Рыцарь ехал медленно, придерживая поводья смирной серой в яблоках лошадки, на которой, закутанная в его потертый плащ, сидела красавица-сарацинка. Длинные волосы девушки, заплетенные в тяжелую косу, были убраны под покрывало. Из-под плаща были видны только маленькие ножки, обутые в узорчатые мягкие башмачки. Девушка не выглядела запуганной или больной. В её взглядах, которые она иногда украдкой бросала на рыцаря, была нежность и грусть. А рыцарь, белокурый гигант с затаенной печалью в глазах, голубых, как небо его родной Британии, ехал, опустив голову и дремля в седле.
Синева неба стала глубже, солнце на западе коснулось холмов. Впереди маячил замок, но рыцарь лишь печально улыбнулся, глядя на зубчатые мощные стены.
-Это твой дом, господин?- тихо спросила девушка, коснувшись ладошкой его колена. Рыцарь покачал головой.
-Нет у меня дома, Лейла. Я ведь говорил уже, что здесь всё принадлежит моему сводному брату, законному сыну моей матери. И я не стану приживалкой у собственного брата, даже если буду умирать с голоду. Нам придется искать сюзерена, которому я мог бы продать свой меч и услуги.
-Будет так, как ты скажешь, мой господин, - девушка чуть поёжилась под плащом. – Но где мы будем спать этой ночью?
-Когда я уезжал в поход, здесь, в лесу, была ещё старая хижина. Надеюсь, она по-прежнему стоит…
Тропинка была узка, им пришлось ехать по ней гуськом. Память не обманула рыцаря, хижина и правда стояла, укутанная листвой и окруженная вековыми дубами. Сойдя с коня, рыцарь перым делом проверил, есть ли кто внутри. Его встретила густая темнота, наполненная запахом сушеных трав и чуть заметный затхлый привкус, свидетельствовавший о том, что как минимум неделю здесь не было никого. Рыцарь вернулся к лошадям, осторожно снял свою единственную драгоценность с седла и отвел внутрь, велев разжечь огонь в очаге и приготовить ужин из остатков сушеного мяса и горсти пшеницы, что ещё оставались у них. Девушка тут же взялась за дело и когда рыцарь, успевший обтереть лошадей пучком травы и привязать к молоденькому деревцу возле хижины, вернулся, в очаге вовсю потрескивало веселое пламя, и прекрасная сарацинка быстро нарезала полосками мясо, складывая его в глиняный горшок, найденный тут же. Усталый рыцарь расположился на устланном шкурами ложе, набросив плащ вместо одеяла и велев разбудить его, как поспеет ужин. Сон сморил его быстро.
Лейла поставила горшок на огонь и подошла к своему спящему повелителю. Укрыла сползшим плащом и тихонько опустилась рядом, любуясь тонкими чертами лица молодого хозяина. Она знала, что ему двадцать один год, ровно на три года меньше, чем ей, но тяготы походной жизни и окружающая жестокость наложили отпечаток на юное прекрасное лицо. Лейла любовалась им, благодаря Всевышнего за счастье просто быть рядом. С того дня, как она стала его пленницей, ни мгновения она не помышляла о свободе. При взгляде на молодого господина ей вспоминались строки древнего поэта времен джахилии:
Ты сердце моё пленил, покорил мою душу,
Любовь к тебе радостью стала,
Служенье тебе- смыслом жизни…
Горшок с мясом кипел, весело булькая, по хижине распространился аппетитный аромат. Растерев зерна в каменной ступке, найденной за очагом, Лейла быстро замесила тесто и напекла пресных лепешек, сложив их стопкой на столе. Хлопоча с ужином, она не сразу заметила, что её господин проснулся и сквозь завесу золотистой челки наблюдает за ней.
-Лейла, - окликнул он и девушка замерла, пораженная тем, как странно прозвучал его голос. Поставив на стол чашку с остатками теста, она обернулась и склонилась перед рыцарем.
-Посиди со мной, - тихо попросил он, - мне спокойно, когда ты сидишь рядом.
Тронутая до глубины души девушка поспешила исполнить эту просьбу и опустилась на колени, положив руки на ложе и опустив на них подбородок. Тонкие пальцы молодого рыцаря коснулись её волос, но он тут же отдернул их. Девушка ободряюще улыбнулась.
-Мой господин не находит свою рабу достаточно привлекательной?- спросила она, тихонько посмеиваясь над его смущением.
-Н-нет…с чего ты взяла?- он немного растерялся, но тут же взял себя в руки. Увидев складку между его бровями, Лейла поспешила коснуться её пальчиками.
-Не хмурься, мой господин. Я твоя раба и рада буду услужить тебе.
-Ты не раба!- резко произнёс он, отодвигаясь от неё. –Я говорил тебе уже! И мне не нужна любовь по принуждению…
-Да, говорил, - в золотистых глазах сарацинки появилась грусть, - но скажи это не мне, а моему сердцу. Оно принуждено тобой…скажи это моей душе, которая стонет под гнётом твоих глаз…
Он вздрогнул, глаза цвета лазури чуть расширились.
-Что ты хочешь этим сказать?- охрипшим голосом спросил он, глядя на прелестное лицо пленницы.
-Лишь то, что сказал древний поэт моей родины, - тихо ответила она, чувствуя, как начинают пылать щеки, но не желая и не имея сил более сдерживать свои чувства.
Ты сердце моё пленил, покорил мою душу,
Любовь к тебе радостью стала,
Служенье тебе- смыслом жизни.
Душа моя уж давно в плену томится
В темнице очей твоих, в цепях твоего благородства…
-Лейла…- его голос пресекся, на глазах выступили слёзы.
Больше он ничего не смог сказать. Она потянулась к нему, он к ней. Их губы соприкоснулись в первом робком поцелуе. Уста рыцаря пахли мёдом и травами, были они теплыми и нежными, как касание мотылька.
-Господин мой…
-Меня зовут Гай…
-Гай…позволь мне…
-Всё, что захочешь…
-…любить тебя…
Он притянул её к себе, окутав покрывалом поцелуев и ласк. Он не был искушен в науке любви, движения его были робкими, он боялся причинить ей боль. Лейла осторожно направляла его, чувствуя, как её собственная решимость и разум плавятся под его горячими ласками. Так давно она ждала, желала этого! А теперь вдруг испугалась. То был страх не за себя, но за него, за его душу, чистую и светлую, словно воды её родной Аравии. Она прижимала голову своего рыцаря к груди и молила Всевластного уберечь его, его чистоту и свет от того темного, что окружало их, от жестокости, ревности, злобы и ненависти.
Он был так нежен и ласков, что она едва не разрыдалась. Он изливал на неё всю свою безумную тоску по любви, по теплу и она отдавала ему сторицей, задыхаясь под градом поцелуев. Её пальцы запутались в золотых нитях его волос, она оплела его как вьюнок оплетает стебель цветка. Она выдыхала его имя, слыша ответные стоны и умирая от счастья в его объятиях. Они были единым целым, двумя половинками, разделенными и снова нашедшими друг друга в бездне Вечности. Две части одной бессмертной души. Лейла задохнулась, затрепетав в руках своей второй половины. Плащ сполз с них, открыв два ослепительно-красивых тела, белоснежное и цвета старой слоновой кости, сплетенные так тесно, что казались бутоном диковинного цветка.
-Не отпускай меня, любовь моя…- прошептала Лейла, целуя мокрое от слёз лицо любимого, ямочки на его щеках, прекрасные глаза. –Никогда не отпускай свою рабу…
-Ты меня не покинешь?
-Никогда, Гай, любимый…никогда!
Он прижал её к себе так крепко, что она с трудом могла дышать, но это объятие наполнило её бесконечным счастьем.
-Те стихи…- прошептала она, прижимаясь губами к его волосам, - там есть последние строчки…
-Какие, любимая?
Она чуть приподнялась, заставив себя оторваться от возлюбленного, и продекламировала стих от начала до конца:
Ты сердце моё пленил, покорил мою душу,
Любовь к тебе радостью стала,
Служенье тебе - смыслом жизни.
Душа моя уж давно в плену томится
В темнице очей твоих, в цепях твоего благородства,
Я сердцу могу приказать- и оно позабудет
О матери и об отце, что мне жизнь подарили,
Но вспыхнет огнём и сгорит моё бедное сердце,
Коль прикажу позабыть о тебе, любимый.
Очаг погас и на остывающих угольях тихо похрипывал горшочек с поджаренным мясом. И если бы Лейла вспомнила, то могла бы прочесть стихи того же поэта, писавшего теперь от имени влюбленного:
Влюбленные, похищенные любовью,
Страстью обрученные перед Всесильным,
Сквозь Время, в тысячах жизней
Мы будет терять друг друга,
Но даже сквозь тысячи жизней
Сумею тебя отыскать я,
Души моей половина.
Занимался рассвет…