[Adsumus]

Скрытый текст - Ярмо:

Итак, драгоценный мой друг, с чего же мне начать свой рассказ? Возможно, с описания гнусной семейной склоки, приведшей к тому, что двое принцев дома Корренто сочли друг друга незаконнорождёнными, и лишёнными всяких прав на престол? Или, быть может, с описания разрушительной войны, которую это за собой повлекло? С битвы при Мёрн-сете, кровопролитной и отчаянной, приведшей к окончательной победе короля Хейдериха над принцем-претендентом Кортмольдом? Впрочем, к чему это? Тяжёлая, утомительная, и мало связанная с моим рассказом история эта завершилась пленением Кортмольда, и безоговорочной капитуляцией сил восставших. В течении месяцев, города и замки, охваченные восстанием, сдавались на милость короля Хейдериха, лишённые надежды и поддержки.
Кроме одного. Вероятно, с него мне и стоит начать рассказ.

Городок назывался Брумеар, и был ленным владением графа Кроше. Восставшие – принц Кортмольд – даровали его жителям свободу, и горожане стойко защищали новые вольности, во главе с горсткой вернейших рыцарей. О, что это была за осада! Месяц сменял месяц, томился в королевской темнице пленённый Кортмольд, отрёкшийся от всех своих прав на престол, жизнь по всему королевству входила в свою обычную колею, а Брумеар всё отказывался сдаться.
На пятом месяце осады, король Хейдерих решил лично возглавить взятие города. Пожалуй, тогда-то он и услышал впервые о Красном Рыцаре.
Помню, как мы впервые увидели его. Я служил в ту пору при герцоге Серенго, великом коннетабле Астуора. Герцог был весьма недоволен ходом осады. Поклявшись бросить ключи от города к подножию королевского престола, он месяц за месяцем тщился исполнить свою клятву, и вот – король сам направляется к нему, дабы взяться за его дело самому. До прибытия короля оставались считанные дни, и герцог вновь решился на штурм.
Наёмники двинулись на стены, но слишком многочисленны были их защитники. Атаки наши вновь и вновь захлёбывались под ливнем стрел. Дивное дело, хотя город должна была оборонять лишь горсть солдат, стены его были полны защитников. Походило на то, что командующий просто вооружил всех горожан, и они стойко несли теперь свою ратную службу.
А позднее, среди серой сермяги зарницей вспыхнул алый плащ. Это и был Красный Рыцарь. Он стрелял из арбалета. Правда, мимо попадал. Но ярость, напор, с которым он бился, вновь и вновь воодушевляли горожан идти в бой.
Нужно сказать вам, друг мой, что коннетабль был не самым благоразумным из знакомых мне людей. Не получив ключей от города, он поклялся опустошить его, и предать лютой смерти каждого из защитников. Стоит ли удивляться, что горожане, после этого, бились столь отважно? Итак, понеся великий урон, наши воины были вынуждены отступить. А на следующий день, кортеж короля Хейдериха ураганом ворвался в лагерь.
Государь привёл за собой шестьсот рыцарей, каждый из которых вёл, в свою очередь, немалую дружину, и великое войско, собранное для осады, теперь едва ли не в дюжину раз превышало число обороняющихся.
Великий коннетабль достойно встретил государя. Семь шёлковых шатров, расшитых гербами Астуора, были проставлены анфиладой, выводящей в самое сердце лагеря, откуда открывался вид на истерзанные штурмами стены крепости, словно уже вот-вот готовые пасть к ногам короля. На фоне стен этих высился сам коннетабль на огромном боевом фарке, и так как он был гораздо ближе, нежели стены крепости, создавалось впечатление, что он возвышается главою, увенчанной шлемом, над башнями города.
Сиятельное рыцарство выстроилось шеренгами по обе руки от коннетабля, и когда король направился к герцогу, намереваясь прошествовать меж этих шеренг, сотня пажей, одетых в златотканые одежды, выступила вперёд, и разложила пурпурные ковры по земле, дабы нога королевская не ступила на непокорную землю. А вслед за тем, коннетабль соскочил с фарка, и пал ниц пред великим монархом, а сокрытые в шатрах музыканты заиграли нечто, возвышающее душу. И всё рыцарство спешилось, и склонилось, громогласно выражая преданность и восхищение монарху.
Так, коннетабль передал командование королю, а после начался пышные пир. Взламывали бочки со ставлеными три дюжины лет медами, зажарили триста свиней, четыреста быков, и тысячи птицы, собранной по окрестным деревням. Жонглёры и менестрели услаждали государя, покуда воинские командиры докладывали о ходе осады – успешной, победоносной.
Однако, отойдя по некоему делу за шатёр, король нашёл, что среди солдатских палаток стоит неожиданная и угрюмая тишина. «А разве наши доблестные воины не празднуют?» - спросил король у Рофена, барона Нотля, распоряжавшегося лагерем – «Или они не довольны? Или моё прибытие не повод для их радости?»
И барон, хоть и был наущен коннетаблем, не смог солгать королю. Он изложил ему истинную суть дела, а она была такова, что месяцы истощительной осады прошли для осаждающих тяжелее, нежели для оборонявшихся, и покуда в городе ещё были запасы провизии, в лагере осаждающих они уже иссякли, а неумеренный грабёж разорил под корень окрестные города и селения. И если малое войско коннетабля ещё могло как-то, впроголодь, держаться на крапиве с лебедою, то тем тысячам воинов, что привёл государь, вовсе не нашлось ужина.
Помню, король был в сильном гневе, и уже никакие ухищрения не могли вернуть коннетаблю его расположения. А на следующее утро, заиграли рожки, взвились знамёна, и король, в великом своём милосердии, вызвал защитников города на переговоры.
Отворились ворота, опустился мост, и от стен отделился блистательный кортеж, коий возглавлял рыцарь в багряном плаще, развевающимся, пылающем словно утренняя заря.
«Кто же сей рыцарь?» - удивлёно спрашивал король у своих приближенных – «Мне не знаком его герб!»
Отвечал ему граф Ротеко, что нынче сидит в Свуаре: «Этот славный рыцарь – гарнеан Шеннард, граф Бальдеро, каковой титул был дарован ему Вашим братом. И хотя теперь, с его отречением, звание это не имеет более силы, и замок Бальдеро будет, несомненно, возвращён законному владельцу, должен зам сказать, государь, что это весьма достойный воин!»
Граф Бальдеро же, тем временем, приблизился, и спешился, склонившись пред государем, но хотя он и вёл себя почтительно, должен вам сказать, что достоинства в нём было немногим меньше, чем в короле.
Государь так же спешился, не желая вести разговор верхом. Нечто смутило его, однако, в облике собеседника.
«Снимите же шлем, рыцарь!» - воскликнул граф Аёри, начальник королевского штаба – «Государь, несомненно, желает видеть лицо того, к кому обращает речь!»
И Красный Рыцарь, мгновение поколебавшись, снял шлем. Тут только я понял, отчего его зовут Красным Рыцарем, ибо волосы его были неслыханно рыжими, и пылали багрянцем ярче плаща этого рыцаря.
Шеннард молчал, глядя на короля. И тогда тот первым начал свою речь. Многозначительно бросив взгляд за спину, где стоял лагерь, он мельком оглядел тысячи воинов, словно бы пересчитывая их, а затем сказал своё слово. Я, конечно, не смогу вспомнить, как точно он говорил, но суть была примерно такова: «Доблестные рыцари, вы стойко защищали эти стены долгие месяцы, но теперь у вас уже нет ни малейшей надежды. Взгляните, сколь многочисленны, умели и свирепы мои воины. Вы можете биться, вы можете залить эти стены кровью, но вам не устоять. Сложите же оружие, храбрецы, и сдавайтесь на мою милость!»
Никого из нас, людей коннетабля, не удивил ответ Красного Рыцаря: «Нет» - сказал он тихо, но твёрдо. И печально улыбнувшись, вскочил на фарка, и скрылся в городских воротах со всей своей свитой.
Никто из нас не удивился, ибо знали этому причину, и разумеется, хотя и неоднократно предлагали ему сдачу, ответ был всегда одинаков.
Но можете ли вы себе вообразить, друг мой, гнев и удивление короля Хейдериха?! Он, великий монарх, потягивает длань милосердия, и что ему отвечают?! – короткое «нет», даже не смягчённое объяснениями!
В тот же час государь велел трубить атаку!
О, это была славная битва! В воздухе встал гул: исполинские камнемёты, баллисты и требюше осыпали город каменьями. Тысяча умелых стрелков с тугими луками высотой в людской рост принялась осыпать защитников градом стрел. Колонны наёмников с огромными щитами наступали к стенам. Неторопливо, но неумолимо приближались высокие осадные башни, а наиболее доблестные из воинов, тем временем, карабкались на стены по приставным лестницам, и верёвкам, закреплённым на железных крючьях.
Но защитники не падали духом. Они выпустили по осадным башням шквал подожжённых стрел, и те, вскоре, превратились словно в гудящие пламенем кузнечные горны. На карабкающихся по стенам солдат низвергся кипящий свинец, и воздух наполнился воплями мучительной боли. Однако, слишком многочисленно было наступающее войско, и вскоре оно могучей волною хлынуло через крепостные зубцы. В их числе, нужно сказать, был и я. Однако, едва ворвавшись на стену, я был ошеломлён ударом палицы какого-то безвестного горожанина, и унесён верным оруженосцем назад, в лагерь, откуда мне оставалось лишь наблюдать развернувшееся сражение.
Должен сказать вам, что город Брумеар имел весьма необычные для Астуора укрепления. Шесть башен равного размера высились кольцом, соединённые стенами, м стоило противнику взобраться на стену, как он был немедленно осыпан стрелами и каменьями с двух башен. Я видел, как на одной из них Красный Рыцарь лично командовал стрельбой массивной баллисты.
В центре же города высилась цитадель – старая крепость, форт, выстроенный ещё первопоселенцами на древнем данерском фундаменте. Она должна была стать последним прибежищем для осаждённых, потеряй они стены. В глубоких подвалах той цитадели хранился запас провизии.
Однако, я заговорился. Обе стороны отважно бились, и хотя осаждающие непреклонно продвигались вперёд, силы их всё таяли под ливнем каменьев и стрел. Казалось, осаждённые уже почти отбили их натиск, но тут надтреснувшая под многими штурмами стена не выдержали, и под натиском требуше разверзлась широким проломом.
«Вперёд! За короля!» - воскликнул в тот же миг граф Аёри, и ворвался в пролом с сотней отборного рыцарства. Были с ним герцог Шагон, граф Селде, граф Ротеко, бароны Стерго – старый и молодой, герцог Верларк, и даже сам барон Нарренто, и многие другие, кого не перечислишь.
Рыцари ворвались за каменную стену, но упёрлись во вторую – живую, ощетинившуюся пиками! И металл громыхал, скрежетал о металл, шипели фарки, кричали люди, и реки крови стекали от подножия крепости к королевскому шатру. О, как негодовал, как скрежетал зубами государь Хейдерих! «Трубите отход!» - вскричал он, но коннетабль замешкал, и этот миг доблестное рыцарство прорвало строй горожан. Изнеможённое, израненное, но воодушевлённое близящейся победой, оно ворвалось на улицы города…и столкнулось за пылающей зарницей! Две дюжины рыцарей Шеннарда сошлись с четырьмя дюжинами королевских. Очевидно, бедственное положение аккурат удваивало силы осаждённых, ибо две стороны бились на равных, и ни одна не хотела уступить.
Ликующий коннетабль – о, он почти исполнил свой обет! Он бросился на выручку друзьям во главе отборных своих людей. Меня не было в их числе, ибо в тот момент лекари врачевали жуткую рану, что ей меня наградил злополучный город – взгляните только на шрам, а ведь сколько лет прошло!
Шеннард и герцог Серенго сошлись на копьях. Удар Красного Рыцаря расколол щит коннетабля, и опрокинул того из седла. Чу, крик ликования! Но нет, осколок разбившегося копья герцога вонзился Шеннарду под панцирь!
Красный Рыцарь пошатнулся, но в этот момент перестроившиеся ополченцы ринулись на возликовавших рыцарей сзади, отрезая им пути к отходу. Каменщики же, не медля, заделывали пролом в стене, и вскоре всё отборное рыцарство было замуровано в городе, где сдалось на милость раненого Шеннарда.
Король же Хейдерих, подхватив горн, лично протрубил отход. На том и окончился этот штурм.
Едва не плача, внимал государь отчётам. Четверть войска была потеряна убитыми и пленными, ещё столько же – ранеными. Знатнейшие вельможи, и сам коннетабль Серенго попали в плен. Печалью наполнился стан короля, прозванного ранее Победителем.
Осада, однако, продолжалась. Тянулись дни, доблестные рыцари ели траву и собственных фарков, и как сказывали недобрые – заглядывались уже и на пажей. Однажды, капитан наёмников, уже три месяца лишённых платы, дерзко порывался заявить королю, что если им тотчас не заплатят, они покинут осадный лагерь. С великим трудом мне удалось уговорить его дождаться конца недели. Граф Кенайд, видя негодование короля, поспешил утешить его: «Однажды дерзкие повстанцы расплатятся за всё сполна. И когда герцог Серенго исполнит свою клятву, вырезав город до последнего человека…» - но тут король перебил его вскричав: «Так вот какую клятву дал великий коннетабль?! Вот какой он свирепый воин? Вот, отчего город держится столь упорно?!»
Велик был его гнев, и в тот же час заиграл королевский рожок, призывая к переговорам.
И вновь отворились ворота. И вновь выпустили Шеннарда. Однако, свита рыцаря была уже вовсе не столь пышна и многочисленна, а сам Красный Рыцарь, без доспехов, нёс раненую руку на пропитавшейся кровью перевязи.
«Жив ли ещё герцог Серенго?» - вопросил король без особой надежды, ибо ясно было, что не могут горожане не предать казни столь лютого их ненавистника, пленив его.
«Всё ещё жив!» - ответствовал, однако, Шеннард – «И содержится пристойно!»
«Я слыхал о страшной клятве герцога…» - помедлив, продолжил король – «Это, несомненно, излишне жестоко. Даю вам свою, королевскую гарантию, что никто из сдавшихся на мою милость не испытает на себе его ярости»
«Государь!» - воскликнул Красный Рыцарь – «Не только пустозвонства герцога Серенго опасаются люди…»
«Да? И каковы же ваши условия?» - полюбопытствовал король. И Шеннард ответил:
«Людям Брумерара была дарована воля. А свобода – величайшая ценность, и тот, кто обрёл её – с нею уже больше не расстанется. Все долгие месяцы этой тяжёлой осады жители были свободны, а власть осуществлялась избранным Советом и магистрами. Подтвердите же их вольности, милосердный государь!»
«Всё?» - улыбнулся король.
«Отнюдь. Никто не должен пострадать за проявленную на войне доблесть, ибо проливая чужую кровь, люди проливали и свою, и проливали во имя справедливой цели! Я хочу, чтобы доблестным горожанам, буде они сложат оружие, не было с вашей стороны никакой мести и притеснений, как не было их и по отношению к городским магистрам и советникам, организовывавших и вдохновлявших людей. Честным наёмникам, пребывавшим на нашей службе пусть будет заплачено, и пусть они будут отпущены без препятствий на все четыре стороны. Мы же – рыцарство, присягнувшее на верность брату Вашему Кортмольду – мы сдадимся на вашу милость, сдадим Вам ключи от города, сокровищницы его, узилища, цейхгаузы и закрома. Таково моё слово!»
«Ну что ж…» - поразмыслив, ответствовал государь Хейдерих – «Ваша доблесть, несомненно, достойна высшего уважения, и не только в бою, но и в речи, ибо вы весьма бесстрашно осмеливаетесь предъявлять неслыханные требования королям! Однако, нельзя отрицать стойкость ваших людей в бою. Довольно литься крови! Я пойду вам навстречу. Город не будет предан разграблению, никто из жителей его, сложивших оружие, не пострадает. Пусть уходят наёмники, коль сложат оружие своё, но платить им никто не будет. Однако…» - и тут король повысил голос – «Никогда быдло не будет свободно! Город будет возвращён законному владельцу, как уже возвращено ему графство, дарованное вам узурпатором!»
Все замерли в предвкушении – что же ответит Красный Рыцарь? А он всё молчал, и наконец, решил:
«Что ж, не мне принимать подобное решение. Я передам ваши слова старейшинам города, и народное собрание сделает выбор, великий король!»
Сказав своё слово, он развернулся, и скрылся в городских воротах.
В лагере, королевские приближённые приступили к скромной трапезе. Стало ясно, что осаде суждено длиться ещё многие месяцы, ибо как было сказано – никто, обрётший свободу, не откажется от неё. Король решил тогда заложить коронные драгоценности, ибо это был единственный способ заплатить солдатам.
«Кто же этот Шеннард?» - спросил тогда король у барона Нотля – «Я прежде о нём не слыхал, а он на диво доблестный воин, и дерзкий человек, и вовсе не знает страха, кажется!»
«Мы называем его Красным Рыцарем» - сказал барон – «Никто, толком, не знает, откуда он взялся. Шеннард впервые отличился в битве при Круане, где проявил себя на глазах у Кортмольда. Узурпатор ввёл в число своих приближённых. При осаде Астуора, столицы Астуора, он спас жизнь своему королю, за что был пожалован должностью капитана королевского войска. Получив отряд воинов, он захватил всё графство Бальдеро, а затем разбил великого коннетабля, двигавшегося с малым войском к вам на выручку. Оттуда и пошла ненависть герцога. Затем, он доблестно бился в сражении при Курриере, однако, в бою при Мёрн-сете он не принимал участия, ибо осаждая Брумеар, получил жестокую рану. Здесь он лечился, получив звание войскового коменданта города. Здесь и встретил весть о падении своего суверена…»
Должен сказать вам, мой друг, что люди герцога не сидели, сложа руки, и едва получив добрую весть о том, что коннетаблю сохранили жизнь, принялись собирать выкуп. Уже к вечеру был набран немалый мешок драгоценностей – лично я преподнёс две серебряные, украшенные каменьями чаши, захваченные мною при взятии Астуора. Однако, посланцы мятежников наотрез отказались обсуждать возможное освобождение коннетабля, герцога Серенго. Вместо этого, они согласились отпустить графа Аёри за добрую суму в две тысячи полновесных монет. Мы с радостью согласились, ибо гарнеан Аёри был добрым другом, и несомненно поступил бы так же, случись ему выкупать всякого из нас.
На следующее утро, король собрал своих приближённых, дабы обсудить грядущий решительный штурм. Среди нас уже был любезный Аёри, вновь обрётший свободу.
«Скажите мне, граф,» - обратился к нему король – «тяжко ли вам было сносить тяготы плена?», на что граф отвечал – «Не столь тяжко, как могло бы показаться, ибо люди Красного Рыцаря вели себя весьма уважительно, и содержали пленных во вполне сносных условиях».
«Держали ли вас всех в одном посещении?» - спросил король. «Да, всех пленных, кроме герцога Серенго держали в одной зале, под башней цитадели» - тут он указал перстом на высящуюся за городскими стенами громаду – «Но что сталось с герцогом? Мне не известно».
Не солгали ли мятежники? Действительно ли славный коннетабль ещё жив? И если так, то какова его несомненно незавидная судьба? Признаюсь, каждого из нас в тот момент тяготили подобные мысли…
Каково же было наше удивление, когда, ближе к полудню, городские ворота отворились, и смиренные магистры вышли, неся ключи.
О, видели бы вы, как ликовал король Хейдерих! Вскочив верхи, он тотчас же велел входить в город, словно опасаясь втайне, что Красный Рыцарь передумает. Верно, он совсем тогда не думал о возможности предательства, и вовсе не опасался коварной западни.
Итак, колонна наших людей, во главе с самим государем, вошла в город. Я помню ту зловещую тишину, что опустилась, когда мы увидели мятежное рыцарство. Они выстроились клином посреди безлюдной площади, а во главе их стоял Красный Рыцарь. Он на голову возвышался над всеми прочими, закованный в глухую броню, в развевающемся алом плаще. В небо смотрело длинное ясеневое копьё его, а на поясе висел огромный меч.
Но прошло мгновение, и копьё упало на брусчатку, а за ним последовал и меч. Ещё миг – и рыцарь положил к ногам короля огромный, древнего вида бронзовый шестопёр. Гарн Шеннард спешился, и вслед за ним спешились и его люди, складывая оружие к ногам короля.
Мерно грохотал по улицам топот множества ног. Это вышли вооружённые горожане – ровными рядами, на диво слаженные и выученные. Но все они складывали своё оружие.
«Город ваш, великий король!» - произнёс тут Красный Рыцарь. «Великий король!» - эхом повторили сотни горожан.
«Хорошо, гарн Шеннард. Теперь вы мой пленник. Следуйте за мною!» - велел король.
Он двигался к цитадели, а Шеннард шёл у королевского стремени.
«Скажите мне,» - обратился к нему государь – «Что вынудило вас переменить решение? Отчего вы решили сдать город?»
Красный Рыцарь опустил голову, и выглядел тогда весьма печальным.
«Не я принимал здесь решения. Был собран совет, и после долгих дебатов народ Брумаера решил принять ваши условия…»
«Но вы-то, как я вижу, не одобряете этого решения?!» - воскликнул граф Аёри.
Красный Рыцарь промолчал, но по лицу его был виден ответ.
У цитадели нас встретил герцог Серенго с своими людьми. Он был освобождён, и выглядел весьма довольным жизнью.
«Где же ваши склады с провиантом?» - поинтересовался у Шеннарда граф, весьма любопытный до всяких хозяйственных дел.
Шеннард указал на башню, и приблизившись, мы нашли в ней окованную железом дверь, которую, скрестив алебарды, охраняли двое стражей в начищенных капалинах. Но увидав короля, они тотчас опустили оружие, и отпёрли дверь.
Кроме запасов провизии, столь обильных, что их хватило всему королевскому войску, король увидел там ещё и некие апартаменты, запертые на засов извне.
«Что это за комнаты?» - спросил он. «Здесь содержался герцог Серенго!» - отвечал Красный Рыцарь. «В достойных ли условиях он содержался?» - «Весьма!» - заверил Шеннард короля – «Ну что ж, коли так, стало быть, отныне это ваши апартаменты!»

Что произошло в следующие дни? Король сдержал своё слово: город действительно не был разграблен. Графство было, однако, возвращено законному владельцу – этот Мекерис Панго, граф Кроше был человеком, скудным на достоинства, о чём я ещё, позднее, расскажу. Совет был распущен. Шеннард же, и его рыцари содержались в башне, где ранее держали людей коннетабля.
Войско вскоре было распущено, и король со своими людьми направился в Астуор. Уже тогда он был весьма заинтригован этим Шеннардом.
«Это рыцарь редкого мужества, и великой доблести. Признаюсь, я бы предпочёл, чтобы он в самом деле был графом Бальдеро и моим вассалом…»
Нужно сказать, что рана, нанесённая Шеннарду Великим коннетаблем, заживала весьма тяжело. Красный Рыцарь впал в горячку, бредил, пылая жаром, и никто уже не верил, что он доживёт до прибытия в столицу.
Когда же мы достигли Астуора, мятежные рыцари были водворены в королевскую тюрьму Стагон, а Шеннард отправлен в лечебницу.
Прошло немало дней, прежде чем окрепший Шеннард смог явиться государю для суда и воздаяния.

Я помню суд в Королевской башне. «Гарн-триар Шеннард, самозваный граф Бальдеро» - назвал его генеральный судья - «Что сможете вы сказать в своё оправдание? Как вы дошли до своих отвратных и ужасающих преступлений?»
Мне никогда не забыть ответа Красного Рыцаря, мой друг! Он встал, всё ещё слабый от болезни, и сказал речь.

«Долг всякого рыцаря служить праведному и благородному делу, не так ли, гарн-те?» - спрашивал он, и дворянство одобрительно зашумело на его слова – «Я прибыл в это страну, ища верного применения своим знаниям и навыкам. Прибыл, чтобы делать то, чему меня учили. И я застал её, разорванную на части войной. Я не астуорец, я не знаток политики, и мне было не ведомо, кто в самом деле имеет больше прав на престол…Потому, не это определило мой выбор…»

Тут его прервал некий юный и наглый отпрыск дома Нотль – «Ты пришёл со своим мечом, как подлый наёмник, и сторговал его за золото! Так? Сколько тебе отвалил узурпатор?!»
Но дерзкого юнца тотчас же одёрнули. Его дядя, гарнеан Рофен, что сам бился с Шеннардом, и знал его доблесть, пригнул голову племянника, и тот подавился своими оскорблениями. И распорядитель суда, бросив взгляд на короля, снисходительно обошёлся без санкций. А Шеннард продолжил.

«Я смотрел на деяния владык. Я смотрел на то, на кого они опирались, кого поддерживали, и кого успели осенить своей королевской милостью. Принц Хейдерих собрал у своих знамён славное дворянство, благороднейших графов и вельмож, и все они выкрикивали ему здравицу, наделённые землями и замками. Вне всяких сомнений, принц проявил себя мудрым владыкой, водившим в благородных домах истинно королевскую опору.
Принц Кортмольд же не сумел убедить вельмож в своих правах. Он остался без их поддержки, не имея, что предложить дворянству за их преданность. Однако, он не остался без сторонников…»

Шеннард говорил, а возмущение всё нарастало. В задних рядах послышался свист, а ближе кто-то крикнул – «Да кто ты такой, чтоб судить о королях, дерзкий безумец!», на что Шеннард отвечал, что короли в своём величии подобны высоким горам, возвышающимся над низинами, и подобно тому, как стоящему внизу вершина горы видна полней и целостней, чем стоящему на ней, так и о королевской политике подданные могут судить, порой, с большей дальновидностью, нежели те, кто её творит.

И шум утих, что удивительно, а подсудимый продолжал.
«Мой суверен опирался не на благородство древних гербов и маноров. Он поднял с коленей народ! Он не осыпал своих сторонников златом. Но он дал им самое ценное, самое священное – волю! Он раскрепостил земледельцев, и снял повинности с горожан, он ввёл народные суды и советы, и всякий добрый простолюдин стал готов поднять за него оружие. Ответьте мне – разве это не деяние ли, достойное истинного короля? Разве это – не благо народа, о котором он призван печься? И разве не долг всякого честного воина, чей долг биться со злом и несправедливостью во славу добра – принять его сторону?»

Шеннард закончил. Шумело благородное дворянство. Судьи молчали, поражённые неслыханным. Я помню, как росло, ширилось в воздухе невыносимое напряжение, как затрепетали вдруг, зазвенели роскошные витражи в окнах. И в момент, когда этот порыв достиг уже, казалось, пика, Генеральный судья нашёлся.
Он встал, и поднял свой жезл. И тотчас всё погрузилось в тишину. Глубокую, как омут.
«Этот человек – он безумен!» И в единый миг, напряжение как-то разом спало. Всё словно встало на свои места. Разумеется, этот головорез, при всей своей силе и ловкости – обижен умом. Я помню, как гарнеан Прохеке склонился к моему уху, и шепнул – «Обыкновенное дело! В своё время у меня служил палачом один такой малый: огромен ростом, и быка на бегу остановить может, но не способен и молитвы прочесть. Это что-то вроде того».

А король молча сидел, пристально глядя на подсудимого. За всё время он не сказал ни единого слова, и теперь, иные всматривались в его лицо, ища признаки готового выплеснуться наружу гнева. Но я стоял близко, и даю вам слово чести, уверен – короля это всё…забавляло!

Один из судей почтительно обратился к королю – «Полагаю, Ваше Величество, не стоит нам более отнимать ваше бесценное время, допрашивая этого человека. Его ждёт богадельня».

Но тут, другой судья – это был эрадриор Каар, старший священнослужитель – негромко произнёс: «А я полагаю, этот мерзавец нарочно выдаёт себя за придурковатого, дабы избежать правосудия».

И тогда король поднял десницу, и все смолкли.
«Гарн Шеннард, » - бесстрастно произнёс он – «а кто обрабатывает ваши нивы? Откуда вы прибыли? Вы пришли в нашу страну, раздав свои земли смердам, или хотите удостоить этой судьбы лишь астуорскую землю?»

Красный Рыцарь хотел что-то ответить, но король жестом велел ему молчать, и добавил: «Шеннард, я не поверю, что вы сумасшедший. Но мне не хотелось бы верить и в то, что вы трус, пытающийся спрятаться от правосудия за рыцарской сказкой…»

«Ваше Величество, у меня нет земельных владений за пределами этой страны. Все же, полученные от своего суверена в награду за верную службу – я отдал живущим на них.»

И вновь присутствующие зашумели, но в этот раз не столько с гневом, сколько с удивлением.
«И как ты собирался служит Кортмольду дальше?» - крикнул рыцарёнок Нотль – «Чем ты заплатил бы за меч? Чем за доспехи? На что содержал войско? Ты лжец!»

Король посмотрел на Шеннарда.

«Мне не было нужды оплачивать военные нужды. Народ знал, что война в его интересах, и был сам готов нести бремя расходов!» - воскликнул Шеннард – «Люди сами ковали оружие! Люди сами шли в войско!»

Король пожал плечами. «Но теперь-то они вновь знают своё место. Что вынудило вас связать свою судьбу со смердами? Вам в самом деле легче дышится в халупе, чем во дворце?»

«Легче, чем во Стагоне!» - запальчиво ответил Красный Рыцарь, и тут уже король в гневе стукнул кулаком об стол. «Шеннард, всё награбленное вами и вашими людьми – конфисковано законной властью. Вы нищий. Вы лишены какой-либо поддержки. Вы понимаете всю серьёзность своего положения? Кто освободит вас? Кто заплатит за вас выкуп? Даже если бы я велел вас помиловать – куда бы вы пошли? Что делали?»

«То, в чём состоит долг всякого рыцаря!» - спокойно ответил Шеннард – «Защищал слабых. Утешал страждущих. Помогал нуждающимся.»

«Шеннард, долг всякого рыцаря – служить своему сюзерену. Своим шутовством вы унижаете высокий статус королевского рыцаря! Однако…» - тут король встал, и выглядел бы весьма величественно, если бы скипетр, не ко времени обронённый им. Тот со стуком покатился со ступеней королевского подиума. Проводив вещь взглядом, король продолжил: «Хм, однако, в Стагоне вам делать нечего. Вы явно никакой не заговорщик и не интриган. Не должно расходовать казённые средства на ваше содержание в тюрьме. Шеннард, » - король повысил голос – «дайте мне слово, что никогда впредь не поднимите против меня оружия, и убирайтесь с глаз моих долой!»

Красный Рыцарь не показал себя в тот раз сумасшедшим. По приговору королевского суда, он каялся на коленях, прося прощения за своё участие в мятеже Кортмольда, а затем, получив его, принёс обет никогда впредь не поднимать оружия против короля Астуора и тех, кто служит ему.

При тех событиях, что произошли на следующее утро, я не присутствовал, и могу судить о них лишь по рассказам сторонних лиц. Шеннард вернулся в тюрьму Стагон, дабы забрать немногие свои вещи. Он спустился вглубь подземных казематов, где находилось его узилище. Собрав свои пожитки, Красный Рыцарь уже собирался покинуть тюрьму, как вдруг услыхал доносящийся из недр подземелий бычий рёв. «Туассан, ты ли это?!» - крикнул изумлённый Шеннард, и гулкое эхо стократ усилило его голос. Он узнал одного из своих товарищей, юных и смелых рыцарей, бившихся с ним плечом к плечу на стенах Брумеара. «Шеннард?!» - Отвечал ему Туассан из подземелья – «Друг, и ты ещё жив! Крепись же! Примем муки достойно!» - «Многие ли из наших здесь?» - крикнул Шеннард – «Многие. Ор Смальтеро, и Уфуоп, и кривоносый Семперли! Это лишь те, кого содержат рядом со мной. А кто с тобою?» - и Шеннард не сразу решился ответить – «Друг, меня освободили!» - и Туассан, мгновение помедлив, радостно засмеялся – «Что ж, стало быть, нашёлся ещё верный товарищ, сохранивший достаточно денег, чтобы выкупить не только себя? Поздравляю! Удачи тебе, друг!»

Граф Аёри спрашивал у короля, отчего он простил Красному Рыцарю его дерзость, и так легко помиловал. Король с улыбкой отвечал, что подобный типаж рыцаря, словно пришедшего из баллад, не мог его не заинтересовать. Ему бы пригодился подобный вассал, если б он служил ему так же преданно, как и Кортмольду. Король с нетерпением ждал, когда же этот человек явиться ко двору, просить его милости. Но он и не предполагал, что это выйдет так скоро.

Солнце было в зените, когда хромающий Шеннард пешком пришёл к Королевской башне. Я помог ему подняться по ступням. Он пробормотал слова благодарности, погруженный в какие-то свои мысли. То был единственный раз, когда я к нему прикоснулся.

Король принял Красного Рыцаря, готовый удовлетворить его прошение о деньгах или королевской службе. Но Шеннард пришёл не за этим.

«Великий государь Хейдерих!» - сказал он – «Я узнал, к удивлению своему, что в тюрьме Стагон всё ещё томятся Мирин Туассан, и Орруэм Смальтеро, Уфуоп эр Синкрил, и граф Семперли, и многие другие рыцари. Отчего так? Разве им не было дозволено просить королевской милости?»

Король на это даже не стал ничего отвечать, только махнув рукою, а вместо него ответил граф Аёри: «Милость короля в их случае, как и в случае всех мятежников, » - тут его голос стал кислым, как уксус – «не швыряющихся ленами, заключалась в том, чтобы позволить им освободиться, выплатив выкуп. Вот только, многие из них не оказались на это способны…»

«Государь!» - воскликнул Шеннард – «Могу ли я освободить своих товарищей, выплатив за них выкуп?!»
Король тогда удивлённо поднял брови: «Шеннард, у вас нет ни гроша.»
«Однако, » - ответил Красный Рыцарь – «я получил значительную сумму за свободу графа Аёри…»
«Эти деньги давно уже возвращены законным владельцам!» - отрезал король, и Аёри кивнул.
Я в тот же миг аккуратно выглянул из за портьеры. Мне, признаться, до крайности любопытно было увидеть лицо Шеннарда. Утратит ли этот вечно невозмутимый человек самообладание? Однако, он лишь пожал плечами.
«Жаль, » - сказал он – «ведь эти деньги могли послужить правому делу. Правда ведь,» - продолжил он, глядя прямо в глаза королю – «если герцог стоит города, то и граф мог бы стоить нескольких дюжин рыцарей?»
Клянусь вам, он сказал это прямо в глаза королю, Хейдериху из дома Корренто, в чьём подвале и поныне скрежещет зубами нежить Корренто! Но самым удивительным было то, как он это сказал. Это не было дерзкой наглостью необузданного дворянского сынка, готового вызвать на дуэль принца крови. Это не было злословием университетского мужа, покушающегося своей мантией на вековые устои. Подобных острословов король, несомненно, тотчас велел бы высечь на городской площади, и только.
Нет, в словах Шеннарда чувствовалась некая спокойная, чуть весёлая доброжелательность, не позволяющая воспринимать их с гневом. Возможно, осмелься рыцарь спорить с королём публично, последний вынужден был бы осадить его, но тогда, в интимной обстановке, в окружении вернейших друзей…клянусь вам, король улыбался!
И тогда, граф Аёри воскликнул: «Раздери вас черти, Шеннард, вы невозможный человек! Ну ладно же, слово чести, я сам внесу выкуп за этих шалопаев. Будем считать, что это мой долг вам!»
Тут король махнул рукой, выгоняя присутствующих, и я мигом юркнул обратно за портьеру. Аёри выскользнул из зала, увлекая за собою Шеннарда, а я глянул ещё разок на короля, сквозь щёлочку. Он хохотал.

Следующую ночь Красный Рыцарь провёл, вероятно, в доме одного из своих соратников. Не знаю, сколь бурно они праздновали своё неожиданное освобождение, но придя утром к подножию Королевской башни, я застал там заметное оживление.
Грохотала сталь, шёл бой. Хлестали слух бранные крики.
На площади собралась немалая толпа, и я поинтересовался у кого-то из мещан, что происходит. А тот ответил, что некий дворянин из помилованных мятежников, будучи уже изрядно навеселе, провозгласил тост за здоровье принца Кортмольда, коего назвал королём. Тотчас прибыла стража, и попыталась осадить смутьяна, но тот уже был слишком пьян и буен. Он попытался угодить выпивкой всех, кто присутствовал в таверне, выкрикивая здравицу Кортмольду. Когда же стража решила арестовать его, начал драку. Вскоре, в неё вступили друзья буяна, и просто охочие помахать кулаками.
Я застиг самый конец беспорядков. Нейен Семперли держал оборону за перевёрнутой телегой. В одной руке его был кухонный нож, в другой – мясницкий топор, коим он люто орудовал. Были там и другие, чьих лиц я не разглядел.
Королевские констебли наседали на смутьянов, не давая им возможности вырваться. Теперь, их судьба была предрешена.
«Зря пропали деньги Аёри!» - подумал я тогда – «А король недурно заработал!»

Ближе к вечеру, в мою дверь постучался посыльный с просьбой от герцога Серенго прибыть в его отель. Часу не прошло, как я уже был в его приёмной. Кастелян герцога налил мне вина, покуда сиятельный герцог громогласно спорил с кем-то в своём кабинете. Поначалу, кастелян молчал, но мои расспросы были весьма настойчивы, и вскоре он уже раскрыл мне всё, что было ему известно о причине этого вызова.

Нераскаявшихся злостных мятежников пытали, среди прочего, и о Красном Рыцаре. Тот не принимал, по видимому, участия в ночных беспорядках, однако, куда он делся, никто не знал. Кривоносый Семперли, в конце концов, сказал, что Шеннард рано утром покинул город, узнав, сколь неосмотрительно распорядились его товарищи вновь обретённой свободой.
Я хотел уже, было, поинтересоваться, при чём же здесь я, но тут прозвенел колокольчик, и слуга пригласил меня в кабинет к герцогу.

Герцог принял меня весьма радушно, вдоволь напоил крепким вином, прежде чем изложить, наконец, свою просьбу.
Он говорил, что король был бы весьма доволен, заполучив такого вассала, как Шеннард. И не только оттого, насколько несгибаемым и честным человеком проявил себя рыцарь, но и, признаем откровенно, из за того немалого влияния, что он имел на сотоварищей. Король, как мне пояснил герцог Серенго, не без оснований рассчитывал, заполучив Шеннарда, склонить к лояльности немалое число из прочих рыцарей, принимавших участие в восстании Кортмольда.
«Позвольте, но разве не принесли они все присягу королю, покаявшись после падения своего прежнего суверена?» - спросил я герцога, на что тот с мимолётной усмешкой ответил, что одно дело получить формальную присягу, но совсем иное – искреннюю преданность вассала. И мудр тот король, что это понимает.
«Так за чем же стоит дело?» - спрашивал я, и герцог объяснил, что согласно королевскому замыслу, лишённый всех своих наделов и богатств Шеннард непременно должен был бы искать королевской милости. Тем паче, что король явно проявил свою к нему благосклонность. Каково же было удивление государя и придворных, когда Красный Рыцарь, едва завершив свои насущные дела, тотчас же покинул столицу, не посетив более королевского двора. Куда он мог отправиться – загадка. Впрочем, герцога это особенно не занимало.
«Так стало быть,» - воскликнул я тогда – «король желает, чтобы кто-то проследил за Красным Рыцарем?» - «О, вовсе нет!» - тотчас отвечал мне герцог – «Совсем иное угодно королю! Он хочет, дабы кто-то из верных людей, что знают Шеннарда в лицо, догнал его на тракте, и убедил прийти ко двору, посулив почёт и достаток на королевской службе. При том,» - поднял руку герцог – «всё это надлежит проделать по возможности тайно, дабы не поставить двор в неловкое положение. Так или иначе, дорогой друг, я решил поручить эту миссию вам».

Долго ли, коротко ли, исторгнув из себя вино доброго хозяина, я оседлал фарка, и пустился в дорогу. Продвигаясь трактом на юг, я думал о том, что всё никак не могу вспомнить герб Шеннарда. Видел ли я его вообще когда-то? Смогу ли я узнать рыцаря среди множества всадников, наводнивших дорогу?

Я нашёл Шеннарда гораздо раньше, чем рассчитывал. «Великие боги, этот человек – сумасшедший!» - подумал я.
У Красного Рыцаря не было ни фарка, ни иного ездового животного. Он брёл пешком, упорно шагал к горизонту, глотая пыль торной дороги.
«Шеннард!» - воскликнул я, приветствуя рыцаря, едва он меня завидел – «Прошу вас, пойдёмте со мной, и вам более не придётся месить грязь ногами!» - «О чём вы, друг мой?» - спросил рыцарь, и я пояснил, что король желает видеть его, и собирается предложить ему почётную службу.
Рыцарь выглядел изрядно удивлённым. «Помилуйте, но на что королю моё служение? Я сражался против него. Разве могу я рассчитывать на приязнь его верных вассалов? И разве не довольно у короля достойных вассалов?»
«Слово короля – закон, Шеннард!» - так хотел уже я сурово ему ответствовать, но в тот самый миг рыцарь повалился на дорогу. «Шеннард!» - воскликнул я.
Эта опрометчивая прогулка истощила силы Красного Рыцаря. Его рана открылась.

И так вот, уступив Шеннарду своего фарка, я шёл у его стремени, сопровождая в город. Разговор о королевской службе мы более не продолжали, да и не дело было бы привести рыцаря ко двору в подобном состоянии. Шеннард несколько раз терял сознание. По счастью, герцог Серенго ещё провожая меня в путь намекнул, что был бы рад увидеть Красного Рыцаря своим гостем, дабы сполна расплатиться за то гостеприимство, что последний, в своё время, оказал ему в Брумеаре.

Посему, я привёл Шеннарда в дом Серенго, где предал заботе челяди герцога. Лишь к вечеру Красный Рыцарь окреп достаточно, дабы покинуть свои покои, и разделить с нами трапезу. То было роковое застолье, то самое, на котором и раскрылась великая тайна Шеннарда.

Но право же, друг мой, горло у меня уже совсем пересохло, а на высоких стенах в четвёртый раз сменилась стража. Слышишь, смолкли стоны узников в камере пыток? Это палач, умаявшись, ушёл домой, к детям, и любимой своей жене. Скоро грядёт рассвет, и нам обоим, полагаю, пора бы уже сомкнуть глаза. Я продолжу свой рассказ при нашей следующей встрече, которая, вне всякого сомнения, состоится скоро и неизбежно.

Ну, по правде говоря, если вы так уж настаиваете, я продолжу свой рассказ. Эти сквозняки, что столь пронырливо забираются под плащ, не дадут уснуть в подобный зяб. Вот лишь налью себе вина…