[Chain]

Спокойной ночи

Щелчок, желтый кружок света, светлеющий к центру, стекает на лист белой бумаги на обложке большой книжки, про Незнайку-самозванца. Он не настоящий, не кукольный мальчик в игрушечном городе, а один из некрылатых эльфов, путешествующих по миру. Зато он не ребёнок, озвученный писклявой женщиной. Это эльфийский щёголь во фраке, с цилиндром и моноклем на глазу. А так, исполняет ту же функцию, что и настоящий Незнайка - изображает, как делать неправильно, выступает источником шуток для остальных человечков и двигает сюжет конфликтными ситуациями.

Незнайка - это я.

Пишу на бумаге, привычно обкусывая нижнюю пухлую губу. Когда я один, она мне не мешает, я её просто не замечаю, но когда, например, еду в автобусе, всё время втягиваю её - надеясь, что мыщцы лица не задёргаются от усталости. Спрячь губу! Привычный окрик отца, когда стою перед ним. Виновный.

Всё просто, я сейчас всё вам объясню, чтобы вы потом не спрашивали, что это, да как, и как это расшифровывается. И потом буду добавлять, если придумаю что-то ещё.

Сейчас я сплю. То есть, я как бы умер, а моё место занял... какой-то дурак. Понимаете,он вобрал в себя... наверное, все извращения и гадости, про которые сумел прочитать. И его на самом деле нет, он выдуманный. Как тот, кого нельзя называть. А раз его нет, то он тянет в себя всё подряд, всякую мерзость, как всякое пустое место. Он не настоящий взрослый, взрослые совсем другие, я знаю, потому что очень много говорил с ними...

Я его не люблю.

Мы с вами спим, и за пределами этого одеяла и постели ничего нет. Я всегда боялся темноты, вот и добоялся, наверное. Нет, мне сейчас не страшно, я улыбаюсь. Это такая игра.

Сейчас я допишу это и усну, а проснусь в совсем другом месте. И так будет, пока я не встречу его, главного злодея из пустоты. И убью его. А потом вновь стану жить, как раньше. Ну, почти как раньше. Придётся делать много всяких скучных вещей. Но это потом, а сейчас будет игра.

Щелчок, фонарик и книгу под подушку, и прохладная гладь под руками (да-да, сейчас я стану Незнайкой и буду путешествовать с эльфами). Я всегда сплю так, с руками под подушкой, чтобы спрятаться посильнее, и с одеялом на голове. Темнота не должна касаться меня. Не смейтесь! Это совсем не смешно.

Спокойной ночи.

Разгерметизация

Космонавт выходит из станции, подвешенной снизу к Луне, и спускается на небольшую уютную Землю - в одноместном корабле с большим откидывающимся фонарем и надписью "СССР" на боку. Летает над ней, откинув прозрачный колпак своего шарообразного транспорта, трогает мягкие облака, тёплые и холодные, окунается в тихо шумящий океан, прохладный и почти горячий, проводит ладонью по шершавым горам, а потом осторожно спрыгивает в яркое море золотой пшеницы.

Планета мягко покачивается под его ногами, пока не приходит в равновесие, под ногами шуршит стебельками разрастающийся воздушный океан. Небо поднимается всё выше и выше, звёзды появляются на нём, будто кончики серебряных иголок, проникающих в мир. Они становятся всё более холодными и твёрдыми, теряя свою мультяшность.

Космонавт садится, смотрит в затухающий горизонт, а потом опускает взгляд невидимых под шлемом глаз. И смотрит на крошечные отверстия в скафандре на своих руках.

Доппельгангер

Скрытый текст - Раз-зубик, два-зубик. Раз-глазик, два-глазик. :

Задерживаю дыхание, хотя и без того задыхаюсь. Делаю несколько шагов назад, упираюсь спиной в стену. Раз-секунда, два-секунда. Ерунда, ненадолго отключили свет - всего на пару часов, а потом снова включат. Не отрубился же он сам собой...


Не дышу уже две минуты и двадцать одну секунду.

Сжимаюсь, скорчившись на дне ванной. Красная стрелка нервно вздрагивает под исцарапанным стеклом. Стискиваю зубы. Лежу под слоем тёплой воды, мягко облегающей лицо, давящей на уши. Правая ладонь сжимает левое плечо, левая лежит на неподвижных рёбрах, третья ладонь прижимается к втянувшемуся животу, чётвёртая давит на висок, безжалостно прижимает меня к твёрдому дну...

Это же очень смешно! Ужасно, невероятно смешно. Боятся самого себя...

У кого бедная фантазия - тому очень не повезло. Он никогда не будет читать страшную книгу, чувствуя, будто буквы плывут и двигаются перед глазами, от настоящего и очень реального ужаса. Он не погрузится в текст, будто в тёплую и глубокую ванную, как в удобное стоматологическое кресло. Туда, где всё с цветом и болью, где всё празднично-яркое и пронзительное - как быстрый укол в палец, когда берут кровь...

Представь, что тебе снится, будто перед тобой сидит твой близнец, а ты даже шелохнуться не можешь. Он трогает твоё лицо, засовывает тебе пальцы в рот. Касается зубов, тихо шепчет... Надо же, сам себе вырвал молочный зуб. Это какую же нужно иметь смелость!.. Но зачем при этом так бояться стоматолога? Он ведь только машинкой - вжик и всё. А потом засунет резиновые безвкусные пальцы в рот и тихо, ласково зашепчет...

Раз-зубик, два-зубик, три-зубик...

Ох, эти сны - долгие, красочные. Но если соблюдать простые правила, они не причинят вреда. Держи руки под подушкой - две ладошки, одна пара рук. Всё прочее - сон. Если напрячься и задержать дыхание - проснёшься. Если под подушкой пальцы стискивает третья, холодная ладонь - задерживай дыхание вновь. Я пришёл за тобой. Напрягись, просыпайся. Не дыши.

Но я не сплю, всё это в реальности. Почему это в реальности?! Почему стою в пустой и чёрной квартире, где только что погас свет? Весь только что был день... Ведь я взрослый человек!.. Здесь пусто, темно и никого.

Только ты и твоё обнажённое, плавно приближающееся тело. Больше никого в пустой и тёмной квартире. Только ты. Я подхожу, ты различаешь мои очертания... Здесь только ты. Внутри своей головы, в темноте. И больше здесь - ни-ко-го. Здесь только я, больше никого кроме меня. Это мои фантазии, твои детские игры и сны. Дурацкий сборник кошмаров...

Ненавижу, ненавижу. Меньше пяти минут назад в квартире был свет! Ну почему его вырубили именно сейчас?..

Чшш, успокойся. Вспомни, что было в последний раз. Он просто коснулся меня и ушёл. Просто коснулся. Медленно взял за руку, поднёс её к своему рту и сжал мой палец зубами. Подержал пару минут и выпустил. Две минуты в зубах, несильное давление на сустав указательного пальца. Сжимаются твёрдые тёплые зубы.

Раз-пальчик, два-пальчик. Не дыши. Я никогда не причинял тебе вреда! Это только твои детские фантазии...

Мама, мой двойник хочет меня съесть! Он хочет меня задушить. Зачем он пугает меня, почему хочет убить? Спаси меня, я боюсь. Это же дико... жутко смешно! Бред поехавшего наркомана, нелепая и смешная вещь...

Раз-секунда, два-секунда, раз-зубик, два-зубик! Давление крови в рвущемся сердце - в раздувшейся, пульсирующей груди. Задержи дыхание и ты проснёшься. Или... сделай что-нибудь необычное. Будь нежным с пожирающей тебя тварью. Обними меня, поцелуй. Поверь, что это сон. Реальный, болезненный...

Это всё не в реальности, только в твоей фантазии. На самом деле это такая игра. Встаёшь перед ростовым зеркалом и несколько минут смотришь в свои глаза, а потом закрываешь их. И продолжаешь смотреть, на воображаемое отражение. Рассматриваешь очень тщательно, каждую мельчайшую чёрточку. Ты так хорошо помнишь это лицо и тело. Можно сказать, что в твоей памяти живёт твой двойник... Стоишь ещё несколько минут. Поднимаешь руку, но отражение не меняет позы. Молча смотрит тебе в глаза. Плавно отходишь под его взглядом, всё дальше и дальше, а оно провожает тебя копиями твоих глаз. Поворачивает голову вслед.

Ласково и мягко улыбается. Бесшумно ступает по невидимому ковру, приближается. Таким же бесшумным шагом, каким двигаюсь сам, кошачьей походкой бледнолицего индейца. Я привык так ходить, привык к испуганным вскрикам тех, к кому приближаюсь со спины. Остался один шаг. Горячо, шумно выдыхаю. Чудовище касается меня кончиком носа, прижимается гладким и тёплым лбом, лицом к моему лицу. Обнимаю за гладкие обнажённые плечи. Плотно-плотно прижимаюсь, чувствую холодное сердцебиение, стеклянную кожу. Целую в уголок улыбающихся губ.

Сожри меня.

Трапапатум

Скрытый текст - Сказка про будни Путута Пататрулля :

— У-у-у-у! Хой-а, хо-о! Хана-на, хой-я-а! Хайя-а, хо-о-ом!


Путут взялся за кончики своих ушей и обернул их вокруг головы. Но этот гудящий бас достал бы его и на крыше...

— У-у-у-у... — старательно вытягивая губы, ещё более зловеще протянул некто кошмарный с огненно-красной шерстью, заплетённой в десятки косичек. Трапапатум в галстуке, в общем-то, достаточно редкая штука, но в очках они иногда встречались. В данном тяжёлом случае они были круглыми, кислотно красного оттенка...

Но что он здесь делает? Ах да, сегодня же суббота, а значит — еженедельное выступление местного заклинателя, гуру, медиума и медиманьяка Кабабунги.

— Хум-м-м... Хой-а-а, ху-м-м! Мои паранормальные органы чувств...

— Ненормальные... — простонал Путут, — вы все ненормальные...

— Пара-а-анормальные, — провыл Кабабунга, — они всеее, все они говорят мне о том, что вы уже проснулись, мои преданные зрители...

Путут крепко зажмурился.

— ...и слушатели. И готовы внимательно выслушать моё еженедельное пророчество...
О ГИБЕЛИ ГОРОДА! В прошлый раз, как помните, я говорил вам, что падёт на него страшная двуединая тень Жирига и Зигзуга... И ТРЕСНЕТ ОН ПОПОЛАМ!

Путут зарычал. Так, словно был не полуметровым пушистым брюхоходом, а огромным медведем, разбуженным посередь зимы.

— Я достаю свой огромный...

— Кабабунга, у меня есть боевые патроны. Настоящие, с морохом. Шесть штук.

— Я достаю свой огромный запатентованный хрустальный шар...

Трапаптум свернулся в своей круглой кровати, стоящей на подоконнике. Я не здесь — я в детстве. Ещё не полицейский. Вообще ни черта. Меня ещё не направили в этот город — контролировать деструктивную деятельность соотечественников...

Я маленький, беззаботный комочек моргающего синего меха.

В мозгах — ноль ампер. Ласково греет солнышко. Я бегу через зелёную полянку, бегу во всю прыть. Потешно взмахиваю ушами... И РАЗМАХИВАЮСЬ ОГРОМНОЙ ДУБИНОЙ!

Нагоняя крошечного пищащего Кабабунгу!!

— Не затягивай, Кабабунга... — Путут обречённо вздохнул. — Я хочу узнать... когда ты наконец сгинешь.

Мучитель, сидящий за экраном неработающего телевизора, покачал алыми дредами, словно не веря ему, и сел поудобнее. Утвердил сферу между задними лапами. Прищурил изумрудные глазищи...

Прошло десять минут.

Косматые лапы как бы с натугой взделись над хрустальной сферой. Между ней и шерстистыми подобиями ладоней зазмеились мощные, приглушённо гудящие молнии.

Прошло ещё десять минут...

В торжественной тишине зловеще скрежетали острые зубы полицейского. Он стоял на на все четырех лапах, готовясь к убийственному прыжку.

— У-у-у-у! — пофигистически провыл Кабабунга, поднял лапы повыше, и загадочно пошевелил чёрными пальчиками. — Зрю, ушастная тень падёт на этот город.

— Ушастная?

— Уша-а-а-астная...

— Так-так. Что бы это могло быть. — Путут пошкрябал в короткой пышной бороде. — Хммм. Может быть... кролики? Помнишь, ты написал в заявлении, что тебя преследуют кролики? Красные...

Кабабунга неодобрительно глянул на него поверх очков — не опуская пока лап.

— Тиха!!

Красный трапапатум вскочил на задние лапы, высоко поднимая ярко засветившийся шар. Путут прищурился, на всякий случай закрываясь лапами.

— ЭТО свершится сегодня!

Шар с грохотом обрушился вниз. Пространство за экраном заполнилось красным тягучим дымом... Кабабунга сгинул.

Путут проклял его, откинулся на спину и захрапел.
* * *

Удивительное лохмато-синее существо зевнуло, распахнув огромную пасть, и на секунду показалось, что оно состоит из неё целиком... Толстый котяра, сидящий рядом, с интересом в неё заглянул, и тут же с ужасом отпрянул, когда она с лязгом захлопнулась.

Трапапатум Путут Пататрулль отнял огромные косматые кулаки от глаз, и мрачно уставился на свою взлохмаченную физиономию. "Обреюсь налысо к чертям..."

Кот спрыгнул с трельяжа — и тут же под ним затаился: рядом раздались шлёпающие шаги босых ног... и звонкий дискант, распевающий непонятную песенку.

— Слаэт оп, ден трамелле, ван дире, дом дейн!..

По коридору просторной прихожей медленно брёл длинноволосый детёныш... Похоже, с закрытыми глазами.

Путут покачал головой. Опять этого психа оставили одного...

Мальчишка остановился, и медленно наклонился вниз, хищно раздувая ноздри. Похоже, учуял или услышал кота, пытающегося проскользнуть мимо.

— Вааан... дииии... Хоп!

Детёныш ловко сграбастал его и, хихикая, зарылся лицом в мохнатое пузо. Кот отчаянно задёргался.

Путут фыркнул, и отвернулся к зеркалу. Вынул откуда-то крошечную серебряную расческу и принялся за дело, тщательно расчёсывая не только бороду, но также брови и бакенбарды. Большинство трапапатумов носили шерсть, как ветер расчешет, но полицейскому это — не к лицу.

Кое-как завершив это важное дело, Путут спрыгнул с трельяжа, подошёл в стене, и пнул по ней ногой. Участок обоёв растворился, открывая небольшую дверцу с золотой табличкой. Здравствуй, любимая работа!

— Великий Савабух, помоги мне не сойти с ума.

Путут прошептал Слово, и уже внутри полицейского управления услышал громкий вопль мальчишки ("не уходи, мы тебя полюбили!"), а потом его звонкий смех. Путут ещё раз покачал головой, и направился к своему кабинету, уворачиваясь от деловито снующих соплеменников.
* * *

Кошачьи глаза под пилотскими очками — широко раскрыты. В широких "консервах" мелькают отражения сотен святящихся труб: налево!направо!вверх! Налево!направо!вниз! Топот лап сливается один протяжный звук: тра-пата-пата-пум! Трапататум! Трапататум!..


Чёрная шерсть сверкает и тянется, как кометный хвост! Хвост! А был ли хвост?! Был ли хвост!!! Оторвался и улетел! Оторвался и улетел! Ха-ха-ха!!!

Панга весело орёт во всю глотку, и поддает ходу. Вьющиеся уши прижаты к спине, напор обнажает хищные сверкающие клыки.

Пять! Четыре! Три!..

Конкуренты режут воздух, несутся мимо, состригая шерсть с носа.

Финиш!!!

Панга зарычал, подпрыгнул крутящимся мячом и со всего маху влетел в красную воронку. Живой шар с шипением пролетел последние полсотни метров, и с громким "ФУХ" выскочил на заваленный бумагами стол. Панга притормозил, сшибая их на пол. Десятки человеческих носов повернулись к нему — глаза смотрят вдоль них встревоженно! Панга набирает воздуху, раздуваясь втрое. Люди болезненно морщатся, затыкают уши.

— Сто чертей вам в глотки!! Свинячье пекло!!! — взревел ушаст. — Я же вам, как людям!.. Кожа!!! КООООЖААА!!!!

Нервный юноша икает, бледная дамочка упирается лбом в писанину. Мелко подрагивая, сползают под стол. Рев нарастает, трясёт лапами слуховые улитки.

— Кожа таранга! кожа таранговая!!! На три чётверти! Душонки бумажные!!! Что творите!!! Что творите, я вас спрашиваю?? Мушистые каряки!!! На третью часть!!!....

Трапататум погрозил икающим, трясущимся человечкам. Погрозил им страшно своим кулаком. Попросил водички.

— ПРОДАВАЙТЕ!!! ЖИВА!!!

Финальный рявк сорвал тощие задницы со стульев. Руки в чёрных нарукавниках запорхали над бумагами, затрещали ломающиеся грифеля.

Бледная хрупкая дамочка вздрогнула, ожила, и стремглав побежала от света в конце туннеля. Свет оказался поездом.

Полный крах.

Бледная дамская хрупочка с неожиданной силой запихивает рулоны в тубы, швыряет их к стене. Бледные ловят тубусы у стены, расставляют их штабелями.

Десятки рук обрывают шнурки. Звенят колокольчики, распахиваются дверки, вспых, вспых, наружу высунулась шерстистая морда. Почтальон хватает пару тубов, перекидывает ремни через шею. Порыв ветра срывает очки, вздымает причёски, гоняет по полу сухую канцелярскую листву. Из дверок под колокольный бой с рёвом, гамом, писком и пиратскими посвистом рвётся пёстрая курьерская толпа. Клерки летят через ушастиков кувырком.

Один из трапапатумов изрекает хрестоматийное "наших бьют", и в ближайшую ногу вцепляется страшной пастью. Другой носитель карандаша перепрыгивает через щелкающие пасти, хватается за трубку с голосовой связью — и отрывает её к чертям. Сипло каркает в неё, хватает соседнюю и страшно, жутко кричит в неё — что-то такое умное и канцелярское (таранги грёбаные, чугунный таз, тащите мебель из кабинетов).

Панга одобрительно кивает.

— Эй, челы! Купцу-то что передать?!

Пробегающий мимо клерк взмахнул стоячей шевелюрой, дико взсверкнул очками. Проорал что-то, махнул рукой и ринулся вперёд головой — в орущую кучу малу. Кто-то дрался, кто-то рассылал тубы, бледная хрупочка выносила мебель.

Панга тщательно повторил услышанную белиберду. Поправил очки, шлёпнул ими по морде — и сиганул! Полёт, неощутимый удар, округлые лапки топают по светящейся трубе. Тра-пата-пата-патум!

Трапапатум.

Уши хлопают, стрелка спидометра зашкаливает за сто офисов в час. По графику оно и не надо, но Панга лишь наращивал скорость. Рычал, будто дизельный движок. Вперёд, вперёд! Позади солнце и луна!..

Ещё вчера — жалкий газетчик, позавчера — дурацкая любовная SMS (зацеловали, дуры — до смерти! Ненавижу глупые скобочки, провалитесь все в ад). А сегодня — лучший купеческий курьер! В Московине, столице мира!!!

Три, два, один! Прыжок-воронка-ФОК! Пфок-пфык-пфук!

Одновременно с Пангой на паркет высыпались трое. Следом — ещё столько же. Курьер вскочил, умело выбарахтываясь из кучи малы, взлетел вверх и...

В глаза бросился спрыгивающий со стола ярко-рыжий трапапатум — в тёмных очках, с пышной развевающейся бородой. Пасть широко распахнулась.

— Беги-и-и-т-я-я!..

— А где купе?.. — пискнул Панга, и через мгновение его плюхнуло и понесло. Распластавшись на огромном, дирижаблеобразном, трапапатум ошалело оглядывался. Мелькали этажи, офисы, смазанные силуэты, искажённые лица. Перед панговым носом вспорхнули обломки стен, взмыли столы, взлетели бумаги. Панга пищал, Панга орал, Панга страшно ругался. Разлетелись кирпичи внешней стены — и трапапатум взмыл под ослепительные облака — над небесными башнями и рукотворными горами Московитана. Титанический город раскинулся под сжавшемся в комочек Пангой, прижатого к огромному животу хохочущего человека.

Купец летел в строгом костюме, с породистым важным лицом и окладистой чёрной бородой — внушительно, в общем, летел. Но вёл себя как мальчишка. Из развевающейся полуседой бороды вырывался грохочущий смех и всякие разные слова, значения которых Панга не знал. Разобрал лишь, что улетел купец, от всех улетел, гахаха, сто чертей вам в глотки, свинячье пламя.

— Господин купец, прекратите немедленно! Людям нельзя колдовать! — зашипел Панга, посучил лапками по пузу, и впился в жилетку с болтающейся цепочкой. Его ушки хлопали в свистящем воздухе. — Вас выбросят в космос!! Или... ещё куда подальше!!! Вы выпимши тем более — врежетесь.

— Ага! И ты здесь! Трапу... трапо... Труляля, короче. Ну как оно там?!

— П-продают!

— Атлична!!!

— Господин купец! А может... не так уж всё и плохо?.. а?! Да, деньги вы, наверное, потеряли. Но в деньгах ли счастье?

Панга освободил одну лапку, почесал нос и задумчиво раскрыл чёрную ладошку:

— Или в них? Точно не скажу — у меня их много ещё не было.

— Га-ха-ха-ха-ха!!!

Толстяк ловко выставил трость в строну, зацепился крюком за шпиль высотного здания, обогнул его ядром и полетел к краю города — как тяжёлая глыба, брошенная из осадной машины...
* * *

Трапапатум щёлкнул которыми чёрными пальчиками, забавно торчащими из синей шерсти, и газета в руках длинноволосого мальчишки выплюнула копию — в точности под размер Пататрулля. Брюхастый ушаст постоял перед ней несколько секунд, ленясь нагибаться. Основательно почесал бок, поднял прессу и направился с ней в свой уголок кухни, где ждал маленький столик с завтраком и светящейся улыбчивой тыквой. На ходу взъерошил голову котёнка, решительным жестом пресёк вылизывание. Спасибо, сам.

Сел.

Вынул откуда-то из шерсти очки в тонкой серебряной оправе (у трапапатумов больше попросту неоткуда, карманов-то нет), и утвердил куда-то в центр буйно произрастающего меха — условно образующего бороду, бакенбарды и усы. Пошевелил влажным чёрным носом, втягивая ароматы кофе и тостов. Развернул газету...

Знаете, что? Хорошо быть трапапатумом. Дежурства нет (Путут дежурил в школе номер восемь, оберегая детей от воздействия соплеменников. Когда эти ушасты рядом, не учиться хочется, а ходить и даже подпрыгивать на ушах). Кабабунга сгинул. Трапапатумы не опасны. Слоны идут аккуратно, а динозавры вообще парят над землёй.

Грохот и шум! Пыль и конфеты в окно! Отчаянный женский визг!..

Мальчик выронил газету из перебинтованной руки и выглянул наружу. Схватился за подоконник и подпрыгнул.

Трапапатум с излишней внимательностью всматривался в чашку с кофе, наливал в неё молоко. Удивительное дело. Только чтоб был экспрессо, но если аккуратно налить молока с пенкой — получается капучино. А ежели ещё сверху нарисовать сердечко... нет, лучше череп.... вот этой вот палочкой...

Путут высунул фиолетовый язык от усердия.

Некоторые рисуют на пенке чуть ли не Мону лизу, и даже деньги на этом зарабатывают. Но это, знаете ли... Нет уж! С места не сдвинусь. Я не человеческий полицейский. Сносите свой город, если вам так удобнее.

— Держите динозавра! Тапутат! Почему у тебя такое дурацкое имя?.. Чего смотришь, оттягивай его за ноздрю! Крабель, лишай его веса, пусть взлетит повыше!.. Да я тоже не помню как! Это... сейчас... Экто-санктре-гама... Эй, Тапутам!.. Тапутут!.. Я говорю, за нозрю его, змеюку, за ноздрю! Ух!.. Тапату-у-у-у-ут!.. Промбель! Держи динозавра!.. Мне нельзя, я старше по званию.

Путут медленно поднял косматые брови. Котёнок повернул голову и посмотрел на полицейского.

— Это голос трапапатума. — объяснил тот.— Не замаскированный от людей, полностью открытый. — уточнил он, поднося дрожащей чашечку к губам. В ней звенела серебряная ложечка.

Мальчик подпрыгнул ещё раз, повыше, но так ничего и не сказал.

Через несколько минут раздался ещё один голос. Нечто среднее между рычанием тигра, с металлическим таким звучанием, и гудением Титаника.

— Тираннозавр, — знающе покивал Путут, рассеянно дожёвывая чашку. Котёнок смотрел в недоумении. — Это такое вымершие животное. — едва не плача, уточнил полицейский. — Настоящая машина смерти, сэр.

Полицейский едва не разорвался пополам, на ходу натягивая фуражку и обматываясь ремнём, сжал полицейскую бляху в зубах. застёгивая пряжку, со всего маху прервал обои в коридоре — напротив трельяжа с разбитым зеркалом (на самом трельяже виднелось несколько капель засохшей крови). Котёнок побежал вверх по мальчишке, и тот наконец-то закричал. Вопль затих за спиной синешерстного, он зажмурился от мгновенной вспышки и... покатился на пузе — мимо десятков топающих лап — мельтешащих перед носом всеми цветами радуги. Полицейская управа.

Пух!

Пропан прервал его скольжение, выставив толстую белую лапу. Путут поднял к нему несчастные оранжевые глазищи. Ветеран ослепительно улыбнулся ему беззубым ртом, сжимая деревянный трапапатумовый винторез калибра "для стрельбы по низколетящим бегемотам". Бороду, штопы не мешала, ветеран заправил за пояс, увешанный гранатами. И он был счастлив, как никогда.

— Не стреляй боевыми! Не целься в людей! — без собой надежды пробасил крошка Путут. Доковылял до арсенала, схватил такое же ружьё, но поменьше, кедровое, перекинул патронташ через плечо, и нырнул обратно в квартиру. Вопль орущего мальчишки плавно вернулся, будто кто-то нажимал на пульт, возвращая прежний уровень громкости.

У входной двери обнаружился взрослый обитатель жилища. Отец этого истерика, судя по всему. Мужчина стоял лицом к двери и глубоко. размеренно дышал. Судя по всему, набирался решимости десантироваться в окружающий мир. Обитатель был обут в ботинок, но в халате. В одной руке он сжимал тупой кухонный нож, в другой — гантель, и глубокомысленно изучал оба предмета. Да, нелёгкий выбор.

Путут переломил стволы оружия — с сочным деревянным хрустом, зарядил патрон с песком Морфея,прицелился в голову и выстрелил. Хозяина окутало облаком мягко искрящихся пылинок. Он постоял секунд-другую, аккуратно положил гантель на трельяж, почесал переносицу и рухнул. Но Путут этого уже не видел, некогда. Пронзённая полицейским дверь колыхалась далеко позади, под короткие лапы прыгали неудобные человеческие ступеньки. Всё в порядке. Под контролем. Все трапапатумы, живущие в этом городе, превосходно владеют магией. И даже если один из них взбесился от счастья — его быстренько скрутят и огорчат до необходимой нормы. Предложат, например, денег — за то, чтобы он целую минуту не думал о полярном медведе.

И всё будет в...

Трапапатум выкатился во двор — между двумя домами. В их окошках пищали люди, некоторые порывались вылезти наружу. Кругом творилось странное, яркое и головокружительное, напоминающее рекламный ролик одного из этих современных газированных напитков, напоминающих химические отходы. Посреди двора стояла кучка прижавшихся друг к другу человских полицейских. Отчаянно вопя, служивые азартно палили из табельного во все стороны. Вскоре их начали отстреливать в ответ. Путут тоже принялся палить, присоединившись к нескольким сослуживцам, оказавшимся поблизости. Стрелять они не умели, но вскоре один из пёстрых зарядов попал таки в одного из копов. Человек выдохнул вереницу ярких мыльных пузырей, дико посмотрел на них и уснул, изумлённый. Стражи человеческого закона по команде старшего сгруппировали огонь, и один из невидимых противников был подстрелен. Пули легко прошли сквозь шаровидное тело, не причинив его владельцу никакого вреда, но выбив несколько клочков оранжевого пуха.

Раздалось яростное, оглушительное рычание.

Маленький свирепый ушастик бросил своё оружие и кинулся в рукопашную. Вспрыгнул ближайшему человеку на грудь, схватил его за шиворот и принялся трясти — что-то неразборчиво приговаривая про мех. Сотрудник милиции дробно пощёлкал зубами, нахмурился и воспроизвёл по памяти несколько приёмов рукопашной — куда-то в пустоту перед собой. Завертелся на месте, проклиная нечистую.

Часть шарообразных полицейских ринулись следом, и одного из брюхоходов тут же подбили — искрящейся молнией дружественного огня. Трапапатум обернулся, удивлённо приподнимая уши, и с ужасом уставился на свою шерсть. Она поменяла цвет с сиреневого на фиолетовый. Ушастик горестно вздохнул...

Главный среди людей ожесточённо выкрикивал команды, повторяя, что всё это гипноз, и нужно действовать по инструкции, а не шмалять во все стороны, вопя благим матом. Инструкцию эту должен был знать любой полицейский. Если к вам навстречу двигается враждебно настроенный осьминог и зловеще шевелит щупальцами... (Нет, автор не знает, что делать дальше, он же не полицейский, и инструкцию эту ему читать не давали.)

Полицейский почувствовал, что больше не в силах на это смотреть, и побежал вокруг пищащего, кающегося во всех грехах дома, приближаясь к к главной улице Советской и собственно, эпицентру парада, раскинувшегося по двум дорогам и аллее. Чтобы, собственно, узнать...

— Зачем?!! Ну зачем, зачем, скажите мне, во имя всех богов и чертей, ЗАЧЕМ вы это делаете?!!
Представьте себе, что по вашей улице шествует бразильский парад из сна сумасшедшего бразильца, абсолютно невидимый и беззвучный. А через мгновение - он уже наяву, во всех красках и всевозможных звуках. Пожалуй, в таких случаях "паника" - слишком мягкое слово. Пожалуй, больше подошло бы "всеобщая истерика". Панику вызывает землетрясение. Летающая подводная лодка, увитая гирляндами цветов, величаво вылетающая из пустоты, вызывает остолбенение или заразительный, истерический смех... Полицейский Путут выбрал остолбенение и впал в него, крепко и основательно. Мимо застывшего ушаста протопал пыхтящий ярко-оранжевый шар - сородич, замахивающийся гранатой.


- Писательница! Лови, уходит!

Бросок, взрыв. Хрупкая длинноволосая девушка с визгом подлетает на несколько этажей и зависает в грибовидном облаке. Флегматично смотрит вниз, и пишет что-то в телефоне, покачиваясь в магическом дыме...

Остолбеневший ушаст замедленно оглядывался, не опуская высоко поднятых косматых бровей.

Уже упомянутый тираннозавр, лишённый веса, парил на уровне пятого этажа и хлопал страшной пастью, ловя взлетающие воздушные шарики. На верхней челюсти болтался вцепившийся в ноздрю трапапатум. В опасной близости от летающего ископаемого парит, вращаясь и порхая, толстый, пьяный и развесёлый бородач в дорогом костюме старомодного покроя. От него доносится, что он, мол, от всех ушёл, триста чертей вам в глотку. Другой, вполне обычный и вменяемый мужчина с непередаваемым выражением лица - летел куда-то вдаль, всё выше и выше, держась за задние лапы маленького трапапатума, повисшего на ниточке голубого шарика...

- Мне на пенсию - через триста сорок шесть лет... - пожаловался мужику Путут, когда тот пролетал мимо. Мужчина странно посмотрел на него, а маленький трапапатум сочувственно покачал головой. К стене дома рядом прижался спиной паренёк в полицейской форме. Он тщательно целился в несущееся мимо буйноцветье - в каких-то пританцовывающих слонов, низколетящих китайских драконов (настоящих, без китайцев внутри), в пёстрых динозавров (на самом деле динозавры были ярко-радужными,а не серо-зелёными, как думают скучные учёные), в жёлтые подводные лодки и... ТРАХ! Трапапатум на реактивной тяге огрел его здоровенным молотом по фуражке, мгновенно его вырубив. Над головой полицейского залетали мелкие, но суровые трапапатумчики с ангельскими крылышками. Путут, сердито фыркая, разогнал их лапками и приложил большое ухо к груди павшего.

- Спит вроде бы. Скоро кататься начнут на людях... - бормотал Путут Пататрулль. - Уходить нужно, бежать... Но куда? Ещё пару минут, и нас начнут бомбить...

- КРА-А-АБЕЛЬ!..

Необъятный седой трапапатум пробивается сквозь пёструю толпу - в очках, с тяжёлой золотой цепью на шее. Ревёт, как медведь, потрясает пудовым кулачищем.

- Да чтоб ты лопнул! Вы зачем спутники в кашалотов попревращали?! Ловите, ловите их кто-нибудь, идиоты!

Путут с ужасом смотрит в небо, забыв про человеческого коллегу.

- Вурдулачьи уши! Я говорил связь отрубить, а не спутники в кашалотов превращать!! Нет, не читал его! Не смешно! Да уймите вы уже этого придурка с пулемётом!..

- Вы видите, что у меня в ухе?.. Дырка в пять рублей. Как я теперь покажусь в приличном обществе?

- Ты уже в нём, деревенщина!

- Продень в него кольцо потолще, из меди или золота. А будут спрашивать, отвечай: йо-хо-хо!

- Господа, сколько можно об ушах? У нас что, нет другой темы для светской беседы?.. Эгей, ловите гранату! Хоба!..

- Так и оставь, брутально.

- Хочешь, сведу с Бородухой. Если его удар сегодня не хватит. Слышишь, надрывается? Он тебе медаль даст, как ветерану.

- Ага, сейчас. Он меня в банку обещал засунуть, в трёхлитровую. Ещё и обрадуется, что сам пришёл. Мы вчера с Промбелем...

- Уважаемые, вы не видели такого пожилого полицейского с двуствольной гаубицей? Говорят, у него патроны не холостые, с морохом... Посматривайте по сторонам, джентльмены.

- Не будете ли вы так любезны одолжить мне гранату? У меня закончились.

- Конечно, конечно, милейший. Вам с каким взрывом? Есть с цитрусовым ароматом, есть с хвойным. Я, знаете ли, предпочитаю бодрящие взрывы. Признаюсь, сам люблю подорваться с утречка.

- Эге-ге, достали этого, с пулемётом. Р-разбойник! У меня в ухе пол-улицы видно.

- Да купи ты уже новое! Вон, Патам продаёт на Цинкзаводской. Кавайные-кавайные.

- Да ну вас, честное слово. Где я возьму такую шерсть? У меня изумительная зелёная шёрсть...

- Кашалот!!

Мимо Путута, начавшего уже посмеиваться, промчался ошалевший трапапатум в пилотских очках. Это был Панга. Несчастный курьер из Московитана. За пару минут несчастный избегал весь город - и понятия не имея ни о какой конспирации, и о том, что трапапатумы должны прятаться от людей... Его увидело столько народу, что ушастое правительство решило, что терять уже нечего и теперь трапапатумы по всему миру выходили на улицы и веселились кто во что горазд. По крайней мере, это на некоторое время прервало человеческие войны...

Путут смотрел, как мимо пролетает стайка звонко смеющихся детей, порхающих, как бабочки, как летит, переворачиваясь, хохочущий мамонт, как какой-то искрящийся пушистик со смехом бегает вокруг злобно кричащей тётки, лупящей его сумочкой, на всё, что творится вокруг... И смеялся уже от всей души, забыв про работу, про свою службу, охрану людей и все прочие серьёзные глупости. Ведь, в конце концов, Путут Пататрулль был самым настоящим трапапатумом.