Когда пришла пора собирать урожай:
Сын Тсаана составляет четыре прошения в восемь инстанций и вместе с шестнадцатью чиновниками идет на поле, после чего остается с одним початком. Но счастлив своей ответственностью.
Дитя Чогда заранее посвящает храму половину на удачу, а половину потом отдает в благодарность за молитвы. Остается с одной картофелиной, но воистину благочестивым.
Винодел Канака поет винограду заклинания, чтобы гроздья сами падали в его давильню. В результате набирает на одну бутылку, но навеки свободен.
А нгатай объявляет урожаю войну и идет резать кочаны. Нечаянно сжигает свою деревню, нарочно - деревню утуджея, подбирает последнюю кочерыжку и выбрасывает ее прочь. Ибо он гордый.
- Четверки Внешнего Варанга, классическое собрание.
---
Ханнок вздрогнул и открыл глаза. Поначалу не мог понять, что его так напугало, а потом вспомнил: ему снилось, что он зверолюд. Но дело было даже не в этом, а в том, что до определенного момента это ему казалось абсолютно нормальным. Интересно, нет ли еще какого умолченного Аэданом эффекта озверения? Вроде того, что он однажды забудет, что вообще был нормалом?
Сарагарец сел, расправил и сложил примятые за ночь и затекшие крылья. За окном еще не посветлело толком, но оттуда уже доносились приглушенные звуки большого города. Химер подошел к окну и отодвинул ставень. Звуки усилились. Осажденный Кохорик не спал всю ночь, по улицам кружили патрули, скрипели телеги, развозившие припасы. Острое ухо уловило доносящийся от пролома стук топоров, лязг зубил и лающий зверолюдский тьматерок. Горцы, заскучав от орденской неопытности, похоже уже не просто наскоро заделывали стену, а восстанавливали ее по всем правилам.
Интересно, чего же задумали золоченые? С налета взять им город не удалось, это уже было понятно, так неужто они возмечтали взять его измором? Если так, то это было странное решение. Конечно, новый Священный поход застал южан врасплох, да и пришелся как раз на период страды. Большая часть урожая осталась на полях. Насколько мог он смог понять из разговоров, по всему оазису кипели схватки фуражиров Ордена и партизан из общинников, делящих еще несобранное и не украденное. Цены на частный провиант на городском рынке уже угрожающе подскочили вверх, так что его трофеи за вылазку рисковали растратиться еще быстрее.
Но с другой стороны, у их вождей был свой, особый голод. И такой, какой сложно утолить, обирая свирепых горных поселян. Лорд-командующий сильно рисковал, соревнуясь в силе воли с дикими бездушными, пока его собственные драгоценные души истощаются на поддержание защиты от фона. Белоплащным и так пришлось затянуть философские пояса, они уже даже не рисковали использовать свою лучевую артиллерию.
Да и потом, химер успел уже узнать от Аэдана, что закаленные междоусобицами и природой Ядоземья южане держали в городе большой запас продуктов как раз на случай таких вот непредвиденных катаклизмов. Картофель, выдержанный на высокогорных морозных сушильнях до такого состояния, что мог храниться годами. А еще квашенную капусту, которую местные наловчились закатывать в не такие дорогие здесь стеклянные банки и запечатывать оловянной крышкой. Один такой сосуд дедядя вчера даже выпросил у Хал-Тэпа и вскрыл на ужин. Ел и нахваливал. Угощал.
Северянин так и не понял, что расписные варвары нашли в такой кислой пакости. Даже поинтересовался вслух. В ответ Аэдан прикрыл глаза рукой и сказал что-то про какие-то "вещества жизни". А после вопроса уже про эти последние обидно расхохотался и посоветовал уточнить у "Дока".
По правде сказать, вот последнего химеру отрывать от работы не хотелось. Со времени ритуала прошло уже три дня, Сиятельная балансировала на грани жизни и смерти.