Синий Зуб бросился на раненого. Произошла короткая потасовка, закончившаяся ножом в брюхе Питта. Шендис, тяжело дыша и вытирая липкие от крови руки о мох, подполз к командиру.
-- Он нас сдерживал, Том. Без Питта мы сможем уйти.
-- Да, сможем, - согласился Томлен, но слова прозвучали так фальшиво, что в них не поверил бы и ребенок.
Разбойники закивали, косясь на труп Питта. Они говорили шепотом, подбадривая себя и не давая уснуть.
-- Отсидимся в пещерке близ Заречья месяц другой. А там, глядишь, все стихнет.
-- Соберем новых ребят. Буйных голов везде хватает с избытком.
-- Снова выйдем на большак.
-- Но прежде избавимся от дурацких сережек, - Томлен потянулся к рубиновому камню в серебряной оправе, когда раздалось посвистывание.
Нет, не птица пела ночные серенады. Птицы не знают мотива «Меча и топора». Шутливая мелодия ландскнехтов Западных Кантонов резанула ночь серпом. Разбойники встрепенулись. Ган бросился к мечу, но арбалетный болт прилетевший из темноты, перешиб ему хребет. Головорез упал в грязь, захлебываясь коричневой жижей.
Зарычав, Шендис схватил моргенштерн. Тренькнула тетива. Стрела разминулась с лицом всего на дюйм. Синий Зуб побежал к лучнику, раскручивая шар на короткой цепи. Время замедлилось, сгустилось точно кисель. Томлен видел свою руку, что тянулась к клинку, понимал, что сейчас решается его судьба, но не мог преодолеть барьер, выстроенный усталостью за дни погони. Он не успевал отреагировать и понимание этого вселяло ужас. Ужас не из тех, что помогает вытащить голову из петли, а тот, который сковывает, когда нужно действовать.
Он схватил меч именно в тот момент, когда появились охотники. Двое шли со стороны топей. Один в саладе с прикрепленной к заклепке золотой лентой, держал секиру. Второй прикреплял к ремню разряженный арбалет, к рукояти которого также крепилась лента. Еще один из их группы отрезал путь, что вел в обход скалы. В отличие от друзей, он держался настороже, не позволяя себе расслабиться. Так вели себя опытные воины. Золотые Ленты добрались до них, как и до многих других.
Томлен бросил меч и поднял руки. Странно, но вместо страха, он чувствовал облегчение. Сон. Наконец-то он отоспится. Со стороны топей донеслись чавкающие звуки и хруст. Так ломаются кости, когда их рубишь сталью. Минуту спустя появился лучник. Он нес небольшой мешочек, дно которого быстро пропитывалось кровью.
-- С мечом ты или без, для нас это роли не играет, - осторожный мечник носком сапога отбросил клинок подальше. – Нам платят только за головы. Девятнадцать голов и тридцать восемь серег на ушах. Живые преступники никого не интересуют.
-- Тридцать семь, - сообщил лучник. – Тот, которого пришили первым, лишился уха.
-- Хтоны в масле, - проворчал наемник в саладе. – Комендант как пить дать, прикарманит четвертину сотни.
-- К плетцу не ходи, так и поступит.
-- Ладно, - скомандовал молодой мечник. – К делу.
-- Подождите, - крикнул Томлен. – Стойте! Не убивайте!
-- Почему
-- У меня семья.
-- И что это меняет?
-- Я… их люблю.
-- Хорошо, - кивнул мечник. – Это хорошо. Думай о родных.
Он занес меч. Томлен закрыл глаза. Страх был очень мощным средством выживания. Но иногда нужно нечто большее.
***
Комендант пересчитал трофеи как иные считают футы отмеряемого шелка и счел заказ выполненным. Он мог бы поспорить о том, что работа заняла гораздо больше времени или что головы пришли в негодность и узнать бандитов не представлялось возможным. Но Золотые Ленты подобные шутки не любили. Комендант Фидесрааля считал их такими же разбойниками, как и тех, на кого наемники охотились. Разница была лишь в том, что действовали они от имени закона. Но он держал язык за зубами. Комендант был деловым человеком и видел, что худо-бедно закон приводили в исполнение. а значит нет причин выражать недовольство.
Он отсчитал нужную сумму. Сальва взял увесистый мешочек, крепко пожал руку и сказал, что власти Фидесрааля знают к кому обращаться в случае неприятностей.
-- Золотые Ленты лучшие на всем побережье от Норсии до Предела, - сказал Сальва на прощание. – Запомните и передайте другим.