Мужчин разбойники привязали к огромному дереву. Один из головорезов, толстяк с красными пятнами на лице и бельмом на глазу, гоготал, прижигая им пятки горящей хворостиной. Из желтых лавровых кустов виднелись несколько голых задниц. Оттуда же доносился пронзительный женский писк и отборные ругательства.
-- Ори, тварь! Голоси. От этого только тверже стоит, - вещала правая задница.
Левая молчала, методично покачиваясь.
-- Горячо? Горячооо! Бо любит горячо, - хохотал толстяк с бельмом, охаживая связанных горящей веткой. – Бо тоже жгли. Больно жгли. Бо кричал. Но не перестал любить, когда горячо. Горячо? Горячооо!
Трое были так увлечены своим занятием, что не обратили внимания ни на тихие шепотки, ни на цокот копыт, приближающийся к ним со спины. Карл потянул за лямку, вытягивая клевец из удобной петли при седле. Наемник подошел к толстяку с бельмом. Примерился к его голове, замахнулся, ухнув. Стальной клюв вошел точно в затылочную кость.
-- Больно. Бо не любить, когда, - пробормотал толстяк.
Затем колени его подогнулись. Бандит плюхнулся наземь, умерев в непристойной позе.
Сальватор тоже зря время не терял. Лента достал из ножен, расположенных, как и у Дилана, за спиной, клеймор. Темная сталь была идеальным ночным оружием. Ни единого отблеска при свете костра или осколков Астарты. Одного насильника он стеганул по ягодицам. Другому перерубил позвонки. Брызнула кровь. Заверещали женщины. Сальва не обратил на них внимания.
Держась за свой зад, последний из оставшихся в живых беззаконников, голося что-то про мать и едрену вошь, пытался натянуть штаны одновременно держась за ушибленную филейную часть. Сальва не стал ждать. Острие ронделя вонзилось в правый глаз головореза, добравшись до мозга. Труп с приспущенными шоссами фиалкового цвета повалился на верещавшую девицу в разорванном платье.
-- Помогите!
-- Уже помог, - недовольно проворчал Сальва.
-- Насилуют!
-- Уже нет. Все мертвы. Можете не благодарить.
--Я вся в крови.
-- Это не ваша кровь. Все будет хорошо, отстираете. Щелоком все отстирывается.
Ни слов благодарности. Ни звона монет. Настроение Сальватора висело между тем, что испытывает висельник, идущий на казнь и городским нищим, которому подали вместо медяка краюху хлеба. А что еще он ждал? Цветов и оваций от перепуганных путников? Напрасно.
Дела так и не наладились. Золотые Ленты вернулись в Фидесрааль с пустыми карманами, тогда как Алые Плащи наверняка получили щедрое вознаграждение. Издержки воинам Сальва покрыл из своего кармана. Приходилось признать – золотое время охотников за головами подходило к концу в виду того, что желающих до такой работы развелось больше чем мышей в амбарах с зерном. Конкуренция заставляла затягивать пояса и быть более осторожными, ведь теперь не только головорезы грозили укоротить тебе век, но и собратья по ремеслу.
Карл развязал пленных. Ими оказались мальчик лет двенадцати, молодой мужчина с лысой головой и двухнедельной щетиной и седой отец семейства. Отец тут же бросился помогать прийти в себя дочке и жене. Его сыновья смотрели на наемников исподлобья, не ожидая ничего хорошего.
-- Вы спасли нас. Благодарим, - сухо сказал лысый мужчина. – Еще немного и… и…
Мальчик расплакался. Лысый принялся его успокаивать. Тем временем отец семейства привел женщин. Он горячо пожал руки наемникам, не переставая благодарить. Сальва деликатно отводил взгляд от грудей молодки, плохо скрываемых разорванным платьем. Карл не отводил.
-- Я Тульвен, - назвался отец семейства. – Это Клода, жена моя, стал быть. Рядом с ней Жози, падчерица. А с Германом и Францем вы уже раззнакомились. Спасибо вам, добрые люди, огромное. Не иначе сам Арий прислал своих воинов нам в помощь.