Тоби
Учитель Дард вышел из морга с таким перекошенным лицом, что Тобиас Франкотт сдавленно охнул. На костяшках пальцев некроманта выступила кровь, под левым глазом набухал здоровенный синяк. И, кажется, учитель хромал. Но хуже всего – что из самого морга не слышалось ни звука.
«Убил он её, - обречённо подумал Тобиас. – Прикончил. Всё».
Что «всё» - было совершенно понятно, всё – это означало, что им с учителем снова придётся сниматься с места, здравствуй, дорога, привет, ночёвки на обочине или в стоге сена, или на случайном кладбище… прощай, уютный тёплый город Рандеворс, где почти не бывает снега. Прощай, величайшая из библиотек. Прощай, хорошая работа и чистая постель в маленьком домике на территории лечебницы. Так, а что же Хелли Рэй? Неужели действительно убита?
- Тоби, - хрипло позвал учитель, страшно вращая глазами. Особенно тем, который стремительно заплывал от синяка. – Тащи меч, живо.
Подумал, вытащил из кармана мятую пачку папирос и уже с одной во рту, зажигая огонёк от пальца, добавил:
- И чашу.
Сам не свой от ужаса, Тоби так и припустил к домику. Свернуть вправо, за приземистое здание морга, потом ещё раз – направо, между двумя рядами пышноголовых лип, и бегом внутрь, к сундуку о трёх замках. Там, среди рухляди, в новеньких красивых ножнах лежал старый меч, а рядом, обёрнутая в газетку, хранилась серебряная чаша. Язык не поворачивался называть это добром – потому что и на мече, и на чаше хранились отпечатки зла, смерти, безвременья. Даже в руки-то жутковато брать. Но учитель велел. Вот что ещё страшнее.
Неужели? Неужели час настал, когда Смерть больше не хочет брать от Дарда кредиты, когда ему придётся познать свою несчастную долю и сделаться нечеловеком? Тоби всхлипнул. Может быть даже, Хелли Рэй, на свою беду, ещё жива. Он её прикончит, выпьет её крови и будет искать добровольную жертву. И кто станет ей?
Тоби покачал головой, схватил меч в приятно прохладных ножнах из скрипучей кожи и чашу – не разворачивая, прямо в газетке, - и помчался обратно к моргу. Там, неуклюже действуя левой, высохшей до локтя рукой, учитель Тобиаса Сарвен Дард по прозвищу Упырёк, придерживал окурок одной папиросы, чтобы прикурить от неё вторую.
Уж хотя бы лучше, чем прикуривать от магического огонька на пальце. Плохой это знак – прикуривать от пальца. Уж он-то, Тоби, насмотрелся на эти дурные знаки. Вот сейчас, подумалось ему, учитель докурит вторую и за шиворот вытащит из полуподвала избитую до бессознательного состояния Хелли. А ведь он-то тоже хорош: не побежал посмотреть, как там женщина, ранена или, может, мертва, а понёсся выполнять приказание Дарда. Да ещё думал о библиотеке и неизбежных ночёвках в чистом поле. Это потому, что он Хелли терпеть не мог, вот что. Хотя всё равно нехорошо получилось.
Дард, однако, не пошёл в морг – прицепил ножны к поясу, которым его светло-жёлтая больничная роба была схвачена на талии, сунул чашу в карман фартука. Втоптал в сухую пыль окурки и побрёл, сутулясь, в сторону городского рынка. Улица Решимости – прямая, обсаженная липами да клёнами, - вела как раз прямиком туда. Тоби сначала поплёлся за ним, но учитель, цыкнув зубом, велел спуститься в морг и ждать там.
- Вернусь к вечеру, - сказал. – Поможешь там.
Тоби очень не хотелось идти вниз, к Хелли, но он спустился в полуподвал и прокрался к комнате-подсобке, где сторожа и персонал морга могли переодеться, отдохнуть и перекусить. Хелли сидела на подоконнике, вполоборота к стеклу, и на её тёмной коже краснели ссадины и кровоподтёки. Тобиас обрадовался, что она жива – как-никак, а убирать и прятать её труп пришлось бы именно ему! – и он неловко сказал:
- Ясных дней, эна Рэй.
Она обернулась от окна, и Тоби ошалело встретился с её сияющим, счастливым взглядом. Хелли улыбалась, чего он никогда, кажется, не видел раньше. Полные губы, когда не были поджаты, выглядели потрясающе. А зубы у неё были ровные и белые. Но глаза! Разве тёмно-карие глаза могут так ярко светиться? Словно две лампы зажгли внутри, по ту сторону.
Тоби понял, что ничего не понимает. Как можно сиять, когда тебя жестоко избили?
Хелли подняла руку, взъерошила волнистые, отросшие до плеч чёрные волосы и сказала сытым, довольным тоном:
- Когда мы поженимся, я тебя усыновлю.
Четырнадцатилетний Тоби только и мечтал, чтобы его усыновила вот такая злющая, резкая и грубая баба. Ошарашенный, он отступил к дверному проходу, пытаясь подобрать достойный ответ, когда услышал смех Хелли Рэй.
- Поженитесь? – переспросил он, не найдя других слов.
- По обычаям Хихина, мужчина должен добыть себе женщину в бою, - пояснила Хелли. – Если биться не с кем, он добывает себе женщину в бою с нею.
Тобиас хотел сказать, что это глупый обычай. И что драться с Дардом для Хелли – не подвиг, так как она сама отличный боец и непонятно, как учитель смог её одолеть, если вторая рука ему почти не служит…
Но, глядя в залитые безбрежным счастьем глаза, только вздохнул. Не нравилось ему то, что происходит. О чём они поругались и зачем подрались – тоже неясно. Но Тоби догадывался, что брачные игры тут ни при чём.
- Поздравляю, - буркнул он, делая ещё шаг назад. – Только усыновлять не надо. Я уж лучше сам как-нибудь.
Она не ответила – снова загляделась в окно. Тоби вышел – отчаянно хотелось есть. Сейчас бы тарелочку супа с лапшой и овощами, вот это было бы здорово…
***
Дайлен
По Сольме, тяжело ступая, шла гроза. Ветер надувал простыни, которые хозяйки не успели снять с верёвок, хлопал окнами. Жару сносило к рекам Азалье и Сольмейе вместе с пылью, и по воде бежала частая рябь. Качались, стукаясь друг о друга, лодки на пристани.
У старшего офицера Стини Дайлена на сегодня служба закончилась, но домой он не спешил. Пожалуй, его даже пугало возвращение на квартиру, где наверняка дожидалась Ишерри с очередным скандалом.
Прошёл почти целый год после того, как закончилась битва в крепости стихийников. После этой битвы в Тирне начались изменения, и они происходили по сей день. К ним было непросто привыкнуть. Полное воссоединение магических Орденов, прекращение гонений на Тёмных магов, и как следствие – упразднение Комитета. Точнее, Комитет по делам Тёмных магов попал под полную реорганизацию. Никаких больше ловцов? Вовсе нет. Преступники так и остались преступниками, будь то маги или не-маги. Но после Указа от его Величия Грета Кешуза Комитет стал называться Мирной гвардией. Их почти слили с «мухами»-полицейскими и Отделом по делам Светлых магов, вот что произошло. Дайлен скучал по облавам на Тёмных, никак не мог взять в толк, что для Светлых теперь такие же законы, что магов Ордена Теней отныне нельзя убивать на месте без предупреждения и без последующих объяснений: им, как и Светлым, теперь положен суд. Нет, в первые месяцы к этому просто невозможно было привыкнуть!
Но Дайлену, можно сказать, повезло: на новую службу его приняли сразу, да ещё в старшие офицеры. Он, можно сказать, не заметил и других сложностей. Ему на самом деле приходилось непросто по другой причине. В Сольме после месяца в крепости Моро, проведённого в тяжёлом состоянии, вернулась Кэри Вендела.
Дайлен хорошо помнил день, когда столкнулся с нею в этом участке – и не узнал при встрече.
- Ясных дней, - пролепетал он, не зная, как обратиться к Кэри.
- А мне вот пособие не выплатили, - прошелестела она почти беззвучно. – В списках убывания… мертва, мертва.
Махнула рукой и пошла к выходу. Дайлен тогда догнал её и почти насильно вернул.
Да так и не смог бросить – и в госпиталь её отправлял, и к Майклу за советом обращался. Всё было без толку. И сейчас – то ли к ней опять прийти, сидеть ей слёзы вытирать, уговаривать поспать, быть рядом… или пойти домой и там выслушивать упрёки Ишерри. Правду сказать, время Дайлена поделилось на три части: служба, Кэри и Ишерри, и последней доставалось меньше всего внимания.
Дайлен прошёлся по кабинету, взял со стола письмо от Чезаре Роза и перечитал. Чезаре звал его сменить обстановку – заманивал в свой форт на границе, не жалея при этом эпитетов для описания Иртсана, быстрой реки Рахмаш и прелестей рубежной службы. Дайлен написал, что обязательно приедет – уладит дела, женится и приедет, но, уже поставив подпись, скомкал листок и бросил на пол. В корзину для мусора не попал, крякнул от раздражения, и принялся писать заново. Нет, он не сможет приехать, его офицерский долг – поддерживать Кэри, попавшую в беду. Кэри не может нормально спать, её преследуют мысли о смерти, она похожа на привидение и ей всегда плохо. Нет, он не бросит Кэри.
Скорее он бросит Ишерри. У неё был мужчина до Дайлена… найдет и после.
Вторым скомканным письмом он в корзину всё же попал. Именно в этот момент дверь в кабинет распахнулась. Красивая молодая женщина – светло-русые волосы уложены в красивую высокую причёску, юбка синего платья, длиной до середины икр, открывает вид на стройные ножки, лёгкие туфли предназначены для вечерних прогулок по городу… Только вот лицо у женщины бледное и в красных пятнах. И глаза заплаканные, отчего кажутся не серыми, как обычно, а мутновато-голубыми.
- Э… ясных дней, - пробормотал Дайлен и встал из-за стола.
Ишерри пересекла кабинет и с вызовом посмотрела ему в лицо. Чуть снизу вверх – в отличие от рослой Кэри Венделы, невысокая.
- Ты бросаешь меня? – спросила, словно выстрелила.
И Дайлен кивнул.
Крепкие у Ишерри пощёчины. Крепкие и частые – одна, другая, третья… и слова из неё посыпались злые. Не говоря уж об эмоциях. Дайлен не препятствовал ни рукам, ни словам, ни чувствам – даже не закрывался, стоял и ждал, пока ей надоест. Когда Ишерри устала и разрыдалась, подвинул её в сторону и вышел. На душе стояла такая гнилая муть, что Дайлен не видел ничего и не понимал, куда шёл. Очнулся только когда основательно стемнело, под ослабевающим дождём, на берегу реки. Вдали лениво рокотал гром. Гроза почти прошла. Мутная, тёмная Сольмейя уносила городской сор под Третий центральный мост.
Дайлен чувствовал себя как после попойки, разве что голова не так сильно болела. Последствия ментальной атаки Ишерри, которая, хоть и не была магом, но всегда обладала способностью делиться особо острыми и неприятными эмоциями. Хотя нет – разделять с нею счастье или любовный экстаз Дайлен любил именно благодаря этому дару. Она делилась охотно и без обычной не-маговской скупости на чувства.
Некоторое время Дайлен смотрел на реку с моста, потом словно потерял над собой контроль. Он шёл, не обходя луж, и цель видел предельно ясно: Кэри. Она испортила ему отношения с Ишерри, вот он ей сейчас и выскажет всё, что думает. Что она со своей затяжной депрессией и мыслями о смерти страшно надоела ему, что она ему жизнь вот так сломает, и пусть дальше выкарабкивается сама. Может, не может – его больше это не касается.
Но Кэри распахнула Дайлену дверь, едва он постучал. Словно стояла с той стороны, прислушиваясь к шагам на лестнице. Увидев его, мокрого, злого, отступила на шаг, но Дайлен поймал её за руку и прижал к груди. У неё сердце билось так, словно пыталось проникнуть в его грудную клетку, и ночная рубашка на спине вся промокла от пота. Опять эти глупые сны? Почему она стояла под дверью? Почему не прогоняет его и не отстраняется? Сколько раз Дайлен пытался обнять Кэри – по-дружески, ради поддержки, и она лишь сжималась и замирала, как приневоленная кошка, а потом старалась вынырнуть из объятий и уйти…
Горячая, какая же она горячая сквозь тонкую ткань ночной рубашки… Всё ещё злясь непонятно на что, Дайлен притиснул Кэри к стене, задирая длинный подол, путаясь в бесконечных складках ткани, срывая свою одежду, с которой текла вода.
***
Тоби
- Убирайся, - не глядя на Тоби, буркнул учитель.
В воздухе мельтешила мошкара, безумно пахло жасмином, которого в Рандеворсе росло великое множество, особенно на кладбищах. Больничный погост благоухал втрое сильней обычного, в душном воздухе ощущалось приближение грозы. Почти точно посередине кладбища громоздилась гранитная тумба. Здесь, видимо, раньше стоял какой-то памятник. Теперь тумба походила на жертвенный алтарь.
Сарвен Дард, сутулясь, подошёл к ней и рукавом смахнул серую липкую пыль. Тоби положил рядышком чашу и меч.
- Убирайся, - повторил Дард.
Кинул наземь небольшой мешок – оттуда донёсся тоскливый звук, и Тобиаса пробрала дрожь. Ребёнок? Собака?
- Ну? Уходи прочь, блюдин сын! Не понимаешь, что ли? – рявкнул учитель, и Тоби сделал вид, что уходит.
Уже смеркалось, собирались на небе пышнотелые тучи, мучительно пахло жасмином и белыми лилиями. Казалось, что их аромат отдаёт запахом мертвечины. Тоби отошёл на почтительное расстояние и укрылся за памятником. Учитель распорол мешок мечом, невзирая на то, что, видно, порезал того, кто там находился. Этот кто-то заблеял, забрыкался, и Тоби понял, что не угадал. В мешке был ягнёнок.
Вспомнилась давнишняя стычка с мертвецами на маленьком безымянном кладбище, где-то с месяц после того, как окончилась битва в крепости Моро. Дард не совладал с ними при помощи меча, схватил за шею бродячего пса, прибившегося к ним в пути, и пронзил его костлявую грудь. Пёс страшно взвизгнул, а учитель, нелепо суетясь и всхлипывая, подставил под открывшуюся рану чашу и с отвращением выпил кровь. Тогда Тобиаса вырвало, но он отлично запомнил, что после этого мертвецов они почти не встречали. Так, одиночные случаи. А вот недавно снова полезли. Стало быть, Дард при помощи убитой собаки отсрочил свой договор со Смертью на год. Чтобы остаться тем, кем был: пьяницей-учителем, молчаливым одиночкой. И что интересно, Хелли как-то на него повлияла, чтобы он пошёл на кладбище и принёс очередную жертву. Но добивалась ли она очередной отсрочки или хотела от Сарвена Дарда чего-то иного?
Тоби съёжился за памятником и, вздрагивая, подглядывал за жертвоприношением. Ему не было противно – только больно и тоскливо. Он начал припоминать последние недели, проведённые здесь, в Рандеворсе – когда Дард сделался раздражительнее обычного, когда он часто ссорился с Хелли. И его рука снова стала сохнуть и почти не слушалась хозяина. По браслету, стоило рукаву учителя задраться выше локтя, пробегали серебристые искры, и Тоби думал –вот, эта безделушка каким-то образом удерживает Дарда в человеческом обличии, но уже не так хорошо, как прежде.
…Учитель положил связанного ягнёнка на камень и одним ударом меча пронзил его тельце. Подставил чашу и набрал крови – много, почти полную, нажимая на рёбра так, что они хрустели. Затем вырезал ягнёнку сердце, шмякнул его о ближайшее надгробие и решительно сорвал с левой руки браслет.
По кладбищу прокатилась некая волна – Тоби ощутил, что на его руках и затылке волосы встали дыбом. Душно, как душно… и цветочные запахи, кажется, становились всё сильнее. Но хуже всего, что учитель бросил браслет на алтарь, сел рядом, скрестив ноги, и принялся глотать кровь из чаши. С явным отвращением. Хотя нет. С каждым новым глотком пил более жадно, а под конец слизнул с обода кубка последние капли.
Меч прорезал воздух, вжикнув и смахнув с куста жасмина несколько белоснежных лепестков.
- Насколько меня ещё хватит? – спросил учитель у кого-то.
Тоби понял, с кем он разговаривает, и плотнее вжался в землю за памятником. Судя по звуку, под землёй шевелился покойник. Но могила была старая. Скорее всего, эти жалкие кости даже не в состоянии выкарабкаться оттуда.
- Я понял. Пусть так и будет. Я заплачу… Пусть только они лежат до той поры. Смирно лежат.
Молчание, тишина – только ноет где-то справа, возле уха, комар. Или даже два комара… или три…
Звон постепенно нарастал, пока не стало ясно: комары тут ни при чём.
- Да, я знаю, я обещал заплатить, обещал ещё тогда! Но дай мне время, дай мне время! – тихо и сбивчиво заговорил Дард.
Тоби приподнял голову и увидел, как по браслету бегут белые непонятные надписи, а рука учителя наливается белым светом. Кости просвечивали сквозь него и казались чёрными. Это выглядело… красиво.
Мертвец под землёй перестал копошиться. Где-то вдалеке вдруг защёлкал, засвистал соловей – хотя по сезону соловьи уже давно отпели свои брачные песни. Тоби понял, что всё кончилось и тихонько выбрался из-за памятника. Учитель сидел, обхватив голову руками, потом словно нехотя надел браслет обратно, и свечение прекратилось. Левая рука его снова стала почти обычной, утратила коричневый оттенок, хотя осталась полубезжизненной и малоподвижной. Тоби подошёл, взял с алтаря меч и обтёр полой собственной рубашки, а потом сунул в ножны, лежавшие на земле. Затем вытер кровь с чаши. Наверно, надо было закопать где-нибудь мёртвого ягнёнка… Тоби огляделся в поисках белого тельца и не увидел его.
- Она хочет от меня слишком много, - сказал Дард, не глядя на ученика. – Но с ней можно договориться, ещё можно договориться. За неимением лучшего она примет и это служение. Понимаешь?
Тоби не понимал. Но на всякий случай кивнул. Учитель закурил от огонька на пальце, что, конечно, не понравилось его ученику. Плохая это всё-таки примета – прикуривать от пальца.
Вот как его оставить в таком состоянии? А ведь рано или поздно ученичество окончится, и что тогда?
И долго ли «она» ещё вытерпит – тоже неясно.
- Тоби, - сказал Дард, - ты ищи, упырь тебя дери, ищи там в своей библиотеке! Понял? Ищи!
- Что мне искать, учитель?
- Как убить меня и не превратиться при этом в лича, - сказал Дард. – Тут ведь как: она хочет, чтобы всегда кто-то служил ей. Штаван, а до него ещё кто-то. Потом я – тоже неудачный экземпляр, но, видать, получше Штавана, раз уж она сама пришла ко мне и предложила эту клятую работку. А потом, Тоби, потом ты убьёшь меня и сам будешь…
Дард с усилием поднял левую руку, сжал в немощный кулак.
Тускло блеснуло серебро. Замок браслета в виде двух крыс, вцепившихся зубами в морды друг другу, выглядел так, словно они, эти крысы, живые.
- А потом, представь, передашь это своему ученику, пока он не убьёт тебя. Твоя цель – искать, как это предотвратить. Понял?
- Понял, учитель. Идёмте домой?
Дард докурил, сплюнул на землю и растёр плевок и окурок утлым ботинком. Соловей, наконец-то, заткнулся, и ночная тишина стала почти полной.
Тоби тащился за учителем домой и думал, что не хочет искать способ убить его. Но в библиотеку непременно отправится – завтра же. Чтобы найти возможность договориться с госпожой – навсегда. Навечно!