронесса успокоилась. Ляпнешь лишнего – и начнется по новой.
- Точно? Не смеялся? Не улыбался ехидно?
Почему эльф должен был улыбаться, да еще и ехидно, Алвин не понял, но снова энергично замотал головой.
- Хорошо.
Алисия Фон Штейн аккуратно откупорила фиал, - руки ее дрожали, - и сделала осторожный глоток. Прикрыла глаза, словно прислушиваясь к организму. Затем дернулась было передать фиал в руки Алвина, но опомнилась, схватила кружку, смахнула остатки медовухи прямо на пол, поморщилась и нацедила пару капель.
- Пей.
Алвин принял деревянную кружку обеими руками, осторожно, будто она была полна до краев. Открыл рот, чтобы спросить, закрыл, снова открыл и опрокинул содержимое, на выдохе, как частенько пил дядька.
Подождал, пока одинокие капли скатятся вниз – глупейшее положение – и на всякий случай потряс кружку.
Вода. На вкус просто вода, правда, с запахом медовухи, что не удивительно. И ради этого они?..
Алисия удовлетворенно кивнула, - глаза ее блестели, легкая, едва уловимая морщинка на лбу разгладилась. Закупорила фиал, обмотала тряпицами и убрала в дорожную сумку со словами:
- Остальное для мастера Лорфина, а то старик сдал в последнее время.
Они уезжали, когда рыжее ласковое солнце уже вставало по правую руку от гор. Словно бесконечная армия воинов, тянулись к свету цветки золотарника, в народе прозванные «золотая розга». Ветер расчертил небо над головами обрывками облаков и затих. В этих краях время остановилось. Осень, бесконечная осень, которая никогда не закончится. Эфирис, растянутый на века.
Глядя на желторотого парнишку, крепко сидящего в седле, Алисия вспоминала не давние слова Дармилиона про вечное детство, а собственные мысли, когда впервые увидела милую девочку – котенка, гоняющую клубок шерсти по гладкому полу: «Свою, что ли, завести? Приходишь домой, а она тебе радуется…»
2013г.