Показать сообщение отдельно
  #2  
Старый 12.06.2017, 13:25
Аватар для Роланд Nebelgrau
Массовый затейник
 
Регистрация: 09.04.2012
Сообщений: 1,295
Репутация: 222 [+/-]
Отзывы от Николая Романецкого - главного редактора альманаха "Полдень 21 век":

Скрытый текст - Тик-так:

Скрытый текст - "Спасибо деду за победу":
Казалось бы, банальное попаданчество. Но совершенно неожиданный финал. Кроме того, текст вызывает сильное читательское сопереживание.



Скрытый текст - "Время людей":
Необычный постапокалиптический мир. Психологически достоверные поступки героев в довольно закрученном сюжете.



Скрытый текст - "Гром победы":
Профессионально сделанный рассказ. Главаная претензия - текст не вызвал сопереживания.



Скрытый текст - "Леополис-2064: Пасхальное яйцо":
Вторичная сюжетообразующая идея. Написано бойко, но не более того.



Скрытый текст - "Третьи дети":
Любопытный мир. Но концовка безбожно слита.



Скрытый текст - "Ластик":
Вторичная сюжетообразующая идея. Очень мешает восприятию явный перебор в постоянном чередовании глагольных времен.



Скрытый текст - Итоговая оценка:
1. Chess-man - Спасибо деду за победу.
2. Андрей Зимний - Время людей.
3. Алекс Тойгер - Гром победы.
4. Род Велич - Леополис-2064: Пасхальное яйцо.
5. Александра Хохлова. - Третьи дети.
6. Мартокот в октабре - Ластик.






Отзывы от Виталия Обедина - журналиста, писателя, лауреата многочисленных премий:

Скрытый текст - Тик-так:
Скрытый текст - Предуведомление:
Всем привет. По традиции предваряю свои рецензии и оценки небольшими пояснениями, чтобы понятнее было «из какого сора…» и все такое.

Во-первых, про оценки. Я не проставляю оценки по принципу «нравится» / «не нравится» - это было бы слишком субъективно, а свой субъективизм я берегу для обзоров. Вместо этого у меня есть небольшая таблица, состоящая из 4 разных категорий: язык (стиль), сюжет, атмосфера (мир), раскрытие темы. Вот по ним выставляю для себя оценки и, как следствие, вывожу результат. Так что рассказ может мне не понравиться лично, но за счет хорошей работы автора выйти в лидеры топа.

Во-вторых, если я участвую в жюри, то к каждому рассказу пишу по небольшой рецензии. Нынче все они также разбиты на четыре части:

1) Вводная (о чем рассказ – с точки зрения, меня-читателя);

2) ИМХОвщина (совокупная оценка текста);

3) Прозекторская (небольшой разбор отдельных фрагментов, имеющий целью указать автору на места, которые мне кажутся слабыми… и как следствие избегать таких ошибок в дальнейшем);

ну и

4) Плюшки (что напомнил, на какие мысли навел текст после прощения).

Ни в коей мере не претендую на роль литературного гуру, поэтому если вас по прочтении рецензии вдруг зацепили отдельные речевые обороты, язвительные выпады или менторский тон – можете смело отмахиваться: «Ходють тут всякие…».

Но вообще писались рецензии не затем, чтобы я мог порисоваться – сколько там их прочтет человек, окромя самих авторов? – а с искренним желанием помочь. А это значит: чем больше я вас в тексте тыкаю острой палкой, тем больше хочу помочь сделать текст лучше, используя собственный опыт и навыки редакторской работы. Тут, конечно, всегда можно возопить: «а ты кто такой?!», но это уже дело ваше.

Я со своей стороны честно признаюсь: все тексты я читал с сознательным желанием придраться, дабы было, что подчеркнуть, на что указать, что почикать. Но это – точно не от желания весело попрыгать на костях. В частности, на грамматические и орфографические ошибки (а также путаницу в падежах и окончаниях) внимания не обращал совсем.

Засим – всем всего и удачи по итогам всех разборов и оценок…

Ах да!

Последнее! Уверен в рецензиях можно запросто найти все то, что их автор бичует финалистов в «Прозекторской». К сожалению, затянул со сроками и толком вычитать не сумел перед отправкой жюри. Так пусть каждый найденный кракозябр будет вам оправданием. )))

Итак, поехали.



Скрытый текст - "Спасибо деду за победу":
На дворе 1993 г., Советский Союз развалился, общество дезорганизовано крушением привычных устоев, история последних 70 лет переосмысляется (и перевирается), а главный герой – «19-летний балбес» – внезапно решает послушать дедушку «за войну». Дедушка, мудро иронизируя над наступившими временами, рассказывает, как все было «на самом деле», и глаза балбеса широко открываются. Оказывается мало того, что про войну сейчас все врут, так там еще и попаданцы из будущего сражались!

ИМХОвщина

Рецепт такой: возьмем игру «в танчики» (WoTу), добавим в нее идею переноса игроков в прошлое, на реальные поля сражений Второй Мировой в реальной же боевой технике и все это густо замешаем на тему патриотизма.

Должно получиться и актуально, и злободневно, и поучительно. А получилось…

Начну с того, что фабула рассказа быстро ставит в тупик.

Идея хронопутешествий, как правило, завязана на временных парадоксах – это главная проблема, которую необходимо решить рассказчику, а тут на такую ерунду даже намека нет. Вот люди из будущего утюжат прошлое, массово убивая предков, вмешиваясь в ход войны на всем ее протяжении и, как следствие, меняя его (причем исключительно развлечения ради), а оное будущее от этого ничуть не меняется. Меж тем положить во время танковой атаки или налета авиации кучу народа, это вам не бабочку задавить, как у Бредбери в каноническом «И грянул гром». Ну, допустим во вселенной автора время пластично, и изменение прошлого не оказывает ровным счетом никакого влияния на будущее. Если хулиган, развлекающийся в минувшем, задавит на танке под Прохоровкой своего деда, он все равно как-то самозачнется в грядущем. Но, блин, да если можно так шалить в прошлом – без всяких последствий, то зачем развлекаться игрой в «танчики»? Можно себе куда больше позволить! Можно реализовать любые наклонности – от имперских до садистских, вреда от этого будущему не будет! В общем, та еще пробоина в сюжете.

Теперь по исполнению. Мягко говоря, слабо. Не сам текст – он-то как раз вполне читабелен, а вот то, что в тексте. Рассказ до отказа набит штампами и штампованными персонажами, которые порождают штампованные же ситуации. Собрать удалось вот прям ВСЁ. Тут и внезапно прозревающий студент-журналист, жертвующий будущим ради ПРАВДЫ, и мудрый дед-ветеран, и редактор (он же университетский преподаватель) – сферический «либераст»-антиллигент в вакууме, которого можно (нужно!) бить физически и морально, и таинственная спецслужба (или организация), санирующая игроков во времени, и рыдающие – независимо от обстоятельств, по кодовому словосочетанию «это наша война» – персонажи. Короче дистиллированный маккартизм в российских реалиях.

Автор так откровенно паразитирует (да, именно так это называется) на теме патриотизма со всеми обязательными лекалами, что даже для заголовка выбрал штамп: «Спасибо деду за победу».

Нет, понятно, что патриотизм, сейчас в тренде, отдельные писатели его в конёк и мейнстрим собственного разлива превратили (Прилепин, Проханов), но это ведь не значит, что надо делать вот так? Неуклюже, с надрывным пафосом, атакуя в лоб? В целом затянуто, местами – особенно диалоги с дедом – просто уныло, как школьное сочинение. При этом автор честно старался. В частности, он старался воссоздать атмосферу 90-х, когда наше общество утратило не только государство, но и значительную часть своего наследия, потому что история вдруг начала яростно переосмысляться и перекраиваться. Увы, получилось не очень убедительно. Из штампов вообще сложно собирать оригинальные картинки.

ПРОЗЕКТОРСКАЯ

Как говорил выше, технически текст исполнен на вполне приличном уровне. Автор, возможно, несколько, злоупотребляет точкой, как знаком препинания, разбивая даже простые предложения на совсем уж простые, когда этого не требуется ни логически, ни стилистически. Но это – мое чистое ИМХО.

Все можно списать на особенности письма.

Опять же рассказчик позиционирует себя (через главного героя), как «балбеса»-«журналиста», а стиль изложения у журналиста действительно может отличаться некоторой сухостью и простотой.

Теперь – к деталям.

«Что может знать девятнадцатилетний балбес о жизни? Я, например».

Это – фраза открывающая рассказ. То есть вот сходу – н-на, читатель, штампом по синапсам! Слушайте, ну нельзя так. Банальными вопросами «за жизнь» сегодня начинаются исключительно аннотации к женскому ромфанту. Стилистически не ошибка, но открываться банальщиной после клише (активно тиражируемого сегодня в пропагандистских целях) в заголовке – уже минус.

«Оставалось только как следует раскрутить старого хрыча, чтобы он мне всю правду о войне выложил, а не эти окопные байки».

Ну да, если есть «молодой балбес», то должен появиться в тексте и «старый хрыч». Давно замечено: штампы ходят парами – перед тем как сбиться в кучу.

«Во-первых, чтобы записать мемуары, надо их сначала набить на машинке, потом перенести на компьютер, и на чём-то хранить».

То есть вот путешествовать во времени, значит, уже умеем, но при этом до сих пор на машинках тексты печатаем, а с памятью для хранения цифровых данных – полный швах?

Хм… ну давайте попробуем подумать. Упоминание про Майкопскую бригаду дает подсказку, что события разворачиваются в начале 90-х, в преддверие Первой чеченской, 1993 – максимум, начало 1994 гг.

(Этот временной период отчасти оправдывает карикатурный, густо замешанный на антисоветчине идиотизм редактора – начало 90-х действительно период бесконечных срывов покровов и ПРАВД о том, что в Советском Союзе все было «не так, а вот на самом деле»… у некоторых мозги не выдерживали).

Персональные компьютеры в 1993-1994 гг. и впрямь не шибко доступны (хотя и не такая уж редкость), но особых проблем с хранением текстовых данных все же нет. 3,5 дюймовые диски вполне себе распространены, свободно продаются в магазинах и стоят не дорого. Я сам в то время студентом был, помню. Не говоря уже о том, что мемуары можно записать от руки и перепечатывать на компьютере, минуя машинописную стадию. Мелочь, конечно, однако именно мелочи разрушают достоверность картинки... Да, кстати, «во-вторых» после «во-первых» как-то не последовало.

«- Дед, ты мне лучше про Прохоровку расскажи. Ты правда там был?

- Был.

- И из танка стрелял?»

Студенты и молодые журналисты, конечно, по определению балбесы, но не настолько же?! Во-первых, само построение диалога – ну, честно, так восьмилетние дети разговаривают, а никак не студенты-третьекурсники. Во-вторых, выше нам главный герой, помнится, хвалился: он де с детского сада застолбил в памяти: его дед воевал в 285-м СТРЕЛКОВОМ полку 183-й СТРЕЛКОВОЙ дивизия. «И из танка стрелял?». Конечно, внук! Мы все там, в полку, бегали к танкистам – дядя, дай пальнуть во фрица из большой пушки.

«Мы уже знали, что началось наступление – пушки вдали грохотали вторые сутки. А с утра через наши позиции повалил народ, пошла техника. Однородной массой пошли, недисциплинированно. Совсем как весной под Харьковом.

Стало понятно, что атакуют немцы».

Здесь я запутался в логике повествования. Если через позиции спокойно и даже неорганизованно пошла масса народа и техники, то это, вроде как, наше же наступление? Тогда почему и кому вдруг «стало понятно, что атакуют немцы»?

А если имеется в виду, что все наоборот, началось наступление на нас, и на наши позиции обрушилась масса народа и техники, то дед у нас зачем-то включает Капитана Очевидность. В 43-м году-то советским воинам стало понятно – если со стороны противника повалил народ и пошла техника, то это, скорее всего, атакуют немцы.

«- Мы сейчас сходим туда и тихонько всех убьём. От тебя требуется через двадцать минут открыть огонь в сторону холма из всего, что имеешь. Только бери чуть выше, чтоб нас не зацепило, хорошо? И сам не суйся.

То, как этот Игорь говорил, заставляло верить. Подчиняться».

Это как получается? Пришли чуваки в странной форме («странные мужики» ), отоварили часовых –

исключительно, чтобы продемонстрировать свою крутость (считай, проявили неуставные отношения), не представились по форме (звание, воинская часть), не предъявили документов, не ознакомили с приказом командования. Общаются опять же не по-уставному («сходим и всех убьем»). Велели израсходовать боеприпасы и демаскировать позиции огнем, а заодно выдать все данные о вооружении роты («из всего, что есть»). Что должен делать в такой ситуации офицер Красной Армии, командир роты?

Конечно, исполнять! «Верить. Подчиняться»

«Дед пришёл в себя, зашёл на кухню, налил воды из чайника и запил её валидолину». «Её валидолину», это, понятно, ачепятка. Бывает.

Но вот однокоренные глаголы «пришел» и «зашел», идущие подряд, это уже от небрежности.

«Он пишет, что в одном селе они взяли в плен французов, и среди них оказался один русский. Он попал в плен, и стал солдатом французской армии. Денис Давыдов его повесил, хотя всех остальных пленных отправил в тыл. Просто потому, что нельзя воевать против своих.

Это было больше ста восьмидесяти лет назад.

Сегодня воевать против своих – это мода».

«Он» пишет, «он» попал, «его» повесил, «они взяли», среди «них» оказался… ай, просто какой-то парад злоупотреблений местоимениями.

Я б почистил.

Так, к сведению: русский в наполеоновской армии это не такой уж случай прям извне. На стороне Наполеона в 1812 г. сражался Русский легион численностью до 8 тыс. человек. Многие, правда, разочаровавшись во французских обещаниях, потом дезертировали, и некоторые даже примкнули к партизанам. Да и вообще «из моды» не воюют. Воюют в силу обстоятельств.

ПЛЮШКИ

Искать отсылки к каким-то серьезным и интересным произведениям здесь не имеет смысла. «Классическая» (в кавычках, чтобы не обижать слово «классика») история про попаданцев в ВОВ, которые сегодня штампуются сотнями.

Разве что попаданцы из «Спасибо деду» не пытаются прорваться к Сталину и Берии, чтобы открыть им глаза, как можно быстро победить Гитлера. Движимые высокой идеей и чувством патриотизма, они просто охотятся на других попаданцев, развлекающихся сражениями и убийствами, потому что «это наша война» (здесь из глаза рецензента, измученного штампами должна блеснуть слеза – прямо как у героев).

Впрочем, и такой прием тоже ничего нового в себе не содержит со времен Ван Дамма и «Полиции времени».




Скрытый текст - "Время людей":
Постапокалиптическое будущее… а может параллельная реальность, или даже другая планета.

Люди больше не доминирующая раса и вынуждены жить под землей, поскольку на поверхности флора натуральным образом взбесилась и сделалась слишком враждебной. Контакт с плотоядной растительностью для человека будет очень кратковременным и с большой вероятностью – летальным.

Выжившее человечество обретается в подземном городе, разделено на Дома и управляется Триумвиратом. А прислуживают ему разумные животные, в которых быстро начинаешь угадывать таких же людей, только сегрегированных и искусственно опущенных в развитии.

Главная героиня – одно из таких животных.

ИМХОВЩИНА

Пресловутое разделение выжившего человечества на людей и унтерменшей, выполняющих роль одомашненных животных, должно было по замыслу стать главной фишкой рассказа, но автор не стал долго тянуть с раскрытием ключевых обстоятельств. После пары намеков в начале повествования, он решил, что дальше надо просто бить читателя Кувалдой Понимания промеж глаз.

«- Мерзкий полукровка!» Понимаешь, читатель?! Понимаешь, да?! Они могут скрещиваться с людьми! А почему – задумался?! Дошло до тебя?!

Да, конечно, дошло.

Мне лично и просто жирных намеков хватило. Отчасти – потому, что я ранее читал роман Джозефа Д. Лэйси «Мясо», где эта же идея присутствует в качестве сюжетообразующей. То бишь, низведение одними людьми других до официального признания скотом. Причем скотом в буквальном смысле слова, а не образно выражаясь. Разве что у Д. Лэйси на человеческих скотофермах предпринимали определенные меры, дабы скот визуально отличался от людей – отнимали фаланги пальцев, брили головы и т.д. Здесь же домашние питомцы вроде как сознательно не уродуются. Тема сексуальных девиаций с петами оставлена за кадром, хотя суть их, как я понял, как раз в этом. Идея санкционированного каннибализма при этом остается. Внешнее сходство поедаемого с человеком никого не смущает. Как и наличие разума.

В «Мясе», к слову, тема сходства человека и скота была в обществе строго табуирована. А уж попытка совокупляться со скотом моментально низводила человека до состояния первого. И уж никто не мог подумать о том, что скот способен мыслить и говорить. А во «времени» петы носят одежду, разумны, владеют языком, причем хозяева это знают.

Еще в текст добавлены откровенно вивисекторские сцены со «свежеванием», в ходе которого устанавливается некая нейропсихологическая связь пета с хозяином. В чем суть такой связи для меня осталось загадкой. Это ружье автор повесил на сцену, а стрелять из него так и не стал. Идем дальше. Вот есть хорошая идея – пусть не оригинальная (оригинального в

литературе, если верить Борхесу и Польти вообще не так много), но как минимум не затасканная сонмом авторов.

А что дальше?

Название рассказа щедро намекало на возможность осознания петами своей человеческой природы. Восстание, борьба за свою сущность, и либо компромисс, либо геноцид в финале. Этого не случилось. Ладно, тогда это, наверное, love story? Особенно, учитывая, что нам сходу вдалбливают – сущность пета есть любовь. А тут, наверное, и объект любви разделит чувства к "животному"? Человек полюбит пета со всеми вытекающими. Этого не случилось.

Блин, да про что тогда история? Почему так важно, что героиня – именно пет, и что она любит хозяина?

А шут его знает. В финале пета в рамках хитрой дворцовой интриге выдают за человека, она исправно играет роль и продолжает любить хозяина, и все на этом.

Ну вот! вот соль сюжета! Пет настолько неотличим от человека, что может его заменить. История Железной Маски в подземных декорациях! Узник замка Иф, только с женским персонажем! И снова – нет. Человека, за которого будут выдавать пета по сюжету страшно уродуют, прячут под одеждой и повязками, лишают голоса... иными словами, за чудом выжившую Марлену можно было выдать кого угодно, не обязательно человекоподобное животное... Так про что история? Даже интригу с тайной происхождения Грира, хозяина главной героини, которого подозревают в нечистокровном происхождении, автор скомкал и слил, сведя все к спичу матери – пусть проверяют, небось ничо не подтвердится. Ну, раз целая мама говорит, значит проверять не надо, конец интриги.

И лишь в самом-самом финале мы ВНЕЗАПНО узнаем – оказывается, суть истории про любовь мамы и сына. В хорошем смысле слова.

Да йо-олки-палки? Автор, серьезно?!

Тот случай, когда интересный и необычный антураж истории съел полностью ее сюжет, так что концовку автору пришлось откровенно вымучивать.

ПРОЗЕКТОРСКАЯ

Довольно неровный текст. Местами все хорошо и гладко, местами странные аналогии и серьезные конфликты в ассоциативном ряду. Основной недостаток: автор регулярно напоминал себе, что надо писать «красиво». И в потугах выдавить из себя это красиво начинался беллетристический бедлам. Это, кстати, типичная болезнь рассказов на конкурсах…

Давайте на конкретном примере:

«Здесь собрались все до единого люди, они гомонили, передвигались, и звуки просто ломались о звуки или тонули в нарядах из мягчайшей разноцветной кожи, в пышных причёсках женщин, в убранных в хвосты волосах мужчин».

Во-первых, в глаза сразу бросается длинное и излишне усложненное предложение, которое вполне можно разрезать на два или даже на три. Во-вторых, сколько сломанных логических связок на небольшой, в общем, фрагмент текста! «Все до единого люди».

Что бы ни хотел сказать автор: что собрались ТОЛЬКО люди, или, что пришли ВСЕ люди пещерного города, выбрал он для этого неправильный набор слов.

«Звуки ломались о звуки».

Звуки могут перекрывать другие звуки, поглощать, усиливать, заглушать, но ломать? Голос – да, может сломаться. Но существительное «звук» и глагол «ломать» очень плохо уживаются рядом. И точно не в таком контексте.

А дальше там еще эти звуки тонут в нарядах, женских прическах и мужских хвостах. Какая-то странная акустика, если учесть, что дело происходит в самой большой зале пещерного города. По совокупности: очень неудачная визуализация, порожденная желанием автора «сделать красиво».

«Заводчик Вик ел неохотно, будто боялся найти в куске мяса то, что другие найти жаждали».

«Найти» – «найти». Не сказал бы, что в данном случае тавтология совсем уж смертный грех, при желании стилистически можно оправдать, визуально глаз не царапает, и для внутреннего уха звучит нормально. Но лично я придерживаюсь тавтологического же правила: можешь избежать – избегай.

«Она вскарабкалась на стол, легла на спину и постаралась не дрожать ни от страха, ни от холода, вливавшегося из камня в обнажённое тело».

В рецензиях я часто (зачеркнуто, ВСЕГДА!) давлю на важность правильного выстраивания внутренних ассоциаций. Слова не должны противоречить внутренней картинке, которую писатель посылает читателю. И не должны резать внутреннее ухо. Вот слово «холод» не ассоциируется со словом «вливался». Холод он окутывает, проникает, кусает, терзает, мучает, убивает. Он даже наступает и исходит. Но не «вливается». Льется, как правило, жидкость – вода, субстанция, лава. Рассинхрон идет уже на уровне рода – мужской / женский. С мужскими родами тоже, конечно, варианты возможны: «раскаленный металл», «расплавленный воск», «замороженный азот», но они нуждаются в помощи прилагательных.

«Ледяная волна» / «холодная волна» может нахлынуть, «холодный дождь» может пролиться, но это не одно и тоже.

Короче, холод – не льется. Вот еще из этой же серии:

«Раздирающую пульсацию на груди на мгновение потопил новый ужас».

«Раздирающая пульсация»? Корявовато, ИМХО, но допустимо. Представим вариант швов, расходящихся из-за сильного сердцебиения. В таком контексте можно примерно понять, что пытался обрисовать автор (хотя у нас-то действие происходит почему-то не в груди, а НА ней).

Но «потопил новый ужас»? Если мы говорим про физиологические ощущения, которые перекрыты ощущениям эмоциональными, нужны другие глагольные формы. Например, «заглушил», «заменил», «вытеснил».

«Потопил» - не совсем уместно.

ПЛЮШКИ

В начале рецензии я упоминал Джозефа Д. Лэйси и его роман «Мясо». Могу только подтвердить, что хотел автор или нет, а получилось похоже. Внешняя разница в том, что у Д. Лэйси часть homo sapiens намеренно вывели за категорию человечества, превратив просто в животных для пропитания. У автора «Времени» из них начали выращивать разные формы – и бойцовых зверей (в начале рассказа упоминаются гвардейцы Триумвирата), и рабочую силу, и скот (веганы), и домашних питомцев для развлечения (петы). Беда в том, что сюжетно это решительным образом ничего не меняет и никак автором не используется.

Если Лэйси в свое время взял и развил идею жутковатых «Коров» Мэтью Стокоу, пойдя на шаг дальше, то в чем сакральная идея «Времени» я так и не уловил. Она, повторюсь, как-то растворилась в антураже. Для меня, по крайней мере.




Скрытый текст - Гром победы:
Начало XIX века Россия ведет победоносную войну на Кавказе, не подозревая, что это затянется почти на полвека, а проблемы останутся еще на десяток поколений потомков. Главный герой, молодой абрек Алан, допускает непростительную оплошность: засыпает в дозоре. И эта оплошность запускает длинную цепочку последующих событий, которые в финале ставят молодого человека перед мучительным выбором.

История из серии «долг платежом страшен». Узы дружбы против уз крови и – открытый финал, позволяющий читателю додумать, какой именно гром победы будет раздаваться. Тот, что допоют русские солдаты, или тот, что грянет, если Алан все же заберется в пороховой склад и подорвет его, пожертвовав собой.

ИМХОвщина

Если подумать и отбросить антураж (горы, кони, горцы), то «Гром победы» это такой классический роуд-муви. То бишь, история, когда сюжет как таковой отсутствует, его заменяет само путешествие персонажей из точки А в точку Б с сопутствующими приключениями (драки, погони, засады, налеты – на усмотрение автора), развлекающими читателя. А главная суть истории в том, что выехав из точки А, персонаж не может добраться до в точки Б прежним, не претерпев изменений под грузом пережитого.

Повторюсь, отсутствие шоссе и автомобилей смущать не должно, для роуд-муви это всего лишь антураж. Молодой абрек начинает свой путь с реки Лабы и заканчивает его в укреплениях русских войск, терзаемый мучительными сомнениями – остаться верным данному слову или изменить ход сражения в пользу соплеменников, которые его уже отвергли. Все, что было так просто в начале пути становится таким трудным в конце…

Я не шибко силен в истории Кавказских войн, но мне показалось, что события происходят примерно в 1823-1825-х годах - в тексте упоминается недавнее покорение Кабарды генералом Ермоловым, а это 1821-1822 гг.

Такое положение дел действительно вполне позволяет Ивану Федоровичу, русскому офицеру-разведчику при хорошем знании языков и обычаев выдавать себя за беглого кабардинского князя, путешествующего с неясной, но важной миссией.

Автор очень хорошо проработал материал и, что понравилось, подает его в большинстве случаев ненавязчиво, без «энциклопедических» справок от героев или рассказчика. Вот так, например:

«Время к рассвету, и сказитель трогает струны шичепшина. Древний мотив, негромкая песнь».

И читателю все понятно, нет нужды объяснять, что пресловутый шичепшин – это «адыгский народный струнный смычковый инструмент в форме полого веретена» и т.д., и т.п. Для сюжета это не принципиально, а нужный ассоциативный ряд (речь идет о некоем народном струнном инструменте) от автора к потребителю текста отправлен вполне зодочиво. Если же справки вставляются, то автор очень хорошо и умело это обыгрывает – все выглядит естественно и органично:

«– К обеду будем в посёлке старого Бинала, – объявил юноша. – Он мой аталык – взял меня ребёнком на воспитание.

– То есть украл, – уточнил кабардинец.

– Взял на воспитание. И так породнился с моей семьёй, – хмуро подчеркнул Алан. – Родители только портят детей. Мужчина должен воспитываться по-мужски. У вас, кабардинцев, как я слышал, тоже так».

Само повествование подается ровно и где-то даже подчеркнуто суховато – за исключением беллетристических мотивов, где набитая рука автора начинает чудить и

давать сбои. В истории нет не то, чтобы плохих адыгов или черкесов и хороших русских (либо наоборот), но даже и просто однозначно плохих персонажей. В ней действуют обычные люди, ввергнутые в водоворот событий, которые позже войдут в учебники истории, как «Кавказская война».

ПРОЗЕКТОРСКАЯ

Текст хороший, вычищенный, умело собранный. Нареканий практически не вызывает. Иные речевые обороты отличаются даже некоторой изящностью. Придираться, в общем, не к чему, но я, конечно (в силу принятых обязательств, а не из вредности) буду. Тем более что нет писателя, который хоть раз не зевнул бы в тексте свой собственный «круглый стол овальной формы». И потому, во первЫх строках, отмечаю: самые проблемные моменты рассказа, когда владение словом и стиль коварно изменяют автору, начинаются там, где он берется разбавлять текст кучерявой беллетристикой. Особенно это чувствуется в начале. К слову, именно поэтому я всегда советую начинающим авторам и опытным бойцам сетевых конкурсов: начало рассказа пишите в последнюю очередь, когда рука распишется… или просто возвращайтесь, закончив историю, и переписывайте целиком. На 100%.

«Ночной туман плывёт с гор. Его холодные пальцы проникают в хижину, будоражат угли в очаге».

Тот случай, когда одно неловко подобранное слово ломает всю телепроекцию, посредством букв отправленную автором читателю.

«Пальцы тумана», простите, ЧТО делают с углями? У слова «будоражить» очень четкий ассоциативный ряд – подогревать, тревожить, полошить, задевать, кружить голову, даже провоцировать. Иными словами, совершать некое действо, способное вызвать яркую реакцию. А что могут сделать «пальцы тумана» с углем? Без красивостей? Де-факто? Ничего. Только истаять. Ни разворошить, ни раздуть, ни заставить ярче вспыхнуть угли туман не способен. Даже с пальцами.

«Его трубка давно погасла, но он лишь кутается в бурку»

Зачем ставить отрицательную союзную частицу «но» между двумя совершенно несвязанными действиями?

«Туман несет с собой холод, но он лишь кутается в бурку» – вот так было бы понятно. Но как семантически связаны погасшая трубка и кутанье в теплый плащ? В принципе оговорка не грубая, так что фрагмент бы вполне себе «прокатил», однако ограничительная частица «лишь» окончательно ломает логическую связку, поскольку подчеркивает, что именно события первой части фразы объясняют реакцию организма во второй.

Закрадывается мысль, что пропал фрагмент текста, который автор, скорее всего, сознательно отбросил, как ненужное уточнение. Типа так: «Его трубка давно погасла, но [не замечая этого] он лишь кутается в бурку».

Далее…

«Острый запах пороха ударил в нос».

Тут – даже придирка к языку, а чистая въедливость рецензента. Мне кажется, что слово «острый» неуместно. Допускаю, что могу ошибаться – не все сорта пороха нюхал-с.

Я много читал мемуарной литературы, запах пороха описывается по-разному. Как правило, он кислый, тухлый (запах тухлых яиц), удушливый, солоноватый, но не острый.

Черный дымный порох может вонять, например, сероводородом (тухлыми яйцами), если в нем использована богатая, хорошая селитра. Или может отдавать запахом горелой хвои, если с древесным углем переборщили. А бездымные пороха начала XIX века на нитроцеллюлозной основе пахли кислым.

«Алан пропустил всё это мимо ушей, но теперь ему страшно хотелось добыть зверя. Виной тому был старый кинжал, подаренный аталыком. Настоящий кинжал!»

Гм… а чему именно был виной старый кинжал – тому, что Алан пропустил все мимо ушей, или что ему страшно хотелось добыть зверя?

Перечитал абзац, так и не понял. Ментальный рассинхрон.

ПЛЮШКИ Ну, естественно, при чтении рассказа в таком антураже в голову лезет классика – «Герой нашего времени» Лермонтова или и «Хаджи Мурат» Толстого. На высоты сих литературных небожителей автор, к счастью, не замахивается, стиль и манеру письма копировать не пытается, поэтому с текстом его все так хорошо. Я даже, интереса ради, снял с полки Толстого и перечитал «Кавказский пленник» - подивился насколько простым и «детским» (а где-то даже примитивным) языком. А ведь со школы прямо противоположное впечатление оставалось.



Скрытый текст - "Ластик":
Мир не такого уж далекого будущего. Худшее, о чем предупреждали экологи, случилось. Экосистема планеты серьезно повреждена, воздух отравлен, дожди – кислотные, дышим через фильтры, жизнь – уныла, и все в эдаких серых тонах и грязной сепии. Героиня рассказа работает мнемохирургом (у автора это почему-то называется «высокоточной хирургией мозга», хотя в наше время под этим подразумевается обычная нейрохирургия) – она чистит воспоминания пациентов, устраняя те, что их мучают. Некоторые воспоминания могут изобличать грехи и преступления, их удаляют нелегально. Такая работа накладывает отпечаток, а посему от окончательного уныния и безнадеги героиню спасает музыка. Особливо скрипичные запилы некоего Сента Вика.

И вот в один прекрасный (ну, в смысле обычный, серый и ядовитый) день в кабинете мнемохирурга Ику встречает кумир собственной персоной, который намерен почистить свою память.

ИМХОвщина

В «Ластике» мы имеем дело с классической теорией «бабочки хаоса». Когда попытка вмешаться в дела далекого прошлого способны обернуться бурей в исходной точке настоящего. Данная теория – любима фишка всех произведений о хронопутешествиях. Вмешиваемся в прошлое – меняем будущее. Здесь то же самое, поскольку в масштабах человеческой личности вмешательство в воспоминания – тот же хронопарадокс. Утратив фрагмент, на котором базируется личность, можно получить ее расслоение, вплоть до полного распада. Сама по себе сюжетная завязка интересна (хотя совсем недавно ее по максимуму отыграли братья Нолан в своем «Начале»), но в литературе все и всегда зависит не столько от оригинальности, сколько от интерпретации и новых фишек.

Увы, новых фишек как раз не завезли. В финале рассказа случается ровно то, что должно случиться – гений с почищенной памятью теряет возможность творить. Повторять себя может, воспроизводить ранее написанные произведения способен (моторика не утрачена), а вот выдать что-то новое - уже нет. Музыка шла из той больной точки, которую стерли ластиком.

И никакой неожиданности, никакого ВНЕЗАПНО тут нет. Это ровно то, о чем главная героиня предупредила и самого Сента Вика, и читателя примерно в середине рассказа. Э… гм… а для чего тогда потребовалось писать еще половину?

Лишние словеса… даже не так, лишние фрагменты текста - самый большой недостаток данного рассказа. На нем я остановлюсь подробнее чуть ниже. А пока – про второй главный минус. А на втором месте (по недостаткам) стоит любовно созданный антураж. Я так и не понял, для чего в начале рассказа потребовалось создавать атмосферу экологической антиутопии, если это никак не сыграло? Ну, вот от слова «совсем» не сыграло! Только для того, чтобы создать атмосферу уныния и безысходности, в которой живет главная героиня? Господи, да перенесите действие в современное гетто или спальный район моногорода – будут тот же урбанистический нуар. Я уж молчу, что специализация героини – копаться в той гадости, какую даже законченные утырки хотят забыть, могут заставить на стенку полезть и без всяких кислотных дождей.

То же самое с гаджетами. Зачем автору потребовалось их так детализировать? Это ружья на стене, которые должны выстрелить? Тогда где обещанный залп? Почему я обращаю на это внимание? Потому что при увязке с первым минусом получается удивительная штука – стараниями автора у рассказа одновременно две завязки и два финала. И те из них, что являются таковыми по факту – совершенно избыточные. Ну, как вторая голова и второй хвост.

Они не влияют ни на сюжет, ни на композицию.

Реальная завязка «Ластика» начинается с посадки Ику в бас (только эпизод со скрипкой нужно перетащить). Реальная кульминация – в сцене с концертом (где худшие ожидания

девушки оправдываются). Спрашивается, зачем словоблудить? Лишнюю голову и лишний хвост нужно безжалостно отрезать и выбрасывать.

ПРОЗЕКТОРСКАЯ

Стиль автора «Ластика» отчасти напомнил стиль моего соавтора – Шимуна Врочека. Та же любовь к настоящему времени, те же короткие рубленые фразы, те же тяжеловесно-значимые повторы, благодаря стилистическим приемам не являющиеся тавтологией. Как следствие – должный уровень пафоса в драматических эпизодах. Пользоваться таким стилем нужно уметь, и у автора, надо признать, по большей части получается. Местами, правда, присутствует откровенная натужность (писать просто – вообще тяжелое дело), но в целом – неплохо. А по мелочи – придирок много. От логических лакун до кривых словопостроений. Начнем с мелочи.

«Ику замирает на пару мгновений. Завтрак взяла. Одежду взяла. Сменная маска на всякий — взяла. Ключи? Взяла. От двери оглядывает свою квартирку».

Ключи? Перед этим усиленное создание атмосферы будущего (одна процедура чистки зубов чего стоит) и вдруг такой анахронизм, как «ключи». Квартиры и машины уже сегодня открываются и закрываются с брелока… Мелочь, но мелочь, выламывающаяся из общего ряда и нарушающая визуализацию текста. Если уж конструируем мир будущего – то тщательно, со вниманием к деталям. Или наоборот обходимся яркими сочными мазками, а там пусть за нас работает фантазия читателя!

«Скрипка врывается в уши свежим ливнем».

Вот всегда так – как доходит до искусственных «красивостей», так рука автора, только что лихо отплясывавшая на клавиатурле, начинает давать сбой, а ассоциативные ряды ломаться с оврывательным треском. Я сказал «оврывательный»?

Да, сказал. Занесло. Тут принципиальный момент, так что я на этом коротком предложении остановлюсь чуть подольше, ок?

Скрипка, понимаете ли, врывается в уши…

Положим, «звуки скрипки» еще могут ворваться в уши, но сама скрипка? Разве если ей по уху дать с размаху. Есть вариации, в которых имя существительное «скрипка» вполне хорошо сочетается с глаголами прямого действия. Скрипка может рыдать, плакать, манить, звать. Но врываться? Да ну.

Нет, как бы это сказать… «химии» между именительным «скрипка» и глаголом «врываться».

В принципе, и такую связку можно вынести, но не с последующим авторским уточнением «в уши». С ним все звучит не просто не удачно, а коряво. Но добивает фразу неуместное сравнение «свежим ливнем» (и сразу закроем глаза на штампованность словосочетания). Ливень… в уши?

Бррр! Так-то вода в уши попадает – неприятно, а тут – целый ливень. Несочетание образов полное – даже если и можно ворваться в уши скрипкой или ливнем, это ж не кайф, это мука будет!

Скрипка, кстати, на этом не успокоится. Она буквально через пару предложение снова «ворвется», но уже не свежим ливнем, а штормом. Дался автору этот неуместный глагол?

«Безумие нотных звуков окончательно стаскивает с рельс ежедневности, и Ику танцует».

Погоня за красивостями всегда заставляет авторов лепить пафосно-неуклюжие кракозябры. «Рельсы ежедневности». И звучит коряво, и смысловая нагрузка покорежена. Здесь явно уместнее синонимы «обыденность» или «повседневность». Они более точно отражают, суть сказанного.

«Ежедневный» и «обыденный» / «повседневный» очень близки по смыслу, но означают вовсе не одно и то же.

«Чёрная юбка на бёдрах, с разрезами, из которых видны тяжёлые ботинки на тонких ногах. Короткий топ с капюшоном, дредастая грива до талии и куча неформальных железок на шее, пальцах, в волосах, в губе и прочих, не самых подходящих для этого местах».

Казалось бы что тут таково? Нормально все написано. Вон у Стига Ларссона в «Девушках» Лисбет Саландер тоже как фрик описана, и ничего, крутой хакер, отличный персонаж, и в целом все в восторге от нетипичной героини. Никаких придирок!

Так, да не так.

Мне лично это кое-что напомнило. Могу и с вами поделиться.

Вбейте в поисковую строку Яндекса или Гугла «мэри сью» и почитайте характеристики феномена. Помимо общих пояснений кто или что такая Мэри, вы обязательно рано или поздно наткнетесь на цитаты с описанием прикидов классических Мэри Сью. Потому что подробное описание безумного прикида (куда входят обязательный топ и нестандартная прическа) – святое дело!

Ну, типа:

«Одета она была в кожаный топ с открытой спиной и огромным декольте, кожаную мини-юбку и высокие сапоги на огромном каблуке, браслеты и ошейник с шипами, а также ярко-красные волосы до середины спины».

Разрезы на юбке (одежде) – элемент у Мэри Сью менее обязательный, но тоже частый:

«Я была одета в свой оперативный костюм: чёрный кожаный топ, который чуть-чуть прикрывает мою немалую грудь, такого же цвета длинная юбка, с разрезами почти до бедра и черный кожаный плащ с разрезами до талии».

В общем, улыбнуло.

«Информацию о таких операциях обычно — по закону Сообщества — полагалось сразу же добавлять в личные дела граждан Мирового Сообщества».

Лишнее уточнение приводит к тавтологии: Сообщество – Сообщество. Можно убрать уточнение полностью или оставить только слова «по закону». Не принципиально.

«Она делает свою работу, корпорация платит, клиент доволен — Ику получает пункты. За пункты Ику однажды купит себе путёвку поселенца на одну из вновь открытых планет и свалит туда».

До сих пор деньги назывались «деньгами» или даже «баблом». Откуда вдруг взялись «пункты»? Не то, чтобы прямо косяк, а скорее неуместный и несвоевременный штрих, который добавляет деталь несущественную, и потому никому – ни автору, ни читателю, ни рассказу – ненужную. Примерно таким же образом дальше по тексту коммбраслет из многофункционального униустройства вдруг превратится в некий «браслет с диктофоном».

«Ику поправляю браслет с диктофоном»

Ну, а что «Ику поправляЮ», а не поправляет, это так, ачепятка, не страшно. Уверен, что я таких тоже наделал.

ПЛЮШКИ

Когда дело дошло до сюжетной завязки, я честно попытался забыть, что видел, например, не только «Начало», но и «Вечное сияние чистого разума» с Джимом Керри и Кейт Уинслет. Получилось не очень, ну да ладно. Как выше уже говорил, оригинальных сюжетов не так много – все зависит от того, как подать и поднести.

Вообще тема утраченных и обретенных воспоминаний вообще популярна у писателей, причем независимо от того, в каком жанре они работают. Сколько богатых сюжетных веток может дать одна только амнезия! Хочешь шпионский роман (Лэдлэм и его Джейсон Борн), хочешь классика фэнтэзи (Хурин, сын Турина у Толкиена), хочешь фантастика чистой воды («Вспомнить все» Филиппа Дика).

В данном случае автор «Ластика» подал ее хорошо пережеванной и с двойным гарниром.



__________________
Группа "Креатив" Вконтакте

От тумана до тумана
Растеклась моя нирвана. (с) Зимовье Зверей

Последний раз редактировалось Роланд Nebelgrau; 13.06.2017 в 16:18.
Ответить с цитированием