Показать сообщение отдельно
  #8  
Старый 04.06.2017, 23:35
Аватар для Vasex
я модератор, а нигвен нет!
 
Регистрация: 20.02.2007
Сообщений: 10,587
Репутация: 1648 [+/-]
Отправить Skype™ сообщение для Vasex
Cassidy, это всё чёртов трамп. Ошибся. Исправил. Там было много ошибок. -_- Пока что на серьёзное редактирование нет времени и настроения.
Скрытый текст - продолжение и конец первой главы - 23 000 знаков - ПРОСЬБА НЕ ЧИТАТЬ ПОКА:
Скрытый текст - я сказал лучше пока не читать, перечитывать и править это говно нет сил:
- Никакой крайность! – злился Закир. – Я нашёл лучший рабы! Всегда! Красивый дэвушка тоже нужен.
Но он пришёл в себя, и Саид вскоре осмелился отпустить руль, чтобы брат мог самостоятельно рулить дальше. При этом негодующе зыркнул на меня через плечо, мол, с Закиром-то всё понятно, но я что ли тоже совсем дурак – угробить нас захотел?
Я улыбнулся и уставился в окно, забросил ноги на спину похищенного человека, как на пуфик, и вставил наушники в уши. Я всегда так делал, когда спор с моими чеченскими друзьями заходил в опасный тупик. Они укрыться от меня музыкой не могли – религия не позволяла. В прямом смысле.
Мимо долгое время пролетала сначала серая унылость Москвы, затем полупровинциальное замкадье, наконец пошли поля, луга, леса. Хоть было уже, на что посмотреть, и городские менты больше не волновали. Не то чтобы от них нельзя было откупиться, просто Закир при малейшей остановке сразу же всегда хватался за свой любимый меч, который держал всегда при себе (в данный момент между сиденьем и дверцей), да-да, так с ним и выходил навстречу «мусорам», выяснять, в чём причина остановки. Мы с Саидом постоянно предупреждали Закира, что его рано или поздно застрелят просто из испуга или в случае даже небольшой аварии за рулём – сам себе случайно сделает харакири. Закир же в ответ на это цитировал Коран, что-то там о судьбе, о воле Аллаха, о том, что смерть – ничего не значит и уж точно не пугает этого джигита.
И вот на загородном значительно опустевшем шоссе обстановка разрядилась. Тогда я решил снова заговорить:
- Про тебя, Закир, очень приятно отзывались на кинопоказе.
- Н-да?
Я отмотал диктофонную запись на мобильнике и включил:
- «Ну а про главного героя, этого Мухарбека (правильно?), я вообще молчу, он великолепный, вся палитра возможных эмоций у него на лице проносится за короткий хронометраж… Ты ему сопереживаешь в его общении девушками, а потом в концовке… А между этим то ненавидишь, то радуешься за правильный выбор».
- Всё так. Всё так, - сурово кивал наш водитель.
- Может, тебе в актёры податься? – засмеялся я. – К чему этот нелегальный опасный бизнес, если вот оно – твоё новое призвание – такой талант пропадает!
Саид, скрестивший руки на груди и пытавшийся дремать, невольно шевелил ушами, стараясь не упустить момент, когда следует хвататься за руль.
Закир продолжал кивать, крутя баранку:
- Всё так. Но люблю этот… другой работа. А актёр – это хобби, бида, нет-нет, нельзя, актёр – баловство, кино - баловство. Деньги мало. Не по-нашему. Не хорошо.
- А зачем тебе деньги, Закир?
- Богато жить. Богато, чем русский. Богато, чем американец. Ещё рабы купить.
- И что ты будешь делать с большими деньгами? С большими деньгами куда ни плюнь – везде бида, то нельзя, это нельзя.
- Русский нашу землю топтал? Топтал. Русский наш народ убивал? Убивал. Американец тоже это каждый день делать сегодня в мире. Такой больше не быть. Все деньги загребу. Мой семья и мой дети ни в чём себе не отказывать, бедность не быть.
- Не мы актёры хорошие, - подал голос Саид. – А ты, Валик, хороший режиссёр. Это тебе надо в кинобизнес. Талант у тебя. Бросить это всё должен. Все дороги открыты, кому, как не тебе.
- У нас на заводах бесплатные человеческие ресурсы, у нас на заводах деньги, мнения критиков и так получаю, большего мне пока не надо.
- Молодец, - сказал Закир. - Мужик. Слава – бида тоже. Не нужен она для настоящий мужик.
- Да и пока не сделал ни одного полнометражного сценария, а по чужим снимать точно не смогу, не могу под чужую дудку плясать и за его ошибки потом удар держать, да и нет в нашей стране нормальных сценариев. Вот как только что-нибудь придумаю стоящее, тогда уж все средства будут хороши. Не хватит наших накоплений и людей с заводов, поеду за финансированием в ту же Москву или Питер. Но дорогих актёров нанимать – это ну его! Как сами говорите, я могу неплохо даже рабов замученных на экране интересно подать. Кино ведь – это сплошной обман, из тысячи дублей даже последнего алкаша прекрасным принцем представить можно, если постараться.
- Всё так, - сказал Закир. – Но мой талант актёра есть тоже.

Джон Шрэнк выстрелил в Теодора Рузвельта, когда во время предвыборной кампании тот собирался выступить с речью перед собравшейся толпой в Милуоки.
Пуля пробила сначала футляр от очков в кармане, потом проткнула уже во внутреннем кармане пятидесятистраничную рукопись с речью, которую Рузвельт намеревался произнести, затем застряла в груди.
Он сказал аудитории:
- Дамы и господа, не знаю, понимаете ли вы, что в меня только что стреляли, но Лося так просто не убьешь.
Лось был символом политической партии Рузвельта.
Президент, как опытный охотник, разбирающийся в анатомии, заключил, что раз он не кашляет кровью, пуля не пробила лёгкое. Поэтому он отказался от помощи и произнёс намеченную речь, пока кровь расплывалась по рубашке, при этом говорил он целых девяносто минут.
Однако это не помогло ему победить на этих выборах, он занял второе место с большим отрывом от первого.
Как выяснили позднее, пуля вошла в грудь, но не пробила плевру, и было бы опаснее извлекать её, чем оставить как есть. Рузвельт носил эту пулю в груди до конца жизни.
А прожил он после этого почти семь лет.
С нашим президентом вышло иначе.

Возвращаться на Кавказ – всегда было приятно. Особенно я любил не самые высокие скалистые горы, а огромные зелёные холмы задолго до них, на подступах. Голый камень впечатлял слабо, все эти снежные холодные вершины, вечно туманные, я даже находил немного скучными. Но вот когда открывался вид на эти выпуклые в небо луга или поросшие густыми лесами холмы – душа пела. Мои чеченские товарищи принимали это за любовь к родине, но я мыслил шире – я упивался естеством природы, её живостью. Когда ты видишь такой дикий, едва ли тронутый человеком лес, ты не сомневаешься, что там водятся все звери, какие только могут водиться; такого чувства не возникает при виде жалких лесков возле больших городов и шоссе. А здесь, въезжая на достаточную высоту, ты видел, что там, за величественным холмом, есть ещё такие холмы, бесконечные леса, луга, много света. Всё не только зелёное, много других красок, разноцветных цветочных полян, всё время скопления красок, будто кто-то специально в этом месте выращивал эти прекрасные сорняки, но всё получалось само собой, природой.
Мы ехали с открытыми окнами, нас обдувало тёплым сладким ветром. Закир и Саид напевали какие-то песни на арабском, для меня они все звучали одинаково. Всегда находил забавным, как запрет на музыку они обходили тем, что подменяли его растянутыми нотами своих голосов, а ведь чем это не музыка?
Но Закир и Саид в нашей селении и нашей сфере бизнес-общения были довольно прогрессивными на фоне своих родителей и прочих более старших поколений. Следовали всем правилам, однако довольно снисходительно относились к сторонникам другой веры, других взглядов. Во многом, возможно, повлияло знакомство со мной. Могло показаться, что я никаким логическим образом не вписывался в их тусовку, но обстоятельства сложились таким образом, что я рос бок о бок именно с такими коренными и, возможно, самыми эталонными чеченами.
Раб, которого по умолчанию мы называли Иваном, ближе к пункту назначения начал шевелиться, прокашливаться, приходить в себя. Саид на моём месте пнул бы его в голову ногой. Закир мог бы кулаки размять или пристукнуть рукояткой меча. Я обычно либо ещё угощал нашего клиента чудотворным напитком, возможно, через шприц, но сейчас видел, что Иван ещё не собирается просыпаться окончательно, потому сказал ему, что всё хорошо, что он немного перебрал, что мы везём его в гостиницу, «отдыхай, отдыхай».
Товарищи качали головами и посмеивались. Я на это тихо отвечал:
- Помятый раб тоже никому не нужен. Нам нарушения не нужны. Да и кто знает, вдруг аллергия какая-нибудь или сердце слабое у человека, не выдержит увеличение дозы.
- Валик, а, Валик! – со смехом приговаривал Закир. - Бабский на сердце ты. Бабский на сердце. Если умереть легко, значит слабый русский. Все русский такой. Все русский Иван.
- Рабская нация, - добавил Саид. – Алкаши, бомжи, бараны. Сами довели себя до того, чтобы ими помыкать, сами напрашиваются в рабы. И сами создали такую систему, чтобы это поддерживать. Никто их даже не ищет, этих русских Иванов. А если и ищут, то отдаём нашенским ментам, подумаешь. Одним меньше, одним больше.
- Когда больше – деньги больше, - указал пальцем вверх Закир.
Закир и Саид трижды сменяли друг друга за рулём, так долго мы ехали.
Когда раб очнулся, машина уже стояла на территории кирпичного завода, мы приветствовали охрану и хозяев. Иван выбрался наружу, начал разбираться, куда попал. Его даже не связывали, но тут же принялись объяснять ему, что выхода у него теперь никакого, будет работать, деньги отрабатывать – сразу же показали те самые деньги, которые вручали нам за его поимку и доставку. Документы, говорят, отдадим, когда всё отработаешь. А то напоили, накормили, доставили за три девять земель, считай тур поездка, всё включено, а ведь и тут ещё кормить и поить будут, но только если работаешь, как надо.
Когда Иван увидел высоченные горы с заснеженными шапками в отдалении, ему поплохело, сразу всё или почти всё понял, занервничал, ругаться начал, как-то со страхом и неумело, сначала документы требовал, потом вдруг до конца осознал ситуацию и уже собрался без документов сваливать, да не пустили. Сначала словами объясняли, что никуда он не доберётся, тут на многие сотни километров абсолютное ничего вокруг, другие заводы, маленькие городки, где белым русским уж точно не рады и сразу же сдадут, а все местные менты подкуплены, сразу назад привезут и будет на цепи сидеть остаток жизни, как собака. Когда поняли, что слова не доходят до адресата, приступили к более понятному уроку. Поваляли в грязи, попинали, в основном в голову ботинками целились – голова на такой работе не нужна, от умной головы – тут все беды, тяжело будет с думами, нужно чтобы рабы бездумными были, так всем легче будет, и хозяевам, и самим рабам. Работа предстояла сложная физически, но совсем не сложная для мозгов. Смирение – больше ничего не требовалось.
Ничего, отлежится, и уже завтра с утра будет как огурчик. Будет маслать от заката до рассвета. Понятное дело, условия жизни и работы будут ужасными, но кормить будут, водку наливать будут, а в случае хорошего поведения и бить для профилактики перестанут, скорее всего.
С нами расплачивался американскими баксами Ризван Нурадилов – хозяин кирпичного завода, отец Закира и Саида, на людях спокойный, тихий, улыбчивый и незаметный из-за невысокого роста, но на самом деле чрезвычайно строгий и безжалостный, с богатым криминальным прошлым. Жестокость на людях никогда не показывал, но все ключевые глобальные решения принимал он вместе со старейшинами с других территорий. Семья Нурадиловых – очень уважаемое семейство в этих краях. Его можно было легко назвать одной из главнейших чеченских мафиозных группировок, но за это так же легко можно было лишиться здесь головы.
Его порадовало, что всё в очередной раз прошло гладко, и что Закир ничего не натворил. Однако в этот раз больше всего он раскритиковал меня:
- Всё это, конечно, хорошо, Валентин, всё это твоё кино, это твоё искусство. Зря только показываешь всем наших рабов, опознают же, узнают кого-нибудь, а как поднимут шумиху. Нас тогда так могут прижать, что даже все свои отвернуться, все грехи на нас поскидывают и вырежут, как опухоль, как свой хвост ящерица отбросит. Новый отрастёт, но это уже будем не мы, совсем не мы. А где мы будем лежать, извиваться, это я уже не знаю, никто не знает.
Я бы оспорил каждый его аргумент, я бы назвал множество причин, почему не вычислят, насколько хорошо я перестраховался, как предусмотрительно минимизировал шанс утечки, никаких открытых доступов к видео, никаких копий и так далее.
Было одно «но». Я не имел ни малейшего права перебивать Ризвана Нурадилова, особенно при людях. Этот урок прививался здесь всем с раннего детства, когда любая физическая боль ощущается особенно остро. А не имея права перебивать, я вообще не имел права с ним говорить – ведь заговорить он может в любую секунду, а значит, уже перебиваю. Я только мог отвечать на прямые вопросы ко мне с его стороны. Впрочем, чаще всего, любые аргументы на этой земле были бесполезны.
Однако я научился общаться с уважаемыми членами чеченского общество взглядом.
И теперь я говорил покорным, но при этом смелым взглядом и медленными кивками Ризвану Нурадилову, что я всё понял, всё знаю, всё усвоил, но переживать совершенно не о чем.
Хозяин завода отвечал:
- Я видел твоё кино, оно хорошее, оно правильное, оно для всех. Фестивальным критикам, наверное, понравилось, ведь так?
- Да, всем без исключения.
- Ну а награды, награды-то заработал?
- Не пропустили в фестивальную программу из-за моего отказа выложить видео в открытом доступе. – Тут я затараторил, чтобы успеть вывалить всю информацию под видом ответа на вопрос. – Но все дали свои контакты, сказали, что даже готовы оказать поддержку финансированием других проектов. Теперь у меня есть выход на главных людей индустрии, этого дорогого стоит. Я ещё видеозапись показа сделал, там говорят, что фильм имел бы все шансы победить, так что можно на полку вместо статуэтки диск с этой записью ставить, ну или флешку.
- Это, конечно, хорошо, хорошо, но всё равно сильно рискуешь, Валентин, сильно рискуешь. Ты же понимаешь – если хотя бы одного узнают по какому-нибудь фотороботу или как знакомого, родственника… Они ведь на этом не остановятся, начнут расшифровывать всех остальных на записи, и всю нашу группу накроют. Большим таким медным тазом. И снова мы окажемся хвостом ящерицы, понимаешь? Когда родственники находят одного раба, воздействуют через благотворительные организации, поднимают всех на уши, несложно его отпустить, шумиха быстро уймётся. Но на твоём видео – их очень много, там даже есть один, которого недавно отпустили…
Да, на свободу в итоге многих отпускали. Не совсем согласно обещаниям, не совсем в разумные сроки, но с этим уже спорить постфактум никто не собирался. Все торопились убраться подальше с этой проклятой, на их взгляд, земли.
Ризван, конечно, никогда прямо о делах не говорил, многое недоговаривал. Там на видео ещё была парочка, которых увезли в неизвестном направлении за непослушание. И ещё были реальные трупы. Этим занимались старшие братья Нурадиловы, младших – Саида и Закира – отец старался пока держать подальше от самых грязных дел. Людей у него хватало, дела шли хорошо.
А ещё на видео были, так сказать, добровольные рабы, скрывающиеся от правосудия. Их разыскивали в других областях России, да и по всему бывшему СНГ, но здесь отсутствие документов и прошлое никого не волновали. Жить тут, конечно, можно было. Видимо, этих рабов всё устраивало, ну и вырисовывались из них криминальные авторитеты, как на настоящей зоне, были самыми опытными рабами, получали больше прочих, слово за всех держали, по-своему воспитывали новичков. Но на много лет никто всё равно не задерживался, не больше десяти, по крайней мере на моей памяти.
- Эти люди фотороботы не смотрят, папа, - ввернул в момент наступившей паузы в речи отца его сын Саид. – Фотороботы вообще никто не смотрит, а менты все куплены.
Ризван скривился. Его сильно задевало, когда таким прямым образом касались грязи в их делах. Саиду следовало быть осторожнее в словах, хотя он заступался за меня и хотел, как лучше.
- Все, не все, но я ещё раз предупреждаю вас – быть с этим осторожнее всего. У нас больших проблем никогда не было и не должно быть, всё схвачено. А вот эта запись может одним махом все наши головы срубить. И не только наши, а таких людей, которые спустятся за нами с другого фронта и продолжат рубить наши головы. Всю родню чикать. Хвост ящерицы, говорю же.
Покидал завод я с хорошим настроением. Было бы ужасно, если бы он потребовал удалить фильм, передумав, аргументы ведь звучали довольно серьёзные. Когда он впервые узнал о том, что мы используем рабов для съёмок, он рассердился, запретил это делать, но Закир и Саид его потом как-то уговорили разрешить это дело, показали ему мой уже выполненный даже необработанный отснятый материал, убедили, что всё будет интересно, безопасно и показали, насколько хорошо это получается.
По крайней мере, хотелось в это верить. Что именно мои навыки и доброе слово со стороны друзей помогли в той ситуации, а не влияние моего отца на Ризвана и прочих местных магнатов.
Если бы сказал удалить – пришлось бы выполнять.
Однако мы уже не впервые по моей идее использовали рабов для создания чего-нибудь крутого. Самая неудачная попытка в детстве была – сделать металл-группу. Научили нескольких Иванов ритмично стучать по металлу и самодельным барабанам, но в середине процесса внезапно стало ясно, что музыка в семьях, строго придерживающихся ислама, находится под запретом. Это было печально.
Как литературных негров измученных рабов-алкашей тоже не получалось толком использовать, поэтому писал потом сценарии сам.
Я покинул завод, отправился домой. Меня подвёз Саид, который тоже уверен был, что всё прошло нормально, да и раб с виду нормальный, выносливый. Даже крепкий духом, ещё не раз пытался встать во время избиения, не сдавался. Ничего, рано или поздно сломают, сделают говномесом. Не силой, так через коллектив тех же рабов.
Время сильных русских давно прошло, если вообще когда-то было.

На спектакле «Наш американский кузен» в Вашингтоне во время самой смешной сцены сторонник южан актёр Джон Бут поднялся в президентскую ложу и нацелил на Авраама Линкольна «Дерринджер» карманного размера.
Он выстрелил президенту в затылок сразу после фразы «Ты что ли не научена манерам хорошего общества, а? Думаю, я раскусил тебя, старая кошёлка, постыдная ловушка для старого человека!», в надежде скрыть выстрел за взрывом хохота. Люди смеялись истерически, Линкольн в том числе, но пуля вошла в его голову позади левого уха, он сразу же потерял сознание. На выстрел сразу же обратили внимание окружающие, нападавшего попытались задержать. Тот прокричал то ли «свобода», то ли «такова участь тиранов». Ему удалось скрыться.
Президент умер на следующий день.
Джона Бута выследили в Вирджинии одиннадцать дней спустя. Когда он вышел из амбара, который окружили полицейские, сержант армии США Бостон Корбетт выстрелил убийце в шею. Последние слова умирающего были:
- Передайте моей матери, что я умер, сражаясь за свою страну.
С нашим президентом… всё случилось похожим образом.

Мой отец – Николай Земцов – по должности и званию полковник в местной полиции. Он поддерживал хорошие отношения с семейством Нарудиловых задолго до моего рождения. Поскольку наши дома находились довольно близко, а мы нередко гостили друг у друга, я рос во всей этой кутерьме параллельно с почти ровесниками – Саидом и Закиром. Первый чуть старше меня, второй чуть младше, все мы уже понюхавшие жизнь птенцы, но ещё не покинувшие гнездо окончательно. Благодаря расовым особенностям физиологии Саид и Закир уже носили густые бороды – у первого ухоженная, иногда почти начисто сбривал, а у второго страшная, под стать его бешенным глазам под косматой монобровью.
Отец тоже не поддерживал моё увлечение использованием рабов для искусства, несмотря на все аргументы и получившийся результат. Хотя в целом поддерживал мои творческие стремления. Говорил, что мент из меня получится дерьмовый. Хотя, мне кажется, он был предвзят, я отлично уживался со всеми слоями населения, ладил с любыми авторитетами на любых высотах, умел брать от жизни не меньше, чем мои ушлые товарищи, у которых это всё по умолчанию было в крови. Мы так сдружились в детстве, так много друг у друга зависали, что фактически воспитывались сразу в двух семьях.
Моя мать - Татьяна Земцова – работала заведующей в одном детском саду, при этом являлась главным акционером этой компании, фактически хозяином нескольких частных садов и двух приютов для сирот по всему Северному Кавказу, потому нередко наведывалась во многие из них. Очень волновалась за своих мужчин, знала про все тёмные делишки, была всегда настроена чрезмерно против всего этого, но ничего поделать не могла, особенно при том, что работа мужа приносила немалые деньги.
Жили мы в хорошей квартире, всегда богато накрывали стол для гостей, но внешне старались зажиточность не показывать, не принято это, особенно у местных белых русских – машины хорошие, но не дорогие, многоквартирный многоэтажный дом без выкрутасов, никакого заядлого шопинга, да и негде было. Мы с отцом, правда, любили скупать по интернету различную технику, например, недавно я приобрёл сразу двух дронов, которые помогали мне при съёмке фильмов. Идеальная штука для съёмки кавказских красот. Выглядело это расточительством, но стоимость дронов меркла по сравнению с тем, сколько было мной затрачено на видео- и звукозаписывающую аппаратуру, многое было мной забраковано после испытаний… Отец тоже знатно тратился: в нём было что-то от искусства, как и у меня, но он всё никак не мог придумать, куда приткнуть своё чувство прекрасного – у него было несколько со временем надоедающих ему, сменяющихся хобби. То он коллекционировал очень дорогие сувенирные ружья для охоты, то какое-то время увлекался самыми дорогими видами часов, иногда даже носил их на работу, но старался не «светить» такими богатствами, которые сразу бросались в глаза…
Мать по полной отыгрывала роль святоши, вкладывала немало денег в сады, обустраивала приюты, всячески ратовала за благотворительность. Конечно, мы это поддерживали. Правда, мы не начали подозревать, что она даже излишне повёрнута на благотворительности. Серьёзный запас валюты отец хранил подальше от матери, боясь, что та может на эмоциях всё спустить.
И вот, после поездки за очередным рабом я собрал всю семью в гостиной - отца и мать, других детей у них не было, - перед нашим огромным плазменным телевизором, чтобы показать запись того, как видные люди индустрии оценивают мой фильм.
Конечно, иначе как лестных отзывов и гордости я от них и не ждал. Впрочем, фильм, похоже, нравился вообще всем, хотя сюжета толком не было даже. Просто окупало качество съёмки и качество актёрской игры, которое добивается не только за счёт самих актёров, ну и завораживали не самые тривиальные ситуации с непрямолинейными итогами и посылами.
Пока мои старики смотрели, обнявшись, на диване, я накрывал перед ними стол, ужин мама уже давно приготовила, оставалось только перенести.
Когда видео закончилось и всё обсудили, мы приступили к еде, а отец переключил на первый канал. Сейчас, оглядываясь в прошлое, я понимаю, какое это было светлое время, как всё хорошо было в стране, какие были хорошие новости. Редкое убийство подавалось на экране, как самое страшное, что могло произойти с человечеством, все это обсуждали и часто забывали, что бывают времена намного хуже.
В тот день они как раз и наступили. Прямо в эти последние минуты идиллии, в последние мгновения. Я с горечью тёплых чувств и в то же время скорби держу в памяти ту картинку перед глазами – обнявшиеся счастливые родители смотрят первый канал, по которому никогда не происходит ничего действительно плохого. Возможно, это был самый счастливый миг нашей жизни. И так удивительно и несправедливо, что именно после него всё резко полетело в тартарары.

По всем основным государственным каналам в тот день транслировалась предвыборная пресс-конференция с президентом Российской Федерации.
Он сначала выступал с вступительной речью, потом отвечал на заранее известные всем вопросы.
Вместе с пресс-секретарём, некоторыми другими видными личностями сидел за длинным столом, утыканном микрофонами и бутылками с водой.
За его спиной была стена с экранами, на которых крутили различные тематические заставки, название конференции, имя президента…
Но вот из ниоткуда за спиной президента появился человек в светлой, будто пустынной армейской форме и чёрной маске-балаклаве.
Можно было это принять за глюк картинки, будто что-то случилось с зелёным экраном за спиной президента, какой-то сбой, как иногда в новостях погоды – стоит сделать шаг в сторону – и можно исчезнуть прямо в кадре, точно невидимка. Я как раз о таком сразу и подумал, и оставалось только задуматься, что там на конференции делают какие-то спецназовцы. Неужели телохранители президента носят маски на таких мероприятиях?
Когда человек появился, он долю секунды находился в определённой позе: подняв левую руку к лицу, будто смотрел время на ручных часах, и даже дотрагивался пальцем правой руки до этих непонятных часов на запястье. В следующее мгновение, подняв взгляд, он распрямил правую руку в сторону президента. В этой руке он держал пистолет с длинным таким, убедительным глушителем.
В этот момент у всех, кто это видел, брови начинали подпрыгивать вверх. Чёрная маска, пистолет с глушителем, да ещё направлен президенту в затылок. Всё это складывалось в определённый узнаваемый образ – террорист. Покушение на президента.
И пока простые люди едва успевали до конца сообразить, что происходит, неизвестный совершил пять чертовски быстрых выстрелов.
Первая пуля попала президенту в темя.
Вторая – тоже в голову. Вырвалась из глазницы.
Третья – в голову.
Четвёртая – в голову.
Пятая – в голову.
Это произошло за каких-то от силы две секунды. Последние пули впивались в голову, которая ещё не успел рухнуть лбом на стол.
В следующее мгновение под резко нарастающий крик людей в студии (сидя в зале напротив, можно было подумать, что террорист стрелял не столько в президента, сколько в направлении прессы, а пуля из глазницы даже кого-то в итоге ранила) убийца ретировался так же непонятно и быстро, как появился.
Он снова поднёс руку с чуть дымящимся пистолетом к другой руке, что-то нажал на запястье, а затем… мгновенно исчез. Словно вырезали кадры того, как он убегал.
Затем кто-то из самых опытных в стране операторов среагировал быстрее телохранителей президента и переключил картинку на дальний план, чтобы побыстрее скрыть этот неожиданный ужас с экранов у многих миллионов зрителей.
И только после этого зазвучали запоздалые выстрелы по тому месту, где доли секунды назад находился киллер. Звуки сначала были оглушающими и то ли спалили электронную начинку микрофонов, то ли звукорежиссёр среагировал ещё после выстрелов в президента и понизил громкость микрофонов… Поэтому дальше картинка дальнего плана была практически беззвучной.
Два телохранителя совершили несколько выстрелов в стену за президентом. Они быстро прекратили стрельбу, потеряв цель из вида. Забегали люди. Спешили к президенту, спешили обойти стол и подсмотреть под столом, понять, куда делся убийца.
Ещё один телохранитель повалился, потому что его подстрелил телохранитель-снайпер, сидевший в укрытии под потолком среди прожекторов. Как он потом пояснил, он не видел всей картины целиком и только увидел стреляющего в сторону президента телохранителя, принял его за убийцу.
В ответ на стрельбу снайпера все начали палить в небо, разбили прожекторы, в студии стало в несколько раз темнее. Снайпера тяжело ранили в живот.
И только потом все прекратили стрелять, обругали друг друга и принялись искать убийцу.
Но не находили.
Зрители последние моменты уже не видели, поскольку на канале запустили рекламу «колы». Корпорация обогатилась бы после такого внезапного пиара ещё больше, если бы не дальнейшие события…
Потому что, как оказалось, смерть президента была только незначительной каплей моря, которое в этот день вышло из берегов и поглотило всю ойкумену целиком.




Ответить с цитированием