Кокот, да вы эмпат, всё правильно сказали)
griphon, да, там было 100к примерно и, две сюжетных линии, причем две параллельные реализации, но они не натягивались на конец который я хотел.
Вообще я хотел придти к мысли: "что важнее: личная ненависть против лучшей жизни для человечества"? Хотел поселить героя в утопии, где всем хорошо, но ему одному плохо. По какой-то личной причине, он должен был пойти против Вождя и захотеть ему смерти, и сделать выбор в конце (я не знаю какой, я хотел только поставить вопрос)
+ у меня была сюжетная линия Вождя, начиная с его детства, и как он до такого дошёл) Он - триллионер, типа глобального предиката, не пошёл по стопам отца, а по каким-то причинам передумал (смерть матери от рака - вместо того чтобы искать лекарство, отец вождя делал деньги) и решил изменить мир. Он повстречался с некой девочкой из бедной семьи. Примерно так это выглядело:
Скрытый текст - такой типа наивный варинтик черовичка: Мама умерла от рака, когда мне было три, так что я её совсем не помню. С отцом мы почти не виделись — он работал до позднего вечера, иногда до глубокой ночи, а я жил по расписанию. Учителя и воспитатели не давали передохнуть: “Отдохну, когда помру, — говорил отец и от меня требовал того же. — Упорный труд и только он держит наше семейное благополучие.” Но благополучие как-то не замечалось.
Свободное время — если оно оставалось — мне нравилось проводить в саду и раскачиваться на качелях, что ветер шумел в ушах. Брызги из фонтана летели в лицо, заставляя жмуриться, но в такие моменты я чувствовал себя легко.
Однажды появилась она.
Худенькая девочка с густыми волосами читала какую-то книжонку, заняв моё любимое место. Она легонько толкалась ножкой земли, и тут же шаркала, чтобы остановиться.
— Привет! — сказал я нарочито громко. — Как тебя зовут?
— Кей. А тебя?
— Эй. Я хозяин этого дома.
Девочка тихонько хмыкнула, будто прочистила горло. Бросила на меня короткий взгляд и уткнулась обратно. Мне понравилось её лицо, что-то в нём было загадочное.
“Девушкам нравятся уверенные в себе”, — говорил учитель. Я шагнул к ней и захлопнул книжку.
— Эй! — воскликнула она. — Ты что делаешь?
Неожиданно её глаза стали строгими, а я почувствовал себя виноватым.
— Хочу с тобой поговорить.
— Ну и что? Не трогай мою книжку.
— Извини, — смутился я. — Покатаемся вместе? Мы тут обои поместимся.
— Не! Не люблю, когда ко мне прикасаются чужие. Если хочешь, катайся.
— Нет! — протестовал я. — Останься.
Она была совсем другой. Меня заставляли причесываться волосок к волоску, носить белую рубашку с выглаженным воротничком, а волосы Кей лежали как попало, на заношенном платьице едва угадывался узор. Меня учили, что нельзя задавать незнакомым личные вопросы, но Кей казалась мне проще, чем остальные люди, прямолинейнее что ли:
— Кей, можно спросить?
— Валяй.
— Почему ты не купишь себе новый сарафан? — я подумал что, что её лицо стало бы еще приятнее с новой одеждой.
Девочка посмотрела на себя.
— А что с этим? Он мне нравится.
— Он… выглядит старым, — сказал я.
— Ну и что? Главное не платье, а кто в нём — так говорит моя мама. Если бы ты был прос... обычным, у тебя бы тоже не было новых рубашек каждый день.
— Не понял.
— Ну, если бы ты не жил в большом доме, как этот, а в маленькой квартирке.
— Тогда бы я заработал деньги и купил всё что нужно.
— Да? И много ты уже заработал? — спросила она с вызовом, ожидая моей капитуляции.
— Меня учили играть на курсе валют, и я поднял сто долларов с десяти, — с гордостью сказал я.
Кей спрыгнула с качели.
— Ты что думаешь, это достижение? Ты родился в богатой семье по случайности, а не по справедливости. Ты не заслужил.
Я не нашёл чем ей возразить. С одной стороны у меня определённо получалось играть, а с другой, этого бы не вышло без денег и помощи отца. И тут я понял, почему она грубила мне.
— Ты просто завидуешь, — сказал я.
— Было бы чему!
— Что здесь происходит, Кей?
Горничная, мама девочки пришла за дочерью в сад.
— Почему сразу я? Я ничего не делала! — оправдывалась Кей.
— Она не причём, миссис.
— Простите нас, мистер Морган, — извинилась служанка и схватила дочь за руку. — Идём скорее!
Ветер дунул мне в лицо и донёс шёпот:
— Зачем ты ссоришься с этим мальчиком? Хочешь, чтобы я потеряла работу?
Потом я спросил отца:
— Пап, это ведь несправедливо, что я богат? Я же для этого ничего не сделал.
Отец удивился.
— Кто тебе такое сказал?
— Кей. Я встретил её в саду.
— Простецы ничего не понимают в жизни, поэтому они и бедные, — ответил отец. — Справедливости нет совсем! Это миф придуманный, чтобы оправдать несправедливость. Вот ты растешь без матери, разве это справедливо?
— Зато я ни в чём не нуждаюсь, — ответил я, вспомнив платье Кей.
Он рассмеялся:
— Но ты не можешь купить мать, — он убедился, что не обидел меня и продолжил, — А теперь представим нищенку-сиротку: у неё нет ничего кроме себя самой, разве это справедливо?
— Нет.
— И кому же она будет жаловаться? Богу? А он возьмёт и нашлёт цунами на её крошечный городок, так что там никого не останется в живых, это справедливо?
— Нет, — мне почему-то представилось, что Кей убьёт волной или упавшим зданием, и всё внутри взбунтовалось против этой мысли.
— А война? По-твоему люди гибнут справедливо? — продолжал отец.
— И что, раз справедливости нет, значит всё можно? — разозлился я.
— Личность, наделенная властью, выше справедливости, — ответил отец, и мне пришлось переваривать его слова.
— А откуда берётся власть?
— Власть дают деньги, Эй.
— А если денег не будет?
— То есть как?
— Ну, если деньги совсем исчезнут?
Отец редко смеялся, но эта идея изрядно его позабавила.
— Эй, деньги существуют с незапамятных времен, — рассказывал он мне тоном, каким ребенка хвалят, когда он хорошо ест. — Мир без денег невозможен. Деньги — стимул прогресса.
— Значит деньги источник несправедливости, — рассуждал я. — Если убрать деньги, то всё будет честно.
— Не неси чепухи! Даже если уравнять людей, нельзя справиться с раком, с природными катаклизмами…
— Если бы мы искали лекарство, а не делали деньги, мама была бы жива!
Из-за моей глупости и болтливости маму Кристины всё-таки уволили. По крайней мере, мы больше не встречались. С тех пор я запретил себе делиться идеями с отцом.
Он хотел, чтобы я изучал бизнес и банковское дело, но простая магия частичного резервирования и кредитной мультипликации меня не интересовали. Меня интересовало будущее человечества.
Я вообразил наивысшую цель: построить справедливое общество без денег и кинулся изучать историю и политику, медицину и архитектуру, биологию и экономику, — не меньше десятка наук, чтобы, когда это станет возможным, исполнить мечту.
Скоро пришло осознание, что нужно стать лидером, а не учёным. Моя задача — зажечь сердца других своей идеей, повести за собой. Конечно, лидер обладает властью, но в обществе без денег, сможет ли он быть справедливым?
Оно конечно базовые истины, ну как вариант, главное - посыл. Потом Вождь стал строить что-то типа ДжонсТауна, но его быстренько захотели прикрыть аналогичным путём. Тогда он придумал примерный план: дать несколько триллионов денег китайцам, вроде как на развитие, но по большому счёту чтобы отвлечь на них своих врагов. В итоге весь мир поворачивается в сторону азии (так же как сейчас смотрит на США), Китай становится глобальной меккой, все учат китайский, носят их костюмы, едят палочками и тд. Это жутко не нравится глобальному предиктору
Вождь в это время строит город. Как-то он понимает, что идеальный правитель должен быть лишён амбиций, для этого лучший вариант стать чем-то вроде полуискусственного интеллекта: выпилить у себя эмоции + использовать вычислительные мощности компьютера) Поэтому и появляется суперкластер в космосе) Потом Вождь уже будучи полумашиной перестаёт жалеть людей и уже как машина только движется к цели: для создания идеального общества "по Жаку Фреско" людей слишком много, надо бы подсократить. Все другие континенты выпиливаются чисто потому что далеко, остаётся какая-то локация, в которой нужно набрать "по признаку" - человек готов пожертвовать собой ради всеобщего блага. Итог: выпускается кибервирус, который проникает с экранов компьютера в мозг, выполняя примерно следующий алгоритм:
1. Показать сон
2. В зависимости от поведения человека превратить в дебила(потому что прямо убить неэтично даже для ИИ (и Азимов здесь не причём)) или оставить в живых как подходящего для проекта "Город".
В итоге начинается возня в результате которой начинается ядерная война и выжившие прячутся в пещерах, метро и тд. А вождь собирает остатки выживших в свой город. Но они не сдаются просто так, там войны всякие...
Есть отрывки на эту тему)
Скрытый текст - тоже черновичок: — Принцип, проснись! — шептал голос издалека.
Голова гудела, кто-то тряс меня за плечо. Человек в противогазе при свете свечи походил на насекомое. Я оттолкнул его и схватил пистолет — человек поднял руки. Мысли путались, мешая вспомнить, кто это.
— Что?
— Там мужчина. Умоляет впустить его, — ответил парень, задыхаясь. — Безоружен. Но гремит ужасно. Твердит, что видел… что-то. Билл с ним.
Удобно спать в одежде — всегда готов. Пока парень болтал, я сунул ноги в ботинки и глотнул воды.
— Пошли.
Чёрный паук выскочил из-за угла и замер в метре от нас вместе с пламенем свечи. Свет и тень часто играли на стенах коридоров: мне виделись лица монстров, мертвецов. Я знал, что они порождения воображения, обострённого темнотой, заключением, лишениями, войной и не боялся их. Меня пугало отсутствие цели. Коммуна не отдыхала ни минуты, занималась по моим указаниям рытьем тоннелей, борьбой с радиацией, тренировками, обучением, не успевая подумать о самом главном. Радиация будет грозить нам еще три сотни лет, и вылазки на поверхность длинной в шесть часов — просто баловство.
Голова понемногу прояснялась. Мы подошли к “шлюзу” — коридору в форме буквы Z перед выходом из пещеры, и пахнуло бензином. “Только фонари”, — гласила красная надпись. Мы погасили свечи. В темноте перед бензохранилищем сидел Джек — топливный сменщик.
— Джек, зажги фонарь!
Луч белого света брызнул в лицо, заставив прищуриться.
— У нас гость.
— Знаю.
Рядом висел плакат, предупреждающий о правилах поведения снаружи:
1. Надень защитный костюм!
2. Следи за дозой! (Не более шести микрозивертов в сутки)
3. Почисть костюм от пыли!
4. Пройди контроль!
5. Береги костюм!
За поворотом кому-то выворачивало кишки от кашля, и мне тоже стало дурно. Наконец мы завернули в коридор и прошли белую простыню.
На земле лежал человек обмотанный по шею мусорными пакетами — бесполезно, если не надеть респиратор. Билли держал его на мушке. В свете фонаря с незнакомца сыпалась блестящая пыль.
— Наружу! — крикнул я чужаку, наставив на него пистолет, — Почему пустили так глубоко, черт побери!
— Пожалуйста, не стреляйте! Я выйду, выйду! — крик прервался тяжёлым кашлем. Мужчина поднялся и из последних сил заковылял к выходу.
Меня кольнуло в сердце — отец! Его голос, его походка. Он съежился и постарел, но это он, точно! Живой! От волнения я схватился за клапан выдоха, чтобы сорвать противогаз. Но понял — ошибся.
— Как ты нашёл нас?
— Я был у себя в убежище и вдруг услышал... Танки! Не хочу чтоб меня сожрали!
Пустошные псы из Подземного Города. Они слыли самой чудовищной силой в войне всех против всех — не щадили ни детей, ни женщин.
— Ты что, дурак, привёл их к нам?
— Нет! Нет! Я спрятался и сбежал. Я врач, могу лечить!
— У нас уже есть врачи.
Может он и выживет, да только заразит весь город к чертям.
— Мы не пустим тебя — ты надышался. Иди отсюда!
Мужчина застыл. Потом упал на землю и заплакал.
— Тогда убей, прошу. Внутри всё зудит. Не могу так больше.
Одному в пустоши не выжить никак. Можно выкопать землянку или найти убежище, можно даже отфильтровать воду от радиоактивной пыли. Но без пищи всё зря. Цезий-137 и стронций-90 — главные враги — пропитали всё живое и съедобное, что не было надёжно запечатано до атаки. Найти консервы большое счастье, только где? Умирать от голода и лучевой болезни — ничего не может быть мучительнее.
Я задержал дыхание и спустил курок. Раздался оглушительный выстрел, будто пушечный залп, тысячекратно усиленный эхом пещеры.
Мужчина замолчал.
Билл с напарником зацепили труп крюком на веревке и дружно поволокли его к выходу.
— Не ленитесь закопать поглубже, — велел я ребятам, а сам вернулся в пещеру.
От шума жители повылазили из палаток. Они собрались у шлюза и в первой зале, и бурлили теперь, как смола, обсуждая слухи. У каждого в руках по керосиновой лампе, лица настороженные, испуганные.
— Спятили? Щас рванём или задохнемся к чертям! — кричал на них Джек.
— Погасите лампы, — попросил я и дождался, пока в темноте не останется гореть только фонарь Джека.
— К нам идут пустошные псы.
В Чаше около пятидесяти человек, только треть из них взрослые мужчины. Достаточно, чтобы выстоять против других городов, против случайных людоедов, но не настоящей армии.
— Даже не думайте умирать! Умереть — значит отдать наших женщин, предать наших детей. Их больше, они сильнее, но мы должны выжить!
В одном из вариантов герой в этом эпизоде даже становился отцеубийцей=(
Тупик был в следующем: я не смог поссорить вождя и героя, свести их вместе, чтобы они предстали, как в известном фильме, в финальной сцене. Поэтому в приближении к дедлайну появился этот высер про "шизофазию и озлобленность" "выпил жены" и прочее.
Если кто-то из семинаристов поможет конструктивно в пределах этого сюжета - буду премного благодарен.
|