Сальва вышел за освещенную границу и приблизился к пленнице. Греттэль сидела, опершись о путевой камень, и пыталась перетереть путы, связывающие руки и ноги. Увидев его, атаманша зашипела и, если бы Сальва был не настороже, пнула бы его в колено.
-- Напрасный труд, - сказал он девушке. – Пенька крепкая, а камень гладкий от дождей. К тому же, я прекрасно умею вязать узлы.
Он достал кляп из рта Греттэль и дал ей воды. Девушка удивленно посмотрела на кружку, осторожно отхлебнула.
-- Если бы я хотел тебя убить, - сказал Сальва, - я перерезал бы тебе горло еще днем. Пей.
Греттэль осушила кружку и Сальва дал ей мяса. Атаманша ела у него с рук точно одна из кобылок, за которыми Сальва ухаживал в Каррэнстале. Закончив с едой, Греттэль слизала с губ жир и смачно отрыгнула. Сальва вставил ей кляп в рот и положил пленницу на бок.
Он уже возвращался, когда Карл позвал его, вынырнув из темноты словно призрак.
-- Повозка? Ты это серьезно, Сальва?
-- Абсолютно серьезно.
-- Для нее?
-- Ага.
Карл вздохнул и покачал головой.
-- Сальва, Сальва. Ничему ты не научился. Мы не рыцари, а она не прекрасная дева, которую нужно спасать из лап чудищ и насильников. По-моему, ты перечитал чересчур много книг. Она – разбойница, и с радостью перебьет здесь всех, если представится такая возможность. Мы и сами думали примкнуть к ее банде, сам знаешь. Сидели с тобой в засаде и решали за кого будем стоять. Жребий брошен, и теперь мы с охраной. Ты понимаешь?
-- Ага.
-- И все равно потащишь ее с караваном?
-- Ага.
-- Как знаешь. Сам за ней ухаживай, - проворчал Карл. – И в кусты води тоже сам.
Тоффенбах ушел спать, тихо бранясь на непутевого напарника. Сальватор улыбнулся. Неплохо иметь при себе козыри, а сейчас Греттэль была тузом в рукаве. Жаль, что не все это понимали.
***
Караван неспешно тащился по тракту. Солнце жарило затылки, и охранники то и дело прикладывались к бурдюкам с водой. Сальва ехал в арьергарде отряда, правя покосившимся фургоном. После атаки артели, несколько повозок серьезно пострадали. Одну пришлось разобрать, чтобы починить остальные. Купцы выделили Сальве побитую и изрубленную повозку. На каждом привале он как мог латал ее. Заново подбивал колесо к оси, вбивал гвозди в разваливающиеся борта. Греттэль наблюдала за ним с такой же ненавистью, как и прежде. Сальва следил, чтобы разбойница хорошо питалась и не давал ей шанса на побег. Греттэль бранилась и кусалась каждый раз, когда он снимал кляп. Сальва игнорировал потуги, продолжая ухаживать за пленницей.
Тоффенбах выбрал лучшую лошадь из тех, которые лишились своих хозяев. Умелый наездник, он то и дело заставлял коня подниматься на дыбы и пританцовывать, чем скрашивал монотонное путешествие. Сальве оставалось только завидовать – сам он не умел толком ездить на лошадях, хотя и был отличным конюхом. Поэтом он сидел в фургоне и даже не пытался вдеть ноги в стремена.
Караван шел между границами Мелирии и Сребролесья, двигаясь в сторону Десятиградья. Сальва с интересом наблюдал, как меняется местность. Ухоженные поля Мелирии сменились многовековыми елями и соснами, бережно хранимыми эльфами королевства. За ними следили лучники, держа стрелы наготове. Сальва видел их точеные фигуры, стоящие у бойниц, увитых орнаментом серебряных листов башен. Ими переставали интересоваться, как только Ульман и Беррих платили дорожный сбор. Золото перетекало из рук в руки и о присутствии людей на священных землях на время забывали.
Сальва сгоряча выбрал себе в качестве оружия шпагу, что раньше принадлежала Греттэль. Струна, так она ее называла. И действительно – шпага была легкой и тонкой. Но рубить ей было невозможно, только колоть. Сальва ощутил все недостатки такого вида оружия, тренируясь с Диланом и Тиберием.